"Весной 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший светдаже потрясен убийством юного графа Рональда Адэра, совершенным при самыхнеобычайных и загадочных обстоятельствах.
<...>
- ... Ну что, правдоподобно, по-вашему, мое объяснение?
- Не сомневаюсь, что вы попали в точку.
- Следствие покажет, прав я или нет. Так или иначе, полковник Моранбольше не будет беспокоить нас, знаменитое духовое ружье фон Хердераукрасит коллекцию музея Скотленд-Ярда, и отныне никто не помешает мистеруШерлоку Холмсу заниматься разгадкой тех интересных маленьких загадок,которыми так богата сложная лондонская жизнь".
Артур Конан Дойл. Пустой дом
Предложенные два отрывка - начало и конец известнейшего, многократно экранизированного рассказа.
Посмотрим, что было дальше.
Дедуктивный метод VS Правосудие
- Успокойтесь, сэр, - не попросил, а почти приказал, навестивший в тюрьме полковника Морана незнакомец, - Дело не видится мне таким безнадежным, каким оно представлено общественному мнению. Я берусь за него. Если вы доверяете мне свою защиту, а терять вам, кажется, нечего, то распишитесь на этой доверенности, которую я представлю в суд, чтобы меня допустили к участию в процессе в качестве вашего защитника. На суде вы измените показания и скажете, что...
I
В конце лета 1894 года весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет даже прервал свой безмятежный отдых в загородных поместьях и почти в полном составе вернулся к гранитным берегам Темзы только для того, чтобы поприсутствовать на громком процессе по делу полковника Морана. Наиболее благоразумные понимали, что втиснуться в довольно тесную палату лондонского суда удастся далеко не всем желающим, но всё-таки рассчитывали следить за ходом процесса не только по газетной хронике, а напрямую от констеблей, охраняющих порядок в здании суда. Досужую публику занимала не сама цепочка кровавых преступлений, в совершении которых груда улик грозила в скором времени неизбежно похоронить под собой полковника, а личность самого подсудимого, еще совсем недавно вхожего в самые лучшие дома Лондона и Парижа и охотно в них принимаемого.
На скамье подсудимых волею судеб оказался дворянин, офицер, герой Индийских походов и один из храбрейших офицеров Британской Империи. Все понимали, что, не смотря на блестящую и трудную военную карьеру, не смотря на ту громадную и безусловную пользу, что успел принести полковник английской короне за десятилетия безупречной службы в отдаленной колонии, он обречён казни. Доказательства настолько суровы, ясны и очевидны, что любой состав присяжных вынесет вердикт "виновен", а королевскому судье останется только определить способ приведения приговора в исполнение: расстрелять ли полковника как дворянина и офицера, сохранив ему посмертно хотя бы честь, или повесить как гнусное отребье.
Зал судебной палаты, в котором надлежало пройти заседанию, представлял из себя прямоугольник со сторонами в двенадцать и двадцать четыре ярда. В узкой торцевой стороне были устроены широкие двухстворчатые двери для публики, над которыми вторым ярусом почти до середины зала шла галерея, куда вход был отдельный, со второго этажа здания палаты. У другой узкой стены напротив входа на особом возвышении стоял огромный стол судьи с придвинутым к нему креслом с резной спинкой и подлокотниками. Над креслом висел ростовой портрет королевы Виктории. Справа и слева от портрета виднелись две дубовых двери, ведших одна в кабинет судьи, другая в совещательную комнату коллегии присяжных заседателей. Ниже постамента с судейским столом для присяжных было огорожено барьером двенадцать кресел. Недалеко от стола судьи, в длинной боковой стене была дверь, через которую конвой приводил в зал подсудимых. Пространство возле этой двери было огорожено барьером в пояс высоты, так что из этой двери попасть в зал можно было только перемахнув через этот невысокий барьер. На этой огороженной площадке протянулась черная скамья подсудимых. Перед барьером и скамьей расположился столик адвоката, напротив которого, у противоположной длинной стены стоял стол побольше, для прокурора. На пустом месте между этими двумя столами высилась трибуна для свидетелей, с заранее положенной Библией, на которой приносили присягу перед тем как начать давать показания.
Все остальное пространство зала было разделено центральным проходом, места справа и слева от которого были заняты стульями для публики.
Уже за полчаса до начала судебного разбирательства палата была переполнена настолько, что эсквайры и баронеты принуждены были толкаться на галёрке среди простых горожан, тогда как зал был доверху забит титулованными лицами не ниже виконтов. Помещение, рассчитанное едва ли на сто мест, вместило в себя никак не менее трех сотен любопытствующих. В зале стоял невообразимый гул, создаваемый тремя сотнями взбудораженных мужчин.
Когда констебли ввели закованного в кандалы полковника, шум, стоявший в палате, усилился и редкие возгласы поддержки и ободрения потонули в общем хоре злорадных проклятий и ядовитых насмешек.
Полковник, едва удостоив взглядом присутствующих, с которыми на пути к эшафоту его ничто больше не связывало, уселся на приготовленное для него место за барьером. Тотчас же четверо дюжих констеблей встали по бокам от него.
Публика в зале некоторое время с жадным любопытством разглядывала полковника, молча сидящего на позорной скамье. За те несколько месяцев, что он не был замечен в свете, Моран несколько постарел, осунулся, но в целом был узнаваем, ни рогов, ни копыт, ни хвоста у него за время заключения не отросло и, при встрече на улице, его нельзя было перепутать с другим человеком. Не найдя в его внешности никаких перемен, кроме тех, что накладывает тюремное заключение, публика вскоре отвлеклась и вернулась к разговорам между собой.
С задних рядов началось и быстро распространилось радостное оживление. Это вошел поддерживающий государственное обвинение прокурор Стьюпид Лоумен. Прокурор был любимцем публики, которую он умел увлечь своими яркими, зажигательными речами, построенными на безукоризненной логике и абсолютной уверенности в вескости собранных по делу доказательств. Эта уверенность прокурора заражала присяжных и те, послушно следуя за полетом его рассуждений, логических построений и пустых домыслов, ожидаемо выносили вердикт: "виновен". Только за последние два года Лоумен своими обвинительными речами отправил на виселицу Джека Воробья, Джима Синицу, Джакоба Ворону и Красотку Робертс.
Удовлетворенно щурясь от устроенной в его честь овации, Стьюпид Лоумен придерживал обеими руками полы своей черной мантии, чтоб её не повредили рукоплескавшие поклонники.
С разных мест раздавались задорные оклики:
- Покажи ему, Стью!
- Отправь мерзавца на виселицу!
- Пусть спляшет для нас свой последний танец!
Лоумен своим приятным, румяным лицом делал такое выражение, будто желал ответить: мол, "не извольте беспокоиться, вы же понимаете, что суд - это лишь пустая проформа и что мы все тут собрались только для того, чтобы сохранить приличия".
За тем восторгом, с каким был встречен самый популярный в Лондоне обвинитель, осталось почти незамеченным, как дюжина мужчин разных возрастов вышла из двери позади судейского возвышения и гуськом проследовала на места, огороженные для присяжных заседателей. Рассмотрение дела должно было начаться с минуты на минуту.
Шум, начавший было затихать, снова поднялся с задних рядов зала. Послышались выкрики:
- Вы только полюбуйтесь на этого недотёпу!
- Очки не разбей, растяпа!
- Вот уж повезло полковнику с адвокатом!
- Держи хвост трубой, парень!
Это в зал вошел защитник полковника Морана адвокат Астут Фокс.
Видимо, адвокатское облачение приносило немало хлопот достопочтенному мэтру Астуту. Парик на его голове сидел так криво, что одним локоном почти прикрывал левый глаз. Из-за этого квадратная конфедератка никак не желала сидеть на своем месте и норовила сползти вбок. Кроме того, букли криво одетого парика цепляли за круглые очки и стаскивали их с носа. Очевидно, адвокат был стеснен в средствах, потому как красная мантия была явно с чужого плеча и по крайней мере на три размера больше его тщедушной комплекции. Вряд ли мэтру Фоксу было больше двадцати восьми лет и его молодость, вкупе с судорожными попытками удержать на своих местах парик, очки, конфедератку и мантию, развеселили публику чрезвычайно.
- Давид и Голиаф! - не удержался от сравнений какой-то господин, имея ввиду разительное несоответствие солидно-уверенного красавца прокурора и нескладного, невидного из себя адвоката.
Из своего кабинета в зал вошел председательствующий судья Айрон Батт. Поднявшись на возвышение и заняв свое место, он внимательно осмотрел зал и всех присутствующих в нем людей. убедился, что и публика, и сам подсудимый на своих местах и потому можно начинать:
- Слушается дело по обвинению полковника Морана в убийстве сэра Рональда Адэра и в покушении на убийство мистера Шерлока Холмса. Подсудимый, встаньте. Назовите свои имя, укажите вероисповедание и сословную принадлежность.
Подсудимый встал и представился, как того требовал председательствующий:
- Полковник Генри Моран, рыцарь и кавалер Британской Империи, англиканец.
- Вам известно, в чём вас обвиняют?
- Да, ваша честь.
- Вам понятно обвинение?
- Да, ваша честь.
- Заявления, ходатайства, отводы будут?
- Никак нет.
- Благодарю вас, садитесь.
На этих словах Айрон Батт на время потерял интерес к подсудимому и продолжил оглашение дела:
- Обвинение поддерживает королевский прокурор Стьюпид Лоумен.
Эти слова потонули в громе аплодисментов. Прокурор встал и с улыбкой раскланялся, прижав правую руку к сердцу, желая показать: "благодарю, братцы! Не подведу".
Тут вышла заминка, потому, что судья не смог вспомнить имя защитника и стал искать сведения о нем в материалах дела, сопровождая перелистывание бумаг бормотанием:
- Не то, не то, снова не то. Да где же это? А, вот оно! Со стороны защиты в деле участвует мэтр Астут Фокс, доктор права Тринити Колледжа Оксфордского университета.
На словах "доктор права" публика повернула головы в сторону адвоката и попыталась увидеть в нем хоть что-то от учёного-правоведа.
- Какой молоденький... - разочарованно подытожил общее мнение одинокий голос.
- Адвокат? - судья кинул взгляд на адвоката, готовясь услышать "нет, ваша честь" и перейти к чтению обвинительного заключения, однако, адвокат встал и готовился взять слово:
- С вашего позволения, ваша честь.
Айрон Батт удивленно надломил бровь, но вспомнив, что по закону адвокат имеет право делать заявления, заявлять ходатайства и просить об отводе судьи, прокурора и других участников процесса, разрешил:
- Слушаем вас, мэтр Фокс.
Одной рукой придерживая парик, а другой цепляясь за очки, адвокат тихо произнес:
- Я ходатайствую об отводе присяжного заседателя.
Зал загудел: это было неслыханно - отводить незаинтересованного в деле человека, на которого пал жребий стать на время процесса присяжным заседателем.
- На каком основании? - поинтересовался судья.
- Присяжный Уильям Клинтон был уличен в супружеской неверности и прелюбодеянии. Он не может быть присяжным заседателем.
Зал загудел еще сильнее, к общему гудению подключилась галерка. Человек, не являющийся образцом добродетели, не может быть допущен решать судьбу другого человека. Вердикт присяжных заседателей по делу - это и есть тот самый vox populi, глас народа. Каждый из присяжных представляет собой народ и свое решение "за" или "против", "виновен" или "не виновен" выносит от имени всего народа. Человек, уличенный в супружеской измене не может оставаться присяжным заседателем, потому что народ не состоит из одних только прелюбодеев.
- Позор! - раздалось с галерки.
- Позор! - хором поддержал зал.
Судья повернулся к присяжным:
- Мистер Клинтон, вы не можете принимать участие в рассмотрении данного дела в качестве присяжного. И в рассмотрении никаких других дел на всей территории Британской Империи вы так же не можете принимать участие. Прошу вас покинуть состав жюри.
Пунцовый от стыда Клинтон покинул свое место за барьером среди присяжных и поспешил уйти из зала.
Судья Батт посмотрел на прокурора, желая увидеть его реакцию на отвод присяжного заседателя. Стьюпид Лоумен проводил взглядом в спину проворно уходящего прелюбодея Клинтона и снисходительно улыбнулся такому нехитрому и малополезному адвокатскому трюку - отвод присяжных. Вежливой улыбкой, адресованной своему такому нескладному vis-Ю-vis, прокурор как бы обращал внимание молодого коллеги и всей публики на неумение мэтра взяться за дело как следует: "Голова его подзащитного, считай, уже на плахе и на полковника Морана вот-вот всей своей тяжестью обрушится топор правосудия, а адвокат вместо настоящей защиты надеется прикрыть шею своего клиента батистовым платком".
Айрон Батт перевел взгляд обратно на мэтра Фокса:
- У вас все? - нетерпеливо спросил судья, видя, что адвокат не спешит сесть на место.
- Нет, ваша честь, - не повышая голоса, отозвался адвокат. Я заявляю отвод еще одному присяжному заседателю.
- Кому? На каком основании? - допытывался судья.
- Барак Обама - язычник. Вдобавок, он негр. Язычник не может судить христианина, а негр не может судить белого человека.
Публика будто впервые увидела, что среди присяжных затесался высокий худощавый негр с волевым лицом и умными глазами. С галерки засвистели:
- Ату его!
Зал в едином порыве поддержал галерку, потрясая кулаками и тростями:
- На плантацию негра!
- На плантацию!
- Язычник не может судить христианина!
- Негр не может сидеть среди белых!
Присяжный Барак Обама, не дожидаясь приглашения судьи, выбежал из зала
- У вас всё? - Айрон Батт с надеждой посмотрел на нелепого в своём просторном одеянии адвоката.
- Нет, ваша честь.
В течение следующего часа мэтр Астут Фокс своим тихим голосом одного за другим выбил оставшихся десять членов жюри.
Присяжный Джордж Буш-младший не подходил для своей роли потому, что его слабоумие было общеизвестно в Лондоне и это подтвердили его соседи.
Присяжный Рональд Рейган страдал болезнью Альцгеймера, что подтвердил пользующий его семью доктор и это тяжелое заболевание было не совместимо с отправлением правосудия.
Присяжный Джим Картер в 1877 году проходил по делу о соучастии в убийстве араба Садата, но был оправдан за недостаточностью улик.
Присяжный Ричард Никсон в 1869 году был уличен в клятвопреступлении.
Присяжный Джеральд Форд в 1875 году был пойман с поличным на взятке
Присяжный Линдон Джонсон по вероисповеданию католик, следовательно симпатизирует Ирландии и не может судить англиканца.
Присяжный Джон Кеннеди совсем недавно был застигнут в двусмысленной ситуации в уборной одной из актрисок Ковент-Гардена, когда горничная актрисы застала их обоих почти без одежды.
Присяжный Дуайт Эйзенхауэр всё еще не отчитался перед Парламентом о приписываемых ему военных преступлениях в Афганистане.
Присяжный Гарри Трумен не имел своего жилья в Лондоне на момент рассмотрения дела.
Присяжный Франклин Рузвельт разбит параличом и ему физически тяжело присутствовать на всех заседаниях по делу.
Всего через час выступления мэтра Астута Фокса жюри присяжных было распущено в полном составе и за барьером остались двенадцать свободных мест.
Судья пересчитал пустые стулья за барьером и посмотрел на прокурора.
- М-да, - неопределенно высказался прокурор.
Взгляд судьи перешел на адвоката.
- Я могу сесть, ваша честь? - испросил разрешения защитник.
- Сделайте одолжение, - разрешил Айрон Батт, - Вы сегодня потрудились на славу, мэтр Фокс.
Судья Батт взял в руки деревянный молоток и хлопнул им по специальной подставке:
- Заседание откладывается на две недели, до созыва новой коллегии присяжных.
II
Толпа возле здания судебной палаты начала скапливаться часа за полтора до начала заседания и поначалу представляла из себя фланирующую по мостовой праздную публику. Каждый из фланирующих надеялся занять место если не в зале, то на галерке. Встречая знакомых, каждый спешил обменять впечатлениями:
- Что вы на это скажете?
- Надо же! Кто бы мог подумать? Полковник Моран - заурядный убийца.
- Должно быть никак не может отвыкнуть от своих индийских привычек. Привык, знаете ли, стрелять по людям.
Примерно за час до начала к зданию судебной палаты стали подкатывать не только кэбы, но и кареты: некоторые были весьма дорогие. За полчаса до начала стали подъезжать кареты с гербами на дверцах: это прибывала высшая английская знать, знакомая с подсудимым лично или по рассказам друзей. Становилось понятно, что даже на галерку удастся попасть не всем желающим. При входе в палату судебный пристав при поддержке трех констеблей производил отсев публики:
- Прошу вас, милорд.
- Проходите, ваша светлость.
- Вы, пожалуйста, в сторону.
- И вы тоже отойдите.
- Входите скорее, сэр, а то эти канальи так и норовят прошмыгнуть между ног.
За пять минут до начала процесса пристав, не без труда отбившись от толпы, закрыл дверь в палату, оставив снаружи трех констеблей для надзора за порядком. Толпа возмущенно загудела, но разойтись не поспешила, а осталась выжидать тех, кто покинет зал, чтобы с жадностью наброситься на них с расспросами о ходе дела.
Ждать толпе пришлось недолго.
Через несколько минут дверь распахнулась и из нее вышел взъерошенный и разъяренный присяжный заседатель Клинтон. Посылая проклятия на голову мэтра Астута Фокса и недобрым словом поминая Оксфорд, он попытался выбраться из толпы, но был атакован двумя дюжинами репортеров и взят ими в плотное кольцо.
Посыпались вопросы:
- Мистер Клинтон, что помешало вам принять участие в процессе?
Фотографы поджигали магний, делали снимки растерянного мистера Клинтона в окружении репортеров и торопились насыпать новую порцию магния в лотки, чтобы не пропустить новый момент для удачного снимка.
Такой момент представился буквально через пять минут, когда из здания судебной палаты выбежал и попытался скрыться негр Обама. Не сделав и десятка скачков по мостовой бывший присяжный заседатель влетел как муха в паутину в кучу цепких репортеров.
Вспышки магния следовали одна за другой по мере того, как из палаты выходил очередной присяжный заседатель, выкинутый из состава жюри мэтром Астутом Фоксом.
Уже через два часа по Лондону побежали мальчишки-разносчики, размахивая свежеотпечатанными газетными листами:
- Экстренный выпуск! Экстренный Выпуск! Скандальный роспуск жюри по делу полковника Морана!
Тиражи лондонских газет за одну ночь выросли в четыре раза.
Следующие две недели весь Лондон только и говорил, что о скандальном роспуске коллегии присяжных заседателей. Никто не сомневался, что и новый состав присяжных отправит полковника Морана на эшафот, тем более, что все необходимые улики предоставил никто иной как знаменитый и безукоризненный сыщик мистер Шерлок Холмс. Репутация, которой пользовался великий сыщик в деле распутывания загадочных и зловещих преступлений, настолько прочно укрепилась в сознании лондонцев, что мало кто из них задумывался о том, что сама эта репутация создана хлопотами доктора Уотсона и трудами издателя. Первый писал, а второй публиковал рассказы о Шерлоке Холмсе и его дедуктивном методе, но никто и никогда не видел вживую благодарных клиентов сыщика, скажем, того же Генри Баскервиля или Ирэн Адлер. Впрочем, эти обстоятельства не наводили ни малейшего облачка на мнение лондонцев о необычайно остром уме мистера Холмса, поскольку не приходило в голову искать вырученных им из беды людей среди своих знакомых. Главным же героем пересудов в эти две недели стал отнюдь не Шерлок Холмс, но молодой оксфордский адвокат Астут Фокс. Все единогласно сошлись на том, что, мэтр Фокс на поверку оказался не таким уж и недотёпой, каковым показался или может быть желал показаться при входе в судебную палату. Хоть роспуск жюри отнюдь не облегчит судьбу полковника, однако, безусловно продлит его жизнь на целых две недели. Даже если полковника Морана вполне заслуженно приговорят к смертной казни, то пройдоха-защитник уже успел сделать себе имя, выведя на чистую воду присяжных, и теперь на волне созданного им скандала этот nowhere man, человек из ниоткуда, прочно вошел в пятерку самых модных и оттого самых дорогих лондонских адвокатов, обеспечив себя клиентурой на пару лет вперед. Лишь немногие и то совсем тихо полунамеками давали понять, что никто до судебного заседания не мог подумать ничего плохого про каждого из присяжных, а обернулось так, что по ним по самим тюрьма плачет, а раз так, то в этом деле возможны всякого рода неожиданности и выйдет неудивительно, если окажется, что полковник Моран на деле не так уж и виновен в убийстве молодого Адэра. Возможно, полковник вполне достоин каторги и кандалов, но уж никак не эшафота.
III
К спокойствию, джентльмены! - судья Айрон Батт стукнул деревянным молотком по деревянной подставке, желая утишить гомонящую публику, - Продолжается рассмотрение дела по обвинению полковника Морана в убийстве сэра Рональда Адэра. Адвокат, есть ли у вас еще какие либо ходатайства, заявления, отводы?
Судья, ожидая нового подвоха, посмотрел на мэтра Фокса.
- Нет, ваша честь.
Мэтр Фокс мог быть доволен: коллегия была накануне заново сформирована при участии прокурора, причём прокурор, желая поскорее начать непосредственное рассмотрение дела, чтобы блеснуть губительным для подсудимого красноречием, легко шел на уступки по каждой кандидатуре. Так, мэтр Фокс усадил в жюри генерала Монтгомери, ветерана Африканского похода, капитана торгового флота Кука, путешественника и лингвиста Ливингстона. Одного за другим защитник протащил в жюри присяжных из числа военных, путешественников, охотников, карточных игроков, словом, людей любящих риск и ищущих приключений и потому способных если не безоговорочно оправдать полковника Морана, отставного военного, картежника и охотника, то по крайней мере отнестись к нему с пониманием и сочувствием. В этом мэтр в точности следовал требованиям Римского права - "пусть судит равный". За барьером присяжных не оказалось ни одного писателя-щелкопера, ни одного биржевого спекулянта-маклера, ни одного белоручки-дворянина. Все двенадцать подобрались люди бывалые, сами не раз подвергавшиеся смертельной опасности и потому без паники смотревшие на чью-то смерть.
Айрон Батт облегченно вздохнул и перевел взгляд на прокурора:
- Прокурор?
- Нет, ваша честь, - Стьюпид Лоумен сделал успокоительный жест, показывая, что уж кто, кто, а он-то не будет нарочно затягивать рассмотрение дела.
- Подсудимый, у вас будут жалобы, заявления, ходатайства, отводы?
- Нет, ваша честь.
- Благодарю вас, джентльмены, - Айрон Батт открыл толстую папку с делом, - Оглашается обвинительное заключение.
Из обвинительного заключения следовало, что вечером тридцатого марта сего года между десятью часами и двадцатью минутами двенадцатого, полковник Моран, опасаясь своего разоблачения как карточного шулера со стороны сэра Рональда, убил последнего через открытое окно в его комнате револьверной пулей из духового ружья иностранного производства. Кроме того, в ночь с тридцать первого марта на первое апреля полковник Моран совершил покушение на убийство мистера Шерлока Холмса при следующих обстоятельствах.
Далее шло подробное, но уже известное из печатной продукции, изложение как покойный граф, играя в паре с подсудимым выиграл необычайно большую сумму у двоих других партнеров в вист. Как покойный пришел к убеждению, что выигрыш стал возможен исключительно благодаря нечестной игре, которую вел полковник. Как между молодым графом и полковником произошло объяснение, во время которого граф объявил, что намерен возвратить нечестно выигранное обратно партнерам и объявить Морана шулером. И, наконец, как Моран, опасаясь быть изгнанным из трех закрытых аристократических клубов, в которых состоял в качестве члена, и, следовательно, потерять свой основной источник дохода, который приносила ему карточная игра, решил не допустить до огласки и убил Рональда Адэра бесшумным выстрелом из духового ружья через окно, когда тот находился один в запертой комнате второго этажа своего дома.
Тем же приемом, через открытое окно, подсудимый совершил покушение на мистера Шерлока Холмса, единственного человека, способного распутать первоначальное преступление и отправить почтенного полковника в каторжные работы. То, что полковнику пришлось стрелять по искусно сделанному чучелу, в точности воспроизводившего черты лица и форму головы потерпевшего Холмса, не умаляло его вины. Полковник без сомнения желал смерти своей жертвы и, стреляя по чучелу, отдавал себе отчет в том, что стреляет по живому мистеру Холмсу.
Таким образом, за двойное убийство полковник Моран должен быть приговорен к смерти, как к единственному виду наказания, возможному при данных обстоятельствах.
- Вполне, - полковник Моран выслушал обвинительное заключение спокойно и сейчас держался с достоинством.
- Вы признаете себя виновным в предъявленном вам обвинении?
- Нет, ваша честь.
Эти три слова взбудоражили зал. Многие привстали со своих мест, а на галерке кто-то даже присвистнул. Все двенадцать присяжных заседателей своей мимикой и округлившимися глазами выразили крайнюю степень изумления ответом полковника на главный вопрос судьи. Ответь полковник: "да, признаю", и присяжные с огромным облегчением спасли бы жизнь полковнику, вынеся вердикт "виновен, но заслуживает снисхождения". При таком вердикте закон не позволял приговаривать подсудимого к максимально суровой мере наказания и тогда судье ничего другого не оставалось бы как постановить приговор, не связанный с лишением жизни полковника Морана. Каторга, тюрьма, пусть даже пожизненное заключение, но не смертная казнь.
Айрон Батт посмотрел на подсудимого, как бы решая: не оговорился ли тот?
Полковник не оговорился и на повторный вопрос судьи дал тот же ответ:
- Нет, не признаю.
- Что вы можете показать по существу обвинения?
- Ничего. Я не убивал сэра Рональда и не желал смерти мистеру Холмсу. Ничего из того, что мне приписывается, я не совершал.
- Позвольте, - воскликнул прокурор со своего места, - Вы были застигнуты с поличным на месте преступления!
- Протестую, ваша честь! - парировал адвокат, - Факт взятия моего подзащитного с поличным на месте покушения на второе преступление еще не установлен в судебном заседании, а потому не может служить средством доказывания по первоначальному эпизоду.
- Протест принят, - согласился судья и сделал замечание Стьюпиду Лоумену, - Не торопитесь, господин королевский прокурор. Суд внимательно изучит все обстоятельства и даст вам возможность высказать свою оценку каждого из них. Переходим к допросу свидетелей.
Первые два свидетеля, мистер Меррей и лорд Харди, показали, что в день убийства сэр Рональд играл в клубе "Багатель" против них в паре с полковником Мораном в вист. Сэр Рональд часто играл в паре именно с полковником, среди игроков их пара считалась сыгранной, но не сокрушительной. Они понимали друг друга настолько хорошо, чтобы не совершать ошибок по игре, но играть с ними не боялись ибо они не имели славы непобедимых. В день убийства они как раз проиграли какую-то несущественную сумму. Оба играли осмотрительно, не теряя головы и потому не проигрывались в пух, прочем как и не одерживали блестящих побед. Взаимоотношения в паре Морган - Адэр были уважительными и приязненными. Молодой Адэр с глубоким почтением относился к возрасту и опыту полковника Морана, а полковник Моран явно покровительствовал молодому графу.
- Были ли у моего подзащитного хоть какие-то основания для ссоры с Адэром? - поинтересовался Фокс.
- Ну, что вы, сэр, - свидетель Харди отнес несуразность вопроса на неопытность и молодость адвоката, - У них с графом были настолько тёплые отношения, что полковник - последний человек, на которого я бы мог подумать как на убийцу Рональда.
На этих словах прокурор закусил губу.
Наивный вопрос угодил в цель и подорвал фундамент обвинения: у подсудимого отсутствовал мотив преступления. Убийство было совершено явно не с целью ограбления, так как деньги, обнаруженные возле убитого, не заинтересовали убийцу и лежали нетронутыми. Оставалась жизнеспособной версия убийства из чувства мести или личных неприязненных отношений, но после того как оба свидетеля в один голос показали, что подсудимый и покойный Адэр, не смотря на большую разницу в возрасте, были добрыми друзьями, и эта версия отпала.
Допрошенные после мистера Меррея и лорда Харди мистер Годфрид Мильнер и лорд Балморал еще сильнее расшатали стройное здание заготовленного обвинения.
Оба подтвердили, что состоят в одном клубе где часто играют в карты и что действительно примерно за полтора месяца до своей гибели покойный граф Адэр в паре с полковником Мораном выиграли у них довольно крупную сумму в вист: целых четыреста двадцать фунтов. Но тут же уточнили, что накануне этого выигрыша пара Моран - Адэр сплоховала в игре по вине Адэра, дважды зашедшего не в ту масть. Ходы Адэра были настолько неудачными, что проигрыш незадачливых партнеров превысил шестьсот фунтов и тогда Мильнер и лорд Балморал сговорились не наживаться на оплошности неопытного игрока и при первой же возможности возвратить деньги достойно игравшему полковнику Морану и его партнеру под видом собственного проигрыша. Они поступили так потому, что не сомневались, что полковник, как человек чести, ни за что не принял бы проигранные им по вине неопытного партнера деньги, вручи они их ему напрямую.
- Скажите, ваша светлость, - поинтересовался адвокат, - часто ли в вашем клубе вам приходилось сталкиваться с мошенничеством при игре?
- Возможно, такие случаи и имели место быть, но лично мне не приходилось слышать о них от кого-либо из моих знакомых, тем более я никогда не сталкивался с подобным недостойным поведением лично.
- Можете ли вы поручиться, что полковник Моран - игрок безупречной честности?
- Если бы вы были дворянин, я дал бы вам пощечину за такой вопрос! Неужели вы могли подумать, будто английский лорд может сесть за один ломберный стол с карточным шулером?
После таких показаний версия о том, что молодой Адэр угрожал Морану разоблачением и был за это убит, растаяла как сигарный дым на сквозняке, однако, прокурор продолжал держаться молодцом и, казалось, был ничуть не обескуражен.
Так держит себя уверенный в победе прожженный карточный игрок, запасшись главным козырем и насмешливо наблюдая как его пылкие партнеры азартно взвинчивают банк.
Горничная семьи Адэр, мать покойного сэра Рональда и его сестра, допрошенные в судебном заседании, не сказали ничего, что помогло бы обвинению изобличить полковника Морана как убийцу юноши.
Горничная рассказала, что сэр Рональд в день убийства вернулся домой примерно в десять часов вечера и закрылся один в своей комнате на втором этаже. Все время до возвращения хозяйки в комнате и во всем доме было тихо, хотя она не может это утверждать, так как ее комната находится на первом этаже в другом конце дома. Даже если бы в комнате графа был какой-то шум она не смогла бы его услышать: звук был бы приглушен дверью в комнату сэра Рональда, двумя лестничными пролетами, дверью в коридор для прислуги и дверью в ее собственную комнату.
- Скажите, свидетельница, - задал вопрос мэтр Фокс, - если бы граф хлопнул в ладоши, чтобы вызвать вас или кого-либо из прислуги, вы бы услышали звук хлопка?
- Безусловно нет. В доме толстые стены и прочные двери.
- Кроме вас кто-нибудь из прислуги был в доме в момент убийства?
- Я готовилась ко сну. Кухарка уже спала в своей комнате. Наши дворецкий и садовник в доме не ночуют, а экономка отпросилась у хозяйки на два дня, чтобы съездить к себе домой, в деревню.
Прокурору не понравилось, что горничная ничего не слышала и якобы не могла услышать, и он поспешил выправить положение:
- Ну, а если бы граф позвал вас громким голосом, - Стьюпид Лоумен наставил на горничную карандаш, будто готовился ткнуть ее, - или даже криком?
Горничная не смутилась:
- Да хоть он оборись.
И обернувшись к суду пояснила:
- Ваша честь, если бы моя комната была под комнатой графа, то, пожалуй, я бы еще могла что-то услыхать через каминную трубу. Но наши комнаты мало того, что на разных этажах, так еще и в разных концах дома и отапливаются разными каминами. Как бы я услышала хоть что-то с такого расстояния да еще и за тремя толстыми дверьми?
Мать и сестра в судебном заседании показали, что вернулись домой в двадцать минут двенадцатого, мать хотела пожелать сыну спокойной ночи, но дверь была заперта, она встревожилась, послала горничную к соседям за помощью и соседская прислуга по ее просьбе взломала дверь в комнату сэра Рональда. Когда они вошли, то сын был уже мертв. Сидел за столом, уронив голову на стол. Перед ним были бумаги с какими-то записями и деньги в монетах и ассигнациями.
- Кто первый вошел в комнату после того, как взломали дверь? - спросил судья.
- Лакей и дворецкий соседей, который ломали дверь.
- Скажите, графиня, - завел невод адвокат, - когда вы вошли в комнату сына, возможно вы обратили внимание, что не хватает каких-то вещей, обыкновенно стоящих в комнате? Скажем, отсутствует стул или напольные часы?
Несчастная мать зашлась негодованием:
- Что за глупости вы говорите, молодой человек?! У меня убили сына! Вы понимаете - с-ы-н-а!!! А я, по-вашему, увидев его мертвым, должна была комнату разглядывать?
- Извините меня, графиня, - искренне попросил защитник. - Я всего лишь хотел показать присяжным всю глубину ваших переживаний в тот момент, когда зайдя в комнату сына, вы обнаружили его мертвым. Если в этот момент вы, не сомневаюсь в этом, были настолько сильно взволнованы, что не можете достоверно утверждать о наличии или отсутствии в комнате таких крупных предметов как стул или напольные часы, то скорее всего вам бы не бросилась в глаза такая небольшая вещица, как револьвер, особенно, если бы он лежал не на столе, возле головы убитого, а где-нибудь на полу, возле стола.
Графиня посмотрела на мэтра Фокса, вспоминая этот момент.
- А ведь пожалуй, что нет, - сказала она после некоторого раздумья, - Я не могу сказать, что я видела револьвер в комнате, но не могу поручиться, что его там не было. Я просто не обратила на это внимания. Не этим были заняты мои мысли.
- У сэра Рональда ведь был револьвер?
- Да, был. И довольно дорогой. С перламутровой рукояткой и резными украшениями.
- Сколько по-вашему он мог стоить?
- Я плохо в этом разбираюсь, но думаю, не меньше двухсот фунтов.
- Сумма немалая, - заметил адвокат, - особенно для прислуги.
- Я протестую, ваша честь! - вскочил со своего места прокурор.
- Скажите, графиня, - защитник воспользовался разрешением судьи додавить свидетельницу, - В тот момент, когда вы вошли в комнату сына и пришли в сильнейшее волнение, увидев его мертвым, что делали вошедшие туда раньше вас соседские лакей и дворецкий?
Графиня молчала, вспоминая, воссоздавая ужасную картину в своей памяти.
- Я не помню, - призналась она через некоторое время.
- Они находились в комнате какое-то время или вышли из нее немедленно?
- Я не помню, - повторил графиня уже раздраженно.
- Не трогали ли они какие-либо предметы в комнате? Например, закрыли окно, задернули штору, подобрали что-то с полу?
- Я не помню!
- Не помните, как дворецкий подобрал что-то с полу возле стола за котором сидел ваш убитый сын?
- Да поймите же вы наконец! - зарыдала несчастная мать, - Не до того мне тогда было! Не до лакеев! У меня сына убили!..
- Благодарю вас, графиня. Вопросов больше не имею. Прошу вас извинить меня, что доставил вам столько тяжёлых минут, - попросил прощения адвокат.
IV
После ухода матери и сестры убитого Адэра в зале установилась тишина.
- Думаю, ваша честь, что сыщики смогут найти револьвер сэра Рональда в личных вещах дворецкого и лакея соседей семьи Адэр. Если, конечно, они не успели его сбыть с рук.
- Согласен, - кивнул с высоты своего кресла Айрон Батт, - Эй, Лейстрейд!
- Я все слышал, ваша честь! Я всё понял!
В первых рядах зала вскочил маленький человечек с маленькими усиками, одетый в клетчатый пиджак, клетчатые бриджи, кожаные гетры и клетчатую кепи. Человечек разительно напоминал советского актёра Бронислава Брондукова.
- Через час я доставлю сюда обоих мазуриков: и лакея, и дворецкого.
Судья отдал распоряжение конвою: "Снимите с полковника кандалы", - и повернулся к Стьюпиду Лоумену:
- Чем еще будете доказывать вину подсудимого, господин королевский прокурор?
Прокурор встал и приосанился:
- Единственный человек, который способен неопровержимо доказать виновность подсудимого в двойном убийстве - это мистер Шерлок Холмс!
- Пристав, пригласите свидетеля Холмса и приведите его к присяге, - приказал Айрон Батт.
В зал вошел сухопарый, гладко выбритый господин в темном костюме и направился к трибуне напротив судейского стола походкой монарха на коронации.
При появлении знаменитого на весь мир сыщика зал и галерка разразились громовыми аплодисментами.
- Да здравствует Шерлок Холмс! - восклицали наиболее горячие любители детективов.
- Ура нашему Холмсу! - вторили им поклонники дедуктивного метода.
Всеобщий восторг и ликование были вызваны еще и тем, что никому не хотелось, чтобы миляга-прокурор проиграл какому-то задрипаному провинциальному адвокатишке, от неказистого вида которого животики от смеха надорвать можно.
- Свидетель Холмс, - строго сказал Айрон Батт после того, как великого сыщика привели к присяге, - Расскажите суду, что вам известно по делу?
Шерлок Холмс по роду своей деятельности уже не в первый раз давал показания в суде и потому стоял за трибуной уверенно и свободно:
- Как мне известно, полковник Моран - один из близких друзей профессора Мориарти...
- Свидетель! - оборвал начало речи судья, - Ни профессор Мориарти, ни академик Вуатюр, ни иное лицо не являются фигурантами данного дела. Дружба или вражда подсудимого с кем-либо не может быть положена в основу приговора. Прошу вас говорить по существу.
- Хорошо, ваша честь, - согласился Холмс и перешел сразу к сути, - Как мне стало известно, тридцатого марта сего года между десятью часами вечера и двадцатью минутами двенадцатого в своем доме, в своей комнате был убит молодой граф Рональд Адэр.
- Откуда вам это стало известно?
- Это стало известно мне из газет.
- То есть, - уточнил судья, - вы не присутствовали при убийстве и не видели сам момент выстрела?
- Разумеется нет, ваша честь! Я не присутствовал при убийстве и не видел сам момент выстрела.
- Вы видели револьвер, из которого был сделан выстрел?
- Выстрел был сделан из духового ружья.
- Но пуля-то была револьверная!
- Тем не менее, ваша честь, выстрел был сделан именно из духового ружья. Поэтому, горничная и не слышала звука выстрела. Кэбмэны, на близлежащей стоянке кэбов так же не слышали звука выстрела. Они не слышали выстрела, потому что не могли его слышать: духовое ружье стреляет бесшумно, слышен только тихий щелчок ударного механизма.
- Горничная показала, что не слышала выстрела, так как ее комната находится слишком далеко от комнаты покойного и до нее не смог бы долететь самый громкий звук из его комнаты. Кэбмэны на предварительном следствии показали, что могли не обратить внимания на звук выстрела, так как на стоянке все время стоит шум. Лошади, стоя на мостовой, перебирают копытами. Представляете себе одновременный стук двенадцати подков по булыжнику? Кэбы постоянно подъезжают и отъезжают. Скрипят оси колес, скрипит конская упряжь. Кэбмэны постоянно разговаривают или между собой или с пассажирами. Торгуются при расчетах за поездку и так далее. Никто их кэбмэнов, на которых вы ссылаетесь, специально не стоял в день убийства с десяти часов вечера до двадцати минут двенадцатого на стоянке, навострив уши в ожидании "а не раздастся ли сейчас выстрел?". Люди занимались своим привычным делом и вели себя естественно, то есть не прислушивались, не приглядывались и не принюхивались. Суд отклоняет кэбмэнов со стоянки кэбов и горничную семьи Адэр как свидетелей убийства, поскольку они показали, что могли не слышать звук выстрела. Говорите только от своего лица. Что видели, слышали, знаете лично вы, свидетель?
- Ваша честь, я знаю, что полковник Моран - карточный шулер. Его единственный источник дохода - карточная игра. Покойный сэр Рональд грозил разоблачить полковника, что для последнего было равнозначно разорению.
- Вы полагаете, - с сомнением переспросил Айрон Батт, - что за двадцать с лишним лет службы на высоких должностях в богатейшей английской колонии подсудимый не смог накопить себе достаточно средств, чтобы обеспечить старость? Суду в это сложно поверить. Уж скорее я поверю в то, что полковник, выходя в отставку, вывез с собой из Индии на корабле всё, до чего смог дотянуться, так что пришлось к корме привязывать еще и баржу, чтобы было куда уложить добро.