Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
МЫ КОРНИ ДЕРЕВА (часть 5-я)
Содержание 5-й части
- Любовь Михайловна Богданова;
- Александр Михайлович Богданов;
- P. S.
ЛЮБОВЬ МИХАЙЛОВНА БОГДАНОВА
Это моя мама. Она родилась в ноябре 1915 года в Киеве, первые годы детства провела в Архангельске, сознательное детство и юность - в Лондоне. Судя по многочисленным сохранившимся фотографиям, эти годы были счастливыми: вот она с братом катается на слоне в лондонском зоопарке, вот среди многочисленных подруг в саду или на берегу моря, вот играет в теннис на палубе какого-то парохода...
Училась она в школе при Лондонском университете (Paddington and Maria Vale High School); в маленькой газетной заметке, посвящённой их выпуску, упомянуто её имя - первый приз за знание французского языка. Секрет этого успеха прост - когда не хватало денег, чтобы платить за лондонскую школу, маму на некоторое время отправляли учиться в Бельгию, это было дешевле, а французский язык там становился основным. В дальнейшей жизни не нашлось применения ни практически родному для неё английскому (она жила в Лондоне с пяти лет), ни хорошему французскому. Было много тревог, огорчений и настоящего горя, и тем не менее, она никогда не сожалела о возвращении в Россию, по крайней мере, в разговорах со мной. А может быть, это была одна из "занавесок", которой меня защищали от ненужных знаний.
"Перевалочным пунктом" на пути домой была Литва - Каунас, где тогда жила старшая сестра бабушки Александра Николаевна, вышедшая замуж за литовца. Судя всё по тем же фотографиям, и это время было для мамы счастливым. А кончилось оно тем, что она оказалась в Москве одна за шесть месяцев до моего появления на свет. Другой - воспитавший меня - папа был так добр к маме, ко мне, а потом и к моим детям, что я никогда не задавала вопросов о моём "кровном" отце. Скорее всего, он умер или погиб. Помню, что после войны к нам приезжали родственники из Литвы. По тогдашней материальной скромности нашей жизни, живо помню не столько их, сколько роскошные дары - разные вкусности и платье маме с пуговицами в виде цветов - такими красивыми, что они сохранились до сих пор, переходя с вещи на вещь.
Приехав в Москву, мы (то есть мама и уже ожидавшаяся я) жили в квартире у тёти Лизы и её мужа, в тогдашнем доме правительства. Интересная деталь: в выписке из домовой книги, которую мне дали в музее, существующем теперь в этом доме, сказано, что мама "прибыла" из Киева - предосторожность разумной тёти Лизы: не из-за границы, что уже тогда (начало 37-го) было небезопасно.
Об этом времени мне редко рассказывали, даже после 1956 года, когда вроде бы можно было перестать бояться. Те, кого этот страх коснулся, бояться не перестали до конца своих дней. Только перед самой смертью мама начала вдруг вспоминать о том, как "чёрная чума" шла от подъезда к подъезду, и ей, как, наверное, и другим обитателям дома, запрещали бежать к подругам, к которым уже пришло горе. А потом оно пришло и к нам, и утешить нас тоже никто не пришёл...
Когда в конце 1938 года пришли арестовывать мужа тёти Лизы - Михаила Кольцова - его не было дома, а она была в Испании. Дома были двое: мама (23 года) и я - чуть старше года. Может быть, их остановило то, что мы не кровные родственники того, за кем они пришли, может быть, к этому что-то добавила мамина красота и то, что ребёнок "разумно" молчал (я не плакала!), но маме удалось побросать что-то в мою кровать, говоря, что это детские вещи. Потом они очень пригодились тёте Лизе - помогли выжить. Есть такой фильм (кажется, он называется "Умирать не страшно"), героиня которого очень напоминает мне маму - и внешностью, и стилем, и вся семья так похожа на нашу, смотрю и каждый раз плачу, даже и сейчас плачу, когда вспоминаю об этом.
По-видимому, высокие инстанции, ведавшие в те годы нашей жизнью и смертью, работали не очень согласованно. На следующий день после обыска нам позвонили по телефону и попросили Кольцова. На мамин ответ: "Его нет" - попросили передать, что он там-то и в такое-то время должен получить орден (какой-то высокий - то ли Красной звезды, то ли такого же знамени). Мама долго кричала в уже отключившуюся трубку: "Его нет совсем!". И только тут по-настоящему испугалась и начала плакать, и я вместе с ней...
Потом мы переехали на Сретенку в коммунальную квартиру к бабушке Соне и прабабушке Лизе. Перед войной мама серьёзно болела - дифтерит и ещё что-то. Кажется, даже получила временную инвалидность.
Потом была война. Летом 41-го мы с мамой уехали в эвакуацию. Как ехали, не помню (хотя мне уже было четыре года). Помню поход в бомбоубежище в Москве до отъезда: кто-то несёт мой детский стульчик, а я - куклу, отчётливо помню жизнь в эвакуации, а вот дорогу туда не помню совсем.
Жили мы в деревне со смешным названием Кур-Выселки, недалеко от Сызрани. Днём мама работала в колхозе, а я ходила в детский сад. Мама, непривычная к физическому труду, трудодней зарабатывала мало, а я (не самый примерный ребёнок) периодически сбегала из детского сада...
Из сохранившихся маминых писем.
15 августа 1941 г.
"... Устроились хорошо. Избушка тёплая. Работаю в колхозе. Сегодня жала и расставляла снопы. До этого работала на бахче и в огороде...
День наш проходит так: встаём в 4 часа, хозяйка топит печку, я варю похлёбку. В 5 часов бужу Любу. Поедим и на работу, а Люба в детский сад. Ей там неплохо, ходит с удовольствием, хотя иногда дерётся с ребятами...".
10 октября.
"... Люба уже мечтает о Москве. Просит, чтобы я её купила и подарила".
22 декабря.
"... Вот уже 8 дней, как Люба лежит с корью, температура около 40, ничего не ест, только пьёт тёплый чай с сахаром, который я берегла на всякий случай. Сегодня ночью решила, что она умирает - дыхание быстрое, быстрое, кашляет, глаза гноятся. Врача нет...".
4 февраля 1942 г.
"Дорогая мамочка, вчера сходила на почту, получила посылочку с лекарствами. Спасибо!..
Конфетам все очень обрадовались. 2 разрезала и угостила ребят, а две Любусе. Одну она ночью съела: проснётся, откусит кусочек и завернёт в бумажку, чтобы хватило подольше...
У меня большая радость. Любуся сама начинает читать. Сидит утром с букварём, и вдруг смотрю - буквы сама складывает...".
12 июля.
"... Сегодня выходной день. Когда целую неделю работаешь в поле, думаешь в выходной отдохнуть, но не получается. С утра нашлось столько дел, и только сейчас, когда солнышко спать скоро ляжет, села писать...
Сейчас у нас жуткая жара, в поле очень трудно работать. Но ничего, скоро кончится прополка, будем жать. Я сильно загорела. Устаю, конечно, но, главное счастлива, что Любуся с каждым днём становится крепче. А она счастлива, что у нас появились цыплята - 12 штук, и всех она зовёт по именам: Шалунишка, Трусишка и т.д. А котят зовёт Минкой и Васькой, хотя они оба кошки...".
9 ноября.
"... Вот сижу и думаю, увидела бы ты сейчас меня и не узнала бы, до того я хожу чумазая. Хожу в коричневых брюках, куртку одеваю под пальто, а на голову тёплую шапку и розовое одеяло (остатки от него), на ноги 2 пары чулок и шерстяные носки. В поле пока не мёрзну...".
27 ноября.
"... Завтра мой день рождения. Вчера получила от Воли длинное хорошее письмо. Сейчас меня с Любой угостили солёными огурцами. Как бы хотелось и тебя угостить...".
Вместе с нами в избе жила ещё одна семья из Москвы: мама и двое детей, моих ровесников. Сначала заболела и умерла девочка - Галя. Я до сих пор так отчётливо помню, как мы с её братом Юрой (тогда ещё живым и здоровым) играем в похороны: закапываем куклу в песок. Потом заболел и умер он. Заболела и я...
Из маминого письма бабушке.
16 мая 1942 г.
"Дорогая милая мамочка, если бы ты знала, как у меня тяжело на сердце. Я тебе писала, что у Кати девочка умерла, а сегодня мальчик слёг с такими же налётами. Хотя фельдшер уверяет, что это ангина, я уверена, что дифтерит. Мамуся, здесь негде даже мазок взять, самая близкая лаборатория в Сызрани - 75 км. Очень, очень боюсь за мою доченьку. Она сегодня такая капризная, как перед болезнью. Буду надеяться, что всё обойдётся, ведь ей ровно через месяц будет 5 лет. Неужели она не доживёт...".
Известно, что стрессорные ситуации делят людей на группы с разной устойчивостью, с разным типом поведения при стрессе. Иногда человек слабый в обыденной жизни у крайней черты совершает поступки, на которые неспособны личности, физически гораздо более сильные. Сколько таких людей выявила война. Такой оказалась и моя мама. Когда я заболела, она на руках отнесла меня за несколько километров - куда-то, где можно было "добиться лошади", этой лошади она добилась, отвезла меня в больницу, и я выжила.
И снова из маминого письма.
4 июня 1942 г.
"... Сегодня 18 дней, как Люба заболела. 4 дня тому назад она уже чувствовала себя хорошо, а ночью вдруг заболели суставы, шея и голова, и с тех пор она не может сидеть и голову не может повернуть или держать...
У нас в баночке стоят незабудки. На улице хорошо. Сейчас надвигаются тучи, будет гроза...".
Я выжила, но ещё долго (мне кажется, несколько месяцев) не могла поворачивать голову.
Потом нам почему-то не давали пропуск, чтобы мы могли вернуться в Москву. И мама решила добираться из Сызрани "своим ходом"! Я хорошо помню, что мы в основном шли пешком. Помню подсолнухи и ежевику вдоль дороги. Помню страшный крик моей прабабушки - уже в Москве. Наверное, я так ужасно выглядела (говорят, что старая шубка была одета на голое чёрное тело), а прабабушка была парализована и не могла говорить. Но никаких страданий и вообще отрицательных эмоций, связанных с этим рискованным путешествием, я не помню! А вот тепло московского дома после дороги помню чисто физически, и даже чай - с сахарином и сиропом, фантастическое лакомство по тем временам...
Очень скоро я пошла в детский сад, потом в школу. А мама начала работать. Врачебно-косметическая лечебница, куда она устроилась регистратором, находилась почти на углу нашего Малого Головина переулка, около овощного магазина. Мама уходила рано и возвращалась поздно, а я после школы (она была на другом углу нашего переулка) обычно относила маме обед. Бабушка наливала суп в маленькую кастрюлечку с колечком на крышке, заворачивала её в тёплый шарф, и я шла к маме. В крохотной лечебнице всегда было многолюдно, в регистратуру стояла очередь, а маме надо было не только всё записать, но и не ошибиться, считая деньги - лечебница была хозрасчётная.
Память о первых школьных годах связана у меня в основном с бабушкой, - она будила меня, собирала в школу, заплетала косы, вечером проверяла уроки, шила новые платья из старых, водила в гости и в баню, и так до восьмого класса, когда бабушки не стало...
А с мамой связано открытие Художественного театра. Всё произошло случайно, - среди посетителей маминой лечебницы была женщина, которая работала в этом театре - пропускала зрителей в первые ряды партера. Она давала нам бесплатные билеты, а в зале сажала на хорошие места. Это было на зимних каникулах шестого класса. Стояли ужасные морозы. Нам (мне и моей подруге Маше) натирали носы гусиным жиром, заворачивали во все возможные платки и отправляли в театр. Из того, что мы увидели в эти каникулы, точно помню "Двенадцать месяцев" ("Синюю птицу" я посмотрела раньше) и "Вишнёвый сад". Наверное, это был один из последних спектаклей, где играла Книппер-Чехова. Мы с Машей (в белых фартуках!) торжественно сидели прямо у сцены - в середине первого ряда. Не знаю, чем меня в моём тогдашнем возрасте задел этот спектакль, но именно с него началось моё увлечение МХАТом, ставшим в старших классах едва ли не вторым домом. Правда, мы уже не сидели в партере, а брали входные билеты и устраивались на ступеньках, зато посмотрели все лучшие спектакли по 5, а то и по 10 раз!
Сама мама редко куда-нибудь ходила, наверное, очень уставало на работе. Если выдавалось свободное время, читала, очень любила Диккенса - так радовалась, когда удалось подписаться на собрание его сочинений... После смерти бабушки к маме перешла организация семейных праздников. Они были не очень частыми и пышными, но обязательно с пирогами, которые не только подавали на стол, но и непременно давали каждому с собой. Пироги были очень вкусные.
Удивительно, но и сейчас, когда прошло столько лет, мои старые друзья, если заходит речь о маме, всегда вспоминают её по имени и отчеству: не "твоя мама", а непременно Любовь Михайловна. Кому-то она подсказала, где отдохнуть, кому-то - что почитать, что приготовить или сшить...
С годами крохотная врачебно-косметическая лечебница, где работала мама, выросла в Институт красоты на Новом Арбате. И мама до пенсии работала там, - теперь в отделе кадров...
Так часто думаю о том, что и я во многом виновата в том, что её жизнь не была такой счастливой, как хотелось бы. Конечно, были хорошие дни: замечательное лето на Оке около усадьбы Поленова, поездки в Лидзаво в Абхазии - море и сосны прями на берегу, прогулки в горы за ежевикой, удивительный запах поспевшей изабеллы... Но были и грустные будни в коммунальной квартире, нехватка денег... Моё неудачное первое замужество, полная чуждость маме и папе человека, которого я выбрала, и его родни, скорый развод... Мама не вникала в суть моей работы (а может быть, мне это только казалось), в то, что увлекало меня и делало жизнь интересной. Она видела, как я от этой работы устаю, как коллеги и даже друзья бывают несправедливы, как мне тяжело с двумя детьми и без каких- либо признаков помощи со стороны бывшего мужа. Подозреваю, что мою личную неустроенность она переживала куда болезненнее, чем я. Своего второго мужа я встретила через два года после маминой смерти, и мы прожили дружно и почти счастливо много лет. Купили дом в деревне с чудесным яблоневым садом, с малиной, крыжовником и другими сельскими радостями. В саду жили наши "собственные" соловьи и собственные ежи... Но мама этого уже не увидела...
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ БОГДАНОВ
Это мой дядя - младший брат мамы. Их отец пропал без вести в гражданскую войну. Где-то в Средней Азии. А он пропал без вести в Великую Отечественную войну. Где-то под Москвой. И мы так и не знаем, - где. Такие судьбы - у отца и у сына...
Он родился 3 октября 1920 года в Лондоне, учился в английской школе, потом приехал в Москву, снова учился, кончил школу, поступил в строительный институт. Но уже через месяц получил повестку ( она сохранилась среди немногих вещей и документов, оставшихся от него):
"Куйбышевский Районный Военный Комиссариат предлагает Вам явиться 28 октября 1939 года к 18 часам по адресу: Армянский переулок, дом 13 к тов. Орлову"...
Меньше чем через месяц он уже был во Владимире, в пехотной школе...
23.11.39.
"... У меня всё хорошо. Привык, нравится... Сегодня получил личное боевое оружие - ручной пулемёт - ах, хорошая штука! Это не то, что моё духовое ружьё...".
12.1.40.
"... Если будете присылать конфеты, - то пускай качество страдает за счёт количества...".
26.1.40.
"... Прошло три дня, как мы в зимних лагерях. Сижу сейчас у костра, кушаю горячие московские баранки (я их подогревал на огне) и слежу за тем, как сушатся тёплые перчатки, - как бы не сгорели...
Погода удачная - не очень холодно. Спим в землянках. Лыжи снимаем с ног только когда спим и кушаем, а так все занятия на лыжах.
А хорошо, честное слово! До чего красива русская зима...".
26.2.40.
"... Милая сестрёнка, у меня к тебе просьба. 28 числа у Вали день рождения. Подари ей от меня какую-нибудь безделушку. Не подведи, пожалуйста...".
В немногое свободное время он занимается английским языком - поступает на заочные курсы, и даже обучает английскому языку сослуживцев. В письмах сестре, кроме бумаги, конвертов, сладостей и тёплых вещей, просит присылать архитектурные журналы. Считает месяцы, оставшиеся до возвращения домой, в институт. Переживает, что многое забыл...
1.1.41. 2ч.30мин.
"Поздравляю всех с Новым 1941 годом! Пусть он принесёт вам что-нибудь хорошее...
А я Новый год проспал. Часов в 11 прилёг и начал слушать радио. Танцевальная музыка, которую передавали, пробуждала приятные воспоминания. И не заметил, как под них заснул. И вдруг - уютная комната, хрустальные бокалы, смех, красивые девушки - настоящий праздник... А потом какой-то странный звук. Никак не пойму, в чём дело. А это крикнули: "отбой!", и уже ровно 2 часа ночи первого января. Наступил новый 1941 год. Что он мне принесёт - не знаю...".
Новый год принёс войну... Одно из писем написано в день её начала.
22.6.41.
"... Я жив, здоров. Правда, об учёбе в институте теперь не придётся думать. Это уже в прошлом... Обо мне не беспокойтесь. Берегите себя. Привет Мусе, Ирине, Вале, Юзику и всем, всем. Скоро напишу. Целую. Саша".
Через несколько дней их отправили в тыл - в Горький. Он успел оценить красоту тамошней набережной, искупаться в Волге и даже побывать в картинной галерее...
А потом - возвращение в Подмосковье; последним местом, откуда пришли весточки, был военный лагерь под Серпуховом. Бабушка даже навестила его там в сентябре. Сохранилась записка: "Мама, подойди к столовой (по дороге) к 1ч. 30мин. Буду ждать". И всё, - больше никаких известий...
На все запросы много лет приходил один и тот же ответ на стандартном бланке, где от руки были вписаны только фамилии: "Гр. Богдановой С. На Ваше письмо сообщаю, что Богданов А.М. в числе убитых, умерших от ран и пропавших без вести не значится". И только в конце 1948 года, незадолго до бабушкиной смерти, пришёл ответ, что он "находясь на фронте, пропал без вести в феврале 1942 года"...
Сколько жизней унесла война - молодых, красивых, полных планов и надежд. И сколько среди них пропавших без вести, не нашедших даже могилы. В нашем доме на Сретенке, где было всего шесть квартир, без вести пропавших было двое...
И ещё одно письмо.
27.12.39.
"Здравствуйте, милые родные! Пишу вам всем, ибо если писать сейчас и поздравлять с Новым годом каждого из вас в отдельности, бумаги не хватит, да и времени тоже...
Как все вы? Люля маленькая, наверное, ещё больше выросла, большая совсем стала. К тому времени, как вернусь, так вообще 5 лет ей будет, - вот здорово! Интересно, быстро ли пройдёт это время, или нет?"...
Время прошло быстро. Мне уже 75. А он так и не вернулся...
P. S.
Замечательный мыслитель - физиолог и богослов - Алексей Алексеевич Ухтомский говорил, что каждый человек - это результат сложной работы "рода и предания". Мы продолжаем жизнь предков. Чисто материальный - генетический материал причудливо комбинируется в каждом из нас, делая похожими иногда на людей, давно ушедших.
В этой книге я собрала то, что мне удалось узнать о некоторых (далеко не всех) людях, составивших историю нашей семьи. Одни из них родились в России, другие стали россиянами, приехав из разных стран. Они воевали за Россию, открывали для неё новые земли и законы, преподавали, создавали почту и строили железные дороги. Некоторым посчастливилось в полной мере реализовать свои способности и добиться успеха. Но и в тех случаях, когда "деловая" судьба из-за внешних обстоятельств не складывалась, они всегда достойно "несли свой крест" на том месте, куда их поставила жизнь.
Из моего дневника.
6 ноября 2012 года.
"Грустные даты. Сегодня папина годовщина, завтра день его рождения. Какой он был удивительный человек - мягкий, добрый, умный. Нет, не просто мягкий и добрый, - всё это в каких-то степенях необыкновенных. Столько талантов - блестяще (профессионально) фотографировал, играл в шахматы, какие письма писал - настоящая литература. И всё это "съела" жизнь. Войны, революция и то, что между ними. Была на кладбище, положила еловые ветки на зиму. Был чудесный день - Казанская, наша семейная...".
Из папиных писем маме.
10.5.43.
"... На той неделе после ночного марша утром нашёл в лесу первые фиалки и вспомнил Кунцево, где мы когда-то их собирали...".
17.7.43.
"... Вот и отвоевался на некоторое время. Лежу в шинах. Вчера ранили сразу в левую ногу, левую руку и голову. Сегодня должны отправить в тыл, откуда сообщу адрес...".
авг. 43 г.
"... Вот мой адрес: Свердловская область, г. Камышлов, госпиталь 1727. Это между Свердловском и Тюменью...
Обо мне не беспокойтесь. Кровать у окна, воздуха и цветов много. Буду до снятия гипса лежать, спать, читать, курить - четыре удовольствия. Все мелкие осколки в шее и руке выковырял сам. Завтра вынут остальные - сидят глубоко, сам не добрался...".
Один из этих осколков почему-то не вынули, он так и остался в ноге - на всю жизнь...
20 сент. 43.
"... Часто лежу и думаю о будущем, которое кажется таким хорошим...
Здесь чудная осень. Уже третий день хожу на костылях - ведь два месяца не был на улице...".
28.5.45. Львов.
"... В ведре, поднятом из колодца, лепестки. Это осыпаются яблони, груши, вишни. Всё цветёт - ещё черёмуха, каштаны и другие какие-то деревья, которых никогда не видел. Весь город в цветах...".
И ещё одно папино письмо, написанное в "высокие инстанции" через несколько лет после войны - в конце 1949 года, когда его уволили с работы.
"Секретарю Центрального комитета ВКП / б /
Георгию Максимилиановичу Маленкову
21-го ноября с/г руководство объединения "Машиноимпорт" МВТ СССР поставило меня в известность, что в связи с проводимой Министерством реорганизацией аппарата, я с 3.12.49 освобождаюсь от занимаемой мною должности старшего инокорреспондента.
О настоящей причине моего увольнения мне не говорят. Однако каждому ясно, что это ни в какой степени не связано с реорганизацией аппарата, ибо в этом случае меня бы не освободили от занимаемой должности, т. к. я всегда считался и считаюсь лучшим работником.
В числе очень немногих я внесён в книгу почёта В/О "Машиноимпорт".
Я думаю, что причиной моего увольнения послужило то, что я в 1919 году эмигрировал вместе с родителями в Англию, где жил менее двух лет. В то время мне было около 16 лет. В Англии я обучался на курсах, проживая с родителями. С конца 1920 года я жил самостоятельной трудовой жизнью. В 1921 - 1924 годах проживал в Литве и при первой возможности - в 1925 году вернулся на Родину, где в течение 24 лет добросовестно работал.
С 1925 года работаю непрерывно в Москве: в Совторгфлоте, Зернотресте, Машиноимпорте, газете "Красный спорт", горкоме Творческих фото-киноработников и снова - с мая 1940 года по настоящее время - в В/О "Машиноимпорт".
В июле 1941 года я ушёл добровольцем в Красную Армию и состоял в её рядах по июль 1945 года. Участвовал в боях и был тяжело ранен. Обращаюсь к Вам с просьбой рассмотреть моё заявление и дать мне возможность применить свои силы и знания на работе, в которой по своему опыту я смогу принести наибольшую пользу Родине.
Прошу извинить за непосредственное обращение к Вам, т. к. обращение к руководству МВТ считаю бесполезным, ибо вопрос моего увольнения, вероятно, с ним согласован"...
Основная военная награда - медаль "За отвагу" - нашла папу только через много лет после войны - в 1972 году...
Он погиб в мирное время - накануне своего 73-го дня рождения. Поздно вечером пошёл в магазин, чтобы купить что-нибудь вкусное детям (тогда именно в это время "выбрасывали" что-нибудь хорошее). Стоял на тротуаре, ожидая зелёного света. Было очень скользко. На тротуар вынесло огромную машину, посыпавшую улицу песком...
На следующий день (7 ноября, тогда большой праздник) мне пришлось искать папу в морге. Он и тут мне помог: войдя в этот огромный, страшный зал, я издали увидела стоявшую у папиных ног хозяйственную сумку, с которой он обычно ходил в магазин...
____________________
Самым любимым праздником в нашем доме всегда было тридцатое сентября - именины Веры, Надежды, Любови и их матери Софьи (мудрости). И, наверное, не только потому, что эти имена повторялись у нас в разных поколениях, но и потому, что день этот воспринимается как праздник великих начал, на которых держится мир, без которых невозможно счастье.
У Аполлона Майкова есть замечательное стихотворение о счастье:
В чём счастье?..
В жизненном пути,
Куда твой долг велит - идти,
Врагов не знать, преград не мерить,
Любить, надеяться и - верить.
Как много преград, иногда огромных и страшных, было на пути людей, о которых написана эта книга... А они оставались верными долгу, верными самым высоким человеческим принципам. При самых трудных трудностях умели найти крохотные островки счастья: почувствовать запах цветущей сирени, увидеть фиалки в лесу, поставить на стол букетик незабудок, посочувствовать кому-то, поделиться последним...
Они живут рядом со мной: смотрят с портретов, висящих на стене, со страниц альбомов. Я держу в руках украшения, которые они носили, их письма, книги, рисунки... Стою перед старинным зеркалом, перед которым когда-то стояли они, и вижу их лица у себя за спиной. Они есть, пока мы их помним...
1
Связаться с программистом сайта.
