Lib.ru : Симонова Дарья Всеволодовна. Тени Феликса

Тени Феликса

1.Шизоид-мен

Рекламный ролик обещал кровать и добрые сны впридачу. Некоторые верили. И покупали. Еще бы - приобретаешь не только ложе, но и счастливые предсказания. "Которые укрепляют вашу нервную систему", - было добавлено для закрепления материала. Первым покупателям скидки. Солнечный силился вспомнить, из какой сказки этот маркетинговый ход. Или откуда он сам? Мысли неизбежно сливались ручейком к обыкновенной обиде на себя за то, что не успел. Это ведь ему впору так рекламировать себя. Потому что рядом с ним люди тоже видят прекрасные сны. И в отличие от рекламных текстовок, он не врет. Только его правда опоздала.

Быть уникальным - тяжкая ноша. Лет до семидесяти, пока не докажешь свою уникальность разным аттестационным комиссиям. Особенно если есть кровати, тебя заменяющие. Куда проще купить спальное место, чем связываться с непредсказуемым субъектом. Люди не сразу разберутся, что дорогостоящее ложе - обман и всего лишь пропитано усыпляющими ароматическими маслами. А обещанные сновидения - дело личной инициативы. Это уж кто на что способен. Есть натуры внушаемые: раз положено увидеть сон - будет сон. Есть недоверчивые - те из упрямства ни зги не видят. Пока они придут к одному знаменателю и поймут, что их надули, полжизни утечет. И мировая слава Солнечному не светит. А она ему необходима - такое стечение обстоятельств.

***

С тех пор, как сыскное агентство "Бриг" покинуло свою маленькую резиденцию, упрятанную в укромных дворах центра, оно как будто перестало существовать. Его малочисленный штат рассеялся кто куда, и большей частью обрел лучшую участь, если иметь в виду денежные материи. Борис, создатель и предводитель, никогда не трудился следователем, а до поры до времени состоял в противоположном ведомстве. Его соратники подобрались по признаку сочувствующего энтузиазма. Не то чтобы они оказались бесполезны для рабочего процесса, скорее больше подходили для избегания его. Но Борис не счел это организаторской ошибкой. Вкалывать он мог и сам по себе, а приятное общество на дороге не валяется. В планах было трудиться одиночкой, но пришлось обрасти помощниками, которые стремительно преодолели дистанции, положенные по штатному расписанию.

"Бриг" объединял тех, для кого деньги - непременно приключение, иной раз весьма небезопасное, но всегда неисчерпаемое на последующие упоминания и аплодисменты авантюрным хроникам. С таким мировоззрением много не заработаешь, от того сыщики были обречены на банкротство. Малая толика удачных дел была щедро оплачена, но как ни странно, к детективному жанру они отношения не имели. А те, что имели, никогда завершены не были, и горе-агенты остались по ним вечными должниками. Впрочем, если точнее, долговые тяготы сосредоточились разом на Борисе, тщеславно втиснувшем в рекламу свой домашний телефон. Тем самым преполагалось увеличить численность клиентуры до полной и бесповоротной победы над конкурентами. Которых, впрочем, замечено не было. Частный сыск, оставаясь любимой детской грезой, не торопился внедряться в реальность. Таким образом, соревноваться было не с кем, зато в поздние вечерние часы когда Борис Борисович, наконец, возвращался со службы, ему была уготована участь ответчика стихийной службы доверия. Звонки утомляли и развлекали одновременно. Борис жил один, без семьи, а в таком случае досуг часто становится продолжением работы. И потому к "Бригу" прибивались заблудшие души еще много лет спустя после исчезновения с дверей укромного полуподвала одноименной таблички.

Ностальгия, которую хотелось отнести к повышенной совестливости и сочувствию к оставленным на произвол судьбы гражданам, принуждала Бориса не бросать трубку на все сущие незнакомые голоса. Умеренно-обременительная добровольность малоформатного Холмса - примерно так он расценивал свою блажь. Борис отпускал себя отдохнуть раз в пять лет, и то если поездка удачно сочеталась с делами. Боялся выпускать из рук серый поток повседневности. Словно любое пляжное или иное отступление от обыденного сюжета могло внести нежелательные коррективы в не вполне буржуазные свободы кустаря-одиночки. Все должно было идти своим чередом.

Но мирное течение бытия непременно когда-нибудь нарушается, как ты его ни сдерживай жесткой уздой. Среди звонивших Борис как-то услышал знакомый голос. Звонил единственный из друзей, кого он причислял к учителям и чьи постулаты не были развенчаны жизнью. Гриша обратился к Борису с просьбой. Но какой! Не говоря уже о том, как и когда. Зная, что уклониться от решения не удастся, Боря поехал на переговоры. Старик давно и серьезно хворал, пока его немощи не сложились в единый диагноз "пора умирать".. Посему назначил себе время, дольше которого задерживаться на сцене жизни не стоило, дабы не отпечаться в памяти ближних желчным и немощным. Характер у него, надо заметить, дал сильную течь. Ему снились кошмары, поутру он мог не узнать собственную жену, а ночью мог названивать дочерям и с жаром предостерегать их от антигриппозной вакцины - потому что врачи-убийцы, -или от переезда в квартиру со встроенным пылесосом, - потому что встроен не пылесос, а прослушка. Борис вкрадчиво пытался обращать гришины страхи в анекдот, но мера не получила популярности в семейном кругу. Григорий, радушный и азартный циник, превращался в тоскующего маразматика.

Посетовав на отсутствие достойной смены старой гвардии, Григорий пояснил, что его последней просьбой к миру будет убрать с лица земли "одну падаль", которую за шестьдесят лет не прибрало время. Борис опрометчиво прислушался, думал, это так, зачин в качестве обычных гришиных задачек на сообразительность. Однако он ошибся.

История произошла в Великую Отечественную. Гришаня тогда еще под стол пешком ходил, то есть лет пятнадцать ему минуло. Дальше можно было не продолжать: классический гнусный предатель, погубивший ту, к коей зародились первые нежные помыслы. С тех пор мэтр выбирал женщин, только схожих с Нею. Немцы в гришиной деревне не бесчиствовали: предупреждали о гестаповских облавах, играли с детьми в пристенок. Расквартированные части не будили у Гриши прочих воспоминаний. Но если гестапо приходит - тут каждому третьему впору читать отходную молитву. Худо-бедно по шухеру люди прятались кто где. Тут из своих отделилось поганое зерно, которое донесло изуверам о схоронившихся в подполе. Барышня гришина с семитскими покатыми глазами была своенравна, остра на язык и неопытна. Ей и в голову не пришло, что иных претендентов на девичью честь опасно отшивать слету, с хихиканьем и глумлением. Могут отомстить.

Отомстил. Кто-то евреев прятал, а он выдал. Но не догадывался, что жестокий Свет очей его манил еще одного мстительного малого. Тот еще чуток не дозрел для флирта и киношек с ней - все-таки она была немного старше Гриши. Зато он обладал отменной памятью и не бросал задуманное на полдороги. Как он мог бросить, если идеал его лег в братскую могилу, а все его жены-подруги потом носили одно лишь тайное имя... Григорий искренне полагал, что есть черта, за которой и христианство не осуждает возложения на бренные человеческие плечи полномочий кары Господней. Хотя вопросы веры волновали его менее всего.

Итак, любимый учитель, умирая, завещал нарушить ту заповедь, как раз которую Борис старался не трогать с военных времен. Войны у него с Григорием были разные, военную тему оба не любили. Оттого Борис старался с ней поскорее разделаться. Занесло Гришу, с кем не бывает. Пошутили и будет. Но Григорий вдруг запросто попросил:

- Борька, я должен знать наверняка, что он подохнет. Ты это сделаешь, ладно?

- Конечно, - заверил его Борька. - Что мне стоит походя убрать какой-то 80-летний раритет. Как скажете, господин учитель!

Зачем убивать того, кто вот-вот сам отойдет к праотцам? Тем более, если уже отошел, что вероятнее всего. Такую нечисть земля долго не носит, и потому лежит он давно под неухоженной могилой со ржавой табличкой, где вместо имени номер.

- Брось, Боря, это те, кого он сжирал заживо, - они лежат. А он есть, я знаю. Я столько лет его искал. Ты ведь знаешь, если я во что уперся... чего говорить, я контрразведчик, если ты еще не забыл! - Гриша попытался придать голосу подобие пафоса, но ничего не вышло, ослаб курилка. - Эта гнида живет потихоньку. Медленно и пусто, абсолютно один. Он дьявол. Ты просто найди его... координаты вот они, здесь. Съезди. Учить тебя не надо... найди.

Гриша через несколько дней умер. А Борис нашел. Скорее из спортивного интереса, чем из любопытства. Да просто отпуск себе устроил, наконец, хоть и в нежелательных широтах. Никого убирать он не собирался, хоть и "учить" его и впрямь не надо было. Но с органами он простился давным-давно, и именно Григорий ему неоценимо помог выбраться оттуда с наименьшими потерями. Что было почти невозможным и за что Борис навсегда остался мэтру благодарен. Он смылся из ведомства по причине полнейшей своей непригодности и не собирался поворачивать спасительную реку времени вспять. Но от того, что он так и не успел с Гришей договориться, его последняя просьба маячила в "папке особой важности". Не сказав решительного "нет", Боря дал упрямцу согласие. И, назвавшись груздем, отставной сыщик нерешительно лез в кузов.

Он уговаривал себя, что всего лишь "разберется" в деле. Это вылилось в дождливую поездку в северный уральский городок, где не нашлось занятия лучшего, чем третью неделю слоняться у подъезда и в открытую провожать опрятного старика к табачной лавке, к магазинам и обратно. Чрезмерная аккуратность в этом возрасте - верный признак душевной энтропии Боре даже было интересно, когда объект начнет проявлять беспокойство. Но тому, похоже, был решительно безразличен окружающий пейзаж. Про себя Боря назвал своего "объекта" В.Г. Это был компромисс между полным человеческим именем и низвержением в геену забвения. Борина капризная интуиция упорно противилась вынесению окончательного приговора.

***

Часто посвященные не выдают себя внешними знаками отличия и выглядят обыденно. Как Галина, любимая родня Паши Солнечного, столь опрометчиво открывшая своеобразие племянника миру. Кто ей мог поверить, одетой о ту пору как писали в романах золотого века, в пионервожатскую форму, в красный галстук, небрежно-свободно повязанный и покоящийся на выпуклой мягкой груди? Она расчесывала спутанные переросшие стрижку космы, уминала их в ухоженный хаос английского парка, красила веки голубым и зеленым, подпевала разползавшейся по лагерному радио "не-было-печали-просто-уходило-лето". Пушистые вершины сосен в небе покачивались с синхронностью солистов военного хора, к вечеру поднимался ничего не значащий ветерок, как раз после тихого часа, и Солнечный, если успевал застолбить кровать у окна, просыпаясь, обязательно смотрел вверх, в бессмысленно дружественное небо, и думал о счастливом. Что даже если сегодня его опять не заберут, то ему пока что и здесь хорошо, он катается на каруселях, сколько влезет, хочет - участвует в эстафетах, хочет - не участвует, он ведь на особом положении с Галкой, матушкиной кузиной, которую мать на правах старшинства катала в коляске туда-сюда, и потому у них дружба-фройнтшафт. Такая была песня о братстве народов, куда ж от этого денешься.

Галя для Солнечного - как Ева для человечества, пластмассовая формочка, из которой любая женщина выкраивается: там уголок осыпется, здесь нечеткость рисунка, одна из сухого песка, другая - из влажного, вот и вся разница. А вначале была Галина, по тем, не слишком требовательным к фигуре временам, красавица - конопатая, бессюжетная и просветленная, как японские трехстишия, среднего или чуть ниже роста, в джинсовой юбке 48 размера и тенниске в мелкую желтую полоску, немного рыжая, немного бурая, немного шатенка с пасмурными глазами цвета грозы. Она и уловила чувствительным своим локатором из разряда чувств-апокрифов одну прелюбопытную закономерность, к Павлику имеющую касательство:

- Ребенок у вас со сверхспособностями. Вот я с ним еду в автобусе - и меня уводит в ласковую дрему, и погружаюсь я в красоту необычайную. Это бывает только с Павликом, правда!

Кто так объясняет... Толково раскрыть тему Галина стеснялась, потому что ей не хватало научного подхода. Паша как-никак из ученой семьи, а у тетки все на педагогической интуиции и специальность "массовик-затейник". Посему батя пашин к Галине с галантной издевкой. С ехидным покровительством. С шутовским снисхождением. С чем угодно, только не всерьез. Галку любили, ее приезд - всегда примиряющее обстоятельство, но толковать теткины измышления - увольте!

Галя, отбросив остатки репутации, бросалась на амбразуру сарказма и извергала новую порцию эмпирических переживаний.

- Однажды Павлушка спал, заворочался, захныкал, - я его укутала, по головке стала гладить, и постепенно меня охватывает чувство такое, словно я в полном сознании вхожу в такую красоту! Будто бы я в горах, а внизу вижу швейцарскую деревушку. Дай, думаю, я в эту деревушку спущусь. И начинаю идти. А вокруг воздух кристальный, такой насыщенный свежестью и запахами, что от него откусывать можно... - и представьте, картинка эта длится не больше минуты, а сколько впечатлений! Бабочки летают, стрекозы, потом домики появляются, люди в тирольских шляпах, клумбы с цветами, занавески накрахмаленные, игрушечная такая у них чистота. Я в жизни такого наяву не видела и знала, может, только в передаче "Клуб кинопутешествий"... И если бы это только один раз было, так вы могли бы подумать, что я съела не то и сама виновата, но со мной несколько раз такое приключалось, потом еще в лагере, когда Пашку брала с собой... А вы сами разве ...нет, совсем? Похоже на сны под наркозом. Но когда он отходит, муторно прям ужас, а с Пашкой голова ясная, легкая, просто чудо. Что вам, операций не делали с анестезией разве?!

Нет, не делали, но все же у бати была пластинка с сокрушительным "Шизоид-мэном", и еще музыки настоящей было много. Откуда? Оттуда.

Ведь вначале бывает мотив. Иной раз трудновоспроизводимый любителями. На него наслаиваются скоропортящиеся хиты, как в незабвенном кулинарном художестве, именуемом "Наполеоном". Однако замурованная в сладости изначальная гармония остается первой скрипкой. Тем более, что здесь она первая, как ее ни крути: первая песня с первого альбома наипервейших "King Crimson". "Шизоид-мэн ХХ века" - так она называется. Отец объяснял так:

- Зайдите в укромную музыкальную лавчонку с налетом старого рок-н-ролла. Бородатый и волосатый, слегка запущенный человек в джинсах без труда извлечет из-под полы легендарный диск. Не бородатому и не волосатому продавцу, тем более нисколько не запущенному, не доверяйте: максимум, на что простираются его способности - это "Дым над водой", хотя и это уже неплохо. И вообще главное не упаковка, не возраст и не кастовая принадлежность. Самый важный отличительный признак - нездоровый огонек посвященности во взгляде. Тем более он необходим для поисков шизоид-мэна.

Все молчали, потом мама говорила: "Ну, давайте поедим, наконец..." Отец утыкался в газету. К моменту развязки галиных россказней его ирония успевала закипеть, перекипеть и выкипеть, и он делал вид, что устал от абсурда. Это дядя Яков по прозвищу Жако потом объяснил, что на предков Павлик вполне мог и "не действовать", потому что, во-первых, не на всякого действовал вообще, а во-вторых, наследственность не предсказуема до конца и фокусы родной крови неисповедимы. Но отец к медицине и биохимии не причастен, он ученый из других широт. И вообще в доме пахло несогласием и разводом. Конечно не потому, что Галка была влюблена в своего ироничного жестокого шурина. Шурин был мало того, что ироничный и жестокий, но еще и непризнанный, великий и тонко организованный. А это уже чревато потерей ферзя. То есть мама, его жена, могла пойти на все четыре стороны, только всегда беспомощно стояла рядом. Ну не чудо ли, что у нее появился такой чудесный Жако...а потом она снова с отцом сошлась. Как раз то что нужно для поднятия тонуса зрелой женщине.

У Жако с матерью был игрушечный ненастоящий роман, и засыпали они на разных кроватях. Дядя Жако спал на кухне. Чтобы Пашку не травмировать? - черта с два! Просто дядя допоздна засиживался за своими бумагами, все думал, думал, и вполглаза смотрел матчи чемпионата мира. Он-то и объяснил тогда, что болеть следует за ту команду, которая сильнее, но по дурости, по невезению или, не дай бог, из-за судьи катастрофически теряет шансы. Павлик впервые видел вблизи, когда болеют не за наших, а как-то иначе.

- Но ведь пойми, - извинительно, но твердо пояснил Жак. - Нашим и до четвертьфинала не дойти, надо быть реалистом. А нам что делать? Головы пеплом посыпать? Мы ж все знаем, что дальше самое интересное. И это игра, а не прогноз погоды, ее невозможно наблюдать, безучастно жуя котлету. Придется выбрать!

Следовали перепетии выбора, после чего Жако ставил свои принципы с ног на голову и демонстрировал континентальный патриотизм, приправленый национальным экстремизмом. За любых латиносов он болеть категорически не рекомендовал, считая, что те все равно смухлюют, им простят и у них все схвачено И потом - они уж совсем нам чуждые элементы!

- Но ты же сам сказал болеть за тех, кто сильнее! - возмущался Солнечный.

- Они вовсе не сильнее! - вспыхивал дядя Яков. - Это другое. Понимаешь, им легче. Их природа родила для футбола. Они больше ничего не умеют. Они с рождения танцуют. А вырасти они белыми, без солнца, где-нибудь в Находке, во льдах, с недостатком всей таблицы Менделеева в крови - от них бы мокрого места не осталось еще на отборочных турах!

Павлик мотал на ус - не те, кто сильнее, а те, кому труднее. И опять попадал пальцем в небо. "Мне итальянцы нравятся!" Яков морщил лицо, подбирая все имеющиеся складки к переносице, не одобрял. "И что тебя к южным народностям тянет... у них же мафия. Давай за голландцев, а?" И Павлик с пеной у рта болел за голландцев. "Ты почему южных не любишь?" - спросил он однажды у дяди. "Они будут бананы бесплатные жрать, а я их - любить?" У него был парадоксальный дар убеждения: даже категорически не принимая его доводов, ты идешь, куда он скажет. И вид у дяди жилистый, решительный. Очкарик с пытливым умом, друг женщин и детей. Ему довелось даже стремительные роды принимать. Причем у цыганки. В общем, этот дурного не посоветует.

Ему было явно не до мамы тогда вечерами на кухне. Его обуревали совсем другие страсти. Но сюда он психоанализ не впустит. Зато замучает им пол-округи. Хотя Паша сам напросился. Как он требовал у матери адрес так ее задевшей неудачи! Почему Жако у нее оказался в табуированных персонажах - непонятно. Ведь сама не слишком-то его держала, никто никого не бросал, кажется...Конечно, братец Яков - мечта любой интеллигентки. Вроде нестроптивый, производит впечатление, что с ним просто и что больше на него по счастью никто не претендует, и уж, разумеется, на тот момент он был юридически свободен. Несмелый очень в этих делах. А оно вот как оказалось - не особенно с ним справишься, хоть и астеник с чахлыми нитевидными жилами вместо плечевых мускулов. Но Павлуша его принял за своего на раз, и Жако водил его в зоопарк на новую ламу, которая непременно должна была плюнуть по уверениям бывалых, когда фотографируешься не ее фоне, и эта волнующая перспектива приводила Пашу в окончательный восторг, а Жако был слегка утомлен ребяческой эмоцией, но никогда ничего не стыдился, а Павлик взял с собой друга и они подурачились, разумеется... а дядино прозвище - это с уроков французского. За тридцать лет тогда в школах ничего не менялось. Солнечный тоже распевал: "Фреро Жако, фреро Жако..." Средневековая парижская дразнилка: братец Яков, братец Яков, спишь ли ты, спишь ли ты...

Никто в сложившейся обстановке не пытался навязать Жако папину вакансию. Но Павел все же несказанно был благодарен матери за то, что ей удалось склеить такого кадра на позорных танцах в ДК "Автомобилист". Как ей удалось? Наверное, с досады. Испугалась, что папа не вернется. Потом испугалась, что Яков вещи к ней перевез, но вовремя прикрыла рот. Чего она ожидала после этого - что он надолго задержится? Но все равно спасибо. Жако все понял, поелозил желваками, соображал, чем может тут быть полезным... Летом он даже один, без матери, приезжал к Солнечному в пионерлагерь - уже настоящий лагерь, "общего режима", не то, что с Галкой. Бродили между сосен долго-долго и Пашка опоздал к отбою, и украл попутно у Жако сигареты, чем заслужил у сокамерников ропот одобрения. Курить в те годы не смог - но ведь не "корысти ради"...

Постепенно Павел проникался к дяде Якову странной едкой жалостью-любовью, которая сильней любого другого вида любви, и значит, сознавал он с ужасом, Жако любим больше, чем родной отец. Нет, неверно. Дядю Яшу "жальче", - он один, семья у него в прошлом, пусть будет нужен хотя бы чужому сыну. Или чужой жене. А отца чего жалеть - он незыблемо ожидаем в порту приписки. Павлик даже сподобился мечтать о дядиной немощи: вот Жако - пенсионер с сильным тремором и слезящимися глазами, ничьей жене он уже точно не годен, и Павлик - крепкий молодой "чемодан" забирает его жить к себе. Тут они, наконец, все обсудят. Только временам и желаниям не давала слиться в единый желобок одна загвоздка: Жако однажды сгинул. Уехал и не вернулся, пахнущий кремом для бритья "Рыцарь", с серым чемоданом, где еще оставались процарапанными шариковой ручкой пашкины инициалы и номер отряда после лагерей. Чемодан дядя Яков не вернул. Мать никогда не искала его, не писала писем, и уж само собой не получала - это было бы не в стиле Жако, он оставался ходячим иероглифом недеяния. Нервный, чахлый, умный. Натура древнегреческого типа вроде Пифагора: гений и чемпион по боксу впридачу... Обычно-то сила мысли сочетается с хрупкостью плоти. Кстати, как у Пифагора обстояло с личным... Надо думать, неплохо.

Яков, как и Галка, счел Пашу феноменом, но с ним досадная история: кузина от сохи, и потому ее доводы не рассматривались. А Яков - с чрезмерной лекцией. "Производство снов - это только приятный побочный эффект. А истинное воздействие вашего сына на человеческий мозг, - возможно, материал для научного открытия!". Но отца рядом не было - а мать без него не смела допускать открытия, анализировать и делать выводы, даром, что тоже ученая. Она могла либо согласиться с папой, либо категорически ему перечить, но без его базиса "да" и "нет" не говорила. Только смотрела на Жако с недоуменным превосходством, мол, аномалии сына - это наше дело, уж мы как-нибудь утрясем. И быстро выбросила из головы.

2.Человек удобный

- Опыты над людьми, молодой человек, - это в некотором роде обыденное явление. Речь не только о нацистских делах. Хотя большинство и понятия не имеет, что в 1930-е годы у нас велись совместные с немцами проекты. С самой высочайшей санкции. Но это было скорее соперничество, чем соавторство. Нам же надо было и в этом всех обойти. А тут под ногами выросла Германия с ее лабораториями в Лихене... - коллега Якова сделал многозначительную паузу. - Так что до войны мы сотрудничали с ними очень активно, и знаете, в какой области? Формулировка теперь звучит несколько наивно, но могу вам сказать, не обнажая сути, что задача по созданию синтетического человека была вполне себе выполнимой. Как собственно и сейчас. Только антигуманной, конечно. Да...это тебе не шотландские забавы с клонированием, тогда затеи были масштабны, сумрачны, обстоятельны и жестки. Все по-немецки, - хотя неизвестно, кто первый додумался до такого - мы или боши!

Многозначительный господин Лобов с мягким присвистом всосал трубочный дым, и Солнечному показалось, что он мысленно смакует величие некоего собственного замысла, а вовсе не мифического альянса русских и германцев семидесятилетней давности.

- Идея о новом подвиде человека стара как мир. И вот, преставь себе, пока у нас демонизируют безобидных генетиков и евгеников, пока они нерасцветши увядают под гнетом идеологии, - под боком у Кремля и с его поощрения интенсивно ведутся исследования по выведению особой касты людей. Сам-то я, понимаешь, к этому был не причастен, но некоторые спецы, которых уж нет давно, мне рассказывали такое, что кровь в жилах стынет. Короче, ключевой момент - человек-гермафродит. Сильный, выносливый и управляемый. Который в тайге, в болотах, в пустыне - везде будет вкалывать, возводить имперские города... ну и воевать, прежде всего воевать, конечно!И никаких гендерных проблем -- он не будет страдать от отсутствия сексуального партнера, он собственно уже есть "два в одном"! Этакая человекомасса, которую на любого противника бросить не жалко. Да и кто устоит против таких легионеров? Предполагалось, что они будут раза в полтора выше обычных людей, а уж КПД от них превзойдет общечеловеческий раз в десять... Амбиции диктаторов - это всегда патология. Вот тебе и Ницше со сверхчеловеком. Не-ет, наших сверхлюди не особенно торкали. Сверх-человек... зачем?! Власть скорее неровно дышала к выведению породы Человека удобного...

- Да, но это же полная утопия. Обычный бред вроде поворота рек, насколько я понимаю, - пробормотал Солнечный, не совсем уверенный в своем праве голоса. - К тому же тогда еще не было всей этой... генной технологии. Как они собирались выращивать этих гермафродитов и с чего вдруг взяли, что они будут мощнее обычного чела?

- Они не собирались его выращивать, в том и суть. Они предполагали его создавать методом искусственного отбора. Берешь сильную, выносливую особь средних способностей и... ну там чего вдаваться в тонкости. Сейчас есть операция по смене пола, а здесь смена была не нужна, только корректировка, гормоны всевозможные, препараты... На обыденном языке это звучало бы так: берешь подходящую женщину и делаешь ее частично мужчиной, или наоборот. Не спрашивай меня, каким образом. Но уже тогда на вооружении у придворных ученых имелись технологии, которые мы считаем современными. Нет, конечно, все было топорней, но, пойми, у них не было задачи не навредить. У них была задача изуродовать организмы в угоду Большой идее...

- Так я не понял: чьи организмы?! Не могли же они всех переделать! Да и как бы тогда народ размножался...

- Не-ет, разумеется, не всех. Первичным материалом стали бы люди из мест заключения. Или те, что вот-вот пойдут по этапу, а им под нос бумагу: мол, выбирай, или ты на зоне чалишься, или участвуешь в важнейшей экпериментальной правительственной программе. Кто подписал - тех переводят в закрытую лечебницу, кормят до отвала, у них относительная свобода - до поры до времени. Что с ними станется - подопытным, конечно, никто ни слова. Но заключенные - лишь малая толика. Планировалось, конечно, использовать людей из будущих колоний. Ну, конечно, слова "колонии" в нашем обиходе не было, но смысл имперских амбиций от этого никуда не девался.

Солнечному захотелось записать стремительно возникающие в голове вопросы к "докладчику", и когда возникла короткая пауза, он их выдал, словно пулеметную очередь:

- Вы хотите сказать, что если бы не война, то эти замыслы осуществились бы? Мне что-то слабо в это верится. И с чего вдруг гермафродиты сильнее и выше ростом? А ведь есть люди с врожденной андрогинностью...

- Нет, это не то! - досадливо отмахнулся Лобов. - Случайная путаница в хромосомах не дает искомого эффекта, конечно. Я ж тебе объясняю: берется особо выносливый индивид. Прочие качества, я думаю, факультативны, то есть, например, выдающийся ум ему не нужен. Но вот бойцовские параметры должны быть на все сто... А потом, ты говоришь война... войны не могло не быть в той ситуации. Не напади на нас Германия, буквально днем позже объявил бы войну Союз. Но ведь думать не думали, чем все это обернется. Если ты с историей немножко знаком, то в курсе наверное... Я, например, так считаю: раз существовал третий рейх с его изуверствами, газовыми камерами и прочими мерзостями - это не безумство отдельно взятой нации, а общая тенденция, нашедшая конкретное воплощение. Скажем, мальтусовская теория о перенаселении Земли и о войнах как методе саморегуляции численности населения возникла, дай бог памяти, еще в начале ХIХ века. Лет сто зараза вызревала, и вообще могла прорасти где угодно, просто в Германии для нее оказались самые благоприятные условия. И пошло-поехало - расовая чистота, гетто и прочие химеры. Но и у нас эти химеры копошились, только принимая иную форму...

И Лобов, вдохновленный своей речью, нацедил себе жидкого чая в неизменную "железнодорожную двойку" - стакан с юбилейным имперским подстаканником.

***

Отец вернулся запросто, что будто бы и не было полусна с дядей Яшей. О чем Солнечный тайно сожалел, не отрицая, впрочем, справедливости сюжетного поворота. Круги своя дороже перемен. Кошмар нагрянул после 16-летия, когда Паша поехал учиться. С обманчивой легкостью сочетая ночной галдеж с утренними испытаниями, он было решил, что создан для академически свального греха науки и пира, главным образом потому, что умеет не спать ни ночью, ни днем. Кто мало спит - много живет. Дома у него не получались такие фокусы, дома он давил на массу, как любой смертный, а в общаге началась бессонница, невесомая словно бабочка. Особенно после задушевного разговора или любви. Адреналину не нужен был повод, он не покидал сосудов. Можно было читать книги, думать, бродить, благо, что-что, а по брожению всегда находились компаньоны. Когда все-таки уводило в дрему, Паша обмякая, словно обнимал Землю, как мягкий глобус-подушку, и оборачивал с нею круг-другой. Вскакивал через час, полтора, два опухший и тяжелый. Снов не видел. Зато видели соседи. Ближние. О, да, он быстро сблизился со многими, и с теми, с кем не следует в первую очередь. Он был уверен в необходимости издержек, а славу о нем разнесла девушка любопытного поведения.

Она была немного старше и намного успешней многих по части обретения себя в жужжащем мире. Казалось, она всегда довольна собой и более-менее - обозримым пейзажем, Павлик ни разу не видел ее обиженной, огорченной или злой. Возможно, потому она слыла дурочкой. Происхождения она была хохляцкого, но без излишней дородности форм, с бровями "домиком". Она обучила Пашу некоторым интимным премудростям, - без смущения и гонора, что способствовало усвоению материала. И она первая рассказала ему про сны. Солнечный счел, что ему желают изобретательно польстить и пару раз без повода заворачивал к интриганке с гостинцами. Она обитала одна, была гостеприимна, но не то чтобы рада-радехонька, что пришлось немедленно приписать ее равнодушно-принимающему настрою ко всякой живой твари. Но он не думал, что настрой зашел столь далеко: вместо ритуальных чая с никотином и павлиньих танцев вокруг кровати, она без предисловий предложила полежать с ней рядом. Или посидеть, неважно. Взяла за руку и вскоре сосредоточенно засопела. Паша не решился перечить или недоумевать - ведь она была не его поля ягода, она была старше, опытнее, смелее, а значит, знала, что делала. Или она больна? Должно же быть в репутации рациональное зерно...

Когда Солнечный основательно упрел в осторожно-неподвижной позе, оказавшись бессильным в выборе причин и следствий женского поведения, он решил-таки выбраться из плена. Продолжая одной рукой держать ее вялую сонную ладошку, он сполз с узкого общажного ложа и уселся, словно, привязанный, на пол. Он все придумывал, как поэкспрессивней выразить недоумение, если она проснется, но руку не отпускал, бог знает от чего. Положение было идиотским, но одновременно трогательно миссионерским. Солнечный утешал себя, что раз он не свалил сразу, теперь имеет смысл дождаться ее пробуждения, - понимая, разумеется, что дело совсем не в логическом оправдании, а в необъяснимом. Несколько раз в дверь стучались, тыкались и глухо матерясь удалялись по коридору. Солнечный одновременно благодарил предусмотрительность хозяйки, заперевшей комнату на ключ, и изводил воображение картинами своего посрамления - хотя, казалось бы, ничего предосудительного он не делал: ну застукали бы его сидящим возле спящей барышни трогательно и безыскусно, тема выеденного яйца не стоит... В итоге по прошествии полутора часов почетный караул скурвился и возжелал свободы. Павел на цыпочках двинулся к оной - и тут же мамзель проснулась и поведала удивительную историю, озадачившую Солнечного нешуточно. Тогда всплыли из глубин былого и Галка, и Жако, и мамины испуги.

С Пашей и вправду люди видели грандиозные сны - достаточно было просто расположиться рядом, а еще лучше тактильно. Видано ли дело! Потом он заходил к своей "первооткрывательнице" еще - для проверки эксперимента. Все повторилось. С зоологическим интересом она принялась его изучать - нет ли где за поясом у Пашки волшебного порошка или ведьминской галлюциногенной мази, да и не скрывается ли тут фокус посложнее. С другой стороны, какой интерес расточать фокусы бесплатно, - рассуждала она сама с собой, и Солнечному вдруг эти сентенции сильно не понравились, что он вскорости попрощался, покинул девушку и вытеснил ее из актуального списка.

Меж тем по утрам его терзала дурнота, а по вечерам - беспардонный интерес к его персоне и шепот в кулуарах. То есть сомнительный успех был обратно пропорционален телесному здравию. Во втором семестре он занемог серьезно. Ничего, конечно, не находили. Ничегошеньки. Ни намека на таинственный магнетизм и другие атрибуты из "Очевидного - невероятного" вроде аномалий мозга или сенситивных достижений. Но впереди замаячило прощание с универом по состоянию здоровья. Паша взял академку. Мать была на грани гипертонического криза. И тогда усилием то ли памяти, то ли самого живучего отдела души, где сосредоточен весь наш иррациональный ОК, Паша вернул к реальности дядю Жако. Не то чтобы вспоминать пришлось слишком натужно, нет: вся история проистекала не так уж давно, каких-нибудь лет несколько назад, но была надежно погребена под пыльными войлочными слоями семейной цензуры. Солнечному удалось ухватить ускользающий след и цепочки телефонов вывели его на голос дяди Якова.

"Приезжай", - сказал дядя Яша, словно вчера расстались. Жил он в ночи езды, в северном уральском городе, совсем не вписывающемся в дядюшкины краеведческие дифирамбы. Жако, насколько помнилось, живописно прославлял свою "хоть и не чеховскую" провинцию, почитая необходимым условием обитания вечерний перезвон, дабы влачить век тихо и значительно, минуя столичную участь песчинки. "Но потом чтобы прогреметь", - про себя резюмировал Солнечный и такое благодушное тщеславие ему даже нравилось. Однако увиденное грянуло сокрушительным несоответствием преамбуле.

Чеховским здесь на самом деле не пахло. Город был похож на крепкую заводскую окраину с сюрреалистическими вкраплениями ампира. Вечерний перезвон присутствовал, но его источник Солнечный так и не нашел, а призвать о том к ответу Жако все забывалось. Самым щадящим по части атмосферы и относительно приветливым был вокзал. Венчала его скульптурная композиция из зловещих пьяных мужиков, людей тяжелого физического труда, которые нестройной гурьбой двигались в правительственно-санкционированном направлении. Жако их называл "могильщики", на самом деле они были то ли сталеварами, то металлургами, то ли еще какая героика будней. Под могильщиками местные народности назначали свидания, просто встречались, пили, дрались и потом обнимались. Ларьки с едой и заведения здесь работали круглосуточно, в отличие от прочего городского пространства, на которое после девяти вечера опускалась плотная темнота. Транспорт замирал, в лучшем случае горел один фонарь на квартал.

В поисках хотя бы скудной ночной жизни, кроме вокзальной, Солнечный безуспешно скитался по центру, пока не обнаружил, что монструозное строение из затемненных стекол, которое он считал резиденцией нефтяной кампании, оказалось клубом с широчайшим спектром развлечением (в перечень оных, наряду с боулингом и стриптизом, входили услуги по сбору шкафов-купе, агентство недвижимости, ксерокс, нотариус, бюро иностранных переводов и занятия цигуном). Яков ностальгически прокомментировал, что раньше, до перестройки в монстра, здесь стоял неплохой ресторан, куда приезжали цыгане и Махмуд Эсамбаев, здесь проходили самые пафосные банкеты по поводу защиты дисеров, и не надо было трогать этот осколок уходящей эпохи - он бы всех нас пережил. Яшины настроения были как нельзя более понятны: он полагал, что в этом городе боулинги и цигуны - неизвестные науке звери, а к маклерам Жако относился с дистанционным пиететом - как обычно смотришь на специалистов, когда твердо надеешься, что тебе они не понадобятся.

В этом славном месте ему и довелось в свое время руководить цыганскими родами...

Жил Яков большей частью на работе и мечтал о своем исследовательском центре психофизических особенностей и аномалий. В приблизительно-подобном и работал, только не в собственном, а в общем, застрявшем между государственным и частным владениями. Впрочем, приставка "психо" тут мусировалась лишь узким яшиным коллективом. Лабораторий в институте было необъятное множество, каждая занималась своими задачами, в биохимии всем места хватало.

Яков говорил: "Мозг - он и есть самый философский камень. Я его нашел!" Паша был уверен в алхимической природе яшиных методов, и это обнадеживало, потому что ему претило научное пуританство, тем более что традиционные методы сокрушительно разочаровали. Жако, однако, тоже не спешил с фокусами, веско противясь любой эйфорической иллюзии:

- Возможно, я близко подошел к искомой теме и есть вероятность того, что смог бы облегчить твою участь. Но прежде чем я решусь применить свои методы, ты должен много мне рассказать. Это во-первых. А во-вторых, мне необходимо согласие твоих родителей. Думаю, что я его не дождусь. Посему пока ты просто поживешь в некоторой изоляции, в которой, видимо, нуждаешься, ибо возбуждение нервной системы на тебе сказывается отрицательно. А я... как говорится, буду посмотреть.

Таким образом, Жако не соизволил сделать ничего того, что от него обывательски ждал Паша: никаких пассов и эффектной экстрасенсорики. Только честные игры с походами туда, куда Макар телят не гонял. На рыбалку, например. Вот уж где Солнечный не бывал тыщу лет и не думал скучать по гиперборейскому хобби. Странно, но дружественно пустынные электрички, прекрасные и бессмысленные лесные массивы, как мохнатые божества развалившиеся на земле, - от всего этого Пашу морил долгожданный лечебный сон. Пока было тепло, он валился куда-нибудь в траву, подкладывая заботливо припасенную Жако потертую штормовку и пропадал от себя самого часа на два. Для Солнечного это был огромный срок, тем более без побочек: любой сон в последние полгода отзывался металлической болью в конечностях, включая главную - голову. Ученость Жако мало чем выдавала себя на рыбалках. Разве что зацепятся за больную тему, которую Яков сам же рекомендовал не трогать, да сам же себя и ослушался:

- Как говорил один мудрец, эволюция найдет способ остановить зарвавшийся вид... Нас стало слишком много - а планеты мало. Ей приходится проряжать человечество вирусами и эпидемиями. А также щекотать умы экзотикой, вроде испускаемых тобой сонных полуденных бесов.

- Лучше жить с экзотикой, чем сгинуть в эпидемии!

- О, дружище, ты успел-таки приболеть величием... Если б ты знал, сколько по всей стране прозябающих в ничтожестве "людей дождя" - ты бы поумерил спесь...

В общем, бывалое тщеславие смиряло неискушенное. Или же они удачно дополняли друг друга...

Жако давал задания на вечер. Например, подумать, зачем Солнечному его институт:

- Видишь ли, - раздумчиво пояснял Жако, - есть такие заведения, куда если удастся поступить - хоть на факультет размножения бабочек - то есть абсолютно наобум, без расчета и без любви, то все равно надежная беспроигрышная польза. Хорошее образование - гимнастика для мозга, тут никуда не деться. Но если ты с тем же неясным мотивом пять лет отираешься абы где, то плодотворнейшее время жизни потеряно зря. Юность - питательный гумус для зрелого успеха, она вместительна и крепка, как авоська, ее необходимо набить как можно туже, а если подойти к тому без надлежащего усердия, то она останется вислой и дряблой. Пока "железо горячо", надо наковать как можно больше, обеспечить себе...

-...место под солнцем? - недовольно подхватывал Паша.

Клише напоминало ему единственную отроческую поездку на юг с родителями, оставившую неизгладимое тягостное впечатление, особенно от раскаленной послеобеденной волейбольной площадки, где в самое пекло резвились взрослые полноценные идиоты. Солнечного мутило от этого зрелища, в пику своей редкой фамилии он ненавидел жару и делал все, чтобы ее избегнуть. А несколькими годами позже в общаге придумался афоризм "место под Солнечным", и он, как выяснилось, принес куда больше хлопот, чем можно было от него ожидать.

3. Средний ангел

Белое пятно стариковской биографии обретало скудное содержание. Говорливая институтская вахтерша в ответ не легенду о поисках фронтового друга отца радостно раскрыла карты.

- Он долго-долго по больницам лежал. И вообще странный был. Дружить ни с кем не дружил. Видно, война его изрешетила, умом тронулся. Я, правда, его лично не знала, он уже лет пятнадцать тут не работает, но мне о нем рассказывали. И сама его видала... Может грешно про него говорить плохо, может, он герой какой, а только никто его не любил. Слова приветливого никогда не скажет, беседу не поддержит, только разве что на замечания всякие скор. Знаю только, что лежал в клинике здесь недалеко, в психоневрологической. Лежал много лет, говорят. Ой, страшно это: одинокий человек, пришел в войны, тут у него наверное, никого и не осталось, потом полжизни в больнице, никто не приголубит...

Борис участливо, как и подобало образу, соглашался: конечно, страшно, - а у самого уже ступни раскалились от желания пойти по следу. С больничными архивами своя специфика, но с ней он был знаком неплохо, а, значит, на сей раз несолоно хлебавши не уйдет. Произнеся свой очередной скетч и прожонглировав впечатляющими липовыми корочками, он достиг понимания со всеми нужными больничными людьми. Историю болезни ему не дали бы в руки, но ксерокопию выписки посулили. Однако, поколотив как следует по клавишам лицо архивной дивы вытянулось, как в кривом зеркале: старик принадлежал к некоей особой категории больных, информация о которых была строго засекречена. "Может, вам еще кто нужен?" - сочувственно заморгала барышня. Борис усмехнулся оптимистичному предположению

- Обратитесь по месту работу больного, может там вам выдадут... - нерешительно посоветовала сочуственная архивистка.

- Почему вы так думаете? - удивился Борис, не понявший, при чем тут вообще институт. - Сведения медицинского характера о сотрудниках на моей памяти хранились разве что в ведомственных поликлиниках и стационарах. Полагаете, им гриф секретности не писан?

- Попробовать-то можно, он же их работник, - легкомысленно ответила девушка. - Они вообще все истории этих секретных себе забирают, так что к ним и идите...

Она осеклась и вдруг пошла на попятную, заверив, что ей лично ничего не известно о месте хранения "тех фондов". Ни на какие вкрадчивые расспросы Бориса о том, как, кто и почему мог причислить искомого Виктора Гуреева к "секретному объекту", барышня не раскололась. А между тем таких порядков Борис еще не встречал. Что за секретность в нашу вавилонскую сутолоку, когда и личные дела осужденной в прошлом родни дают в руки. Смотри себе, мотай на ус, кто донес на твоего предка... Формально к этой информации нет доступа, но чем дальше от столиц, чем меньше город, тем нравы в том смысле проще, в этом Боря убеждался не раз. Но на сей раз осечка вышла непредсказуемая: кто бы мог подумать, что институт держит в секрете болезни вышедших в тираж столярных дел мастеров, одним из которых Виктор Гуреев и числился, - да еще выплачивает им пособие, сравнимое с окладом завлаба! Странные дела творятся в медвежьем углу королевства.

Оставался институт, где - конечно! - его с легким оттенком недоумения отправили туда, где он уже был. Затеяли любимую игру канцелярий, прикинулись ветошью, дескать, что за прихоть - искать историю болезни по месту работы. Того и следовало ожидать... что ж, хоть какая-то наклевывается интрига! Дело даже не в том, что ему не хотят раскрыть невнятные стариковские тайны, а в том, как не хотят: словно никому и в голову не приходит, что злосчастный В.Г. еще может здравствовать на этом свете. Похоже, "официальные лица" его давным-давно похоронили, и тем не менее хранят в секрете его недуги. Удивительно! Чем же "секретный" умудрился заболеть?

Вопросы росли как на дрожжах. И даже слегка растревожили увядший азарт. Борис знал, чьих рук это дело. Никакой мистики, просто Гриша, господин Учитель, не умер, а остался законсервированным в соку реальности. Как любимые актеры: погребальные церемонии, тело в лучшем костюме - разве может это что-то значить для символа, который дышит по системе Станиславского на кинопленке, и так убедительно смотрит в наши глаза, что нам кажется, что он - это истинное наше естество и самое правильное воплощение!

Так и Гриша. Он теперь всегда возражал Борису в прочном визуально воображаемом пространстве, тоже на своем роде личной "кинопленке", в которой жили и борин отец, и погибший говорливый мальчик с войны, теперь уже мальчик, а тогда - щербатый приятель. Из породы тех, с кем сходишься как будто вынужденно в чуждом фронтовом коллективе, кажется - вот он вроде ничего, потому что прочие совсем никуда не годятся, а потом выясняется, что он не на безрыбьи рак, а самое оно, особенно когда вы с ним перемойте кости всем командирам и окажетесь по ту сторону бойни оловянных солдатиков, то бишь тоже в бессмысленности, но несущейся не в отвратительное месиво из крови и пустоты, а просто куда-то, в веселом драйве беспричинности. Они с Борисом оба не были патриотами, избегали деклараций по этому поводу, терпеть не могли армейского пафоса, без которого, считалось, не выжить.

Боря выжил, "Мальчик с войны" погиб, после чего Борис заболел синдромом предупреждения: теперь он навсегда был виновен, и это убеждение провоцировало приступы донкихотства: ночью он мог идти от метро за произвольно избранным одиноким человеком, доводить его до дома - чтобы того не убили. Девушкам нравилось, что он такой беспокойный, ему не нравилось, что им нравится... Но грех жаловаться, все вроде наладилось, и друзья были, и любовь, вот только в мае, в нежный день из обоймы щедрых выходных, Борис всегда закрывал уши и уносил ноги от обычного праздничного блядства, не пил водку и не ездил на кладбище, а шел по набережной, которая так впечатляла Погибшего Номер Один по бориному счету, - тот успел и про это рассказать, про свои набережные... Он, как ни странно, много успел. Не зря Григорий говорил, что теми, кто мы есть, нас делают наши мертвецы.

Так Борис ходил и ходил каждый год в один и тот же День Памяти в дурмане сладком, с освобожденным местом для пули в грудине, - потому что ему не хотелось бы получить ранение в голову, голову, гады, не трожьте, - и изменил обычаю только однажды, с девушкой, которая на самом деле была первым его заданием. Разумеется, на нее кто-то настучал - из мести либо под раздачу попала, и ни с какими иностранцами она в связях не состояла, только однажды с вечеринки ее провожал смуглый гражданин соединенных то ли штатов, то ли королевства, и с ним никакой интриги, он просто до изумления сразил мужскими флюидами и только-то, они, эти нездешние, такие, свободные люди из свободной страны... - а барышне уже клеили чуть ли не проституцию в особо крупных размерах. Боря ввергся в крайне опрометчивые отношения и имел наглость объясниться с Григорием. "Слушай, Григ, я ведь вижу, девка хорошая, какие к лешему буржуи, она фирмачей и не нюхала, носки, вон, стирает, я женюсь на ней..." Гриша понял сухо и быстро, утряс недовольное недоумение непосредственного начальства (Борис так никогда и не узнал, как и чем старому лису удавалось подмаслить тех, чьи имена к ночи не упоминались), после чего где-то с полгода уворачивался от встреч. Боря намек понял...

... и вот с ней он не пошел на набережную, а пил вино "Лидия", занимался любовью, ставил чайник. Наверное, потому он на ней и не женился, что предал святой обычай, - ибо больше никаких причин не жениться просто не было.

Теперь в актуальном прошлом, на личном борином "воздушном экране" к безмятежному разнобою потусторонних голосов прибавился гришин баритон с этой достоевщиной о старике. Проболтался бы раньше про юношеское наваждение и свои происки - тема бы промялась и забылась. Нет, же, старый стервец, царство ему, задумал подпустить патетики предсметртной!

Борис иногда изумлялся: как Гриша со своим характером дожил до старости? Похоже, его хранили силы... когда Боря добавлял высшие, Григорий поправлял - так и представлялся он сейчас, с закатанными рукавами, наливающим резким булькающим потоком в закрашенную чаем кружку "Ессентуки" N17:

- Кто сказал, что высшие? Не высшие и не низшие, а вполне себе промежуточные. Средний ангел.

Память - слишком ненадежно для мести. Боря был педантом, спецслужбы не вытолкали его за грань добра и зла, хотя и были попытки. Он не признавал устных лицензий на убийство. И письменных, и шифрованных, и каких угодно. Он средний гражданин с гуманистическими предрассудками. Даже Грише посмертно не сделать из своего нерадивого ученичка марионетку. Боря ехал понюхать, раскопать, получить на руки свидетельство. Улику. Да хоть горшком назови - но нечто объективно убедительное. Гришин шок пубертатного возраста - скорее повод сомневаться в достоверности изложенных им событий. Шок - всегда первопричина необъективности. К тому же он непередаваем - ни на словах, ни на пальцах. Убивать во гневе, будучи укрепленным своей правотой - это одно. Убивать умозрительно, защищая чужую правду - совсем другой коленкор. В первом случае - это возмездие, во втором - преступление. Положим, Борис верит Григу более, чем кому-либо. Он готов раздувать полученное эхо войны хоть до собственной кончины, но он должен пощупать факты. Иначе история - сказка, рассказанная ночью, для помещения в стенгазету, для минуты молчания, для отдавания чести... но не для "мокрого" дела.

4. Эхо Феликса

Послужить науке - эта участь всегда маячила на горизонте. Но если уж служить, то не подопытным кроликом, а носителем концепции. Жако был прав - Паша Солнечный лелеял кое-какие амбиции относительно своего местечка в бестротекущей жизни. Его уникальность не может сгинуть в безвестности! Но обнародовать ее - дело хлопотное. Не станешь же рекламировать себя как кровать "Добрые сны". Солнечный представил свою физиономию в телевизоре под сопровождение славной старой песни "Сергей Ильич, работник сна". Или того хуже - бдения у столичного метро человеком-бутербродом с завлекательным описанием своих услуг. Во избежание подобные конфузов необходимо...что? Стать видным исследователем собственного феномена? Оргнизовать сновидческий аттракцион и путешествовать по миру? Открыть кабинет лечебного сна? Из детства он смутно помнил взрослые разговоры о лечении таинственным электросном. Возможно, и "солнечный сон" тоже целебен. Когда же, наконец, на Павле Солнечном поставят опыты во имя любви к человечеству! Не все же множится злодейству опытов бесчеловечных, о которых вещал затейливый Кирилл Лобов, помянув несчастных зэков довоенных времен.

- Остаточные волны непроверенных сенсаций, - туманно отозвался Жако. - Кирилл умеет увлечь. Он и меня будоражил, скрывать не буду. Ему как апологету всякого биохимического эксперимента, костью в горле замес чекистских и нацистких тайн. Лобову вечно хотелось проникнуть в секретные архивы. И вот они открылись... и оказалось, что ничего в них душераздирающего нет... такого, что нам мечталось найти. Я, например, не верю в его страшилки про гермафродитов. Идеи по выведению супер-человека действительно бродили - хотя бы евгеника тому свидетельство. Мне думается, если и проводились такие опыты, то они быстро показали свою несостоятельность. Меня лично интересует другое - в хитросплетениях монструозных игр 30-годов затесался один симпатичный метод, сведения о котором, похоже, безвозвратно утрачены. Метод Феликс. Назван человеческим именем, означающим "счастливый". Сюжет для дамских воздыханий - и вполне реальная вещь. Знаю из достоверного источника!

- Какого же?

- От одного старого гэбэшника. Я бы ему не поверил, как нашему Кире, но тот человек знал, о чем говорил.

- Так о чем речь?

- О методе безошибочного выбора. Угадай, чего! - лукаво усмехнулся Яков. - Разработан для сотрудников государственной важности. Занятые люди на ответственной работе. Особенно если секретная миссия... словом, представь себе человека, безраздельно отданного системе. Он смолоду затачивается под требования службы. И настает момент выбора будущей супруги. На несознательных элементах жениться нельзя. Ты замечал, что у разведчиков и чекистов безупречные жены?

- Я не слишком часто встречался с чекистами и разведчиками. Тем более с их женами. Впрочем, в кино... одна жена Штилица чего стоит. Но разве могло быть по-другому? - воскликнул Солнечный.

- В фильме, конечно, нет. Однако сие не только следствие идеологии. Поговаривают, что у высшего эшелона власти и прилежащих к ней ведомств был свой метод выбора спутниц жизни. И до сих пор есть. Его разработал один ученый, о котором до сих пор мало что известно. Кроме того,что он работал в нашем НИИ...

- Его, наверное, изуродовали в подвалах Лубянки. Наказание за прекрасно выполненный заказ, как Барме и Постнику, - съязвил Солнечный, желая скрыть, что заинтригован.

- Похоже, что так. Но творение Бармы и Постника живо и процветает и по сей день на Красной площади. А здесь след простыл не только создателя, но и его творения. Полагаю, что метод не утерян, только пока никто его не обнародовал. Но он наверняка здесь, где-то рядом с нами! - умилился Жако, словно уже держал находку в руках.

Паша хотел было сыграть скепсис стреляного воробья - мол, знаем мы ваши байки, но вначале ему хотелось выяснить подробности. И только он приготовился весь обратиться в слух, как раздался звонок в дверь.

Посреди медитативного пашиного штиля к Жако ворвалась дочь. Она появилась канонически вовремя: так в пьесе в нужный момент вводится новый персонаж. Дядя Яша не распространялся о детях. Паша и не спрашивал, придерживаясь подозрений о семейном разладе отделившихся отцов и обиженных детей. Теперь он сразу и надолго понял, как ошибался. Дочка Жако была года на четыре старше Павла, казалось бы - не бог весть что, его общажная подружка, жадная до снотворных солнечных флюидов, была старше аж на пять, но это ей не прибавляло дистанции. Яшина Аля была совершенно взрослой. Она готовила титанические блюда вроде фаршированной рыбы, новенькая кухня обжилась в момент парами и запахами, Жако много курил и терзал ее вопросами о будущем. Дочь благодаря ленивому говорку, тщательному макияжу и снисходительным повадкам в сторону родителя казалась крайне значительной персоной, у которой все в порядке с целеполаганием, не говоря уже о гастрономических уловках и ворчливой уборке в одиноком шкафу. В ответ на яшины нервозные допросы она отвечала протяжной претензией к папиному зачаточному быту, на что Жако, отчаянно вибрируя кадыком, причитал, что-де для детей старается, "квартира все равно вам пойдет, а ты мне в мои пустоты тычешь... лучше бы спасибо сказала, что закоптить не успел, тебе же будет проще..."

Аля, или Алла, хоть и полным именем ее никто не звал, знала всех яшиных соратников и болтала с ними язвительно по телефону, благо что родитель не связывал ее никакими этикетными условностями. Солнечный с отцовскими друзьями так никогда не трепался и они были далеки для него, и в то же время предсказуемы, как Дед Мороз. Но Алла с кем угодно вела себя на равных, без фамильярности, но и без дистанций, и потому казалось, что она с целым миром на коротке. Жако объяснял это тем, что она, как старшая дочь, долго пребывала его преподавательской надеждой, но та в конце концов вырулила из-под папашиной опеки и нашла призвание в гуманитарных дисциплинах. Впрочем, лишь бы нашла, а то ведь не ровен час бросит образование. Для Якова это была бы катастрофа. Но в разговорах Аля демонстрировала удивительную осведомленность в темах отнюдь не гуманитарного свойства.

Но прежде всего она приютила здесь свою подругу с проблемами. Жако глазом не успел моргнуть, как в его доме появилась колоритная особа с упругим темпераментом. Выскочила, как черт из табакерки. Нана Великая. Последнее - фамилия, но она ее носила с подкожной элегантностью, словно титул.

Павел на всякий случай держался с ней прохладной ноты - тому способствовала лживая яркость девичьей оболочки. Даже - ее легенды. Папа грузин, мама якобы полька, от папы имя, от мамы фамилия, все не как у людей. Нана с Аллой не одного поля ягоды, это было ясно сразу. Они притягивали друг друга как антиподы по безымянному признаку. Не то, чтобы он заключался в "профпригодности" по рукоделиям и Аля была умницей-разумницей, а Нана - неумехой. И не то, чтобы речь шла о любовной удачливости: Аля - скромница, Нана - фатальная красотка. Другое. Их различия лежали вне женской конкуренции, просто в отношении Места - под солнцем ли, в партере, у раздачи - они употребляли разные глаголы: Аля намеревалась его заслужить, а Нана - устроиться. Потому ее кокетство было не столько инстинктом, сколько расчетом. Окружающих обычно это коробит или развлекает, - в зависимости от их вовлеченности в неудобную игру. Мелкие хищники всегда играют, заботясь о величине своей свиты, настоящей или мнимой.

- Представляешь, - жаловался Яков. - Алька имела наглость всучить мне эту царицу Тамару на целый год. Точнее пыталась... Той, видите ли негде начать все с нуля. А я Альке объясняю, что такие крали с чего ни начни, всегда останутся с нулем под мышкой.

Разумеется, Нана нигде не училась и не работала, для Жако это было куда серьезней семи грехов.

Зато Аля и училась, и работала, по совместительству подбирая паршивых овец, и когда поняла, что не в силах совмещать занятость и широкоформатное милосердие, решила переложить полномочия на папеньку добрейшей души. Начались жаркие споры. Жако энергично отбрыкивался от жилички как от неизвестного науке свободного радикала. Тогда сметливая Алла решила призвать к себе в союзники не менее подозрительного, с ее точки зрения, "радикала" - праздношатающегося Пашу. Он должен был проявить лояльность к Нане хотя бы из солидарности. И он ее проявил по мере сил - просто, чтобы поболтать с Алей на равных. Даже приплел для красного словца, что он участник эксперимента. В общем, не просто так потолок коптит - между прочим, тот потолок, который перейдет Але в наследство.

Та снисходительно-иронично на него глянула и оставила без комменариев. Зато когда уезжала, лукаво пожелала удачи в освоении метода альфа. Солнечный на всякий случай сделал вид, что понял о чем речь.

- Нана вам не будет обузой. Она устроится куда-нибудь... продавцом! - раздавала указания Алла, устремившая неизвестно куда, как бременская музыкантша. - Между прочим, она хорошо стрижет, - утешила напоследок.

У Жако от гнева вылетела самая дорогая за всю историю его челюстей пломба, но, пошипев денек про адскую цирюльню, куда следует отправить свалившуюся на голову грузинку, он быстро справился с напастью. Определил Нану в свой же институт на вакансию уборщицы. Суета по трудоустройству не заняла и двух дней: не понадобились даже одолженные у беременной соседки документы. Конкуренция за право мыть коридоры в заштатном институте среди дееспособного населения была столь ничтожна, что даже допотопный официоз отдела кадров сквозь пальцы пропустил отсутствие прописки у темноокой претендентки. Пока Жако, как оказалось, сильно пасующий перед любой канцелярской инстанцией, активно суетился, Нана смотрела телевизор и ела виноград, Солнечный привыкал к ее деспотичному обаянию и тоже объедал веточку-другую. Так они все трое стали вхожи в эйкуменически их объединившую Лабораторию экспериментальной биологии.

***

Малохольный ноябрьский дождик с мякотью приклеивался к лицу. Борис с раздражением ощущал усталость. Валиться с ног, когда дело сделано - это еще куда ни шло. Достойно джентельмена. Утомиться от замедленного времени провинции и монологов с мертвецами - это повод выйти в тираж. И деньги кончаются. Борис конечно не расчитывал, что играючи съездит на осенние каникулы, грохнет трясущееся исчадие ада и спокойно вернется домой, к крепким напиткам, освежающему одиночеству, паре звонков друзьям с увеселительными бонусами. Один держит кабачок в курортном городишке, другой - плавучий ресторан в столице. Махнуть бы на море... или на худой конец, в плавучий ресторан. Никаких лишних разговоров, сплошной Амаркорд, сюрреалистический бег к детству и юности и обратно. Отличные парни... и женились на "девочках из песочницы", чему Борис искренне удивлялся. Почему-то он был уверен, что жена родом из детства - это блажь, что выбирать нужно из тех, кого нашел в открытом море жизни, а не в детском лягушатнике. Впрочем, для него вопрос выбора больной и до сих пор не решенный. Он ошибся, хоть и выбирал по правилам.

Друзья знали, что Боря для них в лепешку и приезжает, чтобы обнулиться, вернуться в "куколку", а не разложиться во грехе. Для него увеселительные заведения были - так лет с 20-ти повелось - демонстрашкой иллюзий человеческих, потому что в них у него никогда не выходило, как мечталось в поллюционных мальчиковых фантазиях. Дорого и вероломно. Счет всегда раза в полтора больше, чем ожидаешь. С женщинами и того хуже. В питейном зале с нарицательной кличкой "Нептун" он от подруги услышал, что она любит другого. Пошлость необыкновенная все эти признания, но тогда он обиделся. Почему гадюке понадобился именно тот момент, когда Боря так поиздержался?! Для нее ведь старался, балбес... Она потом пыталась вернуться, даже худела с прикидкой на борино помилование. Может, до сих пор худет с досады.

Бог с ним, с прошлым. Жизнь, конечно, не всегда платит наличными, но иногда ее эквивалент куда великодушнее. Об этом Борис всегда помнил, если просили в долг. Он давал, заранее прощаясь с суммой, но знал - должник может ему отплатить вовремя протянутой рукой помощи. Что куда важнее каких-то там тысяч. И нынешнее унылое время тоже когда-нибудь принесет вознаграждение. Однако лучше, чтобы оно поскорее закончилось.

В институт Борис больше не ходил. Его занимал лишь подслушанный там разговор у комнаты под номером 420. Смутные аналогии будил этот номер, но не в них дело. Два голоса спорили о том, стоит ли загрязнять эксперимент лишним звеном.

- Ну кто такой этот парень?! Сел тебе на шею с бухты-барахты...

- А если он... тот самый эффект, о котором ты кричишь на каждом углу, но так и не нашел ни одного примера! Эхо Феликса!

- Кому мы нужны с этим эхом! Перестань парить в облаках! Нам надо продвигать свои разработки, а ты вечно глядишь на сторону, весь уходишь в побочки или осторожничаешь. Мы могли бы уже вылечить тысячи детей, если б не твое упрямство и чистоплюйство!

- Кирилл, прекрати. Ты прекрасно знаешь, что не прав.

- Ничего не хочу знать! Ты тормозишь важнейший проект! Вот когда мы, наконец, его запустим и получим нам причитающееся - тогда можешь витать в своих фантазмах и изучать пресловутое эхо! А сейчас будь человеком и перестань вредить нам всем!

- Вот именно это хочу сказать и тебе. Не навреди!

Последняя реплика была произнесена тихо и у самой двери, так что Борис поспешил ретироваться. Еще долго в нем звучало "эхо Феликса". Кто знал, что и здесь его настигнет это созвучие! Григорий употреблял это сочетание, имея в виду Феликса Эдмундовича. Причем имел этот оборот весьма широкое применение - он венчал всякое упоминание жестоких иезуитских методов. Если не казни, то пытки, если не пытки, то опыты над людьми. Борис слушал сквозь пальцы легенды старого чекиста. О том, как в руках советских спецслужб оказались разработки одного незадачливого немецкого гения, который сгинул во время войны. Даже умнейший Гриша временами был подвержен истерии со сверхчеловеком. Его версия отдавала готическим миазмом: те самые опыты над людьми, которыми огнедышащая пропаганда потрясала перед миром, победившим фашизм, тайно продолжались в Союзе... Загадочный гений, скорее всего, был убит, либо, - кто знает! - дожил до седин и качается в кресле-качалке где-нибудь в Аргентине, подальше от Равенсбрюке и Лихена. Именно там были те самые зловещие лаборатории, которыми запугивали на политинформациях.

Однако большой вопрос, где получены страшные результаты - в Логове или в Красной Империи. И были ли они получены вообще! Из-за Второй мировой немцы не успели завершить исследование, результаты коего - алхимическое богохульство и неакадемическая насмешка над родом человеческим. Некий определенным образом синтезируемый интерсексуал, который может жить лет двести, а то и больше! То есть из двух индивидуумов - мужчины и женщины - путем бог знает каких фантастических манипуляций делают одно диковинное существо. Причем, "новообразование" по прикидкам получается куда более совершенным и живучим, чем однополые организмы. Любой розенкрейцер ужаснулся бы тому, куда завела его возлюбленная теория: до пояса женщина, ниже пояса мужчина - этакая неестественно красивая тварь! Кажется, в том и был смысл философского камня - в рецепте нерушимой молодости. Однако про красоту - это дело вкуса, кто его знает, как на самом деле. А исчезнувший гений может и был Последним Адептом... и как, должно быть, его тряхнуло от открытия... Планы на "изобретение" были, как водится, жуткие и грандиозные: создать целую колонию андрогинов-рабов. Они ведь не только живучие, но и работоспособные не по-людски. И даже была такая мысль с их помощью бороться с пороками общества, сделать из них нечто вроде тайной полиции нравов.

Что можно сказать на это? Объяснять Учителю, что все его сказки - это эхо охоты на ведьм, а железный Феликс тут совершенно не при чем, - было бесполезно. Гриша, как водится, обзывал Борю занудой и продолжал как ни в чем ни бывало. Оставалось подыграть, доведя тему до абсурда.

- Что ж, со временем выдумка могла бы стать неплохим бизнесом и, разумеется, прелестным поводом к шарлатанству. Редчайшая и дорогая услуга для богатых пар: вас сольют в одно существо и вы будете живучи, как боги. Двести лет - это и есть вечность для бренного тела. Странная сказка. Да мало ли в будущем случится. Вот пример возможной клиентуры: супруги-пенсионеры, из них один болен неизлечимой болезнью, например, а другой ничего себе. Больные части долой, здоровые сливаем воедино - и получаем одного здорового человека. В одном теле муж и жена гарантировано умирают в один день.

- Старики на такое не пойдут! - возражал Гриша вполне серьезно, забыв, что у них всего лишь риторическая разминка для воображения. Впрочем, это Боря устраивал себе разминки, а Учитель впечатлялся химерами взаправду.

- Это наши старики не пойдут, - накручивал Боря. - А их старики еще не на такое горазды, буржузия, бездельники, рантье... они в старости жить начинают, они готовы к путешествию, они едут в Тибет поклониться своему триединому Тимурти. А тут тебе на практике превращение, не хуже Далай-Ламы ! Да у них кишки в косички заплетутся от счастья...

Гриша гневно раздувал верхнюю губу, готовясь бросится в атаку. Маленький серьезный человек - а верил в инопланетян, домовых и мифических гермафродитов третьего рейха. На самом деле, он просто знал, что любая власть - зло, и ждать от нее можно чего угодно. Когда его спрашивали, почему он не пошел на повышения, ему положеные, он пощипывал игриво волоски на самой верхушке своей комической полукучерявой лысинки: "Я все-таки ростом повыше Наполеонов буду. Я на власти не женюсь". Женат он был всю жизнь на Ольге, хохотливой еврейке, мытарства которой так счастливо разрешились этим браком. Гриша с негодованием отвергал любовь к женщине, говорил, что это выдуманное чувство, что есть только либидо, жалость и садомазохизм - вот три мотива, побуждающих мужика быть окольцованным. Три кита легализуются в браке, человек получает в законное распоряжение модель для экспериментов и подсознательных игр. А дефиниция "любовь" применима только к объектам, абсолютно для нас бесполезным, которых мы никак не можем использовать в своих интересах. Такая вот паралелль Чистому разуму - Чистое иррацио. Словом, любить в истинном смысле человек способен разве что абстрактные субстанции вроде града Китежа или Венгерской рапсодии. Или родной переулок. Или себя самого, на худой конец - иным из нас от самих себя совершенно никакой пользы, один расход.

5.Кролики и люди

Все объяснилось. После шестого наперстка кофе. Такие уж у Жако кофейные сосуды - две уцелевшие чашки из сервизного сообщества, которые он великодушно предоставлял гостям. Нана стеснялась просить приборы попроще, но объемней. Яков проповедовал уважение к философским напиткам и полагал, что минимальные требования к кофейной церемонии должны соблюдаться - иначе продукт не впрок. Так что субтильной фарфоровой посудой лучше было не пренебрегать.

Подвели шумное резюме - если Нана хочет прятаться, пусть прячется. Она покаялась ровно в полночь. Ей захотелось символической меры для Времени Правды. Жако нежданно обрадовался, словно Нана раскололась в том, что тайно окончила Окфорд. А она - всего лишь в краже трудно определимых размеров. Началось все со школьного бала и с потрясного лифчика, в который ничего не пришлось запихивать для объема - все само поднялось и округлилось. Наверное, лифчику и должно быть благодарной - да теперь-то что, он сгорел вместе с домом тети Раи, в котором беспутная племянница пряталась от возмездия.

Кто ж знал, что на выпускной ворвется пьяная кодла, но не бандитов-недоучек, как обычно, от которых одни ранние аборты и безотцовщина, а вполне себе достойные, культурно выпившие господа с букетом для учительницы первой своей и последней, надо думать. Так или иначе среди блестящих господ затесалась бывшая гордость школы и лично математички. Ирэк даже какое-то время после своего выпуска млел на доске почета, полуприкрыв лукавые глаза. Нана всегда с удовольствием гоготала над похабными версиями однокашников, глумившихся над запечатленным загадочным блаженством передовика-любимчика. Но откуда ей было знать, что великий мира сего ничтожного школьного снизойдет до нее! На любой выпускной стекалась из окрестностей подросшая шпана, выкормленная этими стенами. Надзирающие этому попустительствовали, потому все равно ничего было не сделать, да и вроде беспорядков сильных обычно не было, а девиц, падких на свежачок, только жизнь теперь научит... Никто не удивился, но в полутьме пополз слушок. Потому что Ирэк - это тебе не отличник какой с постной харей, таких в слободке не водилось, у него все было: смекалка, уважаемый папа, мачоподобная фактура с намеком на неожиданное джентльменство. Типаж эклектичный и удивительный. После школы он уже успел два раза жениться и имел детей но бремя отцовства не вкралось в мимику плейбоя. Конечно все знали, зачем он явился, и светленькие были уверены, что они вне конкуренции, но Ирэк вдруг подошел к чернявой насмешнице и троечнице Нане и пригласил ее на плотный танец. Домой она в тот день не вернулась.

Но Нана, зарубившая на носу чужие горькие опыты, празднуя хоть и сомнительный, но все же триумф, помнила, что в жены она не попадет, а значит, теряет время. С другой стороны, Нана давно намотала на ус, что свобода дорого стоит и ласковый теленок двух маток сосет. Ей нравилась любовь с Ирэком, она чувствовала себя в освещенном круге шепчущей перед всей нацией "Хэппи бёздей, мистер Президент". Такие чувства не бывают омрачены бытом, и общих взглядов на государство, церковь и деньги они тоже не знают, - тем и прекрасны. Тетка, которая всегда была куда более матери осведомлена о планах Наны, уснащала будни историческим колоритом о королевских фаворитках. Она думала, что тем самым предостерегает, а на самом деле только укрепляла неравную связь.

Ни до, ни после Ирэка Нана не чувствовала столь остро своей значимости, даже если после краткого вознесения ее попытаются, положим, "упечь в монастырь". Но любое положение вещей, особенно приятное, имеет свой конец, а ничто так не обидно, как терять величие... Бывшая пассия - не поверженный кумир, ее редко балуют тайным поклонением. Роман неумолимо финишировал. Перед окончательным фиаско, которое все же никогда не назовешь ожидаемым, как бы скверно ни складывался этюд, Ирэк, расстрогавшись, показал Нане цацки невиданной работы, которые у его в наследство от мамы и достанутся только его жене.

- У тебя ведь уже были жены, - удивилась Нана.

Ирэк промолчал и тема повисла, наполняя Нану вопросительным гневом. За каким чертом ей дали пощупать оперение будущей "госпожи": мол, знай свой шесток, пигалица! Отчаяние и злость закаратили и рука не дрогнула, оказавшись нежданно ловкой на воровство. Только любимый опрометчиво вышел из комнаты, а Нана задержалась, будто любуется, приоткрыв шкатулку, - и хвать первую попавшуюся драгоценность! Колье -- как у королевы... Ирэку, конечно, показалось странным, что его ласковая девочка не повисла на нем перед прощанием и не лила слез. Он даже был замечен в непроизвольном интересе к "маленькому, но гордому народу". Нана злорадно вышагивала к воротам, увитым спелым виноградом: она страстно моделировала месть. Но все сценарии впоследствии были отброшены, особенно идея расколотить колье молотком и выслать вероломному по осколочку. Пару дней Нана почахла над присвоенным фамильным златом, потому смекнула, что в ее городишке в нем не покрасоваться. Вот откуда первичная тяга к перемене мест! Нашей судьбой правит рисунок на обоях. Или что-то в этом роде.

Тетка рвала и метала: она была уверена, что Нане за такой грех, руку отрубят, не больше не меньше, и будут правы. Родная кровь умела преподавать уроки. Нана притихла. А потом сгорел дом. Рая жила бедно и сыновья уже давно звали ее к себе, но она упрямо наводила лоск в своей развалюхе. К счастью, пожар не застал ее в доме. Глупая Нана бросилась ей в ноги, дескать, поживи у нас, - ее мать не слишком ладила со своей сестрой. "Вот видишь что получилось...мой тебе совет: езжай отсюда на все четыре стороны, так тебе карта легла, не ровен час и до тебя доберутся. Ирэк твой не простит тебе..." Нана еще долго потом зажмуривалась при мысли, что пожар был поджогом и то ли еще будет. Проведя в искариотовых муках несколько дней, она направила к Ирэку посыльного со зловещим своим искушением, завернутым в газетку. И убралась из города восвояси, наврав родителям с три короба.

А вчера она увидела тень в подъезде. Это был всего лишь зловещий комикс, коварная игра полусвета, издевка божья. Но какое достоверное мгновение ужаса! Memento, Нана, memento... "Стоп, я не понял, мы разрешили проблему?" - попытался подвести итог Жако. Нана колебалась: вроде разрешили и нелепо ждать от Ирэка таких больших маневров, он и думать давно забыл о незадавшейся мести. И уж тем более смешно ожидать, что он замыслил бытовое кровавое возмездие.

-Ты чего-то недоговариваешь, Нана, - спокойно подытожил Жако.

Почувствовал, что что запахло паленым... Но не стал пытать. Мол, сама взрослая девочка и разберешься. А Нане хотелось крикнуть, что Ирэк -- из мафиозного клана. Его папаша -- местный фармацевтический король. Нана на волосок от смерти -- ведь с мафией не шутят!

-Ты ведь вернула украденное. Что тебе еще может грозить? - Яков считывал тревожные вибрации, но услышь он историю про одну из самых могущественных семей в городе -- только ухмыльнулся бы. А Нана не снесла бы насмешки. И промолчала. Она сама толком не знала, чего боится. Но сгоревший теткин дом ей будет снится до скончания дней.

-Ну живи пока здесь. Тем более, что и так уже живешь. Только не кради у меня ничего, ладно? - снизошел Жако. Мучительная прохладца пробудила яростную драку эго и логики: с одной стороны, могла ли Нана рассчитывать на большее... с другой: принимающие объятия могли бы быть и погорячее.

Солнечный хоть и не впечатлился историей, выказал вежливое сочувствие. И как только страсти улеглись, поспешил продолжить прерванный тет-а-тет с Яковом о тайной доктрине безошибочного выбора...жен.

- И не только жен. Мужей тоже, - усмехнулся Жако. - Теперь это куда актуальней. Но рецепт, увы, недоступен для наших многострадальных женщин. А вообще это все пустые разговоры. Скажи мне лучше, ты согласен поучаствовать в одном проекте...

- Согласен! - быстро перебил его Паша. - Если вы расскажете про метод!

- Не существует никакого метода, - досадливо отмахнулся Жако. - Это легенда. Жил-был человек, талантливый биохимик. Работал в Институте экспериментальной биологии под Москвой. Существовало это учреждение в 30-е годы. Во время войны оно было эвакуировано в наш славный город и усохло до лаборатории 420, в которой имеет честь трудиться твой покорный слуга. Искомый специалист разрабатывал курс препаратов и процедур, изначально предназначенный для военных летчиков. Метод помогал им достигать максимальной концентрации внимания, улучшал реакцию и помогал принять правильное решение в экстремальных условиях. Ну что, надеюсь уже стало скучно?

- Потерплю до развязки.

- Да какая там развязка. Наш персонаж был фанат-многостаночник. Бесстрашный титанический характер. В сферу его интересов входили не только секретные разработки, но свободное творчество на благо человечества. Странный был тип. Очень неосторожное занятие в ту эпоху, когда любой шаг влево-вправо карался беспощадно.

- Чувствую, сейчас пойдет речь о химии чувств и об очередных поисках формулы любви, - вздохнул Паша.

-А ты что хочешь услышать?! - рассердился Жако. - Я ж сказал, что здесь никакой конкретики. Включи гипотетическое мышление и допусти существование человека, который умел очищать от примесей и запускать естественный навигатор подсознания, который всегда приводит к правильному выбору. Во всем - не только в отношениях полов. Наши неудачи и беды - от того, что мы не умеем пользоваться своим навигатором. Доктор тот... я примерно знаю, что он разработал. Такие вещи, наверное, никогда не будут доступны всем... вечная моя печаль о том, что лучшее для избранных.

- Я не пойму - какой еще доктор? Вы же говорили про биохимика. Кстати, у него имя есть?что метод существуети по сей день. благо людям.

- Он и биохимик, и доктор. Согласно некоторым источникам, он практиковал как гомеопат. Во всяком случае, его метод строился на индивидуальном подходе, который исповедует гомеопатия. А имя героя не сохранилось. Только инициалы Ф.Г. Мы его зовем Господин 420 по названию одноименного индийского фильма и совпадению с номером помещения нашей лаборатории. Впрочем, фильм ты конечно не знаешь - он древний. А Ф.Г. мы назначили гением места.

- Куда он делся, ваш гений?

- Он испытывал свои рецепты на себе. Судя по всему, переборщил со стимуляторами для летчиков. И постепенно сошел с ума. Подготовил секретный доклад о веществе со странным названием Феликс - и его закрыли в дурдоме.

- Феликс, очевидно, его имя?

- Не знаю. Я допускаю, что был целый коллектив авторов, и Феликс - это аббревиатура из их имен и фамилий. Никто толком не знает. История за многие годы обросла разными слухами.

- Умеете вы наговорить между строк! Хотя бы примерно - что у него был за метод?

- Хотя бы примерно, мой юный друг, об этом вся моя диссертация. Хочешь прочесть? Не откажу тебе в таком удовольствии, - съязвил Жако.

- Значит... вы занимаетесь тем же, что и этот Феликс?

- Можно и так сказать. Я же говорю - его метод многофункционален. А теперь перейдем к тому, с чего я начал - к твоему участию в моем эксперименте.

На самом деле, Солнечный ликовал. Наконец-то живое дело. Только один пункт предложения тревожил - предложение было сроком на год, что требовало от Паши гарантированной оседлости. Но кто сказал, что на грядущий год у него были планы...

Итак, от Солнечного требовалось одно лишь его своеобразие организма и терпение. Ему предстояла благородная миссия - участие в лечении девочки-подростка, перед которой капитулировала официальная медицина. Можно было усмотреть в спецзадании смутный подвох. Ведь Яков на берегу предупредил - Паша гостит у него для поправки здоровья. Помнится, дядюшка даже хотел просить поддержки солнечных родителей - как правильный наставник. И вдруг он декларирует противоположные намерения. Мог ли он забыть, что у Солнечного от чужих снов одна бессонница и с головой непорядок? Нет, не таков Жако. Какая-то здесь хитрость. Собственно Павел не за бренное свое тело радеет, он подозревает, что его участие в славном проурыжианы...екте чисто символическое. Яша уважительно нахмурился и юркнул к рабочему столу, чтобы страстно рыться в бумагах:

- Справедливый вопрос! Молодец, хвалю. Естественно, я тебя обезопасил. Дело в том, что если я прав в своих предположениях... нет, не могу я сейчас об этом! Уважь мое суеверие. Боюсь сглазить. Скажу только одно - лишь только ты чувствуешь малейшее недомогание - эксперимент тут же прекращается.

Потом Яков затеял лекцию вперемешку с мозговым штурмом. Он искренне хотел, чтобы подопытный Солнечный четко понимал свою задачу. Павел был не против, но где ему дотянуться до этих молекулярных тонкостей на грани с нейрофизиологией. Жако жонглировал понятиями, Солнечный ловил шарики мыслей, как начинающий эквилибрист - покладисто и неловко. Он вроде и хотел постичь науку, но сомневался в том, что потянет. Их диалог быстро вышел из берегов приватности, и Нана оказалась невольным слушателем. Вскоре выяснилось, что и участником, - барышня вдруг решительно встряла в беседу, и Паша в ее аргументации мало что понял. Примерно столько же он понимал в риторике самого Якова. Оказывается, эта проныра с ленивым горным акцентом, изрекающая в никуда и никому, как греческое полубожество, имела свою кочку зрения - иначе и не сказать! Что-то про вульгарность и обыденность термина "шизофрения". О том, что никто толком не знает, что это за этим термином стоит. И о том-де, что она согласна с Жако - глубокие неврозы имеют отношение к клеточному метаболизму и невозможно от них отделаться всякой сущей химией, если не подходить комплексно...

Жако возрадовался единомышленнице, хотя быстро переключился на непонятливого ученика. И принялся объяснять, презрев всякую секретность миссии, чем занимается его замечательная лаборатория 420. Одна из важнейших разработок - аналог того таинственного Феликса, описание которого столь долго и безрезультатно искали в архивах института.

- То есть это я для простоты говорю аналог, чтобы вам было понятно. На самом деле, аналог того, чего никто не видел, невозможен. Я восстанавливал этот метод по отрывочным сведениям, - по рассказам шести слепых о слоне. Знаете сказку о том, как шестеро незрячих потрогали слона, - кто хобот, кто хвост, кто живот, - и каждый по-своему понял, на что похож этот великан? Я собирал подобные "слепые" свидетельства - и много лет над ними корпел в свободное от основных задач время. Впрочем, именно Феликс и был моей основной задачей.улись до слона в разнылись до слова в разных . тория 420. ивого ученика.

Жако действовал на свой страх и риск. Вовлек двоих коллег. Изыскания отважной троицы не поощрялись руководством института, финансирование ловко пристегивалось к посторонним грантам. Однако о главном Яков по-прежнему говорил с осторожностью. Потому что для профанов лечение биосенсорной мультисовместимостью звучит как дешевое шарлатанство.

- ...однако все мы замечаем, что некоторые люди хорошо влияют на технику. Сядет такой тип за компьютер, который только что заглючил, - и у него все заработает. Есть и противоположные личности - в их присутствии, наоборот, все ломается. И наши организмы, внутренние компьютеры, тоже подвержены тонким влияниям со стороны других организмов. Чуете, к чему я клоню?!

Нет, ни в коем случае нельзя было путать с обычной совместимостью мужчины и женщины. Эта истощенная толкованиями тема - всего лишь часть той самой пронизывающей человечество как земное притяжение взаимозависимости энергий. И поэтому слухи вырвали эту самую завлекательную часть из контекста и превратили в метод безошибочных жен...да еще и для высшего эшелона. Но речь не столько о женах и эшелонах, сколько о том, что человек может лечить человека одним своим присутствием - притом без всякого месмеризма, только лишь своей энергетикой. Надо только уметь его правильно выбрать - одного единственного из шести миллиардов, который нужен именно тебе именно сейчас. Жако балансировал на грани банальности и абсурда, стонал от своей роли, но верил, верил...

Теперь становилось понятно, что пашино сновиденческое транслирование, увеличивающее чьи-то шансы на выздоровление, - это часть программы, часть метода с человеческим именем Феликс, в неслучайном переводе счастливый. В Солнечном боролись гордое торжество и малодушное разочарование. А что если год впустую? Основание-то зыбкое. Похоже на игрушечную войну. Но мог ли Паша отказаться, если есть ребенок, чьи родители отчаялись... Колебания порочны. Конечно, он согласился. Так, чтобы левая рука не ведала о том, что творит правая.

Солнечному хотелось успокоить неугомонного дядюшку, светилу местного масштаба и смешного суеверца, который боится сглазить. Паша, конечно, понимал, что речь вовсе не о сглазе, а в произнесении вслух сокровенного. Почти что имени бога. К тому же коллеги против. Они считают, что этот год не нужен вовсе. И можно было бы уже десяток детей исцелить, если бы не Яшина щепетильность. Если бы проект был запущен раньше, если бы Жако не зачищал бы его до совершенства, не проверял бы его бесконечно, - словом, если бы не его страх навредить...

Коллеги - это Кирилл Лобов и аспирант Александр. С ними Солнечный познакомился в одиозной комнате 420, куда врывалось громадное окно во всю стену - вид на проспект, переходивший в трассу на запад. В столицы, в Европу - короче, в мир. Солнечный любил долго смотреть в сторону мира. Медитировал на автомобильные течения. Но маленькая комнатная реальность постепенно отбирала внимание у грез. Совершенно не верилось, что Господа 420 вершат большую науку, которая уходит в манящем западном направлении. Время пребывания господ на рабочем месте было непредсказуемо. Кипящих реторт и криков "эврика" не наблюдалось. В комнате 420 в основном спорили и курили. Последнее формально не приветствовалось, но тут на это начхать хотели. Отсутствие колб и пробирок Жако прояснил: великие химические процессы шли в другом корпусе. Здесь работали только мозги.

К институту примыкала больница и амбулаторный центр. Из них приходили веселые врачи в штанах нежно-зеленого цвета. Жако носился по коридорам и со всеми перекидывался разговорами. Ему было некогда, - в том заключалось его кредо. Помнится, в первые дни абсолютного безделья Солнечного засадили за переводы с английского инструкций к неведомой машине, напоминавшей самогонный аппарат в духе свежего хай-тека.

- Наконец-то красивая логика в жизни! - объяснял Жако коллегам Пашин феномен, оправдывая его присутствие. - Психотерапевт толкует сны, исходя из того пытается вскрыть подсознание. А наш Павел эти сны сам же производит и заходит в человеческое "Я" с потайного хода, который куда короче практикуемых. Обратное влияние: не реальности на сны, а снов на реальность... хитрый ход. А вдруг ты далеко пойдешь, Паша Солнечный? Читай, дорогой, читай - не ровен час выйдет из тебя дело...

В Солнечном клокотала смесь обиды и смущения. Дядюшка сам назидал ему о поиске Смысла и Большого дела, а теперь издевкой косит им же пророщенный росток. С глазу на глаз Паша упрекал, а Жако с жаром отвечал, что "с вами с молодежью иначе нельзя". Что дабы укрепить чьи-то новорожденные побуждения, нужно подвергнуть их нападкам. А начнешь холить и лелеять - погибнут или избалуешь. Таков наипервейший и элементарный опыт познания человеческой психологии. "И если ты думаешь, что его элементарность делает его легко используемым, ты ошибаешься. Я вот только к старости это дело усвоил..."

Коллегам Жако до Солнечного как будто дела не было. Они романтикой великих открытий не бредили. Александр до общения не опускался, а Кирилл Лобов и с другими вел себя отстраненно и только изредка оживал в разговоре. Свое присутствие он привычно обозначал насмешливыми клубами дыма и курительным сопением, но мог неожиданно бодро, помахивая тростью с перламутровой ручкой и зажав промеж десен трубку, - потому что зубы у него остались только самые передние, зато стройные и крепкие, как молодые лоси, - внедряться в спор, что делало очевидной его скрыто председательскую роль.То есть Жако ему не перечил. Всплески активности Кирилла в основном были связаны с состоянием подопечного пожилого кролика, что фантастически воспрял духом от испытуемого на нем препарата. Судьба кролика основательно тревожила маститого ученого. Александр примыкал к обсуждениям, но не так страстно, - больше иронично.

Лишь однажды Лобов соблаговолил обратить внимание на Пашу Солнечного. Украдкой, в коридоре, избегая лишних ушей, Лобов спросил, не боится ли Павел растворить в оздоровительных процедурах божью метку. То есть единственное, что у него было из врожденных знаков отличий - способность вызывать сны.

-О чем он?! Чего он такой... недобрый? - бросился Паша к Якову.

-Не обращай внимания. Хочет, чтобы мы скорее наш метод продвинули на рынок, а ты -- лишний этап, на котором настаиваю я.

Жако не спешил гневаться на коллегу. Он как всегда пространно объяснял. Что мозг, этот наш философский камень, имеет свойство пользоваться склеротической обманкой - стирать вчерашнее, обводя в жирную рамочку далекое-далекое, любимое или больное. И не врет советская песня - помнит он зачастую так отчетливо то, чего на самом деле не было. Самогипноз! Все вопросы к специалистам... Шок, пережитый в пубертатном возрасте, - первопричина нашей последующей на всю жизнь необъективности. Неравновесия. И сплина, наконец. Вот погибает под колесами машины на твоих глазах любимая собака. Тебе - что-то около пятнадцати. И теперь тебе до собак всегда есть дело. Ты либо их держишь с десяток в малометражке и скользишь поутру на лужицах с оравой псов на поводках. Либо ты никогда-никогда не заводишь ни одной даже болонки - чтобы ни дай бог, еще раз... Ты либо неумеренно любишь, либо горько сторонишься, ты уже навсегда неспокоен. Собаки лишили тебя логики и "головы в холоде". При этом ты жизнь целую можешь оставаться мирным здравомыслящим господином, отцом семейства и душкой. Ахиллесова пяточка в мирное время не болит. Но в Большие Игры с ней ввязываться опасно.

Вот и у Кирилла - такая пяточка. Он боится опоздать. Он вбил себе в голову, что из-за него погиб человек. Из-за преступного промедления.

- С Феликсом?

- Какое там! Совершенно другая история. У него лучший друг заболел, просил приехать. Кира промешкал - и опоздал навсегда. Я знаю только, что Кирилл собирался его вытянуть из жизненной передряги, из-за которой он и захворал. В общем, не вышло. Болезнь оказалась куда более скоротечной, чем он ожидал. С тех пор Лобов всегда торопится. Он даже отдыхать не ездит. Вместо этого пилит мне мозг, когда никто не слышит. Очень упорный старик.

- Я так понимаю, что Александр с ним солидарен?

Жако отмахнулся - он привык к несогласным.

- У Саши свой проект. Он молодец. Занимается сугубо практическими вещами. Например, изготовлением мгновенной заживляющей эмульсии из морепродуктов. Он считает меня сказочником, хотя уважает как преподавателя, - усмехнулся Яков и вдруг с внезапной молнией боли, взметнувшейся и погасшей в лицевых мышцах, сказал:

- Им было бы легче, если б ты отказался от нашего эксперимента. Тогда бы наш процесс в скором времени подошел к завершению. А так - еще год. Это я настоял. Я люблю придушить собственную песню. Дело в том, что наш с позволения сказать Феликс практически готов. Хоть сейчас начинай всю эту канитель с сертификацией и прочие кошмары, о которых мне и думать не хочется. Но! Коли мне в лапы попался феномен в вашем-с, любезный Павел, лице, я должен проверить все на сто процентов. Ты слишком яркий пример необъяснимого воздействия на человеческое сознание, чтобы не присовокупить тебя к практической части. И что если ты все перевернешь в наших построениях?! Тогда надо все менять. А кому это охота, когда дело на мази...

- Я так понял, что вы упражняетесь на людях, а Кирилл Лобов на кроликах?

Яков улыбнулся.

- Кролик - тоже человек! Это Кира его так называет, старый иезуит. Кодовая кличка. Излишества конспирации. Кириллу везде стукачи мерещатся. Дескать, создателя Феликса сгноили как врага народа, - так и до нас органы доберутся. Через годы, через расстояния, так сказать. Глупость, конечно... В общем, кролик - это кириллов знакомый, которого он уговорил добровольно послужить науке.

- Ну ничего себе! И вы молчали! - Паша был разъярен не на шутку. - И что этот бедняга, подверждает действенность вашего метода?

Солнечный чуть было не добавил гневно-обиженное "...тогда зачем вам я?". Он все боялся оказаться пятым колесом в телеге. Но Жако отвлек важный телефонный звонок и вместо ответа он сунул Паше папку с бумагами, которую на протяжении разговора нежно прижимал к груди. Мол, изучай и все поймешь. Да уж попробуй пойми этих ученых!

6.Интимные шарады

- Ольга?

Менее всего Борис ожидал услышать в своем новеньком мобильном голос Гришиной вдовы.

- Борька, слышь меня! - Оля уверено взяла командную ноту, что свидетельствовало о бодрости духа. - Не убивай никого! Гриша тебе неправду сказал. Та девочка из его детства - она осталась жива. Никто ее не выдавал фашистам. Просто тот парень... он оказался удачливым соперником и Гришка ему всю жизнь хотел отомстить.

Она произнесла Гришка с малороссийским гхеканием, сердито, словно он жив-здоров и ему неплохо бы надрать задницу. Это уже интересно. Абсурд крепчает. Хохотушка Оля в курсе секретных миссий. И более того - наотмашь выбивает репутацию из-под ног Учителя!

-Оленька, откуда вы это знаете?

Боря постарался интонировать доверительно и нежно, но не слишком преуспел. Оленька ответила гремучей исповедью. Гриша объяснил ей, где лежит его дневник. Но читать разрешил только после своей смерти. Это аккуратная амбарная книжица в зеленой обложке. Там четкие характеристики всех, с кем Гриша был близко знаком и с кем работал. То есть что он на самом деле обо всех думал! Посмертное мемуарное коварство прорвало оборону стойкой вдовы. Оля не справилась с лавиной и теперь ей тоже хотелось сказать правду. Не мужу, так его верному апостолу. Она молчала и терпела всю Гришину жизнь, потому что он очень помог ей. Он спас ее от жизни с пьющим отцом и злющей мачехой. Он дал ей кров, семью и она родила от него двух дочек. Она безмерно благодарна этому человеку. Но о любви речи не шло.

- Ты же знаешь, он всем без разбора рассказывал, что у нас брак по хозрасчету, - кричала Оля. - Или еще хлеще - биологический союз! Если бы он хотя бы помалкивал - еще куда ни шло. Но нет! Он любил прилюдно унизить. Говорил, что просто он честный человек, а остальные вруны и лицемеры, и у них в семьях диктатура. А он, видите ли, либерал! Еще спрашивал меня, как мне больше хочется - чтоб он врал друзьям про нашу любовь великую, а дома был бы ад, или наоборот - чтобы все по-честному и в семье мир да покой... Но я-то знаю, что он всю жизнь думал о той девице из его деревни.

- Оленька, это был просто скрепляющий личность идефикс, не более того, - заторопился Боря утешить, с трудом укутывая слова в убедительное придыхание. - Эмоциональным людям, чтобы вынести на себе удручающий крест действительности, порой нужна красивая иллюзия, сказка, даже утопия. Жить легче, когда ты знаешь, что где-то кто-то тебя всегда примет с распростертыми объятиями, даже если ты много лет там не был. Бывать необязательно и даже опасно - ведь иллюзия может разрушиться! Главное верить в неизменность...

- Она Гришку не ждала. Она вышла замуж! - гневно возразила Оля, сметая, как крошки со стола, зерна смысла Бориных сентенций. - И тот парень, за которого она вышла... он поганый был, понимаешь! Вредный, и вечно Гришаню подначивал бориных мысла гришиных ли убитьослали убитьннымт в том, что с распростертыми объятиями, даже если ты много лет там - Гришка был младше, слабее, он в детстве много болел, матери говорили, что не жилец. И в довершении всего тот пакостник женился на фифе, в которую Гришка сдуру влюбился. Она его, малолетку, в упор не видела. Понимаешь, это какое-то помешательство! И ты не думай, что я на старости лет свихнулась от ревности. Ревновать мне теперь некого, да и не принято это в нашем семействе. Я просто решила, что незачем тебе брать грех на душу из-за того, что Грине взбрело в голову напоследок разыграть трагедию...

Не трагедию, а скорее шараду. Борис терпеть не мог шарад. Мстить, умирая, - недоношенное благородство. Грешить и тут же уйти от наказания, взвалив всю тяжесть вины на другого. Все это так не похоже на истинного Гришу! А Оля... Борис ничего не имел против ревности, если она спасает человека, пусть даже вредного, от безвинной гибели. Но он не мог избавиться от мысли, что Олин звонок - это тоже часть Гришиного плана. Иначе зачем ему было делать запись определенного содержания в свой дневник, а Оле - ее читать? Дневник! Борис никогда не слышал о том, что Учитель балуется исповедальным хобби. Конечно, после него остались залежи архивов -- вот бы где покопаться! Но все, что содержит истинный ответ, лежит в темном месте, ибо на свету все портится. Так что Оленька наверняка попалась на удочку фальшивки. Симуляции дневника. Только что он хотел сказать этим странным жестом? Уж, конечно, не признать свой грубый личный мотив уничтожения давешнего мучителя. Олю можно понять - Гриша перед смертью повредился рассудком, и все, что он говорил, расценивалось домашними как бред заслуженного папочки. И все же проблески сознания были - в моменты, когда родных поблизости не маячили. Учитель не стал бы сводить счеты с недругом детства - если он всего лишь недруг детства и никто другой. Методы ведомства времен довоенных бесчинств были ему отвратительны. Но именно сей смехотворный мотив и наводит на мысль о мотиве тайном, не известном ни дражайшей Оленьке, ни Борису - увы! И опять тот же вопрос - зачем насильственно лишать жизни того, кто скоро расстанется с нею естественным путем? Или Григорий считал старика бессмертным и на всякий случай в тело следовало вбить осиновый кол.

Словом, миссия близка к невыполнимой. А Оленька... золотой человек и превосходная жена. Она много чего знала и терпела при жизни мужа. Теперь имеет право выплакаться его близкому другу. Эх, все окружение - сплошь мужья безупречных жен. И только Боре не повезло.

Сон как рукой сняло. С утра стала саднить внутри простуда, и Борис, изрядно уставший от бессмысленной поездки, уже было засобирался домой , но к вечеру навалилась болезненная дремота. Теперь вялость и упадок были сброшены, как ватное одеяло, организм заработал в режиме аварийного включения. Чтобы избавиться от беспорядочного метания мыслей, Борис безнадежно врубил гостиничный телевизор и остановился на местном канале с научно-исторической болтовней. И поневоле прислушался:

- ...этот препарат меняет реакцию организма на физическую боль. Думаю, привыкание тут неизбежно, если принимать его регулярно. Лекарство это особым образом действует на память. Действует красиво - стирает вредные куски, все горести наши и травмы, повлекшие за собой нелучшие последствия для здоровья... я не буду вдаваться в детали.

- Нет, уж пожалуйста вдавайтесь, - попросил ведущий своего демонического собеседника, напоминающего Роберта де Ниро в роли дьявола из паркеровского киношедевра.

- Ну, хорошо, представьте, что есть вещество, которое может возвратить мозг в его состояние белого листа, обратить в восемнадцатилетие, когда тело было абсолютно здоровым, а голова не отягчалась многими печалями. Оптимистический абсурд, казалось бы... Но, как мы предполагаем, благодаря этому веществу люди, которые подвергались радикальным опытам в довоенное время, могли вынести все испытания и адаптироваться к жизни в новом качестве. И, согласно некоторым данным, этот препарат, которому его создатели дали человеческое имя Феликс, был разработан в нашем институте.

- Что вы говорите? И кем же?

- Эти фундаментальные исследования проходили под грифом секретности, и сведения о них не могут быть раскрыты до 2050 года - в том числе и об авторах. Я думаю, внедри мы этот препарат в медицинскую практику сегодня, это была бы сенсация. Впрочем, не надо забывать, что столь глубокое воздействие на мозг всегда небезопасно. Человеку необходим негативный жизненный опыт. Хотя бы для того, чтоб не совершать без конца детские ошибки и не получать одни и те же травмы. С другой стороны, закрепившийся посттравматический синдром может тормозить сознание, и вообще большая часть наших ошибок трудных нас только изнашивает. Таким образом, тут нужно соблюсти золотую середину. Именно в ней, как предполагают специалисты, пресловутый Феликс, удерживает поврежденный рассудок. Гипотетически такое возможно, но практически вряд ли достижимо, потому что сознание все-таки не масляными красками писано, чтоб безнаказанно там подтереть, тут подрисовать. Сознание - это скорее акварель или коллаж из всевозможных техник и материалов. Только у гениев, пожалуй, оно цельный кусок.

- Гении все сумасшедшие в каком-то смысле.

- Да, психика у них хрупкая, на первый взгляд, но на самом деле куда крепче, чем у обычных людей. Гибкое эквилибрирующее равновесие гораздо усточивее примитивной основательной конструкции, если говорить о тонких материях.

- И какой же вывод? Нам ждать чудодейственного Феликса - или, напротив, бояться его?

- Бояться нам с вами уже поздно, - зловеще улыбнулся гость программы. - Сегодня мы все - поле для экспериментов. На нас испытывают бесчисленное множество препаратов и биодобавок, о чем мы не даем себе труда подозревать. Что поделать, - фармацевтическая промышленность, аптечные сети и все, кто имеет отношение к лекарственному обороту, включая опреденные правительственные круги, - все они заинтересованы в... так сказать, биоматериале. То есть в массовом потребителе. А к тому времени, когда раскроют тайну Феликса, если это произойдет...

Стоп! Что-то знакомое прозвучало в этой апокалиптической сентенции! Феликс, - вот что зацепило слух. Эхо Феликса - странное сочетание, подслушанное в институте. Вот оно что... Городок-то с секретами! Как сказал тот голос за дверью под номером 420 - парень с каким-то эффектом! И он, сердешный, - эхо Феликса. Муть!

Чем дальше и плотнее Борис вслушивался в телеинтервью, тем более фантастичные версии ему лезли в голову. Вплоть до того, что злосчастный старик, чья идентификация вновь закаратила, - это злобный соратник доктора Менгеле. Или даже он сам?! Вот была бы фишка - один из главных нацистских монстров найден в России! А что - ведь прятаться нужно именно там, где никому не придет в голову тебя искать. В больной голове замаячили причудливые связи - ставка Гитлера в Виннице, легендарная Ольга Чехова, которой так и не поручили убийство фюрера, а могли бы. Борис вздохнул, жалея о том, что в теле не придумана кнопка для отключения бредовых мыслей.

***

У каждой девушки бывает в жизни вечер, который никак нельзя провести в одиночестве. Точнее у каждой девушки такая жизнь - не для одиночества. Нана храбрилась и воспитывала свое бурное женское естество сводом строжайших принципов. Иначе было не выжить в ожидании его звонка.

- Я не из тех девушек, что стремятся замуж. Я хочу выйти замуж обязательно не один раз. С первого раза сложно попасть в яблочко. Все иметь. Свое дело иметь. И детей - но не сразу. Только, когда смогу нанять очень дорогую няню. Я никому ничего не буду должна. Чтобы подняться, очень нужны мужчины. И тут приходится идти на разные уступки. Но однажды надо остановиться на лучшем. Потом - все! Я сама себе я, надо мной никого, в крайнем случае муж, но только в том случае, если он - продолжение меня. И тогда - все! Я даже самого президента пошлю подальше, если он ко мне подкатит!

Проповедь самой себе она обрушивала заодно и на Солнечного. Раз уж он случился рядом. Молчать в чьем-либо обществе Нана не привыкла. К тому же Паша устраивал ее тем, что не возражал. Она обкатывала на нем свои доктрины без ущерба самолюбию. Солнечный же считал, что вразумлять ее - все равно что дрессировать лису: можно, но хлопотно, да и зачем.

И вот он позвонил! Нана замельтешила у зеркала и, стараясь изображать прохладную ленцу, устремилась на встречу к своему "стартовому" мужу. Пусть пока все вилами на воде писано - но свои намерения надо хотя бы внутри себя формулировать точно. Этому ее научили на подготовительных курсах. Нана, между прочим, не пальцем деланная, она на психфак хотела поступать, о чем на всякий случай предупредила дядю Якова.

- А теперь не хочешь? - хищно ухватился за тему Жако.

- Раздумала, - зевнула Нана. - Не мое это. Хочу людям настоящее добро делать...

- Оно и может к лучшему, - раздумчиво заключил Яков. - Психология у нас в стране пока в зачаточном состоянии...

Психология, пусть даже в зачаточном состоянии, сейчас не помешала бы. Чтобы найти подводный камень в рекомендации Аллы. Она сказала, что такое делают в редчайших случаях редчайшие женщины. Подарила знакомство с перспективным мужчиной, которого можно брать голыми руками - он готов к браку. И с квартирой! Однако... если Александр настолько хорош, то почему практичная Алька не приберегла его для себя? Они с Сашей были вместе, это шито белыми нитками, - тут и психологии не требуется. Интересно знать, почему разбежались. Алька отрицает все, но как-то вяло и насмешливо, словно ей и дела нет до всей этой истории и до ее последствий. А Нана непривычно долго для себя - целых три недели - размышляла над рекомендацией. И пришла к выводу, что почему бы и нет... Саша ничего себе. Только хмурый и зацикленный на своих научных эмпиреях. Он из тех, на ком глаз останавливается во вторую очередь, а может и вовсе проскользнуть мимо. Если бы Александра не "обвели кружочком", Нана преспокойно бы проскользнула.

- Он просто без флюидов. Не кобель, в общем. Так это то, что надо! С образованием, не бабник, перспективный...

Все это было похоже на жалкую рекламу в бесплатных объявлениях. Нана дала себе слово, непременно найти скелета в шкафу. И тут же, как это было ей свойственно, сменила курс с точностью до наоборот: никаких происков, потому что Саша лучший из тех немногих, с кем ей доводилось сближаться.

И вот он звонит! О, как долго Нана нагнетала событийный ряд для первого свидания. Для придания своей фигуре важности и роковой тайны она даже рассказала Алекандру о своем зловещем преследователе. И для смеха упомянула, что Алька им интересовалась! Этим Ирэком-абреком. Ей, якобы, был нужен какой-нибудь начинающий мафиози для... бизнес-схемы. Чего только не услышишь от девушек из приличных семей! Нана старалась поддерживать светскую непринужденность беседы с милейшим Александром, который был весь внимание. Но внутренне содрогалась! Ведь Алька приютила ее у своего папаши только взамен на контакт с Ирэком, с этим воплощением зла. И, конечно, мастерски усыпила тот медленно пульсирующий в сердцевине разума ужас от безумной идеи совместных дел с преступными группировками.

- Да твой ненаглядный бандит забыл о тебе сто лет назад! - мурлыкала Алька с обидной ухмылкой. - И здесь он тебя никогда не найдет. Даже если бы ему приспичило искать - не станет же он прочесывать всю россиийскую глубинку, он не Интерпол! А я тебя, если что, не выдам.

Легко сказать!

- Не Интерпол, но мафия, сама же говоришь... а это куда серьезней, - жалобно лепетала Нана, имея в виду суровые законы гор. Она знала немало карательных историй, в которых жертвами становились такие же как она амбициозные и дерзкие девицы. И вообще ей хотелось поскорее обо всем забыть - и про Ирэка, и про пожар в тетином доме, и про собственное бегство. Нана мечтала просто стереть из памяти, как и почему оказалась здесь.

Поэтому весь важный разговор с Аллой накануне ее отъезда она пропустила мимо ушей. Ее знойная головка уловила только один спасительный сигнал - надежный молодой человек. За его тощий габитус можно спрятаться и прикрыться паутинкой интеллигентности. В среде ученых она в безопасности! Как будто бы.

Меж тем Алька делилась сокровенным - и даже подробности той самой демонической бизнес-схемы проскакивали и растворялись в дыму старинного кафетерия у вокзала. Нана провожала подругу в недавно покинутый ею большой столичный мир и, конечно, была готова расплакаться. Ей было не до бизнес-схем с участием бывшего коварного возлюбленного. Ее дело - предупредить неистовую подругу о тысяче и одной опасности на этом скользском пути. Алла не послушалась - что ж, теперь в ее картах завелся неистовый джокер. Совесть Наны нет-нет да упрекала ее за корыстную сговорчивость. Во имя безопасности Аллы, ее близких, и еще бог знает каких случайных людей надо было хранить молчание, не разглашая ирэковых координат. И зачем только Нана решила схорониться в этом молчаливом нордическом городе!

Встреча с Александром, однако, скрасила муки сомнений. Первое свидание было чуть скованным, прохладным. Чинно посетили главный кинотеатр города, смотрели комедию, пили вино с необычным ореховым привкусом. Саша его нахваливал, Нана делала благодарные глотки. Этот вечер обвивался розовой ленточкой вокруг подарка под названием "любовь". Но это было всего лишь название, ярлычок, который пришлось наклеить на последующие отношения. Потому что любовь просто должна была случиться, она - неизбежность. Пришлось реальность притянуть за уши к идеалу.

Человек, приближаясь, напоминает диковинное животное, которль..иасиопять серенат Ирэка ебайных людей можно было вовсе не азаться -оценивающие глотки. ое совершает странные действия. На мгновение Нана находится в плену этой странной иллюзии, а потом ее захватывает страсть. Потому что так должно быть. Есть вещи, которые просто обязаны происходить с тобою.

Первое свидание, второе, на третьем прорвало! Нана рассказала ему то, что и сама себе не рассказывала, храня в гумусе подсознания. И Александр с интересом слушал девушкины сказы. О том, что зенит ее женской карьеры не здесь и не сейчас. Она пока не решила, какому из имеющихся и доступных ей алфавитов она доверит название райского местечка, где поселится с мужем и гувернанткой. Гувернантку надо определенно завести еще до рождения детей, и всех прочих дворецких - тоже, чтобы ни одного дня не провести в том содоме и гоморре, в коих погрязла старшая сестрица Милана. Надежда семейства, умница-цветочек, а начала уже перезревать в девках, выскочила замуж за первостатейного ублюдка и теперь кудахчет над наспех сделанными детьми. В барачном домишке, вечно без денег...

Зачем быть хорошей, если от этого только злишься и стареешь? Позволить себе неудавшуюся жизнь могут только кошки, а обыкновенной женщине допускать, чтобы одна-единственная судьба не сложилась - грех непростительный. В личный кодекс барышни Великой давно была внесена поправка к пункту "не убий", гласившая, что мужа иногда можно. Насмотрелась на сестру во всякое время суток: как та сходила на сиплый визг от отчаяния, как подтирала пьяную блевотину, окуная в нее волосы, потому что в глаза текла кровь из рассеченной густой бровки. А прологом мезальянса явилось досужее соседское дребезжание о Миланочке, которой давно уж пора быть матерью большого семейства, а она все одна-одинешенька, уж мы того никак не ожидали... Горбатая провинция, сплетни, пыль, склоки, как неотмываемый бульонный жир, прикипевший к кастрюле. Ярость, жалость, бессилие - проходят и ничего не меняют: сестра привыкла придумывать мужу какую-нибудь простую быструю смерть, но каждый божий день воротила к его приходу многоярусные ужины и говорила с ним академическим придыханием Татьяны Дорониной.

Гениальное подражательство, гитара, клавиши, маленькая японская ножка... - Милана была слишком одарена для мерцания первым номером в звездочках, не к добру это. К тому же губительный покладистый стрекозиный нрав: "она все пела...", потакала, порхала, приглашала, увлекалась, забывала, будучи красивой не имела тяги к красивым вещам, носила дешевые кроссовки, стригла себя сама, ничего не делала надолго, тратила деньги на мелкое и дешевое, потому что лучше ворох барахла, чем один камешек из мальтийской короны. Лана и сказки любила случайные, вычитанные в книжке соседки по купе - поезд шел к морю, все встреченное на пути подлежало немедленному зачислению в фетиши, ведь море бывает один раз в жизни... Слепая девушка из Великого Чаплина, торговка цветами, протянувшая хорошему маленькому человечку розу. Это немножко про Милану, только с оговоркой: с той же осторожной улыбкой она протянет яд. Простодушная ангельская жестокость: человечество со времен древних шотландских баллад не знает, что с ней делать.

Александр умный. Умеет петь песни и рассказывать в постели загадочные анекдоты, требующие подробных комментариев. Это подходящая прелюдия - комментарии. А Шотландские баллады - еще лучшая прелюдия: он заиграл их до дыр еще в школе, ему интересно было однажды прослушать девичьи восторги по поводу детских своих экзерсисов, но превратиться в музыкального болванчика, коему нажмешь на животик - и вот тебе "Джингл беллз", - увольте! Но Нана настаивает: ее не проведешь, она знает, что так набивают цену, у Ланы был такой ухажер, был да сплыл. Александр, конечно, иной. Хотя бы с той точки зрения, что от него много пользы. И с той, что он умный. Умный для Наны - это, прежде всего, знающий английский.

Одна протяжная песня скотчей так и называется - "Криминальная сестра". Шотландцы милы и кровожадны, у них часто мелодия дивная, а сюжет - хоррор. Обе сестры полюбили одного доблестного шотландца. Он полюбил одну из них. Отвергнутая счастливицу утопила. После шли мимо два мистических менестреля, выловили утопленницу, из ее гибкой груди смастерили лук, из волос - тетиву, пришли на неправедную свадьбу, пустили мистическую стрелу... в общем, возмездие настигло злодейку. Очень будничное напевное повествование, словно все сестры в мире делают это. Нана узнала, что такое ужас и восторг. Александр переводит сходу и древних рокеров, и ныне здравствующих. Правда, говорит, иногда надо знать заранее, что они имеют в виду. Например, "Сияй, сумасшедший алмаз!" - это про Сида Баррета. Странные тексты пишут эти англоязычные твари.

- Кто-то из нас с Миланкой тоже криминальная сестра. Наверное... - изрекла Нана. Ей казалось, что Александра надо все время слегка эпатировать и держать курок обаяния на взводе, иначе он потеряет к ней интерес. Он не терял, но когда Нана клала ему голову на плечо, она чувствовала его отстраненную улыбку. Она полцарства отдала, чтобы ее разгадать. Эмоциональный сгусток, назначенный быть любовью, быстро ею стал. И Нана думать забыла, зачем Альке было отдавать ей вакантное место.

7. Опасности короткого пути

-Что ни говори, взяла девица Сашку в оборот. Я не ожидал, признаюсь! Вот уж думал, это не про нашего крепкого орешка. Хотя итог закономерен: башковитым ребятам с девушками знакомиться некогда и негде. Они слабо занимаются вопросом. С другой стороны, жениться хоть раз придется. А тут подвернулась под руку эта Шаганэ - вот Сашка и попался. Да хоть медуза Горгона замаячь - он бы клюнул. Срок подошел. К сожалению, в нужном месте в нужное время чаще всего оказываются Горгоны, хорошие-то все за печкой сидят, ждут у моря погоды...

Жако, впрочем, не столько огорчался за своего любимого аспиранта, сколько ерничал по поводу Наны - дескать, из грязи, да в князи.

- Она, между прочим, уже в грузинских князьях. Не преминула меня посвятить в тонкости своей генеалогии, - похвастался Солнечный.

- Не смеши мои тапочки! Даже у меня затесались в предки грузинские князья. Блестящих перспектив, поверь, мне это не открыло. Нынче у каждого встречного в роду какие-нибудь да князья, без этого и в свет-то выйти неприлично.

Жако был уверен, что эффективность дражайшего Александра теперь снизится втрое. Любимому ученику не до работы. Деньги и любовь, любовь и деньги правят миром, иногда они так похожи друг на друга, просто не отличить... Паша его урезонивал - деньги тут не причем, это во-первых. А во-вторых, даже надежде отечественной науки девушка в хозяйстве не помешает. Конечно, смотря какая. Но если со стороны Наны и есть корысть, то временная. Она вряд ли задержится в этом городе и наложит лапу на скромную квартирку Александра. А больше у него особо ничего нет.

- У него есть голова. Лишь бы она не пострадала.

Солнечный знал - с любимым учеником у Жако сложноподчиненные отношения. Александр подчеркнуто сторонился хохотливой болтовни своего научного руководителя и компании, что придавало ему мрачную значительность. Но если величественному ученику нужна была аудиенция, Яков бросал все - и день потерян. После чего Жако бывал вымотанным и словно заражался от Александра сумрачным затмением. Тогда Солнечный начинал жалеть, что на Учителя не действуют его сонные чары. Ведь все занувшие просыпались в радужном запале, опьяненные красотой Морфеева царства. Почему ученик-подчиненный так подавлял руководителя стало ясно позднее. И Солнечный смутно догадывался, что дело вовсе не в Нане, которую Жако, встрепенувшись от сплина, признавал "неплохой вроде бы девочкой. Но делом ей надо заняться, делом. А замуж выйти - это она успеет".

Тем временем Паша тревожился за свою уникальность. Вчера состоялся первый сеанс лечения больной девочки. И ничего! Никаких снов у нее. Жако бодрился, уверяя, что пробный день не в счет. Он твердил, что у 15-летней барышни ворох болезней. И распутывать этот клубок надо осторожно, чтобы не повредить жизненно важные нити. Так что пусть процесс идет медленно и пусть труднее будет в начале.

-Знаешь, дай нашему Кириллу волю - и лечение Нади началось бы лет пять назад. Но я стоял на своем - нельзя безответственно экспериментировать на ребенке. Мой метод без тщательной его проработки мог качнуть хрупкую психику в непредсказуемую сторону. А Лобов нажимал на их с Сашкой изобретение, в которое я не верю.

-Какое изобретение? Вы говорили, что Александр разрабатывает какую-то сыворотку из морепродуктов...

-Это для него не главное. Потому что Кира сбил его с толку! Мы начинал работать с Лобовым по теме биосенсорной совместимости очень давно. Больше двадцати лет назад. Нас обоих захватывала тема, мы спорили. Разбегались по другим проектам, но потом все равно возвращались к треклятому фетишу с условным названием, а точнее именем Феликс. Мечта посадила нас на ласковый ошейник. Мы могли надолго забрасывать ее на чердак в угоду социальным нормам -- но все равно возвращались к ней. И однажды мы нашли возможность продвинуть наш шальной проект. Нам дали небольшой грантик благодаря доброму человеку в среде тайных рецензентов. Потом-то уже своими силами, подпитывали из других финансовых струй... Впрочем, я сейчас о другом. У нас с Кириллом на протяжении всего времени сохранялся разный подход к проблеме. Для меня Феликс - метод. А для Кирилла- препатат. Который для меня всего лишь часть метода, причем весьма узкоприменимый.

-Стоп! Не понимаю -- у вас что, разные Феликсы?! - возмутился Солнечный. - Что же это тогда за путаница!

-Помнишь притчу о слоне и шести слепых? У всех свой Феликс! - победно усмехнулся Жако. - А вообще зря я тебе морочу голову -- все равно прохожему это не объяснишь.

-Я не прохожий! - возмутился Паша. - Я ж вам помогаю, как могу! И имею право знать.

-Хорошо, друг мой, тогда лови на лету. Говорю упрощенную версию нашего провостояния. Мы разрабатывали несколько версий нашего метода. В основе той версии, которой стал придерживаться я после всех моих теорий и экспериментов, - комплексный подход. Я категорически не верю, что один лишь прием пилюль может избавить человека от серьезной болезни, которая в нем развивалась в течение многих лет и корни которой нередко уходят в предшествующие поколения. А Лобов верит в одну лишь чудодейственную таблетку. Безвредность которой вовсе не очевидна. И Сашка предательски к нему примкнул. Ну еще бы! Он же молодой, ему нужен успех. И деньги, конечно. Он думает, что волшебная таблетка -- это куда более короткий путь к лаврам и благоденствию. Опасное заблуждение. Фармакологическая мафия не дремлет.

-А что же с сывороткой из морепродуктов? Об этом проекте, помнится, вы отзывались с пиететом.

-Ее Сашка в другой лаборатории делал. Пиетет не отменяю. Но когда он встал на сторону Кирилла в ситуации с Надей... кормить ребенка непредсказуемым лекарством... нет, друзья мои, я все же понимаю кое-что в нейрофизиологии!

-Одно мне неясно -- чем же эта девочка больна, - вздохнул Солнечный.

-А это никому неясно. Ей ставят шизофрению, а также разного рода эндокринные дисфункции. Это все равно что отсутствие диагноза. Шизофрению в нашей стране вообще раздают направо и налево, хорошего специалиста в этой области не найти -- даже наша грузинская княжна это знает! Да и во всех остальных тоже. В стране армия врачей-убийц. Они умеют только создавать новые болезни, а не лечить людей. Потому что лечить -- занятие неблагодарное и малоприбыльное, если его делать на совесть. Вот и приходится таким сумасшедшим смежным профессионалам, как я, придумывать свои стратегии. И неимоверно тяжело их продвигать. А девчонку жалко. Ей вот-вот исполняется пятнадцать. Она не без дара божьего. Смотрел "Сталкер"? В общем, в этом духе. Девочка предметы не двигает, но делает успехи во всем, что касается визуальных искусств. Я ей фотоаппарат подарил. Фотография лечит душевные расстройства, это давно известно. Ребенок удивительный. Она в десять лет выцарапала на стене мой портрет, - так, в беседе, машинально. Это даже не назовешь сходством - это я, но куда глубже, чем в оригинале... И разве можно ее неосторожно лечить, скажи пожалуйста, - накалялся Жако. - Но Кирилл тоже прав по-своему. Он считает, что нельзя дать погибуть социальной функции, а картинками на обоях не заработаешь. И потому надо перезагрузить мозг таким образом, что уйдет патология. А если вместе с нею уйдут и таланты, и тонкие настройки? Они очень близко друг от друга. Можно даже сказать, в спайке. Но Кира считает -- и пусть себе уходят, главное, чтобы человек стал стандартно полноценным. Звучит-то как! А я, как Шариков, не согласен. Потому что нет никаких стандартов полноценности! Не надо исступленно бороться с больными клетками -- надо помогать расти здоровым. А то наша медицина вместе с болезнью уничтожает человека. Кирилл же считает мои взгляды маргинальными и клянет меня, на чем свет стоит... В общем, он считает, что я дурью маюсь вместо того, чтобы действовать радикально.

-Лично я на вашей стороне. Но вы уверены, что я... пригожусь? - тихо спросил Солнечный.

-Я ни в чем не уверен. Но у меня есть основания предполагать, что

твое воздействие на некоторые организмы сродни тому одиозному препарату, которому Кира с Сашкой уже дали свои фамилии. Точнее их первые буквы -- ЛМ-420! Лобов и Микушин из комнаты 420! В укор разнесчастному Феликсу. Мол, Феликс -- это миф. А мы -- реальность. Так вот, я думаю, что ты по своему воздействию как этот самый Лобов-Микушин, только без страшных побочек. Не смотри на меня так. Я в здравом уме.

-А какие побочки?

-Знаешь, я и так наговорил тебе много лишнего, - вздохнул Жако. - Довольно безответственных и некорректных жестов. Потому что... это лишь мои предположения. И мы говорим о моих ближайших коллегах. Все равно я с ними в одной связке. И их детище -- оно и мое тоже, хоть я и отказался над ним работать на определенном этапе. В общем, на уровне кухонных бесед это не объяснишь.

Жако почти не видел сны. Он был единственный, кто верил в пашину нечаянную магию, на себе самом ее не испробовав. И рискнул предположить, что она полезна! Впрочем, вера во что бы то ни было его не отягощала, он мог на сутки увлечься перспективой выращивания нано-органов, наутро забыть все это и желчно раздражаться от миллионов, которые нынче вкладывают в модные научные направления, после которых -- пшик! И тут же возрадоваться телеапокрифам о большеголовых зеленых человечках. Оправдывался Жако просто: я - теоретик-авантюрист, с меня взятки гладки. Он как мусульманин, после заката позволял себе маленькие необходимые излишества. Утром отрекался от вчерашнего, а в конце ввергался в завтрашнее. Энтузиаст...

8. Яд мудреца

Алла говорила отрывисто и четко. Ее план был прост -- они свяжутся с Ирэком через Милану, несчастную нанину сестрицу. Она станет связной, ее услуги будут скромно, но стабильно оплачиваться. В ее положении и это великое благо, она согласится не раздумывая. Да что там, уже согласилась! Ирэк при правильном стечении обстоятельств протопчет тропу к своему всемогущему папаше, фармацевтическому дельцу, у которого все схвачено в медицинской среде. Распространять ЛМ-420 можно будет через купленных докторишек. Словом. Аллочка затеяла грандиозную авантюру по нелегальной продаже ЛМ-420. Она серьезная девушка, и подошла к затее фундаментально. Она искренне хотела прославить папеньку и своего Сашку-дундука. Именно так она называет Александра в минуты нежности. Та еще штучка. Вспрыгнула на передний край науки, как на трибуну, и хочет вытащить туда самых близких ей мужчин. Ради этой затеи она пойдет на все. Она чувствует себя подвижницей. Популяризатором и двигателем великого дела. Возможно даже, метит в идеологи. Знал бы папенька -- надавал бы ремнем по попе. Но Жако не знает и спит спокойно. Пока.

Местами девица говорила дело -- но Александр морщился от криминальной отдушки. Одно дело -- легальный триумф. Премии, публикации, честование команды, создавшей чудо-лекарство. А другое дело -- путь низменный, из грязи, словно они наркоту новую внедряют. Оскорбительно для качественного продукта. Впрочем, Алка, как это ни горько признавать, права -- им пока светит только теневые пути, пардон за каламбур. Какая может быть легальность когда сотни тысяч людей на планете страдают от изнурительных недугов, мучаются и умирают лишь только потому, что лечение, которое помогло бы им, недоступно. Препараты уже созданы, но они не получили лицензию. Проще говоря -- их не пускают на рынок, прикрываясь принципом "не навреди". На самом же деле причины совершенно другие. Нажива! Зачем, к примеру, производителям инсулина нужно, чтобы появилось лекарство от диабета? Абсолютно не нужно, иначе они потеряют свой заработок, свой жирный кусок хлеба с маслом и икрой. Так же с прочими болячками. Зачем лечить орган, если его можно отрезать, получить бабло и вдобавок поиметь репутацию хорошего хирурга. А то, что потом болячка перекинется на другой орган -- ибо уничтожена не причина болезни, а следствие, - так тут наш мастер резьбы по живому не виноват, "это вам, батенька, в другой кабинеть"...

Александр как всякий творец -- а он на другую миссию был не согласен -- грешил идеализмом. И мог пожертововать ради идеала некоторыми не слишком ценными для вселенной особями. Например, Наной. Ну ведь дура самодовольная! Аппетитная и безмозглая. Да, он решил внедрить ее в эксперимент и накормил ЛМ-420. Внедрил втайне от коллег. Но он уверен, что с ней ничего плохого не случится. Надоел это кириллов Кролик, злобный пень с лягушачьими глазами! Он темнит. Он водит за нос доверчивого эмоционирующего Лобова, который того и гляди натворит из-за кроликовых подначек разных глупостей. Нана же -- свежий молодой организм. Это куда ценнее для испытаний.

И все-таки беззубая совесть пыталась пощипать Александра за его могучее самолюбие. И он позвонил Алле. Просто чтобы она поддержала, погладил по шерстке, подбодрила. Он был согласен даже признать свою потаенную несамодостаточность. Но вместо поддержки он получил вопли ужаса. А собственно, что он сделал?! Беспутная пигалица Нана получила то, о чем многие мечтают и никогда не получат. Она хочет забыть свое темное прошлое. Она боится этого мифического гангстера, который поджег ее дом и еще бог знает чего. Где правда, где вымысел -- не поймешь.

-Ал, если честно, я ни в какого Ирэка не верю.

-Ерунда! Я навела справки! Его отец действительно имеет вес в регионе. И наверняка имеет выходы за его пределы.

Зачем Алла такая умница-разумница? И вообще вся эта местечковая интрига с пигалицей Наной какая-то несерьезная.

Алла кричала, что Сашка - местный доктор Менгеле, который использует ее подругу как подопытного кролика. А разве она сама не хотела использовать Нану, причем втемную?! Александр же честно поставил барышню в известность, зачем и для чего он предлагает ей принять его препарат. Сказала:

-Из рук мудреца приму яд, из рук дурака не приму и бальзам, - и безмятежно скушала, что дали.

Нана поверила -- а это уже ее пробема. Кто не спрятался, я не виноват.

Препарат начнет действовать через неделю-другую. Наночка доложит непременно. Чтобы избежать смазанной картины из-за эффекта плацебо, Александр описал ей действие ЛМ-420 лишь в общих чертах. Что было нетрудно при широком спектре действия...

-Я думал, ты ревнуешь изобретательнее, - кинул Александр парфянскую стрелу. И Алла повелась на провокацию. Что началось!

-Конечно, дорогая, никакая не ревность! - ухмылялся в ответ Саша, используя тактику повторения реплик. - Да, все устроила ты. Свела меня со своей подружкой. Рекомендовала ей меня как первого парня на деревне и завидную партию. Чудовищное, но жертвенное пригрешение против истины. Ты просто чемпионка по альтруизму, а я неблагодарный ботан. И ты, конечно, не хотела пристроить свою подругу к Якову в обмен на ее сомнительные связи, - это все мои вредительские домыслы. И ты все делала для меня, чтобы потешить мои гнусные амбиции спасителя человечества. И мой препарат -- говно. Он, конечно, никогда не сработает. Я -- злобный хорек.

Алла, впрочем, не ведала, что творила. Между прочим, ее папенька в недавнем споре с Кириилом заявил:

-ЛМ-420 может вызвать смерть личности.

-... которая и должна умереть при шизофреническом раздвоении этой самой личности! Это убийство во благо, освождающее человека от вредоносных клонов, которых создает болезненное сознание, - вопил Лобов. - У нас результаты. Мы такого хроника из тьмы вытащили. Он бы давно овощем стал!

-Ваш Кролик-хроник перешел в стан наркоманов. У него временное улучшение, но скоро вы с ним наплачетесь. Я не завидую несчастному. Его сознание развалится по кластерам из-за огромных доз. Вы же его подсадили. А Лобов-Микушин -- препарат дискретный. Мне думается, что ты, Кира, прекрасно это понимаешь. Просто не можешь с этим смириться. Тебе хочется славы вроде пастеровской. Пастеризация сознания. Как грандиозно!

Александр не встревал, хотя стоический нейтралитет стоил ему больших усилий. Вся его внешняя фанаберия -- и это первой поняла Алла -- была всего лишь ширмой для ребяческой веры в то, что эра Великих открытий еще вернется.

Дети из пробирки -- чем не открытие? И ЛМ-420 должен встать рядом, где-нибудь в окрестностях. Созвучие, роднящее его с маркой сигарет и с авиакомпанией, придает ему житейский шарм. Название уже поселилось в коллективном бессознательном, аббревиатуре не придется пробивать себе дорогу к целевой аудитории, оно уже внедрено в оперативную память. Это лекарство, которое сравнимо с самим Высшим разумом. Ведь что такое болезнь? Это, прежде всего, глубинное убеждение в том, что ты болен. Оно начинается с симптомов, а они -- всего лишь сигнал тела о том, что надо скорректировать маршрут. Неправильной дорогой идешь, товарищ! И если обратить внимание на этот сигнал вовремя и адекватно, то и болеть не придется. Нужно чтобы мозг послал организму серию рекомендаций в форме внезапных острых желаний -- и тогда организму нужно дать, что он просит, - или психофизических ощущений, которые заставят человека совершить исцеляющие действия, пусть и странные на первый взгляд. Это похоже на восточный метод поворота плода, который собрался рождаться попкой вперед. Роженице прижигают горящей сигарой особые точки ступни, и она поневоле принимает нужные позы для того, чтобы маленький упрямец перевернулся.

Впрочем, инструкции, разъяснения и всевозможные оды волшебному зелью -- дело всецело Лобова. Он -- фанат, сметающий все преграды на своем пути. Кирилл с садистским удовольствием показывал спонтанной аудитории видеоролик с лабораторными мышами, у которых он отрезал на живую хвосты и которым вкатывал мощную дозу ЛМ-420. Под воздействием препарата мыши переносили потерю стойко. Более того - "обрезанные" кучковались в особый клан, словно в социальную группу лиц, перенесших насилие -- совсем, как люди. Впрочем, известно, что мыши сочувствуют боли своих сородичей и вообще твари компанейские и эмпатии не чужды.

И еще у Лобова была масса таких примеров, которые взрывали слушателю мозг и обращали его в горячо сочувствующего делу продвижения на рынок великой панацеи Лобова-Микушина. Только у Александра так не получалось, в чем он винил свое неистребимое доверие к Жако. Наотмашь презреть мнение учителя не получалось. Таким образом Александр страдал от профессионального раздвоения. Конечно, он был заодно с Кириллом, и готов был ответить головой за их совместное детище. Но изжога сомнений все сильнее гасила запал. Кира это чувствовал, но не настораживался. Ему было некогда -- он готовил статью в американский журнал о "Кролике", об этом замороженном минотавре, которого препарат вытащил из болезни Альцгеймера. И что-то Кирюша сильно темнил по этой части. И Саша привычно начинал копаться в предыстории, чтобы выудить нестыковки.

Кирилл -- его седьмая вода на киселе. Троюродный дядя. Кирилл проникся к дальнему племянничку просто потому, что его отпрыски тяги к науке не обнаружили. А Сашу он взял в оборот в старших классах. Они подружились -- и легкой авантюрной рукой Кирилл пропихнул племянника в науку. Потом договорился с Яковом, чтобы тот был у него руководителем, - и Александр уже обнаружил себя в группе "Феликс". Такое у них с Жако и с Кириллом было название их дерзновенного трио. Легенда о Феликсе, о его пропавшем со всех перископов изобретателе, о "людях-кентаврах", которые должны были завоевать мир -- все эти античные по духу и масштабу концепции захватили Александра так, что он забыл толком влюбиться. Хотя девушка на первых курсах у него забрезжила, только Саша все откладывал ее на потом. Кому это понравится! А потом появилась Алька во всей красе самоуверенного вдохновения и маниакальной готовности сотрясти устои. Неважно, какие, лишь бы оказаться в эпицентре сенсации.

Было в Алле притягательное свойство -- она умела вызвать чувство гордости самим собой за то, что именно тебя выбрала эта ураганная девушка со смешной привычкой оттягивать пальцами верхнюю губу перед тем, как сказать "нет". Итак, Александр увлекся, устремился, ушел с головой. Стал ждать ее -- она ведь наездами тут. От Жако, напротив, отшатнулся -- не хотелось, чтобы он знал. Кирилл с его наставнической ревностью только радовался своему растущему влиянию на молодой ум, не подозревая, что явилось причиной отчуждения. Пускай! Александр знал, что не может подвести старика.

У Лобова не складывались отношения с учениками, так уж повелось. Один вот сейчас большая шишка, между прочим, в Москве, он очень многим Кире обязан, но там история некрасивая вышла. Жако немного приоткрывал подробности, подозревал, что ученичек присвоил кое-какие кирилловы разработки. Обычно наоборот бывает: мэтр приворовывает у молодежи и выдает за свое, и ему верят как авторитету. А тут иначе вышло. Александр был склонен в это верить, даже не слишком вникая в суть вопроса, потому что на Кирилла это похоже. Он теориями и идеями фонтанирует, гундит о них на каждом углу, а на реализацию упорства не хватает. Чтобы результат получить мало-мальский, тут ведь одного таланта мало. Нужно уметь рогом упираться, кое-где и под себя грести. А это уже не про Лобова. Сейчас он постарел, сидит себе, пыхтит, носа в мир не кажет. А раньше шабутной был. Начальству грубил, устраивал семинары, конференции, пил, дебоширил и делился в кулуарах гениальными догадками. На чем и погорел. А теперь ему хотелось оставить след в науке. Взять реванш. Именно теперь, когда его в любой момент могут "уйти" на пенсию. - как он сам не раз всплескивал руками. Александр считал, что он зря паникует, хоть сейчас прошлые заслуги не в цене. Просто когда Кира убежден, что висит на волоске, это только улучшает его тонус. Натура такая. У него принцип: без боя пушки ржавеют. Кто-то ему прощает наскоки, а кому-то он как кость в горле. Особенно вышестоящим. Тем более - свежевоцарившимся. Любая новая метла по-своему подчиненных обметает...

Но, как видно, пушки еще не заржавели. И однажды Кирилл стал вести напряженные переговоры с какими-то инстанциями, важными людьми с тем, чтобы получить разрешение испытать ЛМ-420 на человеке. Ничего не вышло. На мышах многострадальных -- пожалуйста, а людей, Кирилл Викторович, не трогайте. Тут же состоялась баталия с Жако, который был категорически против испытаний препарата на людях отдельно от разработанной им методики наращивания нейрофизиологической резистентности. Вот эти слова действовали на Кирилла как тряпка на быка. Лобов считал, что хрупкая и сложная в осуществлении яшина методика не жизнеспособна. Что вся эта тонкая гомеопатическая метафизика не приживется в грубом мире. Слишком сложный и странный путь -- лечить человека человеком! Это ж годы можно подбирать нужные сочетания. За это время больные загнутся. В общем, схлестнулись научные взгляды. И тогда Кира затаился на короткое время, а потом повел Александра, как кэрроловскую Алису, в очень странное место.

В дом Кролика. Конечно, тогда этого субъекта никто так не называл. Напротив, Кира все обставит так, что они с Сашкой идут на поклон. Войдя в обшарпанную желтушную хрущевку, Александр ожидал увидеть обделенного жизнью пенсионера. Однако картина, представшая перед ним, не вписывалась ни в одни заранее заготовленные рамки. Кирилл почему-то открыл дверь своим ключом. Позже он объяснил, почему заведен такой порядок, но поначалу Саше показалось, что Лобов вовлек в эксперимент очередного родственника. В большой комнате, нацепив очки, человек, восседал харизматичный минотавр и смотрел серенькую передачу по куцей раритетной "Юности". Таким телевизорам место в палеонтологическом музее, но старикану надо было отдать должное - кроме "ящика", он ничего советского не держал.

На круглом столе посреди комнаты застыл натюрмортный порядок: ваза с фруктами, сахарница, газета, высокая кружка с остатками чая. Антиквариат, ни пылинки на нем. Жестяной маятник уютно отмерял безмятежное время. Вместо обычного старческого запаха - аромат нежнейший, только в пахучих веществах Александр не разбирался абсолютно. Как уютно живут кролики... ничего себе обстановочка у бобыля! Словно у него домработница в накрахмаленной форме день деньской хлопочет. Комната могла быть маленькой гостиной в апартаментах старорежимного семейства. Венские мебеля совершенно не давили на сознание дороговизной старины, скорее напротив, чудесным образом обволакивали грезой прошлого. Саша как будто очутился внутри английского детектива, возможно, эдвардианской эпохи. Очень вкусной эпохи. Захотелось куропатки на блюде, шагов величественного дворецкого и философского боя настенных часов... который как по заказу затянул свое семикратное "боммм". Впрочем, поражал не только интерьер, но и сам хозяин дома. Таких людей Александр еще еще не видел -- словно статуя, которую высекли из цельного куска мизантропии. Нельзя было толком объяснить, почему так казалось, но только из этого места хотелось бежать, сверкая пятками.

-Где ты нашел этого Кащея Бессмертного? - допытывался потом Александр у Лобова. Тот лишь загадочно улыбался, воркуя о том, насколько верен этот эпитет. Но, мол, все познается в свое время!

Меж тем, этот исполинский Кролик не удостоил кириллова молодого коллегу даже взглядом. Так игнорируют нас ящерицы или насекомые, те, кто в отличие от млекопитающих, едва ли зрительно вычленяют человеческую фигуру из окружающего ландшафта. Но что еще удивительнее -- при этом он почтевал гостей домашними разносолами, словно у него в услужении лучшая кухарка города. Были даже домашние эклеры. Александр украдкой озирался -- вдруг все обнаружится жена или другая обитательница этого шикарного бункера. Но никаких следов женского пола не обнаруживалось. Да и кто может жить с таким упырем?! Это же страшно.

-Вы сами печете? - с нерешительной вежливостью Александр взялся было за комплимент кулинарным способностям, но старикан его словно не расслышал. И тогда стало ясно, что ассистентам в беседах с ним ловить нечего. Он и на кирилловы-то вопросы отвечал выборочно, словно глухой.

Кадр действительно уникальный, согласился Лобов, когда они вышли из логова, но это еще не повод, чтобы зачислять его в худшую часть человечества. Но толком ничего не разъяснил. Сказал, что у Кролика четкое условие -- его имя не должно фигурировать ни в каких кулуарных разговорах.

-Я думаю, что он носитель какой-то тайны. Может быть, он в курсе тех самых секретных разработок...

-Ты имеешь в виду, что он был причастен к Феликсу? Но тогда ему должно быть лет сто, - усмехнулся Александр, пытаясь скрыть дрожь азарта.

-А ему и есть лет сто! - победно улыбнулся Кира.

Хоть убей, а больше из него было не вытянуть. Неприкаянный демон так и проходил под кодовым именем Кролик. Стыдно признать, но Александр совершенно не чувствовал, что этот мизантропический Кролик как-то изменился под воздействием препарата. Впрочем, видел он его всего два раза. В основном, с ним общался Лобов. Тот был полон энтузиазма, и на малейшее сомнение отвечал пулеметной очередью аргументов. О, это были простыни кардиограмм и прочие показатели, тщательно зафиксированные на бланках анализов. Вся эта бумажная суета усыпляла александрову бдительность. В конце концов, он начал догадываться, что никакого лечения не происходит. Что кролик нужен Кире для другого. А вот для чего -- это предстояло выяснить.

9. Звук дождя

Борис не спал до пяти часов утра. И принял, наконец, решение -- он уезжает отсюда восвояси. Пускай это пораженчество, но докапываться до истины здесь можно лет двадцать. Крепкая помесь местных химер прошлого и настоящего поглотят неприкаянного частного сыщика с потрохами. Гришина жена, дражайшая Оленька своим звонком выдала Боре индульгенцию за невыполненное задание. Борис волевым усилием заканчивает поиски тайных мотивов своего покойного учителя. А к загадочному старику надо будет наведаться напоследок. Борис просто раскроет перед ним карты. Он решил выйти из положения элегантно и малой кровью. Давний мучитель Гриши услышит всю правду о себе. Борис ему поведает, для чего он сюда прибыл и... почему не стал осуществлять свою миссию. Немного бутафорскую, конечно... У старика будет возможность покаяться в детско-юношеских грехах. И прослезиться от милосердия посланного к нему киллера. Возможно, визит гостя -- не каменного, но принесшего на своих подошвах горсть темного прошлого -- так потрясет неприкаянного демона, что его хватит удар. Тогда Борис будет чист и перед Гришей и перед законом. Впрочем, все это фантазии, а вот внятная вступительная речь у киллера-филантропа так и не созрела. Но она не понадобилась -- старик, не спросив "кто", отпер свою старинную, аккуратно выкрашенную дверь. Борис ожидал увидеть бедняцкую каморку, погруженную в стариковский запах. Но здесь оказалось на удивление мило и буржуазно... Педантично чисто. Резной буфет антикварного свойства с множеством ящичков и дверок, кресло-качалка, круглый столик, картины в рамах и без... Этот сморчок, оказывается, эстет! На неправдоподобно открахмаленной скатерти с вышитыми ирисами красовалась серебряная тарелка с грушами. Хозяин с равнодушием исполина оглядывал нарушителя своего покоя, и неожидано слабым для зловещей харизмы голосом спросил: "Кого Вам угодно?".

-Мне угодно Виктора Андреевича Гуреева.

-Таких здесь нет, - не меняя ледяного тона ответил старец. Он смотрел из своей неведомой бездны и, казалось, эту броню ничем не пробить. Но Борис тоже был не лыком шит. Тогда он назвал имя той самой роковой красавицы, в которую был влюблен Гриша. Белла Александровна... При этом имени старик поморщился и спросил "Кто вы?". Легенда у Бориса была наготове.

Это была пестрая комбинация правды и вымысла. В свое время Борис выжал из Григория много ценных подробностей. Которые и помогли ему выткать безупречный повод для визита. Он говорил простыми рубленными фразами, пытаясь имитировать смущенное волнение. Он изображал друга семьи, который хочет запечатлеть ее историю на века -- то бишь написать книгу. Он, якобы, исследователь, человек книжный, архивный и литературный. При этом не лишенный поискового чутья и азарта. И потому некий состоятельный непрямой потомок Беллы Александровны и Виктора Андреевича поручил ему заняться этим нужным и исторически важным делом. Ведь в сущности мозаика истории складывается из человеческих судеб...

Старик слушал без особого сочувствия, но и не враждебно. На странном нулевом градусе эмоций, который не есть срединное равнодушие -- а абсолютный нуль, после которого может грянуть любая буря, а может -- многолетний ледниковый период. Потом он все же пригласил гостя пройти и устроиться на одном из венских стульев. И вдруг совершенно уже не слабым, а глубоким сильным голосом с насмешкой сказал:

-...из человеческих судеб, говорите, складывается мозаика история? Моя судьба имеет настолько неправильные формы, что ни в какую мозаику не ляжет. Ведь я одновременно и Виктор, и Бэлла. Понравится такой поворот дела вашему состоятельному приятелю? - и старик хищно усмехнулся.

Борис ожидал всякого, но это было уже слишком. Гришины монструозные сказки про искусственно выведенных интерсексуалов ожили. Старый интриган никогда не рассказывал страшилки просто так. Но мог ли он предугадать, в какой момент сказка станет былью... Или знал наверняка?

-Вот почему у вас так уютно... женская часть натуры постаралась, - Борис попытался изобразить светский тон на грани абсурда, но его собеседник был не из ценителей тонкой черной иронии.

Борис решил, что лучше не разглядывать с безмолвным ужасом это чудо иезуитской медицины, и начал задавать осторожные вопросы. И первый -- о том, не розыгрыш ли все это. Он прямо так и спросил -- от Гришки-дьявола всего можно было ожидать. Захотел развлечь старого дружка, чтоб тот не закис после смерти учителя -- такое было вполне в духе этого исполина...

Существо, объединяющее в себе Виктора и Беллу, помнило Гришу. И только тихо улыбалось своим воспоминаниям. Бориса он в них не посвящал. Зато посвятил в странную историю, которая случилась с влюбленными и глупыми Витькой и Белкой во время войны. Витька подался на войну добровольцем. Там его быстро контузило. Повезло -- сотни таких же мальчишек, как он, полегли в первых же боях. Он, молодой, горячий, был ранен, полголовы как будто снесло. Зрение ослабло, были задеты важные области мозга. Начались адские боли, по ночам Витька просыпался от собственного крика. Его комиссовали. Близкие окружили его истерическим орелом героя. Он и сам в это верил. А вот Белла с войны вернулась совсем с другим опытом. Она, санитарка полевого госпиталя, пережила роман с военным хирургом. Виктор помнил ее Белкой-бритвой, которой палец в рот не клади. Вернулась она жертвенной печальной женщиной, похожей на черную взъерошенную птицу. Белка не скрывала перевернувшей ее любви -- но безоговорочно вернулась к своему Витьке. Хирурга в тылу дожидалась жена. Насмотревших на искалеченных солдатиков, она лишь подняла бровь на витькино увечье и сказала: "Главное, что живой".

Виктор, ошалевший от того, что вот так, ни за что ни про что стал инвалидом, промучился пару дней ревнивыми подозрениями насчет того, что он -- рак на безрыбье для Белки. Но время было такое -- не до рефлексий. Короче, зажили вместе героической парой. Одно только донимало -- Белка вспоминала про страшные медицинские тайны, которые поведал ей незабываемый любовник. Про опыты по выведению сверхчеловека, которые, дескать, велись совместно Россией и Германией. Витька слушал вполуха -- тем более что и каламбур в руку -- слух стал терять. Он думал, что Белка ему зубы заговаривает, чтобы он не переживал горько свои ущербы и не запил бы не дай бог... А он вспоминал своего полуглухого дядьку-железнодорожника, чудилу, весельчака и странника. Любимца местных гулящих дамочек. Дядька однажды спьяну сел не рельсы и уснул. Погиб под поездом. Машинист, который его сбил, вскоре ушел с работы -- не мог смиться с тем, что погубил своего лепшего дружка... такая вот история с географией. Витька маниакально проводил параллель с непутевым родственничком -- только тому от рождения был предначертан трагизм, а Витьке жизнь сломала война...

-Кажется, я знаю продолжение этой страшной сказки, - пробормотал Борис. - Белла повезла своего Витьку к своему хирургу, а тот надоумил парочку, так сказать, слиться в экстазе. И получились Вы. Может, хватит ужастиков?

Старик смерил Бориса демоническим взглядом и вдруг расссмеялся. Казалось, что его тонкая сухая кожа треснет от смеха, непривычного для его сумрачного лика. Борису стало не по себе. Он понятия не имел, что смешного во всей этой фантасмагории.

-Ты ведь приехал сюда по Гришкиной наводке. Так слушай -- или убирайся! - старик резко оборвал смех и принял свое привычное демоническое обличие. Борис решил послушаться -- только его обычное неукротимое любопытство сменилось липкой брезгливостью к стариковским тайнам. Он представил, как этот неприкаянный упырь начнет не дай бог демонстрировать доказательства своей рукотворной андрогинной природы. А если он не продемонстрирует... то разве можно верить его истории?! Старик словно прочитал его мысли. Он поднялся и открыл дверцу резного буфета. Там оказался встроенный сейф, из которого он достал увесистый конверт и злобно швырнул Борису.

-Тут фотографии всех этапов моего превращения... в то, чем я сейчас являюсь. Ты теперь единственный в мире, кто обладает хоть какими-то документальными свидетельствами того сенсационного эксперимента.

-Почему вы отдаете их именно мне?- быстро спросил Борис, бегло пролистав снимки.

-Потому что ты вовремя пришел. А мне уже все равно, кому все это отдать -- лишь бы освободиться. Как раз сегодня вечером мне чертовски надоело жить. У меня закончился мой волшебный порошок, который лучше любого опиума. Много лет он помогал мне быть уникумом и при этом существовать в уродливой оболочке. При этом мои мозги работали великолепно. Послушай... знал бы ты, сколько моих идей реализовалось... А Гришка бы от зависти сдох. Он, дурак, думал, что Витька с Белкой прожили долгую-счастливую. Он не тому завидовал. Эти двое в обычном понимании жили вместе всего ничего. Она вернулась с войны сумасшедшая. Он больной. Они остались живы. Но простые смертные не могут вынести бремя истинного счастья. Непрерывного и благодарного просто за возможность нести свой крест дальше. Смешно, но когда нас стали "сливать" воедино, я поначалу испытал эйфорию освобождения. Словно меня выпустили из тюрьмы. Из тюрьмы глупого немощного тела.

- Христианское счастье -- освобождение души от бренной оболочки, не так ли?

Старик усмехнулся:

-Да, именно счастье. Десятки лет я ни с кем не делился своим бесценным опытом превращения. Вместо ужаса и боли я испытывал блаженство. Не зря я переименовал себя в Феликса. Феликс означает "счастливый"...

... пасьянс сошелся! Эхо Феликса, которое гуляло по этому городу, наконец, обнаружило свой источник. Борис вспомнил отрывок того разговора за дверью институтской лаборатории -- и номер 420, который почему-то не шел из головы. Вспомнил передачу по местному телевидению, которую случайно услышал ночью... Феликс, похоже, местная легенда. Миф об универсальной таблетке, действие которой никто толком объяснить не может. У нее есть даже свое эхо... которое будто бы воплотилось в какого-то мальчишку. Борис знал, что ему не связать все нити интриги. Но даже не углубляясь, он был заворожен этим сумрачным конструктивистским городом, над которым витала готическая тайна. История о веществе, которое примиряет тебя с реальностью, но в отличие от наркотика, оно не разрушает организм а напротив, молодит... как там говорил хитромудрый мэн в телевизоре -- стирает трагический опыт, который мешает человеку двигаться дальше, развиваться и совершенствоваться. Который, в сущности и есть причина старения! Люди, которые не стареют, должны кушать этот Феликс -- и тогда они все сами превратятся в Феликсов... вот в таких вот жутковатых Феликсов, один из которых сейчас сидел перед Борисом и рассказывал ему свою историю.

"Счастливчик", похоже, не врал -- ему действительно было неважно, кто его слушает. Он говорил высокопарно, громоздко. Так, словно отчитывался перед высшими силами и никакого Бориса в комнате не было. Поэтому он нисколько не стеснялся в физиологических подробностях. И даже усмехался им, словно вспоминал о чем-то приятном... Может, он и вправду сверхчеловек, грешным делом подумал Борис. Впрочем, нет, он просто мужчина с мозгом умной женщины. Похоже, Белла сильно обогнала свое время. И череп новоявленного Феликса, Альтернативной Человеческой Модели, набили женской начинкой. Система зрения и слуха это только подтверждает -- ведь у Витьки, вернувшегося с войны, они были повреждены, а у Феликса, похоже, все нормально. Но, Господи, если все это правда! Даже сейчас самой передовой медицине и не снились такое эксперименты... и не только потому, что они запрещены. Даже если собрать лучших нейрохирургов мира в одну секретную лабораторию, разве слепили бы они такого Феликса из мужчины и женщины?! Впрочем, Борис имеет туманное представление о современной науке.

-А рецептура вашего "Феликса" - она известна кому-нибудь еще в этом бренном мире? - поинтересовался Боря, дабы просто обозначить свое присутствие.

-Нет, это ни к чему. Обычным людям не нужен истинный "Феликс". Они довольствуются подделками. Разве ты не замечаешь этого? Во всем и всегда -- теперь господствует псевдопродукт. Жируют бездари и прихлебалы. А таланты влачат жалкое существование, спиваются и дохнут, так и не получив им причитающегося вознаграждения. Так зачем этому миру, который душит и давит все настоящее, такая ценность, как Феликс?

-Но где-то в этом гнусном мире рецептура вашего препарата все равно осталась. Говорят, сведения о нем засекречены до 2050 года. Значит, когда-нибудь их обнародуют...

-Черта с два! - спокойно возразил старик. - Байки о 2050 годе -- это опять про жалкую подделку. А тайну настоящего Феликса я унесу с собой. Ты-то поди думаешь, что я всего лишь подопытный кролик и знать ничего не могу...

Вот это было в точку -- Борис сильно сомневался, что перед ним -- всего лишь жертва эксперимента. Он жертва -- но, видите ли, с идеями, которые реализовались! Интересно, на что намекал старик? Тьфу, бред какой-то... Борис может смело распортовать Грише на небеса о невыполнимости миссии. Слышал бы он стариковскую историю -- что бы сделал? Учитель был плохо предсказуем, но любую долю абсурда он считал чуть ли не божественным вмешательством в примитивную земную логику. Борис решил поразмыслить над фотографиями, и продолжить интервью с плодом отечественных алхимиков, уже будучи более подкованным. Старик в пылу исповеди заявил, что советские ученые в своих секретных опытах обогнали деятелей Третьего рейха и ННРБА. Теперь Бориса мало волновало это соревнование двух систем -- он был озадачен тем, с кем поделиться своим сногсшибательным открытием. Прежде всего, с тем, кто не поднимет его на смех... с Оленькой? С кем же еще! Даже если она начнет делиться сенсацией с подругами -- ее просто не поймут и утечки информации не случится. Но оставлять старика одного нельзя. Вдруг он и вправду решил тихо испустить дух?! Тогда уж точно ничего никому не докажешь... впрочем, что и кому надо доказывать?

Борис вежливо попросил ознакомить его с планировой, чтобы незаметно набрать номер "скорой". Потом надо будет потянуть время, потом... там видно будет. Единственный способ оставить старика под присмотром -- это поместить его в больницу. Причем не в психушку, а в обыкновенную терапию. Легко сказать... это сверхчеловек будет сопротивляться. М-да! Скрутить его и увести силой средь бела дня -- но это уже уголовщина какая-то. Как же его выманить из логова. Думай, Боря, думай! Есть, конечно, несколько способов вызвать у старика обморок -- быстро и безболезненно. Был бы он помоложе и покрепче -- тогда запросто. Но как эти методы повлияют на старческий организм. Не хотелось бы из лучших побуждений угрохать уникальный экземпляр. Еще неизвестно, кто за ним стоит. Черт, только очередной теории заговора не хватает!

Борис уже полчаса стоял, запершись в тесном совмещенном санузле и перебирал номера в своем мобильнике. Наконец, он остановился на одном господине с укромного телеканала, не чуждого научных сенсаций. Мелковат масштаб для такой новости, но выбирать не приходится. Главное, мужик дельный и честный, а человеческий фактор для Бориса всегда был важнее. Пусть выезжает сюда срочно со съемочной группой и запечатлеет на века местное чудо науки. Но телефон, как назло, не отвечал.

Когда Борис выбрался из своего убежища, он застал в комнате настораживающую тишину. Старик задремал в кресле. Безмолвие нарушал лишь стук редкого дождя по оконному карнизу. Этот звук почему-то всегда напоминал Борису о детстве. Словно всплывал в памяти собирательный образ уютного дождливого дня в родном доме -- там, где жило особое, очищенное от примесей страстей и ролей, безмятежное счастье. Которое не в силах воспроизвести в организме ни один чудодейственный Феликс. Счастливая таблетка -- она внутри каждого из нас. Но частенько застревает не там, где надо. Требуется, например, постоять на голове, чтобы она продолжила свой целительный путь...

Старик не спал. Он был мертв.

Смерть его уложила в позу ленивого собеседника. Голова лежала на мягком подлокотнике дивана, - слишком высоко, чтобы спать, разве что вздремнуть. Да и ночи он коротал наверняка на допотопной кровати с шишечками, с кружевной накидкой на подушках... даже летальный исход хозяина удивительно вписывался в обстановку. Тонкая, редкой породы рука свисала в пустоту. В этот момент замок входной двери щелкнул. "Какой банальный сценарий!" - мелькнула у Бориса мыслишка. А ведь на этот случай у него никакой легенды не было...

***

Алла проснулась первая и неохотно нырнула в реальность. Вроде бы у нее намечался деловитый день, замешанный, как всегда, на бурлящих переговорах, большая часть из которых -- просто дружеская болтовня. Но Алла знала -- в этом потоке можно выловить истинные жемчужины. Просто надо иметь фонтанирующую энергию и терпение. И не бояться начинать сначала. Однако сегодня ей не до суеты сует -- она, наконец, вспомнила, где видела похожий взгляд. Такой же, как у Ирэка, - инфернальная отстраненность, прошивающая тебя насквозь... Майкл Карлеоне в исполнении Аль Пачино. Было время, Сашка высмеивал ее страсть искать кинематографические аналогии. Но потом он и сам подсел на это милое бесполезное занятие. Вспомнив Сашку, Алла почувствовала привычный укол тоски -- он быстро стал для нее почти родственником, ершистым, но абсолютно безопасным. Она легко представляла семейную жизнь с ним. Последняя ссора успела померкнуть -- Алла быстро выбрасывала из головы неприятности... Тот, с кем она сегодня проснулась, был совершенно из другого теста. Это была терпкая авантюра. Он ей не верит. Эта близость была частью плана, который возник спонтанно и потому был правильным. Алла свято верила в то, что верный шаг -- это либо моментальная импровизация, либо плод совместных усилий ума, чутья и опыта. Что ж, первый вариант не требует столь важных личностных достоинств -- да он и больше по вкусу. Алла считала, что, вопреки Венечке Ерофееву, все должно происходить быстро... либо если долго, то о-о-очень приятно.

Приятно, кстати, не было. Алла ожидала от восточного мужчины возбуждающей страсти, но он ее разочаровал. Она, конечно, подозревала, что проскочи между ними искра, все было бы иначе. Получается, сама виновата. Алла хотела хоть раз в жизни переспать с кем-то с корыстным интересом. Поиграть в Мата Хари, в этакую тайную агентшу. Это должно было добавить остроты в интим -- так ей казалось. Но добавило лишь неловкости и странного чувства, что этот Ирэк -- мимо темы. Он ни хрена не рубит ни в химиии, ни в нейробиологии, ни в фармакологии. Ну тупой он и грубый -- чего греха таить! Да, пусть главный козырь в сделке -- его папаша, но должен ведь и сын хотя бы в общих чертах понимать, что к нему попало в руки! Вот в "Крестном отце", будь он неладен, - там мафия продвигала оперного певца... речь, кажется, о Марио Ланца. Выходит, бандиты способны разбираться в искусстве! Но это когда было... Нынешние явно обмельчали!

Алла смотрела за окно, где влажная дымка мокрого снега обволакивала город. Еще вчера ей казалось, что она своим рисковым соблазнением Ирэка легко вознесет Сашку, отца и заодно чудика Лобова на вершину признания. Потому что главное нынче -- правильно продать. В российских глубинках сколько разных Кулибиных и Эйнштейнов киснет.. все потому, что продвижение интеллектуального продукта на рынок -- дело гиблое. Каждому непризнаному гению требуется дополнительный гений торговли. Или, как это называют на иностранный манер, брэнд-менеджер. Гениев и талантов земля русская рожает в изобилии, - рожает, но не любит. Бросает их в грязь и в самый смрад жизни, как мать-алкоголичка... На всех на них, великих и убогих, гениальных брэнд-менеджеров не хватает. Сашке посчастливилось -- у него есть Алла. Она продумала схему. Она "завербовала" Нану. Она даже предоставила ей на время своего мужчину! Все для того, чтобы ее замысел сработал. Она повторяла про себя принцип аукнувшегося ей Карлеоне -- ничего личного, только бизнес! И... что теперь? Похоже, вся эта схема -- пшик. Несколько месяцев -- подумать только! - она потратила на плетение интриг. Ирэка заарканила! Но он оказался вялым, ленивым и никчемным. Хватило одной ночи, чтобы это понять... Точнее, Алла еще сопротивлялась этому пониманию -- ей было слишком жаль своих усилий и времени.

И этот мафиозный взгляд! Сашка, казавшийся ботаном и букой по сравнению с этим мачо, заиграл новыми красками. Сашка теплый. Просто в пылу обиды он может стать агрессивным, но сие простительно и временно. В последний раз они поругались по телефону -- из-за Наны, конечно. Он всучил ей препарат. На что не имел право! Ведь сам твердил про тонкую науку индивидуального подхода к пациенту... или это не он, а щепетильный папочка? Алла не вслушивалась в детали -- она схватывала суть и не улавливала разницу взглядов трех адептов. Только теперь она начала догадываться, что без всех этих далеких и непонятных ей деталей и нюансов она не сможет ни на йоту продвинуть сашкин препарат. Алла только сейчас начала смутно припоминать, что Яков и Александр не ладили в последнее время на профессиональной почве. Что Кирилл кипятился и все торопил отца.... Алла считала, что для ей необязательно вникать в рабочие распри -- у нее другая задача. Она, как видно, ошибалась...

Аля с тоской посмотрела на портфель своего "бизнес-любовника" - там лежала драгоценная распечатка сашиного summary о препарате. Алла однажды втайне от Сашки переписала себе этот файл -- на всякий случай. Текст показался ей наукообразным и длинноватым, но из него можно было слепить отличный рекламный проспект. В общих чертах там рассказывалось о разработке "Лобов-Микушин", сокращенно ЛМ-420, и с двадцатого раза, когда Алла вникла в отдельные куски плотного, напичканного терминами текста, - ей смертельно захотелось попробовать это лекарство самой. Она завидовала Нане, чего уж греха таить! Право "первой ночи" должно было принадлежать Алле, а не этой малограмотной истеричной барышне... Но теперь уж ничего не изменишь. Алла удивлялась самой себе -- ее ревность принимала странные формы. Сашка верно это подметил. Предложение закрутить временный, необходимый для дела романчик с Наной он поначалу воспринял, как шутку. А потом -- послушался! Хотела -- получи, дорогая. И теперь неизвестно во что это все выльется. Вылезающий из-под одеяла заспанный и хмурый Ирэк окончательно испортил настроение. Алла, Алла, чего ж ты творишь! Может, пока не поздно, незаметно вытащить из его кейса бумаги... И чем отличается Лобов-Микушин от того самого легендарного Феликса, над которым корпит папашка? Сплошная путаница в ученом мире... как трудно из из их словес вычленить самое главное!

10. Длинные тени старых грехов

Перед вторым сеансом Солнечный почти не спал. Он боялся, что девочка, которую Жако взялся лечить, опять не прореагирует на его лечебные сонные флюиды. Он впервые этого боялся, и знал, чем это чревато. Боишься -- значит, можешь вновь потерпеть неудачу! Легкость разбрасывания дара направо и налево уже не вернется никогда... Он вспоминал недобрый вопрос Кирилла - дескать, не боитесь ли, молодой человек, потушить божью искру эксплуатацией, ведь по заказу она может не сработать... Жако убедил Пашу, что со стороны Кирилла это вполне объяснимая провокация. Дай волю старику - он, дескать, станет пичкать всех детей с рождения своей волшебной таблеткой "Лобов-Микушин". Ведь, как ему кажется, самая близкая к оригиналу версия легендарного Феликса. Все это Солнечный слышал изо дня в день, слушал как мантру, слова которой превратились в набор магических звуков, смысл которых утоплен давностью лет. Один насмешливо-надменный взгляд Александра Микушина с корнем вырывал зачатки уверенности в собственном предназначении. Жако только отмахивался -- он считал, что нужно наращивать броню против дурных психологических воздействий. Солнечный пытался изо всех сил -- и не получалось... Пиком страстей стала ночь перед вторым сеансом. Он перебирал в памяти все, что случилось в первую пробную встречу с чудо-ребенком. С Машей. Девчонка удивительная, Жако не соврал! Была в ней невесомая грация и чистота ничем еще не испорченного подростка. Она был общительной и улыбчивой, и о ее загадочной болезни напоминали лишь нервические навязчивые движения -- она делал резкий вдох носом и сжимала плечи, а потом почему-то смотрела вверх и улыбалась. Но в этих движениях не было никакого диссонанса -- они напоминали птичью готовность к взлету. Пока Маша показывала свои фотографии, выложенные в сеть, а Жако ими восхищался у компьютера, мать девочки тревожно косилась на Солнечного. Недоверие -- вот что могло сбить эффект...

-Если бы вы использовали меня вслепую -- вот тогда все прошло бы гладко! Ведь раньше, когда я воздействовал на людей, мне в голову не приходило сомневаться в своих способностях. У меня все получалось само собой, - сокрушался Паша после сеанса, вечером, донимая Якова. Тот колдовал над единственнным блюдом, которое умел готовить -- цыпленком табака.

Жако усмехался, предлагая жизнь прожить под наркозом. Так оно проще!

-Моя дочь тоже была поклонницей свиданий вслепую. Но быстро поняла, что метод одноразовый. Посему, друг мой, привыкай к осознанным действиям. Нам, гомо сапиенсам, потому и тяжелей живется, чем беззаботным букашкам, - мы в отличие от них думаем. И мысли эти проклятые нам мешают блаженно порхать...

Жако в тот вечер твердил, что первый сеанс не показатель и не мог понять, с чего Солнечный так помрачнел. А Паша остро переживал свою никчемность. Единственный его талант -- это дарить людям сны. Как только он его утратит, он станет обыкновенным. Солнечный был готов признать свое грешное тщеславие, но оправдывал себя тем, что искренне желает быть полезным, желает как никогда раньше... Ускользающая ценность дара сводила его с ума.

И вот настал день второй попытки. Уже знакомый кабинет физиотерапии в соседнем корпусе института. Маша -- тихая, улыбчивая. Ее мама все так же тревожно взирает на Солнечного. У Паши катастрофически потеют ладони. Машу укладывают на кушетку, прилаживают к ней электроды чтобы следить за состоянием нервных импульсов. Паша садится рядом, берет ее руку... думает о том, что где-нибудь в Америке уже наверняка появились технологии для видеопереноса наших снов на экран, и скоро самые продвинутые юзеры будут выкладывать свои сны в социальных сетях... и вот тогда сны от Солнечного смогут стать торговой маркой... Эти мысли забавляют. Потом он начинает думать о Маше, на которую даже боится посмотреть. Она не спит, но со старанием отличницы держит глаза закрытыми...

Солнечный очнулся на соседней кушетке. Ему казалось, что он проспал двое суток. Не просто проспал, а провалился в дивную космогонию.Он рвался рассказать ее кому-нибудь, запомнить, записать -- таких снов он никогда не видел! Около Маши суетились два доктора. Больше никого. На Солнечного напала странная лень. Он снова прилег на казенную кушетку, с которой в первое мгновение пробуждения хотел немедленно спрыгнуть... - и снова задремал. Проснулся он пустой и перезагруженный. И в этой чудесной пустоте, как одинокая сильная рыба в океане, плескалась одна упрямая мысль -- ведь Маша младше всего лишь на пять лет, на пять лет... Вот бред! Солнечный влюбился во сне.

Вовремя появился ликующий Жако -- и завертел-заговорил, заторморшил. Нынешний сеанс выстрелил на все сто. Благотворное воздействие налицо. Шквал нейробиологических подробностей! Жако носился по коридору и требовал позвать какого-то Мартинсона, чтобы тот убедился в гениальном результате... Солнечный испытывал жгучий стыд от другого, вовсе не запланированного результата эксперимента -- своей неуместной, вопиющей, нелепой влюбленности! Но сейчас Якова не стоило озадачивать сентиментами -- он был настолько воодушевлен триумфом своей биосенсорной совместимости. Которая вышла боком его подопечному! Совместимость...

-Эй, герой дня, куда намылился?! - вскричал Яков, заметив попытку Солнечного улизнуть. - Мы тебя будем подробно обследовать! Ты чего такой кислый?! Ты, между прочим, виновник торжества. Или тебе нездоровится?

Торжество длилось неделю. За это время Солнечный еще два раза подтвердил свое благотворное воздействие на хрупкий машин организм. Солнечный, обмирая от тоски, следил, как девочка хорошеет после "снов от Солнечного"... Впрочем, как раз тех самых роскошных снов, о которых так много говорили впечатлительные особы, во главе с пашиной тетушкой, Маша как и не видела. А видел их сам Солнечный. Сей перевертыш особенно воодушевлял Жако:

-Блуждающий симптом - это классика жанра. Но в обычном режиме -- когда, к примеру, жена начинает стадать недугами мужа и наоборот -- это минус.Близкие люди гораздо чаще заражают друг друга болезнями, чем здоровьем и успехом...

О, сколько раз Паша вслушивался в эти речи, верил и не верил! Именно метод биосенсорной совместимости и призван исправить фатум человеческих судеб. Ты приносишь удачу близким, а сам сапожник без сапог? Тогда тебе к дядушке Якову -- он все уладит. И найдет человека, присутствие которого повернет Фортуну к тебе лицом. Твой счастливый талант наконец-то обратится на тебя самого! Метод поиска столь спасительной для желаемого ауто-эффекта персоны изложен в яшиной диссертации. Конечно, в ней он не называет свою разработку Феликсом... но Феликс -- фигура речи. Теперь Жако готовил доклад для конференции о своем любимом детище. И планировал притащить туда Солнечного! Ведь ауто-эффект случился именно с ним. Уж не говоря о том, что Яков желал, наконец, обнародовать феноменальные способности своего подопечного. Тот уже настолько пропитался настроениями своего наставника, что и сам мог соорудить доклад на тему этой диковинной совместимости. Солнечный представлял, как выйдет в качестве диковинного зверя перед учеными скептиками...

Неделю Солнечного не оставляли в покое. Терзали анализами и замерами. Вдобавок Жако все никак не мог понять, от чего Паша посмурнеет и не разделяет его исследовательские радости. Ведь сам так волновался, так хотел оказаться полезным... Вот и оказался! Солнечному хотелось удрать, ничего не объясняя. Делиться с Яковом неуместными интимными подробностями -- конфуз невыносимый!

И одним прекрасным утром Жако словно огрел его электрошокером:

-Вот что мне странно, Пашка. Вопрос из серии высоких чувств, что называется. Если мы находим двух настолько совместимых людей... Ты целителен для нее, она прекрасно влияет на тебя... кстати, ты в курсе, что выздоравливаешь? Никаких более головных болей и мучительной бессонницы... так вот, мне думается, двое столь позитивно совместимых людей, подходящих друг другу по возрасту, - здесь естественно предположить зарождение большого и светлого чувства!

Жако идиотски улыбался. Солнечный закашлялся:

-А у меня не прошли головные боли. И бессоница в последнее время опять началась. И все из-за большого и светлого чувства! Из-за ваших экспериментов меня можно уличить в педофилических наклонностях.

Солнечный терпеть не мог патетики. Он постарался настолько скомкать смысл своего признания, что Жако не сразу понял, о чем речь. Но когда понял, возопил:

-Паша Солнечный, неужели ты не понимаешь -- великую вещь мы с тобой открыли!

-Только не пылите мне на уши о том, что искали формулу любви! - зло отрезал Солнечный.

-Нет, в том-то и дело, что не искал! Но если любовь будет побочным эффектом нашего метода... понимаешь, разработчик Феликса-первоисточника -- у него тоже подобные штуки были побочным эффектом. Помнишь, я тебе рассказывал?! Господи, это же сенсация!

-... с такими побочками вас несомненно ждет коммерческий успех. Тогда вы сможете мне выплатить компенсацию за моральный ущерб, полученый в ходе ваших экспериментов на моих нервах.

-А что тебя собственно так злит? Между вами разница-то всего ничего. Подожди ты годика три! Или, скажи честно, струсил с больной девчонкой связываться? Она ведь инвалид, на домашнем обучении... и неизвестно, что будет дальше.

Машины болезни волновали Солнечного меньше всего. Но кидаться в драку со старым провокатором сил не было. В конце концов, этот интриган, гений и просто один из лучших встреченных в мире людей снял с его души такой груз... Пускай все вертится как ему заблагорассудится. Будет день -- и будет пища.

***

-Дядь Вить, привет! - услышал Борис задорный девичий голос. В ту же минуту, бряцая ключами, в комнату вошла ослепительной красоты девица. Где-то он ее уже видел -- то ли в институте, куда наведывался наводить справки о старике, то ли просто на улице. Его тип женщины -- вот глаз и зацепился. И что ей здесь надо?

Собственно тот же вопрос, только в испуганной версии, застыл в глаза пришелицы. Борис напустил на себя важный вид и бросился в атаку. Кто вы, девушка, и зачем здесь, кем приходитесь "дяде Вите" и прочее "когда-и-где-вы-родились". У Бориса на случай подурить народ было несколько угрожающих удостоверений карательных органов. Одним из них он помахал перед носом у Наны и возблагодарил бога за то, что он не послал ему под горячую руку более разумного и сведующего гостя. А послал Нану. Которая раскололась с мстительным сладострастием. Ее рассказ Борис еще попросит не раз повторить. Но самым ценным приобретением была архивная папка, которую смешная девчонка притащила с собой. В дряхлом архиве института обнаружили многолетнюю пропажу -- папки, завалившиеся за шкафы. Обычное дело. Нана работала уборщицей в институте. А по совместительству была вхожа в лабораторию 420, и даже была в близких отношениях с одним из фигурантов. Вот так рыбка приплыла в сети!

И что же провернула сия дзенски-блудливая девица? Она, будучи сумбурно и поверхностно в курсе того, чем занимаются ее ученые приятели, стала рыться в горе извлеченных из забытия архивных документов, не вызвав никакого подозрения. И выудила папку, за которую ее высоколобые знакомцы легко бы продали неуютную Родину. Личное дело незабвенного В.Г. Он же Виктор и Белла в одном теле. Он же Феликс. Он же... далее Борис мгновенно построил пирамиду стариковских ипостасей. Теперь он понял, какого хищника просил его уничтожить Гриша, не будучи сам уверенным, в того ли он целится. А проверка была невозможна. У Бориса не было полномочий придти и устроить допрос дряхлому телу. Он же не Майкл Карлеоне, который пришел прощупать своего гнусного зятька, и только когда убедился в его предательстве, дал сигнал своим людям его уничтожить... А на то, что зятек избивал его беременную сестрицу Майклу было плевать. Ничего личного, только бизнес! Гришаня решил пойти отличным от мафиози путем. У него, напротив, только личное, и никакого бизнеса. И только по личным причинам он мог просить уничтожить одного теневого монстра.

Великий человек отдыхал от скорбей земных в удобном чиппендейловском кресле. Борис готов был локти кусать -- до того ему было жаль, что он не сумел взять живым такую крупную дичь. Дичь была идеологом и вдохновителем методики массового эксперимента. То есть попросту -- испытаний на людях всех сущих лекарств. На людях. Которые об этом не подозревают, на так называемой массе. Господин Феликс, счастливый человек, ни в грош не ставивший собственную жизнь, потому как не задалась, сука, - не особенно ценил и жизнь тех песчинок, элементарных частиц, из которых и состояла масса. Массовый потребитель -- что может быть тоскливей! Пусть он кушает, что дают. Естественным образом, в систему эксперимента встроились алчные врачи, которые стали получать свой жалкий денежный кусок за то, что прописывали несведующим идиотам разные БАДы и так называемые "лекарства нового поколения". О, это новое поколение... и смех, и грех. Эти докторишки, грызущиеся меж собой в клиниках за перспективных пациентов -- глупых и с деньгами -- они тоже для господина Феликса были презренной массой. Он имел физиологию мужчины и мозги женщины. Умной и жестокой женщины, так что Грише повезло. Свяжись он с обожаемой Белкой, жизнь его оказалась бы сильно короче. Боже храни Оленьку, которая берегла его...

Надо заметить, что кое-чему Гришка-подросток у своей несбывшейся пассии научился. Пожалуй что циничным речам о любви. О том, что она никоим образом не способствует, во-первых, здоровому потомству, во-вторых, генезису в целом, - посему для организма неестественна, посему и встречается нечасто. Малейшее и самое косвенное декларирование ее - признак корыстных интересов субъекта. Борис теперь знал, откуда ветер дул. Впрочем, какая теперь разница. Важно, что две зловещие фигуры слились в одну -- гришкин счастливый соперник и зловещий Феликс. Григорий ни за что бы не сказал в глаза Борьке-насмешнику, что два этих антигероя суть один человек. Боря бы власть поиздевался над очередной теорией заговора. Так что учитель приберег эту новость для ученичка в форме постсриптума. Он должен был сам докопаться до этого! Борису оставалось только коситься на небеса -- без высших сил тут точно не обошлось. Иначе как объяснить явление Наны в нужном месте в нужное время.

Предстояло много работы. Сопоставить личное дело В.Г. с фотографиями, которые оказались в руках у Бориса. Предстояло ознакомиться с алхимией соединения двух тел в одно, если, конечно, такому было позволено произойти на грешной Земле. Нана возбужденно заливалась соловьем о своей запоздалой дружбе с неприкаянным демоном. Мол, Сашке с Кириллом он не доверял. И вообще поведал ей по секрету, что лекарство, которое они изобрели -- жалкая подделка. А настоящий Феликс...

-... он унесет с собой в могилу, не так ли? - процитировал Борис. Старик либо блефовал, либо устав от такой долгой жизни за гранью добра и зла, слетел с катушек и жадно исповедовался первым встречным. Это были -- Нана, девица неопределенных занятий и ураганных амбиций, и Борис, человек с неуклюжей легендой. Господину Феликсу было все равно. А вот ученую братию он не жаловал. Все они по сравнению с ним пешки. Обыкновенные люди. Самая жестокая участь в этой стране -- быть обыкновенным человеком. Заоблачное тщеславие Феликса столько лет сносило двуполость -- но не снесло бы обыкновенности. Впрочем, если верить легендам, он действительно был великим ученым. Только гриф секретности с его фигуры пока не снят. И неизвестно, пришло ли время предать его судьбу огласке. Кто знает, какой клубок змей Борис нечаянно потревожит...

-Сдается мне, что не существовало никакого Феликса в природе, - он размышлял вслух. А Нана бесстрашно взирала на покойника. Похоже, она была единственным человеком в этом мире, кто скорбел о его кончине. Странно и нелепо...

-Давай договоримся, Нана. В этой папке, которую ты нашла -- возможно, информация государственной важности. Поэтому я ее забираю. Если хочешь -- поедем со мной в Москву. Тебе, как человеку нашедшему столь ценный материал, будут предоставлены определенные привилегии. Возможно, сделаем фильм об этом великом и ужасном Гудвине...

-Не издевайтесь над ним! Он жертва сталинской медицины! - темпераментно вскричала барышня. Борис послушался и умолк. Не объяснять же ей, в самом деле, кто здесь жертва...

-В твоих интересах не проболтаться про папку и про меня своим друзьям-биологам или кто они там... Я сейчас уйду. Оставляю тебе свой телефон. Если в течение суток ты не позвонишь, я это расценю как...

-Позвоню! - выпалила Нана. - Только заплатите мне за молчание, как это у вас принято.

И в ее голосе появились победительные нотки. Борис положил перед ней несколько купюор. "Это аванс", - сказал он как можно ближе подойдя к ней и уловив запах ее цветочных духов. Сцена отдавала дешевой сериальщиной, но приходилось соблюдать стереотипный ритуал тайного агента. Иначе провинциальная авантюристка мормышку не заглотит.

***

-Вы ее ремнем не бейте. Она хотела как лучше... - выдавил из себя Александр.

-Я разберусь, как мне дочь воспитывать, - пробурчал усталый Яков. - Хотя воспитывать уже позно. Ну ведь куда полезла, мозги ее куриные! В мафию решила поиграться... вот дерёвня! Как она могла провернуть такую аферу... и ведь еще такую змею пригрела у себя на груди!

-Нана, конечно, змея, я согласен...

-...еще смеет мне рассказывать гадости про мою дочь! Нет, если бы я узнал эту новость от тебя, от Кирилла, от кого угодно... Но от этой прошмондовки, прости Господи, которую я приютил в своем доме! Какая наглость! Алька тоже хороша, конечно, никто не спорит, но эта маленькая стервь...

-Забудьте про нее!

-А ты куда смотрел?! Ты ж с ней роман начал крутить!

-Это тоже была часть алькиного плана...

-Позор на мою седую голову! Ну какого еще плана! Какой бред... ладно, я думаю, что никакой утечки вашей рецептуры не произошло. В твоем summary профану ничегошеньки не понять. Но после этих идиотских игр считаю, что вы мне все кое-что задожали. Будете работать на мой проект. Все равно ваш Кролик почил... Оставьте ЛМ-420 до лучших времен. Кстати, спорим, что эта чертова Нана поимела какой-то большой куш. Иначе она бы так не обнаглела. Заявиться ко мне и заложить с потрохами мою дочь... конечно, к лучшему, что я все это об Альке узнал. Вот что надо ей поручить теперь -- пусть расколет свою гнусную подружку. Если уж ей так хочется авантюр. А вам, господа, давно пора понять -- нельзя никого осчастливить или вылечить скопом! Никогда. Работает только скрупулезный индивидуальный подход. Многолетний тяжелый труд. И радости скупые телеграммы, как пела нам Эдита Пьеха. Уф, как же я зол!

Солнечный, сидевший в соседней окмнате и переводивший на английский яшин доклад, внимательно прислушивался к бурлящему разговору, но почти ничего не понимал. Он понял только одно -- Жако в пылу обличений умудрился и покаяться. В том, что считал его, Пашу Солнечного, эхом Феликса. Последышем изуверских опытов, потомком одного из тех несчастных.... но теперь Жако знает, что ошибался. Солнечный - дитя божественного промысла. Паша улыбнулся - хоть какое-то признание! И продолжил работу.

Москва, 2003-2011

Симонова Дарья Всеволодовна Тени Феликса

Симонова Дарья Всеволодовна
Тени Феликса