Стояла поздняя осень. Выпал первый снег, а потом ударили морозы. Снег лежал на деревьях, на поваленных стволах, на земле, которая еще дышала летом, лежал коркой, не пухом. По небу плыли белые облака, и, казалось, они такие же жесткие, как этот обледенелый снег. Сквозь облака рвались навстречу мне кусочки синего неба. Цвета глаз Тэоса, подумала я, но вместо чудесных песен Какрудо с верхушки сосны раздалось хриплое карканье, и я, как никогда, почувствовала себя дома, на Земле.
Со мной был друг. Мы шли вдоль извилистой речушки с чуть подернутыми льдом краями, с застывшей в нем, как стрекоза в янтаре, подводной травой. В некоторых местах снег лежал
таким тонким слоем, что стоило наступить, как след тут же намокал и через секунду уже зиял, зеленовато-черный, на белом снегу.
На мне было мое старинное еще школьное пальто с капюшоном, отороченным песцом. Я его не любила. Оно было тяжелое и давило на плечи, стискивало дыхание. Лицо обветрило, над верхней губой вскочила лихорадка, руки замерзли, и пальцы стали красными и негнущимися. Где-то внутри, под левой грудью, открывалось месмерическое вращение, переходя в открытую воронку острой боли в сердце.
Да, первый день в лесу, в зиме, в природе.
Мой друг казался чуть ниже меня ростом, худощавый, болезненный на вид, с коротко остриженными светлыми волосами. На нем была сильно поношенная коричневая плащевая куртка с прорезными карманами, желтоватый шарф с серыми крупными полосами, намотанный вокруг шеи до самого подбородка, шапка-ушанка и старые джинсы, заправленные в резиновые сапоги. Он шел позади меня, держа руки в карманах. Мы знали друг друга десять лет, и все десять лет этот человек, как я думала, любил меня, прощал мне мои выходки, терпел мое снисходительное к нему отношение. Потом, конечно же, он предаст меня, ибо любить и прощать можно только равного, но тогда я еще ничего об этом не знала. Тогда он был единственным человеком, которому я рассказала о Тэосе. Не знаю, поверил он или нет, но он шел со мной, и я не чувствовала себя одинокой.
Мы, вероятно, являли собой довольно нелепую пару. Я во всяком случае всегда ощущала наше с ним несоответствие, и это ощущение передавалось ему. Один раз он спросил:
- Неужели мы так уж не подходим друг другу?
- Какое это имеет значение? - ответила я.
Наступала ночь, заволакивая домики и лес, накрывая землю и открывая звезды. Морозный свежий воздух ударил в лицо, ожег щеки. Мы шли вдоль забора по дорожке, освещенной фонарями, к лесу. Здесь, по эту сторону забора, росли березы, чьи ветки, до самой тонюсенькой, покрывал посеребренный иней, светился на фоне черно-синего неба, играя в свете фонарей. А там, за забором, где терялся матовый свет фонарей, стояли черные кусты и лежало застывшее заледенелое мертвое озеро, из которого (не знаю как) вытекала живая вода. Там начинался лес, открывая всю бесконечность, всю недосягаемость ночного неба с яркими и едва мерцающими - близкими и далекими - созвездиями, звездами и звездочками.
Я запрокинула голову. Из-за фонарей звезд видно не было, но я знала, что они сияли во всем своем холодном и прекрасном величии. Где-то мой мальчик? Что он сейчас делает? Тэос, Тэ-э-э-э-э-ос! - кричала моя душа, кричало мое больное на Земле сердце. - Мальчик мой, сыночек мой! Я люблю тебя. Все время о тебе думаю. Думаешь ли ты обо мне, своей маме? Или забыл меня?
Даже месяц лег в кровать,
Рожки убирает.
Мальчик мой не хочет спать -
Глазками моргает.
Лети, Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю! Я жду здесь тебя.
Лети,Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю - мама ждет тебя.
Тэос маме шлет поклон -
Маму не забыл он.
Только сон, волшебный сон,
Пронесется мимо.
Лети, Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю! Я жду здесь тебя.
Лети, Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю - мама ждет тебя.
Тэос к маме прилетит
В серебристом шаре,
А сейчас мой мальчик спит
В озере Корраре.
Лети, Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю! Я жду здесь тебя.
Лети, Тэос! Лети сюда!
Спеши на Землю - мама ждет тебя.
Но с Земли не видно той звезды, той удивительной планеты, на которой рос, набирался сил, познавал мир мой единственный, мой возлюбленный, мой дорогой Тэос.
Мы подошли к изгибу реки. Она текла так медленно, что, казалось, не двигалась, замерла, притаилась.
И я уйду в усталые глазницы
Той первозданной, древней пустоты,
Чтобы в который раз переродиться
В перегоревшем мареве мечты.
Я посмотрела на него. Он стоял лицом ко мне, спиной - к далекому фонарному свету, и я не видела его лица.
- Что это?
- Это я написал тебе, давным-давно. Строчки из большого стихотворения.
- Когда это было?
- Не помню. Я же все время пишу тебе стихи.
Мы взялись за руки и повернули обратно, так как дальше уже был обрыв. Мы шли в сторону мертвого озера вдоль забора. Снег приятно хрустел под ногами.
- Мама! А что такое "снег"?
- Снег, сыночек,... он такой белый, скрипучий, холодный и тает от жаркого солнца... Но когда солнце скупится на тепло, снег покрывает собой всю землю и деревья, и замерзшие реки, и озера, и лежит, и искрится в лучах зимнего солнца...
- А какое оно, зимнее солнце, и что такое "зимнее"?
- Зимнее, это значит холодное, малыш. Оно светит, но не греет.
- Как странно, неужели оно такое жадное?
Трудно было рассказывать Тэосу о Земле, о временах года, о нашей природе, но труднее всего - о людях. Людей он не понимал, потому что не понимал жестокости, эгоизма, нелюбви, не сочувствия. Отказывался понимать. Тэос, Тэос! Где ты, мой малыш. Как тебе живется?
Там было много цветов, белых огромных цветов, и он гулял среди них, хватался пухлыми ручонками за сочные толстые стебли, наклонял их и тыкался
носом в самую сердцевину. Он тогда только научился ходить, быстро уставал и от этого то и дело взлетал. "Мама! Зачем мне ходить? Ведь это так трудно, медленно... Я ведь умею летать и плавать. Это так приятно. И чтобы доказать мне, он снова взлетал и парил низко-низко над цветами. Тогда я тоже поднималась к нему и мы летели вместе, иногда взявшись за руки, иногда обгоняя друг друга. Один раз он спрятался от меня в облаках, а когда вылез, был весь мокрый. Его светлые кудри прилипли ко лбу. Он смеялся и ловил языком капельки воды, катившиеся с носа.
Он часто просил рассказать ему о Земле, и я рассказывала, завернув его в шелковистый плащ. Я баюкала его, но он не засыпал, внимательно слушая мой рассказ.
Он не был похож на меня. Я чувствовала, как он вбирает меня своими синими глазами, цвета нашего июльского неба.
Я никак не могла объяснить ему войну. Он не понимал. Еще он не мог понять, как можно не уметь летать.
Мы сидели на серых теплых скалах перед огромным озером, окруженным со всех сторон горами. Водопады с радостным грохотом кидались вниз головой в воду, а снежные вершины блестели на солнце, слепили глаза.
Он принялся расчесывать мне волосы изящным костяным гребнем, который подарил мне его отец.
Вдруг мы увидели, что на нас летит большая птица.
- Какрудо! Какрудо! - закричал он.
Птица села рядом с нами, он бросился к ней, обнял ее за шею, и она накрыла его своими красивыми крыльями, будто отгородила от меня. Казалось, прошла Вечность. Я почувствовала себя очень одинокой, лишней, в этом странном единении мальчика и птицы. Тэос услышал мои мысли, мгновенно повернулся, а она сложила крылья и уставилась на меня своими прекрасными черными глазами.
- Так это ты - мама малыша, - сказала она ласково.
- Да, - я опустила глаза.
- Он вырос без тебя, ты не находишь?
- Да, - снова тихо ответила я.
- Ну, как там на Земле? Люди еще не поубивали друг друга?
В ее спокойный тягучий голос закрались насмешливые нотки. Я молчала, но вдруг она приблизилась ко мне, обняла своими мягкими крыльями, и мгновенно по телу разлилось тепло.
- Он так тосковал без тебя, почти совсем не летал, только лежал на дне озера. У него там есть одна раковина. Она излучает свет и лечит тоску. Он все время проводил с ней. Оставайся с нами. Мальчик так любит тебя! Ни я, никто не заменит ему матери.
Она отпрянула от меня.
- Какая ты красивая! Метеор мне много рассказывал о тебе, о твоем голосе, о твоих глазах...
http://www.youtube.com/watch?v=3h9jNZoFqro
- Ну, что ты. Какрудо! Я красивая только здесь, а там, на Земле, я становлюсь обычной, как все. Сохраняется только мой голос.
- Но ведь твоя сила не только в красоте, - возразила она. - Метеор говорил мне, что ты умеешь лечить душевные раны и что ты умеешь любить...
Она торжественно подняла крылья к небу.
- Не надо, Какрудо, не надо.
- Тебе больно слушать мои слова, потому что ты любишь своего Метеора и потому что ты любишь своего мальчика. Но почему, почему тебя так тянет на Землю? Разве люди такие же добрые, как мы? Разве они понимают язык цветов, птиц и животных? Разве они умеют разговаривать с водой и разве они умеют летать?
- Нет, Какрудо! Ваша планета прекрасна. Но там, на Земле... Я самая счастливая женщина Земли, потому на мою долю выпало столько любви, но я и самая несчастная, потому что не смогу навсегда остаться с вами, на вашей прекрасной планете гармонии чувства и разума.
- Неужели ты снова вернешься на Землю? - недоуменно спросила она. - Ведь Метеор и мальчик страдают без тебя. Неужели ты хочешь убить свою любовь, свое дитя?
- Не улетай, мамочка! Не улетай!
Мальчик бросился ко мне, обнял своими ручонками меня за шею и повторял, повторял без конца:
- Не улетай, мамочка! Не улетай! Твои люди не ждут тебя! Давно уже не ждут!
Он плакал, и от его слез у меня вымокли щеки и плечи. Он все повторял и повторял без конца:
- Не улетай, мамочка, милая! Не улетай! Мне нужна только ты. Только ты. Ты такая добрая, красивая. Я так люблю тебя. Я так люблю твои огромные черные глаза. Я хочу, чтобы ты всегда смотрела на меня, как сейчас. Моя раковина иссякла. Она отдала мне весь свой волшебный свет. Если ты улетишь, я умру.
Я не могла его успокоить. Он был безутешен. И вдруг над нами что-то хлопнуло, будто кто выстрелил из ружья. Малыш отпрянул от меня, и мы увидели удаляющуюся птицу.
- Прости меня, мамочка! Я больше никогда не буду плакать. Не буду тебя огорчать!
Я притянула его к себе.
Он ткнулся мокрым лицом мне в шею. Что я могла сказать ему в утешение? Ему, прекрасному белокурому принцу, родиной которого была эта загадочная планета любви и счастья.
- Покажи мне свою раковину, Тэос, - попросила я.
- Ты хочешь увидеть мою раковину? - обрадовался он. Что же, если хочешь...
Мы поднялись. Приятно было стоять голыми ступнями на хорошо прогретой скале, подставив лицо солнцу, такому нежному и внимательному к этой планете.
Мальчик взял меня за руку, и мы стали спускаться вниз. Я шла, осторожно ступая, мои длинные волосы развевались на ветру, а он летел впереди, то и дело заглядывая мне в глаза. Вот уже вода гладит мои ноги, вот уже дошла до пояса, и мокрые отяжелевшие волосы извиваются в ней, как черные змеи. Он плыл рядом, на спине, и, не мигая, смотрел в небо, такое же синее и бездонное, как и его глаза.
- Ну, что, малыш, ныряем? - спросила я неуверенно.
Я никак не могла привыкнуть к тому, что жители этой планеты, а значит и
я, одинаково хорошо чувствуют себя как под водой, так и в небе. Тэос медленно перевернулся на живот и лежал, словно распятый, на поверхности озера, потом так же медленно стал погружаться. Я легла на спину, зажмурилась и постепенно выпустила из легких воздух. Вода была теплая, мягкая. Я открыла глаза. Тэос радостно улыбался. Он не понимал моих земных страхов, от которых мне не суждено избавиться. Он взял меня за руку, и мы поплыли.
Жаль, что я не в силах описать ту красоту, которая окружала нас, наполняя мое сознание. С чем сравню ее? С игрой на лютне? С картинами де Латура? С хоральными прелюдиями Баха? С поэзией Петрарки? Все это - лишь отражение красоты, а то была сама красота, само совершенство - гармония красок и форм. Я не могла бы назвать ни одного конкретного предмета. Все они вытекали один из другого.
Тэос весело смеялся, кувыркаясь в воде.
Неожиданно в меня закралось какое-то непонятное чувство, нарастая и вызывая тревогу. Тревога усиливалась, как вдруг я поняла, что это - музыка, очень грустная и проникновенная, доносившаяся неизвестно откуда.
- Слышишь? Это поет моя раковина. Она тосковала без меня, как я - без тебя, - сказал мальчик.
Мы устремились к ней. Постепенно вода начала приобретать фиолетовый оттенок, и вскоре все вокруг сделалось фиолетовым. Снизу исходил какой-то странный свет, и тело Тэоса стало сначала матовым, а затем светящимся. Наверное, то же случилось и со мной, потому что, когда я вытянула вперед руки, я увидела, как они фосфорицируют. Мы плыли и плыли, все время вниз...
Огненные буквы на бледном экране:
КАК Я СТАЛА КИНОРЕЖИССЕРОМ
В ролях... Режиссер...? Моя фамилия?
Полумрак в зале. Ты. Хочешь взять меня за руку. В первый раз. Волнуешься ужасно. Твоя рука на моей. Медленно и тяжело переплетаются пальцы. Нечем дышать... Скорее на улицу...
Дверь растворяется... Я в ночи... Ничего не слышу... Лечу сквозь звезды... совсем не горячо... В животе пустота... В голове звон... Я - в огромном яйце. Его стенки гладкие и теплые. Кто это проник в меня? Откуда льется эта музыка? Мягкий свет... Зеркало... Кто этот человек в серебристом плаще? Как он великолепно сложен! Какие у него глаза! Я их где-то видела, где-то видела... Где...? Где...? Где...?...
- Не надо, не надо, не надо... Я хочу быть одна... Мне никто не нужен... никто.. никто... никто...
Зачем он поет? Я не хочу расслабляться... Я должна работать...
Текст в кабине: Mr Chairman, ladies and gentlemen. Let me on behalf of my country...Господин председатель, дамы и господа. Разрешите мне...
Почему так холодно?... Сырой пол... Высоко-высоко - малюсенькое окошечко с решеткой... Клочок синего неба...
- Расслабься, Оля. Не надо напрягаться. Дыши... дыши... Кто это, Оля?
- Не надо сжиматься, Оля.
Зачем же сверлить сердце бормашиной?! Больно... больно... Я умираю..... У-МИ-РА-Ю... У меня сердце сделано из "холодка"... знаете, такой мятный кругляшок... положишь в рот и сосешь, когда курить хочется... Да, я же бросила курить...
- Не сжимайся, Оля, не напрягай живот!
Да кто же эта Оля? Почему только о ней и говорят?
- Расслабься, Оля!
А может, это я, Оля?
- Подсудимая, встаньте!
Кто-то шепотом:"Сейчас зачитают приговор..."
- Подсудимая... (называют мою фамилию), 1958 года рождения, член ВЛКСМ, рост 174, вес 58, обвиняется во лжи. Подсудимая пыталась заверить суд присяжных в том, что она умеет летать, однако никаких материальных доказательств (опять называют мою фамилию) предоставить не могла. Кроме того, подсудимая...
О, Господи! Я уже ненавижу свою фамилию. А может, это не я ? Может, я - Оля, которой нужно расслабить живот? А кто была та женщина, которая сняла фильм "Как я стала кинорежиссером?"
Я лечу на камни, на скалу... сейчас я разобьюсь... Нет, я не могу разбиться, я всего лишь морская волна... Как приятно уползать животом по гальке назад в море... Опять лечу на камни... Я не хочу, не хочу, не хочу...
- Что такое "fluctuations"?
- Посмотри в Webster'е...
- Но здесь даже страницы не разрезаны. Где нож? "Вот твои ножны. Останься в них и дай мне умереть!"*
... подсудимая обвиняется в государственной измене, выразившейся в ее связи с инопланетянами. Подсудимая отказалась начертить карту звездного неба той системы, где она и ее любовник с планеты, название которой подсудимая также скрывает, путешествовали в так называемой "летающей тарелке"... И наконец подсудимая...
- Мама! Мама! Посмотри! Я уже умею плавать. Не тону уже! Где моя кукла? Где Диана? Давай и ее научим плавать! Нет, она слишком капризная... Боится лезть в воду...
- Кто эта музыка?
- Твоя симфония.
- А разве я когда-нибудь сочиняла симфонии?
- Но ты же слышишь... скрипки, альты, арфа...
- А почему играет орган?
- Потому что мы в Домском соборе слушаем Баха. Разве ты не узнаешь? Это его хоральная прелюдия ре минор.
- А разве у него есть такая? Это у Моцарта - ре- минорный концерт. Я еще играла его на выпускном экзамене...
- Не пускайте ее на сцену! Она же сумасшедшая! Такой голос... Невероятно, как еще люстры не попадали... Мадам, нельзя ли потише. Уши закладывает!
- Хорошо, я не буду петь. Я прочту свои стихи.
- Не надо стихов! Ради Бога, не надо! Все журналы переполнены стихами... Вас все равно никогда не напечатают...
...обвиняется в неземной любви, от которой у нее родился сын. К сожалению, мы не можем привести его под следствие, так как он неожиданно исчез. В виду вышеуказанного подсудимая приговаривается к операции, в результате которой она забудет о своем межпланетном блуде и вернется в родной коллектив...
- Не целуй меня, не целуй...
- Хочешь конфетку? На! Ешь прямо с ладони. Ты ручная?
- Нет, нет и нет! Я - дикая и никто никогда не приручит меня...
- А если ты родишь мне ребеночка?
- Я? Я... я... не могу... У меня столько дел... Мне же все время идет текст в кабину... Вот, слышишь? "Аlarming reports are coming from the Middle East..." "С Ближнего Востока вновь поступило тревожное сообщение..."
- Ты же любишь меня! Зачем тебе возвращаться на Землю? Ты не сможешь там летать...
- А наш мальчик? Он сможет летать?
- Он останется со мной...
- Снимите с меня наушники! Я больше не могу слушать песню про Человека-Метеора...
Ноты, как льдинки, падают на голову, разбиваются на мелкие кусочки... Так вот кто эту Pink Floyd'овскую песню со стонами сочинил... А я не хотела ее петь... С каждым тактом стон поднимается на пол тона выше, как в хроматической гамме, только очень медленно...
И наконец - СЕДЬМАЯ ВОЛНА... С ВЕРХНЕВЕРХОВЬЕМ!
- А все-таки, расскажите нам, пожалуйста, когда и как Вы сняли свой первый фильм...
- Это было очень давно... Я путешествовала с мамой и ее будущим мужем по Байкалу в тот год, когда умер мой отец... Это был черно-белый фильм, плохо смонтированный...
- ... Подсудимая! Признаете ли Вы тот факт, что состояли в преступной связи с мужчиной из иной, неизвестной нам цивилизации?
- Это была Любовь.
- Что Вы называете "любовью"?
- Любовь... это когда .. перестаешь ощущать границы тела и становишься Вечностью... Вот Вы, господин судья, играете на арфе?... А он играл на всех музыкальных инструментах...