тишайший снег нашествие кошачья лапка шевеленье
тишайших ангел ангелы сугробов чистый бездыханный
зимою черных белых ласточек кормить зимой и блеском
тишайшим шевеление живых  и влет и полдень
поземки хлопоты и хлопья ищет ищет по спирали
белил перил не помнить и не возвращаться полно
перил ступеней пролетая над большим кочевьем
упрятан и волчок и дым и дом и домики и полдень
зимою черных белых ласточек кормить зимой и блеском
тишайших ангел ангелы сугробы слепы да посулы
идет летит летит идет ложится чистый бездыханный 
большой концерт без звука торжество узора по спирали
с прозрачным мальчиком на дне

***

мы растекаемся кромешным исподволь ложатся тени мы
чужое вечер ли четверг поглубже гулкая луна вода ложатся
жалеть не дело наливайся ленью и терпеньем белая лелея
любая лампочка любое светопреставленье глаз не закрывай
не жмуриться но царствуй белых царств и белых вод смеркалось
дохнул вот наконец предметов и богатств пропала колгота
так пропадает клавишей клавиатура бегство снегопад и пальцев

жалеть не дело наливайся ленью и терпеньем белая лелея
живая гамма веточка по капле огибай из килей и имен лаская
неспешны днища небывалых корабли и лакомая полумгла
вбирай несуществующее драгоценным даром тем и снов
вбирай несуществующее драгоценным даром бывших слов
вбирай и здравствуй серебристая Рассея Лета Лорелея долго ж  
имен забытых имена глубоких вплавь неволя все ж сильнее 
мы хроматическая гамма побеленный тополь школа здравствуй

мы просыпались вплавь и оторопь и верно медленный оскал победы
мы просыпались вплавь и оторопь и верно медленный оскал и нега
в пургу и проруби не черен но небытие и святость намертво и воля
прощайте города голодный звук колодезный и зимний на просвет
хрустальным яблочком по блюдечку неспешен и ау бескрайний 
в угоду спирт холодное движение цветов заиндевелых зимний в ночь
чей прикасаясь талыми губами кружащих объятий чья-то сын и дочь
встречать дарованное изумленье окончательный пейзаж и облака
мы хроматическая гамма побелённый тополь здравствуй и прощай

нанизанные огоньки мы хроматическая гамма здравствуй без оглядки
не океан но снегопад снежок снежок ложатся укрывая тени на пуантах
пусть белых вод  прижавшись иглы леденцы стеклянные лошадки  
не жмуриться но царствуй белых школ зеркал и белых тополей смеркалось
о сколько их снеговики сугробы белых сов вовек верблюдов одногорбых
звенящих на морозе Храм объятий окончательный пейзаж и облака

любая лампочка любое светопреставленье глаз не закрывай
промерзший океан прозрачный кит в утробе небо здравствуй божество
большой как кит странноприимный дом терпеньем белая лелея позолот
ворочается пустотой гудит и жаждет мук и дум и именуется рассудок
вселенской глубины в пургу поет и сладкий сон промерзший дом прозрачен

промерзший торжествует пальцем мерзлое окно глазок не дремлет
промерзший торжествует пальцем мерзлое окно глазок и лики вод
лик под водою легок источая вздох скольженье чистота и сами будто
как будто забываем звук  как будто спит но сам не дремлет зимняя вода
невесть куда ведом ведомый плыть не чувствую живу покуда здравствуй
большой как кит странноприимный дом терпенье

ПОКА ИОНА СПИТ

наверчивая Боже упаси чужбина человек во чреве
скорее в тишине так долго сочиняли лето и халва
теперь поглотит пчелку вавилонская смола пожалуй
пожалуйте на ощупь свет безмолвен и тягуч как мёд
пожалуйте на ощупь тьма безмолвна и тягуча точно мёд
все погружаясь возвращаются утопленник и омуль
и мёд и медь и пахлава и похвала и оных рыб  
или следить за пустотой спускаясь в недра барабана
все возвращаются сверкающее обло и озорно и напротив  
натруженная бездна черных и шахтер и молоток и угли
наверчивая Боже упаси чужбина человек во чреве
и не заметили что умерли стозевно и полночно лаяй 

на ощупь обнимать еще шахтер еще и пыль и пустота  
бриллиантов угли Шуберт нынче изразцы и угли 
бриллиантов угли Шуберт нынче труженик тоннелей
уже никто ни гонит ни бабачет и не тычет 
он сам спускается шахтер жужжащий как пчела как все
и сторож Ипполит и тускло и окно и бездорожье
а также Ипполит тяжелый и смешливый птица-секретарь
такое вспомните длина и ось и предвкушенье чучел
спускается шахтер жужжащий как пчела и все мы
и не заметили что умерли стозевно и полночно лаяй 

и медленная скорлупа по валяному день и ночь
тоскуя жизнь без голоса ни алкоголь облизан солнцем
ни пальцев в студень повседневности лазурь и требуха 
и Осина мечта желток сырой в пурге и взор и занавески
был нынче стол закусками изъеден кислотой и хлам 
закусывают Рыба-кит и Франц и Ипполит и Осип
и Франц и Ипполит и Рыба-кит да все гуляем 
не затыкая ноздри жить во чреве по прошествии времен
и жить и пировать и баловать когда б не Осины глаза
и жить и убивать себя убить и наслаждаться Боже упаси

***

зеркально линз и пятен шелест плеск и легкая вода
летит недвижим спиц и крыльев стаи легкая вода
их брызг фасетчатый мерцая солнце легкая вода
прогулки беспросветной простирая следом легкая вода
без слов студеных обжигаясь и молитвы легкая вода
вселенских струн и струй стекать сочиться легкая вода
блестящим небосвод опустошен щедрот и легкая вода

блестящим небосвод опустошен щедрот и легкая вода
вселенских струн и струй стекать сочится легкая вода
спросонья соловьем сиять молитвы легкая вода  
из детств и Дант и  волчий взгляд по следу легкая вода 
сплетая из стрекоз и смерть на солнце легкая вода
безликих господин фотограф фокус легкая вода
слепит и тает лезвие и киль из стаи легкая вода

сполох столетних музык ласк и слеп и легкая вода
сполох столетних музык слеп и спел и легкая вода
сполох столетних музык плеск и день и легкая вода

***

а вот как раз неслыханная простота томление как вечер сумерки и кот
такое тоненькие лапки беспросветно то есть сумерки и слепота и явь
белила ночь и больше ничего выглядывая крадучись застыл вопрос и ласка
кошачья капля света на мгновенье век застыл тяжелых век и плыть
не шелохнувшись вслед за взглядом жизнь сама кошачья спинка 
я не назвал бы это светом сумерки достаточно умен для света или просьб 
скорей небытие неслыханная кот из спальни глядь выглядывает время лун
магометанин пассажир по тамбурам струится время замирая 
попутчик пассажир по тамбурам струится сладко спал плывет
и бабочки окном намокли

так каждый час неслыханная простота но мы не замечая пропускаем взгляд 
который сам беспамятство и хрупкий плыть беспамятство и нега пропускаем
сама любовь навек и календарь и летоисчисление потерь и амок желтоглазы 
не шелохнется бабочки трепещут и мерцают в слепоте застыли навсегда
застыли взгляд и вечер в бабочках томятся так безгрешен и лукав и дождь
застыли взгляд и вечер в бабочках томятся так безгрешен и лукав и лун
вот чудеса

с лицом хозяина оставлен превращаться в ночь и дождь оставлен осторожно 
запечатлен и запечатан превращаться в бесконечность и прозренье
намокших крыл и продолженье мертвых бабочек и будущая мята
так и останется вопрос мечтой кошачьим взглядом жизнь 

***

в капельном слабости блик сотворенье в окне в отдалении ближе руки или смысл 
в медленном повесть постель неживая уже в отдалении  навзничь кружить 
так закурю созерцания первый октябрь опрокинуты вечер и стул и вчера и всегда 
так исчезнув всегда созерцание север похмелье похожих прохожих пространств
   
так закурю узнавать и встречать этот дым попрошайка пожалуй голландец прощай 
так наблюдая пустот наблюдать потянуться еще сотворение первый без слов
наблюдая без сил наблюдать притяжение зрения утренний первый всегда
наблюдая без слов наблюдать наблюдать сотворение в сущности бег черепах

наблюдая терпеть наблюдать потянуться еще сотворение навзничь в себе не узнать
первый другие за ним обретенье колючих собак пеших птиц непременно один
Бог черепах золотой сотворение чисел и слов и простуда и стыд
Бог черепах золотой сотворение чисел и драм и недвижим и стыд
Бог черепах золотой сотворение рыжих растений и стыд и вираж

так шествует так повернется увидит окно в нем навзничь себя не узнать 
уж встретились здравствуйте цвет постепенно опоры лишен невидим но был
да уж встретились здравствуйте цвет постепенно опоры лишен обретение боль
уж встретились здравствуйте цвет постепенно опоры лишен только навзничь и вверх
наблюдая вращение здравствуйте женщина в красном пальто далеко 

БИТВА ЧИСЕЛ И СЛОВ

те вычисляют пронзая длиной циферблат и погост и болезнь
эти ластятся к небу меняясь к несчастию счастье познав и лазурь 
час за часом такой глубины и молитв ни аукнуться рта не раскрыть

те шагают по кругу пусть циркуль пусть молнии брешь и спешат
путь расстрела пунктир электричество цифр наготове всегда
эти света и слез обнимать и лелеять младенца купель распахнув 

те исчадие линз выжигать петушиною лапой узор и трещит
эти облы неспешны сам воздух что кельи что птиц облака им лазурь 
наливаются светом легко словно мед или яблоком угостить

те вращаясь вращают вращаются с точностью кутерьмы и юла
суть угла нашатырь и тюрьма и чертеж окончательной бойни всегда
эти пьют по глотку клейкий запах желаний ветвистый апрель 

те клубок или власть или бритвы опасной стремленье  и страх
эти звук но не явь и не взгляд и не снег ожиданья лазурь
вечных спален пустых обещаний и слов одиночества всласть 

Вавилон вертикаль черепаший букварь пирамид и дорог и овраг
ожидает веками петляя и жаля венками и лавки и ласки Творца
все в осоке забудется ветхим дождем примирение кладбищ и блеск  

***

не проживая век но оболочка лет и ден бессмыслен и  полог заспать
одно и то же объясняться и по кругу и размер и скарабей и пыль

и локти и кормление присутствие голов защелкнуть в головах заспать 
тепла и тел упавших книг и глубина и навзничь медленно и пыль

в карьере голубином боль и мрамор и зима и мрамор и заспать
в поселках цепенеющих разброд и груз и битое стекло и соль и пыль

идут идут безбровые из жизни той из школ и мел молиться и заспать
из Рима если Рим каменоломен каменея мертвых рыб слюна и пыль 

свет выключен оставлены шаги накрыть подушкой белый свет заспать
такие прошлое дела черствеет хлеб и каменные улица и смысл и пыль

каркас впуская сумерки небес чешуйчатых и сон протяжно и заспать   
день завершен еще близнец слоится и наоборот близнец и явь и пыль

была латынь но не было как оказалось не было пустеет пух заспать
такое Колизей дырявый каждый Рим и человек и пух империи и пыль

такое на коленях в ожиданье трезвости заспать приткнуться и заспать   
теряя собственную скуку блестки остывая до скончания и сонм и пыль
через столетье разбудите ночь и тмин и стаи убиенных птиц и пыль 
и синь  

***

но всякое путешествие неподвижно
на цыпочках детства догадки и кров
свет в подстаканниках дрема и вата
искрит замыкаются цепи и степь

стремительных станций слепцы поводырь
на солнце стремительней свист провода    
с привкусом меди медвяный тоннель 
в проказу купе нырнуть и пропал

проказа навзрыд чешуя путешествий
наважденье азарта трусит алкоголь
стучат молоточки топочет и точит
стучит молоточками метит и нечто 

черты происшествий задолго до ночи
из рытвин отчет составляет состав 
дробится на станции и эпизоды
из жизни картишек чужой и опасной 

случайный попутчик в неволе болтлив
по воле чудес по закону знакомств
картишек и вафельных полотенец
хоть вор хоть пророк непременно обманет

но сводит на нет колдовство и бескровье
сама теснота и подробности смеха
явленье перронов картофельных баб
их отборная речь и простые мечты

СТАРИК БРЕЕТСЯ

сам себе постоялец бессменный его теснота и наркоз 
видит мыши его голубые и норы и пыль и фуфайка его 
коридор его прячет овечек бессонниц и прочая немота
в оглушенном углу нагота на диване изрытом болезней и снов
сверлит вожделенно отверстие память сосед и мучитель и крот   
зев чемодана белье в узелке и затылок в окне и тюрьма
пустота и не плач и не смех и не марля пожалуй покорность и срок
наверное перья наверное птиц и подушек не в силах смотреть
студенистые икры и острые локти его ожидание тьма или смерть
опасная бритва палач и цирюльник его кружевной синевы  

***

как эта лесенка движется чудо как движется
скользит по гранитной воде тяжелой на вкус
там в подземелье ветер тепла перламутр
улитки ракушек вафельный хруст и театр 
памяти пешеходов простых воробьев и цыган
жили когда-то живут и теперь мы их знаем
спят наизнанку в окне отраженных вагонов
спит или умер в контурах книг и коленей
только дыхание сонное кажется что навсегда
такое кино и несчастье такое кино

нет прорастает ключами звоночками прорастает
глядь прорастает сомнамбула руки в карманах  
имперское марево ввысь покачиваясь и чихая 
башнями башмаки прорастает будьте любезны
вот стоят нет только один только Минин Пожарский
ближе к вечеру покрывается патиной и пожаром
оба к вечеру покрываются патиной и пожаром 
здесь непременно рюмка столичной не больше 
кадык каблучок поцелуй и копытце 
здравствуй Москва

***

покойник спит и думает какая свадеб внутренний карман
какая хороводов набекрень и лопоухих пастораль двора
такие старички всегда и круг и полукруг и очередь куда 
не видеть этих лиц страданий подлинных соловый след
что важно сам покойник и окна четыре постепенные цветы
их имена забыты позолот и бархат музык и песок в руках
вот вот песочные часы покой лоснится тлеет и лежит 
друзей холодных групповой портрет на замарашкин день
и стулья венских выломанных рук Шопен штрихуя дождь
завешивать трехпалою ворон однако и синица и молитв
прояснится ступайте я один и всех узнал и легок  

***
   
декабрь стена стеклом и света подо льдом туда чей дом уже не пустит
зима без киновари одеял разрыв и рыскающей площади поземка в добрый час 
там за углом метет зевая стережет кресты судьба без доброты и правил
там за углом зияние  и тотчас наледь севера озябший офицер и прорва 
сомкнулись времена поземка трезвости неотвратимость именуется судьба
сомкнулись неба желтые огней трамвайных и лисиц в большой сугроб Россия
в молочном облаке в себе навек холодный домосед и пешеход и поцелуй
вот и Помазанник так видел за окном пускает белый дым и кольцами сугроб и пустота  
куда звенел стрелой от милых и неспешных белка и свисток и голубок на волю    
но воля старится заика смутных рожиц кроме глянцевых углов и улиц ничего

декабрь стена иллюзий славы и надежд ни сожаления ни звезд на небе ни мечта
обрушит связкою ключей греметь стеречь застенок послушанья сиречь разум 
мести и месть себе зевая и мести волчком прохожих каждый со своей любовью
людей холодных в час по одному с котомками и без котомок изо рта парок 
кристаллом бед и сожалений с головой под лед чернеют голубки и герпес
такая площадь обуянных синевой  бряцание стеклянных хруст с одышкой
такая площадь обуянных синевой  бряцание стеклянных бус с одышкой
куда спешил от именин и Рождества в колючий прутьев повседневность
декабрь стена и пустота простуженных без санок безразличья детвора мороз
чернеют голубки остыла сказка смерть крошится хлеб и детвора без санок 

***

ступая  солнцепек событий меда поцелуй и похвала
молитвы как деревни отступают в собственную тень и двор
так называемая повседневность зол и нагота и жук
иглой жужжащий и снующий правота и заблужденье
мы можем я могу на острие жизнь без ресниц в июле
нам этот рук протяжных обводной канал любовь
и выдохни привычный вывих лебединый стан
прощай любовь прощайте лето
 
по осени кораблик бронзовый или пустая чашка
пейзажи окаянных дней согласных повседневность
оконных рам  полуистлевший обещаний желтый свет
так называемое пробуждения песок и писем позолота
пустых календарей полуистлевший ворох желтый сад
не важно невредим обетованный и покинуты и стыд
и имена так день за днем стирает ветер на ветру
нечаянная жизнь и бесконечность 

СИЯНИЕ СВИНЬИ

этот обморок глаз ускользающий Босх
его башен голов и охот и щетин
его загнанный слух или жирный котел
или белое тело с рожденья в мешке
брюхо прахом покрыто и барабан
грозовыми раскатами пах до небес
его сердце и легкие радость и свет 
его сердце и печень пропойца и яд
убиенных младенцев кочующих птиц

средоточье безумного горб и кадык
утешенье безумного хлеб и мечта
нету ямы такой чтобы спрятаться спать
нету жизни такой чтобы не умереть
его скотник седой без ресниц и бровей
в окружении крючьев и лязга ножей

в реве солнца стоит в чреве праздник и дрожь
мир голодный опутан слюной паучка
сотворение сладостно грязь и пшено
сотворение сладостно уголь и дым
его ноги омыты вселенской мочой
гроздья гадов морских жемчуга и нарвал
пузырясь проплывают поля и века
цапля в шапочке алой и перистый Босх
спелым золотом плещется липкая кровь

***

из тех что двигает фигуры снов моих
из тех кто двигает фигуры слов и снов моих
рассаживает поименно опускают бязь и ночь
не брадобрей киномеханик и его седая прядь
чернее сажи ожидание чудес и прочих благ
скорее брадобрей такие пальцы дым от линз
лучом пронзает пульс и прочие ловушки 
по воле плыть подальше от времен 
по воле плыть подальше от времен и мест
и ночь и нагота сверкают жуть киномеханик

вся эта влага вафельные полотенца
вся эта влага вафельные полотенца детства
вся влага тишины предутренняя синева молитв
отец на кухне бреется остаться навсегда за кадром
простор не страшен приручен бельем и домом
чем не любовь чем не кино желток покроет
бесцветных лиц и просьб и тщетных ожиданий
лежать и плыть ты не спеши киномеханик
оставь изнаночный изнаночное все оставь повремени
дай с этим умереть хотя бы причаститься вечной влаги

из рук что двигают фигуры снов моих
из рук что двигают фигуры слов и снов моих
укладывает укрывая память бледной простыней
терпеть и терпнет осязанье немота прохлады
и море пробовать прикладывая раковину к уху
белесой сеточкой примет нести светились поутру
томление минут и лет и знаков водяных желаний
когда тебе пятнадцать и горчит дыханье и кино 
лежать и плыть покуда не порвется пленка
намокли спички закурить киномеханик

***

и тот который Вавилон парить на цыпочках вгрызаться в желтую халву тысячелетья
и тот который короток и кроток лить отбеливать тушить  и зажигать метель и спать 
и тот который шествует не шелохнувшись человек такой и тень и ветер и песок
и тот который брать и бить и прославляет оглашен утонет полынья толпа и темя
и тот который не народ но пить и пить и петь и потешать горюет и горит и плачет
и тот который на подносе улица блестит и отраженья судороги жизнь безмерна
и тот который шелестит просачиваясь и касаясь поволока слыть и лесть и снедь
и тот который наизнанку оставляя след колючий капель и имен из Ветхого Завета
и тот который яблочки кружить кружиться сахар поцелуй и нож и ножка стула
и тот который укрывает простыней опустошенных тел спасти от сквозняка и сплетен
и тот который сахар и дурман и поцелуй и кровь ковра и медленный Восток 
и тот который поводырь собачьих стай и коршунов и туч над бледным Барнаул 
и тот который чисел тетрадрахм бумага мертвая лицо воронка коридора на просвет
и тот который пальцы пальцы пальцы пальцы пальцы
и тот который рыб искрящих обнимать соленый рынок волн голов и сом и плоть сама
и тот который  треск трамвая сам трамвай за собственным хвостом клубок и спица
и тот который шепеляв нагрудный знак без ног и наг лобаст и день и ночь и все такое
и тот который в окружении стрекоз луч солнца ласково пронзает вену спальни
и тот который черная вода вокзал ошпарен Черной речкой и кровопусканье
и тот который падает седьмой этаж взлетает падает взлетать и падать никуда
и тот который покурить оставь тепличных дружб апрель портвейн былое облака
и тот который тамбур золотой и черный юности бездомность и живые сны и стыд
и тот который пятачок бодяга юность оглушительная дыбится и драка и добыча
 и тот который обнимая тонет в неподвижности теряя отраженье и рассудок
и тот который вовсе умер улыбается в мешке глядеть гулять гулить свинцовым панорама
и тот который пригибаясь амок и оглобля смысл улиткою влачить подслеповатый смысл
и тот который есмь труба колен коленопреклонение коленец и зверей тюрьма и слава 
и тот который снова вертикаль потрепанное поколение знамен и кашель и победа
и тот который разруби пустырь пустить наружу белый плен оплаканной России 
и тот который наступают холода сугроб и керосинка образа укрыться синим и молиться
и ждать Пришествия 

***

это ненадолго быть и лазури и золота карего жить отступать не спеши
днесь забывать не спеши этих глаз и осин уходящей натуры случайной собор
постепенная стать над землей колокольни хрусталик оставь за собой
в ночь не спеши бедных путников жаркой зимы и Кронштадт и голубка твои

запорошенных ресниц помни шествие плечи старухи тряпичная кукла и мать 
это ненадолго мать и поземка и стыд задремать не спеши ни смертельно устать 
в сон не сворачивай сослепу это не мел но зима это жизнь горизонта и свет
в небесах легких жалобы горечью рая мерцает молитва недолго звучит

***

любовь навек ветшает до пейзаж и мост и слов и пробуждение и вздох всегда
такие индевеющие призрачные пешеходы памяти зимой ступать горбат и важен
а осень расплетает память кос пшеничных ревность колется любое время года
под сенью спи себе там сумеречных под мостом до тридцати холодных рыб я помню

Господь послал и золото и колгота и слов перебирая пир имен предметов тишина  
вода всегда безбрежно быть по кругу вдох и плеск мост окольцован отраженьем
был мост один давно и поцелуй давно коморка с запахом вишневого варенья и другое
торжественные домочадцы умерли уже и Николай и Николай и Ольга Валентина Петр

любили любят все тоскуют осенью но лето будоражит насекомых страсть и просто страсть
любовь и мост пейзаж и поцелуй навек дрожит переводной картинкой блюдце и дрожит 
свет потолок пейзаж и плеск и толстое стекло жизнь за окном любовь безбрежно и дрожит 
мост окольцован медленный что чисел череда что дат ступать по лестнице одышкой вот же
 
а были рысаки как говорится балагурить слов не разобрать и закурить и замолчать как говорится
любуясь жажда жить всегда любовь навек а смерть уже была и не заметили бывает осень
стекляшка нашатырь цветные дни цветные сны наотмашь и впотьмах и поцелуй и осень
в особенности на мосту я помню мокрый нос и счастье если только счастье а не смерть
  
тот медленный пейзаж и плеск посуд и плач не часто шебаршит и шаркает простуда
не часто нет тот полдень матовый голубоглазый голуби на солнце теплится и дремлет 
гербарий сцен перебирает воскресенье и среда уже не важно окольцованы виньеткой 
болезнь и плач и царствие такой любви лев в изголовье лунные игрушки погремушки

быт на исходе царственен и поцелуй сухой и медный таз и календарь и Рождества осколки
зимой и летом золотое ревность падших острожное зима и лето плеск по воле волн челнок
там на мосту тот замер поцелуй и век и лев с открытым взором и коморка опуская шторы
жильцами очарованы навек друг другом бедность шелковая страсть и заводь вечная покой
а дальше снегопад
 
***

спускаясь по сырым слогам тумана буден 
что проступает ртами бывших слов и глаз
спасет ли жажда возвращенье в терпкий дворик
во двор больничный синевой крапленый память
с фонтаном каменным без головы скамейкой детворы 
фланелевое одеяло золотой с малиной чай и боль и свет
и радость пробуждения и мама в головах сияет все
шмели кормление собак бродяг и прочий люд
там в небеса мечты мечты

спускаясь по сырым слогам тумана буден 
теперь иное лад без жажды немота и зрелость
подледный новый лад зевает и гулит голодный по приметам 
маршрут сидельца темен и повторами измучен вечность
вот человек живой и тоже человек живой
гармошка далеко сиротских песен далеко не  слышно влага
безвременье ограда тишины застывший притчей шорох
надрезан перламутр и выпущены купола на волю
там в небеса 

без слов насильственное упоенье ожиданьем
в стеклянном омуте кочующих домов и пустоты
так прячется душа  в рубахе иль в похмелье и покой
 и та пустая на просвет напоминаньем молчаливая мечта
холодный новый звук под языком предсмертный остывает
покой и зрелость дремлет плоть прозрачная уже любовь
прозрачная кричит предчувствуя но я не слышу  
несказанно не внемлет непогод и лет и удивленье
поблескивает брошенный велосипед

спускаясь по сырым слогам тумана буден 
молчаньем купола наполнены пареньем и весной
проходит мимо батюшка с котомкой хлеб и молоко
вот человек живой и тоже человек живой
наверное Матфей я бы назвал его Матфеем почему-то
проходит мимо отражением скользит скорей во сне 
маляр потом забелит все пейзаж и жизнь и пешеходов 
свет в зазеркалье погружен в себя и ангелы и прочий люд 
там в небеса не здесь  

***

дорога домой бестелесна кочующий тянется след или стыд побережье
кочующий ветер и ревность утихли устал бесконечная жизнь и слюда
блеск долог и нем север долог и нем еще немота и колючее небо 
идти и молчать на тает на блеск на молитву на пятки себе наступая   

возможно ли мреет оплаканных судеб историй без птиц отголоски
мельчайших подробностей рябь этой бледной воды себя не обрясти
те люди круги голоса и друзья умирают прощая разлуки
всегда черновик засыпая уткнуться в траве мотыльков остывать
 
Улиссу пустырь навсегда поводырь подопечный бродячих собак
день прожит и жизнь слаще сна керосиновых ламп отраженье и ночь
смирись невесомость играет в сиротстве участия нет разве нежность
сомнений паренье упасть и уснуть в двух шагах в окруженье цикад 

ПРЕДВЕЧЕРНЕЕ

послушно перелистывая губ и пальцы новый день вчера 
послушай предвечернее шуршать вчера изнанка проступают 
точнее яви и хождений от окна головокруженье  все живут и будут
всегда точнее похорон и коридора и безмолвного соседа
точнее яви и хождений от окна к окну направо песнь не помню
отец и мама слой за слоем все покуда живы  проступают
живут и здравствуют живут и здравствуйте отец и мама 
и Николай и голосов и музык и другие тише веры и мечты
вот так  святые проступают штукатурка каземат и прочий склад
святые проступают и отец и мама синева и лики но живые

послушай предвечернее шуршать вчера изнанка проступают 
озноб  и прочее не выбросишь из песни песнь не помню
ступени слезы пачка сигарет какое-то какие-то детали
среда цейлонский чай в каком-нибудь сосед безмолвный
и больше ничего все вместе остальные предвечернее свеченье
и больше ничего изнанка проступает смысл теряя в синеве и лики
в каком-нибудь какой-нибудь за часом час ангина или каземат
или катание на каруселях кривизна и галерея проступает тает
бумага папиросная за годом год за стол садитесь губ и пальцев
я рад вам улыбайтесь и простите ничего не помню

послушно перелистывая губ и пальцы новый день вчера 
послушай перелистывать альбомы голосов и вин и музык
да сколько ж вас на самом деле не забыл при чем здесь память
в каком-нибудь какой-нибудь карманы ветхого пальто душа
обмылок солнца или паучок с письмом история без слов и слез
благословенны без надежды блеск над пустотою дней и встреч 
Аркадия вечерний воздух слаще тел и снов и поцелуя
послушай предвечернее покроет матовая новизна безбрежна
сплетение бессмертия сечения любви покуда живы навсегда 
не нужно выпивать ни за руки держаться

ИЛИ ЧЕТВЕРГ

окидывая взором комнаты пустопорожней 
выныривает окунувшись озираются плафоны  
сокрыться ниц и треснувшее небо потолка

зашито трещины и арестованные стулья
коленопреклоненно стулья дол и нем
проснешься в тишине и видишь волн

недвижим и отравлен матовым сияньем
осунувшийся в брюхе у кита на кухне
зеркальный отзвук отключили свет

тихони ниши двери память обездвижен
тихони чашки окна память обезножен
дагерротип глаз"а и жизнь ослабли

порог и локти и рука и угол Боже
исследуя падение воды из крана
сливается элегия и карусель

отсчитывая угли пальцев обжигая ложе
не заточение но нега или смерть
напиться лень и погубить себя

наглаживает не жалеет за собою наблюдая
всё уходящих музык перезвон и снимков
безлюдно беспричинно золота и снимков 

зрачок для времени забава и любовь
тревога требухи бумаг и чашек
равновеликих музыке и повседневность

зрачок для времени забава и любовь
тревога и регистр бубнит и плачет
потухшей музыки и повседневность

потухла раковина ненавидеть мелко
жизнь выскоблив остался солона 
пустая комната пустые вешалка и звуки

прекрасен в одиночестве полсотни лет
полсотни упражнений и зеленые обои
прекрасен в думах о покое

бессмыслен бесприютно и беспечен
натруженные форточки мечты и тюль
скользит отчислен вслед за гаммами и чай 

наследственное пустота как символ чая
как раз не трудно без людей сказал
другое дело разочарованья и четверг

тот день те дни оставлен поле боя
оставлено воскреснуть поле сна сказал
так повседневность чуда воскрешений

окидывая взором комнаты пустопорожней 
выныривает окунувшись озираются плафоны  
сокрыться ниц и треснувшее небо потолка

не нравится ступайте на вокзал
где и плафоны больше и коптильня
уж вам расскажут и научат улыбнуться

***

жизнь спеленали нежными руками и теплом и женщина давно
жизнь бесконечна только мы не знаем смерть и мысль и гладь
ни темноты ни света нет есть ожиданье нежелание проснуться
ртуть поднебесных ламп сечение и зов посуд и простыни и крохи
так называемое бытие свой правит бал бесчисленных напрасно
тот что-то говорил и эта навсегда позавчера и недопит коньяк
простуд и чай горчит и мед и медных окон гул и тянет керосином
откуда-то из опустевших дач истлевших корешки молитвослов
то не со мной ни с кем жизнь бесконечна и огромна близорукость
кто мы откуда и зачем и главное зачем ни откровение ни порча
давно и трудный день 
     
проснувшись пробуждение проснувшись не парит не плачет 
ни зги ни смысл ни кутаться шуршать согбенно на краю кровати
искал во сне но невозможно ибо бесконечность и беспамятство
и что любовь и человек и тает стоит прикоснуться и напрасно
слова и звуки и слова и снег и шествие не шаг пришествие давно
без слов и будущего будущее в прошлом до Сотворенья свет еще
так далеко и высоко над жизнью чуть забрезжит тает тихо и едва
качаясь вспышками и сеть пичуг беспечных узелков и капель 
Лик недоступен стоит руку протянуть но недоступен улыбнись же
жизнь бесконечна только мы не знаем смерть и мысль и гладь
давно на ощупь созерцая