Александр Иванович был человеком серьёзным, и занимался наукой.
Оксана была молоденькой симпатичной девчонкой, и занималась...
Впрочем, пока это не важно.
Александр Иванович имел учёную степень кандидата наук и свою лабораторию, в которой было множество таинственных приборов, образцы различных материалов, разнообразные склянки с разноцветными порошками и жидкостями. Кроме того, под его началом работал целый штат сотрудников, в том числе и Оксана, которая, в отличие от Александра Ивановича, не имела ничего или почти ничего, и была из тех длинноногих симпатичных девчонок, которые совсем недавно выпорхнули из школы и ещё не успели, как говорится, выбрать свой путь в этой удивительной, прекрасной жизни. Разумеется, к научной работе она прямого отношения не имела и выполняла в лаборатории скромные обязанности уборщицы.
Приближалась весна.
Было то самое время, когда природа просыпается от зимней спячки, когда ещё сонные деревья только начинают приветствовать её приближение лёгким покачиванием тоненьких ветвей, когда ласковое солнце вступает в спор с утренней прохладой, и к полудню весело журчащие ручейки спотыкаются о ворохи прошлогодних листьев, а на проталинах, где ещё вчера лежал снег, спешат вытянуться из земли, чтобы взглянуть на мир, молодые ростки зелёной травки. Было то самое время, когда...
Одним словом, приближалась весна.
О, эта многообещающая, прекрасная пора! Время ожиданий, предчувствий, надежд. Всё может произойти, всё может свершиться. Весна приближается!..
Впрочем, всё могло быть совершенно иначе.
Возможно, Александр Иванович был не кандидат, а доктор наук. Возможно, Оксана ещё не имела аттестата зрелости, а только собиралась его получить. Возможно, приближение весны было ещё...
Впрочем, нет. Весна была уже на пороге. Иначе просто не могло быть.
И Александр Иванович, независимо от учёной степени, был жрецом науки и хозяином лаборатории, в которой работала молоденькая симпатичная уборщица Оксана.
Всё это было, и было это так...
Александр Иванович частенько допоздна засиживался в лаборатории, работал. Вероятно, он был на пороге большого открытия.
Оксана тоже частенько задерживалась на работе, хотя в её возрасте можно было ожидать каких угодно открытий, только не научных. Но это её не смущало. Она устраивалась поудобнее где-нибудь в укромном уголке, раскрывала толстую научную книгу и, с шумом перелистывая страницы, подолгу наблюдала за Александром Ивановичем.
Иногда он замечал её и удивлялся:
- Ох, извините! Вы до сих пор здесь?
- Да, - робко отвечала Оксана.
- Но ведь уже поздно...
- Не прогоняйте меня, - просила она. - Мне очень интересно. Можно я ещё посижу?
- Да-да, конечно, - разрешал Александр Иванович. - Но сегодня опытов больше не будет. Так что ничего интересного.
- Мне всё интересно. Не прогоняйте...
- Да-да, пожалуйста, - кивал он и продолжал работать, не обращая на неё внимания.
Иногда Оксана сама напоминала о своём присутствии.
- Александр Иванович...
- Да?
- Вы заняты?
- Да.
- Я хотела...
- Да?
- Вы бы вот... перекусили...
И она разворачивала перед ним свёрток, в котором были или бутерброды, или домашние пирожки, или ещё что-нибудь вкусненькое.
Александр Иванович отказывался:
- Нет-нет, спасибо, что вы, не стоит...
- Ну, пожалуйста, - уговаривала она, оставляла на столе свёрток и отходила.
Он снова принимался за работу и незаметно для себя съедал всё, что она оставляла, забывая поблагодарить и не замечая её присутствия.
Всё так и было.
Но вот пришла весна.
Та самая кудесница весна, которая заставляет нас вдохнуть полной грудью, посмотреть на мир ясными, удивлёнными глазами и сделать самые великие открытия.
День прошёл как обычно, в делах и заботах. Были опыты, были споры.
Александр Иванович что-то доказывал, что-то объяснял, что-то требовал.
Оксана наводила порядок после проведённых опытов, мыла склянки и колбочки.
Когда рабочий день закончился, и сотрудники поспешно разбежались, Александр Иванович уселся за свой стол, заваленный расчётами, диаграммами, справочниками и прочими атрибутами рабочего места учёного мужа.
Оксана навела в лаборатории относительный порядок, протёрла влажной тряпкой пол, обойдя стол Александра Ивановича так чтобы не потревожить его, и устроилась поудобнее на маленьком диванчике, стоящем в углу лаборатории.
Долгое время тишина лишь изредка нарушалась шумом перелистываемых страниц и шуршанием бумаги на столе Александра Ивановича.
Оксана пристально наблюдала за ним.
Наконец, она поднялась, достала из своей сумочки катушку ниток с иголкой и медленно подошла к нему.
- Александр Иванович...
- Да?
- У вас пуговица на халате еле держится. Можно я пришью?
- Да-да, конечно, - согласился Александр Иванович, даже не взглянув на нее и продолжая писать.
- Александр Иванович...
- Да?
- Вы халат снимите, а то я так не могу.
Он поднял голову и удивлённо посмотрел на неё.
- Пуговица, - пояснила Оксана.
- Какая пуговица?
- Халат снимите, я пуговицу пришью.
- А, да-да, спасибо. Извините...
Он быстро снял халат, отдал его Оксане и, схватив ручку, продолжал покрывать бумагу иероглифами только ему самому понятного, размашистого почерка.
Оксана не отошла в свой угол, а присев здесь же, у стола, стала пришивать пуговицу.
- Александр Иванович, - вскоре заговорила она.
- Да?
- А вы сегодня поздно домой пойдёте?
- Да.
- Можно я вас провожу?
- Да. Впрочем... - он поднял голову. - Вы что-то спросили?
- Можно я вас сегодня провожу?
- Куда?
- Домой.
Он на мгновение задумался.
- Что?..
- Нет, ничего. Я просто так спросила. Извините.
Он кивнул, прочёл несколько последних строк, что-то зачеркнул, и стал быстро рисовать какую-то сложную химическую формулу.
Оксана пришила пуговицу, откусила кончик нитки и протянула ему халат.
- Вот, пожалуйста, надевайте.
- Да-да, спасибо.
Александр Иванович взял халат, небрежно повесил его на спинку своего стула и снова склонился над формулой.
Оксана положила в сумочку нитки, взяла с полки толстую книгу и, вернувшись к столу Александра Ивановича, открыла её.
Немного помолчав и полистав страницы, она снова обратилась к нему:
- Александр Иванович...
- Да? - уже довольно резко ответил он. То, что его постоянно отвлекает эта девчонка, раздражало.
- Александр Иванович, посмотрите в окно.
- Что там? - он повернулся к окну.
- Солнце садится. Закат... Красиво...
"Чёрт знает что такое! - подумал Александр Иванович. - Какие-то пуговицы, окна, какой-то закат!.."
- Вы что-то хотели? - раздражённо спросил он.
- Да, я хотела... А над чем вы сейчас работаете?
Александр Иванович тяжело вздохнул и задумался.
Что мог он, учёный муж, ответить этой глупой, наивной девчонке? Да и можно ли объяснить ей вот так сразу то, чему он посвятил не один год своей жизни? И вот теперь, когда ему, возможно, удастся кое-что понять в этом деле, кое-что сделать и, в конце концов, сказать самому себе: "Да, я знаю, над чем работаю!", в этот самый момент она лезет со своими пуговицами, закатами и дурацкими вопросами.
Александр Иванович ещё раз тяжело вздохнул и строго ответил:
- Я работаю над полимеризацией.
- Ага, - понимающе кивнула она. - И получается?
- Получается, - буркнул он и отвернулся, считая разговор оконченным.
- А что получается? - не унималась Оксана.
После этого вопроса он посмотрел на неё так, как будто она спросила, может ли он полететь на Марс или съесть живую лягушку.
- Получается, - после паузы медленно заговорил Александр Иванович, - что с повышением температуры увеличивается максимальная скорость полимеризации, уменьшается индукционный период и сокращается время установления равновесия.
- Да?! - непонятно чему обрадовалась Оксана.
- Да, - твёрдо ответил Александр Иванович и, решив, что на этот раз вопрос окончательно исчерпан, взялся за ручку.
И вдруг...
О, это спасительное "вдруг"! Что бы делали без него авторы? Какими скучными показались бы читателю многие произведения!
И вдруг Оксана глубоко вздохнула и на одном дыхании выпалила:
- Александр Иванович, но ведь ионная полимеризация может протекать и в присутствии катализаторов катионного и анионного типа. Ведь циклически простые эфиры полимеризуются только по катионному механизму. В это же время превращение лактамов, лактонов, циклосилоксанов и эпоксидов происходит под влиянием катализаторов как катионного, так и анионного типа...
Разумеется, к такому повороту Александр Иванович совершенно не был готов. Удивлению его не было предела.
Оксана между тем убеждённо продолжала:
- Ведь согласитесь, что ионная полимеризация является более универсальным методом превращения циклов, тогда как полимеризация в присутствии активаторов очень избирательна. А с помощью ионных катализаторов можно заполимеризовать даже тетрагидрофуран!..
Александр Иванович долго сидел, глядя в окно. Может быть, его внимание привлекла красота весеннего заката, может быть, он задумался об ионной полимеризации, может быть, он думал о только что пришитой пуговице, а может быть, и обо всём сразу.
Он встал из-за стола, прошёлся по лаборатории, подошёл к окну и опять долго о чём-то думал.
Оксана, чуть заметно улыбаясь, внимательно наблюдала за ним.
- Да-да... - наконец зашептал Александр Иванович. - Тетрагидрофуран... тетрагидрофуран... тетрагидрофуран... тетрагидро...
Она медленно подошла к нему и тоже посмотрела в окно.
- Красиво, правда?
- Да-а... - согласился Александр Иванович. - А знаете что, - он махнул рукой, - хватит на сегодня! Пойдёмте отсюда к чёрту!
- К чёрту? С удовольствием, - улыбнулась Оксана.
Александр Иванович решительно направился к вешалке, но вдруг резко повернулся.
- Послушайте, вы действительно серьёзно увлекаетесь химией?
Она виновато склонила голову, но при этом весёлая искорка нашкодившего чертёнка мелькнула в её глазах.
- Да нет, я так, просто... Просто вычитала в книжке и выучила.
- В какой книжке?
- Вот в этой, - она указала на толстый учебник.
Александр Иванович подошёл к столу, поглядел в открытую книгу, полистал её.
- Да-да, действительно... Всё верно.
Грустная улыбка мелькнула на его лице.
- Жаль, конечно, но... - он посмотрел на недописанный лист, на брошенную ручку. - Но, тем не менее, всё к чёрту. К чёрту, к чёрту, к чёрту! - уже весело заговорил он и пошёл к вешалке.
Оксана вприпрыжку поскакала за ним.
Александр Иванович надел шляпу, взял свой старомодный, изрядно поношенный плащ, но, спохватившись, вернул его на место.
- Ох, извините! Пардон! - он взял её новенькую модную куртку и повернулся. - Прошу!
- Спасибо, - удивилась Оксана и просунула руки в рукава.
- Вот так-то! - гордо поднял голову Александр Иванович и, надев плащ, распахнул перед ней дверь. - Прошу!
Оксана хихикнула и вышла из лаборатории.
- А вы, наверное, думали, совсем сухарь этот начальник, даже поухаживать за дамой не умеет, - серьёзно пошутил он, спускаясь по лестнице.
- Да нет, что вы? Наоборот...
- Ладно-ладно, не обманывайте меня. Обманывать старших нехорошо.
- Я знаю, - опять хихикнула Оксана и, обогнав его, побежала по ступенькам.
Александр Иванович ускорил шаг.
- Да постойте же! Не так быстро... - взмолился он, когда они выбежали на улицу.
Оксана остановилась и радостно закричала:
- Ой, смотрите, воробей траву клюёт!
Александр Иванович тоже остановился и долго удивлённо смотрел на шустрого воробья, который, схватив клювом молодую, едва пробившуюся травинку, пытался вытащить её из земли.
- Да, действительно. Никогда не думал, что воробьи питаются травой.
- Он не питается, он лечится, - затараторила Оксана. - После зимы витаминов в организме не хватает, вот он их и клюёт. Так все делают - и кошки, и собаки, и человек тоже. Все весной лечатся.
- Да? - удивился Александр Иванович.
- А как же? Вот вы, например, овощи, фрукты любите? Травку разную едите?
- Какую травку?
- Ну, петрушку, например?
- Да, пожалуй.
- Вот, а в ней масса витаминов. И воробью тоже витамины нужны, он и клюёт свою травку, - объяснила Оксана и засмеялась.
- Хм, любопытно, - улыбнулся Александр Иванович.
Они шли по улице.
Лёгкий прохладный ветерок освежал лица. Александр Иванович вдыхал полной грудью запах приближающейся весны и радовался, сам не понимая чему.
- А можно я вас под руку возьму? - спросила Оксана.
- Да-да, разумеется, - согласился он и широким жестом предложил ей свою руку.
Так шли они под руку - учёный муж и молоденькая симпатичная девчонка. Шли молча, не обращая внимания на прохожих, не замечая, как на город плавно опускается густая, чуть морозная мгла, а длинные глупые фонари оттесняют её, не давая завладеть улицами.
- Вот я и дома, - наконец сказал Александр Иванович, когда они подошли к старому пятиэтажному дому.
- Вы здесь живёте? Ого!.. - удивилась Оксана.
- Да. А что вас так удивило?
- Этот дом профессорским называется, тут живут все большие начальники.
- В общем, да, - смутился Александр Иванович. - Впрочем, что же это я наделал? Ведь это я должен был провожать вас, а получилось... Вы уж извините...
- Да нет, ничего. Я ведь понимаю. Вы, наверное, всю дорогу о своём тетрагидрофуране думали.
- Почему о тетрагидрофуране?
- Не знаю. Просто вы молчали всю дорогу.
- Да? - искренне удивился Александр Иванович.
- Угу.
- Вы знаете, не заметил. Но, как ни странно, я всю дорогу ни о чём не думал, честное слово. Просто шёл и ни о чём не думал. Да-да. Даже удивительно!
- Это, наверное, хорошо - ни о чём не думать, - сказала Оксана и вздохнула.
- Да, вы знаете, это как-то... Во всяком случае, приятно. Честное слово, чертовски приятно ни о чём не думать, а вот так просто гулять. Впрочем, что же мы стоим? Вы уж примите мои извинения, - он смешно раскланялся, - и позвольте исправить мою роковую ошибку.
- Какую?
- Ну, как же! Я ведь сегодня взял на себя роль вашего джентльмена и, разумеется, считаю своим долгом проводить вас.
- Нет, меня провожать не нужно. Это далеко, и... Хотите узнать, о чём я всю дорогу думала?
- Разумеется, очень любопытно, - оживился Александр Иванович.
Оксана внимательно посмотрела на него, отвела взгляд в сторону и тихо сказала:
- Вы бы меня к себе пригласили. В гости. Если, конечно, можно.
- Вы?.. Как же... Ох, да, конечно! С удовольствием! Разумеется! Прошу вас! Я даже как-то не сообразил... - засуетился Александр Иванович и бросился открывать дверь подъезда.
- Спасибо, - поблагодарила Оксана, смущённо вытянула свои алые губки трубочкой и вошла в подъезд.
В квартире Александра Ивановича был полный беспорядок. Повсюду валялись вещи, книги, бумаги. Он бегал из угла в угол, собирая всё в охапку и извиняясь.
Оксана молча осмотрела обе комнаты, заглянула в кухню и как-то разочарованно спросила:
- А у вас что, и музыки нет?
- Нет, - смутился Александр Иванович. - Телевизор есть...
- А-а, что телевизор, там одна политика, - махнула она рукой и села на диван.
Александр Иванович тем временем навёл относительный порядок, затолкал всё лишнее в кладовку и сел рядом с ней.
- Извините меня ещё раз. Ей-богу, я не ждал гостей, поэтому такой беспорядок. Так уж неожиданно всё получилось.
- А с кем вы живёте? - помолчав, спросила Оксана.
- С мамой.
- У-у-у! - протянула она так, как будто он признался, что живёт, по меньшей мере, с английской королевой. - А она у вас старенькая?
- Да нет... Впрочем, разумеется, уже не молодая, хотя ещё...
- И больше никого нет?
- Нет, - пожал плечами Александр Иванович.
- А был кто-нибудь?
- Василий ещё был. Кот. Помер или, кажется, отравили, не знаю.
- И всё?
- Всё.
- Понятно, - почему-то обрадовалась она. - Значит, вы в этой комнате живёте, а мамаша в той?
- Да, хотя мы как-то не разделяем.
- Ну, спите вы здесь, на диване?
- Здесь.
- А мамаша там?
- Да.
- Ну, значит, это ваша комната, а та её, - заключила она и улыбнулась.
Они помолчали, глядя в разные стороны.
Увидев висящие на перекладине стула носки, Александр Иванович схватил их, быстро подошёл к кладовке и, швырнув туда, громко захлопнул дверь.
- Извините.
Оксана снисходительно улыбнулась и посмотрела на него так, как будто хотела найти в нём что-то новое, неизвестное. Затем она стала разглядывать его всего с ног до головы. Под этим взглядом он чувствовал себя очень неловко и почему-то боялся посмотреть ей в глаза.
- Ну, что же вы стоите? - наконец заговорила она. - Садитесь.
- Спасибо, - поблагодарил Александр Иванович и сел на краешек дивана.
Опять нависла тяжёлая пауза.
Оксана продолжала разглядывать его, словно чего-то выжидая.
- Да... так вот... - тихо сказал он и, посмотрев на неё, как-то неестественно глупо улыбнулся.
- А это вы, что ли? - помолчав ещё немного, спросила она, указывая на большую фотографию на стене.
- Да... Это давно, в студенческие годы. Мама повесила.
- А она скоро придет?
- Кто? - не понял Александр Иванович.
- Ну, мамаша ваша.
- А! Нет. Она уехала. К сестре в Тамбов.
- А-а... - протянула Оксана и опять замолчала.
Чем дольше длилось это молчание, тем глупее и неуютнее чувствовал себя Александр Иванович. Он совершенно не знал, что ему делать дальше, о чём говорить и как себя вести. Он мучительно пытался что-нибудь придумать, найти какую-нибудь тему для разговора, но всё, что приходило в голову, казалось ужасно банальным и глупым. Она сама пришла ему на помощь и очень просто, даже как-то слишком просто, спросила:
- Ну, ладно, чего сидим-то? Кофе у вас хоть есть?
- Кофе? Не знаю, сейчас посмотрю, - растерянно ответил Александр Иванович, но тут же оживился. - Ой, да что же это я? - подскочил он. - Конечно, кофе! Да-да, разумеется, есть. То есть, нет, кофе нет, - уже в дверях говорил он. - Есть прекрасный чай, цейлонский? Я сейчас, одну минутку. Конечно же, мы будем пить чай!
Он выбежал из комнаты.
Оксана тихо вздохнула и стала ждать.
Вскоре он вернулся и соорудил из двух кухонных табуреток маленький столик прямо у дивана, поставил красивые чашки и блюдца.
- Вам помочь? - спросила Оксана.
- Нет, не стоит. Впрочем, если хотите, пойдёмте. Будете делать бутерброды.
Они пошли на кухню.
Оксана занялась бутербродами. Александр Иванович заваривал чай, и та неловкость, та скованность, которые угнетали его ещё несколько минут назад, исчезли. Появилась лёгкость, даже озорство. Александр Иванович стал шутить и смеяться вместе с Оксаной.
Потом они вернулись в комнату и пили чай.
Оксана рассказывала о себе, о том, как она училась в школе, как попала в лабораторию.
Александр Иванович рассказывал о себе. И как рассказывал!
Если бы кто-нибудь из сотрудников лаборатории оказался в это время в квартире Александра Ивановича и пробыл там в течение последующих двух часов, если бы этот кто-то мог услышать, как Александр Иванович смешно и увлечённо может рассказывать всякие случаи, происходившие с ним и его товарищами в студенческие годы, и с таким азартом и юмором может петь песни того времени; если бы кто-нибудь видел, как Александр Иванович, строгий и не интересующийся ничем, кроме науки, руководитель лаборатории, может так высоко подпрыгивать, стоя на четвереньках и бодаться, изображая козла, который когда-то в детстве гонялся за ним... Если бы кто-нибудь из сотрудников лаборатории мог присутствовать при этом, то непременно решил бы, что либо Александр Иванович, либо он сам сошёл с ума.
Но, как ни странно, всё происходило именно так.
И Александр Иванович, и тем более Оксана, были в здравом уме. Просто им было весело.
Оксана громко смеялась, показывая свои белые ровные зубки, и этот смех, эти широко открытые глаза, этот лёгкий румянец на её щеках ещё более распаляли Александра Ивановича.
После прыганья козлом он даже поведал ей тайную историю о том, как однажды на каком-то вечере в институте они с однокурсниками, скрываясь где-то под лестницей, в темноте пили шампанское из гранёных стаканов и закусывали пирожками с ливером.
- А у вас нет шампанского? - вдруг спросила Оксана.
- Шампанского? - удивился Александр Иванович.
- Ну, да! - продолжала веселиться она и даже подпрыгивала сидя на диване.
- Нет, шампанского нет, - ответил он и искренне удивился тому, что у него в доме, оказывается, нет шампанского. - Впрочем, погодите... Я сейчас, одну минуточку...
Он выбежал в другую комнату и вскоре оттуда прозвучал его радостный крик:
- Ура-а! Да здравствует сухое вино, самое лучшее вино в мире!..
Когда он появился в дверях, высоко держа почти пустую бутылку сухого вина, Оксана расхохоталась громче прежнего.
- Я раскрыл мамины тайники и нашёл остатки её дня рождения! - продолжал весело кричать Александр Иванович.
- Да ведь здесь и котёнку не хватит.
- Но ведь мы с вами не котята, - подмигнул он и продекламировал: - Предлагаю пить из гранёных стаканов! Ура!
- Ура! - закричала Оксана. - Да здравствуют гранёные стаканы!
Александр Иванович поставил бутылку и побежал на кухню.
Вернулся он совершенно растерянный.
- Вы знаете, у нас нет гранёных стаканов, - тихо сообщил он и виновато улыбнулся.
- О, ужас! - воскликнула Оксана. - Да как вы смели, презренный, сообщить мне об этом?! - включаясь в новую игру, она сделала в его сторону царственный жест и приказала: - На колени! Я велю казнить вас! Эй, стража!..
Александр Иванович послушно опустился на колени и, сложив на груди руки, взмолился:
- Не губите меня, королева!
- О, нет, презренный, - продолжала она и, подойдя к нему, протянула руку над его головой. - Вы не заслуживаете моей милости! Вы совершили тяжкое преступление, которое может совершить только самый ничтожный представитель вашего пола! Вы заманили в свой замок несовершеннолетнюю девицу, вы слишком долго отравляли её девственный слух грязными рассказами о своём проклятом прошлом, и в довершение всего вы решили напоить её! При этом вы умело и коварно использовали своё служебное положение, зная, что, находясь у вас в подчинении, она ни в чём не сможет вам отказать!..
Оксана замолчала, увидев его серьёзные, широко открытые глаза. Нет, это был не испуг, это было удивление, помноженное на осознание всей глупости и несостоятельности предъявленных обвинений, но в то же время настолько реальных и так неожиданно обрушившихся на его голову в этой невинной игре, что Александру Ивановичу стало не по себе.
Вот вам и спасительное "вдруг".
Взяла, и вдруг пошутила. И на этом чуть было всё не кончилось, потому что Александр Иванович стал медленно подниматься с колен и серьёзно зашептал:
- Да... действительно...
- Ни с места! - вдруг скомандовала Оксана и опустила свою руку ему на голову.
Да, это была уже не игра, и если даже то, что он не стал сопротивляться, а покорно остался стоять на коленях, можно было принять за продолжение игры, для него эта игра была уже совершенно иная и совсем невесёлая.
- За все ваши преступления, - продолжала она, и в голосе её тоже зазвучали другие, новые интонации, - за всё содеянное вами, вас нужно казнить. Но есть одно средство, которое может спасти вас. Вы ни за что не угадаете, что это за средство, но я вам открою великую тайну! Это средство - поцелуй. Один единственный поцелуй, но самый горячий и страстный, на какой вы только способны...
С этими словами Оксана тоже опустилась на колени и, закрыв глаза, потянула к нему свои влажные, чуть приоткрытые губы.
- Извините, - выдохнул Александр Иванович и отвернулся.
- Целуйте же, - прошептала она и, взяв его за плечи, потянула к себе.
Конечно, дальше всё могло быть совершенно иначе.
Александр Иванович вполне мог подняться с колен, обругать себя всякими нехорошими словами, пожурить Оксану за то, что она вовремя его не остановила и тоже позволила себе некоторые вольности, которые в её возрасте недопустимы. Возможно, он мог даже выгнать её или, в лучшем случае, проводить домой, извиниться перед родителями за её столь позднее возвращение, может быть, даже рассказать им всё и, не снимая с себя вины за сегодняшний вечер, посоветовать всерьёз заняться её воспитанием...
Всё возможно.
Но ничего подобного Александр Иванович не сделал. А сделал он совершенно противоположное: наклонился и, неумело вытянув губы, чмокнул её в щёку.
- Ну-у, - протянула она. - Разве так перед казнью рыцари целуют прекрасных дам?
- Но вы, простите, ещё не дама, - серьёзно возразил он.
- А откуда вы знаете, дама я или нет, - хихикнула Оксана и прильнула к нему. - Обнимите же меня. Вот так. А теперь целуйте!
И Александр Иванович поцеловал.
И это было уже не вдруг.
Конечно, он не был готов к такому повороту событий, но возможно ли было не поцеловать эти нежные, тёплые губы, эти опущенные длинные ресницы, эти мягкие, пахнущие весной, волосы? Возможно ли, чтобы не закружилась голова, когда эти влажные губы прикоснулись к его шее, и упругий быстрый язычок пробежал по ней? Возможно ли?..
Всё возможно.
Что было потом?
О, что было потом!
Вскоре в квартире Александра Ивановича погас свет и только кухня, если внимательно приглядеться с улицы, чуть освещалась через маленькое окошко ванной. Там свет горел до утра. Может быть, они просто забыли его выключить, может быть...
Впрочем, стоит ли описывать всё, что происходило в эту ночь в квартире Александра Ивановича?
Одни сочтут это описание издевательством над учёным мужем и смакованием его грехопадения, посягательством на нравственность нашей науки и обвинят автора во всех смертных грехах, воскликнув при этом: "Куда же это общественность смотрит?! Нам молодёжь воспитывать, а тут!..".
Другие, с любопытством перечитав несколько раз все подробности этой ночи, облизнут мокрые губы, промокнут потеющую лысину и, закатив глаза, подумают: "Ну, зачем уж так подробно?.. Всё-таки это должно оставаться тайной. А не позвонить ли мне... Поздновато, конечно, ну да ничего, она поймёт". И, набрав номер, громко, так чтобы в другой комнате слышала жена, скажут: "Валентин Петрович, вечер добрый! Извини, что так поздно, я из дома, жена вот тут рядом... Понятно, да? Так как насчёт завтрашнего совещания? Что? Я говорю обсудить бы надо позицию, прийти, как говорится, к консенсусу. Нет, альтернативы не вижу. Да-да, именно. Так я сейчас подъеду. Что? Поздно, говоришь? Что поделаешь, дело прежде всего. Так я еду? Ну, добро, жди". И, положив трубку, одеваясь под равнодушным взглядом жены, поворчат: "Чёрт знает что! Ни днём, ни ночью покоя нет. Ты уж не жди меня, ложись спать. Я вернусь, наверное, поздно". И действительно они вернуться поздно, а точнее рано утром и, плотно позавтракав, отправятся на работу, так и не дочитав, что там дальше написал автор.
Иные же, прочитав подобное описание, только поморщатся: "Подумаешь, тоже мне секс! Теперь и не такое показывают. Вот недавно по видику смотрел, так вот там секс, а это... Тьфу!"
Но не будем искушать судьбу. Пусть спокойно спят блюстители высокой нравственности, пусть ночуют дома потеющие лысины, пусть не будет повода плеваться у пресыщенных сексоманов. Пусть каждый всё увидит так, как ему позволяет воображение, и подумает то, что подскажет ему собственная память.
Автору гораздо важнее то, что по этому поводу думал сам Александр Иванович.
А Александр Иванович в половине четвёртого утра стоял в тёмной комнате у окна и смотрел на улицу. Его далеко не атлетическая фигура чётко вырисовывалась на фоне освещённого далёким фонарём окна. Он стоял, заложив руки за голову, глядел на этот фонарь и думал:
"Господи! Да как же это?! Она - милая, прекрасная девочка, и я... Да ведь я для неё старик, она же ещё совсем ребёнок!.. Но она со мной... Значит, она меня, старика... Да как же это? Господи, да за что же мне такое... такое..."
Александр Иванович долго не мог найти подходящего слова, и вдруг...
О, это магическое "вдруг"! Все величайшие открытия происходят именно вдруг. Как бы долго их не ждали, как бы долго к ним не готовились, они всегда неожиданны.
Да, приближалась весна, была лаборатория, была наука, и он был на пороге величайшего открытия, и вдруг...
- Счастье!.. - прошептал Александр Иванович. - Да-да, именно счастье! За что же мне такое счастье? Впрочем, разве оно бывает за что-то? Просто оно пришло. Пришло и всё. Вот оно!..
Он повернулся и медленно подошёл к дивану. Осторожно, так чтобы не потревожить только что задремавшую Оксану, он прилёг на самом краю и долго смотрел на её едва различимый в темноте профиль.
"Да, это... оно - счастье..." - засыпая, подумал он, улыбнулся и закрыл глаза.
Проснулся Александр Иванович поздно, очень поздно, когда уже яркий, радостный луч совсем весеннего солнца заполнил всю комнату. Так поздно он не привык просыпаться, и в первое мгновение тревожное чувство овладело им.
"Нет-нет, - успокоил он себя. - Ведь сегодня выходной. В конце концов, я нормальный человек и имею право на отдых. Тем более в такой день!.. Я собирался сегодня проверить расчёты по... Нет, к чёрту! Сегодня всё к чёрту! Вы-ход-ной!.."
Так успокоил себя Александр Иванович и закрыл глаза.
Приятно было лежать в светлой, тёплой комнате с закрытыми глазами, ни о чём не думать и чувствовать, что рядом с тобой лежит твоё...
И вдруг!..
Да-да, опять это "вдруг". Но каждый раз оно новое, непредвиденное.
Александр Иванович вскочил, сбросив одеяло на пол и, замерев в неудобной позе, долго смотрел на диван.
Оксаны рядом не было.
Он заметался по квартире и, прибежав на кухню, увидел свет в ванной. Глубоко вздохнув, медленно вернулся в комнату и сел на диван. Но чувство тревоги не оставляло его. Тревоги совсем иной, чем та, которая появилась, когда он проснулся. О чём тогда было тревожиться? О том, что он проспал на работу? Что устроил себе сегодня выходной и наука на один день останется без него? Да разве это тревога? Тревога появилась теперь, тревога мучительная, доходящая до физической боли где-то внутри, тревога, заставляющая неистово биться сердце и захватывающая дыхание. Это чувство всё усиливалось, нарастало, как снежный ком, становилось невыносимым.
Александр Иванович не вытерпел, опять вскочил и выбежал в прихожую.
Разумеется, нам-то уже понятно, что ни её вещей, ни самой Оксаны в прихожей не оказалось. Разумеется, это увидел и Александр Иванович, но понять это и согласиться с тем, что она вот так неожиданно исчезла, он не мог.
Он барабанил в ванную и звал её, а, распахнув дверь, конечно, никого там не нашёл. Её не оказалось ни в другой комнате, ни в кладовке, ни на лестничной площадке, ни во дворе...
Домой Оксана пришла рано утром, но не настолько рано, чтобы застать дома мать. Она знала, что сегодня какой-то церковный праздник, а значит, мать будет уже на рынке со своим товаром. Знала также, что сегодня весь товар: и венки, и цветочки, и гирлянды, будет продан, мать придет в хорошем настроении и большого скандала по поводу Оксаниного отсутствия ночью не будет. Да она и не боялась этих скандалов. С каждым разом они становились всё короче и спокойнее. Если раньше ей приходилось забегать к какой-нибудь подруге и предупреждать, чтобы в случае, если мать будет интересоваться, та подтвердила, что Оксана ночевала у неё, то теперь и эта необходимость отпала. Мать уже давно перестала интересоваться и проверять её, а только, ругаясь, пугала Оксану несчастьем в подоле и всякими страшными историями о жестокости и распущенности молодёжи. А что молодёжь? Оксана, между прочим, сама молодёжь.
- Ну, тебе сегодня будет! - радостно сообщил младший братишка, выкрашивая в ярко-жёлтый цвет лист бумаги, из которого потом должен получится цветок для венка.
- Брысь, шпана! Не твоего ума дело, - огрызнулась Оксана и ушла в свою комнату.
- Она там тебе завтрак на кухне оставила! - громко сообщил братишка.
- Я есть не хочу! - крикнула она. - Я спать буду. Если кто спросит, меня нет. А мать придёт, пусть тоже не трогает. Вечером полаемся.
Оксана быстро разделась, постелила постель, взяла ручку и, достав из-под матраца общую тетрадь, юркнула под одеяло.
Пролистав несколько страниц, она бегло прочла последнюю запись, скривила своё симпатичное личико в презрительную улыбку и в специально отчерченной графе поставила следующий номер - "17". Затем она записала фамилию, имя, отчество Александра Ивановича, и всё, что о нём знала: учёную степень, должность, возраст и даже рост. Поглядев в потолок, она немного подумала и написала дальше:
"Учёный лапотник. Зря химию проклятую зубрила. Как мужик... - тут она опять задумалась, усмехнулась и дописала: - тетрагидрофуран и больше ничего. На работу к нему больше не пойду. Козёл".
Она хотела ещё что-то написать, но, зевнув, закрыла тетрадь, сунула её под матрац и, отвернувшись к стене, быстро заснула спокойным, здоровым сном.
Александр Иванович, спотыкаясь, бежал по лестнице. Добежав, наконец, до своей лаборатории он, тяжело дыша, достал ключ, открыл замок и распахнул дверь. Разумеется, он понимал, что Оксаны здесь быть не может. Однако здесь могло быть то, что сегодня, в выходной, нельзя было найти больше нигде, то, что ему было необходимо сегодня, сейчас.
Он подбежал к своему столу, выдвинул ящик и всё содержимое вывалил из него прямо на пол. Порывшись в бумагах, стал проделывать то же самое с другими ящиками.
Сколько раз он ругал себя за такое безалаберное отношение к бумагам, но сегодня, именно сегодня, он благодарил себя за это. Он был рад, что в его столе, кроме всего прочего, попадались различные заявления, характеристики, справки, удостоверения и другие документы, которые нужно было подписывать и сдавать в отдел кадров, в профсоюзный комитет и ещё чёрт знает куда.
Наконец, - и это было уже не вдруг, - он схватил какую-то бумажку и закричал от восторга. В руках у него было какое-то заявление, или справка, он так и не понял, но здесь был адрес. Её адрес!
Да-да, это было именно то, ради чего он сюда примчался.
Оставив разбросанные повсюду бумаги и ящики, он выбежал из лаборатории, захлопнул дверь и, едва успев вытащить ключ из замка, побежал по лестнице.
Такси ехало медленно, очень медленно. На каждом светофоре непременно загорался красный свет. Наконец машина остановилась и таксист указал Александру Ивановичу на узкий переулок с одноэтажными домиками и глухими заборами.
Через несколько минут, которые показались Александру Ивановичу вечностью, он нашёл её дом и, нажав кнопку, слушал, как где-то во дворе музыкальный звонок глухо отыгрывает мелодию собачьего вальса. Потом послышались шаркающие шаги, скрип засова и калитку открыл вихрастый мальчуган лет семи, в огромных грязных калошах, перепачканный ядовито-жёлтой краской. Хитро прищурившись, он внимательно выслушал Александра Ивановича, осмотрел его с ног до головы и серьёзно ответил:
- А её нет. Она спит. Сказала, чтобы никто не будил.
- Да-да, - облегчённо вздохнув, закивал Александр Иванович. - Конечно, она спит... Да-да... Всё хорошо. Конечно же, она спит, ей нужно отдохнуть. Я - пойду... Впрочем, нет, я подожду. Здесь, на улице, вон там, напротив. Я подожду, пока она проснётся. Передайте ей, что я... Что я там... напротив...
- Ага, передам, - ещё серьёзнее ответил мальчуган и закрыл калитку.
Александр Иванович медленно перешёл на другую сторону переулка, остановился напротив окон, за которыми спала Оксана, и стал ждать.
Ждал он долго, очень долго.
Солнце уже давно скрылось и на небе появились одинокие звёзды, но Оксана так и не появилась.
Потом солнце снова обогрело пробуждающуюся от зимней спячки землю и опять скрылось, давая возможность ночной прохладе сковать ледяной коркой чуть слышно журчащие ручейки.
Но Оксана так и не появилась.
Вскоре смолистые почки на деревьях раскрылись и стоящее перед её домом абрикосовое дерево укрылось венчально-белым цветочным покрывалом.
Когда маленькие лепестки, легко слетая, закружились вокруг дерева и улеглись на землю тонким белым ковром, на ветвях зашуршали листья и появились маленькие плоды. Плоды всё увеличивались, набирая сок, и, наконец, стали такими большими, что удержаться на ветвях было уже невозможно. Они стали падать на землю.
Затем подул ветер и стал обрывать с дерева желтеющие листья.
Но Оксана так и не появилась.
Однажды Александру Ивановичу показалось, что он увидел в окне её тень. Он хотел подойти, позвонить ещё раз, но почему-то не решился.
По утрам деревья, асфальт, даже дома, стали покрываться белым искрящимся инеем и однажды ночью большими хлопьями повалил снег. Он укрыл всю землю, асфальт, дома и деревья.
Утром первые прохожие в испуге шарахались от заснеженного человека, пристально смотрящего на другую сторону переулка.
Но Оксана так и не появилась.
Конечно, всё могло быть совершенно иначе.
Возможно, Оксана была совсем другой девчонкой, возможно, и Александр Иванович был вовсе не кандидат наук. И, конечно же, вы справедливо заметите, что не мог он так долго стоять на улице перед её окнами. Он умер бы от голода и холода.
Да и стоило ли ему там стоять, если она оказалась такой...
В конце концов, подумаешь, какое событие! Ну, случился грех у серьёзного человека с молоденькой девчонкой, тем более что она сама не последнюю роль сыграла. И что тут такого? Не умирать же!
Да, может, ничего вообще не было, а так - приснилось.
Всё правильно, всё возможно.
Но весна-то непременно была - это уж точно. И что-то случилось этой весной, и что-то было потом.
А что было - кто знает?
Но мне почему-то так хочется, если, конечно, всё это было, или было хотя бы что-то похожее; мне почему-то так хочется, чтобы Александр Иванович непременно остался стоять там, на улице, напротив её окон.
А вдруг - да-да, именно вдруг! - вдруг он стоит там и теперь?
Кто знает? Всё возможно.
|