Аннотация: Стас Кулагин слишком красивый парень, чтобы не нравиться женщинам. И когда он прийдя на вызов нашел тело убитой женщины, то понял, что это сделал тот, кто знает его очень хорошо...
ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ КАЗАНОВА,
или НЕСКОЛЬКО СЛУЧАЕВ ИЗ ЖИЗНИ СТАСА КУЛАГИНА
"Я КОГДА-ТО ТЕБЯ ЛЮБИЛ..."
(Предыстория).
(10 ноября 1982 года)
В дверь осторожно постучали.
- Сейчас, минуточку! - Крикнул Стас и, метнувшись к столу сорвал со спинки еще теплую от утюга рубашку. Торопливо одев ее и заправив в джинсы он на секунду остановился перед зеркалом. Его полированная поверхность отразила высокого, поджарого парня, с чересчур правильными, прямо-таки голливудскими чертами лица, к тому же голубоглазого, с роскошной копной темно-русых волос. Оставшись довольным своей внешностью, Стас подмигнул своему двойнику и повернулся к двери.
- Прошу! - Громко, с пафосом начал он, распахивая двери. И замер. Эта была совсем не та, кого он ждал. Это была Люда.
Как он в свое время мечтал об этой встрече. Сколько раз он проигрывал ее в уме, какие безжалостные и жестокие находил слова. А сейчас растерялся, словно оцепенел, глядя в это прекрасное и родное лицо. Сколько раз ему снились эти темно-синие глаза, этот рот словно застывший в вечном поцелуе. У ней были удивительные для цвета ее глаз волосы, темно-каштановые. Она подрезала челку, и теперь ее лицо словно обрамлялось водопадом длинных, слегка завитых на концах волос цвета благородного красного дерева.
- Ты не пригласишь? - спросила она.
Он отвык от ее голоса, забыл его. Стасу показалось, что он изменился, стал более низким, слегка хрипловатым, но только чуть-чуть, в полутонах.
- Входи, - с трудом выговорил.
Люда вошла, скинула с плеч светло-бежевый плащ, бросила его на спинку стула, повесила туда же небольшую дамскую сумочку. Ему почему-то бросились в глаза ее длинные, ухоженные ногти с кричаще-кровавым цветом лака. Раньше такого не было. И еще Стаса поразило обилие золота, кольца, перстни, две цепочки на шее, мелькнувшие в ушах серьги.
- А здесь все так же, ничего не изменилось, - сказала она.
Стас не ответил, он глядел, как Люда ходит по комнате, трогает вещи, словно вспоминает. И не мог оторвать от нее глаз, так она была прекрасна в этом темно-синем трикотажном платье в обтяжку со стоячим воротником под горлышко. Кто-то из его друзей сказал точно и емко: "Бог создал Людку, обделив красотой с десяток девчонок". Может быть, так и было. На каком небесном компьютере вычислили столь гармоничную пропорцию ног, бедер, талии, груди, эти синие глаза, этот изгиб шеи?
Она повела пальцами по корешкам знакомых книг на старомодной этажерке, постояла у рабочего стола Стаса, заваленного электродеталями, понюхала зачем-то кусочек канифоли, положила его на место. Щелкнула выключателем гордости Стаса, маленьким приемником "Сони", и тут же его выключила, заглушив слишком резко прорвавшийся в этой тишине звук. Равнодушно отвернулась. Долго стояла у железной кровати с блестящими шарами по углам, глядя на выцветшую тряпку старого гобелена с тремя оленями. И Стас внезапно увидел эту комнату глазами Люды. Увидел и ужаснулся, так это все было убого, тот же висящий на трех гвоздях гобелен, доставшийся им в наследство от прежнего владельца. Он вспомнил, как по детски наивно радовалась этому приобретению его мать, и Стас невольно взглянул на ее фотографию в простой рамочке над своим столом. Затем он перевел взгляд на старомодную этажерку в углу, на этот пузатый шкаф с большим зеркалом посредине, эти стулья времен царя гороха, сколоченные им уже десятки раз. Или этот ветхий диванчик, на котором в пору их короткого семейного счастья спала мать. Она порой долго не могла заснуть, ворочалась и вздыхала там, за разделяющим их комнату шкафом. Как пронзительно скрипели под ней пружины, Люда думала, что это она делает нарочно, обижалась. А у матери просто уже тогда начали побаливать почки.
- Маме уже полгода? - спросила Люда, просто чтобы прервать затянувшееся молчание.
- Да, она умерла пятнадцатого мая.
- Я знаю, - кивнула она в ответ. - Мне говорили.
Стас с ненавистью посмотрел на бывшую жену.
- А ты не могла прийти, помочь? Когда я приехал у ней трое суток ни кого не было. Эти козлы, - он мотнул головой в сторону стенки. - Только и ждали, когда она умрет, да надеялись, что меня в Афгане грохнут. Рассчитывали комнату занять. Я им устроил тут подъёмчик по полной форме, до сих пор на цыпочках ходят.
Люда села на кровать, опустила голову. Теперь он не видел его лица, только плечи и волосы.
- Мать из-за тебя совсем слегла, сердце начало болеть. Зачем ты пришла, что тебе надо? Столько времени прошло. Ну, говори хоть что-то!
Люда долго молчала, потом подняла лицо.
- Дай закурить.
- Ты куришь? - удивился Стас.
Она молча кивнула. Стас протянул ей сигарету, щелкнул зажигалкой. Глубоко затянувшись, она, с явным трудом начала говорить.
- Глупая я была, Стас, глупая и молодая. Только ведь школу кончила, как мы поженились, как в угаре была. После детдома все было как сказка, свобода, наша любовь... А как ты в армию ушел, и осталась я в этих стенах да с твоей матушкой с глазу на глаз, так хоть вой. И работа, нянечкой в больнице, на восемьдесят рублей. Мать я понимала, она там всю жизнь оставила, но я этого не хотела. Там меня Мишин и заметил. Отца его тогда аппендицит прихватил, он пришел проведать и увидел меня. Ухаживать начал. Сам потом говорил, что просто крутануть хотел, да уж потом не мог без меня жить. А я как в дом к нему попала, так просто и ошалела. Я и не знала, что люди так жить могут. Ну, а когда он мне предложение сделал, не одну ночь проплакала. Но пойми, Стас! Ты ведь простой рабочий парень, а он, он здесь не останется, он честолюбив. Еще год, два, и мы в Москве, Мишин на все пойдет ради этого, его и папа вперед толкает. А Москва это не наше захолустье, это столица.
Люда замолкла, и тогда заговорил Стас:
- Мне как мать написала, я сразу даже не поверил. Сначала застрелиться хотел, потом в Афган напросился, добровольцем. Думал, может, хоть там пулю найду, но бесполезно! Сколько хороших ребят полегло, а у меня ни царапины.... все таки я не пойму, почему ты пришла? Полгода глаз не казала, ну говори?
Люда чуть помолчала, потом начала говорить, и слова давались ей с трудом, мучительно.
- Стас, ты когда-то меня любил. Помоги, Стас. Сейчас ты один можешь мне помочь. Я вляпалась в одну нехорошую историю, все может рухнуть в один день, вся моя жизнь. Помоги, Стас!
Кулагин перестал расхаживать, тяжело вздохнул, сел на стул напротив ее. Люда вспомнила про сигарету, попробовала затянуться, но она давно потухла. Стас снова протянул ей зажигалку, Люда прикурила, благодарно кивнула ему головой и снова замерла, словно не решаясь начать свой рассказ. Потом глубоко вздохнула и заговорила.
- Мой неделю назад уехал в Москву, на какой-то там пленум. Мы с Веркой, ты ее не знаешь, пошли в ресторан. Там двое к нам подсели, грузин какой-то и дедок один, ну, не старик, просто лысый такой, потрепанный, сальный какой-то. Он еще хохмил все что-то, анекдоты рассказывал. Мы и не пили почти, по бокалу шампанского, две рюмки ликера, стопка коньяка. Потом все как-то поплыло... ничего не помню. Верка говорит, что ее брат перехватил, он как раз мимо проезжал, увидел, как нас выводят, отбил ее. А я очнулась уже утром, на квартире у этого, лысого. Ничего не помню, голова раскалывается. А он хихикает, гад. Что, говорит, Людочка, хочешь посмотреть, как тебе вчера хорошо было. И дает мне пачку фотографий. Свежих, сырых еще. А там... да вот посмотри.
Люда не вставая, потянулась к сумке и протянула Стасу несколько фотоснимков. Они впечатляли, цветные, четкие, чувствовалась рука мастера. На всех была голая Людка и два волосатых жеребца, старательно отворачивающих от объектива свои лица. Все это было достаточно мерзко, но странное дело, волна похоти прокатилась по телу Кулагина как от самой обычной порнографии. Одну фотографию он задержал дольше обычного, там была хорошо видно лицо Людмилы, не то пьяное, не то шальное.
- Они ничего вам подсыпать не могли? - спросил он.
- В ресторане вряд ли, все при нас открывали, и шампанское, и коньяк. Да и они пили из этих бутылок.
- А курили они много?
- Да, конечно.
- А что курили?
- Ну, этот, лысый, молдавское "Мальборо", а грузин папиросы какие-то, "Сальве", по моему. Я еще удивилась, чего это он так скромно, они ведь любят повыпендриваться.
- А запах от папирос был обычный, или такой, чуть сладковатый?
- Было что-то такое, - неуверенно припомнила Люда.
- Ясно. Анаша. Слыхал, я про этот номер, папиросы набиваются анашой, но курят не в себя, а под стол. Так что ты нанюхалась и отключилась. Это мне один комик в армии рассказывал, он такими делами в Питере занимался. Ну а потом уже можно что угодно подсунуть, от клофелина, до первитина.
- Понятно, - сказала Люда, опуская глаза.
Стас задумался, постукивая фотографиями себе по коленке. Очнувшись, он спросил:
- Ну и что от тебя хочет этот тип?
- Десять тысяч или отработать натурой.
- А он знает кто ты?
- Знает.
- И что?
- Смеется только. Я, говорит, с других по пять прошу. А для тебя это не проблема. А откуда у меня такие деньги? Где я их возьму? Если я продам свои цацки, то и половины не наберу. Да и Виктору как я потом все это объясню? Короче, он требует, чтобы я отработала ему эту сумму. У него подпольный публичный дом, вот он меня туда и хочет...
Кулагин с недоверием посмотрел на нее.
- А ты не врешь, может он так, шутканул?
- Да возил он меня туда. Домик такой интересный в лесу. Объяснил что все надежно, четыре выхода, там эти охраняют, ну... - она кивнула на фотографии, - два этих черных, что на снимках.
- А милиции он не боится? Вдруг сдашь его?
- Нет, там все куплено. Он мне показывал фотографии, я их всех знаю, все наше начальство, все с ним в обнимку. Он намекнул, что они так же посещают его бордель.
- А как же ты? Тебя ведь знают, скажут мужу.
- Он говорит, что я буду работать днем, с гостями города, ну с этими, "чурками". Все устроит как надо, муж ни про что не узнает.
- Когда он приезжает?
- Через три дня. Помоги, Стас, я не знаю, что мне теперь делать?
Кулагин глянул на часы.
- Во-первых, пойдем отсюда, сейчас сюда могут прийти. Ты на машине?
- Да.
- Тогда поехали, там поговорим.
Он быстро оделся, задержался у стола и, подумав, сунул в карман складной нож.
- Пошли.
Новенькая бежевая "пятерка" стояла за углом. Стас протянул руку, и Люда отдала ему ключи.
- Так, где этого типа можно найти?
- В ресторане, где же еще, он там каждый вечер.
- Поехали, посмотрим, а там уж все решим.
Проезжая мимо своего барака Стас увидел, как к его подъезду свернула стройная девичья фигура. Он с досадой мотнул головой, недовольно глянув на сидящую рядом Людку.
- Что, обломила тебе вечер? - поняла она.
- Да, и похоже не один.
- У тебя это серьезно?
Стас усмехнулся.
- Нет, после твоих уроков я стал умней.
Единственный в городе ресторан "Сокол" издалека заявлял о себе неоновой вывеской и грохочущей музыкой. Стас бывал здесь только один раз, на свадьбе друга. А вот Людмилу, похоже, местные старожилы знали хорошо: поприветствовали с одного стола, пригласили к другому. Стас мысленно похвалил себя что не пожалел времени и средств и прибарахлился по последней моде. В новеньком, еще необмятом джинсовом костюме он не смотрелся "белой вороной" на фоне местной "золотой молодежи". Они с Людмилой сели отдельно, осмотрелись. Народу было немного, столика четыре занимали Людкины друзья, да чуть в стороне четверо "гостей с гор" оживленно курлыкали на своем гортанном языке. На небольшой сцене потные, поддатые ребята изображали столь хорошо слышимый по округе металлический гром. Истеричного вида девица старалась перекричать ансамбль словами пугачевской песни.
Девица лет сорока в белом фартучке и кокетливом кокошнике мигом подлетела к выбранному Стасом столику.
- Что будете заказывать?
- У тебя денег много? - спросил Кулагин свою спутницу.
- Да есть.
- Тогда бутылку коньяка и коробку конфет.
- Горячее не будете?
- Пока нет.
Не очень довольная официантка ушла, но вернулась довольно быстро, принеся все заказанное странными посетителями. Они выпили по рюмке, Людка нехотя ковырнула ассорти, Стас же шоколад на дух не переносил.
- Привет, Людок. Какого ты, однако, кавалера подцепила пока муж то в отъезде.
Хорошо поддатая девица вывернувшись откуда-то из-за спины Стаса в упор расстреливала его своими чересчур сильно накрашенными глазами.
- Отстань, Верка! - Люда поморщилась.
- Ухожу- ухожу, не буду мешать. Свободой надо пользоваться, ты в этом права, - и послав Стасу воздушный поцелуй, она, покачиваясь, пошла к своему столику.
- Хорошая девчонка, но как надерется - дура дурой, - словно извиняясь, сказала Люда.
- Ладно, простим ей это. Надеюсь, ты с ней не делилась своими проблемами?
Людмила округлила глаза.
- Ты что, об этом бы уже весь город знал.
- Хорошо, теперь скажи главное, эти двое здесь?
- Да, вон, в углу, возле пальмы, и лысый и грузин. Сюда идет. Его, кстати, Аликом зовут.
- Людочка, золотце, как я рад вас снова видеть! Разрешите? - И сверкнув блеском хорошо загорелой лысины, подошедший приложился мокрыми губами к Людкиному запястью. Та же смотрела на галантного кавалера с явной ненавистью.
Алику было далеко за сорок, а может быть и чуть за пятьдесят. Вид у него был довольно поганый, не спасал его даже великолепно пошитый кремовый костюм-тройка с торчащим уголком платочка в грудном кармане. Но что было делать с этим круглым лицом, с этим длинным носом с горбинкой, и самое главное, с толстыми, постоянно мокрыми губами. И лицо, и лысина Алика сверкали свежим, южным загаром. Еще Стас обратил внимание на пальцы фотографа, короткие, пухлые, с огромной золотой печаткой на среднем пальце.
- Как, Людочка, вы подумали над моим предложением, или уже работаете на нас? - и сутенер со смешком глянул на Стаса.
- Слышь, дядя, вали отсюда, - сквозь зубы процедил Стас, изобразив на лице высшую степень высокомерия.
- Ухожу-ухожу, - засмеялся Алик, и, глядя на Люду своим сальным взглядом, слащаво засюсюкал. - Людочка, я вам завтра позвоню, часов в двенадцать, тогда и поговорим о нашем деле. Целую ручку и откланиваюсь.
И он снова приложился мокрыми губами к запястью дамы. Людку, судя по лицу, чуть не передернуло от отвращения. Стас, глядя на осклабившегося в прощальной улыбке сутенера, подумал: "Убью!", и сразу снизу, от солнечного сплетения поднялась к горлу трясущая волна ненависти. Внешне он оставался спокоен, только руки сжались в кулаки, да взгляд прищурился, словно Стас смотрел на лысину уходящего толстяка сквозь рамку прицела. Это продолжалось недолго, несколько секунд, затем он загнал свою ярость поглубже и обратился к Людмиле:
- Пошли отсюда.
Сделав знак официантке, он первым поднялся из-за стола.
- Расплатись с ней, - велел он Людмиле, а сам пошел к гардеробу. Уже оттуда он в зеркало снова увидел противного губошлепа. Стоя у столика с "гостями города" он что-то оживленно втолковывал им. Кавказцы проявляли при этом явный интерес.
- Ну и что теперь будем делать? - спросила Люда, усаживаясь в машину.
- Надо подумать, - сказал Кулагин, и, откинувшись на подголовник сиденья, минут на пять замер. Потом спросил:
- Ты знаешь, где его квартира?
- Да, знаю.
- А этот домик?
- Тоже.
- А где у него хранятся фотографии, негативы?
- Несколько штук он всегда носит с собой, ну, не моих, а для этих, для клиентов. Остальные на квартире.
- Откуда ты знаешь, что на квартире, а не в фотоателье?
- Да у него в ванной целая фотолаборатория, там и пленки какие-то я видела. Не будет же он бросать все и ехать ночью в фотосалон делать снимки?
- Логично.
Между тем из ресторана вывалилась вся компания шумно галдящих "грачей". С ним был Алик и его грузин. Погрузившись в старую "Волгу" ГАЗ-12 черного цвета все южане отбыли, а Алик вернулся в ресторан.
- Значит сегодня один приедет, - решила Люда.
- Откуда ты знаешь?
- Он сам за руль не садится, не умеет и боится. Вчера чтобы меня свозить в тот дом он вызывал этого же грузина.
- А девицу с собой он ни какую не привезет? - поинтересовался Стас.
- Нет, ты что. Он же импотент.
- Точно?
- Он мне сам жаловался. Уж думал, говорит, ты, Люда, меня возбудишь, но никак. Не помогло.
- Он сильно нажирается?
- Не знаю, не помню.
- А где его квартира?
- На Звезде, последний дом, кооперативный, летом только сдали, дальше только пустырь и котлован.
Звездой называли новый микрорайон на окраине города. Хотя добираться туда было довольно хлопотно, между городом и Звездой был расположен массив дач, но селились там все охотно, ибо дома там строили новой, улучшенной планировки.
- И на каком этаже он живет? - машинально, думая совсем о другом спросил Стас.
- На четвертом.
- На четвертом? - удивился он. - Он что же, пониже себе квартиру купить не мог?
Людка отрицательно мотнула головой.
- Нет. Жаловался еще мне: кооператив, а выбрать сам этаж не могу, жребий пришлось тянуть. Соседей еще ругал, никто с ним меняться пониже не хочет.
- Балкон у него есть?
- Лоджия.
- Застекленная?
- Нет пока, но хочет застеклить.
- Все-то ты знаешь, - не удержался и съязвил Стас.
- Ты думаешь, мне все это было интересно?- обиделась Людка. - Он как помело, ни на минуту рот не закрывал. И все это с придурочным хихиканьем.
Ее снова передернуло.
- Ну ладно, - примирительным тоном успокоил ее Стас. - Не бесись уж зря.
В голове Кулагина по прежнему ничего не вырисовывалось, и, вздохнув, он завел машину.
- Ладно, съездим, посмотрим, где живет этот козел.
Была уже полночь, когда они подрулили к стоянке рядом с нужным им домом. Начинал накрапывать дождик, мелкий, осенний, нудный. Заглушив двигатель и выключив свет внутри машины, они несколько секунд прислушивались к этой наступившей тишине, нарушаемой только шуршанием дворников по лобовому стеклу.
- Где? - спросил Стас.
- Вон, третий подъезд, четвертый этаж, три окна справа.
- Понятно.
Свет горел только над соседним подъездом, да тускло светили два фонаря у стоящего напротив них дома. Луны не было видно.
"Шел черный дождь", - эта фраза всплыла в памяти Кулагина из какого-то романа Сименона. Читал он его еще армии, и стиль автора не очень понравился Стасу. Было очень мало действия, сюжет ему показался надуманным, и все время шел дождь, осенний, холодный, как сегодня. Вообще детективы Стас не жаловал, читал их по нужде, как в том госпитале, в Душанде, после желтухи, когда со скуки можно было удавиться, и каждая книга шла на ура. А сейчас Кулагин пожалел, что так мало времени уделял криминальному чтиву, сейчас бы все пригодилось. Он достал сигареты, закурил и, снова откинувшись на подголовник, задумался.
"Встретить его с ножом у квартиры, инсценировать ограбление? Шум, кровь, крики, соседи сбегутся, посадят, и надолго. Не резать, а просто пугнуть, загнать в квартиру. Вдруг он заорет? Опять все пропало".
- Слушай, а как Алик доберется домой в это время?
- На такси.
- На такси? - удивился Стас. - У нас его днем-то не найдешь.
- Зато у ресторана после полночи всегда три штуки дежурят. Там такие люди гуляют, для них эта десятка ничего не значит.
- Ясно, - вздохнул Стас.
"Значит - остановка автобуса отпадает. Дороги здесь хорошие, значит, подвезут к самому подъезду. Надо ловить его прямо на лестнице, стукнуть чем-нибудь по башке, отключить, взять ключи, обыскать квартиру, найти Людкины фотки. Протестовать и обращаться в милицию он не станет, рыльце слишком в большом пушку. А что делать с ним? На лестнице оставлять нельзя, очухается, или, не дай боже, кто найдет. Значит надо его шандарахнуть у самой двери. Притушить свет и когда откроет дверь хорошенько дать по затылку. Так, а чем бы его таким стукнуть?"
- Слушай, - обратился Стас к хозяйке машины. - У тебя там, в багажнике монтировки хорошей нету?
- Что значит хорошей? - не поняла Люда.
- Ну, ломика какого-нибудь? - он показал руками, какой ему нужен инструмент.
- Ты что, - возмутилась та. - Это же "Лада" а не "КамАЗ".
- Ах да, здесь ключ максимум на девятнадцать! Ну, а вообще, ничего там похожего нет? - продолжал допытывать Стас.
- Нет! - сердито отрезала Людка. - Я вчера багажник смотрела, ничего там такого нет, одна запаска.
- Ты давно ездишь?
- С полгода.
- Нравится?
- Конечно. Я даже больше чем Виктор ей пользуюсь. А ты то где научился?
- Все там же, в Афгане. На всем ездить приходилось, вплоть до танков.
- У тебя, мне говорили, даже медали есть.
- Имеются, ну да ладно, - оборвал ее Кулагин, про это он говорить не любил. - Посиди тут, я пройду, поищу чего-нибудь.
Он вылез из машины, накинул на голову капюшон и, поеживаясь от промозглого ноябрьского ветра, шагнул в ночь. Когда его фигура исчезла в темноте, Людмила вздохнула и, открыв сумочку, стала на ощупь шарить в ней сигареты. Она уже докуривала, когда вернулся Стас.
- Не туши, - обратился он к ней, увидев, что Люда хочет загасить окурок в пепельнице. Взяв у не чебанок он прикурил от него свою сигарету и, приоткрыв дверь, швырнул окурок в грязь.
- Ни черта не видно, так что ни чего не нашел. Когда не надо, шага не ступишь что б не споткнуться об какую-нибудь дрянь, а как надо вот, так не найдешь ни фига. Вроде и дом недавно сдали, а ни труб, ни арматуры, ни чего не видно.
- Ты что, хочешь его... - округлив глаза Люда изобразила руками удар сверху вниз.
- Нет, ладошкой по лысине поглажу, - сострил Стас, и снова задумался, неторопливо посасывая свою сигарету.
"Если хорошо приложится по голове, то будет большая шишка, а если переборщу, то вообще могу убить этого гада. Кинутся искать убийцу, и, чем черт не шутит, могут найти. Наслежу где-нибудь, отпечатки пальцев, следы обуви, что там еще? Ах да, следы протектора. Как же, смотрим иногда "Следствие ведут знатоки". Что же придумать? Вырвать доску из вон того грибка и стукнуть его ей? Треск будет стоять по всей округе. А если увидят из окна, то и крику не оберешься"
- Детская площадка здесь на диво хорошая, - кивнул Стас в сторону новенького детского городка.
- А в этом доме директор бетонного завода живет, вот он для своих детей и расстарался.
- А я уж думал наши коммунальщики сработали, без подсказки.
- Ну, как же, дождешься от них, - фыркнула Людка.
Тут у Стаса промелькнула какая-то интересная мысль, скорее даже воспоминание. Людмила еще что-то рассказывала про этого самого директора, но он прервал ее.
- Слушай, помолчи немного.
Людка обиженно замолкла. А Стас напрягся и все-таки вспомнил. Все в том же душанбинском госпитале ему в руки попала затрепанная подшивка "Огонька" начала семидесятых. От скуки он перелопатил ее от корки до корки. Там была одна повесть, что-то о международном заговоре империализма. В памяти остались какие-то медальоны со словом "Спарта", и то, как какой-то местный мексиканский ударил "проклятого гринго" по голове мешочком с песком. Там было еще написано, что такой удар не оставляет следа.
"Ага, вот это мне и надо! Следов мне оставлять не хочется, только где мне найти такой мешочек? Там у него было что-то вроде дубинки, кишка такая с песком".
Кулагин вспомнил содержимое карманов, прошелся взглядом по машине, начал перебирать одетые на нем вещи.
"Трусы, носки... носки! А, черт, в обоих по дырке. Хотел ведь еще позавчера купить, да пожадничал. Денег мало. Как не вовремя".
- У тебя случайно иголки с ниткой нет? - обратился он к своей соседке по машине.
- Иголки? - удивилась та. - Нет, не ношу с собой. Булавка есть. Оторвалось что?
- Да нет, - отмахнулся Стас и уставился на ее ноги. У тебя колготки целые, без дырок?
- Конечно. Даже без затяжек.
- Снимай тогда их.
- Что, прямо здесь? - неуверенно переспросила она.
- Ну, если хочешь, можешь выйти на улицу, там разденься, - съязвил Стас, и, глянув на часы, строго добавил. - Давай-давай, а то вдруг он подъедет.
- Ты что хочешь меня здесь... - замялась Люда.
- Снимай - говорю! - уже в голос рявкнул Стас.
Людка начала стягивать с себя исподнее, старательно прикрываясь от него плащом. Временами она поглядывала на Стаса настороженно и с недоумением. А тот прикурил от одной сигареты другую и уставился взглядом куда-то вперед, временами, впрочем, косясь на Людмилу.
- Ну, сняла, - робко сообщила та.
- Давай сюда, - потребовал Стас. Люда вложила в нее невесомую паутину колготок. Стас попробовал их на растяжимость.
- Прочные? - спросил он.
Она даже обиделась.
- Ты что, Франция! За чеки в Москве брала, в "Березке".
- Ну ладно уж, распетушилась! Посмотрим на твою Францию в деле.
Он вылез из машины и двинулся к ближайшей песочнице. Благодаря заботе папы-директора песок там был еще сухой. Вставив один чулок в другой, Стас долго горстями нагребал его в колготки. Наконец он решил, что для нужного ему дела уже хватает этого запаса, поднял импровизированный мешок и присвистнул. "Франция" тянулась до ужаса. Вместив себя с ведро песка, новоявленный мешок сейчас больше походил на ногу слона.
"Блин, как я его буду бить этой штукой, его рукой-то толком не возьмешь?"- подумал он. В недоумении Стас пребывал недолго. В сердцах плюнув, он завязал колготки так, чтобы мешок получился потуже, и с кряхтением взвалив на плече свое орудие труда, на плечи двинулся к машине.
Увидев, во что превратились ее суперфирмовые колготки, Люда с изумлением вытаращила глаза.
- Это что такое? - спросила она, явно переживая за свою "Францию".
- Потом узнаешь, - Стас уселся в обнимку с песком и отдышался.
- Сколько у нас сейчас времени?
- Полвторого, - опередила его Люда.
- Да, верно, - согласился Стас глянув на свои офицерские часы. - Сейчас подойдем поближе к его двери, скоро он должен подъехать.
Взвалив на плечи свой песчаный груз, он выбрался из машины и пошел к дому. Люда, закрыв машину, догнала его у подъезда.
На пятом этаже свет не горел совсем, на четвертом и третьем тускло светили маломощные лампочки.
- Эта? - обернувшись к Людке кивнул головой на одну из дверей Стас.
- Да, она самая.
- Три замка, боится дяденька воров. Пошли выше.
Он протянул руку и, обжигаясь горячим стеклом вывернул ее на пол-оборота, погрузив в темноту лестничную площадку. Между этажами он остановился, скинул с плеч свой мешок, обернулся назад и одобрительно кивнул головой. В тусклом свете, сочившемся снизу, площадка четвертого этаж слегка просматривалась, а вот там где стояли они, царил полный мрак.
- Следи за двором, - почти шепотом сказал он Людмиле. - Как он подъедет - скажешь мне.
И нагнувшись, он на ощупь начал расшнуровывать свои ботинки. Закончив с этим странным делом, Стас начал инструктировать свою спутницу.
- Так, Люд, у тебя будет такая задача. Сейчас он приедет, откроет замки. В этот момент я стукну его по голове вот этим, - он показал рукой на свою "песочную колбасу". - Ты же берешь мои ботинки и потихоньку идешь за мной. Поняла?
Глаза обоих уже привыкли к полумраку, и Люда в ответ только кивнула головой. Потом она все-таки спросила:
- А что ты с ним будешь делать потом?
- Там видно будет.
Томительно текло время. Стас время от времени подносил к глазам часы, но светящиеся стрелки, казалось, совсем не двигались. В конце концов Стас не выдержал.
- Где же он, черт возьми? До утра, что ли будет в ресторане торчать?
Людка только пожала плечами.
- Откуда я знаю?
- Может, он вообще уехал ночевать в свой бордель? - допытывался Кулагин.
- А я откуда знаю? - снова повторила она.
- Ну, ты же про него всю подноготную знала, будто года два замужем была?
- Иди ты!
Людка психанула, и отвернулась от Стаса. Они замолчали. Разговаривать было не о чем, ворошить прошлое не хотелось, а настоящее у них было слишком разное, чтобы иметь что-то, о чем можно было завести разговор. Наконец после длинной, томительно паузы Кулагин нашел, о чем спросить свою бывшую жену.
- Детей-то завести со своим толстяком не хотите?
- Пока нет. Попозже, сейчас надо для себя пожить.
Стас только кивнул головой, именно так он себе все и представлял. Их уединенную тишину внезапно разорвал щелчок замка входной двери, прорвавшийся сверху свет и голоса.
- До свидания, до свидания, извините уж, что засиделись допоздна, - щебетал звучный женский голос.
- Ну что вы, что вы, нам было так приятно, приходите еще! - вторил ей второй женский голос, только по тонам более низкий.
- Обязательно, но теперь уж и вы приходите к нам, в любое время, всегда будем рады, - все пел, выпевал первый, более слащавый голос.
- Как-нибудь выберемся и нагрянем, - прибавила в голосе сахара и меда хозяйка дома. - Да ведь, Валентин.
В ответ послышалось неясное бурчание, а потом в разговор вступил мужской голос.
- Ну, давай, брат, пять, и не падай, не падай! Вот спасибо, приходите теперь к нам, а послезавтра приезжай прямо с утра, покрышки тебе будут, и не четыре штуки, а пять, на запаску, понял?
Если у владельца этого голоса еле ворочал языком, то хозяин квартиры только мычал что-то в ответ.
Наконец церемонии закончились, свет исчез и гости, судя по звукам, зашлепали вниз по лестнице. Стас обернулся к Людмиле, и хотя света на их площадке было не очень много, обнял девушку и начал целовать.
- Темнотища, хоть глаз коли. Господи, не упасть бы! Да не спотыкайся ты! Что за люди, пока все не выжрут, не успокоятся. Ну, Валентин-то, сразу видно, алкаш еще тот. Но ты то куда со своей больной печенью лезешь? - громким шепотом выговаривала невидимая в темноту супруга своему спутнику жизни.
- Ладно тебе... - заплетающимся языком попробовал парировать муженек, и одновременно сделал очередную попытку упасть.
-Да держись ты! Господи, набрался как зюзя!
Поздние гости ступили на межэтажную площадку. Здесь дама неодобрительно покосилась на застывшую в бесконечном поцелуе парочку, фыркнула, и повела пошатывающегося супруга дальше вниз.
- Сколько их по подъездам то жмется? - комментировала она уже в полный голос. - А потом принесет мамке в подоле, корми, воспитывай, мамочка! Нет, пороть надо... да не падай ты, что ж у тебя ноги то подгибаются, держись за перила!...
Они еще долго бормотали внизу, Стас же, оторвавшись от мягких Людкиных губ и переведя дыхание, вдруг подумал о том, что целовал ее и не почувствовал ни чего, ни какого влечения. Это его удивило.
- Извини, - зачем-то шепнул Людмиле Стас.
- Ничего, - отозвалась Люда и отвернулась к окну.
"К чему это я? Ведь мы же были мужем и женой, целовались сотни, а может и тысячи раз, почти год спали вместе, каждую ночь занимаясь любовью. Странно, я загораюсь от любой дурехи, лишь бы она была в юбке, а тут целовал самую красивую девушку на свете и ничего не почувствовал".