Lib.ru/Современная литература:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Только мужчины
Мика думала, что смерть - это тоже стыдно. Так же, как и то, что она проделывала вечерами в заведении, которое старалась никак не называть, чтобы не засорять внутренний эфир. Хотя и здесь она хотела быть лучшей, и именно этого желания стыдилась. В ее ремесле были свои звезды. Мика смотрела на иерархическую вражду грудастых извивающихся тел, и хотела выйти из позорной схватки лучшей. Ведь если не победишь здесь, сможешь ли претендовать на большее? На великие сцены, просцениумы, подиумы, площадки, даже на прогнившие помостки в старом горсаду детства, в котором теперь активно прорастали алчные ростки цивилизации. Мика была воспитана в спортивных традициях и, вдохновленная родительницей-энтузиасткой, с младых ногтей занималась лыжами, "фигурками", плаваньем, гимнастикой - и это не считая танцев. Ни в каком виде Мика не встраивалась в гонку степеней, званий и титулов, но четко знала, что мастеру предшествует кандидат в мастера и далее по табелю о рангах, а бег через ступеньку невозможен.
В богемных широтах, конечно, все иначе. Но Мика глубинно не верила в другие правила. По ее разумению, Сара Бернар или Алиса Коонен - если бы им представилась острая необходимость, - могли бы влегкую обставить какую-нибудь местную фальшивую Джину или Монику в искусстве стрип-танца. У великих актрис и стриптиз должен быть шедевром, разве нет?
Поэтому Мика, стыдясь своего старания, все же рвалась к вдохновенным высотам. У нее был своя фишка, приемчик на грани дешевой рекламной уловки, но божья искра в нем была. Даже в самом низком жанре есть место тонкой игре. В разгар танца, когда уже сняты бордельные стразовые лохмотья, - а Мика надевала максимум позволенного, чтобы хоть чуть-чуть приблизить библейский танец Семи покрывал, - она очень близко подходила к самому краю сцены. И все привыкшие к штампованному образу соблазна, вытирающему идеальными избытками тела захватанный шест, обескураживались. Мика, дождавшись нужного проигрыша в фонограмме, вдруг садилась и смотрела на тех, кто пришел посмотреть на нее. Впрочем, садилась она по-особенному! Это была распахнутая, хулиганская поза, но без жеманных извивов соблазнения. Она оголяла не столько тело, сколько смятенную человеческую сущность - по-щенячьи беспомощную перед стихиями и одновременно жаждущую их, любопытную, вечно ищущую сучью титьку истины...
И благо, что природа Мику не обделила, - маневр завораживал сидящих в зале, львиная доля которых, конечно, понятия не имела ни о каких семи покрывалах. Но Мика не брезговала смотреть им в глаза, и взгляд ее постепенно, - ей хотелось так думать! - уводил их от плотской картинки к смятению иного свойства. Взгляд ее был сгустком изменчивых эмоций. И было неясно, то ли она сейчас улыбнется, то ли разрыдается, некрасиво скалясь, то ли растворится в хитрой порочной ухмылке, то ли просто останется глупой и загадочной. Потому что стрип-дива должна прежде всего думать о клиентах, а не о том, как она будет играющим тренером в танцевальной школе, прославленной на все побережье.
-Зачем этот выпендреж? - хозяин заведения не одобрял вольного прочтения соблазна. Он опасался, что творческий подход к возбуждающему раздеванию отвлечет от главного. Ведь стрип-бар - это вам не художественный театр. Здесь принцип Станиславского имеет четкие фаллические очертания. "Верю" - значит "дружок зашевелился". Не помешают ли артхаусные отступления физиологическому эффекту? Все эти сомнения, которые хозяин был не в силах выразить словом, ибо владел им весьма скудно, сформулировала ему сама Мика. И со скаутским азартом пообещала: "Не беспокойтесь. Не сдуются ваши шишки!". В чем вовсе не была уверена, но повода для паники не видела. Во-первых, она не слишком боялась потерять место. Деньжата не ахти, но не предел мечтаний, держаться за них она не станет. А, во вторых, Мика чуяла, что хозяин, этот жлобоватый толстяк-делец с неожиданно проклевывающейся заботливой нотой - "Не сиди на окне, бабьи дела застудишь" - эта совершенная чуждая человеческая особь дорожила ею. Недаром объявляли Мику чуть теплее, чем прочих: "Настоящая Микаэла!", - с нажимом на "настоящую". Что понимал под этим словом хозяин, неизвестно. То ли телесную подлинность без силикона и прочих синтетических добавок, то ли невыдуманное имя. Микаэла, в отличие от товарок, не нуждалась в вычурных бордельных псевдонимах. Родительница постаралась. Она же и просветила по части танца Семи покрывал, а также кто, когда и зачем его исполнил...
...в чисто познавательных целях, помилуй Бог подумать иное! Мама Мики - целая вселенная. Не только для дочери - для всего выводка той эпохи: микиных друзей, друзей друзей и далее по убывающей важности кругов на воде и седьмых вод на киселе. Не говоря уже о собственном окружении. Бывают же такие всеобщие матери, которые сочиняют всему классу костюмы для новогодней заварухи, пекут восемь тортов для свадьбы дочкиной подруги, выкармливают подброшенную живность отряда собачьих-кошачьих и даже человечьих - в гостях у Мики полгода жил ее одноклассник, чьи родители запили. Мама-затейница всегда задавала дочке далекие горизонты, но начинала с малого. Они вместе пекли штруделя, шили наряды, плели макраме, но Мику тянуло к мужским ремеслам и занятиям, и на 15-летие мама купила дочке мопед. Пережив короткое увлечение автоделом, источником которого, как позже выяснилось для матушки, был симпатичный сосед по гаражу, Мика вкусила юного смятения. Ее стал тяготить мамин всеопекунский энтузиазм, ей захотелось вольницы и отрыва. Хотя родительница чутко откликалась на все дочкины подростковые закидоны. Для нее страшнее смерти было отчуждение. Она даже позволила Мике съездить в 3-дневный поход с непроверенной компанией. Заправилой там тот самый знойный сосед, похожий на итальянца, чей экстерьер был изрядно поправлен сибирской породой. Ему простилась проступающая в чертах мафиозность.
И Мика догадывалась, чего матушка ждет. Чтобы дочь, наконец, оценила невообразимую в других семьях демократию. В этих маленьких тюрьмах свирепые отцы требуют не позже девяти вечера быть дома. "А у нас нет отца!". От него остался лишь гараж ... и по причинно-следственной цепочке смазливый сосед. Таким образом, унесенный Летой папенька, вопреки домострою, потворствовал опасной свободе...
Но с "итальяшкой" в том походе не вышло. Он был увлечен другой особой, более приближенной по возрасту и повадкам - курила, выпивала заглотом, смеялась с визгливыми покатушками... "Порядошным оказался", - блаженно вздохнула матушка. А Мика сделала вывод: от разрешенного родительницей толку нет.
Она окончила школу и покинула родной угол дымящийся кострами, взрывающийся цветущим гранатом и тающий в туманном грудном молоке. И теперь она здесь. Хозяин не прогадал, Микин вдумчивый бурлеск имел успех. И то, что она садилась так, что одновременно дразнила близостью лона, но была недосягаема для рук с купюрами, шевелило засохшие валуны сознания в его логическом полушарии. Он никак мог взять в толк, как можно избегать денег и при этом не ронять тонус. Он просто не знал, что маржа приходит окольными путями, утекая мимо его короткопалых, оголтело розовых, как французский паштет, крепких лап. У Мики быстро собрался постоянный контингент, который сначала требовал приват-танцев, но она разочаровала их тем, что была в категории недотрог - такое поставила условие при поступлении на работу в бар. Мика была уверена, что поклонники тут же утекут к дивам с более широким ассортиментом услуг. Некоторые так и сделали, конечно. Однако остался верный круг эстетов, клубок, на который "наматывались" любители почесать языками с оголенной остроумной девицей, которая умудрялась каждому желающему бросить доброе слово. А вознаграждение, кто сколько хочет, они оставляли в условном месте - за огромным фото Мэрилин Монро, за которой Мика, по своему раздумчивому любопытству и отголоскам детских рукодельных умений, быстро обнаружила соблазнительную щель.
"Красота липнет к тому, кто принимает ее как неизбежность. Самцы красивее самок. У них и ресницы длиннее, и загар к ним пристает лучше и далее, вплоть до банальных ягодиц", - утешала она татуированного юного Вертера, вымоченного в экзальтированном весеннем запое. Его бросила подруга. Вскоре у мальчишки случился фрейдистский перенос, и он, познав как откровение красоту своего цветущего габитуса, тут же предложил его Мике. Кому же еще, как не первой оценившей? Она бы не прочь с ним, ладненьким, белесым, с глазами вепря. Как человек артистический Мика оценила фактуру и сказала: "Бросай бухать, пока молодой, я тебя приведу в театральную банду, где не хватает парней, будешь при деле!". Он отшатнулся, как от заразы, словно его зазывали в проститутки. И больше не приходил. Дебил малолетний! Но таких нервных больше не попадалось. Почти все возвращались. Мика добилась, чего хотела и втайне гордилась своим ноу-хау. Но в этом террариуме никто тебя не похвалит за режиссуру. Мика создала свой маленький театр одной стриптизерши...
-Не люблю реки, текущие ко мне. Волны не те! Люблю смотреть на поток уходящий. На утекающую реку времени, - этой сентенцией она восхитила одного пожилого коменданта-комедианта заводской общаги, попавшего сюда по недосмотру жены и по воле друзей-дальнобойщиков. Пока он облизывался на облагороженный образ старости, Мика думала об отце. Ведь это была его фразочка и, пожалуй, единственная памятка о нем. Вчера ей позвонила тетка с отцовской стороны и сказала, что он серьезно болен. Почти при смерти. Тетка любила приврать, но Мику все равно ошеломило упоминание о втором источнике ее "я", о тайной закваске, которую матушка давно выплеснула, вместо младенца. Подростком дочь задавала много вопросов, но мать не дала ни одной бреши. Вот тебе гараж, вот тебе мопед, вот тебе река времени, - так говорил, а может, и всего один раз сказал - не помню! - наш Заратустра. Довольствуйся! Но тетка по отцу маячила на горизонте, приносила маменьке дефицитные джинсовые обрезки для заплаток и поделок - работала на цеховика, костромила "фирму"...
Быт родного гнезда Мика давно выбросила из головы, а теперь он ее накрыл сокрушительно и внезапно. И нахлынул стыд. За все не сделанное. Почему она раньше не разыскала родителя? Тогда она, возможно, смогла бы предотвратить, - ну хорошо, не изменить, но передвинуть удар судьбы на несколько делений в будущее...
И сама тоже хороша со своими стриптизными изощрениями... словно они были косвенной причиной близкой смерти отца. И эта всеохватная волна виновности выбросила на берег собственную кончину - пока бессрочную, но неминуемую. Потому что стыдно умирать стриптизершей, когда мечтала о своей балетной школе, о новаторской хореографии, о том, как поставит номер на "Русский танец" Тома Вейтса. А танцор должен быть с отчаянными холодными глазами, как у того пьяного дурня, который обиделся и больше не пришел.
Мечты и планы обволокли, налипли и смешались, словно кровь, пот и слезы, пока Мика тряслась в микроавтобусе на пути в городишко, где жила тетка. Ехала с досадливым недоумением, потому что встреча была назначена в храме, который славился на все Южное побережье своим органом. Встреча с умирающим на концерте?! К чему эти маневры... Но от тетки можно было ожидать чего угодно. "Он же настройщик органа, Микуля. Ему приятно увидеть тебя именно там...". Толкуя причуду как последнюю волю умирающего, Мика смирилась. Она ждала у входа в храм, потом началось действо, она вознеслась в пиршественные высоты Баха, потом все закончилось, и она осталась в зале одна, и никто к ней не подошел. Упустила? Не узнал? Но она-то его впитала его облик благодаря фотографии и просканировала всех лиц мужского пола, что пришли на концерт. Разве что он на хоры пробрался и смотрел сверху, но в прятки вроде играть ни к чему...
Образовалась кантианская блаженная пустота. Мика понадеялась на то, что история с отцом - недоразумение. Тетка запаниковала, а все оказалось не так страшно. Потому и не пришел папаша. Правильно сделал! Нечего нюни родственные разводить, тревожить легко рвующуюся паутину жизни. Да и деньги, которые везла Мика для умирающего, целее будут - скромные постыдные сбережения. А, может, она опять не права, и надо именно сейчас помочь, пока не поздно... Вечером, уже почти ночью дозвонилась до тетки. Та рассыпалась в извинениях: мол, накладочка вышла, ты прости, папа так расстроился, что не смог придти, чуть не плакал, а я тебе звонила, а ты не брала... Обычная разводка. Могло показаться, что отец хранил молчание и умирал через посредников. Но Мика ничуть не удивлялась - в матушкиных мирах отношения складывались причудливо.
Могло показаться странным, что Мика не сообщила матери. Что-что, а ее энергии колебать точно не стоило. С ней была связь редкая и скупая. Такое было поставлено условие самой себе: до тех пор, пока не обретено достойное место под солнцем, - держать рот на замке. Для матушки Мика, как и она для дочки, - и Земля, и космос, ее крах хуже, чем смерть. Она начнет винить себя, и лучшие вечера детства, когда дочка помогала ей плести веселую хореографию для школьной театральной студии, - все это блаженство она превратит в гильотину самой себе. Волшебное маменькино затейничество ударится оземь и обратится в хищного коршуна.
Неделю спустя тетка опять позвонила. И сообщила время встречи. Теперь уж точно! "Прости, девочка моя, что тебя гоняем, но ты обязательно зайди ко мне, слышишь! Не зайдешь - обижусь. Я уже готовлю харчо! А какая у меня шикарная кофе-машина - закачаешься! Она и эспрессо и фигессо, и латте и шмате, и сама молет... сама увидишь!".
Мике послышалось: "И сама молится". И она снова поехала в храм и послушно отсидела концерт, и Бах снова оставил ее щепкой, выброшенной на берег океанной фуги. Она сидела в слезах, застывши от странного наказания, которое ей приготовила жизнь... Теткин телефон на сей раз молчал.
С тех пор временами, когда она просеивала взглядом затемненный зал в своем баре, ей казалось, что среди зрителей сидит тот, кто пришел за ней. Мика не могла точно сказать, что это значит. Просто кто-то принес ей весточку, которую она долго-долго ждет. Но подойти к ней не может, потому что живет в глубинах реальности. Их от нас отделяет тонкая пленка между мирами, которую мы силимся разорвать только во сне. А потом разрывы заживают. Но изредка, плывя в мутных водах повседневности, мы нечаянно касаемся рукой жителя иных пределов. Мы всего лишь пугаемся и гребем всеми конечностями прочь. Но, быть может, наша удача выглядит, как склизкая медуза, и мы совершенно не знаем, что с ней делать.
Но если бы Мика была внимательнее в храме, если бы ее не поглощала органная стихия, она бы заметила Ту, что пришла на нее посмотреть. Которая и устроила эти встречи-невстречи, смирившие ее гнев и тоску. Смирение это временное, но пока она не придумала другого способа. Однако теперь она убедилась, что ее Мика осталась Микой. Ни пьянства, ни наркоты, ни разврата... пока. Ее девочка явилась на крик о помощи. Наверняка привезла деньги - она же щедрая! Грязные чудовищные деньги, но во имя спасения того, кто ее бросил в пеленках. И она... еще чувствует истинную музыку, значит, клоака ее не поглотила. Хотя так не бывает. Но теперь так будет.
Мика, ее дочь, осталась доброй терпеливой дурочкой. Из ее головы не выветрилась скаутская игра "Зарница". Искать этого забулдыгу в соборе! На это способна лишь провинциальная Жизель-тетеря. Верить, что он был настройщиком органа... верить, что он вообще еще жив... какая нетронутая наивность! Завтра наверняка все изменится, но сегодня можно верить в чудо. Можно мечтать о хореографии. Можно внимательно и чутко толковать ее вранье. Ведь ложь ничуть не меньше говорит о человеке, чем правда. Ложь самого любимого человека - ценнейший материал.
Мика, как обычно, присела на краешек сцены, собираясь гипнотизировать подвыпившую похоть. И вдруг недавний призрак, что мерещился ей, обрел на мгновение телесную форму. Мама! Как такое может быть! Жестокий абсурд. Она - и здесь!
Господи прости, показалось... Мика еще раз всмотрелась в лица зрителей, даже тех, что таяли в затемнении дальних столиков. Глаз у Мики натренированный, почти кошачий, темноту, как ножиком, кромсает. Нет, показалось. Одни мужчины. Как обычно.
Лдзаа, Абхазия, 2014
Связаться с программистом сайта.
