Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Л.В.Серова
ПОХОЖИЕ И РАЗНЫЕ
Тайну хочешь знать? Изволь:
Каждый человек - король!
(Редьярд Киплинг. "Награды и феи")
Обсуждая перспективы развития биологии и медицины в 21-м веке, известный генетик Феодосий Добжанский в качестве основной задачи выделил понимание причин человеческого разнообразия. Почему, говоря словами Марины Цветаевой, - "кто создан из камня, кто создан из глины"? Что в судьбе каждого из нас определено наследственностью, что - семейным воспитанием и образованием, а что - собственными усилиями личности?
"... Человек таков, каков он есть, потому что его генотип плюс вся его биография сделали его таким, - пишет Добжанский. - Я употребляю слово "биография", а не "среда", потому что в некоторой степени человек сам делает себя таким, каким он хочет быть, разумеется, в рамках ограничений, накладываемых внешней средой".
Для меня, физиолога, каждая человеческая жизнь - уникальный эксперимент, который не поставишь в лаборатории. Его начинают Природа и Судьба, направление даёт семья, а потом человек всю жизнь продолжает этот эксперимент сам.
И на очень бедной почве может вырасти прекрасный цветок. Конечно, хорошо, когда цветку помогает садовник, а человеку - общество. Грустно, что сейчас государство и общество помогают плохо. Но ведь и сам человек - даже в тяжёлых условиях - многое может. Надо присмотреться к себе и сделать свою жизнь - единственную и неповторимую - максимально интересной, не унося, говоря словами всё той же Цветаевой, "...возможностей... и невозможностей - сколько - в ненасытимую прорву земли..." Другой жизни не будет. Надо ценить и любить то, что тебе дано. А если что-то не получается, не бояться менять "условия эксперимента" - пробовать разные варианты...
Конечно, решить проблему человеческой индивидуальности науке в обозримом будущем вряд ли удастся - слишком уж она сложна. Но порассуждать о ней на примерах из разных биографий, попытаться проанализировать и сравнить эти "эксперименты" Природы и Судьбы, мне кажется, полезно. Если к моему начинанию присоединятся другие исследователи или просто люди, интересующиеся этой проблемой, - может быть, получится что-нибудь интересное.
"А ОН, МЯТЕЖНЫЙ, ПРОСИТ БУРИ..."
(Наука и жизнь. N2, 2003)
Что такое судьба? Может, это то, что написано
не на небе, а в генах человека и определяет,
как человек будет действовать, чего он будет хотеть
и как будет добывать то, что ему хочется?
(Клиффорд Саймак. "Кукла судьбы")
Какими странными и неожиданными оказываются иногда повороты судьбы отдельного человека, семьи, рода. Чем и в какой мере они определяются: наследственностью, воспитанием, случайным стечением обстоятельств? И так ли уж эти стечения обстоятельств случайны, не выбирает ли их сам человек?
Наблюдения за известными семьями на протяжении нескольких поколений наглядно демонстрируют, как чётко наследуются иногда некоторые детали - форма носа и рта, почерк... Известны интересные размышления крупного российского генетика В.П.Эфроимсона о наследовании качеств, определяющих личность, - не только таких, как способности, талант, гениальность, но и таких, например, как альтруизм. Одна из первых статей Эфроимсона на эту тему, опубликованная много лет назад в журнале "Новый мир", так и называлась: "Генетика альтруизма". Развивая эту тему, другой известный генетик Д.К.Беляев пишет: "Нет специальных генов, например, гуманизма или альтруизма или генов антисоциального поведения, но есть генетически детерминированные свойства психики, сочетание которых, преломляясь через определённые социальные условия, способствует формированию либо человека с высоким чувством совести, ... либо же человека, который плохо понимает, что такое совесть, со всеми вытекающими отсюда поступками".
В этой статье я хочу проследить, как передаётся от поколения к поколению ещё одно крайнее проявление человеческой личности - стремление к риску, к поиску, стремление испытать себя в экстремальных ситуациях, а не избежать их, что абсолютному большинству людей представляется гораздо более естественным.
На примере одной семьи, которую я знаю частично по семейным рассказам, а частично - по книжкам, на которые меня вывели эти рассказы, я попытаюсь проследить, как на протяжении двух столетий сохраняются самые неожиданные черты характера и в то же время как причудливо складываются человеческие судьбы...
Известно, что корабли третьей, последней, экспедиции капитана Кука, двигаясь на север по Тихому океану, подходили к берегам России. Красота этих мест покорила легендарного мореплавателя, и он планировал вернуться к ним для более серьёзных исследований. Трагическая гибель Кука нарушила эти планы. И всё же один из участников его команды, молодой мичман Джозеф (Иосиф) Биллингс в эти места вернулся.
Не имея возможности организовать собственную экспедицию, он в 1783 году поступает на русскую службу. Причины этого поступка, резко изменившего его дальнейшую жизнь, становятся ясными из письма Биллингса графу Чернышеву. Он пишет: "Я приехал в Россию не столько с целью служить её величеству в качестве офицера флота, сколько с надеждой, что я буду использован в какой-либо экспедиции в соседние с Камчаткой моря. Прослужив на флоте двенадцать лет, из которых пять лет сопровождал знаменитого капитана Кука в его последнем вояже с целью открытия северо-западного прохода между Азией и Америкой, я льщу себя надеждой, что меня сочтут способным открыть торговлю мехами с островами, открытыми во время этого плавания... В то время, как занимались бы добычей пушнины, я мог бы продолжить исследования капитана Кука в этих морях, определить точное положение этих островов... Поскольку астрономия всегда была моим делом, я надеюсь, что и в этом оправдаю оказанное мне доверие. В заключение прошу ваше превосходительство в качестве первого знака вашего покровительства подвергнуть меня самому строгому экзамену, чтобы устранить всякое сомнение в моей опытности и способности".
И вот уже через два года молодой англичанин руководит русской экспедицией. <...> В составе экспедиции 141 человек, в том числе лейтенанты Роберт Галл, Гаврила Сарычев, Христиан Беринг, штабс-лекарь Михаил Робек, рисовальный мастер Лука Воронин, "зверовщик" и даже четыре музыканта.
Маршрут экспедиции отражён в названиях трёх "Журналов или подёнников флотского капитана Иосифа Биллингса", переведённых на русский язык (сам капитан писал по-английски), но так и оставшихся неопубликованными:
- "Путешествие из Санкт-Петербурга в Охотск; из Охотска на реку Колыму и в Ледовитый океан; возвращение в Якутск, в Иркутск и потом в Охотск; возвращение из Охотска в Якутск и описание Якутского народа; возвращение из Якутска в Охотск и отъезд на Камчатку на судне, именованном "Слава России", от 1785-го до 1789-го года".
- "Путешествие из Охотска на Камчатку; пребывание в сей стране; отправление на американские острова; возвращение на Камчатку; вторичное шествие морем до тех же островов с северной стороны; оттуда в Берингов пролив и на Чукотский нос. 1789. 1790. 1791".
- "Поход Землемерной по Чукотской стране до Ануйской крепости. В годах 1791-м и 1792-м"...
Поход по Чукотке был, пожалуй, труднее морского плавания. Жестокие морозы и ветры. То полный мир, то неожиданные осложнения в отношениях с местными жителями, которых Биллингс в сердцах называл "неповоротливыми и упрямыми". И как знать, может быть, при каждом таком осложнении вставала перед его мысленным взором страшная смерть Джеймса Кука, свидетелем которой он был.
Вот только одна дневниковая запись от 4 декабря 1791 года: "Имел я в погребце одну хрустальную бутылку, и в ней слишком три фунта ртути; половина замёрзла и составляла твёрдое тело и совершенно отделилась от другой половины, которая ещё была жидка. Водка, которая в Охотске продаётся по 17 руб. 96 коп. ведро, тому уже 5 суток, что замёрзла в моём дорожном погребце..." <...>
Но ведь ничто не гнало его в такие края, он сам этого хотел, уже будучи однажды где-то рядом и зная, что его ждёт!
В общей сложности экспедиция длилась более восьми лет. К концу её Биллингсу 32 года, он капитан 1-го ранга и неизлечимо болен: "... всегда, а паче на море от случающихся сырых погод страждет несносно стеснением груди". Он ещё два года остаётся в Петербурге для завершения отчёта об экспедиции, а потом переводится на Чёрное море, где, несмотря на болезнь, продолжает служить: командует фрегатами "Святой Андрей", потом - "Святой Михаил". В 1799 году издаёт атлас Чёрного моря. Девятого мая 1799 года его производят в чин капитан-командора, но уже в ноябре он подаёт прошение об отставке по болезни. Ему всего 38 лет. Он проживёт ещё семь.
А вот теперь начинаются удивительные "судьбы скрещенья". Иосиф Биллингс женится на Екатерине Пестель, сестре отца декабриста Павла Пестеля. Их дочь Надя (уже на русский манер Надежда Осиповна) англичанка по отцу, полунемка по матери, а всем обликом - типичная русская барышня пушкинской поры. И ничего от бесстрашия своего отца она, похоже, не унаследовала. Вот одно из её писем племяннице мужа: "Ты не поверишь, как мне грустно, что мой добрый Василий Дмитриевич уехал вот уже неделя. Всегда так случается, когда поедет, сделается оттепель, ... реки меня ужасают, я ночи не могу спать от страха, всё просыпаюсь и думаю, что-то с ним..."
Её муж - коренной сибиряк из рода купцов Корнильевых, известных в Тобольске с середины 17-го века. Корнильевы создали в Сибири стекольные и бумажные мануфактуры, снабжали посудой аптеки и питейные дома Западной Сибири и Приморья, торговали с Бухарой и Китаем. В 1789 году на базе бумажной мануфактуры прадед Василия Дмитриевича открыл первую в Сибири частную типографию, из которой выходили журналы и книги по истории, агрономии, медицине.
Много позднее, в 20-30-е годы 19-го века остатками корнильевских стекольных мануфактур - Аремзянской стеклоделательной фабрикой - управляла Мария Дмитриева Корнильева, по мужу Менделеева, мать знаменитого химика Дмитрия Ивановича Менделеева, родная сестра Василия Дмитриевича. Собственно, Аремзянская фабрика принадлежала Василию Дмитриевичу, но он отдал её в управление нуждавшейся в средствах сестре.
Василий Дмитриевич уехал из Сибири молодым человеком. Он учился в Московском Университете, был управляющим у князей Трубецких (в это время они жили в известном доме Трубецких у Покровских ворот), работал в департаменте Министерства юстиции. Семья Корнильевых имела в Москве широкий круг знакомств. В их гостеприимном доме на "обедах по вторникам" бывали Сергей Львович и Василий Львович Пушкины, Погодин, Фёдор Глинка, Боратынский...
Бог дал Надежде Осиповне и Василию Дмитриевичу семерых детей: одного мальчика (он прожил всего два года) и шесть девочек. Одна из "девочек Корнильевых" (так их называли в семейной переписке), Александра, акварельный портрет которой я видела, походила на англичанку гораздо больше, чем её мать. Она родилась в июне 1833 года в Сокольниках, куда родители переезжали на лето, и была крещена в Крестовоздвиженской церкви в Красном селе. <...>
Семейные традиции и предания - и английские, и немецкие, и сибирские - и удивительный круг друзей дома стали основными воспитателями Александры и её сестёр. В музее-квартире Менделеева в Петербурге сохранилось несколько её писем, одно совсем юношеское - увещевание начинающему студенту, как надо учиться и вести себя (очень деловое и серьёзное). Есть здесь и письмо её старшей сестры Лизы с известием о том, что "Саша вышла замуж за Мессинга". Брак был, по-видимому, недолгим. Потом она выходит замуж за Николая Ратманова, у неё две дочери. Судя по находящимся в том же музее письмам, живут они в Нижегородской губернии, у них какой-то "стеклоделательный завод", обычная жизнь без серьёзных событий и потрясений.
Неожиданный поворот судьбы происходит, когда дети уже взрослые, а сама Александра Васильевна по меркам того времени - просто пожилая женщина. В ней просыпается дух странствий, свойственный её деду, умершему за семнадцать лет до её рождения. Для этого есть внешний повод. Её дочь Лиза выходит замуж за военного инженера Николая Зуева, который едет на Дальний Восток строить железную дорогу. Едут они "кругосветкой" - вокруг Индии, Китая... И с ними едет Александра Васильевна, едет в неизвестность, чтобы разделить нелёгкую, нестандартную судьбу, которую выбрала дочь. На одной из её последних фотографий сделана надпись: "От матери и друга", наверное, она имела право написать именно так.
И вот уже правнучка Иосифа Биллингса Елизавета Николаевна Зуева живёт с мужем на Дальнем Востоке - в Хабаровске, Благовещенске, Владивостоке. Муж прокладывает в тайге трассу для железной дороги. Быт таких экспедиций подробно описан В.К.Арсеньевым, с которым они были знакомы. И в этих тяжелейших экспедициях Елизавета Николаевна участвует вместе с мужем. Глядя на её портреты в роскошных маскарадных костюмах, трудно поверить, что эта женщина шла по тайге, какой она была в те годы на Дальнем Востоке. Первые два ребёнка рождаются мёртвыми, потом - ещё пять детей: три девочки и два мальчика, первая девочка - Александра, в честь бабушки.
1917 год застаёт семью в Архангельске. Потом - Лондон. По-разному складываются судьбы детей. Вот что пишет в автобиографии одна из дочерей, унаследовавшая имя матери - Елизавета Николаевна и взявшая её девичью фамилию "Ратманова": "Родилась в Хабаровске в 1901 г. Училась в гимназии по месту жительства родителей - в Хабаровске, Киеве, Архангельске. В 1919 г. выехала с родителями в Англию. Работала машинисткой в Аркосе (Лондон, 1920 - 1922), потом в отделении Внешторга в Генуе (во время Генуэзской конференции в 1922 г.) и Профинтерне (Москва). Работая в Профинтерне, начала учиться в студии Московского Камерного театра. В 1923 г. вышла замуж..."
Её первым мужем был известный журналист Михаил Кольцов. Она помогает мужу, печатая под диктовку его статьи и книги ("Пишу не я, пишет моя жена", - любит шутить он), сопровождает его в поездках в Польшу, Германию, Францию... И сама начинает писать. Её корреспонденции появляются в "Комсомольской правде", "Смене" и других газетах и журналах, одна из заметок - рассказ о том, как жгли книги в фашистской Германии.
1936 год застаёт Елизавету Николаевну в сражающейся Испании. Она - корреспондент "Комсомольской правды", капитан танковой бригады Народно-республиканской армии. Внешний облик Елизаветы Николаевны, которую я хорошо помню, и её непростые отношения с мужем очень верно переданы Хемингуэем в романе "По ком звонит колокол", где Михаил Кольцов с фактологической точностью представлен в образе Каркова: "Из четырёх женщин три были в обыкновенных простых платьях, а на четвёртой, чёрной и невероятно худой, было что-то вроде милицейской формы строгого покроя, только с юбкой, и сапоги. Войдя в комнату, Карков подошёл к женщине в форме, поклонился ей и пожал руку. Это была его жена, и он сказал ей что-то по-русски так, что никто не слышал, и на один миг дерзкое выражение, с которым он вошёл в комнату, исчезло из его глаз. Но оно сейчас же опять вернулось, как только он заметил красновато-рыжие волосы и томно-чувственное лицо хорошо сложенной девушки, и он направился к ней быстрым, чётким шагом и поклонился. Жена не смотрела ему вслед. Она повернулась к высокому красивому офицеру-испанцу и заговорила с ним по-русски..."
Романтику антифашистской Испании, привезённую оттуда фигурку Дон-Кихота и даже описанную Хемингуэем "милицейскую форму" Елизавета Николаевна сохранила до конца дней. В последние годы жизни она была секретарём испанской группы при Комитете ветеранов войны, испанские добровольцы проводили её в последний путь в 1964 году.
Её сестра - Софья Николаевна, уезжая с родителями в Лондон, оставляла в России мужа, сгинувшего где-то на полях гражданской войны, а с собой увозила трёхлетнюю дочь и ещё одного ребёнка под сердцем. Её сын, Алик, Александр Михайлович Богданов, как и его прапрадед Иосиф Биллингс, родился в Англии, а потом подростком приехал в Россию: учился в школе, в институте, перед войной был призван в армию, а осенью 1941 года пропал без вести в боях под Москвой... В письме к матери он жалуется на то, что случайно проспал встречу Нового года: прилёг на минутку и увидел замечательный сон - дом, ёлка, родные красивые лица, звон бокалов, а когда проснулся, Новый год уже наступил. Это был последний Новый год в его жизни. Кто знает, как сложилась бы эта жизнь, будь она хоть немного длиннее...
Таковы факты из истории одной семьи: определённые нестандартные характеристики повторяются в последующих поколениях, хотя и не в каждом и не у всех детей. Это только факты. У меня нет никаких доказательств того, что эти характеристики наследуются, да и статистика невелика - всего одна семья.
Одной из своих статей Феодосий Добжанский дал символическое название "Мифы о генетическом предопределении и о tabula rasa". Обе крайности - только мифы, истина - между ними. "Ошибочно думать о проблеме природы и воспитания как о ситуации "или-или", - пишет Добжанский. - Все признаки от биохимических и морфологических до признаков культуры всегда наследственны и всегда детерминированы средой... Ни один признак не может развиться, если такая возможность не заложена в генетике..." Однако "правильно понимаемая наследственность - не игральные карты. Она скорее - множество потенций. Какая часть из множества потенций будет реализована, определяется факторами среды, биографией индивида..."
Но ведь и биография в значительной мере определяется наследственностью и наследственной (передаваемой из поколения в поколение) системой воспитания, если, конечно, "факторы среды" - войны, революции, природные катаклизмы - не оказываются сильнее человека. Из "репертуара возможных ответов на действие среды" (Добжанский) человек иногда выбирает не покой и довольство, а неизвестность и испытания судьбы, находя именно в них счастье, непонятное другим...
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой,
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!
"НАС ВСЕХ ПОДСТЕРЕГАЕТ СЛУЧАЙ..."
(Наука и жизнь. N 3, 2005)
Жизнь без начала и конца.
Нас всех подстерегает случай.
Над нами - сумрак неминучий,
Иль ясность божьего лица.
(Александр Блок. "Возмездие")
Известный философ Эрих Фромм в своём "Кредо" пишет : "Несчастная судьба многих людей - следствие несделанного ими выбора". Скорее даже не "несделанного выбора", а выбора, сделанного неправильно. Недаром этот мотив многократно повторяется в русских сказках: зависимость результата от того, пойдёшь ли ты направо, налево или прямо. Иногда человек выбирает совсем неочевидное и на первый взгляд невыгодное, а оказывается прав.
Роль случая на жизненном пути и правильного выбора при этом случае кажется просто удивительной в биографии замечательного русского физиолога и мыслителя Ивана Михайловича Сеченова. <...>
"Основной прогресс науки осуществляется по формуле Шиллера - немногими королевскими архитекторами или, во всяком случае, ограниченным числом ведущих оригинальных умов, которые уже только на следующей стадии приводят в движение прилежных каменщиков, задавая им работу на десятилетия", - пишет выдающийся немецкий психиатр Эрнст Кречмер в книге "Гениальные люди". Таким "королевским архитектором" не только отечественной, но и мировой физиологии, несомненно, был Сеченов.
Он родился 1 (13) августа 1829 года в селе Тёплый стан Симбирской губернии младшим (восьмым) ребёнком в семье дворянина Михаила Алексеевича Сеченова и крестьянки Анисьи Егоровны Осиповой. До 14 лет мальчик воспитывался в деревне.
Сеченовы были вписаны в шестую часть ("Древние благородные дворянские роды") родословной книги Симбирской губернии, а герб их выглядел так: "В верхней половине щита, на красном поле наподобие стропила изображены две серебряные стрелы. В нижней, серебряной, половине крестообразно обозначены два ружья с выстрелом и между ними у подошвы щита пушечное ядро". Неудивительно поэтому, что для мальчика, как и для многих в его родне, выбрали военное учебное заведение - Главное Инженерное училище, размещавшееся в Михайловском замке в Санкт-Петербурге и опекаемое самим императором. Училище давало хорошее образование, а обучение стоило недорого - всего 285 рублей с выдачей мундира за счёт казны, что для небогатой семьи Сеченовых было немаловажно.
Училище состояло из двух отделений: низшего кондукторского и высшего инженерного. В младших классах изучали математику, историю, географию. Специальным предметом - фортификацией - занимались все шесть лет. В старших классах изучали высшую математику, физику, химию, военные дисциплины. С первых же лет учёбы у Сеченова проявилась склонность к базовым предметам (математике, физике, химии), и, пока они преобладали, он был восьмым по успеваемости среди 22 воспитанников. В 1847 году Сеченов кончил кондукторские классы, получил чин унтер-офицера и перешёл в офицерские классы, где проучился всего год, а затем, недобрав нужного балла на экзамене, был "выпущен в армию без повышения в чине".
В многочисленных биографиях Сеченова , написанных в советские годы, этот факт трактуется как несправедливость директора к свободолюбивому ученику. На самом деле будущий великий физиолог виноват в случившемся сам. Вот как он пишет об этом в "Автобиографических записках": "На экзамене по фортификации нужно было представить рисунок долговременного укрепления и за него ставили баллы... Все не мастера чертить и рисовать (к ним принадлежал и я) заказывали обыкновенно эти рисунки в чертёжной инженерного департамента... Генерал Ломновский, конечно, присутствовал на этом важном экзамене, и как только я представил рисунок, схватил циркуль и стал сверять размеры всех частей с приложенным к рисунку масштабом (чего я не делал). Злодей рисовальщик устроил мост через ров в 5 сажен вместо 3; это не ускользнуло от циркуля генерала, и он поставил мне за рисунок 15. Другими словами: сразу лишал меня возможности перейти в верхний класс подпоручиком. Зная это, я перестал готовиться к экзаменам, как следует, и получил второй скверный бал из нелюбимого мною строительного искусства".
Генерал П.К.Ломновский был опытным преподавателем и известным инженером строителем. <...> Вот что написано о нём в "Историческом очерке развития Главного Инженерного училища", вышедшем в 1869 году: "Ничто не ускользало от зоркого глаза Петра Карловича, имевшего необыкновенные способности побуждать к занятиям и заставлять учиться даже беспечных и нерадивых... Он... постоянно присутствовал на лекциях, репетициях и экзаменах, и вследствие этого отлично знал всех обучавшихся в училище, их способности и наклонности; в этом отношении, благодаря своей наблюдательности, он почти не ошибался".
Не ошибся он и на сей раз. Этот первый выбор за Сеченова сделал именно он (опытный преподаватель), и выбор удачный - и для армии (слава Богу, что этот мост остался на бумаге!), и для ученика, имевшего совсем другие способности, так блестяще развившиеся впоследствии. "Мог ли я тогда думать, - писал Иван Михайлович Сеченов много лет спустя, - что это непочётное удаление из училища было для меня счастьем? Инженером я во всяком случае был бы никуда негодным".
После училища Сеченов недолго служит в Киеве, во 2-м резервном сапёрном батальоне, служит без всякого рвения: "В походах не бывал... Похвальных листов от своего начальства не получал... В штрафах по суду и без суда не был..." И снова в судьбу вмешивается случай - знакомство с замечательной молодой женщиной, сестрой товарища по службе. Его любовь не встретила взаимности, но именно эта женщина заставила молодого офицера резко изменить свою жизнь. "В дом её я вошёл юношей, плывшим до того инертно по руслу, в которое меня бросила судьба, без ясного сознания, куда оно может привести меня, а из её дома я вышел с готовым жизненным планом, зная, куда надо идти и что делать, - писал он. - Кто, как не она, вывел меня из положения, которое могло сделаться для меня мёртвой петлёй, указав возможность выхода. Чему, как не её внушениям, я обязан тем, что пошёл в университет - и именно тот, который она считала передовым! - чтобы учиться медицине и помогать ближнему".
Иван Михайлович подаёт прошение об отставке и едет домой в Тёплый Стан, к матери, встретившей его со слезами. Под косыми взглядами соседей-помещиков он долгие месяцы ждёт документов об увольнении и, когда они наконец приходят, едет поступать в Московский университет... "Помню, - запишет он на склоне лет, - что дня за три до отъезда стал падать снег..., и я с моим неизменным слугой доехал до Москвы на санях. На городской заставе нужно было предъявлять паспорт. Его вынес из караулки старый чиновник и, подавая мне бумагу, покачал головой со словами: "Эх, господин прапорщик, послужили без году неделю да в столицу прожигать родительские денежки..."
"Прожигать", собственно, было почти нечего. Скромное хозяйство держалось на всё том же "неизменном слуге", который не только наводил порядок и готовил еду, но и подрабатывал на двоих, занимаясь сапожным ремеслом. А Сеченов, наконец-то нашедший себя, не замечал "неважной обстановки" и весь первый год "находился в сильно повышенном настроении, ходил только на лекции в университет, а дома сидел за книгами до позднего вечера".
Это было время, когда резко увеличился интерес к наукам о человеке. "Каждый день мы толкуем... об успехах ума, о движении человечества, но до сих пор мы не спохватились спросить одного: что мы за колесо в этой чудной машине? Что нам оставили на долю наши предшественники? Словом: что такое мы?" - пишет по этому поводу замечательный мыслитель, литератор и музыкант Владимир Одоевский. На стыке философии, психологии и медицины рождается физиология человека. Наверное, под влиянием именно этих веяний на третьем курсе Сеченов "изменяет медицине", не найдя в ней того, "чего ожидал, - вместо теорий - голый эмпиризм".
Университетский профессор И.И.Давыдов в лекции "О возможности философии как науки", раздавая всем наукам "по серьгам", говорил о тогдашней медицине так: "Часто меняемые системы врачей показывают, что они должны обратиться к помощи философии, без которой погребли многие тысячи преждевременно: ибо многие слепотствующие врачи, выучив условные названия костей, мышц и других систем организма, переняв средства и пособия практиков-эмпириков, полагают, что их наука окончена, тогда как должно бы помыслить о внутренней стороне организма, которая в малом виде представляет вселенную".
Не став лечащим врачом, Иван Михайлович Сеченов стал одним из первооткрывателей этой вселенной.
В 1856 году он кончает университет, имея свидетельство об утверждении "в степени лекаря с отличием" и солидный багаж знаний по психологии, философии, истории, приобретённый усиленным чтением книг и лекциями таких выдающихся мыслителей, как Т.Н.Грановский, П.Н.Кудрявцев...
И снова Сеченов (теперь уже совсем самостоятельно) принимает нестандартное решение. Получив после смерти матери и раздела имущества 6000 рублей (огромные для него деньги), тратит их на поездку за границу "... с твёрдым намерением заниматься физиологией". В течение нескольких лет он слушает лекции и работает в лучших лабораториях Европы: в Берлине занимается физиологией у И.Мюллера и Э.Дюбуа-Реймона, медицинской химией у Э.Ф.И.Гоппе-Зейлера. И начинает собственное исследование: влияние алкоголя на азотистый обмен, функции нервной и мышечной систем. Эти работы, ставшие впоследствии основой его докторской диссертации, продолжаются в Лейпциге, в лаборатории О.Функе, в Вене, в лаборатории К.Людвига, и, наконец, в Гейдельберге, в лаборатории Г.Гельмгольца. Пригодились не только деньги, завещанные матерью, но и знания физики, химии, математики, полученные в Инженерном училище... 1 февраля 1860 года Иван Михайлович Сеченов возвращается в Россию, имея сумму денег, достаточную только на билет в черырёхместном заднем купе почтового дилижанса от Гейдельберга до Санкт-Петербурга и на питание в течение нескольких дней...
"Гений исследователя и изобретателя - это прилежание на службе у какой-то сверхценной идеи", - пишет Эрнст Кречмер. Для Сеченова такой идеей стал человек: его телесная и душевная жизнь. Он преподаёт физиологию в Медико-хирургической академии, Новороссийском (в Одессе), Санкт-Петербургском и Московском университетах. В течение 40 лет почти ежедневно ставит опыты в лаборатории. На себе исследует влияние алкоголя, центральное торможение, утомление. Толчком для его идей и работ каждый раз становится сама жизнь. Работы по алкогольному отравлению мотивируются "ролью водки в русской жизни". Учение о несвободе воли, её тормозных механизмах тесно связано с проблемой воспитания человека, поиском "незыблимых принципов поведения". В опытах по физиологии труда разрабатываются "физиологические критерии для установки длины рабочего дня". А знаменитая книга "Рефлексы головного мозга" адресована "бескорыстным искателям будущих истин".
"Физиология должна признать своего неоспоримого отца в высокоталантливой и столь же оригинальной и светлой личности Ивана Михайловича Сеченова", - писал другой замечательный учёный Климент Аркадьевич Тимирязев. А Сеченов за всю жизнь ни разу "не допустил" празднования своего юбилея, боясь "стоять с красными ушами" при чрезмерных комплиментах от не жаловавших его официальных властей. Несмотря на всем известные успехи и международное признание, путь Сеченова никогда не был усыпан розами: его не только проваливали на выборах в Академию наук, но даже в звании заслуженного профессора, о котором ходатайствовал для него Санкт-Петербургский университет, его не утвердило Министерство народного просвещения! Было время, когда Сеченов оставался без работы и находил приют в лаборатории своего друга Дмитрия Ивановича Менделеева. За пять лет работы в Одессе у него был всего один студент-помощник, и ему помогал друг - Илья Ильич Мечников, уже известный учёный.
С детских лет он сохранил "замашку выскакивать вперёд в задуманных товарищами предприятиях", не оставаться равнодушным свидетелем зла и несправедливости - качество, так нелюбимое начальством всех времён и народов. Зато во всех бедах и огорчениях выручала другая привычка: "работать, работать и работать". Именно эти слова Ивана Михайловича вспоминал Тимирязев, разговаривавший с ним за несколько дней до смерти...
Конечно, не каждый человек, принимающий правильные решения и упорно добивающийся цели, сможет достичь таких результатов, как Сеченов, - для этого нужны соответствующие способности. Но в любом случае наградой будет интересное дело, для которого не жалко времени, сил, а иногда и своих денег. И именно это важно. Ведь если отбросить время сна, мы как минимум половину жизни проводим на работе. А если говорить о способностях, то их надо в себе искать, и кто знает, что получится, - ведь и Сеченов мог остаться "никуда негодным инженером", а стал замечательным физиологом...
"В НАЧАЛЕ ЖИЗНИ ШКОЛУ ПОМНЮ Я..."
(Наука и жизнь. N1, 2006)
Мы нуждаемся не столько в научном образовании,
сколько в воспитании нравственном, в приобретении
привычки к размышлению, внимательному
отношению к жизни...
(Самюэль Смайлс)
Жизнь дана нам судьбой. Мы входим в неё, наделённые определёнными задатками. Но развить природный дар, построить интересную, насыщенную делами и событиями жизнь - задача, которую каждый решает сам с помощью семьи, школы, друзей. Школа всех уровней, несомненно, очень важный инструмент формирования личности. Она даёт не только знания, но и круг общения, часто сохраняющийся до конца дней, закладывает уверенность или неуверенность в себе. <...>
Как бы мы ни переделывали школу, ни переписывали учебники, толку не будет (по аналогии со знаменитым квартетом из басни Крылова), даже наоборот: ведь любые перемены требуют от учащихся привыкания, которое всегда проходит болезненно. Ситуация меняется, когда в школе появляется Личность, Учитель, воздействующий на детей не только строгостью или лаской, а, говоря словами Ромена Роллана, "всем своим существом". "Есть люди, - пишет он, - которые излучают вокруг себя какое-то умиротворение - так действуют их жесты, безмолвное прикосновение их ясной души". Именно таким человеком была моя первая учительница Анна Николаевна Ликина, озарившая наше послевоенное детство светом добра, согревшая наши души в нелёгкие годы.
Мне всегда были особенно близки учителя литературы: Мария Николаевна Пастухова, Владимир Александрович Померанцев, Варвара Илиодоровна Бимбирекова; год за годом они вводили нас в удивительный мир русской литературы... В 5-м классе Мария Николаевна поставила мне за год четвёрку по русскому, хотя "арифметически" натягивалась пятёрка. На мою обиду (это была моя единственная четвёрка, а другой девочке Мария Николаевна при тех же отметках поставила 5) она сказала: "Ты можешь лучше, постарайся". И оказалась права: отметки давно забылись, а этот урок я вспоминаю до сих пор и стараюсь.
В 10-м классе на весенние каникулы Варвара Илиодоровна повезла нас в Ленинград. Мы жили в школе на Невском проспекте около Дворцовой площади, спали в учительской: мы - на полу, а Варвара Илиодоровна - на диване . Что и где мы ели - не помню. Всё это пустяки по сравнению с Русским музеем, Эрмитажем, спектаклями в Александринке и Мариинке, мы попали даже в Таврический дворец на бал для лучших десятиклассников ленинградских школ. И всё это сумела организовать Варвара Илиодоровна. Наверное, ей далось это нелегко, тем более, что была она далеко не молода и сильно хромала. Да и мы по молодости лет, наверное, не всегда умели выразить благодарность.
Конечно, хорошие учителя есть всегда, есть они и в наши дни. И там, где они появляются, школа озаряется их светом. Один из крупнейших математиков академик Андрей Николаевич Колмогоров в молодости работал школьным учителем и на всю жизнь сохранил интерес к проблемам школы. Его идеями и трудами была создана физико-математическая школа-интернат при МГУ, и он же стал её постоянным лектором. "Прослеживая биографии известных учёных, - писал академик Колмогоров, - мы почти всегда найдём школьного учителя, обратившего на способного ученика особое внимание, первого научного руководителя, указавшего подходящую тему самостоятельного научного исследования.., заметим нескольких друзей-сверстников, поддерживавших друг друга в творческих занятиях".
С любовью и благодарностью вспоминал он частную гимназию Е.А.Репмана, в которой когда-то учился. Гимназия была основана группой молодых учителей, многие из которых сами увлекались наукой и одновременно преподавали в университете. Под их влиянием школьники соревновались между собой в изучении не только основного, но и дополнительного материала. Сам Колмогоров кроме математики серьёзно увлекался биологией и историей, занимался в семинаре по новгородской истории и продолжал эти занятия, уже учась в университете.
Нашими учителями могут стать не только школьные и институтские педагоги, коллеги по работе, но и авторы хороших книг, написанных, может быть, за десятки и сотни лет до того, как мы появились на свет. Было бы желание учиться!
Хорошо, когда учителями оказываются руководители учреждений, организаций, воинских соединений. К сожалению, это бывает нечасто, и даже небольшие начальники редко спускаются к подчинённым со своего олимпа. Но бывают и исключения.
Есть удивительная книга Н.Остроумова о первом генерал-губернаторе и командующем войсками Туркестанского края Константине Петровиче фон Кауфмане, вышедшая в Ташкенте в 1899 году. Может быть, это единственная книга, написанная школьным учителем о генерале, руководителе большого края. Дело в том, что Н.Остроумов - учитель, а потом директор Ташкентской гимназии, одного из любимых детищ Кауфмана, имел возможность регулярно беседовать с генерал-губернатором о проблемах образования. Возвращаясь домой, он каждый раз записывал беседу, из этих записей и получилась книга объёмом более 200 страниц.
Похоже, книга больше пылится на библиотечной полке и её вряд ли читают люди, определяющие сегодня судьбы образования и воспитания новых поколений россиян. А жаль. В ней много полезных, конструктивных идей, которые пригодились бы и в наши дни, особенно там, где по-прежнему остры национальные проблемы. А может быть, они потому и остры до сих пор, что о них не думают на этапе организации образовательного процесса, с самых первых его шагов. Как удивительно говорил об этом сам Кауфман: "Только народное образование способно завоевать край духовно: ни оружие, ни законодательство не могут сделать этого, а школа может..."
В только что покорённом крае генерал-губернатор исходит в своих делах из принципа уважения к местному населению, его привычкам и обычаям. Он заботится не только о распространении русского языка среди местных жителей, но и об изучении русскими местных языков, принимает решение не допускать вмешательства русских инспекторов в работу мусульманских школ, выступает против запрета носить местную одежду в русских школах. Кауфман всячески поддерживает идею совместного воспитания русских и местных детей, предлагая "для устранения вредного в экономическом и политическом отношениях обособления школ мусульманских от русских принять в основание воспитания не религиозные различия, а одни и те же правила, при помощи которых можно было бы детей православных жителей Туркестана и детей мусульман сделать одинаково полезными гражданами России..."
Неся на своих плечах заботу об огромном и сложном крае, генерал-губернатор никогда не отказывает в приёме даже приехавшему из провинции преподавателю начального училища, участливо расспрашивает его о делах училища и личном житье-бытье. Очень часто он сам без всякого предупреждения и ненужной торжественности приезжает в разные учебные заведения: разговаривает с детьми, непременно пробует пищу на кухне и даже проверяет чистоту белья в спальнях.
Кауфман считал необходимым сближение школы и общества. Для этого были организованы регулярные открытые педагогические беседы, о которых заранее оповещала газета "Туркестанские ведомости". В 1879 году в доме генерал-губернатора состоялось открытие Общества вспомоществования бедным учащимся ташкентских учебных заведений. Очень важным Кауфман считал и выбор школьных учебников. Например, говоря об учебнике русской истории, он заметил, что его надо написать так, чтобы входящим в состав России народам захотелось жить в этой стране, несмотря на все её беды в прошлом и настоящем...
Может быть, потому, что мы учились в послевоенные годы - трудные, но овеянные духом Победы, нам легко прививался патриотизм, гордость за страну. Мы болели её болями, радовались праздникам. В истории каждой страны есть тёмные и светлые страницы. Надо понять тёмные (чтобы они реже повторялись, вообще без них - невозможно) и чаще вспоминать светлые, любить отчизну такой, какая она есть. Как удивительно об этом сказано у Блока: "О. нищая моя страна, что ты для сердца значишь?"
Человек должен адаптироваться к условиям, в которых живёт, без этого жизнь давно бы исчезла. В горах он приспосабливается к кислородному голоданию, в пустыне - к жаре, на севере - к холоду. Точно так же в обществе необходима социальная адаптация. Это не приспособленчество, не "колебания вместе с линией", а приспособление, позволяющее достойно выжить в тех условиях, в которые тебя поставила судьба. За советские 70 лет, как, впрочем, и в любой другой период русской истории, таких людей было очень много, и среди них - наши учителя. Светлая им память.
Эволюция жизни на Земле - путь постепенного развития мозга, высшей нервной деятельности и как результат возникновение сферы разума, окружающей нашу планету, - ноосферы по Вернадскому и Шардену. Какое же будущее может быть у государства, которое, как у нас сейчас, ценит интеллект и высокие знания ниже простого труда, не требующего квалификации, где выпускники вузов становятся секретарями и продавцами, потому что эта работа в отличие от карьеры учителя, библиотекаря, научного работника хорошо оплачивается и позволяет содержать семью?!
Наша сегодняшняя школа перегружает молодого человека знаниями, но не готовит к жизни. Сокращая программу, очередные реформаторы обычно начинают с предметов, дающих общую культуру, формирующих нравственность, прежде всего - с классической литературы. Вместо того чтобы учить размышлять и жить среди людей, берут за основу чисто механические навыки - систему тестов. Уверяют, что это ориентир на достижения Запада. Не вступая в дискуссию о том, в какой мере нам нужны эти достижения, сошлюсь только на книжку "Что должны знать учителя". Это - перевод материалов конференции, собравшей лучших американских педагогов. Никто из них не говорит о тестах без раздражения. Например, Эрнст Бойер, президент фонда Карнеги по развитию образования, пишет: "Меня очень беспокоит засилье тестов. Они опасны тем, что сводят личность учащегося к числам, отражающим не то, кем он является, а его способности делать пометки на бумаге, чего может добиться после некоторой тренировки даже шимпанзе... Существуют не только вербальные способности, есть ещё способности пространственные, эстетические, интуитивные, социальные... Неужели эти качества менее важны в жизни, чем способность вспомнить слово или число?.. Как получается, что, используя такие средства оценки, мы пренебрегаем потенциальными способностями детей?"
Меня, как бабушку двух внуков и физиолога, изучавшего развитие поведенческих реакций, больше всего волнует тот факт, что у детей всё меньше остаётся времени для досуга, для работы над собой, для общения с друзьями. И это в самое важное время жизни, когда формируется личность. А ведь работая над собой, можно достичь очень многого, даже в тех случаях, когда человеку почему-то не удалось кончить не только институт, но и школу. История знает много замечательных самоучек. Среди них - великий гражданин Америки Бенджамин Франклин (1706 - 1790), внесённый в список величайших представителей человечества.
Жизнь его сложилась так, что в школе он проучился в общей сложности менее двух лет и уже десятилетним начал помогать отцу в мастерской - отец занимался тогда изготовлением свечей и варкой мыла. Видя, что это занятие мальчику не по душе, отец, не имевший никакого специального образования, зато имевший здравый смысл, использовал очень интересный педагогический приём: он стал брать сына с собой на прогулки, где показывал плотников, каменщиков, токарей и других мастеров за работой, чтобы обнаружить его склонности. В конце концов остановились на печатном деле, учитывая тягу ребёнка к чтению. Так 12-летний Бенджамин Франклин стал подмастерьем печатника.
Работа дала мальчику доступ к книгам - от самых простых до открывающих высоты человеческой мысли и через самообразование позволила стать учёным-энциклопедистом, просветителем и активным государственным деятелем в одном лице. Были, конечно, ещё удивительное трудолюбие, серьёзное отношение к жизни и убеждение в том, что именно "истина, искренность и человечность в отношениях между людьми имеют громадное значение для счастья жизни". В молодости он составил для себя перечень добродетелей (воздержание, молчание... - сего 13) и решил научиться им. Так как освоить всё сразу было трудно, он решил действовать последовательно, для чего составил специальный график, в котором отмечал, что и когда удалось сделать. Эта идея и график, описанные Франклином в "Автобиографии", могут показаться смешными и наивными, если не знать, каких результатов ему удалось добиться.
В 1835 году выдержки из житейских советов Франклина были изданы в России маленькой хорошо иллюстрированной книжечкой для детей. Экземпляр, который мне дали в библиотеке, похоже, был зачитан до дыр, а на самодельной обложке детской рукой очень старательно и красиво написано: "Трудолюбие, умеренность и промышленность. Нравоучения для детей. Из сочинений Франклина". Очень полезные нравоучения: "Работай сегодня, потому что ты не знаешь, что тебе может помешать завтра"; "снимай рукавицы, бери в руки свои инструменты; помни, что кот в перчатках не поймает мышь"; "Если любишь жизнь, не теряй время зря, потому что жизнь состоит из времени".
Достигнув огромных успехов, мировой известности и всеобщего признания, Франклин до конца дней называл себя типографом: не писателем, не учёным, не дипломатом, а только типографом. Именно это написано на его надгробном камне в эпитафии, которую он когда-то во время болезни сочинил:
"Здесь лежит тело
типографа Бенджамина Франклина,
как переплёт старой книги,
лишённой своего содержания, своей
надписи и позолоты,
в снедь червям;
но сочинение само не пропало,
оно, как он уповает, когда-нибудь
опять в свет покажется
в новом лучшем издании,
исправленное и украшенное
сочинителем".
Конечно, в любой ситуации, имея характер и волю, можно найти себя, но всё же хотелось бы, чтобы и общество хоть немного поддерживало материально и морально людей талантливых, умных и просто добросовестных. Несколько лет назад в деревне, где мы жили летом, я разговорилась с молодым человеком, приходившим устанавливать электрический счётчик. Он окончил школу и институт в Ташкенте. Сумел поступить в аспирантуру в Петербурге. А потом не выдержал непомерной платы за жильё. Родители перебрались в Россию, в небольшой город Тульской области. Он приехал к ним и начал преподавать в школе с зарплатой 1800 рублей. Согласитесь, что, даже не имея своей семьи (как в его случае) жить с родителями на такие деньги нельзя - стыдно. И он занялся более практичным делом, а ведь имел способности для занятий наукой, да и учителем (судя по тому, с какой любовью он вспоминал школу) был хорошим. Можно, конечно, быть выше и сильнее таких обстоятельств, но иногда трудно.
х х х
У Дмитрия Сергеевича Лихачёва есть очень хорошее выражение: "образование, подчинённое задачам воспитания". В статье "О национальном характере русских" он пишет: "Я мыслю себе ХХI век как век развития гуманитарной культуры, доброй и воспитывающей, закладывающей свободу выбора профессии и применения творческих сил. Образование, подчинённое задачам воспитания, разнообразие средних и высших школ, возрождение чувства собственного достоинства,.. возрождение репутации человека как чего-то высшего, возрождение совестливости и понятия чести..."
Прошла уже десятая часть ХХI века. Стало ли лучше? Скорее - наоборот.
Разнообразных школ сколько угодно - только разнообразие ведь бывает разным: и хорошим, и (в последнее время чаще) плохим. Власти увлечены очередной школьной реформой и идеей наукограда в Сколково. А чувство собственного достоинства, репутация, понятие чести всё больше становятся редкостью. Слава Богу, что рядом ещё есть люди, которым они не чужды...
х х х
Очень важным моментом для развития личности является равенство возможностей, к сожалению, в значительной мере утерянное у нас в последние годы.
Обсуждая "мифы о генетическом предопределении", Феодосий Добжанский пишет: "Равенство возможностей необходимо, потому что люди различны. Цель такого равенства не в том, чтобы сделать всех одинаковыми, а в том, чтобы помочь каждому человеку реализовать свои общественно полезные потенции". Он указывает на некоторые моменты, определяющие успех или неуспех отдельной личности. Первый из них достаточно случаен - соответствие избранной карьеры генетически обусловленным способностям индивида. Но остальное зависит от человека - способность и желание учиться у других людей и извлекать уроки из собственного опыта, а также обращение к богатствам культуры, созданной человечеством. Конечно, культура не наследуется, каждый усваивает её сам, всё зависит от того, что он выбирает и усваивает. Оглядываясь на свою жизнь, думаю, что многое определяет природное любопытство, правильно "сориентированное" в детстве, в моём случае - бабушкой. Любопытство "гонит" заглядывать во всё новые "миры": высокой музыки, живописи, поэзии, путешествий. И это помогает, когда кругом "темно и сыро". В той же научной работе, - чем больше ты читаешь, тем интереснее работать. Я говорю именно об интересе, а не об успешности. Что касается последней, - я часто думаю, как нелегко тем, кто сегодня ищет себя в науке, в серьёзном искусстве... А иногда думаю, что было бы сегодня, например, с Ломоносовым, приехавшим в Москву. Взяли бы его в Сколково?! Интересно, что моя программа выделила слова "наукоград" и "Сколково" красным - как незнакомые (чужие). Может быть, неспроста?..
х х х
Из исследователей ХХ века, занимавшихся проблемами человека, мне особенно близки два: физиолог (а до этого - богослов) Алексей Алексеевич Ухтомский и социолог Питирим Сорокин. Они окончили один и тот же Петербургский университет, много работали и писали. Ухтомский, оставаясь в России до конца дней, Сорокин - покинув её после революции. Их "стартовые позиции" были очень разными: Ухтомский родился в княжеской семье, а Сорокин в бедной крестьянской, - а вот результат (если оценивать его по объёму и ценности научных достижений) оказался похожим, да и область интересов была близкой. Их книги читаются и переиздаются спустя десятилетия после смерти авторов, хотя научная литература обычно быстро стареет...
Алексей Алексеевич Ухтомский родился в 1875 году недалеко от города Рыбинска в семье землевладельца Алексея Николаевича Ухтомского, происходившего из старинного княжеского рода, и его жены Антонины Фёдоровны. С первых лет жизни мальчика воспитывала тётя, сестра отца Анна Николаевна Ухтомская, которую он в автобиографии называет "главною воспитательницей и спутницею". Учился он в Рыбинской гимназии, а потом в Нижнем Новгороде в кадетском корпусе, который когда-то закончил его отец. Здесь возникло первое увлечение математикой, её преподавал И.П.Долбня (впоследствии известный профессор), который имел "очень глубокое воспитательное влияние" на мальчика.
Следующим этапом образования становится Московская духовная академия, где Алексей Алексеевич занимается "теорией познания и историческими дисциплинами". И серьёзно задумывается о духовной карьере и даже об уходе в монастырь. В 1897 году, учась в академии, он делает такую запись: "Моё истинное место - монастырь. Но я не могу себе представить, что придётся жить без математики, без науки. Итак, мне надо создать собственную келью - с математикой, с свободой духа и миром".
В 1898 году Ухтомский защищает диссертацию на тему "Космологическое доказательство Бытия Божия", и именно работа над ней ставит "настоятельно на очередь ближайшее изучение физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии поведения". Он образно формулирует свою цель так: "анатомия человеческого духа до религии включительно!" Оставив духовную карьеру, Ухтомский в 1900 году поступает на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета "для изучения физиологии и подготовительных к ней дисциплин". Через три года начинает работать под руководством замечательного физиолога Николая Евгеньевича Введенского, ещё через год появляется первая научная работа Ухтомского-физиолога, а через семь лет - работа, которую он сам называет главной, поскольку она была первой ступенью к развитому позднее учению о доминанте, принесшему ему мировую известность.
После революции Ухтомский никуда не уезжает. Он активно работает: пишет основные работы о доминанте и в то же время организует несколько лабораторий по совсем новой специальности - физиологии труда. В 1925 - 1929 годах он руководит биологическим отделением Ленинградского университета, в 1934 году создаёт Физиологический институт при университете и возглавляет его много лет. К классической основе русской физиологии - триаде: Сеченов, Павлов, Введенский - по праву добавляется имя Ухтомского. Физиология для него - один из источников знаний о человеке, наряду с философией, поэзией, религией. К нему как физиологу в полной мере можно отнести слова, сказанные им самим об Иване Петровиче Павлове: он "был представителем того поколения, которое было чем-то вроде итало-французского ренессанса на русской почве. Освобождение человеческого лица, провозглашение доверия к его натуральным побуждениям, реабилитация страсти и инстинкта, как двигателей "здорового легкомыслия" натурального человека... - вот черты запоздалой у нас эпохи Джордано Бруно и Декарта".
До конца жизни Алексей Алексеевич Ухтомский сохранил облик человека церкви (студенты подозревали, что под одеждой он носит вериги), в делах и поступках оставался, по свидетельству очевидцев, Дон Кихотом, жил и работал в созданной им самим "келье... со свободой духа". Но к нему как-то сами собой (вряд ли он этого добивался) "приходили" чины и звания. Он стал действительным членом Академии наук, лауреатом Ленинской премии, президентом Ленинградского общества естествоиспытателей и даже (в 1920 году) депутатом Петроградского совета рабочих депутатов, куда его выдвинули слушатели созданного им рабфака при университете. В речи по поводу этого избрания он, между прочим, сказал: я "... всегда был далёк от политической деятельности... Поэтому буду ждать с нетерпением, когда истечёт мой срок депутатства, дабы меня заменил более способный и достойный деятель... А пока я буду работать в меру моих сил, как будет позволять моя совесть, и дай Бог, чтобы из нашего начинания было для нашего общего дела только добро".
Алексей Алексеевич Ухтомский воспринимал общественную деятельность, как обязанность, которую не очень любил, но как долг свято выполнял. Летом и осенью 1941 года он организовал эвакуацию многих учеников и сотрудников в Елабугу и Саратов, а сам остался в городе, продолжая эксперименты и семинары; уже смертельно больной готовил к печати лекции. 31 августа 1942 года он умер в осаждённом Ленинграде...
История жизни Питирима Сорокина, рассказанная им самим в книге "Дальняя дорога", поспорит с любым детективным романом. Он родился в крестьянской семье, "на севере Руси в Яренском уезде Вологодской губернии среди народа коми". Первым жизненным впечатлением мальчика стала смерть матери. После этого отец, хороший ремесленник, начал пить. Мальчику было 11 лет, когда они с 14-летним братом ушли из дома и начали жизнь бродячих ремесленников. Несколько лет переходили из деревни в деревню, выполняя "малярные и декоративные работы в церквях". Много лет спустя, оглядываясь на этот период своей жизни с позиций социолога, Сорокин напишет: "Наша жизнь представляла собой нескончаемый поток встреч и взаимодействия с новыми людьми, новыми обычаями. В этом смысле она была лучшей школой для умственного и нравственного развития... она была несравненно богаче, чем жизнь многих городских детей, ограниченная очень узким опытом, приобретаемым за время перехода от детского сада до института".
Удивительнее всего, что при таком образе жизни мальчик умудрялся читать, "... прочёл Пушкина, Гоголя, Тургенева, Толстого и Достоевского и кое-что из переводной классики". В школу он поступил случайно: пошёл посмотреть, как сдают экзамены, и, удивившись простоте вопросов, сам пошёл отвечать. Учился хорошо, и ему определили стипендию. Теперь бродяжничество и работу можно было бросить. После окончания школы губернские и школьные власти выделили ему ещё одну стипендию - для учёбы в учительской семинарии в Костроме.
Недоучившись в семинарии (он увлёкся идеями социал-революционеров и был арестован), Питирим Сорокин отправляется в Петербург, часть пути едет "зайцем", в качестве оплаты за проезд помогая проводнику. В столице устраивается репетитором "за угол и еду" и начинает ходить на вечерние курсы - 15 вёрст в одну сторону пешком (из-за отсутствия денег) шесть раз в неделю! А вспоминает он об этой тяжёлой жизни так: "Несмотря на материальные трудности, печали и испытания духа, присущие каждой человеческой жизни, мир казался мне прекрасным... Я, как губка, жадно впитывал бессмертные достижения человеческого гения в науке и технике, философии и изящных искусствах, этике и праве, политике и экономике".
Через несколько лет Сорокин поступает в только что открывшийся Психоневрологический институт, а затем переходит на юридический факультет Петербургского университета, где остаётся и после окончания, до эмиграции из России в 1922 году. Он много лет живёт в Соединённых Штатах Америки, преподаёт в разных университетах (Миннесота, Гарвард), занимается литературной деятельностью, создаёт Гарвардский исследовательский центр по созидающему альтруизму. Его цель - изучение истоков любви, добра, истинного героизма...
Истории жизни двух замечательных людей, прошедшие перед нашим мысленным взором, говорят, прежде всего о том, что люди с выдающимися способностями (по образному выражению Феодосия Добжанского, "генетически хорошо экипированные") есть во всех слоях общества. Наши герои, начинавшие жизнь на разных полюсах общества, пришли в конце концов в один и тот же университет, а позднее достигли доступных немногим высот человеческого духа. Выбрав разные, хотя и близкие специальности (Ухтомский называл социологию высшей ступенью опыта сравнительно с физиологией человека) они даже и проблемы выбрали сходные: понимание механизмов "продуктивного поведения", природы любви и добра. Получается, что не обладая равенством исходных позиций, они всё-таки имели в России тех лет равенство возможностей, так нужное каждому для становления личности...
Среди записей Алексея Алексеевича Ухтомского есть такая: "Место свободной воли человека в мире можно представить себе так: маленький участок мировой жизни дан в распоряжение человека, так что он может распорядиться в ней подобно тому, как в остальном великом целом распоряжается Бог. При этом человек постоянно убеждается, что Бог распоряжается наилучше; поэтому в своём маленьком участке человек видит себя принуждённым постоянно возвращаться на общий путь мировой жизни, в своих распоряжениях видит идеалом Божьи распоряжения... Таким образом, человек постоянно возвращается всё-таки к Богу, но он может вернуться к нему лишь свободно..."
х х х
Родившись в нищете, потеряв в самом раннем детстве мать и живя с вечно пьяным отцом, всё же можно было в результате многолетних личных усилий стать одним из выдающихся мыслителей ХХ века - Питиримом Сорокиным. Но есть множество обратных примеров, когда человек, всё получивший при рождении, растрачивает своё богатство по пустякам.
Призраков суетный искатель,
Трудов напрасно не губя,
Любите самого себя,
Достопочтенный мой читатель! -
так полушутя советовал Пушкин. Цените свою жизнь, воспринимайте её как подарок судьбы, и тогда будет желание каждый день двигаться вперёд, находить счастье "в заданных обстоятельствах" - в своей судьбе.
Меня всегда удивляло появление такой личности, как Антон Павлович Чехов, - в небогатой купеческой семье, в крохотном домике приморского Таганрога, его путь через медицину и Чехонте к тому, кем он стал. Есть замечательное, на мой взгляд, письмо, написанное Чеховым-гимназистом брату, назвавшему себя (тоже в письме) "ничтожным и незаметным братишкой". "Ничтожество своё сознаёшь? - пишет Чехов. - Не всем, брат, надо быть одинаковыми. Ничтожество своё сознавай знаешь где? Перед Богом, пожалуй, перед умом, красотой, природой, но не перед людьми, среди людей надо сознавать своё достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожество. Не смешивай "смиряться" с сознанием собственного ничтожества".
Может быть, такое отношение к жизни само собой вырабатывается в трудовых многодетных семьях. Видя, как нелегко достаётся хлеб, человек уже не может относиться к судьбе легкомысленно, а житейские трудности воспринимает как естественные и неизбежные.
"Никакая эволюция в жизни народов не может быть создана иначе, чем путём индивидуальных усилий", - говорил замечательный географ и популяризатор знаний о Земле и человеке Элизе Реклю. Одна капля не видна, но без неё нет большой воды. Так что работай, неси свою каплю в океан - в этом смысл жизни.
Элизе Реклю родился в 1830 году на юге Франции в небогатой семье пастора. Детей было восемь, и родители сами учили их, обращая, как он вспоминает, особое внимание на нравственное воспитание. Ещё подростком он начал путешествовать по Европе, пешком с котомкой за плечами. Часто в дороге питался одним хлебом и спал под открытым небом, но видел мир и был счастлив. В 1854 году он поступает поваром на парусное судно, идущее в Новый Орлеан. Прибыв на место, работает - сначала подёнщиком в гавани, потом учителем в семье плантатора. Много читает, начинает путешествовать по Америке и писать о путешествиях. Один, нагрузив нехитрый багаж на осла, он проходит пешком Колумбию, Гвиану, некоторые районы Анд...
Вернувшись в Европу, Реклю живёт во Франции, потом в Бельгии, преподаёт как географ (не имея специального образования), пишет замечательные многотомные книги: "Земля", "Всеобщая география. Земля и люди", "Человек и Земля", в конце жизни организует Географический институт при университете в Брюсселе. Достигнув мировой известности и материального благополучия, продолжает жить так же просто, как жил, а излишек денег отдаёт нуждающимся и на содержание библиотеки Института. "В отдельной человеческой личности, - пишет Элизе Реклю, - в этом первичном элементе общества должно искать ту побудительную силу, которая в окружающей среде перерабатывается в волевые проявления, служит для распространения идей и принимает участие в действиях, изменяющих ход развития наций..." Огромные возможности человеческой личности, увлечённой поиском знаний и твёрдо идущей к цели, он показал на своём примере, добившись так многого самостоятельно.
В многодетной трудовой семье вырос и замечательный русский химик Дмитрий Иванович Менделеев. Правда ему, в отличие от Элизе Реклю, судьба "подарила возможность" получить высшее образование (он окончил Педагогический институт в Петербурге), но его деятельность выходила далеко за пределы этого образования.
"Гениальный химик, первоклассный физик, - писал о Менделееве его современник, известный химик Л.А.Чугаев, - плодотворный исследователь в области гидродинамики, метеорологии, геологии, в различных отделах химической технологии (взрывчатые вещества, нефть, учение о топливе и др.)... глубокий знаток химической промышленности и промышленности вообще, особенно русской, оригинальный мыслитель в области учения о народном хозяйстве, государственный ум, которому, к сожалению, не суждено было стать государственным человеком, но который видел и понимал задачи и будущность России лучше представителей нашей официальной власти... Он умел быть философом в химии, в физике и в других областях естествознания, которых ему приходилось касаться, и естествоиспытателем в проблемах философии, политической экономии и социологии".
Достигнув мировой известности, Дмитрий Иванович сохранил в быту скромные привычки, а в общении с людьми - самые твёрдые принципы и верность заповеди, основному наследству, доставшемуся от родителей: "правда, труд и прощение".
Говоря о смысле жизни и истинных ценностях, Дмитрий Сергеевич Лихачёв вспоминает исследователя, который опубликовал статью о нервных и психических заболеваниях в лагере на Соловках. Среди них автор выделил особое психическое заболевание (название его Лихачёв забыл), при котором люди постоянно были озабочены тем, как "обойти" других: занять лучшее место на нарах, схватить большую пайку хлеба, найти выгодные знакомства. Они были сосредоточены только на этом. И, как ни странно, именно эти люди погибали раньше других - тех, кого они "обходили". А рядом с ними были люди, сохранявшие своё человеческое достоинство, "думавшие и осмыслявшие своё бытие в широком масштабе". Как правило, они выживали чаще, а выжив, оставались Людьми.
Не то же ли самое видим мы вокруг, а в последние годы особенно ярко. И то, что борьба идёт не за пайку лагерного хлеба, а за "бутерброд с икрой", делает картину ещё более неприглядной. Из нашего языка куда-то вдруг исчезли понятия чести, совести, верности принципам, порядочности, благородства. За большую зарплату человек готов назвать чёрное белым, стало быть, верность принципам для него менее важная жизненная потребность, чем вкусно поесть и хорошо одеться; при этом речь обычно идёт не о самом необходимом, а об излишках. Такого человека надо бы пожалеть. А ему завидуют. Вот в чём беда. Ведь именно эти непопулярные сейчас качества делают нас людьми.
Конечно, все мы разные. Даже внутри одной семьи. Каждый выбирает что-то своё из общих наставлений родителей, потом выбирает свои книжки, своих друзей, свою работу, досуг. Так важно правильно выбрать! Не исключено, что есть люди, родившиеся с задатками гениальности в какой-то области и так и не узнавшие об этом - пошедшие по другому пути...
х х х
В Древнем Риме жил философ Эпиктет. Сначала он был рабом, потом (после казни хозяина) стал свободным, но всё равно вёл нищенскую жизнь, которая его устраивала. Имущество Эпиктета состояло из соломенной подстилки, деревянной скамьи и глиняной лампы, которая после смерти философа была продана за три тысячи драхм (более 13 кг серебра). А о смысле жизни он говорил так:
"Подумай о том, что ты являешься актёром в драме и должен играть роль, предназначенную тебе поэтом, будь она велика или мала. Если ему угодно, чтобы ты играл нищего, постарайся и эту роль сыграть как следует, то же относится к любой другой роли - калеки, государя или обыкновенного гражданина. Твоё дело - хорошо исполнить возложенную на тебя роль".
Дело вовсе не в том, чтобы навсегда смириться с одной ролью, а в том, чтобы, пока ты эту роль играешь, делать всё как можно лучше - нести в мир добро на том месте, куда тебя поставила судьба. Можно быть философом, чьи мысли переживают века, ведя самую простую и даже нищенскую жизнь (как Эпиктет, и не он один), а можно быть плохим государем, примеров чему в истории хватает...
23
Связаться с программистом сайта.
