По вечерам ты уходишь в коридор, в далекой комнате долго шумит вода. Так долго.
Жду тебя в твоей постели, забираюсь на тебя, когда ты засыпаешь. Ты спишь неспокойно.
Знаю, у тебя кто-то есть. Бывает, замираю, так и не дождавшись тебя долгими ночами.
Знаю тебя так давно. Пожалуй, знаю тебя лучше кого бы то ни было.
Мы вместе. Мы против них. Они там, снаружи.
1
Тревога. Она появилась из ниоткуда. Три дня назад ты вернулся поздно. Не то чтобы ты приходил обычно рано, но тогда ожидание было как-то непривычно тревожно. Походив по квартире, зашел в кухню. Долго сидел на стуле в тишине. Казалось, ты был расстроен или напряжен. Это чувствовалось. Можно сказать, беспокойство прямо электризовало воздух. Даже не помню, чтобы ты тогда ел, а потом пошел в ту комнату с журчащей водой. Мне это говорит о многом. Ты был где-то далеко. От меня.
2
Угасание. Это, наверное, и есть жизнь. Ты постарел. Когда это произошло - ни ты, ни я не помним. По молодости тебя как-то всегда тянуло к людям старше себя. Тебе это, должно быть, льстило; а порой раздражало. Ты любил извлекать исключительно ноты удовольствий из гамм молодой жизни.
А потом куда-то пропало будущее. Ты стал чрезвычайно деликатным. С жизнью. Она не рождала в тебе больше ни твоей привычной озлобленности, ни приступов гедонизма, сопровождающихся некоторыми бурными процессами. Все начало расплываться перед глазами в сероватую массу, не вызывающую ни отвращения, ни щекотания внизу живота.
3
Голод. Наконец-то. Он опять начал преследовать тебя. О чем бы ты ни подумал, всегда натыкался на его мрачное присутствие, вызывающее крупный озноб. Ты знал, что этого не избежать. А если нельзя избежать, то зачем себя мучать? Хотя ты и так не мучался. Раньше тебе всего-навсего было лень. Но в этот раз все было уже не как раньше.
Он снова наполнит тебя силами, заставит весь твой изнуренный организм двигаться в такт твоему нездоровому, но сильному мозгу; это принесет нам умиротворение.
4
Ну вот. Время благосклонно не ко всем.
Когда-то это должно было произойти.
Она напоминает помесь спелой морковины с дафнией. Гибрид. Крепкие округлости коротких, неведомо кем изогнутых ног вызывающе выдаются назад. Кондитерские силуэты ягодиц требуют в довершение своей спелости покрыть себя ромовой глазурью, стекающей матовыми струйками в промежность, выдающуюся спереди мясистым валиком, туго наполнившим прилегающее пространство брюк. Выше выпирающие складки боков призрачно лоснятся; скрываясь под футболкой светло-красного цвета, они переходят без заметных границ в покатые широкие плечи. Выступающие под кожей толстые ключицы горизонтальными навесами таят спрятавшиеся на широкой груди соски. Из рукавов неудержимо поступают покрытые складками крупные руки с небольшими ямками вместо локтей. Короткая шея, отмеченная сзади гордой нашлепкой плотного жира, занята маленькой скуластой головой, беспрестанно говорящей что-то неразборчивое вот уже больше часа.
Как же я одобряю твой вкус.
Меж тем, ты как-то безучастен. Неторопливо открываешь бесшумную дверцу шкафа. Поворачиваешься. В руке у тебя едва заметно поблескивает короткое лезвие любимого ножа. Почесав его верным кончиком между лопатками, кладешь узловатую крупную кисть на ее покатое плечо и сжимаешь пальцами мочку уха. Ее улыбающееся мелко выточенное лицо поворачивается и охватывает ртом один из твоих пальцев, и уже тянется к твоим губам, когда ты со свойственной тебе плавностью движений мягко вводишь другой рукой равнодушное лезвие в ее мягкую шею, где так живо трепетали краски ее налитого соком тела. Ее неразвитый рот, кажется, продолжает тянуться к твоим губам и, судорожно подергиваясь, раскрывается, оголяя ряд желтоватых не слишком ровных зубов. Ты наклоняешься в ответ и, вместо прощальных горячих слов, твои крупные ровные зубы касаются ее пухлой нижней губы, в ту же секунду на щеках и висках проступают бугристые мышцы, и зубы с силой прокусывают алую мякоть. Растянутое страдальческой улыбкой лицо запрокидывается назад, закапывая густой соленой жидкостью подбородок, шею, плоскую костистую грудь.
Я очень надеюсь, что ты дашь ей созреть как следует и в нашем жилище появятся не менее аппетитные, спелые, переливающиеся в электрическом свете мухи. Потому как, наблюдая за тобой, я и сам сильно проголодался.
От ее живота пахло чем-то пряно-кислым. Быстро шевеля всеми восьмью лапами, я залезаю на тот самый, как оказалось, раздвоенный, мясистый бугорок и спускаюсь вниз. Тут влажно, царит атмосфера торжественности и пахнет едой. Пожалуй, сегодня я могу поспать и здесь. Замираю. С надеждой, что разбудит меня новый день и запах начинающей разлагаться плоти.