Салов А.В. " Мой друг Плешнер " - Магнитогорск: АРС-Экспресс, 2002. - 64 с.
Салов А.В. " Семь смертей Лешего " Том 1. - Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2007. - 552 с.
Салов А.В. " Семь смертей Лешего " Том 2. - Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2007. - 376 с.
Салов А.В. " Крах империи Гадэн " - Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2008. - 268 с.
Салов А.В. " Смертоносная планета " - Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2010. - 232 с.
Салов А.В. "Малыш в зачарованном мире" - Новотроицк: Урал Печать Сервис, 2012.- 215 с.
Салов А.В. "Каменная коллекция Далина дворфа" - Новотроицк: Урал Печать Сервис, 2013.- 344 с.
Поклонникам ировых вселенных посвящается.........
" Проклятие дворфа "
Далин (дворф)
Шла вторая неделя очередной, уже невесть какой по счету ярмарки в мире дворфов, проходящих в просторных подземных залах Ульдерика в течении бесконечного множества столетий. Традиция устраивать ярмарки в мире дворфов уходила своими корнями вглубь времен так далеко, что даже самые старые из дворфов доживающие последнюю отведенную им судьбой тысячу лет жизни, не могли припомнить ее истоков. Одно оставалось незыблемым во все времена. Каждые полгода огромные, вытесанные из гранитных плит Кааркен-Тау ворота, толщиною в несколько метров и высотой в два десятка, управляемые сложным механизмом из цепей, тросов и разнокалиберных шестеренок, творение древних мастеровитых гномов, распахивались настежь, знаменуя всему миру о начале очередной ярмарки. Представители всех дружественных дворфам рас допускались в бескрайие подземные залы Ульдерика, на целый месяц должные превратиться в кипящий жизнью, наполненный шумом и суетой рынок. С бесчисленными торговыми рядами, в которых можно купить все, что когда-либо существовало как в наземном, так и в подземом мире, чем были богаты необъятные морские просторы, и потаенные подземные глубины. С огромным множеством харчевен и таверн, где, утомившись шумом, сутолокой и суетой многоголосой ярмарки, так приятно отдохнуть и расслабиться. За кружкой божественного светлого эля людей, наслаждаясь изысканным обедом, или просто огромным куском хорошо прожаренного мяса, на усмотрение посетившего таверну гостя.
Вечерами, когда на бескрайних торговых рядах Ульдерика становилось тихо, а вместительные лабазы торговцев запирались на увесистые замки, или на крепкое гномское, или эльфийское заклятье, по прочности не уступающее холодной стали людей, в тавернах становится весело и шумно. Бурлящая днем на площадях Ульдерика жизнь перетекала сюда, чтобы наполнить шумом и весельем тихие и непритязательные днем харчевни и таверны. И тогда эль начинал течь полноводной рекой. И все зависело от предпочтений посетителей таверны, и от толщины кошельков желающих выпить и закусить, а заодно послушать невероятных историй, в рассказчиках которых дворфийские ярмарки никогда не испытывали нужды. И совсем неважно кто рассказчик, человек, дворф, гном, или эльф, главное чтобы от услышанного у слушателей загорались глаза, а в глотке начинался пожар, погасить который можно только хорошей порцией хмельного пенного напитка. Веселье и шум в таверне продолжались почти до самого утра, пока самые стойкие из посетителей не разбредались пошатываясь на нетвердых ногах до отведенных им комнат. Или не засыпали прямо здесь, за столами, уткнувшись носом в немудреную, разложенную на столах снедь.
С первыми криками петухов, дивных птиц из мира людей, которых завозили на ярмарку человеческие торговцы не привыкшие к постоянной ночи, освещенной лишь множеством фонарей и факелов, уснувший ненадолго подземный мир оживал, наполняясь гулом, шумом и движением. Открывались запертые на ночь массивными запорами с металлическими замками лавки людей, являлись миру скрытые на ночь магическими заклинаниями лавки гномов и эльфов. Пробуждался ото сна и пировавший полночи в таверне разномастный люд. Спускались со второго, спального этажа его заспанные посетители, со слегка помятыми ото сна, и принятого накануне лицами. Несколько бесконечно долгих минут в тавернах и харчевнях царила тишина, нарушаемая лишь бульканьем разливаемого по огромным пивным кружкам хмельного напитка. Да легким постуком блюд с жареным мясом и прочей нехитрой снедью приготовленной радушным хозяином таверны и его многочисленными подмастерьями страждущему люду, щедро платящему за угощение и выпивку звонкой монетой. Или драгоценными камнями, за каждый из которых можно выручить изрядую толику монет из благородного, столь любимого в мире людей металла, коим во все времена было золото.
Когда огромные кружки оказывались наполнены до краев, таверны оживали, расцвечиваясь многоголосьем множества языков, бывших в ходу на поверхности планеты, и в ее глубинах. Поправив здоровье и подкрепившись, заполняющая таверну многоголосая публика перемещалась на просторные торговые площади Ульдерика. К шумящему там базару, внося свою лепту в его шум и суету. В тавернах воцарялась тишина. Но эта тишина и спокойствие были лишь кажущимися. На самом деле в таверне продолжала кипеть жизнь, скрытая от посторонних глаз крепкими дубовыми стенами заведения. Именно сейчас, в период затишья, которое будет длиться до середины дня, когда огромная толпа страждущих вновь нагрянет в таверну, чтобы подкрепиться и заправиться кружкой-другой пива, для хозяина заведения начинается самая горячая пора.
Во-первых, нужно отдать множество распоряжений многочисленным помощникам и подмастерьям, да еще и проследить, чтобы они выполнили все точно и в срок. Ну, и во-вторых. Самая главная и приятная из всех обязанностей когда-либо выпадавшая на долю трактирщика, - подсчитать полученную за ночь безудержного хмельного веселья выручку. А выручка в ярмарочные дни всегда и во все времена была столь щедрой, что о ней не могли и мечтать владельцы подобных заведений расположенных в человеческом городе раскинувшемся у подножия Кааркен-Тау. Собранная за ночь выручка позволяла хозяину столь прибыльного заведения в человеческом мире, жить целый месяц ни в чем себе не отказывая.
Рудокопы и собиратели драгоценных каменьев дворфы, бывшие большинством из посетителей сих достопочтенных заведений, были невероятно щедры, расплачиваясь за предоставленный им кров, угощение и выпивку. Во многом благодаря тому, что добываемые ими в потаенных штольнях камни имели разную цену в мире дворфов, и в мире людей населяющих поверхность планеты согласно договору подписанному между двумя могущественными расами много тысяч лет тому назад.
В мире дворфов ценилось не количество камней, и не их красота. Ценилась их редкость. Чем реже можно было найти камень в подземных шахтах и штольнях, тем большую ценность он представлял для дворфов. Шкала ценностей составленная для камней в мире наземном и мире подземном существеено различалась. Но были и совпадения, и множество драгоценных камней ценилось одинаково дорого, как в мире людей, так и в мире дворфов. И королем среди камней в этих, столь непохожих друг на друга мирах был алмаз, которому не было равных ни в одном из миров. Хотя, один из постояльцев таверны думал иначе. Он знал, что камень, по красоте, редкости и цене превосходящий алмаз, в природе все-таки существует. И он очень надеялся, что этот невероятный камень существует в единственном экземпляре, и о его существовании кроме него, дворфа Далина не подозревает ни одно живое существо на свете. Порой он искренне верил в это, временами просто надеялся, хотя тень сомнений нередко вползала в его душу ядовитой змеей, оставляя свой отпечаток на его лице. Заставляя хмуриться, и сердито сжимать губы, делая облик дворфа еще более твердым и каменным, чем он был на самом деле.
Порой ему начинало казаться, что найденное им однажды чудо просто не может существовать в единственном числе, и что где-то, быть может на другой оконечности планеты встречи со своим каменным собратом ожидает его брат-близнец, или даже целая плеяда родственников. Каким-то невероятным образом Далин знал, что ничего хорошего миру эта встреча не сулит. Далин постарался сделать так, чтобы ничего подобного не случилось не только в обозримом, но даже в необозримом будущем. Наложенное им заклятье должно похоронить это невероятно опасное сокровище на вечные времена. Далин в это верил, временами просто надеялся. Ведь мир на планете невероятно огромен и исследован населяющими его существами вряд ли на десятую часть того, что он из себя представляет. И никому неизвестно, какие силы, древние и могучие, могут дремать в его потаенных глубинах, ожидая для пробуждения своего часа. И что произойдет когда древние силы проснутся, воспрянут от долгого сна, и выберутся на поверхность. И не окажется ли для них магия дворфов слишком легкой загадкой, разгадать которую не составит особого труда.
Далин прогонял от себя эти мысли, но они, изгнанные несколькими кружками крепкого, темного пива дворфов, со временем возвращались обратно, отравляя жизнь. Особенно с тех пор, как он стал свободен, и у него появилось слишком много свободного времени, в том числе и для того, чтобы нагружать себя мрачными мыслями. А ведь двести с лишним лет тому назад он забыл об этом камне, и, как ему казалось тогда, навсегда, замуровав самым сильным заклинанием вход в шахту. Он даже запретил себе думать о самом ее местонахождении. Он начал разрабатывать новую штольню, благо обзавестись оной в необъятных подземных глубинах Кааркен-Тау не составляло особого труда. Все что не скрыто от глаз можно использовать по своему усмотрению, главное сделать правильный выбор. Все то, что уже кому-то принадлежит, скрыто от глаз живых существ населяющих подземные глубины заклятьем невидимости. И даже если шахты находятся всего лишь в метре друг от друга, они никогда не пересекутся, и их хозяева не встретятся, надежно укрытые древней магией дворфов. Такова магия дворфов, которая зачастую действует независимо от самого дворфа, повинуясь сложившимся за многие тысячелетия законам подземного мира.
Новая шахта оказалась не столь богатой на драгоценные камни, как ее предшественница, но у Далина и в мыслях не было бросить ее, и подыскать себе что-нибудь более стоящее. Тем более, что он только начал ее разработку, это было самое начало штольни, и до ее глубин хранящих в себе самое ценное, было еще очень и очень далеко. Совсем не близкий путь, измеряемый не пройденными метрами, а годами, и даже столетиями. Далин не успел даже толком обжиться на новом месте, как в его жизни случилось судьбоносное событие, в корне изменившее всю его дальнейшую жизнь.
За время всех тех злоключений, что выпали на его долю после того, как он нашел ныне запечатанный заклятьем камень, он сильно изменился. Как внутренне, так и внешне. Он возмужал и заматерел, уже ничем не напоминая молодого и самоуверенного юнца, коим он был в силу возраста и жизненного опыта. Несколько месяцев проведенных им в том, невероятно далеком и фантастическом мире, заставили его возмужать, и набраться недостающего жизненного опыта. Наличие которого так ценится у представительниц прекрасного пола, ищущих спутника жизни, и отца будущему ребенку.
Про историю с тем невероятным камнем Далин предпочел забыть. По крайней мере, он попытался сделать. У него хватило ума держать все в тайне, и даже набравшись хмельного пива в таверне, слушая хвастливые речи подвыпивших рудокопов, молчать о своей, совсем уж невероятной истории, в правдивость которой без веских доказательств никто не поверит. Прослыть вруном и болтуном Далину не хотелось, тем более, что таковым он на самом деле не был, и всему виной тот злополучный камень, который он никому не мог предъявить в качестве доказательства своей правдивости. Скрыть от соплеменников приключившееся с ним не составило особого труда, особенно если учесть, что по своей сути дворфы не слишком любопытны. И отсутствие одного из них даже в течении нескольких месяцев, вовсе не повод для того, чтобы лезть в душу, и доставать расспросами. Если дворфу есть что сказать, и он испытывает в этом потребность, он расскажет все и сам. А если таковой надобности нет, значит, нет и повода для расспросов. В подземном мире Кааркен-Тау множество уютных дворфийских таверн, в одной из которых легко затеряться не то что на месяцы, но даже на годы. Ничто не запрещает дворфам менять привычное место отдыха, где так приятно пропустить кружку-другую пива и расслабиться после многотрудного рабочего дня в компании себе подобных.
Ну, а вскоре в жизни Далина случилось судьбоносное событие, заставившее его на сотню лет позабыть и о найденном камне, и о приключившейся вслед за этим фантастической истории, когда он оказался заброшенным в такие временные дали, что это было превыше даже нечеловеческого понимания. За время своих мытарств, длившихся лишь миг по дворфийским меркам, Далин сильно возмужал. В его глазах появился столь важный для прелестных дворфиек жизненный опыт, которого еще несколько месяцев тому назад был начисто лишен совсем еще молодой, только-только разменявший вторую тысячу лет, дворф. Быть может в его глазах появилось еще нечто, привлекшее внимание самой очаровательной дворфийки, которую Далину доводилось когда-либо видеть в своей жизни. Пусть и сравнительно небольшой по дворфийским меркам, но длящейся целую вечность по меркам людей.
На ближайшей ярмарке, случившейся после возвращения Далина из жестокого первобытного мира, откуда ему чудом удалось вырваться, прихватив с собой отменную коллекцию драгоценных камней, добытых из сердец ее злобных обитателей, прекрасная молодая дворфийка сделала свой выбор. Очаровательная Лорисаль, божественное, неземное создание, положила руку на плечо молодого дворфа ошалевшего от счастья. Для него это было не меньшим потрясением, чем то, что случилось после того, как его алчущая рука коснулась найденного им необыкновенного камня. А, возможно, даже большим. Он застыл на месте, волею неведомого колдовства обратившись в камень. И даже когда она, обойдя застывшего в неподвижности дворфа заглянула в его глаза своими искрящимися от смеха глазами, это не только не вывело Далина из ступора, но вогнало его в еще большую прострацию. Он не помнил себя, позабыв обо всем на свете. Кто он такой, или что он такое, где он, и зачем? Он просто стоял и смотрел, утонув в этих смеющихся, лучистых глазах, растворившись в них без остатка, и не мог найти берегов, чтобы выбраться на поверхность. И наверное, в глубине души не желая этого.
Он мог так стоять хоть целую вечность. Просто стоять и смотреть, купаясь в этих теплых, лучистых волнах, каждой клеточкой, каждой порой своего тела утопая в захлестнувшем его счастье. Он не знал, сколько прошло времени. Всего лишь миг, день, или целая вечность. Он потерял счет времени, и сама вечность перестала для него существовать, вытесненная бездонными глазами, полными любви и солнечной неги.
Наверное, со стороны, застывший в ступоре дворф представлял собой довольно комичное зрелище, но желающих посмеяться, не смотря на весь комизм ситуации, не было. Ему все просто завидовали. И даже не тайно, а открыто. Это можно было прочесть во взглядах множества глаз устремленных на молодого дворфа, и красавицу Лорисаль. В такой ситуации мечтал оказаться каждый дворф, от самого молодого, до убеленного сединами ветерана доживающего последнюю тысячу лет. О том, что его когда-нибудь выберет красавица-дворфийка мечтал каждый дворф, но далеко не каждому удавалось в своей жизни познать, и вкусить всю сладость супружеского союза. И, как результат его и следствие, рождение детей. Сына, или, в исключительном случае дочери, носителей отцовских генов.
В тот судьбоносный, на всю жизнь оставшийся в его памяти день, Далин забыл обо всем на свете, потеряв счет времени, душой и телом находясь уже в другом, ирреальном мире. И только зазвучавший у него прямо в сердце смех возвратил его к жизни, вернув из неведомых далей, куда унеслась навстречу счастью быстрокрылая душа. Словно сотни звонких, серебряных колокольчиков одновременно зазвучали у него в мозгу возвращая Далина к жизни волшебным, переливчатым звоном. Душа его вернулась из далеких, неведомых и прекрасных далей, чтобы здесь, вместе с телом, насладиться всеми прелестями мира земного.
Лорисаль смеялась весело и заразительно, и выведенный ее смехом из ступора Далин улыбнулся. Сначала робко и несмело, не отводя глаз от прелестного образа молодой красавицы, а затем шире и смелее. Скованность и оцепенение крепко державшие дворфа в своих путах, сгинули без следа, уступив место раскованности и ясности мыслей. Медлить было нельзя. Нужно действовать, пока красавица не изменила своего решения, и не убрала прелестной ладони с его плеча.
Далин потянулся во внутренний карман, где, в специальном кисете, пошитом для одного-единственного камня, покоилось его главное сокровище. Алмаз. Король среди камней, вырванный им из сердца дакозавра, властителя хищных и злобных тварей первобытного мира рептилий, в котором Далину пришлось провести несколько месяцев, борясь за выживание.
Не сводя глаз с улыбающейся красавицы, Далин развязал кисет, и протянул ей его содержимое, застыв в ожидании, не сводя с прелестницы глаз. Если красавица дворфийка примет его подарок, то тогда их союз будет официально закреплен по дворфийским законам, если же отвергнет, то ему придется всю оставшуюся жизнь носить клеймо жалкого неудачника. И хотя в истории дворфов, насколько это было известно Далину, такого никогда прежде не случалось, но чисто теоретически подобный исход был вполне возможен. И это заставило Далина застыть в настороженном ожидании, где каждая секунда превращалась в вечность. И в этом он был не одинок. В той же ситуации, и те же самые эмоции испытывали и бесчисленные множества бывших до него дворфийских мужчин, делавших свадебный подарок будущей супруге.
Алмаз , - величайший из камней. Не каждый дворф обитающий в непроглядных подземных глубинах Кааркен-Тау, мог похвастаться подобным сокровищем, и преподнести его своей избраннице. Хотя, по большому счету, избранницей являлся он сам. В силу пришедших из глубины веков традиций, пару себе выбирает не мужчина, а женщина, продолжательница древнего и славного рода дворфов.
Далин по своей натуре не был прижимистым, хотя именно такой чертой наделяли дворфов люди, жившие на поверхности. Быть может позже, спустя пару-тройку тысячелетий, насладившись всем, что дает дворфу жизнь, и пресытившись ею, он обретет иную страсть. Страсть к камням, и тогда в полной мере оправдает идущую о дворфах среди людей славу. А сейчас он стоял, и, затаив дыхание ждал, как ждали все те, что были на его месте бесчисленное множество раз. Ждал ответа молодой прелестницы переместившей свой взгляд с его лица на протянутую к ней ладонь. И хотя в ее взоре явственно звучал готовый сорваться с уст ответ, она продолжала молчать, время от времени бросая на дворфа лукавые, будоражащие кровь взгляды. Она словно наслаждалась его душевными муками, продлевая и без того кажущиеся вечностью секунды ожидания. И только вдоволь насладившись его волнением и смятеньем чувств, она протянула руку за предложенным подарком, что на языке дворфов означало согласие. С этого момента они стали парой, неразлучной на долгие годы. Именно с этого момента начинался отсчет отведенного им судьбой времени для счастья.
Сложившаяся пара оказалась на удивление удачной. И хотя все дворфийские пары были счастливы, Лорисаль и Далин были счастливы по-особенному, что было отмечено свыше. Подтверждением тому стало рождение дочери, случай довольно редкий в мире дворфов, где на десяток мужчин приходится всего одна женщина. Это свидетельствовало о том, что пара совпала самым идеальным образом. Последовавшее за тем, судьбоносным в жизни Далина днем столетие, промелькнуло для него словно один миг. Он любил, и был любим, он был счастлив тем самым счастьем, о котором мечтал каждый дворф все свою жизнь. Сто лет проведенных в любви и согласии канули в вечность, оставив на память о себе лишь сладостные воспоминания, да щемящую боль в груди. Далин жил и работал целую вечность вместе с прекрасной Лорисаль, ни на мгновение не переставая ее любить, утопая в волнах нежности, блаженства и взаимности.
Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Таковы традиции их мира, насчитывающие не одну тысячу лет. Однажды ему, в силу этих самых традиций, пришлось уйти. Навсегда. Прихватив с собой лишь неразлучную кирку, да боевой топор, составляющие повседневную экипировку дворфа. Прекрасная Лорисаль, и очаровательная дочурка Далия, оказались теперь в другом, далеком и запретном для него мире. Дальше плод их любви будет воспитывать одна Лорисаль, до тех пор, пока не настанет черед Далии покинуть материнский кров, и с головой окунуться в самостоятельную, взрослую жизнь. Лорисаль, Далин теперь вряд ли когда увидит, а если и увидит, то лишь мельком, издали, если она приедет на ярмарку за покупками. Но это уже ровным счетом ничего не значит. Отныне у каждого из них своя жизнь, в которой нет места бывшему возлюбленному или возлюбленной. Ее судьба воспитывать дочь до достижения ею совершеннолетия. Его судьба искать удачу на стороне. В мимолетных связях, ничего не значащих, и ни к чему не обязывающих, где-нибудь в маленькой таверне после напряженного трудового дня. Или же на одной из ярмарок, бесчисленное множество которых было, и еще будет в жизни молодого дворфа.
Ярмарки были, есть и будут в жизни дворфов всегда, пока стоит их мир, пока они защищают его от злобных тварей мечтающих о дне, когда великое королевство дворфов падет, и они справят жуткий, демонический танец на костях его павших защитников. Покинув Лорисаль и Далию, Далин стал свободен, превратившись, как и множество прочих дворфов мужского пола в очередного жениха, ждущего, когда на нем остановит свой выбор дворфийская красавица. И только одному Двалину, отцу и основателю рода дворфов, известно, случится ли это когда-нибудь, или же потенциальный жених таковым и останется до скончания своих дней.
Далин не тешил себя излишними надеждами. Слишком свежа была в его памяти Лорисаль, чтобы пристально разглядывать съезжающихся на ярмарку красавиц. Он предоставил событиям идти своим чередом, не предпринимая попыток что-либо изменить в своей жизни. Он жил, как и прежде, той самой жизнью, которой живут и жили все дворфы. Работал в шахте, вечерами после работы просиживал с кружкой темного пива в полюбившейся ему таверне, слушая бесконечные рассказы ее завсегдатаев. Временами уединялся в номерах специально предназначенных для этой цели с одной из дворфиек. Такой же, покрытой рудничной пылью искательницей подземных сокровищ, чтобы утром расстаться без взаимных претензий, обид и упреков. Ну, и, конечно же, посещение ярмарок, магический ритуал в жизни каждого взрослого дворфа, без соблюдения которого в подземном мире Кааркен-Тау просто не выжить. Запастись припасами необходимыми для жизни, побаловать себя забавными безделушками, бесполезными в хозяйстве, но необходимыми для души. И, конечно же, разжиться парой-тройкой бочонков светлого эля людей, их величайшего, с точки зрения Далина, изобретения. Пива способного скрасить самые тоскливые и унылые вечера, когда даже в таверну идти не хочется. Но, пожалуй, самое главное в посещении ярмарки, это новые впечатления. Столько нового и интересного можно услышать там, в таверне, наслаждаясь вечером, беседой, выпивкой и закуской в компании себе подобных. А также людей, непревзойденных рассказчиков по части разных былей и небылиц, где порой совсем непросто такому неискушенному слушателю как дворф, отделить правду от вымысла.
Люди, особенно торговцы, не чета дворфам ведущим оседлый образ жизни. У них, с их скоротечностью бытия, иное отношение к жизни. Им жизненно необходимо все увидеть, и обо всем узнать. И они с упорством зачастую достойным лучшего применения, идут к своей цели. Путешествуя с торговыми караванами люди побывали в таких землях, о которых дворфы, один из древнейших народов населяющих планету, даже и не подозревали. Повстречали за время своих странствий таких невероятных существ, в существование которых дворфам трудно было поверить. Еще всего какую-то сотню лет назад Далин скептически относился к большинству услышанных им в таверне историй рассказанных людьми. Считая их выдумкой, нужной лишь для того, чтобы выманить у доверчивых слушателей очередную кружку хмельного напитка, да огромный кусок жаркого. Но Далин на собственном опыте убедился, что большинство человеческих историй, какими бы фантастическими они не казались на первый взгляд, на самом деле самая, что ни на есть, правда.
Хотя и среди людей встречалось множество не то, чтобы патологических лгунов, а просто любителей если и не выдумать что-нибудь,то так приукрасить свой рассказ, что от первоначальной истории не остается и следа. Но, для подвыпившей публики коротающей вечер в уютной таверне, годятся и эти истории. Лишь бы они не портили общей атмосферы вечера, ну а на выпивку неутомимому сказителю дворфы никогда не скупились. Тем более, что ни один, даже самый крепкий и искусный человеческий рассказчик не мог тягаться с дворфами в количестве потребленного пива, будь то светлый эль из мира людей, или крепкое, темное пиво дворфов.
Время в таверне за кружкой хмельного напитка, под неторопливый, обстоятельный рассказ очередного неутомимого сказителя летит незаметно. Со временем голова становится невероятно тяжелой и ее все сильнее тянет вниз, навстречу крепкой дубовой столешнице. Негоже дворфу уподобляться человеку, и засыпать прямо за столом, уткнувшись носом в разложенную на нем нехитрую снедь, и дворф пошатываясь, на нетвердых ногах поднимается из-за стола. И идет наверх, туда, где на втором этаже таверны ждут своих постояльцев скромные гостиничные номера. С просторным ложем, могущим при необходимости вместить не только дворфа, но и его мимолетную подругу. С грубо сколоченным столом, да парой колченогих табуретов на случай, если постоялец захочет продолжить вечер в номере, в компании симпатичной подружки. Довершает убранство номера вешалка в углу, а точнее, несколько вбитых в стену здоровенных гвоздей, на которые постоялец может повесить свои одежды, если будет в состоянии сделать это. Но, по большей части, эти гвозди просто ржавели бесполезным дополнением к здешнему, весьма скромному убранству. Ибо, когда голова становится тяжелой, а ноги ватными, и еле поднимают грузное тело дворфа на второй этаж таверны, нет ни времени, ни желания заниматься такой ерундой, как раздевание. Лишняя трата времени, когда хочется поскорее уронить отяжелевшую голову на подушку. Тем более утром, когда голова гудит как медный колокол, а глотка горит огнем от бушующего там пламени, когда только огромная кружка пива в силах потушить бушующий пожар. И чем раньше это случится, тем лучше.И поэтому не стоит тратить драгоценных минут на одевание, когда не терпится оказаться за крепким дубовым столом с кружкой темного крепкого пива в руках, с огромным куском жареного мяса на блюде.
Этот вечер был обычным ярмарочным вечером, единственное его отличие от множества бывших до него заключалось в том, что он знаменовал собой начало второй половины ярмарки. Ровно полмесяца прошло с ее открытия, и ровно столько же ей предстояло жить бурной жизнью, столь несвойственной для суровых и молчаливых подземных глубин. Далин давно сделал все необходимые покупки, и мог бы отбыть восвояси, но не спешил этого делать, как и большинство дворфов. Зачем спешить обратно в размеренную и монотонную жизнь, где он будет наедине с собой большую часть суток, а значит наедине со все чаще обуревающими его в последнее время тревожными мыслями. Постоянно возвращающими его в запретную шахту, к проклятому камню, в корне изменившему всю его жизнь. У прочих дворфов подобного камня на сердце не было, но и они предпочитали задержаться на ярмарке подольше. И лишь редкие счастливцы, чей семейный союз был крепок и нерушим, на ярмарке долго не задерживались. Сделав необходимые покупки, они седлали отдохнувших за день баранов и отправлялись в обратный путь, к семье.
При виде счастливцев торопливо собирающихся в обратный путь, сердце Далина щемила сладостная грусть. Ему становилось тоскливо, рука сама тянулась за очередной кружкой пива, чтобы прогнать столь чуждое истинному дворфу чувство. Дворфы по своей природе, и в силу сложившихся традиций никогда не были особо сентиментальными, оставляя подобные глупости на долю людей с их такой скоротечной, и нелепой жизнью. Но Далин отличался от большинства своих собратьев, об этом он знал с детства. Проклятый камень забросивший его в далекое, замшелое прошлое, лишь усилил его отличие от других, добавил столь чуждых в его окружении эмоций и переживаний.
Сегодня вечером на сердце у Далина было неспокойно. Изгнанные накануне мрачные мысли вернулись вновь, и крепко окопались в мозгу, и уже третья допиваемая дворфом кружка темного, крепкого пива не могла изгнать их оттуда. Далин каким-то внутренним чутьем чувствовал, что должно случиться что-то страшное. И очень скоро. А может это страшное уже произошло, и он только не знает где, и что именно случилось. Своему внутреннему чутью Далин привык доверять. Оно его никогда не подводило, ни в одном из миров в которых довелось побывать дворфу.
Погруженный в свои невеселые мысли Далин отрешился от всего, что происходило вокруг него. Он даже не слышал очередного человеческого рассказчика повествующего многочисленным слушателям очередную захватывающую историю, запивая свой обстоятельный, неспешный рассказ хорошим глотком золотистого эля, на который была так щедра благодарная публика. Далин смотрел на окружающие его лица до отказа заполнившие вместительную таверну, забитую столами с выпивкой и закуской, и крепкими дубовыми лавками, легко выдерживающими вес полудюжины расположившихся на ней крепких, массивных и коренастых дворфов, но никого не видел. Все они слились перед его затуманенным взором в одну безликую, аморфную массу.
Очередная выпитая кружка крепкого хмельного пива не принесла желанного облегчения. На душе было все также муторно, тревожно, и неспокойно. Что-то определенно должно было произойти. Что-то очень плохое, и не когда-нибудь в отдаленном будущем, а в самое ближайшее время. И отчет этого самого времени шел уже ни на недели и дни, а на часы, и даже минуты. Далин чувствовал, что над их миром нависла неведомая угроза. И тем более непонятной для него была вся та веселость и беспечность, с которой отдыхала наслаждаясь вечером пестрая публика, заполонившая полюбившуюся ему таверну, в которой он привык останавливаться во время поездок на ярмарку.
Люди, дворфы, гномы и эльфы развлекались по полной, не обращая внимания на сидящего в углу, мрачного и сосредоточенного дворфа, не принимающего участия в общем веселье, методично поглощающего одну кружку пива за другой. Так продолжалось, как думалось уже порядком захмелевшему дворфу, целую вечность. Ничто, никакая сила на свете, казалось бы, не могла остановить шум и гвалт стоящий в таверне, слышимый далеко за ее пределами. Но это оказалось не так, тревожная весть принесенная в таверну гномом гонцом, заставила разом смолкнуть и протрезветь притихшую и посмурневшую публику.
Случилось страшное. То, чего ждали всегда, во все времена, что однажды должно было произойти, но все не происходило. То, что заставляло дворфа, даже отправляясь на ярмарку, засовывать за пояс собственноручно выкованный им массивный боевой топор. Война!!! Эту новость принес примчавшийся в Ульдерик на взмыленном коне человек, житель Старграда, человеческого города расположенного у подножия Кааркен-Тау. Страшное известие разносили сейчас по тавернам, харчевням и постоялым дворам быстроногие скороходы-гномы, чтобы оповестить гостей ярмарки о том, какая смертельная опасность нависла над городом людей, и над самим их миром.
Орчья орда напавшая на человеческий город, включающая в себя помимо орков и иных темных существ, таких как тролли, огры и темные дворфы, угрожала не только человеческому городу, но и всему их миру. Город только первый шаг на пути орков к цели. Цели, к которой они стремились тысячи лет, всякий раз получая отпор от объединившихся против общего врага рас дворфов, гномов и людей. Обладание Кааркен-Тау, его подземными глубинами, прародиной орков, вот их цель, к котором они раз за разом стремились с маниакальным упорством. Ну, и совсем неплохо разорить, разграбить и сжечь пару-тройку человеческих городов, плюс с десяток деревушек гномов оказавшихся на их пути.
На этот раз орки напали с той стороны, откуда они никогда прежде не приходили, атаковав Старград, самый большой и сильный человеческий город на многие сотни миль окрест. Ранее у орчьей орды были гораздо более скромные аппетиты, и они довольствовались небольшими городками во множестве разбросанными на западной оконечности Кааркен-Тау, что в большинстве случаев сулило им успех.
Примчавшийся в Ульдерик гонец сейчас разговаривал с представителями четырех рас обосновавшихся там на время ярмарки. И пока собирались, трезвели и приводили себя в порядок завсегдатаи харчевен и таверн, совет четырех принял решение. Был объявлен всеобщий сбор у центральных врат Ульдерика, откуда предстояло совершить марш к подножию Кааркен-Тау, на помощь обороняющимся защитникам города.
Все как всегда, все как и прежде. За одним исключением. По словам посланца армия орков не совсем обычная. Нет, она по-прежнему состоит из тупоголовых злобных орков и их, не менее отвратных и мерзких приспешников. Не было замечено иных, не виданных ранее существ в напавшей на город орде, но они определенно были. И никто не мог сказать, сколько их, и что они из себя представляют. Но они точно были. Только их присутствием можно было объяснить тот факт, что в действиях безмозглой орды гонимой одним всепоглощающим чувством, чувством голода, перемешенным с ненавистью ко всему живому, появилась осмысленность действий. Орки в корне изменили свою тактику. Они больше не ломились в одни ворота, не накатывались безудержной волной на одно и тоже место, стремясь захлестнуть его мутной, грязной пеной. После того, как им не удалось взять с наскока отлично защищенный человеческий город, они, оставив груду тел под его стенами, отступили. Но вовсе не для того, чтобы по команде своих тупоголовых вожаков ринуться на стены вновь. Они получили другие приказы, и это заставило людей срочно отрядить гонца с надежной охраной в горы, туда, где собрались на очередную дворфийскую ярмарку их верные союзники гномы и дворфы.
Орки начали окружение города, чего они никогда раньше не делали, и что позволяло уйти из города всем, кто не мог противостоять врагу с оружием в руках. и, по какой-то причине не смог покинуть город раньше. Обычно о приближении орчьей орды становилось известно задолго до ее появления. Об этом людям сообщали гномы, в скорости передвижения с которыми никто не мог тягаться. Гномы испокон веков приглядывали за темными, уходящими глубоко под землю разломами скал, из которых вот уже бессчетное множество тысячелетий низвергались несметные орды орков и их темных приспешников. Своевременное оповещение позволяло людям приготовиться к обороне, покинуть деревни, и перебраться за крепкие городские стены. Тем же, кто в силу возраста или болезни не мог с оружием в руках противостоять кровожадным захватчикам, хватало времени уйти в надежные, потаенные места. Или же укрыться в эльфийских лесах, под защиту древней магии эльфов.
В лес орки предпочитали не соваться без особой надобности, а точнее, без самой крайней необходимости. Будучи по своей сути магическими существами, дальними кровными родственниками эльфов, орки тем не менее боялись магии, старались ее избегать, страшась насылаемого эльфами морока, в котором так легко сгинуть бесследно. У эльфов не было договора с людьми о взаимопомощи, но не было и вражды. Они предпочитали мирно сосуществовать, не ввязываясь в ссоры и свары, что только ослабило бы две расы на радость их общим врагам, которым легче будет справиться с ними поодиночке, случись такая вражда. И хотя люди отняли у эльфов часть леса, эльфы предпочли с этим смириться ради сохранения мира. Мудрые эльфийские вожди не желали повторения войны случившейся тысячелетия назад между древней расой дворфов, и совсем еще юной, и от этого излишне горячей, воинственной и агрессивно настроенной расой людей. Всем было известно, чем закончилась та, длившаяся ровно сто лет война, в результате которой древняя раса дворфов покинула мир наземный, и на вечные времена перебралась под землю.
Во время той великой войны эльфы придерживались нейтралитета, не поддерживая ни одну из враждующих сторон. И поэтому они остались жить в столь любимых ими лесах, не канув в небытие, как многие прочие мистические расы враждовавшие с людьми. Эльфийские вожди оказались более прозорливыми, нежели их простые и бесхитростные соседи дворфы. Они еще тогда, тысячи лет назад почувствовали, что будущее принадлежит людям, их стремительно развивающейся цивилизации, что время магических существ прошло, и расцвет их империй уже давно позади.
У эльфов не было договора с людьми о взаимопомощи, но они никогда не препятствовали людям ищущим укрытия от опасности в их лесах. Как не отказывали и охотникам одиночкам, осмелившимся вторгнуться в страну эльфов. Укрывшиеся в лесу люди, а это были в основном женщины, старики и дети, старались жить по законам леса, и, по возможности, минимизировать лесу урон причиненный ими за время пребывания там. Тем более, что само это пребывание не бывало слишком долгим. Неделя-другая, с многовековыми промежутками во времени, до прихода в мир новой орчьей орды. Этого времени хватало, чтобы объединенными усилиями людей, дворфов и гномов разбить кровожадную орду, и обратить ее в позорное, паническое бегство. До того самого черного провала, из которого вся эта нечисть выбралась на поверхность. И горе обезумевшим от ужаса оркам, рискнувшим укрыться в надежде на спасение в эльфийском лесу. Магия эльфов убивает не хуже стрел этих непревзойденных лучников. Никому из тех, кого угораздило встретиться с эльфами в их волшебном лесу, не удавалось остаться в живых, и найти дорогу к заветному провалу, ведущему в родной мир. У эльфов с орками были свои счеты, и они никогда не упускали случая поквитаться с давними врагами, будь то небольшой вражеский отряд, часть орды, или одинокий разведчик и авантюрист, выбравшийся из непроглядной черноты провала в поисках приключений.
Нынешнее нападение орды было особенным, не таким, как прежде. Орки сделали то, чего не делали никогда прежде. Они окружили огромный человеческий город, осадив его, словно намереваясь заморить голодом его защитников. За всем этим чувствовался чей-то злобный, расчетливый разум. Хотя разум, понятие мало подходящее для орков. Не верилось, что за несколько столетий прошедших со времени последнего нашествия орков, их раса поумнела, и стала гораздо более развитой. Скорее можно было поверить в обратное, в то, что эти злобные обитатели подземных глубин вконец деградировали. Одного беглого взгляда брошенного с высоты неприступных стен Старграда на бурлящую внизу, орущую, визжащую, скрежещущую зубами, потрясающую оружием оголтелую толпу было достаточно, чтобы понять, что представляет из себя это дикое воинство.
Но, тем не менее, орда окружила город, и сделала это так быстро и умело, что посланцу людей отправившемуся за помощью в Ульдерик чудом удалось прорваться через поставленный орками заслон. Сопровождавшие его воины погибли все до единого, приняв героическую смерть от стрел, копий и иззубренных мечей орков. Погибли все, за исключением гонца, который оказался слишком везучим, раз сумел выбраться живым из этого ада, либо стоящая за всем этим неведомая сила просто позволила ему уйти.
Все это наводило на определенные мысли, вызывало вопросы, ответов на которые не было. Да и не было времени терзаться догадками и предположениями. Пришло время действовать, надежно и обстоятельно, как это присуще дворфам. Торопиться в таком важном деле, как война, не стоило. Дворфы не безмозглые орки, чтобы раз за разом разбивать себе лоб о неприступные каменные стены, не останавливаясь ни на минуту для того, чтобы просто подумать. Тем более, что отправленные к городу разведчики доложили, что внизу все тихо. Активных действий не предпринимает ни одна из враждующих сторон. Осажденные в крепости люди спокойно ожидают подхода союзников, армии дворфов и гномов, чтобы действовать по давно отработанному сценарию. Одновременным ударом с двух сторон атаковать осадившую город орду, и обратить ее в паническое бегство. Так было уже не раз. Так будет и сейчас, и ничье злобное присутствие не сумеет им в том помешать. Припасов в городе хватит, чтобы без проблем продержаться не один месяц, так что времени у людей было хоть отбавляй. Но у орков, этих мерзких тварей одержимых вечным, всепоглощающим голодом, времени как раз и не было. И если ничего не предпринимать, то уже спустя несколько дней они начнут жрать друг друга, начав с раненых, больных, или просто слабых своих соплеменников.
Хотя, вряд ли людям взирающим с высоких крепостных стен Старграда на беснующееся внизу море орков удастся стать свидетелями разгула каннибализма в осадившей город орде. Дворфам и гномам потребуется совсем немного времени для того, чтобы прийти им на помощь, и железным, сокрушающим все на своем пути потоком обрушиться на орду. Пара-тройка дней, если учесть, что знаменитая дворфийская ярмарка в самом разгаре, и большая часть этого крепкого, молчаливого народа находится в данный момент в обширных залах Ульдерика, всего в сутках пути от великого города людей. Хотя, быть совсем уж беспечным не стоило. Существовала вероятность того, что их посланник погиб вместе с приданным ему отрядом. Оставалось только ждать. Если в течении недели к ним не придет помощь из Ульдерика, придется повторить попытку снова. И на этот раз в горы придется послать гораздо более многочисленный отряд.
Настораживала легкость, с которой орки применили столь несвойственную им тактику, окружив город, и взяв его в осаду. Но еще больше настораживало то, что никто не заметил их появления близи города. Даже вездесущие гномы остались слепы, не заметив появления орды, и не сообщив об этом в город. Не может быть такого, чтобы все до единого представители этого маленького магического народа в это время отсутствовали, веселясь и развлекаясь на ярмарке дворфов.Для того, чтобы добраться до Старграда от ближайшего из известных людям темного провала, орде пришлось бы миновать, как минимум две гномские деревни, пройти незамеченными мимо которых они никак не могли. Люди были уверены, что мимо селений гномов и мышь не проскочет незамеченной, не то что дикая и шумная, многотысячная армия орков, и их не менее злобных и громогласных приспешников.
Подобраться незамеченным к гномской деревушке невозможно ни одному живому существу на свете, если оно облачено в кости и плоть. А тем более напасть, и подчистую истребить всех ее обитателей, не позволив ни одному из этих стремительных существ вырваться на свободу. Напрашивался совсем другой вывод, и он совсем не радовал людей. Где-то, совсем рядом от Старграда появился новый черный провал исторгший из себя многотысячную орду. Если это действительно так, то положение людей значительно ухудшалось, и казавшаяся ранее такой безопасной жизнь, катилась ко всем чертям.
Имелся и иной вариант объясняющий появление под стенами Старграда незамеченной многотысячной армии. Этот вариант был еще более страшен для людей, и в его пользу имелось некое косвенное подтверждение. Наличие чуждой этому миру темной магии, которой не составило особого труда справиться с магией гномов. А если ей было под силу совладать с колдовством гномов, то что ей могли противопоставить люди, в подавляющем большинстве своем чуждые какой-либо магии.
С появлением под стенами Старграда орчьей орды они разберутся позже, когда погонят прочь это дикое, злобное воинство, беснующееся сейчас под стенами древнего города, угрожающе размахивающее примитивным, грубо сработанным оружием. Что хриплыми, гортанными голосами посылало проклятия и угрозы защитникам города, с холодным любопытством наблюдавшим за бурлящей у подножия крепостных стен дикой, неистовой ордой. Злобной и алчной, где на каждой, отдельно взятой физиономии можно было прочесть одно объединяющее всех чувство. Чувство дикого, звериного голода, не покидающее орков на протяжении всей жизни. Изредка защитники городских стен ради развлечения снимали стрелой наиболее оголтелого, или слишком голодного орка, рискнувшего подобраться к городу на расстояние полета стрелы.
Люди укрывшиеся за надежными крепостными стенами не собирались отсиживаться там, ожидая, когда в осадившей город орде начнется голод, и орки начнут жрать друг друга. До этого было еще далеко. К тому же, отправляемые вожаками орды небольшие отряды на поиски пищи, за это время уничтожат все окрестные деревни, всю живность встреченную на пути, и весь выращенный людьми урожай злаков и овощей. Люди ждали сигнала, который прозвучит, когда сокрушающая все на своем пути лавина дворфов верхом на горных баранах, железным тараном сметающим все на своем пути, обрушится на врага. И тогда распахнутся настежь ворота древнего города, и потечет из него полноводной рекой закованная в броню человеческая конница, ударив в лоб осадившей город орде. И ничто, никакая магия на свете не в состоянии противостоять этой силе. Так было уже не раз. Тактика используемая людьми и их союзниками на протяжении тысячелетий была обречена на успех, какие бы силы не стояли за безмозглыми орками, и их союзниками.
Сбор дворфов и гномов, был назначен на полдень, на главной площади Ульдерика, выходящей прямиком на городские ворота. Этого времени было достаточно для того, чтобы гномы и дворфы составляющие костяк формируемого войска, смогли привести себя в порядок, оседлать своих верных скакунов, привести оружие и амуницию в надлежащий вид. К многотысячному войску дворфов и гномов присоединился и отряд людей из числа торговцев и подмастерьев, а также пришлого люда, посетителей ярмарки. Это был их родной город, в нем проживали родные и близкие, защитить которых их святой долг, даже если этот долг должен быть уплачен кровью. И совсем неважно, чья это будет кровь, доблестного защитника города, или злобного чужака осмелившегося напасть.
Ровно в полдень неистовая, сокрушающая все на своем пути, закованная в броню лавина потекла вниз. Дворфийский таран ударивший с горных круч орчью орду, с легкостью расколол ее на две части, и устремился вниз, оставляя за собой поле усеянное трупами орков, изрубленных топорами дворфов, мечами и секирами людей и гномов. Множество орков пытавшихся в панике убраться с пути низвергающейся с гор смертоносной лавины, было затоптано насмерть, забито подкованными копытами дворфийских баранов. Ударившая из-за крепостных стен человеческая конница довершила начатый дворфами разгром, обратив многотысячную орду в паническое бегство. Мало кто из орков и троллей пытался противостоять нападавшим. Редкие отряды смельчаков осмеливались встать на пути дворфов и человеческой конницы. Их тут же сметали, и втаптывали в землю облаченные в железные или кожаные доспехи воины трех дружественных рас.
Основная часть орчьего войска, как это было уже не раз, обратилась в бегство, бросая наземь оружие, грубые, примитивные доспехи, все, что мешало бегству. Орда распалась на две неравные части. Большая ее часть повернула к недавно появившемуся черному провалу в котором и исчезла понеся огромные потери, устлав дорогу ведущую к провалу телами орков и их темных приспешников. Меньшая часть орды потекла в противоположную сторону, надеясь скрыться в лесах принадлежащих эльфам. Но лишь ничтожная часть отколовшейся орды сумела добраться до спасительного леса, куда не вошли ни бараны дворфов, ни кони людей. Исчезла в лесу и растворилась в нем, и никому не ведомо было, сколько эльфийских стрел нашло там свои цели. Одно было доподлинно известно, из леса эльфов живым не выбрался ни один орк, как это было всегда, и во все времена.
Схватка под стенами Старграда была яростной и скоротечной. Обычно оказывающие яростное сопротивление орки, на этот раз не особо усердствовали в бою, предпочтя отчаянному сражению поспешное бегство. В пылу сражения это никому не показалось странным. Ни людям, ни дворфам, ни гномам. И лишь когда несколько поутихло напряжение вызванное схваткой, в голову начали лезть вопросы, на которые снова не находилось ответов. Со временем ответы обязательно найдутся. Но это будет позже. Потом. А сейчас настала пора праздновать победу, время открывать огромные винные погреба Старграда, чтобы отметить столь знаменательное событие в жизни людей, и их верных союзников. Разгром очередной напавшей на их мир орды, и начало новой жизни, в мире и благополучии на несколько ближайших столетий. Понесшей ощутимый урон орде понадобится немало времени, чтобы забыть весь ужас и горечь поражения, а матерям нарожать новых воинов, которые дерзнут повторить попытку своих отцов и дедов уничтожить столь ненавистный им мир процветающий на поверхности.
Король Рорик Громогласный, правитель Старграда, объявил о начале недельных празднеств в честь величайшей победы трех рас, открыв королевские винные погреба для всех желающих. Но не удалось дворфам в полной мере вкусить всей сладости победы. Их празднование в Старграде закончилось к исходу третьих суток самым неожиданным образом. Примчавшийся из Ульдерика гонец принес пирующим дурные вести. Пока опьяненые победой дворфы пировали в Старграде, в Ульдерик начали прибывать бежецы. Уставшие, еле держащиеся на ногах, многие раненые. Случай невиданный за всю историю существования королевства дворфов.
Новые вопросы влились в общую их массу, подтверждая участие во всем этом неведомого им, чуждого разума. Вместе с этим появляться и ответы на некоторые вопросы. Эта странная орда, что не штурмовала человеческий город вопреки традициям орков насчитывающим не одну тысячу лет, а осадила его, чего никогда прежде не было. И это сражение выигранное слишком легкой ценой. Дворфы, гномы и люди понесли слишком незначительные потери, чего прежде никогда не было. Всегда и во все времена яростно сражавшихся орков словно подменили. Будто это были и не орки вовсе, а нечто другое, лишь внешне похожее на них. Вся эта история с осадой города теперь, в свете открывшихся событий больше напоминала хорошо спланированный неведомым режиссером спектакль. И никому не было известно, что это за режиссер, и как он выглядит. И кто руководит всем действом вообще. Нападение на родной мир дворфов было частью этого самого действа, преследовавшего никому не ведомые цели.
Чей-то холодный, расчетливый разум стоял за этим, не выставляя себя на показ. Время для начала этого грандиозного спектакля было выбрано отнюдь не случайно, а детали предстоящего действа продуманы до мелочей. Ярмарка, - лучшее время для нападения на королевство дворфов, на его окраинные рубежи. Время, когда основная масса дворфов находится далеко от оборонительных редутов подземного народа. Вдобавок к этому нападение на человеческий город, оттягивающее силы дворфов находящиеся в Ульдерике на помощь людям. А это еще неделя к тому времени, что понадобилось бы оркам для того, чтобы добраться до хранимых заклятиями и отрядами дворфийской стражи границам королевства. Из этого следовало, что целью орды и стоящей за ней неведомой силы был не человеческий город, а родной мир дворфов. И нападение на Старград не более, чем отвлекающий маневр, призванный увести дворфов и гномов от назначенного в жертву мира.
Примчавшийся из Ульдерика гонец принес дурные вести, ставившие больше вопросов, чем имелось ответов. Как, каким образом орки оказались в самом сердце Кааркен-Тау, с помощью какого волшебства преодолели его пограничные рубежи, надежно защищенные магией дворфов и отрядами дворфийской стражи в самых уязвимых для нападения местах. Места эти были давно известны за многие тысячелетия минувшие с тех пор, когда между дворфами и орками случилась непримиримая вражда за право обладания богатейшими подземными недрами Кааркен-Тау. Исторически эти земли принадлежали оркам, а не дворфам. На заре времен дворфы потерпев сокрушительное поражение от людей во время столетней войны за право господства над наземным миром, изгнали оттуда орков. В то время совсем еще дикий и примитивный народ, не ожидавший нападения, в панике бежал в такие потаенные подземные глубины, что трудно себе представить. Не устояв под натиском пусть и немногочисленной, но хорошо вооруженной и умелой, закаленной в боях армией дворфов.
Дворфам нечего было терять, и отступать им было некуда. Обратный путь, на поверхность, для них был закрыт согласно подписанному с людьми договору. И дворфы огнем и мечом, с яростной решительностью в сердцах, принялись завоевывать себе новый мир. Мир подземный, который никогда не был для них чужим, в котором они проводили значительную часть своей жизни даже в те времена, когда они обитали на поверхности. Дворфы с древнейших времен занимались добычей руды и драгоценных камней, которых нигде, кроме как в толще горных пород, не сыскать. Война дворфов с орками была быстрой и победоносной. Не ожидавшие нападения орки, даже имея более чем десятикратное преимущество в численности, бежали далеко за пределы Кааркен-Тау, уступив свой древний мир его новым хозяевам, дворфам. Оставшиеся после бегства орков в неведомые подземные глубины тоннели были взорваны, завалены многотонными каменными глыбами, сдвинуть которые с места ни под силу ни одному живому существу на свете. Вдобавок к этому взорванные тоннели были запечатаны на вечные времена магией дворфов, совладать с которой не в силах ни одно магическое существо, ни одна демоническая сущность.
После того, памятного для орков поражения, прошло не слишком много времени, как они попытались впервые вернуть утраченное. Но всякий раз на их пути становились объединившиеся против общего врага армии людей, дворфов и гномов, давая врагу такой сокрушительный отпор, что на несколько столетий отбивали у орков всякую охоту выбираться на поверхность. Если оркам и удавалось поживиться, то только на поверхности, и недолго. Армия орков уничтожалась совместными усилиями, с небольшими разбойничьими ватагами справлялись и человеческие дружины. Придерживающиеся нейтралитета эльфы в случае с орками не церемонились, всякий раз привнося в их ряды урон, едва эти злобные родичи эльфов оказывались в пределах досягаемости их стрел.
Отряды орков, большие и малые, а также целые арми всегда, и во все времена, приходили снаружи, извне. Но в этот раз все было иначе. И поэтому на них не подействовала защитная магия дворфов, поэтому их появления не заметила дворфийская стража. И даже вездесущие гномы мимо глаз которых не пройдет незамеченной ни одна мелочь, не заметили появления врага. Враг пришел не извне. Орки появились из неведомых глубин Кааркен-Тау, в которых обитали в течении многих тысячелетий.
Не ожидавшие нападения дворфы были застигнуты врасплох. Трагизм ситуации усиливало то обстоятельство, что большая часть дворфийского люда находилась в это время далеко от мест, где было совершено нападение. На ярмарке длящейся по многовековой традиции целый месяц. Враг знал об этом, и специально спланировал нападение в день, когда мир дворфов будет наиболее уязвим. Ранее ничего подобного не случалось. Орки могли нагрянуть в любой момент. И это их появление в самый разгар ярмарки можно было бы отнести к разряду случайностей, если бы не одно но... Если сопоставить две даты, время нападения на мир дворфов, и появление орды под стенами города людей, то нетрудно было заметить, что случившееся далеко не случайность. Оба нападения случились в одно и тоже время. И можно было поставить голову в заклад, что все прошло едва ли не с точностью до минуты. Словно оба эти нападения спланировал чей-то невероятно темный, и злобный разум, использующий орков в своей непонятной игре. Игре, в которой замешано слишком много участников, исход которой невозможно предугадать. Главной целью всего этого спектакля был родной мир дворфов, а нападение на человеческий город, не более чем отвлекающий маневр. Способ увести дворфов подальше от Кааркен-Тау, отнять у них, как можно больше времени.
Стоящие за орками силы добились своего. Дворфы верные союзническому долгу покинули Ульдерик, и до их возвращения обратно прошла целая неделя. Время достаточное для того, чтобы захватить оставшееся беззащитным королевство дворфов, или уйти не опасаясь погони. Ульдерик не был захвачен орками, не появлялись они и на подступах к нему. Силы стоящие за орками не ставили своей целью захват мира дворфов, и возвращения его исконным хозяевам этих мест. Неведомые темные силы преследовали иные цели. Эти цели стали понятны дворфам из рассказов беженцев, тех, кто сумел уйти из мест подвергшихся нападению орков, остаться живым вырвавшись из этого ада.
Появившиеся неведомо откуда орки застали дворфов врасплох. У них не было времени для того, чтобы объединиться, и дать оркам достойный отпор. Нападавшие убивали их поодиночке, вырезали целыми семьями, и даже магия дворфов не смогла им в том помешать. Ее просто не стало. Неведомая сила убрала защитные заклятия дворфов, как паутину со стены. Лишенные магической защиты дворфы стали легкой добычей орков. И как бы отчаянно и храбро не сражались в своих домах, шахтах и штольнях их защитники, в одиночку они не в силах были противостоять целой армии. Сражаясь яростно, с отчаяньем обреченных защищая свой кров и семьи, все дворфы погибли. За редким исключением. Небольшой части дворфов удалось бежать, из числа тех, на чью долю не пришлись самые первые и яростные минуты нападения. Но и из тех, кому удалось вырваться из этого ада, мало кому удалось добраться до Ульдерика. Посланные вдогонку за беглецами отряды орков перебили большую часть беглецов, и лишь редким единицам удалось добраться до Ульдерика и поднять тревогу.
Нападать на Ульдерик орки побоялись, а может просто не захотели, и повинуясь магическому приказу отступили обратно вглубь Кааркен-Тау, где основные силы орды продолжали творить свои страшные и черные дела.
Потрясенные услышанным дворфы принялись очищать свой мир от посетившей его скверны, спасать тех немногих, кому удалось остаться в живых, отсидевшись где-нибудь в укромном месте, до которого не добралась враждебная магия управляющая действиями орков. В это время года, в самый разгар ярмарки, на отдаленных рубежах Кааркен-Тау было малолюдно. Лишь те, кто уже успел вернуться с ярмарки, а это, по большей части семейные пары, или же женщины воспитывающие детей в одиночку после ухода мужей. Где-то там остались и Лорисаль с Далией. Далину ничего не было известно об их судьбе, и это незнание заставляло его все чаще пришпоривать своего, и без того изрядно запыхавшегося скакуна. Тревога о судьбе родных и близких, просто хороших знакомых, заставляла дворфов пришпоривать изрядно взмыленных баранов, то и дело пересаживаясь на свежих, давая уставшим отдохнуть. Ни о каком добре закупленном на ярмарке не могло быть и речи. Отправляясь в погоню за врагом не стоит тащить с собой груду ненужных в походе вещей. Только оружие и съестные припасы, на долгую дорогу в неизвестность, по следам вторгшейся в их мир орды.
На третьи сутки дворфы достигли земель подвергшихся нападению орков. Глазам их предстало ужасное зрелище. Жилища дворфов были разграблены, сундуки и сокровищницы разорены, а редкие защитники изрублены на куски, превратившись в бесформенное, кровавое месиво. Вдобавок ко всему у большинства убитых не доставало руки или ноги, а зачастую сразу всего, что свидетельствовало о том, что сразу же после убийств, грабежей и насилия, орки утоляли телами павших своей неистовый, неуемный голод. И оркам было все равно, кто оказался на их пути, взрослый мужчина дворф, женщина, или ребенок. Они безжалостно убивали всех, не зная пощады.
Еще целые сутки мчались обуреваемые жаждой мести дворфы по следам орков. И встреться им сейчас вражеская орда, каждый дворф, не задумываясь ни на секунду, ринулся бы на нее дажев одиночку. Круша все и вся на своем пути боевым топором, топча врагов подкованными копытами не знающего страха скакуна. На исходе суток, когда уставшие от бешенной скачки бараны валились с ног от усталости, они достигли цели. Места, где следы орков круто уходили вниз, в подземные глубины, откуда вся эта нечисть и вылезла на поверхность, используя неведомые дворфам тропы, по которым теперь надлежало пройти и им. В этом самом месте не так давно случилось сражение между дворфами и орками.
Поднятые беженцами по тревоге отряды дворфийской стражи бесстрашно вступили в бой с противником в десятки раз превосходящим их в численности. Дворфы сражались отчаянно, о чем свидетельствовали горы трупов орков, устлавшие землю на добрую сотню метров окрест. Бок о бок со стражей в одном строю бились и вчерашние беженцы, внося свою лепту в общее дело. Дворфы бились яростно, внося опустошение в ряды орков и их темных приспешников. Но, не смотря на ярость и мощь дворфийской стражи, силы сражавшихся были не равны. Дворфы погибли все до единого, до последнего вздоха сражаясь за свой поруганный мир. Они погибли с честью, как и подобает настоящим воинам, приняв самую почетную смерть в мире дворфов. Смерть в бою. Смерть о которой будут слагать легенды, сочинять песни, которые потом будут звучать у походных костров, память о которой пронесется через века, оставшись в вечности.
Дворфийская стража защищавшая подземное королевство от нападения орков извне, перестала существовать, открыв дорогу нечисти и с другой стороны. Но еще одной волны орков, что захлестнула бы королевство дворфов извне, не было. Об этом доложили разведчики гномы, тщательно обследовавшие окрестности. Орков снаружи не было, как не было их и поблизости. Стало известно, что в то время, пока основная масса орков сражалась с дворфийской стражей, небольшой отряд пошел дальше, вглубь теряющегося в непроглядной тьме тоннеля. И это были отнюдь не вожаки орков, и не награбленные ими сокровища. Повозки с драгоценными каменьями и прочим награбленным у дворфов добром оставались на месте до окончания схватки, и отправились вослед за ушедшим отрядом только после ее окончания. Ушедший отряд имел нечто гораздо более ценное, чем рубины и топазы дворфов. Пленные, это гномы легко прочитали по оставшимся на каменистом полу тоннеля, следам. Следы эти принадлежали дворфам. Совсем еще маленьким дворфам. Такие следы могли принадлежать только детям. Значит, убивая дворфийских детей, орки уничтожали не всех подряд, а только тех, кто был постарше, и оказал сопротивление. Самых маленьких орки забрали с собой, и определенно не для того, чтобы откормить их, и съесть. На такое орки были не способны. Если они решили кого-то сожрать, то сделают это сразу же, не забивая себе голову далеко идущими планами. А это значит, что пленные дворфийские дети нужны для другой цели. И, даже не им самим, а стоящим за вторжением, силам.
Ответы на эти вопросы им суждено было найти глубоко под землей, куда уходили следы орков и их немногочисленных пленников. После короткого отдыха, нужного главным образом не самим дворфам, а их скакунам, дворфы поспешили в погоню. В критических случаях дворфы могли обходиться без сна несколько дней кряду, и это был как раз тот самый случай. Отоспаться они сумеют позже, когда дело будет сделано, и с врагом будет покончено раз и навсегда. Ну а тем, кто с честью падет в бою, будет обеспечен вечный сон героя.
Путь по подземному тоннелю неожиданно оказался недолгим. Спустя несколько часов они достигли цели похода. Кромешная тьма сопутствовавшая дворфам на всем протяжении их пути, совсем не мешала продвижению вглубь планеты армии дворфов. К темноте дворфы всю свою жизнь проводившие под землей были привычны, и не становились беспомощными младенцами, как люди. Оказавшись при свете дня на поверхности, дворфы оказывались гораздо более уязвимыми из-за неприспособленности к солнечному свету, слепящему этих детей тьмы, делающих их неповоротливыми и неуклюжими, а из-за этого слабыми. Таковы были все дворфы, за редким исключением.
В отправившейся в погоню за орками армии было одно такое исключение, и этим исключением был никто иной, как Далин. Сила и способности данные проклятым камнем позволяли ему прекрасно видеть и ориентироваться при ярком солнечном свете, как и в непроглядной тьме. А еще добытая им в первобытном мире коллекция драгоценных камней усилила многие чувства, обострила их до предела. В том числе чувство предвиденья опасности. Об ее наличии он узнавал задолго до своих соплеменников, продолжавших оставаться в полном неведении.
Лидера и вожака у дворфов никто не выбирал. Им мог стать каждый, кто чувствовал в себя достаточную силу. Все дворфы были равны от рождения. И, так уж сложилось, что погоню возглавил Далин, совсем еще молодой дворф, уверенно ведущий за собой целую армию. Он уже многое знал, и это знание заставляло его раз за разом ускорять темп, придавая должное ускорение и тысячам дворфов спешащих следом.
Далин уже знал, что Лорисаль погибла, до последнего вздоха защищая свое сокровище, малышку Далию. И ни один орк прочел смертный приговор в ее прекрасных, почерневших от ярости и гнева глазах, пока в ее руках была сила, и она в одиночку могла противостоять десяткам напавших на нее орков. За свою смерть Лорисаль взяла достойную цену. Дюжина орков полегла на полу ее шахты, прежде чем отважная красавица пала под ударами иззубренных мечей орков. А затем настал черед Далии. Малышка отчаянно сопротивлялась, и даже заколола ножом одного из нападавших. В другое время за убийство орка она неминуемо бы поплатилась жизнью. Но сейчас все было не так. Не смотря на то, что Далия убила одного из орков, ей сохранили жизнь. Ее жизнь была целиком заслугой темного разума стоявшего за нападением на мир дворфов. Отчаянно сопротивляющегося ребенка связали, и забрали с собой. И среди следов обнаруженных следопытами гномами на каменистом полу тоннеля, были и следы Далии.
Далин первым заметил мелькнувший впереди, за одним из огромных валунов, силуэт. И принял решение. Пришпорив своего скакуна, с боевым кличем на устах, Далин ринулся навстречу врагу, увлекая за собой закованное в броню воинство дворфов. И в тот же миг из непроглядной тьмы возникло будто выросшее из-под земли войско орков, с отчаяньем обреченных бросившееся навстречу своим кровным врагам, словно рассчитывая проложить себе дорогу к спасению сквозь многотысячное войско дворфов. Обратно в мир дворфов, из сердца которого они отступили совсем недавно, повинуясь приказу ослушаться которого они не могли. Но ярость дворфов мстящих за свой поруганный мир, за смерть родных и близких, была сильнее отчаянья орков.
Схватка в подземных глубинах Кааркен-Тау была яростной и короткой. Пленных никто не брал, никто и не собирался сдаваться на милость победителей. Кровавая бойня проходила в полной, зловещей тишине, нарушаемой лишь звоном мечей и стуком топоров сражающихся, криками раненых и предсмертными хрипами умирающих.
На то, чтобы уничтожить ставший на их пути отряд орков числом в несколько сотен, у дворфов ушло совсем немного времени. Случай небывалый в истории противостояний дворфов и орков. Обычно орки не имея двух, а то и трехкратного преимущества в численности над противником в бой предпочитали не ввязываться. Здесь же все обстояло совершенно иначе, и орки в разы уступая дворфам числом, все-же осмелились принять бой.
Этому должно было быть разумное объяснение, и вскоре оно было найдено. Дворфы теснящие орков, вскоре вынуждены были остановиться. Дальше идти было просто некуда. Знание этого придавало сил продолжающим отчаянно сопротивляться оркам. Огромная, теряющаяся в бесконечности пропасть предстала глазам потрясенных дворфов. Даже их привыкшие к темноте глаза не могли различить другой оконечности пропасти. Она была огромной, как сам мир. Камень брошенный в зияющую чернотой глубь провала не дал дворфам желаемого ответа. Они не услышали стука камня о дно провала. И если у распростершейся пред ними бездны и имелось дно, то оно было так далеко, что никакой звук не доносился оттуда даже для самого чуткого слуха.
Было ясно, что орки пришли не из этой зияющей бездны, а были перенесены сюда неведомой силой, что без вмешательства магии просто немыслимо. Ответы на мучающие дворфов вопросы дал один умирающий орк. Судя по доспехам и вооружению, не рядовой боец, а один из командиров, пусть и не самого высокого ранга, но достаточно осведомленный по части нужной дворфам информации. Умирающий не лукавил, и не пытался хитрить, будучи преданным и оставленным здесь умирать теми, в кого так верил, за кого без тени сомнения шел на смерть. От него дворфы узнали, каким образом орки оказались здесь, материализовавшись из бездны распростершейся пред ними.
Они сюда прилетели. Бессчетное множество крылатых тварей обитающих в бездне, в ее непроглядных глубинах, поднялись на поверхность повинуясь зову древних богов, их демонической магии. Орки называли их гарпиями. Гарпии были молчаливы, и либо не обладали речью, либо не желали общаться с орками. Они просто подчинились призвавшей их из бездонной глуби провала силе. Повинуясь приказу, они перенесли армию орков с одного края провала на другой, в самое сердце королевства дворфов. Туда, откуда никто не ждал нападения. Сделав свое дело, гарпии исчезли, освободившись от ментального воздействия управляющей ими силы.
Спустя несколько дней, повинуясь магическому зову, они появились вновь. Но уже не в таком количестве, как прежде. Да и миссия их была иной. Им надлежало вынести из мира дворфов не всю армию орков, а лишь незначительную ее часть, тот самый отряд, который отделился от основного войска, и увел пленных. А затем гарпии исчезли в бездонной пропасти, освободившись от призвавшей их силы.
Вернувшимся после схватки с дворфами оркам оставалось лишь признать тот факт, что их обманули, и бросили здесь умирать. Оркам не оставалось ничего другого, как ждать, когда к ним нагрянет возмездие в лице спешащих поквитаться за все дворфов. И тогда все будет кончено. Поэтому преданный и умирающий от ран орк разговаривал с дворфами так охотно и правдиво. От него же дворфы узнали о том, в чем состоял дьявольский план тех, кто стоял за этим нашествием орков.
Орки пришли в Актику, в чрево величайшей из арктических гор Пандории, повинуясь магическому зову, против которого ни один орк не смог устоять. И потянулись орки в Пандорию семьями, родами и кланами. Призвавшая их сила была невероятно древней и могущественной, противостоять ей было невозможно. Древние демоны спавшие миллионы лет в чреве Пандории беспробудным сном пробудились ото сна, и это внезапное пробуждение очень их разозлило. Разозлило настолько, что они поклялись истребить разумную жизнь на планете, в каком бы обличии она не была, в какие бы одежды она не рядилась. И только оркам, превращенным древними демонами в рабов, была уготована иная участь. Ибо даже боги за плечами которых целая вечность, нуждаются в слугах, верных и преданных, способных выполнить их самый изощренный каприз.
Древние демоны не откладывая принялись воплощать в жизнь свой жуткий замысел. Что-то, случившееся миллионы лет назад, стало тем самым надоедливым камушком, досадной мелочью, что однажды переполнила чашу терпения демонов, и пробудила их ото сна. И теперь они были полны рещимости поквитаться со столь ненавистным им миром, заставить его исчезнуть навечно, чтобы уже ничто, и никогда не мешало их сну. Оркам было велено охранять сон древних богов. Но это случится позже, когда с привычным всем живущим миром будет покончено раз и навсегда.
Древнее магическое заклятие это целый ритуал, нарушить который нельзя даже в крохотной мелочи, длится несколько месяцев, и должен привести к гибели разумной жизни на планете. За исключением орков, которым надлежало стать жрецами и хранителями культа древних богов после того, как они, отрешившись от земной суеты, вновь погрузятся в бесконечный сон длиною в миллионы лет. Древние боги обещали оркам власть над миром. Но для этого им нужно изрядно потрудиться прямо сейчас, мечом и кровью прокладывая дорогу в свое великое и светлое будущее.
Древние боги объединив разные, зачастую не подозревавшие о существовании друг друга кланы орков, создали сразу три армии, поставив каждой свою конкретную задачу. Одна вторглась в мир людей через открытый демонами портал вблизи Старграда, отвлекая на себя силы не только людей, но и гномов с дворфами, выманивая их из королевства дворфов, еще одной цели в плане древних богов. Самая многочисленная из армий орков вторглась в мир эльфов, пройдя по священным эльфийским лесам огнем и мечом. Освобожденные от эльфийских заклятий колдовством древних богов леса стали менее защищенными, и не столь опасными для вторгшейся в ранее запретные для них места армии орков.
Магический морок защищавший эльфийские леса от вторжения получше эльфийских стрел и мечей, был снят, обнажив истинную сущность леса. Вставшие на пути орков эльфы были разбиты и сметены с пути орды, не сумев остановить многотысячную армию вторгшуюся в их мир. Сотни эльфов полегли в той жестокой схватке, но никто не молил о пощаде. Уцелевшие эльфы отступили далеко вглубь своих владений все еще хранящих на себе защитную магию эльфов, против которой орки были бессильны. Орки не стали преследовать разгромленного противника, чтобы добить их, и присоединить земли эльфов к великой империи орков. Тем более, что никакой империи орков и не существовало, а древние боги совсем не были озабочены созданием оной, преследуя иные цели.
Эльфийские леса были заключительной частью плана древних богов. Прежде чем сокрушающая все на своем пути орда вторглась во владения эльфов, она огнем и мечом прошлась через множество земель, где прежде оркам никогда быть не доводилось. У них и надобности такой никогда прежде не было. Пределом их убогих мечтаний был горный хребет Кааркен-Тау, земля предков ныне населенная их кровными врагами, сражаться с которыми до самой смерти клянется каждый орк. Земли по которой прошлась несметная орда, созданная волей древних богов, населяли многие племена и народы. И все эти гордые королевства пали, или же отступили под натиском бессчисленной орды. Эта армия была самой большой за всю историю существования орков. Ничто не могло противостоять ей. Ни одна из армий ставших на пути орды не смогла остановить ее движения вперед. И не сокровища, ни артефакты поверженных народов гнали орду вперед. Ей управляли древние демоны, для которых драгоценной являлась совсем иная добыча. Демонам нужны были пленники, которых надлежало принести в жертву на алтаре древних богов, чтобы свершилось дьявольское заклятье, и разумной жизни на планете пришел конец.
Из рассказа умирающего орка стали известны и детали зловещего плана. Орде надлежало преодолеть семь стихий: мир снега, морской мир, пустыню, степь, болота, лес, предгорья, и собственно сами горы. И в каждой надлежало брать пленных. И чем больше их будет, тем лучше. Орки повинуясь древней силе и пытаясь ей угодить, стремились перевыполнить план по добыче пленников. Тем более, что им надлежало доставить в арктический мир не взрослых воинов, что значительно бы осложнило задачу, а детей, справиться с которыми не составит особого труда. Самых строптивых и непокорных, можно сожрать на обед, в качестве устрашения остальных пленников, чтобы вели себя со, смирно, не пытались роптать и сопротивляться.
Умирающий орк открыл дворфам еще одну тайну, понять которую был не в состоянии ни один дворф, за исключением Далина, для которого это стало ключом к пониманию происходящего. Помимо захвата пленников, сила стоящая за орками преследовала еще одну цель. И целью этой был поиск камня. Некоего мифического артефакта, с помощью которого магия древних демонов усиливалась многократно.Для того, чтобы добиться цели, и уничтожить разумную жизнь на планете, потребовалось бы значительно меньше времени и усилий будь у них этот камень.
Орки были прилежными и исполнительными слугами древних богов, и они бы обязательно нашли артефакт, если бы не одно но... Никто не знал, что это за камень, и как он выглядит. В мире где обитали орки было много драгоценных камней, зачастую просто валяющихся под ногами в пыли. Для орков они никогда не представляли ценности, как для гномов, дворфов, или людей. Лишь только то, что можно употребить в пищу, ценилось в мире орков, мире в котором правил его величество голод. Имея в своем распоряжении такие богатства, орки могли бы жить безбедно, если бы наладили торговлю и обмен с племенами живущими на поверхности. Но в силу своей звериной сущности орки были не способны к торговле, привыкнув добиваться всего, что им нужно с помощью силы. В мире орков правила грубая сила, только ее почитали и уважали, все остальное расценивалось как слабость, а значит недостойное существования.
Множество бочонков и сундуков с драгоценными камнями награбленными у дворфов оркам нужны были лишь для отчетности, чтобы предъявить хозяевам результаты своих трудов. Будущая судьба этих камней была заранее предопределена. Они будут сброшены в какой-нибудь бездонный колодец, либо свалены в одной из заброшенных шахт, которых хватало и в мире орков. В их собственном мире, помимо самих орков и прочих существ, которым по нраву темные, дремучие подземелья, обитали темные дворфы. Изгнанники и отщепенцы не утратили основных присущих дворфам черт, главной из которых была страсть к собиранию и накоплению драгоценных камней, на которые были столь щедры подземелья орков. Были в их мире и заброшенные шахты насчитывающие тысячи лет, появившиеся там задолго до орков. Эти шахты принадлежали таким древним существам, или магическим сущностям, что даже память о них не дошла до орков. Таких древних, что о них могли знать разве что пробудившиеся ото сна демоны.
Нападение на подземный мир Кааркен-Тау было не случайным. Из всех дворфийских королевств именно оно было выбрано демонами. Именно отсюда пришел сигнал разбудивший спавших беспробудным сном миллионы лет демонов. И хотя сигнал шел совсем недолго, и не давал о себе знать уже более сотни лет, демоны были уверены в том, что камень не покинул подземных глубин Кааркен-Тау, и все еще находится там, укрытый магическим заклятьем. Где его искать не знал никто,и даже управляющие орками демоны не смоги установить его точного местонахождения. Они действовали наобум, взламывая жилища дворфов оказавшихся поблизости, грабя и убивая их хозяев.
Но камень им так и не достался, как и дворф, хранящий в своей голове его точное местонахождение. Этот дворф был жив и здоров, и его разум на незримом уровне продолжал поддерживать ментальный контакт с камнем. Не успел умирающий орк закончить рассказ, как Далин принял решение. Медлить было нельзя. Кто знает, быть может, повинуясь приказу демонов, орки вновь вторгнутся в Кааркен-Тау, и, возможно,в это раз им повезет больше. И они либо найдут шахту, в которой сокрытый заклинаниями покоится камень, либо высосут эти знания из головы умирающего от ран дворфа, хранящего в памяти столь ценную для демонов информацию.
Эти дворфом был Далин, а запечатанный заклятием камень, тем самым артефактом, до которого пытались добраться темные силы, чтобы использовать его в своих дьявольских планах. Далин решил уничтожить камень, и это следовало сделать как можно быстрее, пока он находится в недосягаемости для сил зла.
Далин не стал дожидаться решения, которое примут дворфийские старейшины по поводу дальнейших действий. Одно ему было ясно и так, оставаться здесь больше не имело смысла. Дорога вперед закрыта для существ лишенных крыльев, и не обладающих достаточной магической мощью, чтобы привлечь на службу крылатых тварей обитающих в бездне. Пещера, в которой Далин замуровал свой необычный камень, находилась в сутках пути от места, где состоялось сражение орды и дворфийской стражи. Битвы унесшей жизни лучших дворфийских воинов, и граждан подземной страны. Хорошо, что охотящиеся за артевактом силы не знали точного местонахождения камня. Их удар пришелся в сторону противоположную той, где находился столь вожделенный для них артефакт.
Какое бы решение не приняли старейшины, Далин успеет вернуться, и присоединиться к армии дворфов, где бы она не находилась. С полученным после посещения первобытного мира даром, данным ему собранными там камнями, он мог чувствовать присутствие своих сородичей за несколько часов до самой встречи. С имеющимся у него даром он непременно найдет армию, куда бы она не направлялась, и как бы далеко не находилась в момент его возвращения обратно.
Дальнейшие действия дворфов нетрудно было предугадать. Вряд ли они, потеряв убитыми сотни сородичей, и почти полностью лишившись молодой дворфийской поросли, откажутся от мысли поквитаться с врагом, какие бы силы за ними не стояли. И хотя подобный поход был смертельно опасным, и имел невеликие шансы на успех, он был необходим. Если все, что они услышали от умирающего орка правда, то медлить, а тем более отказываться от похода было нельзя. Нерешительность и промедление будут стоить жизни не только дворфам, но и всем живущим на планете разумным существам, кому не выпадет "счастье" пойти в рабство и услужение древней, злобной силе, возжелавшей превратить мир в хаос. Умирающему орку приходилось верить, поскольку эти злобные, примитивные и ограниченные создания просто физически не способны в врать, а тем более выдумать такую невероятную историю. И пленные дети дворфов, как и представители иных племен обитающих на планете нужны древним силам для совершения жуткого ритуала, должного уничтожить разумную жизнь на планете.
Подземным путем проникнуть в мир демонов не удастся. Магических навыков и умений дворфов, вкупе с магией гномов, которые были гораздо более искусны в делах связанных с магией, оказалось недостаточно для того, чтобы вызвать обитающих в глуби бездонного провала гарпий, доставивших сюда орков, и переместивших их обратно, на другую оконечность бездны. Своими магическими упражнениями они лишь вызвали презрительную усмешку на губах умирающего орка, наблюдающего за их магическим ритуалом.
Дворфам и гномам не оставалось ничего другого, как отправляться в обратный путь, чтобы выбраться из подземного мира на поверхность через сторожевые дворфийские заставы, стерегущие выход наружу. И уже оттуда отправляться в поход, который может оказаться дорогой в вечность. Поход, который для большинства дворфов окажется последним в жизни. Ведь им предстояло пройти половину мира, по землям населенным самыми разными племенами. Которые вряд ли встретят с распростертыми объятиями вторгшуюся в их мир армию, даже если она не предъявляет никаких прав на их земли.
Далин пришпорив барана поспешил в путь. Он знал, что в запасе у него лишь несколько часов, пока дворфы не примут решения, и не отправятся следом, спеша по той же дороге, по которой сейчас спешил Далин, ведя в поводу пару запасных баранов, что значительно ускоряло его ход, и уменьшало время затраченное на отдых.
Чуть больше суток ушло у Далина на то, чтобы добраться до заветной шахты, не ведомой никому из дворфов, запечатанной заклятьем невидимости, снять которое мог только наложивший его. Или же демон, по своей магической мощи значительно превосходящий магию дворфов.
Шахта оказалась нетронутой, что было не удивительно, если учесть, что орки в погоне за камнем ушли в другую сторону, и даже демоны стоящие за ними, не смогли помочь им в поисках. Произнеся заклинание, Далин шагнул внутрь, и зашагал к месту, которое зарекся посещать всего сотню лет назад. А дальше все было очень просто. Он занес над головой топор и со всей силы обрушил его на блистающий в толще горных пород камень, красотой и великолепием затмевающий даже алмаз, царственный камень. Всего лишь миг любовался Далин его неземной красотой, прежде чем камень, а вместе с ним и мир окружающий Далина, взорвался миллионами блистательных, ослепительных осколков. Последнее, что он увидел, это яркое солнце полыхнувшее ему прямо в глаза. А потом был стремительный полет в бездонном и непроглядном колодце, и звериный вопль какой-то демонической сущности звенящий в мозгу. И вместе с воплем пришли слова. Холодные и отчетливые, пропитанные ледянящей злобой. Он не понимал этих слов, и догадывался, что ни одно разумное существо обитающее на планете не знает их, таких же древних, как и сам мир. Он слышал слова, и хотя не понимал их, но чувствовал, что в них заключена страшная сила проклятия, которое будет довлеть над ним всю жизнь.
Далин не боялся смерти. Он давно был к ней готов, и поэтому не раздумывал ни мгновения, занеся над головой топор, и обрушивая его на камень представляющий опасность для всего сущего на планете. Он был готов к тому, что бесконечный тоннель по которому он летит, превратит его плоть в ничто, в пыль и прах. Но блистающий миллионами ослепительных сполохов тоннель неожиданно закончился, так быстро, что Далин не успел в полной мере насладиться его блистательным великолепием. Тоннель закончился, вышвырнув из своего чрева приготовившегося к смерти дворфа.
Но смерти не было, как не было и какого-либо диковинного мира, в котором он мог очутиться, учитывая прошлый опыт общения с невероятным камнем. Когда Далин открыл глаза, ощутив, что ощущение полета прошло, он осознал, что хоть и переместился в пространстве но совсем немного. И что место где он очутился, его родной мир. Внутреннее чутье подсказывало ему, что время, из которого он сюда прибыл, не изменилось. Перехода во времени и пространстве, как это было в прошлый раз, не было. И это на какую-то долю секунды разочаровало Далина, готового ожидать чего угодно, после его варварского обращения с невероятным камнем. Но затем он вспомнил звучащий в мозгу вопль, и голос проклинающий его. Голос, от которого волосы на голове вставали дыбом, а сердце замирало от леденящего ужаса. Он был проклят могущественной и древней силой не простившей ему подобного святотатства. А это значит, что смерть для него слишком легкое наказание. И на его долю уготованы испытания, с которыми не могло сравниться ничто из того, что было с ним в жизни, даже в самые невероятные и фантастические моменты его существования.
Далин внимательно осмотрелся. Его больше не окружал столь милый сердцу мрак подземелья, откуда он был выброшен заключенной в камне силой. Место в котором он очутился ему было знакомо. Он находился на небольшой поляне со всех сторон окруженной огромными развесистыми деревьями, и перемежающимся с ними кустарником. Обычные деревья и кусты его мира, которые ему доводилось видеть не раз. Это могло бы показаться невероятным для существа никогда не покидавшего пределов Кааркен-Тау, но только не для полного сил и молодецкого задора, дворфа. Далин, как и прочие дворфы, молодые мужчины и незамужние женщины, каждый год, в течении месяца нес караульную службу на дворфийских заставах, дабы не пропустить появления орков, или иной нечисти, вблизи от границ подземного мира. И в случае необходимости принять первый, самый жестокий и яростный бой на укрепленных пограничных рубежах, через которые еще никогда, и никому, не удавалось проникнуть их мир. С высоты укрепленных застав он и видел место, в котором сейчас очутился. Эти кусты, и деревеья, небольшой кусочек зелени из бескрайнего моря, раскинувшегося до самого горизонта. Лесные владения царства эльфов с вкраплениями в небольших человеческих городков. Уступка эльфов людям, взамен на обещание жить с лесом в мире и гармонии, не причиняя ему непоправимого вреда.
Эльфы древний и мудрый народ, и они старались не ссориться с людьми по пустякам, и идти на уступки ради главного, сохранения мира в бескрайней зеленой стране эльфов. Раз за разом поселения людей на западе Кааркен-Тау становились все больше, появлялись новые, потихоньку вытесняя эльфов из обжитых мест. Но их все еще было ничтожно мало для того, чтобы считать что леса принадлежат людям. Бескрайнее зеленое море все еще считалось краем эльфов и прочих магических существ обитающих в лесу. И магия эльфов продолжала властвовать над лесом, насылая смертельный морок на чужака вторгшегося в зачарованный мир с дурными мыслями и желаниями. И хотя дворфы никогда особо не ладили с эльфами, и не считали их своими друзьями, откровенной вражды между ними не было. Они были нейтральны по отношению друг к другу, и не лезли в чужую жизнь, что было не сложно, если учесть, что особых точек соприкосновения с эльфами у дворфов не было. Встретиться они могли лишь на ярмарке в Ульдерике, находясь там по торговым делам, да еще в таверне, если случившаяся снаружи непогода вынуждала эльфов заночевать в дворфийском городе. Обычно на ярмарке эльфы не задерживались, и, сделав необходимые покупки, спешили покинуть мир дворфов, считая его слишком темным и мрачным. Каменные стены подземелий давили своей многотонной тяжестью на этих детей солнца и света.
Такова была официальная версия взаимоотношений дворфов и эльфов. Сам же Далин придерживался неофициальной версии не особенно теплых отношений дворфов и эльфов, некогда в мире и согласии живших бок о бок друг с другом. Причину нынешней неприязни следовало искать там, в глубине тысячелетий. Ее корни находились в тех временах, когда на землях принадлежащих дворфам и эльфам появились первые люди, жадные, грубые, и воинственные. Именно тогда случился конфликт людей с дворфами, вылившийся в длительную, бесконечную с точки зрения людей, столетнюю войну, закончившуюся поражением дворфов, и их уходом в подземный мир. Эльфы тогда не приняли ничью из сторон, что во многом обусловило поражение дворфов. Более того, ради сохранения мира с воинственной расой людей, эльфы отдали им часть земель исконно принадлежащих эльфам на западной оконечности Кааркен-Тау.
В благодарность за это человеческие вожди поклялись жить с эльфами в мире и согласии. Это вовсе не означало, что конфликтов между людьми и эльфами никогда не было. Этого просто не могло быть в принципе, настолько непохожими и разными были эти две расы. Но это были мелкие конфликты, никогда не приводящие к крупной ссоре могущей спровоцировать войну. А всякого рода отщепенцы, или просто психически больные, имелись в каждой расе, какой бы древней и благородной она ни была. Имелись такие отщепенцы и в мире дворфов, темные дворфы, изгнанные из подземного мира Кааркен-Тау, и всякий раз возвращающиеся обратно с очередной орчьей ордой, мечтая залить некогда родной мир кровью, и вернуть себе утраченное.
То, что он находился в мире эльфов, защищенном их магией, и то обстоятельство, что эльфы не враждовали с дворфами, хотя и не особенно дружили, еще не гарантировало ему безопасности. Да, в эльфийском лесу для существ не настроенных враждебно по отношению к эльфам было безопасно, но эта безопасность была кажущейся. Ведь не одни только эльфы обитали в этих местах. Обитали здесь и иные магические создания, встречи с которыми одинокому дворфу лучше не искать, так как ничего хорошего эта встреча не сулит. Эльфы благодаря обостренному чутью, и почти физическому единению с лесом, чувствовали присутствие этих существ, и, по возможности, старались обойти стороной, чтобы не спровоцировать ненужный конфликт, если существо ведет себя пристойно по отношению к лесу, и не пытается ему навредить.
Далин был уверен, что большинство живых существ обитающих в лесу даже не подозревает о существовании эльфов, если сами не представляют для них интереса в качестве охотничьего трофея, или объекта для изучения. Далин хоть и являлся по своей сути магическим существом, но не мог похвастаться таким единением с лесом, как эльфы, его исконные обитатели и законные хозяева. Не обладали дворфы в силу своей комплекции и способностью бесшумно передвигаться по лесу, а значит становиться невидимым для прочих его обитателей. И хотя Далин волей проклятого камня, который так стремились заполучить темные силы, и получил некоторый опыт общения с лесом, но это был совсем другой опыт, и в нынешней жизни он вряд ли ему пригодится. Приходилось рассчитывать только на собственные силы, и чувства, невероятно обострившиеся после того, как он стал обладателем уникальной коллекции драгоценных камней добытых им из сердец первобытных рептилий.
А еще Далину следовало решить, что делать дальше. Вернуться обратно в Кааркен-Тау, и примкнуть к армии дворфов, или остаться здесь, ожидая. Далин был уверен, что не пропустит мимо своих ушей движение закованной в броню многотысячной армии, где бы она не находилась.
Глядя на раскинувшуюся вдали, величаво возвышающуюся над миром вершину Кааркен-Тау, Далин без долгих раздумий попрощался с первой идеей. Слишком много времени отнимет поход к горной вершине. На это уйдут не одни сутки, тем более, что передвигаться придется исключительно пешком, так как его бараны остались там, у запретной штольни, где хранился проклятый камень. Дорога к подножию великой горы, даже если ничего не случится, займет несколько дней, и отнимет массу сил. А ведь это будет только первая часть пути, самая легкая. Затем ему придется подниматься по поросшим лесом каменистым кручам наверх, туда, где высились поражая своей монументальностью и неприступностью высеченные из камня сторожевые укрепления дворфов, закрывающие доступ всякой скверне, могущей просочиться в их мир извне. С его комплекцией и массой сделать такой рывок в горную высь будет не просто, как и для любого дворфа оказавшегося в подобной ситуации. Хотя, как думалось Далину, прежде ни у кого из дворфов и не возникало такой надобности. Если он обычный дворф, а не отщепенец, ведущий за собой армаду орков и их темных приспешников, чтобы залить кровью некогда родной мир, откуда он был изгнан за серьезные прегрешения, наказанием за которые стало изгнание.
Но даже если предположить, что он сумеет преодолеть и непролазные лесные дебри, и вздымающуюся к небесам горную кручу, где гарантия того, что он добьется желаемого. Скорее всего его ждет горькое разочарование, ставящее крест на планах поквитаться с орками за Лорисаль и Далию. Время, потраченное на дорогу в Кааркен-Тау, смешает все его планы. Старейшины дворфов не будут раздумывать слишком долго, а решение которое они примут нетрудно предугадать. Миру грозит гибель в случае их бездействия, и поэтому они пойдут в поход даже будучи уверены в том, что никому из них не удастся вернуться обратно, чтобы рассказать немногим оставшимся о великом походе. А это значит, что не пройдет и пары суток, как армии дворфов не будет в Кааркен-Тау. Дворфы выйдут из своих подземелий наружу, чего не делали уже многие тысячи лет. Они пойдут наземным путем к далекой Пандории, и горе каждому, кто осмелится встать на их пути.
Можно было остаться здесь и дождаться, когда многотысячное воинство дворфов железным потоком прольется с горных круч, и потечет в эльфийский лес. Пропустить такой тяжелый поток Далин не мог при самом большом желании, а с его чрезвычайно обостренными чувствами сделать это было вообще невозможно. Хотя и этот план имел слабые места. Кто мог дать гарантию, что дворфийская армия спустится с гор именно здесь. А что если Пандория находится в противоположной стороне, по другую сторону Кааркен-Тау, и дорога туда пролегает через мир людей. Где находится Пандория, Далин не знал, и ему оставалось лишь надеяться на свое везение. Что сила мистического камня забросила его в нужное время, и в нужное место. Хотя, на счет этого у него имелись большие сомнения. Он почему-то был уверен, что камень вряд ли станет помогать ему в делах, скорее осложнит все до крайности, сделав его миссию невыполнимой.
Если Пандория лежит в этой стороне, то он не пропустит появления армии дворфов. Если же она расположена в стороне, куда открывает свои врата Ульдерик, то ему не повезло, и никакое сверхъестественное чутье не сможет ему помочь. Мир людей отстоит от него так далеко, что и мечтать о том, чтобы очутиться там в нужное время, не стоит. Он не успеет присоединиться к армии, даже если у него вырастут крылья, как у птицы. Поход через мир людей дворфам был более выгоден. На восточной оконечности Кааркен-Тау проживают их союзники, люди и гномы. Которые присоединятся к армии дворфов ради спасения мира от власти демонов. Вместе они сила, с которой вынуждены будут считаться все, кто окажется на их пути во время похода. И тогда им придется убраться прочь, чтобы сохранить жизнь, либо принять бой и умереть. Или же присоединиться к величайшей из всех когда-либо существовавших армий, и идти на штурм Пандории, цитадели древних демонов, возжелавших уничтожить жизнь на планете. И либо победить, либо умереть со славой.
Подобный вариант развития событий также не устраивал Далина. Лучше подождать пару дней, чтобы убедиться наверняка, каким путем пошла армия дворфов, а уже затем действовать. И хотя Далин мысленно согласился с этим, его душу продолжал терзать червь сомнения. А что если его перемещением сюда, за сотню километров от запретной шахты, месть магического кристалла не ограничивалась. Что если это только верхушка проблемы, а корни ее запрятаны весьма глубоко. Далин прекрасно знал, что способности камня заключаются не только в перемещении на расстояния, но и во времени. И это было самое страшное. И хотя Далин не видел ничего странного в окружающих его деревьях, и они были в точности такими же, что он наблюдал не раз во время своих ежегодных караулов, это не значило ровным счетом совсем ничего. Ведь для того, чтобы сделать большую пакость, совсем не обязательно забрасывать его в прошлое на миллионы лет. Достаточно одного года, месяца, и даже недели.
Вопросов было множество, и все без ответов. Далин принял самое простое, и, как ему казалось, верное решение. Обождать пару дней, а потом, если ничего не случится, действовать. Тем более, что прежде чем отправляться в дальнюю дорогу, нужно должным образом подготовиться. А все его снаряжение, вкупе с провизией, осталось там, в глубинах Кааркен-Тау, до которых ему уже никогда не добраться. Его баранов когда-нибудь найдут, и отпустят на свободу, посчитав, что их хозяин мертв. Снаряжение и провиант достанутся нашедшему, что поповестит род дворфов о его гибели. То, что тело погибшего не было найдено, никого не удивит после того, как на их мир обрушилась враждебная древняя магия, приведшая сюда орочью орду..
Два дня Далин охотился, точил и без того острый, как бритва, топор, и просто отдыхал. Бездумно глядя на облака, лениво наблюдая за их неторопливым скольжением по небу. В первый день отдыха Далин без труда добыл косулю, убив ее камнем выпущенным из пращи, оружия не используемого в мире дворфов, к которому он пристрастился за время проведенное в первобытном мире, сочтя его весьма действенным и эффективным. На то, чтобы разделать косулю и заготовить мясо впрок, ушло еще несколько часов. Все остальное время Далин был свободен, и бездумным созерцанием окружающего мира коротал оставшееся время. Внутренние часы должны были оповестить дворфа о том, что время ожидания прошло, и настала пора решительных действий.
И однажды в полдень тревожный звонок прозвучал у него прямо в мозгу, заставив дворфа вскочить на ноги, и настороженно оглядеться по сторонам. В течении пары бесконечно долгих минут Далин вглядывался в окружающую его действительность, пытаясь разглядеть пробудившую его из дремотной расслабленности, опасность. И только не найдя оной, Далин понял, что тревога оказалась ложной, а прозвучавший в мозгу сигнал означал вовсе не опасность, а время начала действий. Прошло двое суток с начала ожидания, и теперь у него не оставалось даже формального повода оставаться на месте.
Идти через лес эльфов оказалось гораздо проще, чем через лес первобытный, в котором Далину пришлось провести несколько месяцев своей жизни. И хотя оставалась вероятность распроститься с этой самой жизнью, и приходилось все время быть настороже, прислушиваясь к каждому подозрительному шороху, простора для маневра было гораздо больше. Эльфийский лес был не в пример чище реликтового леса, в котором довелось побывать Далину. Здесь не было больных, искореженных и поваленных временем и непогодой деревьев, которыми кишел первобытный лес. Все это свидетельствовало о том, что лес имел хозяина. И даже если в эльфийском лесу имеются селения людей, то живут они по здешним законам.
Сами эльфы не занимаются вырубкой леса, так как в повседневной жизни не испытывают потребности в огне, используя для своих нужд и магических ритуалов иные источники энергии. Огонь нужен людям. Зимой для обогрева жилищ, летом для приготовления пищи. Деревья в их жизни занимают далеко не последнее место, особенно если учесть, что сами жилища и хозяйственные постройки сделаны из дерева. И даже прикрывающий селение от нападения врагов остроконечный тын, тоже из дерева. Люди активно используют лес в своих целях, что является причиной раздоров с эльфами. Чтобы свести к минимуму последствия от конфликтов, эльфы разрешают людям частичную вырубку лесов. Для этих целей отдают людям старые, больные, лишившиеся жизненной силы деревья. На деревья ценных пород они накладывают особые заклятья, такие сильные, что окажись дровосек с топором в руках в чаще таких деревьев, он будет блуждать там целый день, но так ничего и не найдет. Деревья нуждающиеся в порубке по причине старости или болезни, эльфы отмечают особым знаком, который заметен издали даже непосвященным.
Если в лесу окажется охотник, то лес является ему во всем своем величии, красоте и разнообразии. Если же в лес забредет искатель редкой древесины, то он рискует оказаться в пустыне, и в случае, если магия эльфов окажется особенно сильной, блуждать там до самой смерти, так и не найдя выхода из колдовского морока.
Далин не принадлежал ни к дровосекам, ни к охотникам за редкими сортами древесины. Он даже не был охотником в привычном понимании этого слова. И закопченная им накануне, и упакованная во вместительный походный мешок перекинутый через плечо косуля, оказалась случайной, вследствии необходимости, добычей.
Далину предстоял неблизкий путь. Где находится Пандория, он знал лишь понаслышке, все свои знания о ней почерпнув из услышанных в таверне историй, во время ярмарок в Ульдерике. Одно он знал наверняка, путь к ней неблизкий, длиною в несколько месяцев. Это если идти открыто, с сильной военной и магической защитой. Как это делают человеческие торговцы, отправляясь с караванами по всему свету, беря себе в услужение порой просто немыслимых, невероятных существ.
Далин не знал точно, в какой стороне находится Пандория, и верен ли выбранный им путь. Он просто шел вперед, надеясь, что внутреннее чутье приведет его в нужное место. Быть может ему повезет встретиться с эльфом, и тот будет достаточно любезен, чтобы ответить на его вопрос, и указать верное направление. Эльфы были древним и мудрым народом, и знали много такого, о чем дворфы и не догадывались. И хотя эльфы никогда не выставляли грамотность напоказ и не кичились своим превосходством, дворфы это чувствовали. И считали эльфов слишком высокомерными, что также являлось одной из тех досадных мелочей, что накладывали негативный отпечаток на взаимоотношения двух древних рас. В глубине души Далин предпочел бы сжать в могучих объятиях такого гордеца, и, как следует потрясти, чтобы вытрясти из него всю необходимую информацию о Пандории.
Если же ему встретится не эльф, а иное существо обитающее в лесу из числа тех, с кем у дворфов вообще нет никаких отношений, то, возможно, при встрече ему придется обойтись без вопросов, с топором в руках отстаивая свое право на существование.
Далин шел осторожно, неслышно ступая по лесу. Ни одна веточка не хрустнет предательски под ногами, ни одна пичуга из тех, что скачет по земле в поисках муравьев или иных насекомых, не взмоет испуганно ввысь, напуганная его приближением. И хотя такой шаг значительно замедлял продвижение вперед, но увеличивал шансы выжить в зачарованном эльфийском лесу.
Эльфов Далин не боялся, временами он даже чувствовал их незримое присутствие рядом. Но сколько бы Далин ни оглядывался, ни озирался по сторонам, он так никого и не заметил. А вскоре пропало и ощущение постороннего присутствия. Вдоволь изучив крадущегося по лесу дворфа и не найдя в его действиях или мыслях ничего, что могло навредить священному лесу, эльфы потеряли к нему всяческий интерес, окатив его напоследок волной любопытства. Не так часто можно встретить в лесу дворфа. А если это не изгнанный своими же сородичами темный дворф, то сделать это вообще невозможно. Но у эльфов в лесу и без того слишком много обязанностей и забот, чтобы еще и разгадывать тайну крадущегося по лесу дворфа, по какой-то причине разминувшегося с дворфийской армией, начавшей свой железный поход к Пандории с восточной оконечности Кааркен-Тау.
Первый привал Далин сделал далеко за полдень, чтобы немного отдохнуть, и подкрепиться. Свою нерасторопность и медлительность Далин решил перекрыть ночью, рассчитывая идти и тогда, когда весь окрестный мир, за исключением его редких ночных жителей, погрузится в сон.
Подкрепившись и передохнув, дворф продолжил свой путь в неизвестность. Многоголосье леса и полное отсутствие ощущения опасности сделали свое дело. Далин перестал красться, перейдя на размеренный шаг, которым привык двигаться у себя в подземелье. Лишь немного ускорив его, чтобы наверстать упущенное. Время от времени эйфория не знающего опасности леса покидала его, и тогда дворф замирал на месте, настороженно прислушиваясь к наполняющим лес звукам. Стремясь в их разнообразии вычислить тот самый, единственный звук сулящий опасность. Но как бы Далин не напрягал свои чувства в поисках опасности, ничего сулящего для него угрозу он не находил.
Все чаще Далину стали встречаться метки оставленный эльфами на деревьях предназначенных для вырубки. Стали попадаться на глаза и пеньки со следами топоров. Метки на деревьях свидетельствовали о том, что в этих местах помимо эльфов и прочих существ испокон веков обитающих в лесу, обитают и люди. И не только охотники, для которых никогда не существует границ, но и дровосеки, которые не склонны удаляться слишком далеко от своих жилищ. А это значит, что человеческое селение находится где-то рядом. И если он движется в верном направлении, то может достичь его до наступления темноты.
И хотя дворфы уже давно не враждовали с людьми, имели с ними торговые отношения, и, верные союзническому долгу сражались в одном строю, одинокому дворфу следовало держаться подальше от маленькой глухой деревушки, затерянной в глубине необъятных эльфийских лесов. Как правило подобные отшельники ведут довольно обособленный образ жизни. И из-за трудностей подобного существования имеют суровый нрав, и с большой неохотой впускают в свою жизнь чужаков, даже если они заглянут в эту жизнь всего лишь одним глазком. В затерянном в непролазных лесах человеческом селении одинокого путника могло ожидать все, что угодно. От дружеского, хлебосольного застолья, до рогатины и топора. Все зависит от того, в каком настроении пребывают эти суровые и немногословные жители затерянного среди лесов селения.
Испытывать судьбу, надеясь, что хозяева лесной деревни встретят чужака с распростертыми объятиями, не стоило. Исходя из существования темных дворфов, которые только и могут встретиться в лесу, и которые в большинстве своем враждебно настроены по отношению к людям, ему скорее приходится рассчитывать на совсем иной прием. И каким бы храбрым и умелым в обращении с оружием не был дворф, ему в одиночку не удастся противостоять десятку рогатин и топоров, пусть и в менее умелых, но крепких чкловеческих руках. Далину пришлось сбавить темп, чтобы не пропустить человеческого селения, или полей, на которых растут выращиваемые людьми овощи и злаки. Такие поля, во избежание потравы лесным зверем, как правило, охраняются, и вторгшемуся туда чужаку может не поздоровиться.
Того, что он станет жертвой стрелы или меча оказавшегося поблизости охотника Далин не опасался. Для людей он не представлял интереса в качестве добычи. Они предпочитают употреблять в пищу диких зверей, а не случайных путников оказавшихся поблизости, даже столь непохожих на них. Убивать его для того, чтобы ограбить, то же не станут. Чтобы там не говорили о лесных отшельниках, какими бы хмурыми, суровыми и молчаливыми они не были, в глубине души это порядочные люди. До которых далеко горожанам, что всегда улыбаются завидев дворфа или эльфа, прикидывая, чем бы поживиться с чужака, или даже убить, если предполагаемый навар окажется достаточно велик. Для того, чтобы выжить в лесной глуши нужен особый склад характера, и чистое сердце, без наличия которого проход в мир эльфов просто невозможен. Люди родившиеся и просто прожившие в лесу много лет в гармонии с природой, являются не меньшими детьми леса, чем сами эльфы. И, по праву рождения являются его законными хозяевами и хранителями.
Далин прошел мимо и человеческого селения, и возделываемых этим суровым людом полей. Метки оставленные эльфами на деревьях продолжали встречаться, указывая на то, что селение людей все еще где-то неподалеку, в стороне от его дороги. До наступления темноты Далин прошел довольно много, и мог со спокойной душой позволить себе очередной привал. Хорошенько отдохнуть, перекусить, и даже пару часов поспать не в ущерб делу. Усталость давала о себе знать, и если продолжать идти и дальше без отдыха, от этого он ничего не приобретет, а скорее даже потеряет на фоне все увеличивающейся усталости.
Эльфийский лес разительно отличался от реликтового леса, в котором Далину пришлось провести несколько месяцев своей жизни. И в первую очередь отличались сами деревья. Не было в эльфийском лесу гигантских хвощей и папоротников, в кронах которых дворф любил устраивать себе комфортное жилище, как на одну ночь, так и на несколько дней кряду. Из того, древнего мира, остались лишь сосны, но это были обычные деревья, не поражающие воображение размерами и мощью. Как ни задирал вверх голову дворф, подходящего дерева для того, чтобы соорудить себе безопасное и удобное ложе, он так и не нашел. Просидеть всю ночь на дереве, крепко обхватив ствол руками, такого в планах дворфа не было. Ведь это не было похоже на отдых даже отдаленно. Если ему и удастся вздремнуть пару часов в такой нелепой и неестественной позе, то желанного отдыха это все равно не принесет. И утром его ожидает такая разбитость, что вечерняя усталость по сравнению с ней окажется детской шалостью.
Внимание Далина привлекло скопление малиновых кустов, занявшее все свободное пространство между деревьями на пару десятков метров в поперечнике. В их гуще даже в наступающей темноте Далин разглядел свободное пространство, эдакую поляну в миниатюре, всего пару метров шириной. Вполне достаточную для того, чтобы на ней мог растянуться в полный рост дворф, крепкое, массивное создание, имеющее небольшой, по сравнению с эльфами или людьми, рост. Приглянувшееся ему место подошло без всяких вопросов. Ему даже не пришлось предпринимать никаких дополнительных усилий, чтобы сделать свое ложе более комфортным. Ему все пришлось по нраву. И пышная трава в центре поляны, и возвышающиеся вокруг неприступной стеной малиновые кусты. Брошенный на траву кожаный плащ убережет его и от предрассветного холода, и от сырости покрывающей лес даже в самое жаркое, и засушливое время года. А кожаный мешок с припасами станет лучшей подушкой из всех, что когда-либо были в его жизни.
За свою безопасность Далину опасаться особенно не приходилось. Вряд ли кто, будь то зверь, или человек оказавшийся ночью в лесу, станет ломиться через оказавшиеся на его пути колючие кусты. Любое живое существо наделенное крупицей разума, постарается обойти их стороной, чтобы продолжить свой путь без этих мелких, болезненных уколов. К тому же дворф рассчитывал проснуться вовремя, повинуясь внутреннему чутью, если рядом с его убежищем окажется некто, или нечто, что может представлять для него опасность.
Поужинав, собрав в ладонь крошки и отправив их в рот, запив угощение несколькими большими глотками вина из бурдюка, Далин широко зевнул, и закрыл глаза, удобно расположившись на импровизированном ложе. Он проделал долгий путь, и пусть на сердце была тяжесть, но совесть его была чиста, и поэтому он уснул, едва его голова коснулась набитого провизией мешка ставшего на время подушкой.
Дуболом Каменная Башка (беорн)
А где-то далеко отсюда, за милю, или около того, остановился раздувая ноздри и чутко принюхиваясь к коснувшемуся его обоняния запаху копченого мяса, огромный человек-медведь. Беорн. Так звали издревле этих обитателей леса, наравне с эльфами проживающих в зачарованных лесах, также являющихся их полноправными хозяевами, со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями. Беорны, - так называлась раса людей медведей, испокон веков проживала в эльфийских лесах, считая эти леса такой же своей собственностью, как и эльфы. С которыми они на протяжении тысячелетий были друзьями и союзниками, совместно защищая леса от попыток проникнуть в них всякой нечисти и скверны.
И им удавалось вплоть до недавнего времени отражать атаки темных сил пытающихся паработить лесной мир, или просто тараном пройтись через него, круша все на своем пути в своем дьявольском стремлении добраться до городов людей, или сторожевых застав дворфов.
Орки знали, что объединившись эльфы и беорны представляют собой силу, с которой нельзя не считаться. И даже будучи от природы весьма недалекими, старались держаться подальше от эльфийских лесов. Предпочитая более долгий и тяжелый путь по Черной дороге, проложенной в незапамятные времена какой-то древней, демонической магией через лес. Дорога не была прямой, как стрела. Она постоянно петляла, делая порой такие невероятные выверты, что уму непостижимо. И, как минимум, вдвое удлиняла дорогу для смельчака осмелившегося по ней пойти.
И эльфы, и беорны, и живущие в лесах люди знали о существовании Черной дороги, и старались держаться от нее подальше, не приближаясь к ней без особой нужды. Поблизости от нее, каждое живое существо охватывал панический страх, заставляющий как можно скорее оказаться от нее на почтительном расстоянии. И только самые отчаянные смельчаки осмеливались приблизиться к проклятой дороге, и даже перебраться на другую ее сторону. Подвигнуть их на столь безрассудный поступок могла лишь небывалая выгода, ради которой стоило рискнуть жизнью, и которая откладывалась сединой на висках смельчака. И даже орки, идя по дороге шириной в десяток метров бесконечной живой змеей растянувшейся по лесу, испуганно замолкали, стараясь держаться поближе друг к другу. Настороженно оглядываясь по сторонам, опустив плечи, на которые давила своей тяжестью древняя, злобная магия угнездившаяся в мертвом лесу.
Здесь не было жизни. Ни животной, ни растительной. Ни одна пташка ни чирикнет в кронах мертвых деревьев, ни один даже самый мелкий зверек не пробежит по черной, лишенной травы земле. Даже насекомые, презренные жуки, или вездесущие муравьи не водились в мертвом лесу. Лишь черные, обугленные деревья, без единого листочка на уродливых, корявых ветвях умерших тысячи лет назад лесных великанах. Не было и ветра, словно бы даже этот бесплотный дух избегал проклятых мест, стараясь обходить мертвый лес стороной. В черном и мрачном лесу царила гробовая тишина, нарушаемая лишь монотонным шлепаньем сотен ног, вздымающих нетронутую веками пыль. Да еще гнетущая, влажная жара, заставляющая орков и их темных приспешников то и дело прикладываться к бурдюкам с водой или вином. Чтобы унять терзающую тело жажду, победивщую даже сопутствующее оркам на всем протяжении всей жизни чувство голода, который не могла утолить никакая, даже самая обильная еда.
Несколько дней для многих, кто отправлялся в поход по Черной дороге, превращались в вечность. Не все моложе денно и нощно выдерживать давлеющий над ними груз. Чем моложе был отправившийся в дорогу воин, тем труднее ему было находиться под постоянным давлением древней, демонической магии. Самые слабые не выдерживали, и ломались. Сходили с ума и набрасывались на ближайшего, оказавшегося рядом, чтобы убить, и найти выход скопившемуся в душе негативу. Безумца умерщвляли. Времени возиться с очередным психом не было. Тело безумца в считанные секунды оказывалось разорванным на куски, которые тотчас же поглощались былыми товарищами. С такой ловкостью и сноровкой, что зачастую черной пыли не касалось и капли крови безумца. Лишь начисто обглоданные крепкими зубами кости, без единой жилки или кусочка мяса. И хотя процент свихнувшихся от общей массы был невелик, но за время существования Черной дороги, на ней скопилось огромное количество выбеленных солнцем костей. Не поддающихся тлению и разложению, как все, что оказалось в этом проклятом месте.
Наиболее дерзкие и безрассудные, кто страшился лишиться рассудка на проклятой дороге, сбивались в стаи, и сходили с дороги, ныряя с головой в зачарованный лес эльфов. В который их более старшие товарищи не пошли бы никогда, из двух зол выбирая меньшее, предпочитая идти до конца по Черной дороге. Никогда и ни один из покинувших орду орков не вернулся обратно, чтобы поведать о том, что происходит в запретном для орков мире эльфов.
Как поговаривали старики, всему виной древняя магия Черной дороги. Старики были уверены, что время внутри дороги и за ее прелами течет по разному. Время проведенное ордой в пути занимает несколько суток,но за ее пределами проходят годы и даже десятилетия. Возможно, какой-нибудь из отрядов орков и возвращался обратно, но попадал в иное время, или задолго до появления орды, либо спустя несколько лет после ее ухода.
Беорн, чутко принюхивающийся к аромату жареного мяса, был один. Он не знал, остался ли в живых кто-нибудь из его сородичей, или из всего рода уцелел он один. О начале движения по Черной дороге им сообщил зачарованный лес, который умел разговаривать, повинуясь магии эльфов. Беорны узнав о появлении орков послали своих лучших воинов к Черной дороге, присматривать за перемещением орды. Так было всегда и во все времена. Эльфы и беорны всегда действовали сообща, и разбившись на небольшие отряды патрулировали границы Мертвого леса, чтобы не пропустить выхода оттуда достаточно большого отряда орков, справиться с которыми магия эльфов была бессильна. Если такой отряд появлялся, его немедленно уничтожали. Если же отряд оказывался слишком большим, чтобы справиться с ним в одиночку, то, несколько небольших отрядов объединялись в один, чтобы совместными усилиями одолеть врага. И каким бы большим не был вышедший из Мертвого леса отряд орков, ему не удавалось слишком долго осквернять своим присутствием священные леса эльфов и беорнов. Орков убивали, а их тела предавали огню, чтобы и следа от них не осталось на этой священной земле.
Так было прежде. Всегда и во все времена. Но только не сейчас. Орда ступившая на Черную дорогу была иной, нежели все бывшие до нее прежде. И появилась она не из известного эльфам черного провала расположенного почти вплотную к Мертвому лесу. Орда пришла издалека, из неведомых эльфам и беорнам земель, сметая все на своем пути. И Черная дорога не была их целью на пути в мир людей и дворфов. Орда просто перетекла через Черную дорогу, чтобы оказаться на другой ее стороне. Оркам нужен был мир эльфов, именно его они хотели уничтожить, вырубить под корень и сжечь священные эльфийские леса.
И они принялись за дело, методично и хладнокровно уничтожая мир эльфов, оставляя на месте волшебного леса безжизненную, выжженную пустошь. Огромную пепельную проплешину в самом центре их священного мира. И с каждым днем эта проплешина становилась все больше, грозя поглотить без остатка мир эльфов. Никогда за все время существования королевства эльфов им не доводилось сталкиваться с такой огромной армией, которой не было числа. Словно все орки обитавшие на планете собрались вместе, чтобы расправиться со всем миром. И глядя на вторгшуюся в их мир армаду, эльфы вынуждены были признать очевидное, что, по крайней мере, половина мира уже успела пасть под этим безудержным напором, не в силах противостоять такой мощи. Те, кто не смирился с вторжением и осмелился принять бой, были уничтожены ордой, те же, кто предпочел жизнь смерти, влились в состав непобедимой армады, чтобы вместе с ней продолжить ее кровавый путь.
Некоторых эльфы знали. Они были родом из земель, с которыми граничили леса эльфов. И не со всеми из них эльфы придерживались дружеских отношений. Были среди них и те, у кого с эльфами имелась древняя вражда. НО, среди воинов орды были и те, кого эльфам видеть никогда прежде не доводилось. Лишь слышать о них от человеческих торговцев объездивших весь мир. Имевших знакомство практически со всеми его обитателями, что не всегда миролюбиво настроены по отношению к чужакам. Это было ясно по тому, какими порой потрепанными приходили из дальних стран торговые караваны людей. А сколько их не вернулось обратно, навеки упокоившись в неведомых землях, того не было ведомо никому. Но, запретные для эльфов края имели такие такие богатства, ради обладания которыми люди продолжали раз за разом рисковать своей жизнью.
Более медлить было нельзя, методично расправляющаяся с лесом орда в ближайшие несколько месяцев могла полностью уничтожить их мир, а проделанная в центре королевства эльфов пепельная пустыня расширилась до невероятных размеров. И эльфы приняли бой. Бой, в котором приходилось рассчитывать только на собственные силы, умение управляться с луком, мечом и копьем. Магия тысячи лет защищавшая их мир непроницаемым щитом, не в силах была им помочь. С началом вторжения орды магия эльфов перестала действовать. Это стало возможным вследствие того, что орками управляла демоническая магия, совладать с которой было невозможно.
Древняя сила стоящая за орками заставила их кланы объединиться, чего никогда не было прежде из-за патологической ненависти орков ко всему живому, и даже своим ближайшим родичам. Любой орк скорее сожрет, чем пожмет протянутую ему руку, если это окажется рука чужака, не являющегося членом собственного клана. Неведомая сила сделала орков более лояльными по отношению к чужакам, и себе подобным. Что во много раз усилило разрушительную мощь орды, а довлеющая над ней магия сделала орду практически непобедимой.
Эльфы встретили орду в Сонной Лощине, священном для эльфов месте, откуда, по их преданиям, и произошли эльфы. Месте, которое они не могли отдать на поругание врагу даже под страхом смерти. Дальше отступать было некуда. Лишившись Сонной Лощины, сердца гордого королевства, они потеряли бы если и не все, то почти все, а душа их была бы навечно поражена горечью, исцелить от которой могла лишь смерть. Эльфы пришли в Сонную Лощину не одни. Их верные союзники беорны стали с ними в один строй плечом к плечу. И человеческие воины, пусть и малые числом, но крепкие духом, присоединились к ним, чтобы отстоять свой мир, и либо победить, либо умереть с честью.
Яростным и отчаянным было сражение. Даже во много раз уступая числом орде, защитники Сонной Лощины оказали врагу отчаянное сопротивление. Они не только выдержали самый первый и яростный удар орды не дрогнув, но постепенно начали поддавливать врага, заставляя его шаг за шагом отступать в пепельную пустыню устроенную орками на месте священного леса эльфов. И, кто знает, будь все и дальше так, возможно дело бы закончилось поражением орков и бегством многотысячной орды. Но самым смелым ожиданиям эльфов и их союзников не суждено было сбыться. Демоническая магия с холодным безразличием наблюдавшая за ходом схватки, почувствовав, что ведомое ею воинство в любой момент может дрогнуть и побежать, в полной мере обозначила свое присутствие. И полное превосходство над магией эльфов. Демоническая сила нанесла по рядам защитников Сонной Лощины ментальный удар невероятной силы, устоять против которого было физически невозможно. Удар демонической магии изменил ход битвы, сведя на нет успехи защитников священного леса.
Ментальный удар такой силы могли выдержать немногие. Лишь самые крепкие, закаленные духом, и сведущие в магии. Таковыми из всех защитников Сонной Лощины оказались только эльфы. Острая боль раскаленной иглой пронзила их мозг, оставив в нем глубокий, болезненный след. Но эльфы выстояли, выдержали удар демонической силы. Остальным повезло гораздо меньше. Сильнее всего демоническая магия подействовала на людей, убив их всех. Никто из людей бившийся плечом к плечу с эльфами против заполонившей лес нечисти не устоял на ногах. Люди словно подкошенные рухнули на землю, чтобы не подняться уже никогда. Беорнам также не повезло, и, возможно, они пострадали даже сильнее, чем люди. Они устояли телом, но не духом. Удар демонической магии выжег их мозг, превратив его в такую невероятную кашу, что от прежних беорнов не осталось и следа.
Рыча и завывая, катаясь по земле от боли, беорны нашли в себе силы подняться на ноги. Но это были уже не прежние люди-медведи, это были совсем иные существа, почти начисто лишенные разума, единственным стремлением которых было убивать. Крупицы разума оставшиеся в головах этих несчастных были полностью подчинены власти демонов. И всю их ярость, злобу и мощь демоны направили в нужное им русло. Беорны подняли брошенные на землю мечи и топоры, и с яростью одержимых ринулись в бой. Но теперь они находились во власти демонов, и их ярость обрушилась на эльфов, превратившихся в их заклятых врагов.
Их звериная ярость сделала свое дело. Не ожидавшие нападения эльфы дрогнули и отступили, а когда на них со всех сторон набросилась орда, ментальным уколом древней магии брошенная вперед, начался кровавый ад. Исход схватки был предрешен, ничто не в силах было помочь защитникам Сонной Лощины. Им оставалось одно, достойно умереть, забрав с собой как можно больше жизней врагов.
Орда уничтожила защитников Сонной Лощины, всех до единого, заплатив за это высокую цену. Яростная схватка уменьшила орду на треть, но она своего добилась. Сонная Лощина была вырублена и сожжена, знаменуя собой падение королевства эльфов.
Орда не пошла дальше, чтобы довершить начатое, и завершить истребление эльфов. Повинуясь давлеющей над ними демонической силе, орки развернулись и ушли по проделанной ими пустоши в мире эльфов. В качестве добычи захватив с собой лишь несколько подвод с пленными, тяжело ранеными эльфами, которые изнемогая от ран оказались на земле, и истекали кровью не имея сил сражаться. Демонам нужны были живые эльфы, а не их тела, поэтому пленники остались живы, но лишены подвижности, чтобы у них и мысли не было о сопротивлении.
Орки повернули обратно и ушли, покинув поруганный ими и оскверненный мир эльфов. Вместе с ними ушли и лишившиеся рассудка беорны, повинуясь магическому зову управляющему ордой. Но некоторые остались в священном лесу, который они поклялись защищать тысячи лет тому назад. И они продолжали защищать свой лес. Но делали это по своему, остатками выжженного магией мозга. Они стали одержимы одной страстью, - убивать. Убивать любого, кто встретится на их пути. И совсем не важно, кто это будет. Орк, эльф, или человек. Отныне любое живое существо встретившееся на пути беорна было врагом, которого нужно убить. И разбредшиеся по лесу беорны принялись воплощать в жизнь новую жизненную установку, впаянную им в мозг демонической магией.
Дуболом Каменная Башка спрятавшись за стволом огромного развесистого дуба, жадно принюхивался к донесшемуся до его нюха аромату жареного мяса пришедшему издалека. Он уже несколько суток не ел по настоящему, бродя по лесу в поисках добычи. Те несколько горстей спелых ягод малины, которые он съел несколько часов тому назад, были не в счет, поскольку они не только не утолили голод, но сделали его еще более пронзительным. В былые времена беорну ничего не стоило поймать какого-либо зверя, которых было великое множество в эльфийских лесах. Но сейчас все изменилось, как изменился и сам мир после нашествия орды, как изменился и сам Дуболом Каменная Башка.
Помимо терзающего организм голода его переполняло новое, ранее неведомое чувство, чувство ненависти ко всему живому. Захлестнувшее с головой, подчинив без остатка его волю. Он стал агрессивен и зол, и гораздо более медлителен. И даже обладая отличным зрением не замечал разной мелочи, вроде то и дело шмыгающих у него под ногами зайцев. Или лениво взлетающих с густого травянистого разнотравья разжиревших за лето куропаток и перепелов. Даже такую крупную добычу, как кабаны и косули он замечал слишком поздно, когда уже сам становился заметен всем.
При его появлении вечно настороженные и пугливые косули бросались в стремительный бег, в скорости которого им не было равных. Догнать их могла лишь стрела выпущенная из эльфийского лука, или арбалета человеческого охотника. В былые временя добыть косулю для беорна не составляло особого труда. Не смотря на внешнюю громоздкость и кажущуюся медлительность, беорны были существами довольно проворными. И при необходимости могли передвигаться по лесу легко и неслышно. Им ничего не стоило подобраться к намеченной жертве достаточно близко, чтобы пустить в ход копье, или дубину, использовав ее в качестве метательного оружия. После удара дубиной нанесенного таким могучим созданием как беорн, подняться на ноги было невозможно ни зверю, ни человеку.
Последние несколько дней мучимый голодом беорн крутился возле человеческой деревни, в ожидании подходящего случая, чтобы напасть и убить. Утолить сперва переполняющее его чувство ненависти, а затем утихомирить и терзающий его вот уже несколько дней кряду голод. Несмотря не переполнявшую его злобу ко всему живому, беорн сохранил остатки разума, удерживающие его от безрассудного поступка. Когда хочется, ревя от ярости и злобы, размахивая над головой неподъемной для обычного человека дубиной, ворваться в человеческое селение, и крушить все подряд, заливая землю кровью людей и животных. Но беорну приходилось сдерживаться, остатками выжженного разума понимая, что ничего кроме смерти этот безрассудный поступок ему не принесет.
Беорн наблюдал, притаившись за огромным, развесистым дубом, и ждал подходящего момента. Но время шло, а подходящий случай не наступал. Словно чувствуя его присутствие, люди отказывались в одиночку покидать селение. Они вообще старались не выходить за пределы укрепленной рвом и частоколом деревни без крайней необходимости. А если и покидали ее пределы, то не меньше чем по трое, при этом будучи вооружены, и держась постоянно настороже. Словно чувствовали присутствие беорна поблизости. Хотя, в действительности, все обстояло не так. Просто даже удаленные от Сонной Лощины места, находящиеся в нескольких сутках пути от места кровавого сражения, достигли известия о вторжении орков, и о злополучной битве, в которой при помощи демонической магии эльфы потерпели сокрушительное поражение, выжить после которого не удалось никому.
В одиночку справиться с троицей прекрасно вооруженных и умелых человеческих воинов у Дуболома не было никаких шансов. Не стоило даже пытаться. Держащиеся настороже люди вовремя заметят его присутствие, и сделают все для того, чтобы огромный человек-медведь умер еще до того, как им придется пустить в ход мечи и топоры. Они изрешетят его стрелами, превратят в мохнатую подушечку для игл, или дикобраза, диковинное создание из далеких стран, полностью состоящее из игл. И хотя живущие в лесу люди с беорнами не враждовали поддерживая по отношению друг к другу настороженный нейтралитет, бросившегося на них человека-медведя они убьют без раздумий. Тем более, что вместе с вестью о нашествии орды до этих глухих мест докатилось и известие о предательстве беорнов, их переходе на сторону зла, хоть и состоялся этот переход помимо их воли. Но, каковы бы не были причины, встреченного в лесу беорна надлежало убить, как предателя и пособника орды, а возможно и ее лазутчика.
Дуболом понимал это остатками своего куцего, ущербного мозга, и продолжал ждать. Вечно так продолжаться не могло. Когда-нибудь страх ожидания опасности спадет, люди потеряют бдительность, и перестанут передвигаться по лесу целыми отрядами, предпочтя, как это принято у людей, действовать в одиночку. Когда-нибудь селяне погонят на пастбище скот, нагуливать бока на сочном разнотравье эльфийского леса, а одинокие охотники растворятся в его бескрайних просторах, чтобы разнообразить дичиной свой ежедневный рацион.
С одиноким охотником Дуболом Каменная Башка справится без труда. Главное сохранять спокойствие и неподвижность до тех пор, пока не наступит подходящий момент. Когда охотник приблизится достаточно близко, нанести молниеносный удар дубиной или копьем, после которого ни одно живое существо на свете не сможет подняться на ноги. А еще лучше дождаться появления пастуха со стадом, с ним справиться будет гоаздо проще. Да и добыча в этом случае будет гораздо весомее, нежели после встречи с охотником. И тогда он легко утолит переполняющие его чувства, ненависти и голода. Убить пастуха, и сожрать одну из его коров, прямо на месте, в сыром виде, с кровью и потрохами. А будет пустить в ход дубину и от души поработать ею, круша все подряд, оставив на месте человеческого стада груду изувеченных, с проломленными головами и переломанными ребрами, туш. И тогда он, пусть хоть и на время, но испытает облегчение, выплеснув наружу скопившуюся в нем злобу и ненависть.
Вот только ждать становилось все труднее, как и сдерживать переполняющие его чувства. Уже несколько суток Дуболом Каменная Башка просидел в засаде, наблюдая за расположенной поблизости человеческой деревней в ожидании подходящего случая. Но время шло, а подходящий случай все не наступал, приближая критический момент. Когда голод станет невыносим, и он, размахивая дубиной, бросится навстречу людям, и своей смерти.
Дуболом чувствовал назревающий кризис, и нервничал, то и дело озираясь по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь, в надежде уловить нечто такое, что изменит его дальнейшие планы, и саму жизнь. И однажды порыв ветра пронесшийся по лесу принес умопомрачительный аромат жареного мяса, вперемешку с густым и тяжелым запахом неведомого беорну существа. Беорн жадно принюхивался к донесшемуся до него аромату, пытаясь вычислить направление, с которого на жутко голодного человека-медведя пахнуло едой, а значит и надеждой.
Уловить направление, откуда пришел волнующий аромат, беорну не составило труда. И хотя запах исчез также внезапно, как и появился, Дуболом Каменная Башка знал, куда идти. Но, не смотря на то, что тело рвалось навстречу чарующему аромату жаркого, Дуболом оставался на месте, продолжая наблюдать за человеческим селением. Днем оттуда вышло несколько групп вооруженных людей, одного взгляда на которых было достаточно, чтобы понять, что это не пахари и пастухи. Это были охотники и воины встречи с которыми одинокому беорну лучше не искать. И хотя он так рвался навстречу новой цели, но был вынужден сдерживаться. Спешка ни к чему хорошему не приведет. Натолкнись он в подступающих сумерках на возвращающуюся в селение охотничью ватагу, ему не поздоровится. Дуболом был уверен, что люди догадывались о том, что у них появился новый враг. И подготовились ко встречи с ним. И если такая встреча случится, церемониться с ним люди не будут.
Нужно потерпеть пару часов, дождаться, когда в лесу станет темно. Охотники обязательно вернутся в деревню до наступления ночи, и тогда у него будут развязаны руки. Тем более, что ему не приходилось беспокоиться об исчезновении новой цели. Дующий в его сторону слабый ветер рассказал беорну о многом. И хотя так взволновавший его аромат жаркого исчез, Дуболом не расстроился. Сопутствующий ему запах неведомого существа был все так же силен. Источник запаха оставался на месте, недвижим, это говорило о том, что неведомое существо, навестить которое намеревался Дуболом Каменная Башка, остановилось на ночлег, и вряд ли сдвинется с места раньше рассвета. А уж он, Дуболом, позаботится о том, чтобы очередной рассвет для чужака никогда не наступил.
Чужак означал врага вторгшегося в священные для беорнов леса, защищать которые они поклялись тысячи лет назад. И даже демоническая магия поразившая мозг Дуболома в битве при Сонной Лощине, не смогла вытравить из него стремления хранить родной лес. Чужак должен умереть во сне, чтобы более не осквернять своим присутствием священного леса беорнов. Расправившись с чужаком и утолив терзающий его голод, он успеет до наступления рассвета вернуться на свой наблюдательный пункт, чтобы продолжить слежку за человеческим селением.
Беорн продолжал терпеливо ждать даже после того, как в лесной городок вернулись последние из ушедших днем охотников. Несущие знатный трофей, подвешенного веревками к стволу молодой березки огромного вепря весом в пару сотен килограммов. Беорн видел, как тяжело ступали охотники, пригибаясь к земле под тяжестью добычи, спеша поскорее очутиться под защитой древесного частокола деревни. И как бы не подмывало Дуболома немедленно напасть, он вынужден был оставаться на месте, ни на секунду не позволяя себе забыть о существовании третьего охотника. Не занятого переноской добычи, чьей задачей было наблюдение и охрана. И каким бы не был беорн специалистом по части неслышного подкрадывания, он был уверен, что люди, прожившие много лет в лесу, не меньше его способны к распознаванию разного рода опасностей, могущих подстерегать беспечного путника.
И даже после того, как последняя группа скрылась за бревенчатым частоколом селения, Дуболом продолжал ждать. Ждать, когда землю и лес поглотит кромешная мгла, непроглядная для существ не обладающих ночным зрением, таких, как люди. Самому Дуболому тьма не была помехой. Ночью он видел также хорошо, как и днем, и разлившаяся вокруг чернильная темнота ни на йоту не умаляла его возможностей и умений.
С наступлением темноты Дуболом Каменная Башка отправился в путь, более не опасаясь, что он будет замечен, или услышан часовыми в деревне. Увидеть его люди не могли из-за отсутствия ночного зрения, как и услышать, благодаря бесшумности передвижения беорна по лесу. Несмотря на почти трехметровый рост, Дуболом передвигался по лесу неслышно, как тень. Ни единая веточка не хрустнет предательски под ногами, ночной зверь не метнется испуганно в сторону при его приближении. Он полностью слился с лесом, превратившись в одного из его диких обитателей, отбросив тряпичные покровы, свидетельствовавшие о его былой принадлежности к расе разумных существ. Плащ и набедренная повязка, амулеты и регалии свидетельствующие о его высоком положении в племени Каменной Башки, остались где-то там, в кровавой мясорубке случившейся в Сонной Лощине. Где привычный ему мир перевернулся с ног на голову, коренным образом изменив внутренний мир беорна. В его голове все перемешалось самым невероятным образом. Друзья, враги, все смешалось в немыслимую кашу, в мешанине которой невозможно было отличить правду от лжи. Единственное, что в нем осталось от того, прежнего Дуболома, это стремление защищать родной лес от любой скверны вторгшейся туда, даже ценой собственной жизни.
Существо, запах которого становился все сильнее, не подозревало о приближении опасности, продолжая безмятежно спать. Не пошевелилось оно даже тогда, когда Дуболом добрался до зарослей малинника, которые чужак выбрал для ночлега. Острый взгляд Дуболома сразу же оценил богатства малинника, ягоды, слаще которой для беорна не было ничего на свете. Пожалуй, здесь он задержится подольше, вот только расправится с ненавистным чужаком обосновавшимся в самом центре малинника.
Расчет чужака был предельно ясен и понятен беорну. Чужак считал, что ни одно живое существо на свете не станет ломиться через густые и колючие малиновые кусты, чтобы добраться до него, тем более ночью. И, судя по тому, какие богатые запасы ягод открылись проницательному взору человека-медведя, в чем-то чужак оказался прав. Малинник был объеден по всему периметру, но только по краям, что свидетельствовало о том, что в лесу и помимо беорна было немало желающих полакомиться спелой, сочной ягодой. Вот только рисковать своей шкурой и лезть в самую гущу малинника, судя по обилию там ягод, желающих не было.
Но то, что для одних было непреодолимой преградой, для беорна не являлось помехой. Его толстая шкура покрытая густым длинным мехом была нечувствительной для болезненных уколов малины. Цепляющиеся за шерсть колючки Дуболом старался не замечать, полностью сосредоточившись на том, чтобы его шаг был по-прежнему тих и неслышен. Он не собирался ломиться через кусты, чтобы оказаться с глазу на глаз с чужаком. Дуболом чувствовал, что чужак не так-то прост, как кажется. И что он может оказаться серьезным противником даже для него, не знающего равных в бою ни среди эльфов, ни среди орков. И тех нескольких секунд, что уйдут у него на то, чтобы продраться через кусты, будет достаточно для чужака, чтобы проснуться и изготовиться к бою. И не стоило надеяться на то, что чужак испугается, и попытается удрать. Одно лишь то, что он оказался здесь, свидетельствовало о том, что незнакомец явно не робкого десятка, и сумеет за себя постоять.
Дуболом чувствовал исходящую от чужака угрозу, обонял запах металла, его мощь, и мог представить силу чужака, способного управляться с такой мощью. По прикидкам беорна это был достойный противник, которому не следовало давать ни малейшего шанса, ибо этот самый шанс может стать роковым для Дуболома. И поэтому его шаг становился все тише, а неслышная поступь все медлительнее. Дуболом уже видел очертания неподвижно распластавшегося на земле крепкого, коренастого тела, укрытого полой кожаного плаща, с походным мешком под головой. Дуболому оставалось сделать последний шаг, чтобы очутиться на крохотной поляне в самом центре малинника перед спящим чужаком, жить которому оставалось считанные мгновения.
Последний шаг сделан, и огромная, отполированная до блеска дубина, взлетела над головой Дуболома, чтобы мгновение спустя обрушиться на голову незнакомца. И в этот самый миг что-то предательски хрустнуло под ногой беорна. И когда занесенная над головой дубина должна была обрушиться на чужака, незнакомец вскочил на ноги. Всего лишь на долю секунды чужак замешкался, отбрасывая в сторону мешающий ему плащ. Но этого оказалось достаточно для торжествующего беорна. Удар огромной, тяжелой дубины пришелся точно по черепу чужака, превратив его в бесформенное, кровавое месиво.
Ошметки разлетевшихся мозгов перемешанных со сгустками крови попали в лицо беорна, лишив его рассудка. На несколько бесконечно долгих минут он выпал из реальности, превратившись в безумного, сокрушающего все на своем пути, демона. Его дубина с молниеносной быстротой взмывала ввысь, и также стремительно падала вниз, превращая бесчувственное тело дворфа в огромный, кровавый студень с переломанными костями. И все это время перед воспаленным мысленным взором Дуболома стояли глаза чужака, горящие и пронзительные, опалившие его сердце. Оставив в душе зияющую рану, исцелить которую было невозможно.
Несколько бесконечно долгих минут продолжал без устали, с пеной у рта, молотить дубиной Дуболом Каменная Башка безжизненное тело дворфа. Он никогда раньше не видел подобного существа, и ничего не знал о нем еще несколько минут тому назад. Но этот пронзительный взгляд обжегший душу, помимо болезненной раны в сердце принес ему знания, которых у него не было прежде. Словно бы перед самой смертью душа дворфа выскользнула из сдерживающей ее оболочки плоти, и проскользнула через глаза в сердце беорна. И это знание его пугало, как всегда пугало и страшило все новое и незнакомое. И вкладывая все силы в очередной удар по бездыханному телу дворфа, Дуболом гнал от себя прочь этот панический, животный страх. И когда он, обессиленный, тяжело дыша упал на землю, рядом с истерзанной жертвой, ему показалось, что страх прошел. Пусть и не исчез полностью, но затаился где-то в глубинах подсознания, больше не мешая ему нормально соображать.
А затем на смену волне всепоглощающей, испепеляющей ненависти, на него накатила иная, не менее сильная волна. Его величество голод предъявил свои права на добычу беорна, кровавым месивом распластавшуюся на земле. Дуболом потянулся к кожаному мешку, служившему подушкой убитому дворфу, а заодно хранилищем его съестных припасов. Дуболом не стал развязывать запирающий мешок несложный узел. Он просто разорвал кожаный мешок руками, вывалив на землю его нехитрое содержимое.
В мешке было множество непонятных беорну вещей, представлявших ценность для его прежнего хозяина. Повертев находки в руках, Дуболом небрежным жестом зашвырнул их в гущу малинника, где им уготовано было упокоиться навек. А затем его руки вцепились в то, что представляло для него истинную ценность. Огромные куски вяленого мяса косули, совсем еще свежие, не утратившие аромата костра на котором они коптились. Крепкие зубы беорна вгрызлись в добычу, перемалывая кости вместе с мясом, не утруждая себя такими мелочами, как отделение мяса от костей. Зубы беорна были в состоянии не только перемалывать кости, но и пережевывать кожу вместе с шерстью, когда голод становится просто невыносим.
На то, чтобы управиться с целой косулей, у беорна ушло всего несколько минут. Дожевав последний кусок, Дуболом облегченно вздохнул. Чувство звериного голода преследовавшее его последние несколько дней исчезло, выпустив человека-медведя из своих цепких объятий. На десерт он съел несколько горстей малины, которые собрал тут же, не сходя с места. Громко рыгнув, беорн завалился спиной в ближайший куст, чтобы после сытного обеда отдохнуть и расслабиться. Мертвый дворф больше не представлял для него интереса ни как добыча, ни как враг. Тем более, что врага он убил, а косулей отлично поужинал.
Утолив зверский голод и переполнявшую его ярость, Дуболом Каменная Башка крепко спал, как может спать существо с чистой совестью, и чувством выполненного долга. Вот только сны его нельзя было назвать легкими и беззаботным. Они были тревожными, наполненными непонятными Дуболому, а потому внушающими страх видениями неведомого мира, о существовании которого беорн даже не подозревал. В его снах были мрачные стены подземелий, без малейшего проблеска солнечного света. Странные создания окружали его, видеть которых ему никогда прежде не доводилось. В его снах не было столь милой сердцу зелени и света, лишь голые каменные стены, да непроглядная, пугающая мгла обступившая его со всех сторон. И был еще Голос, заставляющий его идти вперед ради достижения неведомой цели. Какой именно, беорн так и не сумел понять. А еще он куда-то шел, и пейзажи вокруг него менялись с такой калейдоскопической быстротой, что в мозгу оставались лишь смутные, размытые очертания. Одно он знал наверняка, ему нужно идти туда, куда укажет засевший в мозгу Голос, для достижения некой цели, неведомой и непонятной потрясенному беорну.
С мыслью немедленно куда-то идти Дуболом и проснулся. Весь в холодном поту от очередного, пережитого им во сне кошмара, с бешено бьющимся сердцем в груди и отчетливым пониманием того, что прежняя жизнь для него окончена раз и навсегда. Что отныне все его существование подчинено одной цели. И даже его главная задача, охрана от чужаков священного леса, отошла на второй план. Сперва нужно выполнить миссию засевшую занозой в мозгу, а уже затем вернуться в привычную ему, обыденную жизнь. Хотя, внутреннее чутье подсказывало ему, что дороги обратно не будет, и миссия, к которой призывал его засевший в мозгу Голос, окажется для него роковой.
Как бы беорн не сопротивлялся, он ничего не мог противопоставить Голосу, приказывающему ему идти. Дуболом поднялся на ноги, настороженно огляделся по сторонам и прислушался. Ничто не предвещало опасности. Даже слабой тени ее не витало в воздухе, о чем беорн мог судить с уверенностью бывалого охотника и следопыта.
Утерев широкой, мохнатой лапой пот со лба, беорн решительно шагнул вперед, в гущу колючих ветвей малинника, мимоходом зачерпнув, и отправив в рот пригоршню спелых, сочных ягод, бросив назад мимолетный взгляд. Истерзанная, превращенная в кровавое месиво туша дворфа не вызвала у него ни малейшего интереса. Мысль о том, чтобы захватить ее с собой в качестве ужина, вызвала у беорна неудержимые рвотные позывы, едва не вывернувшие его наизнанку. Хотя еще вчера, не будь там мешка с мясом косули, он бы с удовольствием сожрал и дворфа.
Замешкавшись на мгновение, беорн поднял брошенный на землю кожаный плащ дворфа. Плащ пришелся впору. Убитый дворф оказался довольно крепким парнем, своими габаритами ничуть не уступающий беорну, за исключением роста. То, что было плащом для полутораметрового дворфа, стало отличным пиджаком для беорна, превосходящего его в росте на целый метр. Облачившись в столь непривычную для него одежду, беорн решительно шагнул вперед, тараном проламываясь сквозь гущу малинника.
Дуболом Каменная Башка не пошел к человеческому селению, чтобы поквитаться с его обитателями, как он это планировал раньше. Неведомая сила подчинившая его без остатка, погнала беорна вперед, ради достижения неведомой цели. Он обошел человеческое селение далеко стороной, чтобы даже случайно не встретиться с людьми. Эта встреча могла помешать выполнению возложенной на него миссии, а этого он не мог допустить. Неведомая сила гнала его вперед, все дальше и дальше от места встречи с дворфом, встречи, после которой человек-медведь лишился сна и покоя. Он снова был одержим, как и тогда, во время битвы в Сонной Лощине, когда под воздействием демонической магии мир беорна рухнул, рассыпавшись в прах. Рухнул, похоронив под своими обломками все бывшие ранее незыблемыми ценности, заставив Дуболома поднять оброненное на землю оружие, и с яростью броситься на извечных союзников эльфов, в мире и согласии с которыми беорны прожили тысячи лет.
Дуболом Каменная Башка упорно шел вперед к неведомой цели, не обращая внимания на усталость, и вернувшееся к вечеру чувство голода. Останавливался он лишь когда силы окончательно покидали беорна, чтобы камнем рухнуть на землю, забыться на пару часов тяжелым, тревожным сном, дающим отдых телу, но не разуму. Картины неведомых миров явившихся ему во сне прошлой ночью, продолжали преследовать его, стоило лишь прикрыть глаза и ненадолго уснуть. Одно он успел уяснить своим куцым, ущербным мозгом, путь его лежит к Черной дороге, и Мертвому лесу. Именно там он обретет свободу, и снова станет самим собой. И чем быстрее он достигнет цели, тем быстрее состоится его возвращение к прежней жизни, избавление от неведомой силы занозой засевшей в мозгу, денно и нощно отравляющей его существование.
И поэтому Дуболом Каменная Башка не тратил понапрасну времени на привалы и остановки, гоня прочь становящееся с каждым днем все более сильным чувство голода. Все будет позже, когда он освободится от управляющей его разумом силы. Вот тогда-то он и отдохнет, утолит терзающий тело голод, сожрав вместе с потрохами, шкурой и костями первого же угодившего в его руки зверя. Или не зверя, а чужака блуждающего по его родному лесу. И ему будет все равно, кто это, эльф, человек, или очередной, невесть как оказавшийся в лесу дворф.
К концу третьих суток с начала похода беорна к Черной дороги от того, ставшего Дуболому ненавистным малинника, измученный и оголодавший, он достиг цели своего путешествия. Дальнейших указаний от управляющей разумом силы не было, что стало для Дуболома своего рода сигналом о том, что его миссия, по крайней мере в этой ее части, завершена, и ему позволено отдохнуть и подкрепиться. Неподалеку от проклятой дороги беорн обнаружил поляну усыпанную огромной, сочной клубникой, которой не касалась ни рука человека, ни лапа зверя. Со всех сторон поляну окружал густой подлесок со множеством старых, иссохшихся, а порой и просто поваленных деревьев, что было весьма редким, и необычным явлением для священного леса эльфов. Такое было возможно только благодаря близости Черной дороги. Проклятого места, которого сторонились все живые существа обитающие в округе. Сюда без крайней надобности не совались ни люди, ни эльфы, ни прочие жители леса, испытывая суеверный ужас перед проклятой дорогой, и Мертвым лесом, корявой черной декорацией застывшей там.
Уплетая ягоды, которые не потеряли сочности и вкуса от близости с гиблым местом, Дуболом мог чувствовать себя в относительной безопасности. Абсолютной безобасности близость Черной дороги ему не гарантировала. Если нашелся один безумец рискнувший приблизиться к Черной дороге, значит может найтись и другой, не менее безумный человек. А двум безумцам лучше не встречаться, к какому бы роду-племени они не принадлежали. Но временами беорн настолько увлекался поеданием клубники, что напрочь забывал об этих непреложных истинах, на время ослабляя присущую ему бдительность и осторожность.