Сартинов Евгений Петрович
След Зверя -1

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сартинов Евгений Петрович (esartinov60@mail.ru)
  • Размещен: 31/05/2024, изменен: 31/05/2024. 683k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В ТАЙГЕ РАЗВОРАЧИВАЕТСЯ ДЕЙСТВИЕ, РАВНОЕ ФОРМУЛЕ БЛОКБАСТЕРА. УКРАДЕННЫЕ МИЛЛИОНЫ, БРИЛЛИАНТЫ, СБЕЖАВШИЕ ЗЭКИ, МЕДВЕДЬ ЛЮДОЕД. И КОНЕЧНО - ЛЮБОВЬ.
    •   ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ
      СЛЕД ЗВЕРЯ
      
      ГЛАВА 1.
      
      Сначала залаяли собаки. Так они могли надрываться только на дикого зверя, если в посёлок заходил медведь, или на окраине появлялась стая волков. Директор леспромхоза "Алголь" Анатолий Николаевич Глебов поднял голову от бумаг, что просматривал, прислушался. Собаки как-то странно стихли, и вскоре на пороге его кабинета появилась двухметровая глыба в самодельной шубе из медвежьей шкуры. Глебов сначала даже не понял, кто это к нему пожаловал. Но это подсказал могучие децибелы голоса посетителя.
      - Здорово, Николаич!
      Глебов смотрел на чёрное от копоти лицо Вихаря - длинное, с огромным ртом, заросшее густой, от самых глаз, бородой и думал: "Господи, что же я тебя в зоне то не угробил? Ведь была возможность!" До своего директорства полковник Анатолий Николаевич Глебов долго руководил соседней с посёлком зоной строго режима. А когда вышел в отставку, перебрался в кресло директора леспромхоза. Нет, бывший зэк на воле был ему весьма полезен, самородным золотишком снабжал регулярно. Но в общении Вихарь был невозможен. Он ни в грош не ставил статус Глебова, да и статус никого другого в этом небольшом, таёжном посёлке. Избить он мог кого угодно, невзирая на чины и заслуги. Пил он столько, что собутыльникам приходилось распределяться в две смены. Вторая приходила тогда, когда под стол падала первая. Вихорь уходил в тайгу ранней весной, а выходил из тайги поздней осенью. За пару месяцев он пропивал все заработанные на золотом промысле деньги, а затем влезал в долги, чтобы дожить до весны. Он и на родину, в Кострому, после отсидки не поехал, потому, что ему было здесь комфортно. К тому же он потерял свой паспорт, и давно оставил надежду вернуться на родину, где у него ещё были какие-то родственники.
      А бывший зэк, продолжая ухмыляться, скинул с себя свою чудную, пропахшую дымом шубу, и выпустил наружу дичайший аромат зверски немытого тела.
      - Соскучился, полкаш?! Поди, думал, что я уже загнулся в тайге? А вот хрен тёртый с редькой тебе и всем остальным! Ничем ты меня не возьмёшь, ни пулей, ни карцером! Ну, наливай!
      Глебов открыл шкаф, достал бутылку "Хенесси", налил стакан коньяка, достал из холодильника открытую банку армейской тушенки, привычная пища для бывшего вохровца, полбулки хлеба, открыл банку шпротов. Нет, коньяк в магазинах Алголя продавался, но мало кто сомневался, что это чистой воды подделка. А вот у директора леспромхоза водился настоящий, фирменный коньяк. Пока Вихарь неторопливо, как чай поглощал коричневый напиток, Глебов думал: "Да, здоровья ему бог дал за троих. Я уж действительно, думал, что он всё, загнулся в тайге".
      - Как же ты зиму-то пережил, Вихарь? - Спросил он. - Мы уж тут хотели тебе поминки справить, в церкви отпеть.
      Вихарь торопливо, неряшливо сожрал приготовленные ему продукты, закурил глебовскую "Приму", ухмыльнулся.
      - С мишкой я в одной берлоге зимовал. Была бы медведица, было бы весело, я бы хоть её дрючил. А так съесть его пришлось. А он с осени жирный был! Я его сырым съел, спички ещё в декабре кончились. Строгал мороженное мясо и ел. Не думал я, что лёд в Наиме встанет так рано, вот и застрял с лодкой на дальней россыпи, дурак. Это на лодке близко, а по реке идти почитай все сто километров в одной штормовке. Да и снег лёг как никогда быстро. А потом что? Ни лыж, ни саней, куда пешим в перевалы соваться.
      - Да, снег там в этом году был особенно сильный. На перевалах десять метров намело. Ну, ты мне что-нибудь принёс?
      - А как же!
      Он бросил на стол кожаный кисет. Глебов взвесил его в руке и удивлённо поднял брови.
      - Это всё? Я думал, ты мне ведро рыжья притаранишь. Всё-таки полгода в тайге ошивался.
      Вихарь снова заржал.
      - Я тебе кое-что другое притаранил. Ты сейчас оху...ь!
      Он полез рукой во внутренний карман, достал свёрток на удивление чистой тряпки, подал его Глебову. Тот развернул его, несколько секунд смотрел, а потом высыпал на стол с десяток беловатых, невзрачных камушек.
      - Это... то, о чём я думаю? - Спросил он внезапно охрипшим голосом.
      - Они-они, - подтвердил Вихарь. - Ты по стеклу то камешком резани.
       По старой, советской привычке Глебов поверх письменного стола положил лист стекла такого же размера. Он не признавал новомодных органайзеров, ему было так удобней видеть подсунутые под стекло самые важные бумаги. Полковник провёл камешком по стеклу, и убедился, что сзади остался хорошо видимая царапина.
      - Я из-за этих камешком и припозднился, - продолжал добытчик. - Они, зараза, только в одной точке из-под земли вылазят. Пятьсот метров в диаметре. На сто метров в сторону отойдёшь, и всё, нет ни хрена.
      - Крупные.
      - Ага, я тоже удивился. В Якутии я тоже такие камушки видел, в карьере когда работал, но там мелочь, а тут здоровые, и одинаковые, как мама оладушки пекла, один к одному.
      Глебов налил старателю ещё стакан "Хенесси". Вспомнил, что у него в шкафу завалялось шоколадка. Вихарь очень любил сладкое, так, что он сожрал её, аж постанывая от наслаждения.
      - М-м! Клёво! Уважил, Николаевич, спасибо! Сколько за брюлики дашь?
      - Да ни сколько. Нет у меня таких денег.
      Глебов подошёл к сейфу, достал из него несколько пачек денег, выложил перед старателем.
      - Это задаток.
      Вихарь аж крякнул, удивлённо взглянул на лицо полковника. А тот пояснил: - Чтобы расплатиться, нужно на серьёзных людей выходить. В Москву надо лететь. Через неделю, не раньше.
      - И сколько?
      - Раза в три больше.
      - Ого! Вот чем ты мне нравишься, Николаич, что ты никогда не врёшь, и не жульничаешь. Я это ещё с зоны ценю. Ты мне одну пачку оставь, - он отодвинул остальные деньги, - а то снова всё за раз пропью. Потом мне отдашь, когда после запоя в жизнь вынырну.
      Он пододвинул к директору кисет с золотом, поднялся.
      - А это тебе в подарок, Николаич, довеском. А я к Таньке двину, соскучился по её толстой жопе. Она всё ещё с тем чувашонком живёт?
      - Да, он же муж её по паспорту.
      - Ничего, на недельку пусть в отпуск уйдёт, поищет какую-нибудь мордовочку. Неделю меня не ищи, отмываться, и пить буду.
      
      
      В ЭТО ЖЕ ВРЕМЯ В АМЕРИКЕ
      
      Нью-Йорк
      Фоторепортёры ведущих мировых изданий моды были в восторге. Они никак не ожидали, что такое обыденное мероприятие, как помолвка одной их девушек многочисленного клана Рокфеллеров даст им столько отличных кадров. Но если невесту они знали прекрасно, то главным ньюсмейкером мероприятия был её жених. Было удивительно, как он, в свои двадцать четыре года ещё не попадался в сети гламурных новостей. И дело было не в цене его безупречного смокинга или в платиновых запонках с крупными бриллиантами. Просто сам парень был хорош. Почти два метра ростом, широкие плечи, красивое лицо Нибелунга и самая обаятельная улыбка среди всех приглашённых на мероприятие. Парень давал одно интервью за другим, и его безупречный английский послужил поводом для перешёптывания акул пера.
      - Георгий Вишневский. Джордж! Для русского он удивительно хорошо говорит по-английски, - заметил один из них.
      - Да, без этого славянского акцента, - согласился второй.
      Тут вмешался и третий. Он не преминул показать свою осведомлённость.
      - Ещё бы! Джордж с двенадцати лет учился в Англии, в Итоне. А затем наш Йель.
      - И как же вы его пропустили?
      - Просто он не попадал в скандальную хронику. Увы, коллеги, он не колется, не курит и даже не пьёт. Вы заметили, что он только отпил шампанское, в отличие от его дамы.
      - Для русских это вообще удивительно. Он богат?
      - Да, его отец продал половину лесов Сибири, миллиардер. Но, говорят, Джордж и сам не промах. На деньги отца он ещё студентом купил бензоколонку, а сейчас у него уже сеть заправок в тринадцати штатах.
      В это время влюблённых допрашивала дотошная дама из журнала "ВОГ".
      - Мэри, вы всегда считали себя очень высокой девушкой. Как вы чувствуете себя сейчас, рядом со своим женихом?
      - Вы знаете, довольно уютно. Оказывается, это удивительно интересное чувство, когда любимый смотрит на тебя сверху вниз.
      - Как вы называете своего жениха во время секса? Наверняка "Мой гигант"?
      - Нет, она говорит по-другому: "Малыш, не останавливайся", - пошутил Вишневский.
      Светский допрос прервался голосом из динамиков: - Друзья! Вы, наверное, думаете, что мы зажали торт. Так сказать, сэкономили! Но нет! В этом торте не будет фигурок жениха и невесты. Я всегда был против этого. Есть новобрачных, это же каннибализм! Но зато в нём есть сибирская тайга, имена там родился наш жених, и сейчас мы её попробует на вкус!
      Торт действительно изображал тайгу, деревья, имелся даже бурый мишка. Распорядитель церемонии с азартом начал резать торт. По виду он был ровесником Вишнякова, невысокий, сивые волосы, светлые глаза, лицо широкое, но по форме рта и носа казалось, что он вечно смеётся.
      - Кто это так лихо ведёт церемонию? - Спросил всё тот же первый журналист.
      - Не знаю.
      - А я знаю, - снова вмешался знаток. - Это друг жениха, Алекс Седофф. В своё время отец Вишнякова послал его учиться с сыном, чтобы тому было не скучно. При этом он оплатил Алексу обучение, и в Англии, и у нас.
      В это время к новобрачным подошёл Алекс. На тарелочке у него покоился как раз тот самый медведь.
      - Жора, а помнишь, мы в детстве едва не попали в лапы медведю? - Спросил Седов
      - А как же, такое не забыть, - согласился Вишневский.
      - Боже мой, какой ужас! - Мэри сделал большие глаза. - Ты мне про это ничего не говорили. Как это было?
      Вишневский засмеялся, обнял друга.
      - Нам было лет по семь, мы с Сашкой сбежали в тайгу, заблудились, блуждали часа три. Устали, начали дремать. А тут мимо нас прошёл медведь. В полуметре, буквально. Как он нас не заметил?
      - Зато потом как зарычал! - Напомнил Сашка.
      - Да, отошёл и зарычал. Мы схватились и бежать. И, представь, Мэри, минут через десять оказались в посёлке. Ноги сами дорогу нашли.
      - А медведь. Он за вами не побежал? - Допытывалась Мэри.
      - Побежал. Только его наши собаки встретили и отогнали.
      - Мы отцам это не рассказали.
      - Но уши нам и так открутили. Так, мне пора на сцену, - Сашка отдал блюдце с медведем другу. - Кстати, Мэри, как я веду вечер?
      - Алекс, ты бесподобен! Хорошо, что мы не пригласили Тома Круза.
      - Да, много сэкономили, - пошутил Георгий.
      - А сейчас будет главный сюрприз!
      Он быстро добрался до сцены, переговорил с помощниками. А затем объявил в стиле распорядителей боёв без правил: - А сейчас, встречайте! Нас посетила сама... Мадонна!
      Толпа гостей восторженно взревела.
      Вечеринка продолжалась ещё долго, но двумя этажами выше было тихо. В президентском номере отеля разместились двое: старший Вишневский и его личный бухгалтер Николай Ефимкин. Худощавый, с морщинистым лицом и круглыми очками Ефимкин притулился на диване около журнального столика, а вот грузный, с круглым, оплывшим лицом Вишневский растёкся по объёмному креслу. Несмотря на внешнюю контрастность, их связывало очень много. В своё время директор обычного леспромхоза поднялся до олигарха, но во многом благодаря своему бухгалтеру. Тот беспрерывно учился, и вышел просто на мировой уровень в своём сложном искусстве подсчётов прибыли и расходов.
      - Ну что, подлечили тебя тут, Коля? - Спросил Вишневский.
      - Да, Толя. Хорошо подлечили, не думал уже, что выкарабкаюсь. Уезжал ведь помирать.
      - Тут медицина хорошая. И номера в гостиницах хорошие. Клопов нет. Помнишь Краснотуранск?
       Они засмеялись. У них было много общих воспоминаний.
      - Ты к апрелю то вернёшься? - Спросил Вишневский.
      - Раньше. Ещё две недели, и всё, можно в строй.
      - Это хорошо. Надо провернуть одну операцию.
       Они не видели, как за их спиной чуть приоткрылась дверь туалета, кто-то явно слушал разговор старых друзей.
      - А как же Резник?
      - Не надо ему это знать. Я только тебе доверяю. В общем, я договорился с японцами, они покупают Ангорский леспромхоз, всю территорию до самого океана. За сто миллионов долларов.
      - Сто? Он же и половины не стоит? - Удивился Ефимкин.
      - Да нет, стоит. Геологи там расстарались. Сам завод стоит на мощнейшем слое угля, можно хоть сейчас добывать карьерно. И ещё есть большое подозрение на кимберлитовую трубку. Её ещё не нашли, но все признаки есть. Ищем.
      - А почему ты сам не возьмёшься раскрутить всё это?
      - Стар я стал, Коля. Туда ведь снова надо вкладывать, вкладывать, и ещё раз вкладывать. И смотреть, чтобы воровали твои деньги в меру, а то оставят с голой жопой. Эти деньги ты выведи на Богамы, в тот, наш банк.
       Ефимкин кивнул головой.
      - И сделай это так, чтобы никто не прикопался, кто и чем владеет.
      - Как это?
      - А как в советские времена, в сберкассе делали вклады на предъявителя.
      - Но сейчас везде это отменили?
      - А там нет. Я лично узнавал.
      - Это зачем тебе?
      - Хочу уесть этих Рокфеллеров. Мадонну они оплатили! Тоже мне. Я тоже хотел Бабкину привести. Шучу. Подарю эти сто миллионов Жорке на свадьбу. А тут же у них всё под надзором. Не дай боже, лишний доллар появится, тут же налогами обложат. Как они Аль Капоне посадили? Вот то-то и оно. Объявлю, а где они, эти деньги, будем знать только мы с тобой. Один пакет с документами оставим в Москве, а второй я привезу сюда, Гошке. Люблю я его. И вообще, пацаном я доволен. Он за эти годы хорошо поднялся. Хватка у парня есть. А эти бабки будут его резервным фондом. На случай чего. Пусть лежат, на предъявителя.
      - Как-то это всё старомодно?
      - Зато надёжно.
       Вишневский поднялся, пошёл, было, в одну сторону, потом плюнул, развернулся в другую.
      - Ты чего? - Спросил Ефимкин.
      - Да, забыл, где в этом тереме толчок.
      Он зашёл в туалет, помыл руки. Затем открыл одну смежную дверь, прошёл в соседний туалет, потом приоткрыл следующую дверь. Хмыкнул с недоумением. Вернувшись, Вишняков спросил:
      - Слушай, а чего у них туалеты тут совместные? Дверь туда врезана? Для извращенцев?
      - Да нет, это нормально. Просто обычно тут селят молодожёнов. Или политиков с любовницами. Вот они и шныряют друг к другу через туалет, чтобы не светиться в коридоре.
      - Короче, всё для блядства.
      - Примерно так.
      Они засмеялись.
      - Эх, брат, и выпить уже нельзя. А сколько мы с тобой, Николаша, спирта в своё время выжрали? Бочек десять?
      - Не меньше.
      - Теперь у тебя печень, у меня почки. Давай хоть шампанского глотнём. Попробуем, что это за кислушка по десять тысяч долларов за пузырь.
      
      
      
      ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ
      Алмазы лежали на столе из благородной амазонской древесины, а рядом двумя осьминогами шевелились коротенькие, холёные пальцы, украшенные большим золотым перстнем с чернением и каким-то замысловатым рисунком.
      - Это хорошо, что они есть. Хорошо. Но нам, Глебов, нужно знать, где они точно есть. Сам говоришь, они там в одном, узком месте. За точные координаты трубы я, Анатолий Николаевич, предлагаю тебе десять миллионов.
      - Всего!? - Вырвалось у Глебова.
      - Долларов, - пояснил собеседник директора. - Ювелиры проверили камушки, чистейшей воды алмазы, при этом необычно крупные. Если этот твой старатель говорит правду, то там богатейшая труба. Так что, постарайся, Анатолий Николаевич. Не обидим. Десять лямов, это может быть ещё и не всё.
      - Хорошо, сделаю. Только мне эти деньги нужны будут там, за бугром. А ещё загранпаспорт, путь отхода из страны.
      - Без вопросов. Как скажешь куда, туда и переведём. Зайдёшь к Симонову, всё скажешь, он сделает.
      
       ЕЩЁ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ
       Алмазы лежали на очередном очень красивом столе. Теперь это были уже не блёклые камушки, а элитно блестящие бриллианты. К десяти пальцам-щупальцам прибавились ещё десять, но это скорее напоминали клешни, мощные, стареющие, с артритными утолщениями.
      - Хороши, ничего не скажешь, - прогудел обладатель клешней, а потом старчески кашлянул. - Вот досада. Ищешь их по всей тайге десятилетиями, и ничего, голый вассер. А тут так всё просто: старатель моет золото, а находит алмазы. Жалко только, что эта территория по сути принадлежит Вишнякову.
      - Есть ещё более плохая новость. Вишняков собрался продать этот участок под вырубку китайцам. Они уже близки к этой сделке.
      - Плохо. И ты ничего не можешь сделать?
      - Нет. Он упёрся, и всё тут.
      - Да, Анатолий, всегда был упрямым. Я его давно знаю, с семидесятых. Надо бы его в этом остановить. Любой ценой. Ну, ты понял?
      - Да, конечно. Только есть ещё сын. Он, правда, в Америке.
      - В Америке? Ну, это ничего не значит. Сегодня он в Америке, а завтра в России. Сегодня жив, а завтра нет. Но сначала найди мне эту трубу, точные координаты, чтоб до метра.
      
      НЕДЕЛЮ СПУСТЯ
       Уазик типа "Буханка" упорно забирался в тайгу всё дальше и дальше. Он шёл по распадкам, проезжал по руслам ручьев и небольших речек. Наконец, он остановился около неприметного ручья. Вихарь вылез первым, огляделся по сторонам.
       - Да, тут это. Вон они, мои зарубки на той сосне. А вот и черепушка того мишки, что я сожрал.
       В самом деле, на скошенном пеньке от сломанной ивы, устроился огромный медвежий череп.
      - Пятьдесят километров напрямую от Алголя, - сообщил Глебов. - Так близко.
      - Ближе некуда.
      Вихарь достал из "Буханки" старательный лоток и двинулся вверх по течению.
      - Проверим удачу! - Крикнул он.
      - Располагаемся, - велел Глебов. - Ставьте палатку,
      Это приказание было отдано двум парням. Один был постарше, лет тридцати пяти, высокий, поджарый, с аномально сивой головой и чёрными бровями. Такие, обычно, нравятся одиноким женщинам, от них сразу ждёшь определённого нахальства. Второй казался совсем молодым, не сильно высокий, но атлетического сложения, с короткой, мощной шеей. Первый был пилотом вертолёта Михаилом Михеевым, которого порой звали просто Михей, а порой Вертилятором. Он сидел в зоне Глебова, и недавно вышел по УДО. А второй племянником Глебова, Сашкой Багровым, сыном родной сестры полковника.
      - А я пока речку проверю насчёт хариусов. Должны они тут быть.
      - Вон у того камня я их всегда ловил, - крикнул Вихарь, уже моющий песок в лотке, и кивком головы показал в сторону огромного, обливного камня, метрах в ста от стоянки. Именно в таких местах и предпочитала стоять раба-радуга.
      Глебов вскоре вернулся от реки с четырьмя хариусами. Тут же поставили котелок, разожгли костёр. Когда уха была готова, объявился Вихарь. Он улыбался во весь свой утиный рот, глаза блестели.
      - Вот, глянь, - детина продемонстрировал Глебову найденный алмаз.
       Полковник отметил, что тот был точно таких же размеров, что и все предыдущие. - Полчаса работы, и ты король.
      - Дай посмотреть! - попросил Санька. Он начал вертеть камень в своих толстых пальцах, но тут его невольно подтолкнул Михей, так же протянувший свою ладонь к добыче.
      - Дай сюда.
      От толчка камень вывалился с ладони на прибрежную гальку. Полчаса они втроём ползали по берегу реки, переругались, но камень нашли. Всё это время Вихарь сидел в сторонке, ел уху и ржал над остальными членами экспедиции.
      - Клоуны! Точно клоуны! Хотел в цирк сходить в Костроме, но не пойду. Вы смешнее. Вам билеты надо продавать. Да бросьте в его искать! Я вам новый вымою.
      Найденный алмаз Михеев крутил в руках, минут пятнадцать. Лицо его было озадаченным.
      - И откуда известно, что это алмаз?
      - Дай сюда! - Велел Глебов.
      - Доказать ему надо, - ворчал он, пряча камешек в пустой, кожаный портсигар. - Умные люди тебе говорят, вот и всё.
      Три дня бригада Глебова с лотками просеивали участок Вихаря. Точно определили границы участка, было, похоже, что река вымывала алмазы из приземистой сопки, миллиарды лет назад бывшей вулканом. Нашли ещё двадцать алмазов, и полковник окончательно убедился, что эта кимберлитовая трубка не имеет себе равных. Он нанёс метку на карту, а затем, чуть подумав, ещё три в других местах. Вентилятор, наблюдавший за этим действием, удивился.
      - А это ещё зачем?
      - Да, на всякий случай. Теперь настоящую точку знаем только мы с тобой.
      - А этот? - Михеев кивнул головой в сторону здоровяка. - Слух об алмазах уже по посёлку пошёл. А это может только от него.
      - Проболтался по пьяне, - согласился Глебов. - Так я и думал. Кстати, когда тебе в первый рейс?
      - Двадцатого. Я и не думал, Анатолий Николаевич, что вы после судимости сможете меня в небо вернуть.
      - У нас в стране всё можно. Нужно только знать к кому подойти и что дать.
      - И с документами Вихаря так же?
      - Это ещё проще было. Вот фото с него после месячного запоя сделать было сложно.
      Они покосились в сторону Вихаря. Тот безмятежно спал, выдавая рулады мощного храпа. Тут он шлёпнул себя по щеке, выругался, сел.
      - Чего ты, Колька?
      - Слепень, сука! Такой сон видел! Море, пляж, бабы голые. Тьфу ты, сволочь!
      Он встал, отошёл сторону, отлил. Вернувшись, Вихарь налил себе из латунного чайника густо заваренного таёжного чая, с наслаждением затянулся, достал из кармана карамельку.
      - Не пора ли сворачиваться, полковник? - спросил он.
      - Пора. У тебя, когда самолёт?
      - Восемнадцатого.
      - Точно? Не семнадцатого?
      Вихаря как катапультой подкинуло. Он метнулся к Уазику, вытащил свой обширный рюкзак. Покопавшись в нем, старатель достал новенький паспорт, тот, что с помощью Глебова выправил взамен утерянного. Достав билет, он с облегчением сообщил: - Нет, восемнадцатого.
      - Тогда торопиться не будем. Раньше приедем, ты же в запой уйдешь. Надо как раз к рейсу подъехать. А это тут дня три пути до Усинска. С Танькой то попрощался?
      - А то! Я ей столько бобла отвалил, на всю жизнь хватит.
      - Так ты точно решил не возвращаться? - Спросил Вентилятор.
      - Точно. Хватит. Я, почему решил вам эту жилу показать. В эту зиму еле-еле от костлявой отскочил. А с таким баблом, что Николаич отвалил, - Вихарь хлопнул своей здоровущей ладонью по рюкзаку, - я по новой заживу. Я же гончар, потомственный, я же в молодости такие вещи делал, всё другие гончары завидовали. Мне пить только нельзя. Да я больше и не хочу.
      - Дай то бог.
      Тут сидевший лицом к реке Санёк открыл рот, и, протянув руку вперёд, шёпотом сказал: - Медведь.
      Все обернулись. На другом берегу реки, на отмели, на задних лапах стоял огромный медведь и нюхал воздух.
      - Медведица, - определил Вихарь. И подтверждая его слова, на отмель выкатились два игривых комочка бурого цвета. Мамка рявкнула на них, и начала уходить, лапой стимулируя своих деток бежать сильней. Вентилятор сорвался с места, вытащил из Уазика карабин, передёрнул затвор. Но прицелиться ему не дал Вихарь, вздёрнувший ствол оружия вверх.
      - Ты чё, Колька? - Удивился пилот.
      - Ты куда это стрелять собрался?
      - В медведицу.
      Здоровяк махнул рукой, и вертолётчик полетел на землю, при этом карабин остался в руках дабытчика.
      - Ты чего? - Снова спросил Михеев.
      - А того, что самое паршивое дело в мамку стрелять. Видел, у неё два колобка там бегали? А без неё они сгинут.
      - Да меня это что, колышит, что ли? Мы бы сейчас мясца поели, печёночки. Ты же сам по осени медведя убил.
      Вихарь замахнулся на него прикладом.
      - Ты не путай хрен с грушей! Медведя я зарезал, чтобы выжить, а эту мамку завалить, это подлость. Нельзя зверей с детьми бить. Закон такой у таёжников. Ты раз в тайгу попал, законы таёжные соблюдай, хер мочёный!
      Он сунул карабин в салон "буханки".
      - Когда поедим? - Спросил он Глебова.
      - Завтра, с утра.
      На следующее утро они начали сворачивать лагерь, доели холодную, застывшие до положения холодца уху.
      - Смотри, снова пришли! - Сказал Санёк, кивая в сторону противоположного берега. Там, в самом деле, стояла на пригорке давняя троица. Причем они не просто стояли, они пристально наблюдали за людьми.
      - Непуганные, - одобрил Вихарь. - Медведи, они любопытные. Если их не пугать, они каждый день приходить будут.
      Они загрузили вещи.
      - Ну, а напоследок надо отлить, - заявил Вихорь. Он отошел в сторону, расстегнул ширинку и начал говорить. - Вот за что я тебя уважаю, Николаич, ты всегда слово держишь. Пообещал паспорт - сделал. Билет на самолёт - достал. Денег, как и обещал - копье в копьё притаранил. Я теперь новую жизнь начну...
       Он не видел, что за его спиной троица его спутников переглянулась, Глебов достал из кармана штормовки пистолет, сдёрнул флажок предохранителя. Патрон в казённик он дослал ещё ночью, чтобы Вихарь не слышал металлический лязг. Сделав два шага вперёд, он поднял оружие и всадил в затылок Вихаря пулю. Тело его бросило вперёд, но и с раздробленной головой тот попытался встать, выгнулся дугой, и полковник торопливо всадил в череп старателя всю обойму.
      - Никому нельзя верить Коля, никому, - пробормотал Глебов. Подошли его подельники.
      - Зарыть его надо, - предложил Санёк. - Чтобы не нашли.
      Полковник отрицательно покачал головой.
      - Не стоит. Всё равно медведи разроют и сожрут.
      Они оглянулись в сторону противоположного берега. Медведей уже не было, их спугнул звук выстрела. После этого он вытащил из рюкзака Вихаря его паспорт и билет, бросил в огонь.
      - Грузитесь. К вечеру бы успеть в Алголь, ещё раз ночевать в тайге не охота.
      Когда бумаги догорели, он сапогом сгрёб угла костра в реку и пошёл к машине.
      
      ГЛАВА
      Встреча произошла по-деловому сдержанно и сухо. Вишняков, высокий, грузный, одним своим видом внушающий трепет, неторопливо спустился с трапа личного самолета, и пожал руку встречавшему его невысокому человеку лет пятидесяти. По сравнению с дородным хозяином тот смотрелся несолидно - среднего роста, худощавый, голова укрощена густой сединой.
      - Ну что там у тебя, Глебов, все в порядке? - спросил лесной магнат уже на ходу, тяжелым шагом мерно двигаясь к поджидавшему их МИ-8.
      - Да, Анатолий Демьянович, все нормально. В Алголе все готово к совещанию, директора и представители китайских фирм прибыли.
       У самого трапа вертолета Вишняков остановился, глянул на небо, и проворчал: - Жара, прямо не Сибирь, а Африка.
       Под солнечными лучами он был какие-то минуты, но громоздкая туша предпринимателя на удивление быстро истекала потом.
       Войдя в салон вертолета, Вишняков остановился, удивленно принюхался и спросил: - Чего это так сильно керосином воняет?
      - Да вот, - Глебов кивнул на заднюю часть салона, где громоздилось что-то большое, прикрытое брезентом. - Пришлось с собой прихватить дополнительно горючего, в Алголе с топливом перебои.
       Вишняков покрутил с осуждением головой, потом пробормотал себе под нос: - Нефтяники, мать вашу за ногу, все за бугор готовы отправить, вплоть до гроба родной матери...
       Его монолог был прерван резким гулом заработавшего двигателя. С трудом, втиснувшись в узковатое для него кресло, Вишняков прикрыл глаза, и чуть успокоив болезненное, клокочущее дыхание спросил:
      - Когда мы будем на месте?
      - Через два часа.
      - Хорошо, я пока вздремну.
       Он действительно задремал. Не смотря на грохот и тряску вертолета, сморило и двух охранников, сидевших за спиной хозяина. За двенадцать часов они покрыли половину земного шара, и даже этих крепышей утомил столь длительный вояж. Лишь секретарь хозяина, полуседой, худощавый, щуплый не по годам Ефимкин все что-то выстукивал на своем неразлучном ноутбуке.
       Бодрствовал и Глебов. Несколько раз он с озабоченным лицом заходил в кабину вертолета. Было довольно облачно, дул сильный встречный ветер. Очередной раз, выглянув из кабины, он обернулся назад, сказал что-то пилоту, плотно прикрыл дверь и прошел в самую корму вертолёта. Один из телохранителей Вишнякова на секунду приоткрыл глаза, но, увидев знакомое лицо, тут же задремал снова. Он не видел, как Глебов из-под брезента извлек пистолет с глушителем. Точно такое же оружие был в руках у бритоголового крепыша, появившегося в дверях кабины. Один из секьюрити все же встревожился. Открыв глаза и увидев в салоне вооруженного человека, он вскинул руку к левой подмышке, но выстрел Глебова в его затылок остановил это хорошо натренированное движение профессионала. В то же мгновение начал стрелять и бритоголовый. И он и Глебов явно нервничали, без лишней нужды они оба всадили в дергающиеся тела охранников по четыре заряда. После этого Глебов развернулся и в упор выстрелил в затылок Вишнякова.
       Теперь в живых оставался только Ефимкин. Пальцы секретаря по прежнему лежали на клавишах ноутбука, но дисплей компьютера выдавал на экран бесконечную череду однообразно бессмысленных букв. Встретившись взглядом с Ефимкиным, Глебов, усмехнувшись, спросил: - Ну что, Николаша, в штаны наделал?
       Тот молчал, и Глебов подхватив с пола небольшой кейс, подал его секретарю.
      - Открывай, - велел Глебов.
       Похоже, до того дошло истинное положение вещей, секретарь оторвал пальцы от клавиатуры, положил руки на кейс.
      - Зачем это всё, Глебов? - тихо сказал он.
      - Открывай! - прикрикнул на него седой.
       Ефимов набрал код замка, а крышку кейса Глебов нетерпеливо открыл сам. Глебов же, перебрав все бумаги, задержал взгляд на одной из папок, хмыкнул, снова сунул их в кейс. Глаза его довольно блестели.
      - То, что надо. Договор о продаже "Алголя". Ну что ж, Ефимкин, - обратился он к секретарю, - теперь нам с тобой не по пути, высаживайся. Прощай, брат! Санек, проводи попутчика!
       Ухмыляющийся детина за шиворот проволок по салону секретаря. Ефимкин был похож сейчас на надувную куклу, лишь у самого люка он, растопырив руки, попытался задержаться, но могучий Санек легко сломил его сопротивление и швырнул хлипкое тело за борт. Непостижимым образом, Ефимкин сумел зацепиться руками за порог, и с полминуты висел в таком положении, тщетно пытаясь подтянуться. Санек ему в этом не препятствовал, а с интересом наблюдая за тем, сможет хлипкий интеллигент подтянуться, или нет.
      - Кончай ты его! Чего ждешь? - прокричал Глебов, волоча тело одного из охранников. Санек кивнул головой, и подошвой тяжелого ботинка медленно нажал на пальцы секретаря. Тот взвыл от боли, и отдернул руку назад. Теперь он висел на одной левой руке, отчаянно извиваясь всем телом, словно червяк на крючке. Голова его была запрокинута вверх, и он видел, как подошва ботинка опустилась на вторую руку. Секунд десять секретарь еще пытался удержаться, но боль в ломаемых пальцах была нестерпимой, и Ефимкин полетел вниз, раскрыв рот в последнем, не слышном за грохотом мотора крике.
       Вскоре в такой же полет отправились и все остальные покойники. После этого Глебов вошел в кабину и, надев наушники, крикнул пилоту.
      - Курс на восток, Михей!
      - Как там, все получилось? - спросил пилот. - Документы при нем были?
      - Да! Так что, сорок миллионов долларов нас ждут на Богамах.
       Они посмотрели друг на друга, засмеялись. Пилот выдал над тайгой несколько лихих пируэтов, а потом взял курс на восток.
      
      
      ГЛАВА 2.
      
      Порог этот не зря называли Корявым. Вроде ничего особенного, два выступающих из пены острых камня, с десяток больших, обливных валунов, и перепад высоты небольшой, метров десять на километр. Но при проходке Корявого у сплавщиков никогда не получалось пройти его с обычной лихостью и быстротой, все приходилось делать натужно и через силу. К тому же из-за жуткой для этих мест жары спала вода и пара валунов, до этого скрытых водой, теперь дополнительно торчали среди пены беснующегося потока. Стоя на обрыве скалы, Геннадий Александрович Тропинин, руководитель группы туристов-водников, напряженно вглядывался вниз, где катамаран-двойка с гордой надписью "Голден Леди" на баллоне рваными зигзагами преодолевал порог. Это было последнее судно небольшой надувной флотилии под командованием Тропинина. Катамаран четверка и надувная байдарка прошли порог час назад, и теперь пришла очередь экипажа двойки, до этого стоявшей за порогом на страховке. Предшественники "Голден Леди", прошли порог чисто и, хотя экипаж двойки был самым опытным в его группе, Геннадий Александрович подспудно ждал чего-то нехорошего. Еще не было случая, чтобы Корявый отпускал слаломистов "просто так".
       Опыт и выработанная за двадцать пять лет интуиция не подвели Тропинина. Он не понял, что произошло, но левый загребной как-то нелепо взмахнул руками, чудом усидел на баллоне, но ненадолго. Тропинин вскинул бинокль и понял что Семен Привалов, так звали неудачника, лишился весла. Произошло это не во время, до конца трассы оставалось метров сто, но напарник Семена, Павел Оборин, не смог в одиночку удержать катамаран, его неизбежно потащило в сторону, и, несмотря на отчаянные гребки Павла, боком бросило "Голден Леди" на выступающий валун.
       Первым с баллона улетел как раз Павел, Семен еще попытался удержаться, но катамаран перевернуло, и он так же оказался в воде. Прильнув к биноклю, Тропинин напряженно вглядывался вдаль. Семен сумел зацепиться за катамаран, а вот белый шлем Павла виднелся метрах в двадцати вниз по течению.
       Страховка сработала безукоризненно. С берега полетели две выброски, веревки с белыми, пенопластовыми поплавками на конце, и вскоре оба неудачника Корявого были уже на суше.
       Когда Тропинин опустил бинокль, на губах его играла легкая улыбка.
      - Ну что ж, это даже к лучшему, - пробормотал он. - Надо кой с кого сбить спесь.
       В этот раз с ними шли целых три новичка, только взявшие в этом сезоне в руки весла, практически, люди в этом деле случайные. "Старички" относились к ним не то что бы плохо, этого среди водников быть не могло, но несколько свысока. Так что холодный душ Корявого должен был пойти им на пользу.
       Когда Тропинин спустился вниз, оба невольных пловца были уже в лагере. Чернявый, взлохмаченный, с активно прорезающейся плешью, Семен Привалов что-то азартно доказывал напарнику. Смотрелись они контрастно и несколько даже комично. Высокий, мощный, русоволосый Павел Оборин был явным флегматиком. Семен же, сухощавый, роста чуть выше среднего, всегда отличался взрывным, резким характером. Несмотря на это они уже много лет ходили в паре и очень удачно дополняли друг друга.
      - Ну что, герои, кувыркнулись? - с ходу спросил Тропинин.
       Семен развел руками:
      - Весло в щель попало и заклинило, Геннадий Александрович. Невезуха, блин!
      Оставалось то метров двадцать, не больше. Это как у Лехи Максимова в девяносто втором на Зур-Марине, помните?
      - Помнить-то я помню, но ты мне зубы не заговаривай, вечером придется загибаться.
       Семен ощерился в улыбке, под черными усами блеснуло обильное серебро стальных зубов. Густые, почти сросшиеся брови, темно-карие глаза, усы скобочкой придавали его лицу несколько свирепый вид, этакий, разбойник-абрек. Но улыбка сразу снимала эту суровость, делая лицо добродушным и обаятельным:
      - Шеф, может не надо? Все-таки неудобно, загибаться в моих годах, да и вины тут моей нет.
      Тропинин оставался невозмутимым, он словно не услышал Семена.
       Со стороны на эту сценку с интересом посматривали еще трое мужчин, занимавшиеся разбивкой лагеря.
      - Кстати, а где наши русалки? - спросил Тропинин, оглядываясь по сторонам.
      - Поплыли за поворот, на ту сторону. Там, говорят, большие заросли шиповника.
      - Понятно.
      Так что когда на тихую гладь небольшой бухточки проскользнула надувная байдарка-двойка, все в лагере было готов к приему. До берега оставалось метров пять, когда женщина, сидевшая впереди перестала грести и резко крикнула:
      - Яра, эскиморот!
       Экипаж байдарки сработал синхронно, словно хороший механизм. Одно мощное движение весла и байдарка перевернулась, на секунду обнажив мокрое днище, а затем с шумом и плеском вернулась из речной пучины, совершив под водой полный оборот в триста шестьдесят градусов. Затем в два гребка утлое суденышко достигло берега, где их по-джентельменски встретил Семен.
      - И надо было вам мокнуть, девчонки? - спросил он, помогая выбраться из лодки загребной.
      - Жарко, - пояснила та, уже вытаскивая лодку на берег. - Якутия рядом, до полюса холода рукой подать, а тут печет, как в Сочи.
      - Наташ, а ты хоть проверила здесь глубину, прежде чем кувыркаться?- спросил Тропинин.
      - А как же, Геннадий Александрович, - ответила та. - Непременно проверила, мне шею тоже ломать неохота.
      - Проверяли они, шеф, проверяли! - подтвердили копошащиеся около костра туристы.
       Наблюдая, как Семен суетиться вокруг женщин один из экипажа
      четверки, сухощавый, седоволосый уже Тихон, подтолкнул молодого соседа, Андрея Костина.
      - Смотри, Андрюха, Кобелино за работой. Учись, и никогда так не делай. Нет, чтобы костер помочь развести, он около баб крутиться.
       Напарник его охотно рассмеялся:
      - Сем, - позвал Тихон проходившего мимо с грузом шиповника товарища. - Ты поосторожней там, а то Андрей тебе так быстро морду набьет.
      - Это за что? - не понял тот.
      - А так, для профилактики. Ты же чужую юбку так просто мимо себя не пропустишь. Надо ему подсказать.
       Семен отмахнулся, и пошел дальше. Ситуация у него и в самом деле была непростой. С Натальей он был знаком давно, и, услышав, что она идет с ними в маршрут, Семен обрадовался. К этому времени он как раз в очередной раз развелся, пострадав из-за вредной привычки шастать по тайге все лето, вместо того чтобы охранять покой семейного очага. Привалов сильно не переживал, супруга номер три хотя и была очень красива, но в остальном оказалась на редкость глупа и истерична, особой робостью в отношениях с женщинами он ни когда не страдал, за что и получил кличку "Кобелино". Но Наташка Соколова давно и прочно сидела в его сердце как заноза в спине - и жить не дает, и не достанешь. Подспудно он чувствовал, что Наташка именно его женщина, та, что искал всю жизнь. Красивая, с хорошим чувством юмора, к тому же сама фанатичка водного спорта, то есть человек одной с ним группы крови. Но, увы, Наталья была замужем, и как раз ее муж, Андрей, и был ее постоянным партнером по сплаву. Два года назад этот высокий, красивый мужчина неожиданно умер во сне, два дня не дожив до своего тридцатипятилетия. Два года Наталья не ходила в маршруты, даже не появлялась на традиционном, весеннем слете туристов-водников. Когда Тропинин объявил за пару дней до старта, что с ними пойдет Соколова с какой-то новой подругой, Семен обрадовался. Но он ни как не ожидал, что новая напарница Натальи окажется столь красивой.
      - Моя двоюродная сестра Ярослава Василевская, - представила Наталья свою напарницу. - Приехала к нам в гости с Волги реки, и я ее сагитировала пойти в сплав.
      Знойная красота Ярославы просто ошеломила Привалова. Его, правда, охладили последующие слова Натальи. Показав рукой на чересчур красивого, с точки зрения Семена спутника Ольги, она пояснила:
      - А это Андрей Томский так сказать, бой-френд Ольги. Он согласился идти вместе с нами на "четверке". Мы его чуть обкатали на реке, остальное он доберет в дороге.
      Было видно, что, уходя в дальний поход, Томский решил резко сменить свой имидж. Он побрил свою голову наголо, но не взял с собой бритву, и быстро начал обрастать густой щетиной. Но и при этом было в его облике что-то подкупающее, что располагало к себе и мужчин, и женщин. Что удивило всех в отношениях новичков, они почти не общались между собой, и было полное впечатление, что если у Андрея и Ярославы и есть отношения, то холодные и почти на грани разрыва. Так что Семен просто сломал себе голову, в поисках объекта ухаживания. Ему нравились обе женщины, и тем более он чувствовал, что и он нравится им.
       Лагерь постепенно приобретал обжитой вид. Общими усилиями поставили три легких палатки, и, хотя небо сияло обжигающей голубизной, натянули над ними еще и пологи. У костра вовсю кашеварили дежурные. В этот день это были Тихон и Томский.
      - Так ты кем работаешь, андрей, я не понял? Что за должность такая - юрист? Адвокатом, что ли, работаешь? - выспрашивал Тихон.
      - Ну, почти что так, - согласился тот, сосредоточенно вбивая рогатину для подвески котелка. - Юрист, он и есть юрист. Преступления, защита, нападение.
      Тихон недоверчиво хмыкнул. Еще в первый день похода у новичка ветром сдуло с головы его стильную бейсболку. Тогда все убедились, что на наголо бритой голове новичка белело не менее десятка шрамов. Но на все расспросы тот ответил просто.
      - Да, автокатастрофа. Выбил головой лобовое стекло.
      К андрею подошла напарница Наташки, Ярослава. Высокая, черноволосая девушка с хорошо накачанной фигурой, удивительно белым, для лета, цветом лица, и темными, большими глазами.
      - Ну, как сегодня твои ручки, Томский? - спросила она.
      Тот поднял руки, посмотрел на запястья. Они, в отличие от всех, были туго и почти до локтей перебинтованы эластичным бинтом:
      - А, знаешь, сегодня я их уже не чувствовал.
      - Слава богу! - вырвалось у Ярославы. Тут подошла Наталья.
      - А вы знаете, мужики, тут, недалеко, по этому берегу, за поворотом, есть скала, похоже, что из чистого мрамора. Эх, красиво смотрится, так и блестит под солнцем, - объявила она.
       Невысокая ростом, смуглая, черноволосая, с большими, темными глазами, она не смотрелась на свои тридцать пять. Несколько седых волос и сетка морщинок вокруг глаз появились после смерти мужа, но красивые, чувственные губы и щеки с ямочками "а-ля Мерелин Монро" делали ее еще весьма привлекательной.
      - Откуда ты знаешь, что мрамор? Может известняк? - усомнился Тропинин.
      - Нет, мрамор, что я известняк не видела? Это мрамор, как в Саянах, на Енисее, в районе Саяно-Шушенской ГЭС. Мы там сплавлялись по Туве и заезжали туда.
      - Давайте сходим, посмотрим? Время до ужина еще есть, - предложил Семен. - Тихон, когда кормить будешь? Жрать, однако, сильно хочется.
      - Всех через час, а тебя ближе к рассвету.
      - Это за что?! - удивился Привалов.
      - За хорошее поведение. Кто мне вчера вместо сахара соль в чай всыпал, а?! Я тебе это еще припомню!
       Оставив угрозу Тихона без должного внимания Привалов снова обратился к начальнику:
      - Ну, вот видишь, Геннадий Александрович. Время есть, можно сходить, посмотреть. Возьмем фотоаппарат, снимем, если что будет интересного.
       В экскурсию отправились почти все, кроме дежурных, и разленившегося Павла Оборина. Семен кроме фотокамеры прихватил и свое ружье двенадцатого калибра на случай непредвиденного знакомства с местными медведями и охотничью удачу.
      Скала оказалась, в самом деле, из чистого мрамора, так что на ее фоне наснимались вволю, и в лагерь отправились лишь через два часа. Они уже слышали запах дыма и каши, когда навстречу им попался странно бледный, явно встревоженный Томский.
      - Ты куда это? - удивился Тропинин.
      - Я за вами. В лагере чужие. С оружием.
      
      ГЛАВА 3.
      
      Тревогу Андрея Тропинин понял, когда увидел незваных гостей. Все одеты в камуфляж, новенький, но уже прилично порванный и грязный. Недельная щетина на лицах, явные следы исхудания. У одного из троицы, самого мощного по комплекции, грязной тряпкой была перевязана голова. Но самое главное, все трое были с оружием. Здоровяк держал между колен автомат Калашникова с укороченным стволом. На шее высокого, светловолосого мужчины лет сорока пяти с аномально черными бровями и темными же глазами висел небольшой пистолет-пулемет "Кедр". А у третьего, наиболее старшего по возрасту, уже седого, на поясе болталась кобура с пистолетом.
      Тихон свое дело знал, все три пришельца с явным остервенением наворачивали гречневую кашу с мясом вчера подстреленной Семеном утки. Судя по позе, торопливо подбежавшего к ним дежурного тот собирался предложить гостям добавки. Тропинин с ходу его остановил, и обратился к незнакомцам.
      - Приятного аппетита, - сказал он, а потом спросил. - Сколько дней не ели?
      - Пять суток, - ответил седой.
      - Нет, шесть, - поправил его блондин с черными бровями.
      - Тогда не советую перегружать желудок, как бы хуже не было. Сейчас будет чай.
       Все трое последовали совету Тропинина, хотя здоровяк с явной неохотой отложил в сторону свою пустую миску. Теперь Геннадий Александрович решил перейти к делу:
      - Меня зовут Тропинин, Геннадий Александрович, я руководитель этой туристической группы, идем маршрутом Тея - Шагым, до поселка Зеленый Бор. С кем имею честь, познакомиться?
       Между тем и новенькие рассматривали человека, от которого зависело очень много.
      "Похож на институтского препода", - подумал Михеев. И все равно, он бы очень удивился, если бы узнал, что действительно попал в точку. Тропинин был доцентом кафедры ядерной физики Дальневосточного университета. Высокий, с худощавым лицом, на котором самой заметной деталью были большие очки в роговой оправе, с обширной залысиной, которую он прятал под легкую, белую кепку. Но было что-то в тоне этого типичного интеллигента что-то такое, что заставило всех новичков торопливо встать. Самый старый из новичков, седой, несколько торопливо, полез в нагрудный карман своего камуфляжного костюма:
      - Глебов, Анатолий Николаевич, директор Алгольского леспромхоза. Это Михеев, Михаил, пилот нашего вертолета, и Саня Богров, наш охранник. Мы летели из Анаткольска в Алголь, но в пути вертолет вышел из строя. При падении погибли четверо пассажиров, машина сгорела, нам повезло больше, хотя Саня вон, разбил голову. Двое суток мы ждали помощи у вертолета, потом поняли, что ждать нечего и начали выбираться к людям.
       Тропинин развернул свою карту, присел на бревно, все последовали его примеру.
      - Покажите, где произошла ваша авария? - попросил он.
       Пилот начал было разворачивать свою карту, но затем резко
      передумал и решил воспользоваться картой туристов. Ткнув пальцем в одну из точек на зеленом линованном поле тайги, он сказал: - Вот здесь.
      
      - Но это же совсем в другой стороне от Алголя? - удивился Тропинин.
       Вокруг беседующих постепенно собрались все члены группы. Наталья принесла аптечку и деловито и без лишних слов начала разматывать на голове верзилы его грязную тряпку.
      - Да, - согласился Глебов, - но это была прихоть Вишнякова, моего хозяина. Именно он задал нам этот курс.
      - Вишняков? Это тот самый знаменитый Вишняков, лесной магнат? "Хозяин тайги"? - спросил Семен.
      - Да, - как-то нехотя ответил Глебов. - Он решил посмотреть там какие-то свои лесные угодья.
      - А почему вы все-таки не стали ждать у вертолета? Рано или поздно, но вас все равно бы нашли, - недоумевал Тропинин.
      - Видите ли, мы больше часа не сообщали свои последние координаты. В том месте точно ни кто бы, ни когда не стал нас искать.
       Тропинин удивился еще больше. Ему частенько приходилось летать, и он знал, что постоянная связь с землей первая и самая святая заповедь вертолетчиков. Глебов по глазам понял это недоумение дотошного туристического босса и замешкался с ответом. На помощь ему пришел пилот, не менее ясно понявший недоумение Тропинина:
      - У нас вышел из строя передатчик, так что мы только слышали базу, а они нас нет.
      - Понятно, - кивнул головой Тропинин. - Как говорят в романах:
      "Стечение роковых обстоятельств"...
       В это время Санек болезненно вскрикнул, это Наталья решительно сорвала присохшую к ране тряпку.
      - Что там у него, Наташа? - спросил Тропинин.
      - А, ерунда, почти зажило. Сейчас обработаю рану, и будет как новенький.
       Через пять минут охранник уже сиял белоснежной повязкой и не менее, белозубой улыбкой.
      - Спасибо, - пробасил он, и это были первые слова атлета за все это время.
       Тем временем Тропинин начал записывать все происшедшее за
      день в дневник похода. Глебов, сидя рядом с ним, подсказывал необходимые данные.
      - Значит, на борту вертолета погибло шесть человек, - начал Тропинин.
      - Почему шесть? - удивился директор леспромхоза.
      - Ну, как же, четверо пассажиров, второй пилот и бортмеханик.
      - Нет, пилот у нас был один.
       Тропинин снова удивленно посмотрел на своего гостя. Тот же
      несколько торопливо пояснил:
      - В Анаткольске произошла неприятная история. Остальные члены этого экипажа получили пищевое отравление, а Вишняков ни когда бы, не простил задержки. У него все было расписано по минутам. Поэтому Михаил полетел один.
      - И его выпустили в полет в одиночку? - недоумевал Тропинин.
      - Вертолет принадлежит "Сиблесу", так что с этим проблем не было.
      - Понятно. "Хозяин - барин"?
      - Да, примерно так. У вас рация есть?
       Тропинин отрицательно мотнул головой:
      - Мы не берем в походы рацию.
      - Почему? - теперь уже удивился Глебов.
      - Слишком они тяжелые. Да и много места занимают.
      - Но есть же современные модели, они весят всего ничего, - недоумевал Глебов.
      - Да, но они и стоят недешево. А самое главное - у нас каждый грамм на счету.
      Он кивнул головой в сторону лагеря:
      - Все это частенько приходиться тащить до старта на своем горбу, так что груз вымеряем до грамма, до сантиметра. Палатки только из парашютного шелка, спальные мешки из синтипона.
      - А если срочно потребуется какая-нибудь помощь? Кто-то заболеет, аппендицит, получит травму? - настаивал бывший директор леспромхоза.
       Тропинин развел ладони и, по-философски спокойно заметил:
       - Тогда все в руках божьих. На медицинский случаи у нас, вон, Наталья имеется, она хоть и не врач, но медсестра, причем операционная. Наш спорт не для больных, а для очень здоровых людей, и мы проверяем все заранее. Некоторые даже аппендициты удаляют зимой, чтобы к лету быть в форме.
      - В Америки сплав даже в некоторых штатах запрещен как самый опасный вид спорта, - вставил свое веское слово Семен.- "Формула"-1 там разрешена, а сплав по рекам - нет.
      - Понятно. Так вы все откуда? - спросил Михеев.
      - Из Владивостока.
      - Далековато! А куда вы держите свой путь? - спросил Глебов.
       Тропинин снова обратился к своей карте, ткнул ручкой в одну из небольших точек, обозначающих даже не город, а, скорее, село.
      - Вот, райцентр Зеленый Бор. До туда сейчас, примерно, триста пятьдесят километров. Но, вы, наверное, захотите, как можно быстрей попасть поближе к цивилизации? Мы можем добросить вас до вот этой реки, это буквально завтра, там небольшой переход пешком через вот этот перевал, как у нас говорят - "пешка"...
      - Что-что? - не понял Глебов.
      - "Пешка" - пеший переход. Тут километров пятьдесят.
      - А что это за точка?
      - Это деревня, Андреевка.
      - Большая? - оживился Глебов.
      - Совсем наоборот. Семен, ты же бывал в Андреевке?
      - Ну да, - откликнулся Привалов, уже занятый оживленным разговором с "сестрами" байдарочницами. - Три года назад, с Павлом, мы шли тогда с Семеновым по Иреку.
      - Большая деревня? - спросил Глебов.
      - Да ты что, дворов тридцать! Кержаки там живут, староверы. Все как на подбор рыжие, здоровые, с бородищами.
      - А рация у них там есть, или аэродром? - настаивал директор.
      - Рация была, только батареи у них постоянно садились. Сейчас, поди, совсем сдохли. Она им не в надобность, власть они не признают, документов даже не имеют. Живут как в семнадцатом веке.
      - Тогда не имеет смысла туда соваться, - решил Глебов.- За сколько дней вы достигните этого самого Зеленого Бора?
      - Дней за семь.
      - Тогда мы идем с вами. Как это, возможно? Выдержат ваши... э... суда?
      - Конечно. Это не проблема, - успокоил его Тропинин. - Сейчас подумаем, как вас разместить...
       Неожиданно разговор прервался кратким взрывом двух голосов. Собеседники взглянули в сторону шума и увидели, что от Привалова отходит вертолетчик. Оба они были явно не в себе. Глаза у Семена блестели неприкрытой яростью, да и перекошенное лицо Михея отнюдь не говорило об ангельском смирении.
      - Семен, в чем дело? - крикнул Тропинин.
      - Да так, краткий инструктаж для особо наглых, - ответил тот.
      Руководитель маршрута поморщился.
      - Ладно, мы это решим чуть позже, - сказал он Глебову. - Вы пока думайте. А нам надо сделать кое-что на завтра. Семен, надо бы изготовить три сидельца, ты у нас в этом деле ас, давай, приступай.
      - Ладно, - буркнул Привалов и, прихватив топор, отправился в тайгу. Именно там его по стуку топора через полчаса нашел Тропинин.
      - Семен, что там между вами произошло?
      - Что-что! Не нравится мне эта троица. Особенно этот, пилот.
      - Почему?
      - Не знаю, какой он пилот, а то, что зону он топтал, это я тебе точно могу сказать.
      В это время к ним подошел Андрей Томский. Тропинин покосился на него, но ничего не сказал.
      - Докажи, - предложил он Семену. - С чего ты взял, что он уголовник?
      - Он когда умывался, куртку снял. А на плече у него наколка - девушка, привязанная к кресту колючей проволокой. Такую наколку делают только в зоне. И два перстня на фалангах, их тоже делают только в зоне.
      - Я и не знал, что ты у нас, какой спец по воровским наколкам. Андрей , ты у нас чаще имеешь дело с воровским контингентом, ты что скажешь про этих гостей?
      Томский кивнул головой:
      - С Семеном я полностью согласен. Манеры у него соответственно нагловатые, и насчет наспинной росписи он прав. Опасные они люди. Непонятные. И вся эта история мутная. Была бы у нас рация, запросили бы ближайшее отделение милиции, и все бы узнали через полчаса.
      Тропинин снова повернулся к Семену:
      - И что, из-за этого ты поднял такой шухер? Из-за каких-то наколок?
      - Да нет, причем тут наколки. У меня вон тоже на плече ВМС выколото, и что? Этот хрен потом уже подошел и поинтересовался, как мы... ну... женщин, по очереди или все вместе. Вот тогда я ему и сказал кто он такой и что его место у параши.
       Тропинин надолго задумался. Семен же с сердитым сопением вырубал из доски что-то хитроумное.
      - Значит, тебе не нравится эта троица? - спросил Тропинин.
      - Нет, шеф.
      - Мне тоже, - подтвердил Андрей. - Держатся они уверенно, версия у них правдоподобная, но что-то мне в них не нравится. Это уже так, на уровне интуиции и опыта.
      - Мне тоже не все ясно в их объяснениях, - признался Тропинин. - Эта странная история с вертолетом... заболевший экипаж, отсутствие связи, изменение маршрута. Ни один бы пилот не пошел на такой риск. Но придется идти с ними бок о бок. Не доверять мы им не можем. Бросить здесь, в тайге, никак нельзя. Ты, Семен, больше на рожон не лезь, мне кажется, что этот парень подстать тебе, что ты, что он - чистый порох.
       Семен и Андрей ушли, а руководитель экспедиции еще долго сидел на поваленном дереве, размышляя обо всем произошедшем.
      С самого старта экспедиции Геннадия Алексеевича не покидало ощущение, что что-то в этот раз у них получится не так, как надо. Это было тем более обидно, что это был его последний сплав. Тропинин занимался водным туризмом уже двадцать пять лет. Но еще зимой он дал слово жене, да и себе самому, что это будет его последний сплав. Начал поджимать возраст, зашевелились самые разные болячки. Да и сам туризм, столь обычный во времена социализма, в это, новое время, стал очень дорогим видом отдыха. И снаряжение, и продукты, а особенно цены на проезд к самым отдаленным точкам начала сплава стали очень дорогими. Могла сорваться и эта его, последняя экспедиция. За неделю до старта слег в больницу с аппендицитом его многолетний напарник, Виктор Иванов. Андрей Костин ходил до этого только год практически на надувном колесе по сельской речке. Не могла найти себе партнера Наталья. И только появление этой странной парочки, Андрея и Ярославы, спасало положение. Самое забавное, что Тропинин не знал про новых членов экспедиции ни кто они, ни чем занимаются.
      - Юристы, оба, - так сказала Наталья на вопрос Тропинина. Семейное положение обоих так же было скрыто туманом. Внешне оба сторонились друг друга, но иногда в разговорах с глазу на глаз было видно, что у них отношения гораздо более близкие, чем они афишируют. Тропинин слышал, как на настойчивые расспросы Семена Наталья ответила про семейное положение своей сестры просто и коротко:
      - А, живут как кошка с собакой. По десять раз на дню ссорятся, но жить друг без друга не могут.
       Примерно в это же время Глебов отведя в сторону Михея тихо отчитывал своего личного пилота:
      - Ты что, придурок, сдурел? - шипел он. - Котелок каши съел, и на бабу потянуло? Забыл, как по тайге брел с высунутым языком? Пусть выведут нас из тайги, а потом делай что хочешь. Не забывай, что во многом мы тут оказались по твоей вине.
       Темные брови вертолетчика взлетели вверх. Он осклабил в улыбке свои крупные зубы, в уголке губ блеснула золотая фикса.
      - Чего?! Вы, что-то, "хозяин", путаете. Если бы не я, ваши косточки сейчас глодали бы шакалы, господин подполковник...
      - Тут нет шакалов.
      - Неважно, волки, росомахи. Сесть с остановившимся двигателем в тайге, это не так просто как тебе кажется. Спроси у любого авиатора.
      - Ну, а ты не мог толком проверить двигатель! Теперь все летит к чертям собачьим. Завтра "Глория" уходит, без нас!
      - Счастье что мы вообще на этой рухляди улетели так далеко. Этот вертолет моложе меня на три года. Кто знал, что он в дороге накроется медным тазом!
       Глебов выругался, потом, немного успокоившись, сказал.
      - Ладно, я тебе все сказал. Два раза повторять не буду. Не суйся больше к бабам. И веди себя поспокойней, а то от тебя зоной за версту несет.
       Вечером, уже при свете костра Тропинин объявил своим нежданным
      попутчикам.
      - Итак, господа новенькие. Вы вливаетесь в дружный коллектив нашей туристской группы. Цель нашего маршрута вы знаете, если не успели познакомиться с членами нашей банды, то, пожалуйста. Меня зовут Геннадий Александрович, я руководитель группы. Это Семен Привалов, Павел Оборин, Тихон Симонов, Андрей Томский, Андрей Костин. И наши девушки - Наташа Соколова, и Ярослава Василевская. Так как нам придется вместе странствовать как минимум неделю, я объясню некоторые правила. Распорядок в лагере для всех одинаков: в семь подъем, завтрак, отплытие. Сплав до обеда, затем снова переход, остановка для чаепития, как в Англии, "файф о клок", и ужин, примерно как сегодня. Продуктов для вас у нас нет, но будем надеяться на охотничью удачу Семена, да и рыбки бы, неплохо подловить.
      - Завтра с утра будет, - пообещал Семен, убивая очередного комара. В это время монументальный Санек выплеснул остатки чая в костер. Лицо Семена тут же исказила свирепая гримаса. Но его опередил Тропинин:
      - А вот как раз этого делать не нужно. Мы ни когда не бросает в огонь остатки пищи или чая, таков обычай, - вроде бы спокойно сказал он, но при этом бывший штангист почувствовал себя очень неловко.
      - Я больше не буду, - пробормотал он.
      - Кроме консервных банок, их в костер кидать можно, и даже нужно, - продолжил Семен, - но их мы потом закапываем. После обжига они так быстрей сгнивают.
       Инструктаж продолжался почти час. По окончанию его Тропинин обернулся уже в сторону своих туристов-водников:
      - Ну, а теперь, господа туристы, разговор пойдет о вас. Что, Семен, задница уже чешется?
      Привалов в этот момент, и в самом деле, почесал укушенный очередным комаром свой сухощавый зад. Он понял все:
      - Что, загибаться?
      - И непременно. Давай-давай! Правило знаешь, не пацан. Весло потерял - будь добр, получи им же по заднице.
      - Шеф, ну его на фиг, это правило...
      - Давай-давай, загибайся!
       Семен, горестно вздохнув, подошел к своему катамарану, и с кряхтением перегнулся через упругий борт.
      - Спина что-то не гнется, старость не радость...- пробормотал он.
       Тропинин, не торопясь, подошел к наказуемому, и не очень сильно, но увесисто, пять раз шлепнул Семена по заднице лопастью весла. Со стороны лагеря раздались дружные аплодисменты. Привалов немедленно это обыграл, церемонно раскланявшись, как дирижер после премьеры:
      - Благодарю вас, друзья, благодарю! Спасибо за поздравления, желаю и вам того же и вдвойне.
      - Теперь ваша очередь, Андрей Ильич, - обратился Тропинин к Томскому. - "Закол" и "табань" это разные вещи. То, что мы из-за вашей ошибки не напоролись на тот камень дело везения, так что прошу.
      Тот почесал недельную щетину, словно раздумывая над этим предложением.
      - Давай быстрей, за эти наши мучения нам сейчас спирту нальют, - поторопил товарища по несчастью Семен. Это подстегнуло дебютанта, он торопливо перегнулся через баллон своей "четверки" и получил сполна ту же самую увесистую порцию "горячих". Когда он разогнулся, в руках у Тропинина уже была пол-литровая, пластиковая фляжка, из которой он аккуратно цедил в кружку прозрачную жидкость. Хотя ее и развели водой, но видно недостаточно, так что Томский даже на секунду задохнулся от огненной волны в его глотке, да и на глазах Семена выступили добротные слезы. Трое новичков смотрели на заветную фляжку с явным вожделением, особенно Михей. И они угадали.
      - Ну, по пятьдесят грамм нальем и новичкам, - смилостивился Тропинин. - Это чтобы снять стресс. А так, обычно спирт мы используем только, когда бывает нужда быстро согреться.
      Пятьдесят грамм спирта было для всех маловато.
      - Хорошей спирт, - похвалил Михей, вожделенно поглядывая в сторону фляжки. - Такое "шило" (*шило - спирт) пить надо стаканами.
      Но Тропинин уже упрятал заветный сосуд вглубь своей палатки, и сказал главное:
      - Мы решили выделить вам палатку девушек, Наталья идет к двоечникам, а Ярослава к нам. Все понятно?
      - Да, - сказал Глебов.
      - А репеллентом у вас можно разжиться? - спросил Санек, убивая очередного комара.
      - Чем? - не понял отвлекшийся Семен.
      - Ну, от комаров чем-нибудь помазаться. "Дэтой", или чем еще.
      - Увы, у нас ничего такого нет, - пояснила уже Наталья.
      - Что кончился? - не понял Санек.
      - Нет. Мы вообще его с собой не берем, - пояснил Тихон.
      - Почему? - удивился здоровяк.
      - По кочану, - с ехидцей заметил Семен. - У нас кровь ядовитая, от нее все комары дохнут.
      Тропинин снова поморщился. Ему не нравился тон ответов Привалова. Вместо того, чтобы все толком разъяснить, он просто дерзил.
      - Мы не берем с собой репелленты, - терпеливо начал разъяснять он сам. - Во-первых, тяжело, во-вторых, они все эффективны только на несколько часов. Да, вы не бойтесь, скоро их не будет, видите, как холодает. Тут иногда такие перепады, температура ночью опускается до нуля. Так что до рассвета покой вам обеспечен.
       В самом деле, комары скоро исчезли, лишь один из них приветствовал трио Глебова на четвереньках вползающих в новое жилище.
      - Тесноватом тут, - проскрипел крупногабаритный Санек.
      - Они что же, даже без одеял спят? - в свою очередь удивился Михей, шаря по утлому матрасу из синтипона рукой. Девичья палатка, так же как и все остальные, была самоделкой, сшитой из парашютного шелка, и внутри ее было весьма свежо.
      - Похоже на то, - согласился Глебов. - Скорее всего, одеяла девки забрали, так что придется спать, как есть.
       Несколько минут царила тишина, потом Михей громко вздохнул:
      - Сегодня мы бы могли уже спать на "Глории".
      - Забудь про эту долбаную "Глорию", - окрысился Глебов. - И, кстати, завтра же сожги билеты. Ни к чему они нам теперь, лишняя улика.
      Он вздохнул:
      - Если б я знал, что так обернется, я бы не стал тогда выбрасывать трупы. Просто сжег бы их вместе с машиной, а потом заявил, что произошло крушение. Тогда можно было бы предъявить их ментам.
      - А карта?
      - Что карта? Кто на этой карте что узнает?
      - Хитер ты, дядька, - похвалил Санек, переворачиваясь с боку на бок. От этого палатка затрещала, и чуть было не рассыпалась.
      - Тихо ты! - в две глотки гаркнули на охранника остальные товарищи по ночлегу. - Слон, а не человек!
      Они замолкли. Вскоре Санёк и Михей уснули.
      
       А Глебов всё ворочался. Он думал, может зря он согласился на убийство Вишнякова?
      Полковник вспомнил тот телефонный звонок.
      
      "- Глебов. Деньги мы тебе готовы перечислить хоть сейчас, но есть проблема.
      - Какая?
      - Вишняков хочет продать ваш леспромхоз китайцам.
      - Я знаю.
      - Совет акционеров пытался воспротивиться этому, но Вишняков главный держатель акций. На следующей неделе приедет делегация китайцев, будут смотреть местность с перспективой быстрого подписания договора. Надо это пресечь на корню.
      - Каким образом?
      - Любым.
      - Любым это вплоть до...
      Глебов не докончил.
      - Именно, - подтвердил голос. - За это мы даём сорок миллионов.
      - Долларов?
      - Ну не юаней же.
      - Гарантии?
       - Мы перечисляем тебе десять миллионов и кроме того задаток в половину суммы и пришлём тебе факсом все реквизиты.
      - Я в этом толком не разбираюсь.
      - Поверь, нам не выгодно тебя кидать. Тогда ты ведь сдашь нас".
      - Чёрт бы вас всех побрал, - пробормотал Глебов.
      - А! Что? - Вскинулся было Санёк.
      - спи-спи, все нормально.
      
       Сидевший у костра Семен насторожился, но разобрать слова, донесшиеся от бывшей девичьей палатки так и не смог. Надо было идти спать, но Привалов ни как не мог отделаться от мысли, что от этих "гостей" следует ожидать какой то пакости.
      
      ГЛАВА 4.
      
      ЭТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ, В ТРЕХСТАХ КИЛОМЕТРАХ ОТ ЛАГЕРЯ ТУРИСТОВ.
      Прапорщик Рудых терпеть не мог эти поездки на воронке. Они доставали ему больше хлопот, чем вся остальная работа охранника лагеря. Слава богу, что сейчас он по праву начальника конвойной группы сидел в кабине ЗИЛКа, а не как, в бытность свою сержантом, парился в закрытом фургоне, отделенным от зэков только стальной решеткой. Еще собираясь дорогу, прапорщик нутром почувствовал, что поездка будет муторной. До города от их глухомани было восемьдесят километров. Они должны были отвести из зоны уголовников в областной центр, к поезду, а значит и каждому своей новой судьбе. Как нарочно, большая часть этих уголовников относилась к там называемым "отморозкам". Всем им светило пополнение срока отсидки, и от этого они были еще опасней. Выехали они с большим запасом времени. Но, только выехав из зоны, они поймали в левый скат здоровенный гвоздь. Начало темнеть, и это еще больше нервировало прапорщика. Наблюдая, как водитель меняет колесо, он начал выговаривать ему.
      - Слышь, Семенов, мы теперь к сроку на станцию поспеть не успеем.
      - Почему, товарищ прапорщик. Успеем. Время еще вагон. Вот и все поехали.
      Не проехали они и трех километров, как заглох двигатель. Семенов провозился с ним почти час, но реанимировал старую железяку.
      - Все, теперь погоним! - оптимистично заметил он.
      - Теперь мы ни как к сроку не успеем! - взорвался прапорщик.- Ты что, не мог раньше свою эту железяку проверить?
      - Да не беспокойтесь вы, доедем. Может, по старой дороге махнем? Я месяц назад по ней ездил, ничего, в хорошем состоянии. Для грузовика это только так.
      Рудых задумался. Старая дорога в зону была короче километров на тридцать. Но по ней уже давно никто не ездил. С тех пор, как мимо зоны провели новую, федеральную трассу, ту, старую дорогу совсем забросили. На легковушке там проехать было невозможно, он это знал точно. Но грузовик там пройти действительно мог. Это, правда, нарушало все инструкции, машина должна была ехать по утвержденному маршруту. Но прапорщику так нужно было успеть к поезду. Не отправить зэков по этапу - это было ЧП из самых страшных для служебного продвижения. Могли и вытурить со службы. А в его деревне, рядом с зоной, другой работы не было вовсе.
      - Давай на старую дорогу, - согласился он. - Чем черт не шутит.
      Но черт с ним в этот вечер шутил очень нехорошо. Они двинулись дальше, но тут пошел дождь. Да и не дождь, скорее ливень, с грозой, и порывистым ветром. Проехав, еще пять километров, они увидели в свете фар поваленное дерево. От всей души выматерившись, прапорщик выбрался из кабины, и осмотрел дерево.
      - Дымчук, Казымбаев, идите все сюда, - велел он солдатам. Они попрыгали из душного автозака, с удовольствием вздохнули таежный, свежий воздух, размяли ноги. Попытка отвалить дерево вчетвером ни к чему не привела.
      - Тяжелое, черт! - тяжело отдуваясь, решил Дымчук. Его напарник, плосколицый, узкоглазый хакас Казымбаев, охотно подтвердил: - Чижолое, шайтан его забери.
      - Эх, ты! Чижолое! Чурка! - Передразнил новобранца сержант.
      - Сам чурка! Зачем ругаешься, однако.
      Рудых прервал своих подчиненных.
      - Так! Хватит! Дымчук, давай, выводи троих, что поздоровей. Только, поосторожней там!
      - Троих мало. Хотя бы пятерых надо, - возразил сержант.
      - Ну, давай пятерых, - согласился прапорщик. - Только осторожней там! Выбери тех, кто поспокойней.
      Он вытащил из кабины свой автомат, и лично встал с фонарем на страховку солдат. Впятером им быстро удалось справиться с упрямым деревом, но окрестная тайга выслушала много предельно матерных слов. Один из зэков при этом даже упал лицом в грязь, что вызвало бурный взрыв радости у всех остальных людей.
      - Повтори, Чилимон! Я начала не видел!
      - А ты раньше клоуном не работал, а, Чилимон?
      - Начальник, дай поссать за такую работу! - крикнул один из зэков, когда работа была выполнена.
      - Давай, только быстрей, - снисходительно согласился прапорщик.
      Через пять минут все заключенные были уже за решеткой воронка. Сонную, душную атмосферу воронка заполнил пар, идущий от перегревшихся зэков, их рассказы обо всем происшествии, и дружное ржание относительно неудачника Чилимона.
      - Слышь, Чилимон, как там водичка, в луже? Поди, парное молоко? - поддел его один из уголовников.
      - Ты рановато умываться надумал, до утра еще далеко! - вторил другой.
      - Да он просто попить захотел! - заливался третий.
      - Да, пошли вы! - довольно благодушно отозвался неудачник, высокий, худой, нескладный, с длинным же лицом, на котором доминировала оттопыренная нижняя губа, и большие, с длинными мочками, уши. Подойдя на свое место, Чилимон, что-то тихо шепнул на ухо мрачному соседу, запертому в одиночную клетку. Тот оживился, что-то переспросил его. Сосед неудачника по нычке видел, как Чилимоне что-то протянул Захару, так звали мрачного верзилу. Но, он знал, что задать вопросы, это себе дороже, можно и на перо нарваться. Через несколько минут воронок успокоился, вернулись на свое место и конвоиры. Машина тронулась. Но, видно в этот день прапорщик Рудых сильно провинился перед богом. Уже через три километра они наткнулись на участок дороги, размытый паводком. Поперек шоссе тек бурный ручей.
      - Мать честная! Это откуда тут такое? Еще неделю назад тут ничего не было. Я же тут ездил! Как же мы теперь тут проедем? - спросил скорее сам себя, чем прапорщика, Семенов. Водитель выбрался из кабины, осторожно вступил в поток, прошел его туда, обратно, и вернулся к машине.
      - Ну, что?! - с нетерпением спросил прапорщик. - Обратно едем?
      - Проедем. Должны проехать.
      Должны, но не обязаны. На самой середине потока правое заднее колесо грузовика начало сползать в какую-то невидимую под водой яму. Семенов ругнулся, нажал на акселератор, колесо закрутилось, выплевывая из потока черную грязь, но машина сидела плотно. Они снова втроем попробовали толкать машину. Бесполезно, только перемазались летящей из-под колес потоков грязи. После долгих переговоров всех четверых охранников было решено сразу вывести из воронка еще четырех человек.
      Это было опасно, это противоречило всем инструкциям. Зэки ночью, посреди тайги, что может быть опасней? Но на недавней памяти была еще одна история, когда в соседней зоне, вот так же, в салоне воронка, пробиравшегося по таежной дороге, вспыхнул пожар. Тогда, перед самой дорогой кто-то умудрился разлить в фургоне краску, которая и вспыхнула от зэковского окурка. Тогда старший по наряду выпустил их машины только солдат и двух заключенных. Остальные двенадцать человек сгорели заживо. В прежние времена прапорщику за подобное происшествие не было бы ничего, а в связи с этой долбанной демократией парня выгнали со службы, и едва не отдали под суд. После длительных раздумий Рудых решился. Если он уже нарушил пару устоявшихся инструкций, то, что ему совершить еще один рискованный шаг. Главное, быть осторожным. Он вытащил свой табельный пистолет, и, дослав в ствол патрон, поставил его на предохранитель.
      - Эй, кто хочет подышать воздухом? - крикнул забравшийся в фургон Дымчук.
      - Чилимон хочет! - донеслось из темноты. Последовал взрыв животного хохота.
      - Он не накупался! - юродствовал один.
      - Да и жабры помочить надо! - исходил смехом второй.
      - Да идите вы, - лениво отозвался тот. - Я уже надышался, все жабры грязью забил.
      - Давай-давай! Нужно четыре человека, - поторопил сержант.
      Четверо добровольцев набралось.
      - Захар, а ты чего сидишь? Здоровья, что ли, не хватает? - проходя мимо, обратился один из зэков к тому самому заключенному, сидящему в отдельной клетке.
      - Почти угадал, - внушительно пробасил тот. - Ты, Зяма, не смотри, что я большой, это я от голода такой пухлый. А ты сходи, и за меня тоже поработай. Потом мне доложишь.
      Зэк мотнул головой, он всегда поражался этому умению Захара в секунды ставить все под свою власть.
      Когда фургон опустел, а со стороны воли послышались традиционные крики: - Раз-два, взяли! - Захар встал. Он подошел к решетке, высунул наружу руку с зажатым в нем кривым гвоздем. Именно его нашел в луже неудачник Чилимон.
      - Эй, паря, ты чего это делаешь?! - воскликнул седой, много кашляющий зэк.
      - Да, помочь вертухаям хочу, - как всегда лениво ответил Захар. - Без меня, я чую, они не справятся.
      - Ты брось это! Все равно ведь поймают.
      - А мне терять нечего, - ответил Захар, методично продолжая свое дело. - Это тебе шестерик светит, а мне пожизненное. Так что, я хоть погуляю по тайге напоследок.
      Минуты через две замок щелкнул, и дверь открылась. Как раз в это же время воронок дернулся, и двинулся вперед.
      - Смотри-ка ты, вытолкнули! Даже без меня! - удивился Захар. - Стахановцы.
      Он отдал самодельную отмычку Чилимону, и тот за десять секунд открыл замок общего "обезьянника".
      Проехав метров десять, машина остановилась. Загромыхала железная дверь. Казымбаев страдал куриной слепотой, об этом в роте знали все. Но никто не знал, что это может стоить им так дорого. Солдат, не видя ничего, на ощупь, забрался в фургон, и только когда Захар коротко и сильно ударил его в солнечное сплетение, тот понял, что в воронке происходит что-то не то. Пока он с хрипом ловил открытым ртом воздух, Захар сорвал с его плеча автомат. Он, не оборачиваясь, пошел дальше, а высокий, чудовищно мощного сложения седой зэк в костюме, казалось бы, лопающемся от чересчур заниженного размера, легко и небрежно, одним движением рук, свернул хакасу шею.
      Дымчук почувствовал, что в машине происходит что-то неладное, он перехватил свое оружие наперевес, но передернуть затвор не успел. Короткая очередь из машины срезала его наповал. Захар спрыгнул вниз, и побежал вперед. Рудых, услышав сзади выстрелы, успел только открыть дверь, но прежде чем прапорщик выбрался из кабины, зэк всадил в его дергающееся тело с десяток патронов. Рудых, хоть и был широк в плечах и талии, но его тело не смогло защитить шофера Семенова, от выстрелов уголовника. Одна из пуль попала водителю точно в висок.
      - Атаз, уходим! - крикнул кто-то в темноте. - Братва, свобода!
      Через десять минут на дороге остался стоять пустой воронок с работающими фарами. Вокруг валялись трупы охранников. Беглецы сняли с солдат все, что могли: сапоги и плащ-палатки, прихватили и оружие. В фургоне сидел только один седой зэк и курил, кашляя, папиросы. Он знал, что ему осталось жить не больше чем полгода. Куда ему еще бежать? Так он хоть помрет на белых простынях.
      
      ГЛАВА 5.
      
       Утро началось для новичков группы туристов-водников неожиданно, по пионерски. Ровно в семь утра могучий голос Семена Привалова рявкнул во всю луженую глотку:
      - Подъем! Выходи строиться на зарядку!
       Для гостей он продублировал команду у самой палатки. Из нее в ответ донесся негромкий, но дружный мат трех мужских голосов. Глебов и его спутники нехотя выползли из палатки хмурые, взлохмаченные, с заспанными, мятыми физиономиями. Пару минут они приходили в себя, таращась на бодрые хлопоты всех остальных туристов и трясясь от утреннего холода.
      - На зарядку! - скомандовал Тропинин, и, видя замешательство новичков, добавил. - Это обязательно для всех. Если сейчас не разомнетесь, то на маршруте можете сорвать мышцы.
       Пришлось всем, троим, нехотя присоединится ко всей остальной группе. Короткая, десятиминутная разминка по интенсивности напоминала утренний армейский тренаж, да и упражнения оказались почти те же самые - наклоны, растяжки, приседания. Поневоле все трое согрелись, уже через полчаса поспел завтрак, состоящий из гречневой каши и трех больших жареных на прутьях ленков, с крепким чаем, амортизированным шиповником. Рыбу успел наловить Семен, почти не спавший в эту ночь. После завтрака начались сборы в дорогу. Паковка палаток и сбор всего остального имущества занял чуть меньше часа. При этом обнаружилось что, то, на чем спали Глебов и компания, не матрас, а на самом деле являлся большим, самодельным спальным мешком, этаким, конвертом для двух человек из синтипона. Все одиннадцать человек дружно посмеялись над этим недоразумением, хотя Михей смеялся несколько вымучено. У вертолетчика с детства имелся один главный недостаток - он не выносил, когда смеялись над ним.
      Когда сборы были закончены, Тропинин провел короткий инструктаж новичков. Для этого он подвел их к своим судам. Катамараны были сделаны по одному принципу: две продолговатых надувных гондолы, соединенных между собой рамой, состоящей из целой системы деревянных жердей. Так как все это еще крепилось друг к другу посредством капроновых вязок, то, с точки зрения людей сухопутных, какими и были все новички, это было что-то хлипкое и не надежное. Сверху на раму было привязано еще и масса всякого снаряжения: палатки, котелки, рюкзаки туристов и ружье Семена Привалова.
      - Разделимся так, Михаил и Анатолий Николаевич на четверке, а Саня пойдет на "Голден леди". Теперь как сидеть и как грести.
       На каждом из баллонов было привязано несколько узких, деревянных подставок, выструганных под углом сорок пять градусов.
      - Что, вот на этом надо сидеть? - скептично заметил Михей.
      - Да, придется. Семен, покажи, как это делается.
      Павел придерживал катамаран, а Привалов легко и даже элегантно пристроился на странной деревяшке. По сути, он стоял на коленях, задница при этом покоилась на подставке, а коленки он подсунул под широкую ленту из тонкого, но прочного капрона, обхватывающий баллон.
      - Это называется коленная посадка, а вот эта полоса - стремена, они помогают зафиксировать посадку на баллоне, особенно при прохождении порогов, - пояснил Семен. - Если понадобиться срочно покинуть катамаран, то это делается просто. Встаешь, - он подался всем телом вперед, - и ремень слетает. Давай, Санек, залазь.
       Несколько неуклюже и тяжеловесно охранник занял свое место на единственном сиденьице левого баллона, после этого Павел оттолкнул "Голден Леди" от берега и сам с виду неторопливо, но, аккуратно, не замочив ног, занял свое место за спиной Семена. Вскоре отправился в плавание и катамаран-четверка. Впереди всех катамаранов легко и стремительно разрезала воду байдарка.
      - А хорошо девки сработались, не скажешь, что первый раз вместе в поход идут, - одобрительно заметил Тихон.
      Тропинин согласно кивнул головой.
      - Ольга года три в школе занималась "академией", навыки остались. Да и вообще, она спортивная девушка, - пояснил Томский.
       Первые полкилометра путешествия нельзя было назвать приятными. Оба судна отяжелели, грести втроем на одном баллоне было не очень удобно. Особенно это было заметно на "Голден Леди", вихляющейся из стороны в сторону как ягодицы проститутки на Пляс Пигаль. К тому же Санек уже через десять минут поднял бунт.
      - Нет, мужики, вы что, охренели?! - взорвался он. - Я два гребка делаю, а вы один. Че, дармовую силу нашли, да!? Я ведь и обидеться могу, а в бубен настучать за мной не заржавеет! - высказался он.
       Оба сплавщика с ухмылкой разглядывали здоровяка. Лицо его раскраснелось, крупная, дынеобразная голова с повязкой, и едва пробивающимися волосами покрылась каплями пота.
      - Санек, ты у нас раньше, явно не греблей занимался? - спросил Семен.
      - Штангой, - прогудел спортсмен. - Первый разряд в полутяжелом весе.
      - Понятно. А теперь вспомни, как ты гребешь, и посмотри, как мы гребем.
      Семен подал тело далеко вперед и, вытянув руки на полную длину, мощным толчком послал катамаран вперед, закончив гребок далеко за кормой. За его спиной все это продублировал Павел. Так как Санек только наблюдал за усилиями своих инструкторов, то "Голден Леди" отреагировала на подобное обращение как истинная дама, обиженно крутанувшись на месте.
      
      - Понял? - спросил Семен.
      - Ну, - нехотя подтвердил штангист.
      - Ну! А ты гребешь, как будто это кошка лапкой свое говно закапывает.
      Он продемонстрировал, как это делает штангист, и тот был вынужден признать, что у него и в самом деле гребок был не очень интенсивным.
      - Так что, сила тут не главное, - закончил рассказ Привалов, - главное, навык. Теперь попробуем все вместе. Смотри за нами, и следи за собой.
       Уже через полчаса "Голден Леди" шла ровно, как по ниточке. При всей своей внешней туповатости Санек оказался истинным спортсменом, быстро схватывающим на лету суть работы для своих избыточных мышц.
       Через два часа столь интенсивного труда устроили небольшой привал. Прямо на воде, не покидая своих надувных судов, попили припасенный морс все из того же шиповника, желающим раздали по куску жареной рыбы и поплыли дальше.
       Лишь в двенадцать дня эскадра Тропинина пристала к берегу. Старожилы покинули суда как обычно, бодро и весело, чего нельзя было сказать о новичках. Четыре часа пребывания на коленях заставили их шкандыбать по таежной земле со стонами и руганью. Походка Глебова и компаньонов при этом сильно напоминала парадную поступь по суше трех морских крабов.
      - Да, если так же монахи свои грехи замаливают стоя по три часа на коленях, то я лучше помру нераскаявшись, - заметил Глебов, пристроившись на выброшенном рекой бревне и растирая коленки.
      - Это все дело привычки, - пояснил Тропинин, наблюдая за суетой в лагере. Семен и Павел работали споро и энергично. Они уже разожгли костер и повесили котелки над огнем, все остальные дружно занялись собиранием сушняка.
      - Да, вон, Андрей у нас тоже первые несколько дней на полусогнутых ходил, а теперь ничего, привык, - рассмеялся Тихон.- Вообще это все полезно. У меня вон до сих пор ни полиартрита, ничего. А брат у меня младший, на три года моложе, так с этим делом мучается. Ужас!
      Насколько заметил Глебов вся пища туристов представляла из себя нечто сушеное, концентрированное и сублимированное.
      - Разносолы у вас тут не очень, - заметил он Тропинину уже после обеда. - Все на каше держится?
      - Все упирается в вес, так что берем с собой наиболее калорийную пищу. А потом надеемся на то, что бог пошлет, - прояснил вопросы меню Привалов. - Рыбу, уток. Их сейчас тут много. Все готовятся к отлету.
       Ближе к вечеру бог послал им двух жирных уток. Насколько понял Глебов, глупые птицы при виде диковинных судов стремились уплыть как можно дальше, но потом им поневоле приходилось возвращаться назад, к гнездам, уже воздухом. Тут-то их и караулил с ружьем Семен Привалов. Два точных выстрела и уток подобрал плывущий следом экипаж четверки.
       В пять часов флотилия остановилась на вечерний чай. Этот перерыв был необходим, накопилась усталость, мучила жажда. С непривычки у всех троих новичков болели мышцы рук, плечевого пояса и спины. За это время они прошли по очень красивым местам, сопки сменялись живописными скалами, встретили два больших ручья, низвергающихся в реку небольшими водопадами, но Глебовским птенцам было не до красот природы. Санек с истовостью истинного спортсмена налегал на весло, вкладывая в гребок всю свою дурную мощь. К вечеру он вымотал своим дурным энтузиазмом даже своих тертых напарников. Четверка же вообще, отстала метров на двести.
      Михей все эти физические упражнения воспринимал болезненно, как нечто глупое и ненужное. "Чего упираться? - думал он. - Вот, ещё спину гнуть на этих туристов. Сунуть им под ребро дуло автомата, они нас хоть до Японии со страха дотащат. Чикается с ними Глебов!"
       Сам Глебов испытывал только одно чувство - смертельную усталость. Ему уже стукнуло пятьдесят два, всю сознательную жизнь Анатолий Николаевич провел за письменным столом и отнюдь не отличался богатырским сложением. Нет, охота и рыбалка входили в его таежные развлечения, но именно развлечения, а не способ жизни.
      Окончательно пристали к берегу лишь в семь вечера. На разбивку лагеря, приготовления ужина и самую процедуру поглощения пищи ушло два часа.
      - Завтра проходим порог Красивый. Пятая категория сложности, перепад высот десять метров на километр, - сообщил Тропинин за чаепитием.
      - У вас тут что, на Шагыме, все такие пороги? - спросил Костин, невысокий, широкоплечий парнишка, казавшийся гораздо моложе, чем есть. По виду он казался совсем юношей, хотя уже два года, как отслужил в армии. У него упорно не росли на лице волосы, и это было заметно особенно здесь, на фоне стремительно зарастающего Томского и совсем волосатого Привалова, которому было впору бриться по два раза в день. Это был второй сплав Костина, и он был как бы промежуточным звеном между стариками, и новичками.
      - Какие такие? - не понял Тропинин.
      - Ну, тот был Корявый, этот Красивый.
      - А, нет, по этой реке есть еще Казенный, Бум-Бум и Собачий.
      - Почему Собачий?
      - Потому что кусается больно, - усмехнулся Семен.
      - Да, неприятный такой порог, с норовом, - подтвердил Тропинин.
      - Мы завтра тоже с вами поплывем в этот самый порог? - спросил Михей.
      - Дерьмо плавает, а мы ходим, - сразу поддел его Семен.
      Михей зло дернулся в его сторону, но тот, казалось, был сосредоточен на своей кружке с чаем.
      - Нет, - отрицательно покачал головой руководитель. - В порог пойдем только мы.
      - А нельзя ли его как-нибудь миновать? - спросил Глебов. - Я понимаю, что это цель вашего похода, но, может, мы как-нибудь в этот раз обойдемся без этого и ускорим наше продвижение?
      Тропинин отрицательно помотал головой:
      - К сожалению, этот порог нам ни как не миновать. Рельеф местности такой, что обнести катамараны в надутом состоянии невозможно, а "пешка" займет гораздо больше времени, до трех суток.
       Вечер прошел тихо, мирно, лишь моющий посуду Семен ревниво посматривал на собравшуюся около костра компанию. Как всегда в центре внимания были сестры байдарочницы. В их присутствии разговорился даже молчаливый Санек, а Михей оживленно травил один анекдот за другим.
       На следующий день трио под руководством Глебова еле выползло из палатки. Даже у тренированного штангиста побаливали с непривычки мышцы спины, оба же его путника еле разогнулись.
      - Давай-давай, на зарядку! - поторопил их Тропинин.
      
      - Какая зарядка, командир? У меня такое чувство, как будто меня вчера десяток вертухаев часа два пинали, - попробовал отбрехаться Михей.
      - Тем более. Без разминки вам совсем плохо будет.
       Пока шли к берегу, Глебов успел зло шепнуть своему личному пилоту: - Забудь ты про эту феню, придурок, сколько тебе повторять можно!
      - Да, ладно, шеф, случайно вырвалось. Никто ничего и не понял.
      - Ага, здесь все такие глупые!
       Зарядка действительно помогла всем троим, и после завтрака в бодром состоянии вся компания дружно расселась по своим местам.
       В одиннадцать часов Тропинин крикнул и махнул рукой в сторону берега:
      - За этим поворотом начинается Красивый, так что начинаем готовится. Я пойду на разведку, Семен и Павел, как обычно, на страховке, пассажиры могут пойти с ними, с вон той скалы, - он показал рукой вперед, - хорошо видно почти все. Осторожней только там, на краю, а то заглядитесь еще, а у нас тут альпинистов нет, спасателей тоже. Через час пускаем байдарку, ловите.
      - Хорошо.
       Тропинин ушел первым. Облачившись в пластиковые, хоккейные шлемы и надувные спасательные жилеты Семен и Павел прихватили выброски и так же ушли вниз по течению, за ними увязались и "пассажиры". За поворотом они разделились, сплавщики пошли в обход скалы, по низу, пробираясь по валунам, а Глебов с компанией начали карабкаться вверх. Вид, открывшийся с вершины, впечатлял. Река внизу сжималась скалами в извилистое ущелье, заваленное к тому же огромными валунами. Вода, ударяясь в округлые камни, вскипала белой пеной, а тяжелый гул воды доносился даже сюда, на вершину.
      - И они здесь поплывут?! - спросил Михей показывая вниз.
      - Да, а что? - спросил Санек.
      - Нет, меня ни какими коврижками сюда не заманишь.
      - Во, байдарка идет!
       Действительно, первой в ущелье показался девичий экипаж.
      Отсюда трехметровая байдарка казалась особенно маленькой и тонкой. Девчонки отчаянно работали веслами, маневрируя между выступающих из белой пены темных камней. Машинально зрители последовали вслед за байдаркой. Тропинин сказал верно, с этой вытянутой на добрых полкилометра скалы было видно почти все. Байдарка иногда резко ныряла вниз, проходя плохо видимые сверху водоскаты, подпрыгивала вверх на крутых валах перекатывающихся через крупные камни. Наконец она скрылась за последним видимым поворотом и все трое зрителей пошли назад, чтобы встретить и так же проводить до конца порога четверку.
       В этот раз все три судна прошли маршрут безупречно. Спустившись со скалы к месту привала, Глебов и его спутники застали всех сплавщиков в возбужденно-приподнятом настроении.
      - Нет, сегодня это было как никогда! Такая красотища, а скорость! Пулей протащило, как из ружья! - закатывал глаз еще не отошедший от пережитого Семен.
      - Красивый порог, это точно, - подтвердил Оборин.
       За обедом Семен спросил Тропинина:
      - Шеф, а дневку завтра устраивать будем?
       Тропинин задумался:
      - По идее надо бы, но не знаю.
      - А что за дневка такая? - спросил Михей.
      - Дневной отдых. Мы уже в пути шесть дней, надо бы передохнуть, помыться, подремонтироваться, но вас нужно как можно быстрей доставить до города, - пояснил Тропинин.
      - Нет, можете не спешить, - отрицательно качнул головой Глебов.
      - Но вас же ждут семьи, дети? - удивился Семен.
      - Нет, Санек с Михеем холостяки, а у меня жена умерла год назад.
      - И детей у вас нет?
      - Есть, но она уже взрослая, живет в Штатах. У ней своя жизнь, видимся редко. Одни письма.
      - Ну ладно, - согласился Тропинин. - Тогда завтра встаем на дневку. Дежурные у нас девчонки. За Семеном и Павлом - баня.
      
      ГЛАВА 6.
      
      Загадочное исчезновение одного из самых богатых людей страны не могло пройти бесследно. Уже на следующий день после пропажи Вишнякова из Москвы в Сибирь вылетел начальник службы безопасности концерна "Русский лес" Антон Михайлович Головко. Убедившись на месте, что поиски шефа могут затянуться, он вызвал из Америки сына лесного магната, Георгия Анатольевича. Встретились они в Алголе, на аэродроме. При внешней своей демократичности наряда - джинсы, и легкая, белоснежная ветровка, Вишняков-младший смотрелся на этом убогоньком аэродроме чужеродным телом. Слишком холеным выглядел он на фоне сибиряков. Младшему Вишнякову было всего двадцать четыре года, он учился на юриста в Йельском университете. До этого он еще обучался в элитной английской школе, так что в России Георгий Анатольевич уже лет восемь наезжал только на короткое время, чаще всего в столицу, и даже говорить начал с заметным иностранным акцентом. Красивый, очень высокий парень, с длинными впереди, зачесанными набок, и коротко постриженными сзади волосами, он рассматривал улицы небольшого районного поселка, которым и был Алголь, со странным выражением какого-то непонимания. А кругом были убогие строения, чаще всего бараки времен последней мировой войны, сохнущее во дворах на самом виду застиранное белье, разбитое тракторами шоссейное покрытие, от которого не спасали даже мощные рессоры "Ланд Крузера".
      - Что, Георгий Анатольевич, - спросил его Головко. - Не узнаете Родину?
      - Да. В таких местах я давно не был. Хотя родился именно в таком вот поселке. Подзабыл я все это как-то.
      Головко рассмеялся. Если Вишнякова-младшего можно было окрестить романтиком по духу его воспитания, то Головко был человеком очень приземленным. Бывший полковник КГБ, девятого, охранного его управления, он просто жил этой действительностью, и скорее принижал ее достоинства, чем романтизировал факты. Он и внешне был полной противоположностью Георгия - невысокого роста, поджарый, с удивительно незапоминающимся, словно размытым лицом, и зачесанными назад волосами. Головко было уже шестьдесят, но на пенсию он уходить не собирался. Это был трудоголик, каких еще было поискать. Работа для него была смыслом жизни.
      Они доехали до офиса Сиблеса, это здание выделялось среди всех домов Алголя своей новомодной отделкой пластиковыми панелями. Штаб по поискам вертолета "Хозяина тайги" располагался в самом большом помещении управления, бывшем кабинете директора леспромхоза Анатолия Глебова.
      Для начала Головко выгнал из кабинета двух его подчиненных, разместившихся за компьютерами, и когда оба уселись и закурили, начал докладывать.
      - Наверное, вы хотите знать, Георгий Анатольевич, почему я вызвал вас? Очень много в этом деле странностей. У меня есть уверенность, что пропажа вертолета, на котором летел Анатолий Демьянович, далеко не случайность.
      - То есть? - не понял Вишняков.
      - То есть, это спланированная акция. Об этом говорят хотя бы такие факты. Первое. Экипаж вертолета в Анаткольске внезапно подвергся пищевой инфекции. Все, кроме второго пилота Михеева. Мы провели точное биохимическое обследование организмов экипажа, и оказалось, что все это отравление носит искусственное происхождение. Кто-то подлил им в щи сильное слабительное. Второе. Экипаж, который сменил заболевших, показал фальшивые документы. Мы запросили местное управление воздушного транспорта, пилота под фамилией Александр Багров в списках допущенных к летной практике не значиться.
      - И что это все означает? - не понял Вишняков.
      - То, что уже на сто процентов ясно, что это не просто авария, а хорошо подготовленная акция. Кто-то хотел избавиться от вашего отца. Так что, теперь вы де-факто владелец компании.
      Несколько минут Георгий молчал, потом потушил окурок в пепельнице. Ему не прельщала перспектива занятия места, которое так хорошо обжил его отец. Меньше всего Вишняков-младший мечтал заниматься лесом. Он слишком привык к западному стилю жизни, к строгой юридической определенности. Жизнь в России, эти жуткие сибирские городки, где ничего, казалось, не изменилось со времен ГУЛАГА - подобное его не прельщало. Но Георгий любил отца. Это была, даже не обычная благодарность сына за предоставленный ему шанс прорваться в другую жизни, а нечто более интимное. Скорее, патологическое влечение сына к мало знакомому, но очень сильному, умному мужчину которого он видел очень мало.
      - То есть, вы хотите сказать, что отца искать уже не стоит? - Тусклым голосом спросил он Головко.
      - Боже упаси! Будем искать до тех пор, пока не найдем.
      - Что вы хотите делать дальше? - Настаивал Вишняков. - Как я понял, вы начали с экипажа.
      - Да, может мы выйдем на них. Не должны они раствориться совсем, где-то да мы их найдем. Будем проверять всех, кто находился в вертолете. Кое, какие зацепки есть. Вы кстати, случайно, не в курсе последних дел отца?
      - Нет. Меня он в подробности никогда не посвящал.
      - Он продал самый прибыльный леспромхоз на Ангаре американской фирме, и насколько мы в курсе, вложил деньги в оффшор где-то на Багамах.
      - Постой, он что-то говорил про это, - Вишняков начал вспоминать - Да, это должен быть подарком на свадьбу. У меня тут через пару месяцев должна состояться помолвка с одной американской леди.
      - Богатая невеста?
      - Да. Она из клана Рокфеллеров, по матери.
      - Хорошо.
      - Поиски самого вертолета ведутся? - вспомнил Георгий.
      - Да, и весьма интенсивно. Мы задействовали все наши вертолеты, что есть тут, четыре штуки. На помощь из Хабаровска летят еще два. Кроме того, есть идея поднять в воздух ИЛ-76 авиаразведки местной военной авиации. Он должен засечь место падения вертолета. Думаю, в течение трех, четырех дней мы его найдем.
      - Хорошо. Я остаюсь тут. Мне нужно принять участие в поисках.
      После этого он вытащил мобильный телефон, но первое же касание его кнопок вызвало на лице нового американца гримасу удивления. Головко рассмеялся.
      - Здесь сотовая вязь не действует. Просто рядом нет ни одного ретранслятора.
      Вот теперь Малый, так Головко про себя называл младшего Вишнякова, растерялся.
      - С ума сойти. А что же мне делать? Я хотел сегодня позвонить в Нью-Йорк. Я обещал это своей невесте.
      - Вон, звоните, - Головко кивнул на небольшой чемоданчик на дальней тумбочке, рядом с диваном. - Это спутниковый телефон. Звоните с него.
      Полковник уже уходил из кабинета, когда Георгий дозвонился до нужного ему адресата.
      - Хай, Мэри!
      Далее он затараторил по-английски с такой быстротой, что Головко невольно скривился.
      "Это ж надо, как шпарит по-английски, а! А по-русски то уже еле-еле шпрехает. Совсем онемечился".
      
      ГЛАВА 7.
      
      Все неприятности начались как раз во время дневки. Но, сначала все было как раз наоборот, очень хорошо. Девчонки удивили всех, подав на завтрак кроме привычной каши еще и настоящие пирожные, с восхитительным кексом и кремом из сгущенки. Когда и как они успели все это приготовить, было загадкой. Как уже успел понять Томский, подобные кулинарные ухищрения были приняты в этой туристской среде. Удивить всех остальных, это было высшим шиком всех дежурных на дневке.
      Семен же с Павлом в это время разожгли прямо на прибрежной гальке, метрах в ста от стоянки, костер. Они натаскали туда побольше валунов, обложили ими костер, образовав что-то вроде большого, метровой высоты очага, а потом, когда камни раскалились почти до красна, а огонь прогорел, натянули сверху палатку. За вениками далеко идти не пришлось, березовый лесок был рядом. Первыми в эту самодельную парную пошли, после инструктажа, новички. Глебов, Михей и Сашка с трудом поместились в палатку. Томский, первый раз, в жизни наблюдавший за подобными приготовлениями, увидел, как после ковшика воды, вылитого на раскаленные камни, раздулись и опали бока палатки, а изнутри послышались удары веника, и довольное кряхтение мужиков. Мыться же приходилось минимумом разогретой в котелках горячей воды, а потом споласкиваться в холодной воде таежной реки. Затем пошли купаться женщины, и все мужчины, невольно, воровато оглядывались в сторону бани.
      Последними купаться пошли Томский и Семен Привалов. И вот тут водник испытал немалый шок, увидев на груди Юрия огромный шрам в виде креста. Причем это был не просто крест, а российский, православный, пятиконечный крест. Шрам этот был не такой уж давний, на это указывали красноватые рубцы, и точечные следы от штопки хирургической иглой там, где края этой раны стягивали швами.
      - Это откуда у тебя такой пирсинг? - с удивлением спросил Семен.
      - Да, были переделки, - уклончиво ответил Томский. Теперь водник понял, почему их новый товарищ про сплаву никогда не загорал, как они, по пояс голым.
      
      Как ни странно, но во время отдыха не отдыхал как раз никто. Кто чинил одежду и обувь, Семен и Павел заменяли на раме одну из продолин, треснувшую от дурного усердия бывшего тяжелоатлета. Сам Геннадий Александрович с Тихоном, бывшим при нем вроде ординарца, сходил в лес, и принес несколько больших бревен на ночной костер. А вот "гости", так с легкой руки Привалова прозвали троицу невольных новичков, после бани, устроились на берегу, метрах в ста от лагеря. Там они долго, и озабоченно рассматривали свою полетную карту. Томский, невольно присматривавший за Глебовской троицей, видел, что они спорили, ругались, причем разговор шел между Глебовым и Михеем. Санек, как обычно, был слушателем и исполнителем. От этого занятия Андрея отвлек тезка - Андрей Костин.
      - Адрей, пошли, попробуем зацепить тайменя? - предложил он Томскому. Андрей оживился. Он был не сильно большим рыбаком, но выловить такую экзотическую рыбу, было бы мечтой. Будет тогда что рассказать на родине, привередливым волжским рыбакам.
       Томский с Костиным, пошли к ближайшей, глубокой заводи, попробовать порыбачить на местного короля реки, тайменя. Именно там они и услышали крик, донесшийся с ельника, чуть левей лагеря. Кричала кто-то из женщин, и они, бросив удочки, со всех ног кинулись бежать на помощь.
      "Неужели медведь?" - мелькнуло в голове Андрея. Они чуть опоздали, остальные прибежали к месту происшествия на несколько секунд раньше их. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что тут случилось. На земле, в разорванной футболке лежала Наталья, а над ней, прижавшись спиной к березе, стоял всклокоченный, с искорябаным лицом Михей. Всю эту сцену Томский наблюдал чуть больше секунды, из-за спин сплавщиков. Потом в поле его зрения попала залысина Семена Привалова, и, судя по движению плеча, тот нанес вертолетчику сильный удар в челюсть. Михей полетел на землю, но тут же вскочил, получил еще один удар, и уже лежа, выдернул откуда-то из-за спины свой короткоствольный "Кедр". Передернув затвор, он направил его в сторону Привалова, но, когда палец уже начал жать на спуск, между ними вклинился Тихон.
      - Ребят, вы чего...- начал, было, он, оборачиваясь в сторону Семена, но очередь, пришедшая по его спине, заставила умолкнуть старого туриста навсегда. Тело его от попавших пуль бросило вперед, так, что Семен невольно подхватил его, и, не устояв на ногах, упал на землю. За это время Михей успел вскочить на ноги, он снова, было, вскинул свой пистолет-пулемет в сторону Семена, но тут удар могучей ноги Павла Оборина выбил его оружие из его рук.
      Павел ударил вертолетчика левой, сильно, но тот успел подставить руку и смягчил удар. На Михея, освободившись от тела Тихона, начал надвигаться Семен, Костин начал заходить с тыла, да и Томский был готов поучаствовать в предстоящей экзекуции вертолетчика. Но тут над их головой, из-за спины прогремела автоматная очередь. Все застыли на месте, Ярослава с визгом даже присела от страха. Андрей оглянулся назад. В трех метрах за их спиной стоял Глебов с пистолетом в руке, и Санек, с автоматом, направленным уже в их сторону.
      - Отставить! - Жестоким, металлическим голосом рявкнул Глебов. Он не крикнул, не закричал, а именно рявкнул, резко, коротко и властно. Это был уже совсем другой человек. От измученного затяжными водными переходами старичка не осталось ничего. Перед ними стоял властный и жестокий человек. Именно таким голосом, с такой интонацией, подполковник службы исправления наказания Анатолий Глебов уничтожал в зародыше зреющие в подвластной ему зоне бунты.
      - Прекратить! - поддержал его появившийся откуда-то со стороны Тропинин. Он явно бежал откуда-то издалека, так что запыхался. - В чем дело? - спросил он. Толпа раздвинулась, и Тропинин увидел тело Тихона. Несколько секунд руководитель группы смотрел на тело своего старого друга, потом перевел свой тяжелый взгляд в сторону Глебова и Багрова. К этому времени к ним уже перебежал и Михей.
      - Так вот вы, значит, как отвечаете на гостеприимство? - спросил он. - Пулями, да?
      - Это было случайно, - ответил Глебов. - Михей защищался. Мы никого не хотели убивать.
      - Ага, и изнасиловать он никого не хотел!? - вставил свое слово Семен.
      - Это было? - спросил Тропинин не кого-то конкретно, а всех.
      - Да, - подтвердила Наталья, невольно пытаясь укрыться за спинами мужчин. - Сильный козел, мне с ним было не справиться.
      - Но самосуд тоже был лишним, - настаивал Глебов. - Михей вынужден был защищаться.
      - От чего защищаться? - настаивал Геннадий Александрович. - От справедливого возмездия? То, что ему хотели набить морду, так этого он заслужил. У нас с женщинами не принято так обходиться.
      - Она сама виновата, - попробовал возразить Михей, но его тут же оборвала Наталья.
      - Чего!! Я!? Виновата?!
      Она подскочила, и с размаха влепила вертолетчику тяжеловесную пощечину. Тот хотел, было, в ответ ударить женщину, но его удержал Глебов.
      - Хватит! - рявкнул он на своего подельника. - Ты совсем, что ли сдурел? У тебя уже сколько дней крыша едет! Ты что, не натрахался еще на воле?
      Теперь взорвался Михей:
      - Я?! А что я видел за эти полгода?! Колхозных баб в твоем засраном Алголе? А я, может, за те шесть лет, что твою зону топтал, никогда уже и не натрахаюсь.
      - Помолчи, дурак, - велел Глебов, и обернулся к водникам. - Ну, что ж. Обстоятельства у нас изменились, и это даже к лучшему. Признаюсь честно, мы не просто потерпевшие крушение путники, у нас есть кое какие противоречия с законом. Получилось так, что мы стали причастны к гибели Вишнякова. Это одно тянет на очень солидный срок, а после этого, - он кивнул на тело Тихона, - нам еще меньше хочется попадать в руки так называемых стражей закона. Геннадий Александрович, подойдите сюда, нам надо с вами серьезно поговорить. Остальные свободны.
      Но никто из водников не двинулся с места:
      - Мы не тронем вашего руководителя, нам это не нужно. Прошу вас всех разойтись, - настаивал Глебов.
      Тропинин обернулся к своим людям, осмотрел их, и скомандовал:
      - Ладно, идите. Все по местам, готовьте ужин, да займитесь могилой для Тихона.
       Водники медленно ушли. По пути, когда скрылись из виду и те, и другие, Томский тронул рукой Ярославу, они остановились, посмотрели друг на друга. Василевскую явно трясло.
      - Что будем делать, господин младший советник юстиции? - спросил Томский. - Надо что-то делать.
      - Я не могу, - простонала Ярослава, - опять все это: кровь, трупы. Когда все это кончиться?
      - Соберись, Яра! Ты что?! Только мы их можем обезвредить.
      Но девушка была в явной прострации.
      - Все было так хорошо, так спокойно, - бормотала она.
      - Ярка, ты что! Ну, ты что?! Это же просто! Ты выключаешь Михея, я с Павлом занимаюсь Саньком, подключим Семена, чтобы он пришиб этого старикашку.
      Андрей еще несколько минут пытался достучаться до сознания подруги, но все было бесполезно.
      Когда все водники ушли, Тропинин подошел к Глебову. Тот вытащил из кармана, и расстелил на траве карту. Это была большая, два на два метра, полетная карта, до самого океана.
      - Нам не выгодно идти по этому вашему маршруту, - начал разговор Глебов, - и у нас есть свое предложение. Я так понял, что вы сюда добирались пешком?
      - До старта?
      - Да.
      - Да, именно так. Сначала на поезде, потом на вертолете, потом была небольшая, двухдневная "пешка".
      - Хорошо. Нам троим, а, значит, и вам, всем нужно перейти на эту вот реку.
      Глебов ткнул пальцем в одну из темных жилок на лоне карты. Тропинин удивился:
      - Тишимбай? Зачем он вам нужен? Дикая река, очень порожистая. По-моему, по этому Тишимбаю только раз проходила экспедиция геодезистов, и они оставили очень неблагоприятное описание этой реки. Из водников там никто не справлялся, это точно. Я, правда, как-то читал этот отчет геодезистов. Норовистая река, дикая. Неприятная.
      - Но пройти ее можно? - Настаивал Глебов.
      - Ну, да они прошли. Правда, не на плотах, а на лодках, плоскодонках.
      Тропинин наморщил лоб, припоминая:
      - Да, они шли тремя лодками, две из них разбились о пороги, один из геодезистов погиб.
      - Но нам еще не просто нужно идти в эту сторону, нужно попасть в это место, - и Глебов ткнул пальцем в одну из точек на берегу океана. - Причем не просто попасть, а в определенный день, двадцатого августа.
      - Ну, это вам нужно, а нам то это зачем? - спросил Тропинин.
      - А у вас нет выбора. После того как, вы все узнали о нас, нам не выгодно оставлять вас живыми. Либо вы ведете нас к этому Тишимбаю и затем по нему, либо вам всем придется разделить участь этого вашего Тихона.
      Тропинин неожиданно усмехнулся:
      - Но тогда вы убьете нас в любом случае. Не сейчас, так в конце пути, рядом с этим вашим, - он присмотрелся к точке на карте, - поселком Золотым.
      - Зачем так сложно. У меня ведь еще есть чувство и долга, и благодарности. Я не Михей, который готов стрелять в кого угодно. Сделаем проще. Километров за сто до конечного пункта мы оставим вас на берегу, лишние суда потопим, а сами на одном катамаране уйдем вперед. Пока вы пешком доберетесь до Золотого, нас уже не будет в стране.
      - Даже так? - удивился Тропинин.
      - Да. У нас все предусмотрено.
      Глебов даже усмехнулся, несколько снисходительно:
      - Вы не сможете нам помешать ни в коей мере. У нас даже паспорта на другие имена, с другими фамилиями.
      Тропинин чуть подумал:
      - Хорошо, я понял все ваши аргументы. Но мне нужно посоветоваться с моими людьми. Без них я не могу ничего.
      - Согласен, только не долго. Скоро темнеет, а мне бы хотело закончить все эти переговоры до темноты.
      
      ГЛАВА 8.
      
      После всего пережитого сплавщики невольно старались держаться вместе, так что руководитель нашел их метрах в ста от лагеря, выше по склону. Здесь тайга расступалась, и на склоне появился небольшой, три на три, пятачок ровной земли.
      - Что, решили здесь Тихона похоронить? - спросил Тропинин.
      - Да. Сюда разлив не доходит, да и видно будет могилу Тихона издалека, с реки, - угрюмо ответил Павел Оборин, мерно работая небольшой, саперной лопаткой.
      - Ну, что там эти, кого следующего решили пристрелить? - спросил Семен. Он, сидя в сторонке, вырезал ножом на дощечке фамилию Тихона. Тропинин не знал, что эта ситуация в группе вызвана не только убийством их товарища. Без него они до хрипоты спорили между собой о том, что делать дальше. Семен призывал их улучшить момент и разоружить бандитов. Его поддерживал Андрей, а вот Павел был категорически против этого. Костин был в нерешительности и, если честно, спорщики на него как-то и не рассчитывали. Обе женщины были против рискованного предприятия. Им еще казалось, что больше никакой опасности со стороны "гостей" больше не будет. Глебов не производил впечатление отъявленного отморозка, и все-таки Михея умел держать в узде. Его просто не было, когда произошло все это несчастье с Тихоном. Кончилось это тем, что они просто все переругались, и перестали разговаривать друг с другом.
      - А вот это уже зависит от нас, - признался Тропинин, и начал свой рассказ об условиях Глебова и его людей.
      Рассказ Тропинина вызвал у водников небольшой шок. Как всегда, первым взорвался Семен Привалов:
      - Нет, это что, тащить на своих плечах собственных убийц?!
      - Почему собственных убийц? - Спросил не перестававший копать Павел.
      - Нет, а ты что, не понимаешь, как это все будет? Не изображай из себя недоумка, Паша. Да пристрелят они нас всех в любом случае. По любому пристрелят! Им что, в кайф будет оставить свидетелей? Доведем их до места, а потом нас всех они пристрелят.
      - Это он, верно, говорит, - согласилась Наталья.
      - Ну, так что, мне, сказать, что мы отказываемся? Чтобы они пристрелили нас сегодня, здесь, теперь? - спросил Тропинин, и этим явно поставил Привалова, да и всех остальных, в тупик. Повисла тишина, даже Оборин перестал копать могилу.
      - Ну, вот и я о том же, - сказал Тропинин, прервав эту длинную паузу. - Вариантов то у нас особых нет. Либо немедленная смерть, либо смерть через три недели. Не очень мне вериться, что этот бывший полковник такой уж благородный офицер, что сдержит свое слово. Но и у нас есть кое-что запасе, нечто другое, чем оружие.
      - И что это? - не понял Томский.
      - Время. За три недели может произойти всякое. Тишимбай река строгая, можно сказать - жестокая. Нам бы самим дойти до конца без потерь, а "гостям" будет еще сложней.
      Он осмотрел обращенные к нему лица:
      - Ну, так что, господа водники? Соглашаюсь на их условия?
      - А выбора то у нас, похоже, нет, - за всех ответил Томский.
      - Да. Придется долго терпеть этих козлов, - согласилась Наталья. Она сменила разорванную майку на целую, но ее словно до сих пор пробивала ознобом нервическая дрожь.
      - Тогда волей руководителя группы я соглашаюсь на условия наших "гостей".
       - Но нужно выбить какие-то гарантии, - заметил Томский. - Чтобы они не стреляли по нам из-за каждой мелочи.
      - Да, это нужно обговорить особо, - согласился Геннадий Александрович, и кивнул головою андрею. - Андрей Ильич, вы пойдете на переговоры со мной.
      - Почему он? - не выдержал, и спросил Привалов. - Он не водник, он не знает мелочей, важных в таком деле.
      - Потому что с тобой вести переговоры, это все равно, что держать в руках гранату с выдернутой чекой. ПойдетАндрей, он юрист, он спокоен, в отличие от тебя, черта лысого.
      Он повернулся, и направился в сторону команды Глебова. Томский оглянулся, зачем-то на Ярославу, она на его взгляд не ответила, и он поспешил, чтобы догнать Тропинина.
      Всех троих "гостей" они обнаружили на том же месте. На плече Михея болтался его "Кедр", и Геннадий Александрович понял, что соответствующая "работа" со вспыльчивым вертолетчиком произведена, и он амнистирован. На земле все так же лежала карта, и Михей что-то высчитывал на ней с помощью небольшой линейки.
      - Хорошо,- сказал Тропинин, подойдя вплотную, - мы согласны пойти с вами на Тишимбай, но у нас есть свои условия. Первое: больше никаких самосудов, никакой стрельбы. Наша группа - это одно целое. Все члены этой группы должны дойти до поселка Золотого в полном порядке. Второе: женщин не трогать. Третье: беспрекословно выполнять мои распоряжения, так как я по-прежнему остаюсь руководителем этой группы, и именно я отвечаю за безопасность перехода и сплава. Вы все трое так же должны работать на весле, и это в ваших же интересах. Для того, чтобы добраться до Солнечного в нужный вам срок, нужно очень хорошо потрудиться, и не только ногами, но и на воде, руками.
      - Хорошо,- согласился подполковник, и как показалось Томскому, с явным облегчением, - но у нас тоже будут кое какие условия. Мы не будем дежурить на кухне, во-первых, мы это не умеем делать, а, кроме того, у нас будет своя вахта.
      Томский "врубился" в суть проблемы сразу, а вот Тропинин вначале ничего не понял:
      - Как это? Что еще за вахта?
      Глебов пояснил.
      - В лагере кроме нас еще пятеро взрослых мужчин, масса всяких ножей, топоров, да и... Человека можно ведь угробить и другими методами. Палатки такая ненадежная вещь. Поэтому мы будем охранять свою палатку ночью.
      Тропинин чуть усмехнулся. С его точки зрения последний пункт был просто невыполним:
      - Хорошо, мы согласны.
      - Еще одно условие, - продолжил Глебов. - Отдайте нам ружье Привалова. Оно ему ни к чему.
      - Но оно нужно ему на случай охоты, - возразил Тропинин.- На наших запасах мы вряд ли доберемся до Золотого. У нас еды только на неделю, а идти туда, до Золотого, как минимум три недели.
      - Охотиться буду я сам, - заявил Глебов. - Я тоже не первый год по тайге с ружьишком хожу.
      - Ну, хорошо. Андрей, сходи за ружьем.
      - И патронташ не забудь! - крикнул вслед Томскому Михей.
      К удивлению Томского Семен отдал свое ружье без сопротивления, молча. Единственное, что он сделал, это вытащил из патронташа и сунул в карман два патрона.
      - Пригодиться, - буркнул он, и Андрей не решился спрашивать, что на уме у этого мрачного водника.
      Когда Томский принес ружье, вокруг карты уже шло обсуждение маршрута. Собственно, говорили двое, Глебов и Тропинин, Михей иногда что-то подсказывал, а Санек только сопел своим перебитым носом, рассматривая карту из-за спин своих подельников.
      - Значит, сто двадцать километров пешего перехода, и шестьсот восемьдесят водного.
      После подобного подведения итогов Тропинин озабоченно помотал головой:
      - Да, не хилая нам будет задача. Это и ноги сотрешь, и ладони.
      Он посмотрел влево от себя, в сторону маячивших на горизонте, за покрытыми зеленью сопок горными вершинами.
      - Там горы, а это уже сложно. Умножайте все в два раза, и расстояние, и время. Нужно будет найти перевал, кроме того, с грузом идти будет сложно.
      - Но ведь вы опытный руководитель, - Глебов, казалось, льстил мастеру. - Кроме того, у вас хорошая команда. Все здоровы, все хорошие мастера.
      - Да нет, не все тут у нас мастера. Это пока вам только кажется. Вы не представляете, как это сложно, идти по новому, неизвестному маршруту, без описания. Это очень опасно.
      Тут к ним подошел Павел Оборин.
      - Александрович, там могила готова. Надо бы с Тихоном проститься.
      - Хорошо, пошли.
      Вместе с ними из "гостей" пошел только Глебов, остальные наблюдали за всем происходящим издалека.
      Тихон лежал одетый во все чистое, в собственном спальном мешке. Лицо его было спокойно, просто умиротворенно. Подошел с табличкой в руке Привалов.
      - Он, с какого года? - спросил Семен руководителя.
      - Тихон? С сорок шестого, - не сразу припомнил Тропинин.
      - Это ему уже пятьдесят девять было? - удивился Андрей. - Я думал, ему меньше, лет пятьдесят.
      - Да, это был его последний сплав. Дети уже выросли, внуков трое, правнуки. Хотел заканчивать с этим делом еще в прошлом году, да я его уговорил пойти и в этом. Последний раз. Это он ведь меня четверть века назад втянул в водный спорт.
      Он хотел что-то добавить еще, но потом спросил:
      - Берцы вы его сняли?
      - Нет, а зачем? - удивился Павел.
      - Надо, - ответил Тропинин, и, взяв из рук Семена его нож, распорол спальник с низу, так что стали видны ботинки Тихона.
      - Анатолий Николаевич, не побрезгуйте, снимите его ботинки, - обратился к Глебову Тропинин.- В ваших лодочках в тайге далеко не уйдешь. Размер как раз ваш, я это и так вижу. Забирайте, если не хотите идти по тайге босиком.
      Глебов невольно покосился на свои щегольские, итальянские туфли, и убедился, что правый из них уже немножко, но "хочет каши". Он нагнулся и начал расшнуровывать потертые берцы старого водника. Томский заметил, как лицо Семена начало наливаться кровью, у него сжались кулаки. Андрею пришлось обнять взрывного туриста за плечи, и отвести в сторону, за деревья.
      - У, шакалы! - прорычал Семен, со всей силы долбанув кулаком по стволу ни в чем не повинной лиственницы. - Мародеры! Он ведь даже глазом не моргнул, тут же начал сдирать. И Гена то хорош, сам ему предложил это!
      - Я понимаю, все, Семен. Но, он, конечно, прав, - возразил Томский. - Идти в тайгу босиком нельзя, он нам самим будет в обузу.
      - Да по мне хоть босиком пусть идет! Не по-людски это все!
      Минут через пять Семен успокоился, и они вернулись к месту погребения. Тело Тихона спустили в могилу, Павел закрыл клапан спального мешка. Через полчаса Семен воткнул в образовавшийся холмик самодельный крест с прибитой к нему табличкой, развернул ее в сторону реки. Как раз начало садиться солнце. Все ушли в лагерь, на могиле остался один Тропинин. Когда он пришел в лагерь, никто не слышал.
      
      ГЛАВА 9.
      
      Следующее утро началось как всегда. В шесть утра встала дежурная смена, в этот раз это был сам Тропинин и Андрей Костин. К удивлению водников костер уже горел, а у костра на пеньке сидел Санек. На коленях его лежал автомат, и даже по этой его фигуре было видно, что он давно не спит, очень замерз, и устал.
      - О, охрана бдит, - несколько насмешливо заметил Андрей.
      - Что, холодно? - Спросил Тропинин у атлета.
      - Да, вообще, задубел до самых кишок,- признался Санек. - Тут еще дров нихрена не было, пришлось ночью в тайгу, за валежником ходить.
      - Ну, спасибо, половину работы ты за нас сделал, - похвалил Тропинин. - Хотя ходить в тайгу ночью, это очень опасная штука.
      Они быстро развели в воде сухое молоко, и поставили варить кашу. В семь произошел подъем, и Семен, глянув на лица "выползающих" из палатки "гостей", усмехнулся, ехидно и зло. Ночное бдение оставило на их лицах свой след. Никто из троицы в эту ночь не выспался. После зарядки и завтрака прошло еще одно совещание руководства. Глебов снова расстелил свою карту:
      - Мы вчера с Михеем, кажется, нашли проход в горах, он, слава богу, обозначен на карте. Но нам лучше бы проплыть чуть ниже по течению. Там река делает петлю в сторону перевала. Это сокращает нам путь на несколько десятков километров.
      Тропинин рассмотрел показанный ему участок карты, и согласно кивнул головой:
      - Хорошо. Это займет у нас максимум два дня.
      Его как раз окликнул от реки Оборин:
      - Ну, так что, Александрович? Что нам делать? Разбирать посудины?
      - Нет. Еще пройдем немного вниз по реке.
      Расселись все, как и прежде, впереди снова шла легкая байдарка, за ней "Голден леди", а уже за ней - четырехместный катамаран. Глебов видел, с какой досадой на лице греб Михей. Его по-прежнему снедало то, что ему приходиться работать там, где это можно было не делать.
      "Козел! - подумал Глебов, - Вечно из-за него у меня одни неприятности".
      Он вспомнил, как впервые встретил его на зоне, тогда он как раз "хозяйничал" последний свой год, был еще тогда в звании майора. Глебов тогда еще не знал, что его особая, Лесосимбирская зона строго режима номер десять уже приговорена высоким начальством. Нет, закрывать ее не собирались, просто все зоны, наполненные варнаками, приговоренными к пожизненному содержанию, были переполнены, требовалось куда то селить остальных маньяков, убийц, террористов, ежегодно приговариваемых судами в это подобие существования. Вот и пал выбор на его родную зону. Решено было ее переформировать для бессрочников. А Глебов в ней начинал, молодым лейтенантом, в ней же и закончил свою службу начальником. Но тогда, в то лето он этого еще не знал. Пришел очередной этап, и, разбирая дела вновь пришедших, Глебов наткнулся на папку с надписью: "Михаил Иванович Михеев. Склонен к побегу". Личное дело новичка не то что бы позабавило, а скорее удивило старого служаку своей необычность. Он вызвал Михеева в кабинет, и когда они остались одни, спросил:
      - Это все, что тут написано, правда? Ты действительно своим вертолетом загнал Уазик начальника разведывательной экспедиции в болото, где он и утонул?
      - Да, правда.
      - И как ты это делал?
      - Да, как, спускался пониже, и бил его колесами по крыше его "козла".
      - И сколько раз ты так делал?
      Новичок оскалился в улыбке своими крупными, белыми зубами, и от этого вид у него стал ужасно нахальным.
      - Раз десять. Только я не хотел его загонять в болото. Просто, хотел пугнуть. Если бы бортмеханик не проболтался, все бы было шито-крыто.
      - И за что ты его так?
      - Да, из-за бабы. Телку он у меня отбил. Мы с ней жили три года, а он поманил пальчиком, и все, побежала за ним.
      - Хорошо, Михеев, иди.
      Через пять лет Глебов случайно попал на тот самый отдаленный аэродром на Ямале, где и произошел тот дикий случай. Их задержала трехдневная пурга, так что он хорошо пообщался с местными вертолетчиками, благо у тех было полно "шила", а у него дефицитнейшего, копченого сала домашнего производства и апельсинов. Мишку Михеева там помнили прекрасно.
      - Это пилот был от бога. Жалко, что он так глупо сел, - рассказывал пожилой начальник аэродрома. - Михей летал в такую погоду, когда никто не летал. Чутье у него - просто невероятное! Помню, идем мы с ним как-то в полном тумане, я тогда еще летал, сижу на месте второго пилота, кругом молоко, я мокрый как мышь, с головы, до пяток. "Брось, говорю, Мишка, давай, осторожненько сядем". А тот ни слова в ответ, сам как струна, весь вперед подался, как легавая на старте. И, потом, вдруг, ни с того, ни с сего - берет штурвал на себя. Машину бросает резко вверх. Ей Богу, я там ничего не видел, и он не видел, не мог он этого видеть! Но через минуту - под нами высоковольтная линия. Метрах в трех под нами, не больше. Прикинь, Николаевич! У него как локатор какой в башке сидел.
      - А он что, действительно загнал этого начальника в болото? - поинтересовался Глебов.
      - Да. И правильно сделал. Нинка была девкой видной, первая вдова в поселке, украшение нашего универмага. У нас тут все бабы на пересчет, но Мишка считал ее своей. Как его смена тут в командировке, так он сразу к ней. А тут появился этот блатной хмырь с большой земли, геолог, аж из самой столицы. Пообещал Нинке жениться, увезти на большую землю. Та, естественно, сразу Михею полную отставку. Ну, он, тогда вытерпел, даже морду бить этому рыжему козлу не стал. А потом догнал его на трассе, и начал долбить его вездеход колесами по крыше. Тот со страху свернул в сторону, и влетел в ту топь. Так бы все и осталось шито-крыто, но бормех его сдал. Мишка ему как-то тоже морду бил, за ту же Нинку. Вот он ему и припомнил, накатал кляузу в прокуратуру. Мишке червонец, второму пилоту за недонесение три года условно.
      Через полгода после прихода в зону Михея пошло у Глебова то самое переформирование. Нового "хозяина" прислали аж из Москвы, и Анатолию Николаевичу как-то стало нехорошо служить под началом другого человека. Он подал в отставку, благо выслуги было больше крыши. Глебову, в виде поощрения, кинули на погоны две звезды, и он уволился в отставку. А через месяц ему позвонил Вишняков, и предложил возглавить местный леспромхоз в Алголе.
      
      Из этих раздумий Глебова вывел крик с впереди идущего катамарана.
      - Гребенка!
      Даже такому профану в водном сплаве, каким был Глебов, было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что означал подобный крик. Поперек реки лежало огромное дерево. Вода давно содрало с него и хвою, и кору, и отполировало ветки до костяной белизны. Обойти это препятствие было нельзя, слева по течению река и большие валуны создали нечто, вроде небольшого водопада. Оставалось одно, проплыть между ветвями, благо ширина и высота позволяло им это сделать. Байдарка легко, и даже изящно проскользнула между ветвей. Затем к препятствию подошла "Голден Леди". Семен и Павел слишком давно ходили вместе. Они были очень разные, по характеру, по темпераменту, но по слаженности работы на катамаране им в Приморье не было равных. За семь лет совместного труда они научились понимать друг друга без слов. Катамаран должен был пройти между веток очень ровно, но Павел, не оглядываясь назад, выбросил тело вбок, и подтянул катамаран влево. Семен же воткнул весло вертикально вниз, сделал "закол". Они проделали это все настолько быстро, что Санек ничего не успел понять. Он должен был свободно проскользнуть между веток, но вместо этого перед ним неожиданно возникла белая, толщиной в руку, хорошо отполированная водой ветка дерева. Атлет успел вскинуть перед собой весло, а так как катамаран продолжал нестись вперед со скоростью маршрутки, то тут же последовал тяжелый удар, и Богрова как резиновую куклу буквально выбросило с катамарана. Лишившись ста десяти килограмм груза "Голден Леди" немедленно взбрыкнула, и тут же сбросила с себя остальных туристов. Теперь у идущих в последнем катамаране было две задачи: пройти туже гребенку без происшествий, и отследить, куда понесло неудачников с "двойки". К вящей радости Тропинина они увидели всех троих выползающих на берег метрах в ста за препятствием. При этом и Семен, и Павел умудрились сохранить свои весла. С Саньком было хуже. Он не только упустил свое весло, но и оставил на дне реки свой автомат. Перевернутую "Голден Леди" успели поймать и отбуксировать к берегу байдарочницы.
      На берегу Семен с ходу обрушился на тяжелоатлета:
      - Раззява! Ты куда смотрел? И греб зачем? Мы бы там сами сманеврировали.
      - Да, я че, знал, что ли?! - возмутился тот, трясясь от холода. - Вы хоть бы сказали мне что!
      Тем временем остальные уже натащили хвороста и развели костер. Впрочем, он понадобился больше могучему охраннику, чем водникам. Они то были одеты в специальные костюмы, из очень тонкой, прорезиненной ткани. Манжеты на руках и ногах не позволяли воде попасть вовнутрь костюма.
      - Откуда у вас костюмы такие хитрые? - спросил пляшущий около костра Санька.
      - Это костюмы морского спасения, - прояснил Семен. - Их, почему-то, быстро забраковали, а нам сгодились. Дефицитная сейчас штука.
       Между тем не все были в таком благодушном состоянии. Когда все было высушено, и Санек вооружен новым веслом, к готовящемуся к отплытию Семену подошел Михей. На губах его играла язвительная улыбка:
      - Ну, что, Сема? Провел простака, да? А если я ему скажу, что не случайно он с этой веткой встретился. Я ведь видел, как вы это сделали. Это полковник греб, не поднимая глаз, а я все видел.
      Семен ответил не менее зло:
      - Ну, и что? Напугал, да?
      - Ну, ты еще Санька не знаешь. Он не любит таких подлянок.
      - Да пошел ты!
      Они отплыли снова, но в этот день им не даровано было дальней дороги. Через пару километром катамаран-четверка пропорол днище. И шивера-то, которую, они проходили, казалась безобидной, но сидел где-то среди пенных бурунов, среди обкатанных уже, обливных валунов, один камень, с острой, как стилет вершиной. Звук выходящего воздуха был не слышен за шумом шиверы, но по тому, как под ним начал терять форму баллон, Томский понял, что случилось. Невольно колыхнул страх, ведь до берега было метров двадцать, и хотя на нем был спасжилет, это как-то сразу забылось. Томский панически не умел плавать.
      - Атас, мужики, у меня баллон сдулся! - заорал он.
      До берега они добрались нормально, единственное, Томскому пришлось уже практически плыть за своим ненадежным судном, держась за поперечную лагу каркаса. Место было не особенно удобным, каменистый берег, тайги в пределах видимости не было. Слава богу, хоть на повороте с весеннего полноводья остались большие залежи плавника. Так что топливом они были обеспечены на всю ночь.
      - Ну, что ж, придется, клеить. Дело это долгое, так что надо останавливаться на ночевку, - решил Тропинин.
      Пока все занимались разбивкой лагеря, сам начальник и Павел возились с раненым катамараном. К удивлению новичков, думавших, что гондола, это нечто цельное, оказалось, что он состоял из двух надувных баллонов, вставляемых в нечто, похожее на чулок. Сшит этот чулок был из тента с КАМАЗа, его прорезиненная основа хорошо скользила в воде.
      - Надолго мы здесь застряли? - спросил обеспокоенный Глебов.
      - Завтра утром будет готово, - ответил Тропинин, - тогда и пойдем дальше.
      
      ГЛАВА 10.
      
      Антон Иванович Трофимычев уже лет сорок страдал дичайшим артрозом. Заработал он его в тридцать лет, когда доставал из сентябрьской реки по пьянке утопленный им же самим мотоцикл. Прежде чем найти, и зацепить тросом новенький "Иж", ему пришлось раз десять нырнуть в холодную, осеннюю воду. Мотоцикл он достал, но подцепил жуткий полиартрит. Уже в сорок лет ему дали инвалидность, после которой он и начал свою сторожевую стезю. В эту же, августовскую ночь у него как никогда прежде болели все суставы.
      - Ты, смотри, как выворачивает, а! Не иначе как снова циклон идет на нас, - сказал он вечером своей старухе, перед тем как идти на дежурство. Уже на работе он послушал радио, и убедился, что это именно так. Так что, в ту ночь сторож не спал, боролся с ломотой во всем теле. Поэтому сразу и услышал, как в другом конце здания стукнула форточка. Антон Иванович приподнялся со своего топчана, прислушался. Ветер хоть и был сильным, но дул в другую сторону, поэтому так просто открыться форточка не могла. Еще через несколько секунд, сторож услышал какой-то легкий шум, опять же скрипели петли форточки. Кто-то явно простонал, потом донесся даже легкий матерок.
      "В форточку лезут, ворье!" - понял сторож. - "Не иначе как опять эти братья Бузины, они два дня назад из тюрьмы пришли. Ну, сейчас я пропишу горячей соли этим малолеткам"!
      Иван Антонович с кряхтением поднялся, недобрым словом помянул свой артрит, и, прихватив верную берданку, двинулся в торговый зал. На ходу он засунул в берданку патрон, снаряженный крупной солью. Поспел он вовремя. В свете фонаря было хорошо видно, как в форточку протискивался длинное, тощее тело. Оно еще висело между небом и землей, когда сторож с ходу выпалил по ворюге из своего древнего ружья. Попал он, точно. Воришка издал жуткий вопль, и, упав на землю, начал кататься по полу, зажимая руками пробитую задницу. Но дальше все было не столь смешно. Со стороны окна прозвучала автоматная очередь. Пули, разбив по пути, стекло, разворотили и грудь старика.
      - Ну, нахрена, Захар?! По-тихому же все хотели, - с укором сказал Зяма.- Счас народ сбежится, милицию вызовут.
      - Не вызовут, - ухмыльнулся главарь, и подняв руку, указал Ивану, тому самому седому здоровяку, на толстый телефонный кабель, висящий на столбе. Тот поднял вверх автомат, дал прицельную очередь. Через минуту тот лежал на земле.
      Вадим Малышев, сорокалетний глава деревни Междуречье, после первых же выстрелов успел только набрать номер райотдела милиции, когда, в трубке наступила тишина. Он чертыхнулся, и начал торопливо одеваться.
      - Ты куда! - всполошилась жена.
      - В Акимовку, за милицией. А ты запри за мной дверь, возьми детей, лезь в погреб, и сиди там тихо.
      Между тем уголовники уже во всю шуровали в сельпо. Они, уже не таясь, зажгли свет, и, первым делом, устроили ревизию винно-водочного отдела. Трое зэков с шутками и весельем, непрерывно открывали бутылки со спиртным, двое вскрывали консервы с тушенкой и шпротами, остальные разбрелись по магазину в поисках стаканов и кружек, одежды и обуви. Самый нетерпеливый, длинный парень с рябым лицом и вечно полуоткрытым ртом, хлестал портвейн с горла.
      - Эй, Глист, не захлебнись там! - крикнул ему один из открывальщиков.
      - Не ссы, Корень, я литр водки могу выпить за десять секунд, что мне эта краснуха, - ответил тот, облизывая чересчур пухлые и чересчур красные губы.
      - За скоко? - поразился спрашивающий.
      - За десять, - повторил длинный.
      - Да гонишь ты!
      Глист молча протянул ему руку.
      - На спор, давай?
      - Давай. Захар разбей спор.
      
      - О чем спорите? - спросил только что вошедший в магазин главарь. Сейчас, при электрическом свете можно было хорошо его рассмотреть. Рослый, с широкими плечами, по виду ему было за сорок лет. Что его еще выделяло, это лицо. Крупная голова, аккуратный, чуть вздернутый вверх нос, неожиданно темно-синие глаза. В них не было ничего зверского, оно даже, скорее, было симпатичным. Такие люди располагали к себе, сразу и навсегда.
      - Вот, Глист говорит, что выпьет за десять секунд литр водки, - пояснил Корень.
      - Раз говорит, значит выпьет, - подтвердил Захар.
      Спорщик, его все звали Корнем, опешил. Но Захар продолжил.
      - А не выпьет, мы ему горлышко в жопу засунем и клизму сделаем.
      Все заржали. А главарь продолжал.
      - Ну, раз вы хотите, давайте, разобью. На че спор?
      - А я у него зуб золотой выдерну тогда, - сказал Глист.
      - Идет, - легко согласился Корень.- А я ему сорок саечек влеплю!
      Саечки у Корня получались классные, сильные и очень болезненные. Через десять минут уже почти все беглецы наблюдали за тем, как Глист готовиться к рекорду. Он лично открыл две бутылки "Столичной". Из каждой отхлебнул, убедился, что водка не паленая. Потом крутанул несколько раз в руках бутылки, так, что водка закрутилась в них воронкой, и, выдохнув воздух, запрокинул голову вверх, и, вставив в рот оба горлышка, начал вливать в себя прозрачную жидкость. Все затаили дыхание. Водка, не булькая, свободно лилась в горло. Время по часам засекал сам Захар.
      - Пять, шесть, семь, восемь. Все!
      Глист эффектным жестом отбросил в сторону пустые бутылки, и, приняв из рук одного из соседей сигарету, заметил: - Вот так я у чукчей по ящику водки выигрывал. Поспорю с каким-нибудь оленеводом, что выпью, и выпивал. Потом гудел за их счет месяц.
      Он на глазах хмелел, но, на своем, настоял.
      - Клык давай, - велел он Корню.
      - Глист, давай я тебе лучше ящик водки поставлю, - заискивающе попросил проигравший. Но тот только отрицательно мотнул головой.
      - Давай, говорю! Это не твоя водка. А вот зуб - он твой.
      - Да, зачем тебе эта коронка, там же одно напыление. Он же не весь золотой. Два ящика! Глист!
      - Давай, подставляй, а то сейчас опустим всем кагалом, - пригрозил Глист.
      - Да, Корень, ты, с этим поосторожней, - напомнил Захар. - Раз поспорили, то отдавай, что проспорил.
      - Да, зачем он тебе?! Нахрена тебе мой зуб?! - уже кричал Корень.
      - А, ты мне еще в "крытой", в камере надоел своим сверканием, - пояснил совсем уже пьяный Глист. - Все равно нам сидеть еще вместе до-о-олго!
      Корень попробовал увильнуть, но его, под хохот толпы, скрутили, и все тот же Иван пассатижами начал сдирать у него коронку. Та никак не подавалась. Кончилось это тем, что он просто сломал зэку злощастный зуб.
      - Ну, какая, у тебя, Васька, кликуха, такой и зуб, - пробасил Иван. Он сунул зуб в карман уже спящему в уголке Глисту, и налил себе в кружку водки. Тут его толкнул под руку Захар.
      - Ты не сильно то бухай, - шепнул он.
      - Да, это для меня так, не доза, - сказал Иван. Отличительной чертой этого совершенно седого, зеленоглазого мужика, был громадный шрам, идущий от затылка, по шее, и уходящий куда-то за воротник на спину великана.
      - Я знаю, что не доза, - подтвердил Захар, - но лучше погоди, успеешь бухала нахлебаться. Сходи, лучше на берег, посмотри, что там. Там лучше, чем здесь, там бабы есть.
      Через полчаса большинство беглецов перепились в усмерть. После двух суток блужданий по тайге без крошки хлеба, такое обилие водки свалило их как быка удар кувалдой. В самой нелепой позе уснул Токарь, тот самый малый, что так ловко забрался в форточку, и получил дозу соли в мягкое место. Сразу после выстрела он выскочил из магазина, и забрался во врытую в землю бочку с водой. Ему туда отнесли и водку и закуску. Так он и уснул - ноги в воде, а туловище наружу. Те, что еще держались на ногах, прихватили один из автоматов, и пошли искать по деревне баб. Вскоре где-то недалеко началась пальба, посыпалось разбитое стекло. Захар выслушал эти звуки с гримасой неудовольствия на лице. Сам он в это время с Иваном и Чилимоном набивал рюкзаки тушенкой, крупой, куревом, спиртным, спичками и солью. В соседнем отделе висели теплые, камуфлированные куртки, камуфлированные же, армейского производства костюмы. По очереди все мерили одежду, зэковские шмотки бросали тут же. Затянув веревки рюкзаков, они осмотрели магазин.
      - Ну, что ж, братва, прощайте, - сказал Захар, с усмешкой рассматривая спящих урок. - Надеюсь больше с вами никогда не встретиться. Ту-ту!
      Изобразив паровозный гудок, он шагнул в темноту.
      А уже когда рассветало, издалека послышался шум моторов. Ехали несколько машин, и натренированное ухо сразу могло определить, что большей частью едут УАЗики. Этот шум разбудил одного из уголовников. Он спал прямо во дворе, рядом с телом убитой им же собаки. Шатаясь, он поднялся на ноги, с третьей попытки поднял с земли автомат. Он хотел крикнуть: - Захар! - но получился один сип. Тогда он передернул затвор, и на подкашивающихся ногах вышел на улицу. В деревню въезжала колонна милицейских машин. Глава деревни все же добрался до райцентра на велосипеде и привел в Междуречье милицию. Увидев это, уголовник упал на землю, развернул, как полагается, ноги на ширину плеч, и, поймав в прицел первую машину, дал длинную очередь. Зазвенело разбитое стекло, из машины сыпанули во все стороны на улицу милиционеры, и только водитель уронил на руль пробитую голову. Милиционеры с ходу начали стрелять по уголовнику. Через несколько секунд, подбитую машину обогнал второй Уазик, и из него так же посыпались люди в камуфляже в сизых форменных мундирах. Они так же с ходу открыли огонь. Через пару минут стрелявший был мертв.
      Через несколько часов, уже когда совсем было светло, начальник РОВД докладывал своему областному начальнику.
      - Задержано восемь человек. Большинство взяли пьяными, в магазине. Один был убит. Подстрелил, гад, моего водителя. Еще двоих взяли в доме. Они там нашли бабку, лет семидесяти, изнасиловали ее, ну и... забили туда бутылку и разбили. К нашему приезду она уже истекла кровью.
      - Значит, здесь еще три трупа? - подвел итог генерал. - Хреново. Кого задержали?
      Капитан начал зачитывать фамилии. Мимо них как раз проводили заключенных.
      - Ну, скажи, на кой хрен ты мне зуб сломал? - Ныл Корень. - Знаешь, теперь, как он болит?
      - Я ж тебе уже говорил. Теперь будем сидеть в одной хате, но ты мне, зато своим зубом доставать не будешь, - с трудом выговаривая слова, отозвался Глист.
      - Хреново, - оглядев конвоируемых, заметил начальник областной милиции. - Очень все это хреново. Девять человек нет. Эти все пешки, а королей то и нет. Где Захарченко? Где Михайлов? Где Ли? Где Иванов? Самые отпетые ушли. Убийцы, людоеды.
      Тут к капитану подбежал один из его людей:
      - Товарищ капитан! Там еще трупы нашли. У реки.
      Они торопливо спустились вниз по переулку, к реке. Там из небольшого домика как раз выходил Малышев. Лицо главы деревни было бледным.
      - Вот, звери! - с трудом выдавил он. - Ну ладно бы насиловать, но зачем так убивать-то.
      Его затошнило, он отбежал за угол, и там его вырвало. Между тем из дома вышел еще один милиционер с погонами майора. Он выглядел так же плохо, как и глава деревни, хоть блевать и не побежал.
      - Ну, что там, Зинченко? - спросил его генерал.
      - Страх! Я такого еще не видел. Шесть трупов, из них четыре девчонки, самой младшей лет восемь. Отца пристрелили, мать зарезали. Всех дочек изнасиловали, даже самую маленькую. Потом всех задушили, а одной вспороли живот, и, по-моему, там, в кастрюле, варили ее печень.
      Генерал вытер пот со лба, и спросил подошедшего Малышева:
      - Как они могли уйти из деревни? В какую сторону?
      - У Соломкиных, этих, - он мотнул головой в сторону домика, - была лодка с мотором. Я сейчас смотрю, ее нет.
      - Снарядите две лодки, побольше омоновцев, надо отправить их вслед за ними, - скомандовал генерал.
      - Но куда? - спросил капитан. - Деревня эта недаром зовется Междуречьем. Тут можно уйти на три реки, между ними всеми есть связывающие протоки.
      - Значит, надо поднимать вертолеты, - решил генерал. И сразу после этих его слов начался дождь.
      
      ГЛАВА 11.
      
      Ночь прошла тревожно. Пошел дождь, и часовой "гостей" вынужден был забраться к себе в палатку. Если бы кто бесшумно ходил по лагерю, то слушал бы тихие, сдержанные разговоры, прерывающиеся так же негромкими, но ожесточенными интонациями.
      - Нет, Михей, ты ерунду не говори. Без них мы из тайги ни как не выберемся.
      - Да, ты не догоняешь, что ли, господин офицер! - Михей уже юродствовал. - Как они сегодня лихо Сашку с лодки кувыркнули? И не придерешься ведь. Так они нас всех по одному утопят, а сами с песнями поплывут дальше.
      - Да, может, тебе показалось? - голос Санька звучал неуверенно. Ему было трудно убедить самого себя, что его, столь крутого спортсмена, так легко развели на подставу с какой-то там деревяшкой.
      - Ну да! Что у меня глаз нету? Ты это со стороны не видел, - настаивал Михей. - Кончать их надо всех, кончать!
      В самой большой же палатке, ставшей сейчас всем четверым впору, тихо разговаривали Тропинин и Томский.
      - Попробовать их разоружить сейчас? Но это сложно. Физически это возможно, хотя риск и большой, - размышлял Томский. - Но делать надо это либо теперь, либо никогда. Если получится, тогда мы их скручиваем, и старым маршрутом уходим до Зеленого Бора. А когда уйдем на пешку, то это уже не получится. Не стоит и затевать. Не тащить же их потом через всю тайгу, на себе?
      Тропинин тяжело вздохнул:
      - Да, но разоружать, это очень рискованно. Хорошо, что у них уже нет автомата, но и так с ними тремя будет сложно справиться. Особенно с этим здоровяком. Михею же вообще человека убить в удовольствие, я же вижу, как у него глаза горят, когда он свою пушку в руках держит.
       В палатке же экипажа "Голден Леди" шла ожесточенная перепалка.
      - Да что ты такой ссыкун, а?! Что он, сильней тебя? Тут, главное, один момент, фактор неожиданности! - доказывал Семен. - Внезапность решает все!
      - Да иди ты, со своей неожиданностью!- ворчал Павел Оборин.
      - Брать их сейчас надо, пока идет дождь! - настаивал Привалов. - Они уснут, подползаем, одновременно обрезаем распорки, и бьем дубинами по голове.
      - Ага, а оттуда автоматная очередь, - хмыкнул Павел.
      - Да, ладно тебе! Представь себе: ночь, все спят, потом палатка падает, они со сна запутываются в мокрой ткани, и все.
      Но Оборин был неумолим:
      - Ой, тоже мне, техасский рейнджер! Ты убить то сможешь? Это человек все же, а не кабан.
      - Да мне, может быть, кабана жальче, чем эту сволоту! Ну, давай, Пашка! Давай, все это вдвоем провернем. Гена ни за что на это не согласится, я его знаю, гуманиста хренова.
      Павлу надоел этот бессмысленный разговор:
      - Наташка, хоть ты скажи ему, что это все фигня. Достал он меня этими своими планами на жизнь.
      - Спи, - коротко приказала Семену Наталья. Они и до этого дремала под рукой Семена, положив голову на его грудь. - А то ты дрыгаешься, я ни как не усну.
      Привалов поплотнее прижал ее к себе, чмокнул в затылок, и действительно примолк.
      
      ГЛАВА 12.
      
      Следующий день прошел для водников вполне благополучно, без неприятностей, и к вечеру они достигли нужного им места. В этой точке Шагым резко сворачивала на запад, а как раз туда им было и не нужно.
      - Завтра начнем "пешку", - решил Тропинин, обращаясь к своим водникам.- Вы пока разбирайте суда, а мы с полковником сходим на разведку, посмотрим, что там, за сопками.
      Через два часа, когда они вернулись, все суда были уже разобраны, и упаковывались в рюкзаки. К удивлению Михея байдарка так же оказалась наполовину надувной. Только поперечные шпангоуты и алюминиевые трубки придавали ей большую жесткость.
      - Ну что там? - спросил Семен.
      Лица у обоих руководителей были не особенно радостными.
      - Рельеф сложный, - начал рассказывать Тропинин. - Много мелких ручьев, речек. Но перевал, похоже, все же, действительно, здесь. Его видно с вершины сопки. Единственное пологое понижение между гор. Семен, попробуй сегодня наловить побольше рыбы. Хорошо бы засолить ее в дорогу.
      - Подкоптить можно, - высказался Глебов.
      - Коптить времени нету. А припасы на исходе.
      - Я попробую и закоптить, - пообещал Привалов.
      - Ладно, - жизнерадостно улыбнулся Андрей Костин. - Зато в этот раз тащить на себе меньше придется. И жратвы меньше, и народу больше. Как мы уж надрывались в начале похода, это нужно пережить.
      - И все-таки, что мы будем есть целую неделю? - Спросил Томский. - Тащить такой груз на голодный желудок, это не сильно кайфовая ситуация.
      - Ну, ладно уж. Не трагедия, - Михей, проходя мимо, только отмахнулся. - Тайга всех прокормит. Зверья настреляем.
      - Что-то вы за те пять дней, что вы до нас по тайге шарашились, много зверья не настреляли, - как всегда ехидно заметил Семен.
      - А где там стрелять? Что стрелять? Мы шли через прошлогоднюю гарь. Там одни вороны были, да мыши.
      - Ну, это тоже дичь. Могли бы и их похавать.
      Тропинин прервал этот грозящий очередным скандалом монолог:
      - Хватит. Охотиться нам, Михаил, некогда будет. Вам же нужно дойти в срок? Так что придется поторопиться.
      Семен удалился в заросли прибрежного ивняка, и минут через двадцать вышел оттуда с длинным, самодельным удилищем. К нему он привязал леску, на леску крючок. Михей, сам заядлый рыбак, скептично хмыкнул:
      - Ты ничего к этому не забыл? Тут еще кое-что должно быть. Грузило, например.
      - Нет, не забыл.
      - И ты на это собираешься рыбачить? - недоумевал и Андрей.
      - Да, представь себе.
      - Были бы у меня тысяча баксов, поставил бы на то, что нихрена ты на это не поймаешь, - высказался Михей.
      - Жаль, что у тебя нет тысячи баксов. Но я согласен, на столько же щелбанов. Как, идет?
      На это предложение Михей показал кукиш.
      Под добровольным "конвоированием" вертолетчика Привалов спустился вниз по реке метров на сорок, оглядел реку, потом начал крутить головой по сторонам. Михей уже хотел спросить, что он ищет, но тут на щеку Семена сел крупный, таежный паут (*паут - кровососущая муха). Укусить он не успел, Привалов ловко его прихлопнул ладонью, а потом насадил на крючок. После этого он взмахнул удилищем, и начал равномерно, восьмеркой, крутить леской с наживкой над водой. При этом он делал так, что петли эти, проходили за небольшим пятачком спокойной воды за огромным, торчащим из воды камнем, по водному - уловом. Кровососущая мушка словно летала над водой.
      - А-а! Так вон ты как это делаешь! Это... - Михей наморщил лоб, вспоминая название.
      - Нахлыст это называется, - успел сказать Семен, и тут же дернул удилище на себя, а потом и выбросил добычу на берег. Это была не сильно большая, сантиметров тридцать, но удивительно красивая рыба. Ее стремительное туловище словно переливалось всеми цветами радуги, а на спине топорщился большой плавник.
      - Это что за рыба такая? - с удивлением спросил подошедший Томский. - Я таких и не видел никогда.
      - Хариус, - с чувством протянул Михей. - Царская рыба. Не пробовал?
      - Нет.
      - Эх, и рыба! У меня уже слюни бегут!
      Тем временем на прибрежной гальке лежала уже вторая рыбина. За полчаса Семен натаскал их восемь штук, потом клев прекратился.
      - Все, - сказал он, откладывая в сторону удочку, - тут все, больше за этим камнем хариуса нет.
      Он начал собирать рыбу, а Михей спросил: - Дай удочку побросать.
      - Да бери. Только тут уже ничего нету.
      - Да знаю я! Я ниже пойду.
      Михей вернулся уже в темноте, принес шестерых хариусов. Глаза его довольно блестели.
      - Ну и намучился я, пока не понял, как это делать надо, - возбужденно рассказывал он. - Но, ничего, освоил.
      К этому времени остальные хариусы уже висели рядом с костром на самодельной коптильне.
      - Зря ты это затеял, Семен, - Тропинин осуждающе покачал головой. - Это же их всю ночь надо коптить. Лучше бы засолил.
      - Ну и покопчу, господи, в чем дело то?
      - А спать когда? Отдохнуть то тебе надо.
      - Да, отосплюсь! - отмахнулся Привалов. - А засолим вон, улов Михея.
      - Нет, это не дело. Одному тебе будет трудно.
      В помощники ему вызвался Томский.
      - Давай я с тобой посижу.
      Тогда Семен объяснил ему, как делать так, чтобы на рыбу шел один дым, а сам начал собирать свою хитроумную вершу. Кроме этого он попробовал ловить еще и тайменя, но ночная рыбалка не удалась. Не шел король таежных рек на хитроумную наживку Семена. А тут еще и Михей снова увязался за ним, пытаясь раскрыть рыбацкие секреты Привалова. Они не разговаривали друг с другом, и каждому присутствие соседа отравляло жизнь.
      
      ГЛАВА 13.
      
      Утром Семен достал из верши двух больших ленков, послуживших хорошей добавкой к изрядно надоевшей всем каше. Рюкзаков было меньше, чем людей, но хитроумные водники сумели распределить ношу на всех. Так Михей тащил аккуратно упакованные в некое подобие сидора алюминиевые шпангоуты и трубки каркаса байдарки, и не жаловался, что ему этого было мало. Стартовали все резво, но вскоре начал отставать самый здоровый из путников, Санек Богров. Нет, он не был загружен сверх меры, хотя перед походом Семен спросил его точный вес, и в соответствии этого выдал ему самую большую ношу. Причина его отставаний была в другом. Атлета замучил понос. Он отставал по большой нужде от группы каждые полчаса. Затем, конечно, он всех догонял, но по красному, потному его лицу было видно, чего это ему стоило.
      - Сашка, у тебя что понос? - спросил его Глебов на одной из остановок.
      - Ну да!
      - Откуда?
      - Да х... его знает! Несет и все.
      - Че ел то? - продолжил допрос Михей.
      - Да то же, что и вы. Правда, шиповника горстку съел перед этим.
      - Мыть надо фрукты перед едой, - наставительно заявил Михей.
      - И руки тоже. А то, не дай боже, у тебя дизентерия. Лучше уж сразу пристрелить, чем мучиться будешь, - с серьезным лицом заметил Привалов. Богров изменился в лице.
      - Да, в тайге дизентерия самая неприятная болезнь, - подтвердил Павел Оборин. - Сил теряешь немеренно. У меня была как-то, на Ургале, помнишь?
      - Да, - засмеялся Семен. - Хорошо мы уже в конце маршрута были. Дня два, наверное ползли по двадцать километров из-за твоего поноса.
       Часам к двум они набрели на черемуху, усыпанную, крупными, черными плодами.
      - Вон, Санек, жри, давай, - приказал дристуну Семен Привалов.
      - Да, это хорошее средство от поноса, - согласился Глебов. За эти дни он несколько акклиматизировался, что ли, привык и к нагрузкам, и к постоянной тревоге. Сейчас он не смотрелся таким убогим, как несколько дней назад, а двухнедельная щетина постепенно отрастала в окладистую бородку. Он шел впереди всех, и опытные туристы с трудом выдерживали его темп. Вместо рюкзака у Глебова была своя ноша: ружье, патронташ, и собственный пистолет.
      Богров надолго остался у черемухи, да и все остальные не упустили случая полакомиться терпкими плодами. Привал по этому случаю удлинили до полчаса. Потом, снова в дорогу.
      А дорожка у них была негладкая. Приходилось продираться сквозь густой подлесок, сквозь колючий кустарник таежной малины. Ельник порой стоял так, что приходилось буквально протискиваться сквозь упругие лапы. Сопка сменялась сопкой, и то и другое давало хорошую нагрузку на ноги, и особенно голеностоп. К тому же трава, обильно покрывающая склоны, была скользкой, и то один, то другой из водников поскальзывался, и падал. За это время они перешли два небольших ручья, и это не составило особого затруднения для движения. Никто не переобувался, не менял носки. Вода сама испарялась при таком интенсивном движении. В два часа решили остановиться на обед. Эта была вся та же каша, на этот раз пшенная, с одной банкой тушенки на всю ораву.
      - Тушенка все, - доложил Семен своему руководителю. - Кончилась. Осталось только НЗ.
      - Что у нас есть еще?
      - Сублимированное мясо. Там раза на три заварить.
      - Плохо. Этого нам хватит только на пешку.
      - Чай тоже кончился.
      - Ну, в чем же дело? Тайга рядом, травку ты знаешь не хуже меня, заваривай.
      Туристы и раньше дополняли чай таежной травой, придающей напитку свой вкус, а организму силы. Но теперь этот чай уже целиком состоял из листьев смородины, малины, лесной земляники, бадана, золотого корня и еще доброго десятка лесных трав.
      Впрочем, уже через полчаса после обеда им повезло. Попалась тропа, довольно широкая, хорошо набитая. Охотники, а таковых среди мужчин было трое: Михей, Глебов и Привалов, несколько минут рассуждали, кем она проложена.
      - Похожа на звериную,- предположил Семен.
      - А чья же еще, - хмыкнул Михей.
      - Тут эвенки в этих местах обитают. У них тоже свои дороги среди тайги.
      - Да нет, эта звериная. Вот отпечаток какого-то копыта, - решил Глебов. В самом деле, на подсохшей после недавнего дождя грязи отпечатался какой-то звериный след.
      - Кабан, - уверенно заметил Глебов.
      - А не морал? - не поверил Михей.
      - Да, что ты меня путаешь!? - разозлился подполковник. - Я что, парнокопытного от непарнокопытного не отличу? Ты что, в обществе охотников не состоял? Не обучался ни где?
      - Нет, - засмеялся Михей. - Я не охотник, я браконьер. Спустишься, бывало, на вертолете пониже, как дашь по медведю из карабина, и вся охота. Потом шкуру и струю загонишь (струя* - лечебная железа, которая дорого цениться в восточной медицине), и в Сочи на эти деньги.
      - Вечно ты, Мишка ищешь в жизни легкие пути. Самое главное, что эта тропа нам по пути.
      По тропе идти было гораздо легче, хотя она и петляла причудливо между сопок, но зато и ноги не скользили, и протоптана она была так, что не было крутых подъемов и крутых спусков. Но, как вскоре поняли все, она действительно была звериной. На высоте человеческого роста, примерно начиная с плеч, ветки сходились так, что приходилось их раздвигать. Семен, шедший одно время за Михеем, замучился прикрываться руками от пружинистых ветвей, которые хитрый вертолетчик специально раздвигал так, чтобы потом в отдаче ветка ударила бы позади идущего по лицу. Потом Привалова догнал оправившийся после поноса Санек, и водник, сделав вид, что завязывает шнурок на ботинке, отстал. Михей же этого не увидел. Так, что, в очередной раз, отогнув ветку и резко отпустив ее, он своей цели достиг, правда, не с тем результатом, на который рассчитывал. Когда тяжелая, еловая ветвь хлестнула тяжелоатлета по лицу, тот от неожиданности поскользнулся на сырой земле, и упал на спину. Мало того, что он столь увесисто и неожиданно получил по морде, так еще больно зашиб спину, упав на свой немалый груз. Вопль Богрова услышала вся тайга. Обернувшись назад, Михей опешил. Он меньше всего ожидал увидеть позади себя такую картину. Довольная улыбка сползла с его лица. А Санек, шустро вскочивший на ноги, тут же подлетел к нему, и, схватив за грудки, приподнял вверх так, что горло вертолетчика поневоле пережал собственный камуфляж.
      - Ты, скотина! Ты что делаешь? Ходить по тайге, что ли, разучился?! Я тебя быстро научу, пидор с крылышками!
      - Да, я не хотел... - прохрипел Михей.
      - Ага, так я тебе и поверю. Счас репу тебе начешу, будешь знать!
      - Сань, я больше не буду.
      - Да, еще бы! Только попробуй так вот еще отпустить ветку! Я тебе ее в задницу запихаю.
      Вокруг этой пары сгрудились все путники.
      - Что случилось то? - спросил подошедший последним Глебов.
      - Да, вот, дядя, учу козла как не надо делать другим подлянки, - отозвался Санек.
      - Отпусти его, а то он сейчас сдохнет, - велел подполковник, рассмотрев побагровевшее лицо вертолетчика.
      Санек ослабил свои тиски, и Михей, наконец-то, смог отдышаться. Пока Санек объяснял, за что он так прижал спутника по несчастью, тот молчал. Но, когда они уже двинулись в путь, не выдержал, и начал качать права.
      - Ты, Санек, словами то не бросайся, - начал он, через плечо, разговаривая с идущим позади Богровым. - На зоне тебя бы и за пидора, и за козла сразу бы на перо посадили.
      - Мы не на зоне, и я все, что хотел сказать - скажу! Если ты есть козел, значит козел!
      На это слов возражения у вертолетчика не нашлось.
      На ночлег остановились позже обычного, никак не могли найти подходящее место. Михей предлагал разбить лагерь прямо на тропе, но Глебов его высмеял:
      - Да, а если ночью по нему пойдет кабанье стадо? Знаешь, что останется от нас и наших палаток? Куча лоскутьев, и куски мяса.
      В низине не советовал останавливаться Тропинин, опасно в случае дождя. Наконец нашли подходящее место, и ужинали уже при свете костра. Потягивая таежный чай, Глебов рассматривал карту.
      - А хорошо сегодня прошли. Если так пойдет, то мы уложимся дней в пять.
      
      ГЛАВА 14.
      
      - И все же я не пойму, Живот, как ты можешь хавать человеченку, - сказал Чилимон. Он лежал на носу длинной, деревянной лодки, и обычным охотничьим ножом вырезал из куска кедрового дерева языческого божка. К резьбе по дереву у парня был талант. Он любым обрезком металла мог вырезать что угодно, от простой статуэтки в стиле нецке, до горельефной иконы. - Вроде человек ты интеллигентный, не чета нам. В музыке хорошо разбираешься, книжки, вон, умные читаешь.
      Живот, добродушного вида мужик лет сорока пяти, с круглым лицом, чуть раскосыми глазами и неожиданно полными, чувственными губами, оторвался от книжки, он прикрывал ее от дождя своим телом, и засмеялся. Ни что в его облике не выдавало в нем людоеда, кем он был, по натуре своей, и по статье, за которую, и сидел уже больше пяти лет.
      - Тебе Чилимон, этого не понять. Схавал бы тогда печенку той девки, сейчас вопросов бы не задавал.
      Чилимон сплюнул сквозь зубы за борт, и замотал головой.
      - Да ну его нахер! Я вот не пойму, ты того чудака съел за то, что он тебя достал, или просто есть хотел?
      Живот снова засмеялся.
      - Да, х... тут сосед. Сосед у меня уже шестой был. Началось с того, что братан у меня родной с Хабаровска приехал. Начал права качать. Давай, дескать, разменивай квартиру отца, долю мне. А мне то это нахрен нужно было? Квартирка у меня была что надо. Три комнаты, балкон, лоджия. Улучшенной планировки, кухня двенадцать метров. Нахрен мне ее менять? Ну, я его пришил, а куда девать? Хорошо зима была. Распилил его на части, в мешки полиэтиленовые, да на балкон. А, потом думаю, что мясо пропадает? Попробовал печенку - мясо как мясо, на свиную похоже. А когда ляжку поджарил, то вообще! - Людоед закатил глаза. - Там такое мясо! Ну, я че на жареху, че на холодец. Остальное - в мясорубке с лучком и чесночком провернул. Перчика особенно много добавил, я красный больше уважаю. Башку в мешок и в прорубь бросил. Я по субботам всегда на рыбалку ездил. Люблю я карасиков из лунки потягать.
      Живот снова засмеялся.
      - Я этот фарш потом кому только не дарил. Все друзья так благодарны мне были.
      Он снова, было, занялся книгой, но теперь уже Захар оторвал его от чтения.
      - Ну, а дальше что? Потом кого зачефанил?
      - Потом сеструху. Тоже из-за квартиры.
      Теперь Живот осерчал.
      - Вот уж проб... из пробл... Она мужиков меняла как перчатки, а я должен, видите ли, ей отдельную хату обеспечить. Давай, говорит, братуха, разменивать квартирку отца. Ну, я ее и послал вслед за Лешкой. Лето, правда, было. Пришлось, что похуже, выкинуть. Пропало мяса много.
      - А что менты? - поинтересовался Захар. - Не теребили они тебя? Сколько людей, все же пропало.
      - А что менты? Про брата они даже и не чухнулись. Оттуда выехал, выписался, сюда не прибыл. Все. А вот из-за сеструхи меня участковый засношал. Раза три приходил. Когда приехала, когда уехала. То да се.
      - Ну, ты его и съел? - Поддел Чилимон. - Участкового то?
      - Да нет, зачем мне это...
      Свой рассказ Живот окончить не успел. Неожиданно ровную мелодию мотора сменило астматическое чихание. Сидевший на моторе очень высокий мужик, с орлиным носом, ярко рыжими волосами и близко посаженными, но глубоко утопленными глазами, тут же направил нос лодки к берегу. Там он сразу начал возиться с мотором.
      - Что там у тебя там, Маклай? - спросил Захар.
      - Хрен его знает. Счас разбираться будем.
      Пока он возился с мотором, беглецы развели костер и начали варить кашу.
      - Слыш, Захар! Замонала меня уже эта тушенка, - заметил Живот, выскабливая из банки мясо над котелком. - Может, что-нибудь придумаем еще?
      - Что, хочешь кого-то из нас схавать? - засмеялся Лимончик, невысокий парень с широкими плечами, и действительно желтоватым лицом. Его раскосые глаза выдавали в нем восточное происхождение. Сергей Ли хоть и родился в Благовещенске, но порой любил выдавать себя то за челнока китайца, то за торговца японца. Выходило это у него артистически. Многотысячные аферы с его участием проходили удивительно легко. Их банда гастролировала по всему Дальнему Востоку: Хабаровск, Благовещенск, Владивосток. Только последнее предприятие кончилось плохо. Напарники Ли перестарались, и перестреляли троих бизнесменов, расколовших псевдокитайца, и занявшихся его воспитанием в виде мордобоя. За это Ли, как главарь банды, получил пятнадцать лет. В зоне он играл немного такого Брюса Ли, и в самом деле хорошо умел драться в одном из стилей карате.
      - Да нет, - Живот отмахнулся. - Я не про это. Кругом тайга, а мы без мяса.
      Но Захару было не до этого. Он с беспокойством осматривал небо. Все два дня, что они плыли по этой реке, шел дождь, мелкий, нудный, обложной. Так что, пожелание генерала послать на поиски сбежавших зэков вертолет не сбылось. Но тучи все больше расходились в разные стороны, начала проявляться синева. Теперь их запросто могли накрыть с воздуха. То, что они преодолели на лодке за два дня, вертолет покрыл бы за какой-нибудь час.
      - Маклай, сколько нам еще идти по реке до того перевала? - спросил Захар. Тот оторвался от разобранного двигателя, прикинул в уме, и ответил.
      - Да, с полдня. Только вот, железяка эта, похоже, сдохла совсем.
      - Хрен с ней! - Захар махнул рукой. - В тайгу уходить надо. Прилетит вертолет, перестреляют всех с воздуха, как щенков.
      - Хорошо, - Маклай, даже повеселел. - Значит, забиваю я хрен на этот "Нептун"?
      - Да. И лодку надо сжечь, что ли?
      - Да, затопить ее, и делов то! - крикнул от костра Чилимон.
      Маклай отрицательно замотал головой.
      - Не, дождь пройдет, вода чистая будет. Видно ее станет сверху. Давай, братва, разгружай ее.
      Через час от длинной, пятиметровой лодки остались только угли.
      - Эх, шашлычок бы сейчас, да из человеченки, - мечтательно протянул Живот, глядя на эту гору углей. Чилимон искоса посмотрел на него, оторвался от своего божка, и, подойдя к Захару, дернул его за рукав.
      - Слышь, братан. Не нравится мне этот людоед. Сожрет он нас всех как-нибудь. Ляжем спать, а проснемся у него в желудке.
      Захар поморщился.
      - Да не сквози зазря. Нужен он мне.
      - Да, на хрена он такой нужен? - удивился Чилимон. - Съесть, что ли, кого надо.
      Захар мгновенно разозлился, что при его психопатическом нраве было вовсе не редкостью. Он отволок лучшего друга подальше в сторону и зашептал на ухо.
      - Мы когда золотишко намоем, куда подадимся?
      - Ну, в город?
      - Ну! И кто с такими рожами пойдет к барыгам рыжье (*рыжье - золото) загонять? Ты, что ли?
      Чилимон встал в тупик. Он был неплохим, с точки зрения Захара, корешем, верным в доску, но вот долгосрочные планы строить совсем не мог. Классический вор домушник, он строил свою жизнь от "скачка"(*скачок - кража на удачу, без предварительной разведки) до "скачка". И думать, что будет после очередного "обноса"(*обнос - воровство), считал делом лишним. Слишком он часто сгорал после таких вот мыслей наперед.
      После обеда начали собираться в дорогу. Сейчас их осталось девять человек. Руководил всеми так же Захар, признанный авторитет еще с зоны. Потом в неписанном табеле о рангах шел его первый друг и правая рука Иван. После того, как он лично, не торопясь, задушил всех девчонок в том домике у реки, то подельники начали бояться его даже больше, чем самого Захара. Чилимон так же числился в лучших корешах, хотя Захар не был уверен, что тот не крякнет в дороге от застарелого туберкулеза. Но он был, так же как Иван, членом его лагерной "семьи". Почему он выбрал Живота, Захар уже объяснил, а вот как попали в эту компанию более скромные урки, с более мелкими сроками: Мирон, Горбач, Чирок, было непонятно. Оставался еще Лимончик, и Маклай, потомственный таежник, рассказы которого, собственно и подвигли всю компанию не жаться к крупным городам, где их уже ждала милиция, а уйти в тайгу, отсидеться там с полгод, а потом уже свалить на запад, в европейскую часть России.
       Под присмотром Захара они тщательно уничтожили следы костра, смели в реку угли, оставшиеся от лодки, утопили на глубине разобранный мотор. Поклажи для девяти человек оказалось даже маловато. Сам Захар и Чилимон шли налегке. Захар, тот по праву главаря, а Чилимон, по праву чахоточного больного. Самый большой мешок с самодельными лямками взвалил на себя Иван.
      - Однако, тяжелая эта хрень, - пробормотал он. - Килограммов сорок.
      - Эта хрень нам еще ой как понадобится, - ответил Захар. Впереди, с сошкой в руках, уверенно шел Маклай. Лицо этого нескладного человека просто сияло счастьем.
      - Ну, вот, я и дома, - пробормотал он.
      Через полчаса, когда небо окончательно сияло голубизной, над местом бывшей стоянки уголовников пролетел вертолет.
      - Прошли половину маршрута, - доложил пилот, - внизу ничего не видно.
      - Прочесывайте дальше, - отозвалась земля. - Их надо непременно найти!
      
      
      ГЛАВА 15.
      
      Ночью, когда у костра дежурил Глебов, он почувствовал под ногами, какую-то вибрацию, и странный звук со стороны тропы. Подполковник совсем лег на землю, прислушался. Шум к этому времени утих, но он уже много дал для опытного охотника. Для того, что бы себя проверить, он сходил к тропе, подсвечивая себе зажигалкой, долго рассматривал потревоженную землю. Еще было темно, когда он растолкал Михея:
      - Мишка, проснись. Вставай, давай!
      Глебов был явно в возбуждении. У него даже ноздри раздувались как у скаковой лошади перед стартом.
      - А, что, уже на пост? - не понял Михей.
      - Да нет, какой пост! Похоже, тут только что по этой тропе стадо кабанов прошло на водопой. Под утро они должны возвращаться назад.
      Вертолетчик оживился:
      - Это дело! Пошли!
      - А я? - обиженным тоном подал голос Санек. - Возьмите меня с собой. Я еще ни разу на охоте не был. Я че, дядька, к тебе в Сибирь то приехал? Поохотиться, порыбачить. Все вам было некогда, да не до этого было.
      - И не дай бог тебе там быть, на этой охоте, - отрезал подполковник. - Что ты там со своим пистолетиком делать будешь?
      - С ним на охоте можно только застрелиться, - подтвердил Михей. - Утопил автомат, теперь иди, охраняй лагерь.
      Санек все-таки увязался за ними, упросил, уныл:
      - Дядька, ну возьми!
      - Вот посла бог племянника! Ну, ладно, пошли.
      - А что мне там делать? - сразу оживился атлет.
      - Твоя главная задача - не мешать нам, - отрезал Глебов.
      - Если нам не повезет, будешь отвлекать на себя кабанов. Главное при этом - кричи громче, - пошутил Михей.
      Они как раз подошли к месту, выбранному подполковником для засады.
      - Михей, слушай, значит, сюда. Стрелять буду я, отсюда, - он показал рукой. - Твоя задача - страховка. Если только подраню, добей. Ну, и если секач на меня выйдет, то ты знаешь что делать?
      - Конечно!
      - Куда кабанов бить надо, знаешь?- допрашивал подполковник.
      - Обижаешь, да?! - Михей даже разозлился. - Мы, знаешь, как в Эвенкии охотились? Спорили на ящик водки, кому кабан поцелует ноги.
      - Это как? - не понял Санек.
      - А так. Вот выходит кабан на тебя, и надо выстрелить так, чтобы он упал как раз у твоих ног, и пятачком ткнулся в сапоги. Если рано стреляешь, он падает вдалеке. Если поздно, он последним усилием сносит тебя вместе с ногами. Костыли на полгода обеспечены. Понял?
      Санек был поражен, а на лице Глебова сияла снисходительная улыбка:
      - Ой, Михей, хоть мне то баки не заливай! Я с девяти лет на охоте. Я таких баек за свою жизнь знаешь, сколько наслушался?!
      Вертолетчик чуть не взвыл от горя.
      - Мамой клянусь! - стучал он себя кулаком в грудь. - Я два ящика водки так выиграл!
      Глебов отмахнулся:
      - Ладно, собирайся, иди.
      Кабанов было решено встретить метров за сто до лагеря. Чтобы не вспугнуть их, даже загасили костер. Чему немало удивился вставший минут через десять после ухода охотников Семен Привалов.
      - Так, а где же наши вертухаи? - пробормотал он, озадаченно рассматривая явно залитое водой костровище. - Неужели сбежали? Вот радость то была бы.
      Уже стало светать, когда Глебов увидел, как из серого мрака начали проявляться какие-то более темные массы. Санек, будь он на его месте, ничего бы не понял. Это было большое, более трех десятков голов, кабанье стадо. Глебов поднял ружье и затаил дыхание. Как всегда это бывает летом, стадо вела самая матерая матка. За ней шли две более молодые подруги, потом кабаны сеголетки, потом молодняк этого года, и замыкали строй секачи, во главе с могучим кабаном восьмилеткой. Они как бы пасли самых беззащитных поросят, и прикрывали их с самой опасной стороны, с тылу. Но это хищники атакуют сзади. Глебов же со своей точки выбрал одного из кабанов сеголеток, и нажал на курок. Выстрел был точен. Кабанчик, вскинулся всем телом, и упал замертво. Этот выстрел словно привел в действие другой слаженный механизм. Все стадо как один организм дружно рванулось вперед. Они проскочили мимо лежки Михея, тот стрелять не стал, это была не его задача. Но еще в пятидесяти метрах за ним с "Макаровым" в руке лежал Санек Богров. Когда все это мясное изобилие начало пробегать перед ним в каких-то десяти шагах, он потерял рассудок. Поймав в прицел самого крупного кабана, Санек выстрелил по нему, примерно туда, где у кабана, по его понятиям, должно было быть сердце. Тот тонко взвизгнул, и, словно врезавшись в невидимую преграду, мгновенно остановился. После этого кабан развернулся в сторону замеченной им вспышки. В то же самое мгновение в нос ведомой кабанихе ударил свежий запах разведенного Семеном костра. Когда ночью они шли на водопой ветер дул в другую сторону, а теперь ветер сменился, и этот запах был слишком резок, и слишком опасен. К нему примешивался еще запах жилья самого страшного зверя в тайге - человека. И, издав пронзительный визг, матка резко развернулась на девяносто градусов, и бросилась напролом в тайгу. Так что, через секунду после этого глупого выстрела на Богрова неслась живая лавина из десятков обезумевших тел. А в самом центре, как раз в его сторону летел секач с громадными желтыми клыками. Санек вытаращил глаза, короткие, только отрастающие волосы окончательно встали дыбом, и, заорав что-то непотребное, он бросился бежать. Неизвестно, что бы было, если бы на его пути не встретилась вековая сосна. С невероятной скоростью Санек вскарабкался чуть ли не на самую вершину, и, обнимая ствол, продолжал орать. А орать было отчего. Масса живого мяса пролетела мимо, но раненый им кабан не ушел со всем стадом, а вился вокруг дерева, с удивительной скоростью подкапывая корни дерева. Он точно запомнил, кто причинил ему эту боль, и где он сейчас находится. Только земля и хвоя летели во все стороны. Подбежавший со стороны лагеря Семен и с другой стороны Михеев с ужасом смотрели на эту картину. Они неоднократно слышали эти рассказы о том, как подранки вот так же вот копали землю до тех пор, пока стволы не падали на землю. По легенде в семидесятых годах так погибла целая туристская группа на Кавказе. Опомнившись, Михей вскинул свой "Кедр", но тут его руку перехватил подоспевший Глебов:
      - Стой, не трать зря патроны. С твоего уродца его не возьмешь.
      Он вскинул свою двустволку, тщательно прицелился, и нажал на курок. Пуля попала туда, куда и целил подполковник - за левое ухо. У секача сразу подкосились ноги, и он рухнул, ткнувшись рылом в землю. Тут со стороны лагеря начали подтягиваться остальные участники этого невольного турпохода.
      - Что за стрельба? - спросил запыхавшийся Тропинин.
      - Охотились немного, - ответил Глебов.
      - На кого? - удивился Геннадий Александрович. Он показал рукой вперед, на убитого секача. - На вот это?
      - Да, нет. Подсвинок двухгодовалый на тропе лежит, принесите там его. А этого пришлось просто так пристрелить, а то он это вот полудурка чуть не затоптал.
      Подполковник набрал воздуха и крикнул в сторону сосны:
      - Эй, ты, мудило московское! Слазь, е... ты ребенок!
      Через пару минут сконфуженный Санек был на земле. Вот тут подполковник выражений уже не выбирал:
      - Ты, мудозвон еб...! Ты на х... в секача стрелял? Какая п.. тебя под руку толкнула!
      - Ну, он же самый большой. Я и хотел...
      - Да еб... ты дурак! Большой! Ты его жрать не сможешь, от его мяса вонь как от падали! Секача на жратву никто не бьет!
      - Ну, а я откуда знал! Я думал, большой, много мяса.
      - Какая мать только родила такого е... на голову мудака, - продолжал бушевать подполковник. Потом он, очевидно, вспомнил, что матерью Санька является как раз его родная сестра. - И так Машка, мать твоя, всю жизнь была дура дурой, но, такого урода это ж еще надо умудриться родить. Тебе велели сидеть тихо и смотреть! Счастье, что ты живой остался. А еще наше счастье, что все стадо на нас не развернулось. Вот тогда всем бы п... пришел, большой и толстый!
      - Страшней кабана в тайге только медведь, - согласился Тропинин. - Зря вы это затеяли возле лагеря. Если бы они действительно развернулись в нашу сторону, мы бы даже и проснуться не успели.
      - Да, тут выбирать негде было. Это их тропа, кабанья. Их надо было брать либо выше лагеря, либо ниже, других вариантов не было.
      Тут появились несущие кабана Семен и Павел. Собственно, кабана на плечах нес Павел, а Семен участвовал в переноске в качестве моральной помощи.
      - Хороший кабанчик, килограммов на пятьдесят, - отдуваясь на ходу, заметил Павел. Все, невольно потянулись за ним. Возле сосны остались только по-прежнему пребывающий в прострации Богров, да Михей, что-то активно выспрашивающий его. Это заметил, и тормознул Глебов. Он подошел, и спросил:
      - Что у вас тут еще?
      - Да этот мудак пока бежал к сосне пистолет свой потерял.
      - Идиот! Ищите! Пока не найдете, в лагерь не приходите.
      А в лагере уже стояла праздничная атмосфера. Получилось так, что они уже давно, дней пять, не ели живого мяса. Тушенка уже надоела, рыба, несмотря на все изыски в ее приготовлении, тоже. Первым делом в ход пошло то, что готовилось быстрей всего - печенка и сердце. Нажарил Семен и целую сковороду крови.
      - Вкусно, - признался Томский, попробовав это блюдо. - Никогда такого не пробовал.
      - Ты что, и кровяную колбасу не ел? - удивилась ярослава.
      - Никогда.
      - А сколько тогда весит тот хряк, что чуть Санька нашего не срубал? - спросил Андрей у Глебова.
      - Центнера на полтора тянет.
      - Ого!
      - Хорошее у тебя ружье, - похвалил Глебов оружие Привалова.
      - Еще бы! - ответил тот. - Я за него кроме цены еще два литра коньяка выставил.
      - Это зачем?
      - А надо было, - Семен старался не разговаривать с "гостями" после смерти Тихона, но не рассказать эту историю он не мог. - Я дружил с директором оружейного магазина. Это было, правда, еще при социализме. Вот как-то, приехал я с золота, денег полно, тянет поохотиться, а ружья нет. Я и подкатил к нему. В выходной день мы выехали в тайгу на его "Ниве", в салон загрузили весь ассортимент ружей. Пока он пил коньяк, я опробовал ружья. Из тринадцати выбрал это.
      Он любовно погладил цевье:
      - Да, точность великолепная, - Глебов все разглядывал ружье. - Полный чок?
      - Да.
      - Поэтому ты используешь пулю Полева?
      - А другая тут и не пойдет.
      Тут вернулись два других "гостя". Лица у них были обескуражены. Михей махнул подполковнику рукой, а сам полез в палатку. Глебов, протиснувшись в палатку, спросил:
      - Что, не нашли?
      - Да нет, нашли, - скривившись, ответил Михей, и достал из кобуры пистолет. Это было уже только подобие оружия. Наступив всей своей стопятидесятикилограммовой массой на оружие секач умудрился погнуть пистолет. Теперь рукоять Макарова была под углом градусов десять относительно всего остального пистолета. Глебов не выдержал, и снова заматерился. Чуть остыв и подумав, он решил:
      - Сунь его в кобуру, повесь на этого переношенного эмбриона, и пусть никто не знает, что с ним произошло, - велел он Михею. В это время подполковник заметил в руках племянника кабаний клык, тот самый, десяти сантиметровый резец, которым тот так лихо подрывал корни дерева. Втихаря Санек выломал его из челюсти кабана.
      - А это ты зачем взял? - спросил он.
      - На шею себе повешу, как талисман.
      Глебов просто взбесился:
      - На хрен его еще себе повесь, дурило! Все бабы твои будут! Ты его еще не заслужил!
      И отобрав клык, он вышел из палатки, и закинул его подальше.
      
      ГЛАВА 16.
      
      Это должно было быть последнее лето его жизни. Медведь был очень стар. Даже зубы его сточились, а верхний клык и вовсе выпал. До поры до времени он держался хорошо, опытом покрывая нехватку сил. Завалить молодого лосенка, или наловить идущую на нерест чавычу не составляло ему труда. Но несколько дней назад на его участок заявился молодой, нахальный медведь трехлетка. Он был гораздо меньше Старого Медведя, но молодости и злости у него было более, чем достаточно. После короткой, но яростной схватки Старик был вынужден, спасая свою жизнь, со всех ног бежать со своего участка. И теперь он пробирался по новой для него территории, чувствуя боль и жжение в ранах, нанесенных клыками и когтями молодого медведя. При этом он осторожно обнюхивал все деревья на предмет поиска меток местного хозяина. Иногда попадалась старые медвежьи затеси, тогда он поднимался на задние лапы, и пробовал дотянуться до следов от когтей невидимого противника. По росту, а значит и габаритам он проигрывал этим медведям, но, слава богу, пока что он не встречал у затесей свежего, резкого, противного запаха мочи другого медведя. Старик не знал этот район, не знал, где тут можно поживиться добычей, и когда он неожиданно наткнулся на уже изрядно объеденную тушу старого секача, то воспринял это, как подарок неба. Кабана убили сутки назад, и он уже начал припахивать на жаре. Но на вкус старого медведя нужно было, что бы падаль протухла совсем. Но голод был сильнее гурманных изысков. Распугав ворон и разогнав мелкую живность вроде горностаев и пары росомах, старик с урчанием вгрызся в жесткую плоть кабана. Он ел долго, в конце часто останавливаясь, но, принимаясь за еду снова, как только решал, что в желудке есть место для пищи. После того, как он насытился, Старик нагреб на остатки секача кучу веток, камней, старой хвои, а сам устроился рядом. Сквозь чуткий сон он слышал, как к падали снова подбираются росомахи, и предупредительно рычал. На следующее утро он разрыл свои запасы, и снова начал есть. После этого завтрака от кабана осталась самая малость. Старик дремал рядом, когда услышал странные звуки. Это были голоса людей.
      - Кто-то был тут совсем недавно, - сказал Маклай, рассматривая остатки бивуака водников. - Охотники, не охотники, не пойму что-то.
      - А с чего ты взял, что тут вообще кто-то был? - спросил Живот, рассматривая остатки костра. - Может, это было месяц назад?
      - Ну да, вон, видишь, пепел дождем еще не прибит, кости свежие, остатки кабана. Хороший был кабанчик, сеголетка. Только почему тут этот клык? - он поднял резец старого секача, выброшенный Глебовым.
      - И что? При чем тут клык? - Охотника по-прежнему не понимал никто из его спутников.
      - Старого кабана никогда не бьют, - пояснил Маклай. - А если бьют, то, как раз для чучела. Ну, этого, на стену которое вешают. Одна такая морда три тысячи стоит.
      - Баксов? - Ахнул кто-то.
      - Ну, не рублей же!
      - Ну, вот для этого его и подстрелили, - решил рассудительный Захар.
      Маклай засмеялся.
      - Да нет! Тогда бы они клыки не портили.
      Он огляделся по сторонам.
      - Захар, может, здесь встанем? Вечереет. Место удобное. Лучше, наверное, и не найдем. А я пока схожу, может, подстрелю кого.
      - Сходи, следопыт ты наш.
      Он отказался от протянутого Захаром автомата, и показал на двустволку, что нес на спине.
      - Не, это мне ни к чему. Вот, лучше и не надо!
      Пока негаданные таежники разбивали лагерь, варили кашу, услышали вдалеке выстрел.
      - Никак подстрелил что-то наш Чингачгук, - сказал Захар.
      - Откуда ты знаешь, пахан? - удивился Живот. - Вроде глаз на палке не подвесил, а все видишь?
      Как-то незаметно он по активности стал вторым лицом в этом странном коллективе после главаря. Он все время шутил, подкалывал всех урок без исключения, порой пел песни, и даже, временами, читал стихи, тюремную лирику.
      - Если бы промахнулся, бил бы еще в след добычи, - пояснил Захар. - А тут только раз выстрелил.
      Через полчаса Маклай действительно появился в лагере с тушкой небольшого кабана-сеголетки на спине. Это был один из тех кабанчиков, что рассеялись по округе после охоты Глебова. Вид дичи на его плечах вызвал восторженный вопль среди уголовников.
      - Свежатинка!
      - Мясо!
      - Эх, счас похаваем!
      - Счас бы еще лагерных макарон! - поддел Живот.
      - Баланды лагерной не хочешь!
      - Не напоминай, Живот! Не порти аппетит.
      Через полчаса уже все ели свежезажаренное на прутьях мясо. Это подняло всем настроение, и Чилимон толкнул в бок своего соседа-людоеда.
      - Слышь, Живот, ты и после этого будешь считать, что человеченка вкусней?
      - Да, хватит, тебе, Чилимон! - неожиданно взорвался лысый от природы Мирон, самый спокойный из этой компании. Как и попал он в нее, было непонятно. Он не был убийцей, проходил по делу о грабежах. Но прибило его к этой компании, и уже навсегда. - Весь аппетит испортил, гад!
      - А у меня и без аппетита летит, - ухмыльнулся Чилимон. - Хавка что надо.
      - Нет, человеченка она вкуснее, слаще, нежнее, - ответил Живот.
      Мирон рывком поднялся, плюнул в костер, и, под хохот всех остальных, шагнул в темноту.
      - А мне вот по хрену, что говорят, я жрать буду все одно, - заявил Чирок.
      - Эй, Захар, ну давай пузырь, - дурашливо закричал Чилимон. - Под такую хавку то как не хряпнуть! Грешно мясо без водки в глотку пихать.
      Захара начали раскручивать еще с момента, когда Маклай только появился на поляне с кабанчиком. Его и самого подмывало выпить, но до этого он держался. Но сейчас Захара прорвало.
      - Ладно, хрен с вами. Литр на всех, не больше.
      Всю водку давно уже перелили в десятилитровую канистру. Семь пар глаз с вожделением смотрели, как переливается в пустую литровую баклажку из канистры прозрачная жидкость. Ни с чем не сравнимый запах водки вызывал у всех бурное слюноотделение, даже большее, чем перед мясом. После водки веселье пошло на взлет. Воля и безнаказанность пьянили их и до этого, а после стакана сорокаградусной все это приняло бурные масштабы. Как раз поспело и вареное мясо, так что закуски тоже было больше чем нужно. Начали теребить с Захара еще литр водки, но он был неумолим.
      - Хватит! Маклай, расскажи нам еще раз про золото. Как это было, где это?
      Маклай улыбнулся какой-то детской улыбкой, слизал со своих пальцев кабаний жир, и начал рассказывать.
      - Мы с братом наткнулись на него лет двадцать назад. Шли зимой на свои маршруты, на соболя. А там, на Уйшуйкае, как раз его немеренно! И сколько ведь раз там ходили, по этому месту - ничего. А в этот раз брательник идет впереди меня, потом вдруг треск, и нет его. Я испугался, думал, может, в медвежью берлогу провалился. Подбегаю, а там дыра в земле. Землянка там была. Да видно, давно она там была. Уже и вход в нее засыпало. Если б жерди не прогнили, то мы и до сих пор про то золото не знали. Жерди тонковатые были, не из таких надо было крышу мастерить. Братка рукой машет, иди сюда, дескать. Я веревку к кедру привязал, спрыгнул вниз. Там все по уму сделано было - печка в углу железная, да старая такая, на боку еще надпись с ятем, дореволюционная. На столе лампа керосиновая, пустая, конечно. А в углу топчан, и на нем скелет лежит, в тряпье каком-то. По мне, так это баба была. Уж больно все это платье напоминало. Но братуха к ней только притронулся, и все это тряпье рассыпалось. Начали мы смотреть, а в другом углу, мешочек, небольшой такой, видно кожаный был. Только кожу не то мыши съели, не то сама так прогнила, решето просто, но стоит такой вот, - он показал от земли расстояние в полметра, - столбик из золота. И одни самородки. Песка то чуть-чуть было, он весь на землю высыпался.
      Уголовники слушали все это, не дыша.
      - Потом уже, летом, пришли мы с ним на то место. Эх, братва, там и местечко!
      Рыжий от восхищения даже закатил глаза.
      - Ставь дом и живи! Все есть: речка, озера, на них уток, гусей, лебедей! Во время линьки их хоть руками бери. А красиво там, не передать! Долина эта, как в чаше. Кругом хвойники по сопкам, а там, внизу, береза, липа цветет. Рай! Откопали мы ступеньки в землянку, все там по-прежнему было. Нашли метрах в ста шурф, тоже, землей уже замытый. Начали копать, а там скелет. И вот он точно мужиком был. При нем и пистолет старый, ржавый был, с этим, с барабаном...
      - Револьвер, - подсказал Иван.
      - Ну, да. И кайла с лопатой. Толи засыпало его, толи он сам там умер, Бог его знает. Ну, отнесли мы его к той бабе, да пошли дальше копать. Эх, и золота там было!
      Маклай ошалело потряс головой.
      - Копнешь раз: два, три самородка! Один, самый большой, я домой припер. Он вот такой, с кулак, - и таежник продемонстрировал свой собственный кулак. - Закопал я его в огороде.
      - А, что ж ты не продал его? - удивился Иван.
      - Кому?! - взорвался Маклай. - В те времена с золотом знаешь как строго было. Хрен его из наших мест вывезешь. У нас только самолеты тогда там ходили, а эти шавки из линейщиков так и шмонали! Кишки только что наизнанку не выворачивали. Было, правда, и тогда Ингушзолото. Кавказцы там, ингуши, золотишко скупали. Хрен его знает, как они это золото на Большую землю отправляли, но жили они все хорошо. Но ингушам я золото не хотел продавать. Подрался я перед этим с ними. Они мне тогда зуб выбили, вот этот. - Он ткнул пальцем в один из своих многочисленных зубных прогалов. - Это сейчас золото можно кому угодно толкнуть. Беспредел полный, а тогда, скорее срок заработаешь, чем продашь его.
      Он чуть помолчал, потом добавил: - Я о чем жалею, не похоронили мы их тогда. Может, поэтому у нас тогда с братом вражда и пошла?
      После такого рассказа уже Захар не удержался, и снова достал канистру. После этого веселье пошло совсем в гору. Чирок даже подрался с Чилимоном, и всем пришлось их разнимать, долго и бестолково. Угомонились все после полуночи.
      
      ГЛАВА 17.
      
      Ляпнув фразу про то, что они преодолеют расстояние до Тишимбая за пять дней, Глебов не то чтобы сглазил, а просто не угадал. Тайга не любит поспешных выводов. Кроме того, доставали их кровососущие. Кроме паутов, крупных, больно кусающихся мух, в тайге было гораздо больше комаров. Около реки их как-то хоть немного, но отгонял постоянный ветер. Тут же комариное племя оторвалось по полной программе. Это послужило для Михея новым поводом для претензий. Поутру, бреясь, и рассмотрев в маленьком зеркальце свою физиономию, он обрушился с расспросами на Семена:
      - Слышь, Семен. А почему это тебя комары не кусают?
      - Почему это не кусают? Кусают.
      - Но по тебе то не видно. Вон, рожа как была гладкой, так и осталась.
      - Ну, я же на две неделе в тайге больше, чем ты, вот и адаптировался.
      - Да, ладно, ты, гонишь ведь!
      - Чего гоню?
      - Он правду говорит, - вмешался в разговор Тропинин.- В тайге всегда так. Сначала все эти укусы переносятся болезненно, начинается отравление. А потом организм начинает вырабатывать иммунитет. Если вам так нужно, могу предложить накомарник.
      Из рюкзака Тропинин извлек тонкую, с очень мелкой ячеей, сетку. Через пять минут приют туристов напоминал пошивочную мастерскую. Кто кроил сетку, кто пришивал ее к своему головному убору. Забавно смотрелась эта сетка на бейсболке Санька. У девчонок вместо кепок были головные платки, с пришитыми к ним козырьками. Они не поленились и так же запаковали себя в эту своеобразную вуаль.
      Заботы от комаров стало меньше, теперь они могли кусать только руки идущих. Но, зато сразу стало трудно дышать. Через пару дней начал доставать путников еще и безмерно размножившийся гнус. Этих маленьких тварей еле было видно, но от их укусов горело все лицо. Не помогала и противомоскитная сетка. Эти твари пролазили сквозь нее и жалили как ни в чуть не бывало. При чем от укуса этой, еле видимой мошки кровь текла так, будто в это место ткнули цыганской иглой. Теперь лица у всех туристов, а не только троих "гостей", начали буквально оплывать от их укусов.
      Перед тем, как начать подниматься на отроги Семеновского хребта, экспедиция спустилась вниз, в обширнейший, многокилометровый распадок, и попала в не менее обширное болото. Сначала это были просто мари, такие низины, покрытые зеленой, колышущейся под ногами травой, под которой перекатывалась до удивления вонючая вода. Но, особенно доставали местные комары. Они в этих местах были какие-то особенно крупные, рыжие, и злые. Так что, время от времени путники откидывали свои накомарники кверху, и жадно глотали испорченный запахами гнилья воздух, где их тут же атаковали противно жужжащие рыжие твари.
      После обеда случилась еще одна напасть. Они вступили в зону тумана. Он был такой густой, что было видно только одного человека впереди, а идущий перед ним уже исчезал за серой пеленой. Теперь пришлось идти по компасу. Некстати как раз пошло и откровенное болото, с серой, мерзкого цвета и запаха водой, редкими кочками торчащей почвы, с еще более редкими, чахлыми осинками, единственными выживающими в таких условиях.
      - Плотней идите! - обеспокоено крикнул Тропинин, обернувшись назад.
      Это он сказал вовремя. За секунду до этого Томский потерял из виду идущего впереди себя человека. Произошло это из-за того, что он споткнулся, и упал прямо в серую, вонючую жидкость. Затем он поднялся и внимательно осмотрел свой безнадежно испорченный наряд. Это, естественно огорчило андрея. Потом он поднял глаза, и понял, что потерял ориентацию в пространстве. Он попытался вспомнить, как он стоял перед тем, как упасть, но только еще больше запутался в серой мгле. Попытка найти следы по суше тоже не увенчалась успехом. Во-первых, суши не было. А след на воде быстро затягивался серой жижей. Тут он услышал голос Тропинина, и не то что бы панически, а скорее нервно воскликнул:
      - Эй! Я заблудился.
      - Кто? Андрей, ты? - крикнул Тропинин из-за этого серого занавеса. В тумане голос звучал как-то по особенному. Эха не было, но направление не угадывалось вовсе. Голос звучал, словно бы со всех сторон.
      - Я! Я упал тут, и вас уже не вижу совсем. Не знаю, куда и идти.
      - Стой на месте, никуда не ходи. Семен, доставай чалки.
      Томский слышал, как его спутники переговаривались где-то рядом, слышны были даже звуки расстегиваемых молний рюкзаков. Но, лишь через полчаса из серой мглы выдвинулся первый человеческий силуэт. Это был Тропинин, ведущий свою команду обратным курсом все так же по компасу.
      - Слава богу! - вырвалось из уст Юрия.
      - Что, напугался, юрист? - спросил Семен, топорща в улыбке свои черные усы.
      - Еще как! - честно сознался Томский. - Жутко просто. Ничего не понятно, куда идти, где вы? Голоса звучат, а откуда не поймешь.
      - Привязывайся, - Семен протянул ему кусок чалки. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это парашютные стропы.
      После этой задержки они вышли из тумана только поздним вечером. Все, конечно, промокли, замерзли и устали. Единственным подходящим топливом оказались куски кедрового стланика. Это был своеобразный кустарниковый подвид кедра, растущий на высокогорье. Горел он сильно, но и прогорал быстро. Так что они до полуночи сушились, ставили палатки, готовили ужин. Похолодало, но, и в этом был свой плюс - исчезли комары. В конце и вовсе вызвездило. Привалов заметил, что Тропинин долго рассматривал звездное небо, и был готов поклясться, что лицо Геннадия Александровича выражало какое-то неописуемое изумление.
      - Что, Александрович? - спросил он. - Что-то случилось?
      - Да, так, - пробормотал тот. - Завтра, все завтра.
      Завтра действительно началось с сюрприза. Когда рассвело, и Семен вылез из палатки, чтобы начать растапливать костер, он осмотрелся по сторонам, и присвистнул.
      - Да, именно так, - сказал голос за его спиной. Привалов обернулся к Тропинину.
      - Это как же все получилось?
      - Да я вот про это и думаю.
      По одному начали подниматься остальные туристы, и на лице каждого из них было то же самое выражение удивления напополам со смехом, как и у Привалова.
      - Это как так получилось? - спросил Михей, рассматривая окрестности.- Мы что, вышли аккурат в то же самое место, откуда и вошли в это болото?
      - Именно так, - подтвердил Тропинин. Он кивнул в сторону от себя. - Вон, в пятидесяти метрах следы нашего вчерашнего привала.
      - Вот это да! Александрович, ты что? Решил нас всю жизнь по тайге водить? - спросил Павел.
      - Ага! Как Моисей евреев сорок лет по пустыне, - подхватил Семен, все-таки занявшийся приготовлением завтрака.
      - Что, компас врет? - продолжал допытываться вертолетчик. Из всех вольных и невольных туристов он лучше всех разбирался в проблемах ориентации.
      - Похоже, что так, - согласился Тропинин. - Я сегодня ночью сверил его со звездами. Он показывает что угодно, только не север. Похоже, под нами какая-то рудная аномалия не меньше, чем на Магнитке, или под Курском. Это, кстати, часто бывает на болотах.
      - Что же теперь делать? - спросила Ярослава. - Снова идти туда?
      - Ага, и снова выйти к этому же месту, - съехидничал Михей.
      - Надо дождаться, когда уйдет туман, - предложил Глебов.
      Михей отрицательно покачал головой:
      - Вряд ли он вообще отсюда уйдет. Долина закрытая, ветра нет. Что бы прогреть эту тарелку супа, нужно, сколько ждать солнца? Пару дней, не меньше.
      - Может, обойти его, это болото? - предложил Томский, как раз оттиравший с костюма вчерашнюю грязь.
      Но, против этого был Глебов:
      - Это дорога будет раза в три длинней. Кроме того, я не уверен, что там вообще можно пройти.
      Действительно, на горизонте, слева и справа долины виднелись какие-то скалы, выступающие из тумана.
      - Надо посмотреть карту, - предложил Тропинин.
      Михей достал свою карту, линейку, и они занялись какими-то вычислениями. Долго что-то писали, поглядывая в сторону проклятого болота. К их разговору все прислушивался Глебов, да, как обычно, сопел за его спиной Санек Богров.
      Они все-таки чуть подождали, надеясь, что солнце пробьет серый занавес тумана. Но к девяти часам снова начали наплывать тучи, и было решено идти.
      - Ждать нечего, - сказал Глебов.
      - Ну, и сколько же раз мы будем так ходить по кругу? - с издевкой в голосе спросил Семен. После той сцены с ботинками он говорил с Тропининым только в таком стиле.
      - Сколько нужно будет, столько и пройдем, - невозмутимо ответил начальник группы.
      - Айда, мужики, давай связываться, - предложил Семен. - Как там фильм назывался, детский? "Пони бегает по кругу"? Давайте, изобразим это самое пони.
      В этот раз последним оказался Привалов. Перед ним шел Михей, Санек, и потом уже девчонки, все остальные туристы. Впереди, как и вчера шел Тропинин, за ним, как всегда - Глебов. В этот раз они шли по-другому, не торопясь, и считая шаги. После каждых пятидесяти шагов Тропинин останавливался, смотрел на компас, часы, и поворачивал группу чуть в сторону. В этот раз болото они прошли за шесть часов. Два раза, натолкнувшись на небольшие островки суши, останавливались на привал. Потом болото снова уступило место травяным марям, а потом и твердой почве и стланику. Но, выйдя из тумана, и оглядевшись по сторонам, все с облегчением вздохнули.
      - Слава богу! - за всех высказался Павел Оборин. - Ну вот, Семен, а ты хотел здесь до конца жизни ходить по кругу. Семен? Семен!
      Все оглянулись в сторону, куда смотрел здоровяк. Семена в конце колонны не было. Последний кусок чалки за спиной Богрова был обрезан.
      
      ГЛАВА 18.
      
      А утром после гулянки первым поднялся, конечно, Маклай. Он осмотрел лагерь, покачал головой. В палатке спали только трое, хотя могли поместиться все. Двое лежали возле костра, еще чьи-то ноги торчали из кустов. С осуждением осмотрев всю картину, охотник заметил заветную пластиковую канистру. Подняв ее, он хмыкнул, налил себе полкружки водки, залпом выпил. Потом перелил остатки в пластиковую баклажку из-под лимонада, спрятал ее в свой рюкзак.
      И только после этого он заорал во всю глотку: - Подъем отряд!
      Народ начал подниматься, с матами выползая из всех щелей. Всех мучило похмелье давил сушняк. Больше всего уголовников огорчила пустая канистра.
      - Нихрена себе, вот это мы! - Сказал Чилимон, пытающийся сцедить в кружку хоть несколько капель. - Десять литров бухла уговорили, и хоть бы хрен.
      - Да че там! Чуть больше литра на харю, - проворчал здоровяк Иван. - Такую бы канистру, да одному выпить, вот это да!
      - Да на твою харю и цистерны мало, - заметил Чирок.
      - Чирок, сгоняй быстро за водой, - сказал Захар, подавая самому молодому из них котелок. - Только быстро!
      - Опять я. Как что, так сразу Чирок, - недовольно проворчал уголовник.
      Пока разводили костер, Чилимон пытался вспомнить, по какому поводу он вчера дрался с Чирком. Но тот не помнил этого совсем. Остальные тоже затруднялись ответить на этот вопрос. По факту спора остался только синяк под глазом Чилимона, да разбитая скула Чирка.
      Между тем Маклай все как-то озабоченно осматривался вокруг.
      - Ты чего все башкой крутишь? - спросил его Захар.
      - Народу чего-то мало.
      - Чирок за водой ушел.
      - А этот, лысый где?
      - Мирон?
      - Ну да.
      Они осмотрелись по сторонам.
      - Да, нету его. Мирон! Мирон, ты где! - заорал Захар во всю свою луженую глотку.
      Вслед за ним заголосили на все лады и все остальные.
      - Мирон! Ты куда пропал! Мирон, уходить пора.
      - Слушай, а мне кажется, что его и вчера не было, - сказал Иван.
      - Как это не было, когда мы с ним еще поругались? - возразил Живот.
      - Вот после этого его и не было. Он ни водку не пил, ни ел ничего.
      - Да, уснул где-нибудь, и все.
      - Да, где он может уснуть! Холод то сегодня, какой был.
      - Где этот Чирок? Трубы сейчас сгорят! - рассердился Захар. - Он что, к реке, что ли пошел? Тут же ручей есть недалеко.
      Захар хотел добавить что-то еще, но тут Маклай вскинул руку.
      - Тихо! - шепнул он.
      - Что тихо? - не понял Захар.
      - Крикнул кто-то, - пояснил Маклай.
      - Где?
      Но охотник только нетерпеливо потряс рукой. Несколько минут они слушали тишину, а потом Маклай сорвался с места, подбежал к своему ружью, и начал торопливо его заряжать. Вслед за ним взялись за оружие и Захар с Иваном.
      - Пошли, - велел охотник, - только быстро.
      Он буквально летел по тайге, легко и даже изящно уворачиваясь от веток, проскакивая между деревьев. Горожане едва поспевали за ним. Но, метрах в двухстах от лагеря Маклай резко остановился. Несколько секунд он неподвижно смотрел на землю, потом начал осторожно обходить что-то лежащее на земле кругом. Это оказалось котелком. В нем еще сохранилось немного воды.
      - Обратно, значит, шел, - пробормотал Маклай.
      - Что? - не понял Захар.
      - Обратно, от ручья он шел, тут его медведь и поймал, - пояснил следопыт.
      Охотник показал рукой вниз, и они увидели все. И примятую траву, и обильную кровь. А еще, прямо под собой Захар увидел отпечаток медвежьей лапы. Невольно он пододвинул свою ступню и понял, насколько эта зверюга была больше его.
      - Большой медведь. Старый, - продолжал рассказывать Маклай. Он взял наизготовку ружье, и двинулся по следу зверя. Они прошли метров двадцать, и охотник остановился. Чуть постояв, он поднял ружье, и выстрелил куда-то вперед. Вслед за ним принялись палить в ту же сторону и остальные.
      - Хорош! - Крикнул им Маклай. - Это я для того, чтобы отпугнуть его.
      Потом он подошел к большой куче валежника, и начал разгребать его. Через пять минут они освободили тело Чирка.
      - Ни хрена себе!- пробормотал Иван. Даже его с Захаром, убивших на пару полтора десятка людей, проняла эта картина. Голова Чирка была неестественно вывернута вбок, кроме того, с него сняли скальп.
      - Убегал, - заметил Маклай. - Увидел он его, не смог старик сразу напасть, неожиданно. Чирок убегать взялся, только это зря. От медведя не уйдешь. Вот, сзади он с него скальп и снял. А потом ударом свернул шею, и для страховки прокусил горло. Обычная их манера. Но есть не стал. Значит сыт.
      Он осмотрелся по сторонам, и подошел к большому холму того же самого валежника. Тут медведь поработал более старательно, но, разбросав валежник, и раскидав землю, они увидели две пары ботинок.
      - А вот и Мирон нашелся, - определил Маклай. - Им он, значит поужинал. А Чирком позавтракал.
      Маклай скривился, обернулся к своим спутникам.
      - Хреновые наши дела, - сказал он Захару и Ивану. - Медведь старый, за дичью не поспевает. А тут он человеченки попробовал, добыча легкая. Теперь он от нас не отстанет. Это как наш Живот, скучать об этом деле всю жизнь будет.
      - Ну, убей его! Чего ждать то! - нетерпеливо крикнул Захар.
      Маклай озабоченно покачал головой.
      - Долго это. Медведя в тайге так просто не найдешь, собаку надо. А так если, засадой, то несколько дней его тут караулить надо. Да и это, еще неизвестно, кому повезет больше. Ему, или мне.
      - Так что же делать? Ждать, когда он нас схавает? - Захар был нетерпелив.
      - Что делать? - спросил охотник. - Дальше идти надо. Я впереди пойду, а вы, кто-то один, предпоследним с автоматом. Хорошо?
      Иван был не в восторге от этой перспективы.
      - Это что, на живца, что ли его ловить?
      - Да лучше так, чем он нас по одному будет вылавливать.
      Он озабоченно посмотрел на останки Мирона, и начал стаскивать с них сапоги.
      - Чего это ты? У тебя же есть сапоги, - не понял Захар.
      - Сапоги у него больно хорошие, солдатские. Я ведь из тайги с вами не выйду, мне город больше нахрен не нужен. А где я еще такую обувку в тайге найду? Как раз мой размер.
      Только разув и Мирона, и Чирка, Маклай вернулся в лагерь.
      Братва встретила известия о смерти свои корешей долгим, затянувшимся шоком. Только Живот метнулся, было, посмотреть на место происшествия, но его остановил Захар.
      - Что, хочешь третьим блюдом быть для медведя? Мы тебя охранять не будем.
      - Он на закуску ему хочет пойти, - мрачно пошутил Чилимон.- У медведя обед скоро.
      - Да нет, опытом хочет с ним поделиться, подсказать мишке, что у человека вкусней всего, - отозвался самый пожилой из всех беглецов. Кличка у него была Горбач. Пошла она оттого, что имя и отчество было как у последнего президента СССР - Михаил Сергеевич. Как раз до восемьдесят шестого года он был простым работягой, но когда ввели сухой закон, по пьянке, дорвавшись до дармового спирта, зарезал собутыльника. Выйдя на свободу, он продержался на воле ровно год, после чего загремел еще на пятнадцать лет точно по такой же статье. Не любил он, когда с ним начинали спорить в пьяном виде. К этой компании он прибился как-то случайно, но был, пожалуй, самым безропотным из всех беглецов. Ему и досталась доля идти последним.
      Было не особенно жарко, но Горбач просто обливался потом. Дураком он не был, так что знал, что в случае чего, именно он будет следующей закуской для хозяина тайги. Так прошли они несколько километров, а потом Горбач взмолился.
      - Иван, давай поменяемся местами! Ты вон хоть с автоматом идешь.
      Иван, на шее которого действительно висел готовый к стрельбе автомат, только ухмыльнулся.
      - Не цеди компот, Михал Сергеич. Мишка сегодня сытый, не косячит он на твои вонючие кости.
      На первом же привале Горбач попробовал пристать с той же просьбой к Животу и Чилимону, но те только посмеивались над ним.
      - Да не дрейфь ты, Михаил. У тебя кости жесткие, мясо совсем не прожуешь. Не польстится он на тебя, - поддел его Живот.
      - А на тебя он тоже не кинется. Вы с ним как братья, оба людоеды, - огрызнулся Горбач.
      В двадцати метрах от них этот разговор слушал Старый медведь. Он незаметно, очень тихо подкрался к стоянке путников. Маклай оказался прав. Попробовав человеческого мяса, Старик уже не мог успокоиться. Теперь он был готов идти за своей новой пищей куда угодно.
      
      ГЛАВА 19.
      
      Как назло Семен задержался на этом проклятом острове дольше всех - переобувался. Он слышал команду Тропинина, и торопливо шнуровал ботинки. Он сидел спиной ко всем, и даже не смотрел в сторону остальных туристов, все ждал, что дернется привязанная на поясе чалка. И, лишь когда голоса их затихли, и не стало слышно шагов его спутников, Семен оглянулся, и сразу вскочил, забыв про ботинок. На острове никого не было, а на его поясе болтался кусок обрезанной чалки.
      - Михей, козел! - сразу все понял Семен. Он был на сто процентов прав. Михей сделал все это так, что даже прикорнувший Санек не засек момент, когда вертолетчик полоснул ножом по парашютной стропе.
      Семен попробовал кричать, но вскоре смолк. Звук словно утыкался в серую пелену. Чуть поразмыслив, Семен подошел к единственному деревцу на этом островке, небольшой осине.
      - Прости, дружище, но другого выбора у меня нет, - пробормотал он, срезая осинку ножом, и обрезая ветви. Когда слега была готова, Семен взглянул на часы. Это были его любимые часы. Он носил их уже десять лет. В них он и купался, и спал, и ходил в баню. Этот наручный брегет был рассчитан и на погружение под воду, и на высокие температуры. Он точно помнил, что до этого они шли строго на север. Это он засек еще вчера, когда Тропинин озадаченно рассматривал Полярную звезду. Он подошел к той стороне острова, с которой стартовали в последний переход туристы, и, прикинув классически по своему ручному хронометру, где должен быть в это время север, где юг, а где и восток с западом, осторожно ступил на хлюпающую жижу. По прикидкам Привалова они прошли две трети пути. Значит, оставалось идти не так уж и много.
      "Если проплутаю часа три, значит, точно заблудился", - решил он. Прошло полчаса, потом еще минут двадцать. Никогда Семену еще не было столь тоскливо. В этом проклятом мире не было даже лягушек. Никаких звуков, никаких лягушек, птиц, зверей. Только противное чавканье под ногами. Семен чаще начал поглядывать на часы, делать сноску на время. Но, похоже, он все же немного сбился с пути, потому что ровно через час, после того, как он покинул остров, твердь земная разверзлась под его ногами, и он ухнул в бездонную яму трясины. Это было не совсем так, как он видел в фильмах, он ушел в трясину сразу по пояс, а потом его не засасывало, просто он не находил опоры под ногами, и медленно погружался под своей массой в трясину. Стараясь не паниковать, Привалов положил на трясину свою слегу. Он помнил, что когда последний раз ткнул ею в болото перед собой, чуть справа, там была твердь. Оказалось, что действительно, надежное дно было, совсем рядом, и он повис на лаге, переводя дух, и собираясь с силами для рывка на свободу. И тут было перед ним странное виденье. Выявились из окружающей серости и прошли, совсем рядом, метрах в трех от него несколько человеческих фигур. Семен хотел крикнуть: "Братцы! Я тут, спасите!" Но, язык, словно не повиновался ему. Да и люди были какие-то не те, явно не его группа. Семену, с его почти лежачего положения они показались какими-то слишком большими, слишком могучими. За плечами у них было оружие, но Привалов был готов поклясться, что это было что-то старинное, что-то вроде пищалей. Да и одежда незнакомцев была какой-то несовременной, какие-то кафтаны, камзолы, высокие шапки. Они прошли мимо утопающего бесшумно и без разговоров, и так же быстро скрылись в тумане.
      "Привидения", - понял Семен, и волосы вокруг его лысины начали подниматься вверх. - "Заблудились, и погибли. И видно уже давно. Оружие то времен Ермака. Сколь же они тут столетий так вот кружатся по одному и тому же маршруту?"
      Тут рядом с ним вырвался из глубины и лопнул огромный пузырь сероводорода, в воздухе неприятно запахло тухлыми яйцами. Это напугало Семена, он невольно засучил ногами, чуть было не дернулся, чтобы рывком попытаться выбраться из зыбучей могилы. Но, осинка затрещала, и это остановило Привалова. Этот простой звук вызвал у него обильное выделение пота на лице.
      - Тихо-тихо-тихо, - пробормотал он, - спокойно, Семен, спокойно. Вспомни, чему тебя учили на семинарах. Как там надо покидать такие неприятные места? Перекатываясь, правильно? А как там, во французской школе стишок то был: Де болоте, де ляготе, де чап-чап-чап!
       Проговорив эту считалочку, Семен дождался, когда дыхание его окончательно успокоится, и начал по сантиметру подтягиваться вверх. Когда локти его почувствовали под слоем воды твердь, он перевернулся на бок, и начал выкатываться из трясины. Проверенный способ помог. Уже через две минуты он устало поднялся на ноги, и перевел дух. После этого он посмотрел на трясину. Оттуда снова вырвался на поверхность очередной пузырь. Показав язык чуть не слопавшей его ловушке. Семен подобрал слегу, стер грязь со своего верного хронометра, и, прикинув, что в недрах болота он был всего-то минут пять, двинулся дальше.
      Глебов и Михей требовали продвигаться вперед, ведь время было еще мало.
      - Да утонул давно ваш Семен! - настаивал вертолетчик. - Он ведь даже не кричал.
      - Вряд ли он сможет один отсюда выбраться, - вторил ему Глебов.
      Но Тропинин был неумолим:
      - Нет, мы будем ждать Семена тут.
      - Да, может, он никогда не выйдет оттуда?! - взорвался Михей. - Мы вон с компасом плутали, бог знает сколько, а он вообще хрен выйдет.
      Но, Тропинин был неумолим:
      - Семен опытный таежник. Он вырос в тайге, так что, должен выйти. Разбиваем лагерь, сушим одежду и обувь.
      - А что, мы, разве, не пойдем его искать?- удивился Оборин. Он не раздевался, и даже чалку с пояса не развязал.
      - Куда?! - спросил уже теряющий терпение Тропинин. - Мы в этот раз еле прошли это болото! Десять метров в сторону, и все, мы разойдемся с ним навсегда.
      - Возьмем ружье, будем стрелять, - предложил Томский, и тут же вспомнил, что он сам слышал, когда отстал он группы.
      - Патронов мало, - ответил на это Глебов. - Нам еще столько идти по тайге, и без охоты не выжить.
      - И что?! Теперь Семен должен подохнуть из-за вашей экономности? Чихал я на это, я иду его искать.
      - И все равно, я поду его искать!
      Павел развернулся, чтобы уходить. Вслед за ним поднялась Наташка:
      - Я тоже пойду.
      Но их остановил Тропинин:
      - Постойте, не горячитесь. Если до завтра он не выйдет, пойдем искать. А пока будем ждать.
      Прошло три часа. Привалов вышел из болота в трехстах метрах от лагеря. Последние полчаса он шел на каком-то автомате, и они ему показались бесконечными. Кроме того, ему начали видеться какие-то странные миражи. То, голоса, то какие-то хохочущие силуэты, проявляющиеся из стылой серости, и обратно втягивающиеся в эту же мглу. В последний раз, глянув на часы, Привалов с удивлением увидел, что у него две левых руки, и соответственно, две пары часов. Зато ног было, почему-то, три штуки. Это начало его смешить, и так вот, похохатывая, он шел, и все твердил ту поговорку:
      - Де болоте, де ляготе!...
      С этими словами Семен выбрался на твердую сушу. Сначала он подумал, что это тоже мираж, так качалось над ним небо, и пыталась кувыркнуться земля. Несколько минут он еще пытался идти ровно, бессмысленно таращась на пару часов, но потом земное притяжение победило, он упал на землю, и отключился. Проснулся он оттого, что ноздри щекотал знакомый запах дыма.
      "Опять глюки!", - решил Семен, потом посмотрел на руки, с содроганием ожидая увидеть опять две пары рук и столько же часов. Но тело его приняло прежнюю форму, так что Привалов с облегчение понял, что и земля, и трава, и стланик вокруг его, это все не мираж, а реальность.
      После этого он уже повеселел окончательно. Прикинув, откуда тянет слабый ветерок, Семен отправился против его течения. Появился он как раз вовремя, к обеду. Первой его увидела Наталья. Когда раздвинулись кусты стланика, и появился Семен, она даже вскрикнула от неожиданности, насколько страшным, черным от грязи было лицо Привалова.
      - Семен, вышел! - Воскликнула она, и, отставив котелок, кинулась обнимать Семена. - Боже, какой ты грязный! Ты что, упал, что ли?
      - Да, почти что. С трясиной поцеловался.
      Вокруг него суетились друзья, тормошили, расспрашивали, а тот был словно в небольшом трансе и словно искал кого-то. И, наконец, увидел. Михей ел свою кашу чуть в стороне от всех. Отстранив могучие объятия Павла, Семен быстрым шагом подошел к вертолетчику, и ударом ноги выбил миску из его рук, так, что большая часть пищи попала в его лицо. Павел тут же повис на Семене, а Андрей хотел броситься, держать Михея. Но, тот даже не дернулся, так и сидел на земле, с заляпанным кашей лицом, только щерился в бессмысленной и злобной усмешке.
      - Все равно я тебя грохну, - сказал он тихо, но вполне отчетливо.
      - Ну, мы это еще посмотрим, - ответил Привалов, и, сплюнув в сторону, отошел к ручью отмываться от засыхающей грязи. Только к отбою он отошел от злости и рассказал обо всем, пережитом им за это время. Особый ужас у женщин вызвал рассказ о безмолвных призраках болота.
      - Ужас, какой! - Наталью даже передернуло от страха.- Как хорошо, что я этого не видела!
      - Что, страшно? - спросил Семен, обнимая ее плечи.
      - Еще как.
      - А у меня волосы дыбом встали.
      Наташка посмотрела на волосы Семена, и ахнула:
      - Слушай, а у тебя ведь седина.
      - Где!? - ужаснулся Семен. Каждая потерянная волосинка приводила его в уныние, а тут и еще такая напасть, как седина.
      - Да вот, здесь, - Наталья ткнула пальцем в висок Привалова.
      В самом деле, на висках Привалова поблескивали тонкие, серебряные ниточки.
      - Да, дорого мне далось это чертово болото, - признался он.
      - Ладно, я люблю тебя и такого, - Наталья чмокнула его в висок, и Семен просто расцвел.
      
      ГЛАВА 20.
      
      На самом деле Семен видел вовсе не привидения, а отряд беглых зэков под предводительством Захара. А те искажения облика "привидений" и самого собственного, шли от болотного газа, которым в избытке наглотался водник в своей трясине.
      Они бы встретились в этот день, на этом же берегу, но группа Захара почти полностью повторила "круг почета" туристов. Правда, компаса у них не было, поэтому они вышли метров на триста в стороне от того места, в котором вошли в болото. Беглецы то ничего не поняли, а вот Маклай, очутившись на твердой земле, и осмотревшись по сторонам, разразился бурным потоком мата.
      - Ты чего, чалдон? - удивился Захар.
      - А ты ни хрена не видишь будто? Мы же вышли на то же самое место!
      - Это как так?
      - Как-как?! Леший нас водил по болоту. Вот крутанулись, язви его в душу господа бога мать!
      - Что ж ты так, Чингачгук, лопухнулся? - съязвил Живот. - А, говорил, я тайге все знаю. Все тропки.
      - Всю тайгу знать невозможно, - зло отозвался чалдон. - А про место это эвенки мне рассказывали. Они говорили, что тут живет злой дух тайги. Он и водит путников. Этим перевалом они никогда не ходят, как раз из-за этого болота. Тут целая семья оленеводов сгинула без следа, со всеми оленями. Это еще лет двадцать назад было. Ну, я думал, раскосые привирают, для блезира. Ан, нет, в самом деле, тут леший крутит.
      - Что делать то? - спросил Захар.
      Маклай задумчиво осмотрелся по сторонам, и кивнул в сторону боковых скал.
      - Туда надо идти. Трудней там будет, зато точно не навернемся в этой трясине.
      Уже на ходу он объяснял своим спутникам.
      - В таких болотах не трясины страшны, а болотный газ.
      - Не болотный, и не рудный, а метан, - авторитетно пояснил Иван. - Я в Воркуте столько уголька намолотил для страны, а там эти лекции каждый месяц читали. По технике безопасности. Газ этот не видим и не слышим. Но люди и угорают, и взрываются часто.
      - Вот-вот! Угореть там можно запросто, - подтвердил Захар. - И не почувствуешь ничего. Так что, лучше эту дрянь попробовать обойти.
      Через полчаса после их ухода из болота выбрался Старый медведь. Его так же удивило, что он вернулся на то же самое место, но размышлять над этим Старик не стал. Он просто двинулся по свежему следу добычи.
      К вечеру они дошли до видимого края болота, и стало понятно, что миновать эту громадную трясину им не удастся. Скалы здесь стояли так, что подняться на них могли только опытные альпинисты, да еще и с соответствующим снаряжением. После короткого обсуждения было решено идти через болото прямо здесь.
      - Бл...! Так и придется опять лезть в это дерьмо! - сказал Иван, когда обсуждение было закончено.
      - Да, хреново. Это только Чилимон у нас жабры отрастил, а нам пока эту грязь хлебать не с руки, - поддел чахоточного урку Живот.
      - Да ты дождешься у меня, Пузо! Воткну я в него перо, - окрысился Чилимон.
      - Да ты не пугай меня, чахотка.
      - Чего!
      Чилимон подскочил к людоеду, и схватил его за грудки. Это было удивительно. Он всегда отличался флегматичным характером, и вывести его из себя могла только большая доза спиртного. А сейчас он сорвался от невинной шутки, которые Живот раздавал за день не один десяток.
      - Да ты че, Серега, я же пошутил! - попробовал отбрехаться людоед.
      - Хреновые у тебя шутки, живоглот! Я тебе сейчас моргалы твои выколю, и заставлю сожрать!
      - Хватит, Чилимон! Оставь ты его, - вмешался в скандал Захар. - Нашли тоже время собачиться. Вы как будто в зоне до сих пор.
      Чилимон сплюнул, отпустил лацканы куртки, и отошел в сторону. На самом деле он невероятно устал. Хотя всю дорогу он и шел налегке, но больные легкие не выдерживали нагрузки.
      Начали устраиваться на ночлег.
      - Горбач, сходи, поищи воду, - подавая котелок и фляжку, велел Захар.
      
      Тот котелок взял, но один взгляд на него напомнил Горбачу, что за ними может идти еще один "турист".
      - Э-э, я один не пойду! Ну, его на хрен, вдруг там опять этот людоед в шкуре!
      Иван и Захар переглянулись. Ивану хотелось отдохнуть, даже его могучий организм утомил этот переход, но Захар кивнул в сторону бывшего механизатора.
      - Давай, Иван, подстрахуй его. А то, и в самом деле, будет нас так по одному хавать. Так никто из нас до золота не дойдет.
      Ручей они нашли нескоро, так что подошли к лагерю уже в сумерках. Там шел неспешный разговор.
      - А как ты сел-то, Маклай? - спросил Захар.
      - Да, по своей собственной дури, - сознался следопыт. - Охотоведа грохнул.
      - За что?
      - Да, к бабе моей стал клеиться. Она у меня редкой красоты баба была. Умерла три года назад, жаль. Я ее сам у родного брата отбил, а тут этот хмырь начал с ней заигрывать. Я его предупредил, так он протокол на меня составил.
      - Это за что?
      - За браконьерство. Я ведь никогда на государство не работал, у меня ни трудовой книжки, ни трудового стажа. Брат то у меня, тот правильный. Он охотничий билет еще в семнадцать лет выправил, и в армию ходил. А я хрен на это положил. Зачем мне дядю еще кормить? Не сдал шкурки в нашем поселке, а прямиком в город, к барыгам. Там и платили лучше.
      - Платили? Поди, спиртом да самогоном? - подмигнув братве, спросил Живот.
      - Еще чего! - возмутился чалдон. - Я в рот тогда спиртного не брал. Мне нельзя было. А уж в зоне я совсем разбаловался. И ел со всеми из одного котла, и пить начал.
      - Ты, что, старовер, что ли? - удивился Захар.
      - Ну да. У нас вся деревня староверов, Андреевка. Только я из нее ушел. Это когда Агафью у Мишки увел. Там это запрещено. Вот нас и выселили.
      - Брат то старше тебя? - поинтересовался Живот.
      - Старше.
      - На сколько?
      - На полчаса.
      - Да ты что! - Восхитился Живот - Близнецы, что ли?
      - Да. Похожи мы очень. Копии просто.
      - И как же твоя Агафья выбирала между вами, рыжими.
      - А я более веселый был. Тот, Мишка, вообще глухарь. Сидит как сыч, слова не выдавит. А я к ней с лаской, со словами разными.
      - Ну и что? Отбил ты ее, а потом она к этому твоему охотоведу ушла.
      Маклай усмехнулся.
      - Еще чего. У нас любовь крепкая была. Просто этот козел начал говорить, что посадит меня за браконьерство, а сам своего все равно добьется. Вот я его и укокошил в тайге.
      - И как же тебя выловили?
      - Да, есть у нас там участковый, Зимин его фамилия. Дотошный, сука! Когда Фильку нашли на просеке, он брата моего вызвал из Туранчая. А у того собака уж больно умная была, лайка, Найда. Та по следам и вывела его к моей заимке. Не думал он только, что это я Филиппа замочил. Как увидел, к кому его Найда привела, так в лице и изменился. Я ему шепчу - давай мента грохнем, а потом прикопаем где. А он говорит, нельзя, грех это. Так и сдал родного брата.
      Тут, видно, кержаку надоело говорить, и он поднялся на ноги.
      - Не выбрасывай ее, - велел он Горбачу, собравшемуся кинуть банку из-под тушенки в заросли стланика. Маклай взял три пустых банки, пробил в них дырки и начал мастерить что-то, вроде колокольчиков. Вместо язычков он использовал автоматные гильзы. После этого он отрезал от кабанятины три небольших куска мяса.
      - Пошли, подсветишь мне, - велел он Захару. Тот взял факел, за ними увязался и Иван с автоматом. Маклай развесил банки среди стланика, как раз по тропинкам.
      - И ты думаешь, что он здесь пойдет? - спросил, крутя головой, во все стороны Захар.
      - А куда он денется. Медведь он ведь не дурак, по стланику ломиться, он тоже тропками ходит.
      Уже когда шли обратно, Захар спросил: - А почему тебя так зовут странно, Маклай?
      Охотник усмехнулся.
      - Учитель наш так прозвал. Мы с Мишкой лет с восьми больше в тайге блукали, чем за партой сидели. Вот, он и рассказал, что был путешественник такой раньше, Миклухо-Маклай. Вот Мишка у него стал Миклухой, а я Маклаем. Так и приросло к нам на всю жизнь.
      Среди ночи зазвенел один из самодельных колокольчиков. Иван, схватившись, за автомат, дал на звук очередь. В ответ что-то глухо и яростно рявкнуло, а потом наступила тишина.
      - Как думаешь, убил я его? - спросил Маклая Иван. - Может, подранил, сходить добить?
      - Завтра узнаем. А ходить ночью по тайге, значит, самому принести мишке себя на завтрак, - отрезал охотник.
      С рассветом они все же пошли проверить ловушки. Одна из них лишилась мяса, а, пройдя чуть дальше, Маклай нашел на стланике кровь. Но это его не удовлетворило, рыжий только скривился.
      - Зацепил ты его только чуть-чуть. Шкуру, видно, где-то покарябал.
      Пока готовили завтрак, Маклай нарубил целую охапку стланика. Поев, они снова, с руганью и богохульствами, полезли в болото.
      На этот раз туман стал не таким плотным. Оглянувшись, Маклай увидел сразу пятерых своих спутников, а не как вчера, только двоих. Через каждые двадцать метров он втыкал в вязкую массу очередную вешку. Через полчаса такого похода они чуть не лишись идущего последним Горбача. Тот только на полметра шагнул в сторону от тропы, и сразу ушел в трясину по самую грудь.
      - Братцы! - вскрикнул он. К нему первый подбежал Иван, подал ему автомат. Тот, словно клещами вцепился в приклад, и втроем они его выдернули из трясины. Пережив подобное приключение, тезка генсека начал трястись не то от холода, не то от страха. Просто зуб на зуб не попадал.
      Еще через полчаса они вышли на большой, по местным меркам, остров. В длину он был метров тридцать, а в ширину не меньше десяти. Густая трава росла тут необычайных размеров. Стояло даже три, довольно больших дерева, две осинки, и березка. Пока они отдыхали, Иван отошел в сторону, по нужде. Вернулся он с необычной добычей.
      - О, гляньте какие я роги надыбал ! - сказал он, протягивая свой трофей Захару. - Вот, такие бы на стену в хате повесить.
       Это был череп оленя, с хорошо сохранившимися рогами. Маклай мельком глянул на добычу Ивана, а потом торопливо соскочил с места, и взял череп в руки. На нем кроме рогов были еще три кожаных веревочки, и, рассмотрев их, Маклай сказал: - А ведь это был верховой учаг. Домашний.
      - Что? Какой еще учаг? Как это? - не понял любознательный Живот.
      - Домашний это олень, эвенский. Сбруя, вон еще сохранилась. Где ты его нашел?
      - А, там, - Иван показал рукой. - Там их много таких.
      Все последовали за взволнованным Маклаем. Действительно, это было какое-то кладбище оленей. На небольшом пятачке они насчитали тридцать пар рогов, и из них несколько были с остатками упряжи. Всем это было удивительно, но Маклай был взволнован больше всех. Он упорно чего-то искал, раздвигал траву. Потом он подошел к дереву, остановился, и выпрямился.
      - Да, не врал старый Николай, в самом деле, все было именно так, - пробормотал он.
      Когда все подошли поближе, они увидели остатки одежды, какие-то бусы. Словно кто-то сидел, прислонившись спиной к березе, вот только череп, с длинной, черной косой лежал рядом с телом.
      - Баба, - пробормотал Живот.
      - Их должно быть трое. Отец, мать и сын, - пояснил Маклай.
      Этих двоих они нашли метрах в трех от березы. Отец лежал лицом вниз, сын лицом вверх. Отчего они умерли, было непонятно. Но всех беглецов одолела какая-то все разрастающаяся тоска.
      - От чего они умерли? - спросил Живот.
      - Да, Бог его знает.
      Маклай торопливо крестился двумя перстами.
      - Заблудились, наверное? - предположил Живот. - Мы же вон как плутали.
      - Ну, это вряд ли, - отверг эту идею Маклай. - Эвенки в тайге не плутают. Они вон, даже оленей не расседлали, те так и умерли со всей поклажей. Газ, наверное, их отравил, не иначе.
      Постепенно на всех начал накатывать настоящий ужас.
      - Пошли отсюда! - скомандовал Захар.
      Дальше они шли уже очень быстро, даже осторожный Маклай. Через час благополучно выбрались на берег, и поняли, что в этот раз они вильнули в сторону всего ничего. Отклонились от курса на какие-то полкилометра.
      Старый медведь тоже не сильно сбился с пути. Его вели за собой вешки Маклая.
      Единственное, что раздражало старого зверя, это ссадина на плече, оставшаяся от пули, выпущенной Иваном. Время от времени он останавливался, и зализывал рану, недовольно рыча.
      
      
      ГЛАВА 21.
      
      Если бы "туристы" под руководством Захара не вставали так поздно, и долго собирались с лагеря, то они бы могли еще увидеть, как вдалеке, на горизонте, несколько точек поднимались на перевал. Но, в этой группе рано вставал один Маклай, а у него были свои хлопоты. В этот раз он развел костер, поставил на огонь самый большой котелок. После этого он прихватил ружье, и исчез в зарослях стланика. Далеко ходить он не стал, да и оружие, было, ему нужно было для самообороны, а не для охоты. Еще вечером он поставил силки, и в одном из них обнаружил довольно крупного зайца. Лицо охотника выражало удовольствие.
      - Хорош, ты, косой брат! - пробормотал он, рассматривая добычу.
      Рассчитывал он, что удача будет у него и в других силках, но они были пусты. Судя по крови, кто-то хорошо перекусил его зайчиком. Маклай осторожно осмотрел окрестности, и по следам понял, что это была росомаха. Зло сплюнув, он вернулся в лагерь. Если бы он прошел дальше, то увидел следы еще одной трагедии. Там крови было гораздо больше, и клочки черно-бурой шерсти указывали на то, что и сама эта таежная гиена стала жертвой собственной жадности. Закусывая дармовой пищей она забыла про осторожность, и один удар мощной медвежьей лапы переломил ей хребет. Росомаха еще с минуту пыталась отбиваться, скалила в свирепом хрипе свои желтые резцы. Но задние лапы бессильно волочились по земле, так что уже вскоре Старик доел зайца, и начал потрошить саму росомаху.
      Маклай варил зайчатину по эвенкийскому методу. Он опускал нарезанное небольшими кусочками мясо в кипящую воду всего на несколько минут, а потом уже в этом бульоне варил кашу. Все его коллеги по зоне быстро привыкли к подобному рациону, это было и вкусно, и полезно. Ведь так в мясе сохранялось больше витаминов. И только после того, как завтрак был готов, Маклай начал тормошить своих спутников.
      - Подъем, отряд! Кому сказал подъем! - заорал он, заглядывая в палатку.
      Оттуда донеслась ругань.
      - Маклай! Достал ты меня уже своими шуточками, - проворчал, вылезая из палатки, на свет божий Захар. - Я каждый раз думаю, что снова на зоне.
      - А мы и так в зоне, - подхватил тему Живот. - Только зона бесконвойная. И большая! Хер куда убежишь.
      После завтрака все так же неторопливо начали собирать палатку. Только благодаря ругани Горбача, тащившего ее на своих плечах, палатку сложили так, как надо. А то Живот и Чилимон на пару пытались ее запихать как есть, в смятом состоянии. Лишь через час они вышли из стланика, впереди были обширное пространство без единого деревца. На изумрудном поле обширных лугов видимость была на много километров вперед. Миклуха обладал редким зрением. Он бы рассмотрел людей на таком расстоянии, но, буквально за несколько минут, до появления второй группы путников последний человек первой группы скрылся за отрогом перевала.
      
      ГЛАВА 22.
      
      Спустя две недели стало ясно, насколько Головко ошибался в своих прогнозах. Беда была в том, что он был коренным жителем столицы, и плохо представлял себе масштабы Сибирского беспределья. Во-первых, подвела погода. Пошли дожди, и не только что самолеты, но вертолеты не могли подняться в воздух. Потом распогодилось, но полеты вертушек приносили один отрицательный результат. Идея с самолетом авиаразведки была хороша, но на согласование ушло слишком много времени. Затем снова испортилась погода. И только позавчера ИЛ-76 прочесал обширную местность не менее четверти всей Восточной Сибири. Сегодня ждали результатов расшифровки фотосъемок. Больше всего в нетерпении был Вишняков-младший. За эти две недели ему изрядно надоело маяться в этой глухомани. Он сильно изменился, оброс небольшой бородкой. Это не было каким-то его замыслом, просто забыл в Нью-Йорке свою бритву, а те приборы, которые продавались в Алголе, ужаснули его своим жутким качеством. Но борода ему шла, так же как армейский камуфляж, в который он обрядился уже на следующий день. Несколько раз сам Георгий вылетал на вертолетах на поиски отца, и ему все казалось, что именно в этот вылет, сейчас он найдет своего отца, и это будет так, как это показывают в американских же фильмах: израненный, но благодарный отец прижимает к груди спасителя сына. То, что этого не произошло, вызвало большое разочарование. Вечерами его спасал от скуки Интернет, благодаря которому он не только имел связь со своей ненаглядной Мэри, но и просто активно копался по всемирной паутине в поисках чего-нибудь интересного. К спиртному он был настроен не только равнодушно, но и агрессивно отрицательно. Так что ни одно предложение Головко посидеть вечерком в чисто мужской компании вокруг бутыли с разведенным "шилом" его не вдохновило.
      В то утро они снова собрались в кабинете Глебова с глазу на глаз.
      - Дело, похоже, хуже, чем я думал, - сообщил Головко. - Практически мы установили всех членов это банды. Прежде всего, это сам Глебов. Он, как член правления Сиблеса был в курсе продажи Алгольского леспромхоза. Второе. За три месяца до полета, он продал все свои акции Сиблеса. А у него их было более чем достаточно, как минимум на сто тысяч долларов. А за две недели до полета он продал принадлежащий ему дом, всю обстановку, машину. Практически Глебов отрубил в Алголе все хвосты. На борту кроме него был его племянник, некто Богров. Москвич, в последнее время как-то осевший у дяди. И, наконец, пилот - Михеев. Уголовник, проходил по статье за неумышленное убийство. Он появился в этих местах полгода назад. Сидел здесь недалеко, поэтому и прибился к Алголю. В последнее время их часто видели вместе, Глебова и Михеева. Именно Михеева и Богрова опознали работники аэропорта Анаткольска как тех людей, кто поднялись на борт вертолета в форме экипажа.
      В дверь их постучали, зашел улыбчивый человек в военной форме, с погонами майора.
      - Здравие желаю!
      - Ну, наконец-то! - обрадовался Головко. - Долго же вы возились с проявкой пленки.
      - Обижаете, начальник, - майор, пожимая всем руки, рассмеялся, - у нас сейчас компьютерная технология. Все это было как раз быстро. Долго мы сверяли снимки со своими данными по погибшим машинам, со сводками МЧС, аэрофлота. Тайга хоть и большая, но железа в нем уже набросано немеренно. Мы нашли в этом полете только восемнадцать ступней ракет носителей. Шестнадцать самолетов! Многие разбились еще перед войной, но до сих пор выглядят прекрасно. Я как-то вылетал на одно такое место аварии. Там лежит одна хорошо сохранившаяся "Аэрокобра", сорок третьего года выпуска. Их гнали из Аляски как раз над этими местами. Знаете, сколько стоит такой восстановленный самолет на рынке?
      
      - Дорого, - признал Головко. - Ну, ты не корми нас романтикой, давай ближе к телу! - оборвал он майора.
      - Если ближе к телу, то предлагаем вам два варианта. Всего мы нашли пятнадцать разбившихся вертушек. По большинству из них данные мы нашли, есть только два исключения. Неизвестный нам вертолет в квадрате один, и сгоревший участок тайги в квадрате два.
      Он выложил перед заказчиками два снимка. На одном явно был виден хвост вертолета, а вот во втором они ничего не поняли.
      - Это что такое? - спросил Головко, ткнув пальцем в снимок.
      - Это двигатель и редуктор вертолета. Все остальное сгорело без следа. Вот, тут еще лопасти видно.
      - Как это, разве такое может быть? - удивился Вишняков. - Разве вертолет может сгореть до такой степени?
      - Запросто! - подтвердил майор. - Вертолеты горят как бенгальские свечи, быстро и необратимо. В алюминий добавлен магний, так что за пять минут машина сгорает полностью. Как у нас шутят, вертолет падает сорок секунд, а сгорает за двадцать.
      В тот же день они вылетели на МИ-8 к первому участку. Но, как только приземлились, пилот их вертолета сразу же огорчил. Внимательно рассмотрев обломки, он сказал:- Нет, это не то.
      - Почему? - не понял Вишняков.
      - Это Ми четвертый. А они летели на Ми восьмом. И лежит он уже давно здесь. Вон, березка сквозь корпус проросла.
      Солнце пошло уже на убыль, но, как только они поднялись, Вишняков начал настаивать на том, чтобы сейчас же все полетели в сторону места крушения другого вертолета.
      - Нам не хватит керосина! - прокричал пробравшийся к нему в салон второй пилот. - И так бы дотянуть до Алголя.
      Поневоле Георгию пришлось согласиться. В Алголь он прибыл в нервном возбуждении.
      - Как сделать так, чтобы увеличить дальность маршрута? - спросил он начальника аэродрома и Головко.
      - Смотря, в какую сторону, вы хотите идти.
      - В эту точку, - Вишняков ткнул пальцем в отметку падения второго вертолета. - Но потом нужно обследовать большой район рядом.
      - Можно подобрать маршрут так, чтобы можно было сесть не в Алголе, а, например, в Туранчае, - вертолетчик ткнула карандашом в одну из точек на карте. - Большой поселок, неофициальная столица местных народов. Только есть ли у них там лишнее топливо? - озадачился, беря трубку, вертолетчик.
      - Лишнего не будет, скажи им, что мы платим в двойном размере, они сразу его найдут, - велел Головко, и Вишняков согласно кивнул головой.
      Возбуждение в этот вечер было столь высоко, что Вишняков первый раз в своей жизни напился. Он в одиночку выдул бутылку водки, и уснул, не раздеваясь, поперек постели. Мэри в этот день, не дождалась от него электронной весточки.
      
      
      ГЛАВА 23.
      
      В воздух они поднялись, едва только взошло солнце, хотя против этого активно возражал старый авиатор, начальник аэродрома.
      - Ни черта вы там не разглядите, туман сейчас везде. Кроме того, это опасно! Зацепитесь за верхушку сопки, и вас уже придется спасать.
      Но Вишняков только отмахнулся от его слов.
      Туман, в самом деле, обильно растекся по низинам тайги, и только вершины сопок торчали из белесого мрака как острова. Но через час, а именно столько было лету до места аварии, он уже начал, словно бы, утекать в какие-то свои подземные убежища, раскрывая волнистое море тайги во всей красе.
      Пилот, сделав круг над обгоревшей проплешиной в тайге, отрицательно замотал головой.
      - Невозможно тут сесть! - прокричал он. - Будем искать поляну где-то рядом.
      Ровная площадка нашлась на берегу реки, на отмели, и, чтобы дойти до места крушения, Головко и его команде пришлось потратить минут сорок. Только оказавшись внутри черного, выжженного круга Вишняков убедился, что тот майор был прав. Это, в самом деле, оказались обломки вертолета. Сохранился даже его хвост, но он сильно закоптился и сверху был невидим. На нем остались две цифры: 46. И это больно ударило Георгия по сердцу. Такие цифры были в номере вертолета, где летел его отец. Остальные члены группы разбрелись по пепелищу, Вишняков просто рассматривал те небольшие остатки вертолета, а Головко пытался найти на двигателе маркировку.
      - Вот она! - сказал он, торопливо доставая из кармана смятую бумажку. Быстро сличив цифры, он кивнул головой.
      - Он! Это тот самый вертолет. Василий Михайлович, что можете сказать по поводу всего этого?
      Высокий, худой, старый уже человек, в кожаном плаще отрицательно помотал головой.
      - Я не вижу тут человеческих останков. Даже при таком сильном пожаре должны остаться какие-то костные остатки, металлические части одежды.
      Это был крупный специалист МЧС по воздушным катастрофам, только недавно вышедший на пенсию, и нанятый Головко в качестве главного консультанта.
      - Надо осмотреть окрестности, - предложил он. - Если часть экипажа выжила, они могли уйти, но перед этим должны были похоронить погибших, оставить какие-то отметки, затеси на деревьях. Так делают все, это принято у авиаторов.
      Осмотр окрестностей в радиусе чуть ли не километр ничего не дал. Это подбодрило Вишнякова-младшего. У Георгия, уже смирившегося со смертью отца, возникла мысль, что на самом деле тот жив.
      - Куда они могли пойти отсюда? - спросил он.
      - Ближайший населенный пункт в более чем ста километрах, - предположил спасатель. - Какая-то Андреевка.
      - Мы там были, - отмахнулся полковник. - Местные староверы никого не видели, и никто к ним не выходил.
      - Если у них остались карты, то они должны были идти именно сюда, - настаивал Василий Михайлович. - А о том, что староверы никого не видели, вы сильно не успокаивайте себя. Они могут выйти и через неделю. Это тайга, тут расстояние не самое главное.
      После бурных обсуждений было решено совершить несколько кругов, как бы по спирали, расширяя радиус обследования.
      - Но как они могли оказаться так далеко от Алголя? - Уже в салоне грохочущего вертолета кричал на ухо Георгию Головко. - Это совсем в противоположной стороне.
      - Может, они заблудились?
      - Кто знает.
      - Может они тогда и пошли в другую сторону? Не в эту Андреевку.
      Головко отчаянно замотал головой.
      - Вряд ли. Все равно, даже если бы они летели в другую сторону, то Андреевка ближе чего-либо.
      Этот полет не дал ничего, никаких следов пропавшего экипажа. Они снова сели в Туранчае. Керосина там было мало, но, деньги великое дело, так что их охотно заправили. Ночевали они там же. К этому времени в этом поселке скопилось уже три вертолета, принадлежавших Сиблесу. На следующее утро они разделились. Головко возглавил поиски северней Андреевке, а Вишняков, южнее этой же деревни. Он как-то уже уверовал в том, что отец жив, так что, был, как никогда, возбужден и пребывал в нетерпении. С ними были три человека, все с оружием, с большим запасом пищи, с огромной аптечкой.
      Они только летели к месту аварии, когда, вывернувшись из-за одной сопки, увидели внизу, на склоне, несколько человеческих фигурок. Кто-то из них даже замахал вертолетчикам, и Георгий возбужденно закричал: - Это они! Снижайся!
      - Мы здесь не сядем! Склон слишком крутой, - крикнул пилот.
      - Тогда найди место, где можно хотя бы снизиться. Мы там спрыгнем.
      - Хорошо!
      Место он нашел на самой вершине соседней сопки. Крохотная проплешина среди тайги позволила ему зависнуть метрах в десяти от земли, и скинуть вниз канат. Первым прыгал Вишняков. Получилось это у него не слишком удачно. Стараясь смягчить удар об землю, он кубарем покатился вниз по склону и с размаху врезался в ствол дерева головой. Армейская кепка смягчила удар самую малость, так что, на несколько минут он отключился. Он не видел, что порыв ветра заставил пилотов резко поднять машину вверх, и, сделав круг, снова вернуться к исходной точке. Георгий очнулся от сильного порыва этого искусственного ветра. Вертолет висел, развернувшись выходом в другую сторону. Вишняков видел, как спустился один из его людей, затем второй. А потом началось что-то неожиданное. За грохотом вертолетного двигателя послышался какой-то треск, в котором слабо угадывались автоматные очереди. Машина вздрогнула, и начала подниматься вверх, при этом как-то нелепо заваливаясь набок. Словно в замедленной съемке Георгий видел, как развалился кормовой винт его вертолета. Последний человек из его группы, почувствовав неладное, прыгнул, когда высота составляла уже метров пять. Но ему не повезло. Как раз в этот момент Ми восьмой попытался взлететь еще выше, но при этом он окончательно завалился на бок, и лопасти в воздухе рубанули тело человека, располосовав его напополам. Через секунду после этого лопасти обрубили ветви могучего кедра и, разламываясь на мелкие осколки, начали разлетаться по сторонам. Один из них со свистом пролетел над головой Георгия. Но он, не замечая этого, не мигая, смотрел на картину трагедии. После потери винта, лишившись воздушной опоры, громоздкая туша вертолета с десяти метров боком, плашмя, ударилась о землю. Вишняков смотрел, как сминается корпус вертолета, как, он еще дергается от работающего двигателя, но потом тот заглох, и установилась нереальная, глухая тишина. Но ее быстро нарушила автоматная очередь, прошившая днище лежащего вертолета.
      - Хватит! - рявкнул Захар, отталкивая Ивана в сторону. - Еще взорвется, на хрен.
      - Ну, как я его? - довольно спросил тот, опуская автомат.
      - Молоток!
      - Афган, его школа.
      - Пошли туда.
      - Буд-то я не знаю.
      Вишняков не успел толком прийти в себя, как на вершине сопки появились люди в камуфляже и с оружием. Они деловито спустились вниз.
      - Чилимон, осмотри вертушку. Почисти там, если что, - приказал Захар, кидая другу пистолет.
      Тот забрался на корпус, спрыгнул в отрытую дверь вниз, в салон. Первое, что он услышал, это был стон. К нему вскоре присоединился другой голос. Пробравшись в кабину, Чилимон понял, что оба пилота живы, только все были в крови, и не могли подняться на ноги, прижатые креслами, и друг другом. Тот, что был сверху, оглянулся на Чилимона, и он увидел глаза, полные боли.
      - Помоги нам, - прохрипел пилот.
      - Ага, сейчас, только позову мать Терезу, - ответил уголовник, и дважды выстрелил в вертолетчиков.
      Немного пришедший в себя Георгий хотел уже подняться и подойти к незнакомцам. Хотя он и видел, что они стреляли по вертолету, но ему казалось, что это какое-то недоразумение. Но выстрелы, прозвучавшие из чрева вертолета, остановили его. Вскоре один из незнакомцев, самый здоровый, седой, выволок из кустов одного из членов команды Вишнякова. Тот был без оружия, в крови. Его по касательной зацепило осколком разлетающийся винт. Не повезло и второму напарнику Вишнякова. Вертолет упал на него всей массой.
      - Во, братва! Омоновца взял! - гордо сообщил Иван.
      - Я не омоновец, - прохрипел тот. Он стоял на коленях, и пытался зажать руками рану на голове.
      - А кто же ты тогда? - спросил Захар.
      - Московское охранное агентство "Щит". Я здесь в командировке.
      - И на хрена вашему агентству нужно охотиться за нами?
      - Мы не охотились, мы искали пропавший вертолет. Там летела большая шишка, местный олигарх. Мне нужно перевязать голову, - попросил охранник.
      - Ну, нужно, так нужно, - согласился Захар.
      Тем временем Живот и Чилимон во всю потрошили вертолет.
      - Захар, тут жратвы недели на две! - крикнул Живот. - Аптечка даже есть.
      - Притащи ее сюда.
      Когда людоед принес большой чемодан с аптечкой, Захар достал бинт и, встав за спиной по-прежнему стоящему на коленях охраннику, начал заматывать белой кисеей его голову.
      - Так что это был за олигарх? - спросил он.
      Охранник начал отвечать, охотно, хотя и чуть путаясь в деталях. А Захара интересовало все. Что за олигарх, откуда летел, куда? Сколько с ним было людей, и что они везли? Не деньги ли?
      То, что незнакомцы помогают раненым, несколько успокоило Георгия. Его посещала мысль все выйти на встречу с незнакомцами. Но, уже забинтовав голову охраннику, Захар отошел за его спину, взял пистолет из рук Чилимона, и выстрелил в затылок москвичу.
      - Что там, говоришь, хавки много? - обратился он после этого к Чимлимону.
      - Море!
      - Везет нам, господа воры. Соберите оружие. Автоматы брать не будем, а вот патроны нам пригодятся. Выпотрошите все магазины, и у пистолетов, и у автоматов.
      Пока остальные набивали рюкзаки, Захар пытался разобраться в полетных бумагах пилотов.
      - Посчитай, сколько их тут всех, - попросил он Ивана.
      - А что считать? - тот только руками развел. - Двое в кабине, одного ты грохнул, одного вон лопастями разрубило, и третий под вертолетом. Вон, одни его ноги торчат из-под него.
      - Хорошо, тогда тут все. Тогда надо быстро уходить. Наверняка они успели передать координаты. Но перед этим сделай, знаешь что...
      Через полчаса корпус вертолета был еле виден из-за нескольких срубленных Иваном деревьев. Работал он очень быстро, только щепки летели из-под топора. Все четыре сосенки легли верхушками точно на корпус вертолета.
      - Ну, как я их? - сказал он, любуясь своей работой.
      - Здорово! Это в какой зоне ты такому научился? - спросил его Чилимон.
      - В Тайшетской. У нас там даже чемпионаты по лесорубному делу устраивали. Начальство забавлялось.
      Через пару минут они исчезли за вершиной соседней сопки. Только тогда Вишняков поднялся, и с трудом сделал несколько шагов вперед, снова упал на землю.
      
      ГЛАВА 24.
      
      - Семь дней прошло, как ни крути, - сказал Тропинин, стоя на берегу Тишимбая, и глядя на бурное течение реки.
      - Да, с этим вы угадали, - ответил Глебов, стоящий рядом.
      - Если бы вы не водили нас по болоту двое суток, то мы бы пришли сюда еще в пятницу,- не удержался, чтобы не подзудить Михей.
      - Ты, давай, лучше, помоги девчонкам собрать байдарку, - прикрикнул на него Глебов. Михей скривился:
      - Ага! Это у Санька легкие безразмерные, а у меня для этого дела дыхалки не хватает.
      В самом деле, к удивлению гостей, туристы не пользовались насосами, а накачивали свои резиновые суда по старинки, ртом, через длинные резиновые трубки, как они их называли - дуйки. Дело это было долгое, и трудоемкое. У Семена, надувавшего уже второй отсек своей "Золотой леди", лицо было такого цвета, словно он вышел из бани.
      - Фу! Аж голова кружится, - сказал он своему напарнику, занимающемуся точно тем же.
      - Стареешь, Сема, - поддел его Павел.
      - Да уж, не молодею.
      Девчонкам же помогал надувать их баллоны Санек Богров. Это у него действительно получалось лучше всех.
      - Я на спор с мужиками из гаражей грелки рвал, - басил он, пока Наташка завязывала очередную дуйку.
      - Да, что ты говоришь! - восхитилась Наташка.
      - Да, - гордо подтвердил Санек. - Братву нашу этим не удивишь, а вот обычных лохов только так на литр водки раскручивал.
      В это время из-за горы появились Томский и Костин. Они несли несколько длинных жердей.
      - Это вы что принесли?! - с возмущением заявил Семен. - Этими палками не баллоны крепить, а только в... зубах ковыряться.
       Назвать он хотел другой орган, но в последний момент сдержался - к ним подходили девушки. Жерди были нужны для сооружения поперечен, крепивших баллоны катамаранов друг к другу.
      - А что, эти разве тонкие? - спросил Томский.
      - А ты разве не видишь?! - возмутился Семен. - Вспомни, какие продолины и поперчены были у нас до "пешки".
      - Там таких деревьев нет, - замотал головой Костин.
      - Да, там лесок такой чахлый. И рядом то ничего нет. Один стланик, да камни, - подтвердил Томский.
      Несколько секунд все озадаченно рассматривали жерди, потом Тропинин решил:
      - Ладно, давай вязать то, что есть. Найдем хорошую таежку, сменим поперечины.
      - Ну, как скажешь, - пожал плечами Семен.
      Они начали привязывать к жердям баллоны, дело это было весьма тонкое, граничащее с большим искусством.
      Сборку судов закончили уже под вечер. Семен еще сбегал к ближайшему перекату, и наловил хариусов. Это было весьма кстати. Припасы у них кончались катастрофически, осталось только НЗ. В тот день доели последнюю пшенку, и теперь в запасах было только два кило гречки. Когда устраивались на ночлег, заметили, что Санек постоянно совершал резкие рывки в сторону ближайших кустов, а потом, сделав дело, слишком медленно, словно раздумывая над чем-то, возвращался обратно.
      - Что это с тобой, Сань? На тебе лица буквально нет, - участливо заметил Семен.
      - Да опять меня что-то несет, - пожаловался тот. - И ел, вроде, то же, что и все. А вот гоняет, как из пулемета.
      - Ты как до города доберешься, проверься. Может, у тебя уже язва открылась, - посоветовал Привалов. Его собеседник испуганно посмотрел на него. Санек настолько привык считать себя здоровым человеком, что малейшее отклонение от нормы ставило его в тупик, и пугало до глубины души.
      - Ты думаешь?
      - Ну, а с чего тебя уже второй раз так прихватило? Точно у тебя язва развивается.
      - А что же мне делать? - недоумевал Санек.
      - Главное, поменьше нервничать. Все болезни, а особенно язва, от нервов.
      На ночь Семен поставил вершу, и с утра они снова ели рыбу, правда, теперь, ленков. Когда Семен разливал рыбу по тарелкам, он шепнул Андрею Костину:
      - Смотри, как это делается.
      Вытащив из ухи большой кусок рыбы, он обмакнул его в котелок с холодной водой, стоявший рядом. Потом он вернул рыбу в чашку с ухой.
      - Отнеси гостям, - велел он Андрею.
      Тот выполнил его пожелание. Так как мисок не хватало, то из одной ели все трое "гостей". Насколько успел заметить Андрей, тот кусок рыбы достался несчастному Саньку. Несчастлив он был еще оттого, что через пять минут после ужина, они еще и палатки снять не успели, Санек с матом и подвыванием убежал все в те же кусты.
      - В том то вся и хитрость, что другим от этого ничего не будет, - поделился опытом Семен. - Я вообще-то, на Михея все рассчитывал, но везет пока только Сашке.
      - Ты бы просто им водички подлил, - посоветовал присоединившийся к заговорщикам Томский.
      - Ага, и все трое бы сразу обдристались, и поняли, что это сделали мы. Тогда мы точно до Золотого не дойдем.
      - Тоже верно, - согласился Томский. - Продуманный, ты, однако, Семен, парень.
      - Ну, так поживи с мое, и не таким мудрым будешь. Жизнь меня так по жопе била, что всему, почитай, научился.
      Перед отплытием руководитель группы нервничал как никогда раньше. Он спустился на Семена по поводу обычной задержки:
      - Привалов, ты долго там еще будешь вошкаться!?
      Семен, пытавшийся запихнуть в полый отсек своей надувной гондолы еще какое-то имущество, опешил:
      - Ты чего, Геннадий?
      - Того! Сколько можно ждать! Давай быстрей!
      Тропинин отошел к своему катамарану, а Семен с удивлением пробормотал:
      - Какая муха его укусила? Он что, опаздывает куда?
      - Ага. На электричку до Владика, - поддержал не менее озадаченный поведением руководителя Оборин. - Совсем обурел.
      - Может он в долю к этим вошел, вот и рвет за них жопу? - предположил Привалов.
      Новая река сразу предъявила свои строгие правила игры. Течение у Тишимбая было гораздо более мощное, чем у Ургала. Река была и пошире, и перекаты более протяженными и дурными. К полудню они попали на первый порог. О своем приближении он заранее предупредил впечатляющим гулом, словно ревел набирающий обороты реактивный двигатель. По знаку Тропинина все суда малой его эскадры пристали к берегу.
      - Дежурные готовят обед, а мы с Семеном на разведку, - велел Геннадий Александрович. Вернулись они через полтора часа. Уже по озабоченным лицам водников было видно, что разведка принесла им мало радости. После обеда Семен начал рассказ о новом препятствии:
      - Так порог примерно третьей степени сложности, но есть одно место, где придется очень сложно. Тянет уже на пятый.
      Он нагреб из костра уже остывающего пепла, и начал рисовать на нем какие-то кружочки:
      - Вот, это обливные валуны, их пройдем без труда. Но, вот после третьего, сразу, резкий поворот налево, иначе нас вынесет на острый камень. Мы его еле рассмотрели среди пены. Потом сразу резко придется уходить вправо, иначе попадаем в двухметровый водопад. И там, рядом, нормальный водоскат метров пять шириной. В него нужно еще попасть. Вот такие пирожки!
      Самый опытный из водников, Павел Оборин, мотнул головой:
      - Да, задачка не для учебника. Может, лучше обнести его?
      Против этого выступил Тропинин:
      - Это долго. По берегу на чалке там не пройдешь, скалы. Придется снова разбирать суда и спускать баллоны. Это займет больше суток. Кроме того, кто знает, что там, за порогом? Может следующий порог еще через километр? Что мы, так и будем их собирать и разбирать?
      - Ну, мы то с Семеном этот порог пройдем, а вот вы вряд ли, - решил Павел. - Считай, в экипаже одни новички.
      - Может нам с Анатолием Николаевичем лучше по берегу пройти, - поспешно заметил Михей. Ему до тошноты претила мысль, что придется лезть в эту кипящую водяную бездну. Он не боялся воздуха, но вода в таком состоянии, какой она находилась в порогах, нервировала его до панического состояния.
      - А, ну, тогда уж все идите, Санька с собой возьмите, - невинно заметил Семен. Глебов в ответ на это усмехнулся.
      - А потом мы будем полгода догонять вас по суше? Нет уж! Весло в руках мы держать уже умеем, команды знаем. В порог пойдем все.
      - Ладно, - согласился Тропинин. - Идем так все. Рисковать, так всем. Семен и Павел на страховке, первыми идут девушки. Готовьтесь к сплаву.
      Началась подготовка. Пластиковые шлемы для хоккея с мячом были отцеплены от рюкзаков, красные, надувные спасжилеты подкачивались до максимального размера. Прихватив веревки с пенопластовыми поплавками на концах, так называемые выброски, ушли вперед Семен и Павел. Через полчаса Тропинин оттолкнул от берега свой катамаран.
      Михей, собственно, и не понимал, где располагаются пресловутые, и столь опасные камни, куда нужно уходить и грести. Кругом, вокруг него, впереди, билась с ревом белая пена, сквозь которую прорывались упругие, как мышцы культуриста, струи воды. Он плохо слышал команды Тропинина, да и вряд ли гребки его весла могли сыграть какую-то роль в судьбе их хрупкого судна. Четверка как-то непонятно, вопреки его воле маневрировала в этом водяном аду. Пару раз катамаран резко падал вниз, так, что даже у него, вертолетчика со стажем, екало где-то под селезенкой. Время от времени он получал в лицо порцию холодной воды, и тогда окончательно терял ориентации в пространстве. Сколько это все длилось, Михей не понимал, но, со временем, толчки и рывки прекратились, и хотя река по-прежнему ревела раненным зверем, а впереди пузырилась белой пеной, но это была уже обычная шивера, каких они прошли за эти дни множество. Катамаран тут же пристал к берегу. Это нужно было всем, слишком много эмоций высосал из них этот десятиминутный отрезок времени.
      Пока они отдыхали, Оборин и Привалов вернулись к своему катамарану, и теперь уже Тропинин и Андрей встали на страховке. Михей, лежа на берегу, даже задремал. Его разбудил крик Томского:
      - Кидай, кидай им выброску, Андрюха! Кидай!
      Приподнявшись, вертолетчик увидел, как мимо них по реке плывут совершенно раздельно, оба баллона катамарана Привалова, еще какие-то обломки, и среди них два белых шлема водников.
      Все произошло уже на первом, далеко не самом коварном участке порога. Но, сначала все шло очень хорошо. Санек, в отличие от пассажиров четверки, не мешал водникам, а наоборот, был самым активным в этот водном слаломе. Но именно его дурная сила невольно способствовала катастрофе. Когда они миновали первый большой камень, то должны были резко уйти в сторону. Все выполнили этот поворот четко. Семен выполнил "закол", а Павел и Санек резко и мощно загребли воду, каждый в свою сторону. При этом нос левого баллона уперся в один из камней. И вот тут не выдержала, и лопнули сразу две стягивающих оба баллона поперечины. Хлипкое судно водников сразу потеряло половину своей управляемости, и, как, истинная леди, начало капризно выкидывать совершенно независимые фортели. Еще несколько секунд они держались на своем рассыпающимся судне, а потом "Голден леди" налетела на большой, обливной валун, где правый и левый баллоны начали обходить его с разных сторон. Привело это к тому, что не выдержали и лопнули задние две поперечины. После этого в воду посыпалась вся ноша катамарана: привязанный к нему рюкзак, котелки, и сами люди.
      У Семена Привалова перед Саньком было большое преимущество: спасжилет и шлем, предохраняющий его голову от удара камней. Кроме того, Семен сумел сразу, как и полагается по всем инструкциям, развернуться ногами вперед по движению воды. Это при выносе больных подобный порядок дурная примета, а вот при сплаве, наоборот, есть шанс, что если и сломает водник ноги, то хоть голову сохранит при этом в целости.
      Семен ничего не слышал за грохотом и шумом воды, ничего и не видел, ослепленный бешеной пляской волн. Но бурун первого серьезного переката он все-таки разглядел. Выглядел он устрашающе. Поток воды, проносящийся над округлым, обточенным за тысячи лет валуном, не превышал и полуметра. Он успел вдохнуть, напряг ноги и, ударившись пяткой о каменный бок, проскользнул не по его вершине, а чуть в стороне, там, где вода скатывалась с валуна более полого. При этом Привалов буквально хребтом почувствовал жестокую неуступчивость угрюмого камня.
       Вынырнув в относительном затишье, он едва успел перевести дух, как вал следующего препятствия накрыл Семена с головой.
      Он слышал крики спутников с берега, более того, увидел летящую в его сторону выброску, но схватить ее не успел. Буквально в сантиметрах от его пальцев появилась другая рука, и, схватив веревку, дернула ее на себя. Это Санек, избитый всеми встречными камнями, и державшийся на плаву только благодаря своему мощному запасу сил, перехватил выброску. Он не хотел при этом как-то ущемить Семена, просто, оглушенный водой, и ошалевший от всего произошедшего с ним, не видел Привалова совсем.
      Того же понесло дальше, вниз. Он еще пробовал руками направить свое тело ближе к берегу. Но это у Семена получалось плохо. Он ударился боком о выступающий из воды камень, его крутануло вокруг него, чудом развернуло снова головой назад, и потащило дальше. Оглушенный, захлебывающийся, он летел подобно бревну вниз по течению, не понимая и не соображая, что происходит. Вот в таком состоянии полузадохнувшегося, полуослепшего и полуоглохшего, Семена просто вышвырнуло в тихую заводь за очередной скалой. И вот здесь-то он имел гораздо больше шансов погибнуть, чем прежде. Прежде всего, он почувствовал, что спасжилет его неизбежно начал опадать. Где-то среди камней он пропорол его тонкую стенку. Это было очень не вовремя. Пороги настолько вымотали Привалова, что плыть у него уже не было сил. Руки, ноги плохо повиновались ему. А дно никак не хотело обнаруживаться под его ногами. Каким-то сверхусилием он еще держался на плаву, но с ужасом понимал, что не сможет преодолеть эти двадцать метров до берега. Между тем его несло дальше, снова начались перекаты, а впереди нарастал гул очередной, мощной шиверы. Привалов понял, что если он попадет ниже в очередной порог, то сил выбраться из него у водника не останется. Так что Тишимбай дальше выплюнет и понесет вниз по течению уже его труп. И тут он заметил метрах в пяти от него ствол упавшего в реку дерева. Это был его последний шанс. Семен рванулся вперед со стоном и зубовным скрежетом, еле ворочая избитым телом. Последним усилием воли он дотянулся до ветвей, обглоданных водой до белизны, подтянулся, и лишь повиснув всем телом на узловатых сучьях, позволил себе потерять сознание.
      
      ГЛАВА 25.
      
      Поняв, что Семен до выброски не добрался, Тропинин крикнул Томскому:
      - Беги за ним! - а сам начал подтягивать к берегу Богрова. Тот настолько сильно вцепился в веревку, что, даже очутившись на берегу, еще несколько минут не выпускал ее из рук. К этому времени он остался один, все остальные побежали за стремительно удаляющимся белым поплавком шлема Привалова. Это было нее так просто, скалы в этом месте сходились так, что приходилось лезть в воду, и пробираться по скользким камням, борясь с сильнейшим напором воды. То один, то другой из водников падал, и только с помощью других их так же не уносило вслед за Семеном. Лучше всех догадались девчонки. Они просто прыгнули в свою байдарку, и понеслись вниз по течению. Именно они увидели первыми тело Семена на ветвях дерева. Сначала Наталье показалось, что Привалов мертв, настолько безжизненным было его тело и неудобной, неестественной поза. Но они еще не успели причалить к дереву, как Семен поднял голову, зашевелился. Это удалось ему только со стоном. Пока Ольга удерживала байдарку за одну из ветвей, Наталья ловко вскарабкалась на ствол. Она помогла ему забраться на ствол, потом за подбородок повернула голову Семена к себе, и спросила: - Живой!?
      - С трудом, - ответил Семен, пытаясь расстегнуть ремень шлема. Привалов чуть передохнул, потом попробовал встать, и выбраться на землю. Наталья попыталась его поддержать, но на этом узком бревне это было не так просто.
      - Ты бы полз, что ли? - предложила Наталья.
      - Я рожден летать, а не ползать, - пробовал пошутить Семен.
      Хотя он и в самом деле еле стоял на ногах, так что, три метра до земли стоили ему больших усилий, чтобы дойти, и не свалиться обратно в реку.
      - Слава богу, а то я уж думала, что и тебя потеряла, - сказала Наталья уже на берегу. Она чмокнула его в щеку. На этом лирический момент был закончен. Когда подошли остальные водники, байдарочниц уже не было видно, и только Семен вяло стягивал с себя одежду. Вернулись они через час, буксируя один из баллонов "Голден леди".
      - Вот, нашли только его! - доложила Наталья.
      - Второй мы уже нашли, он застрял на камнях сразу за порогом, - успокоил их Тропинин. - Павел уже пошел искать лес для нормальных поперечин.
      В это время Привалов лежал на берегу, рядом с разожженным костром.
      - Ну, как дела, Сема? - спросила Наталья, усаживаясь с ним рядом.
      - Да, как будто марафон пробежал, да еще по дороге все время кто-то меня палкой по бокам лупил.
      - Знаешь, что-то я так за тебя переживала, прямо удивительно.
      - А что, я такой плохой, что за меня и переживать нельзя? - поддел ее Привалов.
      - Да нет, но я не ожидала, что так к тебе привяжусь. Как это ни одна баба больше трех лет с тобой прожить не может?
      - Да, дуры просто одни попадались.
      - Что ж таких дурных выбирал?
      - Так ты же замужем была.
      Пока они ворковали, остальные подсчитывали потери.
      - Что у нас было там привязано? - спросил Тропинин вернувшегося с жердями на плечах Павла.
      - Палатка девчонок, два котелка, и рыбацкие снасти Семена. Бредешок, его эта раскладная верша.
      Геннадий Александрович с досадой покрутил головой:
      - Да, это самое хреновое. На рыбу мы очень рассчитывали.
      Тут со стороны тайги раздался далекий выстрел.
      - Глебов что-то подстрелил, - решил Павел.
      - Хорошо бы, - согласился Тропинин. - А то жрать совсем нечего.
      - Может, мы сходим в тайгу, поищем чего-нибудь съедобного, - предложила Ярослава. - Грибов там сейчас сколько, это же ужас!
      Тропинин отнесся к этому скептически:
      - Если сами не станете чем-нибудь съедобным для местного зверья.
      - Отмахнемся, - сказал Томский, воинственно потрясая топориком.
      Собрался в тайгу и Михей с Богровым.
      - Сходим, может, тоже что пошукаем, - объявил Михей, проверяя патроны в обойме своего "Кедра".
      В это время Павел с оклемавшимся Приваловым начали собирать заново свой хрупкий катамаран. Сам Тропинин занялся постановкой палаток и подготовкой к ужину.
      К вечеру из тайги вернулись все три группы туристов. Малиновская и Томский притащили в куртке, превращенной в мешок, белых грибов.
      - Вот, какие красавцы, тут их! - Ярослава в восхищении закатила глаза. - Море! Правда, я многих не знаю, но это вот точно подберезовики. Мне Андрей как-то из леса их привозил. Съели их тогда и живы остались.
      - Они, - подтвердил оживший Привалов. - Сейчас я еще все просмотрю. А то наедимся поганок, и кончай сплав.
      Михей и Санек вернулись из тайги с большим мешком кедровых шишек. Они еще были недозревшими, орехи приходилось выковыривать из белой сердцевины ножом, но есть их уже можно было. Семен по таежному методу закопал их как картошку, в горячие угли. Смола и мякоть, так крепко связывавшая орешки, отгорела, и через полчаса все наслаждались восхитительным вкусом горячих кедровых орехов. Девушки же занялись подберезовиками, так что вскоре над лагерем висел аппетитный запах грибной похлебки. Но, больше всего водников обрадовало возвращение Глебова. Тот принес двух зайцев.
      - Вот, больше ничего не смог найти, - сказал он, кидая добычу к костру. - Следы есть, зверь тут иметься, но, нужно в засаде сидеть. Да и топаете, вы, господа туристы, по тайге, как слоны. И черт вас понес всех в тайгу! Там лось недалеко пасся. Как вас услышал, так ушел.
      - А ты что, нас слышал, что ли? - удивился Санек.
      - Не только слышал, но и видел некоторых. Кое-кто мне чуть руки не оттоптал.
      После этих слов занервничала почему-то Ярослава. Она как-то покраснела, и искоса взглянула на Томского. Тот же остался невозмутимым.
      - Жирные зайцы, хорошая добыча. Но, вы, вроде, один раз стреляли? - спросил Тропинин, рассматривая убитых зверей. - Или мы второй выстрел не слышали.
      - Да нет, один раз стрелял. Просто повезло, одним патроном обоих снял. Они рядом сидели. Картечь хорошо пошла. Самку в сердце достало, а самцу в голову попала.
      - А я думал, что это все байки, - сказала Наталья, рассматривая тушки зайцев, - чтобы одним выстрелом сразу двоих.
      Семен сразу занервничал:
      - У меня тоже так было, но только с утками, - заявил он. - Это все ружье хорошее. С другим стволом так не получится.
      После ужина к Привалову подошел Санек.
      - Сем, ты извини, что так получилось, - начал он. - Я не хотел у тебя эту выброску перехватывать, я тебя просто не видел. Ей богу! Я не Михей, я крысятничать не умею.
      - Ладно, Санек, проехали, - смилостивился Семен, похлопывая его по плечу. - Главное - оба живы остались.
      Так, как палатка "гостей" покоилась где-то на дне Тишимбая, то им пришлось приспосабливать для ночлега два полога. Прижав с трех сторон тонкие стены прорезиненной ткани бревнами и камнями, они получили некое подобие палатки. Еловые лапы и таежная трава пошла на подстилку, но мало заменила теплый "конверт" из синтипона.
      Когда лагерь уже уснул и утих, на сопку, нависающую над ним, вышел медведь. Он остановился и долго нюхал терпкий, неприятный запах человечьего стойбища.
      
      ГЛАВА 26.
      
      Потом Георгий Вишняков как ни пытался, так и не смог вспомнить, что он делал сутки, после гибели его вертолета. Он куда-то шел, это было видно по его истерзанной амуниции, но куда и зачем - это осталось для него тайной. И то, что, находясь в этом странном состоянии, он так далеко ушел от места аварии, спасло его жизнь. Вслед за людьми туда вышел и Старый Медведь. Он чувствовал запах ушедших людей. Причем чувствовал именно то, что большинство ушло по тропе, а один в другую сторону. Но тут же к этому запаху присоединился восхитительный аромат свежего мяса и крови. Так просто Старик уже уйти не мог. Он разыскал и стащил в одну кучу трупы людей. Его заинтересовал и запах того, кто остался лежать под вертолетом, но побиться к нему медведь не смог, хотя обгрыз его ноги, и долго копал землю. Около места крушения он оставался чуть больше суток. Мог оставаться и больше, но на следующее утро из тайги вышел хозяин этих мест, и одного взгляда на него было для Старика достаточно, чтобы пуститься в бега. Местный владыка был на пять лет его моложе, и даже по массе и росту больше Старика. Местный хозяин пугнул пришлого медведя, но догонять его не стал. Его так же манил восхитительный запах уже чуть подгнивающего мяса.
      Вишняков же очнулся следующим утром. Открыв глаза, он увидел перед собой девичье лицо. Прежде всего, на этом лице доминировали глаза, серые, красивой формы, в которых так и читалось любопытство. Потом шли губы, чересчур крупные, сочные, удивительно яркие. А еще на этом лице имелся миллион веснушек, хорошо заметных даже на загорелой коже. Рыжие волосы, выбивавшиеся из-под строго повязанного на голове платка, подсказывали причину такого аномального обилия веснушек.
      Увидев, что Вишняков открыл глаза, девушка оживилась, и крикнула куда-то в сторону: - Пап! Он очнулся!
      Вишняков приподнялся, и увидел того, к кому обращалась девушка. То, что это был именно ее отец, указывал цвет его рыжей бороды. Кроме того, на поляне было еще две небольших лошади, груженные тюками, и большая лайка, сидевшая по левую сторону от Георгия.
      - Очухался? - Почему-то очень строгим тоном начал разговор рыжебородый. - Это хорошо, а то нам некогда с тобой тут возиться. Ты кто такой, паря? Как тут очутился?
      Вишняков начал рассказывать, медленно и трудно. Почему-то сейчас в голову лезли одни английские слова, и он с трудом заставлял себя переводить их на русский язык. Девушка даже подала ему фляжку с водой, что вызвало какую-то странную гримасу со стороны отца. Но все это отошло в сторону во время исповеди этого рослого парня. Рассказ Георгия встревожил рыжебородого.
      - Хреново! В тайге такой человек страшней зверя, - пробормотал он. - И где это все было? Далеко отсюда?
      - Не знаю. Не помню. Вообще не помню, что со мной после этого было.
      Он с некоторым трудом поднялся на ноги, потрогал голову. Осмотр самого себя удивил Вишнякова. Кепку он потерял, на коленке зияла огромная дыра, в которой была видна раскорябанная до крови коленка. Но, руки-ноги были целы. Рыжебородый озадачился. Его чересчур близко поставленные глаза буквально буравили незнакомца.
      - Что, значит, не помнишь?! Пьяный, что ли, был?! - все тем же, строгим тоном спросил он.
      - Нет. Это амнезия.
      - Как это?
      - Так. Как провал в памяти.
      - А, это у меня раз было, - неожиданно согласился рыжий. - Мы тогда с братом подрались из-за Дашкиной матери, - он кивнул в сторону дочери. - Тот меня головой о стену дарил. Потом полдня из памяти как корова языком слизнула. Видно и ты хорошо где-то башкой приложился.
      - Да. Наверное, было, такое есть.
      Рыжебородый еще больше свел свои лохматые брови.
      - Ты, паря, не русский, что ли? Гуторишь как-то странно.
      - Русский, только я долго жил в Америке.
      Его короткий рассказ о своей жизни больше заинтересовал Дарью, чем ее отца.
      - Ладно, кое-что я понял, остальное потом, в дороге выясним. Деваться тебе некуда, только с нами идти. А так, один, сдохнешь тут.
      - А вы куда идете?
      - На зимовье. Продукты вот, везем.
      Он озабоченно поглядел на небо и велел.
      - Ладно, идти надо, а то скоро ливанет, чую я. А до дождя нам нужно до Студенки добраться.
      Что поразило Вишнякова когда он очутился на ногах, это рост его вынужденных спутников. Он сам был не маленьким человеком, с прошлого года достиг роста метр девяносто пять, но и охотник был ему под стать, и девушка ни чуть не меньше.
      Уже шагая с этим маленьким караваном, между двух лошадей, одну из них под уздцы вел отец, а вторую дочь, Вишняков спросил: - А вас как всех зовут?
      - Меня то?
      Рыжебородый даже приостановился.
      - Так то меня Михаилом. А ее Дашкой. Ты только на нее сильно то не заглядывайся, а то лично пристрелю, не посмотрю, что американец.
      От такой перспективы Георгий совсем ошалел. Но, думать над таким странным пожеланием отца веснушчатой красавицы было некогда. Они спешили так, что он даже стал задыхаться.
      Дождь, которого так опасался Михаил, хлынул через пять минут после того, как они прошли небольшую речку, скорее даже, ручей, где воды было по колено не только лошадям, но и им самим. Этим обстоятельство рыжебородый был доволен больше всего.
      - Это и есть, что ли, Студенка? - спросил Георгий.
      - Именно она, зараза. Студенку так то воробей перейдет, но после дождя она бешенная, дня три потом никак ее не перейдешь. Глина еще по берегам, развозит ее в жижу. Так-то еле пройдешь, а уж с лошадями и думать нечего.
      Уже под дождем они развернули полог, и развели под ним костер. Георгий и представить себе не мог, что в такой ливень можно развести огонь. Но Михаил сделал это так быстро и ловко, что Вишняков даже не понял, как это у него получилось. Он, помогая ставить полог и собирая топливо для костра, успел промокнуть до нитки, до дрожи во всем организме. Но, после кружки горячего, черного от густой заварки чая, он немного согрелся.
      - Так я не понял, куда вы идете? - спросил он таежных старожил.
      - К себе на зимовье. Мы там с Дашкой зимой живем. Я ухожу в тайгу на маршрут, соболей промышляю, а она у меня дома хозяйствует.
      - Как это на маршрут? - снова начал допытываться Георгий.
      - Ну, это у меня капканы на соболя так стоят, по кругу. Я пока их обхожу, дней пять проходит. Потом возвращаюсь к зимовью, с день отдыхаю, и опять по кругу. А она у меня там хозяйствует.
      - А мать ваша где? - поинтересовался Вишняков. Девушка хоть и была одета точно так же, как и его отец, в каких-то старых штанах, и куртке, но он видел, что под этой невзрачной личиной прорезывалось временами очень красивое тело. Дашка была не красива, а скорее мила лицом. Ее портили как раз эти чрезмерные губы, и обилие веснушек.
      Тут Михаил нахмурился.
      - Умерла она. Три года назад умерла.
      После этого он взглянул на небо, и сказал: - Да, дождь этот скоро кончится, но дальше пока не пойдем. И поздно уже, и дорога сейчас скользкая, лошадей еще поуродуем. Здесь будем ночевать.
      
      ГЛАВА 27.
      
      Маклай, этот таежный сторожил, так же заранее узнал о приближающейся непогоде. Взойдя на вершину очередной сопки, он остановился, и начал крутить головой по сторонам.
      - Однако, дождь скоро будет, - сказал он Захару, озабоченно осматривая небо и горизонт. На небе не было ни облачка, и легкая дымка на горизонте не говорила для горожан, какими и были все беглецы, ничего.
      - С чего это ты взял? - удивился Захар.
      Таежник постучал себя по груди.
      - Дышать тяжело стало. Эх, и ливанет скоро. Надо, однако, место для ночлега искать.
      Так что, к началу ливня и эта группа невольных таежников мирно пила чай в большой, армейской палатке.
      - Молодец, ты, брат Маклай, - сказал, одобрительно Захар. - С тобой в тайге не пропадешь.
      Только третья группа, двигающаяся в одном и том же направлении, туристы и их "гости", попали под дождь в самом первородном виде - на реке, на самой ее середине. С утра, правда, у Тропинина и Семена побаливали суставы. Но, оба свалили это на нагрузку прошлого дня, и рьяно занялись утренней гимнастикой. Правда, при этом Привалов чуточку постанывал. Как обычно это бывает, вчерашние ушибы этим утром дали о себе знать всей своей полноценной болью.
      С помощью Натальи он насчитал на своем теле тринадцать синяков, и две хороших ссадины. Плыть ему в этот раз пришлось уже без спасательного жилета. Даже такой мастер по ремонту туристского снаряжения, каким был Павел, отказался его клеить. Камень не просто проколол ему жилет, он выдрал из него полосу во всю длину.
      - Бесполезно, теперь его остается только выкинуть.
      Кроме того, для такого нужно было слишком много времени. А еще подходили к концу и запасы клея, а его берегли для латания катамаранов.
      В этот день Семену довелось испытать новое для себя чувство. Это было, когда они вошли в первую, серьезную шиверу. Услышав все нарастающий рев, увидев белую пену порога, Семен вдруг почувствовал подкатывающий откуда-то снизу, из района солнечного сплетения, страх. У него даже волосы встали дыбом. Хорошо, что в этом пороге им не пришлось сильно работать веслами, потому что руки у Привалова стали словно ватными, и он едва не выпустил свое весло. Санек на это не обратил внимание, а вот Павла ему было не обмануть.
      - Ты чего, Семен? - спросил он, когда шум порога стих, и стало возможно слышать человеческий голос.
      Привалов на это только отмахнулся. Что он мог сказать? Что сдрейфил, и теперь просто умер, как водник?
      Он был так занят своими мыслями, что когда сначала Богров, а потом и Оборин начали издавать какие-то странные восклицания, и торопливо работать веслом, он не понял, к чему это.
      - Семен, проснись, ты чего?! - нетерпеливо спросил Павел.
      - Ты про что? - спросил Привалов, но когда глянул в сторону, влево от себя, то тихо матюгнулся, и так же приналег на весло. Из-за прибрежных скал выползала темно-синяя, с каким-то багровым оттенком туча. А берега, как назло, полностью исключали возможность причаливания. Слева были как раз отвесные скалы, а справа, хоть они и могли выбраться на берег, но там не было ни леса, ни даже наносника, чтобы развести костер и хоть как-то и чем-то закрепить палатки. Зато было видно, что за поворотом зеленела очередная таежка, пробившаяся на берег сквозь каменистые обвалы сопок. Самому первому судну флотилии, байдарке, оставалось до нее метров двести, когда грянул первый раскат грома, и, тут же хлынул ливень. Самое плохое во всем этом было то, что из-за штормового ветра поднялась довольно солидная волна. Она грозила, прежде всего, неустойчивой байдарке, но могли пострадать и катамараны. За те пять минут, что они были под дождем, все промокли до нитки. Благодаря шквальному ветру все туристы мгновенно замерзли, так что на берег высадилась компания дрожащих, трясущихся от холода людей.
      - Поднимайте катамараны выше в сопку, - крикнул Тропинин. - Скоро тут все затопит.
      Они протащили свои суда как можно больше в гору, и тут же бросив их, разбрелись по окрестностям, стараясь собрать как можно больше валежника. Семен и Павел же занялись высохшим стволом одиноко стоящей лиственницы. Дерево хоть и высохло, но ее железная сердцевина плохо поддавалась топору. С матами, меняясь, водники за полчаса срубили ее, и начали вырубать из самой середины дерева ее сухую древесину. Тропинин, Томский, Костин и Михей держали над ними растянутый полог. Семен же занялся самой ответственной работой: выкладывал шалашиком сухие щепки. Пошарив по карманам, он достал пару специальных, пропитанных парафином тряпочек. Он уже аккуратно затолкал их внутрь своего шалашика, и приготовился поджигать, когда Глебов протянул ему патрон, с выкрученной пулей. - Посыпь немного порохом, - посоветовал он.
      - Да, ладно, и так загорится.
      - Присыпь, только немного, чтобы не рвануло.
      Привалов все-таки воспользовался его советом, и, через несколько минут, они уже грелись около костра. Дождь продолжал бушевать, хотя чуткое ухо Семена уже различило в его порывах явную успокоенность. Вскоре они уже окончательно закрепили на растяжках полог над костром, и смогли разместиться вокруг его живого огня.
      - Да, вот это нас долбануло! - сказал Михей, снимая свою куртку. - Как поймало то, прямо на реке.
      - Такой ливень я один раз наблюдал в тропиках, - поделился своими воспоминаниями Тропинин. - Меня тогда отправляли в Индию на три месяца. Как раз в период муссонных дождей. Вот там, такая штука каждый день. Правда, вода гораздо теплей.
      Вскоре дождь начал стихать. К ночи он обещал окончательно утихнуть, но до прихода темноты им надо было поставить палатки. Так что мужикам, чертыхаясь, пришлось вылезать из тепла под природный душ. Зато когда все было сделано, руководитель налил всем по пятьдесят грамм спирта. Они доели сваренного с утра зайца, и ушли спать.
      Утром Глебов проснулся от странного ощущения, что он переспал. Взглянув на часы, он с удивлением увидел, что это и в самом деле так. Было уже девять, но лагерь спал. От вчерашней непогоды не осталось и следа. Небо безмятежно сияло голубизной и невероятно промытым солнцем. Единственный кого Глебов увидел на берегу, был Тропинин. Он стоял и смотрел на воду.
      - В чем дело, Геннадий Александрович? - спросил Глебов, походя поближе. - Почему все еще спят? Нам надо уже быть на маршруте.
      - Вот поэтому, - и Тропинин кивнул на воду. Это был не тот Тишимбай, что был вчера. Даже обычное его течение, с точки зрения всех, просто дикое, сегодня казалось уже тихим и умиротворенным. Сегодня же река буквально вспухла, она поднялась на несколько метров вверх, разлилась раза в полтора в ширину. Но, самым ужасным была сила этого течения. Мимо, со скоростью пригородной электрички неслась серо-коричневая муть. И среди этой мути неслись целые стволы деревьев, обломки крон, и даже валуны, вносящие в рев взбесившейся воды свой равномерный грохот. Спускать на эту воду катамараны было бы чистой воды самоубийством.
      - Где-то выше смыло остров, столько деревьев несет, просто ужас, - поделился Тропинин. - Плыть нельзя, иначе мы просто потеряем и суда, да и это смертельно опасно.
      - И надолго это? - Глебов кивнул на воду.
      - Как минимум на день.
      Подполковник с досады скрипнул зубами. На этой реке они уже как минимум потеряли два дня. Сроки очередного свидания с "Глорией" летели к чертям.
      
      ГЛАВА 28.
      
      В отличие от туристов рыжие следопыты прекрасно знали нрав Тишимбая, и поэтому ни один, ни второй даже не сделали попыток спуститься к реке и воспользоваться водной стихией. Весь путь, что сделали за эти дни водники, представлял из себя обширную петлю. Именно ее и срезали оба таежника. Они были очень близко друг от друга, но не знали об этом, так как шли разными тропами, и в чуточку разных направлениях. Один раз оба слышали шум пролетающего вертолета. Группа, которую вел Маклай, тут же кинулась под защиту деревьев. А вот караван, под управлением Миклухи, наоборот, попытался всеми средствами привлечь внимание. И Дарья, и Георгий, кричали, прыгали, девушка даже выскочила на полянку, и, сорвав с головы платок, начала махать им в воздухе. Миклуха попытался даже выстрелить из старенького карабина, но патрон оказался с осечкой, так что кроме потока ругательств, охотник не смог извлечь в воздух больше ничего.
      Эта активность вертолетчиков была понятна. Когда исчез в тайге вертолет и с младшим магнатом Вишняковым, Головко почувствовал себя так, словно он своими руками убил обоих Вишняковых. Бывший комитетчик просто рвал и метал, он тратил бешеные деньги на керосин, которые бочками завозили теми же вертолетами в Туранчай, и в Алголь. Пилоты буквально падали от усталости, но МИ-8 младшего Вишнякова словно растворился без следа в таежном океане.
      - Здесь они должны быть, здесь! - Уверял его специалист по авариям. Он тыкал пальцем в один из квадратов карты. - Последний сеанс связи был отсюда, и далеко улететь они не могли.
      Вертолеты Сиблеса раз пять пролетали над местом падения вертолета, но ни один из них не рассмотрел среди сплошной зелени тайги срубленные Иваном деревья. Головко сам несколько раз вылетал на разведку, но тайга поглотила его людей без следа.
      Через сутки вода спала, и хотя эта была не прежняя, прозрачная как стекло таежная речка, а мутная, как чересчур разбавленное молоком кофе, вода, было решено плыть дальше. На обсуждение этой проблемы: плыть, или не плыть, ушло больше часу, и это сказалось на всем остальном ходе действия.
      - Мне кажется, там еще один порог, - сказал Семен, собирающий свою палатку. - Я вчера ходил туда за дровами, и там были подозрительные такие белые буруны.
      - А, давайте, мы сгоняем, посмотрим, - предложила Наталья. - Мы сейчас спустимся, подождем вас там, у поворота.
      - Давайте, девчонки. Только не суйтесь в сам порог, - поощрил их Тропинин.- Возьмите бинокль.
      Девчонки уплыли. Все в лагере шло уже своим чередом. Все имущество было уже собрано, осталось только погрузить на катамаран-четверку палатки и остальную поклажу, когда Павел Оборин, поднявший последний оставшийся у них котелок, замер, а потом выпустил его из рук. Тот с грохотом покатился по каменистой отмели. Все сначала с недоумением оглянулись на него, а потом перевели взгляд вверх, на то, что так ошеломило Оборина. Поневоле, но это действие Павла повторили все члены группы. Над ними, на косогоре, буквально в десяти шагах, стояло несколько человек, заросших многодневной щетиной, с оружием в руках. Но, даже не автоматы, направленные на них, а лица этих незнакомцев привели в ступор как туристов, так и группу Глебова. В них было что-то от животных, зверей, это были жадные взгляды истосковавшихся по добыче хищников. Глебов, хорошо знакомый с подобным контингентом, первый понял, кто стоит перед ними.
      "Урки. Беглые! Все! - Мелькнуло в голове подполковника. - Не видать нам теперь "Глории". Хана"!
      - Здорово, туристы! - медленно растягивая гласные произнес, сверкнув накладными фиксами Чилимон. - Эй, ты, длинный, брось-ка ствол. И ты, толстый, то же, кинь сюда свою волыну.
      Длинный и толстый - Михей и Санек, нехотя сняли, и бросили вперед свое оружие. Ружье Глебова лежало на готовом к отплытию катамаране, и его реквизировал, подозрительно косясь на водников, Лимончик.
      - Ну, вот и хорошо. Всеобщий мир и разоружение, - снова засмеялся Чилимон. - Вы кто такие?
      - Мы туриста, группа спортсменов-водников, - ответил Тропинин.
       Уголовники заржали так, словно перед ними выступал какой-нибудь комик.
      - Туристы?! Туристы это нештяк! - продолжал изгаляться Чилимон. - Вам попутчики не нужны?
      Все молчали.
      - Видно, не нужны, - решил, засмеявшись, самый круглолицый из всех уголовников. - Нам тоже. Кому-то нужно уступить лыжню.
      В это время, раздвинув одной рукой своих орлов, а второй застегивая ширинку, на первый план выступил Захар.
      - Ну, не спеши, Живот. Ты же хотел закусить свежей печенкой, а тут такой запас мясца, - поддел его Захар, внимательно рассматривая незнакомцев. - Ручки то поднимите, чтобы я их видел.
      Все начали медленно поднимать вверх руки. Первым, из туристов очнулся Михей. До этого времени он старался спрятаться за мощной спиной Санька. Но появление Захара его обрадовало.
      - Бля буду, если это не Захар! - сказал он, выходя вперед. - С бородой тебя и не узнать сразу.
      Но и Захар узнал его так же не сразу:
      - Михей что ли!? Вентилятор! Братан, тебя тоже с этой ботвой на голове не сразу и признаешь. Ты то здесь, какими судьбами!? В туристы на старости лет подался?
      Они обнялись, подошел и Иван:
      - Ты что, в обрыве, Михей? - пробасил он, ласково похлопывая вертолетчика по шее. Но, было видно, что и он рад встрече с другом. - Ты же в Алгольской зоне должен еще щи хлебать.
      Михей просто сиял:
      - Да ты что, я уже полгода как откинулся! Мы тут втроем один крутой гоп-стоп хотели провернуть, да не подфартило нам. Пришлось тайгой уходить от ментов. Наткнулись на этих туристов. Слили им воду, что мы просто попали в аварию, вот и чалим с ними по тайге. А вы что? В обрыве?
      - Ну, да, - подтвердил Захар, - свалили при пересылке. Мотаемся по тайге вторую неделю.
      Между тем за их спинами проходили еще кое-какие переговоры. Пока Михей и его уголовные кореша братались, остальные не спускали глаз с остальных водников. Правда, теперь на них был направлен только один ствол в руках Чилимона. Семен Привалов тихо, одними губами шепнул Томскому: - Андрей, девки.
      Да, это было страшно. Томский сразу представил, что и как могут сделать семь голодных до женского тела уголовников с их спутницами. Их уговорить, не трогать женщин, как это было с Глебовым и его людьми, вряд ли удастся.
      - Что делать то? - шепнул он.
      - Отвлеки их как-нибудь. А я попробую оторваться, - попросил Семен. Он стоял с самого края поляны, возле кустов багульника.
      - Хорошо.
      Между тем старые знакомые продолжали разговор.
      - Что за скачок то был? - поинтересовался Захар.
      - Да, перевозили большие бабки на вертолете, мы его с двумя корешами прихватили. Я, конечно, за рулем. Только корыто оказалось ржавое, плюхнулись в тайге, вертушка сгорела вместе с бабками. Думали, сдохнем, без жратвы и одежды. Анатолий Николаевич, Санек! Идите, познакомьтесь с моим лучшим другом по крытой зоне.
      "Гости" вышли вперед, начали знакомиться. По счастью, никто из этих "сидельцев" не отбывал срок в зоне у Глебова, а то реакция могла быть совершенно другой. Как раз Мирон и Чалый прошли через его зону, но их уже в этой группе не было - спасибо Стрику медведю.
      - Вот, с ними я на это дело и пошел, - продолжал плести свой рассказ Михей. - А когда плюхнулись с неба на землю, тут вот и прицепили этих туристов. Одного кента их замочили, чтобы не дергались, вот они нас на себе и выводят из тайги.
      - Что за туристы? - спросил Захар.
      Томский понял, что это последний его шанс попробовать спасти девчонок. Он был уверен, что их через несколько минут просто перестреляют, и оставалась надежда, что Наталье и Ольге удастся уйти. Буквально на ватных ногах он потихоньку двинулся вперед.
      - Эй, ты куда, хохлома? - крикнул ему Чилимон. Но Томский, опустив руки, медленно продолжал идти вперед. Краем глаза он видел, как Семен начал сдвигаться к краю полянки.
      - Да, я вот хочу посмотреть, - начал Андрей,- не Захарченко ли это, Михаил Иванович, по кличке Бык, которого я сажал десять лет назад.
       Эти слова Андрея произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все, включая Чилимона и Живота, с любопытством уставились на чудака, выступившего с таким странным заявлением. А сам Захар, сразу как-то подобравшись, и прищурив глаза, отстранил со своей дороги опешившего Михея, и сделал два шага вперед. Теперь между ними было не более метра. Резким, но легким шлепком Захар сшиб с Томского его бейсболку, содрал солнцезащитные очки, водрузил их себе на лоб. Волосы за эти три недели у Томского на голове уже отросли, и бородка была уже солидной. Они не виделись десять лет, и Томский за это время сильно возмужал. Но эти глаза, один голубой, другой зеленый, было не возможно спутать с чьими либо другими.
      - Никак Томский, Андрей Ильич, - без лишних эмоций произнес Захар, - мой личный опер. Ты, говорят, капитаном уже стал. В начальники, еще, какие-то, выбился, гуторила братва.
      - Да нет, не капитан, уже майор, - поправил Андрей. - Начальник следственного отдела.
      Теперь уже все, в том числе и туристы, вытаращили глаза.
      - Какой майор, он же юрист? - шепнул Тропинину Оборин.
      - А это не одно и тоже?
      А Захар продолжал беседовать.
      - Все в Кривове волчарите, или, уже, куда повыше перебрались? - продолжал допрашивать Захар.
      - Да нет, именно в Кривове, - подтвердил Томский.
      - А еще, говорят, женился ты на крутой прокурорской дочке. Чуть ли не областного прокурора дочурка.
      - Верно, говорят. Тюремная связь, вижу, хорошо работает. Даже в дальняке (*дальняк - дальняя, отдаленной от места постоянного проживания зона) в курсе всех Кривовских дел.
      - Это Ярослава, прокурорская дочка? - Понял Михей. Он оглянулся по сторонам, и вдруг закричал. - Сука! Где он?! Ушел!
      - Кто ушел? - не понял Захар.
      - Семен, самый большой козел в этой компашке. У меня с ним свои счеты! Тут еще двое девок с нами плывут, на байдарке. Они сейчас вперед ушли. Это их он побежал предупредить.
      - Девки? - оживился Живот. - Девки, это хорошо, у них печенка слаще.
      - Бегом за ними, Чилимон, Лимончик! Никто не должен уйти! - скомандовал Захар.
      В погоню, кроме Михея, кинулись Чилимон с автоматом, и Лимончик, с двустволкой Семена. А Захар обернулся к Томскому, улыбнулся, широко и добро, а потом со всей силы ударил его кулаком в живот. Тот, хоть и готов был к подобному повороту событий, но такой силы удар сдержать не смог. Упав на землю, он захрипел, зажимая руками солнечное сплетение. А Захар начал бить его ногами, с яростью, кхекая при каждом ударе. К нему присоединился и Иван, но тот делал он это с какой-то ленцой, вроде бы как за компанию. Когда они устали заниматься этим делом, он спросил друга:
      - Это тот самый опер, который тебя раскрутил на пятнашку?
      - Он самый, - подтвердил Захар. - Вот где достала радость встретить, в тайге, за тысячи верст от Кривова.
      - Да, бог фраера видит, - пробормотал Иван, и, опустив автомат, приставил ствол автомата ко лбу милиционера. Андрей, как раз, пришел в себя, но не сразу понял, что упирается в его лоб. Когда же он осознал это, у него, как казалось, даже сердце остановилось.
      "Вот и все, - мелькнула мысль, - это ж надо было куда забраться, чтобы подохнуть в этой тайге".
      Он видел, как усмехнулся этот здоровяк, рассмотрел даже роковое движение кисти, хотя отсюда он не мог видеть палец, медленно нажимающий на спусковую скобу.
      
      ГЛАВА 29.
      
      Тем временем Семен мчался по берегу реки, прыгая с камня на камень не хуже горного козла. В одном месте ему пришлось бежать уже по воде, рискуя быть сбитым с ног бешеным течением Тишимбая, и унесенным вниз, подобно проплывавшему мимо бревну. Его преследователи, только сунувшись по его способу в воду, с матами притормаживали, и шли по реке уже осторожно. Чилимон все-таки поскользнулся, и понесло бы его вниз по течению, но Лимончик успел ухватить его за ремень автомата, и подтянуть неудачника к берегу. Все эти задержки Михей воспринимал с досадой, доходящей до ярости.
      - Быстрей давай! - орал он на своих спутников. Но Чилимон, после купания в холодной воде, начал кашлять, и отставать. Зато Лимончик на ходу еще и успевал задавать вопросы.
      - А молодые, девки то эти?
      - Молодые, молодые! - огрызнулся Михей. - Ты старух в туристах когда-нибудь видел?
      - Это хорошо. Я люблю спортивных девок. У меня одна гимнасточка была...
      В это время сзади прозвучала автоматная очередь. Ее услышали все, в том числе и Ярослава с Натальей. Они в это время, вытащив свою легкую лодку на берег, нежились на солнышке, болтая о своем, вечном и женском.
      - Ну, вы что, помирились, похоже, с Андреем то? - спросила Наталья.
      - С чего ты взяла? - удивилась Ярослава.
      - Ну, как же, за грибами то вы вместе ходили. Я же видела, какие у тебя были после этой прогулки соловые глаза.
      Василевская засмеялась:
      - Да, длительное воздержание в сексе хорошо действует на обострение чувств.
      Она сладостно потянулась. И тут и прозвучали эти выстрелы.
      Девушки сразу же вскочили на ноги.
      - Чего это они палят? - спросила Ярослава.
      - Может, случилось что? Знак, может, какой-то дают?
      Ярослава встревожено покачала головой:
      - Но это не похоже на ту пукалку, что висит на шее Михея. Это больше похоже на автомат.
      - Откуда у них автомат? Они же его утопили.
      Не сговариваясь, они подошли к байдарке, спустили ее на воду, но, только развернули нос ее против течения, как на берегу, на вершине небольшой десятиметровой скалы показался Семен Привалов.
      - Девчата! - заорал он, размахивая руками. - Уходите вниз по течению! В лагере беглые уголовники!
      До него было метров тридцать, и, хотя река шумела изо всех своих дурных сил, они расслышали все, что хотел сказать им Семен. На несколько секунд они опешили, байдарку тут же развернуло, и начало сносить вниз по течению. А Семен отчаянно семафорил им руками.
      - Быстрей! - кричал он. - Уходите.
      Потом он исчез из виду, и когда девушки уже приналегли на весла, на скале появились двое. Одного они узнали сразу, Михей был слишком хорошо им знаком. А вот второй, невысокий, с ружьем, был совершенно незнаком.
      - Стреляй! - крикнул Михей Лимончику.
      - Зачем, - удивился тот. - Кого мы тогда трахать будем?
      - Дурак, по корпусу стреляй, он у них их резины, надувной.
      Тот выстрелил, но не попал. Тогда Михей вырвал из его рук двустволку, и прицелился сам. Наталья, оглянувшись, заметила это.
      - Оля! Эскиморот!
      Одно синхронное движение весел, и обе байдарочницы исчезли под водой. Они рисковали, неизвестно, сколько было воды у них под килем, но, когда прозвучал выстрел, то картечь разрезала воздух над днищем их перевернутой лодки. Через несколько секунд девушки показались над поверхностью воды, и, принялись ожесточенно грести. Пока Михей заряжал ружье патронами, байдарка скрылась за поворотом реки. Выругавшись, вертолетчик кинул ружье Лимончику, а сам поспешил вниз, где на полпути вершине встретился с еле плетущимся Чилимоном. Михей буквально вырвал из его рук автомат, получив в ответ слабое:
      - Ну, ты чего, зема?
      Но, тот, не обратил внимание, на слова уголовника, а побежал вперед.
      - Да ты их уже не достанешь! - кричал ему вслед Лимончик. Но Михею нужны были уже не девушки, а Семен. Он увидел его карабкающегося среди скал метрах в ста от себя. Припав на одно колено, Михей поднял автомат, и тщательно прицелился. Семена в этот момент словно кто рукой подтолкнул. Он оглянулся назад, и, отпустив камень, за который, было, уцепился, покатился вниз. При этом он ушиб ноги, локти и голову, но веер пуль, выпущенных его основным врагом, пришелся на пустое место, высекая из скал только мелкую каменную крошку. Отсюда он был уже не виден, и, Михей скрипнув зубами, начал спускаться вниз. Лимончик, оставшись на вершине скалы, с интересом наблюдал за этой игрой в догонялки.
      Они пробежали по берегу с полкилометра. Это было не так просто, природа, словно нарочно, загромоздила это пространство скалами, огромными валунами, и прочими обломками каменистой породы. Привалов, изрядно избитый, с большой шишкой на лбу, карабкался по этим обломкам, спрыгивал вниз, моля бога только о том, чтобы не подвернуть, или не сломать ногу. Раза четыре Михей принимался стрелять, и тогда Семену становилось совсем худо. Оба тяжело дышали, по лицам катился пот, и не только от аномально жаркой в этот день погоды. Вскарабкавшись на очередную, довольно пологую скалу, Семен подбежал к его краю, и понял, что попал в ловушку. С другой стороны ее был отвесный обрыв, а внизу бурлила желтая вода Тишимбая. До нее было метров шесть, но какая тут глубина? Понять это было совершенно невозможно. Привалов сунулся, было, обратно, но из-за валунов уже показалась фигура Михея. Тот, поняв, что Семен попал в ловушку, радостно засмеялся:
      - Ну, что, Сема? Все, козел! Крышка тебе! Михей всегда своего добьется!
       Привалов вскарабкался обратно на вершину, и, перевалившись через край, начал спускаться вниз, словно скалолаз, используя каждый, минимальный выступ. Природная сила, а так же натренированные, могучие руки водника помогали ему удержаться практически на отвесной скале. Он опустился уже метра на два, когда сверху посыпались камешки, и издевательский голос Михея протянул:
      - Ну, ты прямо как Человек-паук! Задери головку то, посмотри, как я тебя мочить буду.
       Но Семен, зло сверкнув своими вставными зубами, сделал все по-своему. Он оттолкнулся от скалы, и полетел вниз, отчаянно махая руками, стараясь, чтобы его не перевернуло в воздухе, и он вошел в воду ногами вверх. А наверху вертолетчик поймал его в прицел и нажал на спуск. Автомат выплюнул две пули, потом вместо выстрелов только зло клацнул боек. Позиция была убойная, Михей видел, как полетели от черной фигуры падающего водника какие-то клочья. Вертолетчик зло выругался, а между тем тело Привалова рухнуло в воду. Опустив автомат, Михей долго и напряженно всматривался в желтое, мутное течение, но ничего там так и не увидел.
      
      ГЛАВА 30.
      
      - Все, мандец котенку, - доложил Михей, вернувшись в лагерь. Его спутники по погоне давно уже вернулись в лагерь. Вертолетчик поставил к дереву автомат, и удивленно посмотрел на ближайшее дерево.
      - Он живой? Я думал, что ты его уже грохнул.
      Но Томский и сам до сих пор не мог поверить, что он до сих пор жив. Он же видел это дуло, это движение кисти. Он тогда еще зажмурился, но сильный удар ноги Захара сбил ствол автомата в сторону, и очередь пропорола землю рядом с ним.
      - Ты че, Иван, чего тут бугришь, а? Ты чего меня уже в хрен не ставишь?!
      Захар не кричал, не орал, он как-то сдавлено хрипел, но при этом на губах у него начала выступать пена. Иван знал своего "братана" уже восемь лет, так что сразу понял, чем это грозит. От греха подальше он отшвырнул в сторону автомат, и позволил бугру взять себя за грудки. Сильный удар в челюсть бросил его на землю. Это сбросило пар в разогревшемся котле неврастении Захара.
      - Кого мочить, а кого нет, я здесь решаю! - возвестил он.
      Он вытащил из кармана пистолет, и, не целясь, выстрелил в голову самого ближнего к нему туриста, Павла Оборина. Тот, упал как подкошенный, и пока Захар читал нотацию Ивану и всем остальным беглым уркам, Павел умер. Тропинин успел только опуститься перед ним на колени, и приподнять голову. Захар, мельком глянув на эту сцену, велел остальным своим подельникам:
      - Привяжите мента к дереву, да не сильно то там отыгрывайтесь на нем. Он мне живой нужен. Мне, лично! Разноглазый у меня долго умирать будет.
      - А с остальными что делать? - с жадным блеском в глазах спросил Живот.
      - Остальных не трогать! Дальше пойдем все вместе.
       Он сел на остатки прогоревшего бревна, и тут со стороны, куда ушла команда Михея, донеслись выстрелы. Это тоже вызвало гнев Захара.
      - Че он там палит, дятел?! У нас же тут не склад патронов!
      После этого он обратился к остаткам команды Тропинина.
      - Ну, что, господа туристы, жить хотите?
      Тропинин поднял голову, и в его глазах Захар прочитал только одну ненависть. Но это не удивило, и не разозлило уголовника. Как это часто бывает с психопатами, ярость сменилось у него весельем. Он засмеялся:
      - Ну, что, дядя? Если бы у тебя был пулемет, то сейчас бы ты меня расстрелял, да? Только нет у тебя пулемета. А у меня есть. Ты, я так понял, старший среди них?
      - Да, - еле разжимая от ненависти зубы, признался Тропинин.
      - Но, жить, я думаю, ты хочешь, как и все остальные. Поэтому убивать я вас не буду, вы поведете нас по этой реке. Маклай! - крикнул он своего проводника. Тот подошел.
      - Долго ты нас еще будешь по этим скалам таскать?
      - Да, с неделю. По реке тут не пройти, одни пороги.
      - А потом?
      - А потом надуем плот, и пойдем уже по реке. Там уже все это будет быстро.
      - А эти вот плывут сейчас, - Захар кивнул головой в сторону туристов, - а не через неделю. И я хочу, чтобы мы так же поплыли с ними.
      Маклай скривился:
      - Они, могут и поплыть, но я тогда лучше пешком пойду. Никто по этому чертовому Тишимбаю здесь на лодке не плавает.
      - На лодке нет, а вот на этих штуках, - Захар ткнул пальцем в сторону катамаранов, - вполне можно пойти. Тем более, они в этом деле профессионалы.
      Но, Маклай отчаянно сопротивлялся. Он сердито засопел:
      - Ну, вы как хотите, а я тогда потихоньку по бережку пойду. Вам спешить надо, а мне спешить не к чему. Я дома.
      Захар засмеялся:
      - Нет, брат ты наш Чин-ганч-гук, ты пойдешь с нами до конца. Только ты знаешь, где можно рыжье(*рыжье - золото) лопатами грести.
      Тем временем Живот потрошил имущество водников.
      - У них и жратвы нет ничего, один лавровый лист, - с досадой сказал он Захару.
      - А у тебя что, жратвы нет? - поддел его Горбач. - Вон сколько мяса лежит, - кивнул он на труп Павла. Людоед сразу оживился.
      - А, что! Захар, может, я вырежу у него там кое-что? Сердечко, печеночку? Хоть угощу всех.
      - Я тебя сам пристрелю, если ты наш котелок этой дрянью зашкворишь! - окрысился на него Захар.
      - Да, ладно, чего уж там. Мясо как мясо.
      - Я тебе сказал, Живот, и не думай, что я шучу! Берите вон лучше, его за ноги, за руки, да отнесите, закопайте куда-нибудь подальше.
      Тут, как раз вернулись Чилимон и Лимончик.
      - Че там за пальба была? По другому нельзя было? - спросил Захар у обоих.
      - Да, этот твой друган, тот еще снайпер, - засмеялся Чилимон.
      - С полуметра рукой в ширинку не попадет. Сначала девок упустил, потом за этим своим другом начал гоняться с мортирой.
      - Где он сам то?
      - Да, там идет, - махнул рукой Лимончик.
      - Ладно, помогите вон трупняк оттащить в тайгу да закопать.
      - Да, че с ним валандаться!?- удивился Чилимон. - Столкнем вон в речку, и пусть его рыбки кушают.
      Захар снова окрысился:
      - Слушай, Чилимон, я тебе как-то уже рассказывал, как я сел?
      - Ну?
      - Хрен гну! Ты это помнишь?!
      Чилимон подумал, и кивнул головой:
      - Так что бери его за руки, за ноги, и прикопайте его хорошенько, - закончил Захар.
      После этого Захар снова занялся беседой с водниками, так что тело Оборина пришлось тащить самим уголовникам: Животу, Лимончику, Горбачу, Чилимону и Маклаю.
      - Здоровый мужик! - пыхтя, сказал Чилимон, когда они оттащили его метров на пятьдесят от лагеря.
      - Слушай, Чилимон, а что это за история про то, как сел Захар? Что он имел в виду? - спросил Живот, когда они остановились передохнуть.
      - А, это! Счас расскажу. Сверни, мне брат, самокрутку, а то у меня руки вон ходуном ходят. Набегался как горный козел по этим камням, да еще тут таскать эту падаль. И так легкие все в дырах, уже дым в кишки идет.
      Когда Горбач свернул ему самокрутку, Чилимон начал рассказывать:
      - Бугор наш тогда уже в авторитете был. Была у него бригада своя, трясли они барыг, кто ездил на их рынок. Попался им один кент из суверенного Казахстана, с большими бабками, кожу оттуда привез, что ли, продал ее тут. По тем временам было там лимонов десять. Ну, они его по дороге оприходовали, машину разобрали, самого с веревкой на шее в омут. Все, чин чинарем. Да, только, раки что ли, ту веревку перегрызли. И всплыл наш жмурик кверху пузом. При нем ничего не было, только наколка "ВДВ" и год, там, ну, например: тысяча девятьсот семьдесят шестой. Так то дело дохлое, но попало оно к этому менту, что сейчас около дерева в веревках отдыхает. И тот догадался отправить запрос во все бывшие республики. А там он уже в розыске. Ему ответили. Этот волчара раскопал, где жил этот казах, кто к нему ходил. А стукачек наш, кто наколку на это дело давал, там слишком часто мелькал. Взял этот опер его за жопу, промариновал его пару суток в КПЗ, и тот раскололся как арбуз об асфальт. Сдал вся и всех. Захару больше всех дали. Ему еще сидеть то года три оставалось, но тут в зону как раз того кентяру стукача привезли. Влетел он все-таки на шестерик. Только Захар не удержался, и придушил его. Его на суд и везли, еще должны были пятнашку добавить. Вот такая бодяга.
      - Да, то-то он не хочет теперь жмуриков в речку толкать, - понял Живот.
      - Вот в том то и хрен! - подтвердил Чилимон. Загасив самокрутку, он скомандовал: - Погнали дальше погост искать.
      Далеко, впрочем, искать не стали. Протащили еще метров десять, и энтузиазм уголовников сошел на нет.
      - Хватит его таскать, экскурсия для него что-то затянулась. Давайте здесь его прикопаем, - предложил Живот, кивая на яму от корней, образовавшуюся после падения большого, старого кедра.
      - Да, точно. А чем мы его будем заваливать? - озадачился Горбач.
      - Я у этих там лопатку видел. Такую, небольшую, - вспомнил Лимончик. - Счас, я ее принесу.
      - Ну, я тогда вам не нужен. Если сегодня никуда не двинемся, то я тогда на охоту схожу, - высказался и Маклай. Между тем Чилимон с интересом рассматривал одежду водника.
      - Слушай, а шмотье у него, наверное, как раз пойдет Ивану. Мужик то здоровый, прямо как наш бугай.
      - Это точно, - оживился Горбач. - Давай, снимай.
      Проблема с одеждой Ивана стояла у них с тех пор, как они рванули в побег. Он единственный до сих пор оставался в зэковской синей робе, ботинках, и кепке. Единственное, что он сделал, спорол с робы свой номер. Вдвоем они раздели мертвеца, и Чилимон с Горбачем утащил одежду в лагерь. Оставшись один, Живот воровато оглянулся по сторонам, вытащил торопливо из кармана складной нож, и, вспоров живот мертвецу, ловко и быстро вырезал из него печенку. Ее он сложил в полиэтиленовый мешочек, и, отбежав в сторону, припрятал в кустах смородины. После этого он вернулся, свалил тело Павла в яму, так, что оно упало распоротым животом вниз, и начал руками торопливо сгребать на него опавшую листву, землю, камни. Так что, когда пришел с лопатой Лимончик, от тела туриста была видна одна голова и пятки.
      - Ты чего это расстарался, как Ленин на субботнике? - удивился кореец.
      - Не могу смотреть, как столько первосортного мяса пропадает зря. Просто слезы на глаза наворачиваются, - прочувственно сообщил он. Лимончик засмеялся, и, похлопав людоеда по плечу, начал равномерно закидывать землей тело покойника.
      Вернувшись в лагерь, они увидели, что Иван примеряет одежду погибшего водника.
      - Как раз, - сказал он. - Даже ботинки моего размера.
      - Это хорошо, - согласился Захар. - Все просто ништяк. Теперь, господа, мы не беглые уголовники, а мирные туристы.
      Живот хохотнул:
      - Ну, ты, бугор, юморист. С нашими то рожами и туристы?
      - Вот именно, с нашими рожами, - подтвердил Захар.- Завтра с утра всем побриться, а сейчас заштопать всем дыры. У туристов я там и нитки видел.
      - А это еще зачем? - удивился Горбач.
      - А затем, что если они узнают, что мы с зоны рванули, то нас с вертолета только так можно перестрелять. Только теперь мы будем не беглыми зэками, а простыми туристами. И если сядет вертолет, то мы так им и расскажем. У нас и документы кое-какие на это дело есть, - он кивнул в сторону рюкзаков туристов.
      - А зачем тогда они нам нужны? - Живот кивнул на сидевших в отдалении водников. - Пристрелить их, и все.
      - И на фарш пустить! - съязвил Чилимон.
      Захар снисходительно усмехнулся:
      - А кто тебя будет через пороги тащить, Живот? Ты умеешь это делать? Нет? И я не умею. Пройдем пороги, и тогда отправим их ко всем остальным. Да, и заложники нам не помешают. А этот, - он кивнул в сторону Томского, - мой самый главный заложник.
      
      ГЛАВА 31.
      
      Необычайно жаркая для августа погода кого-то могла и радовать, но только не Андрея Томского. Солнце, переместившись на запад, невольно отогнало от него тень, и он теперь стоял прямо под его палящими лучами. Через полчаса такой пытки Томский впал в забытье. Очнулся он оттого, что кто-то поднес к его губам кружку с холодной водой. С жадностью, напившись, Андрей поднял глаза. Это был Тропинин. Он намочил голову пленника, лицо, и одел на него его же бейсболку.
      - Спасибо, - прохрипел Андрей, - Геннадий Александрович. Вы уж не рискуйте из-за меня.
      - А попросил разрешения, и мне их старший разрешил, - пояснил Тропинин.
      Он чуть помолчал, потом продолжил:
      - Предлагает нам стать чем-то вроде щита для них. Мы поведем их по реке, они будут выдавать себя за туристов, и я должен играть роль руководителя. Обещает неделю жизни.
      Андрей кивнул головой:
      - Соглашайтесь. Иначе, он всех вас здесь положит. Захар хоть и сволочь, но свою часть программы всегда выполняет. Это у него вроде пунктика такого.
      - Да, придется, другого выхода нет, - согласился Геннадий Александрович. - Что, сильно вас избили?
      - Хорошо. Хотя раньше били и сильней, и дольше. Вроде ничего не сломали, и то хлеб.
      Тут к ним подошел сам Захар.
      - Свидание окончено, - пошутил он.
      Тропинин ушел, а Захар присел рядом.
      - Ну, что, Андрей Ильич, не жалеешь, что засадил меня в свое время? Сейчас бы плыл себе как собачье дерьмо по речке, без всяких хлопот.
      - Да, дерьмом как-то быть не охота. Ты, говорят, все-таки грохнул Михайленко?
      - Да. Я же обещал ему, что замочу гаденыша. А ты ж меня знаешь, что обещал, то сделаю.
      Андрей с трудом улыбнулся разбитыми губами. В свое время он на этой черте характера и поймал Захара. Невольно ему вспомнился тот прокуренный кабинет в родном третьем отделении милиции, и его разговор с благодушным, вальяжным тогда еще подозреваемым Михаилом Захарченко. Вспомнилось, как тот еще крутил на пальце ключи от своей новенькой, бежевой "десятки".
      - Давай так, сейчас я тебе расскажу, как это было, и если я угадаю, то ты подпишешь явку с повинной, - предложил он тогда Захару.
      Захарченко захохотал. Его мощное, словно вылепленное скульптором лицо было невозмутимо, а в глазах играли искры смеха. Он не мог поверить, что его могут прижать. Лучший толкатель ядра в городе, кандидат в мастера спорта, ветеран Афганской войны, вернувшийся оттуда с двумя медалями. У него были подвязки везде, от спорткомитета, до ФСБ. И что может сделать с ним этот щуплый опер с разными глазами?
      - Ты ясновидящий, что ли, опер? - спросил Захар. - Кашпировский в погонах? Ну, давай, валяй. Посмеши меня.
      - Хорошо, тогда слушай. Вы заехали за Казымбаевым в "Колос", на прощание выпили с ним бутылку водки. Потом он уехал, а вы остались в ресторане, продолжая гулять. Притворились очень пьяным, вас даже несли до машины. Лишь через полчаса вы уехали оттуда, и помчались на Саратовскую трассу. К этому времени "Газель" казаха стояла на обочине с поднятым капотом. Это вы позаботились о том, чтобы движок его сдох через пятьдесят километров пути. Вы разыграли сцену удивления, долго подшучивали над ним, потом предложили отбуксировать до ближайшего автосервиса. Но, когда машина свернула на проселочную дорогу, Казымбаев заподозрил вас в дурных намерениях. Школа десанта не пропала даром. Ударом кулака он отключил Шныря и выскочил на ходу из машины. Если бы он успел добежать до лесопосадки, то он был ушел, было уже темно. Стреляли вы в него втроем: ты, Жухов и Самодин. Но попал первый раз ты. Ты же у нас тоже из десанта. Именно на этом вы сошлись Казымбаевым, именно этим ты и купил его доверие. Пуля попала казаху в ногу, и он уже ковылял по лесу, оставляя за собой след из крови. Метров через триста вы догнали его. Серик пытался уговорить вас не убивать его. "Ты же тоже из десантуры, Ваня! Ты же мне в дружбе клялся!" Так ведь он кричал? Да? Но тебя в этот момент интересовал только пояс на его теле. Сняв его, ты велел пристрелить казаха Жуку. Он у вас в этот момент был самый чистенький. Что там, парню восемнадцать лет. "Газель" вы отвезли твоему двоюродному брату, в Покровку. Двигатель вы запороли, поэтому микроавтобус продали по запчастям. Вот только кузов остался, не нашлось покупателя. Он его приспособил под сарайчик. Лопаты там держит, ведра старые. Но на нем есть фабричный номер, вот этот. Вы бы сбили его, просто не думали, что кто-то, когда-то про это узнает.
      Томский подал через стол Захару бумагу с несколькими цифрами.
      - Завтра мы поедем в Покровку, и срисуем его с оригинала. А дальше уже все просто. Не он заговорит, так другой. Тот же Жук, например. Он пьет сильно в последнее время. Колоться начал. Пошаливает, видно, совесть. Ну, что, Михаил Иванович Захарченко? Правдиво я рассказал про все твои подвиги? Все правильно? Подписывать явку будем?
      Сейчас перед Томским сидел совершенно другой человек. Улыбка, вальяжность, все это пропало, лицо посерело, только уголок губ подергивался непроизвольно.
      - Какая сука все это тебе нарисовала, начальник? - тихо спросил он.
      - Да, кто бы ни нарисовал, главное, что правильно нарисовал. Ведь так? Ну, что? Как наш уговор? Дороже денег, или нет?
      И он пододвинул к нему лист бумаги. Захар медленно взял в руки ручку, и столь же медленно поставил свою роспись.
      
      Похоже, было, что Захар так же вспомнил про тот разговор.
      - Да, много можно в этой жизни потерять, и много приобрести, - сказал он. - Я на тебя, большого зла не держу. Ты свое дело делал. И хорошо делал. Мне другое обидно. Те бригадиры, с которыми я начинал, уже так поднялись, что им теперь с пистолетами на стрелу выходить вроде как бы и за падло. Тот же Сапер у меня в шестерках бегал, а теперь королит во всю. А Махно? Он по сравнению со мной мелкой шавкой был. Как меня видел, так бегом бежал, ручку пожать. Я бы сейчас давно от всего этого криминала ушел. Построил бы себе домик на берегу Волги, да потихоньку стриг бы проценты. Такую житуху ты мне обломил, опер.
       Захар ушел, и Томский снова погрузился в зыбкую пелену полубеспамятства.
      - А где наш охотник? - спросил Захар у Ивана. Тот в этот момент накачивал надувной спасательный плот. Именно его сорокакилограммовый вес Иван тащил по тайге столько километров.
      - А я откуда знаю, - буркнул тот. Иван еще не отошел от удара, нанесенного ему Захаром. Знал, что этот легкое решение проблемы, Захар в горячке мог его и пристрелить. Но простить друга до конца так и не смог. Все-таки он был ближе всех к Захару не только по силе, но и духу. В чем-то он считал того своим братом. У них даже жизнь была похожа. Оба спортсмены, оба прошли Афганистан. Только там прапорщик ВДВ Иван Михайлович Иванов получил жуткое ранение, и эта травма что-то повредила в его голове. Он стал неуправляем для военного руководства, вспыльчив, однажды даже избил своего командира, молодого лейтенанта. После комиссования он долго не мог найти себе работу, но, потом его силу оценили, и он прибился в одну из Благовещенских бригад. В матерьяльном плане все пошло на лад, он пошел вверх и в собственной бригаде. Но зато пошли раздоры в семье, после чего вгорячах он задушил собственную жену. Вот так, глупо, все на взлете и оборвалось. Что осталось от прошлого у Ивана, это его преклонение перед физической силой. Они вместе с Захаром создали в зоне качалку, и если Захар только поддерживал в ней свою форму, то Иван отдался идее накачивания мышц полностью. Это было его смыслом жизни. И при этом Захар действовал на него как командир, чьи приказы и причуды он исполнял полностью.
      - Ну, ты что, обиделся, что ли? - спросил Захар, одной рукой обнимая Ивана за мощную шею, и в тоже время пытаясь заглянуть в его глаза.
      - Да нет, - Иван ответил, отводя в сторону глаза.
      - Ну, прости, брат. Ты мне влупи по харе, будем квиты.
      Иван засмеялся:
      - Если я тебе вмажу, то ты уж не отдышишься. Ладно, проехали, - и он ударил ладонью по подставленной ладони Захара.
      - И все-таки, где у нас наш Чигначгук, кто знает? - настаивал Захар.
      - Да на охоту он ушел, - заявил Живот, работая, как обычно кашеваром. - Последняя банка тушенки, - заявил он. - Остались только рыбные консервы.
      Захар это пропустил между ушей.
      - Ну, п...ц! - В сердцах выругался он. - Все! Упустили Маклая. Он сейчас рванул к себе в этот самый Уйшукай, и мандец нашему золоту. Хрен мы туда доберемся! И вообще хрен из этой тайги выйдем.
      Тут из тайги донесся отдаленный выстрел.
      - Это Маклай, - предположил Чилимон. - Его дробовик.
      - Да ладно, куда Колька без нас уйдет? Он обещал, значит, сделает, - возразил Иван. - Думаешь, ты один у нас такой честный?
      В самом деле, через полчаса в лагерь вернулся Маклай. Он принес с собой в котомке сердце и большую печенку.
      - Айда, братва, нужно сходить, лося принести, - спокойно сказал он.
      - Живем, братцы! - восторженно завопил Живот. - Маклай лося завалил.
      Через два часа разрубленная на части туша лося была уже в лагере. Маклай часть туши запаковал в рюкзаки, предварительно замотав ее в крапиву.
      - Теперь с крапивой дней пять оно гнить не будет, - пояснил он.
      Мяса в тот вечер они съели как никогда много. Сидя у костра, Чилимон сыто рыгнул, и бросил в пламя недоеденный кусок мяса с большой костью.
      - Нештяк жизнь, жратвуха как в ресторане. Счас бы еще по пузырю водки на брата, и хоть одну бы бабу на всех.
      - А давай, вон мента опустим, - со смешком предложил Лимончик.
      - Ага, а потом Захар тебя опустит, - не поддержал его Чилимон.
      Они покосились в сторону сосны, к которой был привязан Томский. Было темно, но в отблесках света было видно, что Захар и его пленник о чем-то оживленно беседуют.
      Анадрей сначала не понимал, зачем он нужен Захару, и почему он его не убьет, а просто донимает своими философскими беседами о смысле жизни.
      - Понимаешь, опер. Как ни крути, а власть в этой жизни должна принадлежать таким, как я, сильным и смелым. Только мы можем повести остальных правильной дорогой. Нужно, чтобы нас боялись, и тогда такая тварь как человек пойдет за тобой хоть куда.
      Лишь сейчас Андрей понял, что этими беседами уголовник хочет доказать ему, что в свое время он был не прав, посадив его. А Захар все вещал:
      - Так было всегда. Были вожди, были князья, были и мы, бригадиры. А сейчас в нашем беспределе народу надо хоть кого-то бояться и уважать, а то он совсем охренеет от вседозволенности и совсем развалит страну.
       Когда Захар вернулся к костру, там уже во всю шел пир. Захар охотно присоединился к этому празднику желудка. Тушенка за эти дни надоела ему до смерти. Но перед этим велел связать на ночь водников.
      - Зачем связывать, у меня есть кое-что получше, - заявил Лимончик, и достал из своего рюкзака наручники с длинной цепочкой.
      - Ты где это браслеты взял? - удивился Захар.
      - В воронке еще. У косоглазого этого на поясе висели.
      - И не лень было тащить их в такую даль?
      - Ну, не оставлять же. Такая красивая штука. Вот и пригодилось. Я и ключики захватил.
      Тропинина и Андрея отвели в палатку, и приковали друг к другу и центральной подпорке. Когда веселье сошло на нет, и все заснули, Живот поднялся со своего места, хитро улыбнулся, и, подобрав консервную банку, шагнул в темноту.
      За вечер он потихоньку приготовил все. Припас и дрова, и спички, и соль. Трудней всего, оказалось, найти тот пакетик с человеческой печенкой. Кусты смородины окружали тот павший кедр со всех сторон, и он весь искарябался, пока нашел свой деликатес. Буквально дрожа от жадности, он разжег костер, нарезал печенки. Сунул ее в консервную банку, налил воды, посолил, и поставил все на огонь. Несколько минут он сидел, как зачарованный, смотря, как постепенно начинает бродить в банке вода. Потом, когда она закипела, Живот спохватился, хлопнул себя по лбу, и пробормотав: - Совсем памяти нет, - полез в карман, и достал два листочка лаврового листа. Еще через пару минут он решил, что блюдо уже готово, и поднялся, чтобы снять банку с огня. И тут он почувствовал, что за спиной его кто-то стоит. Живот явно услышал чье-то тяжелое дыхание, и густой, противный запах.
      - Нет, Маклай, ты бы хоть изредка зубы чистил! - раздраженно заметил он, и обернулся. На него смотрели близко посаженные медвежьи глаза. В них было даже какое-то удивление, только потом сменившееся злобой. Старый медведь голодал уже несколько дней. Он давно уже не шел по следу людей, он просто шарахался по тайге, удирая от более молодых медведей. И на лагерь беглецов он набрел совершенно случайно. Сегодня он был настолько голоден, что его даже не устрашил огонь этого небольшого костра.
      Живот тихонько вскрикнул, начал пятиться назад, а потом развернулся, и бросился бежать. Но это была жалкая попытка уйти от неизбежного. Медвежья лапа опустилась на его голову, сдирая волосы вместе с кожей, потом вся медвежья туша навалилась на него, и людоед заверещал во все горло, жутко и безысходно. Потом на его шее сомкнулись челюсти Старика.
      Этот ночной крик был настолько страшен, что сразу разбудил всех спящих. Серыми тенями зэки метались по лагерю, и только Маклай сосредоточенно и быстро раздувал почти погасший огонь. Только когда пламя взвилось вверх, стало кое-что понятно.
      - Кто? Что!? Кого нет? - закричал Захар.
      - Похоже, Живота нет, - сообразил Чилимон.
      В это время все оттуда же, из темноты, донесся мучительный, полный боли и ужаса стон. Зубы старого медведя были уже не те. Он не смог прокусить горло, как это делал всегда. И Живот, очнувшись после первого, болевого шока, почувствовал, как тупые зубы хозяина тайги вгрызаются в его живот.
      Тем временем Маклай приготовил несколько факелов, и они, с оружием наперевес отправились в тайгу.
      - Останься здесь, - велел Захар Ивану. - Посмотри там, эти, туристы на месте.
      - Хорошо, - согласился тот.
      Первым делом Иван подошел к Томскому, поднял кулаком его подбородок и когда тот открыл глаза, им же ударил его в челюсть. Тело майора завалилось набок, и Иван пошел в сторону палатки туристов.
      А беглецы в это время рассматривали то, что осталось от их недавнего спутника. Старик медведь, услышав людской шум, и увидев огни факелов, хотел утащить свою добычу с собой, но, не, пройдя и трех метров, бросил ее и припустился бежать.
      Маклай буквально споткнулся об тело Живота. Людоеда недолюбливали все, но любоваться его остатками было то же не сильно кайфовым занятием.
      - Как он его раздел, - пробормотал Горбач, показывая на свою голову.
      - На себе не показывай, - напомнил о плохой примете Чилимон. Тот торопливо перекрестился.
      - Да, скальп он с него снял классно, не хуже индейцев, - пробормотал начитанный Захар.
      А Маклая это как раз мало интересовало. Он рассматривал следы таежного убийцы.
      - Черт! Однако, это тот самый медведь, что схарчил Мирона и Чирка. На левой задней лапе не хватает крайнего когтя.
      - Ты же на днях говорил, что он отстал от нас? - удивился Захар.
      - Да, точно. Ты чего, охотник!? - Чилимон был возмущен больше всех. Он из-за этого медведя и по нужде боялся отойти на пять метров, все норовил пристроиться за первым же кустом, откуда его гоняли остальные урки. И только в этот день он немного осмелел.
      - Не было его, точно говорю, - подтвердил охотник. - Те дни следов его не было. Но, видно, догнал.
      - И что с ним теперь делать? - Чилимон кивнул на останки людоеда.
      - Да, пусть доедает! - Захар зло плюнул. - Может, пристрелишь его? - обратился он к Маклаю.
      Тот отрицательно замотал головой:
      - Не придет он сегодня. Если только завтра ночью.
      - Завтра нас здесь не будет.
      - Ну, я тогда посижу, на всякий случай, покараулю его, а вы идите.
      Маклай проверил, какой патрон у него в ружье, и забрался в кусты метрах в пяти от мертвеца.
      Все побрели в лагерь, обсуждая по ходу дела происшедшее, но, когда Захар вошел в круг, освещенный костром, его ждал еще один неприятный сюрприз. Рядом с деревом, где раньше был привязан опер, лежал лицом вниз Иван. Самого Томского у дерева не было, одни обрезки веревок.
      
      ГЛАВА 32.
      
      Те два последних автоматных патрона были потрачены Михеем напрасно. Каким то чудом они миновали тело Семена, пробив его гидрокостюм в районе плеча и колена.
      Между тем Семен вошел в воду как хотел, ногами. Он получил по ступням увесистый удар, но это было в пределах нормы, без вывиха или перелома. Вода тут же сорвала его с места и потащила за собой. Семен не сопротивлялся, он наоборот, старался плыть под водой как можно дальше. На повороте его ударило боком о валун, но Привалов из последних сил плыл и плыл под водой. А когда воздуха не осталось окончательно, он с криком выбросился из воды на воздух, ожидая выстрелов. Но, оказалось, что его уже прикрывал от стрелка очередной поворот Тишимбая.
      Тогда он с некоторым трудом, но выбрался на берег, и несколько минут лежал на теплых камнях, стараясь отдышаться. Он все ждал, что сейчас из-за поворота покажутся его преследователи, но их все не было.
      - Неужели ушел? - пробормотал он. - Вот же везет таким придуркам, вроде меня. Зато зайцем в автобусе проехать никогда не получалось.
      Надо было бы обсохнуть, его дырявый прорезиненный костюм теперь работал как термос, охлаждая. Но его заботила еще одна тревога, о своих девушках.
      Прикинув, где они могут быть, он побрел дальше, вниз по течению. Метров через триста, около очередного поворота, его окликнули:
      - Семен!
      Девчонки неслись к нему, прыгая с камня на камень.
      - Осторожней! Куда так несетесь! - Не выдержал, и закричал он. Он словно сглазил, Наталья поскользнулась, и полетела вниз головой, но тут ее успел подхватить Семен.
      - Сема! Живой! А мы тут слышим, такая стрельба, думаем, все, нет наших мужиков.
      - Это не на мужиков, это на меня этот долбанный вертолетчик охотился. Козел!
      - Что, что там произошло!? - теребила его за рукав Ярослава. - Как там Андрей?
      Врать Привалов патологически не мог:
      - Андрею сейчас хуже всех. Он, что, мент, что ли?
      - Ну да. Бывший опер, волкодав. Сейчас пошел на повышение.
      - Ну, вот это его прошлое и аукнулось. Главарь этих бандитов какой-то давний его клиент. Тот засадил его лет десять назад.
      Рассказывая в подробностях обо всем, что произошло в лагере, Семен все-таки содрал с себя гидрокостюм, снял одежду, и начал ее выжимать.
      - Короче, последнее, что я видел, как они его вдвоем пинали от всей души, - так закончил он свой неутешительный рассказ. Все это привело Ярославу в какой-то транс.
      - Да! - вспомнил он еще кое-что. - А ты, в самом деле, что ли, прокурорская дочка?
      - Я уже сама прокурор, - пробормотала она, - первый зам.
      - Прямо как в песне. "И на черной скамье прокурорская дочь и какой-то жиган..."
      На Семена после всего пережитого напала излишняя болтливость.
      - Хорошо, что бандюги про это не знают. Хотя, какая разница. Вы для них только бабы, и все.
      Наталья была с ним не согласна:
      - Андрей ее муж, так что это не так просто, - сказала она, обнимая сестру.
      - Да!? - поразился Семен. - А, что ж вы тогда так шифровались? Бойфренд! То да се!
      - Есть причины, - пояснила Наталья.
      Втроем они уселись на камнях, лицом к солнышку, и так, чтобы видна была вся река.
      - И, что ж нам теперь делать? - спросила Наталья.
      Привалов развел руками:
      - Тут вариантов немного. Либо дружно делать ноги, и как можно быстрей. Либо, разузнать, что происходит в лагере, - предложил Семен.
      - Как мы можем уплыть, ничего не зная о своих?! - возмутилась Наталья. - Ты скажешь тоже, Семен!
      - Ну, не пыли, Наташка, я же просто предлагаю. Просто надо подумать, как это все сделать.
      Его взгляд упал на бинокль, висящий на шее у Натальи.
      - О! Это вовремя, - сказал он, снимая бинокль с шеи своей подруги. - Тогда есть идея!
      Через полчаса они переправились на другую сторону реки. Байдарка и так то судно неустойчивое, а когда приходиться брать пассажиров, это совсем неприятно. Семен сидел между девушками, зажав бока байдарки, словно лошадь, коленями. На другой стороне они вытащили свое судно подальше за деревья, и Семен отправился на разведку. Дожидаясь его, женщины говорили о своем.
      - Переживаешь? - спросила Наталья.
      Ярослава лежала на спине и бездумно смотрела в небо:
      - Да, еще как.
      - Сама же его ругала.
      - Когда?! - изумилась Ярослава.
      - Как когда? Когда только приехала ко мне в гости.
      - Ну, знаешь, это когда было. Это единственный мужчина, которого я люблю. Есть у него, правда, один недостаток. Ни одну юбку в округе не пропустит. Ой, сколько мы с ним уже по этому поводу ругались и разбегались, и вспомнить то сложно! За эти два года раз пять я от него окончательно уходила. Уходила, и приходила обратно. Но, ну не могу я жить без этого гада! Если долго не вижу, впору на коленях ползти. Снится он мне даже.
      Через час вернулся Привалов. Он настолько внезапно вывернулся из-за смородиновой поросли, что обе женщины даже вздрогнули.
      - Фу, напугал как!
      - Хорошо с биноклем, все как на ладони, - поделился основным впечатлением Семен.
      - Ну, что там!? - в два голоса вскрикнули обе женщины. - Что видел?!
      Первым делом он обратился к Ярославе.
      - Андрей твой жив. А то я думал, это его они пристрелили. Урки его к сосне привязали, на самом солнцепеке. Отлупили его перед этим, чувствуется, хорошо. У него лицо теперь раза в два шире прежнего стало.
      - А остальные? - спросила Наталья.
      - Видел Геннадьевича, Андрея. Пашки чего-то не видно. Сидят, как прикованные, к одному месту. Зато "гости" у них в законе, чувствуется! Потрошат наши шмотки наравне с бандитами. А те надувают плот.
      - Какой еще плот? - не поняла Наталья.
      - Ну, спасательный, десятиместный. СП-10. Помнишь, мы на таком еще начинали, на Витиме?
      - А, вот какой! - поняла Наталья. - Значит, тоже по реке сплавляться будут.
      - Да. И по идее нам лучше б отсюда побыстрей делать ноги.
      - А Андрей как? Они ведь его убьют? - спросила Ярослава.
      Привалов кивнул головой:
      - Это вот и гложет. Мне что-то кажется, что меня там списали. Этот козел доморощенный, Михей, ходит там павлином, выеживается изо всех сил. Он бы так не токовал, если бы знал, что я остался в живых.
      - И что ты задумал? - Ярослава смотрела на Семена как на бога.
      - Дождаться ночи, подползти, попробовать освободить Андрея, и если получиться, остальных наших мужиков.
      - А дальше что?
      - А, дальше посмотрим.
      В этот вечер им пришлось питаться исключительно таежной ягодой. Кругом было много грибов, были и спички, но Семен опасался разводить костер, чтобы не привлечь внимание бандитов запахом и видом дыма. Ближе к вечеру они снова переплыли на другой берег, и по сумеркам Семен начал пробираться к лагерю.
      Это было не так просто. Проклятые скалы пришлось обойти, аж, на километр, и оттуда, со стороны тайги, заходить к лагерю. Он несколько раз проваливался в какие-то ямы, потом едва не выколол глаз сухой веткой. Но, к полуночи, он все же пробрался к лагерю. Он слышал и голоса, и смех, и даже треск огня в костре. Осторожно, по сантиметру Привалов начал подползать к лагерю. Наконец он выбрался на место, откуда ему была видна сосна с привязанным к ней Томский. Он видел, как к тому подошел один из бандитов, щуплый, с золотыми зубами. Что-то, спросив пленника, он со всей силы ударил его ногой в живот, засмеялся, и отошел. Через несколько минут, в поле зрения Семена попал уже Тропинин. Тот принес Андрею кружку с дымящимся бульоном, пробовал поить им Томского. Но тот, только отхлебнув, замотал головой.
      "Больно ему, - понял Семен, - обжигает. Еще бы!"
      Потом к Андрею подошел главарь бандитов. Но пытаться угадать, о чем они говорят, Семен не стал. Он начал пробираться к дереву с другой стороны. На это ушло очень много времени. Так, что и бандиты уже угомонились, и Живот, спешивший на свой последний ужин, едва не наступил Привалову на голову. Когда же раздался его жуткий вопль, и весь лагерь кинулся на выручку людоеду, Семен понял, что это его шанс. Перебежав, последние пять метров, он подскочил, к дереву, и начал разрезать веревки, стягивающие Томского. Когда путы ослабли, Андрей со стоном упал на землю. Все его тело затекло от долгого пребывания в одной позе.
      - Андрей, идти можешь? - зашептал на ухо Семен.
      - Могу, только разомну тело. Затекло.
      Пока он пытался встать, Привалов спросил его:
      - А где все наши?
      - В нашей палатке. Их там сковали наручниками.
      Семен с досадой помотал головой. В это время как раз из палатки туристов выбрался человек в знакомой униформе. Он пошел было, куда-то в сторону, но Семен окликнул его:
       - Пашка!
      - Это не Пашка! - отчаянно воскликнул с земли Томский. Но, было уже поздно. Иван надвигался на них с угрожающей неторопливостью. Автомата у него не было, его забрал с собой Захар. Но ему и не нужно было оружие. Он сам был большим, страшным оружием.
      - О, никак покойник воскрес!- со смешком сказал он, рассмотрев, кто его окликнул. - А говорят, ты потонул.
      - Зря говорят, - зло процедил Семен. Его впечатлили габариты этого монстра, но отступать он не собирался. Вытащив свой нож, он начал примериваться, как бы ему воткнуть его в эту ходячую скалу. Но, тот ждать этого не стал. Иван, неожиданно быстро сделал короткий шажок вперед, и сильно и резко ударил Семена кулаком по корпусу. Тот полетел назад так, словно его ударила как минимум электричка. При этом нож отлетел в сторону. Дыхание у Привалова перехватило, но, он все же сумел собраться, и перекатиться в сторону. Через долю секунды на это же место ударила со всей силы могучая нога Ивана. Но Семен уже вскочил на ноги, правда, только затем, чтобы получить по лицу хлесткий удар этого монстра. Он снова полетел назад, и опять успел подняться до того, как тот подошел, чтобы добить его. Но при этом Привалов опять не смог увернуться от удара по голове. Теперь бы Иван его достал, но Андрей, по-прежнему сидевший на земле, упал, и, дотянувшись, схватил Ивана за каблук. Тот от неожиданности упал, так что Семен снова успел подняться на ноги. Но, встав, Иван мимоходом ударил ногой андрея по голове, и снова занялся упрямым туристом. От третьего удара Семен уже не смог встать. У него кровь хлестала из носа и разбитых губ. А Иван, подойдя к лежащему туристу, опустился ему коленками на грудь, и начал душить его. Этот вид лишения жизни был ему милее всех остальных. Он получал истинное наслаждение, чувствуя, как агонизирует в его руках тело жертвы. Именно так он задушил десять лет назад свою жену. И именно он, а не Захар задушил того кривовского стукача, Михайленко. Но, они были тогда втроем, и никто про это больше и не узнал. А потом Захар взял вину на себя.
      Эти руки были как клещи, Семен, как ни старался, но всеми своими тренированными руками только на несколько секунд смог оторвать руки этого природного палача. Потом тот усилил давление, и впервые в жизни Семен Привалов почувствовал себя беспомощным, маленьким, и несчастным. Он уже начал синеть, изо рта вырывался только хрип. Но, тут тело Ивана вдруг вздрогнуло, руки его разжались, и, обмякнув, душитель завалился без чувств на свою жертву.
      Томский успел вовремя. Ему хватило сил не только прийти в себя после удара заместителя Захара, но и, подхватив у костра палку потолще, обрушить ее на голову бугая. Суковатый сук разлетелся на три части, но только это остановило здоровяка. Когда, отдышавшийся Семен буквально выполз из-под туши Ивана, со стороны тайги послышались голоса возвращавшихся в лагерь бандитов. Привалов успел только поднять свой нож, подхватить под мышки Андрея, и раствориться в темноте.
      
      ГЛАВА 33.
      
      Захар, одним взглядом охватив картину изменений в лагере, выматерился, и кинулся к лежащему Ивану. Но, тот уже поднимался с земли, держась за затылок.
      - Кто тебя так? - спросил Захар.
      - Этот, усатый турист, который вроде бы утоп.
      - Михей! - взревел старшой. - Где этот козел!?
      Из толпы выдвинулся бледный вертолетчик.
      - Но я думал, он утонул, - начал оправдываться он. - Я же в него две пули всадил. В упор, с трех метров!
      Но у Захара разговор был коротким. Михей хоть и успел вскинуть руки вверх, но кулак главаря пробил этот робкий блок. Вертолетчик упал на землю, из носа обильно хлынула кровь. Ему тут же добавил по лицу сапогом Иван.
      - А мне кажется, что ты с ним заодно, - с ухмылкой заявил здоровяк. - Лепил нам тут оперетту про красивую жизнь. Ни баб не догнал, ни корешка этого своего не подстрелил. Слышь, Захар, может он скурвился за эти годы? Может, он давно уже зашкворенный?
      Вертолетчика как катапультой подкинул с земли:
      - Да ты че, Захар?! Если бы я скурвился, я бы уж сколько на свободе гулял?! А я ж от звонка до звонка, все восемь пасх отгудел! Мы с тобой сколько раз вместе в холодном санатории сидели, забыл? Если у этого кента туриста жабры выросли, это не значит, что я его прикрыл. Вон, Лимончик подтвердит, что не было его, не выныривал он после того, как я две пули в него всадил.
      Захар глянул на корейца:
      - Что скажешь, Лимон?
      Тот сначала немного заменжевался. Подозрения Захара были велики, и столь же было велико желание поддакнуть бугру, да, дескать, этот вертолетчик и тогда вел себя странно. Но и гнать пургу он тоже не мог, это могло кончиться еще хуже. Захар мог предьяву заявить уже и ему. Дескать, почему сразу не доложил, что бывший друг гнилой по сути.
      - Ну, как он стрелял, я не видел, только слышал, - начал кореец. - Потом подошел этот говорит, что усатый в воду свалился. Там обрыв был, метров десять высотой, не меньше.
      - Но ты видел, что бы он там плыл, выныривал? - настаивал Захар.
      Лимончик покачал головой.
      - Может, его там и не было? - настаивал и Иван.
      Лимончик замотал головой:
      - Больше он никуда уйти не мог. Там скала, обрыв. Мы его хорошо там зажали.
      Эти показания корейца немного успокоили Захара.
       Он обернулся к Ивану:
      - Сходите, позовите Маклая. Не хрен ему там около трупа сидеть, он мне здесь нужен.
      - А где он там то? - Иван озадаченно посмотрел в темноту.
      - Чилимон, проводи его.
      - Да ты че, Захар! Там же этот, медведь! - возмутился чахоточный.
      - Возьмете автомат, факела, и двоих вас он не тронет.
      Чилимон нехотя подчинился.
      - А этих всех троих заприте в ту же палатку к туристам, - велел Захар, кивнув на "гостей".
      - Связать их? - спросил Горбач.
      - Не надо, - отмахнулся главарь.- Никуда они от нас не денутся. Оружие заберите.
      Через полчаса Чилимон и Иван привели в лагерь Маклая. Охотник матерился, как последний сапожник. У Ивана слишком быстро потух факел, а его фигура в темноте слишком хорошо сходила за медвежью.
      - Нет, вы совсем, на хрен, ох...! Я откуда знаю, кто там, в темноте идет? Я же чуть не стрельнул в вас!
      - Чуть не считается, - оборвал его Захар. - Дело есть, следопыт. Один борзый турист выкрал моего любимого следака, не дал мне ему кишки выпустить. Надо пойти в тайгу, и найти их. Сможешь?
      - Я охотник, а не этот, как его, киллер. И ночью по тайге никто не ходит. Да, они все равно далеко не уйдут. Либо заплутают, либо навернуться где-нибудь. А завтра мы их найдем, с утра. Потом сами что хотите, то с ними и делайте!
      Маклай все же уговорил отложить облаву на двуногую дичь на утро. И охотник был прав. Семен и в самом деле заблудился в ночной тайге. Как не пытался он выбраться к реке, но, то натыкался на непроходимые скалы, то уходил куда-то, где шум реки, самый верный ориентир, стихал совсем. Еще и небо было затянуто тучами, так что Семен не мог ориентироваться по звездам. К утру оба они выбились из сил. Особо устал Андрей.
      - Нет, Семен, давай дождемся утра, там уже сориентируемся, - предложил он товарищу.
      - Да, придется, - согласился Привалов.- Хреновый из меня следопыт.
      Они попытались уснуть, но это получалось плохо. Во-первых, было холодно. Во-вторых, и у того, и у другого болели ушибы, так, что малейшее движение вызывало невольный стон. Оставалось только разговаривать.
      - Что там у них за шухер в лагере был? - спросил Семен у Андеря. - Кто там так орал жутко?
      - А, это все из-за медведя. Как я понял, за ними какой-то медведь пристроился, людоед. Это Иван Михею при мне рассказывал. Двоих уже до этого съел. А этот, который орал, выходит, третьим был.
      Семен присвистнул, и невольно поежился:
      - Выходит, он где-то здесь, рядом?
      - Получается так.
      Они, невольно, прислушались. Но ночная тайга, где никогда не было тихо из-за ветра, шума деревьев, писка и шебуршания ночных птиц и зверей, отнюдь их не успокоила.
      - Хреново получается, - признал Семен. - От бандитов еле ушли, так медведь этот еще тут где-то бродит. А тут еще у нас и девки одни, ночью. Они ведь нас ждут на этом берегу, только выше лагеря.
      Томский забеспокоился:
      - Зачем ты их сюда притащил, на этот берег?
      - А что мне делать то? Я вообще им советовал идти дальше, вниз по течению, одним, не дожидаясь нас. Ну, как же! Просто две Жанны Дарк. Даже слушать об этом не захотели. Твоя то, прокурорская дочка: "Я не брошу своего любимого человека!"
      - Так и сказала!? - оживился Андрей.
      - Слово в слово!
      - Слава Богу, может, остыла уже совсем.
      - А что такое? - заинтересовался Семен.
      - Да, мы ведь должны были ехать в другую сторону. У нас уже и билеты в Египет на руках были. Но, тут я немного сходил налево, так, чуть-чуть, буквально разочек. Ярка об этом узнала. Конечно, все же зампрокурора города, ей не поленились, доложили. Сдала билеты, втихаря от меня, и вместо этого сквозанула на этот ваш чертов Дальний Восток. Думала, что я не узнаю об этом. А у меня среди линейщиков такие подвязки, что я ее через три часа ее в во Владивостоке догнал.
      - Что ж ты так опростоволосился?
      - Да, дурацкая натура. Знаю, что нельзя, что я женат, что Яра мне за это голову оторвет. Но, попадется какая-нибудь красивая сучка, и крышу как ураганам сносит. А они, падлы, еще и сами на шею вешаются.
      Семен слушал его с интересом.
      - Да, бабы это страшная сила, - согласился он. - Я вот три раза был женат, а, сколько у меня было других телок! Но! Вот не перед тобой, перед собой слово даю: как на Наташке женюсь, и все, баста. Будет только она одна. Никто мне уже не нужен, ей Богу.
      - Счастливец, - позавидовал ему Андрей. - Хорошо, если так.
      Ближе к рассвету они все же задремали, а когда окончательно промерзший Семен открыл глаза, и, встав, оглядел окрестности, он невольно, тихо присвистнул. Ночное путешествие сделало с ними дурную шутку. Сделав по тайге большую петлю, они снова вышли к тому же месту около лагеря, откуда Семен и начал свой ночной рейд. Теперь им, чтобы встретиться с женщинами, нужно было обойти лагерь, да по большой дуге. Делать было нечего. Семен разбудил андрея, и они побрели по тайге. При этом Семен пару раз обернулся, и пристально разглядывал своего спутника.
      - Ты чего? - спросил тот.
      - Да, Андрюха. Отделали они тебя знатно. Не лицо, а карикатура на него.
      - Да и ты тоже сейчас не Бельмондо.
      Семен вытащил свой нож, посмотрелся в полированное лезвие. Итог был неутешителен: распухший нос, закрывшийся правый глаз, губы, словно позаимствованные у Наомы Кемпбелл.
      - Красавцы, - сделал вывод Семен. - Женихи! Девки сейчас упадут, как нас увидят.
      Но судьба повернулась по-другому. Когда они подходили к условленной точке, в этом же направлении, только вдоль реки, двигались трое: Лимончик, Горбач, и Чилимон. Сюда их отправил Захар, здраво рассудив, что в любом случае оба беглеца должны были выйти к реке. Сам он, с остальными бойцами шел по следу, который, как хорошая собака тут же взял Маклай. Из оружия у группы был отобранный у Михея "Кедр", да пистолет, что они реквизировали у Санька Богрова. Это оружейное неравенство и обсуждали троица убогих.
      - Нет, у них там оба автомата, два ружья, и пистолет Захара. А у нас эта пукалка, - Чилимон потряс своим пистолет-пулеметом, - и какой-то Макаров. А если сейчас этот медведь на нас попрет?
       Чилимон все так же, до дрожи в коленках опасался людоеда.
      - А хорошо, что этот Мишка схавал нашего людоеда. Живот мне так на нервы действовал. Его подъебки вечные, ухмылочка. Губы ему как будто кто маслом смазывал, - проскрипел Горбач.
      Лимончик хотел сказать свое веское слово, но внезапно встал и пригнулся. После этого он зашипел: - Тихо!
      Все посмотрели туда, куда при этом смотрел Лимончик, и кинулись под укрытие ближайших кустов. Впереди, метрах в тридцати, черноволосая женщина умывалась в речной водой. Из верхней половины одежды на ней был один черный бюстгальтер.
      В отличие от своих мужчин, женщины переночевали в более комфортный условиях. Во-первых, у них в байдарке было отделение, где хранились и спальный мешок, и теплые куртки. Мешок они доставать не стали, а вот куртками воспользовались.
      - Иди, умойся, сразу посвежеешь, - сказала Наталья Ярославе, на ходу надевая свитер.
      - Да ну, вода ледяная, - отмахнулась та.
      - Хватит тебе хандрить! Мало ли что могло произойти, заблудились они, например. Иди, умойся.
      Ярослава нехотя спустилась вниз, сняла свою водолазку, но когда, ополоснув тело, обернулась, чтобы пойти назад, перед ней стоял длинный, худой мужик, с вытянутым лицом. Что почему-то сразу бросилось в глаза девушке, его полуоткрытый рот, с тускло блестевшими фиксами, с чересчур большой нижней губой, с которой, как показалось ей, капала слюна. Не прибавляли ему красоты и большие с длинными мочками, уши.
      - Ну, че, подруга? Будем играть в дочки-матери? - с ухмылкой заявил Чилимон. В руках он держал направленный на Ольгу пистолет-пулемет. - Ты не одевайся, а снимай себя все остальное. Будешь хорошо себя вести, я буду с тобой ласковым.
      Последнее слово он протянул особенно. В это время за спиной Чилимона раздался женский вскрик. Это на Наталью неожиданно напали Лимончик и Горбач. Чахоточный дернулся в ту сторону, посмотреть, что там. А Ярослава, сделав шаг вперед, резко крутанула свою водолазку, так, что она закрутилась вокруг руки Чилимона, и дернула ее вниз и в сторону. Тот от неожиданности начал падать, и машинально нажал на спусковую скобу. Пули пролетели в полуметре от ног девушки, но та даже бровью не повела, а, чуть посторонившись, пропустила падающее тело мимо себя, по ходу дела добавив Чилимону ребром ладони по затылку. "Ласковый" ухажер после такого обращения окончательно расстался с сознанием, и, выронив пистолет-пулемет в воду, отключился, обняв своим телом большой валун. А Ярослава уже летала на помощь подруге. Горбач за спиной Натальи заломил ее руки, а Лимончик старался справиться с ногами байдарочницы. Это было весьма проблематично, как и у всех водников тело Натальи было накачано до упругости эспандера. Выругавшись, Лимончик со все силы ударил Наталью кулаком в живот. Вопреки его ожиданию это не произвело на нее большого впечатления. Брюшной пресс байдарочницы в этот момент был напряжен до предела. Он размахнулся снова, метясь уже в лицо, но, ударить, не успел, а сам от доброго удара ногой кубарем отлетел в сторону. Это на помощь подруге подоспела Василевская. После этого она носком своих тяжелых ботинок со все силы врезала Горбачу по лицу, и у того сразу брызнула из разбитой брови кровь. Ойкнув, он отпустил руки Натальи.
      В это время очухался Лимончик. Зло зашипев, он вскочил на ноги, и встал в стойку, типичную для каратиста. К его удивлению, эта бешенная, черноволосая баба в точности повторила его позу. От удара его ноги она отклонилась, удар рукой приняла на блок, и тут же, в разрез, между рук, сама ударила корейца кулаком в лицо. Он отскочил назад, и, сделав свирепое лицо, снова кинулся в атаку. Стремительные удары ногой со свистом разрезали воздух, но его соперница всегда успевала уходить от них. Зато когда он на секунду остановился, тут же получил мощный удар ногой снизу по подбородку, так, что у Лимончика даже зубы клацнули. В это время за спиной Ярославы Наталья лупила Горбача. Делала она это без всяких затей, просто хлестала по щекам своими мозолистыми ладонями. У того уже и от удара Ярославы глаз закрылся огромной опухолью, а эти хлесткие оплеухи совсем ошеломили его. Кончилось это противостояние тем, что он развернулся, и опрометью кинулся в тайгу. Тем временем и личико корейца уже, представляло из себя, нечто подбитое, с текущей из носа кровью. После очередной порции ударов Лимончик решил, что ему в этом противостоянии ничего не светит, и он, отскочив на несколько метров назад, открыл кобуру пистолета. Увы, он перед облавой даже не заглянул в нее, так что когда он выхватил оружие и глянул на него, то опешил. Это был тот самый ствол, по которому пробежало стадо кабанов. Странно выгнутая рукоять была только одной степенью воспоминаний о том конфузе Санька Богрова. Лимончик попробовал передернуть затвор, но он был наглухо заклинен. Так как Ярослава, увидев в руках его оружие, стремительно кинулась на корейца, то тот сделал то единственно, что ему оставалось. Заорав во все горло, он кинулся к реке. Пробежав мимо Чилимона, с растерянным видом шарившего руками по дну реки, он с плеском врезался в воду, и его понесло вниз по Тишимбаю, быстро и весело.
      Мельком глянув на своего "ласкового" ухажера, Ярослава добавила ему пинка в зад, а сама подобрала и торопливо одела водолазку. Потом она крикнула Наталье:
      - Уходим, Наташка!
      Бегом они кинулись вверх, вытащили из кустов припрятанную байдарку, и через минуту уже ожесточенно гребли в сторону противоположного берега. Здесь река разливалась особенно широко, но на самой ее середине находился небольшой остров, изрядно подмытый прошлым наводнением, но сохранивший на своем кустке тверди несколько лиственниц и берез. Им оставалось сделать всего несколько гребков, когда вслед им торопливо застучал автомат Калашникова.
      
      ГЛАВА 34.
      
      Пули легли чуть левей байдарки, и, увидев рядом с собой эти хлесткие фонтанчики, Ярослава с ужасом начала ждать, что сейчас горячий свинец ударит ей в спину. Но, вместо этого откуда-то далеко, слева, дважды бухнули ружейные выстрелы. И в ответ, торопливая скороговорка двух автоматов. Но, стреляли уже явно не по байдарке, и заплыв за остров, девушки, не сговариваясь, повернули к его берегу, бросили свое суденышко, и начали карабкаться вверх. На противоположном берегу, они увидели все тех же троих неудавшихся "кавалеров", теперь уже карабкающихся вверх. Но, самое интересное, происходило выше, на вершине самой ближней к ним сопки. Припав к биноклю, Ярослава увидела, что какой-то по пояс голый человек с очень мощной мускулатурой сидел на земле, а другой человек, пытался, похоже, перевязывать его чем-то белым, по виду похожим на разорванную рубаху. А еще двое бандитов, в одинаковых, защитного цвета костюмах карабкались вверх, изредка стреляя куда-то в сторону. После этого все они перевалили через вершину сопки, и исчезли из вида.
      Бандиты вышли из лагеря на охоту за беглецами минут через пятнадцать после того, как отправились в путь Семен и андрей. Захар взял с собой в этот рейд Ивана, Михея, и Санька. Вел их, конечно, Маклай. Он быстро, буквально пройдя пару сотен метров, нашел след беглецов.
      - Вот они, - заявил охотник, рассматривая потревоженный мох рядом с большим, обросшим лишайником камнем. - Только что прошли.
      Как он это делает, что он видит, остальные понять не могли. Но Маклай уверенно вел их по следу, поторапливая время от времени. Они растянулись в небольшую цепочку, стараясь фронтально охватить как можно больше пространства.
      Если бы Маклай так вел их до самого конца, то все сложилось бы иначе. Шансов у водников просто бы не было.
      Когда Семен услышал сзади голоса, то сразу понял, что на них идет облава. Положение было, практически, безвыходное. Они, безоружные, к тому же израненный Андрей, из которого боец был никакой. На всякий случай он подобрал с земли суковатую, увесистую палку, и потащил отставшего Томского за большой камень, так называемый останец, что во множестве было разбросанно по округе. Размером и формой камень напоминал рослого мамонтенка. Но, когда до их убежища, этого самого камня, оставалось не более десяти шагов, и Семен даже услышал тяжелое дыхание своих загонщиков, прозвучали эти самые выстрелы со стороны реки. Сразу послышался возбужденный взрыв голосов, звуки шагов перешли в откровенный топот.
      Захара и его команду подвели невольные выстрелы Чилимона. Захар, да и все остальные, восприняли их так, как будто, те, кто шел снизу, уже перехватили беглецов.
      - Есть! Попались! - закричал Захар.
      - Загнали волков за флажки! - вторил ему Иван.
      - Бегом!
       Не успел Семен перевести дух, и возблагодарить Бога за избавление, как судьба подкинула ему еще один подарок в виде благодушно настроенного Михея. Поквитаться с этим козлом было законным делом для Привалова.
      А того подвела его привычка сачковать во всем, что не касалось его любимого летного дела. Он, получив задание идти с краю загонной группы, далеко отстал от припустившейся бежать основной группы, и, не торопясь, трусил чуть в стороне от них. На его беду эта дорога проходила как раз в двух шагах от того места, где укрылись его личные враги. Остановившись, чтобы перевести дух, он вдруг услышал рядом с собой, какое-то посвистывание. Он тут же вскинул ружье, и, держа его наготове, начал обходить камень по кругу. Впереди явно мелькнуло что-то зеленое, он окончательно рванулся вперед, и... получил по затылку дубиной от подкравшегося сзади Семена Привалова.
      Подхватив ружье, Семен еще содрал с тела бесчувственного врага патронташ, обшарив карманы, лишил того спичек, и кивнул головой Андрею:
      - Бегом, парень! Там, похоже, что-то с нашими девками.
      Они втихаря бы, могли уйти, но ни у кого не возникло даже мысли об этом. Семен побежал вперед, андрей, постанывая, ковылял сзади. И Семен успел вовремя.
      Захар и его подручные, побежав метров триста, выскочили на вершину сопки, и увидели совсем не то, что хотели увидеть, а именно, уходящую на другой берег байдарку. Иван выругался, и, сорвав с плеча автомат, начал стрелять по уходящей мишени. Бывший прапорщик советской армии умел это делать лучше всех, поэтому никто не старался ему помочь из своего оружия.
      Семен же вышли на бандитов слева, метрах в ста от них. Привалова прикрывал от взглядов собственных врагов небольшой камень-останец, родной брат того "мамонтенка". Семен видел, как тот самый бык, что вчера едва не отправил его на тот свет, вскинул автомат и начал стрелять куда-то вниз. Первая очередь легла рядом с лодкой, и Иван, ругнувшись, уже по новой начал прицеливаться. Семен сразу понял, что эта сволочь стреляет по его девчонкам. И, не раздумывая ни секунды, он вскинул ружье. До цели было слишком далеко, в обоих стволах дробь, но это было его ружье, родное, привычное. И, ни сколько не сомневаясь, Привалов сделал сноску на расстояние, и дуплетом выпалил в спину Ивана. Заряд дроби пришелся в спину бывшего прапорщика, он заорал и выпустил из рук автомат.
      Семен не стал любоваться картиной корчащегося врага, а сразу подхватил оружие, и побежал подальше от реки. То, что теперь стреляли по нему, его вполне даже устроило. Пусть пули неприятно свистели над головой, впивались в шершавую кожу кедра, вспарывали зеленую подстилку из моха и папоротника, зато они не летели в ярославу с Наташкой.
      Андрей еще ковылял ему навстречу, и Семен замахал ему рукой.
      - Назад! Уходим!
      Тот не стал ни о чем расспрашивать, а, развернувшись, заковылял с такой же скоростью обратно. По пути им снова попался несчастный Михей. Он сидел, привалившись спиной к "мамонтенку", и держался при этом за голову. Не останавливаясь, Семен на ходу ударил его ботинком по морде, от чего тот снова завалился на землю. Томский же не обратил внимания на эту живую мишень, ему было не до сведения счетов.
      Когда сзади, оттуда, откуда они прошли, раздались ружейные выстрелы, Захар сразу ничего не понял. Он с изумлением смотрел на корчащегося на земле Ивана. Стрелявший, а до них было не более ста метров, начал убегать, и Захар с удивлением понял, что это как раз тот турист, за которым они так славно охотились.
      Он схватил с земли автомат Ивана, и начал стрелять по зеленым, сливающимся с таежной зеленью силуэтам. Получалось у него гораздо хуже, чем у его друга. Рядом вторил ему Санек Богров. Вскоре патроны кончились, он сменил рожок, но к этому времени беглецы окончательно скрылись за вершиной соседней сопки. Маклай трясущимися руками рвал рубаху Ивана, тот же, сидя на земле, скрипел зубами и постанывал. На белой, окровавленной спине было несколько входных отверстий. Дробь была уже на излете, но, продырявив кожу, она сумела пробить мясо больше чем на сантиметр.
      - Ну, что с ним?! - спросил Захар.
      - Да, ерунда, дробь на излете, шкуру только пробило. Сейчас ножом все это выковыряю, перебинтую, и все, - отмахнулся Маклай.
      - Тогда мы за ними.
      Он глянул вниз. Троица, во главе со все-таки нашедшим оружие Чилимоном, карабкалась на вершину сопки.
      - Бегом за мной, козлы! - заорал им Захар.
      И никто из этих старых уголовников слова не сказал против такого позорного к ним обращения.
      Захар и Санек уже бежали вверх по соседней сопке, когда встретили спускающегося вниз Михея. Тот шел с трудом, голова и лицо его были разбиты в кровь. Захар сразу вспомнил, что именно ему он доверил ружье и патронташ, реквизированные в свое время у туристов. Сейчас при вертолетчике не было ничего подобного. По виду Михея поняв, что с ним произошло, Захар уже от себя лично отвесил Михею встречную зуботычину, и побежал дальше.
      Захар был не просто в ярости. Сейчас он был готов убить любого только для того, чтобы хоть немного успокоить свои нервы.
      - Обходи их, загоняй к реке! - крикнул он догнавшим их уголовникам. Теперь, уже впятером они растянулись цепью, и временами постреливая, начали продвигаться вперед. Семен понял, что его и Андрея выжимают к реке. Там, на открытом пространстве, их бы перестреляли в два счета. Томский между тем немного разбежался, и хотя его бег больше походил на прыжки одноногого кенгуру, но до поры они могли держать дистанцию. Когда же кто-то из загонщиков пытался приблизиться более близко, Привалов стрелял, и при этом достаточно точно, так, что дробь летела буквально в сантиметрах от тел загонщиков. Но, два израненных человека против пяти, это слишком. От реки они ушли, но загонщикам удалось прижать их к обширному скальному массиву. Беглецы успели вскарабкаться на один из уступов, но путь вниз и вверх был уже невозможен. Привалов услышал, как кто-то из бандитов закричал:
       - Все, хана им! Чилимон, поднимись на ту скалу левей и держи их под прицелом. Сам не стреляй, я их лично перестреляю.
      Да, это было уже страшно. Семен пересчитал патроны, их оставалось всего семь. К тому же Чилимона он мог еще подстрелить, но вот скала, что нависла над их убежищем, не оставляла им никаких шансов. Захар, оставаясь в укрытии, спокойно перестрелял бы их как куропаток.
      За невеселыми мыслями Привалов как-то, не обращал внимание, что его напарник по общим бедам уже несколько раз обращался к нему:
      - Семен! Семен!
      - Ну, чего тебе!? - не оборачиваясь, спросил тот.
      - Иди сюда!
      - Да, погоди ты! Сейчас этот козел должен показаться. Может, хоть подстрелю его.
      - Брось, тут есть кое-что интересное.
      Семен, сердито сопя, подошел к тому месту, где стоял Томский. Тот показал рукой на темное отверстие в скале. Это был вход в пещеру, причем такой узкий, что в него мог лежа протиснуться только один человек со средними габаритами.
      - Пещера? - сам себя спросил Семен.
      - Ну, да. Я заглянул, а там она длинная, как кишка.
      Семен чуть подумал, а потом кивнул головой:
      - Делать нечего. Айда, полезли. Давай, я первый.
      Через пару минут на соседнюю скалу, находящуюся на одном уровне с ними вскарабкался Чилимон. С опаской высунувшись из-за края, и осмотревшись, он уже более смело вылез на вершину, и, вглядевшись в нужное ему пространство, крикнул вниз:
      - Захар, а их там нет!
      - Как это нет? - опешил Захар. Он сам в это время карабкался на другую скалу, частью которой и была та площадка. - Че ты гонишь? Протри моргалы. Не могли они оттуда свалить.
      Но, он и сам испытал разочарование, убедившись, что его кровные враги словно испарились.
      - Куда они делись? - спросил он, после того, как убедился, что Чилимон был прав.
      - А я откуда знаю?!
      - Эй, Лимончик, ну-ка, залезь туда! - велел Захар.
      Тому такая перспектива была явно не в кайф.
      - Ага, чтобы эти туристы мне там башку отстрелили?
      - Да, залезь ты, нет там никого! Посмотри, куда они делись.
      Тот нехотя вскарабкался на уступ, повертелся на месте, и крикнул: - А тут есть лаз!
      - Какой такой лаз?
      - Ну, лаз, как лаз. Дыра в камне.
      Через пятнадцать минут на площадке были уже все загонщики. Они разглядывали отверстие, и гадали, что им теперь делать.
      - Ну-ка, Горбач, глянь туда! - велел Захар.
      - Ага, счас! - иронично воскликнул тот. Он взял из рук автомат Санька, надел на приклад свою шапку, и сунул это свое творение в лаз. Изнутри тут же прозвучал выстрел. Автомат буквально выбило из рук Горбача, и, подняв свою шапку, он показал всем густую гроздь дырок. Санек же, взяв в руки искореженное оружие, недовольно спросил:
      - Нет, на хрена так было делать? Как его теперь держать?
      Приклад теперь действительно напоминал нечто, побывавшее в зубах очень большой, и злой собаки.
      - Сюда бы одну гранату, и все дела, - мечтательно заметил Чилимон.
      - Да, зачем! Сейчас надо развести тут костерчик, побольше зеленых веток, и все! Сдохнут через пять минут, - весело предложил Горбач.
      Захар задумался, а потом велел: - Давайте, собирайте хворост.
      Тут снизу показались еще двое: Маклай и Иван.
      - Ну, что там у вас? - крикнул Иван.
      - Загнали их в нору, сейчас выкуривать будем.
      - Зачем выкуривать. Шашку им туда бросить, и их размажет по стенам, - предложил Иван.
      - А это дело, - согласился Захар. - Горбач, сходи в лагерь, и принеси нам шашку. Там одна еще оставалась. Детонатор не забудь.
      Захар спустился вниз, и спросил Ивана:
      - Ну, как там у тебя?
      Тот сидел на поваленном стволе с болезненной гримасой на лице.
      - Да, шкуру только поуродовал, сука. Но больно.
      Он разжал руку, и показал Захару несколько дробинок:
      - Вот, Маклай мне их ножом выковырял. На память.
      - Сохрани, мы сейчас их выкурим, и ты их ему скормишь. Михей где?
      - В лагерь пошел, полудурок. Хреновый у тебя дружок, Захар.
      - Я с ним скоро сам поговорю.
      После этого он обернулся к Маклаю:
      - Слушай, охотник, пошарь по округе, нет тут у этой норы другого выхода.
      - Ладно, гляну.
      Охотник ушел, а Иван начал разговор о другом:
      - Зря мы здесь застряли. Надо было еще вчера уплыть отсюда. Хорошая у тебя была идея маскирнуться под туристов.
      - Нельзя нам оставлять свидетелей, - ответил Захар. - Найдут они их раньше нас, и все, погорим мы со всякой маскировкой.
      Когда прибежал с толовой шашкой в руках Горбач, Захар снова был уже наверху.
      - Эй, жмурики в отпуску! - закричал Чилимон. - Сейчас будем вас поджаривать. Есть последнее пожелание?
      - Есть! - донеслось в ответ. - Передайте привет полковнику.
      - Это, какому еще, такому полковнику? - удивился Захар.
      - А ты догадайся с трех раз. Есть тут среди вас один полковник. Всю жизнь зоны охранял. Большой "хозяин" был, в авторитете.
      - Загадками говоришь, Андрей Ильич.
      - А ты разгадай ее, и станешь очень богатым.
      Захар обернулся, и кивнул головой:
      - Давай, зажигайте.
      Костер они за эти две недели научились хорошо разводить. Когда пламя разгорелось со всей силы, Горбач подкинул в пламя зеленых веток. Густой белый дым взвился в воздух. Но, он совсем не хотел заползать в узкое, и низко расположенное отверстие. Горбач уже пробовал и курткой махать, стараясь загнать дым в пещеру. Потом они вообще затолкали дымящие ветки в лаз. Изнутри пещеры раздался выстрел, и Горбач с матом отскочил от входа, держась рукой за ухо. Сквозь пальцы его текла кровь.
      - Сука, мочку мне отстрелили, падлы! - С каким-то удивлением сказал он.
      - Ну и хорошо, нести тебе меньше будет, - пошутил Чилимон.- Сейчас по тайге налегке побежишь, как сайгак.
      - Как там у тебя, Андрей Ильич? - крикнул Захар. В ответ ему послышался только надрывный кашель.
      - Доброго вам здоровья, господин майор!
      Но, несмотря на все усилия, дым в пещеру проникал плохо.
      - Да брось ты туда шашку! - снова крикнул снизу Иван.
      - Да, наверное, придется. Андрей Ильич, решил я вас не поджаривать, а просто глушану, как рыбу в омуте. Как вам такая перспектива?
      - А что мне сказать, что не нравиться? Ты ведь все равно свое дело сделаешь.
      - Конечно. Может, тогда скажешь, что за полковник у нас тут есть?
      - Ну, уж нет. Ты сам его найдешь. Только спроси его, что все же за груз они перевозили в своем вертолете. Денег то у них не было, это точно. Наверняка что-то гораздо серьезней. Не будут они целый вертолет с олигархом угонять ради каких-то там рублей.
      - Ладно, уговорили, устрою разговор с пристрастием. Давай шашку, Михал Сергеич.
      Пока Горбач поднимался вверх, Иван давал с земли наставление по подготовке к взрыву:
      - Детонатор вставь, потом обрежь бикфордов шнур, а то они успеют его выбросить обратно. Оставь сантиметров пять, не более.
      Заправлял подрывным делом сам Захар, остальные все сыпанули со скалы со всей возможной скоростью. Сам же вожак уходить не стал. Он дождался, когда огонь пробежал большую часть бикфордова шнура, и когда там оставалось не более сантиметра, кинул шашку в отверстие, крикнув дурашливо вдогонку.
      - Лови, Андрей ильич, подарочек!
      После этого он отскочил от лаза метра на два, прижался спиной к скале, и заранее сморщился. Взрыв бабахнул очень внушительно, даже вся скала содрогнулась. Из отверстия лаза, как из дула пушки, полетела пыль и какие-то обломки. Все зрители снизу заорали и зааплодировали. Но, потом произошло то, что никто из них не ожидал. Небольшое отверстие пещерного входа просто обвалилось. Скала при этом сильно деформировалась, и сверху на участок, где стоял Захар, посыпались камни. Самого его спасло чудо. Хорошо, что он устоял при толчке, а то бы точно его расплющило этим обвалом. Самый большой камень пролетел в сантиметрах от его головы, а тот, что поменьше, ударил по руке. Захар взвыл от боли.
      - Что там у тебя, Захар? - встревожено крикнул Иван.
      - Бугор, че случилось? - заволновался и Чилимон.
      - Че-че! Зае... вы меня своими причудами.
      Когда он спустился вниз, то первым делом показал свою руку Ивану. Тот, внимательно рассмотрев распухшую кисть, замотал головой.
      - Херня. Перелома нет. Но, дней пять дрочить будешь только левой рукой. А с этими то че?
      - А че с ними может быть? Похоронил я их сразу. Большой у моего опера теперь будет мавзолей, больше, чем у дедушки Ленина.
      Пока они, не торопясь, шли к лагерю, Захар выспросил у Чилимона и Горбача подробности их сражения с русскими амазонками. Они, конечно, все валили на отсутствующего Лимончика, но, разбитые рожи обоих подручных много рассказали и о собственных героических подвигах. Потом они начали топить друг друга, рассказывая смешные эпизоды, о схватках с бабами друг друга. Захар устал плеваться, узнавая все новые и новые анекдотические подробности неудачного захвата:
      - Боже, с кем я связался. Втроем с двумя бабами справиться не смогли!
      - Меня надо было низом пустить, - пробасил Иван.- Я бы их воспитал в духе любви и почитания партии и правительства.
      По пути они набрели на хорошую полянку с целой россыпью белых грибов. Маклай сразу принялся их собирать, за ним увязались и Чилимон с Горбачем. Иван же с Захаром пошли в лагерь.
      - Как-то на душе стало спокойно, - заметил на ходу Захар.
      - Ты это про что?
      - Да, про то, что опера своего укантропупил. Я эту злость на него все десять лет копил.
      Но, когда они подошли к лагерю, их ожидал еще один неприятный сюрприз. Лагерь выглядел пустым. И не только по тому, что в нем не было людей. Не было и одного катамарана, четырехместного. А на прибрежной гальке, держась руками за голову, сидел Лимончик.
      
      ГЛАВА 35.
      
      На секунду, остановившись, Захар и Иван бросились к нему.
      - Ты че? Лимон? - спросил Захар.
      - Башка раскалывается, - с трудом произнес тот, и со стоном приложил голову к затылку. - Вот, козел! Как он меня шандарахнул.
      - Кто, он?
      - Да, этот, седой старик. Я их хотел остановить, начал драться с обоими. Но он глушанул меня сзади.
      - Что ж ты не стрелял?
      - Чем!? - взорвался кореец. - Этим!?
      И он впервые продемонстрировал свой погнутый пистолет.
      - Я и с девками из-за этого прокололся. Хорошо, я им еще не дал наш плот проткнуть. Этот, седой хотел его продырявить.
      - Расскажи, что было с самого начала, - попросил Захар.
      А началось все с того, что в лагерь прибежал возбужденный Санек. Он слышал переговоры Захара и Томского, и сразу понял, чем это грозит и ему, и его родному дяде. "Расшифровка" полковника ГУИН перед такими отморозками, какими были Захар и его банда, могло привести только к одному исходу. Из него бы просто выпустили кишки.
      - Надо уходить, - выслушав все, решил Глебов. - Немедленно! Освободи туристов.
      - А Михей? Он то где?
      Подполковник только отмахнулся:
      - Ну, его на хрен! От него только одни неприятности. Поделим все на двоих.
      Санек повеселел. Он забежал в палатку к водникам, и начал торопливо снимать с них наручники, благо это он умел делать с помощью обычного шила из своего складника.
      - Слава богу, а то я скоро бы обделался, - заметил Тропинин.
      - Профессор, не до этого. Надо делать ноги.
      - Чего это? - удивился тот.
      - Обстоятельства изменились.
      То, что это именно так, оба туриста поняли, по тому, что когда они появились из палатки, Глебов уже грузил на их катамаран палатку, котелок, топор, и все то, что раньше было приписано к этому их судну.
      - Неужели это не шутка? - спросил Тропинин Глебова. - Никак, вы снова с нами.
      Тот коротко кивнул, и, не поднимая глаз, предложил: - Давайте, надо уходить, и как можно быстрей.
      Когда все было погружено, в том числе и чуть не половина убитого Маклаем лося, Глебов решил обезопасить себя от неприятностей, в виде погони. Он вытащил нож, и отправился к надутому плоту. Но тут в лагере появился новый человек.
      - Эй, вы чего делаете?! - удивленно воскликнул Лимончик. - Куда это вы собрались?
      - Подальше от вашей компании, - с усмешкой заявил Глебов, стоя с ножом в руках.
      - Ну-ка, все бросили весла! - заявил кореец, доставая из кобуры свой кривой пистолет.
      - Да ты нам этой железякой не угрожай. Мы же знаем, что по нему стадо кабанов пробежалось, - заявил, засмеявшись, Глебов. Но когда он сам сделал шаг в сторону надувного плота, кореец быстро пробежал вперед, и одним хлестким ударом ноги выбил оружие из рук подполковника, а вторым отправил того в нокдаун. Племянник полковника не мог стерпеть такого отношения к родственнику, и бросился к нему на помощь. Вот с Богровым Лимончику было справиться уже невозможно. Тот и весил килограммов на пятьдесят больше, и все удары по туловищу воспринимал как комариные укусы. Зато его размашистые удары могли свалить быка, и Лимончик изрядно вспотел, увертываясь от этих мощных, механических шатунов. Все это не нравилось ни Тропинину, ни очухавшемуся Глебову. Выждав момент, он подкрался к корейцу сзади, и, подобрав с земли, ударил его рукояткой все того же, кривого пистолета по голове. Лимончик обмяк, и растянулся на земле. Глебов оглянулся по сторонам, но его нож пропал где-то, среди прибрежной, крупной гальки.
      - Дядя Толя, уходим! - взмолился Санек. - Не успеем уплыть, покрошат ведь нас в капусту!
      Глебов плюнул, и поспешил к катамарану. Предчувствие более молодого родственника не обмануло. Только катамаран скрылся за первым поворотом, как в лагерь явились Захар и Иван.
      
      
      ГЛАВА 36.
      
      Этот вечер был одним из самых неприятных в краткой истории этого странного уголовного коллектива. Захар бушевал, как никогда до этого. Досталось всем, даже самому независимому, и ни в чем не виноватому Маклаю. Потирая распухшую щеку, он отошел от костра, бормоча под нос какие-то свои, кержацкие ругательства. Но, все сюрпризы этого дня еще не были исчерпаны. Когда солнце окончательно село, и все сидели около костра, ужинали, из темноты выступила темная фигура. У Горбача, первым рассмотревшего подошедшего, даже самокрутка выпала изо рта. Увидев его удивленный взгляд, обернулся и Захар. За его спиной стоял бывший вертолетный ас, Михаил Михеев. Был он каким-то странным, всклокоченным, с сонными глазами.
      - Опаньки! - удивленно прогудел Иван. - Это ж, какие люди к нам пожаловали! Ну, чего, Захар, быстро его убить, или помучить?
      Захар, ничего не ответив, не спеша, поднялся, а когда вплотную подошел к вертолетчику, то удивился еще больше. От того вовсю разило спиртным.
      - Ни хрена себе! - Восхитился Захар. - Ты откуда это водяры надыбал, вертолетчик?
      - А че ему, завел свой вертилятор, да слетал в ближайший киоск, - хохотнул Чилимон.
      - Я не пил, - совсем по-детски заявил Михей.
      - Да-а!?
      Захар дурашливо обернулся к своим подельникам:
      - А если мы твою мамочку вызовем в школу с того света? Что она скажет? Набьет мальчику морду?
      Все ждали, что сейчас Захар сам, как минимум, набьет морду вертолетчику, но тот все так же дурашливо оглянулся по сторонам, и спросил:
      - А чего никто не спит? Завтра рано вставать и плыть. Ну-ка, все по палаткам.
      Удивленные уголовники, на ходу доедая свою пайку, расползлись по своим спальным местам. Им казалось, что что-то происходит не так, словно их лишают какого-то редкого зрелища. А Захар просто выплеснул уже всю черную энергию, и сейчас его интересовало кое-что еще, кроме того, что же пил Михей.
      - Иди и ты, отдыхай, - велел он Ивану. Тот медленно, оглядываясь, ушел.
      - Ну-ка, присаживайся, - предложил Захар Михею, кивая на место перед собой, по другую сторону костра. Теперь между ними были только три горящих бревна, хитро уложенных Маклаем так, что они горели ровно и жарко всю ночь. - Так где ты взял бухало?
      Михей чуть поколебался, потом признался:
      - У Тропинина была с собой фляжка. Я ее еще вчера стибрил.
      - И ведь ни с кем не поделился.
      - Да, что там делиться, там было, стакан спирта. На всех понюхать только. А мне как раз, стресс снять.
      - Да, не в том дело, сколько там горючки было. Крысятничать ты стал, вертолетчик. Раньше за тобой этого не водилось. А с кем пил то? С Сашкой и Анатолием Николаевичем?
      - С чего это ты взял? - удивился Михей. - Один.
      - Ну, как же, а на дорожку им налить, стремянную пропустить.
      - На какую дорожку? - снова не понял вертолетчик.
      Захар несколько секунд молчал, потом перегнулся через горящие бревна, схватил Михея за шиворот, и резко пригнул его лицом к огню. Тот заорал от боли и неожиданности. Боль была настолько резкой, что Михей, хотя и был намного слабей Захара, но в этот момент выпрямился как пружина, и отскочил от костра, растирая обгоревшее лицо. У него на груди дымился камуфляж, огонь спалил не только знаменитые черные брови вертолетчика, но и половину его волос на голове. Он попытался кинуться к воде, но Захар ловко подсек его ударом ноги по пятке, и он растелился на земле. Но и в таком положении Михей очень быстро покатился к воде, потом все-таки поднялся, и с размаху упал в воду. Несколько секунд он лежал так, держа лицо в воде, потом поднял голову, но тут его догнал Захар, и, схватив за остатки волос на затылке, снова макнул голову вертолетчика обратно в воду. Тот сразу начал дергаться всем телом, но в этот раз Захар держал его крепко, и выпустил только тогда, когда биение тела вертолетчика, перевалив пик, начало ослабевать. Выдернув голову из-под воды, он несколько секунд держал ее на воздухе, словно наслаждаясь захлебывающимися позывами вертолетчика, а потом снова макнул ее в воду. Так он повторил три раза, и только когда Михей окончательно обмяк, и совсем уже не оказывал сопротивления, Захар начал задавать ему свои вопросы.
      - Ну-ка, дорогой друг, скажи кто из твоих друзей туристов полковник милиции.
      Тот с секунду молчал, Захар начал уже пригибать его голову к воде, но тот все же признался:
      - Глебов, Анатолий Николаевич. Только он не мент.
      - Это этот, твой седой подельщик. Значит, Томский не врал?
      - Это он сдал нас?
      - Именно. Слушай, - до Захара начало доходить, - а это какой Глебов? Это не тот Седой Карлик...
      - Тот, - не дослушав, подтвердил Михей.
      - Ни ху... себе! Вот это у тебя друзья! О нем же легенды рассказывают. Половина моих корешей дорого бы отдала, чтобы увидеть цвет кишок твоего дружка.
      - Ты его не трогай, он сейчас тоже в розыске. Вляпался он, вместе со мной... с этим ограблением вертолета.
      - А я и не буду его трогать. Зачем мне это.
      Захар неожиданно отпустил Михея, и тот от недоумения даже не сделал попытки подняться на ноги.
      - Не могу я его никак потрогать, хотя так хочется подержаться за его кадык минут пять, десять. Съб... твой заслуженный вертухай.
      - Как это? - не понял Михей.
      - А так. Пока мы моего опера поджаривали, он Лимончика отключил, и съб... со своими корешками, Саньком, и этими, двумя туристами.
      - Как, без меня?!
      Вот теперь вертолетчик вскочил на ноги:
      - Сука, кинул меня, вертухай позорный!
      - И на много кинул? - невинно спросил Захар.
      - На сорок зелёных лимонов.
      - Ого! Это вы у того лесного магната стырили? Его самого то, что, замочили?
      Михей ошеломленно обернулся к Захару:
      - А ты то откуда знаешь? Ты же по тайге сколько уже шаришься?
      Захар, довольно, засмеялся:
      - Да, и в тайге, брателло, бывают и уши, и языки. Там у вас что, бумаги были?
      - Да.
      - Поди, на предъявителя?
      - Само собой. Иначе связываться не стоило.
      - Ага, понятно.
      Он похлопал Михея по мокрой спине, и, уже выходя на берег, остановился, и посоветовал вертолетчику:
      - Ты не говори никому из наших про эти бабки. Не зачем это им знать. Народ от таких цифр совсем может охренеть. Не только тебя, но и меня за задницу возьмет.
      
      ГЛАВА 37.
      
      Эта ночь была по особенному холодной, а, может быть, просто их трясла нервная лихорадка. Как ни жались друг к другу Ярослава и Наталья, но большую часть ночи им пришлось проговорить, чтобы хоть как-то скоротать время. Неизвестность страшила их больше, чем, плохие вести. Они слышали все: выстрелы, явную перестрелку, потом этот непонятный дым, и еще более непонятный и от этого страшный взрыв. Большую часть дня они проторчали в том же месте острова, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь единственный бинокль. К концу дня Ольга догадалась перейти на дальнюю сторону острова. Отсюда был виден небольшой кусок лагеря бандитов. Они прозевали чуть-чуть, так что не видели, как уходил в отрыв катамаран Тропинина. Зато был виден ярко-оранжевый тент спасательного плота бандитов. И уже утром, девушки наблюдали, как хозяева плота срезали этот самый тент.
      - Эх, жалко! - сказал добродушно Горбач, рассматривая уже срезанную, прорезиненную ткань. Он этой ночью спал в плоте, и оценил, насколько хорошо надутый пол, борта, и этот самый тент спасают от холода.
      - Давай, давай, Горбач, привязывай! - поторопил его Захар.
      Привязывать надо было дуги тента, чтобы они не мешались во время плавания. В это время Маклай и Чилимон в четыре руки вырубали из дерева весла. Остальные скатывали палатки, упаковывали остальное имущество в рюкзаки, грузили все в плот. Это было массивное сооружение, предназначенное для спасения с тонущего корабля десяти человек. При этом выдержать он мог гораздо больший груз.
      К десяти утра все было готово к отплытию.
      - Захар, а что с этой хреновиной делать? - спросил Чилимон, кивая на одинокий катамаран с гордой надписью на борту "Голден Леди".
      - Да, толкни ты его в воду. Пойдет впереди нас, как поплавок. Хоть покажет, что нас ждет на этих чертовых порогах.
      Перед отплытием он посмотрел на лица своих спутников. Это было ужасное зрелище. Не было ни одного целого лица. Распухшие губы, подбитые, или совсем закрывшиеся от побоев глаза, синюшные рожи. Но, самым страшным, смотрелось лицо Михея. Лишившись всей растительности на лице и половине головы, его физиономия еще и распухла от ожогов, покрылась волдырями. Чудом он избежал потери зрения, хотя в оставшиеся после ожогов волдыри видел очень мало.
      Захар покачал головой.
      - Выродки. За туристов мы теперь никак не сойдем. Иван, сунь один автомат под брезент, чтобы было можно быстрей достать. Остальные тоже будьте наготове. Если увидите вертолет, то радостно машите руками, но рожи свои вверх сильно не задирайте. Еще спугнете вентиляторов.
      От туристского обмундирования им остались три хоккейных, белого цвета шлема, два ярко красных, надувных, спасательных жилета.
      Как только они отчалили, и в свою очередь пустились в плавание, снялись с места и байдарочницы. Они быстро достигли лагеря бандитов, и, выскочив на берег, начали искать хоть что-то, что показывало на судьбу их спутников и друзей. Тут было что угодно - пустые банки, многочисленные кости от съеденного лося, обрывки окровавленных тряпок. Ярослава нашла ту сосну, к которой привязывали ее мужа. Там до сих пор валялись обрезки веревок. И ничего, что бы указывало на судьбу их мужчин.
      - Что будем делать, сестренка? - спросила Наталья. У нее невольно, вопреки воле, навертывались на глаза слезы. - Неужели все-таки, им удалось...
      - Не реви! - строго обрезала Ярослава. - Пока я не увижу своего Юрку в гробу, я не поверю в его смерть. Пусть мне хоть свидетельства о смерти, показывают, я все равно не поверю. Ты не представляешь, из каких переделок он выкручивался. Ты думаешь, что сейчас видишь настоящего Томского? Это еще ерунда. Еще два года назад он был красив как греческий бог.
      - А сейчас?
      - А сейчас это остатки. Десять часов в руках так называемых чеченских сепаратистов, и потом полгода в пластических клиниках, бешеные бабки на восстановление лица. У него же фарфоровые зубы и практически созданный заново нос. Нет, так то он на себя похож, только почти не осталось той природной наглости, за которую я его так любила.
      - И за что это его так?
      - Ну, скажем так, он спас от теракта двух президентов самых влиятельных стран в этом мире. Нет, он получил за это звезду Героя, и майора досрочно. Вдогонку еще и медаль за Личное Мужество. Это уже за другое дело, за ликвидацию одного чеченца.
      - Ни фига себе, - пробормотала Наталья.
      - Поэтому, давай их искать. Бери лодку.
      Они прихватили байдарку, а весила она со всем грузом двадцать килограмм, и пошли в сопки.
      Чутье не обмануло Ярославу. Парни и в самом деле были еще живы, хотя и говорить, что они на "этом свете" можно было с большой натяжкой. Еще когда они только попали в эту пещеру, Привалов, оглядев свое узкое убежище, заметил: - Хреново! Выкурят они нас отсюда, как пчел из улья. Надо проверить, есть ли там другой выход. Давай, Андрюха, разговаривай тут с ними. На тебе ружье, чтобы не так скучно было. А я пошел.
      Надо сказать, что если у самого лаза они еще могли помещаться вдвоем, то дальше он сужался до того, что, Семену пришлось пробираться на карачках. Вскоре он вернулся, все так же на четвереньках, пользуясь "задней скоростью". Рассматривая его ерзающую задницу, андрей даже нашел силы пошутить: - Ну, как там, Сема, в жопе у слона?
      - Так же, как в любой другой жопе, - ответил вспотевший Семен. - Прополз метров двадцать, потом пошла развилка, ходы везде одни и те же, типичные шкуродеры. Ни черта не видно. А в пещерах без света делать нечего. Это я тебе говорю как бывший спелеолог.
      - Ты и этим занимался?
      - Да, я с этого начинал. Это потом я уже в водники перешел.
      - Так что, будем ждать, когда нас поджарят? - спросил Томский.
      Семен пару минут размышлял, потом потянул к себе ружье. К изумлению Андрея он достал нож, и начал методично уничтожать его приклад, а потом и цевье. Все деревянные части оружия он пустил на лучины, стараясь нащипать их как можно тоньше.
      К этому времени их преследователи развели около пещеры костер. Как ни странно, но при виде него Семен повеселел:
      - Ты смотри, Юрка, а дым то в пещеру не идет.
      - И что это значит?
      - А это значит, что из пещеры сифонит сквозняк. Я его еще там, в шкуродере почувствовал. Труба тут есть, труба.
      После этого он подмигнул, и начал надсадно кашлять. Андрей все равно ничего не понимал:
      - Кому труба-то?
      - Ну, не нам же. Чего ты, не догоняешь? А еще физику, химию изучал. Этот сквозняк говорит о том, что тут есть другой выход, более широкий, или расположенный ниже этого. Так и получается эффект трубы. Снизу поддувало, а тут труба.
      Когда же Захар пообещал взорвать их, Семен перестал кашлять, и приказал:
      - Все, уходим. Надо рисковать. Терпеть не могу эту фразу про шампанское, я бы сейчас лучше бы грамм сто "шила" засадил. Погнали!
       Уже через десять минут Томский понял, что имел в виду Семен, когда говорил, что пещера, типичный "шкуродер". В иных местах лаза сужались до такого размера, что, им действительно приходилось ползти по-пластунски, чувствуя спиной, боками и животом всю опасную узость лаза. Томскому при этом было еще трудней, Семен хоть полз впереди, зажигая по очереди свои лучины, и осматривая пространство впереди себя. Андрею же доставались одни отблески, полумрак. По его прикидкам, они удалились от входа метров на сто, когда под ними дрогнула каменная твердь, за шиворот посыпались мелкие осколки и пыль. Вскоре их догнала волна воздуха, пыли и мерный грохот обвала.
      - Рванули, все-таки, суки, вход, - заметил Привалов.
      - Да, вовремя мы убрались, - согласился андрей.
      Как ни странно, но вскоре Томский наоборот, был рад, что он ничего не видит, где он ползет и куда. Эта система пещер не была творением карстовых вод, скорее разломов при подвижках земной коры. Попадались пространства, очень малые в высоту, но огромные по ширине. Было такое впечатление, что одну каменную плиту бросили на другую, но при этом и образовался зазор, в котором, подобно муравьям, и копошились два ничтожных человечка. Томский только представил себе, что эти две плиты все же сомкнутся, и ему стало так не хорошо, что от пяток побежали вверх по телу огромные, противные мурашки. Добравшись до головы, они подняли вверх его волосы, а потом он с трудом подавил в себе колыхнувшийся панический страх. Хорошо, что они вскоре выбрались в нечто, похожее на большую церковь. Здесь можно было не только стоять, здесь можно было даже петь хором, и большим хором. Как ни странно, но это больше озадачило Семена, чем предыдущее блуждание по "шкуродерам".
      - Хм! А где же тут выход? - сам себя спросил он, и начал внимательно рассматривать колебание своей лучины. Но та, как нарочно, горела ровно. Ему пришлось обойти всю эту подземную часовню по округе, и только в последний момент, когда догорала последняя лучина, он понял, откуда дует свежий воздух. Но, потом они остались в полной темноте.
      - Что, лучины кончились? - спросил Андрей.
      - Ну да, - подтвердил Семен.
      - И что будем делать?
      - Как что делать? Раздевайся, давай.
      - Зачем?
      - Стриптиз будем показывать местным летучим мышам, - как всегда язвительно, в своем стиле, ответил Семен. - Не спрашивай, давай, снимай свою куртку.
      В темноте Андрей слышал, что Семен творит с его одеждой что-то нехорошее. Сначала он сердито пыхтел, потом раздался треск, и Томский догадался, что его куртку режут и рвут на части. Потом вспыхнул свет, и все это подтвердилось.
      - Подержи, - сказал он, отдавая хозяину новый источник света.
      При свете первой, оторванной от куртки полоски, Семен раскромсал ее всю до конца.
      - Мы что же так, до трусов дойдем? Или и их сожжем? - пошутил Андрей.
      - Да нет, трусы мы жечь не будем, они горят больно быстро, - серьезно ответил Привалов. - А вот штаны и камуфляжная куртка с пропиткой как раз сгодиться.
      Полоски эти он обматывал вокруг стволов своего укороченного ружья, и пользовался этим как факелом. Ткань горела не так, как дерево, более капризно и непредсказуемо. Они снова ползли по каменистым шкуродерам, и время от времени он слышал, как спереди раздавался легкий вскрик Семена, потом его приглушенный матерок. Это значило, что у него догорел до конца очередной кусок материи, и тот торопился зажечь от него другой, чтобы не тратить драгоценные спички. Андрею ползти было еще трудней оттого, что у него до сих пор болело нещадно отбитое кулаками и ногами бандитов тело. Когда они выбрались в очередной зал, и смогли, наконец, встать, и вытянуться во весь рост, Семен, ради экономии находясь в темноте, спросил:
      - Ты чего стонешь, Андрюха?
      - Я? Когда я стонал?
      - Да, ты постоянно ползешь и стонешь.
      - Знаешь, я этого даже не замечаю. Сколько время то?
      Часы у Семена были с подсветкой, поэтому не было нужды зажигать очередную тряпку.
      - Полдвенадцатого, - ответил Привалов.
      - Сколько!? - поразился андрей. - Это сколько же мы по этим катакомбам лазим?
      - Часов шесть. А тут время всегда идет по своему графику. Солнца нет, и все по-другому.
      После этого он снял свою куртку, и начал рвать ее на полоски. Еще через пару часов они выдохлись окончательно. Мучила и жажда.
      - Пить охота, - сказал Андрей во время очередного привала.
      - Да, я тоже сейчас не отказался бы от кружки студеной воды из Тишимбая.
      Чуть переждав, он спросил:
      - Ну, что, полезли дальше, господа кроты?
      В ответ послышался тихий голос Томского:
      - Ты знаешь, я что-то и шевельнуться не могу.
      - Устал?
      - Да.
      - Тогда отбой. Тем более, сейчас уже третий час ночи.
      Они улеглись для согрева поплотнее друг к другу, и Семен, уже засыпая, пробормотал:
      - Вот теперь понимаешь, Юра, почему туристы как одна семья? Тут и не захочешь, а породнишься.
      Андрей всегда представлял себе, что пещера, это всегда что-то сырое и мрачное, вроде подвала на даче ее родителей. Но воздух в этой пещере оказался совсем сухим, он совершенно не пах плесенью, и хотя было прохладно, но не до такой степени. Вот только спать на холодном камне не очень приятно. Могучая горная громада стремилась высосать из человека последние градусы его температуры, и сравнять ее со своей собственной. Тем более, сейчас на них было минимум одежды. Правда, Семен кроме камуфляжа был облачен еще и в свой прорезиненный костюм, и от этого во время движения меньше страдал от холода, но и потел больше, так что пить ему хотелось больше, чем Томскому. А сейчас резина остывала еще быстрей. Так что, отдых, несмотря на всю усталость, продолжался чуть больше часу.
      - Нет, так совсем, на хрен, замерзнешь, - сказал Андрей, пытаясь подняться на ноги и вытянуться в полный рост. Увы, при его метр восемьдесят это оказалось невозможным.
      - Что, пойдем дальше? - спросил Семен.
      - Да уж, лучше идти, чем так вот силы терять.
      Семен зажег очередную полоску ткани, и, посмотрев, в какую сторону качнулось пламя, пригнувшись, шагнул вперед. Уже через десять шагов они снова ползли по "шкуродеру". Андрей, которому не надо было делать что-то особенное, как-то даже отупел от этого однообразия. Оно закончилось, когда лицо Томского уткнулось в ботинки своего проводника. Они как-то странно застыли, затем начали сучиться на месте, раздалось сдавленное кряхтенье, и кое-что еще.
      - Эй, ты чего это там воздух портишь! - возмутился милиционер. - Решил идти на реактивной тяге?
      - Воздух! - Теперь возмутился уже Привалов. - Тут дела хреновей. Застрял я, брат.
      - Как это ты сумел? - удивился Томский.
      - Да, вот так. Сел как пробка в молдавском хересе. Ни туда, ни отсюда.
      - Назад пробовал?
      - Да все пробовал, и назад, и вперед. Попробуй ты, что ли, потянуть меня за ноги, - попросил Привалов.
      - Легко сказать, - задумчиво протянул Андрей. - Мне самому уцепиться не за что, лежу тут как червяк в кротовьей норе.
       Но он все-таки вцепился в щиколотки Семена, потянул его на себя. Бесполезно. Привалов сидел плотно, как гвоздь в доске.
      - Ты воздух попробуй выдохнуть, и руки как-нибудь поджать, - попросил Андрей.
      - Ты что, издеваешься, что ли?! - Возмутилась новоявленная пробка от хереса. - Я не только что рукой дернуть не могу, дышу и то через раз.
      Томский напрягся, и потянул Привалова изо всех своих дистрофических сил. Кончилось это тем, что он просто разул напарника. Сначала он снял с его ноги один ботинок, потом второй. Это почему-то вызвало у Томского припадок смеха.
      - Нет, ну что ты ржешь, а? - Попробовал усовестить его Семен. - Нашел время. Если я не выберусь, то оба тут останемся навсегда.
      Но Андрей не мог удержаться от смеха:
      - Слушай, Семен, а ты знаешь, на что сейчас похож? Вовсе не на пробку от хереса, это у тебя уже мания величия.
      - Ну? А на что я тогда похож? - осторожно спросил Семен.
      - На тампакс! Идеальный тампон! Идеальная сухость. Через тебя не прорвется ни капля влаги, тем более запаха.
      - Тьфу, ты дурак! Нашел с чем сравнить. Я и так знаю, что мы в полной п..., так что не напоминай мне.
      Андрей пошарил по карманам, достал коробок, чиркнул спичкой и увидел перед собой грязные носки туриста. Левая пятка была прорвана, и он не удержался от соблазна пощекотать ее. Семен неожиданно тонко и резко взвизгнул, попробовал подтянуть ноги под себя. Это удивило Томского, и он повторил свой опыт. Привалов визжал как девочка, очень тонко и витиевато. Это еще больше настроило андрея на игривый лад.
      - Привалов, что ты визжишь, как гимназистка? - спросил он, нежно проводя пальцами по заскорузлым пяткам знатного спелеолога.
      - Не надо!.. Андрей, убью!.. Я... не переношу этого...
      - А ты, оказывается, щекотки боишься! - возликовал Томский. - Привалов, ты еще не знаешь, как я люблю подобным образом издеваться над людьми. Ты не знаешь, сколько женщин я на тот свет отправил вот таким методом, - вещал он, продолжая свое черное дело. - Больше, чем Джек Потрошитель.
      - Не... на...до! - заходясь истерическим смехом, просил Семен.
      - Ну, как это не надо, когда это единственное и последнее мое развлечение в этой жизни. Ни телевизора, ни футбол мне больше не увидать. Баб тут тоже нет...
      Неожиданно пятки Семена исчезли из под рук Томского, раздался грохот, и, спереди, в лицо Юрию, снова заструился свежий воздух. То, что с Семеном все в порядке, подтвердил не громкий, но витиеватый поток его мата.
      - Пролез!? - обрадовался Андрей. - Давно бы так. Только мне то вот что теперь делать? Мне то пятки некому щекотать.
      - Да, лезь ты спокойно, я тут такой камень выворотил, Крачковская сейчас там пролезет.
      Томский бросил вперед берцы туриста, потом свободно пролез сам.
      Пещера тут, в самом деле, оказалась гораздо больше, и Семен, зажегший очередной свой странный факел, сидел и блаженно отдувался. Он глянул на Андрея снизу вверх и сказал: - Ну и гад же ты, Томский. Я, думал, помру от смеха. Но, все-таки спасибо. Об одном только прошу, не говори никому, что я боюсь щекотки.
      - Чего это? - ухмыльнулся Андрей.
      - Не надо, очень не надо, - ушел от ответа Привалов. Потом он тряхнул головой:
      - Черт, я так напрягался, что до сих пор в ушах шум стоит.
      - Странно, и, у меня тоже, - признался Андрей.
      Выражение закопченного лица Семена изменилось:
      - А ну-ка, пошли!
      Они начали пробираться по расщелинам на этот странный шум, и вскоре уже явно расслышали, что это именно то, о чем они думали. В воздухе даже запахло водой.
      И вот, когда расщелина расширилась настолько, что они уже могли идти на четвереньках, за очередным поворотом в лицо Семену ударила водяная пыль, а звук от падающей воды стал просто объемным. Прежде, чем погас их очередной факел, они смогли рассмотреть самый необычный водопад, который только видели в своей жизни. Поток воды шириной не менее метра падал с трехметровой высоты. Гул от этого стоял такой, словно в ночи неслась невидимая электричка.
      - Ну, вот и водичка! - радостно заметил Семен, зажигая очередной факел. - Как только ей тут напиться?
      Это действительно было проблемой. Вода пробила куда то вниз отверстие как раз размером с сам поток. Так что, нужно было как-то добывать воду из водопада. Томский сунул руку под поток, но она так сильно била в нее, что тут же выплескивалась из ладони. Единственное решение нашел Семен. Он просто подставил под поток стволы своего ружья. Набиралась вода хорошо, но вот пить ее было проблематично. Приходилось одному поднимать вверх за казенное отделение, а второму вставать на колени, и подставлять под обрез дула рот. Но, все равно, напились они от всей души.
      - Хорошо тут, но надо идти, - сказал Семен.
      - Куда?
      - Да, черт его знает! Мы уж эту гору несколько раз пересекли.
      - Мы не по одному месту ползаем то? - насторожился Томский.
      - Нет, это я тебе точно говорю. Пару раз мы выползали на одни и те же развилки, но я там всегда ножом метки оставлял.
      - А что твой сквозняк?
      Вот тут Семен вынужден был признать свое поражение:
      - Сквозняк есть, только какой-то несерьезный. Похоже, тот, наш выход, обвалился, и трубу то прихлопнуло. Так, поддувало какое-то сквозит.
      - Значит, теперь мы можем не найти тот, второй выход?
      - А кто тебе сказал, что их два? Может их десять, только мы их хрен найдем, если будем вот так стоять. Пошли.
      Они двинулись дальше. Проползли по наклонному ходу куда-то вверх, потом нашли участок, где можно было идти, правда, согнувшись, как вечно проклятый горбун.
      - Жрать охота, - сказал Семен, приостановившийся для смены факела.
      - А мне, почему-то нет. Может, отбили мне что.
      - А у меня уже, кажется, скоро кишки будут друг друга глотать.
      Кулинарная тема была исчерпана, а вскоре они увидели свет.
      - Неужели дошли, Андрюха? - срывающимся от восторга голосом заметил Семен.
      - А мне и тут уже как-то хорошо. Еще бы кормили регулярно, и жить можно, - нашел в себе силы пошутить Томский.
      Они пробирались по самому изломанному маршруту в этой пещере. Им приходилось карабкаться то вверх, то залазить в расщелины, расположенные в самом низу залов. И свет как-то постоянно был рядом. Вскоре они уже видели все детали окружающего их пространства как осенний, сумрачный день. И вот он, яркий, чересчур яркий дневной свет.
      Несколько минут мужики стояли молча. Это был шок. Да тут был выход наружу, но только для летучих мышей. Несколько сот этих ночных тварей висели под потолком огромного зала, рядом с отверстием, через которое и освещался этот природный дворец. Отверстие было большое, два на два метра, но вот только добраться до него мог, разве что, человек-паук.
      - Метров пять, - прикинул Андрей расстояние до дыры.
      - Да, это облом, - признал свое поражение Привалов. - Ты, говоришь, тебе тут нравится? Вот, и придется остаться тут навеки.
      Семен без сил опустился на кучу земли, камней и прочего мусора, образовавшегося от падающих сверху, в злосчастное отверстие, предметов. Андрей заметил там даже чьи-то кости, но его в этот момент больше интересовало состояние друга.
      - Ну, что ж, пошли тогда дальше, искать другой выход, - предложил он.
      - А ты думаешь, он есть? - спросил Семен. - Я уже, что-то сомневаюсь.
      - Ну, ты же сам убеждал меня в этом.
      - Мало ли что я говорил. Мне нужно было, чтобы ты не запсиховал от отчаянья. Сейчас я и сам не знаю, есть этот второй выход, или нет его.
      - Может, выстрелить туда пару раз? - предложил андрей, кивая вверх.
      - Ага, и кто нас услышит? Захар с его живодерами?
      - Да ушли они, наверняка. Он все рвался быстрей уйти оттуда.
      - Да нет. Стрелять тут нельзя. Кто знает, как отреагирует на это скала? Завалит нас тут, и все.
      Семен покосился на то, на чем он сидел, и оживился:
      - А вот тут есть кое-что для нас.
      Для них тут было довольно много дерева. Какие-то уже высохшие ветки, обломки кустов, причем вместе с корнями. Потом они разгребли оленьи рога, и дальше, к изумлению обоих, обломки зимних саней для оленьей упряжки. Тут дерева было особенно много. Томский все ждал, что они наткнуться на человеческие кости, но их слава богу, не было. Толи каюр успел соскочить, толи его просто на санях не было.
      - А давно они здесь лежат, - пояснил Семен. - Дерево уже рассохлось.
      Через час интенсивной работы они двинулись в путь, изрядно затарившись деревом для факелов. Но, хотя теперь было больше света, но и было меньше надежды. Взглянув на часы, Семен объявил, что пошли вторые сутки их скитаний. Все дальнейшее слилось для Андрея в один бесконечный поток. Они куда то шли, карабкались, ползли, но он уже не понимал, куда и зачем они движутся. Семен еще матерился, выявлял какие-то эмоции, а у Томского подступило полное безразличие. Он оживился только тогда, когда они снова вышли к водяному потоку. Это был не тот водопад, здесь вода сливалась всего-то с высоты чуть более метра. Но здесь ручей образовывал что-то, похожее на небольшой бассейн, два на два метра, а потом вода снова уходила куда-то вниз. Семен и андрей снова напились, и хотели уже уходить, когда Томский, ослабленный уже до крайней степени, уронил в природный бассейн очередной факел. Сразу стало темно, и Семен укоризненно произнес:
      - Андрей, ну ты что?
       Томский хотел что-то сказать в оправдание, но Привалов его оборвал:
      - Стой! А это что такое?
      Теперь это увидел и Томский. Дно бассейна как бы подсвечивалось снизу. При свете факелов они бы этого не заметили, а вот в полной темноте это было уже заметно. Привалов попробовал добраться до самого края бассейна, к отверстию, куда изливалась вода. Но это оказалось невозможно. Тогда он шагнул в воду, и, с трудом удерживая равновесие под потоком воды, на ощупь исследовал этот природный слив.
      - андрюха, а дыра тут приличная! Метр на метр, - сообщил он.
      - И что ты предлагаешь?
      - Нырять.
      - Ты с ума сошел?! А вдруг это тупик?
      - Тупиком он быть не может. Вода должна куда-то изливаться, и она изливается. Закон природы такой, господин майор. Вода дырочку найдет.
      - А если там, как это называется? Ну, когда там нет воздуха?
      - Сифон? Ну, есть такая штука. Но тут есть один шанс, что это не сифон. Там есть свет.
      - Свет был и в том зале, - возразил Томский, - с рогами и упряжкой. А если там такой же тупик?
      - Значит, помрем вместе, в один день, в один час. Все, решено. Я пойду первый. Если свет потухнет, значит - я застрял, и тогда выбирайся сам, ищи другой путь.
      - Один я не выживу, - попробовал отказаться Томский.
      - Мы и вдвоем не выживем. Силы то на исходе.
      Тут Андрей сам себе был вынужден признать, что он действительно просто в шаге от какого-то порога, за которым мерещилось уже нечто страшное. Три дня без еды, после многочасовых избиений - Томский просто чувствовал, как из его тела утекает жизненная энергия.
      - А сколько там до этого света? - спросил он.
      - Да кто его знает, может пять метров, может двадцать. Но, течение хорошее, преград там быть не должно. Наоборот, должно выпулить нас как из пушки.
      - Ну, давай! - согласился Андрей. - Ныряй!
      - Если свет станет меньше, или исчезнет совсем, я застрял и больше сюда не суйся, - повторил Семен.
      - Нет уж. Я поплыву за тобой, и начну щекотать тебе пятки. Я, правда, плавать не умею.
      Семен засмеялся, обнял Андрея одной рукой, повесил себе на шею ружье, потом сел на дно бассейна.
      - Хорошо, я тогда выстрелю, если все нормально. Звук должен идти по воде хорошо. Только ты ногами вперед плыви, и воздуха побольше набери, - последний раз проинструктировал Семен своего напарника.
      - Да плыви, ты, господи! - Отмахнулся Томский.
      Семен перекрестился, вдохнул, поглубже, воздух, потом лег на спину, оттолкнулся от дна руками, и исчез в отверстии слива. Андрей напряженно смотрел за тем, как меняется в бассейне освещенность. Дно, до этого отдававшееся голубизной, словно погасло, осталось чуточку серенького свечения. Ему показалось, что все это длилось слишком долго, он уже зло скрипнул зубами. А в это время в узком пространстве, заполненном ревущей водой, пузырями воздуха и шумом, бьющим по барабанным перепонкам, шла борьба за жизнь. Семен и представить себе не мог, что самая большая угроза для него в этой смертельно опасной авантюре будет исходить от собственного ружья. Оно, хоть и лишившееся приклада, встало поперек подводного канала, и затормозило тело Семена буквально в двух шагах от выхода. Тот уже видел яркий, дневной свет, но ремень ружья намертво удерживал на месте. Привалов попробовал сбросить с себя ремень, но поток воды давил на него с такой силой, что он не и на миллиметр не отжал свое тело от упрямой преграды. А воздух в легких уже кончался. Тогда руки Семена метнулись к ножнам на поясе, он вытащил нож и в одно отчаянное движение перерубил проклятую сбрую. Тело его словно выстрелило из пушки. За секунду оно достигло выхода, и, ослепив ярким светом, выбросило на воздух. Семен почувствовал, что летит в воздухе, но испугаться не успел, потому что ноги его тут же снова вошли в воду, а потом был довольно внушительный удар по ступням. Силой инерции его бросило вперед, но потом он поднялся на ноги, ослепленный светом, задохнувшийся от воздуха, и ошалевший от сознания того, что остался жить.
      Привалов осмотрелся по сторонам. Он находился в большей природной чаше, метров пять на пять, выбитой трехметровым водопадом за тысячи лет кропотливой работы. Воды здесь было чуть выше пояса. Чуть отдышавшись, Семен вспомнил о том, что Томскому теперь из пещеры не выбраться, все-таки выход был перекрыт проклятым ружьем. Но как раз в этот момент из водопада выпало что-то темное, продолговатое. Семен тут же нырнул, и быстро нашел этот предмет. Это было все тоже, собственное ружье. Потеряв хозяина, оно лишилось опоры, и, упав на дно природной трубы, последовало за ним.
      - Ну, ты и сволочь, чуть не угробило меня, - пробормотал Семен, держа в руках свою любимую тозовку. Вылив из стволов воду, он полез пальцами в патронташ. Единственный, самый надежный патрон в латунной гильзе, лично залитый им парафином, он заталкивал в ствол дрожащими руками. Это было и от холодной воды, и от нервной дрожи. Подняв ствол, он направил его на струю водопада, и нажал на спуск. Грохнуло сильно, но, спустя долю секунды, в это же самое место из отверстия водяной пещеры вывались тело Томского. Привалов вытаращил глаза, и метнулся к Андрею. Он боялся, что невольно подстрелил друга. Это было как раз вовремя, потому, что, ударившись ступнями о дно, Томский как-то отключил сознание, и, в этом бассейне по пояс, начал примитивно тонуть, бестолково махая руками и пуская крупные пузыри. В два рывка догнав его, Семен вытащил голову опера из воды. Тот еще пару минут пытался карабкаться на него, с руками и ногами. Взгляд у майора при этом был абсолютно бессмысленным, изо рта шла пена.
      - Ну-ну, Андей, хватит! Ты что, это же я!
      Кое-как Томский пришел в себя.
      - А, где? Что?! Что, удалось? - спросил он.
      - Удалось, удалось. Пошли на берег, греться.
      Они выбрались на сушу, Семен натаскал сушняка, достал свои волшебные спички, и через пять минут они грелись уже у костра.
      - Я тебя не подстрелил, когда пальнул в воду? - спросил Семен, раздеваясь.
      - Нет, но грохот был как из пушки.
      Андрей разделся до трусов, а потом засомневался.
      - Снимай-снимай, - велел Привалов. - Баб тут нету, стесняться некого.
      Вот с этим он просчитался. Не прошло и пяти минут, как совсем рядом, раздался женский крик:
      - Наташка, они здесь! Они живы!
      
      
      ГЛАВА 38.
      
      Выстрел Семена прозвучал как раз вовремя. Проплутав двое суток на одном и том же месте, Ярослава и Наталья все-таки решили плыть вниз по течению. За это время они не нашли никаких следов своих мужчин, и решили, что об этом они могут узнать только у бандитов.
      - Выкрасть одного, потом его хорошенько избить, пугнуть, и он все расскажет, - такие планы строила ярослава.
      - Тебе видней, ты у нас следователь, - согласилась Наталья.
      Они отплыли от места стоянки метров на сто, когда и прозвучал этот выстрел.
      Теперь же они просто плясали вокруг своих мужиков, не давая тем одеться.
      - Красавцы, вы, наши! - кричала Наталья, целуя то Андрея, то Семена. Не отставала от нее и Ярослава:
      - Слава богу, андрей! - Ярослава все гладила своего единственного любимого мужчину по голове, как ребенка. - Как ты меня напугал!
       Если бы кто посмотрел на все это со стороны, то ему было бы очень смешно. Две симпатичных женщины тискали двух совершенно голых мужиков, тщетно пытающихся прикрыть руками свои мужские достоинства, с многочисленными ссадинами на теле, и с синими, распухшими от побоев лицами. Иные бомжи были красивей этих двух суперменов.
      Но, выстрел услышали не только они. Обе пары еще не успели нарадоваться своему воссоединению, когда зашевелились кусты, и из них показалось очень знакомое и Томскому и Семену лицо. Если Андрей буквально онемел, то Привалов метнулся к своему обглоданному ружью, и трясущимися руками начал его заряжать. Но, через несколько секунд, на поляне появились еще два человека, и Семен оставил свои попытки.
      "С ума сойти, - подумал Георгий Вишняков, - оказывается, и в центре Сибири можно встретить нудистов. Только почему раздеты одни мужчины?".
      А вот тот, кто так напугал мужчин, с руганью обратился к высокой, подстать ему, рыжеволосой девушке:
      - Ну, куда ты, корова рыжая, вылезла? Кто тебя сюда звал? Не фиг тебе на голых мужиков смотреть. Дашка, отвернись, говорю!
      Девушка же, как показалось Андрею, с большим любопытством рассматривающая и его, и Семена, нехотя отвернулась, и дала возможность под прикрытием женщин одеть сибирским нудистам хотя бы еще мокрые трусы.
      - А вы чего тут разнагишались? - обрушился рыжий на мужиков. - Вам что тут, едрит твою мать, баня?
      Томский смотрел на рыжебородого мужика, и чего-то не мог понять. Вроде, это был тот самый проводник бандитов, а с другой стороны, и борода у него была раза в три длинней, и одежда, не новенький камуфляж не по размеру, а не что собранное с миру по нитке, какие-то далеко не новые, с заплатами штаны. И кургузый пиджачок на одной пуговице, а на голове не фирменное кепи российской армии, а самая обычная кепка, модель - Ленин на броневике.
      Рыжего же больше привлек крест, явно вырезанный на груди этого мужика. Он даже перекрестился, и с некоторым испугом посмотрел в глаза его владельца, словно спрашивая при этом: это у тебя зачем и для чего?
      На всякий случай андрей спросил:
      - А ты что тут делаешь, Маклай?
      И тут же на него обрушился целый поток ругательств.
      - Какой я тебе Маклай, едрит твою в бога душу долбанную мать! Где ты тут Маклая видишь? Миклуха я, брат его родной! Михаил.
      - Да? Тогда вы удивительно похожи, - согласился и Семен. Вот теперь мужичок как-то насторожился.
      - А где это ты, голожопый, моего брата видел? Не в зоне, случаем?
      - Да нет, тут вот я его и видел, как раз в этом месте, и буквально два дня назад, - просветил брательника Семен.
      - Точно! - подтвердил Томский. - Вы с ним на одно лицо, только у него борода короче.
      - Неужто, сбег?! - ахнул Миклуха, даже хлопнув себя ладонями по бедрам.- Вот аспид!
      - Сбег, - подтвердил андрей, - и не один. С ним целая бригада отморозков. Он ведет их на какую-то Курейку, Уй... - он подзабыл, как это называется, но рыжий охотник сам ему напомнил:
      - Уйшукай?
      - Ну да. За золотом.
      Михаил просто взмахнул руками от горя:
      - Вот гад, а! Убить его мало! Четвертовать! Задом посадить на муровейник! Раздеть до гола, и бросить на болото чтобы гнус всю его поганую кровь выпил!
      Он развернулся к своим спутникам, девушке и мужчине, и накинулся на них со всей возможной злостью:
      - А вы чего ждете!? Давайте, расседлывайте лошадей, здесь лагерем встанем. Место хорошее, да и разговоров будет не на один час.
      Они втроем быстро распаковали вещи, развели костер, и уже через час все четверо туристов впервые, за несколько дней, ели горячую пищу. Сначала это был просто бульон, а потом и свежее, удивительно вкусное лосиное мясо.
      - Боже, как это вкусно, - призналась Наталья. - Я ничего вкуснее не ела в своей жизни.
      Когда миски были вымыты, и в кружках уже плескался черный, как ночь, чай, разговор продолжился.
      - Так что там еще творит мой вторник? - спросил Миклуха.
      - Кто? - не понял Андрей.
      - Вторник мой, брат мой младшой. Он на полчаса меня младше, и на сто лет глупей.
      Рассказ о похождениях бандитов, о делах младшего брата взволновал Рыжего до глубины души:
      - Вот ведь гад, уродился на мою голову! Всю жизнь я с ним мучаюсь. Даже имя нам одно на двоих дали: я - Миклуха, он - Маклай! Только не вздумайте меня так называть, я этого не люблю! Он ведь как получалось, все легкие пути искал в жизни. В армию он не ходил, по тайге блукал от военкома. А я три года на китайской границе оттоптал. Я охотником устроился, все чин чинарем, документы устроил. А этот говорит - буду я еще на дядю работать! И, почитай тридцать лет браконьерничал! Фильку то, охотоведа, он чего подстрелил? Все охотоведы пытались с Мишкой бороться, но где там? Он в тайге как рыба в воде, а они все пришлые, ни тайги не знают, ни его повадок. А этот, Филька, въедливый оказался. Вцепился в него как клещ в собаку. Житья не давал. В тайге за ним не угонится, так он его умудриться, и в городе прихлопнет, при продаже шкурок, либо икры, а то и орехов. Вот он со злостью его и пристрелил. А то, что он еще и эту кодлу с собой в тайгу ведет, это его прямо нужно на кол осиновый голой жопой сажать!
      Потом разговор плавно перетек на остальных членов этой странной экспедиции. Когда туристы узнали, что перед ним сидит Вишняков-младший, то невольно почувствовали себя словно бы в тесном трамвае какого-нибудь районного центра.
      - Да, тайга, оказывается, такая маленькая, - пробормотал Семен. - Мы одно время шли с убийцами вашего отца.
      Лицо Георгия дрогнуло:
      - Он мертв?
      - Да, Глебов как-то проговорился, что он сам убил вашего отца. Так же как они убили и всех остальных. Трое их было: Глебов, Михей, Санек Богров.
      - Значит, Головко был прав? - тихо сказал Георгий.- Он сразу назвал эти имена.
      Никакого Головко водники не знали, но, согласно кивнули головой.
      После этого парень словно отключился, он отошел в сторону, и сидел на берегу водопада, нахохлившись, и не принимая участия в разговоре. Пришлось уже Михаилу рассказывать историю его появления в тайге. Начало темнеть, все стали готовиться ко сну. Миклуха, так про себя все-таки начали звать Рыжего андрей и Семен, быстро и ловко соорудил из трех еловых стволов надью. Эта конструкция костра позволяла ему гореть до самого утра. А на месте прогоревшего костра он расстелил брезент. На нем и спали очередные "подкидыши", так он называл всех приобретенных в этой поездке людей.
      Перед отбоем заволновалась собака Миклухи. Она зарычала, глядя в темноту, потом шерсть у ней встала дыбом, но лаять она не стала. Хозяин сразу озаботился подобным положением вещей.
      - Что там, Кучум? - спросил он.
      Собака, естественно, не ответила, но по-прежнему долго, и напряженно вглядывалась в темноту. Лишь через полчаса она успокоилась, и легла возле костра. Долго не спал и рыжий таежник. Сидя у костра, он долго говорил, сам с собой, размахивая руками, и бормоча свои заковыристые ругательства.
      Спокойного сна в этот раз у них так и не получилось. Среди ночи где-то рядом, в пределах слышимости, раздался выстрел. Все пробудились, долго гадали, что это может быть такое, кто может сейчас и здесь стрелять среди ночной тайги. Пришли к выводу, что это могут бандиты, и решили на него не отвечать.
      Утром начали решать, что и кто будет делать в создавшемся положении.
      - Нам бы надо идти вниз по реке, - решил Семен. - Тропинина и Андрея нет, катамарана его тоже. Так что, есть шанс, что они сбежали от этих бандитов.
      - Мне бы тоже туда надо, - пробормотал Миклуха. - С этим змеем, братом моим родным, только я и смогу справиться.
      - Но у вас же лошади? - озаботился Томский.
      - Да, вот в том и дело, - с досадой скривился Рыжий. - Я бы Дашку отправил с американцем, да дорогу она плохо знает.
      - Почему это плохо? - удивилась девушка. - Мы же уже три раза туда ходили. Я все помню.
      - Но мне тоже надо туда, вслед за этими, бандитами, - объявил Георгий. - Я не хочу, чтобы убийцы моего отца ушли без наказания.
      - Иж, ты, какой грозный! - восхитился Миклуха. - Не хочет он! Так ты один пойдешь, и всех победишь? Ты же в тайге как слепой щенок, да и эти не лучше тебя, - он махнул рукой в сторону туристов.
      - С другой стороны, плыть нам не на чем, - продолжил Привалов. - Если только построить плот.
      Но их проводник отчаянно замотал головой:
      - На плоту тут не пройдешь. Колька правильно их вел, еще километров тридцать в реку соваться нельзя.
      Завтрак затянулся, и закончился совсем неожиданно. Сначала раздался необычный для тайги звук, словно колокольчик звенел, потом послышались голоса людей. Миклуха вскочил на ноги, радостно оживился.
      - Никак, эвенки идут! - воскликнул он, и заорал во все горло: - Эге-гей! Люди, сюда ходи!
      Вскоре на пригорке показался первый человек, ведущий в поводу вьючного оленя. Затем олени начали появляться один за другим, на третьем десятке Наталья сбилась со счета. А вот людей оказалось совсем немного, всего четверо. Из них трое были мужчины, одна женщина. Все четверо невысокого роста, черноволосые, с плоскими, как блин лицами, и узкими, черными же глазами. Женщина отличалась от них только более гладким лицом, черной косой, а вот одета было точно так же, как и мужчины: в штаны и сапоги. Тот, что шагал спереди, сначала повел себя настороженно, но, увидев Миклуху, заулыбался:
      - А я думаю, никак рыжий Михаил кричит. Подхожу - а тут совсем другой люди, - заявил он, пожимая руку Миклухе.
      - А я еще подумал на днях, может, Степку Муннукана встречу. Должен он в это время тут кочевать. Есть будешь?
      - Нет, сыт.
      - Ну, чаю, то, ты, попьешь.
      - Чай буду.
      Мужчины расположились кружком около костра, женщины были заняты другим зрелищем. Эвенкийка достала из большой, привязной сумы, притороченной к боку оленя, совсем маленького еще ребенка, и начала кормить его грудью. Миклуха же представил мужчинам своих новых друзей. Рассказ его о побеге брата и его бандитов встревожил эвенков:
      - Беглый человек - худой человек в тайге. Брат у меня так погиб. Всю семью тогда один худой лючи вырезал. Детей даже убил.
      - Ты куда идешь то? - поинтересовался Миклуха.
      - В Туранчай, ярмарка там у нас будет. Все эвенки от моря до Енисея собираются.
      Тут Миклуха оживился:
      - В Туранчай! Слушай, а может, ты заберешь с собой моих лошадей? Доведешь их до Туранчая. Оставишь у моей кумы, Сибирки. Я потом, попозже подойду, заберу их. Мне за Маклаем надо идти, а то он дров еще много наломает. Кто кроме меня его остановит?
      Степа неожиданно легко согласился. Когда же он узнал, что все, и бандиты и туристы ушли с этого места вниз по Тишимбаю, то осуждающе покачал головой.
      - Зря они это сделали. Там сейчас совсем не пройдешь. В теснине около Головы Деда скала в воду обвалилась прошлой зимой. Падун там сейчас, метра три высотой.
      - Падун? - не понял Семен.
      - Ну, водопад, - пояснил Миклуха, - по-вашему. Прошлой зимой, говоришь? Колька про это не знает, он в тюряге сидел. Вот и повел своих урок по реке. Эх, не влетели бы они с ходу то на этот падун! Дело то гиблое! Дураки ведь они все, особенно мой брательник!
      По ходу разговора Миклуха спросил:
      - Это не ты, однако, ночью стрелял?
      - Я, однако, - согласился Степан. - Шатун, однако, вокруг стоянки ходил. Ярку одну мою задрал.
      Миклуха ахнул:
      - Как же ты дал ему это сделать?
      - Хитрый больно амакан, старый.
      Он махнул рукой на двух лаек, игравших с Кучумом:
      - А эти молодые еще, бестолковые. Разлаялись на всю тайгу, а за ним не пошли.
      - Если это был шатун, то тогда это точно тат самый людоед, - сказал андрей. Его рассказ о неприятностях, принесенных старым медведем бандитам, встревожил и эвенков, и Миклуху.
      - Худой это человек, такой амакан, - сказал Степан. - Надо его убить. Хуже его в тайге ничего нет. Токо худой человек.
      Уже ближе к обеду все было решено.
      - Мы отдаем Степке лошадей. А сами идем по тропе на реку Курейку. Я знаю, куда ведет бандюг мой долбанный брательник, - заявил Миклуха. - Как вы? С ними пойдете, или со мной?
      - Нет, мы тоже с вами, - решительно заявил Семен. - Девчонки, разбирайте свой крейсер.
      Но тем было не до этого. Они сюсюкали с матерью и ее ребенком. Их удивляло в нем все. То, что он был в своем мешке абсолютно голый. То, что смена пеленок происходила очень просто. Эвенкийка просто вывернула меховой мешок наизнанку, вытряхнула все детское дерьмо, засыпала мешок древесной трухой. Эта же труха пошла на присыпку потных мест ребенка. Сам он в это время абсолютно голый лежал на пеньке, энергично дергая ручками и ножками.
      - Холодно же! - поражалась Ярослава.
      - Замерзнет! - вторила ей Наталья.
      Но, девушка не обращала на эти их причитания никакого внимания. Когда же прозвучала команда трогаться, он сунула сына обратно в мешок, так, что только голова его осталась торчать из мешка. И тот, хотя до этого куксился, сразу же успокоился и уснул.
      - Ты знаешь, мне как-то ребенка самой захотелось заиметь, - поделилась Наталья.
      - Не трави душу, - хмыкнула Ярослава. - Я боюсь про это даже думать, так хочется ребенка.
      Когда байдарка была разобрана, и упакована в рюкзаки, Наталья задумчиво спросила:
      - Как там наш Геннадий Александрович? Не убили они его там?
      
      ГЛАВА 39.
      
      Как раз в этот день Тропинин был в одном шаге от смерти. Хотя, когда они отплывали от лагеря бандитов, он считал, что все плохое уже позади. У них была солидная фора во времени, у них был хорошо подготовленный, по сравнению с преследователями, экипаж. Первый день у группы Глебова, так сейчас называл Тропинин этот их странный конгломерат людей, прошел более чем удачно. Они сразу взяли хорошую скорость, лихо пролетели пару шивер, а потом, даже без разведки, миновали и небольшой порог, как прикинул Тропинин, третьей степени сложности. Еще в этот день Тишимбай порадовал их незаурядным развлечением. Вывернув из очередного поворота, они увидели впереди узкое ущелье. Тропинин сразу насторожился. Подобные места всегда таят какую-то опасность. Но приставать к берегу было поздно, да и не куда. А шум воды усилился, хотя этот шум и был не таким, как в порогах, что-то тут было по-другому, слишком ровным был этот гул, как у летящего самолета. И, только когда они уже втянулись в это ущелье, водники поняли, что им уготовила природа.
      - Держись! - закричал Тропинин, поднимая весло вверх. - Это труба!
      В этот раз им не нужно было лавировать, да и вообще, что-то делать веслами. Абсолютно прямое, метров на триста ущелье, кроме того, еще и резко уходило вниз. На языке водников это называлось "труба". Таких мест в стране было от силы несколько штук. Но такой длинной трубы не было ни где. При этом скорость потока возрастала фантастически быстро. По ощущениям Санька Богрова, это походило на спуск с водяной горки в московском аквапарке. Все, невольно, закричали что-то восторженное. Только у Тропинина билась тревожная мысль, что если в конце трубы окажется хоть небольшой валун, даже обливной, этот спуск будет их последней радостью в жизни. Но, бог, создав это чудо, избавил его от всех препятствий.
      Выскочив из трубы, они пронеслись по инерции еще чуть ли не полкилометра. Все это время все четверо восторженно делились своими впечатлениями.
      - Как с американской горки! - кричал Костин.
      - Круто! - вторил ему Санек.
      - Видел я похожие места, но с этим не сравниться ничего, - улыбался Тропинин.
      После не долгого обсуждения было решено плыть до самого позднего вечера. Лучше готовить ужин в темноте, чем ждать, что вот-вот из-за угла покажется плот бандитов. После ужина, когда Санек и Андрей уже ушли спать, невольно разговорились их старшие спутники.
      - Что же, вы, Анатолий Николаевич, так рванули от своих коллег? - начал разговор Тропинин.
      - С какой стати они вдруг стали моими коллегами? - скривился Глебов. - Я всю жизнь, наоборот, боролся с ними.
      - Ну, это уже не считается, - саркастично засмеялся Тропинин.- С тех пор, как вы стали вором и убийцей, вы уже, считай, по ту сторону забора, а не по эту.
      - Может, вы и правы, - нехотя согласился Глебов. - Я лично убил несколько человек, причем, действительно, просто с целью ограбления. Только у меня есть одно оправдание.
      Он вытащил из кармана своего камуфляжа фотографию, запаянную в полиэтилен.
      На ней был изображен мальчишка лет шести, сидящий на коленях у Глебова.
      - Внук? - спросил Тропинин, прикинув возраст обоих людей изображенных на фотографии.
      - Да. Этому снимку два года. У меня одна дочь, один внук. Они сейчас живут в Америке. Обычная история, приехал на заре перестройки в столицу красивый и богатый иностранец, влюбился в красивую студентку иняза, увез к себе. А через четыре года любовь у них кончилось. Зато появился на свет их сын. Год назад у Левушки обнаружили одну редкую болезнь. Если ее не лечить сейчас, он проживет максимум до двадцати лет. А, если лечить, то в два раза больше. Но, стоить это будет бешеных денег. Я продал все, что имел, выслал им. На полгода хватит. А то, что я несу на себе, - он постучал себя в грудь пальцем, - обеспечит его жизнь больше, чем на двадцать лет.
      - Значит, вот почему вы пошли на эту авантюру? - понял Тропинин.
      - Да, именно поэтому. Парней интересовали только деньги, и приносимые ими блага. А я согласился пожертвовать всем: своей жизнью, хорошем именем, как говорят - репутацией, лишь бы жил этот маленький человек.
      Нельзя сказать, чтобы после этого Глебов стал ближе Геннадию Александровичу, но он хоть стал понимать его.
      Второй день для водников прошел столь же удачно. Они миновали небольшой порог, остановившись только для разведки его. И Санек, и Глебов уже набрались опыта, и работали при прохождении водных преград не хуже, чем профессионалы.
      Ну, а уже в конце дня бог послал им тот самый падун, про который говорил старый эвенк.
      Началось все с того, что катамаран вошел в очередное ущелье. Судя по тому, что они видели впереди себя, это было самая большая теснина, которую они видели в этом походе. Конца ущелью не было видно даже на горизонте, хотя оно и не было столь извилистым, а, лишь плавно поворачивало в правую сторону.
      - Смотри! - крикнул Костин, показывая пальцем на что-то вверху. - Прямо таки голова деда!
      В самом деле, на самом входе в ущелье стоял над левым берегом большой камень, очень похожий на голову старого, сердитого деда.
      - Похож, - согласился Тропинин. Он наморщил лоб вспоминая что же писали выжившие геодезисты про эту достопримечательность. - Что-то про это было, но что, не помню. По-моему, тут были самые крутые пороги.
       Что сразу удивило Тропинина, уровень воды явно поднялся, не было уже шивер, торчащих из воды валунов. Само течение успокоилось, и им пришлось теперь даже работать веслами, чтобы подогнать свой катамаран. Но, когда в скалах впереди начал уже просматриваться просвет, послышался шум, равных которому они еще не слышали ни на этой реке, ни на предыдущей.
      - К берегу! - крикнул Тропинин. Они с трудом смогли найти площадку, к которой можно было бы пристать. Пока они ждали внизу, Тропинин, карабкаясь почти по отвесным скалам, поднялся вверх. Через полчаса он так же, с трудом, спустился, и долго не мог говорить, настолько запыхался.
      - Что там, Геннадий Александрович, порог? - спросил Костин.
      - Хуже. Там водопад. На всю ширину реки.
      - И высокий? - поинтересовался Глебов.
      - Нам хватит. Метра три.
      Андрей Костин удрученно присвистнул.
      - Пройти его нельзя? - уже поняв все, все же спросил подполковник.
      - Только со сломанной шеей.
      - Надо выбраться из этого ущелья, и обойти этот участок, - предложил Глебов.
      - Поздно. Я видел плот бандитов. Он стоит за поворотом, на другом берегу, примерно в километре отсюда.
      Это была ловушка. Они не могли идти ни вперед, ни назад. В обоих случаях это обозначало одно - смерть. Оставался один путь, вверх. Все четверо задрали головы, и поняли все без слов.
      - Ну, что, Геннадий Александрович, будем разбирать судно? - спросил Глебов.
      - Да, и как можно быстрей.
      В таком темпе они еще никогда не работали. На узком клочке земли, где все четверо невольно толкали друг друга локтями, шла битва за секунды. Капроновые вязки, разматывались в невиданном темпе, реп-шнур, связывающие дуйки, они нещадно резали. Санек плашмя прыгал на баллоны, всем своим весом выжимая из них воздух. Через полчаса все было упаковано, поперечины и продолины брошены в воду, и они тут же стартовали вверх, в горы. Тропинка, которой поднялся Тропинин, позволяла идти одному, но, желательно, без груза. В одном месте камни над тропой так выдавались вперед, что приходилось отклоняться над пропастью почти на полкорпуса. Все бы ничего, если бы за спиной еще не висело тридцати килограммов лишнего веса. Тропинин, шедший первым, почувствовал, как тянет его груз, и он теряет чувство равновесия. Геннадий Александрович попробовал ухватиться за скалу, но руки только корябнули камни. Еще мгновение, и он бы полетел вниз с тридцатиметровой высоты, но тут мощная рука Санька Богрова придержала его, потом Тропинин восстановил равновесие, и проскочил вперед.
      - Спасибо, Саня! - пробормотал спасенный. Саньке пришлось в этом месте вылавливать всех, а сам он, что бы пойти, снял рюкзак, и передал его Андрею. Они уже поднялись на самую вершину, когда из-под ног Тропинина неожиданно вывалился большой камень, и он покатился вниз. Его ноги уже повисли над пустотой, и Геннадий Александрович буквально ногтями цеплялся за жестокую, скалистую поверхность. Первым на помощь подоспел Андрей, потом Глебов вцепился в его рюкзак. Тропинин боялся, что сейчас весь этот участок обвалится вместе с ними. Наконец на помощь пришел и Богров. Атлет одним усилием руки перевалил все это сложное сплетение рук, рюкзаков и человеческих тел на твердую поверхность. Только камни, потревоженные водниками, с плеском полетели вниз.
      Эти камни видел и экипаж плота. Туристов отсюда видно не было, но Маклай знал, что просто так камни в таких местах редко падают. Они могли бы застать водников на этой площадке, но именно проводник невольно тормознул бандитскую погоню. Когда над ущельем показалась голова Деда, Маклай приказал грести к берегу. Они нашли на противоположном берегу пологую площадку, и охотник объяснил причину этой остановки.
      - В этих местах, говорят, самые хреновые пороги. Надо бы их разведать.
      Он так же поднялся вверх, а когда спустился вниз, по лицу его даже было видно, что он чего-то не понимает.
      - Ну, что, следопыт? - спросил Захар. - Как там, наши пороги?
      - А, че, пороги? Мы сколько их уже прошли, и ничего, - самодовольно заметил Лимончик.
      - Прошли, - фыркнул Чилимон. - Сидели как лохи в электричке, и ждали, навернемся, или не навернемся. Я вообще, ни хрена не понимал, что там делать, как там гребсти, куда? Чердак был в полной отключке.
      - Ну, прошли же? И дальше пройдем, - настаивал кореец. - Че там, впереди, Маклай?
      - Не пойму я чего-то, - признался Маклай. - Нет тут порогов. Вода гладкая, как моя жопа.
      - Ну-ка, сними штаны, мы посмотрим, - под смех всех остальных подколол его Захар.
      - Ну, это ж хорошо, - заметил Иван. Он еще болел из-за тех пробоин в спине, что сотворил ему Семен Привалов, и от него на весле было мало проку. - Выходит, ты зря боялся.
      - Да, не должно быть тут так! - взорвался рыжий. - Если пороги, то должны быть пороги. Не должно быть тут никакой чистой воды.
      - Ладно, если впереди открытая вода, то тогда поплыли, - велел Захар. После того, как он узнал, что есть у беглецов бумага, стоящая сто пятьдесят миллионов, он все чаще поторапливал свою команду. Вчера они плыли по методу Тропинина и Глебова, до самой темноты. Сегодня встали на рассвете, и он тут же погнал свою команду вперед.
      Они продвинулись гораздо ниже по течению, чем экипаж катамарана, и только когда вставший во весь рост Маклай рассмотрел, что их ждет за преграда, то заорал жутким голосом:
      - Падун! Назад, назад! - они повернули свое судно в обратную сторону.
      Площадка, где можно было пристать, и обмозговать ситуацию, на всем этом пространстве была одна. Так что, спустя час, после ухода отсюда водников, сюда же пристало и судно их врагов.
      - Откуда здесь водопад? - спросил Захар. - Ты же говорил, что пройти реку можно?
      - Пройти можно было. Но тут были пороги. А теперь вода поднялась, их скрыла. Это значит, что там высота падения метра три, не меньше! Нужно обходить эти скалы.
      - И где нам высаживаться?
      - Вернуться придется, - подсказал Маклай.
      - А тут нельзя подняться? - спросил Иван, кивая на скалы.
      - Нет, - коротко обрезал Маклай.
      - А мы в Афгане и не на такие скалы карабкались, - попробовал козырнуть прапорщик.
      - Ну и дураки! - обрезал рыжий. - Правильно говорят - умный в гору не пойдет. Он ее и обойдет.
      В это время слонявшийся без дела Чилимон поднял что-то с земли.
      - Слышь, Захар, а это что за фигня?
      Он показал вожаку обрезки репшнура, которые туристы в спешке забыли выбросить в реку. На Захара эти куски прорезиненной ткани не произвели никакого впечатления. Он пожал плечами. Но тут руку протянул Михей. Своим единственным, открытым на данное время глазом он осмотрел находку, и тут же вынес свой приговор:
      - Это бечевка, которой водники связывали свои катамараны.
      - Да ты че!? - восхитился Захар. - А не отсюда в воду камни сыпались, когда мы проплывали мимо.
      - Здесь, - подтвердил Иван.- Точно, отсюда!
      - Неужели мы их догнали? - спросил, расплываясь в улыбке, Лимончик. После того удара по голове он очень хотел поквитаться с Глебовым и его командой.
      - Ну, это ты поспешил. Догнали! Как это мы их догнали? Они от нас оторвались хорошо, - усмехнулся Иван. - Пока мы сейчас плот свернем, пока упакуемся, то, сколько времени еще пройдет.
      - А мы не будем плот упаковывать, - удивил своим решение Захар.
      - А как же? Так, что ли, понесем? - засмеялся Маклай, осматривая скалу, по которой им нужно было подняться.
      - Упаковывать будут они, - Захар ткнул пальцем в сторону Чилимона и остальных зэков. - А мы, Иван, пойдем по их следу.
      - Хитрый ты, братан, - восхитился Чилимон.
      Но тут Иван отрицательно качнул головой.
      - Нет, я не смогу. Тут карабкаться надо, а я еще еле руками шевелю.
      - Хорошо, кто тогда со мной пойдет?
      - Я, - прохрипел Михей. - Мне с ними нужно поквитаться.
      Захар с сомнением посмотрел на вертолетчика. Опухшее, похожее на маску лицо бывшего друга выражало мало эмоций, но Захар вдруг согласился.
      - Хорошо, пошли, Михей.
      Он взял автомат, Михею вручил свой пистолет. Маклай немного удивился. Он ждал, что его то они возьму в любом случае, а получалось, что Захар даже не посмотрел в его сторону. Причин тут было несколько. Прежде всего, Захар рассчитывал, что налегке они быстро настигнут туристов, и не нужно будет по тайге искать их следы. А у беглецов он рассчитывал разжиться той бумагой, которая стоила сто пятьдесят миллионов баксов. Пока про нее знали только двое, он, и Михей. И это как раз устраивало главаря.
      Между тем Захар перед уходом давал Маклаю последние наставления.
      - Разберете плот, и идите по нашим следам. Зуб даю, что они пойдут вокруг этого водопада и снова спустятся к реке.
      Когда они начали подниматься вверх, Чилимон крикнул им: - Эй, братан, ты этого старичка-хозяина, не трогай, мне оставь.
      - А это как получиться, - ответил Захар. - Я лучше принесу тебе его уши.
      Чилимон в ответ только захохотал.
      
      
      ГЛАВА 40.
      
      Всю первую половину дня рыжий Миклуха ругался на свою дочь. Он хотел отправить Дарью вместе с эвенками, но та отказалась наотрез.
      - Нет, едрит твою бога в душу, в мать! На хрен ты мне там нужна! Что за девка, а? Своенравная, как ее мать!
      Но, его рыжая, а значит, и такая же упертая, как и он, сам, дочь, молча забрала с лошади свои пожитки, и пристроилась к ним в колонну последней. Все остальные спутники рыжих родственников воспринимали эту странную перепалку с юмором. Эвенки и Миклуха приодели почти голых туристов. Как истинные жители тайги, эвенки никогда не выбрасывали старые вещи, зная, что до магазина тут далеко, а одеть собрата нужно бывает позарез. Так что теперь Андрей и Семен щеголяли в старых, поношенных, не по размеру, пиджаках, под ними были старенькие свитера, на головах торжествовали кепки, сшитые еще в шестидесятые годы. Наталья буквально ползала по траве, при первом взгляде на произошедших с ее женихом перемен. Привалов всегда считался в их среде пижоном, он даже камуфляж подгонял по своей фигуре. Сейчас же перед ними стоял калика перехожий, весь в синяках, в обносках, с самодельным сидором за плечами, и с посошком в руках.
      - Ой, не могу, Семка, ты сейчас такой смешной! - стонала она.
      - Главное, чтобы костюмчик сидел, - пропел невозмутимый Привалов известный куплет. Кроме того, его бритва осталась в рюкзаке уплывшего катамарана, так что он начал неизбежно, и очень быстро зарастать бородой. Он уже сейчас, спустя четверо суток, напоминал афганского моджахеда, причем волосы у него росли не как у большинства мужчин, а практически, сразу от глаз.
       - Человеку нужно смотреть не в разбитую рожу, а в его красивую душу, - поддержал друга Томский.
      - Идите уж, красавцы! - подтолкнула его вперед ярослава. - А то еще отстанете от рыжего.
      А спешить надо было. С рыжим следопытом идти было, конечно, здорово. Он находил путь, там, где, казалось, его и не было. Из десятков направлений он выбирал дорогу там, где было меньше зарослей, карабканья в гору или, наоборот, не менее опасного спуска. Но шел он при этом таким темпом, что все остальные едва за ним поспевали. Если для Дарьи это было привычкой, а Георгий уже за несколько дней, привык к подобному методу самоистязания, то остальные туристы имели большие проблемы. Особенно тяжело было идти андрею. Его рюкзак мало отличался от веса остальных путников, но у но до сих пор болело все тело. Невольно он начал отставать, и только Ярослава, идущая впереди, и притормаживающая каждый раз, когда он окончательно терялся из вида, помогала ему окончательно не затеряться в этом лесном раю.
      - Андрей, давай, разгрузим тебя? - предложил Семен на первом же привале.
      - Да нет, я дойду, - отмахнулся, было, Томский. Но тут в разговор вмешался Миклуха:
      - Снимите с него ношу, пусть так идет.
      Груз Томского распределили по другим рюкзакам, и дальше андрей пошел пустым. Так что первый день прошел без приключений.
      Самодельные палатки Маклая весили гораздо больше, чем изощренные убежища водников, но в них было и гораздо теплей. Разместились они в двух "номерах", женщины отдельно, мужчины отдельно. Палатки были двухместные, так что один из мужчин никак не помещался в ней. На этот раз отказался лезть в палатку Вишняков. От старой одежды Миклухи стоял устойчивый, спертый запах, да и от его храпа Георгий больше уставал, чем отдыхал. Сын магната уже немного обтесался в тайге, он по-хозяйски отмел в сторону угли костра, на это место постелил брезент, завернулся плотней в свою куртку, в брезент, и уставился в звездное небо. С тех пор, как он понял, что окончательно потерял отца, его начала доставать бессонница. В ней смешалось все, и горе, и какое-то странное раздвоение личности Георгия. Он, словно бы, побывал в двух разных мирах. Один, реальный, это тайга, это удивительный воздух, это прозрачные речки, где воду можно пить прямо из ладони. Эти нещадные комары, эти длинные переходы, когда по вечерам болит от тяжелой ноши плечи и спина. И другой, уже не реальный - Нью-Йорк, Мэри, юридическая карьера, грядущая помолвка. И когда это вспоминалось сильней, казалось, что уже тайга - мираж, и кошмар его жизни.
      Незаметно, он все-таки уснул.
      Вишняков проснулся от утреннего холода, и, чтобы согреться, начал разводить костер. Потом он пошел к ручью, за водой. Одновременно встала и Дарья. Они встретились на дорожке, глянули друг на друга, и разошлись. Вишнякова всегда удивляла эта девушка. Он, со своим баскетбольным ростом, привык смотреть на девушек сверху вниз, и еще не встречал девушку такого же роста, как и он сам. Дарья, похоже, имела те же самые метр девяносто пять. Так что, они невольно смотрели друг на друга на равных. А на равных он видел очень красивые, удивительно красивые глаза своей спутницы. Глядя в них он забывал про веснушки, про рыжие брови, ресницы. Поставив на костер котелок для чая, он решил заодно набрать и воду для каши. Но, не дойдя до ручья, невольно остановился. Дарья, раздевшись до гола, заходила в воду. У Георгия мурашки пошли по коже. И не только оттого, что он представил, как ее сейчас обжигает эта ледяная влага. Просто фигура девушки была настолько красивой, мощной и гармоничной, что у него просто дух перехватило. Что-то подобное он видел в Лувре, кажется, это называлось Венерой Милосской. Тогда еще Мэри сказала, что такие фигуры сейчас не в моде. Это оцепенение Вишнякова длилось до тех пор, пока Дарья не начала выбираться из реки. Она подняв глаза, увидела, что сегодня ее купание не осталось без зрителей. Нахмурившись, Дарья сильно плеснула водой в сторону Вишнякова. Только эта пригоршня ледяной воды в лицо привела его в чувства. Георгий буквально побежал назад, в лагерь. Костер к этому времени прогорел, и это дало ему повод уйти в тайгу, за хворостом.
      "Не дай боже, она пожалуется на меня своему папе, - думал он. - Тот меня за такие смотрины точно пристрелит! Но, боже мой, какая она красивая!"
       Он уже набрал полную охапку хвороста, и шел к лагерю, когда услышал какой-то рык, и, обернувшись, увидел, что к нему летит со всех ног Кучум. Георгий удивился, но, обернувшись в другую сторону, вдруг понял, что за его спиной стоит нечто огромное, светло-коричневого цвета, среди которого он рассмотрел небольшие, свирепые глаза, и красную пасть.
      Старый медведь уже несколько дней ничего не ел. Собаки, которых он боялся больше людей, отогнали его от лагеря эвенков. А этот лагерь охранял еще более свирепый зверь. Но, когда один человек сам пошел в его сторону, Старик не удержался, и встал на дыбы. Но, за несколько секунд до этого, выглянуло из-за сопок солнце, тот же час сменилось направление ветра, и в чуткий нос Кучума ударил отвратительный запах медведя. В этом собачьем теле было слишком много генов от отца-волка, так что лаять он не стал, а просто бросился с горловым рыком вперед.
      А Вишняков плохо понимал, что он делает. Когда медведь бросился на него, он со всей силы запустил в его голову собранным хворостом, и закричал. Это, на долю секунды, ошеломило медведя, Георгий дернулся в сторону, и тот промахнулся, сбив, правда, по пути, с ног свою новую жертву. Он подмял Георгия, но пустить в ход свои хоть и тупые, обломанные зубы не успел, потому, что на него уже налетел Кучум. Это был один сплошной комок ярости. Сейчас, в рассвете сил, пес весил шестьдесят килограмм одних мускул. И, хотя это было одна десятая часть веса медведя, сила и резкость этого зверя были смертельны для Старика. Он хватал его за лапы, за бока, и, прежде чем тот успевал ударить лапой, отскакивал, так что когти Старика хватали один воздух. Особенно это было болезненно, когда Кучум занялся расчесыванием задницы медведя. Тот уже забыл про свою жертву, ему было не до этого. А со стороны лагеря уже бежали люди. И, самой первой, неслась Дарья. Она была без ружья, но при ней всегда был самодельный нож, длинный, охотничий, с удобной рукоятью. На ходу она сорвала с себя свитер, обмотала его вокруг левой руки, и кинулась прямо к медведю. Старик, увидев перед собой человека, с ревом поднялся на задние лапы. Сейчас он больше чем на полметра возвышался над головой Дарьи. Та не стала ждать, что будет делать зверь, она сунула ему вверх, в пасть, руку с обмотанной тряпкой, а сама нанесла удар ножом в медвежью грудь.
      Через полчаса, Миклуха принес в лагерь, и показал всем медвежье сердце, с ровной раной в самой середине.
      - Вон оно, как моя доча его запорола! - с гордостью сказал он. - Точно в сердце угодила, с первого разу!
      В это время его дочь подвергалась медицинским процедурам. Уже на остатках жизненных сил Старик ударом лапы отбросил девушку в сторону, так, что она покатилась по склону на добрых десять метров. Следы его когтей и остались на левой руке Дарьи. Но, перед этим Наталье пришлось долго заниматься Вишняковым.
      Сильно парень не пострадал, хотя с трудом поднялся с земли. Но вот следы от медвежьих когтей, похоже, навсегда остались на его лице. Три продольных полосы украшали его левую щеку. Впрочем, Наталья его подбодрила:
      - Шрамы украшают мужчин. А у вас они прошлись очень хорошо, даже красиво.
      Когда медсестра ушла, Георгий тихо сказал Дарье:
      - Спасибо. Ты спасла мне жизнь.
      Дашка скосила на него свои волшебные глаза, и ничего не ответила. Тогда Георгий продолжил:
      - Ты извини, за это, у ручья. Я не хотел подглядывать, я шел за водой. Я тогда просто обалдел. Ты такая красивая!
      И вот тут она первый раз улыбнулась. Но опять же не сказала ни слова.
      
      Мясо этого медведя Миклуха забраковал:
      - Старый он больно. Может, он еще и больной был. К тому же людоед. Ну его, к лешему. Росомахи пусть его жрут.
      Уже за завтраком Ярослва спросила рыжего папашу:
      - Как вы это так дочку обучили с медведями обходиться?
      - Да, че ее учить? Она это с молоком матери впитала все. Та из даурских казаков была, их после войны в наши места сослали. У них тоже, все охотники были. А уж своенравная Агафья была! Дашка вся в нее, вся в мать. У них, у этих казачек, нравы, не приведи господи! Сами себе мужиков выбирают, и сами их бросают.
      - А в школе то она училась?
      - А как же! Все семь классов. У нас в деревне больше и не учили, в город отправляли, в интернат. А она после смерти матери туда ехать не захотела. Со мной так по тайге и блукает.
      - Дашь, а не страшно? - спросила Наталья. - Ведь все время в тайге. А тут звери всякие.
      Та улыбнулась одними глазами:
      - Нет. В тайге не страшно, в тайге хорошо.
      Тут к костру подошел еще один победитель медведя - Кучум. Он единственный не побрезговал поживиться жирными кишками своей жертвы. Живот у собаки был круглым, и подобен барабану. Улегшись у костра, он даже не глянул в сторону людей, хотя прежде всегда был самым внимательным зрителем в этом соблазнительном людском ритуале. Миклуха засмеялся:
      - Вон, как нажрался! К нам даже не подходит.
      Он сгреб лайку в охапку:
      - Кучумка! У него с медведями свои счеты, он их не любит до смерти. Сутками может за ними гоняться. Он ведь у нас помесь с волком. Найда, мать его покойная, приблудила с его папой. Лаять вообще не лает, но зверь из него серьезный. Даже его братья с других пометов и то побаиваются его. Ну, что, пошли дальше?
      
      ГЛАВА 41.
      
      Водники во главе с Глебовым даже не подозревали, что за ними может пойти погоня. Они шли не то, что бы не спеша, но и не сильно стараясь это делать. К тому же местность не сильно располагала к форсированным марш-броскам. Эти сплошные скалы оставляли очень мало места для маневра, порой приходилось обходить кругом какой-нибудь не очень высокий, но обширный камень-останец, и ради этого удаляться от реки еще на полкилометра. В чем было их преимущество перед преследователями, так это в том, что у них была карта. Тропинин на одном из привалов вытащил ее, нашел это место на реке, и, рассмотрев его, удивленно хмыкнул.
      - Странно, что-то я это пропустил. Судя по карте, тут, недалеко, должен находиться даже населенный пункт.
      - Как? Откуда он тут? - удивился и Глебов.
      - А вот, поселок с удивительно милым названием Речной. Если мы спустимся к реке прямо здесь, то примерно завтра поплывем мимо него.
      Рассмотрев карту туристов, Глебов вытащил свою. Там этот поселок тоже был отмечен, но рядом стояла какая-то непонятная надпись, от руки. Непонятна она была оттого, что пришлась прямо на сгиб, и наполовину стерлась. Единственное, что понял Глебов, этот поселок был отмечен, как площадка для посадки вертолета. Туда вела даже дорога, причем довольно хорошая, шоссейная. Это озадачило подполковника. Чуть подумав, он предложил: - А, может, мы срежем этот угол? Река тут как раз делает большую петлю.
      И он показал на карте, как это может быть. Тропинин усмехнулся. Он знал и другую причину подобного энтузиазма подполковника.
      - Что, боитесь встретиться с представителями власти? - спросил он.
      - Да, мне это ни к чему, - сознался подполковник.
      - Тогда что, сворачиваем? Если это делать, то только сейчас. Дальше нас от долины отрежут скалы.
      Глебов чуть подумал, потом кивнул головой.
      - Идет!
      Их преследователи подошли к этому же месту всего через полчаса после ухода туристов. Они так же присели отдохнуть, Захар открыл фляжку с водой, попил.
      - Что-то долго твоих корешей мы догнать не можем, - сказал он, передавая фляжку вертолетчику.
      Тот, так же напившись, попросил:
      - Ты не называй их так, Захар. Подельники они мне, и все.
      - Что так то?
      - А что, почему я должен называть другом того, кто меня бросил там, у вас? Кинуть они меня хотели, давно хотели, только не получалось все у них до этого. Пока я им нужен был как пилот, так они горы золотые обещали. Треть, ровно треть от ста пятидесяти. А так я им сразу стал не нужен. Я это чувствовал.
      - Давно спросить хотел, - начал Захар. - А как вы хотели уйти с ним из страны?
      - У нас были загранпаспорта с открытой визой в Америке. Мы должны были уйти на круизном лайнере, но все полетело из-за этой долбаной аварии.
      - Это сначала. Ну, а потом? Потом то куда вы гнали? - настаивал Захар.
      - Через месяц "Глория" должна была прийти обратно, с новой партией туристов. Есть там, на побережье, такой поселок Золотой. Они должны были через месяц зайти туда с очередной группой туристов из Америки. Там совершенно обалденной красоты острова, птичьи базары, их всегда туда возят посмотреть на это. А потом снова во Владик. Вот Глеб и хотел туда прорваться. Все равно они идут полупустыми, могли бы взять нас на борт. Ну, а из Владика можно было наконец-то уплыть в Америку, на Аляску.
      - Но вы же наверняка к этому времени должны быть в розыске?
      - Но у нас и ксивы есть на другие имена. Там все схвачено.
      - Хитрый у тебя этот старичок-боровичок.
      - Да, у него все было просчитано, - подтвердил Михей.- План был просто идеальный. Он и в Америке не раз был, и из Интернета этого не вылазил.
      Захар усмехнулся, повел глазами по окрестностям, и изменился в лице. Он вскочил на ноги, заматерился, и схватился за автомат. Проследив за его взглядом, Михей своим единственным глазом увидел на гребне соседнего скального хребта несколько человеческих фигур. Даже отсюда было ясно видно, что это его прежние спутники. Длинный впереди, Тропинин, за ним, невысокий, с седой головой, Глебов. Потом шел его мощный племянник, и замыкал этот караван широкоплечий Костин. Но все это они видели буквально несколько секунд, потом все четверо исчезли за гребнем скалы.
      Захар опустил автомат, и, зачем-то спросил:
      - Они?
      - Они. Все тут, все четверо, - подтвердил Михей. - Но куда это они пошли?
      - Да, хрен его знает!
      Захар начал размышлять вслух:
      - Если они отсюда уходят, значит, они дальше не поплывут. Карты у них есть?
      - Да обе. Туристская, и вертолетная.
      - Хреново. Значит, они узнали что-то, что не знаем мы. Или, просто решили от нас оторваться.
      После этого он раздумывал еще не больше нескольких секунд:
      - Пошли!
      - Куда!? - изумился вертолетчик.
      - За ними, куда еще!
      - А как же остальные? - удивился он. - Они же нас ждать будут за скалами?
      Захар усмехнулся. За эти две недели в тайге он как-то заматерел, тюремная бледность вечного обитателя карцера исчезла, на лицо лег густой загар. То, что он столько времени успешно уходил от милиции, справился со всякими таежными заморочками, вернули ему уверенность в его особенном даре угадывать ход предстоящих событий. Десять лет назад он кое-что не рассчитал. Подсказывала ему интуиция, что не все будет гладко с этим казахом, но он упорно гнал дурные мысли от себя. Позарился на большие бабки и прогорел. В зоне, как ни странно, он еще больше уверился в свою интуицию. Это подсказали ему и многочисленные карточные баталии. Захар настолько часто выигрывал в карты, что с ним уже никто и не хотел связываться. Когда же в их зоне появился тот кривовский стукачек, то весь уставший от тюремной безысходности разум Михаила Захарченко просто кричал ему: "Не трогай его! Это ведь еще один срок!"
      Но, как раз интуиция криминального авторитета Захара, смотрящего по зоне, говорила обратное: "Кончай его! Ты должен это сделать!" И, как оказалось, не зря. Благодаря этому убийству он попал в тот воронок, и обрел свободу. Потом разговорился этот смешной мужичок Маклай. Выплыло это бесхозное золото. А теперь маячит впереди и этот депозит на сто пятьдесят миллионов баксов. Спешно покинуть родину Захар не стремился. Кто спешит, тот всегда опаздывает. Этот билет на "Глорию" не для него. Он поедет туда позже, с другим именем, другим прошлым, и даже другой внешностью. Главное - получить те бумаги и выйти из тайги к большим городам. Пригодиться тогда и золото. Можно будет открыть свой рудник, даже вполне легально, оформив документы на какого-нибудь ничего не значащего "попку".
      - Ты ведь, авиатор, Михей, - начал Захар. - А я начинал с железной дороги, сцепщиком. Для того, чтобы поезд быстро ехал, нужно время от времени отцеплять лишние вагоны.
      Сказав это, он взвалил на свои плечи автомат, и зашагал в ту сторону, куда ушли туристы.
      Если бы в этот день была хоть небольшая облачность, или, наоборот, лежал туман, то все было бы совершенно по-другому. Но, небо было безоблачным, видимость стояла миллион на миллион, как говорят авиаторы. И когда туристы уже спустились со скал, и вошли в первую, еще чахлую таежку, то Андрей Костин, идущий последним, догадался оглянуться назад.
      - Геннадий Александрович! - сразу тревожно крикнул он. Все быстро вернулись к нему, и увидели то, что увидел и он. На склонах скал, где не было и клочка растительности, спускались вниз две маленьких, больше похожих с этого расстояния на муравьев, человеческих фигурки. До них было метров триста, но, даже отсюда было видно, что у одного из них на плече висит автомат.
      - Хреново, - пробормотал Глебов. У них из оружия был только топор и два ножа.
      - Уходить надо, - сказал Тропинин, и первый развернулся лицом к тайге.
      Теперь это был бег. Нет ничего страшней, чем ощущение этой опасности за твоими плечами. Оно высасывает сил больше, чем время и расстояние. Четверка Глебова ломилась сквозь тайгу, почти не выбирая дороги. А она становилась все гуще и гуще. Теперь это были темные, еловые леса, сползавшие с одной сопки на другую, и только изредка среди этого зеленого моря стояли маяками могучие камни-останцы. Как раз у одного из таких камней и прозвучала первая автоматная очередь. Пули взвизгнули над головой Андрея, проскочили между Глебовым и Саньком. Тропинин к этому времени уже успел завернуть за камень. Через несколько секунд, забежав за него, буквально повалились на землю и трое остальных беглецов.
      - Кто это был? - Прохрипел Глебов - Кто-нибудь рассмотрел?
      - Я видел, - сказал, тяжело дыша, Санек. - Один этот, здоровый, Захар, что ли, его кличут. А второго я не узнал. Мордастый такой, лысый. Может, кто из них наголо постригся.
      - Так мы от них не уйдем, - высказал свою точку зрения Тропинин.
      - Это верно, - согласился Глебов. - Надо разделиться. Так им будет труднее нас перестрелять. Надо уходить по одному.
      - А что потом? - спросил Андрей.
      - Потом встречаемся у вон той скалы, - Тропинин кивнул в сторону севера, где возвышалась над всей тайгой огромная, остроконечная скала. - Пошли.
      Они кинулись в разные стороны, и, когда через пять минут Захар и Михей достигли того же каменного останка, они увидели внизу, в зеленом, таежном море, только шевелящиеся ветки елей, да мелькали среди них иногда какие-то фрагменты человеческих тел: головы, руки, рюкзаки.
      - Где они? - не понял сначала Захар.
      - Врассыпную ушли, - усмехнулся Михей, - в догонялки играют туристы.
      - А документы у кого? Карта?
      - У Глебова.
      - Ну, тогда давай за ним.
      Как раз Глебова Захар приметил больше всего. Они побежали вслед за ним, и, скоро начали нагонять "хозяина" в отставке. Тот, видя, что погоня от него не отстает, скинул рюкзак. Через минуту на него наткнулись бандиты.
      - Подбери, пригодиться! - на ходу бросил вертолетчику Захар. Пока тот надевал поклажу, Захар дал вслед беглецу короткую очередь.
      - Не стреляй! - посоветовал ему Михей. - У него документы на теле, еще попортишь бумаги.
      - Тоже верно, - согласился Захар. Он глянул на склоняющееся к закату солнце, и посоветовал Михею: - Давай, ты обходи его слева, а я пойду вслед за ним. Все равно он свернет туда. Справа там река, слышишь шум?
      - Хорошо.
      Этот план почти удался. Глебов, наткнувшись на обрывистый берег реки, свернул направо, и метров через триста сам выскочил на Михея. Увидев это жуткое чудовище, с распухшим лицом, с одним открытым глазом, с огромными волдырями на лбу, Анатолий Николаевич кинулся обратно, но даже ужас не придал ему новых сил. Михеев догнал его на берегу реки, и, повалив на землю, рывком развернул к себе лицом, прижав грудь отставного подполковника коленкой.
      - Ну, что, хозяин!? Съеб... хотел с документами, да? - прошипел вертолетчик, и только теперь Глебов понял, кто это перед ним.
      - Михей? Ты... как так... - пролепетал подполковник, с ужасом пытаясь представить, что могло произойти с этим импозантным парнем, если сейчас у него такая внешность.
      - А вот так. Что, решил бросить меня там, у реки? Отцепить вагон, да? Один хотел все зажилить!
      - Но тебя просто не было! - возопил старик. Но Михей уже бил его по лицу, вкладывая в каждый удар всю накопившуюся злость. Старичку много не надо было, он отключился уже после третьего удара. А вертолетчик, тяжело дыша, слез с его туловища, и начал дрожащими руками расстегивать куртку Глебова. Он уже видел этот пакет, под нательной рубахой Глебова, замотанный подполковником в несколько слоев скотча. У него снова, уже от жадности начали трястись руки, но тут рядом послышались торопливые шаги. Михей покосился на звук шагов одним своим глазом, а потом вдруг вскинулся вверх, прикрывая руками лицо от удара ногой. Лицо он сохранил в покое, но удар Богрова был настолько силен, что вертолетчик просто кубарем покатился назад от тела Глебова. А Санек наступал. Он тоже только теперь понял, кто перед ним.
      - Ну-ка, полетай, вертолетчик! - пробасил атлет, и ударил ногой поднимавшегося с земли Михея по лицу так, что тот полетел назад еще на несколько метров.- Блатные, говоришь, законы знаешь? А вот это тебе как!
      Он ударил его еще раз. Удивительно было только то, что и после этого Михей остался в сознании, и снова начал подниматься с земли, оскалив в жуткой улыбке свои крупные, желтоватые зубы.
      - Вот, значит как, с бывшими друзьями то?- прохрипел он. - Без вертолета я вам нахрен не нужен, да? А вот с этим, как я вам?
      При этом Михей сунул руку в карман, и вытащил оттуда пистолет. Его еще надо было снять с предохранителя, передернуть затвор. Но, пока он это все делал, Санек быстро пробежал оставшиеся до него три метра, и ударом ноги выбил у того из рук оружие. Но вертолетчик после этого умудрился схватить эту же самую ногу, и дернуть ее на себя. Богров со всего маху приземлился на мягкую точку, и уже вертолетчик начал бить его кулаками по лицу, а потом, вскочив, и ногами по бокам и голове. По лицу Санька текла кровь, он по зверски рычал, пытаясь подняться, или перехватить ногу атакующего. И, с пятой попытки ему удалось это сделать. Михей упал, на него тут же перекатился Санек, и сам уже начал лупцевать пилота. Но, тот выставил свои длинные руки, и схватил Богрова за горло. Вот это он сделал зря. Тяжелоатлет озверел совсем. Он сам схватил своего противника за горло, и начал давить на кадык вертолетчика со все своей дурной силой. Руки у Михея, как у всех пилотов авиации, были очень сильными, но и ими он не мог ничего сделать. Он уже хрипел, когда за спиной Санька раздался выстрел. Ускользающее сознание Михея зафиксировало, что во лбу его душителя вдруг образовалась огромная дыра, из которой полетели в сторону его глаз мозги и кровь тяжелоатлета.
      Когда через пару минут Михеев пришел в себя, Захар стоял на краю того самого обрыва, куда уполз Глебов, и озабоченно осматривал окрестности. Услышав, что вертолетчик начал подниматься, он спросил, не оборачиваясь: - А хозяин то куда девался?
      - А... что, его... нет? - Еле выдавил из своего больного горла Михей. - Тут вот лежал. Я его... тут зажал, морду уже набил... и тут этот козел, - он слабо махнул в сторону тела Санька, - тут прибежал, начал меня метелить...
      - Пистолет где? - снова задал вопрос Захар.
      Михей осмотрелся по сторонам, и понял, что его оружие тоже исчезло вместе с подполковником.
      - Вот, козел, а! - выдавил Михей.
      Глебов и в самом деле, очнувшись, первое, что увидел рядом с собой, это пистолет. Пока его подельники дрались, он дополз до оружия, но племяннику помогать не стал. Сунув пистолет в карман, он сполз с обрыва вниз, к реке, и, пошатываясь, пошел по ручью вверх по течению. Уже уйдя довольно далеко, он услышал позади себя выстрел, и понял, что это означает. Но, сильно переживать он не стал. Сейчас его заботила только своя собственная судьба.
      
      ГЛАВА 42.
      
      По сравнению с приключениями четверки Глебова, семь человек во главе с Миклухой вели скучную, и рутинную таежную жизнь. Она представляла из себя ежедневные, многокилометровые переходы, борьбу с надоедливой мошкой, дико размножившейся в это время в тайге. У всех поневоле начали распухать лица, хотя Миклуха и подбодрил горожан:
      - Ничего, это она напоследок лютует. Скоро и заморозки. Тогда вся эта носастая нечисть сдохнет до следующей весны.
      Что было хорошо с таким проводником, он всегда находил, чем можно накормить весь свой многочисленный караван. Это были и грибы, и рыба, которую Миклуха умел ловить не хуже, чем тот же Семен Привалов.
      Были и чудеса. Однажды они вышли на широкий распадок между двумя сопками. По дну распадка тек не очень большой, метра два шириной, ручей. Воды в нем было - по колено самому низкорослому из туристов. Но, на обширной, в два футбольных поля каменистой отмели лежало что-то грязно-белого цвета, рыхлое и непонятное. День был жаркий, и, только подойдя вплотную, и почувствовав вполне ощутимую прохладу, горожане поняли, что это действительно что-то из области зимы.
      - Михаил, это что такое? - спросил Семен. - Снег, или лед?
      - А ты сам-то не поймешь? Конечно лед, какой снег до сей поры доживет?
      - И какой же он был толщины, если до сих пор таким остался? - поинтересовалась уже Ольга, сгребая в ладонь рыхлую субстанцию.
      - Наледь тут была метров десять толщиной.
      - А наледь, это что? - спросил уже Андрей.
      Миклуха засмеялся:
      - Ну, вы как дети! Представь себе, ек-комарок! Вода течет, она тут, в этом ручье, и зимой не замерзает. И вода в низине замерзает, другая идет поверх, и снова замерзает. Так и намораживает такую дуру изо льда. В сентябре она растает, а с октября снова намерзать будет. И такая хреновина каждый год.
      Потом они перевалили через очередной, небольшой горный хребет. Тут им попалось другое чудо. Среди каменистых склонов они набрели на большое, и очень красивое озеро. Вода там была очень прозрачная, и очень вкусная. Но, уже напившись, Наталья вдруг вскрикнула:
      - Это что там такое?!
      Все увидели, как посредине озера, в полном затишье, ходили по озерку волны. Они начали обходить озеро по берегу, и лишь подойдя к ручью, который и вытекал из него, нашли причину странных волн. По озеру кружили несколько десятков крупных, носастых рыб.
      - Кижуч! - с неким благоговением в голосе сказал Миклуха. - Первый раз вижу, как и где он икру мечет.
      В длину некоторые рыбины достигали метра, а голова этого чудища могла поместиться разве что в ведро.
      - Он вкусный? - спросила Ярослава.
      - Кто? - не понял охотник.
      - Этот кижуч?
      Охотник замотал головой:
      - Вкусней ее не бывает. Строганина, особенно. Нерка, разве что, жирней, да чавычу я еще люблю. Горбуша та постная, ее только на корм собакам раньше заготавливали. Но сейчас ее, - он снова кивнул в сторону озера, - в рот не возьмешь. Пресная, расползается вся. Все силы по пути отдала и помирает.
      В самом деле, около берега уже лежали кверху брюхом несколько таких рыбин. А рыжего следопыта словно прорвало.
      - Потом мальки начнут телом матери питаться. Скатятся по весне в море, и все по-новой.
      Но, именно в этот же день природа заготовила им свою смертельную заморочку. Сначала это почувствовал Кучум. Он перестал рыскать по округе, а начал жаться к ногам людей. Маклай даже сругнулся на него, как всегда, не выбирая слов. Потом обеспокоился сам охотник. Остановившись, он некоторое время рассматривал небо, потом тайгу, а потом начал бормотать себе под нос что-то ругательное.
      - В чем дело, Михаил? - спросил его Семен.
      - Хреновые наши дела. Что-то мне все это не нравиться.
      - Ты про что?
      - Про все, - отрезал охотник, и велел: - Шире шаг!
      В это время они шли по очень длинному, и извилистому каньону, по дну которого текла очередная горная речка, чистая до невероятности. Остановившись на секунду, Семен попробовал понять, что такого неприятного было в окружающей их природе. Казалось, все наоборот, хорошо, и тихо. Воздух замер в долгосрочном штиле, погода уже несколько дней баловала их невероятно теплой погодой.
      Они прошли метров триста, а потом в реке вдруг начала прибывать вода. Привалов отнес, было, это к тому, что впереди находилась какая-то преграда, но потом явно увидел, что сверху идет не просто вода, а вполне ощутимый вал. И только когда в тишине начались доноситься раскаты грома, он понял, откуда взялась эта вода. Гром нарастал, а потом над краями ущелья появилась багрово-черная туча. Это было очень не вовремя. Каньон по-прежнему не мог предоставить им ни одного места, где бы они могли подняться наверх. Это мог бы сделать кто-то из скалолазов, но тут были туристы совсем другой квалификации.
      - Бегом! - взревел рыжий проводник, и теперь все уже понеслись по ручью изо всех сил. А потом ударил такой ветер, что, казалось, будто кто-то руками подталкивал их в спину. Туча заслонила солнце, и сразу потемнело так, будто наступил вечер. А потом с небес хлынуло что-то невероятное. Никто из присутствующих сейчас в этом месте никогда раньше не видел такого ливня. Даже памятный "тропический" дождь недельной давности, и тот показался им теперь детской забавой. Вода не падала сверху вниз, она будто била всех путников словно плетями, причем удары наносились не сзади, откуда пришла туча, а, будто, со всех сторон одновременно. Люди буквально захлебывались водой. Но, хуже всех было Кучуму. Вода прибывала настолько быстро, что люди уже брели по колено в этом сером потоке, а пса чуть не унесло вниз. До поры этого никто не замечал. Но, когда поток подхватил Кучума, он, против обыкновения, жалобно взвизгнул.
      - Держите его! - закричал Миклуха, но и без него Вишняков успел, буквально за хвост, выхватить собаку из воды, и, подняв на руки, припуститься бежать дальше.
      Ветер буйствовал с такой силой, что с вершин окружающих скал практически непрерывно падали камни. Часть из них приземлилось в каких-то сантиметрах от Ярославы, обдав водой и, полоснув по щекам, каменной крошкой и мелкими камешками. Она взвизгнула, крикнула:
      - Андрей! - и побежала гораздо быстрей.
      А вода прибывала с пугающей быстротой, она уже достигал пояса людей. Для высокорослой части экспедиции это было еще нормально, но Наташка вдруг почувствовала, как ее ноги отрываются от тверди.
      - Сема! - закричала она. И тут же железная рука водника схватила ее за капюшон.
      - Куда ты это собралась от меня? Не пущу никуда и ни к кому! - успел пошутить Привалов, но тут же сам почувствовал, как и его начинает сносить. И он, плюнув на все, свернул, было, к стенке каньона.
      - Куда! - перекрывая шум грозы, закричал Миклуха. - Еще сто метров, и все! Вперед, е... вы дети!
      На помощь туристам пришла Дарья. С ее ростом, весом и тяжелым рюкзаком на плечах, она еще справлялась с водяным потоком. Она подхватила Семена и Наталью под руки, и буквально, поволокла их вперед. За ними, так же, подхватив друг друга под руки, бежали андрей и Ярослава. Весь этот водный кросс осложнялся тем, что у них под ногами был не асфальт, а галька и валуны самой разной формы и размера. Совершенно было не угадать, что попадется тебе в следующую секунду под ногу. Томский, как и все остальные, уже несколько раз падал, но в этот раз, поскользнувшись, как-то оторвался от рук жены, и буквально нырнув вперед, понесся вперед по течению наподобие бревна. Ярослава закричала что-то отчаянное, а Томский и на спокойной воде не умеющий плавать, мгновенно начал захлебываться. Но тут его этот странный заплыв был остановлен мощной рукой Миклухи.
      - Куда ты! - крикнул он, подняв голову Томского над водой. - Иди! Мать твою!
      Андрея снова подхватила под руки ярослава, и, хотя в легких его сейчас, казалось, было больше воды, чем воздуха, он продолжил свой бег на полусогнутых от мгновенной усталости ногах. И, спустя каких-то десять метров они вырвались из ущелья в низину. Все уже без команды начали карабкаться на пологие склоны сопки, и, когда вода оказалась ниже их, попадали на землю. По закону подлости, дождь и ветер тут же начали стихать, и уже через полчаса с востока брызнули лучи света. Прошло еще минут двадцать, и от бури на небе не осталось и следа. Зато из ущелья по-прежнему с ревом вырывался мутный поток воды, слышан был грохот сталкивающихся валунов, да семеро дрожащих от холода людей заикаясь от дрожжи, обсуждали, как им теперь обсохнуть. Андрей успел заметить, что в свой пик вода поднялась явно в рост человека, а потом начала резко спадать. Они успели как раз вовремя. Еще несколько минут промедления, и никто бы из них не вышел бы живым из этой каменной ловушки.
      
      В ЭТО ВРЕМЯ В АМЕРИКЕ
      Когда за воротами виллы Марии Рокфеллер просигналил красный "Феррари", она приняла это за хороший знак. У ней с утра было ощущение, что сегодня произойдёт что-то важное в её жизни. Прошла уже неделя, как в тайге пропал её жених, и она искренне недоумевала, как за такое большое время спасатели его ещё не нашли. Она ни минуты не сомневалась, что его найдут, и найдут живым и здоровым. Это было по линии её жизни. Ей всегда везло. Она родилась в хорошей, богатой, известной семье. Её воспитание и образование были на самом высшем уровне. Она вращалась в обществе самых известных людей Америки. Кроме того, она была красива, и это был тот самый бонус, что делал Мэри особенно счастливой. И всё это происшествие с Джорджем было в стиле легендарной "американской мечты". Невероятно красивый парень из России будет её мужем. Он вернётся из Сибири и будет знаменит не меньше её.
      Она выбежала на крыльцо, увы, это был всего лишь Сашка Седов. Он был с большим букетом в одной руке, и пакетом в другой.
      - Хай, Мэри! - Закричал он.
      - Хай, Алек. Какие-нибудь новости от Джорджа?
      - Пока нет. Но есть одна очень хорошая. Я приехал, и буду тебя развлекать.
      - Не очень правильное время.
      - Нет-нет -нет!
      Он вручил хозяйке букет, они прошли в дом.
      - Как хорошо тут, прохладно, - пробормотал Сашка, усаживаясь на диван. - Помнишь, Жорка, когда прощались, просил меня ухаживать за тобой. Вот я это и делаю. Смотри, что я привёз!
      - О, моё любимое!
      Да этот сорт шампанского Мэри любила больше всего. Стоило оно немало, но все оправдывалось и вкусом, и наступающим после этого легкого и счастливого опьянение.
      - Что-то новое известно?
      - Нового ничего нет. Но ты не переживай, тайга она огромна, но людей находили там и не раз. Просто сейчас там сезон дождей, вертолёт почти не летают. Ну, давай за Джорджа! Чтобы всё у него прошло хорошо.
      Они выпили, Сашка начал рассказывать какие-то старые, но удивительно смешные истории. Мэри давно так не смеялась. За тот вечер они выпили три бутылки, а утром первым проснулся Сашка. Рассматривая сбоку лицо наследницы знатной фамилии и не менее знатного состояния, Седов думал: "А она действительно хороша. Это редкость, красота, деньги, известность в одном флаконе. Я бы тоже не отказался на ней жениться. А может и женюсь. Всё зависит от того, найдут Жорку живым или нет. Вообще, это его исчезновение, это большой бонус в моей игре. Надо скорее переписать нашу сеть заправок на моё имя, чтобы потом уже никто из его родни не претендовал на мой бизнес. Где Глебов? Он должен быть дать знать о себе ещё неделю назад. Сто миллионов зависли, а хорошо было бы их получить в одни руки. Может, и Глебов так же подумал? Их должно быть трое, я обещал ему из этой суммы тридцать процентов. А он ведь может забрать всё..."
      Тут его мысли прервало пробуждение самой богатой невесты Америки. Она оглянулась по сторонам, увидела Сашку и ахнула.
      - О, мой Бог!!! Алекс!
      Он засмеялся.
      - Да, Мэри, это всего лишь я. Увы, не Георгий Вишняков, а Сашка Седов. Как я тебе, заменил Жорку в постели, или мне слабо?
      - Я... я почти ничего не помню.
      - А я помню. Это было прекрасно! Продолжим?
      И он поцелуем запечатал рванувшийся из неё стыд и ужас, а потом им действительно было хорошо.
      Покидая в обед виллу, Сашка попросил хозяйку:
      - Мэри, мне кажется, Джордж не должен узнать об этой ночи. Мы же не хотим его расстраивать?
      Та только кивнула головой. В ней до сих пор боролись остатки стыда с чувством какого-то облегчения.
      "Он же в самом деле просил Алекса заменить себя", - убеждала себя невеста.- "И он заменил, когда мне это было нужно. Мне так нужен был секс. К тому же мы еще не муж и жена. И Алекс очень даже не плох в постели".
      
      
      
      ГЛАВА 43.
      
      Эта краткосрочная, но сокрушительная буря задела еще две группы людей. Прежде всего, над районом, где обитали сейчас группа Вишневского, должен был пролететь вертолет поисковой группы. Головко, отойдя от такого удара, какой преподнесло ему исчезновение младшего из династии лесных магнатов, принялся за дело с удвоенной энергией. Сосенки, которые срубил Иван, прикрывая сбитый им вертолет, начали желтеть, и только это подсказало спасателям, где на самом деле лежит нужная им винтокрылая птица. Особенно по этому поводу торжествовал бывший профессиональный спасатель Василий Михайлович:
      - Ну! Я же говорил вам, что не должны они были уйти далеко. Я вам начертил круг диаметром пять километров, и где вы их нашли?! Именно в нем!
      После этого Головко решил слушать советы только этого человека. Они быстро установили, что вертолет был сбит. Об этом красноречиво подсказали пулевые ранения на брюхе МИ восьмого. Это привело полковника в шоковое состояние. Когда же выяснилось, что оба пилота остались лежать в кабине с пробитыми черепами, у начальника охраны "Сиблеса" возникло желание пустить себе пулю в лоб. Слава богу, мысли о жене, детях и внуках, беззаботно проживающих на его зарплату, лишили его мысли решимости. Хотя за это время тела пилотов хорошо обгрызли наглые росомахи, и прочее мелкое зверье, было понятно, что их явно добивали. Нашли люди Головко и того десантника, что так неудачно приземлился прямо под брюхо падающего вертолета. Не так далеко от вертолета они обнаружили еще фрагменты двух тел, изрядно обглоданных животными. Но вот явных признаков, что тут погиб Вишняков, они так и не нашли. Зато в трех километрах от места падения они обнаружили головной убор Георгия. Местный следопыт, Иван Савин, охотник из кержаков, с любопытством рассмотрел это место находки, и уверенно сказал:
      - Живой он был. Вот, видите, - охотник ткнул пальцем в глинистый склон. - Поскользнулся он тут. Оттого и кепку свою потерял.
      Теперь и остальные увидели след от могучего сапога Вишнякова-младшего. Эти берцы редкого, сорок шестого размера, Головко еле достал у армейцев для своего шефа.
      После длительного обсуждения было решено расширить зону поиска для вертолетов. И вот тут интересы Головко столкнулись с интересами МВД. Те тоже решили расширить поиски беглых уголовников. Произошло это после того, как милиционеры поняли, что беглецы не просто скрываются где-то в тайге, а идут с определенной целью и, главное, с хорошим проводником. Байки Маклая про дикое золото слышали еще многие, но раскололся Корень. Его обидело то, что Захар не взял его с собой, хотя и обещал. А когда они подняли личное дело беглого таежника, то поняли, что так просто им уголовников не взять. К тому же беглецы, сами того не зная, перешли в соседний край, и теперь ими, практически никто не занимался. Вот тут-то карты полетов вертолетов и сошлись. Когда же милицейское руководство края узнало о сбитом вертолете, то у них нехорошо засосало под лопаткой.
      - Неужели это мои говнюки так далеко забрались в тайгу? - задумчиво спросил Генерал-лейтенант своего зама, рассматривая карту на столе Головко.
      - Ну, а кто еще может стрелять в вертолет? - ехидно спросил подполковник в отставке. - Местные медведи? Они, родные, кто же еще! Наверняка думали, что это ищут их, вот и сбили вертушку. Кроме того, добивать раненых, это кто возьмется делать из нормальных людей?
       Чем был обоим поисковым командам выгоден подобный союз, они хорошо дополняли друг друга. У Головко были вертолеты и топливо, а после находки расстрелянного вертолета в команды поисковиков начали отряжать еще и омоновцев. Именно такой вертолет должен был в этот день пройтись в районе ущелья. Но пилоты узнали о приближении бури чуть раньше, чем те, кого они искали, и вовремя успели убраться на аэродром.
      - Еле ушли, - рассказывали они уже на аэродроме руководителю полетов и Головко, - но поболтало нас знатно. Омоновцы весь салон уделали своей блевотиной.
      И в этот же день группа, которую возглавлял теперь Иван, едва выжила. После исчезновения главаря они переругались до хрипоты, потратили на это сутки, но все же смогли прийти к одному мнению.
      - Надо искать Захара, - решил Иван. - Без него нам хана.
      Как раз к этому времени вернулся из разведки Маклай.
      - Прошел всем берегом, потом туда сходил, - он махнул рукой в сторону востока. - Там их следы. Туда они ушли. И они, и эти, туристы херовы.
      - Какого хрена им там надо? - спросил Чилимон.
      - А кто его знает? - вопросом на вопрос ответил следопыт.
      - Ну, тогда сдувайте корыто. Пойдем за ними, - велел Иван. Мелькнула у него мысль, что бугор бросил их, отцепил, как те, живые "вагоны", в Междуреченске. Но, Иван, при всей его жестокости нужны были какие-то идеалы, и таким идеалом был Захар. Он на два года был моложе его, но именно с тем по отцовски командирским отношением к ближним, которого так не хватало бывшему прапорщику на гражданке.
      Они чуть было, не потеряли путников в лесном море, и только наметанный глаз Маклая рассмотрел следующим утром на горизонте тонкий дымок костра. Прикинув направление по солнцу и местности, охотник ухмыльнулся:
      - В Речной топают. Зря это они делают.
      Любой из спутников Маклая заблудился бы в тайге в течение двадцати минут. А он к концу дня вывел всю команду к месту гибели Санька Богрова. Рассмотрев место битвы, Маклай хмыкнул:
      - Долго же они тут кувыркались. А куда старичок-то девался? Странно.
      - Откуда ты знаешь, что здесь был старик? - спросил Иван.
      - А только у него такие чудные берцы тридцать седьмого размера.
      В этот день они туристов не догнали. А потом разразилась буря. Ее Маклай так же почувствовал раньше всех, но предпринять ничего не сумел. Они шли сплошной тайгой, не было ни опушек, даже могучие камни-останцы, и то остались позади. У них было еще страшней, чем у его брата. Именно с их стороны двигалась к ущелью та угрюмая туча. Так страшно им не было еще никогда. Сразу потемнело, ударил ветер, в смеси с водой он не давал дышать. Но самое жуткое было рядом. Вековые, могучие деревья падали так, словно их кто-то подпилил перед этим. Они сбились в кучку под одним из таких могучих деревьев, Маклай попробовал растянуть полог, позаимствованный у туристов, но порывом ветра его вырвало из рук четверых здоровых мужиков, и он улетел вдаль, как огромная птица. А тут еще не выдержала напора их преграда. Кедр, вдруг, просто по-человечески простонав, начал медленно крениться. У ног Чилимона начала вздыбливаться земля, он шарахнулся назад, упал, по пути сбив Лимончика. Все остальные, стоявшие с другой, подветренной стороны, успели отбежать в сторону. А земля у корней вздыбилась выше человеческого роста, выворотив огромный пласт дерна, и ахнул многотонный ствол так, что земля под ногами путников содрогнулась.
      - Айда сюда! - крикнул Маклай, и прыгнул за этот естественный щит, получившийся от выкорчеванных корней. Здесь действительно было поспокойней, хотя и это спокойствие было относительное. Все уже укрылись за этим щитом, и только Лимончик, отлетевший дальше всех, замешкался. Он двинулся к ним, потом поскользнулся на мокрой траве, и как раз в это время начало падать соседнее дерево. Это тоже был кедр, но гораздо более молодой. Лимончик, поднявшийся с земли, начал отряхивать с себя грязь, и не видел, как качнулась за его спиной вершина дерева. Грохот ветра и воды, шум падающий деревьев был таким, что он не обратил внимание на очередной треск.
      - Лимон! Беги! - крикнул Маклай, показывая рукой на падающее дерево. Тот в недоумении оглянулся, а, увидев летящий на себя ствол, только вскрикнул, и прикрылся от него руками. Его накрыло самой вершиной, тонкой его частью. Но и это было страшно. Удар падающего дерева был подобен удару гигантской плети, и от этого хлопка Маклай перекосился, как будто ударили его.
      - Хана корейцу, - пробормотал он.
      Вскоре буря начала стихать. Урон, нанесенный ей, был ужасным. Вся местность, насколько хватало глаз, была завалена поваленными деревьями. Из всех их, по прикидкам Миклухи, уцелела едва ли треть. Но, прежде всего они кинулись к Лимончику. Иван видел, как гибли на лесоповале люди, и не ожидал увидеть ничего хорошего. Но, подойдя, они услышали стон. Наклонившись и в одном порыве оттащив дерево в сторону, они увидели окровавленное лицо корейца. Глаза у него были открыты, но кожа на лбу рассечена до самой кости. Она разошлась на несколько сантиметров, так, что сквозь алый цвет крови виднелась местами белая кость. Но, сам кореец был в сознании, он даже попытался сесть, но, только, было, опершись на руку, вскрикнул, и рухнул обратно на спину без сознания.
      - Хреново дело, - сообщил Маклай. - Никак желтолицый руку сломал.
      Они начали тормошить корейца, оттащили его в сторону, напоили водой. Оказалось, что Лимончик в самом деле дешево отделался. У него была сломана правая рука, которой он и попытался прикрыться от дерева, и рассечен лоб. Про неизбежное сотрясение мозга никто и не говорил, это было естественно. Глаза Лимончика были как у боксера, попавшего в нокаут. Когда солнце вышло настолько, что можно было рассмотреть друг друга, и чуть обсохнуть, Маклай начал колдовать над раненым. Первым делом он выстругал из ветки две шины, потом достал из своего сидора иглу и суровую нитку.
      - А это зачем? - спросил слабым голосом кореец.
      - Шить тебя буду. Ты ж не хочешь всю жизнь ходить с такой рожей.
      Кореец попробовал потрогать себя за лоб, но тут же взвыл от боли.
      - Что, так сильно? - спросил он.
      - Да, теперь у тебя в графе особые приметы будет до хера понаписано, - пошутил Иван.
      Корейцу было не до шуток.
      - Это ж больно будет, - сказал он, не отрывая глаз от иглы.
      - Не будет. Сейчас наркоз дам.
      Маклай пошарил в своем безразмерном сидоре, и вытащил тот самый, заначенный еще две недели назад спиртовой напиток. Увидев его, Чилимон присвистнул:
      - Вот куда наша водяра ушла, в сидор к Маклаю.
      - А вам, сколько ни дай, все сожрете, - огрызнулся тот, и, налил корейцу более чем полкружки водки. - А спиртное в тайге первое дело. Он мне сколько раз зимой жизнь спасал.
      Кореец, все еще пребывающий в шоке, выпил водку так, словно это была вода. Но, потихоньку его вскоре начало развозить.
      Чилимон попробовал раскрутить охотника на пойло, но тот только послал его, а Иван остался к этой проблеме абсолютно равнодушным. Так что, баклажка с вожделенной огненной водой упаковалась обратно в самодельный рюкзак кержака. После этого он начал заниматься рукой Лимончика. Ее перебило в самой середине, между кистью и локтем. Под стоны, и зубовный скрежет корейца Маклай прибинтовал к ней две своих дощечки. В этом ему помогал Иван, уже сталкивавшийся с подобными проблемами в Афгане. Но, когда Маклай начал сшивать окончательно окосевшему корейцу его рану, даже он скривился, и отошел в сторону. Впрочем, после этой операции авторитет охотника вознесся на невероятную высоту.
      Через два часа после окончания бури пятерка во главе с Иваном снова начала двигаться в прежнем направлении. Теперь это было гораздо трудней. Словно нарочно, им пришлось идти как раз по вывалам этого стихийного бедствия.
      - И часто тут у вас такое бывает? - спросил Иван Маклая.
      - Да, редко, но метко. Плохо, когда долго стоит такая жаркая погода. Да и буря эта дурная. Здесь повалит все, что можно, а за два километра даже листок не шелохнется, - пояснил охотник.
      Они убедились в этом, когда к вечеру вышли из зоны сплошного вывала в нормальную тайгу. Тем даже трава была сухой. Что было самым хреновым во всем этом - они потеряли след Захара и Михея.
      
      ГЛАВА 44.
      
      Вот кто меньше всего пострадал от этой бури, так это как раз троица во главе с Захаром. Троица, потому, что они упорно шли по следу Глебова. Они бы догнали его в тот же день, но буря, пройдя стороной, все-таки подпортила им эту погоню. Они видели на горизонте эту жуткую, черную тучу, слышали гром, да и потемнело так, что Захар начал чертыхаться. У него в зоне начало портиться зрение. Не так, чтобы сильно, но уже подобные сумерки стали для него проблемой. А потом речка, вдоль которой они шли, вдруг начала резко пополняться водой. Это было для них удивительно, видимых причин для этого не было. Поток все усиливался, вскоре мимо них неслась настоящая горная река, с ревом, пеной и обильно уносимым вниз по течению мусором. Самое обидное, что как раз в это время они увидели на другой стороне реки, на косогоре, карабкающегося вверх подполковника. Захар поднял, было, автомат, но потом вспомнил, что стрелять то и нельзя.
      - Черт! Уйдет так от нас дедок!
      - Да не уйдет, - попробовал возразить Михей. - Он вон, еле костыляет. Хорошо я ему накатил.
      - Вода эта откуда-то взялась, словно гад какой-то задвижку открыл! - с досадой ругнулся Захар.
      - Как взялась, так и кончится, - пообещал вертолетчик. И, действительно, вода вскоре быстро начала спадать. Они не стали дожидаться, когда речка достигнет прежних размеров, а вошли в поток, когда он начал доходить им по пояс. Напор был еще силен, так что оба еле стояли на ногах. Они прошли уже большую часть брода, когда в бок вертолетчику с маху въехала какая-то увесистая коряга. Тот вскрикнул от боли, и, потеряв равновесие, с головой погрузился в воду. Поток тут же подхватил его и понес дальше, вниз по течению. Захар, уже бывший в шаге от берега, обернулся, и только смотрел, что будет делать его напарник. А тот, очухавшись, все же выбрался на берег метрах в пятидесяти от него. Захар покачал головой, и начал карабкаться вверх по склону. Михей, задыхаясь от доброй порции воды, попавшей в его легкие, попытался бегом догнать своего товарища. Получалось у него это с трудом, и сил не было, и ноги подгибались. Но, он знал, что его напарник не любит ждать никого. И Михей из последних сил бежал. К его удивлению, Захар ушел не так далеко. Он стоял, на самом верху косогора, и смотрел куда-то вперед. Михей, вскарабкавшись на склон, несколько минут, согнувшись, восстанавливал дыхание. А когда он отдышался, и, разогнувшись, поднял голову, то испытал чувство, подобное неожиданному удару по голове. Это был шок. Впереди, в каком-то полукилометре перед ними, стоял город. Походило все это на мираж: стояли беленькие, стандартные пятиэтажки, чуть сбоку виднелся корпус если не школы, то, как минимум детского сада. Были видны даже машины, стоявшие около подъездов домов.
      Глебов, бежавший к этому чуду, действительно делал это с трудом. После избиения его вертолетчиком у него кружилась голова, а сердце болело так, словно его сжимал в руках какой-то очень нехороший человек. Но, у него было два союзника. Страх толкал его вперед, а панорама города вселяла надежду на спасение. И, лишь подбежав вплотную к первым домам, он лишился одной из этих опор. Они зря доверяли старым картам. Надпись, которую они с Тропининым не смогли разобрать из-за изношенного сгиба, гласила одно простое словосочетание: "Не жилой". Военный городок Речной был заброшен в конце девяностых, после того, как по договору об СНВ-2 ракетный полк, обслуживающий в этом районе шахты ракет стратегического назначения, был расформирован, а ракеты вывезены и разрезаны на металлолом. И теперь большинство окон этих, еще крепких пятиэтажек, зияли выбитыми стеклами, хотя кое-где еще сохранились и колыхались на ветру белые обрывки тюли. Среди песочниц детского сада уже проросли деревья, а машины, стоящие около подъездов домов, оказались ржавыми коробками, брошенными хозяевами за ненадобностью. У Глебова подкосились ноги, и кое-как добравшись до первого дома, он обернулся. Его преследователи шли не спеша. Они знали, что теперь, в этих каменных джунглях, он уже никуда от них не уйдет. Люди, по своему обычаю, вырубили вокруг города леса как минимум на полкилометра. Это была ловушка для беглеца. Ловушка, но и шанс выжить.
      Подходя к заброшенному городу, Захар снял с плеча автомат, и передернул затвор.
      Он ждал выстрелов сразу, но их до поры не было. Настороженно оглядывая черные провалы окон, Захар перебежал последние сто метров к глухой, торцевой стене пятиэтажки, столь же осторожно выглянул. И сразу глянул выстрел, пуля со свистом отрикошетила от бетонной стены. Захар отпрянул назад, выругался. Но и Глебов поносил себя последними словами. Он сорвался, ему надо было подождать, пока его враги выйдут на открытое пространство, а он поспешил. Стрелял подполковник хорошо, но не настолько, чтобы попасть дрожащими от возбуждения и усталости руками в мишень размером с человеческий глаз на расстоянии тридцати метров. Выругав себя, Глебов торопливо перебежал из-за ржавой машины, за которой прятался, к углу соседнего дома, а потом перебежал к детскому саду. Так что, ответная очередь пришлась уже вдогонку. Недовольно скривившись, Захар приказал Михею: - Ты оставайся здесь, высовывайся время от времени, а я обойду его с той стороны. Попробуй заболтать его.
      После этого он завернул за угол торцевой стороны, и уже бегом, поспешил обогнуть этот дом с другой стороны. Михею было, конечно, не в кайф, служить мишенью для своего бывшего подельника, но делать было нечего. Он осторожно высунулся, но выстрелов не последовало. Тогда он осмелел окончательно, и начал рассматривать место, где прятался Глебов.
      - Эй, Анатолий Николаевич, может, хватит стрелять? - крикнул вертолетчик.
      - Чего это? - донеслось в ответ из-за угла детсада.
      - Давайте разойдемся с миром. Вы отдадите нам документы, а сами идите, куда хотите.
      Глебов, даже, засмеялся.
      - И куда я могу идти без них? На хрен? Без них я действительно, на хрен никому не нужен.
      - Буд-то с ними вы кому-то нужны! Даже вашей дочери нужны не вы, а ваши бабки! Разве не так!?
      Ответом было молчание. Это обеспокоило Михея.
      - Что, разве не так? - попробовал снова раззадорить подполковника на разговор. Но тот упорно молчал. Михей еще пару минут кричал Глебову разные гадости, до тех пор, пока из-за угла, где прежде стоял Глебов, не показалась фигура Захара. Он махнул Михею рукой, и тот быстро перебежал к нему.
      - Ушел дедушка. Дедушка очень хитрый, - задумчиво констатировал Захар.
      - И куда он мог деться? В подвал, куда-нибудь, залез?
      - Может, и в подвал. Но не искать же нам там его. Так можно запросто и пулю схлопотать в кишки.
      Он чуть подумал, и решил:
      - Пошли. Есть одна идея.
      Идея заключалась в водокачке. С парапета, огораживающего эту громадную бочку с водой, весь город был виден как на ладони.
      - Располагайся, тут нам надолго светит застрять, - велел Захар.
      Михей скинул с плеч рюкзак Глебова, сел на него, и, тут же скривившись, поднялся.
      - Что он там напихал? - пробормотал он, развязывая завязки.
      Там оказалась небольшая палатка водников, банка тушенки, последнее НЗ туристов, и карта, та самая, полетная карта вертолетчиков.
      - Вот она! - возбужденно воскликнул он.
      Захара, поначалу, больше заинтересовала как раз тушенка. Вскрыв ее, он, довольно бесцеремонно съел большую часть мяса, а остальное, в основном жир, отдал Михею. Тот не противоречил ему, он доедал тушенку, не отрывая глаз от карты.
      - И где мы? - спросил Захар.
      Вертолетчик ткнул пальцем в точку на карте.
      - А найди-ка ты мне тут речку Курейку, - попросил главарь.
      - Это на эту речку вас Маклай тянет?
      - Ну да.
      Курейку вертолетчик нашел быстро. По карте это было не так много, но когда Михей пересчитал все это в километрах, Захар только выругался от досады.
      - Топать еще и топать, - пробормотал он. После этого он расстелил палатку водников, свою теплую куртку, и лег спать.
      - Покарауль пока, - попросил он Михея.
      В это время спал и Глебов. Он действительно забрался в подвал пятиэтажки, и ждал, что сейчас его отсюда будут выкуривать. Но, когда прошло время, а никого в светлом проеме выломанной двери не появлялось, напряжение спало. Глебова мучил голод, по-прежнему болело сердце, ему нестерпимо хотелось пить, и тем, более, есть. Он немного успокоился, когда увидел своих преследователей на водокачке. Можно было уходить в другую сторону, искать варианты. Но, все победила усталость.
      Проснулся он уже вечером. Облизнув языком пересохший рот, подполковник слабым голосом выругался, потом потрогал левую половину груди. Сердце не отпускало, и это неприятно удивило Глебова. Таких длительных сердечных приступов у него раньше не было. Но, с больным сердцем, или нет, ему сейчас нужно было выбираться отсюда. Первая мысль, которая пришла Глебову в голову, была про реку. Во-первых, там была вода, а пить хотелось нестерпимо. Во-вторых, он, еще подходя к городу, видел около реки, что-то, похожее на лесопилку. Это было интересно.
      "Мне нужно одно, а лучше два бревна, чтобы уплыть из этого проклятого города", - думал Глебов.
      До самой темноты он раздумывал, как это ему лучше сделать. Он обошел весь подвал, из всех отдушин осмотрел местность. К этому времени на водокачке никого уже не было. То, что он не видел врагов, обеспокоило его больше всего остального.
      - Суки, куда они могли деваться? - пробормотал он. Глебов все больше начинал разговаривать с собой. - Не могли же они уйти. Не уйдут они, пока не достанут мои деньги.
      Он потрогал рукой пакет, и поневоле вспомнил обидные слова вертолетчика.
      - Ну и что, что я никому не нужен? Зато мои деньги нужны моему внуку. Пусть он живет вместо меня. Я уже прожил свою никчемную жизнь. Пусть он дышит этим воздухом жизни. У него все будет хорошо.
      Когда окончательно стемнело, полковник выбрался из подвала.
      Его уже ждали, и ждали давно. Захар, выспавшись, и внимательно осмотрев местность, так же пришел к выводу, что старик должен будет выйти к реке. К этому решению его подтолкнула собственная жажда, и здравый смысл. Кроме того, сейчас за бандитов играла и луна, как никогда огромная и яркая.
      Небольшой лесопильный заводик представлял из себя железный остов большого цеха, откуда с корнем выдрали все станки и явно ободрали и увезли стены из профильного железа. К нему вела длинная, деревянная эстакада, по которой прежде большими подвижными цепями волокли бревна. А начиналась эта эстакада у воды, у остатков так называемой Биржи круглого леса, места, откуда из реки затаскивали на эстакаду бревна. Саму запонь, деревянную запруду для улова бревен давно снесло ледоходом, но ее остатки громоздись около воды, вперемешку с запасами бревен. Кроме того, вывезя практически все оборудование, военные оставили довольно большие запасы бревен, складированные в три больших, метров по пятьдесят в длину, стеллажа. Эти запасы в высоту достигали метров пяти, а таскал бревна прежде, огромный козловой кран. Всю электронную его оснастку давно раскурочили охотники за цветным металлом, а вот разобрать этот кран у них не хватило сил. Захар загнал Михея на самую верхнюю точку в этой местности, как раз в кабину козлового крана.
      - Шумнешь мне оттуда, как увидишь старичка, - велел он вертолетчику. Тому такая задача не понравилась. Старичок-то он старичок, но этот старичок был с пистолетом, так что мог и пальнуть по нему сгоряча. Вот и сидел Михей в кабине крана, чувствуя, как начинает пробирать его дрожь. И не только оттого, что в разграбленной кабине не было ни одного стекла, но и от этого дурного предчувствия. Время шло, но ничего не происходило. Михей начал уже волноваться, не просчитались ли они с Глебовым, не обвел ли он их вокруг пальца. Но, тут среди ночи полыхнуло пламя автоматной очереди, и чуть попозже, в ответ торопливо зачастил пистолет.
      Глебов много лет проработал в лесной промышленности, и конструкции всех рабочих сооружений в этой отрасли он знал досконально. Так что, он прополз вне поля зрения Михея под эстакадой, и оттуда уже видел впереди себя, в каких-то десяти метрах, манящее зеркало реки. Подполковник жадно глотнул воздух пересохшей глоткой, и, пригнувшись, побежал к воде. Но тут и ударила эта очередь.
      Захар в лесной промышленности трудился гораздо меньше, все десять лет своей отсидки. Но и за этот срок он прекрасно изучил конструкцию эстакады, и знал, что полковник пойдет к воде только здесь. Эта очередь была не смертельна, она только, выбила гальку из под ног подполковника, как бы отрезая его от воды. Захар по-прежнему опасался стрелять в тело Глебова. Тот, в ответ, пару раз выстрелил из пистолета, и метнулся под прикрытие руин бывшего затона. Здесь Захар достать его не мог, но и Глебов не мог подойти к реке. Между тем у него еще сильней сдавило сердце, он начал задыхаться. Безысходность всего происходящего настолько сильно подступила к горлу, что он застонал. Потом, уже повинуясь инстинкту, а не разуму, он метнулся вверх, в сторону города. Теперь между ним и Захаром была эстакада. Подполковник пробежал метров сто, и тут услышал откуда-то сверху, знакомый голос Михея:
      - Атас, Захар! Он тут, около бревен.
      Михей угадал в своих предчувствиях. Глебов и в самом деле вскинул пистолет, и вогнал в кабину крана две пули. Они чудом не попали в вертолетчика, хотя, пробив железо, проскочили в сантиметрах от его тела. После этого Михей упал на пол кабины, и несколько минут лежал, скрючившись в этом тесном пространстве, боясь, подать хоть какие-нибудь признаки жизни. Из этого состояния его вывел голос Захара:
      - Эй, Вентилятор, где этот козел?
      - Не знаю, я его не вижу.
      Захар выругался:
      - Зачем я тогда тебя туда сажал? Ты что там делаешь?! Балду гоняешь?!
      - Ага, только балдой мне и заниматься! Он из кабины вон решето сделал.
      - Слазь, тогда.
      Когда Михей слез, Захар с досадой в голосе предложил ему:
      - Иди на берег, если он туда выберется, то шумни мне.
      - Опять шумнуть? Он прошлый раз меня за это чуть не пристрелил.
      - Да, хоть бы пристрелил, а то своим нытьем ты меня уже достал. Толку от тебя, как от козла молока!
      Вертолетчик, с обидой сопя разбитым носом, отправился в сторону реки. Захар надеялся, что подполковник, видя такую беззащитную цель, не выдержит, и пристрелит вертолетчика. Тогда он сможет определить, где он засел. Но, выстрелов не прозвучало. Тогда Захар начал осторожно обходить все обширное пространство завода, держа автомат стволом вверх, и стараясь держаться в тени.
      - Сучара! - цедил он сквозь зубы. - Где этот долбанный вертухай?
      Он проходил мимо стеллажа с бревнами, когда сверху раздались выстрелы. Захар упал на землю, крутанулся, и, уже лежа лицом вверх, дал длинную очередь в сторону, откуда прозвучали выстрелы. Он еще слышал, как стучали сверху по бревнам торопливые шаги убегающего подполковника. Но, когда через пять минут прибежал от реки Михей, он по-прежнему лежал на земле, не выпуская из рук оружия.
      - Ну что? - нетерпеливо спросил вертолетчик. - Готов?
      - Хрен гну! - зло ответил Захар, роняя из рук автомат. - У тебя там где-то я бинты в рюкзаке видел?
      - Ну, есть.
      - Так вытаскивай! - взорвался Захар.
      И только теперь Михей догадался, что его напарник не так просто лежит на земле. Он содрал, со стоном, куртку, закатал рукав рубахи. В свете луны было плохо видно, но вертолетчик понял, что пуля, попав сверху, пробила Захару левую руку сантиметрах в пяти ниже локтя. Она прошла навылет, через мягкую ее часть, и Михей удивился, что после этого Захар еще умудрился поднять автомат и стрелять. Он торопливо бинтовал руку, а сам все нервно оглядывался по сторонам.
      - Ты чего все бестолковкой крутишь? - спросил Захар.
      - Смотрю, вдруг этот козел еще откуда появится. Перестреляет ведь нас.
      - Не появится.
      - Почему?
      - Потому что он все патроны свои расстрелял. Да, и не до этого ему. Он сейчас драпает во всю из города. Добился своего, гад!
      После того, как кровь удалось остановить, Захар откинулся спиной к бревнам, и прикрыл глаза.
      - Все. Я выхожу из игры. Голова кружится. Разожги-ка костер.
      Пока Михей разводил огонь, Захар о чем-то думал. Потом он просто уснул. Сидя рядом с ним, Михей вдруг подумал, что сейчас можно взять автомат, и просто пристрелить своего слишком уж строгого бугра. Это была сладостная мысль, он хорошо себе это все представил: он берет автомат, передергивает затвор. Захар поднимает голову, видит перед собой дуло, и жалобным голосом просит не убивать его. А в глазах такой страх, такое унижение. А он, в ответ, хохочет, и медленно и торжественно тянет спусковую скобу на себя...
      От этой мысли ему стало хорошо, он завозился, потом потянул руку к оружию.
      - Тебе чего? - спросил, не открывая глаз, Захар.
      - Да... хотел покараулить. Вдруг он все же придет.
      - Ну и пусть приходит. У меня тоже патроны кончились.
      После этого Захар уснул совсем.
      На рассвете они невольно проснулись от холода. Михей снова зажег костер, благо, дров вокруг было сколько угодно.
      - Поджечь, что ли, всю эту херню? - Вертолетчик кивнул головой на стеллаж с бревнами, откуда Глебов подстрелил Захара.
      - Зачем? - спросил Захар.
      - Да, так, просто.
      - Просто! А то, что этот пожар будет виден хер знает откуда, это ничего? Прилетят твои друганы на вертушках, и покрошат нас в капусту. Ты этого, что ли, хочешь?
      Михей почесал затылок, и отправился на поиски топлива. Все обломки дерево поблизости он уже сжег. Он присмотрел в самом низу стеллажа небольшое бревно, толкнул его сапогом. Бревно отскочило в сторону, но это нарушило равновесие всего сооружения, и, вслед за ним посыпались десятки, а потом и сотни бревен. При этом они летели вниз не строго по прямой, а начали подпрыгивать, и разлетаться в разные стороны. Стеллаж, высотой добрых пять метров, начал рассыпаться, так, что Михею уже пришлось удирать от этого бревнопада. Наблюдая за этой вакханалией, Захар пробормотал:
      - Какая бл... родила такого дурного ребенка?
      Но Михей, сам озадаченный происшедшим, вдруг заорал что-то непотребное:
      - Гляди!
      Волна рассыпающихся бревен, выбросила к его ногам тело полковника Глебова. Когда к нему подошел Захар, и они склонились над своей находкой, оба сразу поняли, что тот давно уже мертв. Лицо было искажено какой-то жуткой, застывшей навеки гримасой, так, что было трудно его узнать.
      - Все-таки, ты его подстрелил, бугор, - попробовал подольстись Михей. Но, тот только отрицательно покачал головой:
      - Не попал я в него.
      В самом деле, Захар тут был не причем. Когда Глебов все-таки подстрелил своего преследователя, он решил, что нужно теперь уходить, и как можно быстрей. Но, не пробежав и десяти шагов, полковник захрипел, согнулся, и начал корчиться на бревнах, раздирая обеими руками грудь. Агония его была жуткой, но быстрой. Сердце, не выдержав такого жуткого, и длительного напряжения, просто разорвалось в клочья.
      - Посмотри там его эти долбанные бумаги, - велел Захар.
      Михей торопливо начал расстегивать куртку подполковника. Он боялся, что Захар все же подстрелил его бывшего подельника, и сертификаты могли быть подпорчены. Но, бумаги были при Глебове, целые и невредимые.
      - Вот они! - торжествующе крикнул он, потрясая пакетом. - Целехонькие.
      Он поцеловал пакет.
      - Сорок миллионов баксов, Захар! Ты представляешь, что это значит такое? Снимать по проценту в месяц, это уже полтора миллиона баксов! Обуреть можно!
      Его торжество было прервано каким-то странным криком.
      - Ого-го! - орал кто-то за его спиной где-то рядом. Михей увидел, как изменилось выражение лица Захара.
      - Наши корешки нас догнали. - Сказал он, и одними губами добавил. - Прячь пакет, и никому про него не слова.
      После этого он шагнул вперед, и долго обнимался с Иваном, Маклаем, и другими своими спутниками таежной жизни. За это время пакет с документами исчез под курткой вертолетчика.
      
      ГЛАВА 45.
      
      Иван и его компания нашли Захара благодаря опыту Маклая. Именно он, хорошо подумав, и вспомнив всю примерную карту местности, решил идти в заброшенный поселок ракетчиков.
      - Им больше просто некуда идти, - пояснил свое решение охотник.- Хороший был поселок раньше, дорога туда вела бетонка. Когда часть прикрыли, а шахты взорвали, по ней все охотники за металлом в Речной ездили. А потом в половодье мост снесло, и все, теперь, только по реке к нему и доберешься.
       Остальные, чувствовавшие себя в тайге слепыми котятами, решили довериться его власти. Ну а потом, уже ранним утром, он рассмотрел совсем близко, как раз в заброшенном городе, дымок от его костра. Друзья по побегу не успели порадоваться этой встречи, как до их ушей донесся знакомый, трескучий звук работающего двигателя вертолета. Все, не сговариваясь, кинулись под защиту стеллажей из бревен.
      - Костер, костер туши! - заволновался Маклай. - Я же по дыму вас нашел!
      Костер затушили, быстро перебрались в бывшую заводскую подсобку. Не забыли перетащить туда же и тело подполковника, чтобы не привлекло внимания.
      - Вот Чилимон, хотел я тебе уши его принести, а получилось, что всего забирай, - пошутил Захар.
      - Спасибо, брат. Хороший подарок. Тем более что завтра у меня день рождения, - поблагодарил Чилимон.
      - Это он тебя, что ли так приласкал? - спросил Иван, кивая на перевязанную руку.
      - Да он, козел.
      В это время снова послышался звук приближающегося вертолета.
      Все невольно затаили дыхание. В этот раз МИ восьмой пролетел над самим городком.
      - Людей не видно, - доложил его пилот. - Поселок пустой.
      - Что-то они больно разлетались, - высказался Иван.
      - Нас ищут, - предположил Чилимон.
      - Может и так. Как же нам тогда быть? - спросил уже Захар.
      - Пешком идти, - предложил Иван.
      - Да мы сдохнем, пехом то! - неожиданно зло окрысился Чилимон. Его все больше мучила его чахотка. Было трудно дышать, порой он просто исходил кашлем.
      - Да, и тебе и Лимончику это будет не в кайф, - согласился Иван. - Только на воде нас быстро потопят, ты сам нам это в бошку вбил.
      Тут в разговор вмешался Маклай.
      - А что гадать то? Переждать надо. Завтра дожди должны пойти, хрен какая вертушка с земли подымется.
      - Откуда ты знаешь, что дожди будут? - спросил Горбач. - Гидрометцентр, что ли, слушал?
      Маклай засмеялся. За время блуждания по тайге у него уже отросла солидная борода, делавшая его окончательно рыжим.
      - Это тебе уже не объяснить. Дышится так, по-другому,как перед дождем. Птица кормится к дождю активно, скопа особенно.
      - Скопа, это че такое? - спросил удивленно Иван.
      - Скопа, это птица такая, навроде орла, но ловит рыбу. А сегодня, я как заметил, она вообще без перерывов шурует, весь день рыбу таскает. Птенцы у ней счас уже большие, вот она и таскаем им рыбу. А то дожди начнутся, будут все сидеть голодные. Понятно?
      - Понятно. Понятно то, что мы без тебя тут сдохнем, - засмеялся Иван.
      - Так что, сидите тут, а я пока в тайгу сгоняю, - предложил он, и, забрав двустволку, двинулся в сторону тайги.
      Вот, кто очень хотел, чтобы их заметили с вертолета, это Тропинин и Андрей. Костин Они кричали и махали над головой спешно содранными с тела куртками, но вертушка пролетела совсем рядом, только мелькнув между двумя сопками. Как и договаривались, Тропинин и Андрей встретились у той остроконечной скалы. Причем когда до нее добрался Тропинин, он подумал, что пришел первым, и ему придется долго ждать всех остальным. Но тут откуда-то сверху донеслось:
      - Геннадий Александрович, я здесь!
      Тропинин задрал голову, и увидел на самой вершине скалы фигурку Костина. Тот настолько был рад этой встрече, что, стоя во весь рост, махал ему обеими руками.
      - Ты чего высовываешься?! - закричал ему Тропинин. - Спрячься!
      - Нет, я отсюда все вижу! Они все ушли в другую сторону.
      Через полчаса он спустился вниз, и рассказал подробности:
      - Я все видел, они все ушли в сторону севера. Там как раз такой прогал в тайге, и они все пробежали там. И эти, Глебов с Санькой, и те двое.
      - И ты это видел? - не поверил Тропинин.- На таком расстоянии?
      - А у меня врожденная дальнозоркость, мне и бинокль не нужен. Это у нас наследственное. Отец хорошим стрелком был, а дед вообще всю войну армейским корректировщиком прошел.
      Когда неожиданная болтливость у парня прошла, Тропинин спросил:
      - Ну, и что мы будем теперь делать?
      - В смысле?
      - Будем искать тех, - он кивнул головой куда-то в сторону. Ему не хотелось сейчас называть даже эти имена, - или пойдем своим маршрутом?
      - А вы так по ним соскучились?
      - Да нет. Я даже рад, что от них избавились. Просто, хорошо было бы довести их до первой прокуратуры.
      - Да, ладно вам, Геннадий Александрович, никуда они не денутся. Каждый свое получит.
      Тропинин удивился такой рассудительности парня:
      - Тоже верно.
      "В конце концов, я отвечаю за жизнь этого мальчишки. Павла и Тихона я уже похоронил, нельзя, чтобы и этот парень был на моей совести", - решил Тропинин.
      - Тогда давай решать, куда пойдем, - предложил он.
      Он снова вытащил свою карту:
      - Мы сейчас примерно здесь, - он ткнул пальцем в точку на карте. - Глебов не хотел попасть вот в этот поселок.
      - Значит, нужно туда и идти.
      - Верно мыслишь, - согласился Тропинин. - Надо, в конце концов, и к людям выходить. А они уже помогут нам справиться с этими бандитами. Пошли. Как тебя по отчеству?
      - А это зачем?
      - Надо.
      - Андрей Осипович.
      - Ну, значит, пошли, Андрей Осипович.
      Они вскинули свои рюкзаки, и пошли строго на запад, в сторону, как они думали, поселка Речного.
      
      ГЛАВА 46.
      
      Маклай в этот день не вернулся, но за него они как раз и не переживали. Но этой же ночью от них ушел Михей. Вот этого никто не ожидал, даже Захар. Они разместились в самом сухом подвале одного из домов, разожгли там костер, доели скромные остатки пищи. Горбач и Чилимон, прошвырнувшись по брошенному жилью, притащили пару старых матрасов, старые одеяла, какие-то детские пальто, две рваных офицерских шинели. Так что, сегодня им ночной холод был не так страшен. Все быстро уснули, только вертолетчик долго ворочался на жестком своем ложе. Он лежал, и мысли его метались между прошлым и будущим. В прошлом все было понятно и ясно: он, прирожденный пилот, ас, мастер своего дела. Ясным было и другое - сегодня он беглый преступник, которому светит как минимум срок, а максимум - пуля от группы захвата. Да, что там захвата! Его пристрелит тот же самый Захар, на пару с его корешком Иваном. И, неожиданно Михей понял, что подобный конец для него неизбежен, как восход солнца. Они убьют его в любом случае, не будут же они делиться с ним такими большими деньгами. Зачем им делиться? И он бы ни за что не стал ни с кем делиться, все бы просто забрал себе. Санек, Глебов? Да он бы их кончил уже где-нибудь там, на самих Багамах, и все.
      Безысходность всей ситуации усугублялось тем, что каждую секунду Михей всей кожей чувствовал плотную тяжесть конверта с документами на своей груди. Это его просто сводило с ума, он понимал, что это такое сейчас лежит на его груди. Это его безбедная жизнь на сто лет вперед. Это были роскошные виллы, это жизнь в тропическом раю, это длинноногие бабы, готовые на все ради тебя и твоих денег. И, в конце концов, это возможность купить собственный вертолет, и делать на нем что угодно, какие угодно полеты, над морем, над городом, над джунглями. Он представил себе, как несется на этом самом вертолете на максимальной скорости над зеленым морем джунглей, потом вылетает на океан! У него даже дух захватило. После этого он уже не мог ничего делать, просто поднялся, вскинул на плечи свой рюкзак, и направился к выходу из подвала.
      Он долго шел по ночной тайге, и если сначала ему еще помогала в пути луна, то ближе к рассвету ее затянуло тучами.
      "Все будет у меня теперь хорошо, - думал он. - Главное, оторваться от этих козлов. А там доберусь до города, у меня в этом пакете есть паспорт с моей фотографией. Скажу, что турист, попал в лесной пожар, остальные все погибли. Потом, потихоньку..."
      Тут он споткнулся о какую-то невидимую преграду, и полетел вперед. Он упал на что-то упругое, сначала ему показалось, что это какие-то кусты, только они почему-то странно зазвенели. Они, эти странные ветки, при его падении как-то разжались, а потом сомкнулись над ним, да так, что Михею было трудно повернуться со своей ношей. И тут же тело его пронзила острая боль. Она шла сразу из нескольких мест: от ноги, живота, что-то больно кололо бок.
      "Шиповник, что ли?" - подумал вертолетчик, и попробовал встать. Но, упругие ветви не давали ему подняться, а шипы все острее впивались в тело. Михей озверел, он подтянул к груди ноги, и резко встал. Вернее, он хотел встать, но цепкая жесткость невидимого противника, под звон металла, не позволили ему это сделать. Зато сразу организм отреагировал на это движение десятками новых, острых очагов боли. Михей даже закричал от этой боли. Он не понимал, что происходит, не знал, что делать. Единственное, он сумел сбросить рюкзак, приподнялся, но, после этого Михей снова споткнулся, и упал. Он попытался рвать руками упругие ветви, но они не ломались, только все больше и больше жалили его тело дикой болью. На каждое его движение этот невидимый противник отвечал тихим звоном. И тут Михей понял, что за противника встретил он в этот раз. Ему стало страшно, дико страшно. Он сильно дернулся всем телом, и тут же закричал от невозможной, невероятной боли. Вертолетчик чувствовал, как шипы все глубже врезаются в его лицо, на губы текла соленая кровь. Михей силой воли попробовал не шевелиться, но боль сотен шипов была невыносима, ужасна, и он снова начал дергался, чтобы хоть как-то остановить ее. И тут же получал еще большую дозу боли. Это было невыносимо, за пределами человеческих возможностей, и сознание вертолетчика отключилось.
      Хватились его утром, сначала думали, что Михей просто шляется где-то по городку, но окончательно обеспокоил всех Маклай. Охотник вернулся не с пустыми руками, а притащил в рюкзаке распотрошенную тушку годовалого кабанчика.
      - Все что ли, дома то? - спросил он.
      - Михея нет, а что? - спросил Иван.
      - Да, орал кто-то ночью в тайге жутко. Я так и не понял, не то мужик в капкан попал, не то зверь его подранил. Но не убил, это точно. Долго он орал, под утро уже стих.
      - А ты что ж, не дошел, не посмотрел? - спросил Иван.
      Маклай зло хмыкнул.
      - Ха! А я что, дурак, что ли, по тайге ночью блукать!
      Он жарил на огне мясо, потом они стали его есть. Но Захар все больше заводился беспокойством.
      - Маклай, а ты сможешь найти то место, где этот придурок орал? - спросил он.
      Тот, не переставая жевать мясо, кивнул головой.
      - Тогда доедай, и пошли, сходим, - предложил он.
      - Ладно, - легко согласился тот.
      - Все пойдем? - спросил Иван.
      - Да нет, мы с Маклаем по быстрому сгоняем, посмотрим. Что-то мне кажется, что это наш Вентилятор концы отдал.
      Они отошли от города километров на пять, потом Маклай остановился, долго рассматривал землю перед собой.
      - Кто-то тут прошел недавно, - заметил он.
      - Михей? - спросил, почему-то, шепотом, Захар.
      - Да, кто его знает. Может и он. Сапоги у всех одинаковые.
      Он пошел дальше, но, не пройдя и ста метров, остановился.
      - Иж, ты, - пробормотал он. - Вот тут что.
      Захар выглянул из-за его плеча, и увидел не очень высокий, но аккуратно сделанный забор. По нему когда-то была натянута колючая проволока. Теперь от нее остались только бетонные столбики, и только один, нижний ряд.
      - Что это такое? - спросил Захар.
      - Ракеты тут раньше стояли, - пояснил Маклай. - Там шахта была. Потом их отсюда увезли, а эту дрянь тут оставили. Эх, сколько же зверья через эту проволоку тут погибло! Ты видишь, это ведь они ее своим телом снесли.
      Они прошли дальше, перешагнув проволоку. Но, не сделав и трех шагов, Маклай снова остановился.
      - Мать честная! - Ахнул он. - Это ж кто такой!? Что за зверь? Да это ж человек!
      Впереди, перед ними, лежала самая обычная полянка. На ней росла густая, высокая таежная трава. И сквозь нее уже были плохо видны спиралеообазные витки ключей проволоки. При виде ее у Захара мурашки пробежали по шкуре. Это была страшная вещь. Кто-то ласково назвал эту изуверскую штуку "Егозой". Вокруг стальной проволоки была обвита хромоникелевая лента, с остро заточенными остриями, направленными во все стороны. Ему как-то довелось разматывать эту гадость вокруг зоны, и он помнил, сколько это стоило ему жутких порезов. Закрученная в метровой высоты спираль, она просто лежала на земле, поджидая свою жертву. Говорили, что выбраться из нее просто невозможно. Она, как змея, стягивалась вокруг тела жертвы, впиваясь в него своими клыками. Чем больше человек дергался тем больше вокруг него собиралась эта спираль, и тем больше он увязал в ней. Теперь же Захар видел, что это именно так. Среди огромного мотка колючей проволоки было еле видно человеческое тело. Оно лежало в неестественной, жуткой позе, все вывернутое и навеки скованное хромоникеливыеми лезвиями. От камуфляжа остались одни клочки, кое-где виднелись участки белой кожи, но среди всего этого преобладал цвет крови.
      Это было настолько жутко, что Маклай содрал с себя фуражку, и перекрестился.
      - Свят-свят! Не дай боже, вот так! - пробормотал он.
      - Так это что, Михей? - спросил, скривившись, Захар.
      И, услышав голоса, а тем более, свое имя, тело среди этого жуткого капкана, шевельнулось. Раздался слабый стон, чуть зазвенела и проволока. С изумлением Захар понял, что Михей еще жив. Он потерял за эту ночь почти всю кровь, но еще дышал и даже понимал, что кто-то есть рядом. Кто-то, кто знает его.
      - Братцы, - слабым голосом позвал он, - спасите... я... я все отдам...
      - Да, как же тебя спасешь то?! - спросил Маклай. - Сам ведь сюда забрался, никто тебя не просил туда нырять. Тут МЧС нет, тебя вырезать нечем.
      Но вертолетчик продолжал шептать свое бесконечное.
      - Спасите... спасите... спасите меня... братцы.
      - Сам виноват, Вентилятор, - сказал свое слово и Захар. - Пока ты жил по понятиям, у тебя все и было. А как начал крысятничать, то все и кончилось.
      - Спасите... - продолжал шептать вертолетчик. - Спасите... спа...
      Последнее слово оборвалось на полуслове. Со своего места Захар видел один его глаз, как раз над ним впился в кожу лба один из шипов. Из этого глаза текли вниз по щекам слезы, смешиваясь по ходу с кровью. А еще Захар видел, как эти же самые лезвия впились в грудь Михея. И не помогли ему ценные бумаги на сто пятьдесят миллионов долларов. Острые, как лезвия бритвы шипы нещадно разодрали сертификаты Багамского банка. Клочки их уже разносил в разные стороны ветер.
      Сплюнув, со злостью, Захар изрек:
      - Что за человек, а?! Ни себе, ни людям!
      
      ГЛАВА 47.
      
      Тропинин и Андрей Костин вышли к поселку Речному в тот же день, только ближе к вечеру. Пройдясь по заброшенному поселку, они посмотрели друг на друга, а потом Андрей подвел итог их путешествию.
      - Пустышка, Геннадий Александрович?
      - Да, просчитались мы с этим поселком. Кто ж знал, что так будет. Куда все тут подевались, интересно? Ощущение, словно ты в Припяти.
      - А вы были в Припяти?
      - Приходилось, по работе. Был и в самом Чернобыле.
      Ноги сами привели их к тому же самому лесопильному заводу. По ходу дела они обсуждали, что им делать дальше.
      - Дождь этот замучил, - сказал, сморщившись, Андрей.
      - Да, по идее, надо бы его переждать, - согласился Тропинин. - Только, похоже, это обложной дождь, как минимум на несколько суток. Ты есть то хочешь?
      - Конечно. Когда мы ели то? Двое суток назад.
      Они дошли до подсобки, Тропинин кивнул головой в ее сторону.
      - Пойдем, может, хоть костер разведем, да обогреемся.
      Первым в помещение вошел Андрей, но тут же, еще на пороге, встал, как вкопанный.
      - Ты чего? - удивился Тропинин. Тот посторонился, и Геннадий Александрович, пройдя вовнутрь, изменился в лице. На бетонном полу лежал труп подполковника Глебова. Вид его тела был неприятен: открытый рот, перекошенное лицо. Само тело успело застыть в неестественной позе, с поджатыми коленями и приподнятыми вверх в локтях руками.
      Тропинин внимательно осмотрел свою жуткую находку, и предположил: - Похоже, он умер сам. Следов от пуль нет.
      Они посмотрели друг на друга.
      - Как думаешь, они успели его найти? - спросил Тропинин.
      - Не знаю, - ответил Костин, настороженно поглядывая из окна.
      Тропинин чуть подумал.
      - Надо, наверное, уходить отсюда.
      - Да, это было бы самое лучшее, - согласился Костин.- Они ведь все равно его искать будут.
      - Пошли отсюда!
      Они быстро прошли на берег, разложили свой катамаран, и после двух часов трудов их резиновое судно было готово к отправлению.
      - Трудновато его надувать вдвоем, - сказал Андрей.
      - Ладно, больше сдувать его не будем. Надеюсь.
      Они вздохнули с облегчением только, когда отплыли от берега.
      Плыли они до самого позднего вечера, и только в сумерках свернули к берегу. Теперь у них не было ничего: ни палатки, ни котелков. Все это сгинуло в тайге вместе с рюкзаками Глебова и Санька. Их истрепанные штормовки уже давно не справлялись с дождевой влагой. Правда, имелись залитые в парафин спички и можно было разжечь костер. А, кроме того хотелось есть, да так, что это уже становилось невыносимо. И тут Андрей предложил:
      - Геннадий Александрович, может, попробуем испытать в деле закидушку Семена.
      - Какую еще закидушку? - не понял тот.
      - А вот, - Костин показал ему моток лески, с чем-то темным, вместо поплавка. - Мы когда с ним последний раз на тайменя ходили, она у меня осталась. Дело нехитрое, но, чем черт не шутит, может что и поймаем.
      - А ловиться то будет, дождь, все же? - засомневался Тропинин.
      - Должно. Рыбы плохо питаются перед сменой погоды. Это тоже мне Семен рассказывал. Главное, место для рыбалки хорошее найти.
      - Ну, тогда пошли его искать.
      Для ловли большого тайменя, самого хищного охотника сибирских вод, нужна была тихая заводь. Такую они обнаружили метрах в ста от места стоянки. Здесь, за небольшим мысом, река успокаивалась, образовав довольно обширную заводь. Костин размотал свою хитроумную снасть. Это оказалась толстая леска, с прикрепленным к нему комочком шерсти.
      - Это что, поплавок? - спросил Тропинин.
      - Вроде того. Говорят, таймень любит мышей. Вот, это и есть искусственная мышь. Кусок пенопласта, обшитый беличьей шерстью. А здесь, - он показал "мордочку" самодельной мыши, - крючок, тройник. Я ни разу не мог поймать, а Семен, говорят, ловил.
      - Семен много чего ловил. По мне, так он скоро барона Мюнхгаузена обловит и обстреляет. Ну, давай, пробуй.
      Он отошел подальше, сел на какую-то корягу. Андрей, поудобней уложив леску рядом с собой, раскрутил самодельную мышь над головой, и бросил в сторону воды. Весила самоделка граммов тридцать, поэтому далеко лететь не хотела, плюхнулась от берега метрах в трех. Андрей чертыхнулся, вытащил свое оружие лова из воды, и повторил попытку. Теперь мышь улетела метров на пять. Он подтянул ее к берегу, повторил попытку. Но, как он ни старался, наживка не хотела лететь далеко.
      - Ты что, первый раз ее бросаешь? - спросил Тропинин.
      - Ну да, - смущенно признался Костин. - Я до этого только смотрел, как он делает это.
      - Ладно, сматывай удочки, пошли, попробуем костер развести, - предложил он.
      - Я еще пару раз брошу, и приду, - сказал горе-рыболов. Тропинин встал, но что-то побудило его остаться, и даже подойти поближе к Костину. А тот, размотав чудо-мышь над головой, забросил ее в этот раз гораздо дальше, метров на десять.
      - Ну, у тебя успехи, - поощрил его Тропинин. Он очень устал за этот день, и ему хотелось только одного - лечь, даже вот так, под дождем, и уснуть хотя бы на полчаса. Он знал, что так делать ни за что нельзя, это прямой шаг к воспалению легких, но, соблазн был очень велик. Между тем Костин осторожно тащил свою приманку по ровному, черному зеркалу заводи. Дождь чуть перестал, в обрывках туч выглянула висящая над горизонтом луна. Он видел, как от его "мышки" идет небольшой бурун. До берега оставалось метров пять, когда Андрей вдруг заметил, что этих бурунов стало два. Второй, гораздо более мощный, стремительно догонял первый.
      - Геннадий... - успел воскликнуть Андрей, и в этот момент вода вспенилась. Сильный рывок ударил по рукам, больно резанув кожу леской. Она стремительно уходила в воду, и, обмотав ее вокруг ладони, Костин рванул ее на себя. Где-то в глубине, почувствовав как жестокое острие тройника врезалось в его глотку, взвился в ярости сорокакилограммовый хозяин реки. Этот удар был настолько силен, что Андрея поволокло в воду, как лыжника за катером. Он только вскрикнул от страха и боли - это леска обмотанная вокруг руки, словно ножом разрезала кожу. Но тут сзади его туловище обхватили сильные руки Тропинина:
      - Стой! Куда ты!
      - Тянет, зараза!
      Он снова застонал, и Тропинин, поняв причину этой боли, перехватил леску, подтянул ее к себе, и позволил Андрею вызволить из петли руку. После этого они начали тащить речного зверя вдвоем. Это было не так просто, они два здоровых мужика, еле справлялись с такой работой. Повелитель речных перекатов показал им всю свою ярость и силу. Шло время, им уже было жарко, и это даже принимая во внимание вновь пошедший дождь. Потом, потихоньку, таймень начал слабеть, они начали подводить его к берегу. Когда брюхо речного короля коснулась дна, у того получилась последняя вспышка ярости. Они еще помучились с ним, но, через полтора часа интенсивного труда таймень был на берегу. Он еще бил хвостом, отвешивая рыбакам чувствительные оплеухи. Костину пришлось пару раз ударить свою добычу булыжником по круглой голове, чтобы тот совсем успокоился. Они потащили его к катамарану, там, пользуясь всем искусством таежной жизни, Тропинин развел костер. В его свете они рассмотрели, наконец-то, что же они поймали. По виду это походило на метровый обломок бревна, только с хвостом и плавниками. Особенно впечатлила Андрея круглая пасть хищника:
      - Геннадий Андреевич, а сколько он, интересно, весит?
      - Много.
      На самом деле Тропинин не был заядлым рыболовом, и даже примерно не мог сказать, сколько ж весила эта речная штука.
      - Ну, сколько? - настаивал Костин. - Десять килограммов, двадцать?
      Это Тропинин, уже потрошивший речного короля, мог сказать.
      - Больше. Чуть поменьше, чем мешок сахара.
      - А сколько весит мешок сахара?
      Ему стало смешно:
      - Пятьдесят килограмм. Стандарт.
      - Здорово! - восхитился Костин. - Жалко мужиков никого нет. Как я теперь Семену докажу, что обловил его?
      - Я подтвержу твои слова, - пообещал Тропинин.
      Этот вечер они закончили вполне прилично, с полным желудком отменного речного мяса, и в относительном тепле.
      На утро они снова зажарили тайменя, с расчетом сразу и на обед, и на ужин. У Андрея Костина же возникла еще одна проблема. Ночная рыбалка оставила на его ладони глубокий порез. Сопротивляясь таймень, словно ножом, разрезал леской кожу.
      - Да, грести тебе сегодня будет трудно, - покачал головой Тропинин.
      Он достал из своего изрядно похудевшего рюкзака последний пакет с бинтами, и перевязал ладонь напарника.
      Тропинин торопился убраться с этого места как можно быстрей, все боясь, что у них по следу идут бандиты.
      А у тех как раз в этот день все было не очень хорошо. Ночь, проведенная хоть и у костра, но под проливным дождем, окончательно подкосила Чилимона. К утру от его кашля уже никто не мог спать. А при дневном свете все рассмотрели, что у того ртом идет кровь. Чилимон как-то сразу ослабел, так что и идти уже не смог. Маклай приготовил сытный завтрак, заварил вместо чая каких-то своих таежных трав. Бульон Чилимон еще попил, но от мяса отказался. Захар протянул ему свою кружку с чаем, но тот замотал головой:
      - Не надо, брат, налей в мою. Нечего моих бацилл тебе хавать. Тебе еще жить надо.
      Кроме того он в этот день отказался от своего спасжилета. Просто снял, и отдал его Захару:
      - Возьми, мне один хрен скоро в химкину хату, а тебе еще жить и жить. Это тебе подарок на мой день рождения.
      Захар чуть подумал, и согласился.
      - Спасибо, брат, - сказал он, пожимая вялую руку Чилимона.
      - Счас вот дорежу этого божка, - чахоточный показал ему почти готового божка, - тебе отдам, на память.
      По случаю такого праздника они раскрутили Маклая на сто грамм водки для каждого, и двести пятьдесят для юбиляра.
      - Тебе тридцать пять? - удивился Маклай. - А я думал, уже за сорок.
      До плота им пришлось нести его на руках. На веслах теперь сидели только трое: Иван, Маклай и Горбач. Первые двое сидели спереди, а Горбач справа и сзади. У Лимончика была сломана рука, Захар так же был весь в бинтах. Чилимон лежа на дне плота, продолжал ковырять ножом своего языческого божка. Тот был почти готов, осталось только вырезать второй глаз. Если учесть, что и Иван мог действовать в пол силы - у того болела еще не зажившая спина, то команда получалась совсем чахлая. Но, слава богу, грести им сильно и не пришлось. Из-за дождей уровень воды в реке поднялся, и их несло со скоростью водного экспресса.
      - Хорошо идем, - закричал после одной затяжной шиверы Маклай. - Если так дело пойдет, через двое суток будем на Курейке.
      - Хорошо бы, - согласился Захар, все посматривая на небо. А оно все так же грозило непогодой, хотя иногда в них уже начали появляться просветы. Неприятности начались уже после обеда. Сначала их догнало, и пошло на таран огромное бревно. Удар был такой силы, что плот чуть не перевернуло. Горбач сидевший на правом боку, чуть не вывалился за борт. Он уже начал падать, и только Захар, сидевший внутри самого плота, на полу, успел здоровой рукой схватить бедолагу за штаны, и втащить его обратно на плот. Это было еще более не вовремя, что они как раз входили в очередной порог. Маклай этот порог знал, и он рассчитывал, что вода, поднявшись, совсем скроет его обливные камни. Там был только один опасный камень, просто огромный. За тысячу лет вода обкатала его до полной округлости, но сами объемы этого монстра были столь внушительны, что даже наводнение не скрыло его, а сотворило из него небольшой, до полутора метров высотой, водопад. Они бы легко прошли мимо, но, как раз когда надо было делать этот маневр, в плот и врезалось это проклятое бревно.
      - Влево! Влево бей! - закричал не оборачиваясь, Горбачу Маклай. Но, тот в этот момент не мог этого делать, он висел за бортом плота. А потом, когда уже тезка генсека снова оказался в нем, просто не успел выполнить команду таежника. Плот четко вписался как раз на единственную преграду на его пути. Это только на суше казалось, что он такой упругий и жесткий. Под грузом шести человек и всего немалого скраба, его на срезе этого водопада перегнуло под углом девяносто градусов. Плот просто сложился, и все, кто в нем находился, посыпались в воду.
      Теперь им было очень хреново. Особенно тем, кто был без спасательного жилета. Их несло по каньону, и как ни старался Иван, отчаянно работая руками, он даже на сантиметр не мог приблизиться к берегу. Да, и куда бы он причалил, кругом были отвесные скалы. Получилось так, что рядом с ним, практически параллельно, несся и Лимончик. Плавал он неплохо, но с одной рукой ему было весьма трудно выгребать к берегу. Но, за вторым поворотом река начала успокаиваться, и Иван начал подгребать к берегу.
      - Вань, меня возьми! - крикнул ему кореец.
      - Сам выплывай! - отозвался Иван, и уже со всех сил начал грести к берегу. Между тем за его спиной Лимончик снова заорал во все горло: - Вань!
      В голосе его было столько ужаса, что тот оглянулся на него, потом вперед, и обомлел. Впереди, как раз у правого берега, на отмели, виднелся огромный залом. Они уже не раз встречали на реке эти природные баррикады из валунов, снесенных половодьем деревьев, упущенных где-то при сплаве бревен, веток и всего прочего, что Маклай определял одним словом - наносник. Иногда эти заломы достигали невероятных размеров, но этот был среднего размера: метров двадцать в длину, и не более двух метров в высоту. Чувствовалось, что возник он недавно, и кроны деревьев хоть и лишились листвы, но еще сохранили кору. Это была гарантированная гибель, если человека прибивало к залому, то течением затягивало под ветки. И Иван начал со всех своих могучих сил грести к берегу. За его спиной греб и Лимончик, словно забывший о своей сломанной руке. Иван выбрался на берег в каких-то десяти метрах от залома, а вот Лимончику не повезло. Он греб до последнего, и только в метре от смерти перед тем, как поток утащил его под залом, заорал во всю глотку что-то совершенно немыслимое, просто полный животного ужаса крик погибающего зверя.
      Самым хитрым из невольных пловцов оказался Горбач. Он, хоть и не имел спасжилета, успел ухватить плот за свешивающийся сзади трап. Потом к плоту успели прицепиться еще двое: Захар и Чилимон. А река начала делать крутой поворот, при этом поток бился в огромную скалу. Туристы называли такие места прижимом. Это было очень опасно. Там, где река била сотни лет в скалу, образовалось что-то, вроде большой, пятидесятиметровой длинны выемки, глубиной более полуметра. Все, что попадало в нее: бревна, лодки, плоты, или люди, выплевывалось из недр этой природной дробилки превращенными в кучу щепок, или мешок мяса с переломанными костями. А их как раз неизбежно несло к этому прижиму. Чилимон первый оценил эту опасность. Его тащило вместе с плотом как раз с этого самого краю, и он, проплывая мимо выступающего из воды обливного камня, умудрился ногой оттолкнутся от него, и чуть сместить траекторию движения плота. Этого небольшого толчка хватило для того чтобы они миновали прижим. Но сам Чилимон при этот оторвался от плота, но Захар видел, как тело домушника миновало эту промоину. Чилимон, пролетевший в сантиметрах от скал, не успел вздохнуть с облегчением, как судьба кинула его в очередную, смертельную ловушку. Захар увидел, как голова Чилимона исчезла из виду в сгустке какой-то пены. Это на языке водников называлось котлом. Несколько водяных потоков, слившись в одном месте, создали нечто похожее на центрифугу. Здесь вода пребывала в состоянии пены. Чилимон барахтался изо всех сил, но вырваться отсюда было уже невозможно. Его руки не находили опоры, и хотя воздуха в котле было едва ли не больше воды, но дышать ему было нечем, силы уходили, из легких во всю хлестала кровь, а они все больше и больше заполнялись водой. Захару, оглянувшемуся назад, показалось, что он еще видел над котлом взмах руки старого друга, но, он сам засомневался, что это было.
      А плот, и, прицепившихся к нему Захара и Горбача несло дальше. Постепенно, течение стало не столь буйным, река вырвалась из каньона и начала растекаться вширь, теряя скорость. Захар начал подгребать руками, и вскоре сумел вместе с Горбачом выбраться на берег, таща за собой и плот. Туда же вскоре выбросило и Маклая. Кержак, отдышавшись, ругался так, что даже Захар скривился, как от зубной боли.
      - Да е... вы дети дурной п..., еб... вашу мать! Один камень на реке, и то умудрились кувыркнуться! Ну как с вами плыть дальше!?
      Из-за скалы показался медленно идущий Иван. Подойдя к ним, он молча сел рядом.
      - Живой? Кто там сейчас так орал? - спросил его Захар.
      Тот махнул рукой:
      - Лимончик приказал долго жить. Ушел под залом.
      Маклай торопливо перекрестился:
      - Свят-свят! Не дай боже никому! Жуткая смерть...
      - А хорошей смерти не бывает. Чилимон тоже приказал долго жить.
      Тем временем Горбач потрошил плот.
      - Котелки то, того! Тю-тю! - сказал он.
      Все поднялись и подошли к плоту. Кроме котелков не оказалось одной из палаток, ушел на дно один из автоматов, тот, что должен быть пущен при первой угрозе. Маклай с облегчением вздохнул когда увидел, что осталось привязанным его ружье. Осмотрев его, он с осуждением заметил: - Плохо привязывали свой скраб. Вот из моего имущества ничего не пропало.
      - Ой, задолбал ты, Маклай своими нотациями! - проворчал Иван.
      Захара в этот момент интересовало кое-что другое. Из-за туч, обещая хорошую погоду, выбился лучик света. Он выругался. Между тем Иван и Маклай продолжали пикироваться.
      - А ты, что хочешь? Выжить в тайге и не соблюдать никаких правил? Хрен у тебя так получиться. Она только и ждет, чтобы тебя наяб...
      Иван же, рассматривавший свой автомат, ответил только одно:
      - А ты вот такой знаток тайги, а половину наших корешей угробил.
      Охотник даже взвился после этих его слов:
      - Кто угробил?! Я?! И когда я это сделал?
      - Ну, как? Не помнишь, что ли? Кто мишку не смог убить, когда он троих наших парней схавал? Ты, Чинганчгук.
      - Да. А как мы вот дальше поплывем? Мне этого сплава в кирзачах хватило на раз.
      - Хватит тебе, Маклай! - решил прервать этот дурацкий разговор Захар.
      - Что хватит?! Кто на веслах будет сидеть? Ты, что ли?
      Маклай, говоря эти слова, стоял спиной к реке. А вот Захар, тот стоял лицом к водной глади. И, он, как-то странно изменился в лице, а потом рассмеялся, и развернул охотника за плечи лицом к реке, сказал:
      - Вот они будут на веслах сидеть.
      Маклай увидел, что в каких-то тридцати метрах от них по реке плыл катамаран, которым управляли лишь два человека: тот самый длинный профессор, и широкоплечий парень с безусым лицом.
      
      ГЛАВА 48.
      
      Трудно было назвать эту встречу радостной, особенно со стороны туристов. Все это время, стартовав от заброшенного поселка Речного, туристы думали, что они идут впереди бандитов. И когда, развив максимальную скорость, пренебрегая осторожностью, они вырвались как можно дальше вперед, Тропинин решил, что теперь они без помех доплывут до этого самого поселка Золотого. И поэтому, когда река вынесла их из-за очередного поворота, и они увидели впереди себя надувной плот, а рядом знакомую команду из предельно знакомых бандитов, то это был шок прежде всего для Тропинина. Он замер, а тут еще Захар, усмехнувшись, что-то сказал своему корешку Ивану, и тот, подчеркнуто не спеша поднял к плечу автомат, и направил его в сторону водников. После этого Захар крикнул им: - Эй, профессор, сюда шевели веслом! Разговор есть!
      Тропинин скосил глаза на вопросительно смотревшего на него Андрея и кивнул ему головой.
      - Пошли, раз нас так просят, - пробормотал он.
      Они пристали к берегу, медленно выбрались на берег. Маклай кинулся помогать им вытаскивать на берег катамаран. Тропинин, не торопясь снял с головы шлем.
      - Ну, здравствуйте, Геннадий Александрович, - обратился к нему Захар. Тот поразился. Он думал, что главарь бандитов вовсе не знает его имени, а тем более отчества.
      - Привет-привет, - ответил он.
      - Я вижу, вы хорошо плывете. В отличие от нас. Мы, вон, кувыркнулись на том чертовом камне.
      - Да, если бы то бревно нам в бок не садануло, то мы бы прошли его на раз, - обиженно воскликнул Маклай.
      - Хватит тебе, борода, понтовать! Мне больше купаться в этой луже не охота, - обозлился Захар. После этого он снова обратился к туристам. - Поэтому предлагаю вам сделку. Мы идем вместе на одном плоту. Потом мы уходим в сторону, а вы плывете себе дальше. - Куда? Вниз по течению в виде бревен?
      Захар усмехнулся.
      - Да, тебя так просто не обвести. Какие ты хочешь гарантии?
      - Да, а какие от вас могут быть гарантии? Я ведь не поверю ничему. Но, мы можем с вами пойти вниз по течению, без всяких условий. Единственное, нам нужно знать куда, и насколько рассчитан ваш поход.
      Все беглые переглянулись.
      - Хорошо. Есть такая река, Курейка.
      - Курейка? - удивился Тропинин. - Есть такая рядом с Туруханском, там еще Сталин в ссылке был.
      - Нет, это местная река, она впадает как раз в Тишимбай. Вот там нам нужно подниматься вверх по течению этой самой Курейки.
      Тропинин вздохнул, и расстегнув штормовку, вытащил карту.
      - Похоже, без карты нам не обойтись.
       Увидев карту, Маклай оживился.
      - Иж ты, какая штука! Первый раз я такую большую карту вижу. О! и Андреевка моя родная есть, и Курейка, вот она. А вот и... - он ткнул, было, пальцем в одну точку, но тут Захар резко хлопнул его ладонью по губам.
      - Прикрой хлеборезку. А то мне действительно придется пристрелить наших новых проводников. То, куда и зачем мы идем, это секрет, господин профессор. Скажу только одно, в наши планы не входит выходить к крупным и мелким городам, и, кроме того, нам нужно, чтобы нас не обнаружили в ближайшее время с воздуха. Так что, вы заодно будите нашим прикрытием. Мы все, туристы, вы наш руководитель.
      Маклай крякнул, и восхищенно замотал головой.
      - Хитрый, как старый лис, - пробормотал он.
       А Захар продолжил: - Ну, что по рукам?
      - Хорошо, - согласился Тропинин.
      Захар же, протянул руку, и, подвинув себе карту, попросил: - А, можно, мы тут обсудим кое-что?
      - Ладно.
      Они с Андреем отошли в сторону, начали тихо переговариваться. Столь же тихо разговаривали между собой и четверо их новых попутчиков. Тропинин слышал только отдельные слова не умеющего говорить тихо таежника:
      - Как голова совы... поле, большое, и три кедра!
      - Мы согласны, - сказал Тропинин. К его удивлению, Захар вздохнул с явным облегчением.
      - Ну и хорошо!
      К удивлению Тропинина, Захар вернул им карту.
      - А теперь, что у вас есть из имущества? - спросил он.
      - Да, практически ничего. Даже котелков нет, рыбу вон жарили на прутьях.
      - Ну, ничего, прорвемся, - бодро сказал новый руководитель вновь созданного коллектива. После небольшого обсуждения, было решено катамаран сдуть, а идти на плоте. Маклай отправился в тайгу за материалом, для весел, остальные пока жарили на костре туристского тайменя. При этом разговор шел самый мирный. Про то, как они поймали эту рыбину, про другие методы рыбалки.
      Ближе к вечеру они были готовы идти вниз. Теперь на всех них были ярко-красные спасжилеты, и на четверых, белые, защитные хоккейные шлемы.
      - Ну, попробуем, как это получиться, - сказал Захар. Они уже спустили плот на воду, все имущество в этот раз увязывал Маклай. Все уже попрыгали в плот, но тут Захар резко остановился, и поднял что-то с берега. Это был тот самый божок, что так и не успел дорезать Чилимон. У него был готов один, очень выпуклый, выразительный глаз, а второго не было совсем. Захару показалось, что языческий бог подмигивает ему. Почему-то ему от этого стало неприятно, и он выбросил тотемчик подальше на берег.
      - Поплыли, - велел он, прыгая в плот.
      
      ГЛАВА 48.
      
      В это время команда под руководством старшего из двух рыжих братьев уже добралась до Курейки. В отличие от второй группы они вышли на эту реку почти у самого истока, так что им нужно было не подниматься вверх по реке, а спускаться. Осмотрев реку, по которой они должны были сплавляться, Семен Привалов хмыкнул:
      - Да, не хилая речка. Примерно за такую я получил мастера спорта.
      Миклуха только отмахнулся:
      - Да, она только тут такая строгая, километров пятьдесят, не больше. Айда плот строить.
      На строительство плота у них ушло два дня. Вся задержка была в сухом лесе, только он годился для постройки подобного судна. Мужики весь день провели в тайге в поисках сухостоин, потом рубили стволы на пятиметровые бревна, перетаскивали их на берег. А девушки же, собрав свою байдарку, занимались чисто женскими делами: готовили пищу, мылись, что-то подстирывали, благо у Дарьи нашелся солидный кусок хозяйственного мыла. Во время этих постирушек девушки так же рассмотрели красивую фигуру таежной красавицы.
      - Слушай, девка то просто на загляденье. Ее чуть пообтесать да можно и на подиум, - сказала Наталья, наблюдая за моющейся в реке Дарьей. Ярослва отрицательно покачала головой:
      - Больно длинная. И так под два метра.
      - Дашка, тебе сколько лет? - крикнула она девушке.
      - Мне? Семнадцать.
      - А мать у тебя тоже рыжая была?
      Она отчаянно замотала головой:
      - Нет, это я в отца. А так она был русоволосая, без этих, - она ткнула себя пальцем в щеку, - конопушек.
      Дарья выбралась на берег, оделась.
      - Дашка, а потом, после этого, что будешь в жизни делать? - допытывалась Наталья.
      - Охотничать.
      - Это как? Как отец, что ли?
      - Ну да.
      Надо было видеть эти вытаращенные глаза обоих девушек. Дарья невольно рассмеялась. Как раз вернулись с очередным бревном мужчины, и Миклуха, подозвав дочь, что-то долго ей втолковывал. Та после этого взяла ружье и ушла в тайгу. Они слышали несколько выстрелов, а к вечеру Дарья вернулась, принеся пятерых рябчиков.
      - Ого! - Восхитилась Наталья. - Как это ты их настреляла?
      - Да, это что, рябчики! - Дарья отмахнулась. - Их стреляешь, а они сидят, смотрят, как их соседи падают. Даже не улетают.
      После этого она занялась довольно странным делом. Нарезав солидную охапку ивовых веток, она долго обрывала с них листья, потом ошкуривала. От помощи женщин отказалась, а потом буквально за пару часов сплела настоящую рыбацкую вершу. Семен Привалов, вернувшийся как раз с остальными мужчинами в лагерь с очередным бревном, восхитился работой девушки:
      - Вот это да! Лучше, чем у меня была. Да, Дарья, ты в тайге, я чувствую, не пропадешь.
      Вечером они ели кашу с остро пахнущим хвойной смолой мясом рябчиков.
      Само изготовление плота заняло едва ли не столько же времени, сколько и заготовка леса. Один топор на всех, один коловорот, которым сверлили отверстия для шплинтов, хитроумные пазы, в которых вставлялись поперечные бруски, всем этим занимался один человек - Миклуха. Семен, хоть и был теоретически знаком с подобными судами, получил хороший практический урок. К вечеру второго дня плот был готов. Он был не очень большой, пять метров в длину, состоял из десяти довольно щуплых бревен. Впереди и сзади были размещены два длинных, пятиметровых весла, которыми и предстояло управлять плотом. Утром, после очень раннего завтрака, они отправились в путь. Наталья и ярослава решили не изменять своей байдарке, а остальные собрались на плоту. Миклуха перекрестился двумя перстами, махнул рукой Семену, и тот оттолкнул плот от берега.
      Для водников это было совсем другое ощущение, словно с легковушки они пересели на грузовик. Сначала плот пришлось даже разгонять, используя для этого длинные шесты. Но потом, когда его вывели на стремнину, Георгию, первый раз в жизни приобщившемуся к сплаву, стало даже страшновато. Они неслись буквально на уровне воды, так, что на сильных перекатах она захлестывала на бревна. При этом сами бревна слегка играли под ногами, создавая ощущение непрочности всего этого сооружения. Разворачивать его тоже стоило больших трудов, и оба кормчих уже через час подобного движения были буквально в мыле. Миклуха стоял впереди, а Привалов работал своим веслом сзади. Они быстро сработались, и если первое время охотник орал назад:
      - Бей вправо! Или: - Бей влево! То потом они уже понимали друг друга без слов. Сами весла, или как называл их охотник, греби, весили прилично, и, порой, приходилось работать ими беспрерывно. Потихоньку на помощь Семену начал приходить Андрей, но вот помощь Георгия Миклуха отверг:
      - Сам управлюсь. А ты лучше встань с шестом, на страховке.
      Что за страховка, Вишняков понял, когда их, не смотря на все усилия рулевых, потащило боком на выступающий из воды плоский валун. Это было опасно, они могли сесть на него как на мель, а на воздухе под собственной тяжестью плот мог просто развалиться на бревна.
      - Держи шестами! - заорал Маклай, и Георгий, пошире расставив ноги, приготовился встретить препятствие. Он выставил шест, уперся им в камень и всей массой налег на древко. Масса плота была не менее тонны, и он почувствовал, как у него хрустят от напряжения суставы. Тут рядом с его шестом воткнулся второй, и потихоньку плот остановился. Георгий скосил глаза, и понял, что ему на помощь пришла Дарья. При этом она так улыбнулась ему, что Вишняков невольно расцвел.
      В тот же день им довелось сесть на мель, и они потратил полчаса, для того, чтобы шестами спихнуть их речной дредноут с отмели. Но, в целом, Миклуха остался доволен прожитым днем:
      - Пока хорошо идем. С вами можно кашу сварить.
      
      ГЛАВА 49.
      
      В этот же день, буквально в десяти верстах от устья Курейки команда фальшивых туристов под руководством Захара встретила идущую встречным курсом моторную лодку. Это были первые люди, встреченные ими за время сплава по Тишимбаю. Когда лодка подплыла поближе, у Захара от напряжения чуть не свело челюсти. Из "Казанки" торчала милицейская фуражка. Кроме мента там были еще три мужика, одетых уже по-рыбацки, торчали из лодки и стволы ружей. Моторка начала заходить на плот, Захар быстро сдвинул на глаза солнцезащитные очки, реквизированные им у Томского, растянул губы в улыбке. Милиционер оказался совсем молодым, рослым парнем, в дождевике и так же одетым чисто для рыбалки. Но фуражку из своей формы он сохранил. Ехали они немного побраконьерничать на выходные дни, и такая часть одежды представителя власти должна была уберечь его лишних расспросов со стороны рыбнадзора.
      - Здорово, мужики, - приветствовал их милиционер. - Кто такие, откуда путь держите?
      - Туристы они, - опередил Захара Маклай. А сержант, увидев рыжебородого, обрадовался.
      - О, Миклуха! Привет! Ты чего это, тоже в туристы подался?
      Охотник, не моргнув глазом, начал сочинять:
      - Да, какие это туристы? Так, не туристы, а одно дерьмо. Подстава одна.
      У Ивана после этих слов вытянулось лицо, а рука потянулась к брезенту, прикрывающему автомат. А Маклай продолжал:
      - Горе это, а не туристы. Представляешь, они должны были сплавляться по Каранчаю, а вместо этого заблудились в тайге, и вышли на Тишимбай.
      Сержант чуть не умер от смеха:
      - На Тишимбай?! Это ж километров пятьдесят!
      - Вот, и я про тоже. Теперь я их вывожу из тайги, до Золотого, - продолжил охотник.
      - А где Дашка то у тебя? - спросил милиционер.
      - В Туранчае, ждет меня.
      - Привет ей передавай, и помнишь наш уговор, насчет нее?
      - Какой еще уговор? - нахмурился Маклай.
      - Ну, ты чего, спирта перепил в прошлый раз?! - удивился милиционер. - Мы же договорились, что я у твоей дочери в женихах иду под номером один.
      - А, ты про это! - рассмеялся лже-Миклуха, а потом замотал головой. - Это дело сложное. Ты же Дашку знаешь, если ей что в голову втемяшиться, она на своем настоит. Понравишься ты ей, без вопросов. А так, - он развел руками. - Ни чем не могу помочь.
      Милиционер еще долго упрашивал мнимого Миклуху помочь продвинуть его в женихи, потом он спросил:
      - А документы-то у туристов есть?
      - А как же, - заявил с улыбкой Захар, и предложил: - Геннадий Александрович, покажите нашему местному шерифу наш маршрутный лист.
      Вспотевший Тропинин начал торопливо расстегивать свою штормовку, достал документы. Он видел, как снова напрягся, Иван, и рука его уже лежала на брезенте, под которым лежал автомат. Но, милиционер только мельком взглянул на бумаги Тропинина, и по новой начал свататься к неведомой им Дарье.
       Вскоре они расстались. Когда "Казанка" ушла вверх по течению, Захар, вытерев со лба пот, спросил рыжего:
      - Это кто такой? Как его зовут?
      Тот пожал плечами:
      - А я почем знаю. Они тут каждые два года меняются, а я зону шесть лет топтал.
      - А Дашка это кто? - спросил Иван.
      - Дашка это моя племянница. Видная девка, вишь, как по ней все мужики сохнут.
      Он был очень доволен этой встречей. Был доволен и Тропинин. Его устроило то, что эта встреча обошлась без стрельбы и ненужных жертв.
      На следующий день они достигли устья Курейки. Когда они причалили к берегу, и начали разминать ноги, Андрей тихо спросил Тропинина:
      - Что, Геннадий Александрович, все?
      Тот был так же уверен, что это не только конец их путешествия, но и конец жизни. Теперь они были не нужны бандитам, а значит, можно было их и убрать.
      - Может и так, Андрей Осипович.
      К ним, с улыбкой подошел Захар. Он очень любил ставить людей в такие положения. Едва ли не лучшим мгновением своей жизни он считал тот момент, когда вошел во втором часу ночи в туалет второго отряда и увидел затравленные глаза Васьки Михайленко. Тот, казалось, умер еще до того, как огромные ладони Ивана сомкнулись на его шее.
      - Ну, что, господа туристы? Решили покинуть нас?
      Захар с усмешкой осмотрел обоих попутчиков.
      - Только я вот подумал, и знаете что решил? Вы пойдете с нами. Удивлены?
      - Конечно, - согласился Тропинин.- Я думал, что на свой Клондайк вы нас ни в коем случае не возьмете.
      Захар усмехнулся. Его не удивило то, что "профессор" так быстро расшифровал конечную цель их путешествия.
      - Ну, а почему бы и нет. Мы же должны с этим золотом вернуться к цивилизации. Не сдохнуть же нам там на этом золоте. А тут Маклай, как назло, решил остаться в своих этих джунглях до конца жизни. Напрочь отказывается вести нас обратно. И грохнуть мы его не можем. Как же, наш Сусанин. Вот я и решил, что мы уйдем отсюда на вашем катамаране. Так что, впрягайтесь в лямку, и пошли к светлому будущему.
      Что ж, пришлось водникам впрягаться в шлею наравне с остальными тремя спутниками. А идти бечевой им пришлось поневоле. Течение Курейки было настолько быстрым, что не приходилось даже думать о том, что пройти ее на веслах. На второй день им пришлось вырубать из прибрежного тальника шесты. Впереди начинались ущелья, и чтобы не обносить плот за бог его знает сколько километров, решили попробовать пройти этот участок на шестах. Это был нелегкий труд, требующий большой слаженности и мастерства.
      За время этого путешествия они в первый же день натерли на ладонях мозоли. Рассматривая на своих руках эти новые для него отметины трудовой жизни, Захар посетовал:
       - Вот, блин! Всю жизнь мечтаю ничего не делать. Просто лежать, желательно на пляже с двумя бабами по бокам, пить пиво, и слушать музыку. И все время получается как раз наоборот. Слышь, Маклай, сколько нам еще так по этой речке чапать?
      - Дня два, не больше. Я супротив течения ни разу еще не поднимался, только вниз спускался.
      Это путешествие получилось у них самым голодным. Охотиться Маклаю было некогда, все рыболовецкие снасти они утопили. А попытки Костина еще раз поймать тайменя заканчивались неудачей. Зато кругом в изобилии росли кедровые леса, временами попадался даже манчжурский орех, с шишками чуть ли не в два раза больше кедровых. Но их становилось все меньше. Невольно они уходили на север, где росли более суровые деревья и растения. В чем был мастер еще Маклай, так это в способах заварки таежного чая. В одном месте он нашел лиану китайского лимонника, добавлял в кипяток так же бадан, листья смородины, крыжовника, малины, и еще не менее десяти таежных трав. После них как-то уходила усталость, и силы прибавлялись, словно перед этим они хорошо поели и выспались.
      Правда на второй день попался им по пути утиный выводок. Маклай успел подстрелить самого большого селезня. Когда они, зажарив его в глине, ели уже поздним вечером, охотник пообещал:
      - Ничего, вот дойдем до Уйшукая, там посмотрите, какая красота. Там этих озер, несколько десятков. А уж уток, гусей лебедей - немеренно!
      - А почему так называется, Уйшукай? Название какое-то китайское, - спросил Тропинин.
      - Да если бы я еще знал. Зовут это место так, а почему - не знаю.
      Как раз в это время у полковника Головко впервые появилась хоть одна благая весть. Просто в Туранчай, на эвенкийскую ярмарку пришла бригада эвенков под руководством Степана Зайцева. Или, как звали его сами эвенки - Степка Муннукан. Он и проговорился о том, что видел в тайге странных людей, которых повел куда-то дальше, в тайгу рыжеволосый охотник. Весть про это через третьи руки дошла до полковника Кубертаева, ответственного за поимку беглецов. Тот уже отчаявшись найти их, тут же прилетел к эвенкам. Но и он был разочарован. Туземцы не узнали по фотографиям ни одного беглеца. Зато вслед за ними в лагерь к эвенкам пожаловал бывший подполковник Головко. После короткого разговора с коллегой по поискам иголки в стоге сена Головко подошел к Степе, и показал ему только одну фотографию - Вишнякова-младшего:
      - А этого ты там не видел?
      Эвенк сразу оживился:
      - Да, этот паря был там. Здоровый, однако. Дашка-медведица ему только в рост.
      - Что за Дашка? Почему медведица?
      Так, постепенно, разговор дошел до Миклухи и его дочери. В тот же вечер, когда Кубертаев и Головко обсуждали план поиска своих подопечных, в кабинет вошел подчиненный подполковника.
      - Разрешите, товарищ полковник? Есть срочное сообщение, я думаю, это важно.
      - Да, что там у тебя.
      - Во Владивостоке поступили заявления от группы родственников туристов-водников. Они шли маршрутом Тея - Моргал, и в положенное время не явились на конечный пункт маршрута.
       Полковник скептично хмыкнул:
      - Ну и что? Запоздали они, и что же, такого не бывает? Эти водники вообще сумасшедшие. Меня на эти их надувные гандоны за миллион долларов не заманишь.
      Майор ему возразил:
      - Если они и запоздали, то что-то долго. Теперь уже они отстают от графика на три недели. А группа очень опытная, четыре только мастера спорта.
      - И, сколько их там было?
      - Восемь человек.
      - Час от часу не легше! - ахнул Кубертаев. - Этого мне еще не хватало. Мало мне своих урок, твоего этого недорезанного олигарха. А тут еще и этих искать придется.
      А майор продолжил:
      - Я немного знаю этот вид спорта, на порогах может погибнуть ну одно судно, ну два, но не все. А тут целых три судна: два катамарана, и байдарка. Это очень странно.
      - Давай-ка посмотрим, где они шли? - предложил Кубертаев.
      Когда маршрут туристов был наложен на карту, полковник сразу как-то подобрался:
      - А интересное получается тут наложение. Все три группы могли встретиться в одном месте. Как называл реку тот якут?
      - Эвенк, - поправил Головко.
      - Ну, какая разница!
      - Он говорил про реку Тишимбай.
      Милиционер нашел реку с таким названием на карте, и помотал головой:
      - Черт знает где от исходной точки. Тут километров шестьсот, если не больше. Неужели они смогли туда добраться?
      - Сомневаешься? - спросил Головко.
      - Да.
      - Ну, как хочешь. Зато я знаю одно - в этом районе видели Георгия Вишнякова, а значит, мне поднимать туда вертолеты.
      
      ГЛАВА 50.
      
      Василий Гурьянов всю жизнь свою посвятил тому, чтобы как можно меньше работать, и как можно больше получать удовольствия. При росте в два метра он ни дня не проработал за станком, или за сохой. Его мечтой было стать милиционером, и он стал им. Окончив школу милиции он поехал на два года на отработку в отдаленный таежный район. И застрял там, уже переработав к этому сроку год. Причин было две. Во-первых, он подсел на наркотики под названием рыбалка и охота, а во-вторых, встретил там девушку, от глаз которой он уехать уже не мог. Конечно, это была Дарья, рыжеволосая дочь не менее рыжеволосого охотника.
      В тот понедельник Гурьянов слегка заспал, и, когда услышал шум вертолетных винтов, то собирался в таком темпе, словно он, только что призванный "дух" под присмотром строгих "дедушек".
      - Черт, неужто опять областное начальство пожаловало? - пробормотал он, лихорадочно пытаясь как можно быстрей натянуть штаны. Вчера они с мужиками слегка отметили удачную охоту, так что даже это простое действие ему давалось с некоторой заторможенностью. Участковый не ошибся. Прилетела целая троица: Головко, Кубертаев и зам начальника ОВД в звании полковника.
      После того, как последний из этих полковников вздрючил Гурьянова по поводу небритого облика и явного запаха перегара, он спросил:
      - Чужих в своем районе не видел?
      - Никак нет. Вы по поводу тех беглых зэков?
      - Да, именно.
      - Нет, не было такой информации.
      Между тем Головко достал фотографию Вишнякова:
      - А этого не видели?
      Посмотрев, Гурьянов отрицательно покачал головой. Все три полковника выглядели разочарованными. Но, под фотографией сына магната у Головко были другие фотографии, беглых зэков. Участковый потянул эти фотографии к себе, как раз потому, что увидел знакомое лицо. Это была фотография Маклая.
      - Постойте, - растеряно спросил он, - а это что такое?
      - Как что, лейтенант? Вы что, не получали наш факс с фотографиями беглых зэков?
      - Да получать то получал, только там снимки каких-то негров. У нас не факс - одно название.
      Участковый перебирал снимки. Лицо его было растеряно. Он узнал как минимум двоих в этой обойме, но потом вернулся к первому снимку.
      - Это же... Миклуха, Михаил, охотник из Туранчая.
      - Да нет, это его родной брат, Николай, по кличке Маклай, - пояснил Кубертаев. - Так где и когда вы его видели?
      
      ГЛАВА 51.
      
      Единственное место для прохода в долину Уйшикуй находилось примерно на середине течения Курейки. В этом месте слева по течению нависали угрюмые скалы, а вот правый берег уходил в довольно крутые сопки, поросшие матерой, густой тайгой. Первыми туда прибыли Захар и его вынужденные спутники.
      - Ну, вот, - довольным тоном сказал Маклай. - Отсюда день пехом, и мы на месте.
      - Слава Богу! - воскликнул Захар, рассматривая кровавые мозоли на своих руках. - А то я думал, сотру свои ласты до костей.
      После короткого обсуждения было решено плот с собой не брать, сдуть его и оставить здесь. А с собой забрать только рюкзаки с катамараном.
      - Все равно мы уйдем отсюда другим путем, - пояснил Захар. - Правда, Маклай?
      - Да, точно, - подтвердил он. Охотник в это время шурудил в своем безразмерном сидоре. Краем глаза заглянув туда, Захар увидел там целый склад самого разного шмотья. Тут и три пары обуви, снятой с покойников, и самое разнообразное белье.
      - Эх, котелка нет! - озаботился охотник. - Но, ничего, выкручусь. По-моему, в землянке есть небольшой, старый еще, медный.
      Захар, с усмешкой на губах, отошел к Ивану.
      - Пора кончать туристов, - тихо шепнул он. Тот ошалел.
      - Ты же говорил, что тебе они будут нужны?
      - Я раздумал. Я вчера рассмотрел ту их карту, поспрошал охотника. С другой стороны можно перейти горы, и там будет выход на майдан до Владика. Пойдем втроем, а там можно будет и Горбача бортануть.
      - Лады,- согласился Иван, и, отойдя к своим вещам, достал автомат. Отстегнув рожок, он вытащил из кармана патроны, и начал набивать их в магазин.
      - Чуть подальше от реки отойдем, тогда их и кончай, - велел, проходя мимо него, Захар. Это слышал Горбач. Он как-то изменился в лице. Чуть переждав он отошел в сторонку, и, помогая туристам сдуть плот, тихо шепнул Тропинину:
      - Шухер, мужики. Захар решил вас сегодня кончить, делайте ноги.
      Тропинин заметно изменился в лице.
      - Спасибо, - сказал он одними губами. Горбач помог засунуть плот в его самодельный рюкзак, и отошел.
      - Андрюша, надо нам как-то срочно делать ноги, - шепнул на ухо Костину Тропинин. - Будь готов к этому.
      На берегу это не получалось никак. Уже и плот спрятали в большой яме на склоне сопки, подозрительно похожей на провалившуюся берлогу. Разобрали рюкзаки, начали подниматься вверх по сопке. Впереди, как обычно, шел Маклай, последним - Иван. Автомат он нес в руке, опущенный дулом вниз. Рукава его были засучены по локоть, и при размерах этой накачанной руку все это смотрелось так, словно у него был не табельный Калашников, а просто большой пистолет. Они уже почти поднялись до вершины, когда ветер донес до них явные человеческие голоса. Все резко обернулись, замерли. Первой из-за поворота вылетела байдарка. И Захар, и Иван узнали ее сразу. А потом показался деревянный плот. До него было метров двести, не больше. Отсюда было прекрасно видно, как два человека спереди и сзади ожесточенно работали веслами, двое стояли с шестами, а стоящая на краю высокая девушка в мужской одежде разматывала с головы повязанный вокруг шеи платок.
      - К берегу! - кричал Миклуха и Семену, и девушкам. - К берегу давай! Здесь высаживаться будем!
      Тропинин оценил положение мгновенно.
      - Уходим! - шепнул он на ухо Андрею, и, сбросив рюкзак, помчался в сторону и вниз под уклон. Костин повторил его маневр, только побежал он в другую сторону. У Ивана сработал рефлекс. Он вскинул автомат, и передернув затвор, дал очередь вслед беглецам. Пули засвистели над головой Тропинина, но тут же Захар с матом остановил его.
      - Куда, е... душу мать стреляешь! С ними потом разберемся, по ним стреляй! - он ткнул рукой в сторону реки. - Эти от нас не уйдут!
      Звуки выстрелов заставили всех на реке на несколько секунд замереть, а потом Семен, первый понявший, в чем тут дело, крикнул:
      - Ходу! Ходу, мужики!
      Он начал отчаянно работать веслом, стараясь вернуть плот на стремнину, в этом ему помогал Томский. Отталкивать плот от берега шестами бросились Георгий и Дарья. У той с головы слетел не завязанный платок. Они все равно ни за что бы не успели уйти из под обстрела, до следующего поворота было метров двести, а с такой позиции они были как на ладони. Иван уже вскинул автомат, поймал на мушку плот и его экипаж. К тому же растерявшиеся девушки со своей байдаркой оказались сейчас как раз за плотом, на одной линии обстрела. Но тут Маклай рассмотрел, кто именно стоит за носовым веслом, и чьи рыжие волосы развиваются на ветру, подобно флагу. Подбежав, он ударил стволом своего ружья по стволу автомата, так, что очередь предназначавшаяся водникам ушла в воздух.
      - Куда! Ты что, охренел! - заорал Маклай. - Там мой брат и племянница!
      - Ты чего, Маклай! - ошалел от этих слов Иван. - Какая родня? Таежный волк тебе родня!
      Но, охотник, вцепившись уже рукой в ствол автомата, не давал его пустить в ход.
      - Не дам! - орал он.
      - Он же тебя сам же сдал ментам, ты же сам рассказывал! - уже орал во всю глотку Иван.
      - Ну и х...!
      Докончить эту фразу Маклай не успел. За его спиной раздался пистолетный выстрел, и охотник, чуть дернувшись, обмяк, и начал падать вперед, продолжая цепко держать в руках ствол оружия. Захар выстрелил в его спину еще раз, и только тогда Иван смог освободить свое оружие. Плот меж тем уже отнесло гораздо ниже по течению, и, вскинув АКМ к плечу, прапорщик дал длинную очередь ему вдогонку. Он видел, как один человек на плоту упал, но этого было для него мало. Но плот уже скрылся за поворотом, еще раньше там же исчезла байдарка.
      Когда выстрелы стихли, то неуправляемый плот, сразу за поворотом, врезался в мель и все от толчка попадали на бревна. Все это произошло так быстро, что Андрею показалось, что это произошло оттого, что всех его спутников срезало пулями. Он вскочил на ноги, но тут начали подниматься и все остальные. Все, кроме Миклухи. Рыжебородый охотник лежал на спине, и, сквозь зубовный скрежет, матерился. Пуля, доставшаяся ему, попала в бедро, оттуда на бревна активно хлестала кровь. Семен, первый понявший в какой хреновой ситуации они оказались, крикнул:
      - Уходим с плота! Все!
      Но Дарья, кинувшаяся к отцу, крикнула:
      - Куда? А его куда девать?!
      К плоту подчалила байдарка, и Наталья, выбравшись из нее, кинулась к раненому. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы понять всю сложность этого ранения.
      - Ремень, дайте ремень, быстро! - крикнула она. - У кого есть ремень? Ему надо перетянуть артерию!
      Вишняков торопливо вытащил из брюк свой ремень, Наталья начала пережимать охотнику бедро. А Семен в это время подхватил с бревен карабин охотника, проверил, есть ли в нем патрон, и по колена в воде кинулся к берегу.
      В это время за поворотом, Иван так же дернулся побежать вслед за уходящей добычей, но в этот момент произошло то, чего так долго ждал и чего так боялся Захар. Как раз из-за скалы соседнего поворота вывернулся вертолет. Он шел на бреющем полете над самыми скалами, но тут же начал резко подниматься вверх, и, заложив на развороте лихой пируэт, полетел в сторону скрывшегося за поворотом плота. Иван, в горячке, вскинул вдогонку ему автомат, но Захар остановил его:
      - Куда! Поздно! Давай делать ноги! Обрыв, братан!
      
      ГЛАВА 52.
      
      После того, как вся эта комиссия из трех полковников выяснила, что ни в один населенный пункт ниже по течению Тишимбая плот с лже-туристами не появлялся, они на некоторое время встали в тупик.
      - И куда они могли деться? - спросил скоре сам себя, чем окружающих, полковник Кубертаев. Полковник, низкорослый, полный, был из бурятов. Он, как и два его коллеги по званию рассматривали карту местности. В этот момент Василий Гурьянов решил, что пора и ему как-то реабилитироваться за этот утренний позор:
      - Разрешите, товарищ полковник?
      - Ну-ну, давай, горе-участковый, - хмыкнул иронично Кубертаев. - Скажи, что думаешь.
      - Я думаю, что они ушли с Тишимбая на один из его притоков. Тут их несколько. Слева по течению Сыть и Кашка, а по правому Курейка.
      - Постой! - Кубертаев наморщил лоб, вспоминая. - Курейка, что-то знакомое.
      Память у полковника была ни к черту, но вот Головко не забывал ничего, что касалось его работы:
      - На этой реке, по словам одного из задержанных беглецов, были какие-то дикие залежи золота, - напомнил он.
      - Да, точно! - обрадовался Кубертаев. - А не пройтись ли нам по этой реке на вертолете?
      Он обернулся к мирно дремавшему в сторонке у русской печки пилоту вертолета.
      - Эй, наш небесный бог, как, хватит у нас горючего для такого полета?
      Тот встрепенулся, подошел к столу, и пару минут рассматривал карту:
      - Ну, если только пройтись до середины. А потом только-только до Туранчая дотянем.
      - Хорошо, значит, проверим, - бодро решил бурят.
      - А если встретим ваших беглецов? - спросил Головко. Тут Кубертаев на пару минут задумался. В этот раз с ними не было ни омоновцев, ни охранников из Москвы. Но потом он бодро приказал: - Идем на урок в полном составе. Мы что, не милиционеры, что ли? У вас пистолет есть, Головко?
      - А как же.
      - Ну, вот, три ствола у нас имеются. Возьмем еще до кучи вон участкового. У тебя, лейтенант, что еще есть кроме табельного "Макарова"?
      - Ружье и карабин.
      - Вот и бери все. Бегом, чтобы через пять минут был с оружием у вертолета!
      Вот таким был состав экипажа вертолета, который так вовремя появился над местом встречи двух групп. Увидев внизу большой, бившийся на мели плот, фигурки людей, мечущиеся на нем, Кубертаев закричал:
      - Вниз, вниз! Вот они!
      Но, сесть прямо рядом с плотом было невозможно. Единственной приемлемой площадкой было как раз то место, где высадилась группа Захара. Когда винты вертолета остановились, и дверь открылась, к нему уже бежали по берегу несколько человек. Там были: Семен Привалов, Андрей Томский, но Головко, выскочивший из вертолета первым, видел только одного человека - Георгия Вишнякова. Он бросился вперед, с криком:
       - Боже мой, Георгий Анатольевич! Слава Богу, вы живы!
      На его взгляд выглядел сын магната ужасно: обросший и бородой, и чересчур длинными волосами, в истрепанной, рваной и грязной одежде. Но, больше всего полковника ужаснули шрамы на лице Вишнякова-младшего. А вел тот себя несколько странно. Он, словно не обратил внимания на знакомого ему человека. В руках у него было странное ружье без приклада и цевья, а все внимание свое он сосредоточил на вершине сопки.
      - В чем дело? - спросил Головко.
      - Нас только что обстреляли оттуда, - сообщил Вишняков. - У нас есть раненый.
      - А это что? - Головко тронул руку Вишнякова чуть повыше локтя, и тот болезненно вскрикнул. Только теперь он заметил, что у него сквозь камуфляж пробивается бурое пятно крови. Та самая пуля, что попала в Миклуху, по пути зацепила и Георгия.
      - Ерунда, - сказал Георгий, но на лице его была болезненная гримаса.
      Тут с другой стороны вертолета раздался болезненный крик. Это полковник Кубертаев, неловко спрыгнув с вертолета на крупный булыжник, подвернул ногу. Около вертолета начало собираться все больше и больше народу. Прибежала Ярослава:
      - Андрей, Наташка говорит, что рыжего надо срочно везти в больницу! Он может просто истечь кровью.
      Томский хотел что-то ответить, но тут зашевелились кусты. Он вскинул свое недоделанное оружие, но из зарослей показалось лицо Тропинина:
      - Не стреляй, свои.
      - Геннадий Александрович! - воскликнул Томский. - Вы то здесь откуда?
      - Все оттуда же, - буркнул Тропинин, и спросил: - Андрей Костин вышел?
      - Он тоже здесь был?
      - Да.
      Тропинин встревожено оглянулся по сторонам, но тут же откуда-то со стороны раздался крик:
      - Братцы! Я здесь! Не улетайте без меня.
      Костин со страху так далеко убежал от бандитов, что и возвращался на звук вертолета дольше Тропинина. И Андрей Костин и Тропинин попали в объятия своих друзей. Этот праздник прервал Семен Привалов:
      - Так, это все хорошо, но надо прищемить и этих козлов.
      Когда они обогнули вертолет, то увидели там еще одно отделение госпиталя. Головко лично бинтовал руку Вишнякову, второй же из полковников судорожно стягивал с Кубертаева ботинок. Тут еще появилась ярослава со своими требованиями срочно отправить Миклуху в госпиталь. Оказалось, что в вертолете как раз есть носилки. Забрав их Тропинин, Костин, Ольга и Вишняков, с не отходящим от него ни на шаг Головко, побежали к плоту. А у тела лежащего полковника состоялось небольшое производственное совещание.
      - Майор милиции Томский, с Волги, город Кривов, - представился Андрей, доставая свои запаянные в пластик корочки. - Волей судьбы сплавлялся с туристами, а потом попал в переплет с этими беглыми зэками.
      Кубертаев посмотрел на него с удивление, но потом вспомнил, что действительно, в списке, который ему показывали, среди туристов были и два работника правоохранительных органов.
      - Что хотите сказать, майор?
      - Нас обстреляли эти беглые бандиты, - уверенно говорил Томский. - Я успел их рассмотреть. Все та же беглая парочка, Захарченко и Иванов. Их надо нейтрализовать.
      - У нас с собой в этот раз только один участковый, - признался Кубертаев.
      Они с Семенов переглянулись:
      - Ну и ладно. Тогда мы пойдем за ними вдвоем, - предложил Андрей. - Если не получиться взять, то уничтожим. У нас с ними свои счеты, они убили двух членов нашей группы.
      Полковник хмыкнул:
      - А вы, это кто еще?
      - Я, и Семен Привалов.
      Томский кивнул в сторону Семена:
      - Он таежник опытный, так что вдвоем мы должны их взять.
      - У них серьезное оружие, как минимум автомат, - напомнил Кубертаев.
      - Да, у вас что же, с собой ничего нет? - удивился андрей.
      - Мы как-то не рассчитывали на подобную встречу. Лучше нам вызвать вертолет со спецназом.
      - Они уйдут, затеряются в этих дебрях, хрен их потом обнаружишь.
      - Что вы так рветесь их обезвредить? - удивился Кубертаев.
      - У меня к Захарченко старые счеты, - признался Андрей. - Я его сажал десять лет назад.
      Кубертаев перевел взгляд на Привалова. Оба супермена выглядели неважно. В каких-то обносках с чужого плеча, заросшие густой щетиной, со сходящими, но еще отчетливо видными синяками и ссадинами на лицах.
      - А вы, что, тоже имеете зуб на этих зэков? Может, тоже скажите, что это дело вашей чести? - спросил Семена полковник.
      - А почему бы и нет? - В своем обычном, язвительном тоне спросил Семен. - Я, между прочим, капитан-лейтенант ВМС. Так что о чести мне не надо лекции читать. Они убили двоих моих друзей, и остановить их сейчас сможем только мы с Андреем.
      В это время к ним, запыхавшись, подбежал Гурьянов. Когда вертолет заложил на развороте вираж, лейтенант из иллюминатора заметил парочку людей в камуфляже и с оружием в руках. Он, первым выскочив из вертолета с карабином в руках, сразу побежал в сопку, рассчитывая, что все остальные его догонят. Он настолько рьяно взялся за это дело, что лишь на вершине сопки обнаружил, что атакует он в гордом одиночестве. Но, эта вылазка участкового не прошла даром.
      - Они уходят на восток, - доложил он. - Я видел их на соседней сопке.
      - Сколько их?
      - Двое. У одного автомат.
      - А где еще двое? - удивился Андрей.
      - Не знаю, там лежал еще один убитый, и все.
      В это время к вертолету подошла процессия, несущая на носилках стонущего Миклуху. Увидев среди этой толпы дочь рыжего охотника, участковый расплылся в улыбке и бросился навстречу.
      - Дарья Михайловна! Как я рад вас видеть! - пропел он.
      - Ты бы лучше помог девушке! - прикрикнул на него Семен. Тот тут же начал торопливо отбирать у Дарьи ручку носилок. Та их не отдавала, и они на пару чуть было не уронили свой край носилок. Они все же донесли носилки до вертолета, поставили их на землю. Сверху уже пилот командовал, каким образом им заносить раненого в салон. Но тут Ольга, случайно взглянув в сторону сопок, вскрикнула, и указала в ту сторону рукой. Все оглянулись, и обомлели. К ним, пошатываясь, шел окровавленный человек. Он зажимал руками рану в груди, и от этого и руки у него были красного цвета. Обе пули Захара прошли навылет, но чудовищный запас сил потомственного кержака помог Маклаю дойти до вертолета. Он уже начал падать, когда Вишняков и Наталья подхватили его. Получилось так, что оба брата лежали теперь рядом, голова к голове, а ногами в разные стороны. Теперь все они видели, насколько братья похожи. Повернув голову, и увидев рядом такое соседство, старший из братьев оживился:
      - Колька! Живой?!
      - Помираю, братка. Дашка цела?
      - Здесь я, дядя Николай, - Дарья склонилась над родственником. Тот с трудом улыбнулся:
      - Красивая ты у меня выросла, дочка.
      - Я же тебя просил не говорить этого! - закричал ему Михаил. Но его брат в эту секунду был уже мертв.
      - Сволочь! Сволочью жил, сволочью и умер! Мы же договаривались что он будет молчать! - Продолжал бушевать старший брат.
      Посмотрев на девушку, Вишняков увидел, что та явно потрясена всем происшедшим. Словно сомнамбула она поднялась на борт вслед за носилками с отцом. Туда же загрузили обеих байдарочниц. Вслед за хозяином прыгнул в вертолет и Кучум.
      - Андрей, не лезь там на рожон! - успела крикнуть Ярослава напоследок. Но тот только кивнул в ответ головой. Сейчас они занимались собственным вооружением. У Семена был старенький карабин Миклухи, карабином был вооружен и участковый. Томскомуу вручили ружье участкового, курковую двустволку. Кроме того, у лейтенанта был с собой еще и табельный "Макаров". Томский получив оружие, поморщился.
      - Что майор, вам автомат надо? - спросил Кубертаев.
      - Я больше привык к "Макарову".
      Полковник достал из нагрудной кобуры и отдал Томскому свой пистолет и запасную обойму:
      - Под вашу личную ответственность, майор. Вернете мне потом.
      Кроме этого Тропинин и костин пожертвовали для загонщиков свои теплые куртки. Напоследок Семен запрыгнул в вертолет, и пока пилоты не успели еще запустить двигатель, спросил раненного охотника:
      - Миклуха, куда они могут пойти дальше?
      - Да, куда они могут пойти? Только в долину Уйшикуй, к голове совы. Там путь один, никуда не свернешь.
       Он хотел добавить что-то еще, но в этот момент пилоты запустили двигатели, и Семен увидел только как у того шевелятся губы. А тот прошептал одно:
      - Будите там, похороните тех, двоих, в землянке.
      На прощание Головко прокричал Томскому:
      - Мы сможем прилететь к вам только завтра, ближе к обеду.
      Ми восьмой поднялся, просквозив своим искусственным ветром напоследок всех троих загонщиков. Когда гул вертолета стих, Гурьянов щелкнул зажигалкой, закурил, и спросил:
      - Ну, что мужики? Закуривай. Будем знакомиться?
      
      ГЛАВА 53.
      
      По прошествии двенадцати часов участковый по привычке полез в карман, но, вспомнив, что он выбросил пустую пачку еще полчаса назад, чертыхнулся.
      - Жалко, мужики, что вы не курите, - признался он. - Я вот все хочу бросить, но не могу.
      - А ты иди к нам, к водникам, - подзудил его Привалов. - Как в сплав идешь, так сразу бросаешь. Курева-то с собой на месяц не наберешься. Хотя, я бы сейчас бы и закурил, не отказался.
       Его можно было понять. Заря только чуть порозовела на востоке, они сидели, плотно прижавшись друг к другу, укрывшись большим пологом, найденным в брошенных бандитами рюкзаках. Можно было бы развести костер, но и они, и те, кого они преследовали, боялись это делать. За прошедший вечер они втроем практически догнали своих врагов. Это был бег в сумасшедшем темпе. Впереди несся мощный Гурьянов, за ним не отставая, бежал Привалов. А вот Томский не смог выдержать такой темп. И тело его еще не отошло от жутких побоев, да и вообще, городской житель, он не мог сравниться со своими тренированными спутниками. Временами он отставал метров на сто, больше, и только холмистая местность не давала ему возможности потерять своих напарников из вида. Порой он догонял их, но это было к тому моменту, когда они уже заканчивали свой краткий отдых.
      - андрюха, пока! Не скучай! - В шутку крикну как-то раз Семен, во время очередного такого старта. Зато он сам удивлялся участковому. Тот, словно, и не уставал.
      - Ну, ты, брат, силен бегать! - похвалил его турист, сам тяжело отдуваясь.
      Гурьянов расплылся в улыбке:
      - Это да. Я и в школе всегда призы брал, и в училище бегал за область. Дыхалка у меня что надо, могу долго бежать, хоть марафон.
      На четвертый час такого бега они догнали тех, кого так долго преследовали. От реки те так же включили полную скорость, и неслись на пределе возможных сил. Захар все ждал, что вскоре послышится гул вертолетных двигателей, и произойдет то, что он так часто представлял себе - обстрел сверху, потом высадка десанта, и все! Им конец, либо зона, либо могила. Но, время шло, и он понял, что подобное им не грозит.
      - Похоже, везет нам, брателло, - сказал он Ивану, когда они в очередной раз остановились передохнуть. - Что-то у них там с вертушками не срослось.
      - Дай то Бог, - ответил Иван. Потом он сказал: - Плохо стал бегать. В Афгане носился как олень. Такое расстояние для меня было фигня.
      - А лет то сколько с тех пор прошло, бача?
      - Да, уж, много, это ты точно подметил.
      После этого они перешли на шаг. И тем большей неожиданностью для них стало появление преследователей. Вообще-то, Гурьянов и Привалов так и рассчитывали, что им удаться приблизиться к ним на дистанцию выстрела. Но подвел их невольно, участковый. В очередной раз остановившись на привал, он закурил. Они и не предполагали, что те, кого они догоняют, находятся всего в метрах в двухстах от них, за вершиной очередной сопки. И, что именно в ту сторону дует небольшой, но устойчивый ветерок.
      Захар, лежавший на траве, и бездумно смотревший в небо, сказал своему напарнику:
       - Ты представляешь, брат, у меня уже глюки. Я явно чувствую запах дыма сигарет. Не махорки какой-нибудь, даже, а именно сигарет. Хороших, таких, импортных.
      - Ну, конечно, две недели без курева, я сам сейчас готов любой самосад смолить, - согласился Иван.
      - Слушай, мне показалось, или нет, что на плоту был тот мой опер?
      Иван удивился.
      - Мы же его взорвали.
      - Да вот в том то и хрен! Что у меня, уже и световые глюки достают?
      В это время Гурьянов допекал с расспросами Семена.
      - Слушай, а зачем ты с собой этот жуткий обрез таскаешь? - он ткнул пальцем в остатки Приваловского ружья. Семен привязал его обрывком парашютной стропы, и вешал на плечо, под куртку, дулом вниз.
      - Сам ты обрез! - обиделся Семен.- Я его побоялся вообще кому-то в руки давать. Сопрут непременно. Вот вернусь, выстругаю ему приклад, цевье, будет как новенькое. Знаешь, какое это ружье? Я когда его покупал, то сверх цены два литра коньяка поставил...
      Между тем и Иван вдруг почувствовал запах табачного дыма. Всего несколько молекул этого чуждого для тайги запаха достигли его носа. Но для старого курильщика, каким и был Иван, этого оказалось достаточно. Он вскочил на ноги, осмотрелся по сторонам. Этот запах мог казаться глюком для одного, но никак не для двоих.
      - Ты чего? - спросил Захар.
      - Тсс!
      Они оба затаили дыхание, и в этой тишине услышали явный смех. Это Гурьянов, имея удивительно акустический смех наслаждался историй, рассказанной ему Семеном.
      - Ну, ты не гогочи, сильно то, - заметил ему Привалов.
      - Да, с тобой от скуки не помрешь, - заметил тот, и выбросив окурок, взял в руки карабин. - Ну, что, пошли?
      - Счас, погоди. Что-то Томского не видно, не заблудился бы наш Герой России. А то вот грех то еще на душу будет.
      - Слушай, а он что, действительно герой? - заинтересовался участковый.
      - Ну да. Как я понял, он что-то там с чеченцами прокрутил, его там чуть не убили. Ярослава говорила, лицо потом снова собирали, по частям. На голове у него шрамов, как у меня жен в прошлом.
      Гурьянов снова захохотал, правда, уже потише.
      А Томский в это время, как раз перевалил через вершину соседней сопки, и спускался вниз. Он уже не бежал, у него не было для этого сил. Он отчетливо видел вдалеке синюю фуражку Гурьянова, а вот Привалов был отсюда ему не виден за кустами. Томский так же боялся заплутать, так что, увидев спутников, он остановился, облегченно вздохнул, и случайно бросив взгляд вправо, обмер. Слева, в обход сопки по ее склону к его беседующим друзьям пробирался кто-то в защитном камуфляже, с автоматом в руке. Белая голова подсказала Томскому, кто это может быть. Не раздумывая ни секунды, Андрей сбросил с плеча свою двустволку, и, взведя курки, выстрели в сторону Ивана. Попасть он в него не мог, дробь просто бы не долетела до афганца, но этим выстрелом он переполошил всех. Иван сработал как военный механизм. Вскинув автомат, он дал очередь в сторону выстрела. Этим он не только обнаружил себя, но и дал шанс уйти из-под обстрела его двум потенциальным жертвам. Участковый и турист после первого же выстрела бросились на землю под укрытие деревьев, а когда поняли, откуда пошла автоматная очередь, начали стрелять в эту сторону из карабинов. В это время так же залегший за первым попавшимся стволом Томский заметил еще одну угрозу.
      - Атас, сверху, мужики! - заорал он во всю глотку, и Привалов, быстро перекатившись в сторону, выстрелил по мелькнувшей на вершине фигуре Захара. Тот даже стрелять из своего Макарова не стал, слишком большим было расстояние между ними. Захар помаячил немного наверху, а потом его фигура исчезла из виду. А Иван бил по ним уже одиночными патронами. И каждый из них был опасен, так, что Гурьянов просто на секунду обмирал после того, как над ним пролетал очередная пуля прапорщика.
      - Хорошо стреляет, гад! - высказался он вслух после того, как пятый раз сунулся мордой в сырой мох.
      - Это точно, - ответил Семен, как раз перед этим получивший по щеке щепкой от попавшей в ствол соседней пихты пули. Он зарядил карабин, и, дождавшись, когда выпалит участковый, перекатился в сторону.
       Томский, улучив момент когда Иван увлекся перестрелкой с его спутниками, сбежал чуть в низ, и в сторону. Это прапорщик заметил, и занервничал. Теперь его могли обстреливать с обеих сторон. Он послал две пули в сторону Андрея, и начал перебираться ближе к вершине сопки.
      - Не пускай его туда! - воскликнул Семен, и так же кинулся на вершину. Все понимали, что тот, кто займет ее, тот и будет иметь преимущество.
      - Захар! - крикнул отчаянно Иван, но тот молчал. - Захар, прикрой меня!
      Ответом ему по-прежнему была тишина. Лишь тогда Иван понял, что лучший друг бросил его. Он скрипнул зубами, и кинулся бежать уже не вверх, а в сторону, где метрах в пятидесяти торчал из земли не очень большой, метра два в высоту, камень-останец. Если бы хоть у одного из загонщиков был автомат, он бы не добежал. Но из карабинов они успели выстрелить только по разу, и обе пули прошли мимо. От огорчения Семен даже вскрикнул. Но, потом, чуть подумав, решил, что эта позиция для них даже выгодна.
      - Андрюха, обходи этот камень справа! - крикнул он. - Я пошел наверх, а ты, Василий, держи его под прицелом отсюда.
      Всё это они сделали, всё не торопясь, с перебежками, ожидая выстрелов. Но их не было.
      "Может, у него патроны кончились?" - мелькнуло в голове у Томского.
      - Я захожу с тылу, держите там его! - крикнул снова Семен. Его фигура мелькнула на самой вершине сопки и исчезла. Прошло несколько минут, потом послышалась ругань Семена, а потом левей камня появилась и его фигура.
      - Ушел гад! - возвестил водник.
      - Как ушел? Куда ушел? - удивился Гурьянов. Он бегом прибежал к камню, осмотрел его со всех сторон.
      - Уполз, - понял он. - Вот его след. В кусты малины, и вниз по склону.
      - Как он это здорово сделал, - согласился и Томский. Он чуть наморщился, и припомнил:
      - Чувствуется армейская школа. Что-то они говорили там, в лагере на Тишимбае, что он афганец.
      - Ну, что тогда, погнали дальше, - сказал Семен. - Все равно они никуда от сюда не денутся.
      Это действительно было так. Старый охотник был прав, когда говорил Семену, что они никуда от них не денутся. Практически, это был узкий, не более километра в ширину, проход между двумя горными хребтами. Беглецы в нем могли двигаться только вперед, карабкаться на скалы было для них сейчас подобно самоубийству.
      Они побежали дальше, и вскоре действительно заметили впереди фигуру Ивана. Но было одно обстоятельство, что мешало им в этом все больше и больше. Темнело, и темнело быстро. Через полчаса они были вынуждены остановиться. Иван так же встал, и уселся на землю, обернувшись лицом в сторону, откуда пришел. Несколько минут он вслушивался в ночную тишину, потом расслабился, и прислонился спиной к стволу дерева. То, что его загонщики близко, он чувствовал всей кожей. В прежние времена он бы не уходил столь безропотно, он бы атаковал, устраивал засады. Для этого у него было все: силы, опыт, выучка. Но сейчас Ивана просто подкосило это неожиданное одиночество.
      Опустив на колени спокойную тяжесть автомата, Иван прикрыл глаза, и начал думать о своем положении. Главное, что его волновало сейчас больше всего, это предательство Захара. А ведь в нем он был уверен как в себе. Такой же как он, афганец, такой же любитель качать железо, спортсмен. У них были одинаковые мысли, одинаковые взгляды на жизнь. С ним он провел на одних нарах восемь лет, не раз ходил на разборки с разными отморозками и так же не раз делил скудную пайку в лагерном карцере. Везде Захар вел себя безупречно. И, вот, он дал слабину. Внезапно Иван понял, почему тот предал его. Захар просто отцепил очередной вагон. Он отцепил его, чтобы уйти самому. До золота оставалось совсем немного, и взять его, готовое, и уйти через горы в сторону Чилимского тракта было совсем просто. Безысходность была такая, что Иван был готов застрелиться. Но сработало природное упрямство бывшего прапорщика. Он скрипнул зубами, и, вскинув автомат дважды выстрелил в темноту.
      Это было предупреждение, и оно подействовало. Всю ночь трое его преследователей провели, не разжигая огня, и греясь теплом собственных тел. Полбулки хлеба, в спешке захваченной участковым из дома, были поделены поровну и проглочены с ощущением самого вкусного на свете блюда.
      - Ты, как, Василий, так и останешься здесь участковым? - допрашивал Привалов Гурьянова.
      - Да нет, ты чего! - Гурьянов, даже чуть и обиделся от такой постановки вопроса. - Конечно, охота и рыбалка здесь классные. Но и к цивилизации тянет. В кино сходить, в баре посидеть. Вот, на Дашке женюсь, и уеду с ней куда-нибудь во Владивосток, или в Находку. А может, и в Благовещенск, там Китай ближе, шмотки дешевые. Менты везде нужны. Пойду как здесь, участковым.
      - И Дашка с тобой поедет? - недоверчиво хмыкнул Семен.
      - А куда она денется? Муж прикажет, поедет, как миленькая.
      Привалов, узнавший своенравный характер Дашки гораздо лучше, только скептично улыбнулся.
      - Семен, а ты что, в самом деле капитан-лейтенант? - спросил Андрей.
      Привалов засмеялся:
      - Сварщик я, на военном заводе. Подлодки мы ремонтируем. И у меня, как у руководителя группы, офицерская должность. Вот мне за десять лет его и накрутили. Со старшины, это я на срочной заработал, до капитан-лейтенанта.
      - Так адмиралом лет через сто станешь, - пошутил участковый. Они замолкли на время.
      - андрей, а ты о чем думаешь? - спросил Семен.
      - О том, куда девался Захар, - признался Томский.- Этот седой бык ведь идет один. Последний раз я видел Захара на вершине сопки, во время перестрелки, а потом он исчез. Боюсь я, что он может от нас оторваться.
      Захар, действительно, хотел от них оторваться, но не смог. Это было словно нарочно, по закону подлости. Он тогда только перевалил за вершину соседней сопки, отсюда была еще хорошо слышна перестрелка за его спиной. И тут Захар поскользнулся на влажных листьях, и покатился вниз. При этом нога его ударилась о корягу, и подвернулась в голеностопе. Это было очень больно, но не смертельно. Захар, как бывший спортсмен, знал, что сейчас нужно только одно - покой для ноги, и через полчаса все будет в порядке. Но, этого полчаса у него как раз и не было.
      - Что за непруха у меня пошла, - пробормотал он. - Куда не сунься, везде борода(*борода - неудача)! Сплошной геморрой, а не жизнь.
      Шипя от боли, он побежал дальше, прыгая при этом как одноногий кенгуру. При такой нагрузке травма его только усугублялась. Он бежал до тех пор, пока не стало окончательно темно. После этого ему пришлось остановиться. Жуткая смерть Михея навсегда отвадила его от мыслей ходить по ночной тайге без света. Сняв ботинок, он туго перемотал ступню рукавом собственной рубашки, и занялся ревизией вещего мешка. Там была небольшая палатка водников, ее он выбросил сразу. Небольшой мешочек гречневой крупы он выбросил тоже. У него не было котелка, и варить что-то он не собирался. Затем он выкинул патроны к автомату. Их было еще много, но тащить такую тяжесть Захар не хотел, оставил только пару найденных патронов к своему пистолету.
      Когда начало светать, и можно было начинать двигаться вперед, команда Томского начала выкарабкиваться из-под брезента. Семен, первым выбравшийся на природу, огляделся кругом, и присвистнул. Ахнул и Андрей. Вся трава вокруг них, и даже часть брезента, которым они укрывались, все было покрыто толстым слоем инея.
      - То-то я думаю, что-то сегодня так холодно было, - пробормотал Василий.
      - Да, осень на носу. Я еще неделю назад должен был выйти на работу, - сообщил Томский.
      - Ну, что, мужики, вперед! - скомандовал Семен, вздрагивая от холода.
      Чем был хорош первый иней, на нем был прекрасно виден след бегущих впереди их людей. К следам, оставленным Иваном, вскоре присоединились следы второго человека, полоса сбитого инея стала шире, и Андрей облегченно вздохнул - Захар был здесь, никуда не ушел, не спрятался. А тот, жутко, до зубовной дрожжи замерзнув этой ночью, изо всех сил пытался уйти от своих загонщиков. При этом он сейчас Ивана боялся даже больше, чем остальных троих преследователей. Нога болела гораздо меньше, хотя он и продолжал прихрамывать. Но, при любом раскладе Иван бежал гораздо быстрей его. Он тормознулся только одни раз, чтобы собрать рассыпанные Захаром патроны. Делал он это второпях, рассовывая патроны по карманам. Половина из них так и осталась лежать в высокой траве. Он уже почти догнал Захара, его спина, горбатая от рюкзака, маячила метрах в пятидесяти впереди. У Ивана было жуткое желание дать по этой спине очередь, но прапорщик хотел еще посмотреть в глаза своему бывшему другу.
      - Стой, Захар! - крикнул он. - Стой, сука! Ты, пидор, остановись, козел!
      Тот не отреагировал на подобное оскорбление, а попробовал прибавить ходу. Но нога не позволяла ему это делать. На вершине следующей сопки Иван все же догнал своего бывшего пахана. Ловко ударив по пятке бегущего Захара он сбил его с ног, так, что тот катился обратно вниз метров тридцать. На ходу он потерял и вещмешок, но это сейчас мало волновало Захара. Он рванулся было подняться на ноги, но Иван уже догнал его, и прыгнул сверху. С ходу, только перевернув тело пахана лицом вверх, он нанес Захару мощный удар в челюсть, так, что тот на несколько секунд потерял сознание. Это не входило в планы Ивана. Он начал теребить его, бить ладонью по щекам, пока в глазах Захара не появилось осмысленное выражение.
      - Что, сука, хотел меня кинуть здесь, да?! - начал кричать Иван.- Отцепить, как последний вагон, да? Не нужен я тебе больше, не нужен! Ты пидор, ты петух!
      Он трепал бывшего своего друга за грудки, кричал ему самые обидные слова. Потом он увидел в глазах бывшего своего друга страх. Это послужило как бы последним толчком для Ивана. Он схватил Захара руками за горло и начал его сжимать. Но это было не так просто. Они вместе долгие годы ходили в одну самодельную лагерную качалку, и страх за собственную жизнь добавил Захару сил. Он начал руками разжимать руки душителя, потом резким толчком колена опрокинул его на спину, и уже сам начал сжимать горло прапорщика. Но Иван всегда был сильнее Захара. Так, лежа на земле, он оторвал руки от своего горла, и снова перекинув тело Захара через голову, коршуном кинулся на него сверху. Тот сопротивлялся изо всех сил, они рычали, стонали, катались по земле. Ивану пришлось добавить ярости, чтобы постепенно снова сомкнуть свой природный капкан на кадыке своего нового врага. Они так увлеклись этими разборками, что на время забыли о своих внешних врагах. Их бы взяли тепленькими, если бы споткнувшийся на самой вершине сопки участковый не загремел вниз по мокрой траве со всеми возможными матами на устах. Это словно взрывом раскидало дерущихся. Иван кинулся к своему автомату, а Захар, забыв про рюкзак, побежал дальше, вверх. После пережитой трепки он бежал на ватных ногах, задыхаясь, и хрипя. Но сзади уже стучал автомат Ивана. Схватив свой Калашников, тот сразу сдернул переводчик огня вниз, и полоснул по склону сопки длинной очередью. В самом хреновом положении оказался Гурьянов. Он уже пожалел, что так сильно вырвался вперед. Участковому повезло в том, что его скольжение по склону сопки прервал ствол поваленного дерева, за которым он и укрылся. Оттуда он не мог высунуть и носа, а не только что стрелять по врагу. Тем более, что пока он катился вниз, то потерял на ходу свой карабин, и тот теперь лежал метрах в пяти позади него. Хорошо, подоспели Семен и Андрей. Добежав до вершины, они разбежались чуть в стороны, и по разу выстрелили в сторону автоматчика. Семен присмотрелся, и, увидев странную позу Гурьянова, а тот лежал как Ленин в мавзолее, строго вытянувшись вдоль ствола, руки по швам, и крикнул ему:
      - Эй, Васька, ты живой?
      - Живой, - тот хотел даже помахать рукой, но пуля, взвизгнув, сорвала со ствола кору, и участковый решил оставить эти кремлевские замашки.
      - Лежи, не дергайся, - посоветовал Семен, а потом обратился к Томскому. - Юрка, ты зря со своего поджига не пали, все равно не достанешь. Достань-ка мне лучше из своего рюкзачка мне патронов.
       Перестрелка могла затянуться надолго, если бы Иван сам не решил ее закончить. Его уход они заметили не сразу, да и после того, как на очередной выстрел Семена прапорщик не ответил, еще несколько минут не решались подняться в полный рост. Лишь после того, как Гурьянов дополз до своего карабина, и его после этого не пристрелили, все поняли, что Иван снова ушел.
      - Долго мы за ними гоняться будем? - спросил зло Семен.
      - До тех пор, пока их не прищемим, - спокойно ответил Томский. Его интуиция говорила о том, что все это скоро кончиться, и кончиться так, как он этого хочет. Это не было выработанным за годы опытом, он всегда, еще с первых дней работы в милиции больше доверял этой, внутренней уверенности, и ни разу она его не подвела.
      - Надо нам разделиться, - предложил он. - Опасно мы идем, так вот, кучей.
      - Тоже верно, - согласился Гурьянов, - так нам одной очереди хватит. Давайте, я пойду впереди, по склонам, а вы по гребню.
      Это предложение было принято охотно. Получалось, что участковый должен будет пробегать в два раза больше, чем они, но при избытке его сил это было не столь сложно. И это решение спасло им жизнь. Но, сначала Семен заметил, что впереди них постоянно кричит кедровка. Она, видно, так же летела перед ними, и ее сердитый голос, резкий, неприятный, словно шел перед ними на том же расстоянии, что и беглецы. Привалов был прекрасно знаком с этой, удивительно полезной, но жутко скандальной птицей, сорвавшей для него не одну серьезную охоту. Но, сейчас он был благодарен ей, за эту привычку провожать людей долго и крикливо. А потом птичий голос застыл на месте, и, когда они оказались на очередной вершине сопки, Семен притормозил сам и остановил Томского:
      - Постой-ка, Андрей. Что-то тут не то.
      Укрывшись за деревьями, они внимательно рассматривали местность впереди себя. Чуть правее вершины соседней сопки находился большой камень-останец, с плоской вершиной. В высоту он был метра два, не больше. Именно там, рядом с этим камнем, и прыгала по веткам небольшая птичка с несуразно длинным клювом.
      - Васька, ты ничего на этом камне не видишь? - крикнул Семен.
      - Как это не вижу, вижу, - донеслось со стороны, и тот час в ответ ему грянула очередь. Пули рядом не свистели, и они поняли, что Иван стрелял по участковому. Тот начал стрелять в ответ, а потом к ним присоединился и Семен. Иван, а они хоть и плохо, но видели на вершине камня то его руку, то ногу, стрелял теперь одиночными патронами, и Привалов уверенно заметил:
       - Все, патроны то у него кончаются.
      Это было правда. Иван уже проклял тот момент, когда он принял решение устроить засаду. Из-за какой-то маленькой птички он сам попал в собственный капкан. Теперь он не мог спуститься вниз, а патронов оставалось все меньше и меньше.
      "Захар, - еще раз мелькнуло в голове у Ивана, - может, он поможет?" Но эта надежда тут же умерла.
      А его загонщики все улучшали свою позицию. Гурьянов потихоньку поднялся на вершину соседней сопки, с другой стороны по нему стрелял Семен, и даже два раза бабахнул, пристреливая ружье, Андрей. Иван не знал одного - патроны подходили к концу и у его противников.
      - Черт, а патронов то у меня осталось всего ничего, - поделился своей проблемой Семен.
      - Ничего, у меня еще штук пять жаканов, да Макаров полковника, - подбодрил его Андрей.
      - Что толку, с твоего Макарова! Он годиться только для того, чтобы застрелиться. И то, можно промахнуться.
      В это время пуля, выпущенная Гурьяновым, содрала со щеки Ивана кожу. Потекла кровь, было так больно, словно его укусил шершень. Это был последний шаг к принятому Иваном решению. Он расстрелял в сторону милицейской фуражки последние патроны, и крикнул:
      - Все, менты! Гастроль окончена! Я сдаюсь!
      - Кидай вниз оружие! - крикнул в ответ Гурьянов. Тут же с высоты загремел вниз по камням автомат.
      Они осторожно, с разных сторон, подошли поближе, держа вершину камня под прицелом. Иван уже спускался вниз, просто с другой стороны этот огромный камень больше напоминал созданную сумасшедшим архитектором лестницу.
      - На колени! - крикнул Гурьянов Ивану. Тот нехотя опустился на колени, руки поднял вверх. Участковый первым делом заехал сапогом по почкам здоровяку, потом завернул руку его назад, толкнул тело Ивана на землю, а свободной рукой начал шарить по его карманам.
      - Ничего нет, одни спички, - сказал он, окончив обыск.
      - Оставь их ему. В зоне ему дадут к ним и сигареты, - пошутил Семен. А участковый, между тем, деловито содрал с себя ремень и начал скручивать руки задержанного. Делал это даже с видимым удовольствием. Закончив свою работу, он подошел к мужикам.
      - Хорошо, что его взяли, - сказал он, - а то у меня всего два патрона осталось.
      - У меня тоже два, - подтвердил Семен. - Ну, что, мы пошли дальше, а ты поднимай его, и веди за нами.
      - Может, лучше ты? - спросил лейтенант.
      - Да нет, вон он, какой здоровый, только ты с ним и справишься.
      Это польстило Гурьянову:
      - Ну, тогда ладно.
      Он подошел к лежащему Ивану, не очень вежливо, с толчками и пинками, помог ему подняться.
      - Пошли, орелик! - приказал ему Василий.
      Между тем Привалов и Томский рванули вперед. Они уже были на самой вершине, когда какие-то странные звуки заставили Привалова обернуться.
      Гурьянов, почувствовав себя победителем, расслабился. Штаны без ремня были ему великоваты, так что он, пустив задержанного впереди себя, начал рвать носовой платок, из него делать бечевку для того, чтобы стянуть брюки. В это время Иван внимательно следил за тем, как удаляются два остальных члена этой самодеятельной группы захвата. При этом он косился одним глазом на милиционера. Тот был настолько увлечен своим делом, что Иван решил не мешкать ни минуты, тем более что двое остальных его врага вот-вот должны были перевалить через сопку. Сначала Гурьянов услышал какое-то сдавленное междометие, а подняв глаза увидел, как напряглись чудовищные мускулы здоровяка. Такие бицепсы до этого он видел только на экране, у Шварца и остальных культуристов. Потом с громким хлопком лопнул его ремень, и только тут милиционер схватился за свой карабин, но поднять его дулом вверх не успел. Чудовищной силы удар зэка в лоб участковому полностью отключил его сознание. Именно эту сцену и наблюдал с вершины сопки Привалов. Томский уже перевалил через нее, и бежал дальше. Поняв, что Семен отстает, он задержался, и крикнул ему:
      - Ты что, Семен?!
      Тот махнул ему рукой:
      - Иди, я догоню тебя! Не упусти Захара.
      Привалов скинул с плеча карабин, но, вспомнив, что у него в запасе всего два патрона, сморщился.
      - Да, не вовремя, - пробормотал он.
      В это время Иван так уже завладел карабином Гурьянова, обшарил его карманы, и тоже нашел в них только два патрона.
      - Что за невезуха, - скривился он. Между тем милиционер начал подавать признаки жизни. Со всей силы ударив его по голове сапогом, Иван метнулся под защиту все того же камня. Вдогонку ему прозвучал выстрел, но тот уже успел забежать за камень, так что, только каменная крошка разлетелась вокруг. Теперь уже Семен начал спускаться вниз, на ходу заряжая ружье. Иван, увидев это, сам вскинул карабин. Привалов, заметив направленный на него ствол, как подкошенный упал на землю. Пуля взвизгнула над ним, и Семен облегченно перевел дух. С тридцати метров, а именно столько было между ними, обычно не промахиваются. Теперь у обоих было только по одному патрону, и не было права на промах. Семен боялся одного, что его противник снова заберется на камень. Оттуда было легче контролировать местность. Он перебегал от дерева к дереву, всегда наготове, чтобы распластаться на земле. И, как обычно это бывает, чего боишься, то и случается. Вскоре он заметил фигуру беглого зэка на камне. Тот, даже, и не прятался. Стоял в полный рост, и целился в его сторону. Пихта, за которой сейчас укрывался Семен была столь мала в ширине, что он, не взирая на опасность, бросился бежать в сторону. Он ждал выстрела, но его не было. Сверху только раздался смех:
      - А забавно ты петляешь, турист. Ну-ка, выглянь, я тебе поставлю печать на лоб.
      - Кто кому еще поставит, - пробормотал Семен, и, выставив ствол из-за солидного кедрача, который прикрывал его теперь, сам начал целиться в силуэт на камне. Что было плохо, как раз сейчас ему в глаза било солнце, но откладывать эту своеобразную дуэль ему было нельзя. Они выстрелили одновременно, и Семен почувствовал, как пуля обожгла его шею. Пошатнулась и фигура на камне. По какой-то случайности они получили одинаковые ранения в шею, касательные, и не очень опасные.
      Семен сполз на землю, одной рукой зажимая рану, другой лихорадочно шаря по карманам, в смутной надежде найти все-таки какой-нибудь закатившийся за подкладку патрон. Между тем фигура наверху исчезла, и, по характерным звукам катящихся камней он понял, что Иван спускается вниз. А Привалову попадало под руки всякая хрень: старая, не работающая зажигалка, два альпийских карабина, небольшой складной ножик. Идти с ним против этой мышечной глыбы Семен не хотел, имел уже подобный опыт "ближнего боя". Наконец в кармане старенького пиджака он нашел патрон! Вот только это был патрон от его ружья, один из двух, которых он прикроил еще в самом начале их эпопеи с угонщиками вертолета. Один он использовал для того, чтобы развести под дождем костер, а второй вот остался. Что было плохо, это был патрон с утиной дробью, самой-самой мелкой. Стрелять таким патроном в этого монстра было все равно, что из рогатки. Но, деваться было некуда, он зарядил ружье, снова спрятал его под полами куртки, потом мазнул окровавленной рукой по своему лицу. Затем он откинул голову назад, и начал стонать. Сквозь щелочки глаз он наблюдал за своим противником. А тот, подойдя вплотную, засмеялся:
      - Ну, что, турист, доходишь? От меня хрен уйдешь. Не додушил я тогда тебя, так сейчас докончу свою работу.
      Отбросив в сторону бесполезный карабин, он наклонился над раненым, заранее предвкушая, какой сейчас огребет кайф. Но вместо этого в его глаз уперся черный зрачок ружейного дула, и взрыв пороховых газов вместе с дробью разнес в клочки его мозг, вычеркнув из числа живущих.
      
      ГЛАВА 54.
      
      Ничего этого, Томский, естественно, не знал. Его, конечно, удивила столь длительная задержка Семена, но дожидаться он его не стал. Андрей по-прежнему боялся потерять Захара. Солнце, поднявшись повыше, давно уже растопило первый осенний иней, и Томский бежал вперед наугад, просто понимая, что больше беглому волку деваться некуда. Этот проход в долину Уйшукай походил на бутылочное горлышко, чем дальше он шел, тем более сужался. Да и сопки стали пониже, лес подозрительно редел. Так что, еще через час интенсивного бега он увидел своего, личного, беглеца. Даже отсюда, издалека, было видно, что Захар бежит с трудом, прихрамывая. Хотя с ним сейчас не было ничего, никакой ноши. Андрей еще больше поднажал, у него самого силы заканчивались, и он бежал уже больше по упрямству. Когда расстояние сократилось до пятидесяти метров, Томский остановился, скинул с плеча ружье, и крикнул Захару:
      - Стой Захар! Стрелять буду!
      Тот продолжал бежать так, словно и не слышал этого. Тогда Томский выпалил в воздух. Бегущий как-то странно дернулся, словно в него попала эта дробь, а потом, сменил направление, и побежал куда-то в сторону. Андрей сразу не понял этого маневра, но когда Захар в прыжке укрылся за чередой невысоких камней, чертыхнулся, и сам побежал к ближайшему укрытию. Он успел вовремя, пуля, взвизгнув, ударила как раз в ствол этого дерева.
      - Захар, не дури, сдавайся! - крикнул своему визави Томский.
      - Это зачем еще? - прозвучало в ответ.
      - Все равно у тебя ничего не получилось. Вон, Ивана твоего уже скрутили.
      Захар засмеялся, правда, не очень весело:
      - Ну, и хрен с ним. Пусть хоть сдохнет, меня это не колышет. А в тюрьму я не пойду, Андрей Ильич. Ты же знаешь, что мне теперь светит.
      - Ну и что? Жить то тебе хочется.
      Захар не ответил, и Андрея это насторожило. Он выглянул из-за дерева, и тут же бросился на землю. Захар за это время прополз за камнями, потом перебежал к деревьям и почти зашел ему в тыл. Когда он увидел, что его маневр обнаружен, то не удержался, и выстрелил вдогонку Томскому. Тот же, улегшись за большим деревом, слегка ругнул самого себя. Перекатываясь подобным образом, он потерял по пути ружье. Пришлось доставать арендованный пистолет, и стрелять в оживившегося зэка из него. Для Захара, перебегавшего от дерева к дереву, наличие этого оружия у "своего опера" было большой неприятностью.
      - Черт! У него и волына имеется, - пробормотал он. Смертная тоска полоснула по его душе. Всей своей развитой интуицией Захар почувствовал, что его фартовым временам приходит конец. Он сломался не потому, что хотел заграбастать золото один, отцепив Ивана как последний вагон. Просто, когда он на вершине сопки услышал знакомый голос Томского, то его охватила тоска неизбежной расплаты. Его личный опер оказался не только живым и здоровым, но и шел брать его второй раз. Этот страх перед Томский оказался патологическим, и он бросил Ивана одного, против троих противников.
      Андрей решил сменить место, и перебежал к соседнему дереву. Теперь они находились друг от друга в каких-то двадцати метрах. С такого расстояния было грешно не попробовать удачи, и перестрелка, затеянная ими, была больше похожа на дуэль. Они стреляли по очереди, так же, по очереди пытались сменить место на более выгодное. И, постепенно Захар начал отходить, все туда же, в сторону мифической золотой долины Уйшикуй. Когда на очередной остановке он зарядил в обойму последние четыре патрона, то решил, что если так пойдет, то последний патрон будет для него. За это время Андрей приблизился к нему уж совсем близко, метров на десять, и Захар, видя его бегущую фигуру, поспешно выстрелил в его сторону. Андрей почувствовал какой-то не очень сильный удар, и, укрывшись за деревом, начал осматривать себя. Оказалось, что пуля навылет пробила его куртку как раз под левой подмышкой. Пять сантиметров левей, и некролог в "Кривовском вестнике" был бы для него обеспечен.
      - Захар, хватит стрелять, сдавайся! - снова крикнул ему Томский, и тот чертыхнулся. Он был уверен, что попал в своего преследователя.
      - Андрей Ильич, имейте совесть! Вы и так мне всю жизнь сломали, дайте хоть напоследок погулять.
      - Нет, Захар, так не получиться. Ты был неплохим человеком до того, как создал свою бригаду, до того, как убил того казаха. После этого ты уже не имеешь право дышать этим воздухом свободы.
      Говоря все это, Томский так же подсчитывал свои патроны. Их у него осталось пять штук. После этого он решил, что ему стоит пойти в ва-банк. Он прицелился в сторону дерева, за которым сейчас прятался Захар. Обычно, после его выстрела, тот отвечал на него своим выстрелом. Вот и сейчас, после того, как очередная пуля плотно влепилась в дерево, Захар высунулся из-за своего убежища, и направил пистолет в сторону Томского. Но тот нарушил правила игры. Он продолжал стрелять, второй, третий, четвертый раз. И эта, предпоследняя пуля попала в руку Захара, после чего тот выронил оружие, и с криком схватился за локоть. Пуля Андрея раздробила Захару локтевой сустав, боль была ужасной. Но, превозмогая все, тот нагнулся, неловко поднял пистолет левой рукой, и приставил дуло к виску. Оставалось только нажать спусковой крючок, но тут сильный удар в бок от подбежавшего опера свалил его на землю, а второй удар ноги уже по запястью выбил из рук оружие. Правда, Захар уже и не мог выполнить свою идею. Приземление пришлось на больной локоть, и он от боли потерял сознание. Томский успел как раз вовремя. Глядя на лежащего Захара, он тяжело отдувался, словно пробежал не десять метров, а минимум километр.
      Тут сзади зашелестела листва, Томский дернулся в ту сторону, но это был Семен. Лицо водника выглядело измученным, шея плотно обмотана чем-то белым, словно у того застарелая ангина. А дышал он как после марафона. Услышав выстрелы, Семен несмотря на свое ранение, все время бежал без остановки. А Томский, кивнув ему, подобрал пистолет Захара, и сунул его в карман.
      - Готов? - хриплым голосом спросил Семен.
      - Да нет, ранил я его просто. А как у тебя? Что это с твоей шеей?
      - Да, недооценили мы этого Ивана. Этот бык порвал ремень, и чуть не угробил нашего лейтенантика. Но я его все же грохнул.
      - Ну и хорошо. А где он, Васька-то?
      - Да, идет, там, оружие собирает. По башке этот бугай ему настучал так, что ему теперь месяца два отдыхать придется.
      Вскоре действительно подошел Гурьянов. Выглядел он неважно. На его плече висели оба карабина, ружье Томского.
      - Автомат я так и не нашел, - болезненным голосом сказал он, сгружая оружие. Свою неизменную фуражку Василий при этом нес в руке.
      - Ты чего ее не одеваешь? - спросил Андрей.
      - Не лезет, голова распухла, - так же тихо ответил участковый. Чувствовалось, что он боится лишний раз тряхнуть головой.
      Начал приходить в себя Захар. С помощью поднаторевшего в этих делах Семена они соорудили ему на руку шину, и повели его вперед, туда, куда все они так стремились.
      Долина открылась им неожиданно, как красивая девушка, спрыгнувшая с маршрутки, в которую хотели сесть вы. Последний, совсем небольшой пригорок, леса уже совсем нет. Они поднялись на вершину этой сопки, и невольно, остановились. Это действительно, было красивейшее место, какое только видели они в своей жизни. В огромной, круглой долине, окруженной со всех сторон скалистыми горами, было все для спокойной, и счастливой жизни: небольшая река, разбросанные по ее берегам огромные кедры, несколько рощиц лиственных деревьев, и множество небольших озер. Сразу несколько густых утиных стай поднявшись в воздух, репетировали свой скорый отлет в южные края. А над ними, в высоте парили белоснежные лебеди, так же набираясь сил и опыта перед длительным перелетом. Пара лосей с небольшим лосенком паслось в низине, не торопясь продвигаясь к березовой рощице. Здесь было необычайно тихо, скалы прикрывали долину от ветра, и солнце последнего дня августа прогрело тут воздух до блаженного состояния. И впереди, в каком-то полукилометре, на берегу реки, виднелись три кедра, да камень-останец в форме головы сосны.
      - Мать честная! Как же здесь здорово! - Тихо сказал Семен. А Захар, упавший на колени, наклонил к земле голову, чтобы никто не видел, как бегут по его щекам слезы. Но всем троим его загонщикам было не до этого. Над их головой послышался характерный, трескучий звук мотора, и из-за гор выскочила беременная тушка спешащего к ним вертолета.
      Они погрузились очень быстро, пилот сказал, что идет грозовой фронт, и как ни рвался Семен подстрелить хоть одну утку, ему это не удалось. А когда вертолет улетел, на вершине сопки показалась еще одна человеческая фигура. Это был забытый всеми Горбач. Он еще у реки затаился до времени, и двинулся в сторону заветной долины позже всех. Он не торопился, слышал впереди и перестрелку, и переговоры враждующих сторон. Постепенно он обрастал брошенным как бандитами, и их преследователями имуществом. За его плечами были сейчас три рюкзака с палатками, сапогами Маклая, гречкой, выброшенной Захаром. Именно он увел автомат Ивана, и он же собрал все, до единого, патрона к нему, брошенные Захаром. И сейчас, на вершине этой сопки Михаил Сергеевич просто не верил своему счастью. Все, кто шли сюда, в эту блаженную долину, все либо погибли, либо сошли с дистанции. А он здесь, с оружием, со спичками, с одеждой и даже едой. Его всю жизнь все называли неудачником. Все - жена, дети, зэки в лагере. И вот, все изменилось. Он один смог дойти до этого райского места.
      - Я отсюда никуда не уйду, - пробормотал он. - Я тут буду жить.
      Оставалось найти еще одно - жилье первых золотоискателей. Он спустился вниз, и пошел к тому, что представлял себе так часто: камень-останец в форме головы совы, а рядом, три могучих, старых кедра. Горбач еще подивился такому сходству камня с настоящей совой: здесь были и круглые глаза, и клюв крючком. А землянку он рассмотрел, только когда подошел совсем близко. За двадцать прошедших лет тонкие жерди перекрытий сгнили совсем, и обвалились вниз. Теперь это была просто большая, квадратная яма в земле. Горбач спустился вниз по разъезжавшимся под ногами ступенькам, осмотрелся по сторонам. Из-за обвалившейся крыши была плохо видна печка, только часть ее торчала из-под обломков. Кусок топчана в другом углу с каким-то тряпьем заставил душу беглого зэка содрогнуться. Он, даже подходить туда не стал. Зато стол из грубо обструганных досок сохранился хорошо. Но, не это интересовало его, а цилиндрик из золотых самородков, все так же стоящих около одной из стен. Высотой он был с полметра, и диаметром сантиметров двадцать. Кожаный мешок окончательно сгнил и распался за это время, но золотой столбик сохранял его форму. Заплакав от счастья, Горбач подошел к нему, взял в руки самый верхний самородок, в форме треугольника. Примерил в руке его удивительную тяжесть, рассмотрел, внимательно, матовый цвет этого природного золота. Потом он положил его в карман, а решил взять в руки другой самородок, еще более изысканной формы. Но столбик, при этом его движении, рассыпался, часть золото ударила в земляную стенку. За девяносто лет своего существования земля вокруг землянки все больше и больше заболачивалась, она просто пропиталась водой, стала как желе. И этот удар был последним толчком. Стенка обрушилась, словно лавина. Горбач отскочил назад, но совсем убежать не успел. Его засыпало землей по колено, и он не испугался, только удивился. Потом Горбач попробовал выдернуть ноги из этой зыбкой массы, и с удивлением понял, что не может это сделать. Было такое впечатление, словно их у него забетонировали. Тогда он, матерясь, попробовал выбраться из сапог. Это ему почти удалось, но в этом момент обрушилась вторая стена, за его спиной. Она похоронила, наконец-то, обоих создателей этого временного жилья, а Горбача присыпало еще сантиметров на десять. Вот теперь он встревожился не на шутку. Он прицелился к еще видимым остатком стола, хотел упасть и дотянуться до него, но тут сошла лавина рухнувшей третьей стены. Теперь его засыпало по пояс. И главное, эта зыбкая, мокрая грязь не держала его веса. Он пробовал опираться на нее, но руки только погружались в эту жижу, без всякой опоры. А потом обвалилась третья, самая ближняя к нему стена. Она засыпала его по самое горло, и только голова его торчала над черной массой. Горбач попробовал поднять руки, но после первой же попытки он понял, насколько это бесполезно. Он просто взвыл от безысходности и жалости над собой самим. А тут еще над его головой начали сужать круги два здоровенных, черных ворона.
      
      В АМЕРИКЕ
       Майями
      Тот вечер был самым счастливым в жизни Александра Седова. Он, наконец, получил документы на право пользования бизнесом. Но самое главное ему сообщила Мэри. Они уже лежали в кровати, отдыхая после затянувшегося секса, когда она привстала, и сказала: - Алекс. Я хочу сказать тебе кое что важное. Я ещё ничего не чувствую, но тест показал, что я беременна.
      Седов резко поднялся, соскочил с кровати, прошёлся по комнате, потом остановился перед Мэри.
      - Ты хочешь сказать...
      - Да, это твой ребёнок.
      Это был как удар кувалдой, только удар счастья.
      - Ты... уверена?
      - Я трижды проверила. С Джорджем у нас последний раз было почти два месяца назад, а с тобой три недели. Это твоё дитя.
      Он упал на колени и начал целовать ноги Мэри, бормоча что-то несуразное на смеси русского и английского. Та смеялась, пыталась поджать ноги.
      - Алекс- Алекс, ты сошёл с ума!
      - А как же не сойти с ума! Ребёнок от Мэри Рокфеллер. Я же... я же сам еле родился. Отец у меня был знатный механик. От бога. Он был уникум, многие слышат по звуку двигателей какие там поломки. А он их видел. Какое-то особое, ренгеновское зрение. Поэтому его ценил Вишневский. Ценил и держал вопреки всему. Тот когда напивался, бил жену, мою мать, и сильно бил. У той была масса выкидышей. Трое детей умерли при родах, после рождения. Я один выжил, потом уже детей к неё не было. А потом он всё-таки убил её. Мне было тогда десять лет, и Вишневский отправил меня со своим сыном в Англию. Отец умер в тюрьме через два года. Я не знаю, где он похоронен. Да и знать не хочу.
      Он притянул Мэри к себе, и у них снова началось кратковременное счастье. Мэри боялась себе признаться, что Сашка в постели был лучше Джорджа. Тот был хорош, но Сашка словно чувствовал её мысли и делал именно то, что хотела девушка.
      Мэри уснула, а Сашка долго лежал на спине, курил и думал. Думал о том, что наконец-то он стал собой. Все четырнадцать лет, что они были вдвоём с Вишневским, у него постепенно выросла огромная ненависть к своему другу. Тот был первым во всём - росте, красоте, уверенности. Там, где Сашка с трудом пробивал себе дорогу, Вишневский шагал легко и уверенно. Лучше учился, к нему девушки сами липли, а Сашке приходилось завоевывать их расположение. Даже в бизнесе он был на вторых ролях. Младший партнёр, тридцать процентов акций. А сейчас он обошёл Вишневского во всём.
      Это был вечер. Но было ещё и утро.
      Они ещё спали, когда раздался тот самый, долгожданный звонок. Мэри ленивым движением потянулась к мобильнику, но услышав первую фразу, резко села на кровати.
      - Это точно?
      - Да, их везут на вертолёте в какой-то посёлок. Георгий жив и здоров, только на щеке отметина от когтей медведя.
      - Боже! Как это романтично! Когда ему можно будет позвонить?
      - Завтра точно. Мэри, только учти, у них другая сторона земли. Когда у нас ночь у них день. Поздравляю!
      - Спасибо, Генри!
      Отключив мобильник, она упала на кровать, раскинула руки.
      - Боже! Алекс, он жив!
      Седов всё давно понял. Он молчал, переваривая своё очередное поражение. Две недели назад он понял, что его с Глебовым затея пошла прахом. Полковник растворился в пространстве Сибири, а с ним и его виртуальные деньги. Теперь объявился Жорка. И Сашке придется объяснять, зачем он перевёл общий с Вишняковым бизнес на своё имя. А ещё Мэри... если он узнает?
      - Алекс! А ты что, не рад?
      - Не очень.
      - Почему?
      - Потому что он отберёт тебя у меня.
      - Алекс! Он же твой друг, я тебя не понимаю.
      - Хорошо. Он мой друг. Только я прошу тебя, не говори о том, что мы были вместе. И о ребёнке. Не говори ему. Пусть он думает, что это его ребенок.
      Мэри чуть подумала. У ней была в своё время идея рассказать Джорджу о своей связи с его лучшим другом. Почему-то она наивно думала, что он простит её. Но сейчас, с зарождением этой новой жизни, она поняла, что жених не должен ничего знать. Так из наивной девушки в ней прорастала циничная и расчётливая женщина. Естественный и вечный процесс.
      - Хорошо. Это будет наш тайна.
      Уже ночью, мчась на мокром от дождя шоссе в своём "Феррари" в сторону Нью Йорка, Седов мучительно искал выход из создавшегося положения. Шёл сильный ливень, и это ещё больше настраивало Сашку на минорный лад.
      "Как ему везёт! Как ему может так всё время везти? Ведь мы жили в одном посёлке, но его отец стал олигархом, а мой сел в тюрьму. Он получил всё, что хотел и не хотел. Он же не мечтал повторить путь своего отца, ему нужны были карманные деньги, он купил заправку, и он получил их. Он получил самую завидную невесту Америки, не прилагая к этому усилий. Почему же мне так не везёт? Он мог пропасть в тайге, его мог сожрать тот медведь, но не сожрал. А мой Глебов где-то сгинул со всеми моими миллионами. Жорка всё равно получит эти деньги, есть же второй пакет бумаг в Москве. Господи, ну почему его не сожрал тот медведь!? Люди гибнут в самых глупых местах и в самых глупых положениях, а он выживает. Мне ведь придётся отвечать за эти бензоколонки, чёрт бы их побрал! А если ещё Мэри проболтается... Нет, не должна. Она виновата больше меня. Господи, она родит моего ребёнка, а он ещё и получит его фамилию. За что?!"
      В это время впереди вспыхнули огни стоп-сигнала, и Сашка отчаянно нажал на тормоза. "Феррари" затормозил в считанных сантиметрах от бампера чужого автомобиля. Сердце его билось отчаянно, вступил пот. Впереди произошла авария, они остановились надолго.
      "Чёрт, ещё не хватало разбиться. Нет, чтобы разбился он, где-нибудь там, в Сибири. Или здесь..."
      Эта мысль его поразила. Он открыл свой дипломат, на ощупь нашёл там фляжку с коньяком, сделал несколько больших глотков. В последнее время он часто потреблял это напиток, но за рулём - первый раз.
      "А... действительно? Почему бы ему не погибнуть здесь, в Америке. Есть же люди, которые могут устроить какую-нибудь аварию. Как тот фильм назывался? "Механик"? Кажется так. И где его найти? К американцам не стоит соваться. А вот если поискать среди своих? Есть же пресловутая русская мафия? Деньги у меня есть. Могу отдать хоть всё, но чтобы его не было".
      Эти мысли немного подбодрили его, и он уже уверенно нажал на педаль газа.
      - Нет, Жора, так просто я тебе не сдамся, - пробормотал он.
      
      
      ЭПИЛОГ
      
      Из-за приближающейся непогоды прощание прошло скомканным и быстрым. Семена успели только отвезти в больницу и перевязать. Там он, заскочил в палату к рыжему охотнику, пожал на прощание его руку. В соседнюю палату укладывали невезучего Гурьянова. Кроме сотрясения мозга у него обнаружили еще и трещину в черепе. Так что Привалов успел попрощался и с ним.
      После того, как Томский не только вернул его пистолет, но доставил и главаря беглецов, полковник Кубертаев зауважал его невероятно.
      - Может, останетесь на пару дней? - предложил он. - Съездим на природу, шашлычок из лосятины, как а?
      Томский чуть не подавился таежным воздухом, а, стоящая рядом с ним Ярослава засмеялась.
      - Да нет, господин полковник, - ответила она. - Мы этой тайгой надышались на всю оставшуюся жизнь. И шашлык из чего только не едали. И из кабанов, из медведей, лосятины.
      - Вы нам телеграмму главное, дайте, на начальника ГОВД Панкова, - попросил Томский. - А то уволят нас с работы за прогулы.
      - Конечно, я уже отнес ее в райотдел, чтобы передали по линии. Все написал, как вы просили: задержались в связи с непредвиденными выполнениями профессиональных обязанностей. Написал, даже, что мы вас представим к госнаградам.
      Уже в вертолете Наталья, в обнимку с побрившимся, наконец Приваловым, обратилась к ним с заманчивым предложнием:
      - Ну, что, волжане? Приедете к нам на следующий год на сплав?
      Андрей и Ярослава засмеялись:
      - Вот если ты, Наталья хочешь на свою красивую задницу приключений, то мы приедем, - сказал Томский. - А если просто хотите поплавать по порогам, то нет.
      - Это, в самом деле, так, - подтвердила Василевская. - Мы словно везде притягиваем неприятности. В любых условиях, в любой стране, в самом мирном обществе. А вы что, после всего этого еще хотите идти в тайгу?
      - А как же! - в два голоса подтвердили они.
      - Андрюха, ты с нами на следующий год пойдешь в сплав? - обратилась к сидящему рядом Андрею Костину Наталья. Тот улыбнулся в ответ:
      - Конечно.
      - Да, слабо просто им! - Привалов пренебрежительно махнул рукой. - Тоже мне, а еще Герой России!
      - Ах, так! - возмутился Андрей, и шепнул что-то на ухо Наталье. Та сделал удивленные глаза:
      - В самом деле. Он и боится щекотки?
      - Ей богу, - подтвердил Андрей, - и визжит при этом как девчонка.
      Семен просто взвился в воздух:
      - Ну, я же просил тебя не говорить про это никому!? - обрушился он на Томского.
      Они в четыре глотки хохотали, Костин, не понимая в чем дело, просто улыбался.
      Только Тропинин сидел в сторонке, и, молча, смотрел в иллюминатор. Ему предстояло самое страшное, два визита в семьи Павла Оборина и Тихона.
      - Жалко, что Дашку и Жорку больше не увидели, - сказал, успокоившись, Семен. - Куда они подевались?
      А они никуда не девались, у них был свой ход действий. После того, как старого охотника прооперировали, занялись и раной Вишнякова. Обколов руку местным наркозом, хирург начал штопать шкуру Георгия большой хирургической иглой. Это происходило рядом с палатой, куда положили Миклуху. Вишняков при этом невольно слышал его разговор с Дарьей.
      - Вот так, Дашка, - басил охотник. - Вишь, как все оказалось? Я тебе, и в самом деле не отец, а так, дядя сбоку. Это я уже уговорил Агафью и этого змея чтобы они мне тебя отдали. Мне даже с женой было расстаться легшее, чем с тобой. Вот и понимай все как есть.
      Дарья, по привычке, молчала, потом спросила:
      - Пшенки подкупить?
      - Пшенки? - не понял Маклай. - Какой пшенки?
      - Ну да, мы же ее всю, почитай, свели с туристами.
      - А-а! Ну, тогда прикупи.
      Вишняков не понял смысла этого разговора. Про отцовство все понятно, а причем тут пшено?
      Байдарочниц разобрали по семьям работники аэропорта, Тропинина и Костина поселили в единственной гостинице этого районного центра. А вот Вишнякова и Головко приютил в своей пятикомнатной квартире глава администрации Тучара. После того как Георгий принял ванну, оделся в чистую одежду, его невыносимо потянуло увидеть Дашку. Выйдя из дома, он первым делом направился в больницу. К его удивлению, около кровати спящего охотника сидела не Дарья, а полная, круглолицая женщина лет пятидесяти с характерным, азиатским разрезом глаз.
      - А где Дарья? - спросил Вишняков.
      - Дашка то? У меня дома, баню топит.
      - И как мне ее найти?
      - А, ты выйди на улицу и спроси, где дом Сибирки. Люди тебе и подскажут.
      Это и оказалась та самая, знаменитая Сибирка, полуякутка, внебрачная жена Миклухи.
      В самом деле, дом Сибирки в поселке знали все. Это был старинного покроя пятистенка, из бревен, с большим двором. Постучав, он зашел в дом, и увидел Дарью. Было видно, что она только что пришла из бани. Стоя перед зеркалом, она расчесывала свои длинные, мокрые волосы. Вокруг тела же было обернуто широкое полотенце, оставляющее открытым просто восхитительные ноги девушки. Бросив на вошедшего взгляд через плечо, она проскользнула в соседнюю комнату. Георгий прикусил губу, но тут из-за плюшевой шторы показалась манящая рука девушки. Не веря себе, он шагнул вперед. Это оказалась спальня с высокой старомодной кроватью и массой самого разного размера подушками. Там царила полутьма, и когда он обнял Дарью, и начал ее целовать, то полотенце соскользнуло с ее тела, и Вишняков чуть не закричал от неожиданности и счастья. Тело рыжеволосой красавицы после бани было просто огненным, и она был согласна на все.
      На следующий день он проснулся ближе к обеду. В доме сильно и вкусно пахло чем-то печенным, так, что Георгию сразу захотелось есть. Но, перед этим он вспомнил, что было вчера, и от наслаждения даже застонал. Дарья была совершенно другой, чем все остальные подруги в его жизни. Это было что-то бесхитростное и естественное, как тот ураган, в который они попали, только страсти.
      Георгий быстро оделся, и с улыбкой вышел в зал. К его удивлению, там хозяйничала не Дарья, а Сибирка. Она стряпала, и тут же жарила на плите пирожки с картошкой.
      - Здрасьте, - сказал он.
      - Доброе утречко. Садитесь покушать.
      Пирожки на столе у Сибирки были такими на вид аппетитными, что Георгий разговорился с хозяйкой только после третьего из них.
      - Как там Миклуха? - спросил из вежливости он.
      - Да, старый разбойник поправляется. Спит целыми сутками, да ест. Счас вот пирожки допеку, да отнесу ему.
      Вишняков съел еще два пирожка, и только потом спросил ее о главном:
      - А Дарья то у отца?
      - Да нет, она ушла.
      - Куда ушла? - не понял он. - В магазин?
      - Зачем в магазин, в тайгу ушла. На зимовье.
      Пирожок буквально застрял в глотке у Вишнякова. Он поперхнулся, закашлялся, да так, что начал задыхаться, и впору было бы уже и умереть. И только тяжелая рука хозяйки дома, опустившись на его спину, выбила из его глотки собственное изделие.
      - Как, в тайгу, куда в тайгу? В какую тайгу? - Не веря своим ушам, спросил он.
      Сибирка засмеялась:
      - Как куда, все в туже и все туда же. Им же на зимовье надо продукты завести. Она вчера пшена и пороха подкупила, а сегодня с рассветом встала, собрала лошадей, и ушла.
      Вишняков выскочил из дома забыв поблагодарить хозяйку за ночлег и пирожки. Он помчался к самому знакомому зданию в этом городке, аэропорту. Он не обращал внимания ни на дождь, ни на встречный ветер. По пути он вспоминал все, что говорил вчера Дарье.
      - Я заберу тебя в Нью-Йорк, тебе там понравиться, - шептал он ей на ухо в минуты отдыха. - Там такие высокие дома, там так много людей. Но ты будешь в этом городе самой главной. Там нет таких, рыжих и сероглазых, с такими красивыми веснушками.
      Она только смеялась в ответ на его слова. А когда он спросил, что она хочет от него, ответила коротко и ясно:
      - Ребенка.
      В аэропорту к Вишнякову бросился Головко.
      - Господи, Георгий Анатольевич! Как вы меня вчера напугали! Пропал парень, и нет его. Хорошо, догадались спросить прохожих. Те и отправили вас к Сибирке.
      - Так вы там были? - поразился он.
      - Да, но вы уже спали. Мы и трогать вас не стали.
      Вишняков сел в кресло, и сказал своему верному охраннику:
      - Антон Михайлович, мне нужен вертолет.
      Но, Головко отрицательно покачал головой:
      - Невозможно. Последний борт с нашими туристами отправили два часа назад. А сейчас - вот! Непогода.
      И он показал рукой на мокрое от дождя окно. Только теперь Георгий понял, что изменилось в облике Туранчая. Над ним повисли серые тучи затяжной непогоды.
      В этот момент зазвонил спутниковый телефон. Головко скорчил странную физиономию, и попросил:
       - Георгий Анатольевич, снимите, пожалуйста, трубу. Она просто меня уже достала. Я уже и сказки про вас придумывать устал. Звонит каждые полчаса.
      Ничего не понимая, Вишняков поднял трубку, и услышал уже так давно забытый, просто нереальный голос:
      - Хай, Джордж!?
      - Да, Мэри, - почему-то по-русски ответил он.
      Но та узнала его голос, и залопотала с невероятной скоростью:
      - Мой любимый Джоржик, как я рада тебя слышать! Говорят, что ты прошел через чудовищные испытания. Это ужасно, но это хорошо, что ты выдержал, это так по-американски! Ты настоящий новый янки! Но теперь тебе срочно нужно мчаться ко мне в наше Большое Яблоко. У моей кузины Анны через три дня помолвка. Она выходит замуж за парня из клана Кеннеди, через Шрайвер и Шварценеггера. Нам обязательно нужно быть там, все посмотреть, чтобы у нас было не хуже. Да, я хочу тебя обрадовать, у нас будет ребёнок...
      Вишнякову снова показалось, что он страдает шизофренией. После всего пережитого уже этот голос казался ему нереальным, из другого, не существующего мира. Он отстранил трубку от уха и почему-то снова вспомнил слова рыжего охотника, сказанные про его дочь:
       - Она вся в мать. Мы то, рыжие, из кержаков, староверов. А она из даурских казачек. А они своенравные. Сами себе мужиков выбирают, и сами их бросают.
      
      На красивом столе стояла бутылка коллекционного "Хеннесси", два пузатых бокала, рядом набор подобающей закуски на серебряных тарелочках, фрукты. Две пары пальцев вели себя по разному. Маленькие, украшенные старинным перстнем, явно нервничали, то сжимались в кулачки, сжимая друг друга, то зачем-то трогали салатницу. Второй десяток пальцев был неподвижен.
      - Значит, Глебов исчез в тайге вместе с картой?
      - Да.
      - Он не мог её перепродать кому-нибудь?
      - Вряд ли.
      - Но надо проверить.
      - Деньги в банке на Богамах лежат, их не трогают.
      - Пусть лежат. Это мелочь. Но главное он сделал. Вишнякова нет. Тот участок не продали, а значит, надо алмазы искать. Где-то он рядом, где-то рядом. Нужно послать туда людей, опытных людей. Пусть ищут.
       И он поднял бокал, чтобы сделать глоток восхитительного, коллекционного "Хеннесси".
      
      КОНЕЦ 1 КНИГИ. ЧИТАЙ ВТОРУЮ.
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сартинов Евгений Петрович (esartinov60@mail.ru)
  • Обновлено: 31/05/2024. 683k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.