Черное море ласково лижет
Подошвы коричневых дымчатых гор.
О, Киммерия! Сколь ты мне ближе
Острова Англии.


12-14 сентября 1989


*           *           *

Сегодня осенью туманно в Коктебеле -
Ни горизонта не видать, ни звезд.
Душа ультрамариновой пастели
Ласкает плес.

Сегодня осенью пустынно в Коктебеле -
Сезон закончился, любовники в Москве.
Волошинские акварели
Разлиты в предосенней мгле.



29 сентября 1989




*            *            *



Море, гладкое, словно опал,
Ласкает тихо берг.
А в Кара-Даге среди скал
Растет заветный вереск.

О, заповедный Кара-Даг!
О, заповедный вереск!
Я что-то делаю не так.
Я мало верю.

Мне б научиться рисовать
Иль чайкой обернуться.
Но разве можно воссоздать
Иль даже прикоснуться

Пастелью, красками, углем
К голубизне прозрачной!
Иль чайкой с воздухом вдвоем
Парить над мрачной

И безграничной бездной бытия...
Опять октябрь. Снова нужно ехать.


30 сентября 1989



*           *            *


Я на набережной купила
Камень - дымчатый опал.
Выбрала его в подарок,
А он в душу мне запал.

Он играет на ладони.
Мне и гладко и светло.
Не отдам милого друга
Всем другим камням на зло.



1 октября 1989




*            *            *


Сегодня небо - сердоликовый агат,
А я его на набережной купила.
Купила небо. Просто. Наугад.
Еще немного денег не хватило.


1 октября 1989



*            *             *



Как хорошо, проснувшись рано утром,
Думать лишь о том, как выглядит море,
Как ракушки играют перламутром,
А не о долларах и не о фунтах.


Когда сил столько,
Что хочется подпрыгнуть
И сделать что-нибудь хорошее
Для всех людей.

Когда крепко спится
И встается рано.
И ночью, когда глядишь на звезды,
Чувствуешь Вечность.




1 октября 1989



*           *           *



Осеннее море.
Прозрачные дни.
Хамелеона желтеют холмы.

Холодное море.
Прощальные дни.
И в Коктебеле одни
        мы.

Мыс называется Хамелеон,
А для меня - Бегемот он.
Если сверху смотреть - Бегемот.
Видно и уши, и нос, и живот.

Прозрачное море.
Осенние дни.
Мы в Коктебеле одни.



4 октября 1989



*           *           *

В вечерних сумерках сиренево
Поют холмы.
Непостижимым светлым гением
Озарены.

И в галерее исчезающей
Его картин.
Я - посетитель воспевающий.
Он - Господин.


1 октября 1989



*           *           *


Все так и было - 
Ты уж поверь.

Море синело немыслимой синью.
И Кара-Даг, завороженный зверь,
Невыносимо красивый.

Все так и было.

Сиреневатая Сююрюк-Кая
Почти сюрреальна,
А рядом - Святая Гора, коя
По круглости идеальна.

Все так и было.

Там, в долине, лежал Верблюд,*
Желтый и гладкий очень.
Девичья Грудь** его также зовут,
Но это - поближе к ночи.

Все так и было.

Дикой оливы тающий вкус
Перебивался кизилом.
Злющей осищи больнющий укус
Лечился прибрежным илом.

Все так и было...



_________________________
* Отар-Оба (Верблюд-гора)



7 октября 1989




*           *            *



Гроза в Коктебеле



Поздний полдень. Гроза. Шторм.
На стене  - ветка омелы.
Небо застлано белым. Клен
Желтый, канадский и можжевеловый
Куст хлещет нещадно дождем.
Молния. Страшного грома хруст.
Весело. Губы горят. Пусть.
Пусть разверзается водоем
Верхнего моря.


Грохот. 
  Молния.
    Небыль 
      сущая.

Воздержанием 
   неба
     туча
        набухшая.

Грома
  хруст
    рвется
      пусть
       из небесных
        уст.

И вновь
   миг
     пуст.

Спазм.
  Пауза.
    Провал.
      Пульс.

Лжевознесение.
   Да.
     

Живая
   бьется
       о камни
             морская
                вода
                  нагая.

Грома
   хруст
      рвется
        пусть.
           
Спазм  
  уст
    небо
      опять
         настигает...





А утром
  на берег
     выбросило
       мертвого
        дельфиненка.

Ослик
   на горке
      кричал
        от бессилья
          спасти
            морского
              ребенка.

А нам показалось,
   кричала 
          дельфинья
             мама -
страшно,
   протяжно,
     неудержимо.

В отчаянии 
  повторяла
     имя
        любимого
          сына.


Родимое
   детское 
     имя.




8, 11 октярбя 1989




*           *           *



Погода портится. Я все никак не еду.
Октябрьский мрачнеет Кара-Даг.
Как Лебедя не отлепить от Леды,
Так с летом не разлепишься никак.

Пушистые ресницы тамариска
Осенний ливень гложет день за днем,
Но спелый дар красавца барбариса
Еще горит языческим огнем.

Бродячим псом, забытым в Коктебеле,
Слоняюсь по пригоркам и холмам.
Мне остается полторы недели
Наматывать тоску по холодам.


11 октярбя 1989



*           *           *


Католическими облатками белого лунника
Я ласкала тебя по лицу в love лагуне.
Говорила "люблю", коктебельская лгунья,
И глядела на глянец алеющих губ.

Но в потухшем вулкане возмущение умерло,
Не гудят его трубы. Нет угрюмейших гуннов.
Не разбудишь уснувшую в Вечность игуменью.
Я тебя полюбить не могу.




11, 12 октярбя 1989




*            *           *


Беладонна - белая лилия.
Ты лекарством служила счастливым
Горделивым царицам Египта,
Что тебя в глаза свои лили.


Беладонна - белая магия.
Ты лекарством служила обманным.
Ты красавцев Египта обманывала.
Лжекрасотками их заманивала.




11, 12 октярбя 1989




*            *               *


Как тяжело с неверием порочным
Ночные тягостные споры весть,
Когда бы просто любоваться ночью
И вслушиваться в Благостную Весть.

Да, нас толкает к злым и Светлым Силам.
Лишь в выборе - Свобода и Покой.
Но я слаба. И мне невыносима
Прогулка ссор, затеянных тобой.



12 октября 1989





*            *            *



Воспоминания о Кембридже


                       To M.B.

Наутро - полями и нивами -
Мы возвращались из мира,
Мнимого мира для бизнеса,
Чей мир - не поля и нивы,
Но деньги, добытые с них.

Мы возвращались счастливыми,
Неся в себе Мир не от мира,
Мнимые в мире бизнеса.
Наш мир был - поля и нивы,
И песни воздушные их.


12 октября 1989




*             *             *



В серой ватности неба
Штормили глядичьего* кроны.
Было Вчера или не было.
Мне неизвестны законы

Крона. По-нашему, Времени.
Помню, что каверзы мнений
Трудно в себе перекомкать
И отмести сомнения.


Господи! Очисти! Освяти!


______________________
* коктебельское название японской софоры






*            *               *


Небо высокое.
  Осени локоны
    тронули листья едва.

Детство глубокое.
  Смерть кособокая.
    Страшно играю в слова.

Юность беспутная.
  Свежая ль, мутная,
    но утекает река.

Господи! Боженьки!
 Мы здесь острожники.
   Вечность глядит свысока.



13 октября 1989




*            *           *


Я что-то вдруг опять затосковала.
Читала Ходасевича стихи.
И памяти непрошеные шквалы
Наваливались - стр`ашны и глух`и.

Мне ни к чему тянуть тебя из круга
Твоих привычек, дел или вещей.
Смешно смотреть, как мудрая подруга
Ревнует тебя к робости моей.

Но Где-то Там, в Нетленном, Неизбывном,
Гарцует сущность - странно и легко.
В огромном взгляде - детском и наивном -
Бессмертие таится глубоко.


13 октября 1989





*           *           *



Из Тихой Бухты - в Коктебель


Бронтозавр выгибает могучую грозную спину.
Гладким плюшем болотным лоснятся тугие бока
И набрякшее брюхо сползает неспешно в долину,
А Луна устремляется к впадине Часа Быка.

Как здесь тихо. Полынью октябрьской веет,
Ржавым запахом древних растений морских.
Никогда, Коктебель, твою Осень душа не измерит.
Не исчислит сознание ярких созвездий твоих.



14 октября 1989




*          *           *



Кому больнее и чей тоньше нюх,
Чей вкус солёней, чей синее цвет.
Заказан путь в сей Недоступный Круг.
Господь решил однажды: Это - нет.

Над оболочкой бездны вижу грусть
Или веселье - это хоть пойму.
Всего пять таинств, пять, но темен путь,
И не прорваться в чувств твоих тюрьму.

Так и живем - внутри поет Равель
Иль дьявол посадил свое зерно.
Все это - там, за тридевять земель.
И нам туда проникнуть не дано.


14 октября 1989




*            *           *


Там тяжкий воздух, вредная вода
И раздражение надо всем висит,
Но затоскую по тебе, Москва,
И сердце так приятно защемит.

Здесь, в Коктебеле, чисто и светло.
День катится за днем, глотая свет,
Но я скучаю, москвичам на зло,
По теплому уюту юных лет.

Просторным комнатам, высоким стеллажам,
Где Дон Кихот так сдержанно молчит,
По нашим подмосковным кутежам
И по тебе. И снова застучит

Колесами вагонов в темноту
Сквозная память о ночном дожде.
Дешевого шартреза вкус во рту.
В раскрытой папке - Винсент и Леже.


14 октября 1989




*             *            *


Сегодня море так спокойно-тихо.
Как будто май стоит или июнь.
Осеннее на миг утихло лихо
И шепчут колоски: "Как жизнь, Олюнь?"

Дельфинов невидаль не удивляет зрения -
Избаловалась чудесами дня.
И бабье лето складывает звенья
Предзимних впечатлений для меня.

Прогулки по горам и экибаны
Из ковыля, колючек и травы.
И ржавые на диком пляже жбаны.
Вдали - корабль. Военный флот, увы.

И редкие находки халцедона,
Агата, сердолика или яшм.
И неба взгляд - спокойный и бездонный -
И глыбы в Вечности застылых плазм.




14 октября 1989




*            *            *



Белоснежные кеды слонялись по улицам Лондона,
А теперь в Коктебеле спокойно лежат на песке.
Европейское лето душой за два доллара продано.
С эмигрантским блаженством купаюсь в родном языке.



14 октября 1989



*             *             *



                              to M.B.




Я спускаюсь по узкой тропинке,
Козьи катышки плюща ногами.
И во рту у меня - ни росинки.
И четыре страны между нами.

А, быть может, в московском, зеленом
Увядает с короной письмо.
С телеграммой звонят почтальоны,
Моей дерзости детской на зло.




14 октября 1989





*            *            *



В стране полыни, в сказочной стране
Живу я ныне, а она - во мне.
В стране полыни, в сказочной стране.

Здесь море катит пену на песок
И камешки хранят ее узор.
Кусает губы барбариса сок,
Если с неспелым вступишь в разговор.
В стране полыни, в сказочной стране.

Вдоль Бронтозаврова хребта растут кусты
Колючек желтых и засохших трав,
А по ночам гигантские кроты
В земле воронки роют для забав.
В стране полыни, в сказочной стране.

Здесь Солнце лижет лица в цвет скалы,
А скалы так коричнево молчат.
Здесь дни, недели, месяцы малы,
Живи хоть тридцать месяцев подряд.
В стране полыни, в сказочной стране.




15 октября 1989



*           *           *



Рояль в Коктебеле


В низкой гулкой комнате казалось, 
Звуки исходили не от рук, 
Не от обнаженных струн и не от клавиш - 
От потусторонних струй. 
      
Зеркало звучало темно-синим, 
Так неистово переливалось 
Зимородка стрельчатыми крыльями 
И плясало - сумрачно, по-зимнему. 
      
Гномы Гофмана раскачивали своды, 
Мне в лицо зловеще ухмылялись, 
Подземелий пребогатые уроды, 
Перед синим зеркалом кривлялись. 
      
В низкой гулкой комнате казалось... 
      



15 октября 1989




*             *             *


Как возьмет меня печаль,
В чайную бегу на чай.
Жду-стою и уж не чаю,
Как схлестнется чай с печалью.

"Мне покрепче дайте чаю," - Нине тихо отвечаю.
А тем временем печаль улетает -
Даже жаль.
Так и не встречается с коктебельским чаем.
Как мне не печалиться вслед таким печалям.






*           *           *


Надышалась,намолчалась,
А теперь - домой.
Самая осталась малость
На Любовь с тобой.

Предрассветного Тепс`еня*
Зябкая роса,
Да сгоревшие поленья
Облаков... Нельзя

Мне нельзя здесь оставаться.
Надобно домой.
Мне дышать - не надышаться,
Коктебель, тобой.



________________________
*предгорья Сююрюк-Кая

17 октября 1989




*           *           *



В поезде



И вот уже Российские деревни
Мелькают по обочинам убого.
Обобранные Осенью деревья
Нагие ветки простирают к Богу.

В сетях, под верхней полкой, бьются жезлы
Из колосков, шиповника, колючек.
Тоскуют по предгорьям облезлым.
Иссохшуюся душу странно мучат.

А в наших душах все еще искрится
Рассветный Коктебельский фейерверк.
И радостно поет морская львица,
Подбрасывая хвост, как веер, - вверх.



17 октября 1989






                                        Конец