Игорь Сохань "Ласковая женщина", Вагриус, М., 2003, ISBN 5-9560-0054-6
Ласковая женщина
роман
"Я говорил - не ходи туда. Зачем поперся? Ииидиот!
Откуда я знал, что они будут весь вечер жужжать об этом? А что - лучше, если бы я закатился в китайский ресторанчик или поплелся один в соседний пивбар - это было бы лучше? Чтобы потом меня жена схватила за горло и запиликала... как безмозглый младенец, который терзает расстроенную скрипку: Хыы-гуу! Хыы-гуу!
У нее всегда такой гнусный голос, когда думает, что она права или подловила меня на чем-то предосудительном и грешном...
Безбожно фальшивя разьяренная баба заорет двигаясь как пьяный инвалид по нотам:
Де-ти-биль? Худа ха-диль? Как па-асмел прапить мер-за-вец наси денюски-и?!
В чем я виноват? Если подсчитать, сколько мы сожрали и выпили на этой поганой вечеринке, я бы за неделю никогда столько не пропил.
Что сейчас переживать? Задним умом каждый силен.
И дураку было ясно, чем это кончится. Не надо было туда идти.
По твоему, лучше было...
Лучше было сделать то, что делает каждый благородный человек в этой стране после десяти вечера - снять шляпу, достать из холодильника баночку пива, залезть в Интернет и посмотреть, что в мире творится.
Да-а, наверное, сейчас мой братец едет домой вместе с Надей... Надюшей. Сидят в своем белоснежном лимузине, наслаждаются счастьем или, прячась в такси, как честные люди целуются.
В это время они всегда возвращаются домой с 54-й стрит. Хохохоох! - Как говорит Санта-Клаус. - Если бы у меня были деньги! Я бы тоже сейчас с удовольствием проглотил рюмочку Бурбона и улыбаясь вышел на вечерний Бродвей и посмотрел добрыми глазами на бродвейских девушек...
Откуда девушки? Какие деньги? Деньги - это не зарплата! Деньги - это деньги!...
Е-еси би у минья были деньги...
Если бы мне повезло и с неба грохнулся под ноги мешок с деньгами. Вот это было бы здорово! Тогда бы я был счастлив и все бы отвязались от меня, отстали!
А если бы мешок звезданулся на башку, а не под ноги?
Это было бы очень плохо...
Я придумал анекдот. Один мужик, такой же простой как я, всю жизнь мечтал о мешке с деньгами и так настырно канючил, что судьба наконец смилостивилась и раздраженно бросила деньги ему под ноги, только чтобы отвязаться от идиота, но почему-то промахнулась и вожделенный миллион --это примерно 50 килограмм стодолларовых бумажек - с высоты, откуда обычно судьба пасет нас, попал прямо ему на голову. Трах-бах - и нет идиота! А судьба рассердилась как женщина, стала обвинять покойника и оправдываться: "Лопух-то-ты-лопух! Зазевался? Что я тебе говорила? Тоже мне, Коперник! Лучше бы смотрел вверх, а не под ноги!"
Точно! Это знает каждый дурак! Мешок с деньгами под ногами не валяется. Миллион долларов может упасть только откуда-то сверху!
Скорее раздолбанный небоскреб свалится тебе на башку!
Слава богу, я не дурак, я всегда смотрю вверх, а не под ноги...
Не ври, пожалуйста! Ты никуда не смотришь. Все говорят, что ты начинающий любитель выпить, который слишком много думает, но не делает ничего.
Если бы все-таки упал мешочек, я бы тоже сегодня поехал в театр, а не к этим придуркам.
Откуда берутся придурки? Особенно эти!
На самом деле придурков нет. Они только кажутся. Как говорил вьедливый старик Бердяев, человек не-са-мо-до-ста-то-чен, - если в нем нет чего-то высшего, нет и человека. Значит можно чихать и не расстраиваться.
Вот-вот! Их нет.
А почему тогда так противно было разговаривать с этими ребятами. Сколько тут получаешь? А сколько тааам! А мы! А они! А в Торонто! А Нью-Йорке! Вот бы зарабатывать, как в Нью-Йорке, больше десяти тысяч в месяц, а жить на триста, как в каком-то Урюпинске или Каире, но главное, чтобы было так же тихо и хорошо, как в Торонто. Ооочень интересный вечер. Послушаешь их - давно бы все отсюда уехали к чертовой матери, а тридцать миллионов как-то же живут в этой тихой безвредной стране..."
"О-о! Канада!" - Алекс пропел про себя первую строчку гимна страны, в которую он три года назад переселился, спокойно сложил руки на груди словно был в церкви или на кладбище. Никто не обратил на него внимания. Алекс сидел в вагоне подземки, рядом с женой, возвращался домой с вечеринки, думал, как обычно о всякой всячине и исподлобья поглядывал по сторонам пытливым, насмешливым взглядом...
"Если бы мне так же повезло, как моему счастливому братцу, я бы сейчас не торчал тут, в этой подземной дыре, а ехал домой по Манхэттену... Так приятно, когда вокруг горят вечерними огнями прекрасные стеклянные небоскребы, а ты едешь в своем лимузине, смотришь на этот мир, целуешься и думаешь...
О чем можно думать, когда целуешься!
Кому-то же везет и улыбается счастье.
Ну и что? Зачем этим каждый раз себя мучить? Жизнь - это жизнь! Гнусная, скучная, прекрасная... кому какая досталась. Невозможно выбрать. Это как жребий, который ищешь в темном мешке сам, щупая все содержимое своей дрожащей рукой, и понимаешь, что по сюжету в этой драме тебе не суждено найти ничего хорошего.
Зачем играть такую роль?
Если досталась плохая роль, не думай, что если хорошо сыграешь плохую, потом дадут другую, лучшую... Это жизнь, а не театр!
Спасибо, утешил. Я и сам знаю. Сейчас приедем домой и начнется моя сладкая семейная жизнь!
Бог создал сексуальный комплекс в моей башке вовсе не для размножения.
Размножаться можно и без наслаждения.
Лишь бы была необходимость...
Или желание!
А что делать с мозгами и башкой?
Бог почувствовал, что оплошал, испугался, что как раз за это его осудят и, бац, придумал заглушку: забил мозги несбыточной мечтой, что семейный секс после трех-четырех лет может быть не полным дерьмом, как у меня, а какой-то райской жизнью!
Сержу повезло. Так бывает. У кого-то даже через шесть лет семейной жизни секс не вызывает отвращения и желание побольше выпить...
А тот, кому не повезло, вынужден забивать голову какой угодно другой сексуальной ерундой лишь бы не разрушать семью и, чтобы потом до гроба не осуждали дети...
Несчастный человек - мужчина -до семидесяти лет больше ни о чем другом не думает, его башка заполнена разнообразными сексуальными фантазиями.
Вот бы доктор Фрейд не занимался всякой ерундой, а составил перечень этих мечтаний.
Такую книжку любой бы читал не отрываясь! Запоминал и учился...
Наверное, самая распространенная мечта: мужика случайно посылают лететь куда-то без семьи на небольшом самолете...
Ну и что! Любой дурак умеет об этом мечтать. Даже не надо учиться.
Так вот!...В салоне кроме стюардессы только несколько молоденьких девушек и две старые монашки. Почему-то самолет ломается, корпус разлетается вдребезги, на куски, все падают, оказываются в холодной морской воде, в концов концов выплывают на берег острова, но старые монашки не выплывают, видимо где-то сразу тонут, слава богу, прости господи... Естественно из одежды ни на ком ничего нет и приходится сразу плести что-то из пальмовых листьев, чтобы прикрыть наготу и было еще интереснее. Потом удается построить кров из пальмовых веток и выковырять еду из крабов, которых удалось подобрать, когда их относило в океан отливом. Все хорошо! Не хватает только к девушкам и крабам белого винца. А тут, как раз, бац! - прибой выкатывает на желтый песочек холодненькую бутылочку шампанского... "Ого-го! Нам повезло!" - Ты кричишь: "Девчонки, смотрите, какой у меня Дон Периньон!"
Если посчитать, наверное получится, что половина того, о чем я думаю - это какая-то страшно глупая, очень примитивная, но витиевато-увлекательная херня о райской, еротически-прекрасной жизни.
Я не могу не думать об этом! Вот, что противно!
Наверное, Ему показалось, что каждый дурак без труда найдет счастье в том, что называют сексом!
Ха-ха-ха! Все пишут о сексе! Обманщики! Жулики! Журнал "Плэй-бой", наверное, сколотил миллионы.
Про меня такое не скажешь! Хотя я сам каждую ночь работаю как последний плейбой... обнимаю угрюмую жену в семейной постели и думаю, что можно выжать сладкое, душистое вино из старой замороженной виноградной грозди...
Ледяное вино. Пьянящая услада!
Шиш тебе, а не услада! Какой секс? О чем они говорят? Вот бы положить покойного Фрейда на моем место! Интересно, о чем бы он тогда подумал... или написал?
Он бы сочинил трактат: "Причина патологических конвульсий измученного домашнего психопата в семейной постели!" Сцена первая. Пьеса называется "Гамлет, в постановке автора, Сигизмунда Фрейда". Гамлет счастлив, у него все хорошо, он по прежнему умен, умней просто не бывает, ему дали стипендию, он закончил Гарвард, получил степень магистра права, нашел работу в крупной корпорации, по-прежнему немного страдает от стресса и импотенции, но уже совершенно не думает о том, что сделали подлые люди с папой. Офелия к этому времени тоже выкрутилась, сохранила рассудок и вышла замуж за любимого человека с очень приличной зарплатой. Несмотря на все это, Гамлет все равно оказался депрессивным психопатом. Сцена вторая: крупным планом дан современный человек, который ничего не знает о Гамлете, но тоже испытывает тоскливую ярость, когда жизнь заставляет думать о неразрешимых проблемах. Он тоже оказался психопатом. У него накопились свои проблемы, которые он не знает как решить. Его беспокоит вечно неудовлетворенный секс и предстоящие муниципальные выборы. Зигмунд Фрейд очень любил сочинять такие пьесы. Вначале скажет какую-то банальность, например, что царь Эдип - суицидальный тип со сложной сексуальной ориентацией, а потом откровенно добавит все, что думает про маму и сделает выводы относительно тебя самого. Кому это нужно? Ладно, черт с ним, с этим Фрейдом.
Скоро выходить. Еще две остановки. У меня осталось еще что-то дома?
Если не найду, схожу к Петушковым. У них всегда можно найти что выпить... О чем я думал?
Психопаты...Гамлет.
Да, да... Интересная картина. Сьемка продолжается... Камеры показывают психопата, живущего в обычных современных домашних условиях. Вечер. Псих бездельничает и ворочается в кровати, нервничает, чувствует страсть, чешет все, что ни попадется, ждет и зовет из последних сил жену, мечтает о земном рае в семейной постели и читает учебник Фрейда. Наконец, слышит ответ:
"Я исьо не готова! Мине нядо настроиться!"
Псих огорчается, пугается, нервничает, заглядывает в учебник, листает до последней страницы, ищет подсказку: "Что ответить? Как настроить?" Ничего не находит. Дальше действует как настоящий психопат, то есть, в бешенстве бьет книжкой Фрейда по всему, по чему попадется. Ругается и ой-кает, когда попадает! Вытаскивает из под матраца "Камасутру" с картинками, копается в ней. Опять ничего не находит...
Как будто мне не надо настроиться?
Да. Мне не надо! Нашего брата именно так создали - всегда должен быть заведен, готов и настроен, как солдат Киплинга.
Как будто нам везде и всегда должно хотеться - и дома, и в гостях, и в лифте, и где попало, и с кем попало. Как будто в этом сексе закодирована небесная поэзия! Пришел домой с работы, снял штаны, переоделся, обнял жену, настроил ее на это благословенное дело и вот тебе - наслаждайся поэзией.
Кому это нужно?
Как будто это нужно не мне, а Ему!
Если Бог за нами подглядывает и подслушивает, господи, какую гадость он видит и слышит! Зачем он придумал эту муку? Зашнуровал в башку эту дикую страсть...
Вон, тетка сидит.
Только не обращай на нее внимания! Будешь так пялиться, она тебя засудит, что изнасиловал визуально! Это Канада, а не какой-то архаичный восток.
Ей, наверное, лет тридцать пять. Она должна выглядеть моложе меня, а с виду чистейшая стерва. Кто такую полюбит?
Зато она сильная, независимая, мускулистая женщина.
Такую никто не обидит.
Кому она нужна?
Не обидит и не полюбит!
Как она не понимает, что уже никто и никогда не получит с ней наслаждения!
Только вздох облегчения, что, слава богу, условный рефлекс удовлетворился.
Потребное выстрелить - выстрелило, и никто не собирается судить пушкаря за попытку насилия...
Куда идет цивилизация? Скоро нормой станет не сексуальные извращения, а сексуальное отвращение!
Секс в присутствии адвоката.
С этим сексом надо что-то делать. Если общество запрещает заниматься сексом с женщиной, когда она не хочет, тогда нельзя запрещать, когда она хочет. Иначе это нелогично...
При чем тут логика? Господь не думал так, когда создавал этот мир.
Я никого не упрекаю, но я в чем виноват? Почему только мне впрыснули эти неугомонные гормоны? Тестостерон, кажется...
Я должен пить анти-он...
Мужчинам следует прописать, как тяжелобольному, раннюю пенсию за весь труд, который они должны изображать в семейной постели, как надо платить актеру в театре, иначе это подло, это воровство, нельзя бесплатно подсматривать за актером, когда он так мучается и страдает на сцене. Неужели люди не понимают, что человека надо кормить и поощрять, чтобы он этим занимался, даже если он сам этого хочет! Почему это никто не понимает?! Для женщин изобрели стиральные машины, посудомоечные, придумали какую-то идеальную гладильную доску и немнущиеся простыни, какие-то рубашки, которые не надо стирать и гладить, кучу всего одноразового. Только о мужчине совсем не подумали! Сволочи. Если секс так важен и незаменим в этой жизни как свободный рынок и либеральная демократия, почему нельзя было записать это в конституцию и запретить издеваться над горемычными мужчинами. Неужели так трудно придумать для этих женщин какую-то пилюлю, чтобы их не надо было настраивать! Больше всего обидно то, что в отношении настраивающего нет никакого уважения. Как будто это действительно никому не нужно...
Например, мы заходим в спальню, - что делает жена? - ложится и отворачивается, спокойно засыпает с сознанием выполненного долга по части мытья посуды и прочей ерунды, а что должен делать ты?
Что должен делать я, если у жены нет никакой сексо-моечной машины и вся надежда на меня, а у меня в башке и в самом запрещенном месте, ниже пояса, куда бить нельзя, как говорит какая-то заповедь, кипят гормоны и дико пылает страсть...
Я не могу удержать ни гормоны, ни страсть, но их отпускать просто так, мне тоже противно.
Первые полчаса я лежу в постели как раззадоренный бык после корриды! Что с меня возьмешь?
Да, кроме нервных...
Умных!
Хорошо... - умных и нервных мыслей! Что с тебя возьмешь?
Первые полчаса я к ней подлажу то так, то этак, как будто именно я один должен этим заниматься!
По его замыслу так и должно быть! Хотя, конечно, это и грех, если верить пророкам...
Она проснется, выругается, как ругаемся мы, мужики, между собой и недовольным голосом спросит, зачем и почему разбудил ее? А потом, разобравшись, наконец, о чем я прошу и что собственно предлагаю, недовольно и нагло спросит: "Ты почему такой пьяный?!"
"Ти посему такой пияяный?"
Откуда я знаю, почему я такой пьяный и что, собственно, благородный человек в такой ситуации должен ответить? Надо снять шляпу и вежливо, угрюмо промолчать, как перед покойником. Это сакраментальный вопрос - почему никто не потрудился дать правильный ответ в Книге? Или в Коране. Это нечестно! Там написано все, что должен знать человек! Если бьют по башке, надо уворачиваться. Если все-таки попадут - надо подставить щеку и улыбнуться. Если спросят виноват ли? Сказать: "Да. Нет.Тьфу..." и демонстративно умыть руки. Если попросят, как друга, выручить и помочь, не надо умничать, достаточно три раза прокукарекать петухом и отказаться, веря, что потом все равно твой поступок оправдают, тебя причислят к лику святых, словно причисление действительно такое таинство, которое не оправдывает, а облегчает...
Я не знаю! Как можно человека за что-то упрекать?! В чем я виноват? Упрекать, что я виноват от рождения, значит отравить всю последующую жизнь.
А, представь, - если никого не упрекать, что тогда будет?
Я не хочу слышать голос логики в этом вопросе! Кто посмел сказать, что я виноват в этом сексе? Может быть, когда мне было пятнадцать лет, я действительно был в чем-то виновен, но сейчас мне уже и заниматься этим делом часто просто противно. Почему я должен думать о нем? Это какое-то расстройство, как шизофрения. Это не может быть нормой!
Не печалься. Ты не прав. Секс - вещь кратковременная. Она не должна так доставать. Ты сам в этом деле очень переозабочен...
Ерунда! Кошмарная жизнь, ужасная перспектива! Потом через сколько-то лет мое грешное тело состарится, заболеет и умрет, я попаду на тот свет и в приемной апостола меня встретит бездушная необразованная стерва, спросит, уточняя анкету - ложную, субъективную, испорченную, коррумпированную анкету, - зачем, мол, гражданин смертный, ты занимался этим веселым и приятным делом только ради самого себя! Что на это нужно ответить? Опять я виноват! По ее словам, получается, что я и пиво пил для себя, и живот от пива сам для себя заводил и сексом для себя занимался и вообще жил там, на земле, как в раю!
Именно это тебе будут всегда и везде вменять в вину.
Почему я должен так унижаться и страдать?
Не нервничай. В раю тоже не всегда бывает хорошо.
В раю тоже бывают трудные, па-аскудные денечки... или ночки! Не может быть, чтобы всем всегда было хорошо, чтобы так везло. Это будет не везение, а какое-то наказание!... В раю тоже должны быть какие-то "нехорошие дни", отпускные, больничные, сик-дни, дни, когда можно свалиться куда-то, спуститься ста этажами ниже и обгадиться или в морду получить для контраста или так как я сегодня повеселиться!
Господи! О чем я думаю? Как долго ехать в этой подземке. Тоскливая жизнь. Смотреть не на что. Зачем это нужно? Почему я не могу понять, что творится в башке у бога? О чем он сам думает? Я могу придумать все, что угодно, но как я могу представить то, что твориться у него на самом деле? Неужели он тоже думает о всякой ерунде: о сексе, грехопадении или о том, как вчера прошло очередное тривиальное совокупление? Или то, чем я живу - это самые дешевые, бездарные или грешные и неприличные мысли Господа, а все хорошие, светлые и дневные - это то, о чем весь день я мечтаю сам, когда мне хорошо и я не думаю о сексе?
Я все равно не пойму. Даже если увижу или услышу.
Это верно. Мысли бога непостижимы. Самая сложная мыслительная операция, на которую я способен - это подсчет и сравнение.
И даже не всегда знаешь, с чем и что ты должен сравнивать! По логике вещей нам должны были вначале показать с чем сравнивать! А нас только пугают, как детей и обещают что-то бессмысленное. Загробную жизнь! Спасибо. Я тоже врать умею. Так, как я жил здесь, я жить больше не хочу, а верить в то, что будет лучше -бессмысленно! Почему не здесь и не сейчас?
Дело не в сравнении. Большинству трудно что-то сравнивать. Сравнение - очень трудоемкая мыслительная операция. Только после замены сущности числом, появилось поле деятельности для современного среднего человека.
Подсчет и перечисление! Вот все, на что способен я.
Раз-два-три - белые предметы, раз-два - черные!...
Я получаю пятьдесят тысяч в год, а ты тридцать. Значит ты дурак. Вот и все сравнение. Не важно как живешь, важно какое-то число. Об этом они сегодня говорили весь вечер.
Почему мне так не везет в этом мире?
Есть два мира - один, в котором тебе везет, другой, в котором плохо. Никто не знает, как попасть в один, но, очевидно, всем плохо, кто торчит в другом."
Алекс вышел из метро на станции "Верхний парк" вместе с женой. Он недовольно обсуждал сам с собой только что проведенный в кругу друзей вечер, попутно думал и спорил обо всем, о чем только можно было подумать. Это был невысокий, сутуловатый сорокалетний мужчина с короткими, но густыми темными волосами, пытливым взглядом исподлобья, он то и дело оглядывался, будто очнувшись от забытья. Он часто щурился, словно глаза были слабыми или больными, но это только так казалось, потому что его глаза блестели свежо и молодо как переспелая черная смородина после дождя. Его жена была, наоборот, невысокой, подвижной женщиной с резкими размашистыми, несколько неправильными движениями. Умное, живое лицо этой сорокалетней женщины, казалось, интересовалось всем вокруг, круглые, бойкие, вороньи глаза смотрели молодо и с любопытством, но тяжелая, усталая походка выдавала тайный итог /преодоленный роковой порог/ прожитых лет и даже одежда, которую она носила, не могла скрыть, что грузные бедра стекают вниз к отекшим и больным ногам.
Выйдя из метро, они увидели сына, который сидел на каменном заборе и болтал с приятелями увлеченно, самозабвенно, словно это и было самое главное, чего добивался умный, вежливый, но строптивый подросток, каждый день уходя, словно убегая, из дома.
Они остановились напротив пятнадцатилетнего "ребенка" и жена позвала сына: "Уже поздно. Не пора ли идти домой?", ее голос прозвучал непривычно, а слова чужого языка, на котором она старалась вне дома обращаться к сыну, прозвучали резко, визгливо...
"А как же! Бедный мальчик ждал и мучился, когда вы вернетесь домой и ласково позовете по-английски: "Маальсик, падьом да-амоуй, узе поздньо!" Он махнет рукой своим умным, удивительным друзьям, сидевшим до этого вместе с ним на старом облупленном кирпичном заборе, и побежит к вам, разведя руки, чтобы вы поймали его как когда-то давно, подняли и закружили в священном танце любви, любви к своему единственному отпрыску. Кстати, больше никаких отпрысков не будет. Если так любить жену и так мучиться...
Как это все надоело! Дикий город, чужая страна, чужая жена... эта черствая, глупая, неестественная женщина... Неужели нельзя было придумать ничего лучшего для меня? Почему мне дался дар мысли, а не смирения. Я бы смирился и очень гордился собой, а так? Как умный человек, я понимаю, что надо быть дураком, чтобы чем-то гордиться...
Как умный человек я понимаю, что я бы мог жить просто великолепно! Я знаю! Кто-то же живет?
Мог, да не смог!" - С необъяснимым ехидством Алекс упрекнул сам себя и на какое-то время перестал думать об обидном и возвышеном.
- Оставь в покое ребенка. Ему пятнадцать лет! - гневно и хмуро, как обычно, когда говорил с женой, возразил он. - Он сам вернется, когда ему будет нужно!
"Когда мне было пятнадцать я вытворял такое, что слава богу моей собственной мамы не было рядом.
Залазил под юбку девчонкам и даже не говорил спасибо! Думал, что так они больше будут уважать.
Ну и дурак! Они уважают тех, кто говорит спасибо... И не просто "спасибо", а говорят так, что этому хочется верить. Ты так не умеешь! Или умеешь! Попробуй..."
- Паси-и-ба! - вырвалось у Алекса и он смутился.
- Что ты сказал? - раздраженно обернулась жена.
- Ему уже пятнадцать лет...
- Иди домой. Я без тебя разберусь, - сдерживаясь, чтобы не поддаться на провокацию и не начать ругаться с мужем на улице, ответила жена.
1.
Алекс переехал в Канаду через пару лет после того, как старший брат неожиданно женился на великолепной, "знаменитой" Наде, которую любил с юношеских лет, с которой когда-то ходил в горы и сидел у костра /с Надей все хотели посидеть у костра!/, с которой расстался много лет назад, как гласит всем известная /всему-курсу-известная/ легенда, на волшебной горе Чимтарга в сердце Памиро-Алая, расстался мирно, но определенно, "навечно", на горе себе, к злорадной радости почти всех своих знакомых и друзей, особенно родственников. Любовь, горы - все это было когда-то. Много лет прошло с тех пор. Изменился Алекс, изменился мир, изменился даже брат, Серж, который теперь жил вместе с обожаемой Надей в Нью-Йорке, был как и прежде весел, счастлив, доволен и каждый раз радушно звал брата приехать в гости. "Надоест. - Съездим куда-нибудь! Не волнуйся, пока ты гостишь у нас, нам будет разрешено кататься по миру за казеный счет!"
Алекс не стал спорить с женой, поплелся домой, вспоминая по пути брата, жену брата, к которой всегда относился с восхищением и удивлялся, почему эта замечательная, великолепная женщина выбрала такого человека, как Серж, "а не кого-то еще"? Слава богу, после того, что ей осталось от предыдущего, богатющего, первого мужа, она могла бы, наверное, выбрать любого.
"Вот бы меня выбрал кто-то! Почему мне так не везет!
Это все - случайности жизни. Даже бог не может отличить счастливый случай от несчастного... Никто не знает, что хуже, что лучше. Кто знает? Может ты знаешь? Она знает? Вздор! Женщина вообще не способна отличить благородного человека от какого-то проходимца! Об этом написаны тысячи книг...
Все равно было бы хорошо сейчас уехать к ним... увидеть Надю...
Ты хочешь, чтобы тебя еще и там окончательно унизили? Впрочем, бедные родственники любят унижаться. Поезжай! Здесь жена играет на тебе, как какой-то бездарь на скрипке...
А там тебя никто пилить не будет, зато каждую секунду ты будешь вспоминать в каком...
Безобразном!
Безбожном унынии ты тут живешь...
Батюшка Николай столько раз говорил мне, что нельзя поддаваться унынию. Для такой души как у меня - это смертный грех...
Значит, я имею полное право удрать оттуда, где чувствую уныние. Надо было сегодня уйти одному с этой гнусной вечеринки.
Радость, где ты? Молчишь? Подлая..."
Алекс вошел в квартиру, сбросил сандали и вдруг остановился, заметив себя в зеркале.
Он втянул живот, повернул лицо, так чтобы увидеть свой точеный профиль, выдохнул и устало, но беззаботно и лениво поплелся на кухню.
"Повезло жене. Морда у меня красивая...
Спасибо, Господи! Я понимаю - дареному коню в зубы не сморят, но лучше бы ты такую морду дал другому, а мне подбросил под ноги мешочек с деньгами.
За морду никто спасибо не скажет, а если будут деньги - все будут благодарить...
Все дело в морде, а не в мешке с деньгами. Если бы я выглядел как спившейся водопроводчик, Марина бы давно послала меня к черту.
Это было бы чудесно! Открылись бы новые возможности, а что еще господу нужно, чтобы осчастливить меня. Только дай ему новую возможность и он, возможно, осчастливит тебя! Хехехе!
Плевал я на морду! Не это плохо. Зачем живот растет?
Бомбы придумывают... Спасибо вам, дорогие ученые и изобретатели! Придурки! А с животом ничего сделать не можете! Изобрели бы какую-то пилюлю, ты выпил - и бац! - живота нет. Неужели так трудно придумать? Сколько людей мучаются..., глупый народ! Если так мучаешься, болван, ты должен выйти на улицу, построить баррикаду, поменять правительство, даже конституцию... Это ясно и ежу! А эти придурки выбирают черт знает кого. Глупая штука - либеральная демократия..."
Алекс вздохнул, запутавшись в собственных мыслях и перестал думать о чем попало, он открыл дверцу холодильника, достал бутылку, свинтил крышку, сделал первый вожделенный глоток холодного пива, сделал второй и, прихватив плошку с солеными орешками, отправился на балкон, откуда открывался великолепный вид на вечерний Торонто. Балкон был надежным убежищем, это было место, защищенное самыми важными, непререкаемыми и спасительными табу! Сидя здесь, никто не смел ругаться, вообще нельзя было никого доставать - пил ли ты пиво или просто читал газету - нельзя было обругать тебя за это, нельзя было определить твою сущность каким-то грубым словом! В семье все это знали - рядом были окна соседей и каждый мог услышать и понять, о чем ругалась и спорила русская семья.
Алекс услышал, как хлопнула входная дверь. В дом вернулись сын и жена.
Алекс, наконец, успокоился, и развалившись в кресле на нейтральной полосе, забылся... Он пригубил бутылку пива и задумался о том, о чем думал последние несколько лет. Он думал о неких невообразимых логически-бесконечных процессах...
"Только так господь бог мог создать вселенную и только так исключить самого себя за скобки мироздания. Где ему еще быть? Вселенная бесконечна, черт знает почему? В нее никто не проделал входы, но легко можно просверлить выходы! Именно для этого возникают пресловутые черные дыры, они возникают, как оспа, на теле Вселенной.
Но это не оспа, а новые возможности! Это то, что делает мир открытым и якобы не мертвым...
Сворачивается какая-то звезда, и начинает втягивать, приворачивать к себя пространство и все пролетающее мимо... звезда пухнет-пухнет-пухнет, сжимается еще больше и вдруг, Бах! взрывается и разлетается к чертовой матери, раскрываясь опять, но уже не у нас - в нашей веселенной, - а рождаясь вновь в какой-то своей, новой вселенной. Взвесить, подсчитать, сравнить вещество в одной и в другой вселенной невозможно и зачем? Что может весить какая-то цифра или сравнение в безвременном и бесконечном мире - там... потом, все начинается опять, сызнова. Какая-то частица, которая почти не имела веса в этом мире, потом становится мерой объема всей новой вселенной. Бесконечный, удивительный процесс, великолепный, надежный... и совершенно бессмысленный!
Бессмысленный, однако, все же не такой подлый и бесчеловечный, как это может показаться на первый взгляд. Все зависит от точки зрения, от нас самих...
Это точно! Дело не в черных дырах. Кто знает, как эти дыры работают? Каждый может и должен создать свою собственную вселенную, где ему хорошо, где он любит и его любит кто-то! Иначе зачем было открывать эту безумную, эту смертоносную и отвратительную теорию относительности и пытаться понять как и почему Господь бог создал это все?
Почему раньше меня больше всего раздражали теории Фрейда, а теперь, если бы я где-то встретил Энштейна, я бы, наверное, плюнул ему под ноги. Взрослый человек должен понимать, что нельзя придумывать все, что угодно. Придумать можно черт знает что, а потом понимаешь, что раздумать придуманное уже невозможно. Зачем знать, что все относительно, если каждый хочет, чтобы было наоборот? Почему никто не думает об этом? Почему никто не говорит об этом? Почему даже римский папа, ничего не пишет об этом? Как ругать экзистенциалистов, так он, пожалуйста, - тут как тут со своими энцикликами, а когда нужно сказать, что человеку нужна любовь, что любовь есть, что можно жить так, чтобы она у тебя была...
Надо разобраться, когда она возникает, куда уходит? Если любовь есть и она какая-то константа, она должна быть видна, как свет..."
Алекс любил смотреть на вечерний город, сидя на балконе. Это напоминало картины детства, которые приятно вспоминать, лучшие картины детства: Новый год! Мир окрашен и освещен необыкновенными красками и светом. Именно так, как прекрасная новогодняя елка, каждый вечер в лучах заходящего солнца возгорались небоскребы Торонто. Такой вечер: бутылка пива, табу на ругань в общественном месте, великолепные, божественные мысли о том, о чем давно хотелось подумать и написать - нельзя было променять ни на что другое. Это было великолепное, божественное место!
Место, в котором человек мог свободно думать! Если бы не оно, Алекс наверное бы уже давно уехал в Нью-Йорк к брату в гости и увидел Надю... Но там уже была другая страна, не Канада, там каждый должен был зарабатывать как можно больше и от этой потребности невозможно было отвязаться, как невозможно перестать пить, есть, спать, дышать и думать о сексе.
Алекс опять задумался... только на этот раз не столько мысли, сколько образы и видения породил тот неугомонный орган мечтаний и воображения, который заменял ему обычный практичный человеческий мозг...
Вначале промелькнул образ Нади. Она была такой, какой ее можно увидеть хоть сейчас на фотографиях в Интернате. Милая, добрая женщина, ласковый человек... этот образ тут же сменился девушкой, которая недавно переехала в дом напротив на одиннадцатый этаж. Эту девушку Алекс несколько раз видел, а один раз не поленился рассмотреть подробно. Дело было так. Она вышла на балкон и стала делать субботнюю утреннюю зарядку, Алекс был дома один, увидел ее, эту девушку, так напоминавшую нью-йоркскую родственницу, Надю, он несколько минут помечтал о том, о чем мечтал всегда, но потом не выдержал и притащил подзорную трубу сына, чтобы рассмотреть соседку, не соседку, конечно, а так, ви-за-ви... рассмотреть подробно. После этого он запомнил девушку навсегда! Снимок был сделан и можно было поставить его в галерею для обозрения. Алексу было все равно, что теперь делает девушка - зарядку или ужинает с другим. Пусть даже весь мир провалится к черту - он и тогда легко воссоздаст эту девушку такой, как она была и есть: увидит опять гибкое, прекрасное тело, длинные загорелые ноги. Алекс подсматривать не любил. Это занятие для идиотов! "Если у тебя нет воображения - не мешай людям жить и делать утреннюю зарядку, - занимайся работой или бизнесом и не мечтай о девочках..." - так думал он, но посмотреть один раз и запомнить то, что понравилось - это должен сделать каждый умный человек.
- Я устала, иду спать, - строгим, омерзительно-бесчувственным голосом отчеканила жена "коронную" фразу из четырех слов, выступив одной ногой в пределы лоджии, на которой отдыхал муж. - Ты идешь?
- Что? Иди сюда. Я не слышу, - коварно возразил Алекс, лукавя и предлагая свое вступление в какую-то игру.
Жена безбоязненно, послушно подошла ближе и глядя холодным, аспидным взглядом на мужа, повторила:
- Я иду спать. Ты меня слышишь?
- Понял, понял... Я тоже иду. Бя-ягу! Ты готова встретиться? - уже без прежней игривости спросил для уточнения Алекс и посмотрел куда-то вдаль... закрыв глаза!
- Готова. Иди скорее. Я устала. Мне завтра рано вставать....
- Идууу! - нейтральным голосом пробормотал Алекс, допил на всякий случай бутылку пива и отправился в спальню, следуя за женой.
"Так ловят рыбку... бросают в воду малюсенький крючок с каким-то дохлым червячком или вообще какой-то резиновой подделкой... червякообразной... и я, рыбка, должна... должен клевать и попадаться!
Времени нет! У человека не может быть чувства времени. Он не бог и не хронометр. Как я этого не понял до сих пор? Если человек специально не тренировался, он не сможет определить, сколько прошло после завтрака? Два часа? Четыре? Три часа сорок четыре минуты и пять секунд... Вообще, кто придумал эти секунды? Есть события, которые мы помним. Прошлого как временной протяженности нет... Как можно говорить о нем? Есть события, а времени нет.
Или время есть?...Что значит "есть"? Например, возникает мир - до этого ничего не было. Было "Ничто". А возникает "Нечто". Скажем, оно возникло - что дальше... Нет! Как я могу сказать, что возникло "Нечто", если оно возникло одно? Одно Нечто все равно, что Ничто! Это надо запомнить. Логически, чтобы возникло "что-то" в этом мире, оно должно быть не одно! Очень важная мысль! Я должен не забыть. Наша логика, наши слова в принципе не могут описать то, что произошло в первый момент создания этой Вселенной и вообще в любой миг этой жизни. Мы должны придумать какой-то новый язык, новую логику, или вообще оставить эту тему в покое..."
- Ты готова? - спросил Алекс, улегшись с женой на свой край широченной ровной упругой кровати.
- А ты готов? - отвечая, как обычно, вопросом на вопрос, спросила Марина, чтобы остудить возможный пыл мужа, охладить сексуальную страсть, и кстати заодно отомстить за все, что у нее накопилось.
- Я не хочу спорить. Я могу и подождать, - отрубил Алекс, вытащил книжку, которую положил в тумбочку, чтобы прочитать вечером, если жена "закапризничает" и зачем-то будет тянуть время, как обычно.
Он поправил лампу, развернул книжку и уткнулся в текст.
Жена с обидой и любопытством посмотрела на него.
Алекс сосредоточено читал трактат "Об ученом незнании" Н. Кузанского. Он морщился, напрягая глаза больного, сорокалетнего усталого, пьющего русского мужчины. Его губы что-то шептали, словно он про себя твердил бесконечную однообразную молитву.
"Какой он идиот... Ни на что не способный, - чувствуя, как волна злости и презрения охватывает ее, подумала Марина, глядя на невинную, красивую, сосредоточенную морду мужа. - Изображает из себя профессора. Почему он не может найти какую-нибудь приличную работу?..."
"Лейбниц был в корне не прав! Его монады - это какая-то бредовая идея запутавшегося ученого!
Он умный, очень умный человек, он только потерял себя в той логике, которая неприменима в нашем мире.
Скажем, если ты - Лейбницева монада, некая первоначальная единица, которая одна из многих создала этот мир!
Тогда ты просто не существуешь для мира, в котором есть число, а если есть число, значит существует что-то другое и все единицы бесчисленны... Число относительно! В тот миг, когда возник наш мир - единица была равна тысяче или сотне... Какая разница? Арифметика была еще не создана. Когда разделилась единица, Единое...
Которого еще не было!
Да, его еще не было, но оно каким-то образом разделилось на два, которые уже есть! Никто не может сказать, что это: два или тысяча... Цифры - такая же условность, как законы физики, как сказал бы Пуанкаре."
Алекс вдруг вспомнил, где он и подумал, что, пожалуй, замечтался. Продолжая читать, он протянул руку и, нащупав жену, приласкал ее...
- Ты будешь читать или мне можно уснуть? - откликаясь на это движение, спросила жена.
"Женщины чудовищно нелогичны... Она преспокойно могла уснуть, пока я читаю. При чем здесь разделительный союз "или"?" - автоматически подумал Алекс, отложил книгу, выключил свет и повернулся к жене.
Он попытался быстро перестроиться на "сексуальную тему", "нащупать почву", вспомнил соседку... Вместе с тем голова работала отвлеченно, как "мозги профессора"...
"Постой! Замри! Сейчас услышишь..."
- Ты почему такой пьяный?
"Хахахаха! Ти посему тякой пияяяний? Что я должен ответить на этот вопрос?!"
-Ты хочешь, чтобы мы встретились... или тебе нужно с кем-то поругаться? - вскипел Алекс и тут же почувствовал, что не он сам говорит это, а какая-то бездушная, чужая сила подхватывает его, словно он летит в тележке на американских горках.
"Гооосподиии, когда это все кончится..." - подумал он и не в силах противиться тому, что с ним происходило, перестал ругаться и спорить. В своем воображении он представил... он увидел, как живую, соседку, которую два дня назад с неприятным чувством, немного стыдясь, наконец, рассмотрел подробно в подзорную трубу. Только на этот раз на балконе соседки они были вместе: сам он, Алекс, и она. Оба делали гимнастику, но постепенно вместо обычных ритмичных подскоков с заворотом ноги, соседка, игриво взглянув на него, партнера, стала приплясывать, вытанцовывая зажигательный канкан, и выбрасывала вверх восхитительные ножки в такт какой-то кабацкой, разгульной музыки, мелодии, песни.... Алекс отчаянно развеселился и вскричал: "Гулять, так гулять! Бузить, так бузить!", подхватил соседку жадными, сильными руками и почему-то пустился в танго, выгибая и заворачивая послушную партнершу в самых невообразимых позах, делая немыслимые выкрутасы и па... Вскоре музыка стихла, воображаемое танго завершилось, Алекс устало отвалился и лежа с закрытыми глазами, как бы уставившись в потолок, - так были напряжены его глазные яблоки, однако думать о том, о чем он думал до этого было противно... Совсем не хотелось философствовать и спорить с Лейбницем о чертовых монадах, он с ужасом представил, что сейчас опять соседка начнет вытанцовывать и делать свою зажигательную субботнюю утреннюю зарядку прямо у него в голове и он должен смотреть на это опять и опять... Думать о чем-то другом, о ком-то другом, кроме этой восхитительной, такой чужой и далекой, но такой доступной соседки, он сейчас не мог. Наконец, он придумал как отвлечься, представил, как они вместе идут по набережной, о чем-то увлеченно говорят... вдруг навстречу выходит Надя с братом Сержем, они встречаются, представляют друг друга...".
- Я пошла в душ, - многозначительно промолвила жена, пытаясь обратить на себя внимание отрешенного мужа.
- Я тоже. Сейчас. Я за тобой... - машинально ответил Алекс.
- Ты зачем сегодня опять столько выпил? - спросила жена, наклонившись к мужу и поцеловав его как ребенка, как куклу, как покойника.
Это напомнило Алесу прошедший сегодняшний вечер, проведенный в гостях.
- Какого черта они приехали сюда? Что, им в Москве было плохо? Придурки. Почему я должен опять это слушать? Они в Москве получали больше чем здесь, приехали сюда и теперь жужжат о том, сколько они могут получать, если уедут отсюда в Нью-Йорк или Бостон. Неенаавижу таких идиотов! - вскричал Алекс, у которого неправильно удовлетворенный секс вызывал гневливость и раздражение. Жена почувствовала, как тело мужа напряглось... - Давай не будем больше ходить к ним! Зачем ты меня туда тащила?
Марина откатилась и села со своей стороны широкой кровати, спустив ноги на пол.
- Куда я должна идти? В пивной бар? Ты знаешь, я не люблю пиво! Иди... сам найди кого-то другого. По-твоему сюда вся Россия выехала? Никто из твоих друзей сюда не приехал! А ты хочешь тут жить, как там? Здесь надо работать, деньги зарабатывать и отдыхать. Для этого сюда люди едут... Ой, я не хочу опять говорить об этом! Я пошла...
"Ччертова жизнь! Во всем виновата либеральная демократия... Как мы выбираем все это - эту жизнь, это правительство, эту странуу, эту жену-у, всю эту чертову сексуальную ер-рунду... Лучше бы было все как было сотни лет назад. Если бы мне мама сама выбрала жену, а отец работу, разве я бы так мучался как сейчас?... Маме нравится Надя.
Надю любят все.
А мою жену никто не любит - ни мама, ни сын, ни я...
Мама никогда не выбрала бы мне эту женщину!
Никогда!
Мама?! Мама вообще тебе ничего не стала бы выбирать. Ты ей не нужен.
Почему? Что я сделал плохого? Почему мне так не везет? Женщины должны быть добрыми. Когда женщина теряет ласковость, нежность и доброту - начинается сущий ад... Брату повезло! У него осталась Надя. Она ласковая. Мама тоже, его, дурака, любит, а мне никогда ни в чем не везет...
Ты становишься завистливым и ворчливым, как какой-то ублюдок.
Неправда! Я ворчлив, но не завистлив. Просто, я тоже хочу чтобы меня любили и чтобы секс был с какой-то любовью, а не просто так... когда насилие и злость торжествуют в похабном семяизвержении. Это как в опытах Павлова. Подключаешь в двух местах электроды, даешь ток - дергается ножка и лягушка испытывает наслаждение. Так делаешь несколько раз. Возникает условный рефлекс. Потом просто двигаешь ножку и мертвая лягушка дергается от наслаждения..."
- Да, иду! Сейчас иду! - раздраженно ответил Алекс и поплелся в ванную, продолжая спорить сам с собой.
"Я не завидую. Я удивляюсь. Это разные вещи. Мне все равно, что братцу хорошо, мне даже наплевать на это. Мне плохо, что мне самому плохо. Я человек. Я не хочу просто жить, жрать и насиловать, чтобы жить. Я хочу любить, мучиться, страдать и просить прощения. Искать, у кого просить прощения..."
Алекс встал под душ и стал поворачиваться, чтобы прохладная вода омыла его, он посмотрел в потолок, задумчиво кусая верхнюю губу и споря сам с собой о своих проблемах.
"Женщины - самое большое несчастье в жизни.
Если мама с детства тебя не любит, значит твое дело - труба!
А ведь по существу между мной и братом нет никакой разницы. Даже генетически мы, наверное, одинаковы. Идентичны, как два клонированых близнеца, как две овечки! Если бы нас перепутали при рождении...
Он родился на два года раньше меня.
Не важно, я говорю чисто теоретически. Случай не выбирает! Никто не может отличить меня... друг от друга, брат от брата.
Случай работает в противоход генам.
Если бы нас перепутали в детстве, сейчас он стоял бы под душем, а я... я бы лежал на заднем сиденье такси и смотрел на Надю и целовал самую добрую и прекрасную женщину в мире...
На Надю все хотят смотреть...
Все любят высоких и стройных женщин...
А я люблю больше всех! Я люблю самых огромных...
Метров тридцать ростом!
Я сам могу быть таким, тоже метров тридцать высотой...
Как Гулливер, если на него посмотреть глазами лилипута!
Мы пойдем вдвоем, и все будут на нас смотреть, и говорить: Уух какие они огромные! Вот это да!...
Чушь собачья! Перестань думать о ерунде! Я должен проверить почту! Я так и не заглянул в Интернет."
Алекс одел халат и вышел в гостиную, где в углу возле окна стоял компьютер. Сделав несколько шагов, он вдруг остановился и покривился, словно дрогнуло и болезненно сжалось сердце. Он был не пьян, так, что-то осталось... он все еще легче поддавался упадническому настроению и был готов совершать поступки бесповоротные, необузданные и отчаянные. Он тихо подкрался к входной двери квартиры, словно за ней спрятался опасный, мистический, метафизический, тотемный зверь, которого нужно было поймать, увидеть или умертвить, чтобы окончательно стать свободным. Алекс выглянул в глазок и прислушался. Было тихо, но слушать эту тишину ему было невыносимо отвратительно.
"Неужели так ребенок выпадает из чрева женщины?
Чего ты боишься? Выпади, тебя подхватят. Выйди и посмотри - там нет ничего страшного.
Хехехе, дудки, я не такой дурак! Второй раз меня так не купишь! Выгляни, тебе никуда не нужно выходить!
А если все же рискнуть и высунуть нос из дома... Высунуть не только нос...
Выступить!
Голому в халате и тапочках!
Сделать шаг и больше никогда не возвращаться. Это было бы здорово!
По идее я должен выйти голым, без халата и тапочек, чтобы все это совершилось правильно. Второе рождение. Нельзя ничего оставить из прошлой жизни.
Зачем второе рождение? Счастливая судьба не зависит от частоты рождений. Только последний дурак верит в эти глупые предрассудки?
Многие верят в реинкарнацию.
Верить можно... Как говорят христиане: вер много, а спасение одно!
Если нет благодати - нет и спасения! Так говорят.
На мне нет благодати. Благодать - это что? Это мешок с деньгами, который упал под ноги.