Шулепова-Кавальони Юлия Ивановна
Один день Верки Денисовой

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шулепова-Кавальони Юлия Ивановна (shulepova48@yandex.ru)
  • Размещен: 12/02/2019, изменен: 12/02/2019. 64k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Скачать FB2
  • Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:

      -Эй! Вертухай! Поднимайся, лежебока! Уже полшестого, а ты все еще дрыхнешь без стыда и совести.
      В ответ - ни гу-гу. Спит Верка мертвецким сном, и все тут. Но отец уж если взялся будить, то теперь точно не отстанет. Тем более, что, действительно, времени на все про все совсем нет. Автобус приходит в семь. А до него еще добежать нужно. Опоздаешь, до школы пешком придется целый километр чухать. И если учесть, что в мартовскую беспутицу шлепать по дорожной грязи и колдобинам совсем даже нелегко, то и получается, что лучше постараться к автобусу поспеть. Так что будит отец Верку в этакую рань для ее же пользы. Но, чтобы разбудить Верку, нужно целое искусство. Потому что, когда она спит, то ничего не соображает.
      Отец вытаскивает Верку из-под одеяла и ставит на пол. Ее ноги сразу же подворачиваются, но отец ловко подхватывает Верку подмышки и несет к умывальнику. Холодная вода расплющивает, наконец, ее тяжелые веки.
      -Пусти-и, пап! - ноет Верка. - Я уже не сплю.
      Она судорожно плескает на лицо воду и обреченно стонет, обращаясь к своему отражению в зеркале:
      -И кому нужна эта ваша школа? Только время зря пропадает.
      -Как это, кому? - возражает мать. - Тебе же и нужна.
      -Ага, мамочка, очень интересно всякие палочки и крючочки малевать, да в букварь пальцем тыкать, - заявляет Верка, натягивая теплые рейтузы с начесом.
      -А ты выполняй то, что Анна Ивановна задает третьеклассникам.
      -Я так и делаю, мамочка. Только Анна Ивановна велит, чтобы я тетрадки с палочками сдавала. Говорит, что ее тоже контролируют.
      -Вы тут базары не разводите! - сказал отец. - Живо за стол! Через пятнадцать минут отправляемся!
      Верка быстренько пристраивается к столу, хватает вилку и живо принимается уплетать жареную картошку. Отец ест очень быстро. Глотает, почти не жуя, быстро запихивая в рот все, что попадается ему под руку: хлеб, лук, сало, горячую картошку прямо из сковородки. Тут же прихлебывает из алюминиевой кружки кипяток. Он так привык есть: быстро и жадно. И за ним следует поспевать, если хочешь как-нибудь прилично брюхо себе набить.
      Пока Верка уминает жареную картошку, проталкивая ее хлебом, мать, пристроившись у Верки за спиной, заплетает ей косички. Вдруг отец резко выпрямляется и отгребает от стола. Это значит, что и Верке пора закругляться с завтраком. Она тоже поднимается с табуретки, на ходу добирая в рот картошку.
      -Через пять минут выходим! - командует отец. Потом добавляет, обращаясь к матери:
      -Положи ей, мать, чистые тетрадки в сумку!
      -Эт еще зачем? Она ж недавно новые начинала? - изумляется мать.
      -Положи, положи! Так надо! -говорит отец. Он достает из-за печки Веркины валенки с калошами, придирчиво проверяет: хорошо ли они высохли, затем, удовлетворившись, ставит их посреди комнаты. Верка тут же засовывает в них ноги. Отец тоже, намотавши себе портянки на ноги, влезает в сапоги.
      -Чернильницу не забудь! - напоминает Верке мать. - Да не мотай по дороге портфелем-то! А то опять все тетрадки чернилами зальешь. Где я тебе новые доставать буду?
      -Да не буду, не буду! - обещает Верка, облачаясь в пальто.
      -Все, Вертухай, пора! - торопит отец и направляется к двери. "Вертухаем" отец называет Верку, когда желает проявить к ней особую любовь и строгость одновременно. Что ни говори, а нет на свете человека, к которому отец испытывал бы такое же заботливое внимание, как к Верке. А что строгий он с нею, то это положено так. Он считает, что детей следует держать в строгости. Тогда с них толк выйдет. А что из Верки непременно получится толк, в этом отец нисколько не сомневается. Очень уж она прыткая до всего.
      Давно, когда Верка была еще маленькая, спросила она у отца, почему он так зовет ее: "Вертухаем"?
      -Наверное, за то, что я много верчусь? - сама же и предположила вслух.
      -Ну, и за это тоже, - кивнул отец. Потом, помолчав, добавил:
      -Был у меня один знакомый вертухай. Я ему по гроб жизнью обязан.
      -А его, что ли, так зовут? - поинтересовалась Верка.
      -Нет, зовут его как-то иначе. Я не знаю даже как. А "вертухаями" на зоне называют сторожевых солдат, которые стоят на вышке и караулят, чтоб никто из лагеря не убежал.
      -Из какого лагеря? - спросила Верка. - Пионерского?
      -Ну, вроде того, - согласился отец. - Только в лагере с вертухаями живут не пионеры, а разные преступники.
      -И ты был в таком лагере?! - вылупила Верка глаза на отца. - Ты, что ли, преступник?!
      -Да нет, никакой не преступник. Впрочем, настоящих преступников там почти и не было. Одни только "враги народа".
      -Какого народа?
      -А этого, Верка, я и сам не знаю. Вероятно, того народа, которого не устраивают все честные и порядочные люди.
      Испугавшись тогда своей откровенности, отец порывисто прижал к груди Верку и полушепотом попросил:
      -Только ты, Верка, никогда и никому не рассказывай о нашем с тобой разговоре. А то заметут нас с тобой, и как звать, не спросят. Ты меня поняла?
      -Ага! - также полушепотом ответила Верка, приникнув лбом к его небритой щеке.
      Она и вправду никогда и никому не рассказывала об отцовских откровениях с нею.
      -Ну, что, вперед, Вертухай, к строительству коммунизма! - говорит отец, поднимаясь по ступенькам наружу. Потому наверх, что живут Верка и ее родители в землянке, чуть ли не целиком утопающей в земле. И выбираются на свет божий из этой землянки только по ступенькам, словно кроты из земли.
      В их поселке Соленом почти все жители живут либо в землянках, либо в длинных деревянных бараках. Сначала, конечно, для жилья нескольким сотням рабочих, призванным страной на Всесоюзную стратегическую стройку, были наспех сколочены бараки. Это были более даже чем роскошные апартаменты для этой категории людей, если принять во внимание тот факт, что прежнее жилье у них в местах довольно отдаленных было гораздо менее комфортабельное. Но через год, другой поселенцы принялись обрастать семьями, и жизнь в бараках для этих семей оказалась настолько невыносимой, что ничего другого не оставалось для них иного, как зарыться в землю. Очень скоро весь поселок прорылся землянками разных мастей. И люди почувствовали, наконец, настоящий вкус жизни. Землянка стала панацеей от всех бед. Во-первых, совершенно отдельное жилье. Во-вторых, землянку можно расширять по своему усмотрению, если нужна в этом острая необходимость. В-третьих, зимой в землянке гораздо теплее, нежели в бараке, насквозь продуваемом со всех сторон всеми ветрами, а летом - прохладнее. И, наконец, землянка более экономичное жилье в плане отопления.
      Конечно, у этого жилья человеческого есть и свои минусы. К примеру, в осенне-весеннюю непогоду землянки очень сильно затапливаются и сточными, и подземными водами. Особенно, если когда не предприняты хозяином землянки необходимые страховочные меры.
      Свою землянку Веркин отец выстроил по всем правилам строительной науки и техники. И от затоплений различных обезопасил, и утеплил основательно, и крышу соорудил великолепную, и даже два оконца под крышей сварганил. Поэтому Верка с родителями живет в землянке, ровно принцесса в дворцовых палатах. Правда, палата всего из одной комнатки на 12 квадратных метров состоит. Ну, и что? У других и того хуже.
      ...Отец идет по дороге довольно быстро. Что ему гололед и грязный мокрый снег, превративший дорогу в непролазное месиво? Верка едва поспевает за отцом, хотя и бежит во всю прыть. Время от времени отец останавливается, чтобы в очередной раз подогнать Верку. Наконец, последние силы покинули девчонку.
      -Я уже не могу так быстро! - едва сдерживая слезы, кричит она отцу. - Меня ноги не слушаются.
      Отец, ни слова не говоря, сгребает Верку по крендель и несет. Так и донес ее до остановки. А тут уже целая толпа народу: рабочие, служащие, мастера и бригадиры, шофера, трактористы, экскаваторщики - всё строители и работники строящихся Цимлянской ГЭС и Цимлянского водохранилища.
      Когда отец подошел с Веркой на руках к остановке, народ почтительно расступился, освобождая более-менее сухое место на остановочном пятачке. Мужчины принялись протягивать руки, приветствуя. Бабы дружно воскликнули: "Здравствуйте, Иван Матвеич!" - и закивали головами. Веркиного отца на стройке знают очень многие, от главного руководства до простого рабочего. И уважают тоже многие, хотя отец всего лишь рядовой мастер-бригадир. То есть, это он по должности так числится. А на самом деле он чуть ли не правая рука самого главного инженера, который частенько прислушивается к советам и рекомендациям Веркиного отца. Да отец и сам, возможно, был бы главным инженером, или еще кем повыше, если бы не был условно освобожденным по амнистии и присланным на стройку на вольное поселение.
      Веркин отец, Иван Матвеич Бестужев, инженер-строитель по образованию и призванию, был отправлен на строительство будущей ГЭС в самом начале стройки, еще при Сталине. Лагерный срок его подходил к концу, и он уже намыливал свои лыжи на большую землю, собираясь на вольные хлеба, как случилось в лагере непредвиденное обстоятельство. А может быть, и предвиденное. Теперь уж никто этого не скажет.
      В общем, в лесу на лесоповале пришили зеки одного охранника. Может, и не пришили, а действительно дерево на него упало. Потому что нашли его, конечно, под спиленным зеками деревом. Но уж больно лютый был охранник. Зверь, одним словом. И зеки зло на него держали особенное. А другой охранник побежал в это время по нужде. Только удалился за пригорок, а тут дерево стали валить. Как охранник под этим деревом оказался, никто ничего толком не сказал. Но начальство лагеря происшествие расценило как покушение на представителя власти. Тем более, что среди пильщиков и вальщиков, в основном, были политические, а из уголовников - только два, да и те из числа "стукачей". Не станут же их подозревать.
      В общем, весь гнев начальства обрушился на политических "врагов народа". "Убийц" тут же отправили в карцер для дознания. В бараке политическим учинили основательный шмон. Некоторых тоже отправили в карцер. Для основательного дознания. В число таких бедолаг попали, в основном, те, которые мотали свои последние дни. Ивана Матвеича Бестужева почему-то оставили в бараке. И вот тут-то знакомый Бестужеву "вертухай" и шепнул через еще одного знакомого "шныря", что ночью уголовники устроят политическим резню. "Сажать на перо" будут только тех, кто уже "доматывает" последние месяцы. Так пожелало начальство. "Перекантоваться надо где-нибудь возле барака после вечерней поверки", - посоветовал он. "Где перекантуешься? - размышлял Бестужев. - Кругом просматривается все, как на ладони. Да и собак на ночь выпускают. За дверь выскочишь, тут же загрызут, как теленка".
      В лесу рубанул себе по щиколотке топором и завалился под елку, обливаясь кровью. А для верности сломал еще и топорище. Охранники доставили его в лазарет. Врачиха осмотрела рану. "Членовредительством занимаешься"? - спросила, зашивая. "Топорище сломалось, вот и упал топор", - ответил Бестужев. "Рассказывай мне: "упал". Чтоб так разрубить, нужно специально замахнуться. Ну, да, ладно! Побудь у меня тут, пока все утрясется". В лазарете Бестужев и перекантовался. Потом уже узнал, что, действительно, в ту ночь уголовники порешили всех политических, которые в бараке оказались. Через пару дней таким же макаром убрали и самих уголовников, которые устроили резню. К сожалению, и тот "вертухай" пал жертвой поножовщины. Видать, кто-то донес на него.
       А тут эта стройка затеялась. Кто-то где-то там, наверху, вспомнил, что Бестужев инженер-гидротехник высшей квалификации. После войны таких, как он, единицы остались. Да и тех в свое время по лагерям раскидали. Вот и стали собирать. В лагерь приказ явился: Бестужева направить в Ростовскую область на строительство Цимлянской ГЭС в качестве условно освобожденного. Узнал об этом приказе Бестужев накануне этапирования на Всесоюзную стройку. Обрадовался несказанно тому, что вернется, наконец, в родные донские степи.
       Была тогда весна 1952 года. До Свердловска он летел "кукурузником" один, если не считать конвоира. А уж в Свердловске их набралось 14 условно освобожденных бывших "спецов". До места добирались поездом. И не в товарняке, а в нормальном плацкартном вагоне. Правда, пару конвоиров за ними оставили. Но, видимо, так, для проформы только. И одежду выдали приличную - не "зековскую" спецуху. Сначала в Москву приехали, потом в Ростов, а уж потом на полуторке - к месту назначения.
      Хутор Соленый, который стал новым пристанищем Бестужева Ивана Матвеича, находится между станицей Цимлянской (или, как ее чаще называют, Цимлой) и новорожденным городом Волгодонском. По замыслам партии и правительства этот город должен стать цветущим городом будущего, городом энергетиков, химиков, речников, рыбаков и прочих молодых строителей коммунизма.
      Поначалу к южному краю котловины будущего водохранилища была протянута железнодорожная ветка с конечной станцией Добровольская. Чуть севернее этой станции и был заложен новый город-сад. С самого начала строить принялись на совесть. Красивые ровные улицы, добротные кирпичные двух- и трехэтажки с отдельными квартирами на семью. В первую очередь прямо в центре города были возведены школа, Дом культуры, кинотеатр и магазины. Здесь же, в центре был разбит городской парк, а вдоль центральных улиц протянулись скверики и аллеи. И вся эта красота и благодать была делом рук сотен бывших зеков, выпущенных из лагерей на поселение, или условно освобожденных "врагов народа", которые расселены были по ближайшим хуторам вокруг грандиозной стройки. Сами строители и их семьи жили в нечеловеческих условиях во временных жилищах, самыми лучшими из которых были бараки и землянки.
      Правда, к 1955 году многим из них, особенно отличившимся ударническим трудом, разрешили в пригородах Волгодонска брать планы для строительства собственных домов. К этому времени в новый город массово потянулись жители других районов Ростовской области, а также из Воронежской и Сталинградской областей. Им тоже без всяких проволочек разрешалось брать землю под индивидуальную застройку. Город разрастался, словно на дрожжах.
      Взять участок под застройку разрешили и Бестужеву. Почему бы и нет? Срок у него уже давно вышел. Еще в пятьдесят третьем. К тому же, после смерти вождя он попал под амнистию. А еще и на стройке он один из лучших передовиков. Даром, что бригадир. А только авторитет у него на стройке не меньше, чем у большого начальника. И на стройке, и в городе Бестужева каждая собака знает. Виданное ли дело: главный инженер ГЭС за руку с ним здоровается. И на работу Бестужев ездит не на полуторке вместе с простыми работягами, а в автобусе, который развозит по объектам инженерно-технический персонал. Еще этот автобус подвозит школьников в школы.
      Вот он уж и подкатил к остановке. Ребятишки и бабы тут же навалились на двери. Протолкнулись, и скорее первые места занимать. Мужики степенно позади выстроились. Колонной по привычке, и руки назад. Верка было рванулась вместе с ребятней протиснуться в автобус, да отец придержал, придавив пятерней Веркино плечо. Верка удивленно подняла мордочку, воззрившись на отца. Он ничего не сказал, а только слегка кивнул ей головой. Они зашли в автобус вместе и втиснулись в проходе где-то посередине. Учетчица тетя Клава увидала Верку и посадила себе на колени. А отец рядом остался стоять.
      Верка сразу же забеспокоилась, что не сможет выкарабкаться из толпы на остановке, потому что первая остановка на пути - начальная школа, в которой Верка учится. Кроме Верки в этой школе из Соленого еще учатся двое первоклассников, один второклассник, четверо третьеклассников и четверо четвероклассников. Остальные ребята ездят в семилетку, которая находится уже в самом Волгодонске.
      Веркина начальная школа очень маленькая школа, в которой всего три небольших комнаты и маленький коридорчик. В одной комнате занимаются первый и третий классы, в другой - второй и четвертый. А третья комната - учительская, директорская и кладовая одновременно. Еще там сидит баба Глаша, которая работает техничкой. Она же утром открывает школу и запускает учеников, а между уроками подает звонки. Еще топит печки, доставляя к ним дрова и уголь, приносит из колодца воду, чтоб дети могли на переменках пить. Когда грязь на улице, баба Глаша ставит перед порогом старое цинковое корыто и наполняет его водой. А дети должны специальными тряпочками, намотанными на палочки, тщательно вымывать сапоги или калоши.
      Кроме бабы Глаши в школе работают еще две учительницы: одна (Веркина учительница) ведет первый и третий классы, а другая - второй и четвертый. Это потому в одной комнате по два класса, что детей мало. В этом году первоклассников набралось всего семь человек. А третьеклассников в классе и того меньше - четверо. Примерно, такая же картина и в соседней комнате наблюдается.
      В классных комнатах для школьников оборудовано все, как и в больших школах: черная доска, разлинованная под тетрадки, настоящие парты (тоже черные) со специальными углублениями на крышке для чернильниц, учительский стол с тумбочкой и ящичками и высокий шкаф со стеклянными дверцами. В этом шкафу учительница хранит книжки, ученические тетрадки и различные поделки, которые ученики выполняют на уроках труда.
      Вообще, в школе хорошо и уютно. Зимой всегда бывает тепло, а весной или осенью, когда баба Глаша открывает настежь окно, класс наполняется чудесной свежестью и ароматом. Еще в этой школе почти никогда не бывает всяких там драк и потасовок. Откуда им взяться-то, если тут все друг друга знают, как облупленные: и школьники, и взрослые. Да и народу для серьезных конфликтов маловато. Зато для всевозможных игр предостаточно. Никогда не хватает переменки для этих самых игр. Только затеют ребята какую-нибудь, скажем, "Гуси-лебеди" или "Казаки-разбойники", тут баба Глаша звонком уже трезвонит: на урок пора. Надо все бросать. Не любит баба Глаша, чтоб кто-нибудь на урок опаздывал. Правда, если кто не поспевает на первый урок, ну, потому что пешком пришлось топать, то она не ругается, а тихонько провожает опоздавшего в класс. Или сажает возле себя, если до конца урока немного осталось времени.
       Когда, наоборот, рано приезжают ученики на автобусе, баба Глаша тоже тихонько пропускает их в школу, разводит по комнатам и велит читать или доделывать домашние задания. Сама же потом и проверяет, как выполнили. Частенько и так случается, что положит ученик на парту головенку и досыпает свой утренний сон. Чего ж время-то зря терять? А день длинный. Когда еще домой попадешь? А приедешь пораньше, так все равно не до сна будет: работы-то выше крыши. Взрослые все, как один, на работе, а все домашнее хозяйство на ребятишках держится. Только успевай крутиться: помыть, прибрать, принести, занести, натопить, приготовить, еще уроки на завтра надо выполнить. Попробуй не сделать что-нибудь! Такую взбучку получишь: мало не покажется. И никто считать не станет, сколько тебе лет - семь или двенадцать. Пошел в школу: все - ты уже взрослый, и живи, как взрослый. И никакой тебе не будет поблажки, если ты не больной и не убогий. А ныть вздумаешь или симулировать, так зададут тебе такого перца - навсегда пропадет охота до этого дела.
      Что ни говори, а в Соленом жизнь далеко не сладкая не только у взрослых.
      Автобус замедлил ход, пропыхтел, прочихался, дернулся, побросав друг на друга своих пассажиров, и остановился. Малыши попрыгали со ступенек в заползающий рассвет.
      -Ну, что, все, что ли? - хрипло пробасил шофер.
      -А Верка? Верка Денисова еще в автобусе! - кричат пацаны снаружи. - Верка, вылазь быстрей!
      -Ехай! - кричит шоферу Веркин отец. - Она дальше поедет. Со мной.
      -Почему? - опять лупит Верка на отца свои большие глазищи.
      Отец сажает Верку на освободившееся место и сам пристраивается рядом.
      -Ты теперь будешь учиться в новой школе, - объявляет он дочке.
      -А почему мы с мамой ничего не знаем? - опять спрашивает Верка.
      -Не успел сказать, - мрачно отвечает отец и углубляется в свои мысли.
      Не будет же он рассказывать ребенку о том, сколько ему пришлось обить порогов, чтобы его девочку перевели все-таки из деревенской начальной школы в городскую. Делать Верке уже нечего было не то, чтобы в первом классе этой школы, но даже и в третьем. Это ж очевидно было не только Верке и ее родителям, но даже самим учительницам школы. И Веркина учительница в характеристике написала, что ученица Денисова давно уже начальную школу обошла, и что в четвертый класс эту ученицу приглашают книжки почитать, чтоб четвероклассники пример с нее брали. Да и сам заведующий районным отделом народного образования, как увидел Веркины работы по письму и арифметике, сразу сказал, что ей в первом классе не место.
      Сказать-то сказал, а перевести Верку в нормальную городскую школу отказался.
      -Права, - говорит, - не имею переводить вашу девочку.
      -Почему? - спрашивает отец.
      -Во-первых, потому что среди учебного года, - отвечает заведующий. - А у нас классы переполненные. А, во-вторых, не положено. Вот окончит ваша дочь начальную школу, тогда вместе с остальными выпускниками этой школы она и будет переведена в семилетку, а дальше, если успешно завершит семилетний курс, таким же порядком перейдет в десятилетку.
      -Чего же ждать-то, чтоб со всеми, если она сейчас уже в семилетку готова по своим знаниям? Не верите, так устройте экзамен! - возражает отец.
      -Что вы от меня хотите? - кипятится заведующий. - Я должен ради вас нарушать закон? А кто вы такой, позвольте спросить? Между прочим, вам не стоит забывать, откуда вы к нам прибыли!
      Ну, Веркин отец и хлопнул тогда дверью. Шут с ним, с этим заведующим! Ничего! Верка и в этой школе дурочкой не останется. А курс семилетки он и сам со следующего года ей преподаст.
      Так, наверное, и осталась бы вся отцова задумка насчет перевода бездельничать в голове, если бы не поделился он как-то своей печалью с главным инженером, с которым был на дружеской ноге.
      -А что, и впрямь она обошла начальную школу, говорите? - удивился тот.
      -В том-то и дело, что обошла. Да только кому это надо? - махнул Бестужев рукой.
      -Как это, кому? - возмутился инженер. - Народу нужно. Партии нашей. Партия, понимаешь ли, призывает молодые кадры растить, а такие чинодралы, как этот ваш заведующий, палки в колеса ставят. Я сам этим делом займусь.
      Как он там занимался этим делом, ни Веркин отец, ни, тем более, сама Верка, этого не знали. А только директор городской школы-семилетки пригласил Бестужева в школу, к себе в кабинет, и объявил, что дочь Бестужева в порядке исключения принята в школу. И опять же, в порядке исключения досрочно переведена из первого класса во второй. С испытательным сроком до конца третьей четверти.
      Сейчас Верка, значит, в новую школу на автобусе едет. Выходит, что теперь она будет ездить каждый день вместе со старшеклассниками, как взрослая. Предвкушение встречи с новой школой и взволновало и слегка испугало Верку. Да и расставаться со старой школой что-то жалко стало. Там все знакомые, и учительница добрая. А что будет в новой школе?
      Городская школа была конечным пунктом следования автобуса, который сначала заехал на ГЭС, потом на водохранилище, далее - на стройбазу, а уж после всех повернул в город - к школе. И пассажиров в автобусе осталось совсем ничего: пятеро старшеклассников, до Верка с отцом.
      Остановился автобус у самых школьных ворот. Старшеклассники стремглав полетели к зданию школы.
      -Погоди чуток, Семеныч! - попросил шофера Бестужев. - Сейчас дочку доставлю в класс, и - назад.
      -Ладно, ладно, не боись, Иван Матвеич, подожду уж! Мне теперь торопиться некуда, - ответил шофер, закрывая изнутри дверцу.
      На первом этаже отыскали будущий Веркин 2"г" и учительницу, которая как раз стояла в дверях, пропуская в класс из коридора своих учеников. Учительница оказалась еще молодой особой, очень строгой на вид и одетой по-городскому. Она внимательно осмотрела Веркины документы, которые отец протянул ей, вытащив из кармана телогрейки.
      -Она, что же, дочкой Вам приходится? - строго спросила она, кивая на оробевшую Верку.
      -Так точно, уважаемая! Самая, что ни есть, единокровная дочка, - смущаясь и теребя в руках шапку, ответил отец.
      -А почему же она у Вас Денисова, если Вы Бестужев? Выходит, что она незаконнорожденная, - спокойно заявила она.
      -То есть, как это - незаконнорожденная, когда вот он, я, - тут. И она с моего ведома и согласия...
      -А так, что у нее в метрике вместо отца прочерк стоит. А если Вы ей отец, то почему на себя не записываете?
      -Простите, - начал уже "закипать" отец, - а разве этот факт влияет каким-то образом на учебный процесс?
      -На учебный процесс все влияет! - авторитетно изрекла учительница. - А гражданские браки, чтоб Вы знали, тлетворно влияют на детскую психику.
      Тут прозвенел звонок, учительница легонько втолкнула Верку в класс и тут же двинула следом, захлопнувши дверь перед носом оторопевшего Бестужева..
      "Много ты понимаешь, кукла гуттаперчевая! - мысленно возразил ей Бестужев, направляясь к выходу из школы. - Если нацепила фильдеперсовые чулки, губы намалевала, так и воображаешь из себя ученую крысу! Хотел бы я посмотреть, как бы ты повыпендривалась в том краю, где моя девочка на свет производилась! Тьфу! Все настроение спортила, стерва!"
      Вспомнил Бестужев, как осенью сорок седьмого встретил он в Березниках Веркину мать. Бестужева тогда временно перебросили из Надыма на строительство Березниковского калийного комбината как специалиста по закладке бетонных оснований. Этапировали его без наручников, хотя и с конвоем. А поселили вместе с конвоиром прямо на территории стройки в вагончике, который одновременно был и бытовкой для техсостава, и конторкой. Передвижение по стройке у Бестужева было свободным, однако за пределы территории выходить категорически запрещалось. И все-таки, по сравнению с жизнью на зоне, тутошная жизнь оказалась во стократ лучше. Тем более, что конвоир Бестужева есть законченный пьяница, которому море по колена и никакого дела нет до своего подопечного. У него есть одна, "но пламенная страсть" - выпить и опохмелиться. Бестужев постарался, чтоб эта страсть непременно и постоянно была удовлетворена.
      По огромной территории строящегося комбината ежедневно моталась от объекта к объекту неприметная молоденькая пичужка, завернутая в телогрейку навырост. Бестужев сразу же положил на нее глаз, а потом без труда выяснил, что это быстроногое создание работает статистиком. А сама она из местных. Ну, не прямо из Березников, а откуда-то из Чусовского района. А сюда приехала на заработки, и живет в местном общежитии, то есть, попросту, в женском бараке.
      Однажды в конце рабочего дня Бестужев и выловил пичужку неподалеку от этого барака. Разговорились. Познакомились. То да се. Бестужев, разумеется, ничего не сказал девчонке про свое социальное положение. Просто представился как командированный по спецзаданию крупный специалист-строитель. Ее это, естественно, заинтриговало.
      Очень скоро о романе инженера Бестужева Ивана Матвеича со статистиком Денисовой Галиной стала судачить добрая половина персонала стройки. Относились к этому делу все по-разному. Но, в основном, люди просто наблюдали за развитием событий. И Бестужев, и Денисова были людьми пришлыми в здешних местах. Как, впрочем, и все остальные.
      Однако в женском бараке к ежедневным визитам Бестужева отнеслись с пониманием. Галинины товарки привечали его и советовали ей самой держаться такого видного кавалера. А чего не держаться, если она влопалась в него по самые уши? Да и она ему приглянулась. Только не знал он, несчастный, как открыться ей, рассказать о своей постылой судьбе, и что мотать ему еще пять лет (если не припаяют дополнительно сверх срока) по самой ненавистной советскому человеку 58-й статье. А статья эта уж тем, в первую очередь, примечательна, что ежели осужденный по ней человек объявляется смертельным для страны "врагом народа", то и его родственники тоже автоматически становятся врагами. Так что лучше всего этому человеку вовсе не иметь родственников. А новых не заводить и от старых напрочь отречься.
      В общем, ничего хорошего не получалось от задушевных встреч Бестужева с молоденькой статисткой. Но она-то об этом ничего плохого не думала, а все больше льнула к представительному (и уже немолодому) Бестужеву. Заворожил он ее чем-то.
      Как-то возле вагончика, в котором временно обитал Бестужев, останавливает ее конвоир, которого на стройке, кстати, все считали корешом Бестужева, да и спрашивает прямо в лоб:
      -Ты, что же, красавица, действительно с Бестужевым ходишь?
      Был этот "кореш" на тот момент удивительно трезвым. Ну, просто, как стеклышко.
      -Да, - отвечает Денисова, - хожу. Я его люблю, и он меня тоже.
      -А знаешь ли ты, девица, что твой любимый - зек, и что париться ему еще на нарах добрую пятерку. Это по старому приговору. А по новому - и всю десятку отхватит, потому что для ГУЛАГа он бесценный работник, поскольку толковый и дармовой. А говорю я тебе точно, потому что на правах личного конвоира сам его сюда доставил, сам же вскорости и увозить буду.
      Выпучила Денисова на "кореша" очи, мгновенно провалившиеся в слезы. Воздуха в себя свежего побольше вдохнула. Да и ответствует потом на сие известие:
      -Да, - говорит, - товарищ конвоир, я очень хорошо знаю, кто такой Бестужев. И я, - говорит, - намерена ждать его и пять, и даже десять лет.
      Развернулась и побежала прочь.
      Вечером, узнавши от конвоира об этом разговоре, Бестужев заскрежетал зубами. Упал на кровать и заплакал. Впервые за всю свою взрослую жизнь. Ночью не сомкнул глаз. А наутро потребовал от конвоира, чтоб тот немедленно увез его обратно на зону.
      -Не увезешь, - заявил, - убегу. А ты под суд пойдешь. Как раз на мое место тебя устроят.
       Конвоир с перепугу очень быстро устроил все дела с начальством. Так быстро, что после обеда уже попутной полуторкой отправили их обоих на станцию.
      Через полгода получил Бестужев на зоне весточку от Галины, что ждет она его, и что будет ждать вечно. И что носит она под сердцем его дитя. А живет она теперь не в бараке, а в настоящем доме, в квартире на два хозяина. А к нему собирается приехать. Если он согласится оформить с ней брак по закону, то ей разрешат приехать на зону в качестве невесты и позволят жить рядом с лагерем на поселении.
      Долго думал Бестужев, в сотый раз перечитывая драгоценные строчки. Потом решился и написал в ответ, что ее любит, что очень хотел бы, чтобы она родила ребеночка и выходила его. Если хочет, то пусть ждет, а на зоне вступать с кем-либо в брак он не желает, чтоб не портить будущему ребенку жизнь. Освободится - сам найдет и ее, и дитя.
      Галина послушала Бестужева и не стала настаивать на женитьбе. Летом родила девочку, которую назвала Верой в честь веры своей в Бестужева и в его любовь. Очень редко к нему доходили ее коротенькие весточки. А в 52 году, как только Бестужев добрался до Соленого, тут же принялся хлопотать насчет переезда его семьи из Березников в Волгодонск. Не дожидаясь их приезда, принялся готовить жилье, стал копить деньжат.
      Свою дочурку Бестужев увидел впервые, когда стукнуло ей уже четыре года. Увидел, прикипел душой мгновенно и испугался за ее будущее. Ночью, обнимая в постели свою ненаглядную Галочку, Бестужев путано и бестолково объяснил ей, что не имеет права позволить себе записывать их обеих на свою фамилию.
      -Понимаешь, душа моя, боюсь я за вас страшно. Не ровен час, загребут меня вдруг опять. И вас за мной следом потянут: тебя тоже в лагерь, а ее - в казенный дом. А так - вы мне никто. Сожители, да и только. Будете жить спокойно и меня дожидаться. Деньжат на первый случай я припас. А там Веруха подрастет - все тебе легче будет.
      На том и порешили. И новых деток обретать остерегались. Не время пока: жизнь-то, вон, какая неспокойная - шут знает, куда завтра кривая вытянет?
      ...-Ну, что, определил девчонку-то? - участливо спросил шофер Семеныч, впустивши Бестужева в автобус.
      -Да, уж, определил! - вздохнул Бестужев и тяжело опустился на сиденье. Достал из кармана портсигар, раскрыл его и вытащил две папиросы. Одну протянул Семенычу, а другую воткнул в рот. Настоящая папироска, да еще из портсигара, - это царское угощенье! Здешние-то работяги папиросами не позволяют себе баловаться. Табачком обходятся. "Козьи ножки" себе мастерят. Вытащит человек из-под голенища свернутую в несколько раз вдоль и поперек газетку, оторвет от нее клочок, а газетку на место возвернет. Затем достанет из кармана тряпичный кисет, наберет щепотку табачка и насыплет на клочок бумаги. А потом свернет в трубочку на манер козьей ноги. Вот потому и такое название. Этими "козьими ножками", почитай, вся стройка пыхтит. А папиросами люди авторитетные пользуются. Ну, и всякие такие фраера, которые право имеют. Бестужев фраером не был, но авторитетом пользовался, потому имел собственный портсигар, из которого частенько угощал собеседников папиросками.
      -Небось, учителка стерва какая досталась? - опять спросил Семеныч, заметив мрачное настроение Бестужева.
      -Представляешь, Семеныч, этакая финтифлюшка на каблуках, вся из себя, словно аршин проглотила. И такую мамзелю из себя воображает, что мама дорогая! - пожаловался Бестужев, жестами изображая новую Веркину учительницу.
      -Это, уж, я представляю! - поддакнул шофер. - Я сам с детства терпеть не мог всех этих молоденьких крыс канцелярских. Так бы и придавил ногтем! - он выразительно показал рукой, как бы придавил. И сплюнул зло.
      -Может, вернуться, да забрать Верку-то назад? - растерянно спросил Бестужев. - Нехай уж в старой школе учится! Какая разница?
      -Слушай, Иван Матвеич, что я тебе скажу! Забрать отседа ты всегда смогешь, ежели припрет. А теперь погодь. Авось, девчонке твоей и понравится тута, - посоветовал шофер. - Все-таки городская школа. И что за причина, скажи мне - туды-сюды человека перекидывать, ровно телячий хвост.
      -Да и то верно! - согласился Бестужев. - Ладно, чего уж там, поехали! Я обещал не задерживаться. - Затянулся последний раз и выбросил окурок в окно.
      ...Первый урок в новой школе у Верки был чтением. Учительница выдала Верке книжку для чтения. Старая и сильно потрепанная оказалась книжка. Хозяев у нее, вероятно, перебывало видимо-невидимо. Учительница сказала, чтоб Верка обернула книжку в газету и берегла, потому что учебников мало, а учиться всем надо. Потом учительница велела всем ученикам раскрыть нужную страницу и приказала Верке читать.
      -"Тетерев и Лиса", - начала читать Верка. - "Тетерев сидел на дереве. Лисица подошла к нему и говорит: -Здравствуй, тетеревочек,..."
      -Читай помедленнее, Власова! Или как это тебя, там, - перебила Верку учительница.
      -Денисова, - подсказала Верка.
      -Ну, Денисова. Не тараторь, говорю, как пулемет! Остальные не успевают следить за тобой.
      -"Здравствуй, тетеревочек, мой дружочек," - продолжила Верка неторопливо, четко разделяя каждый слог. Она не умела читать по слогам. А если приходилось, то ей терялся весь смысл написанного. - "Как услышала твой голосочек, так и пришла тебя..."
      Тут Верка вовсе остановилась.
      -Ну, что ты застряла? - недовольно спросила учительница.
      -Тут, в книжке, дырка, - ответила Верка.
      -"Проведать" там написано, - подсказала учительница.
      -Дальше читать? - спросила Верка.
      -Не надо. Садись! Другим тоже надо учиться вслух читать. - И она вызвала другого ученика.
      На переменке Верку обступили ребята. Интересно же, когда новенькая в классе. Учительница не успела ее всем представить. Так что, пришлось Верке самой знакомить себя с будущими одноклассниками.
      -А у тебя почему нет звездочки? - спросил Верку большеголовый рыжий мальчик. У него весь нос был усыпан веснушками.
      -А для чего они нужны? - в свою очередь спросила Верка. Она еще на уроке заметила, что у всех учеников в классе на груди с левой стороны прицеплены красные пятиконечные звездочки. Сделаны эти звездочки были вручную из картона и обшиты красной тканью. А прикреплялись к форменному школьному платью у девочки, или к гимнастерке у мальчика с помощью булавки.
      -Ты, что, с луны свалилась? - удивились ребята. - Это же октябрятский значок.
      Про октябрят Верка слышала. И про пионеров тоже. Правда, в ее ближайшем окружении никого из октябрят не было. Просто в начальной школе, в которой она училась, ни октябрятские группы, ни пионерские отряды не создавались почему-то.
      -А ты откуда приехала? - продолжали интересоваться ученики.
      -Из Соленого, - ответила Верка.
      -А-а, это где фашистские недобитки живут? - ехидно заметил все тот же рыжий мальчик.
      -Нет там никаких недобитков, - обиделась Верка. - Там мы живем.
      -Значит, вы и есть самые настоящие недобитки. Предатели и вражеские лазутчики, - продолжал настойчиво утверждать мальчик.
      -Вот сейчас как врежу тебе по лбу, так будешь знать, где находятся недобитки! - замахнулась Верка. Что- что, а постоять за себя она всегда умела.
      Мальчишка, вероятно, только этого и ждал. Он с удивительной готовностью и сноровкой налетел на Верку, осыпая ударами кулачков. Но Верку так просто задарма не возьмешь. Так что, драка получилась превосходная. Окружающие с интересом наблюдали потасовку и визжали от удовольствия, пока дерущихся не разняла подоспевшая на шум учительница. Она схватила за шкирку мальчишку и ткнула его в угол, а Верке сказала, что нехорошо первый день учебы начинать с драки.
      -Он первый начал! - сказала Верка, утирая рукавом разбитую верхнюю губу.
      -Мне безразлично, кто первый, а кто последний. Вы оба после уроков будете наказаны! - сердито пообещала она.
      Прозвенел звонок. Все побежали к своим партам, а учительница заняла свое место за столом. Начался урок арифметики. Учительница опять выдала Верке учебник. Только теперь "Арифметику". И тоже велела обернуть в газету. Потом она написала на доске условие задачи, вызвала ученика к доске и принялась вместе с этим учеником и со всем классом эту задачу решать.
      Для Верки эта задача оказалась совсем плевой. Она такие задачки с отцом еще до школы щелкала, как орехи. Быстренько записав в тетрадку все вопросы задачки и решения к ней вместе с ответом, Верка достала из сумки книжку про Каштанку и положила ее на парту перед собой. Она всегда принималась читать, когда делать было нечего. Но тут подошла учительница и спросила:
      -Это еще что такое?
      -Книжка, - спокойно ответила Верка.
      -На уроке арифметики не положено всякие книжки читать, - строго сказала учительница.
      -Это не всякая, а художественная, - заявила Верка.
      -Тем более, - еще строже сказала учительница. - На уроках арифметики надо арифметикой заниматься.
      -А я и занимаюсь. Только я уже все решила. Что ж, мне зря время терять? - И Верка показала учительнице тетрадь с выполненным заданием.
      -Решай еще! Из учебника. - И она ткнула пальцем в страницу учебника, указывая, какую задачу следует решать.
      -А потом что делать? - спросила Верка, мгновенно прочитавши условие задачи. Задача из учебника оказалась еще проще той, которую сейчас решали в классе.
      -Я бы не советовала тебе слишком уж умничать здесь! - сердито фыркнула учительница. - Веди себя прилично, как все. И у меня совершенно нет времени тобою одной заниматься.
      - Она из Соленого приехала. А там все "зеки" живут, - ни с того, ни с сего пропищала Веркина соседка по парте.
      -И вовсе не "зеки", - возразила Верка.
      -"Зеки", "зеки", - упрямо повторила соседка. - Там все вражеские недобитки живут, которых из тюрьмы пригнали.
      -Сама ты вражеская недобитка! - замахнулась на соседку Верка.
      -Замолчите сейчас же! - крикнула учительница. - Тебя никто не спрашивал, кто где живет, - сказала она Веркиной соседке. - А ты, я вижу, большая мастерица драться. Еще девочка, называется.
      -Она не девочка, а предательница. Ее даже в октябрята не приняли, - сказал кто-то из учеников.
      -Сами вы все предатели! - еле сдерживая слезы, заявила Верка и принялась быстро собирать свои школьные принадлежности в сумку. Потом поднялась и пошла к выходу.
      -Ты куда, Власова? - крикнула вдогонку учительница.
      -Денисова я, Денисова! - обернулась Верка. - Прощевайте! Я не хочу с вами больше разговаривать!
      Она выскочила из класса и побежала к раздевалке. В гробу она видала и школу эту, и учительницу с ее октябрятами. Пусть себе учатся без нее. А она и самостоятельно учиться может, если только учебники отец достанет. Вот только как отцу-то все рассказать? Да и что скажет? Заругается, конечно. Да пусть хоть убьет, а в эту школу Верка ни одной ногой больше не ступит.
      Надела пальто, натянула калоши на валенки и - успокоилась. Верка всегда успокаивалась, когда принимала конкретное решение. Теперь она дождется автобуса и поедет домой.
      Верка вышла из здания школы, прошла к школьным воротам и остановилась в размышлении. До автобуса еще времени навалом. Он только в 5 часов приедет, чтоб по пути рабочую смену забрать. А сейчас еще даже и не обед. Что ж, так тут, возле ворот, и торчать все время? Еще учительница вдруг надумает выйти. А с учительницей и с бывшими "одноклассниками" Верке совсем не хотелось еще раз встречаться. И она решила прогуляться по городу. Когда еще такая возможность будет? Хоть Соленый и рядом с городом, а бывать здесь приходилось очень даже не часто. Можно сказать, что и не бывала. Так, раза три-четыре с родителями летом в парк приезжала и в кино. Сейчас тоже можно сходить в городской парк. Он должен быть где-то совсем близко. Верка двинула по улице наугад. Какая разница, куда идти? Куда-нибудь, да принесут ноги.
      Ноги принесли сначала к универмагу. Верка побродила в нем, поглазела на всякие товары, на улицу опять выгребла. Пошла дальше по улице. Спросила у прохожих, как к городскому парку пройти? Он совсем рядом оказался.
      Ну, в зимнем парке, конечно, не так привлекательно, как в летнем. Но на лавочке посидеть можно. Верка присела на лавочку и достала из сумки ломоть хлеба и сало, которые мать утром завернула в школу. Насытилась, и на душе совсем легко стало. Про книжку свою вспомнила, из-за которой в классе весь сыр-бор разгорелся. Про Каштанку. Верка подумала почему-то, что сейчас она сама, как Каштанка, потерялась в городе и бродит в поисках теплого места. Это, наверное, потому, что озябла слегка. Надо идти куда-нибудь погреться. Вышла из парка и пошла к кинотеатру. Летом в этом кинотеатре Верка с отцом интересное кино видела. "Веселые ребята" называлось. Ох, и насмеялись от души. Вот бы еще посмотреть!
      Но в кинотеатре шел совсем другой фильм. Да и денег на кино у Верки совсем не было. У нее вообще никаких денег никогда не бывало. Да и зачем они ей? Когда нужно сбегать в магазин и купить продукты в дом, тогда мать или отец дают ровно столько денег, сколько нужно для покупок. Или велят принести сдачи. Даже, если бы и не велели, то все равно Верка отдавала бы сдачу. А так для прекрасной жизни у Верки в доме есть все и без карманных денег.
      Правда, сейчас бы они очень даже пригодились. Хотя б для того, чтоб пирожка какого-нибудь купить. Есть хочется, а хлеба и сала оказалось явно недостаточно. Надо идти к остановке. Может, уже скоро и автобус приедет. Пришла назад к школьным воротам, а там никого нет. Верка спросила у прохожего, сколько сейчас времени. Оказалось, что еще нет и часу. "Может, пешком пойти? - подумала Верка. - Своим ходом, поди, скорее доберусь". Из своей начальной школы Верка с товарищами почти каждый день пешком с уроков возвращалась. Если погода хорошая, и домашних заданий не надо в школе делать.
      И Верка принялась выяснять у прохожих, как добраться отсюда до Соленого.
      -Это тебе, девонька, надо к остановке идти на трассу, - пояснила какая-то бабуся. - А потом ехать в сторону Цимлы. Там автобус рейсовый от станции до Цимлы ездит. Только на остановке он может не остановиться. А ты лучше иди прямо на станцию. Там у него конечная остановка, и он стоит долго.
      -На какую станцию? - спросила Верка.
      -Да на железнодорожную. Это тебе по трассе в обратную сторону от Цимлы надо. Все время прямо и прямо иди. Выйдешь за город, пройдешь через поле, а там и станция. Только с трассы никуда не сворачивай.
      Ну, Верка и почухала на железнодорожную станцию. Сначала к трассе вышла, потом по трассе из города... Думала, что и не дойдет вовсе.
      Автобуса на станции не было. Вообще, никого не было. Одна только дворничиха со скребком.
      -Автобус на Цимлу где останавливается? - спросила у нее Верка.
      -Да тут прямо и останавливается. Скоро уж, небось, будет. Вон, люди у станции ждут, - ответила дворничиха.
      Верка посмотрела в сторону станции и, действительно, увидела человек пять пассажиров, притулившихся к стене. Рядом на лавочке еще пара человек пристроилось. Верка подошла к лавочке и уселась. Устали ноги очень. Скорей бы уж домой приехать. Привалилась Верка на свою сумку да и задремала от усталости. Тут ее дворничиха толкает:
      -Эй, девка, тебе в Цимлу надо? Вон, автобус твой приехал. Уж скоро отправляться будет.
      Верка вскочила на ноги и помчалась к автобусу.
      -Тебе куда надо, красавица? - спросила ее кондукторша.
      -В Соленый, - ответила Верка и плюхнулась на сиденье.
      -Билет бери! - сказала кондукторша.
      -Билет? А билет я не могу, - промямлила Верка. - У меня денег нет. Совсем никаких.
      -Тогда вылазь! У нас тут без билетов не ездют.
      -Ну, может быть, как-нибудь можно?
      -А чего тебе там, в Соленом, делать?- полюбопытствовала кондукторша.
      -Я там живу.
      -А сюда как попала?
      -В школу приехала.
      -Так чего ж тогда не в школе, а по вокзалам прохлаждаешься? - неожиданно вдруг рассердилась кондукторша. - Не положено без билетов! Вылазь, говорю!
      И вытолкала Верку из автобуса в шею. Верка заплакала и вернулась на лавочку. А автобус укатил в Цимлу.
      Сидит Верка на лавочке возле станции и ревет от страха и отчаянья. Назад идти в город или в свой Соленый у нее уже никаких сил нет. Тут оставаться боязно. Да и промерзла вся до невозможности. А главное, ноги у нее закоченели, потому что валенки промокли так, что вода хлюпает в калошах. С такими ногами далеко не пройдешь. А времени-то уж, небось, много. Автобус, поди, забрал-то школьников. Как не будешь реветь? В таком положении и взрослый с ума сошел бы. А тут соплюшка семи лет от роду.
      Дворничиха подошла к Верке, интересуется:
      -Что ж ты не уехала?
      -Денег нет, а без билета кондукторша не берет, - ответила Верка и заревела еще пуще.
      -От зараза, прости господи! Ребенка уж подвезти ей западло стало! - от души возмутилась женщина. - Куды теперь тебе идти-то?
      -В Соленый, - икнула Верка, всхлипнув.
      -Куды ж идти, когда ты мокрая вся, ровно кошка?
      Верка только плечами пожала и зябко поежилась.
      -Пойдем ко мне в будку, девчонка, я тебе чаю дам, а то замерзнешь совсем, - сказала дворничиха, поднимая Верку с лавочки.
      Верка и поплелась вслед за дворничихой.
      Будка дворничихи находится совсем недалеко. Собственно, это даже и не будка, а очень маленький домишко из одной комнатки, одной двери и одного оконца. Внутри домишка топится самая настоящая печка. Возле оконца стоит небольшой стол, а сбоку от стола - деревянный топчан с тюфяком и разноцветным ватным одеялом.
      -Ну, вот, располагайся! - пригласила дворничиха, открывши дверь. - Гляди, какие хоромы!
      -Это, что же, вы тут живете? - спросила Верка.
      -Тут и живу. Да много ли мне одной-то надо? - сказала дворничиха и принялась стаскивать с Верки валенки.
      -Хорошее жилье! - похвалила Верка. - У вас хотя и не землянка. И тепло как-никак.
      -А ты в землянке, что ли, живешь?
      -А где же еще? У нас еще землянка не мокрая, как у других, потому что папка бетоном стены залил. Но тоже сыро бывает.
      -А кто у тебя отец? - поинтересовалась дворничиха.
      Верка испуганно взглянула на женщину: ну, как узнает, кто отец, начнет орать про то, что "зек" и "фашистский недобиток", и выгонит на мороз. Верка так и не успеет чаю попить.
      -Да, ладно, не боись! - успокоила дворничиха. - Я и сама из той же гвардии, что и твой батька.
      -Бестужев мой отец, - наконец, призналась Верка.
      -Иван Матвеич, что ли? - спросила дворничиха.
      -Так вы его знаете? - обрадовалась Верка.
      -А кто ж его не знает? Почитай, вся стройка на нем.
      -Тут же не стройка.
      -У нас тут скрозь стройка. Давай знакомиться, что ль, раз такое дело, - предложила хозяйка. - Меня Васильевной зовут. А ты кто?
      -А я Верка, - представилась Верка.
      Ну, вот, Верка, и чай наш поспел, - сказала Васильевна. - Я так думаю, девка, что тебе не след сейчас куда-нибудь двигать. На улице уж темнеть начинает. Да и мороз крепчает. А валенки у тебя мокрые. Ты у меня тут переночуешь, а я со станции на ГЭС весточку для отца твоего пошлю. Вот сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом ты покемаришь немного на моей лежанке, пока я на станцию сбегаю. Не забоишься одна-то?
      -Не забоюсь, - ответила Верка и вздохнула облегченно.
      То ли от тепла, то ли от сытной еды сморило Верку в один миг. Она так с ложкой в руке и завалилась на лежанку Васильевны. Васильевна накрыла Верку одеялом, потом поставила к печке на притолоку Веркины валенки с калошами, повесила сушиться ее пальтецо и только после этого вышла из домика, плотно притворив дверь.
      А в это время отец Веркин сходит с ума.
       После смены сел Веркин отец в обратный автобус, поискал Верку глазами - не увидел. Автобус народом забит - не протолкнешься. Кого тут увидишь? "Небось, на заднем сиденье в углу притулилась Верка-то", - подумал отец, Ну, и поехал себе без всяких тревог. Только обиделся на Верку слегка: "Могла бы и впереди сесть, чтоб отца встретить. Эх, какая она еще соплюшка бестолковая: не понимает родительского настроения. Отец, может быть, целый день беспокоился, переживал: как она там, хорошо ли ей? А она даже встретить отца не подумала".
      Приехали в Соленый на конечную остановку. Народ из автобуса вывалил. А Верки нет. Отец даже для верности в автобус еще раз заглянул: нет, и все тут!
      -Семеныч, а чтой-то Верки моей в автобусе нет! - обратился к шоферу.
      -Да, может, пропустил ты ее, Иван Матвеич. Толпа, вон, какая была, - успокоил Семеныч.
      -Как, пропустил? Я все время тут стоял. Она ж не иголка, чтоб я ее не заметил. Ты у школы ее видел там? Может, она не успела прибежать, а ты уехал.
      -Чего бы это я уехал? - обиделся шофер. - Стоял, сколь положено. Спросил: все сели? Мне сказали, что все. Я и поехал. Да ты, вон, школьников-то догони, пока далеко не ушились, да и спроси. Они ж с ней там были. Сбегай, а я подожду.
      Бестужев побежал догонять стайку школьников, только что высадившихся из автобуса. Окликнул:
      -Эй, ребята! Постойте! Верка моя с вами там?
      Школьники остановились, подождали Бестужева, пока он ни приблизился. Верки среди ребят нет.
      -А она с нами не ехала, - сказали. - Ее вообще на остановке не было.
      -А что ж вы шоферу сказали, что в автобусе все находятся?
      -А мы откуда знали, что Верка должна была тоже ехать? Мы думали, что она с вами.
      -Думали, думали! Эх! - отец махнул рукой и побежал назад, к автобусу.
      -Ну, так что? - спросил шофер.
      -Что, что! В школе она осталась. Ехать надо за ней. Давай, Семеныч, заводи мотор, поехали назад! Я заплачу тебе за лишний прогон.
      -Вот еще чего, платить! Поехали и так. Не оставлять же девчонку одну в городе. Моя промашка, навроде. Я и должен исправлять.
      Бестужев прыгнул в автобус, и поехали в город. К школе подъехали уже в полной темноте. На остановке никого нет. Побежал отец в школу, там уж тоже никого нет, только сторож в дверях.
      -Куда это вы, уважаемый? - остановил.
      -Дочка моя должна тут, Верка. Автобус всех школьников забрал, а она осталась. Стало быть, тут она. Где ж ей быть?
      -Нет сейчас в школе никаких школьников, - ответил сторож. - Да и учителей почти никого не осталось.
      -Но, может, приходила сюда девочка? Или сидит где-нибудь в классе? - спрашивает отец.
      -Нет, никто не приходил. Да вы у директора спросите. Он еще тут. У себя в кабинете.
      Бестужев побежал к директору в кабинет. Тот уже домой собирался уходить. Ну, Бестужев быстренько рассказал, в чем дело.
      -Надо было вам в первый день самому все-таки за ней приехать, - заметил директор. - Но чем я могу вам помочь? В школе, действительно, никого, кроме сторожа, уже нет. Я сам всегда после всех ухожу.
      -А, может, учительница ее что знает? - ухватился Бестужев за последнюю соломинку.
      -Может, что и знает. Надо проверить. Только она дома, конечно. Вы сами сможете домой к ней сходить? Я вам ее адрес дам. В каком классе была сегодня ваша девочка, напомните мне?
      -Во втором "Г".
      Директор отыскал в списках адрес учительницы 2"Г" класса, и Бестужев помчался скорей к автобусу:
      -Семеныч, ты такую улицу знаешь?
      -Обижаешь, Иван Матвеич! Я тут всякую собачью будку знаю, где находится, не то, чтобы улицу.
      Через пять минут были уже возле дома учительницы. Совсем не хотелось Бестужеву еще раз встречаться с этой "мамзелью", да что поделаешь?
      "Мамзеля" заявила, что, где обретается Верка сейчас, не знает и знать не хочет, потому что повела себя Верка в классе, из рук вон, плохо, учинила драку, на уроке занималась посторонними делами и, наконец, самовольно покинула класс и исчезла в неизвестном направлении.
      -А вы что предприняли, чтоб вернуть ребенка в класс? - спросил Бестужев.
      -Как, это, что? - вылупила учительница на Бестужева глаза. - Она же убежала.
      -Но вы лично отвечаете за каждого, вверенного вам, ребенка! - воскликнул Бестужев.
      -Я отвечаю за нормальных детей, а не за детей всяких преступников!
      Бестужев машинально взмахнул рукой, готовый пригвоздить к месту эту мелкую тварь, но вовремя спохватился. "Еще отвечать за эту стерву"!
      Пришел к автобусу, ни слова не говоря, зашел и повалился на сиденье, обхватив голову руками. Шофер даже и спрашивать ничего не стал. И так все ясно. Где искать Верку? В незнакомом ей городе, да еще в такую темень. Может, пошла пешком, да и замерзла где-нибудь? Какого, спрашивается, беса вздумал в новую школу переводить? Ну, и ходила бы себе в соленовскую. Пусть хоть и начальная школа, и знаний мало дают. Так зато рядом почти, и обращение человеческое.
      -Поехали, Матвеич, на ГЭС, - предложил Семеныч, выкуривши свою "козью ножку". - Будем народ поднимать, да искать по всей округе. Ребенок, чай, не иголка в стоге. А так - что сидеть? Только время терять.
      И не дождавшись ответа, завел Семеныч автобус и поехал в сторону ГЭС. Приехали, и скорей в аппаратную. А тут уж Бестужева ждут, не дождутся.
      -Да где же ты, Иван Матвеич, пропадаешь? Тут тебе со станции какая-то твоя знакомая все время звонит. Говорит, что дочка твоя у нее.
      -Какая знакомая! - кричит Бестужев, и пулей к телефону.
      -Да погоди! Чего ты сразу за трубку? - говорят ему. - Нету там никого. Звонила раза три. Сказала, что еще позвонит. А ты сиди тут и жди звонка.
      Никогда не думал Бестужев, что время может так медленно ползти. Будто и вовсе остановилось, нарочно, чтоб сильнее помучить. Какая, интересно, может быть на станции знакомая? Бестужев перебрал в памяти все мало-мальски знакомых ему женщин и не нашел ни одной такой, чтоб могла его дочь приютить. И каким это манером Верка на станции у этой знакомой оказалась? Что она там вообще делает, если вовремя к автобусу не явилась?
      Вдруг заверещал телефон. Бестужев схватил трубку, к уху прилепил:
      -Бестужев у аппарата!
      -Ну, слава богу! Наконец, я тебя, Иван Матвеич, поймала! За девкой-то своей сейчас приедешь, али утром?
      Подивился Бестужев: голос-то, вроде, знакомый. Слышал где-то уже такой прокуренный басок. А, вот, где - не припомнит, хоть убей. Ну, да, какая разница?
      -Куда ехать-то, скажи? На какую станцию?
      -Да на Добровольскую. Приедешь коли сейчас, так я встрену возле станции.
      -А Верка как? Что с ней? Жива, здорова?
      -Дрыхнет твоя Верка без задних ног. Десятые сны, поди, смотрит.
      -А-а, ну, ладно! Я автобусом подскачу сейчас. А ты встрень, а то где я там по темноте шастать буду?
      Бросил трубку, и к Семенычу:
      -Ну, что, родной, смотаемся еще раз, а?
      -Знамо дело! - расцвел Семеныч. - Раз нашлась, так уж доставлю с ветерком вас прямо до крыльца.
      -Скажи, лучше, "до ямы", - поправил Бестужев. - А до крыльца ты будешь доставлять меня, когда я дом себе на плану выстрою. Давай, бегом скорей лошадь запрягай, да в путь-дорогу!
      Женщина, встретившая Бестужева на станции, совсем не показалась ему знакомой. Впрочем, не до выяснений, что, где да когда? Может, и встречались где. Голос только больно уж примечательный. Такой не забудешь ни в жизнь.
      Подошли к домику. Васильевна распахнула дверь. Из домика теплом и уютом повалило. Верку Бестужев увидел сразу же. Спит Верка сладко, ровно ангелочек, посапывает. Бестужев было рванулся к дочке поднимать на руки, да Васильевна придержала:
      -Да, постой, ты! Экой бугай! С морозу, чай! Да и перепугать можно. С дитем осторожно следует. Тем более, наблукалась она за день, не приведи Господь! Эвон, какой путь от школы до станции прочухала с мокрыми валенками. Думала я, что и не согреется сроду, так зубами стучала. Ты ее не ругай-то вовсе! Не приветили ее в школе, сказывала. А ей обидно. Живая душа-то. И понимает она уже все.
      Вспомнил! Вспомнил-то Бестужев, откуда знает он эту женщину! Как же это он забыл то, что никогда забывать нельзя? Даже, если и приказывают забыть, все равно помнить надо. А иначе, какие ж мы тогда люди, к чертовой матери!?
      -Васильевна! Ты ли это, спасительница моя чудодейственная?
      -Ну, слава Богу, все-таки вспомнил! А я подумала, грешным делом, что совсем запамятовал. Нога-то как? Дает о себе знать?
      -Да что нога? Нога, конечно, беспокоит. Особенно, к непогоде. А только вот тут... - Бестужев ткнул себя в грудь, - тут иной раз так прижмет, так затоскует, что и мочи никакой нет. За что нас так, Васильевна?
      -Хрен его знает! Да не береди душу себе зазря! Ты еще молодой. Да и девку тебе на ноги поставить надо, - махнула рукой Васильевна.
      -А ты, что, лечишь здесь, что ли, али как? - поинтересовался Бестужев.
      -Какое, "лечишь"? Дворничихой тут кантуюсь, - вздохнула Васильевна. - Я уж и забыла, как лечить что надо. Меня, брат, так перекромсали там после того, как тебя сюда увезли, что и говорить неохота. Санитар, курва, настучал, что я тебя прикрыла. Когда Сталин умер, меня сюда по амнистии. Год на канале под Калачом мантулила, а потом сюда пристроилась. Товарка у меня тут на станции работает. Ну, она и сманила. А тут, что? Какое, ни какое, а, вот, жилье дали. Так и живу. Давай-ка, Матвеич, девку будить! Шофера-то, небось, дома ждут. Да и тебя с Веркой тоже. Семья-то большая?
      -Не-е, жена да Верка. Остальных не успел завести.
      Проснувшись, Верка долго не могла никак понять, где она, и что такое происходит? То ли сон какой снится, то ли чудеса какие сказочные проявляются? Какая-то чужая школа, класс со злыми октябрятами, противная тетка-учительница, потом вредная кондукторша, наконец, добрая фея-спасительница Васильевна - и вот теперь папка собственной персоной.
      -Ты, что ли, принц на белом коне? - спросила Верка.
      -Ага! - засмеялся отец, схватил Верку и давай целовать и обнимать ее. - Конечно, принц, моя любимая принцесса! Только не на белом коне, а на школьном автобусе. Собирайся, домой поедем!
      -А Васильевна? - опять спросила Верка.
      -А Васильевна к нам приедет как-нибудь потом, - пообещал отец.
      Дома не стали матери много чего рассказывать. Чего волновать зазря? Ну, задержались на работе, - и все тут. Хотели и про новую школу не рассказывать, да нашла мать в сумке у Верки книжку для чтения, которую учительница дала Верке, и завернуть в газету велела.
      -Что это за книжка у тебя? - спросила мать.
      -Учительница дала, - ответила Верка.
      -А почему для 2-го класса?
      Ну, тут отец и рассказал, что хотел было Верку в новую школу определить, а там еще хуже, чем в старой.
      -Чем же там хуже? - поинтересовалась мать.
      -Порядка никакого нет, - объяснил отец. - А вы много тут базары не разводите, а скорее ужинайте и отправляйтесь в постель. Завтра поднимаемся в половине шестого!
      -Только я больше в ту школу не пойду, - сказала Верка.
      -Ну, так пойдешь в свою. Какое дело? - ответил отец.
      Забираясь в кровать, Верка прильнула к отцу, подошедшему к ней, чтоб попрощаться до утра:
      -Пап, а почему и нас, и всех соленовских "зеками" называют? Мы же не в тюрьме, а работаем.
      -Кто называет?
      -Ну, в городе.
      -Это они от зависти, Верка. "Зеки" - это кто? Они думают, что это заключенные. А на самом деле, по-настоящему, "зек" - это закаленный коммунист. Так что, и соленовские работяги, и мы с тобой, Верка, самые, что ни есть, закаленные коммунисты.
      -Как это, закаленные?
      -А так: и огнем, и водой, и медными трубами, и тюрьмой - и всеми неземными напастями. И нас с тобой никакие звери и чудовища, а тем более, всякие финтифлюшки на каблуках никогда и ни за что не сломают.
      -Не сломают, - одними губами повторяет Верка. Вслух она уже ничего не может сказать, потому что спит, подперев щеку ладошкой.

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Шулепова-Кавальони Юлия Ивановна (shulepova48@yandex.ru)
  • Обновлено: 12/02/2019. 64k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Оценка: 10.00*3  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.