--
Подожди, какой, к черту, самолет, мы не виделись 12 лет, - Алена обняла ее, - какой, к черту, самолет?!
--
Да вон, белый, белый альбатрос.
На белой полосе, под белым небом в белесом тумане стоял белый самолет без опознавательных знаков.
--
Не знаю, - Алена махнула рукой, - ну, как ты там?
--
А откуда он? - спросила Лека.
--
Что за прихоть?! После вековой разлуки - вдруг самолет! Да тут каждую минуту что-то садится и что-то взлетает. В мире двести стран. И каждый день появляется новая. Дался он тебе! Ну, двинули.
Она обняла Леку, и они пошли по летному полю, покачиваясь. Два подсолнуха в июле.
Легкий смех витал над полем.
Алена забросила баул в машину, и они покатили.
Мерседес был открытый, и теплый ветер развевал Лекины волосы.
--
Тебе бы пошел открытый Ролс-Ройс, - сказала Алена, - ты стала еще красивее. Как это у тебя получается в той стране? С вашей едой, с вашей радиацией.
--
Если родилась красивой, - пропела Лека, - значит, будешь век счастливой.
--
Какие у тебя зубы, Лека, - в 33 года такие зубы!
--
С вашей едой, с вашей радиацией.
--
Натюрлих. В нашей богатой Германии столько женщин с ужасными зубами. Если б у тебя были плохие, Гюнтер бы тебе сделал восхитительные. Он Паганини зубов. Его бормашина летает, как смычок...
Они мчались из Кельна в Аахен. Был чудесный августовский полдень. Что-то шептала пшеница. Свистел соловей.
Они подъехали к трехэтажному дому в центре райского сада. За забором ржала лошадь.
--
Герман, - нежно позвала Алена.
--
Это твой муж? - спросила Лека.
--
Муж Гюнтер, я тебе говорила, - поправила Алена. - Герман - конь. Ему три года, гордость Аахена.
Они въехали в сад. Пахло розами. В пруду плавало три лебедя.
Герман приветливо ржал.
--
Ты будешь катать мою лучшую подругу, - Алена обняла его, - гут, Герман?
--
Гут, гут, - Герман в знак согласия закачал головой.
--
А это майне хауз, - Алена повела рукой, - шедевр Ханса Шпреде - лучшего зодчего Аахена.
--
Лучший зодчий, лучший конь, - произнесла Лека.
Алена не слышала.
--
Лестница - каррарский мрамор, - продолжала она, - "ПИЕТА" Микеланджело из того же. Стол - стекло Мурано, ножки - Бурано, плыл на корабле из Венеции. Сначала морем, потом по Рейну.
--
Стол путешествовал больше, чем я, - сказала Лека. - Ты живешь в немецкой сказке.
--
Братьев Гримм, - согласилась Алена, - а это мой маленький Мук, слышишь?
Откуда-то снизу доносился рокот бормашины.
--
Гюнтер, бедненький, работает с утра до вечера. У людей болят зубки, и мой маленький Мук их спасает. Кабинет у нас на первом, мы - на втором, отсюда виден майне либе Аахен.
--
Ты любишь свой Аахен? - спросила Лека.
--
Обожаю - чисто, тихо, уютно. Даже ночью можешь спокойно гулять. Никто не подойдет. А как он тебе?
--
Я еще не гуляла тут по ночам, - Лека рухнула в кресло. - У вас бывают белые ночи?
--
В Германии есть все! В Киле пожалуйста - сколько хочешь белых ночей.
--
Разведенный Дворцовый мост?
--
Перестань, что за глупая ностальгия? Ты впервые на Западе?
--
Да, - ответила Лека.
--
Тридцать три года не выезжать! Как ты только выдержала?
--
Бормашина не останавливается? - поинтересовалась Лека.
--
У людей болят зубки, - повторила Алена. - Прости за бестактный вопрос - на что ты живешь? На зарплату филолога?
--
Продаю наследство, - ответила Лека, - камни, ожерелья. По камню в месяц. Волшебное ожерелье кормит меня пять лет...
--
А у нас - бор-машинка. В прошлом году купили дом в Чили.
--
Дальше не было?
--
Аахенцы любят экзотику, - объяснила Алена, - и потом, в Чили у нас родня - дядька Гюнтера Вольфганг и тетка Амалия - чудные старики, поселились там сразу после войны.
--
А где жили "до"?
--
Перестань, кого это сейчас волнует. Мы с Гюнтером очень увлекаемся лошадьми, у нас прямые контакты с орловским заводом.
Бормашина звучала ровно и уверенно. Гюнтер зарабатывал на орловского рысака.
--
Лучшие люди Аахена носят зубы моего Гюнтера, - продолжала Алена, - бургомистр Шванц, судья Шмук, пастор Швабе...
Алена еще долго перечисляла лучших людей Аахена с зубами Гюнтера. Лека рассеянно слушала.
--
Кстати, у Рольфа тоже наши зубы, - вдруг сказала Алена.
--
Неужели, - удивилась Лека, - а уши?
--
Перестань издеваться. Совсем неплохой мужик. У него пивной заводик. Я тебя с ним познакомлю. Он скоро будет здесь. Давай пока быстро окунемся - и за стол.
Они барахтались в бассейне посреди сада, брызгались, визжали, потом долго вытирались махровыми полотенцами, и, наконец, сели прямо на траву, где был накрыт стол с яствами - итальянские сыры, финские колбасы, фрукты из Африки, таиландский перец и большая бутыль мозельского вина "Молоко моей матери". Посреди, на вертеле, красовался кусок жареной оленины.
--
Гюнтер вчера сам подстрелил на охоте, - похвасталась Алена, - олени - его страсть.
--
Почему именно олени?
--
Гюнтер говорит потому, что ничего благороднее он не встречал. Он никогда не пойдет на оленя с ружьем - он пронзает их стрелой из лука. Настоящий германец - стреляет не хуже своих предков. Он вообще отменный стрелок - это у него от бормашины - там тоже надо быть точным, особенно когда лечишь нерв... Отрезать тебе кусочек?
--
Оленя не ем, - ответила Лека.
--
Это еще почему?
--
Налей мне шампанского, - Лека подняла бокал, - "оленя ранило стрелой - и лучше не найду я фразы".
--
Я больше не занимаюсь Шекспиром, - сказала Алена и вновь разлила шампанское, - ты замужем?
--
Нет, - сухо ответила Лека, и Алена поняла, что о личной жизни она ничего рассказывать не будет.
--
А Володя? - только спросила она.
--
Он погиб. Мы не успели записаться.
--
У тебя был муж?.. Мужья?..
--
Это не важно. Я никого больше не любила.
--
Что за старая песня, - сказала Алена, - ты должна была устроить свою жизнь.
--
Люблю старые песни, - ответила Лека. - Что, бор-машинка не останавливается?
--
Ах, бедный Гюнтер, - вздохнула Алена.
Внизу позвонили.
--
Это Рольф. Сейчас ты его убьешь наповал.
Рольф походил на пивную бочку, которую забыли заткнуть.
Он сыпал комплиментами, он впился в руку Леки мокрыми губами, он острил.
--
Ах, какие у вас глаза, шейне Лекэ, какая шейне шея! А зубы!! Готов биться об заклад - зубы от нашего Гюнтера!
--
А вот и нет, а вот и нет, - игриво пищала Алена, - зубки у нас собственные.
--
Фантастише! - Рольф хлопал в ладони, - с вашей едой, с вашей радиацией!
Леку качнуло.
--
Объясните мне, шейне Лекэ, - продолжал Рольф, - варум в вашей варварской стране живут такие красавицы, а в нашей, цивилизованной - бигейме?!
--
Нет, серьезно, - Рольф подобрал живот, - я холост.
--
Очень приятно, - сказала Лека.
--
У меня большой дом. Вы могли бы жить у меня.
--
В Аахене все такие прыткие?
--
Я человек дела, - заметил Рольф, - у меня три пивных завода, земля, рощица в Баварии, вы подумайте, Дездемона.
--
Уже думаю, - сказала она.
Рольф начал рассказывать смешные истории из жизни любителей пива.
--
Недавно одна компания выдула две бочки пива и, не найдя поблизости туалета, - Рольф начал задыхаться от душившего его смеха, - не найдя поблизости туалета, оросила всю Унтер дер Линден, - он гоготал, глаза его налились, - пришлось вызвать поливочную машину.
Вернулась Алена с шампанским, хлопнула пробка, зазвенели фужеры.
--
Прозит, прозит! - начала кричать она.
Рольф опрокинул залпом, утерся.
--
А еще раз, - начал он, - другая компания выдула три бочки...
--
И не нашла туалета, - продолжила Лека.
--
Как вы отгадали?
--
Я слышала, что в Аахене мало туалетов.
--
Но это было в Бремене.
--
Тогда пардон.
--
Так вот, не нашла туалета, - Рольфа вновь начал душить смех, - и прямо всю Милитэрштрассе, ну прямо всю!..
--
Рольф, - сказала Алена, - ты мог бы оставить несколько смешных историй на потом?
--
У меня их много, чего жалеть?
--
И все же.
--
Как хочешь. Я просто хочу, чтобы Лека знала, что у нас от пива лопается больше людей, чем на автобанах! Вы знаете это, Леккэ?
--
Найн, я специалист по Шекспиру. "Оленя ранило стрелой и лучше не найду я фразы".
--
Прежде, чем его ранить, шейне Леккэ, - заметил Рольф, - неплохо бы выпить баварского пивца. Шекспир где пил пиво?
--
В таверне "Золотого Льва", - ответила Лека.
--
Ну, вот видите, мы с ним коллеги. И оленя он ел, шейне Леккэ. Приглашаю вас к себе на шекспировский вечер - оленина и молодой "Мозель". Биттешен.
У Леки зачесались руки. Ей захотелось шваркнуть его по харе.
--
Данкешен, - ответила она, - но я не одна.
--
Можете с Отелло, - заржал он, - и знаете, я человек деловой, чего тянуть - я вам предлагаю руку и сердце.
--
У меня мама, - ответила Лека, - я живу с мамой.
--
Варум? - не понял Рольф.
--
В России живут с мамой.
--
Дико, - сказал Рольф, - дикая страна. У нас тоже жили с мамой. В прошлом веке. Муттер должна жить отдельно.
--
Мы живем вместе, - повторила Лека.
--
Варум, шейне Леккэ?! У нас в Германии есть великолепные дома для престарелых, фюр альте.
--
Вы хотите мою мать сдать в такой дом?!- глаза Леки сузились, - вы хотите мою мать..., - ей захотелось зубами порвать его розовое горло, но она только сказала. - Сдайте свою!
Она ожидала взрыва, пощечины.
Рольф был спокоен.
--
Свою я уже сдал, - невозмутимо сказал он, - прекрасный домишко "Роте Розе". Старушка очень довольна. Навещаю ее каждый месяц, а также на Пасху, Рождество. Гуляем, беседуем, потягиваем пивцо. Моя матушка может выпить литра полтора.
--
Есть освежающие средства, - ответила Алена, - или ты предпочитаешь, когда от мужика пахнет водкой?
--
Где Гюнтер? - Лека решила поменять тему. - Хочу видеть Гюнтера! Где он?
--
Да вот же. Ты разве не слышишь? -
Снизу доносился нежный шепот бормашины. - Гюнтер всегда со мной...
Рольф появился на следующее утро, Лека еще лежала в кровати.
--
Я думал всю ночь, - начал он.
--
Выйдите, - попросила она, - я наброшу халат.
Она вышла в салон.
--
Бедный Рольф! И о чем же вы думали всю ночь?
--
Я принял решение: ваша муттер будет жить с нами!
--
Вы джентльмен, Рольф. Но у мамы несносный характер!
Она командует.
--
Ради вас, шейне Леккэ...
--
Данкешен. Тогда я звоню, чтоб она собирала детей и выезжала.
--
Каких детей?
--
У меня трое детей, майне либе.
--
Их фарштейн нихт, - заволновался Рольф, - их...
--
Что же тут фарштейн нихт - дети, киндер, от каждого мужа - по киндер.
--
У вас было трое мужей, драй? - Рольф для точности изобразил число на пальцах.
--
Четверо, - поправила Лека, - но один не мог. Он стрелял из лука, и стрела угодила ему... Вы понимаете меня, Рольф?
--
Я, я! Гюнтер тоже стреляет из лука.
--
Ну, так вот, - продолжала Лека, - мы обошли всех светил - никто не помог. Пришлось с ним расстаться.
Рольф икнул.
--
Не переживайте. Остальные из лука не стреляли, и у них получалось. Родила разбойников, все трое сорви головы, драки, мат, гашиш. Хотела их в тюрьму - не берут - переполнено. Может, в Германии придут в норму. И потом, говорят, у вас тут тюрьмы, как у нас санатории.
--
Не знаю, не сидел, - Рольф был раздражен.
--
Варум? - спросила Лека.
Рольф встал и вышел.
--
Зачем ты с ним так, - сказала Алена, - он уже не молод. Ему нужен покой.
--
Пусть не ищет таких жен, как я, - отрезала Лека.
Два дня Алена думала, как выдать подругу замуж. Она хотела, чтоб Лека жила с ней рядом, как когда-то, в далеком Питере. Наконец, она решила устроить званый вечер.
--
Будет весь холостой Аахен, - сказала она Леке, - выбирай.
--
Дала б ты мне отдохнуть, - только и ответила та.
Вечером собрались холостые аахенцы. Все блистали умом и белыми зубами.
--
А где Гюнтер? - спросила Лека.
--
Он внизу. И потом - он женат. Выбирай, тебя пожирают глазами. Немцы любят русских жен не меньше, чем пиво.
За Лекой ухаживали, поили шампанским, что-то шептали на ухо. Потом ее захватил высокий томный заика.
--
У меня трое, - заметил Фридрих, - пусть у них у всех будет русская бабушка. И русская мама.
--
Вы хотите, чтоб я воспитывала ваших киндер? - спросила Лека.
--
Натюрлих. Я ведь дома не бываю. Надо доставить макароны в Италию, апельсины в Египет, палочки в Токио. Мы будем видеться редко, но мне будет приятно, что дома ждет верная жена.
--
С чего вы взяли, что я верная?
--
Все русские жены верные. Вы не слыхали? Вы будете сидеть дома и ждать меня, - заключил он, - как это там у вас? "Жди меня - и я вернусь, только очень жди..."
И вновь Леке захотелось влепить оплеуху.
--
Я изменяла, - сказала она, - я работала проституткой, в Москве, с иностранцами, в отеле "Националь".
--
Как?!
--
Тссс, Алена не должна знать.
--
Альшулдиген, - начал заикаться Фридрих, - к-крокоди-лы. Я должен лететь в Африку - к крокодилам.
Он вылетел, чуть не сбив Алену...
--
Что ты ему такое сказала?
--
Если ты вздумаешь меня еще с кем-то познакомить, - сказала Лека, - я пошлю тебя к чертовой бабушке! И улечу домой.
--
Кретинка, - взорвалась Алена, - почему ты не хочешь жить в цивилизованной стране?! Ездить по миру, скакать на лошадях. Ты заслуживаешь этого! Немецкий муж всегда обеспечен, всегда выбрит, предупредителен, в начищенных туфлях. Хочешь взглянуть на туфли Гюнтера?
--
Хочу видеть Гюнтера, - сказала Лека, - живого Гюнтера!
--
Еще увидишь. Ты тут всего несколько дней, - Алена раскрыла шкаф. - Взгляни, как отглажены брюки! Все сорок восемь пар. И потом, - она хлопнула дверцей, - кроме "майне либе" я от него ничего не слышала.
--
А бормашина? - спросила Лека.
--
Перестань! Почему ты не хочешь стать "майне либе"?!
--
Я ею уже была.
--
Еще. Надо все время быть "майне либе". В Аахене это возможно.
--
В Аахен я приехала дышать розой, - ответила Лека.
Ночью позвонил Рольф.
--
Согласен на киндер, - сказал он, - я ведь в молодости тоже любил побуянить. Давайте с детьми!
--
А бабушка? - спросила Лека.
--
Какая бабушка? - трубка в руке Рольфа задрожала.
--
Гроссмуттер, - объяснила Лека, - скоро девяносто, я даже не знаю, как она перенесет самолет.
В трубке начало происходить что-то страшное - она хрипела, кашляла, охала, рыгала.
--
О гроссмуттер не может быть и речи! - рявкнула трубка.
--
Варум? Она обожает Гете, она плачет на Брукнере. Правда, она храпит. В Санкт-Петербурге она будит весь дом.
--
У меня она будить не будет! - Рольф бросил трубку.
Лека сказала Алене:
--
Мы можем пойти пройтись, как в школе, после уроков?
Они пошли шататься. Алена воспевала немецких мужей.
--
Возьми Гюнтера - я его никогда не видела пьяным, не видела грубым, не видела...
--
А вообще видела? - перебила Лека.
--
Ты стала злой, - сказала Алена, - опрокинем по кофе?
Они не успели заказать - подошел дистрофик в рваных джинсах и африканской рубахе.
--
Пирмин Вук, - представила Алена, - зеленый, защита окружающей среды.
Пирмин Вук с места в карьер спросил у Леки, каково состояние Невы и что с Финским заливом. Потом они ели вместе траву. Пирмин повел ее на демонстрацию против загрязнения Рейна.
Два вечера они кормили детенышей морского льва. Наконец, Лека бежала.
--
Где зеленый? - поинтересовалась Алена.
--
Жрет морской ил...
Вечером появился Рольф.
--
Согласен на бабушку, - сказал он, - только признайтесь, кто у вас есть еще?
--
Кузен с женой, - ответила Лека, - сестра с любовником и две подруги с семьями.
Рольф приподнялся.
--
Но вы не живете вместе? - с надеждой спросил он.
--
Пока нет. Но если будет большой хауз...
Рольф тяжело задышал, правая щека задергалась.
--
Но пока волноваться нечего. Мы их сюда не возьмем, только в гости, на месячишко-другой...
Рольф вытер большим платком мокрый лоб.
--
Майне либе, - сказал он, - как вы думаете, бабушке будет удобно на первом этаже?
--
Не очень. Она боится воров.
--
В Германии?!
--
Она плохо соображает - Германия, Зимбабве, Лаос - для нее все Россия.
--
Тогда она будет спать в гостиной.
--
А храп? - спросила Лека.
--
Не страшно, я тоже храплю.
--
Вы мне об этом не говорили.
--
Для вас это имеет какое-либо значение?!
--
Решающее! - ответила Лека. - Мы будем спать в разных комнатах.
--
Даже в медовый месяц? - ужаснулся Рольф.
--
Особенно. У вас есть деревянная кровать Луи 16-го?