Доклад к заседанию Киевского философского клуба "Минерва"
Конец Нового времени и начало Нового бытия
Новое время - это время рождения мышления и бытия мыслителей. Для продуктивности понимания сравним его со временем античности как временем рождения философии и бытия философов.
Фундаментализм Декарта для Нового времени - это основание мышления с опорой на истину греков, но это мышление не есть философия, это другое. Другость мышления по отношении к философии - при выходе вслед за греками к истине - и показывается как "ясность" и "очевидность" в декартовских "Рассуждениях о методе".
Рождение мышления и сознание мыслителя раскрывает тезис "Мыслю, следовательно, существую".
Определенно говоря, то, что мы именуем философией Декарта, не есть философия историко-философского ряда, - это первое мышление. Декарт "придумал" мышление подобно тому, как Пифагор "придумал" философию.
На всем протяжении Нового времени мышление будет все более различать себя с философией, а мыслитель будет напряженно искать свое иное по отношению к философу. Институционализация мышления в университете под видом философии портит все дело мышления, и мышление к концу Нового времени выйдет за его (университета) пределы.
Если для сложившейся философии тождество философемы и действительности было предметом внимания, целеполагания, заботы, то для мышления тождество мысли и существования является непосредственным, то есть как мысль, так и существование вторичны по отношению к непосредственности мышления.
Внимание, целеполагание и забота мышления имеют своим предметом бытие мышления. Если первую философию интересует субстанция космоса, то первое мышление заинтересовано в прояснении субстанции мышления.
Субстанция космоса раскрывает "внешний вид" ("эйдос") космоса в слове как "природу", удовлетворяя потребность в "любви к мудрости".
Субстанция мышления есть непосредственное изменение природы - суть техника, опосредованная в механизмах.
Субстанционализм мыслителей Спинозы и Лейбница как и субстанционализм досократиков есть проблематизация Единого и Многого. Единое и Многое рассматриваются досократиками (первыми философами) как бытие субстанции космоса и субстанциональное устройство природы. Единое у Спинозы (природа-субстанция) и Многое (монадология) у Лейбница находятся в бытии субстанции мышления, то есть сама природа находится в мышлении.
Мыслитель Кант формализует природу, как находящуюся в мышлении "вещь в себе". По сути, кантовская "Критика чистого разума" является критикой философии со стороны мышления, это "побивание" опыта философа опытом мыслителя. С другой стороны, миссия Канта - это, по существу, воспроизведение в истории мышлении сократовской философской критики "рассудка", обыденного сознания.
Природа не есть внешнее мышлению, как полагает философия, природа находится в мышлении как его (мышления) краеугольный камень - "вещь в себе". Кантовское учение о Вещи в себе является непосредственной предпосылкой гегелевского учения об Идее подобно тому, как диалог Сократа, проблематизирующий представления (словоупотребления) обыденного сознания вплоть до проблематизации самих вещей, употреблен в учении Платона для показывания "внешних видов", "эйдосов" вещей.
Слабой стороной мышления (относительно философии) является такая опора на успехи естествознания, которая лишает его независимости, делает в лучшем случае младшим партнером и "бытописателем" точных наук, в то время как философия почиталась "царицей наук", а первая философия вообще не знала никакого страха перед естествознанием, сама была одновременно и первым естество-знанием.
Естествознание завораживает мышление техникой механизма и мыслительной силой формального исчисления подобно тому, как философия заворожена техникой речи (софистикой, риторикой) и философско-впечатляющей силой речи.
Поэтически раскрыв бытие природы в мышлении, Гете, по существу, воспроизвел в истории мышления историко-философскую миссию Парменида, создавшего в форме философской поэмы учение о бытии, раскрыв его как действительное существование для философа "внешнего вида" природы.
Тем, кем был Платон для истории философии, для истории мышления стал Гегель.
Трансцендентальный субъект Канта является схематической моделью мыслителя для Гегеля подобно тому, как Сократ является Субъектом учения Платона. В своих произведениях Гегель показывает как "должно мыслить", гипостазируя обыденное сознание как "имманентное" трансцендентального субъекта. Если для философов Сократа и Платона существует много вещей и их "внешних видов" ("эйдосов"), то для Канта и Гегеля "вещь в себе" одна, единственная и универсальная, и, следовательно, идея ("внешний вид" "вещи в себе") тоже одна, абсолютная. Сократ и Платон покоряют рассудок демонстрацией высшего блага: "Ты часто уже слышал: идея блага - вот это самое важное знание; через нее становятся пригодными и полезными справедливость и все остальное. Ты и сейчас почти наверное знал, что я именно так скажу и, вдобавок, что идею эту мы недостаточно знаем. А коль скоро не знаем, то без нее, даже если у нас будет наибольшее количество сведений обо всем остальном, уверяю тебя, ничто не послужит нам на пользу: это вроде того, как приобрести себе какую-нибудь вещь, не думая о благе, которое она принесет. ... Так вот, то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать, это ты и считай идеей блага - причиной знания и познаваемости истины. Как ни прекрасно и то и другое - познание и истина, но, если идею блага ты будешь считать еще более прекрасным, ты будешь прав. Как правильно было считать зрение и свет солнцеобразными, но признать их Солнцем было бы неправильно, так и здесь: правильно считать познание и истину имеющими образ блага, но признать что-либо из них самим благом было бы неправильно: благо по его свойствам надо ценить еще больше" (Платон. Государство // Платон. Сочинения в 4-х тт. М.: Мысль, 1994. Т. 3. С. 286, 291).
Кант и Гегель гипостазируют этот когда-то "покоренный идеей высшего блага рассудок" как носителя мышления. Кант даже определяет мудрость как, по существу, простое свойство рассудка - "свойство воли согласовываться с высшим благом как конечной целью всех вещей". Имманентное "эго" ("рассудок") трансцендентального субъекта становится действительностью, по Гегелю.
Маркс, воспроизводя в истории мышления аристотелевскую рефлексивную функцию, полемизируя со своим учителем Гегелем, критикует механистичность и схематичность того образа мыслителя, который представлен трансцендентальным субъектом, раскрывает его подчиненность "вещи в себе" и предназначенность для ее обслуживания. Для мыслителя Маркса характерно вытеснение из истории мышления философской идеи высшего блага, как и для Аристотеля была неприемлема исходная позиция Платона, согласно которой "помимо многочисленных благ есть и некое другое, благо само по себе, служащее для всех этих благ причиной, благодаря которой они суть блага" (Аристотель. "Никомахова этика" // Аристотель. Соч. Т. 4. М., 1983. С. 57).
Отрицая философское высшее благо как причину всех вещей и раскрывая "вещь в себе" как "маску" товара, а схематическое бытие трансцендентального субъекта как личину жизненного мира товарного фетишизма, мыслитель Маркс фальсифицирует имманентное "эго" трансцендентального субъекта - мир мышления (личность), собранный Кантом и Гегелем в единственную вещь в себе (бытие) и соответствующую ей абсолютную идею (ничто), порождающую действительность в непрерывности этого соответствования, распадается у Маркса на многообразие и богатство "совокупности общественных отношений" (марксово определение личности). Маркс воспроизводит в истории мышления аристотелевскую философскую миссию перехода от единого бытия к множественному бытию как экономический детерминизм, экономическую причинность, которой "абсолютно" (гегелевское наследие) подчинен обогащенный практикой общественных отношений трансцендентальный субъект.
В марксизме мышление, в значительной степени, восстанавливает свой суверенитет по отношению к естествознанию, а в качестве знания, влияющего на социум, и существенно превосходит.
Критика Гегеля Марксом в истории мышления сродни критике Платона Аристотелем в истории философии.
Особенно явно эта сродственность видна в проблематике блага. Учение Платона о благе трактует его как сущность разума, от которой действительность зависима тотально, Аристотель же понимает благо через действительность человеческих нужд.
Историко-философский вопрос о благе в истории мышления трансформируется в вопрос о благоустройстве.
Благоустройство, по Гегелю, есть имманентный процесс разума, в ходе которого отчуждается, порождается действительность, - суть техника разума (единая наука мышления, "наука логики").
Благоустройство, по Марксу, есть изменение действительности через имманентный процесс действительности, революционизирующий (отчуждающий) ее, - суть техника действительности (экономика и техника).
Техника разума и техника действительности суть "одно" отчуждение, по-разному трактуемое Гегелем и Марксом.
Осмысление истории мышления после Гегеля и Маркса в языке описания истории философии существенно сфальсифицировано разного рода "измами", так как описание истории развития субстанции мышления в контексте истории философии создает неверное представление об этой качественно отличной от философии субстанции как, всего лишь, о новом типе философии - "идеологии".
Модернизм, постмодернизм, структурализм и т.д. - плоды этой фальсификации реальной истории мышления.
Рассматривая историю мышления Нового времени по качественно-разграничивающей аналогии с историей философии античности (эллинизма), можно утверждать, что в современной истории мышления мы продолжаем иметь дело с двумя направлениями мышления - Гегелевым мышлением и Марксовым мышлением, воспроизводящими Платонову философию и Аристотелеву философию как явления заключительного этапа дохристианской, эллинистической истории философии.
Изыскания Ницше, Шопенгауэра, Киркегора, Шпенглера, феноменология Гуссерля и Хайдеггера, экзистенциализм - все это основано на Гегелевом мышлении в истории мышления, подобно Платоновой философии в истории дохристианской философии, давшей великие имена и учения Плотина, Ямвлиха, Прокла и других, вышедшие за границу Платоновой философии.
Марксово мышление (экономический детерминизм), как и Аристотелева философия античности (Перепатетическая школа и др.), не блещет великими именами и учениями, вышедшими за пределы своих оснований, но господствует в сфере образования, в школах и академиях, в социальном комментарии и общественно-политической полемике.
Случаются и попытки синтеза Гегелевого и Марксового мышлений, как правило, социально-контрактного, интерсубъективно-договорного, эклектичного и поверхностного толка, каковые можно усмотреть у Дерриды, Хабермаса, Фукуямы, прагматиков и т.д.
Особо необходимо остановиться на Гегелевом мышлении Хайдеггера как фундаментально-онтологической программе синтеза мышления и философии, то есть такого обращения к истории философии, в котором раскрываются общие черты эпохи античной философии и эпохи Нового времени (от Декарта до современности) как эпох Времени, по завершении которых начинаются сменяющие их эпохи Бытия.
Эпоху Первой (античной) философии как эпоху Времени сменяет эпоха Новой (христианской) философии, эпоха Бытия.
Эпоху Первого мышления как эпоху Нового времени сменит эпоха Нового мышления, эпоха Нового бытия.
Хайдеггер, являясь мыслителем Нового времени, осознающим циклический характер смены эпох Времени эпохами Бытия, ставит вопрос о Времени и Бытии. Переход от Бытия ко Времени глубоко понятен (несокрыт) Хайдеггеру как мыслителю Нового времени, которое возникло после (из) эпохи прежнего бытия, эпохи христианской философии. Вопрос же перехода от Времени к Бытию, возникающий на излете Нового времени, является у Хайдеггера открытым.
Эпоха Времени завершается в таком раскрытии сущности феномена времени, которое только возможно благодаря пережитому, накопленному и порожденному в эту эпоху знанию о своей собственной, историко-эпохальной сущности, то есть о Времени. Раскрытие феноменальной сущности времени непредсказуемо и имеет взрывной характер. Это ясно видно в рождении христианства как источника новой христианской философии.
Августин раскрывает эту философски-новую по отношению к натурфилософской эпохе античности, явившуюся природу (натуру) именно как явление феноменальной сущности времени. "Совершенно ясно теперь одно,- говорит Августин,- ни будущего, ни прошлого нет, и неправильно говорить о существовании трех времен: прошедшего, настоящего и будущего... есть три времени - настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего. Некие три времени эти существуют в нашей душе, и нигде в другом месте я их не вижу: настоящее прошедшего - это память; настоящее настоящего - это непосредственное созерцание; настоящее будущего - его ожидание" (Аврелий Августин. "Исповедь". Издательство "Азбука", СПб, 1999).
Эпоха Времени аппроксимируется (От лат. approximo - приближаюсь. Метод решения задач в математике путем запуска процесса кардинального самоупрощения логико-математической системы к ее истинной аксиоме) в личности Трансцендетного субъекта, временнОе бытие которого раскрывает эпоху Бытия и обеспечивает ее длительность: "Все годы Бога одновременны и недвижны: они стоят; приходящие не вытесняют идущих, ибо они не проходят" (Аврелий Августин. "Исповедь". Издательство "Азбука", СПб, 1999 г.). Время на время аппроксимации становится Субъектом, который является Трансцендентным субъектом и бытием самого Времени: "Недвижная пребывающая вечность, не знающая ни прошедшего, ни будущего, указывает времени быть прошедшим и будущим" (Аврелий Августин. "Исповедь". Издательство "Азбука", СПб, 1999 г.). Создается окно трансформации эпохи Времени в эпоху Бытия. Мышление понимает вечность как нечто, присущее только эпохе Бытия и не свойственное эпохе Времени. Вечность замкнута во временнЫх границах ограниченной по длительности эпохи Бытия.
Наследуя программе Хайдеггера по синтезу философии и мышления, риторическая теория числа направлена на творческий, продуктивный синтез историко-мыслительных систем от Декарта до наших дней как фундаментальных структур мышления Нового времени, сопоставляя их с учениями античной философией, рассматриваемыми в качестве структур философии эпохи Времени.
Философия эпохи Времени начинается с пифагоровского числа, которое "есть все", и завершается в неопределенности длящегося дуализма Платонового и Аристотелевого мышлений, которая (неопределенность) разрешается кумулятивным взрывом новой (христианской) природы Новой философии, в которой Слово, которое "извечно произносится, и через него все извечно произнесено", завершает-побеждает эпоху Времени и открывает Эпоху Бытия: "То, что было произнесено, не исчезает, чтобы произнести все, не надо говорить одно вслед за другим: все извечно и одновременно" (Аврелий Августин. "Исповедь". Издательство "Азбука", СПб, 1999 г.)..
Время начинается с Числа (в Числе) и аппроксимируется в "ходячем" Слове (Трансцендентном субъекте), "снимающем" Число как исток неодолимой силы Времени, то есть в Слове, одолевающем Число, создавая именно таким (истинным) образом Бытие.
Не такова ли тогда феноменальная сущность времени как риторическая теория числа, снятие числа в слове, раскрытие риторической природы числа?
В этом смысле не язык, но Слово есть "дом бытия" как несущее и открывающее эпоху Бытия. Время есть число, раскрывающее в длительности эпохи Времени (во время Времени) свою риторическую природу и завершающееся своим временнЫм проявлением как Трансцендентного субъекта.
Время есть, таким образом, трансцендентная субъективность числа. Лейбниц записал на полях "Монадологии": "Когда Бог считает, создается мир".
ВременнОе явление трансцендентной субъективности создает временной горизонт ("отмеренное время") становления трансцендентной объективности, то есть бытия.
Время есть бытие числа.
Бытие есть небытие числа, ничто числа.
Бытие сменяет Время через явление трансцендентной субъективности, ничтожащей число. Время сменяет бытие через разрушение трансцендентной субъективности и восстановление власти числа.
Такова модель смены эпох Времени и Бытия, именуемая риторической теорией числа, и эта модель может быть распространена на эпоху "Нового времени" как одну из мирово-исторического ряда эпох Времени.
К концу эпохи Нового времени уже не число пытается догнать "все" (зеноновские парадоксы в античную эпоху Времени), а "наше человеческое все" пытается убежать от числа, которое окружает его повсюду в виде цифр, метрик, вычислений и измерений. Слово, не подкрепленное цифрами, уже не воспринимается как предметное.
Вопрос о том, будет ли у человечества бытие (следующая после Нового времени эпоха), не завершит (не порешит) ли оно себя вместе с эпохой Нового времени, после которой никакой эпохи уже не будет, это вопрос о том, раскроется ли вновь (как в предшествующем цикле Времени-Бытия) риторическая природа числа, открывая место обитания ("землю обетованную") для человеческого бытия.
В предметном виде это вопрос о способности мышления создать новый единый язык науки, артикулировать науку как универсальный язык числа, коренным образом изменив господствующее представление о числе, и тем самым перейти к новому мышлению.
Должно произойти научное Слово, единое и важное как для всех наук и дисциплин, так и для всего многообразия действительного (опытного) знания - от повседневного до поэтического.
Научное Слово, завершая Новое время, должно раскрыть новое понимание времени и такой его сущности, как число.
В эпоху Нового времени число - то есть, "все" - живет своей отдельной жизнью в естественном знании (естествознании), а мышление совершенно как в платоновском мифе о пещере (с которого начинается VII книга диалога "Государство") наблюдает за этой жизнью, создавая так называемые "философские системы". Мыслители, своим историко-философским образованием скованные и запертые в "пещере" философии, видят только тени действительного существования. "Если кто-либо из них выйдет на свет, то от резкой перемены обстановки, естественно, ощутит боль в глазах, захочет вернуться назад и смотреть на то, что ему по силам. Однако, постепенно привыкнув, человек поймёт, что теперь он видит более истинное, чем до этого... Солнце ослепляет глаза, и человек опять не сразу способен видеть. Требуется привычка, чтобы смотреть на то, что наверху. Впоследствии, привыкнув, человек сможет взглянуть на само солнце и разглядеть, как оно устроено. Увидев, что свет солнца - причина видения всего и в том числе того, что видят узники в пещере, захочет ли он теперь вернуться к прежнему образу жизни? Допустим, человек всё же спускается в пещеру с целью рассказать об увиденном наверху и указать на источник теней. Как же отнесутся к нему его прежние сожители? Ему дадут понять, что он для того и поднимался наверх, чтобы вернуться с испорченными глазами (поскольку опять требуется привычка к темноте), и, следовательно, путешествие наверх ничего не даёт. Когда же он попытается избавить их от цепей, они могут даже убить его".
Кант, описывая и ощупывая "вещь в себе", практически не распознает, что это и есть число.
Мыслители-субстанционалисты не распознают действительность как действительный числовой ряд: Спиноза не распознает в субстанции числовой континуум, а Лейбниц не распознает в субстанциональной монаде известное из арифметики простое число - неделимое, с точки зрения целочисленной математики.
Естествознание же, лишенное неразрывно связанной с ним истинной рефлексии, приходит к кризису, причиной которого является непонимание сущности становления точных наук как единого процесса формирования языка числа. Подобный кризис в сфере естественного языка мог бы возникнуть в случае, когда каждый человек имеет и реализует возможность именовать каждую вещь по своим собственным правилам и основаниям. То есть, когда первичным будет не бытие вещи, а вИдение вещи тем или иным человеком.
ВИдения числа и способов его оцифровки (представления числа цифрой) лежат в основе множества множащихся научных дисциплин и направлений и все более специализируемого знания вплоть до того, когда то или иное направление может быть представлено всего одним специалистом со своим вИдением. Естествознание тонет в переусложнении и все возрастающей специализации при отсутствии (институциональном запрете, фактически) единого "методологического" основания.
Окончательный предмет всякого научного знания, хотя им и не распознаваемый, есть число, различные способы оцифровки которого гипостазируют "дисциплины".
Окончательная модель всякого научного знания, с содержательной точки зрения, есть цикл Бытия-Времени, в котором ничтожится и возрождается число.
Источник всякого научного знания - Трансцендентный субъект, обеспечивающий переход от Времени к Бытию.
Всякая истинная научная теория - это Новое Научное Слово, в котором выражается Трансцендентный субъект. Истинность научной теории - ничтожение числа Научным Словом.
Риторическая теория числа стягивает все процессы оцифровки в единый процесс "именования числа цифрой", процесс становления языка числа, единого языка единой науки. Науки, "дисциплины" должны пережить тот же период, который предшествовал возникновению естественного языка, период "нерегламентированного, неустойчивого именования вещей".
По завершении эпохи Нового времени человечество опять (как и после Времени античности) получит определенный знаниевый импульс о времени - Новое Слово Науки. На этот раз Время раскроется как Трансцендентный субъект, говорящий на языке числа.
Язык числа будет дан как "иероглифическое письмо" с набором расширяющегося - по мере появления конкретных историко-мыслительных нужд - числа простых чисел ("новых иероглифов").
Сущность простого числа - определенность отношения времени и бытия как качественная определенность мышления.
Простое число - это имя конкретной "вещи в себе" мышления. Его (простого числа) цифровая форма - иероглифическая запись "вещи в себе".
Эпоха Нового бытия будет эпохой Трансцендентного субъекта, который создает мир в письме-исчислении простых чисел (Арифметическая проблема определения каждого следующего простого числа в последовательности простых чисел (чисел, которые делятся только на себя или на единицу) является до сих пор основной неразрешенной проблемой теории чисел и, следовательно, наиболее "простой" и самой фундаментальной проблемой математики и физико-математического знания, в целом. На сегодняшний момент методом последовательной проверки, задействующей значительные вычислительные мощности в течение долгого времени, выявлено около 50 млн. простых чисел). Это будет эпоха покоя, абсолютной достоверности, нулевого уровня вероятности, которая очень много выиграет на контрасте с эпохой Времени, гипостазировавшей движение.
Эпоха Нового времени завершается созданием Формулы числа, Формулы Единицы: "Единица есть множество простых чисел". По существу, это формула (фундаментальный формализм) мышления, которая позволяет создать универсальный язык мышления. Простые числа есть имена "вещей в себе" (со-бытий) мышления.
Язык мышления, основанный на исчислении простых чисел, включает:
возможность именования новых "вещей в себе",
уникальное сочетание "иероглифов", обозначающих события мышления, в составе предложений целостной осмысленности,
реализацию истинностных вопрос-ответных структур в формализме Единого и Многого, таких как экспликация уникальных элементов из уникальной целостности, формирование уникальных целостностей из уникальных комбинаций уникальных элементов (на основе фундаментального положения арифметики об уникальном представлении каждого целого числа в виде набора простых чисел в качестве сомножителей);
универсализацию различных представлений информации.
Непосредственным продуктом мышления Нового времени станет искусственный разум, программной основой которого будет исчисление простых чисел.
Данное исчисление также станет основой новой техники, техники произведения действительности с заданными свойствами, основанной на "принципе работы" мышления.
Судьба человечества и Человека непосредственно зависит от реализации трансцендентной субъективности в форме человеческой субъективности. Иначе место трансцендентной субъективности займет искусственный, нечеловеческий разум, и нескончаемая, не ограниченная Эпоха Нового Времени не остановится в длении своего Конца, пока не сожрет весь род человеческий, как Хронос пожирает своих детей. Постоянные заклинания непременно "нового", "инноваций" мостят именно эту дорогу, если не сказать, что являются верными признаками следования по ней со все возрастающей скоростью.
То, что такой инструмент как исчисление простых чисел, появился не в головах естественников, а у мыслителей вселяет надежду и дает определенное историческое время.
Проблема трансцендентной субъективности должна быть поставлена как проблема преображения человека и человечества путем нового перехода от Времени к Бытию - перехода от Нового времени к Новому бытию.
Москва, 2 марта 2008 года
Проблематизация возможной дискуссии по докладу
1. Историческая идентификация высшей активности (европейского) разума: Философия и мышление: тождество и различие.
От Пифагора начинается философия.
От Декарта начинается мышление.
До Декарта - история философии. После Декарта - история мышления.
2. Продуктивность схемы (модели) истории как циклической смены эпох Времени и Бытия. Возможность распространения этой модели на иные фактичности и предметные области.
3. Философия - продукт эпохи Времени (античность, эллинизм)
Мышление - продукт эпохи Нового времени (Декарт - "наши философско-клубные дни").
Новая (христианская) философия - продукт эпохи Бытия.
Новое мышление - продукт грядущей эпохи Нового бытия.
4. Проблема времени.
Цикл времени:
монада времени (момент, "схватываемое мгновение"),
субстанция времени.
Сущность времени - раскрытие риторической природы числа.
Время есть трансцендентная субъективность.
Время - источник движения, Перводвигатель.
5. Проблема бытия.
Цикл бытия (событие, хайдеггеровское "dasein"):
эксплуатация "накопленной" риторической природы числа (трансцендентной субъективности).
Бытие есть трансцендентная объективность как длящееся ограниченное время бытие трансцендентной субъективности.
Бытие как источник покоя, Миротворец.
Бытие как ограниченная временем вечность.
Бытие Слова как ничтожение числа.
6. Риторическая теория числа как вИдение времени в горизонте бытия.
7. Время - трансцендентный субъект риторической теории числа.
8. Риторическая теория числа как пройденный путь от времени к бытию.
9. Простые числа - "врожденные идеи" Нового времени. Простое число как иероглиф для именования "вещей в себе" (событий) мышления.
10. Исчисление простых чисел - аппроксимация возрастающей сложности и усиливающейся специализированности наук, "молния сквозно-упрощающего научного озарения". Что принесет выход естествознания из кризиса? Рождение нечеловеческого, машинно-числового разума в Конце Нового времени (мечта Декарта и Лейбница).
11. Как возможен Человек после очищающего сложность и многоукладность мира воздействия исчисления простых чисел, опредмечивающего риторическую теорию числа?
12. Выход на Новое бытие или в Ничто? Будет ли Новое бытие? Каково Оно (Он, Она, Они, Мы)?