| |
Рассказы, представленные в сборнике, можно обозначить, как юмор 80-х. Часть из них была опубликована в газетах, журналах и сборниках юмора. |
БОРИС ШТЕЙМАН
МЕСТЬ
(C)БОЛЬШОЕ КОЛЬЦО Арсений жадно затянулся и снова в ожесточении застучал по пишущей машинке. Перед его внутренним взором расстилались бескрайние просторы галактики. Космическая пыль, не торопясь, оседала на безжизненные планеты. Пришельцы из далеких таинственных миров готовились к решительному штурму других пришельцев, которые были вовсе и не другие, а те же самые, только попавшие в Большое Кольцо Времени. В голове шумело от выпитого кофе. Краем сознания он отметил телефонный звонок в соседней комнате. - Арсений Витальевич! Тебя, - проговорила-пропела жена, просовывая в дверь голову. - Я же, кажется, тебя просил! - в раздражении крикнул Арсений. - Меня нет! "Но ведь они же не смогут выйти из Кольца?! - неожиданно пронзила его мысль, и он даже вспотел. - Что же делать?! Надо что-то придумать!" - Сенечка! Это Григорий Иванович! Говорит, очень срочно! - снова вторгся голос Алины. - Может быть, все же подойдешь? Что-то насчет твоей повести. - Нет! Это просто уму непостижимо! - взорвался Арсений. - К черту! Скажи, я в ванной! Скажи, наконец, что я... в Большом Кольце! Все! Голова жены скрылась в дверях. И в тот же момент он увидел перед собой трех пришельцев. "Видимо, галлюцинации... Да, точно, галлюцинации, - решил Арсений. - Переработал... Но все надо запомнить! Может пригодиться в следующей главе. Внимание!" Один из них приблизился к Арсению и надменно произнес: - Наше терпение кончилось! Времени почти нет! Собирайся! - Ребята! Это какое-то недоразумение! Давайте спокойно разберемся, - заискивающе предложил Арсений. - Не дури! - грозно приказал второй и несильно стукнул Арсения ладонью по шее. - Времени в обрез! "Так, так. Не сильно, но унизительно, - отметил про себя Арсений. - Все, все потом пригодится. Костюмы обыкновенные, в серую полоску, отечественные. Один без галстука. Рожи небритые!" - Арсений! - снова просунулась голова Алины. - Тебе заварить еще кофе? - и изумленно продолжила: - О-о! У тебя гости! Почему ты меня не предупредил? Я в таком виде! Вы из издательства? - Пришельцы, - натянуто улыбнулся Арсений. - Вечно ты шутишь! Пришельцы ласково заулыбались и смиренно отодвинулись к стене. - Пожалуйста, располагайтесь. Я сейчас! Буквально, минута! - проговорила Алина и скрылась. - Тебе придется пойти с нами! И советую подумать, как мы вырвемся из Большого Кольца, - снова обратился первый к Арсению. ... Арсений вместе с ребятами, в который уже раз готовились к решительному штурму. Потом они с трудом, благодаря нему, вырвались из Большого Кольца, но попали в дикий переплет. В мертвую гравитационную зону между двумя суперкарликами. Это был конец! Но оставалось немного времени и крошечный шанс... Григорий Иванович заканчивал главу про суперкарликов, когда в кабинете появились Арсений с ребятами. - Ты уж извини, Григорий! Но без тебя никак! - угрюмо заявил Арсений. - Собирайся! И не вздумай дурить! - и в знак серьезности намерений несильно ударил Григория Ивановича по шее. МЕСТЬ Уже два дня не было снега. Митрохин открыл дверь, и солнце двойным, прямым и отраженным, светом пальнуло ему в глаза. "Как снег блестит!" - подумал, зажмурившись, Митрохин и спустился с крыльца. Ухая и ахая, он крепко растер свое тело снегом, бросая его пригоршнями на плечи и грудь. Потом, вбежав в избу, растерся полотенцем докрасна, до приятного покалывания и, накинув тулуп, затопал к колодцу, с хрустом ломая снежный наст. Пробив ведром тонкую наледь, выпил студеной воды. Заломило зубы. Вернувшись в сторожку, он быстро перекусил, съев несколько размоченных сухарей и выпив ягодного отвара. Быстро собрался и, встав на лыжи, направился к лесу. На опушке он увидел тоненькую цепочку следов. "Пришел!" - радостно обожгла мысль, и от предчувствия удачи у него заныло под ложечкой. "Голод не тетка, - уже сочувственно думал Митрохин, идя по следу. - Видишь, петлю делает, чует что-то". Силки были за большой елью. Он обогнул дерево и замер. Около трепыхавшегося в петле соболя стоял в раздумчивости Хозяин. Потом он повернул голову и уставился маленькими красноватыми глазками на Митрохина. Митрохин судорожно дернул с плеча стволы, но не успел. Медведь сбил его с ног. У самого лица он увидел оскаленную пасть, и его обдало зловонным дыханием. Теряя сознание, Митрохин выхватил из-за голенища нож... Потом, превозмогая боль в правом плече, он делал из еловых лап волокушу и, обливаясь потом, тащил огромную тушу к избушке. Оставшаяся половина дня ушла на разделывание туши. Весь следующий день он вялил мясо и обрабатывал шкуру. Потом еще несколько раз выходил в тайгу, но возвращался без добычи. Отпуск подходил к концу. Пора было в дорогу. Митрохин тщательно упаковал свои вещи. Убирая нож, он ласково провел пальцем по точеной рукоятке. "Молодец, не подвел!" - подумал с благодарностью. Сутки он шел по тайге на лыжах к геологам. Вертолет уже был готов к взлету, ждали только его. "Ребята, возьмите в сторожке мясо", - сказал им Митрохин и сел в вертолет. На самолет он успел за минуту до окончания посадки. "Пока все по графику", - подумал он, вглядываясь в убегающую землю. Потом был еще самолет. И, наконец, родной аэропорт. Все было рассчитано до секунды. Ровно в 7.45 он уже был у проходной института. Уже перед самой вертушкой кто-то крикнул: "Митрохин! Это ты, старый черт?!" Он остановился, огляделся, но никого не увидел. Заглянул за угол - тоже никого. Было потеряно сорок секунд. В проходной дежурил "комсомольский прожектор". Митрохин испугался, рванулся, и его записали. "И минуты-то нет", - с тоской подумал он, поднимаясь к себе на пятый этаж. Его уже ждал Самбуков. "Оперативно", - подумал Митрохин. - К шефу на ковер, - сочувственно прошептал Самбуков. - С приездом, старик! - А-а, - махнул рукой Митрохин и пошел к Иван Палычу. Только побагровевший рубец на щеке выдавал его волнение. - Ты что ж подводишь, Митрохин? - не повышая голоса, сказал шеф. "Расскажу все, как есть", - решил Митрохин и вдруг виновато произнес: - Транспорт, Иван Палыч. Не смог в автобус сесть. Вы же знаете, какой у нас район, - уже заискивающе закончил он. - У всех транспорт, Митрохин. И у меня транспорт. Но я же не опаздываю. Хорошо, что не стал врать и городить огород. Но премию все равно придется срезать. Иди, работай. "Кто же это крикнул у проходной?" - размышлял Митрохин, усаживаясь на свое рабочее место. Перелистывая прошлогодний отчет, он машинально потрогал свежий шрам на щеке, и внезапно его обожгла догадка: "Неужели хозяин мстит?.. Нельзя было его убивать, нельзя..." НЕ ПРИСТАВАЙТЕ! Ко мне Люська со Светкой заскочили. - Собирайся в темпе! - говорят. - Мы билеты в кино взяли. Фильм - закачаешься! Я быстренько оделась, и мы помчались на остановку, потому что времени в обрез. Смотрим, а на остановке уже эти стоят. Мы сразу просекли, что они оттуда. Испугались, конечно, и дернули домой. Заперлись на все крючки, сидим, не раздеваясь, и думаем: что делать?! Надо бежать, а то билеты пропадут. Посоветовались с девчонками и снова побежали на остановку, а они по-прежнему там. Никуда и не уходили. Чудные такие! И что им понадобилось? Думаем, что делать?! Посоветовались с девчонками, надо брать мотор! Конечно, жаль трешку. Слов нет! А что делать?! Иначе билеты накроются. Взяли мотор. И вы только подумайте, они тоже в это такси влезть норовят. И еще за руки хватают. Еле их выпихнули из машины. Смотрим, а они в другое такси сели и за нами жарят. Мы говорим: - Шеф! Не подкачай! У нас билеты горят. Да еще эти привязались! А шеф такой заводной попался и говорит: - Ну и приятели у вас доходные! Впервые таких вижу! Но вы не психуйте. У меня, как в аптеке. Успеем! Мы не стали ему ничего объяснять. Все равно не дойдет. И действительно бы успели. Но, как на зло, живот схватил. Люська говорит, от страха. У меня, говорит, один раз тоже так было, когда внезапно австрийские сапоги выбросили. Короче, пришлось выходить. Забежали в туалет. Выскочили, а они уже тут, как тут. Помчались в другую сторону. Уже точно на киножурнал, который перед фильмом опоздаем. Ну, да черт с ним! А эти друзья не отстают. И что-то все кричат нам. Ну, мы забежали в магазин, там толпа. Уж здесь-то, думаем, мы от вас оторвемся, затеряемся в толкучке. Купили заодно Светке помаду. Выскочили через другой выход. И побежали, но уже чувствуем без толку, не успеваем в кино. Пропали билеты! Из-за них ведь все! Такое зло взяло, но за то, хоть от них избавились, Идем спокойно, думаем, как вечер убить. И вдруг, глядь, снова они! Помчались во весь дух, забежали в парк. Смотрим - ихняя стоит. Блестит вся, огнями переливается. А эти уже близко. Пришлось заскочить в ихнюю и запереться. А они вокруг бегают, суетятся, и что-то кричат знакомое. Но мы тогда не поняли. Сидим внутри, там у них удобно, и думаем, ну, что, доигрались! Теперь приставайте, сколько влезет! Сидим, чего-то скучно стало, включили какую-то кнопку. Полетели. Кругом звезды. Уже второй день летим. Одни звезды. Надоело. Стали вспоминать, что же это они нам тогда кричали. И догадались, они нам кричали: - Дураки! Не надо! Кричи, не кричи. Раньше думать надо было, когда приставали. Ну, да ничего! Скоро к ихней подлетим. Тогда посмотрим... И действительно, к ихней подлетаем. Скоро садиться будем... А может, и не будем. Вдруг опять приставать начнут?! БОЛЬШОЙ ВОПРОС Да... Природа, человек... Проблема, безусловно, непростая. В последнее время стало модно защищать ее от него. А, собственно, почему это такое, я бы сказал, невиданное благородство?! Привыкли представлять себя на месте природы и ужасаться, как ей родимой тяжело и как ее истребляют. А человек?! Забыли? А ведь это же он - венец, а не она! Пожалуйста, пример. Пошли за грибами. Если быть кристально честным, то почти перед этим не. Заметьте - почти. Разговор на чистоту. И что же? Заблудились в этом проклятом лесу. Еле выбрались. Спрашивается, кто защитит нас от леса? Молчок. А простуды?! Это же народное бедствие! Сколько людей фыркают, кашляют, чихают? Бюллетенят, наконец! Это какой же получается убыток народному хозяйству! А от чего? Внезапное похолодание или не захватил зонт и попал под дождь в рваных сандалиях. А другому, и этого мало. Хворает себе и хворает, и неизвестно по какой причине. А сколько в море или, там, в пруду народу тонет! Вот и хочется спросить, кто защитит нас от моря?! Или даже просто от холодной воды! Не говоря уже о муссонах и прочих пассатах. От них еще больше бедствий и посевы также страдает. Даже на первый взгляд безобидные горы и те приносят колоссальный ущерб. Это в какую же копеечку обходятся все эти горные дороги и туннели, не говоря уже о разных обсерваториях. Я не говорю уже о том, как туго было раньше, в доисторические времена. От каждой былинки дрожали. Сейчас, конечно, получше в этом плане. Но! К примеру, молния. Блеснула себе раз, другой. Убыток в миллион кубометров. А тропические ливни?! Все смывает буквально под ноль. А наводнения, а град... Можно продолжать и продолжать. Но я думаю, уже многим стало ясно, что это еще очень и очень большой вопрос, кого надо защищать, от кого и как! ПЕРЕД СНОМ Рыбы, птицы... Зачем все это?! Неужели только для того, чтоб мы их ели? Или есть все-таки у них другое предназначение? Природа опять-таки. Понятно, что мы без нее - нуль. Любуемся, чистый воздух и прочее. Ну, а все-таки... Надо не забыть Василию Дмитричу позвонить, напомнить про финский унитаз. На даче - и финский унитаз! Егоров умрет, бедняга, от зависти. Я себе представляю его рожу. Как бы так сделать, чтоб повнезапней получилось. Чтоб зашел - и сразу, как обухом. Вот это будет номер! Да... А собаки одни чего стоят. Особенно бродячие. Всю зиму бегают, носятся. Как только они переносят такие морозы?! Может, они не понимают, что холодно. Или им все равно? Да, нет, вряд ли. Вот так превратишься в собаку и зимой в подворотне. Бр-р-р. Ужас! Даже представить страшно. Собачья жизнь... Надо не забыть, чтобы Нинуша отдала дубленки в чистку, а шапку Иринке надо другую. Может, Захаров поможет... Вот залезть бы к ним внутрь. Узнать, что у них там творится. Ну вот, скажем, лось. Целый день в лесу. Какое при этом настроение? Или ему все до лампочки? Понятно, конечно, что, когда жрать нечего, то плоховато. А когда вкусно поел, то хорошо. Интересно, есть ли у него любимая еда? Ягоды или там кора какая-нибудь? Или без разницы, лишь бы пузо набить... Людмила Федоровна сколько всего из Чехословакии притащила. Два замшевых пиджака, они там по восемьдесят рубликов, хрустальные бра, говорит, что два, а на самом деле, небось, не два. Деловая баба, моя бы так не смогла. Наверняка, чего-то там толкнула. Говорят, сейчас там хорошо наши камины идут... А рыбы, всю жизнь в воде. Ума лишиться можно! И никакая атмосфера им не нужна. Привыкли под водой. Им, наоборот, на воздухе нельзя. Вот так всю жизнь плавать, плавать... Надо Екатерине Михайловне позвонить. Интересно, наладилось у нее с мужем?! А то бы снова махнуть на юг. Путевки - не проблема. Все же, какая славная она баба! Главное, ничего ей не надо. Все у нее есть. Редкий человек, которому ничего от тебя не надо. В наше время такие женщины дефицит. Надо ценить. Интересно, Нинуша совсем ни о чем не догадывается? Или, к примеру, птицы. Летают себе с ветки па ветку. А могут ли они радоваться, как мы? Быть счастливы? Может, когда червяка пожирней цапнет, вот и радость... Как же я был рад, когда мраморный столик XIX века купил. Боже мой! Казалось, дальше некуда. Просто невозможно дальше. Да... А сейчас привык, и ничего. Приятно, конечно. Но вот чтоб счастье... Счастье - это очень хорошо... Очень приятно... А-а-хе-хе... Фью... ОБЩЕНИЕ Случилось это совершенно неожиданно. В кабинет к Георгию Ивановичу просунулась голова очередного автора: - Можно? Не дожидаясь ответа, молодой человек прошел к столу и положил несколько листочков. - Это небольшая статейка. Если можно, ознакомьтесь при мне, - строго сказал автор и отошел к окну. - Вообще-то я не читаю сразу, но если вы просите, - мягко ответил Георгий Иванович. Работал он давно и привык не удивляться. "Нормальный человек не станет писать и бегать по редакциям со своей писаниной", - считал Георгий Иванович и поэтому старался разговаривать с авторами мягко, терпеливо и доброжелательно, как с детьми или больными людьми. "Ну-с, что же здесь такое, - Георгий Иванович, надел очки. - Ага! "О чем думают растения?" Что они думают, видимо, уже сомнений не вызывает. Ну что ж, любопытно". И Георгий Иванович быстро пробежал статейку. Особенно его умилило одно место, когда цветок очень болезненно реагировал на смерть креветки. "Прямо, драма на охоте", - подумал Георгий Иванович и решил подробно объяснить автору, почему его статья не подходит. Обычно он ограничивался тем, что говорил: "У нас, знаете ли, другая тематика или, нас недавно ругали за подобную статью, так что, сами понимаете ". И все было тихо, мирно, по-домашнему. - Молодой человек, - начал негромко Георгий Иванович. Автор в это время что-то нашептывал над цветочными горшками, стоящими на подоконнике. - Так вот, статья ваша, безусловно, представляет интерес, хотя, тема и не нова... - Это мне все известно, - грубо перебил автор. - Мне нужно только одно, берете или нет? Да или нет? И приблизил воспаленное лицо вплотную к Георгию Ивановичу. "Так и есть!.. Нездоров", - мелькнуло в голове Георгия Ивановича. - Молодой человек, вы возбуждены совершенно напрасно. Не волнуйтесь, - попытался успокоить он автора. - Значит, нет?! - крикнул автор, схватил свои листки и бросился к выходу. И уже от дверей бросил в крайнем озлоблении: - Ну, ретроград ползучий! Я тебе сделаю! Георгий Иванович чуть не подавился от такой наглости. Всякое он видел, но чтоб на "ты" да еще ретроградом! Это просто... просто совершенно уже было что-то невозможное! Вечером Георгий Иванович захандрил. "Погода меняется..." - подумал он, включая телевизор, но смотреть, не стал. Его внимание почему-то привлекли цветы. Подошел, осторожно потрогал бархатистую поверхность листа. Поковырял пальцем сухую землю. Задумчиво полил. И сразу почувствовал необыкновенный прилив сил. "Неужели?! - испугался он. - Да, нет! Чепуха! Не может быть!" Но на следующий день повторилось то же самое. И это были только цветочки. Дальше, больше. Совершенно неожиданно для себя он устроил безобразную сцену дворнику, косившему траву возле дома. Если что-то не ладилось с материалом, Георгий Иванович давал довольно странные советы: "Не поливайте холодной водой" или "Надо было вовремя подкормить!" Перед дождем он испытывал удивительное волнение, особенно после долгого перерыва и, когда падали первые капли, чувствовал невероятное облегчение. Однажды, когда во дворе рубили дерево, он чуть не упал в обморок и уже готов был бежать на выручку. Хотя раньше и представить себе не мог что-нибудь подобное. Он стал постоянно выезжать за город и всерьез подумывать, что надо бы бросить работу и перебираться на постоянное жительство в лес. Там он чувствовал себя великолепно, был удивительно спокоен, умиротворен и почти счастлив. Кончилось все также неожиданно, как и началось. Он получил письмо без подписи следующего содержания: " Ни о чем они не думают! Извини!" "Как извини?!" - захотелось крикнуть Георгию Ивановичу, и в тот же самый момент он перестал общаться с растительным миром. "Ну и ладно, ну и бог с ним!" - подумал он уже спокойней и даже ощутил облегчение. Все постепенно вошло в привычную колею. Он уже не волновался перед дождем и не мучился, когда где-то косили траву. Только временами грустил и подолгу смотрел в окно на проезжающие автомобили. МАЯТНИК Ганюков перелистывал годовой отчет и тихонько мурлыкал: "Браво, браво, браво, браво..." В пыльное окно была видна стена соседнего учреждения с облупившейся штукатуркой и кусок неба, по которому ветер с остервенением гнал тучи. "Вот бывает же так, - думал Ганюков. - Вроде бы ничего хорошего, и погода так себе, а настроение неплохое. Почему интересно так? А иногда наоборот, и складывается все удачно, а хоть удавись. Говорят, маятник эмоционального самочувствия. А кто интересно заведует этим прибором..." Дверь резко открылась и ударилась о стену, Ганюков вздрогнул. В комнату ворвался Деркин: - Привет, старичок! Ты не знаешь, в каком месяце Иван Палыч поступил к нам на работу? А то из месткома звонят. "Иван Палыч? - задумался Ганюков. - Черт его знает! И что за дурацкая манера так стремительно врываться. Чуть дверь с петель не сорвал. И все, чтоб только себя как-нибудь показать ". И уже вслух сказал: - Кажется, он до меня пришел, но точно не скажу, не знаю. - Ну, ладно, в отделе кадров узнаю. Ты, главное, не расстраивайся, - произнес весело Деркин и также стремительно исчез. - Я и не расстраиваюсь, - бросил вдогонку удивленно Ганюков. "Странно как-то он закончил, - подумал Ганюков. - Не расстраивайся! С чего это я буду расстраиваться. Надо же, какая дурацкая манера так заканчивать разговор. Ведь явно, просто так брякнул. А, спрашивается, зачем? Все, чтоб себя как-то повыгодней выставить. Или он на что-то намекнул? Мол, если не дурак, то сообразит..." Ганюков снова стал листать отчет и мурлыкать: "Браво, браво...", но прежней безмятежности, как не бывало. Мысли возбужденно бежали в голове: "Черт его знает! Ведь неспроста это он бросил. И вопрос этот про Ивана Палыча просто предлог. Откуда я могу знать, когда он поступил, если я пришел позже. И он это прекрасно знает. Но что, что он имел в виду? Может быть, хотел о чем-то предупредить?" У Ганюкова похолодели руки. Он встал и пошел к Шишкину. Тот оживленно обсуждал в курилке перипетии вчерашнего матча. Ганюков отозвал его в сторону и негромко сказал: - Ко мне Деркин заходил и сказал, чтобы мы с тобой не расстраивались. Вот так то! - уже горестно закончил Ганюков. - Неужели так и сказал! - изумился Шишкин, и сигарета вывалилась у него изо рта. - Да, так что мужайся и не расстраивайся! - закончил уже твердо Ганюков и вернулся к отчету. Через некоторое время в комнату к Ганюкову заглянула Верочка и быстро прощебетала: - Плохи дела! Лидия Григорьевна даже в обморок шлепнулась, как узнала! Еще через несколько минут снова ворвался Деркин: - Слушай! Старичок! Мне сказали, что ты что-то знаешь. Что, мол, расстраиваться особенно не стоит, ну а все-таки! Может, насчет квартальной или с отпуском что-нибудь? А? - Ерунда! Не бери в голову! Ничего я не знаю. И не расстраивайся, - успокоил его Ганюков и снова стал листать годовой отчет и тихонько мурлыкать: "Браво, браво... " Настроение вернулось, хотя уже стал накрапывать мелкий дождичек. "Интересно все-таки, кто же заведует этим прибором..." -продолжил свои размышления Ганюков. УВАЖИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА - Гомер опять опоздал на работу! - с криком ворвался профорг Канючин в кабинет Везунова. - Не видать нам первого места из-за этого негодяя. В кои-то веки, Василь Василич, могли претендовать и на тебе! Теперь по дисциплине не пройдем. Как пить дать! - Ладно. Не причитайте, - заскрипел зубами Везунов от досады. - Надо с него квартальную срезать! Что делать, если человек не понимает! - Гомера ко мне! С объяснительной! - отрубил Василь Василич. Через несколько минут Гомер робко приоткрыл дверь: - Вызывали, Василь Василич? - Заходите, Николай Иваныч! Смелей! Наломали дров. Нечего теперь прятаться! Гомер с трудом протиснулся в небольшую щель и встал у дверей, нервно теребя за спиной руки. - Вы, что ж, Николай Иваныч, не знаете, что мы боремся в этом квартале за призовое место? -стараясь не заводиться, начал распекать его Везунов. - Вам как все это надо объяснить, чтоб вы поняли, - и не выдержав, крикнул: - Вы же свою фамилию позорите! Об этом бы хоть подумали! - И устыдившись своего порыва, резко закончил: - Ладно! Идите! Давайте объяснительную и идите. Не забудьте, скоро сокращение. Везунов стал читать объяснительную записку: " Сегодня я опоздал на одну минуту в связи с тем, что этой ночью я очень плохо спал. Два раза просыпался, ходил пить воду и долго не мог после этого уснуть..." " Вот, ведь, мерзавец, - подумал с неприязнью Везунов, - наверняка, с похмелья... Хотя говорят, что не пьет, и продолжил чтение записки: "Но это не из-за выпивки, потому что я не пью. А просто снился какой-то страшный сон. И только я засну, он снова продолжался, и именно с того самого места, поэтому немного припоздал. Прошу считать причину уважительной. Гомер." "Я тебе покажу уважительной! - разъярился Василь Василич. - Да, надо с ним кончать. Пару раз квартальную резанем, сам поймет, что не сработался с коллективом. И вообще, если вдуматься, рядовой сотрудник, а фамилия опять-таки... Хотя на старой работе был один по фамилии Лир и ничего, прекрасный работник, никаких неприятностей..." Эти неприятные мысли целый день возникали в мозгу Везунова, и к концу дня он сильно притомился. Ночью Василь Василичу приснился довольно-таки странный сон. Ему по каким-то непонятным причинам присвоили звание майора милиции. И в форме, со странным удостоверением, выданным местным комитетом ДОСААФ, он раскатывал по городу на мотороллере, нарушая правила уличного движения. Утром он встал в отвратительном настроении с головной болью. "Приснится же эдакая чушь! Даже рассказать кому-нибудь стыдно. Злоупотреблял служебным положением. И даже, кажется, возил кого-то на багажнике. Наверняка, какую-то бабу. Просто непристойность какая-то", - думал он, ковыряя вилкой котлету. "Сообразить же надо! Утром котлету!" Ему захотелось, как следует, отругать жену, но он сдержался. На работу он опоздал, что случилось с ним впервые за последнее двадцать лет, и это еще больше усилило его дурное расположение духа. Он сидел за столом, уставившись в одну точку, когда зашел профорг Канючин. - Гомера снова засек в проходной комсомольский прожектор, - воскликнул он. - Ведь ничем не проймешь, ничего не понимает, негодяй эдакий! Объяснительную в отдел кадров написал. Вы только почитайте, что придумал! - Давайте, - буркнул Василь Василич и стал читать объяснительную: "Сегодня я опоздал на одну минуту в связи с тем, что какой-то человек на мотороллере все время мешал мне идти на работу. Гомер". "Какая бессовестная ложь!" - подумал Василь Василич и размашисто вывел на листке: "Причину считать уважительной". БАНКРОТ Крякин с укоризной оглядел сослуживцев и строго произнес: - Прошу не расходиться! У меня объявление! - Какое там еще объявление?! В столовке потом не протолкнешься! Тоже придумал! - заволновались сотрудники. - Потише, товарищи! - твердо и печально остановил говорунов Крякин. - Долго не задержу. Все замолчали. - Товарищи! - снова повторил Крякин. - С сегодняшнего дня объявляю себя банкротом! - помолчал и тихо добавил: - Теперь только пулю в лоб... - Пулю надо до того! - сухо возразил Рюмин. Крякин стрельнул у него до получки трешку. - А теперь смысла нет! Порядка не знаешь! - и с пренебрежением бросил: - Банкрот! Тоже мне! - Рюмин прав! - поддержал Шумилов. - Бесполезный ты человек, Крякин! Один выход у тебя - долговая яма! Глотов не любил пустых разговоров. Какая яма?! Когда шестой этаж. Он, не торопясь, сдвинул шкафы, оставив для прохода узкую щель. Взял Крякина под руку. Тот безвольно встал и покорно протиснулся в щель. Глотов задвинул шкафы. - А то пуля в лоб! - усмехнулся Глотов. - Фантазер! Под конец работы Глотов раздвигал шкафы, и Крякин понуро шел домой. Только Ленка с Ларисочкой сочувствовали Крякину. И носили ему из буфета всякую снедь. То колбаски грамм сто пятьдесят, то сырку с чаем. Потому что Крякин свой. Не зануда. И все понимает. Да и посмешит всегда. Подумаешь, трешку стрельнул! У этого жмота десятку бы надо!.. Нет, что ни говори, грустно без Крякина... Просидел Крякин недолго. Неожиданно дали премию. За внедрение новой техники. Крякин рассчитался с кредиторами и вышел из долговой ямы. Похудевший, небритый, но не потерявший задора. Девочки встретили его цветами. Крякин обнял верных подруг. И пошел в курилку. - Не так страшна, товарищи, долговая яма! Как одиночество! - объяснял Крякин в курилке. - Знал бы, ни за что бы не объявил себя банкротом! Все благородство чертово! Вечно от него страдаю! НАИВНАЯ Женьку все на работе считали глупой, и у нее развился на этой почве комплекс. Она все время боялась попасть впросак и стала очень подозрительной. А на самом деле она была просто немного наивной. К тому же еще всему верила, поэтому ее постоянно и с большим удовольствием разыгрывали. Больше всего она любила ходить в кино. И почти все ей нравилось. На работе все сильно ругали один иностранный фильм про китов. Но она все же решила на него пойти. Хотя, правда, немного сомневалась, но уж название было жутко интригующим. И ей было даже чуточку страшновато. Начало фильма ей очень понравилось. А потом и вовсе увлеклась. Она переживала и за кита, и за капитана, случайно убившего другого кита, и который ей вначале очень не понравился, а потом она буквально чуть не плакала, так его жалела. И девочку, которой откусили ногу, было тоже очень, очень жаль. Потому что вряд ли после этого она сможет там выйти замуж. А жениха, который, может быть, ее бы и не бросил, тоже съел кит, который под конец совсем озверел. И даже рыбаков тоже было чуть-чуть жаль. И она разрывалась между всеми. Но больше всего она жалела того первого кита. И когда, после окончания сеанса, все вышли из зала, Женька не вышла, а превратилась в кита и поплыла в открытое бурное море. Ей было очень хорошо, и она даже совсем не думала о том, что многие подружки уже повыскакивали замуж. Там она плавала вместе с такими же млекопитающими и не чувствовала, что может попасть впросак. Так она проплавала три сеанса. И с огромным трудом вернулась в зал. На вечернее дежурство она опоздала. Но никому ничего не стала объяснять, так как боялась новых розыгрышей и насмешек. СТРЕСС Доцент истории Тупикин собрался уже идти на работу, как в комнате вдребезги разлетелось стекло, и в окне показалось бревно. "Хулиганье совсем распоясалось!" - взорвался Тупикин. Бревно с треском продвинулось вглубь комнаты. "Похоже на таранное орудие... Применялось для взятия оборонительных укреплений противника", - машинально отметил он. По бревну, ловко балансируя, проскочил в комнату узкоглазый человек в кафтане и мохнатой островерхой шапке. Глаза его были налиты кровью, лицо выражало свирепость. Он размахивал кривым блестящим мечом. "Печенеги? Х век? Захваченных на войне пленных продавали в рабство. Часть пленников принимали в состав рода на условии полного равноправия", - констатировал Тупикин. В нос ему ударил крепкий сивушный запах. За первым показалась голова второго. Печенег, нечленораздельно мыча, приблизился к Тупикину. Выйдя из состояния оцепенения, Тупикин ловко лягнул неприятеля в коленку. Тот с хриплым стоном повалился на пол. Тупикин быстро выскользнул из комнаты в коридор и заперся в ванной. "Неужели с работы?! Давно подсиживают, но чтоб такое!" - мелькнула нелепая мысль. Крепко зажав в руке разбрызгиватель, он приготовился к нападению. Из-за двери до него доносились возня и невнятное бормотание. Потом что-то протащили по полу. Входная дверь хлопнула, и все стихло. "Наверняка, засада! - решил Тупикин.- Сделали вид, что ушли". Он немного выждал и приоткрыл дверь. В прихожей никого не было. Он услышал, как стукнула дверь у Сучилова, соседа по лестничной площадке, работника ДЭЗа. Через минуту раздался звонок. Тупикин посмотрел в глазок. Перед дверью стояли, обнявшись два печенега с Сучиловым посередине. Все были сильно во хмелю. - Палыч! Открой! Мы тебя не тронем, - орал Сучилов. - Я тебе трону! - в бессильной ярости пробормотал Тупикин. - Дай нам трендель! Очень тебя прошу! Очень! Я тебе какую-нибудь трубу починю... опосля. "Вот выскочить бы, да и порубить мерзавцев в капусту!" - размечтался Тупикин и подсунул под дверь трешку. - Премного благодарны! - проорал Сучилов, и они скрылись из поля зрения. В квартире Сучилова кто-то громко выругался. Раздался звон бьющейся посуды, возня и немного спустя Сучилов победно запел: "Из-за острова на стрежень..." "Издевается, гад!" - заскрипел зубами Тупикин. Выбрал цветочный горшок потяжелей и резко дернул дверь. В коридор, сбив Тупикина с ног, ввалилась жена. Быстро затараторила: - Что творится! Ты не представляешь! Во дворе кино документальное снимают. Про стресс! Скрытой камерой! Глядя в счастливо-возбужденное лицо жены, Тупикин задумчиво повторил: "Кино... Про стресс..." И ему почему-то захотелось туда, где скрытой камерой. Там было весело... СНЫ Лушкин мечтает задуматься о жизни. Это необходимо. У него неплохая голова, неплохие руки и поэтому совершенно нет времени. Днем на службе, как говорится, от звонка до звонка. А вечерами - дамские шляпки, которые пользуются хорошим спросом. Плюс ремонт телевизоров и прочей техники, кто не попросит. А Лушкина изнуряют сны, чередующиеся со странным постоянством. Ему просто необходимо их понять. В первом он бегает по манежу цирка. Публика орет, веселая музыка, в общем, праздник. А он по кругу. Тяжело, устал, весь потный. - Устал, - говорит он дрессировщику, задыхаясь. - Это ничего, - отвечает тот, топорща усы и щелкая кнутом. - У меня давление и, кажется, тахикардия, - жалуется Лушкин, равномерно перебирая копытами. - А сколько ж тебе лет? - равнодушно интересуется дрессировщик, только чтоб немного отвлечь Лушкина. - Сорок два будет в октябре. - Что ж ты хочешь?! - ухмыляется дрессировщик. - Для лошади это срок! Тебе еще повезло! - Но я-то не лошадь! - возмущается Лушкин, но дрессировщику все равно. Публика аплодирует, а дрессировщик кланяется, сверкая ботфортами. Сердце стучит, в висках шумит. Но больше всего раздражает, что кто-то при этом кувыркается на спине, буквально изгаляется. Какой отдых, когда такой кошмар по ночам! Но второй сон еще хуже. Лушкин сидит, пьет чай, все вроде бы нормально, на столе превкусный пирог. Он откусывает изрядный кусок и не может проглотить! И Лушкин понимает, что эти сны неспроста, что они с каким-то намеком. Что надо непременно задуматься о жизни, проанализировать сны, понять что-то главное. Но когда? Может, все бросить? Все равно, всех денег не заработаешь! Ему страстно хочется увидеть другой сон, как он легко бежит по росистой луговой траве, легкие облачка застыли на голубом небе. А он в рубахе, холщовых штанах, босиком. И волосы немного выгорели на солнце. И главное никаких забот. "Все, никаких шляпок, телевизоров и прочей ерунды", - решает Лушкин. Садится на диван и начинает думать о жизни. Но тут, как назло, телефонный звонок. - Слушай, Лушкин! Отличное место! Сторожить через ночь. Можно без справки. Восемьдесят рэ! Тебе первому. Дурак будешь, если откажешься! "Что делать? - напряженно думает Лушкин. - Место клевое. Подумаешь, через ночь! Действительно, дурак будешь... Да и жена требует полушубок из собаки". Надо задуматься о жизни, надо! Но когда? И непременно проанализировать сон! Теперь снится Лушкину только один сон каждую ночь. Будто бежит он по манежу, щелкает кнутом дрессировщик, на спине кто-то по-прежнему изгаляется, а в зубах у него... кусок пирога.
|