Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ
УГРО. ПРОСТЫЕ ПАРНИ.
9. СЛИШКОМ ЖАРКИЕ КАНИКУЛЫ
авторский вариант
ПОЛОГ
Она взглянула на часы, и поморщилась. До отлета самолета оставалось еще слишком много времени. Тогда она вытащила сигареты, закурила, и, подойдя к зеркалу, пристально посмотрела на себя, на свою новую, еще непривычную внешность. В зеркале отражалась высокая, симпатичная брюнетка с прической каре, в дымчатых очках, стильной шляпке. Длинное, почти до щиколоток платье из цветастого шелка почти полностью драпировало ее красивое тело, создавая иллюзию чего-то бесформенного. В туалет постоянно заходили и выходили женщины, и никто из них не обращал внимания на неподвижно стоящую перед зеркалом женщину. А для той время текло совершенно отдельно от этой реальной действительности. В памяти невольно всплывали события этого страшного полугодия. Когда стрелка часов достигла нужной отметки, она едва не кинулась к двери, но потом поняла что для нее лучше появиться около стойки паспортного контроля незадолго до конца регистрации рейса. Так прошел еще почти час, и пачка сигарет подошла к концу. Но, когда она уже собралась выходить, и в последний раз подкрашивала губы, дверь открылась, и на пороге показался мужчина. Он был высок ростом, красив, и осмотрев помещение, мужчина без колебаний направился к брюнетке.
- Ты думала, что я тебя не узнаю в этом балахоне? Зря, я помню каждую складку твоего тела. Что, хотела так просто бросить меня? - Сильно коверкая слова, прошипел он по-русски, схватив девушку за локоть. Та вскрикнула от боли.
- Отпусти меня!
- Нет, ничего у тебя не получиться! Ты моя, и только моя!
- Я не хочу этого! - кричала девушка.
- Ты пойдешь со мной, Ленни, я так хочу!
Из помещения туалета, бочком пробравшись мимо скандалившей парочки, быстро выскользнули две пожилых немки.
- Как эти греки темпераментны! - восхитилась одна из них. - Ну почему я не ездила сюда тридцать лет назад, Анна?
- Тридцать лет назад мы с тобой сутками не отходили от прилавка магазина нашего покойного батюшки, и у нас не было лишнего пфеннига даже на обувь. Может, стоит обратиться в полицию? - спросила другая немка.
- Не надо, Хельга. Видишь, у них просто размолвка. А так, внешне, они просто идеальная пара!
Между тем грек потащил девушку к выходу. У той на ходу из сумочки вывалилась косметика, а, кроме того, на пол плюхнулись две тугие пачки долларов. Лицо грека потемнело.
- Скажи спасибо, что я не заявил в полицию об этой краже. А сестра тебе еще скажет спасибо за это, - зло сказал он. - Ее отвезли в реанимацию, ты знаешь это?! Неизвестно, выживет ли она. Подними! - Велел он. Та опустилась на колени начала сгребать в сумку все свое имущество.
- Доллары только возьми, дура! - закричал грек. Она сунула в сумочку доллары, а потом ей под руки попались маникюрные ножницы. Отчаянье переполнило ее душу. И все так же стоя на коленях, она ударила ими мужчину в ногу, буквально в сантиметрах от его мошонки. Тот заорал от боли, и опустился на пол. Из раны неожиданно сильно начала фонтанировала кровь, похоже, лезвие ножниц вспороло вену. Он безуспешно пытался зажать ее правой рукой. А девушка вскочила, и, не глядя, зажмурившись, мотнула рукой, и ударила его ножницами по лицу. Тот закричал еще сильней, и окончательно повалился на пол, пытаясь зажать ладонью левой руки и эту рану. После этого она бросила свое невольное оружие, и метнулась к выходу. За дверью девушка на полном автомате подправила свой парик, затем метнулась к ближайшей зеркальной витрине, и, осмотрев себя с ног до головы, вытерла рукавом несколько попавших на лицо капель крови. Успокоив дыхание она прошла в зону таможенного досмотра. Все это время ее била плохо контролируемая дрожь, которую она охотно сваливала всем спрашивающим про это на ночную, холодную, осеннюю погоду. А этим интересовались все, и сотрудники паспортного контроля, и таможенники.
- Я к тому же чуть не опоздала, эти снежные заносы, - щебетала она таможенникам на вполне приличном греческом языке.
Все эти тягучие минуты она ждала, что сейчас сзади появиться полиция, и ее задержат, но никого не было. И только в самолете, когда тот уже набрал высоту, и всем разрешили отстегнуть привязные ремни, Ленни поверила, что побег ее удался.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ВСЕ ЗОЛОТО МИРА
ГЛАВА 1.
Астафьев в зеркало заметил, как стена туалета, отделанная голубым кафелем, дрогнула, и поплыла в сторону. Сначала он решил, что слишком много выпил. Юрий как раз стоял у раковины, собираясь умыть лицо. Но, когда в черной пасти открывшегося потайного хода показалось бородатое лицо типичного кавказца, он вскинул руку к подмышке, где под пиджаком покоился пистолет.
- Васька! - крикнул Юрий. Он усел даже выдернуть пистолет из кобуры, но, когда он разворачивался в сторону опасности, то краем глаза успел заметить темную тень, шагнувшую в его сторону из одной из кабинок. После этого тяжелый удар по голове отключил его сознание. Астафьев не успел упасть, его тело подхватили под руки, и потащили в потайной ход. Рослый бородач, тот самый, чье лицо увидел Юрий, остался еще на пять секунд. Он шагнул в сторону и замер. В ту же секунду открылась дверца кабинки, и щуплая фигурка Васьки Николаева показалась на пороге. В поднятых руках опера был пистолет, а на стороне боевика опыт и неожиданность. Левой рукой, наотмашь, он ударил капитана ножом точно в сердце. Тот замер, а бородач просто толкнул его назад, и спокойно шагнул в потайной ход. С легким гулом стена вернулась на место, и когда парочка наркоманов зашла, чтобы ширнуть свою очередную дозу, в туалете все было тихо и пустынно.
Все последующее слилось для Астафьеву в один бесконечный, болезненный бред. Боль, каждый раз новая, и еще более острая. Даже боль в вывернутых кистях рук отходила на второй план. Он, как сквозь искажающее стекло видел хохочущие рожи боевиков, и что осталось в памяти, это тихий голос Шаха: - Снимите его с крюка, так он слишком быстро сдохнет. Он должен жить как можно дольше.
А потом возникло изможденное, с впалыми щеками, лицо Хаджи, и самая страшная боль пронзила его тело...
Юрий закричал, вздрогнул, и... проснулся.
- Ты чего там кричишь, Юрка? - спросила, выглядывая из ванной, Ольга Малиновская. Судя по кисточке в руке и одному накрашенному глазу, она в этот момент занималась тем, что Астафьев называл "маскировкой". - Опять чеченцы приснились?
- Да, - ответил Юрий, вытирая с лица холодный пот. - Представляешь, приснилось, как менря брали, почему-то видел, как убили Ваську Николаева. И эти жуткие рожи Шахаи Хаджи.
Ольга, подошла, погладила его по голове, как ребенка.
- Давно у тебя не было кошмаров. Бедненький!
Она была в коротеньком, розовом, шелковом халатике, открывавшем ее восхитительные ноги до самого основания. Юрий обнял ее за эти самые ноги, а потом, завалив на кровать, начал целовать в шею и грудь.
- Юрка, мы же к девяти не успеем! - шепнула Ольга. - Нас Зубрилины будут ждать.
- Черт с ними, подождут, - ответил он, решительно расправляясь с ее халатом. - Это наш с тобой первый отпуск, а не с какими-то там Зубрилиными.
Это был действительно, по настоящему первый их совместный отпуск, майора милиции маленького, уездного города Кривова, Юрия Астафьева, и заместителя прокурора этого города Ольги Малиновской. Была, правда, у них этим же летом попытка медового месяца с поездкой в столицу.* (*Роман "Кровная месть")
Но кончилось все это плачевно. Волей судьбы они оказались втянуты в жернова отношений спецслужб и международных террористов. Все произошло из-за дикого стечения обстоятельств: нечаянная встреча в поезде с ювелиром, потом он увидел фотографию этого, уже убитого парня в квартире своего московского друга, Виктора Зубко. Конечно, он не мог не помочь своему московскому коллеге, а ввязавшись в перестрелку в московском дворике, умудрился убить брата чеченского полевого командира Хаджи. После этого на Астафьева была объявлена охота. Тогда Юрий окончательно включился в большую игру, послужив как бы приманкой для террористов. Кончилось это для него лично очень плохо. Чуть не сутки он провисел в подвешенном состоянии в подвале, испытав на себе всевозможные пытки. Зато ФСБ удалось предотвратить широкомасштабный теракт против сразу двух президентов, российского и американского. Фэйсам удалось вытащить его из подвала, причем гораздо больше в этом преуспела его жена, Ольга, убившая наставника Хаджи по кличке Шах буквально за секунду до того, как тот хотел вырезать ему сердце.
После этого он получил внеочередное звание, и высшую в стране воинскую награду. Но и расплатиться пришлось многим. Юрия несколько месяцев буквально по частям собирали травматологи, психиатры и косметологи. И вот, когда после всего этого медицинского колдовства его начала узнавать мать и перестали облаивать соседские собаки, они оказались на Кипре. Вот тут Астафьев, казалось, окончательно распрощался с прошлым, и перестали ему сниться жуткие морды его палачей. С этим ласкающим запахом моря он расслабился окончательно. И вот, снова этот жуткий сон был удивителен в своей реальности.
Так что, когда через полчаса в дверь их номера сильно постучали, то в ответ раздался заполошный крик Ольги.
- Сейчас-сейчас! Подождите нас в холле! Мы быстро!
Нельзя сказать, чтобы Василий и Елена Зубрилины за пять минут сильно притомились, но, когда на верхней площадке лестницы показались их новые друзья, оба в один голос воскликнули: - Ну, наконец-то вы! Сколько можно ждать!
При этом оба отметили, что опоздавшие чертовски хорошо выглядят. Они смотрелись вместе: высокий, с узкой талией и широкими плечами Юрий, и не менее высокая, стройная Ольга. На изысканный взгляд записных донжуанов ноги и руки Малиновской были чересчур накачанными, плата за чрезмерное увлечение спортом. Но вот черные волосы, темные, красивой формы глаза и в любое время года белая кожа лица хорошо гармонировали с русоволосым Астафьевым, чье мужественное лицо обрусевшего ковбоя невольно притягивало взгляд любой женщины. Даже небольшой шрамик на левой щеке, не портил этого впечатления, а скорее прибавлял больше шарма. Характерной особенностью этого лица были разного цвета глаза, один был зеленым, другой голубым.
- Ну, вы чего так долго?! - нетерпеливо спросил Василий.
- Да, Юрка вон спал до последнего, еле разбудила, - свалила все на мужа Ольга.
- Значит, замучила вчера мужа до смерти, - ехидно заметила Елена.
- Да его замучишь...
- Да ты признайся сначала, потом отпираться будешь! - захохотал над собственной избитой фразой Василий.
- Пошли, а то все места на улице в кафе разберут! - поторопила Зубрилина.
Они вышли на улицу, и на Астафьева снова накатил неповторимый запах моря. Именно он поразил его три дня назад, когда он только ступил на трап самолет, доставивший их с Ольгой в Никосию. Он чем-то неуловимым отличался от такого же запаха в Сочи, или в Крыму. В нем был подмешал терпковатый запах каких-то чудных средиземноморских трав, и даже пыль на этом острове была какая-то особенная, летучая, пахучая, импортная.
А с Зубрилиными они познакомились уже в отеле, хотя, как оказалось, они летели одним самолетом, но сидели слишком далеко друг от друга. Зато в фойе отеля, услышав разговор Юрия с сопровождающим гидом, Василий сразу подошел к нему.
- Слава богу, хоть кто-то из русских вместе с нами в этом чертовом отеле! А то нам сказали, что тут в отеле одни немцы, да шведы, - сказал он, протягивая свою широкую, как лопата руку. - Василий Зубрилин. А это моя жена Ленка. Мы оба из Сургута.
Эта фраза про Сургут многое объясняла в отношении их новых знакомых. Рослый, с большой, крупной головой, еще и украшенной кудрявой шевелюрой, Василий сразу производил впечатление очень сильного человека. Он был явным начальником среднего звена в нефтяных отечественных синекурах. То, что он вышел из народа, говорили и широкие плечи, и атлетическое сложение нефтяника, и еще не до конца сошедшие мозоли. А вот весьма приличная одежда, намечающийся животик, и сама поездка на Кипр, как раз о недавнем взлете его карьеры. По сравнению с ним Елена казалась миниатюрной, хотя на самом деле ростом была далеко за метр семьдесят пять. Естественная блондинка, она была типичной русской красавицей: курносой, голубоглазой. Сеточка морщин возле глаз подсказывала, что она далеко не школьница, но и мужу ее было не двадцать лет, а как минимум тридцать пять.
Как поняли позже Юрий и Ольга, для Зубрилиных это была свадебная поездка. Медовым месяцем это назвать было нельзя, Зубрилины жили вместе уже два года, но только сейчас решили расписаться, и отдохнуть еще на теплом море.
Лимассол не даром называют самым русским городом на Кипре. Даже сейчас, когда бархатный сезон неумолимо шел к концу, здесь по городу сновали сотни русских туристов. Еще бы, сейчас, в конце октября, температура воздуха доходила до плюс двадцать восьми, температура воды еще держалась до двадцати двух. Но с утра было как раз прохладно, и, посовещавшись, обе пары на пляж не пошли, а отправились в аквапарк. Это тем более устраивало Астафьева, ведь он не умел плавать. На открытой воде он как-то терялся, готов был запаниковать, даже при наличии спасательного жилета, а в аквапарке утонуть было проблематично. В этот день народу там было больше обычного. Кроме детей подтянулись и родители, решившие, что вода в море стала чересчур холодной. Так что две супружеских пары мало чем выделялись среди остальных туристов. Разве что одеждой. Если Зубрилин и Ольга блистали почти полной обнаженкой, то на Юрии кроме плавок была надета еще темная футболка, а Елена умудрилась надеть закрытый купальник, да к тому же под него одела еще и майку, прикрывавшую плечи.
- Я думала, мы на море пойдем, а там холодно, - так объяснила она свой наряд.
Постепенно все четверо развеселились, после очередной водяной горки Ленка со смехом прыгнула на спину Астафьева, и начала его слегка топить. Почувствовав это, тот от ужаса взвился на воздух с такой силой, что Ленка с хохотом отлетела далеко в сторону. При этом она умудрилась разорвать на Астафьеве майку. Когда она отсмеялась, и пришла в себя, то увидела, что ее муж с интересом и удивлением рассматривает что-то на торсе Юрия.
- А это что у тебя такое, Юрка? - спросил он. Тут и Елена поняла, почему их новый знакомый ни разу не разделся по пояс даже на городском пляже. Во всю грудь Астафьева, от кадыка до пупка был обширный шрам в виде семиконечного, православного креста. При более пристальном рассмотрении оказалось, что это была целая серия шрамов, вырезанных аккуратно, и даже с художественным старанием. По ширине крест превышал сантиметр, а в поперечинах и того больше.
Это было художество того самого Шаха, он полчаса вырезал этот крест на груди своего пленника.
- Да, это долгая история, - отмахнулся Юрий, - грехи молодости.
Но Зубрилин был готов поклясться, что шрам то был совсем новый, еще розовый. Между тем хорошее настроение Астафьева сошло на нет.
- Может, пойдем, где-нибудь перекусим? - предложил он Ольге. Та согласилась. Зубрилины, естественно, увязались вслед за ними. Постепенно настроение Астафьева пришло в норму, но он был не столь беспечен, если бы слышал телефонный разговор на одном, явно кавказском языке.
- Мамой клянусь, это он! И лицо его, и этот крест ему Шах, да будет ему вечный рай на небесах, вырезал на груди перед смертью. Я сам там при этом был. Наши еще говорили, что это как раз он недавно убил Хаджи.
- Хорошо, выясни, где он живет, но пока не трогай. Я сам им займусь.
- А если встречу один на узкой тропе?
- Тогда действуй. Хотя, мне охота встретиться на этой тропе с ним самому.
Сказав это, говоривший положил трубку, и покосившись на лежавшую на его кровати женщину, обратился в сторону Мекки, и, проведя ладонями по лицо, воздал хвалу Аллаху.
- О, Всевышний, твоя мудрость и доброта не имеют предела. Покарать кровных врагов своими руками, это величайшая твоя милость.
ГЛАВА 2.
Погода в этот день разыгралась не на шутку. Красный столбик термометра поднялся в этот октябрьский день до двадцати девяти градусов, и так не верилось, что в России сейчас идут сплошные серые дожди, а по полям и дорогам царствует жидкая грязь. В такую блаженную погоду было не охота париться в кафе и барах, так что все уличные кафе пользовались большей популярностью.
За прошедшие три дня обе пары съездили в соседний, не менее популярный город Ларнак, причем набережная там понравилась им гораздо больше, чем в Лимассоле. Побывали они в Пафосе, где по легенде родилась сама Афродита. Эти развалины не особенно их вдохновили, у себя на родине они видели руины и повнушительней. Ездили они на местное соленое озеро, смотреть на розовых фламинго и, расположенную там же, мечеть Айв-Нана, имени какой-то местной мусульманской святой. Ни то ни другое их не вдохновило. Фламинго были так далеко от берега, что казались серыми, крючконосыми цаплями. А приземистая мечеть показалась им всем уж очень маленькой.
Зато вечерами они обходили рестораны и кабачки. Одобрили при этом штук десять подобных увеселительных заведений, и сегодня они намеревались продолжить эти исследования. Они уже испробовали не очень изысканную, скорее деревенскую пищу киприотов. Там преобладали все натуральные продукты вроде поджаренного овечьего сыра, овечьего же мяса и морепродуктов. Ольге понравилось темное, с тысячелетней историей киприотское вино - "Коммандария". Мужчины же не оценили подобных изысков, и, перепробовав все от "Хенесси", до текилы, вернулись к родной водке.
- И чего это виски хвалят? - рассуждал как-то Василий после того, как они уговорили литровую бутылку "Блек Джета". - Самогонка самогонкой. У меня мать лучше гнала, а потом настаивала на кедровых орехах и можжевельнике. Запаха сивухи вообще не было, а по башке шарабанило, как молотком.
В первом же кафе, расположенном на большой платформе над обрывом, они наткнулись на фестиваль русского шансона. С невысокой сцены рослая, фигуристая девушка хрипловатым голосом пела что-то про тяжелые утраты на своем скользком жизненном пути. Удивительно, но, словно для них, пустым оставался один единственный столик в самом углу открытой площадки, около балюстрады ограждения. Устроившись, и осмотрев публику, Астафьев хмыкнул, и тихо, прикрыв ладонью рот, сказал жене: - Смотри-ка, и наши Железногорские авторитеты тут.
- Это кто? - заинтересовалась Ольга.
- А вон, Зять сидит, - он коротко кивнул головой в сторону соседнего столика. - Пересекался я с ним как-то пару раз.
- Зять, это какой Зять? Коля Занченко? - удивилась Малиновская.
- Он самый. В прошлом году его наконец-то короновали. Теперь он вполне конкретный вор в законе. Так что, сейчас он фигура номер один у нас в области.
Ольга с интересом зафиксировала в своей памяти широкоплечего мужчину лет пятидесяти пяти, с мужественным лицом вечного лесоруба. Еще бы, не каждый день работнику прокуратуры приходилось вот в такой, непринужденной обстановке встречаться с самим смотрящим по области. Между тем и тот обратил внимание на соседей по кафе, и даже узнал одного из них. Он чуть подвинул свое пластиковое кресло ближе к Астафьеву.
- Боже, кого я вижу! И наша родная уголовка тут! Неужто нашим ментам начали платить столько, что они разъезжают по загранке? - засмеявшись, спросил он.
- Да нет, приходиться подрабатывать, - признался Юрий.
- Что, оборотнем в погонах? - съехидничал Зять.
- Не угадал, Коля, грузчиком на стройке.
Зять не выдержал, и захохотал. Его смех заставил поющую девицу сбиться, но потом она все же сумела допеть свою тягучую песню до конца. После нее на небольшую сценку вышел певец с мужественным лицом вечного зэка.
- Памяти Михаила Круга посвящается. "Владимирский централ".
Все восторженно завопили, начали аплодировать. К их столику с четырьмя литровыми кружками пива пробился официант. Песни следовали одна за другой, и, когда пиво уже начало кончаться, на их столик обратила внимание невысокая, худощавая женщина неопределенного возраста, в стильном сером костюме и длиннополой шляпе. Чувствовалось, что она случайно зашла в эту забегаловку, за сигаретами, но потом резко остановилась, и обратилась к бармену с новой просьбой: - Чашечку кофе, пожалуйста.
Когда-то она была симпатичной особой, русоволосой, со светлыми глазами. Но сейчас все это ушло на второй план. Возраст, а может, болезни вызвали у нее нездоровую худобу. Глаза случайной посетительницы прикрывали большие, чуть затемненные очки. Все так же, не отходя от стойки, женщина исподтишка долго рассматривала четверых людей, сидевших за крайним столиком. Потом она отвернулась, и, отойдя к самому краю платформы, там где меньше мешал звук блатных песен, долго разговаривала по мобильнику. Между тем Зубрилины и Ольга с Юрием отрывались по полной программе. Женщины все больше налегали на пиво, а мужчины действовали по народному методу, гласившему, что пиво без водки - деньги на ветер. Когда выступления тюремных бардов уже начало подходить к концу, в кафешке появились трое греков. Все они были рослыми, поджарыми, весьма мускулистыми, но особенно выделялся среди них длинноволосый, красивый грек с большой серьгой в левом ухе. Лицо его было выразительным, и странно холодным. Про таких как он говорят - роковой мужчина. Единственное, что портило его лицо, длинный, извилистый шрам поперек правой щеки. Это появление послужило для худощавой дамы знаком к действию. Она подхватила сумочку, сняла очки, шляпу, и, зайдя со спины, поцеловала Елену Зубрилину в щеку.
- Привет, сестренка! - сказала она после поцелуя.
Та от такой неожиданной ласки вздрогнула, а потом, обернувшись, и увидев лицо женщины, резко вскочила на ноги. У ней словно спазмы случились в горле, Елена начала задыхаться, даже схватилась руками за горло.
- Вот и свиделись. Поди не чаяла уже? Как поживаешь, Ленни? - спросила незнакомка. Между тем Зубрилина начала приходить в себя.
- Я никакая не Ленни, - тихо сказала она, но ее визави только ухмыльнулась в ответ, и направилась к выходу. Но при этом на ходу, проходя мимо Зубрилиной, она небрежным жестом задрала рукав голубой футболочки Елены, и, увидев что-то особенное, снисходительно улыбнулась. У входа она кивнула длинноволосому греку головой, а потом показал рукой в сторону столика Елены. Все трое греков начали пробираться к ним, и Ольга сразу почувствовала себя неуютно. Все это было так не вовремя. Они с Еленой сейчас за столиком были одни. Мужчины, как назло, пару минут назад удалились отлить из организма излишек пива.
Малиновская начала озираться по сторонам. Сзади них были перила, а за ними обрыв, метров пяти высотой. Под ним шумело море, но был отлив, и сквозь легкие барашки волн просматривалась крупная галька. Ольга оглянулась на Елену, та похоже, пребывала в каком-то ступоре. Она с ужасом смотрела на приближающегося грека, даже не пытаясь бежать. Малиновская поняла, что ей одной придется встречать незваных гостей. При всей ее тренированности, после всех ее многолетних занятиях карате, против троих таких здоровых мужиков она не справилась бы точно. Решение пришло само собой. Она встала с кресла, сделала несколько шагов вперед, а потом два шага в сторону, а когда греки поравнялись с ней, со всей силы толкнула одного из них в бок. Тот от неожиданности не устоял на ногах и с грохотом завалился всей тушей на стол, где сидел Зять. Хлипкий пластик не выдержал такого удара и раскололся. Пиво, кружки, закуска, остатки вареных омаров, окурки и пепельница: все это полетело на колени к Зятю, и его телохранителям. С матами вскочив на ноги, они втроем начали поднимать грека, а потом Зять первым смачно приложился к его лицу своим тяжелым кулаком, и тут же сам получил в ухо от второго из греков. Через минуту кафе превратилось в кипящий ад. Оба грека оказались тертыми орешками, так что успевали отбиваться от половины находящихся в зале любителей шансона. А вот волосатый грек, не обращая внимания на всю эту суету, подхватил Ленку под руку, и поволок ее в сторону черного выхода. Та по-прежнему походила на большую куклу, она даже не пробовала сопротивляться. Ольга ничем не могла помочь подруге, между ней и Ленкой был весь фронт дерущихся мужиков. Но, на счастье, из этого же черного хода показались возвращавшиеся из туалета Астафьев и Зубрилин. Увидев столь живописную картину в виде драки, они остановились, а потом Василий рассмотрел и то, что встречным курсом движется какой-то волосатый абориген, тащивший на буксире его жену.
- Эй, паря, ты совсем, что ли, оборзел!? - спросил он, останавливая грека собственной грудью. - Это моя жена!
Тот на секунду остановился, зло глянул в глаза противника, а потом попытался локтем ударить его в горло. Но у Зубрилина оказалась неплохая реакция, и он успел подставить руку, а потом развернулся и с такой силой заехал своим пудовым кулаком в челюсть волосатому греку, что тот полетел в сторону, собрав ряд барных табуретов и часть располагавшихся на них посетителей. Он попытался сразу встать, но это у него получалось плохо, ноги не держали тело местного авторитета. К нему подбежал один из его подручных, подхватил его под руки, и, подняв, поволок к выходу. Они прошли мимо русских туристов, и волосатый, у которого из носа текла кровь, что-то попытался сказать в строну Василия. Вот только звуки у него не складывались в слова, и только пальцем сумел он ткнуть в сторону обидчика. Вслед за ними, обильно обогащая пол кафе льющейся из носа и ушей кровью, выскочил туда же и третий из греков. Но после этого драка, как ни странно, продолжалась. Русские дрались уже между собой, и были слышны странные для уха чужестранца возгласы: - Бей казанских!
- Мочи долгопрудненских!
Тут появились киприотские полицейские, но их форменные мундиры недолго маячили в кафе. Они поняли, что там, где русские дерутся между собой, им лучше не соваться.
Астафьев окинул взглядом эту не утихающую "молотилку", и предложил: - Давайте-ка отсюда линять.
К ним как раз подбежала пробравшаяся сквозь варево дерущихся Ольга.
- Уходим! - крикнула она.
Они удалились тем же черным выходом, что и греки. Уже в нем, продвигаясь практически в полутьме, Юрий случайно пнул ногой что-то небольшое, но достаточно объемное, отозвавшееся на удар легким, прерывистым звоном. Астафьев нагнулся, и поднял с пола большой, черный перстень с золотой вставкой. Рассматривать его было некогда, и он просто сунул его в карман.
Ни в какой другой бар они заходить уже не стали, набрали водки, пива, еды и вернулись к себе в отель. Расположились они для продолжения праздника в номере Зубрилиных, там и женщины для успокоения нервов приняли по полстакана водки.
- Ты где так драться научился? - спросил Юрий Василия.
- Да, в загранке, - блаженно откидываясь на подушку, ответил Зубрилин. - Я же матросом начинал, за три года полмира прошел под торговым флагом. Он, видишь, специально сблизился, а потом я уже по глазам знал, что он сейчас в горло будет бить. Это у них, портовых, обычная манера.
- Подлый удар.
Василий согласно кивнул головой.
- Да, мне как-то раз так досталось в Марселе, я после этого долго не мог отдышаться. С тех пор всегда первым делом против горла блок ставлю.
- Давай выпьем за нас, - предложил Юрий, - за настоящих мужиков.
Тостуемые быстро захмелели, а потом Ольга утащила Ленку к себе в номер. Через час Юрий на автопилоте вернулся к себе, и отключился, едва только коснувшись головой подушки.
ГЛАВА 3.
На следующее утро после пьянки, самое неприятное порой даже не похмелье, а рассказ о совершенных вчера "подвигах". Но еще более неприятным для Астафьева оказался другой рассказ Ольги.
- В общем-то, история у нее самая обычная, таких тысячи, - говоря это, Ольга устроилась поперек обширного кресла, так что ноги и голова покоились на разных валиках кресла. Так как на ней сейчас из одежды не было ничего, то это была очень аппетитная поза, но Юрий сейчас мог ею только любоваться. Все остальные желания перебивала тошнота, головная боль, и общая слабость организма.
- Тут есть только пара своеобразных нюансов, - продолжала Малиновская. - Та грымза, что вчера заложила Ленку этому самому Сократосу, родная сестра Елены, Милена. Она первая, на заре перестройки уехала в Грецию, работать, якобы, няней, там столкнулась с этим греком, влюбилась в него, а потом он уже отправил ее на панель. Чтобы угодить ему, она начала привозить в страну своих подруг, сдавала ему в бордель. Не пожалела она и родную сестренку. Но та была на восемь лет ее моложе, красивей. Сокрастес подсел на Ленку, он звал ее Ленни, хотел даже сделать ее своей женой. Но, той хотелось вырваться из этого ада. Короче, ей удалось сбежать, и даже прихватить с собой сбережения сестренки. Елена переехала из Белоруссии в Сибирь, там подхватила этого Васю, поехала в свадебное путешествие. Но она никак не думала, что за это время Сократос перебазируется из Солоников на Кипр, и что она тут встретит в кафе, на фестивале шансона родную сестру.
Юрий отхлебнул из бутылки добрую порцию холодного пива, и спросил: - Василий про это, конечно, ничего не знает?
- Нет, - подтвердила Малиновская. - Знаешь, что еще плохо? Этот шрам у грека остался на память от Ленки.
- Да, вот это совсем плохо, - согласился Юрий. - Теперь он не просто захочет ее вернуть к себе в бордель, теперь он ей будет мстить.
Тут в дверь осторожно постучали. Ольга, поспешно накинув халатик, открыла. Это оказалась Зубрилина. Вид у нее был как у собаки, съевшей любимую плетку хозяина: заискивающийся и виноватый. Она тоже была в халатике, и, похоже, даже не накрасилась.
- Можно? Я услышала, что вы разговариваете, вот и решила зайти. Мой еще спит. Он теперь поднимется не раньше полудня.
Ленка пристроилась на кресле, оставленное Ольгой, и, стараясь не смотреть в глаза своим собеседникам, спросила: - Ну, и, как вы думаете, что мне теперь после всего этого делать?
Ольга, перебравшаяся на кровать, и Юрий переглянулись, потом слово взяла Малиновская.
- Сложный вопрос. Я бы на твоем месте сейчас драпала отсюда первым же самолетом. Этот твой лохматый грек тебя не оставит в покое. Беги, Ленка, беги.
Основой аргумент Елены "против" они угадали заранее.
- А как мне это было объяснить Василию? Я почему-то думаю, что если он узнает про мое прошлое, то сразу бросит меня.
- Лучше наоборот, ему все рассказать, только сделать это как-нибудь помягче.
На этот Ольгин совет Елена только усмехнулась. Она закурила, и только потом продолжила разговор.
- Легко сказать, а как все это сделать? Как?
- А зачем ты украла у сестры деньги? - не удержался и спросил Юрий. - Она тебя за это и сдала вчера греку?
- Не только за это, я ее еще при побеге траванула перед этим клофелином. Милка хуже собаки была, сторожила меня как волк для своего любимого Сократика. Паспорт был мой у ней в шкафу. Вот мне и пришлось пустить в ход ее же советы о том, как обчищать карманы клиентов. Говорят, ее после этого еле откачали. Я клофелина тогда для нее не пожалела.
- Там было много денег? - спросил Юрий.
- Много. Десять тысяч баксов. По тем временам, а это прошло уже... - она припомнила, - четырнадцать лет, это были большие деньги. Я и сорвалась отсюда на эти баксы, и жила несколько лет в свое удовольствие. Сразу уехала из своей этой Белоруссии, на Урал, окончила институт.
- Даже так! - удивилась Ольга.
- Да, именно так. Эти полгода в борделе меня сильно состарили. Я приехала сюда наивной такой семнадцатилетней девчонкой, и вернулась уже битой бабой. Начала учиться, потом строить карьеру. Перебралась поближе к черному золоту. Не брезговала ничем. Постельный опыт у меня был богатый, так что все мои начальники просто шалели от счастья и тащили меня за собой по карьерной лестнице. Вот только замуж никто не брал, все уже женаты были, с детьми. Но, ничего, я и так неплохо жила. Брала свое материальными благами. Через десять лет у меня было все: работа, не пыльная и денежная, квартира в самом лучшем доме Сургута, дом за городом, иномарка. Только мужа все так же не было. Потом вот Ваську встретила, это уже было серьезно. Помогла ему кончить заочно институт, и деньгами, и знаниями. После этого и он в гору попер. Так все хорошо было! - Она сморщилась от досады, затушила свою сигарету, сразу достала из пачки другую. - Детей, правда, не было и не будет. И тут вот, на тебе, на отдыхе, встретила сестренку. Родня...
Она не выдержала, и выдала цветистую матершинную вязь. После этого гостью пробило на слезы. Супруги переглянулись, потом, чуть переждав, начали давать бессмысленные советы.
- Ну, я бы сейчас посоветовал вам только одно. Хотя бы пару дней посидеть в отеле, - сказал Юрий.
- Да, и не выходить в город вечером, - вторила ему Ольга. - Днем он вряд ли решится повторить это.
Юрий не согласился.
- Да кто его знает. Парень он, чувствуется, наглый, без тормозов. Такой борзый перец может отчудить все, что угодно.
Сказав это, Юрий поднялся, прошел в ванную. Когда Астафьев, уже освежившись, вернулся, девушки беседовали о чем-то своем, причем обе дымили, как два паровоза.
- Все, кажется, я отошел, - сообщил он Ольге. - Можно идти есть, а то опять пропустим время завтрака.
- Пошли, - согласилась та.
- Ой, а можно я у вас в номере ванну приму? - попросила Елена. - А то Васька вчера крану с горячей водой голову свернул, пришлось ее перекрыть. Мы там залили соседей снизу, так что управляющий еще вчера приходил, ругался.
- Да, пожалуйста, купайся, в чем дело, - согласилась Ольга.
Тем временем Ольга подняла с кресла и бросила мужу его штаны. При этом из его кармана выкатился тот самый перстень. У Елены при виде его расширились глаза.
Она подхватила его, пролепетала: - Откуда это у вас?
- Вчера нашел в том кафе после драки, - пояснил Юрий. Он и сам впервые рассмотрел свою находку при свете дня. Массивный, черный перстень, теплый на ощупь, и в нем, золотой, сильно выступающий над черной полировкой, равнобедренный треугольник.
- Это его любимый перстень, Сократоса, - пояснила Елена. - Черное эбеновое дерево, и золото.
Она подняла рукав все той же своей голубой футболки, и они увидели на плече Елены темный отпечаток, словно от прививки от оспы, но в форме точно такого же треугольника.
- Тавро. Он всех своих девушек метит этим треугольником. Нагревает треугольник на зажигалке и припечатывает к плечу. Сократос очень дорожит этим перстнем. Там, внутри, есть даже его имя. Он что-то вроде его талисмана.
Она содрогнулась, и отдала Юрию перстень.
- Не хочу даже в руках держать эту гадость.
Юрий пожал плечами, примерил его. Перстень слазил у него даже с большого пальца. Тогда он снова сунул перстень в карман. Ольга к этому времени уже оделась, так что они все втроем вышли из номера. У двери номера Зубриловых топталась филиппинка в форме горничной, с ведром, совком и шваброй. Она что-то залопотала хозяйке номера, но Елена, открыв ключом номер, отрицательно замотала головой.
- Нет-нет! Ноу-ноу! Гоу хом! Потом-потом!
Они увидели лежащее на кровати тело Василия. Нефтяник храпел удивительно мощно, с залихватскими руладами. Елена прошла во внутрь номера, а супруги сделали еще несколько шагов по коридору, но тут Ольга вспомнила, что не оставила подруге ключ от номера.
- Ключи! - сморщившись, сказала она, и метнулась назад. - Лен, ключ от номера возьми.
- Хорошо, брось его на столик.
Юрий невольно прошел за женой, и оказался в номере как раз вовремя. Ленка в этот момент сбросила с себя халатик, и, находясь в чем мать родила, искала в чемоданах какую-то одежду. Она не видела, что кроме Ольги в номер вошел еще кто-то, зато гневный взгляд Малиновской заставил Юрия торопливо попятиться назад, столкнуться с дверным косяком, и выскользнуть из номера. Ольга, в свою очередь, выйдя в коридор, молча показала супругу кулак, который он поспешно поцеловал. Они прошли по коридору несколько метров, но могучий храп Василия Зубрилина сопровождал их и там.
- Вот это Васька мастер по храповецкому! То-то она поднялась так рано, - высказал свое предположение Юрий.
- Да, ты у меня храпишь гораздо тише, - согласилась Ольга.
- Я храплю?! - удивился Юрий. - Ты первая, кто говоришь мне об этом.
- Причем не первый уже раз.
- Первый.
- Нет не первый. Ты просто не хочешь помнить ничего про себя плохого. А до этого ты про свой храп ничего не знал потому, что все бабы тебе льстят. Только мне уже не зачем тебе льстить, я уже и так твоя жена. Вот только знаешь, что мне интересно, ты специально вперся в номер в тот момент, когда Ленка была голой?
- А больше ты ничего не могла спросить умного? Я то откуда знал, что она в этот момент решит показать тебе стриптиз? Кстати, почему тебе, а не мне, у вас что там, развиваются розовые отношения?
Но Ольгу так просто было не пронять.
- Не переводи стрелки, дорогуша. Я знаю эту твою манеру наводить тень на плетень.
Они препирались весь завтрак. Отвлеклись только когда услышали через открытое окно звонкий голос разносчика газет.
- "Кипрские вести", свежий номер! Цены на бензин поднялись еще на десять центов! Вчера в кафе "Сандал" произошла массовая драка между русскими и греками. Инициатор драки небезызвестный сутенер Сократос Михаилидис.
- Эй, парень, дай сюда газету! - крикнул в окно Юрий.
Пацан, по виду типичный еврейчик, охотно поделился с ними новостями за два доллара, и при этом попытался не дать сдачи с пяти долларов.
- Смотри-ка ты! Быстро это они все срисовали! - Восхитился Юрий, показывая Ольге газету. - Какие здесь, на Кипре, крутые репортеры. Прямо как Антон Рябцев у нас в Кривове.
Да, на снимке был изображен момент, когда Василий бил грека по лицу. При этом на заднем плане был виден и сам Юрий Астафьев. У Ольги был свой взгляд на подобную популярность.
- Да, если этот кадр дойдет до нашего с тобой руководства, то они пожалеют, что дали нам с тобой этот отпуск.
- Ну, попробовали бы они еще отказать Герою России, - хмыкнул Юрий.
- Да? А ты больше еще ничего не заметил? Вот тут еще один вот человечек за твоей спиной, видишь - Коля Занченко.
Она ткнула пальцем в снимок. Юрий присмотрелся, и кивнул головой. - Да, это уже гораздо хреновей. Опер и вор в законе в одном кафе, это может хорошо испортить нам репутацию.
Несмотря на это они, в довольно благодушном настроении начали подниматься вверх по лестнице. Но тут они обратили внимание, что мимо них как-то слишком оживленно повалили вниз, на выход, и туристы, и прислуга. Когда Ольга и Юрий поднялись на свой этаж и завернули за угол к своему номеру, то первое, что увидели, это двух полицейских, стоящих рядом с их дверью. Но, подойдя поближе, они поняли, что полицейские охраняют апартаменты Зубрилиных. При попытке супругов заглянуть в открытую дверь те всполошились так, словно Юрий и Ольга собирались что-то украсть. Но из-за плеча стоящего на пороге человека Астафьев успел рассмотреть, что Василий Зубрилин все так же лежал на кровати вниз лицом, вот только в его затылке прибавилось два аккуратных пулевых отверстия.
ГЛАВА 4.
У комиссара полиции Солона Либератиса в последнее время начали пошаливать нервы. Сейчас его сильно раздражали два обстоятельства: эти чертовы русские, и следователь прокуратуры Янгелос Папандреу. Этот щенок приходился родственником одной из самых богатых семей на острове, и поэтому с ним приходилось считаться самому комиссару. Солон уже проклинал себя за то, что не сразу подъехал на место преступления, просто эта Катрина высасывала из него столько сил, что сразу после объятий любовницы ехать на место убийства комиссару было жутко лень. Как назло, в этот раз Янгелос повел себя совершенно вызывающе. Вместо того, чтобы запихнуть всех троих русских в камеру, и по одному дожать их до состояния, когда они сами признаются в убийстве, он начал допрашивать подозреваемых прямо там, в отеле. Хорошо еще, что он сделал это, как и положено, по очереди, в соседнем номере.
- Значит, вы утверждаете, что при этом у вас был свидетель? - спросил Янгелос.
- Да, уборщица филиппинка, - подтвердил Астафьев, переводчик коротко перевел его ответ на греческий. А Юрий перевел взгляд со следователя на невысокого, лысоватого толстяка с густыми усами, ходившего за спиной следователя. Юрий чувствовал, что тот настроен против него очень негативно, хотя и видел его первый раз. А от этого невзрачного человека зависело очень много. А вот к следователю у него претензий не было, хотя тот и вел свой допрос очень агрессивно. Этот жгучий брюнет был красив в чисто южной манере: черные глаза, черные, чуть вьющиеся волосы, густые усы. Только нижняя челюсть следователя подкачала, она была слишком маленькой для такого внушительного лица. Что еще удивляло Юрия, ему показалось, что киприот понимал его раньше, чем переводчик начинал свою работу. Это просто читалось на его лице.
- Хорошо, тогда откуда у вас вот это? - и следователь выложил на стол перстень Сократоса.
- Я нашел его вчера на месте драки.
- Какой драки?
Вместо ответа Юрий положил перед ними газету. Это вызвало целый взрыв эмоций у обоих киприотов. Они так оживленно залопотали по-гречески, что у Юрия сразу возникло желание узнать, про что они говорят.
- Ты смотри, этот покойный русский начистил морду самому Сократосу! - между тем восхищался Янгелос.
- А сегодня мы нашли его труп. Так что в этом я не вижу ничего хорошего, - скривился комиссар.
Но следователь продолжал откровенно радоваться.
- Последний раз такое было года два назад, когда тот матрос швед разбил ему лицо.
- И его мы тоже через неделю выловили в море.
- Значит, это тоже дело рук Михаилидиса. Надо вызвать Сократоса на допрос.
- Толку от этого не будет. Мы тогда не смогли доказать причастность Сократоса к убийству того шведа.
- Значит, нужно постараться не упустить этот шанс сейчас, - настаивал следователь. - Такие, как этот Сократос позорят наш остров, и отпугиваю туристов.
Комиссар поморщился. Семейство Папандреу владели на острове несколькими, самыми престижными отелями, и подобное рвение следователя было понятно.
- Ты упорно не хочешь принимать во внимание этих русских? - спросил Солон.- Но это же самая реальная версия.
Но Янгелос упорно замотал головой.
- Нет, не вериться. Он и его жена сами полицейские, причем по званию они гораздо выше меня. Кроме того, их показания подтвердила филиппинка. Кто мог убить этого здорового русского, так это его жена. Хотя она и мылась в соседнем номере, но успеть выстрелить вполне могла.
- Ты сделал пороховой смыв с ее рук?
- Конечно.
- Хорошо, тогда я поеду в комиссариат.
Либератис вышел на улицу, и сразу взялся за мобильник.
- Сократос? Ты совсем сошел с ума!? Зачем это было тебе нужно?
Комиссар, в отличие от следователя, получал основной доход от крышевания проституции, так что ему было не с руки сажать в кутузку своего основного спонсора.
Лишь к вечеру Малиновская и Астафьев вышли из отеля.
- Слава богу, что все обошлось, - сказала Ольга.
У Юрия был свой взгляд на положение вещей.
- Во многом потому, что ты напустила на этого грека столько шарма. Как он разулыбался тебе в конце допроса?
- Неужели ты наконец-то меня ревнуешь? - радостно удивилась Ольга. - Кстати, Ленка произвела на него более сильное впечатление. Что делать, блондинка!
- Но, не смотря на все эти впечатления, он все же запихал ее в кутузку, - возразил Юрий.
- Ну, допустим, там ей сейчас будет безопасней, чем в отеле.
- Это ты точно сказала. Я думаю, что если бы она не купалась в нашей ванной, то ее убили бы вместе с Васькой.
Юрий все оглядывался по сторонам.
- Ты что все ищешь?
- Да, смотрю, где тут можно перекусить.
Ольга пожала плечами.
- Господи, что за проблему ты нашел?! Тут кругом только эти одни забегаловки. Весь этот город, весь этот чертов остров, один сплошной отель и ресторан. Вон китайский ресторан, вон японский ресторан, вон пиццерия. Что тебе, мало?
- Знаешь, мне уже что-то эти суши и пиццы в горло не лезут. Меня после всего этого ужаса что-то на пельмени пробивает. И водочки бы еще хотя бы сто грамм. За упокой души Васьки Зубрилина. Неплохой, кстати, был мужик.
- А, ну, тогда пошли в "Медведь". Я тоже выпью. Надо стресс снять.
До русского ресторанчика они шли минут двадцать, и за это время Астафьев то останавливался, чтобы завязать шнурки, потом покупал мороженое. После третьей остановки около витрин ювелирного магазина он окончательно прозрел.
- Ты знаешь, за нами, похоже, хвост, - сообщил он жене. Та чуть было не оглянулась, и только Юрий удержал ее от этого жеста.
- Тихо-тихо, ты, не дергайся. Что ты каждый раз так психуешь?
- Я психую? Когда я психовала?
- Когда-когда, в Москве так было, забыла уже?
- Представь себе, забыла.
Они прошли чуть подальше, и остановились у витрин очередного бутика, чтобы полюбоваться дорогими шмотками.
- Видишь, небритый такой грек, в рубахе навыпуск? - спросил Юрий. Ольга скосила глаза так, что Астафьев начал опасаться, как бы глаза ее жены не остались в таком положении на всю оставшуюся жизнь.
- Ну, вижу. Неприятный тип, такая отвратительная рожа.
- Так вот, он топает за нами от самого участка.
- Сразу видно, бандит. Как думаешь, это киллер?
- Не знаю, я же не господь Бог.
Ольга всегда болезненно реагировала на подобные странности судьбы. Уже усевшись за столик в кафе, она нервно спросила: - И что нам теперь с этим делать?
- С этим не знаю. А пока будем кушать. А выпить я хочу больше всего.
- Ну, выпить я, допустим, тоже хочу. Что нам делать с нашим отдыхом?
- По идее, лучше всего сделать отсюда ноги. Сколько нам еще тут куковать?
- Еще десять дней.
- Да жалко терять такой отдых. Когда мы с тобой еще на Кипр выберемся?
- Да, никогда не выберемся с нашими зарплатами. А, ты, кстати не забыл, что мы дали следователю слово никуда с острова не уезжать?
- Ах, да! Точно. Как-то я первый раз в роли подследственного, так непривычно.
Они заказали по порции пельменей, салат, графинчик водки, и продолжили обсуждение вариантов.