Сотник Саша
Кнут и Пряник

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 8, последний от 08/11/2022.
  • © Copyright Сотник Саша (a-sotnik@mail.ru)
  • Размещен: 31/07/2008, изменен: 17/02/2009. 90k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
  • Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:


       Александр Сотник
      
       КНУТ И ПРЯНИК
       (повесть-комедия)
      
       А под дождем оказались разные...
       (Александр Башлачев)
      
       СЕРЕЖЕВЕДЕНИЕ
       (введение в науку)
      
       Каждый человек интересен - хотя бы своей фамилией. Что же касается имени - тут уже отдельный разговор. Володи, к примеру, полагают, что владеют миром, Петры славятся твердым характером и несгибаемой волей, Александры упрямы в достижении цели, и так далее. Иное дело - Сережи. Все они - земные люди, приверженные конкретной реальности ("Серега" и "Серый" - это неспроста), любящие и умеющие веселиться, но превыше всего ценящие работу. В этом смысле Сережи - надежные спутники повседневности, если бы не несколько "но"...
       У Сереж все и всегда просто. Элементарно не в степени Шерлока Холмса, а в самом что ни на есть прямоугольном смысле. У них зеленые леса, синее (иногда - серое пасмурное) небо, желтый песок и красные розы. Оттенки вводят их в ступор. Пастель и темпера не принимаются во внимание. Тонкие интонации покрыты пятном презрения. Стихи воспринимаются по строгой иерархии: Пушкин - "хорошо", Есенин, - "прекрасно" (на уровне личной гордости), Бродский - "непонятно, но ладно"; Межелайтис - "да кто он такой?"... Из живописи предпочтение отдается Репину и "Мишкам в лесу"; Зверев же - "обычный алкаш, рисующий по пьяни".
       Кстати, о пьянстве. Пьют Сережи не для радости, а чтобы наверняка отключиться. Процесс принятия алкоголя всякий раз становится для них серьезным проектом, ибо они абсолютно уверены в том, что умеют правильно пить. После третьего стакана мыслитель одерживает верх над разумом. При этом Сережи, игнорируя кавычки, не гнушаются транслировать чужие мысли как свои собственные. Пьяный Сережа всегда фундаментален как Сфинкс и непререкаем как погода. Провоцируя споры, он непобедим. Его сила в гортанной прямоте и кулачной несокрушимости. Спектр аргументов простирается от доказательств уважения к самому себе до прямого посылания оппонента вдаль.
       В вопросах любви Сережи столь же прямолинейны, сколь и щедры. За неумением воспринимать оттенки, слабый пол смело делится на две категории: блондинок и брюнеток, девушек и крокодилов. Объект Сережиной любви рискует испытать в постели изнурительный забег на время в обнимку со швейной машинкой.
       Зато в хозяйстве они - превосходные, хоть и занудные, кулинары. Часами рассказывая о способах приготовления мяса в горшочке, Сережи способны уморить слушателя подробностями о жизни и смерти свинины в районах Поволжья и Орловщины.
       Неискушенному собеседнику строго не рекомендуется затрагивать тему Сережиной работы, ибо она может вызвать пространную речь с неисчерпаемым лимитом слов и сентенций. (Работа - это вторая жена, а возможно, что и - первая.)
       Плавно переходя к лексикону типичных представителей данного имени, подчеркнем наиболее охотно произносимые словосочетания: "ты меня уважаешь?", "правильный мужик", "классная телка" (иногда - "баба"), "хорошо сидим" и "последние разработки в сфере биоэнергетики вполне позволяют дать тебе в рыло"...
      
       Сережа Прянишников - это длинно; гораздо проще - Пряник. Коротко и со вкусом. Одного парня из Калинина вообще звали Верзун - за оригинальное умение музыкально пукать: у него получался "Союз нерушимый". Громко и печально. Его слушали часами, просили на "бис", кормили гороховым супом, дабы не утратил голос. Теперь он пьет, не закусывая.
       Замечено: чем бесполезнее талант, тем больше прижизненных лавров несет он своему обладателю.
       Пряник не был всеобщим любимцем, но тоже много пил. Этому искусству он научился в родной деревне Озерки Тверской области. Местные мужики рано обнаружили в нем способности талантливого собутыльника. Отличаясь в шестнадцать лет непривычно хорошей школьной успеваемостью, Пряник не гнушался после учебы вспахать на тракторе поле, замещая внезапно заболевшего похмельем тракториста Митрича. Сия болезнь нещадно косила местное мужичье, угрожая сорвать посевную. Председатель колхоза радостно потирал руки, приводя механизаторам пример безграничной самоотверженности школьника Прянишникова в битве за урожай. Районная газета "Выше знамя" опубликовала фотографию Пряника с подзаголовком "Ударник косовицы", и после этого восторг председателя сменился страстной гордостью. Он вызвал семнадцатилетнего Пряника вместе с отцом-механизатором, Григорием Семеновичем, в свой кабинет, и ответственно заявил:
       - Партия двигает молодежь. Гриша, ты же меня и партию знаешь!
       - Знаю, как же, - согласился Григорий Семенович, - от тебя даже в первомай стакана не получишь.
       - Зачем ты так? - Обиделся председатель. - У тебя мохнатое сознание. Твой сын совсем еще пацан, а уже знаменитость. Передовик, так сказать. Лицо колхоза. А лицо надо двигать. - И обратился к смущенному Прянику: - Учиться хочешь?
       - А чего? - смутился Пряник. - Надо - выучусь.
       - В Москву хотим тебя направить. В сельскохозяйственный. Потянешь?
       - Какая ему Москва? - удивился отец. - Он же по русскому на тройку скатился! Слово "х.." на заборе с тремя ошибками написал!
       - Не крой матом нашу гордость, - предупредил председатель. - Я с директором школы поговорю, он против четверки мне не возразит. Если что - с дровами ему поможем.
       - Ты бы лучше с запчастями помог, - укорил его Григорий Семенович.
       - Не лезь в оппозицию, Семеныч! - Отрезал председатель. - Моя забота - моя ответственность. Ты дальше бодуна перспектив не видишь, а я - человек партийный, и должен соответствовать. С меня спросят мои внуки и секретарь райкома. Сказано "поступать" - выполняйте!
       Пряник выполнил: приехал в Москву и провалился на первом же экзамене. Грамматические ошибки в сочинении на тему "Образ русской женщины в произведениях Некрасова" стоили ему двух лет службы в рядах вооруженных сил. Сильно вооружившись, он не скучал: освоив худо-бедно правила русского языка, приступил к английскому. Тогда же вывел формулу, что узбеки - великие асфальтоукладчики, а с казахами просто приятно покурить. Там же получил звание старшины и обучился командному голосу. Нервы, правда, стали пошаливать: однажды он отсидел на гауптвахте за то, что избил туркмена по причине неграмотности последнего, и еще разок, незадолго до "дембеля", - за то, что слишком близко принял к сердцу приказ министра обороны: банально напился. Вернувшись в родные Озерки, Пряник отработал полгода механизатором, и в мае 1986-го вновь рванул в Москву. Желая взять реванш в сельскохозяйственном, он слегка увлекся спиртным: захмелев еще в поезде, вышел на вокзал, где "добавил" с первыми попавшимися алкоголиками. Проснулся рано утром на скамейке на проспекте Вернадского в районе студенческого общежития. Здесь его опохмелил чернокожий парень, представившийся Дэном.
       - Советский Союз хорошо, - просветил Дэн. - Алкогольный закон плохо.
       Пряник не нашел что возразить. Спустя полчаса принял твердое решение поступать в Университет Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы на факультет международного права. И, что самое удивительное, - поступил. В Озерках, узнав о столь странном выборе односельчанина, покрутили пальцем у виска: "сел не в свои сани". Но Пряник был иного мнения. Поначалу ему нравилось пить в обществе индусов и африканцев, но однажды он подверг резкой критике политику правительства Уганды, после чего, начитавшись Ницше в "Самиздате", и вовсе пустился во все тяжкие, обретя способность ненавидеть целые страны и народы их населяющие. К примеру, презирал малайцев за то, что те касаются друг друга носами; его раздражали "Марсельеза" и французские бульдоги, бесили английский юмор и немецкая педантичность. Любовь к людям стала прямо пропорциональной количеству выпитого: распив на двоих литр "Столичной", от него можно было услышать ровно пятьсот добрых слов в адрес человечества. Правда, с похмелья он забирал их обратно. Иногда для пущей убедительности в пылу спора ломал головой кирпичи. Для таких случаев он специально хранил под кроватью пару экземпляров, взятых с ближайшей стройки. Созидать же ленился. Пряника стали бояться, и даже комендантша выделила ему отдельную комнату во избежание студенческих волнений. Через неделю кто-то из особо обиженных повесил на двери его комнаты железную табличку "Не влезай, убьет".
       В принципе, нельзя назвать расистом человека, избивающего всех подряд. Целый год он терроризировал кубинцев, африканцев, азиатов и европейцев. Однако в сентябре пришел приказ ректора об уплотнении, и к Прянику подселили Кнута.
      
       КНУТОЛОГИЯ
       (другая наука)
      
       Кнут нарисовался утром, что уже само по себе было ошибкой. То есть, появись он в разгар вечерней пьянки, Пряник, возможно, и обласкал бы его, щуплого очкастого немца. Но Кнут ничего не знал: он вообще плохо шарил по-русски.
       Сначала Пряник подумал, что Кнут ему приснился. Но тут очкарик с грохотом втащил в комнату раскладушку и заявил, что "его наме - Кнут". Что сделал Пряник? Он приподнялся с кровати и вежливо попросил:
       - Сними очки...
       Первым из комнаты вылетел Кнут, следом за ним - раскладушка. Потом в дверях появился могучий Пряник. Белобрысый немец ползал по полу в поисках очков и бессвязно бормотал:
       - Я не знать, что нельзя. Петров сказать, можно жить...
       Пряник поймал комсорга Петрова на втором этаже. Завел активиста в туалет и приставил к грязной стене.
       - Ты чего? - Напугался Петров.
       - Что это за очкарик с раскладушкой?
       - Я тут не при чем. Приказ ректора. Уплотнение. Мне сказали - я выполняю.
       Пряник был непреклонен:
       - Хочешь, я тебя уплотню?
       Петров не хотел.
       - К вечеру я все устрою, - обещал он. - Старик, пусть он пока побудет у тебя, этот Кнут. Куда ж его девать-то?
       - Ладно, - смягчился Пряник. - Но только до шести. В пять минут седьмого я ему очки в два кармана положу.
       Вечером Петров поил Пряника агдамом. После шестой бутылки хозяин подобрел:
       - Черт с ним. Пускай живет. Эй, как там тебя... Кнут! Иди сюда, выпьем.
       - Найн. - Кнут замотал головой и стал поспешно обустраивать свое место.
       - Из этого Кнута ты веревки будешь вить, - каламбурил Петров.
       - В принципе, немцы не так уж и плохи, - философствовал Пряник, - они дали нам Эйнштейна и Маркса, Бетховена и Розу Люксембург.
       - И Гитлера, - бдительно добавил комсомолец.
       - Но пасаран! - Легкомысленно ввернул Пряник.
       - У Кнута папаша - партийная шишка, - информировал активист. - Все равно через полгода его переведут в отдельную хату. Так что - все хоккей.
       - Если у него такой папаша, то почему квартиру ему не снял?
       - Кнут захотел познать жизнь изнутри, - ответил Петров, не скрывая уважения.
       - Тогда понятно, - молвил Пряник. - Живи, Кнутяра, внук агрессора. Я научу тебя любить нашу родину!
       Кнут мирно сопел, укутавшись с головой в одеяло.
       Утро началось с того, что Пряник не нашел под кроватью пиво, а комната оказалась разделенной на две части. Одна была чисто прибрана, другая напоминала поле брани. Хуже того: посередине письменного стола Кнут проложил границу метровой линейкой. На русской территории активно преобладали бычки и пустые бутылки, в то время как немецкая нагло блистала чистотой. Какой же русский не придет от этого в состояние аффекта?
       Первым делом Пряник восстановил справедливость: отшвырнул линейку в угол и равномерно разместил бычки и бутылки на столе; потом разбросал мусор по всей комнате, тщательно следя за равенством. Наведя своеобразный порядок, он встал в центре, как Георгий Победоносец. И тут вошел Кнут. Немецкая улыбка безвольно сползла по подбородку.
       - Явился, фашист ползучий, - недобро прошептал Пряник. - Ну, все. Сейчас я устрою над тобой процесс...
       Кнут обреченно присел на раскладушку.
       - Твой дед Брест брал? - начал допрос Пряник.
       - Найн.
       - Признание смягчает наказание. Вспомни дом Павлова!
       - Кто есть Пафлофф? - Растерялся Кнут.
       - Павлов есть твоя смерть, и хана Паулюсу.
       - О, Паулюс? Йа, йа, дас ист дойче фельдмаршал.
       - Был фельдмаршал, - уточнил Пряник. - Так что в гробу я видел немецкие порядки. Ферштеен?
       - Я понимайт.
       Пряник шлепнул Кнута веником по спине:
       - А теперь наведи советский орднунг в моем тылу. Шнель и побыстрее.
      
       УКРОЩЕНИЕ ПЛОТИ
      
       - Немцы - народ ленивый, - вещал Петров, - любят, чтобы на них работали. Но ты его укротил.
       - Легко! - хвалился укротитель. - И потом, ему же лучше: пометался по стенкам, зато теперь дрыхнет без задних ног. Эй, Кнут!..
       - А вдруг он - нормальный парень, угнетенный комплексами? - Предположил Петров. - А ты его веником отторцевал.
       Пряник недоверчиво всмотрелся в спящего. Угнетенный Кнут мятежно сопел, как придушенный кролик.
       - Возможно, - согласился Пряник. - А почему тогда не пьет?
       - А на какую тему ему пить? Кто поймет его ущербную душу? Вдруг он ни разу сиськи живой в руках не держал? Ты с Катькой его познакомь. Катька - баба заводная. Помнишь, как она "Дурика" совратила?
       Студентка Екатерина Снегирева была девицей без комплексов. "Препод" Подуременных пригрозил ей двойкой за сессию. После лекции она подвалила к нему и интимно шепнула:
       - Илья Михайлович, у меня проблема... Это женское...
       Подуременных опустил взгляд на Катькин живот, но ничего обременительно-болезненного в нем не обнаружил.
       - Вы не туда смотрите, - мурлыкала Катька. - Вы в глаза посмотрите...
       В ее масляно-кошачьих глазах плавала робкая похоть побежденной тигрицы. Преподавательский взгляд стыдливо снизошел к ее стройненьким ножкам и скромно затаился. Аудитория панически пустела. Катькина ручка властно теребила жидкие бакенбарды:
       - Я долго не решалась... Это женское...
       На экзамен она пришла в вызывающе короткой юбке. Подуременных краснел и грыз карандаш. Потом попросил ответить на вопрос билета.
       - Я вам домой звонила, - буднично сказала Катька.
       Подуременных зашевелил волосами.
       - Ваша жена чудная женщина, - продолжала она. - Мы славно поболтали. Она вам трусы новые купила. Полосатенькие такие, прелесть!..
       "Препод" поставил ей "зачет".
       В другой раз она ударила физрука сумочкой по голове. Тот смущенно промолчал. Короче, студентка Снегирева шагала по жизни, широко раздвинув ноги. И что ей стоило ради забавы совратить чувственного Кнута?
       Петров привел ее после занятий. Кнут пыхтел над конспектом; Пряник вдумчиво лечился "Солнцедаром". Кнут покосился на Катьку и зарылся в конспект.
       - Приземляйся, - раскрепощенно сказал Пряник.
       Катька села на шатающийся стул, закинув ногу на ногу. Внешность ее дышала вульгарностью. Вино разлили по стаканам. Катька фальшиво улыбнулась Кнуту:
       - Ком цу мир. Неужели ты откажешь даме, чучело?
       Кнут оказался джентльменом. Он долго откашливался после первого стакана, а после второго заявил "данке шен, плят".
       - Похоже, ты влип, - шептал Прянику мудрый Петров. - Теперь тебе придется уступить свою койку.
       - Еще чего! - возмутился Пряник.
       - Не блядства ради. Ради мира на земле.
       - Облезет. - Пряник предупреждающе похрустел пальцами. - Я убиваю легким кистевым движением...
       Ночью Прянику не спалось. Раскладушка сгибалась под ним, как загнанная кляча; его будил нервный скрип кровати в сопровождении диких Катькиных криков.
       Отныне мужская ревность грозила перерасти в международный инцидент. От грусти Пряник даже сходил на лекцию по политэкономии. Вернувшись, нашел Кнута в обществе двух подвыпивших девиц.
       - О! Дас ист майн фройнд! - Торжественный голос Кнута напоминал вопль утопающего адмирала.
       Стол был уставлен шампанским. Из уважения к Прянику Кнут выставил бутылку джина. Пряник расцвел. Рыжеволосая девица, похожая на взлохмаченного Карлсона, легко вспорхнула к нему на колени. Судя по речи, в детстве она стала жертвой безграмотного логопеда.
       - Какой ты холофый, - мямлила она, - тлезвый, но холофый.
       - Сейчас я пьяный буду, - пообещал Пряник, млея от губительной истомы. - Слышь, Кнут, ты где их взял?
       - Магазин, "Березка", гут, - сообщил он.
       - "Березка"-то гут, девки откуда?
       - Дефки, фройляйн - тоже гут.
       - Следи за карманами, - предупредил Пряник, наполняя стакан. - Аморалка до добра не доведет.
       - Что есть аморалка?
       - Бодун и всеобщее порицание. Ты ведешь себя как имперская акула и буржуйская касатка.
       Рыжая девица успокаивала Пряника:
       - Ты - дельфин моей любви!
       - Лесть - сладкое оружие тайного врага, - возразил пьянеющий дельфин. - Кинжал вранья опаснее кастета правды. Я бдителен как партизан Ковпак!
       - Хочеф, я тебя уфпокою?..
       - Не надо. Успокоительные средства меня бесят.
       Однако, опорожнив джин наполовину, в сознании Пряника забрезжил рассвет любви ко всему живому.
       - Откуда вы, прелестные созданья? - вопрошал он.
       - Из Курска, - ответила та, что облапила очкарика.
       - Курская дуга! - Восхитился Пряник. - Там мой дед двоюродный сложился... В смысле, голову... В общем, погиб... Из-за таких как ты, фрица кусок! - Он погрозил Кнуту кулаком, но тут же вспомнил, кому принадлежит выпивка, и успокоился. - Где учимся?
       - В педагогическом, - хором ответили девицы.
       - В Ленинском или Крупском?
       - В московском, - уточнили они, но Пряник уже плохо соображал, а Кнут не вникал в подобные тонкости: его увлек страстный взгляд нетрезвой пассии, полушепотом признавшейся:
       - Их либе дих. Увези меня в Карл-Маркс-Штадт.
       Кнут согласился и фальшиво запел:
      
       Ой, ты Фолька, мат родная,
       Фолька-маточка река,
       Не фидаля ты потарка
       От тонского касака.
      
       - Орел, - расчувствовался Пряник. - А у меня под Орлом троюродный дед в танке...
       В процессе застолья количество погибших родственников угрожающе росло.
       - Надо увести войска в Сибирь, - подобно миротворцу, вещал Пряник. - Прекратить любую гонку, а особенно - вооружений. Похоронить ракеты и зарыть топоры.
       - Залыть, - согласилась рыжая, целуя его в макушку. - Ты такой холофый, когда глубый... Пойдем фпать!..
       ...Наутро у Кнута пропали двести марок, американские часы и блок сигарет "Кэмэл". Через пару дней у обоих пошатнулось здоровье. Пришлось звать Петрова: он слыл на курсе грозою французских болезней.
       - Явление Марса Венере! - воинственно трубил комсомолец. - Сексуальная революция свершилась! В борьбе культуры с невежеством победило свинство! Весь вечер на манеже гинеколог-иллюзионист!..
       Кнут чуть не плакал:
       - Так польно писать... Я думать умереть...
       - Помни русских партизанок! - Активист сиял, как музейный портрет Павлова. - Снимай штаны, дитя террора.
       По радио рыдала певица: "Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду - я одна..."
       - Выруби эту сволочь! - взревел Пряник.
       Петров тихо смылся, чувствуя приближение погрома. Пряник неумолимо превращался в Хайда. Крадучись вдоль стены, Кнут бормотал:
       - Папа каварить, Москва, нет хулиганов...
       - Хулиганы есть, - вздохнул Пряник, - и их очь-чень много. А теперь - сгинь, болезнетворный. Я должен кого-нибудь убить...
       До полуночи он рыскал по общежитию в поисках приключений, но как назло, встретил лишь давнего приятеля - китайца Ли Чанга.
       - Почему ты такой злой? - Расплываясь в улыбке, спросил Ли Чанг.
       - Люблю ненавидеть, - откровенно ответил Пряник. - И вообще, иди читай свое Такубоку, пока я не прорвался к Шаолиню! Признайся честно: ты - поклонник Мао?
       - Ты знаес Мяу?
       - Какого Мяу?!
       - Тетка Мяу - Калинин Михаил Ивановись, - сообщил Ли Чанг, не переставая улыбаться.
       - Калинин умер в сорок пятом.
       - Его внук, совсем зивой - пояснил Ли Чанг. - Хосес, познакомлю?
       - Он что, жаждет смерти?
       - Заздет. Ему тязело. Интересный селовек, и любит Китай. Познакомить или серт с ним?
       - Черт с ним, пусть живет. Короче, не сегодня...
       Про себя же Пряник подумал: "Я в советской истории все понимаю, а вот немца неплохо бы просветить".
       Вернувшись в комнату, он нашел Кнута, сосредоточенно вглядывающимся в ширинку.
       - Тоскливо? - спросил Пряник.
       - Зело, - твердо ответил Кнут, внезапно блеснув знанием русского. - Почему так польно?
       - Простуда.
       - Простуда в нос, - покачал головой Кнут. - Нихт обманывать.
       - Кому в нос, а кому и ниже пояса. Не хватает тебе социалистического патриотизма, и я его привью.
       - Может, не надо? Я уже весь привился.
       - Не совсем, - уверенно ответил Пряник.
       - А если бир?
       - Соблазнительно, но нельзя: прием алкоголя чреват рецидивом. Короче, снова закапает. И не заговаривай мне зубы. Я с Ли Чангом договорился: как поправимся, к Калинину поедем.
       - Кто есть Калинин?
       - У него дед...
       - Под Орлом?..
       - В правительстве работал, у Сталина. Пора познавать советскую историю. Вот Гитлер не познал, и - кранты Германии. Время укрощать свою плоть!..
       Кнут молча кивнул. С некоторых пор он понял, что пьянство и патриотизм - это серьезные вещи, против которых в России не попрешь.
      
       "БУДЬ ОНИ ПРОКЛЯТЫ..."
      
       Миша Калинин родился в 1923 году. В тот год рождаемость особенно выросла, потому что закончилась гражданская война и страна начала подниматься из руин. Мужчины и женщины, соскучившись по мирной жизни, влюблялись друг в друга, и у них рождались дети. Потом младенцы начали умирать из-за голода: родители зачастую оказывались не способными прокормить собственных детей. Отцы ударялись в пьянство, матери, надорвавшись на работе, погибали. Кого-то сажали за нелояльность к выстраданной власти. В Советской России росли показатели беспризорщины. Но Миша Калинин всего этого не знал, потому что родился в Кремле. Его дедушка был одним из ближайших соратников Ленина, и маленький Миша рос вместе с детьми и внуками старых верных партийцев. Он играл на "щелбаны" с Васей Сталиным и дергал за косички Свету Аллилуеву; учился в Кремлевской школе и никогда не покидал территории Кремля. Ему не рассказывали о том, какая жизнь происходит за красной стеной. В местной школе Миша учился хорошо. Поначалу ему помогала бабушка, но потом бабушка куда-то исчезла. Позже Мише объяснили, что она оказалась врагом народа, и теперь о ней лучше не вспоминать. Однажды Мишу погладил по голове товарищ Сталин. Встретил посреди мрачного коридора и спросил:
       - Мальчик, ты меня знаешь?
       Мише было десять лет, и он не сразу понял, что щербатый дядя и портрет, что висит на стене над его кроватью - это одно и то же. Поэтому смущенно ответил:
       - Вы похожи на моего любимого товарища Сталина.
       Дядя улыбнулся и потрепал его по загривку:
       - Молодэц. Ласковый волчонок двух маток загрыз. - И как-то недобро засмеялся...
       В тридцать восьмом Мишиных родителей выселили из Кремля. Юный Михаил Иванович Калинин - полный тезка своего дедушки - очень этому обрадовался. В конце концов, теперь они жили в центре живой Москвы, не будучи отгороженными от мира высокими правительственными стенами. К тому же, для их семьи сохранили кремлевский паек.
       Окончив школу, Миша поступил в институт на факультет востоковедения. Там он изучал китайский и японский языки. В институте он столкнулся с тем, что некоторых его сверстников забирали прямо из аудитории люди в погонах. Потом ему шепотом рассказывали о том, что арестованные в свободное от учебы время шпионили в интересах английской и японской разведок. И тут грянул сорок первый. Многие его сверстники ушли на фронт и не вернулись. Но Мишу на фронт не брали, потому что у него с детства высохла левая нога, отчего он стал пожизненным инвалидом. В семье на него всегда смотрели с некоторой жалостью: так смотрят на ущербных, лишенных полноценной жизненной перспективы.
       А в двадцатилетнем возрасте Миша влюбился - горячо и тайно. Объектом его чувств была актриса. Дело в том, что реальные девушки не рассматривали его всерьез, и ни о каких чувствах, а уж тем более - связи - не могло быть и речи. Поэтому Миша Калинин часами любовался на фотографию своей избранницы, ходил на премьеры с участием любимой актрисы и однажды прислал ей букет цветов. Правда, ответа от нее не последовало. Потом выяснилось, что эту актрису очень полюбил Лаврений Павлович Берия, и призрачные надежды на взаимность отпали сами собой.
       Одиночество, помноженное на обреченность, толкнуло Мишу на нетрадиционные взгляды. Он все чаще ловил себя на мысли, что, в принципе, можно обойтись и без женщин, и без семьи как таковой. Так в его жизни появился Гена - манерный, вертлявый паренек, способный ответить подобием взаимности на гибнущую нежность. Спустя еще какое-то время были Петр и Ларик, Савик и Никита, но последний оказался "стукачом", и Мишиному папе доложили, что его сын занимается мужеложством, которое сурово карается уголовной статьей. Разговор получился крайне неприятным, и Миша сделал вывод, что "в семье не без урода", и урод как раз - он. Дедушка к тому времени уже умер, и высочайшей поддержки ждать было не от кого. Да и какой могла быть поддержка, если бабушка сидела в тюрьме?..
       Когда хоронили Сталина, Миша впервые уверовал в Бога. То есть, не совсем в Бога, а, скорее, в нечто высшее и справедливое. Эту справедливость мог олицетворять Будда или кто-нибудь еще. После XX съезда партии Михаил Иванович Калинин защитил диссертацию на тему "Влияние восточных религий на политическую ситуацию в Индокитае". В то время он жил со Стасиком - двадцатилетним брюнетом, страстно любящим джаз и опасающимся призыва в армию. В итоге Стасика изловили и посадили за тунеядство и уклонение от службы.
       В семидесятые Михаил Иванович, до этого преподававший в МГИМО, оставил службу и переключился на незаметную жизнь, исповедуя философию повседневности. Он вязал свитера на заказ, изредка принимая гостей в доме на Волхонке. К нему ходили отщепенцы, диссиденты и фарцовщики, что, в общем-то, - одно и то же. Иногда в его огромной пятикомнатной квартире приживалось до нескольких девушек и юношей неопределенного рода занятий. Они бродили по дому, подобно сомнамбулам, - в то время как Михаил Иванович вязал свитера и гетры, - и переговаривались меж собой:
       - Ты видел тетку Мяу?
       - Видел. Вяжет свою х..ню...
       Так они прозвали его за мягкость характера, голосовую интонацию и неумение отказать. Словом, все они были неблагодарными представителями избалованной богемы. Пару раз из квартиры исчезали вещи: набор столового серебра и антикварная ваза, но Михаил Иванович уже не мог отказаться от постоянного присутствия в его доме странной молодежи.
       С Ли Чангом он познакомился в ЦДХ на выставке китайских художников. Пригласил к себе домой, напоил зеленым чаем и коктейлем "Чпок". Коктейль Чангу понравился, но сия симпатия не спасла его от желудочного расстройства. Тетка "Мяу" признал свою вину перед гостем и, исцелив, подарил ему звездно-полосатый вязаный шарф и такие же шерстяные носки.
       Шестого ноября, как раз накануне праздника, Ли Чанг привел Кнута и Пряника в гости к Михаилу Ивановичу. Хозяин встретил их в просторной прихожей. С длинными седыми патлами до поясницы, опирающийся левой рукой на костыль, он напоминал ведьму и пирата одновременно. Представился:
       - Тетка Мяу, будь они все прокляты.
       - Кто? - Не понял Пряник.
       - Большевики, - уточнил Мяу. - Идемте в зал, чтоб им всем пусто было.
       - Но ведь ваш дед...
       - А ну его в жопу! - Прервал его хозяин. - "Чпок" хотите?
       - Сьпок не советую, - предупредил Ли Чанг.
       - Как хотите, чтоб они все сгорели, - пожал плечами Мяу. - Куртки бросьте прямо здесь, у меня вешалки нету, чтоб они все попередохли.
       Он провел гостей в просторную круглую комнату, усадил на большой кожаный диван, а сам взгромоздился в широкое кресло напротив. Кнут осмотрелся. По стенам были развешаны китайские гобелены, у полукруглого окна стояли старинные восточные вазы. Справа от них располагался черный комнатный рояль "Петрофф".
       Пряник достал из портфеля бутылку водки:
       - Порадуем печенку?
       - Стаканы в буфете на кухне, - ответил Мяу. - Чанг, сгоняй, чтоб им провалиться.
       - Фы диссидент? - Осторожно спросил Кнут.
       - Да уж не поллитрработник, чтоб им всем лопнуть.
       Кнут испуганно посмотрел на Пряника:
       - Ты же говорить "Калинин дедушка - карашо?"
       - Как видишь, не очень, - нахмурился Пряник.
       - Мягко сказано, - уточнил Мяу. - Мой дедушка - трус и преступник, чтоб ему ни дна, ни покрышки...
       Ли Чанг вернулся с четырьмя гранеными стаканами. Хозяин улыбнулся:
       - Наливайте, милостивый государь.
       Пряник, не привыкший к подобным речевым оборотам, выполнил просьбу незамедлительно. Спросил:
       - А как же партия и правительство, а что же с перестройкой?
       - После перестройки будет перестрелка, потом - пересадка, - авторитетно заявил Мяу. - Какие демократические инструменты нам ни дай - все равно соберем "совок". Кстати, СССР скоро не будет.
       - Как? - Оторопел Пряник.
       - Очень просто. Не будет - и все. И запомните, молодые люди: в очень скором времени вам придется закупать вермишель, соль и сахар.
       Пряник даже привстал:
       - Вы просто гигант поражений и мастер капитуляций!
       - Неправда, - возразил Мяу. - Я - огрызок совести, оцепеневший раб системы. Поймите: беда не приходит одна. Она вваливается толпами.
       - Кто виноват? - Вспомнил классику Пряник.
       - Вэр? - Поддакнул Кнут.
       - Целлюлит мозга, - ответил хозяин, жестом предлагая наполнить стаканы. - Вам нравятся субботники?
       - Дурдом, - ответил Пряник, зеленея от ненависти. Кнут тоже замотал головой.
       - А им нравится, - заключил Мяу. - И их - большинство, а вы - отщепенцы! Между прочим, - он обратился к Кнуту, - мне доводилось беседовать с вашим батюшкой на конференции, посвященной вопросам марксизма. Лет пятнадцать назад. Вы очень на него похожи.
       - Данке, - промямлил Кнут и возмутился: - Но какого куя?.. Что будет с ГДР?!..
       - ГДР не будет, - констатировал Мяу. - Будет Германия, а потом - объединенная Европа. У СССР же нет ни внутренней, ни внешней политики, только ценовая. По сему расчленение нашей страны неизбежно, как, впрочем, и расширение Китая. Поверьте мне, как китаисту...
       Ли Чанг, все это время стоявший за спиной тетки Мяу, выдвинулся вперед:
       - Правильно, мыслисель писася Тастаески! Талой софок!
       - Подхалим! - Возмутился Пряник.
       - Сам ти - софокл! - оговорился Кнут. - Я любить русский, я знать настоящей цена жизни!
       - Ценность жизни в дороговизне ритуальных услуг, - возразил Мяу, - и в закупке сыпучих продуктов...
       - Пойдем отсюда, - плюнул Пряник. - Это - гнездо разврата.
       - Не намекай, что Мяу - комик, - нахмурился Ли Чанг.
       - Тоже мне, Чаплин. Не смешно!
       - Я в смысле - комосек! - Уточнил Ли Чанг.
       - То-то он себе коленки гладит, - прищурился Пряник. - Советские статьи еще никто не отменял!..
       ...Мяу остановил Кнута на пороге и, протягивая старую видеокассету, спросил:
       - Вы любите "Пинк Флойд"?
       - Не пристафайт, - поморщился Кнут. - Ну, любить, и что?
       - Здесь музыкальный фильм, - пояснил Мяу. - Просто посмотри и послушай. Дас ист зэр гут.
       Кнут, пожав плечами, взял кассету и, не прощаясь, покинул странную квартиру.
       Хлопнула обшарпанная входная дверь...
       Всю дорогу Пряник возмущался:
       - Партия все ему дала! А он - гомик, и против советского строя! "В лесу раздавался топор дровосека, гонял дровосек топором гомосека"... Слушай, камрад, а что это он тебе подарил?
       - Может, порно? - улыбнулся тот.
       - Это бы еще ладно, под пиво сойдет. А вдруг - контру?
       - Посмотрим, - улыбнулся Кнут.
       - Проверим, - сжал кулаки Пряник, и добавил: - будь они прокляты...
      
       ПРОВЕРКА НА ВШИВОСТЬ
      
       Десятого ноября Петров объявил, что в общаге завелись блохи. И строго предупредил:
       - Будут травить вместе с прогульщиками.
       В полдень приехали рабочие в респираторах и с огромными пульверизаторами, похожими на баллоны с пропаном. По помещениям распространился едкий запах. Пряник не выдержал и отправился в университет. Там ему не понравилось: из головы не выходили апокалиптические прогнозы тетки Мяу, к тому же, чесалась правая нога - вероятно, блохи успели нанести ущерб организму. Так что на лекции по философии Пряник не выдержал. Он поднял руку и спросил лектора, что тот думает о скором воссоединении Германии. А лекцию вел известный "убийца" студентов профессор Костоедов.
       - Как это сообразуется с сегодняшней темой? - Приподнял глаза лектор. - Я говорю о Гегеле.
       - И я о нем же, - заупрямился Пряник. - Что бы сказал об этом Гегель?
       Аудитория предательски захихикала. Профессор поправил очки и монотонно произнес:
       - Мнения по данной проблеме Гегель не имел. Зато у меня к вам встречный вопрос, Прянишников. Не вы ли - автор афоризма, что красуется на стене в мужском туалете?
       И тут все затихли, потому что речь зашла о свежей надписи, гласившей "Бога нет. Маркс"; причем, ниже следовало: "Маркса нет. Бог".
       - Не я, - честно признался Пряник. - Я вообще не философ.
       - Оно и видно, - удовлетворился Костоедов. - Студент Петров, вам, как комсоргу, следует поднатаскать товарища по данному предмету...
       Тем же вечером комсорг послушно явился с бутылкой водки в руках. Провозгласил:
       - Займемся марксизмом! - И, наполнив два стакана, осторожно поинтересовался: - Ты зачем корейцу Цхэ в глаз сморкнулся? Показатели мне портишь.
       - Какие показатели? - Пряник вяло приподнялся с кровати.
       - Интернационально-дружелюбные.
       - Он - экспансионист. - Сообщил Пряник. - "Чучхе" пропагандирует и селедкой воняет. Жарит ее на кухне, а мне, значит, дышать?
       - Про Маркса ты в сортире написал? - Спросил Петров, подавляя трезвое напряжение.
       - Не я. Но подписался бы.
       - Так я и думал. Но об этом никому не говори, - доверительно шепнул Петров. - Маркс, между прочим, был нормальный мужик, и Женни фон Вестфален ему не изменяла. А вот представь, что случилось бы, отдайся она Энгельсу?!
       - А что? - Заинтересовался Пряник.
       - Классовый разброд и историческая порнография! - Заключил Петров. - Женни Энгельсу упорно не давалась, а тот все равно не терял надежды, и продолжал финансировать ее мужа из личных сбережений. А сам провоцировал адюльтер в письмах классику: "Карлуша, здесь в Париже изумительные гризетки. Приезжай немедленно!" Но у Маркса была большая любовь к жене, и он не поехал, сославшись на перманентное деторождение. Предлагаю выпить за верность! - И осушил стакан, булькая как тонущий Чапай.
       Пряник слегка пригубил.
       - Продолжим, - занюхав рукавом, воодушевился комсорг. - Как думаешь, кем был Марксу Энгельс?
       - Ну, и кем? - скептически переспросил Пряник.
       - Братом? Боже упаси. Сватом? Не приведи Господь! Другом? Да говном он был, а не другом! И волочился за Женни как последний кобель. И, заметь, с большими деньгами волочился. Строчил под диктовку всякую х..ню о революции, а сам втихаря колотил состояние. Каково?
       - Нормально устроился, - одобрил Пряник.
       Комсомолец вновь наполнил свой стакан:
       - За родителей! - И, выпив, пристыдил собеседника: - А ты не сачкуй. Мне что сказано? Поднатаскать. Вот и таскайся. Теперь о главном. Будь другом, не сморкайся по сторонам, а то меня в деканате с говном съедят.
       - Ладно, - вздохнул Пряник. - С этого бы и начинал. А то Маркс, Энгельс, и прочая порнография... Будь здоров! - И с удовольствием выпил.
       Дверь распахнулась, и в комнату, тяжело дыша, вошел Кнут. В руках он нес большую картонную коробку.
       - Телефизор, видео - сказал Кнут, - кино, смотреть. Я взять у друга, он рядом жить, снимать квартиру. Дать на один вечер.
       Петров оживился:
       - А кассеты? Небось, порнушка? - И обратился к Кнуту: - Ты выпей, отдышись. А я пока что распакую...
       Кнут профессиональным движением налил четверть стакана, произнес "мир, дружба, жвачка", и жадно поглотил содержимое.
       - Смотри, не спейся, - по-отечески предупредил Пряник. - А то был тут один из Анголы, все за водкой бегал. Аполлинарием звали. Все бегал и бегал, и никакой спорт не помог. Через месяц бога Муингу увидел и подружился, а еще через два ректора на х.. послал.
       - За что? - удивился Кнут.
       - Муинга посоветовал.
       - И что потом?
       - А ничего. Хвост себе пришил и на пальму вернулся.
       Петров, установив телевизор на стол, миротворчески провозгласил:
       - Долой белую горячку, разжигающую расовые предрассудки! Технический прогресс плюет в лицо средневековью! Кнут, тащи кассету, я - за народом.
       - А надо? - осторожно спросил Пряник. - Вдруг там - речи Геббельса?
       - Не страшно, он - дохлый и побежденный, - молвил комсомолец, но, поразмыслив, добавил: - Уговорил. Начнем смотреть втроем...
       Узрев первые кадры под аккорды "Пинк Флойд", комсорг опрокинул еще один стакан и, вскинув голову подобно Прометею, пафосно спросил:
       - Имеем ли мы право смотреть все это в три пары глаз?
       - В четыре, - поправляя очки, уточнил Кнут.
       - Все равно не имеем. Или собственный кайф для вас дороже общественного? Вот она: проверка на вшивость! Три мушкетера пялятся в экран, а где же благородный Д'Артаньян? Я позову! Пусть все видят!
       - Пусть, - разрешил Пряник.
       - Гут, - пожал плечами Кнут.
       Спустя десять минут комната заполнилась студентами. Народу набралось человек сорок. Сразу стало душно, так что пришлось открыть настежь окно. Комсомолец предупредил:
       - Любого, кто пернет, настигнет суровая кара.
       - Моя, - грозно уточнил Пряник.
       Весь фильм аудитория сдержанно дышала, ловя каждый кадр. Кнут даже расплакался. По окончании сеанса, когда все разошлись, Петров выложил на стол четыре червонца:
       - Выручка. Распишитесь в получении.
       Кнут с Пряником переглянулись.
       - Удовольствие стоит денег, - пояснил комсорг. - Интернационалисты скинулись в благодарность за урок просвещения.
       - Ты что, плату с них брал? - Пряник приблизился к спекулянту на опасное расстояние вытянутой руки. - Марксист вшивый...
       - Марксизм тут не при чем, - отступая, забормотал Петров. - Не хотите - не надо. Я думал, вам не помешает... Сергей, прошу: не бей меня уж столь принципиально... - И, ловко увернувшись от удара, выскочил из комнаты. Вдогонку за ним полетели червонцы.
       Кнут молча пожал Прянику руку.
       - В принципе, зря я это сделал, - признался Пряник. - До стипендии еще далеко, а у меня пятнадцать рублей в кармане.
       - Сакраница нам поможет, - резюмировал Кнут.
       И когда он успевал еще читать?..
      
       НОВЫЙ ГОД ВОКРУГ БЕРЕЗЫ
      
       В канун нового года друзья говорили о музыке.
       - Не люблю я ваши тирольские напевы, - пустился в рассуждения Пряник. - Натужно и примитивно. Нажрутся своего баварского, закусят всякими копченостями, и давай орать во все горло!
       - А я любить русский песня, - улыбнулся Кнут. - Это красиво: "некому пироску доломати".
       - Заломати, дубина! - Поправил Пряник.
       - Саломати? А за что ее ломать?
       - Плохо себя вела. Шумела как камыш. - Пряник эффектным движением выставил на стол бутылку кубинского рома: Кнут даже восхитился.
       - Купить в "Пироска"? - Спросил он.
       - Как же! Пустят меня туда без намордника, - усмехнулся Пряник. - Это один кубинец свою страшную вину загладил. Сказал, что сахар из тростника слаще, чем из свеклы. Ну, я за родину и впрягся. Короче, сластолюбец задолжал за оскорбление страны.
       - Контрипуций?
       - Типа того. Что у нас с закуской?
       Кнут извлек из полиэтиленового пакета с надписью "Мальборо" шпроты, голландский сыр, маринованные грибы, банку корнишонов и консервированную ветчину. Пряник открыл банки, порезал хлеб. Кнут порылся под раскладушкой и достал из-под нее две бутылки "Посольской":
       - Кулять так кулять! - размашисто заявил он.
       - Ты, главное, меня потом не бойся, - предупредил Пряник. - Покалечить-то могу, но не со зла и не до смерти.
       Кнут легкомысленно захихикал:
       - Ты - мой друг: я много с тобой выпить.
       - Много, но для истинной дружбы недостаточно, - веско сообщил друг. - Ничего, наверстаем. Садись, последыш Риббентропа. Сейчас я тебя проясню.
       Пряник налил по полному стакану "Посольской". Кнут икнул от страха, но отказываться не стал: боязнь впасть в немилость оказалась сильнее инстинкта самосохранения.
       - За взятие Тель-Авива, - толкнул тост Пряник. - Причем, в наступающем году.
       - Зачем? - изумился Кнут.
       - Нам позарез нужно освободить Палестину. Ведь что творят? Создали сионизм и заражают! Уже весь мир стонет, а они все ширятся и распространяются. Их надо остановить. - Первый стакан "Посольской" странно действовал на тостующего.
       - А если просто дружить? - наивно спросил Кнут.
       - Обманут. Они всех обманывают. Ты их песни слышал? Это же сплошное музыкальное издевательство!
       - Разве? Я знаю, Бах использовать ефрейские мотивы.
       - Бах был слепой, - заявил Пряник. - А Бетховен - полная глухомань. А Вагнер - вообще личный композитор Гитлера!
       - Причем тут Вагнер?! - вскричал Кнут, вскакивая из-за стола.
       - А притом, что его музыка вдохновила Адольфа на блицкриг! - Пряник стукнул кулаком по столу.
       Кнут неровно задышал. Он сжал свои маленькие кулаки, и из последних сил выкрикнул:
       - А вы только пироску ломать и балалайка играть!
       - Не трожь балалайку, - таинственно зашептал Пряник, - и деревья не трожь. Дубов не касайся, а на клены и смотреть не смей! Я сейчас тебе устрою новый год вокруг березы!
       Кулаки Пряника хрустнули, и дрожь от тела Кнута передалась стаканам. Неизвестно, что произошло бы в следующую секунду, если в комнату не ввалился бы Петров, провозгласивший:
       - На земле-е весь род людской!
       - Не ори, свой рот закрой, - неожиданно зарифмовал Пряник.
       - Ребята, что тут у вас? Международный конфликт на почве новогоднего пьянства? - Спросил комсомолец с наигранной строгостью. - Так это мы уладим. Кто кого назвал обезьяной?
       - Дарвин всех, - сжимая зубы, ответил Пряник.
       - Вот именно, - согласился Кнут.
       - Уже хорошо: найдена общая точка во мнениях враждующих сторон! - Весело резюмировал комсорг. - Предлагаю от хорошей войны перейти к самой хреновой дружбе. То есть, для начала выпить.
       - Мы уже пили, - хмуро ответил Кнут.
       - Значит, не за то пили, - отрезал Петров, беря в руки бутылку и ставя на стол третий стакан. - А у вас тут богато. Зачем ругаться? Вот ты, Пряник, любишь русские морозы?
       - Ненавижу.
       - А ты, Кнут?
       - Бр-р, - передернулся немец, тряся очками на носу.
       Петров расплылся в добродушной улыбке:
       - Вот и второе место соприкосновения! А прямая, как известно, проводится по двум точкам. Стало быть, вы, друзья, забыли об объединяющем начале!
       Часы показывали без одной минуты двенадцать.
       - Прощай, восемьдесят седьмой! - Орал Петров. - Здравствуй, новый восемьдесят восьмой год!
       - Прямо как Левитан, - усмехнулся Пряник, закусывая огурцом.
       - Кто есть Левитан? - Полюбопытствовал Кнут.
       - Диктор от советского "Информбюро". Ваш Гитлер хотел ему язык отрезать и на столбе повесить.
       Петров похлопал Кнута по плечу:
       - А у меня для тебя новогодний подарок. Собирай раскладушку!
       Пряник привстал со стула:
       - Его что, переводят в другую комнату? Не пущу!
       - Не волнуйся ты, Серега, - улыбнулся комсорг. - Никуда он не денется. Я кровать ему принес!
       Кнут просиял. Пряник лично внес детали кровати в общее жилище, и даже собственноручно все собрал. Пожал Петрову руку:
       - А ты не совсем гнида.
       - Только частично, - признался тот.
       В ту ночь Кнут впервые засыпал в мягкой постели. Ему снилась пышногрудая русская девушка в красном, расшитом золотом кокошнике; она ставила перед ним крынку с молоком и загадочно улыбалась. А он сидел за столом в русской избе и вдыхал аромат ржаного свежеиспеченного хлеба. Время от времени девушка склонялась над ним и нежно признавалась:
       - Все-таки не все марксисты уроды...
       ...Это Пряник и Петров допивали остатки "Посольской"...
      
       "НЕ ХУХРЫ!.."
      
       Наступило время сессии, и студенты напряглись: даже у Ли Чанга округлились глаза и пропала улыбка. Индусы выглядели бледнее обычного, арабы притихли, и только Пряник не терял самообладания: у него была стопроцентная уверенность в успехе.
       - У меня за спиной ректор остановился, - объяснил он. - Знаешь, что это значит?
       - Что? - Переспросил Кнут.
       - Это тебе не хухры, а древняя примета. Тот студент, за чьей спиной ректор остановится, без проблем сессию сдает. А в моем случае он не просто остановился, но и жопу почесал.
       - Чью?
       - Да уж не мою, наверное!
       - Откуда ты знать? - Еще больше удивился Кнут.
       - Мне Петров рассказал. Он все видел.
       - А если врет?
       Пряник извлек из-под кровати красный кирпич и мирно поинтересовался:
       - Хочешь, я его о твою голову разобью?
       - О, найн!
       - Вот поэтому комсорг не врет. Хотя любой кирпич ему к лицу.
       Экзамен по английскому Пряник сдал. На "тройку", но все-таки... С философией пришлось попыхтеть: Костоедов задавал провокационные вопросы о Гегеле, вспоминая недавнюю схватку в аудитории. Но и тут Пряник выкрутился. Но на политэкономии случился конфуз: экзаменуемый напрочь забыл все, о чем не читал накануне. Экзаменатор Мелита Морицевна Цахневич, тетка - строгая как черный квадрат, назначила пересдачу через три дня...
       ...Кнут застал Пряника за стаканом кофе, что само по себе было столь же странным, сколь и угрожающим.
       Пряник сосредоточенно бубнил:
       - Мальтузианцы утверждают, что нищета, голод, безработица и другие бедствия капиталистического общества объясняются не капиталистической системой производственных отношений и развития экономики, а быстрым увеличением населения, за которым не может поспеть производство предметов потребления...
       - Ты болен? - осторожно спросил Кнут, стараясь избежать акцента.
       Пряник поднял на него безумные глаза и, достав из кармана рубашки продолговатую желто-белую капсулу, осторожно открыл и высыпал из нее в кофе какой-то белый порошок.
       - Наркотик? - Ужаснулся Кнут.
       - Джингоизм, или "политика большой дубинки", - продолжал Пряник. - Обозначаемые им понятия до сих пор широко пропагандируются в США. - И, наконец, отреагировал: - Сам ты наркотик! Это "Ноотропил", лучшее средство для запоминания. Хочешь что-то вызубрить - всыпь эту гадость в кофе, и читай не задумываясь. Правда, через сутки все из башки вылетит, но зато на экзамене любую дурь проциритуешь дословно! Не веришь? Проверь меня! - И бросил Кнуту словарь по политэкономии: - Давай, давай, с любой буквы!
       Кнут раскрыл книгу и, запинаясь, произнес:
       - Ради... кали... радикализм...
       - Не хухры, хотя изрядная фигня, - махнул рукой Пряник. - Происходит от латинского слова "корень" и имеет два значения. Первое: бескомпромиссное осуществление намерений, стремление к коренному изменению существующего положения в том или ином деле. Хочешь пример?
       - Хочу! - Кнута охватил азарт.
       - Легко! Допустим, задолбал меня в корягу Костоедов своими профессорскими придирками, а я вместо того, чтобы выучить на "отлично" его сраный предмет, выслеживаю этого говнюка и душу в приемной ректора. Радикализм?
       - Исключительный, - согласился Кнут.
       - И к гадалке не ходи - исключат! - подтвердил Пряник. - Но есть и второе значение, а именно: в девятнадцатом веке возникло буржуазное политическое течение, программа которого сводилась к проведению реформ, не затрагивающих буржуазно-экономических основ эксплуататорского строя.
       - Например? - Кнут вошел во вкус.
       - Пожалуйста! Представь: душу я Костоедова в приемной, никому не мешаю, и в этот момент входит ректор. И вместо того, чтобы додушить эту гниду до конца, дабы извести как класс, я преступно убираю руки и говорю: "я всего лишь выступаю против программных установок коммунистических и рабочих партий". Что скажешь?
       - Черт-те что! - поморщился Кнут.
       - Идиотизм, - согласился Пряник. - Валяй дальше!..
       ...Мелита Морицевна Цахневич высказала суровое восхищение:
       - Наконец-то объем ваших знаний соответствует размерам головы!..
       По правоведению Пряник вытянул счастливый билет и без запинки отчеканил то единственное, что знал. Ему поставили "отлично". Тем же вечером Кнут легкомысленно сообщил:
       - Сеготня ректор, прохотя мимо меня, кромко чихнул и тихо пукнул одновременно.
       Пряник побледнел:
       - Врешь!
       - Катом буду. У меня слух кароший.
       - Геополитическая катастрофа! Тебя отчислят. Это не хухры! Хочешь, подтяну тебя по всем предметам? - Пряник сделал руками вытягивающий жест.
       - Поздно. Я уже все сдать. Экстерном.
       - На двойки?!
       - На отлично...
       - Странно, - пожал плечами Пряник. - Все равно не к добру. Жуткая примета. - Он высыпал на стол все свои пилюли: - Возьми на всякий случай. Бери, не стесняйся!
       Кнут отнекивался:
       - Зачем? Почему? Варум, наконец!..
       Пряник разлил по стаканам праздничный "Портвейн" и признался:
       - Впервые в жизни не хочу в это верить. Но я всего лишь человек.
       - Да, ты - человек, и очень, очень, очень! - прослезился Кнут.
       - Ты извини, что я иногда хочу тебя убить, - раскаялся Пряник. - Мною движут нерастраченные запасы искреннего хамства. И тогда я открываю закрома ругательств и начинаю рыться в своем широком ассортименте безнравственных поступков!
       Кнут восхищенно открыл рот:
       - Можно повторить? Я буду записать...
       - Знаешь, отчего я пью? - продолжил Пряник, воспарив вместе с портвейном.
       - Оттого, что тебе хорошо, - предположил Кнут.
       - В принципе, да. Настолько хорошо, что даже противно! Но ты меня изменил.
       Друзья облобызались. И уже через минуту из их комнаты до жителей общежития донеслось дуэтное пение:
      
       На горе стоит больница,
       не пойду туда лечиться:
       там лежит один больной:
       сам - железный, х.. - стальной!
      
       И даже Петров не решился войти в их комнату, ибо знал: если Пряник отмечает сдачу сессии, то лучше ему не мешать. В конце концов, это - "не хухры"!..
      
       ЦЕХ СОБАКОЕДОВ
      
       Кобеля Чернышевского родила Пальма: рыжая сука, прижившаяся на автобазе в Строгино. Из пяти щенков двух забрали сердобольные бабушки, еще двое сдохли, не выдержав зимних холодов, летом Пальму переехал грузовик, и из всего семейства в живых остался один Чернышевский, о масти которого можно легко судить по кличке. Кстати, так его прозвал директор автобазы: грузный человек с красным от гнева лицом - субъект, начитанный до мата. Он отчего-то решил, что черный щенок с задиристым характером - это признак революционной несгибаемости, что соответствует политике государства. А раз так, то пусть живет и охраняет автобазу от посягательств чужаков и воровства своих. В первый год жизни у Чернышевского все шло хорошо: он исправно облаивал незнакомцев и вилял хвостом водителям да слесарям. Его неплохо кормили, баловали "сахарными косточками" - словом, кобель вырос большой и жирной животиной. И тут на автобазу устроился цыган Вишняков. Чернышевскому он сразу не понравился. Мало того, что от него вечно несло вонючим парфюмом, а не водкой, к запаху которой Чернышевский давно привык, - так он еще подозрительно щурился и подмигивал. Короче, пес его невзлюбил.
       Однажды Вишнякову неслыханно повезло: ему поручили вывезти какие-то склянки из медицинского НИИ. Склянки было приказано уничтожить на ближайшей свалке: попросту разбить. Мог ли сделать это цыган, не выяснив, что именно он уничтожает? Разумеется, он поступил сообразно национальной смекалке: поняв, что в склянках - заспиртованные человеческие останки, слил спирт, а останки выбросил за забором автобазы. Разлив спирт по бутылкам, Вишняков тем же вечером продал его по бросовой цене местному мужичью. Водители и слесаря "гудели" до рассвета. А утром пришло похмелье и понаехало начальство с ревизией. Директор автобазы получил "по шапке", пьяный рабочий люд ограничился выговором с угрозой увольнения по статье.
       Начальство уже собралось покинуть сей вертеп пьянства, но тут пред их трезвыми очами явился Чернышевский. В зубах он нес коричневую человеческую руку. Немедленно была вызвана милиция, и уже через час цыган Вишняков давал показания, а похмельные собутыльники блевали по углам. (Мошенника потом судили и приговорили к двум годам исправительных работ.) Чернышевского же, как источника неприятностей, тучный директор автобазы тем же вечером посадил в свою "Волгу" и отвез от греха подальше, вышвырнув из салона автомобиля где-то в районе общежития Университета имени Патриса Лумумбы.
       Среди местных псов Чернышевский пользовался авторитетом, заняв свое место в общей иерархии: он не отнимал чужих кусков, предпочитая клянчить еду у студентов. Один из них, правда, Чернышевскому не нравился: вечно похмельный здоровяк, которого и люди-то обходили стороной, презрительно приговаривая: "Пряник пошел..." Однажды Пряник попробовал сделать Чернышевскому добро, попытавшись угостить его куриной косточкой, но пес воинственно зарычал, после чего едва не получил по ляжке ногой сорок пятого размера.
       Особые чувства Чернышевский питал к желтолицему студенту по фамилии Цхэ. Тот постоянно трепал его по загривку, приговаривая:
       - Расти больсой и полезный...
       Цхэ вообще любил собак. Правда, Чернышевский заметил, что после плотного общения с этим парнем некоторые его сородичи бесследно исчезали. Но, в принципе, мало ли куда они могли подеваться?
       А еще Чернышевскому нравился тощий очкарик, которого все звали Кнут: этот часто приносил лакомства в виде колбасных шкурок, сосисок и остатков макарон по-флотски. Кнута пес уважал, всякий раз поджидая его у выхода из общежития...
       ...Пряник уже часа три морщился и принюхивался:
       - Воняет... Точно воняет. Кнут, ты не чувствуешь?
       - Там Цхэ на кухне что-то жарит, - ответил Кнут, нехотя отрываясь от "Анны Карениной".
       - На селедку не похоже: та пахнет приятнее. Первобытным нюхом чую: как бы друг друга не зажарили...
       - Пойду, проверю. - Кнут закрыл книгу, заложив страницу металлической линейкой.
       - Проверь, проверь. И предупреди этого поклонника "чучхе", что я уже выпил, - для убедительности добавил Пряник.
       Кнут кивнул и направился к выходу. Спустя пять минут в комнату влетел бледный Ли Чанг:
       - Пряник! Там Кнут! Его бьют!
       - Кто?! - Взревел Пряник. - Без меня? Не имеют права!..
       На кухне кто-то громко гремел кастрюлями.
       - Бедный Кнут: всю посуду в углу собрал, - прокомментировал Ли Чанг.
       Через несколько секунд Пряник ворвался на кухню, где увидел лежащего на полу Кнута, и стоящего перед ним Цхэ. Последний уже занес над очкариком горячую чугунную сковородку. Повсюду валялись эмалированные миски и кастрюли. Стены были забрызганы чем-то жирным и пахучим. Пряник поморщился от неприятного запаха, но гнев одержал верх над обонянием.
       - Бросить оружие на пол! - Пророкотал Пряник, потрясая кулаками над головой.
       - Он Чернышевского съел! - хлюпнув носом, сообщил Кнут.
       - Книгу, что ли? - переспросил Пряник, теряясь между догадками и злостью.
       - Собаку.
       - Корейская еда, - объяснил Ли Чанг из-за спины.
       - Возможно, еда и корейская, но псина - наша, - сурово молвил Пряник, помогая Кнуту подняться с пола. - Что скажешь, жрец собачий?
       Цхэ сделал шаг назад:
       - Это традиция. Вкусно и полезно...
       - Вкусно, говоришь? - Завелся Пряник. - Чернышевский мне штаны порвал, и то я его не убил. А ты по какому праву сожрал?
       - Да ты его понюхай: он и жиром собачьим натерся, - сообщил Кнут.
       - Мы, корейцы, так моемся, - оправдался Цхэ.
       - Не слусай эту сюрку, - подзуживал Ли Чанг.
       - Я разгоню ваш цех собакоедов! - Грозно возвестил Пряник, нависая над Цхэ, как советская угроза. - Одичали, живодеры! Я захвачу Пхеньян и наведу порядок на задворках цивилизации!
       С этими словами он вырвал из рук корейца сковородку и отшвырнул ее в дальний угол кухни. А, повернувшись к выходу, обнаружил, что в дверном проеме, перешептываясь, толпятся корейцы. Пряник воодушевился, предчувствуя победоносную битву:
       - Граждане хунвейбины, - засучивая рукава, улыбнулся он, - я официально обвиняю вас в собакожорстве и животноненавистничестве. Сейчас я публично открою вам глаза на всемирную "Красную книгу". А для начала буду совать вам в лицо кулаки. Кому не повезет, тот заново родится. Раззудись, плечо! Размозжись, башка!..
       ...Весь вечер Кнут носил с подоконника снег и, прикладывая его ко лбу Пряника, не сдерживал слез:
       - Я любить Чернышевский. Ну и что, что он - плохой писатель, зато хорошая собака!
       - Плевать на Чернышевского, - хмурился Пряник, - я же тебя защищал...
       В общежитии воцарилась мертвая тишина. Лишь изредка в коридоре обрывками фраз слышался чей-то шепот:
       - ...чуешь запах? Успели намазаться. Это для них как "Шанель" для французов...
       - ...он все равно кусался хуже декана...
       - ...а хвост на холодец пустили?..
       А через три дня во дворе общежития появился черный щенок. Его, конечно же, прозвали Чернышевским. Кнут поспешил первым сообщить об этом Прянику. Тот изобразил раздражение:
       - Черный, говоришь? Интересно: какай же гад его притащил? Ладно, так и быть: дарю!..
      
       БЮРО ДОБРЫХ УСЛУГ
      
       Кнут всегда ходил быстро, и не потому, что спешил, а по свойству характера. Он вообще предпочитал все делать как можно скорее, дабы побольше успеть. К примеру, время обеда занимало у него не более пяти минут, в то время как Пряник, читая конспекты, размеренно поглощал содержимое тарелки. Кнут заправлял постель за минуту, Пряник же не делал этого вовсе, а если и совершал сей подвиг, то в течение всей первой половины дня. А то и второй...
       На автобусной остановке к Кнуту подошел слепой дедушка и буднично попросил:
       - Сынок, помоги старику перейти дорогу...
       Кнут сделал доброе дело. Более того: он даже довел инвалида до нужного подъезда. Но Пряник остался недоволен и предъявил претензию:
       - Ты его чуть не убил. Ты хоть в курсе, сколько ему лет?
       - Я не спрашивать его паспорт, - растерялся Кнут.
       - Тоже мне, благотворитель! Я все видел в окно. Он еле ползает, а ты его пришпорил! Дед чуть дуба не дал! А вдруг он под Берлином ослепился?
       Кнут опустил голову:
       - Я не хотеть. Я всегда так ходить...
       - Думай, кого ведешь, спаситель! - Возмутился Пряник. - Это же ветеран! Фронтовик!
       - Откуда тебе знать, что он - фронтовик? - Заупрямился Кнут.
       - Я на расстоянии понял: дед по героически слепой. Наш мужик, настоящий. А ты его как лошадь загнал! Доброта - тонкое искусство! Так и быть, сейчас я научу тебя основам человеколюбия.
       - Уж лучше пусть Петров научит, - надулся Кнут.
       - Ни в коем случае! В его арсенале исключительно художественный подхалимаж и школа подсиживания. Жди, я сейчас!..
       Пряник вышел из комнаты и через минуту вернулся, едва ли не волоча за собой Вано Гажонию, длинного худого грузина с третьего курса. Гажония упирался, но Пряник силой затащил его в центр комнаты, торжественно провозгласив:
       - Это - Вано!
       Гажония нервно захлопал глазами. Пряник встал рядом с ним и, придав своему лицу выражение чудовищной доброты, обратился к несчастному:
       - Попроси у меня что-нибудь. Рубль, например!
       - Зачем, дарагой? - вздрогнул Вано. - Я сам могу тэбэ дать, если хочешь...
       - Ты не прав, - вздохнул Пряник. - Я тебе добро сделать хочу. Понимаешь, дружбанидзе? Так что проси, не стесняйся!
       Вано не на шутку перепугался:
       - Генацвале, у мэня только червонец. Бери, дарагой, да?..
       - Ты что, тупой? - Теряя терпение, спросил Пряник. - Я же тебе говорю: "доброе дело"...
       - Нэ надо мнэ, прошу, э... - Вано даже задрожал.
       - Злой ты человек, - вздохнул Пряник. - Злой и жадный. А зло должно быть наказано. Поэтому - гони червонец и вали отсюда...
       Гажония радостно протянул Прянику десять рублей, и пулей вылетел из комнаты.
       - Трудно нынче добро творить, - пряча деньги в карман, философствовал учитель. - Народ недоверчивый пошел: человечности боится. А я к тому же жрать хочу...
       В общежитской столовой толпились студенты. Повариха тетя Валя разрывалась между готовкой и раздачей блюд: раздатчица ушла в поликлинику. Пряник высказал недовольство:
       - Безобразие! Так и с голоду подохнуть можно!
       - А ты сделай доброе дело, - отреагировала тетя Валя. - Встань на раздачу, помоги!
       - Яволь! - Обрадовался Пряник и подмигнул Кнуту: - Учись: перед тобой академик добра, и ему всегда найдется работа!
       Эту столовую Пряник любил. Особенно ему нравились котлеты с картофельным пюре. Правда, огорчали маленькие порции. И сейчас, находясь на раздаче, Пряник решил исправить данное упущение, раскладывая по тарелкам в два раза больше пюре, и в три раза больше котлет. Студенты с удивлением отмечали необычайную щедрость раздатчика, и даже Кнут выразил восхищение:
       - Карашо! Много!
       - Приходи за добавкой: не жалко! - Широко улыбался Пряник.
       "Второе" блюдо закончилось неожиданно быстро, и оставшиеся студенты были вынуждены довольствоваться рассольником. Кто-то зароптал, а недовольный "препод" Подуременных пошел к тете Вале выяснять, почему полного обеда не хватило на всех. Та обратилась к доброму раздатчику:
       - Ты сколько котлет в порцию клал?
       - Нормально я клал, - весело ответил помощник. - Чтоб наелись...
       - Я спрашиваю, сколько? - упирая руки в бока, повторила повариха.
       - Ну, три.
       - А ну пошел вон с раздачи, - зашипела тетя Валя. - И больше близко не подходи, жулик!
       - Я же не для себя, - растерялся Пряник.
       - Половину студентов голодными оставил! - Закричала повариха, краснея от злости. - Я все с тебя высчитаю, хулиган!..
       ...У Пряника на весь день пропал аппетит. Кнут пытался сгладить неприятность:
       - Просто ты очень добрый, люди это не понимайт...
       - Все они соображают, - огорчался академик, - сами обожрались, ходят, котлетами отрыгивают, а мне даже никто "спасибо" не сказал. От добра добра не ищут, и я прекращаю поиски!
       В дверь комнаты постучали.
       - Бюро добрых услуг закрыто! - Раздраженно рявкнул Пряник.
       Дверь приоткрылась, и из-за нее нерешительно высунулась голова Ли Чанга:
       - Сереза, я за реферат пясерку полусил.
       - Какой еще реферат? - нахмурился Пряник.
       - Ты его неделю назад проверять, я его сдавать и тебе спасибо говорить, - объяснил Ли Чанг. - Пригласаю вас на консерт, я уже заплатил. - И протянул Кнуту листок бумаги с написанным на нем адресом.
       - Я на Пугачеву не пойду, - буркнул Пряник. - У нее громко, и мужики полуголые...
       - Это молодезный авангард, квартирный консерт, - объяснил Ли Чанг. - Интересно, только милисыя волосатых ловит...
       - Милиция? - Заинтересовался Пряник. - Кнут, ты музыку любишь?
       - Музыка карашо, - одобрил Кнут.
       - А "ментов"?
       - Я уважать советский закон.
       Пряник обратился к Ли Чангу:
       - Обещаю: мы встанем на защиту авангарда! - И когда закрылась дверь, с воодушевлением изрек: - Все-таки, есть в мире благодарные люди. И ползут они к нам из-за великой китайской стены!..
      
       "СТРЕМНЫЙ ФЛЭТ"
      
       Квартира, где должен был проходить концерт, располагались в одном из старых домов в Староконюшенном переулке. Войдя во двор, Кнут и Пряник увидели толпу длинноволосых молодых людей и девчонок, переговаривающихся между собой на непонятном языке.
       - А я ему и говорю, - толковал один из них, высокий парень в потертом джинсовом костюме, - "Кто не любит Боба, тот не любит меня. А кто не любит меня, тот будет найтать в парадняке"!..
       Пряник прервал его вежливым вопросом:
       - Простите, а где здесь концерт?
       - Зыкина поет в ДК "Серп и молот", - усмехнулся джинсовый парень. - А у нас тут сэйшн!
       Пряник, с трудом сдерживая волну гнева, уточнил:
       - И где этот сэйшн?
       - Во втором подъезде, на третьем этаже, только там уже пипл набился, вам туда ходить без мазы...
       - Это я сам решу, поэл? - сжав зубы, ответил Пряник. - Пойдем, Кнут. Пипл, расступись!.. - И принялся расчищать перед собой дорогу, волевым движением локтей раздвигая толпящихся.
       Молодежь перешептывалась между собой:
       - Что за гопник?.. Ты его знаешь?
       - На блюстителя не похож...
       - Посторонись! - Повелевал Пряник, решительно протискиваясь сквозь толпу. Кнут, собрав все свои силы, старался не отставать, извиняясь при этом направо и налево.
       Наконец, они оказались у входа в квартиру. Дверь была открыта. Навстречу Прянику выдвинулся крепкий бородатый мужик в кожаной куртке:
       - Куда?
       - Мы от Ли Чанга, - сурово ответил Пряник, сверкнув глазами.
       - Помню. Он за вас забашлял. Проходите. Не фузить, не дринчать, не дымить.
       - Что? - Не понял Кнут.
       - Не шуметь, не пить, не курить, - перевел бородатый.
       В большой комнате было полно народу. Все сидели на полу, кто-то примостился на подоконнике. Кнуту и Прянику с трудом удалось втиснуться в пространство, отвоевав для себя считанные квадратные сантиметры пола. Наконец, взору присутствующих явился нестриженый молодой человек с гитарой в руках. Толпа оживленно загудела. Ни слова не говоря, солист сел на стул и начал петь:
      
       По Миссисипи плывут пироги,
       В пирогах - хиппи, босые ноги,
       А рядом с ними, ругаясь матом,
       Плывет зеленый аллигатор...
      
       Семь полицейских в зеленом "Джипе"
       Арестовали веселых хиппи.
       А вместе с ними за ругань матом
       Был арестован аллигатор...
      
       За этой композицией последовало еще несколько, из которых Кнут не понял ровным счетом ничего, кроме того, что "музыка "Битлз" нежнее и человечнее", а кто не согласен, тот - "гопник и пункер". Кто такие "гопники", Кнут не знал, а по сему шепотом спросил об этом Пряника.
       - Козлы, наверное, - авторитетно ответил тот.
       - Не фонить! - Зашикали на них, и друзья притихли.
       На песне, посвященной "полному облому", в комнату вошел милиционер и, прервав пение, возвестил:
       - Майор Поспелов. Всем оставаться на местах! Проверка документов! Выходить по одному!
       - Это винт! - Воскликнул кто-то из присутствующих.
       Пряник встал в полный рост и, подойдя к майору, дружелюбно сообщил:
       - Мы слушаем песни, никому не мешаем...
       - А с тобой, урод, я разберусь отдельно, - презрительно отреагировал майор, и напрасно...
       Глаза Пряника налились кровью, легкие сами собой наполнились воздухом, рука взметнулась над головой, и уже в следующее мгновение тишину комнаты вдребезги разбил его воинственный крик "Севастополь!", после которого майор кубарем вылетел за порог квартиры. Толпа зрителей шепотом ахнула. Кто-то отчетливо произнес:
       - Полный улет...
       Пряника скрутили четверо дюжих сержантов; Кнут же не оказал сопротивления, убеждая стражей порядка, что он "закон не нарушать, потому что музыка - карашо", но все равно получил по кумполу.
       - Сейчас будет тебе музыка, - ехидничал майор.
       Их привезли в отделение, где посадили в клетку, которую Пряник назвал "обезьянником". Помимо друзей, здесь находилось еще пятеро любителей камерного искусства. Один из них пожал Прянику руку:
       - А ты крутой мэн. Классно городового отбуцал. Шланг меня зовут.
       - Сергей, - нехотя ответил Пряник. - А это Кнут. Мы в общаге вместе живем. Его не трогать: за него голову сломаю. Долго нам тут загорать?
       - Это мощное попадалово, чувак, - объяснил Шланг. - Кисляк, короче. Здорово ты их разозлил. Но на первый раз, может, и отпустят.
       - Что есть кисляк? - Ужаснулся Кнут, шестым чувством понимая, что ничего хорошего данное слово не сулит.
       - Кисляк - это кранты, - объяснил Шланг.
       Кнут даже не стал переспрашивать. Шланг, между тем, разговорился:
       - Это еще не самый стремный флэт: бывает и полная лажа. Неделю назад одна герла вписала меня на квартирник. Поначалу все было кайфово: подринчали клоповник, пыхнули, - короче, полный расслабон. Да и музон обещали улетный. Не успели приземлиться, как налетели попугаи. Словом, атас и кипеш. Хорошо, что книг с собой не захватили. Городовые меня тогда за ботву оттаскали и весь верзошник отбуцкали. До сих пор антифэйс болит.
       - Да, это был кикос фильдеперсовый, - согласился с ним один из заключенных, хмурый парень со шрамом на лбу.
       - Переведи, - растерянно попросил его Пряник.
       - Слова не понимайт, - подтвердил Кнут.
       - Да что тут переводить? - Рассмеялся Шланг. - Выпили коньяку, покурили и на сейшн пришли. А там - менты и никакой музыки. Повинтили и отп...дили. Теперь врубэйшен?
       - Я в туалет хочу, - испуганно шепнул Кнут.
       - Терпи, чувак, - ободряюще хлопнул его по плечу Шланг. - Здесь в Париж не позвонишь...
       В этот момент пострадавший от Пряника майор распахнул дверь клетки:
       - Прянишников, на выход...
       Кнута с Пряником отпустили, поверив на слово, что они "больше не будут". Правда, пообещали сообщить о произошедшем в деканат. И не обманули, потому что через две недели Петров вызвал обоих на общее собрание.
       За кафедрой, возглавляя своеобразный президиум, восседал профессор Костоедов, и торжественно хмурился; по левую руку от него навытяжку стоял комсорг. Аудиторию заполнили растерянные и притихшие студенты.
       - Веди себя так, будто тебе монопенисуально, - посоветовал Кнуту Пряник.
       - Как покуист? - Уточнил Кнут.
       - Точно!
       Процесс перевоспитания начал Петров:
       - Товарищи! Мы собрались по случаю вопиющего происшествия. Студенты Бауэр и Прянишников... да вы встаньте, не стесняйтесь! - Кнут и Пряник нехотя поднялись со своих мест. - Так вот: эти, с позволения сказать "товарищи", оказали сопротивление сотрудникам милиции, после чего были правомерно доставлены в отделение, о чем было сообщено в деканат. В процессе дознания выяснилось, что вышеназванные граждане посетили несанкционированный, так сказать, концерт, называемый квартирником. Поясню, что на подобных квартирниках обычно происходит морально-физическое разложение несознательной части советской молодежи. Так называемые "хиппи" вовлекают наших людей в порочный круг пьянства и разврата, внушая им чуждые мысли и прогнившие западные ценности. И поскольку Бауэр и Прянишников - члены нашего дружного сообщества, мы обязаны не только объяснить им всю пагубность случайно выбранного ими пути, но и осудить данное деяние, равно как и услышать от них слова товарищеского раскаяния. Желающих прошу высказаться.
       Слово взял профессор Костоедов. Он тяжело поднялся со стула, взгромоздился на трибуну и тихим голосом начал:
       - Тяжело, товарищи. Тяжко и стыдно осознавать, как вражеская пропаганда пытается разложить изнутри наше сплоченное общество. Бездумное бренчание и красочная обертка западного образа жизни застит глаза и сбивает с верной дороги некоторых людей. Студент Прянишников, один из лучших представителей крестьянства, хороший парень, попал в цепкие лапы грязной пропагандистской машины. Его немецкий товарищ Кнут Бауэр, веря своему другу, послушно пошел вслед за ним. Они оступились, но наша обязанность - помочь им вернуться в общий строй...
       Аудитория жидко зааплодировала. Петров поднял правую руку, останавливая воображаемую овацию:
       - Тихо, товарищи. Послушаем студента Прянишникова.
       Пряник пожал плечами:
       - А что говорить?
       - Как это "что"? - Пафосно удивился Петров. - Разве тебе не стыдно?
       - А чего стыдиться? Флэт оказался стремный, прилетели попугаи, свинтили, Кнуту по тыкве настучали. А я должен был молчать?..
       Студенты одобряюще зашумели.
       - Спокойно, товарищи! - Призвал к порядку активист, и обратился к Кнуту: - А что нам скажет Бауэр?
       - Пряник знать, что говорить, - спокойно ответил Кнут. - Мы лохануться, а собрание это - просто лаша!
       - Лажа! - Поправил его кто-то с галерки.
       - Значит, вы не раскаиваетесь? - Ужаснулся комсорг.
       - Вот докопался, комсюжник, - зашептались в первых рядах.
       - То, что майору по чану врезал - признаю, - ответственно заявил Пряник. - А насчет всего остального - полный безмазняк!
       Костоедов понял, что еще пара реплик, и в отдельно взятой аудитории университета произойдет буржуазная революция, а по сему взял диспут в свои руки:
       - Предлагаю вынести студентам Бауэру и Прянишникову общее порицание и выговор. Кто "за"? - И, не ожидая результата голосования, приговорил: - Единогласно. Все свободны!
       Вечером Петров пришел каяться с "Портвейном".
       - У меня просто должность собачья, - объяснил он.
       - Фот ты и ссучился, - пригвоздил его Кнут.
       - Точно, - подтвердил Пряник, но от вина не отказался. - Противно с тобой пить, да уж ладно: ты - слабый человек.
       - Как труслифая папа, - добавил Кнут.
       - Поймите же: меня заставили! - Слезно признался комсомолец. - Партия, правительство и весь аппарат. Пьянство, триппер и мордобой в определенных пределах допустимы, но антисоветчина карается по закону. Это вы понимаете? Меня же дрючат как комсорга!..
       Ли Чанг тоже пришел выразить свою солидарность. Сообщил, что через пару дней в квартире тетки Мяу также состоится нечто подобное.
       - Я больше не ходить на стремный флэт, - вздрогнул Кнут.
       - Предупреждаю! - Петров поднял к потолку указательный палец. - Если что, я умываю руки.
       - Ты душу сперва умой, - посоветовал Пряник.
       ...С того дня в лексиконе Кнута появились "системные хиповые" словечки, и даже Пряник не всегда его понимал, строго требуя:
       - А теперь то же самое, но по-русски...
       Кнут терпеливо переводил, объясняя значение каждого слова. Возможно, в нем погибал великий лингвист...
      
       ХАРЯ КРИШНЫ
      
       Внезапно Кнут стал серьезным и молчаливым. Это произошло сразу после майских праздников. Он перестал реагировать на шутки Пряника, и даже отказался от пива, сосредоточившись на самом себе. Иногда сосед по комнате пытал его вопросами:
       - Ты случайно не простудился? Майский ветер - он очень опасный. Кстати, ты в детстве ветрянкой болел?
       - Я таже чумкой полел! - Кнут отбрыкивался как мог.
       - А, может, ты в карты проигрался? Есть тут одна компания, студентов обирают. Хочешь, они на твоих глазах ежей родят?
       - Ничего я никому не должен, - вяло отзывался очкарик, и только тяжело вздыхал.
       - Могу в запой тебя ввести, - предлагал Пряник. - Я даже "стипуху" потрачу, только тоску не навевай!
       Кнут отрицательно мотал головой.
       Петров прояснил ситуацию:
       - Да влюбился он, ясен пень! Как Ленин говорил: "Весна, товагищ! Бгоневик на бгоневик лезет..."
       - Ты-то откуда знаешь?
       - Должность, - весомо ответил активист.
       - Тогда плохо, - огорчился Пряник. - Что хоть за девка-то?
       - Индианка с философского, метр с кепкой. - И на всякий случай добавил: - Красивая - спорить не буду.
       - Как звать?
       - А вот это по должности я знать не обязан!
       Целый день был потрачен на скачки по "филфаку". Наконец, искомый объект был найден. Звали ее Джоти, и она оказалась прекрасна как... Словом, Пряник заглянул в ее карие глаза и понял, что пропал. Гибельность положения усугублялась тем, что Джоти не заметила его вовсе, поскольку была увлечена беседой с молодым индусом по имени Раджив. Этого индуса Пряник спускал с лестницы год назад, но на сей раз Раджив не узнал своего обидчика: он смотрел на Джоти влюбленными глазами и лучезарно улыбался.
       Пряник явился в общежитие только под вечер. Сел на кровать. Закурил "Беломор". Кнут теперь уже привычно смотрел в потолок. Пряник прилег и тоже стал смотреть. Отныне они так и любили Джоти: каждый по-своему, и без всякой надежды на взаимность. Кнут дарил ей розы, Пряник - гвоздики, и всякий раз букеты принимал Раджив. А по вечерам Кнут и Пряник молчали, мечтательно уставившись в потолок, и не решаясь открыться друг другу. Так продолжалось недели две. Наконец, Пряника прорвало.
       - Я снова ее видел, - упавшим голосом сказал он.
       - Кого?
       - Джоти...
       Кнут встрепенулся и вскочил:
       - Что ты с ней сделать?
       - Она красивая, - продолжил Пряник.
       - Не смей ее бить! - Кнут подскочил вплотную, сжимая свои маленькие кулачки.
       - Никто никого не бил. Пойми, Кнут: мы ей по фигу. Это я окончательно понял. У нее в голове сплошной Радж Капур. И эта харя Кришны все время рядом с ней вертится.
       Кнут опустил голову на плечо друга:
       - И ты в нее влюбиться, как и я?
       - Кажется, - признался Пряник.
       Кнут вскинул голову:
       - Я его убью. Ты видел, как он с ней обращаться?
       - Как? - Не понял Пряник.
       - Он ее целовать и обнимать прямо передо мной!
       - Странно. Передо мной боится. А, может, ну их? В конце концов, представь: ну, женимся мы на ней, в смысле, ты или я... И что? Всю жизнь питаться рисом? - Пряник выставил на стол бутылку "Каберне". - Присоединяйся!
       Кнут заинтересованно присоединился, открыв бутылку и наполнив стаканы:
       - Рис - карашо!
       - Один раз "карашо", второй раз, а на третий я задушу в себе любовь вместе с ее огнедышащей кухней! А ты?
       - Возможно просто избить, - прагматично предложил Кнут.
       - А кофе с гвоздикой? - Распалялся Пряник. - Это же рыгаловка! А "Зита и Гита" по пять раз на дню? А "Махабхарата" на ночь?
       - Зато у них Ганг...
       - А у нас - Волга и Шпрее, Рейн и Енисей!
       - ...и "Камасутра", и храм "Кхаджурахо", - мечтал Кнут.
       - А у нас - любовь к родине! - Парировал Пряник настолько решительно, что его визави понял: друг прав. - Долой мятеж любви и кришнаитство! Долой зеленый чай и Рикки-Тикки-Тавви!
       - Талой! - Воодушевился Кнут.
       - И не надо приписывать тайны в имена! - Разглагольствовал Пряник. - К примеру, Джоти по-ихнему - свет. А по-нашему банально - Светка. Так что лично я ничего не потерял!
       И вдруг дверь в комнату открылась, и вошла Джоти. Она была неотразима в оранжевом одеянии, а в руках несла слоеный пирог. Ни слова не говоря, она поставила пирог на стол и, слегка склонив голову, удалилась. Там, за дверью, ее ждал Раджив.
       Пряник пришел в себя первым:
       - Это нас галантно на х.. послали.
       - Тумаешь? - Переспросил Кнут.
       - А что тут думать? Ты заметил, кто ее охаживает? Полотенце на башку намотал, и думает: красавец.
       Кнут отломил кусочек пирога, попробовал:
       - Сладко.
       Пряник присоединился:
       - Вкусно. Умеют, гады, хоть и в Ганге моются.
       Про Джоти они больше не говорили. Лишь изредка, ложась спать, размышляли о будущем. Пряник, к примеру, утверждал:
       - Вернешься ты в свой Берлин, найдешь себе фрау и настругаешь парочку партайгеноссе...
       - Никокта! - противился Кнут.
       - Так я тебе и поверил...
       В душе Кнут с ним соглашался, но первую любовь считал вечной. Да и кто с этим поспорит?
      
       ДВОЕ ПОД ДОЖДЕМ
      
       Петров изловил Пряника после второй пары:
       - Кнута забрали!
       - Кто?! - Взревел Пряник, преображаясь в быка.
       - Из посольства. Приехали, показали какую-то бумагу и на вокзал повезли, - сообщил активист. - В Берлин его переводят. До папаши дошли слухи, что он тут спился и одичал.
       - Кто настучал?!
       - Гадом буду - не я! - Поклялся комсомолец.
       - С какого вокзала поезд?
       - С Белорусского, в два часа дня...
       Пряник метнулся в общежитие. Действительно, из комнаты исчезла вторая кровать и все вещи Кнута.
       "Оперативные, сволочи, - подумал Пряник. - Я их догоню и займу Берлин..."
       Трезвым умом он понимал, что возвращение друга уже нереально: единственное, что можно сделать - это по-человечески проститься. Пряник решительно сорвал с двери табличку "не влезай, убьет", сунул ее под брючный ремень, и посмотрел на часы: стрелки показывали "час-десять". Надо было торопиться...
       Пряник побежал к станции метро. Внезапно змеи молний перекрестили небо, послышался гром, и хлынул холодный ливень. Хлесткие капли ударили в лицо; дождь окатил прохожих с головы до ног. Пряник бежал, перепрыгивая через большие лужи, образовавшиеся за считанные секунды; расталкивая локтями беспечных людей; слыша за спиной "смотри куда прешь", "разуй глаза"...
       Электричка шла медленно. На одном из перегонов она и вовсе остановилась на пару минут. Пряник не выдержал и спросил у сидящей рядом толстой тетки:
       - Что случилось?
       - Ща поедем, - зевая, ответила она. - Не психуй, деревня!
       Часы показывали половину второго...
       ...Выскочив на "Белорусской", Пряник побежал вверх по эскалатору. Крепкие выражения сограждан сопровождали его нелегкий путь наверх. Наконец, он вырвался наружу и бросился к вокзалу. Поезд "Москва - Берлин" стоял на третьей платформе. Пряник несся вдоль вагонов, стараясь заглянуть в каждое окно. Он уже не обращал внимания на то, что промок до нитки: главное было в последний раз пожать руку другу. Государственная машина под дипломатическим прикрытием, избравшая своим оружием нечеловеческую внезапность, вызывала в нем отчаянное возмущение...
       ...Заглядывая в окна, Пряник едва не сбил с ног невзрачного очкарика в сером костюме, заявившего "вот плят".
       - Кнутище! - Обрадовался Пряник и собрал в охапку пострадавшего.
       Кнут чуть не расплакался:
       - Как ты узнать?.. Я не успеть сообщить!..
       - Петров сказал, - возвращая друга на землю, ответил Пряник. - Переводят, значит?..
       - Я не хотеть ехать, - признался Кнут. - Но фатер приказать.
       - А что ты жрать в дороге будешь? - Спохватился Пряник. - Хочешь, я сгоняю в буфет? Здесь куры продаются. Говно, конечно, но - жареное.
       - Теперь у меня все есть, - грустно улыбнулся Кнут.
       - А деньги на постель?.. У меня трешник где-то был...
       Кнут продолжал безысходно улыбаться. Пряник достал из-под брюк заветную табличку, сорванную с двери общежитской комнаты:
       - Вот, держи. Это на память.
       - Тумаешь, сработает? - спросил Кнут, вертя ее в руках.
       - Не сработает - мне напишешь. Я нарушу границу и приведу войска.
       - Я обязательно буду написать, - грустно пообещал Кнут.
       По громкоговорителю сообщили: "Поезд "Москва - Берлин" отправляется с третьего пути..."
       Вагон тронулся; Кнут запрыгнул на подножку и помахал правой рукой. В левой же крепко держал табличку "Не влезай, убьет"...
      
       ПОСТСКРИПТУМ
      
       Берлинская стена, как и предсказывал тетка Мяу, была демонтирована в январе 1990 года. ГДР перестала существовать.
       Примерно в то же время "препод" Подуременных вспомнил, что он вовсе не Подуременных, а Шапиро, и уехал в Израиль.
       Тетка Мяу продал квартиру на Волхонке и переехал в Алтуфьево. В последний раз его видели в мае 1994 года, сидящим на скамейке у своего подъезда.
       Профессор Костоедов вышел на пенсию в 1991 году. Есть сведения, что он отрекся от прежних убеждений и даже публично сжег партбилет.
       Комсорг Петров сделал головокружительную карьеру, и дослужился до приличной должности в аппарате Правительства России. Злые языки утверждают, что он безбожно коррумпирован.
       Кнут Бауэр работает в МИДе ФРГ. Пару раз он приглашал Пряника в гости, где познакомил с женой и парочкой "кляйн партайгеноссе".
       Сергей Прянишников, к сожалению, не сделал карьеры. В деревню он так и не вернулся; устроился в мастерскую по ремонту холодильников, а в 1996 году женился на милой москвичке Ирине, которая родила ему двух очаровательных девочек...
       Кстати, все без исключения Сережи очень любят детей...
      
       2006 г.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       17
      
      
      
      

  • Комментарии: 8, последний от 08/11/2022.
  • © Copyright Сотник Саша (a-sotnik@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 90k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Оценка: 3.00*3  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.