Шилов Юрий Тимофеевич
Лишний

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шилов Юрий Тимофеевич (mtheatr@yandex.ru)
  • Размещен: 20/08/2016, изменен: 20/08/2016. 73k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
      ЮРИЙ ШИЛОВ
      
      
      
      
      
      
      
      
      ЛИШНИЙ
      (по мотивам произведения Н. Соловьева-Несмелова)
      
      
      В двух действиях, шести воспоминаниях, четырех картинах
      
      (для детей младшего и среднего возраста)
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      Адрес автора: Шилов Юрий Тимофеевич
      E-mail: yurishilov@yandex.ru
      Моб. 8 903 727-10-12
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      МОСКВА
      2012
      
      
      
      
      
      
      
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
      
      
      
      
      
      АЛЕКСЕИЧ - дедушка
      
      МАТВЕЙ - его старший сын
      
      ПЕТР - его средний сын
      
      МАТРЕНА - жена Матвея
      
      МАРФА - жена Петра
      
      МИТЮШКА - сын Матрены и Матвея
      
      МАШКА - дочка Марфы и Петра
      
      КИРЮША - дурачок
      
      ОТЕЦ ТИХОН - священник
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ - священник
      
      МАТУШКА - попадья
      
      МИША - их старший сын
      
      ЕГОРУШКА - их младший сын
      
      АНИСЬЯ - работница
      
      МИТРИЧ - сторож на бахче
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      ПРОЛОГ
      
      (На бахче. В центре бахчи торчит чучело. С краю - небольшой шалашик. Над полем с криками кружат стаи ворон и галок. Алексеич ходит среди арбузных плодов, вертит в руке трещотку)
      
      АЛЕКСЕИЧ (кричит):
      - Воронье да галачье отвадим!.. Летите птицы стороной!.. Воронье да галачье отвадим!.. Мимо бахчи, мимо бахчи!.. Воронье да галачье отвадим!..
      
      (Устал. Остановился. Смотрит вдаль. Разговаривает сам с собой)
      
       АЛЕКСЕИЧ:
      - И-и! Местȧ! Эко, сколько бахчи отхватили!.. Плети-то пошли, почитай, до леса... (Подходит к чучелу, долго смотрит на него). Ну что, чучело, скучно, чай, одному-то?.. Не печалься, теперь вдвоем будем дни да ночи коротать... Два чучела - ты, да я!.. (Смотрит по сторонам). Пусто-то как здесь, никого... (Бросает в тишину). Эй, человече, откликнись, христианская душа!.. (Присел. Задумался)
      
      
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      
      (Кричат галки и вороны... Темной завесой закрывают пространство... Трещит трещотка... И вспомнилось в одиночестве Алексеичу...)
      ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ
      
      (В доме Алексеича перед обедом. Алексеич сидит в углу стола)
      
      МАТРЕНА (застилает скатертью стол):
      - Куда, дед? Куда залез?.. Не успеешь стол накрыть, он тут как тут.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      -Не ругайся, Матренушка!.. Я немножко за столом посижу...
      
      МАТРЕНА:
      -Как работать - так нет сил! А как есть - первый!.. Давно ли из-за стола вылез, опять у стола!
      
      (Ставит хлебницу на середину стола. Резкими движениями нарезает хлеб)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      -Грешно тебе, невестушка, обижать старого. Проживи-ка с моё поболе восьми десятков годков... вырасти деток, внуков, да и слушай потом, как тебя за каждый кусок отчитывать будут.
      
      МАТРЕНА:
      -Хныкать ты мастер!.. А какая от тебя в доме подмога? Все болеешь да болеешь... Другие старики как-никак работают, а наш любимый дедушка даже за внучатами приглядеть не может. Все мечтать горазд! Дед называется, помощничек!
      
      (Алексеич молчит. Матрена смотрит на него с укоризной. Режет каравай)
      
      (В комнату вбегает Марфа, подбегает к столу, высыпала из фартука на стол мытые ложки.)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      -Эх, наказал, меня Господь!.. Миру у нас в доме нет... миру. Вы вон с Марфой, что ни день, все грызетесь. Сыновья мои, Матвей с Петром, не ладят, все делить нажитое норовят. (Смотрит на икону в углу, с трудом встает, кладет крестные знамения). Виноват я, Господи, виноват... Слаб... Не сдержал-то раздоры в семье в прежние годы... Не пресек вражды... А теперь вот размяк совсем... Теперь куском хлеба попрекают.
      
      (Матрена показывает Марфе на Алексеича. Обе хохочут).
      
      АЛЕКСЕИЧ (кричит):
      -Молчите! Мы - то у покойного родителя не так жили. Моя жена Алена, царство ей небесное, всегда тестя добрым словом привечала.
      
      МАРФА:
      -Все-то ты, дедушка, про старое сказываешь... Все-то у вас любовь да совет были... А свекровь мы тоже помним. Поедом всех ела!
      
      (Алексеич пытается возразить, но не получается. Сел, опустил седую голову)
      
      МАТРЕНА:
      - Сказы-то ты рассказывать куда как горазд! Языком молоть - не работать.
      
      АЛЕКСЕИЧ (встрепенулся):
      - Что ты заладила: работать, работать! Поработал, уж!.. Мерил поле семь десятков годков! А в чьем доме живете?.. Это уж третий сруб... еще и не родились вы, как два первых пожаром взяло!..
      
      МАТРЕНА (отчитывает старика):
      -Ишь, разошелся!.. Работал он!.. А все первый за стол не лезь! Вот соберутся все в избу - Бог с тобой, кормись уж за давние труды...
      
      МАРФА (тоже нападает):
      - Да только ложку мимо рта не проноси, не лей на скатерть, не лей - детям за это по рукам бьют!..
      
      (Матрена, Марфа уходят на кухню)
      
      АЛЕКСЕИЧ (сам себе):
      -Господи, послал Ты мне старость нерадостную... Руки трясутся, а они - капли не пролей... Моя ли вина, что стар? (Смотрит на нарезанный хлеб, пожевывает губами, поводит носом. Глядит в сторону кухни). Щи, кажись, сегодня... Вкусны, поди, щи-то... (Улыбается. Подсаживается вдоль лавки к центру стола).
      
      МАТРЕНА (вносит кастрюлю со щами, ставит на середину стола. Марфа вносит тарелки и половник):
      -Опять придвинулся!.. А ну, отсядь!.. Отсядь, говорю, старый!.. (Алексеич отсаживается)
      
      (Входят Матвей, за ним Петр. Матрена подает Матвею полотенце)
      
      МАТВЕЙ (вытирает только что вымытые под рукомойником на улице руки, отдает полотенце Петру, причесывается перед зеркалом.):
      - Что у вас тут за крики? На улице слыхать! (Недовольно смотрит на отца). Опять ты, батя, с бабами воюешь?!.. И что тебе неймется?!.. Сидел бы себе на завалинке, на солнышке бы грелся да на небо глядел, а то все около кастрюль вьешься и вьешься.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      -Ничего, сынок, ничего... Вот поем немного и выползу на завалинку... Я что... Я ничего... Я сам невесток не тревожу... Да на язык-то они больно лютые...
      
      МАТВЕЙ (крестится, садится):
      -На то они и бабы... Много ты всего видал, а запамятовал: баба что
      ручей - лепечет без умолку...
      
      (Петр молча причесывается у зеркала, садится за стол)
      
      ПЕТР:
      - Совсем ты, отец, из ума выживаешь...
      
      МАТРЕНА (расставляет тарелки):
      - Я тестю дело говорю: первым к хлебу тянется, а трудиться не хочет. Вон сосед наш Мироныч, такой же дряхлый, а дрова колет, другой - Анисимыч - за пчельником следит. А от нашего деда не дождешься... из дома совсем не вылазит, все к столу да к столу норовит...
      
      ПЕТР (крестится):
      -Ну, что делать, Божья воля! Пускай уж так... если у него старость такая тяжелая...
      
      МАТВЕЙ:
      - Помолчал бы, Петр!..
      
      ПЕТР (огрызается):
      - Сам молчи!..
      
      (В комнате появляются Митюшка и Машка. Крутятся возле стола, смотрят кто на Матрену, кто на Марфу)
      
      МАТРЕНА:
      - Садитесь, чего глаза выпучили?!
      
      МИТЮШКА:
      - Я, маманя, щей не хочу, не проголодался еще. Вот только хлебца возьму.
      
      МАТРЕНА:
      - Полезай за стол! Все норовишь на улицу, безобразить?! Все бы хлеб тебе таскать... раздаешь там всем, только б порадеть дружкам... (Недовольно). Работников-то только двое в доме, а есть - вон сколько за столом собирается... Где на вас всего напасешься. (Бьет Митюшку по затылку). Вот тебе! Не смей на улицу хлеб таскать! Уши драть стану!
      
      (Матрена садится сама с краю стола. Усаживает сына рядом. Марфа берет в руки ложки, вытирает их о фартук раздает. Матрена разливает щи)
      
      МАШКА (дергает за рукав Марфу):
      - Мам, мне бы кашки!
      
      МАРФА (садясь рядом с Матреной):
      - Садись быстро, Марья, сначала щи, каша потом... С вами голова кругом идет: Митюшке давай хлеба, тебе каши... А деду, поди, птичьего молока подавай!?..
      
      (Все сосредоточенно едят. На Алексеича никто не обращает внимания. Ему не досталось ложки. Поглядывает на едоков)
      
      АЛЕКСЕИЧ (жалобно):
      -Матренушка, Марфушка, ложку бы мне!..
      
      (Снохи молча хлебают щи)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      -Дайте... хоть махонькую, ребячью!
      
      ПЕТР (раздраженно жене):
      -Марфа, что ты отцу ложку не дала?!
      
      МАРФА (огрызается):
      -Забыла!.. Дохлебаю сейчас и дам, подождет... (Бросает деду ложку, кашляет). А ну вас! Поесть не дадут! Обожглась!..
      
      (Все, кроме Алексеича, едят)
      
      МАШКА (Митюшке тихо):
      - Митюшка, гляди-ка, у дедушки у самого носа муха села...
      
      МИТЮШКА (Машке):
      - Это не муха, это родинка.
      
      МАШКА:
      - Да нет, гляди, дрожит...
      
      МИТЮШКА (приглядывается):
      - Это у него похоже слеза повисла...
      
      МАРФА (строго):
      - Ешьте! Чего болтаете?!
      
      МАШКА (всхлипывает):
      - Маменька!.. Дедушка плачет!..
      
      МАРФА (грозно):
      - Ешь!.. Не разевай рот!.. Сейчас ты у меня заплачешь!..
      
      (Марфа выскакивает из-за стола. Через минуту приносит большую чашку с дымящейся гречневой кашей. Все набирают себе из чашки. Марфа грубо подвигает кастрюлю с остатками на дне щей в сторону Алексеича. Старик маленькой ложечкой в трясущейся руке елозит по дну кастрюли, выуживая редкие кусочки капусты. Лицо его приобретает блаженный вид)
      
      (Кашу съели быстро. Все вышли из-за стола, перекрестились на икону. Мужики - сразу на работу, дети - на улицу. Матрена и Марфа убирают со стола)
      
      АЛЕКСЕИЧ (тихо):
      - Марфушка, малость бы кашки...
      
      (Марфа молча сует ему чашку с остатками каши)
      
      АЛЕКСЕИЧ (заглянув в чашку):
      - Смочить бы штецами... Суха кашка-то...
      
      МАРФА:
      - Ну и мочи!.. Щи-то у тебя, кажись, под носом!..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да жижицы-то там мало... Капустка там одна...
      
      (Марфа вырвала у старика чашку из рук, с ворчанием вышла из комнаты, принесла кашу снова, политую жижей, плюхнула перед стариком на стол)
      
      МАРФА:
      -На!.. Да скорее вылезай из-за стола, мне убирать в горнице надо! Видишь некогда нам!
      
      (Алексеич торопливо глотает кашу, поперхнулся, закашлялся, нечаянно опрокинул чашку на скатерть. Долго кашляет)
      
      МАТРЕНА:
      - Ах ты, Господи!.. Ну, нет же уже сил есть, а все дай, дай, дай!.. (Марфе). И когда его Господь приберет?!
      
      МАРФА:
      - Когда?!..
      
      (Алексеич встал. Перекрестился. Шаркающими шагами идет к дверям. Снимает с крючка кафтан, и - на выход)
      
      (Закричали галки и вороны. Темной завесой закрывают пространство. Трещит трещотка... )
      ВОСПОМИНАНИЕ ВТОРОЕ
      
      (Алексеич - на завалинке, греется на солнышке, о чем-то думает. Подбегают Митюшка и Машка)
      
      МИТЮШКА (обнимает деда):
      - Дедушка, сидишь?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Сижу. А ты куда?
      
      МИТЮШКА:
      - В дом бегу за булкой.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Смотри... Мать скажет, что много ешь, всех объедаешь.
      
      МИТЮШКА:
      - Я тайком... Она не увидит... Тебе принести?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Принеси... Только не попадись. А то из-за меня она тебя еще побьет. Мне-то что? Мне уже ничего не надо... Скоро, внучек, вы меня совсем не увидите... Может, кто из вас и пожалеет... (Митюшка пристально смотрит на деда, убегает)
      
      МАШКА (подсаживается):
      - Дедушка, ты что! Живи, пока живешь, зачем помирать-то?
      
      АЛЕКСЕИЧ (помолчав):
      - На все воля Божья, внученька!.. Иди, внученька, играй с подружками... Мне что-то одному побыть хочется...
      
      (Машка целует деда, убегает)
      
      АЛЕКСЕИЧ (шепчет):
      - Отца не почитают... Слаб отец стал, ну, значит, и не место ему тут. Зачем здесь жить? Уйти надо... А куда? Младшенького бы сынка, Ильи, дождаться... Илья, он совсем другой, у Ильюшки душа есть... Только далеко он, по океану сейчас на корабле плывет, моряк он у меня... Ведь вот как, все дети - дети, все равны, а выходит, словно деревья в лесу - разные: то жесткий дуб, то осина горькая, а то липа мягкая, гибкая... Куда идти?.. К кому?.. Не к кому.
      
      (Замечает Митюшку, который уже давно стоит рядом, слушает деда)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - А, внучек, ты...
      
      МИТЮШКА (смотрит на деда):
      - Я дедушка... Вот тебе два куска хлеба принес, середину маслом намазал. (Шепотом). Смотри, чтобы мамка не увидела.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Не увидит... Хлебушек-то я в платок заверну, за пазуху спрячу. Спасибо тебе, внучек. (Целует внука. Заворачивает съестное в платок, кладет за пазуху). Беги, беги, тебя уж друзья, чай, заждались.
      
      (Митюшка, еще пару раз взглянув на деда, скрывается из виду.
      
      АЛЕКСЕИЧ (разговаривает сам с собой):
      - Славный парнишка... Душа чистая, не чует, что дедушка замышляет... (Встает с места). Однако, побреду, куда глаза глядят. Может еще не вывелась на свете какая добрая душа, которая старика приветит. (Делает несколько шагов, останавливается, опираясь на посох). Да, да!.. Так, так!.. Виноват я перед тобой, Господи! Лишний я!.. Знать, везде лишнему человеку так... (Повернулся кругом, внимательно посмотрел на дом напоследок. Постоял еще. Опять повернулся. Пошел прочь)
      
      АЛЕКСЕИЧ (идет по дороге. Вдалеке сквозь листву деревьев проглядывают маковки церкви и крест):
      - Так, так!.. Да, да!.. На все воля Божья... Много лет пожил тут, довольно... Лишнему человеку нигде места нет, везде он лишний!..
      
      АЛЕКСЕИЧ (крестится):
      - Божий храм, не оставь старого, не покинь лишнего человека. Матерь Божья, покрой Твоим покровом того, кому нет уголка, приведи его туда, где будет легко старым костям... (С колокольни вспархивает стая голубей). Божьи птицы!.. Тоже, не знают, куда летят, а летят. Найдут ли где что, а летят... (Остановился, задумался). А может вернуться? Бог с ними со снохами. Поедом едят - не родные ведь, не наших кровей. Не смог я на них повлиять. А в детях-то, во внуках - кровь родная... (Плачет). Внучатки, милые, уйдет дед, в чужих местах где-то отойдет от белого света... Не увидите его... Забудете... А он вас не забудет... (Молчит). Нет, не вернусь, нельзя!.. Господи, хоть больно сердцу до смерти, а назад не пойду.
      
      (На колокольне бьют колокола. "Так-так- так", - разносится по округе)
      
      (Алексеич продолжает путь)
      
      (Кричат галки и вороны... Темной завесой закрывают пространство... Трещит трещотка...)
      ВОСПОМИНАНИЕ ТРЕТЬЕ
      
      (Ночь в лесу, ближе к утру. На поляну выходит Алексеич. В лунном свете возле пня сидит на траве Кирюша. Одет причудливо: в рваной рубахе, волосы всклокочены. Ощупывает рукой ногу, качается из стороны в сторону. Стонет)
      
      КИРЮША (слышит шорох, вскакивает, видит в ночи во всем белом Алексеича, падает на колени, крестится):
      - Свят! Свят! Ты посланник Божий?!.. Ты архангел Гавриил?!..
      
      АЛЕКСЕИЧ (напуган):
      - Господи, спаси!.. Господи, спаси!.. Кто ты есть?.. (Смотрит, делает шаг вперед). Кто?.. Гляди-ка, я человек...
      
      КИРЮША (со страхом):
      - Не тронь меня, не тронь!
      
      АЛЕКСЕИЧ (делает еще шаг вперед):
      - Христос с тобой, ласковый!.. Слышишь речь человечью?.. Человек я... А ты кто?.. Заблудился что ли, как и я? Как тебя зовут, милый?
      
      (Смотрят друг на друга какое-то время. Кирюша, встает и, сильно хромая, подходит к Алексеичу, ощупывает его одежду).
      
      КИРЮША (улыбается):
      - Кафтан... Сермяжный...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Сермяжный, сермяжный... Самый что ни на есть сермяжный. Значит - человек я, понимаешь... Дедом Алексеичем меня кличут. С Малых Гривок я, село такое, слыхал?.. А тебя как зовут?..
      
      КИРЮША (смеется):
      - Кирюшкой-дурачком.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - И откуда ты?.
      
      КИРЮША:
      - Оттуда... (Показывает рукой). Там плохо, там есть люди злые-злые. У-у-у-у, злодеи!.. (Грозит кому-то в ту сторону кулаком). Погибнете все в геенне огненной! (Сильно стонет. Хватается за ногу. Опускается на траву)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Что у тебя? С ногой что-то?.. Болит нога?..
      
      КИРЮША:
      - Били!.. Били!.. Палкой били!.. Злые-злые... Погибнут, погибнут в геенне огненной!.. (Стонет)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Дай-ка, посмотрю... (Наклоняется, осматривает ногу Кирюши). Ух ты, как разнесло-то! Сильно видать били!..
      
      КИРЮША (плачет):
      - Сильно били... Бедный-бедный Кирюша! (Алексеичу). Не надо тех любить, они злые!..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Сейчас-сейчас, голубок, погоди-ка, сейчас я. (Отходит в сторону, ползает по траве, ищет что-то в лунном свете). Вот, нашел, подорожник-трава, наше лекарство, народное... Сейчас приложим подорожничек тебе... (Обкладывает листьями щикотолку ноги Кирюши). И обвяжем... (Снимает с кафтана пояс, обматывает несколько раз ногу Кирюше). Ну, вот, теперь и отдохнуть бы ноге не мешало... Полежать тебе надо... (Суетится). А, поди ты, Кирюшечка, проголодался? Может, закусить хочешь?..
      
      (Алексеич достает из-за пазухи узелок, развязывает его, раскладывает на нем два куска хлеба, намазанных маслом. Кирюша, подсаживается, роется в своих карманах, достает яйцо. Улыбается. Держит яйцо в руке, смотрит на него, потом отдает Алексеичу)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Вот как, и яичко в придачу варененькое!.. Скорлупка потрескалась, да мы сейчас быстро очистим... (Чистит, делит яйцо на две части). Ешь, голубчик!
      
      (Кирюша берет хлеб, пол-яйца. Медленно, отщипывая пальцами крохи от хлебного куска ест. Смотрит на Алексеича)
      
      КИРЮША:
      - Я знаю... Ты ушел... От злых людей ушел... Совсем ушел.
      
      АЛЕКСЕИЧ (удивлен):
      - Откуда!.. Откуда ты знаешь?
      
      КИРЮША (смеется дрожащим смехом):
      - Кирюша все знает!.. Кирюша все видит!.. Куды ж ты, дедушка? В какие края?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Куды? Как тебе сказать, милый... Куды, значит, ноги приведут... Лишний, вишь, я в доме-то оказался... Так уж вышло... Вот теперь в лесу очутился.
      
      КИРЮША:
      - Лишний?.. И я лишний...
      
      (Едят. Смотрят друг на друга)
      
      (Отчетливо слышатся ночные шорохи. В темноте листвы мигают два желтых пятна, что-то ухает. Кирюша съеживается)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Не боись!.. Филин это, кажись. Вот и будет у нас сегодня охранником... Здесь и заночуем. (Собирает крошки с платка, отправляет себе в рот).
      
      (Кирюша пристально смотрит на Алексеича, потом что-то шепчет, крестится)
      
      АЛЕКСЕИЧ (снимает с себя кафтан, расстилает его на траве. Кирюше):
      - Приляг-ка, милый на травке. Вишь ты, намаялся... Тут хорошо... Сосни часок-другой... А я тут посижу, покумекаю сам с собой... Ложись, Христос с тобой, так-то будет лучше...
      
      КИРЮША (улыбается, сонно):
      - Да я и так. На травке-то мягко...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Оно, точно, что мягко, да сыро...
      
      (Кирюша зевает. Крестясь и что-то нашептывая перебирается на кафтан. Сворачивается комочком, мгновенно засыпает)
      
      (Алексеич сидит рядом и думает вслух)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Как дома там?.. Грызутся без меня или притихли?.. Ребятенки-то как?.. Не знаешь теперь ничего о них, и сердце сосет, сосет... Или воротиться?.. Да нет... Куда? Пережду лето-то, а к осени будет видно.... (Крестится). Мать, Пресвятая Богородица, укажи как чему быть?!
      
      (Закрывает ноги Кирюши краями кафтана. Начинает светать. Первыми подают голос в лесу малиновки, дрозды, соловьи. Минута. И вот уже птичий хор звучит в лесу. Первые лучи солнца скользнули по траве. Занялся новый день)
      
      (Кричат галки и вороны... Темной завесой закрывают пространство... Трещит трещотка...)
      ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      
      (Дом священника Тихона. Отец Тихон и отец Арсений пьют в саду чай. Входит Кирюша, чуть поодаль за ним - Алексеич)
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - А, Кирюша, божий человек! Ну, иди, иди сюда, что скажешь?
      
      КИРЮША (подходит):
      - Благословения дай!
      
      ОТЕЦ ТИХОН (крестит Кирюшу):
      - Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!
      
      КИРЮША (переходит к отцу Арсению):
      - И ты, батюшка, благослови!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ (крестит Кирюшу):
      - Да будет с тобой ангел-хранитель на всех твоих путях!..
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - В добром ли здравии, Кирюша? Почто хромаешь?
      
      КИРЮША:
      - Так. Ногу зашиб... У меня к тебе, батюшка, малая докука есть.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Докука, говоришь.. Давай так... Вы тут посидите пока с твоим спутником в сторонке... А мы с отцом Арсением разговор окончим и расскажешь ты нам о своей докуке... (Кирюша и Алексеич отходят чуть в сторону, садятся на лавочку)
      
      ОТЕЦ ТИХОН (пьет чай):
      - Так, значит, отец Арсений, травы у вас, говоришь, хороши?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ (пьет чай):
      -Травы, отец Тихон, везде хороши... Вот яровые неважны...
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - А у нас, благодаренье Богу, ничего, хлеб недурен.
      
      (Отец Тихон подливает отцу Арсению чаю)
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Спасибо, спасибо! Приятно попить китайской травки на воздухе. Но я и так уже три стаканчика выкушал...
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Что за счеты... Чай-то, отменно хорош, фамильный, душистый, по два двадцать берем, по рекомендации в магазине колониальных товаров...
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Действительно, приятный чай. И колер густой, приятный на цвет...
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Кушай, во славу Божию!.. А арбузы-то у вас каковы?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Плети уже густые. Плоды вот-вот нальются, вызревать скоро начнут.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Хорошие у вас места для арбузов. Арбузами в городе можете всегда хорошо торговать. Доход хороший получите... А нас вот Бог не наградил арбузными местами.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Грех вам жаловаться, отец Тихон. Зато у вас пчела, скот дают вполне добрый доход...
      
      (Пьют чай)
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Господи, время-то как идет! Вот смотрю я на тебя, давно ли у тебя на свадьбе был. Помнишь, еще перед венцом твои кудри маслом умащал.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Да, да, отец Тихон, помню хорошо, семнадцать лет тому назад это было... Много уже воды с тех пор утекло... Вы уж посеребрились совсем, и у меня, должен сказать между нами, нет-нет да попадья моя серебряный волосок из головы или из бороды и вытянет... Денежки-то серебряные она очень любит, а волоски-то вот нет... хе-хе!.. (Вполголоса). На ладони-то поднесет этот вырванный волосок мне к носу: откупайся, говорит, - отец, серебряным рублем, на убеленные-то годы запасы нужно иметь. Так что, чем дальше, боюсь, вообще всю бороду мне повыдергает.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Слыхал, слыхал, о ваших с матушкой забавах! Ходит об этом шутливая молва по окрестным селам...
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Вот не знал...То-то, думаю, чего бабы прыскают в платки, как на дороге повстречаются?..
      
      (Священники смеются)
      
      (Отец Тихон машет рукой Кирюше. Тот, хромая, подбегает)
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Ну, Кирюша, излагай свою докуку...
      
      КИРЮША (улыбается):
      - Тут, значит, оказия... Видишь, батюшка, старичок подле лавки стоит? (Показывает на Алексеича). Бездомный он, с Малых Гривок, работы ищет.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Да у меня, голубь ты мой, два работника в доме, пока справляются, не жалуюсь...
      
      КИРЮША (улыбается):
      - Старичок больно хороший, очень добрый...
      
      ОТЕЦ ТИХОН (отцу Арсению):
      - Батюшка Арсений!.. У вас ведь бахчи, может на них старичка приспособить? Караульщиком вам будет...
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Немножко рано... Через недельку только попадья начнет у нас ставить людей на бахчи.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Время-то остается небольшое. Может, дадите ему пока другое какое дело?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Уж, право, не знаю... Всем хозяйством у нас попадья заведует...
      
      (Кирюша, улыбаясь наблюдает за происходящим)
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Оно точно, батюшка Арсений... Слышим мы часто, что все у вас матушка ведет... Да ваше-то слово всегда ведь верх будет иметь. Послушайте меня! (Смотрит на Алексеича). Не отдаляйте уж старичка. (Зовет Алексеича). Мил человек, подойди-ка к нам!..
      
      (Алексеич подходит, кланяется)
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Как тебя звать-величать, дедушка?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Алексеичем кличут.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Откуда-ты?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - С Малых Гривок.
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Неближний путь. И что, совсем один ты на белом свете, раз ноги привели сюда, аж за тридцать верст?
      
      АЛЕКСЕИЧ (после паузы):
      - Можно сказать так, батюшка...
      
      ОТЕЦ ТИХОН (Отцу Арсению):
      - Ну что, батюшка?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Уж не знаю, что и ответить... Бахча ведь - дело временное, на месяц, другой трудов. А дальше?..
      
      ОТЕЦ ТИХОН:
      - Главное, по летнему это времени дело. И старики здесь очень пользительны, потому как от них сон по суткам, почитай, бежит. Ну, старик он на карауле и хорош... Потрудится летом-то, а к осени, глядишь, набежит что другое.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ (после паузы):
      - Ну, уж ладно... (Алексеичу). Пожди меня, Алексеич, у ворот. Как выйду от отца Тихона, заберу тебя и поедем вместе в соседнее село к моей попадье... Бог даст, дадим тебе дело. Христос с тобой, иди! (Осеняет Алексеича крестным знамением).
      
      (Алексеич и Кирюша уходят. Кирюша пританцовывает, прихлопывает в ладоши от радости)
      
      
      (Кричат галки и вороны... Темной завесой закрывают пространство... Трещит трещотка... )
      ВОСПОМИНАНИЕ ПЯТОЕ
      
      (Утро в доме отца Арсения. Ближе, дальше слышна петушиная побудка. Во дворе, под навесом - стол. На нем остатки завтрака. Отец Арсений после завтрака читает требник. У входа в дом на крыльце сидит Алексеич, рядом с ним Егорушка. Отец Арсений украдкой посматривает на них)
      
      ЕГОРУШКА (гладит ручкой Алексеича по бороде):
      - Дедушка! Какая у тебя борода красивая, какая большая, густая, шелковистая...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Выросла за годы-то, чай. Так уж...
      
      ЕГОРУШКА:
      - Я тоже, когда вырасту большой, хочу, чтоб у меня была такая же борода, как у тебя.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Это почему, Егорушка?
      
      ЕГОРУШКА:
      - Хочу быть таким, как ты, дедушка. Добрым, предобрым...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Спасибо, дитятко, за ласковые слова!
      
      (Из сенцов с ведрами к птичнику пробегает Анисья. В загоне разом загалдели утки, куры, гуси)
      
      АНИСЬЯ:
      - (Алексеичу). Посторонись-ка, старый! (Кричит на ходу). Кш!.. Кш!.. Ненасытные... Чуть еду почуют, сразу галдят!..
      
      (Егорушка бежит вслед за Анисьей. Алексеич поспешает за Егорушкой)
      
      (Анисья разбрасывает еду из ведер в загон)
      
      АНИСЬЯ:
      - Кш!.. Успеете!.. Егорушка, куда-ты, не мешай, только сумятицу наводишь. А тебе, дед, чего надо, курей что ли не видел?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да я тут с Егорушкой...
      
      ЕГОРУШКА (Алексеичу):
      - Гляди, гляди! Как Михрютка-то ловко у гусака урвал?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Какой Михрютка? Это молоденький петушок что ли? Вижу!
      
      ЕГОРУШКА:
      - Какой он молоденький! Он взрослый уже. Просто порода такая - шпанский. Он больше, дедушка, не вырастет...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Не вырастет? Вона оно что... (Анисье) Анисья, смотри, гусыня на тебя летит, берегись!..
      
      АНИСЬЯ (из загона):
      - Вот я ей! Ходи ногами, а то крылья-то подрежу!..
      
      (На крыльцо дома выходит попадья)
      
      МАТУШКА (зовет):
      - Анисья!.. Анисья!..
      
      ОТЕЦ АВЕРКИЙ:
      - Анисья, тебя матушка зовет!
      
      АНИСЬЯ:
      - Кш!.. Кш!.. Что расходились?..
      
      АЛЕСЕИЧ:
      - Анисьюшка, слышь, кличет тебя матушка!
      
      АНИСЬЯ:
      - Слышу!.. Успеется... Не пять рук-то... (Ворчит). Поднялась, зазычала... Теперь, ходи кочерга, сковороды, сковородники... Заспалась что-то ныне, теперь нагонять будет,..
      
      МАТУШКА (подходит к столу):
      - Анисья! Ты что провалилась куда?!
      
      АНИСЬЯ:
      - О, Господи, да иду, иду!
      
      ОТЕЦ АРТЕМИЙ:
      - Птицу она кормит... Идет сейчас! (Открывает требник, читает про себя)
      
      МАТУШКА:
      - Ведь старика еще взяли!.. И кормил бы он птицу пока!.. Нельзя же ему сложа руки сидеть!..
      
      ОТЕЦ АРТЕМИЙ:
      - Успокойся, мать, не греми... Старик и так помогает кормить...
      
      МАТУШКА:
      - Вижу я, как он помогает... Все сразу бросились кормить... А всё остальное бросили... (Оглядывает стол. Отцу Артемию). И ты, может, пойдешь, покормишь с ними? Хозяин!.. Анисья, да где же ты?..
      
      АНИСЬЯ:
      - Да вот иду, тороплюсь... Видите, дела по локоть, руки в месиве!
      
      МАТУШКА:
      - Не догляди только!.. Вон самовар-то убежал... На столе какие-то объедки, корки... Поди уж, пять раз ели тут?!
      
      АНИСЬЯ:
      - И ни маковой росинки у меня во рту не было! Чем свет поднялась - коров доила, их три, чай, знаешь!
      
      МАТУШКА:
      - А объедки-то, объедки откуда? (Задевает кочергу, стоящую у летней печки, та со звоном падает). У, неряха, кочерга почему не на месте?
      
      АНИСЬЯ:
      - Золу выгребала.
      
      МАТУШКА:
      - Убрать надо было.
      
      -АНИСЬЯ:
      - Убрала бы. Да птица загалдела. Пошла кормить.
      
      МАТУШКА:
      - А объедки-то, объедки?..
      
      АНИСЬЯ:
      - Что ты заладила "объедки"? Егорушка вон просил горбушку... ну и дала.
      
      МАТУШКА:
      - Столько объедок от Егорушки?
      
      АНИСЬЯ:
      - Старик пожевал с ним малость.
      
      МАТУШКА:
      - Вот так вот... Встал старик и сразу за хлеб. (Отцу Артемию). Дело бы делал, твой старый!
      
      АНИСЬЯ:
      - Так его ж для бахчи взяли. Вот и ждет своего часа.
      
      МАТУШКА:
      - Дела вы все себе не найдете! Пусть двор подметает. Все вам укажи, да скажи... (Анисье) Четвертый год ешь наш хлеб, а все волчицей глядишь.
      
      АНИСЬЯ:
      - Да, матушка, что ты? Христос с тобой! Кажись, радеешь больше, чем за свое. Спать-то ложишься и все квашня из головы не выходит, или телушка рыжая... вон что-то бока ей подводит... полечить бы...
      
      МАТУШКА:
      - Как телушка?.. Что телушка?.. И молчишь? Радельщица!.. Ведь она племенная!.. Где она?
      
      АНИСЬЯ:
      - Знамо где - в стаде!
      
      МАТУШКА:
      - Больную в стадо погнала! Креста на тебе нет! (Отцу Арсению). Отец, отец, слышишь?
      
      (Анисья фыркнув уходит мыть руки)
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Будет, мать, будет... Видел я телушку-то вечером, всю скотину видел.
      
      МАТУШКА:
      - Ну и что, что?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Ничего!.. Телушка, как есть телушка... Рожки пошли, начесывает их об верею...
      
      МАТУШКА:
      - Бока, слышь, впали?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Да растет она просто... вытянулась... вот и кажется.
      
      МАТУШКА:
      - У, хозяин!.. Нынче же сама погляжу, а то у тебя под носом скотина-то совсем ноги протянет. Проглядишь все, да продумаешь... Мыслитель!
      (Обращается к Алексеичу). Старый, а ты что там с малым дитем делаешь?
      
      АЛЕКСЕИЧ (подходит с Егорушкой, кланяется матушке):
      - А мы кормим курочек с сынком твоим Егорушкой. Радетелен он у тебя до всякой птицы, а тут голубки еще поналетели... Да нет, они немного зерна-то возьмут... Ох, прости, матушка, не знаю ваших порядков!..
      
      МАТУШКА:
      - Порядки везде одни - радеть о хозяйском добре!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Так оно, так, конечно!
      
      МАТУШКА:
      - Вот и радей! Пока сядешь на бахчи-то... А, думаю, скоро сядешь. Совсем скоро, чего здесь без дела околачиваться... А пока за скотинкой присмотри. Провожай утром скотину в стадо-то, а вечером встречай. Двор подмети...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Хорошо, матушка, хорошо, родная, примемся, благословясь!..
      
      МАТУШКА:
      - А ты, Егорка! Когда же ты сядешь за книгу? Отец, присади его!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Егорушка, голубчик, иди-ка в дом, почитай и спиши страничку с книжки, - успокой мать-то!
      
      (Алексееич уводит Егорушку в дом)
      
      (Матушка садится за стол. Анисья наливает ей чай)
      
      МАТУШКА (отцу Арсению):
      - Ну, отец, садись рядком... Теперь со мной чайку попей.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ (закладывает страницу):
      - Сейчас, матушка...
      
      МАТУШКА (пьет чай):
      - Кто из работников в город поедет за Мишенькой?
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Да все равно кто...
      
      МАТУШКА:
      - И вовсе не все равно. По-моему лучше Тимофей, он и сообразительнее и человек бывалый.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Ну, как знаешь, мать, так и делай! Да ехать-то еще рано... Сегодня - третье число, а у Миши последний экзамен пятого. Раньше пятого ему и выезжать из города нечего...
      
      МАТУШКА:
      - До пятого две ночи да день... Много ли? Доведешь всегда до последнего, и начинается потом горячка.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - У кого горячка-то? У тебя ведь все. Из всего синь-порох горит... (Помолчав). А старик-то, мать, кажется хорош?.. Смотрю я на него... Неторопливый, резонный, вежливый!
      
      МАТУШКА:
      - Мямля! У тебя все такие-то хороши.
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Ты уж его не запугивай... Что старого пугать!
      
      МАТУШКА:
      - Э-хе-хе, отец, обо всех-то ты плачешь! А ты о добре лучше своем думай! (Присматривается). Ага, вон опять белый волосок в бороде сверкает... Вчера еще заметила... (Прилаживается, выдергивает волосок).
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Ой, мать, погоди, больно же!.. Может, хватит?.. Итак, уже вся округа над этими твоими выдергиваниями смеется...
      
      МАТУШКА:
      - Пусть смеется!.. Вот!.. С тебя серебряная монета. Давай, давай!.. Кошелек-то всегда при мне... (Вручает ему волосок). В обмен на рубль... (Отец Арсений достает из кармана рубль, кладет в раскрытый кошелек матушки). (Матушка прячет кошелек). А старика пятого после обеда отвезете на бахчу. Хоть и рано еще, но там он свой хлеб хоть как-то отработает...
      
      (Кричат галки и вороны... Темной завесой закрывают пространство... Трещит трещотка... )
      ВОСПОМИНАНИЕ ШЕСТОЕ
      
      (Утро в доме отца Арсения. Алексееич заканчивает мести двор. Собирает мусор в короб. Ставит метелку рядом. Под навесом у стола хозяйничает Анисья. Из дома выбегает Егорушка, бросается к деду. Обнимает его. Оба идут к крыльцу - посидеть)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну, что, дитятко, приехал братец твой, Мишенька?
      
      ЕГОРУШКА:
      - Приехал к вечеру. Леденцов привез.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - А чему он в городе-то учится?
      
      ЕГОРУШКА:
      - Маманька всем так говорит: "Мишенька деньги учится делать".
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - А!.. А ты, как вырастешь, тоже пойдешь учиться "делать деньги"?
      
      ЕГОРУШКА:
      - Нет, дедушка. (Шепотом). Ты только никому не говори: я уйду в лес и буду жить в пещере... (Гладит Алексеича по бороде). Пойдем и ты со мной? Выроешь и ты тоже в сторонке себе пещерку, и будем мы жить тихо! Там никто браниться не будет... Будем с тобой спасаться... Народ придет, - принесут нам хлебца, а мы будем молиться за всех...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Хорошо это, касатик, точно... Но кого Бог до этого доведет... И не в такие малые годы, как твои...
      
      ЕГОРУШКА:
      - Ну, я вырасту, тогда...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну, тогда иное дело, - спасайся...
      
      (Егорушка целует Алексеича в глаза, бороду. Алексеич целует его в макушку)
      
      (На крыльцо выходят отец Арсений и Миша. Некоторое время стоят, прислушиваются к разговору старого и малого, поглядывают на них. Идут к столу. Анисья разливает чай)
      
      (Егорушка неожиданно выдергивает волосок из бороды Алексеича)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Что ты делаешь, дитятко, - это больно!
      
      ЕГОРУШКА:
      - Я, дедушка, только беленький, серебряный...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да они, милушка, у меня все беленькие... Так то нужно всю бороду выдергать?.. Да не все ль равно, - беленькие или черненькие, - черненьких-то вот я и не помню уже... А все - волос Божий!
      
      ЕГОРУШКА:
      - У тебя были черненькие?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Сказывают были, да я-то, вишь, их не помню... По мне, кажись, всегда они были беленькие...
      
      ЕГОРУШКА:
      - Стар ты очень?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да-а... Есть она старость. Много ее.
      
      ЕГОРУШКА:
      - Лет сто, больше?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну, этого-то нет... До этого, пожалуй, не доживу...
      
      ЕГОРУШКА:
      - А, если доживешь, в пустыню со мной уйдешь, али в лес, как старцы уходят?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - И-и, что ты!.. Не доживу точно. И потом, то старцы, а мы грешные.
      
      ЕГОРУШКО:
      - И я грешный?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Нет, ты не грешный! Ты чистый, как ручеечек в лесу...
      
      (Отец Арсений зовет Алексеича: "Дедушка, подойди сюда!". Алексеич встает, идет к навесу. За ним поспешает Егорушка. Миша внимательным взглядом глядит на Алексеича)
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Сейчас вот Миша отвезет тебя, дедушка, на бахчу. (Алексеич кланяется в сторону Миши, тот кивает головой). Матушка с утра в городе, за покупками, так что передаю тебе ее пожелания. Шалашик тебе там оправили, чтоб не протекал, чтоб в дожди ты не намок, не заболел.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Спасибо, батюшка!..
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Вот, старый, захватите с Мишей трещотку из амбарушки, возьмите мешочек с хлебом солью, еды всякой, Анисья даст. И ступай ты, с Богом, на бахчи... Гляди зорко за пролетной птицей, за прохожим человеком... Береги добро... Будешь старателен - будет тебе честь и добрая слава. Это тебе такой наш с матушкой наказ.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Не сумневайся, батюшка, потружусь, сколь смогу... Благослови, батюшка!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Смоги... В этом твоя и забота... Во имя Отца и Сына и Святаго духа!.. (Крестит Алексеича). Аминь!.. На неделе матушка к тебе приедет, посмотрит, как живешь.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Милости просим!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Обрадует тебя, матушка, картошечки толченой тебе привезет, может чего еще.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Благодарим покорно!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Ну, с Богом! (Мише). Собирайтесь!
      
      (Анисья укладывает корзину. Алексеич с Мишей отходят к амбару забрать вещи. Отец Арсений берет Егорушку за руку, ведет его в дом)
      
      ЕГОРУШКА:
      - Не скучай без меня, дедушка!..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Постараюсь, дитятко!..
      
      МИША (у амбара, посматривает по сторонам, тихо):
      - Хочу тебе, дедушка, один совет дать.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Слушаю тебя, милок.
      
      МИША:
      - Запомни! С нынешнего дня, как сядешь на бахчи, не будь собачлив. Народ здесь обиды не очень любит. Кто, если пришатнется, как поспеют арбузы, так закрывай глаза. А жлобиться начнешь - не пожалеют. Не приведи Господь, конечно, изведут...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Что это ты такое сказываешь, Мишенька, никак в толк не возьму!
      
      МИША:
      - Толк тут прост. По арбузику станешь откупаться, - сотню сбережешь... Так-то!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Грешно это, Мишенька! Как смотреть тогда в глаза хозяйке-то?
      
      МИША:
      - Иначе не усидишь в шалаше-то. В прошлом году тут три сторожа сменились, и в позапрошлом два - не усидели. Одного совсем было чуть не пришибли.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Страсти!..
      
      МИША:
      - Я все сказал! Забирай, дедка, вещи и иди, садись в повозку. Сейчас едем...
      
      (Резко повернувшись, Миша идет за ворота. Алексеич стоит, думает)
      
      
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      
      КАРТИНА ПЕРВАЯ
      
      (На бахче. В центре бахчи торчит чучело. С краю - небольшой шалашик. Над полем с криками кружат стаи ворон и галок. Алексеич ходит среди арбузных плодов, вертит в руке трещотку)
      
      АЛЕКСЕИЧ (кричит):
      - Воронье да галачье отвадим!.. Летите птицы стороной!.. Воронье да галачье отвадим!.. Мимо бахчи, мимо бахчи!.. Воронье да галачье отвадим!..
      
      (Устал. Остановился. Смотрит вдаль на бахчу. Разговаривает сам с собой)
      
       АЛЕКСЕИЧ:
      - И-и! Местȧ! Эко, сколько бахчи отхватили!.. Плети-то пошли, почитай, до леса... (Подходит к чучелу, долго смотрит на него). Ну что, чучело, скучно одному-то?.. Не печалься, теперь вдвоем будем дни да ночи коротать... Два чучела - ты, да я!.. (Смотрит по сторонам). Пусто-то как здесь, никого... (Бросает в тишину). Эй, человече, откликнись, христианская душа!.. (Присел. Задумался. Дремлет)
      
      (За шалашиком слышится какое-то движенье)
      
      АЛЕКСЕИЧ (вздрагивает):
      - Кто здесь?.. Друг али недруг?
      
      (Из-за шалашика выходит Митрич. Он в солдатской фуражке, выцветшей и вытертой шинели, один рукав которой - пуст, заткнут в карман. На груди, тоже на выцветшей ленте, красуется "Георгий")
      
      МИТРИЧ (хмуро):
      - Не бойсь!.. (Смотрит исподлобья на Алексеича). С другой бахчи я... Тут, недалече... Тоже - сторожем...
      
      АЛЕСЕИЧ (справился с волнением, встал):
      - А зовут-то как тебя, служивый? Меня Алексеичем кличут...
      
      МИТРИЧ (неохотно):
      - Митрич я!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Вот Бог и радость мне послал, не один я значит теперь, а с соседом!
      
      МИТРИЧ (смотрит в упор):
      - Радость невелика... От моего соседства корысти мало...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Все же, Божья душа... Ино время словом перемолвиться - обоим легче.
      
      МИТРИЧ:
      - Не охотник я до разговору...
      
      АЛЕКСЕИЧ (после паузы):
      - Неволить не буду... А когда взгрустнет - заходи... Посидим вечерок у костра-то вместе...может и обмякнет душа-то...
      
      (Митрич постоял, развернулся и, не прощаясь, уходит. Алексеич задумчиво смотрит ему вслед)
      
      КАРТИНА ВТОРАЯ
      
      (На бахче. Шум подъезжающего тарантаса. Алексеич выходит из шалаша, вглядывается в сторону дороги. Появляются матушка и Миша. У матушки в руке кошелка, у Миши - удочка)
      
      АЛЕКСЕИЧ (кланяется):
      - С приездом, матушка, с приездом радетельница! Здравствуй, Мишенька! Милости просим!
      
      МАТУШКА (заглядывает в шалаш):
      - Не убираешь, Алексеич, грязно у тебя. Поди, походя ешь... нечего делать - и ешь... Вон огурцы набросаны, кожа от картошки...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну где же, матушка, походя-то... В полдень да вечером только и ем. Походя ел бы, на неделю харчей не хватило бы.
      
      МАТУШКА:
      - А ты, старый человек, не огрызайся с хозяйкой! Говорю - походя, - значит походя!.. По ночам-то, верно, спишь напролет?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Как же это я спать могу, у меня костер горит.
      
      МАТУШКА:
      - Костер! Костер-то затем и завел, чтобы спать... Зачем он, костер?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Как зачем? Прохожему, проезжему человеку говорит он, что старый человек блюдет тут чужое добро... Сидит, не спит и блюдет!
      
      МАТУШКА:
      - Так я твоим присказкам и поверила!.. Обводишь ты, дурачишь всех. Зажег костер и лег себе спать. При огне-де никто не пойдет на бахчу... Хитер ты - это я вижу. А хитер, значит, и умен... Радеет о чужом добре! Да где ж у нас такие радельщики выискались? Дураки разве... Не доспят, не доедят из-за чужого добра... Ну а умные не станут... Радельщики!.. Пойдем-ка, оглядим бахчи лучше, на деле-то виднее ваше раденье...
      
      (Матушка заходит на бахчу. Вслед за ней идет Миша, в одной руке у него блокнот, в другой карандаш. За ними плетется Алексеич. Матушка оглядывает плоды)
      
      МАТУШКА (Алексеичу):
      - Это что?! Раз... два... Вороны расклевали! Вот они, радельщики! Блюдут так чужое добро!.. Гляди, Мишенька!.. Запиши эти два арбузика-то за дедушкой, потом мы их учтем за ним!
      
      (Миша пишет)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Матушка, что это ты! Побойся Бога! Я как пришел сюда, они уж были такие... Может, где еще найдутся расклеванные, за все выходит я теперича и отвечай?!
      
      МАТУШКА (продолжает поиски):
      - Ничего не знаю, сударик! Вот Мишенька все проверит и запишет... (Идет обратно с бахчи). Дальше, Мишенька, сам посмотри, только повнимательнее!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ахти, Господи! Ай, грехи, грехи!
      
      (Матушка, Миша, Алексеич идут с бахчи)
      
      МАТУШКА (огорченному Алексеичу):
      - Я тебе тут похлебочки вчерашней привезла в криночке. Картофелю сырого как-нибудь подошлю с оказией... Когда и сам спечешь... на костре-то.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Благодарствую, матушка!.. Много ли старику одному надо тут.
      
      МАТУШКА:
      - А котелок у тебя есть для похлебки?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Есть, есть!..
      
      МАТУШКА:
      - Давай, перелью... А крыночку заберу с собой, а то разобьешь поди.
      
      (Алексеич приносит из шалаша котелок. Матушка переливает в него похлебку)
      
      МАТУШКА:
      - Ну вот!.. (Алексеичу). Арбузики-то спелые есть не смей!.. Все они у нас тут с Мишенькой на учете... А замечу где арбузные корки - выгоню! (Мише). Ты, Мишенька, оставайся тут с Алексеичем до вечера и зорко-зорко огляди все бахчи, да подсчет мне сделай, которые арбузики в порядке, которые не в порядке - все отметь. А к вечеру я за тобой тарантасик пришлю.
      
      МИША:
      - Хорошо, маменька, не беспокойтесь! Все отмечу... Не в первый ведь раз!
      
      МАТУШКА:
      - То-то, то-то! Я на тебя надеюсь... (Алексеичу). Материнским сердцем чувствую - хороший из него хозяин выйдет, не зря ведь на торговца в городе учится.
      
      (Матушка идет к дороге. Слышится шум отъезжающего тарантаса)
      
      (Алексеич и Миша вдвоем)
      
      МИША (смотрит на Алексеича):
      - Ты, дедушка, не печалься!.. Не будем мы с тобой снова по бахче ходить... (Улыбается). А так, на глазок, договоримся: все негодные плоды пойдут тебе... Сколько их выйдет - я напишу... Маменька учет тебе на них сделает... А, чтобы они у тебя не пропадали, я их у тебя куплю... Дам тебе за них... что можно будет?
      
      АЛЕКСЕИЧ (встрепенулся, смотрит на улыбающегося Мишу):
      - Не пойму я что-то, ласковый мой,.. ты-то куда со всем этим денешься? Помочь, ты что ли мне хочешь?..
      
      МИША:
      - Я найду место... У меня ничего лежать не будет зря... А тебе все денежка какая вернется.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Не знаю я, не знаю... Тебе, наверно, видней, если у вас так-то с маменькой полагается... (Вздыхает). Я ваших порядков не знаю.
      
      МИША:
      - Не знаешь, и хорошо... Ты посиди, подумай тут на досуге... А я пойду на речку, порыбачу пока до вечера.
      
      (Миша ушел. Алексеич стоит, думает)
      
      КАРТИНА ТРЕТЬЯ
      
      (Конец августа. Поздний вечер. Порой из-за туч выходит луна. Ветрено, зябко, сыро. Алексеич неподалеку от шалаша разводит костер. Он разгорается плохо. Алексеич идет в шалаш за сухой берестой. Появляется Митрич. Посмотрел по сторонам, постоял немного, встает на колени перед костром, начинает его раздувать)
      (Из шалаша выходит Алексеич. Боясь потревожить нежданного гостя, присаживается у костра с другой стороны. Подсовывает сухую бересту, пытается тоже раздуть наметившийся огонек. Так и дуют с двух сторон. Наконец огонь разом заходится. Становится светлее в ночи. Алексеич и Митрич сидят по обе стороны костра. Молчат.)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Пойтить, картошечки принесть... Скусна она, печеная-то, с сольцой да с хлебцем... (Уходит в шалаш. Скоро возвращается. В руках картофелины и мешочек с хлебом и солью. Укладывает картошку в основание костра)
      
      МИТРИЧ:
      - Это ты хорошо, старый, придумал... Картошку-то...
      
      АЛЕКСЕИЧ (смотрит на Митрича):
      - Ну и, слава Богу!..
      
      (Затемнение)
      
      (У костра те же. Алексеич выгребает из угольев печеную картошку. Обжигаясь, передает картофелины Митричу)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Поснедаем малость, со Христом!..
      
      МИТРИЧ (снимает фуражку, крестится, подбрасывает в руке горячую картофелину. Улыбается):
       - Горячая! Жжется!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - И то горяча! Давай почищу!
      
      МИТРИЧ:
      - Я сам... Давно в этих краях обитаешь, старый?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - С месяц будет, а то и поболе.
      
      МИТРИЧ:
      - Знать твои все примерли, что в эти годы трудом кормишься?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Н-нет, благодаря Богу, живы...
      
      МИТРИЧ:
      - Так как же?
      
       АЛЕКСЕИЧ (помолчав):
      - Лишний я... Не нужен... Согласия в семье нет... Снохи заели... Сам виноват, наверно...
      
      МИТРИЧ:
      - Вона-а что? (Помолчав). Ну, а я... Я... весь тут... Так вот...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ах-ты!.. Как же ты в эту сторону зашел?
      
      МИТРИЧ:
      - Здешний я... Ушел на турецкую войну еще молодым... Мать, жену, сына трехлетка оставил... Вернулся... вот таким... нет ни матери, ни жены, ни сына, ни двора... Изба в пожаре сгорела, а с нею и они... Не знаешь, как их и поминать теперь, молиться за них...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - А-ах ты!.. А-ах ты!..
      
      (Молчание)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - И-и, места тут отменные!.. Эко, сколь бахчи-то захватили... А способно на таких просторах озорничать лихому-то человеку, верно?.. Я к тому, что уж больно потрав много: позавчера вечером было десяток арбузов на плети, глядишь поутру - остается семь, позавчера - двенадцать, осталось - девять... И так чуть не каждый день... Ночью кто-то орудует... Не поймать никак...
      
      МИТРИЧ:
      - Да, хитер пошел нонче вор: не крадет на одном месте... Мальчишки, если и озоруют, то так немного побаловаться ягодкой арбузной, то не в счет. А у этих - умысел... Пока обойдешь одно место - глядишь, в другом уже потрава...
      
      (Молчание)
      
      АЛЕКСЕИЧ (шепотом):
      - Тс-с! Тихо!!! Вот слышишь шорохи на бахче?!.
      
      МИТРИЧ (вслушиваясь, шепотом):
      - Слышу, кажись!..
      
      АЛЕКСЕИЧ (шепотом):
      - Давай-ка, я слева... А ты справа, проверим...
      
      (Отходят от костра. Заходят в темноту бахчи)
      
      АЛЕКСЕИЧ (кого-то хватая в темноте):
      - Стой!.. Пойман!..
      
      (В тусклом свете костра видна какая-то борьба. Чья-то фигура толкает Алексеича, тот падает. Нападавший со всех ног бросается в сторону. Но тут из темноты вырастает фигура Митрича. Он держит кого-то крепкой рукой за шиворот)
      
      МИТРИЧ:
      - Куда-а? Красть - смел, а ответ держать труслив?! Смотри мне в лицо!
      (Догорающий костер и луна освещают Митрича и незнакомца. Из темноты выбирается к костру Алексеич)
      
      АЛЕКСЕИЧ (смотрит на вора, всплескивает руками):
      - Мишенька!..
      
      МИТРИЧ:
      - Вот так история!..
      
      МИША:
      - Прости, дедушка, прости!.. Одно прошу, не сказывай маменьке и папеньке! Я всю графу убыли вычеркну! Скажу, что я сам брал у тебя арбузы для еды с друзьями... Маменька простит... Не сказывай, прошу!..
      
      (Алексеич и Митрич глядят друг на друга)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Бог с тобой, паренек!.. Обидел ты старого... И что это ты удумал грех такой делать? Разве маменька тебе бы поперечила, коль охота лишнего арбузика отведать? Ты и так каждый день, почитай, наилучшие домой сам отвозишь, полные возки, кушаете их там вволю. Неужто мало?.. И у Митрича, небось, тоже потравы делал?
      
      МИША:
      - Не, там не я, там другие... Тоже для продажи... Это все не для еды - лавочнику.
      
      (Алексеич и Митрич переглядываются)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Что-то я не пойму: на что они лавочнику?
      
      МИША (удивлен):
      - Ну, как же!.. Да он у меня их покупает... А потом продает подороже... Тоже имеет выгоду...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ах ты, грех!.. Ах, грех!.. Это, что же получается - сам у себя крал, и потом продавал!.. Как же ты сноровился?.. Как же ты?..
      
      МИША:
      - Прости, Алексеич!.. Пусти, Митрич!.. Право же не буду больше... Говорю же, что маменьке покаюсь, что сам брал у тебя арбузы, ел да другим давал... а на тебя записывал. Она поверит мне, простит, только ты про лавочника ей не сказывай... Она ему скоро начнет продавать уже с урожая.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да как же ты ворованные постольку унашивал один?
      
      МИША:
      - Да меня Алешка, сын лавочника, всегда у дороги с телегой дожидался. Потихоньку и перевозили их отцу.
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ах, грех!.. Ах, грех!.. (Митричу). Пусти ты, Митрич, его, Бог с ним!.. Видишь, дите вроде как испугалось, не станет, наверно, больше баловать...
      
      МИТРИЧ:
      - Не станет!.. Поучить бы следовало... Чтоб век помнил про воровство... Ну, да быть по-твоему... Иди, да помни: не сам я тебя простил - Алексеича уважил... В другой раз - берегись!.. И его не послушаю, прямо с поличным к отцу Арсению предоставлю! Батюшку обманывал!..
      
      (Убирает руку с шиворота Миши. Тот, оглядываясь, скрывается из виду в темноте)
      
      КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
      
      (На бахче. Солнечный день. Алексеич и Митрич стоят на краю бахчи. Доносятся отдаленные голоса мужиков и баб. Идет уборка урожая арбузов)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну, вот и кончилось житье наше трудовое!
      
      МИТРИЧ:
      - Кончилось!.. Что приуныл, старый?! Об отлете никак подумываешь?
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Да-а... Скоро надо в путь... Куда денешься?.. Где по силе работу подыщешь?.. Не знаю!.. Ну, а ты куда ж, Митрич, думаешь?
      
      МИТРИЧ:
      - Я-то? Да я найду кусок. Вот портняжничеством займусь... С осени до весны пройду все наши окрестные села да деревеньки, сыт и буду! Где - покормят, а где и деньгой наделят... Вот тебя жалко...
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Чего жалеть! На все Божья воля!.. Не пробил знать еще час... надо по грехам терпеть... Божьи промыслы неисповедимы! Господь и горе нам бывает радостью оборачивает... Все в Его руках!.. (Крестится).
      
      (Молчат. Вздыхают)
      
      (Отдаленно доносятся звуки подъехавших повозок)
      
      МИТРИЧ: А, глянь-ка! Какие-то люди на повозке и тарантасе приехали. Гляди, много их! Бегут сюда, руками чего-то машут...
      
      АЛЕКСЕИЧ (вглядываясь):
      - Ага, вижу!.. Что за люди?.. (Слушает). Мерещится мне что ли, меня кличут?
      
      (Вбегает Матвей. За ним с отставанием остальные: Петр, Матрена; за ними чуть в отдалении Марфа, Митюшка, Машка; дальше степенно вышагивает отец Арсений, держит за одну руку Егорушку, за другую матушку, которая сопротивляется; устало бежит Анисья; вдалеке видно, как спешит-ковыляет сюда же Кирюша-дурачок; позади всех пришедших остановился Миша)
      
      АЛЕКСЕИЧ (осеняет себя крестом):
      - Свят Господь! Привидится что ли?..
      (Шепчет). Неужто!?.. Сынок, Матвеюшка!..
      
      (Бросаются друг к другу. Матвей сжимает в обьятиях разом ослабевшего отца)
      
      АЛЕКСЕИЧ (еле слышно):
      - Откуда?..
      
      МАТВЕЙ:
      - Из дому, отец, из дому!.. Прости, отец!.. Обидели мы тебя... Зазрила нас с Петром и баб наших совесть!.. Искали тебя! Да и от соседей житья не стало - стыдят без конца, попрекают...
      
      (Подходит Петр. Обнимает отца)
      
      ПЕТР:
      - Прости, отец! Негоже, в твои-то годы тебе батрачить за здоровыми сыновьями... Буде! Поработал! Не держи обиду! (Побегают Митюшка и Машка. Обнимают деда, целуют)
      
      МАТРЕНА (стоит рядом, теребит подол):
      - Много ночей мы не спали, мучала совесть... Сними, тестюшка, стыд с головы перед людьми, - больше словом не поперечим... Будем ходить за тобой, пока Бог тебе веку посылает!
      
      МАРФА (подходит):
      - Отдыхай себе на печи да внукам сказки сказывай!
      
      МАТВЕЙ:
      - Все!.. Домой, отец, домой!
      
      АЛЕКСЕИЧ (утирает рукавом слезы):
      - Ох, Матвеюшка, Петруша, снохи мои дорогие, внучатки любимые, сокрушилось мое сердце по вас! И нету у меня на вас обиды!.. Совсем нету!.. Выветрилась вот вся! Давно бы пришел и сам, да, вишь, дело нашлось... Спасибо за то отцу Арсению!.. А как же вы сюда все-то? На кого дом оставили-то?
      
      МАТВЕЙ:
      - Соседи присмотрят. Мы, как узнали, что тебя отец Арсений приютил, сразу же к нему всем гуртом. А потом уж все вместе - сюда, на бахчи!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Та-ак, так, так!.. Во всем, значит, воля Божья!.. Все видит, все знает, Господь наш!..
      
      (Идет к отцу Аверкию и матушке. Кланяется им)
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Спасибо, батюшка!.. Спасибо, матушка!.. Спасибо, что приютили старого человека, дали ему и кров, и работу! От всего сердца, спасибо! И от меня, и всех моих родных, спасибо!.. (Матвей, Петр, Матрена, Марфа, Митюшка и Машка кланяются отцу Аверкию и матушке)
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ:
      - Что ж, Алексеич, поезжай домой! Вот как все повернулось! И мы не знали, и ты не говорил причины! Все мы рады теперь! На бахчах делать теперь тебе нечего, урожай ты сберег, - вон подвода за подводой арбузы увозят. Спасибо тебе! (Матвею) Арбузиков-то себе тоже погрузите в повозку до дому!.. (Матушке). А ну, мать, доставай-ка свой кошелек с серебряными монетами, теми, что ты от меня за волоски из моей бороды получила! (Матушка неохотно достает из кармана кошелек, отец Арсений отчитывает семь серебряных монет). Вот тебе за труды, старый! Будем считать, что для тебя я и своей бороды не пожалел.
      
      МАТУШКА (Алексеичу):
      - Вот, потрудился, не с пустыми руками к детям, да к внукам вернешься... Оно хоть и много это за твои хлопоты... (Смотрит на отца Арсения). Да уж отец Арсений так положил, его это желание... Значит, так тому и быть...
      
      АЛЕКСЕИЧ (отцу Арсению):
      - Благослови, батюшка раба Божия!
      
      ОТЕЦ АРСЕНИЙ (крестит Алексеича):
      - Во имя Отца, и Сына, и Святаго духа! Аминь!.. Ну, старый, прощайся со всеми! И - до дому!.. С Богом!..
      
      (Алексеич подходит к Митричу. Обнимаются)
      
      МИТРИЧ:
      - Ну, что я говорил! Точно, в отлет собрался... Что ж? Час добрый! Зовут - идти надо! Всякому свое... У кого есть угол - тому в нем и помирать надлежит. Иди, иди с Богом!..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Прощай, друг, спасибо тебе! Жили мы тут, как два брата, - все вместе делили. Спасибо!.. Коли дойдешь портняжить до нашего села, заходи, - обрадуешь старика...
      
      МИТРИЧ:
      - Ладно, там видно будет... Живы будем - встретимся!.. Прощай! Иди, иди, с Богом!
      
      (Алексеич подходит к Кирюше)
      
      АЛЕКСЕИЧ (обнимает Кирюшу):
      - Спасибо тебе, Кирюшечка... Если бы не ты, не знаю, чтобы со мною и сталось тогда...
      
      КИРЮША (улыбается):
      - Добрый ты, добрый, дедушка!..
      
      (К Алексеичу со слезами на глазах подбегает Егорушка. Бросается ему на шею)
      
      ЕГОРУШКА:
      - Прощай, дедушка! Не забывай меня!
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Дитятко мое! Славный ты мой человечек!.. Как же я тебя забуду...
      
      ЕГОРУШКА:
      - Ежели тебя, деда, опять обижать будут, ты приходи к нам... Мы с тобой тогда в лес уйдем спасаться... Помнишь, я тебе сказывал?..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Помню, помню, дружочек!..
      
      АЛЕКСЕИЧ (смотрит по сторонам: видит Анисью, Мишу):
      - Прощай Анисья! (Анисья машет ему в ответ рукой). (Мише). Прощай Миша! Не поминай лихом!
      
      МИША (пытается улыбнуться):
      - Прощай, дедушка!..
      
      АЛЕКСЕИЧ:
      - Ну, вот и все, кажись! Пора и честь знать!.. (Зовет своих). Айда, все домой, ребята!..
      
      (Начинают движение)
      
      АЛЕКСЕИЧ (останавливается, поворачивается, делает пару шагов назад):
      - Стойте!.. Еще не все сказал... Люди! Простил, видать, Господь грешного!.. Приехали сынки, снохи, внуки, - зовут!.. А сердце так и тянет к родному гнезду!.. Я себя лишним считал, думал - нет мне места, - лишний я. Ан, нет!.. Говорю теперь: не бывает лишних у Бога!.. Все мы Ему нужны... Все, как один!.. И везде с нами Бог! Всегда с нами рядом Бог!
      
      ЗАНАВЕС
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шилов Юрий Тимофеевич (mtheatr@yandex.ru)
  • Обновлено: 20/08/2016. 73k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.