Сотник Саша
Реалist

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 5, последний от 20/04/2020.
  • © Copyright Сотник Саша (a-sotnik@mail.ru)
  • Размещен: 30/04/2009, изменен: 30/04/2009. 164k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    • Оценка: 7.22*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Роман о том, как снимают реалити-шоу.
    •    Саша Сотник
      
      
       РЕАЛIST
      
       ИЗБИТЫЕ ЛЮДИ
      
       Шефу в лоб влетел голубь. Ударился, упал и испустил дух.
      - Наверное, он был слепой и старый, - пояснил Шеф, озорно подмигнув.
      - А вдруг он людей ненавидел, как Гастелло - фашистов? - подмигнул я в ответ.
      - Что вы дразнитесь? - внезапно обиделся начальник. - Между прочим, у меня синяк недели две как не проходит. И нервы сдали окончательно. - Он снова подмигнул.
       Я удержался от взаимности.
      - На первый раз прощаю, - вздохнул Шеф, - так что расслабьтесь. Кстати, познакомьтесь. - Он указал рукой на строгую тощую даму, расположившуюся на месте секретаря: - Это Ада, режиссер.
       Дама привстала, рискуя задеть затылком потолок; протянула длинную худую длань:
      - Ада Цюруповна.
      - Евгений, - ответил я, пожимая ее костлявую, как у смерти, ладонь.
      - А отчество?
      - Карацупович, - не выдержал я.
       Шеф замигал как взбесившийся светофор:
      - Я просил вас расслабиться, а не хамить!.. Ада, не обращай внимания. Обычный плоский хохмач, смышленый, как все негодяи. - И, нахмурившись, обратился ко мне: - Совещание через час. И не опаздывать!
       А я был рад ретироваться...
       Левка Гудман встретил меня в коридоре и, приобняв, шепнул:
      - Она тебя уже обматерила?
      - Кто?
      - Адская Ада.
      - С чего бы это?
      - Представь: она даже Гельфанда переплюнула. Сказала, что он - бездарность грязного кошмара.
      - И где тут мат? - спрашиваю.
      - Да везде! Ты слышал рингтон ее мобильника? Он звонит со словами "возьми трубку, твою мать"!..
       Тут из-за дверного косяка высунулась непричесанная голова Гельфанда и, морща выдающийся нос, возопила:
      - Русские идут!
      - А немцы, значит, отползают? - хмуро возразил Гудман.
       Савка, выскочив из монтажной, хлопнул меня по плечу:
      - Крепись, живчик: ты нам нужен!
      - Зачем?
      - Шеф подписался под агродробительный проект: реалити-шоу, двенадцать серий, все по-взрослому! И это только "пилотная" часть!
       Именно сейчас я обнаружил на его улыбающейся физиономии синий квадрат, как след от удара чем-то тяжелым. Поинтересовался:
      - Это у тебя откуда, Малевич?
      - Что? - Савка растерянно пошарил руками по лицу. Нащупал. - А, это? Бывает... Надин меня будильником припечатала. Но я не сломался о китайскую игрушку!
       Выяснилось, что француженке надоели Савкины идиомы в ее адрес. Сначала она стеснялась своего акцента, потом смирилась. Ее речь становилась все более экспрессивной:
      - Ты говорить, что я - неряшка? - возмущалась она, колотя тарелки.
      - Ряшка, ряшка, - отступал Савка, прикрываясь кухонным полотенцем.
      - Горбатыми правит могилка? - допытывалась Надин, швыряя в стену фарфоровое блюдо.
      - Чёрта с два! - внезапно противоречил Гельфанд. - Даже в гробу ты устроишь бардак!
       Обычно по утрам они мирились. Надин целовала Гельфанда в лоб и удивленно спрашивала:
      - Почему ты такой деревянный?
      - Зато нервы железные, - бурчал Савка, поворачиваясь на другой бок.
       Но на сей раз Надин громко чихнула спросонья, на что услышала:
      - Забрызгала мозгом пещеру?
       В ту же секунду пластмассовый будильник оставил глубокий след на челе сожителя.
      - Это она у подруги научилась, - признался Савка. - Теперь чуть что - нападает как Гитлер: без предупреждения.
       В эту минуту входная дверь офиса отворилась, и в коридор, хромая и охая, вошел художник Деревьев. Страдальческая гримаса омрачала его поэтический лик. Осторожно держась за стенку, он доковылял до нас и, даже не поздоровавшись, простонал:
      - Я проклинаю русских маргиналов!
      - А тебя-то за что? - заржал Савка.
       Выяснилось, что накануне Мишка Деревьев пил с приятелем в Можайске. Разумеется, не молоко. Утром стало понятно, что на обратную дорогу денег нет, и Мишка решил соригинальничать. Оделся в белый костюм-тройку, нацепил вызывающе блестящую бабочку, взял в руки шляпу и выступил в вагоне электрички с текстом, насыщенным ярким позитивом:
      - Дамы и господа! У меня все хорошо, прямо-таки отлично! Я - олигарх-миллиардер, владелец крупнейших в России нефтегазовых месторождений, и обязуюсь в этом году открыть для вас пять тысяч новых рабочих мест. Но для реализации данного проекта мне не хватает нескольких миллионов рублей. Подайте кто сколько сможет на благо нашей экономики!
       Пассажиры первых трех вагонов благосклонно улыбались, щедро одаривая попрошайку, но в четвертом его ждало глубокое разочарование: на входе он столкнулся с двумя "афганцами" в камуфляжной форме. Первый, упитанный верзила, держал в руках гитару, второй, безногий, двигался в инвалидном кресле-каталке. Объявив старинную афганскую песню, они затянули сорванными похмельем голосами:
      
       Много гор на войне я излазил
       Средь ущелий и прочих лощин,
       Вспоминая прекрасные глазья
       В глубине твоих кожных морщин...
      
       Говорят, что мошенники жестоки с конкурентами. Узрев Деревьева с полной шляпой денег, певцы прервали ораторию и решительно рванули навстречу процветающему нищему. Мишка промямлил "простите, я не вовремя" и попытался скрыться, но солисты настигли его в тамбуре. При этом у инвалида регенерировались обе конечности.
      - Они меня зачистили как матросы - буржуазию, - пожаловался Мишка. - И ведь ни одна падла не вступилась!..
       Вслед за ним в офис вошла секретарша Шефа Светка Карпина. Мрачно поздоровавшись, прошла на кухню, где принялась заваривать чай, время от времени восклицая: "Понаехали, блин!..". Её воинственный вид подчеркивал черный, как у американского десантника, берет. Я рискнул поздороваться.
      - Давно приехал? - тихо спросила она.
      - Только что.
      - Понаехали, блин! - повторила Светка, и пояснила: - Это я не про тебя. Моя соседка-азербайджанка месяца три назад открыла продуктовый магазин. Приходит ко мне и говорит: "Ты ведь в рекламе работаешь? Назови как-нибудь мой гастроном. Только ярко и необычно, чтоб народ заинтриговать". Ну, я и назвала. А она взяла, и разорилась. Вот дура!..
      - Название-то хоть приличное? - спрашиваю.
      - Еще бы: "Ислампродукт"!
      - Товары для шахидов? - уточнил Гудман, едва сдерживая смех.
      - Не остри, - нахмурилась Карпина. - Она, между прочим, вчера меня подстерегла и клок волос выдрала. Вот, полюбуйтесь! - Светка сорвала с себя берет и повернулась к нам затылком. - Сильно видно?
       Мы оценили масштабы потерь:
      - Да, в принципе, не страшно: отрастут...
      - Вам легко говорить, а у меня свидание сегодня! - сокрушалась Карпина.
       Вновь хлопнула входная дверь, и на пороге появился администратор Бекетов. Его голова была перебинтована; внешне он напоминал с трудом выжившего в лесу партизана. Мне стало смешно:
      - Толик, что стряслось?
      - Высокие мечтанья наказуемы, - философски изрек он.
       Выяснилось, что Бекетов пострадал на эскалаторе метрополитена. Ехал себе вниз, но внезапно узрел прекрасную девушку, двигавшуюся в противоположном направлении. Ее неземная красота потрясла Толика; он подался всем корпусом вперед, вытянув шею, дабы лучше рассмотреть незнакомку, но уже в следующую секунду разбил головой стеклянный плафон.
      - А она даже не заметила, - скорбно вздохнул Бекетов. - О, женщины, вы все самовлюбленны.
      - А ты не кобелируй в транспорте повышенной опасности, - поучительно изрекла Светка.
      - Главное - мозг не задет, - рискованно резюмировал Деревьев.
      - Это ты о чем? - прищурился Толик, надвигаясь на художника, но Гудман вовремя встал между ними:
      - А ну, брейк! Дружеский мордобой - после совещания.
       В ту же секунду со второго этажа послышался энергичный голос Шефа:
      - Господа, прошу всех ко мне!
       Такой очаровательной компании молодых инвалидов я еще не встречал. Каждый нес на себе тяжкий груз трагизма. Деревьев вздыхал, Бекетов покрякивал, Карпина громко сопела, и только Гудман подобно Ахиллу, возглавлял шествие, с достоинством выпятив объемный живот. Он еще не знал, что тем же вечером больно ударится им в темноте об угол кухонного стола...
      
       СПОНСОРИАДА
      
       Баба Яга Советского Союза страшно материлась. В этом деле ее полностью поддерживали Кощей Бессмертный и подводное чудовище. Поэтому актера Георгия Милляра правительство не отмечало пышными наградами. КГБ было в курсе, что актер - гомосексуалист, и к тому же тайно ведет матерный дневник. Он открывался вопиющим афоризмом "а вот слона-то я не приминьетил". Далее на букву "а" следовало слово "ананизм" с не менее гадким определением. Правда, к концу жизни старик Похабыч остепенился: женился на соседке по коммуналке и даже дал пару интервью советской прессе, где воспел руководящую руку партии в деле постановок русских сказок. Интервью целиком состояли из мата, но начальство об этом не узнало: журналисты профессионально поработали над их адаптацией...
       Ада Цюруповна Цейтлер жутко ненавидела мужиков и тоже материлась. Что, в принципе, естественно: ведь мужчины ничего хорошего для нее не сделали. Например, с детства обзывали "центнером". Дразнили, кстати, несправедливо: к пятнадцати годам Ада весила не более пятидесяти килограммов, и это - при двухметровом росте! Злобный Гельфанд называл её "сама себе Освенцим". Однако Шеф отзывался о ней поэтично: "женщина, высокая во всех смыслах". Загадочные смыслы улавливал только он.
       Войдя в начальственный кабинет, мы выстроились в одну шеренгу как солдаты перед главкомом. Шеф откашлялся и сурово произнес:
      - Совещание будет кратким. Ада вам все поставит, и вы приступите. Для начала - файл знакомства. Раскрепоститесь и не бойтесь откровенности.
       Мадам выдвинулась в сторону Гудмана, нависая над ним, как Пизанская башня:
      - Кто вас просил раскрепоститься до такой степени?
      - Александр Второй, - мрачно ответил Левка.
      - Я ценю в работе страсть и увлечение, - заявила Ада.
      - Глубокое увлечение чревато отцовством, - изрек оператор, и все его зауважали.
       Ада сделала рукой дирижерский жест: "сняли проблему". Металлическим голосом сообщила:
      - У нашего проекта серьезный спонсор. Задействованы мощные средства. Результат должен соответствовать вливаниям. Я не потерплю самодеятельности и пьянства. - Потом подошла ко мне и, наклонившись, строго спросила: - С водкой дружите?
      - Приятельствую, - уклончиво ответил я.
      - И это - сценарист! - возмутилась она. - Ну-ка, приведите мне синонимы слова "голова"!..
      - Чан, бубен, череп, дыня, тыква, репа, шарабан, чайник...
      - Прекратите! - взревел Шеф, гневно раздувая ноздри. - Где вы только черпаете свой лексикон?
      - В справочнике хамства и словаре оскорблений, - говорю.
       Ада подошла к Гельфанду и посмотрела на него так, что тот сразу объяснил:
      - Врачи вынудили меня родиться...
      - В чем ваше основное достоинство? - не унималась дама.
      - Набеги начальства не совпадают с периодами моих запоев, - весело сформулировал Савка.
       Особый интерес начальницы привлек Мишка Деревьев. Задумчивое выражение его лица симулировало интеллектуальный процесс.
      - А вы, значит, - художник? - улыбаясь, спросила Ада.
      - Я вижу то, что кроется внутри, - продекламировал Мишка.
      - Вы закончили институт?
      - Нет, - растерялся Деревьев, но тут же взял себя в руки и со значением добавил: - зато - с отличием!
       Светку Карпину трясло. Даже Аде стало ее жалко:
      - Не надо меня бояться.
      - Правда? - заулыбалась Светка.
      - Да, блядь! - подтвердила Ада, чем ввела Карпину в глубокий ступор.
       Бекетов смотрел на Цюруповну с нарочитым презрением. На вопрос "чем вы занимаетесь", отчеканил:
      - Все здесь зиждется на мне!
      - Да что вы говорите? - вскинула брови Ада, собираясь убить Толика пустячным аргументом, но Бекетов ее опередил:
      - Я - один из недотравленных вами гениев.
      - Вы кого-нибудь любите помимо себя? - издевалась режиссерша.
      - Давайте лучше о ненависти, - выпучивая глаза, ответствовал Толик.
      - Согласна, - отступила она. - Вот единственный профессионал. - Потом прошлась вдоль шеренги: - Тема реалити-шоу - адаптация жителей мегаполиса в условиях глубинки. В двухстах километрах от Москвы спонсор нашел деревню.
      - Прямо Колумб, - съязвил Гудман.
      - Не ерничайте, - осадила его Цюруповна. - Первая серия проекта посвящена знакомству с персонажами и введению зрителя в курс тематических условий. Хронометраж - пятьдесят две минуты. - Она обратилась ко мне: - Это я вам говорю. Главная сложность - в подаче рекламного блока. В каждой серии, помимо генерального спонсора, будет фигурировать один из его партнеров. В первой части - производитель моющих средств. Евгений, ваши мысли?
      - Логично, - говорю, - пусть участники шоу приведут в порядок дом. Кстати, в каком он состоянии?
      - Жить можно, - отмахнулась режиссерша. - Завтра в восемь утра я познакомлю вас с участниками шоу.
      - Рановато, - открыл торги Гельфанд.
      - Вам еще не поздно уволиться, - иезуитски улыбнулась Ада, обнажив ряд лошадиных зубов.
      - Мое присутствие тоже обязательно? - робко спросила Карпина.
      - Нет, мое сокровище. Оно необходимо! Кому я надоела - тот свободен до утра.
       Сотрудники ринулись к выходу, как разгоряченные банщики из парилки. Шеф меня задержал:
      - Евгений, останьтесь: вам же негде жить...
       Я подумал, что он хочет предложить мне поселиться в его кабинете, но Шеф достал из кармана ключи:
      - Это от моей второй квартиры на Ботаническом. Только прошу: пейте умеренно. Кстати, как у вас с никотином в крови?
      - Всосался, - отвечаю. - Я - кентавр курения. Но если что - могу и не взатяжку.
      - Ладно, курите, - сжалился Шеф. - Только на лестнице, - и записал на бумажке адрес. - Поезжайте и обустраивайтесь.
       Гудман ждал меня внизу, потирая руки:
      - С новосельем! Обмоем это дело?
       Из кухни немедленно выплыли Гельфанд, Бекетов и Деревьев, и хором резюмировали:
      - Законно!
      - Я не жмот, - говорю, - но денег мало, - на что услышал:
      - Подкинем!
       Пришлось уступить.
       Доехали на Левкиной машине, по дороге обсуждая Цюруповну:
      - Разве это женщина? - возмущался Деревьев. - Это же сплошной карательный орган!
      - Я слышал, ее кто-то наследства лишил, - сообщил Гельфанд.
      - Уж лучше бы - девственности, - злобствовал Бекетов.
      - У страдающих комплексом неполноценности всегда найдутся претензии к генетикам, - умничал Гудман, поясняя: - перед пьянкой меня тянет на анализы...
       Квартира была на первом этаже. Ознакомившись с ландшафтом, я пришел к выводу, что жить вполне можно, невзирая на сырость. Правда, кухня была маленькой, а комната напоминала тесный вольер, зато - бесплатный. Из мебели наличествовали шкаф, диван, стол и пара стульев. Из техники - первый "Пень". В кухне догнивал старый советский гарнитур. Стены квартиры, обклеенные выцветшими розовыми обоями, кое-где покрылись зеленой плесенью. В правом углу комнаты под потолком притаился серьезных размеров паук. Гудман его одобрил:
      - Полезная тварь. Так что одиночество тебе не грозит.
      - И мухи тоже, - говорю. - Буду с ним дискутировать по ночам.
       Гельфанд нетерпеливо наполнил рюмки:
      - За проект, мужики! Чем низменнее замысел, тем выше оплата!
       И разве можно с ним не согласиться?
      
       АТАКА КЛОУНОВ
      
       Бекетов похотливо утверждал:
      - Красоту спасет "кир"! - и предъявлял фотографии своих любовниц. Их образы были чудовищны: мне уж точно столько не выпить...
       Ада рассадила нас полукругом в большой студии. Предупредила:
      - Участники шоу утверждены мной. Каждый из них по-своему прекрасен. Так что любое издевательство я буду воспринимать как личное оскорбление. Начнем с мужчин. - И махнула рукой Бекетову: - Впустите первый номер!
       Однажды над одним из салонов я увидел неоновую надпись: "Судия красоты". Понятно, что буква "т" перегорела, придав вывеске неожиданный философский оттенок. Где царит красота - там правит вкусовщина.
       В помещение вошел длинный патлатый парень в черных джинсах и красном свитере - весь какой-то неловкий, как случайная отрыжка. Поправив круглые, как у Гарри Поттера, очки, представился:
      - Викторль.
      - Кто? - не выдержал я.
      - Менеджерль. - У него был явный дефект речи.
       Я вопросительно посмотрел на Цюруповну. Та сделала приглашающий жест:
      - Расскажите о себе.
       Патлатый откашлялся и, гордо взмахнув пшеничной гривою, сообщил:
      - Моя мама - дирлектроль, папа - замминистрля, а я - главный менеджерль в суперльмарлькете.
      - Кто будет его дублировать? - спросил я Аду.
      - Никто. В его речи есть пикантная изюминка, органика, живинка. Или вы - против?
      - Заики тоже органичны, - говорю, - а глухонемых вообще не унять!
      - Мой папа - спонсорль, - весомо произнес патлатый, сморщился, и стал похож на престарелого Леонардо ди Каприо.
       Ада одарила меня взглядом могучей амазонки, победившей агрессивную обезьяну:
      - До сих пор сомневаетесь?
      - Куда уж там! - сдался я. - Отныне слышен голос Цицерона!
       Следующий персонаж - коротко стриженый брюнет - ворвался в зал и, приняв гамлетовскую позу, торжественно изрек:
      - Я - Бронислав из таксопарка, и мне ни холодно, ни жарко!
       Левка отреагировал блестяще:
      - Я - Гудман, буду вас снимать, но мне на это наплевать!..
       Бронислав покрылся красными пятнами: его эффектное появление разбилось об операторский цинизм. Зато возникла Ада:
      - Не прессуйте героя, нам с ним еще работать!
       Броня рассказал, что с детства отличался болезненной принципиальностью, и по жизни вел себя как комок нервов и моток соплей. К примеру, постоянно писал правду на заборах. Оперируя популярным понятием "козёл", награждал этим эпитетом "ментов" и соседей, начальников и чиновников. Неделю назад Бронислава возмутил тот факт, что у подъезда его дома провалился асфальт. Отныне Броня рисковал разбить впотьмах свою любимую машину. Рискующий обратился к начальнику ДЕЗа Косолапову с просьбой прислать рабочих и заасфальтировать яму, на что Косолапов ответил матерной бранью. Ничуть не расстроившись, Броня купил банку белой краски и под покровом ночи написал на асфальте "Косолапов - козёл". Наутро соседи согласно кивали ему в ответ, но уже к полудню меланхоличный гастарбайтер закрасил вербальный крик души такой же белой краской. Оценив Косолаповское коварство, правдолюбец вооружился красной краской, и на уже готовой грунтовке каллиграфическим почерком вывел "Путин - примат". Всепобеждающее учение Дарвина вызвало истерику у начальника ДЕЗа, и тем же утром дорога была покрыта новым асфальтом.
       Эта история не понравилась режиссерше.
      - Президента трогать нельзя, - сурово отчеканила она. - Ну, а чем вы вообще дышите?
      - Мечтаю принять ислам, - шокировал Броня.
      - Зачем?
      - Привлекает перспектива, что после смерти в раю меня будут ждать семьдесят две фурии...
       Третьим участником оказался знакомый персонаж из Смоленска, достойный отдельного повествования. В середине девяностых полгорода было помечено словом "Санбой". Стас Кафорин называл себя "солнечным мальчиком" и страдал шизофренией. Аристократическая болезнь давно победила Кафоринский рассудок, но Стасик верил, что он - звезда шоу-бизнеса. Носился по улицам, размахивая белой простыней и выкрикивая песни собственного сочинения. Певца отлавливали прохожие и сдавали в милицию, откуда он логично отправлялся в клинику на попечение доктора Уколова. Говорящая фамилия врача в комбинации с медикаментами за полгода преображали "Санбоя" в Стасика по кличке "Кефир". Излечившись в очередной раз, Стасик обнаружил в себе силы марафонца, и решил дойти до Парижа спиной вперед. Поистине, шизофрения не знает границ. Однако Брестские таможенники были иного мнения. Надругавшись над самой идеей спортсмена, они заявили, что бегуну не нужно даже разворачиваться, чтобы "пиздовать обратно". Кефир обиделся и затаился у границы, а ночью переполз на польскую сторону, накинув на спину коричневое одеяло, украденное в магазине "Вояж". Вскоре ему рукоплескали Варшава и Гданьск, Берлин и Зальцбург. В Париже он встретил русских туристов и отметил с ними в пабе финал своего марафона. Соотечественники не знали, что Кефиру опасно наливать. Стасик разбушевался после второй кружки пива.
      - Моча! - заявил он. - И ради этого я раком преодолел тысячу километров?..
       Собутыльники напряглись, предчувствуя неуместный скандал. Дабы избавиться от непредсказуемого спортсмена, дали Стасику денег. Ползун-марафонец одарил их презрительным взглядом, но валюту взял. В ближайшем веломагазине приобрел велосипед, и в пьяном виде поехал на Восток. В Париже он даже не заночевал.
       Зато в Праге на одной из центральных улиц столкнулся с Вацлавом Гавелом. Точнее, с его автомобилем. Президент Чехии не на шутку испугался, представив, что может написать демократическая пресса: "Гавел давит людей!", "Русский рекордсмен попал под колеса государственной машины!"...
       Несчастный Гавел собственноручно вытащил Кефира из-под бампера своего "Порше" и сочувственно спросил:
      - Я могу чем-то помочь?
      - Машиной! - нагло заявил пострадавший, и тут же стал обладателем президентской тачки.
       Иногда дуракам везет, но в данном случае Кефир сам довез себя до Смоленска, и даже пограничники отдали ему честь: ведь машина была снабжена дипломатическими номерами!
       Спустя сутки после триумфального возвращения Стасика родной город был испещрен автографами триумфатора: "Гавел и Санбой - мачо и ковбой". Смоляне хихикали, милиция стонала. В квартиру Стасика зачастил участковый, но Кефир не открывал: по дороге на родину он затарился продовольствием. Когда же запасы истощились и на горизонте замаячил призрак блокады, Кафорин прокрался к гастроному, где и был схвачен персоналом в момент поедания израильской редиски. Денег у едока не оказалось, и вызванный наряд милиции резонно отправил голодающего в объятия гостеприимного доктора Уколова.
       Подлечившись, Стасик проклял простыню и прочие постельные принадлежности, зато возлюбил телевизор. Он знал поименно всех персонажей сериалов и реалити-шоу. Утверждал, что лично знаком с каждым из них. Однажды, узрев по "ящику" рекламу о том, что на телевидении набирается команда для новой программы, ему удалось дозвониться до Ады и впечатлить ее рассказом о путешествии в Европу и столкновении с Гавелом. Ада пригласила Кефира в Москву, и тот незамедлительно нарисовался.
       Я даже застонал от ужаса:
      - А этот зачем?
       Кефир сделал вид, что меня не заметил. Он считал, что до неузнаваемости изменил внешность. Если раньше Стасик выглядел как панкующий гопник, то теперь маскировался под стильного оборванца. Дырявые джинсы и мятую ковбойку дополняла грязно-бежевая широкополая шляпа. В зубах торчал огрызок спички.
      - Что это за рубище? - поморщилась Светка Карпина.
      - Это не рвань. Это - ретро! - пафосно парировал Кефир. - Кстати, сегодня ночью я написал новую песню.
      - Любопытно, - оживилась Ада.
       Сочинитель принял морозоустойчивую позу и завыл:
      
       По морю плыли водолазы,
       Они просто кишат по волнам,
       А ты кричала и брыкалась,
       И говорила "я тебе не дам!.."
      
       После столь сурового заявления певец отпрыгнул на метр назад и заверещал как перепуганная мартышка:
      - И тут барабанщик такой: ты-дыщ! "Света-а! Ты - королева минета! Света-а!.." Ты-дыщ! Тыгы-дыщ!
      - Межконтинентальный псих, - поставила диагноз Карпина.
      - Неправда, - возразил Санбой, прервавшись, - я - мистер "Вау" - 2006, яркий Смоленский самородок.
      - Самовыродок, - уточнила Светка. - "Сволочь года" - вот твое звание!
       Ада произвела руками разводящий жест рефери:
      - А ну стоп! Стасик, что вы еще умеете?
      - На днях вступил в общество шаманов, и уже многому научился. Не верите? Чем доказать?
      - Тресни в бубен, вызови дождь, - предложил Гудман.
      - Спасибо, Стас, - резюмировала режиссерша. - Встретимся на съемках. - И с негодованием обратилась к нам: - Откуда эта пещерная ксенофобия? От зависти к таланту и красоте?
      - Среди уродов встречаются яркие харизматики, - философски заметил Бекетов.
      - Перейдем к прекрасному, - издевательски улыбнулась Ада. - Первая участница, прошу!..
       В зал, повиливая бедрами, вплыла высокая блондинка. Тряхнув крашеной гривой, представилась:
      - Вася.
      - А я - Петя, - съязвила Карпина.
      - Василиса, - уточнила девица, бросив на Светку презрительный взгляд.
       Василиса была дочерью отставного генерала ФСБ. В своем отделе ее папаша слыл трудягой. Его трудоголизм сменялся продолжительными запоями. В пьяном виде он любил просвещать дочь изнурительными политинформациями:
      - Америка есть, - говорил он, неизменно уточняя: - пока есть. Но мы тоже развиваемся и однажды удивим этот мир. Должны же мы хоть чем-то поразить Вашингтон! Хотя бы ракетами...
       Однако, Василиса не питала ненависти к Новому Свету. Напротив, ее прельщала красивая жизнь, творящаяся в клубах. Однажды Вася познакомилась с модельером Поздеевым и, лишившись с его помощью невинности, поняла, что деньги и постель - две вещи совместимые. Поздеев ввел свою пассию в модную тусовку, где Василиса тут же окрутила молодого банкира Щупова. Банкир втрескался не на шутку и устремился в ювелирный салон. Золотые кольца и колье с бриллиантами посыпались на юную светскую львицу со щедростью манны небесной. Ее фигура стала напоминать ходячую сокровищницу нибелунгов. Модельер бесился и устраивал истерики.
      - Вот увидишь, я тебя брошу! - предупреждал он.
      - Как? - меланхолично вопрошала Вася.
      - Об пол!
       Спустя неделю он был отомщен: юное создание встретило солидного нефтедобытчика Карманова. Нефтяник воспылал к Васе взрослой отцовской любовью, в то время как незрелый банкир впал в отчаяние: его бросили впервые - обычно все происходило с точностью до наоборот. Щупов нанял частного детектива, но разглядывание идиллических фотографий удовлетворения не принесло. Тогда он подстерег Васю в подъезде ее дома, затолкал в лифт и, остановив его между этажами, устроил мужской стриптиз. Однако, молодое тело владельца банка не возбудило красавицу. Львица рассвирепела и порвала ревнивцу мошонку. Приехавший по вызову наряд скорой помощи застал магната стоящим в дверях лифта со спущенными штанами. Его левое яйцо буквально висело на ниточке, всякий раз подпрыгивая от всхлипов своего обладателя.
       Карманов оценил подвиг верной Василисы и заявил, что отныне будет раскручивать ее на телевидении. Встретился с Адой и настоятельно рекомендовал свое протеже, подкрепив вербальные аргументы материальными благами: с деловой встречи режиссерша уехала на новенькой "Тойоте".
       Карпина возненавидела Василису с первого взгляда:
      - Тоже мне, цветущая душа, - злобно усмехнулась она, - вся в плющах и традесканциях...
       Бекетов же - напротив: смотрел на блондинку, облизываясь, как дворняжка на сытный обед.
      - Ты что, по Ленинградке соскучился? - язвительно зашипела на него Светка. - Это же гламурная танкетка: о нее "Камазы" разбиваются!
      - Ты пристрастна, - отмахнулся Толик.
      - Зато ты - беспристрастный маньяк! - сделала вывод Карпина и надулась.
       Ада расплылась в широкой улыбке. Ее настроение неожиданно приподнялось, как фаллос у импотента.
      - Васенька, расскажите нам о роде своих занятий, - сладко пропела она.
       Блондинка пожала плечами:
      - Даже не знаю... Видите ли, у меня обширные связи.
      - Как метастазы? - вставила злая Светка.
      - Не завидуйте, это некрасиво, - осекла ее Ада.- Вы, между прочим, здесь сидите, а Вася вчера в клубе разделась с Ксенией Собчак!
      - До скелета? - издевалась Карпина.
      - Кого интересуют ваши опилки мысли? - вмешался Шеф, подавляя раздражение, как Брежнев - Пражскую весну. - Перестаньте, а то я сам вас прекращу!
       Василиса манерно прикрыла глазки и неожиданно сообщила:
      - Мое призванье - романтизм. Сегодня мне приснилась я.
       Тут даже Гудман не выдержал:
      - Неужели?
      - Да, - подтвердила она. - Среди яблоневых цветов в костюме Евы. А вам?
      - Ребристые поверхности Адама, - нахмурился Левка.
       Следующая дама - рыжая бестия в очках по имени Дина - заявила сразу:
      - У меня есть ажэпэ!
      - Что? - хором переспросили мы.
      - Активная жизненная позиция.
       Дина с детства любила историю и одноклассника Гену Халатова. Гена же Дину ненавидел, презирая ее тягу к образованию. Самого Халатова тянуло к портвейну и соседке Вале Печенкиной. Тогда Дина решила, что Карамзин, Костомаров и истфак МГУ гораздо лучше Халатова - тем более что поступление не составило для нее труда. Гена, между тем, бросил Печенкину с портвейном, влюбившись в водку и привлекательную прохожую, после попытки овладения которой сел в тюрьму за изнасилование. Дина же по окончании МГУ удачно устроилась на "Мосфильм" в качестве консультанта. Она давала советы режиссерам, костюмерам и художникам. Однажды уличила Татьяну Лиознову во лжи.
      - Таскать ваши костюмы - это полный отстой! - призналась Дина.
      - В смысле? - уточнила Лиознова. - Их никто не таскает. Висят в костюмерной...
      - Штирлица таскать костюм - еще куда ни шло, но Мюллера!..
       Лиознова обиделась. Позже выяснилось, что по фашистским канонам Штирлиц мог носить нашивку на рукаве, Мюллер же - нет, и "таскать" - это всего лишь "так сказать". Но режиссер об этом не узнала. За Диной закрепилось прозвище "Годзилла принципов". На почве исторической правды она могла построить всех, включая Феллини. Ее жесткость рождала шок и трепет. В порыве такого трепета Ада и пригласила Дину сняться в сериале.
      - Ваша твердость не даст нам распуститься, - констатировала Ада. - Нам необходимо держать...
      - ...таскать планку? - переспросила Дина.
      - Именно. - Она считала, что суровая двадцатипятилетняя леди широко раздвинет рамки интеллекта.
       Леди почему-то решила обратиться ко мне:
      - Ваше мнение: чем я сейчас занимаюсь? - Она как-то странно переминалась с ноги на ногу.
      - Проходите кастинг, - отвечаю.
      - Вы не наблюдательны. Слышала, что вы - сценарист, но за это вам таскать двойку. Я играю в шахматы.
      - С кем?!..
      - Не с кем, а - как. Левая нога - белые фигуры, правая - черные. Как думаете: кто выиграет?
      - Победит, - говорю, - Красная Армия.
       Шефу Дина понравилась. Пока мы пикировались, он загадочно улыбался, как нашкодивший шпион. Наконец, вышел в центр зала и вынес вердикт:
      - Простите, но я уважаю умных людей. Вот вы, Бекетов, когда в последний раз встречались с высоколобой девушкой?
       Толик, ненавидящий в женщинах ум, начал романтично:
      - Вчера виделся с одной...
      - Немедленно к врачу! - жестко прервал его Шеф и обратился к Дине: - Надеюсь, вы нас еще потрясете.
       Собственно, от нее нас уже трясло.
       Последним номером презентации героев стала мулатка по имени Анна-Лидия Вега-Серова. Это была девушка с хорошо развитой мускулатурой, похожая на гигантскую амфору. Пройдя мимо нас, она оставила за собой шлейф аромата французских духов, смешанных с крепким запахом мужского пота. Вероятно, так пахнут скаковые лошади; впрочем, я - не наездник.
       Папаша Анны-Лидии, Марко Вега, работал в Кубинском посольстве, но его дочь была внебрачным ребенком, перед которым отец испытывал неизгладимое чувство вины. С самого детства девочку дразнили скунсом: от нее вечно исходили неприятные запахи. Физкультуру она не посещала, в субботниках не участвовала, и даже девственность утратила в подъезде, отдавшись пьяному ухажеру, начисто лишенному обоняния. В институт не поступила. И тут в Россию приехал отец. Отыскал дочь, обнял и даже не поморщился. Пригласил в ресторан. Там же волею судеб познакомился с Адой и "сосватал" дочку в реалити-шоу. Режиссерша призналась, что ей как раз не хватало экзотического персонажа в кадре:
      - Вы привнесете необузданность природного духа, - улыбалась она, стараясь не отворачиваться от мулатки.
       Мулатка привнесла. Нам пришлось достать из карманов носовые платки. Цюруповна сделала глубокий вдох:
      - Знакомьтесь: Анна-Лидия, амазонка мегаполиса. Поделитесь с нами своими талантами!
      - Люблю астрономию,- начала делиться амазонка. - Купила телескоп, глянула в небо, и чуть с ума не сошла!..
      - А еще? - допытывалась Ада.
      - Обожаю походы. Как-то раз пошла и заблудилась...
      - В ней есть живая органика, - одобрительно кивнул Шеф и переспросил у Гудмана: - вы не находите?
      - Витает в воздухе, витает, - двусмысленно поддержал Левка, после чего Шеф громко хлопнул в ладоши:
      - Всем спасибо, можете идти! Евгений, задержитесь...
       Я ощутил себя Штирлицем.
       Когда зал опустел, Шеф подошел ко мне и, подмигнув, сурово изрек:
      - Вы видели участников? А теперь призовите креативность и включите вдохновение. Общая идея шоу - возрождение русской деревни.
      - Разве она возрождается? - опешил я.
      - Это - дело будущего, национальный проект, - раздраженно уточнил Шеф. - Наша задача показать деревню так, чтобы в нее влюбились и влились душой миллионы телезрителей. Откройте газету!
       Он взял со стола свежий номер "Комсомолки", протянул мне. На второй странице было написано: "Полперд президента отчитался за положение в деревне".
      - Теперь вы в курсе? - оживился Шеф.
      - Надеюсь, докладчик уже в тюрьме? - спрашиваю.
       Шеф хотел ответить что-то резкое, но в зал ворвалась возбужденная Карпина:
      - Илья Денисович, вам бумага от спонсоров!
      - Они согласны? - заинтересовался Шеф.
      - Даже и не знаю... Прямо неудобно цитировать...
      - Что это значит? Озвучьте!
       Светка смущенно прочла: "Готовы на ваши условия, невзирая на сумму, это просто для нас вы - гондон..."
      - Что?! - взревел Шеф, багровея и подхватывая челюсть. - Дайте сюда!.. - Пробежал глазами текст и вскипел еще больше: - Здесь написано "выгодно"! Видите? "Вы-год-но"!.. - Он звучно отсморкался. - Читать разучились?..
      - Там от руки, неразборчиво, - оправдалась Светка.
      - Идите, - махнул рукой Шеф. - А вы, Евгений, напрягитесь. Спонсоры первой серии только что подтвердили свое участие. Моющие средства любите?
      - Да я на них женат!..
      - Введите в сценарий мысль, что чистота - залог здоровья. Средство называется "Стирашка". Придумайте приличный слоган. Лучше в рифму. Что вам первое приходит в голову?
      - Какашка, - говорю.
      - Не петросяньте!
      - Они бы еще Европу зарифмовать предложили...
      - Циник, - сделал вывод Шеф, смиренно вздыхая. - И все равно: подумайте, а завтра в девять сдайте сценарий и поезжайте с Гудманом смотреть натуру. Здесь недалеко, двести километров. Вы же не против?
       Попробовал бы я возразить...
       В коридоре бесновался Бекетов:
      - Вы лицезрели этих мужиков? Это же три нетопыря!.. Атака клоунов!..
      - Девки не лучше, - морщилась Карпина. - Стерва, лярва и оторва! Или они тебе понравились?
       Толик предпочел отмолчаться. Заметив мою мрачность, спросил:
      - У тебя проблема?
      - Именно. Ищу яркую рифму на слово "Стирашка".
      - Какашка, - резонно предложил Бекетов.
      - В том-то и проблема, - отвечаю.
      - Тогда - кондрашка, - подсказала Карпина.
      - Это - порошок, а не полоний.
      - Тебе не угодишь, - надулась Светка. - Думай сам!
       Гудман посоветовал тельняшку, промокашку и, почему-то, мартышку. Гельфанд, жующий курицу, настаивал на "ляжке". Деревьев вспомнил о подтяжках. Коллективная немощь заставила меня забраться в дальнюю комнату, где, сидя у окна, я принялся мучительно перебирать варианты. В голову лезли мордашки, двойняшки и прочие мультяшки. В принципе, с таким суффиксом бороться бесполезно, и я решил отделаться малой кровью. Написал: "Белоснежными рубашки будут только от "Стирашки". Получилось грубо, но наметилась хоть какая-то мысль. Я поднялся в кабинет Шефа, прочел ему двустишие.
      - А остальное белье? - спросил он. - Где наволочки, штаны и полотенца?
      - Они плохо рифмуются.
      - Например?
       Мозг выдал экспромт:
      - Полотенца и рубашки белоснежны от "Стирашки"!
      - А где наволочки? - настаивал Шеф.
      - В химчистке.
      - Не разводите клоунаду!
       Решив не испытывать судьбу, я поспешно ретировался, но, выходя из офиса, столкнулся с Адой.
      - Что это вы намылились? - прищурилась она.
      - Уже смываюсь, - говорю. - Мне проще работать в одиночестве.
       Цюруповна цепко прихватила меня за локоть:
      - Я требую наличия реалий.
      - Нищета и разруха подойдут? - спрашиваю.
      - Что за неуместные репризы?! - возмутилась режиссерша. - Мне нужна адаптация молодежи к суровым условиям деревенской зимы, трансформация индивидуумов!
      - Трансформирую, - пообещал я, и был отпущен...
       ...Тусклое солнце лениво плавало в грязных простынях ноябрьских облаков. Раздраженные прохожие лавировали между лужами, уклоняясь от редких капель дождя, как гангстеры - от пуль. У "Макдональдса" на Третьяковской страшный клоун раздавал воздушные шары, шокируя маленьких детей. Они шарахались от него, как от террориста.
       Цирк прекрасен тем, что с обманчивой легкостью раздвигает рамки человеческих возможностей. Но даже он перестает быть искусством, когда среди коверных идет подковерная борьба за выживание.
      
       ЯЙЦА ПО-ЧЕЛОВЕЧЕСКИ
      
       С женщинами можно спорить лишь, когда ты неправ: будет хороший повод извиниться. С ними вообще бесполезно настаивать на своем. Помню, договаривался о встрече с одной из представительниц рекламодателя. Предлагаю:
      - Давайте встретимся на Баррикадной в центре зала. Я невысокого роста, в черном плаще и очках, как у Гарри Поттера.
      - Ой, это сложно! Лучше запомните мои приметы, будет гораздо проще.
      - Хорошо, - соглашаюсь. - Как я вас узнаю?
      - Представьте себе женщину-пегаса!..
       Мы так и не нашли друг друга...
       ...Надин позвонила часов в пять:
      - Женья, приезжай, я в шопе.
      - В магазине?
      - В полной шопе!
      - Позови Савку, - говорю, - он же тебе почти муж.
      - Не хочу его слышать!
      - Прости, у меня горит сценарий. Чем тебе Савка не угодил?
      - Он окуевает от издатости своего нефибенства!
      - Ого! - восхитился я. - Зато усовершенствовал твой русский: даже я так не умею.
      - Он перевернул тормашки моих восприятий! - бушевала Надин. - Приезжай, Женья! Друг узнается в биде!
      - Убедила. Что случилось?
      - Мы гулять с подружка. Теперь она в мусорке.
      - Где?
      - Описянник! Тюрьма! Сажать!..
      - В милиции, что ли?
      - Уи, уи! Арбат! Отделение пять!..
       Я вспомнил, что однажды уже отдыхал за решеткой из-за отсутствия регистрации. Повторять ситуацию категорически не хотелось. Надин, между тем, не унималась:
      - Берту хотеть грабить. Она уметь борьба и ударить вора в яички!
      - Всмятку?
      - Вполне по-человечески. А тот вызвать мусорку. Говорить, что он - крутой. Я ничего не понимать!..
      - Деньги ментам предлагали? - спрашиваю.
      - Зачем деньги?
      - Взятку, - объясняю, - взятку! - Мне, действительно, не хотелось ехать.
      - Это есть преступка и коррупсьон! - возмущенно констатировала Надин. - Ты толкать меня в тюряжку?
      - А ты попробуй, - убеждаю, - попытайся. Дай им пару тысяч рублей. Поможет, вот увидишь. А потом перезвони.
       Я положил трубку. Походил по комнате. Все-таки неприятно обнаружить в себе труса. Минут десять я нарезал круги по комнате, пока, наконец, вновь не зазвонил телефон. Надин восторженно сообщила:
      - Ты - Генка!
      - Кто?
      - Гениалка! Мы выйти из мусорки и ехать к тебе. Встречай на Бодуническом!
      - У меня времени нет! - взмолился я.
      - Будем через полчаса!..
       Короткие гудки не оставили мне шанса отвертеться.
       На станции "Ботанический сад" было полутемно. Здесь вообще постоянные проблемы с иллюминацией. Впечатление, будто Чубайс лично выкрутил половину лампочек из-за непогашенного долга.
       Надин выскочила из электрички, ведя за руку пухленькую брюнетку среднего роста. Она буквально тащила ее ко мне, рискуя оттянуть ей руку. Подбежав, затараторила:
      - Менты целый час травили бабайку!
      - Байки, - уточнила пухленькая.
      - Уи, - подтвердила Надин. - Они говорить, что Берта - бандюжка!
      - Бандитка, - поправила ее брюнетка.
      - Вымогашки! - не унималась Надин.
       ...Родители Берты эмигрировали в Германию двенадцать лет назад, когда их дочери было пятнадцать. Они поселились в Мюнхене; здесь же Берта окончила колледж, после чего поступила в Берлинский университет на факультет журналистики. После защиты диплома ей удалось устроиться работать на телевидении, где несколько лет она ассистировала "звезде" ток-шоу Кэтрин Вельт. Кэтрин была вздорной истеричной блондинкой, всюду подозревающей заговор конкуренток. Однажды, опаздывая на программу, шоу-дива подавилась жевательной резинкой. Несчастную Кэтрин доставили в клинику, а Берте доверили спасти эфир. Случай, который нельзя упускать, Берта использовала блестяще. Молодую ведущую заметил медиамагнат Бруно Кальт, и предложил создать цикл передач о современной России.
      - Твоя родина стремится к советскому реваншу, - скорбно сообщил он, доставая из деревянной коробки толстую сигару и мечтательно нюхая ее. - Русские недра полны ресурсов, но агенты КГБ используют их в своих целях.
      - Я давно не была в России, - предупредила Берта.
      - Тем лучше, - кладя сигару обратно в коробку, резюмировал магнат и поинтересовался: - вашу семью пытали в КГБ?
      - Нет.
      - Жаль, - искренне огорчился Бруно Кальт. - Но хотя бы вербовали?
      - Если принудительное вступление в комсомол считать вербовкой... - начала Берта.
      - О! Комсомол! - оживился босс. - Это превосходно! Патриотизм на грани безумия: Зоя Кошевая!
      - Космодемьянская, - уточнила Берта.
      - Именно, - согласился Бруно. - Кузьма Демьянский. Партизан и агент КГБ! Ваша задача погрузиться в атмосферу новой России, понять и измерить ее потенциал.
       Так Берта оказалась в Москве: с умом, но без аршина. Поселилась в гостинице "Измайлово". Там ночью ее укусил клоп, и тогда Берта решила снять квартиру. Это оказалось непросто: цены были вдвое выше, чем в Берлине. И тут она познакомилась с Надин. Это случилось в универмаге, где Берту попыталась обсчитать кассирша. Зоркая Надин, стоявшая рядом, увидела, что вместо тысячи рублей покупательнице дают девятьсот, и расшумелась. Вопли француженки поведали Берте о богатом сексуальном опыте кассирши и ее родственников. Выйдя из магазина, девушки разговорились. Надин притащила новую знакомую к себе на Кутузовский, а уже к вечеру договорилась с соседями об аренде их квартиры. Берту восхитила способность Надин к выживанию в агрессивной среде. Француженка пообещала провести для нее курс адаптации...
       Моя новая обитель потрясла Берту:
      - Как ты здесь живешь?
      - Мы купить тебе отличную гадость, - сообщила Надин, выставляя на кухонный стол бутылку портвейна.
      - У меня и закусить-то нечем...
      - Будешь вегетарианец. Никого не есть, но пить все подряд.
      - У меня сценарий, - отнекиваюсь. - Ничто не заставит меня напиться!
      - А трезвость?
       Пришлось поддержать компанию. Надин выпила, даже не поморщившись. Заявила:
      - Я хотеть вас знакомить. Берта недавно приехать в Россию. У нее нет бойфренда. Ты можешь подходить.
      - Вряд ли. Неся такую ответственность, могу надорваться.
      - Но ты ее уже спас! - напирала Надин.
      - Наше воровство, - уточнил я, - зиждется на государственных интересах. Я же - далеко не герой. - И постарался перевести разговор на общие темы: - Берта, как тебе Москва?..
      - Как Европа, - ответила она, - много дорогих витрин. Правда, нищих еще больше. И бродячих собак. У нас такого нет.
       Мне стало неловко. Не оттого, что иностранка, пусть и русского происхождения, задела мою гордость: скорее, от бессилия что либо изменить. Захотелось сказать какую-нибудь патриотическую грубость, но тут в комнате зазвонил телефон. Это был Гельфанд:
      - Надин у тебя?
      - Да.
      - Трахни ее от моего имени.
      - Что?!
      - По голове! Она тут такое устроила! Одноразовые тарелки порвала, вилки пластмассовые поломала! Оставила на столе оскорбительную записку...
      - Что пишет? - спрашиваю.
      - "Попиздовал как грузовик, а мог бы, гад, окончить ВГИК!.." Каково? - свирепствовал Савка.
      - По-моему, гениально.
      - Позови ее!
       Я вручил трубку Надин, а сам вернулся на кухню. Разлил по стаканам остатки вина. Берта нашла в столе сухое молоко и яичный порошок. С сожалением заметила:
      - Жаль, у тебя нет яиц...
      - Я, - говорю, - вообще бесхребетный.
      - Тебе омлет как сделать?
      - Как хочешь. Только гуманно.
      - Надин сказала, ты - писатель?
      - Она так считает. Но - только она.
      - Дашь почитать?
       Я порылся в сумке, что стояла в коридоре, нашел диск с файлами:
      - Тебе не понравится: много мата.
      - А вдруг?.. Я могла бы разместить это в Интернете.
      - Там и без меня матерщинников полно...
       Ужин прошел под непрерывный монолог француженки. Надин возмущалась поведением русских мужиков. Потом вдруг засобиралась: "не могу, когда Савка там один". (Чем не русская жена?) А у меня шепотом спросила:
      - Можно Берта оставаться?
      - Зачем?
      - Ноу комментс... - И ушла.
       Мне стало неловко. В мои планы не входило развлекать иностранок, но Берта сама спасла положение: подошла и, обняв, тихо сказала:
      - Надин утверждает, что в России много талантливых неудачников. А ты такой несчастный...
       Дальше все произошло само собой: настолько буднично, что обшарпанная кухня явилась органичной декорацией нашей близости...
       Прежде чем уйти, она смущенно улыбнулась:
      - Ты не подашь на меня в суд за домогательства?
      - Подам, если не скажешь рифму на слово "стирашка".
      - Каталажка.
      - Ты все о том же... Тебя проводить?
      - Не надо. Я поймаю такси.
      - Смотри, опять не попадись.
       Настаивать было бессмысленно. Тем более, что к вечеру я устаю извиняться.
      
       КУЛЬТУРНЫЙ ПЛЕВОК
      
       Об уровне культуры населения я сужу по количеству плевков на асфальте.
       В деревне Хлыновка никто на асфальт не плевался: во-первых, не было асфальта, а во-вторых, практически отсутствовало население. Когда-то в Хлыновке было около полусотни дворов, но с приходом к власти большевиков зажиточных крестьян раскулачили, лишив всего имущества и отправив в Сибирь. Потом туда же выслали сочувствующих. Дальше была война, многие мужчины погибли на фронте.
       В период брежневского процветания Хлыновку посетил министр сельского хозяйства, ужаснулся, и приказал объединить умирающую деревню с близлежащей Масловкой, где были восьмилетняя школа, сельпо и даже Дом Культуры. К концу восьмидесятых в Хлыновке осталось семь дворов, и когда умирал очередной житель деревни, на похороны звали мужиков из Масловки. За пару бутылок самогонки они сколачивали гроб, рыли могилу и несли покойника к месту захоронения.
       К 2006-му году Хлыновка насчитывала три двора. В одном доме жила восьмидесятилетняя Клавдия Матвеевна, старая патриотка, ненавидящая Масловских алкоголиков; в другом - стоящем рядом полуразвалившемся домишке с дырявой крышей - ее сорокашестилетний племянник Тимоха Гальченко; в третьем - еще достаточно крепком доме - проживал знаменитый на всю округу самогонщик Макар Черемыш. Однако, во время подготовки к очередным майским праздникам, его аппарат взорвался, не выдержав нагрузки, и заодно убив своего владельца. Так что Первомай Масловское мужичье справило с особой помпой. А в июне дом Макара купила какая-то москвичка, и с тех пор там началось строительство. Нанятые в Масловке мужики, надстраивающие в доме Макара второй этаж, утверждали, что новая хозяйка страшна как утренний бодун, и свирепа как доисторический ящер. К октябрю второй этаж был достроен, и Хлыновка вновь обрела привычный покой...
       ...Гудман заглушил двигатель:
      - Вылезай. Приехали.
       Я вышел из машины и осмотрелся. Слева от меня стояли два покосившихся старых дома, напротив - обложенное красным кирпичом двухэтажное здание с деревянной хозяйственной пристройкой типа сарайчика. По рубероидной крыше, деловито обозревая окрестности, прохаживалась серьезная ворона. Дом огораживал зеленого цвета забор. От калитки к крыльцу вела посыпанная гравием узкая дорожка. Рядом с соседними хибарами это строение выглядело как предсмертная галлюцинация нищего. Помимо трех домов на километр в округе ничего не было: черное поле, продуваемое со всех сторон холодными ветрами, да темно-синий лес, очерчивающий мрачный горизонт. Глухомань, агрессивно противостоящая цивилизации.
      - Нравится? - спросил Гудман, и пояснил: - Отличная натура для съемок. Жить будешь у бабы Клавы. Ада с ней насчет тебя договорилась.
      - То есть, я остаюсь?!
      - Приказ Шефа, - вздохнул Левка. - Сказал, что здесь к тебе быстрее вдохновение придет, а то он недоволен твоим вчерашним креативом. - И вдруг обрадовал: - Зато у бабы Клавы колодец во дворе. Вода вкусная: я пробовал.
      - Там и утоплюсь, - говорю.
      - Да ладно тебе! Культурно плюнь и разотри! У Шефа настроение поганое: с утра в трусах резинка порвалась. Он штаны-то снял, чтобы резинку подвязать, а тут Карпина без стука в кабинет влетела. Видит: Шеф стоит, голый снизу до пояса, и в своем трусняке роется. Шеф-то срам прикрыл, а вот челюсти своей он не хозяин. Да и соплям тоже. Целый час сморкался по углам. И Светку чуть заикой не сделал. Вот и сорвался на тебя...
      - Уговорил, - сдался я. - На Шефа плюну с удовольствием.
       Внезапно позади себя я услышал старческий голос:
      - А я гляжу - машина. Думала, люди добрые приехали. А это - вы!..
       Я обернулся. В двух шагах от нас стояла маленькая сухонькая старушка, одетая в серое пальтишко времен царя Гороха. В руках она держала массивный топор.
      - Дай, думаю, погоню их, а коли не послушаются - так порубаю...
       Гудман расплылся в улыбке:
      - Баба Клава! Привет вам из Первопрестольной! Я вам сценариста привез. Писать будет про вашу деревню.
       Баба Клава оценивающе посмотрела на меня:
      - Это он, что ли? Да чего он напишет? Небось, опять все наврет, как эти... газетчики, то бишь... Приезжали тута, носами поводили, аппаратами пощелкали, дорогу до Масловки построить обещали. Никакой управы на них нету. Путину надо звонить...
      - Я вам и денег привез, - продолжил Гудман.
      - А на что они мне? - махнула руко й старушенция и опасно приблизилась, помахивая топориком: - Давай сюды, покуда Тимоха не видит.
       Клавдия Матвеевна пересчитала купюры, аккуратно положив оружие между валенок, и констатировала:
      - Чай, пригодятся на похороны-то: мои али Тимохины. Ладно, пошли в дом. Топор не забудьте, а то без него меня племянник убить может...
       Гудман усиленно разряжал обстановку:
      - А еще, баба Клава, я вам микроволновку привез, миксер...
      - А на кой они мне? Я в печке готовлю. Оно все надежнее. Ее еще дед Матвей клал...
       Мы вошли в дом. В сенях нас встретил большой черный козел. Заблеяв, мотнул кривыми рогами. Баба Клава объяснила:
      - Сарай у меня развалился, скотину продала: сил-то уже нету. А Фома болел сильно, так я его выходила. Жалко резать, да и не купит никто: старый он больно. Вот со мной и живет. Разувайтеся.
       В доме пахло теплым хлебом. На полу были расстелены выцветшие розовые дорожки ручного плетения. В центре стоял обеденный стол, справа от него - большая русская печь; чуть дальше - кровать, над ней в углу висела закопченная от времени икона. Над самой кроватью красовался постер иностранного певца. Надпись на нем гласила: "Звезда эстрады Хуило Иглесиас".
       Баба Клава пригласила нас к столу, выставила чугунок с вареной картошкой, принесла большую деревянную миску с квашеной капустой. Спросила:
      - Может, самогоночки?
      - Я за рулем, - с сожалением отозвался Гудман.
      - Не откажусь, - интеллигентно ответил я. Мне еще предстояло подружиться с хозяйкой.
      - Пьяница? - насторожилась она.
      - Отчего же?
      - Все писателя - пьянь, - сообщила баба Клава. - Взять тот же Есенин. Пил, пил, да и повесился. Или Пушкин. Тоже закладывал за воротник.
      - Я, - говорю, - не такой.
      - Значит, и не женатый - сделала неожиданный вывод бабушка, ставя передо мной внушительных размеров бутыль.
      - Вы, вижу, тоже замуж не собираетесь...
      - А мне-то к чему? - ничуть не обиделась она. - Был у меня муж. Когда выпьет - добрым становился, ласковым. Почитай, всех баб из Масловки приласкал, трясун яичный... Помер двенадцать лет назад... - И, посмотрев в окно, хмуро сообщила: - Вон он! Ползет, хмырины кусок!..
       Мы с Гудманом едва за сердце не схватились:
      - Муж?!!
      - Да Тимоха, племянничек, - пояснила баба Клава и, пряча под стол бутыль, спохватилась: - топор-то мой где?..
       Гудман засобирался:
      - Мне пора... Жень, пойдем к машине, ноутбук заберешь. Шеф от сердца оторвал. И мобильник с выходом в Интернет для оперативной связи выделил...
      - Плевал я на его выделения, - говорю.
       Дверь между тем распахнулась, и в комнату влезло нечто человекообразное. Прохрипело:
      - Тетьклав... Прости, а?.. - И тут же заметило нас: - И-и-хто это?..
      - А ну, выйди, - недобро отозвалась бабуся, приближаясь к нему с топором. - Выйдь отсель, кому говорено?
      - Ну, налей, помру ведь, - бормотало существо.
      - Вот и мри!
      - Ах, ты ж блядь, - беззлобно пожаловался племянничек.
      - За блядь - двадцать пять, а за тебя, холуя - ни...
      - Пойдем отсюда, - сказал Гудман. - Без нас разберутся.
       Мы подошли к машине. Я достал из кармана ключи от квартиры Шефа на Ботаническом:
      - Возьми, - говорю, - передай.
      - Да ну его, - махнул рукой Левка. - Пусть сам забирает. Была нужда. - Он протянул мне ноутбук и телефонную трубку. - Трафик оплачен. Только не злоупотребляй.
      - Непременно позвоню Березовскому, - мстительно отвечаю.
      - Я в смысле самогонки. Видишь, какие тут черти ходят?..
      - Плевал я на них.
      - Это правильно, - одобрил Гудман и зачем-то добавил. - Главное - культурно!..
      
       ПОДНЯТИЕ С КОЛЕН
      
       Тимоха Гальченко родился в Салтыковке. Его с детства обзывали Гитлером из-за крупной родинки под носом. Родители, простые советские инженеры, утешали сына как могли, но Тимоха мечтал скорее вырасти, и всем показать Кузькину мать. Во время Тимохиной службы в армии его родители погибли в автокатастрофе; начальство выразило свои соболезнования, но на кладбищенское место не раскошелилось, и маму с папой сожгли в Николо-Архангельском крематории.
       После "дембеля" Тимоха устроился туда же: в крематорий - сжигать трупы. Конечно, он скучал по родителям, но привык проявлять мужской характер - тем более что теперь мог отпустить на лице буйную растительность. Правда, внешне Тимоха все равно напоминал бородатого фюрера. И тогда Гальченко решил бесноваться. Он хамил родственникам успоших, ронял тела перед кремацией и публично сожалел о крепком здоровье Брежнева.
       Но тут в сентябре 1982-го умер маршал Баграмян. Полководца должны были кремировать и похоронить в Кремлевской стене. Процедура кремации - вещь ответственная, и Гальченко никто задействовать не хотел, но в тот же день бригадир его смены внезапно скончался от похмельного кровоизлияния в мозг, и поэтому Тимоху привлекли в качестве бригадира. Впереди маячило повышение со всеми причитающимися благами, но Гальченко выпил еще с утра. Поэтому когда тело привезли в "преисподнюю", Тимоха стал привычно, и потому - непринужденно рыться в карманах покойника. Стоящие рядом люди в штатском намекнули, что делать это нехорошо, на что получили:
      - Нехорошо народ доводить. Полководец-то ваш людей до победы довел, а вы?..
       Антисоветские речи возбудили гражданских лиц, и один из них строго приказал немедленно срезать с мундира покойного золотые маршальские пуговицы.
      - Вам надо - вы и режьте! - заявил Тимоха и протянул ножницы блюстителю закона.
       Тот подошел к покойнику, и уже было занес руку, но тут тело содрогнулось от хрипа. Штатский отшатнулся, побледнел и начал валиться набок. Второй его подхватил, успев процедить сквозь зубы:
      - Режь сам, сучонок, я с тобой потом разберусь...
       Тимоха отрезал, положив трофей в карман своего рабочего халата.
       На следующий же день одну из пуговиц он продал знакомому барыге Барановскому, и с чувством напился. Он уже практически воспарил, но его вернули на землю все те же люди в костюмах.
      - Где пуговицы? - спросили они, багровея от угрозы тюремного заключения.
      - Вот! - предъявил оставшиеся Гальченко.
      - Мало, - сжали кулаки люди в сером. - Где еще одна?
      - Больше нету, - прослезился Тимоха.
      - Кому загнал?
      - Потерял, - всхлипнул пьяный Гальченко, падая на колени.
       Его избили, пообещав посадить за кражу государственной собственности и незаконную торговлю драгметаллами. Через неделю Гальченко бежал к тетке в Хлыновку. В ноябре того же года умер Брежнев и КГБ стало не до Тимохи. Отсидевшись в деревне, Гальченко вернулся, чтобы продать квартиру и уехать навсегда. В Хлыновке он купил добротный дом, но тут же запил, поссорившись с теткой. Промышлял тем, что обрабатывал приусадебные участки у немощных старух в Масловке. С ним рассчитывались натурой: частью урожая либо самогоном. Поначалу Тимоха предпочитал урожай, но, в конце концов, втянулся, и стал пить как все. Уже спустя пару лет он ничем не отличался от сизоносых Масловских мужиков, блеющих по вечерам песню на мотив "Ой, цветет калина":
      
       Нету сельдерея,
       Выдернули лук,
       В баночке балдеет
       Колорадский жук...
      
       Балдежу мужичья могли позавидовать не только пресловутые насекомые, но и Парижские клошары: напившись самогонки, пьяницы пускались в философские беседы о судьбах страны. Вывод следовал один - банальный, как единственный носок Тимохи Гальченко: "Россию продали жиды"...
       Машина Гудмана скрылась из виду. Я направился в избу бабы Клавы, но у двери меня настиг бледный Тимоха. Окинул с ног до головы пронзительным взглядом гибнущего цербера. Хрипло выдавил:
      - С Москвы?
      - С нее, - говорю.
      - Ну, как там?
      - Нормально.
      - А нам тут знаешь как? - И по блатному выбросил вперед ладонь: - Тим-моха, бля.
       Пришлось представиться. Гальченко посмотрел на ноутбук:
      - Что это у тебя? - Он явно намеревался его спереть с целью дальнейшего обмена на опохмелку.
      - Ядерный чемоданчик, - отвечаю. - Прислали к вам, чтобы в случае угрозы я нажал на кнопку.
       Тимоха недоверчиво всмотрелся мне в лицо. Почесал репу. Осмелел:
      - Закурить не найдется?
       Я дал ему сигарету. Гальченко прикурил, выпустив из вонючего рта синее кольцо табачного дыма. Прошептал:
      - То есть, еще не все?.. Не все продались?.. Могем еще?
      - Могем, - подтверждаю.
      - И сильно могем?
      - Так могем, что всем тошно станет.
      - Россия поднимется с колен, - пообещал Тимоха. - Вот увидишь! А уж потом!... - Он вдруг отвернулся и, протянув ко мне ладонь, жалобно простонал: - А угостите меня чем-нибудь, пожалуйста...
       Я даже опешил:
      - Чем?
      - Ну, угостите чем-нибудь... Пожа-алуйста...
      - Даже и не знаю, - растерялся я.
       Гальченко повернул ко мне небритое синюшное лицо и тихо прохрипел:
      - Ничо-ничо... Вот мы это... Подымемся с колен, и тогда пиздец тебе, очкарик жидовствующий. Весь народ обожрали. Сам-то, небось, потребляешь?
      - Еще бы, - говорю. - Каждое утро - свежая кровь младенцев...
       В воздухе запахло народным гневом. Меня спасла выскочившая на крыльцо баба Клава:
      - А ну пшел! Иди, иди, не пугай человека! - И уже мне: - Да ты, Жень, его не бойсь. Он злой, но трусливый. А выпьет, так даже и не буянит: сразу с копыт валится...
       Тимоха поправил на голове рваную кроличью шапку, дружелюбно улыбнулся:
      - Да я же пошутил! Начальник, береги чемодан!.. - И, прихрамывая, побрел к соседнему дому, бурча себе под нос: - Тридцать три года лежал Илья Муромец! Но подымется Россия... Как пить дать подымется...
       Ночью баба Клава громко храпела, лежа на печке. Бормотала во сне:
      - Топорик мой... только топорик не отбирайте... Тимоха, изыди, все равно не налью!..
       Козел блеял в сенях и стучал копытами.
       Наутро я встал совершенно разбитый. Умылся холодной водой из рукомойника, вынес грязную воду в ведре, вылив ее за деревянным сортиром. Тут меня и поймал полупьяный Тимоха:
      - Слышь, москвич, - ласково начал он. - А если жахнуть?
      - В каком смысле?
      - Ну, это... По Вашингтону!.. Типа "Господи, забомби и зачисти"!.. Слабо?
      - Слабо, - отвечаю. - "Центр" приказа не давал.
      - А ты скажешь, что, мол, Тимоха на пульт валенок бросил. Лады?
       Я вспомнил, что Гудман оставил мне в качестве бонуса какую-то военно-стратегическую игрушку - если уж совсем тошно станет.
      - Ладно, - говорю, - жди у крыльца, сейчас чемодан вынесу.
       Гальченко блаженно улыбнулся и перевалился через низкий покосившийся забор. Я вернулся в дом, взял ноутбук, набросил на себя куртку и вышел на крыльцо. Тимоха неуверенно переминался с ноги на ногу:
      - Думаешь, сработает?
      - А как же? Хана Белому дому. И Пентагону хана. - Я достал из кармана компакт-диск.
      - А ну покажь, - заинтересовался агрессор, вытирая руки о забрызганные грязью штаны. Осторожно взял диск, повертел, прочел: - "Стар ворлд вар". Что за херня?
      - Программа по запуску ракет класса "Земля - Земля", - поясняю.
      - А почему старая? Наколоть хочешь?
      - "Стар", - перевожу, - это звезда. Атака через космические спутники.
      - Запускай, - одобрил Тимоха. - Пусть помнят Хлыновку, вонючки американские!
       Я вставил диск в дисковод, выбрал опцию "Ок". Гальченко воззрился в монитор. Там творилось нечто невообразимое: огромные ракеты поднимали тупорылые головы; красная кнопка "пуск" недобро пульсировала в центре экрана, требуя немедленного начала третьей мировой.
      - Давай! Хуячь! - азартно крикнул Тимоха.
      - Давай ты, - предлагаю. - Тебе, если что, ничего не будет, а меня - точно посадят. Видишь кнопку "enter"? Жми сюда.
       Гальченко на секунду замялся, но через мгновение взял себя в руки, и с победоносным воплем "Хуяк!" звезданул по клавише. Монитор оскалился улыбкой "веселого Роджера" и показал, как взмывают в голубое небо смертоносные ракеты. Тимоха зачарованно смотрел на эту красоту.
      - Теперь им точно крышка, - резюмировал милитарист, вытирая немытое лицо кроличьей шапкой.
      - И тебе вместе с ними, - уточняю.
      - Это как? - растерялся бомбометатель. - Я ж не для себя... я ж - для страны!..
      - Кремль тебя точно по головке не погладит.
      - И что будет? - испугался Тимоха, начиная бледнеть.
      - Да ничего. Вычислят, с какого компьютера поступила команда, затребуют рапорт, а я доложу, как было.
      - Заложишь, значит? - сжал кулаки Гальченко.
      - Приказ такой. Обязан сказать правду.
       Агрессор с минуту помялся, почесал в затылке, предположил:
      - А, может, они не взлетели?
      - Как это "не взлетели"? Монитор не врет.
       Зловещие белые точки на полном ходу двигались к американскому континенту, оставляя за собой наглядную траекторию полета. Тимоха побледнел еще больше:
      - Что же делать-то?
      - Телевизор смотреть. Минут через пять передадут экстренное сообщение. Иди, любуйся.
       Гальченко был на грани обморока. Он судорожно сглотнул и, прерывисто дыша, прошептал:
      - У меня это... телевизор сломался... Точнее, пропил я его... А, может, перехватят? У них там, в Пентагоне, тоже ведь не дураки...
      - Боюсь, что поздно, - отвечаю.
       Эти слова потрясли Тимоху. Он схватился за голову и, отступая, взвыл:
      - Бля-аха-му-уха! Еба-ать-колоти-ить!..
       В эту минуту на крыльцо вышла баба Клава. Помахивая топором, вскричала:
      - Опять блажишь, долбоклюй?!
       Но племянник ее не расслышал. Он ринулся к себе домой, где заперся на засов и спрятался в погребе, опасаясь ответного ядерного удара.
      - Чего это с ним? - спросила баба Клава, кладя топор на поручень.
      - С колен, - говорю, - поднялся.
      - Трезвый, что ли?
      - Уже - да.
       В мониторе появилась надпись по-английски: "Вашингтон уничтожен"...
      
       МАСОНСКАЯ ЛАЖА
      
       Двадцатого декабря съемочная группа высадилась в Хлыновке. Приехали все: даже Гельфанда оторвали от компьютерной графики. Увидев меня, Савка сообщил:
      - Помнишь Берту? Влюбилась девка. Целыми днями Надин достает, все про тебя расспрашивает. Так что - поздравляю!
       Ада Цюруповна оценила мой сценарий:
      - Наши спонсоры почти довольны. Вы ужасно выглядите. Квадратный какой-то.
      - Похороните меня не в гробу, а в коробке, - отвечаю.
       Гудман суетился с монтировщиками, устанавливающими в доме камеры. Деревьев слонялся без дела, изображая на лице поэтическое вдохновение. Бекетов помогал рабочим прокладывать рельсы вокруг здания. Точнее, руководил:
      - Вынес достаточно русский народ! Бодрее, мужики, бодрее!..
       Шеф сделал ему замечание:
      - Вы бы хоть что-нибудь поднесли.
       Толик предъявил перебинтованную правую кисть. Сообщил:
      - Видите ли... Вчера изгнал беса, но впустил Змия. Да так, что руку в метро отдавили...
      - Бессовестный, - пристыдил его Шеф.
      - Сегодня проснулся утром, хватился совести, а ее-то и нету! Отныне я в поиске...
       Элегантного Деревьева узрела из окна баба Клава. Вышла во двор, заулыбалась:
      - Я вас сразу узнала. Вас в сериалах часто показывают. Чайку хотите?
       Мишка был рад "откосить" от принудительных работ, а по сему придал физиономии выражение крайней усталости:
      - Невыносимый свет софитов и слава мучают меня, - упавшим голосом признался он.
       Матвеевна подхватила его под руку:
      - Поплохело? Айда в дом, сынок. Я тебе свеженького заварю...
       Деревьев вздохнул как обессиленный марафонец и, держась за сердце, поплелся в хату. Здесь на пороге его боднул в задницу козел. Мишка едва не упал в обморок:
      - Животный мир! Животные сердца, - пожаловался он бабе Клаве, потирая правую ягодицу.
      - Ты Фому не бойсь, - успокоила его Матвеевна, - это он так здоровкается. Женьку вашего тож надысь оприходовал: ботинок погрыз.
       Хорошо, хозяйка не видела, как я за это отвесил Фоме искрометный пендель...
       Матвеевна усадила Мишку за стол, включила электрический самовар. Смущенно зарделась:
      - А Вячеслава Тихонова знаешь? Ну, Штирлица?.. Люб он мне. Поет хорошо.
      - Это Кобзон поет, а не Тихонов, - срезал правду Деревьев.
      - Фонограмма, что ли?
      - Типа того.
      - Не люблю фонограмму, - призналась Матвеевна, выключая самовар. - А Кобзона - еще больше. Он лысый, и в парике ходит, как женщина. А под париком у него - Розенбаум. Так в газете написано. А ты, видать, много кого знаешь? Расскажи-ка мне про Пугачеву, что ль...
       В ту минуту, когда Мишка нес ахинею о шоу-бизнесе, Савке на ногу упала рельса. Стоявший у забора полупьяный Гальченко голосом футбольного болельщика возопил:
      - Вот, бля, жиды!..
       Он не хотел никого обидеть: просто вырвалось. Савка же испепелил Тимоху взглядом:
      - Что-о?
      - Да масоны, - простодушно объяснил Тимоха и, стыдливо отворачиваясь, вытянул ладонь: - а угостите меня чем-нибудь, пожалуйста...
      - Н-нет! - злобно ответил Гельфанд, ощутив наличие в себе семитских генов.
      - Продаете Россию, - прищурился Гальченко, обнаружив в собеседнике вражьи черты. - Но мы подымемся с колен. Недолго вам осталось!..
       Речь митингующего прервала Цюруповна, похлопав оратора по плечу:
      - Гражданин, вы чей?
      - Русский, - гордо ответил Тимоха и, приняв позу попрошайки, повторил попытку: - а угостите меня чем-нибудь, пожа-алуйста...
      - Мужчина, вы мешаетесь, - бездушно ответила режиссерша.
      - Вам, значит, русские мешаются? - пафосно начал Гальченко, но был отстранен длинной тощей рукою:
      - Ах, оставьте...
       Шеф, сморкаясь, бегал вокруг объекта:
      - Народ, шире шаг! Завтра съемка!..
       Рабочие лениво монтировали рельсы. Бекетов подбежал к Гальченко:
      - Слышь, мужик, дай закурить?
       Тимоха онемел от неожиданности: обычно это он у всех просил.
      - Ты что: тормоз? - буднично уточнил Толик.
       Сей вопрос ввел Тимоху в ступор: уж лучше бы его обматерили.
      - Тогда извини, - похлопал его по плечу Бекетов и обратился ко мне: - Деревьева не видел?
      - Да вот он, - говорю, - от Матвеевны шкондыбает.
       Толик помрачнел:
      - Как-то ты изъясняться стал... Смотри, привыкнешь...
       Я ощутил неприязнь деревенских корней к городскому снобизму.
       Счастливый Деревьев, покуривая дешевую сигару, не спеша, подвалил к нам:
      - Вы даже не вспотели, работяги?
      - Масоны они, - вмешался Гальченко. - Привыкли Россией торговать и ни хера не делать.
      - Что это за чмо? - обратился ко мне Мишка, пояснив: - ты же почти местный...
      - Тимоха я, - представилось "чмо". - Вы угостите меня чем-нибудь?
       Мишка протянул окурок сигары. Гальченко выхватил его из рук, блаженно затянулся:
      - Гавана?
      - Идина, - пренебрежительно отозвался Деревьев.
       И тут появилась Матвеевна. Ее глаза пылали праведным гневом.
      - Обокрали! - кричала она. - Старуху обокрали! И так жрать нечего! Голливуд проклятый! - Она явно бежала к Деревьеву. Ее руки, воздетые к небу, требовали смертельных объятий.
       Мишка пошатнулся:
      - Что-то мне нехорошо...
      - Верни челюсть, артист вонючий! - вопила Матвеевна, потрясая кулаками.
       Шеф оказался тут как тут:
      - Что за лажа? - поморщился он, внезапно обнаружив знание "фени".
      - Масонская, - возникнув за его спиной, ухмыльнулся Гальченко. - Сами-то сигары курят, а у народа зубы воруют!
       Бекетов поддержал подкосившегося Деревьева и, достав из кармана его пальто челюсть, предъявил:
      - Эта?!
       Подбежавшая Матвеевна выхватила зубы из рук Бекетова:
      - Я тебя чайком поила, - обратилась она к Мишке, - а ты?..
      - Вор он! - встрял между ними Толик. - Украл, выпил, в тюрьму! Романтика!..
       Шеф испепелил Деревьева взглядом:
      - А с вами, инфарктник, я еще разберусь. - И обратился к потерпевшей: - Могу ли загладить вину персонала?
       Та вставила челюсть в рот и пообещала:
      - Я Масловским пожалуюсь, они вам петуха пустят. А ты чего молчишь? - обратилась она к Тимохе. - Ишь, размолчался тут!..
      - А полюбовно? - улыбнулся Шеф, почти теряя терпение.
      - Да никак! - встрял Тимоха, загораживая грудью свою тетку. - Совесть не продается! - И, подумав, шепнул: - Дашь на бутылку?..
      
       ЭКТОПАРАЗИТ
      
       Виктор Шитов не любил заграницу, особенно - англичан. Втайне от отца мечтал сменить фамилию. Его папаша начинал с фарцовки, в начале 90-х удачно поддержал Ельцина, пригнав к осажденному Белому Дому пару "полевых кухонь", и уже через год открыл свой первый супермаркет. Он считал себя купцом. Правда, купечество все больше напоминало уклонение от налогов, но президент помнил добро. О налогах Шитов-старший знал все.
      - Налоги бьют, - учил он сына. - А от ударов нужно уклоняться.
       Когда Виктору исполнилось восемнадцать, папа предложил ему пойти в Оксфорд вместо армии. Сын вежливо отказался. Тогда отец устроил его менеджером в своем головном офисе. Через неделю менеджера соблазнила секретарша Эльвира, страдающая хроническим синдромом отсутствия прописки. Спустя еще полмесяца Витя возомнил себя плейбоем, способным оплодотворить всю женскую половину офиса: ему улыбались товароведы, бухгалтеры и продавщицы. Виктором овладела страсть к симпатичному персоналу: все, что двигалось, он пытался поймать и увлечь за собой в постель. Пару раз получал по морде, но чаще - увлекал. Ему стала нравиться фамилия, и он рискнул посетить Англию. Британские таможенники даже не смутились...
       В Британии Витя обнаружил, что жизнь в Европе скучна и предсказуема; Лондонские девки - сплошь "синие чулки", а на дорогах - ни одного пьяного водителя. Правда, бизнесом заниматься проще, но взяток давать нельзя. Вернувшись в родительский дом, сын изъявил желание познать Россию изнутри, дабы в будущем достойно вести отцовский бизнес. Заботливый папаша тут же договорился с Адой об участии Виктора в новом шоу.
      - Надо дать ему возможность порыться в корнях, - сказал он своей жене, заместителю министра.
      - Ты с ума сошел! - возмутилась мамаша Виктора. - Швыряешь сына в лужу шоу-бизнеса! Что скажет Сергей Петрович?..
      - Твой Сергей Петрович - вор с замашками прокурора, - хмуро ответил Шитов-старший. - Забыла, сколько я откатил этому бильярдисту? И вообще: не по хрен ли ему?..
       ...В первый же день съемок Витя поймал меня у микроавтобуса, где располагалась ПТС. Высказал претензию:
      - У меня мало слов в сценарлии.
      - Для мытья окон не нужен оратор, - отвечаю.
      - А если во мне погибает дикторль?
      - Я не Склифосовский, - говорю. - Ваша задача - убедительно орудовать тряпкой. И, кстати, принесите воду из колодца.
       Шитов опустил голову и поплелся за ведром. Исчез минут на пятнадцать. Вскоре выплыл во двор в красной майке. На ней большими белыми буквами было написано: "Мандавош". Как позже объяснил сам Витя, когда-то он прочел, что для большего запоминания индивидуальности лучше всего использовать скандальный образ. Так в его голове поселилось вызывающее отвращение слово "мандавошка". Витя взял майку, белую гуашь, и уверенным почерком увековечил омерзительного паразита. Правда, слегка промахнулся с размером шрифта, поэтому слово утратило две последние буквы, зато само насекомое приобрело угрожающий масштаб.
       Виктор лез в кадр нагло и уверенно. При монтаже почти не было планов, где не присутствовал бы носитель чудовищного по размерам педикулеза. Девушки шарахались от него как от пациента лепрозория. Гудман, сидя за пультом ПТС, бесился:
      - Эктопаразит! Ни одного живого места на картинке не оставил! Ада Цюруповна, скажите вы ему!..
      - Сами и скажите, - отмахнулась режиссерша. - Знаете, кто его отец?
      - Отец мандавошки - по любому гнида, - резонно заметил Гудман.
       Он резал планы, как мог. Потом признался:
      - Это еще что! Эмка, мой приятель, был аккредитован в Госдуме. Снимал заседания много лет подряд. А тут нарвался. Обычное, вроде, дело: сидит депутат, на кнопку нажимает. Эмка выстроил кадр, следит. А депутат этот зевнул, пернул, и полез толстым пальцем в нос. Долго он там его вращал: бурил, так сказать, залежи. И, наконец, извлек во-от такущую козявку. Достал и смотрит. Причем, с неподдельным интересом: как будто это не коза, а бифштекс. Эмка снимает и думает: "Сожрет - не сожрет?". А депутат облизнулся, пасть свою распахнул и уже вознамерился принять пищу, но тут увидел, что его снимают, да как заорет: "Прекратить! Дай сюда кассету! Я тебя в порошок сотру, журналюга вонючая!..". А через полчаса Эмке начальник позвонил, сказал, что лишает его аккредитации. Тот соплежуй каким-то крутым единороссом оказался. Вот такие дела...
       Виктор все не унимался. Распахнув окно, фальшиво запел: "Она была актрлисою, но абсолютно лысою...". Первой не выдержала Дина:
      - Этот блошиный рынок когда-нибудь заткнется?
      - Закрой пещеру, - поддержал ее Броня, чувствуя прилив неприязни.
       Ада по-иезуитски обрадовалась:
      - Отлично! Назрел первый конфликт! Развиваем по Станиславскому: вплоть до мордобоя!
       Однако ее надежде суждено было рухнуть из окна вместе с Витей. "Эктопаразит", не допев песню о тяжелой актерской судьбе, поскользнулся на широком подоконнике и с воплем "прлящай, цыганка Сэ-эра-а!" грациозно вывалился на улицу, шлепнувшись лицом в грязную жижу. Из дома донесся истерический хохот участников шоу.
      - Трагифарс весьма востребован, - заключила Ада.
       Витя тяжело поднялся из лужи и, скроив страдальческую гримасу, упавшим голосом прошептал:
      - Рлжете, прляститутки? Да пошли вы!.. - С этими словами он схватил приличный комок грязи и швырнул его в окно. Черное пятно поплыло по золотисто-вишневым обоям.
       Ада хлопнула в ладоши:
      - И здесь - реклама моющего средства: "Стирашка" на все случаи жизни!..
       ...Виктор уехал из Хлыновки в тот же день. Гордость не позволила ему продолжить борьбу за симпатии телезрителей. Впрочем, хорошие менеджеры тоже нужны.
      
       КОЗЁЛ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
      
       Если Кафорин что-то задумывал, то непременно осуществлял. О своем характере говорил с пафосом:
      - Он у меня твердый. Как шанкр.
       Санбоя боднул Фома. Вообще-то, старый козел бодал всех, кроме Гальченко. Он и его однажды попытался боднуть, но Тимоха осерчал и помыл им теткины полы. Козлику тогда был от силы месяц, и даже рожки у него не прорезались. Теперь пострадал Стасик: Фома поставил ему синяк на ляжке. И Кафорин задумался о мести...
       Вторую серию спонсировала табачная фабрика. Какой-то умник придумал новую марку сигарет и назвал ее "Пульс". В рекламных целях для съемочной группы завезли целую коробку. А поскольку явная реклама табака невозможна, в сценарии пришлось отразить неуемное курение участников шоу. Они дымили повсюду: в помещении, на крыльце и даже в сортире. Некурящей Дине было предписано симулировать пускание дыма кольцами.
      - А потом таскать рак губы? - возмутилась она.
      - Вам напомнить условия контракта? - прищурилась режиссерша.
       ...Начали снимать. Участники шоу сидели за столом и, пыхтя сигаретами, обсуждали, как это модно: курить. Звучали штампованные выражения "рука на пульсе", "пульсация ритма жизни" и прочая псевдофилософия.
      - Курить лишь бы что - это полный отстой, - утверждал Броня. - Дым - это целый мир, он так же эфемерен, как жизнь.
      - Для меня сигарета - тот же сексуальный коннект, - кокетливо сказала Василиса. Она кокетничала со всеми, включая собственное отражение. Броня принял это на свой счет и осмелел:
      - А у меня случай был. Пребывал я как-то в нервном возбуждении. "Дай, - думаю, - брома выпью". Выпил брома, и вконец озверел. А покурил, и - что вы думаете? Отпустило!
      - Ваще так бывает, - манерно согласилась Анна-Лидия. Ей не нравилось, что Василиса может перещеголять ее по количеству реплик. - У меня один знакомый сквозь стены видит. Ходит, ваще их не замечая. Бьется постоянно, весь в синяках. А как покурит - все нормально!..
       Такого обилия глупостей я не слышал давно. Ада же, напротив, радовалась, сидя за пультом ПТС:
      - Концептуальные ребята! Вот что значит молодежь!..
       И только Санбой молчал. Он думал. Когда его спросили, о чем, - злобно ответил:
      - Не скажу: мои мысли!
      - Да не приставайте вы к нему! - вмешалась Дина. - Он и молчит как-то тупо, и это таскать невыносимо!
       Спустя пять минут Кефир и вовсе покинул компанию. Накинул красную болоньевую куртку и вышел во двор. Достал из кармана сигареты "Пульс", щелкнул зажигалкой, затянулся. В паре шагов от него стоял проклятый обидчик Фома. Козел лениво мотнул рогами и, позвякивая колокольчиком на шее, медленно подошел к обиженному. Кафорин напрягся:
      - Чё те надо?
       Фома смотрел на него немигающим взглядом; в глазах его отражался огонек от сигареты.
      - На, покури. - Стасик протянул окурок сигареты, вставил козлу в зубы. Фома сосредоточенно запыхтел. Когда сигарета кончилась, рогатый курильщик с удовольствием сжевал фильтр.
       И тут Кефир осознал свое счастье: козел был неравнодушен к никотину. Санбой извлек из внутреннего кармана давно приготовленный для себя "косяк" с марихуаной и, подмигнув, задушевно поинтересовался:
      - Дунем?
      - Бе-е, - согласился Фома.
       Санбой сделал пару затяжек и, ловко "подлечив" папиросу слюнявым мизинцем, вставил окурок в рот животного. Фома с наслаждением выкурил папиросу, уже привычно сжевав остаток.
      - Безотходный, - хихикнув, похвалил его Стасик. - Жаль, я не козлолюб и свинодержец. А то бы диссертацию защитил. С оружием в руках. - Кафоринские мысли явно деформировались. - Что скажешь, борода?
      - Бя-я! - взревел вдруг Фома и, взбрыкнув задними копытами, поскакал по двору. Он явно впал в детство, презрев старость. Нарезав пару кругов, козел издал дикое блеянье, после чего, обогнув дом, подпрыгнул и неожиданно легко вскочил на деревянную хозяйственную пристройку.
      - Бубка рулит! - возопил возбалдевший Санбой. - Даешь рекорд!
       И правда: достижение Бубку не удовлетворило. Стуча копытами по шиферу пристройки, он разбежался и сиганул на крышу дома, где поднял вверх голову и козлиным тенором возвестил о покоренной высоте.
       Находясь все это время в микроавтобусе, мы могли наблюдать лишь часть событий, но когда животное оказалось на крыше, нам с Гудманом пришлось выскочить на улицу. Цюруповна ерзала у пульта:
      - Что происходит? Разберитесь! Уберите из кадра это чудовище!
       Фома носился по железной крыше как мятежный повстанец. Время от времени из его гортани вырывался призывный крик, совсем не похожий на блеянье.
      - Может у него чикунгунья? - предположил Левка.
      - Что?
      - Лихорадка тропическая. Ее комары переносят.
      - Какие комары в декабре? - спрашиваю.
      - Ну, клещи. Вцепились в промежность и прижились. Вишь, как скачет? - Гудман показал на козла. Тот продолжал бесноваться. Даже наши "шоумены", услышав громкий стук, доносящийся сверху, высыпали во двор.
      - Крутняк! - присвистнул Броня. - Интересно, как он спустится?
       И тут приехал Шеф. Вылетел из своего "джипа" и, влившись в толпу, затараторил:
      - Что за аттракцион? Всем прекратить и рассосаться! Где Адочка?
       Цюруповна выскочила из микроавтобуса со словами "все под контролем", но начальник ее не слушал. Пристально всмотревшись в животное, он повращал головой, оценивая обстановку, и внезапно остановил свой взор на Стасике. Санбой светился счастьем, едва сдерживая нетрезвый смех.
      - Кто накурил козла? - недобро прошептал Шеф, подбираясь к Стасику вплотную. - Я все равно выявлю источник кайфа.
       Санбой попытался оправдаться:
      - Зато концептуально!.
      - Креативный кретин! - вскричал Шеф, гневно раздувая ноздри. - Верните на землю животное, если хотите остаться в проекте!
       Фома, между тем, успокоился. Он стоял на крыше, потупив голову и явно не помня, как оказался на такой высоте. Его остекленевший взгляд тупо остановился на кучке людей, собравшихся внизу.
      - По-моему, ему хреново, - предположила Василиса.
      - Кайф кончился, - сделал вывод Броня, - вот он на измену и подсел.
      - Лучше бы на хавчик, - ляпнула Вега-Серова, но Шеф ее прервал:
      - Я кому сказал: вернуть козла! Кафорин! Марш на крышу!.. Лева, Женя, подстрахуйте этого верхолаза!..
      - А если свалится? - опасливо спросил Гудман. - Он же еле на ногах стоит?
      - Едва стоит? Ничего. Зато кайф устойчивый, - злобно ответил Шеф.
       На крышу лезть не хотелось. Гудман смущенно попросил:
      - Давай ты - на пристройке, а я - снизу. А то, боюсь, не выдержит.
       Санбой на четвереньках подобрался к Фоме. Попытался схватить его за рога, но получил яростный отпор, после чего едва не свалился на меня.
      - Ни в какую! - пожаловался Стасик. - Его шугняк пробил, вот он и стремается...
      - Надо его снова накурить, - предложил Левка.
      - Опять? - ужаснулся я.
      - Что у вас там за переговоры? - встрял Шеф, подойдя к Гудману.
      - Клин клином вышибают, - уклончиво ответил тот.
      - Выражайтесь яснее!
      - Левка предлагает пустить Фоме нехилый "папровоз", - объяснил я. - Рогатого зацепит - он и спустится. Тут без куража не обойтись.
      - Как вы мне все надоели, - прошипел Шеф, нервно подмигивая. - Под вашу ответственность. Валяйте. - И погрозил кулаком Стасику: - А с вами я еще поговорю...
       Я обратился к Кефиру:
      - Слышь, Перейра, у тебя план еще остался?
      - А как же? Целый косяк, - с гордостью ответил Стасик.
      - Взрывай, - говорю, - дай догнаться животине. Глядишь, осмелеет и с криком "банзай" катапультируется.
       Но Фома больше курить не хотел. Его шатало на ветру как внезапно протрезвевшего альпиниста. Он отворачивал морду от папиросы и жалобно блеял. Улучив момент, Стасик ухватил животное за копыта и вместе с ним покатился вниз, прямо на меня. Я чудом успел спрыгнуть с пристройки на землю, едва не сбив Гудмана с ног. Кафорин пробил телом шифер пристройки, и вместе с Фомой рухнул внутрь. До нас донеслось протяжное "бе-е, бли-ин!..". Мы бросились к деревянной двери и, распахнув ее, обнаружили Санбоя, копошащегося в стогу сена. Козел пулей выскочил на волю и, дико подпрыгивая, умчался в сторону дома своей хозяйки.
      - А я думал, там - грабли, - с облегчением вздохнул Гудман.
      - Мягко приземлились, - энергично отозвался Кефир, выбираясь наружу и отряхиваясь.
       Шеф подскочил к Стасику, нервно ощупал его:
      - Живы?..
      - Пульс есть, - победоносно заржал Санбой. - Пульс нашего времени!
       И, все-таки, прислушайтесь к Минздраву...
      
       ОТКАТ СОЛНЦА
      
       У психиатров есть тест на шизофрению, где фигурирует вопрос: "В чем схожесть сапога с карандашом?", на который больные отвечают однозначно: "И то, и другое оставляет следы"...
       Пал Никифорыч Полторашников был очень ранимым человеком. Он постоянно переживал. Превозмочь стрессы ему помогал "Валидол". От него вечно несло животворящей мятой. Страдальца можно было понять: он возглавлял администрацию Масловки, а проблем было много. От тоски Пал Никифорыч стал рифмовать правду. Получалось грустно:
      
       Сижу один в огромном кабинете -
       Начальником вдруг стал я на селе,
       И мыслю я в ужасно черном цвете:
       Разруха прилегла на плечи мне.
       Мычат с надрывом тощие коровы,
       Доярки растерзать меня готовы...
      
       Поэт явно преувеличивал. Во-первых, никаких коровников не существовало: во времена СССР в Масловке функционировала войлочная фабрика по производству валенок. Но с распадом страны фабрика закрылась: поставщики нашли более привлекательный рынок сбыта. Желающих поднять производство так и не нашлось - тем более, что оборудование успели растащить предприимчивые односельчане. Во-вторых, кабинет был отнюдь не огромным и уж, тем более, - не овальным. Да и возможно ли быть счастливым начальником в дотационном регионе?
       Но рифмач стяжал свои лавры у местного населения. Мужики сочувствовали хозяйственнику, подсказывая удачную рифму к словам "езда" и "борозда". Неделю же назад в Администрации области ему сказали, что будущей весной местный губернатор назначит в Масловку нового начальника: не мастера поэзии, но - ценителя прозы. Полторашников расстроился и увлекся успокоительным. Его израненное сердце отказывалось понять причину столь вопиющей несправедливости. Конечно, правдолюбец брал, но не помногу. Его "откаты" были мизерны по сравнению с губернаторскими. Ведь в приватном разговоре на вопрос, "какой именно откат вас бы устроил", губернатор ответил:
      - В идеале это - откат солнца...
       Такой философии позавидовал бы сам Сократ. Но Полторашников не витал в облаках. Однажды он для себя уже решил, что полутора процентов вполне достаточно - тем более, что фамилия нашептывала именно такой коэффициент. Но в свете последних событий шестое чувство подсказывало ему, что пора бы хапнуть по крупному - пусть даже и в последний раз.
       Пал Никифорыч знал, что в соседней Хлыновке вовсю орудуют москвичи: зажиточные сволочи, которых было бы неплохо раскулачить. Только как? С этим вопросом он и обратился к местному священнику отцу Агафону. Прихожане звали батюшку Какофоном за вокальные способности - точнее, за отсутствие таковых.
       Какофон ел утку. Осенял ее крестом и вещал:
      - Отныне ты - рыба. - После этого отправлял кусок себе в рот. Квашеная капуста путалась в его рыжей густой бороде.
       Полторашников вошел в комнату, громко кашлянул. Святой отец прервал поедание птицы и обернулся:
      - Здорово, Палкифрыч. Садись, раздели трапезу.
      - Так ведь пост... - замялся Полторашников.
      - Болящим Господь позволяет, - ответствовал Какофон. - А тебя, я вижу, трясет по-взрослому. Присоединяйся.
       Глава администрации прислушался к своей душе и понял, что она, пожалуй, трепещет, и при том - весьма болезненно, а потому - расположился за столом, взяв в руки аппетитное утиное крылышко.
      - Увольняют меня, - сообщил он со вздохом, требующим выпивки.
      - На все воля Божья, - ответствовал отец Какофон, вытирая жирные руки вафельным полотенцем.
      - То есть, я уйду, и даже следа после себя не оставлю? - возмутился Полторашников.
      - Ну, холмик-то по любому будет, - цинично успокоил батюшка.
      - Мысль у меня есть, - признался глава. - Выгодно патриотическая.
      - Новый храм? - предположил слуга Всевышнего.
      - Ты сперва старый до ума доведи, - нахмурился Пал Никифорыч. - Памятную плиту хочу поставить ко Дню Победы. Масловских-то в войну человек триста полегло. А внизу на плите напишем: "так, мол, и так: в память от благодарных жителей и Администрации в лице такого-то". То есть, меня.
       Какофон бутылку самогона выставил, но идею забраковал:
      - Дорого будет.
      - С новым начальством еще дороже, - возразил Полторашников. - Пришлют какого-нибудь мудозвона-атеиста, вот и мучайтесь с ним. А я на открытие губернатора позову, он это дело посмотрит - глядишь, и не уволит.
      - Слаб я в светских делах, - признался поп, разливая самогон по стаканам. - Одно скажу: добрая память многое прощает. - И перекрестил стаканы: - Отныне ты - вода аретизанская...
      - Благословишь? - взмолился Пал Никифорыч.
      - Отчего же нет?
       На следующий день Полторашников позвонил Шефу. Изложил суть дела. Шеф долго отнекивался, но начальник хозяйства прозрачно намекнул на то, что в противном случае местные мужики могут спалить дом вместе с шоуменами. И Шеф, бросив все дела, примчался в Хлыновку. Разобравшись с накуренным козлом, подошел ко мне и, по-дружески приобняв, признался:
      - Евгений, нужно провести переговоры с одним говноклюем...
      - А где Толик? - спрашиваю. - Это он же у нас - магистр укрощения паразитов.
      - Бекетов погиб.
      - Как?!..
      - Под колесами любви. Он сам так сказал.
       Я понял, что администратор опять встретил девушку в образе одуванчика. Такое уже случалось, и не однажды.
      - Хорошо, - соглашаюсь. - Что нужно сделать?
      - Изобразите строителя: вы же - актер.
       Я показал Шефу руки. С такими интеллигентскими руками выдавать себя за строителя - все равно, что дистрофику прикинуться штангистом. Шеф с досадой затараторил:
      - Ну, архитектор, деляга, москвич-вампир!..
       Роль кровососа мне до сих пор играть не доводилось, и я из любопытства согласился, слегка обнаглев:
      - А премиальные?..
       ...Павел Никифорович встретил нас в своей приемной. Провел в кабинет, усадил за стол, распорядился, чтобы принесли чай. Пожилая секретарша, кряхтя, поставила чашки и тарелку с крекером.
      - Чем богаты, - заулыбался Полторашников. - Ну, как вам у нас?
       Шеф жалобно посмотрел на меня: "ответьте что-нибудь!..".
      - Осваиваемся, - говорю уклончиво. - Народ у вас тут добрый, трезво смотрит на вещи. - Я честно пытался врать.
      - Согласен, - кивнул Пал Никифорыч. - Пьют, как лошади; воруют, как цыгане. Но я по другому вопросу. Вы - москвичи, а Москва, как известно, - мать городов русских. К кому же обращаться за помощью, как не к матери?
      - Есть и другие родственные связи, - вклинился я. - Одесса-мама, Ростов-папа, и чего уж греха таить - Колыма-бабушка!..
       В финале оглашения этого списка Полторашников вздрогнул. Шеф напряженно меня прервал:
      - Внимательно слушаю вас...
       Глава Администрации недоверчиво покосился на меня:
      - Масловка - родина героев, павших в борьбе. И пора бы им воздвигнуть по-настоящему.
      - Что именно? - спросил Шеф.
      - Как "что"? Монумент. Нацеретелить, так сказать...
       В этот момент дверь кабинета распахнулась, и в помещение вошел отец Какофон в сопровождении пузатого милиционера. Последний представился:
      - Майор Генералов!
      - Сочувствую, - не выдержал я. - Для вас лучше бы - наоборот.
      - В каком смысле? - выкатил глаза пузатый.
       Шеф поспешил с рукопожатием:
      - Весьма рад. Уважаю внутренние органы.
      - Трезвенник, что ли? - огорчился Генералов, доставая из внутреннего кармана камуфляжа бутылку водки.
      - За рулем, - неловко выкрутился Шеф.
       Милиционер с батюшкой сели за столом напротив нас. Полторашников выставил пять граненых стаканов. Пока глава Администрации разливал водку, мрачный Генералов сверлил меня подозрительным взглядом. Создавалось впечатление, что моя внешность почти совпала с приметами разыскиваемого преступника.
       Считаю, что некоторые люди рождаются майорами. Их лица суровы и упитанны; розовощекость придает им особую значимость, а цепкий взгляд вызывает трепет. Таким людям особенно приятно подчиняться. Я знал одного младшего лейтенанта: в сочетании с природной майорской физиономией его маленькие звездочки на погонах автоматически увеличивались в размерах...
      - На какую сумму вы готовы замахнуться? - осторожно сформулировал Шеф.
      - По пять тысяч на героя, - с пафосным цинизмом отчеканил разливающий.
      - Пять тысяч - чего? - прищурился мой начальник.
       Генералов привстал, подчеркивая величие момента:
      - Мы - патриоты, и мыслим рублями, - возвышенно ответил он.
       Молчаливый до сей минуты Какофон, расставил наполненные водкой стаканы:
      - Пора принять на грудь, благословясь, - молвил он, перекрестившись.
       Теплая водка нырнула в мой желудок, вызвав непристойное бурление: даже непьющий Шеф поморщился и нервно подмигнул.
      - Скромная сумма, - резюмировал он, на всякий случай отодвигаясь от меня. - Даже на гранит не хватит...
      - Зачем гранит? - обрадовался Полторашников. - Будем реалистами, вспомним о мраморной крошке!
      - Вечный огонь тоже недорого встанет, - добавил Генералов. - Зароем пару баллонов с пропаном, и все дела. На день открытия должно хватить...
       Меня тошнило: от выпитой без закуски водки, от майора и главы Администрации, от раскрасневшегося батюшки. Неприятная волна поднялась из глубины желудка, преодолевая настойчивое сопротивление разума, и немилосердно вырвалась наружу, окатив фонтаном сидевшего напротив начальника милиции. Генералов выскочил из-за стола и, отпрыгнув в сторону, заверещал неожиданно тонким голосом:
      - Ах ты, бляха-муха!.. Вонючка центробежная!.. Что ж ты блюешь, как синяк синдромный?..
       Я спешно выхватил из кармана носовой платок. Бледный Полторашников врос в кресло. Его мысли застыли на острой грани трезвого осуждения и хмельного гостеприимства. Наконец, мозг принял суровое решение, и гортань вострубила:
      - Вы-ы!.. Недостойны!.. Оскорбления!.. - Его кулаки взметнулись над головой и обрушились на столешницу с силой двух баллистических ракет. - Вы что думаете, у нас веслами воду носят? В лапти щи наливают? Москвичи поганые, захватчики, оккупанты! Мы еще отвоюем свое!..
       Шеф нервно зашевелил усами:
      - Палкифрыч, вас никто не хотел...
      - Понаехали тут! - продолжал бушевать начальник. - Развели бордель в православной деревне! Но Бог - не фраер, а мужик - не дурак!..
       ...На обратном пути Шеф отчитал меня за несдержанность:
      - Вы всех подставили. Рыгнули бы в себя!..
       Я даже не пытался оправдаться...
       Советский комик Сергей Филиппов - тот самый, что рассматривал звездное небо сквозь призму коньячной бутылки, - любил зайти в ресторан ВТО и, приняв сто грамм, окинуть придирчивым взглядом местных завсегдатаев. После чего, уже на выходе, поворачивался к присутствующим и, подняв указательный палец вверх, назидательно изрекал:
      - Не по таланту пьете!..
      
      
       В ПОСТЕЛИ С ФАШИСТОМ
      
       Шеф устроил мне выволочку:
      - Ваши сценарные ходы никуда не годятся. Все диалоги выхолощены. Где жизнь? Где страсти? Где мат, наконец?
      - Что?
      - Мат. Или вы не материтесь?
      - Если взять молоток... - начал я.
      - Почитайте Даля, сказки Афанасьева, - перебил меня Шеф. - Посмотрите современные шоу. Сейчас все матерятся. Это модно! А вы тут чистоплюйствуете!
      - Что вы предлагаете?
      - Больше секса и ненорматива.
      - Напоминает бордель, - предупреждаю.
      - Спонсор следующей серии - презервативы "Президент", - с важностью сообщил Шеф, расширяясь в размерах, как испуганная жаба.
      - На что намек? - спрашиваю.
      - В смысле?
      - Что президент - резинка?
      - Вы во всем видите гнусный подтекст! - возмутился Шеф, нервно подмигивая. - Президент - это образ гарантированной защиты! Вот и отразите эту мысль.
      - Хорошо, - соглашаюсь. - Кого с кем скрещиваем?
       Шеф подступил почти вплотную - так, чтобы я почувствовал запах его тщательно почищенных зубов:
      - Не искушайте меня правдой. Даю вам время до утра...
       Гудман воодушевился:
      - Классно! Всех разденем и перетрахаем. Я однажды порнуху видел. Со смыслом.
      - Это как?
      - Там все в конце переженились.
       Вечером в Хлыновке отрубился свет. Матвеевна пояснила:
      - Нас часто пацанция отключает. Да и что ночью-то высматривать?
      Ноутбук, правда, работал. В голову лезли никчемные сюжеты. Был у меня, к примеру, знакомый Яшка Дронов, и пришел к нему помыться приятель с бодрящей фамилией Рассолов. А санузел у Яшки совмещенный. Сидит Яшка в большой комнате, газету читает. И тут Ларка - жена - с работы вернулась, и с ходу - в санузел. Думала, в ванной за занавеской Яшка плещется. Сделала она громко свои дела, воду спустила, освежителем попрыскала. А потом шаловливо запустила руку за занавеску, и, не глядя, нежно по-хозяйски потрепала:
      - Коло-коло-коло-кольчи-ик!..
      И пошла в большую комнату. Видит - Яшка на диване сидит, образовывается. Тут ее ужас объял:
      - А в ванной кто?
      - Рассолов. У него воду отключили.
       Этот Рассолов больше никогда к Яшке не приходил...
       ...Я чувствовал себя невольником Эроса. Ни один из данных мне персонажей не вызывал желания к общению, не говоря о более интимной конструкции отношений. Дина - носительница бесконечного облома; Санбой - бомж с замашками олигарха; Вега-Серова - свинолошадь. Оставались Броня и Василиса. Но Васька никогда ему не даст: если только за большие деньги, а у Брони за душой, кроме принципов, - одна полуразрушенная "Волга". И потом, надо было придумать мотив, толкающий к столь радикальной близости. Шеф что-то говорил о ненормативе. То есть, они должны не только спать, но и обильно материться в момент семяизвержения. Вырисовывалась жуткая картина плотской любви между пьяной дояркой и влюбленным садистом.
       Толик Бекетов - безусловно, чемпион по инстинктам, и я решил позвонить ему.
      - Привет, - говорю. - Извини, что поздно. Помоги Броню с Васькой совокупить.
       Бекетов даже подпрыгнул:
      - Сутенерствуешь?
      - Это не я, а Шеф.
      - Ой, какие мы чистенькие!
      - Нас гандоны спонсируют. Нужна действенная демонстрация товара. Ты же - специалист. Подкинь идею! - Я пытался цинично льстить.
       Толик смягчился:
      - Плохо дело. Васька ни за что не согласится. Я бы тоже ему не дал.
      - Он тебя и не просит.
      - Эврика! Надо ее напоить, - сделал открытие Бекетов.
      - А поможет?
      - Мне помогает.
      - Где ты только таких берешь?..
      - Знаешь что?! - возмутился Толик. - Сексопат хренов!.. - И бросил трубку.
       Обольститель Деревьев советовал прибегнуть к поэзии:
      - Здесь нужна раскрепощенность с элементами разврата, убедительная галиматья.
      - Вот и посоветуй! - Я начинал злиться.
      - Бонжур, Наташа! Я - поручик Ржевский!
      - Какой поручик?!
       Но Мишка уже завелся:
      - ...Гусар и мудеславный сердцеед! Отдайся, как принцесса - интригану, как Байконур отдался Казахстану, и страстной будь, как с вермахтом - Адольф!..
      - Может, ввести тебя в шоу? - всерьез предположил я.
      - Нельзя. Мне Витька Махоткин синяк под глаз поставил.
      - Какой Витька?
      - Да есть тут один. С третьего этажа. У него тройня родилась.
      - Хорошо, что не с шестого...
      - А он счастлив до задницы! Приходит, хвастается, а я ему и говорю: "Дурное дело - нехитрое". Вот он мне и засветил.
      - Извини, - прервал я Мишку, - но мы отвлеклись. Что помимо стихов?
      - Пошли.
      - Куда?
      - Скажи пошлость, только - смешную.
      - Например?
      - Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, синяя?..
      - Они тоже драться умеют, - предупреждаю.
      - Тебе не угодишь! - возмутился Деревьев. - А у меня натурщица мерзнет. Гуд бай!..
       Светка Карпина отчитала меня за то, что разбудил. Потом смягчилась:
      - В конце концов, можно изнасиловать. Представь: подваливает к Ваське Броня-мудотворец, яйцами бряцает, и тюрьмы не боится...
       Савка Гельфанд не воспринял меня всерьез:
      - Я вообще не вижу проблемы: у нас с Надин все в порядке. Она уже на третьем месяце от счастья!..
      - И когда это вы успели?
      - Дурное дело - нехитрое!
      - Вы что, с Деревьевым сговорились? - спрашиваю, и слышу звонкий шлепок со словами "ты сказать, что я - блядюжка?".
       Савка пустился в оправдания:
      - Жень, не обращай внимания: обычная парижская жизнь! Кстати, по-русски правильно - поблядушка! Убери тапки!.. - И второй шлепок...
       ...Часы показывали пять утра. Я начал с обтекаемых фраз: "Участники шоу играют в бутылочку; игра плавно перетекает в нечто большее. Между девушками и юношами происходит...". Мысль застопорилась. Что между ними может произойти? Массовый поцелуй, перерастающий в оргию? Исключено. Скорее - драка. Сеанс интимных прикосновений? Уверен, что к Санбою прикасались исключительно санитары, и то - в периоды его обострения. Опасаясь за свой мозг, я решил закончить банально: "спонтанный секс". Оставалось набросать диалоги. Получилось чудовищно. Броня "клеился" к Ваське со словами "можно я тебя согрею?", а Санбой соблазнял Вега-Серову посредством только что сочиненной песни; Дина же смущенно уходила на первый этаж, многозначительно пожелав любовникам спокойной ночи.
       Пробудившись около девяти, я спросонья перечитал написанное и ужаснулся. На горизонте отчетливо маячила угроза увольнения.
       Ада ознакомилась со сценарием, с трудом подавляя изжогу недовольства:
      - Не вижу ничего оригинального. Где подробности? Зритель должен испытать шок!
      - Испытает, - пообещал я.
      - А ненорматив?
      - Оставил для импровизации.
      - Под вашу ответственность. Ступайте к артистам и ставьте задачу!
       "Артисты" встретили меня без энтузиазма:
      - Я лучше самоизнасилуюсь, - сказала Вася.
      - Игра в "бутылочку" устарела, - добавил Броня. - Тогда уж - в дурака на раздевание.
      - Победитель известен, - поморщилась Дина, поглядывая на Санбоя.
      - А что, я и так могу раздеться, - сообщил он. - Мой организм наполнен мужской силой, ибо, как крот, питается энергией земли.
      - А я, - говорю, - думал, что вы с ними пашете на солнечных батареях. Прекратили обсуждение!
      - Все равно с этим дураком не лягу, - отчеканила Вега-Серова, указывая на Стасика.
      - Дурак умного сгреб, три недели еб, ума набирался! - парировал Кефир, и стало понятно, что общение с Матвеевной для него даром не прошло.
      - Кстати, - вспомнил я, - насчет мата. Не сдерживайте естественные порывы...
       И в шоу наступило затишье. Девчонки закрылись на втором этаже; мужики бродили вокруг дома, как самцы-изгои. Броня негодовал:
      - Вот ведь бабы! Вечно ломаются. От них что, убудет?
      - Женская природа требует выбора, - ответил Стасик, внезапно обнаружив в себе задатки ума. - А вдруг залетят?
      - Разбежался, - хмыкнул Броня, демонстрируя выданный ему презерватив: - Родина не позволит! Конфликты отцов и детей решены контрацептивами!
       Режиссерша, сидевшая в монтажной, ерзала на стуле:
      - Евгений, где действие? Где конфликты?
      - Конфликты, - отвечаю, - нынче в дефиците.
      - Почему они до сих пор не в койке?
      - Терпение, - говорю. - Утомятся и улягутся...
       Дина, между тем, совершала мучительный выбор. Вот уже год, как у нее не было мужчины. Ее мысли метались между строгой моралью и манящим удовольствием. Ей вовсе не нравился Бронислав, но мысль о Санбое повергала в катастрофическое уныние. Переспать с Броней не страшно, однако, Кефир - явно лишний. К тому же, Дине хотелось острых ощущений. Одно время она спала с актером-мазохистом Мокрухиным. Актер любил, чтобы его хлестали по спине гитарной шлейкой, а он в это время пел романсы. Вокальными данными Мокрухин был обделен, и постельные арии напоминали стоны умирающего маркиза де Сада. Но Дине нравился сам процесс избиения певца, поэтому их интимные отношения длились почти полгода: до тех пор, пока Мокрухин не попросил забетонировать его ноги в эмалированном ведре. Бетон застыл довольно быстро, и к моменту, когда любовная игра достигла пика наслаждения, извлечь конечности было уже невозможно. Пришлось вызвать МЧС. Спасатели весело глумились над чувствами любовников, чем надолго отвратили Дину от плотских желаний. К тому же, у нее закрепилась уверенность в том, что все без исключения мужики обожают истязания...
       Для начала Дина завлекла в дом Стасика. Обнажившись по пояс, процитировала классика: "Что в имени тебе моем?", но Санбой понял вопрос превратно:
      - Какое вымя?.. Отличная грудь!
       Повиливая бедрами, Диана привязала Кефира к стулу и заткнула ему рот вафельным полотенцем. Возбудившийся Стасик не сопротивлялся, всецело отдавшись предвкушению удовольствия. Но ловкая обманщица констатировала:
      - Люблю, когда подглядывают. Сиди и наблюдай.
       Санбой тревожно заерзал на стуле и что-то промычал. В тот же самый момент у режиссерского пульта взволновалась Ада:
      - Что за кошмар вы придумали?.. Вдруг она его задушит?..
      - Вы же сами хотели конфликты, - говорю.
      - Безобразие, - нахмурилась она. - В моем борделе должен быть порядок!
       ...Узрев обездвиженного Кефира, Бронислав перепугался:
      - Динка, ты чего?..
      - Любовь - это боль, - сообщила она, поглаживая свою грудь. - Сладость - это страдание, изматывающее тело. Хочешь измотаться?
      - Не хочу, - воспротивился тот.
      - И не желаешь от меня детей?
      - Только внуков!..
       Но было поздно. Дина схватила заранее приготовленный черенок от лопаты, и больно ударила им по Брониному хребту. Броня взвыл: "Дура!", на что получил еще один удар со словами "не смей ругать свою хозяйку".
      - Фашистка! - возопил несчастный, выскакивая из дома на улицу. Следом за ним с черенком в руках выбежала суровая любовница. Погоня амазонки за жертвой длилась недолго: в течение минуты пылкая любовница изрядно замерзла. Отшвырнув черенок, она вернулась в дом, где, растерев торс туалетной водой, вплотную занялась привязанным к стулу Стасиком. Сняла с него ремень и, вышагивая по комнате, прочла краткую лекцию о пользе переломов при совокуплении. Кефир слушал ее, выпучив глаза. Когда она завершила свою речь, подпрыгнул вместе со стулом, завалился на бок и попытался отползти в угол комнаты. Из кармана его брюк предательски вывалились презервативы.
      - Что это у нас? - заинтересовалась мучительница, поднимая с пола упаковку. - Надо же, "Президент"! Это кто у нас президент? Это ты у нас - президент?
       Стасик исступленно мотал головой...
      - Все! Хватит! - не выдержала Ада. - Прекратите эту порнографию!
      - А мне интересно, - возразил сидящий рядом Гудман. - Шок и трепет, конец Хусейна...
      - Следите за картинкой, - отрезала Цюруповна. Скомандовала в микрофон: - Всем спасибо, достаточно!.. - Потом повернулась ко мне: - Вместо постельной сцены вы устроили реслинг, а жрицу любви превратили в Годзиллу! Почему никто не матерился?
      - Это не так, - оправдался я, - спросите у Стасика...
       Кефира, между тем, освобождал изрядно побитый Бронислав. Его народная речь подтвердила мою правоту. Режиссерша бросила на меня испепеляющий взгляд:
      - В следующий раз я вас уволю, как носителя ущерба.
       ...Матвеевна, из-за своего забора наблюдавшая срамную беготню, осуждающе молвила:
      - Развратники вы все. "Санта-Барбару" бы постыдились!..
      
      
       НЕПОСЫЛАЕМЫЕ
      
       В сталинские времена "стучало" полстраны. Меркантильность перевешивала моральные принципы, поэтому истории потерпевших отличались лишь в незначительных деталях. Социалистическое соревнование в методах выживания привело к загниванию популяции советских людей, одержимых тотальным страхом...
       Ада, насупив тщательно выщипанные брови, приказала:
      - Необходимо обновить ситуацию: выбросить одного из участников. Пусть разберут друг друга и обольют грязью. Зрители ценят перец. Евгений, вам задание: проработайте стадное чувство.
      - Полагаете, это - рационально? - спрашиваю.
      - Дайте мне закончить логику! - Взбунтовалась режиссерша. - У нас жидкие капиталовложения. Все безобразно работают, зато красиво отдыхают! - Ее речь преображалась в полное собрание лозунгов. - Дайте реальный конфликт! Раздвиньте гуманитарные рамки выживания! Возбудите гамму отрицательных эмоций!..
       Шоумены встретили меня вяло:
      - Кто спонсор на этот раз?
      - Дятел, - отвечаю, - и стучать придется всерьез. Так что - не стесняйтесь: больше грязи - шире морда...
       К моему удивлению, ребятишки оживились: расселись за кухонным столом и начали обсуждение.
      - Санбой - кариозный монстрилло, - задала тон Вега-Серова. - Причем, переживший семяизвержение в мозг...
      - А ты себя понюхай, - обиделся Стасик. - Признайся честно: скольких ассенизаторов ты отравила?
      - Действительно, - согласилась Дина, - девушке с таким запахом таскать нельзя. Ты похожа на шикарную казарму!
      - Фашистка немилосердная, - отозвался Бронислав, намекая на недавнее избиение, - тебя же из борделя за зверство выгнали?
      - Не шлифуйте мой мозг, - вяло молвила Вася. - Лично я против Серовой. Прости, подруга, ничего личного...
       Анна-Лидия привстала со стула:
      - Зато меня Тимоха полюбил!..
       Пока шоумены ругались, Тимоха, действительно, грезил о великой любви. Он проник в сарай Матвеевны, чтобы украсть банку "Сельди Атлантической". Вообще-то, сначала он хотел поймать ворону и зажарить, но, поразмыслив, решил, что одной тушки будет маловато. Пища была ему необходима как закуска: внутренний карман Тимохиной фуфайки согревала бутылка самогона. Содержимое поллитры предназначалось для него и Веги-Серовой. Влюбленный сох по Анне-Лидии с тех пор, как увидел. Он мечтал встать перед ней на колени и чувственно открыться в стихах, но рифмы получались неубедительными. Накануне кавалер начал писать оду:
      
       Приснилось мне, что ты со мной одна,
       И я как лев, а ты - как антилопа.
       Я вытащен тобою из говна,
       И светит мне теперь...
      
       В этом месте поэт прервался: слово "антилопа" ему менять не хотелось, а приходящие на ум рифмы показались избитыми. Тогда он решил действовать: купил в Масловке самогон и полбуханки черного хлеба; закусь решил позаимствовать у тетки. Роясь в углу сарая, Тимоха бормотал недописанное четверостишье, воровато озираясь по сторонам. Наконец, он извлек из кучи опилок искомую килограммовую жестяную банку. Облизнувшись и сглотнув слюну, изрек:
      - ...И светит мне теперь... Селедка! Опа!..
       ...В тот момент, когда влюбленный лобзал свою съедобную добычу, из Москвы в сторону Хлыновки мчался черный "Фольксваген-Пассат", за рулем которого сидел Мишка Деревьев. Он вез своего друга Толика Бекетова навстречу судьбе: последнего угораздило влюбиться в Василису. Водитель предрекал:
      - Пошлет она тебя, вот увидишь. Зря только бабло потратил. Думаешь, она цветов никогда не нюхала? Конфет не ела? Армянской кониной не ужиралась?
      - Будь я бостонским душителем - удавил бы тебя, - мрачно отозвался Толик.
      - Это чем же? - поинтересовался Мишка.
      - Да чем угодно! Резинкой жевательной...
      - За что? - недоумевал Деревьев.
      - А с тобой морально тяжело.
       Остановившись у дома шоуменов, Мишка заглушил мотор. Предложил:
      - Может, к Женьке зайдем? А то время позднее, а у него - ни в одном глазу. Примешь с ним для храбрости...
       На пороге их встретила хмурая Матвеевна:
      - Чего надо?
      - Мы вам вермишель привезли, - оптимистично ответил Толик. - Быстрого приготовления.
      - Силос тошнотный, - резюмировала бабуся. - Сами-то, небось, такое не жрете. - И жадно схватила пакет с продуктами: - Давай сюды. Проходите. Женька, это к тебе!..
       Я встретил их в комнате, принял верхнюю одежду, повесив ее на ржавые гвозди, вбитые в обшарпанную стену. Деревьев медленно опустился на стул, приняв позу мыслителя.
      - Ты что такой загадочный? - спрашиваю. - Опять что-то украл?
      - Изъял, - уточнил Мишка. - Десять экземпляров книги "Мадам Бовари".
      - Неужели прочел?
      - Каждую! И Толику половину подарил. Теперь у него череп чешется от мыслей и либидо повысилось. Вытащил меня из жарких объятий натурщицы и за руль усадил. И вот мы здесь!
      - С кем не бывает, - уклонился я от восторга. - Капусты квашеной хотите? Меня хозяйка подкармливает...
      - Тысяча мерсищ, но - нет! Вызови Ваську, а то в студеную зимнюю пору серенады петь на улице западло.
      - Она тебе не Васька, - нахмурился Бекетов, угрожающе сжимая в руке бутылку коньяка.
       Пришлось идти. У калитки я едва не сбил с ног Тимоху. Тот обрадовался:
      - Слышь, зёма... Тут это... Дело есть. В плане культурного размножения. Чувство у меня возникло к Нюрке-Лидке вашей. Уж больно она толстожопая. Люблю таких...
      - Позвать? - спрашиваю.
      - Братом тебе буду, - пообещал влюбленный.
      - Не надо. Ступай в хату, - говорю. - Не на морозе же лямуры крутить.
      - Меня тетка не пустит, - шмыгнул носом Тимоха, но решил-таки рискнуть...
       Девицы моего благородства не оценили:
      - Сводничаешь?
      - Да уж, - соглашаюсь, - порнографирую потихоньку. Так вы идете?
      - Разве что в рюмку плюнуть и послать? - цинично предположила Василиса, лениво наводя макияж.
       Аня-Лида загадочно закатила глазки:
      - Я призадумалась...
      - А мозг в руках в руках держала, - стервозничала Вася.
       Мне оставалось только миротворствовать:
      - Умоляю: будьте политкорректны!
       Увидев на пороге дам, влюбленные вскочили со стульев. На столе уже стояли стаканы с выпивкой, и была разложена газета с селедкой. Лежа на кровати, Матвеевна хмуро ворчала:
      - Устроили тут дом свиданий, вся бесстыжесть наружу. - Ее благоразумно угостили коньяком, но наличие на столе сельди возбуждало в ней смутные подозрения.
       Я гостеприимно усадил девушек за стол. Толик с Тимохой смущенно отошли к двери. Процесс сватовства взял в свои руки Деревьев.
      - Приветствую, небесные богини, - высокопарно начал он. - Пред вами исступленно бьют челом невольники проделок Гименея. И, засучив по уши рукава, я признаюсь за них в глубоких чувствах. Они вас любят, страждут и хотят!
      - Кто - кого? - прагматично уточнила Вася.
      - Ах, да, забыл. Простите, миль пардон! - Мишка указал на покрасневшего Толика: - Мой друг-сосиска, господин Бекетов уныло сохнет именно по Вам. Его не орошают ни настойка, ни чистый спирт, ни гнусный самогон, не воскрешает милая беседа. Его рассудок умер, как Ильич!..
       Из своего угла, всхлипнув, отозвалась Матвеевна:
      - Ишь ты, черт, Есенина знает! Я б такому отдалася.
       Я держался из последних сил, но Мишка уже поймал кураж:
      - Второй товарищ на фиг мне не нужен, но чувства, что испытывает он к гражданке Анне-Лидии-Серовой, к ее упругим бедрам и грудям, к ее тылам и линиям фронтальным, способствуют тому, чтоб я изрек: бедняга любит! Дайте же надежду!..
       Девицы растерянно открыли рты: речь, произнесенная Деревьевым, ввела их в безграничный ступор, но Мишка останавливаться на достигнутом явно не собирался:
      - Дары армян - трехзвездочный коньяк, дары деревни - самогон вонючий - желаете ль на радостях вкусить? А опосля, когда могучий Бахус окутает в объятьях ваш рассудок, вы сможете им вынести вердикт: возлечь на печке или плюнуть в рожу!..
       Вега-Серова, оправившись от культурного шока, рекомендовала оратору:
      - Бросай курить эту гадость, а то прет тебя как-то не по-детски.
      - Я трезв как автоинспектор, - парировал Деревьев.
       Осмелевший Гальченко выдвинулся вперед и отчаянно признался:
      - Нюрка, я ради тебя пить брошу и хату починю. А хочешь - поброюсь!
      - Шерсть надо соскоблить, - снизошла до ответа Аня-Лида, - а то выглядишь, как цирковой гегемон. И не говорим мне про свою виллу для быдло-класса. Ты хоть знаешь, что такое деньги?
      - Я-то? - растерялся Тимоха и автоматически соврал: - Еще как знаю.
      - Хорошие?
      - Прекрасные знаю!..
      - Я - старый солдат, - вступил в разговор Бекетов. - Когда же усталый путник прильнет иссушенными губами к живому источнику?..
      - Баян, - отреагировала Васька.
       Толик, привыкший успешно цитировать реплики киногероев, оторопел:
      - Вы привлекательны, я - чертовски привлекателен...
      - Отвали, баянист, - грубо осадила его пассия.
      - Но почему же ты, скотина, не отказала сразу?! - не на шутку обиделся воздыхатель.
      - Да пошел ты...
      - Врешь, - зашипел кавалер, - не пошлешь!..
       Василиса налила себе коньяку и, легко опорожнив полстакана, бессердечно констатировала:
      - И пойло ваше - дурь для проституток.
      - Но ты же пьешь, как воду, мой нектар! - Возвышенно возмутился рыцарь и разочарованно зашептал: - Убогая, да ты - не одуванчик: ты - потаскушка, коих свет не видел!..
       Деревьев оценил размер стиха и тут же включился в творческий процесс:
      - Видал, видал, и даже не таких!.. А кореш мой, мадам, - непосылаем: ни на фиг, ни к чертям, ни даже в пень. Он явится как Мюнхену - диктатор, как Ильичу - поганый провокатор, как мавзолею - сталинская тень!..
      - Вот придурки, - буднично сказала Серова, опустошив свой стакан. - Пойдем отсюда...
       В углу захихикала Матвеевна:
      - Молодцы, девки! Так их, кобелей!
       Гальченко вскинул голову и, прищурившись, уточнил:
      - Значит, не дашь, да? Вот оно, значит, как? - И внезапно заныл: - Тогда угостите меня чем-нибудь, пожа-алуйста...
       Но дамы остались глухи к его мольбам. Подло хихикая, они покинули хату Матвеевны и заперлись в шоуменском доме, из окна второго этажа наблюдая за действиями отверженных любовников. Деревьев нашептывал Толику стихи, и тот декламировал их, изощряясь в эпитетах:
      
       Всех посылали понемногу,
       Куда-нибудь и как-нибудь,
       Но я не выйду на дорогу,
       Отправясь в эротичный путь!
       В твоем посланьи - море фальши.
       Иди сама куда подальше!..
      
       Тимоха, оскорбленный в лучших чувствах, залпом выпил свою самогонку и, вывалившись на улицу, разразился проклятиями:
      - Москвички позорные! Всю Россию развратили! Чтоб вы сгорели, супергрымзы!..
       Грязная вата зимнего неба поглощала эти крики, пьяным ветром убивая тщетное отчаяние. Тусклая желтая лампочка безразлично раскачивалась над крыльцом шоуменского дома. Вдоволь наоравшись, кавалеры разбрелись. Гальченко поковылял к себе домой, Бекетов с Деревьевым сели в машину, напоследок бросив мне "тебя в Москве ждут-не-дождутся".
      - Кто? - спрашиваю.
      - Да немка твоя, - ответил Мишка. - Ты бы ей позвонил, что ли. А то морочишь голову чувихе...
       Наутро Ада сделала вывод:
      - Всех повыгоняю.
      - За что? - вздрогнул Гудман.
      - Простите за то, что я вас уважаю, но посмотрите на себя! А еще лучше - ощупайте! - завелась режиссерша. - У вас должен расти интерес к работе, а у вас что растет? Хамить не обязательно.
       Левка попытался втянуть живот, но едва не задохнулся. Цюруповна злобно продолжала:
      - Взять, к примеру, Стасика. Растапливал печь - обжегся; колол дрова - посадил занозу; мыл полы - подвернул ногу; вкручивал лампочку - порезался! Откуда такое травмолюбие? А девушки-мегасамки? А сценарист, разместивший пасквили в интернете? Кстати, позовите его...
       Я подошел к микроавтобусу, где размещалась ПТС. Ада приветствовала меня словами "вот он, Сухово-Кобылин". Мой рассудок инстинктивно выпал в осадок, и там притаился.
      - В чем дело? - спрашиваю.
      - Я читала ваши оскорбительные рассказы. По чьему заказу вы разрушаете имидж студии?
      - Ни по чьему. Обычные зарисовки...
      - "Шефу в лоб влетел голубь". По-вашему, это смешно? Между тем, Шефа сам губернатор Орловской области наградил памятной медалью!
      - Прекрасно, - говорю. - Подарю ему на Новый год алую подушечку.
      - Вы истощили мое терпение, - недобро прошептала Цейтлер. - Чтобы завтра же духу вашего здесь не было. Я вас увольняю!..
       Когда посылает начальство, обычно приходится идти. Можно, конечно, громко хлопнуть дверью, но на открытом воздухе это затруднительно. Единственная замена сатисфакции - история Шефа. Бог покарал его в тот же день. В городе Орел его напоили. Отвезли на вокзал. Пересекая привокзальную площадь, он совершенно не смотрел по сторонам, будучи увлеченным беседой с каким-то чиновником. И вдруг, подняв голову, увидел над собой огромную голову орла. Этот орел, установленный по приказу мэра одноименного города, был поистине ужасен. Внешне он напоминал гигантского птеродактиля с элементами самолета-кукурузника, крылья которого были покрыты мхом, заменяющим то ли шерсть, то ли перья. Остекленевший взгляд птицы потряс Шефа: у того мгновенно отвалилась нижняя челюсть и потекли сопли. Кстати, подмигивать он так и не перестал...
      
       МУЖИКИ ВСЕЯ РУСИ, ПЕРЕКРЕСТИТЕСЬ!..
      
       По Масловке ходили страшные слухи. Майор Генералов утверждал, что москвичи, засевшие в Хлыновке, вынашивают план захвата деревни путем скупки земли; Тимоха Гальченко рассказывал собутыльникам о жутком разврате, царящем в доме шоуменов; Полторашников намекал на возможность превращения Масловки в один большой бордель, куда будут съезжаться толстопузые олигархи из зажравшейся столицы; даже отец Агафон в последнем обращении к пастве предал анафеме бесовские реалити-шоу. И вот терпение масловских лопнуло. Три десятка полупьяных мужиков, вооруженных лопатами, собрались у двухэтажного здания Администрации. Толпу возглавлял изрядно подвыпивший Тимоха.
      - Гидры там, - вещал он, указывая рукой в сторону Хлыновки. - Свою Москву засрали, теперь к нам приехали!..
       В этот момент на крыльце появился глава Администрации:
      - Что за собрание? Кто санкционировал?
      - Совесть! - пафосно крикнул Гальченко. - Ведь что творят, захватчики!..
       Полторашников нахмурился. В нем боролась жажда мести москвичам с нежеланием отвечать за массовые беспорядки. Подоспевший на выручку Генералов взял ситуацию в свои руки.
      - По любому! - властно молвил он. - Я имел беседу с ихним начальством, и сведения не беспочвенны. Наши отцы и деды боролись, и нам пора показать крутой нрав. Русский человек терпелив, но не безграничен.
       Мужики понимающе кивали. Из толпы вышел отец Какофон и, воздев руки к небу, провозгласил:
      - Восставшие из Преисподней демоны сильны искушением своим. Могучий духом да изгонит нечестивых!
       Собравшиеся зашумели. Пал Никифорович, обнаружив в себе решимость покончить с ненавистными москалями, дал волю красноречию:
      - Со времен войны мы не знали нашествий. Они думают, что могут все купить! Но мы не продаемся!
      - По любому, - подтвердил Генералов.
      - Звериный оскал капитализма в жестоком мире чистогана! - уточнил Полторашников, и слушатели содрогнулись, представив острые клыки Абрамовича.
      - Пусть валят отсюда! - крикнул Гальченко.
      - Жирный кукиш у нас купишь! - поддержал кто-то из толпы.
      - Бей москалей! - взревели мужики и, потрясая лопатами, двинулись в сторону Хлыновки...
       ...Матвеевна вздыхала, сидя за столом.
      - Был нормальный парень, и того уволили, - сокрушалась она. - И за что? За рассказы какие-то. Да кто их читает, рассказы-то?..
      - Ничего я не размещал, - говорю, - Ада наверняка ошиблась. Приеду к Шефу - разберемся.
       Гудман вяло меня поторапливал:
      - До темноты надо выехать, а то к ночи метель обещали. Переночуешь у Гельфанда, а завтра что-нибудь решишь...
       Из настенных ходиков трижды выскочила испуганная кукушка.
      - Может, чайку на дорожку? - предложила Матвеевна. - Я зверобой заварила: индийский-то кончился. Да и плохой он был: как будто и не чай, а прах Индиры Ганди.
      - Спасибо, - отвечаю, - но нам пора...
       Гудман пошел прогревать машину. Мы с Матвеевной обнялись.
      - Вот был бы ты моим племянником, - призналась она, - я бы горя не знала.
      - Не бойтесь вы его, - успокаиваю, - он добрый, просто - мстительный.
       В этот момент дверь отворилась, и, пнув ногой полусонного Фому, в дом ввалился возбужденный Тимоха. Раскрасневшаяся физиономия излучала счастье торжествующего гегемона; грязная кроличья шапка с оттопыренными ушами напоминала простреленную Мазаем буденновку.
      - Что, дождались народного гнева? - яростно прошептал он, вытирая сопли засаленным рукавом бушлата.
      - Топорик, топорик-то где?.. - залепетала Матвеевна, прячась за моей спиной.
      - Спокойно, - реагирую, выдвигаясь чуть вперед, и слышу радостное:
      - Да вот же он!.. - Это хозяйка нащупала под столом свое оружие. - А ну, пшел, пока не согрешила!
      - И ты продалась, - мучительно сглатывая, молвил племянник. - Глядите, москали, поймаете красного петушка!..
       За окном стремительно собирался народ. С полусотни баб и мужиков столпились у калитки дома шоумэнов, обступив машину Гудмана. Из толпы послышался зычный голос Какофона:
      - И раздался гром небесный! Мужики Всея Руси, перекреститесь!.. - И кто-то визгливо подхватил:
      - Пали их на хер!..
       На крыше дома что-то хлопнуло, и бледное пламя с треском поползло по шиферу. Я выбежал на крыльцо, успев схватить свои пожитки. За мной последовал испуганный радостью Тимоха; следом, мотая рогами, вырвался на улицу одичавший Фома...
       Бледные шоумэны выскочили из дома, поспешно набрасывая на себя верхнюю одежку. Санбой, потерявший правый сапог, подскочил к священнику и, перекрестившись, возопил:
      - Благослови, батюшка, в рожу тебе плюнуть!
      - Излечись, инфекция, - взвыл Какофон, осенив его крестным знамением. И голос его подхватили вороны, торжественно вьющиеся над полыхающей крышей.
       Между перепуганными артистами и безмолвной от наслаждения толпой металась Цюруповна - беспомощная, как раненный буревестник:
      - Собственность!.. Собственность!..
      Но никто ее не слушал. Счастливо улыбаясь, майор Генералов гипнотически повторял: "По любому, мужики... По любому!".
       Пламя, целиком охватив площадь крыши, полезло вниз, яростно овладевая вторым этажом. Шоумэны рванули к забору и, резво перескочив через него, укрылись в стоящем неподалеку автобусе ПТС. Воспользовавшись всеобщим замешательством, я прорвался к машине Гудмана, открыл дверь, вскочил в салон:
      - Поехали быстро!..
      - Да я за родину собственный баян порву! - орал кто-то из толпы.
      - Вот и рвите его по законодательству! - исступленно вопила режиссерша.
       Левка рванул ручной тормоз:
      - Не могу вот так взять, и уехать. Хотя бы на мобилу сниму. - И решительно вышел из машины.
       Всклокоченная Матвеевна с ведрами в руках, наполовину наполненными водой, ковыляла к полыхающему дому, приговаривая:
      - Что ж вы делаете, ироды?.. С ума, что ли, посходили?..
       Ее худые голые ноги, обутые в резиновые галоши, неловко семенили, утопая в грязи.
      - Служба спасения пришла! - заржал кто-то. - Пойди в тайгу, найди Шойгу!..
       Увидев, что какой-то толстяк начал съемку, толпа развернулась в противоположную сторону, скрывая лица. Кто-то из женщин одернул своего мужика:
      - Пошли отсюда. А то ведь посадят еще. Видишь - снимают...
       Огонь с остервенением метался по второму этажу и крыше, хищно пожирая деревянные перекрытия. Сноп пламени поднимался все выше и выше, весело играя вспыхивающими искрами. Через минуту раздался сухой треск, и второй этаж с грохотом обвалился.
      - Финита ля комедия, - грустно молвил Гудман, пряча мобильник в карман. - А у меня там плеер был: я Санбою дал попользоваться. Сгорел, наверное. Засужу гадов. Тоже мне - патриоты...
       До Москвы ехали молча. Бессмысленный демарш толпы не утешал. Любое злорадство ущербно, являясь подтверждением собственного бессилия. А сгоревший дом автоматически сводил к нулю шансы на дальнейшую перспективу работы. Я мысленно прикидывал, куда отправлюсь завтра: к Шефу на ковер или сразу на вокзал. Левка угадал мое настроение:
      - Не спеши. Все еще наладится.
      - Как?
      - С помощью негров. Поехали в Африку пирамиду строить.
      - Я не Тутанхамон, - говорю.
      - Ты не понял. По принципу "МММ". Мой приятель-дипломат в Киншасе работает, он с вождями племен уже договорился.
      - О чем?!..
      - Берем у негров золото под проценты, и вовремя сваливаем. Просто, как все гениальное.
      - Съедят тебя там, - предупреждаю.
      - Подавятся, - оптимистично возразил Гудман. - Все равно лавочка скоро прикроется: мировой кризис на носу.
      - Это тебе тоже дипломат сказал?
      - Он самый. По секрету. "Грядет, - говорит, - конец фильма", так что можно и рискнуть.
       Мы остановились у дома напротив Бородинской панорамы.
      - Тебя проводить? - спросил Левка. - У меня копье в багажнике.
      - Оставь его для Мабуту.
      - Как хочешь. Созвонимся!..
       Реальность смеется над фантазией, предоставляя фору самой изощренной выдумке, и я - не барон Мюнхгаузен, чтобы садиться с ней за партию в кости. Тем более, что костями барона давно играют другие мечтатели...
      
       КРЕАТИВНЫЙ ДИССОНАНС
      
       Гельфанд гордился своей плодотворностью, а еще тем, что беременность Надин не была заметна.
      - Мы скоро уезжаем, - заявил он, открывая дверь. - Задолбала эта страна. Делать здесь нечего.
      - А как же твой патриотизм? - уточняю.
      - Я пытался его развить, но бесполезно, - признался Савка. - Никакой конвертации в деньги. Вообще-то, нет смысла их просить: их необходимо требовать. Проходи...
       Надин хлопотала на кухне. В цветастом фартуке она была похожа на импортную матрешку. Мы расцеловались.
      - Пельмени будешь? - спросила она.
      - Только не картошку, - говорю. - Я от нее устал.
      - Я Берту позову. Ничего?
      - Конечно...
       Надин с Савкой загадочно переглянулись, и мне стало неловко. Гельфанд потянулся за рюмками.
      - Не увлекаться, - предупредила благоверная, и я понял, что Надин обрусела окончательно.
      - Рассказывай! - Гельфанд нетерпеливо наполнил рюмки. - Давай по маленькой.
       Мы выпили. Вкус пельменей показался мне божественным: настолько давно я не ел эту соевую гадость.
      - А что рассказывать? - отвечаю. - Сожгли наш дом.
      - Когда?!..
      - Прямо сегодня и сожгли. Пришли мужики из Масловки, да и подпалили.
      - Вот сволочи! - возмутился Савка. - И что теперь будет?
      - Не знаю. Ада меня все равно уволила. Говорит, я какие-то рассказы про Шефа в Интернете разместил. Наверное, что-то перепутала. Я и не знал, что он такой популярный.
       Гельфанд замолчал. Налил еще по одной. Хмуро двинул тост:
      - За освоение Европы!
       После второй мне полегчало. То, что еще минуту назад казалось катастрофой, утрачивало свое магическое значение.
       Хлопнула дверь в коридоре. Надин воскликнула:
      - А вот и наша соседка!
       Берта выглядела слегка смущенной.
      - Привет, - сказала она.
      - Здравствуй. - Мне тоже было неловко. - Садись рядом.
       Она кивнула. Гельфанд засуетился:
      - Берточка, водочки?
      - Нет, спасибо.
      - Тогда мы с Женькой. - И снова наполнил рюмки.
       Надин внимательно следила за его профессиональными движениями, но молчала. Савка хищно облизнулся и сообщил:
      - Был у меня один знакомый. Ловил мальков, пытался разводить лягушек, чтобы наладить контакт с парижскими ресторанами. Ничего не получилось. Тогда он возненавидел Францию и возлюбил итальянскую пасту. Купил мешок вермишели и успокоился! Это я к тому, что настало время определиться! - торжественно заключил он, и молниеносно выпил. Пришлось присоединиться, хотя не стану скрывать - с удовольствием.
      - Мы уезжать послезавтра, - буднично сказала Надин. - Уже и билеты купить. Надо заботиться о будущий ребенок.
      - Шеф меня сегодня рассчитал, - добавил Савка. - Хотя и злой был. У него геморрой разыгрался так, что сесть не может. Не в прокурорском смысле, а в медицинском. Так что плевать мне теперь на погорельцев. - И пояснил: - Их сегодня деревенские сожгли. Не шоу, а казнь Джордано Бруно...
      - Перестань, - одернула его Надин. - И закусывай. Женья, за что?..
      - Просто так, - говорю. - Терпение у народа лопнуло. Понаехали, понимаешь...
      - Сходи к Шефу, - посоветовал Гельфанд, - тебе все равно терять нечего. А так, может, и заплатит.
      - Обязательно заплатит, - подтвердила Берта, - ты же его практически прославил! Твои рассказы в интернете пользуются успехом: почитай комментарии.
       Я вздрогнул:
      - Так это ты их выложила?
      - Да. А что?..
       Мне стало не по себе. С одной стороны - ерунда, записки офисного планктона, а с другой - обидел начальство.
      - Ничего, - говорю. - Просто минута славы взбесила.
      - Я пойду, - тихо сказала Берта. - Можешь переночевать у меня, если хочешь.
      - Когда и отсюда выгонят - непременно.
       На кухне стоял раздвижной диванчик - на нем мне и постелили. Всю ночь я провел в кошмарах: то снилась взбешенная режиссерша, то грезился исхудавший Шеф, то - избитые шоумены. Методично и громко тикали настенные часы. Я всмотрелся в циферблат. Половина седьмого. Встал, оделся, отправился в ванную. Из зеркала на меня хмуро смотрел небритый дядька. Я показал ему язык и включил воду...
       ...Шеф встретил меня на пороге своего кабинета с мобильником в руках. Он явно торопился. Указал мне на кресло. Воскликнул:
      - Две тысячи часов материала восемью камерами - и все коту под хвост? Пять серий уже смонтировано! Хорошо, к восьми буду. - Он отключил телефон, бросил на меня неприязненный взгляд. Нервно подмигнул: - Что, писатель, доигрались?
      - Я со спичками не балуюсь, - отвечаю. - Просто характерами с народом не сошлись.
      - Интересно, какую гадость вы напишете на этот раз. "Рекламист"? "Сценарист"?..
      - Мазохи...
      - Да перестаньте же! - вскричал Шеф, выхватывая из кармана носовой платок. Отсморкавшись, сообщил: - Сегодня еду в Малаховку...
      - Я бы предпочел Париж, - говорю.
      - Вы в каждой бочке, - возмутился начальник. - В каждой!.. Будем решать судьбу проекта. Кстати, вы, как сценарист, себя не проявили. Зато показали тайную сущность приятного подонка. Вы, наверное, за долларами пришли?
      - Ни в коем случае. Интересуют только царские червонцы.
       Шеф достал кошелек, открыл его, отсчитал десять зеленых бумажек, небрежно протянул их мне:
      - Здесь тысяча. И больше никогда не появляйтесь. Уж лучше бы нанял литературных негров.
      - Загорелись идеей романа?
      - Качественного сценария. Даже у Пушкина был литературный негр! - сделал открытие Шеф.
      - В смысле, он сам?
      - Нет! Няня!..
       Я вышел из кабинета, скрежеща зубами. Что может быть злее обиженного начальника? Только уволенный подчиненный.
       Секретарша Светка Карпина пыталась успокаивать:
      - А мог бы и соплями застрелить. Он, кстати, и Гельфанда уволил.
      - По собственному желанию, - уточняю.
      - Но ведь - факт!..
       Художник Мишка Деревьев завел меня на кухню, налил кофе. Шепотом признался:
      - Я тоже скоро отсюда свалю. Есть идея. Ресторан хочу открыть. Будет называться "Сталин". Все официанты - в костюмах энкэвэдэшников. Меню - изумительное: "Сухарики по-ГУЛАГовски", коктейль "Молотов", десерт "Взбитый Тухачевский", двухъярусный торт "Гитлер капут". И - туалеты: женский - "Родина-мать зовет", а мужской - "Жданов"! Пойдем в кабак, покреативим?.. - Он явно возмечтал напиться за мой счет.
      - Извини, - отвечаю, - у меня - креативный диссонанс.
      - Как хочешь, - огорчился Мишка, - я-то думал тебе работу предложить...
       ...Савки и Надин дома не оказалось, пришлось позвонить Берте. В любом случае, надо было их дождаться, чтобы забрать вещи, и уже потом ехать на вокзал. Берта провела меня в комнату, усадила на диван. Спросила:
      - Может, чаю?
      - Тогда уж - водки.
       Она принесла пол-бутылки "Абсолюта", поставила на сервировочный столик рюмку и тарелку с крабовым салатом:
      - Вот. Только не в стельку, хорошо?
      - Постараюсь. А можно стакан?..
       Берта дала мне граненый стакан. Я наполнил его до краев и залпом выпил, не закусывая.
      - Тебе плохо? - услышал я.
      - Привычно паршиво.
      - Это я виновата, да? Не стоило ничего размещать?
      - Теперь уже все равно...
      - Я тоже скоро уезжаю. Хочешь - приезжай ко мне: я устрою тебе вызов в Берлин.
      - Кому я там нужен? - спрашиваю.
      - Мне, - тихо ответила она, и слова ее прозвучали обвинением в любви.
       Я налил еще полстакана. Всмотрелся в прозрачную жидкость, как предсказатель будущего - в магический кристалл. Спросил - для того, чтобы не молчать:
      - И что мы там будем делать?
      - Просто жить. Здесь это невозможно...
      - Но ведь живут...
      - Да. Ужасно. Надо быть реалистом.
      - Когда ты улетаешь?
      - После вашего Рождества. Мы даже можем еще пожить вдвоем, если ты не против.
      - Я не помню немецкого. - Мягко уклоняюсь от ответа. - Учил в школе, но все забыл.
      - Уже проще: ты быстро вспомнишь.
       Берта была права: давление реальности становилось невыносимым. Выхода нет, и придется возвращаться в провинциальный Смоленск, где самое лучшее, что меня ждет - это работа в какой-нибудь районной газетенке "Пьяный вестник". О худшем не хотелось даже думать: оно уже плескалось в стакане и овладевало сознанием. Когда-то я стремился в Москву с мечтой о самореализации. Перспектива "вписаться" в бурную журналистскую жизнь пробуждала во мне энергию действия. Позже грезы развеялись, воздвигнув на обломках былых химер вечный монумент юношескому разочарованию. Но бегство на чужбину с нелюбимой женщиной представлялось еще большей катастрофой. Согласен: она - прекрасный человек, а мне совсем не обязательно в тридцать шесть лет влюбляться как Ромео. Некоторые утверждают, что иногда чувств одного человека хватает на двоих. Теоретически такое возможно, практически же - сродни предательству собственной природы. Я представил, что согласился. Вот мы садимся в вагон поезда "Москва - Берлин"; вот он прибывает в чужой для меня город, наполненный чуждым языком и непонятными традициями; вот мы поселяемся в отдельной квартире, где все - не мое, включая запах в гардеробе; вот помолвка и свадьба, где я неприкрыто напиваюсь, как свинья, дабы не слышать глупых разговоров друзей, давно ставших моими врагами; вот мы зачинаем нашего ребенка, обреченного любить отца, что заглядывается на других женщин, мысленно изменяя собственной жене и ненавидя молочные бидоны, в которые превратилась ее грудь; а вот и очередная реальная измена, становящаяся известной даже ее родителям; и еще один скандал, и упреки, и слезы, и разрыв. Это ли - спасение, и - от чего?..
       Я опорожнил стакан и, выдохнув алкогольный пар, тяжело поднялся с дивана. Меня раскачивало, как матроса, внезапно сошедшего на берег.
      - Ты уходишь? - спросила она.
      - Да. Извини.
      - Мы еще увидимся?
      - Вряд ли. Поезд вечером.
       ...Савка меня отругал:
      - Идиот! Девчонка сама сделала тебе предложение, а ты!..
      - Это было бы отличное убожище! - встряла Надин.
      - Убежище, - поправил ее Гельфанд.
      - Надин права, - говорю. - Именно - убожище.
      - От кого ты постоянно защищаешься? - вспылил Савка. - Все твои ответы - на выпендреже. Откуда эти комплексы? Тебе пытаются помочь, а ты вечно недоволен, как Иван-царевич! Иди, выдрючивайся дальше, пока не сопьешься!..
       Напоследок ругаться с Гельфандом не хотелось - тем более что он не врал. Последние годы я метался, как неприкаянный психопат, исполняя никчемные задания презренного начальства и огрызаясь в ответ на реплики собственной судьбы. Стоит ли сожалеть о том, что не случилось? Я взял чемодан, направился к двери.
      - Не обижайся! - услышал я вослед.
       Щелкнул замок. Я заметил, что соседняя дверь была приоткрыта. Конечно, еще не поздно было войти и остаться с Бертой, но - зачем? Обманывая влюбленных, мы обесцениваем все человечество.
      
       ГОНОРАР ИЗ ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ
      
       Витя Пушков любил гомосексуалистов, не будучи таковым от природы. Следил за их модой, перенял манеру говорить и двигаться. Считал, что это прогрессивно. Он был женат, имел двух дочерей. Дети отказывались с ним гулять: стеснялись. Жена с некоторых пор привыкла к его странностям, но даже ее иногда прорывало:
      - Твое мнимое пидарство не приносит никакой отдачи! - восклицала она.
      - У них мафия, - убеждал Витя, - и без нее карьеры не построишь. Я должен им понравиться и внедриться.
      - Так внедрись же в кого-нибудь из них!..
       И Витя отдался жирному гею из Калуги Роме Тонконогову. Тот был издателем местной газеты бесплатных объявлений "Компас новостей". Тонконогов проникся к любовнику и дал ему денег на открытие смоленского филиала своей газеты. Так Витя стал главным редактором. Газета пользовалась успехом: в ней печатались самые гнусные сплетни и чудовищные измышления. Пушков был беспощаден в креативе:
      - Записывайте за мной темы! - вещал он на планерке. - "Зомби с католического кладбища изнасиловал старушку!", "Попугай начальника УВД раскрывает преступления!", "Цыпленка табака разрешили курить"!..
       Журналистский коллектив поначалу был в шоке, потом - смирился. Тем более, что газета раскупалась молниеносно.
       Узнав, что я вернулся из Москвы, Пушков позвонил мне домой и назначил встречу:
      - Мне нужен реальный креативщик со столичными замашками, - сообщил он. - Пора преодолеть провинциальный уровень.
      - Может, сразу доплюнем до европейского? - предлагаю.
      - Не знаю. Не думал. Жду тебя в редакции.
       Там прямо с порога приказал:
      - Давай пару идей. Навскидку.
      - Слышал, что в Париже любитель французских поцелуев загрыз свою жену? - спрашиваю.
      - Что, правда? - выпучил глаза Ваня.
      - Если не напечатаешь - никто и не узнает...
      - Ты принят!
       Каждый день я выдвигал все более изощренные темы для публикаций. Особым успехом пользовались знаменитости и почему-то - инопланетяне. Иногда я их совмещал. Настоящий фурор вызвала статья о мироточащем бревне монаха Дионисия. Последний рубил дрова, и вдруг они... В общем, ясно. Никогда не пойму, почему за грубый обман люди с удовольствием платят двойную цену?..
       Процветание длилось недолго. В августе грянул кризис. Пушков заволновался: партнер Рома перестал инвестировать развитие проекта, а покупатель все чаще проходил мимо газетных киосков. Витя урезал зарплаты сотрудникам, а половину - уволил. К началу декабря 2008-го в редакции осталось шесть человек. Я уже не только придумывал темы, но и писал половину статей, собирая весь бред в интернете. Сама газета съежилась до восьми полос, а тираж уменьшился втрое. Витя выглядел как истаскавшийся брутальный педераст, нокаутированный на боксерском ринге. Его движения приобрели характер хватательных, а в разговоре он стал банально огрызаться. К примеру, я предлагал:
      - Надо оставить первую полосу цветной.
      - Дальтоники - тоже люди! - констатировал Витя.
      - Это отпугивает читателя, - настаивал я.
      - Ой, ой, ой, какие мы нежные! - аргументировал редактор, зачем-то выхватывая из кармана мобильный телефон и набирая несуществующий номер.
       И тут приехал Гудман. Он был в командировке: снимал по договору клип какой-то здешней певицы. Предложил встретиться вечером в ресторане. Сказал, что имеет ко мне денежное поручение от Шефа. Я пришел к восьми, как и договорились. Увидел Левку, сидящего за столиком с длинноногой блондинкой. В ней я узнал местную телеведущую Соню Каликову. Соня спала со всеми знаменитостями, приезжающими в Смоленск. Однажды она публично уснула на коленях у пьяного Боярского. Но Левка не был знаменитостью, поэтому ему ничего не светило. Я подошел к столику, Гудман встал, сделал шаг навстречу, мы обнялись.
      - Чумово выглядишь, - похвалил меня Левка и почему-то уточнил: - болеешь, что ли?
      - Бодун, - говорю, - крепкий парень. Колошматит с самого утра.
      - Ты же, вроде, трезвым из Москвы уехал? - пошутил Гудман. Он явно надеялся усыпить сегодня Соню на своей груди. Но та даже не улыбнулась.
      - Не трать время, - отвечаю, садясь за стол. - Лучше налей.
       Левка щелкнул пальцами:
      - Аф-фициант!..
       Каликова выпятила нижнюю губу:
      - Ладно, я пойду. - И с презрением посмотрела на меня: - У тебя еще печень от халявы не отслоилась?
      - Что это с ней? - спросил Гудман, когда Сонины длинные ноги утащили ее тело в вестибюль.
      - Спать пошла, - отвечаю, - а ты не похож на Брэда Питта.
       Из-за спины, как поганка, вырос официант на длинных ножках:
      - Что будем?
      - Будем есть, - весело ответил Левка. - Жень, как тут у вас мясо в горшочке?
      - Хорошую вещь в горшочек не положат, - предупреждаю.
      - Тогда два столичных салатика и одноименный графинчик.
       "Поганка" метнулась в сторону кухни, унося за собой шлейф дешевого парфюма. Спустя пару минут принесла заказ. Гудман налил водки:
      - Помнишь, как мы с тобой...
      - Не надо. Прошлая жизнь закончилась.
      - Жаль. Тебя часто вспоминают. Шеф, например, когда ругается. Плохи его дела: того и гляди разорится. Ну, вперед! - Он приподнял рюмку. Мы выпили.
      - У нас почти весь коллектив поменялся, - сообщил Гудман. - Карпина в декрет ушла, Бекетов нахватал долгов и скрывается, Деревьев уволился и перешел на печенье.
      - В смысле?
      - Ходит по магазинам, дорогое печенье ломает, а потом покупает, как лом, в пять раз дешевле. Его уже и охранники били, а он - снова за свое.
      - Ладно хоть не ворует.
      - Да-а? Еще как! На днях каску у гастарбайтера стащил: всей стройкой его ловили. Темные люди: не понимают природу болезни.
      - А как Надин с Савкой?
      - Уехали. Звонили тут на днях. У них дочка, русский преподает.
      - Кто?
      - Надин, конечно! Что-то ты тупишь... Савка устроился монтажером в студию, матерится на весь Париж, а его никто не понимает. Так что у ребят все отлично. Цюруповна сняла сериал о проститутках, теперь болеет.
      - Подцепила что-нибудь? - обрадовался я.
      - Мечтай, мечтай... Василиса вышла замуж за какого-то телефониста. У него мобильная сеть, так что золотая клетка вполне по размеру. Вега-Серова рванула к папе в Гавану, ведет там какую-то программу типа "Курим бамбук правильно". Дина без работы сидит: ее с "Мосфильма" уволили. Ты, кстати, Санбоя видел?
      - Не посчастливилось...
      - Он на кабельном канале ежедневно в юмористическом шоу светится. Бред, конечно, но пипл хавает - аж пищит! Представляешь, вышел тут в эфир в презервативе во весь рост. Изображал мастурбацию.
      - Гнусь какая, - говорю.
      - Да уж, нравы поменялись. Даже Броня повесился.
      - Как?!..
      - За шею, а как еще? Купил дорогую машину в кредит, а тут - кризис, расплатиться нечем. На него коллекторская контора наехала. Ну, он и... Давай помянем...
       Мы выпили еще по одной, не чокаясь. Алкоголь действовал отрезвляюще. Гудман посоветовал закусить. Салат мне показался несвежим.
      - Может, халдея позвать? - предложил я. - Скормить ему деликатес?..
      - Какой-то ты агрессивный, - нахмурился Гудман. - Не пора ли вернуться к столичным делам?
      - Мне и тут неплохо.
      - Я уж заметил. Кстати, негры умными оказались. Сами реализовали проект, а моего дипломата кинули. Хорошо, что не сожрали. Так что ты был прав...
      - А что в Масловке? - интересовался я.
      - Да ничего. Пьют, как всегда. Полторашников под следствием, Матвеевна скрипит, Гальченко съел Фому.
      - Целиком?
      - Почему? Рога оставил.
      - А дом?
      - Всю зиму на кирпичи растаскивали. Ничего не осталось...
       Допив содержимое графина, мы заказали еще "по сто". Потом - "по двести". Дальше сознание включило цензуру, купируя самые неприличные эпизоды. Левка кричал:
      - Да все они там - воры! Стрелять их надо!..
      - Без вариантов, - охотно соглашался я.
      - Россию они поднимают, - ерничал Гудман. - Да ты отъедь за МКАД, поводи свиным грызлом, как народ живет!..
      - Подыхает, - вносил я веские уточнения.
       Озабоченный распорядитель зала подошел к нам и вежливо сообщил:
      - Господа, политика отбивает аппетит.
      - Что? - Гудман привстал из-за столика, задев животом рюмку, от чего она опрокинулась. - Это кто мне говорит?..
      - У нас в соседнем зале юбилей начальника уголовного розыска: так сказать - банкет, - угрожающе улыбнулся распорядитель.
       Левка пьяно икнул и, подняв руки вверх, опустился на стул:
      - А мы - что? Мы власть уважаем. Правда, Жень? Сколько мы ей должны?
      - Четыре-восемьсот, - с готовностью ответил озабоченный.
       Гудман открыл кошелек, протянул пятитысячную купюру:
      - Сдачи не надо!
      - Благодарю, - не подавился распорядитель. - Ждем вас завтра...
       ...На улице было жарко, или это просто водка?..
       Левка обнял меня, мучительно признался:
      - Шеф дал мне пять тысяч. Сказал, что задолжал тебе какой-то гонорар. Ну, мы его и пропили. Зато - честно. Ты не в обиде?..
      - Ерунда, - отвечаю. - Будут и другие.
      - Реально! - подтвердил он. - Ну, я пошел. Завтра опять снимать эту мерзкую кобылу. Не пропадай!..
       ...Денег на такси не было, а идти пешком становилось невыносимо. Снежное месиво затрудняло шаг, и тошнота подступала к горлу. Я попытался поймать частника, но каждый, кто останавливался, отвечал отказом:
      - Да ну тебя, еще салон заблюешь...
       Неужели я так плохо выгляжу? По-моему, вполне по-людски. Ну, выпил, так ведь все вокруг пьют!..
       Я остановился на мосту. Днепр еще не совсем замерз, и я долго всматривался в его мутный ленивый поток, перевалившись через чугунное ограждение. Неправота Гоголя ударяла по самолюбию: почему это птицы не долетают до его середины? И зачем так чудовищно врать? Я опустился на корточки, закурил последнюю сигарету, с трудом добыв на ветру огонь из зажигалки. Жаль, что я не спросил у Гудмана про Берту. Может, она меня еще не забыла? Я же ее вспоминаю, невзирая на жуткий холод и снег, залепляющий глаза. Вот же она, стоит передо мной: необычайно красивая, зеленоглазая, заметно похудевшая - явно занимается спортом. Или нет: она же выглядит на восемнадцать!..
      - Как ты здесь оказалась? - спросил я ее.
      - Я всегда рядом с тобой.
      - Зачем?
      - Потому что люблю.
      - Меня не за что любить.
      - Неправда. Любить можно за то, что ты - есть...
      - Хочешь, я к тебе приеду?
      - Не нужно.
      - Почему?
      - Мой самолет разбился под Дюссельдорфом. А тебе нужно встать. Ты рискуешь замерзнуть...
       Я открыл глаза, потряс головой, вытер рукавом куртки мокрое от снега лицо, с третьей попытки поднялся на ноги. К горлу подступала кислая тошнота. Что я делал все это время, черт возьми? Может, кого-то осчастливил? Или написал хороший роман? Или полюбил женщину и создал семью? Я даже на это не способен. Допустим, занимался выживанием, идя на поводу у обстоятельств. Страх, прикрытый шутовством, не спасает от катастрофы. Можно долго бегать от похмельного дыхания, но нельзя перестать дышать...
      Подо мной, утопая в метели, шевелился вялотекущий Днепр. Его вечные волны безмолвно звали к себе. Я перелез через ограждение и, держась за него руками, наклонился и всмотрелся в черно-белую пропасть.
      - Эй, псих! - услышал я за спиной чей-то сиплый от мороза голос. - Ты че, совсем, что ли, опух?..
       От неожиданности я вздрогнул, мои руки соскользнули, и тело, погрузившись в рябую пелену, выпрямилось в воздухе и зависло, обнаружив способность к левитации. Если бы я об этом догадался раньше - никогда бы не ходил по земле. И пусть я зависну здесь, в этом мире. Навсегда. Реально...
      
       ноябрь 2007 - апрель 2009 гг.
      
      
  • Комментарии: 5, последний от 20/04/2020.
  • © Copyright Сотник Саша (a-sotnik@mail.ru)
  • Обновлено: 30/04/2009. 164k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    • Оценка: 7.22*6  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.