Три-четыре года мне было. Лесоучасток Хомут. Изба наша - впритык окружена дремучим сосновым лесом. Зверья всякого полно. С одной стороны избы - болотце, но до такой степени коварное и опасное, что его никто летом не пересекал. Говорили, если кто пытался - Болотник к себе за ноги утаскивал. Поэтому таинственный островок посреди болотца, всегда усыпанный черникой, брусникой и прочими ягодами, оставался землёй нехоженой. А зимой, по сугробам, - туда ходить незачем. Да и зимой - любое болото опаснее в сто раз.
От нашей избы вели сходни к самому краю болотца. Там деревянный настил, возле которого чёрное болотное окно. В нем полоскали белье, веники, брали воду для хозяйских нужд. Но пить было не велено.
Однажды, увидев, что я пью воду из чёрного окна, в котором, как утверждали, и дна не было, бабка меня сильно отругала. Запретила к этому окну даже приближаться, да еще наказала:
- И не вздумай в само болото лезть и на островок переться! У тебя ума хватит на такую дурь.. . Болотник утянет, так и знай! Мне за тобой смотреть некогда.
Лучше бы она этого не говорила. Раньше я на этот островок да болотце и внимания не обращала, а к чёрному окну спускалась лишь пить. Да и пила я не из самого окна, а из крохотного, чистого ключика, который был всем незаметен и выбивался на краешке окна. А тут - засело у меня в голове про невиданный островок, про болото и чёрное, бездонное окно так, что и ночь плохо спала. Что там, на островке, куда нельзя? А что в болоте? Воображала себе дядьку Болотника с сильными ручищами, что у хомутского конюха Степана. Ну и бороду степанову заодно "приделала" этому Болотнику.
На следующий день, напившись из потайного ключика, оглянулась - смотрит ли кто? Никто. И побежала по болотным кочкам на желанный островок. Кочки тонули и разъезжались под босыми ногами, но я была легка, бежала быстро... Берег был уже близко, как вдруг кочка под ногой подвернулась, и я одной ногой оступилась в марево зеленой ряски, которое стало превращаться в чёрную жижу. Она сразу начала медленно тянуть меня за ногу в непроглядную темноту ила.
Сперва замерла от неожиданности, затем поняла - Болотник тянет!
- А ну, отстань! - вцепилась в жесткую траву и дернулась к свету.
Болотник чавкнул и, как мне показалось, даже легонько застонал...
- Отстань! Чего пристал? - еще раз дернулась и вытянула ногу из болотины.
Тут же вскочила и побежала дальше. На островке упала в брусничник и засмеялась:
- Благо-о-дать здесь! Ух!
Болотник молчал.
Съев несколько горстей брусники, увидела вдали белые, невиданные мною ранее, цветы. Побежала к ним. Цветы были необыкновенны. Очень мне нравились нежные ароматы. Тут заметила - стою в сплошном багульнике. А это означает - через некоторое время начнет мне блажить, разум затуманится, усну и, может быть, не проснусь.
- Ах, вот ты как! - рассердилась я на Болотника и побежала обратно.
И тут обнаружила - на островке, кроме ягод, полно маленьких родничков-ключиков с хрустальной водой! Они то тут, то там вспыхивали серебристо и манили. Роднички, криницы! И я умывалась и брызгала на себя жемчугом... А они словно играли со мной. "Вот оно - Царство ключей! Мое Царство...Я искала его!"
Потом легла навзничь и дремала на мхах, смотря на небо. Было хорошо, радостно. Так радостно, что я часто повадилась бегать через болотце на островок. Болотник смирился, не трогал больше. Тут главное - чтобы бабка не видела, чтоб никто не заметил. А в Царстве - блаженство, я могла бесконечно смотреть на ключевую водицу, как она ласкает цветы, траву и дубовые листья... Этих маленьких дубков на островке было много... И все ключи-родники - разные!
Ближе к осени начались туманы. И вот стояла я в тумане на том берегу болотца, глядя как нашу избу поедает туман, она исчезает... И тут заметила: конюх Степан моет свои сапоги в чёрном болотном окне, чтобы зайти к бабке в избу в блистающих сапожищах... Чего-то он всё перед ней хорохорился, а моя молодая бабка посмеивалась над ним, опуская синие глаза. Вдруг поднял голову и увидел вдали меня. Я медленно отошла за ивовый куст.
Через некоторое время Степан уже сидел за столом на кухне, а я, испугавшись, что раскроется моя тайна, перебежав болото и проскользнув в избу, тихонько затаилась на полатях и задумчиво смотрела на Степана через ситцевую занавеску. Он поднял голову, увидел мое лицо:
- Тань!
- Ну?
- Тань! Ты мне мерещишься!
- Пить меньше надо.
- Тань! Ты можешь ответить не словами моей жены?
- Почему всё время на меня пялишься?
- Бесприданница! Как я тебя за своего Ваську возьму без перины? - начал Степан неприятный для меня разговор.
И я вспылила:
- Да мне твой Васька, что веник в углу! Выкинула - и нет! Пусть на перине женится... с клопами...
- Почему с клопами? - недовольно хмыкнул Степан.
- Веселее спать будет! - отрезала я и спряталась за занавеску.
Степан засмеялся, а бабка, наливая ему чай, вздохнула.
Заморозки в тот год начались рано. И вот пришло время, когда всё припорошило белым снегом, и чёрное, болотное оконце за ночь покрылось льдом. Я вышла гулять в валенках. "Теперь нельзя на островок - будут видны мои следы". Вздохнула. "Как там мое тайное Царство? Мои ключики-роднички?" Потом долго стояла над водяным окном, которое из чёрного превратилось в белое, с едва заметными узорами. "Наверное, Болотнику дышать нечем. Задыхается там..."
Сердце сжалось от непонятной жалости. Взяла палку и стала разбивать лёд. Он не поддавался. Лишь превратился в белую паутину трещин. С отчаянья, я села на бережок возле ледяного окнца и стала бить лёд пяткой валенка. Била, била и внезапно проломила, не удержала равновесие и съехала прямо на лёд. Полынья раскрылась, но я успела ринуться на берег, выползла кое-как... А валенок, которым била лёд, - утонул. Швырк - и нет его.
Несколько минут, потрясенная происшедшим, стояла в одном валенке и мокром носке, который медленно начал покрываться ледяной корочкой. Заныла обидчиво на Болотника:
- Вот дурак-то! Зачем тебе один валенок?
Болотник затаился и молчал. Тут я увидела знакомую птицу, которая порою, бегая по траве островка, смешила меня... Она ласково взглянула чёрной бусинкой глаза и пробежала по снегу, оставив крестики следов...
Когда я появилась на пороге избы, бабка охнула:
- Где валенок?
- В болоте. Драть будешь?
Бабка меня никогда и пальцем не трогала, но над дверями всегда торчала ивовая вица, которой она мне грозилась. В этот раз она схватила эту вицу и один раз огрела меня по тому красивому месту, что полагается. Я собрала все свои силёнки в кулачок и виду не подала, что меня полоснули. Полезла на полати сушиться.
Ждала, что бабка будет ругаться, но она молчала. Наконец, я не вытерпела:
- Ба-а-аб, в чем буду гулять?
- А ходи босая! - отрезала она сердито.
- А волки всегда ходят босиком...
- Вот и бегай с ними наперегонки... Тебе не привыкать! - и бабка вышла из избы, хлопнув дверью.
Целую неделю я гуляла в одном валенке и какой-то драной калоше, которая мне была велика, словно лодка. Бабка делала вид, что не замечает моих неудобств. А я, хромая из-за калоши, спускалась к болотному оконцу и ругала Болотника:
- Придурок старый! На хрена тебе мой валенок?
Он ехидно молчал в ответ.
Ночью поднялась небольшая метель. Услышала я с полатей: кто-то воет на болоте. Бабка зажгла керосиновую лампу, изба осветилась туманным светом. Электричества на лесоучастке не было, кто потянет провода в такую дремучую глухомань!
- Танюш, волки воют...
- Не волки это. У них вой иной. Это Болотник плачет... Чего-то случится!
Бабка задумалась, потом возразила:
- Ну, значит зверь какой-то воет... Болотник голос не может подать, он не зверь и не человек. Он - сущность.
- Он! Плачет! - я сдернулась с полатей, обула свой единственный валенок, натянула шубейку и бросилась к двери. Но она была заперта на тяжелый крючок, который у меня не хватало силы отпереть!
- Баб, выпусти меня!
- Одурела! Там волки... Ночь! Не пущу!
- Выпусти! - заколотила в дверь кулаком.
- А ну иди на полати! - приказала бабка.
Я бессильно села на порог, слёзно запричитала:
- Бабушка, миленькая, вы-ыпу-у-усти меня!
- К волкам?! Не пущу! - она оттянула меня от двери и сама уселась на порог охранницей.
Я поняла - не выпустит. Обреченно полезла на печь. Вой на болоте продолжался еще полчаса. Затем затихло. Мы уже собрались спать, как вдруг изба осветилась странным заревом. Бабка метнулась к окну:
- Чего-то горит! Возле болота!
Я снова рванулась к двери, но бабка заставила меня залезть на полати, взяла веревку и привязала меня к полатным брусьям. От возмущения я даже не сопротивлялась, лишь молвила:
- Ты чего, баб? Уж совсем выжилась из ума, что ли?
- Сиди тут и не рыпайся... - она торопливо спустилась по лесенке, оделась и хлопнула дверью.
Я положила голову на овчины и заплакала, непонятно о чем. Попробовала развязать верёвку - пальцы оказались слабы. Перекусить её - не было никакой возможности. В горнице горела керосиновая лампа, какие-то тени бродили по потолку. "Лампу оставила... Сгорит изба вместе со мной..." - подумала я равнодушно.
Увидела клочок старой газеты, стала читать. Когда читаешь книгу, всё понятно, а когда газету - дребедень сплошная. А тут - отрывок, без начала, без конца. "Чушь! Про сенокос какой-то!" Откинулась на овчины, попробовала петь:
.... "На переднем - Стенька Ра-а-зин,
Обнявшись с младо-о-й княжно-ой..."
... "И за борт её бра-са-а-ет,
В на-а-бежавшую ва-алну!"
Задумалась, представила... "Вот сволочь! Ничего не понял..." Петь расхотелось.
Часа через два, сквозь дрёму, услышала - бабка возвратилась. Она долго возилась в горнице, затем объявила:
- Соседская баня у болота сгорела. Хорошо что на избы не перекинулось. Все бы сгорели! Давай спи!
- Чего, так и не отвяжешь?
- Отвяжу... -
Утром, в очень плохом настроении, я не спеша оделась, обула свой валенок, калошу даже надевать не стала, пошла в носке. Нашла в ограде маленький ломик, проковыляла к болотному, замерзшему оконцу. Постояла, взглядывая хмуро на чёрные остатки пожарища, затем начала бить ломом лёд на болотном окне. Разбила всё вдребезги.
Чёрная полынья закачалась, позванивая льдинками. Легла на живот и приблизила лицо к воде. Вдруг пряди мои хлынули прямо в водяную черноту, этого я никак не ожидала, но не стала их вылавливать, а смотрела, как тонули... "А если Болотник за волосы потянет? И вот была я - и нет меня. Не человек он, не зверь, не чудище... А он - что? Сущность. Никто его не увидит. Не понимаю, а чую. Вот бы на море посмотреть, там жемчуг-жемчуг! Там такие большие ракушки, что я могу в одну спрятаться и плыть в ней по волнам-волнам, прикрываясь жемчужно-белой пеной... А в мое Царство ключей-родничков - пока нельзя, там тоже - сущность, суть, но иная... Ключи утонули в белой бездне, но я знаю, где они..."
Долго вглядывалась в чёрную воду полыньи, но ничего не могла увидеть. Там лишь молочно белело мое лицо и мерцали мои глаза. Словно пролила молоко в воду. "Молоко и вода. Иногда капли молока похожи на жемчуг... Тогда и жемчуг - похож на капли молока... А в моем Царстве ключей - много жемчуга, воды и молока..." Полежала несколько минут и встала. Вода потекла с волос. Вздохнула, сняла валенок и бросила его в воду:
- Бери! Чего уж... Так и быть должно.
Не оглядываясь пошла домой в одних носках.
Тут встретился Степан, что вышел из нашей избы и направился идти по тропе к своему дому:
- Тань! Ты чего так? В носочках... Давай я тебя донесу до избы!
- А ну отойди! - я даже ломиком крутанула с досады и от хмурого настроения.
Степан отшатнулся:
- Кроха! Четырех годиков-то еще нет! Дикая ты! Лесная... - и он почесал свою дремучую бороду.
Но мне было не до Степана. Мотнула сырыми, длинными волосами и пошла по снегу.
Лишь ступила на порог, бабка хотела мне что-то сообщить, но так и не сообщила, глянув на мои ноги:
- Ну? Где второй валенок?
- Там же, - ответила я мрачно.
- Мне даже драть тебя неохота, - тихо молвила бабка и уставилась в окно.
Я уселась на полатях на овчины. Медленно сняла сырые носки и стянула чулки. Померила на босу ногу какие-то громадные, худые валенки, что валялись на печи. Они были чудовищно велики. Отбросила.
Легла на спину и стала думать о Болотнике. "Водяному в реке - лучше. Царю Морскому - еще лучше. А этого ругают. А они все - почти одно и то же. Чем Болотник виноват? Болото охраняет. Как же это окно болотное - без дна? Это выход куда? Ночью - мерцает синевой... Днем туда уходит небо. Там пока - никого, лишь были мои глаза... Болотник отражение тоже охраняет. Он хранит ряску бархатную и еще что-то, неизвестное никому... А в моем Царстве ключей - та-а-кие купавы весной! Там мои фиалки... И мои анемоны... Хочу в свое Царство... Ключевая сущность - поняла, что я ее чую! А я - чую, что она меня понимает!"
Внезапно уснула. И сон мне привиделся чудный. Именно привиделся, а не приснился - я это уже различала. Привиделся дядька, который был не совсем дядька, а пока парень холостой... Очень высокий, статный... Таких высоких я еще не видала. У него были чёрные брови вразлёт и тёмно-тёмно-зелёные глаза. Русые волосы. Стоял передо мной улыбаясь, и вокруг него вился аромат цветов, который меня всегда волновал. И показался мне этот взрослый парень, хотя я его видела первый раз в жизни, таким знакомым, до сердечной боли! Он подхватил меня на руки, обнял и сказал:
- Вот мы и встретились, моя маленькая Таня! - и поцеловал меня. По особому как-то поцеловал, непонятно. И опустил густые ресницы.
Я положила голову ему на плечо и заплакала. А он снова сказал:
- Не плачь... Я тебя никому никогда не отдам. Я хочу запутаться в твоих волосах и уснуть с тобой...
От этих слов я заплакала еще горше, словно кто ножик в сердце швырнул... И от слёз своих проснулась. Было уже темно. Бабка спала внизу на кровати. Я перекрестилась и всхлипнула:
- Я его видела! Видела!
- Кого? - спросила бабка спросонья.
- Да разве тут объяснишь! - и я прикрыла глаза, едва сдерживая рыдания. Слёзы катились и катились по щекам. Словно жемчужины.
И в это мгновение завыли за болотом, в моем Царстве ключей, волки. Так пронзительно завыли, что бабка охнула:
- Что ж они так? Или это Болотник?
- Нет, бабушка родненькая, это - волки... Целая стая... Плачут. Плачут.
![брусника [фото - Александр Дудкин]](/img/s/smertina_t_i/text_0190/0_37.jpg)
![листья (к рассказу Татьяны Смертиной) [из сети]](/img/s/smertina_t_i/text_0190/priroda011.gif)
![Волки (к рассказу Татьяны Смертиной) [из сети]](/img/s/smertina_t_i/text_0190/volki.gif)