Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
СВИДЕТЕЛЬ АПОКАЛИПСИСА
Экспонат
В жизни молодых туберов из цивилизации протуберанцев наступил радостный момент. Именно сегодня, — в этот день и час, — достигли они того возраста, следующий этап которого будет означать, что они не малые, шаловливые туберы, а взрослые, хотя и юные протуберанцы. Им по праву достается приставка «про», свидетельствующая о том, что они в общих чертах готовы к самостоятельной жизни, не только во внутренних мирах, давно обжитых протуберами, но и во внешнем мире, — еще таком непознанном, таящем в себе массу любопытного. Именно сегодня состоится их первое знакомство с внешним миром, правда не самостоятельное, а при помощи старого и мудрого учителя Лао.
Сегодня им предстояло посетить вселенский музей зла, а также послушать Лао, этого непревзойденного рассказчика, способного своими историями успокоить самого шаловливого и игривого малыша, — тубера.
И вот долгожданный час пробил. По сигналу Лао они, подобно стае светлячков, оставляя за собой пока что короткие, но все же яркие огненные хвосты, горящие негасимым пламенем в холодном мраке космоса, устремились туда, куда звал их учитель, где их ожидало неведомое. Полет был долог и очень труден, но никто и не подал виду, что устал, все крепились, стараясь казаться взрослыми, и оказались во внешнем, ранее запретном для них мире.
Дав немного отдохнуть и отдышаться, их старый учитель начал неторопливый полет по музею, рассказывая много поучительных, грустных, а подчас и страшных историй. Чего и кого здесь только не было: и древние протуберы, их далекие предки, жадно пожирающие себе подобных, и неведомые радиобы, убивающие друг друга радиоволнами, и кремнеорги, и еще множество разных миров и цивилизаций. И всюду было зло, все было наполнено им до предела, казалось еще лишь миг и все оно выплеснется наружу! Зло кипело и бурлило вокруг.
Но летел дальше старый Лао, уводя за собой разом присмиревшую и притихшую ватагу. Вот уже закончился музей, но Лао все не прекращал свой полет, стремясь показать им НЕЧТО.
Вздох разочарования вырвался у заинтересованных протуберов, ожидавших чего-то большего. Экспонат, к которому привел учитель, представлял собой груду каменных обломков-астероидов, плотной массой летящих по кругу. Это они уже видели и раньше у себя дома и не находили в них ничего интересного, к тому же они устали и без прежнего интереса слушали Лао, с нетерпением ожидая скорейшего возвращения домой. И лишь самый крохотный из них, совсем еще малыш со взрослым взглядом, молодой протуберанец по имени Ио, жадно слушал рассказ любимого учителя.
С самого раннего возраста было отмечено, то Ио страдает такой древней болезнью, как излишняя эмоциональность и впечатлительность. Его родители знали, что он обречен, едва перешагнет рубеж от тубера к протуберанцу. Такие, как он, кончали всегда одинаково, стремясь ценой своей яркой, пламенной жизни, растопить холод какой-нибудь крохотной, закованной в ледовый панцирь планеты, не желая понять ни душой, ни сердцем всю бесполезность своей попытки. Он был жив, но уже обречен, даже не подозревая об этом.
Во и сейчас, слушая рассказ старого Лао, Ио отчетливо видел описываемый учителем мир с его обитателями, такими крохотными, что он бы их никогда и не заметил. Но сейчас он их видел, чувствовал их боль и страдания, радость и любовь, он жил их человеческой жизнью, их радостями и невзгодами.
И чем больше рассказывал учитель, тем больше проникал Ио в загадочный мир людей. Вот перед его мысленным взором раскинулась изумительных расцветок планета, такая, — какую он видел в своих детских, радужных снах. На ней, словно муравьи, мельчайшие создания, — люди: со своей радостью и болью. Время от времени тишь и спокойствие планеты нарушали серые дымы, тонкой фатой устилавшие ее.
То были войны, и когда ветер разгонял дым и пыль, глазам Ио открывалась совсем иная картина, — картина разрушенного муравейника. Но эти букашки с ожесточением принимались за восстановление, с тем же упорством, с каким совсем еще недавно истребляли друг друга. Через некоторое время планета вновь принимала опрятный вид и так до следующей бойни. Но постепенно букашки умнели: все реже и реже бутузили они друг друга, перестали распускаться в небесах бутоны ядерных взрывов.
На планете воцарился мир, наступила эра добра и справедливости, не было больше богатых и бедных, хозяев и рабов, чрезмерно счастливых и несчастных людей. Планета изумительно переменилась, в небесах распускались яркие бутоны, целые их букеты, созвездия цветов, но это были не злые цветы смерти, то вздымались к небесам ажурные конструкции красивейших дворцов, построенных людьми и в которых они отныне жили, навсегда покинув грязные и мрачные, серые коробки старых зданий. Понемногу из людей исчезала даже сама память о зле, еще совсем недавно царившем на планете.
Маленькие букашки, — люди вышли в космос, построили как бы из ничего целые чудо-города. Там, где раньше властвовал вселенский холод, люди растили сады. Но пришло время, когда им стало чего-то остро не доставать, что-то озаботило их.
Ио напряг все свое воображение и понял, что остановило радужное течение времени в мире людей. Им стало просто-напросто грустно. Грустно оттого, что они одиноки, что не с кем поделиться всем тем великим и прекрасным, чем владели они. Люди грустили о своих братьях по разуму, затерянных где-то в необозримых космических далях. А вдруг где-то там, в далеком и неведомом мире, умирает с надеждой и тоской во взгляде холодной звездной ночью их далекий брат? Нет, этого не должно произойти, поэтому корабль людей взял курс к неведомым мирам.
Ио отчетливо видел крохотную точку исполинского, по людским понятиям корабля, видел весь его путь. Вот он пересек окраину своего, внутреннего мира и устремился в неведомые дали. Пульсирующая точка звездолета становилась все ближе и ближе. Ио понял все, и страшная догадка кольнула его огненное сердце. Преодолевая миллионы миль, корабль мчался туда, откуда только что прибыл Ио, к протуберанскому музею зла. Вот корабль сблизился с ним и вошел в его пределы. И никто не смог заметить его, настолько он был мал, словно одинокая пылинка в потоке горячего воздуха. Он вошел туда, в самую гущу зла! Жалкая пылинка, что она могла против него сделать! Зло пропитало ее насквозь, зло заполнило ее до отказа, превратив корабль-спасатель в смертоносное оружие... Ио передохнул, неприятно давило голову, но он решил досмотреть до конца величайшую трагедию Вселенной, хотя он и знал заранее, чем все окончится.
Вот корабль, проплутав по музейному лабиринту и не найдя из него выхода, устремился обратно в ту крохотную щель, сквозь которую он проник сюда. Благополучно миновав по каким-то причинам не сработавший заградительный барьер, корабль помчался обратно к планете людей.
А там ждали их возвращения, дорога к планете была устлана цветами. Встречать своих долгожданных разведчиков вышел весь человеческий мир, ликуя, не подозревая об ужасной развязке, ожидавшей их. А потом был ужасной силы взрыв, и планета разлетелась на тысячи осколков, став новым экспонатом в протуберанском музее зла... Ио открыл глаза, но еще некоторое время не замечал окружающий мир, потрясенный своим, показавшимся таким долгим, виденьем. А его друзья туберы, весело крутя огненными хвостами, улетали прочь. Ведь уроки закончились, и учитель Лао отпустил их до новой встречи.
Увидеть свет
«Возьми свое сердце,
Зажги его смело,
Отдай его людям,
Чтоб ярче горело!»
...В холодных просторах космоса, подобно маяку, горит Светляк, освещая призрачным светом дорогу звездолетам, указывая на подстерегающую астронавтов опасность. Ни метеоритные потоки, ни огненные странницы-кометы, ни жадно затягивающие в свои недра черные дыры подстерегали незваных гостей. Сама планета, этот гигантский фонарь, эта горящая в звездном мраке свеча, таила в себе опасность. Несколько столетий назад, она стала бы великим кладбищем межзвездных скитальцев, первопроходцев новых дорог, прервала бы появление на свет многих важнейших открытий.
Долгие столетия проходят звездные пути вблизи небесного маяка. Множество раз предпринимались попытки разгадать тайну небесных огней и звезд, которых нет. Но все попытки были тщетны. Стоило приблизиться на определенное расстояние, как огни начинали тревожно мерцать, предупреждая об опасности. Этот таинственный, мерцающий свет, воздействовал на подсознание, будя покоящееся в его недрах чувство страха.
Один за другим отступали от планеты, названной за свое нереальное освещение Светляком, корабли многих миров, так и не разгадав ее тайны. И осталось на многие века загадкой происхождение несуществующих огней на планете, — мираже. Луч прибора, направленный на это море огней, не улавливал препятствий, его взор спокойно проникал сквозь них. Было проведено множество экспериментов, и все они дали одинаковый ответ, — планеты нет, она не существует, как и не существуют таинственные огни.
Ракеты и спутники, — разведчики, посланные к загадочным огням, бесследно исчезали, что сделало еще более трудным и тернистым путь к разгадке тайны. Навечно вошла планета-мираж в список неразгаданных загадок вселенной.
Летели годы, в мерном течении времени складываясь в века, а разгадка тайны была также далека, как и в тот памятный день, когда одним из звездолетов прямо по курсу была обнаружена несуществующая планета Светляк. Звездолет мчался прямо на нее, тем более что приборы наперекор глазам твердили, что впереди пустое пространство. Но внезапно нахлынувшее чувство тревоги и неведомой опасности, заставило изменить курс корабля, хотя тем самым и значительно удлинить его. И пока корабль не изменил курса, невесть откуда нахлынувшее гнетущее чувство не отступило. Оно также внезапно исчезло, как и появилось, едва корабль миновал странный, светящийся объект.
Но не каждому дано увидеть предупреждающий свет. Невероятно, но планета- невидимка, каким-то образом умела чувствовать добро и зло. Примером этому стала наделавшая в свое время шуму история о пиратах, бежавших с одной из отдаленных и безымянных планет, где они отбывали пожизненное заключение. Сбежав, они захватили небольшой, быстроходный боевой крейсер, с помощью которого собирались продолжить преступный промысел. В погоню за беглецами устремилось два корабля того же класса.
Подойдя на предельно близкое расстояние к планете-невидимке, они заметили тревожный, предостерегающий свет, под воздействием которого изменили курс. А экипаж корабля-пирата, похоже, не видел этого света, или проигнорировал его, ведь приборы показывали прямо по курсу абсолютную пустоту. Дойдя до океана огней, пиратский корабль исчез. Покружившись вблизи светящегося призрака на дозволенной им дистанции, корабли повернули назад, так и не найдя следов беглецов. С тех пор в архиве планеты-призрака появилась еще одна неразгаданная тайна... Шли столетия, мчались мимо планеты-призрака корабли, навсегда отказавшись от разгадки ее тайны. Но однажды случилось событие, нарушившее течение жизни в этом уголке вселенной. Совершенно случайно, одним из земных грузовых звездолетов, следующим с ценным грузом в отдаленную галактику, был найден ключ к многовековой тайне, которому тогда никто не придал значения.
Проходя по предельно близкому маршруту к планете Светляк, на небольшом расстоянии космическое судно обнаружило сигарообразный предмет. Наличие на борту звездолета ценного и срочного груза, помешало изменить курс и исследовать найденный объект. Все, на что был способен корабль, — сделать его снимок. Но то ли благодаря тому, что для съемок был выбран далеко не самый удачный ракурс, то ли от воздействия таинственного излучения Светляка, но снимок получился не совсем удачным. Совершенно невозможно было разобрать, что это, — искусственный объект, или правильной формы астероид.
Прибыв в пункт назначения, экипаж корабля поведал о виденном. В доказательство слов был предъявлен сделанный снимок. По данному поводу возникли две вышеперечисленные версии, причем абсолютное большинство склонялось ко второй, более простой и понятной астероидной версии. Науке уже были известны сотни небесных тел самых причудливых форм. Не исключена была и правильность другой версии. Хотя наличие искусственного тела здесь, вдали от основных звездных магистралей и было маловероятным. Но этим телом вполне мог оказаться контейнер, выброшенный одним из проходивших мимо кораблей, предварительно напичканный какой-нибудь дрянью. Споров возникших вокруг находки хватило ровно на один вечер, а потом о ней позабыли.
Повторное открытие космического скитальца произошло несколько лет спустя. Одним из грузовых судов возвращавшимся на базу, вблизи планеты-призрака был обнаружен объект правильной формы. Вспомнился разговор, происшедший несколько лет назад на одной захудалой планетенке, где речь шла о таинственном предмете, что находится в окрестностях Светляка.
Капитан грузового звездолета «Северная Пальмира» в то время находился на планете Н. и был свидетелем разговора. Он тогда, впрочем, как и все остальные, не придал этой истории никакого значения. И хотя капитан уже давно вышел из того возраста, когда сердце жаждет открытий и каждый обломок сулит в себе тайну, он решил немного отклониться от курса и рассмотреть объект вблизи. Каково же было удивление этого, видавшего всякого на своем веку звездного волка, когда его глазам предстало чудо.
Светясь множеством фосфоресцирующих красок, плыл в никуда сигарообразный корабль. Поражала воображение правильность его конструкции, — не было ничего лишнего. Капитан готов был поклясться, что этот корабль принадлежит неизвестной цивилизации. Он мог с закрытыми глазами, буквально на ощупь распознать корабли всех семи обитаемых миров, входящих в состав Звездной Лиги.
Осторожно, словно боясь спугнуть, приблизился к нему земной звездолет. Едва корабль подошел вплотную к космическому бродяге, как в его борту открылся проход, приглашая землян внутрь.
Часть экипажа «Северной Пальмиры» после предпринятых мер предосторожности, воспользовалась приглашением. Корабль оказался совершенно пустым. Нигде не было обнаружено даже следов пребывания на нем экипажа, не смотря на самые тщательные поиски, предпринятые людьми.
Произведя самый тщательный осмотр, капитан мог с уверенностью сказать, что их находка не является межзвездным кораблем, скорее это небольшая транспортная ракета для межпланетных перелетов. Весь вопрос в том, как она здесь оказалась. Насколько ему известно, на расстоянии сотен парсеков от этого места нет обитаемых планет, а на ближайшей к этому месту, той, откуда они прилетели, вся техника изготовлена земными конструкторами. Найденная ракета не имела аналогов. Кто ее хозяева и зачем они направили ее сюда, в эту богом забытую дыру, и почему она, черт возьми, пуста?!
Вопросов множество, но нет на них ответа.
Отчаявшись найти ответ на свои вопросы, капитан собрал бесцельно блуждающую по кораблю команду, намереваясь покинуть его, приплюсовав его тайну к целому вороху неразгаданных тайн Светляка и всего, что его окружает.
Капитан покидал корабль последним. Уже нога готова была сделать шаг, обрывающий связь человека с неведомыми пришельцами, как что-то случилось! Капитан почувствовал это каждой клеточкой тела. Какое-то чувство сказало ему, — обернись! Повернувшись, он застыл на месте от изумления. Из минуту назад гладкого, матового металла появился хрустальный шар, внутри которого что-то было. На ощупь шар был теплым. От прикосновения человеческой ладони он распался на две части.
Спустя минуту в руках у капитана находилось несколько кристаллокассет. В том, что это именно они, сомнений не было. Кассеты были одним из немногих исключений в развитии цивилизаций. Все обитаемые миры имели их в одинаковом виде, лишь с небольшими вариациями.
Едва земной звездолет отделился от ракеты, как она исчезла, растаяла словно дым. Тревожный взгляд на кассеты. Они на месте. Последний прощальный взгляд на Светляк, и корабль помчался прочь. Планета призрак осталась далеко позади... Вопреки предположениям, расшифровать кассеты не составило особого труда. Они оказались «видео» и теперь отдавали людям заключенные в них картинки.
Кадр сменялся кадром. Перед людьми течет жизнь полная жертв и лишений таинственной планеты. Вот промелькнуло хмурое, промозглое небо с тусклыми пятнами-звездами. По голой, лишенной растительности земле, бродят гигантские, уродливые, серые тени. Веет холодом, мрак давит гнетуще, как в холодной и сырой могиле. Изредка слышится рев, издаваемый одной из серых теней, и вновь все надолго стихает. Первые годы планеты.
Вдалеке мелькнул едва заметный огонек. Серое чудовище настороженно застыло на месте. Огонек приблизился и появился он — тот, кто возник на этой безликой планете. В руках у него ничего нет, и в то же время он горит негасимым светом. Метнулась навстречу крохотному огоньку серая тень, раздался треск, блеснула молния и серое существо, взвыв от боли, бросилось прочь. Огонек, словно прощаясь, последний раз моргнул в ночи и исчез. Спустя некоторое время, пересилив страх, вернулось серое чудовище. Но вот впереди замелькали огни, целое море огней. Они приближаются, и мрачная тварь уходит с дороги крохотных, но сильных и, несомненно, храбрых существ. Приблизившись, огоньки подняли тело своего собрата. Грусть наполнила все окрест. Все дышит ею и лишь наблюдающее за происходящим с вершины холма чудовище проявляет безмерную злобу, смешанную со страхом.
Еще несколько кадров. Вновь появляется звездное небо. Звезд стало больше, а одна с каждой секундой росла, приближаясь к планете. То тут, то там видны силуэты светящихся фигур. Они светятся счастьем, с нетерпением ожидая прилета тех, кто стремится к ним с небес. Но что это? Не сбавляя скорости, корабль врезается в планету на радость серым страшилищам, с аппетитом набросившимся на обломки. Засветились грустью огоньки, недоумевая, почему небесный гость не остановился.
Летят кадры, все меньше на планете омерзительных, вечно голодных тварей, все больше их смертельных врагов, — светлячков. Все также, как и сотни лет назад, холодно взирают звезды с небес, едва озаряя своим призрачным светом этот сумрачный мир. На небе вновь зажглась звезда. Смутная тревога закрадывается в сердца светляков. Неужели их снова не заметят, и опять грянет трагедия? Но почему, почему их никто не видит?!
С ужасом и тоской взирают миллионы глаз на небо, откуда несется навстречу погибели неведомый корабль. В немом молчании светляков, под холодным светом далеких звезд трагедия повторилась.
Промелькнуло еще несколько столетий. По планете разлилось целое море огней. Для чего все это, никто и не помнил. С тех пор, как начали они вот так стоять здесь, отрешенно глядя вверх, сжигая свой внутренний огонь, прошло много-много лет. Но любой, даже самый тусклый и слабенький светляк понимал, что стоят и гибнут они не зря. Так нужно для осуществления великой цели.
Летели кадры, летели века. Вновь, в холодном звездном мире зажглась яркая и живая звезда корабля. Вот она цель! Вот оно предназначение светлячковой жизни, вот ради чего они живут и горят! Дарить другим свет и тепло своей души, спасать кого-то, жертвуя собой, своей короткой, огненной жизнью, ради этого стоит жить и гореть!
И свершилось то, ради чего они горели, гибли, возрождались и снова погибали, испепеленные негасимым огнем огромной души. Корабль изменил курс и вскоре его светящийся след затерялся средь звезд. За первым кораблем последовали и другие, едва завидев мерцающий в ночи тревожный свет Светляка.
Цель понятна и ясна, а потому стоят и поныне стойкие светляки, ярко освещая мир... Промелькнул последний кадр, и все разом стихло. На минуту в задумчивости опустили люди глаза, а когда подняли их вновь, кассет не стало, они исчезли. Но память о том, о чем они поведали, была жива. Навсегда останется в памяти планета Светляк и ее народ с бессмертным огнем в душе!
Альдевега
Жгучая прохлада вод приятным холодком обожгла опаленное беспощадными лучами солнца тело. На смену ослепительному светилу пришел приятный полумрак океанских вод.
Андреас чувствовал, что они где-то здесь, совсем рядом, притаились и ждут его, Андреаса приманки. Ему казалось, что они ждут только сигнала, чтобы начать атаку. И он даст этот сигнал: небольшой аппаратик, больше похожий на блестящую детскую игрушку, чем на сверхсовременный прибор, стоящий кучу денег. И уж тогда, он своего шанса не упустит и хоть одна, акула-мутант, что так ценится там, наверху, будет в его руках. Даже не вся, а только голова, с двадцатью рядами острых как бритва зубов, из которых что-то делают. То ли очень ценные лекарства, то ли сувениры. Не важно, что именно, главное заполучить их.
Прибор включен. Сигналы, подаваемые им, разрезая толщу вод, устремились вперед. Притаившись в одной из трещин подводной скалы, держа наготове атомное ружье, Андреас с нетерпением ждал. Клюнут ли они на приманку, или по-прежнему эти подлые мутанты окажутся хитрее?
По мере того, как время шло, а долгожданные тупые морды все не показывались, Андреасом завладевало отчаяние. Он уже и сам был не рад, что послушался того господина с дурацкой и трудно запоминающейся фамилией, что втянул его в эту охоту, посулив в случае удачи достаточное вознаграждение. Да разве мог он тогда, находясь в крайне затруднительном финансовом положении, отказаться от заманчивого предложения, тем более что полученный задаток не заставлял сомневаться в серьезности этого господина. Какая, впрочем, разница, добыть дюжину простых акул по заказам состоятельных людей или всего одну, пусть она хоть трижды мутант.
Андреас прервал поток воспоминаний, ему почудилось, что в расщелине ближайшей скалы, мелькнуло что-то серое и большое. Руки крепче сжали ружье, а глаза до боли всматривались вдаль, стараясь разглядеть что-то необычное, но все было как и прежде, та же спокойная, безмятежная вода, те же шустро снующие во все стороны косячки маленьких пестрых рыбок. Океан жил привычной жизнью, не обращая внимания на человека затаившегося в его глубинах.
Все тихо и спокойно и Андреасом вновь завладели думы. А что если он все- таки ошибся и все его расчеты встретить именно здесь этих мутантов, не стоят и выеденного яйца, ведь он о них практически ничего не знает. Лишь со слов нанимателя. Нет, тут же гнал прочь эту мысль. Он не мог ошибиться. Все десятки раз выверено еще там, наверху. Его расчеты точны, но почему акулы не появляются, плоха приманка, или хитрые бестии заподозрили подвох? Они оказались не так-то просты и глупы, как он представлял поначалу. Они очень хитры и подозрительны, а вдобавок ко всему еще и кровожадны. Не один он охотился за обещанным вознаграждением, многие старались заполучить его, но не многим удавалось уйти от их зубов в случае неудачной охоты. Андреас не верил, что и его может постигнуть такая жалкая участь, это могло случиться когда угодно, и с кем угодно, но только не с ним. И все же и по его спине частенько пробегал холодок, когда он в очередной раз скользил по тросу наверх к лодке, после неудачной охоты.
Но что это?! Или ему снова показалось, или это действительно она, долгожданная добыча, мелькнувшая вдалеке? Если это акула, то она обязательно вернется и будет неторопливо делать круги над своей жертвой, выбирая подходящий момент для атаки. Ему не показалось. Теперь он отчетливо видел серую акулью тушу в зеленых и красных разводах. Она стремительно проплыла всего в метре от него, обдав тугой волной. От ее мерзкой хари пахнуло холодной злобой и свирепой яростью.
Окажись он на пути у чудища, шансов на спасение практически не было. Но, пока козыри в его руках и короткий ружейный ствол задвигался в такт движениям мутанта. Главное не промахнуться и не ранить хищника, второго выстрела может и не быть. Раненая акула-мутант становится в сотню раз опаснее и мгновенно кидается на своего обидчика.
В тот самый миг, когда хищник стремительным броском заглотил приманку и застыл на мгновение, грянул выстрел. Акула судорожно дернулась и, обагряя океанские воды кровью, пошла на дно. Андреас был на верху блаженства, его выстрел оказался удачным. Акула мертва, он победил, и солидные премиальные за ее голову, считай, у него уже в кармане.
Закрепив ружье за спину, и вынув из специальной кобуры острейший нож, охотник устремился к добыче. Фонтаном брызнула кровь, окутывая акулу и человека багряным облаком, а он все рубил и кромсал. Он обезумел, был пьян от вида крови, ослеплен радостью победы. Опасность заметил слишком поздно. Он отделил голову от туши и повернул туда, где должен находиться заветный трос. Но вместо него он увидел разверзнутую пасть второго чудовища. Андреас успел лишь бросить акулью голову и прикрыть руками свою. И в тот же миг вода обагрилась не менее алой, человеческой кровью и далеко в мировых водах разнесся беззвучный, предсмертный крик, плач вечной души о погибшей плоти. Сквозь кровавую пелену видел он, как акула изготовилась для повторной атаки, как прямо перед ним проплыла обезглавленная туша первого чудовища, как страшилище набросилось на своего собрата, разрывая его на куски. С тупым безразличием отметил он и появление третьей акулы, что без сомнения заметила его, оставляющего за собой кровавый след. Она мчалась к нему. «Все кончено», — подумал человек, перед тем как потерять сознание.
Но он не умер, ему было тепло и совсем не больно. Повернуться не мог, что-то не пускало его, держало мягко и ненавязчиво. А вокруг проплывали величественные океанские просторы и открывающиеся его глазам виды, были один краше другого. Он мчался в прозрачной ракете, наслаждаясь окружающим миром.
Андреас попытался шевельнуться и чуть не потерял сознание. Перед глазами поплыл кровавый туман, напоминая о том, что он не спит и не бредит, что все происходит на самом деле.
Внизу расстилался изумительной красоты город, наполненный блеском изумрудов и рубинов, щедро напоенный солнцем. И он мчался именно туда.
Вот они замедлили ход и миновав защитный колпак города опустились вниз. Андреас остался лежать на горячей мостовой из золотистого песка, а его чудесный спаситель, хрустальная рыбка с волнистым хвостом, помахав на прощание плавником, устремилась в безбрежные океанские просторы, где возможно, в этот самый миг гибнет кто-то еще.
На долю секунды Андреас позволил завладеть собой таким низменным чувствам, как алчность и зависть, желанию разрушить эти сказочные дворцы, превратить их в горы новых, хрустящих банкнот.
Словно услышав его мысли, рядом с ним оказались молодые мужчины и красавицы женщины, от которых нельзя оторвать глаз. Они что-то говорили на непонятном, но красивом и певучем языке, поглядывая на него и укоризненно покачивая головами.
Андреасу стало больно, словно он только что совершил какой-то нехороший поступок, чувство вины было настолько сильно, что он невольно закрыл глаза, чтобы не смотреть в глаза им. А когда у него хватило смелости вновь открыть их, то заметил, что лежит уже не на горячей, прогретой солнцем мостовой, а на прохладной, удобно облегающей тело кровати. У изголовья сидела Она, та самая, что приходила к нему в снах. Он узнал бы ее из тысяч!
Она сидела рядом и что-то ласково, певуче щебетала. От ее слов веяло неземным теплом и покоем, тихой радостью, а может дело вовсе не в них, а в нежных руках, что делали над его искалеченным телом неведомые пассы.
— Кто ты? — еле слышно прошептал он, — кто ты, как тебя звать, откуда ты?
И он замер в надежде, что она поймет и ответит ему.
Она улыбнулась и от этой улыбки стала в сотню раз краше, и заговорила!
— Меня зовут Альдевега, я оттуда, — ее пальчик указал вверх, туда, где мерцали мириады звезд.
И еще долго потом они разговаривали, вернее, говорила она, а он только завороженно слушал. Много было в рассказе чудного и непонятного, но он боялся издать хоть один звук, опасаясь спугнуть чудесное виденье.
— Мы прибыли издалека. Вы видите нашу родину каждый день, каждую ночь, наблюдая в телескопы.
Есть в небе созвездие, что вы называете Большой Летний Треугольник. Оно состоит из трех звезд, — Альфард, Деноб и Вега. В центре его и находится наша Родина, планета Альдевега, в честь которой я и ношу свое имя. На Земле мы оказались не случайно. Вы люди еще малы, совсем несмышленыши, словно дети, играете с опасными игрушками, не думая о том, что рано или поздно они могут погубить вас. Мы прилетели сюда, чтобы спасти, не дать погибнуть цивилизации. В своем развитии мы достигли всего, чего хотели: счастья, гармонии собственного тела, власти над миром, бессмертия, от которого, впрочем, впоследствии отказались.
Как бы человек не любил мир и вечную молодость, наступает момент, когда он чувствует, что изжил себя, и пора уйти. Нас уже давно нет, нет тех юношей и девушек, что окружили тебя на мостовой, нет и меня, — с тобой разговаривает лишь призрак, моя душа, выполняя возложенные на нее функции. Сделав свое дело, исчезнет и она. Ты хочешь спросить меня, чем мы занимаемся здесь столько лет? Разумный вопрос. Мы здесь для того, чтобы избавить землю от зла, наполнить ее Добром. Мы здесь уже более двух тысяч лет.
Да, мой милый мальчик, твоя мысль, дерзкая и непокорная, мелькнувшая в голове, — чистая правда. Тот самый мученик, распятый на кресте людьми много веков назад, существовал на самом деле! Он был нашим капитаном и моим отцом. Его смерть не спасла мир людей, но зажгла во многих сердцах огонь любви и сострадания к близким. На вашей планете очень много зла и очень мало добра. Добро оно ведь хрупкое, оно не может противостоять на равных жестокому миру зла и гибнет, словно южный цветок при дуновении ледяных, северных ветров. Но добро есть, оно по каплям растворено в мировом океане, колыбели человечества и если вы, люди, обнаружите его и сделаете правильные выводы, то сделаете шаг на пути к миру и всеобщей гармонии. Мы решили помочь, и вот уже третью тысячу лет аккумулируем собранное в толще океанских вод добро, концентрируем его в этих камнях, что ты, глупенький, принял за изумруды и рубины. Видишь, как светит добро, словно и нет холодных стен камня. Каждого такого «камня» хватит надолго, чтобы сделать человека счастливым. Рано или поздно вы узнаете, что добро это не духовное, а вполне материальное явление и тогда мы уйдем в небытие, и теперь уж навсегда. А пока мы делаем свое дело, лишь время от времени, подобно инъекции пускаем в атмосферу часть накопленного добра, когда особенно накаляется обстановка, когда вы находитесь на опасной грани жизни и смерти. Но ничего, вы откроете добро, затем россыпи «изумрудов» оставленных нами и тогда вы сможете на веки вечные позабыть о том, что такое зло. А сейчас прощай мой милый юноша и забудь обо мне.
Ее уста прикоснулись к его губам, слились с ними воедино в долгом поцелуе, обдав неземным жаром... Кровь горячей волной прилила к лицу, он увидел ее, серую убийцу, суживающую круги над приманкой. Хладнокровный прицел, выстрел. Акула, дернувшись и обливаясь кровью, стала опускаться на дно. Душа Андреаса возликовала, хотелось немедленно мчаться туда, рубить добычу на куски, но подсознательное чувство удерживало, приказывало ждать. Спустя минуту из ближайшей расселины метнулась еще одна серая тень, набросившись на своего, истекающего кровью сородича. Она рвала его на части острыми зубами, не видя ничего вокруг. Раздавшийся выстрел остановил ее кровавое пиршество, и она, обагряя кровью толщу вод, начала медленно опускаться на дно, рядом со своей добычей. Смерть сравняла их...
С тех пор, в кругу приятелей, Андреас звался не иначе, как счастливчик. Еще бы, добыть сразу двух хищников, сорвать такой знатный куш! Но за глаза его называли чудаком, после такого триумфа уйти в отставку, забросить ружье и погрузиться в книги, пялиться в дурацкую трубу на звезды! Никто не мог объяснить разительных перемен в поведении Андреаса, раньше живого и жизнерадостного, а сейчас хмурого и сдержанного, полюбившего уединение.
Не смог бы объяснить этого и сам Андреас. Просто вернувшись с той памятной и самой удачной в его жизни охоты, он не захотел больше никого убивать. Он забросил былые увлечения и забавы, и, уединившись в небольшом родовом поместье, стал жить тихой, размеренной жизнью, со всем пылом отдавшись двум новым увлечениям, — астрономии и книгам.
А ночью, когда на небе загорались яркие звезды, когда светила полная луна, его сердце щемила тоска. А затем ему снилась она, его Альдевега, с которой он встречался в сказочном подводном мире. Они бродили по призрачным лужайкам, усыпанным золотистым песком, и им было радостно и хорошо вместе, и так продолжалось целую ночь, а когда наступало утро, он не мог ничего вспомнить из чудесного сна, лишь только ее бездонные глаза горели перед его мысленным взором. Он верил и ждал, что обязательно встретит ее, прекрасную возлюбленную, с таинственным и загадочным именем Альдевега, нашептанным ему ночным, ласковым ветром. Он встретит ее и, взявшись за руки, они пойдут вдоль этих берез и тополей навстречу ласковым волнам, навстречу солнцу!
Хрустальные цветы
Один из грузовых звездолетов, что совершают регулярные космические рейсы от Земли до планетной системы ХПМ-14ПР, в связи с поломкой сбился с курса и был вынужден совершить вынужденную посадку для устранения серьезной неполадки на неизученную и неисследованную планету, не имеющую даже названия, под кодовым номером Х722.
Планета оказалась совершенно пустой и безжизненной, приборы не фиксировали ни единой, даже самой крошечной амебы в этом океане беспросветных скалистых гор и тоскливых серых песков. Но не только горы и пески были на этой планете. Все свободное от них окружающее пространство, занимали удивительной красоты хрустальные цветы, чарующие своим совершенством изумленных землян. А самое прекрасное, что было в них, это музыка. Колыхаясь под дуновением еле заметного, почти неощутимого ветра, они издавали чудесную мелодию, забыть которую не хватало ни сил, ни желания.
Поломка корабля оказалась не такой уж серьезной, и уже спустя небольшой промежуток времени корабль стартовал в направлении родной планеты. Но земляне улетали не одни, вместе с ними, сквозь необозримые космические дали мчались и хрустальные, поющие цветы, очаровавшие музыкой, красотой и совершенством людей, заставившие их позабыть один из главнейших космических законов, — не брать с собой ничего, что еще не изучено учеными Земли.
Но любовь к неземным цветам оказалась сильнее страха перед законом, и прекрасные поющие незнакомцы оказались в новом для них мире планеты Земля. Здесь людям удается, минуя все таможенные рогатки и санитарный контроль, вместе с прочим грузом сгрузить и цветы, а затем, также незаметно, переправить их к себе домой.
Вскоре они становятся любимы членами их семей, многочисленными друзьями и просто гостями, что также были зачарованы музыкой и красотой очаровательных пришельцев. Их берегли и лелеяли, чувствуя всем своим существом, что, потеряв их, они потеряют кусочек души, частицу самих себя. Возле прекрасных цветов можно было просиживать сутки напролет, созерцая их совершеннейшую красоту и наслаждаясь волшебной музыкой.
Многие мечтали иметь такие цветы, от желающих не было отбоя, и вскоре хрустальные пришельцы перекочевали во многие дома и семьи, и так прочно вошли в жизнь и быт землян, словно всегда были с ними вместе, с самой зари человечества.
Цветы быстро разрастались и обильно плодоносили. Они созревали, а затем, разлетались на сотни мелких, хрустальных осколков, некоторые из которых отлетали на десятки, а порой на сотни метров. Вскоре во всех домах, в особняках и лачугах землян, произрастали целые поляны хрустальных цветов, свои собственные волшебные оркестры.
Притихла жизнь на планете. Целыми днями просиживали люди у своих импровизированных оркестров не в силах ни на миг оторваться от завораживающей музыки, всецело погрузившись в нее, позабыв обо всем на свете, перестав даже общаться друг с другом. Затихла жизнь на планете, все погрузилось в тишину и спокойствие, убаюканное неземной музыкой. Многие тут же засыпали, под сладкий цветочный напев и никто не хотел просыпаться. Жизнь потихоньку умирала, засыпая под цветочную песнь. И уже спустя год с момента их появления на планете, она уже спокойно спала беспробудным сном, уходящим в вечность. Лишь только кое-где продолжали бестолковый бег и суету созданные людьми киберы, пока и они навсегда не остановились, исчерпав энергию своих батарей, а снова зарядить их было некому.
Планета тихо умерла, канула в вечность и была вокруг только пустота, пустота, дарующая нежную музыку, была смерть с прекрасными и ласковыми объятиями. И только лишь вдалеке, за многие миллионы миль отсюда, стремился навстречу Земле звездолет, с научной экспедицией на борту, посланной для изучения далекой планеты Х722. Одна-единственная мысль жгла их каленым железом и гнала вперед, успеют ли они предупредить землян о том, какая ужасная катастрофа ждет их, или уже все потеряно?
Там, на планете Х722, они поняли все. Там вечным сном в море цветов уснули двое их товарищей, убаюканные сладкоголосым напевом цветов-убийц. Экспедиция нашла гигантские пещеры, несомненно, ранее заселенные разумными существами во многом похожими на древних предков землян. В пещерах находилось большое количество каменных ножей и топоров, а также предметов из грубо обработанного железа. Но главное, это рисунки, ими были испещрены стены пещер и везде на них красовался хрустальный цветок, разве только в самых первых, самых грубых и примитивных изображениях его не было. Но затем цветы заполонили все вокруг.
Вот над планетой промчался ослепительно-белый шар, вот он рассыпался дождем крохотных хрустальных осколков, вот проросли из них первые робкие и несмелые цветы, и возле них остановился завороженный первобытный охотник. Вот цветов становится все больше и больше, вот их уже целые рощи, и растут они прямо в пещерах и вокруг них, застыв в самых причудливых позах, замерли обитатели планеты, многие из них уже спят.
На этом рисунки обрываются, но дальнейшее ясно и без них. Древний мир, древняя цивилизация ушла в небытие, в пустоту, и лишь хрустальные цветы, как ни в чем не бывало, остались, оглашая окружающую их пустоту своим ангельским пением... Вот впереди мерцающая в космическом мраке голубая звездочка родной планеты, жива ли она еще, не постигла ли и ее, печальная участь далекой и чужой планеты?
Разбрасывая снопы огня, опускается звездолет на космодром, утопающий в безжалостных цветах и тишине, полной тишине, сквозь которую просачивается тихая, колыбельная песнь. Определитель наличия органики, прочно застыл на нулевой отметке, и ничто не могло поколебать его величественного спокойствия. Еще заметы застывшие на хрустальных лужайках люди, еще стоят деревья, но это лишь фантомы, всего лишь изображение того, что было когда-то. Пройдет еще совсем немного времени — исчезнут и они.
Увы, они опоздали и прилетели слишком поздно. Здесь осталось все, что они любили, ради чего стоило жить. И они делают свой выбор. Прочь защитные скафандры, долой замки и двери, скорее туда, окунуться в море поющих цветов и навсегда забыться средь них.
«Имею честь представить вам...»
Две сотни лет блуждал звездолет в поисках тех, о ком с зари человечества мечтали люди, — братьев по разуму. Великая мечта гнала вперед к чужому и холодному сиянию звезд, где среди их мертвенного блеска вдруг да блеснет сияние прекрасных человеческих глаз. Двести лет мчались они, повинуясь зову сердца, и вот теперь, по прошествии столетий их корабль достиг заветной цели.
Внизу расстилалась великолепная планета с бескрайней зеленью лесов, необозримой синью морей и рек, с величественными цепочками покрытых снегом гор. Подобные планеты неоднократно встречались за долгое путешествие, но эта была заселена, и не какими-нибудь дикарями уровня каменного века, а высокоразвитыми, разумными существами, создавшими те самые машины, что охраняют теперь их покой. Машины, плоды высокоразвитого ума, вступили в диалог с землянами, перекрыв им доступ в святая-святых, планете своих хозяев. Машины опасались не горстки землян, ни техники, выглядевшей более чем скромно на их фоне. Боялись они человеческого разума, точнее, бактерий мыслей. Именно эту причину назвал головной аппарат-предводитель машин в оправдание вынужденного отказа. Спор с ним был бесполезен, а путь к планете надежно преграждало целое скопище роботов, направивших на потрепанный звездолет жерла разрушительных орудий.
Впрочем, это не совсем так. Доступ землянам был разрешен без промедления. Всего одно условие, но оно оказалось совершенно неприемлемым. Стереть часть памяти. Никто не смог решиться, ведь после этого человек многое забудет, для него совершенно изменится окружающий мир, да и будет ли он после этого человеком?
На зеленой планете давным-давно изжито злое и порочное, стерто само воспоминание о нем. На них, защитниках этого мира возложена обязанность, которую они будут выполнять вечно, — не допустить на прекрасную планету ни единой бактерии, ни единого даже самого крохотного вируса зла. И поэтому землянам, кишащим этой заразой, нет пути вниз. И либо они соглашаются на их условие, либо убираются прочь, а чтобы обратный путь пришельцев не был полон жгучей обиды на так негостеприимно встретивший их разум, машины великодушно указали на небольшую планету, где они смогут найти все, что их интересует. Именно туда после недолгого раздумья землян и проводили роботы гостей. Пожелав им удачи, они умчались к своей планете, продолжая нести бессменную вахту.
Люди остались одни на этой земле. Здесь не было ничего, голая бескрайняя пустошь расстилалась вокруг, ветер пел свою извечную песнь, перенося с места на место мириады золотистых песчинок, строя и разрушая никому не нужные замки. Люди были совершенно одни в этом, богом забытом мире. Впрочем, это не совсем так. Вскоре они обнаружили великолепнейшее здание, неведомо кем и с какой целью воздвигнутое в царстве раскаленного песка. Удивительно сложенные мраморные колоссы на своих могучих плечах несли массивную крышу здания. Словно в помощь их стараниям, со всех сторон подпирал ее целый лес стройных, покрытых резьбой позолоченных колонн. Падающие с небес палящие лучи солнца отражались на лицах гигантов, покорно несущих свою нелегкую ношу через века. Их глаза, устремленные вдаль, вопрошали о чем-то важном. Казалось, пройдет еще миг, и колосс скажет нечто не менее значимое, чем сама бесконечность. Но он молчал, молчал и его напарник. И только солнечные блики, отражаясь от резных колонн, сплетались на их лицах в причудливые узоры.
Здание казалось совершенно прозрачным. Можно было, стоя с одной стороны строения посчитать все завитушки возведенные мастером на колоннах у противоположной его стороны. Они были прекрасны. Так хотелось прикоснуться к ним, погладить, ощутить их тепло. И когда люди сделали это, то заметили, что стены строения имеют и цвет, и прочность подобающие стенам.
Дверь слегка приоткрылась, как бы приглашая их. И они шагнули из душного пекла дня в прохладный полумрак.
Здание было напичкано контейнерами, хранящими в себе информацию об истории развития недоступной планеты. Информации было столько, что с лихвой хватило бы горстке землян для изучения ни на одну сотню лет. Все, к чему они так стремились, было предоставлено в их распоряжение.
Загруженный корабль взял курс на Землю, неся ее обитателям радость открытия и познания нового мира, неведомого и таинственного, но все-таки существующего.
А вскоре корабль пришлось повернуть назад. Дело было в двух малозначительных фактах. Их отсеял центральный корабельный компьютер из мириад, прошедших через него.
Первый, относился к области филологии и искусства, и представлял собой запись монолога неведомого старца, его философское толкование добра и зла, их сложных взаимоотношений и взаимосвязи. Старец предостерегал о пагубных последствиях выбора чего-нибудь одного, предрекал гибель цивилизации, сделавшей подобный выбор. Кому это адресовано? Кого предостерегал он от роковой ошибки? Не своих ли соотечественников?
Второй заинтересовавший людей факт был из области космической навигации. В необозримом прошлом с планеты стартовал звездолет без указания маршрута и цели. Никаких сведений, касающихся его дальнейшей судьбы, обнаружить не удалось.
Назревал вопрос, а нет ли между двумя этими событиями взаимосвязи? Не связаны ли эти два случая прямо, или косвенно, не в них ли заключена тайна планеты Добра?
Необходимо было найти следы стартовавшего с планеты звездолета. Именно в нем, здравый смысл подсказывал искать ключ к разгадке тайны. Но где его искать? В ближайшей черной дыре, наилучшем месте для захоронения того, что должно быть надежно скрыто от посторонних глаз? Версия замечательная, но было одно «но"... Корабль ведь можно отправить и на ближайшее светило. Приходилось верить в удачу, в счастливую звезду. Повезло же им однажды, в столь, казалось бы, безнадежном деле, как поиск обитаемых миров... Чего только не было в ней! Древнейшие звездолеты, боевые монстры, напичканные всевозможными видами оружия, колоссальные скопления мусора. Воистину эта черная дыра, как и родственная ей в околосолнечном пространстве, была величайшей помойкой. Как сказал один древний: «Изучи отбросы мира сего, и ты узнаешь, каким он был, что в нем было хорошего, а что плохого». И если бы он увидел эту свалку, наверняка бы разразился еще большей мудростью.
По мере того, как корабль приближался к ее оконечной точке, росло в людях и крепло чувство уверенности, что это рискованное мероприятие было затеяно ими не зря.
И это свершилось. Запаянный, закупоренный со всех сторон звездолет, напоминал могильник для особо опасных радиационно-токсических отходов. Это был именно тот корабль, без цели и маршрута, что так долго искали люди.
Проникнуть в чужой корабль не составило большого труда. Он оказался совершенно пустым. После нескольких часов бесплодных шатаний, все собрались в командирской рубке. Внимание людей привлекла самая обыкновенная кассета, вставленная во вмонтированный в панель магнитофон. Легкое нажатие кнопки и полилась тихая, ненавязчивая музыка, а вслед за ней раздался голос, заставивший слушателей невольно вздрогнуть...
«Я, Зло, — сын Красной Звезды, имею честь представить вам господина Порока, мистера Хамство, госпожу Измену, мисс Трусость, мисс Разврат, господ Высокомерие, Тщеславие и Свинство, а также прочих господ и прекрасных дам из древнего и славного рода Бед-И-Напастей. Наша история, весьма поучительна и скорбна.
Я — самый старший из десятков моих братьев и сестер. Все мы родились на Красной Звезде и росли счастливыми малышами, не заботясь ни о чем, играли с огненными протуберанцами матери, наслаждаясь бесконечной возней друг с другом. Мы были счастливы и не мечтали о другой жизни. Но вскоре мать-звезда подарила нам новых братьев и сестер. Они были все какие-то странные, начиная с самого старшего Добра и заканчивая крохотной малышкой Лаской. Именно с тех пор и зародилось наше бесконечное соперничество. Оно длилось тысячелетия. Наши отношения никогда не заходили слишком далеко, как правило, ограничиваясь небольшими шалостями и проказами. Хоть мы и были полной противоположностью друг друга, но жили дружно, ведь все мы были детьми одной матери, — Красной Звезды.
Шли века, незримо складываясь в тысячелетия. Мы росли, мужали, нам уже становилось тесно на материнской звезде. Нам требовалась новая игрушка. И тогда звезда-мать создала для нас планету, населила ее различными зверушками от многоногих до совсем безногих, укрыла ее зеленым ковром полей и лугов, приголубила ее синевой бесчисленных озер и рек, наполнив их живительной прохладой.
С появлением планеты у нас появилось интереснейшее занятие. Мы внедрялись в какое-нибудь существо и заставляли его поступать так, как этого хотелось нам.
Шло время. Мать-звезда стала понемногу забываться, все наше внимание поглотила живая планета. Ни я, ни Добро, ни наши многочисленные братья и сестры не мыслили более своего существования вне смешных двуногих существ, — людей. Кто бы мог подумать, что они, такие хилые и беззащитные, станут обладателями высокого разума, причиной нашей погибели. Но это свершилось. Люди открыли атом, расщепили его, а потом добрались и до нас. Началась борьба за выживание, решался вопрос, кто останется, мы или они?
Войны, вызванные нами на планете, следовали одна за другой, унося миллионы жизней, но люди упрямо шли к цели, и крах становился неизбежным. Вот тут-то Добро и все его семейство пошло на предательство. Они открыто стали на сторону людей.
Нас изловили и поместили сюда, в эту закупоренную со всех сторон коробку, из которой невозможно бежать. Кое-кто попытался удрать и избежать всеобщей участи, но было слишком поздно. Корабли людей, окружившие планету плотным кольцом, уничтожили всех. Кое-кто попытался укрыться в семействе Добра, но был выдан и умер мучительной смертью. Нас же, уцелевших, отправили в бесконечный путь в никуда. Жестокий газ-убийца наполняющий эту коробку, не спеша делает свое черное дело.
В отчаянии мы рыдали, просили мать-звезду покарать их, заступиться за нас, но она была слепа и глуха, и только ласково улыбалась, не ведая той ужасной беды, что постигла ее детей.
Мы улетели. На планете восторжествовали люди, не понимая того, что избавившись от всего злого и порочного, оставив лишь добро, они ведут себя к гибели, не понимают той участи животных, что им уготована впереди.
Вот и все. Эта запись сделана для всех и понятна всем. Кто бы вы не были, не допускайте подобного в своем мире, иначе вас ждет катастрофа! Добро и Зло неразделимы!
На этом я, Зло, сын Красной Звезды, мои братья и сестры, прощаемся с вами. Смерть пришла за нами, сжав своей когтистой лапой то, что люди называют сердцем. Прощайте!»
...Щелчок, и магнитофон смолк. Больше здесь делать нечего, кассета поведала миру сокрытую в ней тайну величайшей драмы, происшедшей на планете. Теперь стал понятен сон, что день ото дня снился землянам все те недели, что провели они, блуждая в бесконечных лабиринтах черной дыры. Это был не сон, а явь, каким-то образом излучаемая планетой Добра. Эмоциональный мозг землян стал приемником этого излучения.
Виделась планета, населенная жирными и омерзительными существами, жуткой помеси человека и свиньи. С обличьем человека, но повадками животного. Изо всех инстинктов у них сохранились только два простейших стремления: пропитание и размножение. Целыми днями валялись они в густой траве, или рыжей пыли. Время от времени рот «свинолюдя» разверзался, из ниоткуда появлялся сытный кусок, исчезал в его пасти и долго потом животное, в образе человеческом, его смачно пережевывало. Все это оно проделывало не вставая, приподнимаясь лишь для того, чтобы справить нужду, либо совокупиться с особью противоположного пола, развалившейся неподалеку. Это стадо людей было огромным и наверняка не единственным на планете. Картина их жизни была мерзка и отвратительна, и земляне каждый раз просыпались после этого кошмара с чувством омерзения и подкатывающей к горлу тошноты... Проглатывая миллионы миль, мчался земной звездолет прочь от планеты изжившего себя разума.
Прошло чуть более двух сотен лет с тех пор, как люди повернули прочь от планетной системы, где кружится проклятая планета Добра. На экране Солнечная система. Но что это?! Они не верят своим глазам. Ее невозможно узнать! Вместо положенных девяти блуждало во мраке семь планет, вокруг двух пылающих светил и мощное астероидное поле там, где должна находиться Земля.
Этого не могло быть, но... Приборы все так же бесстрастно называли вещи своими именами: светила, — Солнце и Юпитер, планеты, — Меркурий, Венера... Земли не было!
Повинуясь какому-то внутреннему чувству, метнулся звездолет в сторону ближайшей черной дыры... А вот и то, что они искали, но не желали найти так скоро, оттягивая тяжкий миг встречи: закупоренный со всех сторон корабль. А в нем пустота и лишь одна-единственная, вставленная в магнитофон кассета. Щелчок и чей-то ласковый и грустный голос полился ручейком на оцепеневших людей: «Я, Добро, сын Солнца, имею честь представить вам...»
Посетите Фард-Таир
Есть в созвездии Гидры
Звезда Альтаир,
Есть у этой звезды
Фард-Таир.
Посетите скорей Фард-Таир
У горящей звезды Альтаир!
Вы увидите призрачный мир —
Фард-Таир.
(из рекламного проспекта
трансгалактической корпорации «Фард-Таир»
Подобно заевшей пластинке крутилась в голове у Джеймса, штурмана пограничного звездолета «Аякс», эта простенькая песня из рекламного проспекта трансгалактической корпорации «Фард-Таир», приглашающего посетить одноименную планету. Он там никогда не был, даже ему, штурману пограничного корабля совершить подобную прогулку было бы разорительной роскошью. Но повороты судьбы непредсказуемы. Маленький метеорит, неведомо как ухитрившийся проникнуть за мощную противометеоритную защиту, стал причиной аварии, выведшей из строя один из жизненно-важных агрегатов корабля. Требовался ремонт, причем стационарный, на какой-нибудь пригодной для этой цели планете.
Ближайшее подходящее место, где они смогут произвести ремонт, это Фард- Таир. Конечно, военному ведомству это будет стоить недешево, корпорация наверняка влепит им штраф, это их право. Планета до последнего камушка принадлежит ей, и она вправе диктовать условия, вплоть до полного запрета кораблям, за исключением принадлежащих корпорации, приближаться к ней, что они собственно и сделали на прошлом конгрессе по внеземным владениям.
Но иного пути у капитана «Аякса» не было. До другой пригодной планеты можно и не добраться, а он не вправе рисковать боевым кораблем и жизнями людей, если есть возможность этого риска избежать. Конечно, он получит хорошую взбучку, но это мало волновало Джеймса, уж он то в любом случае здесь не при чем, его обязанность прокладывать курс корабля туда, куда укажут.
Закончив расчеты, Джеймс приятно расслабился в кресле и, закрыв глаза, попытался представить себе Фард-Таир. Но все попытки были тщетны и с самого начала обречены на провал, как можно представить себе то, чего никогда не видел, о чем слышал лишь разрозненные обрывки речей. Люди, запросто отвалившие за посещение Фард-Таира кругленькую сумму, не очень-то торопились делиться так дорого оплаченными впечатлениями, предпочитая хранить их в тесном семейном кругу.
У Джеймса, выходца из среднеобеспеченной семьи, родственников, побывавших там, не было, а самому совершить эту поездку слишком накладно, да и недосуг. Если в самом начале очередного полета он давал себе слово поднакопить до отпуска деньжат, а затем махнуть на Фард-Таир разобраться со всеми его загадками, то по мере того, как полет подходил к концу и приближался очередной отпуск, он напрочь забывал об обещании, данном, впрочем, лишь самому себе, окунаясь в разгул в каком-нибудь недурном земном раю. И так повторялось из года в год. Вот и сейчас, до отпуска оставалось совсем немного. Они уже возвращались на базу и если бы не досадная поломка, у них и в мыслях бы не было изменить курс на Фард-Таир.
Заверещал сигнал, оповещая команду, что корабль входит в космическую акваторию созвездия Гидры. Проверив показания приборов, штурман удовлетворенно хмыкнул, вход-выход из одного созвездия в другое прошел без единой помарки. Что-что, а свою работу Джеймс любил, делал на отлично, поэтому и служил здесь, а не на каком-нибудь захудалом кораблике, курсирующем по внутренним мирам. Дело сделано, можно отдохнуть. До тех пор, пока они не приблизятся к планетной системе звезды Альтаир, корабль поведут приборы без помощи человека, по проложенному им курсу и уж будьте уверены, они никогда не ошибутся.
Покинув штурманскую рубку, Джеймс направился к корабельной библиотеке, где хранилась его слабость, о которой знали на корабле все и частенько подшучивали, — книги на древних земных языках. У него было хобби читать, и этому делу он предавался с не меньшим азартом и увлеченностью, чем работе. Вот и сейчас он листал понравившуюся ему книжицу, — сборник древней фантастики, усмехаясь ее наивности и поражаясь прозорливости ее авторов, живших сотни лет назад и сумевших заглянуть в день сегодняшний... Последующие за этим дни, ничем не отличались друг от друга. Подъем, зарядка, легкий завтрак, затем работа, библиотека, снова немного работы, опять книги, ужин, сон. И только раз в неделю привычный уклад жизни менялся, когда подходила очередь дежурить по кораблю, и приходилось совать нос куда попало.
Вот уже на подходе Альтаир и снова кропотливая, но интересная работа по прокладыванию курса, теперь уже непосредственно к самому Фард-Таиру. Не успел оглянуться, а уже вот он собственной персоной и мчится корабль по его орбите, что категорически запрещалось ТГК. Но иного пути не было. Коридоры, по которым проходили к планете корабли Трансгалактической корпорации (ТГК), держались в секрете и ему были неизвестны. Их еще предстояло найти, а лишняя тысяча другая фунтов к той сумме штрафа, что военному ведомству так или иначе предстоит заплатить, ничего не решали.
Замедляя бег, корабль мчался по орбите, и уже стало видно то, что находилось внизу. Величественные обломки заросших плющом и лианами зданий, пробивались сквозь непроходимые дебри. Время от времени девственные леса сменялись прозрачной голубизной озер и рек, изумрудной зеленью лугов.
Команда «Аякса» собралась у обзорных экранов, завороженная открывшимся глазам чудесам запретного мира.
Раздался едва ощутимый толчок, звездолет преодолел невидимую силовую преграду. Внизу что-то неощутимо изменилось, поначалу Джеймс не мог никак взять в толк, что именно. Но вскоре он понял что, и это заставило его на миг задуматься. Развалины, выступающие из моря зелени, стали совершенно иными, словно их оставили две разные цивилизации. Вскоре эти противоречия забылись, а глаза привыкли к новой панораме. Затем опять толчок, и снова что-то незримо изменилось. Он уже знал, что именно, смутно чувствуя, что здесь кроется какая-то тайна, так ревностно оберегаемая ТГК.
Украдкой покосившись на товарищей, Джеймс не заметил на их лицах и тени удивления. Вот только капитан. Его глаза. Было в них нечто странное. Стало быть, не один Джеймс заподозрил неладное. А может капитан просто думает о тех последствиях, что не замедлят сказаться на нем, после посадки на Фард-Таир?
Ход мыслей прервало появление чего-то знакомого, мимолетное как видение, оно унеслось вдаль, заставив сильнее забиться сердце. Что это было? Он знал, что в укромном уголке мозга хранится ответ на этот вопрос.
Сигнал, раздавшийся почти одновременно с толчком, заставил его отвлечься от раздумий и занять место в штурманском кресле. Корабль вошел в новый коридор, и капитан не хотел его упускать, чтобы еще больше не накалять отношений с ТГК.
Сделав головокружительный вираж, корабль пошел на посадку. Опоры мягко спружинили, двигатели рявкнули в последний раз и стихли. Они были на Фард- Таире... Предложение капитана о выходе за стенку могло, да и показалось абсурдным всем, но не Джеймсу. Он ждал чего-то в этом роде, верил, что тогда, на корабле, не ошибся, капитан действительно увидел Нечто. Предложение капитана поддержали Хеймз и Крезли, пилоты небольших истребителей Ф110, предназначенных для ведения боя, как вспомогательная сила корабля. Причиной, побудившей их принять участие в авантюре, была ее рискованность. Риск был их профессией.
При счете голосов четыре «за» (Джеймс, конечно же, был «за») и три «против», решено было выйти за пределы силового колпака, туда, где по указаниям красочных плакатов их поджидала неведомая опасность. Доктор Янсон, помощник капитана Джордж и второй штурман Уинстон были категорически против подобной вылазки, и в то же время, оказавшись в меньшинстве, наотрез отказались остаться с механиками для ремонта, предпочитая бессмысленный риск с товарищами бесцельному торчанию у опостылевшей груды металла.
Под приглушенное ворчание Уинстона, старого и чрезмерно осторожного штурмана, небольшая экспедиция собралась в дорогу. Взревели двигатели двух небольших десантных ботов и, преодолев силовую защиту специальным ключом, каким владели лишь боевые корабли, они устремились вперед.
Прямо под ними, куда ни глянь, раскинулся океан зелени, и утопающие в нем руины не имели ничего общего с теми, что находились в курортной, только что покинутой ими зоне.
По прошествии нескольких часов назрел вопрос о посадке. Половина горючего была израсходована, а предстоял еще обратный путь. Судя по выражению лица капитана, до намеченной им цели осталось не так уж и много.
Он приказал садиться, и боты принялись пикировать на одну из приглянувшихся развалин, другого места для посадки в этом океане зелени просто не было. Когда люди высыпали наружу, то чувствовалось, что они сильно разочарованы. Столько времени в пути, но ничего страшного, о чем намекали плакаты, так и не случилось. Особенно не скрывали своего разочарования Хеймз и Крезли, им, включившимся в авантюру исключительно ради возможного риска, было скучно. Зелень и руины их не прельщали, Хейз — тот открыто срывал раздражение на ни в чем не повинной машине, вполголоса бормоча ругательства по поводу столь непривлекательной посадки. Затем, прыгнув в кабину, он сообщил, что поищет где-нибудь поблизости более подходящую площадку на земле, а не на этих дурацких развалинах. Разделить с ним компанию вызвался доктор Янсон, не скрывая своего ехидства, поддразнивая и без того весьма раздраженного Хеймза.
Вскоре они скрылись из глаз, но не прошло и двух минут, как от них пришло важное сообщение. Хеймз доложил, что он обнаружил пару прекрасных площадок, как будто специально предназначенных для посадки. И еще одно сообщение передал Хеймз. На него поначалу не обратили внимания, но после неких трагических событий оно заставило задуматься многих. Пилот сообщал, что Янсон, по всей видимости, ослеп, раз ни черта не видит, в то время как он их видит также отчетливо, как свои пять пальцев. После этого он сообщил координаты и свое намерение совершить посадку, дабы доказать ученой мартышке ее слепоту. Затем послышался треск и эфир, до этого кишащий звуками, внезапно смолк.
Напрасно встревоженный капитан кричал в безмолвствующий эфир и звал Янсона и Хейза. Тишина была ответом. Его тревога передалась и остальным, не стало слышно шуток и едких шпилек.
Спустя минуту небольшой корабль мчался туда, откуда в последний раз было получено сообщение. Искать пришлось недолго, разыскиваемый корабль торчал на виду, уютно примостившись между огромным валуном и стволом исполинского дерева. А где же те площадки, о которых говорил пилот? Их не было видно. Может быть, их и не было вовсе, ведь Янсон-то их не видел?! Но нет, вот одна, другая, третья! Что за чертовщина? Хеймз говорил только о двух, и, по всей видимости, попытался сесть на одну из них.
Капитан остановил Крезли, пикирующего прямо на груду обломков. Пилот недовольно поморщился, но ослушаться капитана не посмел, ожидая, какое место для посадки предложит он.
Приказав пилоту зависнуть над этим местом в ожидании дальнейших распоряжений, капитан погрузился в раздумья. Так и замерли они, погруженные в свои мысли, и только Уинстон продолжал безуспешно вызывать пропавших товарищей, но их застывший на виду у всех корабль хранил упорное молчание. Наконец оно было прервано. Капитан задал вопрос, обращаясь сразу ко всем. Он попросил их взглянуть вниз и сообщить, не заметит ли кто-нибудь пригодной для посадки площадки. Их оказалось не мало. Кто насчитал больше, кто меньше. На основании тщательного опроса капитан определил их общее число цифрой восемь. Только после этого он приказал садиться, но ни на одну из найденных площадок, а в промежуток между ними, загроможденный камнями. Спустя мгновение они были на земле, продолжая безуспешно вызывать Янсона и Хеймза.
Уинстона потеряли здесь же. Старого, осторожного астронавта подвело его хобби. Случилось это минутой позже приземления, когда все жадно озирались по сторонам. Самый осторожный из группы, Уинстон, приложив палец к губам, зашагал в сторону от корабля, не обращая внимания на окрики и приказание вернуться. Таким он и остался в памяти. Уже не молодой, суховатый, с застывшей на лице улыбкой, пытающийся кого-то, или что-то поймать. В такой позе он и замер, а когда рука Джеймса коснулась его плеча, она ощутила пустоту. Корабль Хеймза уже терял свои очертания, растворяясь в воздухе. Вскоре он исчез навсегда. А Уинстон еще стоял. Стоял памятником неведомым силам, погубившим его, с тем, чтобы спустя минуты, также бесследно исчезнуть.
Дальше пришлось продвигаться пешком. Начался самый трудный участок пути. Приходилось продираться сквозь непроходимые дебри девственных лесов Фард- Таира. Капитаном строго-настрого было запрещено прикасаться к каким-либо предметам, совершенно неуместным в данном месте.
Причиной гибели их товарищей стали миражи, образы того, о чем человек усиленно думает. Поэтому тогда они все и видели злополучные площадки. Пожелай они увидеть нечто иное, что ж, милости просим. В конце концов, если знать сущность этих существ, как с ними обращаться, то они становятся не страшными, а забавными игрушками. И Джеймс, и Джордж с Крезли, и даже задумчивый капитан нередко забавлялись тем, что, завидев сиреневые камни с золотистым отливом, а именно они оказались виновниками всех бед, создавали образы прекрасных женщин, сказочных замков. Случалось, что жертвами камней становились и звери. однажды на их глазах, трагически обозналась лиса, по всей видимости признавшая в этом камушке жирного, зазевавшегося мышонка.
Несмотря на предпринятые меры предосторожности, на шестой день пути погиб Крезли. Шел сильный дождь, решено было двигаться и ночью, все равно спать в такой ливень не было никакой возможности. Они шли всю ночь напролет, изнемогая от усталости, не прекращая ни на минуту размахивать лазерными тесаками, прорубая дорогу в густом зеленом океане узловатых ветвей и переплетения лиан. А лес скрипел, метался и ревел. Казалось, что где-то в его глубине орет и плачет неведомый и страшный, гигантский зверь. Это представлялось настолько четко, что капитан стал серьезно опасаться, как бы это чудовище не привиделось кому-нибудь. Нервы были на пределе, и поэтому могло случиться всякое.
Первым страшилище узрел Джеймс, затем капитан и Крезли. Оно было ужасным и омерзительным, и смотрело на них налитыми кровью глазами. Казалось, что само исчадие ада преградило им дорогу. Процессия невольно замерла, не смея приблизиться к ужасному виденью. Недовольный голос Джорджа шедшего позади, вывел их из оцепенения. Он был несказанно удивлен внезапной остановкой товарищей и тем, что они пялятся куда-то, где он ровным счетом ничего интересного не видит.
— Что это вы так уставились на этот дуб, словно стадо баранов на дюжину новых ворот, — язвительно спросил он, — если вы и дальше будете так пристально изучать каждый кубометр древесины, встретившийся нам на пути, то, боюсь, мы и за год не доберемся.
Насмешливый тон Джорджа заставил Крезли совершить, как оказалось в дальнейшем, безрассудный поступок. Бормоча под нос ругательства, он сдернул с плеча без толку болтавшийся там уже который день атомный автомат. Короткая очередь распорола ночь, перекрыв раскаты грома. Дробились камни, в клочья разлетались стволы могучих столетних дубов. Страшна была сила оружия, ничто не могло устоять против нее. Рухнуло, как подкошенное чудовище и в тот же миг в сторону людей метнулся зеленый луч.
Упав на колени, Крезли закрыл лицо руками. Сквозь его пальцы заструилась тоненькая струйка крови. Он мучился недолго и вскоре умер, убийственный удар был нанесен точно. А вот и он, убийца, с рваной отметиной в центре оставленной пулей.
Пилота похоронили здесь же, предав тело податливой от дождя земле. А затем они снова шли в ночь и лишь красивый, продырявленный камушек, машинально положенный в карман Джеймсом, напоминал об ужасной и нелепой трагедии. Дождь вскоре кончился и жалкие остатки команды «Аякса», обессилевшие от тяжелой дороги, дождя и холода, не заботясь ни о каких удобствах, завалились спать.
Ласковые лучи взошедшего Альтаира согрели теплом окружающий мир, свернувшихся калачиком продрогших астронавтов. Когда они открыли глаза, то не смогли сдержать вздоха изумления. Всего в сотне метров от них находилось то, ради чего они проделали долгий и трудный путь, потеряли четырех друзей.
Прямо перед ними высилось утопающее в тропической зелени строение с золоченым шпилем, на верхушке которого красовался здоровенный крест. Снова что-то щелкнуло, как тогда, на корабле, в голове у Джеймса. Снова он пытался вспомнить.
Голос капитана объяснил ему все.
— Собор святого Петра, — тихо сказал он.
Во все глаза смотрел Джеймс на то, о чем совсем недавно читал в одной из старорусских книг. Вот где он раньше видел это здание!
Поглощенные созерцанием храма они не могли заметить, как побледнел при этих словах Джордж, как его рука сжала приклад автомата.
Дверь собора оказалась не запертой, и люди шагнули внутрь. Отовсюду, со стен, с потолка, взирали на них задумчивые и загадочные лики неведомых святых. А на алтаре их ждал сюрприз. Им оказался бумажный лист, точнее полист, не боящийся ни огня, ни влаги, ни времени. Он лишь слегка пожелтел, но не потерял отчетливости одного из древних земных языков.
Джеймсу доводилось и раньше читать книги на этом языке, поэтому он без особого труда принялся за перевод. И полилась из его уст запечатленная на бумаге грустная исповедь давно ушедших людей.
«...Мы, земляне, высадились на эту планету в 20... году, спасаясь от ядерной войны, что вот-вот должна была разразиться на Земле. Нас около миллиона. Тепло встретила нас планета, но какой ужасной стороной вскоре обернулось ее гостеприимство! У нас родились дети, и они стали ее первыми жертвами. Мы, отцы, пережили своих детей. Планета сыграла с ними ужасную шутку. Их развитие происходило в пять раз быстрее, чем на Земле. В свои четыре года они становились на вид вполне зрелыми двадцатилетними юношами и девушками, заводили своих детей, так же быстро старились и умирали. До двадцати земных лет доживали единицы, выглядевшие при этом дряхлыми столетними старцами. Виной всему был какой-то вирус, влияющий на генную структуру организма. Мы, старшее поколение, хотели помочь нашим детям, спасти их. Из того скудного запаса, что имелся у нас, мы создали лабораторию, в которой трудились лучшие ученые. Но добиться положительных результатов мы не успели. Смогли установить лишь еще один печальный факт: тот, кто хоть раз, так или иначе соприкасался с воздухом планеты, заражался ее вирусом. Нет, у него не рождались дети мутанты, для этого вирус должен влиять постоянно, такие люди, вернувшись на Землю, просто не могли их иметь вообще! Планета била без промаха по нарушителям ее тишины и спокойствия.
Затем что-то случилось, и лаборатория взорвалась. На ее месте появились «камни-мутанты», отгадывающие желания и убивающие. Убивая, «камень» взрывался, его части разлетались на сотни метров по сторонам, и из них вырастали новые. И ничто не могло помешать им. Они еще более ускорили нашу погибель. Поэтому и оставлена сия рукопись здесь, и еще три ей подобные в других местах. Одна в церкви святого Клемента, вторая в буддистском храме и третья в мечети Мухаммеда, в надежде на то, что когда-нибудь их найдут люди и узнают, что стоит за этой внешней привлекательностью зеленой планеты...
Отец Алексий».
— Наши далекие предки предупреждают нас, потомков, об опасности таящейся здесь. Нужно торопиться на Землю! — сказал Джеймс.
— Нет господа, — раздался позади них голос Джорджа, — никуда вы отсюда не денетесь. Да, вы правы, здесь жили люди, да, эта планета чертовски опасна, но она и чертовски прибыльна, для нас, членов ТГК! Она приносит огромные доходы, и нам наплевать, от чего здесь вымерли люди, никто не должен этого знать!
Джордж стоял позади, широко расставив ноги, уперев в живот приклад автомата, ствол которого был направлен на них. Что-то такое было в его взгляде, голосе, что рука капитана невольно потянулась к рукоятке бластера. Его осторожное движение не укрылось от глаз Джорджа. Шутить он был не намерен.
— Прощайте, капитан, прощай Джеймс, — сказал он и вековую тишину святой обители разорвал грохот атомных очередей, превративших людей в кровавое, бесформенное месиво.
Подойдя к рукописи, Джордж достал из кармана небольшой флакончик. Кислота превратила документ в груду трухи, которую он сдул с алтаря на пол...
Спустя несколько дней Джордж был на корабле, поведав ожидавшим их возвращения товарищам печальную историю экспедиции. Корабль был готов к запуску, а так как ждать больше было некого, он немедленно стартовал, взяв курс на Землю.
Джордж предложил взять первое дежурство на себя.
— Все равно не смогу сегодня заснуть, — виновато улыбаясь, словно оправдываясь, сказал он.
Механики понимали состояние офицера, его желание побыть одному и не стали возражать.
Корабль погрузился в безмолвие, лишь ровный гул двигателей нарушал очарование тишины. Именно к ним и направился Джордж, прижимая к груди нечто, взятое из тайника. Через двадцать минут эта штука сработает и от корабля не останется ничего.
Пять минут на установку и снова в путь, на этот раз в боевой отсек «Аякса», где в полной боевой готовности находились истребители Ф110. До взрыва еще десять минут. Нога привычным движением вдавила до упора в пол кабины педаль газа, и истребитель устремился туда, где его ожидала куча хрустящих банкнот от правления ТГК, великолепный отдых и новое перевоплощение.
Орголинская статуя
Алм Руок, известный скульптор Фаэтона, который день находился в состоянии тягостного раздумья. Причина — рождение первенца. Казалось бы, к чему грусть, когда свершилось все, о чем мечтал. Он стал знаменитостью, его скульптуры красовались в лучших выставочных залах, украшали роскошные виллы самых богатых и именитых людей планеты. И теперь у него появился долгожданный наследник — голубоглазый малыш, ласковый и доверчивый. И такой беспомощный. Он прожил так мало, еще не мог лопотать и только бестолково перебирал ножками и ручонками, приводя в восторг и умиление немолодого отца и совсем юную красавицу-мать. Малыш начинал жить, владея богатством, которое избавит от изнуряющей работы ради куска хлеба и крыши над головой, что в свое время немало осложнило жизнь его талантливому отцу.
Алм не жалел о тяжелых годах. Он прожил жизнь. Было в ней и хорошее, и плохое. Он работал до упаду, испытывал нужду и голод, сорил деньгами и кормил обедами несчетные толпы бедняков. Он любил, был любим. Он творил.
Он думал о скопище ракет, что затаились в логовах-шахтах, брюхах реактивных самолетов, в чревах смертоносных рыб-субмарин, о всем том арсенале смерти, разрушения, готовом в любой миг превратить мир в ничто. Смерть была и над головами, выше прекрасного летнего неба и ждала только сигнала.
Себя Алму не жаль. Орголина и Коан — единственное, что удерживало его в этом безумном и несправедливом мире. Они тоже могут погибнуть как что-то совершенно ненужное. А он не хотел мириться с подобной несправедливостью.
Он думал вот уже который день, не замечая ничего вокруг, приводя в недоумение Орголину, удивленную тем, что он не радуется над кроваткой крохотного человечка. Но облачко озабоченности покидало ее, лишь только взгляд встречался с наивным взглядом сынишки.
«Это только к лучшему, — рассуждал Алм. — Пусть она хоть на некоторое время отвлечется от реалий жизни, а он непременно постарается что-нибудь придумать. И чем скорее, тем лучше».
В другое время вряд ли бы удалось скрыть хоть что-нибудь от своей прекрасной половины, но сейчас она занята сыном, его капризами, и ни о чем не догадывалась.
Вот уже который раз Алм размышлял о Земле, дикой и дремучей планете. Там, на Земле, в окружении кошмарных страшилищ, — динозавров, притаилось обширное поселение фаэтонцев. Окруженное непроницаемыми защитными полями, это государство, названное его основателями в честь одной из фаэтонских богинь Атлантидой, жило обособленной жизнью. Силовые поля защищали поселенцев от всякой мерзости, а отдаление от Фаэтона, гарантировало спокойное существование.
Первоначально Атлантида играла иную роль. Она была тюрьмой для особо опасных преступников. Бежать им некуда, сразу же за силовыми барьерами начинался первобытный лес, из глубины которого днем и ночью доносились шорохи, визги и чье-то глухое урчанье. Но с годами статус Атлантиды изменился. Тюрьмы стали располагаться на соседних с Фаэтоном планетах, где условия не многим лучше земных, а затраты несравненно меньше. Атлантиде грозила участь захолустной колонии, но предприимчивое охотничье агентство дало ей новую жизнь. И хлынули на Землю толпы обладателей толстых кошельков с бластерами и кинокамерами в поисках острых ощущений. Снова расцвела Атлантида. Теперь в качестве превосходного охотничьего угодья. Но со временем охотничий бум пошел на убыль, пока не прекратился совсем. И дело вовсе не в том, что перевелись динозавры на Земле, или любители острых ощущений на Фаэтоне. События, происходящие на родной планете, заставляли на время забыть о забавах. Конфронтация между общественно-политическими формациями достигла апогея. Рвались ранее достигнутые соглашения. На планете было введено чрезвычайное положение, полеты за пределы атмосферы категорически запрещены. Космос притих, лишь изредка в его безбрежных просторах проносился одинокий звездолет.
Крайне редко кто-нибудь из богачей-жизнелюбов откупался астрономически крупной суммой и, получив разрешение, удирал на Землю. Она в представлении многих являлась единственным местом, где можно было избежать всеобщей участи. Но не было абсолютной уверенности в спокойной жизни и на Атлантиде. Жизнь там зависела от Фаэтона. Погибни их родина — они будут в полной безопасности, но порвутся те нити, что удерживают человека в жизни. Гибельного исхода никто не желал так же, как и победы одной из сторон, не сулящей ничего хорошего. Те, кто в это смутное время все же сделали выбор, поселившись на Земле, верили в лучшее.
Алм решил бежать. Небольшая ракета хранилась в ангаре еще с тех пор, когда он был молод и счастлив, когда жизнь казалась розовой сказкой, а звезды манили к себе. С тех пор прошло много лет, но ракета в превосходном состоянии, готовая хоть сию минуту отправиться в далекий путь. Конечно, она, по современным меркам более чем скромна, но вполне вместима для Алма, его молодой жены и сына.
Из снаряжения Алм решил взять только самое необходимое, запас продуктов, инструменты и книги. Этих книг вполне хватит если не на всю жизнь, то уж, по крайней мере, на долгие годы. Он с необыкновенным рвением принялся за осуществление задуманного. Снарядить корабль необходимым, даже самыми редкими и ценными фолиантами, не составило большого труда, ничто в это смутное время не ценилось так дешево, как книги.
Сложнее обстояло с разрешением на вылет. Пришлось немало повозиться, пустив в ход многочисленные связи. В конце концов, хождения по инстанциям прекратились, — заветная бумажка оказалась в руках. И только тогда посвятил он жену в свои планы. Уговаривать ее не пришлось, она сразу же все поняла... Тихо запели ракетные двигатели. Нет пути назад. Сердце подобно птице, казалось, вырвалось из груди но, ударившись о стальные стены, вернулось. Стараясь разогнать боль, унять плачущую душу, Алм во все глаза смотрел на картину уменьшающегося шарика планеты. Это великолепное зрелище, когда все неузнаваемо меняется. В те далекие годы именно полеты за пределами атмосферы заставляли забывать о житейских неурядицах, были лучшим лекарством против усталости и хандры. Полеты приносили ясность мысли, навевали приятные раздумья.
И на этот раз Алму удалось обмануть себя, приглушить бушующий вулкан мыслей и чувств. Счастлив духом кроха Коан, не дано ему богом мук душевных, и он летит в своей колыбели навстречу голубой звездочке — Земле, своей новой родине. Пройдет чуть больше трех месяцев, и автопилот доставит их туда.
Потекли дни, похожие как близнецы, в полной тиши средь звезд, нарушаемой лишь детским смехом, счастливым щебетаньем Орголины, да шелестом книжных страниц. Тихо и неприметно текла жизнь на этом крохотном человеческом островке...
Случилось это в глухую полночь. В то самое время, когда Орголина с сыном легли спать. Лишь Алм оставался в корабельной гостиной, с удовольствием перечитывая понравившуюся книгу. Если бы дано было ему знать, что произойдет минуту спустя! Разве не бросился бы он к жене и сынишке, чтобы спасти их?!
Но злой рок распорядился иначе и тот удар бродяги-метеорита в бок ракеты, перечеркнул его жизнь жирной чертой. Напрасно Алм бился о холодный металл, напрасно взывал к Всевышнему, рвал поседевшие волосы. Металл был глух. Но он продолжал в исступлении кидаться на дверь. Он понимал, что все напрасно, ракета рассчитана на живучесть и поэтому все помещения, куда попал вакуум, герметически закрыты, и он может выйти отсюда только туда, куда захотят его пустить управляющие кораблем машины. А уж они-то сделают все возможное, чтобы сохранить ему жизнь, ставшую ненужной и бесполезной.
Он бился и бесновался, может, минуту, а может и целую вечность. Он ломился в дверь, просил и угрожал, молил небо и проклинал его до тех пор, пока новый удар не потряс корабль, не сбил его с ног.
А корабль мчался вперед, холодный и безучастный.
Но мелькнула спасительная, сумасшедшая мысль: этого не было, это был сон, оставивший после себя сбитые до косточек пальцы. Пройдет минута-другая, и на пороге гостиной появится Орголина с Коаном на руках.
Уставившись на дверь, Алм умолял, заклинал ее открыться и сказать ему да, это сон, страшный, жуткий, но все-таки сон! Минуты шли, а чуда не было. «Неужели, — застучал в висках тревожный набат. — Нет, нет и нет!» Он настойчиво гнал прочь черную мысль. Они живы, конечно, живы, просто еще сладко спят, утомившись за день. Сейчас он сам подойдет к двери, распахнет ее и, тихонечко ступая, чтобы не разбудить, войдет. Он только посмотрит на милую Орголину, еще более прекрасную во сне, поцелует сынишку, вложив в этот поцелуй все свое сердце. И тогда боль уйдет, уступив место тихому счастью.
Он подошел к двери, потянул на себя сначала легонько, затем рванул изо всех сил. Но тщетно. И тогда вся боль, весь ужас потери молотом обрушился на него.
Затем вновь пробуждение и снова сон. Он что-то делал, что-то ел, как-то передвигался, — все это было как в бреду...
Но время — лучший лекарь. Однажды он заметил, что рисунок светил был иным, нежели должен: чужие, холодные звезды тянули к себе ракету. Впереди рдела в непроглядной ночи красноватая звезда, остывшая, холодная по космическим меркам, но вполне жаркая для того, чтобы превратить корабль в ничто. По всей вероятности тот, второй метеорит, повредил мозговой отсек ракеты, лишил управления и заблокировал двери. Стоп! Как он сразу не догадался?! А если это сделал не второй, а первый метеорит? Тогда его жена и сын все еще живы и, также как и он, находятся в заточении, не в состоянии подать ему весточку! Если это действительно так, то к чему мысли о сведении счетов с жизнью? Нужно бороться!
Неожиданно вспыхнувшая надежда захлестнула Алма, и теперь он также горячо молил небо о спасении, как минуту назад призывал кару на свою голову. Он взывал к растущей впереди красной звезде, умоляя отпустить добычу, подарить жизнь его семье, за которую отдал бы не медля ни секунды всю кровь, капля за каплей.
Так, в слепой надежде, в беспрестанных мольбах, протекали последние дни. День ото дня становилась все больше красная звезда.
Прошли месяцы с тех пор, как корабль покинул Фаэтон и вот он у цели, правда, совсем иной, чем хотелось бы. Какое дело звезде до его, Алма мучений? Верить в то, что здесь, в двух шагах от него, за дверью, находятся те, ради кого он жил и живет, но не иметь возможности приласкать их, что может быть печальнее?
«О боги, боги», — звал Алм. Молчали боги. Молчали звезды, а корабль, пожирая последние тысячи миль, несся неуправляемый и неудержимый навстречу всепожирающей огненной пасти.
И тогда Алм проклял. Проклял и небо, и звезды, и всех богов, что были, есть, и будут, проклял все и всех, необъятную вселенную, в которой не оказалось крохотного островка жизни. Проклял людей, толкнувших его к гибели, самого себя за беспомощность. И лишь Орголина и Коан, их светлые и непорочные головы избежали страшных проклятий, что обрушил на всех их отец и муж. Казалось, эти проклятия способны разрушить, обратить в пыль тех, кому они предназначены. Но все также бесстрастно светили безучастные ко всему звезды.
Прервался поток проклятий. Нервное потрясение вновь дало о себе знать, и черная пустота небытия окружила его. Поэтому не мог он видеть, а его душа возрадоваться тому, что произошло. Казалось, неведомые боги были потрясены мольбами и проклятиями, разбужены его бурным призывом. И если бы Алм не находился во власти небытия, был в состоянии осмысленно взглянуть, то его глазам предстало бы то, что подобно целительному бальзаму хоть на миг, но исцелило его страдающую душу. Красная звезда выпустила из своих цепких лап корабль, отдав его более сильной планете...
Прошла ночь, наступил рассвет. Алм почувствовал его не открывая глаз, его простоту и свежесть, а главное тишину. Не слышно ни свиста метеоритов, ни воя работающих двигателей. Корабль остановил свой бег.
Алм был слаб, и лишь движение губ выразило немую благодарность богам, проклятым им. Так и застыл он, глядя в потолок, наслаждаясь наступившей тишиной, под мерный шепот волн близкого моря. Вот сейчас, как только немного утихнет сердце, он подойдет к двери, тихонько откроет ее и прижмет к своей груди утомленных долгой разлукой и всем пережитым, жену и сынишку.
Алм, преодолевая головокружение и противную слабость в ногах, встает и упираясь непослушными руками в стену, подходит к двери. Слабое нажатие и дверь открыла человеку путь. Значит, он на планете, вполне пригодной для жизни, раз электроника сняла свое покровительство. Пройдены те несколько шагов, что отделяли гостиную от спальни, рука легла на холодную сталь новой двери. Но почему, почему вновь так невыносимо защемило в груди? Рука рванула дверь, и Алм оказался в комнате, холодной и пустой. В стене зияла дыра, проделанная метеоритом, и это отверстие, размером со спичечный коробок, мгновенно убило находившихся здесь. Они приняли моментальную смерть, превратившись в хрупкие, стеклянной прочности статуи, рассыпавшиеся на мелкие кусочки при посадке на планету, а может быть еще и раньше, при попадании в корабль второго метеорита, и теперь, подобно снегу лежали под ногами.
В великой скорби Алм пал на колени, собирая в горсть хрупкие осколки. А затем с сухими, полными муки глазами, осыпая поцелуями останки милых существ, на непослушных ногах направился прочь, подальше от железного гроба. Его шаги убыстрялись. Он бежал, теряя силы, падал, вставал и снова бежал.
Ноги принесли его к обрыву: внизу лениво катились волны то ли моря, то ли океана. Эта водная гладь должна стать местом последнего пристанища измученного человека. На мгновение Алм застыл на краю пропасти, раскрыл плотно сжатую, в крови и порезах ладонь и, запечатлев поцелуй на хрупких стеклянных осколках, ринулся вниз...
Солнце стояло в зените, когда Алм вновь открыл глаза. Он лежал на берегу, омываемый ласкающими морскими волнами. Слез не было. Осталась только боль. Боль, заполонившая каждую клеточку тела. И он пошел вперед, туда, где вырисовывались громады пурпурных гор, на которых одна из вершин станет его последним трамплином. И не было вокруг ни одного камня, о который можно разбить голову.
Но вот путь позади и, цепляясь руками и ногами за удивительно мягкий, податливый мрамор, он принялся карабкаться на вершину. Она оказалась метров тридцати, что вполне достаточно, чтобы свернуть себе шею. Внизу, — небольшая котловина, когда-то заполненная водой, а теперь высохшая. Сквозь слой желтоватой воды отчетливо проступало усеянное шипами мраморных наростов дно.
Обрывки мыслей, образов, пронеслись в мозгу за те мгновения полета, что отделяли его от острых шипов. Но смерти не было опять. Словно чья-то невидимая рука поддержала его в метре от цели и тихо опустила. Он даже не почувствовал боли, да ее и не было. «Мрамор» мягко спружинил, погрузив горящее тело в прохладную золотистую воду. Все произошло так, словно и не было десятков метров высоты. Видно боги даровали ему бессмертие, раз он никак не может покончить с собой, как жестоко покарали они его за богохульство, как тонка и изощренна их месть!
Не было сил подняться, открыть глаза, снова был тяжелый и беспробудный сон. Сколько он так проспал, Алм не знал, но встал уже совершенно иным. Он снова полон сил, боль, сводившая его с ума, исчезла, зарубцевалась сердечная рана, уступив место легкой грусти и желанию действовать. Голова как никогда ясна и чиста.
Все прошло, осталась легкая грусть, которую так и не смог исцелить неведомый врачеватель. Возникло лихорадочное желание работать, творить, благо материала, которому позавидовал бы любой ваятель, — пурпурного мрамора здесь несметное количество.
«Работать, работать», — твердил он себе, а в мозгу бесконечной вереницей выстраивалась галерея образов, что предстоит создать и средь них Орголина с вечно живым маленьким человечком на руках.
Поглощенный думами он шел в ту сторону, откуда еще совсем недавно бежал. А вот и обрыв, где совершал он первую попытку сведения счетов с жизнью, и отмель, куда его вынесли морские волны.
Впереди показался темный контур ракеты, его тюрьмы. Могила близких существ, виновник всех бед. Холодом склепа пахнуло от остова. Но ощущение могильной сырости длилось недолго. Алм вошел внутрь и не спеша принялся за работу. Сперва кисти и инструменты, а потом книги вынес он подальше от корабля, словно тот может куда-нибудь скрыться. Так, не торопясь, но и не слишком медля, работал он сутки напролет, спасая все, что приготовил для долгих лет жизни, для далекой и уже почти забытой Атлантиды. Лишь изредка прерывал он занятие, дабы испить желтоватой морской водицы, имеющей вкус апельсинового сока и мгновенно возвращающей силы. А когда закончил работу, то с удивлением обнаружил, что корабль наполовину ушел под воду, хотя поначалу касался ее лишь самым краешком. Он как живое существо, как выброшенная на берег рыба, стремился вернуться в родную и привычную стихию.
Хотелось спать. Хотя усталости не было благодаря живительной влаге, но, несмотря на все изменения происшедшие с ним, Алм оставался человеком и нуждался во сне. А когда отдохнувший размежил веки, первое что бросилось ему в глаза, было то, что он один, а в том месте, где был корабль, лишь глубокая борозда, ведущая к морю.
Нужно что-то делать. И спустя некоторое время, прихватив с собой несколько необходимых в работе резцов, Алм снова отправился в путь.
ОНА стояла у него перед глазами, Алм видел ЕЕ в мельчайших деталях, видел ее так отчетливо, словно она была живая и, улыбаясь, позировала ему. Ее лицо излучало сияние, подталкивало, вдохновляло его.
Резец яростно вонзился в мягкий и податливый камень. Не давая себе отдыха, трудился он до тех пор, пока глазам не предстало совершенство, — его Орголина. Казалось, еще мгновение — и она раскроет замершие в улыбке уста и скажет что-то ласковое.
Но холодна и бесстрастна розовая статуя, никогда ей не разомкнуть губы, не изменить этой пленительной, но такой неживой позы статуи. Видеть ее, близкую и родную и вместе с тем далекую, холодную и неживую было невыносимо. Отчаянье вновь вырвалось наружу, набросилось, оглушило, ослепило, лишило рассудка. Он больше не мог смотреть на свою любимую. Не было сил переносить эту пытку, и Алм, взяв на руки статую, понес ее к кромке моря.
Сомкнулись волны над прекрасной мраморной головкой Орголины, и лишь круги на поверхности напоминали о том, что здесь произошло. Но вскоре исчезли и они, только водная гладь да голубое небо, мраморные скалы да убитый отчаяньем человек остались в этом мире. А потом снова был сон, прямо здесь, у кромки обрыва. И сны его были полны ею, она жила, улыбалась, что-то говорила, протягивая лепечущего малыша.
Едва лучи восходящего светила коснулись человека, как он был уже на ногах. То, что предстало его глазам, всколыхнуло окаменевшее сердце, заставило бешено биться. По волнам, протягивая к нему руки, шла она, Орголина, божественно прекрасная в брызгах золотистых волн, в лучах восходящего солнца. Она была жива и спешила к нему! Он не верил своим глазам, твердил, что это сон, что наваждение исчезнет, прогонял сон прочь, но наваждение не уходило.