Голос Совести пронзительнее гнева
(3 вопроса в 3 адреса:
горисполкому, общественности и православной церкви)
(статья, опубликована в газете "Наше мiсто" N58(691) от 15.04.1997, Днепропетровск)
Речь пойдёт о нарушениях Прав Человека в сфере мелкого частного предпринимательства. Дело доходит уже до таких позорных пределов, что человек приравнивается к бродячим собакам. Чтобы зримее представить это, начну с последних...
На улицах нашего города появляется всё больше покинутых хозяевами собак. Их видно сразу: прилипший к выгнутому хребту живот, поджатый свалявшийся хвост и особо выразительные несчастные глаза. Эта молчаливая, хватающая за душу, их собачья печаль и обречённая покорность всему заставили мою жену однажды содрогнуться. А первый вопрос возник уже потом. Справедливо ли поступают собаколовы (в городе есть такая жуткая, но, говорят, необходимая служба), отлавливающие, а потом и уничтожающие этих несчастных животных, преданных людьми? Ведь и они Божие творение, имеющее право на жизнь. К тому же своей поистине великой преданностью нам они законно заслужили почётное звание "Друга человека" и мировое признание за свою верную СЛУЖБУ ночью и днём и на войне, и на границах, в таможнях, на охоте и просто в наших домах, принося радость детям и взрослым.
С другой стороны, бродячие собаки заболевают в холоде и голоде, становятся порою разносчиками болезней, а, доведённые болями в желудке до безумия, могут и укусить. Это верно. Но ведь не они же виноваты в том, что их прогнали из дома на улицу и довели этим до болезней и связанных с этим тяжелых последствий. В Англии, например, домашних животных, потерявшихся в дороге или отставших от хозяина в чужом городе, тоже отлавливают, но жизни не лишают. Потому что жестокость начинает развиваться в людях с детства: с отношения взрослых к животным.
Моя жена от жалости к голодным собакам, вот уже 2 года собирает у соседей очистки от картофеля, всякие пищевые остатки, проваривает их вечером, а утром везёт с собою на работу. Там, возле института, её поджидают не приспособленные к самостоятельной жизни собаки из бывшей "элиты" и беспородные. Но мы с женою твёрдо не знаем, правильно ли она поступает? Ведь мы живём не в Англии, да и люди у нас покруче от крутой жизни. Нашлась женщина, которая кричала: "Не кормите их здесь! Иначе я их отравлю!"
Жена промолчала. Но "не кормить" - она уже не может. "Её" собаки приходят к институту, словно по часам, и на обед и смотрят на окно, за которым она работает - Жулька, Серый, Чёрный и "крысоловчик" Дружок. Ждут, когда она разольёт им еду в закреплённые за ними плошки. Все эти собаки здоровы, шёрстка на них блестит, а в их поведении нет никакой озлобленности. Погибла (кто-то отнял жизнь) только мать Жульки. Однако трёх щенков-братьев Жульки жена успела пристроить к добрым людям.
Но это - первый вопрос, о бездомных собаках: имеют ли они право на жизнь? Как с ними быть, если мы не англичане и живём сейчас сами в очень трудных условиях? Чего заслуживают люди, подкармливающие "братьев наших меньших" - а таких уже немало - одобрения или общественного порицания? На всех городских микробазарах я не видел случая, чтобы какая-нибудь торговка-крестьянка пнула голодную собаку. Напротив! Кто даст косточку, кто кусочек сала, мяса - живи, Божия тварь.
Теперь о людях...
В городе стало много частных магазинов, аптек, кафе, ресторанов, баров, маленьких "фирм" и так далее. Одни - владеют всем этим, другие нанялись работать у них. Однако у каждого есть не только свои права и обязанности, но есть и общая для всех Конституция, и Права Человека никто пока не отменял. Между тем негативная сторона жизни в этом море частного предпринимательства, где барахтаются десятки тысяч людей, стала проявляться всё злее и ощутимее.
Один мелкий мошенник, именующий себя "бизнесменом" нанимает в свою "фирму" по объявлению уборщицу, соблазнённую обещанием "высокого" месячного заработка. Платит ей за первый месяц работы, как и обещал, а потом не платит 3 месяца вообще и говорит ей, что разорился. Она увольняется, а мошенник до сих пор применяет свой "метод" найма к новым жертвам, не заключая с ними официального трудового соглашения.
Другой бизнесмен, директор, увольняет с работы в своём банке моего знакомого, работавшего у него завхозом, пенсионера Олега Филлипповича. Хозяину нужно было из протекционных соображений пристроить на это место другого пенсионера. От переживаний, незаслуженной обиды, мой знакомый получает инсульт, затем теряет все зубы и до сих пор не может вставить себе искусственные - не хватает пенсии.
Сейчас много появилось везде хлебных частных ларьков. Реализаторы этого хлеба работают в них без выходных, по суровому рабочему режиму. В одном из ларьков, что напротив моего дома, красивая молодая женщина потеряла сознание - инсульт.
Знаю семью, в которой мягкий интеллигентный муж стал беспомощным из-за инсульта, а "предпринимательница" жена сначала выгнала из дома беременную кошку, а затем стала настраивать против родного отца дочь-старшеклассницу: "Дармоед, мол, что нам с его пенсии? Он тебе на неё даже шоколадку в день рождения не сможет купить!" Теперь обе ждут его смерти от повторного удара и носят на шее православные крестики.
Примеры можно продолжать до бесконечности. Остановлюсь подробнее лишь на одном, наиболее характерном и драматичном.
Как быть с тяжело заболевшей, и тоже моей знакомой, Зоей Ивановной, матерью-одиночкой, потерявшей сразу работу, зарплату и пособие по больничным листам? Она ещё не получила удостоверения об инвалидности - ей надо ждать 4 месяца на больничном листе, а потом оформление пенсии займет месяца 2. Но ведь эти полгода нужно чем-то питаться, и за квартиру платить, и покупать лекарства. На 12-летнего сына (ест уже, как мужичок) государство даёт ей ежемесячное пособие в размере 5 гривен. Пока семья держится на пенсии 90-летней бабушки, похожей на белый одуванчик - резкий вздох, осыплется и эта опора, последняя. Правда, за вычетом коммунальных услуг денег не хватает и на паёк из пищевых отходов. Так что вопрос, что же делать в таком ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОМ СЛУЧАЕ, возникает сам собою, и не только у меня - десятки православных пенсионеров, оказавшихся в подобных ситуациях, ответили на него самоубийствами и тем лишили себя даже церковного отпевания. Но в таком случае возникает вопрос и к Церкви: нельзя ли во спасение живых душ поднять и свой Голос с призывом к обществу о милосердии. Есть же в городе добрые люди и среди богатых. Коль бедняки находят способы помогать жить собакам, то богатые - возможно, в купе с Горисполкомом - смогут создать благотворительный "Фонд" для спасения людей, попадающих в исключительно трудные положения? Тем более, что наш Горисполком один из отзывчивых на общую беду. Он, вместе с районными исполкомами и прокуратурами, добровольно взвалил на свои плечи тяжкую работу по расследованию махинаций мошенников из так называемых "денежных пирамид" в нашем городе. Часть народных средств уже вырвана из хищных лап ворья и возвращается в первую очередь обманутым мошенниками старикам. Думаю, наш город будет признателен Исполкому и за "Фонд" помощи людям, попавшим в беду. Бывают случаи, когда сотней гривен государственной единовременной помощи не спасти положения - нужно больше.
Вернусь к судьбе Зои Ивановны. Когда-то - ещё при советской власти - я работал вместе с нею в уникальной кинолаборатории по изготовлению учебных кинофильмов для техникумов страны. Мы были редакторами. После развала СССР лаборатория эта, как находящаяся под эгидой Москвы (я был уже на пенсии), закрылась. Пришлось Зое - к тому времени уже матери-одиночке - искать себе место в море образовавшегося хаоса и безработицы. Её интеллигентная старушка мать воспитала (кстати, тоже в одиночку) и Зою по своему образу и подобию - мягкой, деликатной, лишённой житейской хватки начисто. Добрее и беззащитнее Зои в большом коллективе лаборатории не было человека, потому я так горячо и пытаюсь заступиться за неё; кто хотя бы раз увидит её глаза, тот поймёт мои чувства. Но Беда - дело известное - женщина злая и умеет находить свои жертвы тоже с одного взгляда. Нашла она и Зою, подсунув ей хоть и в 38 лет (но всё равно неопытных) бездомного проходимца, которого она пожалела. Пробравшись в её семью и, не регистрируя брака, он повёл себя там, словно опасный шизофреник. Но, припугнутый жалобой в милицию, скрылся однажды в неизвестном направлении, оставив вздрагивающую от пережитого Зою навсегда, вместе с маленьким сыном. На нервной почве у неё разладилось что-то внутри. Непонятной тяжестью начали наливаться ноги и руки, стало ненормально полнеть всё. Недаром говорится: было бы ударено, вспухнет. А ударено-то было в самую душу - такое не скоро заживает. А там посыпались и новые удары...
Как опытного специалиста в области кино её приняли на работу главным редактором в частную фирму "Алькар-видео". Жизнь стала терпимой. А потом, когда всё хуже и хуже пошли дела в государстве, хуже пошли они и у фирмы. Зарплата стала нерегулярной. Наконец, и вовсе прекратилась. Когда-то, находясь на государственной службе, Зоя была членом профсоюза, который защищал её. В частных фирмах профсоюзов практически нет (выходит, фирмы как бы заведомо отнимают у граждан и права человека? пусть не по злому умыслу). Вот "Алькар" не может сейчас платить даже по больничному листу - нет денег. Но что-то же надо делать для спасения человека? Однако это - третий вопрос, дойдём и до него.
Так начались для бесправного человека сплошные переживания, окончившиеся инсультом. Классным специалистом после удара в голову, в которой хранились знания и опыт, уже не будешь, на "умственную" работу никакая фирма тебя не возьмёт. А чтобы выздороветь, оказавшись в больнице "скорой помощи", нужен покой, положительные эмоции и лекарства. Однако Зоя Ивановна, в возрасте 50-ти лет, думала только о своём будущем: работы - не будет, матери - уже 90 лет. И слёзы от такой "перспективы" лились у неё сами, и льются по сей день.
На дом к ней я пришёл в конце марта, когда её перевезли из больницы. Уже передвигается осторожно по комнате, но писать правой рукой, взывая о помощи, пока не может. "Алькар" выдал ей в феврале, когда случилась беда, 100 долларов. На них семья пока и держалась, растягивая на всё самое необходимое. Госпитальный врач держит больную пока на больничном, но предупредил, что необходима длительная госпитализация, после которой будет медкомиссия и установление инвалидности 2-й группы, что даст право на получение пенсии.
Однако беды для Зои Ивановны ещё не закончились, и я принёс ей в виде "гуманитарной помощи" сотню экземпляров своей книги "Запретные повести" - больше у меня ничего нет. А этих книжек осталось ещё сотен 5 - мне их выдал вместо гонорара издатель, дай Бог ему здоровья. Вот я ими и подкармливался, сдавая их на продажу в магазине "Пропагандист". Раньше они там "шли" - всё-таки книга выдвигалась в 94-м году на соискание Государственной премии Украины. А теперь, правда, торговля книгами умирает потихоньку вместе со старыми писателями - у трудового населения нет денег на книги - но у Зои Ивановны отзывчивые соседи: обещают продать их в техникуме, где работают. Учащиеся, мол, отзовутся на призыв, что продажа ведётся с целью помочь семье, попавшей в беду. Автор, мол, более 20 лет находился под негласным надзором КГБ СССР, считался вредным гражданином, может, и это как-то привлечёт их внимание.
Только вот напасти-то на семью - продолжаются... Это я понял во второй мой приход сразу, как только перешагнул через порог Зои Ивановны и поздоровался. На меня смотрели знакомые, с раскосинкой, глаза, но - уже не как прежде: по-собачьи, заволакиваясь пониманием обречённой безысходности. В них не стало надежды - была только влажная гибельная тоска. Я в тревоге спросил:
- Зоя, что случилось? Что-то с мамой?..
Из первой встречи я знал, мать, державшаяся целый месяц на ногах и нервах, пока Зоя лежала в больнице, расслабилась с её появлением в доме. А потом упала на ровном полу и слегла в постель.
Губы Зои прыгают, голос срывается, сквозь слёзы рассказывает:
- Она отказывается от всего. Не хочет ни есть, ни даже пить. Говорит мне вчера: "Не надо мне больше ничего. Я не хочу жить. Устала".
- А она нормально соображает?
- Нормально.
- Почему ты так решила?
- Говорю ей: "Мама, ты что, не понимаешь, что мы остались только на твоей пенсии? Если ты это сделаешь... тогда ведь и мы..." Только после этого согласилась попить сладенькой водички. А тут ещё... - Зоя задёргалась в рыданиях, молча и грузно приваливаясь к моему плечу.
Я понял: произошло что-то ещё. Постепенно выяснил...
Оказывается, из поликлиники приходил врач, осмотрел её и сказал: "Дайте ваш больничный..." Она дала. Врач поднялся и, уходя, обронил: "Зайдёте ко мне на приём через 3 дня!"
- Я ему: "Как же я к вам зайду? Я же ещё не могу выходить!" А он мне: "Ну, так пусть вас привезут". И ушёл. Боря, кто меня привезёт? На чём, за какие шиши?!.
- А зачем это ему вообще? - изумлённо спросил я. - Ведь тебя же - нужно госпитализировать?..
- А у него инструкция: защищать интересы государства. Закрыть мне больничный как можно скорее.
- Но ведь тебе же по больничному ещё неизвестно, когда заплатят, и заплатят ли! - вырвалось у меня. - Да и кто стоит за словом государство?
- Правильно. Но у него - инструкция, как ты не понимаешь! А вот мне теперь - даже один день перерыва - будет означать: начинай всё сначала! Чтобы 4 месяца...
- А что же ты ему-то об этом не сказала, сама?
- Не сообразила. Он так быстро всё... Растерялась.
- Надо ему позвонить... остановить!
- Не умею я останавливать, Борис Иванович. Попрошу соседку...
- Ну, а что ещё произошло? Ведь это же - не всё, да?..
- Получилось, что я - отдала только что свой последний рубль! - Зоя разрыдалась опять.
- Кому отдала? Зачем?!.
- Раздаётся звонок. Открываю - стоит нищий. Несчастный такой, голодный, оборванный! Плачет: беженец, таджик. Ну, я и дала ему свой рубль. Мелочи - ну, как на грех - ни копеечки не было!
- Эх, ты, лапша! - вырвалось у меня. - Сказала бы, что сама только что из больницы...
- Да не могу я так! Ты бы видел его глаза... А теперь вот - жалко ребёнка: без витаминов растёт. Потому и плачу.
Уезжал я от неё с тяжёлым сердцем: "Что делать, что делать? Пойти к бывшим сослуживцам с шапкой по кругу? Ну, соберу полсотни; не больше ведь; нищими стали все. Но, видно, придётся пройти и через эту процедуру. Только это же не выход, не выход! Всё это временные, "пожарные" меры. А вот как остановить порядки "джунглиевого капитализма"? Нужны же какие-то законы. Разве это дело, что Зойкина мать и миллионы таких, как она, всю жизнь отдавали свои последние деньги на строительство заводов и фабрик, школ и больниц, на самолёты и танки, а в результате остались ни с чем. "Ветеран Труда" - не воровства ведь. Работала учительницей, библиотекарем. Перенесла все тяготы военных лет, а затем и восстановления города из разрухи. И хочет вот примкнуть к участию в "рухе" на тот свет? Где же справедливость? Вырастила дочь добрым и культурным человеком, отработала до 70-ти лет, а теперь у неё в перспективе только "Чёрный вагон" и рыдающая дочь у последнего километра её надрывного пути?"
В этих размышлениях и возник у меня третий вопрос: как быть с социальной защитой прав сотрудников малых частных предприятий? Ведь эта защита (специалисты об этом знают) существует практически только на бумаге, а в действительности её почти нет, если сравнивать с сотрудниками государственных учреждений. Или, как образно говорил персонаж писателя Макаренко о возможностях старой клячи: "Теорехтически это конь. А прахтически - падает". Так что, если кто-то собирается устраиваться на работу в "малое предприятие", то заранее должен знать: он не получит там ни пенсии никогда, ни по больничному листу и не будет отдыхать или же лечиться в санатории по льготной путевке. Пария. А инсульты там получают на почве усталости и переживаний гораздо чаще, и не только рядовые люди, но и разоряющиеся "бизнесмены". А ведь они тоже из нашего общества. Многие из них приносят посильную пользу. А когда разоряются, то без работы оказываются сразу и несколько их подчинённых. И число людей, лишённых своих социальных прав всё время велико. Поэтому в создании "Фонда" для них, мне кажется, могут быть заинтересованы и сами фирмы, так как их отчисления соцстраху настолько малы, что должны там накапливаться годами, чтобы вернуться фирме для оплаты больничных листов. В результате эта игра в страховую защиту невыгодна обеим сторонам, порочна. Малым организациям, вероятно, не следует откладывать объединение своих усилий по созданию городского "Фонда" защиты людей, попавших в беду. Дело ещё в том, что смертность у нас давно уже превысила рождаемость. Нация стремительно сокращается и нравственно разрушается. Страну покидают учёные, закрываются многие школы. Вместе со стариками, хранителями гуманности и знаний, умирает отечественная культура - её место захватывает новая, телевизионная, показывающая каждый день супер-технологии убийств со стрельбой и без стрельбы: шнурком сзади за шею, надеванием полиэтиленового кулька на голову и так далее. Даже мультфильмы сплошь и рядом жестокие. Дальше идти по этой американской программе уже некуда. Подрастающая молодёжь при такой "нравственной ориентации" не хочет идти ни в "обносившиеся интеллигенты", ни в "рабочий класс в робах", ни в "вонючее крестьянство". Все хотят только торговать, "зарабатывать бабки". Ну что же, если и дальше будет так всё продолжаться, и не станет ни своей науки, ни колбасы и отечественных автомобилей, то вместе с заморской колбасой и "фордами" приплывут и заморские хозяева, умеющие управлять тупым стадом. На экспорт пойдут сроком на один год отечественные красивые "тёлки", а мужское быдло - навсегда на чужие фермы, где тоже брыкаться не позволят.
Всеобщее безразличие начинается - как река из ручейков - с отношения к собакам, старикам и больным. Это закон природы: посеешь пшеницу, она и вырастет. Посеешь равнодушие, равнодушными станут и к тебе. Я не против равенства перед Создателем - собаки и человека. Я только не хочу, чтобы установилось равенство Человека с нашими сегодняшними бездомными собаками. А чтобы этого не произошло, считаю необходимым создать на городском телевидении регулярную программу на 5-10 минут, похожую по замыслу на "Дикое поле" Александра Невзорова, но с акцентом на сострадание конкретным жертвам, а не на бичевание каких-то злых сил. Голос Совести - пронзительнее Гнева. После рекламного ора он будет услышан тем успешнее, чем спокойнее будет тон. Хорошие телеоператоры, я знаю, у нас есть. Чтобы умело показывать лики беды, найдётся и умный режиссёр, и мудрый составитель комментария. А сюжеты - подскажут своими письмами сами зрители.
Может быть, нужно пробуждать людей от пассивности как-то иначе - я не против, потому и обращаюсь в вопросительной форме. Но совершенно не сомневаюсь в том, что общественности пора обрести свой Голос и трибуну для хотя бы чуть слышного - как из-за леса - "Колокола". Давно пора, господа: пусть по ком-то тихо звонит, тревожит. Ибо хуже бездействия только смерть.
Борис Сотников, писатель.
Связаться с программистом сайта.
![[]](/img/s/sotnikow_b_i/bis1002/parus.jpg)