Сапунов Дмитрий Анатольевич
Нобель

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сапунов Дмитрий Анатольевич
  • Размещен: 10/09/2006, изменен: 17/09/2007. 242k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    • Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Детективная история Нобель. Вы побаиваетесь самолетов? А неожиданные находки? Ведь говорят же, судьба! Судьба, судьба, да, судьба… Не то промысел, не то просто — комедия. И каждый Нобель тому подтверждение.
    •   Ленивое лето.
      Кузяев устало потянулся и подошел к окну.
      - Вот, брат, - задумчиво протянул он, коснувшись пальцами стекла, - там люди идут, гуляют или так, по делам. А у нас сегодня судьба решается. Тяжко что-то мне... Все утро писал, рука совсем онемела, - Кузяев размял пальцы, затем очень тихо, почти шепотом добавил: - Эх, да ты, дружище, и не знаешь, что тебя ожидает.
      И все-таки уже пора. Чувство сомнения совсем притупилось. Решение принято, и принято, надо сказать, волевым усилием над самим собой. Наверное, столь упрямое, ноющее нежелание задуманного имеет прямое отношение к интуитивному предчувствию беды. Но если не переступить через себя, то в чем же тогда твое назначение? Кузяев нервно тряхнул кистью руки. Ничего, ничего... пусть немного жестоко, но делать нечего. Думаешь, жестоко по отношению к тебе?! Да что ты, брось... Кузяев усмехнулся. Я, я сегодня жертва, поверь... и прости, если что.
      
      * * *
      
      - Домодедово-Круг, 65651. Ледни, 1800, заход директоральный, информация "Charly".
      - 65651, Домодедово-Круг, добрый день, заход разрешаю, эшелон перехода 1200, давление 748, снижайтесь к третьему 600.
      - 651, заход разрешили, эшелон перехода 1200, снижаюсь 600 к третьему.
      Борт 65651, следующий рейсом 9193 из Магнитогорска в Москву, взял курс на Картино и приготовился к посадке. Полет проходил вполне штатно. Погода выдалась по-летнему ясная, в метеосводке АТИСа - безветренно, жара... Экипаж продолжил снижение до эшелона перехода. Пройдя высоту 1200, второй пилот, как положено, установил высотомеры на давление аэродрома. Последовала команда "чтение карты контрольной проверки".
      - Высотомеры - давление установлено 748, высота 1170. АРК настроены, первый - на дальний, второй - на ближний, позывные прослушаны.
      Диспетчеру круга:
      - 651, на эшелоне перехода, 1200, давление 748 установил, снижаюсь 600 к третьему.
      Командир прибрал газ. Еще несколько минут - и самолет приблизится к третьему развороту, затем к четвертому и выйдет к глиссаде. За это время экипаж успеет сбросить скорость до необходимой для выпуска шасси и перейдет к режиму посадки. Серьезный момент. Автопилот все еще следит за вертикальной скоростью и направлением, удерживая десятки тонн огромной машины в устойчивом состоянии. Но после четвертого разворота командир окончательно выключит автоматику, принимая всю ответственность на себя. Напряжение нарастает. Инертная туша самолета четко следует указаниям твердой волевой руки. Когда за стеклом иллюминатора существуют высота и пространство, а любое движение штурвалом щекочет вестибулярный аппарат, чувство реальности обостряется, завораживает магическим образом, несмотря на прожитые сотни тысяч километров пути. Почему-то именно в этот момент приходит ощущение множества человеческих душ, что находятся за твоей спиной. Безропотные и обреченные. Сонм неспокойных флюидов просачивается из пассажирского салона сюда, в кабину, лишь только самолет, сбавляя газ и жужжа механикой, в своем долгожданном снижении уходит в глубокие крены.
      Вот уже и третий разворот. Скорость 400. Команда на выпуск шасси. Стабилизатор переложен в посадочное положение.
      - 651, на третьем 600.
      - 651, снижайтесь 500 к четвертому.
      - 651, к четвертому 500.
      Самолет выходит из крена. Курс 201. Командир:
      - Закрылки 20.
      Второй пилот:
      - Есть закрылки 20.
      Пассажиры, сидящие напротив плоскостей, отчетливо слышат очередной новый звук - низкий гул - в иллюминатор видно, какие необычные метаморфозы происходят с крылом. И без того сомнительное, ненадежное, оно вываливает из себя худые дырявые пластины, отчего делается как будто разобранным и тонким. При этом доселе незаметное падение вдруг обнаруживает себя, словно достигнув невидимого дна, и самолет вновь устремляется вверх, упруго опершись о воздух. Какое странное ощущение - тяжелая железная машина, кажется, зависла над землей, скорость настолько мала, что пейзажи внизу ползут не быстрее, чем на велосипедной прогулке - еще чуть-чуть, и наверняка фюзеляж, крякнув крыльями, присядет на хвост, затем камнем сорвется вниз, лишая пассажиров надежной опоры. И тут происходит совсем невероятное - самолет неожиданно глубоко валится в левый крен. Пилоты, словно спохватившись, добавляют газ. Турбины грудным басом завывают и...
      Штурман:
      - Скорость 300.
      Второй пилот:
      - 651, на рубеже, 500.
      Диспетчер:
      - 651, работайте с "Вышкой", 118,6.
      - 651, работать с "Вышкой", 118,6, всего доброго.
      Установив частоту 118,6:
      - Домодедово-Вышка, 65651, добрый день, на рубеже, 500.
      - 651, принято.
      Самолет выходит из четвертого разворота. Впереди по прямой - торец взлетно-посадочной полосы. Через пару километров точка входа в глиссаду. Затем радиомаяк дальнего привода, а за ним маяк ближнего. Высота над ближним приводом всего метров шестьдесят - минимум, чтобы успеть раскрутить турбины до взлетного режима, последний шанс уйти на второй круг.
      Командир:
      - Закрылки 30.
      Второй пилот:
      - Закрылки 30.
      Командир:
      - Штурман. Карту "перед входом в глиссаду".
      Штурман зачитывает, экипаж отвечает:
      - Шасси выпущены, зеленые горят, давление в норме.
      - Стабилизатор установлен 1,5.
      - Закрылки выпущены на 30.
      - Наддув выключен.
      - Фары выпущены.
      Диспетчеру:
      - 651, вошел в глиссаду, шасси выпущены, к посадке готов.
      Диспетчер:
      - 651, посадку разрешаю.
      Подтверждение:
      - 651, посадку разрешили.
      Впереди показались огни взлетно-посадочной полосы.
      
      Валентин Яковлевич, уже давно как командир воздушного судна, по-летному - "КВС", левой рукой поправил белые наушники, с удовлетворением отмечая, насколько правильно, в кучку, совместились стрелки по курсу. Вдали уже маячила ВПП, за ней - гостиница с телевизором и душем, ну а в недалеком будущем уже и пенсия, на что лукаво указывала подкрашенная рыжим редкая шевелюра.
      Белая, нет... ослепительно белая рубашка как-то вызывающе контрастировала с потертой, а иногда и просто облезлой краской кабины и торчащими кое-где пучками проводов, так не по-небесному обмотанными голубой изолентой. Но что поделать, реалии таковы, и с ними приходится мириться. Впрочем, самолет нельзя было назвать уж слишком старым, во всяком случае по нынешним меркам. Но куски изоленты и эбонитовые ручки...
      - Валентин Яковлевич, садимся?! - второй пилот, отчаянно рыжий, как смутное напоминание о молодости командира, белокожий и даже немного конопатый, уже успел расстроиться, и в словах его сквозило плохо маскируемое отчаяние.
      - Антон? Сам хочешь? - КВС вопросительно взглянул на второго пилота, подспудно списав свою забывчивость на робость ученика. Кстати, нужно отметить, что Валентин Яковлевич, кроме второго пилота, по имени больше никого не называл. Ну а забывчивость, забывчивость действительно имела место быть. Однако так или иначе, хоть запоздалое, но такое ожидаемое предложение все же последовало. В жилках Антона пробежали колкие теплые искры удовольствия, глаза загорелись словом "да"... однако вот произнести слово "да" он так и не успел.
      Угол "приборки". Что-то вспыхнуло красным назойливым огоньком... Как острая иголка прошила нерв по правому плечу.
      Молчавший весь полет, прибор ожил, налился красным цветом и пронзительно запульсировал. Взгляд молнией метнулся к кричащему дисплею: 600, 580, 550... Что это?.. Господи... ТиКАС - "опасное сближение с самолетом"!!!
      - Командир! TCAS!!! Пеленг прямо по курсу! Удаление 500... 450, - и тут же, включив связь с диспетчером: - ВЫШКА, 651, ТиКАС, пеленг по курсу 350... 300!!!
      С лица Валентина Яковлевича сразу сошло вопросительное выражение.
      - Штурман!
      - Радар - чисто. Визуально - чисто!
      Буквально через мгновение последовал ответ диспетчера:
      - 651, не подтверждаем.
      КВС:
      - 651, не подтвердили.
      Пять секунд прошли словно вечность. Не то что испуг, шокирующее напряжение наполнило кабину, заставив время замедлить свой бег. Нарастающий едкий холодок ожидания вытеснил все эмоции и чувства, кроме одного - чувства жестокой тревоги. Тревоги, готовой обратиться в панику. Но сознание упорно цеплялось за факты. Нет, нет, не может быть... ошибка, случай... Еще секунду, две, и фатальной трагедии не произойдет... ну же... все?!! Вот она - жизнь, всего пять секунд на урок о ценности бытия... ну же!!! Как медлит ум... точно боль, уходящая медленно и постепенно, ровно так же спадает напряжение пустоты... Пройдено... Пространство снова заполняется жизнью, выводя из кошмарного ступора. Пульс покидает горло, оставляя слух... Сердце вновь бешеным мячом обнаруживает себя в груди...
      Насколько реальна грань, как железнодорожная стрелка - судьба пошла другим путем, осталось лишь в это поверить... Еще секунда, две...
      
      - Антон... - КВС дал экипажу "команду" на разрядку.
      - Чисто... черт... индикация пропала, - Антон, сухо сглотнув, неуверенно посмотрел на командира, - может, птицы?!!
      - Что за ерунда?..
      - А может... наводки... кто-нибудь в салоне телефон не выключил...
      - Бортмеханик!
      - Не знаю, Валентин Яковлевич, навряд ли. У ТиКАСа частота 1020...
      Командир задумчиво пошевелил губами и коротко резюмировал:
      - Черт...
      - Прошли дальний привод, - сообщил штурман.
      - Будем садиться. Продолжаем снижение. Штурман, высота?
      - Высота 200. Скорость 290.
      - Домодедово-Вышка, 651, продолжаем посадку.
      Антон нервно переспросил штурмана:
      - Ну что, Палыч, чисто?!
      - Проехали...
      Разумеется, Антону было не по себе. Навел шороху на весь аэропорт, да еще без команды старшего. Хотя, с другой стороны, что еще оставалось делать?..
      - Антон... приземлимся, я тебе одну вещь скажу...
      - Спасибо, Валентин Яковлевич.
      - Всегда пожалуйста.
      Наступило недолгое молчание.
      - Ближний привод. Высота принятия решения.
      - Экипаж, садимся.
      За донельзя взъерошенным крылом все быстрее и быстрее понеслись дома, деревья, столбы... Еще мгновение назад казалось, что самолет плетется еле-еле, и вдруг движение обрело опасную стремительность; ниже, еще ниже - под крылом мелькают короткостриженные поля... вроде бы, смотри - земля уже так близко. Но скорость... скорость шепчет только об одном -
      О, боже, ну почему оно летает?! Весь этот необъяснимый эксперимент металла в воздухе... Что за опрометчивость - бешено мчаться, заточенным в куске алюминия, каждую секунду представляя самое ужасное... Быть может, это память тех, кто все же не долетел, стучится кошмарным воспоминанием в животный страх пассажира... Внезапный лязг, скрип, удар, неестественный полет - падение, секундное ожидание последнего сокрушительного момента...
      И касание...
      Практически сразу начинает работать механизация крыла, тон двигателей сменяется - переложили реверс. Скорость гаснет удивительно быстро, резкое торможение выталкивает пассажиров с сидений. А в душе наступает первобытная радость - ну вот, вроде бы все обошлось... Самые нервные начинают хлопать в ладоши. Конечно, уж сколько раз... да так, секундная неприятность... и что за ерунда лезет в голову... действительно.
      - 651, посадка.
      - 651, работайте с рулением, 119,0, всего доброго...
      Прилетели...
      
      * * *
      
      Полдень.
      Уже не столь назойливое августовское солнце протопило кабину до духоты. Стоит лишь закрыть дверь, как через пару минут воздух становится невыносимо тяжелым и одуряющим. Бригадир привычно поторапливает, матерится, издали размахивая сердитыми руками... Кукуруза... Медленно, но верно молотят комбайны, наполняя до краев высоченные кривые короба полуразвалившихся прицепов. Но сегодня все поле не убрать, как ни старайся. Беда бригадира - опять все вязнет в неспешном рабочем "порыве". Вот очередные два трактора, рассыпая по коротко подстриженному полю охапки силоса, подобрались к началу дороги и замерли в недолгом перекуре.
      - Дроля! Матвей сказал, что ты сегодня последний день... Чего так?
      - У Маринки мать заболела. Поедем завтра. У брата машину возьму, похоже, придется тещу-то забирать...
      - Да-а-а... свезло...
      - И не говори...
      - А что ж, теща-то совсем одна?
      - Дык, отец-то умер... еще три года как... Ладно, Семеныч, кончай базары. Вон Матвей уже идет, злой как собака... Поехали.
      Костик - щупловатый "Дроля", метким плевком затушил сигарету и, по-деревенски небрежно переваливаясь, направился к неказистому "Белорусу".
      Ведь как теща заболела не вовремя. Да и Семеныч прав, теща тещей, а к себе брать - ярмо похуже детей. Впрочем, были бы дети... Почти четыре года как Костик с Мариной вместе, и ничего. Уж вроде бы и пора, да нет, видать, благословения свыше. Вон у Семеныча двое гавриков, погодки... Семь лет прошли как не бывало, глядишь на них - пацаны и пацаны... А Костик... зима-лето, лето-зима... и вот радости еще - теща заболела... Приедет завтра... неделя пройдет, и начнется... "Костик, а чего пьешь?!", "Вот у вас с Мариночкой и пусто...", "Отец, царство небесное, тоже прикладываться любитель был... да вот весь и вышел". Черт... Нет, прав Семеныч, старый корень, теща в доме - жди скандалов.
      - Костик... сильно не жми, я за тобой попрусь.
      - Чо, опять тяга?
      - Она... будь неладна. Слетит, посигналю. Только не убегай, твою мать!
      Костик кивнул головой и скрылся в душной промасленной кабине. Трактор рыкнул, выпустив черную струю дыма, и рывком подался вперед на дорогу.
      Семеныч, отпустив напарника метров на двадцать, вытер о засаленные штаны руки и, привычно схватив руль, ударил трудовыми ногами по педалям. Надо сказать, что в отличие от конопатого моложавого "Дроли", Иван Семенович уже давно никуда не торопился. Побелев раньше времени немногим, что осталось от былой шевелюры, Семеныч представлял из себя человека уже поношенного жизнью, чьи сорок лет можно было смело умножать как минимум на полтора. Глядя на Ивана, Костик не раз задумывался, что здоровый сельский воздух отравляет человека гораздо быстрее, нежели смог больших городов. Сам же Семеныч, кроме того, что давно уже никуда не торопился, давно уже ничему и не удивлялся. Потихоньку гнили желтые зубы... По утрам, особенно с перепоя, побаливал левый бок, а то и оба сразу... По привычке пилила подурневшая жена, машинально шипя неслышные гадости под нос. А дети... дети как-то незаметно выросли и совсем перестали восприниматься как нечто свое, неотделимое, хрупкое и чрезвычайно зависимое от тебя. Время неумолимо и год от года шло все быстрее своим понятным и очевидным путем. Впереди уже как будто маячила ленивая старость с огородом, очередью в продмаг и чувством собственной обременяющей ненужности. И что самое противное - с недружелюбной циничностью врачей... Да и если бы только врачей...
      Семеныч вырулил на дорогу. Спотыкаясь на каждой кочке, маячивший впереди прицеп Костика мерно раскачивался, так и норовя кувыркнуться на бок. При этом часть силоса вываливалась из переполненного короба небольшими порциями. Впрочем, и без того вся дорога уже давно покрылась слоем перемолотой кукурузы.
      Но вот то, что произошло дальше, Ивану Семеновичу пришлось пересказывать не один десяток раз.
      
      Версия Ивана Семеновича:
      
      "Еду за Костиком. Прицеп у него туда-сюда, туда-сюда... Потом вдруг - бах! В коробе прям фонтан из кукурузы! С правого края... Прицеп сразу просел той стороной... да резко так, с силой, как будто что-то надломилось. И сразу "вжить" - и на бок... Естественно, весь силос на обочину... И главное, понятно, что неспроста... Он-то хоть и вилял туда-сюда, но такое ощущение, что перевернулся от удара сверху. Да удара очень сильного - вот этот вот взрыв кукурузы - бах-х-х... Я правда ничего не слышал - трактор тарахтит, понятное дело, но вот что видел, так это фонтан такой... И сразу на бок - хрясь... Конечно, и подвеска прицепа могла развалиться, но откуда такой фонтан?! Да и короб сам как бы резко присел, перед тем, чтоб перевернуться. Ей-ей, как будто действительно что-то свалилось прямо сверху..."
      
      Сам же Дроля, разумеется, ничего не видел. Оттого и событие застало молодого тракториста совсем врасплох. Костин трактор неожиданно накренился вслед за прицепом, затем что-то звонко надломилось, и трактор, пружинисто закачавшись, вернулся в вертикальное положение.
      Иван Семеныч резко остановился.
      Из первого трактора лихо выскочил Костик:
      - Семеныч! Семеныч!!! Ты видел?!!! - Дроля испуганно затряс руками.
      Иван Семеныч вылез из трактора и поспешил к прицепу.
      - Да видел, видел... Херня какая-то...
      - Семеныч! Это не Я! Семеныч! Ты, это... видел, она сама перевернулась!!!
      - Да погоди ты дристать!!!
      - Чего дристать-та?! - Костин испуг сменился раздражением. - Матвей убьет! Скажет, развалил прицеп нах!!!
      Семеныч, как будто не обращая внимания на всю неподдельную экспрессию своего напарника, подошел к прицепу и заглянул в раскрытый механизм подвески.
      - Нет... ты погляди... вроде что целая... - Семеныч для убедительности подергал за рычаг.
      - Что?! Думаешь, я виноват?!! - теперь раздражение перешло в обиду.
      Семеныч, не разгибая спины, повернулся к Дроле.
      - Тебе что-то в кузов залетело.
      Здесь Костик совсем запутался в своих переживаниях. Похоже, столь частая смена настроения привела бедного тракториста к умственному коллапсу.
      - А?!
      - Караганда! Ты-то не видел ни хера! А я видел! Бах - фонтан из силоса, и прицеп на бок!
      - Да?!
      Иван Семеныч наконец распрямился. Выдержав многозначительную паузу, Костин напарник пригладил седые волосы и произнес:
      - Метеорит.
      - Ты чо, серьезно?!
      - Давай посмотрим... Все равно весь силос выгружать придется...
      - Дуришь, да?!
      - Ну, как хочешь... Только если найду, он мой, заметано?!!
      - Да на кой он тебе сдался? - Дроля никак не мог разобрать, смеются над ним или нет.
      - Денег стоит...
      - Да?!
      - Н-на!
      - Врешь, Семеныч! У меня бардак такой, а ты...
      - Короче, я пошел смотреть, - невозмутимо, на полном серьезе отрезал напарник.
      Костик недоверчиво проводил Семеныча взглядом. Конечно, такой мог и подколоть. Но это уже слишком: навряд ли немолодой товарищ стал бы подтрунивать в такой хреновой ситуации.
      Мало того, что силос рассыпал, да еще и прицепное порвал... Черт...
      - Ну, а почему метеорит-то?!! Может, что другое?
      - А ты вокруг посмотри... Что другое-то?!! - и действительно, пейзаж никоим образом не подсказывал возможного способа попадания чего-либо сверху. Все сплошь поля, да лес метрах в ста от дороги.
      - А я знаю?! - Костик пожал плечами и последовал за Семенычем. - Хм... ты точно видел?!
      Семеныч остановился, развернулся и с упреком взглянул недоверчивому товарищу в глаза.
      - Костик. Твою мать.
      - Ну, ладно, ладно... Просто, сам понимаешь... как-то странно все это...
      - Странно, странно... давай копать.
      Оба тракториста залезли как можно глубже в перевернувшийся короб и принялись выгребать содержимое.
      - Слушай, - не отрываясь от работы, начал Костик. - А ведь могло бы и быть что-то типа снаряда...
      - Учения, - пыхтя, поддержал размышления Семеныч. - Могло... Только полигонов тут близко нету...
      - Верно, нету, - Костик сменил позу и принялся копать по собачьи, под себя.
      - Самолет... - Семеныч продолжил вереницу гипотез.
      - Ну да... как раз на посадку здесь заходят на Домодедово. Ты сегодня видел?
      - Не помню...
      - Они полосу от ветра меняют.
      - Ну да...
      Самолеты, действительно, в этом месте порой проходили очень низко. Низко и часто. Так низко, что можно было разглядеть заклепки на фюзеляже. А часто - так один за другим. И слева, и справа. Большие и маленькие... Но все это настолько приелось и вошло в привычку, что мало кто из местных жителей обращал на это внимание.
      Тем временем работа по раскопке возможного метеорита продвигалась не так быстро, как хотелось. Казалось, оставшаяся часть силоса скопилась как раз в том углу, где и должен был находиться загадочный предмет.
      - Самолеты... что он скинуть-то мог?..
      - Понятно что...
      - Что?! - забеспокоился Костик.
      - Хавно... вот что...
      - Ё... - Костик подумал, что метеорит, это, конечно, хорошо, но если мужики узнают, что они разрыли вот это самое, то издевок будет столько - месяц из дома не выйти.
      - Бери левее и ко мне ближе... Кажется, вот сюда грохнулось...
      - Семеныч... если там действительно говно или что такое - мы молчим... И обратно закопаем, пусть другие исследуют.
      Не успел Семеныч ответить, как рука Костика в глубине силоса натолкнулась на что-то инородное.
      - Черт... - по интонации Дроли сразу стало понятно, что он НАШЕЛ.
      Иван Семеныч выпрямился, отряхнул руки и вопросительно кивнул головой. Костик судорожно принялся ощупывать непонятный продолговатый предмет. Пробираясь пальцами сквозь мелкие кусочки кукурузы, Дроля наконец добрался до поверхности, и... и вот неожиданность - на ощупь предмет оказался довольно холодным и, что самое странное, был явно обтянут тканью...
      - Не пойму... ткань... продолговатое что-то...
      - Откапывай.
      Костик с удвоенной силой стал раскидывать силос, все больше и больше приближаясь к загадочной находке, и с очередным взмахом руки перед его взором открылась... человеческая кисть. Тонкая, худая рука... Белый рукав рубашки. Бледные пальцы... Рука выглядела совершенно живой, несмотря на ее полную неподвижность... И в то же время несложно было догадаться, что хозяин руки уже мертв...
      - Господи... - Костик мгновенно шарахнулся прочь от своей находки. - Сем... ион... ычч...
      - Что?! Что там?
      - Рука...
      
      * * *
      
      Приехал следователь из прокуратуры - высокий, светлый, болезненно тощий мужчина в мятом костюме. Его совершенно невзрачная фигура помаячила с минуту у раскопанной кучи, где копошились медэксперт с фотографом, затем скрылась среди служебных машин.
      Роман Петрович, так звали следователя, кроме субтильного телосложения и профессиональной невзрачности, обладал еще одной отличительной чертой. Так подгадала судьба, что с детства ќР Р Р Роман Петрович страдал заиканием, чем нажил в своей жизни немало неприятных переживаний.
      "Рррыба", "рррубль" - досталось в наследство от труднопроизносимого имени. С годами обидные прозвища остались позади, но появилась поганая привычка к чрезмерному курению и ощутимая трудность в общении с контингентом и без того неконтактным.
      В остальном Роман Петрович был следователь как следователь - немногословный, невозмутимый и довольно-таки скрытный по натуре.
      "Вон там сидят", - послышалось из-за машины. Костик пихнул Ивана Семеновича в бок - "Поди, о нас спрашивают, следователь, наверное, приехал". И точно, мгновение спустя к невольным свидетелям ужасного происшествия подошел Роман Петрович в сопровождении милиционера в форме.
      - Вот они, - протянув руку к сидящим на обочине трактористам, указал милиционер.
      Следователь коротко кивнул головой, не глядя вытащил из правого кармана помятую, чем-то похожую на свое лицо пачку сигарет и закурил. Иван Семеныч приподнялся с земли. За ним, как бы нехотя, начал вставать и Костик.
      - С-следователь Волков. Я с-с-сейчас задам вам н-н-несколько вопросов, затем п-п-продолжим уже у меня. Вы знаете этого человека? Труп, я имею в-в-виду.
      - Нет... Хотя я особо не приглядывался... - ответил Костик, почему-то воспринимая недружелюбный тон следователя как проявление подозрительности к нему самому.
      - А вы? - обратился тот к Семенычу.
      - Этот, вроде, не из наших... - Семеныч уже понял всю гадостность ситуации и старался думать лишь о том, что пройдет в конце концов и это.
      - К-к-как вы заметили тело?
      Иван Семенович поглядел на Костю:
      - Костя ехал впереди меня... И здесь... Ну, вот вдруг что-то свалилось к нему в прицеп... Да так, что прицеп завалило набок... Короб рассыпался. Я остановился вслед за Костей. Мы было подумали вначале, что метеорит... Ну, или еще что... Стали раскапывать силос - вот увидели...
      - Вы заметили, что труп рас-с-с-ч-ч-членен?
      Иван Семенович вновь поглядел на Костю:
      - Костя откопал его...
      Следователь вопросительно посмотрел на второго свидетеля.
      - Да, сначала вот рука появилась... Мы только затем решили еще чуть-чуть разгрести, чтобы лицо посмотреть... Но так непонятно было... Хотя...
      - Ясно. А в-вы тоже с-с-считаете, что т-труп к вам сва-а-лился?
      Костя недоуменно пожал плечами.
      - Ну, м-м-м-может, он был там еще р-раньше? - предположил следователь.
      - Так вываливали короб-то до этого... Неужели не заметили бы?.. Затем сразу в поле... нагрузился и поехал.
      - П-понятно... Упал... П-перевернул... Идите в машину, - Роман Петрович неопределенно махнул рукой.
      Костик обреченно закивал головой. Следователь развернулся и отправился вновь к разваленному прицепу.
      
      Роман Петрович обнаружил медэксперта уже закончившим предварительный осмотр. Тот, стянув перчатки и присев на одно колено, что-то наскоро записывал в своем блокноте.
      - Ч-ч-что с-скажешь, Андрей Юрьич?!
      - Расчлененка... На вид лет тридцать, не больше, - не отрываясь от блокнота, прокомментировал медэксперт подошедшему следователю.
      - Есть что-нибудь ин-нтересное? - дежурно полюбопытствовал Роман Петрович.
      - Да все интересно... - вдруг, прервавшись, воодушевился доселе индифферентный Андрей Юрьич, сверкнув полированной лысиной.
      - Труп свежий. Совсем свежий. А отрезало как лазером. Только без запеканий. Удивительно. Да, и еще - по всей видимости, резали или разрезало еще живого - труп сильно обескровлен. Следы насилия... сложно пока сказать... тело порядком разбито... но вскрытие покажет... А вообще, Роман Петрович, такое ощущение, что он действительно откуда-то упал. Да и самолеты тут летают низко - Домодедово рядом. Может, свалился прямо с борта, а?! - медэксперт ухмыльнулся и как ни в чем не бывало продолжил записывать в блокнот.
      - Я з-з-з-завтра зайду, что-нибудь будет уже?
      - Ага, давай... Я посмотрю сам. Да, кстати, вот что еще, - медэксперт мелко затряс мясистой кистью перед лицом следователя, - пальцы... Пальцы странные... Понимаешь, мозоли на большом, указательном и среднем на правой руке... и на левой, но меньше гораздо и только на двух. Мозоли застарелые... Ну, а в остальном - ничего такого.
      Роман Петрович задумчиво покачал головой.
      - Л-л-ладно, я п-пойду.
      - Ну, до завтра...
      В целом картина была более-менее ясна. Половина трупа. Двое свидетелей. Перевернутый прицеп, нечаянно вываливший спрятанную часть тела. Только вот какие-то показания нелепые... Да еще повреждения на трупе, как говорит эксперт, характерные для высотного падения. Впрочем, все может быть - столкнули с ќкакой нибудь... вышки, затем расчленили пополам, с целью спрятать в заготавливаемом корме. Силос преет, запаха разложения никто не заметит. Впрочем, нет... Андрей Юрьевич сказал, что труп резали, когда тот был еще живой... Живой труп... Стало быть... стало быть, сначала зверски убили, буквально располовинив, и только затем скинули вниз... или случайно сам упал, а вторая половина осталась наверху... Ерунда какая-то... Кстати, второй половины нет... Здесь нет. А вот во втором прицепе еще не смотрели...
      Роман Петрович быстро распорядился об обыске не только второго трактора, но и всего кормохранилища и сушилки, и о прочесывании окрестностей по ходу перевозки силоса, плюс исследование местности на предмет высотных сооружений. Но все равно внутренний голос говорил: "Недостаточно, не то..." Неужели свалился?.. Баллистическую экспертизу... Да нет... здесь скорее нужен технический эксперт - оценить вероятность опрокидывания прицепа в существующих условиях. Ну, и кто это определит?!
      - А бригадир все еще з-з-здесь?! - произнес следователь в никуда.
      - Я бригадир... - ответил коренастый, широколицый человек в белой кепке, с явными признаками вошедшей в привычку озабоченности.
      Роман Петрович подождал, пока отозвавшийся приблизится. Бригадир, вытирая кепкой вспотевшую физиономию, без особого энтузиазма подошел к Волкову и заглянул тому испуганными глазами в лицо.
      - Вы м-м-можете определить, отчего п-п-перевернулся п-прицеп?
      - Да как сказать... подвеска цела... прицепное сломано... дорога ровная... Не знаю... - бригадир выглядел довольно растерянно.
      - Что вы н-не знаете? П-прицеп мог сам п-перевернуться?
      - Смотря как ехать... Коли разогнаться, как сумасшедший... - и вновь провел уже не очень белой кепкой по лицу.
      - Ну и?
      - Иван говорит, попало что-то в прицеп... Он сам видел, - как будто раскаиваясь, выдохнул бригадир. Но Роман Петрович был неумолим.
      - Это я уже с-слышал. Я сп-прашиваю, а если не попало, могло само п-перевернуться?
      - Здесь... вот тут... и подвеска... думаю... не знаю... Иван бы сказал...
      - Понятно... хорошо...
      Витиеватый анализ бригадира ситуации не прояснил. Скорее наоборот, запутал.
      Прямо сговор какой-то, трындят одно и то же. Или... или как раз тот самый Иван Семенович и есть искомое... а второй... Костя... не в курсе, раз сумел так разбултыхать прицеп, что тот перевернулся... Ведь, зная про улику в прицепе, не стал бы преступник так неаккуратно вести переполненный короб... Или наоборот, спешил... Зачем??? Чтобы вернуться за второй половиной?! В таком случае другая часть или части трупа находятся где-то поблизости от дороги... Ведь преступнику нужно сначала закинуть в кузов тело, а затем пойти под погрузку в поле... Нет, не клеится ничего... Сговор - неуместен... Костик - ну, если только по большой глупости и от нервов... Но так расчленить, это какие нервы нужны?.. Да еще живого... Иван Семенович... Так мог и предупредить напарника от излишней прыткости... пойти первым, сдерживая Костика, если тому свойственно лихачество... А быть может, трактористы действительно ни при чем.
      Почему бы третьему лицу не поучаствовать?! Идет трактор - остановил - закинул... Потом следующий...
      Запутав себя окончательно, Роман Петрович поспешил к машине, где его уже ожидали задумчивые "ни о чем" Костик и Иван Семенович.
      - В прокуратуру...
      
      * * *
      
      - Все, Марька, доскакалась, коза эдакая... - запричитала Кулябая, чуть только закрылась за спиною дверь.
      Марина молча удивилась неожиданному ураганному напору подруги и пропустила Кулябую в комнату. Та, как всегда, выглядела так, словно секунду назад под подолом взорвалась граната - каким-то непостижимым образом накрученные в огромный шар темные лоснящиеся волосы, черные, как пропасть, широко раскрытые глаза и тонкие, цвета бордо, дрожащие губы. Усевшись за стол, затем вновь возбужденно вскочив, Кулябая, она же Ленка, не сдерживая интригующе-осуждающего тона, понеслась по новой:
      - Ну, и что теперь-то делать?!! Ведь сядет козел твой колченогий!!! Как пить дать - сядет!
      - Да говори ты толком, шибутная! - Марина с тяжелым сердцем опустилась на выцветший, проваленный в трех местах диван. Непонятно, какие черти принесли Кулябую, но явно с чем-то очень нехорошим.
      - Костик-то твой, того! Инженеришку-то этого... Думала, не прознает?! А вон чего вышло! Не слыхала еще? Вот такая, Марька, беда приключилась...
      У Марины помутнело в глазах. Ноги налились кровью, обжигаясь колючим теплом. Бессмысленно проведя тонкими пальцами по лицу, Марина невольно приставила руку к груди. Казалось, воздух стал слишком вязким, чтобы проникать вовнутрь.
      - Что ты говоришь?
      - В общем, слушай... Сейчас только Варвара, ну, бригадирова жена, рассказала. В прицепе твоего благоверного труп нашли. Случайно. Тряхнуло по дороге, ну и перевернулась его повозка. А оттуда с кукурузой и труп вывалился, - мелко барабаня беспокойными пальцами по желтоватой пятнистой скатерти, продолжала распаляться Кулябая.
      - Какой труп?!!
      - Да в том-то и дело, что не из наших. Да и... ну...
      - Да что ну-то?!!
      - Труп-то - половина... А ног нету!
      - О, господи... - Марина сидела как в тумане. Душа уже отделилась от тела и витала где-то неподалеку, с интересом наблюдая за Мариной как будто со стороны. Маленькая комната закачалась, мелькая грязно-белыми обоями. Кулябая же неодушевленно застыла, превращаясь в еще один элемент тесного интерьера.
      - Вот так! Я спрашиваю Варвару - а какой он из себя?! Говорит, толком никто не видел - а жутко, до тошноты. Но молодой, в рубашке такой, белой... бледный-бледный... худоватый, навроде твоего Дроли... Короче, я сразу все и поняла - твой этот... как его, черт... инженер, короче, из Москвы...
      - Да с чего ж это инженер-то мой?.. - Марина машинальным движением провела руками по ногам, словно расправляя платье.
      - А кому другому в кузове у Костика расчлененному ехать, а?!
      - О, господи, господи...
      - В общем, тут сразу милиция, следователь... А твоего и забрали прям на месте. Теперь что?! За убийство сядет, и все... Инженер напополам, а сам до старости за решеткой... Вот такая история, - перестав барабанить пальцами, Кулябая звонко хлопнула ладонью по столу.
      - Зачем же он его порезал-то?.. - теперь Маринины руки невольно легли на беззащитный живот.
      - Как зачем?! Понятно - частями взял - да перевез на сушилку, а там, в общей куче, и не заметит никто, пока смердеть не начнет... Да там оно все смердит... Концы в воду.
      - Не верю я что-то... не верю... Ну, не может такого быть! - отчаянно махнув кулаком, Марина вскочила с дивана, на мгновенье спрятав лицо за набежавшим темным каре.
      - Да ну что ж я, врать, что ли, буду?!!! Вон, уже все мужики знают - забрали твоего Дролю, и Семеныча до кучи с ним. А Матвей сам труп видел. И вся история. Инженера опознают, а люди-то "добрые" скажут: да, приезжал такой, может, год назад... Вон Маринка должна знать... Вот все вы тут и засветитесь, как лампочка Ильича.
      - Ой, мамочки... - наконец, Маринин ступор взорвался истерикой. - Ой, дура я, дура...
      - Дура, конечно... А этот-то... тихий и тихий... Тихий! Вот такой вот и тихий - взял человека втихаря и порезал на лапшу! - Кулябая отчаянно принялась пилить ребром ладони невидимое нечто на столе.
      - О-о-о-ой, прекрати надрывать-та!!!
      - Только чо инженер-то к тебе поперся?! Навроде, все ты к нему каталась...
      - Да говорила я ему - не езди... Нет - скучаю... приеду, хоть гляну издалека. Думала, шутит - так, по ушам ездит, как водится у них... И глядь - точно понесло... - опустив голову, несчастная жена Костика принялась медленно бродить по комнате.
      - А он Костика-то знает?! Ну, то есть, знал?!
      - Да откуда?..
      - Небось, на него и нарвался, тебя разыскивая...
      - Да и что?! Мало ли...
      - Мало ли да мало ли... А вот если наболтал ему кто уже... Еще до этого... Или сам прознал... Ну, про твоего любовника...
      - Да какой он к черту любовник! - Марина свирепо уставилась на Кулябую.
      - Да ну ведь ездила?! Ну?!!
      - И что, что ездила... Так, в молодость поиграть... Ничего ведь и не было!!! - Женщины перешли почти на крик.
      - Да ладно-та, заливать... не было... как накрученная, вся аж светится, колбасой мчит на станцию. "В магазин".
      - Дура! Не знаешь - не каркай. Не было ничего, говорю... Так, вам болтала, чтобы позавидовали чуток.
      - Ой, да чего там завидовать?!! Мужик в доме, молодой, рябой. А она за московскими очкариками куда-то прется...
      - Молодой, рябой... Домой придет, и к соске своей, как дитя малое... Натренькается - и спать... Утром - трактор, вечером - "нирвана"... Сидит, в одну точку смотрит... Говорит - я думаю... О чем думаешь?!!! Еще бутылочку, или в люлю уже?!!! Вот такой вот рябой.
      - Короче, вот! - Кулябая не сдалась, но решила не топтаться на одном месте. - Чо делать-то теперь будешь?
      - Слушай, Ленка... уйди, Христом богом прошу... И без тебя тошно...
      - Ну, ты глянь! Я ей... а она - уйди, - обиделась Кулябая.
      - Да не пытай ты меня, - Марина махнула руками и горько заплакала.
      Кулябая завороженно уставилась на огорченную соседку.
      - Да уйдешь же ты?!!! - оглушительным фальцетом завопила Марина.
      - Ну, и сиди тут одна, как дура, - Кулябая гневно вскочила и вышла вон.
      Только хлопнула дверь, Марина, как ни в чем не бывало, прибрала всклокоченные волосы и подошла к телефону.
      - сто ...десят семь, шесть, девять, тридцать два... - в телефонной трубке послышались длинные гудки.
      - Ну же, ну же... Максим, ну! - Марина нервно поскребла ногтем по потертому пластику телефонного аппарата.
      Однако прошла минута, затем другая, и еще - к аппарату так никто и не подошел.
      - Да неужто уж?.. - пусто... Марина медленно, как бы давая еще один шанс невидимому абоненту, опустила телефонную трубку.
      Все, видать, накаркала Кулябая. Что-то стряслось. Времени натикало часов пять, и перспективы сидеть здесь весь вечер, а то и больше, в такой кошмарной неопределенности, большого энтузиазма не вызывали. Марина решилась ехать.
      
      Несмотря на то, что Дролина ни разу не была у Максима и, как вырвалось в разговоре с Кулябой - "да и не было ничего...", она все же знала не только номер телефона, но и адрес.
      Максим жил один. Работая от случая к случаю, как он объяснял - "по свободному графику", Маринин воздыхатель мог появиться дома и в полдень, и под вечер, или вовсе никуда не отлучаться. Но женское сердце упрямо тянуло туда, к нему, обещая обнадежить и успокоить. Их отношения, или, возможно, даже роман, тянулись почти что год. Заехавший с одной из многочисленных дач случайный гость зачем-то увлекся не такой чтобы уж совсем красавицей сельского пошиба, причем далеко и давно несвободной. Смех смехом, слово за слово, и все-таки неспроста возник ответный интерес. Казалось бы, худощавый, угловатый, хлипкий... но с такими печальными глазами, и вот этой манерой взрываться и говорить что-то умное и недоступное простоватому сельскому люду... да, конечно, в нем было нечто не от мира привычного, скучного и обыденного, в котором она томилась все свои восемнадцать лет до Костика и еще четыре после.
      О, как ее угнетало беспросветное прозябание на окраине Тульской области до того, как Дроля, тогда еще почти московский гость, предложил свою руку и сердце, и вид на кремлевские звезды. Пусть не такие близкие, чтоб запросто дотянуться, но все-таки как будто уже и не провинция - затхлая и забытая навсегда богом и цивилизацией. Поближе, поближе к Москве! Но, увы, оказалось, что провинция остается провинцией, где бы она ни находилась, будь то тульское Лукьяново или подмосковная Малиновка. Практически без работы, запертая в четырех стенах трехэтажного многоквартирного дома, с наделом в полтора десятка соток земли под картошку, Марина больших изменений в своей судьбе так и не обнаружила. Дома остались мать да отец, который через год, как дочь покинула родные пенаты, трагически погиб. Старший брат, кадровый военный, служил где-то за Уралом. Таким образом, все родные и близкие остались за чертой, проведенной замужеством, и вот теперь она одна - в новой незнакомой жизни, совсем молодая, и уже как отрезанный ломоть - дом, муж, соседи... Вся жизнь, казалось, пролетит под боком ЖИЗНИ настоящей, но такой эфемерной и недосягаемой, хотя бесконечно близкой.
      Максим...
      Потом он приносил ей цветы... С цветами были стихи, красивые, тонкие... Подстать печали его глаз. Стихи оставались, цветы улетали в кусты... Он много говорил, рассказывал что-то из своей жизни, или нет... все было так туманно и необычно. Но главное - в его ухаживаниях не проявлялось той животной прямолинейности, привычной и отчуждающей. И этому нашлось объяснение - Максим приносил стихи не чужие, нет. Он сам был трепетной душой, на фибрах которой, оказывается, Марина играла своей лукавой женственностью. О да, какая женщина откажется стать музой для влюбленного поэта. Пусть музой замужней, но поэту это не важно... Скорее, наоборот, подспудная ревность еще больше разжигала огонь творчества, подвигая на новые пламенные свершения.
      
      Уже потом начались приглашения в театры, что ни в коей мере не могло быть удовлетворено по семейным обстоятельствам... И ќвсе таки, сжалившись, Марина вскоре пообещала сходить с ним куда-нибудь, но непременно днем... И это свершилось. И свершалось не один раз. Хотя Максим уже давно вернулся в город, они все равно продолжали постоянно и помногу общаться. Но Марина очень просила его не приезжать в поселок. Частые телефонные звонки, пока Костик бороздил поля на своем пропахшем соляркой "Белорусе", редкие встречи... и все те же тонкие высокие фразы... впрочем, успевшие порядком поднадоесть. И наверное, рано или поздно такие отношения сошли бы постепенно на нет, но тут возникла новая нить, связующая интеллигентного городского инженера и сельскую замужнюю женщину. Муза вдруг обнаружила, что и с творческого элемента можно поиметь дивиденд. Максим, как человек чрезвычайно начитанный и читающий, оказался как нельзя кстати в плане приобретения всяческой литературы, правильнее сказать, беллетристики, в которой мечтательная натура Марины находила слабую отдушину. Как ни выворачивало Максима от противных фальшивых романов, но все равно, в угоду музе своего сердца, поэт и по совместительству инженер с большим энтузиазмом рыскал по хорошо знакомым книжным развалам в поисках очередных "быстросъедаемых" новинок.
      Что именно все-таки удерживало нелепую связь от разрыва - юношеский романтизм, огни большого города или гипертрофированное внимание, смешное, но по-своему дурманящее - наверное, сложно сказать определенно... Но одно можно проследить наверняка - для Марины Максим являлся олицетворением чего-то нового, совершенно пока неизученного и оттого бесконечно притягательного и интересного. Впрочем, как в свое время и Костик. Да-да, история, пожалуй, действительно повторяется дважды.
      
      По дороге к дому Максима Марина успела позвонить несколько раз, но, увы, к телефону так никто и не подошел. И что делать?! Сейчас она обнаружит запертую дверь, и на этом поездка, окончившись ничем, еще больше ударит по натянутым нервам. И чем скорее приближалась заветная дверь, тем сильнее потели ладони, тряслись пальцы, и громче стучало девичье сердце. Вот дом... подъезд... второй этаж...
      Маринин палец, еле повинуясь хозяйке, непослушно ложится на кнопку звонка.
       "Ты должен быть там, Кулябая ошиблась..." - Марина нажала. За дверью раздался противный дребезжащий звук. Сердце тяжко и глубоко метрономом принялось отсчитывать долгие секунды. Раз, два, три... Марина выдохнула... Четыре... Еще раз... Пять, шесть... "Ну же!"
      Щелкнул замок. Отворилась дверь.
      - Марина?!! - Максим, удивленный до невозможности, забыв закрыть рот, лишь через несколько мгновений спохватился и жестом пригласил войти. - Ты как же это здесь?! Вот неожиданность! Да заходи же, не стой на пороге!
      Марина, в одночасье скинув с плеч огромный валун подозрений, хотела было сказать что-то вроде "да я как-то случайно... просто поздороваться... пока!", но, по всей видимости, та дыра, что осталась внутри от тяжких переживаний, ненасытно желала утолить свой голод новым содержимым. И муза вошла.
      - Мариночка, душа моя... Как странно, как неожиданно и потрясающе!!!
      - Привет, Максим... Я звонила тебе - ты не подходил.
      - Я совсем не ожидал твоего звонка... Извини, ради бога, милый мой человек!
      - Так ты был дома?!!!
      - Видишь ли... - смутился Максим, но затем, словно выучив наизусть, выпалил: - У меня сегодня очень важный день. Очень. Я закончил одну свою работу. Я отключил телефон, чтобы не отвлекаться. Для меня это крайне важно. Безумно важно.
      - Да что же ты?.. Я чуть с ума не сошла... Прилетела бешеной собакой, пены изо рта вон только не хватает - а он телефон, видите ли, отключил... Да убить тебя мало!!!
      - Мариша, солнце мое!!! Ты волновалась? Ты переживала?!! Ну, как же... Какой я гад... Я... Я... Ну, хочешь, я буду молить на коленях??? Простишь???
      - Да ну тебя...
      Театрально раскаявшись, Максим проводил рассерженную гостью в комнату. Первое - это запах. Марина обратила внимание сразу, как только отворилась дверь. Каждый дом, каждое жилище обладает своим отличительным, практически уникальным запахом. Как легко привыкнуть и не замечать характерных ноток, витающих в воздухе своей квартиры, и как странно вдыхать такие новые необычные запахи чужого дома. Воздух у Максима был наполнен каким-то сухим, пыльным, чуть едким компонентом. К этому примешивалась кислая составляющая, вероятно, пришедшая с кухни. В целом ароматы были скорее неприятны, чем нейтральны. Вкупе с неопрятным домашним видом хозяина все это создавало атмосферу затхлого сарайчика. Невзрачные коричневые обои с каким-то глупым бронзовым рисунком. Разбитый паркет, скрипящий и черный местами... В гостиной - низенькая приземистая стенка с залапанными стеклами, банальный диван, квадратный тяжелый столик, два стула, таких же невзрачных и серых, как и все остальное... И множество книг. Книги повсюду - на столе, на полу, рядами и штабелями... Казалось, открой платяной шкаф стенки - и оттуда, плотно занимая все пространство, выглянут своими цветными корешками Бабели, Фрейды, Юнги и иже с ними.
      - В ту комнату лучше не заглядывай. Полный бедлам. Эх, знать бы... А то и накурил... Вообще прибраться не мешало бы... Ну, да некогда уже. Ты пришла! - Максим довольно улыбнулся.
      Понятное дело - визит оказался совершенно несуразным. Но голова музы была занята совсем иными мыслями. "Дура Кулябая! А я-то, я?! Дроля - тишайший выпивоха, который, кроме проклятого пива и трактора, ничего не разумеет... Зарезал... Нет, расчленил!!! Дура полная... С чего повелась?!!" Но от сердца отлегло. И вот незадача, рассказать Максиму про мужа и свои опасения теперь - как минимум наивно и глупо. Такое себе вообразить!!! Дроля - обезумевший Отелло!.. Да скорее Кулябая - Яго... И фамилия похожа. Нет уж, такой анекдот лучше оставить при себе. Однако Максим невесть что себе сейчас надумает!.. Но сразу убежать - тоже, что за идиотская выходка?
      - Я буквально на минутку, - Марина решила хоть как-то умерить пыл ошеломленного поэта.
      - Да что ты! Проходи, садись! - Максим указал на диван.
      - Слушай... Максим... У тебя выпить не найдется?! - среди кипы разношерстных фолиантов такое откровенное плебейское панибратство показалось Марине занятным. Да и выпить, действительно, не мешало.
      - Выпить?!! Выпить...
      - Ничего, что я так?! - Марина почувствовала, что опять сделала опрометчивый шаг, но нервы... нервы измотали ее окончательно.
      - "Отвертку" будешь? Водка с апельсиновым соком.
      - Давай. Только немного.
      - Хорошо. Сейчас.
      Максим поспешил на кухню. "Пришла! Сама пришла!!! Нет, прав Набоков, женщина тянется к сильным. Женщине необходима сила, власть. Тонкое, нежное... трепетное и такое развратное, отдающееся ему - быть может, жестокому и властному, уверенно сжимающему ее в своих руках. Пришла". Достав из холодильника пару банок и прихватив по пути два чистых стаканчика, Максим вернулся в комнату, где застал Марину, устало перелистывающую лежащие на столе исписанные страницы его нетленного труда.
      - А, нашла! - с веселой интригой в голосе воскликнул поэт.
      - Что это?! - нарочито безразлично отозвалась гостья.
      - Имя Полин Реаж тебе что-нибудь говорит?!
      - Не-ет... Это женщина?! - Марине действительно были весьма безразличны любые темы. Внутри возникли опустошенность и усталость. Однако и назад в деревню особо не тянуло.
      - Ха! Ведь я же тебе давал читать! Женщина... Вот в том-то все и дело! Полин Реаж - псевдоним. А реальное лицо - Набоков. ќДа да! Набоков. И я сегодня это доказал!
      - Поздравляю, - муза открыла банку и, не наливая в стакан, отхлебнула.
      - Это же нобель! Чистый нобель!!! Понимаешь, у Полин Реаж... у так называемой Полин Реаж есть всего одно произведение - ќ"История О". И долгое время автор вообще оставался неизвестным. Лишь спустя сорок лет как будто открылось настоящее имя писателя - Доминик Ори, и якобы этот роман она посвятила своему тогда еще возлюбленному - Жану Полану. А я...
      - Погоди-ка... Это про ту девушку, которую всю книгу порют в прямом и переносном смысле, а она как будто балдеет?
      - Ну, зачем так грубо?.. Она всецело принадлежит своему возлюбленному Господину. И он позволяет ей находить блаженство в доказательстве своей преданности. Ведь слепое рабское подчинение - безусловное отречение во имя одного - что иное может дать такое острое упоение любовью?!
      - Эта Полина, или как ее там, пусть даже Набоков - мне кажется, человек, написавший такое, обладает определенно нездоровой психикой... - Марина в который раз отметила, что, находясь в обществе московского знакомого, сама начинает применять несколько неестественный стиль изложения.
      - Ну, как знать, - Максим многозначительно улыбнулся, - многие из великих оценивали природу женщины как нечто требующее волевой руки. Возможно, в женщине действительно где-то очень глубоко заложена страсть к подчинению?! И в то же время, заметь, все они, ну, там, Сологуб, Хармс, Набоков и прочие, испытывали болезненное увлечение женщиной, глубокую зависимость, подстать наркотической... Да, там, скажем, Хармс: "Что цветы?! У женщины между ног пахнет значительно лучше!" - извини за вульгарность, но я цитирую.
      - Хармс... это который... для детей, кажется, писал?! "Вот я бегал, бегал, бегал и устал..."
      - "Сел на лавочку, а бегать перестал!" - да, он.
      - И про ноги и цветы?! - Марина незаметно втянулась в светскую беседу и, похоже, несколько отвлеклась от недавнего происшествия, которое, кстати, по большому счету, еще не разрешилось.
      - Да все они... Странная закономерность - гениальность и озабоченность на грани мании. Ты не находишь?!
      - Не нахожу... озабоченность, Максим, я уже давно не нахожу... - Марина вместо того, чтобы произнести наконец вполне уже уместное "мне пора", вновь проявила неосторожность. Как будто невидимая воронка засасывала ее все глубже и глубже в двусмысленное положение, что-то заставляло действовать и говорить невпопад. То ли ощущение, что она наконец вырвалась, пусть и случайно, из постылых проблем, к которым прибавилась и еще одна в виде Дролиного мертвеца, не вызывало никакого желания возвращаться обратно домой. То ли у Марины в ее двадцать два года просто не было ни сил, ни опыта взять и выйти прочь из неудобного оборота... А может, неудобным возникший момент она вовсе и не считала?!
      Рука Максима неожиданно протянулась к банке с Марининой "отверткой". Уверенно отобрав алкоголь, Максим горячим взглядом пригвоздил свою гостью к дивану и глубоким вкрадчивым голосом нараспев продекламировал:
      
      Твой муж - он сердится,
      Когда приносишь ветки
      Моих цветов - замерзших и больных.
      Ваш дом мне кажется
      Подобным серой клетке
      Закрытых окон, прутьев золотых.
      
      Знакомый холод -
      Знак твой печали -
      Коснулся рук,
      Увы, немолодых.
      Твой мутный взор
      Окидывает дали,
      Где бродят тени,
      Явно не мои.
      
      Моих попыток слабых оправданья,
      Порочный в чувствах тесный коробок,
      Твоих цветов желанное касанье
      И сладких струн лукавый перебор.
      
      И я прощаю.
      Твоего дыханья
      Мне мало чувствовать, и шарить по губам,
      Моих попыток мало в оправданье
      Тебя любить,
      А муж и ныне там...
      
      Прочитав последние строки, Максим опустил глаза, поддавшись минутному смятению.
       "Зачем же я жду?! Ведь сказано прямо - не нахожу... - поэт, отвлекшись от мысли, отметил про себя спонтанное рифмование фраз. - Черт, она так и не сказала, каким ветром ее принесло ко мне. Неужели что-то случилось у нее дома?.. Поссорилась с мужем. Да, наверняка так и есть. Но почему именно ко мне?! Уколоть обидевшего мужа таким образом?! Нет, навряд ли тот знает о моем существовании... Все же лучше не спрашивать... Однако почему же я боюсь подойти к ней?! Она пришла сама. Да - она пришла сама. Она твоя. Безусловно, она твоя, - как будто договорившись сам с собою, Максим решился: - Или пан, или пропал!"
      Поиграв скулами, Максим вновь обрушил свой взор на обольщаемую музу. О, бедная Марина. Как просто и беспечно она позволила себе попасть в ситуацию, где самообладание непонятным для нее самой способом улетучилось и не собиралось возвращаться в ближайшие минуты. Все мелкие нюансы вдруг собрались в одну могучую кучку, в мгновение ока парализовав объективное восприятие реальности.
      Максим пересел со стула на диван и прижался костлявым бедром к ноге Марины. При этом руки его подались неопределенно вперед, вероятно, пытаясь ухватить не то за запястья, не то за обнаженные колени. Но, так и не разобравшись с целью, руки разошлись в стороны - одна обхватила плечи, а другая вцепилась в диван, перекинувшись через женщину как автомобильный ремень безопасности. Максим гипнотизирующе заглянул Марине в глаза. Заметьте, он не стал ее гнусно домогаться, не стал лезть под юбку или хватать за грудь. Нет, он сначала заглянул в глаза...
      Но что же Марина?! Марина, приехавшая из самой глубинки (как самой ей казалось), обретя, в сущности, все такой же серый скучный быт в скоропалительном замужестве, вполне могла отнестись положительно к вещам подобного толка. А почему бы и нет?! Собственно, чем Максим уступает Костику?! Вопрос, насколько его претензии серьезны. А впрочем, до претензий ли?! Давно уж новый день в истории прогрессирующего социума. Теперь важно не заручиться гарантиями, а самому использовать весь потенциал для достижения желаемого... И раз Максим так яростно бросается навстречу альковным сетям, то может, действительно стоит вколоть в его беззащитный бок яд женской власти, о которой он так мечтательно рассуждает... Так что же происходит - безумное наваждение или безжалостный расчет?.. Да, кажется, есть такое понятие в психологии - бредовое озарение. Когда в стрессовой ситуации человек находит неожиданный выход. Или обоснование тому, что собирается сделать...
      Марина жеманно повела плечом. "Неужели посмеет?!" - подумалось совсем без испуга. Пожалуй, Марине стало даже любопытно, сможет ли робкий интеллигентный поэт нарушить негласную дистанцию. О женщины, как в вас все неопределенно! Могла ли она еще три часа назад предполагать, что сидя в чужой далекой квартире тет-а-тет с пылающим страстью мужчиной, пусть даже и Максимом, позволит себе с интересом наблюдать, как чувства того превращаются в поток желаний и с напором начинают обретать явственную форму. Женщины... Заложницы обстоятельств! Как можно прогнозировать поведение того, кто сам не зависит от своих же деклараций? Веянье, чувство, порыв. Как много говорится, и как оно оказывается ничтожным и пустым. Лишь только момент властен над вами. Секунда, и в вас уже совсем иное...
      Марина... В этом эксперименте есть точка возврата, эдакий момент принятия решения. Когда еще можно сказать "стоп", причем этот "стоп" предназначен не столько ЕМУ, сколько себе самой. Вот рука Максима, сорвавшись с дивана, легла на бедро. Ласковые трепетные пальцы обхватили сквозь тонкую ткань платья расплющенную диваном ногу... Это так необычно... Ну, что?! Быть может, хватит?! Вот - уже его лицо приблизилось... Сейчас последует поцелуй... Он решителен, это видно. Хватит? Максим, прижимая за плечи, коснулся губами подбородка - по телу опасно пробежали первые искорки желания. Сжимает ногу, гладит... Отрывает губы от подбородка, целует еще, теперь уже совсем по-настоящему. Теперь уже точно хватит.
      - Максим... Достаточно... - Марина мягко пошевелила телом.
      - Люблю тебя... Не могу не любить... - Максим сделался необычно настойчив. Руки зашарили там и сям, приводя в приятное, давно желанное возбуждение.
      - Максим... - Марина обронила фатальное слово. Причем ключевое значение имело не само слово, а та интонация, затухающая и робкая, поднимающая очевидный белый флаг. Максиму оставалось лишь принять под козырек.
      
      * * *
      
      Дроля уже битый час сидел в коридоре прокуратуры, ожидая своей очереди. Понурый и опустошенный, Костик попал в круговорот всего лишь одной мысли: "Как гадко..." - и медленно покачивался всем телом в такт кружения последней. А за закрытой ќдверью, обитой черным дерматином, следователь Волков о чем-то "пытал" Семеныча. Мимо проходили люди: кто в штатском, кто в форме. Костик иногда отвлекался и испытующе вглядывался в силуэты, пытаясь разгадать, кто в этих стенах хозяин, а кто приглашенный. Люди также бросали взгляды, вероятно, задаваясь подобным вопросом в отношении его самого.
      В кабинет несколько раз заходили, и в проеме двери Дроля видел скрюченную уставшую фигуру Ивана Семеновича и безучастное лицо сидящего напротив Волкова. Разговора Костик не слышал. О чем так долго могла происходить беседа, Костику было непонятно. Но вот дверь снова отворилась, и, наконец, из кабинета отрешенно вышел Дролин напарник. Измученно метнув короткий мрачный взгляд, Иван Семеныч холодно произнес:
      - Иди, тебя позвали...
      Затем, не поднимая глаз, уселся рядом, сомкнув руки в замок. Костик, даже несколько обрадовавшись, поднялся и вошел в не прикрытую Иваном Семеновичем дверь. Наконец можно будет покурить... в кино следователь всегда предлагает...
      - П-проходите, садитесь, - Волков достал все такую же мятую пачку, вытащил сигарету и, ничего не предлагая, закурил.
      - Можно, я тоже? - не удержался Костик.
      - А? Да, конечно, - следователь вновь достал сигареты.
      - У меня свои, - Костик принялся торопливо шарить по карманам.
      - П-присаживайтесь, присаживайтесь...
      Костик опустился на стул. "Прибит, наверное", - но все же незаметно попытался немного пододвинуться вперед. Стул неожиданно поддался. Волков будто бы заметил осторожность в движениях Дроли, но никак не проявил себя, хотя наверняка что-то подумал. Достав из ящика серый лист разлинованной бумаги, следователь аккуратно положил его перед собой, стряхнул пепел в переполненную окурками бронзовую пепельницу и приготовился писать.
      - П-полное имя, фамилия, отчество, г-год и место р-р-р-рождения.
      - Константин Владимирович Дролин. 1976-го года рождения, деревня Малиновка Ленинского района Московской области. Не судим, не привлекался, - зачем-то добавил Дроля от себя.
      Пока следователь размашистым почерком переносил произнесенное на лист, Костик бегло осмотрел кабинет, в который его так неожиданно и странно занесла судьба-индейка. Единственное, что выдавало прокуратурность помещения - зарешеченное окно и металлический сейф. В остальном душная, маленькая комнатка ничем не отличалась от любого другого кабинета. Небольшой узкий шкаф, ряд стульев, стол...
      - Итак, р-расскажите как можно подробнее, начиная с того момента, как вы выехали с зернохранилища.
      Недружелюбный голос опять напомнил Костику, где он на самом деле находится.
      - Да что там подробного? - Костик остро ощутил неприятное подозрение в интонации следователя, еле уловимое, скрытое за холодом служебных фраз. Оттого на душе стало еще противнее, и мысли, доселе витавшие только вокруг его собственных ощущений, вдруг пополнились новым: "А ведь дело шьют..." Сердце тяжко ударило, вырвав из груди нервный выдох.
      - Разгрузились, поехали... Ну, и ехали...
      - Кто был впереди? - Роман Петрович поднял резкие глаза и, чуть прищурившись, не отрывая взгляда от Костика, затянулся сигаретой.
      - Семеныч. То есть Курков. У него тяга что-то не в порядке... Всегда просит, чтобы я сзади шел на подстраховке...
      - Понятно. Вы останавливались по дороге?
      Костику осточертел колющий взгляд Волкова, и, словно сорвавшись, Дроля так же холодно, если не сказать нагло, уставился на следователя. "Вот-вот, посмотри мне в глаза, посмотри..." Роман Петрович почувствовал знакомое щекотание за ушами: почему-то такое ощущение всегда предшествовало моменту интуитивного проникновения - в голове замолкал разум, уступая место дребезжащей пустоте. Секунда, две, и должно прийти либо "да", либо "нет". Вроде, "нет"... Получив внутренний знак, Роман Петрович тут же принялся обосновывать логически: "Либо хорошо играет, либо действительно нет... Только с чего ему так квалифицированно врать? Хотя с перепугу чего не бывает..."
      - Не помню, - отрезал Костик.
      - А вы постарайтесь вспомнить. Дело недавнее, - Роман Петрович смягчился.
      - Останавливались перед полем. Ждали, когда бригадир распределит по комбайнам.
      - Вы отлучались от трактора?
      - Нет.
      - Вы выходили из трактора?
      - Да.
      - А Курков?!
      - Да. Мы курили.
      - Курили... - Роман Петрович отвлекся от Костика и продолжил писать "дело".
      Закончив несколько строк, следователь неожиданно резко ќоторвалќся от бумаги и, глядя в упор, с неприятной интригой в голосе произнес:
      - А вот Курков говорит другое...
      - Что он говорит?! - Дроля испугался и опешил одновременно.
      - Курков... Иван Семенович заявляет, что вы отлучались.
      Дроля сморщил лоб в попытке еще раз вернуться в тот момент, такой похожий на все остальные...
      - Да... я, вроде, отошел на минутку... в туалет...
      - В туалет, - следователь, как ни в чем не бывало, продолжил писать. "Что так занервничал?.."
      - Да, но это буквально в трех шагах...
      - Курков мог вас видеть?
      - Да нет, наверное... я зашел за трактор...
      - А вы - Куркова?
      - Нет, не видел.
      - Вы находились рядом со своим трактором?
      - Нет, мой стоял чуть позади. Первым стоял трактор Семеныча. Мы находились около него, ближе к полю.
      - Кто-нибудь мог незаметно в этот момент закинуть труп в кузов?
      - Да вряд ли, там высота метра три...
      И тут Костик вдруг понял, что он не единственный подозреваемый. Те несколько вопросов, задевающих участие Ивана Семеныча, навели Дролю на мысль, что тот тоже находится под колпаком у Волкова. Но ближе, от внезапного озарения, Семеныч Костику не стал...
      Следователь продолжил монотонную вереницу своих вопросов, останавливаясь буквально на каждом повороте... Костик и сам, следуя невидимой линии логики Волкова, обнаружил новые моменты - белые пятна - во всей этой истории. До этого появление в кузове странного полутрупа иначе как невероятным падением ќоткуда то сверху и объясниться не могло... Теперь же всплыли минутные перерывы, короткие остановки, высокая кукуруза, какие-то заросли ивняка возле въезда в поле... С одной стороны, такие подозрительные подробности внушали легкое облегчение, что, дескать, вон оно как могло по-разному произойти. С другой - как бы и наоборот, перед следователем раскрывалось много возможностей Дролиного участия в судьбе расчлененного трупа.
      - А почему вы поехали впереди Куркова после того, как загрузились силосом?
      - Кого быстрее насыпали, тот вперед и ушел... Я просто подождал, а так бы вообще уехал один.
      - Уехали бы один...
      Все как будто бы гладко... Роман Петрович почувствовал, что его голова уже пресытилась всякого рода подробностями, хотя ни одной идеи, ни одной основы, вокруг чего и должны вращаться атомы показаний свидетелей, так и не появилось. Сейчас просто нужно, насколько это вообще возможно, максимально описать произошедшее. А линия... линия возникнет потом. Что-то еще, неожиданное, внезапное, однажды проявит себя, натолкнув на истинный ход событий... И вот тогда появятся улики...
      Мотивы - вот где кроется основная работа следствия. Чей труп, откуда, кому помешал?.. А Дролин?.. Дролин пусть рассказывает, и рассказывает много; как говорится, время разбрасывать камни, и время их собирать...
      - А вы ждали в кабине или вышли опять?
      - Вышел...
      
      * * *
      
      - Максим... - Марина в пятый раз повторяла одно только слово... Ощущения пьянили. Распаленное тело уже само диктовало Марине, и ей ничего не оставалось делать, как отдаться воле происходящего.
      - Марина... Мариночка, - не унимался получивший свое поэт. - Хочу тебя...
      События продолжали идти своим чередом. Марина совершенно выпала из реальности и, забегая вперед, нужно отметить, что вообще мало что запомнила. Но, слава Богу, одну фразу ей удалось сохранить в своей памяти, по всей видимости, просто из-за ее полной неуместности:
      - Марина... Когда действительно хватит - это "кактус", - вкрадчиво произнес Максим, задирая руки лежащей музе наверх к голове.
      - Кактус? - смеясь, удивилась Марина.
      - Да, дорогая... - и Марина почувствовала, как что-то пушистое присоединилось к сжимавшим запястья рукам Максима, причем с каким-то глухим металлическим хрустом.
      Марина, будто очнувшись, посмотрела вверх. Вокруг запястий появились черные лохматые кольца наручников. Кожаный ремень, соединявший обе половинки, проходил через ручку дивана - муза внезапно оказалась прикованной...
      - Это что? - Марина, конечно же, слышала о подобных играх, но сама столкнулась с таким в первый раз.
      Максим как будто не расслышал настороженности в голосе удивленной музы и, приподнявшись, озарил распятое тело надменным взглядом. Словно подчеркивая уязвимое положение любимой женщины, поэт провел костяшками пальцев по голому животу Марины. Его лицо при этом приобрело еще более загадочное выражение, пугающее своей неопределенностью. Марина засомневалась, нравится ли ей такая игра... С таким лицом не любят...
      - Отцепи меня, мне неудобно, - мягко попросила Марина, с едва сдерживаемым упреком.
      Максим сложил губы трубочкой и даже усмехнулся. Затем пригнулся к Марине, желая, по всей видимости, поцеловать, но его губы остановились в сантиметре от Марининого лица. В глазах поэта засветился странный интерес. Марина задвигала руками, как бы напоминая о своей просьбе. Однако Максим, так и не одарив поцелуем, вернулся в прежнее положение. Но на сей раз у него в руке, откуда ни возьмись, появилась кожаная плетка. Марина потеряла дар речи. Не отрывая лукавых глаз от лица Марины, любвеобильный поэт спустил ноги на пол, встал и провел ручкой хлыста по бедру завороженной музы. Завороженной - не то слово, Марина просто охренела... Причем настолько, что не могла подобрать слов. Вдруг, коротко и резко размахнувшись плеткой, Максим ударил музу по тому месту, где только что провел ручкой своего орудия наслаждений. Нет, больно не было, но все же такое событие привело вербальный аппарат Марины в рабочее состояние:
      - Прекрати!!! Отвяжи меня, быстро!!!
      - Ах, так?! - еще более надменно произнес новоиспеченный господин. - Не слушаться?!!
      Максим, повесив плетку себе на запястье, схватил Марину за бока и резко, проявив недюжинную силу, развернул тело животом вниз. При этом ее ноги непроизвольно сползли на пол, заставив Марину встать на колени и выпятить попу к разбушевавшемуся поэту. Увиденное еще больше распалило последователя БДСМ* и Полин Реаж в частности - и он нанес очередной удар, но уже по ягодицам. Марина разразилась самым что ни на есть отборным матом. Но, похоже, это только возбудило безмерно романтичного поэта. Удары посыпались и слева, и справа, и не только на попу - по бокам, ногам, плечам.
      - Прекрати!!!! Ну, прекрати же!!!! Ну, прошу тебя!!! - в Марине как будто что-то щелкнуло, переключив волну эмоций на жалость... Еще немного, и, казалось, слезы отчаяния и беспомощности наполнят удивленные глаза.
      - Тебя следует наказать! - слова Максима прозвучали донельзя глупо и нелепо.
      Что-то происходило - совершенно нереальное, похожее на придурковатый сон, с фразами гипертрофированной несуразности и подспудным чувством "такого не может быть". Но, наверное, такое может быть именно так - человек влипает в идиотские ситуации не разом, не мгновенно, а постепенно, погружаясь все глубже и глубже, лишь потом замечая, что окружен полным ужаса сюрреализмом. И Марина падала все дальше и дальше, не понимая, как остановить невозможное течение событий...
      Максим еще раз шлепнул противной плетью по ягодицам, вероятно, приводя в исполнение свою решимость наказать. "Кактус, кактус..." - запели голоса в Марининой голове. Смутная догадка, такая же нелепая, как и все происходящее, озарила потерянную музу. У страшной сказки есть волшебное слово... "Кактус, кактус", - все сильнее и явственнее каркало внутри.
      - Кактус!!!
      - Да?! - в голосе Максима появились старые привычные нотки. - Извини, дорогая... я сейчас отвяжу...
      Непостижимым образом, но сработало. Марина почувствовала себя Алисой в стране чудес. Мгновение, и сюр исчез так же внезапно, как и когда-то появился.
      Но организм, глотнув секундную передышку, поддался новой волне, теперь уже гневной и жестокой. О, как сложно было сдержать себя и дождаться полного освобождения. Как густо, пульсируя во всем теле, нарастала ненависть... Марине даже показалось, что она сама бьется в такт ударам своих черных чувств. Максим подобрался к запястьям, щелкнул замок...
      У музы затряслись руки...
      
      - Как долго вы знакомы с Курковым?
      - Знаю давно, а работаем вместе года два.
      
      Марина неуверенно оперлась локтями о сиденье дивана, от чего поза стала еще более неказистой и жалкой... "Конец тебе, сучий потрох..."
      
      - Можно сказать, вы состоите в дружеских отношениях?
      
      Не глядя отпихнув протянутую руку помощи, злобная муза поднялась сама, резко схватила оказавшуюся рядом одежду и только затем подняла глаза: "Урод!"
      
      - Да, пожалуй, так - товарищи...
      
      Бедный поэт ужаснулся своей ошибке. Теперь его любовь отдалилась безмерно далеко, холодно сверкнув ненавидящими глазами. Какая нелепость стоять подле нее голому, взирая на стыдливо прижатую к груди одежду, и понимать, как плохо, как неверно воспринят его пас. Бедная она, бедный он сам... "Марина, Мариночка, ведь это просто игра..."
      - Урод! Псих! Ну, ничего! Я тебе еще... - выпалила муза и, грубо толкнув Максима от себя, поспешила в ванную.
      Если бы знал Максим, какой за окном день... Если бы глянул в календарь или хотя бы в вечернее небо... Конечно, он заметил бы, обязательно заметил время полной луны. Бледный завораживающий лик, коварный в своем провидении. Ой, как нельзя было поддаваться ему до конца, затягиваясь в путы лунной интриги... И черт же его дернул, затмил торжеством воспаленный разум. Конечно, как рано он позволил себе коснуться тайных струн... Теперь уже не объяснить, нет-нет... это можно лишь почувствовать, пропустить через себя и понять... Что слова?.. О, как он мерзко прокололся! Зачем не дал ей времени привязаться к его телу, его ласке?.. Сегодняшний день коварно опьянил, и он сделал неверный шаг. Марина... Она тает, тает на глазах, с каждой секундой пропадая вместе со всем романом, о котором уже можно говорить в прошедшем времени. Максим обреченно опустился на диван.
      
      - Теперь ваш автограф. Это подписка о невыезде.
      - Значит, я подозреваемый?!
      
      Марина вышла из ванной. Уму непостижимо, как такое могло с ней произойти. Наваждение... Бред... Припереться к тщедушному уродцу, в то время, когда у мужа такие неприятности. Дать коснуться себя, затем унизить, унизить, унизить... Что делала она, стоя раскорячившись, привязанная, как животное, совершенно голая, раскрытая?.. А в это время, быть может, Дроля в сырой камере, на жестких нарах. А она... Ужас...
      
      - Вы - свидетель. Но сразу хочу предупредить, ваше положение в данной ситуации не из лучших...
      
      Максим хотел было еще что-то сказать, но, очевидно, не нашлось ни слов, ни времени что-либо произнести. Марина, не оборачиваясь, вышла вон. Даже не закрыв дверей...
      
      Униженная и оскорбленная бывшая муза двинулась в обратный путь. Странно, но только она покинула квартиру, в душе возникла совершенно четкая уверенность, что ей суждено застать мужа дома. Первые шаги по направлению к семье вызвали новые переживания, мигом разогнавшие мысли о чудовищном происшествии. Да, ведь теперь нужно как-то объясниться. Где была, зачем, почему так поздно вернулась обратно?.. Поразмыслив и так и эдак, Марина поняла, что неприятности на сегодня еще не исчерпаны...
      И первое подтверждение этому обнаружилось на железнодорожном вокзале, в виде отмененной электрички, усугубив и без того неприятное положение.
      Однако в этом был некий смысл - некоторое подобие оправдания нечетко замаячило на горизонте... Выбрав из двух обходных решений короткое и тяжелое, Марина заложила второе в карман отговорок...
      Деревня, дом, подъезд... История вновь закрутилась в спираль... Вот дверь, скрывающая неизвестность, причем определенно неизвестность с отрицательным знаком... Впрочем, волнение притупилось, чувства устали, осталась лишь тяжесть, утомительное давление внутри. И ноющее желание его разрешить... Марина вошла.
      
      Дроля сидел за столом. В растянутой провисшей майке, перед наполовину початой бутылкой водки. Интуиция не подвела. Муж оказался дома. Весь умученный, отрешенный, не похожий на себя. В таком состоянии Костик гармонично вписывался в незамысловатый тесный интерьер, тускло подсвеченный одинокой желтой лампой. Бутылка, стакан, лампа, майка... Дроля поднял прошивающий бесконечность взгляд. "Нажрался уже, - отметила про себя бывшая муза. - Сейчас начнет пытать".
      В Дролиных глазах невозможно было разгадать хоть приблизительное направление мысли. Оттого Марина не решилась вступить первой. Но молчание все тянулось и тянулось, не давая ей сделать и шага. Наконец Костик произнес:
      - Садись. Выпей со мной.
      Как все всколыхнулось внутри... Боже, боже... Разбитый, беспомощный, спрятавшийся в своей конуре... Марина почувствовала себя нужной, необходимой, той самой частью, что стремится помочь, подставляет свое плечо, прижимает к груди... Конечно... Но тут опять заныло в душе внезапным воспоминанием. Максим, эта идиотская поездка в город, нелепая поза, голая, голая, раскрытая... Ужасно... противно... невозможно... Марине стало тошно. Поняв, что оправдываться не придется, она вновь непроизвольно вернулась к переживанию произошедшего. С другой стороны - муж, требующий сострадания не меньше ее самой... И вновь все вместе навалилось разом, сжимая во всех направлениях.
      Марина достала из шкафа стакан и уселась напротив мужа. Тот небрежно плеснул водки себе и налил на четыре пальца жене.
      - Чего без закуски?.. - Марина поморщилась, глядя на маслянистую теплую водку.
      - Возьми сама, - мерцая интонацией от вызова к просьбе, простонал Костик.
      Марина потянулась к стакану, еще раз прикинула на глаз всю противность содержимого и, не выдыхая, медленно, в несколько мелких глотков, опустошила.
      - Слыхала?! - так и не притронувшись к своей дозе, вопросил Костик.
      - Слыхала... - задавив вырывающуюся водку, скорбно подтвердила Марина. - И что же теперь?!
      - Да ничего... ничего хорошего. Мне следователь так и сказал - тебе, говорит, ничего хорошего...
      "Тебя следует наказать!" - грозно произнес Максим, почему-то вдруг всплывший из памяти именно сейчас.
      - Ну, почему я?! А?! За что, Марина?!! Почему труп подложили ко мне?!!
      - Да... - неопределенно поддержала жена, казалось, в ее растерянности собрано сожаление и переживания за мужа.
      Дроля выпил и налил себе еще.
      - Не везет мне. Везло бы - труп к Семенычу бросили б... А так... по жизни не везет.
      - Да чего уж не везет-то?! - Марина смутно, сквозь мысли о сегодняшней порке, догадалась, что сказанное относится и к ней самой.
      - Спасибо матери - родила, - Дроля как будто не слушал, - кто мы здесь?! Ты посмотри... - Костик задумчиво, будто с неприязнью, покрутил стакан. - Прошло четыре года... а я не чувствую... Он меня спрашивает - что было тогда-то... А я не помню, я вспомнить не могу... вчера это было, сегодня... три года назад... В армии кореш был... Колян... его помню, а что поссал сегодня перед полем - нет. Где это время? Куда оно ушло?!! - Костик замолчал.
      Марина в первый раз услышала от мужа нечто, носящее общефилософский характер. Но настораживало то, что в указанных четырех годах, именно четырех, она попадает в ряд тех вещей, которые Дроля силится вспомнить и, судя по его словам, никак не может. Уж в чем она была уверена, так это в том, что Костик видит в ней свое единственное и светлое чувство, любовь, о чем он в бытность настойчивых ухаживаний имел твердое убеждение. Теперь же подобные замечания о бессмысленно прожитом времени, практически без возможности иного прочтения, говорили о некотором сомнении.
      - Марина, ты вышла замуж не за того человека... Не за героя... Ты извини, конечно... Знаешь, мне в детстве говорил дед мой, покойный... нет, не мне, матери говорил - не вырастет из него ничего путного, вот помяни мое слово. Дед старый был, путался уже, оттого и говорил, что думал. А я следователем хотел быть... По особо важным делам. Книжки читал... А следователь, вот он - сидит напротив и дело шьет трактористу Дролину Константину... герою кукурузы... Не везет мне, Мариша, не везет, крест мне дали маленький и тяжелый... Давай выпьем.
      Костик налил еще.
      - Да нет, я не плачусь, не думай. Это просто... Это пройдет... Не посадят, и хорошо. А посадят... А посадят, и ладно. Найдешь себе хорошего.
      - Да чо ты несешь-то?!! Куда тебя посадят?!!
      - Как куда?! В тюрьму. Труп есть, а преступника нет - непорядок. Он же прямо сказал - вы у нас в первых рядах, так сказать. Да ладно, чо там...
      - Дурак, невиновного не посадят! Чего ноешь-то?
      - Да ты жизни не знаешь!
      - Ты знаешь!
      - Знаю! И вообще! Ты где шлялась?
      Вот оно. Марина уже совсем забыла, расслабилась по поводу оправданий, хотя Максимовы розги занимали ее куда больше, чем жалостливый монолог мужа. Разговор так резко перевернулся, что невозможно было быстро сообразить, как выстроить линию поведения. Поэтому самым простым оказалось напасть тем же оружием.
      - Да иди ты! - Марина нарочито обиженно поднялась и вышла вон. Что-то ей показалось знакомым в этом движении.
      Покинув раздосадованного мужа, Марина отправилась на улицу. По пути, пошарив на лестничной клетке в нычке, где Ленкин сын прятал сигареты, дважды обиженная муза раздобыла курево, спички и спустилась вниз. "Тебя надо наказать", - непрерываемым рефреном звучало в голове. "Да чтоб тебя!" - отзывалось в ответ.
      День никак не желал кончаться.
      
      * * *
      
      Прошли почти сутки с того момента, как Роман Петрович взвалил на себя дело о расчлененном трупе. Но следствие пока находилось в тупике. И хотя уже проделана большая подготовительная работа, плодов, как говорится, оставалось только ожидать.
      Ничего нового к показаниям свидетелей, к сожалению, так и не прибавилось. Ориентировки на найденный труп ушли в близлежащие районы, прочесан лес, опрошены жители Малиновки - и ничего. Ранее никто погибшего не видел, ног так и не нашли, а из высотных сооружений поблизости - только вытяжная труба заброшенной котельной да мачты высоковольтной сети. Иначе говоря - кроме невероятных показаний Семеныча и Дроли, по большому счету, добыть ничего так и не удалось. И Роман Петрович, понимая, что сегодняшний день уже вряд ли принесет что-то новое, решил пока посетить судмедэксперта, впрочем, как и обещал.
      Андрей Юрьевич подтвердил по телефону, что тело осмотрено уже более досконально и отправлено в служебный морг на всестороннее исследование. Но и сейчас ему есть чем поделиться.
      Следователь Волков не любил ни трупы, ни морги, хотя с такого рода событиями и объектами приходилось сталкиваться довольно часто. И то, что медэксперт не звал его смотреть на всякие гадости, принесло небольшое эмоциональное облегчение. Таким образом, общение с Андрей Юрьичем обещало оказаться легким и содержательным, без всяких мерзостей вроде: "Вот пощупайте, пощупайте!!! Чувствуете?!!"
      Роман Петрович поднялся в кабинет медэксперта.
      - А, Роман, проходи, - Андрей Юрьич протянул руку.
      - П-привет еще раз.
      - Привет, привет, - медэксперт потер суховатые ладони, как будто рукопожатие со старым товарищем оказалось неприятно влажным.
      На столе Роман Петрович заметил картонную папку с желтым конвертом, в который, как правило, складывали вещдоки и фотографии по делу. "Эх... - подумал следователь. - Сейчас начнется..." И действительно началось.
      - Ты если не против, я по-быстрому, а то мне ехать минут через двадцать.
      - Да ничего, давай, - Роман Петрович подсел к лежащей папке и достал сигарету.
      Медэксперт, взгромоздясь короткой пухловатой тушей прямо на стол, взял в руки конверт и вытащил оттуда пачку фотографий. Затем, подоткнув и папку, и опустевший конверт под себя, принялся молча раскладывать пасьянс перед Романом Петровичем.
      - Ну, вот... что я хочу сказать, - начал Андрей Юрьевич, покрыв практически весь стол изображениями изуродованного тела, - первое, тело действительно имеет повреждения, характерные для высотного падения. Все органы смещены в одну сторону, а именно - к правой ключице. То есть падение пришлось на плечо и правую руку, - Андрей Юрьевич принялся методично водить пальцем по фотографиям. - Высота, необходимая для подобной степени деформаций, конечно же, зависит от мягкости приземления. В коробе полно было рубленой кукурузы, метра два с половиной, как минимум, - так что тут сложно точно сказать... Это и со стоэтажного небоскреба так можно было свалиться... Другой вопрос, если тело упало в другом месте, а не в короб, тогда бы я назвал цифру порядка 30-40 метров, если приземление было на утрамбованную почву. Почему почву, а не бетон или асфальт - внешние покровы мало повреждены, кости не раздроблены, лишь несколько переломов. И, знаешь, еще... к голове прилипли расплющенные частицы силоса. Короче, выглядит так, что тело упало все-таки в короб. Ну, или имитация довольно продуманная. А может, случайно... Далее. Второе. Смерть, по всей видимости, произошла вследствие полученной травмы, в смысле, оттого, что отрезало нижнюю часть. Тело сильно обескровлено, да и все повреждения связаны как будто с падением. Правда, есть смещение позвонков шейного отдела - но тоже понятно, если он приземлился практически вниз головой, то... Но могли, скажем, сначала сломать шею и в тот же момент чем-то обрубить тело...
      Роману Петровичу на мгновение стало нехорошо. Медэксперт не только констатировал факты, но и рассуждал, то есть разворачивал в своем воображении такие картины, от которых у нормального человека сознание наверняка бы помутилось. Андрей же Юрьич, как ни в чем не бывало, продолжал спокойно рассказывать.
      - Однако это слишком сложно, сначала так, - медэксперт зажал хлипкую шею умозрительной жертвы, - а потом...
      - Андрей, тебе п-п-по ночам что снится?! - Волков почувствовал острую необходимость сделать п-п-паузу.
      - Снится?! Не знаю... Да ничего не снится. Вчера вот Ленка ќЧапика к ветеринару возила, прикинь, кашляет... собака! Ну, тот что-то прописал, укол сделал, так Чапик весь вечер ныл потом, прям жалко пса, из-за него и спал плохо. Какое там, снится... А ты что спрашиваешь?!
      - Да меня аж п-поташнивает от всего этого, - Роман Петрович, тоскливо скривившись лицом, пальцем помахал над лежащими фотографиями.
      - А, ты про это. Да мне на работе мертвецов хватает, чтобы они мне еще ночью снились, - Андрей Юрьич усмехнулся и, чуть покачивая ногой, продолжил: - Теперь по поводу, чем резали. Вот смотри, - медэксперт, вытянувшись, подобрал несколько фотографий, - хоть внутренние органы ощутимо сместились как бы вовнутрь, извини за тавтологию, но если все разложить, как должно было быть... получается практически ровная поверхность. Короче, разрез очень точной формы. Края не рваные. Я тебе еще тогда заметил, что срез абсолютно ровный. Особенно хорошо это видно на костях, точнее, на позвонке, больше ничего не задето. Ровно-ровно, то есть удар, которым снесли нижнюю половину, был очень сильным и быстрым. Я даже не могу сказать, в каком направлении рубили - все одинаково чисто, знаешь, как на выставочном экспонате, как так можно сделать - я не знаю. Подождем, что скажут в морге. Заодно и химию получим, может, что и появится.
      - Ты еще говорил что-то про пальцы, - подсказал измученный следователь.
      - Ах, да, - закивал Андрей Юрьич, - я вспомнил, где такое уже видел. Мозоли, - медэксперт потер большим и указательным пальцами левой руки перед носом Волкова, - мозоли, как у кольщиков от иглы, когда они крутят ее туда-сюда, вот так, - потер еще раз, вкручивая невидимую иглу в такой же незримый рисунок татуировки, - короче, что-то он скручивал постоянно или крутил, причем то правой рукой, то левой. Скорее всего так.
      - Ясно, - Роману Петровичу почему-то понравилось последнее замечание. - Ну, а еще что-то можешь сказать про человека?
      - Да обычный молодой парень. Зубы неплохие, леченые, да и весь какой-то... городской. Сделают химию, скажут точнее. Татуировок нет, шрамов от операций тоже, ничего примечательного. Мне кажется, он не из наших... не криминал. Да, вот еще: рубашка - рубашка тоже обрезана как скальпелем, совершенно ровно. Причем срез проходит ниже тела, таким образом, по всей видимости, руки в момент нанесения удара были подняты. Короче, длина рубашки - ниже пупка.
      - А может, рубашку и не резало вообще, может, она короткая такая у него?!
      - Да ну, брось, рубашка явно короче, чем должна была быть. Зачем он себе ее укоротил?!!
      - Да если б только это...
      - Вот-вот... Ладно, извини, мне пора. В общем-то, все я тебе рассказал. Подробнее - это к Пашиковичу. А фото - забирай.
      - Ладно, беги, - Роман Петрович поднялся, сгребая в кучу фотографии. Медэксперт тем временем слез со стола, шустро покопался в ящичках, что-то достал оттуда и, проследовав к двери, молчаливо принялся ожидать следователя, клацая ключами.
      - Иду, иду, - Роман Петрович, аккуратно сложив все фотографии обратно в конверт, поспешил выйти из кабинета.
      Уже где-то после трех часов Роману Петровичу позвонил участковый из Малиновки - следователь еще вчера, как положено, накрутил молодого милиционера на предмет немедленного реагирования на всякого рода новые интересные подробности. И вот результат - участковый интригующе заявил, что кое-какие новости уже появились. Волков было принялся расспрашивать по телефону, но информация оказалась действительно существенной, и Роман Петрович решил все же еще раз посетить место происшествия.
      
      Еще не въехав в деревню, следователь заметил человека в милицейской форме, сидящего в седле высокого велосипеда.
      - В-вадим, В-вадим, смотри, - Роман Петрович кивнул подбородком вперед, отвлекая взятого с автомобилем оперативника от ям разбитой дороги, - он на в-в-велосипеде...
      - А что, нормально, у него, поди, не одна деревня-то на участке.
      - На велосипеде, - еще раз ухмыльнувшись, повторил Волков. - Все, тормози, приехали.
      Подождав пока осядет набежавшая дорожная пыль, Роман Петрович вылез из машины и подошел к спешившемуся участковому.
      - Добрый день, - следователь протянул руку, - б-бросайте своего железного коня и садитесь в автомобиль, расскажете нам с Вадимом...
      Участковый коротко отдал честь, затем пожал протянутую руку и машинально представился:
      - Старший лейтенант Кудряшов.
      - Мы уже з-з-знакомы.
      Старший лейтенант не к месту улыбнулся. Еще вчера Волков разглядел в участковом человека, пересиливающего себя - по всей видимости, с непростым детством, как и у самого Волкова, но к тому же еще и не совсем зрелого. Что сделает с ним выданная государством власть, пусть и не в таком уж ощутимом объеме, но с пистолетом и фуражкой, следователю представлялось не совсем очевидным. Человек явно попал в органы, убегая от собственных страхов, а не от армии или в попытке реализации романтических фантазий. И опасность таилась отнюдь не в осторожных взглядах со стороны, покладистых и подчеркивающих силу, а в примере употребления такой силы. Хотя бы платили по-человечески...
      А сейчас в глазах еще сложно прочитать обман совести, святое оправдание своему существованию и действию. Хотя какое, к черту... Кому сдался лейтенантик в заткнутой под бок столицы маленькой деревеньке? Разве что с гастарбайтеров купоны стричь.
      Усевшись обратно в служебную машину, Роман Петрович наскоро познакомил Вадима с участковым и вопросительно уставился на старшего лейтенанта.
      - Значит, что мне удалось узнать, - Кудряшов снял с мокрой головы фуражку. - Первое касается Дролина. В деревне поговаривают, что его жена имеет связь с неким молодым человеком из Москвы.
      - Кто поговаривает?
      - Дак, деревня же... Шила, как говорится, в мешке не утаишь. А дыма без огня, как говорится, не бывает.
      "Вот оно! - подумал Роман Петрович. - Полезло... как говорится - ментовские прихваты".
      - Так что именно известно?!
      - Год назад приезжал в деревню какой-то городской, дачный. И вот, вроде бы, она до сих пор с ним... там... крутит... в Москву ездит...
      - Ну, мало ли кто в Москву ездит, - вмешался Вадим.
      - Да навроде как сама говорила, что, мол, того...
      - Ну и?
      - Ну, а вдруг Дролин прознал и любовника жены порешил?!
      - Ну, ладно, все это может быть, а может не быть, - следователь Волков приехал совсем не за этим. - Что с Курковым?!
      - Второе, - подчеркнул голосом участковый, намекая на чрезмерную бесцеремонность приехавших, - Курков Иван Семенович, оказывается, имеет некоего знакомого, проживающего в общежитии, которое находится на территории механического парка. Что за знакомый - неизвестно. Но появился где-то в начале лета. Ведет себя скрытно, ни с кем не общается. Часто пропадает на несколько дней. Так вот... Вчера, по всей видимости, сразу после прокуратуры, Курков пошел к этому неизвестному. И говорят, в каморке, что снимает неизвестный, стояла такая ругань, что хоть святых выноси. Затем Курков ушел домой.
      - Какая у вас осведомленность, однако, - подмигнул Вадим.
      - Есть источники, - не почувствовав укола, похвалился участковый.
      - А как же так получилось, что на вашей территории проживает, как вы говорите, "неизвестный"? И вы только сегодня об этом узнали? - Вадим не отставал.
      - У меня четыре деревни... - начал обиженно оправдываться старший лейтенант.
      - Там в общаге, небось, вообще черт-те кто обитает?! Так?! - опер, приехавший с Романом Петровичем, непонятно зачем начал "прессовать" Кудряшова.
      Старший лейтенант в своей беспомощности перевел взгляд на молчащего следователя.
      - Л-ладно, давайте посмотрим, что это за "неизвестный". Поехали.
      - А мой велосипед?! - спохватился участковый.
      - А, блин, - Вадим ухмыльнулся, чем снял неприятное напряжение.
      - Давайте я поеду на велосипеде, а вы за мной?! - Кудряшов постарался сделать серьезное лицо.
      - М-да...
      - А далеко этот механический парк? - невозмутимо поинтересовался Волков.
      - Километр отсюда.
      - Давай. Поехали.
      Участковый, напялив фуражку, выскочил из душного авто.
      
      Старший лейтенант разогнался не на шутку. Лихо виляя рамой велосипеда, Кудряшов, казалось, хотел показать не то что бы свое рвение, а скорее оправдать наличие такого "несерьезного" транспортного средства.
      Но со стороны разогнавшийся милиционер представал в весьма комичном свете, и Волков с Вадимом с трудом сдерживали внезапные приступы искреннего смеха. Участковый, преследуемый автомобилем, с бешеной скоростью вращал педали велосипеда, постоянно придерживая рукой сдуваемую ветром фуражку.
      Движение казалось непропорционально стремительным. Последним мазком к картине явилось бы падение лейтенанта Кудряшова, но такого, слава богу, не произошло. По всей видимости, участковый владел велосипедом в совершенстве. Пять минут спустя кортеж из сотрудников внутренних дел подъехал к механическому парку.
      - Так вот она, т-труба-то, - Роман Петрович указал на высокую, красного кирпича трубу сквозь лобовое стекло.
      - Точно, она, - утирая слезы, согласился Вадим.
      - Стало быть, старая к-к-котельная находится на т-т-территории мехпарка вместе с общежитием. Ну, уже что-то...
      Хотя, признаться, Роман Петрович в душе совсем не надеялся на правильность версии. Но пока ситуация развивалась интересно. Подошел Кудряшов:
      - Пойдемте!
      Из общежития вылетела стайка чумазых детей. "Ну, все понятно", - догадки Романа Петровича подтвердились - общежитие сдавалось отнюдь не сельским работникам.
      Поднялись на второй этаж из четырех возможных. Бомжатник, который еще поискать нужно. Проваленный дощатый пол, покрытый в сто слоев облупленной краской. Стены, местами с отлетевшей штукатуркой. Такое привычное, до боли надоевшее сочетание зеленого с коричневым и серо-белым в качестве потолка. И вонь, постоянная вонь - смесь прогоркло-жирных запахов кухни и затхлой, годами гниющей материи.
      Дошли до закутка возле лестницы.
      - Здесь, - коротко и серьезно произнес участковый, указав на дверь.
      - С-стучите.
      Вдруг открылась соседняя комната, и оттуда высунулась небритая физиономия неопределенного возраста:
      - Нету его. Ушел.
      - Куда? - Кудряшов, было, замахнулся на дверь, но опустил руку и обернулся к говорящему.
      Небритый человек что-то пробормотал не то по-молдавски, не то еще как...
      - Да кто ж его знает?
      Волков переглянулся с Вадимом.
      - Ну что? За Курковым?
      - За Курковым.
      - Поехали за твоим Иваном Семеновичем, - Вадим хлопнул Кудряшова по плечу.
      Что ж... Неизвестный пока так и продолжал оставаться "неизвестным". Теперь, разумеется, возникло желание еще раз пощупать Дролиного напарника. В новом свете могло проявиться что-то интересное.
      
      Найти Семеныча оказалось задачей не из простых. Середина рабочего дня, тракторы снуют туда-сюда, вывозя чертову кукурузу с полей. Где именно сейчас находится Курков - непонятно. Решили караулить у выезда с поля, там, где в тот злополучный день остановились на короткий перекур два свидетеля произошедшего. Через полчаса ожиданий нужный трактор был выловлен из общего потока.
      - Иван Семенович, д-добрый день, - начал следователь, наблюдая за вылезающим из кабины Курковым.
      - Приветствую, - Иван Семеныч отряхнул руки и повернулся к Роману Петровичу.
      - Садитесь в машину, поговорим.
      Все четверо подошли к автомобилю. По виду Семеныча Волков вычислил, что тому есть что сказать. Похоже, в этот раз Вадима он взял не напрасно. Открыли двери. Курков с участковым сели назад, Вадим на шоферское место, Роман Петрович - рядом. Не поворачиваясь к подозреваемому, следователь Волков начал голосом, поставленным годами тяжелых допросов:
      - Почему вы скрыли от следствия свои отношения с небезызвестным вам человеком, проживающим в общежитии?!
      Курков заметно занервничал.
      - Я не думал, что это может иметь значение, - банальнейше ответил понурый Иван Семенович.
      - Давайте, рассказывайте все, - Роман Петрович обернулся и в четыре глаза с Вадимом уставился на отловленного тракториста.
      Участковый строго посмотрел сбоку.
      - А что рассказывать?!! Ну, куда мне его девать?!!! Брат ќвсе таки...
      - Кто - брат?! - включился в допрос заинтригованный Кудряшов.
      - Так, старший лейтенант! П-пойдите, покурите!!! - сдержанно зло попросил Волков.
      Участковый, смутившись, вылез из машины, обиженно прикрыв дверь.
      - Р-р-рассказывайте все про брата, - Роман Петрович вновь переключился на Семеныча.
      - Вышел он в начале лета, приехал - жить негде. Домой он мне, в семью, не нужен. Вот устроил в общежитие втихаря. Авось, пересидит, найдет себе работу там, ну и так далее.
      Роман Петрович на ходу восстанавливал из рваных фраз Куркова общую картину. Вышел - видать, брат судимый - проверить родственников свидетелей не успели. А вот надо бы...
      - Что за статья?
      Вадим пока продолжал хранить молчание. Его время еще не пришло.
      - Не силен я в уголовном деле... Он машину угнал, да еще подрался затем. Побил сильно, восемь лет дали.
      - Подробнее, подробнее, как зовут, возраст?!!
      - Петр Курков, 68-го года рождения. До колонии здесь жил, в деревне. Затем вот, дернул его черт.
      - А что было? Подробнее.
      - Здесь по дороге в деревню часто городские останавливаются. Как бы лес, шашлыки. Нагадят, и восвояси. А Петька, он по жизни хулиганистый был, а в этот раз взял и машину угнал. Хозяин ключи в замке багажника оставил. Забыл. А этот... Короче, взял да и уехал - вот так, шел, увидел и угнал...
      - Ну, за это восемь лет не дадут, - озвучил общие сомнения Вадим.
      - Так ведь погнались за ним. Вот те отдыхающие и другие, кто рядом был на другой машине. Где-то там его нагнали, а он машину спрятал, далеко не уезжая, в лес съехал через пару километров. Только вышел на дорогу, тут эти, короче, драка. Он сдуру-то и попырял ножиком двоих. Одного сильно. В живот ему попал... Ну, тут уже... Короче, восемь лет, от звонка до звонка.
      - Тяжкие телесные, - резюмировал напарник Волкова.
      - Да, так и осудили.
      - Ну, хорошо, это мы проверим, - продолжил невозмутимый Роман Петрович. - Так где теперь брат?!
      - Не знаю. Может, в общаге сидит...
      - Не сидит. Нет его там.
      - Значит, ушел, - лицо Ивана Семеновича посерело, несмотря на жуткую духоту в салоне машины. На мгновение выпав из разговора, Курков задумчиво уставился мимо допрашивающих, отчего его облик принял еще более смиренный тоскующий вид. Промолчав так с полминуты, Иван Семенович добавил:
      - Поругались мы вчера. Я прогнать его хотел.
      - П-причина?
      - Я сдуру пытать его стал про труп. Вчера сам не свой с прокуратуры вернулся. И сразу к нему. Думал, не застану - нет, сидит. Не работает ведь ни фига, пропадает частенько. Кто его знает, чем живет?! Я-то денег не даю ему, пропьет. Ему работу бы надо. А он все меня справкой своей попрекает. Мать-то умерла, дом за мной оставила, да он и не претендовал. У меня семья, дети. Короче, дескать, никому он не нужен. Вот так и кантовался, как с колонии вышел. А вчера налетел я на него. Обматерил. Да и он меня. Поругались, в общем, крепко.
      - А почему вы на б-брата сразу п-подумали?! - продолжил Роман Петрович.
      - Да не то, что бы подумал. Заволновался я за него. Чем черт не шутит!
      Интуитивно нащупав верный момент, Вадим, еле сдерживаясь, приступил к своей роли:
      - Заволновались?! - загремела увесистая туша опера. - Брата покрываешь?! Да у тебя на лбу уже приговор светится! Тебе не о нем заботиться нужно, а о себе!!! Все!! Сейчас в СИЗО поедешь.
      Иван Семенович сжался, мелко затрясся подбородком.
      - Кто убивал? - мрачно и пронзительно-холодно принялся додавливать Волков.
      - Не... - растерянно выдавил Иван Семенович и, споткнувшись о захлестнувшие эмоции, панически замолчал.
      - Отвечать!!! Нужно отвечать!!! Немедленно!!! - повысив голос, гипнотизировал следователь.
      - Не я... не знаю!!! Ничего не знаю!!! - наконец, взорвался бедный Иван Семенович. - Это не я... я не знаю!!!
      - Почему пошли к брату?
      - Не знаю... Хотел узнать, что он ни при чем.
      - Что он сказал?
      - Ругался... Говорил, что он никому не нужен, что я ему не верю.
      - Хватит лирики!!! Зачем убили?!!
      - Не убивал я!!!
      - Он убил?!!!
      - Нет.
      - Кто убил?!! - Роман Петрович, совсем забыв про заикание, перешел на крик.
      Рядом, сверкая глазами, свирепел Вадим.
      - Не знаю...
      - Где теперь брат? - выровняв интонацию, следователь перешел на другую тему.
      Опешив от разрушительного напора, Иван Семеныч впал в состояние полной прострации. Здесь, в автомобиле, среди озверевших блюстителей правосудия, Курков пытался отчаянно отпихнуть от себя мысль о своем полном бесправии. Ему уже подсознательно хотелось поскорее попасть в этот зловещий СИЗО, но только лишь бы выбраться из-под невероятно гнетущего пресса.
      - Я не знаю!!! - поражаясь собственному голосу, застенал Курков.
      - Тогда поехали, - подвел черту недружелюбный Вадим. Иван Семенович не нашелся, что ответить.
      - Послушайте, Курков, - попытался помочь Роман Петрович, будто в последний раз. - Ну, если вы не виновны, к чему скрывать?!! И если брат ваш не виновен, зачем скрываться ему самому?!
      - Да не скрываю я ничего!!! Да как мне сделать, чтобы вы поверили?!!
      Роман Петрович недоверчиво взглянул в воспаленные глаза измусоленного тракториста. "Все так говорят: поверили", - мысленно телеграфировал следователь.
      - Ну, а куда он мог податься?!
      Иван Семенович буквально сглотнул потеплевшие нотки голоса жестокого следователя. "Ну, как же они меня", - язвительно вспыхнуло в голове, и напряжение стало отпускать.
      - Да он, может, еще появится... Хотя если манатки забрал, значит, того... А куда - бог весть.
      - Поехали, - отвернувшись от Семеныча, скомандовал Волков.
      - В СИЗО?! - даже не спросил, а будто констатировал подозреваемый.
      - В общежитие. Осмотрим комнату, - Волков устало махнул рукой в окно скучающему участковому. - В общагу! Давай за нами!
      
      * * *
      
      Известно, что самые пьющие профессии - это врачи, летчики и программисты. Если первые и вторые пьют от стресса, то последние просто чтобы не сойти с ума... Отчего пьют следователи - быть может, как раз сочетание подобных причин и будет ответом на данный вопрос. А если так рассуждать и дальше, то получится, что пьют, безусловно, все. И безусловно, для всех найдется та или иная причина.
      Роман Петрович не пил. Не то что бы совсем, нет. Занудой и трезвенником его вряд ли можно было назвать. Однако не за один десяток лет в нем так и не выработался безусловный рефлекс к стимуляции алкоголем. Роман Петрович стимулировался другим...
      Вернувшись домой, чтобы наскоро перекусить, показаться сыну и спросить у драгоценной Тамары Палны про дела, Роман Петрович быстро переодевался в рабочее и шел в гараж, где его весь день ждали тормозные шланги, штуцера, ключи на восемь, девять и все такое прочее.
      Нам сложно судить, хозяин ли выбирает машину или машина выбирает хозяина, но крест, который добровольно взвалил на себя Роман Петрович в виде черной подержанной "Волги", ничуть не угнетал его. Неправда, что автомобиль - это лишь средство передвижения. Во всяком случае, подобное замечание относится отнюдь не к любому автомобилю. Для Романа Петровича его подержанная черная "Волга" являлась неким фетишем, предметом упорного совершенствования, границ которому в обозримом будущем никак не наблюдалось. Да и ездил ли он на ней вообще?!
      Впрочем, конечно же, ездил. И в этом было еще одно удивительное свойство Романа Петровича и его черной "Волги", уже давно не помпезной, а именно подержанной, кем-то списанной давно и беспощадно. Но все такой же тяжелой, большой и угрюмой. Ведь даже заикания Романа Петровича чем-то напоминали провалы в работе двигателя его машины, когда "Волга" вдруг начинала дергаться, тошнотворно клевать носом, затем, выстрелом выпустив черное облако, с ревом металась вперед. "Опять з-з-з-з-зажигание", - думал Роман Петрович и обещал жене, что обязательно сегодня этим займется.
      Но отнюдь не любовь к технике, и к черной "Волге" в частности, гнала мужчину в гараж каждый день. Как женщина вяжет, как подросток грызет карандаш, так и Роман Петрович за размеренным неспешным слесарным делом разбирался со своими мыслями, чувствами, переживаниями - всем тем, что успело накопиться за долгий рабочий день. Быть может, будь следователь чуть более романтичен, он даже стал бы разговаривать с автомобилем, делясь своими догадками, теориями и жизненным опытом в целом. Но все же прагматичный ум выискивал для себя другого собеседника. Им мог оказаться любой - даже жена. Впрочем, приходили разные персонажи, порой совсем из далекого прошлого, а иногда просто случайные люди, и Роман Петрович, как профессиональный физиономист, тут же наделял их определенным внутренним миром, интонацией и даже какими-то мыслями. Вот в таких умозрительных диалогах и проходил весь оставшийся вечер.
      Итак, покинув дом, Роман Петрович с умело скрываемым вожделением отправился в гараж. Еще вчера он отсоединил коллекторы от головки блока цилиндров, свернув при этом три шпильки на выпускном, и теперь практически все было готово, чтобы скинуть непосредственно "голову". "Волга" в последнее время стала изрядно подъедать масло, и похоже, что одной заменой маслосъемных колпачков было уже не обойтись. А вот разобрать все до основания, а затем... Поршни, шатуны, вкладыши... момент затяжки 20 ньютонов... совместить метки... довернуть на 90 градусов... Все же насколько это по-настоящему мужское, "железное" дело.
      - Так-так-так, - подумал вслух Роман Петрович, - здесь нужно что-то вроде трубы...
      Но мысли следователя непроизвольно переключились на расчлененное тело. Роман Петрович вдруг мгновенно и неожиданно для себя придумал имя трупу - "летун". Но летун был мертв, и его участие в диалоге предполагалось исключительно в пассивной форме.
      Труба - вот оно что... Какого черта тебя понесло на эту трубу?.. Не иначе с братом Куркова были какие-то дела... Скажем, прятали что-то, а?! Залезли повыше, чтобы никто не достал, не обнаружил... Но тут - ссора. Курков-младший выхватывает... некий инструмент... скажем, выхватывает саблю (вот ее и прятали!!! дорогая украденная сабля) и натренированным движением отделяет ноги от туловища, после чего первая половина падает вниз. Ноги, неказисто уцепившись за лестницу трубы, остаются висеть на металлических скобах... Кровь... Чтобы отделаться от улики, Курков дотягивается до отрезанных ног и скидывает их в топку заброшенной котельной через жерло трубы. Затем спускается за другой половиной... Мехпарк - прятать негде, кругом люди - тело обнаружат быстро. Тащить сорокакилограммовую тушу наверх, чтобы дослать к почившим ногам - слишком тяжело. Приходится прятать где-то неподалеку, чтобы на следующий день отправить улику куда-нибудь подальше, скажем, закинув в кузов проезжающего мимо грузовика. Но почему именно в Дролин?.. Ага... У Дролиной - любовник. А любовник этот - Петр Курков... И чтобы подставить мужа в своих интересах, решает сбагрить труп именно ему. Причем наверняка знает, что Дролин частенько ходит в паре с братом. И может быть, и он и брата подговорил помочь... отвлечь, где нужно... или еще что... Но любовник у Дролиной вроде как уже год... а Курков-младший освободился несколько месяцев назад... Да и подкинуть труп мужу - если только из вредности... а может, из-за квартиры?! Нет... совсем ерунда... И труба... ну, на кой черт им лезть на трубу?.. И чем он там мог так хватануть летуна, что тот располовинился, как курица у кухарки?.. Бред... все бред.
      Роман Петрович отвернул первую пару гаек ГБЦ.
      Так, а если Курков-старший не врет, если действительно тело свалилось сверху. Тогда всего один вариант - самолет. Положим, на борту произошел какой-то конфликт и, соответственно, чтобы скрыть улику, тело выбросили за борт. Если высота большая, то ноги могли приземлиться довольно далеко от найденной части. Впрочем, по весу обе половины должны практически совпадать... Центр тяжести ведь где-то около поясницы?! А вот тоже интересный момент - почему именно по этой линии?.. Как будто человек балансировал в момент нанесения удара... Свешивался... То есть, вполне возможно, летун либо сползал откуда-то, либо, наоборот, забирался, и в этот момент ... положим, что-то острое, как гильотина, с силой обрушилось сверху. Тоже версия...
      Однако самолет... Все-таки смерть наступила именно из-за травмы... Стало быть, версия, что летун был сначала убит, а затем разрезан, случайно или нарочно - отпадает. Поэтому остается всего три варианта - расчлененное тело могло быть уже погружено в самолет и затем сброшено, второе - убийство случилось на борту, и третье - произошел некий несчастный случай, в результате которого человек погиб и частично упал вниз... или по частям...
      Вторая пара гаек легла на верстак.
      Роман Петрович положил ключ, трубу и, присев на ящик, задумчиво закурил.
      Да... погиб... упал... пропал... Эх, видишь, дружище... Вот мои руки... они немного болят от жесткой стали инструмента... И запах... Масло, бензин, краска. А последнее, что ты почувствовал, - резкий удар, хотя нет, думаю, кроме ощущения тяжести, давления, ничего и не было... Да и боли не было... Вот если ты руками за ќчто то ухватился, тогда да - наверняка промелькнуло это ускользающее чувство мира реального настоящего, за который ты держался до последнего момента. Причем в буквальном смысле... А? Как будто руки становятся чужими, и то, что они сжимают, ты чувствуешь, но чувствуешь как-то странно, отстраненно. Потом пропадает и это... не сразу, но довольно скоро... Сначала ощущение обретает форму следа, послевкусия, затем дальше... уже скорее память, чем реальность... а потом что?! Что потом?!!
      Ведь ты, наверное, удивился... Успел удивиться, да?! Никогда нельзя быть готовым к смерти... Да ты, верно, и не предполагал вовсе... Эти руки... молодые, сильные, источающие тепло, жизнь, уверенность. А я вижу теперь - они другие совсем... не человеческие... словно воск.
      Роман Петрович развернул свою ладонь и провел пальцами по линии судьбы. Рука и впрямь дышала жизнью, мгновенно откликнувшись чувством и реальностью ощущений.
      Так странно... Этой руке предначертана неминуемая смерть... Однозначное разрушение... Не физическое - ЖИЗНЬ покинет ее, обратив в тот самый холодный воск. И где буду я?! И буду ли сожалеть об оставленном уже в ином мире?..
      Депрессия нагнала Романа Петровича спустя вторые сутки... Признаться, следователь всегда отличался склонностью к мортальным переживаниям. Странное сочетание былого советского антагонизма к высшим силам, привитого с раннего детства в общем потоке навязываемой идеологии, и неумолимое подспудное ощущение смысла более широкого, чем краткий путь земной жизни - все это рождало опасливое любопытство к вечным вопросам бытия, и бытия потустороннего.
      Когда-то, с рождением ребенка, Роман Петрович необычайно ясно понял, что вечность, его личная вечность, это и есть цепь его потомства. Что смысл бессмертия ложится в передачу самого себя сыну, а через него - внуку, и дальше в бесконечное существование. Что он уже жив тем, что есть нечто новое, но обязательно частично его, не только генетически, но и ментально. Что сам он, по сути дела, есть некоторый набор оценок, эдакое мировоззрение во плоти, и что отпрыски его унаследуют не только признаки в теле, но и будут отчасти смотреть на вещи ЕГО глазами. Чем и пронесут частицу его души сквозь время, равно как и он сам есть продукт своих праотцов.
      Но все же и этого было мало... Дети детьми, но желание жить САМОМУ заставляло думать о себе и как о ДУШЕ. А отсюда вытекали еще большие вопросы, в которых ненаполненное в детстве верой сознание никак не могло разобраться.
      Роман Петрович погасил короткий окурок и принялся за работу.
      
      "Черт, у Козлова сегодня день рождения... Забыл позвонить..." - Роман Петрович поднатужился и с щелчком стронул очередную гайку.
      
      
      
      
      * * *
      
      Понятно, что версия с самолетом выглядела довольно нелепо. Впрочем, опыт подсказывал, что двигаться нужно во всех направлениях. В том числе и в самом неправдоподобном. Так что побеседовать с диспетчерской службой Домодедово Роман Петрович хотел пренепременно. К сожалению, оказалось, что сегодня человек, дежуривший в тот день и тот час, освободится задолго до того, как следователь прибудет в аэропорт. Ходу до Домодедово не менее получаса, а времени уже много. Но с чего-то нужно было начинать, и Роман Петрович решил не затягивать свой визит к домодедовским диспетчерам. Во всяком случае, наверняка найдется, с кем поговорить. Ну, а после аэропорта, возможно, удастся что-то разузнать по разосланным ориентировкам.
      
      Не остался без внимания и любовник Дролиной. Сам Дролин, труп в его кузове, любовные страсти - все это могло иметь криминальную связь. Но вот копаться в делах щепетильных - увольте, сопли и слезы с привкусом адюльтера, это к Вадиму. Вадим, который сопровождал вчера следователя в вояже по затхлым деревенским общежитиям и с первых рук старлея Кудряшова был в курсе любовных тайн села Малиновки, вполне мог слегка потрусить эту ненадежную ветвь следствия. Съездить поначалу к жене Дролина, посмотреть в ее честные глаза, а затем проведать и ее душевного друга. Так, на всякий случай. Понятное дело, что женщина может покрывать, если не того, так другого. Или обоих сразу... Но покопаться определенно не мешало. С такими установками Вадим и отправился распутывать очередной клубок, в то время как Роман Петрович двинулся в сторону Домодедово.
      С детства Роман Петрович питал странные чувства к самолетам и всему, что с ними связано.
      Шум аэропорта бесконечно завораживал, будил фантазию, трепетно отзываясь в груди. Да что там шум?.. Сам самолет, с необыкновенным, только ему присущим запахом, странными скрипящими конструкциями, совершенно не похожий ни на что другое из того мира, который остается за залом ожидания, пугал и манил одновременно. Весь этот сонм колесниц фатума, собранных под крышей аэродрома, такого же судьбоносного, но все же более земного и надежного, заставлял волноваться Романа Петровича, как, быть может, древнее судилище заставляло трепетать преступника в ожидании приговора. Вот снова послышался разворачивающийся вой двигателя, все сильнее и выше, пугая неистовой мощью - еще одна фатальная птица, вжавшись во взлетно-посадочную полосу, приготовилась уйти в неизвестность. Роман Петрович представил себя на мгновение сидящим в том самолете, нервно сжимающим подлокотник, отдающим себя в руки пилотов и провидения.
      Как странно ощущать полную беспомощность, подобно новорожденному ребенку, чья жизнь, увы, еще зависит ото всех, кроме него самого. "Да будет воля Твоя", - закончив высокой нотой свой душевный пас, Роман Петрович мысленно покинул самолет.
      
      - Это вам на КДП нужно, - направили следователя после разъяснения и удостоверения личности.
      - Боюсь, я у вас тут з-з-з-забблужусь, - Роман Петрович и без того наплутал порядком, пока добрался до первого внятного совета.
      - А вы к охране внутренней подойдите, вас проводят.
      - Охрана... охране нужен "звонок сверху". Как мне связаться с К... К-К-К... К-К-К-К...
      - КДП. Сейчас...
      После долгих объяснений по телефону оказалось, что диспетчер круга, который дежурил в тот день и тот час, уже ушел. Но Роман Петрович все же настоял на разговоре, "хотя бы с начальником смены", впрочем, по всей видимости, "начальнику" было совсем не до следовательских вопросов. Однако аргумент "ну, не в-в-в-вызывать же мне его к-к-к себе" сработал, как всегда, эффективно.
      Мрачный, немой охранник, в столь же мрачной черной форме, проводил Романа Петровича до "вышки". Показав рукой, как пройти дальше, провожатый развернулся и удалился восвояси. Роман Петрович вошел внутрь. Не успел следователь повести головой справа налево в надежде разглядеть скучающего без дела "начальника смены", как тот, заметив незнакомую фигуру, стремительно подлетел к вошедшему, несмотря на свои неспортивные габариты.
      - Это вы следователь? - чуть наклонившись вперед, прогнусавил "начальник".
      Роман Петрович окинул взором широкотелого среднего роста человека, с глубокими большими глазами, выражающими неясную мудрость жизни. Мясистый нос, довольно большие, но не пухлые губы... И практически такая же, как у медэксперта Андрея Юрьича, шевелюра - кайма светлых редких волос вокруг блестящей загорелой лысины.
      - Да, я, - Роман Петрович испытующе заглянул начальнику в палантиры голубых глаз.
      - Пройдемте в мою комнату.
      Следователь кивнул головой. Будучи в душе человеком системного склада ума, что, как правило, прививает интерес ко всякого рода человеческим технологическим инновациям, Роман Петрович не без любопытства, по ходу, оглядел диспетчерский зал "вышки".
      Помещение оказалось гораздо больших размеров, чем представлялось до этого. Диспетчеры, мониторы, огромные квадраты радаров. За перегородками сидят лопочущие на своем жаргоне люди в бело-черной униформе. Свой микромир - недоступный большинству простых смертных. О да, попал в святая святых... Да и вид из окна поражал своей необычностью - хотя окон как таковых и не было - одна сплошная стеклянная стена, вывернутая верхней своей частью наружу. Самолеты, как игрушечные, рядами стояли по всей территории, некоторые из них перемещались по рулежкам... Вот один из них занял ВПП и замер в ожидании последней команды. Роман Петрович наверняка бы задержался еще, но белая спина начальника настойчиво звала за собой.
      Вошли в кабинет. Такой же белый, как и все остальное.
      - Так что там у вас? - старший диспетчер - "начальник смены" - быстрым движением пригласил садиться.
      Роман Петрович понял, что все же сильно отвлекает ответственного человека, и перешел непосредственно к делу.
      - Следователь Волков. В-в-видите ли... тут позавчера произошел странный с-случай. Найдено тело... И есть п-п-предположение, что оно могло с-свалиться с б... б... борта самолета, заходящего на посадку. Мне нужно знать, что за в-воздушные суда были над той точкой в районе 12:00 - 12:15. Если вообще были...
      - А что за место? - начальник сам уселся в кресло напротив.
      - Деревня Малиновка, это около пятнадцати километров от аэропорта. Ж-жители говорят, что самолеты частенько заходят на п-посадку над ними.
      - Да... Малиновка - это точка входа в глиссаду. Хотя нет... Это уже глиссада, ее начало. Нужно посмотреть журнал на тот день, какая полоса работала в то время. Затем можно посмотреть борта на подлете и в глиссаде. И на круге, конечно, - начальник задумчиво застучал указательными пальцами друг о друга.
      Следователь, по профессиональной привычке, обратил внимание на светловолосые объемные руки с собранными в замок мясистыми пальцами. И на тяжелые огромные механические часы, свободно болтающиеся на таком же увесистом металлическом браслете. Роман Петрович был готов побиться об заклад, что начальник имеет привычку снимать свои часы и вертеть их в руке, когда его голова погружается в глубокие размышления. Но на сей раз часы оставались на своем месте. Только пальцы выдали некое слабое напряжение мысли.
      Роман Петрович:
      - То есть могут быть в-варианты?
      - Конечно. У нас очень плотные потоки. Иногда отправляем на круг. Знаете... давайте я вас поручу одному человеку, он вам поможет и все покажет.
      - Это будет хорошо. Спасибо.
      "Начальник смены", на поверку оказавшийся человеком весьма учтивым, несмотря на первую недружелюбную реакцию, довольно оперативно перешел к содействию. Неестественно быстро набрав несколько цифр на телефоне, добровольно-принудительный помощник следователя Волкова вызвал к себе некоего Сергея. Положив трубку, начальник обратился к Роману Петровичу:
      - Сергей - моя третья рука. Вы его поспрашивайте, он все покажет. Если какие вопросы - обращайтесь снова ко мне. Да, я не представился, извините - Дягатерь Сергей Валентинович, - начальник коротко кивнул.
      Следователь внимательно посмотрел в его глаза, затем на полноватое тело в белой короткой рубашке: "Черт с ним, пусть идет, важная птица".
      - П-п-приятно было п-познакомиться, - холодно констатировал Роман Петрович.
      На последнем слове следователя дверь кабинета отворилась, и в комнату вошел молодой белобрысый мужчина с отчетливым румянцем на светлом лице. "Расторопный юноша, - отметил про себя Роман Петрович, разглядывая выдающийся узкий нос вошедшего. - "Шустрик, однако..."
      - А вот и Сергей. Знакомьтесь - следователь... Волков, - Сергей Валентинович помахал руками, намекая, что, мол, сами разбирайтесь и, вскочив с кресла, попросил: - Я, если позволите, вернусь в зал.
      Роман Петрович в ответ кивнул и, обращаясь к Сергею, протянул сухую жилистую руку.
      - Д-д-добрый д-день. Следователь Волков, Роман Петрович.
      - Сергей.
      - В-видите ли, Сергей, п-позавчера в районе 12-ти часов ќќќќп пќоп полудни у деревни Малиновка обнаружено расчлененное тело, точнее, его в-верхняя часть... - лицо Сергея стало внимательным и любопытным, - п-по одной из версий, труп свалился с ќб борта ќп пролетающего самолета. Мне хотелось бы выяснить, насколько это возможно, а если возможно, то п-попробовать определить, откуда именно могло вывалиться... ну, в общем то, что п-позавчера было найдено...
      - Уфф-ф-ф... Насчет вывалиться с борта... - задумался Сергей, по-детски прикусив нижнюю губу. - В любом случае, а особенно на большой высоте, это обязательно будет замечено экипажем. Во-первых, разгерметизация - багажные отделения находятся в пределах герметичных отсеков. Во-вторых, набегающим потоком воздуха создастся такой шум, что заметят и пассажиры в салоне, и экипаж. Даже на небольшой высоте и малой скорости. Так что вряд ли...
      - А есть еще какие-нибудь п-полости, достаточно большие, чтобы в них могло р-разместиться человеческое тело или хотя бы его половина, но вне герметичных отсеков?!
      - Зависит от самолета. Увы, я не настолько хорошо знаю конструкции всех машин. Можно уточнить, какие борта проходили в это время. Положим, если какой-нибудь Ту-154, то в гондолах шасси достаточно много места. Говорят, даже был прецедент, когда ќкто то решил зайцем там прокатиться... В маленьких аэропортах охрана не такая серьезная - пробрался, залез каким-то образом в нишу шасси. Прокатился... Замерз насмерть - наверху-то минус пятьдесят. Да и давление, как на Эвересте... Хотя, может, байки...
      - То есть, как вы г-говорите, в г-гондоле шасси тело может уместиться?!
      - Да, места там довольно много. Только вот закрепиться как-то нужно.
      - А когда шасси выпускаются, тело ведь м-могло и выпасть, ќп правильно?!
      - Вполне. Где, вы говорите, нашли труп?!
      - Малиновка.
      - Малиновка... - Сергей подошел к карте с нанесенными воздушными коридорами, трассами и прочей авиационной разметкой.
      - С-с-сергей В-в-валентинович сказал, это как будто г-глиссада, что ли...
      - Да, точно - над ней находится ТВГ - точка входа в глиссаду, то есть прямая посадки. Но только нужно посмотреть еще, какая полоса работала и в каком направлении. Может, с этой стороны никто и не заходил тогда.
      - Вы это м-можете сделать?!
      - Да, пойдемте к терминалу, там есть вся информация.
      Сергей как будто нервничал. То ли его смущала несерьезность предположений следователя и участие его самого в подобном деле представлялось каким-то несуразным, то ли, наоборот, молодой, еще не видавший жизни помощник слишком трепетно отнесся к полученному поручению - необычному и уголовному. Сам же следователь привычно прокачивал очередную гипотезу, справедливо полагая, что отсутствие результата тоже результат. Спустив уголовное дело с неба на землю, Роман Петрович сможет пойти своим обычным протоптанным путем. Два свидетеля - подозреваемых, слава богу, уже есть. Придет экспертиза, что-то даст рассылка по району фотографий погибшего, или скорее всего, убитого. Возможно, ќчто то и вскроется.
      - Вот, садитесь, - Сергей подвел Романа Петровича к компьютеру. - Сначала посмотрим метео - позавчера... 12:00... Так, ветер... Ну, вот - работали полосы 14Л и 14П, то есть как раз в это время заход на посадку был через Малиновку. Теперь прибытие бортов - смотрим с 12:00 и до 12:20... Вот, пожалуйста, борт 65651, полоса 14П - правая, Магнитогорск-Москва, 12:11, самолет Ту-134, авиакомпании "Русэйер".
      - Это все?
      - Да, всего один борт. Если прикинуть - посадка в 12:11, значит, над Малиновкой он был где-то в 12:07 или 08.
      - Так... А вот на к-круге и п-просто мимо пролетающие?!
      - Ну, мимо пролетать - это вряд ли. Трасс никаких нет. Все самолеты уходят на круг и потом в глиссаду. Взлетали, соответственно, с другой стороны. А вот на круге - ну, судя по тому, что в это время поток был не очень плотный - всего-то один борт в течение 20 минут - наверное, и на круге никто не болтался. Хотя давайте посмотрим.
      Сергей долго что-то нажимал, чертыхался, потом опять бормотал какие-то заклинания и наконец, вероятно, нашел то, что нужно.
      - Черт... Нет, не то... Тут я не увижу. Как бы проще посмотреть?.. А, вот! Можно покрутить переговоры с "вышкой"! Сейчас я войду в архив.
      Еще пять минут загадочных манипуляций - и на экране появилась новая картинка.
      - Вот, начнем слушать "вышку" с 12:00, если кто-то до нашего борта или после пошел на круг, то по переговорам мы это поймем.
      Сергей включил воспроизведение. Из динамиков послышалось тихое приглушенное шуршание. Затем отчетливо и громко:
      "Домодедово-Вышка, 65651, добрый день, на рубеже, 500"
      "651, принято"
      Вновь тихий шум.
      - Во, - поднял вверх скрюченный указательный палец помощник. - Это ваш борт. Подходят к ТВГ... Кстати, тут на диаграмме видно, когда следующее сообщение, давайте, чтобы не ждать, я перемотаю вперед.
      Сергей пошевелил "мышкой":
      - Вот. Дальше.
      "Домодедово-Вышка, 86353, разрешите исполнительный и бесступенчатый набор. Информацию о погоде прослушал, к взлету готов"
      "86353, Домодедово-Вышка, взлет разрешаю. Набирайте 1200. После двухсот немедленно свяжитесь с кругом 127,7"
      "353, исполнительный и взлет разрешили, набираю 1200, с кругом на 127,7"
      Тишина, затем опять:
      "651, вошел в глиссаду, шасси выпущены, к посадке готов"
      "651, посадку разрешаю"
      "651, посадку разрешили"
      Сергей прокомментировал:
      - 353-му борту разрешили взлет. Судя по номеру, это Ил-86. Затем опять ваш. Кстати, заметьте - шасси выпущены уже. Время... Время 12:07:46. А первое сообщение - 12:02:55. Вот в этом промежутке где-то и были раскрыты гондолы шасси. И если что-то в них лежало, то могло выпасть именно с этого момента.
      - Понятно, спасибо.
      - Слушаем дальше... 12:08:02
      Опять тихое шуршание, и вновь резкий звук искалеченного микрофоном голоса:
      "ВЫШКА, 651, ТиКАС, пеленг по курсу, 300!"
      Секундное молчание.
      "651, Домодедово-Вышка, не подтверждаем"
      "651, не подтвердили"
      Сергей, многозначительно раскрыв глаза, посмотрел на Романа Петровича:
      - А вот это нонсенс!
      - Что произошло?!
      - Экипаж спросил подтверждение у "вышки" о помехе на курсе. То есть у них, судя по всему, сработала система оповещения опасного сближения с самолетом. Сейчас ее начинают устанавливать на все борта. Она довольно чувствительная, гораздо чувствительней обыкновенного самолетного радара. Причем может реагировать даже на большие стаи птиц. То есть... давайте еще раз послушаем.
      Сергей завел запись по новой:
      "ВЫШКА, 651, ТиКАС, пеленг по курсу, 300!"
      "651, Домодедово-Вышка, не подтверждаем"
      "651, не подтвердили"
      - А, ну вот... Короче, действительно сработал ТиКАС. Диспетчер по своему локатору ничего не увидел, а он у него очень чувствительный. Что и передал экипажу.
      - И что?
      - Слушаем дальше.
      После очередных манипуляций из динамиков послышался все тот же голос:
      "Домодедово-Вышка, 651, продолжаем посадку"
      Шуршание. Сергей подогнал "мышку" к следующему сообщению:
      "651, посадка"
      Затем еще перемотав:
      "651, полосу освободил"
      Диспетчер:
      "651, работайте с рулением, 119,0, всего доброго"
      - Ну, в общем-то и все, наверное...
      - Значит, н-никого больше не б-было?!
      - Нет. Только этот борт. Ни за ними, ни перед ними на второй круг никто не пошел.
      - И все-таки что-то было н-необычное.
      - Да. Но тут мне уже сложно вам помочь. По большому счету, этот случай обязательно должен разбираться. Хотя, конечно, дело долгое. Вам бы поговорить с КВСом. Он бы все и разъяснил из первых уст.
      - Да, с ним нужно обязательно поговорить.
      - Тогда спускайтесь к представителям "Русэйр", они вам скажут, какой экипаж пилотировал и когда его можно будет поймать здесь. Ну, или не поймать. Борт только запишите - 65651, Магнитогорск-Москва. Ну, а дату вы знаете.
      - Да, с-спасибо большое! Вы мне очень п-помогли.
      - Да не за что. Как пройти, знаете?!
      - В общий зал?
      - Да, в зал, а там найдете представительство, спросите, где у них диспетчера сидят.
      - Хорошо, еще раз с-спасибо, до свидания.
      - До свидания.
      Закончив с любезностями, Роман Петрович удалился.
      
      Найти представительство авиакомпании оказалось делом тоже непростым.
      Поплутав минут двадцать, Роман Петрович все-таки отыскал нужное ему место и после недолгих пояснений обнаружил очередной источник информации. Им оказалась женщина. Милая, но не сказать, что по-самолетному стройная и изящная. Типичный секретарь - Галина Ивановна. Лет тридцати шести, при теле, крашеная брюнетка, незамужняя. В чрезмерно прокондиционированном помещении она сидела, накинув серую вязаную кофточку на плечи. Да, очень милая и трогательная.
      - Г-г-галина Ивановна?! - как-то слишком уж холодно обратился следователь.
      - Да, я... А что вы хотели? - голос Галины Ивановны оказался весьма плотным и поставленным. Галина Ивановна оторвалась от монитора и обратила свой томный вопросительный взор на сухого, как палка, Романа Петровича.
      - С-следователь Волков. П-прокуратура. Мне нужно задать вам несколько в-вопросов.
      Галина Ивановна спохватилась. Уловив чуть заметное волнение, Роман Петрович не стал нагнетать ситуацию, хотя чисто по-профессиональному так и подмывало "подмариновать" бедную женщину, чтобы та, затем расслабившись, стала говорить с особым желанием.
      - Дело касается б-борта 65651, вашей авиакомпании, в-выполнявшего позавчера рейс Магнитогорск-Москва.
      - Да-да... был такой рейс... Сейчас посмотрю, - незаметно вздохнув, Галина Ивановна старательно полезла в компьютер. - Вот, да, борт 65651, прилет 12:11, самолет Ту-134, 34 пассажира.
      - Вот-вот, он-то мне и нужен, - Роман Петрович без приглашения уселся напротив. - Вы можете н-назвать экипаж?
      - Да, разумеется. Сейчас, секундочку...
      - Мне нужно встретиться с к-командиром.
      - Ах, вот оно что, - Галина Ивановна понимающе посмотрела умными глазами на Волкова. - Сейчас... Итак, экипаж Розанова Валентина Яковлевича. У них возврат... вот - они сегодня здесь. Да, точно, я и сама помню.
      - З-замечательно. Как мне их найти?
      - Ой, ну, наверное, они еще в гостинице, можно позвонить.
      - Будьте так любезны.
      Галина Ивановна, набрав номер, лихо разобралась с ресепшном, и через какие-то пару минут на том конце провода появился КВС злополучного рейса.
      - В-валентин Яковлевич?!
      - Да, я.
      - С вами говорит следователь Волков. П-прокуратура Ленинского района. Мне крайне необходимо с вами в-встретиться. И как можно быстрее.
      - А что случилось, если не секрет? - голос в трубке был совершенно ровный, без эмоциональной окраски. Роман Петрович оценил. Он и сам с годами обрел способность держать лицо кирпичом, что весьма помогало в работе.
      - Я п-пока не могу вам сказать.
      - Я сейчас нахожусь в гостинице. Если вам удобно...
      - Да, к-конечно. Я буду через 15 минут, - Роман Петрович на секунду осекся. - Только... никому не говорите.
      - Хорошо.
      Галина Ивановна не сводила любопытных глаз с настоящего следователя прокуратуры Ленинского района. Роман Петрович, конечно же, отметил про себя созданное им самим впечатление, и, быть может, в нем где-то очень глубоко подмигнул ответный пас, но... Но сейчас он поедет в гостиницу и будет опять нудно и серо пытать о своем трупе, самолетах и, черт подери, о всей той чернухе, что изо дня в день привычно врывается в его жизнь.
      - Да, вот что еще. Галина Ивановна... А вы с-слышали про инцидент с этим б-бортом, когда он заходил на посадку?!
      - Вы про ошибку ТиКАСа?! Так вот оно что. А я-то думаю...
      - Не совсем, но все-таки интересно.
      - Да, мы обычно слушаем эфир на подходе. Но как бы не успели даже испугаться - все произошло так стремительно.
      - Так что же на с-самом деле с-случилось?
      - Ну, насколько я знаю - просто ложное срабатывание системы. По-моему, там сигнализация была буквально секунду, ну, две... Вы спросите об этом командира.
      - Обязательно с-спрошу. А вам большое спасибо.
      - Пожалуйста, - Галина Ивановна прощально улыбнулась - "оревуар, следователь Волков из прокуратуры Ленинского района".
      - До свидания, - словно расслышав непроизнесенные мысли, в унисон ответил Роман Петрович.
      - До свидания, - печально забывая о следователе, выдохнула Галина Ивановна.
      
      Валентин Яковлевич оказался человеком гораздо более скромным, чем можно было бы себе представить. Невысокий, но с достоинством самодостаточной личности, вальяжный и живой, с ясными колючими глазами и в то же время некоторой удивительной задумчивостью во взгляде.
      Роман Петрович решил не поднимать "шума" раньше времени, так как оставалась неясность в способе доставки расчлененного тела, поэтому начал издалека:
      - В-валентин Яковлевич. У меня есть п-пара вопросов, но сначала я хотел бы услышать о том инциденте с ложным срабатыванием с-сигнализации... на вашем борту п-позавчера.
      - Этим занялась прокуратура?! - искренне удивился невозмутимый КВС. - Ленинского района?!
      - П-пока еще нет. Так что же п-произошло?! Я прослушал запись переговоров.
      - Самописца?
      - Нет, в диспетчерской.
      - А... Уже в глиссаде, ну, как вам попроще объяснить?..
      - Мне уже об-бъяснили, не б-беспокойтесь.
      - Так вот, только мы прошли ТВГ, - КВС недоверчиво посмотрел на Волкова, тот ничуть не изменился в лице, - второй пилот, Антон Свечников, заметил индикацию на ТиКАСе - такой красный квадратик и цифры удаления. Расстояние было чрезвычайно малым, что-то около четырехсот метров, для самолета это буквально пять секунд полета. Причем сигнал возник внезапно. Хотя ќТиКАС срабатывает миль за двенадцать как минимум. Очевидно, что срабатывание было ложным, так как горизонт визуально оставался чистым, да и реакция ТиКАСа была, мягко говоря, какая-то неправильная... У меня такое ощущение, что даже в наушниках не было сигнала, обычно он пиликает - бип-бип, а тут нет. Антон, не разобравшись, сразу обратился к диспетчеру. В принципе он действовал по инструкции, но... Видимость была идеальная, курс - чист. Короче, не следовало, мне так кажется... Тем более, четыреста метров - увы, уже невозможно ничего сделать.
      - Понимаю. Было какое-нибудь р-разбирательство?!
      - Да, я написал рапорт, ТиКАС сняли на диагностику, результатов пока нет. Да, вы знаете, в отряде ходят слухи, что ложные срабатывания бывают, причем не так что бы очень редко. Так что я и инцидента особого не нахожу в случившемся.
      - Хорошо. И теперь главный вопрос, - Роман Петрович понял, что имеет все шансы показаться до глупости наивным, но, чуть помедлив, все же пошел дальше. - Скажите, В-валентин Яковлевич, а могло получиться так, что во время посадки с вашего с-самолета свалился некий объект?!
      - Что?! - вот этого КВС меньше всего ожидал услышать. - Что вы имеете в виду?! Часть самолета?
      - Н-нет, предмет совершенно посторонний. Скажем... Ч-человеческое тело... а точнее, его верхняя часть.
      Валентин Яковлевич перестал дышать. Многое случалось за его летную карьеру: и помпаж двигателя на взлете, и разрывы пневматиков, даже форточка однажды лопнула, но потерять с борта труп, да еще не весь, а только часть...
      - Трупа на борту не было.
      - А вы в этом уверены?
      - Я уверен, что ничего нельзя выкинуть с самолета незаметно.
      - Да, я п-понимаю. С самолета нельзя, а если тело находилось, скажем, в г-гондоле шасси?!
      - Хм... Впрочем, чисто теоретически, конечно, такое возможно. Только... А вы это как-то связываете со срабатыванием ќТиКАСа?!
      - Пока не знаю, я не эксперт, я следователь. И в-веду дело о расчлененном трупе. Который, п-предположительно, свалился в присутствии двух с-свидетелей как раз в тот момент, когда в-ваш борт заходил на п-посадку над местом п-происшествия. Вот такая история.
      - А вы уверены, что свидетелям можно доверять?!
      - Пока не знаю, можно им в-верить или нельзя. Но есть п-показания - и я их обязан проверить.
      - Но понимаете, чтобы выпасть из гондолы, сначала туда нужно попасть.
      - Р-р-разумеется. Но мне сейчас важно понять, м-могло такое случиться или нет.
      - Теоретически - да.
      - Теперь еще один момент - по п-предварительным данным, тело р-р-расчленялось, когда человек был еще жив. Очевидно, что п-путешествовать в г-гондоле шасси двоим, один из которых р-распилит в полете другого, не п-представляется возможным даже т-теоретически.
      - Ну, а может, тело подложили уже... того... Слушайте, ужас какой...
      - С-самолет перед взлетом осматривают?!
      - Да, конечно, - авиамеханик сдает самолет бортмеханику. Осмотр обязателен.
      - С-стало быть, если тело находилось в г-гондоле, то его бы непременно обнаружили?
      - Разумеется.
      - И еще, насколько я п-понимаю, нужно как-то закрепить в ќг гондоле п-перевозимое, правильно?!
      - Да. Вы правы. Значит, тело попало на самолет непосредственно перед взлетом, когда экипаж был уже в кабине.
      - А я думаю, если, конечно, оно т-туда вообще попало, то только в процессе р-р-руления, когда с-самолет находится на п-приличном удалении от диспетчеров и обслужающего п-персонала, так?
      - Да-да... очень разумно.
      - Закинуть тело быстро и хоть как-то з-з-закрепить - нереально.
      - Да, на рулении вряд ли.
      - Значит, человек сам з-залез и сам з-з-закрепился.
      - Но живым он не долетит в любом случае.
      - Конечно. Но мало того, з-залезал он, так сказать, целиком, а п-прилетел - частями. П-причем нижнюю часть так пока и не нашли.
      - Возможно, его как-то перешибло механикой. Нет, ну это ќчто то совсем странное и ужасное.
      - В-возможно. Но тогда остались бы с-следы - кровь, ну и так далее.
      - Ну, вот этого могло как раз и не быть - шасси выпускаются на скорости около четырехсот, при малой высоте - порывы ветра очень сильны, и смоют все, что угодно. Думаю, даже внутри гондолы.
      - Значит, все-таки такое могло п-произойти?!
      - Я не знаю. Кажется неправдоподобным. Это каким же идиотом нужно быть, чтобы залезть в гондолу шасси перед взлетом!
      - Ну, знаете, р-разное бывает. Может, с-самоубийца такой неординарный, или еще что.
      - Кошмар, полный кошмар!!!
      - Или же б-б-бортмеханик.
      - Что бортмеханик?! - до Валентина Яковлевича медленно стало доходить.
      - Ну, всякое может быть. Если человек з-залез не сам, то единственный, кто бы мог туда п-положить тело, или часть тела, это ќб бортмеханик.
      - Уф-ф-ф... Митяев Кирилл... Ну, уж вряд ли... вряд ли...
      - Р-р-расскажите о нем.
      Валентин Яковлевич помял подбородок. Экипаж менялся не раз. Люди приходили, работали месяц, другой, кто-то из бортпроводников учился дальше на штурмана или пилота, "вторые" редко, но все же получали командира. Кирилла Митяева он знал не более полугода. Странный, одержимый небом юноша, удивительно быстро из пассажирского салона перебрался в пилотскую кабину. Интеллигентный, немного взбалмошный - как такой мог хладнокровно и жестоко кого-то убить, спрятать? Да и зачем?!
      - Кирилл летает со мной около полугода, - начал Валентин Яковлевич, - совсем еще молодой. Да толком что-то особенное я вряд ли скажу. Наши отношения, в силу большой разницы в возрасте, да и определенной субординации, нельзя назвать дружескими или тесными. Я - командир, он - подчиненный. Но так, по-человечески - совершенно адекватный, я бы даже сказал, тихий паренек, но, конечно, не без юношеской вспыльчивости. Да даже и вспыльчивостью это сложно назвать. Импульсивность, скорее. Порой не к месту. Непонятная. Беспричинное, на первый взгляд, возбуждение. Но он молод, мне кажется это вполне естественным. А по работе - очень ровный... Когда делом занят. Из наших дружен с Антоном, это второй пилот. Семейное - холост, а так из разговоров понятно, что женским вниманием не обделен. Что еще?.. По поводу возможности его причастности к такого рода происшествию - вы поймите, я не то что бы хочу защитить своего подопечного, просто, как я вижу, такой человек вряд ли способен на хладнокровное поведение, столкнувшись с убийством.
      - Как знать.
      - Я прекрасно вас понимаю.
      - Я бы хотел с ним п-переговорить.
      - Он в отъезде. Я попросил его заняться расхлебыванием всей этой истории с ТиКАСом. Знаете ли, рапорты, акты, объяснения, пояснения. Он бортмеханик, пусть и занимается. Так что Митяев сейчас в городе или по пути туда. Вернется, наверное, уже к вечеру. Вряд ли раньше. А завтра у нас вылет. Так что либо сегодня после восьми, либо завтра до девяти утра.
      - М-да, неудобно. Д-давайте поступим так. Вот вам мой номер телефона, как п-появится, сразу п-позвоните.
      - Хорошо.
      - Тогда до свидания. В-возможно, мы еще увидимся.
      - Рад буду помочь.
      И Роман Петрович, попрощавшись за руку, отправился восвояси.
      
      Добравшись до прокуратуры, следователь застал Вадима, прибывшего с расследования амурных дел гражданки Дролиной, в весьма задумчивом состоянии.
      История, которую поведал заторможенно-удивленный опер, ясности следствию не добавила:
      "Приехал я к этой Марине Дролиной. Она не работает сейчас, сидит дома. Ну, достал я фотографии, дескать, может, узнаете. Говорит, показывал уже участковый, не знаю, кто это, в первый раз вижу. Ну, и сама так брезгливо смотрит, как будто и не нервничает... Ладно, продолжаю, хорошо, не знаете. Тогда расскажите о человеке, к которому вы ездите в город. Она сразу проявилась, но типа включает непонятки - о чем это вы?! Поясняю - скажите сейчас, а то придется прокуратуру посещать - допросы, как мужу объясните? Ну, то-се, долго не ломалась. Что-то стала говорить про то, что с ним все кончено, и прочее. Короче, додавил я ее, видать, сначала не хотела координаты выдавать, все валенком играла, но потом вдруг, я бы даже сказал, неожиданно, передумала и определила. Я еще заподозрил, что, может, знакомого подкидывает, и пока я еду, накрутит того по телефону, чтобы подыграл. Странно как-то переключилась... Но, с другой стороны, не брать же ее с собой. Поехал. Думаю, разберусь.
      Любовник - зовут Максим, фамилию не назвала, вроде как странно, но с другой стороны, на что ей фамилия, чай, не холостая. Так вот. Живет практически на противоположном конце города, ехать часа полтора, не меньше. Где, кем работает, тоже непонятно. Говорит, последний раз видела его как раз вчера - был дома. Уже интересно, да?! Приезжаю. Поднимаюсь на второй этаж, звоню. Слышу - кто-то дома есть. Дверь не открыли, спрашивают:
      - Что хотели?
      - Пряников - прокуратура. Откройте! - показываю удостоверение в глазок.
      Молчание..."
      
      О да, молчание. Максим совсем не ожидал такого поворота дел. Кровь колющими струйками застремилась внутрь, глубже в тело. Испуг сухим кубиком льда провел по побледневшим губам. "Черт, неужели?.. О-о-о, нет..." Пряников, Пряников... Пустить - нет?! А если не пустить?!
      - Что вы хотите?
      - Мне нужно поговорить с Максимом. По поводу Дролиных. Откройте дверь.
      "Ну все... точно..." В это сложно поверить, но это так. За ним пришли. Максим повторно попытался себя убедить, что на него нашло какое-то наваждение, быть может, даже сон, но, еще раз взглянув в глазок, в искажении которого широкая физиономия Пряникова выглядела еще более весомо, несчастный поэт понял, что нет, не сон, сама реальность стучится нещадной рукой в его двери. Так что же?! Пускать?!! Не хочу, нет... Ему нечем ответить, он беззащитен, увы, но это так. Да ведь еще и улики, да-да, улики!!! Все, что он так неосторожно использовал - теперь от этого не избавиться. Даже не выкинуть. Забрать с собой! Уйти и забрать с собой! Пусть ищут, пусть смотрят. У него есть еще время ...
      Максим неуверенными широкими шагами подался обратно в комнату. Второй этаж - не так и высоко... Хватая по пути все самое необходимое, Максим двинулся к балкону. Ботинки... Выходная рубашка с деньгами и документами в нагрудном кармане... Ключи и вот эти улики - Максим завернул скрываемое в спортивную куртку. Теперь на балкон.
      Пряников нетерпеливо постучал в дверь.
      
      "Да, я постучал еще. Явно, что открывать никто не собирается. И главное, без каких-либо объяснений. Ну, что делать?! Наряд только вызывать. Позвонил. Приехали с ОВД "Ростокино" двое. А пока ждал, дошло, что этаж-то второй - запросто спрыгнет. И от двери не отойдешь, и со стороны окон посмотреть нужно. Короче, как наряд приехал, одного оставили караулить, а с другим пошли смотреть на ту сторону - действительно, вроде следы свежие, глубокие, словно прыгнули сверху. Позвонили соседям - слава Богу, дома. Перелез через балкон - пусто. Так и есть, сбежал. По квартире полазил, ничего интересного. Ни документов, ничего такого нет. Потом уже в отделении выяснил данные на этого Максима. Ну, что еще сказать - сбежал. Такая вот петрушка..."
      
      "Еще один...", - подумал Роман Петрович, слушая почти что детективный рассказ Вадима. Теперь к сбежавшему Петру Куркову добавился любовник жены тракториста.
      До самого вечера прождал Волков звонка от командира Розанова, однако напрасно. Бортмеханик, похоже, не спешил с возвращением в гостиницу, несмотря на завтрашний вылет. Перспектива отлавливать с самого утра загулявшего Кирилла Митяева отнюдь не радовала Романа Петровича, как назло разобравшего свой лимузин, а дергать кого-то из оперов с машиной было задачей не из простых. Добираться же до гостиницы на своих двоих, откровенно говоря, совсем не хотелось. Но задача разрешилась, как всегда, неожиданным образом. В полночь позвонили из дежурной части - Кирилл Митяев пропал.
      
      * * *
      
      Утром информация подтвердилась. Связавшись с Валентином Яковлевичем, Роман Петрович пообещал, что форсирует розыскные меры, так как и сам в этом имеет сильно возросший интерес. Теперь к пропавшему брату Куркова и сбежавшему любовнику добавился еще и бортмеханик самолета, пролетавшего над мистическим местом происшествия. Загадочный клубок завязался очередным удивительным узлом.
      
      Роман Петрович ясно почувствовал, что пришло время проведать экспертизу. Анатомичка всегда вызывала тяжелые переживания, и Роман Петрович не испытывал горячего желания вновь столкнуться с холодным, мертвецки звонким кафелем патологоанатомической лаборатории. Мрачные коридоры навевали мысли о смерти, точнее, о ее неминуемом появлении и реальности. Сначала ты отчетливо слышишь свои шаги, звук которых, отражаясь от стен, улетает далеко и пропадает за следующим поворотом. Затем за одной из запертых дверей появляется тот самый конец жизни - ќбудто восковое, пустое тело, чуть прикрытое мятой простыней. Так вроде бы и есть - коридоры, двери, двери, но за одной из них смерть. И здесь, в безжизненном эхе, послесмертие казалось тоскливым и печальным, словно пустая кастрюля.
      Тело убитого, точнее его найденная часть, уже прошло все круги мертвецкого ада и, лишившись некоторых своих частей, как то фрагментов трахеи, аорты и много чего еще, уже покоилось в холодильнике, дожидаясь решения своей участи. Впрочем, самый интересный экспонат, что оставила в подарок неопознанная половина "летающего трупа", представлял из себя тонкий срез костной ткани, зажатый между препаратными стеклами. Вот именно это вещественное доказательство уже второй день не покидало микроскопа Бориса Пашиковича. К которому и направлялся следователь по делу номер 86353. Судмедэксперт, только что отобедавши, пребывал в приподнятом настроении и, увидев в просвете коридора знакомую фигуру, бойко замахал темной волосатой рукой.
      - Роман Петрович! А я все жду, а ты не идешь!
      - П-привет.
      - Привет, привет. Бутерброд будешь? Могу чаем угостить.
      - С-с-спасибо... не буду.
      - Не будешь, так не будешь. Тогда пойдем, расскажу много чего интересного по твоему торсу.
      - Торс... Ах, ты о тр-р-р-рупе. Какой же это торс? Это бюст.
      - Бюст - это по грудь.
      - А т-торс - это без головы. И без рук.
      Борис Пашикович весело хлопнул следователя по спине. Роман Петрович уже давно отметил, что с годами врачебная циничность по отношению к своим подопечным уже перестает быть чем-то шокирующим, и даже порой кажется, что это всего лишь способ, позволяющий смотреть без жалости в глаза провидения. Без жалости в первую очередь к себе самому. Но вот способность принимать пищу в стенах данного заведения, причем чуть ли не отходя от станка, для Романа Петровича до сих пор оставалась загадкой.
      - Торс, бюст... Кстати, ноги так и не нашли?
      - Нет, не нашли. Вообще в-вариантов нет. Ходил вчера к д-диспетчерам домодедовским. Ну, аэропорт там, ты знаешь...
      - Ты думаешь, он того, с самолета спрыгнул?!!
      - Ну, откуда еще?!! Если только его сами т-трактористы туда не заложили. В п-прицеп, в с-смысле.
      - Да нет, Рома, тело действительно упало.
      - Ну, Андрей мне уже с-сказал, что т-травмы характерны для высотного п-падения.
      - И он не ошибся. Но не это главное. А главное я сейчас покажу...
      Судмедэксперт пригласил к лабораторному столу.
      - Посмотри в микроскоп.
      Роман Петрович неуверенно взглянул на окуляр. Хотя, что там может быть отвратительного?..
      - Что это?! - Волков осторожно прильнул к микроскопу, стараясь ничего не задевать руками.
      - Это срез кости убитого. Я хотел определить, чем его рассекли.
      - И?
      - Да ты смотри, смотри!
      Следователь еще раз попытался распознать мутные очертания, но окуляр, по всей видимости, не соответствовал его диоптриям. Роман Петрович решил не заострять на этом внимания.
      - Ну, так что это?
      - Срез безупречно чистый. Абсолютно. Без каких-либо следов воздействия. Как грань кристалла.
      - И что это означает?
      - А я не знаю, что это означает. Я пытался посмотреть и на мягких тканях, но там уже все поползло. Но тоже есть фрагменты, где прослеживается невероятный чистый срез.
      - Так чем такое могло быть п-произведено?! - следователь отпрянул от микроскопа.
      - Чем??? Ничем. Чем бы ни резал - все равно останется след. Заломы, задиры, - Борис Пашикович сложил пальцы щепотью и потряс ими перед Волковым, - тем более это КОСТЬ! У меня племянник в Троицке работает. По науке большой профессор. Я спросил его, чем можно такое сделать, даже фотографию показал. Говорит, что он взялся бы - можно на электронном микроскопе иглой поатомно "заполировать", либо на ускорителе жгутом то ли позитронов, то ли протонов выбить, но только при условии небольшой толщины материала, а то пойдет нагрев и прожиг.
      - Небольшой т-толщины - это сколько?
      - Сантиметр, может, два. Смотря какой ускоритель. Племянник рассказывает, у них в Троицке случай был. Не сработала защита, мужик заглянул в тракт синхротрона, и как раз пошел жгут. Дыру в башке прожгло насквозь. Но как лазером - моментально все запеклось. Не знаю, байка или нет - остался жив. Так, говорят, с дырой с полуторадюймовую трубу и ходил.
      - Ты все это с-серьезно?!
      - Абсолютно. Еще племянник говорит, найдете, кто это сделал, меня позовите, очень интересно самому.
      - М-да... С-слушай, может, вызвать с-специалистов?
      - Вызови, вызови. Но дела вот такие. Хороший труп, ничего не скажешь...
      Электронный микроскоп... Синхротрон... Выйдя из анатомички, Роман Петрович понял, что ум его стремительно заходит за разум. Ну, ладно с пропавшими Курковым, любовником Дролиной и бортмехаником, хотя последний в этой тройке кажется совсем инородным, нелогичным, впрочем, как и все они в этой истории. Пусть даже тело упало, с самолета ли или еще откуда. Все это как-то можно было объяснить, связать, понять. Но участие в фантастической судьбе трупа устройств немыслимой сложности, которых во всем мире считанные единицы, никак не укладывалось в сельский натюрморт преступления. Конечно, быть может, эксперт ошибался. Но даже если и так, все равно в свете новой информации ситуация не только не прояснялась, а еще больше приобретала оттенок невозможности и утопии. Лучше бы и не ходил...
      
      В кабинете Романа Петровича настиг телефонный звонок:
      - Алло!! Роман Петрович?! Это старший лейтенант Кудряшов!
      - Да, здравствуйте, - сомнамбулически ответил следователь Волков.
      - Курков-младший нашелся!!! Точнее, его поймали! - поспешил обрадовать участковый.
      - Хорошо, - безучастно отозвался Роман Петрович.
      - Вы приедете? Его в Домодедовском УВД сейчас допрашивают.
      - С-скажите, Кудряшов, у вас в р-районе поблизости есть с-синхротрон?..
      - Что?!! А?!!
      - Ну, или, на худой конец, электронный м-микроскоп?
      - Шутите?
      - Тогда не п-поеду.
      - Почему?! А у него, между прочим, нашли летную форму!
      - Летную ф-форму?! - оживился Роман Петрович. - Хорошо, с-спасибо, еду.
      Наконец появилась связующая нить. Тоненькая, еле уловимая, но хоть какая-то в вязком компоте несопоставимых фактов. Особенно сейчас, когда надежда на экспертизу обратилась прахом, подобный подарок судьбы мог вернуть распавшийся в хаос мир Романа Петровича в нормальное состояние. В море всевозможных подробностей не хватало фактов для создания хоть коротенькой логической цепи, и следователь рефлекторно поддался на огонек нового источника информации. Который в это время сидел в КПЗ, ожидая своей участи.
      
      Конечно, следователь не успел к допросу. Мало того, не застал он и Петра Куркова и оперативников по его делу. Забрав задержанного, те укатили на "место происшествия", суть которого Роману Петровичу предстояло выяснить из протокола допроса - единственного существенного следа, оставленного эфемерным братом Ивана Семеновича.
      Протокол допроса... Курков Петр Семенович, 68-го года рождения... по статьям 108 ч.1 и 144 ч.1... освободился 12 мая... года... Проживал на территории механического парка совхоза "Малиновка" в общежитии... 23-го числа покинул место проживания после ссоры с братом.
      
      "Ну, куда мне податься?!! Естественно, нужно поближе к городу. Но в Москву я не поехал, боязно. Решил в Домодедово. Ну, ќтуда сюда... Денег особо нету, стал искать, где бы пристроиться. Заприметил я гаражи одни, место темное, не проходное, чтобы никто не шуршал поблизости. Походил, посмотрел - есть, вроде, гаражик-пенал, видно, что хозяева не пользуются давно. Короче, то, что надо. У меня с собой инструментик разный был, пассатижи там, отвертка, ну, так, для работы... Сзади у гаражика-то лист и отодрал слегка. Приклепан был халтурно. Машина внутри пыльная, сразу видно, стоит уж не первый месяц. "Жигули", пятая модель, старая. Правда, заперта. Темно, не видно ни черта. Зато в гараже инструмент есть. Спичками подсветил - нашел полоску металлическую подходящую и кусок проволоки жесткой. Из проволоки сделал крючок и сквозь решетку вентиляционную на капоте поддел тросик замка - он на соплях держится, сразу с креплений слетает и тянется. Капот открылся, заорала сигналка. Я матюгальник сразу вырвал с проводами и сбросил клеммы с гудков - все, тишина, только моргает. Затем, как понятно, водительскую дверь открыл полоской металлической - в "Жигулях" это несложно. Включил фары и уже осмотрелся по-настоящему. Гараж как гараж... Короче, навел порядок. Лист, который задней стенкой у гаража, поправил, чтобы не торчал, сигналку снял, чтобы не моргала, разложил салон - для ночевки то, что нужно. Так и устроился. А вчера, на второй день, уже под вечер, возвращаюсь из города, ну, к себе, в гараж, смотрю - прям у задней стенки моего пенала стоит мужик в белой рубашке и справляет нужду по малой. Прям на лист. Подошел ближе ќпо тихому - а форма-то летная. Паренек молодой... Да, ну и дернул меня черт. Подумал - летчик, небось, при деньгах, документах, да и форма тоже - либо продать можно, либо самому сгодится. В общем... Темнело уже. Я подошел сзади неслышно, за шею пальцами обхватил одной рукой и к стенке его лбом прислоняю. Он равновесия не держит, руками вперед хватается, а я ќпальцами то давлю за уши по сонным этим артериям, кислород перекрываю, значит... Короче, вырубился быстро, пяти секунд не прошло... сполз. Ну, я его в гараж и определил. Одежду снял аккуратно, денег, правда, с гулькин нос, документы еще... А самого связал, рот пластырем из аптечки заклеил и оставил в машине. Стекла закрыл и двери. Думаю, сам рано или поздно очухается, выберется. Ну, а мне куда-то сваливать нужно. Сначала мысль была переодеться летчиком и в аэропорту перекантоваться, но испугался. Да я вообще не знал, что меня уже ищут. В общем, бегал, бегал... пока не поймали. Обшмонали, ну, а тут форма... "
      "Ну, а тут бортмеханик Кирилл Митяев", - переиначил Роман Петрович. Вот как - сразу оба и нашлись. Удивительно. Попросив показать приобщенные к делу документы ограбленного Курковым летчика, следователь окончательно убедился в своей незамысловатой догадке - Митяев Кирилл Сергеевич.
      Конечно, очень хотелось поговорить и с пострадавшим, и с задержанным, однако сегодня это уже вряд ли могло быть возможным. К тому же оставалось только догадываться, что обнаружит выехавшая бригада в гараже, в котором так неожиданно обрел заточение незадачливый подчиненный командира Розанова. С другой стороны, полученная информация, кроме удивления по поводу внезапно возникшего Митяева, ничего интересного в следствие не добавила. Дождаться возвращения оперативников, чтобы узнать об участи бортмеханика?! Роман Петрович, немного посомневавшись, решил-таки не форсировать события. Одно то, что Митяев не скрылся, а по глупой случайности попал под недружелюбную руку еще одного фигуранта, само собой снимало часть подозрений. Хотя такого рода случайность - пересечение двух подозреваемых между собой - не могла не наводить на размышления. Впрочем, не стал бы бортмеханик, пролетая над селом Малиновка, сбрасывать тело с самолета, при этом каким-то образом находясь в криминальной связи с братом очевидца. Да и не мог. Поэтому столь необычная и подозрительная встреча, по всей видимости, явилась просто лукавой случайностью. Хотя и тот, и другой до сих пор сохраняют на себе отпечаток преступления, и оба вполне могут быть причастны, но, по всей видимости, уже не дуэтом. Еще раз поразмыслив, Роман Петрович отправился домой.
      
      * * *
      
      Так что же произошло с еще одним беглецом по делу о расчлененном трупе?! Максим, доселе скрывавшийся у своего приятеля от властной руки правосудия, на следующий день твердо решил посетить так гадко подставившую его музу. Это же надо, так коварно обвинить его, когда она сама, да, сама раскрылась, отдалась его мужскому "Я". Всю ночь он с ужасом фантазировал, в каких выражениях подлая любовница изощрялась в своем заявлении - "в особо извращенной форме, с элементами насилия...". Но, слава Богу, нехитрую коллекцию "игрушек" он успел из своей квартиры прихватить во время побега.
       Разумно полагая, что муж Марины беззаветно отдает всего себя на ниве сельского хозяйства, искатель справедливости отправился непосредственно к ней домой. Каково же было его удивление, когда дверь открыл сам хозяин.
      - Тебе кого?! - Костик, которого Максим видел впервые, выглядел, мягко говоря, неважно.
      Возвращаясь к событиям трехдневной давности, следует отметить, что ссора между рассопливившимся Дролей и его неверной женой не прошла без следа. Напротив, тяжелый разговор имел продолжение и на следующее утро, когда разболевшийся после бутылки водки Костик попытался довести конфликт до логического конца. Ну, или до любого другого. Известно, что неправильно проведенный опохмел приводит к тяжкому запою. А принимая во внимание сложное психологическое состояние, что в свою очередь усугубило стремление выйти за рамки реальности, легко понять, почему еще до обеда Костик был выставлен из дома вместе с недопитой бутылкой водки и напутственным злым словом. Проще говоря, Дролю выгнали пьянствовать горе куда-нибудь в другое место. Даже несмотря на больную тещу, ожидающую скорой помощи любимого зятя. Жестоко?! Весьма. Но события недавнего вечера там, в Москве, не на шутку добавили стервозности негодующей жене, которая почему-то сочла возможным выместить свои эмоции на несчастном подавленном муже. Одним словом, Костик пошел по друзьям. Но поболтавшись в разных домах пару дней, так и не приходя в ясное сознание, Дроля был отправлен восвояси, так как друзья оказались людьми семейными и такого распутного затяжного пьянства волею своих жен допустить не могли. Вернувшись домой, но так и не обретя общего языка, Костик произвел рокировку со своей второй половиной по принципу: "ах, ты не хочешь уходить?! Тогда уйду я!" Таким образом, становится понятным, почему оба мужчины гражданки Дролиной так неожиданно для обоих встретились на пороге вражеской для Максима территории.
      - А... - поэт, властитель рифм, не нашелся, что ответить.
      - Ты кто?! - Костик окинул пьяным взором цивильного вида городского человека, причем весьма не по-доброму.
      - Я ошибся, извините, - Максим наконец догадался, что муж Марины сильно не в себе и, немало испугавшись, правильно понял, что пришел не вовремя да и вообще не туда.
      - Погоди-ка, погоди-ка, - в мозгу Костика стало нечетко проявляться пьяное озарение.
      - Да нет уж, я лучше пойду, прощайте.
      - Ты этот... Маринин любовник... из города, да?! - Костик язвительно закивал головой. - И чего это пожаловал?!!
      Максим искренне удивился не столько алкогольной проницательности хозяина дома, сколько его осведомленности в тайных делах своей жены.
      - Ну чо, опешил-та?! Чо, - Костик приветственно помахал рукой перед своим лицом - думал, не знаю?!!
      - Не понимаю, о чем вы? - интеллигентно парировали ему в ответ.
      - Он не понимает! - голос Дроли стал набирать силу, как бы пытаясь призвать всех соседей к разгорающейся дискуссии. "Сейчас полезет в драку", - не без основания заподозрил Максим.
      - Ну, вот скажи - чего ты приперся?!! У тебя совесть есть?!! И без тебя душа горит. Я... Я... да ты... вообще! - Костику вдруг так много захотелось сказать, что слова в своем нарастающем объеме запутались друг о друга и комом повисли в горле. Однако то, что он УЖЕ кинул в лицо своему подлому сопернику-гаду-паразиту презрение, открыв свою осведомленность, распахнуло в душе форточку гордости и самоуважения. Как странно, наверное, городскому интеллигенту видеть его не по-деревенски благородную мудрость, всепрощение и терпимость. Но только не к нему...
      - Послушайте! Я ошибся... домом. Я пойду. И прекратите орать на меня!
      - Да, да, - Костик опустил голову и перешел практически на шепот, - хороша, да?! Нравится, а?! Может, мне это... отдать тебе, а?! Возьмешь?! Или пока чужая - хороша, а так - нет?!! Ну, ты-то у нас человек приличный, добрый, чуткий... любовь там... А я так... серый такой, невзрачный... не плохой, нет... так, средненький...
      - Слушайте, прекратите молоть чепуху! Я вижу, вы пьяны! - Максим все хотел обернуться и пойти прочь, но боязнь получить по голове чем-нибудь сзади не давала сделать и шага.
      - Ну да... чепуха... Врезать бы тебе, а?! Ты мне вот, быть может, всю жизнь ломаешь, а я тут перед тобой душу изливаю. А может, сядем, выпьем?! А? Брезгуешь? Или боишься?! А-а-а, боишься, вижу!!! - Костик хитро пригрозил пальцем. - И правильно делаешь.
      - Ничего я вас не боюсь.
      - Ну, это ты зря.
      - Все, - Максим все же рассердился и решительно попятился назад.
      - Чо? Уходишь?! Пр-р-р-р... стой. А может, это, действительно выпьешь со мной?! Все-таки как-никак родственники почти... связаны, так сказать, одной женщиной... правда, не матерью, но все же...
      Максим вдруг еще раз вернулся к тому моменту, когда Марина постучалась в его двери. На вопрос, отчего она появилась так внезапно, возник тогда только один вразумительный ответ - "поругалась с мужем". Теперь и без приборов было видно, что конфликт действительно имел место быть. Максиму стало неприятно от чувства чужой беды. Он вляпался в самый эпицентр тяжелых переживаний, и от этого на душе появилась отторгающая брезгливость и нежелание сочувствия. Но в то же время в ощущениях вспыхивали парадоксальные огоньки жалости, как к безнадежно больному человеку, чью боль и страдания так не хочется подпускать к себе близко, и в то же время обнаруживающие в тебе сквозь эгоизм порывы поддержки и как будто даже любви.
      Ситуация для Максима, надо сказать, создалась предательски неоднозначная. Уж по всей логике событий не было никаких сомнений, что дискуссий в данной обстановке допускать ни в коем случае нельзя! Но провокация на откровенность, азарт душещипательности, пожизненная тяга к романтическим авантюрам, под определение которых совершенно четко попадал получившийся пассаж - все это тянуло поэта совсем в иную сторону. Да, принять на грудь напор покуда еще невысказанной эмоции, терзания, что, по сути дела, так близко ему самому. Увидеть, ощутить порыв, боль и ненависть. О, это его стихия, его пища, дыхание, оживляющие волнения еще нерожденных стихов.
      - Вы пьяны. И я... я не хочу связываться с пьяным человеком. Увольте меня от подобных разговоров. Прощайте.
      - Ну, хорошо... Черт с тобой. Да, я пьян... немного. Но я хочу, чтобы ты меня послушал, - Костик прислонился к косяку, отчего, получив уверенную опору, приобрел вид совершенно трезвый и вдумчивый. - Думаешь, чего я знал и молчал? Да, знал, догадывался. А что тут догадываться - оно все видно. Поначалу, как мысли приходить стали, думал - разорву. Всегда так думал... Поэтому и поверить долго не мог. Но это баба верит, хоть и знает, а мне в общем понятно все стало. А знаешь, что понятно?! Короче... плевал я на тебя. Все равно ко мне вернется, потому что я для нее муж, а ты... Ты как кино... она тебя смотреть ходит... конечно, в кино оно интереснее... Ну, а вот ты скажи - тебе это как?! Совесть не мучает?! Все-таки чужая жена... А?! Да молчи уж, черт с тобой... Я, признаться, и терпеть совсем перестал, все думал найти тебя и сказать, дескать, хорош, Вася, а то, не ровен час, убью по ревности. А ты вон и сам пришел. Так что не смотри, что сразу не пришиб... а кулак ведь так и чешется... я не за тебя терплю, за нее... А тебе мой хук справа светит... ой, светит... Я, быть может, сам не герой, но ты-то, ты-то полная сопля! И обиднее то, что героя в ТЕБЕ ищет. А какой ты герой?! Исподтишка по чужим бабам ходить... Козел ты... даром, что городской...
      - Я не за себя, а за того отвечу, если он и вправду, как вы говорите, существует, - все же дернул черт вступить поэта в полемику. - А если он любит ее?! А она тебя, то есть вас, нет. Если вы для нее лишь сожитель, ошибка, как часто бывает. Нежелание оставаться одной. Может, даже боязнь одиночества. И вдруг любовь. Такое можно осуждать?! А если любите по-настоящему, конечно, то желание может быть только одно - сделать все, чтобы она стала счастлива.
      - Собачья это любовь. Чо я, не знаю... Скучно ей в четырех стенах... Детей нету. Были бы дети... Только что же ты ей этой любовью все голову морочишь?! Вот и говорю, что козел... Никто ты. А то давно бы ушла. Вот и вся правда. Вот только терпеть мне надоело. Всему мера есть. И ты - эту меру перебрал.
      - Слушай, - вдруг вскипятился Максим, мелко затрясся губами, - ты! Да я для нее хоть что-то светлое в этой жизни! А ты?! Ты посмотри на себя - нора! Что ты там терпишь?!! Ты потерять ее боишься, потому как не по себе женщину взял!!! Терпитель, посмотрите на него!!! Футляр ты для нее. Только не по рангу футляр. Ты...
      - Ну, вот и открылся, - не слушая, констатировал Дроля, наклонясь зачем-то вниз. - А вот это ты знаешь что такое?
      Костик, распрямляясь, вытащил увесистый кирзовый сапог, явно сильно ношеный и порядком уже задубевший.
      - Вот те! - наотмашь, держа за голенище, Дроля постарался поразить поэта в самое лицо.
      Однако три дня пьянства спасли непрошенного гостя от однозначных увечий, пронеся выцветшую, твердую, как камень, подошву мимо головы. Максим, почуяв апофеоз встречи, мигом развернулся и полетел стремглав по обшарпанной лестнице вниз. ќ"А а а а!" - зарычало за спиной. Еще через мгновенье сапог, так неудачно использованный для оплеухи, громко шлепнулся о ступени, не долетев до беглеца метра полтора. Максим не обернулся. Преодолев первый пролет в два прыжка, поэт, ухватившись за перила, развернул вектор движения в противоположную сторону и столь же стремительно нырнул ниже, на следующий этаж. Если бы не кровь, пульсирующая тамтамом в ушах, Максим наверняка смог услышать неритмичные шаги позади себя. Пытаясь удержать равновесие, Дроля почти что кубарем полетел вслед убегающему противнику. Стены то вдруг опасно приближались, заставляя выбрасывать вперед руки, то отшатывались прочь. Ступени возникали совсем не там, где их приходилось ждать. Одним словом, бег по тесной темной лестнице превратился в жуткое падение сквозь недра заколдованного колодца. Но вот хлопнула дверь - противник выбрался-таки наружу. Вперед!!! Еще шаг, два... и вот первый этаж, разворот... о боже, ноги не держат, Костик хватает перила, но мимо... удар... грохот... Чуть не выбив соседскую дверь, Дроля, цепляясь за воздух, вновь подался вперед, к выходу. Последние ступени... Ручка двери... Свет...
      Максим судорожно пытался сообразить, как побыстрее избавиться от назойливого преследователя. Отбежав метров на пятнадцать, поэт позволил себе обернуться - пусто. "Он же пьяный, пьяный, - вертелось в голове. - Его нужно путать..." И здесь мгновенно возник коварный план. Максим побежал вниз, под горку, разумно полагая, что ему так будет легче, а ревнивому мужу наоборот, ибо тот, разогнавшись, скорее всего не сдержит равновесия и упадет. При этом хитрый любовник свернул с дороги, как только возникла такая возможность и, не разбирая направления, добавил прыти сквозь ямы, камни и спиленные кусты.
      Что-то шмякнулось совсем близко... Понимание звука пришло лишь спустя несколько прыжков. "Кидается, что ли?!" Максим обернулся - о, да... Поэт застал Костика в момент очередного броска. Камень, казалось, на удивление точно ложится в его тощую фигуру. Беглец метнулся в сторону, вжимая голову в плечи. "А-а-а-а, сука!!!" - последовал разочарованный выкрик. Снаряд вновь не достиг своей цели. Бег продолжился.
      За преследованием наблюдал уже не один десяток любопытных глаз. Дроля, несмотря на тяжелое состояние, довольно долго держался за незнакомцем, при этом умудряясь время от времени запускать в него увесистыми предметами, причем, что странно, тому даже приходилось порой уворачиваться, настолько точными оказывались некоторые особо удачные броски. Последний раз подобное происходило лет пятнадцать назад, когда вся деревня наслаждалась развязкой романтической истории, связавшей любовными узами некоего Петра со своей тещей, которая, впрочем, по возрасту лучше, чем молодая дочь, соответствовала любовнику. Теперь же происходил очередной, и, наверное, правильно будет сказать "долгожданный" финал затянувшейся интриги. Муж гонится за невесть откуда возникшим далеким любовником, метая в того камни и все, что попадется под руку. Какой назидательный, классический пример, впрочем, обидно нивелированный телевизионными страстями. Но все равно такой родной, замечательный, наш.
      
      Дроля упал. Мелькнул калейдоскоп из травы, неба, земли, спины убегающего предателя. Костик, сморгнув неудачу, хотел продолжить, подняться, побежать вновь. Но что-то кончилось внутри, ссохлость, завернулось в трубочку, узким концом уперевшись в прыткого врага. Врага, который больше никогда не вернется. Ненависть камнями вырвалась прочь. Испуг и бегство подлого соперника утолили жажду души. Но теперь внутри возникла пустота. И объяснение тому нетрудно было отыскать. Костик отчаянно понял, что ему некуда возвращаться, что его никто не ждет. Тоска вновь наполнила притупленные алкоголем чувства. А быть может, наоборот, раскрепощенная сентиментальность толкнула Дролю к земле. Он припал к ней, уткнувшись носом в прохладный кустик травы. Пахнуло таким детским, таким прошлым, наивным и ужасно любимым, потерявшимся и так неожиданно напомнившим о себе. Сладкое, горькое, недосягаемое, живое. Дроля обмяк, закрыл глаза и тихо заплакал...
      
      * * *
      
      - Это опять Кудряшов, - утро Романа Петровича началось со звонка хлопотливого старшего лейтенанта.
      - Да, доброе утро. Что-то с-случилось?!
      - Да. У нас, как всегда, - участковый, несмотря на перманентное равнодушие, влагаемое Романом Петровичем в каждый момент общения, в очередной раз не преминул подчеркнуть свою значимость в деле. - Вчера к Дролину приезжал любовник его жены. Вся деревня теперь обсуждает, как они в догонялки играли. Дролин, кстати, четвертый день в запое. Приедете?!
      - Интересное дело, - Роман Петрович смягчился. И в самом деле, ну за что он так невзлюбил молодого старлея?!
      - К-кстати, вас как по имени-отчеству?!
      - Олег Сергеевич.
      - Знаете что, Олег С-сергеевич... Я сейчас собираюсь п-поехать с Курковым-младшим п-поговорить, вчера так и не получилось. ќП потом, думаю, еще один человек будет. Тут в Домодедово, в ќб больнице... А вот затем к вам заскочу, р-р-расскажете. А вы уверены, что это был тот самый... ну, л-любовник Дролиной?!
      - Люди говорят, Роман Петрович.
      - Х-хорошо, заеду. Спасибо!
      - Заезжайте. До свидания.
      - До свидания.
      Роман Петрович повесил трубку. "Люди говорят", - следователь усмехнулся про себя. Вновь раздался звонок. "Ну, чего он там еще?.."
      - Да.
      - Роман Петрович?! Апанасов. Вроде, ноги ваши нашлись. Записывайте.
      - Вот как?! Записываю.
      
      Текстильщики.
      Серый душный район столицы, невольно фильтрующий бесконечный выдох большого города. Невзрачная улица, ничем не примечательный дом. Грайвороновская, 21. Да, это здесь. Роман Петрович поднялся на этаж.
      В квартире второй день работала следственная бригада. Необычную находку не сразу сопоставили с разосланными ориентировками на труп из Подмосковья, и теперь дело успело получить своего следователя и свое отдельное производство. Так что появился законный вопрос - под крышей какой прокуратуры произойдет объединение двух половин. Но сейчас главный интерес представляли ноги, судя по описанию, довольно точно соответствующие разыскиваемым Волковым частям. Роман Петрович вошел в квартиру.
      В спертом воздухе кружил явный запах разложения с примесью гари и пыли. На полу одной из двух тесных комнат в хаосе немногочисленных опрокинутых вещей белым мелом бросались в глаза очертания нижней части тела. Причем контур упирался в непонятного предназначения блин, диаметром метра полтора и высотой сантиметров пятнадцать, если не считать торчащих по периметру, сложным образом скрученных спиралей, по всей видимости, изготовленных из медной проволоки. Издалека такое сооружение или, точнее, предмет, напоминал гигантскую конфорку с выложенной концентрическими кругами пружиной. Но и спираль находилась не в одной плоскости, а как бы задавала поверхность нижней части большого шара. По направлению к конфорке тянулись пучки проводов, точно так же, как и тело, обрываемые по периметру устройства. Часть проводов уходила в один из двух шкафов, стоящих неподалеку у стены. Створка одного из них была приоткрыта, и сквозь щель в неярком свете окна виднелись конструкции, состоящие из тороидальных катушек большого диаметра, огромных алюминиевых цилиндров и, надо полагать, некоего шасси, к которому все это крепилось и соединялось между собой. Кроме шкафов, в комнате также находился стол - совершенно пустой и чистый. И что сразу бросалось в глаза - занавески на окнах имели непонятный экстравагантный крой, неуместный в такой неприметной комнате. Впрочем, если бы ткань портьер могла дотянуться до странной конфорки, то полукруглые арочные края вполне могли явиться результатом воздействия непонятного прибора. Но на первый взгляд, до конфорки было слишком далеко.
      И еще несколько необычных деталей - упавшие штативы, лучами приникающие все к тому же загадочному устройству. Два из них удерживали галогеновые прожектора, разбитые при падении, а третий, расположенный между ними, был пуст.
      - С-следователь Волков, п-прокуратура Ленинского района, - представился Роман Петрович всем присутствующим.
      - А-а, здравствуйте. Проходите. Тут уже, конечно, кое-что убрали, - невысокий, "коробочного" вида человек, с седыми перьями коротких жестких волос, вышел из глубины комнаты и протянул руку. - Макаров, Марат Владимирович.
      - Роман Петрович, - Волков коротко поздоровался.
      - Давайте попробуем сразу определиться, ваши ноги или нет. У нас есть фотографии, вы можете посмотреть, но самое главное, мы нашли документы, думаю, это будет самым простым.
      - Да, конечно.
      Марат Владимирович попросил папку и, недолго покопавшись среди бумаг, выудил несколько фотографических листов. Получив снимки, Волков практически сразу ответил:
      - Да, он. Мои ноги, - затем прочел имя: "Егор Николаевич Кузяев".
      - Ну, что ж...
      - М-марат Владимирович. Я не знаю, как р-решится вопрос, но все же, не дожидаясь оп-пределения п-производства, я хотел бы узнать п-подробности.
      - Разумеется. У вас ведь дело уже с неделю висит?!
      - Чуть меньше, но есть п-подвижки... определенные...
      - Ну да. Так вот, по трупу, точнее, по ногам. Заметили соседи снизу. Если хотите, можете сходить посмотреть. У них на потолке несколько дней назад стал проявляться серый круг. Причем с каждым часом становился все темнее и темнее. Круг правильной формы, метра полтора в диаметре. Ну, вы понимаете. Хозяин полез посмотреть, что такое, оказалось - пыль. То есть именно в этой зоне, четко по контуру круга началось интенсивное запыление потолка. Хозяин, разумеется, предположил, что в квартире сверху происходит что-то, что неприятным образом проявляется у него в комнате. Пробовали достучаться - ну, сами понимаете, безрезультатно. Потом заметили неприятные запахи от квартиры, вроде бы и гарь, и еще что-то, а окно, кстати, постоянно оставалось приоткрытым, и снаружи свисала занавеска - соседи заметили еще в первый день. Вызвали милицию. Ну, пятно на потолке, запахи, занавеска... Решили вскрыть - и вот результат. Ноги лежат на этом подиуме, обугленные местами, тела самого нет, как будто совсем сгорело, и вот эти штативы и провода. Да, и самое главное - камера. На среднем штативе крепилась видеокамера. При падении аппарат пострадал, сейчас из него извлекают пленку. Таким образом, можно выдвинуть первой версией некий эксперимент, в результате которого произошел несчастный случай. Куда делась вторая половина - теперь становится ясно. Однако совершенно непонятно, зачем из квартиры унесли только часть тела. Возможно, просто не успели вернуться за второй?! Может быть. Но камера... Камеру оставили здесь. Хотя неясно, что на ней сохранилось, но сам факт...
      - Быть может, на ней и нет н-ничего. Я осмотрю место п-происшествия?!
      - Да, пожалуйста.
      Роман Петрович в благодарность кивнул и шагнул в сторону удивительной "конфорки".
      - С-следы есть какие-нибудь?! Этот Кузяев жил один? - Волков присел на корточки перед блином непонятного аппарата.
      - Прописан в квартире только он. И соседи по площадке говорят, что, кроме него, постоянно живущих здесь не видели. По первым данным - из родственников только бабка по линии матери. Сама мать умерла. Отец живет отдельно лет пятнадцать. Больше нет никого. Сейчас выясняем с местом работы.
      - А в м-момент смерти был еще к-кто-то в квартире?! Или после?! - Роман Петрович потянулся к странной спирали.
      - ОСТОРОЖНО!!! Там все еще есть напряжение! У нас одного уже долбануло вчера.
      Роман Петрович скоро отдернул руку. Внешне спираль представляла собой крученую-перекрученную медную проволоку, сильно потемневшую не то от температуры, не то от старости. Насколько удалось разобрать, плетение было по типу "спираль из спирали" - то есть сначала проволока плотно свертывалась пружинкой, затем из полученной трубочки изготавливалась следующая спираль и так далее. Окончательный жгут представлял из себя четырех-пятисантиметровый кабель, плотно скрученный, и по всей видимости, с каким-то темным сердечником внутри. И вот этот громоздкий медный шланг концентрической спиралью выходил из серой пористой матрицы, очень похожей по своей структуре на пенобетон.
      - Следов пребывания кого-либо еще мы пока не обнаружили. На посуде, ручках, панелях пальцы одного человека. Еще у Кузяева жила кошка. Или кот. Но животного теперь нет. Кстати, еще одна деталь - окно, которое рядом с устройством, как я уже говорил, было не закрыто. Вернее сказать, замок порвал раму и не удерживал окно в запертом состоянии. Сама рама старая, высохшая, и все же требовалось некоторое усилие, чтобы выдернуть ушко ответной части. Впрочем, второй, верхний, замок вообще сломан. Быть может, сильный порыв ветра - но вряд ли.
      - Да, странно. Только зачем выламывать окно? - Роман Петрович завороженно еще раз обвел гигантскую конфорку глазами. - Что за устройство?А экспертов в-вызывали?!
      - Сегодня ожидаем одного из института, посмотреть, чего тут нагородили. Но от наших ребят, тех, кто хоть что-то понимает, слышал мнение, что это какая-то сложная катушка. Нечто похожее делал Никола Тесла в свое время, физик такой, экспериментатор. А в шкафах расположен очень мощный аккумулятор энергии. Он, кстати, забит по самое не могу конденсаторами "Тесла"... Вот такое совпадение. Еще на балконе полно всякого электрического хлама - раскуроченные электродвигатели, трансформаторы и так далее. Что еще? Каких-либо описаний, пояснений нет. Нашли несколько тетрадей с расчетами, но там ничего не понять...
      - А п-пленка из камеры? Есть н-надежда, что с ней все в п-порядке?
      - Я надеюсь, сегодня специалисты из лаборатории, если получится, перепишут содержимое, и можно будет посмотреть. Камера пострадала не сильно, думаю, кассета в полной сохранности.
      - И мне бы копию.
      - Хорошо. Да я думаю, наверняка дело вам передадут.
      - Видите ли, Марат... В-владимирович, - Волков встал в полный рост и, обогнув конфорку, приблизился к окну. - П-признаться, я в полном недоумении по поводу произошедшего. Чем дальше п-продвигается следствие, тем меньше становится понятного в этом деле. У м-меня сейчас два человека на очереди для допроса, один в бегах, а раз так п-получилось, хотелось бы как можно скорее п-посмотреть, что на пленке.
      - Хорошо, хорошо. Я позвоню экспертам, а вы, наверное, езжайте прямо к ним, там на месте и разберетесь. Может, частично что-то уже готово.
      - Спасибо. Можно?! - Волков жестом показал, что желает открыть окно.
      - Да... конечно.
      Роман Петрович отогнул гвоздик, удерживающий створку, и потянул за ручку. В комнату сразу же хлынул свежий шумный поток уличного воздуха. Несмотря на постоянный сквозняк, царивший во все время кузяевского небытия, флюиды разложения и гари настолько пропитали квартиру, что запах, казалось, уже никогда не выветрится. Перегнувшись через подоконник, Волков увидел под собой неширокую дорожку, практически вплотную подходившую к дому. Если что-то и свалилось бы за окно, то, учитывая высоту девятого этажа, неминуемо попало бы прямо на асфальт, или на припаркованный у дома автотранспорт.
      - Ну да, ну да, - пробормотал про себя следователь, затем, обернувшись к Макарову, уточнил: - Так под окнами ничего н-н-не ќн н-нашли?!
      - Нет, все чисто, - спокойно ответил тот, - ничего такого.
      - Ну, ладно, я, п-пожалуй, пойду, - встрепенулся Роман Петрович. - Значит, я к вашим экспертам?
      - Да, я позвоню им. Не беспокойтесь.
      И Роман Петрович в предчувствии скорой развязки поспешил к заветной кассете.
      
      * * *
      
      Марат Владимирович оказался прав. Кассета действительно сохранила свою целостность, и работа по восстановлению содержимого практически была завершена.
      - Да, кассета ничуть не пострадала. С механической точки зрения. Но проблема в другом - по всей видимости, рядом с камерой произошел мощный электромагнитный всплеск. А для подобного рода носителей это чревато потерей информации, или как минимум серьезными помехами.
      Вывод эксперта прозвучал неутешительно.
      - Вы х-хотите с-сказать, что к-к-кассета, по сути дела, п-пуста?!
      - Нет, не пуста. На ней есть изображение. Но как бы вам объяснить?.. Сигнал хоть и аналоговый, но он практически не содержит сколько-нибудь продолжительных отрезков неповрежденного видео. Если выбросить весь "шум", то останутся лишь некоторые кадры, да и то неполные. Но если в последовательности кадров можно разглядеть действие, то от звука совсем ничего не осталось. Обрывки в доли секунды.
      - Ну, т-т-так что же в-в-видно?!! - Роман Петрович никак не мог понять, покажут ему хоть что-нибудь или нет.
      - Смотрите сами, мне сложно такое прокомментировать, - молодой человек в белом халате задумчиво достал из бумажного конверта окутанную ореолом таинственности черную кассету.
      
      На экране монитора появилась первая картинка.
      - Мы пролонгировали каждый кадр, чтобы сохранить временной масштаб. Многие кадры не полные, так что не удивляйтесь, если часть экрана будет в помехах. Звук мы убрали полностью, там вообще нет ничего полезного.
      
      Появился странный предмет, напоминающий небольшую виселицу или клюку. На широком ремне, на высоте около метра от пола, с конца клюки свисал прозрачный шар, в котором нетрудно было разглядеть запертую полусферами кошку. Самого Кузяева или ќкого либо еще в кадре не наблюдалось. Позади подвешенной кошки виднелась небольшая доска для рисования мелом. Шторы плотно задернуты. Низ изображения где-то на одну шестую испорчен помехами.
      Второй кадр. Теперь помехи закрывают практически весь экран, оставляя сверху лишь маленькую полоску. Через несколько секунд полоска расширяется почти до половины, и в центре появляется сам Кузяев. Его глаза прикрыты, рот неестественно скривлен.
      - Похоже, он что-то рассказывает, - пояснил эксперт. - Сейчас будет много подобных кадров.
      - А п-почему только нижняя часть кадра с-с-скрывается за ќп помехами?!
      - А синхронизацию иначе не отловить. Кадр должен начинаться как бы сверху, а промежуточные части сложно поймать, хотя, наверное, можно. Поэтому все кадры ущербны только снизу. Сканирование идет сверху вниз и через строки. Вот и качество плохое, как бы в два раза менее четкое, чем могло бы быть. Мы не нашли ни единого целого фрагмента. Получилось не кино, а слайд-шоу.
      - Понятно, понятно...
      Тем временем будущая жертва продолжала что-то "говорить". Роман Петрович с холодным трепетом ожидал конца сюжета. Ему скорее хотелось увидеть того, другого, кто, быть может, сейчас стоит вне кадра, чье появление наконец прольет свет на загадочное падение тела внутрь кузова Дролиного трактора.
      - Ну вот, минут десять он болтает. Может, перемотать?!
      - Нет, нет... Вы сами д-досмотрели до конца?!
      - Да, но там...
      Роман Петрович все не решался спросить про то, что его больше всего волнует. Он будто боялся услышать "нет" и хотел сам все увидеть до конца и в полной мере.
      Наконец картинка переменилась. Кузяев исчез, оставив в центре подвешенное в прозрачной сфере животное. Кадр теперь практически ничем не отличался от начального.
      - Спич закончен, - продолжил комментировать эксперт, - кошка или кот внутри - по всей видимости, "испытуемое животное". Вот, теперь смотрите внимательно.
      Роман Петрович весь напрягся. Ну же ...
      В последовательности кадров стали происходить очевидные изменения. Кошка, до сих пор не менявшая позы, вдруг "зашевелилась", сфера также поменяла свое положение. И вдруг...
      Следующий кадр, несмотря на свою половинность, удивил Романа Петровича до невозможности. В верхней половине изображения, где всегда виднелось устройство, подобное "виселице" со свисающей широкой лентой, появился полутораметровый голубой, почти что белый шар, с совершенно ровными четкими краями. Конечно, нижней части не было видно из-за помех, но геометрическая форма и диаметр улавливались однозначно.
      - Сейчас будет довольно полный кадр, смотрите, я нажму на паузу.
      И действительно, на экране появилось практически полное изображение. Шар буквально светился. Комната озарилась ярким светом. Впрочем, нижняя часть возникшего шара оставалась значительно более темной.
      - Здесь не очень хорошо заметно, но шар не везде однороден. Вот видите - чем ниже, тем темнее... И еще какие-то просветы.
      - Да-а-а... дальше.
      Эксперт отпустил паузу. Следующий кадр имел ракурс, уже сильно отличавшийся от предыдущего.
      - Вот здесь камера уже падает.
      Действительно, невидимая на других изображениях "конфорка" переместилась выше. Теперь стали видны раскаленные до свечения спирали, выходящие из фантастического устройства.
      - Заметили?! Это рабочее состояние аппарата.
      - Да-а-а...
      Следующий кадр. Изображение расфокусировано, но угадывается паркет пола и размытые белые листы бумаги вверху. В самом углу слева черная полоса.
      - Смотрите, это последний кадр, - эксперт вновь поставил воспроизведение на паузу, - вот это белое сверху - листы бумаги, летящие к шару. Камера падала тоже по направлению к нему. А вот эти черные элементы, в углу - это нога... Смею предположить, что Кузяева как бы засосало в появившийся шар, как и бумагу, и все остальное. В следующий момент камера упала и разбилась. По всей видимости, провод питания удержал ее, как и светильники, от попадания в шар. Ну, а что дальше, вы уже видели.
      Роман Петрович никак не мог прийти в себя. Вместо возможного преступника он обнаружил светящийся шар, засосавший бедного экспериментатора, но почему-то только наполовину. Потом кошка... Но... но тело ведь не пропало, не сгорело в адском пламени вместе с испытуемым животным, а оказалось в кузове трактора совсем в другой стороне. При этом никаких следов ожога... Быть может, это не те ноги?!! Но как же?! На фотографии паспорта Кузяева, что показал час назад следователь Макаров, определенно был тот самый человек, чей торс сейчас находился в холодильнике морга.
      - Вот мы тоже ничего понять не можем.
      - Да вы и не все знаете, - задумчиво добавил Волков. - П-перепишите мне на кассету, да я пойду.
      Теперь уже совершенно ясно Роман Петрович почувствовал, что реальность окончательно покидает его мироощущение.
      
      * * *
      
      На верстаке как-то по-особому безжизненно и грустно валялись гайки полуразобранного мотора. Роман Петрович, просмотрев кассету с десяток раз, оставил драгоценную Тамару Палну, как водится, наедине с домашним бытом, сыновними уроками и бесконечным мыльным сериалом, заточившись в блеклом нутре душного гаража. Весь день прошел в безумном движении, начиная от посещения Бориса Пашиковича до Малиновской общаги со скорым заездом на краткий допрос брата Куркова. А вот до бортмеханика так дело и не дошло. Да и стало совершенно ясно, что Митяев к этому делу никак не причастен. Ибо, судя по экспертизе, Егор погиб не далее чем за полчаса до своего частичного появления в кузове Дролина, а то и еще раньше. Таким образом, и у Митяева, и у Дроли с напарником было абсолютное алиби. Причастность любовника Дролиной также находилась под большим вопросом, ведь ни мотивов, ни каких-то косвенных признаков его криминального действия так и не появилось. Во всяком случае, пока. Брат Куркова - и здесь весьма твердое алиби - Курков-младший показал, а соседи по общаге подтвердили, что сам он находился в это время у себя и никуда с утра не отлучался. Да и вообще появление расчлененного тела именно в Малиновке очевидным образом обратилось в некое случайное совпадение. Да даже и не совпадение, так как и совпадать, в общем-то, было нечему.
      К сожалению, видеопленка не сохранила ни времени, ни даты записи эксперимента, и теперь установить точный до минуты момент смерти вряд ли представлялось возможным. Оставалось только приблизительно прикинуть, как быстро могло быть доставлено тело из Текстилей до Малиновки. А вот кто доставил - тайна, до сих пор без малейшего намека на ответ. Конечно, все еще не решился вопрос, как произошло расчленение, хотя инструмент, возможно, уже найден. Странно, что ожоги находились только на нижней половине, а вот верхняя часть тела оставалась совершенно чистой и нетронутой... Не считая, конечно, самого расчленения. Но ответы на эти вопросы следует искать, вероятно, в другом месте...
      По большому счету, Роман Петрович уже обладал весьма основательной версией произошедшего. Сопоставив все известные факты, Волков пришел к выводу, что тело все-таки не свалилось в кузов к Дролину, точнее, конечно же, свалилось, но не в тот момент, когда по каким-то непонятным причинам опрокинулся прицеп... Показания Куркова-старшего в этом случае оказывались единственной выпадающей частью из всей теории, придуманной Романом Петровичем. Да и то лишь частично. Действительно, возможно, ќчто то и грохнуло в прицепе перед тем, как он перевернулся, ведь истинной причины аварии так и не удалось установить - было ли это вызвано падением трупа или некоей случайностью на дороге... Но то, что при всем усилии воображения нельзя выкинуть торс Кузяева из окна собственной квартиры, да так, чтобы он баллистическим образом долетел до Малиновки и приземлился в короб Дролина, как раз это и натолкнуло на единственно возможный вариант событий. А именно - аппарат Кузяева, непонятно для чего предназначенный, но явно содержащий в своем устройстве силы гигантской величины, действительно загадочным образом всосал в себя молодого ученого, разрезал того напополам, при этом по причине инерции или каких-нибудь там электромагнитных полей верхняя часть, так и не коснувшись раскаленных спиралей, вышвырнулась в раскрытое окно. Ноги же упали на аппарат... Ну, и так далее... Причина, по которой окно было открыто, вероятно, совпадала с причиной, по которой к голубому шару притянулось не только тело Кузяева, но и все остальные не очень тяжелые предметы... Часть из которых, равно как и кот экспериментатора, сгорели, не оставив и следа. Отчего-то не сгорели ноги... Ну, тут возможны варианты... Итак, кошмарный эксперимент вышвырнул отрезанную часть Кузяева в окно. Но как же тело попало в прицеп Константина Дролина в двадцати километрах от места происшествия?! Очевидно, что во всей этой истории существует неведомый посредник - положим, грузовой автомобиль с крытым высоким кузовом. Машина вполне могла стоять в эту минуту под окнами, и поймать своей крышей или перевозимыми вещами вылетевшее тело. Да, подобное вряд ли могло произойти незаметно от окружающих... Ну, а с другой стороны, почему бы и нет? Не факт, что в таком городе, как Москва, кто-то всерьез озаботится непонятным грохотом в недрах грузовика. Если только сам водитель, но его в это время, опять-таки, могло и не быть рядом с машиной. Теперь становится более-менее понятным, как телу удалось перебраться из одной точки пространства в другую. Грузовик отправился по своим делам, расположенным ќгде то около дороги, по которой Дролин с напарником вывозил кукурузу. Когда водитель обнаружил неучтенный груз, первое, что ему пришло в голову сделать, так это поскорее избавиться от непонятно откуда возникшего тела. Выкинуть на обочину - сразу найдут, оттащить в лес, спрятать - но что если застанут его за столь сомнительным занятием?! Нет, нельзя... И тут мимо проезжают два трактора - первым Курков, чуть сзади - Дролин. Высокие пустые короба, которые через полчаса доверху заполнятся кукурузой, и никто ничего не заметит... Водитель перекидывает тело со своего грузовика в короб Дролина - весу в том килограмм тридцать пять, а то и меньше... высота бортов примерно одинакова... Вполне возможно... вполне... Тело падает, разбивая головой остатки кукурузы... плюс следы от удара о кузов грузовика... И случайная авария, перевернувшая прицеп. Пусть многое притянуто за уши, но жизнь подсказывает, что именно из вереницы подобных нелепых, невозможных случайностей и вырастают такого рода загадочные дела...
      
      Такой сценарий событий возник практически сразу после первого просмотра пленки. Сейчас же Роман Петрович был больше занят несколько отвлеченной от преступления темой. Ведь как странно пересеклись, казалось бы, доселе совершенно изолированные линии судеб людей, прикоснувшихся так или иначе к смерти Егора Кузяева. Сам Кузяев, любовник Максим, Дролин, бортмеханик Митяев... Роман Петрович вдруг обнаружил, что все эти люди содержат в себе черты некоего общего характера... Даже внешне наблюдалось определенное сходство... например, сухощавость... хотя Митяева Роман Петрович так и не увидел, впрочем, как и Максима, только по фотографиям в документах... Или, быть может, это только так кажется... Словно скрытый магнит привлек в одну точку все эти персонажи. Даже Митяев, улетев из загадочного узла самолетом, все равно буквально был приведен Петром Курковым обратно. Интуитивно во всем этом просматривался неведомый потусторонний смысл. Даже нет, не так... История начиная с нелепого эксперимента неудачливого ученого до пойманного брата-рецидивиста была настолько плотно закручена в клубок, вот ровно как спираль неведомого аппарата в Текстилях, что если провести вероятностный анализ, то ни при каких, даже самых вольных допущениях, не могли столь тесно связаться судьбы Митяева, Куркова, Дролина и Максима, все вместе и разом, вокруг одного человека - Егора Кузяева. Тело попало к Дроле - в это же время над местом происшествия пролетал самолет Митяева, на котором, между прочим, вдруг сломался ТиКАС, который затем привел Митяева на встречу с Курковым, который руками старшего брата выгнал на подвернувшегося так к месту бортинженера. Странно, очень странно... Но если напрячь память, то ведь вся жизнь подчинена невидимому сценарию, написанному одной рукой и одинаковыми штампами. Числа, географические места... имена, фамилии... даты... внешность подследственных... в масштабе какой-нибудь одной истории всегда обнаруживается скудность фантазии автора.
       И тем самым доказывает его существование. Невидимая рука, потусторонний промысел... и непонятный смысл собственного участия во всем этом спектакле.
      Роман Петрович, материалист до мозга костей, в который раз прикоснулся к странному проявлению фатума. И сейчас, сидя на полусломанном табурете и перебирая в руке мелкие металлические детали, следователь вновь глубоко задумался о той неведомой руке, что рисует недоступные человеческому сознанию линии, так не желающие ложиться в четкие пределы параллельно-перпендикулярного мира. И во главе всего коллапса в сознании Романа Петровича воссиял огромный, небесного цвета шар, завертевший вокруг себя всю эту поразительную историю...
      
      * * *
      
      Прошло два дня. Дело, разумеется, Волкову не передали. Не получил его и Марат Владимирович. Но трофей в виде переписанной кассеты из камеры Кузяева все же остался. Бортмеханики, ќбратья рецидивисты, любовники жен трактористов, сами трактористы - все одномоментно вышвырнулись из головы Романа Петровича, равно как тот труп в Текстилях, оставивший лишь фантастический сюжет про голубой шар... Назойливый, невозможный, нереальный... Этот шар преследовал Волкова денно и нощно... Коллапс непонимания давил раздражающим грузом. Как человек умный и рациональный Роман Петрович понимал, что такого быть не может. И второе - что увиденное забило последний гвоздь в гроб его спокойного миросозерцания, и ему теперь одна дорога - ... ќнет нет, не в психиатрическую больницу... А в Троицк, к племяннику Бориса Пашиковича. В тот же день, когда кассета попала следователю в руки, тот успел догадаться, что дело непременно отнимут, что подобные фокусы лежат в интересах иных структур. Уже через час кассета была переписана вновь, и к вечеру копию записи кузяевского эксперимента отвезли племяннику на изучение. После, в течение двух дней, кассета с подробной аннотацией и схемой кочевала из одних ученых рук в другие, и в конце концов нашла, по всей видимости, своего адресата... Германа Игоревича.
      
       Герман Игоревич - человек для многих не совсем серьезный, несмотря на козлиную бородку и ученую проплешину на голове, хотя, безусловно, доктор в своей физико-математической науке. Но вот предел его как раз не в залысинах, переходящих медленно, но уверенно в тотальное облысение, и тем более не в докторской надбавке за степень. А в точке отрыва.
      Мы все видим сны... Мы четко делим мир на фантазию и реальность. Любое ощущение имеет назначенную природу, либо эфемерную, фантазийную, подобно сновидению, либо совершенно четкую и существенную, как укус бешеного пса - больной, опасный и серьезный. Все остальное - беллетристика, придуманная если не самим человеком, так кем-то другим.
      Мир привычен, очертания его понятны, граница ясна. Правильно ли будет сказать, что Герман Игоревич перешел черту? Скорее, черта пролегала в каких-то иных краях... Ведь если она есть - значит, ее кто-то провел... Герману Игоревичу всегда давалось с трудом понятие "априори". Ведь в "априори" всегда есть чей-то интерес. А у Германа Игоревича был свой интерес, даже не интерес, а болезненное любопытство, и чужие выводы для него, скорее, были предметом для сравнения, чем истиной в последней инстанции. И хотя деятельность его, безусловно, лежала в плоскости классических теорий, вторая ученая часть Германа Игоревича с гораздо большим энтузиазмом купалась в идеях, начисто выпадавших из теорем от Ньютона до Эйнштейна. Увы, наука является заложником математического фундамента, чьи первые камни были водружены задолго до теории струн, квантов и прочей невидимой кухни... Но не все еще подведено под однозначность строгих формул. И в этом отношении Герман Игоревич с юности своей следовал только одному принципу - мир познаваем! И если мозг наш не способен представить себе возникновение признака в момент его определения, значит, это не более чем математический артефакт, все та же издержка, подобная невозможной величине "бесконечность". И стоит ли твердо подводить реальность под шаблон аппроксимирующего аппарата, пусть чрезвычайно гибкого и сложного, но в основах своих содержащего "априори" тысячелетней давности... Но иного пути не существовало... Ни Герман Игоревич, ни кто-либо еще, никто не мог предложить альтернативу... Оставалось только догадываться и созерцать, сохраняя при себе выводы и "еретический" путь познания.
      Однако... Вернемся к нашим проблемам. Итак, что же поведал ученый-неформал страждущему Роману Петровичу?
      
      (Тесный узкий кабинет-пенал с крошечной тропинкой, ведущей сквозь кучи научного мусора от двери до захламленного стола. За столом - Герман Игоревич, напротив - Волков, неудобно подпирающий коленями жесткую мебель.) Герман Игоревич:
      - Видите ли, ваш подопечный, то есть труп, изобрел некую установку, или точнее сказать, реализовал старую мечту многих ученых, что до сих пор казалось невозможным. Я внимательно просмотрел пленку, и с уверенностью могу сказать, что этот самый Егор Кузяев в своей квартире создал и опробовал Репликатор. Или Аппликатор, как вам угодно... Слышали когда-нибудь о таком?!
      - Н-нет. А что это?
      - Как бы вам объяснить?.. Репликатор наслаивает одну пространственную точку на другую. А что при этом может происходить - вы видели собственными глазами.
      - Ч-честно говоря, мне н-н-не совсем п-понятно. П-почему шар стал п-поглощать Кузяева с окружающими п-предметами?! Можно как-то вкратце объяснить весь м-м-механизм, если, конечно, это вам доступно самому?!
      - Сложно все это... Давайте я попробую, но на пальцах вот так показать очень и очень трудно... Ну, во-первых, немного теории. Представьте, весь наш мир, все наше пространство, как некую поверхность четырехмерной фигуры. Разумеется, никакое воображение не сможет воссоздать такую картину. Все же наше восприятие трехмерно, и четвертую ось вставить в дополнение к трем под силу только человеку с нездоровой психикой. Но есть эдакая упрощенная модель, которая, быть может, и нежизнеспособна, но позволяет примерно представить структуру пространства, в котором мы существуем. Мы просто снизим размерность на один. Рассмотрим не трех-, а двумерный мир. В этом случае двумерный объект, элемент данного мира, находится на поверхности трехмерной фигуры. Вот эта поверхность и есть замкнутый двумерный мир. И данный объект, куда бы не перемещался, все равно всегда остается в пределах воображаемой поверхности. Нам, трехмерным "небожителям", понятно, что та плоскость, в которой живет наш объект, имеет искривление по третьей пространственной оси. Но для него такое искривление совершенно незаметно, просто в силу того, что он в своем воображении не может втиснуть третью размерную ось к понятным для него двум существующим. Все то же самое происходит и у нас. Наша материальность трехмерна, равно как и мы сами. А замыкание всего пространства происходит вследствие искривления по умозрительной четвертой переменной. Но вернемся к нашему двумерному подопечному. Я пока понятно излагаю?!
      - Весьма.
      - Так вот, поселим наш объект для определенности на поверхности шара. Тут следует понимать, что шара-то как такого не существует. Есть воображаемая поверхность, в пространстве которой могут перемещаться двумерные объекты данного мира. Далее - форма фигуры, строго говоря, не имеет жесткого фиксированного геометрического представления. Она как поверхность аморфной губки, где-то искривления больше, где-то практически их нет. Эдакое облако. Точнее, поверхность облака. Но степень искривленности пространства в каждой точке имеет зависимость от той материи, что располагается в ней. Например, сильные кинетические моменты скукоживают пространство, образуя как бы складки... но для объектов, находящихся в этом мире, степень и тип искривленности совершенно незаметны. Но вот что будет, если складка в пространстве станет настолько кривой, что соприкоснется стенками сама с собой. Представьте, что вы берете двумя пальцами губку и как бы прищипываете ее. При этом то, что под вашим пальцем, входит в соприкосновение с другой поверхностью, хотя между ними, если идти как положено по всему контуру губки, существует определенное расстояние. Потом, заметьте, мир-то двумерный, а стало быть, "толщина" пространства отсутствует. И стенки не просто соприкоснутся друг с другом, а погрузятся одна в другую - полностью совместятся, другими словами.
      - С-с-сложно представить...
      - Да-да!!! Когда вы кладете лист нулевой толщины на такой же, в котором есть только длина и ширина, вся полученная система так же остается нулевой толщины. И пять, и сто, и триллион листов... толщина пачки остается неизменной - ноль! Происходит полное совмещение. Точно так же и в нашем примере - искривленная складка, в которой края вошли в соприкосновение, то есть совместились, образовала некую общую точку. Это и есть АППЛИКАЦИЯ. Материя в точке аппликации смешивается. А репликация происходит после - когда стенки разлипаются. Вы получаете две точных копии того, что получилось в зоне аппликации. Впрочем, никому еще не удавалось реализовать данный процесс, и точно сказать нельзя, что происходит внутри и что остается после. Но вот похоже, Кузяеву... если это так, то его опыт - как минимум стопроцентный "нобель".
      - То есть К-кузяев с-создал прибор, п-п-позволяющий проводить репликацию м-материи. Но что же п-произошло?! Или, быть может, опыт к-как раз не удался?!
      - В том-то и дело, что, похоже, удался. Помните, в начале эксперимента Егор помещает кошку в прозрачной сфере в центр конструкции?! Вот та платформа, круглая, лежащая на полу, это как раз, по всей видимости, и есть механизм создания складки. По аналогии с нашей моделью, в которой складка будет иметь форму кольца, в трехмерном мире репликация произойдет по контуру сферы. Вот в центр этой создаваемой сферы Кузяев и посадил подопытное животное. Да и витки той странной катушки в платформе уложены параболическим сектором... А так и должно быть. В идеале, репликатор вообще представляет из себя шар. Но Кузяев обошелся лишь небольшим куском. По всей видимости, механизм искривления пространства у Егора связан с "перенапряжением" электромагнитного поля. Вот эта необычная намотка катушки, где направления составляющих постоянно и многообразно пересекаются, и дает при больших величинах эффект, сопоставимый с высоким кинетическим воздействием, как если бы раскрутили некую массу до скоростей порядка скорости света.
      - Это все х-хорошо... Но так почему же?..
      - Я вижу, совсем вас заморочил...
      - Да мне н-непонятно, что у него п-п-произошло в конце концов.
      - Так вот, тот шар, что возник на месте кота, и есть граница складки. Но я думаю... Кузяев не учел одного фактора... Егор, возможно, и не предполагал, насколько сильно он сможет изогнуть пространство... М-да... звучит как-то фантастически... Но так или иначе... Возможно, он предполагал, что репликация произойдет быстро, мгновенно. Или на небольшом расстоянии. А получилось, что вторая точка оказалась высоко над землей. И хорошо, что не в космосе... Хотя ему уже было все равно... А вы понимаете, что атмосферное давление на высоте в несколько километров существенно отличается от того, что было в квартире Кузяева. Судя по тому плану, который вы передали вместе с кассетой - место экспериментатора находилось в дверном проеме, там, где рубильник... Поэтому весь объем воздуха, заполнявшего квартиру, стал стремительно перетекать в открывшееся "окно", созданное репликатором. А Кузяев как раз стоял на пути потока, который, собственно, его и вытолкал к границе перехода. Когда давление в квартире упало, внешний воздух распахнул окно, но, видать, к этому моменту Кузяев уже "свалился" в шар. Только еще и третий случай успел повлиять на судьбу бедного экспериментатора... Как я понимаю, репликатор вышел из строя, проще говоря, перегорел как раз в тот момент, когда Кузяев наполовину пересек границу перехода... Смешно, но по всей видимости, Егор просто не смог в него пролезть... Эффект аппликации пропал, разъединив материю с точностью до элементарной частицы. Первая половина осталась в комнате, а вторая оказалась уже в другом месте. Вот вам и ответ на второй вопрос - о немыслимо чистом срезе, который вы обнаружили на верхней части тела. Куда делся кот - вот это загадка. Что внутри шара - мне не совсем понятно. Быть может, внутри пространство вообще не определено. Возможно, наоборот, произошло сложение материи - кот Егора на элементарном уровне сложился с материей второй точки аппликации. А это вообще-то чревато ядерной реакцией... А может, таковая и имела место быть, но только не вышла за пределы, очертанные шаром... Или кот реплицировался, и теперь в природе два совершенно одинаковых животных... впрочем, второй-то в этом случае рухнул с той же высоты, что и Кузяев... Короче, здесь полный туман... Кота ведь так и не нашли?!
      - Нет.
      - Впрочем, он вряд ли бы что-то нам рассказал... А может, обе копии оказались неустойчивы на элементарном уровне - ќмасса то ведь неизменна! Был кот на четыре кило, а стало два, но в сумме все равно на четыре... В общем, так или иначе, что было внутри того шара, мы не знаем... М-да... А вот снаружи, сама сфера - это граница перехода. Визуально, в другом месте возникает такой же шар. Предмет, входящий в шар, как бы зеркально выходит из него в той же точке, но из "шара второго". Поэтому мы видим в шаре то, что смогли бы видеть, находясь на месте его двойника. Ну, или, проще говоря, то, что мы могли бы наблюдать в зеркальном шаре, висящем заместо второго. Исключая свое собственное изображение, конечно.
      - И?
      - Так вот, физической границы между шарами нет. Это просто ДЫРА. Из одной точки пространства в другую. Аппликация - внутри шара, а снаружи - граница перехода. Кстати, то сильнейшее электромагнитное поле, которое исходило от кузяевского прибора, по всей видимости, и повлияло на неправильную работу ќТиКАСа самолета. Опять-таки, электромагнитные волны шли из репликатора в шар снизу вверх, соответственно, из зеркального шара, висящего над самолетом, они уже направлялись сверху вниз.
      - Вы сказали, что К-к-кузяев п-п-просто не пролез...
      - Ах, ну да... Видите ли, граница перехода не может быть искривленной в момент, когда через нее просачивается материя. Ну, сами представьте, сфера выпуклая, а вы туда начинаете погружать, скажем, прямоугольную доску - и какая же часть выйдет из зеркального шара?! Там ведь выпуклость точно такая же!!! Значит, ќкуда то пропадает часть доски! А такого быть не может... Сама материя исправляет границу перехода - суете доску - шар деформируется в месте погружения, и доска ваша пересекает границу под идеальным прямым углом. ВСЕГДА!!! Но репликатор задает иную форму - форму шара. И возникает несоответствие между задаваемой и измененной границей. При определенной степени такого противоречия эффект аппликации разрушается. Иными словами, если вы засовываете в шар слишком большой предмет, то репликатор с ним не справляется, и эффект исчезает. Поэтому Кузяева и "распилило" как раз там, где сечение его тела стало резко увеличиваться... Вспомните себя ребенком - "пролезу везде, где голова пройдет", а потом, уже когда постарше - "где зад"... ну, а после сорока "живот"... вот зад у него сквозь палантир и не прошел, был бы постарше, отрезало б повыше...
      - Палантир...
      - Вас смущает это слово?! Да бросьте... Я вам больше скажу, многие колдовские понятия действительно имеют место быть. Это, конечно же, кажется несуразным, фантастичным... Кстати, о фантастичности - вы ведь сами все видели! Да, репликатор СУЩЕСТВУЕТ - и в этом нет ничего сказочного... Да, он не вписывается в современную физическую модель мира. Но вписывается ТАК, как я вам объяснил... хотя сам эффект давно известен и объясняем, кстати. Но я думаю, это очередная натяжка Эйнштейна на реальность. Так, возвращаясь к палантирам. Тут ведь сразу приходят на ум те самые палантиры, с помощью которых колдуны и прочие подозрительные личности могли видеть места, находившиеся на огромном удалении. Извините - а в палантире Кузяева вы сами наблюдали небо, а висел бы он пониже, то и землю местности, расположенной за многие километры от самого шара. И заметьте, в квантовой теории нет места палантирам, а в эфирной - вот, как я вам объяснил, - есть! Может показаться смешным, но Максвелл со своим "примитивным" пониманием вопроса угадал гораздо точнее природу мира... Да, эфир, да, неведомая энергия, а по сути своей - материя... Очень многое из этого вытекает... Вот, скажем, пирамиды - ну, что они могут аккумулировать или сосредоточивать?! Нет ответа. А эффект есть... А вы знаете, что существует явление резонанса в различных геометрических фигурах, и не только в пирамидах? Опять-таки, резонанс есть, но энергия, резонирующая в этих формах, может быть только эфирной природы... И, возвращаясь к слову "палантир" - а знаете, какие геометрические формы дают наиболее выраженный резонанс? Посмотрите на старинные узоры... орнаменты... или, скажем, форма огранки драгоценных камней, читайте - "кристаллов"... подвески люстр... Если бы технически было возможно соблюсти точность огранки, вывести чистоту геометрии тех фигур на высочайших порядков качественный уровень - такие кристаллы перешли бы от резонанса в состояние автогенерации, излучая при этом реальную ощутимую энергию... Представьте себе - кристалл, испускающий луч или горящий собственным внутренним светом. Ничего не напоминает?! А вы говорите, палантир... Ну, кристаллы, ладно, огранка камней возникла относительно недавно... впрочем, дело не в производстве, а в формах... Но если покопаться в древности - тот же трезубец или корона... все сплошь великолепные резонаторы. А осиные ульи?! Стопроцентные геометрические структуры, выполняющие роль эфирных линз. Поставьте руку напротив трубочек, находящихся в осином гнезде, - вы сами почувствуете абсолютно четкий поток энергии непонятной природы, который невозможно зафиксировать никакими приборами, только субъективным ощущением. А кресты на куполах, их луковичная форма, а держава в руках царя?!! Форма двигателя, использующего силу заряженных частиц внутри себя, иными словами, эдакий инертоэлектрический движитель, как раз представляет из себя сферу с насаженным сверху крестом... Вот и получается, что многое уже зафиксировано нашей варварской цивилизацией не то в виде прозрения, не то как примитивная имитация увиденного, а уж в природе используется и подавно безо всяких теорий относительности... Так что не смущайтесь, когда я называю вещи своими именами. Да - Кузяев изобрел ПАЛАНТИР.
      Роман Петрович не знал, что проще: признать ученого больным или самому медленно скатиться к безумию?.. Нездоровая волна радости и удивления, ощущение собственной тайной причастности находила на Волкова, когда он разрешал себе поверить в необъяснимое явление в стенах московской квартиры. И это пугало... Разъяснения необычного Германа Игоревича, вроде бы с надежным немецким именем, но подозрительно подмигивающим русским авантюризмом, совсем не успокоили Романа Петровича, и он поймал себя на мысли, что ему гораздо лучше было бы услышать: "Забудьте, не вашего ума дело, это компетенция особых органов". А сейчас - чудо произошло, и научного объяснения этому Роман Петрович так и не обнаружил... Неожиданное прозрение нашло на следователя прокуратуры Ленинского района несколько позже, когда он уже был готов открыться жене. Конечно, мир гораздо сложнее!!! Он сложен ровно настолько, насколько ты способен его понять. И Кузяев в двух ипостасях, и Герман Игоревич, и трупы в морге - все это мир, отрицающий строгую параллельность и перпендикулярность!!! Мир полон, обширен, глубок... Он, быть может, и состоит из небесных гаек и винтиков, но только НЕБЕСНЫХ, не земных, не измеряемых химией или денежными знаками... И здесь, на земле, вся вселенная кажется бездонным чудом, призывающим всем своим существованием жить. Да, жить!!!
      Роман Петрович, смутившись от внутренней попытки, сначала просто приложил ладонь к сердцу, затем, как-то необычно радостно и светло вздохнув, впервые в жизни перекрестился.
      
      * * *
      
      Прошли целые сутки с того момента, как Кузяев включил электричество. И только сейчас, устало вглядываясь в содержимое шкафа, бледнолицый мужчина заметил косвенные признаки приближающейся готовности. В комнате царил полнейший кавардак. Последнее время жизнь Кузяева проходила в бесконечной суматохе - казалось бы, ну вот, еще один вечер, и работа будет закончена. Но нет, близкое завершение все манило своим долгожданным результатом, не давая достичь финала.
      Уже настроены штатив, камера, свет.
      Посередине стоит высокий постамент с небольшой подушечкой и длинной клюкой наподобие виселицы. Здесь же расписанный от руки сценарий, со множеством исправлений и вставленных листов.
      За постаментом, у занавешенного плотным одеялом окна, скривившись, примостилась школьная ободранная доска... Будто бы все готово... Сам Кузяев, в мятых несвежих штанах и в таком же неновом пиджаке, накинутом на белую рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, пригладил редкие засаленные волосы и скептически ухмыльнулся в небольшое надверное зеркальце. "Учитель математики", - завертелось первой оценкой в голове... И действительно, худое нервное лицо, лишенное очков и какой-либо растительности, ужасно смахивало на отрешенное, совершенно замученное отражение души преподавателя какой-нибудь невзрачной сельской школы. Для большей академичности Кузяев подобрал со стола автоматическую ручку и засунул в оттопыренный карман пиджака. "Ну, вот так..."
      Что сказать еще?.. Жизнь, полная мнимых успехов, эфемерных достижений... Огромный труд, в ущерб здоровой жизни, как признак паранойи. И некая черта - шаг к проверке своего результата, результата всех двадцати семи лет покуда еще никчемной жизни.
      Все, что доселе существовало в виде идей, философии, вымысла, обретет наконец осязаемую форму. Или не обретет.
      И тогда полный крах. Полный провал и тупик. "Я - та же серость, что и остальные..." - cей мысленный пассаж болезненно пригрозил ненасытному гению. Но хватит, долой сомнения:
      - Нобель, Нобель... Иди ко мне, мой хороший...
      Кузяев поймал своего кота и усадил пока что на стол. Здесь лежали две полусферы, прозрачные, с широкой каемкой. Одна из полусфер имела крючок на своем полюсе, с которого свисал длинный резиновый жгут, размеченный по всей своей длине поперечными линиями. Плюс мелкие дырочки, аккуратно просверленные чуть ниже крючка наподобие вентиляционных отверстий. Из торца второй, целой полусферы торчали пять крепежных элементов. Но всему свой черед.
      Кот, казалось, совершенно не разделял трепетного настроения своего хозяина. Подобрав пушистый хвост, Нобель утомленно взглянул на Кузяева и улегся, подкошенный ленью и скукой. Да, скукой, ибо в комнате, куда был позван Нобель, кроме неприкрытого драного паркета, пары вечно запертых шкафов, стола и еще нескольких непонятных коту предметов, совершенно ничего не было. Теперь, правда, появились какие-то стойки с яркими фонарями, штатив с камерой, куча проводов... Но пока хозяин здесь, все это не имеет значения...
      Кузяев же тем временем еще раз нервно пролистал заготовленный сценарий. "Все, все... " - ну вот, собственно, и рубеж, черта. Сейчас он включит камеру, посадит кота и произнесет небольшую речь. А потом, может, и еще раз... и еще... До тех пор, пока волнение не уступит место нормальному продуктивному процессу.
      - Ну, все, Нобель, дружище... пора.
      Егор Кузяев бережно поднял кота и медленно, так, чтобы не напугать животное раньше времени, усадил в прозрачную полусферу. Нобель тревожно спохватился, но перечить хозяину не стал. Придерживая одной рукой первую часть конструкции, Егор аккуратно ухватил вторую полусферу за крючок и сомкнул обе половины, заключив кота в прозрачный шар.
      - Не переживай, все будет в порядке, - наклонившись к вентиляционным дырочкам, прошептал хозяин.
      Затем, подобрав длинный шлейф резинового жгута, Егор осторожно поднял камеру с животным и аккуратно отнес к постаменту, стоявшему посередине комнаты. Уложив шар на подушечку так, чтобы она не давала скатиться конструкции вниз, Кузяев привязал свободный конец жгута к "виселице". При этом резина натянулась, и риски, нанесенные поперек, разошлись друг от друга раза в полтора от того расстояния, что было при свободном положении. Кузяев убрал подушку и постамент - сфера с заточенным Нобелем вяло закачалась вверх-вниз.
      - Сиди смирно, не раскачивайся!
      Теперь, убедившись, что конструкция полностью собрана и готова к эксперименту, Егор подошел обратно к столу, взял сценарий и, присев на корточки, разложил листы на почерневшем от времени паркете. Поднявшись, экспериментатор окинул взором неровные ряды подсказок и, удовлетворенно отметив читабельность текста, перешел к заключительной части подготовки своего выступления и иллюстрации.
      Егор хотел сразу заснять и теоретическую подоплеку своей идеи, и сам эксперимент. Дело в том, что мощная энергетическая установка, собранная с таким трудом, могла выйти из строя при первой же попытке - и два шкафа, напичканные доверху огромными конденсаторами, трансформаторами и прочей требухой, пришлось бы вновь перебирать и восстанавливать. И не факт, что у Егора хватило бы на это средств и сил. Да и катушка гравитрона представляла собой настолько сложный и трудоемкий элемент, что при одной мысли о переделке своего детища у Кузяева темнело в глазах... Больше полугода Егор накручивал спирали из тонкой меди, затем полученные многокилометровые "пружинки" спирально скручивал еще раз, затем и еще... и еще... Начиная с определенного момента в "напрягающий шнур" Кузяев стал добавлять сердечники, ќопять таки собственного производства - гибкие, но с хорошими магнитными свойствами. Теперь полученная коса лежала в пористой твердой матрице, свернувшись плоской спиралью. Сама матрица помещалась в хорошо изолированную кювету. По большому счету, весь гравитрон необходимо было изготовить из сверхпроводника, но и десятки килограммов медной проволоки обошлись Кузяеву в хорошую сумму. В общем, Егор подозревал, что даже несмотря на приличное охлаждение, коса гравитрона вряд ли сможет выдержать больше, чем один импульс... Увы, скорее всего, у молодого экспериментатора был единственный шанс...
      Включив мощные галогеновые осветители, в перекрестие лучей которых попал испытательный шар с котом, Егор еще раз проверил камеру и присоединил выносной микрофон. Все. Теперь уже точно можно начинать. Кузяев нажал "запись".
      - Кхе-кхе... раз, два, три... раз, два три... Впрочем, зачем это?! Итак, мое имя - Егор Николаевич Кузяев. Город Москва. За моей спиной вы можете видеть экспериментальное устройство, я называю его "гравитроном". Цель эксперимента - экранирование гравитации. Впрочем, это понятно из названия устройства. В качестве испытуемого я использую животное, чтобы убедиться в безопасности применения данной технологии. Животное подвешено в прозрачной сфере, изготовленной из немагнитных материалов. Как вы видите - контрольная система представляет из себя резиновый жгут с метками, что поможет зафиксировать изменение веса конструкции. Теперь перейдем непосредственно к самому гравитрону. За основу я взял установленный еще в 1989 году факт влияния кинетического воздействия на гравитацию сверхпроводниковых дисков с достаточно высокой скоростью вращения - порядка пяти тысяч оборотов в секунду. Таким образом, можно прийти к выводу, что существует взаимообратная связь между силой притяжения и частицами, находящимися в поле гравитации. И связь эта имеет кинематический фактор. Причем речь идет об очень больших кинетических моментах. Если все-таки взять в анализ "эфирную" модель, то гравитационное поле можно обьяснить как некий поток сильно разреженной материи, наматывающийся на вихревые сгустки частиц, составляющих твердые тела. Таким образом, происходит течение эфира извне к твердому телу. Это и создает гравитационное давление или, иначе говоря, - силу притяжения. Теперь вопрос - а как же выйти из подобного потока? Гравитация, как течение реки, уносит нас за собой к массе притяжения. Но и в реке бывают водовороты - места, где вода, завихряясь, образует неподвижный участок - воронку. То же самое, вероятно, следует сделать и в поле гравитации - гравитационную воронку. Можно предположить, что именно движение большой массы частиц с предельно высокой скоростью и сможет вызвать завихрения, достаточные для разворачивания воронки. Решить эту задачу механическим методом довольно затруднительно - в экспериментах с вращающимся диском величина отклонения силы тяжести едва составила два процента. Притом, что скорость была достаточно велика для механических систем. Правда следует заметить, что в подобном решении применим принцип мультиплицирования эффекта. Но есть и другой путь - движение заряженных частиц. Пусть масса их совсем невелика, но зато скорости колоссальны. Именно на этом принципе и построен гравитрон - на небольшом участке пространства создается концентрированный скоростной поток частиц, призванный завихрить эфир и вызвать гравитационную воронку. Что сейчас я и хочу проделать.
      Егор, закончив небольшой спич, вышел из кадра и выволок ќиз под стола небольшой сосуд Дьюара.
      - Я хочу использовать для охлаждения спирали жидкий азот. Конечно, в идеале спираль должна быть из сверхпроводника, но, увы, в домашних условиях работать с такими материалами, мягко говоря, затруднительно. Но все же, хорошенько охладив медь, я уменьшу ее сопротивление, которое, как известно, у меди прямо пропорционально температуре, ну, и частично погашу тепловую нагрузку во время импульса. Все же сила тока, развиваемая в гравитроне, предельно высока.
      Егор открыл бутыль и вылил испаряющийся белыми струйками азот в пористую матрицу.
      - Дадим несколько минут на охлаждение, и можно будет приступать непосредственно к эксперименту.
      Волнение в душе Егора стремительно нарастало. Все - азот залит, шкафы трещат - обратного хода нет. "Ну вот, Кузяев, - подумалось в последние минуты, - либо ты гений, либо обычный лузер". Час пробил. Кот, словно звезда эстрады, опасливо жмурился в мощных лучах прожекторов. Егор, покрывшись капельками пота, исступленно наблюдал, как испаряется азот, стелясь по поверхности гравитрона и исчезая на полу. Еле слышно жужжала камера. Отчетливо резко и неприятно щелкали зарядами шкафы. Да, все. Пора...
      
      Последние минуты Егора Кузяева
      
      Итак, час пробил.
      Егор посмотрел на циферблат - 12:05 - полдень, хорошее время для великих свершений. Последний шаг... вот у дверного проема рубильник чудо-машины - так, на всякий случай, чтобы при аварии успеть спрятаться за стену. Энергия, заключенная в шкафах, ожидалась совсем нешуточной, и хотя напряжение специально удерживалось в разумных пределах, все равно могло произойти все что угодно.
      - Я начинаю! - оповестил невидимых зрителей Егор и встал в дверном проеме.
      Мокрая от волнения рука легла на короткую ручку рубильника. Запрограммированным движением, уже без участия собственной воли, Егор Кузяев включил ток.
      
      В шкафах оглушительно треснуло. Кот, испугавшись громкого шума, вскочил и громко заорал. Прозрачная сфера клюнула вниз и в сторону, напрочь сбив настройку подвесной системы. Спираль под бедным Нобелем загудела. Вдруг внешние ветки гравитрона неожиданно поползли наверх. Из матрицы вышел сначала первый слой, за ним второй и дальше, дальше, дальше. Гравитрон в мгновение ока превратился из плоского блина в контур, похожий на глубокую тарелку. Витки, покинувшие матрицу с жидким азотом, мгновенно накалились докрасна, отчего гул, исходивший от спирали, увеличился настолько сильно, что внутри Егора забился животный страх, вытесняя чувство досады и удивления. "Сейчас перегорит..." - постаралось самоуспокоиться кузяевское подсознание. Выключить установку теперь невозможно - процесс разрядки необратим. Егор непроизвольно подался вперед, пытаясь разглядеть происходящее. Внезапно на месте конструкции возник четкий голубой шар диаметром метра полтора. При появлении удивительного шара все в комнате рвануло со своих мест и со свистом ринулось в эпицентр эксперимента. В этот самый момент набежавшая волна коридорного воздуха сбила Егора с ног. Он споткнулся, не удержал равновесия и - о ужас! - поддуваемое мощным ветром тело Кузяева, расправив парус пиджака, неумолимо потянулось в своем падении к засасывающей голубой сфере... Хотя нет, не просто голубой - падение растерянного экспериментатора было медленным, заторможенным, так что он даже успел заметить редкие белые облака... ќДа да... В шаре отражалось небо... и не просто небо... это шар был небом... или дырой в небо... И оно засасывало в себя неумолимо...
      По мере того, как Кузяев приближался к поверхности сферы, изображение, мелькавшее сквозь хлопающие полы пиджака, становилось все менее искривленным, и в конце концов полностью обрело реальные черты при пересечении границы. Егор окунулся вовнутрь. Пиджак наконец полностью слетел, освободив спутанные руки, а комната совсем пропала из виду. Егор увидел под собой землю, но где-то очень далеко внизу... В мгновение ока Кузяев очутился в другом мире - комната непостижимым волшебным образом сменилась на головокружительный полет с многокилометровой высоты. Причем, естественно, без парашюта, но подобное замечание почти ничего не значило. Да, Кузяев действительно провалился в дыру - секунду назад он твердо стоял на ногах, а сейчас летел с огромной скоростью куда-то вниз, причем полет обещал прекратиться совсем нескоро. Ситуация смахивала как минимум на очень кошмарный сон... И у Егора не было сил поверить в реальность происходящего...
      Кузяев почувствовал дурноту. Быть может, от очень резкой смены давления или от невозможности принять ситуацию как есть. Сознание затуманилось, очертания земли расплылись в сероватой дымке. Тело Егора принялось медленно вращаться вокруг своей оси, и вот уже в поле зрения появилось небо, нечеткое и как будто слегка красноватое. Взгляд Егора опустился вниз... Ко всему прочему, еще и туловище не заканчивалось ногами, как было прежде. Приснится ли такое?..
      Последнее, что разглядел великий экспериментатор - это густая красная струя, пульсирующая из обрезанного тела и разбивающаяся в мириады красных блестящих шариков... В таком сумасшедшем состоянии непризнанный гений умер.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сапунов Дмитрий Анатольевич
  • Обновлено: 17/09/2007. 242k. Статистика.
  • Повесть: Детектив
    • Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.