В нашем материальном мире, где каждый рожденный непременно умрет, а за днем неизбежно последует ночь, жизнь и смерть, свет и тьма, добро и зло идут взявшись за руки, а окончательная победа над злом просто невозможна, поскольку для этого пришлось бы изменить природу вещей. Лозунги о служении добру и свету служат лакомой приманкой для доверчивых и лежат в основе легковесных суждений о непременном счастье для будущих поколений. Множество преступлений совершается во имя любви к людям и для их грядущего счастья.
Появление человека на свет дело привычное, ему предшествует союз мужчины и женщины, вынашивание и роды. Смерть это дело также житейское, ей предшествует что-то несовместимое с жизнью, например, болезнь или несчастный случай. По аналогии с рождением у смерти должны быть те, кто за этим стоит, эдакие анти родители, сущности, которые ведут обреченного к его неизбежному концу и доводят свое дело до трагического финала. Их роль, их миссия поистине грандиозна, без них круговорот жизни в нашем мире остановился бы. Эти слуги смерти являются непременной частью жизни, но по самой своей сути сами создавать, строить, созидать они не могут, у них другое противоположное назначение. И цена таких сущностей в том, потустороннем мире тем больше, чем больше разрушений и смертей за ними стоит, чем больше проклятий и злобы падает на их головы, что, кстати, им ничуть не вредят, а только поднимает их статус у тех, кому они служат.
Отнимать жизнь ничуть не менее важно, чем ее давать, на это также нужны силы и немалые. В нашей культуре не принято размышлять, а тем более однозначно выявлять тех, кто стоит за безвременной кончиной человека, выявлять тех, кто призван жить за счет разрушения, пополняя запас собственных жизненных сил ценою несчастий, здоровья и жизни других людей. У нас не наработаны ни культура, ни подходы, ни техники. У нас падение кирпича с крыши на голову некого гражданина, в результате чего тот скоропостижно скончался, вещь абсолютно случайная, если, конечно не будет доказано, что кто-то намеренно столкнул этот кирпич, причем именно в тот момент, когда несчастный проходил мимо.
Бок о бок с подвигом
Борьба со злом дело опасное и неблагодарное, оно сопряжено с громадными рисками и в светском обществе подвластно воинам и героям, тем, кто послан на это нелегкое дело, тем, у кого такая миссия - совершать подвиги во имя добра и справедливости.
Однажды я услышала китайскую притчу, которую я излагаю вольным языком, потому что точный текст мне найти так и не удалось. Один юноша пришел к учителю с тем, что хотел бы научиться ходить по воде. В ответ он услыхал, что для этого необходимо на десять лет пойти в услужение к некой особе, что он и сделал. Дама оказалась злобной, сварливой и жадной, она помыкала юношей с утра до вечера и никогда не оставалась довольной. Кормила она его впроголодь самой скудной пищей, а спал он в холоде, нередким было и рукоприкладство. Юноша безропотно терпел все эти издевательства и работал на износ. Наконец к концу десятого года дама заявила, что терпеть его больше уже не может, подвела к обрыву над рекой и столкнула вниз. И тут он пошел по воде.
Вспомним сиквел Тарантино "Убить Билла", в котором непобедимый Билл приводит свою подругу и соратницу наемную убийцу Беатрикс, роль которой исполняет Ума Турман, к учителю боевых искусств, древнему седовласому старцу по имени Пэй Мэй. Билл и сам у него обучался и знает, что только Пэй Мэй сможет настолько развить способности Беатрикс, что она станет поистине недосягаемой. Во время обучения старец остается абсолютно безучастным к девушке, он всячески демонстрирует ей свое пренебрежение, показывает ее полнейшую беспомощность и бессилие, с легкостью побеждает ее во всех видах борьбы. Безропотная муштра, никаких похвал, строгая аскеза и боль, которую надо стойко переносить, вот во что превратилось для Беатрикс пребывание у Пэй Мэя. Когда же старец переходит к обучению искусству тамэсивари, разбивания досок ударом руки, жизнь девушки превращается в сущий ад. Ко всем злоключениям добавляется еще и голод. Распухшими и окровавленными руками она не может удерживать палочки для риса, их единственной пищи, а есть ртом учитель ей не позволял. В награду за смирение и благодарное отношение к учителю Пэй Мэй обучил Беатрикс тайной технике пятипалого удара. Он не передал его даже самому Биллу, но с помощью именно этого приема ей удалось сразить непобедимого Билла, с которым у нее были давние и смертельные счеты. Искусство разбивания досок руками спасло ей жизнь, когда по приказу Билла ее живьем закопали в гробу в землю, а она смогла разбить доски гроба силой одних рук и выйти из могилы на свет.
Герой на все античные времена, непобедимый сын самого Зевса великий Геракл предстает самым сильным и мужественным изо всех тех, кто был рожден на земле. Но не по своей воле и даже не по воле богов совершал он свои знаменитые двенадцать подвигов. Он сделал это по приказу трусливого, глупого, жадного и жалкого царя Эврисфея. К ногам этого трясущегося от страха человечка он приносил свои фантастические трофеи, добыть которые никому другому было не под силу. Пред его мощью с благодарностью за избавление от зла склонялся мир, но сам Геракл в это время находился на службе у полнейшего ничтожества и вынужден был смиренно терпеть как его капризы, так и то, что тот по своему усмотрению распоряжался уникальной добычей сына самого Зевса. Например, коров Гериона, добытых Гераклом за Геркулесовыми столпами, за проливом Гибралтар, царь решил принести в жертву своей покровительнице Гере, а она была злейшим врагом Геракла. Чистку авгиевых конюшен Эврисфей решил не ставить в счет двенадцати подвигов, т к посчитал, что Геракл сделал это за плату. Три года Геракл находился в плену у нимфы Омфалы. Там он был наряжен в женское платье и непривычными к такому труду мощными руками героя наравне с рабынями прял, подчиняясь мелочным приказам своей госпожи и с покорностью исправляя неизбежные огрехи в работе.
Терпение - ключ к победе
Смирение, покорность, безропотное служение являются важнейшими условиями совершения подвига, условиями успешного противостояния злу и возвышению героя, укреплению силы его духа. Все эти испытания открывают новые возможности и поднимают уровень личной силы героя, делают его неуязвимым для зла. Какие же взаимосвязи существуют между покорностью и силой, смирением и отвагой, безропотным служением и неуязвимостью в бою. Зачем, чтобы вступить на путь борьбы со злом и тем самым хотя бы на время изменить расстановку сил в мире в пользу сил созидания, герою необходимо пройти дорогой обезличенного самоотречения.
Подвиг героя переоценить невозможно, ведь даже временная победа над силами разрушения способна вывести человечество из застоя, дать мощный импульс к развитию, становлению, открыть новые возможности для роста. Без подвига героя прорыв невозможен, но прежде чем его совершить, герой обязан научиться быть ведомым, никаким, обезличенным, чтобы не привносить в грядущее противостояние никакой собственной заинтересованности, чувства мести или личного превосходства. Отстраненность, безэмоциональное восприятие делает героя прозрачным, неуловимым, позволяет при любом раскладе выходить сухим из воды. Все, что способно задевать героя за живое, неизбежно высвечивает его, немедленно превращая в мишень, делая его уязвимым и повышая шансы на поражение.
Временно находясь на службе у своих жалких хозяев, работая на них, герой встает под их прикрытие, начинает жить под их крышей. В таком случае он исчезает из поля зрения своих недругов, он потерян для них, он никак не выделяется. Он невидим, ничем не светится, он как будто бы умер, на нем можно поставить крест, заняться теми другими, которые зримы.
Успех и победа во многом зависит от того, когда произойдет сражение. Необходимо выбрать тот момент, когда наступит благоприятная расстановка сил, наилучший расклад, когда противник будет не готов или ослаблен. Находясь в плену или на службе у ничтожного и злобного хозяина, герой не тратит времени зря, не простаивает, а ждет своего часа, того точно отмеренного мгновения, когда придет его черед, снизойдет соизволение, настанет точный срок, когда мир будет готов принять его подвиг, а он - совершить его. За время простоя герой копит силу, чтобы, когда потребуется, сбросить ярмо, встать в полный рост и мгновенно выплеснуть то, что дремало в нем, подобно тому как мгновенно выстреливает, когда будет снято ограничение, сжатая пружина.
Подвиги сказочных и мифологических героев, например многие подвиги Геракла, бывают связаны с убийством чудесных, волшебных сущностей или их изъятием из привычного мира обитания и перенесением в чуждый мир людей. Герой не несет за это ответственности, поскольку совершает свои дела по велению хозяина, того ничтожества, которому он служит.
Плен и связанные с ним ограничения становятся мерой силы духа героя, слабого духом эти испытания ломают, превращают в раба, а сильного закаляют и делают еще более стойким.
Совершить подвиг герою могут мешать претензии со стороны тех, кто был им обижен. Тогда плен, простой, задержка в пути это искупление, плата за нанесенные обиды, нечто вроде пени за проступок. Когда претензии будут сняты, герою знать не дано, так что без смирения здесь невозможно обойтись. Так, срок службы Геракла у Омфалы был отмерен Дельфийским оракулом в три года как плата за совершенное в припадке безумия убийство.
Герой обязан соразмерять собственную нечеловеческую силу и мощь с возможностями обычных людей, чтобы ненароком не нанести слабым в сравнении с ним людям непоправимый вред. Для этого надо хоть на короткое время побывать в их шкуре, пожить в сфере их мелочных, обыденных интересов и забот, в узком кругу их обычных и в сравнении с ним заурядных человеческих возможностей.
Сделать выбор и не колебаться
Служить добру и противостоять злу можно только, если мы научились отличать одно от другого, если у нас есть собственная твердая жизненная позиция, если мы в состоянии увидеть людей такими, каковы они на самом деле, а не такими, какими они рисуют себя сами или предстают в нашем зачастую одностороннем и искаженном воображении. Если человек не стоял перед выбором, кто друг, а кто недруг, если сделав этот выбор, он не принимал решения, как будет вести себя в дальнейшем, если затем он не следовал за этим решением, если он стремился жить только на светлой стороне жизни, совершать исключительно добрые поступки, то в судьбоносный момент он может совершить роковую ошибку, как ошиблась пани Катерина из "Страшной мести" Гоголя. Муж пани Катерины пан Данило получил веские доказательства того, что его тесть не только злой колдун, но еще и тайный предатель, вступивший в сговор с врагом. За такое преступление, за измену полагается смертная казнь, Данило готов пойти на такой шаг. В преддверии казни он заковал смертника в цепи и заточил его в глубокий подвал. Колдун своими чарами сумел освободиться от цепей, но стены подвала построил святой схимник, они не подвластны колдуну, выйти оттуда своими силами у него нет шансов. Выйти ему можно только через дверь, если ее отомкнуть тем ключом, которым она была заперта. У его дочери Катерины есть этот ключ, и она своими руками выпускает злодея отца на волю.
Со слов мужа она знает, что отец зарезал ее мать, она знает также, что он мечтает склонить ее к сожительству. Еще вчера в разговоре с мужем Катерина заявила, что отец ее страшный человек и отреклась от него: "он антихрист, богоотступник!", "тони он - не подам руки", а сегодня она оказывается во власти его чар, которые вытесняют из ее сознания все клятвы и обеты, данные мужу. Не помня себя, она совершает предательство по отношению к пану Даниле и его казачьем войску.
Чтобы склонить дочь на путь предательства, колдуну необходимо подобрать ключ к ее душе, он на ощупь начинает искать, на что же она поведется, перед чем не сможет устоять. Вначале он взывает к ее дочернему долгу, но это не задевает в ней никаких чувств. Тогда он апеллирует к жалости, рисуя, какой страшной и мучительной казни хочет предать его зять, но и это бесполезно. И тут он наконец-то нащупывает такие слова, которые созвучны ей и находят отклик в ее душе. Колдун настраивается на волну ее мыслей и вычленяет из их потока то, чего она боится. Он ощущает эту потаенную темную сторону ее души, ее страх и выдает его и за свой собственный страх также. Шаг за шагом он неуклонно ведет дочь к темной стороне жизни, где он хозяин, где он правит бал и повелевает душами людей. Он делает вид, что ему, как и ей, страшно предавать самого себя, свою душу на вечную муку. Если же Катерина его спасет из заточения, то всю оставшуюся жизнь он будет каяться и замаливать свои грехи. Для Катерины нет ничего страшней погибели души, она даже вообразить себе не может, что отца это спасение абсолютно не заботит, что слова об этом для него пустой звук, что они всего лишь та наживка, на которую она способна клюнуть. Ей начинает казаться, что она одна может ему помочь, что в этом состоит ее христианский долг. Ей представляется, что исключительная роль в этом богоугодном деле принадлежит ей. Эта лакомая иллюзия вытесняет реальность и подменяет собой правду жизни. На мгновение она теряет разум и становится одержимой тем, что должна любой ценой совершить это праведное дело, что спасение души отца в ее руках и в ее власти, а потому она обязана любой ценой ему помочь .
Колдун настолько вошел в роль кающегося грешника, что, уже обретя свободу, на прощание произносит: "Храни тебя Бог милосердный, дитя мое!", как будто это не он еще вчера пытался склонить дочь к богопротивному сожительству. Он уходит, его чары рассеиваются, разум потихоньку возвращается к Катерине. Она в отчаянии, она обманула мужа и чувствует, что он ей этого не простит. Она не знает еще, что подписала ему и сыну смертный приговор, а себя обрекла на безумие, а затем и на смерть. Но одновременно с трезвыми мыслями о проступке в ней еще продолжает звучать такая притягательная и сладкая тема спасения души. Ею она пытается закрыться от только что совершенного преступления и предательства: "Но я спасла душу. Я сделала богоугодное дело".
Жертва и злодей
Перед чарами злодея убийцы не смогла устоять и леди Анна из драмы Шекспира "Ричард 111". Всего три месяца назад герцог Глостер, а в недалеком будущем король Ричард 111 убил ее мужа Эдуарда принца Уэльского, на Глостере лежит также вина и за смерть ее отца. Он обрек ее на вдовство и сиротство, и она его проклинает: "Будь проклята злодейская рука! И сердце бессердечного убийцы!". Она проклинает его будущего ребенка, его будущую жену: "А если он возьмет жену, то пусть в замужестве она рыдает горше, чем я в своем сиротстве и вдовстве!". Казалось бы, злодею не уйти от справедливого гнева несчастной и ее проклятий, Бог услышит бедную жертву его злодеяний, и Глостера ждет справедливый высший суд. Но судьба рассудила иначе. В этой же сцене герцог с легкостью соблазняет леди Анну, делает ей предложение и даже успевает обручиться с нею. Для этого, как и отец пани Катерины, он прибегает к христианской лексике: "Во имя милосердия, святая, злых слов не расточай" и еще: "За зло плати добром и проклинающих благословляй". Глостер признается в совершенных им убийствах, но находит этому оправдание: "твоя краса всему виной", за эту красу он готов "предать мечу весь мир лишь для того, чтоб час один прожить в твоих объятьях". "Я раб твоей красы" - говорит Глостер. Он протягивает ей свой меч и предлагает: "пронзи им эту преданную грудь!". Поняв, что на такое она не способна, он идет дальше: "тогда скажи, я сам себя убью". Анна в смятении, она не знает, как ей поступить, Глостер ее переиграл, он на прощание дарит ей свой перстень, а она его принимает. "Я рада видеть раскаяние Ваше" - этими словами оправдывает Анна свое малодушие.
Анна не в состоянии убить человека, она не в состоянии стать палачом. Меч, протянутый Глостером, выпадает из ее рук, она не умеет им владеть. Глостер вынуждает ее испытать чувство страха, страха перед убийством, и этот страх парализует ее. Сцена с мечом становится поворотным моментом в их диалоге, после нее она всецело оказывается во власти циничного убийцы. Весь пыл ее обвинений угасает, она начинает верить, что он "могилу слезами покаянья" оросит, что она пробудила в его душе раскаяние. Совсем скоро после череды новых убийств Глостер станет королем Ричардом третьим, а она его супругой королевой. А спустя еще некоторое короткое время он, повинуясь новым честолюбивым замыслам, убьет также и ее. Для Анны круг замкнется, ведь она осыпала проклятиями будущую жену Глостера, которой вскоре сама же и стала. Она сама себя прокляла, а проклятия не властны только над закоренелыми носителями зла. Злодеи питаются людской злобой, они ею живут, она для них как бальзам на раны, проклятия не наносят им ущерба, они на них не действуют, а становятся высшим признанием их заслуг на отведенном для них поприще темных дел. Для обычных людей, таких как леди Анна проклятия имеют свою законную власть и силу.
Леди Анна умеет страдать и мучиться, но принять брошенный вызов и сразить врага ей не дано. В разговоре с Глостером она плюет ему в лицо, исторгает ненависть и обвинения, она обличает, она права и справедлива, она как будто бы на коне. Только обвинять зло в том, что оно, исполняя свою миссию, творит зло сродни тому, как хотеть погасить пламя, подливая масла в огонь. Глостер знает свое дело, он, как и отец пани Катерины, выталкивает жертву в то неживое пространство, где правит зло, где работают его законы разрушения и смерти. Он наполняет ее душу страхом и даже паникой перед тем, что она своими руками должна убить человека, его, герцога Глостера. Она не рождена для этого, она не может допустить даже мысли об этом, с мечом в руках она становится беспомощной. Все ее существо протестует против этого, а в душе нарастает смятение. Ей невыносима роль палача, любой ценой она стремится выйти из-под власти Глостера, чтобы прекратились те нечеловеческие муки, в которые он ее поверг. Что угодно, кольцо уродливого убийцы горбуна, его постель, только бы вернуться в привычную реальность, выйти из ужаса небытия, отодвинуть на время холод могилы или, что еще страшнее, погибель души.
Эту страшную неизбежность неотвратимых потерь она ощутила всем своим существом. И, прощаясь со своим завтрашним палачом, леди Анна, как и пани Катерина прикрывает смятение в душе тем, что совершила благое дело, подвигла злодея на раскаяние. Леди Анна опустошена, у нее нет сил, чтобы вникнуть в то, что произошло на самом деле, чтобы принять, что у Глостера раскаяния нет, как никогда не было, что у герцога его вообще не может быть. Она вновь начинает плыть по течению придворной жизни с ее привычными ритуалами, где в отведенной ей новой роли уже нет ничего личного и ничего нельзя изменить.
В трагедии Пушкина "Каменный гость" Дон Гуан, соблазняя Дону Анну, использует те же приемы, что и герцог Глостер. Как и Глостер, Дон Гуан открыто говорит, что убил ее мужа, но не жалеет об этом, что он всецело в ее власти: "вели - умру, вели - дышать я буду лишь для тебя". Как и Глостер, он готов подставить грудь под удар ее клинка: "Дона Анна! Где твой кинжал? вот грудь моя". Дон Гуан признается, что любовь к ней сделала его совсем другим добродетельным человеком: "с той поры, как вас увидел я, мне кажется, я весь переродился, вас полюбя, люблю я добродетель". От этих неожиданных страшных и одновременно страстных признаний Дона Анна выпадает из реальности и теряет сознание, а ненависть к убийце мужа, в которой она только что призналась Дону Гуану, сменяется заботой о нем. Дон Гуан ошеломлен ее нежностью: "вы о жизни бедного Гуана заботитесь? Так ненависти нет в душе твоей небесной, Дона Анна?". "Ах, если б вас могла я ненавидеть!" сетует она и дарит Дону Гуану поцелуй.
Здесь, кроме страха и потребности спасти грешника звучит тема нежности к нему и даже страсти. Вдова командора жила при муже и продолжает жить замкнутой жизнью, "покойник был ревнив, он Дону Анну взаперти держал, никто из нас не видывал ее". Он "мал был и тщедушен", в годах, а она молода и необычайно красива, он был богат, а она бедна. В Мадриде у нее нет ни родных, ни друзей, ни советчиков, она не вхожа в круг столичной знати, она не знает, как ей строить дальше жизнь, она делает, что умеет и что можно сделать в одиночестве, не прибегая ни к чьей помощи, она поставила командору грандиозный памятник и еженощно приезжает, чтобы молиться за упокой его души. В потаенных глубинах собственной души она жаждет любви, счастья, поклонения, ведь она обладала и молодостью, и "красотой чудесной". Все это она прячет под черным вдовьим покрывалом. Дон Гуан мгновенно с профессиональностью волокиты и ценителя женской красоты ощущает и высвечивает ее неутоленную потребность любить и быть любимой. Неискушенной душе Доны Анны начинает казаться, что Дон Гуан являлся перед ней каждую ночь ее молений на могиле мужа, чтобы стать ее новым мужем, что это покойный муж выбрал себе преемника, что Дон Гуан из развратника превратится вдруг в ее добродетельного супруга.
Опасные игры со злом
Параллель между поведением этих разделенных веками, сословными различиями и странами героинь, очевидна. Каждая становится жертвой злодея, рабыней неодолимых чар зла. Злодеи ловят своих жертв на чувстве исключительности, которое глубоко спрятано и о котором сами жертвы не подозревают. В разговоре со злодеями все три героини начинают ощущать потребность сделать их лучше, чем они есть. Героиням начинает казаться, что они способны спасти грешников, вернуть их на путь добродетели, покаяния, замаливания грехов и раскаяния. Они начинают играть со злом в опасные игры, в которых зло непременно выиграет. С носителями зла бесполезно вступать в диалог, увещевать, доказывать, приводить аргументы, а тем более пытаться как-то образумить или еще того хуже изменить, пытаться поставить на путь добродетели. Это как вступить в диалог с профессиональными мошенниками, стоит только начать, казалось бы, безобидный разговор, стоит повестись на их лживые слова, как вдруг незаметно происходит переход через невидимую грань, и вот ты уже по ту сторону добра, ты уже в дураках и в проигрыше. И хорошо еще, что смог унести ноги..
У злодеев наработанные методы, они умело повергают жертву в состояние страха перед чем-то давно вытесненным из сознания и забытым, перед чем-то, что надежно спрятано в тайниках души жертвы, с чем она сжилась и что составляет неотъемлемую часть ее натуры. Злодей считывает этот страх, вычленяет его и на мгновение усиливает до состояния паники и ужаса. У жертвы возникает чувство беззащитности, беспомощности, обреченности, она теряет способность мыслить. Внезапная и неожиданная остановка мыслей длящаяся даже краткий миг мучительна и непереносима, она воспринимается как потеря человеческой сущности, как превращение в тварь бессловесную. Жертва не в силах включить сознание, остановить панику и заполнить опустошенную голову привычным ходом мыслей. Жертва становится рабом злодея, который поставил ее на грань и даже за грань бытия. Она стремится любой ценой выйти из этого состояния безмыслия, ослабить напор и давление со стороны злодея, но для этого ей придется сделать то, на что ее программирует злодей: произнести те слова, которые злодей вкладывает в ее пустую голову, совершить те поступки, на которые он ее обрек. Жертва на какое-то время перестает быть автономной, становится его автоматом, игрушкой, забавой, придатком, она становится соучастником в грязных делах злодея.
Катерина и леди Анна были обречены изначально, поскольку в своих семьях они были уже не первыми жертвами коварных злодеев: у Катерины злодей отец зарезал мать, а у леди Анны от рук Глостера погибли отец и муж. Убийцы не были осуждены, не понесли наказания, они даже не были изолированы, а, оставшись на свободе, смогли безнаказанно продолжить череду своих злодеяний. Зло не было пресечено, остановлено в зачатке, а потому с каждой следующей смертью обретало все большую мощь и возможности на своем страшном поприще. У Доны Анны от руки ее соблазнителя погиб муж, но командор "был он горд и смел - и дух имел суровый". Он был рыцарь и вступился за честь своей вдовы и смог покарать Дона Гуана даже из могилы.
Сообщающиеся сосуды
Бессильная что-либо на деле изменить жертва часто вступает со злодеем в словесный или мысленный диалог, в котором все расставляет по своим местам, с эмоциональным напором высказывает все претензии, все обвинения. Злодей сурово осуждается, произносятся аргументы в пользу жертвы, которая сама перед собой предстает невинной и незаслуженно обиженной. Жертве становится легче, она сама себя поднимает и мысленно или словесно вершит справедливый суд над злодеем. У жертвы возникает ощущение, что слова эти значимы, что они имеют вес, что они изменят расстановку сил в пользу жертвы, что они будут услышаны и правосудие свершится. Так вели себя все три наши героини. Только правильные слова, которые были адресованы одному лишь злодею персонально, которые были сказаны наедине с ним без свидетелей, а тем более сокровенные мысли жертвы мало что могут изменить, а драться, сражаться, карать зло мечом или хотя бы обличать его публично они были не готовы. Все три героини не имели достаточно силы, чтобы принять тот неоспоримый факт, что изменить злодеев невозможно, а потому бесполезно даже пытаться начинать.
Диалог со злодеем это не напрасная трата сил, вступить с ним с разговор, встать с ним на одну доску это влить живую силу в того, кто сам ею не обладает, а может только паразитировать, жить за счет преждевременной смерти других, за счет их жизненной силы. Полемизировать со злодеем, пытаться увещевать его, взывать к его совести, призывать его к осознанию совершенных проступков и преступлений, к раскаянию это торная дорога к самопожертвованию. Самопожертвование часто бывает угодно небу, но оно плохо сочетается со счастьем на земле, Жертва дарит злодею собственные неиспользованные возможности, радость и полноту свободной жизни, а взамен ее собственная жизнь наполняется негативом, тоской, унынием, страхом, неверием, ненужностью и бессмысленностью существования. Такой вот взаимообмен: тот, кто поставлен жить на темной стороне и обречен на разрушение получает глоток жизненной силы, а тот, кто принес себя ему в жертву, отдал ему сам себя, начинает прозябать и мучиться. Такие вот своеобразные сообщающиеся сосуды.