Седакова Лариса Ильинична
Болконские: Княжна Марья и княгиня Лиза. Перечитывая "Войну и мир"

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Седакова Лариса Ильинична
  • Размещен: 05/02/2025, изменен: 05/02/2025. 50k. Статистика.
  • Эссе: Культурология
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Генерал-аншеф князь Николай Андреевич Болконский, "по прозванию в обществе прусский король" "жил безвыездно" в своем имении Лысые Горы с дочерью княжной Марьей. "Он сам занимался воспитанием своей дочери" и "распределял всю её жизнь в беспрестанных занятиях". "Единственное, в чем она не повинуется" отцу, была религия. Со страниц романа предстает "робкая, некрасивая, стареющая девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы проживающая лучшие годы своей жизни". Это такое "жалкое и невинное существо", что невольно хочется пожалеть её, и посочувствовать её нелегкой судьбе. Отец беспрестанно мучил дочь, а она любила свои страдания, ими она стремилась искупить и свои, и чужие грехи, не смея даже надеяться занять после смерти то ангельское место на небесах, о котором молила Господа. Однако мысли о земном счастье нередко посещали эту девицу с "грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое болезненное лицо еще более некрасивым". "Главною, сильнейшею и затаенною ее мечтой была любовь земная", но она молилась о том, "чтобы подавить в сердце своем эти мысли дьявола". "Мое призвание быть счастливой другим счастьем, счастьем любви и самопожертвования", - такими словами она останавливала поток этих "злых помыслов". Но ей не суждено было пожертвовать собой. Когда "надежду на замужество княжна Марья совсем оставила", она обрела и любящего мужа, и многодетную семью, и открытый гостеприимный дом. Ангельский удел выпал на долю другой Болконской, жизнерадостной, прелестной и совсем еще юной княгини Лизы, жены князя Андрея Болконского, которая умерла родами, оставив сиротой сына. "Для чего было умирать этому ангелу - Лизе, которая не только не сделала какого-нибудь зла человеку, но никогда, кроме добрых мыслей, не имела в своей душе". Для княжны ответ на этот вопрос заключался в том, что покойная княгиня "была слишком ангельски невинна для того, чтобы перенести все обязанности матери". После смерти княгини Лизы княжна Марья жила, "заменяя, как умела, мать маленькому племяннику". Она сама давала ребенку уроки и "с ужасом узнавала свойство раздражительности своего отца", которое возникало у него всякий раз, как он давал уроки ей. "Старик выходил из себя", "делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться", "бранился, а иногда швырял тетрадью". "Видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять". История семейного обучения повторилась. Князь внушал страх уже взрослой дочери, а княжна внушала страх шестилетнему ребенку, причем, ребенку "нежного, чувствительного характера". Князь лишь бранил дочь, а княжна наказывала не бывшего ни в чем виноватого племянника. "При малейшем невнимании со стороны мальчика", "уже боявшегося, что вот-вот тетя рассердится", княжна "вздрагивала, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за ручку и ставила в угол". После чего княжна "сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой", племянник, "подражая ей рыданьями", "подходил к ней" и "утешал ее". Княжна, понапрасну наказавшая мальчика, казалось бы, должна была сама повиниться перед ним. Все было наоборот, это безвинный ребенок утешал свою мучительницу и вместе с ней плакал оттого, что она злая. и не может быть иной. "Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться на племянника", ничего не помогало и все повторялось снова и снова. Сын князя Андрея и Лизы вырос нервным и болезненным. Будучи уже пятнадцатилетним, этот "кудрявый болезненный мальчик", слушая разговор взрослых, "нервным движением пальцев ломал - сам не замечая этого - попадавшиеся ему в руки сургуч и перья на столе дяди". "В его спальне, как всегда, горела лампадка (мальчик боялся темноты, и его не могли отучить от этого недостатка)". Княжна Марья, а к тому времени уже шесть лет, как графиня Ростова, "чувствовала, что была виновата перед" круглым сиротой. "Я боюсь, что забываю его за своими (детьми). У нас у всех дети, у всех родня а у него никого нет. Он вечно один со своими мыслями". Жизнь в семье тети Марьи была непростой для сироты ещё и потому, что её мужу графу Ростову "по душе не нравился" племянник жены. Старый князь Болконский вызывал страх во всех, кто его окружал, княжна каждый раз "со страхом крестилась и читала внутренно молитву" перед тем, как войти к нему в кабинет. Страдая сама от этого страха, княжна настойчиво и с твердой уверенностью говорила обеим избранницам брата, его жене и невесте, что отец её добр. Это далеко не было ложью во спасение, это было просто нечестно по отношению к юным, восторженным, совсем еще не знавшим жизни женщинам. Княжне хотелось "сделать невозможное - то есть в этой жизни любить" "всех ближних так, как Христос любил человечество". Правда жизни оказывалась иной. Не отдавая себе в этом отчета, княжна с годами становилась похожей на своего властного отца и начинала думать и поступать, как и он. В её душе нашлось место и для антипатии, и для высокомерия, и для подавления ближнего. Сокровенные мысли княжны, её внутренний настрой и то, как она вела себя и какие слова произносила
    •   
       БОЛКОНСКИЕ: КНЯЖНА МАРЬЯ И
       КНЯГИНЯ ЛИЗА
       ПЕРЕЧИТЫВАЯ "ВОЙНУ И МИР"
      
       "Эта ранняя и страшная смерть
       имела самое благотворное влияние,
       несмотря на всю печаль, на меня и
       на брата".
       Княжна Марья Болконская о
       смерти княгини Лизы
       Болконской
       Л.Н. Толстой "Война и мир"
      
       Истинная дочь своего отца
       "Генерал-аншеф князь Николай Андреевич Болконский, "по прозванию в обществе прусский король" "жил безвыездно" в своем имении Лысые Горы с дочерью княжной Марьей. "Он сам занимался воспитанием своей дочери" и "распределял всю её жизнь в беспрестанных занятиях". "Единственное, в чем она не повинуется" отцу, была религия. Со страниц романа предстает "робкая, некрасивая, стареющая девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы проживающая лучшие годы своей жизни". Это такое "жалкое и невинное существо", что невольно хочется пожалеть её, и посочувствовать её нелегкой судьбе. Отец беспрестанно мучил дочь, а она любила свои страдания, ими она стремилась искупить и свои, и чужие грехи, не смея даже надеяться занять после смерти то ангельское место на небесах, о котором молила Господа. Однако мысли о земном счастье нередко посещали эту девицу с "грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое болезненное лицо еще более некрасивым". "Главною, сильнейшею и затаенною ее мечтой была любовь земная", но она молилась о том, "чтобы подавить в сердце своем эти мысли дьявола". "Мое призвание быть счастливой другим счастьем, счастьем любви и самопожертвования", - такими словами она останавливала поток этих "злых помыслов". Но ей не суждено было пожертвовать собой. Когда "надежду на замужество княжна Марья совсем оставила", она обрела и любящего мужа, и многодетную семью, и открытый гостеприимный дом. Ангельский удел выпал на долю другой Болконской, жизнерадостной, прелестной и совсем еще юной княгини Лизы, жены князя Андрея Болконского, которая умерла родами, оставив сиротой сына. "Для чего было умирать этому ангелу - Лизе, которая не только не сделала какого-нибудь зла человеку, но никогда, кроме добрых мыслей, не имела в своей душе". Для княжны ответ на этот вопрос заключался в том, что покойная княгиня "была слишком ангельски невинна для того, чтобы перенести все обязанности матери".
       После смерти княгини Лизы княжна Марья жила, "заменяя, как умела, мать маленькому племяннику". Она сама давала ребенку уроки и "с ужасом узнавала свойство раздражительности своего отца", которое возникало у него всякий раз, как он давал уроки ей. "Старик выходил из себя", "делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться", "бранился, а иногда швырял тетрадью". "Видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять". История семейного обучения повторилась. Князь внушал страх уже взрослой дочери, а княжна внушала страх шестилетнему ребенку, причем, ребенку "нежного, чувствительного характера". Князь лишь бранил дочь, а княжна наказывала не бывшего ни в чем виноватого племянника. "При малейшем невнимании со стороны мальчика", "уже боявшегося, что вот-вот тетя рассердится", княжна "вздрагивала, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за ручку и ставила в угол". После чего княжна "сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой", племянник, "подражая ей рыданьями", "подходил к ней" и "утешал ее". Княжна, понапрасну наказавшая мальчика, казалось бы, должна была сама повиниться перед ним. Все было наоборот, это безвинный ребенок утешал свою мучительницу и вместе с ней плакал оттого, что она злая. и не может быть иной. "Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться на племянника", ничего не помогало и все повторялось снова и снова.
       Сын князя Андрея и Лизы вырос нервным и болезненным. Будучи уже пятнадцатилетним, этот "кудрявый болезненный мальчик", слушая разговор взрослых, "нервным движением пальцев ломал - сам не замечая этого - попадавшиеся ему в руки сургуч и перья на столе дяди". "В его спальне, как всегда, горела лампадка (мальчик боялся темноты, и его не могли отучить от этого недостатка)". Княжна Марья, а к тому времени уже шесть лет, как графиня Ростова, "чувствовала, что была виновата перед" круглым сиротой. "Я боюсь, что забываю его за своими (детьми). У нас у всех дети, у всех родня а у него никого нет. Он вечно один со своими мыслями". Жизнь в семье тети Марьи была непростой для сироты ещё и потому, что её мужу графу Ростову "по душе не нравился" племянник жены.
       Старый князь Болконский вызывал страх во всех, кто его окружал, княжна каждый раз "со страхом крестилась и читала внутренно молитву" перед тем, как войти к нему в кабинет. Страдая сама от этого страха, княжна настойчиво и с твердой уверенностью говорила обеим избранницам брата, его жене и невесте, что отец её добр. Это далеко не было ложью во спасение, это было просто нечестно по отношению к юным, восторженным, совсем еще не знавшим жизни женщинам. Княжне хотелось "сделать невозможное - то есть в этой жизни любить" "всех ближних так, как Христос любил человечество". Правда жизни оказывалась иной. Не отдавая себе в этом отчета, княжна с годами становилась похожей на своего властного отца и начинала думать и поступать, как и он. В её душе нашлось место и для антипатии, и для высокомерия, и для подавления ближнего.
       Сокровенные мысли княжны, её внутренний настрой и то, как она вела себя и какие слова произносила на публику, нередко имели прямо противоположный смысл. Она разделяла неприязнь отца к невесте брата Наташе Ростовой и при её визите в дом Болконских "уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к её красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата". Из-за "непреодолимого чувства антипатии" к Наташе она "тщетно пыталась казаться свободной и радушной". Для стороннего наблюдателя казалось, что княжна Марья делает всё, чтобы "приучить к ней (к Наташе) старого князя" и что сама готова любить будущую невестку. "Ах, я так желаю любить её!", - говорила княжна Пьеру. "Вы ей это скажите, сели увидите её прежде меня". "Как мучается, бедняжка! Она боится, чтоб ты не подумала, что она тебя не любит", - так говорила Ахросимова, крестная мать Наташи Ростовой, когда передавала ей письмо от будущей золовки. Чуткая сердцем Наташа ясно видела, что княжна не любит её. "Никому не поверю, я знаю, что не любит, - смело сказала Наташа".
       Спустя пять лет после кончины княгини Лизы княжна Марья писала в письме к подруге: "я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости творца", "его бесконечной любви к своему творению". Таковыми были рассуждения и умозрительные домыслы княжны. Княжна всей душой, всем существом "стремилась к бесконечному, вечному и совершенному" и земную жизнь считала минутным преддверием жизни вечной. Княжна тщетно пыталась совместить эти две несовместимые ипостаси, но смерть маленькой княгини спасла её от необходимости посвящать себя этому. Княгини Лиза, заняла то место ангела, о котором княжна Марья могла лишь мечтать для себя, а княжне Марье оставила то земное место, которое сама занимала, место полноправной и единственной хозяйки Лысых Гор, земное место женщины, жены и матери.
      
       Страх княгини Лизы
       Эпопея "Война мир" Толстого начинается с вечера у фрейлины Анны Павловны Шерер, на котором читатель знакомится с князем Андреем Болконским и его женой Лизой, а также с Пьером и Элен, которые через полгода станут супругами Безуховыми "Адъютант Кутузова" князь Андрей "недавно женился на Lise Мейнен", которая была богата и имела высокое положение в свете. Кутузов был её дядей, "здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение", так с гордостью говорит княгиня Лиза о муже. Отец князя Андрея, "твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников", с уважением относился к родне невестки и по её приезде в Лысые Горы первым делом "спросил её об отце".
       Княгиня Лиза, "не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая ещё на небольшие вечера", была известна, "как самая обворожительная женщина Петербурга". Она была так мила и любезна, что даже чопорный и по-светски непроницаемый князь Василий Курагин не смог удержаться от комплимента в её адрес. "Что за милая особа эта маленькая княгиня!" - сказал князь Василий". "Всем было весело смотреть на эту полную здоровья и живости хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим мрачным молодым людям казалось, что они сами делаются похожи на неё, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове её светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виделись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый". Надо сказать, что, несмотря на молодость, княгиня Лиза держалась очень уверенно и независимо, с легкостью умела поддерживать светскую беседу, вовремя и кстати вступить в разговор и высказать свое личное суждение и личное отношение к теме разговора. В отличие от неё Элен не владела всем этим, она лишь молча улыбалась и не знала, как нужно правильно реагировать на слова собеседников. Она "оглядывалась на Анну Павловну и тот час же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины". Сама же хозяйка салона не гнушалась поинтересоваться мнением маленькой княгини. "Charmant, - сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню. Charmant, - прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу".
       Казалось бы, что среди дам высшего света трудно было найти столь прелестную, добропорядочную, достойную, богатую, неглупую и не пустую женщину, как княгиня Лиза, но её муж, князь Андрей Болконский, решает избавиться и от её общества, и от высшего света, выбрав в качестве повода уход на войну с Наполеоном. "Эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь - не по мне!", - так говорит он своему единственному другу Пьеру. Ему всё наскучило и "из всех же прискучивших лиц лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от неё". "Она поедет в деревню", так безапелляционно заявляет он Анне Павловне, которая, как и все в свете, прекрасно знала, что отец князя Андрея "очень умный человек, но со странностями и тяжелый". Княгине страшно ехать в деревню, где она будет "одна без моих друзей", без привычного круга общения, без родных и близких людей, которых она любила и которые любили ее. "Ах, не говорите мне про этот отъезд, не говорите! Я не хочу про это слышать". Ей страшно покидать свой роскошный дом в Петербурге, в котором она была хозяйкой, где всё было устроено по её вкусу и где она могла жить так, как хотела. Здесь "всё, от салфеток и до серебра, фаянса и хрусталя носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов". Здесь она могла приглашать гостей в "изящно, заново, богато отделанную столовую", которая, конечно же, соответствовала по стилю и роскоши и остальным помещениям дома супругов Болконских. Здесь она пребывала в роскоши "блестящих условий".
       Сразу же после приема у Анны Павловны в гости к князю Андрею заехал Пьер. Княгиня вошла в кабинет мужа, она находилась ещё под впечатлением вечера у Анны Павловны и ей хотелось поделиться этим с мужем. Но слова Пьера о том, "зачем он (князь Андрей) хочет идти на войну" "затронули её за живое". Обретя в Пьере союзника, княгиня осмелела, и вместо изящного светского разговора, с которым она шла в кабинет, у неё вдруг вырвалось то, в чем она до этого могла признаться только себе. "Я давно тебе хотела сказать, Андре, за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?". "Ты обращаешься со мной, как с больной или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?". "Тон её уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выражение". Муж никак не отвечал на вопросы жены, казалось, что он просто их не слышит. Ему хотелось только одного, как можно быстрее прекратить ее монолог и остаться наедине с Пьером. "Твой доктор велит тебе раньше ложиться, - сказал князь Андрей - ты бы шла спать". "Мне страшно! страшно! - прошептала она, содрогаясь спиною". "Муж посмотрел на неё с таким видом, как будто был удивлен, заметив, что кто-то ещё, кроме его и Пьера находится в комнате, однако с холодною учтивостью обратился к жене: "Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять", - сказал он".
       Князь Андрей отлично знал, что она боялась родов, но не снисходил до понимания её опасений, до сочувствия и жалости к жене. Как и его отец, он жил умом, а не сердцем, а долг и честь ставил превыше всего остального. Князь рос без матери в обществе властного, очень умного, обладавшего железной волей и подчинившего свою жизнь строжайшей дисциплине и порядку отца. Сын старался во всем подражать отцу, но отец навсегда остался недосягаемым, величественно пребывая на своем созданным им самим пьедестале.
      
       Власть "закона неизменности"
       Вечер у Анны Павловны состоялся в июле, а в октябре 1805 года супруги Болконские приехали в имение старого князя Николая Андреевича Лысые Горы, которое находилось в трех верстах от большака, ведущего из Смоленска в Москву. Муж отправлялся в далекий путь за границу в действующую армию, а жену оставлял в деревне на попечение отца и сестры. "Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались также весело и мило, когда она заговорила. "Это же дворец, - сказала она мужу, оглядываясь кругом". В доме князя Николая Андреевича, "в столовой громадно-высокой, как и все комнаты в доме", во всех других помещениях всё было масштабно и даже величественно. Собственно домов было несколько, поэтому возникла необходимость "в уединенных переходах" между ними и в галерее, "соединявшей один дом с другим". В доме был большой зимний сад, который также соединял несколько отдельных помещений или половин, как их именовали, рядом с домом было несколько оранжерей и парк с садом. У князя был "огромный кабинет", где он проводил большую часть времени. Ровно в два часа наступало время обеда, "отворялась громадно-высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика с маленькими сухими ручками". Уклад дома, отражавший натуру его хозяина, оставался неизменным на протяжении десятилетий и подчинялся строжайшему распорядку. Казалось, что время не властно над князем и его любимым детищем Лысыми Горами. Его дом напоминал "заколдованный, заснувший замок". "Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица". Торжество и власть "закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке" были абсолютными и непоколебимыми.
       Как тут не вспомнить героя русских сказок страшного Кощея бессмертного с его нечеловеческой сущностью. Как и Кощей, князь Николай жил с одною только дочерью и без жены, оба отца сделали всё, чтобы их дочери не выходили замуж, а в результате этого освобождались бы из-под власти отцов и тем самым разрывали бы тесную связь с ними. Кощей вначале превратил Василису в бессловесную лягушку и отправил жить в болото, а когда Иван-царевич всё-таки пошел на неслыханное дело и отважился жениться на лягушке, то брак этот был недолгим, и Василисе вскоре пришлось снова вернуться в дом Кощея. Князь Николай "беспрестанно больно оскорблял княжну Марью", свою дочь и настолько подчинил её себе, что она думала и говорила только с его голоса, полностью покорившись его воле. "Царь Кощей над златом чахнет", а князь Николай был "очень богат и скуп". Кощей ненавидел людей и внушал страх, а князь Николай жил "с озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире", все его боялись и трепетали перед ним. Главное же сходство между этими героями заключалось в том, что время, казалось, было не властно над ними. Для князя Николая Болконского оно, если не остановилось, как для сказочного Кощея бессмертного, то, несомненно, замедлилось. Анна Павловна Шерер в "свои сорок лет" имела улыбку, которая "не шла к ее отжившим чертам". Старая графиня Ростова в начале романа была женщиной "лет сорока пяти", но по "слабости сил" быстро утомлялась.
       За долгие годы жизни с отцом княжна, у которой "так мало было счастия в жизни", не старела, как это происходило с другими женщинами ее круга. Как будто бы однообразие и монотонность бедной на события жизни с Лысы Горах приводило к замедлению и времени, и естественного старения тела. Князь Андрей в 1809 году говорил, что "жизнь не кончена в тридцать один год", следовательно, он был 1778 года рождения. Он помнил "дальнее детство", "когда няня, убаюкивая, пела над ним", но матери он не помнил. Его сестра помнила мать, Наташе Ростовой "княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать". Разница в возрасте между сестрой и братом составляла два или даже три года. Тогда в 1814 году, когда княжна вышла замуж за Никола Ростова, ей было никак не менее тридцати восьми лет, а к 1820 году, когда она ждала уже четвертого ребенка, ей было по крайней мере сорок четыре года, но она была бодра и полна сил.
      В заколдованном замке князя время растянулось и для маленькой княгини, а ее беременность, судя по хронологии романа, длилась чересчур долго
       Сам князь Николай надолго пережил своих сверстников. "Предпоследний представитель великого века" граф Безухов умер в 1805 году. Князь Николай "был очень тронут этой смертью" и сказал дочери, что "теперь черед за ним, но что он сделает все зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже". В тот год, когда не стало графа Безухова, "видна была в князе (Болконском) еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости", он был деятелен и здоров. Он жил по своей собственной системе, постоянно тренируя тело и голову. " "Порядок в его жизни был доведен до последней степени точности". Постоянство, незыблемость, неизменность, невозможность отступления от раз и навсегда заведенного порядка, невозможность перемен создала такой стиль жизни, при котором силы князя почти не расходовались. Жизнь катилась по накатанным рельсам, не встречая на своем пути сопротивления, не наталкиваясь на препятствия и не преодолевая их.
       Князь Николай пережил графа Безухова на семь лет. И, кто знает, сколько бы еще времени ему было отпущено, если бы не смертельное потрясение, вызванное французским нашествием. На смертном одре различие между жизнелюбом Безуховым и аскетом Болконским выразилось со всей неумолимой правдой. Умирающие уже не в состоянии управлять собой, и тогда маска исчезает и на лицах проступает истинная натура, а внешность и весь облик выражает то сокровенное, чем на самом деле были эти люди. Для графа Безухова обе эти ипостаси совпали, близость смерти не обезобразила его, перед теми, кто пришел проститься с графом, была все та же "величественная фигура" "с седою гривой волос, напоминающей льва, над широким лбом и с теми же характерно-благородными крупными морщинами на красивом красно-желтом лице".
       Князь Николай перед смертью выглядел совсем не таким, каким привыкла его видеть дочь. "Прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности". "Он весь был худенький, маленький и жалкий", "он лежал, как изуродованный труп" с "уставленным прямо левым глазом и окосившимся правым глазом" "с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками".
      
       Двойственная натура княжны Марьи
       Выйдя из экипажа, который привез чету Болконских в Лысые Горы, молодая княгиня, "оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их". Она не замолкала ни на мгновение, инстинктивно стараясь наполнить звуками собственного голоса и его легкими, веселыми интонациями громадные пространства мрачного дома свекра и потеснить тот страх, который все нарастал в ее душе. Они вошли к княжне Марье и "княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту". "Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту". "Княгиня говорила без умолку", она "рассказывала случай, который был с нею на Спасской горе, грозивший ей опасностью в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что все платья свои оставила в Петербурге и что здесь будет ходить, бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился" и так далее. Поселившись в Лысых Горах, Лиза и золовке княжне Марье, и, более всего, приживалке француженке будет жаловаться на холодность, отчуждение и отстраненность мужа, но это будет скорее светской болтовнёй, а не тем воплем отчаявшейся души, который вырвался у неё во время визита Пьера в их дом в Петербурге.
       "В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка" и все остальные. "Молодая княгиня испытывала" "то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных". "Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась, передавая князю поклоны и городские сплетни". "По мере того, как она оживлялась, князь все строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее". "Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого-то я и боюсь его", - сказала после обеда княгиня Лиза княжне Марье. К страху перед ожиданием родовых мучений, которые еще только предстояли ей, добавился еще один повседневный страх перед свекром, который не отпускал ее до самой смерти. "Маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла ее чувствовать. Со стороны князя тоже была антипатия, но она заглушалась презрением".
       "Ах, он так добр! = сказала княжна", когда после первого обеда в Лысых Горах Лиза поделилась с золовкой тем, что боится старого князя. Княжна Марья не позволяла никому в своем присутствии плохо отзываться об отце. "Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие это делали". Так отвечала княжна на слова ее компаньонки француженки, которую старый князь подобрал на улице Парижа, о том, что "князь очень не в духе, такой угрюмый". Дело было в том, что старого князя боялись все и даже сын, хотя он и говорил, что "мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим". Этот страх невозможно было скрыть ни под какой маской. "С людьми, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, а потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность".
       Для княжны Марьи, стремящейся жить в соответствии с нормами христианской морали, все люди были добрыми. "Она очень милая и добрая, а главное - жалкая девушка". Так говорила она о своей компаньонке mademoiselle Bourienne, которая уже в ближайшем будущем предаст ее и не один раз. О том, что старый князь добр, кроме дочери, не говорил никто. Он был очень умен, деятелен, начитан, обладал громадным авторитетом, но вот только добрым он не был. В своих претензиях к окружающим, за которыми следовал гневный крик и даже мордобой, он был непредсказуем. Предугадать что вызовет его неукротимый гнев, было невозможно. "Слава тебе, господи, - подумал управляющий, - пронеслась туча!". Но тут "закричал князь все поспешнее и несвязнее выговаривая слова" и "подняв палку, замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара". "Княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву". Она "молилась о том, чтоб это ежедневное свидание сошло благополучно". Княжна Марья жила в постоянном страхе, жила "с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающимся на ее лице". Страх перед отцом вводил ее в ступор, "видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца".
       Дочь считала естественной и само собой разумеющейся неискоренимую и даже насущную потребность отца вызывать во всех без исключения страх и рабскую почтительность. Она привыкла к высокомерию отца и к тому, что мордобой в Лысых Горах считался обычным делом и заурядным обращением со всегда готовыми услужить слугами. По своим христианским убеждениям княжна не могла судить и осуждать отца, но даже просто трезвый взгляд на его натуру уже представлялся ей святотатством. Она не имела достаточно сил на то, чтобы принять очевидный факт, что ей достался такой отец, каким он был на самом деле. Она сама перед собой приукрашивала его и тем самым лгала и себе, и другим. "Разве возможно судить об отце?". "Какое другое чувство, кроме благодарности, может возбудить такой человек как мой батюшка? И я так довольна и счастлива с ним!". Страдание, долготерпение, смирение и непротивление, любовь к мучителю и благодарность к нему за то, что это через него Господь проверял, способна ли она любить своего мучителя, вот что думала о своем предназначении княжна Марья. И внутренне она была горда тем, что страдает при жизни, а тем самым искупает и свои, и чужие грехи, уготавливая себе место в горнем мире. "Не думай, что горе сделали люди. Люди - орудие его, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто-нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать", надо прощать.
       Княжна Марья поставила свои суждения и свою жизнь в рамки монашеской отрешенности от радостей обычной человеческой жизни. Все, что касалось общечеловеческих и не только дозволенных, но и поощряемых религией сторон жизни, а именно брак и дети, представлялось ей греховным. Она боялась даже самой себе признаться в том, что больше всего на свете желает земной любви и семейного счастья. Поэтому в своих письмах к лучшей подруге, в разговорах с братом и с Пьером, она с убежденностью утверждала, что ей не нужны ни муж, ни собственные дети. "Мне кажется только, что христианская любовь к ближнему, любовь к врагам достойнее, отраднее и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке". Так писала она своей единственной подруге Элоизе Карагиной.
       Затаенные мечты о земном счастье подчас врывались с ее жизнь и заставали ее врасплох. Ей хотелось жить полной жизнью, чувствовать то, чем она была обделена, живя в доме отца - радость жизни и любовь. "Ей представлялся муж, мужчина", "совершенно другой, счастливый мир", представлялся "ребенок свой" "у своей собственной груди". И она "ужаснулась тому, о чем она думала". "Княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтой была любовь земная. Чувство это было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя". Она знала, что слишком дурна, "да и кто возьмет ее из любви? Дурна, неловка", - так думал про нее отец. Она чувствовала, что отец нуждается в ней, что "жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима". Она приносила себя ему в жертву, отдавая ему часть себя и продлевая этим его жизнь, она любила его и в глубинах души и в самом деле испытывала своеобразную радость от этого самоистязания, находящегося, как ей казалось, в согласии с ее религиозными воззрениями.
       Двойственное отношение к происходящему вокруг и противоречивые суждения обо всем стали привычными для княжны. Никто не мешал ей любить и принимать отца таким, каким он был, отцов не выбирают. Но княжне было необходимо непременно сделать его добрым, чтобы любить уже этого доброго человека. Где-то в сокровенных тайниках души старый князь и в самом деле был добрым и любящим. Когда перед лицом смерти все наносное ушло, перед княжной предстало истинное лицо отца. На пороге его кончины княжна вдруг оказалась во власти "своей страстной любви (к отцу), которой, ей казалось, она не чувствовала до этой минуты". Это был один короткий миг, а до него всю свою жизнь княжна любила свою любовь к отцу и говорила княгине Лизе: "Ах, он так добр!". Другая избранница брата Наташа Ростова вследствие "непреодолимого чувства антипатии" со стороны княжны Марьи "с первого взгляда не понравилась" ей. Старый князь оскорбил, унизил и смешал Наташу с грязью. Наташа покинула дом жениха с тяжелым сердцем, одинаково ощущая неприязнь как со стороны отца, так и со стороны дочери. Княжна в письме к Наташе призывает ее не верить тому, что она увидела и услыхала в доме Болконских, а верить исключительно словам ее письма, а также верить тому, что вопреки чувствам отца, сама княжна готова любить ее. "Какие бы ни были чувства отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастья которого она всем готова была пожертвовать". Ни с одной из избранниц сына отец не вел себя по-доброму, более того, он презирал обеих, презирал и жену, и невесту сына и даже не думал это скрывать. Оба высказывания княжны были, мягко говоря, притянуты, но зато полностью соответствовали христианской морали. Княжна сама для себя, искусственно создавала образ любящего отца и любила свое создание, подобно тому, как всесильный Господь любит каждое даже самое грешное свое творение. В письме к Наташе она и сама верила в то, что, вопреки непреодолимому "чувству антипатии" будет ее любить.
       Обе избранницы князя Андрея были очаровательные, светские и любезные. Они шли по жизни, смеясь, вращаясь в водовороте светских удовольствий. "Княжна Марья старалась и не умела быть любезной", она "была так дурна", "лицо оставалось жалко и некрасиво", она передвигалась "тяжелой походкой, ступая на пятки", она жила дикаркой в деревенской глуши. В глубине души, а может быть, что и в своих повседневных мыслях о смысле жизни, она невольно завидовала им. Завидовала тому, что их радость, веселье, красота, легкость и непосредственность были чем-то совершенно недосягаемым для нее. Они не задумывались о смысле жизни, о любви к Богу и служении ему, о греховности этого мира и еще о многом другом, о чем постоянно и неуклонно думала она. Княжна не мыслила жизни без ее возвышенной составляющей, но это никак не приближало ее к земному счастью, о котором она грезила в тайниках души. Они же были счастливы самим фактом своего существования, радовались беспричинно, только оттого, что просто живут. Они любили и были любимы человеческой земной любовью, она об этом не смела даже мечтать.
      
       Оправдавшийся страх смерти
       Любовь князя Андрея не принесла счастья ни его жене, княгине Болконской, ни его невесте, Наташе Ростовой. Маленькая княгиня через год с небольшим после вступления в брак умерла родами в страшных мучениях, оставив сиротой сына Николушку, полного тезку старого графа. Вторая избранница князя Андрея Наташа Ростова, его невеста пыталась покончить счеты с жизнью, а после того как ее спасли, она, долго тяжело болела и, как давали понять доктора, "была в опасности". "Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно-веселой и тщеславной". И отец, и сестра князя Андрея с первого взгляда невзлюбили Наташу Ростову за то, что князь Андрей любил ее и, связав свою жизнь с нею, неизбежно отдалился бы от семьи. В отличие от Наташи Ростовой свою жену Лизу князь Андрей не любил, а потому она не могла увести брата из-под власти отца и разорвать его связь с сестрой. "Какое сокровище твоя жена". "Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок". "Она так мила, так добра". "Я так ее полюбила". Так говорила старшая сестра брату, когда он уезжал на войну с Наполеоном в 1805 году. Сестра хочет, чтобы брат был снисходителен к Лизе. "Не суди строго Lise", "Будь добр и великодушен" к ней. Князь Андрей отлично знал, какой тяжелый характер у его отца, как трудно и даже непереносимо долго жить рядом с ним. Оставляя свою жену в его полной власти, он не мог не отдавать себе отчета в том, какая трудная жизнь ждет юную, неопытную и такую беспечную Лизу. "Тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? = вдруг спросил князь Андрей" сестру перед долгой разлукой. "Он и всегда был крут, а теперь тяжел становится, я думаю". "Разве можно судить об отце? И я так довольна и счастлива с ним!" - так парирует княжна справедливые слова брата. Как будущий отец, князь Андрей обязан был подумать, чего будет стоить жене вынашивать и рожать ребенка под постоянным гнетом презрения со стороны хозяина дома, но его мысли были заняты совершенно другим. Он мечтал о подвиге и славе.
       Оказавшись без мужа и близких людей в чужом и враждебно настроенном доме, княгиня Лиза нуждалась в том, чтобы кто-то успокоил и утешил ее, снял с ее души груз нелюбви мужа, развеселил и рассеял неотступные мысли о страхе перед родами и перед старым князем. Она боялась страданий, а не стремилась испытывать их, как ее золовка. Княжна Марья совершенно не годилась для роли утешительницы, она с трудом справлялась со своими собственными страхами. "Княгиня, обжившись в Лысых Горах, полюбила особенно m-lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре, судила его". В том, что Лиза выбрала в компаньонки француженку нет ничего удивительного, ведь та не испытывала страха перед князем. "С сияющим лицом", "весело улыбаясь", она, казалось, не замечала дурного расположения князя. Она легко и даже весело отвечала на его вопросы и создавала за столом атмосферу непринужденности, которая был чужда и князю, и княжне. К декабрю 1805 года всего за пару месяцев жизни в Лысых Горах "маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу". "На лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица".
       Перед отъездом на войну князь Андрей просит отца пригласить опытного акушера из Москвы. "Ей наговорили, она во сне видела, и она боится". Княгиня боялась родов. Мужу, одержимому идеей подвига во имя спасения военной кампании, во имя победы над врагом было не до страхов одной женщины, хотя бы она и была его женой. Если бы надо было во имя победы пожертвовать и ею, и другими близкими ему людьми, он, не колеблясь, пошел бы на такой шаг. Князь Андрей бредит той блестящей победой Наполеона в Тулоне, которая прославила его и после которой он стал самым молодым генералом Франции. С этой победы началось его столь стремительное восхождение. Свое кредо князь Андрей окончательно сформулирует в мысленном монологе накануне битвы под Аустерлицем. Тогда в ноябре 1805 года князь говорил сам себе: "Что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую". "Как ни дороги мне многие люди - отец, сестра, жена, - самые дорогие мне люди, - но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать". Он мечтает стать знаменитым, ему представляется, как "он один одерживает победу" в некоем провальном сражении, как потом он семимильными шагами начинает подниматься в гору и вот уже и "следующее сражение выиграно им одним".
       Реальность оказалась совершенно не такой радужной. Князю Андрею было суждено совершить подвиг, но только двое по достоинству оценили его героизм. Зато это были два величайших полководца и соперника на поле боя, Наполеон и Кутузов. В проигранной битве под Аустерлицем русские бежали. "Остановите же их!" - крикнул Кутузов, "князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, побежал вперед с несомненной уверенностью", что он переломит ход битвы, но был тяжело ранен в голову и упал полумертвым. Объезжая поле сражения, Наполеон остановился над Болконским. "Вот прекрасная смерть, - сказал Наполеон, глядя на Болконского" и, "когда он слабо пошевелил ногою", велел "снести на перевязочный пункт" и тем спас его жизнь. "Ваш сын, в моих глазах, - писал Кутузов, - с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества". Такими словами Кутузов известил отца князя Андрея о судьбе сына. И, как и Наполеон, Кутузов ошибся, князь Андрей на этот раз выжил.
       После письма Кутузова, "который извещал князя об участи, постигшей его сына", княжна "решилась не говорить ей (Лизе) и уговорила отца скрыть получение страшного известия до ее разрешения, которое должно было быть на днях". Лиза жила ожиданием и предвкушением материнства, она делилась этой предстоящей радостью с золовкой. "Она взяла руку княжны и положила ее себе на живот. Глаза ее улыбались, ожидая, губка с усиками поднялась и детски-счастливо оставалась поднятой". "И знаешь, Мари, я очень буду любить его, - сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку". Роды начались утром 19-го марта 1806 года, когда Лиза пожаловалась золовке на дурноту и "на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания". "По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано из Москвы за акушером, и его ждали каждую минуту". "Никто помочь не может, коли натура не поможет", - так одинаково думали и старый, и молодой князь. За ученым и опытным немцем послали слишком поздно, и он просто не успел принять участия в родовспоможении. Князь Андрей приехал в Лысые Горы одновременно с "акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции)". "Жалкие, беспомощно-животные стоны слышались из-за двери" комнаты роженицы. "Вдруг страшный крик - не ее крик, она не могла так кричать - раздался в соседней комнате. Крик замолк, но раздался другой крик, крик ребенка". "Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад". "Я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали? Ах, что вы со мной сделали?" - говорило ее прелестное жалкое, мертвое лицо".
       "Через три дня отпевали маленькую княгиню". "И в гробу было то же лицо" "и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном детском робком личике с губкой, покрытой черными волосиками". "Князь Андрей почувствовал, что в его душе оборвалось что-то , что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть". "Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежавшую на другой и ему это лицо сказало" то же: - "Ах, что и за что вы это со мной сделали?" И старик сердито отвернулся, увидев это лицо".
       Княгиня Лиза умерла родами, а их сын вырос нервным и болезненным. В 1820 году круглый сирота, пятнадцатилетний тезка старого князя Николенька Болконский все еще, как маленький, "боялся темноты, и его не могли отучить от этого недостатка". Это был нервный, "кудрявый и болезненный мальчик", слушая разговор взрослых, "он изредка вздрагивал и что-то шептал сам с собою". Княжна Марья, его родная тетка, а концу романа уже шесть лет, как графиня Ростова, "с грустью находила, что в чувстве ее к Николеньке чего-то недоставало".
      
       "Благотворное влияние"
       смерти княгини Лизы
       Княжна Марья жила "с выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице", но жребий пожертвовала собой выпал не ей. Не вынеся гнетущей атмосферы дома Болконских, судьбу жертвы взяла на себя добрая и бесхитростная княгиня Лиза, которая никому не сделала зла. "Она там, вероятно, получит то место, которого я не смею надеяться для себя", - так рассуждала в 1811 году княжна Марья. Ей думалось, что умершая мученической смертью Лиза по праву займет то место безгрешного ангела, на которое тщетно претендовала, страдая, любя мучителя, служа ему и забывая о себе, княжна. Княжне Марье досталась совсем иная, счастливая по земным, а не по небесным меркам судьба. Она обрела любовь, семейное счастье, скрепленное здоровыми детьми, открытый для гостей и родни радушный дом. Она в весьма зрелые годы рожала одного за другим крепких здоровых детей, а несчастная Лиза умерла от родов в юности, оставив после себя сиротой болезненного сына.
       Ангельская сущность покойницы была увековечена в надгробии. "У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображающий ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо". "Однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что, странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но это было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: "Ах, зачем вы это со мной сделали?..."
       Получив в 1811 году от своей подруги Жюли Карагиной известие о гибели на войне ее последнего брата, княжна Марья написала ответ, в котором анализировала причины и последствия трагической гибели своей невестки. "Вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной любви Бога к своему творению". Далее княжна писала Жюли следующее: "Эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли прийти мне, тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно".
       Смерть на войне последнего брата Жюли Карагиной действительно, как это ни кощунственно звучит, имела благотворное влияние на ее судьбу. Она сделала далеко не молодую и очень некрасивую Жюли Карагину единственной наследницей огромного состояния и одной из самых богатых невест России. Без такого весомого приданого красивый, преуспевший по службе, но нищий князь Борис Друбецкой никогда не женился бы на ней. В этом смысле смерть братьев Жюли, хотя и была трагедией для семьи, но позволила ей преуспеть в личной жизни.
       Трудно сказать, что имела в виду княжна, когда писала, что смерть маленькой княгини имела "благотворное влияние" на жизнь ее брата, какой смысл княжна вкладывала в эти слова. Князь Андрей, ощущавший вину перед покойной женой и этим изводивший себя, больно и долго переживал ее смерть. Став вдовцом, он одиноко поселился в своем имении Богучарово, желая лишь "как-нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти". Он "был виноват и надеялся оправдаться" перед женой, но этому не суждено было сбыться. Жизнь приуготовила ему иное, возвратившись с войны, он увидел, как она "страдает, мучается и перестает быть". И это невозможно поправить, а потому, его "взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска". Он стал всецело соответствовать духу практичности и целесообразности, царившему в Лысых Горах. Его уделом стали уединенная жизнь, насущные хозяйственные дела, строительство дома и служба под началом отца. Во внешней жизни он шел теперь по стопам отца, а во внутренней - по стопам сестры, предаваясь постоянным нравственным исканиям. Все трое были связаны теснейшими родственными узами и жили в согласии. "Я не думаю, чтоб Андрей когда-нибудь женился на ком бы то ни было", "печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда-нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу", - рассуждала незамужняя княжна, мысленно обосновывая безбрачие брата и отводя прочь от семьи возможные перемены в его семейном положении, перемены, к которым был так нетерпим старый князь и которые нарушили бы сложившийся уклад дома Болконских. Все должно оставаться так, как оно есть: брат будет отцом маленького ангела, она - матерью и в их доме "больше баб не нужно".
       В 1811 году, когда княжна Марья рассуждала о том, зачем было умирать безгрешному ангелу Лизе, она не представляла, чем уже в таком недалеком будущем обернется эта безвременная кончина лично для нее. "Благотворное влияние" смерти маленькой княгини заключалось для княжны в том, что Лиза заняла то место на небесах, о котором мечтала лично для себя, но не могла на это надеяться княжна. Тогда сама княжна смогла занять то освободившееся место на земле, которое предназначалось княгине Лизе, останься она в живых. Княжне выпал удел стать вместо Лизы хозяйкой Лысых Гор и подарить мужу здоровых детей. В конце романа княжна Марья, в замужестве графиня Ростова, которая никогда не отличалась любовью к труду, "работала руками по канве", она вышивала. Руки княгини Лизы всегда были заняты работой, даже идя на светский прием к фрейлине Анне Павловне Шерер, Лиза "захватила работу". Выйдя замуж, княжна Марья переняла у Лизы многое, в том числе и любовь к рукоделию.
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Седакова Лариса Ильинична
  • Обновлено: 05/02/2025. 50k. Статистика.
  • Эссе: Культурология
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.