Шевелев Геннадий Григорьевич
Память позвала

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 09/05/2020.
  • © Copyright Шевелев Геннадий Григорьевич (gen@maxik.spb.ru)
  • Размещен: 06/12/2008, изменен: 06/12/2008. 61k. Статистика.
  • Глава: Проза
  • Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Автор рассказывает о поездке в любимый город Одессу, где не был много лет.

  •   Одесса!
      Хотя я давно уже не живу в этом южно-украинском городе, он, ставший ныне зарубежным, оставил глубокий след в моей жизни и памяти. Здесь получил я высшее образование, приехав из далекого, ныне тоже зарубежного, Ташкента. Одесса открыла мне путь в науку (через аспирантуру), она же провожала меня в дальние зарубежные плавания, когда жизнь заставила (спасибо ей за это!) временно стать моряком. Здесь посетила меня не одна романтическая влюбленность, вдохновлявшая порой даже на рифмоплётство. Здесь, уже после переселения в "северную столицу", случалось проводить с семьей летние отпуска. Последний раз это было, затрудняюсь вспомнить, сколько лет назад. Нет, я не забывал об Одессе никогда, но напряженная работа и повседневные житейские заботы не позволяли предаваться воспоминаниям в полной мере, глушили ностальгические чувства. Но вот в 1998 году, на излете седьмого десятка лет своей жизни я оставил, наконец, последнее место работы, голова освободилась от текущих служебных забот, и ничто не стало мешать наплыву воспоминаний о временах и делах отдаленных, начавших из-за давности обретать ореол щемящей романтичности и очарование легкой грусти. Память рисовала одну за другой картины всех прожитых лет, но почему-то в первую очередь тех из них, которые прошли именно в Одессе. Нахлынувшие воспоминания породили острое желание снова увидеть этот город, погрузиться хоть на короткое время в атмосферу одесской жизни, побродить по знакомым улицам и площадям, паркам и бульварам, услышать своеобразный одесский говор и шум пляжного прибоя, вдохнуть полной грудью воздух этого неповторимого города, раскинувшегося на границе знойной степи и неоглядного синего моря. Не в силах противиться возникшей тяге, я решил отправиться в Одессу в начале осени, в самую благоприятную с моей точки зрения пору года, когда позади уже пик жарко-душного курортного сезона с наплывом отдыхающих отпускников, город и пляжи заметно пустеют, а земля и море по-прежнему остаются теплыми под ласковым солнечным потоком, льющимся с голубого безоблачного неба.
      
      Не скрою, моему решению немало способствовала бывшая институтская однокашница, одесситка Оля (давно уже Ольга Ивановна), неосторожно бросившая однажды в одной петербургской компании, где присутствовал и я, приглашение приезжать к ней в гости. По словам Оли, ее квартира в центре города летом пустует, так как сама хозяйка и приезжающие к ней петербургские родственники живут на даче у моря. Поскольку никто другой в Одессе мне крова не предлагал, я написал Оле, что рассчитываю на ее гостеприимство. Сделав это, я отправился в железнодорожную кассу и для удобства (чтобы не беспокоиться потом в Одессе) купил билеты сразу в оба конца: туда - на 1 сентября, обратно - на 15. А было это 15 августа. Я и не ведал, насколько предусмотрительным и прозорливым окажется этот шаг. До роковой для многих россиян даты 17 августа 1998 года оставалось всего два дня.
      
      Сообщение по радио об экономическом заявлении премьера Кириенко я слушал вполслуха и не придал ему большого значения. Похоже, что так отреагировали на него и многие мои согорожане, так как ажиотажной скупки продуктов и роста цен на Сенной площади, этой кормилице питерских пенсионеров и прочего небогатого люда, я не заметил. Между тем нависший над страной вал экономического кризиса, с трудом сдерживавшийся до поры плотиной иностранных кредитов, прорвал эту искусственную преграду и неизбежно должен был свершить свое черное дело - существенно понизить жизненный уровень населения, обесценив российский рубль. Это в конце концов и случилось.
      
      В конце августа, почти перед самым моим отъездом вдруг позвонила Оля и предупредила, что в Одессе с рублями больше делать нечего, их за деньги никто не считает, ничего за них не продает и на украинские гривны не обменивает, ввиду чего мне необходимо срочно запастись долларами, если у меня их еще нет. Долларов действительно не было, карман "отягощала" в основном скромная августовская пенсия, на которую я и рассчитывал кормиться до возвращения домой. Этот расчет основывался на рассказах знакомых, побывавших раньше "на югах", что торговцы на Украине охотно берут рубли по курсу обменных пунктов, поэтому менять их на гривны не обязательно - в цене продукта от этого ничего не выиграешь. А интернационалисты-одесситы даже недолюбливают слово "гривна" и в обиходе принципиально называют ее "рублем". Знакомые не лгали, такое положение действительно было на Украине и в Одессе в том числе. Но именно - было, а теперь из-за кризиса всё в корне изменилось.
      
      Значит, надо было безотлагательно, почти молниеносно решать проблему будущего прокорма в Одессе. Я бросился в обменные пункты, но оказалось, что все они дружно прекратили продажу всякой иностранной валюты, зато весьма охотно стали скупать её за рубли, освобождаясь тем самым от обесценивающихся день за днем "деревянных". Что было делать? Поехать в Одессу только с рублями в размере месячной пенсии означало рисковать обречь себя на двухнедельное голодное прозябание. Значит, выход один: надо везти еду с собой. К счастью, в магазинах еще не достиг пика процесс панической скупки всех и всяких продуктов (он разразился уже после моего отъезда), и я успел купить в соседнем продмаге под названием "Сова" несколько залежавшихся на полке банок свиной тушенки. Теперь голод по ту сторону государственной границы мне не грозил...
      __________________________________________________
      
      Как мне рассказывать об этой поездке? Какую форму повествования избрать? Раздумывая над этим, я не раз окидывал взором свою домашнюю библиотеку и однажды наткнулся на томик Юрия Олеши "Ни дня без строчки" с подзаголовком "Из записных книжек". Я тоже брал в поездку тетрадь, которую все время носил с собой и записывал в неё всё, что казалось достойным внимания и запоминания. И поскольку поводы доставать ручку и открывать тетрадь случались ежедневно и не по одному разу, то в результате получилось буквально, как у Юрия Карловича - не проходило ни дня не то что без строчки, а порой даже без целой страницы. Случалось, что я прямо на улице доставал тетрадку из сумки и, не обращая внимания на сновавших вокруг прохожих, торопливо вписывал очередной эпизод, наблюдение или только что пришедшую в голову мысль. Наверно, со стороны я выглядел инспектором какой-то городской службы, зорко фиксирующим неполадки в коммунальном хозяйстве. Так или иначе, но мое занятие никого не удивляло и не провоцировало задать непраздный вопрос мальчика-сексота из кинофильма о пионерском лагере: "А чо это вы тут делаете?" Хочется думать, что в этом сказалось и то, что я находился в городе, где давно, еще с пушкинских времен, привыкли видеть на улицах пишущую братию калибром от газетного репортера до литературного классика, причем из числа не только заезжих, но и местных, рожденных и вскормленных на здешней благоприятной для вдохновения и творчества почве и щедро подаренных затем Одессой всей остальной стране.
      
      Итак, при взгляде на книгу Олеши у меня родилась идея позаимствовать у мастера избранную им оригинальную форму изложения, о которой он сам написал так: "Книга необычна - какие-то отрывки!.. Пусть я пишу отрывки..! Всё же это какая-то литература...: может быть, такой психологический тип, как я..., если пишет, и до известной степени умеет писать, то пусть пишет хоть бы и так". Вот я и подумал: если "писать отрывки" позволял себе признанный профессионал пера, то мне, дилетанту, и подавно можно.
      __________________________________________________
      
      В плацкартном вагоне всю дорогу было на удивление мало пассажиров. В одном отсеке со мной оказалась только пенсионерка из Ильичевска (под Одессой), назвавшаяся Любовью Сергеевной. Она возвращалась в Одессу от дочери. Брала у нее на лето восьмилетнюю внучку, в конце августа отвезла её обратно, и вот теперь ехала домой, скрашивая дорожную скуку рассказами о своей жизни, благо, в моём лице нашелся терпеливый и участливый слушатель. Её дочь несколько лет назад внезапно надумала поехать учиться в Ленинград, позвала с собой мужа, но тот сказал, что ему надо дослуживать три года в органах МВД, чтобы выйти в отставку с хорошей пенсией (работает надзирателем в одесской тюрьме). Жена сказала: "Смотри, не пожалей" и, забрав дочку, уехала. Угроза вылилась в развод, но Л.С. сохранила добрые отношения с бывшим зятем. Между прочими сюжетами она поведала, что тот не отказывается от приглашений поучаствовать в застольях, устраиваемых в камерах состоятельными заключенными, и, в частности, праздновал день рождения надзираемого им мафиози, который, якобы, был сподвижником самого бывшего мэра Одессы.
      __________________________________________________
      
      Утром Л.С. предупредила, что в белорусском Жлобине нас ждет любопытное зрелище.
      
      Действительно, когда по прибытии на эту станцию я выглянул в окно, то ахнул от пестрого разноцветья представшей глазам картины. Оказывается, поезд атаковала... добрая сотня торговцев мягкими игрушками - всевозможными персонажами как из реального животного, так и сказочного мира или просто мира художественной фантазии авторов - кукольников. Вообще-то, мелкая частная торговля у транзитных поездов - давняя, еще советских времен, традиция небольших транзитных железнодорожных станций. Помнится, еще в студенческие времена мне нравилось полакомиться на остановке разваристой картошечкой с соленым нежинским огурчиком, домашней крестьянской колбаской с чесночком, томленым в печи квашеным молочком... Южные поезда, прибывающие в Питер осенью, всегда благоухают ароматами фруктов, недорого закупаемых пассажирами именно в пути, во время коротких остановок на небольших промежуточных станциях. Но такое, как в Жлобине, я видел впервые: никто не предлагал ничего съестного, а была масса потешных игрушек и умоляющие глаза их творцов: "Купите, ну пожалуйста, купите! Ведь недорого!"
      
      Внезапно продавцы у нашего вагона стали быстро расходиться. Причина выяснилась, когда в поле моего зрения попал дюжий молодец в светлосинем милицейском камуфляже. Видимо, такая торговля не санкционирована властью или облагается налогом, от которого люди норовят уклониться. Вот и приходится стражу патрулировать по перрону с грозным выражением лица. Но похоже, что парень свой, входящий в положение торговой братии, поэтому ни за кем особо не гоняется. Только зазевавшуюся старушку, на которую он чуть не наткнулся, все-таки увел куда-то в недра вокзала, чем немедленно воспользовались остальные кукольники, вновь сомкнувшие ряды у вагонов. Впрочем, время стоянки уже истекло и наш поезд тронулся. Не беда, скоро прибудут другие!
      __________________________________________________
      
      Если российско-белорусская граница промелькнула как-то совершенно незаметно, то на белорусско-украинской были две продолжительные стоянки: сначала в белорусском Словечно, потом в украинском Овруче. По вагонам прошли с осмотром какие-то чины в форменной одежде. Вслед за ними уже на Украине в вагоне появилась некая личность, предложившая менять рубли на гривны в отношении аж 15 к 1. В ответ на мое удивленное восклицание личность изрекла: "Завтра будет ещё дороже". Кое-кто клюнул на это и поспешил воспользоваться услугой барыги.
      __________________________________________________
      
      В Одессе меня встретила Оля и повезла на трамвае в свою городскую квартиру. По пути часто встречались выставленные на улицу щиты обменных пунктов с курсами валют. Кое-где предлагали аж по полторы гривны всего лишь за 10 рублей, т.е. гривна шла не по 15, а по 6,7 рубля. Так что барыга из поезда оказался глубоко неправ.
      __________________________________________________
      
      Квартира расположена почти в центре города, на улице Короленко. Наскоро дав мне бытовые инструкции и вручив ключ от входной двери, Оля, не мешкая, удалилась на дачу.
      
      После ухода Оли наскоро привожу себя в порядок после дороги и спешу на улицу, на прогулку по городу. Разумеется, прежде всего надо поздороваться с морем, тем более, что до него рукой подать. Миновав короткий квартальчик в конце Торговой, выхожу на площадку, нависшую над обширной панорамой раскинувшихся внизу порта и судоремонтного завода. А дальше вот оно, море, такое до боли родное и близкое, приветливо голубеющее между ветвями акаций и конструкциями портовых кранов. Не в силах отвести глаз от этой живописной картины, иду по пешеходной аллее, расчищенной вдоль обрыва и названной Комсомольским бульваром. В полном соответствии с испытываемым мною радостным чувством из выставленного на чьём-то подоконнике приемника доносится сиплый голос Маши Распутиной:
      
      Ах, Одесса, ах, Одесса,
      Город-сказка, город-сад.
      Я гуляю по Одессе,
      Совершаю променад.
      
      Воспоминания, как заждавшиеся родственники, выступают навстречу мне на каждом шагу и радостно окружают со всех сторон. Вот сюда, на продуваемое морским ветром место, прибежал однажды я, студент-первокурсник, "вентилировать" легкие по настойчивому наказу перепуганной химички, которая на лабораторном занятии обнаружила утечку какого-то вредного газа из реактива, не поставленного по её недосмотру в вытяжной шкаф. А сюда, на бывший почтамт, спешил раз в месяц за столь необходимым финансовым подспорьем от родителей. Отсюда же, уже в бытность аспирантом, отправлял в далёкий Шанхай продовольственную посылку другу - китайскому аспиранту, которого внезапно отозвала, не дав доучиться, и обрекла затем на голодное существование "великая культурная революция". А вон там, внизу, став по воле судьбы рядовым судовым электриком с высшим техническим образованием, я получал на складе пароходства рабочую "робу".
      
      На улице Гоголя у заботливо отреставрированного старинного особняка приветствую давних знакомцев - статуи двух юных атлантов с небесной сферой на плечах, ставшие благодаря непременному участию почти во всех кинофильмах, действие которых происходит в Одессе, чуть ли не визитной карточкой города. Еще несколько шагов, и ноги выносят меня на так называемый "тёщин мост", взметнувшийся в 60-е годы над спуском Жанны Лябурб. Говорят, это ироничное народное прозвище мост получил после того, как главный областной партийный бонза того времени распорядился решить таким способом транспортную проблему своей любимой родственницы. Так это или нет, но для меня мост оказался очень кстати: миновав его, я сразу попал в самое сердце Одессы - на Приморский бульвар.
      
      Там я, естественно, не прошел равнодушно мимо легендарной Потемкинской лестницы. Похоже, накануне она использовалась в качестве амфитеатра какого-то зрелища, потому что внизу шел демонтаж конструкции временной сцены. В мои далекие студенческие годы в параллель с лестницей катились по рельсам вагончики фуникулера, потом их заменили спрятанным в туннеле эскалатором. И вот теперь на том же месте снова стройка: видимо, в череде прочих мероприятий по воссозданию облика старой Одессы на месте разрушенной "бегущей лестницы" опять прокладываются рельсы фуникулёра.
      
      В самом начале Дерибасовской, у спуска к порту, я не сразу разглядел (ибо готовился увидеть нечто более грандиозное) небольшую бронзовую фигурку стройного офицера с планом первых городских кварталов в руке, давшего имя этой самой знаменитой одесской улице.
      
      А далее мой путь пролег через улицу Осипова, родившую новый сонм воспоминаний, на бывшую улицу Чичерина, ныне, как в пушкинские времена, Успенскую, где я надеялся застать дома Валеру. Между прочим, однофамильца популярного артиста Золотухина.
      __________________________________________________
      
      С братом своей первой жены, тогда худеньким дошкольником, я познакомился незадолго до того, как, будучи уже 30-летним мужем, стал ещё и мужем в смысле супруга. С тех пор прошли годы, малыш закончил школу, потом высшую мореходку и подобно своему отцу, моему тестю, тоже отдавшему жизнь морю, дослужился до должности старшего механика на торговых судах загранплавания. Помнится, я столкнулся с ним году в 85-м в Ленинграде, когда, будучи уже в разводе, зашел проведать сына Максимку. Увидев в комнате незнакомого мужчину в майке, я решил, что пришел некстати, и, холодно поздоровавшись, собрался ретироваться, как вдруг остановился, почувствовав на себе насмешливый взгляд гостя, понявшего, что я не узнал его. Только тут до меня дошло, что этот резко возмужавший человек - тот самый Валерик, теперь Валера, а для многих уже и Валерий Константинович. Он вырос жизнерадостным острословом и в тот вечер так и сыпал новыми анекдотами одесского производства и разлива. В последние годы информации о нем у меня почти не было, и я решил, что неплохо бы провести первый вечер визита в Одессу в приятном обществе не только родственника, но и коллеги по морской профессии. Правда, был риск не застать его дома: он мог уйти в очередной рейс. Но мне повезло: дверь квартиры, где и я когда-то жил, открыл сам Валера. Теперь это был вполне серьезный, озабоченный, всесторонне, т.е. не только с лучшей стороны, познавший жизнь человек, а потому слегка уставший. И, как мне показалось с первых минут встречи, - настороженный. Я не ошибся, оказалось, что у него конфликт с сестрой, и он не знал, на чьей я стороне. Но потом Валера сбегал в гастроном, и, взбодренные радостной (мы всегда были в хороших отношениях) встречей и содержимым того, что он принес, мы до поздна предавались воспоминаниям и обмену новостями.
      ________________________________________________
      
      Черноморское пароходство, в котором нам с Валерой в разное время пришлось работать, после распада СССР тоже развалилось, суда перешли в руки иностранных владельцев, а те из бывших советских моряков, кто овладел в необходимой мере английским языком, стали наниматься на иностранные (в том числе бывшие советские) суда. Сами эти суда стали редкими гостями в одесском порту, непривычная пустынность которого бросается в глаза.
      
      Валера некоторое время работал старшим механиком на иранском судне, в команде которого, однако, не было ни одного иранца. Весь остальной экипаж, включая капитана, состоял из негров. Капитан оказался не только очень душевным, но и "духовным" человеком. Он не только поучал Валеру быть мягким, не конфликтовать с, мягко говоря, недостаточно трудолюбивыми подчиненными, но и помогал ему познавать "Библию". Правда, превратить молодого жизнерадостного одессита в христианина ему так и не удалось. Теперь Валера, по его словам, окончательно сошел на берег и устроился в одну местную турфирму, где пригодились и его совершенное знание английского языка, и умение бегло печатать на компьютере, и личный автомобиль. От морских плаваний у него накопилась масса фотоснимков и пленок, которые он собирается систематизировать и ввести в память компьютера. Хочет перевести на русский и издать понравившуюся ему повесть английского автора о золоте, которое в годы Второй Мировой войны везли из СССР в Англию в уплату за "лендлиз". Увы, немцы потопили судно, и вот после войны герои повести пытаются достать слитки со дна.
      
      Подобно мне, став моряком загранплавания, Валера проявлял горячий интерес к жизни тех стран и городов, в порты которых они заходили, но сталкивался с тем, что в экипаже эту страсть не разделяли и на берег сходить не стремились. Поэтому во время стоянок, чтобы не бродить по улицам с видеокамерой и фотоаппаратом в одиночку, ему приходилось брать с собой в попутчики электрика. Эх, подумал я, как жаль, что у меня не было в свое время такого же стармеха.
      __________________________________________________
      
      Под водочку Валера рассказал несколько забавных, хотя и малоправдоподобных (это, скорее, плод морского фольклора), историй якобы из своей моряцкой жизни. Вот они.
      
      "Стоял я на вахте с 4 до 8 утра. Вдруг автоматически упали, но потом быстро восстановились обороты двигателя. Я удивился, но мостик запрашивать не стал. Потом выяснилось, что там несли вахту старпом и матрос-артельщик. Они дружили, так как артельщик подпаивал старпома. В ту вахту должны были зайти в Сеуту, но пьяный старпом уснул, а когда в 6 часов проснулся, Сеута была уже за кормой. Тогда резко положили руль на 35 градусов и повернули назад (вот почему временно упали обороты). Вскоре появился заспанный капитан, протер глаза и спрашивает: "Слушай, что это за берег у нас слева?". "Африка", - бодро отвечает старпом. "Африка? А почему она слева, когда должна быть справа? И вообще по времени мы должны уже стоять в Сеуте. В чем дело?" Объяснение старпома капитан воспринял с пониманием (с кем не бывает?)".
      
      "Держал я в закутке пустые ведра, в которые набирал топливо и масла для анализов, а уборщик повадился брать у меня одно из них для своих нужд, но на место ставить забывал. Он был добрый, доверчивый и работящий, но недалекий и не преуспевший в образовании. Однажды, когда мне надоело напоминать ему о ведре, я на собрании обратился к нему со словами: "Ты опять стырил и не поставил на место моё ведро. На этот раз я не стану писать на тебя рапорт капитану только в том случае, если ты вернешь не пустое ведро, а с менструациями, которые возьмешь у буфетчицы. Что это такое? Она знает". Присутствовавшие чудом удержались от хохота, а парень сказал "Добро" и отправился к буфетчице... Потом он долго ходил мрачный и потирал ушибленный бок. А ведро для уборки стал брать у боцмана".
      
      "Мы стояли в Лас-Пальмасе на внутреннем рейде. После отоваривания весь экипаж упился в дребодан. Я тогда был 4-м механиком. Капитан наткнулся на меня в коридоре и очень обрадовался:
      
      - Валера, дорогой, слава богу, что хоть ты трезвый. Беги в машину, будем сейчас вдвоем выводить пароход из гавани.
      
      И вот мы двое - он на мостике на руле, а я в машине у пульта - провели наше судно, не задев другие и не врезавшись в берег или мол, и вышли в океан. Наутро протрезвевший стармех выглянул в иллюминатор и говорит: "Что за черт! А мы разве еще не заходили в Лас-Пальмас?"
      
      "Судно швартовалось в кубинском порту. Пьяный старпом стоял на носу и сообщал на мостик по трансляции, сколько метров осталось до причала. Я был в машине у пульта и слышал его слова: "До берега 200 метров! 100 метров! 50! 10!" Я жду с мостика команду "Стоп", но её все нет и нет. И вдруг стармех вопит: "Осталось 2 метра! Ребята, держись!", после чего судно со всего размаху врезается носом в бетонный причал и разносит его в прах. Старпом налетел брюхом на на леерное ограждение и смял его. Пострадал и форштевень, но течи не дал. Кубинские сварщики быстро залатали его. И причал кубинцы потом восстановили. А в пароходство о происшествии не сообщили".
      __________________________________________________
      
      Раньше в Одессе и во всех других крупных городах страны было не более одного университета, а теперь так стали называться почти все вузы СНГ. Не составил исключение и Одесский институт инженеров морского флота (ОИИМФ), кораблестроительный факультет которого я закончил в 1955 г. Теперь это ОГМУ - Одесский государственный морской университет. В годы моей учёбы старинное здание на улице Мечникова (теперь Внешней), 34 (бывший Институт благородных девиц) скрывалось от глаз уличных прохожих в густой листве акациевого сада. Теперь его площадь резко сократилась за счёт новых построек. В том месте, где раньше были проходная и въезд в институтский двор, вознёсся многоэтажный корпус современной архитектуры. У меня сохранился фотоснимок, сделанный 7 ноября 1953 года, где отображен момент выхода на улицу колонны института, направляющейся на праздничную демонстрацию. Над воротами - портрет Сталина (тогда уже, к счастью, покойника) и здравица Октябрю, на помещении проходной - надпись на кумаче "Агитпункт", характерный атрибут той поры. А перед проходной - молодое деревцо. Сейчас на этом месте тоже дерево, но гораздо более возмужалое. Всматриваюсь в форму ветвей и... убеждаюсь, что это же оно и есть, то самое молодое деревцо далёкого 1953 года, чудом не выкорчеванное во время стройки. Почему-то аж горло сдавило, как будто встретил близкого человека, про которого ошибочно думал, что его уже нет в живых.
      __________________________________________________
      
      Уже начался учебный год, но расписание лекций вывешено только для младших курсов. Неужели старшекурсников погнали на сельхозработы, как бывало в мои годы? В России такое теперь не принято. Среди предметов в расписании - история Украины, украинский язык и еще какое-то ВТ, может быть, "военная техника".
      
      На дверях некоторых лабораторий - имена моих бывших, ныне покойных, преподавателей. Лаборатория гидравлики носит имя проф. Чебыкина, опытовый бассейн - проф. Костюкова. Спустился в помещение бассейна, оказавшееся совершенно пустынным, хотя дверь была не заперта. От моей экспериментальной установки (волнопродуктора для создания нерегулярного волнения) остался только след от сварки, которой был приварен фундамент.
      __________________________________________________
      
      В институте (простите, университете) в помещении бывшей кафедры архитектуры и проектирования судов теперь музей. В экспозиции - знакомые лица: Юрий Воробъев теперь ректор, Олег Стальниченко - проректор по научной работе. Попал на стенд и мой однокурсник Володя Махненко, ставший потом украинским академиком.
      
      Но настоящая гордость университета и музея - бывший студент (с 1951 по 1956 г.) Миша Жванецкий. На фотокопии вступительного экзаменационного листа (из которого, между прочим, следует, что он не Михайлович, а Моевич) - лицо симпатичного юноши, отнюдь не упитанное, каким стало впоследствии. Правда, сам популярный острослов фактом учёбы в ОИИМФе и последующей недолгой работы в одесском порту явно не гордится. Тем не менее, учился он неплохо: в копии приложения к диплому лишь несколько оценок "хорошо", остальные - "отлично". Странно, но я его в институте совершенно не знал, не было в моей среде даже разговоров, что на механизаторском факультете есть такой остроумный, веселый студент. Возможно, причина в том, что он, будучи одесситом, не жил в общежитии и не кормился в институтской столовке, что в первую очередь способствовало сближению студентов разных факультетов.
      
      В музее сложены штабелем выпускные фотоальбомы разных лет и факультетов. Среди них и наш, подаренный нами добрейшей секретарше декана - Зинаиде Васильевне Голубовой.
      
      Представлена в экспозиции и бывшая экстраординарная студентка эксплуатационного факультета Революта Юганова по прозвищу "Тюлька". Она ходила на лекции в тельняшке, при случае не лезла в карман за словами и не очень стеснялась в их выборе (говорили, до института она успела повоевать в морской пехоте). Распределенная по окончании на Чукотку, она вдохновилась её красотой и людьми и стала писать стихи, собранные в книжку "Времени скольжение". Теперь у неё двойная фамилия - Юганова-Кобзарь, и живет она в Мариуполе.
      __________________________________________________
      
      Неожиданно вступил в беседу с каким-то мужчиной, тоже зашедшим в институтский музей. Узнав, что я из Петербурга, он сказал, что очень зол на западных украинцев, навязавших Украине "незалежность" от России. "Ну ничего, - понизив голос, продолжил он, - вот отключит Россия газ Украине за неуплату долгов, тогда они попляшут". (Себя к неизбежным жертвам этого гипотетического возмездия он почему-то не отнёс). "Я, - говорит, - просто не могу разговаривать со здешними чиновниками, меня трясёт. Очень хочу уехать в Россию". Моего бывшего однокурсника Влада Петухова, вознесшегося потом на высокий министерский пост, он назвал махровым жуликом за то, что тот во время чубайсовской приватизации, якобы, прибрал к рукам государственные морские суда ("откуда у него были деньги, чтобы купить их"). "Еще более крупные воры в России - Рэм Вяхирев, Черномырдин, Березовский. У нас никто не интересуется источниками доходов таких людей, не то что в США, где никому спуска не дают, не взирая на должности".
      __________________________________________________
      
      Заглянул в институтскую столовую, кормившую и поившую меня в годы студенчества и аспирантуры. Из персонала хорошо помню кассиршу Лину, которая, думал я, давно здесь не служит. Всё-таки спросил о ней, и с удивлением услышал: "Её рабочая смена - завтра". Никак не ожидал, ведь столько лет прошло. Назавтра зашел снова и увидел за кассой пожилую женщину, в которой на улице ни за что не узнал бы ту бойкую пышнотелую еврейскую девушку, которая успевала, выбивая чеки, шутливо отбривать нескромных молодых нахалов, наперебой предлагавших ей руку и сердце. С одним из них - моим другом Аркашей Чудновским - она была более ласкова, но теперь не вспомнила ни его, ни, тем более, меня. Ей уже 70, и за кассой она аж с 1946 г. Пожаловалась: "Тружусь всю жизнь, а пенсию дали всего 46 гривен. Что на них купишь, если буханка хлеба стоит 1 гривну". Порадовалась, что кто-то её помнит.
      __________________________________________________
      
      Под конец учебы в институте меня стали более прежнего одолевать влюблённости, подогреваемые соображением, что пора создавать семью. Одной из моих избранниц стала выпускница мединститута Кира, с которой я познакомился чуть ли не за неделю до выпуска. Мы даже не успели ни разу поцеловаться, как неумолимый долг перед государством унес меня по распределению на работу в холодный северный Архангельск. Четыре года я забрасывал Киру любовными письмами и безумно радовался редким прохладным ответам (в них неизменно отмечалось моё умение писать интересно, но игнорировались мои признания). К тому времени, когда я, отработав на заводе положенный срок и поступив в аспирантуру, вернулся в ОИИМФ, Кира уже успела закончить аспирантуру в медицинском. Увы, наша столь желанная и долгожданная для меня встреча не принесла мне успеха на любовном фронте: Кира, хоть и была сама в поиске жениха, во мне желала видеть не более чем доброго, преданного и надежного друга. Я был безутешен. Однажды она проговорилась, что приглашена на танцы в Дом офицеров. Я тоже пришел туда и действительно увидел её танцующей с каким-то лейтенантом. Встретившись со мной глазами, она поспешно отвернулась, и я, мучимый обидой и ревностью, покинул зал. Вскоре я узнал, что она уехала на преподавательскую работу в Донецк. Больше мы не виделись и не переписывались.
      
      И вот теперь мне вдруг захотелось узнать, как сложилась дальнейшая жизнь той, что разбила моё сердце более сорока лет назад. Воспользовавшись тем, что дом, где я остановился, расположен всего лишь в квартале от мединститута, я решил зайти к медикам и попытаться навести какие-нибудь справки. В архиве института ничего нового мне не сказали: уехала по назначению в Донецк, и всё. Но когда я признался, что разыскиваю бывшую "даму сердца", женщины смягчились, достали папку "личного дела" Киры и, похвалив мой вкус и расчувствовавшись, даже подарили её маленькую, на паспорт, фотокарточку студенческой поры. Потом подняли список кириного выпуска и нашли в нём её однокурсницу Галину, которая до сих пор работает в Одессе. Узнав, что её недавно перевели в детскую больницу за Лузановкой, я тотчас отправился туда на автобусе. Увы, оказалось, что Галина о Кире давно ничего не знает и плохо её помнит, так как они не были подругами. Неужели круг замкнулся? Делаю ешё попытку - иду на кафедру фармакологии, где Кира была аспиранткой. Одна из сотрудниц сказала, что, будучи в Донецке в командировках, общалась с Кирой, и посоветовала туда написать. Я взял адрес донецкого медуниверситета и тут же послал запрос в отдел кадров. Увы, донецкие кадровички оказались суровее одесских архивисток: ответа не последовало.
      __________________________________________________
      
      На пляже в Лузановке я увидел знакомый причал для катеров, привозивших сюда отдыхающих из центральных районов города. Судя по его нынешнему состоянию, теперь не сохранился и этот малый флот, к причалу давно просто нечему стало причаливать, ввиду чего уволен и сторож. Ничем иным я не смог объяснить, что больщинство досок настила разворовано, и приходится перепрыгивать с одной на другую, рискуя провалиться в дыру. Зато причал основательно обжит рыбаками с удочками. А одна пожилая супружеская пара не удила, а периодически опускала в воду подобие сачка и выбирала затем из него рыбью мелочь, которой набралось уже полное ведро. Я справился, как называются эти аквариумные малявки.
      
      - Ферина, - устало вздохнула женщина. Кажется, в иные времена они с мужем не стали бы этим заниматься, но что поделаешь, надо как-то выживать.
      __________________________________________________
      
      С удовольствием вспоминаю одесские бани поры моего студенчества. Ходил туда с друзьями и в одиночку, чаще других мы посещали небольшую баньку на Торговой улице за Новым рынком. Узкий дворик перед её скромным двухэтажным зданием был обвит диким виноградом, внизу располагались индивидуальные "номера", вверху - общий зал с парилкой. Хотя мне был по средствам и первый этаж, я предпочитал коллектив и парилку. Здесь всегда можно было объединиться с кем-нибудь, чтобы потереть друг другу спинки, и никто не барабанил в дверь: "Поторопитесь, ваше время истекло". Даже необходимость сидеть в очереди как-то не удручала, так как двигалась она довольно быстро, только успевай пересаживаться ближе к входной двери, из-за которой по мере освобождения мест раздавался голос банщика: "Один заходи... Три... Двое...".
      
      Теперь той баньки нет, её снесли и построили новую, современную. Зашел поинтересоваться ценами. Оказалось, работают только душевые кабины, стоимость помыва в которых - две с половиной гривны - была, видимо, кусачей не только для меня, потому что желающих воспользоваться этой услугой я не увидел.
      __________________________________________________
      
      Кроме Валеры у меня в Одессе сохранились еще знакомые, которых хотелось навестить. Это супруги Петя и Люда и бывший однокурсник Володя. С последним я сговорился о встрече по телефону. Застать же в городе моряка Петю, обычно по несколько месяцев пропадавшего в рейсах, я не очень надеялся, поэтому решил заглянуть в давнее место работы Люды - парикмахерскую.
      
      Рабочий день в "перукарне" уже закончился, но свет еще горел, и в окно была видна уборщица, которая мела пол. Я уже собрался уходить, как вдруг из подсобки показалась Люда. Постучал по стеклу и поманил её пальцем. Люда подошла, но меня не узнала, решив, что я - запоздалый клиент. Пришлось назваться, после чего Люда всплеснула руками и выбежала на улицу. Мы дружески обнялись и отправились на Большую Арнаутскую к дому её дочери. Там у входа во двор стоял микроавтобус Пети, а вскоре вышел и он сам.
      
      Оказалось, что о дальних плаваниях Петя теперь только мечтает. До перестройки он успешно капитанил на судах пароходства, а после его развала служил агентом судоходной фирмы одного бывшего одесского еврея, капитана 1-го ранга из мореходки, ныне жителя израильской Хайфы. Все было бы хорошо, да один из петиных сослуживцев обокрал хозяина на 240 тысяч долларов. Тот срочно ликвидировал фирму, пообещав Пете, что не забудет его, когда создаст новую. Понадеявшись на это, Петя истратил все свои накопления на строительство загородного дома, но израильтянин больше не дал о себе знать. В результате бывший капитан сидит без денег, подрабатывая на жизнь грузчиком. Чтобы плавать на иностранных судах (своих у Украины практически нет), надо сдать экзамены на международные дипломы, а это стоит больших денег. Взять их, увы, негде.
      __________________________________________________
      
      Хотя дома у Володи я уже когда-то бывал, но сейчас почему-то заблудился "в двух соснах" и с трудом отыскал его квартиру на небольшой приморской улочке с солнечным названием Ясная. За столом Володя рассказывал о своих служебных делах, развале флота, промышленности, страны в целом. Он служит в местной инспекции российского (бывшего советского) морского Регистра. Эта организация занимается наблюдением за постройкой, эксплуатацией и ремонтом судов и выдаёт их владельцам необходимые документы. Таких организаций (классификационных обществ) в мире немного. Без их свидетельств ни один грузоотправитель не рискнет нанять судно, потому что страховые общества откажутся страховать груз. Российский Регистр - издавна в числе самых авторитетных для страховщиков классификационных обществ, так как у него одни из лучших, научно обоснованных правил и требований к техническому состоянию флота. Поэтому за свои услуги он получает от судовладельцев очень хорошие деньги, которые, естественно, идут в российский карман, то есть здесь, в Одессе, - мимо украинского. Однако, служа в чисто российском учреждении, Володя и его коллеги и зарплату получают российскими рублями, ввиду чего оказались после августовского дефолта почти в таком же критическом положении, как и я.
      __________________________________________________
      
      Одесская музыкальная школа-интернат им. профессора Столярского. Помнится, всегда, когда мой путь пролегал мимо этого здания, до ушей доносились звуки рояля, скрипки, флейты... Сегодня под аккомпанемент рояля пел отнюдь не детский хор:
      
      - Прикоснись к нам, Господь, так желает душа моя...
      
      Через открытое окно актового зала был виден только верх сцены, где висели полотнища с изображениями шестиконечной звезды и семисвечного канделябра. Шел иудейский молебен.
      
      А ведь кто-то не без ехидства говорил мне, что все евреи, составлявшие раньше весьма весомую долю интернационального населения города, сбежали от волны украинского национализма в Израиль. Может, кто-то и уехал, но вот остались же те, кто открыто, не прячась, молится сейчас своему еврейскому богу. А бывшей улице Бебеля даже возвращено дореволюционное название: когда-то говорили "Бебеля, бывшая Еврейская", а теперь наоборот. Так что, кажется, против евреев местные "руховцы" ничего не имеют. Иное дело - Россия. Независимость ("незалежность") от нее подчеркивают плакаты на улицах (естественно, на украинском языке):
      
      "Родину не выбирают. Выбирают её независимость".
      
      "Семь лет независимости. Будьмо (т.е. будем здоровы)! Народный Рух Украины".
      
      А плакат, вывешенный на фасаде Дома офицеров, напоминает, что хотя Переяславская Рада 1654 года одобрила воссоединение Украины с Россией, но на "условиях, которые гарантировали государственную независимость Украины".
      __________________________________________________
      
      Последним местом моего постоянного проживания в Одессе был живописный зеленый переулок Чайковского за оперным театром. Естественно, я не смог не зайти во двор, чтобы взглянуть на окна бывшей нашей комнаты в коммуналке на верхнем этаже. Потом поднялся по лестнице и постоял у двери. Рука невольно потянулась к звонку, но тут я увидел "гостеприимную" надпись "Прежде, чем позвонить, подумай, нужен ли ты здесь". Я подумал и звонить не стал.
      __________________________________________________
      
      На Дерибасовской возле кинотеатра имени Уточкина (знаменитого одесского воздухоплавателя) - маленький "парижский Монмартр": предлагают свои услуги и готовые произведения местные художники. Среди них обосновалась с рекламным плакатом женщина средних лет с пламенным взором. Плакат гласит:
      
      "Пишу стихи только для Вас,
      Сию секунду только для Вас.
      Размер оплаты зависит от стихов,
      От наличности
      И наличия личности".
      
      Заметив бдительным оком, что я переписываю этот поэтический шедевр в свою тетрадь, "поэтесса" возмутилась и стала громко обвинять меня в плагиате, призывая прохожих в свидетели. Те стали останавливаться и смотреть на меня с подозрением. На всякий случай пришлось срочно ретироваться.
      __________________________________________________
      
      Оля попросила подремонтировать ей балкон, и я поехал к ней на дачу за материалом. В трамвае рядом со мной уселась парочка, он на сиденье, а она у него на коленях. Охваченные любовной игрой, они все время ёрзали, при этом парень бесцеремонно наваливался на меня и поталкивал. Я не хотел мешать их страсти и до поры терпел. Внезапно парень дико вскрикнул на весь вагон, все посмотрели на него, но промолчали. С трудом смолчал и я. Но когда через пару минут вопль повторился, я не выдержал и спросил: "Ну что ты так орешь?"
      
      - Кто орет? - удивился "Ромео".
      
      - Ты, кто ж еще?
      
      - А я що, у тебя дома ору? Ты що, здесь живёщь?
      
      - Да, я здесь живу. И, как видишь, не только я. Сколько народа в вагоне, а ты ведешь себя, как будто здесь один.
      
      - Ха, он здесь живёть. Хотел бы я слышать, как бы ты заорал, если бы тебя так укусили. (Это он о подруге).
      
      Пассажиры засмеялись и предложили нам не ссориться, хотя я и так понял, что продолжать воспитание грубияна бесполезно. Кто-то услужливо освободил парочке места, и они пересели, но влюбленный нахал еще долго громко возмущался, что я "аж испортил ему настроение".
      __________________________________________________
      
      Дача Оли расположена на 9-й станции Черноморской дороги. Деревянный щитовой дом она купила когда-то в Ленинграде и перевезла в разобранном виде в Одессу. Вокруг дома сад и огород. В саду яблони, груши, вишни, черешни... Предмет особой гордости - виноградник. Я немного полакомился его плодами и убедился в их изумительном вкусе. "Всё экологически чистое, так как я использую только естественные удобрения", - подчеркнула Оля, кивнув в сторону небольшого строения в углу участка. Сейчас, в сентябре, она на даче одна, а летом дом бурлит от многочисленной петербургской родни с детьми. Восхищенный трудолюбием Оли, я воскликнул: "И как ты одна со всем этим справляешься?" "Молча", - с несвойственным ей лаконизмом ответила Оля.
      __________________________________________________
      
      За оладьями, которыми Оля меня угостила, она приоткрыла неведомые мне страницы периода оккупации города в 1941-1944 годах. Книги и фильмы советской поры об этом времени, которые я читал и видел, создавали впечатление, что жизнь в Одессе сводилась в основном к сопротивлению оккупантам, партизанской борьбе, а всё остальное её проявления пребывали в замороженном состоянии. Но вот из рассказа Оли я узнал, что она в эти годы преспокойно училась в лицее со строительным уклоном и успела закончить три класса. Лицей помещался на Большой Арнаутской, и Оле, жившей всё там же, на Черноморской дороге, приходилось ездить на учёбу на попутных телегах.
      
      В лицее был поп, учивший закону божьему. Видимо, для завоевания авторитета у учеников, он врал в подтверждение своей причастности к высшим силам, что может ездить по морю на велосипеде. Ученики предлагали ему продемонстрировать это, но он "скромно" отказывался. Учительница немецкого языка, входя в класс, приветствовала учеников возгласом "Хайль Гитлер!" Один ученик назло ей во время урока время от времени вскакивал, поднимал руку и орал "Хайль Гитлер!", вслед вскакивал весь класс, и учительнице ничего не оставалось, как делать то же самое.
      
      Поначалу Одесса была включена в так называемую Транснистрию и управлялась румынами. Оля помнит, как они прочёсывали дома в поисках евреев, потом свезли их в какие-то бараки и сожгли. Но в остальном жизнь при румынах протекала вполне мирно. Молодежь ходила по вечерам на танцы, влюблялась, девицы рожали детей, в том числе от румын. Солдаты удивляли неразвитостью, даже в сельском хозяйстве не разбирались. На танцы приходили с винтовками и танцевали, держа их за спиной. Однажды один стрелял в Олю за то, что отказалась с ним танцевать, но кто-то успел ударить по прикладу, и пуля ушла вверх. Румынский офицер посадил солдата в карцер, извинился перед олиной матерью, заплатил ей деньги и просил никуда не жаловаться.
      __________________________________________________
      
      Увидев, что рекламные газеты в Одессе продают в киоске аж по 30 копеек, я очень удивился. Сказал продавщице, что в Питере такую макулатуру бесплатно рассовывают по почтовым ящикам, и услышал резонный ответ:
      
      - А зато у нас трамвай и тролейбус бесплатные.
      __________________________________________________
      
      На прилавке продмага на проспекте Шевченко стоит табличка: "Всегда в продаже трудовые книжки". Не хватало добавить - "свежие". А над магазином стройтоваров призыв времен окончания Гражданской войны: "Граждане, все на борьбу с разрухой!"
      __________________________________________________
      
      Несколько раз, бродя по улицам, я неожиданно ощущал специфический аромат винограда "Изабелла". Безуспешно искал глазами его источник. Нет, никакого винограда в обозримом окружении не было, а запах ощущался явственно. Наконец я заметил, что аромат возникает тотчас после того, как мимо меня проезжает очередной легковой автомобиль. Неужели в Одессе так благоухает автомобильный выхлоп?
      __________________________________________________
      
      В Горсаду на Дерибасовской скопились зеваки. Я тоже подошел. Оказалось, одесское телевидение снимает видеоклип. Певец Вадим Ващенко в шляпе-канотье, делающей его похожим на дореволюционного шансонье, исполнял куплеты на слова, собственноручно сочиненные самим главным одесским телередактором Анатолием Довгоносом. Песенка была про Одессу, и каждый куплет заканчивался словами:
      
      Не удивляйтесь, есть нация такая,
      Есть нация такая - одессит.
      
      На скамье спиной к действу сидела недовольная дама и цедила сквозь зубы: "Бог ты мой, как глупо! Неужели не стыдно?" Трудно сказать, что её так возмущало, тем более, что автора слов, сидевшего рядом, это, кажется, ничуть не обижало.
      __________________________________________________
      
      За то время, что я не был в Одессе, подвергся значительной реконструкции пассажирский пирс морского порта. Оля сказала, что для этого специально нанимали итальянцев. Они построили грандиозный подвесной автомобильный путепровод над железной дорогой, благодаря чему теперь можно подъезжать непосредственно к морвокзалу. Существенно обновлёно и здание вокзала. Портовый склад, на крыше которого оно было построено, стал теперь его первым этажом, через который и производится выход к судам. Фасад вокзала покрыли зеркальным стеклом, благодаря чему можно любоваться видом города, даже стоя к нему спиной. Перед вокзалом установлена оригинальная символическая скульптурная композиция Эрнста Неизвестного (кажется, подаренная им Одессе) под названием "Золотое дитя". Она изображает Гаргантюа-образного младенца, который является на белый свет, вылупливаясь наподобие птенца из какой-то твердой оболочки. А на дальнем конце пирса воздвигнута церковь в честь святого Николая Угодника, легендарного покровителя верующих в него моряков.
      
      У пирса стоял белоснежный лайнер "Пальмира". Володя рассказал, что это судно только что вышло из ремонта на одесском заводе, куда пришло под названием "Лев Толстой". Потом хозяин переименовал его в честь своей жены в "Наташу", а теперь вот опять сменил название. А может быть, и жену?
      
      Рядом с "Пальмирой" - иностранное пассажирское судно "Минерва", приписанное к порту Нассау, столице Багамских островов. У него белая только надстройка, а основной корпус и труба черные, и на трубе изображен лебедь. На палубе в плетеных креслах лениво возлежали сытые, довольные люди приблизительно моего возраста в широкополых сомбреро и панамках. Будучи сам любителем туризма и путешествий, я испытал к ним белую зависть, представив, какие прекрасные впечатления уже получены и еще ждут их в круизе. И еще от них веяло такими безмятежным спокойствием и неколебимой уверенностью в завтрашнем дне, которых явно не хватает теперь нам, людям, простодушно думавшим когда-то, как и я в юности: "Как хорошо, что мне посчастливилось родиться и жить здесь, в Советском Союзе, а не за границей!" А те, на палубе, вернувшись недавно из прогулки по городу и развалившись после обеда в креслах, может быть, говорили иное: "Как повезло, что мы отделены от этой страны границей. Здесь любопытно, но на такое, право, лучше смотреть со стороны".
      
      Не исключаю, что такие непатриотичные мысли пришли мне в голову потому, что я к тому времени дня успел уже сильно проголодаться и при виде этих блаженствующих сытых людей почувствовал себя особенно некомфортно. Кажется, неутоленный голод располагает к метафизическим раздумьям.
      __________________________________________________
      
      Из моих бывших коллег по кафедре в ОИИМФе, где я пребывал сначала в качестве аспиранта, а потом преподавателя, самые добрые воспоминания остались о Яне Александровиче Бекшаеве. Он уволился еще в 1986 году, но я разузнал его домашний телефон и, позвонив, поприветствовал и справился о жизни и здоровье. Он очень обрадовался, рассказал, где работал после института, но теперь не работает нигде по причине плохого здоровья, у него уже был инфаркт. Бывшую нашу кафедру он посещать не любит: говорит, что его сильно расстраивают рассказы о процветающей теперь в ОМУ коррупции.
      __________________________________________________
      
      Вот уже пятый год в День физкультурника в Одессе проводится шоу-забег "Вверх по Потемкинской лестнице". Организатором является главный редактор газеты "Одесский продукт" Артур Суханов. На этот раз победитель показал результат 23,3 сек. Интересно, что самым старым участником забега был мужчина 1921 года рождения (из клуба бега "Бриз"). Призы вручала знаменитая одесская спортсменка Надежда Олизаренко. Потом выступали велосипедисты на горных велосипедах. Они прыгали через препятствия, соревновались в "сурплясе" - стоянии на месте, а в заключение дружно съехали по лестничным ступеням до самого низа.
      __________________________________________________
      
      В небольшой книжечке "Прогулки по литературной Одессе" я прочёл, что, оказывается, Илья Ильф до переезда в Москву жил на улице Короленко (б. Софиевская) в доме Љ 13, расположенном буквально наискосок от дома Оли. Разумеется, наутро я немедленно пошел поклониться этому историческому месту. Удивительно не то, что молодые люди, живущие ныне на той же лестнице, где до 1923 г. жил будущий писатель, и вслед за которыми я поднимался, не знали, какой у них знаменитый дом, а то, с каким большим трудом они вспоминали, кто такой Ильф.
      __________________________________________________
      
      На Торговой улице пять голодных дворняг яростно облаивали домашнюю собачку, которую вёл на поводке хозяин. Я сказал: "Классовая ненависть". Шедшая неподалеку пожилая женщина отреагировала и рассказала о собачке, которую она подобрала на улице и выходила, а теперь хочет отдать в хорошие руки, так как у неё уже есть две собаки и три кошки. Потом она сообщила, что родилась здесь, на этой улице, и в 1944 г., после освобождения города, поступила в ОИИМФ, но после второго курса перешла в "консервный", а затем, окончив его в 1949-м, поехала работать в Ташкент. Видимо, в то самое время, когда она туда приехала, я сдавал в ташкентской школе экзамены на аттестат зрелости, а в конце августа отправился поездом в противоположном направлении, став студентом того же "водного" института, как называли ОИИМФ в просторечьи. Мир хоть и велик, но тесен.
      __________________________________________________
      
      Во дворе дома Љ 3 по Дерибасовской стоит скульптурный бюст лысого мужчины в очках и с галстуком-бабочкой. Он хорошо виден с улицы, и я, конечно, замечал его еще в те, прежние годы. Но поскольку издали есть сходство с Лениным, то я и думал, что это он, и, удовлетворившись этой догадкой, не стремился подойти ближе. Кроме того, бюст был раньше не очень ухожен, если не сказать - грязен. Теперь же он блистал свежей белой краской и это разожгло моё любопытство: "Кто это в современной постсоветской Одессе воспылал вдруг такой пылкой любовью к пролетарскому вождю?" Я подошел и прочел надпись:
      
      KREINTO de ESPERANTO
      Д-р Л.Л. ЗАМЕНГОФ
      Автор языка Эсперанто
      Скульптор Н.В. Блажков
      
      (Позже я узнал, что Людвик Лазарь Заменгоф, по документам Лазарь Маркович, родился в 1859 году в Белостоке в семье преподавателя иностранных языков. Местное население состояло из русских, поляков, евреев и немцев. Будучи свидетелем конфликтов между ними, Людвик решил, что их причина - разноязычие, и, еще будучи учеником гимназии, разработал проект объединительного международного языка. Был врачом-окулистом. Умер в 1917 г.).
      
      Так вот, оказывается, в чем дело! Но каким загадочным образом бюст этого знаменитого поляка оказался во дворе рядового одесского жилого дома? Ведь Заменгоф никогда не жил в Одессе. Да, сам он не жил, но, как сообщила мне жительница двора, здесь жил автор бюста. Он был довольно известным советским скульптором, но на свою беду увлёкся еще и языком "эсперанто" и влился в соответствующий любительский кружок. И вот однажды, как тогда водилось, все члены кружка были арестованы по ложному обвинению в шпионаже и репрессированы. После реабилитации Блажков вернулся к своей профессии и по заказу из Польши изваял бюст Заменгофа. Но отправлять бюст за рубеж почему-то запретили, и он остался пылиться в углу двора. Потом жильцы перенесли его на середину, на место небольшого "бассейна" (так выразилась женщина), который летом жильцы использовали в качестве холодильника. Здесь он и стоит по сей день, став одной из городских достопримечательностей. Сюда приводят туристов, в связи с чем бюст привели в порядок и покрасили, окружили оградой, а дворик тщательно метут.
      
      Через пару дней я снова заглянул во двор с удивительным бюстом. Хотелось узнать дополнительные подробности. Проходивший мимо парень с ковром на плече бросил на ходу: "А шо? Ну этот мужик придумал язык для глухонемых. Больше я о нём ничего не знаю". Видимо, и не хочет знать. Другие времена - другие заботы.
      __________________________________________________
      
      Зашел в Одесский литературный музей возле Ласточкина спуска и предложил в дар свои "Семь тетрадей в клеточку. Дневник нечаянного моряка" в самодельном компьютерном издании. Взяли с радостью и составили документ под названием "Дарственная запись", где сказано, что дар принят на ВЕЧНОЕ ХРАНЕНИЕ. Так я неожиданно приобщился к вечности. На титульном листе написал: "Одесскому литературному музею с благодарностью за уважительное отношение к литературному опыту бывшего моряка ЧМП".
      
      Потом обстоятельно и неспешно осмотрел музейную экспозицию. В Одессе дважды, в 1848 и 1850 годах бывал Гоголь, работал здесь над вторым томом "Мертвых душ". В музее хранится рукописный список пяти его глав, изготовленный в 1855 г. и начинающийся словами "Зачем же изображать бедность да бедность, да несовершенство нашей жизни...?" С тех пор минуло полтора столетия, а тема, к сожалению, остаётся актуальной.
      
      В витрине, посвящённой Ильфу и Петрову, - ключ от номера, который весёлые писатели взяли на память в нью-йоркской гостинице. Там же - рукопись плана неосуществленного романа Петрова "Я видел страну коммунизма", где он намеревался заняться несвойственным ему делом: воспеть хвалу советским достижениям и порядкам. Может быть, хорошо, что не успел.
      __________________________________________________
      
      На доме 14 по Конной улице повешена мемориальная доска с надписью:
      
      "В цьому будинку з 1928 р. по 1989 р. жив и працював видатний математик Марко Григорович Крейн".
      
      Нашему ОИИМФу очень повезло, что выдающийся математик по совместительству преподавал и в нём. Судьба свела меня с ним на экзамене по теоретической механике. Курс нам читал доцент Шварцман, но он накануне экзамена заболел, и Крейн согласился его подменить. Помню, мой ответ на один из вопросов билета вызвал у него легкое сомнение:
      
      - Гм, а вам на лекциях давали именно такое доказательство?
      
      Я ответил утвердительно и предложил показать конспект.
      
      - Нет-нет, не надо, я верю. Просто своим студентам я доказываю это несколько иначе.
      
      Выйдя из аудитории, я приятно удивился, увидев в зачётке оценку "отлично". Это было тем более удивительно, что, как я тут же убедился, раскрыв конспект, ход моего доказательства действительно, мягко говоря, отличался от приведенного там и при том не в лучшую сторону. Видимо, меня спасли хорошие ответы на другие вопросы, а также редкие благородство, доброта и интеллигентность Марка Григорьевича. Потом я слышал, что этими его свойствами воспользовался не один соискатель ученой степени, с которыми Крейн щедро делился плодами своих блестящих математических исследований и разработок.
      __________________________________________________
      
      Пошел прогуляться по бывшей улице Олеши. Теперь она снова, как при Олеше, Карантинная. Иду, не спеша, разглядывая старые дома, мысленно уносясь в далекие времена, когда здесь бегал живший в доме Љ 3 юный гимназист - будущий писатель... Неожиданно из подворотни выскочил какой-то всклокоченный дедок и с трогательной непосредственностью спросил: "А где той орех, под которым утром нашли убитого?". Хотелось в тон ему ответить: "Уважаемый, если Вы ищете труп, то это не я", но сдержался, ибо он мог меня неправильно понять.
      __________________________________________________
      
      В витрине магазина на Дерибасовской выставлены карикатуры художника Александра Барабанщикова, посвященные местным темам. Вот некоторые сюжеты.
      
      Два мальчугана тянут на веревочке игрушечный пароход: "Идем, напомним одесситам, как выглядит морское судно".
      
      "А началось всё с того, что в городе закрыли бани" (объяснение городскими "моржами" своего увлечения).
      
      "Доставай кассовый аппарат, налоговый инспектор идет" (разговор двух нищих).
      
      "Ну и что? Это летние носки" (с дырами).
      
      "Стой! Стреляю сигареты!"
      
      "Курс партии", "Курс доллара" (названия книг).
      
      "Партия зеленых" (человек с флагом в виде доллара).
      
      "Опять порнуху гонят" (о рекламе детских памперсов).
      
      "С раннего утра избиратели потянулись к урнам" (мусорным).
      
      Сиденья в общественном туалете с флажками государств СНГ.
      
      "Иду в ломбард "золотце" сдавать" (с женой на руках).
      
      "Бабуля, вечером твоя морковка никому не нужна" (торговка презервативами - зеленщице).
      __________________________________________________
      
      На павильоне на углу Щепкина и Преображенской надпись: "Экологически доочищенная вода. 1 литр - 10 коп., 1 стакан - 5 коп.". Что это, очередная одесская шутка?
      __________________________________________________
      
      К отходу поезда Оля привезла на вокзал две тяжеленных корзины с виноградом для передачи своим питерским родственникам. Я затащил их в вагон и, чтобы они не загромождали проход, не без труда водрузил на верхнюю, багажную, полку. Затем вошла Оля и беспокойно спросила:
      
      - О, а где ж мои корзины?
      
      Я показал наверх.
      
      - Да они ж тяжелые. Как тебе это удалось?
      
      - Молча! - вспомнил я её шутливое словечко.
      

  • Комментарии: 1, последний от 09/05/2020.
  • © Copyright Шевелев Геннадий Григорьевич (gen@maxik.spb.ru)
  • Обновлено: 06/12/2008. 61k. Статистика.
  • Глава: Проза
  • Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.