Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
![[]](/img/s/sotnikow_b_i/bis0206/parus.jpg)
Соблазн
(повесть из сборника "Ах, эта любовь-бесстыдница...")
1
До гибели жены Виктор Амелин не обращал внимания на 14-летнюю Катю Геращенко, приходившую по вечерам из соседней квартиры за помощью по математике. Физик по образованию, он работал инженером в военном "ящике", хорошо зарабатывал, школьные Катькины задачки решал быстро и весело, мог толково объяснить весь ход их решения, но самой этой темноглазой девчонки как бы и не видел. Ну, ходит, и Бог с ней, жалко помочь, что ли? Поэтому, если бы его спросили, какие у девочки глаза, он затруднился бы сказать - карие, тёмные?.. Кажется, тёмные.
Но заметила эти Катькины глаза жена Виктора, впускавшая Катьку с тетрадкой и задачником. Так вот, глаза у этой девчонки были наглые, когда смотрела на Татьяну. И становились мечтательно-масляными, когда смотрела на Виктора. Так смотрят женщины на любимых мужчин. А тут, какая-то не доросшая соплюха, а уже засматривается на чужое. Да и характер противный. Об этом говорила как-то и родная мать Катьки: "Ну, такая стерва растёт, что вынь да положь ей, чего захотела! Сдохнет, пока не добьётся того, что втемяшилось в голову! Душу продаст ради туфелек или там юбчонки. Даже не знаю, в кого у неё характер такой? Видно, в дедушку Геращенко. Муж говорил, тот тоже упрямый да своевольный был".
Короче, невзлюбила Татьяна Катьку. И однажды заявила Виктору прямо:
- Знаешь, что? Кончай ты с Катькой эти задачки решать!
- Почему? - не понял он. И, как всегда, добродушно улыбнулся. Когда-то Татьяну его улыбка сводила с ума. Из-за неё и замуж за него вышла - сама искренность! И глаза - ясные-ясные, как у ребёнка. А ведь было ему уже 26, когда поженились. Ей - 22, а ему - 27-й пошёл. Но сама-то была не в него: с характером. Потому и отрезала:
- Ты что, не видишь, что ли, как она на тебя смотрит!..
- А как? Что-то не замечал... - И стоял опять перед ней ясненький, улыбчивый.
- Как женщина! Вот как.
Виктор расхохотался:
- Какая же она женщина - 14 лет! Пусть смотрит. Когда я был мальчишкой - в 7-м классе - так мы, все пацаны, были влюблены в свою учительницу по зоологии. И ничего, не умерли. Только лучше старались учиться, вот и всё.
- Эта, Витенька - наоборот, не старается! Ей, чтобы на тебя ходить смотреть, надо плохо учиться. Другое у неё на уме!..
Не знал ещё тогда, что Катька, спавшая в соседней квартире за тонкой асбесто-хрущобской стенкой их спальни, слыша, как у них скрипит, а иногда и ходуном ходит кровать, провертела буравчиком отверстие в стене. И уже полгода караулила их постельную любовь по субботам и воскресеньям, когда они занимались ею и днём, уложив ребёнка спать в другой комнате. Ночью Катьке почти ничего не было видно, а вот днём, когда начиналась у них "морская качка", Катька прилипала к пробуравленному отверстию и наблюдала за ними. Не знал, что девчонку трясло, когда видела его нагое тело и всё, что он проделывал на жене. Не знал, что её воображение так распалялось, что она даже вставляла себе пальчик, глядя на него, и представляла себя под ним. Не знал, что ей страстно хотелось стать женщиной и узнать всё это. Что от таких желаний ей делалось жарко, и мутился рассудок. Вот почему задачки по алгебре уже не шли ей на ум.
Ничего не знал, а потому и отмахнулся от жены, считая нелепыми её подозрения:
- Да брось ты...
- Нет, хватит с меня! Не в задачник она смотрит!..
- Тань, да ты что, в самом деле? С ума, что ли... Ну, на кой она мне, ребёнок!..
- Да не в тебе дело, - упрямилась жена. - А в том, что всё это - мне неприятно! Понял? Она же ненавидит меня!
- С чего ты взяла? Всегда улыбается, когда входит.
- Улыбается, а от самой - током высокого напряжения! Ненавистью. Дотронься, и убьёт наповал!
- Ну, тогда ты ей отказывай. Раз у вас такие отношения. Только, как я буду потом смотреть Марине Васильевне в глаза? Соседи, на одной площадке живём!
- Не твоя забота. Найду, что сказать и Марине Васильевне! Слава Богу, в газете работаю, не на базаре.
Отказать Татьяна не успела - попала в автомобильную катастрофу. Такси, на котором она ехала вечером, сбил пьяный шофёр самосвала. Таксист остался живым, а жене удар пришёлся сбоку, в правый висок. Это было в прошлом году осенью. С полгода дочь соседей не приходила к Виктору за помощью, а потом, когда он, измучившись с трёхлетним сыном, отвёз его на воспитание к своим старикам, которые жили в маленьком соседнем городе, где рос и учился когда-то и сам, Катька стала появляться с задачниками снова. Впрочем, она захаживала и после похорон Татьяны, но с матерью. То за грязным бельём, чтобы постирать, то, чтобы угостить чем-нибудь. Бельё потом приносила Катя. Денег, разумеется, не брали, и он вынужден был отдариваться разными покупками к праздникам. Жили рядом, дружили, как хорошие соседи. Поэтому, когда Катя пришла с задачником, отказать Виктор уже не мог, хотя и сам, наконец, увидел - смотрит она на него глазами влюблённой девушки.
Теперь он её рассмотрел. И понял, девчонка из рано созревающих - акселератка, как стало модным таких называть. У неё на груди уже и комочки появились приличные, и зад округлился, начали наливаться женственностью юные руки и ноги. Ну, а прыщики на лице, которые она выдавливала каждый день, досказали Виктору всё остальное. Но было ему уже 30 - не юнец, который мог обрадоваться такому открытию, чтобы воспользоваться. Найдёт себе женщину, а там, может, и женится. Думать же о Катьке, как об удобной женщине, которая всегда рядом, под рукой, что ли, Виктор даже не смел: нет ещё и 15-ти, о чём тут рассуждать?! Поэтому улыбаться девчонке перестал и старался держаться с нею построже - учитель, так уж надо быть примером во всём!
Забыл Виктор, что Катька - девчонка "вынь да положь!". Но не забывала она о своей затаённой мечте. А тут ещё не стало и помех - ни Татьяны, ни её мальчика, считала Катька. Любимый дядя Витя остался в собственной квартире совершенно один! Ну, и подкараулила его, когда появился однажды вечером под хмельком. Уже знала, под хмельком все мужчины покладистее, даже строгий отец, у которого можно выпросить после аванса или получки на новую кофточку или на капроновые чулки. Да и дядя Витя забывал в такие дни хмуриться - улыбался, шутил. Мог даже по щёчке потрепать или погладить по голове. А так как под "градусом" он приходил домой не менее двух раз в месяц, то Катькин расчёт оказался совершенно точным и оправдался.
В этот день она особенно тщательно вымылась. Проверила все шероховатости на лице. Прикоснулась к вискам пробочкой от духов матери. Надела самое красивое платье, но не на нижнее белье, как раньше, а прямо так, на голое тело - даже трусиков не надела, чтобы в нужный момент оказаться перед дядей Витей, в чём мать родила. Может, тогда не устоит? Знала, после работы он обычно переодевается, искупавшись под душем, и остаётся в одной майке и лёгких спортивных шароварах - в комнате у него тепло от горячих батарей. Вот тут к нему и прижаться...
Когда Катька, подойдя к двери соседа, нажала на кнопку звонка, ей казалось, что у неё вот-вот подломятся ноги или выпадет задачник из рук. Но ничего, не упала, вошла почти без страха. Да и страх-то был не оттого, что может сегодня произойти, а оттого, что вдруг что-то помешает и ничего не случится - ей казалось, она не переживёт этого. Особенно позора, в случае, если дядя Витя не захочет, откажется.
Ничего не подозревавший Амелин открыл дверь, как обычно. И впустил Катьку, как обычно. Только спросил:
- Какая задачка сегодня не получается: по алгебре или геометрии?
- По геометрии, - радостно соврала Катька, краснея от волнения ещё больше.
- Хорошо, тогда садись, посиди тут, а я пойду чайник поставлю. Пока с тобой будем решать, он и закипит. А чего это ты сегодня такая?.. - заметил он, наконец.
- Какая, дядь Вить? - кокетливо спросила Катька.
- Ну, это... - хотел сказать, "красивая, что ли", но передумал и на ходу перестроился: - Румяная вся! В красивом платье.
- А у меня день рождения сегодня.
- Да ну?.. Усёк. Тогда поздравляю тебя! Я и забыл, что в ноябре. Почему-то казалось, в декабре где-то. Ну ладно, сейчас что-нибудь тебе подберём... Книжек, слава Богу, у меня много!
- Не надо книжку, дядя Витя.
- А что же тогда тебе? Ну! За тортиком сбегать?..
- И бегать не надо. Просто поцелуйте меня, и всё.
- Как это? - вырвалось у него. И тут же всё понял, конечно, и покраснел. А взглянув на похорошевшую от волнения девушку - вон как, кошечка, выправилась, прямо взрослая стала! - почувствовал ещё, что горячим шевельнулось в нём и мужское. Знал ведь про чувства девчонки! Кроме жаркого тока крови, ощутил и жаркий стыд: "Вот, кобелина собачья! Стоило полгода пожить одному, и готов уже даже девчонку... Да и выпил к тому же!.."
- Как, как?!. - досадливо дёрнула плечиком упрямая Катька. - Как всех именинников: в губы. И всё.
- Гостей, именинников - целуют, кажется, в щёчки? Это - можно...
Амелин подошёл к Кате и чмокнул её в щёчку. Но она, обвив его шею руками, прижимаясь к нему гибким и тонким телом, горячо прошептала:
- Не так, дядя Витя, я хочу, чтобы - в губы!
- Да ты что, Катенька!.. - обомлел Амелин от изумления и того, что девчонка вымахала почти вровень с ним. И тут в нём со страшной силой возбудилось вдруг всё. А она, видно, почувствовала это и стала прижиматься к нему ещё теснее. Нечем стало дышать и, казалось, что сердце разнесёт сейчас грудь.
Катька уже целовала его сама - горячо, страстно. Он, не понимая себя и, не помня, что делает, стал целовать её вишнёвые губы тоже. Господи, что после этого началось!.. Катька прямо ёрзала там по нему своим горячим, манящим местом и шептала, задыхаясь:
- Дядя Витя, миленький, сделай меня женщиной! Я хочу этого, хочу!..
- Да как же ты можешь хотеть? Ты же ещё не знаешь, что это такое! Ты же - девочка...
- Вот я и хочу узнать. Сейчас же! Ну, прошу тебя, ну, умоляю - пожалуйста! - Она капризно расплакалась.
- Ты с ума сошла, дурочка!.. И меня сводишь...
Амелин попробовал освободиться от объятий девчонки, но не тут-то было: Катька оказалась сильнее женщин. Не отдирать же её от себя, как в драке врага? И он, чувствуя, как становится ему всё жарче, а Катенька всё желаннее, прошептал: - Милая, этого нельзя делать! Ни за что на свете нельзя! А теперь, пусти меня.
- Почему нельзя? - был ответ и ещё более страстное прижатие.
- Ты - ещё несовершеннолетняя...
- Ну и что? Тебе жалко, да?
- Да нельзя этого мне, понимаешь ты или нет?! Это же - подсудное дело...
Она не понимала. Не знала, что в уголовном кодексе есть даже статья на этот счёт: "за растление несовершеннолетних". Но Амелин-то это знал и переживал. Ему страстно хотелось сделать Катьку женщиной, раз уж сама просится, а, с другой стороны, он боялся ответственности: "Проболтается потом родителям, те - в суд! Тюрьма, и Юрчик - круглый сирота. Да и позор какой..."
Амелин силой разнял Катькины руки и, освобождаясь от неё, сказал ей про уголовный кодекс и статью. Она нервно выкрикнула:
- Да как вы могли обо мне так подумать! Да я, да я... никому на свете об этом! Я же сама, сама хочу!..
- Дурочка! Ты - можешь забеременеть. Для этого - ты уже созрела вполне!
- А что надо, чтобы не забеременеть?
- Надо предохраняться, вот что.
- Ну, так давайте...
- Да не буду я ничего!.. Вот ещё!.. Сама потом спасибо скажешь.
- Я возненавижу вас!..
- Вот и прекрасно, - обрадовался он. - Можешь меня ненавидеть хоть сейчас. Начинай...
И тут Катька сорвала с себя платье - через голову, одним махом. И осталась перед ним нагой и соблазнительной. Амелина затрясло от её вида. Катька оказалась редкостного сложения - ей можно было быть манекенщицей. Видимо, она почувствовала его восхищение собой, снова охватила его руками за шею и, прижимаясь к нему уже нагим телом, принялась снова елозить внизу и целовать его в губы.
Он сдался.
- Хорошо, - проговорил, срывая с себя майку. - Сейчас я разденусь и лягу на спину. А ты, пойди закрой дверь на ключ - он там в замке - будешь сама делать всё! Поняла?
- Но, почему? - не понимала она. Однако обрадовано засуетилась.
- Потому. Чтобы, ну, это... не я тебя сделал женщиной, а ты - сама. Я тебя не соблазнял, если что...
- Я согласна. Только скорее, ладно?
- Ступай, запри дверь!..
Она, голяком, убежала, а он весь красный от возбуждения, разделся и лёг. "Пика" его дико напряглась и торчала. Он закрыл глаза и тут же услыхал над собой:
- А как мне теперь, дядь Вить?..
- Садись на него, - потрогал он, не открывая глаз, - своим желанным местом, а дальше поймёшь сама, что делать.
Катя торопливо и неумело приспосабливалась. Он чуть приоткрыл глаза и видел только белые наливные яблочки на её груди, остальное у неё все было загорелым ещё с лета. От желания и возбуждения его опять начала бить дрожь, изнутри, а его плоть, наткнувшаяся на преграду, вдруг сладко пошла дальше. Он снова закрыл глаза и услыхал над собой вздох восхищения:
- И-и-и!.. - И Катя осела ему на бёдра.
Посидев чуть, она стала постанывать и шевелиться. Потом всё сильнее, глубже и энергичнее, и было только слышно её счастливое: "Ой!.. Ой!.. Ой!.." Катя стала женщиной.
Когда всё кончилось, Амелин пришёл в ужас: забыл надеть презерватив. Однако было ему так хорошо, что тут же, с чисто славянской беззаботностью или привычкой полагаться на русское "авось", подумал: "Ладно, вряд ли она забеременеет с первого раза. Всё-таки была и боль, и кровь, и испуг. Но дальше надо быть с нею поосторожнее..." Он уже понял, на одном разе у них не кончится, да и не хотел теперь этого. Зачем? Можно ведь и жениться на ней, если что. Или когда подрастёт. Ему понравилось тело девчонки: уж больно хорошо сложена была Катя.
2
В следующий раз он уже раздевал и целовал её сам. А потом привёл в такой восторг своими поглаживаниями и бурной близостью, что она рассказала ему, как пробуравливала в стене отверстие, как потом подсматривала в него. А он, глядя на её сросшиеся, как у узбечки, чёрные брови и вообще на её скуластенькое и очень милое лицо, удивлялся:
- А где же это отверстие?.. Ни разу не видел...
Она встала с кровати, на которой он когда-то штормовал с другой, и, подойдя к противоположной стене, показала на дырочку в коврике из дешёвого матерчатого материала:
- Вот где! Видишь, как точно я всё рассчитала. Знала, где у вас коврик, и где мне сверлить. Чтобы и видно было хорошо, и чтобы вы не заметили. В коврике - дырочку ведь не видно? А чтобы мне было видно, я вставляла в неё трубочку, и материя раздвигалась. Потом закрывала дырочку со своей стороны кружочком из обоев, который приклеила к стене над ней, как клапан. Вот и всё.
Запоздало краснея оттого, что Катя целых полгода видела его во всех его штормовых ситуациях, Амелин тем не менее восхитился:
- Ну, ты - прямо изобретатель! Мне бы такое и в голову не пришло.
- Потому что тебе - это было не нужно. А побыл бы ты на моём месте!.. Думала, когда-нибудь чокнусь там, за стеной. Так меня всю трясло.
- Да, ты девочка темпераментная! - согласился он. - Сразу во вкус вошла.
- Почему девочка? Разве я теперь не женщина тебе?
- Мне - женщина. Но вообще-то нет. Женщина - это после того, как родит ребёнка. А вот если я тебя всему обучу, ты будешь лучше всех настоящих женщин! Хочешь?..
- Хочу.
Он принялся учить её. А недели через 2 или 3, когда они отдыхали от очередного любовного шторма, она вдруг сказала:
- Я хочу ещё. Только по-другому. Знаешь, как?..
- Нет.
- Наклони ушко.
Он подставил ухо, и она прошептала ему свою просьбу со стыдливостью, свойственной её возрасту. Он улыбнулся. Ему нравилось, что она стыдится, и что ей нравится то, чему обучил, и что нравилось самому. "Чудо, а не девчонка!" - думал он. Уже знал, Катя была ненасытной, ей всегда хотелось.
И вдруг она выкинула номер, от которого он опешил. Однажды, уходя от него, сказала:
- Ты можешь сделать женщиной мою подругу?
- Какую ещё подругу! Ты соображаешь, что говоришь?!
- Соображаю. Получилось так, что я проговорилась ей, какое это счастье быть женщиной, ну, она и пристала: расскажи, да расскажи!..
- О чём? - перебил он.
- Ну, какие испытываешь при этом ощущения, как это делается? Я рассказала. Ей захотелось тоже: аж дрожала! И спрашивает: "А кто тебя сделал женщиной?" Я ей: мол, мужчина один. "А меня он смог бы?" Я стала отнекиваться, не знаю, мол. Тогда она стала плакать и умолять меня поговорить с тобой. Так просила, Витя, что мне аж жалко её стало! Я же знаю, как сама мучилась. Ну, и обещала ей поговорить с тобой...
Амелин возмутился:
- А если я вот возьму, и соглашусь! Что тогда?.. И тебе это будет не обидно?!
Ответ поразил ещё больше, чем само предложение:
- Нет. А что тут обидного, если лучшей подруге помочь? Плачет же, бедная, трясёт всю! Да я и по себе знаю, как это невыносимо.
- Ну, знаешь ли!.. - Амелин только развёл руками, забыв, что перед ним не женщина, не жена, способная на ревность и что угодно, а всё ещё девчонка, у которой к нему, может быть, и не любовь пока, а только половое влечение вследствие раннего созревания, и что муки подруги - ей понятнее мук ревности, которых она пока не испытывала и не думает о них. Ругать её за это было бесполезно. Объяснять правила приличия в любви? Но, о каком приличии мог говорить ей он, сам поправший все нормы приличия? Надо было придумывать что-то другое... А пока он лишь возмутился: - Неужели же твоей подруге безразлично, кто сделает её женщиной? Даже проститутки - сначала смотрят на своих клиентов!
- А я ей показывала тебя, - прозвучало в ответ. - Ты ей понравился. Симпатичный, говорит. Вот после этого она и захотела.
Тогда он попробовал по-другому:
- Катя, ты что, хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму, да? Сначала, мол, одну малолетку, потом вторую... Если в первом случае не устоял там, соблазнился, то во втором - оправдания уж не будет! Срок. Неужели ты этого не понимаешь? Ведь говорил же тебе, объяснял!..
- Так ведь никто не узнает, Ви-тя!
Озлившись, он не заметил, как перешёл на её же логику:
- Да? А кто ей проболтался? Разве не ты? Вот так и она...
- А ей - некому, кроме меня. - Катька виновато улыбнулась. - Такое можно только лучшей подруге! А мы... да чтобы тебя подвели?.. Ну, ты что!.. Мы - лучше умрём, а не выдадим!
- Спасибо! - опомнился он. - А я, по-вашему, значит, бык, что ли? Которому всё равно - кого? Я твою подругу - в глаза не видел!..
- А я приведу её к тебе в гости. Увидишь, она хорошенькая!..
Даже рассмеялся от нелепой Катиной искренности:
- Это для тебя - хорошенькая. А для меня, ещё неизвестно! И зачем она мне? У меня есть ты!
Катька польщёно зарумянилась, но от своей идеи помочь лучшей подружке не отказалась:
- Ви-ить, так ведь только один раз! И потом - она старше меня на полгода.
- Ну и что?
- Как что? У нас на Украине можно выходить замуж, как и в других южных республиках, с 16-ти лет. Значит, с 16-ти - и по закону уже не малолетки.
- Что ты хочешь этим сказать? - не понял он и насторожился.
- Женьке через 8 месяцев исполнится 16.
Теперь понял. Но всё равно психанул и ляпнул глупость:
- Вот когда исполнится, тогда пусть и приходит! А сейчас - не хочу из-за вас садиться в тюрьму! Всё! И ты тоже: до 16-ти - не приходи ко мне больше!
Катьку словно подменили:
- Ну, Витя, ну, Витечка, ну, я-то при чём? Ну, не надо так со мной!.. - И с такой нежностью стала его целовать и подлизываться к нему, что кончилось опять всё близостью, и вопрос о Катькином изгнании из рая отпал сам собою.
Но возникла другая проблема, от которой Амелин чуть заикаться не стал. Дело в том, что Катя не уходила от него теперь часами, забегала иногда и по утрам, перед тем, как идти в школу. Прошмыгивала к нему, имея свой ключ, торопливо раздевалась, и на кровать. Иногда близость затягивалась, оба они опаздывали - он на работу, она в школу. В конце концов, мать Катьки, Марина Васильевна, догадалась, что происходит, и между нею и Амелиным произошло объяснение напрямую.
- Вы что, Виктор Алексеевич, живёте, что ли, с моей дочерью? - спросила Марина Васильевна, зайдя к Амелину вечером после возвращения Катьки с математического сеанса.
Он попробовал уклониться:
- С чего вы взяли, Марина Васильевна?
- Да уж больно женщиной от неё!.. Даже соседи спрашивают: "Что это у вас с ней?" И учиться не хочет, и походка изменилась! И...
Амелин заметался:
- Ну и что? Что вас беспокоит-то?
- А вас? Не беспокоит? А знаете, что за это бывает?!.
Он растерялся:
- За что, за "это"?..
- У неё даже взгляд теперь женский, не девочки!
- Это она вам, что ли, сказала? - нелепо спросил он.
Лицо Марины Васильевны пошло малиновыми пятнами:
- Сама поняла, не слепая! Скажет она, как же!.. Подохнет скорее. Но я этого так не оставлю! Я мать!..
Дело принимало подсудный оборот. Амелин, всё ещё не зная, как выкрутиться, что сказать, чтобы успокоить мать Кати, пытался выиграть время и юлил:
- Что вы поняли? Чего не оставите?..
- Да вы что, в самом деле? - возмутилась соседка. - Не понимаете, что ломаете девочке судьбу и всю жизнь!
- Чем же это я, простите, ломаю? Во-первых, она сама этого захотела. А во-вторых, как только она подрастёт, я женюсь на ней, вот и всё. И она - это знает, между прочим. Можете спросить...
Лицо соседки - тоже со сросшимися бровями - облегчённо расслабилось, пятна стали исчезать. Спросила Амелина успокоенным голосом:
- Это правда? - Чувствовалось, поверила. Да он и не лгал ей, только растерялся от неожиданности. И чтобы успокоить её окончательно, проговорил ещё увереннее, глядя при этом в её большие испуганные глаза.
- Зачем мне вам врать? Разве я похож на какого-то...
- А разница в возрасте вас не смущает?
- Смущает. Но что же теперь об этом толковать, если уже всё произошло?
- Так-то оно так, а всё ж таки - 15 лет: вдвое!
- Когда мне будет 45, разница сократится до трети, - отреагировал он, как истинный математик.
Марина Васильевна, кажется, немного повеселела и даже улыбнулась:
- Ну, что же, спасибо и на этом. Но как вы, инженер, на такое решились? Вот я чего не пойму! Никогда бы не подумала, глядя на вас.
- А вы спросите лучше об этом вашу Катю, - посоветовал он без улыбки. - Может, она вам всё объяснит? Ей, по-моему, это будет удобней. При её характере.
- А, так вы и в характере уже разобрались? Чего же тогда спрашивать? Спрашивать бесполезно. Пусть теперь с ней отец разговаривает!.. - в голосе Марины Васильевны опять прозвучали угрожающие нотки.
Амелин отсоветовал:
- Ругать её теперь, по-моему, бессмысленно. Самое лучшее, мне кажется, это ничего не менять.
- Как это? - насторожилась Марина Васильевна, снова меняясь в лице от жарко прихлынувшей крови.
Он успокоил:
- Ну, начнёте вы, допустим, шуметь, срамить. Что это даст? Только привлечёте внимание соседей? Начнут докапываться, осуждать. Или писанут куда-нибудь об аморальности. Обольют нас всех грязью. Согласны?
- Да, да, - горячо согласилась Марина Васильевна, - обольют, как пить дать! Знаете, какие люди у нас тут в подъезде?.. Ни-ко-гда не поймут! Да и не поверят... - И вдруг осеклась: - А вы сами-то - не обманете, Виктор Алексеевич?
- Ну, что вы! Я люблю вашу Катю.
- Спасибо. Вам - я верю. Не первый год живём рядом... А мужу - всё-таки надо сказать. Как вы считаете?
- Конечно. Зачем же такие вещи скрывать от него? Будет только хуже, если сам догадается - недоверие.
- Да, да, правильно, - кивала соседка, уже радуясь тому, что дочь будет замужем за порядочным и добрым человеком. Амелин, почувствовав это, сразу повеселел.
- Марина Васильевна, а знаете, что? - предложил он. - Отпускайте-ка вы Катю ко мне ночевать, а? Ведь так тише всё будет, спокойнее.
- А если к вам утром зайдёт кто-нибудь из соседей?
- Да ведь не ходит никто, кроме вас. А если вдруг и зайдёт кто-то, не попрётся же ко мне в спальню? А увидит Катю в первой комнате, сообразит, что и она зашла зачем-нибудь по-соседски: позвонить по телефону или за какой-нибудь книжкой. Ничего другого, по-моему, и в голову никому не придёт!
- Хорошо, Виктор Алексеевич, я поговорю с мужем. - Марина Васильевна опять испугалась: - А Катька не забеременеет?..
- Не забеременела же до сих пор? Значит...
- Всё, всё, дальше не надо... Только вы уж и её предупредите: чтобы не похвалилась кому! Вам - она больше поверит, что это в наших общих интересах.
- Хорошо, поговорю, - согласился Амелин. Не хотелось распространяться, что Кате он и сам не очень-то доверяет теперь: девчонка уже похвалилась. Правда, лучшей подруге. Которая обещала пока молчать, так как вопрос с нею остался открытым и потому тревожил Амелина.
Разговор с матерью Катьки на этом закончился, а на другой день вечером Катька сообщила Амелину, что останется с ним до утра, и запрыгала от радости на одной ноге:
- Будем с тобой, сколько захочется, да?..
Ох, и любила же она постель, словно была древнеримской матроной. И хотя Амелина не очень это радовало теперь, он тут же принялся раздевать свою юную и сладострастную жену, с которой предстояло ещё регистрироваться, потом растить и воспитывать детей. А вот сумеет ли она это, окажется ли способной, уверенности не было.
3
Уверенность Амелина в выборе поколебалась ещё больше, когда месяцев через 10, в конце октября 1977 года, Катька всё-таки привела к нему свою подругу, заявив, что сама она уходит сегодня ночевать домой, и что у подруги - день рождения.
- Ты что, обалдела? - спрашивал он Катьку на кухне, куда она завела его, чтобы предупредить.
- Ты же мне сказал зимой, помнишь? Вот когда, мол, исполнится твоей Женьке 16, пусть тогда и приходит! Говорил?
- Ну и что? Мало ли чего я мог тогда наговорить!.. Просто, чтобы отвязаться, а ты... - Сердце Амелина упало. На него смотрела не девочка Катя, которую он ласкал и, уж так вышло, полюбил странной любовью, а другая - наглая, про которую говорила ещё покойная жена: "Улыбается, а от самой - током высокого напряжения бьёт! Наглая". Что-то говорила ещё, теперь не помнил, да и не в словах было дело, а в сути. Суть же была неожиданно обидной и неприятной. Катька понимала, что её подруга ему не нужна. Это ей нравилось - даже не скрывала. И в то же время готова была уступить своего мужа, любимого человека. И тогда в его сердце возник вопрос: "А любимого ли, если она так?.." Взял и сказал:
- Знаешь, что? Если ты так настаиваешь, значит, не любишь меня! А раз так, зачем же мне жениться на тебе?
И опять не узнал своей девочки: Боже, какими злыми показались глаза и слова:
- Ну, и не женись! Кто тебя просит?
- Опомнись, дурочка! Кому ты будешь нужна?
- Что-о?!. Да стоит мне только слово! И завтра же на мне женится Додик из горного!
- Какой ещё Додик?
- Студент. Умирает от любви ко мне.
- А ты к нему?
- Это неважно.
- И на какие же шиши вы будете жить?
- Что-о?!. Да это ты - нищий! А его родители - миллионеры! Ради счастья единственного сыночка они...
- Уходи!.. Вон отсюда!
- Вить, ты что?.. Как это, уходи? Куда?.. - опомнилась Катька. Но было поздно.
- Куда хочешь, - шипел он. - Хоть к своему Додику, хоть к своей маме, куда угодно! И свою подругу - забирай тоже. И - мотайте отсюда, ненормальные!
Катька принялась задабривать его, целовать, идти на попятную. Но он, чувствуя, как у него что-то сломалось внутри, решил вдруг сделать больно и ей:
- Хорошо, пусть будет по-твоему. Гнать девочку в день её рождения, действительно, неудобно. Пусть остаётся. Но и ты посиди. Пока у меня обида на тебя не пройдёт. Я достану бутылочку коньяку, дам и вам по капельке, а там будет видно...
Не знал, дурак, что за коварный человечек его Катька! Какую хитрую интригу она уже сплела. Не знал и об истинных её отношениях с подругой - выяснилось позже. А может, и к лучшему всё, что произошло в тот вечер...
Как и обещал, он налил девчонкам по маленькой рюмочке, а сам пил из большой и почти не закусывал - ныла обида в душе. Но потом от выпитого у него там потеплело, что-то размягчилось, и он постепенно повеселел и даже не заметил, что Катя исчезла. Понял это лишь по радостной раскованности оставшейся её подруги. Тогда пошёл в коридор и поставил английский замок на защёлку, чтобы предательница не могла его открыть своим ключом даже в том случае, если и захотела бы.
Подруга Кати, Женя, была, можно сказать, её противоположностью - светленькая, с милой голубоглазой мордашкой, и телом поплотнее, пошире и пониже. В 35 лет такие делаются мощными женщинами, которых обожают кавказцы. А в юности к таким тянутся все мальчишки, чувствуя в них женщин, а не девочек. Было странным, что её никто ещё не соблазнил.
Включив проигрыватель, Амелин поставил долгоиграющую пластинку и предложил:
- Ну что, потанцуем?
- С удовольствием. - Женя приподняла руки.
Как только Амелин взял левой рукой её правую ладонь, а правой рукой обнял за талию, сразу почувствовал, что девчонка дрожит. Видно, долго ждала этого мига и была напряжённой настолько, что и пальцы дрожали в его руке. Что-то таинственное произошло и с ним. Внизу у него всё напряглось, он притянул девушку к себе поплотнее и осторожно принялся целовать сначала в шею, потом в губы. Она не противилась и, прижимаясь к нему уже сама, стала отвечать на его поцелуи с такой призывной страстью, что он тут же начал её раздевать. Сопротивления не было и теперь. Напротив, она даже помогала ему, подняв вверх руки, когда он снимал с неё платье.
Дальше пошло легче. Он нежно поглаживал её везде и снимал с неё рубашку, лифчик, трусы. А когда осталась нагой, пошёл в спальню и принёс оттуда в охапке постель с кровати - чтобы не могла подсматривать Катя, если вдруг надумает. Бросив постель на пол, закрыл в спальню дверь, выключил проигрыватель и стал раздеваться, видя, что Женя уже расправила постель на полу.
Подойдя к ней нагим, мощным, он снова обнял её и, поглаживая ей шелковистый мысок внизу, принялся опять целовать, чувствуя, как она пытается прижаться своим мыском к его горячей, напрягшейся плоти - приподнимается на цыпочках, но никак не может сделать того, что ей так хочется. Тогда положил её на постель и, раздвигая ей ноги коленками, ощущая уже её под собой, осторожно вошёл в мир её девичьих ночных грёз. Спрашивая, приятно ли ей, непрерывно целуя её, он повторил с нею всё, что когда-то было у него с Катей. Разница была только в том, что теперь он во время оргазма прерывался. Ходил потом под душ, чтобы Женя не забеременела. Девчонка нежно целовала его, стыдливо благодарила и говорила, что счастлива. Не был счастливым только сам Амелин. Было такое чувство, будто он эту девочку раздел и ограбил.
4
Грабила, но только сама себя, и Катя, готовившаяся к свадьбе без любви. Амелин не знал, что родителям она наврала, будто поссорилась с ним из-за нового жениха и что выходит замуж по любви, но боится, что Амелин начнёт мешать. Не знал, что и подруге она уступила его вовсе не из чувства сострадания и дружбы, а за деньги, необходимые ей, чтобы купить себе брючный костюм, о котором мечтала - красный, с золотистой пряжкой на приталенном пиджачке. Родителям Катя соврала, сказав, что костюм ей купил Амелин. Жадная к барахлу и деньгам, она почему-то ни разу не догадалась обратиться со своими запросами к Амелину, который хорошо зарабатывал и мог купить ей любой костюм сам. А не покупал лишь потому, что это не приходило ему в голову. Плохо, конечно, но ведь было легко поправимо.
А вот теперь всё шло уже так, что ничего не поправить - поздно. Да и обида зашла Амелину глубоко в душу. Но мешать Катьке он не собирался. Хотя и видел, выходит, дурочка, по глупости - за большие деньги, а не за человека. И только тогда понял, не он соблазнил эту завистливую девчонку, а она соблазнила его. Бывают такие "штучки", падкие до чужих вещей, богатства, мужей. Их не остановишь.
Иногда к нему приходила Женя, если соглашался на её просьбы по телефону. От неё узнал о Кате много такого, чего и не хотелось бы знать, но уж так получалось. Сначала не верил, а потом понял - Женя не умела лгать. Но глубокого чувства у него к ней не было, потому и ограничивал её приходы.
Однажды она стала ему рассказывать, какой шум поднялся у них в классе, когда врач-гинеколог, выполнявшая медосмотр у девочек, заявила "классной", что не осталось ни одной девственницы. Была ещё недавно, мол, Кузнецова Женя, но и та лишилась своей девственности.
- А "классная" у нас хо-ро-шая, до-брая! - расчувствовалась Женя. - Ну, и вызвала меня потом к себе на "личную беседу". Мы её все зовём "Мама Валя", хотя ей только 26 лет. Ещё не замужем.
- А какая кличка у Кати?
- Разве она не говорила вам? "Мирза".
Он тихо рассмеялся, а Женя, осмелев, продолжала рассказывать:
- Вызвала меня "Мама Валя" и спрашивает: когда же я успела стать женщиной? У тебя, говорит, даже мальчика нет! Ну, я ей: не было, мол, а теперь вот есть.
- А она что на это? Допытывалась? Кто, да что? - встревожился Амелин.
- Нет. Заплакала.
- Странно, - удивился он. - А почему?
- Сначала не говорила. А потом, когда я стала её успокаивать и гладить по голове, призналась. Сказала, что ей уже 26, а у неё всё ещё нет никого. Целочка. Некогда, мол, и негде с кем-то знакомиться. Сплошные тетради, уроки. А все её ровесники - давно переженились.
- Ну, положим, не все, остался кто-нибудь и в холостяках, - заметил Амелин. - А вот что негде у нас познакомиться, кроме работы, это верно.
- А танцы?
- Там - всякое хулиганьё и молодёжь. А ей нужен человек постарше. Как её звать-то? Некрасивая, что ли?
- Валя. Я же говорила. Почему некрасивая? По-моему, очень даже приятная. Только стеснительная очень.
- А как её полностью звать?
- Зачем вам?
- Может, я ей жениха подыщу. У нас среди инженеров довольно много холостяков. Но - боятся напороться на стерву!
- Ой, она хорошая, добрая! Вот было бы здорово!.. А можно мне сказать ей об этом?
- Ты сначала скажи, как её полностью звать? Фамилию.
- Валентина Владимировна Волкова. Три "вэ". Так можно, нет?
- Можно, только сначала покажешь её мне. Усекла?
- Усекла. Она недавно квартиру получила - как молодой специалист, приехавший к нам по разнарядке. После разговора со мной и пригласила меня к себе.
- Зачем?
- Наверное, хотела что-то узнать от меня, но потом постеснялась, и мы просто пили чай. У неё уютненько так. Показывала свой альбом.
- А почему ты решила, что она хотела у тебя что-то узнать? - Амелин опять насторожился.
- Да завела разговор о том, что вот у неё и комната теперь есть, и живёт одна, а как знакомиться с мужчинами, она не знает. Но потом чего-то испугалась и разговор этот замяла.
- А ты - знаешь?
- Выходит, знаю, если познакомилась с вами.
- Это не ты, а Катя тебя познакомила. - Амелин вдруг отвлёкся: - Слушай, а где она этого Додика нашла? Кто он?..
- Это не она, он её.
- Ну, всё равно.
- В совхозе летом, когда мы в трудовом лагере были. Туда приехали и студенты. Убирать помидоры.
- Ясно. Ну, а кто он такой?
- Студент Горного института. Отец у него какой-то воротила по снабжению города продуктами. Клиновицкий.
- Не слыхал. - Амелин вспомнил, как по субботам летом Катька приезжала домой и дорывалась до него, словно жена, изголодавшаяся после долгой разлуки. А потом, значит, изображала невинную любовь и детские поцелуи перед этим Додиком Клиновицким? Зачем? Чего ей не хватало? Поэтому хмуро спросил: - А почему она решила уступить меня тебе?
- Наверное, чтобы освободиться и выйти за Додика, - невинно предположила Женя, не задумываясь, какую наносит травму Амелину.
"Так, - подумал он, - продала ей, значит, как поношенную вещь, за ненадобностью. И со мной порвала под удобным предлогом, да ещё и с подруги барыш сорвала! А я-то, дурак, думал..." Но вслух спросил по-другому:
- А где же ты ей столько денег взяла?
- Дома, у папы. Он директор наук в Металлургическом. У него всякие премиальные за изобретения. Пришлось, конечно, наврать ему немного...
- Ясно. А Кате - что же, не хватало своих денег?
- Может, не хватало. А может, привыкла. Она всегда у нас перепродавала девчонкам что-нибудь. По мелочам. Кому импортные трусики, кому чулочки. Хотя у неё отец тоже в "ящике" работает, зарабатывает неплохо.
- Где же она доставала?
- Не знаю. Разве об этом спрашивают.
- Ну ладно, хватит о ней. Хочешь ещё разик?
- Ой, конечно! - Женя обрадовано вскочила и стала раздеваться.
Амелин разделся тоже. А когда началась близость, поймал себя на мысли, что думает, будто это у него с Катей, что это она под ним. И было это ему обидно. Катька не стоила того, чтобы даже вспоминать о ней, а оно вот вспоминалось, да ещё как!.. Помнится, поссорился с ней. 3 дня её не было. А на 4-й пришла и сама принялась его раздевать.
"Ты же сказала, что проживёшь и без меня!" "Ой, ну, Витенька, ну, не надо так!" "Почему это не надо?" "Не могу я без этого, не могу! Понимаешь, не мо-гу!.." "Зачем тогда ссоришься?.." Отвечать она не захотела, начался у них "шторм". А после шторма лукаво заметила: "Вот теперь, давай продолжим нашу ссору, если ты хочешь". Конечно, помирились.