Шестопалов Юрий Константинович
Чикакгские истории. Знакомство

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Шестопалов Юрий Константинович
  • Размещен: 09/02/2010, изменен: 09/02/2010. 49k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Скачать FB2
  • Аннотация:
    Довелось мне как-то делать проект для чикагской компании. Сам проект был интересный. Но интересной оказалась и жизнь в Чикаго. Не скажу, что было уж очень увлекательно участвовать в ней, но наблюдать и познавать её было любопытно и поучительно, и в плане познания людей, и жизни в западных обществах вообще. Чикаго предоставляет для этого прекрасный неотретушированный материал.
    •    Знакомство
      
       Эпиграф, приводимый ниже, по сути является шуточным комментарием младшего сына к моему намерению написать несколько небольших рассказов о пребывании в Чикаго.
      
       "For those of you who have lived in Chicago, will understand this story. The rest can think of this as a work of fiction."
      
       "Те, кто жил в Чикаго, меня поймут.
       Остальные пусть думают, что это
       художественный вымысел."
      
      
       Утро
      
       Я не помню, как попал в аэропорт Пирсон города Торонто. Помню только, что обнаружил себя сидящим в оцепенении в зале ожидания, уже пройдя контроль и таможню. Скорее всего, я приехал на такси. Хотя, может, и на своей машине, поставив её на забитую до отказа многоэтажную стоянку аэропорта. Если это так, то, выйдя из машины, я, наверное, по обыкновению машинально озирался по сторонам в полутёмном, насквозь промёрзшем и промозглом гараже, зябко подёргиваясь и крутя во все стороны головой - старался запомнить, на каком этаже и какой стоянке потом искать машину. В конце концов, как я добрался, не имеет никакого значения для нашей истории. Моей истории. (Что это я всё время должен себя поправлять, ещё толком не начав писать?..)
       Да, так вот. Мне было холодно. За окном пространство захватила глухая темень. Аэропорт за высокими окнами жил какой-то невидимой жизнью, обозначаемой разнокалиберными движущимися огоньками и глухими звуками. От ночного подъёма меня потряхивал озноб. Я сжался в комочек и старался не шевелиться, чтобы не потерять такие дорогие и такие недостающие моему голодному телу калории тепла. (А какие ещё бывают калории, интересно? Холода, что ли...) Я припомнил, как Вова Азиатцев, мой сосед по общежитию семейных железнодорожников в Нахабино (хотя семей у нас не было), рассказывал о своей службе на границе и несении дозоров. Чтобы сохранить тепло, пограничники падали в снег и старались не шевелиться, тогда тепло якобы сохранялось значительно дольше. С точки зрения физики вполне логично. Находясь в прослойке воздуха, лучше не задевать наружные более холодные поверхности и таким образом не терять тепла.
       Вылет моего самолёта в Чикаго задерживался на три часа. По хорошему, надо было бы посмотреть документацию, свои предложения, полистать книги, одним словом, использовать время с пользой. Но я продолжал неподвижно сидеть в полузамороженном состоянии и не делал ничего такого правильного. Я сидел и просто тупо и обречённо, как-то очень медленно и мучительно убивал время ожидания. Из забитых таким незатейливым образом секунд складывались забитые минуты, потом десятки минут, потом часы. И ничего при этом не менялось, как ни странно. Это такое занятие, которым можно заниматься только в аэропорту, ожидая задержанный самолёт. ...Хотя нет, вру. Так мучительно время ещё идёт, когда лежишь где-нибудь высоко в горах в палатке и просто пережидаешь ночь. На улице градусов сорок мороза, завывает ветер, тебе холодно и как-то не спится. Или лежишь в глухой тайге на снегу, подстелив сосновые ветки, смотришь в ночное небо и просто ждёшь рассвета, когда можно будет снова двигаться дальше. Мороз постепенно добирается до самого нутра, тело коченеет, но его температура не падает ниже какого-то биологического порога анабиоза. В таких случаях с утра потом всё тело, особенно суставы, скрипит как сухое дерево на ветру, пока не разогреешься.
       Что-то похожее я испытывал сейчас, сидя на скамье в зале ожидания. Всё, что я чувствовал, это холод. На остальные явления жизни мои органы не реагировали.
      
       Наконец за окном начало светлеть, и помаленьку наступил серенький тихий рассвет. За окном крупными редкими хлопьями шёл снег. "Так вот почему нас задержали", - медленно и скрипуче повернулись где-то в глубине мои мозги, впервые за последние несколько часов обнаруживая своё присутствие. К соседнему выходу медленно, как бы на ощупь, подрулил самолёт. Спустя несколько минут его немногочисленные пассажиры слегка нарушили дремоту нашего закутка. Потом снова всё затихло. Наверное, я в итоге заснул, несмотря на озноб.
       И вот я сижу в кабине самолёта. Напротив орудует какая-то аэродромная машина, сдувая снег с корпуса рядом стоящего самолёта. Трое рабочих в униформе внизу возятся у нашего самолёта. Вернее, возится один, а двое стоят рядом и весело разговаривают. Тот, который работает, стоит на стремянке и изо всех сил старается следить за разговором. Он постоянно поворачивает голову, видно переспрашивает, что не услышал. Руки его как бы сами по себе ковыряются в крыле самолёта, а сам он всей душой и глазами участвует в разговоре.
      
       Потом мы взлетаем, мне уже не холодно, и я наконец-то открываю свои листочки. В том году дела шли, наверное, слишком хорошо, чтобы так продолжаться дальше. Я просто зарвался. Это обычное явление среди людей. Сначала они хотят получить хоть что-то. Они это получают, и почти моментально начинают принимать эту благодать как должное. Потом фортуна поворачивается - так, немного, бочком. Но люди уже привыкли к хорошему, они не хотят что-то хуже. К хорошему быстро привыкают. И они отвергают неплохое и ждут хорошего. А хорошее не приходит. Оно вообще не частый гость, а люди думают, что его приход - это норма. Они ошибаются, и потом расплачиваются за эту ошибку. Как, скажем, Царевна - Несмияна. Народная мудрость придумала противовес такой неконструктивной жизненной позиции, например: "Дают - бери, бьют - беги". Или вот ещё, "курочка по зёрнышку", любимая присказка моего дяди. Но проблема в том, что знание не становится просто так руководством к действию. Оно должно быть ассимилировано с деятельной частью их обладателя, чтобы приносить ему реальную пользу. И у разных людей эта способность развита очень даже в неодинаковой степени, вплоть до того, что у некоторых она не развита вообще.
       Так и я. В полном соответствии с законами природы, распространяющихся на большинство людей, закончил проект и не особо спешил искать другой. Почти сразу подвернулась неплохая работа, но я, избалованный к тому времени предыдущим проектом и выгодным обменным курсом американского доллара, как-то потерял чувство реальности и отпустил проект. А потом ничего такого больше не подворачивалось. Ну то есть я много ездил, разговаривал, но до проекта дело не доходило. Как-то всё срывалось в последний момент. То я начинал в чём-то сомневаться, то потенциальные заказчики в последний момент начинали сомневаться в моих талантах и способности решить их проблемы.
       Один раз дело было совсем уж уладилось в одном из Нью-йоркских банков. Всех всё удовлетворяло. Но в последний момент один из вице-президентов (их в том банке было как собак нерезаных, кстати - а почему люди так говорят?..), попросил побеседовать со мной бывшего соотечественника по поводу знания одного из языков программирования, хотя там надо было больше знать математику, а программирование было сбоку-припёку. Ну, вот такой каприз пришёл в какое-то место тому вице-президенту. Я не уверен, что это был мозг или его правильная часть. Обязательно полагаться на специалиста, это болезнь развитых стран. Не то что самому всё надо делать, ни в коем случае. Мера утеряна, вот в чём проблема. Людей отучивают доверять самим себе даже тогда, когда это совершенно необходимо по ситуации, или вопрос, как говорится, выеденного яйца не стоит. Кто такие специалисты, по большому счёту? Люди, со всеми вытекающими, то есть способностью ошибаться, уставать, халтурить, лениться, не соображать и так далее и тому подобное. Что я знаю точно, так это что никакую ситуацию, в которую вовлечён, нельзя упускать из-под контроля. Иначе очень быстро наступает разочарование чем-то или кем-то. Самим собой, например. Как любят повторять мои дети, бесплатным бывает только сыр в мышеловке, да мясо в капкане. Устами младенцев...
      
       Мой бывший соотечественник обрадовался поручению, и изо всех своих программистских сил или каких-то там верноподданнических чувств начал строить мне ловушки. Я попытался ему объяснить, что особой нужды так ретиво исполнять вообще-то формальное поручение нет, но он не внял моему разумному совету.
       Его проблема была довольно типичной. (И живи он с этой проблемой сколько угодно, мне бы и дела не было, но она вскоре породила другую, теперь уже мою, как инфекция набросившись на мой вообще-то здоровый организм.) Он не пытался понять, знаю ли я предмет, но страстно желал найти мои пробелы в знаниях. Что уж его там двигало изнутри, я не знаю, но только кто ищет, тот всегда найдёт. Он и нашёл, причём в том месте, которое я, можно сказать, исползал вдоль и поперёк. Мой ретивый экзаменатор знал теорию, а я знал теорию и практику, в своё время хорошо повозившись с межпроцессорными коммуникациями. Ну, где там... Он же был вроде как начальник, ему же поручили (как в своё время Балаганову, а не Паниковскому). В общем, радостный, он убежал к своим боссам и уж так, по-видимому, там распинался, что всё дело расстроилось в итоге. Напрасно тот вице-президент в данном случае положился на специалиста. И мне хуже сделал, и себе плохую услугу оказал. Я потом стороной узнал, что долго они ещё искали, кто бы мог работу сделать. Думаю, в итоге взяли кого попало, когда сроки совсем прижали и уже нельзя было дальше тянуть. Стереотипы вещь дорогая...
       Что движет такими людьми, как мой бывший соотечественник, кто его знает... Они, соотечественники, вообще материя неоднозначная, с ней надо осторожно, особенно с той, что недавно прибыла - представление о новой среде не совсем адекватное и соответственно происходит неадекватная трансформация того, что принято называть сознанием.
       Мне вообще неизмеримо легче договориться с каким-нибудь главным исполнительным директором или президентом компании, чем с представителями так называемого славного среднего звена. Большинство первых смотрят в первую очередь на человека и его потенциал, вторые замкнуты в тесном закутке своих профессиональных представлений. Как раз человека они не видят, зачастую не могут видеть, они просто не знают что это такое, заменив познание людей расхожими стереотипами и слепленными с самих себя мерками. Они не понимают, что мне не надо знать какой-то конкретный оператор, чтобы выполнить работу. Я или знаю, что он есть и за пару минут найду его в описании, когда он мне понадобится, или знаю что такой или похожий оператор должен быть, и я точно знаю, где его надо искать. Мне нужно "поймать" концепцию и то основное, что её поддерживает, а остальное, как говорится, дело техники, в смысле тренированного и дисциплинированного ума. Каждый работает на своём уровне...
       У американцев есть такой подход к подбору новых работников, который я называю "отбором методом круговой поруки". Снаружи всё выглядит вполне пристойно и очень даже демократично. Прежде чем поручить проект или просто взять кого на работу, кандидата запускают на целый день по кругу работников. Каждый на своё разумение разговаривает с взбудораженным и несколько неуравновешенным из-за этого претендентом, задавая ему каверзные вопросы и пытаясь найти слабые точки. Потом в отделе кадров все полученные таким образом отзывы суммируются и ставится общий диагноз. В итоге все довольны. Ответственность за принятие решения размыта на элементарные частицы и развеяна во Вселенной, так что никаких следов никогда уже не найти. Все вовлечённые в процесс каудальные части прикрыты, можно сказать, бронёй и неуязвимы для каких бы то ни было последствий. Кандидат чувствует значительность всего мероприятия и переживает минуты (вернее часы) как бы настоящей жизни и высокoго подъёма. К концу эпопеи он измотан до последней степени, разговоры и волнение высосали из него все силы. Он еле стоит на ногах, но продолжает что-то говорить и говорить, уже заплетающимся языком, и совсем плохо соображая. Всё, чего жаждут его тело и измученная душа, чтобы этот марафон когда-нибудь закончился. Но забег всё не кончается, и он снова заходит в очередной "кюбикл" или кабинет и пытка начинается сначала.
       Я почему так хорошо знаю это состояние, что мне тоже когда-то доводилось быть "пропущенным сквозь строй". Но я человек слабый и "ломался" уже на втором рукопожатии. Мне уже не хотелось видеть эти искусственные приветливые улыбки, а тем более улыбаться самому. Где-то в глубине души как прилив поднималось могучее желание выругаться и оставить за спиной весь этот цирк.
       "Милые мои!" - мысленно взмаливался я перед своими благодетелями. "Вам надо сделать работу, какие проблемы? Вы меня увидите за всё время раз пять, самое большее, а потом мы разбежимся и никогда больше скорее не пересечёмся. Вы ничем не рискуете! Деньги вам платить по окончании всей работы, вы меня уже на этот счёт уговорили, ладно. Я что-то не пойму, кто кого должен проверять. Может всё-таки я, который будет полгода делать работу, не зная, что там ещё может приключиться с вашей конторой за это время или какая вожжа вам под хвост попадёт..."
       В итоге для себя я свёртывал это мероприятие и начинал развлекаться, вполне справедливо полагая, что балаган по сути должен иметь соответствующую форму. Если я видел, что с человеком можно просто поговорить о том, о сём, посмеяться, я это и делал. Нащупывал интересную для него тему и далее разговор плыл в этом русле, плавно перетекая в другие увлекательные направления. Если попадала какая-нибудь зануда, я быстро переводил стрелку и начинал задавать вопросы сам, ставя того в тупик. Потом я доброжелательно объяснял заданный вопрос, результатом чего обычно было хорошее расположение, а иногда даже заискивание. То ли интервьюируемый мною боялся, что я накапаю начальству о его некомпетентности, то ли так, на всякий случай на будущее. Разумеется, такая творческая стратегия не всегда работает. Например, за редким приятным исключением с индийцами такие трюки ставить не следует. Их кастовый менталитет, встроенный тысячелетиями уже в гены, и объективно нормальная для них неразборчивость в средствах препятствуют воплощению такого невинного замысла. Они изо всех сил лезут из кожи вон, чтобы занять господствующее положение на местности. Это выражается в страстном желании быть начальником, калифом на миг в любой ситуации, или взять верх при купле-продаже. Неважно, что и как, в них запрограммировано это неукротимое движение выбираться наверх, наступая на что угодно. Разумеется, не у всех, но что-то такое, как тенденция, присутствует. Знакомые индийцы, с которыми сложились неплохие отношения (все они давным-давно покинули родные пенаты и во многом приняли местный менталитет), сами с юмором отмечали эту особенность своих соплеменников.
       В итоге такое развлекательное времяпровождение не тяготило. Я знакомился с хорошими людьми, узнавал много нового, а зачастую и интересного. И потом, всё это протекало без напряжения и весело. Жизнь надо украшать, как и новогоднюю ёлку. Но если хочешь, чтобы ёлка была красивой, сам о том и позаботься. И о дереве, и об игрушках, и как их развешать.
      
       В итоге после всех мох проколов и пролётов к концу февраля я приподнялся и начал уже нажимать на все кнопки, то есть звонить знакомым начальникам отделов, с кем раньше работал, пытаясь найти хоть какой-нибудь проект. Мне уже было не до жира и не до самокопаний. Я созрел как какое-нибудь яблоко "белый налив", до степени рыхлости разваренной картофелины, и готов был свалиться орлом на любую подвернувшуюся работёнку. Не то чтобы жить было не на что, но мне как-то приелось безделье, и я хотел заняться чем-нибудь созидательным. Наконец в Чикаго заинтересовались моей скромной персоной, а вернее тем, что из неё можно выжать, используя в качестве тягловой силы.
       Одновременно аналогичный интерес проявила не так чтобы большая, но совсем не маленькая контора из Питсбурга. В Питсбург я уже съездил на машине. Там мы быстро договорились насчёт того, что надо сделать, но по деньгам всё ещё утрясали окончательные условия. Контора жмотилась, а я дожимал их до той цены, которую считал справедливой с моей точки зрения. Они, похоже, тоже понимали, какой должна быть реальная цена, но чисто по-американски, упёрто, защищали свои финансовые рубежи. Раньше я думал, что они просто не могут допустить, что кому-то с акцентом вот так, за здорово живёшь, надо платить нормальную цену. Но я быстро понял, что американцы в этом плане подлинные интернационалисты. Деньги, это настолько святое божество, что национальность не имеет никакого значения. Объясняйся хоть на пальцах.
       Разговор в их масштабе шёл о копейках, но для них это сути дела не меняло. Они цеплялись за каждый десяток тысяч долларов и с болью уступали очередную линию своей глубоко эшелонированной обороны. Каждый виток таких тактических маневров завершался большими заказными письмами. Их приносил курьер. Я расписывался, вскрывал конверт, и смотрел договор. Там всегда была поменяна только одна строчка, насчёт цены. В сопроводительном письме стандартно выражалась оптимистичная уверенность, что теперь наконец-то все препятствия для совместной работы ими устранены, и я могу засучивать рукава и начинать работать. Я садился за компьютер и сочинял нудное письмо, почему меня не устраивает предлагаемая сумма, перечисляя объём работы и упирая на трудности. Проект у них зашёл в такую стадию, что хорохорься, не хорохорься, кому-то надо его вытаскивать из его нынешнего плачевного состояния. Мне звонил один из руководителей проекта, Питер, по национальности немец, и возмущался, что начальство тянет резину. Мы с ним вели задушевные беседы насчёт концептуальных подходов в системном дизайне. Нашли очень много общего и понравились друг другу. Питер был в одиночестве со своим здравым смыслом и очень обрадовался, что может найти в моём лице поддержку. Но пока я занимался этой дурацкой перепиской, а Питер терпеливо ждал подкрепления.
       В Чикаго я летел в подразделение одного из финансовых монстров. Чем они занимаются, я толком так и не понял. Из сумбурного разговора с каким-то начальником я выяснил, что мне надо будет разработать часть автоматизированной торговой системы для торговли опциями. Система перерабатывает большие объёмы данных, и надо, чтобы она делала это как можно бодрее. Это была как раз та работа, которая мне всегда нравилась. Я любил штучные нестандартные поделки, когда надо было выворачиваться как уж на сковородке, всё время придумывая оригинальные эффективные решения. Но что точно надо было сделать, я так и не понял. Тем не менее, я подготовил несколько листочков с предложениями. Никакая заранее разработанная выигрышная стратегия не выживает первого столкновения с противником, это факт истории человечества. Однако что-то надо было написать. Ну, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать серьёзность своих намерений.
      
       Мы подлетали к Чикаго. Самолёт вынырнул из облаков, и внизу в дымке поплыли городские кварталы. По дорогам медленно ползли маленькие автомобильчики. Даже сверху Чикаго производил впечатление рабочего города. А может, и не производил, а я это всё вообразил. Я же знал, что Чикаго не курортный городок. А тогда чем ему ещё быть, как не рабочим городом?
       В аэропорту я сел в такси и назвал адрес. Таксист был какой-то ну просто огромный индиец-сигх в тюрбане. Я спросил, как долго ехать. Он нехотя и не очень-то дружелюбно ответил. Я уставился в окно. Мы ехали вдоль железнодорожной ветки, с платформами не то пригородных поездов, не то метро. Было утро, самое время, когда народ перемещается из постелей на работу. Небо было затянуто серыми тучами, сильный ветер бросал на ветровое стекло быстрые снежинки. На дорогах снег был перемешан с водой и солью. В Чикаго была такая же противная склизкая слякоть, которую я оставил в Торонто.
       Через полчаса мы приехали. Я высадился у своего здания. Рядом возвышалась тёмная громада Сиэрс-Тауэр, самого высокого здания в Америке. Я узнал его по фотографиям. С пересадкой на промежуточном этаже я поднялся высоко наверх, на пятьдесят седьмой этаж. Вход в компанию находился недалеко от лифта. Ещё не видя надписи, я каким-то чутьем безошибочно понял, что мне сюда. Зашёл и представился секретарше. Она как-то уж очень быстро и проворно, практически мгновенно, набрала номер и коротко бросила в трубку: "Крис, к тебе ", - и тут же положила трубку. Похоже, даже не удосужившись убедиться, что её поняли. После этого она забыла обо мне. Какая-то быстрая контора, отметил я про себя. Первое впечатление важное, к нему надо прислушиваться.
      
       Компания
      
       Крис появился в каком-то непрерывном режиме. Обычно человек выходит к приглашённому, и возникает пауза. Какое-то мгновение люди рассматривают друг друга, а потом начинают говорить. В случае с Крисом такой паузы не было. Вглядывался он в меня всё время, но при этом не останавливался ни на мгновение. Он не стал отвлекаться на разные формальные вопросы, навроде как долетел и всё в этом роде, а сразу просто и как-то открыто пригласил пройти к нему в кабинет, увлекая меня за собой своим непрерывным движением. По пути он, не останавливаясь, махнул рукой кому-то в дальнем углу. Последовал ответный жест и краем глаза я успел заметить, что тот человек сразу начал приподниматься.
       Кабинет у Криса был небольшой. Располагался он в глубине помещения, вдали от окон. Такая типичная планировка, когда кабинеты большинства начальников находятся в середине помещения, а по периметру наставлены столы сотрудников, как в этой компании, либо рабочие кабинки ("кюбиклы"), отгороженные переносными перегородками разной высоты и обтянутые материей или ещё каким материалом. Обычно перегородки такой высоты, что, встав, можно обозревать окрестности, но иногда их делают до самого потолка, а вход в такой "отсек" даже может снабжаться дверьми.
       Во всю внутреннюю стену кабинета Криса шло окно, так что при желании он одновременно мог видеть примерно треть сотрудников, сидевших рядами за длинными столами, стоящими поперёк помещения. Рабочий зал заворачивал за угол в соответствии с конфигурацией здания. Где он заканчивался, мне не было видно из за угла. Кабинет был довольно тёмный. Обстановка в меру солидная, дешёвой или попользованной мебели не наблюдалось. В углу в некотором беспорядке были сдвинуты стулья, в дополнение к расставленным возле стола Криса истоявших вокруг овального стола для заседаний. Обычно начальство такого уровня держит запас стульев для рабочих собраний, совещаний в своём кабинете.
       За спиной Криса висели две картины. На одной художник изобразил городские улицы американского городка начала века. На второй из темноты и тумана выплывала тяжёлая триумфальная арка тёмно-коричневых оттенков. Если картины выбирал сам обитатель кабинета, то, в общем, я бы не отказал ему во вкусе. В картинах чувствовались и определённое мастерство, и цельное глубокое видение, как минимум, предмета композиции. Справа от рабочего стола на стене была прикреплена доска для рисования. Судя по почерку и манере рисовать схемы, на ней в данный момент было запечатлено творчество по крайней мере четырёх человек. Коробка с фламастерами для рисования стояла на аккуратном резном столике, сдвинутым в угол кабинета. На рабочем столе был такой приятный глазу деловой порядок. Чувствовалось, хозяин кабинета человек внутренне дисциплинированный и собранный.
       Уверенно растворилась дверь, и в кабинет вошёл Толя. Крис, стоя, уже брал аккорды на телефоне с большим количеством кнопок, поэтому он просто назвал моё имя и сделал жест, означающий приглашение познакомиться друг с другом. Мы представились, и Толя сразу перешёл на русский, разговаривая в полный голос и нисколько не заботясь, что он мешает Крису вести беседу по телефону. На вид Толе было лет так в районе тридцати с небольшим. У него было приятное живое и открытое лицо. В манере поведения чувствовались внутренняя энергия и постоянная нацеленность на движение к цели.
       Наше шумное присутствие (вернее Толино, я говорил с учётом размеров кабинета) мешало Крису. Он отвлёкся от телефонного разговора и предложил Толе отвести меня в комнату для совещаний, сказав, что туда же подойдут Стив и кто-то ещё, я не разобрал сказанного имени. Мы вышли из кабинета и пошли в проходе между такими же кабинетами, как у Криса, и столами сотрудников. В углу я заметил "аквариум", большой кабинет. Судя по размерам и наружным окнам на две стороны, принадлежащему одному из руководителей компании.
       Служебная и социальная иерархия, один из продуктов эволюции человека, требует соответствующего оформления и им же одновременно поддерживается. Было бы смешно подумать, что старший вице-президент сядет за один из длинных столов рядом с рядовыми сотрудниками. Хотя спартанцы довольно долго смогли жить в условиях именно такого материального самоограничения и относительного равенства, и тем самым удерживать социальную однородность своего сообщества. Зависит от сообщества. У приматов, особенно у мужских особей, забота о социальном статусе занимает важное место. Встречаются и женские особи, которым это дело тоже далеко не безразлично, и даже есть целые виды приматов, у которых женские особи вообще доминируют в социальной жизни. В общем-то, это нормально. Коль скоро что-то состоит из нескольких взаимодействующих компонент, оно должно рано или поздно структурироваться, добавить по крайней мере ещё один уровень управления или механизма взаимодействия. Какой именно, на этот вопрос ответит эволюционный процесс, и в частности селекция. У тех же спартанцев была организационная, управляющая структура, но она проецировалась на социальную структуру общества с ограничениями, весьма существенными. И потому они могли выгонять своих королей (равно как и звать обратно). Может, такому небрежному отношению к королям способствовал и тот факт, что королей было двое, но мне кажется, это частности.
       Мы зашли в зал заседаний, сели у края длинного стола, и Толя без предисловий и раскачек начал торпедировать меня вопросами, которые при более внимательном рассмотрении звучали как его рабочие проблемы. Я не торопился отвечать, задавал наводящие вопросы. Толя настолько вжился в свои проблемы, что ему, по-видимому, казалось естественным, что и остальные должны понимать столь очевидные для него вещи. Судя по вопросам, его отдел занимался тем, что выжимал из операционной системы быстродействие, на какое она только была способна. В какой-то момент я ненадолго перехватил инициативу, и сумел выяснить в общих чертах, что его модуль решает одно известное параболическое уравнение в частных производных. Задача трудоёмкая, а им надо было решать и пересчитывать его всё время для большого количества финансовых инструментов, как только появлялась новая информация с биржи. А появлялась она очень быстро.
       Вскоре в комнату вошли ещё два человека. Они поздоровались, представились и сели неподалёку от Толи. От одного из них, мужчины европейского вида лет сорока пяти, роста повыше среднего и крепкого, коренастого сложения, веяло спокойствием и неторопливостью. Второй был китаец. Очень крупный для китайца, и в то же время коренастый. Чувствовалось, что он был более ориентирован на окружающую среду. Состояние активного мониторинга внешней среды было для него едва ли не врождённым. Китаец был как-то более понятен, что ли. Во всяком случае, я почувствовал к нему что-то вроде расположения. С первым ещё предстояло разобраться.
       Толя без всяких извинительных интонаций, скорее в качестве уведомления, сказал что мы должны обсудить ещё пару вопросов, и напористо продолжал разговор. Я, разумеется, не понял всех его вопросов, но уловил основную причину его забот. Так что когда он задал наиболее интересный последний вопрос, к тому времени я уже был в контексте его мыслей. Вопрос касался того, как наиболее оптимально построить использование ресурсов внутри программы для её, так сказать, лучшей "отзывчивости" на внешние сигналы. Я навскидку предложил несколько решений. Судя по Толиной реакции, он это уже проходил. Пока я говорил, в голове созрел ещё один подход, несколько необычный. Идея была такая, что не менять несколько параметров, часто используемых разными процессами и подпроцессами, в момент появления новой информации, а менять их один раз в отдельном месте, перед тем как они будут использоваться. В принципе сказанное звучит крамолой и обычно интерпретируется как безграмотность. Но это стереотип. Если делать всё аккуратно, степеней свободы у разработчика систем намного больше, чем это принято думать. Толя оказался отнюдь не консервативным малым. Он с восторгом мгновенно ухватился за мысль и начал её развивать, в том числе и с моей помощью. Остальная публика терпеливо ждала, негромко и дружелюбно переговариваясь между собой.
       Я так понял, что с Толей дело уладилось. Увлечённый новыми веяниями, открывшимися его воображению, он совершенно забыл об остальных, до сих пор пассивных, участниках встречи. Я прервал его на полуслове, высказав предположение, что может быть присутствующие хотят высказать своё мнение. Толя с неохотой согласился. Я кратко резюмировал предмет и итог нашей дискуссии, дипломатично воздав должное Толиной команде и не забыв ещё раз обыграть своё предложение в форме дополнительного размышления. Что-то вроде, де мол точно трудно сказать, но вроде так на вскидку должно сработать. Поговорить с хорошим человеком всегда интересно, но мне надо было набирать очки в глазах этих начальников отделов, чтобы заполучить свой проект. Собственно говоря, для того я и оказался здесь.
       Последовавший разговор со Стивом прошёл совершенно в другом ключе. Очень быстро я понял, что имею дело с умным, вдумчивым интеллигентом, в лучшем смысле этого слова, ныне размытого и деформированного событиями последнего столетия. Это был человек, который жил своей работой, наслаждался ею. Однако его интересы были разносторонние и выходили далеко за рамки работы. К этим другим своим увлечениям он относился также вдумчиво и добросовестно, как и к работе. По-видимому, по- другому он ничего не делал - натура не позволяла.
       Его отдел отвечал за подготовку и предварительную обработку данных для вычислительных модулей. Эта работа включала, в том числе, классические компьютерные вещи, как сортировка данных, их фильтрование, упорядочивания самого разного рода. Стив, похоже, чувствовал все эти алгоритмы своей печенью. Он спокойно и чётко рассказал о проблемах и придуманных решениях. Не было сказано, кто придумал решения, но было понятно, что это, скорее всего, его творения. Я попал в странное положение. Судя по всему, деликатный Стив просто предлагал мне высказать мнение о выпестованных им детищах.
       Ситуация была далеко неоднозначной. Несмотря на все мои знания, почёрпнутые из чтения книг, опыта, и просто навеянные здравым смыслом, моё образование и учёные степени не имели практически ничего общего с тем, что нынче называется информационными технологиями или вычислительной техникой. По образованию я физик с хорошей (может быть с очень хорошей) математической подготовкой. При том при всём, за счёт высокого общего уровня образования и определённой сообразительности, до сих пор я был способен решать весьма сложные задачи системного дизайна. И всё же отсутствие регулярного специального образования в области, где фундамент достаточно фрагментирован, изредка давало себя знать. Но случай со Стивом был уникальным в моей практике. В принципе я неплохо знал алгоритмы компьютерной обработки больших массивов данных. Но те как бы небольшие и вроде бы незначительные усовершенствования, сделанные Стивом, по совокупности делали, как говорится, большую разницу в быстродействии. За этими чёткими и скупыми мазками чувствовалась рука (или, скорее, голова) Мастера своего дела. Чтобы выйти на такой уровень, надо получить очень хорошее образование, иметь светлую голову, и беззаветно жить своим делом лет так двадцать минимум. Просто комментируя его решения, я могу и поскользнуться где-нибудь. Шанс невелик, и всё же он был.
       Как-то во время гололёда по телевидению показывали репортаж. На небольшом участке дорогу покрыло льдом. Четырнадцать водителей из пятнадцати не справились с управлением, слетели с дороги и врезались в бетонное ограждение (Факт, что съёмочная группа предпочла съёмку, а не предупредила водителей, весьма показателен в плане современного отношения к себе подобным, но это другой вопрос.) А пятнадцатый водитель тихонько, "внатяг", как говорят профессиональные водители, пересёк опасный участок. Так вот, Стив был навроде этого пятнадцатого водителя в своей области. С Толей всё было проще и понятнее. Он, скорее всего, знал программирование и системный дизайн как следствие занятий какой-нибудь наукой, требующей большого количества достаточно изощренных расчётов. Что-то вроде молекулярной биологии, химического моделирования или что-то похожее из физики. По научной части работу найти не смог, так что, скорее всего, почитал книги, и подался в программисты. Голова у него на месте, да и человек явно не робкий и может себя "подать", благодаря чему и стал руководителем отдела.
       Я призадумался. Надо было найти какое-то быстрое решение, иначе вся моя поездка уже через несколько минут может стать пустой тратой времени. Да и денег, кстати, потому что билет на самолёт пришлось покупать незадолго до поездки, когда авиакомпании уже задрали цену до потолка (а может, и выше, кто их знает, где у них там потолок). Я посмотрел в окно за спиной Стива. Несмотря на критичность момента, успел заметить, как между зданием и Сиэрс-Тауэр неспешно проплывало облако. Самое настоящее облако. Такое небольшое и аккуратненькое, как часто рисуют в детских книжках. Только вместо голубого неба чёрная стена Сиэрс-Тауэр.
       Сумей я хоть как-то сейчас улучшить любое из описанных им решений, Стив меня просто полюбит. Я знаю такой тип людей. Честолюбие у них уступает перед восторгом, что можно сделать ещё лучше. Эти люди служат делу. И они могут позволить себе это делать, потому что уже вышли на уровень, где конкурентов им фактически нет. На этом уровне можно уже начинать заниматься медитацией, самосовершенствованием и вообще чем угодно, никто и слова не скажет. Второй вариант - похуже, но тоже "работающий", это грамотно разобрать какое-нибудь его решение, разложить по полочкам, порассуждать и прийти к выводу, что лучше, похоже, ничего не придумать. Стив был бы несколько разочарован (надежда на дармовое чудо живёт во многих), но придраться было бы не к чему. Неразумно ожидать от человека, что он походя может решать животрепещущие проблемы их конторы, к тому же с недосыпа и голодный (хотя последнее, вообще говоря, для этого не помеха).
       По-видимому, я уж очень внимательно разглядывал облако, так что остальные обернулись, узнать, чем это я так заинтересовался. Последовало короткое обсуждение события, давшее мне отсрочку. Эта отсрочка в итоге и помогла уладить вопрос со Стивом. Случай... Что-то как щёлкнуло в мозгу. Облако, а над ним другое облако. А это маленькое облачко так, заблудившаяся овечка. И решение Стива одноходовое. Прыжок, но один. А значит, можно ещё скакать и скакать вверх. Стив придумал улучшение качественное, новое. Такие решения открывают новые дороги, а значит возможностей для усовершенствования там полно. Стив пока наслаждается, радуется найденному решению, не думая о возможных улучшениях. А они наверняка почти на виду. Надо просто взять его решение как данность, не думая о том, насколько оно хорошее, и улучшить его. Улучшить количественно, отнюдь не качественно, на последнее ни времени, ни знания проблемы не хватит, да это и не надо по ситуации!
       Я "оживляю" в уме последнее решение, рассказанное Стивом. Так. Он использует предварительную группировку данных и оставляет всё в памяти для быстрого доступа. И использует контейнеры типа лист для хранения, когда задействуются маленькие отдельные фрагменты памяти. И это правильно, потому что управление такой памятью гибче, и когда памяти немного, такой подход может быть даже немного быстрее, нежели если использовать последовательный контейнер. Это старая, добротная школа программистов, когда из любви к искусству народ-энтузиаст берёг каждый бит. Но сейчас вопрос памяти решается элементарно, память теперь дёшевая, тем более для конторы со средствами, как эта. Так что с листом Стив проглядел, сосредоточившись на более важных моментах. Скорее всего, при втором проходе он бы и сам заметил. А обработку данных он ведёт последовательно. И как раз лист, как контейнер, для этого не оптимален! Надо использовать что-то типа вектора, и тогда обработка пойдёт намного быстрее. Я даже знаю, во сколько раз. Надо только будет добавить управление контейнерами и собрать их все ещё в один ассоциативный контейнер, типа "карта". И тогда картину можно заявлять на экспозицию. Лувр, не Лувр, но в музей изобразительных искусств приличного регионального центра вполне можно пристроить.
       Теперь остаётся вставить мой скороспелый шедевр в приличествующую ему раму и торжественно вручить его Стиву. Это мероприятие мы уже проведём в рамках одноактной пьесы, в которой примут участие все присутствующие, желают они того или нет. Сверхзадача, поставленная перед режиссёром (он же сценарист, он же один из актёров), это приятно удивить Стива. Удивить до такой степени, чтобы ласковые волны его неподдельного и искреннего восхищения окатили присутствующих и впоследствии докатились до Криса.
       Я начал издалека. Отметил оригинальность и продуманность предложенных Стивом решений, их приспособляемость для будущих более жёстких условий работы системы с учётом роста объёма данных. Все присутствующие внимательно слушали мои политически выверенные разглагольствования. Среди уверенных мажорных аккордов моя речь как бы невзначай взяла несколько минорных ноток. Насторожились все, но особенно Стив. Я перешёл на одни минорные аккорды, одновременно уходя в верхние регистры, тем самым подчёркивая серьёзность ситуации. Участники захватывающей драмо-комедии замерли. Образовалась пауза, и сразу полились ясные и уверенные спасительные мажорные аккорды, поддерживаемые оптимистичным латинским ритмом. Спасение пришло! Подход Стива, хороший сам по себе, восстал из пепла, похорошел до неузнаваемости в глазах присутствующих, и начал свою вторую жизнь. Стив светился радостью. Его душа, как вторая скрипка, послушно, ни разу не сфальшивив, сыграла всю отведённую ей партию. Глубина эмоциональных перепадов не могла не сказаться на его душевном состоянии. Будь он спокоен, думаю, Стив без особого труда, объективно оценил бы мои усовершенствования его же метода. Однако как раз состояние было неуравновешенное. Из-за этого оценка значимости предложенного мною оказалась смещённой и несколько завышенной. Если не восхищение, то по крайней мере чувство благодарности Стива за спасённое решение в какой-то степени передалось остальным участникам нашего любительского спектакля. Дело было сделано. Напоследок осталось легко коснуться несколько нужных клавишей. Выждав паузу, я скромно заметил, что, конечно, надо всё это проверить, но что я думаю, всё будет работать как надо.
       Представление прошло по плану. Но я знал, что такой поворот событий далеко не всегда даёт благоприятный результат, а зачастую даже с точностью до наоборот. Да, компании нужен человек, который бы вытянул этот проект. Но то компания. Интересы отдельных людей зачастую не совпадают с целями объединяющей их структуры. Основа организации людей, это социальная структура их сообщества, а организационная структура как бы накладывается на социальную структуру, хотя хронологически она может и часто является первой. Разумеется, обе структуры активно взаимодействуют друг с другом. Это норма. И лишь когда ситуация прижимает, можно на недолгое время поступиться интересами социальной структуры, например подчиниться лидерству человека, способного разрешить сложную ситуацию. Но как только ситуация стабилизируется, всё возвращается на круги своя. Если этот лидер не успел или не смог вписаться в социальную структуру, он обречён исчезнуть. Этот, можно сказать, социальный закон действует безотказно и универсально, на разных уровнях. Например, если кто почувствует сильного конкурента, он изо всех сил постарается избавиться от него как можно быстрее всему доступными средствами. И мне приходилось бывать в такого рода ситуациях неоднократно, и от меня избавлялись незамедлительно, звериным чутьем почувствовав сильного конкурента, даже тогда, когда я не собирался ни с кем конкурировать. А бывало, мне даже в голову не могло прийти, что меня можно рассматривать в качестве такового, до того сильно отличались наши позиции. Но, видно, те люди смотрели за более дальние горизонты. Большинство людей на месте Стива предпочли бы избавиться от слишком умного меня в данной ситуации. Но позиция Стива была слишком прочной, чтобы опасаться конкурента. Моё появление ничем не угрожало его уже привилегированному положению. Более того, как специалист я мог быть ему полезен в будущем. Так что в данной ситуации особого риска не было. А вообще-то этот фактор соперника весьма важный.
       Теперь по ходу представления слово должен был взять третий представитель компании. Шаоджон, похоже, уже сделал для себя вывод о моём уровне. Он доброжелательно задал довольно простые вопросы. Я так же спокойно и доброжелательно дал ответы, придав и вопросам, и ответам несколько больше значимости, чем они заслуживали. Но что он был за человек, я так и не понял. Общее впечатление склонялось к тому, что он больше политик, чем специалист. Но было непонятно, что делает политик такого ранга в компании, всей своей душой (если она у неё была, в чём я сомневаюсь, скорее надо сказать своей сутью), нацеленной на результат. Во всяком случае, он явно выказывал расположение ко мне как к специалисту, и расположение просчитанное. Что-то он там уже построил в своей большой голове и включил меня как возможное звено в свои комбинации. Как писал О"Генри, опрометчивый был человек, ничего не делал не подумав.
      
       Крис как-будто только и ждал приглашения к выходу на сцену. Упруго распахнулась дверь, и он сразу же прошёл к доске. Поинтересовался, что мне рассказали, похоже, уловил общую атмосферу расположения к моей скромной персоне, и начал рисовать и комментировать схему системы. Сначала мне вроде было понятно, о чём идёт речь, но потом я всё-таки запутался, и в голове осталась одна мешанина. Минут через десять Крис закончил. Я попросился к доске, и на свободной части начал восстанавливать нить повествования, задавая вопросы и вдыхая резкий ацетоновый запах фламастера. Мелькнула мысль, что мои заранее приготовленные листочки с предложениями хождения иметь не будут. Заранее подготовленная стратегия не пригодилась. Постепенно ситуация прояснялась. Я понял, что из всего сказанного Крисом к моему возможному проекту относится лишь часть, а остальные модули просто взаимодействуют с системой. Проект был интересный и для меня подъёмный. Я чуть было не сказал что-то типа: "Думаю, я осилю этот проект". Но вовремя спохватился. Нет и нет, этим ребятам так говорить не следует.
       У меня были ситуации, когда на предварительной стадии я простодушно признавался в своём невежестве в каком-то вопросе. Однажды надо было делать проект на операционной системе, которую я не знал. Я беспечно ответил, что понятия не имею об этой системе. Я так же легко открылся в своём невежестве ещё в чём-то, весьма существенном для того проекта. Работодатели, перекинувшись при мне несколькими фразами, тут же предложили начать работу как можно быстрее. Разные бывают ситуации.
       Но здесь надо было играть до конца. Я сказал, что проект, конечно, сделаю, но это при условии, если договоримся по деньгам. Посыпались конкретные вопросы. Особенно усердствовали Толя и Крис. Я отвечал, особо не вдаваясь в детали, но их этот уровень устраивал.
       Наконец, Крис высказал свежую идею насчёт обеда. С Толей и Шаодоном мы спустились в фойе здания, а потом в цокольный этаж, где был ресторан. Столик был заказан заранее. Мы уселись, и разговор пошёл о всяких пустяках. Вскоре присоединились Стив с Крисом.
       Мне так не нравятся эти корпоративные обеды ознакомительного рода! Поесть всё равно не дадут, будут задавать вопросы. Их четверо, я один. Они-то успеют поесть, а вот я точно нет. Так и произошло. Я с сожалением отодвинул от себя заказанную вырезку, и в качестве массовика-затейника принялся удовлетворять праздное любопытство неблагодарной в данном случае публики. В конце обеда, уже вставая из-за стола, я пошутил, осведомившись у Криса насчёт вкусовых качеств вырезки - он заказывал то же блюдо, что и я. Крис понял намёк и рассмеялся.
       Вернувшись в компанию, я ещё поговорил с Крисом. Он сказал, что хотел бы, чтобы я занялся этим проектом, если договоримся по деньгам. Но неожиданно выплыло одно обстоятельство. Я коротко намекнул, что уже начал собирать коллекцию похожих ситуаций, но Крис успокоил, что у них такие дела решаются за день-два. Но что оказалось, Крис хочет, чтобы проект я делал в их конторе. Они-де мол финансовая компания, у них определённые правила насчёт информации и допуска к ней разной шушеры типа меня. Эта была новость. Я собирался делать проект дома, и как бы для меня это было само собой разумеющимся. По-моему, я сказал об этом ещё во время первого телефонного разговора. А в таких делах я довольно пуктуален, имея на то веские причины. И я не думаю, что оставил этот важный момент без внимания. В общем, было над чем подумать.
      
       Покинув компанию, я опять спустился в ресторан. Народа было немного - обеденный перерыв давно прошёл. Я снова заказал вырезку, и на сей раз спокойно пообедал, поглядывая по сторонам. "Ничего так, неплохо приготовлено", - мысленно похвалил я повара. И тут же в голове мелькнуло: "Ах да, в самом деле!.. Это же Чикаго! Знаменитые чикагские мясобойни!.. Надо же им держать марку". В ресторане несколько небольших групп по три-четыре человека не спеша обсуждали какие-то деловые вопросы, если наличие бумаг на столике ассоциировать с вопросами бизнеса. Изредка доносились деловитые смешки. Я уже узнал от Толи, что сижу в центре финансового района Чикаго, рядом с биржей. Посетители за столиками представлялись мне сплошь финансистами.
       У выхода здания стояли несколько такси. Утренняя слякоть никуда не исчезла. Унылая погода также не поменялась. Но сейчас она уже не действовала угнетающе. Погода как погода. Я попал к русскоязычному таксисту, и всё дорогу до аэропорта в пол-уха слушал его энергичные рассуждения об Америке. Суть их сводилась в основном к самовнушению и медитации, что здесь всё равно лучше жить, чем в России. Я не спорил. Меня озадачила ситуация с необходимостью торчать в компании.
       Аэропорт О"Хара встретил шумом и толкотнёй. Я вспомнил известное среди торговцев финансовыми бумагами выражение "О"Хара спрэд". Спрэд, это определённая комбинация опций, подстраховывающая занятые позиции от определённых потерь. О"Хара спрэд, это уже из жизни, когда торговец ставит все деньги клиентов на какую-нибудь позицию и одновременно покупает билет из страны куда-нибудь подальше в страны третьего мира, где можно навсегда затеряться. Если утром рынок двинулся в благоприятную для него сторону, торговец идёт в компанию. Если нет, он едет в аэропорт, с тем чтобы уже никогда не вернуться в эту страну. Это не выдумка, за этим стоят реальные истории. Пообщавшись с чикагскими торговцами, в этом отпадает всякое сомнение. Что-то мне сильно импонирует в таких поступках. Что-то, не имеющее никакого отношения к деньгам. Может, потому и несёт меня по жизни, что открыт я свежим дуновениям ветра странствий, оттого что ищу я новое, неизвестное, но такое влекущее и так сладостно и властно манящее. Даль, дорога... Как хорошо и как сладко...
      
       В Торонто подлетаем в темноте. Пирсон, паспортный контроль. Пограничники заворачивают меня на дополнительную проверку, где перетряхивают сумку и, разумеется, ничего не обнаруживают. Я к этому уже привык. Почему-то мой вид не внушает доверия канадским властям, и они частенько посылают меня на такую процедуру. Даже если лечу с семьёй. Причём это замечательное свойство моей личности, по-видимому, перешло по наследству к сыну. Когда он утром идёт в сплошном многосотенном потоке пассажиров метро, именно его выделяют из толпы и в полной уверенности, что их поймут, задают какой-нибудь вопрос на русском языке.
       Знакомый выход из аэропорта, который я могу найти с закрытыми глазами. Как-то добираюсь домой. Не помню, как именно. Бывает же... А дома хорошо.
      
      
      
      
      
  • © Copyright Шестопалов Юрий Константинович
  • Обновлено: 09/02/2010. 49k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
    • Связаться с программистом сайта.