ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (перед занавесом, к зрителям): - Все это давно кончилось, и я теперь далеко-далеко от всего этого. Мой мир - совсем другой мир, ничем не похожий на прежний. Моя жизнь такова, что если я расскажу эту историю, мне не поверят, что она была со мной. А между тем все это было, было... И вспомнилось удивительно просто, по самому пустому поводу. Не знаю, зачем открыла я свою шкатулку, в которую два года не заглядывала, и стала рыться в куче бумаг. Связанные пачки писем, деловые документы, записочки и... Да вот оно это письмо! Беру его в руки, читаю... И сердце у меня немного дрогнуло, да, только немного... Время все унесло. Но, помню, тогда я всей душой жила этими событиями. И мне вспомнилось все, до последней мелочи. И захотелось проследить за всем этим снова, изо дня в день, из часа в час. Всему этому я давно подвела итог. Но мне пришла мысль: а что, если в итоге была ошибка, - маленькая, ничтожная, но способная все изменить?..
Я до мелочей помню тот вечер... На улице шел снег и мело. Сумерки рано наступили, и у нас везде, во всех комнатах, были зажжены свечи...
(Поднимается занавес. Загораются свечи. Стол с сервировкой. Диван, несколько кресел. За окном свистит вьюга)
(Из передней доносятся оживление, смех. Марья напевает баритоном: "У любви, как у пташки крылья, ее нельзя никак поймать"...)
КАРТИНА ПЕРВАЯ
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (входит в переднюю в приподнятом настроении. Снимает перчатки, шинель. Ему помогает Марья. Рядом из- за плеча выглядывает Ефесов. Тоже снимает шинель):
- Ух ты! Ну и вьюга! Всего занесло!
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (входит в переднюю): - У тебя снег и за воротником. Давай стряхну!
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (подходит к жене, прикладывает свои холодные руки к ее щекам. Вера Леонтьевна вскрикивает, отскакивает в сторону, муж пробует снова коснуться ее холодными руками. Смеются. Смеются и Марья с Ефесовым).
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (Ефесову): - Проходите, Иван Матвеевич! Сейчас будем ужинать. Марья, неси скорей горячее. (Марья, продолжая петь, убегает на кухню).
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (подмигивая Ефесову, приглашает к столу): Прошу, сосед, на поле брани! (Уходит к себе переодеваться)
ЕФЕСОВ (вслед Сергею Петрович): - Мерси, мерси! Увы, не могу начинать сражения за отсутствием главнокомандующего!
(Вера Леонтьевна сопровождает Ефесова в гостиную. Сама садится в кресло. Ефесов прохаживается рядом со столом, посматривая то в окно на беснующуюся метель, то на, стоящий на столе, графинчик с водкой)
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (к зрителям): - Подобные шутки часто можно было слышать перед обедом и во время обеда. В виду накрытого стола мужчины как-то оживлялись, лица их становились выразительными, в глазах зажигался огонь. Они говорили все какими-то аллегориями, вроде тех, что прозвучали сейчас, и смеялись, будто в этом было что-то очень остроумное. Они сходились в том, что оба любили поесть и придавали большое значение обеду. Они насыщались так, как будто делали какое-нибудь серьезное дело, обсуждая то, что подавалось на стол, критикуя какой-нибудь соус и не в шутку решая вопрос, подлить или не подлить уксуса или масла.
(Сергей Петрович садится за стол, вслед за ним - Ефесовм. Потом жена. Сергей Петрович наливает мужчинам водку. Выпивают. Начинают есть).
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (к зрителям): - Что это было в Ефесове, - мне все равно, он был нашим соседом, сослуживцем мужа, холостяком, и столовался с нами, но в муже, когда я это заметила, меня это поразило. Пристрастие к еде - я этого никак не ожидала от моего, как я думала, задумчивого, слегка меланхолика, слегка поэта, Сергея Петровича. А между тем это было пристрастие. Так же, как к игре в винт в полковом клубе.
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (кричит в сторону кухни): - Марья! Марья!
МАРЬЯ (прибегает, мурлыкая "У любви, как у пташки..."): - Чего изволите?
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Что это за соус? Это не соус, это - черт знает что такое! Ты сюда муки что ли наболтала! Ты же не имеешь понятия о "провансале", а берешься! В другой раз я сам покажу тебе, как надо делать "провансаль". (Марья умолкает и обиженно уходит).
ЕФЕСОВ: - За настоящим "провансалем" надо ехать во Францию. Хорошо сейчас, поди, во Франции!
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Берусь тебе доказать, дорогой друг, что я и здесь сделаю соус не хуже того, который так любил Наполеон.
ЕФЕСОВ (смеясь): - Жаль, Наполеон этого не знал.
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (смеясь): - Ему некому было об этом дать донесение.
ЕФЕСОВ (наливает еще по одной):
- Предлагаю тост за соус "а ля Наполеон"!
(С удовольствием пьют)
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Ты чему-то сегодня особенно рад, Сергей?!
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (спохватился): - Я? Конечно, конечно! Я совершенно забыл сказать тебе. К нам в полк переведен Ветвицкий, мой школьный товарищ и друг!.. Я сегодня узнал это. Он был в Петербурге, а теперь сюда переведен... На днях приедет...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (недоверчиво): - И ты этому так рад?
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Еще бы! Я же тебе говорю, это мой закадычный друг! О, он тебе очень понравится, ты увидишь...
ЕФЕСОВ: - Вы говорите - Ветвицкий?
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Да.
ЕФЕСОВ: - А как его зовут?
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: Алексей Михайлович.
ЕФЕСОВ: - Ага! Так я его знаю!
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Вы? Откуда же вы его знаете?
ЕФЕСОВ: - Так... Встречались...
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - В Петербурге, должно быть?
ЕФЕСОВ: - Да, в Петербурге!..
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ: - Ну, не правда ли, чудный малый?
ЕФЕСОВ: - О, я не настолько его знаю, чтобы судить...
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (жене): - Ветвицкий! Ветвицкий! Во всем хорош... Высок. Держится не совсем стройно, но ему это идет... Лицо открытое, простое... Большие серые глаза... Великолепные зубы... Волосы откидывает назад мягким движением головы... С первого раза немного конфузлив, но, познакомившись, делается откровенен и прост. У него есть некоторое состояние, в жаловании не нуждается, а... "служит неизвестно зачем". Ну, что, дорогая, заинтриговал я тебя?
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Нисколько.
ЕФЕСОВ (шутливо): - Женщине надо только намекнуть на тайну - и уж она перестанет спать спокойно...
(Все смеются)
КАРТИНА ВТОРАЯ
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (к зрителям): - Объясните мне, что я узнала про Ветвицкого такого, что могло бы заинтересовать меня? Ведь ничего? А между тем я просто-таки стала его ждать каждый день и спрашивала мужа, когда же он, наконец, приедет? Может быть, меня заинтересовали таинственные ответы Ефесова? Может быть, в этих недоговорках и была причина, почему я ждала Ветвицкого? Уже одно то, что он "служит неизвестно зачем"... Наши-то все очень хорошо знали, зачем они служат. Тот рад был жалованью, этому нужен был такой-то чин, чтоб с ним выйти в отставку, третий знал наверно, что тогда-то получит полк, а тогда-то дивизию. Все, одним словом, чего-то добивались, и вдруг вот человек - не знает, зачем служит, а значит - ничего и не добивается.
Впрочем, почем я знаю, отчего я ждала Ветвицкого? Ждала и - все.
После обеда, что бывало каждый день, муж и Ефесов располагались по обыкновению в кабинете, курили и болтали. Ефесов рассказывал анекдоты. Я этих анекдотов не любила, потому что они были неумны. Пикантные рассказы Ефесова доходили до меня в виде какого-то непрерывного гула. Потом была пауза, и сразу раздавался громкий смех мужа (раздается смех Сергея Петровича), это значило, анекдот кончен и надо смеяться. Потом опять гул, и снова смех. (Раздается смех Сергея Петровича). Гул и смех. (Раздается смех Сергея Петровича). Это ужасно! Так они проводили послеобеденное время каждый день и были совершенно довольны друг другом.
Потом обстановка переменялась и это тоже было каждый день. Муж брал скрипку и начинал играть чувствительное попурри, преимущественно из "Кармен" Бизе. Играл он, ходя по комнате, и всегда это попурри, потому что ему было лень учить что-то другое. (Сергей Петрович играет на скрипке). Играл он не то чтобы худо, а так себе, очень уж как-то по-любительски. Но Ефесов слушал с чувством и хвалил. Это попурри, видимо, трогало его. (В передней видно Марью, она, прислонившись к косяку двери, с упоением вслушивается в музыку).
Так прошло три месяца.
(Смех Сергея Петровича). (Голос Ефесова: "Голубчик, сыграйте что-нибудь, я в восторге от вашей "Кармен").
Я заметила в последнее время, что меня могли взволновать такие пустяки, как, например, лай собаки или падение стула. Я вздрагивала, и не оттого, что была нервно настроена, а, напротив, оттого, что была слишком, слишком спокойна...
Я вздрогнула, потому что в коротком перерыве игры мужа на скрипке, услышала звук подъехавшего экипажа, и потом долгий звонок в дверь. (Марья, слушая музыку в передней, тут же открывает дверь и впускает посетителя).
Музыка остановилась, и вместе с ней остановилось мое сердце. Я стояла посреди комнаты и вслушивалась в каждый звук: вот муж положил скрипку, вот вышел в переднюю, вот там раздались поцелуи и дружеские голоса, и я четко услышала его твердый и одновременно мягкий голос. Такой, каким я его себе и представляла.
(Открывается дверь, входят Сергей Петрович и Ветвицкий).
ВЕТВИЦКИЙ (с некоторой неуверенностью, с легким поклоном головы): - Весьма рад!
Ветвицкий Алексей Михайлович... Прошу извинить за столь поздний визит... Я только что прибыл из Петербурга, и посчитал своим долгом побывать у Сергея еще до представления начальству.
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Вера Леонтьевна! Прошу проходить в дом... Сейчас будем пить чай.
(Ветвицкий и Сергей Петрович проходят в гостиную, садятся в кресла и начинается: "А помнишь?!"" Ну, как же, конечно помню!" "А ты, помнишь тот случай?").
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (к зрителям): - Они вспоминали школьные годы, перебирали товарищей. Я все время молчала. Но я увидела, как удивительно правильно представляла его себе раньше. А он иногда бросал неловкие взгляды в мою сторону...
Когда он уходил, я вдруг отметила, что с приходом гостя, Ефесов скрылся в своей комнате и в тот вечер не появлялся вовсе... Так Ветвицкий стал у нас бывать почти каждый день.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
(Гостиная. Вера Леонтьевна сидит в кресле. Часы бьют полдень. Звонок в дверь. Голос Марьи в передней: "Хозяина нету дома"! "А Вера Леонтьевна?" "Барыня дома, пожалуйте!" В комнату входит Ветвицкий)
ВЕТВИЦКИЙ (снимает шинель, отдает ее Марье, решительно подходит к креслу. Вере Леонтьевне): - Вы как будто удивлены... Но у меня есть причины...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (указывает ему на соседнее кресло): - Я?.. Я нисколько не удивлена... Но причины узнать интересно...
ВЕТВИЦКИЙ: - Очень, в сущности, одна простая причина... Мы до сих пор с вами еще не знакомы.
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Как не знакомы?
ВЕТВИЦКИЙ: - По-моему это еще было не знакомство. Я имел честь быть представленным вам, это правда, но я вас совершенно не знаю, и вы меня тоже...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Это правда. Я же все больше молчу и слушаю ваши разговоры с мужем.
ВЕТВИЦКИЙ: - Да, а между тем я вижу, что вы не из молчащих... Но надо, чтобы вы захотели говорить. Не правда ли?
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Вот и прекрасно! Так расскажите же мне что-нибудь о себе!
ВЕТВИЦКИЙ (чуть улыбнувшись): - Спрашивайте!
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Ну вот, например... Почему вы перевелись сюда из Петербурга?
ВЕТВИЦКИЙ: - В Петербурге я года три готовился в одно высшее военное учебное заведение, дважды пробовал поступить, но не удавалось, - видите, как я туп... С третьего раза поступил, но, поучившись полтора года, бросил и попросил перевода в провинцию...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Почему же бросили?
ВЕТВИЦКИЙ: - Потому что это ни к чему! Ну, карьеру сделаю; добьюсь того, другого, но зачем? Зачем, спрашиваю я вас, мне карьера и все это?
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Зачем же вы готовились и поступали в таком случае?
ВЕТВИЦКИЙ (с удивлением): - Зачем?.. Вы думаете, что я знаю зачем?.. Да ведь нужно же куда-нибудь двигаться, что-нибудь этакое предпринимать... Не сидеть же всю жизнь в кресле и смотреть в одну точку... Хотя, знаете, ведь это мое любимое занятие!..
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Ваше?
ВЕТВИЦКИЙ: - Ну да, мое!.. Я часто ловлю себя на этом. Вдруг подымешь голову, оглядишься и видишь, что просидел часа два в кресле и не заметил этого... И это ведь в самом деле чудное занятие!.. По крайней мере, оно не допускает вопросов: зачем, почему, какая цель и прочее... Так, просто просидел себе... и только... А приятнее всего, наверно, то, что в это время никого не видишь и ничего не слышишь...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Вы не любите общества?
ВЕТВИЦКИЙ: - Нет, не то... Но я до сих пор еще не встретил такого общества, которое мог бы полюбить... Вы не поверите, как это мучительно! Жить день за днем и чувствовать, что живешь не так, а как надо жить - сам не знаешь! Служба, может быть, это и хорошо и полезно... Но для меня она не то... И притом моя служба не может быть полезна, потому что я служу равнодушно, даже неохотно...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - У меня еще один вопрос. Вы с моим мужем большие друзья?
ВЕТВИЦКИЙ (смутившись): - Мы с ним в школе подружились.
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Вы бываете у него часто.
ВЕТВИЦКИЙ: - Долго не виделись. Вот пересказали друг-другу все.
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Все?
ВЕТВИЦКИЙ: - Да, я думаю, что все...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА: - Не много же у вас было что сказать друг другу!
ВЕТВИЦКИЙ: - Что нашлось...
(Молчание)
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (всматриваясь ему в лицо): - И еще один вопрос. Вы знаете Ефесова?
ВЕТВИЦКИЙ: - Да, я встречал его раза четыре в Петербурге. Но чтобы его знал, этого я не могу сказать...
ВЕРА ЛЕОНТЬЕВНА (к зрителям): - Тогда Ветвицкий просидел у меня больше двух часов. (Ветвицкий уходит). Все это время у нас было о чем говорить, мы ни минуты не молчали, хотя не было сказано ничего значительного, так что я даже ничего не могу припомнить из того разговора. Одно только помню, что нечаянно рассказала ему в шутливом тоне, как я вышла замуж за Сергея. Это вышло как-то само собой. Он ответил, что ему странно было вдруг увидеть женатым приятеля, которого он привык знать одиноким, и что к этому надо теперь долго привыкать.
Вот и все, что было в тот раз...
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
(Вечер. Вера Леонтьевна, Сергей Петрович и Ветвицкий пьют в гостиной чай. Часы бьют шесть)
СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ (встает): Все. Мне уже пора в клуб. Сегодня намечается очень хорошая компания в винт. Горю желанием взять "большой шлем".