Рыков Сергей Валентинович
Небо пятое

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Рыков Сергей Валентинович (svrykov@gmail.com)
  • Обновлено: 14/04/2009. 107k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза, Поэзия, Литкритика
  • 2008. Небо пятое
  •  Ваша оценка:

    НЕБО ПЯТОЕ
    Коллективный сборник литобъединения "Магнит"

    Магнитогорск 2008


    Редактор-составитель: Сергей Рыков
    Заместитель редактора по прозе: Анатолий Тюменев

    © НЕБО ПЯТОЕ. Литературный сборник:
    Е. Смородина, А. Чинючина, М. Банашко, А. Исаева, С. Богданова, А. Бойков, Я. Грантс, А. Тупиков, А. Коновальчик, Д. Коновальчик, Л. Уточкина, В. Бартков, Е. Ольховская, В. Ольховский, В. Панкова, Г. Гиззатуллина, Ю. Шамсутдинова, Т. Таянова, Н. Карпичева, 2008.

    © С. В. Рыков, идея, концепция, 2008
    ISBN 978-5-7114-0316-8


    Из тени к свету...

    Любой мало-мальски пишущий человек время от времени бросает взгляд в заоблачную даль, не то провожая делящую небо надвое стаю птиц, не то ассоциируя себя с одной из них, свободной, не признающей языковых и территориальных границ. И сладостное ощущение полета, трансформируясь, обретает форму и содержание, наполняется смыслом, и, теряя былую таинственность, ложится на страницы очередного литературного издания.
    Коллективный сборник "Небо пятое" членов литературного объединения "Магнит" не является исключением. В рубрике "Гостиная" представлен ряд ярких иногородних авторов, чьи имена известны и за пределами Челябинской области. Многие магнитогорские литераторы доселе оставались в тени и предстанут перед читателем впервые. Не вижу смысла захваливать и акцентировать внимание на каком-либо конкретном авторе или произведении, но скажу, что все они просеяны через сито естественного литературного отбора.
    Создатели сборника выражают признательность сотрудникам филиала № 6 им. М. Люгарина Объединения городских библиотек за теплоту, понимание и предоставленное для занятий литобъединения "Магнит" помещение.
    С электронной версией сборника читатель может познакомиться на сайте "ЛитМагнит".

    Сергей РЫКОВ,
    член Союза писателей России,
    руководитель литературного объединения "Магнит"



    Евгения Смородина

    Исполнитель желаний

    Почему-то исполнитель желаний у всех здравомыслящих людей ассоциируется с дьяволом или кем-то нечистым. Наверно, это потому что он всемогущ и коварен.
    Как-то поздним промозглым вечером я шла по улице. На душе было под стать погоде. Вокруг суетились люди, горели неоновые вывески. Оглянешься по сторонам - шум, сутолока, заглянешь глубже - одна грязь и муть. Я сама не заметила, как удалилась от делано-радостных улиц. Передо мной - гладь реки подо льдом, серое темное небо. Внезапно очень захотелось очутиться далеко-далеко от города, где-нибудь на солнечном лугу...
    - Может я смогу вам чем-нибудь помочь?
    Я оглянулась. Рядом стоял высокий человек с серебристо-стальными волосами.
    "Хм, ну, вот, опять кто-то докопался, пристает, - подумала я. - Черт! А вокруг-то никого".
    - Да не бойтесь вы, я лишь хочу вам помочь.
    - И чем же вы мне поможете?
    - Извините за нескромность, я прочел ваши мысли...
    "Больной какой-то".
    - Зачем вы так? Вы же хотите куда-нибудь подальше отсюда, например, на солнечный цветущий луг...
    - ?!
    - Я могу сделать это, но взамен...
    - Что?
    - Душа.
    - Душа?
    - Да. У вас три желания, любых, все, что захотите.
    "Может, стоит рискнуть, что терять-то?" - Я не особо верила во всякую нечисть, но, смотря в его глаза, понимала, что меня не разыгрывают.
    - Хорошо, я согласна...
    Не успев договорить, я очутилась на огромном поле, полном ромашек и васильков. Надо мной жаркое янтарное солнце, голубое небо. Красота. Куда-то исчезла теплая куртка, появилось бело-голубое длинное легкое платье с красными цветами.
    Вдруг тишину нарушил треск. Он раздался из лесочка у края поля.... Я со всех ног бросилась туда, а на встречу мне бежал... солдат. Его рука безжизненно болталась вдоль туловища и была вся в крови.
    - Беги! Беги отсюда! Духи наступают!
    "Что за бред..." - промелькнуло у меня в голове.
    Солдат упал. За моей спиной раздавался топот ног и злая, непонятная ругань.
    "Вот и все..."
    Я зажмурилась и решила, что солдата не брошу. Голоса раздавались все ближе и ближе. Голова солдата лежала у меня на коленях. Его глаза, цвета синего моря, смотрели в ясное небо. Не смотря на то, что они становились все дальше от нашего мира, в них было что-то родное. А он умирал. Грубая рука опустилась на плечо, за спиной щелкнул затвор, палец лег на курок.... Все!...
    Все? Нет. Я стою опять на берегу реки. А рядом мужчина с серебристо-стальными волосами. В его глазах плясало пламя далеких костров.
    - Где он?
    - Кто?
    - Тот солдат...
    - Дома, живой и невредимый. Ты бы лучше о себе позаботилась.
    - Неважно, но он же умирал?!
    - Это ты спасла его. Все твои желания закончились, - сказал он достаточно суровым голосом, в котором промелькнуло ехидство.
    - Как?
    - Во-первых, твое желание оказаться на лугу, во-вторых, ты не хотела, чтобы солдат умер, в-третьих, ты тоже хотела жить.
    "Ну, вот, вляпалась", - подумалось мне.
    - Душа станет нашей после твоей смерти.
    - А сколько мне еще осталось жить?
    - Этого я сказать не могу. Все. До встречи.
    Мужчина, или кто он там исчез.
    Я, отвернувшись от застывшей реки, поспешила домой. Странно, не было не малейшего желания взглянуть на часы, секундная стрелка которых отсчитывала последние мгновения еще моей жизни. Было какое-то непривычное чувство нереальности, будто все это тяжелый страшный сон и я вот-вот проснусь и вздохну с облегчением. Я шла, абсолютно ничего не замечая.
    Скрип тормозов. Удар. Асфальт распахнул свои жесткие объятья. Небо. Темно-темно-синее. Далекие равнодушные к нашим страданиям звезды. Холод. Тьма. Грустная улыбка белобородого старца, вселенская печаль в его добрых глазах. Всполохи костров, которые все ближе и ближе. Тьма...
    Молодой человек, выскочивший из машины, наклонился над неподвижным телом. В аварии не было его вины. Он положил ее голову себе на колени, пульс не прощупывался. Оставалось ждать приезда скорой, которая уже ничем не поможет. Вдруг ее лицо показалось ему странно знакомым.... Тот эпизод в Чечне, неизвестно откуда взявшаяся девушка в эпицентре военных действий. Все как в тумане. Он выжил, не зная, что она отдала за него жизнь. Что родное и близкое почудилось в ее погасших глазах, которые смотрели в небо.
    Наверно, это судьба.... Запутанный клубок жизней, сплетение сотен тысяч нитей. Свой клубок она уже распутала...
    Собиралась толпа, словно воронье жадное до падали, жадная до чужих несчастий. Неоновый свет вывесок уже никого не манил. Просто нужна новая пища для сплетен, еще одна не придуманная история, которая сможет помочь прожить очередной серый будний день.


    Проклятый край

    Свинцово-синее море, с глухим шумом набегающее на скалы, на острые, как бритва, камни.... В спокойные дни его почти не слышно, зато, когда бушует ураган, кажется, будто оно сходит с ума, пытаясь пробить себе дорогу куда-то вглубь земли.
    Бескрайнее печальное небо. Грустный крик какой-то одинокой птицы.... В этом брошенном и богом, и дьяволом месте на краю земли никогда не бывает солнца, только туман, дождь и холод.
    Отвесный берег. Если взглянуть вниз, то закружится голова. Старый деревянный крест, обращенный надписью к горизонту, туда, где должно быть солнце.... Здесь нашел свой последний приют скиталец, потерявшийся в грязных и серых буднях странник.
    Он устал, не было больше ни сил, ни воли. Его покинули все мечты и надежды. Внезапно померк свет перед его глазами, и он понял, что все, все для него кончено .... Подогнулись колени и перестало биться сердце, где все еще жила любовь... любовь к свету и жизни.... Теперь он нашел свой покой. Дальше идти некуда.
    Вечно ожидающий солнце крест, солнце, которое никогда не появится... Надпись - "Он хотел жить, искал счастье..."
    Набежали облака.... Сильнее заревело море.... И туман скрыл все, все, что было и прошло...
    Тут нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.... Бесконечно тянется время, бесконечная пустота...


    Алина Чинючина

    Казнить нельзя помиловать

    Аля, Алла Сергеевна Смирнова, была очень собранным, обязательным и целеустремленным человеком. Собранность и целеустремленность эта отчасти принадлежала ей с рождения - Алла Сергеевна родилась под знаком Девы, а отчасти достигалась жизненным обстоятельствами. Преобладающими словами в ее лексиконе были слова "должна", "надо" и "план".
    Нельзя сказать, чтобы все эти, безусловно, достойные, качества никак Алле Сергеевне не помогали. Главный бухгалтер очень крупного предприятия, она имела хорошую квартиру в центре города, естественно, автомобиль, и дачу за городом. Выглядела благодаря умелому уходу за собой несколько моложе своих тридцати шести и могла учить дочь Ксению в престижном лицее.
    Однако тут-то и начинался сбой. Дочери Аллы Сергеевны было пятнадцать лет, и она никак не желала разделять позицию матери относительно ее, Ксениного, будущего. Алла Сергеевна видела дочь бухгалтером или юристом, мечтала о золотой медали (чего, конечно, в физико-математическом классе было не так-то просто достичь) и предполагала в отдаленном будущем наличие достойного и обеспеченного мужа. Ксения же этих мечтаний не разделяла решительно и, скорее всего, в знак протеста, едва ли не каждый день выкидывала фокусы, приводящие мать в отчаяние. Отчаянная и решительная, она верховодила мальчишками во дворе; те в свою очередь признавали в ней бесспорного лидера. Каждый месяц меняла решения относительно будущей профессии - то собиралась пойти работать в милицию, то решала стать костюмером в городском театре, то писала в Москву и узнавала условия приема в театральное училище. Нет, не об этом мечтала Алла Сергеевна, глядя на дочь. А еще по вечерам Ксеня надевала роликовые коньки и с хохотом гоняла по тротуарам, пугая приличных прохожих. Добро бы, если бы с кем-то, а то ведь и одна могла уехать на озеро в десяти километрах от города и купаться там по ночам.
    За такие фокусы, безусловно, требовался ремень. Но поднять руку на дочь Алла Сергеевна не могла - Ксенька родилась слабенькой, долго болела и то, что вообще осталась жива, являлось скорее результатом врачебной ошибки, нежели помощи.
    Между тем, мужа у Аллы Сергеевны не было. То есть он, конечно, был когда-то, и с Ксеней он общался до сих пор, исправно выплачивая алименты, хоть Алла Сергеевна и не просила его об этом. Дочери было лет около семи, когда он собрал чемоданы и сказал: "Ты не жена? ты автомат из рекламы. Правильная до не могу. Хоть бы один в тебе недостаток был. Я так больше не хочу..." - и ушел. Разумеется, Алла Сергеевна поплакала. Но долго плакать ей в то время было некогда - в отделе намечалась крупная борьба в связи с уходом на пенсию главбуха, и душевные силы нужны были для работы.
    В словах мужа, думала порой Алла Сергеевна, наверное, имелась доля правды. Жизнь ее была расписана по годам и по минутам. Дни заполнены так плотно, что на страницах ежедневника не хватало места. Обязательно - шейпинг или аэробика для поддержания формы. Обязательно - летний отпуск вдвоем с дочерью, каждый год на новом месте. Подъем, кофе, работа, дом, ужин, магазины... На следующий год предполагалось отдать долги за ремонт, через год дочке поступать в институт, а потом можно будет съездить отдохнуть на юг... нет, лучше в Европу. Но если бы не эта собранность и умение планировать жизнь, разве могла бы Алла Сергеевна достичь всего, что достигла?
    Плохо другое... Любая крупная неожиданность могла выбить Аллу Сергеевну из колеи. Перенос летнего отпуска на две недели начисто ломал все планы. Незапланированный выходной среди рабочей недели вводил ее в ступор. Опоздание на работу подчиненных выводило из себя. Необязательности и лжи Алла Сергеевна в людях не прощала - все остальное можно было исправить. И немалому числу друзей было отказано от дома именно из-за того, что те не умели держать слово. Впрочем, дружить ей было некогда.

    Нет, конечно, имелись у Аллы Сергеевны и слабости - не машина же она, человек. И так же, как все женщины, отчаивалась она, глядя на то, какой растет дочь. И так же по-бабьи скулила порой в холодную подушку ночью. И как же было ей одиноко, когда в разгар гриппа она отправляла дочь к матери, чтоб не заразить. Но, не смотря на трудности, Алла Сергеевна считала, что жизнь ее удалась.
    Вот только отношения с дочерью не ладились. Все чаще Ксенька, раньше ласковая и добрая, замыкалась в себе и на уговоры матери отвечала стандартным "Не твое дело". Алла Сергеевна списывала это на переходный возраст, но как же больно было видеть, что у девочки появились секреты; что подругам доверяет она больше, чем ей; что все реже и реже улыбается дома. Однажды в запале Ксеня крикнула:
    - Да провались ты со своими "так надо"!.. Отцу жизнь сломала, теперь мне хочешь?
    Рванула из шкафа коробку с роликовыми коньками и вылетела, хлопнув дверью. Потом, правда, пришла мириться, была прощена, но осадок все равно остался...

    Так пролетали дни. Ксенька перешла в десятый, пора было думать о подготовительных курсах. Дочь, однако, отказалась наотрез... не силком же ее тащить? Ладно, год впереди. Забарахлила что-то машина. Соседи сверху снова залили, новый ремонт сказал "ку-ку". А тут и Новый год подошел, беготня по магазинам в поисках подарков, елка, шумная компания - старая, проверенная, но уже поднадоевшая.
    Дочь в этот раз праздновать никуда не пошла, осталась дома, полночи просто смотрела в окно, а потом пошла на главную площадь города, где до утра танцевала в толпе подростков. А потом - январь, годовой отчет, и Алла Сергеевна потеряла понятие времени.
    Очнулась она в стылом и ветреном конце февраля, возвращаясь с работы. Сломался служебный автобус, а дороги замело, буран бушевал тогда страшный, движение встало, и около часа торчали они на улице, дожидаясь, пока починят автобус, потом еще около часа пытались поймать попутку. Домой Алла Сергеевна добралась уже к девяти вечера и, не раздеваясь, прилегла на диван. Сон навалился тяжелый и душный... утром поняла: заболела. На градуснике под сорок.
    Сначала думали: банальное ОРЗ, оказалось - воспаление легких.
    Она проболела полтора месяца, сначала дома, потом в больнице. Ощущение, будто черный, огромный, злобный кот сидел на груди и душил мохнатой лапой. Как сквозь вату слышала голоса врачей, смутно ощущала уколы капельницы, где-то рядом маячило лицо матери... Но все это было неважно, кроме, разве что, Ксеньки. Пыталась еще собрать мысли в кучу, подумать о работе, о том, что надо сказать Ксене, где спрятана заначка, спросить у нее, как дела в школе... но все плыло и тонуло в больничной духоте.
    Однажды услышала Алла Сергеевна рядом с собой отчетливое "Не выживет...". Подумала еще, что не про нее говорят. И снова провалилась куда-то, закружилась в метельном хороводе. Хоровод этот нес ее с собой, быстрее, быстрее, и вынес в итоге куда-то в лес. Белый-белый, зимний. Сон, ах, какой сон... Такие же вот красивые березы разбивали их лыжню, когда они с мужем - еще до рождения Ксеньки - ездили в лес на лыжах. Боже мой, как это было давно. Алла Сергеевна поняла, что она снова стоит на лыжне, только почему-то раздетая, и ей совсем не холодно. А лыжня уходила куда-то за деревья и терялась в ослепительном белом тумане.
    - Иди? - полувопросительно сказал голос рядом.
    - Куда? - спросила она.
    - Вперед, - усмехнулся голос. - Или ты не хочешь?
    Отчего-то Алла Сергеевна сразу поняла - с ней говорит Тот, Кто решает ее Судьбу.
    - Нет, - покачала она головой. - Мне рано...
    - Не хочешь? - ласково спросил голос.
    - Нет, просто не могу. Я должна жить, мне дочь поднимать.
    - Оставь ты свое "должна", - с неуловимой досадой откликнулся голос. - Скажи: хочешь?
    Алла Сергеевна задумалась. Хотела ли она жить? Она не задумывалась над этим. Порой, в минуты свинцовой усталости, так хотелось уйти от всего, от проблем этих вечных, от отсутствия поддержки рядом, от одиночества. Но тут же одергивала сама себя: еще чего, распустилась, а Ксенька как же? Чувства долга держало ее и вело по жизни, и было оно мощным и монолитным, как скала. Но вот хотела ли?
    Где-то жалобно затренькала пичуга. Из-за туч выплыло солнце, коснулось виска.
    - Ты хочешь? - повторил голос.
    - Да, - глядя на солнце, неожиданно для себя сказала Алла Сергеевна. Тут же пожалела об ответе, но было поздно.
    - Тогда возвращайся. И помни - ты не должна, ты хочешь.
    Алла Сергеевна кивнула, еще полминуты смотрела на яркий этот луч, а потом повернулась и заскользила назад, вниз, на землю, к тому непонятному, что ждало ее там, к родному лицу дочери, к проблемам и потерям, к жизни...

    В палате было тепло и пахло почему-то березами. Так, по крайней мере, ей казалось. Солнечные лучи марта скользили по кроватям, по тумбочкам, по забитому наглухо окну. Алла Сергеевна болела долго и молчаливо. Почти не вступала в разговоры с соседками по палате, равнодушно ела убогую больничную еду, слабо улыбалась дочери и бывшему мужу, навещавшим ее. Ксеня, притихшая, присмиревшая, испуганно смотрела на мать, покорно подставляла щеку для поцелуя и со всем соглашалась.
    Только здесь Алла Сергеевна поняла, как устала. Это вечное "должна" и "надо"! Слова, на которых держится вся наша жизнь, если хочешь остаться на плаву, ей, оказывается, осточертели. Крепкая и сильная, она за все эти годы и не болела-то по-настоящему, простуды переносила "на ногах", боясь за место - уволят, за дочь - как она без меня, за деньги, деньги, деньги... Что-то же есть еще в жизни, кроме этого? Снова вспоминая странный этот сон про зимнее солнце и березы, Алла Сергеевна давала себе слово: на следующую зиму - в лес, в лес, Ксеню в охапку, лыжи валялись на балконе с тех самых "незамужних" пор. К черту дорогие абонементы на аэробику. Каждый вечер, не поднимая головы от подушки, она смотрела на закат. Огромные облака плыли по небу, похожие на причудливых зверей. Господи, как давно она не смотрела в небо - лет десять, наверное, если не больше. А оно такое огромное...
    Алла Сергеевна вышла из больницы только в середине апреля. Ксенька, соскучившаяся, даже в комнате убралась, и пирогами пахло из кухни, а на торжественно сервированном столе даже ваза с фруктами стояла, даже бутылка вина - ах, паршивка! - и дымилась ее любимая жареная курица.
    - Ксенька, - потрясенно сказала Алла Сергеевна, - неужели сама?
    - Вика помогала, - призналась та и опустила голову, ожидая привычной нотации. Вика, подружка дочери, страшно не нравилась матери. Но Ксеня упрямо защищала свое право жить так, как ей хочется. Но сегодня Алла Сергеевна решила не затрагивать эту тему. Вика так Вика.
    - Спасибо, донь, - тихо сказала она. - Умница ты моя...
    Они ели и пили, и смотрели друг на друга. Ксенька похудела за эти полтора месяца, словно старше стала, серьезнее, что, впрочем, понятно. И прежней нагловатой ухмылки на губах не было. А потом, разломив апельсин, она поднялась, обогнула стол, подошла к матери и села рядом на диван. Приткнулась, подсунула нос под мышку, как в детстве, и замерла.
    Алла Сергеевна боялась пошевелиться. Уже год как Ксеня не позволяла с собой такого обращения. Комок застрял в горле. Гладя длинные волосы дочери, Алла Сергеевна тихо шептала:
    - Умница моя... я так соскучилась...
    - Мррр, - сказала Ксенька, не открывая глаз.
    Так они сидели, обнявшись, пока не прозвенел оглушительно телефонный звонок. Ксеня вздрогнула, шевельнулась, протянула руку к трубке. Конечно же, это звонили ей. Конечно же, какие-то мальчики - звали показаться на роликах.
    Алла Сергеевна подошла к окну. Весна, надо же. Снег слизало уже давно, за окном светлый прозрачный апрель, газоны потихоньку одеваются зеленью, и пахнет - словно в далеком прошлом, свежо и легко. Облака в вышине... Облако-облако, скажи, чего я хочу?
    Ксеня положила трубку и взглянула на мать.
    - Донь... - нерешительно проговорила Алла Сергеевна. - А возьми меня с собой, а?
    - Куда? - изумилась Ксеня.
    - На роликах кататься... Ну, я не умею, конечно, но я же на обычных коньках неплохо стояла когда-то...
    Алла Сергеевна говорила это, а сама ужасалась тому, что вот сейчас дочь презрительно посмотрит на нее, скажет что-то вроде "Иди к своим основным фондам..." ну или как-то так, и все, что было у них в эти последние минуты, уйдет, исчезнет. Но девочка просияла и бросилась к двери.
    - Ма, - крикнула она, - я у Сашки коньки возьму, у тебя ведь тридцать девятый, они тебе впору будут...
    По залитой весенними сумерками улице Ксенька катилась на коньках и тянула за собой мать, в первый раз вставшую на ролики. Смеялась и что-то говорила ей. Алла Сергеевна смеялась тоже, неумело спотыкалась и взмахивала руками, утирая пот со лба. Она никому ничего не должна. А по небу летели облака - огромные, как слово "хочу", если к нему прибавить слово "жить".


    Дорожный роман

    Автостопщики обычно говорят: "Наш драйвер от нас никуда не уедет". Настя стояла на этой развилке уже с полчаса, но ее драйвер, видимо, пил кофе в одном из придорожных кафе. По крайней мере, пока ее никто подбирать не спешил.
    Впрочем, Настя никуда не торопилась. На трассе торопиться глупо. Она сама знает, когда и куда тебя вывезти. Тем и хороша дорога - каждый раз проживаешь другую жизнь, совершенно не похожую на обычную. Скажи кому в отделе, что менеджер по рекламе с хорошей зарплатой ездит автостопом - пальцем у виска покрутят. Это как наркотик - если уж заболел, то навсегда.
    Ты никому ничего не должна. Ветер дует свежий, ботинки почти просохли, и вообще жизнь вполне себе замечательна.
    Серебристая иномарка, мчавшаяся на большой скорости, затормозила рядом так внезапно, что Настя вздрогнула от визга тормозов. Она едва успела открыть дверцу, как водитель крикнул "Садись" и рванул с места, едва Настя захлопнула за собой дверцу.
    Потом водитель повернулся к ней и спросил хрипло:
    - Куда тебе?
    Настя ответила.
    - Закурю - не возражаешь?
    Она кивнула.
    - Как тебя зовут? - спросил водитель, разгоняя рукой облако дыма.
    - Настя...
    - А меня - Володя, - сообщил он, не глядя на нее.
    Какое-то время они молчали, но Настя ловила на себе оценивающий его взгляд. Встретившись с ним глазами, улыбнулась - легко и открыто. У Володи был хороший взгляд. Да и сам он хорош. Лет, наверное, тридцать с небольшим, одет дорого и со вкусом, в машине чисто и не пахнет табачным дымом. Но от нее не укрылась его бледность и испарина, бисеринками проступившая на висках. Болен, что ли? Так зачем за руль сел?
    Мимо проносились чахлые березы и чуть тронутые осеней желтизной поля. Настя молчала и смотрела в окно.
    - Стопом, что ли, едешь? - нарушил тишину Володя.
    Она кивнула.
    - Что так? Денег не хватает или по приколу?
    - По приколу, - улыбнулась Настя. - Люди хорошие и разные попадаются.
    - Я тоже ездил, - сказал Володя, раскуривая вторую сигарету. - Давно, правда. Еще пацаном был. Лет уж десять назад.
    - Да ты и сейчас не старый, - заметила Настя и засмеялась.
    - Тебе сколько? - спросил водитель и снова искоса посмотрел на нее.
    - Двадцать пять.
    - Замужем, нет?
    - Нет.
    - И бездетная? - почему-то уточнил Володя. Настя кивнула.
    Как-то принято считать, что если к двадцати пяти не обзавелась мужем и потомством, то - неудачница. Иногда Настя тоже так считала. А временами ей просто не хотелось замуж.
    Разговор завязался, они трепались ни о чем, даже выяснили, что живут в одном городе. Володя рассказывал анекдоты, но сам почти не улыбался, и то и дело замечала Настя на себе его оценивающий взгляд. В принципе, к таким взглядам она привыкла, но этот не похож был на остальные - не то недоверчивый, не то удивленный, без обычного мужского желания.
    А потом Володя глубоко вздохнул и вдруг сказал - словно в омут кинулся:
    - Знаешь... Жену я похоронил... три месяца назад...
    - Ох ты... - ошарашено пробормотала Настя, не зная, что сказать.
    - Авария... В такси ехала. Пять лет вместе прожили. Пацану третий год. Сын, значит. Вовка. Владимир-второй.
    - Кошмар какой... - прошептала Настя. Она смотрела на Володю с ужасом и жалостью.
    - Ты на нее похожа, - хрипло сказал Володя. - Глаза, волосы... фигура... Я как тебя на дороге увидел - чуть в канаву не съехал. Думал - почудилось...
    Он снова помолчал.
    - Сын теперь у бабки живет, а я вот... мотаюсь. Жить-то надо на что-то. Он по ночам плачет. А я и рад бы заплакать, да не могу. Натальей ее звали... Таткой... Ташей....
    Настя дотронулась до его руки.
    - У тебя сын. Тебе жить надо. Ты только не сорвись, ладно?
    Что еще она могла ему сказать?
    Володя вдруг затормозил - так, что Настя едва не стукнулась лбом об стекло, - и резко повернулся к ней.
    - Послушай... Стань моей женой!
    - Ч-что? - потрясенно спросила Настя.
    - Я же говорю - ты похожа на нее. Как две капли воды. Пацану мать нужна. Я зарабатываю, работать не будешь, я тебя беречь буду, только вырасти мне сына. Настя... У меня никого, кроме Вовки, не осталось. А он мать по ночам зовет. Он еще маленький, он тебя полюбит.
    - Володя... - прошептала она. - Что ты говоришь. Ты же меня не знаешь совсем...
    Какое-то время они смотрели друг на друга. Тишина стыла в воздухе.
    Потом Володя отвернулся, снова завел мотор.
    - Прости.
    Они ехали молча, и Настя все сильнее и сильнее ощущала жалость к нему, глядя то на седые прядки в волосах, то на худую шею, выглядывавшую из воротника рубашки, то на фотографию маленького мальчика, прикрепленную сверху к лобовому стеклу.
    Замелькали вдоль дороги домики пригорода, потянулись окраинные улицы.
    - Куда тебе? - глухо спросил Володя.
    - К вокзалу вообще-то. Если по пути...
    Подъехав к уродливому зданию автовокзала, Володя остановился. Глянул на нее.
    - Настя. Вот, возьми, - вытащил из кармана блокнот, начеркал несколько слов на листе, выдрал. - Это мой телефон и адрес. Если вдруг... звони. Удачи тебе.
    Вскинув на плечо рюкзачок, Настя шагала по улице. Неясное чувство вины грызло ее, хотя - отчего бы?
    Две недели пролетели, словно мгновение, и, сказать честно, Настя совершенно забыла о случайном этом знакомстве. Друзья, смех, чужие города и легкость дорожных встреч закрутили ее в своем водовороте.
    Вернувшись домой, Настя разобрала вещи, стала разгружать карманы куртки - и развернула измятый листочек, вырванный из блокнота. Покрутила его в пальцах, а потом подсела к телефону, медленно набрала семь цифр. И подумала, что, наверное, нужно будет купить бананов - для незнакомого пацана по имени Вовка.


    Максим Банашко

    * * *

    Я снова один на пристани
    Глотаю воздуха пламя.
    В глаза мне глазами выстрелит
    Моя потемневшая память.

    Скитаюсь, а люди-драконы
    Лавой словесной дышат...
    Душа моя как икона
    Освещает железные крыши.

    Я губы пробовал всякие:
    Пустые, да чёрт с ними, пусть...
    Не буду грозу оплакивать
    Моих потемневших чувств.

    Рассвета не надо наглого,
    Он ноги людьми омоет!
    Пусть лето стрижётся наголо,
    А нет - так я сам устрою.

    За вечность шляпу снимаю.
    И в беспокойстве пристальном -
    О, ужас - схожу с ума я...
    Снова один на пристани.


    Александра Исаева

    * * *

    Я пришла домой,
    А на столе цветы.
    Как это мило, нежно и загадочно. Как прошлою зимой...
    В моей квартире Вы
    Стоите у окна, не чувствуя усталости.

    А за окном - всё снег,
    Всё вьюга и жестокая метель.
    Обычно мне согреться сложно сразу.
    Сейчас у человека человек
    Попросит постелить ему постель...
    И я красивые цветы поставлю в вазу.


    * * *

    Откройте дверь,
    Когда я постучусь.
    Откройте, не пугайтесь!
    Вы. Люди за километрами дорог.
    Привет вам сквозь долгие стены кричу.

    Люди. Просто милые другие люди.
    Собирайтесь
    У костра в моих глазах.
    Ведь вам только кажется,
    Что он горит иначе.
    Останьтесь.
    Останьтесь, прошу, в теплоте моих рук.
    Ведь то, что в этой ладони шесть пальцев
    Ровным счётом ничего не значит.

    И вот - мой стук.
    Он, может, и нарушил ваш покой.
    Простите.
    Только не смахивайте письма сразу со стола рукой.
    Вы их прочтите.
    Ведь верно в них пишется,
    Что они чужие, и их не читают.
    Мы это понимаем.
    Я и мой народ.
    Нам их тоже отправляют.

    Мы с вами сидим до утра,
    Люди. Просто милые другие люди.
    На сером песке,
    Чуть согретом лучами вчерашнего солнца.
    Вокруг - детвора.
    Но мы смотрим друг другу в глаза.
    Мы друг другу - люди.

    Люди. Просто милые другие люди.
    Собирайтесь
    У костра в моих глазах.
    Ведь вам только кажется,
    Что он горит иначе.
    Останьтесь.
    Останьтесь, прошу, в теплоте моих рук.
    Ведь то, что в этой ладони шесть пальцев
    Ровным счётом ничего не значит.


    Светлана Богданова

    * * *

    Днём кошки с человеческими руками и лицами
    Напяливают очки и курят.
    Вилками разделывают голубей и поливают кетчупом.
    Закатывая глаза, хыркают, дотрагиваясь губами губ.
    И гладят друг другу шёрстки без любви, но с интересом.
    И бреют щёки, улыбаясь.
    И моют руки, вытирая их о махровые халаты.
    Но всегда мяукают, встречая хозяев с работы и прыгая к ним на колени.
    Кошки не такие, какими мы видим их.
    Кошки притворяются кошками
    Лишь для того,
    Чтобы люди чувствовали власть и зависимость от себя.


    * * *

    "Проснулся дождь", - сказал Ребёнок.
    "А я знаю", - ответил я про себя. - "Мокну".
    "У нас много времени", - сказал прохожий собеседнику.
    Я прошёл мимо.
    "Птицы летят", - подумал кто-то, заворачиваясь в шарф.
    "И я..." - сказал я тихо.
    "Глаза потекли" - сказал брюнет в красном.
    "Это тушь, а не глаза" - смеялась его спутница.

    И я тоже шёл к тому мосту, откуда возвращались они все.


    * * *

    В синем плаще
    На синей скамейке
    Под синим зонтом
    С расплавленным небом
    Беседуя грустно
    Сидит канарейка
    И машет бумажным хвостом.
    И синий дятел в голове долбится.
    И что-нибудь хочется говорить синее.
    Мы делим синяки руками загребущими
    И вместе в воздух выдЫхнем "спаси меня".
    И я такая же синяя,
    Как загребущие руки курицы.
    Канарейка под рёбрами долбится.
    Душа от неё волнуется.
    И волосы синие распатланные.
    И небо синее плакает.
    И я такая, зовущая,
    Рву всех кругом на флаги.
    Да все мы здесь такие.
    И шёпотом: "Спаси меня"...


    ГОСТИНАЯ


    Андрей Бойков (г. Снежинск)

    Мать

    Мать моя плохой была б свекровью...
    Сильно ревновала бы к жене.
    С этою навязчивой любовью
    Нелегко справляться было б мне.

    Помню, под далекий стон метели,
    Улыбаясь, повторяла мать:
    "От меня - жить будете отдельно!
    Буду к ней я сильно ревновать..."

    ...Я приду на старую могилу,
    И цветы засохшие полью...
    Мама, как же ты меня любила!
    Так и я детей своих люблю...


    * * *

    Казалось мне: стоял я целый вечер
    Под тусклой одинокою луной.
    А оказалось - шёл тебе навстречу,
    К тебе, к моей единственной, родной.

    Казалось мне пустынным в звёздах небо,
    Покинутым - заоблачный предел.
    А оказалось, что я просто слепо
    Всю жизнь свою в глаза твои глядел...


    * * *

    Дымит листопад... Осень -
    Горящая сигарета:
    Докурят её - и бросят
    Ту, что осталась от лета.
    Рдеет - без тени фальши,
    Блистательно и... ненужно!
    Неужто пойдём мы дальше?
    Неужто её потушим?..


    Янис Грантс (г. Челябинск)

    Жанна

    Листья упали. Венозны. Мертвы.
    Жёлты. Изъязвлены. Рваны.
    Дворник построил помост из листвы,
    Думал - голгофу для Жанны.
    Но не пришла. Без неё запалил
    Мёртвые листья от спички.
    Слёзы смахнул: он помост городил -
    Сжечь на огне истеричку.
    Выше костёр: всё дымней, горячей.
    Вот бы отступницу в топку.
    Жанна спешила, но в городе Че
    Пробки, ужасные пробки.


    Маша Рогова

    Маша Рогова пишет баллады
    О прекрасной любви неземной.
    И кончаются эти баллады
    То сумой, то фигнёй, то тюрьмой.
    Маша Рогова шьёт рукавицы:
    Укрощает несносный брезент.
    Всё глядит и не наглядится
    На неё со стены президент.
    Маша Рогова верует в бога,
    А помадой не пачкает губ.
    И её раздражает немного
    Алюминием сдобренный суп.
    После ужина сядет-поплачет:
    Плач в тюрьме - преполезный досуг.
    А поплачет - русалок "портачит"
    На интимных местах у подруг.


    Сорок первая любовь

    Я ж ни разу не любил.
    Сразу - раз - и полюбил.
    Что мне делать? Что - не делать?
    Я ж ни разу не любил.
    Вот бы ясности чуть-чуть:
    Есть ли шансов хоть чуть-чуть?
    Или я тебе не нравлюсь?
    Мне бы ясности чуть-чуть.
    Завтра ясность внесена.
    Имя ясности - война.
    Я - под Брестом.
    Ты - под бомбой.
    Погребён.
    Погребена.


    О вреде курения

    Закурила откровенно
    Перед матерью.
    Та опомнилась мгновенно,
    Вспыхнув кратером.
    Говорила о болезнях,
    О последствиях,
    Об отёках, болях, резях,
    Прочих бедствиях.
    И катилась лавой жгучей
    Боль прожитая:
    И тебе быть невезучей.
    Вижу. Битая?..
    А потом остыло слово
    Отворотное:
    И тебе быть непутёвой.
    Вижу. Тёртая?..
    Закурила откровенно
    Перед дочерью.
    И пускала дым степенно:
    Тем же почерком.


    Вино-водочка

    Ледяные надолбы
    На ступенях винного.
    И зайти бы надо бы.
    И пройти бы мимо мне.
    А зайти бы надо бы,
    Потому как в трезвости -
    Никакой мне надобы,
    Никакой полезности.
    А уйти бы надо бы,
    Потому что надолбы,
    Повстречавшись с рёбрами,
    Не бывают добрыми.


    Андрей Тупиков (г. Снежинск)

    Фирменная приспособа

    - Ну что, спасателей звать надо! - расстроенно произнесла баба Оля. - Михалыч, сбегай, позвони!
    - Не могу я бегать, - вяло ответил семидесятилетний Михалыч и сел на скамейку. - Нога болит.
    - Тьфу ты, хрен старый! - рассердилась баба Оля. - Ты что, не понимаешь, что девочки могут задохнуться там?!
    - Не задохнутся.
    - Идиот, - и женщина сама побежала звонить.
    Тут к месту событий спешно подошла ещё одна старушка, живущая в этом дворе и случайно увидевшая суету соседей.
    - Михалыч! - волнуясь, произнесла она. - А что случилось-то?
    - Здорово, Елизавета, - всё также вяло сказал Михалыч. - Да, вот, две дурёхи маленькие заигрались и в вентиляцию дома провалились. А вылезти-то не могут.
    - Боже мой, - тут же растерянно запричитала старушка. - Да как же это они так?..
    - А кто их знает?
    - И чего теперь будет?
    - Ну, вот Ольга побежала спасателям звонить. Может, и вытащат.
    - Да вытащат, конечно.
    - Дай-то Бог.
    Потихоньку весь пожилой женский состав двора стал собираться возле старого трёхэтажного кирпично-деревянного дома, где застряли девочки.
    - А где они сейчас? - спросил кто-то.
    - На уровне второго этажа, - по-прежнему вяло ответил Михалыч. - У квартиры Лены Козиной.
    - Так, может, и попытаться сейчас достать их?
    - А как? Квартира-то закрыта. Ленка на курорт уехала.
    - О, Господи, плохо-то как.
    Люди начали галдеть, ходить вокруг места происшествия и пытались что-то придумать, бурно обсуждая свои идеи друг с другом. Только один Михалыч спокойно сидел на скамейке, курил папиросу и бесцельно смотрел куда-то вдаль.
    Вскоре послышалась сирена, и через миг во двор ворвалась машина службы спасения. Её экипаж под сумбурные объяснения "очевидцев" прошёл в единственный подъезд дома.
    - Слышь, дед? А чё-ё тут, - услышал Михалыч рядом с собой пьяный мужской голос.
    Это был Витёк - тридцатидвухлетний алкоголик, маленький, худощавый, с оплывшим лицом, в плохой старой одежде.
    - Девчонки соседские в вентиляцию дома упали, - как-то даже равнодушно ответил Михалыч.
    - Н-да?.. - нахмурился Витёк. - И где они?..
    - Да вроде бы за этой стеной.
    - Н-да?.. Ладно.
    Витёк развернулся и пошёл куда-то прочь со двора.
    - Иди, иди, шавка бесполезная, - грубо произнесла вслед ему баба Оля, вновь появившаяся на месте событий, и раздражённо добавила. - Что за мужики у нас во дворе - дрянь да пьянь.
    Из подъезда дома появилась одна старушка, которой, наверное, не досталось места в первом ряду зрителей и не удалось посмотреть на работу спасателей.
    - Говорят, сейчас дверь Ленкиной квартиры вскрывать будут, - поспешила "доложить" она Михалычу и Ольге.
    - Хорошо, - произнесла Ольга.
    Михалыч промолчал.
    Минут через пять во дворе снова появился Витёк и целенаправленно двинулся к дому. В руках он держал большую кувалду.
    - За этой стеной, говоришь, - произнёс он, поравнявшись с Михалычем.
    - Вроде бы, - немного растерянно ответил тот.
    - Ладно.
    - Стой, идиот! - только и успела крикнуть ошарашенная баба Оля.
    Но Витёк уже взял разбег, как мог, конечно, с пьяну-то. На ходу размахнулся кувалдой и
    - Раз!!!
    Удар! Витёк вместе с кувалдой отлетел от стены обратно, туда, откуда разбегался. А стена даже не дрогнула.
    - Рано ты, Витёк, кувалдочку-то схватил, - спокойно произнёс Михалыч.
    Но тот, никого не слушая, снова разбежался:
    - И-и два!!!
    Удар! Отлёт.
    - Тут сила нужна, - закончил свою мысль Михалыч.
    - И-и три!!!
    - Как есть, идиот, - поморщилась баба Оля, глядя на эту борьбу "моськи" со "слоном".
    На сей раз Витёк уже не просто отлетел обратно, но и упал на землю. Однако поднялся и снова приготовился к разбегу:
    - И-и-и...
    Тут в воздухе раздались милицейские сирены.
    Витёк резко остановился, прислушался и, как-то сразу скукожившись, произнёс:
    - У-у, я пошёл.
    Во двор влетели три легковушки вневедомственной охраны. Витёк быстро засеменил прочь, на ходу пытаясь спрятать кувалду под одежду. А охранники, выскочив из машин, бросились в подъезд. Через полминуты и зеваки, и спасатели были выдворены на улицу.
    - Я вот тебе сейчас наручники одену, узнаешь, что можно, что нельзя! - кричал командир охраны на одного из спасателей. - Ты что, таблички не видел?
    - Какая табличка?! - возмущался спасатель. - Детям помощь нужна.
    - А отвечать за взлом квартиры ты, что ли, будешь?! Не захотел сразу позвонить, вот теперь жди, пока разрешение достанем! - командир повернулся к подчинённому. - Иди звони!..
    Делать нечего. Придётся ждать.
    Кто-то из зевак и спасателей тяжело вздохнул, кто-то сплюнул от обиды, а кто-то тихонько выругался себе под нос. Однако никто из них не расходился, так и топтались одной большой кучей возле подъезда.
    Баба Оля тоже что-то недовольно пробурчала, а затем села на скамейку возле Михалыча и вопросительно посмотрела на него:
    - Долго ждать-то?
    Тот вяло пожал плечами:
    - Не знаю. Пойду, посмотрю.
    - Что посмотришь? - не поняла Ольга.
    - Да вот... - туманно ответил Михалыч и, хромая, пошёл к дому.
    Подойдя к одной из стен здания, старик стал всматриваться в её фрагменты, будто искал что-то. Баба Оля удивлённо глядела на его поведение, даже не зная, что и думать. С ума, что ли, сошёл Михалыч?
    - Неужели забыл? - тихо проговорил старик. - Вот ёлки-палки. - Потом немного помолчал и расстроенно добавил: - Всегда ж мог вспомнить, хоть ночью разбуди.
    Так, внимательно рассматривая кирпичи на уровне человеческого роста, он прошёл вдоль всей стены и завернул за угол.
    - Михалыч, ты чего ищешь-то?! - не выдержав, спросила баба Оля.
    - Исторические факты, - тихо ответил старик.
    - Ась?! - не услышала Ольга.
    Вдруг Михалыч остановился и радостно улыбнулся:
    -Вот они.
    На одном из кирпичей были аккуратно выцарапаны две буквы: "Ф" и "С".
    - Федя Самоедов, - сказал Михалыч, продолжая улыбаться. - Вот потому дом слегка и кривой, потому что Федя Самоедов. Та-а-к, и где у него тут "фирменная приспособа"?
    Старик, совсем вплотную приблизившись к стене, начал ещё более тщательно изучать угол дома, то приседая, то поднимаясь на носочки.
    Баба Оля, увидев его "разминку", покачала головой.
    - Точно со стариком что-то делается, - произнесла она. - Весь день сегодня, как больной.
    Далее она увидела, как Михалыч начал с силой ковырять пальцами угол дома, потом отломал от него что-то небольшое и, рассматривая находку, стал возвращаться обратно. Не успел он пройти и двадцати шагов, как в стене вдруг что-то хрустнуло, и половина её с грохотом стала обваливаться.
    - А!!! - испугано вскрикнула Ольга, увидев это.
    - А!!! - вскрикнули от неожиданности остальные женщины, ещё не понимая, что произошло.
    - Ё-х! - ошарашенно произнесли мужчины в форме и сразу же бросились на грохот. - Ни фига себе!!! - чуть ли ни хором прогремели их голоса, когда они увидели груду кирпичей и брёвен - на земле и столб пыли - в воздухе.
    А Михалыч даже не обернулся. Так и продолжал хромать к скамейке, не обращая ни на кого внимания.
    - Что случилось?! - растеряно спросил командир охраны.
    - Смотрите! - воскликнула одна из женщин. - Вот они!
    Сквозь проржавевший металл оголившейся вентиляционной трубы видны были обе её "пленницы".
    - Режем?!.. - вопросительно посмотрел командир спасателей на командира охраны.
    - А-а, чёрт с вами! - раздражённо бросил тот. - Режьте! - и отошёл в сторону.
    - Коля, инструмент! - крикнул спасатель.
    - Михалыч, что это? - удивлённо спросила баба Оля.
    - Это и есть исторический факт, - старик вертел в руках кусок старой толстой проволоки. - Я вспомнил. Пятидесятый год. Комсомольцы, добровольно сосланные на строительство. Федя Самоедов - лентяй и болтун. Здесь каждый второй дом на такой вот приспособе держится.
    - Ну, ты молодец, - покачала головой Ольга. - Значит, сидел - соображал.
    - Соображал, - вздохнул Михалыч. - А что я ещё могу в моём-то возрасте?.. Да с больной ногой.


    Правота ошибки

    Ты путь сомнений избери,
    Ведь он уводит дальше, чем иные.

    Персонал небольшой вспомогательной лаборатории А23В подобрался неплохой. Все - молодые ребята в возрасте до тридцати лет, не так давно вставшие на околонаучную стезю. Только один Олег работает здесь третий год, остальные - кто второй заканчивает, кто - первый. Я же вообще всего лишь - семь с небольшим месяцев. Числюсь техником, но из-за полного неумения работать гожусь только в качестве подсобной силы: бегаю за документами, инвентарём, убираю за весь наш коллектив на прилегающей территории, пока они проверяют за меня аппаратуру на "боеспособность", помогаю девчонкам-счетоводам двигать мебель в их кабинетах, в то время как остальные "богатыри" пухнут над результатами испытания систем. В общем, если какую мелочь надо сделать, то это работа для меня. Как, например, в тот раз, когда "свет наш" Лёнечка, дай ему Бог дожить хотя бы до сорока лет, держал в руках по одному концу лопнувшего оголённого провода, а в зубах - заземление и просил меня принести что-нибудь помягче, чтобы ему комфортно было падать.
    - Бегу! Несу!
    Лёне бы, конечно, выпустить эти концы из рук, да он их вокруг кистей несколько раз обмотал, чтобы не выскакивали.
    Неплохая тогда получилась история - одна из тех нестандартных, шокирующих, которые приятно украшают жизнь целым фейерверком неожиданностей и безумия. В "архиве" лаборатории таких случаев немного, несмотря на то, что здесь всегда работали, в основном, молодые. До недавнего времени самым большим событием в жизни А23В было какое-то происшествие в конце 80-х годов, после чего на одной из стен лаборатории навсегда осталась висеть красиво оформленная фотография незнакомой нам симпатичной молодой женщины, которая, по слухам, в тот момент спасла весь коллектив. Внизу, на рамке была прикреплена металлическая табличка с надписью: "Царица и Богиня всея л. 23, душа наша светлая и чистая Оксана". Ну а второе происшествие, основательно встряхнувшее лабораторию, произошло месяц назад - нечто и простое, и необычное одновременно, про что можно сказать: "Случается", а можно и удивиться: "Бывает же такое".
    Тогда же, конечно, всё было по-другому: атмосфера в коллективе - более бесшабашной, люди - не такими хмурыми, руководитель наш, пятидесятипятилетний Афанасий Викторович, был не таким седым, Лёня успешно бросал курить в целях экономии денег, да и Сеня Марков в то время был ещё с нами. В общем, нормально жили и работали, как всегда.

    * * *

    Началось всё с того, что лаборатории 16М поручили более серьёзную область деятельности - участие в серии значительных экспериментов. А нам передали её работу. Притащили от них в наш амбарчик аппаратуру, такую солидную и современную, что у всех наших мужиков во главе с Афанасием Викторовичем слюни потекли, руки задрожали и уши торчком выстроились. Каждый сразу стал думать о том, как он такую чудную "диковинку" сможет для себя использовать. Но, увидев чересчур строгое лицо начальника лабораторий, говорящее "поймаю, убью", про все мечты сразу забыли.
    Теперь в наши основные обязанности входила проверка исправности выпускаемых систем. То есть, проще говоря, правильно они фурычат или неправильно. Запускаешь систему в аппаратурку, ставишь перед ней задачу с заведомо неверным решением, и в итоге система должна подтвердить ошибку. Вот и всё, очень просто.

    * * *

    В тот день, когда новая система очередной раз проверяла задачу, в амбарчике - нашем рабочем помещении - оставался только Костя Слепцов, и тот в полусонном нерабочем состоянии. Остальные разбрелись по зданию. Сеня Марков болтал в коридоре с молодыми специалистами из группы контроля, Олег, вызванный Афанасием Викторовичем, терпеливо слушал его разговор с заместителем начальника, происходящий на повышенных тонах, Денис флиртовал с тридцатичетырёхлетней фигуристой лаборанткой возле гардероба, Игорь вяло курил в туалете пятого этажа, а Лёня стоял тут же, в проёме открытого окна и озирал царственным взором окружающие нас леса. Я же в это время тащился по дороге к лаборатории с очередной стопкой каких-то непонятных мне бумаг. Четверг, три часа по полудню. Серость жизни и бесконечность работы достали "до печёнок". Однако время для подвига на сегодня ещё оставалось, и все наши ЛАБисты вынуждены были потихоньку подтягиваться к своему рабочему месту. Кроме Дениса, который мог позволить себе лишиться части премиальных ради хорошего флирта и шикарной женской улыбки.
    Я первым появился в амбарчике и бросил стопку бумаг на стол. Костя встрепенулся от возникшего хлопка и резко обернулся.
    - Свои, - успокоил я его.
    Тут же вошли остальные и столпились возле принесённых мной документов, неохотно разбирая их для работы. Затем все разошлись к своим столам, а я плюхнулся в старое твёрдое кресло в углу и закрыл глаза.
    Минут через десять появился Денис. Он довольно улыбался и оглядывал всё вокруг томным взглядом.
    - Ну, и как она? - спросил Костя, развалившись на стуле и свесив голову за его спинку.
    - ОНА - женщина, ОНА великолепна, - вдохновенно ответил Денис.
    - Насколько?
    - Недели на три.
    - Однако, не слабо, - вмешался в их разговор Олег.
    - Да, - ответил Денис. - Она проста, но и довольно самодостаточна.
    Сейчас, после длительной прогулки с документами, меня не интересовал разговор о том, как долго такая женщина может оставаться по-настоящему великолепной, и я погрузился в свою пустоту.
    - Приятно знать, джентльмены, что даже общение с очень сексуальной женщиной не сделало меня тупым, - вдруг произнёс Денис. - По сему заявляю: почему у нас красный-то огонёк горит, ёлы-палы?
    Все вяло посмотрели на панель показаний. Я тоже открыл один глаз для этого. На приборе вместо зелёного цвета, которым должна была сигналить система, подтверждая, что решение задачи неверно, действительно ярко сиял красный, говоря о том, что решение правильное.
    - Нормально, - иронично произнёс Олег и подошёл к приборам. - Выведи задачу и решение. Посмотрим, что там.
    Минут десять он с Костей в полной тишине проверял задачу. За это время я успел уснуть, а когда открыл глаза, проснувшись от оживлённого разговора, то увидел, что почти у всех пацанов выражение напряжённости и сосредоточенности на лицах. Лишь один Лёня был спокоен и даже безразличен.
    - Надо начальнику показать, - говорил Олег.
    - Что тут показывать? - возразил Денис. - Задачка, как дважды два. Ремонтников звать надо, что-то накрылось в аппаратуре.
    - Странно как-то накрылось, - сказал Костя, - всё, от первого шага до последнего работает в норме. И только результат показывает не тот.
    - И что?
    - Не верится мне, что дело в простой поломке.
    - Да в ней. Скорее всего, контакт у зелёного выхода перегорел, вот сигнал и идёт не туда.
    - Они не взаимозаменяемы. Если бы контакт перегорел, вообще ничего не сигналило бы.
    - Приятно смотреть, когда "учёные" спорят о "великом", - иронично вступил в разговор Лёня, который до этого момента всё крутился на стуле. - Никто не догадался поставить другую задачу и "осусить" разницу?
    - Тьфу ты, - словно опомнился Олег. - Костя, ставь другую. Задай ей двести проверок.
    В амбарчике воцарилось относительное спокойствие, и я снова задремал.
    Проснулся от лёгкого толчка в плечо. Рядом со мной стоял Сеня, а в помещении вдруг раздался голос Афанасия Викторовича:
    - Задачи были одинакового уровня?
    - Да и такие, и такие пробовали, - отвечал Олег. - Всё равно - одно и тоже: везде система отвечает, как надо, а здесь - нет.
    - Ладно. Аппаратуру пока трогать не будем, - сказал руководитель. - Надо для начала систему помучить. Сравните опробованные задачи и их решения и поймите, чем они отличаются, вплоть до мелочей. Если есть какое-нибудь особенное отличие, то, возможно, на этом-то моменте система и не срабатывает. Потом составьте задачу, идентичную той, на которой система барахлит. Посмотрим, как она пойдёт. Костя, сделай мне копию с этой странной задачи, я тоже проверю её.
    К концу рабочего дня все они сидели перед монитором, обхватив головы руками - никакие ухищрения не помогали изменить результат - все задачи проходили через систему как надо, а эта и причина сего по-прежнему была не известна.
    - Завтра - произнёс Афанасий Викторович.
    - Завтра - кивнул Костя.
    На завтра за проблему взялись всерьёз. Снова перепроверили все задачи и установили другие параметры их восприятия системой. Результат - тот же. Пришлось вызывать ремонтников, и на целых три дня мы выпали из работы. Но по их прошествии ремонтники пожали плечами, заявив, что аппаратура всегда была абсолютно исправна. Снова провели испытания системы и снова схватились за головы.
    В этот же день Афанасий Викторович отправился с письменным рапортом к начальнику лабораторий. Тот взглянул на плановые сроки испытаний и сказал, что время на изучение ситуации ещё есть:
    - Ищите выход сами. Если за две недели не управитесь, вызовем разработчиков.
    И наши молодые специалисты продолжили самоотверженно ломать головы над решением вопроса. Олег и Костя изобретали всё новые, более хитроумные задачи, пытаясь "расколоть" систему, как роботов на "А и Б сидели на трубе". Но она глотала всё, что угодно, и после десятка свежих задач на старую отвечала: "Решение верно".
    Сеня пытался найти объяснение подобному случаю в специальной литературе и в памяти старших коллег. А Лёня вообще предложил взломать код системы и проверить её самостоятельно, не дожидаясь разработчиков.
    Одного Дениса отстранили от игры в гениев, дабы работа не стояла на месте. Но и Денис тоже не стоял на месте. Задав несколько задач, он бежал к привлекательной подруге, а я сидел у аппаратуры, звоня ему каждый раз, когда система выдавала отчёт.
    - Что мне делать? - спросил я его перед тем, как он первый раз собирался покинуть меня на таком посту.
    - Помнить, что огнетушитель вон в том углу.
    Однажды по запросу Сени к нам доставили старую, забытую всеми книгу из другого подразделения. К ней прилагались два любопытных типа, которые, вытянув лица, удивлёно слушали обо всех подробностях нашей местной загадки. Так мы поняли, что о маленьком феномене А23В стало известно за пределами лаборатории.

    * * *

    - Ха-ха-ха!!!
    Старый друг Афанасия Викторовича, штатный гений института хохотал от души, получив приглашение нашего руководителя и слушая о том, какую проблему ему предстоит решить:
    - Ну, ты, дед, совсем!.. Это разве "орех"? Разлетится за два приёма. Ставлю свой левый башмак.
    И он приехал.
    Через полторы недели работы, обалдев и опухнув от бессонницы и поисков решения, гений вдруг почувствовал на своём плече чью-то руку. Обернувшись, он увидел усталое лицо Лёни и услышал его голос:
    - Василий Владимирович, пойдёмте, покурим.
    - Я не курю.
    - Самое время, самое время.
    На следующий день заслуженный гость уезжал из лаборатории с сигаретой в зубах, в красивом чёрном лакированном ботинке на правой ноге и старом, разбитом коричневом - на левой - памяти нашего босса о первой и единственной свадьбе.

    * * *

    И даже после этого в нашем подразделении сохранялось полное спокойствие. Ну, подумаешь, что-то там у системы не пошло - обычное дело, подумаешь, решение найти не можем - бывает, подумаешь, специалист высокого уровня не смог справиться - тоже бывает. И даже когда разработчики, проверив своё детище, заявили, что оно всегда было в полном порядке, все наши "главари" и тогда оставались спокойными, как удавы. Всё началось через неделю. Разработчики пошли на ту же хитрость, что и мы, - абсолютно с нуля рассчитали и создали точно такую же систему, надеясь на то, что копия выдаст им оригинал.
    Мы эту вторую систему проверили на десяти задачах, и она показала себя отлично. Тогда разработчики в нашей же лаборатории поставили обе системы на сравнение, а потом долго-долго изучали каждую клеточку экрана монитора, на котором жирными буквами сияла надпись: "Системы идентичны".
    Вот тут и началась маленькая такая паника в виде скопления хмурых начальников в кабинете Афанасия Викторовича и мелькания в амбарчике незнакомых людей с большими полномочиями и с сигаретами "Максим" в карманах синих погонных пиджаков под белыми халатами. Все они требовали от нашего босса объяснений и скорого решения проблемы, стояли над душой и, время от времени теряя терпение, тоже пытались соображать.
    Но ребятам нашим всё это было "до фени" - на почве продолжительной умственной работы у них начались мигрень, расслоение реальности и почкование мыслей. Ведь, несмотря на свой молодой возраст и сезонное наплевательское отношение к работе, они никак не хотели отцепиться от всей этой проблемы. И, свалив все текущие обязанности на Дениса и меня, они бороздили просторы родного бардака то ли с упоением, то ли с безумием. Ещё через неделю такой долбёжки "о стену" атмосфера в работе и поведение коллектива претерпели изменения: в амбарчике музыка больше ни разу не выключалась в течение смены, даже при высоком начальстве; всё помещение лаборатории пропиталось запахом табака и пота, а халаты день ото дня оставались пылиться в шкафу, предоставляя окружающим возможность любоваться нашими мятыми, расстёгнутыми на две верхние пуговицы рубашками. Всё это, конечно, почти мелочи, но за ними стояло и появление у Сени несмываемых следов усталости, и молчаливая хмурость Кости, и прокуренная, с философским настроем вялость Лёни - да, на самом деле он такой.

    * * *

    Мы сидели в полной тишине, когда неожиданно для всех раздался голос Сени:
    - Интересно, кто кого не понимает: мы - систему, или она - нас?
    Никто на это не ответил. И вдруг Лёня поднял голову и выпучил глаза на остальных:
    - А если, мы - её?
    - Ну, и что дальше? - устало спросил Олег. - Мы уже почти месяц пытаемся понять её. Может, пора и ей постараться?
    - Может быть, но она не умеет.
    - И поэтому?.. - переспросил Олег.
    - Нет. Без "поэтому", - Лёня вдруг вскочил с места. - Я понял!.. Она не может понять нас, или может, но это ей не помогает.
    - И что делать?
    - Подожди. Когда мы выходим на связь с ней, она постоянно сигналит нам одно и то же. И это не удивительно, если она нас не понимает. А если понимает? Если понимает и всё равно сигналит одно то же, что тогда? - Лёня аж сам "загорелся" от своих слов.
    Олег заинтересовано посмотрел на него:
    - Что тогда?
    - Тогда это означает, что она абсолютно уверена в своей правоте, несмотря на наши запросы и вопросы. Наверняка, она прочла их все и отвергла, поскольку они никак не влияют на её расчёты. Она знает, что её ответ всё равно верен, и пытается сказать нам об этом.
    - И что?
    - И всё.
    - Что значит "и всё"? - раздражённо спросил Олег. - Как это доказать?
    - Я не знаю! - развёл руками Лёня. - Никто не знает, кроме неё!
    - И как объяснить это "наверху"?
    - Отчётом о проделанной работе, и всё. Мои фантазии можно не включать в него. Дело уже не в отчётности, ну её на хрен. Дело в том, чтобы разобраться в этом любым путём.
    - А Лёня прав, - вдруг вмешался Сеня. - Вот только разберёмся мы в этом лишь тогда, когда не мы будем связываться с системой, а она с нами.
    - Тогда мы все точно рехнёмся, - произнёс Игорь. - Отчёт о работе - на стол, и привет. В гробу я видал вашу проблему "кто кого не понимает".
    - Точно, - согласился Костя. - Честно говоря, с нас хватит. Похоже, система действительно права, и с этим мы уже ничего не можем поделать, а в принципе, она молодец - пытается донести свою истину, несмотря на изоляцию и непонимание.

    * * *

    Так ни к чему и не приведший разговор растолкал пацанов по углам. Я, немного промаявшись от нежелания работать, ушёл в курилку. Там уже дымили Лёня и Сеня, о чём-то активно разговаривая. Вернее, активно говорил только Лёня, а Сеня, присев на подоконник, опершись на него руками и не выпуская сигарету изо рта, молча смотрел в пол.
    - А что, если дело не в задаче и не в решении, а в чём-то большем? Например, в самой схеме - спокойно, но с явным желанием убедить собеседника говорил Лёня. - Вот существует эта схема проверки десятки лет, и все считают её правильной. Мы считаем, разработчики считают, все-все, начиная с того самого первого "кадра", который для себя принял эту схему как истинную. И после стольких лет вокруг неё образовался целый купол этой истинности, в котором уже нет места ни сомнениям, ни вариантам, ни вопросам. И никто уже по-настоящему не знает, что здесь верно, а что нет. Под куполом-то этого не понять. Главное, всё работает, ну и ладно. Но вдруг что-то пробивает купол и врывается сюда. Оно представляет из себя нечто совсем иное, чем то, к чему мы привыкли, чем то, что считается у нас нормальным, и кажется ошибкой. Но на самом деле оно несёт с собой информацию извне купола. И, возможно, в этой информации говорится о том, что здесь что-то должно быть по-другому, а иначе, наша схема остаётся абсолютно неправильной. Понимаешь, полностью неправильной. Наверняка даже, изначально неправильной - вот о чём надо подумать. Не причину сбоя искать, а посмотреть на ситуацию другими глазами. Ведь сейчас нам выпадает такой огромный шанс увидеть всё по-другому. Именно сейчас можно вылезти из купола. Представляешь, что мы можем увидеть там?
    Сеня кивнул в ответ.
    - А если нам удастся доказать, что схема проверки неверна, - продолжил Лёня.
    Сеня поднял на него глаза, внимательно посмотрел сосредоточенным взглядом и произнёс:
    - Тогда нас обоих повесят. Ты знаешь, сколько уже систем проверенно по этой схеме с момента её утверждения? И ничего хорошего нас не ждёт, если окажется, что она всегда была ошибочной.
    Они немного помолчали.
    - Ладно, - сказал затем Сеня. - И как ты собираешься вылезать из купола? Мы даже не знаем, где дверь искать, не то что уж пытаться выйти из неё. Хоть как поверни эту ситуацию, а всё равно - это игра вслепую.
    Долго наши орлы уговаривали руководителя составить прошение к высокому начальству о том, чтобы им разрешили полностью всю документацию о системах посмотреть: от их создания до результатов работы. Много аргументов приводили, говорили, что эта красная лампочка горит не спроста, есть значит в схеме проверки что-то неправильное, что раньше не проявлялось. Дремал, дескать, дефект все эти годы и никому не мешал. А тут...
    - Вот только глобализма вашего и не хватало, - устало ответил Афанасий Викторович. - Купол какой-то придумали, чужие ошибочные истины. Фантазию девать некуда? Надо нормально, по-человечески искать ошибку, а не придумывать чёрт знает что.
    - Но по-человечески не получается ведь, - сказал Лёня.
    - Не получается, - согласился Афанасий Викторович.
    - И выхода найти не можем, - добавил Сеня.
    - Не можем.
    - Тогда, может, рискнём?
    - Кто знает, может, и рискнём.
    И мотались они втроём целую неделю по всяким начальникам, бумажки писали, да и так пытались объяснить свою догадку. В шею их никто не погнал и даже до конца выслушали почти везде, но сразу дали понять, что не их ума это дело - в системе ковыряться: и допуска соответствующего у них нет, и вообще, куда им с таким крупным и серьёзным зверем бороться, коль уж сами разработчики не смогли с ним справиться.
    Вернулись наши герои после всех мытарств грустными и измотанными, так и не получив никакого разрешения. Однако на следующий день Афанасий Викторович рассказал о том, что разработчикам было дано указание вновь перепроверить систему.

    * * *

    С обеда я пришёл раньше всех. Открыл амбарчик, плюхнулся на первый же попавшийся стул и закрыл глаза. Но желание спать, пригибавшее мою голову к столу всю первую половину дня, сейчас совсем испарилось. Я вскочил на ноги и прошёлся взад и вперёд, сунув руки в карманы брюк. Во время моего хождения мимо меня проплыла установка с аппаратурой, хранившей в себе проклятую систему. Я остановился и внимательно посмотрел на неё. "А вдруг Лёня прав, чёрт возьми? - пришла мне в голову мысль. - Вдруг где-то здесь действительно есть "дверь", через которую можно вылезти куда-то во внешний мир и увидеть этот наш амбарчик со всей его техникой, аппаратурой и иной белибердой совершенно другим, может быть даже таким маленьким и незначительным, словно игрушечный".
    И я тут же представил вокруг себя огромный прозрачный купол с маленькой дверцей, не больше компьютерной дискеты, а за куполом - безграничное неведомое пространство, переливающееся разными цветами и уводящее вдаль, куда-то совсем к другим горизонтам. И чем дольше я представлял себе эту картину, тем ближе становилась дверца и тем яснее виделась эта безграничная даль, что хранила в себе ответы на все вопросы маленького амбарчика.
    Дверца-дискета подмигнула мне своей красной меткой-лампочкой, и я включил машину. Потом вставил диск с нашей системой, нашёл всё ту же задачу с неправильным решением и задал две проверки. Зачем? А как же не попробовать, если переливающееся всеми цветами необъятное пространство уже весит над самой головой и вот-вот рухнет прямо на макушку.
    Закончив первую проверку, система, как обычно, высветила на машине красную лампочку, подержала её несколько секунд и продолжила работу. Я спокойно, словно в забытье, смотрел на неё, даже не думая ни о каком результате, заранее зная, что никакого ответа на загадку мне-то уж точно не найти.
    - Вдруг и машина, и весь свет в амбарчике резко выключились. Я вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Но через секунду всё снова заработало. Из-за стенки послышалось громкое и раздражённое:
    - Бл...ь!!! Какая сволочь?!..
    Я посмотрел на машину. Она, как ни в чём ни бывало, включилась и продолжила проверку - ей такие перепады в электросети не страшны. Через минуту вторая проверка закончилась, и система высветила на машине зелёную лампочку. Ну ладно, зелёная, так зелёная. Я протянул руку, чтобы отключить систему. Как, зелёная???!!!
    - Ненавижу я здешние перепады напряжения, - в дверях появился Денис. - Хлеще, чем выстрел. Заикой можно остаться.
    Я испуганно посмотрел на него, не зная, что и сказать.
    - Ещё пара минут, и пойду на свидание с моей феей, - продолжал говорить он. - Ты чего весь сжался, в туалет давно не ходил?
    - Задача, та самая, неправильная отвечает зелёной лампочкой, - промямлил я.
    - И чего? - не понял он.
    - Да нет же, я поставил диск с красной пометкой, где система-то наша, и ту самую задачу пустил, а она вместо красной лампочки зелёной сигналит.
    Денис изменился в лице:
    - Как так?
    - Видимо, из-за перепада напряжения.
    Он подошёл к машине и внимательно посмотрел на экран. Затем резко отшатнулся от неё, посмотрел на меня рассеянным взглядом и погрозил пальцем:
    - Не трогай здесь ничего! Совсем ничего не трогай!
    Он пулей вылетел из амбарчика, и меньше, чем через полминуты дверь помещения чуть было не слетели с петель под натиском ворвавшихся в него молодых учёных мужей. Они столпились перед аппаратурой, одновременно и растерянно, и жадно глядя то на экран, то на лампочку.
    - Что случилось? - спросил Игорь.
    Я, чувствуя себя виноватым и понимая, что сейчас могу получить по шее за самодеятельность, робко рассказал, как было дело.
    - Позови босса, - сказал он мне. - Нет, стой! Лучше будь здесь. Пацаны, позовите кто-нибудь Викторовича.
    Лёня убежал и вскоре вернулся:
    - Нет его! Обед ещё!..
    - Тогда сами, - произнёс Олег.
    Он осторожно нажал несколько кнопок и сохранил результат проверки. Потом также осторожно, как сапёр, всё выключил, затем включил и запустил проверку заново. Мёртвая тишина и вновь - зелёная лампочка. Для убедительности поставил задачу с правильным ответом. Машина замигала красным.
    - Это что, всё, значит? - тихо спросил Денис.
    - Похоже, что да, - ответил Олег.
    - Нет, не всё, - произнёс Сеня. - Надо где-нибудь ещё проверить. Может, в системе сбой появился после перепада.
    - Где проверить? Другой такой аппаратуры больше нигде нет.
    - У Голика аппаратура сигналит, когда видит ошибку.
    Лёня, не говоря ни слова, бросился к телефону и набрал нужный номер.
    Голиаф - тридцатилетний руководитель женского коллектива экспериментальной лаборатории - снял трубку:
    - Да.
    - Голик! Это Лёня из двадцать третьей! Выручай, нужна твоя аппаратура для проверки, срочно! Бежать больше не к кому!
    - Ну, выручу. Стоит одна свободная установка, но только без монитора.
    - Будет монитор! Жди!
    Лёня бросил трубку и посмотрел на нас, замерших в нерешительности:
    - Ну?!
    - А-а-а, чёрт с вами, - произнёс Олег.
    И вскоре мы, схватив монитор, уже бежали по коридору прямо навстречу своему руководителю.
    - Куда? - возмутился он, видя, как Сеня и Денис прут казённое имущество из здания.
    - Систему проклятую проверять! - крикнул Сеня.
    - Она на ту задачу зелёным замигала! - добавил на ходу Лёня. - Бежим в пятидесятую, к Голиафу за подтверждением!
    В любой другой ситуации Афанасий Викторович "расстрелял" бы всех нас за вынос монитора и диска с системой сразу же, на подступах к свободе. Но сейчас глаза его "загорелись", он сначала заметался на месте, а потом махнул на всё рукой:
    - Я с вами!
    Наверное, смешно выглядела со стороны группа молодых людей, убегающих с монитором в руках от своего руководителя через весь лабораторный городок.
    - После минутной проверки система уже печатала целый список несоответствий решения задачи её условиям.
    - Ну что? - в нетерпении спросил я.
    И хотя на машинах пятидесятой лаборатории не было никаких лампочек, Лёня всё равно произнёс:
    - Зелёная.

    * * *

    Через некоторое время после того, как невидимая дверь в иное пространство совсем исчезла, в лаборатории всё успокоилось и стало по-прежнему: пацаны проверяют задачи, я бегаю за документами и соскребаю с "приусадебного" участка опавшую листву. Очередные проверки системы и аппаратуры не дали ничего нового. Прошедшие события начальство списало на кратковременный сбой машины из-за её утомления от долгой эксплуатации и подало заявку на более современную технику.
    На ком действительно и отразилось всё это происшествие, так это на самом коллективе лаборатории, то есть на нас. Как ни странно, но из дуэта наших пытливых орлов последние события больше всего произвели впечатление не на Лёню, а на Сеню. После того, как неверное снова стало неверным, он вдруг сразу скис, и никто не знал, почему. Но позже Лёня рассказал о том, что во всей этой несуразице и расхождении с разумным Сеня хотел найти что-то именно для себя, возможно даже какие-то ответы. Слишком уж хорошо Лёня расписал перед ним всю подноготную этой ошибки, так, что красный сигнал на самом деле стал для него маяком из другого, запредельного пространства, в котором можно сделать немало открытий. И когда маяк погас, погас и шанс на открытия, а значит, Сене стало здесь совсем неинтересно. Промаявшись у нас ещё пару недель, он нашёл себе место в соседней исследовательской лаборатории и подал заявление о переводе.
    Лёня же никуда уходить не собирался. А зачем? Где ещё появится возможность вылезти из собственного купола?
    Афанасий Викторович, намаявшись с этим делом до аккуратной седины, решил вступить в особые отношения со своими руководящими обязанностями. Он добился для Олега должности ведущего инженера, сделал его своим заместителем, свалил на него все дела и стал чаще исчезать с работы, тратя свою жизнь на воспитание недавно родившейся внучки.
    Неделя за неделей история с упрямой системой всё больше забывалась, уступая место другим чудаковатым перипетиям. И вскоре от неё осталось лишь одно небольшое напоминание: на стене, рядом с фотографией неизвестной нам Оксаны появилась небольшая табличка, на которой красивым подчерком была выведена надпись "Нужно чаще сомневаться в чужих истинах и маленьких зелёных лампочках".

    * * *

    Бл...ь!!! Какая сволочь?!..
    - Ну, едрёна вошь!.. Где свет-то?!
    - Денис, сходи, дёрни тумблер!
    - А если он тебя дёрнет, зови.
    - Осторожно, об меня не запнись.
    - Пройду.
    Пауза.
    - Всем оставаться на местах, включаю!
    - О, нормально!
    Пауза.
    - Так, почему красная лампочка горит?!
    - Не напрягайся. Я зарядил туда задачу с верным решением.
    Каким ещё решением?! Я только что всё убрал оттуда! Там вообще никакой задачи нет!..


    Алёна Коновальчик

    Любимому

    Любимый мой, мой свет в окне!
    Как без тебя жила - не знаю.
    Во мраке, в звёздной тишине
    С тобой наедине - я таю.

    Я таю от любви твоей,
    От глаз твоих небесно-синих
    И от объятий нежных, сильных...
    Их раньше не хватало мне.

    С тобой ранимая душа
    Поёт и мотыльком трепещет...
    К нам подступает не спеша
    Ещё один осенний вечер.

    Прости, что слишком откровенна,
    Что не стесняюсь чувств своих -
    Меня ты вызволил из плена -
    Сомнений. Нам легко без них!


    * * *

    ...Обрывки, фрагменты
    От фраз, от улыбок...
    Где ходишь ты? Где ты,
    Единственный, милый?

    Теряюсь я в прошлом
    Живя в настоящем,
    Мне страшно подумать
    О будущем нашем.

    Невнятные грёзы,
    Слова-откровенья,
    Улыбки, и слёзы,
    И трепет волненья -

    Сливается всё
    В бесконечном потоке
    Обрывков от встреч
    И щемящих намёков.

    Обрывки...
    Моменты...
    Улыбки...
    Ну где ты?


    Денис Коновальчик

    * * *

    Апрельский меряем асфальт
    Мы с дочкой налегке.
    Повсюду слышен птичий гвалт
    На странном языке.

    Мне, к сожаленью, проку нет
    В стогорлом "чик-чирик" -
    Как жаль, что я в потоке лет
    От птичьего отвык...

    Словес, что льются день-деньской,
    Не разобрать, хоть плачь...
    Но есть, по счастью, под рукой
    Надёжный мой толмач.

    Лишь только трели зазвучат,
    Как сразу дочь моя
    Переведёт мне стих грача
    И стансы воробья.

    Дочурку русскому учу,
    Она меня в ответ -
    Молве, что людям по плечу
    Лишь в возрасте двух лет.

    Коплю крылатых слов запас
    И верю: срок придёт -
    Всё, что не понял я сейчас,
    Мне внук переведёт.


    Вверх тормашками

    Провалились в небо ноги...
    Потеснив зарю,
    В лучезарные чертоги
    Тропку я торю.

    И твердят мне антиподы,
    Глядя сверху вниз:
    "Что за бред, в твои-то годы -
    Встань, перевернись!

    Пропадёшь лихой и шалый,
    Ни за три рубля...
    По башке тебя, пожалуй,
    Мало бьёт земля?"

    Выбрось свой совет, прохожий,
    Грош ему цена -
    Проняла меня до дрожи
    Истина одна:

    В нашей жизни, что повисла
    Уж давно вверх дном,
    В "здравом" смысле меньше смысла,
    Чем в любом ином.


    Лариса Уточкина

    Пятёрка

    Будущие учителя проходили практику. Елене доверили работать с детьми самостоятельно, без учителя-наставника. Директор школы - Александр Артемович - лично присутствовал на ее уроках.
    На переменках директор приглашал Елену в свой кабинет и строго выговаривал:
    - Не похожа ты на учительницу, Лена, улыбаешься много. Сдвинь брови, нахмурься, сделай серьезное выражение лица. Вот так. Умница! Теперь посмотри на себя в зеркало. Да что же ты опять хохочешь?
    Однажды он спросил:
    - Елена Алексеевна, а Вы знаете, как Сергея Есенина учили плавать?
    - Знаю. Его бросал из лодки дядя и наблюдал, чтобы маленький Сережа не утонул.
    - Вот и ты, Леночка, если пройдешь эту практику, то тебе никакой класс не будет страшен.
    Изо всех сил Елена старалась, готовилась к урокам: придумывала интересные задания, рисовала наглядные пособия. Постепенно дети привыкли к ней, стали внимательнее, послушнее. Когда ребятишки уставали и начинали отвлекаться, она не ругала их, а проводила физминутки. Александр Артемович стал реже посещать ее уроки.
    Сидел за первой партой Дима Пушков - маленький, шустренький, белобрысый мальчуган. Он носил очки с выпуклыми линзами, дразнили его "очкарик". Учился Дима на твердые тройки. Дома родители заставляли его переписывать и классную работу, и домашнюю. Бедолага старался. И вечно хоть одну ошибочку, да сделает.
    После уроков, в школьном кабинете, Елена Алексеевна проверяла тетради по математике. Открыла тетрадь Димы. Работа выполнена изумительно, на пять с плюсом! Всего одна ошибочка. Очень ей захотелось поставить ему пятерку, подбодрить парня. Старался он от души!
    Елена Алексеевна, почему-то на цыпочках, подошла к дверям, закрыла их на ключ. Осторожно достала из пенала бритвочку, аккуратненько стерла неправильную циферку, и синим стержнем, копируя Димкин почерк, написала нужную цифру. Еще раз просмотрела всю работу, и, нарушая нормы, принятые в педагогике, красным стержнем, на пол страницы, вывела пятерку.
    На следующий день студентка раздала тетради. Дима лениво открыл свою тетрадку и, щурясь, стал листать. Перевернул страничку и замер, пожал плечами, глазам не поверил. Подтолкнул соседку по парте и изумленно прошептал:
    - Смотри, Светка! Видела когда-нибудь такую оценку?
    - Вот это пятерочка! - восхитилась девочка.
    Елена Алексеевна сдвинула брови, нахмурилась и строго сказала:
    - Всем успокоиться.
    Димка старался пуще прежнего. Классную работу написал без ошибок, правда, с несколькими помарками.
    На переменке весь класс сбежался посмотреть на огромную пятерку. - Вот это да! - восторгались первоклашки - Смотрите, пятерища-великанша! Ребята развеселились.
    Димка расцеловал страничку и, счастливый, помчался по коридору с открытой тетрадкой. Школьный народ дивился величине оценки. Бегал он до тех пор, пока лбом не влепился в огромную фигуру директора...
    - Хороша оценка. Такую надо умудриться заработать, - внимательно рассматривая тетрадь, резюмировал директор.
    - Александр Артемович, а кто мне будет писать характеристику, ставить оценку за педагогическую практику? - вопрошала студентка.
    - Сама и будешь, учись. Возьми синий стержень, напиши самую лучшую характеристику и поставь себе пятерку. А перед зеркалом, деточка, тренируйся. У учителя должно быть серьезное лицо...


    Владимир Бартков

    Парадоксы

    Как трудно быть Кем-то, ещё тяжелее - никем,
    Я холодом Смерти когда-нибудь буду согрет...
    Живём по законам искусно придуманных схем,
    По букве фальшивых, но всё-таки нужных примет!

    Где солнце погасло, там небо осветит луна.
    По лошади жизни ударит ямщицкая плеть...
    Коль "он" одинок - одинока должна быть "она",
    Где плакать устали, там вскоре научатся петь!

    Где тонко, там рвётся непрочно завитая нить.
    Во что бы ни стало - мне всё-таки хочется жить!


    Екатерина Ольховская

    Маме

    Нет, мне не надо с неба звёзд!
    Мне в мире всё постыло.
    Сходить бы только на погост,
    Где мамина могила...

    Пойти весной, когда в степи
    Безоблачное небо.
    С собой в кармане принести
    Для птиц немного хлеба.

    И, вспомнив милые глаза,
    Заплакать, как ребёнок:
    - Прости, родная, что слеза
    Горька, а стих не звонок.

    Я помню: ты меня всегда
    Лишь гордости учила.
    Что толку? Ты была горда -
    И вот твоя могила.

    А я за этот нежный взгляд
    Сгорю в аду - с любовью!
    В моей душе навеки яд,
    И он же смешан с кровью.

    Ступай, родная, в пустоту...
    Опять я одинока.
    И вновь целую руку ту,
    Что оттолкнёт жестоко.


    * * *

    Я хочу рассказать тебе сказку о вечном проклятье:
    Там, где море и скалы, в забытом, заброшенном месте,
    Без имён и без зла, без насилья, как кровные братья,
    Жили белые птицы, не знавшие гнева и мести.
    Так же, как оперенье, белее январского снега,
    Были души чисты у прекрасных и нежных созданий.
    Они знали лишь счастье, и в небо ныряли с разбега,
    И не ведали даже о бурях, дождях и тумане.
    Вот птенцы появились на свет, и увидели птицы,
    Что урода чернее угля сотворила природа.
    Ночью птицы уснули, только уроду не спится,
    И безмерная злоба сияет в глазах у урода.
    В эту ночь он кровавую дань собирал до рассвета,
    А когда рассвело, солнце встретили белые трупы,
    А живые с тоской и страданьем смотрели на это
    И нашли, и убили птенца на скалистых уступах.
    Всё забылось, как сон, птицы снова смогли веселиться,
    И дождаться детей, что им станут отрадой до гроба...
    Что ж так горько рыдают прекрасные, глупые птицы?
    Эти дети черны, а в глазах у них светится злоба.


    Вадим Ольховский

    * * *

    Мой старый дом, не думал что вернусь.
    Мне в нём не жить, не бросить, не снести.
    Здесь стол накрыт, кровать пуста, на полках грусть.
    Собрать всю радость - так поместится в горсти.

    Обрывки мыслей здесь бессмысленны, стары.
    Сложу в одну: ах, отчего не забрала?
    А лишь надела траур до поры
    И занавесила все в доме зеркала.

    ...Я с полок пыль спокойствия сотру
    На ту одну, которая пуста,
    Составлю думы, неподвластные перу,
    Осколки памяти расставлю по местам.

    Зажгу свечу, оставлю у окна...
    И, скрипнув дверью, выйду побродить
    В холодный вечер человеческого дна,
    Над головой не замечая нить.


    * * *

    Ты уходишь. Возьми моё сердце с собой...
    В клетке грудной оно бьётся раненой птицей.
    Отпусти её в небо, прошу, позволь ей разбиться.
    Подари обессилевшим крыльям желанный покой.

    Всё едино - зачахнув в разлуке - умрёт.
    Всё равно не поёт без тебя эта глупая птица.
    Ты уходишь - и если не сможешь остановиться,
    Я прошу, подари ей последний полёт.


    СЕРЕБРЯНОЕ ПЁРЫШКО

    Виталина Панкова (9 лет)

    Зимой в лесу

    Вот и осень пролетела...
    И в лесу уже надела
    Ёлка белый сарафан,
    Зайчик - беленький кафтан,
    И снежинки так кружатся,
    В лес зовут тебя, меня...
    Не могу уже дождаться
    Снова праздничного дня.

    Луна

    Одинокая луна среди звёзд
    Светит на стволы спящих берёз.
    А наступит утро, солнце взойдёт,
    И луна тихонько спать пойдёт.


    Галина Гиззатуллина (15 лет)

    * * *

    Часы и минуты, паденья и взлёты...
    Меня заставляет прощаться суббота.
    Смеяться не буду, да просто нет сил.
    Обиды забуду, как ты и просил.
    Вчера я хотела стать лучше и проще,
    Но не было смысла, и дождик мешал.
    Хотелось запомнить осеннюю рощу
    И град, что рассаду в саду сокрушал.
    И вот уже утро, стою на перроне,
    Но я не хочу от тебя уезжать!
    Квартира пустая, и вещи в вагоне,
    И я обещаю, что буду скучать...


    Юлия Шамсутдинова (15 лет)

    Неволя любви

    Он сидел за письменным столом и молча поглядывал на монитор компьютера. "Ну, почему же Она не пишет?" - в который раз подумал Он. Никакого разумного ответа в голову не приходило. Где-то под диваном жалобно мяукнул кот. "А, ну, да! Я же забыл тебя покормить! Бедняга!" - Он участливо глянул на высунувшуюся мордочку питомца, смотревшего на хозяина даже больше, чем просто с упрёком. "Пойдём, дам тебе перекусить" - пригласил незадачливый "котовладелец" и направился в кухню, кот засеменил следом, подпрыгивая от нетерпения. Но, достигнув желаемого и даже взяв в руки бумажный пакет с молоком, Он неожиданно услышал ласкающее слух "тин-тин" - уведомление о пришедшем сообщении. Совершенно позабыв о бедняге коте и уронив молоко, Он рванул к компьютеру. Да! Это от Неё! Как же долго Он этого ждал! Уже через минуту Он был в виртуальном мире Господина Интернета...
    "Неудержимая:)": Привет, как ты?
    "Задумчивый": Ты так долго не была в сети! :(
    "Неудержимая:)": Да, не было времени! Столько дел, столько дел! Все зовут гулять, не могу никому отказать!
    "Задумчивый": А как же я?
    "Неудержимая:)": А что случилось? Не понимаю, что ты имеешь в виду.
    "Задумчивый": Ты обещала сходить со мной на каток, а сама пропала! Возможно, тебе всё равно, а мне....
    "Неудержимая:)": А что тебе?! Прости, но я не могла тогда. Обвинения закончились, я надеюсь?
    Вот так всегда. Она постоянно уходила от ответа, оставляя виноватым именно его.
    "Задумчивый": А какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
    "Неудержимая:)": Да вроде никаких. А что?
    "Задумчивый": А ты не будешь против, если я тебя приглашу на каток? :)
    "Неудержимая:)": Конечно, нет! Зайди за мной в 20:00. Я буду ждать...
    И она покинула сеть. Он почувствовал небывалое счастье от её согласия быть в этот вечер именно с ним. О ногу потёрся мурлыкающий кот, уже успевший во время "переписи" слизать с пола утёкший литр молока.
    В тот вечер Он надел свои новые джинсы и счастливую футболку. Очень обрадованный увиденным в зеркале парнем, сильно расстроился, осознав, что никто не увидит этого всего под курткой. Но главное - это то, что Он весь вечер сможет смотреть Ей в глаза и держать за руку. За Её руку.... Летя на крыльях счастья к Её дому, Он не думал ни о чём другом, кроме как предстоящей встречи. В кармане что-то зажужжало. Он нетерпеливо вытащил мобильник и, увидев сообщение от Неё, почувствовал, как сердце забилось сильнее. Он боялся, что там отказ, просьба перезвонить через пару дней. К сожалению, он был прав... Её фраза, знакомая Ему до боли, уже успевшая за два года прочно врезаться как в память, так и в сердце, возникла на экране: "Прости, дорогой! Дела! Попросили приглядеть за младшим братом. Свяжись со мной дня через два. Целую". Казалось, что хорошее настроение, только-только расправившее крылья, сжалось в маленький ничтожный комочек и исчезло с лица Земли. Но Он отправился на каток в попытке встретить кого-нибудь из знакомых. На льду уже кружилось десятка с два пар, а также небольшие компании принимали участие во всеобщем веселии, делясь новостями и подтрунивая друг над другом. Он был здесь лишним. "Лишним. Странное слово", - подумал Он, мысленно понимая, как всего-навсего одним словом охарактеризовал свою жизнь. Минут с пять Он смотрел на окружавших его людей и размышлял. Вдруг, где-то вдалеке показалась Она. Его удивлению не было предела. Значит, Она освободилась и решила, что Он, такой одинокий и несчастный пойдёт сюда, поэтому и отправилась искать его. Он ринулся к ней, но внезапно осёкся. Она была не одна.... Её сопровождал высокий парень, значительно старше её. Ошибки не было: Она откровенно поцеловала незнакомца в губы, хотя с Ним ограничивалась лишь чмоком в щёку. "Всё кончено..." - всё происходило, словно в каком-то сериале. Не хотелось верить, что реальность настолько жестока. Он молча ушёл с катка, размышляя над своей никчёмной жизнью. "Как Она могла так поступить с Ним?" - эти слова роем окружили голову и пытались проникнуть в самое потаённое в его сознании. Но Он решительно был против. Придя домой, Он сел на диван, кинул шапку в стену, та медленно сползла на пол и осталась неподвижной. Большой рыжий кот запрыгнул к нему на колени и принялся усердно мурчать. Он аккуратно опустил питомца на пол, что тому явно не понравилось, и сел за компьютер. "А может, не всё так плохо?" - подумал Он. Наконец-то Он был свободен. Он решительно зашёл на форум и одним нажатием кнопки стёр Её из своей жизни навсегда. Почему-то стало необыкновенно легко. А через десять минут Он уже весело переписывался с милой девушкой по имени Майя, словно забыв о недавнем разрыве и поменяв ник с "Задумчивого" на "Независимого".
    Не стоит бояться перемен в своей жизни - рискуйте, и всё обязательно получится! Как и у героя этой истории.


    Я знаю...

    Я знаю. Я знаю, что такое одиночество... это разбросанные в беспорядке вещи, истерзанный до полусмерти дневник... свеча с полуистлевшим фитилем, надкусанный кусочек шоколада, работающий без перерыва телевизор, играющий магнитофон и чувство холода внутри...
    Я знаю, что такое влюбленность... это сон без кошмаров, нежные поцелуи, круглые сутки волшебного настроения... заброшенные конспекты, позабытые лекции, свет впереди тоннеля и зарядка по утрам...
    Я знаю, что такое любовь... это эго, полностью растворившееся в чем-то еще малознакомом... фотографии, разбросанные по сумочке, сладкая дрожь по всему телу от простого прикосновения... беспрерывные телефонные звонки и письма, враз исчезающие куда-то вредные привычки... растрепанные волосы по утрам, голос, от которого по всему телу мурашки...
    Я знаю, что такое разлука... это боль, которая постепенно начинает затмевать смысл жизни... кофе со снотворным, слезы в подушку, вечно опухшие глаза и не накрашенные губы... это желание поселиться на необитаемом острове. Презрение к себе и ненависть к воспоминаниям...
    Я знаю, что такое печаль... это мокрые глаза, из которых текут слёзы вперемешку с тушью; грустный взгляд, направленный в пустоту и неуместная молчаливость, это когда ты видишь его, хочешь подойти, но то существо, что сидит в тебе, не пускает...
    Я знаю, что такое безразличие... это безумная работоспособность, какие-то слишком умные книжки, аккуратный макияж и маникюр... бесконечные прогулки только по своей улице, хороший балл успеваемости, и разговоры с самим собой на сугубо философские темы...
    Я знаю, что такое воспоминания... это заброшенные в дальний угол фотографии, стертый номер телефона, теперь уже всегда имеющееся при себе таблетки валерьянки, легкая раздражительность, циничная улыбка при встрече и никому не нужный вопрос: "Как дела?"...


    Татьяна Таянова

    Ура! ЛюдмилИванна летит-не-летит на Луну!
    (Россказнь)

    Максиму

    Все очень просто. Когда она упала с Луны, все ее части рассыпались. На помощь мужчине в белом был вызван наряд суетливых женщин, а именно:
    - нянечка гинекологического отделения по прозвищу Кормилица (когда она учила кормить младенцев грудью, рассказывала молодым матерям, как потеряла всех своих кормильцев и теперь вынуждена кормить и кормиться сама, без посторонней помощи);
    - старшая медсестра по прозвищу Поилица (хранительница спирта и больничного очага, споившая пол отделения, и хоть все ею были довольны, она этого никогда не чувствовала);
    - медработница с волосатыми ногами, на несвежем халате которой для внимательных глаз открывалась другая ипостась - Невеста Трубочиста - вышитая гладью память о навсегда покинувшем ее планету (или планиду) женихе по прозвищу "Чисто всем труба". Вечно грязная, унылая разносчица уток и обладательница стойкого и сурового мужского запаха, от коего фам рафине (рафинированные женщины) обычно падали в обморок или начинали так неприлично морщиться и ругаться, что от их рафинированности оставалось только дорогое белье и маникюр с педикюром;
    - две медсестры по прозвищу Призраки. Почему их так одинаково прозвали? Ходили всегда рядом, как сиамские уродцы, если пила одна, забуревала и другая, а от вида обеих по телу обычно струилась дрожь, холодная и необъяснимая, почти такая же, какую испытывает человек при взгляде на что-то уж совсем обидно-незнакомое.
    Вместе с дарителем жизни в белом эти Вальпургии медицины представляли довольно сплоченный коллектив, и можно было бы сказать даже дружный, только дружить было нечем.
    Итак, все очень-очень просто. Когда она упала с Луны, все ее части, конечно, рассыпались. Потом они (кто? - см. выше) их кое-как собрали и предоставили ее матери как неоспоримый факт рожденья новой жизни в единстве всех ее разрозненных частей: сердца и желудочков, легких и печенки, глаз и носоглотки и чего-то там еще, кажется, крылий (но это уже совсем неважно). Мать, отходя от наркоза (или пребывая в нем - данные об этом разрозненны), посовещалась с портретами бабушек и в итоге всему этому скоплению неинтересных вещей общими семейно-родовыми усилиями было дано очень странное для лунного уха название - ЛюдмилИванна, которое для уха земного должно было символизировать очевидность ее существования в природе, являться аллегорией единства жизни, а для некоторых еще и утверждением ее гармонии и красоты.
    О смысле же жизни ЛюдмилИванны в тот момент никто не думал. И очень даже зря, потому что как только маленькая ЛюдочкаИванна стала подрастать и задумываться о причинно-следственных связях всего со всем, ей пришлось заботиться об этом самой, а ведь каждый знает - это больно, а иногда еще и страшно.
    Вскоре для ЛюдмилИванны единство ее существования перестало быть очевидным. Впервые это произошло, когда в странном созвучии, которым она называлась, проступила пошлая - особенно для инопланетного слуха - фраза: ЛЮДИ!МИЛОМЫТЬСЯВВАННЕ.
    Ей стало невыносимо и она, будучи еще совсем маленьким ребенком, в интимной тетрадке с корявым сердечком на обложке и тысячью слез внутри записала свои желания, мечтая о которых, не хотелось ни мыться, ни плакать, ни выражаться, ни смеяться, ни кувыркаться, ни проч., а только ждать чудес, как-то:
    Вырастить ель из семени тополя.
    Рабочему стать миллионером в капиталистическом обществе.
    Всем людям жить до 200 лет.
    Перейти к социализму, минуя капитализм.
    Полететь в Космос.
    Вылететь за пределы Солнечной системы.
    Вот эта корявая (с точки зрения почерка) сумма детских ожиданий - свидетельство того, что полноценность и целостность пошатнулись - и теперь уже окончательно.
    Бедная, бедная... Тогда, в достопамятные мгновения своего детства, она еще думала, даже была уверена, что все мысли истинны, что ложных мыслей нет, что все мечты осуществимы, а желания долговременны. Вопрос к читателю: в чем ошибка?
    Я скажу. Писатель Кафка был единственным из рода человеческого, кто ответил на извечный вопрос: почему чукчи не покидают свой суровый край? "Они не могут иначе". "Все, что является возможным, происходит". "Возможно лишь то, что происходит". (Интимный дневник закомплексованного Кафки).
    Возможно лишь то, что происходит. Вот ответ на вопрос, почему сегодня ЛюдмилИванна все-таки летит-не-летит на Луну, а не за пределы Солнечной системы, и не выращивает ели из семени тополя, и не преодолевает возраст человечества, и не переходит к социализму, минуя капитализм...
    Таким образом, все-все очень просто. Когда она упала с Луны, все ее части рассыпались. Потом она родилась, потом осознала раздробленность своего существования и невыносимость своего имени. Наконец возник он - мужчина ее жизни в белом с крыльями и воздушными шарами, и с очень большим астральным яйцом (пошлость исключена) - с охранительно-оборонительной, подсознательно-бессознательной, антинаучной, практически-теоретической оболочкой вокруг-через-до-и-после себя.
    Для чего он был ей нужен? Вопрос резонный, но слишком мещанский и немножко даже в духе диалектического материализма. Ну а как же без спутника совершить свой полет-не-полет на Луну? Как без спутника - космического летчика с крыльями, шарами и астральным яйцом - пробиться сквозь космический мусор, не задохнуться от космической пыли и все-таки попасть-не-попасть на Луну? Ведь одиночество полноценно и драгоценно, и выносимо, и возможно только на Земле, а там - в космических широтах - оно комично и наказуемо.
    И ее новой ошибкой стал неверный выбор героя. В единственно милые и навеки нужные был взят бравый летун Советского союза, герой всех времен, всех народов, всех планет и инопланетян, человек-космос масс-культа, у которого весь оргазмический восторг полета ассоциировался лишь с пошловато-застольным "Поехали!". Конечно, вы угадали, - Гагарин. Герой ее жизни в белом - верхнем и нижнем - облачении. Первый раз он посетил ее в ночном видении, пройдя сквозь створки двери, как новогоднее растение, украшенный воздушными шарами детства, а значит толстый, зато легкий, добрый, но не злой.
    После этого он являлся часто, в разных обличьях, причем не только ночью. То придет в ореоле космической пыли, то под руку с работницей и ее волосатыми ногами, то переодетый трубочистом с огромной звездой во лбу, то с семейно-родовыми портретами бабушек - и сам как портрет, а в последний раз заявился с двумя астральными яйцами - одно - для себя, другое - для ЛюдмилИванны. Яйца феерически блестели и переливались всеми земными и неземными красками.
    "Поехали", - космическое божество с глазами как у ясеня приветливо-призывно махнуло рукой во всех направлениях сразу. Ей стало больно, легко и страшно, как когда-то в детстве было больно, легко и страшно думать о смысле существования. Последними ее словами на Земле были:
    - Ура! ЛюдмилИванна летит-не-летит на Луну!
    Ну а дальше? Дальше - все очень просто. Когда она упала с Луны, все ее части рассыпались...

    21 ноября 2000 года
    (в день рожденья Бьорк)


    Наталья Карпичева,
    член Союза российских писателей

    Подари мне погожий вечер: о любовной лирике Сергея Рыкова

    Вот приходит домой человек, мужчина, воин, защитник или завоеватель - не суть важно. Суровый и справедливый... И складывает оружие в прихожей, в углу, под вешалкой, где плащи и шляпы. Там, где словно встали на якорь туфли-лодочки или даже балетки...
    И преображается. Он любит. И боится потерять. И ему кажется, что он теряет. Без этих своих доспехов, оставленных под вешалкой, он уязвим, но в этом его сила - не слабость.
    В поэтическом цикле "Подари мне погожий вечер" Сергей Рыков открывается с неожиданной стороны. Он предельно лиричен и даже несколько сентиментален. В то же время перед читателем - словно черновые варианты драмы, автор которой ещё не определился с финальным решением. И, возможно, это будет комедия - в её античном понимании, со счастливой (хотя бы, внешне счастливой) развязкой. Здесь практически действует канон триединства: время - пограничное время суток, место - ограниченное бытовым пространством некого квадратометража, ну и действие - ожидание, страх, желание избежать Её Величества Разлуки.
    Вечер (встреча, обретение) или утро (разлука, потеря) здесь - не просто временные точки, но и ещё два героя (кроме ЕГО и ЕЁ) в этой повести об ускользающей любви. Это время - крайние точки ночи, пограничность между реальностью и сновидением, между "я для себя и для неё" и "я для всего остального".
    Ты просыпаешься - утро; Подари мне погожий вечер; Настанет рождение нового дня. // Скажи, будет место ли в нём для меня? - утро; Я вечер, я ночь, я рождение дня; Я в этот вечер слишком одинок; И ночь, сгоревшая дотла, // Накинет шаль - утро.
    Любимая (или любовь) падает или взлетает, ускользает, растворяется, тает или замерзает, сгорает или уплывает в день (в суету, в повседневность): Ты просыпаешься. И в ситцевое платье // Втекаешь, не таясь и не спеша... Или так: И ночь, сгоревшая дотла, // Накинет шаль и скажет пресно: // "Прощайтесь, милые, любовь ушла". В этих и подобных строках странным образом исчезают глаголы активного действия, и остаётся подспудно-элегическая страдательность: И вот течение снесло // Узор твоих прекрасных глаз... Или вовсе убегание в общенародное любомудрие о "мире, придуманном не нами", с непременным "как говорится": Как говорится, не срослось. // А может быть, не притерпелось... И неотступно преследует уже упоминаемый образ бесстрашного рыцаря невесёлого образа, вздыхающего под неким балконом.
    В цикле "Подари мне погожий вечер" действует ещё одно регулярное единство (как единство и борьба), почти пастернаковское соединение романтического и бытового - как его шекспировский призрак-сонет, обнявшийся с клешнёю краба. У Сергея - любовь в обнимку со скверной погодой, как сочетание, от которого хочется плакать: Только ты не зови удачу: // Я удачлив по мере мерной, // И не плачь, если я заплачу // От любви и погоды скверной... Да и любимая какая-то странная. Это, конечно, не Дульсинея. Это Альдонса (Я надеялся на маленькое чудо, // Вот и встретил грешную тебя). Она спущена с облака или, может, дарит его любимому ("Подари мне облако"), оставаясь в обыденности с вареньями и серенькими платьями: Припомню серенькое платье, // В котором ты ждала меня... Эти строки отсылают к финалу пастернаковского "Из суеверья": Грех думать - ты не из весталок: // Вошла со стулом, // Как с полки, жизнь мою достала // И пыль обдула...
    Героиня у Рыкова совершает подобный же "подвиг". Будучи ближе к земле (Но ты как скользкая дорога, // Которой взлёт не интересен), она оказывается и сильнее и мудрее. И выстраивается такой, вроде бы, обыденный диалог, в котором истинный смысл и поэзия любви открывается только благодаря бытовым образам "сухарей" и сочных "апельсинов". Странным образом, когда мужчина падает духом (Суши, подруга, сухари... // Не потому, что есть причина, // А оттого, что, чёрт возьми, // Вся жизнь - сплошная чертовщина), спасает обыденность женской любви-жалости и заботы (Но предвкушая летний зной, // Чуть поднимаясь из трясины, // Ты скажешь: "Не грусти, родной, // Я нам купила апельсины").
    С другой стороны, именно быт - "постоянство" - если не заканчивает, то очерчивает, "закругляет", разменивает чувство, подменяя собой "тайну". Это и есть любовь, упавшая в корзину:

    ...И обрели одни мечты.
    Сначала мы встречались тайно,
    Вдали от общей суеты.
    Но обретая постоянство,
    Ввалились мы в обычный круг,
    Где славно процветает чванство
    Среди знакомых и подруг.

    Именно эта "бесчерёмуховость", беззвёздность и безвоздушность таит опасность: Ты мне нужна как воздух, // Твоё я ласкаю тело, // А небо роняет звёзды, // И небу до нас нет дела.
    И это даже ещё не расставание, а только ожидание неизбежной разлуки диктует пушкинское желание - остановить мгновенье, задержать любимую, запомнить близость, пронять холод или сохранить снег хотя бы и такими "действенными" мерами как чаепитие с малиновым вареньем:

    ...Блеснуло в зеркале немое отраженье,
    И забурлила в чайнике вода.
    Давай проймём малиновым вареньем
    Весенний холод тающего льда.

    или лепка снеговика:

    Засмеюсь, и знаю, ты
    Рассмеёшься звонко.
    Мы из снежной наготы
    Слепим снеговёнка.

    Даже в самом названии цикла речь идёт о кратком промежутке времени, как и в самом стихотворении "Подари мне погожий вечер" (не жизнь - вечер, но погожий вечер; а в следующем катрене говорится уже именно о мгновенье: И на прожитое мгновенье // В колымаге осенних дней // Въедет новое стихотворенье // О загубленной жизни моей). В попытке подвести какие-то итоги вдруг оказывается, что прожито лишь мгновенье, тогда как вся жизнь - не прожита, загублена.
    Но, тем не менее, главным резоном (И если я ещё живу, // На то имеется причина), фактически единственной опорой того бесстрашного воина, защитника или завоевателя - не суть важно, оказывается его боязнь остаться одному, утратить любимую, разочароваться в любви (Быть может, просто я дурак, // Но я хочу побыть с тобою). И источник той силы и того бесстрашия - объятия возлюбленной: И если б не твои объятья, // Должно быть, не было меня...

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Рыков Сергей Валентинович (svrykov@gmail.com)
  • Обновлено: 14/04/2009. 107k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза, Поэзия, Литкритика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.