Каждый человек интересен - хотя бы своей фамилией. Что же касается имени - тут уже отдельный разговор. Володи, к примеру, полагают, что владеют миром, Петры славятся твердым характером и несгибаемой волей, Александры упрямы в достижении цели, и так далее. Иное дело - Сережи. Все они - земные люди, приверженные конкретной реальности ("Серега" и "Серый" - это неспроста), любящие и умеющие веселиться, но превыше всего ценящие работу. В этом смысле Сережи - надежные спутники повседневности, если бы не несколько "но"...
У Сереж все и всегда просто. Элементарно не в степени Шерлока Холмса, а в самом что ни на есть прямоугольном смысле. У них зеленые леса, синее (иногда - серое пасмурное) небо, желтый песок и красные розы. Оттенки вводят их в ступор. Пастель и темпера не принимаются во внимание. Тонкие интонации покрыты пятном презрения. Стихи воспринимаются по строгой иерархии: Пушкин - "хорошо", Есенин, - "прекрасно" (на уровне личной гордости), Бродский - "непонятно, но ладно"; Межелайтис - "да кто он такой?"... Из живописи предпочтение отдается Репину и "Мишкам в лесу"; Зверев же - "обычный алкаш, рисующий по пьяни".
Кстати, о пьянстве. Пьют Сережи не для радости, а чтобы наверняка отключиться. Процесс принятия алкоголя всякий раз становится для них серьезным проектом, ибо они абсолютно уверены в том, что умеют правильно пить. После третьего стакана мыслитель одерживает верх над разумом. При этом Сережи, игнорируя кавычки, не гнушаются транслировать чужие мысли как свои собственные. Пьяный Сережа всегда фундаментален как Сфинкс и непререкаем как погода. Провоцируя споры, он непобедим. Его сила в гортанной прямоте и кулачной несокрушимости. Спектр аргументов простирается от доказательств уважения к самому себе до прямого посылания оппонента вдаль.
В вопросах любви Сережи столь же прямолинейны, сколь и щедры. За неумением воспринимать оттенки, слабый пол смело делится на две категории: блондинок и брюнеток, девушек и крокодилов. Объект Сережиной любви рискует испытать в постели изнурительный забег на время в обнимку со швейной машинкой.
Зато в хозяйстве они - превосходные, хоть и занудные, кулинары. Часами рассказывая о способах приготовления мяса в горшочке, Сережи способны уморить слушателя подробностями о жизни и смерти свинины в районах Поволжья и Орловщины.
Неискушенному собеседнику строго не рекомендуется затрагивать тему Сережиной работы, ибо она может вызвать пространную речь с неисчерпаемым лимитом слов и сентенций. (Работа - это вторая жена, а возможно, что и - первая.)
Плавно переходя к лексикону типичных представителей данного имени, подчеркнем наиболее охотно произносимые словосочетания: "ты меня уважаешь?", "правильный мужик", "классная телка" (иногда - "баба"), "хорошо сидим" и "последние разработки в сфере биоэнергетики вполне позволяют дать тебе в рыло"...
Сережа Прянишников - это длинно; гораздо проще - Пряник. Коротко и со вкусом. Одного парня из Калинина вообще звали Верзун - за оригинальное умение музыкально пукать: у него получался "Союз нерушимый". Громко и печально. Его слушали часами, просили на "бис", кормили гороховым супом, дабы не утратил голос. Теперь он пьет, не закусывая.
Замечено: чем бесполезнее талант, тем больше прижизненных лавров несет он своему обладателю.
Пряник не был всеобщим любимцем, но тоже много пил. Этому искусству он научился в родной деревне Озерки Тверской области. Местные мужики рано обнаружили в нем способности талантливого собутыльника. Отличаясь в шестнадцать лет непривычно хорошей школьной успеваемостью, Пряник не гнушался после учебы вспахать на тракторе поле, замещая внезапно заболевшего похмельем тракториста Митрича. Сия болезнь нещадно косила местное мужичье, угрожая сорвать посевную. Председатель колхоза радостно потирал руки, приводя механизаторам пример безграничной самоотверженности школьника Прянишникова в битве за урожай. Районная газета "Выше знамя" опубликовала фотографию Пряника с подзаголовком "Ударник косовицы", и после этого восторг председателя сменился страстной гордостью. Он вызвал семнадцатилетнего Пряника вместе с отцом-механизатором, Григорием Семеновичем, в свой кабинет, и ответственно заявил:
- Партия двигает молодежь. Гриша, ты же меня и партию знаешь!
- Знаю, как же, - согласился Григорий Семенович, - от тебя даже в первомай стакана не получишь.
- Зачем ты так? - Обиделся председатель. - У тебя мохнатое сознание. Твой сын совсем еще пацан, а уже знаменитость. Передовик, так сказать. Лицо колхоза. А лицо надо двигать. - И обратился к смущенному Прянику: - Учиться хочешь?
- А чего? - смутился Пряник. - Надо - выучусь.
- В Москву хотим тебя направить. В сельскохозяйственный. Потянешь?
- Какая ему Москва? - удивился отец. - Он же по русскому на тройку скатился! Слово "х.." на заборе с тремя ошибками написал!
- Не крой матом нашу гордость, - предупредил председатель. - Я с директором школы поговорю, он против четверки мне не возразит. Если что - с дровами ему поможем.
- Ты бы лучше с запчастями помог, - укорил его Григорий Семенович.
- Не лезь в оппозицию, Семеныч! - Отрезал председатель. - Моя забота - моя ответственность. Ты дальше бодуна перспектив не видишь, а я - человек партийный, и должен соответствовать. С меня спросят мои внуки и секретарь райкома. Сказано "поступать" - выполняйте!
Пряник выполнил: приехал в Москву и провалился на первом же экзамене. Грамматические ошибки в сочинении на тему "Образ русской женщины в произведениях Некрасова" стоили ему двух лет службы в рядах вооруженных сил. Сильно вооружившись, он не скучал: освоив худо-бедно правила русского языка, приступил к английскому. Тогда же вывел формулу, что узбеки - великие асфальтоукладчики, а с казахами просто приятно покурить. Там же получил звание старшины и обучился командному голосу. Нервы, правда, стали пошаливать: однажды он отсидел на гауптвахте за то, что избил туркмена по причине неграмотности последнего, и еще разок, незадолго до "дембеля", - за то, что слишком близко принял к сердцу приказ министра обороны: банально напился. Вернувшись в родные Озерки, Пряник отработал полгода механизатором, и в мае 1986-го вновь рванул в Москву. Желая взять реванш в сельскохозяйственном, он слегка увлекся спиртным: захмелев еще в поезде, вышел на вокзал, где "добавил" с первыми попавшимися алкоголиками. Проснулся рано утром на скамейке на проспекте Вернадского в районе студенческого общежития. Здесь его опохмелил чернокожий парень, представившийся Дэном.
- Советский Союз хорошо, - просветил Дэн. - Алкогольный закон плохо.
Пряник не нашел что возразить. Спустя полчаса принял твердое решение поступать в Университет Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы на факультет международного права. И, что самое удивительное, - поступил. В Озерках, узнав о столь странном выборе односельчанина, покрутили пальцем у виска: "сел не в свои сани". Но Пряник был иного мнения. Поначалу ему нравилось пить в обществе индусов и африканцев, но однажды он подверг резкой критике политику правительства Уганды, после чего, начитавшись Ницше в "Самиздате", и вовсе пустился во все тяжкие, обретя способность ненавидеть целые страны и народы их населяющие. К примеру, презирал малайцев за то, что те касаются друг друга носами; его раздражали "Марсельеза" и французские бульдоги, бесили английский юмор и немецкая педантичность. Любовь к людям стала прямо пропорциональной количеству выпитого: распив на двоих литр "Столичной", от него можно было услышать ровно пятьсот добрых слов в адрес человечества. Правда, с похмелья он забирал их обратно. Иногда для пущей убедительности в пылу спора ломал головой кирпичи. Для таких случаев он специально хранил под кроватью пару экземпляров, взятых с ближайшей стройки. Созидать же ленился. Пряника стали бояться, и даже комендантша выделила ему отдельную комнату во избежание студенческих волнений. Через неделю кто-то из особо обиженных повесил на двери его комнаты железную табличку "Не влезай, убьет".
В принципе, нельзя назвать расистом человека, избивающего всех подряд. Целый год он терроризировал кубинцев, африканцев, азиатов и европейцев. Однако в сентябре пришел приказ ректора об уплотнении, и к Прянику подселили Кнута.
КНУТОЛОГИЯ
(другая наука)
Кнут нарисовался утром, что уже само по себе было ошибкой. То есть, появись он в разгар вечерней пьянки, Пряник, возможно, и обласкал бы его, щуплого очкастого немца. Но Кнут ничего не знал: он вообще плохо шарил по-русски.
Сначала Пряник подумал, что Кнут ему приснился. Но тут очкарик с грохотом втащил в комнату раскладушку и заявил, что "его наме - Кнут". Что сделал Пряник? Он приподнялся с кровати и вежливо попросил:
- Сними очки...
Первым из комнаты вылетел Кнут, следом за ним - раскладушка. Потом в дверях появился могучий Пряник. Белобрысый немец ползал по полу в поисках очков и бессвязно бормотал:
- Я не знать, что нельзя. Петров сказать, можно жить...
Пряник поймал комсорга Петрова на втором этаже. Завел активиста в туалет и приставил к грязной стене.
- Ты чего? - Напугался Петров.
- Что это за очкарик с раскладушкой?
- Я тут не при чем. Приказ ректора. Уплотнение. Мне сказали - я выполняю.
Пряник был непреклонен:
- Хочешь, я тебя уплотню?
Петров не хотел.
- К вечеру я все устрою, - обещал он. - Старик, пусть он пока побудет у тебя, этот Кнут. Куда ж его девать-то?
- Ладно, - смягчился Пряник. - Но только до шести. В пять минут седьмого я ему очки в два кармана положу.
Вечером Петров поил Пряника агдамом. После шестой бутылки хозяин подобрел:
- Черт с ним. Пускай живет. Эй, как там тебя... Кнут! Иди сюда, выпьем.
- Найн. - Кнут замотал головой и стал поспешно обустраивать свое место.
- Из этого Кнута ты веревки будешь вить, - каламбурил Петров.
- В принципе, немцы не так уж и плохи, - философствовал Пряник, - они дали нам Эйнштейна и Маркса, Бетховена и Розу Люксембург.
- И Гитлера, - бдительно добавил комсомолец.
- Но пасаран! - Легкомысленно ввернул Пряник.
- У Кнута папаша - партийная шишка, - информировал активист. - Все равно через полгода его переведут в отдельную хату. Так что - все хоккей.
- Если у него такой папаша, то почему квартиру ему не снял?
- Кнут захотел познать жизнь изнутри, - ответил Петров, не скрывая уважения.
- Тогда понятно, - молвил Пряник. - Живи, Кнутяра, внук агрессора. Я научу тебя любить нашу родину!
Кнут мирно сопел, укутавшись с головой в одеяло.
Утро началось с того, что Пряник не нашел под кроватью пиво, а комната оказалась разделенной на две части. Одна была чисто прибрана, другая напоминала поле брани. Хуже того: посередине письменного стола Кнут проложил границу метровой линейкой. На русской территории активно преобладали бычки и пустые бутылки, в то время как немецкая нагло блистала чистотой. Какой же русский не придет от этого в состояние аффекта?
Первым делом Пряник восстановил справедливость: отшвырнул линейку в угол и равномерно разместил бычки и бутылки на столе; потом разбросал мусор по всей комнате, тщательно следя за равенством. Наведя своеобразный порядок, он встал в центре, как Георгий Победоносец. И тут вошел Кнут. Немецкая улыбка безвольно сползла по подбородку.
- Явился, фашист ползучий, - недобро прошептал Пряник. - Ну, все. Сейчас я устрою над тобой процесс...
Кнут обреченно присел на раскладушку.
- Твой дед Брест брал? - начал допрос Пряник.
- Найн.
- Признание смягчает наказание. Вспомни дом Павлова!
- Кто есть Пафлофф? - Растерялся Кнут.
- Павлов есть твоя смерть, и хана Паулюсу.
- О, Паулюс? Йа, йа, дас ист дойче фельдмаршал.
- Был фельдмаршал, - уточнил Пряник. - Так что в гробу я видел немецкие порядки. Ферштеен?
- Я понимайт.
Пряник шлепнул Кнута веником по спине:
- А теперь наведи советский орднунг в моем тылу. Шнель и побыстрее.
УКРОЩЕНИЕ ПЛОТИ
- Немцы - народ ленивый, - вещал Петров, - любят, чтобы на них работали. Но ты его укротил.
- Легко! - хвалился укротитель. - И потом, ему же лучше: пометался по стенкам, зато теперь дрыхнет без задних ног. Эй, Кнут!..
- А вдруг он - нормальный парень, угнетенный комплексами? - Предположил Петров. - А ты его веником отторцевал.
Пряник недоверчиво всмотрелся в спящего. Угнетенный Кнут мятежно сопел, как придушенный кролик.
- Возможно, - согласился Пряник. - А почему тогда не пьет?
- А на какую тему ему пить? Кто поймет его ущербную душу? Вдруг он ни разу сиськи живой в руках не держал? Ты с Катькой его познакомь. Катька - баба заводная. Помнишь, как она "Дурика" совратила?
Студентка Екатерина Снегирева была девицей без комплексов. "Препод" Подуременных пригрозил ей двойкой за сессию. После лекции она подвалила к нему и интимно шепнула:
- Илья Михайлович, у меня проблема... Это женское...
Подуременных опустил взгляд на Катькин живот, но ничего обременительно-болезненного в нем не обнаружил.
- Вы не туда смотрите, - мурлыкала Катька. - Вы в глаза посмотрите...
В ее масляно-кошачьих глазах плавала робкая похоть побежденной тигрицы. Преподавательский взгляд стыдливо снизошел к ее стройненьким ножкам и скромно затаился. Аудитория панически пустела. Катькина ручка властно теребила жидкие бакенбарды:
- Я долго не решалась... Это женское...
На экзамен она пришла в вызывающе короткой юбке. Подуременных краснел и грыз карандаш. Потом попросил ответить на вопрос билета.
- Я вам домой звонила, - буднично сказала Катька.
Подуременных зашевелил волосами.
- Ваша жена чудная женщина, - продолжала она. - Мы славно поболтали. Она вам трусы новые купила. Полосатенькие такие, прелесть!..
"Препод" поставил ей "зачет".
В другой раз она ударила физрука сумочкой по голове. Тот смущенно промолчал. Короче, студентка Снегирева шагала по жизни, широко раздвинув ноги. И что ей стоило ради забавы совратить чувственного Кнута?
Петров привел ее после занятий. Кнут пыхтел над конспектом; Пряник вдумчиво лечился "Солнцедаром". Кнут покосился на Катьку и зарылся в конспект.
- Приземляйся, - раскрепощенно сказал Пряник.
Катька села на шатающийся стул, закинув ногу на ногу. Внешность ее дышала вульгарностью. Вино разлили по стаканам. Катька фальшиво улыбнулась Кнуту:
- Ком цу мир. Неужели ты откажешь даме, чучело?
Кнут оказался джентльменом. Он долго откашливался после первого стакана, а после второго заявил "данке шен, плят".
- Похоже, ты влип, - шептал Прянику мудрый Петров. - Теперь тебе придется уступить свою койку.
Ночью Прянику не спалось. Раскладушка сгибалась под ним, как загнанная кляча; его будил нервный скрип кровати в сопровождении диких Катькиных криков.
Отныне мужская ревность грозила перерасти в международный инцидент. От грусти Пряник даже сходил на лекцию по политэкономии. Вернувшись, нашел Кнута в обществе двух подвыпивших девиц.
Стол был уставлен шампанским. Из уважения к Прянику Кнут выставил бутылку джина. Пряник расцвел. Рыжеволосая девица, похожая на взлохмаченного Карлсона, легко вспорхнула к нему на колени. Судя по речи, в детстве она стала жертвой безграмотного логопеда.
- Какой ты холофый, - мямлила она, - тлезвый, но холофый.
- Сейчас я пьяный буду, - пообещал Пряник, млея от губительной истомы. - Слышь, Кнут, ты где их взял?
- Магазин, "Березка", гут, - сообщил он.
- "Березка"-то гут, девки откуда?
- Дефки, фройляйн - тоже гут.
- Следи за карманами, - предупредил Пряник, наполняя стакан. - Аморалка до добра не доведет.
- Что есть аморалка?
- Бодун и всеобщее порицание. Ты ведешь себя как имперская акула и буржуйская касатка.
Рыжая девица успокаивала Пряника:
- Ты - дельфин моей любви!
- Лесть - сладкое оружие тайного врага, - возразил пьянеющий дельфин. - Кинжал вранья опаснее кастета правды. Я бдителен как партизан Ковпак!
- Хочеф, я тебя уфпокою?..
- Не надо. Успокоительные средства меня бесят.
Однако, опорожнив джин наполовину, в сознании Пряника забрезжил рассвет любви ко всему живому.
- Откуда вы, прелестные созданья? - вопрошал он.
- Из Курска, - ответила та, что облапила очкарика.
- Курская дуга! - Восхитился Пряник. - Там мой дед двоюродный сложился... В смысле, голову... В общем, погиб... Из-за таких как ты, фрица кусок! - Он погрозил Кнуту кулаком, но тут же вспомнил, кому принадлежит выпивка, и успокоился. - Где учимся?
- В педагогическом, - хором ответили девицы.
- В Ленинском или Крупском?
- В московском, - уточнили они, но Пряник уже плохо соображал, а Кнут не вникал в подобные тонкости: его увлек страстный взгляд нетрезвой пассии, полушепотом признавшейся:
- Их либе дих. Увези меня в Карл-Маркс-Штадт.
Кнут согласился и фальшиво запел:
Ой, ты Фолька, мат родная,
Фолька-маточка река,
Не фидаля ты потарка
От тонского касака.
- Орел, - расчувствовался Пряник. - А у меня под Орлом троюродный дед в танке...
В процессе застолья количество погибших родственников угрожающе росло.
- Надо увести войска в Сибирь, - подобно миротворцу, вещал Пряник. - Прекратить любую гонку, а особенно - вооружений. Похоронить ракеты и зарыть топоры.
- Залыть, - согласилась рыжая, целуя его в макушку. - Ты такой холофый, когда глубый... Пойдем фпать!..
...Наутро у Кнута пропали двести марок, американские часы и блок сигарет "Кэмэл". Через пару дней у обоих пошатнулось здоровье. Пришлось звать Петрова: он слыл на курсе грозою французских болезней.
- Явление Марса Венере! - воинственно трубил комсомолец. - Сексуальная революция свершилась! В борьбе культуры с невежеством победило свинство! Весь вечер на манеже гинеколог-иллюзионист!..
Кнут чуть не плакал:
- Так польно писать... Я думать умереть...
- Помни русских партизанок! - Активист сиял, как музейный портрет Павлова. - Снимай штаны, дитя террора.
По радио рыдала певица: "Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду - я одна..."
- Выруби эту сволочь! - взревел Пряник.
Петров тихо смылся, чувствуя приближение погрома. Пряник неумолимо превращался в Хайда. Крадучись вдоль стены, Кнут бормотал:
- Папа каварить, Москва, нет хулиганов...
- Хулиганы есть, - вздохнул Пряник, - и их очь-чень много. А теперь - сгинь, болезнетворный. Я должен кого-нибудь убить...
До полуночи он рыскал по общежитию в поисках приключений, но как назло, встретил лишь давнего приятеля - китайца Ли Чанга.
- Почему ты такой злой? - Расплываясь в улыбке, спросил Ли Чанг.
- Люблю ненавидеть, - откровенно ответил Пряник. - И вообще, иди читай свое Такубоку, пока я не прорвался к Шаолиню! Признайся честно: ты - поклонник Мао?
- Ты знаес Мяу?
- Какого Мяу?!
- Тетка Мяу - Калинин Михаил Ивановись, - сообщил Ли Чанг, не переставая улыбаться.
- Калинин умер в сорок пятом.
- Его внук, совсем зивой - пояснил Ли Чанг. - Хосес, познакомлю?
- Он что, жаждет смерти?
- Заздет. Ему тязело. Интересный селовек, и любит Китай. Познакомить или серт с ним?
- Черт с ним, пусть живет. Короче, не сегодня...
Про себя же Пряник подумал: "Я в советской истории все понимаю, а вот немца неплохо бы просветить".
Вернувшись в комнату, он нашел Кнута, сосредоточенно вглядывающимся в ширинку.
- Тоскливо? - спросил Пряник.
- Зело, - твердо ответил Кнут, внезапно блеснув знанием русского. - Почему так польно?
- Кому в нос, а кому и ниже пояса. Не хватает тебе социалистического патриотизма, и я его привью.
- Может, не надо? Я уже весь привился.
- Не совсем, - уверенно ответил Пряник.
- А если бир?
- Соблазнительно, но нельзя: прием алкоголя чреват рецидивом. Короче, снова закапает. И не заговаривай мне зубы. Я с Ли Чангом договорился: как поправимся, к Калинину поедем.
- Кто есть Калинин?
- У него дед...
- Под Орлом?..
- В правительстве работал, у Сталина. Пора познавать советскую историю. Вот Гитлер не познал, и - кранты Германии. Время укрощать свою плоть!..
Кнут молча кивнул. С некоторых пор он понял, что пьянство и патриотизм - это серьезные вещи, против которых в России не попрешь.
"БУДЬ ОНИ ПРОКЛЯТЫ..."
Миша Калинин родился в 1923 году. В тот год рождаемость особенно выросла, потому что закончилась гражданская война и страна начала подниматься из руин. Мужчины и женщины, соскучившись по мирной жизни, влюблялись друг в друга, и у них рождались дети. Потом младенцы начали умирать из-за голода: родители зачастую оказывались не способными прокормить собственных детей. Отцы ударялись в пьянство, матери, надорвавшись на работе, погибали. Кого-то сажали за нелояльность к выстраданной власти. В Советской России росли показатели беспризорщины. Но Миша Калинин всего этого не знал, потому что родился в Кремле. Его дедушка был одним из ближайших соратников Ленина, и маленький Миша рос вместе с детьми и внуками старых верных партийцев. Он играл на "щелбаны" с Васей Сталиным и дергал за косички Свету Аллилуеву; учился в Кремлевской школе и никогда не покидал территории Кремля. Ему не рассказывали о том, какая жизнь происходит за красной стеной. В местной школе Миша учился хорошо. Поначалу ему помогала бабушка, но потом бабушка куда-то исчезла. Позже Мише объяснили, что она оказалась врагом народа, и теперь о ней лучше не вспоминать. Однажды Мишу погладил по голове товарищ Сталин. Встретил посреди мрачного коридора и спросил:
- Мальчик, ты меня знаешь?
Мише было десять лет, и он не сразу понял, что щербатый дядя и портрет, что висит на стене над его кроватью - это одно и то же. Поэтому смущенно ответил:
- Вы похожи на моего любимого товарища Сталина.
Дядя улыбнулся и потрепал его по загривку:
- Молодэц. Ласковый волчонок двух маток загрыз. - И как-то недобро засмеялся...
В тридцать восьмом Мишиных родителей выселили из Кремля. Юный Михаил Иванович Калинин - полный тезка своего дедушки - очень этому обрадовался. В конце концов, теперь они жили в центре живой Москвы, не будучи отгороженными от мира высокими правительственными стенами. К тому же, для их семьи сохранили кремлевский паек.
Окончив школу, Миша поступил в институт на факультет востоковедения. Там он изучал китайский и японский языки. В институте он столкнулся с тем, что некоторых его сверстников забирали прямо из аудитории люди в погонах. Потом ему шепотом рассказывали о том, что арестованные в свободное от учебы время шпионили в интересах английской и японской разведок. И тут грянул сорок первый. Многие его сверстники ушли на фронт и не вернулись. Но Мишу на фронт не брали, потому что у него с детства высохла левая нога, отчего он стал пожизненным инвалидом. В семье на него всегда смотрели с некоторой жалостью: так смотрят на ущербных, лишенных полноценной жизненной перспективы.
А в двадцатилетнем возрасте Миша влюбился - горячо и тайно. Объектом его чувств была актриса. Дело в том, что реальные девушки не рассматривали его всерьез, и ни о каких чувствах, а уж тем более - связи - не могло быть и речи. Поэтому Миша Калинин часами любовался на фотографию своей избранницы, ходил на премьеры с участием любимой актрисы и однажды прислал ей букет цветов. Правда, ответа от нее не последовало. Потом выяснилось, что эту актрису очень полюбил Лаврений Павлович Берия, и призрачные надежды на взаимность отпали сами собой.
Одиночество, помноженное на обреченность, толкнуло Мишу на нетрадиционные взгляды. Он все чаще ловил себя на мысли, что, в принципе, можно обойтись и без женщин, и без семьи как таковой. Так в его жизни появился Гена - манерный, вертлявый паренек, способный ответить подобием взаимности на гибнущую нежность. Спустя еще какое-то время были Петр и Ларик, Савик и Никита, но последний оказался "стукачом", и Мишиному папе доложили, что его сын занимается мужеложством, которое сурово карается уголовной статьей. Разговор получился крайне неприятным, и Миша сделал вывод, что "в семье не без урода", и урод как раз - он. Дедушка к тому времени уже умер, и высочайшей поддержки ждать было не от кого. Да и какой могла быть поддержка, если бабушка сидела в тюрьме?..
Когда хоронили Сталина, Миша впервые уверовал в Бога. То есть, не совсем в Бога, а, скорее, в нечто высшее и справедливое. Эту справедливость мог олицетворять Будда или кто-нибудь еще. После XX съезда партии Михаил Иванович Калинин защитил диссертацию на тему "Влияние восточных религий на политическую ситуацию в Индокитае". В то время он жил со Стасиком - двадцатилетним брюнетом, страстно любящим джаз и опасающимся призыва в армию. В итоге Стасика изловили и посадили за тунеядство и уклонение от службы.
В семидесятые Михаил Иванович, до этого преподававший в МГИМО, оставил службу и переключился на незаметную жизнь, исповедуя философию повседневности. Он вязал свитера на заказ, изредка принимая гостей в доме на Волхонке. К нему ходили отщепенцы, диссиденты и фарцовщики, что, в общем-то, - одно и то же. Иногда в его огромной пятикомнатной квартире приживалось до нескольких девушек и юношей неопределенного рода занятий. Они бродили по дому, подобно сомнамбулам, - в то время как Михаил Иванович вязал свитера и гетры, - и переговаривались меж собой:
- Ты видел тетку Мяу?
- Видел. Вяжет свою х..ню...
Так они прозвали его за мягкость характера, голосовую интонацию и неумение отказать. Словом, все они были неблагодарными представителями избалованной богемы. Пару раз из квартиры исчезали вещи: набор столового серебра и антикварная ваза, но Михаил Иванович уже не мог отказаться от постоянного присутствия в его доме странной молодежи.
С Ли Чангом он познакомился в ЦДХ на выставке китайских художников. Пригласил к себе домой, напоил зеленым чаем и коктейлем "Чпок". Коктейль Чангу понравился, но сия симпатия не спасла его от желудочного расстройства. Тетка "Мяу" признал свою вину перед гостем и, исцелив, подарил ему звездно-полосатый вязаный шарф и такие же шерстяные носки.
Шестого ноября, как раз накануне праздника, Ли Чанг привел Кнута и Пряника в гости к Михаилу Ивановичу. Хозяин встретил их в просторной прихожей. С длинными седыми патлами до поясницы, опирающийся левой рукой на костыль, он напоминал ведьму и пирата одновременно. Представился:
- Тетка Мяу, будь они все прокляты.
- Кто? - Не понял Пряник.
- Большевики, - уточнил Мяу. - Идемте в зал, чтоб им всем пусто было.
- Но ведь ваш дед...
- А ну его в жопу! - Прервал его хозяин. - "Чпок" хотите?
- Сьпок не советую, - предупредил Ли Чанг.
- Как хотите, чтоб они все сгорели, - пожал плечами Мяу. - Куртки бросьте прямо здесь, у меня вешалки нету, чтоб они все попередохли.
Он провел гостей в просторную круглую комнату, усадил на большой кожаный диван, а сам взгромоздился в широкое кресло напротив. Кнут осмотрелся. По стенам были развешаны китайские гобелены, у полукруглого окна стояли старинные восточные вазы. Справа от них располагался черный комнатный рояль "Петрофф".
Пряник достал из портфеля бутылку водки:
- Порадуем печенку?
- Стаканы в буфете на кухне, - ответил Мяу. - Чанг, сгоняй, чтоб им провалиться.
- Фы диссидент? - Осторожно спросил Кнут.
- Да уж не поллитрработник, чтоб им всем лопнуть.
Кнут испуганно посмотрел на Пряника:
- Ты же говорить "Калинин дедушка - карашо?"
- Как видишь, не очень, - нахмурился Пряник.
- Мягко сказано, - уточнил Мяу. - Мой дедушка - трус и преступник, чтоб ему ни дна, ни покрышки...
Ли Чанг вернулся с четырьмя гранеными стаканами. Хозяин улыбнулся:
- Наливайте, милостивый государь.
Пряник, не привыкший к подобным речевым оборотам, выполнил просьбу незамедлительно. Спросил:
- А как же партия и правительство, а что же с перестройкой?
- После перестройки будет перестрелка, потом - пересадка, - авторитетно заявил Мяу. - Какие демократические инструменты нам ни дай - все равно соберем "совок". Кстати, СССР скоро не будет.
- Как? - Оторопел Пряник.
- Очень просто. Не будет - и все. И запомните, молодые люди: в очень скором времени вам придется закупать вермишель, соль и сахар.
Пряник даже привстал:
- Вы просто гигант поражений и мастер капитуляций!
- Неправда, - возразил Мяу. - Я - огрызок совести, оцепеневший раб системы. Поймите: беда не приходит одна. Она вваливается толпами.
- Дурдом, - ответил Пряник, зеленея от ненависти. Кнут тоже замотал головой.
- А им нравится, - заключил Мяу. - И их - большинство, а вы - отщепенцы! Между прочим, - он обратился к Кнуту, - мне доводилось беседовать с вашим батюшкой на конференции, посвященной вопросам марксизма. Лет пятнадцать назад. Вы очень на него похожи.
- Данке, - промямлил Кнут и возмутился: - Но какого куя?.. Что будет с ГДР?!..
- ГДР не будет, - констатировал Мяу. - Будет Германия, а потом - объединенная Европа. У СССР же нет ни внутренней, ни внешней политики, только ценовая. По сему расчленение нашей страны неизбежно, как, впрочем, и расширение Китая. Поверьте мне, как китаисту...
Ли Чанг, все это время стоявший за спиной тетки Мяу, выдвинулся вперед:
- Не намекай, что Мяу - комик, - нахмурился Ли Чанг.
- Тоже мне, Чаплин. Не смешно!
- Я в смысле - комосек! - Уточнил Ли Чанг.
- То-то он себе коленки гладит, - прищурился Пряник. - Советские статьи еще никто не отменял!..
...Мяу остановил Кнута на пороге и, протягивая старую видеокассету, спросил:
- Вы любите "Пинк Флойд"?
- Не пристафайт, - поморщился Кнут. - Ну, любить, и что?
- Здесь музыкальный фильм, - пояснил Мяу. - Просто посмотри и послушай. Дас ист зэр гут.
Кнут, пожав плечами, взял кассету и, не прощаясь, покинул странную квартиру.
Хлопнула обшарпанная входная дверь...
Всю дорогу Пряник возмущался:
- Партия все ему дала! А он - гомик, и против советского строя! "В лесу раздавался топор дровосека, гонял дровосек топором гомосека"... Слушай, камрад, а что это он тебе подарил?