Сартинов Евгений Петрович
Домовой Филька - 1

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сартинов Евгений Петрович (esartinov60@mail.ru)
  • Размещен: 02/10/2023, изменен: 02/10/2023. 138k. Статистика.
  • Повесть: Юмор
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ИРОНИЧНОЕ ДЕРЕВЕНСКОЕ ФЭНТАЗИ. ДОМОВОЙ ФИЛЬКА БОРЕТСЯ С ПРОТИВНЫМИ БАБАМИ ЖЕЛАЮЩИМИ СЖИТЬ СО СВЕТА ХОЗЯИНА ДОМА.
    •   ЕВГЕНИЙ САРТИНОВ
      
      ХРОНИКИ ЖИЗНИ ДОМОВОГО ФИЛЬКИ
      
      ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
      
      ДОМОВОЙ ФИЛЬКА И ЕГО ДРУЗЬЯ
      Киносценарий
      
      Деревня ДОМОВЁНКОВО мирно спала, когда вокруг нее начали разворачиваться не очень хорошие события. В паре километров от деревни на обочине дороги стояло несколько машин со включенным проблесковыми полицейскими маячками. В центре этого скопища автомобилей стоял фургон-автозак для перевозки заключенных. Милицейский начальник с тремя большими звёздами на погонах орал на своих подчинённых: - Нет, как вы смогли его упустить! Он был в наручниках?
      - Так точно, - ответил один из полицейских двумя руками державшийся за голову.
      - Решётка была закрыта?
      - Так точно, - ответил второй, державшийся двумя руками за живот.
      - Так как он очутился на свободе!
      - Он сломал наручники... а потом гвоздём... открыл... замок решётки, - ответил третий полицейский, одной рукой державшийся за живот, а второй за голову. - Мы вздремнули... а когда проснулись, он уже открыл её. Ну и...
       За него докончил начальник.
      - Он отлупил вас, отобрал оружие и скрылся.
      - Так точно.
      Полковник хотел сказать, как припечатать, но получилось у него как у Достоевского:
      - Идиоты!
      В это время капитан с суровым лицом диктовал в микрофон полицейской рации:- Всем стационарным постам, всем полицейским патрулям! Задержать сбежавшего при пересылке особо опасного преступника Георгия Зубатова по кличке Варнак. Сорок лет, восемь судимостей, последний раз осужден за тройное убийство. Приметы - рост метр девяносто пять, атлетического телосложения, на руках и теле многочисленные наколки. Особо опасен, при задержании всегда оказывает вооруженное сопротивление, очень силен, владеет навыками боевого самбо, дзюдо, карате, бокса, тхэквандо, сумо. При оказании сопротивления - стрелять на поражение.
      Это сообщение слушали трое суровых полицейских, в бронежилетах и с автоматами, проезжавших в Уазике по шоссе мимо аншлага с надписью "Домовёнково". Едва свет фар исчез вдали, как из кювета поднялось огромное тело, свет зажженной спички и сигареты высветил квадратное лицо, на голове человека кепка зэка, на теле костюм заключенного с номером. Варнак ухмыльнулся, обернулся к дорожному аншлагу, присмотрелся, и прочитал по слогам.
      До-мо-вёнко-во. Нехай будет Домовёнкого. Покуролесим и тут, напоследок.
       Он подхватил автомат, и двинулся в деревню, на свет горящих фонарей.
      
      Варнак видит горящие окна дома. Он начинает протискиваться сквозь густые кусты, но те, словно держат его. Уголовник, начинает дергаться всей массой тела. Хочет сматериться, но что-то не получается.
      - Да... идите... вы... что... как... менты.... Прямо... отстаньте!
      Наконец он всей массой наваливается на упрямые побеги, и вырывается на дорогу, но при этом ремень его автомата расстёгивается, он падает и остаётся в кустах. Варнак, в полном недоумении, приседает, пытается найти его, но кусты стоят столь плотно, что он с досады сплёвывает и подбирается поближе к забору.
      
      За его спиной из кустов появляется ехидная мордочка Лешего.
      Стоп-кадр. Голос Фильки:
       - Леший Кольша, я зову его дедушкой. Он хозяин местных лесов и полей. Не смотрите, что по виду он старичок очень небольшого росточка, плешивый, с кривой бородкой, весь в бородавках, постоянно хихикающий, пиджак застегнут на левую сторону, два ботинка на одну ногу. Ну, одевается он так, как хочет. Как Хранитель он силён неимоверно. Один недостатот - бабник! При виде женщин совсем теряет голову. Хотя ему уже 900 лет!
      
      Окна в доме тухнут, но начинает лаять собака, Варнак обходит ограду по периметру, перелазит через деревянный забор, при этом падает.
      - Да! Чтоб ты... сгнил на корню, козёл деревянный !
      Варнак очутился в огороде. Присмотревшись, Варнак срывает со шпалеры огурец, начинает его жевать, а сам двигается дальше. Но затем он поскальзывается, и на четвереньках падает в лужу. Встав, и оглядев свои грязные руки, Варнак снова хочет сказать что-то неприличное, но получается совсем что-то несуразное: - Да... прокурора тебе в дышло, вертухай позорный!
      Тут он замечает небольшое сооружение из брёвен.
      - Баня. Точно баня.
      Он заходит в баню, включает свет, проходит в парилку.
      - Ещё тёпленькая. Хорошо.
      Он наливает из бака с горячей водой в таз воду, начинает мыть руки, затем лицо. При этом ему мешает согнуться засунутый за пояс пистолет. Варнак кладёт его на лавку, но он почему-то скользит, и падает с неё. Причем так ловко, что попадает в щель в полу и проваливается в подпол.
      - Да... сто тридцать первую тебе в приговор, собака!
      Варнак пытается протиснуть в щель пальцы, чтобы достать его, но тут его за палец кусает мышь. Он вскрикивает, отдёргивает руку.
      - Сволочь! Чтоб тебе всю жизнь под надзором быть, баклан немытый!
      Он с недоумением смотрит на капельку крови. Слышится мелкое хихиканье. Варнак озирается, но никого не видит. За его спиной проявляется сидящий на полоке Венька, смолящий бычок.
      Голос. - А это Венька - наш банник. Он хороший, хотя и не любит купаться. С виду он угрюмый. А ещё нервный. Это потому, что от людей набрался плохого - пьёт и курит. Но он всегда справедлив и горой стоит за правду.
      
      Теперь из оружия у Варнака только резиновая дубинка да наручники. Он выходит из бани, при этом получив удар по голове от деревянной поперечины двери - притолоки.
      - Да что б тебя... больше из карцера не выпускали. Ой, как больно!
      
      Варнак идёт вверх, к дому. Около дровника он находит топор, воткнутый в колоду, вытаскивает его, ухмыляется. Заходит на крыльцо, но при этом спотыкается, падает, потом пытается открыть дверь, но она открывается сама. Варнак замахивается топором, но на пороге никого нет. Он пытается сделать шаг вперед, но его словно кто хватает сзади за руку с топором, и урка летит с крыльца назад. Варнак осматривается, но рядом никого нет. Он делает шаг вперед, но его словно кто дергает за эту ногу, Варнак делает кульбит, и падет лицом на землю. Лежа он протягивает руку к топору, но тот отодвигается в сторону. Варнак не верит своим глазам, снова протягивает руку, но топор словно скользит от него. Тогда он вскакивает и с ревом кидается к топору, но тот подпрыгивает и с размаху обухом бьет его по лбу. Варнак падает, теряет сознание. Ведро, стоящее в сторонке, начинает передвигаться по воздуху, и с размаху выплескивает на уголовника воду. Тот очухивается, вытирает с лица воду, потом, шатаясь, поднимается. Топор продолжает летать перед его лицом, и Варнак начинает пятиться, потом уже бежит, не понимая куда, вниз, к пруду. Там он падает в воду, немного приходит в себя. Но при этом он будит хозяина водоёма - водяного Вовчу.
      
      Голос Фильки: - Вовча - наш водяной, мой дядька, приёмный отец. Очень большой, очень добрый и сильный. Любит пошутить, а ещё больше любит поспать.
      
      Вовча хмуриться, толкает прикорнувших с обоих сторон русалок.
      - Кто там мне спать мешает? Гляньте.
      Те уплывают, а он снова засыпает.
      
      Голос Фильки: - Это наши русалки, жены Вовчи. Бывшие утопленницы сестры Пашка и Сашка. Как были они при жизни толстые, сиськастые, так и остались. Любят бухнуть и покурить. Так же любят шутить над купающими, щекотать пятки своими холодными пальцами. У них хобби - коллекционирую мужские трусы.
      
      Варнак уже подумал, что всё плохое позади, но тут началось самое страшное. Его дёрнули за ноги и принялись топить. При всей своей мощи, он ничего не мог поделать, нещадно бил руками по воде, выныривал, но тут же снова исчезал под водой. Сёстры стащили с него ботинки, штаны, трусы, хотели раздевать и дальше. Но тут Сашка обнаружила нечто необычное - дубинку.
      - Пашка, это что такое?
      - Ого! Как настоящий! Из резины?
      - Слушай, какая классная вещь!
      Варнак почувствовал, что хватка ледяных рук исчезла, он выскочил из пруда и рванул вверх, не разбирая дороги. Он забежал во двор, при этом собака Дурка укусила его за задницу. Одним броском Варнак перемахнул калитку, и бежал изо всех сил, пока не достиг магистрального шоссе. Ошалело оглядевшись по сторонам, он увидел приближающиеся огни машины с проблесковыми маячками. Торопливым движением сорвав с пояса наручники он застегну их на запястьях и шагнул навстречу полицейской машины, подняв руки вверх.
      - Я тут! Я здесь! Я сдаюсь! Заберите меня в тюрьму! Заберите! Ради бога!
      
       В это же время во дворе топор проплывает по двору и втыкается в колоду.
      В доме просыпается Валентина Кобылина, хозяйка дома. Собака продолжает лаять, и она толкает Кольку.
      - Колька, сходи во двор, Дурка чего-то надрывается. Может, вор залез.
      - Какой вор? Откуда в нашей деревне...(зевает) вор?
      - Иди, говорю!
       Колька пытается отмахнуться, но Валька просто сталкивает мужа с кровати. Тогда он, ворча, поднимается, выходит на крыльцо, позевывая, смотрит по сторонам, затем на беснующуюся собаку.
      - Заткнись ты, дура лохматая. Чего брешешь? Спать только не даешь... собака.
      Ещё раз зевнув, он быстро перебегает к бане, включает свет и сует руку за печку. Достает бутылку, берет с окна гранёную рюмку, наливает себе самогонки, выпивает. Крякает.
      В это время во дворе шаги на крыльце, но никого не видно, дверь со скрипом открывается, затем закрывается. Шаги идут уже по дому, сворачивают на кухню. Потом словно кто-то запрыгивает на табуретку, со стола исчезает сушка. Слышно, что кто-то сушку грызет, снова шаги.
       В это время в бане Колька с окна достает пачку "Примы", закуривает, делает несколько глубоких затяжек, кидает бычок на лист железа перед печкой. Уже хочет сунуть бутылку на свое место, но потом, словно что-то вспомнив, наливает несколько капель самогона в рюмку. Прячет бутылку за печь, и уходит.
      Тут же из-за печки протягивается длинная, тонкая рука, берёт рюмку. Раздается довольное урчание. За печкой исчезает и бычок, а вскоре оттуда идет тонкая струйка дыма, слышится тихий, но вполне отчетливый кашель.
       В это же самое время шлепающие шаги слышны в спальне. Валька, зевая, спрашивает: - Ну, что там было? На кого Дурка там лаяла?
       Ей никто не отвечает, на лице женщины удивление. Между тем одеяло, свисающее почти до пола, приподнимается, а потом снова опускается.
      Валька привстаёт, заглядывает на пол.
      Тут появляется Колька, ложиться на кровать, залазит под одеяло.
      - Это ты? - спрашивает Валька.
      - Я. А кто ещё может быть?
      - Хм. Мне показалось...
      Колька, зевая:
      - Чего тебе показалось?
      - Да так, ерунда. Чего там Дурка то лаяла?
      - Откуда я знаю, чего она лаяла? Дурка она и есть Дурка. Лает...(зевает) дура, на всё подряд. Поди, опять кот соседский забрел, скотина серая...
      Или ёж.
      Колька отворачивается от жены и тут же начинает храпеть.
      
      Под кроватью лежит кошка, она чуть пододвигается, и сначала проявляются круглые глаза домового, потом он сам, весь, в голубоватом цвете. Филька лежит головой на кошке, грызет сушку. Видно небольшое личико, курносое, добродушное, с круглыми глазами и большими, толстыми губами.
      
      Голос: - А это я - домовой Филька, хранитель этого дома. Мне недавно исполнилось двести пятьдесят лет, я уже совершеннолетний!
      
      Затем Филька зевает, закрывает глаза и словно начинает таять.
      
       Домовой Филька, в отличие от банника Веньки, к семейству Кобылиных относился нейтрально. Бабы там готовили хотя и не вкусно, но много, так что Филька не бедствовал. К тому же ни Валентина, ни ее дочки: Катька, Машка и Дашка, убираться не любили, и только раз в неделю шаркающая, вонючая швабра врывалась в любимое, обжитое пространство Фильки - под старинной железной кроватью рядом с русской печкой. Филька ворчал, морщился от противного запаха тряпки, но потом снова засыпал. Когда один, когда с кошкой Муркой, любившей пристроиться под боком у домового. А вот Венька не любил этих четверых, здоровущих баб, похожих друг на друга как коровы одной породы. Не было случая, чтобы в банный день одна из них не пришпарила свою необъятную задницу о печку, или облила кипятком сестру. На хозяйку, например, постоянно падал кочерга, в какой бы угол бани Валька не пыталась её засунуть.
       Вот в чем сходились оба хранителя - они любили Николая Скокова, истинного хозяина этого дома. Невысокий, щуплый мужичок с морщинистым лицом, выглядевший гораздо старше своих сорока лет, он давно проклял тот час, когда после смерти матери, решился жениться на Вальке Кобылиной, заслуженной, четырёхкратной вдове из соседней деревни Макарьевки. А виноваты были его друзья и родня! Все они, как один твердили старому холостяку Скокову: "Женись на ней, а то будешь один как перст в этой жизни. Валька - она же, как танк, твой огород в двадцать соток для неё тьфу - клочок бумаги! А кто тебе готовить и стирать будет? Умирать будешь, и стакан воды никто не подаст. Женись!"
       Семейство Кобылиных, вселившись из своей хибарки в обширный дом Николая, быстро завели свои порядки. Всем заправляла сама Валька - командовала, кто из дочек будет готовить, кто стирать, кто полы мыть. Всё, вроде бы нормально. Но вот только каждый такой приказ вызывал со стороны дочек дикий крик в попытке переложить свои обязанности на другую сестру. Часто доходило до метания друг в друга вещей и посуды, драк с вырыванием волос и пролитием крови. Валька, пока что, была сильней дочек, хотя старшей стукнуло уже двадцать три, а младшей шестнадцать. Мамашка без проблем колотила дочек поодиночке и всех вместе. Но те стремительно догоняли матушку в силе и габаритах, так что Николай часто думал о том, что будет лет через пять, когда дочки догонят своего тирана в физических кондициях. Про это Николай только думал, так как права говорить он был лишен давно и бесповоротно.
       Чтобы скрасить безотрадную жизнь Колька изрядно пил, как говорят в народе: "Всё что горит". Его функции в семье сводились к зарабатыванию денег, (а он трудился сварщиком на местном заводике, выпускавший чугунные сковородки), добыче рыбы, грибов и ягод. Всем этим он занимался с удовольствием, лишь бы поменьше находиться в некогда родном доме. Всё было хорошо до той поры, пока завод, на котором трудился Колька, не накрылся медной сковородкой, проиграв состязание импортной тефали.
      А ведь начался тот день очень хорошо. Ну... как обычно.
      Валька на кухне готовила завтрак.
      - Катька, иди лука в огороде нарви, да почисти его!
      Катька валявшаяся на диване с журналом, орёт с не меньшим напором.
      - А чего это я?! Вон, пусть Машка сходит за луком!
      - Машка сейчас стирать будет!
      Машка сидит в кресле с пультом перед телевизором и щелкает по каналам.
      - А чего это я?! Пусть Дашка стирает, она давно уже не стирала!
      Дашка орёт из соседней комнаты.
      - Ага, всё вам Дашка да Дашка! Я что вам, негра, что ли? Я уже и так полы мою!
      - Вот домоешь, и стирать иди!
      Катька дополнила: - Ага, а перед этим сходи на огород, лука нарви!
      - Ещё чего захотели! Мне тут за вами мыть до обеда! Загваздали весь пол как свиньи!
      - Не сломаешься!...
      Валька ворвалась в зал и заорала во всю глотку.
      - Хватит вам всем тут орать! Я всё всем сказала! Марш по местам, дуры жопастые!
      
      Машка попыталась открыть рот, но тут же получила по лицу полотенцем.
      - Ты видишь, я обед готовлю! Что вы мне нервы треплете! Катька, хватит валяться, марш за луком!
      Катька бросает журнал, бежит к выходу, но тоже успевает получить полотенцем по заднице, взвизгивает.
      А Валька продолжала:
      - Коровы ленивые! Лежат они целыми днями, жир нагоняют!
      - Мы не ленивые.
      - Помолчала бы! Сколько времени?
      Дашка глянула на ходики.
      - Без десяти восемь.
      - Восемь!? Мать вашу крашеную кошку!
      
      Валька выбежала из дома, и закричала вниз, в сторону пруда.
      - Колька! Ты чего делаешь, старый хрен! Рыбак ты занюханный, межеумок полосатый! Время уже восемь, ты же на работу опоздаешь, дебил малорослый!
      При этом ни одного матерного слова не вырывалось из уст старшей Кобылиной. И не потому, что Валентина была так изысканно образована. Просто в деревне Домовёнково никто из местных жителей не употреблял матерных слов, и не потому, что обитатели деревни были изыскано воспитаны. Так было это с незапамятных времён. Поговаривали, что некие высшие силы ещё три века назад наложили замок на рот всех жителей деревни. Что хочешь, болтай, а вот материться - ни-ни. Матерки как-то сами собой исчезали из словарного запаса и приезжих жителей. Сначала гости мучились, пытались вспомнить искомое, но потом приучались обходиться и без матершины, изобретая просто гениальные сочетания самых простых, нодо боли обидных слов.
       Колька скривился и буркнул себе под нос:
      - Вот, разоралась-то, мать твою кенгуру!
      - Ты чего там, оглох, что ли, петух ощипанный?! - Буйствовала Валентина.
      - Сейчас! - И снова себе под нос. - Сама курица. Бройлер-переросток.
       Колька торопливо поднялся вверх с удочкой и ведром, в котором плескались живые караси. Валька на ходу дала ему подзатыльник.
      - Ты чего?! Совсем нюх потерял со своими карасями? Марш на завод! А то выгонят с работы, на фиг!
      - Куда они меня выгонят? Я единственный сварщик на всем заводе. Уволят меня, кто им варить будет? Директор?
      - Пререкаться он мне будет! Тебя убить, что ли?! Марш на работу, косодопля! Бери свой лисапед и педалируй к заводу! Быстро!
      - Да мне тут ехать то пять минут. Пожрать бы мне чего. А то с прошлого обеда ничего во рту не было.
      Валька передразнила супруга.
       - Пожрать! С работы придешь, тогда и пожрешь. Это ж надо было так присохнуть к своей удочке, что про работу забыть!
      - Зато как клевало! Не оторвешься ведь. Вон, полведра красноперых наловил! Красавцы! Карась к карасю, как калиброванные. Да и часы ты мне не купила, откуда я время знать должен.
      - Иди-иди! Часы ему! Кнут тебе надо купить, лентяю! Ерпыль горластый!
      - Чего это!...
      - Поговори мне ещё! Марш на работу!
      Колька нехотя повел свой велосипед к калитке. Валька шла за ним, словно конвоир.
      - Обратно поедешь - хлеба купи! - Приказала она.
       Колька аж встал.
      - С каких это шишей? Денег тогда давай на хлеб.
      - У вас сегодня должна быть зарплата.
      - Должна! Когда её последний раз вовремя давали? При Сталине?
      - Я тебе дам при Сталине! Чтобы деньги домой принес. Дома ни копья! Не получишь денег, займи. У тебя вон - полдеревни или родственники или собутыльники.
      - Ага! Точно, полдеревни. Только миллионеров среди них нет, всё Ивановы да Петровы, ни одного Абрамовича. Все последний хрен без соли доедают.
      - Поворчи мне еще! Сам-то... хрен соленый. Езжай, время-время!
       Колька, садясь на велосипед, все бормотал себе под нос.
      - Ни копья. Ну и шла бы себе работать.
      - Про хлеб не забудь! - Крикнула вслед Валька.
      - Забудешь тут! Себя скорей забудешь. Восемь булок хлеба в день сжирают, коровы стельные!
      Колька, проезжая по улице, здоровается с тремя бабушками, сидящими на лавочке.
      - Здрасьте, бабушки.
      - Здравствуй, Коленька!
      - Доброе утро, Коленька!
      - Доброй дороги тебе, Коленька!
      Колька проезжает мимо, бабушки дружно вздыхают.
      - Чего там на него Валька снова с утра орала?
      - Да бог его знает, что она орёт. Всё время она орет, и она, и девки её горлопастые. С другого конца деревни их слышно, так надрываются.
      - Да, быстро эти Кобылины в доме власть взяли. Второй год вместе живут, а скрутили уже Кольку в бараний рог.
      - Ха! Скрутили! А кто советовал Кольке жениться на Вальке Кобылиной? Ты ведь. Скажешь - нет?
      - Я!? Да, я. Но я не одна была. Колькина родня вся за эту женитьбу была. Как матушка его умерла, так Колька один остался. А он ведь кроме рыбалки да грибов ничего не знает. Ни готовить не умеет, ни постирать. Вот его и сосватали с этими Кобылиными из Макарьевки. У Вальки тоже мужик умер, да и жили в такой лачуге, не приведи господь.
      - Зато теперь они вон, в каких хоромах обитают. Дом то у них хороший, крепкий. Лет сто пятьдесят ему.
      - Да больше. Мой дед говорил, что еще пра-прадед Скоков его поставил, Дормидонт. А это, почитай, после Наполеона было.
      - Да, а теперь он достанется этим девкам. Здоровые они все какие! Лошади, а не девки!
      - Не лошади - кобылы!
      - Здоровые-то здоровые, а работает один Колька.
      - А где её в нашей деревне эту работу найдёшь? Всё позакрывали и молокозавод, и мясокомбинат, хлебозавод. Какой хлеб у нас пекли, девки! За сто километров приезжали за ним.
      - Да. Ты рецеп то помнишь? Ты же технологом была.
      - А как же! На хмелю.
      - Нет, Валька в огороде хорошо пашет. Орет только на дочерей всё время.
      - Орет то ладно, она лупит их как, это ж видеть надо! Те, вроде и взрослые уже, Дашке, младшей, шестнадцать, а Катьке вообще, двадцать три. Но сладить с матерью они еще не могут.
      - Ну, это до поры до времени. Ничего, подрастут, они на ней ещё отыграются.
      - Да бог с ними, с тёлками с этими. Мне Колю жалко. Он из-за них так пить стал! Считай, каждый день хлещет.
      - Ну, пожалела, лиса курицу, горлышко перегрызла! А что он хлещет? Не коньяк и не виски, а твою ведь самогонку!
      - А что, по-твоему, лучше ему водку из магазина хлебать? Счас то, что продают, это не водка, это отрава полная, яд натуральный. Он бы с неё точно давно бы загнулся, с отравы этой. А у меня всё культурно, все по старинке, по бабушкиным рецептам, всё на буряке да картошке, да марганцовкой всё почищено. Чистый продукт выходит, как слеза!
      - Маш, а я вот я что-то запамятовала, это не ты ли возглавляла общество трезвости у нас в деревне?
      - Вспомнила! Да это когда было то!?
      - Как когда? При Горбачёве.
      - И что? А кто тогда меня тогда заставил возглавить это дурацкое общество? Ты! Ты же была тогда у нас на заводе была главой парткома.
      - Точно!
      - Ну, вы вспомнили!
      - А как же! Мы помним! Мы всё помним!
      - Вот и я помню, что и ты, Катька, тогда профсоюз возглавляла, и на собраниях громче всех империалистов костерила, и за трезвость двумя руками голосовала.
      - Да ну вас всех, дуры! Когда вас только склероз разобьёт? Альцгеймера на вас не хватает.
      Бабки отворачиваются друг от друга с недовольными лицами.
      
      В это время Валька заходит в баню, включает свет и начинает производить обыск. Банька небольшая, в прихожей только старое зеркало, лавка, да какое-то тряпье на вешалке. Валька заглядывает под лавки, за зеркало. Бормочет при этом.
      - И где он только хранит это своё пойло. Ведь сюда ныряет постоянно, алкаш хренов. Зайдет трезвым, а выходит пьяным. Во, стакан!
       Валька открывает дверь и, не глядя, выбрасывает стакан на улицу. Звучит болезненный вскрик, что-то падает. На улице Машка потирает ушибленную коленку, на земле лежит таз с чистым бельём.
      - Мам, вы чего кидаетесь?! Больно же!
      - А чего ты тут ходишь, когда я кидаю?
      - Откуда я знаю, когда вы кидаться будете? Вы хоть крикнули бы.
       Машка подняла стакан.
      - А что с ним делать?
      - Да кинь куда-нибудь подальше, чтобы Колька не нашёл.
       Машка, размахнувшись, кидает стакан за сарай. Оттуда в ответ доноситься болезненный вскрик Дашки.
      - Блин, кто там стаканами кидается?! Вы чего сдурели!? Больно же!
      По голове же попали, сволочи!
       Машка с матерью переглядываются. Валька исчезает в бане, а Машка убегает за баню. Появляется Катька, видит брошенное бельё, нагибается. В это время ей в затылок прилетает стакан. Катька молча падет лицом в таз с бельём.
      
       Между тем Валька заходит в банное отделение, заглядывает за бочку с холодной водой, потом пытается протиснуть руку за печку.
      Именно за печкой стоит бутылка, к ней тянется Валькина рука, но бутылка вдруг отодвигается в сторону.
      Валька разгибается, затем пытается засунуть руку за печку с другой стороны. Она снова почти достает до бутылки, но та снова передвигается в сторону. Теперь видно, что ее держит маленький, худой старичок со всклокоченными волосами и сердитым выражением лица - банник Венька. Старичок весь грязный, и лицо и руки. Под рукой у него сидит мышь, которую банник постоянно гладит. Когда Валька протискивает руку еще дальше, он шепчет на ухо мышке команду, и та кусает Вальку за палец. Та с воплем вылетает из бани, при этом стукнувшись головой о притолок, а банник Венька расслабляется, снова гладит мышку по голове, затем достает из-за спины бычок, чиркает спичкой о мятый коробок, и закуривает.
      
      - Катька! Неси бинты и йод! Скорую вызывай! Меня мышь укусила!
      - За что?
      - Да ни за что! Ничего плохого я ей не делала. Сунула руку за печку, а она цап меня за палец. Я чуть не умерла от страха. А тут еще о притолоку башкой ударилась. Шишка, наверное, будет!
      - Да я не про это. Кто меня стаканом в голову запустил? За что? Убью!
       Машка прибегает с бинтами, Катька начала неумело бинтовать палец матери, Дашка приложила ко лбу матери холодный ковшик.
      
      - Да, мышей у нас в этом году расплодилось как никогда! Я в курятнике одну видела вчера. Наглая такая, здоровая, посмотрела на меня и так не спеша в нору ушла.
      - Всё, за яйцами вечером ты идёшь! Ноги моей больше там не будет!
      - А мы сейчас в баню Мурку запустим, она быстро всех мышей выловит! Дашка, принеси Мурку.
       Дашка ловит Мурку и запускает её в баню. Все с довольным видом отходят к столу, но только рассаживаются, чтобы начать завтрак, как из трубы бани как из миномёта с истошным мяуканьем вылетает Мурка. Вся в саже, она падает на стол, точно в салатник, а потом уноситься в огород. Дамы удивленно переглядываются.
      - Чего это она?
      - Странно. Чего-то у нас дома твориться такое... Я не пойму.
      Дашка, сгребая салат обратно в миску:
      - Ага. Я сушку вчера вечером на столе оставила. А сегодня её нет.
      Валька замотала головой.
      - Нефиг было её там оставлять, вот как раз мыши её и стащили. У меня намедни ночью тоже ерунда какая-то была. Дурка разлаялась, я Кольку пнула на улицу, посмотреть, что так к чему. Потом будто Колька уже пришел, шаги его слышала, я с ним разговариваю, а он молчит. Оказалось, что он во дворе ещё был, потом зашёл. Но шаги то я слышала, я же не дура! И одеяло на кровати кто-то трогал.
      - Приснилось тебе всё, мамка.
      - Ага! Присниться такое, как же. Ладно, есть давайте. Колька снова карасей наловил.
      Катька сморщилась.
      - Опять караси? Каждый день караси! Мясо я хочу.
      - А я карасей люблю. Мне давай, если сама есть не будешь.
      - Ага, сейчас! Не дождёшься!
       Все трое начинают есть. У каждой огромные куски хлеба в руке, наворачивают карасей с дикой силой. Вскоре сковородка пуста, дамы отваливаются в сторону и отпыхиваются.
      - Хорошо поели! - Заявила Валька.
      - Да!
      - Только чего-то не хватает.
      - Чаю.
      - Точно. Нести самовар? Уж вскипеть должен.
      - Тащи! И сушки с вареньем не забудь.
      
       В это время по дороге к дому едет Колька, лицо его радостное. На скамейке сидят всё те же три бабушки.
      - Коль! Ты чего это уже домой с работы? Чего так рано?
      - Всё, баба Маша, шандец! Накрылся наш завод, бабушки, медным тазом.
      Бабушки дружно ахают.
      - Как так? Что случилось?
      - А вот так! Банкрот, кильку вам в рот!
      - Не приведи господи! - креститься.
      - Уже привел, - тоже креститься.
      - Последний завод в нашей деревне здох. Егорыч собрал нас всех сегодня, сказал, что всё, тефлон прикрыл наши сковородки медным тазом. Ну, он молодец, выдали нам последнюю зарплату, всю до копейки! Всё, гуляй, Коля, жуй опилки, запивай смолой. Да, баба Маша, у вас это, - он чешет горло, - то самое ещё есть?
      - Да есть. Сейчас вынесу. Тебе сколько?
      Колька махнул рукой.
      - По случаю такого праздника - пару!
      Бабка шустро убегает за калитку, потом выносит две бутылки с мутноватой жидкостью. Колька отдает деньги, прячет бутылку в сумку.
      - Бувайте здоровы, бабушки! Многих вам лет жизни!
      - И тебе здоровья, милый! Беда, беда!
      Тут вторая бабка всплеснула руками.
      - Ой, а я же бражку то не поставила! Всё вытащила, и сахар, и буряки, да с вами совсем заболталась.
      - Да что с ней будет, с бражкой? Завтра сделаешь.
      - Скажешь тоже! У меня ж непрерывный технологический процесс. Тут останавливаться нельзя! Так, я через час выйду, поболтаем ещё.
      Она убегает, две остальных с осуждением смотрят вслед.
      - Деловая!
      - Пизнесменка! Технологический процесс у ней!
      - Ну, а что ты хочешь? Всю жизнь технологом на хлебзаводе проработала. Пошли, что ли, сериал смотреть?
      - Какой?
      - Какой-какой... Их разве упомнишь. Кажись - "Любовь, тюрьма, морковь". В общем - слезы, сопли, нары.
      Она поднимается и ворчит на ходу:
      - Непрерывный процесс у ней. Еще бы сказала замкнутый цикл...
      - Хи-хи-хи
      Колька приезжает к своей калитке, ставит велосипед, затем снимает сумку, возвращается на несколько метров назад, отводит в сторону одну из плах забора, сует в дыру бутылки.
      
      Увидев входящего в ограду мужа Валька переменилась в лице.
      - Ты чего это? Чего вернулся? Выгнали за прогул?! Я же тебе, дураку, говорила!...
       Колька махнул рукой.
      - Да заткнись ты! Фонтан, а не баба! На, делай с этим что хочешь!
       Он вытащил из кармана пачку растрёпанных денег, с размаху кинул на стол. Валька резким движением притянула их к себе, но ничего не поняла.
      - Это... это откуда столько?
      - Всё, мать! Хана! Шандец нам пришёл полный! Закрыли наш завод!
       Валька ахнула:
      - Как закрыли?!
       Колька уселся за стол, и, придвинув миску с салатом, начал есть, по ходу дела рассказывая свою печальную историю.
      - А так! Сказали, нерентабельный он у нас, устаревший. Кому нужны наши сковородки чугунные да чапельники с деревянной ручкой? Кругом уже один тефаль продают! Директор собрал всех, попрощался, сказал, что нам еще хорошо, вам деньги напоследок сразу выдадим, за расчетом больше ходить не надо.
      Он отодвигает миску, начинает отплёвываться.
      - Чего-то у вас салат сегодня кошатиной отдаёт. Шерсти больше, чем капусты. Муркой, что ли, приправляли? Так что, я это... сгоняю за грибами. Тьфу. Позавчера дождь был. Сегодня в дальней роще у Сосновки боровики должны подняться. Тьфу.
      Отодвинув миску, Колька допил за женой её чай, затем схватил с тарелки несколько кусков хлеба, пару огурцов.
      Прихватив корзинку, Колька вывел свой велосипед за калитку. Проехав пару метров, он остановился, оглянулся, и, отодвинув штакетник, достал из бурьяна бутылку самогона, сунул её в корзину, и тогда уже, совсем в хорошем настроении нажал на педали.
      Он бы так сильно не радовался, если бы увидел, каким взглядом его проводила законная жена. Первой это заметила Катька. Она с удивлением посмотрела на мать.
      - Мам, ты чего это?
       Та очнулась.
      - А? Чего?
      - Ты чего это такая?
      - Какая?
      - Ну, думаешь чего-то. Ты обычно-то совсем не думаешь. Либо орёшь, либо сразу дерёшься.
      - Да как тут не думать, когда Колька последней работы лишился. А где её в нашей деревне взяться, когда всё позакрывали, и колхоз, и совхоз и завод теперяча.
      - И что нам теперь делать?
      - Да хоть что делай, ложись и помирай.
      - Неохота! Нам бы пожить ещё хочется.
      - Сама не хочу. А мысли есть кое-какие. Сейчас за чаем и поговорим.
       Вскоре девушки уселись пить чай, и Валька начала что-то тихо говорить своим дочкам. Те её внимательно слушали, переглядывались, со стороны слышны были только отдельные слова. В руках Вальки застыла ложка с вареньем, так она увлеклась изложением своих замыслов.
      - ...Вот когда Сашка со столба упал, мы за него страховку получили. Правда, всего ничего. А всё потому, что его застраховали на работе, мало прописали...
       Валька продолжала говорить, только ещё тише, потом сунула в рот ложку, но содержимое ложки фонтаном вылетела из неё, прямо на лица дочек. Валька начала отплевываться, дочки утираться.
      - Ты чего, мама? - Удивилась Катька. По праву старшей дочки она уже позволяла даже спорить с матерью.
       Валька же взорвалась как фугас:
      - Кто мне горчицы в ложку налил?! Кто эта сволочь!? Чьи это шуточки? Убью гадину!
       Машка удивилась:
      - Какую горчицу? Мам, ты чего? У нас и горчицы то нет на столе!
       Дашка подтвердила:
      - Да, мам. Какая горчица? Ты же варенье ела!
       Они сообща осмотрели стол, на нём, в самом деле, не было ничего похожего на горчицу. Валька взяла банку, осторожно попробовала из него варенье.
      - Мам, ты чаем запей, - посоветовала Катька.
       Валька взяла в руки свою чашку с чаем, отхлебнула из неё, и тут же из неё всё вылетает фонтаном, опять на лица дочерей.
      - Мам, ты чего?! Совсем озверела?! - Взвилась, утирая, Катька. Валька бушевала:
      - Вы, тумбы крашеные! Убью вас всех и сразу! Кто мне в чашку уксус налил!?
       Катька понюхала чашку матери и удивленно пожала плечами:
      - Мама, у вас какие-то глюки. Все мы чай пьем, из одного самовара, а вы уксус где-то нашли.
       Валентина понюхала чашку, тряхнула головой:
      - Чего-то я перетрудилась сегодня. Это все вы виноваты, лентяйки! Совсем мне не помогаете, ветрогонки! Загнали совсем мать родную, скоро вот так упаду и умру от переутомления.
      - Да как не помогаем!? Я вот пол вымыла, - обиделась Дашка.
      - А я постирала! - Поддержала Машка.
      - А я лука нарвала и почистила. Обревелась вся как вдова на поминках.
       Валька настаивала:
      - Всё равно вы все лентяйки! Трутни, а не дочки! И молчите мне, тунеядки!
       Чуть остыв, она решила:
      - Ладно, я пошла к Варьке в контору, насчёт страховки, а вы все на огород! Морковка вся заросла! Останемся без моркови на зиму, с чем будем борщ варить?
       Дочери взвились от возмущения:
      - Да жарко же!
      - А я устала после полов!
      - А я стирала полдня!
       Валька только отмахнулась:
      - Ещё не жарко. Жарко будет - искупнетесь в пруду. И снова - марш за морковку! Жарко им! Что теперь - осени ждать, пока похолодает?! От морковки тогда одна лебеда останется!
       Валентина начала выбираться из-за стола, но зацепилась ногой за скамейку и упала. Дочери начали её поднимать, но та отмахнулась:
      - Да идите вы! Помощницы! Всё, я пошла.
       Валентина поднялась на крыльцо, но открыв дверь в дом и, шагнув через порог, снова упала. Дочки оглянулись на мать и прыснули.
      - Совсем мать что-то сегодня окосела. Порог уже не видит, - заметила Катька.
      - Ага. Она, часом, не того, не бухнула, нет? - Спросила Машка.
      - Да нет, запаха от неё нет, - сказала Катька. - Но достала уже своим руководством. Замуж бы скорей выйти, да уехать отсюда...
       Катька томно потянулась.
      - Ну, выйди, - предложила Дашка.
      Катька невесело засмеялась:
      - За кого!? Ванька с Андреем только клинья начали подбивать, а как матушку увидели, и пятками назад. Да и мне кого попало не надо. Я хочу, чтобы муж у меня был непременно красивый, высокий, выше меня, чтобы на руках мог унести на край света.
       Машка скептично хмыкнула:
      - Где ж ты такого грузчика найдешь? Ты же уже, поди, килограмм сто весишь?
      - Себя взвешивай! Тоже мне безмен на ножках!
      - Чего взвешивать? Я и так знаю, что ты больше меня весишь.
      - Чего?!...
       Дело дошло бы до драки, если бы не Дашка.
      - Всё это ерунда! Просто нам своё жилье нужно. Тогда женихи косяком повалят, - выдала рецепт счастья младшая сестра.
      Катька скривилась:
      - Дурочка ты молодая! Так они и повалят! Им сейчас фигуру подавай, девяносто, шестьдесят, девяносто.
       Дашка отрицательно мотнула головой.
      - Ни фига. Я как в город приезжаю, так все мужики вслед за мной свои бестолковки сворачивают. Или в столб кто врежется, или от жены по башке получит. Мне так смешно всегда.
       Машка отмахнулась:
      - Хватит болтать! Сворачивают... Мне, может быть, тоже замуж охота.
      - Ой, Машка, тебе-то куда замуж? Тебе только девятнадцать. Посидишь ещё в девках.
      - Зато ты, Катенька, уже засиделась. Двадцать три, а ещё не целованная.
       Катька аж взвилась:
      - Ах, ты, сучка! А по морде не хочешь?
      - Ой, ой! Напугала!
      - Да я тебя сейчас!...
       Перепалка Катьки с Машкой кончилась дракой. Дашка, наблюдая за ними, смеялась в стороне. В это время Валентина появилась на крыльцо в своем самом красивом, красном, аляповатом платье, с синей громадной розой на груди, с белой сумкой в руках и желтых туфлях. При этом она снова зацепилась за порог и чуть-чуть не упала.
      - Да что бы ты... Я пошла, - сообщила она. - Хватит вам драться! Марш все на морковку!
       Девушки драться перестали, но смотрели друг на друга весьма неодобрительно.
      - Пошли посуду унесем, - предложила нейтральная Дашка.
       Все трое поднялись, собрали посуду, но, при попытке выйти из-за стола дружно зацепились за скамейку, упали, и, лежа, смотрели друг на друга, явно ничего не понимая.
       Валька, уже у калитки, обернулась в сторону дочерей и заорали:
      - Вы чего сегодня целый день посуду бьёте, косорукие!? У нас её и так мало, на один скандал осталось! Дал же бог дочек, кому детей в радость даёт, а мне в наказание! Кармелиты недоношенные! Изауры перекормленные!
       Дочери, собирая посуду, смотрели ей вслед. Последний раз Валька упала, уже перешагнув за порог калитки, слышно было, как она приглушенно ругается из-за ворот:
      - Да что ж за день такой! Всё падаю и падаю! Все коленки уже отшибла!
       Девушки снова прыснули от смеха, но входя на крыльцо, сами дружно упали и добили остатки посуды.
      - Да, вот теперь мать нас точно убьёт, - решила Катька, вертя в руках остатки тарелки.
      - Пошли хоть морковку прополем. А то ведь, действительно убьёт, - предложила Машка.
      - Пошли, - со вздохом согласилась Дашка.
      
      
       Уже вечером Валька вернулась довольная. Правда, входя в калитку, она снова споткнулась и приземлилась на четвереньки. Дочери, лузгавшие на крыльце семечки, прыснули от смеха, но подошли и помогли ей подняться. Катерина при этом спросила участливо:
      - Мама! Ты сегодня ничего не пила? Падаешь на каждом шагу.
       Мать возмутилась:
      - Тебе дыхнуть, что ли?! Совсем оборзела, родной матери такие гадости говоришь! Распустились, коровы стельные! Ой, как я коленку зашибла! До крови ведь.
       Вальку повели к столу. Кольки еще не было, поэтому она с видимым удовольствием полезла в сумку, за бумагой. Но первой оттуда выскочила мышь.
       Валька заорала во все горло и, с удивительной для её веса прытью запрыгнула на скамейку, а потом и на стол.
      - А-а!!! Уберите её! Прочь-прочь, дура!
       Дочки криками прогнали мышь.
      - Пошла вон!
      - Пошла!
      - Брысь отсюда!
      - Как я их боюсь! - Призналась Валька, с испуганным лицом наблюдая исход серой страсти.
      - Чего их бояться? Мышки такие миленькие, смешные, - призналась Дашка.
      - Ага, я их тоже обожаю, - подтвердила и Машка. - Они такие маленькие, и прямо как замшевые!
      - Дуры вы все! Это же страх какой! У меня вон, да сих пор мурашке по всей коже, - Сказала Валька, с трудом сползая со стола.
      - Мам, как она у тебя в сумке оказалась? - Недоумевала Катька.
      - Откуда я знаю! Расплодились мыши... как тараканы. Мурку больше не кормить! И не поить! Мыши уже... совсем оборзели, в сумку лезут! А она спит целыми днями!
       Наконец Валька успокоилась и показала дочерям какую-то красивую бумажку.
      - Вот, готово. Теперь дело осталось за малым...
       Но тут открылась калитка, и вошёл с велосипедом Колька. Он был явно навеселе, но корзина была полна превосходных боровиков. Валька восхитилась:
      - О-о, опять пьяный! Кто бы ещё сомневался!
      Колька все обвинения отмёл:
      - Чего ты? Всё законно. Мы с мужиками отметили закрытие завода. Вот, на тебе. Пожарь завтра.
       Колька сунул Вальке корзину, а сам неверной походкой ушёл в дом.
      Все женщины провожали его заинтересованными взглядами, но Колька вопреки их ожиданию, нигде не споткнулся. Тогда все снова обернулись друг к другу, начали переглядываться.
      - Чаю, что ли, мне налейте, - попросила Валька.
      - Да он уже остыл.
      - Ладно, давай, какой есть.
       Машка налила матери из самовара чай, та уже собирается его пить, потом с подозрением посмотрела на чашку и сунула её Дашке:
      - Ну-ка, хлебни.
      - Зачем?
      - Хлебни, говорю!
      - А почему я? Пусть Машка пьёт, или Катька.
      - Пей, дура!
      Дашка отхлёбнула из чашки, пожала плечами.
      - Чай как чай. Холодный только.
      - Хорошо.
      Отхлебнув чая, Валька спросила:
      - Так, и чего бы нам такого придумать насчёт Кольки?
       Катька ответила за всех:
      - Мам, по части думания это ты у нас Госдума. А мы так, на подхвате. Что скажешь, то и сделаем.
       Вальке эта мысль понравилась:
      - Ну, тогда есть такая мысль. Помните, дядя Витя у нас в Макарьевке помер, на соседней улице...
      - В бане? - Припомнила Катька.
      - Ну да...
       Валька нагнулась, и начала что-то тихо говорить. Девушки слушали, открыв рот. Потом Катька разогнулась и спросила мать:
      - Мам, а тебе его не жалко? Всё-таки муж твой, живой человек. А ты прямо как киллер, хоп и нету его.
       Валька отмахнулась:
      - Нет, не жалко. Ну не люблю я его! Всех своих мужей любила, а вот к нему душа не лежит. Те были высокие, сильные! А этот... Сморчок он и есть сморчок.
       Она махнула рукой, потом подняла чашку, за ней подняли чашки и остальные дочери. Одновременно отхлебнули и тут же выплюнули, скривившись.
      - Уксус...
      - Гадость какая!
      - Откуда... он?
      - Да кто ж его знает? Чертовщина... какая-то...тут... да и вся деревня какая-то чёкнутая. Тут даже материться нельзя.
      Дашка подтвердила.
      - Ага, порой так хочется, а слова на ум не идут. Несешь какую-то ахинею. В город приедешь, всё нормально, пошлёшь кого угодно и куда угодно. А как обратно в деревню вернёшься - словно и слов-то таких нету.
      Мать отмахнулась от дочерей.
      - Ладно вам! Деревня как деревня, вон, домина какой большой! А вспомните, в какой лачуге в Макарьевке жили? Не приведи господи. Того и гляди потолок обвалиться.
       Катька, почёсывая коленку: - Одно плохо, пороги тут слишком высокие.
      Валька согласилась:
      - Это да.
      Она зевнула.
      - Ладно, жрать уже поздно, да и нечего. Пошли телек смотреть да спать.
      Там сериал... Как его?
      - "Сопливая и гордая", - припомнила Катька.
      - Вот-вот. Она как раз в тюрьме сидит, значит, - она зевнула, - скоро богатой будет. Вас что ли посадить? Может тогда удача попрёт?
      - Не надо, мама.
      - Только повод дайте. Пойдёте по этапу счастье своё искать.
       Но приключения продолжались. Выходя из-за стола, все женщины дружно упали. Некоторое время они лежали, глядя друг на друга, потом встали, и, держась за руки, поплелись в дом. Тот так же встретил их нерадостно. Все они споткнулись о порог, но упала в этот раз только Дашка.
       - И она ещё говорит, что тут все нормально, - пробормотала Дашка, потирая разбитую коленку.
      
       В эту же ночь Филька совершил редкий для себя поступок - вышел из дома и направился к бане. Шёл он не спеша, солидно, если смотреть сзади - этакий аккуратный, комок голубоватого меха на маленьких ножках и с маленькими ручками, не более полуметра высотой. И только если заглянуть спереди, то было видно небольшое личико, курносое, добродушное, с круглыми глазами и большими, толстыми, яркими губами цвета спелой малины. Смеху придавали и уши домового, не человеческие, а скорее звериные, очень большие, приросшие снизу, но утонченные сверху, что характеризирует и саму эту породу древних и не совсем чистых сил природы.
       При виде этих самых сил природы дворовая собака - Дурка, чуть с ума не сошла от злости. Дурку недавно привели Кобылины, собака была большой, что-то вроде ротвейлера, разбавленного кровью дворовой псины. Собака недаром носила свою кличку - дурой была неимоверной. Она уже и двух своих кур загрызла, и на кошку покушалась. Но главное - не внимала увещеваниям Вальки и Николая, ни словам, ни побоям. Тем более не любила она домового. Вот и сейчас она бросилась на него со всех ног, но, как обычно, не рассчитала длины цепи, и ошейник остановил ее стремительный бег, да так, что остальное тело полетело хвостом вперед. Филька любил такие моменты, ловкий и сильный пинок в подхвостье глупой собаки, придал Дурке скорость футбольного мяча, залетающего в девятку футбольных ворот. В этот раз он так же не промахнулся - тушка собаки точно влетела в круглое отверстие будки. Это непропорционально быстрое движения закончилось визгом и скулежом собаки, уже из будки. При этом Филька был уверен, что если бы он появился во дворе через неделю, то глупая собака снова бы кинулась на него.
       Добравшись до бани, Филька с кряхтением приоткрыл тяжёлую дверь и позвал хозяина:
      - Венька!
       Вскоре из темноты показался банник Венька, как всегда лохматый, худой и грязный, несмотря на вечное проживание в цитадели чистоты.
      - Чаго тебе, Филька? - Спросил он, почёсываясь. Рубаха на нём так же всегда была рваной и грязной.
      - Дело есть, айда до пруда, с Вовчей поболтать надо.
      - Пошли, давно его не видел, дурака старого.
       Они побрели к большому пруду, расположенному сразу за обширным огородом Кобылиных. На мостках они уселись, свесили ноги в воду и крикнули в два голоса:
      - Вовча!
      - Вовча!
      Затем Венька свистнул, резко, сильно, так, что рябь пошла по воде. После это он закашлялся. Филька поморщился:
      - Ты слишком много куришь, Венька. У тебя кашель уже как у хозяина. Бросай курить, это вредно.
      Венька замотал головой:
      - А мне нравиться курить.
      Филька скривился, замахал ручками:
      - Фу! Слушай, как от тебя самогоном прёт! Ты что его, с Колькой хлещешь?
      Венька признался:
      - Да я помаленьку. Сколько хозяин плеснет, столько и пью.
       В этот момент небольшое цунами накрыло обоих хранителей с головой. Это приплыл Вовча.
       Вовча был местным водяным, здоровым, как столетний сом, толстым, ленивым, пахнущим рыбой и тиной. За водяными издавна водилась дурная слава, дескать, жестоки они и коварны. Но Вовча был исключением из правил, добродушным и простодушным малым. Круглое лицо, круглые глаза, курносый, с кривым, слегка перекошенным ртом, с двумя рядами жабр по шеи. Пока собратья отплёвывались, Венька рокотал смехом своим могучим голосом.
       Филька обрадовался, что он приплыл один, без своих двух жен, русалок, Сашки и Пашки, толстых, жопастых, и горластых баб, чем-то напоминающих домовому тех же самых Кобылиных. От противного семейства русалки отличались короткой стрижкой типа "каре" и пристрастию к курению.
      - Опять искупал! Бестолочь, ты же знаешь, что я не люблю купаться! - Возмутился Филька.
      - Шуточки у тебя, Вовча, последние лет сто одни и те же.
      Венька добавил: - И все дурацкие.
      
      Филька отплёвывался, да стряхивал с шерсти капли воды.
      - Привет, братва, что новенького у нас в деревне? - Спросил, позевывая, Вовча.
      - А ты, будто не знаешь. У Сашиных дом сгорел.
      - Опять! Саньша снова всё проспал?
       Все трое засмеялись. Домовой Сашиных, Саньша, был настолько ленив, и так любил поспать, что за последние сто лет трижды допускал пожары в своем хозяйстве. А это было первое, от чего должен был оберегать домовой хозяев дома.
      - Это который раз он горит? - Спросил Вовча.
      - Третий, - припомнил Филька.
      Вовча отрицательно замотал головой:
      - Это на твоей памяти третий, а на моей пятый.
      Филька нахмурился:
      - Как пятый? Первый раз он еще при Наполеоне сгорел.
      Вовча только отмахнулся своим хвостом:
      - Да это я помню, но это не первый раз! Первый раз он горел при этом, как его, недолго он правил. Венька, как его звали? Тогда тебе баню ещё спалили.
      - При Годунове.
      - Точно! - подтвердил водяной.
      - А-а! - Разочарованно протянул Филька. - Ну, я тогда еще не родился, я не помню этого.
      Вовча зевнул:
      - То-то я думаю, что это народ с ведрами всю ночь бегал. Лень мне было всплывать, спрашивать. Девки мои зато там порезвились. Двух парней топили-топили, не утопили, но напугали до смерти. Трусы с них стянули, охальницы!...
       Пустую болтовню водяного прервал Филька.
      - А где наш дедушка, где наш лешенька? Звал же его тоже.
      Вовча засмеялся.
      - А-а, его сейчас не дозовешься. У него на поляне туристки остановились. Три молодухи.
      Венька развёл руками: - Ну, это он пока их всех не утрахает, не оторвется.
      - Придется без него начинать.
      Вовча не понял:
      - Чего начинать то?
      - Дело есть, братцы мои пушистые. Девки эти противные, и матка их бестолковая решили нашего Кольку со света извести.
      - Это зачем? - Не понял водяной.
      - Бумагу они какую-то притащили. Если Колька помрет своей смертью, то они получат много денег. Валька решила, что так она сразу разбогатеет.
      - Кольку, нашего Кольку извести?! - Заволновался Венька, начал дергаться всем телом, того и гляди припадок истерический начнется. С ним иногда такое случалось.
      - Да, - подтвердил Филька. - У них прежний мужик со столба упал, разбился, они за него эту страхновку получили. Только тогда он сам страхвалился, и они мало денег получили. Всё жалели, что машину тогда не смогли купить. А сейчас уже они Кольку записали на большую сумму денег. Хотят пожить богато и красиво.
      - Богато и красиво? Да хрен им! - Выразил общее мнение Венька. - Хрен им! Я за Кольку кого хошь убью! Угорят у меня все сразу.
      - А я их утоплю!
      Филька возразил:
      - Вот это не надо!
      - А что надо?
      - Да. Что надо?
      - Кое-что другое. Есть у меня идея...
      
      Нечисть долго совещалась, со спины видно как Филька и Венька сидят на мостках, что-то хихикают, толкаются. Временами рокочет смех водяного.
      В конце разговора Вовча подобрел.
      - По такому случаю, я угощаю. Сейчас, я быстро.
      Вовча нырнул, и через несколько секунд вынырнул с бутылкой коньяка.
      - Во - коньяк! "Арарат"! Угощаю!
      - Богато живешь!
       - Вчера какой-то чудак бутылку выкинул в пруд. А тут его еще капель тридцать. Давай хряпнем?
      Венька восхитился:
      - Тридцать? Да это ж на три пьянки. Наливай! Гуляем!
      Филька отрицательно покачал головой:
      - Не-не! Опять ведь нажрёмся, я потом болеть буду. На петухе кататься будем, будку перевернем!
      Венька заржал:
      - А как без этого? Пошалить то надо!
      - Давай, Филя, ты ведь уже не пацан! Тебе можно!
      Водяной подтвердил:
      - Да, тебе уже можно, парень. Тебе уже двести пятьдесят один, ты уже совершеннолетний. Пей!
      - Да не люблю я!
      -Полюбишь! Пей!
      Они всё-таки уговорили Фильку выпить, накапали в пробку. Венька закурил бычок, и отрицательно покачал головой:
      - Нет, раньше коньяк был лучше. До войны...
      Филька уточнил:
      - До какой войны?
      - Первой мировой.
      - Это да!
      Филька скривился.
      - Не знаю, вы мне тогда не наливали.
      Вовча засмеялся.
      - Да ты тогда ещё сосунок был. Повторим?
      Филька махнул рукой:
      А наливай! Гулять, так гулять!
      Вовча восхитился:
      - Вот это слова мужика! Уважаю!
      Венька тоже был рад.
      - Растёт парень!
       Обратно Филька и Венька брели, обнявшись, по пути заглянули в жилище Дурки, и там на неё так по своему рыкнули, что бедная собака со страху заднюю стенку будки задом выломала.
       Венька проводил более податливого к спиртному Фильку до дому, причем на крыльцо и в дом тот забрался на четвереньках, глупенько хихикая и икая. Сам Венька побрел к бане, на ходу раскуривая очередной бычок. Затем он хлопнул себя по лбу:
      - Э-эх, а на петухе то мы не покатались! Тьфу-ты! Совсем Филька пить не умеет. Молокосос ещё, подросток.
      
      Следующий день выпал на субботу. Накрапывал дождь, но Колька в дождевике продолжал ловить рыбу. На огороде появляется Валька.
      - Колька! Баню пора топить!
      - Да рано ещё!
      - Какой рано!? Два часа дня уже! Ты что, уже корни пустил на этих своих мостках! Срублю я их к чёртовой матери!
      - Чего срубишь?
      - Удочки эти твои!
      - Ну, счас, приду. Мать твою, кобылинскую дочку! В баню им приспичило! В пруду могли бы накупаться. Тьфу ты! Вот всегда, как хорошая рыбалка, там им что-то как в заднице свербит! Кобылы они и есть кобылы необъезженные...
       Колька подходит к бане, видит на траве стакан, удивленно его осматривает, хмыкает, суёт в карман. Потом начинает таскать воду, рубить дрова, относить их в баню. С каждым походом в баню, он наливает себе в стакан, и становиться все пьянее и пьяней.
      Когда баня разогрелась, Коля уже набрался до блаженного состояния нирваны, сидел в предбаннике и разговаривал сам с собой.
      - Вот простое вроде дело, карася ловить. А тут тоже своя смекалка нужна. Вот, Пахомыч, он на своей этой каравелле весь пруд протралит, а поймает - шиш да маленько. А я, не сходя с места, ведро налавливаю. А почему? А у меня червяк пахучий! Я его специально в свежем навозе развожу. Рыба завсегда его запах чувствует и приветствует его...
       Один раз в баню заглянула Валька.
      - Ну, чего там? Баня готова?
      - Готова.
       Валька достойно оценила полную готовность:
      - И сам, я вижу, тоже готов. Пьянь подзаборная!
       Валька закрыла двери и ушла. Колька удивленно вытаращил глаза.
      - Ни хрена себе! Чего это, гестапо в отпуск ушло? Ни допроса, ни обыска. Чего в мире твориться? Может, конец света на носу, а я и не знаю? Надо за это выпить. А то хряпнет этот, как его... Армагеддон, а ты трезвый. Неинтересно. Не пойдёт так, на тот свет трезвым уходить. Страшно. Ну, бывай здоров, Николай-рыболов!
      
      Валька на крыльце шепчется с дочерями.
      - Готов уже, пьяный в зюзю. Всё как надо идёт. А где у меня чёрное платье?
      - А мы почем знаем?
      - Так, а в чем я завтра в морг поеду? Пошли искать!
      Они разворачиваются, по очереди входят в дом, и каждая запинается о порог. Порог при этом, то поднимается, то уходит в сторону. Дашка пытается прыгнуть как можно выше, но порог поднимается на добрых полметра, и она всё равно падает. В недоумении оглядываясь и потирая коленку, она заходит в спальню. Её встречает крик Вальки, и сестёр. Это на Вальку из комода прыгнула мышь.
      - А-а! Чёртова мышь!
      Катька удивилась.
      - Чего это они так расплодились? Вроде ещё не осень, а они все в дом лезут.
      - Не знаю! Но я с ума скоро сойду от страха из-за этих мышей!
       Валентина вытащила на свет чёрное платье.
      - В этом я была на похоронах первого своего мужа, твоего отца, Катька - Лёньки, - прояснила она ситуацию. - Как я его любила, Лёньку то! Такой красивый мужик был! Высокий, кудрявый, голубоглазый! Плечи - что коромысло, кулаком быка мог убить. Полдеревни за ним сохли, а он меня в жены взял. Я тогда королевой по Макарьевке ходила! Бывало, идём с кино, под ручку, а все бабы только на него и глядят. И морды у всех такие перекошенные от зависти... Только один недостаток у него был. Пил много. Меры совсем не знал, пил, пока совсем не упадёт.
      - А как он умер? - Спросила Дашка.
      - Как-как. Глупо. Это ж надо было ему с родным братцем на охоте так нажраться, чтобы перестрелять друг друга! Дураки!
       Катька платье забраковала:
      - Мам, ну ты в это не влезешь. В это платье и я уже не влезу. Машке вон отдай.
      - У Машки ещё мужа нет, хоронить некого, так что, повода одевать нет, - захихикала Дашка.
      Машка в ответ отвесила сеструхе затрещину.
      - Дура!
      - Сама такая!
      - Хватит вам! - Рявкнула мать.
      - Хватит вам! Машка!
      - А чего я? Это всё Дашка.
       Затем Валька достала другое платье.
      - А в этом платье я была на похоронах Васьки, твоего отца, Машка.
       Машка скривилась:
      - Фасон какой-то немодный.
       Валька обиделась:
      - Я чё, на показ мод иду? На похороны! Хороший у тебя отец был, домовитый! Всё, что угодно, мог сделать. Вон, полочка под книги, до сих пор висит, не развалилась, не покорёжилась. Мастер! Все горело из-под рук, такие вещи делал! И комод сообразил, и стол, табуретки. Хороший у тебя, Машка, отец был, заботливый, добрый. Деньги все в дом до копейки приносил. Правда, колым весь пропивал, а у трактористов этот колым, почитай, каждый день. Пил, правда, как лошадь после забега, ведрами. С того и помер.
       Подала свой голос и Дашка:
      - А мой отец с чего помер?
       Валька вздохнула:
      - А твой отец, Витька, он на мотоцикле разбился. По пьяне, конечно. Вот про него ничего хорошего сказать не могу. Гад был редкостный! Сколько он крови у меня выпил своей ревностью и своим гонором! Главное, ревновал то к кому? К моим прежним мужьям. Всё спрашивал: "Что задумалась? Опять Лёньку вспомнила? Или Ваську?" И сразу в глаз бил. Да так точно! Ни разу не промахнулся! Я все два года этого замужества с фонарями ходила, соседи даже издевались. "Валь, - говорили, - тебя надо на столб вешать, ночью светло будет". Хорошо, Витька помер быстро. Ты родилась, и тут он и разбился. Напился на радостях, разогнался на своем мопеде, да решил сквозь столб бетонный проехать.
      - Чего это он? - Удивилась Дашка.
      - Чего-чего. Выпил литр самогонки да поехал. А, видать, в глазах двоилось, вот он и решил между столбов проехать.
       Затем Валька взяла очередное платье.
      - А в этом я схоронила Сашку. Как он мне дочку на память не оставил, не пойму. Вроде три года прожили, мог бы заделать. Шебутной был, ни минуты не сидел, всё что-то суетился, что-то делал. Только всё криво и косо. Стул он раз сообразил, так он подо мной рассыпался, я так копчик зашибла, месяц ела стоя и спала на животе. А помер Сашка глупо. Пьяный полез на столб провода чинить. Ноль от фазы отличить не мог, а тут стакан на грудь принял, ну и храбрый стал, полез. Там его и шандарахнуло током. Может быть, и выжил бы, да как выживешь, когда с пяти метров башкой в асфальт войдешь. Кровищи было! Ой! Жуть!
      Машка спросила:
      - Мам, а у нас в деревне непьющие мужики были?
      - Да были. Только вот мне не повезло.
       Катька высоко подняла свои и без того крылатые брови:
      - Мам, ну у тебя и поминальный список! Как тебя только после этого ещё и за Кольку замуж выдали? Я бы на его месте жениться не стала бы - жить то охота.
       Валька разозлилась и начала лупить дочку платьем:
      - Дура! Жить она хочет! Давай лучше, помоги его примерить. Может ещё расшивать придется.
      
       Первыми в баню пошли мыться младшие - Дашка с Машкой в халатиках, с полотенцами и бельём. Около бани они встретились с выходящим из неё Колькой.
      Машка сразу оценила состояние отчима:
      - О, уже набрался!
      Дашка подтвердила:
      - До соплей.
      Колька, по кривой обходя сестёр, выразил своё неудовольствие:
      - Сами ещё сопли мне указывать! Я трезвый! Почти. Совсем.
       Девушки, демонстративно задрав голову, прошли мимо. Колька уселся за стол, налил себе из самовара чаю. Вскоре из чрева бани вырвалась ругань, донесенная до ушей вселенной неокрепшим девичьи голосом самой младшей из Кобылиных.
      - Да мать твою крысоловку! Машка, ты чего мыло на пол бросила!? Я поскользнулась на нем и башкой в стену врезалась!
       Машка свою вину отрицала:
      - Я не бросила, я уронила. А ты смотри, куда идешь!
      - Чем я тебе смотреть буду с намыленной головой! Ушами, что ли?
      - Да хоть задницей, мне то что!?
       Затем из бани послышались звуки ударов.
       Колька сидел за столом и ухмылялся. В это время Дурка начала лаять, в калитке появилась фигура мужика. Это пришёл Валерка, сосед по улице, мужик лет сорока, деревенский по наружности и одежде.
      - Колька! Привет!
      Колька махнул ему рукой:
      - Привет, заходи! Собаку не бойся, она не достанет.
      Валерка, опасливо косясь на беснующуюся Дурку, прошёл во двор, сел рядом с Колькой за стол.
      - Чай будешь? - Спросил Колька.
      Валерка покачал головой:
      - Нет, я его уже сегодня пил. Это водку можно круглые сутки пить, а чай так, с утра, с охотку. Слушай, сосед, у меня бак в огороде прохудился, может, заваришь завтра?
      Колька прищурился.
      - Я ж тебе его уже варил? Неужели снова потёк?
      - Нет, то, что ты варил, всё держит, всё намертво. Это с другого угла побежало.
       В это время из бани донёсся крик уже Машки:
      - Дашка, ты какого хрена свою мочалку мне в волосы вплела?!
      - Ничего я не вплетала! Само так получилось!
      - Само! Счас как дам по морде!
      - Ой, как страшно! А в ответку не хочешь получить?
       Колька восхитился:
      - О, опять сеструхи подрались.
      Валерка не понял:
      - Это кто у тебя там так орёт?
      - Машка с Дашкой моются. Комедия!
       Из бани снова послышались звуки ударов и шлепков. Дверь распахнулась и обе девки как были, голышом, в драке вывалились наружу. В черных волосах Машки в самом деле каким-то образом вплелась белая мочалка Дашки. Увидев, что на них смотрят два мужика девушки с визгом вбежали обратно в баню. Валерка явно остался в шоке от такого зрелища. Он забрал у Кольки стакан с чаем и залпом выпил его, так что изо рта пошёл пар.
      - Слушай, Коль, а Дашке сколько уже лет?
      - Шестнадцать. А что?
      - Да замуж их пора отдавать, обоих.
      - Да кто ж их возьмет таких здоровых? Машка вон, мешок сахара одной рукой поднимает. Катька тоже, не приведи господи рассердить - зашибёт. Все в мать пошли, лошади, а не девки.
      - Да, Валентина у тебя строгая. Не дай боже!
      - Это да!
       Вскоре дверь бани распахнулась, обе девушки уже в халатах вышли наружу. Проходя мимо мужчин, они поздоровались с гостем:
      - Здравствуйте, дядя Валера.
      - Драсьте.
       Валерий проводил их взглядом и стал прощаться.
      - Ну, я пошел. Так, когда ты завтра подойдешь?
      Колька прищурился, прикидывая:
      - Давай после обеда. Зорьку отстою и приду.
      - Магарыч за мной.
      - Это само собой! Только первач возьми у бабы Маши. А то баба Зина бодяжит туда что-то, башка потом болит, как от кувалды.
      - Может, из магазина что взять?
      Колька обиделся.
      - Ты чего, убить меня хочешь? Её в магазине не угадаешь, какая она нормальная, а какая палёнка. Первач он лучше всего. Так что - литр от бабы Маши. Запомнил?
      - Понял, не дурак.
       Валерка ушёл, а затем в обитель чистоты пошли старшие Кобылины - Валька и Катька.
      Валька сморщилась.
      - Господи, глаза бы на тебя не смотрели!
      Катька подтвердила:
      - Пьяный как зюзя.
      Колька крикнул вслед:
      - А ты не смотри. Только пожрать давай.
      Валька шепнула дочке:
      - Прямо сейчас бы убила эту пьянь подзаборную.
      Катька на ходу брюзжала о своём:
       - Пора эту баню ломать. Маленькая она для нас! То жопу пришпаришь, то титьки обожжешь!
      - Да сама знаю! - Бурчала в ответ глава семейства. - Мне в прошлый раз снова кочерга упала на ногу, три дня хромала! Делали то баню под Скоковых, а они все маленькие были. Вот страховку получим и раскатаем её по бревнышкам. Новую баню построим, в два раза больше.
       Они заходят в баню, проходит несколько секунд, затем слышен грохот и крик Вальки.
      - Ой, блин, как больно! Чёртова эта кочерга!
      
       В этот раз у них акт помывки прошел почти спокойно. Вальке, правда, и на этот раз на ногу упала тяжелая кочерга, но это с ней случалось в каждый банный день, и стало почти традицией. А Катька, поддавая воду в каменку, как ни укрывалась, как ни уворачивалась, все равно получила удар пара по толстому организму, заставивший её сочно взвизгнуть.
       Последним в баню должен был идти Николай. Он уже мирно дремал на той самой древней кровати, под которой любил укрываться домовой, когда Валька толкнула его в бок.
      - Вставай! Иди, мойся, старый черт!
       Катька начал теребить мать:
      - Мам, где у нас мазь от ожогов?
       - В холодильнике.
      Машка спросила:
      - Ты чего, Катька? Обожглась?
      - Да ошпарилась! В каменку поддавала, как ни уворачивалась, все-таки паром пришпарилась. Чёртова эта баня!
      Колька нашёл своё объяснение проблемы:
      - Жрать надо меньше, а то разъелись все, чушки. Скоро по одному в баню ходить будите, бегемотихи.
      Валька взорвалась:
      - Ой, да иди уже, а то весь жар пройдет!
      - Не пройдёт. Мне хватит. Банный жар он до пятого ковшика, а потом один пшик.
       Колька побрел к бане, прижимая к себе чистые портки, полотенце и майку.
       Баня была уже никакой - весь пар и жар забрали четыре ведьмы. Но Кольке много было и не надо. Он сполоснул себя теплой водой, устроился на полоке и задремал. Ему было хорошо, тепло и блаженно.
      
      
      БАНЯ
      Между тем за стенами бани происходили интересные события. Стемнело, и все четыре бабы копошились у боковой стенки бани, той, где не было окошка, и что выходило на глухой соседский забор. Сначала они притащили деревянную лестницу, приставили ее к стене.
      - Лезь, Дашка! - Приказала Валька, суя в руки младшей дочери старый, скомканный пододеяльник. Та попятилась назад.
      - А чего это я?! Пусть Машка лезет.
      - Куда я тебе полезу?! - Зашипела Машка. - Я тяжёлая, я крышу проломлю. Ты весишь меньше меня, ползи, заткни трубу.
       - Да не полезу я! Не хочу!
       Дашка попробовала упираться, но пара подзатыльников от матери и добрые, напутственные пинки сестёр заставили её карабкаться вверх по шаткой лестнице. До крыши она добралась благополучно, но дальше надо было пробираться по шиферу. Он хоть и был выложен довольно полого, да и сам был не очень скользким, но в тот день моросил дождь. Дашка, на четвереньках осторожно поползла вперед. Она была уже у трубы, даже подняла руку, чтобы зацепиться за конёк крыши. Валька подняла голову, и увидела небольшого, не более полуметра, старичка, худого, грязного, с всклокоченными волосами, сердитым выражением лица и большими, не по росту, грязными пятками. Пятки эти она рассмотрела хорошо потому, что одна из них поднялась и ударила Дашку в лоб. Она заорала во всё горло и покатилась вниз. Приземлилась, правда, удачно, на сестер и родную матушку, так что себе ничего не сломала, так, зашибла только левую ногу и копчик. А вот всем остальным досталось сполна! Дашка умудрилась левой ногой врезаться в правый глаз матери, правой в ключицу Катьки, а руками ударить по уху не вовремя подвернувшуюся Машку. Все трое взвыли от боли, бить они её сразу не смогли, руки были прижаты к больным местам, но зато они редким по красоте и силе звука хором ругали младшую сестру.
      - Дура ты косорукая! Зачем я тебя только родила!...
      - Гадина, больно же!...
      - Дашка, я тебя убью, подлюка!... Ты нарочно, да?
      Дашка пробовала оправдаться.
      - Да... это не я. Это этот... Как дал мне пяткой по лбу.
      Катька передразнила сестру:
      - По лбу! Тебе в пелёнках ещё кто-то дал по лбу! Дура набитая!
      Дашка упорствовала:
       - Да и скользко там. Вы сами-то попробуйте, залезьте. Скользко!
       Затем сёстры и мать хором отлупили младшенькую, потом остыли.
      - Кто ещё полезет?
      - Я не хочу, - заявила Катька.
       А Дашка всё твердила, как попугай, одно, и тоже:
      - Да вам бы так по лбу пяткой дали, вы бы тоже вниз полетели. Да и скользко там. Вы сами-то попробуйте, залезьте. Скользко!
       Про удар по лбу никто из Кобылиных ничего не понял, но на крышу решили больше не лезть, Вальке пришла в голову другая идея:
      - Машка, загляни в парную, Колька там не спит?
       Машка забежала за баню с другой стороны, долго вглядывалась в небольшое, мутное окошко бани, потом вернулась и утвердительно кивнула головой:
      - Спит.
      Мать махнула рукой:
      - Ну, я тогда сама всё сделаю.
       Валька набрала воздух, и, несмотря на свои сто двадцать килограммов живого веса, легким пёрышком проскользнула в парную, где коротко глянув на мужа, осторожно прикрыла на печке заслонку. Так же легко она вернулась на улицу, и на вопросительные взгляды дочек ответила утвердительно:
      - Всё! Утром можно вызывать труповозку.
       Увы, она не знала, что сразу после её ухода из темноты появилась тонкая, грязная рука, и заслонка вернулась на свое место.
      
       Рано утром Валентина, уже одетая во все черное, вышла из дома, за ней на крыльце столпились все её дочки. Катька раздала сёстрам по чищеной луковице, все трое начали его жевать, нюхать и глотать слезы. Валька, спускаясь с крыльца, как обычно, споткнулась, и, бормоча под нос ругательства, вошла в баню. Через секунду она выскочила из неё, при этом ударившись лбом о притолоку. Дочки взревели во всю глотку:
      - А-а! На кого ты нас оставил!
      - Как мы теперь без тебя жить будем!
      - Отца родного лишились!
       Валька, держась рукой за лоб, крикнула на дочек:
      - Тихо, вы, дуры! Хватит голосить! Тела нет.
       Катька удивилась:
      - Как нет? А где оно?
      Мать отрезала:
      - Не знаю. Ищите его! Ой, как больно!
      - Мам, у тебя там шишка прямо на лбу. Большая!
      - Да знаю! Пошли искать.
      
       Тело было обнаружено метрах в пятидесяти от бани, на берегу пруда, на самодельных мостках, сделанных ещё дедом рыбака. Колька мирно удил своих карасей, наслаждаясь тишиной, природой и рыбачьей удачей.
      Машка показала рукой:
      - Вон оно тело, рыбачит.
      Дашка подтвердила:
      - Ага! Полведра карасей уже наловило.
      - Живой как Ленин.
      - Не пойму. Что за дела? Я вчера всё точно сделала. Закрыла заслонку до упора.
      - Может, углей в печке мало было? Угара уже не было?
      - Углей? Углей было столько, что барана можно было зажарить, а не один шашлык. Пошли.
      
      Когда кто-то перекрыл ему свет своей мощной тенью, Колька обернулся, и буквально оторопел. Аж бычок изо рта выпал!
       На лице его "документальной" жены красовался здоровенный фингал, на голове - громадная шишка, всё это усугубляло угрюмое выражение её лица. За ней Машка вела ковыляющую Дашку, при этом ухо Машки, подбитое вчера сестрой, приняло просто грандиозные размеры. Катька шла ровно, но правая её рука висела на перевязи.
      - Вы чего это, с фронта вернулись? А воевали с кем? - Эту единственную мысль и озвучил Николай. Валька была готова удавить его прямо тут же, на мостках, но тут послышался плеск воды, противный скрежет металла, и на пруду в поле видимости появилась древняя деревянная лодка вместе с ее хозяином, Пахомычем, старинным другом Кольки.
      - Привет рыбаку! - Крикнул Пахомыч.
      - Привет, Пахомыч! Что-нибудь поймал, или как обычно - голяк?
      - Да не идёт сегодня клев! Я уже весь пруд прочесал - ничего! Двух карасиков взял и всё.
      - Ловить ты просто не умеешь, Пахомыч! Смотри сюда, - и Колька показал Пахомычу содержимое ведра. Тот поразился:
      - Ого! Как ты это делаешь, Колька?! На одном пруду рыбачим, черви одни и те же, местные. А ты всегда меня облавливаешь!
      Колька засмеялся:
      - Не-а! У меня черви слаще, чем у тебя. Я их перед рыбалкой неделю конфетами кормлю, шоколадными!
      Пахомыч замотал головой:
      - Ой, брешешь ты опять, Колька. В прошлый раз говорил, что пивом их поишь. Я литр "Жигулёвского" на это дело спустил, и опять ни черта не поймал.
       Пока друзья обменивались рыбацкими новостями, Валька повернулась и, кивнув дочерям, отправилась к дому.
       Пахомыч кивнул им вслед и шёпотом спросил:
      - Колька, это ты, что ли, их так отделал?
      - Не-а. Я так не смогу. Тут какой-то герой Советского Союза постарался, не иначе. Это ж, чтобы моей Вальке накостылять, подвиг надо совершить! Не знаю, кто этот спецназовец, но за такую радость в жизни я бы ему литр самогона поставил. Ты не томи, Пахомыч! Привёз?
      - Само собой!
       Пахомыч достал бутылку самогона, Колька извлек из потайного места под мостками стакан, из сумки пару огурцов и кусок хлеба.
       Пахомыч, потирая руки, восхитился:
      - Да у нас сегодня пир горой. Вон, сколько закусона! Как бы мне не пришлось ещё за пузырём грести.
       - А я как знал, что будет повод порадоваться. Ну, давай, за неизвестного нам героя! Я бы ему за этот подвиг ещё звезду повесил.
      Пахомыч уточнил:
      - Значит, за дважды героя?
      - За его! Неведомого нам дважды героя!
       И Колька осушил стакан.
      В это время его побитая родня доковыляла до дома.
      - Всё равно этот суслик у меня сегодня же здохнет, - пообещала Валька родне, усаживаясь на крыльце. - Вот как пойдет он на вечернюю рыбалку, так мы его там и притопим.
       Дочери покосились на мать, но ничего не сказали.
      
      ПРУД
       Ближе к вечеру Колька и в самом деле направился на пруд на традиционную вечернюю рыбалку. Пребывал он в очень хорошем настроении. Во-первых, он с утра наловил столько карасей, сколько не ловил никогда. Во-вторых, они с Пахомычем раздавили пол-литра самогонки, и старый рыбак должен был доставить еще одну пол-литру под заветную ветлу. В-третьих, он так и не понял, кто так отходил женскую половину его семьи, но вид ковыляющих падчериц и супруги с фингалом добавил в его душе радости и позитива. Тем более, что завтра уже не надо было с утра спешить на работу, а значит, утренняя рыбалка становилась неизбежностью.
       Пахомыч не обманул, бутылочка с мутноватой жидкостью была заботливо прикрыта листом лопуха. Стакан всегда находился в укромном месте, так что минут через пятнадцать Кольки стало совсем весело ловить своих карасей. Но когда солнце начало клониться к горизонту, на пруд пожаловало семейство Кобылиных. Все они были в легких халатиках поверх купальников. Желание смыть трудовой пот после жаркого дня было законным, но автоматически прекращало рыбалку Николая. Это он выразил всего двумя фразами:
      - Припёрлись, тёлки комолые! Прощай, рыбалка! Тьфу ты!
       Эта смелость рыбака обуславливалась почти допитым самогоном.
      - А чего нам, искупнуться нельзя? Мы вон, всю картошку пропололи, - недовольно парировала Валька. - А ты-то искупнуться не хочешь?
      - Нет. Я вчера хорошо в бане помылся.
       Мостки, где располагался сейчас Николай, имели в длину метров пять, и были сделаны совсем не зря. Обширный пруд давно и безнадёжно зарастал тиной, и входить в него было просто противно. Ноги проваливались в жидкую грязь буквально по колено, что лишало смысл всего ритуала купания. Так что в воду все заходили как раз с мостков, со специально лесенки. Кроме того мостки имели форму буквы "т", как раз для того, чтобы как можно больше людей могли наслаждаться общением с природой.
       Колька пересел чуть левей, пропуская ковыляющую на одну ногу, но всё равно несущуюся к воде Дашку, обожавшую купаться. Место было известное, так что она с разбегу прыгнула в воду ногами вперед, и тут же болезненный крик огласил окрестности. Сестры её попрыгали в воду и вытащили Дашку на мостки, а потом и на берег.
      Валька спросила:
      - Что там у тебя?
      - Коряга там какая-то лежит. Ой, как я ногу об неё зашибла!
      - Откуда там коряга? Второй год тут купаемся, и прыгали, и плавали, и никакой коряги не было.
      - Может, течением принесло?
      Колька засмеялся:
      - Какое в пруду течение, дуры? Тут слив с плотины два ведра в день.
      Оказалось, на дне пруда появилась доселе невиданная коряга, об которую Дашка и зашибла теперь уже правую ногу. Сломать ногу она не сломала, но ударила сильно, так что сидела на берегу и всхлипывала носом. Катька и Машка же погрузились в воду, от души молотя по воде своими мощными ручищами и ножищами. При этом на лице Катьки было написано явное страдание - больная ключица не давала ей испытать всю радость от купания. Валька воду не любила, плавала плохо, поэтому сидела на берегу и наблюдала за всем происходящим. Потом она прикрикнула на младшую дочь:
      - Хватит реветь! Нехрен было прыгать как кенгуру, надо было как другие, потихоньку в воду заходить.
       Надо было делать свои темные дела, и Валька, выдохнув воздух, поднялась, сделала шаг вперед. Но тут Машка вдруг забила руками по воде, заорала, и, едва не сломав мостки, пулей вылетела на берег.
      - Ты чего? - Спросила её удивленная мать.
      - Мама... меня... меня... меня кто-то за пятку ухватил... и потащил вниз, - поведала Машка, прячась за мощный корпус матери.
       Валька дочери не поверила:
      - Да брось ты придуриваться! Показалось это тебе. Марш в воду!
      - Нет! Страшно!
      - Иди, говорю!
      - Ни за что! Хоть убей не пойду!
       Валька с досады махнула рукой и глянула на старшую дочь. Та продолжала плавать. Судя по её перекошенному лицу, терпение её кончалось. При этом Катька все ближе и приближалась к мосткам. Колька же, разморенный жарой и алкоголем прилег на мостки и мирно дремал. Валька решила, что пора заняться самым главным делом этого вечера. Она сделала знак рукой старшей дочери, а сама ступила на мостки, стараясь шагать как можно тише. До тела мужа оставалось всего два шага, когда раздался резкий треск, мостки под Валькой подломились, и она полетела вниз.
       До воды было не так далеко, до дна так же, но со своим изрядным весом Валентина по самую... женскую тайну ушла в ил, так что над сломанными досками торчала одна ее голова. При этом халат ее зацепился за доски, задрался до самого горла, обнажив под мостками изрядно поцарапанный при падении живот и спину.
      - А-а! Спасите! Караул, убивают! Уже убили! Помогите! Караул!
       Проснувшийся от её крика Колька долго таращился на орущую голову Валентины.
      - Присниться же такой ужас, - пробормотал он, отвернулся, и попробовал уснуть дальше.
       Только с помощью криков падчериц Колька понял, что это не сон и не пьяный бред.
      - Мама! Мама! Как ты туда попала?
      - Мама, вылезай. Колька, чего ждешь?! Доставай мамку!
      Дашка сразу нашла причину происшествия.
      - Ого, мама, вы что-то поправились. В прошлом году эти мостки вас ещё выдерживали.
      Машка подтвердила:
      - Да ещё бы не поправиться! Столько лопать!
      Не отстала и старшая дочь:
      - Ага, шесть раз в день!
      Валька, до того молчавшая, взорвалась:
      - Молчите, дуры! Вытаскивайте меня отсюда! Быстро! Колька!
      - Колька, вставай, вытаскивай мать!
      - Быстро!
       Остаток светового дня они потратили на то, чтобы вызволить могучее тело Валентины из двойного капкана мостков и тины. Валька умудрилась провалиться так, что вверх ее не могли вытащить по причине могучего веса, а вниз она не могла согнуться по причине обилия жира на организме и малого пространства под досками.
      Колька аж вспотел за этой работой.
      - Да пригнись ты! Пригнись и вылазь под мостками! - Командовал он.
      Валька негодовала:
      - Куда?! Куда мне пригнуться? Не сгибаюсь я! Живот мне мешает!
      - Вот ведь отрастила курдюк! Дал бог в жёны такую тушёнку. Тогда вверх вылазь! Руки подними!
      - Не могу я руки поднять! Доски мешают!
      - А что ты можешь?
      - Ничего не могу! Увязла я тут! Как в болоте! Тяните меня! Тяните!
      Катька спросила:
      - Мам, а за что тебя тянуть? За голову, что ли?
      - Я тебе дам за голову! Вы же мне её оторвёте, лошади!
      Колька прищурился:
      - Так, я придумал. Я за топором схожу.
      Валька испугалась:
      - Зачем!?
      - За топором. Лишнее срубать придётся.
      - А что у меня лишнее?
      - Мозги.
      
      Когда он ушёл, Дашка спросила:
      - Чего это он? Зачем топор нужен?
      Катька была самой смышленой:
      - А, ну все правильно. Если голову срубить, то остальное легшее достать.
      Дашка просияла:
      - Ага, за руки и вверх.
      Машка ничего не понимала:
      - Ты чего говоришь-то?!
      Дашка чуть толкнула сестру в плечо и шепнула:
      - Да мы шутим, дура.
      Катька же была настроена серьёзно:
      - Да, мамке голова то не слишком нужна. Она ж только ест в неё.
       До Машки дошли все прелести предстоящей хирургии:
      - А здорово! Без головы она орать меньше будет.
      Катька подтвердила:
      - Тогда и руки надо оторвать. Меньше драться будет.
      Дашка поддержала:
      - Точно. А заодно и ноги. Мамка так больно ими пинается. Во тогда классно заживём!
      Валька, до этого молчавшая, взорвалась:
      - Вот вылезу отсюда живой - всех убью! А потом языки ваши поганые отрежу! Вам лишь бы от матери родной избавиться! Прошмандовки сопливые! Рожай их в муках, расти их, корми, а они тебе ответят топором по башке! Тетёхи подзаборные!
       Колька принёс топор, а так, как уже стемнело, при свете фонаря сделал пролом ещё больше. При этих спасательных работах Валька орала так, словно была одним целым с досками.
      - Куда ты бьешь? Куда ты лупишь, урод?! Ты меня сейчас по голове этой железякой трахнешь!
      - Да не трахну, я же вижу, что рублю.
      - Видит он! Ты свой нос то ещё видишь?
      - Это ты ничего не видишь. Несёт тебя, хрен знает куда. Комадуха!
      - Сам фуфлыжник!
      - Не с твоим весом по этим мосткам ходить. Они же уже старые, им лет сто. Ещё мой дед их строил. Я их только латал. Свети, Катька, куда ты фонарь отвела!
      - Да там, в воде, словно смотрит кто, - сказала испуганная Катька, - смотрит и хихикает.
       Хихикал, естественно, Вовча.
      - Смотри, куда рубишь, я тебе говорю! - Орала Валька. - Темно ведь!
      - Нет, если не хочешь, я могу тебя тут оставить. Завтра продолжим. По светлу.
      - Я тебе продолжу! Руби, говорю!
      - Как скажешь. То руби, то не руби.
      
       Когда из круглого пролома в мостках образовалась практически гавань, Валька, с трудом выдирая из ила ноги, вырвалась на простор и начала, опираясь на мостки, продираться к берегу, помогая себе могучим словарным запасом.
      - Чтоб этот ваш чёртов пруд пересох! Чтоб все твои караси кверху пузом всплыли! Чтоб вы сами все в этой тине завязли и, здохли! Дочки, называются, палачи позорные! Готовы родной матери голову снести! Только отвернись, сразу зарежут! Клизмы косопузые!
       Возвращение к дому семейства Кобылиных напоминало бегство из Москвы французского войска. Впереди шла грязная, бормочущая ругательства Валентина.
      - Дочки называются! Шавки бесстыжие! Готовы родной матери голову оторвать.
      За ней, вздрагивая всем телом, брела Машка. Потом Катька вела хромающую на обе ноги Дашку.
      Дашка стонала:
      - Больно-то как!
      Катька скривилась:
      - Чего тебе больно? Вот у меня рука болит, это да!
      И только потом шёл предельно довольный хозяин дома, успевший за спиной женщин допить свою самогонку.
       Весь вечер четверка Кобылиных отмывалась от липкого ила в ещё теплой бане. Ругались они при этом нещадно. Машке показалось, что в ответ на их ругательства кто-то время от времени хихикал, но она не поняла кто. Зато на Вальку в очередной раз упала кочерга.
      - Да что ж, ты зараза железная, чего ты всё падаешь на меня!? Чего я тебе плохого сделала, зараза ты крючконосая?!
      
      Ночью все женщины спали плохо. Дашка никак не могла удобно пристроить свои больные ноги, Машка через каждые пять минут вскакивала с постели и орала от страха:
      - Нет! Нет, не надо, отпустите меня! Я не хочу на дно!
       Во сне ей снова и снова приходило ощущение этого прикосновения холодной руки к ее пятке, и мягкое, но настойчивое движение вниз.
       У Катьки были свои проблемы. Ей давно хотелось замуж, а никто не брал.
      - Ваня... Ваня... Не уходи...
      Она просыпается на секунду, вздыхает, переворачивается, и засыпает снова. Потом снова начинает бормотать:
      - Андрей, ну ты чего... такой несмелый? Ну, иди ко мне....
      А тут еще эта больная ключица!
       Не спала и Валька. Многочисленные порезы на всех частях туловища не оставляли ей шансов забыться ни на спине, ни на животе, ни на боку. А еще её бесило то, что она никак не могла привести в исполнение свой план. Рядом безмятежно храпел Колька, и её подмывало просто придушить мужа подушкой.
      - Фуфлыжник ерпынистый, сморчок майский, - бормотала она.
       Но старшая Кобылина была слишком жадна, чтобы вот так, своими руками задушить свою же мечту о богатой и безмятежной жизни. Чтобы окончательно избавиться от этой навязчивой идеи она представила себе, что рядом на подушке лежит не голова нелюбимого мужа, а куча денег.
       - Спит ведь, вражина, дрыхнит! Хоть бы что ему! А тут всё болит. Никак не уляжешься!
      ПОГРЕБ
       Все следующее утро Валентина обдумывала, как ей истребить ненавистного мужа, но с фантазией у ней было туго, поэтому она просто копалась в памяти, перебирая несчастные случаи, происшедшие в её родной Макарьевке. Катька готовит завтрак, Машка моет полы. Дашка лежит на диване так, что ноги торчат над валиком. Все трое зевают. При этом они посматривают на мать, которая неподвижно сидит за столом и думает. Она даже не моргает, и это пугает дочерей, они переглядываются. Машка даже крутанула у виска пальцем, дескать, не сошла ли с ума мамка. Ближе к обеду у ней созрело решение, и она его огласила своим потомкам:
      - Всё, я придумала. Надо ему сказать, что пора чистить погреб. А там подпилить лестницу и поставить под ней вилы. Так у нас мужик в Макарьевке загнулся, Ванька Листов.
       Дочери переглянулись.
      - Страшно, - поделилась сомнением Машка. - Он же орать будет.
      - И кровищи будет!...
      - А как ещё спросят, откуда там вилы взялись? В погребе то? - Спросила Катька.
      Валька нашла и на это ответ:
      - Скажем, что в прошлом году уронили.
      - Так они ж здоровые, эти вилы? Как он на них упадет? - Не понимал Машка.
      Мать отмахнулась:
      - Да не те, не большие! Маленькие вилы надо поставить, из проволоки, ворошилы.
      - А! Ну тогда да. Жутко только как то! Это ж не баня.
      Валька отмахнулась.
      - Ничего, мы на пруд уйдём, купаться.
      - А кто лестницу пилить будет? - Спросила Дашка.
       Все с ухмылкой глянули на саму Дашку, но та отчаянно замотала головой:
      - Нет, вы что! Я и так еле хожу! Куда мне ещё в погреб лезть!
      - Да, это точно, - подтвердила Катька. - Она не сможет.
      - Айда в сарай, посмотрим, что там и как, - предложила Валентина.
       Все пошли в сарай, при этом Дашка шла последней, она не хромала, она ковыляла, переваливаясь на обе пораненные ноги. Со стороны это походило на парадный марш престарелой утки.
      Зайдя в сарай, все четверо склонились над творилом, рассматривая погреб, Катька при этом светила фонариком. Затем трое женщин глянули на Дашку. Та отчаянно замотала головой.
      - Не, я не могу! Ноги болят!
      Тогда взгляды остальных Кобылиных переместились в сторону второй по младшеству сестры.
       - А почему я?! - Возмутилась Машка. - Сами лезьте туда! Не хочу я в этот погреб!
      - Я что, по-твоему, сама должна туда лезть!? - Заорала всеобщая их мать.
      - Она пусть лезет! - Машка кивнула на Катьку.
      - Еще чего! У меня рука болит, а там надо лестницу пилить, - напомнила Катерина.
      - Да она меня не выдержит! Вон она, гнилая совсем. Как она Кольку то выдерживает, я не знаю.
       Лестница, ведущая в погреб, в самом деле, не внушала доверия: старая, деревянная, сырая. Именно по этой причине в погребе Кобылины никогда не совались, гоняли туда самого Кольку.
       Машка замотала головой.
      - Не, не полезу я! Она меня не выдержит!
      Катька дала сестре подзатыльник:
      - Лезь, дура!
      Валька настаивала:
      - Лезь, говорю! Больше некому. Ты чего, денег больших не хочешь?
      - Хочу. Но мне страшно. Страшно мне!
      Машка побушевала, Валька дала ей подзатыльник, Катька пинок, и Машка всё же полезла в погреб. Над творилом стояли Дашка с ножовкой в руках, Катька с фонариком, и Валька с вилами. Все трое смотрели вниз. Никто не видел, что на плече Валентины сидел Филька. Машка осторожно ступила на первую ступеньку, потом на вторую. На третью она наступила уже смело. И вот тут она совсем не угадала. Нет, поперечина выдержала, а вот обе прожилины лестницы, сломалась посередине, сразу и одновременно. С кратким воплем Машка полетела вниз. Падение было удачным, Машка зашибла только правую ногу и свою бестолковую голову. Но под лестницей стоял какой-то ящик, и она, доломав лестницу, приземлилась центральной частью тела на него, головой вниз и застыла, как бы это, помягче сказать, выпирая филейной частью в простор вселенной. Но далее Марии не повезло совсем. Сразу после падения сестры Дашка всплеснула руками, забыв о том, что в одной из них находилась ножовка. Нет, ножовка упала удачно, не лезвием, а железной ручкой вниз. И эта ручка попала в самую середину хребта Машке. Ей было бы больно, если бы в это же время в её задницу не вонзились все три острия вил. Валька потом никак не могла понять - зачем она выпустила из рук эти самые вилы? Валентине показалось, что в тот момент кто-то требовательно шепнул ей на ухо: "Бросай"! Именно эту команду она и выполнила.
       Колька, с утра пошедший за грибами, вернулся как раз вовремя. Крики из сарая доносились такие, что он бросил корзину с прекрасными белыми грибами и побежал узнать, кто и как помер в их семье.
      - Чего орёте? - Спросил он, вбегая в сарай. - Кто умер?
       Валька была, как обычно, резка:
      - Сейчас ты у меня умрешь, суслик! Смотри сюда!
       Погреб освещался скудно, и лишь призвав на помощь фонарик, Колька разобрался, в чем дело.
      - Вы её что, убить хотели? А я думал, вы её любите, всё-таки сестра родная. - Поинтересовался Колька.
      - Хватит болтать, давай, доставай ее! - Заорала Валька.
       Колька хмыкнул:
      - Легко сказать. Лестницу вы сломали, да и куда её ставить? На жопу, что ли ей? Так там вилы торчат.
       В самом деле, все пространство под творилом занимало стонущее тело Машки. Она умудрилась застрять головой в обломках лестницы, проклятом ящике, и каких-то шлангах, лежащими в этом погребе со времен царя Гороха. При этом из филейной ее части по-прежнему торчали вилы, равномерно колышущиеся во время вспышек активности хозяйки филея.
      Валька настаивала.
      - Вылазь, Машка, чего лежишь!
      - Маша, Маша, потерпи! - Причитала Дашка, бестолково нарезая круги вокруг творила. На время она даже забыла про свои пораненные ноги. Катерина кружилась в другую сторону и просто причитала:
      - А-а! Боже мой! А-а! Батюшки! Как же тебя это так угораздило!
      А вот мать ее стояла как монумент, только сильно поносящий всё и всех: Машку, Дашку, Катьку и всю остальную вселенную.
      - Вылазь, корова бестолковая, - орала Валька, - чего лежишь!
      - Я застряла тут. Боже, как больно! Что мне там в жопу так сильно колет!?
      - Что надо, то и колет, - буркнула мамка.
      - Маша, Маша, потерпи! - Причитала Дашка.
       Катька пыталась найти выход:
      - Машка! Машка... сейчас... сейчас... сейчас мы МЧС вызовем!
       Валька же в МЧС не верила, зато у ней под руками был свой спасатель:
      - Колька, сделай что-нибудь! Ты мужик, или нет?!
       Колька хмыкнул:
      - Вспомнила! Сама вчера ещё орала, что я не мужик...
      - Доставай её! А то я тебя самого сейчас туда столкну!
      - Ну, тогда держите меня.
      - Как держать?
      - Как в том фильме - нежно! Да из штанов меня не вытряхните, коровы!
       Николаю пришлось применить всю свою смекалку. Сначала он перевесился вниз, и, ухватив черенок, выдернул сельхозорудие из своей добычи. После этого он притащил стремянку, и, расположив ее между толстых ляжек Машки, спустился вниз. Там он раскидал деревяшки в разные стороны, обвязал туловище Машки веревкой и дал приказ остальной родне тащить её вверх.
      - Разъелись, мать вашу бегемотиху! - Ворчал он. - Ничто их уже не держит.
      - Ой, как спина болит! И задница! Что там в неё кинули?
      - Что нашли, то и кинули. Не смертельно.
      - Больно!
      - Вирай потихоньку.
      Валька не поняла.
      - Чего?
      - Чего-чего! Тащи вверх, чего! Тяните, говорю!
       Сам он подталкивал неудачницу снизу, в филе, что не совсем нравилось раненой именно в эту часть тела Машку. Орала она именно как недорезанная.
      - А-а-а! Больно же! Куда ты меня толкаешь?!
      - Лезь давай! Больше тебя тут не во что толкать! Отрастила... бампер от Камаза!
       Как бы то ни было, но через полчаса Машка была на поверхности земли.
      Катька визжала:
      - Скорую, скорую надо вызвать!
      Валька махнула рукой.
      - Да, вызывай, господи!
      
       Затем была суматоха с вызовом скорой. Врачи были очень удивлены характером нехарактерных ранений своей пациентки.
      - Такие ранения характерные для этого времени сенокоса, но чтобы получить их в погребе!... - Чесал затылок доктор. - Такое не припомню... Надо бы её в больницу отвезти, зашить всё это.
      - Ещё чего! Остановите кровь, и валите отсюда, - велела Валентина эскулапам.
      - Но тут надо зашивать! - Возразил доктор.
      - Ничего зашивать, задница не тулуп, нечего её штопать. Попа зарастет, не голова.
      - Но раны глубокие!
      - Ничего, срастется всё как надо! Я свою дочь знаю.
       - Как скажите. Мы тут все обработали, заражения не должно быть. У нас тем более ещё есть срочный вызов из вашей деревни. Мы поехали.
       Для анестезии Валентина налила дочке стакан самогона, протянула ее лежащей на диване Машке.
      - На, пей.
      Та спросила:
      - Это что, водка?
      - Нет, нектар божий! Я не изверг, чтобы тебя палёнкой добивать. Самогон это. Пей, говорю! Пей, это тебе вместо наркоза будет.
       Машка с трудом, давясь, но выпила, и спросила мать:
      - Мам, а ты меня, случаем, не застраховала на большую сумму денег?
      - Тьфу, ты дура!
      - Дура не дура, а вилы вы в меня, маменька, кинули.
      - Да случайно это, случайно!
      - Ага, одна ножовкой по хребту случайно засобачила. Другая вилы... Случайно... Родственнички, называются... Убийцы! Киллер на киллере... Палачи... Налей мне ещё.
       Впрочем, пили в тот вечер все Кобылины. Слишком нервным вышло это приключение.
      Колька, выпив и закусив, спросил:
      - Так я не пойму, с какого перепуга Машка полезла в погреб?
      Валька придерживалась заранее отработанной версии:
      - Почистить надо было его.
       Колька засмеялся:
      - Чем?! Вилами?! Ты бы ещё дуршлагом попробовала погреб чистить. Дуры, вы, все же, бабы, дуры. Ладно, я пошел спать.
      
      ЛЕС
       Несмотря на очередную колоссальную неудачу Валька не собиралась отступать от своих планов.
       На следующий день Колька после завтрака заявил:
      - Ну, я пошел за грибами. После вчерашнего дождика подберезовики должны в Кольшиной роще выпрыгнуть.
       Колька забежал в сарай, взял самую большую корзину. Валька удивилась:
      - Ты, что, без велосипеда?
      - Да нет, тут же близко. Десять минут ходьбы. А с лисапедом одна морока. Я раз как оставил его в роще, так больше и не нашёл. Кольша, лешак, наверное, до сих пор на нём катается.
       Валька поощрила мужа:
      - Иди-иди. А то дома жрать нечего.
       Колька только хохотнул в ответ:
      - Ха! Вечно у ней жрать нечего, а сами от сала скоро лопнут.
       Когда за Колькой закрылась калитка, Валька метнулась в сарай, схватила лукошко, молоток, сунула его в лукошко. Уже во дворе она махнула рукой Катьке:
      - Катька, иди сюда! Вот, возьми лукошко, молоток, иди за ним и когда он будет собирать грибы, дай ему со всей силы по башке молотком.
       Катька вытаращила глаза.
      - Да вы чего, мам!?
       Валька возражений не принимала:
      - Иди! Он как грибы видит, про все забывает. В это время он как глухарь, ничего кроме грибов не видит. Тут его и ловить надо. Бей только сильно, изо всех сил! Чтобы наверняка! Иди, говорю!
       Катька, упиралась, отпихивала корзинку:
      - Да нет, я не смогу! Как это - по голове молотком? Сами идите!
       Валька перешла на пинки и тычки:
      - Иди, говорю! Он меня близко к себе не подпустит, он же меня боится. А тебя нет. Ты хорошо жить хочешь?
      - Хочу.
      - Вот и иди! И чтобы больше я его живым не видела!
      - А как же?...
      - Страховка? Скажем, что бандиты напали. Иди!
       После этого Валька буквально вытолкала Катьку за калитку.
      
      Колька достиг своей любимой поляны на краю леса. Пару подберезовиков он нашел сразу.
      - Вот они стоят, красавцы! Так, пошло дело!
       Колька скрылся в лесу, вскоре появилась Катька. Она я явно нервничала, оглядывается по сторонам, и вскоре так же скрывается в лесу.
      В это же самый несчастный для себя день глава администрации деревни Домовёнково Василий Матвеевич Глот решил немного обогатиться, вырубив и продав ближайший к деревне лес.
      
      Голос: - Василий Матвеевич Глот - глава деревни Домовёнково. Больше всего любит пиво, водку и воровать государственные деньги.
      
       Его джип системы "Уаз-Патриот" приехал на Кольшину поляну как раз после того, как её прошли Колька и Катька. Кроме Глота, изрядно толстого, заметно лысеющего человека с красным лицом сильно пьющего человека, из кабины вылез рослый мужик с квадратным лицом. Из-под его расстегнутой рубахи был виден большой крест на груди поверх татуировок. Тут же подъехала грузовая Газель.
       - Вот и приехали. Это место вашей работы, Жила, - пояснил Глот.
      - Эй, бригада Гоп-стоп! Передовики производства древесины! Хватит дрыхнуть! Приехали! - Крикнул обладатель креста и наколок в сторону полуторки.
       Из кузова Газели появились лица шести мужиков устрашающей наружности. Мужики были явно с дикого похмелья, они закурили и начали осматриваться по сторонам.
      - Так сколько нам тут пахать придётся, Матвеич? - Спросил Жила.
      - Откуда я знаю? Как спилите все деревья, так сразу расчёт и вольный ветер. Летите... чуть не сказал как голуби. Орлы. Конечно орлы.
      - Ну, насчет вольного ветра ты мне не загибай. Я этого добра на зоне наслушался. "Запомни сам, скажи другому: отличный труд - дорога к дому". Фронт работ какой?
       Глот показал рукой в сторону горизонта:
      - Вот, начинаете с этого края и вперед, до озера. Тут не так много. Ну, вы ребята бывалые, лес валить не я вас учил.
       Жила кивнул головой:
      - За неделю, я думаю, управимся. Эй, братва, разгружай! Хватит зенки продавать!
       Мужики быстро сгрузили с машины бензопилы, топоры, палатки, котелки, кухонные принадлежности, бочку с топливом, канистру с машинным маслом.
      - Тут жратвы и бензина на три дня, - пояснил Глот. - Через три дня привезу ещё. Если что будет не так - звони по мобиле. Связь тут хоть и хреновая, но есть. Всё, я уехал.
       Глот уехал, а работяги уселись в кружок на корточки и закурили.
      - Да, застряли мы тут надолго! Нехрен было соглашаться на этот калым. Так удачно амнистия подвалила, а мы вместо того, чтобы лететь домой белым соколом, тут ишачить собрались, - сказал один из лесорубов по кличке Кулик.
      - Зря ты, Кулик, ерепенишься, - ответил Жила.- Счас за неделю этот лес свалим, и домой покатим уже с баблом. Прикинь, все с зоны с голым задом, а мы с бабками. Твоя Машка то ещё не ждёт тебя?
      - Нет, я ей ещё не звонил.
      - Вот видишь, какой сюрприз для неё будет. Прилетишь с деньгами, приоденешься, цветы ей купишь. Только звякни ей заранее, чтобы она соседа с кровати выгнала.
       Кулик взвился:
      - Жила! Я тебя убью.
      - Да шучу я, шучу. Утухни, Отелло.
       Жила поднялся, осмотрелся по сторонам.
      - Так, Кулик, ты с Жиганом ставишь палатки, готовите пожрать, а остальные начинают работать. Сычёк, заправляй бензопилы, а я пока схожу, посмотрю, где это озеро, случаем оно не у города Магадана. А то придётся обломить Матвеича. Нам лишнего не надо.
       Жила ушёл, а Сычёк подошёл к бочке, открутил пробку, с помощью еще одного бывшего зэка по кличке Зуб попробовал наклонить бочку и перелить бензин в ведро, но потом отпустил бочку и с ошеломленным видом посмотрел на своего коллегу. Зуб ничего не понял.
      - Ну, ты чего, Сычёк? Давай, наливай. Я что, тебе, один должен надрываться?
      - Слушай, Зуб, я совсем, что ли, вольтанулся? Похоже, резьба у меня слетела конкретно. Ну-ка, понюхай. А то я уже бензин от спирта отличить не могу.
       Зуб понюхал отверстие в бочке, посмотрел на Сычка. Потом снова понюхал и снова посмотрел на Сычка.
      - Ну, что? - Спросил шёпотом тот.
      - Ну, если ты и вольтанулся, то не один. В дурке нам вдвоем в одной палате не так скучно будет. В карты перекинемся, в очко, в буру. Держи ведро, счас я... налью этого... бензина.
       Между тем Жила добрался до озера, разделся, не спеша накупался, и даже позагорал на солнышке, покемарил.
      - А рыбка здесь должна быть, - пророкотал он, осматривая водную гладь. - Гранату бы сюда бросить. Или шашку тротиловую.
      В бодром настроении Жила вернулся в лагерь, и, ошалел. Палатки, посуда, бензопилы - все было на том же месте. А вот лесорубы валялись кто где, их позы, храп и пьяные лица не оставляли сомнений в том, в каком состоянии они находятся. Жила взорвался:
      - Ах, вы суки каторжные! Вы чего делаете?! Нам же работать надо! Откуда водяру взяли, падлы?!
       Жила подбежал к Кулику, поднял его за грудки:
      - Кулик, падла, где водку взял?!
       Кулик попытался показать рукой, но Жила ничего не понял.
      - Что, где?! В деревню бегали!? Кто бегал?! Ты?!
      - Бочка...
       Жила отпустил тело, тут же упавшее на землю, и побежал к бочке. Он понюхал отверстие и вытаращил глаза:
      - Он что, Матвеич, совсем охренел?! Вместо бензина притаранил нам спиртягу? Кто ж так делает? Это же хана работе, прощай печень, здравствуй цирроз.
      
       Жила поднял ведро, понюхал его, выматерился. Затем он вытащил телефон и начал набирать номер главы деревни. Звук вызова шёл, но когда он кончился, вместо речи Жила услышал какое-то блеянье, потом мычание, лай.
      - Матвеич! Матвеич, ты меня слышишь?! Что? Ничего не понимаю! Ты мне не мычи и не крякай! Ты зачем вместо бензина мне спирт привёз?! Как мы тебе лес нарубим с такой диетой?! Ни хрена не слышно. Матвеич, ты мне перезвони!
       Но вызовы ни к чему не привели. В трубке был слышен образцовый хор зоопарка, а не человеческая речь. В досаде Жила сел на пенек, рядом стояла кружка, он машинально взял её и отхлебнул. Потом, сморщившись, посмотрел внутрь кружки.
      - Сука, я же в завязке, я же кодирован, мне же ни капли нельзя! - простонал он.
       Несколько секунд Жила колебался, потом не выдержал и залпом выпил всё содержимое железной тары. Затем Жила встал, подошёл к ведру, щедро захлебнул спирту, выдохнул воздух, и в несколько глотков прикончил его. Затем он сел на пенёк, закурил, глаза остекленели, губы растянулись в улыбку.
      - А нештяк пошло. Пять лет водки в рот не брал, во дурак!
       Затем он попытался встать, но завалился в сторону и замер на земле с блаженной улыбкой на лице.
      
      Спустя некоторое время на поляне появилась Катька Кобылина. Она с удивлением посмотрела на спящих лесорубов, пожала плечами и пошла дальше. Катька скрылась за деревьями, но буквально через несколько секунд снова появилась оттуда же, откуда пришла. Судя по её лицу, она ничего не поняла. А потом юбка Катьки как-то странно дернулась в одном месте, словно кто её ущипнул. Катька взвизгнула, ошалело осмотрелась по сторонам, но расслышала только тихий смех. Потом на её юбке появилась волна, словно кто-то погладил девушку по заднице. Катька вздрогнула, отпрыгнула и снова осмотрелась по сторонам. Никого рядом не было, и она потихоньку пошла к краю поляны, затем исчезла за кустами. Через несколько секунд оттуда же вышел Колька с полной корзиной грибов. С удивленным лицом он посмотрел на лежащих лесорубов.
      - Вот это парни погуляли. Аж завидки берут.
      
       Затем хмыкнул, и ушёл с поляны.
      
       Вечером, в восьмом часу, открылась калитка, и в родной двор зашёл живой и невредимый Колька с двумя корзинами грибов. Валентина как раз с дочками сидела за столом, чаевничала. При виде Кольки у неё изменилось лицо, блюдце выпало из рук. Колька поставил корзины на стол, начал рыться в них.
      - Слышь, мать, мне сегодня так повезло! Иду, смотрю - молоток валяется, один в один как мой! Теперь у меня два молотка будет! И главное, как он лесу то оказался? Там до деревни, как от Китая до Берлина.
       Валька ткнула пальцем в корзину:
      - А... корзина эта откуда?
      - И корзину я нашел! Главное, прямо как наша - точь в точь. И так вовремя она мне подвернулась! Я как раз грибов в эту набрал, уходить надо, а тут подберёзовики снова попёрли, прямо как немцы в психическую атаку! Как раз она мне и пригодилась. Хотя... может, молоток те лесорубы потеряли?
      - Какие ещё лесорубы?
      Колька отмахнулся:
      - Да бригада у нас там какая-то приехала. С бензопилами, с топорами. Только они сразу все перепились и валялись там как бревна.
       Колька схватил кусок хлеба, налил себе чая, и посмотрел на солнце.
      - Так, а время то ещё мало, я это, ещё на вечернюю рыбалочку успею сгонять.
       Он нырнул в сарай, схватил удочки и поспешил к пруду. Валька же и дочки уставились на корзину и молоток.
      - А где же наша Катька? - Спросила Дашка.
       В это время Катька шла по лесу, вид у нее был слегка ошалевший. Она явно устала, села на сваленное дерево. Рядом с ней кто-то захихикал, потом, Катька изогнулась так, словно кто её обнимал. Невидимка начал что-то шептать девушке на ухо. Катька косилась, и, хотя и ничего не видела, но покраснела.
      - Нет, ну... ну чего, чего вы пристали?! Я ещё девушка, я ещё не целовалась даже ни разу, а вы мне такие гадости говорите!
       Снова зашелестела речь, и в этом голосе явно были слышны сексуальные интонации. Катька попыталась оттолкнуть невидимого собеседника, но это не получилось, а затем она с коротким криком: - А-а! - упала за дерево, только тапочки из-за него и торчали.
      
      На следующее утро, когда Колька уселся пить чай, Валька устроилась напротив его с суровым лицом прокурора и начала допрос. Раненые Машка и Дашка торчали в открытом окне за спиной Кольки.
      - Так, скажи честно, гад, ты убил Катьку?
      - Ещё чего. Очень мне надо её убивать. Я её даже не видел.
      - Как ты её не видел, когда ты с её корзиной пришел! С корзиной и с...
      - С чем? - Спросил Колька.
      - Ни с чем. Так скажи мне, где Катька? Ты пришёл, а её до сих пор нет. Тут до этой поляны десять минут ходьбы! А она не пришла! Значит - ты её убил! Убил и где-то закопал! Мне всё ясно!
       Колька ехидно засмеялся:
      - Тоже мне, прокурор Засекин, судья Прилепин, палач Кутепин. Всё ей ясно! А зачем, ты, дура, послала Катьку на Кольшину поляну грибы собирать?
      - Как почему? Ты же там собираешь грибы?
       Колька засмеялся:
      - Дуры вы макарьевские, дуры! Не знаете наших домовёнковских дел, а суетесь. На эту поляну можно только мужикам ходить. Кольша, там живет, леший местный. Кольша он, как бы это сказать... повернут на бабах. Сам, главное, страшный, маленький, плешивый, бородёнка на сторону торчит, бородавка на носу...
      - А ты откуда знаешь? Видел, что ли его? - Не поверила Валька.
      - Зачем? Его только бабы видят, и то не сразу. Как он своё дело сделает, так и покажется. Он же до секса не кажется, не дурак. А я не баба, я его не видел.
      - Так откуда ты знаешь, какой он?
      - Бабы же и рассказывают. Бабы, они же ничего скрыть не могут. Вам же мало гульнуть налево, нужно ещё всем рассказать об этом, чтобы все знали. От Кольши в лесу все страдают, начиная от белок и кончая коровами. Иногда у него такой приплод получается! То белки с крыльями, то телята с тремя рогами или двумя хвостами, то козел плешивый и с бородой на сторону. Смех!
      Валька не поверила:
      - Брешешь ты всё! От суда и прокурора хочешь сбежать!
      - Не веришь? Как хочешь. Можешь сама сходить. Только продуктов дня на три возьми. А то после секса всегда сильно жрать хочется.
       Валька захохотала:
      - Ой, тоже мне, знаток секса! С тобой с голоду помрёшь.
      - Может, Катьке МЧС вызвать? Они всегда всех находят, - крикнула из окна Дашка.
      - Вызывай не вызывай, а я думаю, дня два Катьку ещё ни один МЧС не найдет. Да это её только на пользу пойдёт, - Колька встал из-за стола. - Ну, я на рыбалку, а вы делайте что хотите.
       Колька ушёл, а Валька обратилась к своим дочерям.
      - Так, вас на поиски уже не пошлёшь. Одна обезножила, вторая обезжопила... Самой, что ли, сходить? Что-то страшно после всех этих рассказов.
       Машка подсказала:
      - Идите, маменька, вы же сами говорите, что вам секса не хватает.
       Валька схватила со стола яблоко и запустила его в лоб Машке. Та со смехом увернулась, и яблоко попало в лоб Дашке. Та обиделась:
      - Мама! Я то тут при чём!?
      - Все вы причём! Лишь бы только извести родную мать! Мечтаете просто об этом. Если Катька до вечера не придёт, будем звонить в МЧС. Отдыхайте, инвалидки!
      
       В это же самое время Катька вывалилась из кустов вся растрепанная, ошалевшая, поправила юбку, застегнула кофточку, попыталась привести в порядок прическу. Но тут снова кто-то её потащил в кусты, нашептывая что-то ласковое. Катька начала сопротивляться и, с придыханием, нежно бормотать:
      - Ну, Кольша, ну... ну... хватит! Сколько можно! Ну, не хочу я уже...
      Но за кустами она повалилась на землю и начала истерично хохотать.
      
       Спустя три дня после первого посещения Кольшиной поляны Василий Матвеевич Глот приехал проинспектировать работу лесорубов. Глава деревни вылез из машины и с удивлением осмотрелся по сторонам. Стояла криво поставленная палатка, на корявых рогатинах над потухшими углями висел котелок. Но, ни одно дерево не было свалено, бензопилы стояли в сторонке в ряд. Глот нахмурился, и, подойдя к палатке, постучал по стойке.
      - Эй, бездельники! Ну-ка, вылазьте все!
       Полог палатки распахнулся, и оттуда по очереди начали выползать лесорубы. У Глота глаза полезли на лоб. За какие-то три дня все лесорубы обросли длинными волосами, огромными бородами, одежда стала грязная, рваная. Увидев Глота лесорубы просто взревели от ярости.
      - Вот он! Козёл!
      - Убью, гада!
      - Задушу эту падлу!
      - Бей его!
       Глота окружили, стали хватать за грудки, за воротник, пару раз ударили по затылку. Ударили бы и больше, но в давке только мешали друг другу. Тот же ничего не понимал:
      - Вы чего?! С ума все сошли?! Да отпустите вы меня! Что я вам такого сделал?!
       Тут толпу раздвинул Жила. У него отросла самая большая борода, волосы были до плеч.
      - Дайте его мне! Ну-ка, отошли все!
       Он схватил Глота за грудки и подтащил к бочке.
      - Ты, чудило, курдюк овечий! Какого хрена нам вместо бензина спирт подсунул?!
      - Какой спирт? Вы чего?! Это бензин! Для бензопил!
      - Кулик, дай ему хлебнуть его "бензина"!
       Глота заставили выпить полкружки чистого спирта. Тот едва не задохнулся от такого счастья и ошалел окончательно.
      - Вы что?... Какой спирт? - Пытался он оправдаться. - Я сам в эту бочку наливал на бензоколонке девяносто второй бензин.
      - Ага! Наливал он! Раз наливал - пей! А где ты был три месяца!?
       Глава подумал, что попал в сумасшедший дом.
      - Какие ещё три месяца?
      Жила тряс его за грудки:
      - Такие!!! Ты обещал приехать на третий день, а когда приехал?!
      Глот совсем ничего не понял:
      - Я и приехал на третий день!
      - Какой третий день!? Три месяца прошло, три! Вон, мы зарубки на березе делали, посчитай! Девяносто дней! Смотри, какая борода у меня выросла! - Настаивал Жила.
       Глот взорвался:
      - Да мужики, вы чего?! Я вас сюда завёз второго августа, сегодня пятое августа. Вот, на мобильник посмотрите! - Глот вытащил мобильник. - Число видите? Да и какие ещё три месяца, кого вы дурите? Сейчас тут уже ноябрь должен быть! Листвы не должно быть, снег идти должен, тут в ноябре его по уже колено! А сейчас - посмотрите: кругом лето! Август!
       Жила начал с трудом проникать в ситуацию.
      - А почему ты на телефонные звонки не отвечал? Мы тебе звонили первую неделю, пока батарея не села.
      - Никто мне не звонил. Тут связь плохо ловит, это точно. А до деревни почему не дошли? Тут пешком идти десять минут!
      - Пробовали уйти в деревню. Всей бригадой. Два раза. Оба раза круг сделали и сюда же и пришли.
      - А чего же не больше?
       Жила в ярости показала на бочку:
      - А как с вот этим расстаться!? Я её даже выливал два раза. Первый раз эти чурбаки меня чуть не убили.
      - И что?
      - Что? А то, что утром встаём, снова эта зараза полная, всклянь! Я столько бухалова за всю свою жизнь не выпил, сколько за это время!
       Глот всё же чего-то не понимал:
      - Так вы чего, лес валить не будете?
       Толпа взорвалась возмущенными голосами:
      - Я здохну скоро от голода! Месяц на одних грибах!
       Жила аж взревел от ярости:
      - Рыба в озере не ловится, силки ставили - бесполезно! Спасались только грибами да ягодами. Всё, домой хочу!
      - А я даже на зону согласен. Там хоть макароны дают!
      - Типун тебе, Кулик, на язык во всю задницу! Всё, всё, всё! Валим отсюда!
       Жила торопливо залез в джип.
      - Вези меня куда хочешь, Матвеич, только подальше от твоего леса.
      - Ну, хорошо. Только все вы тут не поместитесь.
      - Поместимся.
      - А как же... имущество?
       Глот показал рукой в сторону бензопил.
      - Сам всё заберешь, - отрезал Жила. - Потом, и поехали! Быстро!
      - Я вас только до деревни довезу. Да и то... амортизаторы выдержали бы.
       В Уазик действительно поместились все. Лица, ноги, руки, задницы - всё вперемешку торчало из окон. Машина с трудом, но развернулась, и поехала.
       И тут Глот и Жила увидели стоящего на краю опушки старичка небольшого роста, плешивого, с кривой бородкой, в бородавках по всему лицу. Он явно хихикал, махал прощально рукой. При этом Матвеичу бросилось в глаза, что пиджак старичка застегнут на левую сторону, а ступни ног невероятно большого размера, да ещё и одетые в ботинки на левую ногу. От этого невинного зрелища у главы деревни остатки волос на голове и усы встали дыбом. Тоже самое произошло с Жилой, но у того всё это было эффектней - волосы как грива льва, борода как у Карла Маркса.
       Вскоре машина выехала на центральную площадь деревни. Глот открыл дверцу и из машины начали выпадать и вываливаться лесорубы. Кто-то смеялся, кто-то плакал, Кулик целовал асфальт. А Жила отошёл в сторону и остановил идущую по площади бабушку.
      - Бабушка, скажи, тут рядом, случайно, монастыря нет?
      - Монастырь есть, но только далеко. Верст пятьдесят отсюда будет.
      - Это нормально! А как до него добраться?
      - А вот по этой дороге. Не сворачивай никуда, сынок, и попадешь прямиком в монастырь.
      - Спасибо, тебе, мать! Дай тебе бог долгих лет жизни!
       Жила трижды расцеловал удивленную бабушку, и стремительным, целеустремленным шагом вышел за пределы деревни. Там он свернул в посадку, выломал большую ветку, зубами и руками ошкурил её. Затем Жила достал из-за пазухи крест, выпустил его поверх рубахи, и с истовым лицом зашагал по дороге в монастырь.
      
       В это же утро нашлась и Катька. По лесу уже бродили герои МЧС с криками и собаками, но она вышла сама - растрепанная, уставшая, с юбкой, перевёрнутой наоборот, в кофточке наизнанку, без лифчика. Напоследок её кто-то притянул и послышался звук поцелуя. Катька даже не сопротивлялась, Кольша ещё шлепнул её по заднице, и она пошла в деревню.
      У первого же дома Катька повстречала мужичка лет тридцати, чем-то немного похожего на Кольку Скокова. Он как раз выходил из калитки своего дома. Увидев Катьку, мужичок остановился, и буквально, разинул рот, аж бычок изо рта выпал.
      - Слышь, мужик.... Тебя как зовут? - Спросила Катька.
      - К-коля.
      - Коля. Хорошее имя. Знакомое. Коля, ты женат?
      - Нет.
      - А хочешь жениться?
      - Ну... да. Неплохо было бы.
      - Это хорошо. Я сейчас домой схожу, вещи возьму и приду к тебе жить. Жди.
       Она постучала Колю по щеке, и заплетающимся шагом пошла в сторону своего дома. Ошалевший мужик смотрел ей в след круглыми глазами.
       Через час Катька вышла на крыльцо дома Кольки Скокова с чемоданом в руках, за ней ковыляли Дашка и Машка. Последней шла Валентина.
      - Кать, ну может, останешься? - Зудила матушка. - Ты же этого мужика и не знаешь совсем. Может, он маньяк какой! Или чего ещё хуже - импотент.
      - Ну и пусть! А в этом доме я больше жить не хочу! Чертовщина тут... И вообще! Сама жить хочу, хозяйкой! Чтобы мной никто не командовал, чтобы меня никто никуда больше с молотком не посылал...
      - Кать, так что с тобой было? - Спросила Машка. - Где ты была три дня?
      - Где-где... где надо! В мамкиной мечте... Замуж скорее выходите, Дуры!
       Судя по лицу Валентины, она что-то поняла, но ничего не сказала.
      
      НАСОС
       После ухода Катерины у Валентины вообще не осталось помощников. Машка плашмя лежала на полу, раненным органом вверх и безотрывно смотрела телевизор. Дашка еле ковыляла по дому, стараясь поддерживать в нём порядок.
      - Ну, так что мы с Колькой то делать будем? Всё же дело встало? - Спросила дочерей Валька. - Страховка то вон она, лежит в комоде.
      - Мама, оставьте вы это! - Взорвалась Машка. - У нас все беды от вашей этой затеи.
      - Да, - подтвердила Дашка, скребя пол веником.
      - Это что, я зря деньги заплатила за эту страховку? - Настаивала Валька.
      - Да какие это деньги?! Нашла деньги! И Кольку мне уже жалко. Он такой безобидный, такой хороший. А я ещё так карасей в сметане люблю. И грибы. Тоже в сметане.
      - Да, - пискнула Дашка.
      - Так, вам, дурам, что, деньги не нужны? - Настаивала Валька.
      - Ну не такой же ценой, мама! Я и так себя каким-то убийцей чувствовала. Не зря мне эти вилы в задницу прилетели. Заслужено.
      - Да! - Согласилась со словами сестры Дашка. - И мне ноги переломали не зря. Всё по делу.
      Валька не успокаивалась:
      - Так вы что, мне помогать больше не хотите?
      - Ни малейшего желания, да, Дашка?
      - Да! - Подтвердила Дашка.
       Валька разозлилась:
      - Чёрт с вами, дурочками. Одна справлюсь. Я хочу жить красиво! А вам ни копья не дам. Вот! - Она показала дочкам фигу.- Так и будете ходить в этих обносках! Платья мои поминальные донашивать будете, по очереди. Образины!
       Валька зашла в сени, долго возился с электрощитком, что-то там закоротила, полетели искры, её даже немного ударило током, от чего Валька истерично взвизгнула. Затем она вышла из дома, спустилась к пруду, там Колька как раз ставил насос, чтобы качать воду для полива огорода. Колька, увидев ее, насторожился:
      - Ты чего это пришла?
      - Помочь. Не заведешь ты его.
      - Почему?
      - Там у нас свет вырубило.
      - Ну и чего? Сама пробки посмотреть не можешь? Ты же работала электриком.
      - Да это когда было! После ПТУ. Я только и помню, что есть фаза да плюс.
       Колька воткнул в розетку вилку от насоса, но тот молчал.
      - Ах ты, чёрт! Ладно, я пойду, пробки проверю, а ты тут смотри, чтобы люди добрые насосу ноги не приделали
       Когда Колька ушёл, Валька начала возиться с насосом.
      - Училась то я давно, но память то у меня хорошая, - пробормотала старшая из Кобылиных. - Уж закоротить на корпус эту хрень я сумею.
       Поколдовав с проводами Валентина решила проверить, получилось ли ей вывести напряжение на корпус. Пальцы она совать не стала, не дура, для этого имелась отвертка-индикатор. Нагнувшись над дико ревевшим мотором, она коснулась индикатором корпуса и довольно улыбнулась - на боку отвертки загорелся желтый огонек. Разогнуться она не успела. Легкий, но вполне отчетливый пинок в зад придал ей летательный импульс. Полетела она вперед и недалеко, как раз на тот самый неисправный насос. Не искры, целое солнце полыхнуло в мозгу Валентины Кобылиной...
       Очнувшись, Валентина обнаружила себя лежащей на мостках. Судя по мокрым волосам, платью, и тяжести в легких, после удара тока она упала в воду. Эта была неизбежная смерть, но кто-то её вытащил из воды.
       Валентина ещё соображала, кто это может быть, но тут над ней склонилось самое странное лицо, что она видела в своей жизни. Курносое, с добрыми, круглыми глазами и губами лепешками. А уши этого существа вообще были способны вызвать гомерический смех. И фразу эти вишневые губы шепнули единственную, да еще тихим шёпотом:
      - Кольку больше не трожь.
       Валентина зажмурилась, а когда открыла глаза снова и осмотрелась по сторонам, то никого рядом не было. Хотела бы она списать все на силу тока, помноженную на утопление, но от реки снова донеслось:
      - Кольку больше не трожь.
       Валька обернулась, и увидела над мостками монументальную голову Вовчи. Круглое, доброе, ухмыляющееся лицо. Только вот жабры на шее поднимались и опускались как-то жутко. И такой страх полоснул душу Вальки, что слова словно застряли у ней в горле. Вовча исчез, и только плеснула под его хвостом вода, да так плеснула, что сразу было понятно, что не карась это был, и даже не знаменитый двухметровый сом Васька, которого все рыбаки видели, но никто поймать не может.
       В это момент к пруду прибежал Колька. Увидев лежащую на мостках, мокрую жену он спросил:
      - Ты чего это, купалась, что ли? А чего в платье загораешь?
       Валька показала пальцем на насос.
      - Т-там...т-там..
      - Чего там?
       Колька протянул руку к насосу. Валька закричала:
      - Не т-трогай его! Насос...н-на корпус... замкнуло. Ты его н-не трогай.
      - Замкнуло?! Вот беда то! Ведрами то наш огород не польешь, всё же двадцать соток. К Валерке надо его нести, он перемотает, если что. Ты чего лежишь-то?
      - Т-током... меня дёрнуло.
      - А, вот оно что! Бедная моя! Меня пару раз тоже током било. Никому такого не пожелаю. Вставай, тогда, пошли, я тебе помогу.
       Колька помог Валентине подняться, довел её до двора.
      - Иди в баню, погрейся. Она ещё теплая.
      И в третий раз эту же самую фразу Валька услышала уже в бане.
      - Кольку больше не трожь.
       Валька подняла глаза и увидела сидящего на печке Веньку. Именно он окончательно сломил волю Валентины.
      - Хорошо. Н-не трону... больше.
       Венька тут же исчез, и в этом момент за спиной Вальки упала кочерга, впервые не задев её.
      
       А когда следующим утром Валентина полезла в комод за страховкой, то обнаружила, что какая-то местная мышка мелко-мелко искрошила гербовую бумагу и соорудила себе вполне добротное гнездышко, полное маленьких, черных какашек.
      Валька, естественно, заорала.
      - А-а!!! Сволочь!
       Мышь прыгнула на неё, Валька побежала из комнаты, мышь за ней.
      В это время в дом заходит довольная Дашка, сталкивается с матерью.
      - Ты чего, мам!? Чуть не снесла!
      - Мышь!
      - Господи что ты их боишься!? По мне хоть роту этих мышей натрави, я не испугаюсь.
      - Где она?
      Машка, лежащая на диване, спросила:
      - Кто?
      - Мышь!
      - Да, поди, сдохла от твоего крика.
      - Точно?
      - Всё мама! - торжественно заявила Дашка. - Я забрала документы из школы, завра поеду в город, в ПТУ поступать, на швею. Там у них общага есть, жить можно.
      Валька села на стул. Подала голос и Машка.
      - Я тоже скоро уеду. Вот задница заживёт и уеду.
      - К-куда это?
      - В Москву.
      - Н-нужна ты там кому-то!
      - Нужна. Я уже с Ленкой Спириной созвонилась, она одна в ларьке работает, напарница уволилась, вот Ленка и зовет к себе. Будем вместе жить в общаге, в одной комнате. По крайней мере, со своей девчонкой, деревенской, да ещё и одноклассницей. А работы там всем хватит. Город большой. Это не наша деревня.
      - Н-ну и к-катитесь с-себе...к-куда х-хотите!
      - Ну, мать, ты и заикаешься. Как тебя током то хватило!
      - Да... это не... не... не...
      Валька хотела сказать, что это совсем не электричество, это те, кого она видела, но потом только махнула рукой.
      - Езжайте. В-всё равно там... лучше вам будет. Пойду, посмотрю, ч-что там Колька н-наловил. Мне теперь с-с ним дальше по жизни к-куковать.
      
      Валька вышла из дома, спустилась к пруду, осторожно зашла на мостки, села рядом с Колькой. Тот покосился.
      - Ты чего это пришла?
      - Да.. т-так. П-посижу. М-можно?
      - Да сиди. Жалко, что ли.
      - К-красиво тут. Я как-то этого и н-не видела.
      - Это ещё что. Скоро закат будет. Вот где красота! Сколько живу, а удивляться не перестаю.
      - Х-хорошо. Тихо.
      Они сидят на мостках, и это умиляет стоящего наверху Фильку. Довольная улыбка появляется на его губах.
      - Давно бы так! Жить надо любя друг друга.
      Он зевнул, развернулся и пошел к себе домой, в любимый уголок под кроватью. Забрался, привалился к теплому боку кошки и растворился.
      
      КОНЕЦ ПЕРВОЙ ИСТОРИИ
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сартинов Евгений Петрович (esartinov60@mail.ru)
  • Обновлено: 02/10/2023. 138k. Статистика.
  • Повесть: Юмор
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.