Шабанов Роман Витальевич
Коробка

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шабанов Роман Витальевич (roma-tea79@mail.ru)
  • Обновлено: 12/12/2009. 81k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  •  Ваша оценка:


    Коробка

    (драматическая история в двух действиях)

    Действующие лица

       Татьяна Николаевна - директор детского дома
       Сергей Львович - старший воспитатель
       Вениамин Каземирович - практикант
       Кафка, Вена, Малой - детдомовцы
       Голоса
      

    Действие 1

    Все события происходят в детском доме одного из городов России. Детский дом - это приют и спокойствие обездоленных детей, лишившихся родителей.

    Картина 1

      

    Ночь. Комната с двухъярусными кроватями, стоящими в ряд. В них спят дети. И только двое из них сидят и что-то рассматривают в свете фонарика.

       Малой. Ничего себе окружности. Какой должен быть циркуль, чтобы все охватить.
       Вена. Представь, лет через, скажем, парочку мы встречаемся на Бродвее...
       Малой. Это в штатах что ли?
       Вена. Не скажи. В каждом городке есть свои бродвеи.
       Малой. А что это за брад-вей?
       Вена. Улица такая в Нью-Йорке. Что-то смахивающее на Арбат, но под увеличительным стеклом.
       Малой. Ну а мы то в каком городке встретимся?
       Вена. Допустим, в Индианополюсе .
       Малой. Чего? Это что за хухры-мухры?
       Голос сверху. Что не спится, лунатики? Сейчас вызовешь дух Большого клопа и тогда берегись. Тихо!
       Вена. (шепотом) Точно. Пора бы и за помидорами. Знаешь, я каждую ночь хожу на кухню, во сне правда. А там стоят кадки, большие такие с разным наполнением от огурцов до манго.
       Малой. Ман-га - это что наша манка?
       Вена Намного вкуснее. Сам не пробовал, но Холодный на улице рассказывал.
       Малой. Да врет он. И про свое беззаботное детство, и годы в столичном университете, также про дядьку, который ему приходит раз в месяц. А ведь этого дядю никто не видел. Вот ты, видел?
       Вена. Нет, но я ему верю. У него глаза такие...
       Малой. Голодные, ты хочешь сказать? Глядя на каждого встречного-поперечного в этом клоповнике можно предположить, что они ангелы, с этими, ну, колечками над головой.
       Вена. Нимбами.
       Малой. Точно. И вообще, чувствует моя подпорка, что ничего путного из этого мира мы не вынесем.
       Вена. Куда это ты собрался путное выносить? На мороз что ли? Сиди, кушай харчи, которые тебе дают и не жуй верхнюю губу с видом горемыки.
       Малой. Да разве это можно поглощать. Такое ощущение, что наш повар перед приготовлением того, грамм 100-150, а потом готовит то ли украинский борщ, то ли отбивную.
       Вена. Отбивная - это мясо отбитое, или отобранное у собаки.
       Малой. Колоссально и мы это хрум-хрум.
       Голос сверху. Господа неспящие. Имейте совесть, если вы даже ее не имеете.
       Малой. Сам-то понял что сказал?
       Голос сверху. Займите у меня и на правый бок.
       Вена. Я сплю на левом. На правом у меня перед глазами сосед, или спина его, в общем, на какой бы он стороне не спал, для моего восприятия это нежелательно.
       Малой. Что ветрит?
       Вена. Не то слово. Говорит, не со зла. А мне от его "извини" ни горячо, ни морозно.

    С верхнего яруса прыгает вниз еще один парнишка. Величать его Кафка. С повязкой на одном глазу.

       Кафка. Ну, что вы за друзья. А ?
       Вена. А что такое?
       Малой. Ладно, можешь забирать мое второе.
       Кафка. Да нет, я не о том.
       Вена. Что высоко лежу, далеко гляжу. Что верхи говорят?
       Кафка. Смрад там стоит. За день комната пережила три революции, две пары войн и настоящее землетрясение. А все поднимается вверх. Это в водной стихии все детали оседает на дно, а у нас все выше и выше и выше. Прищепка едва помогает.
       Малой. Ребята, я предлагаю немного потрескать.
       Вена. Вы как хотите, а мне утром еще зарядку проводить. А для этого нужен такой голос и столько энергии, как борцу или тяжелоатлету. Минимум 10 часов сна и обязательный рацион.
       Кафка. Уже 2 часа, поэтому 10 ну никак не наберешь в сумме. Я хоть гимназии не заканчивал, курсы психодогов и прочие инвестиции в черепную коробку ко мне не поступали, но понимаю, что лучше провести время с пользой как для себя, так и для друзей.
       Вена. Психологов, Каф. Но это были психотерапевты, и они скорее мне засоряли, чем давали дельное. Советовали, блин. Страна советов, иголка мне под кожу.
       Малой. Я бы их на костре инквизиции.
       Вена. Не надо, я добрый. Вы же не хотите сдирать с меня кожу - это я об утреннем предприятии. Если нет, то проложите дорогу к горизонтали.
       Малой. Да, вертикаль - это мы. Кто не с нами, тот против нас.
       Кафка. Вертикально висят, утонули, не слышат, как в углу бесприютные добрые мыши, превращаясь в суровую мягкую сталь, иногда пробуждаясь на горизонталь.
       Малой. Ребя! У меня идея на миллион.
       Вена. Вещай, только тихо.
       Малой. Идея перевести часы у всех этих клопов как главных, так и мелких. А потом выспаться, на всю жизнь.
       Вена. Не забудь со светилом договориться. А то вылезет из-под туч, и нас выдаст.
       Кафка. Ха, ваш отличительный манер всегда был для меня пример, и горизонт для вдохновенья вер.
       Малой. Браво! Бис!
       Все. Браво! Еще!
       Кафка. Хорошего помалу, чтоб жарко в комнате не стало, а то, друзья, пиши пропало.
       Голос сверху. Кто-то идет.

    В комнату входит мужчина крупной комплекции. Это Сергей Львович -старший воспитатель в детском доме. Ребята в спешке распределяются по своим кроватям.

       Сергей Львович. Это что еще за ириска? Кто только что нарушал порядок в Миргороде? Я спрашиваю, кто это был. Так, я повторять не очень-то и люблю. Так что выходи, подобру, а то счетчик тикает, и сила наказания растет в геометрической прогрессии. Что, делаем вид, что мне показалось. Артисты. Каждую ночь цацкаюсь с вами, ей богу. И дышим, ну вы поглядите, правильно, не сбивчиво. Рот открыт, выражение глубокого сна. Надо же. Наверное, долго репетировали. Ладно, продолжайте имитировать, а я пойду.

    Сергей Львович обходит комнату и внезапно включает свет.

       Утро для вас наступило. Медленно пробуждаемся, глазки открываем, потягиваемся и утренняя улыбка сначала самому себе, потом соседу справа, слева, снизу, или сверху и мне, не забудьте. Встать! Для вас подъем. И для вас, синьор. Через пять минут на площадке. Форма одежды свободная. Настроение - боевое, спортивное. Не забудьте прихватить баллоны с энергией. Пригодится. Что возмущаемся? Что ты сказал, повтори. А, то-то же. Благодарите своих друзей за оказанную услугу. Только без яркого грима, пожалуйста. Даю еще дополнительные 10 минут. Не благодарите! Надеюсь, хватит?

    Сергей Львович уходит.

       Кафка. Это было весьма маленькое, согласитесь, недоразумение, которое обещаю компенсировать варением.
       Голоса. Засунь себе это, знаешь куда, откуда ноги растут.
       Малой. Ребята, мы же с вами одно щи хлебаем. Одну одежду носим. Молочные братья почти.
       Голоса. Это вам не поможет, точно.
       Вена. Обещаю утром не давить на вас.
       Голоса. Мы тоже обещаем не слишком разговаривать.
       Малой. Мне не нравится этот гул, взгляд и слушайте, черт с вами.
       Возомнили себя повелителями. Повелителями клопов в коробке, не больше.
       Вена. Остановись.
       Кафка. Пусть говорит. Да не остынет сломленный пиит.

    Гул и небольшой грохот. Малой первый наступает. Начинается потасовка, в ходе которой сильно достается Вене, Кафке и Малому. Затемнение.

      

    Картина 2

    Кабинет директора. Скромное убранство. Стол, стул, кресло. Кипы бумаг на столе, два телефона. За столом сидит директор детского дома - Татьяна Николаевна. Она разговаривает по телефону.

       Татьяна Николаевна. Да. Не может этого быть. Знаю, что наша вина. Ну, чья еще. Недоглядели. Я так не думаю. Да, за них некому заступиться, но это не причина халатности. Перестаньте, разве это первый случай. Вернется, как пить дать. Есть захочет, голод, как говорится не тетка.

    Стучат в дверь.

       Все, до связи. Меня ждут дела. На дачу? Не знаю пока. Надо говорите. Ну если надо. Войдите.

    Стук продолжается.

       Да войдите же. Войдите, кто бы вы ни были.

    Стук.

    Татьяна Николаевна вынужденно встает и подходит к двери и открывает ее. Входит молодой человек.

       Татьяна Николаевна. Здравствуйте.
       Вениамин Каземирович. У вас строители шумят. Я им говорю "потише", а они у виска крутят. Невоспитанные какие. Надо бы их наказать.
       Татьяна Николаевна. Накажем, если надо будет. Это, значит, кто у нас прибыл? Интересный мужчина, опрятный и с хорошим парфюмом, и что самое главное - воспитанный. Во-первых, здравствуйте, воспитанный молодой человек. Где же ваше приветствие? Что нынче этично не здороваться? И шляпу, умоляю вас, снимите.
       Вениамин Каземирович. Простите, я растерялся как-то.
       Татьяна Николаевна. Откуда путь держите?
       Вениамин Каземирович. Сначала я на поезде ехал, дорога, скажу я вам, была та еще, но попутчики веселые оказались и давали всем прикурить.
       Татьяна Николаевна. Что, простите?
       Вениамин Каземирович. Свою тальянку как зарядили и с самой Вологды не уснуть. А потом на перекладных.
       Татьяна Николаевна. Да, ничего не скажешь. Приключение, достойно Робинзона.
       Вениамин Каземирович. Лучше Одиссея. Не так одиноко. Я знаете, общение ой как люблю.
       Татьяна Николаевна. Я заметила. Невооруженным глазом.
       Вениамин Каземирович. Правда. Опять не стал слушать наставления Маэстро.
       Татьяна Николаевна. Кто же этот, Маэстро?
       Вениамин Каземирович. Друг и соратник, вместе на картошке познакомились. Помог мешок донести. Я первоначально думал, ничего не стоит взять два мешка и до машины.
       Татьяна Николаевна. Самоуверенный смотрю.
       Вениамин Каземирович. Что есть то есть. А он помог. Я не представился. Простите. У меня всегда так. Начну и...
       Татьяна Николаевна. Ве-ни-а-мин Ка-зи-рович?
       Вениамин Каземирович. Все правильно, только Ка-зе-ми-ро-вич.
       Татьяна Николаевна. Простите, ради бога. Неразборчиво написано.
       Вениамин Каземирович. Да, ничего. Как меня только не называли. И Козырычем, и Казаковым, и просто Казаком.
       Татьяна Николаевна. Еще раз извините. Татьяна Николаевна, директор.
       Вениамин Каземирович. И по совместительству, добрый человек (громко смеется). Очень приятно, очень.
       Татьяна Николаевна. Почему вы так решили?
       Вениамин Каземирович. По-моему, только бесконечно добрый человек может взвалить на себя такую тяжелую ношу управлять. Тем более, детьми, у которых нет близких.
       Татьяна Николаевна. Да, я для них шеф. Они меня так называют, между собой. Говорят, что они не сироты, "у нас есть шеф".
       Вениамин Каземирович. Не обидно?
       Татьяна Николаевна. На обиженных возят, а здесь нужно быть в седле верхом. Как говорится если не ты, то тебя. Наша поговорка.
       Вениамин Каземирович. Когда я подходил к крыльцу здания, то стал свидетелем интересной ситуации. Я вообще коллекционирую забавные случаи, неожиданные курьезы, разные инциденты. Думаю, когда-нибудь напишу об этом.
       Татьяна Николаевна. Так что же там произошло?
       Вениамин Каземирович. У вас там столпотворение такое, что похоже на праздник. Может, по-вашему, какое-то событие?
       Татьяна Николаевна. С утра не намечалось. Окромя ЧП, форс-мажора и непредвиденных ничего не запланировано.
       Вениамин Каземирович. Это еще не все. В кругу, который образовали и стар и млад стоял мальчик, и вот что я услышал. Он сказал "А вы будете за меня молиться?" и видимо адресовал всем, кто собрался, потому что глаза его бегали то туда, то сюда. И тогда все разом, я думал стекла задребезжат "Каждое утро и каждый вечер". Тогда он в ответ так тихо, едва слышно, почти шепотом "И я за вас". И сказал это с такой недетской серьезностью, что меня сильно поразило, и я долго оставался под впечатлением, а тут эти строители...
       Татьяна Николаевна. Да, повезло еще одному. Надеюсь, не вернут, как часто происходит.
       Вениамин Каземирович. Что? Неужели? Да как это может быть? Покажите мне хоть одного родителя, который посмел вернуть, я ему шею намылю.
       Татьяна Николаевна. Не кипятитесь. Береги платье с нову, далее вы знаете. Молод вы еще. Мало видели на своем веку. Сколько вам? Двадцать?
       Вениамин Каземирович. Двадцать один. Неделю назад исполнилось. По американским меркам, совершеннолетний.
       Татьяна Николаевна. Тут у нас конечно не Америка, но условия барские. Отдельный кабинет, 3 раза в день питание и в вашем распоряжении лодка, чтобы плавать в магазин. Их у нас два. Поэтому без сопровождения в первый раз не советую плыть. С гидом или гидессой надежнее.
       Вениамин Каземирович. Прямо Венеция - город на воде, ей богу.

    В комнату без стука вбегает Малой. Он сильно растрепан и на ходу приглаживает волосы ладошкой.

       Малой. Извините. Здрасьте. Мы решили, долго думали. Идем искать.
       Татьяна Николаевна. Кто решил? Так, Семен выйди и подожди за дверью. И вообще, разве сейчас не тихий час? Нарушение порядка?
       Малой. Но это очень важно. Какой к дьяволу сон? Он же пропадет.
       Татьяна Николаевна. Во-первых, не ругайся. Что за день, со всеми, как вы любите выражаться ликбез. И кто пропадет?
       Малой. Вена. Ну, Веня. Ночью это произошло, на него кинулись все, а мы защищали, как могли, но силы оказались не равны и он того. Как бы глупость какую не сделал. Помните, только месяц прошел с того кошмара в туалете.
       Татьяна Николаевна. Возвращайся в палату. Ложись и делай вид, что ничего не произошло. Излишнее волнение в массах нам не нужно.
       Малой. Но ведь, мы ему нужны. И мне кажется, я знаю, где он. За лесом есть катакомбы, со времен войны остались, в них блиндаж что надо, на славу сделан: с кухней и отхожим местом. Не исключено, что он там. Больше и некуда.
       Татьяна Николаевна. Ну что Вениамин Каземирович, добро пожаловать в дом терпимости.
       Малой. Ну что пошли! Я пока друзьям крикну.
       Татьяна Николаевна. Никаких друзей. Все, Семен. Один показываешь это место, не надо делать из этого громкое событие. Давайте как только кто-нибудь сбежит, или по-вашему слиняет после драки будет всем народом искать с фонариками, собаками и ремнями, чтобы после наказать за провинность.
       Малой. Но вы поймите, мы едины.
       Татьяна Николаевна. И что? Я едина с вами, как и вы со мной, так и всеми остальными. Это не зоопарк, где все по разным клеткам. Во всяком случае, пока.
       Малой. Но мы...мы, мы же вместе, с пяти лет. Почти кровное родство. Да так и есть.

    Малой садится на стул и опускает голову.

       Вениамин Каземирович. Я понимаю. Когда знаешь, что тебя ждут, а сам ты в одиночестве размазываешь сопли по щекам и боишься шелохнуться...Знакомое чувство.
       Малой (оживленно). Да, вот же. Я же говорю. Вы знаете. Вот он понимает. Послушайте. Нас трое. Кафка поэт, о него всегда можно получить духовный заряд, вы слышали как он читает стихи? А? Вы не слышали?
       Вениамин Каземирович. Еще не успел.
       Малой. Да вы просто обалдеете от такого могучего человека. А Вена наш мозг. Ходячая энциклопедия, он столько знает. Как в "Пудре" - фильме про мальчика-альбиноса, помните, он знал наизусть все книги, которые стояли на полках в доме. Я же подобно клею в наших отношениях. Всегда собираю всех воедино, и я уверен вот вырастем мы, потом кто знает куда судьба нас
       забросит, и как вы думаете, кто сделает первый шаг. Не сомневайтесь, моя персона.
       Татьяна Николаевна. И как это вяжется с совместным походом на катакомбы?
       Малой. Вы еще не поняли? Ну а вы? Вы же поняли, да?
       Вениамин Каземирович. Конечно.
       Малой. Ну вот. 2:1. Договорились? Буду ждать у песочной бочки.

    Не дождавшись ответа, Малой выбегает и хлопает дверью.

       Татьяна Николаевна. И так каждый божий день. Ну что Вениамин Казирович?
       Вениамин Каземирович. Каземирович.
       Татьяна Николаевна. Точно. Это ж как надо запомнить то.
       Вениамин Каземирович. Зовите меня Веной. В смысле, Веней. Да, лучше Вениамином.
       Татьяна Николаевна. Я запомню, Вениамин Каземирович. Во как!

    Татьяна Николаевна подходит к окну, хочет его закрыть

       А вот и наш пропащий, вернулся. Идет, как ни в чем ни бывало. И встречает Семен своего друга. (С улицы слышится "Не наказывайте его сильно") Надо же, действительно, как родные братья. Трогательно. Ну что, трубим отбой. А наказать все же придется. Я же шеф, а правила шефа глаголят порой и суровую истину.
       Вениамин Каземирович. Пороть будете?
       Татьяна Николаевна. Побойтесь бога. Эти древние методы давно не действуют, хотя порой желание возникает наказать ремнем, как сидорову козу. Но сегодня лучший способ внести вклад в развитие ребенка - это понимание. Да, именно понимание.
       Вениамин Каземирович. Мой руководитель говорит, что понимание - это и есть та любовь, настоящая, без примесей. Я с ним согласен.
       Татьяна Николаевна. Теперь я хочу, чтобы и мои слова были для вас значимыми. Ол Райт?
       Вениамин Каземирович. А вы современная.
       Татьяна Николаевна. А как же иначе? Здесь иначе скиснешь. А мы живем весело, веселее некуда.
       Вениамин Каземирович. Я обучаем
       Татьяна Николаевна. Оно и видно. Сюда отправляют самых матерых. Посмотрим на вашу хватку.
       Вениамин Каземирович. Я справлюсь.
       Татьяна Николаевна. Знакомимся с инструкциями, персоналом, ну и нашими клопиками.
       Вениамин Каземирович. Так уж и клопики?
       Татьяна Николаевна. Любя и не так назовешь.

    Затемнение.

    Картина 3

    Комната с кроватями. Выстроившись в ряд стоят Кафка, Малой и Вена. Стоят в позе, неудобной для положения тела - на одной ноге, да еще с табуреткой в руках. Руководит этим "парадом" Сергей Львович.

       Сергей Львович. Что за победострастие в глазах? Как Наполеон, взявший Москву. Ребятки, мои. Отличительных дел мастера, эхе-хе. Стыдно, кому видно. Думаем так, да?
       Малой. А мы не можем иначе. Если потушим огонек в глазах, вторая нога собственноручно опуститься, а табуретка полетит в неизвестном направлении. Фьють-фьють.
       Сергей Львович. Знаю, я по какой траектории ты зарядил орудие. А ну выше. Ситиус, артиус, фортиус, что по-латыни...
       Вена. Быстрее, выше, сильнее.
       Сергей Львович. Точно. Я эту латынь ой как не любил. Да и вообще учиться, брат, не табуретку держать.
       Кафка. Табуретку сложнее. Табуретка не конфетка, не Светка...ааа.
       Сергей Львович. Дурак, да тебе когда-нибудь приходилось учить что-нибудь? Ну, например, стихи.
       Кафка. Зачем мне их учить. Я сам себе стихослов, птицелов, в общем поэт, пусть пока без имени и звания.
       Вена. Народный, то есть для народа, для нас, вас и всех тех, кому захочется.
       Малой. Давай что-нибудь про героизм заряди.
       Сергей Львович. Давай, сыпь пепел, или как там надо по-возвышенному?
       Кафка. Груз-то опустить можно?
       Сергей Львович. Только чтецу, не более. Остальные стоят в исходном положении.

    Кафка забирается на табуретку, и воздев руки к потолку, как настоящий оратор начинает декламировать.

       Кафка. Мы рождены в коробке из бетона
       На маленьком ничтожном островке,
       Который состоит из паралона,
       Клопов и рыбок маленьких в реке.

    Аплодисменты. Кафка делает смысловой жест рукой, что не закончил. Все затихают, ставят табуретки и Малой и Вена знаками переговариваются между собой . Сергей Львович не обращает внимания на вольное поведение провинившихся, так как находится под видимым впечатлением или просто непониманием вышесказанного.

       Большой клоп говорит всем разрушая
       Их целостность могучим хоботком
       И продолжает: Радость не познает,
       В коробке с прохудившимся потолком

    Вена пытается держать два стула, а Малой завязывает старшему вожатому шнурки.

       Поэтому я знаю и вы знайте,
       Что это правда жизни, пусть не вся...

    В этот момент в комнату входят Татьяна Николаевна и Вениамин Каземирович.

       Татьяна Николаевна. День добрый. А что у нас происходит. В час, когда все спят, и ждут предвкушения бросков подушками. Кто из вас король?
       Малой. (с удивлением). Вы об этом знаете?
       Татьяна Николаевна. И это тоже от меня не утаить. Сергей Львович, это что за спектакль? Театр одного актера, и почему-то мне кажется одного слушателя.

    Сергей Львович приподнимается и мгновенно падает на пол, не сумев сориентироваться в произошедшем.

       Сергей Львович. Ексель-моксель. Что за ириска, барбариска?
       Татьяна Николаевна. Ладно, это мы обсудим позже. Зайдете ко мне в кабинет, и мы мирно побеседуем. А я хочу представить вам нового педагога и психолога в одном лице.
       Кафка. В одном лице? Ой, ой.
       Татьяна Николаевна. Не паясничай, иначе запоешь иначе. Так вот, прошу любить и уважать - Вениамин Каземирович. Проходит практику и надеется постичь азы любимой профессии на деле. Теорию он знает на пять, не так ли?
       Вениамин Каземирович (утвердительно). Без слов.
       Малой. Это как это - без слов? На пальцах что ли или в форме чечетки?
       Татьяна Николаевна. Семен...
       Малой. А мы немного знакомы. Вместе разрабатывали стратегию по спасению Вены. Здрасьте. Можно просто Малой. Я не гордый.
       Вениамин Каземирович. А чечеткой я тоже владею. Пусть не в таком совершенстве, как чечетка словесная, но тоже ничего. Приятно познакомиться.
       Татьяна Николаевна. Сергей Львович - физкультурных дел мастер. Что касается здорового образа жизни - это к нему. Поможет, научит, подсобит.
       Сергей Львович. Физкульт привет!
       Вениамин Каземирович. Привет физкульт!
       Кафка. У меня резонное предложение. Вы же из городских.
       Вениамин Каземирович (смеясь). Предположим.
       Кафка. Давно хотел предложить издавать свою газету. С нашими заметками, интервью и прочее.
       Татьяна Николаевна. Иосиф, немного повремени с этим. Познакомьтесь, наш поэт.
       Кафка. Да ладно, я это так, балуюсь.
       Сергей Львович. Да уж, балуется, что надо. Сражает на повал.
       Вениамин Каземирович. Поэзия - это прекрасно. Когда она выражает глубокую мысль и в ней отображен смысл сегодняшнего бытия.
       Сергей Львович. Во, загнул.
       Кафка. Загнуть я просто так не мог
       Как рубашенцию за пояс,
       Приветствую, трубите в рог
       Вас, мон синьор по самый пояс.

    Кафка кланяется, и друзья делают приветственную стойку на кроватях.

       Вениамин Каземирович (обращаясь к Вене). Добрый день, молодой человек.
       Вена. Приветствую вас в нашей коробке.
       Вениамин Каземирович. Почему коробка?
       Вена. Коробка она и есть коробка. Коробочка.
       Татьяна Николаевна. Вениамин, кстати ваш тезка.
       Вениамин Каземирович. Ну, здравствуй, Веня.
       Вена. Здравствуйте.
       Вениамин Каземирович. А где же все остальные?
       Сергей Львович. На участке, на работах.
       Татьяна Николаевна. Снова они участвуют в операции "Вишневый сад"?
       Сергей Львович. Этот трудовой десант очень полезен. И вы представьте...
       Татьяна Николаевна. Я одно могу сказать - нарушение режима строго карается, вплоть до увольнения. Подумайте над моими словами.

    Татьяна Николаевна уходит. Сергей Львович суетится, не может найти места, поэтому то присядет, то встанет, то пройдется.

       Вениамин Каземирович. Да, вы так не беспокойтесь. И чтоб она вас уволила. Смешно. Она просто фея из сказочной страны. Да у нее глаза ярче солнца.
       Кафка. С поэзией на "ты" - это здорово. Нет, с вами мы на "вы", а как же иначе. Что по поводу газеты? Это возможно? Я буду главным редактором, придумаю название, например "Плавающий дом" или...
       Малой. Летучий голландец, плавающий сундучок.
       Кафка. Зверинец. Животные - кенгуру, желтый ципа, бацилла. О, придумал! Клоповник!
       Малой. Не-е. Лучше так - привет от дядюшки и от тетушки, две ватрушки и погремушки.
       Вениамин Каземирович. Длинно, не правда ли? А что если, а если ...
       Вена. Коробка.
       Все. Отлично. Ура!
       Кафка. Да здравствует, "Коробка" - научно-популярный, культурно-развлекательный для всех, кто живет с нами и дышит одним кислородом посвящается.
       Сергей Львович. Знаете, что я вам буду помогать. У меня есть в деревеньке одна бабуля-писчиха, пишет значит и бумагу заказывает из города огромными пачками. Я договорюсь, ежели надо.
       Малой и Кафка. Конечно, надо.
       Вена. Говорят, ни в одном детском доме не выпускают собственный листок с подробными отчетами.
       Вениамин Каземирович. Ничего, времена, когда за это закрывали под замок и жестко наказывали прошли. Сейчас, наступило время свободной, раскрепощенной жизни. И любой из вас, ощущая свою немощность перед сложившимися проблемами, конфликтами от кулаков, может позвонить, и тогда...
       Вена (в недоумении). Да. Можем?!
       Вениамин Каземирович. Я , в смысле мы достучимся до самых верхов, ежели надо.
       Сергей Львович. Ежели так, то тогда моя полоса окрасится в нужный цвет. И ведь на улице, когда я вышел сегодня, все мне почему-то улыбались, как блаженному. Я даже как-то испугался и решил больше не выходить. Дурак, ведь. Знаки не увидел. Решил отмахнуться. Не пойдет.
       Вениамин Каземирович. И в первом выпуске, на первой странице фотография ее основателей - вас, ну и меня можете внести. Я не против.
       Малой. Д Артаньян и три мушкетера. Точно. Я даже знаю местонахождение гвардейцев кардинала и их слабые места.
       Кафка. Самое слабая точка -это голодная ночка, закрытые окна и двери, желудок гудит в истерии.
       Вениамин Каземирович (прохаживаясь по комнате). Я ощущаю...я знаю...
       Малой. Что?
       Вениамин Каземирович. Все в порядке. Покажите мне территорию. И расскажите о том, как вы живете. Говорят, жизнь не сахар.
       Вена. А вы им не верьте. Мы их не слушаем и живем припеваючи.
       Кафка. Ну, что? Пойдемте?
       Вениамин Каземирович. Сейчас, только поймаю воздушный фон.
       Кафка. Не пытайтесь делать это в одиночку. Мы вам поможем.
       Сергей Львович. Ну все надо выбраться на улицу и не упускать знаки и другие указатели. Вот, дурак, а! (более тихо) Не заметил! Вперед, за цыганской звездой...

    Затемнение.

    Картина 4

    Кабинет директора. Татьяна Николаевна на стремянке снимает с помощью швабры довольно величественную паутину.

       Татьяна Николаевна. Это кто это у нас здесь поселился инкогнито? Здравствуйте, восьмилапое создание. Надо же, вот так паучок, всем кровососущим нос утрет. И что, как долго ты у меня проживал? Шпион заморский. Хитер, бобер, не то слово. А теперь отправляйся-ка ты из угла в окно, на свежий воздух. Там тебя ждет другая жизнь со всеми вытекающими последствиями.

    Татьяна Николаевна проделывает процедуру "выброса незваного гостя". В этот момент в кабинет стучат.

       Да, да, прошу вас.

    Стук продолжается.

       Ну, что это за история? Полная изоляция - это не про наши стены. Входите!

    Стук настойчивее.

       Ну, все я вам задам!

    Татьяна Николаевна решительным шагом направляется к двери, держа в руке швабру подобно копью. Открыв дверь, входит женщина. Она маленькими шажками переступает порог и не решается начать говорить. Директор убирает швабру и садится на свое кресло.

       Женщина. Строители у вас невоспитанные. Говорят, чтоб я, я...юбку подняла. Возмутительно. Вы уж их как-нибудь...
       Татьяна Николаевна. Наказать? Слышала, слышала. И не вы первая, и не вы последняя. Так что вас привело сюда?
       Женщина (взволновано). Здравствуйте. Да-да. Я не представилась. Меня зовут Катерина. По профессии - продавец, но это не важно . Живу в Брянской области, но это тоже не так важно. То есть мы с мужем живем, там и домашние животные - скот разный, коровы две, бычок Ясаул, курицы и петух Рафаил, но это тоже неважно, да? Хотя ведь я, мы к вам по очень важному делу.
       Татьяна Николаевна. Меня зовут Татьяна, раз такое важное дело.
       Катерина. Именно. Вот это вам.(достает из сумки банки, свертки)
       Татьяна Николаевна. Это еще что?
       Катерина. Я слышала, что у вас не хватает продовольствия. Проблемы. Так я думаю, мы вам поможем, чем можем.
       Татьяна Николаевна. К чему это все?
       Катерина. Ну, как же. Это самый лучший липовый мед. Говорят в нашей округе ни у кого нет такого душистого аромата. За ним даже московский чиновник приезжал в кафтане. Хвалил, ой хвалил.
       Татьяна Николаевна. Я же не об этом.
       Катерина. Рыба, севрюга, сом, какую предпочитаете? На любой вкус. Я не прогадала, взяла весь ассортимент.
       Татьяна Николаевна. Если вы пытаетесь мне это про-дать, то я скажу прос-то и внят-но - до сви-да-ни-я.
       Катерина. Да нет, что ж вы. Я же это вам так. Забирайте. Бесплатно. Не надо мне никаких денег, только выслушайте. Я же к вам ехала, ехала, все думала как начну, а тут строители - сбили, черти окаянные. Юбку, говорят, подними. Ишь чего захотели. Я бы им...
       Татьяна Николаевна. Не надо им. Вы их знаете? Они вас?
       Катерина. Знаю я таких.
       Татьяна Николаевна. Знаете. А ведь они тоже гордые - могут отвернутся и уйти.
       Катерина. Да пусть себе идут. Что мало рабочего люда? Да я сама мужицкими работами занимаюсь, пока мой муженек в поле.
       Татьяна Николаевна. Не понимаете вы. Они ведь работают за тарелку щей и белый чай, да человеческое спасибо. Да, грубоватые, поди, да где же таких работников с высшим образованием найдешь? Терпение - это одно из самых важных качеств в нашей губернии.
       Катерина. Ну, хорошо. Так это обсудили. Вот что - мне бы это... мальчонку в сыны взять. Ну, усыновить то есть и прочее. Я не знаю, как все это происходит, одно могу сказать, истосковалась моя душа по родному человечку.
       Татьяна Николаевна. Вот оно что. С этого и надо было начинать.
       Катерина. Так я же...так мне ж муж посоветовал, чтобы не с бухты-барахты все было. Начни, говорит, издалека. Я и попробовала. Первый блин...
       Татьяна Николаевна. Ничего страшного. К нам часто приходят счастливые лица, и нередко мы слышим после, что ребенок не приживается в той или иной семье, чувствует себя чужим и ненужным. Спрашивается, зачем вся эта волокита. А это действительно не обычная процедура. У нас не как в магазине - поставил печать, расписался и до дома до хаты с покупкой. Все намного сложнее. И мне хочется первоначально выяснить насколько вы готовы?
       Катерина. Да я уже 5 лет как готова. Не родятся у нас детки, ой, не родятся. Проклятье в роду какое-то. Я у мамки моей 3-я младшенькая, так старшие-то тоже без продолжение древа сидят. Самая старшая Лизка, так вообще двойню рожала, да не уберегла их, во время родов. Говорят, могли спасти одного, но они срослись воедино и не желали на свет выходить поодиночке. Страсти какие.
       Татьяна Николаевна. Водички?

    Катерина берет графин и пьет прямиком из него.

       Катерина. Да, спасибо. И средняя Верка, ой как хотела, да ведь не лежит душа у нее ни к тому, ни к этому. Так и ходит, все выбирает.
       Татьяна Николаевна. Ничего все будет хорошо.
       Катерина. Я тоже ей говорю, а она рукой машет, шею вытянет, как гусыня и шипит. Ей богу, гусыня.
       Татьяна Николаевна. Успокойтесь.
       Катерина. Вы поможете?
       Татьяна Николаевна. Непременно.

    Звонит телефон. Катерина вздрагивает.

       Да, территорию нужно сегодня убрать. А как же. Слушай, Львович, гони своих каурых, да чтоб свист стоял. У нас комиссия столичная ожидается. Львович, что за голос? Что за тембр? Так то, Львович.

    Кладет трубку.

       Полюбуйтесь видом из окна, дорогая Катерина. Это особенный вид. Не в каждом окне увидишь.
       Катерина. Чистое. Сами уборку производите?
       Татьяна Николаевна. А то кто же?
       Катерина. Если надо, то я помогу. Да я же на все пойду, если рядом у сердца самого пригреется, да я и не сомневаюсь - пылает грудь, ой пылает. (Замечает в окне) Ой, маленькие какие.
       Татьяна Николаевна. Издалека все кажется маленьким, невзрачным подобием, мутным пятном на газоне. Но как только познакомитесь, то ваше восприятие изменится.
       Катерина. А чего ж они такую тяжесть то тащат? Не надорваться бы им. Что и носилок-то нет? Эх, пропасть. Прямо сердце красным соком обливается. Ну, помоги. Чего стоите? Пар выдыхают, или это что? Курят? Гляди-ка двое стоят, ничего не делают, а он надрывается. Не правильно это. Так ведь, быстрее будет. Взялись за это вместе, с песней, я вот много их знаю, научили и сама тоже сочинила, и все уже сделано, глазом моргнуть не успеешь. В моем доме важно чтобы все поровну, никого не обижать, как подарками, так и работой. Иначе Заир накажет, так у нас прозвали владыку. А этот кучерявый, как погляжу, руководит парадом. Настоящий генерал. Такая светлая горошина, управляющая целым мешком.
       Татьяна Николаевна. Каждый неповторим по-своему.
       Катерина. Мне нужен один. Понимаете, пока, один. Я, говорю, мужу, давай двоих, а он ведь в штык, а я мусульманская жена, боюсь пререкаться.
       Татьяна Николаевна. Можно плодить, плодить, бесконечно, но вырастить - это другое. Это крест несешь через всю жизнь, сознавая свою ответственность перед ребенком. Пусть будет один.

    В кабинет вбегает Малой.

       Малой. Татна Никлна, я не собираюсь батрачить за всех. Если так, то в обед - дополнительная порция, или две. И не волнуйтесь, я переварю.
       Татьяна Николаевна. Я не волнуюсь за твой желудок. Я беспокоюсь за твою дисциплину. Сколько у тебя галочек?
       Малой. Ну, пять, или шесть.
       Татьяна Николаевна. Если не шестьдесят шесть. Возвращайся на исходную позицию и жди указаний генералиссимуса Сергея Львовича
       Малой. А Вени Казе...Казе..Казекорыча слушаться?
       Татьяна Николаевна. Вениамина Каземировича, непременно, иначе вторая порция достанется Иосифу.
       Малой. Ему, ладно. Главное не Рыжему и его банде. Ну, ладно. До свидания. Ой, я же не поздоровался. Перемотаем. (Двигается в учащенном ритме)
       Здравствуйте...брррр....до свидания (поклон Татьяне Николаевне)...до свидания (поклон Катерине)

    Малой выбегает из кабинета.

       Татьяна Николаевна. Вот и познакомились с представителем нашего муравейника. Муравья зовут Семен, хотя его точно не зовут, он сам приходит или даже прибегает. Про таких говорят, если дверь закрыта, то лезут в окно. Пуля.
       Катерина. А что у него с глазом?
       Татьяна Николаевна. Родовая травма. Хотя говорят, у матери при рождении припадок случился, и не повезло нашему Семену. Хорошо еще, что только один глаз. Могло быть и намного хуже. Он, конечно, не знает об этом, да и не нужно ему этого знать. Каково жить с сознанием, что твоя мать, кровь родная...
       Катерина. И что, с самого рождения был оторван?
       Татьяна Николаевна. Именно. Первоначально отец думал, что справиться, возомнил себя отцом-героином, но не выдержал русский мужик. Разрываясь между безумством и чистотой, просто и легко спился, успев вовремя подумать о новорожденном. (Пауза) Его так и кличут Циклоп.

    Тишина, только слышно как тикают часы.

       Катерина. Оформляйте, я пока за мужем сбегаю.
       Татьяна Николаевна. То есть этот мальчик вам подходит?
       Катерина. Да, я ему помогу. Я ему все дам, чего не смогла...
       Татьяна Николаевна. Хорошо, но есть и другие. Может быть сперва познакомитесь с другими?
       Катерина. Мое слово - кремень. Я не поворачиваю назад. Когда я увидела его глаза, крупные виноградинки, то сразу вспомнила мальчонку, который приходил ко мне во сне. Он обнимал меня, целовал, говорил "мама, мама" и почему-то уходил. А я вставала, долго одевала галоши и бежала за ним, но его уже не было. На улице стоял утренний туман и трава была мокрая от росы.
       Татьяна Николаевна. Значит, слово - кремень?
       Катерина. А то. Я такая. За мной, как за каменной стеной. Я не дам его в обиду. Ну, что я побежала за Мишкой, мужем моим. Обрадую.
       Татьяна Николаевна. Не спешите, есть формальности.
       Катерина. Формальности - это пустяки. Я теперь с любой аномальностью справлюсь. Слово-кремень.

    Затемнение.

    Действие 2

    Картина 1

      

    Комната с кроватями. Простыни растянуты и связаны между собой подобно палатке. Малой находится на четверинках. Вена с палкой изображает старца. Кафка с большой кипой бумаг ходит туда-сюда, подобно режиссеру всего действа.

       Кафка. Ну, что? Дорогие мои, артисты. Не верю. Не ве-ррррю. Это же классика всех времен, всех народов и даже животного мира. Эх! В родном Петрозаводске этот спектакль давали не раз, и я все время плакал. Вот такие слезы были. Что, не верите? Правда, чистейшая. Когда мальчишка бегал по сцене, спотыкался, из носа шла кровь как настоящая, и слезы были естественными, натуральными. А потом подходил к краю сцены и рвал на себе волосы, прямо так выдирал и, главное, не по одному, а клоками целыми, умываясь слезами.
       Малой. Это были накладные волосы. По-настоящему ему не было больно.
       Кафка. У тебя по-настоящему тоже нет хвоста. Или это что?
       Малой. Гав-гав.
       Кафка. Вердикт у меня такой - единственное, что мне сейчас хочется, это рыдать от того, что мы делаем.
       Малой. Условия бы, а то места нема. Нормальный зал бы со сценой.
       Кафка. Да вы что! Условия барские. Забыл главное правило из нашей "Библии" - не есть, не пить, не читать, не думать, не решать и не исполнять задуманное...
       Малой...Под подушкой. Один для всех и все для него. И еще плохому танцору...
       Вена (старческим голосом). Я так думаю, что собаку надо исключить из нашего представления.
       Малой. Что? Это что за идиотская идея. Хотите бредставление? Получите.
       Как? Меня? Главного пуделя? Я буду сопротивляться. Меня голыми руками не возьмешь.
       Вена. Я же про собаку. Совершим взаимообмен. Вместо Артемона будет паренек по имени Артем - тоже не менее подвижный и голодный.
       Малой. Я почти согласен, вот только память у меня как решето, в одно ухо влетает, а из другого ту-ту. У пса было не так много слов.
       Кафка (аплодирует). Гениально, господа купринисты. А меня кто спрашивать будет? Я как никак главный режиссенто сниманто киноленто, деланто монтаж и прочий важный сценический багаж. Хотя идея ваша не лишена смысла. Хвалю. У вас есть талант, чтобы угодить мне. А мне не так-то просто быть в угоду. Я человек с финтифлюшками в разных местах. И сейчас хочу кофе.
       Вена. Какое кофе? Осталось 48, нет 43 часа, 56 минут и 14, 13 секунд Уже 12, 11...
       Малой. Сегодня не спим. Всю ночь репетируем.
       Вена. Ага, и это конечно не без финального аккорда.
       Малой. Чего?
       Вена. Друзья-товарищи по-соседству будут после чесать кулаки о наши физиономии. А мы вякать, сопротивляться. И все бестолку.
       Малой. Надо, чтобы твой тезка помог. Покараулил тут. Дело-то нужное.
       Вена. Не бросайте слова на ветер. Да и впутывать его не хочется.
       Кафка. Ребята, да что вы все боитесь. Хватит, трястись, прятаться под капустным листом и, главное, молчать. Это событие должно быть настоящим ураганом для нашего клоповникохранилища.
       Вена. Главное, по времени уложиться в 20 минут, пока идет кино.
       Малой. А здорово ты придумал, во время просмотра фильма, показать этот спектакль. Сколько нам уже показывали эту агитационную фильму?
       Вена. Десять раз точно. Не курить, иначе твои легкие, уууу станут фууу.
       Кафка. А если пить надумаете, то все - не жилец. Заказывайте белые тапочки и белый лимузин. Интересно а там есть такие же как мы и этот "город на воде"?
       Вена. Там, точно есть Америка. Есть улицы, по которым ходят те, которые тебя уважают всецело, относятся к тебе как к Будде.
       Малой. Это вроде животное с головой быка?
       Вена. Сам ты - дикобраз с головой слона. Это другое. Почтение, признание и т.д. и т.п.
       Малой. А еще там всегда подают на завтрак масло, и не один маленький кубик, а большая, вот такая, масленица. А потом так сладко становится,
       Кафка. И такие строки приходят в голову, что все слушают, и просят "еще, еще". А я не отказываюсь.

    Вена подходит к окну.

       Вена. Часы - вредная штука, укорачивающая жизнь с каждой секундой.

    Малой подбегает к окну.

       Малой. О, ужин понесли . Интересно, что там?
       Кафка. В голове моей забота
       Накормить свой коллектив,
       У артистов есть работа
       Должен быть у них мотив.
       Если колпаки отравят
       Нас сегодня беляшом,
       То не думаю, что ставить
       Можно будет наш экспромт.
       Ну, если бы мы не знали одну слабую сторону нашего Сергея Львовича, то ничего бы не вышло, и мы бы, подобно Бродскому, читающему стихи, показывали свою манифестацию там, где придется.

    Входит Сергей Львович.

       Сергей. Львович. Вы меня упоминали? А это что за баррикады? Военные или мирные?
       Малой. Мирные. Мы же еще не до конца выросли, поэтому нам можно.
       Кафка. Да, вот говорили о том...(тихо) Как вспомнишь, всплывает...
       Малой. Что вы очень положительный человек, и сад у вас будет большим. Когда мы вырастем, за садом будут ухаживать другие дети, а когда они поднимутся, следующие. И так бесконечно...восьмеркой, которая упала на бок.
       Сергей Львович. Я вот про выставку узнал. Кто вырастет самую большую тыкву, или другой овощ -огурец, помидор...
       Вена. Можно капусту?
       Сергей Львович. Можно. Тот, отправится в турне по Волге, или денежный эквилент.
       Вена. Эквивалент, да?
       Сергей Львович. Не уверен. Я даже речь приготовил.
       Кафка. Зачем?
       Сергей Львович. Ну а как же? Стану я победителем. Вызовут меня на трибуну и что я, мычать буду. Я скажу, знай наших. Оцените, молодежь.

    Друзья расположились на кровати в позе лотоса и демонстративно возложили руки.

       Вам приходилось когда-нибудь бороздить просторы Северно-Ледовитого океана. Какой-нибудь чудак скажет "А как же, Весь мир сходит с ума от морских котиков и пронизывающего ветра" По поводу котиков ничего не имею против - предпочитаю котиков, котов, котовасию и прочие придумки.

    Входит Вениамин Каземирович.

       А вот холодный ветер?! Не эскимос, и не странный гурман по натуре. А в натуре такой же романтик, коих тысячи или даже десятки тысяч, которые готовы бороться со штормами не где-нибудь в Магеллановом проливе, а здесь на родной земле, точнее на водах. Волга - это про меня.

    Аплодисменты. Бурные овации. Мальчики замечают Вениамина Каземировича.

       Вена. Здравствуйте. Вы пропустили такую речь.
       Вениамин Каземирович. Как я мог пропустить. Я был здесь. (Сергею Львовичу) Очень красноречиво. Цицерон.
       Сергей Львович. Правда?
       Вена. Македонский отдыхает.
       Сергей Львович. Где? И кто это Церон?
       Вениамин Каземирович. Лучшие старшие воспитатели в детских домах не только России, но и забугорья. Правда, артисты?
       Вена, Кафка, Малой (хором): Пррравда.
       Сергей Львович. Ладно, пойду перед зеркалом оценю. Говорите, как Церон? Ага. Через полчаса ужин, не пропустите.

    Сергей Львович уходит. Вениамин Каземирович подходит к Малому.

       Вениамин Каземирович. Ну, что, парень. К директору.
       Малой. А чего я сделал?
       Вена. Мы с ним пойдем. Он не один замешан.
       Кафка. Мы лицейское братство.
       Вениамин Каземирович. Ладно, вы, защитнички. Не на ковер его зовут. А познакомиться.
       Малой. С кем? Кого я не знаю? И кто меня не знает?
       Вениамин Каземирович. Есть такие. Зовутся родителями.

    Затемнение.

    Картина 2

    Кабинет директора. Татьяна Николаевна обедает. Одновременно разговаривая по телефону.

       Татьяна Николаевна. Ага, да. Не может быть. Это все только тебе, или. Да, что я. Надо бы, конечно, поверить в себя. А то замоталась немного. Спустить пары, как говорится. Может мне бросить все это к такой-то бабушке, и уехать в страну восходящего солнца. А что, мнение 43% женщин. Да, я не отношусь и к 98%, которые думают, как бы им провести праздник - с семьей или без семьи. Что? Да какая семья? Была бы я разве на этом месте в этот час. Знаешь, так выспаться хочется. Чтобы лечь, уткнуться в пуховую подушку и ни о чем не думать. А я ведь уже давно не сплю глубоко. Так чтобы утром зевнуть, потягиваясь к потолку и голова чиста-ая. На первой стадии сна порядок, а как только во вторую скатываюсь - глаза открываю, сердце бьется, таблетка валидола под язык и пытаюсь повторить. А там та же история, и к утру красные глаза и онемевший от мяты язык. Да. Нет, ты что, это я так язык свой разминаю и полы протираю. Ага. Ты живешь правильно, кто бы сомневался.

    Раздается стук.

       Да, да.

    В кабинет входит Малой. Он проходит в кабинет не спеша, словно его толкают на что-то страшное.

       Малой. Здрасьте, Татьяна Николавна.
       Татьяна Николаевна. Здравствуй, Семен. Проходи. Чего у двери стоишь?
       Присаживайся. Вот, угощайся, лимонные дольки.
       Малой. Да нет спасибо. Я сыт.
       Татьяна Николаевна. Ты ли это? Это на тебя не похоже. Семен отказывается от сладкого - все снег пойдет.
       Малой. Не пойдет. Я действительно, не хочу.
       Татьяна Николаевна. Может, воды.
       Малой. Нет, не нужно.
       Татьяна Николаевна. Что там работники наши, за дверью?
       Малой (очнувшись). Кто?
       Татьяна Николаевна. Как чувствуем себя, богатырь ты наш?
       Малой. В порядке я, только это...не думаю я, что мне надо уезжать отсюда.
       Татьяна Николаевна. Он не думает. О чем же думает Семен?
       Малой. Я больше здесь нужен. Неужели вы не понимаете мое значение здесь? Я же незаменим. Так? Ну скажите.
       Татьяна Николаевна. Незаменимый ты наш. Правда твоя, конечно. А я хочу, чтоб у тебя появилась настоящая семья.
       Малой. Так ведь есть у меня. Вы - моя семья. Кафка, Вена и это мой дом. Я как вырасту, тут помогать вам буду, а потом вы меня директором назначите, а сами на заслуженный отдых. Вам же легче.
       Татьяна Николаевна (смеется). Мою, значит, судьбу распланировал, а со своей, я понимаю, не хочешь жить дружно. Тебе нужна мать, услышь меня, прошу - мама, которая будет любить тебя и вкладывать в тебя все.
       Малой. Я и здесь "все" получаю.
       Татьяна Николаевна. Разве это все? Не смеши меня. Скажи мне, когда ты в последний раз наедался? Так, чтоб в голове наступило прояснение, чтоб не было постоянного голодного обморока. Что это за ночное блуждание по коридору, или мы не помним? Не помнишь, голову опустил? Разведка на кухню называется. Только вот замки нынче вешают, не как раньше проволочку заматывают и все. Нынче и сигнализация стоит. Российского производства, не всегда срабатывает, но лучше чем ничего. Знаю я о твоих проделках в столовой - друзьям своим подкладываешь, у них другие таскают, а ты сам недоедаешь. Поэтому голодный постоянно. И что это правильно? Нормальная жизненная политика. К черту ее. Ведь что вы здесь получаете - кроху от того, что должны. Каждому понемногу. Каждый немного одет, немного сыт и немного счастлив. Я хочу, чтобы каждый был счастлив не наполовину, не на 60 процентов, а на все 100. У тебя появилась эта чертовски привлекательная возможность. Кивай головой и вперед.
       Малой. За цыганской звездой...
       Татьяна Николаевна. Как ты сказал?
       Малой. Сергей Львович поет часто. Я его все песни выучил. Когда он утром приходит будить нас, то перед тем как произнести во всю гортань "подъем", он напевает "утро туманное, утро седое".

    Татьяна Николаевна наливает из графина воду в два стакана и потягивает один Малому. Тот берет и отпивает глоток.

       А когда моется в душе, я знаю он когда трет спину, яростно трубит что-то героическое на мотив "Бери шинель, иди домой". Часто собираются недоброжелатели и вешают табличку с надписью "Не беспокоить, пою, могу сорвать кран, ой голос". А "звезду" он поет, когда ему хорошо, даже очень. Мне будет его очень не хватать.
       Татьяна Николаевна. А в гости к нам наведываться не будешь? Каждый праздник ждем тебя. Новый год и летом в июне минимум.
       Малой. Я слышал о том, что у каждого человека в жизни есть две программы, по которым он может и даже должен жить. Программа максимум, где вы - самый настоящий президент с крутыми полномочиями, а это и дом, и отдых где хочу и конечно хавки полный троллейбус. Ну и соответственно программа минимум. Здесь ты скромненько выбираешь, отсекая все лишние углы. Хочется, конечно, максимум, но обстоятельства зверские.
       Татьяна Николаевна. Брось, кто их создает, Мы, человеки, двуногие существа с руками и умной головой, в которой чертовски много мыслей.
       Малой. Я тоже нормальный как все. Думаете я какой-то особенный со сверхжеланиями? Чушь. Я просто хочу быть как все. Не хочу отличаться от других сверстников. Чем я отличаюсь от мальчишки на том берегу. Все то же самое, только родных кот наплакал. Знаете, что я хочу? Снова родиться, но только в нормальном роддоме, нормальным, без этого (показывает на глаз) и чтобы меня вынесли к матери, а та прижала бы меня к себе и проговорила "сынок". А потом пришел отец, и мы поехали домой, где у меня собственная комната и пахнет пирожками. Просто? И сложно. Как морковка - съешь ее, а голод не проходит. Сколько лет я ем эту морковку и не могу наесться. Сколько еще можно?
       Татьяна Николаевна. Когда я впервые оказалась на этом островке, то первый месяц не могла понять, что я здесь делаю. Когда лодка подплывала к причалу, хотя какой тут причал, так две доски на двух пенечках и большой валун, в голове пульсировало "назад, или нет, стоп" и лодочник, который сидел на веслах, приговаривал "не нравится мне это небо, надо бы веники нарезать",а мне слышится " не нравится мне она, надо ее зарезать". Глупо, наверное, но когда доплыли, я ему рассказала, он почему-то не смеялся, а сделал "хмы-хмы" и ладно помог донести сумки.

    Пауза.

       Малой. Давайте, поступим так.
       Татьяна Николаевна. Давай.
       Малой. Мне нужно два дня.
       Татьяна Николаевна. Хоть три. Но с документами полный порядок, так что можно прямо сегодня в новую жизнь. Но если хочешь.
       Малой. Только два дня. Новая жизнь никуда не убежит, правда?
       Татьяна Николаевна. Не волнуйся, я ее в клетку посажу.
       Малой. Только не в клетку.
       Татьяна Николаевна. Хорошо, сам распоряжайся тут. Я сейчас.

    Татьяна Николаевна выходит. Малой подходит к окну и наблюдает за тем, как друзья во дворе делают акробатическую стойку. Он смеется и показывает жестами, что они молодцы и пытается сам встать на руки. В этот момент входят Татьяна Николаевна и Катерина. Директор остается у двери, а Катерина медленными шажками приближается к Малому.

       Катерина. Здравствуй, Семен.
       Малой (замечает их). А, здрасьте.
       Катерина. Меня зовут Катя. Надеюсь, что ты меня будешь звать мама Катя или просто мама.
       Малой. Я еще не привык. Может, тетя Катя на первых порах.
       Катерина. Может. А я сделаю все, чтобы тебе было хорошо у нас.
       Малой. Договорились. Только я сказал, мне два дня нужно, чтобы... Ну, вы понимаете.
       Катерина. Я столько ждала. Каких-то два дня, смешно произносить, можно стерпеть. Семен, я тут тебе костюм купила. Надеюсь, подойдет. Одень его.
       Малой. Может не надо.
       Катерина. Может. Фрукты хочешь? Я тут колбасу принесла.
       Малой. Может не надо.
       Катерина. Может.
       Татьяна Николаевна. Ничего, Семен. Ничего, Катерина.

    Татьяна Николаевна подходит к окну.

       Татьяна Николаевна. Нет, ну вы посмотрите. Опять Сергей Львович на участок ребят потащил. Ну, я ему задам.

    Директриса выходит. В комнате остаются двое - Катерина и Малой и тишина, которая заканчивается чихом Малого.

       Катерина. Будь здоров!
       Малой. Спасибо. Пыль здесь.
       Катерина. Я говорила Татьяне Николавне, тут надо бригаду, убраться так, что комар носа...
       Малой. Да нет. Дело то в другом. Я всегда, когда очень волнуюсь, меня на чих пробивает. Такая у меня философия организма.
       Катерина. А я когда волнуюсь, икать начинаю. Так что мы даже чем-то похожи. Да, сы...Семен.

    Занавес.

      

    Картина 3

    На белом полотне, который занимает все переднее пространство сцены, идет агитационное кино. "Каждый ребенок знает, что никотин - это яд, что капля никотина убивает лошадь. Но что такое никотин по своей сути? Это зависимость прямая или косвенная от обстоятельств, в которые попадает человек. Обстоятельства правят человеком, а не человек обстоятельствами".

       Голоса. Когда эта муть закончится. Ребя, давай-ка вмажем. У них свое кино, у нас свое. Это как врезать. По чинарику на брата, и тогда цельный парашют. Стол, свиная колбаса. (Смех) А потом полеты, дрынолеты, сны в раю. Хохорма, блины.

    Лента обрывается и на импровизированной площадке появляются артисты, облаченные в костюмы времен Гомера.

       Это, что за масленица? Еще не успели отъехать, как приплыли. Клоуны, ха, ха.
       Кафка. Сейчас мы покажем то, что по-нашему разумению важнее. Надеюсь, вы с нами согласитесь.
       Голоса. Может свистать всех наверх, и по шее шершаво. Не трогай, пущай кажут. Мы завсегда успеем этих комедиантов свергнуть. Впервой, что ли?
       Кафка. Одобряю, не судите да не судимы будете
       Голоса. О чем это он? Типун тебе на язык, Йося. Так его, вроде бы так.
       Кафка. Узкими прибрежными тропками, от одного детского дома до другого, называемых коробками, пробиралась маленькая бродячая труппа. Впереди, если взять лупу можно увидеть обыкновенно шедшего, свесив набок длинный розовый шарф, мальчика Артема, не сумасшедшего пешего,
       остриженная наподобие льва у него была голова. Держа под левым локтем ковер и гигиенический прибор, в правой - клетку с москитной сеткой. За ним плелся старший в марше - дедушка Мартын, крестьянский сын с шарманкой, которая была его старше. Впереди робко маячила следующая коробка. Дом без особых признаков обитания, пока не заглянешь внутрь здания. Проверим, кто там на чем спит да кто зачем сидит.

    Вена с самодельной шарманкой на шее начинает играть.

       Голоса. Что это за медведь ему на ухо наступил. Двумя лапами, точно. Эй, Лучианно, прокрути-ка лучше про город, которого нет. Простыни лишим, не выполнишь.

    Малой показывает пантомиму удушения Дездемоны Отелло. В двух лицах. В последний момент, когда происходит предсмертные судороги у Дездемоны, Малой застывает в этой позе.

       Кафка. Граница вседозволенности здесь легла на самый верхний ярус переполненности духовных материалов и подлежит суровому разбичеванию и немедленному растерзанию виновных аксакалов.
       Голоса. Правильно ли я понял. Не только ты. Я не понял, но давуху ощутил, не бронтозавр. Кто это аксакал? А что ты имеешь против этих благородных челов? Землю давно не ел вместо каши? Устроим.
       Малой. Не страшно. Земля полезна даже, если ее правильно потреблять.
       Вена. Любая энциклопедия скажет, что это факт.
       Голоса. Чего мы терпим? Ну-ка, орудия к бою. Зарядили и устроим им дискотеку на острове невезения. Пусть танцуют и нас вспоминают. Музыка трубеть будет из всех щелей. Не остановишь!
       Кафка. Посмотрев в глаза своим собратьям, себя я вижу в дамском платье - испуга, страха, как ни назови, блуждают скулы
       Малой. Подбери! Не допускай прикосновений и этих грязных дерзновений.
       Вена. И удушение себя - есть удушение тебя.
       Голоса. Ну что стрелы поострее, копья потупее и промурыжим наших героев.
       Привидения, Кафка и его друзиа.(смех) Впервые на арене, первое и последнее выступление с хорошим печальным концом.
       Подожди, не трогайте их. Они не мы, это понятно, но ведь звери, а? И это шоу с удушением - здорово. Чего не хватает здесь, в нашем клоповнике -это нормального шоу. Чего, чего, зашипели? Что, не согласны. Какие в норку идеалы? Идеалы все в туалете напиханы, пора бы уже смыть.
       Кафка. Предлагаю совершить круиз на ту сторону берега. Чтобы вдохнуть совершенно другой бриз.
       Голоса. А что это реально что ли? Что за ватрушки он нам предлагает? Мы же здесь как за решеткой в темнице сырой. Ага, мы значит туда, а он нас диру сдает тепленькими и мы на насест. Не надейся, вихрастый. А чего это ты стихами-то горишь, больной что ли?

    В этот момент незаметно входит Вениамин Каземирович.

       Кафка. Ребята, любое место, жилое конечно, претерпевает реорганизацию.
       Голоса. Чего?
       Кафка. В смысле, обновление для улучшения качества жизни.
       Голоса. Мы же не за границей, где все для нас. Сбежал бы, ей богу. Это не штаты.
       Вена. В американской жизни нет таких домов. Не продумали. А ведь я живу здесь без малого 12 лет. И всегда, почти каждую минуту хотел убежать туда, где трава посочнее. Почему я рвусь, или даже нет, рвался, в страну Большого яблока и белых лимузинов на дорогах. Не потому, что не люблю русский язык, быт или прельщает меня жизнь столичная с мириадами огней, а то что за сиротами там, как бы это ни звучало эхом из шестой палаты, выстраивается очередь. Очередь, мама дорогая. Представьте, за нами стоят в ряд, как в магазине. Словно за мясом, подходят и спрашивают "Вы крайний? Я за вами" А потом из-за прилавка продавщица - упитанная, на гамбургерах, говорит "Все, не занимать те, кому мальчики остались только девочки".
       Голоса. Да ладно, заливать горностай. Цыц, затухни дробилка. Дело, говорит. Продолжай, Веня.
       Вена. Мы тут, с друзьями, подумали - а чем мы хуже. Да, Малой уходит жить в семью, и это правильно. Это не значит, что он эмигрант и прочая дрянь. Нет, все мы этого хотим. И у всех у нас будет хорошая семья. Хорошая русская, хорошая американская, хоть испанская. Это возможно. Но пока мы здесь с вами, да создадим условия для нормального сосуществования. Вместе. Без насилия, интересно и с надеждой.
       Голоса. Еще бы добавок побольше на ужин, а то пока до завтрака дойдешь, дуба дашь, точно. А там еще зарядка, лимонная выжимка.
       Малой. Правильно. И я никуда не денусь. Буду внештатным корреспондентом из другого мира.
       Голоса. Что часто будешь приходить? Раз в 20 лет?
       Малой. Еще надоем. Я ведь тоже здесь рос и, наконец, врос, как дерево - корнями, и не так просто выкорчевывать себя и пересаживать в новую среду обитания. Но это нужно. Чем раньше мы с вами поймем, никто нам не объяснит толковее, чем мы сами, тем ранее нам повезет. Как детство, проходит и начинается новая жизнь - недетская. Как я называю - сейчас у нас картонная коробка, а потом - из крепкого металла, похожая на консервы. Так что приготовим открывалки. И консерва нам нипочем.
       Голоса. Молодец. А чего? Да он нормальную мысль толкает. Революционную, почти. Ладно, без комментариев. Ура, революционеру и его компании!

    Вениамин Каземирович незаметно уходит.

       Ты здорово сочиняешь, давай Гюго. Тот вроде бы пел. Да ладно, не брюзжи. Давай, Иосиф, окрыляй!
       Кафка. Когда горит одна свеча,
       Вокруг невидимые лица
       И сотня неизвестных тел
       В которых огонек теплится
       И свет, чистейший, будто мел.
       Когда вся комната в свечах,
       Вокруг не гномы и не волки,
       И сотни незнакомых фраз,
       В которых брань и кривотолки
       Взаимопонимание за раз.
       В смысле за один раз, присест, мы находим общий язык.

    Входит Сергей Львович.

       Сергей Львович. Это за противогаз с щелью? А вы чего так разрядились?
       Кафка. Мы это...
       Вена. Кино закончилось и мы...
       Малой. Понимаете...
       Голоса. Они сцену показывали о вреде курения на жизнь. И алкоголя. А еще наркотиков разных. Поучительно, блины и убедительно. Я точно брошу.
       Сергей Львович. Да? А я было подумал. Ну, если так, то объявляю вам благодарность с записью в личное дело.
       Вена, Кафка и Малой (вместе). Рады стараться, товарищ старший воспитатель. Ура, старшему воспитателю!
       Голоса. Качай! Качай!
       Сергей Львович. Ладно, вверх и только вверх. Только не переборщите. Не расплескайте суп и сметану.
       Голоса. Конечно, капитан! Взяли и...

    Занавес.

      

    Картина 4

    Ночь. Комната с кроватями. Кафка и Вена сидят и что-то рассматривают в свете фонарика.

       Вена. И я тогда говорю о том, что пробрался в воспитательскую и позвонил. Номер, который набрал, был нашепчен каким-то ангелом что-ли, но цифры я нажимал, как будто зная номер, не задумываясь.
       Кафка. Что, в голове помимо 25 томов Советской энциклопедии, уместились и номера телефонов? (показывая на фото в книге) Слушай, какая фантастика. Это вам не жить в бутылке из под кефира.
       Голос. Дурики, чего опять расшумелись? Большой клоп, знаете, не дремлет.
       Вена. Точно.(продолжая) И когда на том проводе взяли трубку, это был он, понимаешь, он. Я сперва не поверил, сказал, что это невозможно. А он мне сказал, что здесь специально из-за меня.
       Кафка. Из-за тебя? То есть он шпион что ли? Не соображу никак.
       Вена. Назови, как хочешь, но он здесь вне закона.
       Кафка. То есть. Еще раз пожалуйста и по порядку. Не сочти меня того, но рассказ твой походит на белиберду. Но ты мне друг и я всегда тебе доверял, даже в день смеха, помнишь, когда ты мне прислал письмо от президента. А я тогда, как полоумный, помчался, в тихое спокойное место, чтобы прочитать его. А в конце длинного письма твои каракули "с праздником, лопух!""
       Вена. Его зовут Максим. Он решил помочь мне. По первому зову. Я и не помню, что наплел. Меня в тот вечер сильно прижали - выбили зуб и по почкам. Я чувствовал себя такой размазней, когда плелся украдкой по коридору к туалету, где я зарыдал, как какая-то глупая девчонка. Холодная вода из крана меня освежила и помогла осмыслить ситуацию здраво. Хотя, насколько это был правильный поступок, судить не мне. Приехал сюда, договорившись предварительно с одним студентом, подделал бумажки и вуаля, сюда.
       Кафка. Максим?
       Голос. Лунатики, давайте потише. Меня не прельщает танцевать джигу под луной. Да и дождь сегодня. У Клопа наказательства могут быть страшные.
       Вена (тише). Да, да, Максим. Как пулемет, и точно такой с лентой патронов. Своим помогает.
       Кафка. И ночью, и днем, врагов побеждает прицельным огнем.

    К ним приближается Малой, укутанный простыней.

       Малой. Я уже час не сплю и жду, когда позовете.
       Кафка. Зовем.
       Вена. А мы час ждем, когда ты перестанешь храпеть и услышишь наши намеки.
       Малой. Это я делал вид, что храплю, чтобы вас не услышал старшой. А намеки твои не убедительны. Подушка, носок? Если бы в ход ватрушка пошла или палка копченного сыра, то я был бы давно здесь.
       Вена. Уважаемый, сыр в масле. Завтра у тебя начинается новая жизнь, насыщенная, напичканная палками колбасы, сыра и трюфелей пять коробов.
       Кафка. И учеба в школе с уклоном. А потом студент и жизнь припеваючи с женкой и детяшками.
       Малой. У меня матрас развалился от этих кровососов. Еще вчера. Подошел сегодня к нашей кастелянше, чтобы треба матрас, а она мне "так, Семен, одну ночь потерпи". А я говорю, мне же надо помнить это место хорошим словом, а не через каждое первое слово банно-базарная брань. Запоминается самое первое и последнее. А не то, что посередине. Хотя и там тоже бывало светло в оконце.
       Вена. Помните, как матрасы жгли. Устроили манифест, когда еду месяц не привозили и нас кормили пшеном одним.
       Малой. А я придумал флаг из старой майки и написал яблочным джемом "Мы не намерены больше клевать. Мы не курицы"
       Кафка. Только не все буквы уместились, и у тебя получилось "мы не курцы".
       Малой. А тот день, когда мы переплывали Гниловку в галошах. И нельзя было потерять хоть один.
    Кафка. Да, тот считался главным Гнилом. А еще этот ветер, который уносил нас по течению.
       Вена. В итоге мы выплыли, черт знает где.
       Малой. И черт знает сколько добирались назад.
       Кафка. Но, главное, добрались. Дождь, как сейчас вымывал всю грязь и смрадный запах. Ручейки бежали, и мы за ними наперегонки.
       Вена. Правда, я упал. Даже не просто упал, а полетел вниз в какой-то буерак и в двух миллиметрах от коряги.
       Малой. А мы за тобой по склизкой грязи, на корточках, как на салазках зимой с горы. И...
       Вена. Ага, еле корягу успел убрать. Точно бы поцеловались. Вдвоем весомее - теорема.
       Голоса. Ну, что за!? Бла, блу, бле. Устроили ночной переговорный пункт. Как-будто с самой Америкой разговариваете. Ну, если так, то привет жене президента.
       Кафка. Братья мои, а не глотнуть ли нам озона?
       Малой. Чего это ты?
       Вена. Тут дело пахнет даже не керосином.
       Кафка. Дело пахнет чистым самым полезным воздухом. И небольшим приключением.
       Вена. Это куда?
       Кафка. На тот берег.
       Малой. В галошах?
       Кафка. Да, нет. На лодке, конечно.
       Вена. Ты че сбрендил или как?
       Малой. А я за. Когда еще повторим подобное. Вена, соглашайся.
       Вена. Ну, если этот вояж будет посвящен нашему лучшему и непревзойденному другу, то я и ногами за.
       Кафка. Однажды маленький мальчик не мог уснуть. В следующую ночь, он снова не мог сомкнуть глаз. На третью - та же история. Чтобы не тратить время впустую, он стал считать звезды. На четвертую ночь, когда он насчитал пять триллионов, 787 миллионов 456 тысяч звезд, он уснул.
       Малой. Ура, нашему поэту и уже сказочнику.
       Вена. А почему он уснул?
       Кафка. Успокоился. Он думал, что звезд намного меньше. И их не хватит на всех. И беспокоился. А когда что-то тревожит, сна не видать.
       Малой. Пошли.
       Кафка. На цыпочках.
       Вена. Мушкетеры, вперед.
       Голоса. Не комната, а замок с привидениями.

    Друзья выходят из комнаты. В следующий момент входит Сергей Львович.

       Сергей Львович. Спите? Какая спокойная ночь. На улице непогода, а у нас райский уголок. И детки спят. Понятное дело, что один-два сейчас лежат под одеялом и слышат, как я брожу здесь и не думают спать. Может быть бояться грома и молнии или урчит в животе от голода. А еще, вероятно, поспорили друг с другом за звание главный неспящий, средний и младший неспящий.

    Старший воспитатель проходит по комнате и замечает, что 3 кровати пусты.

       А это еще что за козинаки? Я спрашиваю, это что еще за мармелад? Я третий раз повторяю это что за халва?

    Занавес.

      

    Картина 5

    Берег реки. Полная луна. Вдоль реки лунная дорожка прямо к зданию детского дома. На берегу бегают с фонариками три человека.

       Татьяна Николаевна. Да, что это за фонарик из города Бердиев? Не светит.
       Сергей Львович. Мой возьмите. У меня надолго хватит. Я взял с собой еще и дюжину свечей.
       Татьяна Николаевна. Да, свечи зажигать самое время. Сплюнь, Львович, а. Что ты говоришь? Куда же они могли запропаститься? Какая погода, а? Самое время для хорошей прогулки. Ну, конечно, неделю сухо было, ни капли с неба, все ждали, когда наступит сия ночь и вперед по лужам.
       Ух, я им задам, как только поймаю хоть одного. А они же ведь как бусы, сцеплены воедино - одного возьмешь, другого без сомнения захватишь.
       Сергей Львович. Да, я ж глаз то не сомкнул. Они же черти, как мышки, ей богу шмыг и только и видели. Остальная кавалькада спит, и знать не знает, куда они отправились. "Не знаю" знать бормочут и все.
       Татьяна Николаевна. Так они тебе и сказали, жди. В последнее время, заметила, какие-то они стали, более сплоченными что ли. Это что такое? Ой, каряга. Напугалась.
       Вениамин Каземирович. Не беспокойтесь вы так. Я думаю, что у них ритуал свой. Проводов. Завтра друг их уезжает. Так они видимо затеяли что-то в духе прощальной игры. Иначе и быть не может.
       Татьяна Николаевна (гневно). Ритуал? Проводы? Знаете, что, Вениамин, или как вас там, по-настоящему, с вами у нас отдельный разговор. Что это за чертовщина? Не понимаете, о чем я, да? Ой, что это там на воде? Да, вон же.
       Вениамин Каземирович. Коряга плавает.
       Татьяна Николаевна. Еще одна. Сколько их еще будет? Не притворяйтесь, что не знаете. История с документами. Хватилась, а там печать липовая. Ну надо же. Меня хотел провести, как глупую девчонку.
       Вениамин Каземирович. Я все объясню, только обещайте меня выслушать и не принимать неправильных решений.
       Татьяна Николаевна. Да, как я могу что-то обещать не известно кому. Нет, не могу я ничего обещать. Не видать там, чего?
       Сергей Львович. Лодки нет одной. Я думаю, они или еще на веслах или же на том берегу устраивают прощальную игру. Надо бы взять лодку и сплавать на ту сторону. Темно, как в кукурузном поле. Как-то спал я ночью в поле. Кукурузном.
       Татьяна Николаевна. На поле кукурузном. Я вам устрою завтра поле крапивное, если мы не примем меры. Что на меня так уставились, как будто я всегда должна быть спокойной, каменной и бесчувственной. Я же тоже человек, если заметили. И мне существенно плакать, паниковать и вести себя как самая настоящая женщина. Да, что забыли про это, Сергей Львович?
       Сергей Львович. Нет, вы что. Просто вы сейчас такая особенная. Настоящая.
       Вениамин Каземирович. Я сделаю это. А вы оставайтесь здесь и будете мне подавать сигналы, если они вернуться.
       Сергей Львович. Мне, может быть, с вами?
       Вениамин Каземирович. Не стоит. Татьяна Николаевна, вам лучше одной не оставаться. Вдвоем, под дождем тем более, сподручнее.
       Татьяна Николаевна. Не медлите.

    Вениамин Каземирович спускает лодку и, гребя веслами, отплывает от берега.

       Сергей Львович. А все таки, вы смелый человек. Только правильно меня поймите.
       Татьяна Николаевна. Да, ладно, Сережа. Перестань, я же знаю.
       Сергей Львович. Таня, Таня.
       Татьяна Николаевна. Ну-ка, подсвети. Да, не на меня, в сторону того берега. Ага. Вот и они. С лодки прыгают. Устраивают, значит, ночной заплыв. (пауза) Красиво как. Места у нас самые живописные. Как дельфины прыгают, погляди, а?
       Сергей Львович. Я им устрою завтра прощальный марш. Обещаю.
       Татьяна Николаевна. Ой, да ладно. Пошли, лучше чаю выпьем. Варенье с крыжовником не разлюбил?
       Сергей Львович (удивленно). Нет. А как же?
       Татьяна Николаевна. Ты почему волнуешься, Серж? Что такое? А? Что там?
       А что произошло? Я ничего не видела и ты (закрывает ему глаза рукой) тоже. Правда?
       Сергей Львович. Они как новорожденные, ты погляди. Купаются голышом. Их же трое было. А это кто?
       Татьяна Николаевна. Это наш главный дельфин-воспитатель, который проходит испытательный срок. Будем считать.
       Сергей Львович. А я буду считать это нашим первым долгожданным свиданием за последние...
       Татьяна Николаевна. Не надо напоминать о том, какие мы старые и седые. Но ты исправишься, я не сомневаюсь. Надеюсь, твои ростки не побил этот стервец дождь.
       Сергей Львович. Надеюсь, и твои тоже.
       Татьяна Николаевна. У них очень хороший защитник. Появился. Спаситель и дельфин в одном лице.
       Сергей Львович. Ну, с таким шефом, все ни почем.
       Голоса. Эй, а мы? Мы тоже дождя не боимся.
       Сергей Львович. Это что за ириска?

    Занавес.

      
      
      
      
       Постановка и публичное исполнение пьесы - только по письменному разрешению автора ===================================================================
       Роман Шабанов - 450000, г. Уфа, Коммунистическая 90/1-5
       Тел. /3472/727912, 89279311026
       E-mail: roma-tea79@mail.ru или romanshabanov@yandex.ru
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      

      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шабанов Роман Витальевич (roma-tea79@mail.ru)
  • Обновлено: 12/12/2009. 81k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.