Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Л.В.Серова
МЫ КОРНИ ДЕРЕВА...
Мы почти ничто, но род, к которому мы принадлежим, занимает место, которое может быть указано в безбрежном океане жизни.
(Морис Метерлинк)
Корнильевское наследие основано на камени и предки наши, никому не делая зла, трудились, с благоразумием распространяя промышленность в Сибири.
М.Д.Менделеева (рождённая Корнильева), из письма дочери 2 января 1842 года.
Содержание первой части:
Предисловие
Истоки
Дмитрий Васильевич Корнильев
Мария Дмитриевна Менделеева
Аполлинария Ивановна Менделеева
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Замечательные люди! Какое несметное количество было на земле поэтов, романистов, повествователей, а сколько уцелело их?" - говорит Иван Алексеевич Бунин в "Жизни Арсеньева". А ведь есть ещё и другие замечательные люди: воины, учёные, хлебопашцы, очень красивые или очень добрые - они есть в каждой семье. Надо только поглубже заглянуть в прошлое.
Наша история - в основном история тех, кто стоял у власти, и тех, кто их окружал, история некоторых литераторов, полководцев, актёров, музыкантов. И всё. История же повседневной жизни предков для нас темна. Что мы знаем о том дереве, на котором расцвёл цветок нашего "Я"? Очень мало или почти ничего. А ведь его корни, его соки - это вполне материальный генофонд, несущий нам определённые черты и качества, делающий нас непременно чем-то похожими на ушедших предков.
Эта книга - попытка дать портреты некоторых людей, принадлежавших к одному роду, но живших в разное время на протяжении нескольких веков. Многие из них имели хорошую привычку писать дневники, записки, письма и сохранять письма близких людей. Поэтому у меня есть возможность пользоваться документами. Спасибо всем тем, кто эти документы оставил, сохранил и донёс до нас. Светлая им память!
ИСТОКИ
Корнильевы - купцы и фабриканты - известны в Тобольске с середины 17-го века. Есть предположение, что они ведут своё происхождение от тобольского казака Исаака Корнильева, который в 1627 году "приискивал новых землиц в верховьях Нижней Тунгуски..." По другой версии родоначальником семьи был вывезенный из Джунгарии мальчик-колмык. Так или иначе, но предкам, стоявшим у истоков семьи, сил и настойчивости было не занимать, и Яков Корнильев, умерший в 1736 году на 54-м году жизни, уже значился среди крупного тобольского купечества. У него было пять сыновей: Михаил, Иван, Алексей, Василий и Фёдор. Все братья кроме Василия умерли рано, и именно он стал основным продолжателем семейных дел и традиций. Унаследовав от умершего брата стекольную мануфактуру, он снабжал посудой аптеки и питейные дома Западной Сибири и Приморья, был одним из организаторов хлебной торговли в Сибири, торговал с Бухарой и Китаем. Продукцию своего салотопенного завода он отправлял в Архангельск и Петербург, а оттуда она вывозилась за границу.
Одним из источников доходов Василия Яковлевича Корнильева была бумажная мануфактура, которой он владел сначала с родственниками по жене Медведевыми, а с 1783 года единолично. Мануфактура поставляла бумагу наместническому правлению в Тобольске, уездным и волостным учреждениям, а также в другие города Сибири и Урала.
В апреле 1789 года на базе бумажной мануфактуры В.Я.Корнильев открывает частную типографию с двумя печатными станками; под его руководством оказывается своеобразный комбинат, выпускающий и бумагу, и книги.
В течение нескольких лет в типографии издавались книги по истории края, агрономии, ботанике, медицине, ветеринарии, а также журналы, из которых наиболее известен "Иртыш, превращающийся в Иппокрену". За три года (1789 - 1791) вышли 24 тома этого журнала. Его подписчиками были не только жители Тобольска, журнал рассылался в Москву и Петербург, Берёзов, Томск, Енисейск, Сургут, Ялуторовск, Туринск, Омск, Тюмень, Нарым, Курган, Каинск, Колывань, Семипалатинск, Пермь, Кунгур, Ирбит, Чердынь, Верхотурье, Камышлов, Алапаевск, Вятку, Уржум, Яранск, Елабугу, Ярославль.
Позднее в этой же типографии печатаются 12 томов "Библиотеки ученой, економической, нравоучительной, исторической и увеселительной в пользу и удовольствие всякого звания читателей", основным автором которой был сосланный в Тобольск Панкратий Сумароков. Здесь же печатаются два тома "Исторического журнала", связанного с именем одного из сыновей Василия Яковлевича Корнильева - Дмитрия.
ДМИТРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ КОРНИЛЬЕВ
31 июля 1789 года датировано "Покорнейшее доношение тобольского первой гильдии купца и фабриканта Василия Корнильева, которым он доверяет "сыну своему родному тобольскому купцу Дмитрию Корнильеву" ведение части типографии. Через два месяца после этого выходит первый номер журнала "Иртыш, превращающийся в Иппокрену, а через год - "Исторический журнал или собрание из разных книг любопытных известий, увеселительных повестей и анекдотов".
В кратком предисловии, обращённом к правителю Тобольского наместничества А.В.Алябьеву, Дмитрий Корнильев так определяет программу журнала: "Имея свободное время, будучи ничем кроме коммерции не занят, за долг себе поставил выбрать из разных исторических и географических книг краткие, любопытство заслуживающие известия, как то: о Сибири, Камчатке, Америке, Азиатских народах; о произрастании удивительных в Китае деревьев; о разных родах зверей, рыб, птиц; о знатнейших городах, островах, берегах и о коммерции оных, с приобщением увеселительных повестей и анекдотов..."
Материалы, подготовленные Д.В.Корнильевым для журнала, заставляют удивляться широте его знаний, а ведь ему в это время было немногим более 20-ти лет. Вот названия только нескольких из них: "О Сибири", "О бурятах и телеутах", "О якутах и тунгусах", "Известия о старинных татарских князьях в Сибири" и тут же: "О китайских чайных деревьях", а дальше - "Пример честности", "Пример братней любви", "Великодушие в любви"...
Издательская деятельность Дмитрия Васильевича Корнильева длилась всего несколько лет, он отошёл от неё, когда ему не было и тридцати. Почему? Исследователи связывают это с тяжбой детей за наследство после смерти отца в 1795 году и с обеднением семьи. В 1796 году выходит указ императрицы о закрытии вольных типографий... Но по-видимиму, основной причиной была серьёзная болезнь Дмитрия Корнильева, следствием которой стала потеря памяти.
Прожил он, наверное, ещё долго, потому что внучка его - Екатерина Ивановна Менделеева (по мужу Капустина) - в своём дневнике вспоминает о нём как о добром дедушке. "Как теперь вижу, - пишет она, - седого старика, невысокого роста, худощавого, в длинном стариковском сюртуке, всегда тихого, спокойного, доброго. Мы дети знали, что дедушка после сильной болезни ещё в молодых годах потерял память, и от этого не мог заниматься никакими делами, память ему изменила, и он вёл спокойную, праздную жизнь. Каждый день он ходил к обедне, потом в своей комнате занимался чтением и любил переписывать, что вздумается". Внучка не говорит об издательской деятельности деда, не исключено, что она и не знала о ней - всё ли мы знаем о делах юности своих родителей, а тем более бабушек и дедушек?! Он был для неё не сибирским просветителем, а просто добрым тихим старичком. Но она сохранила удивительное описание того, как будучи больным и не у дел, он и в старости, сидя дома, не мог оторваться от любимого занятия и не просто писал, а "издавал" что-то вроде домашнего журнала: "Он складывал лист обыкновенной писчей бумаги в восьмушу, склеивал такую тетрадку и писал и прозу, и стихи, одним словом, что захочется; потом эти тетрадки сшивал в довольно толстые томики и укладывал их на полочку в своей комнате..."
Сохранился портрет Дмитрия Васильевича Корнильева - удивительное лицо, скорее просвещённого европейца, нежели жителя Сибири. Высокий лоб, плотно сжатые губы и глаза, в которых и проницательный ум, и грусть. "... Он никогда не в силах был никого обидеть и безропотно переносил всё, - вспоминает его внучка. - После обеда он всегда ложился отдохнуть, потом опять почитает, а вечер всегда проводил в молитве, он читал молитвы вполголоса, и долго слышалось его чтение. Я помню, когда он скончался и уже лежал на столе, и над ним по обычаю читали псалтырь, то мне всё казалось, что это чтение не в зале, а в противоположной стороне - в его комнате..."
МАРИЯ ДМИТРИЕВНА МЕНДЕЛЕЕВА
Дочь Дмитрия Васильевича Корнильева - Мария родилась и прожила почти всю жизнь в Тобольске. Она вышла замуж за Ивана Павловича Менделеева - учителя гимназии, преподававшего философию, изящные искусства и политическую экономию. Иван Павловия родился в Тверской губернии в семье священника Павла Максимовича Соколова. Интересно, что фамилия Менделеев - не родовая: у священнослужителей было принято давать детям разные фамилии, и из четырёх сыновей П.М.Соколова только один получил его фамилию, двое других стали Тихомандрицким и Покровским, а Ивану Павловичу "досталась" фамилия помещиков, живших неподалёку... Он окончил духовную семинарию, но священником не стал, а поступил в только что открывшийся Главный Педагогический институт в Петербурге и после его окончания оказался в Тобольске...
У Марии Дмитриевны и Ивана Павловича было 14 детей (родилось 17, но трое умерли вскоре после рождения), Дмитрий - будущий великий учёный - родившийся в 1834 году, был из них последним. Вскоре после его рождения отец ослеп и вынужден был выйти в отставку. В это тяжёлое время брат Марии Дмитриевны - Василий Дмитриевич Корнильев отдал ей в управление принадлежавшую ему стекольную фабрику в селе Аремзянском около Тобольска, куда она переехала с детьми и больным мужем. Теперь уже все тяготы легли на её плечи... Пять лет семья жила на фабрике, а потом ещё более десяти лет Мария Дмитриевна управляла ею из Тобольска, куда вернулась, чтобы отдать младших детей в гимназию. В 1837 году (через три года после начала болезни) Ивану Павловичу была сделана в Москве удачная операция, зрение частично вернулось, но преподавать он по-прежнему не мог.
Судя по воспоминаниям детей и сохранившимся документам, Мария Дмитриевна была замечательной женщиной. В детстве она выучила себя сама, повторяя уроки за братом-гимназистом, потом пользовалась большой домашней библиотекой, знаниями мужа и друзей семьи, среди которых было много декабристов, живших в Тобольске и его окрестностях на поселении. Посвящая матери одну из своих первых работ, Дмитрий Иванович Менделеев писал: "Посвящается памяти матери, Марии Дмитриевны Менделеевой. Вашего последыша... Вы подняли на ноги, вскормили своим трудом..., ведя заводское дело, Вы научили любить природу с её правдою, науку с её истиной..., родину со всеми её нераздельнейшими богатствами..., больше всего труд со всеми его горестями и радостями..., Вы заставили научиться труду и видеть в нём одном всему опору, Вы вывезли с этими внушениями и доверчиво отдали в науку, сознательно чувствуя, что это будет последнее Ваше дело. Вы, умирая, внушали любовь, труд и настойчивость. Приняв от Вас ... так много, хоть малым... Вашу память почитаю".
Судьбе было угодно донести до нас письма Марии Дмитриевны Менделеевой, сохранённые её дочерью Екатериной Ивановной Капустиной и опубликованные в 1908 году внучкой Надеждой Яковлевной Капустиной (по мужу Губкиной). Книга вышла небольшим тиражом, поэтому я приведу здесь отрывки из некоторых писем - они говорят о жизни Марии Дмитриевны и её семьи лучше любого пересказа...
10 числа июня 1839 года. Тобольск.
"... До сего времени я почитала богатство и почести случайным достоинством человека, и вполне уважала только качества добродетельной души, способности ума образованного. Истинное достоинство человека - честь, добродетель, любовь к ближнему..."
"Не осталась и не останусь праздною, пока дышу, - пишет она в другом письме - 30 июня того же 1839 года. - Мы счастливы в семейной жизни. Довольны своим уединением, и дни наши текут мирно. Маша, Паша, Митя учатся, я покойна и не тужу о том, что должна отказывать себе в удовольствиях. Письма услаждают грусть разлуки и никакое опасение не должно вкрадываться в свободу говорить заочно с родными о том, что хотим передать им..., поговоря с милыми сердцу, делаюсь веселее, как будто была у них и повидалась с ними..."
4 числа августа 1839 года.
"Я уже не то, чем была, и не могу быть более полезною моему семейству тою деятельностью, которая доставляла ему все способы физического существования: зрение и память изменили мне. С лучшими друзьями жизни моей - книгами - рассталась, кажется, навсегда. Пером владею ещё, но владею только для того, чтобы передать милым сердцу чувства души. Не думайте однако же, чтобы я предавалась горести в настоящем моём положении. Напротив, с твердою верою я спокойно несу крест мой, умоляя Бога чтобы показал мне путь, по которому должна идти..."
В это время Марии Дмитриевне было 50 лет, а её младшему сыну всего пять...
15 число утро (июля 1840 года).
"... Милая дочь моя! Отри свои слёзы и не прогневай Бога продолжительною горестью о том, что уже невозвратимо... Помни, что имеешь добрейшего мужа, помни, что он не менее тебя чувствует потерю свою. Каково ему будет, если при одном воспоминании о Машеньке* ты беспрестанно будешь обливаться слезами... Знаю из опыта жизни, что нет горести, которую время не исцелило бы; но как мать, как друг, требую от дочери моей, чтобы она и в душе не затаивала грусти своей. Ах, эта скрытая, безмолвная тоска души, как червь подтачивает физическое наше здоровье; мать ваша служит сему убийственным примером. В лучшие лета жизни своей я не умела управлять моею чувствительностью и не думала, чтобы слёзы, мною проливаемые, могли иметь столь горькое влияние на моё здоровье. Я безутешно оплакивала первые мои потери, но ныне, хотя и поздно - не сетую, не плачу, не ропщу, а желаю только, чтобы вы успокоились... С вашими радостями неразлучно и моё утешение, я живу счастием детей моих, в них полагаю мои радости, мои удовольствия. Они заменяют мне собою богатство, почести, славу... Молитва в церкви меня оживила и мы... из собора поехали на кладбище. Там поклонилась я праху моих родителей... Когда мы возвращались, Ванечка** показал мне памятник над
* внучка Марии Дмитриевны (дочь Екатерины Ивановны Капустиной), умершая в июле 1840 года
** старший сын Марии Дмитриевны
могилой матери Петра Павловича Ершова, много мною уважаемого человека. Я подошла и прочитала эпитафию и велела списать. Вот она:
Пускай для глаз мрачна земли утроба,
Но ты её темницей не зови:
Она светла для веры и любви. -
Благоговей пред тайной гроба
И сень могил благослови!..."
31 числа Декабря 1842. Тобольск.
" - Спутники души моей: Вера, Надежда, Любовь, представляя воображению картины прошедшего и будущего, заставляют смотреть на настоящее с тем спокойствием, которое есть плод покорности нашей воле Божией... Мой день, после обыкновенных занятий по обязанностям семейным и по делам фабрики, проходит без скуки. Старость и слабость здоровья, защищая меня от притязаний общественных обычаев, не стесняют моей свободы жить, согласно с целию, для которой мы сотворены. Вавилонское столпотворение гордого ума оставлено неоконченным, потому что мечты воображения смешанные разошлись в разные стороны, а существенное показывает путь к той истине, от коей для собственного нашего блага мы не должны удаляться...
Новый год! Новый год! Поздравляю вас, добрые дети мои. После общих приветствий в семье своей, взяла перо, чтобы к вам первым написать 1843 год..."
3 числа Марта 1847 года.
"... Богу угодно, чтобы я под старость, вместо ожидаемого мною покоя, трудами снискивала хлеб мой; и потому простите, что не могу писать часто, как бы желала сего. Я приказчица фабричная и в то же время повариха на всю нашу семью. Мой день начинается с шести часов утра приготовлением теста для булок и пирогов, потом приготовлением кушанья с помощью Парасковии и Афимьи, и в то же время, личными распоряжениями по делам, причем перехожу то к кухонному столу, то к письменному, а в дни расчетов по ярлыкам, прямо от стряпни к расчетам. Следственно нет ничего мудреного, и вы конечно извините меня, что я пропускаю почтовые дни. Слезы мои часто капают на журналы, посудные и статейные книги, но их никто не видит..."
В 1849 году, когда младшие сыновья Марии Дмитриевны Паша и Митя кончили курс гимназии, она уже похоронила мужа. Пашу она устроила на службу в Омск, а затем, распродав всё, что у неё было и взяв с собой Митю и дочь Лизу, поехала к брату в Москву. В "Биографических записках", составленных в конце жизни, сам Дмитрий Иванович Менделеев пишет об этом так: "...поехал в Москву, чтобы поступить в Московский Университет. Но государь Николай Павлович приказал принимать только своего округа, и, несмотря на дружбу Шевырёва, Кудрявцева и других профессоров с дядею В.Д.Корнильевым, меня не приняли. Поехали в Питер... Сперва в Медико-Хирургическую Академию...". От неё он сам отказался, так как для пробы побывал на вскрытии, где ему стало дурно. "В Главном Педагогическом институте Чижов (математик), товарищ отца, помог и в год неприёмный - приняли"... Кто знает, как сложилась бы судьба Дмитрия Ивановича , если бы не эта помощь. Менее чем через год умерла мать, и он остался сиротой...
Сохранилось последнее письмо, написанное Марией Дмитриевной детям всего за несколько дней до смерти - в сентябре 1850 года. Вот оно: "Прощайте, мои милые любезные дети! Господь посетил меня и призывает в вечность. Слава Его безмерному человеколюбию, слава Его милосердию. Недолго уже мне дышать в этом мире и вас кажется более не увидеть. Да будет над вами Божие и моё материнское благословение, да сохранит вас Пречистая матерь Божия и Архангелов мирных ниспошлёт вам. Берегите себя от всякого зла и любите друг друга. Любите добро делающих и зло творящих вам, молитесь о всех. Помните, что мать ваша на земле жила для вас и не оскорбляйте моей памяти суждениями. От Бога назначена мне доля моя. Слава Его предведению. Молитесь обо мне. Тяжко душе разлучаться с телом. Тяжко матери семейства расставаться с детьми. Я любила, люблю и буду любить вас за гробом. Богу не угодно, чтобы видела вас. Одна добрая Лизанька неотлучна от меня. Помните, что она усладила последние минуты жизни моей. Митя сирота, ему также нужна помощь, не забывайте, что он вам брат..."
На другой стороне этого письма - приписка Лизаньки: "... Молитесь, родные, о маменьке, она слаба очень".
Мария Дмитриевна похоронена в Петербурге на Волковом кладбище около церкви, совсем рядом с дорожкой, по которой 57 лет спустя ученики и почитатели понесут гроб с телом её великого сына... В дневнике Екатерины Ивановны Капустиной за 1873 год есть такая запись:
14 ноября, вечером.
"Сегодня была на Волковом кладбище, где схоронены маменька и Лизанька. Умерла маменька почти одна, имея столько детей. При ней были только больная Лизанька и Митинька, ещё мальчик. Лизанька же умерла в больнице, где Митинька не мог оставаться долее 10 ч вечера, а она умерла в ночь совсем одна в чужом городе..."
АПОЛЛИНАРИЯ ИВАНОВНА МЕНДЕЛЕЕВА
Вот ещё одно письмо Марии Дмитриевны Менделеевой, написанное в тяжёлую минуту жизни - после похорон 26-летней дочери Полиньки - Аполлинарии.
15 января 1848. Тобольск, в 10 часов вечера.
"Сердце моё растерзано, а я даже не смею плакать... Боже мой! Боже мой! Дай мне силы и крепость страдать и терпеть!!! Говорят, что народу в церкви и за валом было столько, что многие не могли проститься, но я видела один только гроб, скрывающий от меня дочь, похищенную смертью, дочь, которую я удержала от монастыря, чтобы она закрыла глаза мои и послужила при смертном одре матери; а она с крестом в руках, презирая мои слёзы, искала смерти, и после трёх лет страдальческой жизни на земле перешла в жизнь вечную за гробом; дочь, от которой я ожидала в старости моей подкрепления и отрады! Боже мой! Боже мой! Я тверда как камень и совершенно здорова... По просьбе моей соборные певчие пели тот самый концерт, который был пет при освящении Аремзянского храма нашего: "Коли возлюблены селения Твоя". Я рыдала и вся церковь плакала, как говорят все. О! Есть ещё люди, сострадающие и моему горю..."
И ещё одно письмо, написанное менее чем через день.
16 января. После ранней обедни.
"... Не плачьте об ней..., добрые её сёстры и братья. На земле ей было душно, тесно! Она сгорала любовию и молилась, чтобы Господь взял её к Себе. И там она будет молиться за всех нас. Страдания её были тяжкими, она искала их и усугубляла свои подвиги, предавшись по неопытности сильному стремлению восхитить венец спасения и пришла к концу земной жизни с чистою младенческой верой... Да почиет в мире до радостного восхода нескончаемого дня!"
Так рано умершая Полинька была личностью удивительной. Её вера и нравственные принципы поднимались до святости. Сама имея очень мало, она всё, что зарабатывала шитьём, отдавала тем, кто нуждался больше неё, шла к больным в любую погоду, даже когда сама уже была больна. "Она умела употреблять на добро всё, что у неё было", - напишет после её смерти младшая сестра Лиза.
Сохранилось несколько писем Аполлинарии Менделеевой. Вот одно из них, написанное старшей сестре Екатерине после кончины отца, за три месяца до смерти самой Полиньки.
14 сентября 1847 года.
"Родные мои..., Благославение, мир вам от родного нашего папеньки. Да, друзья мои. Господь удостоил его кончины христианской. Его смерть не есть смерть, а сон, он умер смертью праведника. Да успокоит Господь и душу его со Святыми. О нас, о маменьке, что сказать? Скорбь наша должна быть равна с вашею. Милый родной наш за 10 минут не более до кончины ещё раз благославил всех нас и вас и сказав "прощайте" с этим скончался. Пишу вам в исходе 4-го часа. Маменька и все легли. Я слышу чтение псалтыри. Читает дьякон...
Будем писать, а теперь нет сил... Мы все уповаем на Господа и ему предаём себя. Помолитесь и за нас... А."
26 декабря 1847 года.
"Не сетуйте на меня, мои друзья, что мало пишу. Господь, посетив меня болезнью, даровал много радости духовной; я благодарю Господа и предаю себя его Святой воле. Прошу одного терпения. Грустно за милую маменьку и всех вас, родные мои. Но прошу одного, не сетуйте не меня, а со мною грешною молитесь Господу и его Святой Матери. В самой болезни, тяжёлой для меня, я спокойна в сердце и весела...
Много теперь расходов на меня в аптеку.
Благодарю за терно на платье. Пришлите полакомиться карамели - малиновой. А.".
Она умерла 12 января 1848 года, через две с небольшим недели после этого письма...
"... Жизнь её с моею так несхожа, - писала после её смерти сестра Лиза, которой тогда было 16 лет, - она жила для Господа, всею душой и сердцем любила его и не жалела себя трудиться для Господа, и сколько она переносила, это ему одному известно. Он теперь успокоит её душу. Она хоть и мало жила, но кто и долго живёт, но с нею сравниться не может и с её добрыми делами... Она в болезни своей была очень терпелива, иногда только говорила: "Господи, долго ли ещё продолжится моё страдание?", так ей тяжело было, жар у неё был всегда сильный, язык высох ужасно, просто как кожа, грудь сильно болела, и каждое дыхание её было так тяжело, что окружающие её без боязни не могли на неё смотреть, но она во всю болезнь свою не стонала, разве иногда, когда спала...
Все её бумаги из стола я собрала. Не знаю что бы вам послать из её имущества... Бельё она меня просила взять. Платья раздала тем, кто ходил за нею... Шерсти и шелку оставила мне, но с уговором, чтобы доктору вышить что-нибудь..."
Не сохранилось ни одного портрета Полиньки Менделеевой. На кого она была похожа, и кто был похож на неё? Где обитает её Душа и заглядывает ли на Землю? Не знаю...
"... Не могу без слёз благодарить тех, кто хоть немного делит со мною мои чувства, или верит мне. Но должна и обязана более благодарить и всех тех, которые иначе думают обо мне. Разумеется сердце наше видит один Господь... Скажут, неуместны мои рассуждения, и я скажу одно: Благодарю за всё... Прощайте. Ваша А."
(продолжение следует)
Связаться с программистом сайта.
