Аннотация: В книгу включены две работы автора: "Философия благотворительности" и "Счастье и грех".В Российской Федерации книга была переиздана издательством "Алетейя" в 2014 году.
"Счастье и грех." СПб.: Алетейя, 2014.ISBN 978-5-90670-584-6
Игорь Сохань
СЧАСТЬЕ И ГРЕХ
В Российской Федерации книга была переиздана издательством "Алетейя" в 2014 году.
"Счастье и грех." СПб.: Алетейя, 2014.
ISBN 978-5-90670-584-6
Наукова Думка
Киев
2010
УДК
ББК
Сохань И.
Счастье и грех. - К.: Наукова думка, 2010. - с.
ФИЛОСОФИЯ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТИ
Введение
Какую роль играет государство в современном мире во взаимоотношении общества и личности, какие возможности остаются, чтобы индивидуальный творческий человек мог выражать себя наилучшим образом в бизнесе, в культуре, в науке, в управлении государством, в социальной самореализации в течение своей единственной и неповторимой жизни? Какую роль играет благотворительность и как связывает личность и общество? Можно ли сказать, что благотворительность - это феномен, присущий каждому? Как, например, "иные феномены": страх, забота, одиночество, отчаяние, как то, что при любых обстоятельствах - в нищете и процветании - позволяет человеку сделать личный выбор и жить по-другому, по своему, но быть таким, как все, оставаться человеком. Сартр писал, что в каждом поступке "выбирая себя, мы выбираем всех людей" [1]. Или благотворительность - это только повод, только способ, чтобы за копейку (за лепту, за грош) каждый мог возвыситься, чтобы доказать кому-либо (жене, теще, детям, друзьям, самому себе, государству), что он не просто потребитель или производитель благ, а "широкий человек", "даритель", "жертвователь", "благодетель"?
Автор использует примеры из истории благотворительности, анализирует различные подходы в этой сфере, обращается к "истокам философии благотворительности": к философии марксизма, анархизма и персонализма, вспоминает, какие виды пожертвований существовали ранее, какие новые возможности появились в новое время: социальный бизнес, филантрокапитализм, "хелп-фонды".
Это книга сложная, разноплановая. Отношения человека и общества в современном мире стали столь многогранны, разнообразны. Соответственно и благотворительность вышла на такой уровень, что без столкновения различных взглядов, устоявшихся понятий, предрассудков, обвинений и оправданий едва ли удастся вовремя увидеть все то новое, что возникает в мире.
Философия благотворительности - молодая наука. В этой сфере заняты и научные работники, и писатели, которые занимаются этой тематикой, и корреспонденты ведущих газет, которые готовили статьи о современной благотворительности и конкретных благотворителях, а также непосредственные участники: бизнесмены-доноры, менеджеры благотворительных фондов, социальные предприниматели, консультанты. Из различных источников можно найти информацию о благотворительном деле, которую потом порой трудно верифицировать. Это создает сложности, и автор должен признаться, что не всегда смог проверить надежность "источников", использованных в книге. Иногда были использованы газетные публикации или интернет-сайты, на которые не принято ссылаться в академических изданиях. В вопросах благотворительности нет корифеев, нет своих академиков, так что такие вольности, наверное, простительны. Эта книга создана на основе статей, написанных самим автором или в соавторстве с профессором Л.В. Сохань и опубликованных в различных российских и украинских журналах в период 1996 -2008 гг.
Журнальная публицистика часто "идет по горячим следам", замечает что-то новое, осуждает или наоборот восторгается, но потом очищается критической работой мысли, когда происходит сравнение оценок, которые отвергались вначале, и рождается другое видение. Так что тем, кто следит за работами автора, может показаться, что в этой книге слишком много того, что было в журнальных публикациях, однако едва ли это следует относить к недостаткам.
Работа над этим текстом была завершена в начале 2009-го года. В это время "бушевал" мировой финансовый кризис. Куда унесет нас этот ураган? И ураган ли это или только один из этапов корпоративных войн транснациональных и локальных корпораций, или это просто одно из проявлений противоречия, которое существует между развитыми и периферийными государствами? Данная работа -осмысление того, что произошло, а не спекуляции о возможном будущем, это анализ возникших еще до кризиса тенденций, поскольку в вопросах благотворительности, социальной помощи, социального бизнеса, в тех "животворящих процессах рождения нового человека" кризис, паника, растерянность, депрессия, агония одной системы, формирование нового общества - это посторонние вещи, которые могут изменить скорость движения, но не могут изменить направление развития.
Статистика благотворительности
Иногда трудно найти статистику каких-то процессов, потому что ее никто не подводил, а иногда никто даже не наблюдал за этими процессами. Это справедливо относительно философии благотворительности. Со многими оговорками. До XX века процесса благотворительности как благо-творения не было, хотя филантропия, меценатство, жертвенная деятельность существовали тысячелетия до этого, и была даже своего рода статистика, так что можно реконструировать размеры пожертвований, используя сохранившиеся записи в архивах о пожертвованиях, которые делал в то или иное время тот или другой человек, или сколько жертвовали определенной церкви. Но поскольку жертвователями были преимущественно состоятельные люди (а их было меньшинство), статистика и не могла существовать, так что отдельные сведения о том, сколько пожертвовал конкретный человек в каком-то веке, не расскажут, как была развита благотворительность в то время, а с другой стороны даже бюджетно-документированные приходы какой-то церкви в средние века или в новое время тоже дают только приблизительное представление кто и сколько жертвовал. (Как можно просчитать, какая была инфляция за две тысячи лет, и кто знает, сколько должен стоить теперь один золотой или серебряный обол, лепта или динарий?) Если учесть, что формы пожертвования в разное время у разных народов различались, тогда понятно, что сравнивать разные культуры, разные времена, различные эпохи в отношении благотворительности практически невозможно. Есть афоризм, согласно которому нельзя объять необъятное. Можно сказать - нельзя сравнить несравнимое, но можно опираться на убеждение, что человек в разных обстоятельствах, в разные времена и в разных культурах был и остается в сущности одинаковым. Шпенглер в своей книге "Закат Европы" показал, что человек одной культуры может быть отличен от человека другой культуры. Однако если говорить о человеке "одной культуры", в частности западноевропейской, можно утверждать, что человек в разные культурные эпохи внутри этой одной культуры мало изменился. Это позволяет использовать статистику в отношении времен, когда такой науки не было и когда из-за относительной малочисленности наблюдений невозможно с научной точностью переносить законы с малого на большое.
В 2006 году в США на благотворительные цели была отчислена рекордная сумма - 295 миллиардов долларов. Средняя цифра ежегодного дарения - 1620 долларов. Это средний показатель, включающий в себя все возможности дарения: перечисление средств на счета официально зарегистрированных общественных благотворительных фондов и на счета фамильных благотворительных фондов (что не дает возможности получить возврат налоговых отчислений, никаких налоговых льгот), это и личные пожертвования, и пожертвования корпораций, и мелкого бизнеса. В США работают более миллиона благотворительных фондов и ЕЖЕДНЕВНО создаются 7 новых благотворительных фондов [2]. Ожидается, что к 2055 году в США собственность, оцениваемая в 41 триллион долларов, должна сменить владельцев, и большая часть этой собственности - недвижимое имущество, фондовые ценности - может перейти с помощью известных схем наследования от одного поколения к другому как благотворительные пожертвования, значит, рассеяться, достаться не только законным наследникам, но и посторонним лицам, иногда миллионам посторонних.
CША в отношении благотворительности - показательная страна. Если в Старой Европе каждый год возникает не так много новых богатых семей и существует традиция накопления и удержания собственности внутри фамилий, в США капиталы возникают быстрее и циркулируют без ограничений.
Виды благотворительности, позволяющей донору уменьшить налоговые выплаты, теоретически должны соответствовать тем направлениям, которые поддерживает и которыми занимается само государство, хотя многие виды деятельности нельзя отнести к благотворительной и порой трудно решить вопрос о том, заслуживает или нет налогового освобождения данная благотворительная деятельность. Положение о благотворительном использовании 1601-го года ("Statute of Charitable Uses of 1601") устанавливало четыре категории деятельности, подпадающие под определение "благотворительность": если деятельность организации служит развитию образования, борьбы с бедностью, религиозному развитию и другим целям, полезным обществу в целом [3].
Благотворительные общества в системе западной бюрократии - Charities - произошли от доверительных обществ, точнее Трастов (Trusts). Трасты - это не организации в буквальном смысле слова, это просто деятельность доверенных лиц, управляющих с какой-то целью чужим имуществом. Поскольку деятельность трастов направлена на помощь обществу в целом (а именно этим и занимается государство), то логически бессмысленно принуждать платить налоги такие общества, поскольку это как бы государство платит себе самому налог от своей деятельности. Если государство работает эффективно, оно должно уменьшать налоговое бремя, а если нет, тогда должно позволять обществу самому в своей гражданской инициативе помогать нуждающимся в процессе благотворительной деятельности. Это только логическая цепочка умозаключений, описывающая логическую связь, общее и различное в этих процессах, хотя исторически возникшее законодательство о благотворительной деятельности развивалось столетиями и порой его нормы отстают от требований и вызовов текущего времени.
В процессе развития законодательства о благотворительности больше всего внимания государство уделяло созданию всевозможных ограничений для благотворительных трастов заниматься пропагандой и лоббированием, так что в итоге такую деятельность стало практически невозможно осуществлять внутри трастов. Это правильно. Государство должно стоять на защите своих интересов и не допускать, чтобы отдельная личность могла своей деятельностью заменить работу государства, однако если такое произойдет естественным образом и, например, какой-то отдельный бизнесмен, заработав 50 млрд. долларов, решит пожертвовать эти деньги на помощь обществу, государство "дозволит", поскольку в данном случае не будет целенаправленной и сознательной деятельности, изначально направленной на создание конкуренции отдельной личности и государства. Закон о благотворительности в большинстве развитых стран милостив к победителям: заработал - отдай другим, если эта жертва направлена не на помощь кому-то конкретно, а служит интересам всего общества.
Законодательство Великобритании, США и Канады в отношении Charities во многом совпадают, но канадское законодательство произошло от английского и в каком-то смысле является вторичной функцией, "производной", которая отсеивает случайные изменения и помогает лучше описать процесс изменения, скорость протекания процессов. США в этом отношении имеют некоторую свою специфику, устоявшуюся систему двухпартийной системы, поэтому автор использовал канадский опыт как наиболее "отвязанный от почвы". В Канаде существует несколько партий, а также билингвистическая система, в которой сплетены не только две европейские культуры, но также и многие другие. Канада конечно имеет свои особенности, однако они характерны и для большинства других современных стран.
США отличаются от большинства еще и потому, что там сосредоточено наибольшее число богатых семей, имеющих огромное влияние на политику и законодательство страны, это создает уникальную ситуацию, которая едва ли может быть образцовой схемой в отношении законодательства о благотворительности для всего мира. Исключительность американской системы благотворительности провоцировала некоторых исследователей делать преждевременные предсказания о том, что "золотой век" американской благотворительности давно закончился [4], что он длился только с конца 1800 гг. до 1949 г., когда было создано большинство крупных благотворительных фондов (например, фонд Рокфеллера, Карнеги, Форда, Дюка Бучанана-Duke Buchanan, Mellon, Kresge, DuPont), и что больше никаких крупных благотворительных фондов не будет создано. XXI век показал, что это мнение ошибочно: фонд Билла и Мелинды Гейтс и пожертвования Уоррена Баффета, благотворительный фонд Сороса и многие другие, возникшие после 1949 года, доказывают это.
Что же получает государство и что теряет, позволяя и поощряя благотворительность? Каждый год более чем 5 млн. канадцев подают чеки о своих пожертвованиях в благотворительные организации в размере 3,4 млрд. долларов, в результате чего федеральное казначейство теряет ежегодно 850 млн. "упущенной прибыли". Оправдана ли эта система налоговых вычетов или, может быть, государство, получив эти 850 млн., распорядилось бы ими лучше? Статистика свидетельствует, что в Канаде по состоянию на 1999 год было зарегистрировано 76000 неприбыльных организаций с благотворительным статусом, в которых было занято 1,3 млн. человек (это почти 9% трудоспособных). Они получали более 40 млрд. долларов в виде зарплаты и вознаграждений. В 1997 году в благотворительных организациях было задействовано 7,5 млн. волонтеров, которые отработали 1,1 млрд. часов. Благотворительный сектор получает ежегодно порядка 90 млрд. доходов и располагает 109 млрд. в совокупной собственности. Видимо, есть смысл государству терять по 850 млн. каждый год, чтобы 1,3 млн. граждан были трудоустроены, получали зарплату, платили подоходный налог, покупали недвижимость, товары, даже если больше никакой пользы благотворительная деятельность не приносит. Наверное, благотворительная деятельность помогает не только нуждающимся, но и самим участникам благотворительного процесса, которые заняты в реализации благотворительных проектов и без благотворительности вынуждены были бы заниматься бизнесом, работать на него или трудиться в бюджетных организациях. Помощь может быть разного рода: иногда это не финансовая помощь, а социальная. Часто в благотворительности "за рубежом" большинство участников - волонтеры, молодежь, подростки, которые не получают зарплату, а работают два-три месяца в году в свободное от учебы время, зато имеют возможность "увидеть мир", "показать себя". Впрочем, не только "зарубежные проекты", в принципе, выгодны государству. Исполнительная власть обычно экономит за счет всех видов благотворительной деятельности: и внешних и внутренних. Так, в Канаде в середине 1990-х было уменьшено государственное финансирование многих общественных организаций, занимающихся социальной помощью, поскольку благотворительные организации стали получать большие пожертвования и работать успешнее.
Говоря о современной благотворительности, трудно обойтись без великих примеров, однако надо понимать, что эти примеры ничего не объясняют, они строились на других основаниях и часто причины, почему жертвовали раньше, отличны от тех, по которых жертвуют сейчас. Анонимные приношения в церковь (когда прихожане клали на алтарь свои мелкие еженедельные пожертвования), меценатство (когда богатые купцы поддерживали искусство постоянными подачками, покупали работы перспективных художников), ничего общего не имеют с современной индустрией благотворительности, где главную роль занимает не донор, жертвователь, а управленец, дирижер. Однако бывают и римейки, повторения. Поступок русского купца Третьякова, cоздавшего вместе со своим братом галерею русского искусства в XIX веке, через сто лет был повторен мексиканским телефонным магнатом Карлосом Слимом, который пожертвовал на создание самой крупной мексиканской художественной галереи в Мексике.
Статистика благотворительности - это не только то, сколько было пожертвовано, это также и опросы, исследования, почему делались жертвования. 86% состоятельных доноров-благотворителей признаются, что сделали пожертвования для помощи нуждающимся, а 83% указывали также, что жертвовали, чтобы вернуть деньги обществу.
Пять основных причин донорских жертвований:
1) потому что попросили помочь;
2) из-за сострадания тем, кто нуждается;
3) личное решение и убежденность, что нужно помочь кому-то конкретно;
4) в силу обстоятельств;
5) чтобы вернуть полученное обществу (5).
Однако этот список мало говорит о том, почему один человек помогает другим. Какие скрытые основания благотворительности? Почему один помогает чужому, а другой нет? Или так говорить нельзя, потому что мы все кому-то помогаем, только по разному: кто-то словом, советом, кто-то делом помогает, участвует в жизни другого или помогает деньгами, жертвует их на помощь нуждающимся. Только вопрос: почему? Какие основы жертвования? Зачем и почему это делают? Потому что мы все люди и равны в беде и в счастье? Потому что человек должен помогать человеку, чтобы каждый был уверен, что в трудную минуту ему самому кто-то поможет? Или жертвуют для того, чтобы возвысить себя перед ближними за счет акта дарения? Будет ли счастливый человек дарить чужим людям свое время, свои деньги, свое внимание? Или чужим дарят только те, кому больше некому отдать "частичку себя, своей жизни", в основном, одинокие и подростки? Психология благотворительности еще не нашла ответы на эти вопросы. Возможно, это и невозможно, потому что нельзя измерить просто числом побудительные стимулы благотворительности. Это процесс индивидуальный, у каждого могут быть свои потребности, свои причины, свои резоны, свои наслаждения, свои обманы и самообманы, своя "гордыня" в акте пожертвования и, видимо, даже свои причуды! Но, может быть, есть какие-то классы, типы благотворителей и можно отнести каждого филантропа к одному или другому типу, какому-то классу и подвиду? Или это не так важно, почему человек дарит другим свое время, свою жизнь, свои деньги, а гораздо важнее, что это "производит" в итоге? Может, важнее: кому и как помогает "чужая помощь", как надо правильно помогать другим? Возможно, следует нанять человека, который может самым лучшим образом помогать? Есть ли такая профессия: помощники? Должен ли человек сам помогать или лучше обратиться к специалисту? Есть ли такие весы, чтобы измерить и сравнить человеческую помощь и, основываясь на показаниях, сказать, что тот, кто пожертвовал на помощь ближним сколько-то миллионов долларов, поступил лучше, добродетельнее и важнее чем тот, кто каждую субботу всю свою жизнь приходил в больницу и убирал за больными.
Противоречия, возникающие при анализе
благотворительной деятельности
Нужно ли признать, что благотворительность - не работа, не заработок, а искусство, и каждый занимается этим искусством, как умеет, как может? Это святой дар, благодаря которому человек спасается, как, например: рисует, играет на арфе, на гитаре, сочиняет стихи, пишет картины маслом? Или благотворительность - все-таки бизнес, постоянная война с конкурентами за пожертвования, борьба на выживание, которая никогда не станет простым и свободным искусством, личной, приватной деятельностью? Вспомним, как Ван Гог писал свои картины одна на другой и не платил налоги обществу ни за покупку нового холста ни за продажу работ. Благотворительность, как всякая другая "хищническая" деятельность, должна регламентироваться государством и быть обчислена, занесена в книгу приходов-и-расходов. Как соизмерить разные благотворительные виды деятельности? Что важнее для государства, для отдельного человека? Что достойно большего величия: когда бедная вдова отдает последний грош другому неимущему, нуждающемуся, или когда богатый купец жертвует большую часть своего состояния "на благие цели неизвестно кому"? Или все эти жертвы - просто условный рефлекс, выработанный у человека в процессе социализации и обучения, как у собаки Павлова, которая получала с детства одобрительный стимул всегда, когда жертвовала. Надо ли вдову освобождать от налогообложения на пожертвование, а принуждать богатого купца платить налог и на прибыль, и на все пожертвования? В книге Ренана [6] читаем об Иисусе и бедной вдове: "И он ничему не стал удивляться и радоваться, разве только бедной вдове, которая проходила мимо в эту минуту и бросила маленький обол в сокровищницу. ,,Она положила больше всех, сказал он, ибо все клали от избытка своего, а она - от скудости своей"". Христос, наверное, указывал на то, что важно жертвовать в "общую кубышку" всем, а не мелочью в кармане. Если же трактовать слова Христа буквально и не принимать в расчет религиозную составляющую текста, тогда, естественно, видны противоречия. Что значит: "...больше всех"? Например, если бы современная вдова пришла в церковь и положила на алтарь или бросила в "кубышку", "на паперть" "ежемесячный заработок среднего рабочего" (не важно, сколько это оболов или долларов), - ясно, что никто не будет петь такой вдове "аллилуйя" и слагать древнегреческие "дифирамбы". Поэтому, можно сказать, что "Иисусова" вдова - это не вдова, которую видел Христос в церкви, это просто обычная вдова древнего времени, которая имела в кармане только две лепты (это такие мелкие бронзовые монетки), по-видимому, все ее состояние. Лишившись этих монеток, она обрекала себя на голод, потому что ей после пожертвования "этим последним богатством", нечем было бы, буквально говоря, заплатить за пропитание, если бы она "тотчас же решила пойти и пообедать", ведь, судя по тексту, у нее "в кармане" (или, скорее, за щекой, поскольку в то время не носили деньги в карманах и карманов не было) других запасенных на всякий случай денег больше не было. Вдова отдала все, что имела, и в этом ее величие. Но в этих словах таится некий обман, поскольку очевидно, что вдова имела в своем распоряжении больше, чем две мелкие монетки. У нее оставались силы начать все заново. В тексте сказано, что вдова подошла скромно, а это значит, что она не притащилась к "копилке", "сокровищнице", в которую клали монетки для жертвования из последних сил. Таким образом, силы у вдовицы оставались и после жертвования она могла отойти от "сокровищницы", значит, найти где-то заработок или поработать у кого-то ради пропитания. Вдова пожертвовала всей "наличностью", которой в тот момент располагала, но ведь не продала душу дьяволу, не продалась "ради ближнего" в рабство и даже не подала несчастным, заняв деньги у знакомых. Она положила в "кубышку для бедных" две лепты (все, что у нее было, и - это мелкие деньги, которые можно было заработать за час или два), значит, "теоретически" могла потом за час или два вернуть себе все свое былое достояние (если бы нашла работодателя) и при этом остаться самой жертвенной вдовой в истории человечества. Никто не в праве осуждать другого за те благодеяния, которые тот делал или думал, что делает, поскольку их сравнивать нельзя. Но обстоятельства каждый раз прояснять можно, иногда и нужно. Обстоятельства - это сложный вопрос, это подробный анализ того, что произошло, почему это произошло, зачем было сделано и какие может иметь последствия. Если человек пожертвовал всем, что заработал за тридцать лет своим ежедневным тяжким трудом, бросил это все в церковную "сокровищницу"-"кубышку" и, скорее всего, потом он уже никогда не сможет вернуть эти деньги, заработать такие деньги опять - ни за час-или-два, а даже за всю оставшуюся жизнь, как бы тяжко ни работал, - что тогда? Сколько простых обычных жизней стоит такая исключительная жертва? Или жертва вообще никогда никому ничего не стоит и нельзя сравнивать "чужие жертвы"?! Более того, "большая жертва" никогда никому не нужна, разве что, кроме самого жертвователя, потому что никто не может сказать, кто кому как помогает. Этика христианства основана на словах Иисуса относительно вдовы, который оценил жертву имущих меньше чем жертву неимущих. Считается, что христианство - это религия, возвышающая личность, но жертвования бывают различные, и всегда настоящая жертва - это такой же великий акт, который один человек избирает по своей воле в отношении других людей, и это же акт, рождающий жизнь, это как любовь, это как трата жизни не ради прибыли, а ради чего-то великого, ради творения....
Жертвовать можно по-разному: например, жертвовать всем - самим собой ради новой жизни, как иногда происходит в природе, когда погибает родитель при рождении новой жизни (так гибнет самка тихоокеанского лосося) или совершать жертвоприношение, когда в жертву приносится чужая жизнь или судьба. Что значат деньги в этом акте? Может ли "жертва собственности" спасти личность, особенно если это крупная собственность? Жертва собственности - это условный рефлекс, выработанный у человека, или это свободный выбор личности? Это жертва или жертвоприношение? Это Авраамова жертва сына богу или это "обыкновенное" жульничество, цирковой трюк, белый кролик в черной шляпе фокусника? Христианское отношение к жертвенности и помощи всем страждущим и неимущим стало образцовым в западноевропейской культуре, но в современном мире возникают противоречия в буквальном "хрестоматийном" прочтении "новозаветных заповедей". Можно ли сравнить жертву Уоррена Баффета с жертвой одной-двух лепт бедной вдовы? Или "бедная вдова" всегда будет стоять выше "всех Баффетов", и не только за счет авторитетной оценки ее поступка Христом, но и логически, поскольку жертвовать больше чем всем - невозможно?
Современная российская благотворительность
Проблемы российской благотворительности связаны с переходным периодом развития российского общества, которое в начале нового тысячелетия пытается усвоить старое историческое прошлое тысячелетней царской России, переосмыслить социалистическое, атеистическое, анархическое брожение и выздороветь после всех многочисленных революций последнего столетия, чтобы создать новое лицо современной страны. В постсоветскую эпоху российской благотворительности едва ли больше десяти лет, поэтому трудно использовать какие-то исторические примеры, поскольку истории как совокупности значимых последствий благотворительной деятельности не было еще создано временем и развитием общества. Также трудно анализировать благотворительность в России, поскольку законы произвольно постоянно изменяются, усовершенствуются, отменяются, корректируются и во многом работа над законами связана с "ситуативными обстоятельствами" внутри новой и старой политики. В современной России (можно сказать - это старинный подход) больше развита корпоративная благотворительность, нежели личная жертвенная деятельность частных доноров. Относительно этого можно судить двояко: с одной стороны, корпоративные пожертвования столь значительны, ежегодно российские компании тратят до 11% чистой прибыли на благотворительность (по состоянию на 2008 год) [2], что нельзя не говорить о них без одобрения, но с другой стороны существует множество возражений, например, что корпорации жертвуют деньги вкладчиков и это несколько не естественный способ делать пожертвования, как будто кто-то помогает бедным, занимая деньги у школьного товарища в долг. Американский бизнесмен Уоррен Баффет - не только крупный благотворитель (в абсолютных цифрах - это величайший в истории жертвователь!), но и успешный менеджер крупной холдинговой компании (председатель совета директоров и основной собственник Berkshire Hathaway). Он предпочитает не только не тратить средства своей компании на благотоврительность, но даже не платит из прибыли дивиденды, объясняя это тем, что инвесторы купили акции его компании не потому, что компания не знает, что делать с деньгами, и поэтому платит дивиденды, а потому, что компания лучше всех работает в своей нише, и поэтому должна вкладывать всю прибыль в развитие, а не платить дивиденды, чтобы содержать "старинных", консервативных инвесторов-рантье. Каждая современная успешная компания должна быть такой. Если же компания будет заниматься не только выплатой дивидендов, но еще и широкой благотворительностью, осуществляя это скрытно, "приватно" (как должен заниматься благотворительностью каждый благородный человек, чтобы не получать никакой пользы от своей жертвенности), тогда инвестор вообще не сможет понять и "просчитать" бюджет компании.
В российских условиях корпоративная благотворительность, порой, - это только плата корпораций за получение некоторых преимуществ экономического характера и способ победить конкурента. Корпоративную благотворительность обычно одобряют и поддерживают инвесторы, поскольку ясно, что лучше работать с поддержкой правительства, чем наперекор ему. Местные власти тоже довольны, потому что могут использовать благотворительные средства корпораций для решения региональных социальных проблем, которые в противном случае местная власть должна была бы решать за счет бюджетных поступлений и самостоятельно.
"Главная наша проблема - "начетнический" характер социальной деятельности. Если на социальную деятельность ассигнуется 1 млн. руб., то зачастую из этой суммы на ремонт, скажем, детского дома будет потрачено 200 тыс., а на освещение этого благодеяния - 800 тыс. ...Нельзя отрицать, что при внедрении у нас западного опыта имеются некоторые "трудности перевода". Могу привести историю, которая это иллюстрирует. Один чиновник в ответ попросил крупную компанию представить справку о социальной деятельности и получил документ, подготовленный по западному стандарту и озаглавленный: "Отчет об устойчивом развитии". Чиновник потом очень возмущался: "На кой мне черт этот отчет, мне нужен был список отремонтированных детских домов и больниц!" [7] Таким образом, можно констатировать, что наше общество нуждается в просвещении и в выработке одинаковых критериев оценки того, что такое социальная ответственность.
В журнале "Деньги и благотворительность" опубликована статья, в которой автор пишет: "...благотворительность сегодня существует скорее формально: хочешь, чтобы бизнес развивался и тебе не мешали, - ты в "добровольном порядке" поможешь благоустройству города, построишь сквер или заасфальтируешь улицу" [8].
Власть с охотой пользуется благотворительной помощью корпораций. Это напоминает деятельность благотворительных организаций XIX-XX веков [9], в эпоху мировых войн, когда широко действовали крупные милосердные организации (например, Красный крест), занимающиеся помощью раненым, что провоцировало власти перекладывать заботу о пострадавших во время военных действий со своих плеч на чужие. Система льгот не должна быть опорной конструкцией, это могут быть только временные связки, своеобразные ремни безопасности, которыми связывают различные элементы общества, чтобы достичь определенных "текущих" целей.
Закон об эндаументах, недавно принят Российским парламентом, должен решить многие проблемы поддержки благотворительности, но он противоречив. Эндаументы - это "целевой" капитал, который корпорации или частные лица из своих доходов жертвуют для помощи некоторым некоммерческим организациям (университетам, школам, библиотекам, больницам, исследовательским центрам). Деньги не попадают сразу "в руки" тех, кому жертвуют. Некоммерческие организации в большинстве случаев обязаны привлечь инвестиционные фонды, которые будут работать с деньгами. И только ежегодная прибыль может быть потрачена на поддержку выбранного университета или библиотеки. Несмотря на то что эндаументы до сих пор - мощное оружие в арсенале современных западных фондов, все же, это не современный, а старинный, восточный подход. Благотворительность в мусульманских странах традиционно идет в основном через выделения целевых капиталов, эндаументов (awqaf, waqf). Это, скорее, исполнение религиозного долга, нежели поступок свободного человека, который думает о том, как полнее выразить себя. Обязанность жертвовать в чем-то ограничивает человека, но, с другой стороны, поскольку жертвование - это долг, то, совершая ритуальное жертвование, человек психологически освобождает себя. Поэтому многие "нетворческие" бизнесмены-благотворители охотно готовы отдавать "десятину церкви" или, как в древние времена, жертвовать перед пиршеством несколько капель вина на очаг суровой богини Афины, или выходить на субботник в советское время, чтобы "даром" отработать день на пользу общества и после этого быть свободным от общества и всех обязательств. Нет смысла осуждать старинные формы благотворительности. Каждая эпоха создает свои.
В Советском Союзе во время "перестройки" стали работать сотни зарубежных благотворительных фондов в масштабах беспрецедентных для советского времени. В газетах и на телевидении публиковались материалы о различных гуманитарных инициативах. Однако в дальнейшем возникло более негативное отношение к благотворительности, поскольку раздувшиеся штаты сотрудников благотворительных организаций, административный непрофессионализм руководства, финансовые манипуляции, конфликты с властью дискредитировали саму идею таких фондов и частной филантропии [10]. Вместо чужой, "приблудной" западной системы благотворительности возникли свои отечественные решения, в которых были и достоинства и, конечно, недостатки.
С одной стороны, применяемый сейчас в России подход - эндаументы - защищает некоммерческие организации от "банкротства", поскольку средства доноров выделяются сразу и позволяют финансировать деятельность организации на добрый десяток лет, но с другой стороны, - это приносит вред, "выхолащивает" благотворительные организации, которым не нужно каждый год искать финансирование, отчитываться перед донорами, конкурировать между собой в поисках лучшего финансирования. Будет ли здоровой благотворительность, растущая в тепличных и нерыночных условиях?
Для поддержки образования в России необходимы целевые капиталы, эндаументы, когда средства доноры выделяют в расчете на целое десятилетие помощи какому-то конкретному университету или колледжу, но для развития широкой всеобщей благотворительности - это не тот путь, которым развивается современная, свободная, "творческая", "ищущая" благотворительность.
В западном мире эндаументы - это только узкая ниша, малая часть всей индустрии благотворительности. Эндаументы, которыми располагал Гарвардский университет, превышали 25 млрд. долларов (по состоянию на 2005 год). За счет таких "космических" средств этот университет, конечно, может проводить серьезную научную и образовательную деятельность. Так что нет ничего плохого в эндаументах, но это только один из способов поддержки посторонними лицами и организациями каких-то значимых проектов, хотя законодательство должно поощрять все виды благотворительности, которые служат социальному равновесию в обществе.
Эндаументы не панацея! Они также таят в себе скрытые опасности.
С одной стороны, наличие крупных средств, которые находятся в работе в крупных инвестиционных компаниях - это гарантия того, что каждый год университет, библиотека или больница будут получать стабильный доход, на который можно рассчитывать и создавать программы развития на десятилетие вперед. Однако в те кризисные периоды мировой экономики, которые изредка случаются, как, например, мировой кризис 2008 года, когда цены на акции упали в среднем на десятки процентов, от первоначального эндаумента остались только "крохи" и на прежние ежегодные доходы от такого эндаумента уже нельзя рассчитывать, так что получатели средств (университеты, больницы, научные центры) внезапно увидели, что должны сами заботиться о выживании. Современные теоретики благотворительности, социального бизнеса [11] призывают к творческому подходу, более инициативному, независимому, личностному. Трудно сказать, какой вид благотоврительности наиболее предпочтителен, какой может принести наибольшую пользу в том или ином типе государств.
По размеру корпоративной благотворительности Россия в лидерах мировой благотворительности, однако частная благотворительность развита слабо, а без нее трудно создать современное гражданское общество. В современной российской благотворительности корпоративная благотворительность часто строится на принципе "пожертвовал - отдал - получи прибыль". Так построено не только спонсорство различных спортивных или культурных мероприятий, а даже отношение с местной или верховной властью. Не так было раньше в дореволюционной России.
Старая русская благотворительность (конец XIX - начало XX века) во многом была благотворительностью мещан, разбогатевших купцов (это были люди скромные, трудолюбивые, часто исповедавшие старообрядческую веру, cр. с протестантской этикой первых успешных капиталистов на западе), и хотя русские аристократы тоже занимались благотворительностью, например супруга Александра I Елизавета Алексеевна из 200 тыс. руб. личного содержания использовала лишь 15 тыс. руб., отдавая все остальное на пособия для нуждающихся [2], однако наиболее крупные пожертвования делали разбогатевшие купцы и крупные предприниматели, благодаря которым были созданы промышленные городки с артельными столовыми, яслями, родильными домами, богадельнями для престарелых и увечных у Коноваловых, Красильщиковых, Морозовых, Рябушинских. Тогда благотворительным называли человека, который готов помогать "учреждениям, устроенным для призрения дряхлых, хворых, неимущих..." [12]. В постсоветской России едва ли можно было ожидать, что эти традиции вернутся.
Если в современном мире произошел поворот от традиционной благотворительности, как поддержки вечно нуждающихся и обездоленных, к благотворительности творческой, помогающей развитию новых идей, социальных технологий, в современной России еще осталось огромное поле работы для старой, защитной благотворительности: это и организация современных центров помощи людям с психическими отклонениями, тем, кто находится в заключении, пожертвования домам престарелых и детским интернатам. Пока не решены вопросы помощи этим наиболее "затронутыми бедами", пока жизнь людей в тюрьмах, в психиатрических больницах, в детских интернатах, в домах престарелых вызывает жалость и осуждение, призывать к развитию творческой благотворительности стыдно, рано. Впрочем, если есть какой-то "божественный замысел" в существовании благотворительности, основной закон, наверное, в том, что никто не может никому давать советы, как нужно правильно реализовывать благотворительные потребности, чтобы "отправить эту повинность". Каждый поступает так, "как душа велит". Только в современном российском обществе мало примеров, достойных подражания, как и в современном мире. А раньше таких примеров было множество. В определенные времена возникала "эпидемия благотворительности". Св. Пансофий, родом из Александрии, по смерти отца своего Антипата, раздав все свое имущество, удалился в пустыню... [13]. Кто из детей знаменитого списка "Форбс" уходил в пустыню? раздав все свое богатство? Мало кто. Духовный подвиг стал немоден. Имущество раздают только "отцы", но не наследники, не "дети". Значит, нет истерии жертвования, а царит истерия и пропаганда накопления. Молодые наследники не знают, что делать с богатством? Только отцы бизнеса своим собственным решением готовы лично отказаться от богатства перед лицом смерти. "Я не хочу умереть богатым", - говорят они, но не отдают наследство близким родственникам, а "сжигают наследство в чужих руках", чтобы помочь всем нуждающимся. Так поступил металлургический магнат Эндрю Форест, британская бизнес-леди Анита Роддик, так решил поступить композитор Ллойд Вебер (автор многих знаменитых современных рок-опер, в том числе (в соавторстве) "Иисус Христос - суперзвезда"), который вместе со своей женой намерен передать богатство - свою компанию - для помощи молодым музыкантам. На вопрос корреспондента: "Как к этому относятся дети?" знаменитый музыкант ответил, что - это его дети (у музыканта пять детей) и они понимают, что такое трудовая этика и даровые деньги им не нужны. "Заработайте сами" - об этом статья в газете "Нью-Йорк Пост" [14]. В этом есть своя логика. Отказ от передачи наследникам богатства - симптом, свидетельство, что мир построен правильно. В современном мире возникает новая тихая революция: отказ от собственности, особенно если собственность выступает в негативном образе как "бесполезное богатство". Многие стараются освободиться от такой непродуктивной собственности, только не в том старинном смысле, когда богатство жертвовали церкви и "бог с ним с этим богатством", и не так шумно и безжалостно, как вынуждали собственников поступить революционеры и экспроприаторы в ХХ веке. Нынешние благотворители предпочитают отказываться от богатства лично, не испытывая страха и не слушая упреки, разумно, расчетливо, с пользой для тех, кому дают, ценя отданное богатство, чтобы быть уверенными, что деньги попадут именно тем, кому предназначались, и бюрократия не отсеет, "не откусит свое". Россия тоже идет по этому пути, только очень осторожно, поощряя законодательно только определенные виды благотворительности, систему эндаументов. И в этом есть своя логика. Поскольку благотворительность больше всего разрушает "нечестное пользование" благотворительностью.
Иногда проходят века между замыслом и осуществлением. В 1551 г. Русская православная церковь обратилась к правительству с просьбой организовать богадельни для мужчин и женщин во всех городах и селах. А 200 лет спустя, в 1775 г., появился царский указ об образовании частных и общественных благотворительных организаций [15]. Значит, наверное, пора сделать социальный заказ государству больше доверять "чистой душе" российских бизнесменов и поощрять все виды благотворительности, потому что намного легче проверять правильно или неправильно, законно или нет осуществляет благотворительную деятельность бизнесмен, чем выслеживать и оценивать, как он зарабатывает деньги, где и на чем. Государство слабее бизнеса в понимании как делать деньги и где прятать, но оно всегда будет высшей инстанцией в отношении благотворительности, поддержки социальных программ.
Можно только приветствовать, когда государство поддерживает крупные благотворительные фонды и проекты. На Украине Международный благотворительный фонд "Украина 3000", оказывающий помощь в различных направлениях, можно сказать, "лично" связан с президентом страны, поскольку его супруга (Екатерина Ющенко) - глава Наблюдательного совета фонда [16]. Сбербанк России, благотворительный фонд "Подари жизнь!" и международная платежная система Visa объявили о запуске первой в России банковской карты с благотворительной программой. На счет фонда будет направляться 0,6% от суммы каждой покупки, включающие 0,3% дохода Сбербанка от операций по новым картам и 0,3% от суммы покупки, списываемых со счета держателя в конце каждого месяца [17]. Таким образом, каждый гражданин с наименьшими затратами времени и усилий может стать участником благотворительной деятельности. В этом есть свои плюсы, поскольку жертвователь часто осторожно относится к благотворительным фондам и наличие известных людей или патронаж крупных финансовых компаний помогает мелким жертвователям принимать решение более доверительно. В благотворительности нет лучших или самых надежных, самых эффективных и безопасных способов "отдать", чтобы те, кто нуждается, "получил". Это всегда поиск, риск, длительная и сложная работа.
Источники философии благотворительности. От Канта до Фихте
Чем благотворительность отличается от подаяния? Почему важно отдать 30 миллиардов на помощь ближним (равно как и далеким) и сделать это таким образом, чтобы помощь оказалась эффективной? Почему недостаточно просто бросить копейку нищему в подземном переходе, чтобы чувствовать себя добрым человеком? Почему бедная вдова, отдав последний грош, совершила скорее жертву, чем подаяние или благо-творение?
Философия благотворительности - это фикция. Такой науки нет! Нет и истории благотворительности, поскольку фактический материал не систематизирован - это обычно отдельные заказные книги, описывающие историю той или иной крупной благотворительной организации. Другие, теоретические книги о благотворительности, - это, скорее, учебники о том, как создавать некую благотворительную корпорацию: как собирать средства, какой должна быть обратная связь, как отчитываться перед донорами, как работать с правительством, (с правительствами в разных странах), как использовать прессу, как избежать чрезмерного налогового давления.
В современной благотворительности, анализируя поступки благотворителей, можно найти много идей, о которых писали марксисты, анархисты, теоретики различных левых течений в XX веке, персоналисты и индивидуалисты.
Однако если говорить о философии благотворительности не с точки зрения социальных учений, а обратиться к классикам философии, наверное, самым близким (по сути) окажется Фихте. Современный благотворитель смотрит на мир глазами "старого" Фихте и вполне согласен с тем, что "без объекта нет субъекта, но и без субъекта нет объекта" [18].
Деловой человек (субъект) проявляет себя в своей деятельности, направленной на другое (объект), поскольку сам себе деловой человек совершенно не нужен, - это с одной стороны, а с другой: мир должен принимать делового человека таким, какой он есть, иначе этого мира не будет существовать для этого делового человека и он "найдет" другой, "нормальный" мир. Конечно, нельзя сказать, что мир должен принимать решение, поскольку мир - объект! Также было бы неверно говорить, что позиция неделового человека - это пассивность, поскольку неделовой человек - работник бюджетной сферы, наемный работник корпораций, домохозяин и т.д. - может быть активным и продуктивным в мире. Речь идет о мире с точки зрения делового человека, и в таком мире деловой человек не может быть пассивным. Человек дела настроен деятельно по отношению к миру. Следовательно, в своем мировозрении должен опираться, в первую очередь, на себя, быть "главным субъектом своего мира". Мир, в котором работает и живет деловой человек, - это "объект делового человека", однако этот объект не имеет никакой ценности сам по себе, он приобретает значение, как "противоположное", как "другое", как "не-Я" для делового Я. Это - Фихте, для которого в первую очередь необходимо разделить Я и не-Я. Именно это готов сделать деловой человек и тоже в первую очередь. Он осознает себя и все свои возможности (имущественную и денежную собственность, образование, умственные способности и деловые качества, трудолюбие, умение общаться с людьми, связи, деловые контакты и т.п.) как то, что должно быть положено в основу мировозрения. Далее деловой человек определяет то, что не определяет его самого и что он должен определить как не-Я. Теоретически такое не-Я - это весь огромный мир - мир культуры, истории, других цивилизаций, микромир, которым деловой человек редко интересуется, космический мир и т.д. Таких миров множество. Однако каждое Я определяет, что такое не-Я своим собственным образом. Деловой человек сознает себя как Я, однако затем, чтобы это его Я имело какой-то смысл, определяет не-Я и сам проводит грань между Я и не-Я. Это подход Фихте, который не только обратил внимание на Я с точки зрения господствующего значения Я (что делали и другие: Декарт, Спиноза и задолго до них "безвредные эгоисты" - солипсисты), но и указал на особое значение деятельности - и в метафизическом смысле главная деятельность - это разделение противоположностей. Каждое Я само в столкновении с другим (соответсвенно в личной деятельности) определяет не-Я и устанавливает границу между Я и не-Я, после чего только и можно говорить о том, что данный человек - это некое Я. Поэтому без придания равного веса не-Я, само Я потеряет смысл.
Противоположности могут существовать независимо друг от друга. Общество существует само по себе, а личность, "деловой человек" сам по себе, но тот, кто устанавливает границу между противоположностями, объединяет известным образом противоположности в единое целое.
Противоположности для всех существуют одинаково, но для каждого граница между противоположностями может быть разная.
Можно привести массу примеров, когда то, что для одних маленькое - для других большое. Например, каждый сам в своем мире устанавливает границу между правым и левым в каждом конкретном случае. При этом важно отметить, что все то, что находится слева, "логически" существует само по себе (то же самое можно сказать о правом), и только Я, каждый раз устанавливая между ними границу, "видит" эти противоположности, но видит по-своему, не так, как другие. Для кого-то разделение левого и правого происходит прямо перед кончиком носа. Так видит мир студент, который сидит на лекции на первом ряду прямо перед профессором и все девушки слева - это девушки левые, а девушки справа - девушки правые, но профессор посередине. Для кого-то: левое - это все то, что видишь слева-направо почти до правого плеча, а дальше - от правого плеча и назад - идет правое (например, театральный критик получил место в бельэтаже, правая сторона, и должен смотреть направо, чтобы видеть сцену, и вдруг заметил на первом ряду слева "известного человека" или "светскую львицу". Что напишет критик в статье: слева сидела "светская львица такая-то", или "справа"? Критик, наверное, выкрутится, но казус останется. В том случае, если критик задумался о чем-то своем и ни на кого не смотрел, "теоретически" для него "львица" была справа, если же критик смотрел на сцену, "львица" находилась слева, но если критик смотрел на "львицу", "львица" находилась как раз между правым и левым). Определяя противоположности и в деловой деятельности, человек создает свой мир, с которым он работает. Это создает проблемы в общении между различными деятельными людьми.
Современный благотворитель (которому в личном плане "уже мало, что нужно") вынужден, по-Фихте, определять себя через мир, который существует для него, и, разделяя противоположности, как бы "выбирать" мир, в котором живет. Однако в этих словах нет того акцента, который делал Сартр (совершая поступок, мы выбираем будущее), в лексике Фихте (человек не мыслит, если он не действует), без деятельности мыслитель не имеет основания, поскольку мышление отдельного Я пусто без не-Я. Картезианское "мыслю следовательно существую" для Фихте - пустая фраза, поскольку существовать можно и без мышления, но нельзя не существовать, если мыслишь. Благотворитель (а это деятельный человек, он благо-творит, и он мыслящий человек) понимает, что только деятельность придает "божественное основание" его жизни, он сам решает, где его Я, где не-Я и сам проводит грань, разделяющюю эти противоположности.
Фихте не только близок современным благотворителям своими философскими рассуждениями, но и социальными выводами. Признавая право каждого на владение собственностью и отмечая, что притязания у всех равны, поэтому каждый человек вправе обладать собственностью в неменьшей степени, чем любой другой, Фихте не забывает и о роли государства, которое должно способствовать для своего самосохранения тому, чтобы "все наличное, подлежащее обращению в собственность имущество, по справедливости должно было быть поровну разделено между всеми, и к постепенному осуществлению этого равного раздела того, что неодинаково распределено природой и случаем, государство, руководимое той же природой, побуждается нуждой и заботой о своем сохранении" [19].
Рассуждения о том, что современный деловой человек поступает, в сущности, согласно Фихте, можно продолжить, поскольку "Я" Фихте это не только абстрактое я, это простое обычное я - индивидуальное, конктерное, смертное. Оно получает свое значение не только в деятельности и противополагании я и не-я, но и за счет того, что существует Аболютное Я, спасающее отдельное мелкое я Фихте от крайнего индивидуализма и солипсизма. Абсолютное Я Фихте - это в каком-то смысле deus ex machina - древний театральный технический прием, позволяющий выкрутиться из трудной ситуации. Однако в этом Абсолютном Я есть и что-то более существенное.
Если применить "подход Фихте" относительно того, что писал сам Фихте о значении противоположностей: каждое Я определяет себя своим собственным образом через "свое" не-Я, тогда и Абсолютное Я тоже может быть для каждого "я" только одним из многих "абсолютных я". Такое "релятивистское" понимание Абсолютного Я вполне допустимо. Многие современные бизнесмены, успешные и в бизнесе, и в благотоврительности, по своему определяют не только их личное я, через границу, столкновение с не-я, но и Абсолютное Я видят тоже своим определенным, особенным и исключительным образом. Это не значит, что для разных деловых людей существуют различные высшие ценности, которые несравнимы (скорее всего, они действительно для них не сравнимы), однако они сопоставимы, они объединяемы в каких-то конкретных действиях, благотворительных решениях. Поэтому благотворители-бизнесмены способны кооперироваться ради осуществления важных целей.
Крупная благотворительность - это всегда публичная деятельность, поскольку невозможно утаить от налоговых органов (соответственно от прессы) значительные пожертвования. Публичная деятельность построена так, что всегда возникают свои герои, образуются известные всем знаменитости. Таковы правила игры. Например, если писать о Западной Европе первой половины XIX века, невозможно умолчать о Наполеоне. Это была значимая фигура, о которой говорили, о которой спорили и в начале, и в середине, и даже в конце века.
Рассуждая о первой половине XXI века, нельзя умолчать о Баффете и Гейтсе. Это люди, которые были вовлечены, могли оказывать и оказывали влияние на политическую, экономическую, нравственную жизнь поколений. Благотворительностью заняты многие крупные личности в современном мире. Не только американские бизнесмены, но и другие самые известные люди планеты, -это и нобелевский лауреат Маххамад Юнус, и американский президент Билл Клинтон (см. Его книгу "Giving", в русском переводе: "Жить отдавая"). Это косвенное свидетельство того, как важно понимать, что может сделать человек, что должен сделать! Что главное, а что вспомагательное! Почему Юнус стал знаменитым? Потому, что посвятил жизнь поиску благотворительности (социальному бизнесу)? Почему президент США Клинтон, который и так был знаменит в силу разных причин, обратился к теме благотворительности и написал объемную, информативную, интересную книгу? Этих и других "знаменитых", "влиятельных" людей объединяет в данной работе одно: это люди, которые обрели какую-то собственность, не столько отказываются от этой собственности в старинном смысле - отдаю все свое добро другим ради добра, а делают нечто инверсионно-противоположное - используют собственность, чтобы положительно изменить мир. Перефразируя слова Архимеда, можно выразить кредо современного благотоворителя: "Дайте мне легальную возможность пользоваться достаточной собственностью и я преображу мир"! Собственность - это точка опоры, это домкрат, это современный полиспаст, способный поднимать немыслимые тяжести, это одновременно и такой полиспаст, который помогает быстро решать невообразимые проблемы.
Именно Фихте позволяет деловому человеку заниматься современной благотворительностью. Кант бы не позволил. "Я" Фихте - это достаточно релятивисткое Я, оно меняется, и каждый сам решает на разных этапах развития, что делать и кому помогать. Категорический императив Канта помешал бы современному бизнесмену тратить первую половину жизни, чтобы "эксплуатировать" наемных рабочих, недоплачивать, использовать их, торговаться с профессиональными союзами, стараясь уменьшить пенсионные выплаты, социальные гарантии, чтобы остаться конкурентоспособным на мировом рынке, а потом взять и потратить капитал на благотворителность. Кант в этом месте очень близок анархистам, для которых собственность - это кража. Кража - это кража, это уголовно-наказуемое преступление, вот и все, больше, значит, и говорить не о чем. Соответственно, благотворитель, если анализировать эту ситуацию, по Канту, тратит украденные деньги на благотворительность. Кант, впрочем, допускал возможность этической деятельности согласно гипотетическому императиву, когда достигаются некоторые промежуточные цели (например, приобретается богатство в процессе законной деловой активности), поскольку очевидно богатство можно накоплять и противозаконными, неэтическими видами деятельности. Однако так нельзя описать жизнь бизнесмена как личности! Нельзя сказать, что бизнесмен, "накопивший первоначальный капитал", преследовал промежуточные цели и следовал гипотетическому или практическому императиву первую половину жизни, пока занимался накоплением (этически или не этически, даже если законно, он все равно крал в лексике Канта, Прудона и анархистов), а потом стал использовать собственность, следуя категорическому императиву в той или иной форме. Это не нормально, это раздвоение личности, это замена одной личности с ее прежним разделением на Я и не-Я на другую, которая совершенно по другому делит мир на Я и не-Я. Такое "жульничество" с императивами впрочем теоретически возможно и по Фихту, и по Канту [20], однако это не может служить философским обоснованием для благотворительной деятельности. Сам Кант, наверное бы, рассмеялся над таким "ироническим императивом": "до сорока каждый должен действовать, руководствуясь гипотетическими императивами", то есть использовать всех вдоль и поперек ради достижения личных целей (как живет ребенок до пяти-семи лет, используя близких для удовлетворения самых базисных, низких, животных потребностей жизни, чтобы получать даром тепло, внимание и пропитание, все что нужно получить согласно законам природы), а после сорока каждый должен жить, как велит категорический императив" (этот категорический имеператив можно выразить, например, так: человек должен всегда поступать так, чтобы его поступки были не вызваны личными побуждениями (например, - это потребности ребенка), а в сознательной деятельности действовать согласно непоколебимым законам природы и, следовательно, чтобы нравственный этический поступок был столь же естествен и необходим как законы природы).
Наверное, основная проблема в благотворительности - это не то, что благотворительностью занимаются обычно уже другие бизнесмены: "не те, кто "законно" крал в молодые годы, следуя практическому императиву, а те, кому за сорок", а то, что, жертвуя, отдавая деньги, откупаясь от старых грехов, все равно не возможно ничего добиться. Благотворительность не может быть целью. Так нельзя спастись! Это все понимают. Поэтому бизнесмены вообще редко занимаются благотворительностью. Основной парадокс благотворительности в том, что благотворительностью как видом деятельности, практически, заняты в основном те, кому чужд категорический имератив Канта. Благотворителями в реальной, практической жизни оказываются не те доноры, которые пожертвовали деньги, отдали имущество, которые выступали как заказчики, а все те исполнители, кто распоряжается, согласно пожеланиям доноров, этими пожертвованиями. Так функционирует армия наемных работников в тысячах благотворительных фондов! Миллионы сотрудников таких фондов постоянно получают зарплату. И нужно не забывать, что это все - обычные люди. Однако между такими наемными работниками и истинными благотворителями (донорами) иногда нет и не может быть ничего общего, потому что благотворительность "исходит" из рук благотворительных людей, затем попадает в бюрократический мир, в котором функционируют рядовые исполнители, нанятые, чтобы помогать ближним и в процессе обычных бюрократических процедур согласования начинается выяснение, ради чего были собраны средства? Можно ли достичь цель с такими средствами? И выясняется, что желаемое осуществить нельзя! Тогда цель подменяется в зависимости от собранных средств! Это закон мира бюрократии, но в мире деловых благотворителей - это обман, который нужно понять, это традиция, которую нужно преодолеть, поскольку благотворитель - это не просто обычный добрый человек, содержащий свою среднестатистическую семью из трех-четырех членов семьи, но и помогающий близким родственникам, это творец своего мира, он не может отбросить один мир, как негодный, и сказать, что теперь он будет помогать другому миру. Благотворитель всегда помогает миру своего детства, исходя из основных категорических убеждений. В этом много от Канта. Иногда, не получив удовлетворения от деятельности исполнителей, исполнителями благотворительности становятся сами доноры, которые до этого вели жизнь далеко не безгрешную жизнь (с точки зрения социальной справедливости; и, скорее, действовали как "благородные воры" согласно "ироническому императиву"), но затем "раскаялись" и стали жить ради пользы ближних, ради всех людей, чтобы отдать им все, что они до этого "нахапали". Это создает "горькую славу" таких благотворителей, поскольку они вынуждены отвечать на два вида упреков - не только отвечать за свою предыдущую деятельность (они бы избежали этого, если бы анонимно доверились другим исполнителям), но и отвечать за все то, что сделают сами как благотворители-исполнители.
Иногда, впрочем, донор находит настоящего идеального исполнителя, который подобен первому в своем видении мира, тогда донор может больше не отвечать этически за последствия жертвования, уверенный в исполнителе.
В каждое время в каждом обществе возникали и возникают свои противоречия между благотворителями, исполнителями и государством.
Кант и Фихте более всего идейно близки современным благотворителям, Гегель слишком далек от субъективного идеализма, от той первичной точки зрения, которая близка конкретному человеку дела.
Значение христианских, социалистических, анархических идей
и этапы развития благотворительности
История благотворительности богата и великими свершениями, удачами и бесполезными ошибками и полезными неудачами, которые научили многому. Ошибок было совершено немало еще в давние века. Со времен средневековья была выстроена система благотворительности, при которой донор, отдающий собственность церкви, государству или благотворительной бюрократической организации, - был, по существу, безымянный жертвователь. (Мы даже не знаем, как звали вдову, отдавшую на благо ближним "последний лепт").
Донор - не герой. Герой не может быть анонимным, безымянным. Донор, наоборот, должен быть анонимным, чтобы оставались в стороне личные мечты и пожелания, поэтому в жертвенном акте, можно сказать, нет, не было и не может быть ничего христианского в самом высоком смысле, ничего личностного. В жертве собственности нет свободы и творчества, это, скорее, бюрократический способ перераспределения средств между различными субъектами хозяйственной деятельности, передачи "абстрактного спасительного имущества" от одного владельца имущества другому владельцу, причем обычно в пользу и посредством казны государства (или церкви). Это не подвиг, а фискальный акт, поскольку жертвователь обычно ничего не приобретает и мало что теряет. Донор жертвует некоторые деньги или имущество, но приобретает статус уважаемого гражданина, поскольку все прихожане знают, кто сколько пожертвовал церкви. То, что было сделано на благо общества и совершено согласно закону, еще не может, даже согласно практическому императиву Канта, происходить от души и выражать самые светлые, самые высокие целеустремления человека. Желание - это только желание. И даже если желание - закон, все равно этот закон - скорее возможность, чем необходимость, свободный выбор, нежели обязанность. Разделение благотворительности на законодательную и исполнительную часть: донор жертвует свои средства ради доброй цели (кладет пожертвования на алтарь), а благотворительная организация (священник, церковь, Армия спасения, добрый самаритянин "имярек") исполняет, как может (своеобразная "демократизация" благотворительности принесла возможно больше вреда чем пользы). Разделение властей в таком виде напоминает "Общественный договор" Ж-Ж. Руссо, в котором не осталось ничего от "права первой заимки", права первопроходца, освоившего землю, ничего творческого и жертвенного, поскольку каждый гражданин должен жить согласно законам, которые возникают безличностным и анонимным образом и затем еще претерпевают искажения при реализации: "Мы видели, что законодательная власть принадлежит народу и может принадлежать только ему. Легко можно увидеть, исходя из принципов, установленных выше, что исполнительная власть, напротив, не может принадлежать всей массе народа как законодательнице или суверену, так как эта власть выражается лишь в актах частного характера, который вообще не относится к области Закона, ни, следовательно, к компетенции суверена, все акты которого только и могут быть, что законами". Законодатель - суверен! Поэтому личность ничего не стоит и ничего не может сделать (и не хочет!), а торжествует демократически избранный коллегиальный властелин, а, значит, все в руках исполнительной власти, это свобода без Бога, значит, в дальнейшем - это произвол исполнителей вне закона. Это не та свобода, которая возвышает каждого и уравнивает всех. "Если попытаться определить, в чем именно состоит то наибольшее благо всех, которое должно быть целью всякой системы законов, то окажется, что оно сводится к двум главным вещам: свободе и равенству. К свободе - поскольку всякая зависимость от частного лица настолько же уменьшает силу Государства; к равенству, потому что свобода не может существовать без него" [21]. Однако со времен Ж.-Ж. Руссо "абстрактное счастье всех" так и не смогло стать нормой жизни. Личности так и не удалось избежать зависимости от массы, поскольку законодательная власть не смогла найти разумный компромисс между требованиями надзора за доходами бизнеса, чтобы личность не отвергала требования общества, пользуясь предоставленной свободой. Общество в своем высшем "исполнительном органе" - правительстве, не позволило личности жить свободно ради счастья всех. Во все века для суверена, властителя, тирана или демократически избранного правительства была выгодна (удобна!) только безличностная форма благотворительности. Всякая личная вовлеченность донора и его непосредственное участие в дальнейшем распределении пожертвованных благ "вредило" высшей власти и мешало осуществлять ей свои законные функции.
Христианская благотворительность тоже страдала от подобного синдрома, хотя в христианском мире донор не всегда действовал через церковь, поскольку многие и раньше помогали и ныне помогают дальним родственникам, знакомым, подают несчастным на улице "Христа ради" не ради себя, не ради Бога, не для пользы своей личности и не ради твердых убеждений (иначе бы помогали всегда и всем), а так, открывают сердце чужим, другим, обездоленным от случая к случаю в силу традиций.
Относительно христианских основ современной благотворительности трудно что-то сказать в общих словах: настолько объемен вклад христианских идей, жертвенности средневековых монастырей, которые упорным трудом преобразили Европу. Монастыри выступали не только как центры образования, в которых учились дети из соседних городов. Монахи своим собственным трудом или "наемным" смогли расчистить леса, построили монастырские комплексы, освоили образовавшиеся плодородные земли, засеяли пустоши, возвели мосты и проложили дороги в самых безлюдных и диких варварских местностях. Без этой, скорее, жертвенной, чем миссионерской деятельности трудно представить, как бы выглядел в новом тысячелетии западный мир. В раннем средневековье монастыри оказались локальными центрами, в которых различные люди, миряне, объединялись по своей воле. "Известная организация религиозной жизни мирян существовала всегда. Обособление клира не уничтожило связи их с церковью. С торжеством христианства и распространением его каждый храм объединял около себя известную группу мирян, которые поддерживали и одаряли его, заботясь об украшениях и должном благолепии культа и не желая уступить первенство храмам других приходов. Миряне данного прихода были связаны друг с другом началом материальной и религиозной взаимопомощи; они провожали в могилу тело умершего сочлена, заботились о его похоронах, молились за его душу; они часто шли навстречу религиозным влечениям кого-нибудь из своей среды, давая ему деньги на постройку еремитория и т.д. На почве заботы об обеспечении себе достойного погребения и заупокойных молитв образовывались многочисленные братства или же религиозный элемент проникал в ассоциации экономического характера. Иногда братство возникало в связи с постройкою какого-нибудь богоугодного заведения, ,,госпиталя"" [22]. Такое "социальное" поведение напоминает современных благотворителей, которые объединяются, создают "трасты", чтобы реализовать какие-то милосердные проекты.
Религиозная благотворительность периода "раннего средневековья" - простая, чистая, непорочная. Это только период, только этап развития, поскольку затем церковная благотоврительность "огрубела", "отяжелела", "обюрократилась", возникло противоречие различных идей: западная церковь отделилась от восточной, произошел раскол церкви, возник протестантизм и, в последствии, началась современная конкуренция между церковными организациями и другими нехристианскими течениями, что "естественно" породило "политизацию" христианства. Современная христианская церковь вынуждена выживать в конкурентной борьбе, поэтому идеи миссионерства трансформировались, стали другими. Каждая конфессия стремится возвеличить свои достоинства, и поэтому остается очень мало "старинной первохристианской жертвенности", направленной на помощь всем нуждающимся и страдающим. Каждая церковь "скукожилась", однако не от смирения и покаяния, а потому, что увидела свою миссию в развитие своего учения и в локальном доминировании собственных церковных структурных организаций, - не в жертвенности, не в том, чтобы монах слился с мирянами и все стали благодеятельными, чтобы каждый человек всегда мог найти защиту, духовное общение или простую мирскую заботливость и бытовую помощь. Не столько как протест против этого, сколько как "самопородившийся новый путь" стали возникать внецерковные частные лица, которые смогли совершать деяния, порой превышающие значение деятельности той или иной многомиллионной церкви. В этом отпадении от церкви добрых самаритян нет греха и нет унижения самой церкви, поскольку раскольничество оказывается родовой чертой всякой зрелой, "отяжелевшей" церкви. Церковь, развиваясь, тяжелеет, обрастает ненужными законами, нормами, "бюрократизируется", но рано или поздно рождается тот, кто захочет вырвать церковь из оков упадка.
Катастрофический отпад от идей "зрелого, церковного" христианства происходил мучительно долго, его начал Лютер, вызвав раскол в западной церкви и одновременно с этим посеяв семена сомнения, которые не погибли. Лютер основывался на высочайшей вере, что "спастись можно только верою". Такой подход нашел массу последователей. Однако верить можно по-разному. Различие вер порождало различные виды преступлений. Каждая власть имела свой отдел инквизиции: соответственно, казнили отступников "атеистически", безжалостно и бессмысленно, посредством гильотины во времена Французской революции, массовых расстрелов невинных классовых врагов в советской России, линчеванием темнокожих в Новом свете, с помощью молодых черных-и-красных хунвейбинов в Китае времен Мао. И весь этот бесчеловечный, нехристианский процесс закончился тем, что во второй половине XX века большая часть планеты стала атеистической. Благотворительность практически исчезла в этой половине мира. Социалистические революционные идеи и законы в социалистических государствах уничтожили благотворительность как предмет, не о чем было даже говорить. Какая может быть благотворительность, если все граждане практически ничего не имеют, не обладают никакой реальной собственностью, имеют только жалкие тряпки и кухонную утварь, получают примерно равную зарплату, и "прибавочная стоимость" образуется не в денежной форме от ведения успешного бизнеса, а предоставляется по разнарядке в товарном виде предметов "роскошной жизни", которые можно купить в ограниченном количестве через систему закрытых магазинов-распределителей. Так, в сущности, жило большинство населения в определенный период истории, когда и страны социалистического лагеря, и Китай, и Индия исповедовали примерно одни и те же принципы, когда это был один огромный социальный котел, в котором инициатива личности была отравлена идеологией, политикой и задавлена государством.
Социалистические и анархические идеи конца ХIХ - начала ХХ веков имели общую основу, однако использовали разную идеологию: государственный социализм (общественная собственность на средства производства) или анархическая общность самоуправляемых коммун (свободных тружеников без собственности, поскольку собственность - это по существу кража и все "нормальные трудящиеся люди" сами - еще до объединения в коммуны - откажутся от владения собственностью), так что идеология у этих движений существенно разная, но светлые убеждения, изначальные внутренние душевные побуждения одинаковы: все люди равны, никто не должен пользоваться другим человеком для достижения своих целей и реализации своих планов, личность равна обществу, которое состоит из равных друг другу личностей. Математически это можно описать как равенство 1= 1х1 = 1х1х1 = 1х1х1х...х1... Однако то, что справедливо в математике, не всегда работает в реальном мире, в котором, по словам Достоевского, дважды два не всегда четыре. Так что в одном случае получается, что 1 = 1х1 = 1х1х1...= 1 = ничто = жизнь без насилия, авторитета и собственности /анархический подход/, а в другом случае 1=1х1=1х1х1... = бесконечность = сильная государственная власть (государственно-социалистический подход). Впрочем, еще Н. Кузанский в ХV веке "в духе Достоевского" заметил, что абсолютный максимум совпадает с абсолютным минимумом и "ничто = все", 1 = бесконечность, как окружность бесконечного радиуса совпадает с прямой. Так что два течения: социалистическое (коммунистическое - в своем религиозном "трансцендентном" ядре) и анархо-синдикалисты (в положительной составляющей анархизма как самого яростного критика пороков государства) были порождены сходными мыслями, чувствами и идеями (равенство, отказ от владения собственностью в добровольном - личная бескорыстная жертва, или в принудительном порядке - экспроприация для пользы общества), но двигались в разных направлениях. Это был "котел мысли", и только в какой-то конкретный момент можно было сказать: кто левый, кто правый, поскольку потом левые становились правыми, правые - левыми... Для иллюстрации живой полемики анархистов и большевиков первой четверти ХХ века можно процитировать Н. Махно, который писал, находясь в изгнании: "Анархисты, левые социалисты-революционеры, да и сами большевики помнят, что я говорил тогда об этом назначении меня главнокомандующим. Я им говорил: здесь советских войск нет. Здесь главными силами являются революционные повстанцы-махновцы, цели которых все известны и понятны. Они борются против какой бы то ни было государственной политической власти и за свободу и независимость трудящихся в деле Революции и в ее анархических тенденциях -экспроприировать во всенародное пользование все орудия производства и средства потребления и не допускать над этими прямыми завоеваниями опеки государства. И для меня, - говорил я, - совершенно не понятно, как т. Ленин мог додуматься до того, чтобы назначать меня главнокомандующим, да еще над теми силами, которые не существуют в таком размере, чтобы для них нужен был главнокомандующий" [23].
Социалистические и анархические течения не исчезли бесследно, как может теперь показаться. В ХХI веке эти течения глубоко проникли в структуру государств и вновь настолько сблизились, что возникли социально ориентированные государства: одни с высоким уровнем налогообложения граждан и высокой степенью равенства (такие как скандинавские страны), а другие с высоким уровнем личной свободы (например, США, которые сделали ставку на рыночный путь развития и, соответственно, на неравенство собственников). Левые или правые государства в определенные моменты поступают одинаково, за счет неожиданной смены настроений и новых решений, которые каждый раз делают самые крупные собственники, эти своеобразные "властители мод" новых государств: верховные "монархи", решившие стать "монахами". Крупные собственники сами стали отказываться от собственности, создавать "взаимные" фонды и программы благотворительной, социальной помощи, работая "мимо" церкви и "мимо" государства, "ничего не отдавая церкви и государству", а порождая своеобразные "хелп-фонды". Идеям персонализма и анархизма наконец удалось уравнять личность и общество, "левое" и "правое" движения, сблизить личность и государство. Или это только так кажется? Трудно оценить текущий момент, зато легко анализировать прошлое. В ХХ веке и ныне в ХХI многие думали и продолжают думать о социальной справедливости, о равенстве, о свободе, о том, где тот предел, когда общество уже не может контролировать личность, а личность еще ничего плохого не готова замыслить против общества? Или такой критической точки нет? Человек и общество - это такое противоречие, которое может существовать в равновесии только короткое время, в "некоторый момент", затем последует бунт: и либо общество нацелит все силы на борьбу с каким-то определенным типом личности, либо каждый отдельный человек изначально готов будет оспорить верховенство высших норм и захочет жить "по-своему", чтобы "прошлое" не мешало. Трудно сказать, как, чем может спастись "в старом понимании" новый человек? Об этом рассуждал Н. Бердяев, когда призывал к тому, что "вечные элементы святости и рыцарства в человеке должны быть восполнены новым элементом, в котором человек должен раскрыться во всех своих потенциях, - элементом творчества" [24]. Бог - творец, человек - тоже должен быть творцом и реализовывать себя наивысшим образом в разных сферах, профессиях и специальностях. "Творческая идея призвания и назначения человека связана с учением о дарах. Учение о дарах человека в христианстве принадлежит ап. Павлу, но оно никогда не было раскрыто" [24]. "Дары различны, но дух один и тот же и служения различны, а Господь один и тот же" [1Кор. 4: 5]; "одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом" [1 Кор. 12: 8]. Бердяев, видимо, имел в виду, что у каждого человека может быть свое призвание в каком-то творчестве... Обратим внимание на слова ап. Павла. "И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, - нет мне в том никакой пользы" [1 Кор. 13: 3]. Творчество - это не только реализация себя в своем профессиональном предназначении, карьерный успех, это не рутинное жертвование, поощряемое фискальной политикой государства, налогами и льготами, - это вся жизнь человека как богоподобной личности, включая все, что этот человек как труженик заработал и что отдал как благодетель.
"Выдавливание церковного христианства" - процесс, которым занималась философская мысль последние пять веков, имел свою кульминацию - человек на краткий миг был признан богом, и если человек не бог - он, значит, ничто (по Ф. Ницше), или человек - это ничто, но все равно - это ничто для конкретного человека самое главное ничто (по М. Штирнеру, у которого даже глава в книге "Единственный и его собственность" называется "Ничто - вот на чем я построил свое дело") [25]. Если рассматривать развитие философской мысли как процесс (циклический или спиралеобразный), то, по аналогии с процессами, происходящими на бирже, можно сказать, что в философии тоже бывают свои "нижние точки", после которых "цены на акции растут" и новые философы ничего такого еще более "низменного" больше придумать не могут. В этом смысле Штирнер был - bottom line - нижней точкой падения рынка, после него Ницше, Маркс - это только взлет, а не падение. Для Штирнера главное - это сам человек, а не то "То", от чего человек отталкивается, как было у Фихте ("Я" отталкивает "не-я", смотрит на него, размышляет и тем самым порождает мир), для Штирнера: "...государство и я, - враги. Меня, эгоиста, благо этого "человеческого общества" ничуть не интересует: я ничего ему не жертвую, а только пользуюсь им, обращая его в мою собственность и мое творение, то есть я уничтожаю его и создаю вместо него союз эгоистов. Государство проявляет свою враждебность по отношению ко мне тем, что требует, чтобы я был человеком, это предполагает, что я могу быть и не человеком и казаться ему "не-человеком": оно вменяет мне в долг "быть человеком" [25]. Отказываясь быть "просто человеком", как того требует государство, Штирнер апеллирует к праву личности жить, как она сама хочет, к праву Я быть даже и "нечеловеческой личностью". "Но ведь только Я имею все, что приобрету себе, как человек я не имею ничего. Хотят, чтобы все блага стекались в руки каждого человека только потому, что он носит титул "человека". Я же делаю ударение на "я", - а не на том, что я - человек". Протестуя против "демократического" или, точнее, "антропократического" строя, во главе которого поставлен абстрактный человек, Штирнер обращает внимание на право каждой личности жить: как человек, как зверь или как черт знает что - но так, как это ему угодно. Это скорее не кредо нового человека, а способы самозащиты личности от общества и особенно от государства, которое хочет видеть личность только однопланово, как "одноразового, общественнополезного, здорового и активного человекоподобного труженика". Трудно сказать, как современный человек должен "обороняться" от мира, каким образом человек ("Я" с большой буквы, по Штирнеру) может остаться самим собой в конфронтации с обществом, государством и как способен реализовать себя, если признать, что всякое Я все же требует некоторой самореализации: в общественном служении или в протесте. Без "Я" нет "не-Я", но что такое "Я", если нет "не-Я" и не с чем сравнивать? Представитель атеистического экзистенциализма Ж.-П. Сартр в статье "Экзистенциализм - это гуманизм", отвергая квиетизм (философию смирения, безмятежной покорности) призывает к деятельности и, выражая кредо своего учения, пишет: "Экзистенциализм - не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее, он заявляет следующее: даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. ... Человек должен обрести себя и убедиться, что ничего не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога" [1].
Позиция Сартра, философа ХХ-го века, напоминает позицию Штирнера, философа ХIХ века. Один говорит, что даже признание наличия Бога не изменит проблем современного человека, который должен найти опору в себе самом, чтобы "стать человеком", другой утверждает, что даже если человек станет "человеком" - это все равно ничего не изменит, поскольку для каждого человека важно не то, что он стал человеком, которым он и так "есть" в известном cмысле, а главное, чтобы человек стал Я, и "я" с большой буквы в своей деятельности и поступках! Значит, поступки, а не декорации определяют все: имена, связи, факты истории. Поступки человека значат больше чем личность, а, значит, и личность значит больше чем обстоятельства, поскольку история показала, что различные личности в различных условиях могут совершать (или не совершать!) примерно одинаковые поступки. Или личности важны все же больше чем общественный строй, поскольку в итоге всякий общественный строй определяется их совокупной деятельностью.
Это только некоторые из известных подходов, появившихся в ХХ веке. Личностно-ориентированные или общественно-определенные! Но все эти теории рано или поздно всегда возвращались к человеку, к человеческому обществу, поскольку только в обществе людей, понимая, что ты человек, и доказывая это каждую минуту, личность может стать тем, чем она должна быть: свободной, ищущей, индивидуальной и всеобщей, временной и вечной... Человек индивидуалистической фаустовской культуры на закате этой культуры таким образом становился человеком общественным, новым Одиссеем или кем-то другим, но человеком, очень похожим на Одиссея
После нигилистических разоблачений, когда в ХVIII веке "атеизм философов ликвидировал потребность в боге" [1], возникло русское религиозное возрождение, и человек опять попытался стать всем, на других основаниях, не по Ницше, богочеловеком по В. Соловьеву, продолжить "род нового Адама", по словам Н. Бердяева. Это стало отражением процесса трансформации западного общества, который закончился рождением новой цивилизации. Этот период можно назвать "рождением государства планеты Земля", когда процесс творения истории "человеками" окончательно завершился (наступил "Конец истории" по Ф. Фукуяме). Это был, возможно, не "конец истории", а только закат идеи западно-европейского государства, как законодателя, "суверена" в терминологии Ж.-Ж.Руссо, как законного (законодателя - в лексике социалистической и демократической власти) представителя совокупной воли "всех" волеизъявителей, государства, которое за счет правильного демократического устройства и подходящих демократических законов способно руководить развитием мира в бурные и мирные времена. Государство оказалось не способно спасти мир в трудное время, когда между различными государствами назрели конфликты и в ХХ веке произошли две мировые войны, затем последовали другие менее кровавые, но столь же отвратительные, еще более безжалостные, бесчеловечные локальные войны. Поэтому может показаться, что государство вообще ничего "хорошего" уже не может сделать. В 2009 году, во время очередного мирового кризиса, когда произошла вынужденная национализация крупнейших банков и обществ кредитования, государство опять попыталось встать на ноги, показать, что в катастрофические периоды перемен именно государство должно решать все возникшие проблемы: предоставить отдельным банкам и промышленным корпорациям особенные налоговые льготы, содействовать выживанию и развитию мелкого бизнеса, давая доступные кредиты с низкими процентами. Однако делать это все государству приходится за счет всех налогоплательщиков. В этом прерогатива государства и одновременно его ахиллесова пята: ведь оно имеет право ущемлять одних граждан ради спасения других, действуя во имя пользы всего общества, но иногда расплачиваться за ошибки приходится всему обществу "всю оставшуюся жизнь". Впрочем никто никогда не осуждал государство за ошибки. В этом сила державы. Ущемленные в своих правах осуждают партию, политиков, но государство всегда имеет счастливую возможность "выйти сухим из воды", какие бы обвинения не предъявляли. "Проблема отношения человека и общества очень обострилась из-за роли, которую играет социализм в мировой жизни. Самое слово "социализм" происходит от слова "общество". Когда социализм был еще мечтой и поэзией, не стал еще прозой жизни и властью, он хотел быть организованной человечностью. Даже Маркс думал, что социализм должен осуществить новое общество во имя человека", - писал Н. Бердяев, который в годы юности застал (и переболел) молодость марксизма [26]. В конце ХХ века возник "культ личности", и это нельзя отнести к отрицательным сторонам. Личность в процессе дехристианизации, возвышения, возвеличивания, обоготворения, унижения, уравнивания, "монетаризации" оказалась такой "живучей бестией", что даже в процессе полной дистилляции и освобождения от старых идей, предрассудков и заблуждений она осталась свободной и, главное, таких стало во много раз больше, чем было во времена императоров Нерона, Калигулы, короля Людовика XIV, царицы Екатерины Великой... Культ личности - это слова, которые негативно воспринимаются в России. На ХХ съезде КПСС Н. Хрущев использовал это словосочетание, чтобы охарактеризовать режим, существовавший при Сталине. Отсюда слова "культ личности" приобрели негативный оттенок и личность стали скорее унижать, чем возвеличивать. В ХХ веке были различные идеалы человека. Религиозный персоналист Н. Бердяев описывает их так: "В сознании ХIХ и ХХ веков потускнел и почти исчез идеал человека. С тех пор как человека признали продуктом общества, порождением социальной среды, идеал человека заменился идеалом общества" [24]. Однако в это время культивировались не только общественные идеалы. Человек тоже искал себя. Культ личности создал представление о свободном человеке, который "сделал себя сам", self-made, как говорят в Северной Америке, таком, который верит в себя, верит друзьям, семье, сотрудникам, живет этим миром и правит, как господин, добивается огромного успеха и делит свою счастливую участь с другими, со всеми кто ему дорог, позволяет семье, друзьям и сотрудникам "кормиться" от его успеха, которого он добился за счет удачи, умения, уверенности в себе. Это такой человек, о котором мечтал больной, несчастный, восторженный Ницше: свободный, творческий в своем деле, уверенный в себе, активный и продуктивный, здоровый и счастливый человек, деятельный, по Сартру, только вышел он чуть-чуть более миниатюрный и достаточно социально-ориентированный сверхчеловек, такой, который знает и уважает свою церковь, к которой принадлежит (прости, Ницше!), но знает также, что и другие церкви (верования, убеждения) ничуть не хуже. У нового человека есть ощущение внутренней свободы, силы, а последнее - это власть, это всегда новый закон, если старый уже не годен. Говоря библейскими словами: многие могут опираться на старый закон, немногие могут провозгласить свой, им более подходящий. Этот новый человек, впрочем, обычно довольно мелок, это не Наполеон, не Фауст. Правильнее было бы говорить, что наступает, пользуясь словами Р. Гвардини, эпоха не личностей (= Фауст), но лиц (= Вагнер) [27]. Однако эти лица довольно приятные и мало похожи на спутника Фауста Вагнера. Возникла новая эпоха со свойственными ей изменениями, формированием новых технологий, нового человека, поскольку Новая эпоха - это, в первую очередь, новый человек и новые технологии управления.
Новая эпоха открывает новые возможности, формирует иной подход к миру - не центробежный, а концентрическо-окружный, и, надо сказать, что такой подход, видимо, уже возобладал! [28]. Современный человек живет другими ценностями, он не столько хочет завоевать мир, сколько намерен научиться удерживать его под своим контролем. To take it under control, to manage it! ("Контролировать и управлять!") - твердит современный Фауст, и в этом он уже проявляется собственно не как Фауст, а как современный менеджер. Впрочем, кажется, гениальный Гете не только описал юность рождающегося нового человека, но и предвидел старость: уж больно похож полуслепой дряхлеющий Фауст, который в конце концов решился ради пользы современников заняться осушением болот, на современного прораба, строителя! Этот важный момент отметил еще Бердяев в своей статье о Фаусте. "Судьба Фауста - судьба европейской культуры. Душа Фауста - душа Западной Европы. Душа эта была полна бурных, бесконечных стремлений. В ней была исключительная динамичность, неведомая душе античной, душе эллинской. В молодости, в эпоху Возрождения и еще раньше, в Возрождении средневековом, душа Фауста страстно искала истину, потом влюбилась в Гретхен и для осуществления своих бесконечных человеческих стремлений вступила в союз с Мефистофелем, с злым духом земли. И фаустовская душа постепенно была изъедена мефистофелевским началом. Силы ее начали истощаться. Чем кончились бесконечные стремления фаустовской души, к чему привели они? Фаустовская душа пришла к осушению болот, к инженерному искусству, к материальному устроению земли и материальному господству над миром. Так кончается вторая часть "Фауста"...И осушение болот лишь символ духовного пути Фауста, лишь ознаменование духовной действительности. Фауст в пути своем переходит от религиозной культуры к безрелигиозной цивилизации. И в безрелигиозной цивилизации истощается творческая энергия Фауста, умирают его бесконечные стремления. Гете выразил душу западно-европейской культуры и ее судьбу" [29].
Да, Фаустова культура закончилась, родился новый человек, это не Фауст и не Вагнер, это даже не что-то среднее между ними. Это конечно не Штирнер, это просто новый, невиданный ранее, человек.
Современный менеджер, управленец хорошо усвоил школьную программу и знает, что в деталях преобладают случайные процессы! Овладеть этими случайными процессами ни человек, ни Госдепартамент, Федеральная резервная служба США или даже Бог не в силах! Однако можно научиться управлять этими процессами так, чтобы в большинстве случаев добиваться желаемого результата.
Может быть, как раз расцвет статистики - науки о закономерностях случайных величин, - который мы наблюдали в XX веке, ярче всего свидетельствовал о том, что пришел Новый человек, человек, который не требует от мира постоянства и определенности во всех мелких и незначительных деталях, как требовали того личности тиранического, властвующего типа.
Контроль, как понимание закономерностей случайных процессов, приходит на смену понимания контроля, как тирании, как полного и безусловного господства над данным процессом! Контроль, другими словами "управление", подразумевает, что человек с начала Новой эпохи, в новое Новое время получает возможность достичь желаемого результата в случайном процессе с той же вероятностью, достоверностью и необходимостью, с которой человек старого Нового времени добивался желаемой цели силой, принуждением и абсолютным подчинением. Таким образом, с использованием науки управления для нового человека нового Нового времени случайная закономерность становится динамической и "наиболее-вероятно" вытекает из предварительных условий, как вода в конце концов всегда превращается в пар при определенной температуре и давлении!
Быть может, уже никакой новый "наполеон" наступающего нового времени никогда не станет Наполеоном классическим хотя бы потому, что узнал в ранней молодости принцип неопределенности Гейзенберга! Таким образом, статистика, понимание новых, необычных закономерностей поведения случайных величин сыграли ту же роль для нового видения мира, какую сыграло исчисление бесконечно малых величин Лейбница в истории формирования Нового времени. И вместе с этим новым видением пришло новое понимание старых законов в экономике и политике! Возникли люди, которые умеют пользоваться собственностью, которые создают крупные корпорации, которые способны реализовать гигантские проекты, но в итоге своей деятельности эти люди готовы передать факел следующему бегущему в "эстафете бизнеса", заняться благотворительностью: либо лично, либо с помощью фондов, которые создали сами или с которыми связаны были раньше в период деловой активности. В этом проявляется "двойное предназначение собственности", когда человек тратит первую половину жизни, чтобы реализовать себя как творческая и созидательная личность (и в этот период торжествуют идеи персоналиста Бердяева), а заключительную половину жизни - на то, чтобы самым эффективным образом распределить полученную в результате первой половины жизни собственность другим (это, скорее, воплощение анархических идей Прудона) и совершить личный подвиг - отказаться от собственности. Таким образом происходит торжество персоналистических, анархических и социалистических идеалов, о чем так долго порознь мечтали и за что боролись (каждый как мог) сотни и тысячи великолепных анархистов, социалистов и индивидуалистов в прежние века.
Изменения в миросозерцании, в убеждениях и поступках нового человека нельзя обчислить и показать на примере какой-то новой современной бухгалтерской книжки, в которой все записано: как человек заработал, когда на что потратил. Каждый поступает по своему, ищет и находит свои пути. Однако в ХХI веке стали возникать новые бизнесмены, сформировались новые отношения в бизнесе и начали преобладать новые подходы в различных сферах: коммерческих, социальных, благотворительных.
В мире возникло гуманистическое движение, нацеленное на кооперацию, а не насилие. Мир очень далеко ушел от Ницше и Штирнера!
Мир уже очень устал от одиночества и насилия.
"Слишком много соперничества и слишком мало сотрудничества могут вызвать невыносимые неравенства и нестабильность", - пишет Сорос [30]. Действительно, в той картине, которую рисует Сорос в своей работе "Хронические болезни капитализма", социальный дарвинизм общества свободного предпринимательства становится нестерпим в новом обществе, в том "Открытом обществе", о котором мечтает Сорос. Однако после прочтения статьи остается неясным, что все же поможет воплотить в жизнь знаменитый призыв интеллигентного человека волкам: "жить по братски и не кушать овец?!" Анализируя мировой кризис 2008 года и предлагая свои решения, Дж. Сорос вновь обращается к идеям кооперации и добровольной взаимопомощи, однако предлагает, скорее всего, чисто теоретически, чтобы идеи взаимопомощи стали нормой государственной политики. Вот несколько отрывков из статьи: "Также Центробанки развитого и развивающегося мира должны заключить дополнительные соглашения о свопах (соглашение между Центробанками о получении в целях валютных интервенций иностранной валюты на короткий срок в обмен на национальную). Кроме того, они должны принимать активы, номинированные в местных валютах, чтобы придать им дополнительный вес. МВФ сможет внести свой вклад, прогарантировав стоимость активов, номинированных в местных валютах.
Простейшее решение - создать деньги. Уже существует механизм специальных прав заимствования (Special Drawing Rights - SDR - производная денежная единица, созданная еще в 1934 г. и используемая МВФ для межгосударственных расчетов). Все, что нужно для его активации, - одобрение 85% членов МВФ. В прошлом США всегда были противником широкого использования SDR. Создание дополнительной денежной массы - лучший ответ на обвал кредитного рынка. США делают это внутри страны. Почему бы не распространить практику на весь мир?
В дополнение к пожертвованию своих лимитов на SDR ведущие развитые страны должны предоставить гарантии в рамках согласованных лимитов на долгосрочные гособязательства периферийных стран. Кроме того, богатые развивающиеся страны могут вложить часть своих валютных резервов или средств суверенных фондов в долгосрочные гособязательства менее развитых стран" [31].
Сколько претензий к развитым странам! Как бы мир изменился, если бы все богатые собственники, включая не только личных, но и общественных - все богатые, развитые страны - стали бы целенаправленно помогать развитию бедных стран! Сколько бы добра и всеобщего блага могла бы принести такая кооперация!
Кооперацию, однако, не введешь законом, и даже налоговым бременем не подтолкнешь бизнесмена к сотрудничеству. Однако, может быть, мечтам Сороса самим по себе вскоре суждено сбыться! И можно помечтать, что тот новый человек, возникший в новое Новое время по существу своего подхода к миру, сам по себе будет расположен к естественной кооперации и сотрудничеству, поэтому, начиная с нового третьего тысячелетия, будет выигрывать тот, кто протянет руку сотрудничества своему работнику и коллеге. Так что в определенном смысле социальный дарвинизм на новой почве Нового мира, быть может, и на этот раз докажет свою работоспособность! [27]
Создавая Новый мир, Новый свободный человек не хочет оставаться один, он ищет соратников, собирает вокруг себя небольшие, но преданные и интересующиеся новыми идеями общества. Так создается новый закон и возникает новая церковь, создается новая религия увлеченных людей, которые своей верой и решимостью, трудом и добротой привлекают посторонних. В момент написания этой книги готовилась премьера нового труда Муххамеда Юнуса о социальном бизнесе [11] и в Интернете автор данной книги прочитал часть текста книги, а саму книгу заказал в библиотеке, где оказался 45-й в списке. Это новый мир, которого не было раньше. Люди устали за две тысячи лет от индивидуалистического западноевропейского государства, от попыток "создать на земле Рай" или "попасть за счет подвига в Рай", они сами хотят хоть несколько лет пожить в Раю "просто потому, что они живут здесь, сейчас в этом мире", и это не полная бездеятельность, дармоедство, фантазерство. В этом мало "от Фауста", в этом мало "от Дон Кихота", в этом есть что-то новое, потому что современный человек тянется к близким, понятным, милым, добрым и светлым, он ищет таких, думает об этом. Особенно так поступают молодые люди, которые не нашли себя в новом мире и только просыпаются. Это новая тенденция XXI века. Это заметно, в первую очередь, в молодежной среде, поскольку многие подростки готовы ехать в Африку, в Азию или Латинскую Америку, чтобы помогать и "работать даром", но жить в коллективе, жить идеей. Они плохо понимают "идею", они не готовы всю жизнь жить "так", но они хотели бы жить так, пока это их устраивает. Это не тот молодежный протест 60-х против существующего мира ("испорченного жаждой наживы"), протест потерянного поколения подростков, это новый созидательный ищущий протест, мечтательный "девичий" протест, напоминающий вечные поиски нового. Кто может решить, как всем жить дальше? Никто не знает, какой подход окажется верным и самым успешным. Кто прав - социальный инноватор из Бангладеша, профессор Юнус, со своими идеями о торжестве социального бизнеса и взаимоответственности, или мультимиллиардер Билл Гейтс, руководитель благотворительного фонда, аккумулирующего "космические средства" и названного именем жены этого великого предпринимателя? Мир в поисках, люди в растерянности. Что делать человеку? Что делать государству? Кто за что отвечает в современном мире? За что отвечает отдельная личность, за что - все общество? Или нет и не может быть разделенной ответственности? За судьбу государства отвечают все: и каждая личность и все общество. Или это только "пустой лозунг"? Кто понимает, как создаются хорошими людьми (какими мы все являемся) хорошие государства? Или хорошее государство не создадут хорошие люди? Возможно, это и есть библейское проклятье. Изгнание из Рая. Тот, кому хорошо с родными и близкими, друзьями детства, не пойдет в трудную минуту просить защиты и помощи у государства. Только тот, кто одинок и беспомощен, как большинство современных граждан, кто живет в мире Макса Штирнера, рано или поздно поймет, что нуждается в защите державы и в высшей власти. Поэтому процветают идеи социальной помощи, которые поддерживает даже богатый наследник, который сомневается, что ему одному лично достанется богатство родителей, что отец-мать-или прадед-благодетель не поступит так же безжалостно, как другие имущие, отдавшие все свое состояние церкви, благотворительному фонду или пожертвовали все средства, чтобы помочь кому-то другому начать новый социальный бизнес. Благотворительность на пользу всех и судьба отдельной личности, посвятившей себя благородному делу взаимопомощи, стала торжеством сверхчеловеческой высшей сущности над личностью. Это так происходит тайная скрытая война двух начал, которая продолжается всегда, пока рождаются люди. Пройдет время, возможно, перестанут рождаться Клеопатры, Джульетты, но всегда будут люди, которые в массе своей весомее суммы отдельных личностей, и всегда будут рождаться такие личности, которые на весах истории и даже, наверное, на "божественных весах" весят больше сотни и тысячи других. Или мир построен так, что личность всегда стоит ниже массы, поэтому должна унижаться, прятаться, чтобы потом, когда расцветет и покажет себя, умрет или обопрется на массу, наконец возвысится. Или личности должны объединяться в закрытых клубах, чтобы вместе договариваться о чем-то и заодно делать одно дело? Западные государства стали демократическими и социально-ориентированными в духе лозунга "свобода, равенство и братство", причем братство можно охарактеризовать словами Фейербаха, которые, по видимому больше всего нравились ему самому и в которые он вкладывал большой смысл, как высшую библейскую мудрость: "Homo homini Deus est" ("Человек человеку - бог!") [32]. Однако эта простая красивая истина так и не стала верой, не вошла в сердца граждан, не нашла последователей, готовых распространить эти убеждения, или хотя бы умереть, чтобы доказать всем, кто не верит. Значит что? Можно заключить, что никто не хочет видеть богом человека. Нет пророка в своем отечестве. И не может быть. Человек человеку бог - ну и что! Если бы богом был не простой человек, а великий Бог или Государство или Герой - тогда другое дело, за такую истину многие бы умирали. Кто будет умирать ради богочеловека? Только "Иисус-христос" какой-то!
Отличие нового тысячелетия от прежних в том, что и человек, и государство, и общество каждый век становятся другими... иногда с такой легкостью, как меняются ставки на бирже! Возможно самое яркое подтверждение этого - выборы первого темнокожего президента США, с которым у многих связаны великие надежды. Вместо сына бывшего президента США президента Буша младшего, республиканца, во время правления которого произошли трагические для этой страны события (страна достигла дна в терминологии фондового рынка), избран молодой демократ, представитель меньшинства (однако тоже человек системы, элитный человек: закончил Гарвард).
Раньше "великий" человек чаще возвышался за счет своей реформаторской деятельности, которая сопровождалась неизбежными жертвами и страданиями. В новое время "великие люди" добиваются равной или почти равной славы в благодеянии и полном смирении и "полной безвредности", как святой Франциск Ассизский или великая сестра милосердия Флоренс Найтингейл, однако, наверное, даже Сартр не смог бы назвать таких людей квиетистами (покорными, смиренными). Это говорит о том, что ХХ век стал переломным, потому что в нем умер человек прежней культуры, человек фаустового типа, стремящийся быть богоравным, всемогущим, умер индивидуальный человек Штирнера с его больным, одиноким Я, умер маленький наполеон и мечта о нем, а родился новый человек, которого лучше назвать "простым, богоподобным человеком". Можно вспомнить Одиссея с его товарищами и неожиданными "хитростями" и умением решать текущие вопросы - великолепный образец в человеческой культуре, равный по значению таким литературным образам, как Фауст или Дон Кихот. Этот новый человек - другой человек, он не Фауст и не Дон Кихот, которые, можно сказать, жили сами по себе, и их величие и уникальность не зависели от того, кто находится рядом с ними: Санчо Панса, Гретхен, Вагнер или Дульсинея. Новый человек - это общественный человек, такой, как "хитроумный Одиссей", который остался в истории только посредством своих поступков, обманов, дерзости и смелости, которыми он сам отличался среди других людей, действуя в составе и не всегда во главе их. Оставь Одиссея одного на острове - это будет не Робинзон Крузо, не Фауст, не Дон Кихот, он не скажет, как Спиноза "cogito ergo sum" ("мыслю - значит существую") - мне и этого достаточно. Одиссеи не остаются одни на необитаемом острове, всегда вокруг найдется какая-то "нимфа Калипсо", которая наполнит смыслом бессмысленное уединение. Новый человек - это опять "хитроумный Одиссей", который умеет жить с другими людьми и слава которого растет за счет его уникального умения крутиться и добиваться желаемого в коллективе различных обществ, как Билл Гейтс еще молодым студентом смог организовать мелкий венчурный бизнес в начале 70-х ХХ века, потом стал крупным собственником в конце ХХ века, а в начале ХХI века превратился в одного из руководителей благотворительного фонда, претендующего на то, чтобы работать "по-божески" в мировых масштабах. Билл Гейтс - это конечно не новый Одиссей. Пока еще трудно найти идеальные образцы "новой породы социальных "улиссоподобных" людей", это можно будет сделать только столетием позже. Можно вспомнить самые показательные и яркие, самобытные образцы, возникшие в ХХ веке и в личности которых общество и человек преломлялись самым демонстративным образом. Таким был, например, малоизвестный большинству западноевропейских читателей лидер анархизма на Украине Нестор Махно. Это self-maid человек, он сам выбрал свою судьбу, как Warren Buffet или Bill Gates. Это крупный организатор, его вполне можно сравнить с руководителями транснациональных корпораций ХХ века, потому что он "деловой человек". О Махно говорили, его ценили: "Советская власть кому пригодится, если Махно возьмет и не подчинится?" [33]. Махно - это человек убеждений, он живет, как велят убеждения. "С угнетенными против угнетателей - всегда!" - таков девиз был этого легендарного анархиста, но все же - это не Дон Кихот и не Фауст (хотя некоторые признаки есть). Нестор Махно больше похож на Одиссея. Хотя, конечно, трудно сравнивать фигуры различных знаменитых людей. "В 29 лет [Махно] сумел организовать 100-тысячную армию под фантастическим знаменем анархии. Уникальность махновского движения состоит в том, что, захватив юго-восток Украины (территорию больше государства Дания, с населением в 2.5 миллиона человек), Махно начал производить первый в мире эксперимент создания анархического общества - федерации. Именно эта анархическая Южноукраинская трудовая федерация, находясь под постоянными ударами белых и красных зимой 1919 года, смогла просуществовать 100 дней! Махновское движение стало возрождением славной Запорожской Сечи, Махно - единственным практиком построения нового общества анархии в Восточной Европе" [33]. Возможно, Нестор Махно - это тоже образ нового человека, в котором в чем-то возродилось "золотое средневековье", эра рыцарства, служения долгу и вере, образ человека, который прошел через пытки, тюрьмы, болезни, утраты, образ человека, который познакомился со всеми прелестями жизни в государстве, поскольку это был большой человек, (маленький наполеон!) его называли "батько" ("божественный отец"), которым он был для своих многотысячных последователей, но во всем остальном, например, в хитростях, "игре" с советской властью, Нестор Махно - это скорее Одиссей, прототип современных менеджеров, умеющих решать различные проблемы. Махно подобен владельцу крупной корпорации, только это такой менеджер, и не наемный и не собственник, поскольку он сам себе "не оставил ничего и умер в нищете". Возможно, это именно тот компромисс, на который согласно пойти и государство (управляемое законами и исполнительной властью) и общество (ведомое идеалами и предрассудками) и отдельная личность (со своими фатальными убеждениями).
Старое Новое время, которое началось с Данте, в сущности, было миром доктора Фауста, неутомимого в поисках истины, живущего среди сомнений, проклятий и разоблачений, погрязшего в мире обид, нереализованных мечтаний и одиночества. Старый мир, мир средневековья, тоже прекрасен. "Сказочный век рыцарства", мир счастливого "возвышенного" Дон Кихота, человека, который жил своим малым миром, был тверд в своих "непререкаемых" убеждениях и верованиях. Это был мир не такого человека, которому нужно завоевание и покорение. Дон Кихот, как известно, не участвовал в крестовых походах и не собирался спасать Гроб Господень и покорять Палестину. Он жил в мире детства, рыцарских идей, мечтал облагородить близкую среду деятельностью всей своей жизни, освятить мир, поэтому был готов защищать несчастных и угнетенных, покорять окружение силой своей убежденности, великим фокусом своего обмана.
По словам Сервантеса (который, сам закончил жизнь в монастыре, и нельзя сказать, что это был "настоящий рыцарь", о котором можно было написать рыцарский роман), бедный идальго Дон Кихот "...в часы досуга, - а досуг длился у него чуть ли не весь год, - отдавался чтению рыцарских романов с таким жаром и увлечением, что почти совсем забросил не только охоту, но даже свое хозяйство... И тогда Дон Кихот для собственной славы и пользы отечества решил "сделаться странствующим рыцарем, сесть на коня и, с оружием в руках отправившись на поиски приключений, начать заниматься тем же, чем, как это было ему известно из книг, все странствующие рыцари, скитаясь по свету, обыкновенно занимались, то есть искоренять всякого рода неправду..." [34].
В ХХI веке этот в чем-то жалкий, странный, мелкий, домашний, великий человек, новый Дон Кихот опять решил вернуться в новом облике ради новой мечты. Началось возрождение средневековых и древнегреческих идеалов. Cовременные благотворители, которые упоминаются в этой книге, - это все "донкихоты" + "одиссеи", люди, рожденные рыцарскими романами поза-поза-прошлого века, которые на тощих клячах с копьями наперевес выступают как настоящие новые рыцари, как верные охранники того мира, в котором сами живут, то есть мира творческого, простого и сложного, в котором нет королей, но каждая доярка может стать принцессой, живут в том великом мире, где никто не смеет никого унижать и благородный рыцарь должен помогать всем нуждающимся. Эти люди существуют не ради себя, не ради денег или славы. Это те "демократические единицы, из которых образуются настоящие демократические государства", это личности рыцарского типа, в сердце которых живет "бедное ущемленное великолепное и жалкое Я" М. Штирнера. Это одновременно и несчастные спутники божественного Одиссея, прославленного своими хитростями и дети "батька Махно", кредо которого: "С угнетенными против угнетателей - всегда!". Личность ХХI века генетически связана со многими известными личностями прошлых веков. В этом есть свои недостатки. С кем связываешь свою судьбу, с тем и делишь все последующие разочарования. Одиссей разделил участь своих друзей и соратников, хотя именно он оказался единственным, кто вернулся после двадцатилетнего странствия на родину в лоно семьи, к жене и сыну. "Лоно" у каждого творческого человека свое. Для Украины, для махновцев - это идеалы и принципы запорожского козачества, которое в определенный период создало необыкновенную республику. Махно и старый запорожский козак - это теперь скорее символы, а не живые люди. Козак жил в счастливом мире, в котором каждый человек рождается свободным, живет во благо общества и умирает, не оставляя после себя великолепных дворцов единокровным наследникам по завещанию. Так проявляется знаменитый отказ от мира "прощальника". Это удивительный, красочный по широте и неожиданности поступков прощальный ритуал человека, который из убеждений и веры в последний момент "земной" жизни хочет как-то изменить весь этот мир, благословляя его, даря ему последнее, чем располагает, но все же отказываясь от него. Это, в сущности, рыцарское отношение к жизни. Такой подход был характерным для украинского козачества, этого "уникального общества". Запорожское козачество - своеобразная вольница свободных людей, которые рождались и умирали свободными - в поединке на поле брани или в чертогах монастыря от старости и болезней. Существовал, однако, "водораздел", когда козак погибал на поле брани и когда козак "умирал", дряхлея от старости, видя, что смерть близка, уходил в монастырь, но перед этим "прощался с миром". Такого козака называли "прощальником". Вот как описывают "последний танец козака" - театральное действие, которое совершал старый козак, удаляясь в монастырь: "Музыка ударяла "весело" и компания трогалась в путь. Впереди всех на прекрасном боевом коне несся сам прощальник "сивоусый"; нередко и он сам сходил с коня, пил, ел и пускался "навприсядки". Всех встречных и поперечных он приглашал в свою компанию, угощал напитками и предлагал всевозможные закуски. Если он увидит на своем пути воз с горшками, немедленно подскакивает к нему, опрокидывает его..., и вся веселая компания его тотчас подбегает к горшкам, пляшет по ним и разбивает вдребезги. Если он завидит воз с рыбой, также подскакивает к нему и ...всю рыбу разбрасывает по площади и приговаривает: "ижте, люди добри, та поминайте прощальника!". Если он наскочит на "перекупку" с бубликами, то ...забирает у нее все бублики и раздает их веселой компании. Если попадется ему лавка с дегтем, он... скачет в бочку с дегтем, танцует в ней и выкидывает всевозможные "выкрутасы". За всякий убыток...платит потерпевшим червонцами, разбрасывая их вокруг себя "жменями". Так добирается прощальник... до самого монастыря; тут компания его останавливается у стен святой обители, а сам он кланяется собравшемуся народу на все четыре стороны, просит у всех прощения, братски обнимается с каждым и, наконец, подходит к воротам монастыря и стучит в них:
- Кто такой?
- Запорожец!
- Чего ради?
- Спасатися!
Тогда ворота отпираются, и прощальника впускают в обитель, а вся его веселая компания... остается у ограды монастыря. Сам же прощальник, скрывшись за стеной монастыря, снимает с себя черес (пояс) с оставшимися червонцами, отдает его монахам, сбрасывает дорогое платье, надевает грубую власяницу и приступает к тяжелому, но давно желанному ,,спасению"" [35].
Таков был прощальный танец козака, "сивоухого", старика. Так поступал каждый "прощальник", которому мир стал уже не нужен, которому стало "тесно" и "трудно" жить "в реальном" мире. Это не бегство, это поступок. Идеи рыцарства, самоотречения, благодеяния жили, живут и продолжают жить. Вместо Одиссея, Махно и "сивоухого" козака в конце ХХ века стали рождаться новые бизнесмены, которые прошли путь жизни от колыбели до могилы, начиная с малого, достигли великого, и затем "спустились на землю", смирились и "сроднились" с землей в жертвенности, в акте благотворения, и некоторые из них, такие как Уоррен Баффет, можно сказать, решили исполнить самолично знаменитый танец козака - "танец прощальника".
Типы доноров
Решение пожертвовать деньги оказывается связано с основными характеристиками личности. Оно устойчиво присутствует в поведении человека и не возникает спонтанно и непроизвольно, поскольку с точки зрения тех, кто профессионально занимается собиранием пожертвований, каждый донор принадлежит к одному из семи видов доноров. Профессионал достаточно легко может отнести каждого благодетеля к одному из таких классов и подобрать соответственно характеру персонажа целенаправленный разговор, опираясь на ключевые слова, которые хочет услышать благотворитель, те слова, на которые он реагирует, которых ждет и на которые отзывается, поскольку они близки его мировоззрению и целям. На первый взгляд это выглядит как трюки, придуманные хитрецами, чтобы манипулировать личностью. Но есть же разделение всех людей на типы: холерики, сангвиники, флегматики, меланхолики с возможностью смешения различных уровней. Так же и с донорами. По своему социальному характеру люди тоже подразделяются на несколько типов. Можно привести пример таблицы семи типов благотворителей, если характеризовать каждый тип по его цели и позитивных бразах, использованных в разговоре с ним. Первый из этих персонажей "отблагодаритель" - самый капризный из всех типов, у него самый узкий список мотивов, из-за которых он готов жертвовать средства, и некоторые мотивы наоборот скорее оттолкнут его от решения поддержать какое-то конкретное благотворительное дело.
Отблагодаритель постарается отплатить за все полученное им самим добро. Слова, которые в первую очередь слышит такой благодаритель, с помощью которых надо обращаться к его уму или сердцу: эффективность, социальная ответственность, постоянная поддержка друг друга, человек должен сделать что-то важное в жизни, главное, чтобы в мире торжествовало добро, возможность.
Член коммуны в первую очередь реагирует на такие слова: ответственность, служба, нужно собирать средства, отчетность, социальная ответственность, поддерживать друг друга, служить обществу, гражданская ответственность, лидерство, человек должен делать в мире добро, эффективность.
Общественник - специальные мероприятия, благотворительные функции, сбор средств, поддержка друг друга, служба на благо общества, лидерство.
Альтруист - самореализация, целеустремленность, социальная ответственность, человек должен приносить в мир добро.
Благочестивый - Бог, долг, служение, целеустремленность, поддерживать друг друга, предназначение, миссия, помогать всем, возможность, исполнительность.
Династия - семейные традиции, ответственность, социальная ответственность, поддерживать друг друга, семейная история [36].
Впрочем благотворители отличаются друг от друга не только по внешности, "семи типам", но даже по полу и возрасту.
Намного больше женщины (46,4%), чем мужчины (21,1%) делают самые значительные пожертвования службам социальной помощи. Пожертвования социальному сектору - это самый распространенный вид помощи женщин, но не мужчин.
Для мужчин основной вид пожертвований - помощь университетам, школам, колледжам.
Опросы показывают различное отношение доноров к благотворительности. "Одни признавались, что грезы о бессмертии служили почвой для благотворительности и то, что за счет донора будет открыт какой-то новый филиал в каком-то госпитале или музее - это способ оставить после себя какой-то знак на песке времени. Другие признавались, что буквально трепетали, думая о том, что все картины, которые они собирали потом попадут в музей и имя дарителя будет навсегда связано с этими картинами. В этом случае филантропия служила механизмом приобретения признания после смерти" Но с другой стороны, многие доноры относились к пожертвованиям иначе и говорили, что "можно получить больше удовлетворения еще при жизни, какое удовольствие в том, что кто-то прилепит медную табличку к дарам, когда ты уже умрешь?.. Лучше сделать что-то значительное, когда ты еще сам можешь наслаждаться радостью свершившегося. "Когда меня не будет - это уже ничего не будет значить для меня" [37].
Различные типы социального поведения
В середине XIX века возникла потребность в социальной активности, в помощи всем нуждающимся, в благоустройстве всего, что есть, - не через "поручение сверху", не через приказание. Это стало личным "свободным" решением многих. Эта самопроизвольно-возникшая социальная направленность мысли определяла и политику, и науку, и даже быт обычной жизни. В это время появились социальные кружки среди интеллигенции, рабочие кружки на заводах и фабриках. Мысль о социальном благополучии, о переустройстве мира окрыляла всех, и, наверное, каждый думал, как помочь нуждающимся. Основными были три течения: республиканское (современные государственники), федералистическое, социалистическое (современные левые), анархическое (современные индивидуалисты, не объединенные никакой идеологией). Ступая по горячим углям революций, Бакунин писал в работе "Федерализм, социализм и антитеологизм": "...социализм был последним детищем Великой Революции, но до своего рождения она произвела на свет своего более прямого наследника...: чистый республиканизм, без примеси социалистических идей... Гораздо менее человечный, чем социализм, этот республиканизм почти не принимает в расчет человека, а признает лишь гражданина; если социализм стремится основать республику людей, то республиканизм желает лишь республику граждан..." Бакунин застал еще то "библейское", "райское" время, когда социализм, федерализм, анархизм росли из одного корня и надо было искать эпитеты, чтобы отличить эти течения, которые в последствии стали так чужды и враждебны друг другу... Для политического республиканца свобода лишь пустой звук; это свобода быть добровольным рабом, преданной жертвой государства; готовый всегда пожертвовать ради него собственной свободой, он легко пожертвует и свободой других. Итак, политический республиканизм обязательно приведет к деспотизму. Но для республиканца-социалиста свобода, соединенная с благоденствием и создающая всеобщую человечность посредством человечности каждого, это все, между тем как Государство является в его глазах лишь инструментом, служителем благоденствия и свободы каждого. Социалист отличается от буржуа справедливостью, ибо он требует для себя лишь действительный плод своего собственного труда; от чистого республиканца он отличается своим искренним и человечным эгоизмом, живя открыто и без громких фраз для самого себя; он знает, что, поступая по справедливости, он служит всему обществу, а служа всему обществу, служит самому себе. В 1848 году погиб не социализм вообще, а только государственный социализм, тот авторитарный и регламентированный социализм, который верил и надеялся, что Государство сможет полностью удовлетворить потребности и законные стремления рабочих классов, что, достигнув всемогущества, оно захочет и будет в состоянии положить начало новому общественному порядку. Итак, не социализм умер в июне, а Государство объявило себя банкротом перед социализмом и, признав себя неспособным заплатить ему долг и тем самым выполнить заключенный с ним договор, оно попробовало его убить, чтобы самым легким образом освободиться от этого долга. Убить его не удалось, но Государство убило веру, которую социализм в него питал, и тем самым уничтожило все теории авторитарного или доктринерского социализма, из которых одни... советовали народу во всем положиться на Государство, а другие продемонстрировали свою бездейственность рядом смехотворных опытов. Даже банк Прудона, который при более счастливом стечении обстоятельств мог бы процветать, потерпел крах, раздавленный буржуазией, проявлявшей к нему неприязнь и враждебность" [38].
Конфронтация трех земных ипостасей человека: государство-общество-личность, свидетелем которой был М.А. Бакунин и его современники, определила все дальнейшее развитие цивилизации. Чем более свободным становился мир, тем дальше "уходили" друг от друга эти три "ипостаси", чтобы потом опять слиться, искать сближения, союза, взаимопонимания в кооперации, сотрудничестве, социальном бизнесе.
"Это тот пункт, в котором принципиально расходятся социалисты-коллективисты, сторонники сильной власти и абсолютной инициативы государства, с федералистами и коммунистами. У них одна цель: и та и другая партия одинаково стремятся к созданию нового социального строя, основанного исключительно на коллективном труде, самою силою вещей равномерно распределенном между всеми без исключения членами общества, при равных для всех экономических условиях, т. е. при условии коллективной собственности на орудия труда.... Отсюда два различных метода. Социалисты-коллективисты думают, что нужно сорганизовать силы рабочих, чтобы овладеть политическим могуществом государств. Социалисты-федералисты организуются, имея целью уничтожение... ликвидацию государств. Коллективисты - сторонники принципа и применения авторитета, социалисты же федералисты верят только в свободу" [39].
Если раньше каждый думал только о том, как бы ему самому выжить, в новейшее время человек стал больше задумываться о том, как сделать так, чтобы большинство не так страдало, чтобы у людей была какая-то защита в трудных и кризисных ситуациях. В результате в большинстве стран мира люди стали жить спокойнее, возник, если можно так сказать, "государственно-анархический социализм", когда известная свобода гражданина от государства компенсировалась вовлеченностью личности в жизнь общества и каждый на своем уровне, однако на пределе своих возможностей (в идеале) старался жить ради общества так, как только "чистое" государство может жить, чтобы помогать всем безвозмездно, не оставляя себе ничего. Анархисты изначально были слабы в том, чтобы создать "работающий" проект нового общества, однако в критике идеи государства они были великолепны. Благодаря упорству этих людей и беспощадной убежденности в правоте своих идей, государство больше не существует только для того, чтобы манипулировать гражданами, например, призывать сына крестьянина на обязательную военную службу или чтобы собирать подоходные и имущественные налоги с пролетариата - работников крупных "автомобильных мануфактур". Государства в минуты кризиса (пример - мировой кризис 2008 года) сами ищут как помочь миллионам рабочих, однако не только государство думает о том, что сделать для граждан в трудное время, но и частные лица порой тратят все свои средства, чтобы сделать мир лучше. Каким, им кажется, он должен быть!
Благотворительность в современном мире. Корпоративная благотворительность. Личность и общество
Может ли какая-то отдельная личная благотворительность стать регулятором отношений личности и общества, минуя вмешательство государства? Или государство всегда должно быть медиатором взаимоотношений личности и общества? Многие говорят, что благотворительность - просто способ "некоторым хитрым бессовестным счастливчикам" расплатиться с обществом, чтобы "уравняться со всеми", вернуть законным владельцам полученное для того, чтобы стать вровень со всеми, или это последний самый верный способ возвыситься, доказать всем и убедить самого себя, что по положению ты выше массы, потому что можешь помогать, пасти, делиться, как говорили в старину: "кормить не только родню, но и нахлебников".
Личность и общество - давняя проблема. Можно ли сравнивать личность и общество или общество определять как множество личностей? Что дает личность обществу? Можно ли законодательно разрешить личности непосредственно отдавать обществу какую-то меру всего заработанного (а значит, и своей власти над миром) без контроля государства, или всегда государство должно следить, как личность давит на общество, и подсчитывать, что дает, что вытягивает, высасывает, что отдает и что взамен получает? Раньше говорили что государство - это аппарат принуждения граждан, теперь нужно говорить, что государство - аппарат контроля давления личности на общество и взаимоподобного контроля общества над личностью. На этой фразеологии можно строить различные концепции, однако в отношении личности и государства есть простое правило, как измерить, кто больше весит и куда "вес тянет": или государство ничего не дает личности и остается без нее, или личность действует в государстве вне общества, а государство хватается за рычаги: запрещает вывоз капитала (а без капитала куда убежишь! - значит, человек должен зависеть от государства), ограничивает возможности нерезидентов (а если приезжий, значит, работаешь без прав, значит, тоже зависишь от государства), повышает налоги на дарение, на наследство, имущественные налоги (а куда имущество денешь?.. и опять зависишь от государства!). Значит, государство хватается за бесполезные вожжи, чтобы остановить стремительный смертельный полет, как в колеснице, когда кони понесли, а не для того, чтобы посодействовать, подстегнуть, ускорить, посодействовать во всех отношениях... Благотворительность в демократической стране - это особенный разговор, это то, что может увязать интересы общества и потребности отдельной личности. В тоталитарных, неразвитых, одномерных обществах трудно говорить о благотворительности, потому что бизнес тесно связан с политикой, а политика с идеалами. Тот, кто жертвует ради идеалов, редко задумывается о тех, кому жертвы достанутся. Однако и в свободных обществах тоже нелегко понять, зачем и кому жертвует состоятельный успешный бизнесмен и кому средства в итоге достанутся?
Рассуждения о благотворительности и о том, какую деятельность должно разрешать государство в отношении помощи ближним, во многом напоминает рассуждения знаменитого критика собственности Прудона об имущественных налогах на собственность, о несправедливости налогообложения, о том, почему крупный собственник должен жертвовать государству больше, чем меньший... или не должен. Значение налогов для жизнедеятельности государства крайне важно. Без налогов государство будет обескровлено, а их размер, способы взимания и бюджетная политика по части расходов - это самое главное в различии типов государственной власти. "Для того чтобы покрыть расходы правительства, которое должно содержать армию, выполнять различные работы, оплачивать чиновников, необходимы налоги. Пусть все принимают участие в этих расходах; лучшего и желать нельзя. Но почему богатый должен платить больше бедного? Это, говорят, справедливо, потому что он имеет больше. Я, признаюсь, не понимаю этой справедливости. Зачем платятся налоги? Затем, чтобы обеспечить каждому пользование его естественными правами: свободой, равенством, безопасностью и собственностью, затем, чтобы поддерживать в государстве порядок, и, наконец, затем, чтобы создать учреждения, служащие для общественной пользы или развлечений. Так неужели же защита жизни и свободы богатого стоит больше, нежели бедного? Кто при вторжениях неприятеля, при голодовках и эпидемиях причиняет больше хлопот? Крупный собственник, спасающийся от опасности, не ожидая помощи от государства, или крестьянин, остающийся в своей хижине на добычу всем бедствиям? Разве порядочный буржуа более угрожает порядку, чем ремесленник или фабричный? Нет, несколько сотен безработных доставляют полиции больше хлопот, чем двести тысяч избирателей. Разве, наконец, крупный рантье, больше, чем бедняк, пользуется национальными празднествами, чистотою улиц, красотою монументов?.. Он предпочтет свое поместье всем публичным увеселениям, а если вздумает развлечься, то не станет дожидаться устройства шестов для лазания на призы" [39]. В этом отрывке рассуждений Прудона видно, как он "набрасывается" на государство с позиций защиты собственности, которую сам в других "пассажах" так же рьяно отвергает. В этом слабость политика, теоретика, создателя "очередной теории социального равенства", в душе которого чувства чисты, но мысли, намерения, методы и идеология вредны и предосудительны. Если имущественный налог вызывает такие сложные чувства у различных налогоплательщиков, примерно такие же чувства вызывает налог на наследование, и чтобы избежать его, многие крупные бизнесмены на закате деловой карьеры подумывают о том, как провести имущество, переведенное в денежный эквивалент, наиболее безопасным образом из своего кармана тем, кто (по мысли бизнесмена) больше в этом нуждается, часто мимо государства. Завершить жить достойно для современных социально-ориентированных бизнесменов - это не значит полностью расплатиться с государством в своей последней воле, а затем купить участок на кладбище для себя и всей семьи и мирно отойти от всех земных дел. Часто это большая работа, потому что "отдать" для этих великих умельцев заработанные деньги оказывается порой труднее, чем "получить". Теория благотворительности оказывается для этих благополучных, успешных людей порой сложнее науки бизнеса.
Благотворительность в известном смысле становится практической религией современного делового человека. И в рамках этой религии приобретает новое значение все самое обычное, что было низким и подлым раньше: как в донкихотовской сказке все вдруг меняет значение: деньги становятся и мечом и оралом, почти волшебной палочкой, работа бизнесменов по 20 часов каждый день или 100 часов в неделю, "соломенные вдовы" и распавшиеся семьи, дети-полусиротки от первого-второго брака - все это оказывается страшной, но необходимой жертвой, которую должен принести благородный бизнесмен, чтобы добиться личного успеха, стать рыцарем, а хитрости, уловки, сговор бизнесменов, уход от налогов - великим братством единомышленников, которые вместе и врозь противостоят власти дракона - государства. Или это все равно ничего не стоит и, как писали в священных книгах, кто был рожден из праха опять обратится в прах, потому что теперь современные "герои" вроде Баффета, люди рожденные в обычной семье (от простых смертных, но пришедшие в мир с божественной целью), пройдя путь жизни до последней половины (завершив деловую часть своей жизни), раздают все заработанное ближним, а поскольку заработано было много, облагодетельствованных ближних оказывается миллионы. Этот поступок напоминает древние рыцарские традиции. "Христианское средневековье создало, кроме того, идеал рыцаря, выдвинуло образ рыцарского благородства, верности, жертвенного служения своей вере и своей идее" [24]. Вместо святого - идеала раннего средневековья - пришел рыцарь и остался надолго. Только это уже не рыцарь-завоеватель, это рыцарь в душе, такой мечтательный, как Дон Кихот. Отказавшись от собственности, своим личным решением, "последней волей" современные благотворители возрождают мечты Прудона, отца анархизма, для которого "собственность - это кража!" и благородный человек рано или поздно должен сам отказаться от нее, поскольку обладание собственностью для многих "философствующих" собственников становится делом трудным, рискованным, но не в том смысле, как "это было раньше в мире бизнеса", а рискованным и трудным в нравственном восприятии: грешным, потому что зачем нужна собственность, если больше не умеешь, не можешь или не хочешь ею распоряжаться? Собственность - это не райская услада, это не пища богов - амброзия, это орудие производства, это плуг! Зачем и кому нужен плуг, если не пашешь? Отдай плуг другим, - и тебе станет легче и всем будет лучше. Собственностью должен распоряжаться только тот, кто хочет и умеет распоряжаться, приумножать, а не хочешь (устал, споткнулся или свалился) - отдай собственность другому, поступи как рыцарь, как запорожский козак, уйди в монастырь.
Деловые люди, бизнесмены в XXI веке - рыцари, воюющие не на поле брани, а на оптовой или фондовой бирже. Это люди со своими понятиями о чести, совести, со своей верой и со своими обычаями. Естественно, не все они "прощальники" и каждый сам решает, как он должен поступить со своим богатством.
Демократическая форма правления часто помогает рождаться удивительным "рыцарям". Это мы уже видели в XX веке, но никто не считал и, наверное, невозможно даже сосчитать, скольких "рыцарей" демократия погубила. Демократия - это не лекарство, это химера, созданная людьми. Социальная химера, которая, помогая рождаться одним, губит других. Это поле пшеницы, на котором то тут то там вырастают высокие колоски. Но где-то рядом на опушке, возможно, вызревают другие еще более колоссальные побеги! Только они никем не востребованы, колосятся в том мире, где никто их не видит и не оценит.
Иногда в обществе возникают идеи, которые со временем становятся всеобщими. Тогда формируются новые великие религии или возникают большие исторические заблуждения. Но очень часто многие возвышенные, трогательные идеи зажигают только некоторых, и дальше огонь не идет, угасает, как костер, сложенный из сырых и разнородных веток, которые не могут зажечь друг друга, не могут создать жар, который свободно будет подниматься ввысь, зажигая все на пути. Такова судьба большинства социальных идей, которые зажигают многих, но по разному, и в силу разной природы огня, охватывающего разных носителей, костер не поднимается, угасает и только тлеет. Раздуть его пытаются со всех сторон, но это напрасно. Социальные идеи - лекарство, которое не всегда и не всем помогает, потому что для одних - это единственное средство примирить личность с обществом, с помощью которого каждый приобретает право возвыситься над семьей, государством, законом, обычаями и предрассудками или хотя бы стать вровень с ними, а для других - это единственный способ поверить, что человек не одинок в своей малости и незащищенности, что есть закон, защищающий всякого перед всеми: перед другими успешными личностями, тиранами и избранными правителями.
Благотворительность для некоторых оказывается спасением, последней возможностью легально "отдать великому всеобщему ,,кесарю кесарево"", точнее, сделать вид, что отдали кесарю, а на самом деле человек продолжает служить только самому себе и старается реализовать потребности своей личности. Поэтому говорят, что благотворительность служит только благотворителям и что это высшая точка эгоизма, потому что человек, заработавший деньги, тратит все на других, как хочет сам. Или все-таки благотворительность и жертва собственности - это не столько индивидуальное спасение, а, скорее, действие протестующие, происходящее от обычной неприязни личности к тирании законов общества? Поэтому если человек в деловой период жизни всячески старается избежать налогообложения, ищет пути, как спрятать прибыль в некоторой вненалоговой оффшорной зоне, он потом с таким же рвением стремится сделать как можно больше за те малые индивидуальные средства, которые скопил и заработал. Есть какая-то старинная вражда между личностью и государством в отношении налогов. Ренан в своей книге "Жизнь Иисуса" упоминает это, описывая волнения, возникшие в Иудее после завоевания ее Римом. И едва ли не главная проблема была в том, что в Риме граждане и варвары привыкли платить налоги, а в Иудее нет. Как пишет Э. Ренан, "налог с точки зрения чистой теократии был почти богопротивным делом. Бог есть единственный господин, которого человек должен признавать и поэтому платить подати светскому правителю значит некоторым образом ставить его на место Божие. Совершенно чуждая идее государства еврейская теократия из своей исходной точки делала вполне логичные конечные выводы, отвергая гражданское общество и какое бы то ни было правительство. Деньги в общественных кассах считались краденными" [6]. Если для теократичных евреев в послецарствие царя Ирода Великого было невыносимо платить подати, для современных бизнесменов, процветающих в условиях глобализации бизнеса и демократии, посвятивших жизнь прибыли, торговле, дивидендам, развитию компании и ставших основными акционерами своих успешных компаний, отдать это все в руки налоговых чиновников - это такое же кощунство, как признать кесаря богом! Для современных бизнесменов деньги, отданные государству для уплаты налогов, - это украденные деньги, которые государство мощью всех своих институтов и верховной властью отбирает у бизнесмена. Так что "кражей" оказывается не обладание собственностью, против которой выступал Прудон, а имущественное налогообложение собственников. И бизнесмен тратит столько же времени, чтобы не платить эти "кощунственные" налоги, сколько потом расходует, чтобы отказаться от собственности, которую сберег, чтобы передать своим личным решением на пользу нуждающимся. Возникает коллизия, конфликт личности со всеми ее возможностями и законными требованиями государства!
"Многие доноры были глубоко озабочены тем, что станет с их богатством после смерти. ... Одно было очевидно, что доноры не хотели бы видеть, что их богатство перешло в руки государства в процессе уплаты налогов наследниками. Деньги, которые отходят государству - это потерянные деньги, тогда как деньги, которые переданы благотворительным организациям, рассматриваются как пожертвованные" [40].
Одним из самых важных поворотных моментов в современной американской благотворительности стала глобализация благотворительности. Если раньше жертвователь выделял средства чтобы поддержать город, в котором живет, округ или район, теперь благотворительность сосредоточилась на проблемах глобального масштаба и часто средства доноров идут на помощь другим странам, массам, нуждающимся в третьем мире. Это также происходит, поскольку в развивающемся мире за ту же сумму денег можно сделать ощутимо больше чем в США и, соответственно, отчетность будет выглядеть лучше и распределение пожертвованных средств будет более широко представлено. Хотя во всей Америке все равно недостаточно благотворительных средств, чтобы добиться ощутимых изменений в мире бедности и сделать так, чтобы благосостояние было распределено в мире более ровно. Отчуждение благотворительности от благотворителя - это проблема, о которой нужно говорить. Некоторые современные молодые благотворители сами находят способы решить это противоречие.
Не только владение собственностью может быть поставлено под сомнение, но и то, как владелец собственности отказывается от нее. Не только то, как бизнесмен заработал деньги, но и то, как отказывается от денег. Это тоже может вызвать вопросы. Благотворительность, питаемая личным богатством, однако направленная на то, чтобы улучшить всеобщее благосостояние, заключает в себе свою собственную проблематичность. Законность, легитимность благотворительности может быть подвержена сомнению. Можно спросить: почему эти огромные суммы денег кто-то тратит по своему желанию? Как хочет и как сам понимает, чтобы они служили удовлетворению общественных потребностей и тем самым сам поступает как миниатюрный, и совершенно недемократический режим? Может, нужно до конца пойти по анархическому пути и, отвергая собственность, отвергая государство, создать общественно-признанный закон, чтобы все граждане могли сами отказываться от собственности ради пользы общества? Может, в этом было самое слабое звено всех теорий социальных реформаторов общества? Они признавали современные общества "недоразвитыми", требующими улучшения, тем самым соглашались, что общества имеют свою историю, свои законы, этапы развития! Однако конкретной личности они отказывали в праве на историю, в праве пройти свои этапы развития и самой найти, выстрадать то, что ей лично нужно. В этом смысле можно назвать современных благотворителей героями, поскольку они вопреки всему - традициям, обычаям, воле родственников и друзей - завершают свою жизнь ради пользы всех, а не ради своей собственной истории и славы, конфликтуют с теорией: и государственности и анархизма, поступают по- своему как анархичные, не государственные люди, которые служат обществу, поскольку "привыкли играть по правилам", признают роль государства, научились "выдавливать зверя" и жить "не для себя, а ради общины".
Глобализация благотворительности, когда донор теряет связь с тем, что он делает и ради чего жертвует средства, дарит другим "свою жизнь и свой успех" - это процесс, который происходит в силу "естественных причин", как когда-то естественное единство "личность-община" вынуждено было признать верховенство триады "государство-общество-личность".
Новая корпоративная благотворительность
Порой нет ничего героического в поступках многих благотворителей. Кажется, что такие люди практически ничем не жертвуют, чтобы принести какую-то пользу обществу. Зачем жертвуют? Трудно оценить, что получают взамен, какие наслаждения испытывают. Каждый, видимо, наслаждается по-разному. Ясно одно - в благотворительности таится какая-то "услада" или "есть польза", иначе зачем бы современные бизнесмены строили бизнес двояко: один построен так, чтобы зарабатывать деньги, другой служит совершенно противоположной цели и деньги тратит. Многие современные "молодые" бизнесмены решают "отправлять" благотворительные нужды, пока основной бизнес успешно работает и за счет этого помогают нуждающимся не из своих собственных средств, а анонимно, через регулярные пожертвования корпорации, которой бизнесмены владеют. Это новое направление в благотворительности. Такой подход можно осуждать и можно найти десятки причин, поводов и возможных последствий, чтобы объяснить, почему так поступать не нужно. Однако если есть такой вид современной благотворительности, значит, не о чем спорить. В XX веке возникла новая корпоративная благотворительность, которой в таких формах и масштабах не существовало раньше. В давнее время деловые люди жертвовали средства церкви на реализацию других проектов помощи нуждающимся, но никогда еще никто не работал в бизнесе постоянно, целенаправленно и осознано ради определенной цели и в то же время не просто жертвовал деньги за счет компании, а лично участвовал в благотворительной деятельности. В этом есть что-то странное: гордыня. "Не только могу зарабатывать одной рукой, - как бы говорит такой "молодой" бизнесмен, - но и могу спасать другой".
Корпоративная благотворительность в традиционной форме (как управление пожертвованиями, а не благо-творение) существует достаточно давно. В современном мире в сфере этой деятельности заняты миллионы служащих - внутренние менеджеры корпорации, занимающиеся вопросами благотворительности: public affairs, public relations, corporate communications, government relations, communities relations officers, вплоть до уровней вице-президентов крупных компаний, а также внешние фандрайзерские профессионалы, которых руководство компании нанимает для проведения различных благотворительных мероприятий для сбора пожертвований.
Существуют различные виды традиционной корпоративной благотворительности: спонсорство различных местных и крупных спортивных состязаний, фестивалей искусств, концертов. Такая помощь, считается, увеличивает прибыльность бизнеса. Известно множество руководств, учебных пособий, посвященных этому вопросу.
Проблемы благотворительности: подводные камни, рифы, мели
Чтобы добиться значимых результатов, не только благотворители-доноры, но и благотворительные организации - крупные фонды - должны объединяться, поскольку обычно для решения крупных социальных задач средств одного донора (или даже самых крупных благотворительных организаций) оказывается недостаточно. Однако обычно такое сотрудничество по ряду причин невозможно. Благотворительность в современном мире - это не мир, это война! Различные благотворительные организации воюют за средства доноров, и каждая организация пытается доказать всем, что у нее самые "правильные" представления о помощи и именно она лучше всех может решить данную социальную проблему. Иногда это выглядит настолько нелепо, как если бы бедные вдовы, зная, что в собор придет Христос, собрались и стали кидать в "сокровищницу" свои "лепты": соревнуясь, кто меньше (одна кинула монетку, а другая сдернула и бросила головное покрывало - последнее, чем может пожертвовать бедная вдова!). Это выглядит так, как будто собрались в храме торговцы, которых безжалостно разогнал Христос.
Еще одна проблема благотворительности заключается в отсутствии обратной связи между донором и организацией, поскольку менеджеры благотворительных организаций - это своего рода "слуги народа", которые (как партийные деятели советского времени) никому не подотчетны. Только в последнее время появилась плеяда молодых технократов-благотворителей, которые разбогатели в относительно молодом возрасте, готовы сами следить за развитием благотворительной составляющей своего бизнеса и одновременно выступают в двух ипостасях: и как благотворители-доноры и как распорядители (своей собственной) благотворительности. Раньше благотворительностью обычно занимались на закате жизни, "меняя" бизнес на благотворительность. Однако контролировать благотворительность не так просто. В этой сфере часто бывают неудачи, по разным причинам не удается реализовать задуманное. Такие неудачи можно разделить на два класса: конструктивные неудачи, которые учат чему-то и становятся примером того, как не надо поступать в данном случае, и неудачи, которые ничему не учат, когда деньги доноров были потрачены впустую и никто затем не проводил исследовательскую работу для выяснения, что было сделано неправильно, почему и как избежать в дальнейшем подобных ошибок. Примером конструктивной неудачи может служить работа фонда Рокфеллера, который с 1982 по 1988 год спонсировал через различные фонды четыре местные социальные организации в различных городах, занимающиеся помощью в профессиональной переподготовке одиноких матерей. Они ставили цель выяснить, может ли углубленный профессиональный тренинг и консультации помочь участникам уменьшить зависимость от социальных пособий и увеличить самостоятельность. В результате наблюдений, попутных исследований, сравнения участников программы с теми, кто не получал никакой помощи, выяснилось, что в долговременной перспективе никакой зависимости не было: получал кто-либо помощь в переквалификации и консультации по трудоустройству или нет. Примеров неконструктивных неудач в благотворительности достаточно много, даже больше, чем обычно принято считать, и в основном ошибки вызваны тем, что доноры пытались добиться невозможного, ставили цели, которых с выделенными средствами невозможно было достичь, или целей было слишком много.
В современном обществе все более определяются роли участников: гражданин, государственная власть, бизнесмен, неправительственные и некоммерческие организации. Деньги, которые государство тратит на пособие по безработице и бесплатную медицинскую помощь, - это практически все, чем современное государство располагает. На остальное не хватает средств. Даже систему высшего образования большинство государств поддерживает таким образом, что студентам на льготных условиях предоставляется кредит, а "бесплатным" оказывается высшее образование только для самых "лучших", которые "каторжным трудом" все четыре года обучения в университете должны подтверждать высокими оценками свое право на получение пособия, но даже такое фондирование в большинстве случаев осуществляется не за счет государства, а за счет системы частных пожертвований. Большинство других социальных программ государство также стремиться перепоручить местной власти: губерниям, штатам, провинциям. В конце концов множество мелких в государственном масштабе, но достаточно крупных и важных инициатив "оседает", остается "на плечах" благотворительности: это помощь одиноким, тем, "кто не покрыт социальными гарантиями", больным и престарелым, требующих отдельного, дорогостоящего ухода и лечения. Трудно оценить в финансовом отношении, какую часть социальной помощи оказывают благотворительные организации на Западе, какую государство, но в последнее десятилетие все большее количество программ, особенно новых, финансируется за счет частных доноров.
Благотворительность крайне недемократична, поскольку благотворители чаще всего не позволяют общественности, местным организациям наблюдать и оценивать что и как делается. Богатые доноры сами решают, как надо помогать нуждающимся. Совет директоров благотворительной организации происходит за закрытыми дверями, и то, какие принимаются решения и почему, скрыто от публики, от посторонних, не подлежит контролю со стороны общественности. Члены совета директоров - это не выборные лица, ответственные перед электоратом, благотворительные фонды работают так, как нужно донору, богатому спонсору, благодетелю. Прозрачность, регулярная финансовая отчетность - это норма деятельности в большинстве западных крупных благотворительных фондов, однако эта отчетность не совсем та, которая необходима открытым, благотворительным организациям, а, скорее, отчетность, напоминающая квартальные и ежегодные отчеты крупных глобальных корпораций, судя по которым, никто не может понять, насколько "здорова" данная корпорация или насколько она "больна". Поэтому возник кризис доверия к управлению в крупнейших мировых компаниях, вызвавших крах 2008 года. Современные независимые крупные благотворительные фонды (Красный крест, Армия спасения) обычно рьяно отстаивают свою независимость, они "закрыты" от посторонних, держатся в стороне от свободной прессы, даже друг от друга и редко осуществляют какие-то общие проекты. Если в современных государствах четвертая власть - пресса - помогает обществу контролировать решения, принимаемые за закрытыми дверями парламентом, судом или правительством, то такой четвертой власти в мире благотворительности пока нет. Пресса не живет в мире благотворительности, в нем работает только замкнутый круг корреспондентов и изданий, финансируемых не за счет читателей, а за счет заказчиков. Это мешает развитию системы благотворительности, тормозит ее, позволяет незаметно коррумпировать ее. Обществу необходима работа свободной, независимой прессы для освещения проблем благотворительности, успехов и неудач. Тем более, что благотворительность - это конкурентный бизнес и на каждого донора и на каждую программу обычно возникает очередь благотворительных организаций, готовых помочь решить любой вопрос. Пока не работает пресса, не следит за работой благотворительных организаций, общество зависит от личного решения состоятельных доноров, от того, куда и как они направят средства. Но и сами доноры вынуждены постоянно следить, куда и как распределяются их финансы. Доноры ради возможности контроля вынуждены входить в совет директоров благотворительного фонда, который спонсируют. Проблема контроля над работой благотворительных фондов - это сложная проблема. С одной стороны, очевидно, что нет ничего плохого, если человек тратит на других свои средства, тем более если это его личные средства, за которые он уже заплатил обществу дань в виде налоговых отчислений. Проблема только в том, насколько общество может вникать в то, куда идут эти средства и на что тратятся. Если общество будет слишком сильно вникать, деньги не пойдут, а если не вникать - что тогда будет? А может, ничего плохого и не будет, если хорошо работают следственные органы под надзором независимой прокуратуры? Впрочем контроль над благотворительностью и свобода благотворительности - это то противоречивое единство, которое пока не удалось создать, но этот вопрос требует решения: исследований, обсуждений, новых законов. Необходимо обратиться к истории благотворительности, оценить, что было сделано верно, что оказалось вредно, какие "течения" возникали в благотворительности, в каких странах что и почему работало хорошо, а что плохо. Необходимы фундаментальные исследования истории, обычаев, особенностей, философии, психологии, этнопсихологии в благотворительности, математических законов "распределения благотворителей", более подробная классификация типов благотворителей, изучение вопроса: когда необходима работа благотворительности, а когда государство само должно вмешаться и решить вопрос? Может, пора открыть биржу, на которой будут торговаться акции благотворительных фондов, поскольку только тогда появится открытость, подотчетность, конкуренция и тогда заработает пресса.
Современная благотворительность - это новое общественное явление, новая конструкция, построенная художником-благотворителем. С философской точки зрения, это очередной виток развития идей неоанархизма, поскольку кажется, что личность (донор) действует вне государства и даже порой наперекор, но это не тот молодежный, студенческий неоанархизм, который отрицает значение государства и жжет на улицах машины или автомобильные покрышки, а скорее неоанархизм профессора, человека, который относится к государству без всякого пафоса, но и не бросает туфли в президента. Это, можно сказать, а-теизм Сартра, в суждении которого относительно религии нет ничего отрицательного и пресловутое "а-... = нет, поскольку "а-" означает не отрицание, а направленность мысли. А-теизм, значит только, что не нужно думать о Боге, а только о человеке, в современном анархизме /ан-архизм/ - не нужно думать о том, кто помогает миру: отдельный человек или общество, личность или государство, потому что, начиная с какого-то момента, личность сама понимает, что именно она ответственна за судьбу человечества и должна сделать то, что обычно делает государство в самом его великом значении: помочь простому человеку прожить достойно свою жизнь. В этот момент невозможно отличить успешного благотворительного бизнесмена от умелого правителя государства, поскольку цели одни, хотя средства и возможности разные.
Если с философской точки зрения еще можно как-то определить, что такое современная благотворительность, то говорить о современных благотворительных организациях с точки зрения тенденций, конфликта личность-общество, выбора между близкими и далекими нельзя. Благотворительные организации (если говорить о списке ста крупнейших) - это высокоорганизованные, крупнобюджетные организации, зарегистрированные преимущественно в США, получающие финансирование за счет сбора средств, построенные на корпоративных принципах, как и большинство других неблаготворительных, прибыльных, коммерческих глобальных корпораций. Соответственно, такие "корпорации" подвержены всем "удачам момента развития" и "кризисам", как и все другие сообщества. Современная благотворительность в крупных формах построена по законам корпоративного бизнеса, но философия этого бизнеса, этика, отчетность, традиции этого бизнеса все же иные.
Проблемы общества порождают соответствующую благотворительность, так что общество имеет такую благотворительность, "которую заслуживает". В разных обществах может быть "тяга" к разным типам благотворительности, поскольку сами современные общества тоже различны, и, отвлекаясь от деталей, основываясь только та самых главных признаках: насколько свободны взаимоотношения человека и группы, общества и государства - эти различные типы можно охарактеризовать с помощью различных подходов.
Рыночный демократический подход - общество само разберется со своими "вечными" проблемами и рано или поздно выработает приемлемый для большинства механизм зарабатывания денег, помощи нуждающимся за счет разумных налогов, минимальной государственности, стимулирования экономики в кризисные моменты.
Социалистический государственный подход - государство с помощью выборных законодателей рано или поздно создаст простой и понятный свод законов (налоговых и криминальных), следуя которому большинство законопослушных граждан сможет жить и работать, а общество будет процветать благодаря этому.
Социалистический анархический подход - никто никогда не сможет создать свод законов, следуя которым всем всегда будет хорошо, потому что очевидно любые человеческие законы будут недостаточно хороши (если даже не помогли десять заповедей) и, например, слабые всегда будут слабы, поэтому сильные всегда будут обходить законы и властвовать над слабыми. Но если случится такое, что слабые сами найдут почву для взаимной кооперации (особенно для сотрудничества не в политическом, а в житейском смысле как соседи-самаритяне, как сотрудники-работники-кооператоры), тогда случится чудо и все простые люди, которых большинство и которые не глупые и не бездарные, смогут жить так, как должны жить в свободном и процветающем обществе.
Однако до сих пор не существует фундаментальных исследований о видах благотворительности.
Истории благотворительности и истории философии благотворительности в широком смысле нет. Исследователь должен опираться на сведения, которые наиболее доступны. Это прежде всего история благотворительности на северо-американском континенте.
История благотворительности в США делится на два периода. С конца XIX века до 1960-х годов существовала старинная благотворительность, основанная на том, что состоятельные семьи создавали фонды с минимальным управленческим штатом, которые должны были помогать обществу решать какие-то простые, бесспорные вопросы: борьба с бедностью, помощь пострадавшим, помощь обездоленным, финансирование деятельности университетов или больниц. Начиная с 1970-х годов, возникли крупные благотворительные фонды, работающие публично с большим административным штатом. Эти фонды стремились привлечь как можно больше мелких и крупных доноров. Возникла индустрия благотворительности. Новая организация благотворительности была основана на старой и привычной форме доверительного управления, трасте, когда средствами донора распоряжались наемные управляющие. Траст (доверие) оказался подобен своей противоположности - корпорации (кооперации независимых инвесторов-вкладчиков-доноров). Это вовлекло благотворительность (как корпорацию) в колею обычного бизнеса, открыло новые возможности - например, возможность осуществления благотворительной деятельности в "третьем мире", на другом континенте, однако не решило главный вопрос - контроля за расходованием средств (общественного контроля и контроля со стороны донора). Именно этот вопрос стал главным.
В истории благотворительности США был период, когда укрупнение благотворительных организаций и их новая роль в обществе вызывала споры. А то, что деньги в благотворительные фонды поступали из самых обеспеченных семейств, вызывало только тревогу у сенаторов относительно того, насколько благотворительность влиятельна и независима.
Чтобы понять современную благотворительность, необходимо помнить, что она возможна только в свободном демократическом обществе, где успешный, богатый бизнесмен может возникнуть сам по себе, по своей воле, а не благодаря протекции, контактам, связям, милости и поклонам. Кроме того, проблема еще и в том, как и насколько свободно он может реализовать себя "в последней воле". Завладев в течение жизни какой-то крупной собственностью, как сможет отказаться от нее? В свободном обществе не все могут "рождаться сами", иногда человеку нужна помощь, его "нужно высидеть". Демократия часто мало заботится о своих питомцах, хотя и в вопросах наследства она часто мешает своим взрослым успешным питомцам выразить себя. Не нужно забывать об обоюдоостром лезвии демократии, о "деспотии" демократии, о положении яркой, успешной, активной личности, делового человека, о том, как он "рождается", "вписывается" в общество, что дает социуму помимо того, что в результате деловой деятельности создает рабочие места, получает прибыль и платит налоги, как вовлечен в общественную жизнь, какие у него есть возможности реализовать себя, ведь общественная деятельность порой происходит от неудовлетворенности, а не от "жажды денег, власти и почестей", и демократия должна позволять каждому реализовать "полезную неудовлетворенность". Но как отсеять полезную неудовлетворенность от бесполезной и вредной? Это проблема демократии, и об этом надо говорить. Поскольку и в демократии есть свои болезни, свои темные, грешные, "срамные" места, о которых не принято говорить, но нужно. Следует говорить открыто "о том часе", когда отдельный человек остается один-на-один с государством, с властью, с волей большинства - и тогда многое скрытое проявляется.
Деспотия демократии
"Демократия = власть народа" [41]. Кому помогает эта простая, "банальная" власть народа и кого защищает? Помогает слабому стать сильным или наоборот обуздывает сильного, чтобы "властелин" был не сильнее слабого? Над кем преимущественно властвует демократический властелин - над другими нетитульными народами, репрессирует, изгоняет, лишает избирательных прав или властвует над тираном, которого обуздал, или над каждым (тьма ему число), кто принадлежит к числу полноправных граждан? Это давние вопросы, на которые пока нет ответа. Можно вспомнить апорию Бакунина: "Спрашивается, если пролетариат будет господствующим сословием, то над кем он будет господствовать?" [39].
Существование власти предполагает, что есть такие, кто противится ей. Можно ли называть таких людей отступниками или ренегатами? Или латинское слово "ренегат" плохо согласуется с греческим "демократия"? Кто такие ренегаты? Те, кто по своей воле выступил против веры, публично изменил всеобщим верованиям и выбору, сделанному большинством, был пойман и осужден за это на остракизм? В таком случае, что такое остракизм: страшное проклятие, как в жизни Сократа, который предпочел смерть изгнанию, или это чудесное избавление, как в доброй сказке о послушной и безвредной Золушке, которая в конце концов оставила семью и вышла замуж за прекрасного принца? Ренегат - тот, чью жизнь попирает воля народа, выраженная в его свободном совокупном волеизъявлении, или тот, кто сам бежит от "знакомого большинства" в поисках "нового"? Это изменщик, нарушитель законов или вечный искатель, несчастный беглец? Какие права должны быть у ренегатов, если согласиться, что это репрессированное меньшинство, существующее в каждом современном обществе? Демократия и все связанное с демосом в разные времена понималось людьми по-разному. В древних Афинах на заре демократии, когда жизнью великого города правило общее собрание граждан, демократией называли публичный акт определения человека, который "больше всех за год стал ненавистен всем", в ком стали явно видны все признаки будущего тирана. И такой человек, будучи выявлен тайным голосованием, немедленно изгонялся, подвергался остракизму и не мог возвращаться в Афины в течение какого-то срока. Говоря о демократии, не нужно забывать, что такая публичная оценка отдельного человека всем демосом не противоречит демократии, и тирания демократии по отношению к отдельному человеку присутствует в истории изначально "по умолчанию". Современная теория демократии мало учитывает психологию человека. Так сложилось исторически. В борьбе за признание после Реформации в череде революций демократия быстро остыла (если вообще горела когда-то), перестала использовать человеческие чувства, настроения, верования отдельного человека, стала опираться на всеобщие философские, этические, юридические понятия: равенство всех перед законом, свободные справедливые выборы, право на то, что дано от Бога, обязанность по отношению к тому, во что веришь, а слово "братство" вскоре само вышло из оборота. Великая триада слов: "свобода, равенство, братство" быстро лишилась одного (очень существенного, третьего, краеугольного) члена. Несмотря на это, возникло убеждение, что любой человек, если ему реально предоставить свободу выбора и не манипулировать сознанием, выберет жизнь в демократическом государстве, обществе равенства и свободы, и поэтому такими должны стать все общества. Подобное развитие мировых событий стало настолько очевидным, что перестало даже оспариваться в развитых странах. Раз-два - хорошо, а три - зачем еще нужно? Потеряли "братство"! Ну и что? Ради "братства" уже столько было переломлено копий, а равенство и свободу так и не удавалось достичь. Неужели нельзя жить без братства? Может, без него каждому будет намного лучше? Каждый сможет жить, как хочет, и никто никому ничего не должен. Или без "братства" никому не нужны ни свобода ни равенство? Это очень важно понять.
Свобода и равенство - это простые идеалы, арифметические, поскольку в них нет жертвы. "Братство" другое. Братство - это не свобода, братство - не равенство, это краеугольный камень. Вытащи его и любой дом рухнет. Свобода и равенство любят опираться на братство, но братство не нуждается в опоре. Зачем и кому нужно братство? Почему свобода и равенство без братства создают бюрократическое общество большинства, демократическое общество, в котором слабому жить тяжело, а сильному хорошо, трудно, но стыдно? Почему нельзя построить общество без братства? Это сложный вопрос, но видимо есть какие-то фундаментальные причины.
Говорят: западной цивилизации грозит упадок. Почему? Потому что демократия сделала все, что могла дать большинству, но не сделала ничего для каждого. Что делать человеку, который не хочет жить в той демократии, в которой рожден, в которой вырос, к которой принадлежит? Когда его капризное единственное "Я" не находит ничего общего с потребностями, желаниями и целеустремлениями общечеловеческого "Я"! Теоретически на этот вопрос очень трудно ответить, но практически можно посоветовать: нужно включиться в политическую деятельность, найти единомышленников, чтобы вместе с ними поменять власть, или (другой вариант) никуда не включаться, а жить своей жизнью, не заниматься политическими вопросами, веря, что механизмы демократии в современных обществах достаточно развиты, весьма саморегулируемые и даже очень коррумпированное, но демократическое общество само восстановит свою целостность. В современном глобализованном мире можно также надеяться, что влияние других стран, мирового сообщества вынудит даже самые закоренелые тиранические демократии измениться к лучшему и стать подобными большинству развитых стран. Однако все равно остается неясно, что делать конкретному человеку, если он, по своему несчастью, не удовлетворен тем демократическим обществом, в котором рожден. Так же и крупный бизнесмен, "заработавший" десятки миллиардов долларов, если с возрастом он "остывает" к бизнесу, не понимает, зачем ему лично нужна такая "лишняя, бесполезная собственность" и как ему распорядится этой собственностью так, как он сам этого захочет?
Демократия - это исторический процесс созидания государства определенной структуры. Порой трудно определить, демократическое вышло в итоге государство или нет, поскольку в каждом государстве могут в то или иное время возникать разные "истории". Может быть, самое главное отличие демократического государства от недемократического - это то, как живут правители, избранники народа. Если избранники живут как все, задумываются о будущем своих детей, планируют расходы: чтобы вовремя делать выплаты по ипотечному кредиту, оплачивать страховку за машину, расходы на еду, развлечения, обучение детей и т.д. и следят, чтобы не испортить кредитную историю - это демократическая страна. А если избранникам уже беспокоиться не о чем - это плохо, поскольку выборная власть оторвана от "народа" и власть может вернуться к народу только насильственно через революцию, осуждение, отторжение, проклятие...
Современный свободный мир, построенный на демократических принципах, создает преимущества крупным, развитым, активным государствам, доминирующим, часто за счет и в ущерб мелким, традиционным, социальным. Это "противоречие", точнее сказать, неравновесие, компенсируют многие западные успешные бизнесмены своими личными средствами, привлеченными пожертвованиями других доноров. Фонд Билла и Мелинды Гейтс помимо поддержки образования в США также проводит огромную работу в странах Африки и Азии. Вот цитаты из годового отчета за 2006 год: "Почти 2,5 млрд. людей в развивающемся мире живет меньше чем на 2 доллара в день. Этот уровень жалкой нищеты (непостижимый для большинства людей в развитых странах) сужает, превращает жизнь в ежедневную борьбу за выживание. Основные потребности в воде, жилище для большинства недоступны, а медицинская помощь и образование - недостижимая роскошь" [42]. Цели крупных благотворительных организаций высокие, но могут ли они реализовать их? Достаточно ли сил у отдельных успешных бизнесменов (а такого понятия нет, поскольку отдельных успешных бизнесменов не бывает, а всегда за ними стоит команда людей, которых они смогли организовать и с помощью которых добились успеха). Так что, учитывая замечание, могут ли крупные бизнесмены со всеми своими денежными и человеческими ресурсами справится с проблемами, с которыми государства не справляются? Или у благотворительных организаций тоже есть свои темные, "спорные" места? Что лучше: благотворительность или кооперация? Кто лучше помогает - частный донор с большими средствами, но со своей личной программой помощи и со своим видением, или же крупные благотворительные фонды, построенные по типу глобальных корпораций, которые очень далеки как от "мелкого человека", так и от "крупного донора"? Или лучше всего помогают всем общества взаимопомощи равных - общества потребительской кооперации? До сих пор кооперация в мире возникала в тот или иной момент истории, но никогда не делала историю! Общины Оуэна, которые время от времени самопорождались в разных районах мира, израильские kibbutz, которые, надо признать, существуют достаточно долго, Новая экономическая политика - НЭП, породившая на несколько лет расцвет кооперации в молодой Советской России, самоорганизующиеся микрообщества отца анархизма Прудона, система микрокредитов нобелевского лауреата 2006 года г-на Юнуса - это все попытки одной идеи пробиться, получить роль в развитии человеческой цивилизации, занять свое место в истории. Эти длительные, повторяющиеся попытки одной и той же идеи "занять место" свидетельствуют, что в этой идеи что-то есть, и это не просто спонтанное стремление нескольких успешных индивидуумов, объединенных общей целью, а определенное направление, и есть некая "правда" в этом движении.
Важность микрокредитов, причем с минимальным или даже нулевым процентом, для развития мелкого бизнеса и кредита, основанного на доверии, осознал еще Прудон в ХIХ веке, который сам планировал создать Народный банк, который справедливо менял товар на деньги и всем производителям единым образом добавлял прибавочную стоимость. Подобную идею предложил Нобелевский лауреат Юнус в конце ХХ века. Только если во время Прудона существовала проблема недоверия и Народный банк должен был сам обсчитывать и оценивать товарную стоимость отданного под залог имущества или товара, чтобы прибавочная стоимость не искажала оценку, то в банке Юнуса относительно низкие проценты по кредиту обеспечиваются взаимогарантиями кредиторов. Идея верная. Но в каждой верной идее есть свои сложности. Дьявол в мелочах. Если не замечать этих мелких демонов, возникнут сложности, которые будет трудно преодолеть. Возникнет казус. В одном случае - это казус Прудона - рубашка, пошитая за ночь начинающей швеей, оценивается как 3 часа работы, и это должно быть эквивалентно 3 или 2 часам работы мастера-кузнеца, выковавшего подкову, а в другом случае - казус Юнуса - швея, которая сама содержит семью из пяти детей, должна брать на себя ответственность за кредит, который получил сосед пьяница-кузнец... Пока речь идет о работе швеи или кузнеца (банк Юнуса предпочитает работать с женщинами, как самыми верными хранителями "домашнего очага"), еще можно приводить сравнения и зависимости, но "если посадить в одно социальное корыто" безработного Билла Плотника, получающего социальную помощь, и Билла Гейтса, одного из основателей крупной современной компании, тогда для того, чтобы сравнить "рубашку и подкову", нужно нанять целый штат исследователей, чтобы сравнить 7 долларов в час получаемые в рамках социальной помощи с тем сколько в час получает владелец крупной корпорации.
Однако не стоит петь оду кооперации. В ней тоже есть свои темные, спорные места.
Кооперация - это движение, которое, по словам П. Кропоткина, происходит вопреки эволюции, порой тормозит эволюцию, но иногда и ускоряет. Это процесс, в котором анархист Кропоткин успешно спорит и побеждает эволюциониста Дарвина. "Взаимная помощь - такой же естественный закон, как и взаимная борьба; но для прогрессивного развития вида первая несравненно важнее второй" [43].
Размышления о значении кооперации как фактора эволюции в противовес конкуренции, воспетой Дарвином, подтолкнули П. Кропоткина в работе "Взаимопомощь как фактор эволюции" написать "оду кооперации", указать на ее важную роль в новом обществе. В ХХI веке значение кооперации увидели многие современные социально-ориентированные бизнесмены: в первую очередь, М. Юнус, построивший бизнес на основе взаимопомощи и кооперации, чтобы, сообща, победить трудности, обычно связывающие всех мелких производителей в начале карьеры. Впрочем кооперация имеет довольно длинную историю.
Великобритания была первой страной, где общества взаимопомощи и потребительской кооперации, кредитные союзы, жилищная кооперация, сельскохозяйственные кооперативы возникли и стали развиваться свободно и пользовались всеобщей поддержкой граждан и всего государства. Исторический пример: Rochdale Pioneers - объединение потребителей среднего достатка. Средний класс создал все основные британские организации и институты. Социалистические реформисты XIX века искали правильное положение личности и государства. Воплощенные в жизнь утопии Оуэна, одного из самых знаменитых филантропов ХIХ века, первого "социалиста", "отца кооперации", разбудили многих, заставляли думать о благотворительности, и даже если "кооперативные общины", в которых были созданы более человечные условия, не просуществовали долго и стоили самому Оуэну порядочных денег, все равно эти идеи родоначальника кооперации, социальности и взаимопомощи увлекают многих [34].
Благотворительность в современном мире - это не только и не столько кооперация, сколько потребность и мечта, вымысел и забота многих "крупных людей".
Билл Клинтон, будучи два срока президентом США, пишет в своей книге, посвященной благотворительности: "...благотворительные пожертвования стали демократичными как никогда раньше, с помощью интернета позволяя гражданам с небольшими доходами в сумме собирать огромные средства. Когда цунами оставил катастрофические последствия в Юго-восточной Азии американцы быстро собрали более миллиарда долларов помощи. Примерно 30% американских семей пожертвовали и более половины из них через интернет.
Благотворительность иногда находит неожиданные формы. В Дании с 1989 разыгрывается лотерея, в которой выигрывает не только выигравший, но и вся улица или район, где был куплен счастливый билет. Кроме того, более 50% от собранных средств в лотереи перечисляется в благотворительный фонд.
Чтобы финансировать обучение в колледже или университете, государственной поддержкой пользуется более 90% наших детей. Нам нужно государство, чтобы следить за национальными парками и охранять бесценные природные достояния, чтобы наши улицы были безопасны, чтобы гарантировать гражданские свободы расовыми меньшинствам, беспомощным и другим обездоленным, и, конечно, чтобы поддерживать государственную безопасность, защищая нас от недругов и создавая мир, в котором больше друзей, чем врагов" [44].
Если даже такие крупные государственные деятели, бывшие президенты мировых держав пишут книги о благотворительности, значит, в "этом что-то есть", это новый вектор развития мира. Пока трудно сказать, каким будет будущее, но уже пора думать, размышлять об этом. В благотворительности важна честность, открытость, проверяемость (подотчетность), впрочем эти качества нужны для всякого бизнеса. В 2008 году многие руководители крупных глобальных банков оказались "под пристальным вниманием следственных органов". Все это показывает, какую важную роль играет топ-менеджер в современном мире, а в благотворительной деятельности - издавна и безусловно.
Благотворительные организации. Бюрократия. Менеджер в благотворительности и в бизнесе.
Сладость сладости и сладость горечи в благотворительности.
В каждом конкретном случае благотворительность вопреки всем первоначально заявленным намерениям и уставу вполне может оказаться предприятием порочным, грязным, скандальным. Это может произойти как из-за тех людей, которые создали данную благотворительность, из-за того, какие они преследовали цели подспудно, так и независимо от этого все может пойти вкривь и вкось из-за тех людей, которые работают в организации. И в первом и во втором случае может произойти "сбой". Это "дурная сторона" благотворительности, которая, с другой стороны, очищает благотворительность. Считается, что помогать должен только тот, у кого всего уже избыточно, а если помогать начинает человек, который не смог поднять на ноги свою семью... Впрочем дело даже не в этом. Помогать может каждый из нас друг другу. Каждая бедная вдова с двумя лептами, каждая сострадательная женщина. А может, в этом и скрыто самое главное, самое интимное наслаждение в благотворительности: жертва должна быть такой значительной, чтобы получатель никогда не мог сам рассчитывать, что сможет получить такую помощь от друга, и понимал, что никогда не сможет возместить и отплатить все полученное. Иначе к благотворительной деятельности придется отнести совместные усилия рыбаков на рыбалке, дружескую встречу собутыльников, всякую помощь доброго самаритянина чужому человеку, прохожему, и даже помощь, которую оказывает практически каждый автомобилист другому на дороге (вытащить из кювета, помочь поменять проколотую шину, "дать прикурить", если аккумулятор "сел"). Наверное, нужно говорить о благотворительности в отношении поступков, которые для совершивших благодеяние были поступком вроде подвига. Или, главное, чтобы помощь оказывал не сам благотворитель лично, а делал это анонимно, посредством других профессиональных помогающих. Наличие этих третьих лиц делает из обычной помощи жертвенный акт, в котором есть дополнительный риск и возникает дополнительная ответственность, которых не было бы, если бы благодетель действовал сам по себе. Значит, благотворительность, в отличие от простой жертвенности, - это деяние, в котором человек зависит от деятельности, решений и возможностей третьих лиц, посредством которых он старается совершить свой "жертвенный акт". Поэтому в благотворительности важно не только то, кто сколько жертвует, а кто и как распределяет пожертвования и осуществляет дар. Это как азартная игра - игра в рулетку, когда игра не доставляет удовольствия и не приносит прибыль, но играть нужно, потому что без игры жизнь - это скучное ничто, порождающее массу проблем, которые были незнакомы простому доброму самаритянину, спасшему ограбленного путника. Когда добрый самаритянин помогал ближнему, он лично нес ответственность, он помогал, потому что сам мысленно ставил себя на место потерпевшего и понимал, что он тоже может когда-то попасть в подобную ситуацию (это как помощь автомобилиста). Но если благотворитель нанимает менеджера, который должен контролировать процесс благотворительности, тогда, значит, могут возникать различные непредвиденные ошибки: менеджер может растратить впустую благотворительные средства, не уследить, как средства будут растрачены другими для своих нужд в процессе работы. Или благотворительная помощь может принести больше вреда нуждающимся, чем помощи. Это разные проблемы, но общее то, что благотворительная деятельность - это риск, и всегда деньги могут быть растрачены впустую.