Нина Шевцова.

*

На людях - навзрыд - навылет - на
Зло - тебе в глаза - уйдя - с тобой -
Изнутри тебя с глазного дна
Видеть мир сквозь фосфор голубой.

Змейкой - внутрь - медянкою - в огонь -
Отравиться - выпить желчь - пропасть -
Маленьким тотемом лечь в ладонь,
Предав тайну племени и власть.

Взглядом - вишня - хмель - каштаны - тьма -
Плавить и томить в смоле зрачков,
Пальцами - на ощупь - без ума -
Лунною дорожкой позвонков...                


*

В ночь из Москвы - оторвемся, ни с кем не простясь,
Остро, азартно, легко, как два ловких любовника;
Сто километров асфальта - и нежить, и грязь,
Мара проселков, торфянок, брусники, шиповника...

В яме машину утопим и выползем в рожь
Длить сколько можно эту хмельную затяжку.
Пальцы на ощупь находишь, целуешь и мнешь,
Хриплые всхлипы в мою зарывая рубашку.

Только бы встать, плач кикимор и сов одолев,
Только б дойти до деревни, там банька согрета...
В мятном, парном, можжевеловом - бронзовый лев -
Схватишь, уймешь, заласкаешь до слез, до рассвета...


  *     *     *

Неиссякаемой нежности два предрассветных прилива.
Кровью своей оглушенные, мы задыхались в Москве.
Шел из Лосиного Острова ливень, бросая с обрыва
Замшу молочных орехов. И белки плескались в траве 

Лес прогибался до хруста от воробьиных истерик.
Полз дикий хмель по оврагам. Лисы скулили впотьмах.
И над жемчужным востоком вынырнул бешеный Рерих
С русским разорванным сердцем в мокрых индийских шелках.


*

Венозно-алые - как тайный гнев,
Как луч в вине, пролитый с ядом кубок,
Старинный сонный танец томных дев, 
Рубиновая дрожь атласных юбок - 

Так распускались маки - в душный зной,
В абсурде фраз, в рыданьях сарабанды,
И отсвет крови тёк в янтарный слой
Стаканов с чаем на столе веранды...

...И я могла бы, в тупиках из слов...
...И в этот дохлый чай насыпать перца,
Чтоб ты восстал, отрёкся от основ,
Вошёл в меня огнём и вырвал сердце,

И траур тюбетейки - в ямку - чуть
Обугленного солнцем кашемира - 
Сгоревший мак - ожог лица - на грудь - 
И стал концом или началом мира.

*

Ночь уткнулась в ладонь:
Подошла в стае красных волков.
В ней пульсирует черный огонь
Азиатских зрачков.

С тонким нервом домры
Все мы вглубь континента летим,
Цедим терпкий букет Хванчкары
Над мотивом седым.

В жестких рамках устав,
Может, встанем и вместе уйдем,
И в стогу из реликтовых трав
Мы в обнимку уснем...

Детской жути прилив
И томит, и сжимает виски,
И дрожу, словно тайно ступив
На чужие пески...

*

Мы мчались в авто и плевали вишнёвые косточки.
Был Армагеддон, с горьким дымом горящих торфов.
Когда мы вернулись, ломило все мышцы и косточки.
Сейчас в этом крае до чёрта вишнёвых садов...


*

Как видом крови опьяненный дервиш,
Ты мучаешь себя, впадая в транс,
И, счастлив мукой, даже мне не веришь,
Последний, может быть, теряя шанс.

Но я дождусь как нищенка во храме:
Умолкнет служба, опустеет храм.
Послушными дрожащими губами
Я припаду к искусанным губам.

И слабый пульс найду в глубинах тканей,
И дрожь зрачков, едва дотронусь ран,
И лихорадкой страстных причитаний
Разрушу наважденье  и обман.



*

Я не боюсь соперницы красивой:
Румянцем жарче, взглядом холодней...
Пусть ревность мне глаза сожжет крапивой -
Увижу все, чем ты прельстился в ней,
Узнаю яд - найду противоядье!

...Страшней мне та, чье бледное лицо
Не вспомню, как мелькнувшее за гатью
В окне вагона бедное сельцо.

Невзрачность эта чем тебя пронзила?
Сны отравила взглядов немота,
И унесла с собой такая сила,
Что перед ней смутилась красота.


*

Все уже кончено было, когда
Сад половодьем  вскипел,
Профили вспыхнули как от стыда,
Взгляд ускользнуть не успел,
Каждый намек был замечен и вскрыт
Бледным неоном зари.
И доказательства брались навзрыд
Горлом, слезами, внутри.

*

И ветер ворвется в окно. И вскрикнет влетевшая птица.
И самая близкая даль меж нами сверкнет, уходя.
А ближе, наверно, пребудут лишь юная мать и дитя,
Что бьется, спирая ей вдох, но все еще медлит родиться...

Мне будет дана благодать не верить улыбке довольной
И манию донжуанства простить, как не главный симптом.
Поскольку уверена я, и жить с этой верой не больно:
Любили тебя не любя и грели дырявым теплом.

Иначе откуда взялась внезапная рук одержимость,
Откуда в глазах затаилась обида, а может быть - страх?
Иначе зачем на тебя сзываю всю божию милость,
И детское сердце мужское купаю в горячих слезах?..


*

И трепет сонных век, и плеск теней...
Трубит светанье цапля на болоте.
Есть наслажденье тоньше и нежней
Тугих толчков налитой кровью плоти.

Стеречь покой. Желанье укрощать,
Себя уничтожая как причину.
И безмятежно сладостно прощать,
Открыв окно росистому жасмину.

Зной пчел и звон цветов заварят кровь...
Смерть приоткроет чистый свет исхода.
И хлынут горлом слезы, жизнь, любовь,
И отзовется хором вся природа...

*

В розовый сумрак прозрачного бересклета,
Веток наждачную цепкость - рискую нырнуть.
Черно-оранжевый глаз перепуганный лета
Тающий блик мне уронит на влажную грудь.

Самое острое в этой бессильной печали -
Запахи, звуки, тепло - ощущенье тебя - 
То, чего хватит, чтоб все партитуры звучали,
Но не хватает - живого слепить воробья.

Лучше не трогать, не знать, не пытаться заполнить
Режущий вакуум, камеру пыток. К утру
Будет надежда, пока еще я буду помнить:
Только с тобой, только ты, а иначе - умру...

*
А масленица жгла блинами,
Кострами билась на снегу!
(Цветок отважный цвёл меж нами
В холодной хижине в пургу).

И было бешеным объятье,
Снег напоён вином из роз,
И стеблем порванное платье
Впитало кровь библейских грёз.

Есть память даже у металла.
Есть имя даже у вина.
Рука, которая ласкала,
В движенье крови включена...


*

" Любимая, когда бы я хотел
Родную мать не покидать до гроба,
Могилой стала б мне ее утроба.
У чувства есть отчаянья предел.

Когда мы так близки, что вряд ли цел
Один из нас, и ласки гасит злоба,
И глохнем от нехватки децибел -
Гони меня! А то погибнем оба.

Есть Женщина: как мать. Как жизнь. Одна.
Вернусь к тебе, хоть будешь ты с другими.
Ведь гибели моей ты носишь имя,
А значит - встреча точно суждена..."



*

Вскрыл истину скрытый озноб,
Когда на стремительном крене
Подснежников спутанный сноп
На влажные рухнул колени,
Лосиного острова клей
По стеклам, и глаз аномальность,
И шепот: " Другая реальность..."
Но - ярче, сложнее, больней...


ОСЕННИЙ БЕРЕСКЛЕТ

Бледным утром бересклет
Истончён - пробит навылет,
Свежим фильтром сигарет
Сцежен, в гулкий воздух вылит.

В душных корчах кожи - суть
Фиолетовости голой:
Не освоен этот путь
Даже синтоистской школой.

В муравьях сетчатки - (чей...) - 
Взгляд тревожный - (Мураками...) - 
Мгла оранжевых очей
С чёрно-жаркими зрачками.

*

Зелено. Влажно. Темно.
Визги в гостиничных барах.
Яркий неон казино
В мокрых дрожит тротуарах.

Город-подросток полным-
Полон улиток, микробов,
Детским пороком ночным 
Кормит пресыщенных снобов.

Бедно-изысканно-прост,
Пьян от бездомной свободы,
Взял и поймал ты за хвост
Чудо неясной природы...


Как будто я могу...

...А потому, что вопреки природе,
Как донора переполняет кровь,
Как языком по ядовитой соде,
Друг другу это слово скажем вновь.

Оно вопьётся, ничего не стоя,
На лицах запечётся как печать.
Ведь мы забыли - строгое, простое,
Которым плачут, пробуя зачать.

Мы не хотим - ни навсегда, ни снова,
Не плачем, не надеемся, не ждём...
Как будто я могу, что может слово... - 
Швырнул прохожий, смазанный дождём.
*

Усни в шезлонге меж кудрей
	Климатиса и хмеля
Под колким током чутких рук
	Сквозь волосатый плед
Средь бальзамических цветов
	И солнечного геля
В огне пульсирующих век - 
	Медовый сонный бред.

Судьба колотит как чума
	В пирах, заботах, криках
Расчётах подлых... Отойди,
	Вздохни с улыбкой вслед.
Реален только этот сон
В цветных дрожащих бликах,
В объятьях призрака, в слезах,
	На грани "есть" и "нет".


*

Щекочет щиколотки бархат пчёл,
Томя медовым запахом и вкусом.
Я оплачу сполна роскошный стол,
Отдав колени огненным укусам.



 		
СВИРЕЛЬ

Свирель покорная, не ври,
Что равнодушна ты к скитальцам:
Дыханью их - в тебе, внутри
И как огонь бегущим пальцам.

И даже если скуп и груб,
И честных не даёт ответов,
Но лепестковый мускул губ
Так твёрд и сладко фиолетов...

И я как ты всю ночь ждала,
Молчанья пыткою измучась.
Знать, слишком умною была,
Забыв свою свирелью участь.

И стало страшно мне в ту ночь
За все непрожитые миги,
За всё, в чём не могла помочь:
За ненаписанные книги,

За неродившихся детей,
За неуслышанные ноты.
Всю ночь молчит свирель.
И что ты,
Разумный, значишь перед ней?..


Параллельная фраза

Бересклет мой дошёл до кисейной прозрачности.
Он как розовый обморок строгих аллей.
Ждёт: обжечь, удушить, исколоть в многозначности
Изумрудной шершавостью тонких ветвей.

Рытый бархат цветов вяло-влажно-пурпуровых,
Звон и оторопь: ярких, больных, восковых.
Пересохший глоток от - затылком - прищуров их:
В ядовитых парах отражений кривых.

О, зачем я иду. Может, необязательно
Проходить этот путь - почему я должна...
-	Бересклет!! Увядающий... Очаровательно...
И за жизнь тут кромешная, право, цена...