Строганов Александр Евгеньевич
Знаменосец

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Строганов Александр Евгеньевич (jazz200261@mail.ru)
  • Размещен: 22/09/2023, изменен: 03/10/2023. 1016k. Статистика.
  • Роман: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
      Смотри на мир простодушно, как только что народившийся бычок, и не доискивайся до причин.
      
      Чжуан-Цзы
      
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      
      КУЛИК
      
      Кулик сказал:
      - Эти истории - точно стеклышки. Или монетки с дырочкой. Сиди себе, нанизывай на шнурок. Хорошее занятие. В особенности на солнышке.
      
      Когда же солнышко выглянет?
      
      Представить подробности. Это главное.
      Смысл содержится не в сюжете, но в подробностях.
      Маркс нечто подобное говорил о Писании.
      
      И Писание, и любое другое писание, и монументальный труд, и тощая книжица, да хоть дневничок в ученической тетрадке, в самом деле, примечателен деталями.
      
      Это я немного развил мысль автора "Капитала".
      
      Лучшее, что он изрек этот Маркс.
      
      А девчонки моей юности переписывали в тетрадки стихи о любви. Таким методом пытались выманить счастье из потаенных уголков повседневности.
      
      Возможно, высказывание о подробностях принадлежит Энгельсу. Не имеет значения кому: сами-то мы идеи не производим - только озвучиваем.
      
      Эти истории искрят, скручиваются, мокнут, сохнут, шелушатся, стучатся в окно, пылятся под диваном, вьются и прилипают.
      Доводилось видеть липучку от мух? Вот-вот.
      
      Или металлическую стружку?
      Или пень-колоду?
      Вот-вот.
      
      Это как мораль. Или мелодия.
      Или совесть мучает, или ноги в такт отплясывают.
      Так и живем. До самой смерти.
      
      Уж сколько умерло, а все умирают.
      А иные умирать не собираются. Не желают, и все. Что с ними делать?
      Ничего не делать. Пусть живут на здоровье.
      
      У Маркса могучий торс, борода, а любви мало.
      Совсем нет любви.
      Разве что к Женни?
      Подростковая страсть. Ну да.
      Она же как будто постарше была?
      
      Сам - камень и труды его - камни.
      
      Он и Россию не любил. Ненавидел Россию. Это все знают.
      Так он и Бога не любил.
      
      Вот уж никак не думал, что начну свои записки с Маркса. Ничего общего с героем моего повествования. За исключением некоторой неопрятности. Только неопрятность неопрятности - рознь. Человек может быть чистюлей, и одет с иголочки: для фотографирования, например, но веет от него неопрятностью. Что с этим делать? Да ничего. Принять как есть - и все.
      
      Кулик же внешне неопрятен, но вот ощущения неопрятности не производит.
      
      Как бы то ни было, и в том и в другом случае неопрятность присутствует.
      В остальном - у Маркса нет ничего общего с моим героем.
      
      В отличие от Маркса, Кулик весь соткан из любви. Хотя виду не подает. Даже напротив. Поговоришь с ним и думаешь - как человек этаким сухарем живет? А он соткан из любви.
      А, может быть, и нет. Хотя о любви говорит, размышляет.
      А, может быть, это только слова. Как узнать? В чужую голову не забраться.
      
      А, может быть, это только кажется, что он тщательно скрывает вселенскую свою любовь, а он ничего не скрывает. Нечего скрывать.
      
      Как будто любит, говорит, что любит, а на вид и в интонациях сухарь сухарем. Разве таких людей не бывает? Случаются, конечно.
      
      А, может статься, он и не человек вовсе?
      Да нет, человек. Только особенный.
      
      А всякий человек - загадка. Особенный, неособенный. Для себя в первую очередь. Беседуя с самим собой, никогда не знаешь, с кем ты имеешь дело.
      
      Итак, имя моего героя - Кулик. В отличие от Маркса борода отсутствует. Щетина. И на голове негусто, тоже как будто щетина. Рыжеват. Коренаст. Лицо тяжелое, бугристое. Глаза выцветшие. Взгляд, за редким исключением, отсутствующий. Взгляд, обращенный в себя. Иногда где-то глубоко блеснет опасная точка и пропадет в ту же минуту.
      
      Сумасшедший, но не сумасшедший.
      Это я позже понял.
      
      В целом, нечто мешковатое. Куль. Наверное, первоначально был Куликом с ударением на первом слоге. Кулик - птица юркая, иначе на болотах не выжить. А здесь - куль. Грузный. С одышкой. Не ходит - перекатывается как будто.
      
      В городе кулей немало. Голуби, например, водянистые юноши, крутолобые катки, беременные женщины и просто толстые женщины, поливальные машины и заспанные троллейбусы. В деревнях - редкость. Это потому что в отличие от сельской местности городами управляет луна. Ну а луна - уж мы-то знаем, что такое луна.
      
      Три ветхих рубашки, одна желтая, две в клеточку, натянуты одна на другую. Пропахший травами короткий плащ мышиного цвета. Покашливает, прихрамывает на правую?.. Нет, на левую ногу.
      
      Детали скоро стираются из памяти. Хотя что-то записывал по свежим следам. Мог бы приложить больше тщания, конечно, но, откровенно говоря, не сразу сообразил, с кем имею дело.
      
      Речь идет о недолгом, но значительном отрезке моей жизни. Всего несколько дней, проведенных с бродягой, Навуходоносором, знаменосцем.
      Или один день.
      
      С временем что-то произошло.
      Кулик сказал, что остановил время. Вероятнее всего, пошутил. С ним непросто: не сразу поймешь, когда он шутит. Как будто шутит, а он о чем-то очень серьезном толкует, или наоборот.
      
      В общем, всего-то день в хождении и разговорах. Или несколько дней.
      А кажется - целая вечность.
      
      Когда это было?
      Уже давно.
      А кажется, будто вчера.
      
      Или в прошлый четверг.
      
      Кислые ларьки.
      Огнедышащие баки.
      Собачьи свадьбы.
      Клетчатые сумки.
      Тонны штукатурки.
      Седые попрошайки.
      
      Розовые розы, мокрый мордобой.
      Шустрики на корточках, солнце ходуном.
      Медленное небо, в подворотне смерть.
      Ходики, ходики... Жаба на метле.
      
      Нет, жабы не было - Чуковского уже не было. Был Роки Бальбоа и первые резиновые женщины: Снежана и Алла.
      Вот когда это было.
      
      Каждый день происходило что-нибудь хорошее, и каждый день происходило что-нибудь ужасное.
      
      Сладкоголосые итальянцы. "Вернись в Сорренто".
      Нет, "Вернись в Сорренто" - другое.
      
      А в Новый год пошел дождь. Гололед смертельный. Поскользнулся - и кубарем в подвал. Последними словами перед падением были: "Упасть бы не".
      Смешно.
      
      Смеялись много.
      
      Вспомнилось. Не к месту.
      
      Смеркалось.
      
      ГОСПОДА ВЕРНУЛИСЬ
      
      Кулик сказал:
      - Господа вернулись. Другими. С перегаром и без воздушных поцелуев... Что-то из прежней жизни... Да нет, теперь то же самое... Вот я произнес, а к чему относится?.. К какому, с позволения сказать, времени?.. Вопрос... Вы как думаете?.. Уместно ли сегодня это наблюдение? Как думаете?.. Впрочем, вы прежних господ не застали... Впрочем, я - тоже. Ну и нечего жалеть. Чеховым любоваться будем. Чеховым и кочегарками. Пойдем в кочегарку на огонь смотреть?
      
      Смеркалось.
      Рушилась большая страна.
      
      НАВУХОДОНОСОР
      
      Кулик сказал:
      - Грязь серебром станет. Уже скоро. Наберитесь терпения. И добавил:
      - Терпение - вот чего нам всем не хватает.
      
      Вот тогда он сообщил, что остановил время.
      
      Навуходоносор - персонаж притчей и легенд.
      Кулик - наш современник и брат, умеющий, однако, соблюдать ритуалы, что не исключает его превращения в будущем в персонажа притчей и легенд.
      Наподобие Навуходоносора.
      
      Он сам себя сравнил с Навуходоносором. Я и знать не знал, что это за зверь такой этот Навуходоносор.
      Оказывается царь.
      
      Звать Кулика Николай. Иногда я так обращался к нему, но чаще - Кулик. Кулик ему больше нравилось. Кривился, когда я называл его Николаем. Говорил, что не его имечко ему досталось. Случайно досталось. В детском доме пьяница-сторож назвал в свою честь.
      - Да нет же, - возразил я, когда мы коснулись этой темы. - Вероятнее всего, в честь Николая Угодника.
      - Вот именно, - сказал Кулик. - Никуда не годится. Прославлять таким образом? Существом своим прославлять? Не знаю, сомневаюсь. Кроме того, он жив, Никола-то. Средь нас ходит. То здесь объявится, то там. Я его встречал. И вы, не исключено, что встретите... А все святые живы.
      - Разве плохо, что люди их имена прославляют? - не унимался я.
      - Прославляют ли? А вы взгляните на меня критическим взором, и сами себя поправите... Молчите? То-то и оно... Если вы думаете, что я любуюсь собой - так я не любуюсь собой. Сам часто окидываю себя критическим взором. То, что нахваливаю себя порой - так оно для дела. А по-иному нельзя. Сам же при этом все понимаю и оцениваю... Если же не касаться Жития и присваивать имена как бы празднуя греков, иудеев и римлян с их оливами, кипами и кифарами или поминать венценосцев, или руководствоваться случайным выбором - Николай все одно не подходит. Николай должен быть высоким, белокурым, желательно в парусиновых брюках. Немного картавить должен. Да и сторожа того, что имечко мне дал, вспоминаю, откровенно говоря, без удовольствия. Подличал, бранился, мог запросто затрещину дать. Так что не мое это имя.
      - Каково же ваше настоящее имя?
      - А что приходит вам на ум, когда вы смотрите на меня?
      - Не знаю, ничего не приходит.
      - Вот видите? И я в затруднении. Имен много. Я на всякий случай именины каждый день справляю... Встретить бы родственников, да где их взять? Сирота я. Видите как?.. Формально пусть будет Николай, раз уж так вышло. Многие, не вникая в суть, так меня и кличут... Кулик. Так лучше всего. Не птица. Хотя, как знать?.. Что же касается родственников, знаете, родственники чаще всего становятся родственниками уже после смерти. Скатерть постелить, да ягодки поклевать. К слову, рябина - ягода красивая, но на мой вкус горчит. К слову, птицам так не кажется... К слову, имеет значение, в честь кого выбирают имя. Был я вхож в одну семью, где ребенка назвали в честь чемпиона мира по шахматам Марселя Дюшана. Вскоре мальчик тронулся умом.
      - Марсель Дюшан не был чемпионом.
      - Что?
      - Марсель Дюшан не был чемпионом мира по шахматам.
      - Возможно. Но мальчик об этом так и не узнал. Ибо тронулся умом... Да, с этими именами много печали. Много радости, но и печали много... Потом, позже, уже в лучшем мире настоящее имя отыщется. В лучшем мире самими собой будем. Все. Наконец-то... А мы уже там. Не приходило в голову? В лучшем мире времени не существует. И прошлое, и настоящее, и будущее - все там. Бесконечная панорама. Так что на трогательную встречу с ушедшими близкими и друзьями рассчитывать не приходится, ибо не может быть прощания. Равно, как и приветствия... Нет, прощание, конечно, происходит, но не там, где положено, а здесь, в плохоньком театре, именуемом земной жизнью.
      - Обычно с покойными прощаются там, где они жили.
      - С чего это вдруг?
      - Так принято.
      - Кем принято? Когда принято?
      - Не знаю.
      - Соблюдают ритуал? Так это называется?
      - Соблюдают ритуал.
      - Видимость. Все не то, и не так. Говорю вам, мы не ведаем, где в действительности живем. То, что мы называем земной жизнью - представление театрального кружка. Не больше.
      - Но люди-то всерьез умирают?
      - Видимость.
      - Да как же "видимость"?! - не унимался я. - Это - горе! Я хоронил, знаю.
      - Для близких - горе, не спорю. А сама смерть - видимость.
      - Для вас, может быть, и видимость, а мы подлинную смерть наблюдаем.
      - "Наблюдаем". Именно это слово. Очень точно.
      
      Кулик сказал:
      - Милкин, таксидермист из любимой супруги своей, когда умерла, чучело сделал. Прямо как закладчик в "Кроткой" у Федора Михайловича.
      - А разве он из жены чучело делал?
      - А чем же он занимался?.. Фигурально, конечно... С ума сошел или по причине особой любви? Как думаете?
      
      Кулик излагал свои абсурдные идеи уверенно, спокойно, с нотками снисходительности. При этом он совсем не походил на бредового больного - уж я повидал бредовых больных. Нет, передо мной был какой-нибудь умудренный опытом сельский философ, бесконечно терпеливый, но давно потерявший надежду быть не только, что понятым - услышанным своими простецкими земляками.
      
      Словом, я пребывал в недоумении.
      
      Кулик улыбнулся:
      - Да вы не расстраивайтесь. Я же не настаиваю. То есть Кулик не настаивает. И даже солидарен с вами. Очень может быть. И приемлет земную смерть, ибо так удобнее ладить с повседневностью. Но это Кулик. А Некулик на своем стоит. Говорит, и прошлое, и настоящее, и будущее - все там.
      И протянул руку к небесам.
      - Какой Некулик? - спросил я. - Кто таков Некулик?
      - Скажем, иная моя суть. Другое измерение. Второе, пятое, седьмое. Ха-ха... На самом деле Некулика я только сейчас придумал. Смешное имечко. Это я спешил вас успокоить, а вы того пуще взбудоражились. Даже треск послышался. Вы треска не слышали? Как будто проводка искрит. Нет?
      - Не слышал.
      - То есть, нет никакого Некулика. А вот другая суть имеет место быть. Как это называется? Шизофрения? Ха-ха.
      - Не готов.
      - Не волнуйтесь. И не спешите. Позже, если все сложится благоприятным образом, все поймете. Согласитесь, назови я себя Навуходоносором, вы бы еще больше запутались. Разве нет?
      - Не понимаю.
      - Не беда.
      
      Помолчали немного.
      
      - Допустим, ваша точка зрения имеет право на существование, - продолжил я. - В некоем ином трансцендентном измерении. Или в ином поэтическом измерении. Допустим. А, может быть, вы и правы во всех смыслах - мы же ничего не знаем. Но похоронить покойника нужно? Проводить в последний путь нужно?
      - Не старайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Вам не идет... Конечно, можно соблюсти ритуал. И, наверное, надобно. Таков уж сюжет. Но мы, изволите видеть, не умеем. Не обучены. И научить некому, ибо никому не верим... Есть, конечно, плакальщицы. Хорошие, настоящие. Но их мало осталось. Сами вымирают, прости, Господи. Кроме того, они без конца болеют. Смолоду рожают, в старости болеют... Ведь как мы провожаем? Какие-то бессмысленные посиделки. В лучшем случае за столом. А то прямо на кладбище. Ни говорить, ни молчать толком не умеем... Закусываем непременно. Без закуски никак. Для нас выпить, закусить - святое дело!.. Да я разве возражаю? Не возражаю и не ропщу. Сам и закусить, и выпить люблю. Но надо же место знать. И время... Речи плоские, черные, чужие. Как гудрон. Голоса чужие, картонные. Воронье, по сути. Не проводы, а воронья свадьба. Карр!.. Себя залюбили до проплешин - вот что. Еще говорят, возлюби себя. Да уж возлюбили, дальше некуда!.. Земля грязная, могилки мертвые... Подлинные ритуалы в тишине выполняются, без свидетелей. И не здесь, а уже там. Там, где всегда были и будем. Так что, по-хорошему, о прощании вообще речи быть не может.
      - Не противоречите себе?.. Нет?
      - Не противоречу... Не знаю. Может, и противоречу... Одно другому не мешает... Говорю же, иная суть присутствует... Вот я здесь с вами лясы точу, а там с Малевичем Казимиром Севериновичем чаи гоняю. Видите как?.. Бранюсь немного. Не думайте, я не грубый человек. Даже напротив. Просто накопилось... Дорог мне Казимир Северинович. А вам дорог?
      - Не знаю, не думал. "Дорог" - это для родных, друзей...
      - А мы все родственники. Обезьянье царство. Ха-ха... Как-нибудь поговорим об этом... Так что настоящая жизнь - выше. Или вне. Это уж как вам больше нравится. За стенкой где-нибудь, в соседней комнате, дабы доходчиво представить. Или вообще в деревне за сто верст. Или в горах. Любите Абхазию?
      - Люблю.
      - Вот, в горах Абхазии, например. Здесь же, как я вам уже докладывал, все не то и не так. Здесь мелко все. Лгут, егозят, играют, наигрывают. Играют плохо, как правило. Повторюсь. Плохонький театр. Художественная самодеятельность. Бесконечный этюд... Но в этюде том, следует признать, много страданий. Порой до невозможности много. Несправедливости, злодейства. Непорядок. Хочется исправить... Вам хочется?
      - Было бы неплохо.
      - Вялая фраза. Болеете, что ли?
      - Есть немного.
      - Победить злодейство обыкновенным способом невозможно, ибо оно задано сюжетом. Даже очень хороший, но простой человек в данном случае бессилен, ибо не может пешка ходить конем, а конь заливаться жаворонком. И жаворонок не круглый год поет, а лишь когда ему назначено. И так далее. Словом, не может простой человек ничего исправить... Это простой человек не может. А человек не такой как все, небывалый человек может? Как думаете?.. Знаменосец, предположим. Слыхали что-нибудь о знаменосцах?
      - Где-то что-то...
      - То-то и оно. А между тем знаменосец - фигура невиданной силы и невиданных же возможностей. Он-то как раз, не исключено, может многое исправить. Или все до основания исправить. Очистить, преобразовать, сокрушить проклятую стенку между несчастьем и счастьем... По крайней мере, может попытаться... Верите в такого знаменосца?
      - Сложно сказать.
      - Что же тут сложного? Нужно просто задать себе вопрос.
      - Дело в том, что я не совсем понимаю о ком речь и о чем речь.
      - Ну вот. А я стараюсь. Для кого стараюсь? Можно подумать, что мне одному это надобно... Посмотрите на меня внимательно. Только не поверхностным взглядом, а пристально. Лучше с закрытыми глазами.
      - Посмотрел.
      - Не так. Не умеете... Ничего, со временем я вас всему обучу.
      - Так вы знаменосец? - предположил я, следуя логике собеседника. - Это и есть ваша иная суть?
      - Знаменосец - не суть, но сущность... Знаменосец, не знаменосец... Навуходоносор, ха-ха!.. Не спешите с выводами... Покуда не скажу. Точнее так: откроюсь, но позже. Если почувствую, что не ошибся в вас. Если обнаружу в вас помощника в чаяниях и трудах вселенских. Если соблаговолите, конечно. Если не спасуете.
      - Вообще, я человек сомневающийся, и профессия моя такова, что я вижу несколько иначе, под другим углом, что ли, - пошел я, было, на попятную.
      
      Ретироваться хотел, откровенно говоря.
      Подумал: все же мой пациент.
      Подумал: из огня да в полымя.
      
      Потом еще немного подумал.
      Какая разница? Так даже лучше - свой.
      
      - Победим, можете не сомневаться, - успокоил меня Кулик. - Рано или поздно победим!
      
      Сказал и замолчал.
      Ушел в себя.
      
      Повисла тяжелая пауза.
      
      - Не знаю, на мой взгляд, картавить Николаю вовсе не обязательно, - нарушил я тишину, дабы как-то разрядить обстановку. - И парусиновые брюки носить не обязательно.
      
      Ничего Кулик не ответил.
      Позже я узнал, что подобные рассуждения его крайне огорчали.
      - Не слышите вы меня, - говорил он в таких случаях. - Не хотите слышать. Или не умеете. Но это уже на вашей совести.
      
      Притом спорить любил. Мало того, призывал спорить.
      Поперечный человек.
      Это еще мягко сказано.
      
      Молчали долго.
      Я даже умудрился вздремнуть.
      
      Представления не имею, сколько ему было лет, когда мы познакомились. Следовательно, неизвестно, сколько ему теперь.
      Если жив, конечно.
      
      Интересно, жив ли?
      Что-то подсказывает - жив.
      
      УСЛОВНОСТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Жизнь - не всегда успешная попытка примириться с мыслью о смерти. Всякого человека занимает тема бессмертия, даже если он о том и не подозревает. Стесняться этого не следует... Жизнь и смерть. Болезнь и брюква. Держали в руках брюкву?.. Нынче слово редкое. Наверное, и не знаете, что это такое? И не нужно. Очередная условность. То же, что мы с вами. Все - условность.
      
      Вот как раз об этом мои записки, если коротко изложить.
      
      АПОКАЛИПСИС
      
      Кулик сказал:
      - По сути, живем в аквариуме, сами того не подозревая. За близкими наблюдаем: рыбками, раками, каракатицами. В свою очередь, за нами тоже кто-то наблюдает. Извне... А если уже никто не наблюдает? Хозяин, предположим, ушел или умер. Свет выключить забыл. А мы думаем, что он жив-здоров и добра нам желает, уверены, что все будет хорошо. Придет - покормит... Не придет и не покормит. Приблизительно так выглядит апокалипсис в каждом конкретном случае.
      
      ПРОВИНЦИЯ
      
      Кулик сказал:
      - В провинции все чинно и подробно. В провинции не ходят - шествуют. Не ходим - шествуем. Даже бегаем по другому.
      - Как это можно бегать по другому? Что значит "по другому"?
      - А то и значит.
      - Медленнее, что ли?
      - Со значением. Да вы за собой понаблюдайте, и все поймете. Как будто на некоторое время в воздухе зависаем. Потому у некоторых идея воспарить возникает. Возможно, по этой именно причине. "У некоторых" - это я замахнулся, конечно, но у некоего отдельного человека такая мысль вполне может возникнуть... Опаздываем. Всегда. Как правило... А спешить, собственно, некуда... И незачем.
      
       БЛИЗНЕЦЫ И КОШКИ
      
      Кулик сказал:
      - Сиам - вовсе не то, что о нем думают. Наивно предполагать, что там живут исключительно близнецы и водятся исключительно синеглазые кошки.
      
      УЧИТЕЛЬ
      
      Кулик сказал:
      - Вы меня слушайте. Я хороший учитель. Со мной и географию, и историю вспомните. И алгебру, и литературу. Все, что знали, вспомните. И то, чего не знали, вспомните... Я ведь преподавал. На кафедре. Как-нибудь расскажу. Непременно расскажу... Бесспорно, был лучшим... Да и теперь... Хороший учитель нынче редкость. Днем с огнем не сыскать... Знал я одного выдающегося учителя, так он совсем не спал. Я хотя бы сплю.
      
      Говорят, что в местах лишения свободы души заключенных и охранников со временем становятся родственными. И мыслят бедолаги одинаково, и говорят на одном языке. Одежка разнится да кошт, и вся недолга. Родней становятся.
      
      Наверное, то же самое можно сказать о психиатрах и их пациентах.
      Весьма приблизительная и несправедливая аналогия, но вот пришла в голову. А я положил оставлять в своих записках естественный ход мыслей, чтобы максимально приблизиться и к себе, и к тем, с кем посчастливилось мне встретиться во время удивительного, на первый взгляд кажущегося неправдоподобным путешествия со знаменосцем Куликом в стране случайных людей. То есть в той самой стране, где мы живем, но практически ничего о ней не знаем.
      
      Что это? Дневник?
      Не знаю.
      
      Мы к историям привыкли. К историям, сюжетам. Вынь, да положь нам страстный или забавный случай с финалом, хорошо, если счастливым, но можно и трагическим - чтобы растрогаться, слезу пустить.
      
      Здесь нечто иное.
      
      Как будто непринужденно беседуем.
      С вами, с Куликом и его товарищами, с кем угодно. С котами, собаками, ежиками, бурундуком Василием. Да хоть с растениями.
      Сидим себе летним вечером где-нибудь на завалинке в Калиновке и разговариваем под сурдинку. Запах жасмина, стрекотание цикад, звезды...
      Во всяком случае, хочется, чтобы так было.
      
      САБАКИН
      
      Кулик сказал:
      - Взять, к примеру, театр. В театре друг дружку за волосы таскают, по углам тискаются - страстишки изображают. Обычно плохо играют, знаю, что понарошку, а все равно верю. Всегда. Как дитя малое, честное слово. Там ведь на театре, все как в жизни. И чистые люди, и подлецы представлены... Страдаю, смеюсь... Меня гардеробщик знакомый пускает, когда у него получается. Сижу тихонько, а так порой хочется зарыдать в голос или "браво" провозгласить... А вообще, они как-то в одночасье сделались глупыми.
      - Кто? - спросил я.
      - Драматурги, режиссеры, актеры... да все. Буквально на глазах... Помню, я однажды, еще в далеком детстве на Сабакина попал. Он так натурально проживал. И умирал натурально. Я был уверен, что он не по сюжету - на самом деле скончался. Меня старшие утешали, объясняли - я не верил. Хотя сделал вид, что поверил. Долго горевал... Я и теперь не уверен, что смерть его была разыграна... Кстати, вы не знаете, какова его судьба?.. Сабакина Павла Петровича?
      - Первый раз слышу это имя.
      - Да что вы?! Сабакин! Актер шекспировского толка... Удивительно неприятную, даже отталкивающую внешность имел, но обаяние чудовищное. Заикался. В ту пору заик на театре жаловали. Таланту все прощалось. Ценить умели. Бывало, ничего не сделает, только руками разведет, а в зале оторопь. Бывало, чихнет, а у зрителя обморок. Бывало, сам уйдет, а образ свой оставит за столом или в углу семечки лузгать понарошку. И все его образ видят и волнуются... Точно не слышали?
      - Нет.
      - Сабакин
      - Нет.
      - Павел Петрович.
      - Нет, увы.
      - Все же умер, наверное. Такие богатыри долго не живут: сердца и ноги слабнут... А сами-то никогда не хотели быть актером?.. Или режиссером? Не киношным, а именно театральным, когда что-то можно еще исправить.
      - Не задумывался.
      - А надо бы подумать, - сказал Кулик. - Успеть подумать обо всем надобно. Жизнь короткая.
      
       Соврал, что не задумывался. Просто в тот момент плохо себя чувствовал. Не было сил разглагольствовать. На самом деле когда-то размышлял о театре. Мечтать не мечтал, но разные идеи посещали. Скажем, если бы я был режиссером, я бы рабочих сцены, осветителей и прочий технический люд не прятал. Разрешил бы им прямо во время действия менять декорации, устанавливать разные там прожектора, софиты. Показал бы громовержцев с их жестяными листами и киянками. Пусть себе колготятся на виду. Пусть беседуют, о своем толкуют. Пусть даже кто-то из них выругается или покажет язык. Естественный ход событий. Мы же не изгоняем прохожих за окном, например, когда путешествуем по лабиринтам научной статьи или сокрушаемся о грядущем разводе. И так далее.
      
      Талантливому актеру любая кутерьма не помешает. Талантливому актеру и кошка не помешает. Хороший актер обязан кошку переиграть. А плохие актеры нам зачем?
      
      Не думаю, что совершил открытие. Наверняка какой-нибудь режиссер уже выпускал на сцену рабочих, осветителей, суфлеров и прочий технический люд.
      
      Насчет кошки сомневаюсь. Намеренно выпустить кошку вряд ли кто-нибудь решился бы.
      
      Всем нам не хватает уверенности. Вот что.
      
      ЛЮДИ ГЛУБИНЫ
      
      Кулик сказал:
      - Не знаете, как нас, таких, как я бродяжек, обозвать и сформулировать?.. Не хочется обидеть? Похвально. Я вам помогу. Мы - люди глубины. Глубиной пропахли насквозь. Сами по себе. Те же глубоководные рыбы. Даже светимся. Только не рыбы. Неведомо кто. Всплываем мимолетно - кто во вторник, кто в июле. Встречаемся невпопад. Кому воспоминанием, кому напоминанием. Кто-то мимо пройдет, иной улыбкой наградит или плюнет вслед. И такое бывает. Случайные люди, одним словом. Неожиданные. Вот кто мы такие... Что наша жизнь? Череда случайностей... Кроме того, мы всегда были и всегда будем. И здесь, и на том конце. То есть повсеместно. Видите как?.. От нас не отделаться, как бы кому не мечталось... Ничего, спасемся как-нибудь. И вы спасетесь... Какое-никакое утешение... Любите жизнь?
      - Не знаю, способен ли я вообще любить.
      - Это вы хандрите. Я вас вылечу.
      
      БУРУНДУК ВАСИЛИЙ
      
      Кулик сказал:
      - Я в Калиновке редко стал бывать. Добираться далеко. Ноги болят... Там у меня бурундук знакомый живет. Василий. Уже немолодой. Узнает меня, ждет. Стоит появиться - он тут же забирается мне на плечо. Печенья просит. Так что я в Калиновку без печенья не хожу. Почему-то местные кошки его не трогают. На других бурундучков охотятся, а Василия не трогают. У него бельмо на глазу совсем как у человека. Кроме того, он немой. Всегда молчит, когда с ним говоришь. И с белками, и с зайцами молчит. Может быть, потому кошки его не трогают. Немой бурундук - редкость.
      
      СЮЖЕТЫ
      
      Кулик сказал:
      - Между тем в историях смысла нет. Не знаю ни одной истории, которая содержала бы в себе хоть что-нибудь полезное.
      
      ПРОФЕССОР РИХТЕР
      
      Кулик сказал:
      - При пожарах чаще всего погибают от дыма. В огне, конечно, пафоса больше, но погибают все же от дыма.
      
      Бытует устойчивое поверье, что психиатры - люди, мягко говоря, со странностями. Я эту байку считал предубеждением, обязанным своим происхождением множеству причин, и в первую очередь первобытному страху перед душевными расстройствами, а также всевозможными ужасами и чудесами с ними связанными, включая реальных и мнимых персонажей по обе стороны безумия.
      
      Первый же день своего пребывания в психиатрической больнице еще в качестве студента медицинского института принудил меня вспомнить избитую мудрость: нет дыма без огня.
      
      К слову, изречение это, первейший враг иллюзий и свобод, погубившее судьбы миллионов людей, всегда вызывало во мне неприязнь. И по сей день. Всю жизнь стремлюсь доказать, кому? себе, наверное, его несостоятельность. Однако пока результат близок к нулю. Всякий обнаруженный мною контраргумент автоматически попадает в категорию исключения из правил. Из чего следует: всякая борьба, неважно с чем или во имя чего, в конечном итоге бессмысленна.
      
      Большее, что может позволить себе человек, дабы сохранить внутреннее достоинство и почувствовать относительную независимость - созерцание. Не случайно наблюдение относится к основным методам исследования в психиатрии.
      
      В первый же час своего пребывания в психиатрической больнице еще в качестве студента медицинского института я остро почувствовал, что оказался в иной реальности, новом, неведомом мире, цельном, по-своему гармоничном, исполненным, в известной степени торжественным метафизическим звучанием.
      
      Наш педагог, профессор Рихтер, войдя в кабинет, не поздоровался, как это обыкновенно делают преподаватели на других кафедрах, но подчеркнуто осторожно, будто боясь спугнуть тишину, опустился в кресло и замер.
      В ожидании какого-нибудь знака или сигнала с его стороны мы некоторое время простояли в приветствии, затем один за другим стали рассаживаться. Стук парт нисколько не помешал его одиночеству. Он оставался недвижим. Уж не знаю, как долго. Очень долго.
      Первоначально тягостное молчание, спеленавшее нас, было нестерпимым. Но минут через десять я, и еще пара моих однокашников, услышали нечто такое... словами описать трудно. Ни мелодия, ни звон, нечто такое... Я бы назвал это эхом хора.
      
      Вот когда Рихтер понял, что чудо свершилось, улыбнулся как-то по-детски и объявил:
      - Главное, что вы должны постичь здесь - умение слышать. Слышать даже то, чего нет на самом деле.
      
      Странная идея странного человека.
      
      Так я стал психиатром.
      
      Такая история.
      
      Не знаю, зачем я все это рассказал.
      
      Ах да, если бы Рихтер, а позже и другие мои коллеги не научили меня слышать, вряд ли пустил бы я Кулика в свое сердце.
      
      ТИШИНА
      
      Кулик сказал:
      - Тишина всегда настораживает - ибо разверзает врата в неведомое. Мы никогда не узнаем, что там находится. А все, что мы ощущаем, чувствуем - всего лишь наши фантазии. Или наведенное. Так тоже бывает... Что сказать? Откровений не случается, но, по крайней мере, себя услышать можно... А не опасно ли слышать себя? Опасно, можете мне верить. Знали бы вы, что вы есть такое на самом деле! Знал бы я, что я есть такое на самом деле! Так что затыкайте уши изо всех сил, когда безмолвие обрушивается на вас тоннами своих черных брызг. Что же, резонно спросите вы, теперь и на кладбище не ходить? Ходить, непременно ходить. И мы с вами пойдем и, возможно, потеряемся во времени. У меня друг на кладбище живет. Обязательно сходим. Там можно трое суток провести, а в действительности пройдет только один час. Нет лучшего места для успокоения души. На кладбищах не тишина властвует. Другое. А там и не бывает тишины. Ее место занято тенью и всхлипами птичьих крыльев. Кладбище - единственное место, которое можно назвать всеобщим домом. Не тишина, но зеленая потрескивающая масса. То густая, почти черная, а то легкая светлая как улыбка стрекозы. И колодец, и облако, и амброзия. Спускаясь по крошащимся ступеням, возносишься к свету. И напротив: мысленно забираясь на верхушку сосны, погружаешься в ночь, откуда и часовенка, и надгробные фигурки - зефир да прянички. Крохотные. То собака пробежит, а то, вдруг курица-пеструшка выскочит из куста. Врать не буду - курица на кладбище явление нечастое. Курицу только однажды встретил. Зайцев не наблюдал, но, говорят, встречаются. Вот только кто это? Такие ли уж собаки и зайцы?.. А то вдруг хлопьями пойдет снег ослепительно-белый на фоне бесчувствия. Будучи на кладбище как-нибудь взгляните на свои ноги - это уже будут не ваши ноги. Не знаю, чьи, но не ваши. И сами вы будете не вы - нечто другое, чужое, незнакомое... Что же получается? Напрашивается набивший оскомину вопрос: кто мы, откуда идем, и куда, собственно, направляемся? И зачем? И почему?.. Будь моя воля, я бы на каждом кладбище установил фонтанчики. Согласитесь, фонтанчиков на кладбищах не хватает. Даже у моего названного племянника в богадельне фонтанчик имеется, а на кладбищах нет... Есть у меня племянничек, талантливый фотограф. Я вас обязательно познакомлю. Недолюбливает меня. Напрасно... Так что тишины на погосте не найдете. Настоящую тишину проще всего обнаружить, например, за столом, когда все разом замолкают... Вот, кстати, интересное явление. Как это вдруг все разом замолкают? По чьему велению это происходит? Мне сдается - по сигналу свыше... Уж если мы устаем от болтовни, представьте себе, каково там, наверху, выслушивать все это?.. Похоже на шутку, не правда ли? Я до шуток охоч, но не раз бывал бит за них, ибо смех мешает окружающим сосредотачиваться на собственном величии... Как я, однако, ввернул!.. Вы, я вижу, небольшой шутник? Можете не отвечать. На этот и подобные вопросы отвечать не следует... Но вернемся к птицам. Как вы думаете, птицы населяют наш мир, или мы находимся в гостях у птиц? Можете не отвечать. На этот и подобные вопросы отвечать не следует.
      
      Это я немного забежал вперед: сей монолог Кулик произнес много позже.
      Впрочем, хронология в моем повествовании не имеет существенного значения.
      
      ГАЛЯМОВ
      
      Кулик сказал:
      - А куда, интересно, делся Галямов?
      - Какой Галямов? - спросил я.
      - Был такой. Вообще говоря, их много было, но Галямов - особый случай. Жаль.
      
      Судя по всему, Галямов пропал.
      
      БРОДЯГИ
      
      Кулик сказал:
      - Не поддавайтесь соблазну погрязнуть в реальности. Реальность прожорлива и всеядна. Ей все годится - и плоть, и душа. Душа для нее лакомство наподобие крем-брюле. Мифология подлинная и мнимая - вот спасение.
      
      Уж какая, кажется, глупость считать бродяг людьми способными к любому мало-мальскому счастью. И духовности в них искать как будто праздное дело, ибо мысли их заняты исключительно поиском пропитания и ночлега. Какое заблуждение! Как-нибудь понаблюдайте за сиротами судьбы на улицах своего города. Присмотритесь и вы нередко обнаружите прямые спины, детские глаза, аристократическую обходительность, сочувствие и любовь. Не всегда, конечно. Случаются персонажи, раздавленные черствостью и гонениями, люди неприятные и даже опасные. Но таковых вы можете встретить также среди своих сытых и благополучных знакомцев.
      
      Сдается мне, бродяги приданы нам в назидание. Увы, от назидания мы, как правило, бежим уже в детстве. Также бежим от нищих, придумывая на ходу им скверные биографии лжецов и мошенников, дабы не обременять себя подаянием. А надо бы подумать вот о чем: коль скоро человек преступил грань унижения, неважно по какой причине, он уже достоин любви и жалости.
      
      А может статься, невзрачные, сирые, косноязычные калики, коих во множестве нянчила Россия во все времена - главное наше богатство? Оттого спрятаны в убогости и нищете, что содержат в себе тайну спасения, от прелести и сглаза сокрыты. Случись вселенское несчастье, они одни знают и научат, как выжить, да притом человеком остаться.
      И защитят, и накормят, и рубашкой последней поделятся.
      
      Я В ЛЮДЯХ ПРЯЧУСЬ
      
      Кулик сказал:
      - Я в людях прячусь.
      
      СЕНЕЧКА
      
      Кулик сказал:
      - Жизнь состоит из наблюдений и поступков. Наблюдения и поступки - взаимоисключающие противоположности. Однако как-то уживаются в нас, порождают стойкость и мечты.
      
      Мы с моим коллегой Сенечкой Замским крепко выпили по случаю моего ухода в отпуск. Мы с Сенечкой всегда крепко выпивали по случаю отпуска, по праздникам, по случаю зарплаты, а также по пятницам. Приходилось выпивать и в другие дни. Следует заметить, данная традиция не мешала нам оставаться людьми высокодуховными и ответственными. Пьянство помогало нам отважно принимать диковатые диковины эпохи перемен, противостоять невзгодам, с легкостью обретать новых друзей, формулировать головокружительные светлые идеи и, главное, нередко совершать непредсказуемые, но, как правило, благородные поступки. Иногда проказы, иногда подвиги.
      
      Трезвому человеку мысль совершить подвиг приходит в голову не так часто. Обыкновенно, вообще не приходит.
      
      Словом, мы с Сенечкой славные люди, не желающие мириться с тоскливым однообразием будней. Кроме того, мы были молоды и хороши собой. Впрочем, я могу ошибаться. Это, как утверждал Кулик, нужно со стороны посмотреть. Со стороны все выглядит несколько иначе. И все же сдается мне, я не ошибаюсь. Были молоды, прекрасны, лучезарны.
      
      Не ради хвастовства: ошибаюсь я крайне редко. Как-то так получается.
      
      Так называемая личная жизнь у меня по тем временам катилась в тартарары.
      
      Бытие, будь оно неладно.
      
      По поводу бытия возникало множество вопросов и догадок.
      Замучил Сенечку своими наитиями и предположениями.
      
      - Современные люди делятся, условно, конечно, на муравьев и обезьян, - вещал я ему. - Муравьи - творцы. Это известно. Они все время что-то выдумывают, строят. Им семьи не нужны. Обезьяны же, в большинстве своем - воришки и бездельники. Между тем натуры изначально романтические. У обезьян тоже случается любовь. Скорее влюбленность. Острое чувство, но преходящее. Так я о семье: у обезьян, конечно, много больше шансов, чем, нежели у муравьев. Но обезьяны непременно кому-нибудь подражают. А в ближайшем окружении - муравьи. А тем, как ты понимаешь, не до женитьб. Они заняты своими хлопотами, по большому счету, собой. Для них семья - коммуна. То есть не та классическая семья с тещами, свекровями, невестками, золовками, детьми и внуками, не та патриархальная семья, где по утрам пьют чай с сахаром вприкуску или внакладку, вовсе не та семья, которую я подразумеваю в своих рассуждениях, пропади она пропадом. Притом что муравьи сахар обожают. Но это к делу отношения не имеет... Итак, первый шаг сделан: обезьяна влюблена. Внимание, вопрос: как ее привести к мысли о построении семьи, настоящей полноценной семьи с утренним чаепитием, а не семьи-коммуны, как у муравьев?
      - Зачем?
      - А за тем, что нет никого нам ближе в природе. Им до нас рукой подать. Ты же видишь: у них уже руки, не лапы. Возможно, когда они начнут жить парами, это расстояние будет преодолено.
      - Но это же была метафора! - отвечал Семен.
      - Что метафора?
      - Ты говорил не об обезьянах как таковых, но о людях похожих на обезьян.
      - Аберрация?
      - Не знаю. Насколько я понимаю, тебя волнует кризис института семьи в гуманитарном пространстве?
      - Не исключено. Согласись, хромающая в свете последних открытий тема эволюции не менее занимательна.
      - Так о чем все же мы говорим? Что здесь главное?
      - А попробуй выдели! Невозможно. Все главное.
      - Сумбур.
      - Есть немного. А наша жизнь и есть сумбур. Моя, во всяком случае. Принимаю как есть. Терплю.
      - Все же лучше было бы разобрать по полочкам.
      - Вот приучили нас разбирать по полочкам, перебирать, сортировать, распределять, систематизировать, классифицировать. В реальной жизни все иначе. В реальной жизни все так намешано, перемешано: случись что - не знаешь с чего начать и куда бежать. Я, во всяком случае, не знаю. По полочкам раскладываю, а толку никакого.
      - Не переживай.
      - Как не переживать?
      - Перемелется, мука будет.
      - Думаешь?
      - Уверен.
      - Слушай, а, может быть, в конструкцию ввести лебедей? Что если лебеди и есть то самое недостающее звено?
      - Какое звено?
      - Недостающее. Как думаешь?
      - Можно лебедей, - сдавался Сенечка, скорее с тем, чтобы завершить бестолковый диалог. - Можно. Мне лебеди нравятся.
      
      Или:
      - Рыбы, люди, деревья... дрова! Куклы, вот еще ничтожество. Тотем. Всё нынче равнозначно, всё и все! Одна плоскость, понимаешь? Один уровень! Мокнем, плаваем, тонем! Как будто что-то думаем, говорим, улыбаемся друг дружке. Будто бы. Как будто. На самом деле - врем. Все врем. Не мокнем, не плаваем, не тонем! Себя-то не помним. Анабиоз. Как будто это не мы, а кто-то другой в нас думает, говорит, улыбается. Понимаешь, что я имею в виду?.. Китайцы называют это эпохой перемен. А если это уже не эпоха, а дно? Илистое дно. Или зазеркалье. Кому что больше нравится. Или мировой океан. Вот-вот "мировой океан". Такое словосочетание знакомо тебе?
      - Слышал, конечно, - отвечал Сенечка.
      - Этим все сказано. Кстати, не самый худший вариант. Опять нам делаются поблажки. Согласен? Не согласен?.. Или ты предпочитаешь третью мировую? Как по мне, так лучше потоп. Как-то, знаешь, естественнее, гуманнее. Если о гуманизме вообще может идти речь в наше время.
       - А больше вариантов нет?
      - А больше нет.
      
      Или:
      - В реальности акта деторождения не существует. Веришь? Не веришь?.. А я докажу. Ребенок не знает, что он рождается. Так?
      - Скорее всего.
      - Он, вероятнее всего, видит некое мутное пятно, которому только предстоит превратиться в нечто... неведомое. Роженица ощущает боль, потом избавление от боли, таким образом, ей принадлежит боль или ее отсутствие. Также ей принадлежит яркая лампа, лицо акушерки, какая-нибудь простынка, розовая клеенка. Реальность для нее этот розовый клочок, лампа и прочее, но не акт деторождения. Согласен?
      - Не знаю, наверное.
      - Теперь акушерка. Она вспотела. Пот мешает, жжет роговицу, словом беспокоит ее больше чем появляющееся на свет дитя. Эта женщина приняла много родов на своем веку. Для нее акт деторождения - механическое действо. Так шагающий человек не задумывается над тем, по каким законам совершается движение. Собственно роды для акушерки не существуют... Пойдем дальше. Отец. Тот, что за дверьми. Слышит крик. Для него рождение ребенка - этот самый крик и больше ничего. Так?
      - Наверное.
      - Где же, позволь полюбопытствовать, само рождение? Кто его осознал? Принял и осознал?.. Бумага? История болезни? Да, но бумага мертва. Вопрос: существует ли деторождение как таковое? Или существует лишь расплывчатое, фрагментарное, с великой долей выдумки представление о нем, изложенное на бумаге?
      - Не исключено, - отвечал мой товарищ, опять же, чтобы отвязаться.
      
      Вот такие беседы.
      Тупик, одним словом.
      
      Сенечка от дискуссий быстро уставал.
      Он семечки жареные любил.
      Семечки - Сенечка.
      На мой взгляд, рифма удачная.
      
      Насколько я знаю, в имени Сенека ударение приходится на первый слог, что также позволяет рифмовать его с Сенечкой. Что я и сделал однажды в не самом удачном своем стихотворении. Сенечка - Сенека.
      Тоже удачная рифма.
      На мой взгляд.
      
      Иногда придумываю стишки. Для себя.
      Чаще плохие.
      
      Обожаю наблюдать за тем, как работает человеческая мысль. Первоначально она не подает никаких внятных опознавательных знаков. Так, что-то неуловимое: звук, междометье ни к чему не обязывающее, сквознячок. Мы и представления не имеем, в каком направлении собирается она продвигаться, какой путь выберет? Станет ветром, а, может быть, сокрушительным ураганом. Неосторожное или неточное слово может пустить мысль по ложному следу. И мы в своих умозаключениях и поступках вслед за нею начинаем петлять, путаться, подчас спотыкаться. Однако же, через некоторое время, когда мы, уже вконец заплутавшие, с ужасом начинаем осознавать близкую катастрофу, она каким-то невообразимым способом являет нам суть, и проливается свет. Это явление я сравнил бы с северным сиянием, которое, конечно же, неким образом объясняется учеными, но понять его человек не в состоянии.
      
      Как и деторождение.
      
      Как все вообще.
      
      НИСПОСЛАН СВЫШЕ
      
      Кулик сказал:
      - Логика всегда дорога в тупик.
      
      Сенечка пошел к себе домой, а я пошел к себе домой. Захотелось одиночества обоим. Иногда мы расставались.
      
      Время действия описываемых событий - дожди.
      У меня, как я уже говорил, отпуск.
      
      В тот день по пути к дому мне нестерпимо захотелось кого-нибудь облагодетельствовать.
      
      Телефон мой был потерян, или у меня его на тот момент вообще не было, не помню. Не люблю телефоны.
      
      Это была такой момент, я бы назвал его "жизнь в глицерине". Как будто меня погрузили в глицерин, и весь окружающий мир сделался безучастным, беззвучным, бесчувственным, тягучим, в дрожащих капельках. Тот самый анабиоз.
      Так в старых фильмах изображали сны.
      
      Накануне от меня громко и болезненно ушла жена. Закономерно. Не могла смириться с моей затянувшейся юностью. Потому стремление кого-нибудь облагодетельствовать было для меня логичным и, в известной степени, спасительным актом. Для меня, опустошенного по пути к пустующему своему дому.
      
      " ...опустошенного по пути к пустующему своему дому". Так играют отдельные фразы в голове крепко выпившего человека, в особенности, когда он понуро бредет домой или просто бродит.
      
      Плюс стремление к возвышенному.
      
      Я ей говорил:
      - Мне нужно полежать, просто полежать. Полежать вот таким образом - руки под голову. В тишине. Сколько? Сказать не могу. Больше всего на свете мне теперь нужно полежать вот таким именно образом - глаза в потолок. Никого не слышать, ни о чем не думать, просто лежать, и все. Час лежать, месяц лежать, год лежать, чтобы меня никто не трогал. Чтобы никто не побуждал меня встать, даже сесть. Лежать, и больше ничего, даже если для этого нужно умереть. Прошу, умоляю.
      Так говорил.
      
      Я ей говорил:
      - Конечно, можно забыть друзей. Отчего не забыть? Забываем же мы своих родственников. И нас не заботит, что генеалогическое древо наше сохнет и осыпается, как высыхает и осыпается лимон в прокуренном кабинете. Нас не заботит, что и сами мы таким же образом сохнем и осыпаемся или, того хуже, источаем ядовитые пары, подвергая опасности близких и дальних, включая друзей, с которыми так сладостно выпить рюмочку-другую. От чего, конечно, можно отказаться, но зачем в таком случае все?.. Какая-то белена.
      
      Я ей говорил:
      - Ну, давай просто так сидеть, взявшись за руки, созерцая друг друга. Час созерцать, месяц созерцать, год созерцать. Но в таком случае нельзя быть уверенным, что произойдет смена времен года, и Рождество наступит, и ты сможешь одарить елку своими любимыми золотыми шарами. И парок изо рта на катке, где ты упала и сломала копчик.
      
      Я ей говорил:
      - Мы можем, конечно, распустить свою жизнь как вязание, и заморочить гулкими нитями доселе безмятежный ручей повседневности. Только не надо потом жаловаться на сырость будней и вообще жаловаться на сырость - не в Лондоне.
      
      Я ей говорил:
      - Очнись, и ты испытаешь воодушевление. Очнись и прими меня таким, каким хотел бы я быть. То есть небывалым. Пойми, жить с пилигримом жарко, но почетно.
      Так говорил.
      
      Какой, к черту, пилигрим, откуда пилигрим?
      Каша в голове.
      
      Я ей говорил:
      - Ну хорошо, я пущу тебя в свои мысли, но выбраться оттуда ты уже не сможешь, ибо даже я не знаю правил. И никто не знает правил. Скорее всего, нет никаких правил. И никто не знает, чем все это закончится. Точнее, финал известен, но вряд ли тебе понравится.
      
      Я ей говорил:
      - Ну хорошо, давай вместе заберемся на крышу и спрыгнем. Не обязательно в сугроб. Или впустим моих друзей и напьемся хотя бы раз до чертиков.
      Так говорил.
      
      Ничего я не говорил. Молчал, лежал, руки под голову и смотрел в потолок.
      А потолок - это не просто потолок. Это такой... такое...
      
      И довольно об этом.
      Буду перечитывать - вычеркну.
      Если, конечно, стану перечитывать.
      
      Итак, стремление к возвышенному плюс, как уже было замечено, готовность к благородному поступку.
      
      Плюс корчи исчезающей любви.
      
      Простуженная сырая пятница. Мраморный с желтушными прожилками безлюдный вечер. Невидимый на ветру колючий дождик. Черные в перламутровых разводах лужи. Накренившийся по причине ветхости павильон автобусной остановки мог похвастаться одним всего лишь посетителем - пропитанным непогодой человечком, дремлющим на лавочке точно кучер на облучке. По всем приметам человечек был бродягой. По первому впечатлению определить, стар человечек или молод, дурачок или попрошайка, решительно невозможно. Подумалось:
      - Тоже пьяница. Вероятнее всего.
      
      Вы наверняка догадались: этим человечком был Кулик.
      Ниспослан свыше, дабы я мог его утешить, дать денег, купить еды, что-нибудь в этом роде. Облагодетельствовать, одним словом.
      
      Ниспослан свыше.
      Так мне казалось.
      
      Человечек открыл глаза.
      Глаза молодые с лукавинкой. Сказал:
      - Отлично.
      
      ПЬЯНИЦЫ
      
      Кулик сказал:
      - Мы, горькие пьяницы, всегда на передовой. Оттого что, как правило, порядочные люди. Порядочные, добрые, бесконечно талантливые. Бесстрашные. И конь конный, и рыба белоносая. Глаза серебристые, лунные, фосфорическое сияние. Фосфорическое. Сердечки трепещут. Бог любит, бережет. Говорят, что пьяному человеку море по колено. А оно так и есть - по колено. Склонность к высшим сферам имеем. Неистребимую. Нас не журить нужно, нами восхищаться надобно. Гибнем ради человечества. И погибнем, если до бессмертия не доскачем. А мы уж как-нибудь доскачем. Непременно. На брюхе доползем, если понадобится. Быть может, не в этой жизни. Но какое это имеет значение?.. Вы пьяница?
      Я улыбнулся:
      - Не знаю.
      - Да вы не стесняйтесь. Много у вас крепко выпивающих знакомых?
      - Есть такие знакомые.
      - Много?
      - Практически все.
      - Ну так вы пьяница. Меня не проведешь... Уф, от сердца отлегло!.. Уж вы, пожалуйста, со мной не играйте. Я человек простой, прямой. Игроков и без вас хватает. Актеришек, певичек. У меня даже престидижитатор знакомый имеется... Уж вы, пожалуйста, со мной не играйте.
      - Хорошо, не буду.
      - Небольшой экскурс в историю, если позволите... С некоторыми коррективами, если позволите... Как говорится, разрушу некоторые стереотипы, если позволите... Видите ли, древний человек стал современным человеком вовсе не в тот роковой миг, когда взял в руки палку, дабы достать самое большое и спелое яблоко, но в то счастливое мгновение, когда опустил в рот подгнившую виноградину. Что такое есть подгнившая виноградина, спросите вы? Фактически пропастина и дрянь, если придерживаться общепринятых вкусов. Но... Внимание! Что-то произошло! Что-то лопнуло, повернулось и вознеслось, да с таким звоном, что молоко в грудях скисло, и звезды попадали в колодцы! Чего же такого грандиозного случилось?.. А случилось следующее. Положив в рот подгнившую виноградину, человек неожиданно осознал, что есть в природе нечто более волнующее, нежели сладость, и нечто более осмысленное, чем точность. Иными словами, есть в природе нечто большее, чем сама природа... Как бы нагляднее изобразить?.. Представьте, что испытывает некто, когда он, роясь на свалке, находит... что, к примеру?.. Ну не знаю... красный абажур... Нет, абажур - немного из другой оперы, и не так убедителен. Просто я с детства восхищаюсь красными абажурами. Для меня это символ счастья. У нас в богадельне в библиотеке был такой. Нет сладостнее снов под красным абажуром, можете мне поверить. Доводилось вам когда-нибудь уснуть под красным абажуром?
      - Нет.
      - Вы много потеряли. Заведите дома красный абажур. Непременно.
      - Хорошо.
      - Обещаете?
      - Обещаю.
      - Ладно. Возьмем историю попроще. Бедный человек, нищий, роясь на свалке, находит... Вы когда-нибудь нуждались? Нищенствовали?
      - Не приходилось.
      - Включите воображение. Как будто вы тот самый нищий... Включили?
      - Включил.
      - Что для вас деньги?
      - Деньги - они и есть деньги.
      - Нет. Для вас, нищего, деньги - всё. Много больше, чем для человека среднего достатка. Больше даже, чем для человека, отягощенного богатством и, следовательно, неуемной жадностью. Для вас деньги - шанс не умереть с голоду. Вы же только и думаете, как бы перекусить... Так вот, вы, точнее, наш нищий, роясь на свалке, нашел пятисотенную... Мало? Тысячу, десять тысяч, миллион! Огромный кошелек с такими бумажками! Средь ясного, как говорится, неба, сверкнула молния. Все в нем запылало, завертелось, закрутилось! Жизнь наладилась! В одно мгновение... Так бывает. Не часто, но бывает. Счастье! Оно и есть... К слову, бедные люди чаще других испытывают это самое чувство... Ну и вот. Приблизительно то же испытал уже знакомый нам древний человек с забродившей виноградиной. Счастье! И озарение! То, что я вам уже представил: "Есть в природе нечто большее, чем сама природа"... Понимаете?
      - С трудом.
      - Не суть. Не понимаете - просто слушайте. Мне нужно довести мысль до конца не расплескав... Итак, древний испытал озарение и счастье. Но... был тотчас наказан, ибо в озарении этом и содержался самый великий грех. Каким же образом был он наказан, спросите вы? Чем интересно был он наказан? Как думаете?.. Может быть, его били палками? Колесовали? Резали на ремни?.. Какие версии?.. Нет, его наказание было изощренным. Он был наказан... стыдом. Причем стыдом во всех его проявлениях и преломлениях. В том числе и неудержимым стремлением самому стыдить. Стыдить, судить, судачить, сплетничать, наушничать, стучать и крысятничать... Крысятничество немного из другой оперы, но суть дела не меняет, ибо все взаимосвязано. Как говорится, во всяком всякое - всё! Было и будет!.. А что такое стремление стыдить, сплетничать и стучать? Не знаете?.. Распад! Именно!.. Итак, на наших с вами глазах некий человек оказался в ловушке: стал одновременно и палачом, и жертвой... Вот и весь сказ... Мораль: за все надобно платить!.. Вот и весь сказ... А предметом осуждения может быть что угодно: детская неожиданность - пожалуйста. Прыщ на носу - пожалуйста. Чем глупее обвинитель - тем безобиднее предмет порицания... Следите за моей мыслью?
      - Стараюсь.
      - Как думаете, что является самым распространенным предметом порицания?
      - Детская неожиданность?
      - Питие, конечно... Вот и все. Теорема доказана...
      - Немного напоминает историю первородного греха, - заметил я.
      - Соглашусь. Хорошее сравнение. Но там яблоко, следовательно - сидр. Сидр позже научились делать. Первоначально - виноград, вино. Потом, вряд ли древний человек захотел бы положить в рот гнилое яблоко. И вид неприятный, и запах. Впрочем, кому что нравится... Но вы меня отвлекаете. Не отвлекайте, иначе я потеряю мысль, а мысль важная.
      - Простите.
      - Итак. Что получается? Исходя из того, что каждый индивид с некоторых пор сам себе и палач, и жертва, он не может в полной мере насладиться обретенным счастьем, будь то красный абажур или богатство. Или чарка доброго вина. Ибо в нем бесконечная борьба... Тем подлее человек, чем больше в нем палача, в нашем случае - борца с Бахусом... Доходчиво излагаю?.. Всякая борьба с вином есть не что иное, как аллергия на жизнь. Все убежденные палачи-трезвенники - враги гармонии и супостаты. И, наоборот, самые талантливые, одухотворенные, независимые, лучшие воздухоплаватели и мореходы, лучшие поэты и кавалеры - жертвы-пьяницы. Так было во все времена. И будет так. В нас, пьяницах, в нас и только в нас будущее. Равно как и прошлое, и в особенности настоящее. Мы несем в себе весну. Точнее, мы умеем призвать весну в любое время года. Стоит только захотеть. А весна, голубчик - это уже всеобщий, вселенский праздник, радость для всего живого, включая кошек и мошек. Согласны?.. Всякий раз удивляюсь, когда встречаю остекленевших от трезвости людей. Что побуждает их жить так? Не все же они больны?.. Хотя на самом деле пьют все, друг мой, все без исключения. Справедливости ради и порицают все. Почти что. Многие... Хороший человек, плохой человек - все зависит от пропорций... Вам, дорогой мой, крупно повезло! И я от всей души поздравляю вас с тем, что ваша недолгая жизнь то и дело дарила вам встречи с лучшими представителями рода человеческого, одним из которых, без сомнения, является и ваш покорный слуга... Да, пьянство - юность, несомненно. Но знали бы вы, сколько нас юных полегло! Словом, раз уж Бахус вам мил, будьте готовы умереть в любую минуту дичайшей смертью. В радости и печали.
      - Печальный итог.
      - А как вы хотели? Из песни слов не выбросить.
      
      Среди моих знакомых, малознакомых и совсем незнакомых, тех, к кому пристыл ярлык "пьяница" немало людей ярких, учтивых, великодушных и чрезвычайно полезных для истории. Особенно много таковых среди музыкантов и поэтов. А также: историков и археологов; адвокатов и нотариусов; пожарных и пожарников; художников и пекарей с их скользкими лопатами - добро пожаловать, Ванечка, в печку; звонких кузнецов и щетинистых скорняков с их скобами и вензелями; молодых ученых и немолодых ученых; сутулых библиотекарей и собаководов с изрытыми лицами; масляных предпринимателей и кривоногих лыжников; футболистов, в особенности бывших футболистов; раскосых краснодеревщиков и продавцов дынь; шахтеров, прямиком из бездны; садовников с их медленной тишиной; хвастливых дельтапланеристов и гордых лилипутов; режиссеров с их содомией и уголовников с их содомией; философствующих золотарей и бочкообразных бондарей; пчеловодов, сотканных из своих пчел; писателей с их рыданиями; свинопасов с клюками; маленьких купальщиков и больших купальщиц; романтических затейников; тугоухих бирюков и тренеров с фиксами; рыбаков, палец к губам; огнедышащих машинистов и сияющих капитанов, а также капитанов дальнего плавания; стекольщиков с их хромотой; одутловатых клоунов; пучеглазых водолазов; селянок с их парным молоком; вертлявых журналистов и стеклодувов с гусиной кожей; бесшумных конокрадов и столь же бесшумных утопленников с потухшим взором; старьевщиков с лупами и удильщиков с сачками; катал с мизинцами и обшлагами; громогласных сталелитейщиков и прорабов с карандашом за ухом; облых трубоукладчиков; великих актеров и равновеликих актеров массовки; голенастых балетных и балетных уже без ног; вкрадчивых осведомителей и осмотрительных сектантов с их шепотом; хористов с их кашлем; таксистов с мелочевкой; волшебников с их мешками; беспробудных охранников; разбойников и благородных разбойников; часовщиков с кукушками и кукушатами; немых с шестнадцатью пальцами; маньяков со свистком; близоруких слесарей и лысеющих бухгалтеров; нищих со щеками младенцев; пестреющих маляров; бывших летчиков с их синими снами; улыбчивых мойщиков окон - выгляни в окошко; медиумов с их плошками; военных с их пряжками; искрящих газоэлектросварщиков; громоздких военачальников; лоснящихся трубочистов, что теперь редкость... где-нибудь в Юрьеве, да и то; сахарных бардов с их комарами; неумолимых врачей с их трубками; прокуроров с флюсом; парикмахеров с денатуратом; натуралистов с их членистоногими; фокусников с испуганными кроликами; учителей, в особенности сельских учителей; полуживых соседей с волдырями на коленях; дегустаторов крымских вин; неверных жен и верных жен; голоногих велосипедистов; пыльных энтомологов; свинцовых газетчиков и рукастых дальнобойщиков; любовников в ожидании любви и зябнущих мизантропов; вагоновожатых в красных беретах, вагоновожатых в чернильных беретах; милиционеров с их мотоциклами; волооких пиитов; каменных каменотесов и клейких калымщиков; собак и медведей; крестьян и обезьян.
      
      В приведенном выше списке упомянул исключительно бывших летчиков.
      Летчиков, которые летают, не упомянул осознанно: им выпивать никак нельзя, так как я боюсь самолетов.
      
      Словом, куда конь с копытом - туда и рак с клешней.
      
      - Я с сегодняшнего дня в отпуске, - объявил я. - Получил отпускные.
      - Поздравляю, - сказал мой собеседник.
      - Хотел бы поделиться с вами.
      - Зачем?
      - От чистого сердца. Порыв.
      - Нет.
      - От чистого сердца.
      - Нет, нет, и еще раз нет.
      - Почему?
      - Вы неверно трактовали мою аллегорию.
      - К аллегории это не имеет отношения. Мне хотелось еще до аллегории.
      - Облагодетельствовать?
      - Нет, просто так.
      - Сделать приятность?
      - Вот именно сделать приятность.
      - Это не помешает нашему философскому путешествию, как думаете?
      - Ни в коем случае.
      - У вас нет в мыслях, будто бы я клянчил у вас деньги?
      - О чем вы говорите?
      - Нет у вас в мыслях, будто бы я просил у вас подаяния?
      - Нет.
      - Тогда можно. Тогда я приму. Может быть, книжек куплю... Не сомневайтесь, у меня случаются такие фантазии. Книгочей и книголюб, ибо есмь.
      - Я тоже люблю читать.
      - Тогда можно. Тогда я приму.
      - Спасибо.
      - Себе оставьте хотя бы немного.
      - Спасибо.
      
      Сомнения мои окончательно улетучились - мы оба были готовы к акту милосердия.
      Я полез в карман за кошельком.
      
      Дождь не переставал.
      - Живая вода, - сказал Кулик.
      
      ЗАОБЛАЧНОЕ ИСКУССТВО
      
      Кулик сказал:
      - Знали бы вы, как порадовали меня своим изводом пьяниц! Ах, уж эти изводы, списки, реестры, регистры, каталоги. Все там, и всё... Мир рассыпался, разлетелся без всякой атомной бомбы. В одночасье. Мы первоначально и заметить не успели. Потом глядь - где что? Или нет того, что было или присутствует, но вверх тормашками. Или на полочке лежало, а теперь в мусорном ведре. Или нет уже того, что было. Откуда что? Почему? Кто перевернул и разметал?.. Я догадываюсь, но думать об этом, тем более говорить не хочу. Как говорится, что имеем, то имеем. Однако оставить все в таком бедственном положении права не имеем. Это не все, но многие понимают. Вот теперь заново собираем по кусочкам. Я и другие. Теперь вижу, и вы собираете, возможно, сами того не осознавая... А у нас все собирают. По кусочкам. Инвентаризация. Исполать. Нет лучшего способа объять необъятное, чем, нежели составить реестр. Ничего упустить нельзя. Никого забыть нельзя. Память. Душа радуется. Радуется и хлопочет. Соберем. Раньше или позже соберем. Не боги, но изладим... Обожаю невыполнимые задачи... Это сколько же всякого такого у нас в головах?.. Я, знаете, о чем сейчас подумал? Если рассмотреть всех людей в совокупности, каждого со своим списком, можно с уверенностью объявить: нет в мире ничего такого, чего бы мы ни знали и о чем бы ни догадывались. И сверх того. Да это же, дорогой мой, не просто бухгалтерия и комиссия, не мертвые буковки и запятые, это, голубчик - гравюра и заоблачное искусство! А вы после того, что я услышал - не кто иной, как яркий его представитель. Своеобразный Дюрер и Леонардо. Обнародованные вами фигуры не просто реестр, но важнейшая примета вымирающей эпохи пронзительных открытий, коими прежде надышаться не могли. Не могли надышаться, покуда не иссякли. Писатели большие и малые феномен сей с горечью обозначили. Да вы и сами, похоже, писатель, коль скоро такое арпеджио закатили! Угадал?.. Писатель, конечно, меня не проведешь... А вы не стесняйтесь. Я и сам списки выстраиваю, и друзья мои выстраивают, и многие здесь. Выстраиваем и лелеем. И телеграфные столбы рифмуем, и ветви древ поем. Кто фальцетом, кто басом. Гармония. Гобелен... Это только кажется, будто мы люди. Люди, конечно, но особенные. Труженики пейзажа. Сливаемся с пейзажем так, что не различить. Или в себя уходим целиком. Яйца в некотором роде. Овоиды... Да, да. Ничего смешного. К чему сия забавная метафора и парадокс? А вот к чему. Что там внутри яйца? Дозволено лишь догадываться. С высокой степенью вероятности можно предположить, что находятся там белок и желток. Но окончательно убеждаемся мы в своей правоте, лишь разбив оное... Но белок и желток - это только первый план. А если заглянуть глубже?.. Сокрытая жизнь! Вот ведь что получается! И как теперь прикажете глазунью мастерить на завтрак, ха-ха?.. Так что овоиды мы... А можно нас и в музыкальном плане рассмотреть: кларнеты, флейты, валторны, струнные, смычковые, скрипичный ключ, басовый ключ. Целый оркестр... А самих музыкантов не видно. Точнее, музыканты-то - вот они, трудов их не видно. Ходят какие-то люди - бродяги, путешественники, встречные - поперечные. Просто прохаживаемся. Руки в брюки. Или за спиной. Или на лавочках лежим, газетками укрывшись. Или пивко потягиваем. Между тем музыка звучит. Видите как?.. В особенности по весне. Да и зимой. И не только по праздникам... Хотя справедливости ради услышать нас нужно постараться. Настроить слух требуется... Вышеупомянутый Малевич Казимир Северинович в своем "Черном квадрате" отобразил нас. Любите Малевича? Да я уж спрашивал. А как его не любить? Никому не верьте, он честный человек, этот Малевич. И реалист. Нет в его квадрате ни намека на плутовство. Черный квадрат, белый квадрат, черный день, белый день, зима... Вдруг осень, откуда ни возьмись, сквозь зиму проступает. Желток опять же. Если долго всматриваться... А куда спешить? В спешке ни красоты, ни величия не постичь... Так что все переплетено и взаимосвязано... И воробушков не забыл Казимир Северинович. Также им изображены и также спрятаны. По одному и во множестве. Воробушки - братья наши, и Малевич, изволите видеть, нам брат. И вы нам брат теперь... Будем с вами путешествовать со вкусом и с наслаждением. То на солнышке присядем, погреемся, а то и водочки выпьем... Хотите выпить?
      - Можно было бы... С удовольствием. В горле сухость и колотье... Мы с моим товарищем отмечали. По-моему, немного перестарались... Похмелье стало что-то рано настигать. Сухость, колотье...
      
      Кулик, увлечен своими мыслями, не заметил моего ответа. Помолчал немного и продолжил:
      - В деревнях коврики да тюфяки - тоже не тяп-ляп. Тоже заоблачное искусство. Чувствовать надобно... А подушку распорешь - оттуда дед Пахом в перьях. Или опять же петух. Но петух с клювом и хвостом - это уже Кандинский. Видите как?.. А вы, наверное, думали, я вам в качестве предмета обсуждения "Бурлаков на Волге" предложу? Или "Мишек в лесу"? Картины, не спорю, хорошие, но из другой жизни... Забавный вы человек, все же. Мне покуда трудно заключить, курица вы или петух, но то, что не брёлка - это точно, ха-ха... Волынка, вероятнее всего. Плакса и утроба. Благотворите, радость созидаете, а мина, будто лимон скушали. И тембр у вас грудной. Волынка. Шотландец... Могу ошибаться. Жизнь покажет... К слову, и глаз любопытно устроен. Тоже овоид. Вот вы, судя по всему, человек ученый, скажите, что за субстанция такая - зрачок? Дивная субстанция. Звоночек, точка - а мысль передает. И печаль, и радость... Любите воробушков кормить?
      - Не задумывался.
      - Старость наступит - полюбите... Если маразм не накроет.
      
      РАКИ
      
      Кулик сказал:
      - Заведение рака за камень - особое искусство. И поедание раков - особое искусство. Также уместно вспомнить конфеты "раковая шейка". Я их часто вспоминаю. Конфеты "раковая шейка" вспоминаю, оловянных солдатиков, лампу "летучая мышь", переложенные ватой елочные игрушки из той же яичной скорлупы. Воспоминания из детства всегда уместны и оправданы, ибо детство наше остается с нами до конца жизни. И позже... К ракам еще вернемся. Надо бы разобраться, по какой причине, и с какой целью они пятятся... Думаете, акциденция?.. Вряд ли.
      
      СИММЕТРИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Послать бы вас к черту, но мне нравится с вами. Сам не знаю почему.
      
      Как раз тот, кто мне нужен, подумалось мне, когда я впервые увидел будущего своего товарища.
      
      Не иначе Господь послал, подумалось мне.
      Вот ведь что получается, подумалось мне.
      
      Все высшей степени симметрично, подумалось мне. И погода, и архитектура, и зверушки Ноя, если заглянуть в историю. Строение тела - намек и знак. Легкая асимметрия тому подтверждение. Косоглазие или родинки, например. И Ламарк, и Линней, и другие. В то же время, Дарвин, к примеру, старался логике следовать, но что-то в отдаленной перспективе у него не сошлось. Первые люди не получились. Почему? Отчего логика и система то и дело сбоит?
      
      Вот что я у Сенечки выспрашивал, вот что силился понять.
      
      Приблизительно так работает мысль крепко выпившего человека, а также мысль прирожденного исследователя. Всегда гипотезы и рифмы, стремление строить самые невероятные схемы и системы или, напротив, ниспровергать истины. Словом, головокружение. Даже привкус соленый на языке.
      
      В то же время, возвышенное нечто.
      
      - Приветствую тебя, незнакомец!
      
       Нередко выпивший человек или исследователь думает, что он размышляет про себя, а на самом деле говорит вслух, и, как правило, довольно громко. Так на сей раз получилось и у меня:
      - Приветствую тебя, незнакомец!
      
      Будто дело в древнем Риме происходит.
      
      Бродяга мой слышал и приветствие, и предваряющую его исполненную вдохновения тираду.
      
      "Приветствую тебя, незнакомец" прозвучало в тот момент, когда я, одарив пространство винными парами, плюхнулся на лавочку рядом с Куликом.
      
      Кулик сказал:
      - Ноя к месту вспомнили.
      
      Разумеется, после таких слов я тотчас назначил его своим другом, если не сказать, главным своим другом.
      
      Еще неизвестно, подумалось мне, кто из нас кому должен помогать.
      И, главное, зачем.
      
      Хронология в моем повествовании не имеет существенного значения.
      
      СЛУЧАЙНЫХ ВСТРЕЧ НЕ БЫВАЕТ
      
      Кулик сказал:
      - Очень кстати. У меня как раз сегодня именины. Я вам уже докладывал: в силу особенностей биографии справляю каждый день. Сегодня Тихон. Вы приглашены, разумеется. Приглашены не в качестве встречного-поперечного, но в качестве гостя дорогого. Ибо вижу ваше прошлое, настоящее и будущее. И, невзирая на занудство и вредность, потуги и заслуги, глупости и великие глупости, хлопоты и пустые хлопоты, головотяпство и падения ваши, рад вам... наверное... Пока, по крайней мере, рад... И купите Псалтырь, сколько можно об этом говорить?.. И Жития. Теперь, коль скоро обнаружили меня на своем жизненном пути, понадобится вам. Ибо случайных встреч не бывает. Зачем-то же Господь послал мне вас. Сию головоломку нам с вами еще предстоит разгадать. Но торопиться не будем. Хорошо?
      - Хорошо, - согласился я.
      - По кусочкам хвост отрезать будем. Хотя не рекомендуется. Но какое нам дело до их рекомендаций? Что они такое, чтобы мы с вами следовали их рекомендациям. Согласны?
      - Согласен. А кто рекомендует?
      - Своим вопросом хотите показать, что вы их не знаете?.. Хорошо, если не лукавите... Не обижайтесь, жизнь заставила меня сделаться предельно осторожным человеком. Я эту свою черточку тщательно скрываю, но иногда вырывается наружу. Повторюсь: вы, судя по всему, человек падший или близко к тому, но весьма мне симпатичны. Я не сторонник осуждать падших людей, ибо сам в известной степени сокрушен и низложен. Иной падший человек чище и выше записного праведника. А стрелочников и упоминать не хочется. Таково мое убеждение... Дождик. Заметили? Сколько перезрелых плодов падает сейчас на головы сокрытых под яблонями Ньютонов! А вот ботинки прохудились. Часа два как прохудились... Согласитесь, напрасно критикуют обмотки. Предсказуемая обувь, потому чрезвычайно удобная в условиях войн, непогод, да и мирного сосуществования. Очень жаль. Притом обмотки - очень красивая обувь. На мой вкус. А вкус мне никогда не изменял... Австро-Венгрия, язви ее в душу!.. Вы нашли блистательного собеседника, поздравляю! Я войну и мир различаю и понимаю. Не хуже приснопамятного графа... Опять воюют. Все время воюют... И в симметрии разбираюсь... Прощать, кажется, научился. Люди к этому всю жизнь идут. А я еще и не пожил толком, а прощать научился... Не исключено, что я достаточно молод. Что скажете?.. Вполне молодой человек. Жизнь побила, конечно. Слегка. Иным больше достается... Не скрою, горжусь собой. И вы будете мной гордиться, когда познакомимся поближе. Вообще добро, как правило, побеждает зло. Обратили внимание?.. После войны обыкновенно наступает мир. Обратили внимание?.. На какое-то время. Не стоит обольщаться - недолго... Скорее иллюзия. Не бывает мира. Всегда война... До самой смерти находимся в поисках оси. Или бежим от нее. Неосознанно, конечно. В большинстве случаев неосознанно. Ну конечно... Еще небо. Небо! Батюшки! Кто его знает, что это такое? Западня, скорее всего... Воспарить - вот задача... С душой все просто. А вот как тело поднять?.. Находите, что не стоит думать об этом? Находите мою мысль нелепой? Ничтожной? Отвратительной?
      - С чего вы взяли?
      - Не знаю. По-моему, весьма. Весьма и весьма... Вы же вопросов не задаете?.. Разве не хочется вам спросить, как это, почему, по какой причине все и всё должно перемениться благоприятным образом, после того как некий знаменосец воспарит? Разве вам не хочется объяснить себе эту странную, если не сказать завиральную методу?
      - Хотелось бы.
      - Так вы не стесняйтесь спрашивать. Иначе я буду думать, что вам все равно.
      - Не все равно.
      - То есть, вас волнует моя идея? Хочется постичь?
      - Конечно.
      - Ну что же, все очень просто, на самом деле... Представьте себе камнепад. Где-нибудь на Кавказе. Высокие скалистые горы. Стоят намертво. Веками стоят. Огромные, сильные, жилистые. Полная безмятежность. Тишина. И вдруг крохотный, подчеркиваю, крохотный камушек по вине путника или сам по себе даже не падает - соскальзывает вниз... Не алмаз, не яхонт, обыкновенный камушек, словом, дрянь, пнуть его, больше ничего. Вот вы его пнули, он покатился - и тотчас гром до небес: это уже лавина, устремившись за ним, сметает все на своем пути. Берегись!.. Да где же здесь уберечься? Мир рушится. А, точнее, меняется. Уже никогда гора не будет прежней! Гора обновится, берусь утверждать - улучшится! И в качестве пейзажа, и по содержанию. Предположим, сокрытое прежде золото обнаружит себя... А может, мы с вами в камушках-то ничего не смыслим? Может быть, иной невзрачный камушек дороже сапфира?.. Иносказание, аллегория... Понятно же: камушек - это я, а падение камушка - это я воспарил... Очень просто, как видите... Так и мысль наша вроде бы случайная, а часто нелепая, и поступок наш поспешный, а порой вовсе дикий способен изменить нашу собственную жизнь и жизнь окружающих безвозвратно... Впрочем, случайных мыслей и поступков не бывает. С этим постулатом многие спорят. И напрасно... Не думайте, я своей идеей не богохульствую. Сыном Божьим себя не мню. Упаси Бог!.. Кто я? Даже не знаю... Как бы слабая тень Его. Это - в лучшем случае... Даже не тень - упоминание Его... Не вслух - про себя... Помечтать хотя бы... Или думаете, о таком и мечтать грех?
      - Почему же?
      - Потому... Мало ли о чем вы там думаете? Я к вам в голову забраться не умею. И не стану. Зачем мне эти хлопоты?
      - Я плохого не думаю...
      - Ой, не зарекайтесь. Когда бы вы умели прочитать свои мысли! Все до единой! Но этого никто не может. Даже я не могу, хотя занимаюсь этим усердно лет сорок уже, наверное... Вот мы все ждем Второго пришествия. Кто-то ждет, кто-то не ждет, конечно. Между тем дела обстоят все хуже и хуже. Изволите видеть, вырождаемся... Попытаться как-то задержать процесс хотя бы. Хоть какое-то послабление. Пусть на время - дух перевести... Между тем подпруга не ослабевает, изволите видеть... Внешне может показаться как будто, прости Господи!.. как будто я пытаюсь подражать Ему. Складывается такое впечатление?
      - Нет.
      - Вот именно. Какое может быть подражание?! Кому? Сыну Божьему?! Что вы! Я знаю, что Он такое, помню о нем, трепещу!.. А Бог - это и тот камушек, я, то есть, и гора, и весь мир, и более того. До бесконечности... Он ведь наблюдает за нами. Всегда. Когда я закрываю глаза, вижу крохотную сквозную точечку. Это Он наблюдает за мной. За движениями души, затевающимися поступками... Вы, когда закрываете глаза, видите маленькую сквозную точечку? Дырочку зияющую видите?
      - Нет.
      - Это вы невнимательно смотрите. А ну-ка, закройте глаза.
      Я закрыл глаза.
      - Теперь видите? - спросил Кулик.
      - Нет.
      - Это вы невнимательно смотрите.
      - Устал немного. Утомился. Я позже еще раз попробую. Обязательно.
      - Попробуйте непременно... Сейчас могу разрыдаться. Мне, когда я размышляю обо всем таком, плакать хочется.
      - Держитесь, прошу вас.
      - Постараюсь. Мне не привыкать... Но, видите, какое дело, я чувствую, что смогу воспарить. Разве зря эта гадкая мысль терзает меня?.. Ведь наши мысли нам не принадлежат? Как думаете?
      - Непростой вопрос.
      - То есть, по-вашему, данный вопрос не предполагает однозначного ответа?
      - Предмет бесконечных споров.
      - Чушь! Ему принадлежат мысли наши. Больше никому... Он мысли нам поручает и наблюдает, как мы ими распорядимся. Оставим без внимания или воплотим в жизнь. Вот ведь как!.. А мне грезится, что могу воспарить, изменить, исправить... Это что же получается? Миссия?
      - Не исключено.
      Кулик замахал руками:
      - Что вы такое говорите!
      - Очень может быть.
      - Неужели, в самом деле, миссия?
      - Почему нет?
      - Страшно-то как! Прости, Господи!.. Сердце заходится! Готов ли?
      - Почему не готов?
      - Ой, не знаю... А если шутка?
      - Разве такими вещами шутят?
      - А знаете, а пусть будет шутка. Шутка - хорошо! Лучше всего, когда шутка!.. Хотя осознавать горько. Но это еще можно пережить. А миссию не исполнить?! Это что же со мной, со всеми нами будет?! Пусть лучше шутка, правда?
      - Мне сложно что-то добавить к сказанному...
      - Это вы правы. Не добавить - не убавить... Сдается мне - все же не шутка... Что, будем следовать, да?
      - Будем.
      - А пусть смеются, нам не привыкать. А мы будем уверенно следовать, так?
      - Так.
      - Придется воспарить. Хотя бы попытаться... Буду пробовать. Раз за разом... Фанатик своего рода. Видите как?.. Знаю, что буду наказан. Достанется, конечно. Еще как! Непременно... Видите, сомневаюсь, страдаю... Не зачтется. Боюсь, не зачтется... По-хорошему, вам теперь другой поводырь нужен - человек твердый, уверенный. Семижильный, как говорится... Ошиблись вы в своем выборе, вот что.
      - Не ошибся.
      - Нет?
      - Нет.
      - Имейте в виду: если мне встретится человек, который из лучших побуждений скажет, что вовсе не важно, воспарю я или нет, что неважно, переменится мир к лучшему или все останется как есть, который из лучших побуждений скажет, что главной ценностью во всем этом священнодействии является сама светлая идея, то обстоятельство, что она явилась мне убогому и поглотила меня с потрохами, сей доброхот тотчас сделается главным моим врагом... Скажу больше: он сделается главным врагом человечества. Это вам нужно запомнить.
      - Я запомнил.
      - Я обязан воспарить. И всё... Это нужно запомнить. И вам, и мне.
      - Я запомнил.
      - В успехе не сомневаетесь?
      - Не сомневаюсь.
      - Люблю вас, дорогой мой человек. Как будто осознаете все, а продолжаете сопутствовать. Как тот слепой за своим слепым товарищем... А может статься и не ошиблись вы вовсе. И у того семижильного, которого я представил вам в качестве образчика, слабости имеются. Познакомитесь - убедитесь. Но его еще поискать придется, а я - вот он, прошу любить и жаловать... Кроме того, вряд ли он окажется носителем идеи спасения человечества. С риском для жизни, безусловно. Непреклонные люди мечтой, как правило, не отягощены... Так что он вам не подходит. Я же - в самый раз.
      
      КУЛИК-ПАРИКМАХЕР
      
      Кулик сказал:
      - Бог его знает, хороший вы человек или нет? Скорее всего, плохой. Негодяй, скорее всего. Если, к примеру, со мной сравнивать. Хотя одеты вы чисто, пахнет от вас хорошо, будто только из парикмахерской. Или из прачечной. У нас столько прачечных! Обратили внимание? Ума не приложу, зачем маленькому городку столько прачечных? А парикмахерских и того больше. К слову, среди парикмахеров - я лучший. И вообще лучший... То и дело себе перечу, так что вы на мои терзания внимания не особо обращайте... С другой стороны, разве это терзания?
      
      КУЛИК-ИДЕАЛ
      
      Кулик сказал:
       - Я - своего рода идеал. Ибо окончательно очистился. По крайней мере, близок к тому, как никогда. Идеал. Или камертон... Идеал или камертон? Как лучше?.. А можно и то и другое, что скажете?.. Вот когда воспарю, осознаете, насколько я был прав. Вспомните и осознаете.
      
      ПАВЛИН
      
      Кулик сказал:
      - Я о скромности и прочих выкрутасах больше не думаю. Все кудрявое и козлячье наскучило. Всему цену познал. Всему и всем... Видите ли, со дна все выглядит таким, как оно есть на самом деле. Со дна колодца звезды и днем увидеть можно... Вот писатели оттепели до изнеможения, до крови бились. Писатели, философы оттепели. Правда, когда грянуло лето, невольно возник закономерный вопрос: "За что бились"? Так всегда бывает. Воронка... Ныли, плакали, кончали с собой, уезжали. Вагонами, составами. Я многих знал. Иных провожал. Порой приходила на ум паскудная мыслишка, Господи, сколько же их? Уж сколько уехало, а кухни все полнехоньки. И говорят, и говорят. И прежде говорили, и теперь говорят. Всегда говорят. И там говорят, и здесь говорят. Много, смешно, беспомощно... Одним из главных моих выводов является следующий: на самом деле все люди счастливы. Все, без исключения. Большую часть жизни. То есть счастье - привычное состояние человека. Только иногда, если случается что-нибудь этакое грустное или страшное, случается, предположим, беда или болезнь - на какое-то время погружаемся в растерянность. Когда зуб болит или деньги украли, например. Но рано или поздно все возвращается на круги своя. Вновь наступает безмятежность, счастия сестра. Другое дело - благоденствие свое обозначить и оценить мы не умеем, ибо привыкли жаловаться друг дружке по малейшему поводу. Разве не так?.. Скажите по совести, разве не хочется вам пожаловаться мне?.. Молчите?.. Вот видите?.. Возьмите поминки. Только что покойный предан земле. И, если верить словам скорбящих, случилось непоправимое. Но за столом, уже через несколько часов после выноса тела царит оживление. Да уж мы с вами этой темы касались. И еще не раз к ней вернемся, ибо смертны, и думаем об этом непрестанно. Или вы сомневаетесь?
      - В чем?
      - В том, что мы смертны?
      - Не сомневаюсь.
      - Но в своей-то смертности сомневаетесь?
      - Не сомневаюсь.
      - Это вы себя слышать не умеете. Ну, да Бог с вами. Это, как говорится, мимоходом... Итак, подсознательно каждый из скорбящих отдает себе отчет в том, что сам-то он жив. И этого уже довольно для того, чтобы быть счастливым. Разве я не прав?.. Люди всегда, в любую минуту готовы удивиться, улыбнуться и даже рассмеяться... Возьмем вас, к примеру. Вижу, что вы не в лучшем расположении духа, но разве не улыбнулись бы вы немедленно, когда бы вам был явлен павлин?.. Еще как расцвели бы! Что, как ни павлин способно порадовать русского человека?
      
      ПОЛОЖЕНИЯ И ПОХВАЛА
      
      Кулик сказал:
      - Положения, уложения, законы и закономерности, субординацию, вышеупомянутую симметрию и прочую дребедень нахлобучили на себя как убогий колпак, свернутый из газеты в пасмурный день. Будто бы он убережет от дождя. В солнечный день - другое дело, можно как-то понять, хотя такая-то панамка улетит при первом же порыве ветра. Но некоторые вольнодумцы и в пасмурный день норовят смастерить и напялить на себя этакую абракадабру... Фасонят? Не знаю. Не исключено. Метафорический колпак сей - кратчайший путь впросак, ибо каждый отдельный субъект, каждое ответственное и безответственное лицо или персона, вне зависимости от статуса и степени богатства жить не умеет. И не научится никогда. Ибо лгать научились, а жить - нет. Вот вам еще идея, которой надобно проникнуться, прежде чем отправиться в путешествие босым с пустой сумой или в кабриолете с устрицей во рту. При таком положении дел смеяться и впрямь некогда, хотя жизнь окрест - сплошной анекдот. А смеяться надобно, иначе жадные химеры сожрут наш мозг. Осмотритесь, окиньте беспристрастным взором томление всех и вся, отделите внятные звуки бытия от нечленораздельного мычания, включая собственный невыносимый гул, и вы почувствуете ток бесподобного веселья, что наполнит ваши жилы, неведомую доселе жажду простой и свободной жизни. В витрине не фантомы и цацки - себя рассматривайте. Преодолевая отвращение, особенно поутру, хвалите, восхищайтесь собой! Через "не хочу" нахваливайте! Помните: только похвала придает нам сил. И хороший одеколон. Обожаю хорошие одеколоны... Вот у вас хороший одеколон... Хотя галантерейных лавок как-то избегаю. Так уж повелось. Почему? не знаю... А женщины нас любят, не сомневайтесь. Не все, конечно, но большинство.
      
      ШЕРСТЯНОЕ ПАЛЬТО
      
      Кулик сказал:
      - У меня было роскошное шерстяное пальто. У вас когда-нибудь было шерстяное пальто?.. А у меня было. Роскошное.
      
      ЛОЖЬ
      
      Кулик сказал:
      - По моему глубокому убеждению, ложь существует как самостоятельная сила. Вода, воздух, земля, огонь и... ложь. Сама по себе. Древние не рассматривали ее в качестве стихии по очень простой причине. Посудите сами. В воде можно утонуть, в огне - обжечься или сгореть. А как ты поймешь, что ложь накрыла тебя? Никак. Между тем энергию лжи можно увидеть невооруженным глазом. Некоторые люди, вовсе не обязательно наделенные уникальными способностями, умеют ее различать. Такие случаи известны. Для кого-то свечение, для кого-то мелькание мушек... В богадельне, где я провел детство, математику преподавал Игорь Дмитриевич Светлицкий. Игорю Дмитриевичу энергия лжи явилась в виде бабочек. Пару лет назад мы с ним случайно встретились на улице, и вот он мне рассказал: однажды приходит домой - полон дом бабочек. Окна закрыты. Откуда бабочки, почему бабочки?.. Вечером того же дня, вышел вынести мусор и застукал благоверную со своим коллегой, учителем русского языка Ефимом Натановичем Свиндлером. Ефим Натанович и жена Игоря Дмитриевича целовались на лестничной площадке. Столкнулись, как говорится, нос к носу. Светлицкий ничего не сказал, поднялся в квартиру, взял пистолет, зашел в ванную и застрелился. Слава Богу, пуля прошла по касательной, и учитель мой выжил. Между прочим, брак не распался. Живут себе и неплохо живут. Игорь Дмитриевич так и сказал: "Живем и неплохо живем". У него выдающаяся родинка на шее, но это к делу не имеет отношения.
      
      СТРАННОСТИ И СТРАСТИ
      
      Кулик сказал:
      - Только слившись с распадающимся миром, можно почувствовать нечто такое... что именно - не помню, но что-то чрезвычайно важное. А, может быть, самое главное.
      
      После тридцати с лишним лет практики с уверенностью заявляю - странных людей не бывает. Если человек душевно болен, оценить его можно только по законам болезни. Среди своих товарищей по несчастью он вовсе не выглядит странным. Тех же, кого крыло безумия не коснулось, но кто мыслит и ведет себя не так, как мы привыкли, не так, как нам хотелось бы относить к категории странных людей тоже неправильно, ибо, с их точки зрения, наши невзрачные мысли и однообразное поведение кажется парадоксальным.
      
      Кто-то скажет, что так называемые странности суть неуклюжесть, непохожесть, безрассудность, беспричинность, неприязнь и прочее - гримасы лукавого.
      Не лишено оснований. Воистину неутомим лукавый.
      
      А что, если и ему приходится страдать? Во имя зла, конечно. Правильнее сказать - абсолютного зла. Знает, что творит гадость, а все равно творит. Не может иначе. Всех ненавидит и себя ненавидит. Абсолютная ненависть. Как инфекция. Чума или оспа. Что, если страдает, как всякий пациент?
      
      Исключено. Иначе нет больше ни белого, ни черного, иначе все рушится и теряет смысл.
      
      А мы кого угодно готовы оправдать. Так уж устроены.
      Хорошо ли это?
      Наверное, хорошо.
      
      - Лукавый в нас частенько заглядывает, - развивая мысль, произнес я уже вслух. - Пронзает как иголка. Легко и больно. Чувствуем, когда это происходит, но редко сопротивляемся. Как будто наши злодеяния - как бы не наши злодеяния. Не ведаем, что творим. Так утешаем себя. Пытаемся утешить. Не срабатывает. Жизнь показывает - не срабатывает.
      - Срабатывает, еще как срабатывает, - откликнулся Кулик. - А вот интересно, каким вы его себе представляете, лукавого? Что-нибудь навроде нарвала или борова?
      - Скорее строгий учитель. Учитель черчения, например. Скорее всего, учитель черчения. С бородкой, с рожками, разумеется.
      - Не давалось вам черчение?
      - Уж точно не мое.
      - Портрет тоже не вышел. Нет у него лица, и быть не может. Он - сепия. Или смрад. Как на старинных картинках. Вавилонское столпотворение, казни египетские, птицы ада, Авраам влачит Исаака, сады тысячелетнего рейха, избиение младенцев. Аисты змеям глаза выклевывают, люди без числа бегут стремглав. Бесконечный исход. У младенцев гениталии совсем как у взрослых. И лица серьезны. Даже трагичны. Возможно, как-то связано с размерами гениталий. Страсти, одним словом... Страсти всегда рядом... О библейских временах в прошедшем времени говорить глупо. Вот мы читаем Писание и думаем, когда это было? А оно здесь и сейчас... Вот вы говорите, пронзает как иголка. Так это он изнутри колется. Ибо всегда в нас. Дремлет. Иногда пробуждается, ворочается. Затем вновь затихает.
      - Никогда не был в Египте.
      - Самое скучное место на земле.
      - А вы бывали в Египте?
      - Третьего дня.
      
      Вообще, наши пациенты помогают сохранять веру. Хотя самоубийства среди психиатров - не редкость. Но это скорее парадокс. Размышлял на эту тему. Объяснить или обосновать невозможно. Так что отношу сей факт к разряду явлений непостижимых.
      
      О СМЕРТИ
      
      Кулик сказал:
       - Обязательно кто-нибудь умирает. Привыкли уже. Все умирают. И живые, и мертвые.
      
      УБИЙСТВО
      
      Кулик сказал:
      - Не знаю, хорошо это или плохо, но я всегда с легким сердцем представлял себе, как убиваю. Себя или кого-нибудь еще. Именно что с легким сердцем. Убивал мысленно. Откровенно говоря, не знаю, получалось или нет. Вроде бы жив пока. Да многие живы.
      
      Вот те раз!
      
      СМЫСЛ
      
      Кулик сказал:
      - Смерти нет. Ибо особого смысла в ней нет. Зачем? Чтобы все заново? Хотя по большому счету смысл вообще отсутствует как явление. Сиюминутная выгода, не больше. Или страсть на час. Иногда чуть дольше.
      
      КУЛИК-ГРЕШНИК
      
      Кулик сказал:
      - Скорее всего, я главный грешник на земле.
      
      СПОР
      
      Кулик сказал:
      - Изволите видеть, спорю сам с собой. То и дело спорю. Как правило, безрезультатно. Изволите видеть, истина в спорах не рождается.
      
      МАСОНЫ
      
      Кулик сказал:
      - Это у Бажова вольные каменщики говорят "слышь-ко". Не каменщики - камнетесы. Слышь-ко. А хорошо. И опасно. Ни конца, ни края. Привыкли. Дух уже не захватывает. Даже не замечаем... Каменщики, да. Особая статья... Кругом масоны, мать их. Задрали.
      
      ФЕНИКС
      
      Кулик сказал:
      - Глаза должны улыбаться. У приличного человека глаза всегда улыбаются. И горы должны улыбаться, если это горы, конечно. И собаки.
      
      Всякий раз, когда мы встречали собак, он раскланивался и здоровался: "Добрый день, уважаемый" или "Приветствую, уважаемая". На грузинский манер.
      
      Говорил, что бродячие собаки и есть те самые ангелы, которыми обожают населять свои творения разнообразные сочинители, в особенности поэты. Только рифмоплеты не догадываются об этом и вместо добродетельных псов увековечивают бесполых существ с крылышками.
      
      Говорил:
      - Как можно? Ангелы не стрекозы.
      
      Сказал:
      - Собачки привносят исключительную радость. Неприятности - никогда. Разве что нагадят в неположенном месте или штаны порвут. Так это не в счет... Иногда, знаете, полезно с небес на землю грешную спуститься. И пиитам полезно. Даже необходимо... В путанице взоров жалких и алчных, пустых и грозных, заискивающих и блудливых, потерянных и страстных только собачьи глаза не лгут, только они оставляют надежду на высшее милосердие... Давно хочу спросить, но всякий раз забываю, вы собак-то любите?
      - Люблю, - ответил я.
      - Это характеризует вас как серьезного человека. А сами собак держите?
      - В детстве у нас жил боксер. Феникс. Кличка у него была Феникс.
      - Имя. Клички - это у бандитов, у собак имена.
      - Его звали Феникс.
      - Сколько Феникс прожил?
      - Лет двенадцать - тринадцать.
      - Кто дал имя другу?
      - Когда мы его взяли, имя уже было.
      - Немного расстрою вас. Торговцы вас надули. Это был не Феникс. Согласно Геродоту Феникс родом из Аравии живёт пятьсот лет вместе со своим родителем, а когда тот умирает, прилетает в храм бога Солнца в египетском городе Гелиополе и там хоронит тело родителя... Быть может, вы не расслышали, и его звали Феликс? Феликс, Феникс - похожие имена.
      - Может быть.
      - Горел?
      - Кто?
      - Феникс.
      - В каком смысле?
      - В горнило вулканов или костров попадал?
      - Нет, ничего такого не было.
      - Может быть, сам, заигравшись с углями или другими источниками огня, устраивал пожары?
      - Нет как будто.
      - Несчастная собака. Жизнь прожил под чужим именем.
      
      ОТРАЖЕНИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Уж я вам говорил, в витринах не чучела и цацки - себя рассматривайте. Глубже заглянуть старайтесь, ибо вы свою физиономию и так тысячу раз видели. Хотя физиономия, если заметили, меняется каждодневно. Кто его знает, что такое физиономия? Предупреждение, намек?.. Глубже заглядывайте. Если получится, что-нибудь, да откроется. А не получится, и пусть. Отражения тоже черпать можно. Черпать - не перечерпать. Любите зеркала?
      - Не задумывался.
      - Любопытное явление. Вряд ли изобретение человечества. Дар. Свыше ниспослан... У отражений дна нет. В трамвае, бывало, едешь - не улицу наблюдаешь, а самое себя. И даже за один сеанс, если долго смотришься, что-то меняется. Иногда все меняется. Иногда молодею. За каких-нибудь десять минут лет на двадцать. В другой раз в старика могу превратиться... Возраст - категория переменчивая. Да вы это не хуже меня знаете. Все знают, но помалкивают... Тема болезненная, в особенности для женщин... Никакого волшебства. Слишком просто для волшебства... Зеркала, стекла, вода - иное измерение, подлинная реальность. Без фальши. Осознать нелегко... Луж не пропускайте. Лужи для того образуются, чтобы в них смотреться. Вы, наверное, думали, дождик прошел - вот и лужа. Сама по себе, просто так лужа. Нет. В природе все намек и побуждение к содружеству... А вы вот что, вы возьмите, встаньте перед зеркалом и смотритесь, покуда глаза слезиться не начнут. Занятие на первый взгляд простое. Только на первый взгляд. Долго не выдержите... Первое время трудно будет. Постепенно привыкните. Я долго тренировался.
      
      ПУТЕШЕСТВИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Я совершил множество путешествий. Люблю синеву вокзалов, аркады перронов, виадуки, цыган. Вагоны люблю, даже товарные. Вообще, синий цвет люблю. А вот к синичкам равнодушен. Мне по нраву воробьи. Тоже сироты. Смышленые, скромные. Сестрички наши... Но, уверяю вас, радости в путешествиях мало. Видите ли, путешествуют не по своей воле - путешествия на роду написаны. Отдельные землепроходцы, да и мореплаватели нахваливают свою планиду. Понятно - надо же как-то оправдывать растраченную жизнь. Ну да, открытия, слава. Этого не отнять. Но что такое слава? Плюнет - поцелует. Страсти натурщика. Кокон из сплетен. Прозрачный. Ягодицы в окне. Зуд и суета. А в финале - пустота и разочарование... Слава выглядит совсем иначе, чем, нежели представляется в мечтах... Открытия? Вот я открыл тысячи людей, и многих в ужасе тотчас закрыл. Так что гордится особенно нечем. Разве что постиг животных и насекомых. Отчасти рыб. Да, это - серьезно, это, пожалуй, весомый аргумент... Наибольшее впечатление на меня произвела латимерия. Содержательная рыба, вещь в себе. Если сей эпитет употребим в данном случае. Употребим. Отчего же не употребим?.. Не бойтесь слов и сравнений. Они - не просто так... А ноги болят. К вечеру отекают. И сплю беспокойно... Духовные странствия - вот единственные оправданные путешествия. Но для их осуществления вовсе не обязательно передвигаться. Паралитик может вполне совершать подобные вояжи. Если меня, не дай Бог, парализует, я, дабы не предаться унынию, немедленно погружусь в блистающий океан фантазий, любовных грез, памятных встреч с теми избранными, коих в обыденной жизни встретить было бы невозможно. И там, где по логике должно царить отчаяние, встречу восторг и радость. Мысленно накрою роскошный стол и приглашу негаданных друзей, невиданных животных. Фигуры небытия. Выбор велик: тут тебе и Антон Павлович, и Николай Васильевич, Марко Поло и хан Хубилай. Единорога, наконец, увижу и дронта, трогательную птичку. Столько приятностей!.. О, у вас глаза округлились. Напугал параличом? Ха-ха. Перегнул, пожалуй. Простите. Вы, наверное, тотчас представили себе гадкие физиологические детали этакой немощи. Не переживайте. В данном случае паралич - всего лишь образ. Бог даст, удастся избежать... Духовные странствия можно совершать и во время полуденного сна, и просто закрыв глаза. После смерти - само собой. После смерти особых усилий прилагать не понадобится... Конечно, паралича не хотелось бы. Да и помирать нам рановато. Помните песенку? Так себе песенка, на мой вкус.
      
      НЕРПА
      
      Кулик сказал:
      - К слову, нерпа на Байкале дуром прет. Вырождаемся, но, вместе с тем, возрождаемся. Как понять? А не нужно понимать - чувствовать надо.
      
      МУРАЛ
      
      Кулик сказал:
      - Все как в тумане, обратили внимание? Пелена. Лет, наверное, пятнадцать уже. Как ни больше. Если хотите, сниму. На время, конечно. Навсегда пока не получается. Уберу, но при одном условии - вы должны все, что при этом откроется, изобразить на стене. Это должна быть огромная стена, величиною в жизнь небожителя. И это должна быть шероховатая стена, чтобы изображение было предельно реалистичным... И латимерию, и Хубилая не забудьте. И нас с вами непременно.
      
      Я попытался загубить безумную идею на корню:
      - Ничем подобным никогда не занимался. Рисовать не умею. Единственное - записываю впечатления, и то крайне редко. Ленив до чрезвычайности.
      - Это - ничего. Это даже похвально, - отвечал Кулик. И добавил:
      - Знавал я трудяг. По большей части - бездари. Можете мне поверить... Просто надобно выйти за пределы разума - и все получится.
      
      ДНЕВНИКИ
      
      Кулик сказал:
      - Истории бесконечны и, по сути, фальшивы. Думаете, счастливый финал или ужасный финал являются в действительности таковыми? Думаете, последний аккорд возможен?.. Исключено... Так что поворачивайтесь набок и отправляйтесь наблюдать сладкие сны.
      
      Довольно рано, лет в шестнадцать еще, по рекомендации отца, благороднейшего человека и страстного книгочея, я вывел для себя - надобно писать, записывать.
      Обыкновенно советам сопротивлялся, а тут действительно стал пописывать от случая к случаю. Дневники, впечатления, соображения по тому или иному поводу. Случайные мысли. Даже глупые. Комментарии, репортажи, какие-то истории.
      
      Бывает, откроешь по прошествии времени свои заметки хотя бы о том же Кулике и неожиданно получишь ответ на вопрос, что терзал тебя долгие годы.
      
      А случается, получишь ответ на вопрос, коего и в помине не было.
      
      А порой, и даже часто - ничего не происходит. Только стыд и потеха. Или просто стыд. Тогда возникает острое желание записки сжечь.
      Я довольно легко впадаю в отчаяние.
      
      БЛОШИНЫЙ РЫНОК
      
      Кулик сказал:
      - Все сущее и явное - блошиный рынок. Прах и аппликации. Кунсткамера своего рода.
      
      ЕГИПТЯНЕ
      
      Кулик сказал:
      - Они и пирамид-то понастроили, только чтобы от праха отгородиться, египтяне ваши. Иного предназначения у пирамид нет. Так что выбросите их из головы и никого не слушайте. Они вас в прелесть введут, проходимцы эти: книжники да фараоны. Еще астрономы и астрологи.
      
      ГАДАНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Все, что мы видим и не видим - фрагмент чего-то большего. Мокрый нос. Или ухо. А назавтра, предположим, тот же мясник возьми, да и постучись - пожалте ухо. Или хвост... На прохожих гадать можно. Не умеете? Так я вас научу.
      
      Думается, хорошо будет гадать на моих воспоминаниях о Кулике.
      
      БИБЛИОТЕКА
      
      Кулик сказал:
      - Не скрою, выпивал часто. Выпивал, напивался. Пил, одним словом. И сейчас выпиваю, но значительно реже. Деньжат не хватает. Вы, я вижу, тоже выпиваете. Не самый большой грех. Хотя опасно. А я пил без остановки. Гоголем ходил! Любите Гоголя? Я обожаю. С детства. Другим жутко было, как это ведьма кружит, как это дым свивается, Вий является, а во мне торжественное волнение занималось. Мысленно свой меловый круг чертил, так что пребывал в безопасности всегда. В сочинениях Николая Васильевича много полезных советов содержится... Я еще мальчиком некоторые молитвы знал, а теперь все до единой знаю... Да, читал много, а что проку? Оно и теперь ума не прибавилось... Люблю читать после похмелья. Завалюсь с книжкой в душистые травы и читаю. Даже если и опохмелился, все равно с книжкой не расстаюсь. Того же Гоголя. Я ведь практически в библиотеке родился - отсюда книжная страсть. Вполне мог бы стать книжным червем... А что, я червями не брезгую. У них своя стать, хотя и близорукость... Наш детский дом в бывшей усадьбе Паскевичей находился. Дивная библиотека. Отдельные фолианты от хозяев остались - не пожелали в горнило революций. Теплое сияние, сладкий запах, высокий потолок, шаткая лестница... Альбомы живописи, офорты... Вот помру, а вы: где Кулик, куда подевался? Исчез, испарился... Но весь не исчезну. Природа бережлива. У нее все в дело идет... Поедете как-нибудь к себе на дачу, свернетесь в гамаке клубочком, книжечку откроете, я оттуда и выпаду... Гербарий никогда не собирали?
      
      ЗНАМЕНОСЕЦ
      
      Кулик сказал:
      - Вижу, вам хочется со мною выпить. Угадал? - и, не дожидаясь ответа, продолжил. - Позвольте, а чем вам Кулик не нравится? Напоминание о болоте?
      - Нет, отчего же? Я к болоту уважительно отношусь. Пусть себе болото. Ничуть не хуже пустыни или тропиков. Я бы даже сказал, место загадочное и красивое. Хотя опасное...
      - Что-то вы увлеклись. Кулик - болото: ассоциация примитивная, негоже вам.
      - Вы первым упомянули болото.
      - Не может быть.
      - Я о болоте и не думал.
      - Думали. Тотчас подумали, как только имя мое услышали... С виду человек неглупый, а погрузились в трясину. Негоже вам... Не утонуть бы. Что скажете?
      - Что тут скажешь?
      - Подкидыш я. На пеленке химическим карандашом было написано "Мальчик. Кулик". Как будто и так не понятно, что мальчик... Допускаю, что родители у меня были. Должны быть по идее... Кулик - фамилия, скорее всего. Не птица же? Хотя к птицам тянет невозможно... Я стараюсь детство не вспоминать. Почему - не спрашивайте... Все Куликом кличут. За редким исключением. И мне Кулик больше нравится... Зовите Куликом, и дело с концом... Или тем же Навуходоносором... Полюбили моего Навуходоносора?
      - Не знаю.
      - Так не бывает. Тут одно из двух - либо любишь, либо нет.
      - Не люблю.
      - Не поторопились?
      - Если одно из двух - не люблю.
      - Напрасно.
      - Я его не знаю.
      - Ну и ладно. Не расстраивайтесь. Еще не вечер... Ну что же? Поскольку, чует мое сердце, отвязаться от вас все равно не удастся, да мне и не очень хочется, ввиду того, что помощник мне не помешает, думаю, настало время открыться. Я тот самый знаменосец, о котором вас предуведомлял... Барабанная дробь!.. Что-то не читаю в ваших глазах удивления.
      - Я сразу догадался. И я вас об этом спрашивал.
      - Догадались или прежде слышали обо мне?.. Слышали, конечно. Иначе на черта я вам понадобился бы... Или не слышали?
      - А что означает "знаменосец"? Как понять?
      - Такой особенный субъект, некая сущность со знаменем на посту. Между Богом и людьми. Как видите, понятия "человек" намеренно избегаю, ибо сама идея нечеловеческая. Хотя исполнитель, изволите видеть, внешне от иных неотличим, порой подвержен глупости и слабости, болезням и печалям... Видите, как заговорил вдруг? Уверенность откуда ни возьмись! Ха-ха... Волнообразно все. Жизнь наша волнами проистекает: прилив, отлив, полнолуние... Ничего, со временем научитесь меня понимать... Служба знаменосца жертвенная, но почетная. Стяг не тяготит. Ношу с честью и радостью в сердце.
      - Где же ваше знамя?
      - Во мне самом.
      - А какое знамя?
      - Воскресенье.
      - Как?
      - Воскресенье.
      - Есть такое знамя?
      - Всем знаменам знамя. Многие стяги обветшали, мой же остается нетленным, ибо сокрыт от глаз. Все знают, но никто не видел. Знамя Божественного мира, на фоне которого всякая частная жизнь, и наши с вами жизни - растерянность, столпотворение и праздность... И жадность. Жадность - важно. Примета времени... Воскресенье, да... Большая ответственность, но и гордость нести такое знамя. Разделяете?
      - Несомненно.
      - Вот и славно... Сейчас говорю твердо, но, признаться, всю жизнь терзаем сомнениями, достоин ли... Те, кому дано, во мне знаменосца сразу узнают. И простые люди, и милиция. Вот и вы немедленно догадались... Видом своим, образом мысли выдаю себя невольно. Опасно, конечно. Но изменить ничего не могу... Трудно, конечно... Кроме того, всяк находит мою внешность знакомой. Вот вам при встрече личность моя знакомой не показалась?
      - Показалась, - сказал я.
      - А между тем вы видите меня первый раз в жизни. Можете не сомневаться: когда бы мы раньше встречались, я бы вас запомнил. У меня память превосходная. Помню даже то, чего и в помине не было. Точнее, было, но не со мной, и не в этой жизни. Беда и счастье одновременно... Видите ли, я долго спал. Жил во сне. Жил жарко. Пробуждался постепенно... Чем заслужил доверие? Ничем. Случайный выбор. Думаю так... Это хорошо, что так думаю. Если бы думал иначе, когда бы возгордился, спину выпрямил, кивер надел - все, конец!.. Случайный выбор... Пони - любопытная лошадка. Обожаю наблюдать, как детишки катаются. Но я рысаков предпочитаю. Орловских. У меня душа русская... Много непреднамеренного вокруг. Вычленить главное, не свернуть - вот задача. На кону и будущее, и прошлое, если угодно. Все может измениться в одночасье, и переменится однажды, смею вас уверить. Прошлое в том числе. Да вы, будучи соучастником, сами в том убедитесь. А вы теперь соучастник. Поздравляю!.. Пойдем пони любоваться. Пойдем, соучастник?.. Смешно: хотел сказать "подельник". На блатной манер. Мысль порой такие кульбиты совершает, только поспешай!.. Подельник - понедельник. Я - воскресенье, вы - понедельник. Похоже на то?
      - Наверное.
      - Того, что произойдет и уже происходит постичь невозможно. И не нужно пробовать. Я пытался. Невольно, по причине экзистенциального страха. И что же? Лет прибавилось, здоровье пошатнулось. Ничего боле.
      - Вы, кажется, выпить предлагали?
      - Выпьем. Обязательно выпьем. За знакомство и просто так.
      
      ПАМЯТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Именно исключительная память. Позволите продемонстрировать?
      - Окажите любезность.
      - Мао Цзэдун, Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Линь Бяо, Чжу Дэ, Чэнь Юнь, Дэн Сяопин, Кан Шэн, Ли Фучунь, Тао Чжу, Чэнь Бода, Дун Биу, Кэ Цинши, Ли Сяньянь, Ли Цзинцюань, Ло Жунхуань, Лю Бочен, Пын Джуай, Пын Чжень, Тан Чжэнлинь, Хэ Лун, Чэнь И, Е Цзяньинь, Не Жунчжень, Сюй Сяньцянь, Бо Ибо, Лу Диньи, Улань Фу, Чжан Вэньтянь, Се Фучжи, и Цзян Цин... Каково?
      - Что это?
      - Список. Политбюро китайской коммунистической партии.
      - А зачем?
      - Что значит зачем?! А как же?! Не сердитесь, но вы неприятно удивили меня этим вопросом.
      
      ЛЕВИТАЦИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Я всякому времени рад. Ибо наблюдаю как бы сверху. Я уже вам намекал, что временами воспаряю. Пока мысленно, но это не имеет существенного значения. Главное, что воспаряю. Имею такой дар и привычку. Не всякому, согласитесь, дано. Да, но мне надобно воспарить физически. Как птице или планеру. Ибо когда воспарю физически, прилюдно, то есть на глазах у всех что-то важное произойдет. Что-то главное. Все переменится кардинальным образом. Человечество вздрогнет и одумается. Возможно... Увидит меня там, наверху, и одумается... Возможно... Можете мне не верить, так даже лучше для вас. Когда свершится - сюрприз, несказанная радость, восторг на грани помешательства и все такое... Не исключено... Вот вы спрашивали меня, когда же сутолока и дребезжание безвременья, наконец, закончится, когда же наступит целительный ренессанс? А вот я вам отвечаю: как только воспарю физически - в ту же минуту и наступит. Вероятно... То есть, я как бы уверен, но сомневаюсь... Но вида не подаю... Вот вы спрашиваете, как будет выглядеть этот новый ренессанс?
      - Не помню, чтобы спрашивал о ренессансе, - вырвалось у меня.
      Кулик сделал вид, что не услышал моих слов: учтивый человек попытался загладить мою бестактность.
      - Кажется, о ренессансе разговора не было, - зачем-то настаивал я.
      - Откуда вам знать, был такой разговор или не было? Или вы думаете, беседа - это тот набор слов, что мы произносим вслух?
      - Нет, - соврал я, осознав, что бессмысленно упорствовал в стремлении разрушить занимающуюся дружбу.
      - После того как это случится, вы себя не узнаете. Подойдете к зеркалу по привычке, а там совсем другой человек. Просветленный человек, чистый человек. И никто себя не узнает. Любой подойдет к зеркалу, а там другой. Можете мне не верить, но так будет. Это уже точно. Горючие солнечные лучи сделаются ласковыми. Бури и революции улягутся. Вернутся мертвые питомцы. Возвращения этого бояться не надо. Все устроится. Всем места хватит. Маленьким много места не требуется. Мы же маленькие. Если бы вы знали, до какой степени! Не хочу использовать уничижительные термины навроде лилипутов или карликов. Дети. Пусть будет "дети". Но, имейте в виду, дети - не обязательно милые создания. Дети всякие случаются. Об этом забывать не след... На самом деле у всякой скотины и пичуги прав больше. Прав и любви... Все в мире и согласии сольемся. Потому что неважно, где ты, в каких обстоятельствах, и какими неизлечимыми болезнями отягощен... Вообще, воспарение знаменосца - знак и веха. Не тяп-ляп. Надеюсь, здесь хотя бы возражать не станете?
      - Ни в коем случае.
      - Небытие. Понимаете?
      - Понимаю.
      - Врете, пытаетесь искупить вину, угодить хотя бы в малом. Но это ничего. Со временем проникнитесь. Еще вместе посмеемся, каким Фомой вы предстали первоначально.
      - С удовольствием.
      - Нет в этом никакого удовольствия. Облегчение? Возможно. А удовольствия нет... Возможно, сегодня и воспарю, если не помешают.
      - Кто же может вам помешать?
      - Душеприказчики, будь они неладны.
      
      ДУШЕПРИКАЗЧИКИ
      
      Кулик сказал:
      - Вот вы интересовались, кто раздает рекомендации. Душеприказчики, кто же еще. Эти отдыха не ведают. Чем занимаются? Замышляют. Только и делают, что замышляют. Замышляют, рекомендуют, направляют, выворачивают наизнанку, если таково веление времени. Хотя время для них не имеет решающего значения. Они любому времени угодны. Константа... Физиономии у них точно мелом намазаны. У большинства. Такие физиономии, что самим не по себе... Правда, встречаются и румяные особи, крепыши. Беспокойные ноги, беспокойные кривые судьбы. Завсегда к пакостям готовы. Но души их неподвижны... В былые времена и горячие головы встречались. Теперь - редкость. Поостыли. В конструировании и возведении пакостей трезвый расчет требуется, выдержка и чувство такта... Все бы им обустраивать и повелевать. Властвовать надобно во что бы то ни стало... Власть - оглушительная страсть. Прожорлива и всеядна. Даже не знаю, с чем сравнить. Им и такая малость, как ваш покорный слуга годится. И такая малость, как вы сгодится. Мы для них игральные кости. Или сахарные кости... Нет, сахарные кости для собак. Собак же я бесконечно уважаю и понимаю... Вот, вспомнил друзей своих беззаветных и тут же сахарную кость ввернул. Обидел невольно. Так что вместо сахарных косточек в качестве примера используем что-нибудь совсем отвлеченное. Например, фаршированное яйцо. Мы уже о яйцах говорили. И вот вам новая ипостась: оно быстро проглатывается, в один присест. При желании, конечно. Хотя можно и маленькими кусочками. С наслаждением. Я, грешным делом, наслаждаться люблю... Душеприказчики, будь они неладны, нас вроде бы и знать не знают, но догадываются, кто мы и что мы. Они нас чуют и тоже побаиваются. Мы - их, а они - нас. Этакая кутерьма и абракадабра... Но проглотят однажды. Потом вспомните меня... Или не проглотят. Как повезет. Так что ухо востро, будьте любезны.
      - Кто проглотит?
      - Душеприказчики. Вы меня не слушали?
      - Простите, на фаршированное яйцо отвлекся.
      - Мы, душа нараспашку - взор в небеса для них первостепенные враги. Точнее - жертвы. Пища, одним словом.
      - Душеприказчики, насколько я знаю - исполнители завещания?
      - Так и есть.
      - То есть они выполняют чье-то завещание?
      - Разумеется.
      - Стало быть, речь идет о некоем покойном распорядителе?
      - Не обязательно о покойном. Мы не знаем, жив он или мертв.
      - Кто он?
      - Он или она. Или оно. О нем ничего не знаем. Можем только догадываться. Имеем дело исключительно с душеприказчиками. Еще с собачниками, гори они синим пламенем.
      - Подразумевается вышеупомянутый лукавый? Сепия?
      - Не знаю.
      - Мировое зло?
      - Зачем вам?
      - Хочется понять, разобраться.
      - Ничего вам не хочется. Выпить вам хочется поскорее, больше ничего... Думайте как хотите. А я задумываться не стану. Мне и без того головной боли хватает... Не надо ничего понимать. Иногда лучше оставаться в неведении. Безопаснее, знаете... Линейное мышление - наша беда и пропасть. Привыкли опираться. А ты без опоры попробуй. Без поводыря и трости... Мой вам совет: примите как данность. Вы же не настолько глупы, чтобы не верить в теорию больших чисел, закон парности, а также теорию заговора?
      - Это - конечно, - сказал я, запутавшись окончательно. - Выходит, мы обречены?
      - И сразу лапки кверху. А как же Давид? Разве его подвиг не пример нам?.. Не нужно ничего бояться. Ничего и никого. Я ведь нашу значимость первоначально умалил намеренно. Не из скромности, не подумайте - исключительно чтобы не расхолаживаться... Испуганных людишек много, конечно. Чему удивляться? Изволите видеть, война. На войне страх присутствует, кто бы что ни говорил. На войне, на охоте, на бойне... Все боятся. Всех боятся. Очень. Люди, звери, скотинка, все. Кто бы что ни говорил... Знавал я и так называемых героических рассказчиков. Дескать "страха не испытываю" или "страха не ведаю". Да вы их тоже встречали наверняка. Болтуны конопатые. Мне в большинстве конопатые попадались... И себя боимся. Только люди, заметьте, способны себя бояться. Люди или то, что от них осталось... Это я в сатирической манере ввернул. Хотя не сатирик, и сатиры не признаю. Уксус, он и есть уксус. Отдельным блюдом не подается... Пошутить легко, изящно - другое дело. Я шутить люблю и умею. Но нечасто. В этом деле перебор не приветствуется... Вот когда познакомитесь с душеприказчиками поближе, а вы, раз уж со мной связались, рано или поздно познакомитесь с ними поближе, обратите внимание - они в глаза стараются не смотреть. Избегают прямого контакта. За исключением вышеупомянутых горячих голов, разумеется. Но те - умалишенные или бесноватые. Их издалека можно узнать. Но их почти не осталось. Да я уж вам сказывал. Выгорели... Не поверите, но я их прощаю. Всех и каждого. Статус обязывает. Да и сердце прощать велит. Умение прощать - великий дар, согласитесь. И вы простите, если доведется.
      - А как я их узнаю?
      - Да вы как будто не в себе?
      - Есть немного. Похмелье надвигается.
      
      СМИРЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Откуда во мне эти сумасбродные идеи? Почему, зачем? Однажды спросите меня. Спросите, спросите. И не спорьте. А не спросите, так себя будете мучить этой шарадой... Вроде бы ваш покорный слуга не сумасшедший. Так? Это я - о себе. Похож я на сумасшедшего, что скажете?
      - Не похож.
      - Не похож. Но с другой стороны, рассуждаете вы, думает и ведет себя калика сей как сумасшедший. Так?
      - Нет, почему же? - возразил я.
      - Потому... Так и есть. Уж я знаю... А я вам поясню. Меня земная жизнь оглушила. Она всех нас оглушила. И вас в том числе. Угадал?
      - Есть немного.
      - Вот-вот. С этим нужно что-то делать.
      - Что делать, коль так уж произошло?
      - А все же надобно что-то делать. Ибо попустить нельзя... Или, в самом деле смириться? Что скажете?
      - Сердце колотится. Выскочит, боюсь.
      - Это - не беда... Еще говорят - кротость. Хорошее слово. Я люблю. Но не всем дано. С кротостью в сердце родиться надо. Побоями да упражнениями кротости не воспитаешь. Можно, конечно, по причине страха или вообразив видимость создать, но душа протестовать станет и, рано или поздно, скверной прольется... Или все же смириться?
      - Смириться.
      - Может быть, вы и правы. Хотя заявили, только чтобы отвязаться. Не хочется вам этого разговора. Не ко времени он вам.
      - Голова кружится.
      - Смирение, да. Но, видите ли, я еще не созрел. Не так просто. Иные всю жизнь к смирению идут, но так и не достигают... А вы не спешите - всюду поспеем.
      - Я не спешу.
      - Калика и Кулик. Созвучно. Не находите?
      - Нахожу.
      - Иногда думаю, зачем мне все это? Лепил бы себе свистки и в ус не дул бы. Мне нравится, когда свистки лепят. Потом раскрашивают. Можно в виде кобылок или уточек. Столько радости!
      
      ВЕЗЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Время относительно. Иная минута годами длиться может.
      
      Все-то я о своих горестях думаю, обиды вспоминаю. Научиться бы не оборачиваться. Еще бы отделиться от всех, дабы впредь избегать соблазнов и обмана. Да разве такое возможно?
      
      Учиться у своих пациентов, вот что. Они-то знают, каков он, спасительный круг. Нащупать его, по совету Кулика "выйдя за пределы разума".
      
      Учиться у своих пациентов. Да.
      Но разве сами они находят путь спасения? Высокая болезнь указывает им путь.
      Или воля Божья. Прав Кулик. Тысячу раз прав.
      
      Высокая болезнь по воле Божьей.
      
      Иллюзия.
      Увы.
      Их, болезных, тоже перемалывают жернова абсурда, именуемые бытием.
      Чего уж говорить о людях обыкновенных.
      Впрочем, обыкновенные люди только кажутся обыкновенными. Проверено.
      
      Кулик обозначил - душеприказчики. Кто это?
      Кулик говорит о них: "некоторые". Вычисляет по приметам, по запаху, Бог знает каким еще образом. А мне думается - все мы душеприказчики в той или иной степени. Повелеваем друг другом все до одного. Всякий младенец и старик, всякая жена и брат, всякий начальник и вокзальный воришка, всякий ласкающий слух музыкант и всякий оскорбляющий слух музыкант, всякий ловец человеков и всякий ловец червяков, и свинопас, и удильщик, и льстец, и охальник. Всяк следит неустанно, всяк терзает душу тревогой и жалостью, восторгами и сомнениями. В спальне и на вокзале, во дворе и в трамвае. Пьем чужие жизни малыми и большими глотками. По чьей воле?
      По воле небес.
      Самый простой и удобный ответ.
      
      Так размышлял я.
      Вслух по привычке.
      
      - Далеко не все, - возразил мне мой новый товарищ. - Настоящий душеприказчик, тот, что несет смертельную опасность, коварен и хитер. Сразу его не распознать. Опыт требуется, а опыт со временем приходит. Тут главное - не брезговать, не лениться. Если требуется, и в кровать заглянуть, и под кровать. И за портеру заглянуть, и в мусорный бак. Случается, обстоятельства требуют в нечистотах затаиться. Случается, надолго: в таких делах спешить нельзя. А без этих изощрений и ухищрений никак! Немного утрирую, конечно, но тем суть поиска обозначаю. Позволишь застать себя врасплох - пиши, пропало! "Всегда на посту!" - вот ваш девиз отныне. Будьте любезны, раз уж со мной связались. И смотрите в оба... Конечно, лучше было бы глаз не открывать. Но что об этом говорить? Теперь главное - выжить.
      - Все так плохо? - спросил я.
      - Напротив, все складывается наилучшим образом. Вам несказанно повезло.
      - В чем же мое везение?
      - В том, что встретили меня. А так пропали бы ни за грош.
      
      СЮЖЕТ НЕБЫТИЯ
      
      Кулик сказал:
      - В сумерках наблюдал. Наполовину тень, наполовину человек. То как будто на велосипеде, а то, как будто пешком идет. Наполовину человек, наполовину велосипедист. В сумерках. Судьба.
      
      Жизнь состоит из теней и полутеней, намеков и полунамеков, наитий и подозрений, невнятности и лени.
      Сумятица, одним словом.
      
      Люди и события медленно тонут в зыбком исчадии недосказанности, исчезая навсегда. Прошлое роговеет и делается неузнаваемым, будущее меркнет, являя некоторые контуры, которые скорее картон и марля, нежели лакомые смолоду облака. С годами сомнамбула в нас наливается силой и властью, понуждая бродить в себе самом неподвижно. Лишь здесь и сейчас. Вот он тонкий мир. Тонкие миры. И так просто. Жизнь - то, что нам показывают и чему учат с младых ногтей, оказывается совсем не тем, когда истончается оболочка привязанности. Жизнь такова, какой мы ее не знаем и не узнаем никогда. Пролетает ветерком. Но что это за ветерок, и ветерок ли вообще - не знаем, да, по правде, и не силимся узнать.
      
      Скорее всего, жизнь не что иное, как иллюзия: искажение недоступного мира. Надломленная в воде ложка трактуется как оптический обман. Старик на завалинке, что смущает вас прозрачными глазами, вовсе не старик, а его самокрутка с невозможно синей струйкой дыма. Спешим пройти мимо, поскорее избавиться от призрачной фигуры, ибо странным образом вызывает она угрызения совести.
      
      Прибавляем шаг.
      
      А быть может, Кулик долго ждал этой встречи. Как знать?
      Порой в чужом видим близкого родственника, а в калеке, которому подаем милостыню, не узнаем молочного брата.
      
      Кто тебе дочь и кто тебе кот?
      Ничего не знаем.
      
      Как-то она, не помню, по какому поводу, спросила с вызовом:
      - И что ты хотел этим сказать?
      Я ответил, не задумываясь:
      - Да, собственно, ничего.
      - И что это значит?
      - Ничего не значит.
      - И что дальше?
      - Скорее всего, ничего. Во всяком случае, ничего особенного.
      
      Что наше тело кроме боли и вожделения? Маленький анатомический театр в ожидании представления.
      
      Кулик сказал:
      - Не будет послабления. Покамест. Святые не оживут и не протянут нам руки. Да только узнаем ли мы их? Что, если они выглядят совсем не такими, как их изображают на иконах?
      
      Ночь. Сладкий недуг и горький недуг. И так и этак.
      Ночью мы во множестве и сами множество.
      Если довериться ночи, до себя уже дела нет.
      Сон разобран на льняные пряди и жемчужные слезки. Сюжет небытия.
      Большая вода.
      
      Кулик сказал:
      - А вы еще и романтик?.. Дело - швах.
      
      Но можно завернуться в газеты. Один пациент из наших спасался тем, что оборачивал себя газетами и перепоясывался бечевкой.
      Есть и такой способ.
      
      - Знавал я одну парочку из Затона, - улыбнулся знаменосец. - Они собирали подковы на счастье. Нет более бесполезного занятия.
      
      СМЕХ
      Кулик сказал:
      - Уж посмеяться-то, мы завсегда горазды. И над собой. Легко.
      
      МОРАЛЬ
      
      Кулик сказал:
      - Небо невесомое, а тело тяжелое. Как совместить? Однако придется, и чудо будет явлено ко всеобщему удовольствию и восторгу.
      
      Да, чудес не счесть.
      Вот он, вывод, и вот она мораль.
      
      Можно было бы больше ничего не писать. Да уж написано.
      
      МЕТАФИЗИКА
      
      Кулик сказал:
      - Многое переменилось. Не все, конечно, но многое. Я от этого болею немного. А вы?
      - В моем случае перемены как-то проходят мимо.
      - Это вы так думаете. На самом деле вы ими поражены как прыщавый юноша прыщами. Мы все поражены в той или иной степени. Подобие проказы. Учитесь смотреть правде, даже самой горькой правде в глаза. Вы обязаны, ибо талантливый человек.
      - Какое там?
      - Я талант чую как собака. Так что не спорьте. Но гордиться здесь нечем. Талант - обуза. Порицаем всегда и повсюду. В большинстве случаев. Повседневность как может талантам сопротивляется. При малейшей возможности погубит... Поверхность обыденного должна быть гладкой. Без наростов и шероховатостей... Возьмите куст ракиты или, лучше, одинокий дуб. Пусть ему и тысяча лет, он - изгой, изгоем и будет, покуда не засохнет. А засохнет он непременно. Ибо гармония будней торжествует всегда. И ветры разметают прах его по сусекам и папертям... Кот ученый тоже из неприкаянных. И Пушкин сам. История показала. Где поэзия - там кровь. Часто... Вообще, крови много. И в нас, и вне нас. Кровяные шарики, кровяные тельца, лужицы, реки крови... Вот вам и любовь, что с кровью так удачно рифмуется. Не замедлила себя ждать. Нечего удивляться, когда тебе пятнадцать лет или двадцать лет. Или сорок лет. Даже в пятьдесят и в шестьдесят. И в семьдесят, и в восемьдесят... Тела живут сами по себе. Мужские, женские. Столпотворение. Поцелуи там - сям и прочее... Разврат оглушителен. Устоять сложно. Невозможно. Потом раскаяние. Разумеется... То есть душа сама по себе, тело - само по себе... А вляпаться чрезвычайно легко. Когда тебе пятнадцать или двадцать. Или сорок. Даже в пятьдесят и в шестьдесят. И в семьдесят, и в восемьдесят... А талант, что талант? Не посадите же вы слона в детское корытце, каким бы привлекательным оно ни казалось. Речь, как вы понимаете, не о слоне, а о нас с вами. Ибо я тоже не обделен, как говорится. И, возможно, безмерно... Распоряжаться талантом надобно аккуратно. А лучше сокрыть. Прикиньтесь лучше идиотом, если обстоятельства позволяют. Очень просто - пустите ветры в людном месте или попросите Христа ради у важной персоны. Или заплачьте вдруг, будто бы от умиления... Представляться идиотом - искусство. Тренироваться надобно... А вы за мной наблюдайте. Когда еще представится такая возможность? Никогда. Да... И в питие аккуратность требуется, и в любви. А откуда аккуратность в русском человеке возьмется? Разве что невиданное усилие приложить. Но если так, о какой вольности можно говорить? И где силенок взять? Нам же волю подавай. К небу поближе... И жены у нас такие, и иконы. По-над жизнью. Кружим, кружим... А в жизни все по кругу. Ну да ничего. Бог не выдаст, свинья не съест... Так что жаловаться не на что. Главное в нашем деле - не заступать за барьер. Стараться, по крайней мере. Только в силу крайней необходимости.
      - О чем вы?
      - О метафизике. О чем же еще?.. Да и о физике тоже.
      
      НАПРАВЛЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Надобно помнить - не обязательно по прямой. А по прямой почти что никогда и не бывает.
      
      ТЕОРЕМА
      
      Кулик сказал:
      - Если бы мне довелось составлять учебник физики или медицины, эпиграфом взял слова Сократа: "Я знаю, что ничего не знаю". Безо всяких добавок. Имеется в виду следующая добавка: "Но другие и того не знают". А, может быть, и сей аппендикс оставил бы. Хотя банально и гордыню выдает. Некоторую надменность. Не находите?.. С другой стороны, надоело робеть, стесняться. Сократу, например, однажды надоело скромничать, а я чем хуже?.. Мы с Сократом в известной степени братья. Да и времени не так уж много прошло, если рассматривать в исторической перспективе. Или в ретроспективе. По сути, одно и то же... Выходит, вы меня сразу узнали?
      - Во всяком случае, ваше лицо показалось мне знакомым.
      - Вот видите? Ничего не поделаешь. Офицеры в боевых условиях погоны снимают, чтобы оставаться неузнанными неприятелем. А лицо как поменять? Я пробовал: бороду отращивал, очки темные надевал. Все равно узнают. Да будь я и состоятельным человеком, поменяй внешность у эскулапа, пропади он пропадом, все равно узнали бы. Ибо не во внешности дело, но в содержании, точнее - в том самом знамени, которое выпало бережно хранить и с честью носить... На сей счет есть один очень смешной анекдот про дворника, двойника Маркса. Наверняка слышали.
      - Я о Марксе думал.
      - Зачем?
      - Просто так.
      - Достойный ответ... Анекдотов терпеть не могу. Квинтэссенция пошлости. А вы любите анекдоты?
      - Не очень.
      - Вот и я не люблю... Не скрою, по поводу узнаваемости своей тревожусь. С другой стороны, на миру и смерть красна. Так говорят?.. А многим ли приходилось принять такую-то смерть на миру? Единицам... Все что-то говорят. Говорят, говорят... Я тоже говорю, но стараюсь делать это осознанно, со смыслом. Точнее, так: говорю исключительно осознанно и со смыслом, отчего произвожу впечатление человека скучного и одновременно назойливого. В этом мы с вами похожи.
      - Просто я неважно чувствую себя.
      - Вы скучный и назойливый человек. Не спорьте.
      - Со стороны виднее.
      - Не спорьте и слушайте... Хотя можно не слушать. Если не интересно, если уму-разуму научиться не хочется, если все равно, что с вами и народом нашим станется - не слушайте... Есть такая мудрость: "Собака лает - караван идет". Оскомину набило, не спорю. Но метко, согласитесь... И тотчас великий шелковый путь вспомнился. Часто вспоминаю. А вы часто вспоминаете?
      - Что?
      - Великий шелковый путь.
      - Нет.
      - Верблюды вспомнились. Корабли пустыни. Тоже удачное сравнение... Любите верблюдов?
      - Не задумывался.
      - А ведь они нам в назидание даны.
      - Возможно.
      - Не хотите, чтобы я развил тему верблюдов? Не интересно вам?
      - Отчего же?
      - Если не интересно, не слушайте меня, и дело с концом.
      - Интересно.
      - А не интересно, так и не слушайте. Навязываться не стану.
      - Интересно.
      - Как знаете... Кража яблок - невинная кража. Быть может, единственная невинная кража из всех существующих. Ибо яблоко - это не курица и не кошелек. Яблок пруд пруди. Не обязательно в соседский огород лезть... А вот зачем лазят? В поисках приключений чаще всего. Шалость, баловство, не больше... Белый налив. Обожаю. Светятся изнутри... Так что, изволите видеть, нужды не испытываю. Не могу испытывать по определению. И не хочу. То есть, все сирое и убогое мне чуждо, если быть откровенным... А по мне не скажешь, да?.. Бродяжка, бомж. Да?
      - Ну почему же?
      - В самом деле, не знаю, что такое нужда. Почему? Скажем так - все могу. То есть, решительно все. Другое дело - этим не пользуюсь. Только в крайнем случае. Зарок себе дал. Знаете, как это мучительно, все мочь, и этим не пользоваться?.. Кому-то, может быть, и мучительно, да только не мне. Ха-ха... Живу и прошлым, и будущим. Не столько прошлым, сколько будущим. А будущее как раз в прошлом и содержится. Вот и замкнулся круг. Сколько их, кругов этих? Семь, говорите?.. Семь?
      - Не помню.
      - А давайте-ка перечислим. Гордецы, завистники, гневные, унылые, сладострастники... Кого забыли?.. Скупцы и расточители, чревоугодники... Семь?.. Те же трубы: первая труба, пятая труба, седьмая... Мало. Очень мало. Разве что каждый день по семь. А сколько в совокупности? Вот вам задачка... Это уж кто сколько проживет. А это только в прошлом обнаружить можно. Так что, как говорится, глаза на затылке. Ухо востро, а глаза на затылке. Этакий тянитолкай из детской сказочки. Всемогущий, но осторожный... Но всемогущий... Аргументов желаете?
      - Нет.
      - Умница. Аргументы можно к любой глупости подобрать. Ибо нет на свете ничего такого, чего бы уже не было... Мои умозаключения могут показаться тривиальными, как упомянутый выше корабль пустыни. Наверное, так оно и есть. Однако в данном случае имеет значение выбор и последовательность изложения. Мой выбор всегда внезапен и блистателен. И вам не раз придется в этом убедиться... Вот я вам сейчас скажу: объявляю банкротство. После трогательного тянитолкая вдруг какое-то банкротство. Зачем я это сказал, как думаете?
      - Не знаю.
      - Вот и я не знаю пока. Но мысль уже вылетела и хвостик распушила. А мы с вами прекрасно знаем, что никаких случайностей в природе не бывает. Требует осознания, анализа. Стало быть, есть пища для ума. Стало быть, с голоду не помрем. Теорема доказана. Браво!.. Согласны со мной?
      - Как не согласиться?
      - Браво!
      
      ЧАСЫ
      
      Кулик сказал:
      - О часах часто думаю. Вроде бы не часовщик, а они, проклятые, то и дело в голову лезут. Неким напоминанием или упреждением. Ходики, баки, котлы, луковицы, склянки, тикалки... У вас есть часы?
      - Есть.
      - Выбросите их. Они счастья не приносят. Можете мне верить - я давно живу.
      
      В случае Кулика проблема времени вообще и возраста в частности так и останется неразрешенной, ибо это не входит в задачи повествования.
      Подобным образом ученые отвечают на неудобные вопросы. Когда у них нет ответа, говорят: "Изучение данной проблемы не входило в задачи исследования".
      
      Мои друзья знают: стоит мне появиться на людях, тотчас рядом оказывается кто-то из пациентов. В столице на многолюдной станции метро, быть может, единственный в толпе вестовой тонких миров непременно сядет в тот же вагон, что и я.
      Впрочем, данное обстоятельство можно представить и в ином свете. Стоит мне отправиться что-нибудь по делам или на прогулку, неважно, я непроизвольно выбираю тот именно маршрут, где встречу своего подопечного.
      На сей счет беседовал с коллегами - не со мной одним происходят подобное. Объяснить или обосновать это обстоятельство не представляется возможным.
      
      Изначально мне показалось, что моя встреча с Куликом - очередной такой случай. Оказалось, что это не так. Совсем не так.
      
      Часы не ношу. Мешают.
      Ощущение инородного тела.
      
      ПИТЕР
      
      Кулик сказал:
      - Питер: мышиные уголки с мутными окнами, прозрачными домочадцами, духом керосина, желтыми фотокарточками. Живыми выглядят только эти фотокарточки, пусть и тлеющие. Некоторые стенают. Пучат глаза, стенают. Иные замолчали навсегда... Так что блокада - не случайность. Только в Петербурге пространство умеет замереть. Замерли, потому и выжили многие. Не все, конечно... И надежда, конечно. Много надежды... Жаль, в Северной столице не был никогда. Но во сне видел. В подробностях... Как-нибудь меня свозите. Хочу проверить кое-что, да по Васильевскому побродить. Недолго... Слушайте, а я ведь что-то его побаиваюсь, этого вашего Питера. Напрасно?
      
      Знаменосец утверждал, что может оказаться в любом месте в любое время, стоит закрыть глаза:
      - И даже в деталях... Все равно не то. Надобно ножками потопать, ручками пощупать, покурить на углу.
      
      БЕЗДНА
      
      Кулик сказал.
      - Порой сердце прихватывает. Но справа. Как будто курочка клюет. Это же не значит, что болит не сердце?.. Вероятнее всего, сердце у меня справа. Да точно справа. А рентген всегда врет... Вообще, все зависит от угла зрения. Например, ничто не сравнится с ощущениями, которые испытываешь, лежа в носилках. Когда тебя выносят из подъезда, и мир опрокидывается вверх дном... Путешествие в носилках - генеральная репетиция падения в бездну. Есть такой угол зрения, при котором жизнь - не что иное, как затяжное падение в бездну. Куда же я устремился в таком разе? Куда намерен воспарить? Что меня ждет в такой-то экспедиции?.. Вам всем - забава и радость, конечно, а мне каково?.. Если бездна - небо, что там под землей в таком случае?.. Вас еще не катали в носилках?.. Старайтесь не болеть - больные люди никому не нужны, если не лукавить... Гоните прочь дурные мысли - и не заболеете... Размышления о бездне - не дурные мысли, скорее любопытство. Нам - бездна, а кому-то милый дом.
      
      ИХТИС
      
      Кулик сказал:
      - Уж скольких оппонентов встречал я на своем веку! Сколькие пытались мне перечить, предлагали контраргументы. Порой до драки дело доходило. А в конечном итоге я всегда оказывался прав. Ибо истину глаголю. Непроизвольно. Оно само как-то получается.
      - Странное дело, - принялся я развивать тему. - О себе могу сказать то же самое. Иногда ловлю себя на мысли...
      - О себе не нужно пока, - оборвал меня Кулик. - Чуть позже.
      - Извините.
      - Не нужно извиняться. Я вас понимаю. Тема зажигательная, непременно хочется участвовать в беседе. И мы обязательно побеседуем. Чуть позже... Итак, продолжаю. Ваш покорный слуга родился с определенным набором знаний, что в природе встречается крайне редко. Уже в раннем возрасте, когда многие только учатся говорить, удивлял и себя, и многих порой парадоксальными, но меткими умозаключениями... Думаете, легко так-то?.. А посчитайте, сколько у меня врагов? Несть числа. Зависть, как правило... Вот ведь все понимаю, но от этого не легче... Умею при необходимости нырнуть, заглянуть и даже представиться кому следует. Это, на самом деле, несложно... Возможно, передам вам часть своих знаний. Это уже когда выпьем. Не обязательно на брудершафт. Я этого не люблю, брезгую... Я ведь в положенный срок родился. Доношенным, стало быть. И как видите, большим человеком стал... Социальный портрет не имеет значения. Диоген всю жизнь в бочке просидел. Нагим и босым. Мы с Диогеном в известной степени братья... Волка и по помету узнать можно. И от суслика, к слову, отличить... Величие - вот главная примета. В величии моем вы вскоре убедитесь. Это уже когда выпьем. А мы с вами обязательно выпьем. Но не сию минуту, чуть позже... Или вам уже невмоготу?
      - Нет, нет, я никуда не спешу, - соврал я. Зачем?
      И выпить не терпелось, и малодушная мыслишка ретироваться, не скрою, копошилась во мне.
      - Не хотите же вы явиться ко мне на именины пьяным в дым?
      - Ни в коем случае, - ужаснулся я, как будто вполне натурально.
      
      - Это как папиросную бумагу перелистывать, - продолжал знаменосец. - Помните, в старинных книгах иллюстрации были папиросной бумагой переложены? Доводилось держать фолианты в руках? Держишь в руках этакую диковину, а про себя думаешь - вот-вот откроется, сейчас откроется. И что вы думаете? И открывается. Дрожь волшебного мира. Так всегда было и будет. На драконов, нарвалов, великанов, разных там слепых уродцев, виселицы, орудия пыток обращать внимания не следует. Это ловушки. Если явленная в фигурах и событиях мерзость зацепит коготком - птичке пропасть... Кстати, всеобщая история, зримая и незримая, не только птичек касается. Хотя птички немаловажную роль играют. Они же повсюду. В особенности вороны. Еще воробьи. Я вам о своей любви к воробьям уже докладывал. Сии пичуги малые - не просто так. Для них и целковый - событие, и лужа - событие. Они не просто крошками да корешками тешатся - они таким образом наше внимание к деталям привлекают. К самым мелким деталям. Без пернатых этих трудов - прошли бы мимо и не заметили. А ну, как среди мусора мета нам и знак, перст указующий?.. А вот скажите, для вас позабытые события или события невидимого будущего имеют значение?
      - Не знаю, не думал об этом.
      - Так подумайте.
      - Откровенно говоря, не хватает времени.
      - Если решитесь делить со мной тяготы и радости, время у вас появится. Много времени появится. Другая жизнь начнется - осмысленная... Осмысленная жизнь. Один скажет "наконец-то", другой - "какая тоска"... Так или не так?.. Вы-то себя к какой категории отнесли бы?.. Нет единого ответа. И тот, и этот годится... Назидаю? Простите великодушно. Сам назиданий терпеть не могу. А, с другой стороны, без них никак. Своего рода кукан. Или кокон... Как лучше, "кукан" или "кокон"?.. Что есть осмысленная жизнь? Жизнь на марше. Не путать с жизнью на Марсе... Так называемая свобода - петля. Затягивается, затягивается. Самопроизвольно. А бежать, изволите видеть, некуда... Вижу, вы не согласны? Спорьте со мной, спорьте, я люблю...
      - Осмыслить нужно.
      - Построились, честь отдают.
      - Кто?
      - Не знаю. Не обязательно военные. Граждане, гражданки, академики даже. А как вы хотели?
      - Никак не хотел.
      - Вот именно. Вообще, в вашем возрасте некоторые представления должны были бы уже оформиться.
      - Я человек сомневающийся.
      - Большой ребенок?
      - Не знаю, наверное.
      - Славно.
      - Трудно сказать.
      - Славно, славно... Ничего не бойтесь. И себя не стесняйтесь. Говорите легко, свободно. Вы же свободный человек?
      - Это - навряд ли.
      - Напрасно. Мысль должна играть, речь литься... Пришел, увидел, победил. Я так люблю.
      - Когда такое было бы возможно!
      - Возможно, все возможно... Наши беседы ни к чему не обязывают. Я от вас кровавых подписей не требую, и переделывать вас не намерен... Сами себя обманываем. Всегда... Так что, изволите видеть, особой нужды не испытываю. Это - к предыдущему разговору. Кроме того, щедро подают. Вот вы и другие... Ну что? Впечатлений много?
      - О да!
      - То ли еще будет... Как она хвостом-то ударила!
      - Кто?
      - Ихтис. Рыба Ихтис. Уверен, вас тоже оторопь взяла.
      - Не знаю.
      - Или восхищение?
      - Не знаю.
      - Ничего-то вы не знаете... Боюсь, нечем вам меня удивить. Да меня, собственно, удивить невозможно. Это плохо... Кто-то мудростью назовет. Почему бы и нет? Пожил. Этого не вычеркнуть... Скоро солнце зайдет. Как думаете?
      - Сложно понять - дождь.
      Знаменосец, лукаво прищурившись, засмеялся:
      - Не зайдет. Время остановлено. Мной остановлено или само по себе замерло - о том история умалчивает... А какая, в сущности, разница? Главное - теперь не опоздаем.
      - Куда?
      - Мы же на именины с вами собрались. У меня именины сегодня. Забыли? Не отвечайте, стыдно будет... К столу, к столу!.. Хорошо!.. Так что безвременье кстати - нам с вами еще много успеть надобно... Пусть себе смеркается. Пощекочет немного, и снова день займется. Как-то так.
      - Что же теперь дождь не перестанет?
      - Почему?
      - Коль скоро вы остановили время.
      - Время-то остановил - жизнь остановить невозможно.
      
      ШАПОЧКИ И ТОМАТЫ
      
      Кулик сказал:
      - Знаменосцев больше не осталось - один я. Разве еще один или парочка где-нибудь затерялась. Не больше... Они прежде шапочки бархатные носили. Заметили?.. Кто да кто? Не помню. Шапочки помню, а вот кто их носил? Вы, наверное, тоже не помните?
      - Не совсем понимаю, о ком речь. Кажется, речь шла о знаменосцах?
      - Не знаменосцы, нет. Сначала думал, знаменосцы, потом сообразил, что ошибся... Не знаменосцы, нет. Другие. Не могу вспомнить. Мучиться буду. Носили, а кто - не могу вспомнить... Состарился от мыслей и водки. Водку пил, скрывать не стану... Да кто же это такие в самом деле? Коль скоро явились на ум ни с того, ни с сего - надо бы вспомнить.
      - Узбеки?
      - Помнится, лоснились. Щечки румяные, глаза - уголья. То ли тюбетейки, то ли другое название. Кто да кто?
      - Таджики?
      - Не помню. Узбеки, таджики - слишком просто, слишком на поверхности. Этак я и сам мог бы объявить: таджики да узбеки. Нет, здесь что-то другое. Без узоров. Когда такое пригрезится, важно не внешний портрет составить, но самую суть ухватить... Разве что китайцы?.. А что? А может быть... У меня есть друг по фамилии Мясник, мясник по фамилии Мясник. Чудно! Мы с вами к нему пойдем. Если все сложится, как я предполагаю, прямехонько к нему и отправимся. Выдающийся человек. Надо бы его спросить. Вот его и спросим... А, с другой стороны, зачем? Китайцы не китайцы, какая разница? Вообще китайцы - цивилизация древняя, требует внимания. И не только потому, что древняя. Шелк. Сопит, дышит. Где-то рядом. А то островками проступает. Этак, бывало, в лопухи забредешь, глядь, а это уже Китай. Откуда ни возьмись. И запах желтый. Изжелта... Я за Китаем слежу, наблюдаю. Не без интереса. Китай ведь еще до сотворения мира был. Еще ничего не было, а Китай уже был... Кто же эти особенные люди в шапочках? И не столь важно кто. Главное - понять зачем? Зачем их шапочки? Не для того же, чтобы голову защитить? Нет. А для чего?.. Для красоты? Сомневаюсь... Какова их цель?.. Есть соображения по этому поводу?.. От Бога сокрыться хотят, не иначе... Да нет. Что же они глупые разве? Как от Него спрячешься? Это и младенец понимает... А кипа? Что о кипе скажете? Как всегда, промолчите? Заметил, вы либо односложно отвечаете, либо молчите. Имеете склонность к односложным ответам или молчанию?
      - Наверное.
      - Или похмелье?
      - Наверное.
      - Да уж я вижу. Ничего, справимся. Я люблю, когда вы молчите. Есть молчуны неприятные. Кажется, будто что-то затевают. От них фальшью веет. А вы хорошо молчите, естественно. Что же, молчание - золото... Я так скажу - все шапочки носили. Многие, во всяком случае. Испокон века. Зачем? Мысли свои мелкие таким образом взращивали и сберегали. Вот и все. Простодыры, но хитрованы... Обмануть Его хотели. Укрыться возможности нет, так хотя бы обмануть. Дескать, смирились и помнят. Ну какое смирение? Откуда смирение? Смешно, честное слово... А вы спросите себя, не ворочается ли в вас самом, в самой глубине мыслишка, даже не мысль, врожденное убеждение, что Его можно как-нибудь обмануть, предстать в несколько ином свете, так сказать? Подать милостыню, например. Немного, чтобы убыток небольшим оказался, а взамен местечко в раю заполучить? Утрирую, конечно, но суть отражает... Так вы шапочку-то приладьте, глядишь, и выгорит дельце. Ха-ха!.. Ювелиры, ростовщики шапочки носили... Вообще иудеи, паломники, иноки, престидижитаторы, стеклодувы, воздухоплаватели, секретари, бедуины, керосинщики, удоды, удильщики, ныряльщики, цыгане, старатели, удоды - все золото. Не повторился? Как будто удодов дважды назвал. Точно?.. Видите, еще успеваю следить за своими мыслями. Выходит, еще не все пропало. Но стал повторяться, заговариваться... Есть у меня один знакомый престидижитатор. Кажется, я вам уже говорил? Неважно. Забавный старичок. От него карамелью пахнет. А фокусники и должны карамелью пахнуть. И мерцать. Согласны?.. Если буду заговариваться, вы меня ущипните. Не бойтесь, я боль хорошо переношу. Мы все, такие, как я, к боли привычны. Даже страждем иногда. Так очищаемся. Очищение через боль к нам приходит. Чаще всего... Дважды удодов вызвал. Нехорошо. Память протекает. В особенности в дождливую погоду... Терей, фракийский царь, сын бога войны Ареса и бистонской нимфы, после того как попытался убить своих жён, был превращён в удода. Видите как? А вы говорите - пичуга малая, на раз посмотреть... Такое вокруг творится, такая сверхъестественная мощь, а мы и не ведаем. И не помним ни черта! Слепцы слепые. Пустопорожние. Подпевалы в ногу шагать... Но и спелые встречаются. И слепые, и спелые... К слову, спелый помидор еще как-нибудь выбрать умеем. А дальше что? Кто-то съест, кто-то натюрморт изобразит, а кто-то так полюбуется. Томатами тоже любоваться можно. Чем угодно и кем угодно любоваться можно. В уродстве своя красота. Красота наизнанку, так сказать... Один я на свете белом, вот что. Такой-то поводырь вам и нужен... У других знаменосцев, у тех, кого уж нет, и знамена другие были, менее значительные. Львы да звезды. Так что, скорее всего, один я остался. Нет больше знаменосцев. Минутка грусти. Не обессудьте, случается... Все. Забыли. Хотя тема фундаментальная, основополагающая тема.
      
      РЕЕСТР
      
      Кулик сказал:
      - Сама земная жизнь - реестр. Вносим, вычеркиваем, перебираем, раскладываем, сортируем, меняем местами. Хочется как можно лучше составить, разложить. А кто знает, как лучше? Да никто... А жизнь мимо проходит. Мимо, мимолетно. Даже старостью насладиться не успеваем. У меня пасхальные брюки уже светятся. А купил, кажется, третьего дня. На самом деле давно. Уже и не помню когда. Для таких, как я пасхальные брюки - настоящее богатство... У вас есть пасхальные брюки?
      
      ФОНТАН "ДРУЖБА НАРОДОВ"
      
      Кулик сказал:
      - А фонтан "Дружба народов"? Помните? Доводилось наблюдать? А теперь представьте себе, что мы встречаем по пути кого-нибудь из тех, в тюбетейках. И что мы им скажем? Им ведь слово надобно. Улыбнемся ли им?.. А они нам?.. А ну, как нас в свое обратят, и тюбетейки свои на уши нам натянут намертво? Вечный страх... Были бы подлинными христианами - и такое приняли бы, смирились. Могу ошибаться, конечно. Ибо все предписано, но непредсказуемо... Чего только в нас не намешано. Такое не выветришь. Иго... Думаете, иго? Иго, конечно... Иго - это навсегда. Часто об этом думаю. Ибо окрест наблюдаю, но и себя не забываю. Приходится думать, расстраиваться порой... На самом-то деле все просто. Проще, чем нам кажется и проще, чем нам хотят преподать... Кто? Да кто угодно... Аппетит у всех присутствует. Аппетит, гордыня. Ну да, гордыня, а что же еще? Неистребимый грех. Назовем независимостью, с тем и покончим. Почему бы и нет?.. Привыкли независимость в ранг добродетели возводить... Между тем от дурных привычек отвыкать как-то надо... У нас с ирландцами много общего. С ирландцами, индусами. Об облысевших немцах я уже не говорю. А вспомните цыган. Еще восточные люди, уже другие, не помню, как звать, у них имен множество. Пестрота. Птицеголовые. Парча... Прежде как будто дружили. Не братались, конечно, но дружили. Как будто дружили. Не помните? А теперь? Что случилось?.. Это я уже не вас - себя спрашиваю. Не знаете?.. Вообще, как обстоят дела с дружбой народов? Что там у вас в миру говорят? Это я снова к вам обращаюсь. Мы-то склонны думать, что их уж давно и в помине нет, тех в шапочках: нубийцев и арамейцев. Никто больше младенцев в жертву не приносит. Кровью, жабами, мошками, песьими мухами, скотом, язвами и нарывами, громом, молниями и огненным градом, саранчой, тьмой и смертью первенцев не казнят. Все туман покрыл. Нет, как будто и не было. А фонтан стоит. Фигуры золотом покрыты. Теперь златоликих друг от друга не отличить. Обезличились. Озолотились и тотчас обезличились. Злато в наказание нам дано. Сколько теперь ждать, пока позолота слезет?.. Мы вообще склонны к разного рода исчезновениям и утратам. С близкими спешим проститься. И с дальними. А ведь ничего не исчезает. Можете мне верить. Всё остается. И все остаются. Накопление. Когда воспарю - убедитесь... Но бояться не нужно. Они совсем другими вернутся. Новыми, хорошими... Хорошие и сейчас есть. Мало, но имеют место... Вот и вы. Не удивлюсь, если окажетесь хорошим человеком. Послал же Господь... Хотелось бы, конечно, собрать всех. Для чего? Для сбережения. Сберечь. Давняя идея. Висит над нами брюхом, мешковиной. Уже прохудилась та мешковина. Собрать, спеленать любовью, радостью. И облысевших немцев, и мордву, всех. Ибо разрознены и печальны... По мере сил стараюсь. А зачем иначе все эти бесконечные именины устраиваю?.. Думаете легко?.. Если честно, осточертели эти бессмысленные посиделки. Но долг обязывает... Неужели мы одиноки во Вселенной? Как думаете?.. Это замечательно, что вы так внимательно меня слушаете или делаете вид, что внимательно меня слушаете. Славно, что не говорите ничего. Я люблю, когда так. И сам таков. Уж говорил вам, я, в сущности - небытие. Молчу. Все время молчу. Когда молчу - молчу, когда говорю - молчу... А фонтан стоит, и ничего ему не делается. А позолота сойдет обязательно. Главное - надежду не растерять. Вам бы теперь стаканчик - другой принять, угадал?
      
      МЕЧТА
      
      Кулик сказал:
      - Мечта, воронка живая птичьих - не птичьих стай. Всегда сбывается, ибо всесильна. Ибо к Богу обращена. Как молитва.
      
      СЛОВА
      
      Кулик сказал:
      - Слово благостно, но и опасно. Всякое слово, даже самое незначительное. Хоть вслух, хоть про себя - одно и то ж. А пойди уследи за словами, когда их рой бессонный! Пространство глаголу послушно. История из слов состоит, и всякое житие. Слово способно младенчика затеять, и убить способно. Если бы не слова, человек жил бы триста лет, не меньше. С другой стороны, когда бы речь ни была нам дарована как высшая милость и символ доверия, нас могло бы и не быть вовсе: бессловесных тварей и без нас хватает... Триста - особенное число. Стоило Романовым трехсотлетие отпраздновать, как тотчас незыблемая, казалось, империя зашаталась и рухнула вскоре. Если рухнула, конечно. По этому поводу у меня определенные сомнения возникают. Я смятений не гоню - душу греют... Я в числах толк знаю. Побаиваюсь чисел, но не отталкиваю. Системы выстраиваю изредка. Я вас в этом смысле просвещу. Позже. Пока вы не готовы... Молчу, да. Уж я говорил... А вы моим повторам не удивляйтесь. И не сердитесь. Мои повторы - не просто так. Концепция и тропа... Молчу. Будучи по склонности человеком державным, больше молчу. Державе пустая болтовня вредит. Вот вам теперь кажется, что я болтаю без умолку, но это иллюзия. На самом деле - молчу. Да я уж вам докладывал. Да вы и сами убедитесь, когда поймете, что при всех моих речах, без сомнения, полезных и поучительных, главный смысл остается сокрытым. Примите мою речь как мелодию, не более того. Но слушайте не отвлекаясь. Цельные люди в большинстве таким-то образом и спасаются. Еще поют в трудную минуту. Под нос себе мурлычут или, напротив, заливаются соловьями... Иногда говорить, конечно, приходится. Дабы выжить. Милостыню, предположим, можно молча просить, руку протянув, но лучше какую-нибудь печальную историю представить. Можно в такой ситуации и пение продолжить: перейти, скажем, на романс, ибо от сиротских песен все уже устали. Но это опасно. Когда ни слуха, ни голоса нет, могут побить. А при исполнении жалостливых песен всякая неприглядность приветствуется. Сочувствие возникает. Порой у прохожего даже чувство вины пробуждается. Он и знать не знает, в чем его вина, однако чувствует, ощущает. Этак некоторые одаренные собаки, заслышав гармошку, выть принимаются. Вообще, чувство вины - удивительное, очень русское чувство. Жажда покаяния, все такое... Вам эта наука пока ни к чему. "Веселись, юноша в юности твоей". Так говорил Экклезиаст? Так... Жизнь наша - подобие белки в колесе. Только пятки сверкают. Не мне вам говорить. И не вам меня слушать... Я, когда мысленно и чувственно воспаряю - себя не помню. У свидетелей спрашиваю, воспарил или нет? Фактически воспарил? То есть тело мое над землей поднималось или нет? И вас спрашивать буду, не обессудьте.
      - Что отвечают?
      - Иногда ничего. Иногда говорят, что подпрыгиваю. И смеются. Думают, что я умалишенный. И вы так думаете. Думайте на здоровье. Мне-то все равно... "Да только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд". Вот ведь что.
      
      ГУСЬ ХРУСТАЛЬНЫЙ
      
      Кулик сказал:
      - Слезки на колесиках. Я бы наше время именно такой метафорой наградил. Слезки на колесиках, рюмка на столе. Интересная, наверное, жизнь у поэтов-песенников. Присутствует в них некий привкус слабоумия. Нет?.. Не приходила вам в голову этакая мыслишка?.. "Плывет по океану гусь хрустальный"... Сам сочинил. Нравится?
      - Хорошо.
      - Есть талант. Пусть небольшенький, но присутствует. Склонность к сочинительству... Как у вас... Быть мне поэтом-песенником в следующей жизни. Если бессмертие окажется утопией... Поэты-песенники хорошо зарабатывают?
      - Хорошо, насколько я знаю.
      - Во всяком случае, много больше, чем настоящие поэты.
      - Похоже на то.
      - К океану поеду. Домишко построю, поселюсь... Староват я уже для океана. Уж где родился. Так?
      - Наверное.
      - Немного страшусь вечной жизни... А это что же за гусь такой хрустальный?
      - Город.
      - А что за город?
      - Гусь Хрустальный.
      - Да. Как будто город... Точно город. Помню. Вспомнил...
      - И станция. Когда поезд тормозит, изо всех углов спешат мастеровые со своими безделицами. Продают почти что даром. Им не деньги главное - внимание. Графины, блюда несут, всякое такое, но, главным образом гусей. Настоящие гуси. Только хрустальные. Отблески райской жизни.
      - Рая тоже побаиваюсь немного. Трудно привыкать будет.
      
      АКИ КУКЛА
      
      Кулик сказал:
      - Тело - дряблая кукла. Своего рода игрушка. И пусть. Игрушки всем нужны.
      
      Кулик зажмурился, привстав на цыпочки, вытянулся неестественным образом и, огласив пространство животным криком замер.
      
      Довольно скоро пришел в себя, открыл глаза и слабым голосом спросил:
      - Свершилось?
      - Что?
      - Воспарил?
      - Нет.
      - Нет?
      - Нет.
      - Вы никуда не отлучались?
      - Не отлучался.
      - Воспарил?
      - Нет.
      - Уверены?
      - Нет. Я не знаю, как это выглядит.
      - Должен был подняться в воздухе. Воспарил?
      - Нет.
      - Ну что же. Не исключено... Не хватило сил... Сегодня не в голосе, как говорят тенора... Еще этот дождь - ноги промокли... Вы уж меня простите.
      - За что?
      - Разочаровал. Стыдно.
      - Чего же здесь стыдится?
      - Стыдно, стыдно... Подпрыгнул, да?
      - Приподнялся на цыпочках.
      - Еще лучше!.. Аки кукла.
      - Почему же кукла?
      - Кукла и есть.
      - У вас случаются припадки?
      - Какие еще припадки? При чем здесь припадки? Уж если вам угодно как-то обозначить, назовите это ритуалом.
      - Это не ритуал.
      - Нет?
      - Нет.
      - Что же это?
      - Припадок.
      - А вы заноза. Знаете, у каждого случаются промахи, неудачи. Но это не повод унижать.
      - По-видимому, у вас эпилепсия.
      - Падучая?
      - Падучая, да.
      - Нет, не падучая. Я падучую знаю. Это - другое... Упражнение. Скажем так. Тренируюсь... О райской жизни заговорили - и тут же, будьте любезны. Есть темы, которых лучше не касаться... Не припадок. Не нужно упрощать. Не хочу припадков. Нет никаких припадков. Вы мне ничего не говорили, а я ничего не слышал... И не видели ничего. Смотрели в другую сторону... Задумались... Упражнение. Тренировка. Отчего не потренироваться? Уже если такое замыслил - без тренировки не обойтись... Не будем отчаиваться. Не будем?
      - Конечно.
      - Ничего. Позже воспарю. Я не спешу. Так?
      - Так.
      - И вы не спешите. Всему свое время.
      
      ЧАС ОТЧАЯНИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Да где же тут взлетишь, когда крыла подрезаны? Как будто спеленали по рукам и ногам. Знаю, почему так. Дышать нечем. Кислорода нет - чад окрест. Чад непонимания... Не все осознают. А если копнуть глубже: никто не осознает. Не верят. Не умеют верить. Разучились... Не умеют и не хотят... Я им будущее на блюдечке, радость невозможную, счастье налитое - не желают... Видимость, конечно, создают, что надеются, ждут. Уважение выказывают... Пусть хотя бы так... Либо опасаются: вдруг в самом деле воспарит? И что тогда делать? Куда бежать?.. Вот я вам скажу: люди счастья страшатся поболе беды. С бедой понятно, что делать, а счастье как пережить?.. На Руси так... Вы меня сейчас не слушайте. Думайте о своем. Нельзя меня сейчас слушать. Это не я - другой говорит, скверный, слабый... Проповедям моим как будто внемлют. Иные с обожанием смотрят. Подглядывают, перешептываются, справляются: воспарил, не воспарил? А в глазах восторга нет, интереса даже. Терпение, будни в глазах... Почему так получается?.. Мы же вместе должны быть. Вместе мы - сила. Все сможем, все сладим... Все же наивный я человек. Не наивный - глупый. Ничего не выйдет! Им не хочется, а без них никак!.. Им мучить друг друга хочется... Потом, надо же отчетливо представлять, а оно размыто как-то. Пелена. Вот именно сейчас... Что-то потерял. Себя потерял.
      - Все получится, - попытался я утешить нового товарища.
      - Почему так думаете?
      - Обязательно.
      - И пелена спадет?
      - Спадет.
      - И я пойму, что ошибался?
      - Обязательно.
      - Не знаю. Нет. Себя не обманешь... Не в себе я. Так что вы меня не слушайте. Не я говорю вам, другой, скверный...
      - Так бывает после припадка.
      - И я вас слушать не стану. Не желаю...
      Помолчал. Улыбнулся вдруг:
      - Ничего, на именинах еще петь будем.
      
      ТО ЛЕСЕНКА, ТО КАЧЕЛИ
      
      Кулик сказал:
      - Солнце восходит - солнце заходит. Заходится иногда. Это в июле. Эпизод. Не стоит обращать внимания... Уснул - проснулся. Позевал, затылок почесал, умер... Родился, пожил немного, умер... Живем - хлеб жуем. Пожевал немного - водички попей. Попил - ступай с Богом. На трамвай смотри не опоздай... В трамвай забрался - встань к окошку, тополя считай. Себя изучай. Из трамвая выбрался - ступай с Богом... С электричкой то же самое... С дирижаблем то же самое... Северный полюс рядом. Ближе, чем вам кажется... Полетали, полетали - сели. Полетали, полетали - сели. Приземлился - ступай с Богом... Смотри не споткнись, не затеряйся... Народу много. Приходят - уходят, приходят - уходят. И ходят, и ходят. Вверх-вниз, вверх-вниз. То лесенка, то качели. Вот и вся любовь... А в любви три "не" соблюдать надобно: не увлекайся, не отвлекайся, не забывайся. Запоминайте, вам пригодится.
      
      СТОЯЧАЯ ВОДА
      
      Кулик сказал:
      - Изволите видеть, совсем дурачком становлюсь.
      - Не говорите так, - возразил я.
      - Не думайте, я унижения не чураюсь. Человек ко всему привыкает. К унижениям быстрее всего... Как вас звать?
      - Нелюбов.
      - Вас не любят или вы не любите?
      - В каком смысле?
      - Дурачусь, ха-ха. Говорю же, дурачком стал... Плохо пошутил, не смешно. Не обращайте внимания. Плоско. Сам знаю... Случается, из меня такое выскочит! Сам удивляюсь. Будто чужой во мне живет... Видели фильм?.. Неприятное создание. Ничего не понимает... Как-то еще уговорили сниматься... Это они нам чудовищ своих навязывают. Бесов своих. Примите как родных, дескать. Мы, дескать, приняли, подружились, и теперь припеваючи живем.
      - Кто?
      - Янки. Антиподы. Вверх тормашками ходят. Все левши поголовно... А у нас и без них бесов и левшей хватает. Но левшей заметно меньше. Единицы... Наши бесы тоже не подарок, но приятнее, что ли, привычнее, что ли. У нас вон сколько революций было! Чудом коммунизм не построили! Свыклись уже... С нашими поговорить, по крайней мере, можно, дискуссию навязать, переубедить. Попытаться, во всяком случае. А с ихними о чем говорить?.. Наши с виду те же люди. А там что?.. Ихним жрать подавай, больше ничего... Наши левши, к примеру, блох подковывают. А ихние что?.. Жрут, больше ничего... Только подумайте, целыми днями жуют. Даже когда спят. Гамбурги свои... Я так скажу: людям всегда плохо и одновременно хорошо... А фамилия у вас замечательная. Настоящая. Не то, что Кулик какой-нибудь... А пошутил я плохо, плоско. Сожалею... Так и запишите себе на мозговую корочку, или куда вы там записываете... Это нервное... Изволите видеть, способен на любой непредвиденный поступок. Опасно, конечно... Я к тому, чтобы вы не удивлялись, если коленце какое выкину. Так и запишите: коленцам этого бродяжки не удивляться... И не сердитесь на меня... Если все сложится, как я предполагаю, я вам позже еще пляску святого Вита исполню. Я умею... А хотите, сейчас исполню.
      - Если можно, как-нибудь в другой раз.
      - Шучу. Все время шучу. Уже всем надоел. Себе надоел... Думаете это просто, пляску святого Вита исполнять? Ноги болят, башмаки прохудились. Откажусь охотно... Неловкость. Ничтожество.
      - Зачем вы так?
      - Благодарю, Нелюбов. От всего сердца. Когда бы вы меня не остановили, пришлось бы исполнять эту самую пляску. Я своему слову хозяин... Сомневаетесь?
      - Отчего же?
      - Дескать, знаем мы таких.
      - И в мыслях не было.
      - Спорьте, спорьте со мной. Будьте моим оппонентом. Мне страсть, как не хватает оппонентов. Я уже выбрал вас, так что теперь вам не отвертеться... Но не спорьте. Никогда не спорьте со мной. Не имейте такой привычки... Поверил вам. Никому так не верил... Теперь вместе займемся спасением. Одному трудно. Старею. Хотя вида не подаю... Мысли должны быть разнонаправленными, а лучше всего - взаимоисключающими. Только тогда можно говорить о цельности восприятия. А цельность восприятия - залог успеха. Белое и черное. Хорошо и плохо. Одновременно. Победил и проиграл. Рухнул, но вознесся. Не наоборот. Наоборот - ни в коем случае... Следует признать, спасение человечества - задача непростая. Первоначально может показаться невыполнимой, но я надеюсь, несмотря ни на что, отстоять все же удастся.
      - Кого?
      - Вас. Или меня. Все зависит от того, кто из нас окажется прав в нашем беспримерном споре.
      - А мы спорим?
      - Безусловно. И ставки предельно высоки. Выше не бывает.
      - Я не готов.
      - А к этому подготовиться невозможно... Может получиться, что человечество мы спасем, а оно и не заметит. Видите как?.. Да разве это плохо? Разве не хочется вам, чтобы дантист вылечил зуб, а вы бы того и не заметили?.. Только представьте: вы себе лежите в коечке, посапываете, а дантист на другом конце города жужжит своей машинкой. Просыпаетесь - а боли уже нет...
      - Хорошо бы.
      - И Мусоргского, случалось, в канаве находили. Римский находил... Римский в кителе белом ходил и с тростью... Эх, найти бы молодуху, да пить ее маленькими глотками. Шучу... Вот такой шутник попался вам на жизненном пути. Рыба с ножками... Сколько у него крыл было, не знаете?
      - У кого?
      - У Гоголя Николая Васильевича, пернатого человека. Вот только человеком ли он был? Это же только с виду складки, согласны? Зря разве крылаткой назвали?.. Люблю Гоголя разбирать. Он же меняется со временем. Если перевести на язык шахмат - каждый день новая партия... Но, предупреждаю, играть буду исключительно черными. Как будто с женщиной играю или с ребенком. Мне прежде нравилось играть с детьми и женщинами. Чувствовать превосходство... Вообще, мне черные больше нравятся. А вам?.. Но первый ход - за мной. Условились? Вас, к примеру, как звать, милый незнакомец?
      - Я уже говорил вам, Нелюбов.
      - Но имя-то у вас должно быть? Помнится, вы моего имени добивались.
      - Александр.
      - Саша, стало быть?
      - И так можно.
      - Саша - хорошо. Но не люблю. Что это такое, Саша? Намек на возраст? Зря. Не факт, что вы меня моложе... Вылетит - не поймаешь. Помните? Или не вылетит - не поймаешь? Как правильно?.. И то и другое верно. В зависимости от обстоятельств... Боже, как я устал от житейских мудростей! Видите, во что превратился? Все благодаря житейским мудростям... Так что огласите отчество ваше, пожалуйста, будьте любезны. Врач должен иметь отчество... будьте любезны, пожалуйста.
      - Вы сказали "врач"? Как вы догадались, что я врач?.. Вы знаете меня?
      
      Осознав, что проговорился, случайно выдав наше знакомство, Кулик, стремясь исправить оплошность, не меняя интонации, с ловкостью змейки повел разговор совсем в другом направлении:
      - Всяк в России имеет отчество. Не только врач. Даже тряпичные души. Это и статут, и обратная перспектива. Это, если хотите, то, что в известной степени сбережение нации. Но вот вопрос и задача - чем те тряпичные души заняты? Не задумываясь, отвечаю - толкутся и толкуют. Воркуют и воруют. Обратите внимание, непременно кто-нибудь из них врач. Вот у Чехова - Астров, например. Самый пьяный и самый здравомыслящий. Видите ли, Антон Павлович умудрился придумать, чтобы как в жизни, но взгляд постороннего. Не театр, нет. Не для показа. Докторов, собратьев своих, судя по всему, остерегался. Они у него зернистые, как репортажи в газете. И доктора, и другие. Все. Говорят, говорят, слов не разобрать. Оспа. Нет, каждое слово в отдельности слышно очень хорошо, а в совокупности - гул. Как в жизни... Когда человек говорит, себя забывает. И до Чехова много говорили, и мы много говорим, пожалуй, даже усерднее, чем прежде. Речь, естественно, пересыхает, обмелела до мата... Когда бы Антон Павлович вернулся к нам с небес, он бы знаете что объявил? Он бы объявил, что неверно все писал, что теперь бы написал иначе, поскольку многое понял. Все теперь понял: к истине близко подобрался, но не достиг. А теперь достиг... Мы, пока он отсутствовал, стали совсем другими людьми, но и он стал другим человеком... Чехова больше нет, и не было никогда, а есть некий другой человек, который, впрочем, может быть, и писатель, и, не исключено, что Чехов, но совсем другой человек. Антон Павлович по части псевдонимов мастером был. Пойди - разбери, где он настоящий... А примется заново писать, и мы с вами с изумлением обнаружим, что пишет-то он то же самое. Видите как?.. Все меняется и, вместе с тем остается неизменным... Стоячая вода... Любите Чехова?.. А кого больше - Астрова или Чехова?.. Астров - обреченная фигура. У Чехова все обречены, включая самого Чехова. Но ему, сердечному, впоследствии хуже всех будет.
      - Астрову или Чехову?
      - Одно и то же. То есть, какая разница? Но это уже потом, когда действие закончится. Похмелье, муки совести, мизантропия. Впрочем, он с тем и приходил. Кстати, зачем он приходил? Мои предположения могут оказаться неверными... И, скажите на милость, кому она нужна, так называемая правда-матка? Между прочим, предельно дурацкое выражение. Разве мы акушеры?.. Можете не отвечать. Ибо ответа не существует. Немного акушеры, немного прокуроры, пьяницы немного... И как от всего этого избавиться, будьте любезны? Карболка не поможет. Разве что спирт? Что скажете?
      - Ничего.
      - Как ваше отчество?
      - Да вы же знаете меня.
      - Не могу отрицать. И согласиться не могу. И вы должны меня понять, Александр Юрьевич - все же мы с вами одного поля ягоды. В известной степени, разумеется. Масло масляное. Согласитесь, тавтология - величайший соблазн и удовольствие... Я у вас однажды на приеме был. Выписывал снотворное для своей знакомой. Вот и весь фокус.
      - А зачем вам захотелось скрыть, что знаете меня?
      - Не знаю. Ничего мне не хотелось.
      - Зачем?
      - Уже не помню. Минутная слабость, может быть. У меня случается. Непредвиденное слабодушие.
      - А вы не хитрите?
      - Как?
      - Не хитрите?
      - А вы, задавая этот вопрос, рассчитываете на ответ?
      - Нет.
      - На нет и суда нет.
      
      ИНТУИЦИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Некоторые вещи, значительная их часть, кажутся мне опасными. В особенности в сумерках. В них сокрыто движение, и я это чувствую. Они как будто неподвижны. Они и так неподвижны, но... как будто... не знаю... сдерживаются, что ли? Терпят. Как будто терпят. Сдерживают движение. Например, фарфор. Светится... Или платья в шкафу. Как-нибудь понаблюдайте за платьями... У вас много страхов?
      - Не знаю, много ли.
      - А чего боитесь?
      - Сыром подавиться боюсь. Раньше боялся, сейчас уже не так, но держу в уме. Мамочка в детстве часто рассказывала о том, как давятся сыром. Знакомые и не очень знакомые. Отчего-то в ту пору часто давились сыром. Сейчас так не давятся, а прежде - то один подавится, то другой. Просто эпидемия. Торопились, жевали на ходу.
      - Вот этого нельзя. Торопиться нельзя. Ни в коем случае. Я вас уже призывал не спешить. Надеюсь, вы на ходу не жуете?
      - Упаси Боже! Уж я хорошо усвоил, что бывает в таких случаях. Что характерно - давятся именно сыром. Какие-то в нем особые свойства, что ли?
      - У всякого продукта тайное предназначение имеется. Думаете мед - просто так? В нем и радость тысячелетняя, и надежда. Кое-кто понимает. Норовят, злодеи, к меду деготь присовокупить. "Ложка дегтя в бочку меда"... "Назвался груздем - полезай в кузов". "Яблочко от яблони недалеко падает"... Пословицы, поговорки - не просто так. Обыкновенно их представляют в качестве аллегорий. А если иносказание не предполагалось? Если под яблоком подразумевается именно яблоко, а не намозолившее глаза родство? Совсем другой коленкор получается. Тут тебе и тугодум Ньютон, и змей искуситель. Боитесь змей?
      - Боюсь. Это - тоже из детства. Маленьким мальчиком увидел в зоопарке кобру в стеклянной призме. С тех пор боюсь. Даже на картинках.
      - Вот видите? А она вам как будто ничего дурного не сделала. Не сделала?
      - Шевелилась. Возможно, шипела. Через стекло не слышно. Но, думаю, шипела.
      - Не в шевелении и не в шипении дело. Что нам шипение, и что нам шевеление? Мы сами, случается, шипим и шевелимся за милую душу. Просто вы, даже будучи небольшим ребенком, интуитивно почувствовали кобрины опасные свойства. Интуиция, будь она неладна. Откровенно говоря, жить мешает. Вам мешает?
      - Нет как будто.
      - Счастливый человек. Хотя и беззащитный.
      - Почему?
      - А без интуиции как? Благодаря интуиции мы не только предметы и животных предвидим, но и друг дружку. Предположим, некий случайный человек возникает на вашем пути. Ничего особенного в том человеке нет... хотя он наверняка проходимец и родимец, но это наперед... а покуда самый обыкновенный невзрачный мужичонка с залысинами и прыщем на носу. Плюнуть и растереть. Однако же в вас, даже при беглом взгляде на него занимается мутная муть неприязни. И уж раз такая коллизия возникла - принимать его, тем более, к сердцу допускать не моги. Ибо ваша необъяснимая неприязнь - сигнал и знак. Таким вот макаром она работает, интуиция... А вы, пожалуй, того с залысинами с легкостью в товарищи себе записали бы?
      - Не исключено.
      - И давай с ним лясы точить, да планы строить?
      - Не исключено.
      - Тут беде и быть... А проходимцев пруд пруди. По моим наблюдениям - каждый третий. Прежде думал, хотя бы каждый пятый, но нет... А бороться с ними смысла не имеет. Уж они такими рождены, такими и умирают. Если, скажем, у вашего знакомого залысины, тут уж не исправить. Можно, конечно, некие манипуляции провести из области пластической хирургии или парикмахерского искусства, но это, согласитесь, чистая профанация. Кругом обман. Никогда нельзя быть уверенным в том, что человек, с которым ты, предположим, прожил бок о бок год или даже семь лет, это тот самый человек. Нередко он оказывается другим или даже совсем другим. А растраченные годы уже не вернуть.
      - Это так.
      - Знаете не понаслышке?
      - Не понаслышке.
      - Это оттого что интуиция в вас неразвита. Хотя - не факт. Это я вашу кобру вспомнил. Хотя могли по мере взросления растерять. Мы же по мере развития хвост потеряли? Это я о человечестве в целом. Остались копчики, но это уже не то. Так и с интуицией в каждом конкретном случае. Зато аппендикс сохранили. Орган бесполезный, но, судя по всему, важный. А мы его удаляем не разобравшись. Да, вопросов много больше, чем ответов. Таинства и тайны. А без таинств какая жизнь? Метлешение и зябь, зуд и пелена, прорва и парадокс... Да, вероятно, интуиции в вас кот наплакал, зато легкость присутствует.
      - Какая там легкость?
      - Впрочем, не знаю, что хуже. Или лучше... А вы все же настаиваете?
      - На чем?
      - На своей интуиции?
      - Нет.
      - А вы настаивайте. Не нужно так легко сдаваться. Всегда стойте на своем. Как Галилей и его циркуль. Подумайте, без его упорства солнце так и вращалось бы вокруг земли, вызывая головокружение у черепах и слонов. Да и мы вместе с опорными животными с ума посходили бы. Будете твердо стоять на своем - всегда одержите победу. Даже если и не правы, даже если доказать ничего не удастся... Вместе с тем, уступить вовремя - тоже искусство. Вот я призываю вас не перечить мне. Вам трудно, а вы все же уступите. Тем самым получите много выгод и радости. И того, и этого. Видите как?.. А про себя думайте что хотите. Кому интересно, что вы там думаете? Разве мне только. Так мы друзья, не разлей вода. А это - особый коленкор... Нам только кажется, что мы рождаемся несмышленышами. Мы и до рождения много чего знаем. Только сказать не умеем. Ха-ха... Как собаки. Ха-ха... Смеюсь оттого, что собаки как раз превосходно говорят, только мы не желаем их понимать. Гордость и предубеждение... "Гордость и предубеждение". Читали?.. Глупая книга. Жаль потерянного времени... Все же интересно, в каком виде он предстал?
      - Кто?
      - Змей искуситель. Скорее всего, человеческий облик принял. Хотя в те времена люди и звери и внешне схожи были, и на одном языке разговаривали. В те-то времена собак понимали. Теперь один я, пожалуй, остался... Хотите, научу вас понимать язык зверей и животных, птиц и тварей морских?
      - Не знаю.
      - Да не стесняйтесь вы меня - говорите как есть. Хотите?.. Мириады новых голосов окружат вас.
      - Наверное, трудно жить с этим?
      - Первое время трудно, конечно. Но потом привыкаешь. Терпим же мы людскую болтовню? А это испытание потяжелее будет... И учитесь любить. Я всех люблю: и проходимцев, и супостатов, и колдуна с клюкой, и вора с кистенем, и того с залысинами, что к вам явился... Верите мне?
      - Верю.
      - Экий вы доверчивый. Но это хорошо. Это очень хорошо... Постарайтесь не помереть раньше времени. Такие, как вы долго не живут. Мне вас будет не хватать, честное слово.
      
      ПОВСЕДНЕВНОСТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Повседневность. Кажется, как просто. И удивительно точно. Но в совокупности, только в совокупности. Согласны?.. Не согласны?.. Потому что, если рассматривать в деталях, получается... нет, в деталях ничего не выходит... Слушайте, а, может быть, детали сами по себе, а повседневная или полуденная, как я ее иногда называю, полуденная жизнь - сама по себе? Кто его знает?.. Вряд ли. Тут бы как раз ваше мнение услышать, но вы же будете молчать?
      - Буду.
      - Любое целое состоит из деталей, фрагментов. В свою очередь, детали, фрагменты составляют целое. В частности, жизнь. Допустим. А что, если фрагменты не совпадают? Не подходят друг другу? Не желают становиться целым? Что происходит в таком случае? Что ждет саму жизнь в таком случае? Если всякая деталь считает себя чем-то уникальным, независимым, завершенным и, главное, неотразимым, привлекательным без меры?.. Шаг в пропасть?.. Или сама пропасть? Что скажете?
      - Ничего.
      - А я скажу. С чего начали, тем и кончили. Кольцо. Уроборос. Круг. Круги, кольца. Вот очередной круг замкнулся. Повседневность.
      
      ЦЕНТРИФУГА
      
      Кулик сказал:
      - Ритм. Главное - ритм. Важно не сбиться. Но можно не обращать внимания. Так тоже можно. Но не каждый сумеет. Не всякий сообразит вовремя уши воском залепить. Эссенции, квинтэссенции, жизнь, смерть, бабочки, грибочки. Зыбко. Принимаем как данность. А сие - головоломка великая есмь. Глазом моргнуть не успеешь, как в центрифуге оказываешься. В случае бабочек - на булавке. Эфир, конечно, утешает. Но немного и ненадолго. А вырваться - ох, как сложно! Если без лукавства - невозможно. За бельем в центрифуге когда-нибудь наблюдали? А я наблюдал, и не раз. Если долго смотреть - тошнит.
      
      ВЕЛЬТМАЙСТЕР
      
      Кулик сказал:
      - У мня аккордеон трофейный был. "Вельтмайстер". В чулане лежал. Неужели украли?.. И френч настоящий был. Украли... Френч украли, аккордеон украли... А я так рассуждаю - пусть. Может, им нужнее.
      
      МОДЕЛЬ БЕСКОНЕЧНОСТИ
      
      Кулик сказал:
      - Вот вы говорите бесконечность. А как ее понять и приблизить?
      - Я о бесконечность не упоминал, - возразил я.
      - Упоминал, не упоминал. Какая разница? Не упоминали, так думали о ней.
      - И не думал.
      - Неправда. О бесконечности все думают. Бесконечность тоже сама по себе. Нет, нет, да и всплывает в сознании. Как мина или акула. Нечто хищное и неотвратимое. К таким ее выкрутасам приготовиться решительно невозможно. И прятаться напрасный труд. Остается понять и приблизить. Каким образом? Что скажете?
      - Не знаю.
      - Валлис опрокинул восьмерку и призвал всех заметить, признать, восхититься, и на том жирную точку поставить. Что получилось? Клякса. Ибо восьмерка эта - примитивный знак, который может означать все что угодно. Хоть потоп, хоть манну небесную... Хоть верблюда, хоть поросенка... Не так, разве?.. Видите ли, ему захотелось, этому Валлису. "Кушать подано, будьте любезны", как говорится в таких случаях... А ты не знаком меня корми, а будь любезен, яви модель. Так, чтобы ясность, как после грозы наступила. Согласны со мной?
      - Отчего же не согласиться?
      - Люблю я в вас гибкость ума, Александр Юрьевич. Приятный вы собеседник.
      - Благодарю.
      - Ну, что же, вернемся к предмету дискуссии. Итак, каким образом может выглядеть модель бесконечности? Есть предложения?
      - Нет.
      - Хотите, удивлю вас?
      - Сделайте одолжение.
      - Модель бесконечности - не что иное, как пустота.
      - Вот те раз! - наиграл я удивление.
      
      Модель бесконечности на тот момент была далека от меня бесконечно. Язык прилип к нёбу, в голове стучали молоточки. Хотелось уснуть или умереть, честное слово.
      
      Оставив мое фиглярство без внимания, Кулик продолжал:
      - Именно что пустота. Но к этому заключению приходишь позже. Значительно позже. Первоначально кажется: модель бесконечности - ах, какая головокружительная, невыполнимая, но, все же выполнимая задача! По сути, разгадка числа и глагола, единого и дробного, живого и мертвого, хаоса и гармонии, уныния и потехи, смерти самой и бессмертия самого! Каким же математиком и алхимиком, каким оракулом и пророком надобно стать, дабы решить эту задачу?! С необыкновенной горячностью принялся я за ее решение. Уж я о сне забыл, тонны книг переворошил, голодом себя морил, в шахты спускался, на аэростате поднимался, огнем и удушением себя испытывал. Порой фактически, иногда - умственно. При особой концентрации воли и запредельном напряжении грань между фактическим и умственным стирается. То есть, к примеру, нет никакой разницы, восходишь ты на Джомолунгму, или представляешь себе, что совершаешь восхождение. Погибнуть легко и в первом, и во втором случае. И вот вам пример. Один мой знакомый, некто Поспелов, с детства увлекался трагедией "Титаника". Будучи ребенком, нашел на чердаке старинный журнал "Нива" с описанием катастрофы и проникся до чрезвычайности. С виду, будто умом тронулся. А может статься, и тронулся - как знать? Коллекционировал статьи, гравюры, муляжи, все такое. Знал поименно экипаж и пассажиров обреченного судна. Буквально сроднился с ними... Чего он хотел? Не знаю... Ничего не хотел... Вот если бы поставил перед собой задачу найти способ вернуть прошлое и как-то предотвратить крушение. Лично я продвигался бы в этом направлении. А так - пустая трата времени. И, тем не менее, тем не менее... Что вы думаете? Утонул, бедняга. И речка-то была воробью по колено. Переходил вброд, поскользнулся, ударился головой о камень, ну и... Случайность? Как бы не так... Что же при таком печальном примере ожидало меня, пытающегося погрузиться не иначе как в бездну? Согласитесь, модель бесконечности - задачка много серьезнее банального флирта с океаном. Куда бы меня завели мои рискованные изыскания? И как, в конечном итоге, удалось мне спастись?.. Интересно вам?
      - Безумно.
      - Все разрешилось внезапно и самым неожиданным образом. Ваш покорный слуга, в отличие от вышеуказанного несчастного, на определенном этапе осознал, что цель недостижима. Впрочем, у Поспелова и цели-то никакой не было. Неважно. Забудем о нем. Утонул и утонул... Итак, моя цель недостижима. Во всяком случае, мне "не по пупу", как говорится в таких случаях. Ну что? Расстроился, конечно. Расстроился - не то слово. С головой погрузился в собственную никчемность. Разумеется, впал в запой. Я редко отчаиваюсь, но если такое происходит, первым делом к Бахусу обращаюсь. Чего скрывать? Из песни слов не выбросишь. И вот сижу я так-то однажды в непотребном состоянии... уж неделя загула прошла или десять дней, не считал... вдруг слышу голос. Не помню, откуда, свыше или из недр души:
      - Свистни!
      - Как? - переспрашиваю.
      - Свистни!
      - Как это? Зачем?
      - А мне в ответ, - просто свистни! Фьють - и все... Оказывается, модель бесконечности выстраивается сама по себе, а процесс запускается посредством обыкновенного свиста! Можете себе представить?! Оказывается, как просто! Фьють - и модель готова. Можете себе представить?
      - Нет, к сожалению.
      - Да, осмыслить трудно. Практически невозможно. Просто примите на веру... Я, конечно, свистнул. Модель немедленно построилась в моем воображении с необыкновенной ясностью и в деталях. Победа! Торжество!.. Я тотчас вообразил, что модель выстроилась именно благодаря моему свисту! Ужасная ошибка! Все-то нам кажется, что мир вращается вокруг нас! На самом деле свиснуть может любой. Хоть вы, хоть "рак на горе", как говорится в таких случаях... Хотите попробовать?
      - Нет.
      - Не умеете свистеть?
      - Скверно себя чувствую.
      - Хорошо. В следующий раз попробуете. Ничего сложного: фьють - и готово!.. Это я теперь с легкостью рассказываю. А прежде? Вспоминать не хочется... Как вы уже, наверное, догадались, дальше моя история приобретает минорное звучание. Знаете ли вы, что испытывает человек, которому мнится, что это он сам построил модель? что процесс запустился исключительно благодаря его свисту? что разгадка бесконечности - его рук дело, его губ, точнее. Он думает, когда бы ни он, и не было бы ничего. Что испытывает такой человек?
      - Гордость?
      - Да, какое-то время. Затем, вместе с похмельем приходит осознание, затем разочарование, затем отчаяние! Хоть в петлю лезь!.. Это же и вы свистнуть можете, и другой, кто угодно. Хоть рак на горе. Рака я уже упоминал?
      - Упоминали.
      - Затем возникает непреодолимое желание модель разрушить. А вот это, Александр Юрьевич, согласитесь, трагедия похлеще "Титаника".
      - Разрушили?
      - Не посмел. Да и сил не осталось - десятый или одиннадцатый день запоя... Да и как разрушишь, когда модель эта - пустота. Пустота - вот что такое модель бесконечности, Нелюбов. Пустота. Понятно?
      - Не совсем.
      - Что же вам непонятно?
      - Как она хотя бы выглядит?
      - Пустота?
      - Да.
      - А вы свистните.
      - Сейчас не получится.
      - А вы соберитесь. Ничего сложного.
      
      Все же я свистнул.
      Мне на кончик носа плюхнулась тяжелая капля.
      Снова зарядил дождь.
      
      МШЕЛОИМСТВО И ЮРОДСТВО
      
      Кулик сказал:
      - Мшелоимство и юродство - две стороны одной медали.
      
      ОБУВЬ
      
      Кулик сказал:
      - Да ведь мы же в России, голубчик! У нас, если страдание за скобками оставить, такой хохот да смрад поднимутся, святых выноси! Дзынннь!.. Кстати, кому это взбрело в голову, что безумцы бесчувственны? Дескать, безумцы могут зимой босиком ходить, будто бы им все одно. В декабре босиком ходить, в январе босиком ходить, в феврале босиком ходить... Может статься, и ходили босыми у себя там во Франции, где винограда четыре урожая в год. Кстати, не потому, что им без разницы, а потому только, что обуви не было. Беда с этой обувью.
      
      СОЧИНИТЕЛЬСТВО
      
      Кулик сказал:
      - В России все кому не лень сочинительствуют. Сызмальства. Какой-нибудь короед, только ходить выучился, еще не все буквицы знает, глядь, уже сочинительствует. Столько всего понаписали, что, кажется, уже и нет того, чего бы ни написали... Кто сказал?.. Гоголь, Чехов? Ваш покорный слуга или вы сами? Кто же?.. Нет ответа, ибо все перечисленные - один человек. Тот, кто водит вашей рукой. И моей рукой. Кто-то водит. Не удивлюсь, если им окажется Пушкин. Пушкин - совсем не то, чем кажется. А что? Сами подумайте. Ответ на поверхности. Ха-ха...
      
      НАПУТСТВИЕ
      
      Кулик сказал:
      - А вы не так просты, как кажетесь. Запишете все или запомните все, что я вам поведаю, да и приметесь завлекать красоток. Кошек да мышек. Бусы из монеток, отчего не подарить? Но в таком случае на плотскую близость с ними не рассчитывайте. У меня все истории поучительные. Разбегутся.
      
      О ЛЮБВИ
      
      Кулик сказал:
      - Помнится, одна соседка, я еще мальчонком был, лет двенадцати, вру, десяти, не больше, вышла на крыльцо. Яркий день. Крыльцо солнышком зацеловано. Вышла, потянулась. А я наблюдаю. Первый раз проснулось во мне вожделение невероятной силы. Сто лет прошло, а она и теперь перед глазами стоит. Она уже женщиной была. К ней уже кавалеры хаживали. Она как-то все больше с бандитами дружила. Со сволочью. Красавиц всегда к сволочам тянет. Обратили внимание?
      
      БЕССМЕРТИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Теперь уж того здоровья нет. Плюс слабоумие. И к женщинам интерес поубавился. Старею, наверное, хотя я в эти штуки, откровенно говоря, не верю. Старение, мертвечина, все такое - не про меня. Красавцем умру. Если вообще умру.
      
      ГЛАВНЫЕ МЫСЛИ
      
      Кулик сказал:
      - И не пытайтесь сортировать мои высказывания, отделять, как это у вас принято, главное от второстепенного. У меня все мысли главные. Иногда противоречивые, даже взаимоисключающие, но это закономерно, ибо они глобальны. Не обессудьте, так уж все устроено.
      
      ИЕРЕМИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Пуговки, цацки, веретено, заводная лягушка, бенгальские огни, леденцы - это обязательно. А как иначе младенчиков да старичков утешать?.. Я открытки одно время коллекционировал. Увлекся до самозабвения. Рассматривал каждый вечер. Разложу перед собой как пасьянс и рассматриваю. Часами. А потом как отрезало. Сейчас лежат в чулане, пылятся. Зачем собирал, зачем рассматривал? И что такое открытка, если вдуматься? В сравнении с нефигуративной фантазией, например? Да хоть и с фигуративной фантазией, если вдуматься? Или тем же сновидением? А вот умрем мы с вами, они тотчас записки ваши да открытки мои извлекут и применение им устроят. Вот тогда вспомните меня. Только бы во благо. Только бы не надругались. Но что-то я уже сомневаюсь. Так или иначе, судьба наших с вами сокровищ нам неведома, как и собственная судьба. И это замечательно. Это, доктор, счастье - будущего своего не знать. Вы теперь своим питомцам об обнаруженном у них раке-то не сообщаете. Хотя от вас требуют, я знаю. Гласность, так сказать. А вы все равно молчите. От лукавого вся эта гласность. Тошнотворная игра. Не надобно человеку знать, что он есть на самом деле, и что его ждет. Человек до последней минуты своей должен быть уверен, что бессмертен. Душа-то бессмертна! Счастье и высшая справедливость будущего своего не знать. Но, соглашусь с вами, дарвинистами-марксистами, подчас оно, будущее, так вопиет, что все таинство вверх тормашками, требухой наружу. Незамедлительно революция или падеж скота. Не знаешь, куда бежать. Неприглядное зрелище... Еще интуиция, будь она не ладна. С вами не случается?
      - Что?
      - Интуиция, будь она неладна. Вас не посещает?
      - Да уж мы обсудили.
      - Я забыл. Имею право. Посещает?
      - Редко. Чаще обманываюсь.
      - А меня, увы, частенько навещает. Накатит - просто беда! Воистину, то завоет, то заплачет, как у классика. Классиков терпите?
      - Люблю.
      - Не лукавите?
      - Люблю.
      - А я вам то Гоголя подсуну, то Чехова, а вам, наверное, скучно?
      - Нет-нет. Я люблю... А вот вы говорите, записки, открытки извлекут, применение устроят. А кто извлечет?
      - Зачем вам?
      - Любопытно.
      - Любопытство не возбраняется. Хотя злоупотреблять не стоит. Сказано: "ленивы и нелюбопытны". Не только что сказано - припечатано. Представлено к осуждению, стало быть. А на деле - комплимент и достоинство. Такие-то свойства - для царств, дорогой мой! Да... А наше с вами наследство душеприказчики извлекут. Кто же еще?.. Подальше от них держаться надобно. Порода коварная, что твой клещ. Но покамест забудьте о них, мой вам совет. И я постараюсь забыть на время... Так как ваше отчество?
      - Юрьевич.
      - Юрьевич? Очень хорошо, Юрьевич. Александр Юрьевич. Очень хорошо... Александр запомнил, ибо тезка трем нашим императорам, храни, Господи, их души. А отчество вылетело... Юрий, Георгий, у армян - Гайк. Теперь точно запомню.
      - Но в таком случае и мне полезно было бы знать, как вас величать, иначе может случиться новая неловкость.
      - Не случится. Неловкость возникнет, если вы станете использовать отчество, обращаясь ко мне. Еще раз: меня нашли в детском доме. Иных в капусте находят, что - правда, а меня вот - в детском доме. Подкидыш, стало быть. Так что подлинного отчества своего я не знаю. Что же касается уже известного вам имени моего, будь моя воля, я бы назвал себя Иеремией. Ибо уже родился слабеньким. Ибо плачу, случается, как Иеремия, а смеюсь над собой искренне и светло как Ерема. Рос в библиотеке. Уже говорил вам. "Трактат о реликвиях" был моей первой книгой. "Трактат о реликвиях или предупреждение весьма полезное о великой пользе, могущей произойти для христианства, если бы оно составило перечень всем святым мощам и реликвиям, находящимся как в Италии, так и во Франции, Германии, Испании и других королевствах и странах". Сочинение Кальвина. Руководство для приговоренных к прорве атеистов. По "Трактату" и понимание выстраивал. Замысел Божий постичь пытался. С другой стороны, где же нам постичь Замысел Божий? А надобно и постичь, и сберечь. Кому под силу?.. Ведь крохотным крохой был, а, видите, какие мысли уже посещали?.. Может быть, думалось мне, Кальвин странным образом тот именно что сбережет и прославит? Думалось, что противился он душой, но вынужден был сей трактат, сию крамолу писать по велению свыше. Страдал, бичевал себя, но складывал поленницу для собственного аутодафе. А нам - провокация. Прочитал, пришел в ужас, отказался решительно - тем спасся. Постиг, сберег, прославил... То есть от обратного. Понимаете?.. Со мной именно так и произошло. Прочитал, пришел в ужас, отказался решительно. И открылось мне невидимое и тайное. Тотчас открылось... Сколько же мне было-то? Годик с небольшим. От силы два. Я грамотным уже родился, так что в столь раннем возрасте читал вполне сносно. Вундеркинд, язви меня в душу. Видите как?.. А вот что такое крамола, и существует ли она на самом деле? Что скажете, Александр Юрьевич? Как оцените?
      - Не знаю. Откровенно говоря, не только оценить, понять вас не очень получается.
      - А вы себя отпустите. Пытаться все понять - себя погубить. Все равно, что намеренно отравиться. Чувства много выше... Скажите по совести, вы меня чувствуете?.. Хотите, по голове вас поглажу или поцелую?.. А вот я вас по голове поглажу или поцелую - поймете, зачем и отчего?.. Или вдруг пощечину влеплю. Вы ко мне с добром - а я вам пощечину. Сумеете осмыслить?
      - Вряд ли.
      - А в памяти останется. Надолго, если не навсегда. И настроение соответствующие, и последующие поступки. И жизни поступь. Видите как?.. А спроси меня, зачем я вас поцеловал или ударил? Так я и не скажу. Сам не знаю. Импульс. Видите как?.. Живем, не осознавая, а понять силимся. Парадокс. Видите как?.. А Чехов - это позже, много позже... Прошу, будьте внимательнее к окружающим предметам и явлениям. Они - не просто так.
      
      РЫБАЛКА
      
      Кулик сказал:
      - А ведь можно было эти годы провести, скажем, на рыбалке. Разве плохо на рыбалке? Хорошо. И зимой и летом. Хорошо... Даже очень хорошо!.. Почему эта мысль явилась мне только сейчас?
      
      ЖИЗНЬ - ТРАКТАТ
      
      Кулик сказал:
      - Еще путешествия Марко Поло. В свете будущего бродяжничества оказались для меня путеводителем и утешением. Выучил наизусть. Засыпая, представлял себе его экспедиции. У нас по части путешествий с ним много общего. Монголия ведь недалеко ушла. Если вообще ушла. Знавал я монголов. И с индусами дело иметь приходилось. И частенько. Климат у нас суровый, вот нам Господь, во избежание уныния, цыган посылает. Цыгане - те же индусы... Да, страстей на Руси не счесть: сочинительство, водка, еще роковая любовь. Другое многое, сразу всего не упомнишь... Крапива, карты. Перистые облака в баньке занимаются. Потом по небу летят... Помнится, ночь. Без луны, без звезд. Бреду вслепую наугад. Ну, думаю, все, к людям не выберусь. Лягу где придется, и буду утра ждать. Если оно вообще наступит. Отчаяние, страх... И вдруг парус. Близко, у самого берега бьется. Это когда уже к морю-океану приблизился. А моря-то в наших местах отродясь не было... Откуда океан? Парус откуда?.. Скучаете по океану? Бывает?.. Вот, кстати, бьется или белеет? Или блеет? Ха-ха... Вот уже и веселье. Только что от страха содрогался, а уже смеюсь. Это только у нас возможно. Чудеса, да и только. Чудеса и Марко Поло описал во множестве, но ничего подобного он не встречал. Но у него интерес корыстный был, оттого его чудеса пышные, тяжелые. Впрочем, у нас и такого добра пруд пруди. Все наличествует, что душе угодно. Как говорится, есть и ситец, и парча. Всё и все, включая диковинных животных, в природе существующих и не существующих. Горгоны, горгульи, всякое такое. Вам горгону доводилось встречать?.. Встретите еще, какие ваши годы?.. Все, что душе угодно. И того, что не угодно в избытке. Другое дело - видеть разучились. Ибо уже привыкли к небывалому... А блеяние повсеместно, стоит только прислушаться. Все мы ягнятки, если сосредоточиться и окинуть трезвым взором... Тотчас Лермонтова ягнятку вспомнил. Бедный, бледный. Не нужно было ему. Что имею в виду? Не могу сформулировать. Все у него как-то невпопад, все не к месту. Еще эти ранние стихи. Согласитесь, настоящие стихи пишут не для того, чтобы их читали. Тем более, вслух... Я ведь одно время софистику в университете преподавал, покуда не изгнали по причине крайней осведомленности и независимости помыслов и поступков... Тоже смолоду метался как Лермонт. Вот и парус у нас с ним один на двоих... А как изгнали? Инкриминировали пьянство. Уходил "в чем мать родила". Намеренно, в знак протеста... Студенты плакали. Стояли в окнах и плакали... Как сейчас вижу. Студенты мои плачут, и я вместе с ними плачу. Они - в окнах, а я уже с тополем сравнялся, к воротам приближаюсь... Тихо-тихо. Снежок такой робкий... Какая наука для грядущего поколения! Не в том мораль, что нагим ушел, а в том, что таким в памяти закрепился. Фактически младенцем новорожденным. Чистым... Думаете, зачем баснописец Крылов слона на улицы вывел? По той же самой причине... Так что, изволите видеть, педагог я отменный. Да я уже вам себя рекомендовал... Педагог, но и ученик. Одного без другого не бывает. Отсюда следует - возраста моего определить решительно невозможно. Можете вообразить, как я выгляжу, когда выбрит, причесан, одет соответствующим образом? Бабочка непременно. Я поклонник бабочек, шейных платков, всего такого. Впрочем, военная форма мне тоже к лицу. Да хоть косоворотку на меня надень, хоть зипун. Эполеты обожаю. Эполеты, аксельбанты. А так, могу и в рубище вырядиться, и лапти надеть. И пенькой подпоясаться. Как известный граф. Сам-то он почвенником не был, но таким образом знак из прошлого им подавал. Все предвидел... Почвенники, да - корневые писатели земли русской, соленые словотворцы, сопатые тяжеловозы... Почвенников любите?.. Компост и сопло. Вот кто действительно страдает! Всегда на плахе... Я вам так скажу, страдать - тоже талант иметь нужно. Настоящие почвенники с рождения терзаемы, с первого крика. Лица у них землистые, предсмертные. Но, что любопытно, живут долго... Да, чудны дела твои, Господи! То любовь пошлет, то цыган. Я и цыганом предстать могу. У меня душа подвижная. Что скажете?
      - Откровенно говоря, потерял мысль.
      - И не нужна она вам. Мысли - сами по себе, и пусть их. Не пытайтесь вникать. Просто слушайте, можете даже задремать. Дремлите себе покойно. Вам теперь передохнуть нужно. Денек у вас тяжелый выдался. Еще наговоримся... Вам, Нелюбов, привыкнуть ко мне нужно. Я и сам к себе, откровенно говоря, не до конца привык... Путеводная звезда может появиться в любую минуту. Где угодно. В стакане с брагой или в умывальнике. Я умывальников с сосочком в особенности зеленых большой поклонник и пропагандист. Под краном, например, или в луже - это не умывание. В особенности если ноги омыть требуется. Здесь и сноровка вырабатывается, и находчивость... Еще раз - с предметами будьте внимательны. Не всякий предмет или вещь - то, что вы о них думаете... А ноги побаливают. Стали побаливать... После знакомства с приснопамятным трактатом Кальвина и сама моя жизнь незамедлительно превратилась в трактат. Если подружимся, а что-то подсказывает мне, что мы подружимся, и ваша жизнь незаметно превратится в трактат. Уж не знаю, готовы ли вы к такому повороту событий.
      - Думаю, готов, - вновь заговорил во мне портвейн.
      
      В тот день мы с Сенечкой полировали не пивом, но портвейном.
      
      ЭЛИОТ
      
      Кулик сказал:
      - Я, конечно, не Иеремия, хотя Иеремия. "Не взрыв, но всхлип". Так, кажется, у Элиота? Такая игра смыслов получается. Хотя плач тоже очень подходит. Масштаб чувствуется.
      
      МАТЕМАТИКИ
      
      Кулик сказал:
      - Математиков вспомнил. Команда убогих. Не одну сотню лет носятся со своими штанами.
      - С какими штанами? - спросил я.
      - Пифагоровыми. Уже от дыр светятся, а они все размахивают ими как знаменем. Тоже мне знамя. Хотя я с числами дружу. Ну так у меня своя математика.
      
      ЗЕЛЕНЫЙ КОРИДОР
      
      Кулик сказал:
      - Знаете, что мне сегодня снилось? Зеленый коридор. В больнице или в гостинице. Длинный-длинный. Зеленый такой... салатный, скорее. Я иду по нему. В пижаме и мягких тапочках. Шествую. Без какой бы то ни было определенной цели. Просто иду. Размеренно. Молча. Иду, и все.
      
      СУДЬБА
      
      Кулик сказал:
      - Душегубы, в сущности, несчастные люди. Я и о них частенько думаю. Не только что о жертвах. Сами того не подозревая, врожденный ужас в себе носят. Отсюда и наколки, и фикса, и панцирные сетки, и заточки, и майки с лямками, и песенки блатные, и чахотка. Три струны - три аккорда. А оно и гармошкой можно беду накликать, не обязательно гитара. Иной еще в тюрьме не побывал, а душой тянется. Ибо уготовано, и он это чувствует... Если присмотреться - глаза, там на дне, темные, сразу не рассмотреть... Но постепенно синева просвечивает. Это же душа, понимаете?.. Голубоглазых пару раз встречал. Редкость.
      - Вы общались с душегубами?
      - Всякое бывало. Смолоду... И зеленоглазых пару раз встречал. Но зеленые мутноваты. Тоже редкость. Карие главным образом встречаются. Тоже красиво. В унынии и страхе, Александр Юрьевич, своя красота. Надо не бояться всматриваться. Опять же вовремя руку протянуть, слово молвить. Доброе слово. Обиду найти, растопить. Стыду, слезам хода дать. Иногда удается. А не успел - погиб человек... Когда ему уготовано... Судьба.
      
      ОТКРЫТКИ
      
      Кулик сказал:
      - У меня открыток много. "Портрет дракона с острова Комодо". "Парадный мундир обер-офицера лейб-гвардии Драгунского полка в строю". "Портрет сына Неба Хана Хубилая". "Охота на мамонта". "Миклуха-Маклай знакомит туземцев с астролябией". "Нападение муравьеда на термитник". "Групповой портрет голых землекопов". "Портрет купца первой гильдии Тарагжанова". "Изгнание демонов в стадо свиней". "Стрикс - химера собора Парижской богоматери". "Гибель дирижабля "Гинденбург". "Утро чиновника, получившего первый крестик". "Повсюду жизнь". "Портрет космонавта Гречко у куста смородины". "Доставка воды". "Память с Севера". "Витязь в тигровой шкуре". "Запретный плод". "Бывшие товарищи". "Гимназистка Воробьева". "Свиноногий бандикут". "Серго Орджоникидзе в гостях у пионеров". Гравюра пятнадцатого века "Удаление зуба". "Портрет Тасманского дьявола". "Красавец с иголочки - ротмистр татарин Яфаров". "Чудные мурлатые девчушки в рюшах". "Потатуйка". "Из Германии любимой Тасиньке". "Крещенское погружение в прорубь работниц фермы-сыроварни "Дары жизни". "Казнь Дантона". "Астронавты Нил Армстронг и Базз Олдрин водружают американский флаг на Луне". "Набор глубоководных рыб", включая бассогигаса, рыбу-каплю, рыбу-удильщика, бочкоглаза. Морского нетопыря найти не смог. Две карты Таро - "Четверка Пентаклей" и "Император". Панно "Девушка с веслом и летчик обсуждают проблемы мировой революции". Картина "Полярник Григорий Седов и его собаки" - моя любимая. "Жители Нерчинска покидают город после взрывов на складе". "Самсон и Далила". "Настройщик волынки". "Елка в доме слепых". "Три богатыря". "Юбилей Трехгорной мануфактуры". "Мальчик-с-пальчик". "Усатая малакоптила". "Явление золотого дождя Данае". "Схема четвертования". "Чески-Будеевицы весной". "Портрет глухаря на токовище". "Встреча товарища Сталина с молодыми лесорубами". "Ловец жемчуга". "Утонченная дама и господин". "Падшие женщины с кварталов Парижа". "Избиение ацтеков конкистадорами Кортеса". "Олгой-Хорхой". "Дама с ливреткой". "Станция Зима зимой". "Портрет биолога и селектора Ивана Мичурина у цветущей яблони". "Буриданов осел". "Надежда Крупская в последние годы". Групповой портрет крутильщиц шелкокрутильной фабрики "Вдова Анна Кутуар и сыновья". "Первое знакомство с лампочкой Ильича". "Мадагаскарский присосконог". "Емельян Пугачев в клетке". "Труженица порта Сямынь обнаруживает бутылку с посланием полувековой давности". "Мужик и журавль". Рисунок "Анатомия бычьего цепня". "Чемпион мира по шахматам Хосе Рауль Капабланка в гамаке". "Злая щитоспинка". "Премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль принимает ванну в пустыне в Египте". "Пигмеи племени Монг наблюдают солнечное затмение". "Изгнание тигровой акулы". "Импозантный воронежский помещик с львиной гривой". "Процедура влажного обертывания в частной больнице А. Я. Фрея на Васильевском острове". "Дед Мазай спасает зайцев от потопления". "Товарищ Ким Ир Сен среди ветеранов антияпонской революции". "Ложный опенок". "Возвращение блудного сына". Набор "Рыбные блюда". "Слава Великому Октябрю". "В новом доме не скучаем". Почтовая карточка "Письмо военнопленного". "Гамлет и Офелия". Портрет Кнута Гамсуна с книгой "У жизни в лапах". "Типичный мексиканский дом и семья". "Бабуины Восточной Африки". "Артист А. С. Пирогов". "Выбор шкатулок". Изображение павильона "Охота и звероводство". "Попугай Ара". Красная Пасха с надписью "Больше двух кума не пью, больно буен во хмелю". "Ну очень жирный мальчик Антон Чернявский - 19 лет, весит 15 пудов". "Бабушка-чекистка". "Иван Андреевич Крылов в окружении своих персонажей". "Портрет патриота Джона Адамса". "Сусанна и старцы". "Действующая модель паровоза Черепановых". "Наживление живца". "Планеристы Коктебеля". "Наживление хруща". "Портрет Елены Молоховец с ее кулинарной книгой". "Поимка японского лазутчика дальневосточными пограничниками в 1939 году". "Схема топливной системы". "Крылатый лев". "Виссарион Белинский на смертном одре". "Бабочка-людоед". "Последний день Помпеи". "Сестрица Аленушка и братец Иванушка". "Сипуха обыкновенная" и многое другое. Это я вам представил первое, что пришло на ум. А так-то открыток много.
      
      ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Еще эти барашки в океане, стоит в травке растянуться, голову задрать. Ляг и лакомись. Небо. Вечное путешествие. Тысячелетие. Быстро пролетит.
      
      ПТИЧКИ БОЖЬИ
      
      Кулик сказал:
      - Птички Божьи не трудятся. Ибо манна небесная.
      
      ЗВЕЗДЫ
      
      Кулик сказал:
      - Не составит труда заметить на небе звезды, но нет возможности дать им всем имена и объяснить. Не хватит ни имен, ни фантазии.
      
      И СНОВА КАЛЬВИН
      
      Кулик сказал:
      - А теперь, Александр Юрьевич, открою вам секрет. "Трактат" не случайно оказался моей первой книжкой. Я, с позволения сказать, прямой наследник того известного или неизвестного вам Кальвина. Ивана или Жана. Это как вам больше нравится. По мне, так Иван. Да мы и внешне похожи, будь он неладен. Не находите? Как родные братья. Единственно не могу понять, кто из нас старше... Навсегда встревожен его убеждениями. Притом сомневаюсь безмерно... Сомнения, сомнения. Все проверять нужно. Порой собственной судьбой. Знаете, сколько аферистов и провокаторов, лжепророков и престидижитаторов? Не знаете. Никто не знает. Положить жизнь на сомнения - непростое дело. Но без этого не спастись. И не спасти... Кого? Всех. Весь народ. Как сам он не раз в трудную годину спасал наших родителей и прародителей. А первый этап - сомнения, отрицание, разрушение, пламень. Всегда. Вы это в голове теперь держите, раз уж мы с вами встретились... В чем-то, не скрою, пошел дальше Кальвина. Если будем дружить, сможете в этом убедиться. У меня свой концепт и своя революция... О пламенных революционерах что-нибудь слышали? Вот те были настоящими знаменосцами. Какие костры жгли! Преимущественно мерзавцами, конечно, были, но из песни слов не выкинешь... А как народ умен, обратили внимание? До неприличия. В особенности когда ступают, шествуют. На загляденье... Если без лукавства, все что было и чего не было - все народ... Любите народ, Нелюбов?.. Надобно любить. Всем сердцем. Как я. И народ всех любит. И вас любит. Вы можете об этом даже не догадываться, а оно так. И осудит, конечно, не без этого, но и пожалеет, когда надо. Впрочем, если есть возможность, на улицу лучше не выходить. Житейская мудрость. Но я так не думаю. Все равно придут и припечатают: поставят перед выбором. Ха-ха... А мы с вами их любовью встретим. Любовь обезоруживает... Немного не к месту, хочу признаться: я желтую краску люблю. Памятуя о вашей профессии - без намеков и аналогий. И когда штукатурка немножечко облупилась, люблю. Штукатурка немножечко облупилась, а оттуда Святые выглядывают. Видите как?.. Это как раз в революцию в храмах склады да застенки устраивали. Штукатурка, бывало, немножечко облупится, а оттуда Святые выглядывают. Пленникам утешение, надежда. Сам не бывал в застенках тех, но отлично помню... У вас наверняка есть дом?
      - Уже не знаю.
      - То-то и оно. Многие сейчас в вашем положении. Взвесь. Я про себя происходящее взвесью называю. И спасения от этой субстанции, кажется, нет. Но в осознании сего факта и заложено спасение. Уроборос. Помните?.. Спорьте, спорьте со мной. Разрешаю отныне. Мне нравится, когда спорят. Не в поисках истины - просто так. Чего истину искать, когда она на поверхности? Спор - одна из немногих уцелевших примет жизни. Согласны?.. А ведь как-то уцелел.
      - Кто?
      - Кальвин. Сервета обезглавили, а Кальвин уцелел. Ибо так угодно было. Богу угодно было... "Наконец, Бог неисповедимой уздой Своего провидения отвратил меня с моего пути в иную сторону... Внезапным обращением в покорность усмирил. Он разум мой, чрезмерно неподатливый в мои лета".******** Видите как?.. Мне бы тоже остепениться, но боюсь, меня уже не остановить. Если будем дружить, сможете в этом убедиться. Сервета первоначально к сожжению заживо приговорили, но Кальвин в известной степени спас его, душу сохранил - предложил сожжение заменить обезглавливанием... Как сейчас дело повернулось бы - не знаю. Сейчас бы на них обоих внимания не обратили... Где-то они теперь бродят?
      - Кто?
      - Сервет с Кальвином. Быть может, ребятишками бродят, кораблики пускают. С высоты птичьего полета - как семечки арбузные. Когда представлю себе их таким-то образом - сердце замирает. Родня!.. Был бы Нестеровым - тотчас бы петлю сделал. Я в душе - летчик. Не исключено, хорошим летчиком мог бы стать. И ребятишек люблю - от них молоком пахнет. Еще запах полыни обожаю. Многие не переносят. Как вам полынь?.. Не звезда - трава?
      - Не задумывался.
      - Теперь вам о многом задуматься придется.
      
      Так не спеша беседуем с Куликом. Идем, беседуем.
      
      А тем временем, трепеща и чертыхаясь, простуженный четверг волочит намокшее белье вдоль ставен. Чернильные облака, пряча во чреве дневные звезды, зевая, плывут на запад. Скользит, выныривая из себя лунный экспресс с размазанными по стеклу рожицами. Пейзаж спешит, кувыркаясь на ходу, опережая собственную тень. Совушками ухая, по-медвежьи косолапя хоронятся в сопатых рукавах домов закуты и чуланы. Литой священник, сверкающий медом и молоком, сзывает птенцов крылышками рясы. Опасно гуляют золотые мошки в саже тополей. Вторя им, мятные пузыри, хохоча и подпрыгивая в ручейках, дразнят сорок бесстыдной своей гурьбой. Медный трамвайчик в бенгальских огнях и поворотах трещит, тает в дымке непогод. Кондукторша, сума с атласной подкладкой, оглушает пунцовым граем притихших ездоков. Похмельный сторож-грач, упершись обугленным клювом в землю, грезит громом и сухарями. Восточный человек, сам азбука Маштоца, балагурит с абрикосами и хурмой. В тряпичном цирке нешуточный слон горным эхом валится набок. Сердобольная калитка рыдает в крапиве. Забор дрожит, разбрызгивая черемуху, заштопывает прохудившиеся сумерки. Улыбчивые котики, мурлыча и перемигиваясь, бредут поодаль, как в бреду. Потухшие волны, осатанев от качки, вылизывают мертвый пляж. Рыжий птицелов, запутавшись в силках и петлях, плачет ночной птицей. Младший лейтенант Экзюпери в летней панаме залпом выпивает стакан холодного чая и уходит, сам не знает, куда. Онемевший кончик языка нащупывает треснувший зуб. В потемневшем доме покойника люди и ходики на цыпочках - боятся спугнуть. Творожный увалень, сопя и разваливаясь на глазах, трудится над уснувшей женой. Эльза-умница, белые носочки, теряя зрение и сердце, вслед за дождем бесконечной лестницей спускается в омут погреба. Узловатые руки на глазах у мышат возят по полу дремучей ветошью. Беззубые детки тянут безвольный подол мускусной няни. Паучок-водомер, только что нарезавший годичные кольца бессмертной луже, прячется под крыльцом. Почтальон-костыль приставными шагами мерит жирную грязь, поспешает. Мутные пьяницы медленными пальцами благословляют оконные переплеты. Гулкие псы, приоткрыв один глаз, сравнивают сон и явь. Грудастый мясник, сочась от мяс, сам мясо, тяжело вонзает тупой стук. Сказочный Матюша, состарившийся и желтый от табака, скачет на табурете, ни трезв, ни пьян. Ржавые солдатики, топча туман, влачат согбенно валяную дорогу. Каменная черепаха точно тяжеловес перед штангой сосредоточенно и натужно погружается в себя. Свист сам себе и провод, и воздушный змей, рыщет, рыщет. Нерон, исчерпанный и нежный, наблюдает полет дирижабля. Рябой Фаон с лицом смертника нянчит кифару хозяина. Смелый запах грозы, ластясь и играя, потрескивает в львиных кронах. Волоокие волы, пережевывая себя, хвостами отгоняя перламутровых слепней, переходят Стикс. Косматый мячик, обгоняя щенка, мчит по хмурому коридору. Дождь, горбясь и озираясь, нашептывает на ушко прохожему: "поспешай".
      
      Поспешай, играй водица.
      Лента-жизнь, лента-смерть.
       
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      
      БЕЗЫМЕНСКАЯ ПЛОЩАДЬ
      
      Кулик сказал:
      - Ни звезды, ни предметы учету не подлежат. И люди учету не подлежат. Единственно уместное определение им - множество.
      
      К тому времени, когда мы добрались до раскисшей от дождя Безыменской площади, торговые ряды уже опустели. Несколько кряжистых теток, да пара мужиков-тяжеловозов, покашливая и переругиваясь, набивали баулы и мешки.
      Несмотря на очевидное уныние обстановки, моему знаменосцу вздумалось обратиться к присутствующим с пламенной речью. Уж не знаю, что послужило поводом. Возможно, страстная речь была заключительным аккордом некоего внутреннего монолога, обращенного, скорее всего, не к этим копошащимся бедолагам, а вообще ко всем, кто торгует и покупает, когда-либо торговал и покупал, словом, ко всем смертным, обремененным ношей, именуемой прозой жизни.
      
      Кулик был столь яростен, что, казалось, был способен согреть своим пылом и коченеющую площадь, и ее продрогших обитателей:
      - А послушайте-ка теперь, что я вам скажу, торговцы и торгующиеся, маклаки и лабазники, мытари и воры, простой люд и праздный люд, уж сколько столетий прошло, а вы все здесь! И я теперь здесь. С вами. Себя не отделяю и не выделяю, ибо вы меня помните и знаете. А кто не помнит и не знает - узнает и примет тотчас... Уж сколько столетий прошло - те же позы, те же хлопоты. Тянем - потянем, как ту репу. Будто бы вертимся в колесе, и сами - колесо... Вот прибыл напоминанием и в уповании, как говорится. Нежданным, но долгожданным прибыл... С чего вдруг? Что случилось, переменилось? спросите вы. Отчего долго не приходил, а тут взял и явился? Непраздный вопрос. Потому отвечу. Покуда перемен не наблюдается, но перемены не за горами... Окончательные перемены ждут нас, друзья!.. Все переменится, и все переменимся вскоре. Самым решительным образом... Или же все останется, как было. Нам решать. Хотя от нас ничего не зависит... Вот пришел объявить и упредить... Кроме того, обувь моя прохудилась, и, пусть я бос по призванию, но годы берут свое, так что мочи терпеть уже не хватает... Но только ли эта мелкая нужда, плевать на нее, побудила меня к пришествию, воззванию и увещеванию? Нет, конечно. Всеобщий упадок, растерянность, и, как следствие, горькая жизнь, живой иллюстрацией которой вы предстали в очередной раз, вопиет и требует... Конечно, вы можете сказать, что привыкли, приспособились, что человек, равно как и его скотина, ко всему привыкает, и будете правы. Но скажите по совести, разве не жаждете вы солнышка? Негоже, когда ливень сутки напролет! Жаждете. Несомненно. А оно все льет и льет. Уж не потоп ли? В прямом и переносном смысле... Иносказание, как вы понимаете. Но и факт... А, может быть, и призыв... Сложно понять, о чем толкую? Что же? Не без того. Прежде чем меня понять - подумать нужно. Да уж вы про меня знаете. И вообще, пора пораскинуть мозгами. Настал тот самый день и час... Таким как я к вам никто не придет! Сердце вынул и на блюдо положил. Как приснопамятный Данко. И одновременно Икар. Но об этом позже. Каждого их них вспомните и сопоставьте... Может сложиться впечатление, что я обличать вас явился! Вот и товарищ со мной. Спутник и единомышленник. Возможно, с тем и явился. Мало ли во мне мотивов и наитий? Возможно. Да только наказ не судить никто не отменял. И я его всецело разделяю. И не сужу. Есть Судья, и это не я. Не я ваш учитель, но уберечь и остановить на краю нахожу своим долгом и миссией. Ибо знамя несу, кто не знает. Развернуть и утешить. Но об этом позже... Все узнаете и познаете. Но нескоро, судя по всему. Хотя, как знать?.. Но отчаиваться не след. О радости не забывайте. В любых обстоятельствах. Дождик намочит, но не смоет, не думайте. Пока, по крайней мере... Может быть, и напрасно... Но я бесконечно добрый человек. Пожалуй, таких добрых людей больше и нет, но сейчас, не обессудьте, правду-матку резать буду. Не обессудьте и не гоните, ибо слова мои - яд, но спасение... Хорошо ли меня слышно, други?
      
      Судя по реакции торговцев, точнее, по ее отсутствию, обращение знаменосца не привлекло внимания. Тогда Кулик забрался на вросшую в землю замшелую телегу и продолжил. Теперь восклицания его напоминали раскаты грома. По крайней мере, мне так казалось:
      - Ларечники! И рыжих от обжорств толстых толстосумов, и медленных от голода сельских учителей, и вас торгующих снедью и каблуками, и вас, клюющих туши и крошки язвительный полог рынка накрыл горячечным своим дыханием и, вонзившись, потрошит, похрустывая неспешно до ореховой скорлупы и лимонных корочек!.. И зимой и летом, и в радости и печали!.. Прежде вы входили в рынок как в море - окунуться и немедленно домой в песочек белый. Где же теперь ваш дом, когда песок почернел, и рынок повсюду? Рынок поглотил всех и всё!.. Разуйте глаза! Что видите? Барахольщиков, в собственном брюхе кочующих!.. Пустотой объевшихся жен безжизненных!.. Свиные головы, урчащие напевно!.. Блажащих святотатцев!.. Поводырей с их бельмами!.. Петушков без гребешков; петушков на ходулях!.. Катал игривых; каракатиц кичливых; душегубов в тумане, душегубов в фартучках; плакальщиц вприсядку, губы в лихорадке!.. Масляных харчевников; злых кочевников; пальчики барыг; язычки да фиги!.. Плаху во мху; мокриц в строю, вертухай в труху!.. Чинуш червивых; оракулов глумливых; отпрысков прыщавых; вышибал безбровых; вдовушек гадливых!.. Лежников и дежников; гремников и перчики, все были пионерчики!.. Сыромят и вазелят!.. Сужило и мятное; лужево и плакс!.. Кровяное пойло, трусливый холодец!.. Плясунов на свадьбе; черта под кроватью!.. Мышек да наушников; куколок да буркалы!.. Карликов в слюнявчиках; петрушек без штанов!.. Бабочек синюшных; бардов в колтунах; теноров сивушных; гривенничек в луже!.. Облиз да жаловней; пяточки в жаровне!.. Колченогих в юбках; потроха из утки!.. Сажу в зеркалах; уголовников в углах; рыла да брыли, плыли - приплыли!.. Младенца под кустом, однажды все умрем!.. Чапчиков да чепчики; корыта да колядки, цып, цып, цып, мои козлятки!.. Галявок да болявки; хрущей да воркунов!.. Першней и шершней, прости меня, грешного!.. Видите как? Не видите? А что видите?.. Эх, распутица! Ничего не путаю?.. Так ли? Знамо, так!.. А почто так?! Почто егозите беспробудно, мороке угождая? Почто губите себя, очи долу?.. Вы и сами теперь распутица! И нет меж вами, обреченными на съедение разницы!.. Напрасны были труды вековые, напрасна тысячелетняя жатва!.. Сколько полегло за вас просто так? И сколькие еще полягут просто так?.. Благо - пух и покой. Царствие Небесное!.. Тонете, вижу! Напрасно упреждал я вас: очаруетесь бренным, слюна мироздания тотчас спеленает вас, точно паутина зеленых мошек и черных мошек! Уж вы не в силах задуматься о первопричинах и начертать карту будущего! Ваши лампы пылятся во чреве сарая! И детки ваши брошены вами на берегу! Прощайте, Ванечки и Манечки в розовых панамочках! Нет у вас никого боле!.. На луну не надейтесь. Луна - сама по себе и безжалостна...
      
      Свой речитатив знаменосец сопровождал присвистыванием и приплясыванием, а по завершении монолога застыл в строгости и величии.
      
      Застыл и я.
      В ожидании побоев.
      
      По счастью, эпохальное воззвание знаменосца было принято торговцами за очередной приступ сумасшествия знакомца, и должного впечатления не произвело. По всей видимости, им не раз приходилось наблюдать подобные сцены.
      
      КРОВЕЛЬЩИКИ И ПОЖАРНЫЕ
      
      Кулик сказал:
      - Я по природе собран и сосредоточен. Никогда не позволял себе болтаться без дела и пустозвонить. Всегда в ожидании и напряжении, что оправдано и целесообразно. Но, как вы знаете, даже китайские лампочки сгорают. Потому стал себя отпускать. Иногда. Нечасто. Научился этому у кровельщиков и пожарных. Вы к ним тоже присмотритесь. Нужно уметь себя отпускать.
      
      ЛИЗОНЬКА
      
      Кулик сказал:
      - Хочется прямой дороги. Прямой и яркой. Как луч солнца.
      
      После того как новые "непременно со шнурками" ботинки все же были приобретены, мы с Куликом отправились к башмачнику.
      
      - Теперь нужно старые башмаки устроить надлежащим образом, - объявил Кулик. - То есть место на крестцовой яблоньке найти. Засвидетельствовать, отметиться. Сакральный учет. Хотелось бы, в соответствии с моим статусом, разместиться повыше, разумеется, но, как знать, в каком настроении сегодня башмачник. Башмачник - ментальный кондуктор. Проводник. Ему до статуса дела нет. Ему все равны. В этом он прав, конечно. Но распределяет по настроению. А вот здесь он не прав. Ритуал, согласитесь, не может зависеть от настроения кондуктора... У вас, как у человека непосвященного, церемония может вызвать недоумение. И вызовет наверняка. Но что с того проку?.. Это, знаете, можно, конечно, и не смотреться в зеркало, коль скоро выпало вернуться. Но лучше не рисковать... Смотритесь в зеркало, когда случается вернуться?
      - Иногда.
      - Вот это хорошо. Выходит, не совсем пропащий... Крапива, не человек этот башмачник. Да он и не человек уже. Вредоносный, зараза. Но куда деваться? Назначен... Так-то он Архип, но мы его между собой башмачником зовем. Блюститель. Подключен. Один такой. Все к нему на поклон ходим. Вынуждены слушаться. А как иначе? От него все зависит. Не все, но многое. Непростой, зараза. С характером. Каждую неделю килограмма по два живого веса набирает. Утрирую немного, но от истины недалеко ушел. Ест вроде бы мало. В основном яблоками питается. Откуда что берется? От вредности, не иначе. Лопнет однажды, боюсь. А вот когда лопнет, дела у него Лизонька примет. Лизонька - совсем другое дело. Почти что ангел! Обожает меня. Всех обожает. Породистая сиротка. Конек-Горбунок. Только девочка. Это я придумал. Не обидно. Горбунок - конек славный. А башмачник ее приютил. От богадельни прячет. Созрела уже, а разум детский остался. Думаю, тоже подключена. А так, зачем бы он с ней возился? С другой стороны, он же одинок. Его же никто не любит. А девочка прикипела. Лизонька. Почти что ангел! Редкость. Умишком своим небогатым способна до самых глубин дойти. Булавочки собирает. На речку не ходит - стесняется... Что будет, когда она дела примет?.. Одна может не справиться. Сакральный учет - непростое дело. А как не справится, тогда что? Все прахом?.. Ее бы выгодно замуж выдать за духовного человека. За кого-нибудь из наших. Вдвоем с духовным таким человеком, пожалуй, справились бы. Но пока Архип жив, тому не бывать. Не отпустит... А вы к ней, все одно, присмотритесь.
      - На какой предмет?
      - Вам тоже надобно как-то жизнь перезапускать.
      - Что вы имеете в виду?
      - Ничего особенного. Внезапная мысль. Между прочим, часто судьбоносной оказывается.
      - Да она же совсем ребенок.
      - Э-э, не скажите. Откуда нам знать, кто ребенок, а кто не ребенок? Может быть, она умишком-то постарше нас с вами будет. А что? Я не удивлюсь. Девочка с изюминкой. Если не сказать, с жальцем.
      - Что вы такое говорите? Не то, совсем не то. Во мне теперь такой бурелом...
      - Это вы намекаете на то, что в страсти по утерянной супруге пребываете?.. Напрасно. Нет уже никакой страсти. Вернее, страсть имеется, но совсем другого свойства. Это в вас самолюбие уязвлено. Отпустите... Да разве вам с вашим трансцендентным умом приземленная жена нужна?
      - Да ну вас.
      
      Изумительно грузный башмачник с водянистыми глазами и пухлыми ручками восседал на крохотной табуретке под самодельным навесом. То и дело облизывая чернильный карандаш, он что-то сосредоточенно записывал в потрепанной амбарной книге.
      
      Пользуясь перерывом, предоставленным хлябями небесными, Лизонька, сутулая полупрозрачная девочка, напоминающая стрекозу, умостившись на ветке увешанной разномастной обувью старой яблони, ловко орудуя садовыми ножницами, один за другим срезала башмаки. Ржавые штиблеты, будто соревнуясь с налитыми бронзой яблоками, с глухим стуком падали вниз, образуя небывалый золотистый натюрморт.
      
      - Ообнооова... - растягивая гласные, запел Кулик, возвещая свое прибытие.
      
      Толстяк погружен в работу - и ухом не повел.
      Лизонька же, вскинув приветственно руки, рискуя свалиться, радостно воскликнула:
      - Дядя Николай! У вас новые ботинки? Какая прелесть!
      - Названная племяшка моя, Лизонька, - представил мне стрекозу Кулик. - А кто умер, Лизонька?
      - Чубатый, - не отрываясь от тетради, пробурчал башмачник. - Что и следовало ожидать. Пару месяцев до восьмой пары недотянул. А должен был еще на шестой отойти. Апоплексический удар... Он же сидел четыре раза. И всякий раз не по своей вине. Сначала за друзей страдал, потом по привычке... Страдал, надо сказать, с радостью. Тюрьмой восторгался, и тюрьма отвечала ему взаимностью... Сорочки всегда чистые носил. Бывало, в лужах стирал, но чтобы несвежую сорочку надеть - ни за что. Лучше умру, говорил, но грязную сорочку не надену. Вот - умер. Во всех смыслах достойным человеком был.
      - Это так, - подтвердил мой поводырь.
      - Сегодня будем предавать земле. Лизонька ямку уже приготовила. Под сиренью решили. По-моему, хорошо. Ему понравится.
      - Когда кто-нибудь из наших умирает, Архип сакральный учет закрывает, а обувь закапывает, - сообщил мне знаменосец. - Башмаки - свидетельство. Чтобы там, представ, не быть голословным. Дескать, истоптал столько-то и таких-то башмаков. У бродяг свои победы и достижения.
      
      - А вы что-то бледненький, здравствуйте, - обратилась ко мне Лизонька.
      - Не выспался, - соврал я.
      - А бывают такие люди, что совсем не спят. А бывают такие, что всегда спят. А я - то сплю, то не сплю. А голова часто пустая. Просто лежу, потолок рассматриваю. Или звезды рассматриваю, если в садочке прилягу... Я слова собираю.
      - Как это?
      - Как все собирают, так и я. Вы слова любите?
      - Не думал.
      - А я люблю. И старые, прохудившиеся, и новые. Просто так собираю, без особой нужды. А вместе с дядей Архипом башмаки собираем. Точнее, он собирает, а я ему помогаю. То еще занятьице!.. Если честно, он немного странный, дядя Архип. Но я его боготворю. Его все, кто знает, боготворят. Все наши... Я без него сразу же умру... А вы что-нибудь собираете?
      - Собирал. Марки. В детстве.
      - Марки - тоже хорошо... Вы, наверное, очень здоровый человек.
      - Не самый больной, конечно...
      - Собирателям болеть некогда. Так что Альцгеймер нам с вами не грозит... Что за человек был этот Альцгеймер? Умудриться надо, такую болезнь придумать.
      - Он не придумал - описал.
      - Придумал, придумал. Тут двух мнений быть не может... А вы вообще кто?.. Вы про себя понимаете? Кто вы есть на самом деле?
      - Не сказал бы, что понимаю.
      - Вот именно. И я не очень понимаю, кто я есть на самом деле... Дядя Архип понимает, дядя Николай понимает. А мы с вами летим себе, куда ветер гонит. Как будто осень круглый год.
      - Почему осень?
      - Листочки желтеют, отрываются, поспешают. Не по своей воле, конечно. Но красиво. И когда ветер, и в безмятежный день.
      
      - Лизка, не болтай, заговорила гостя, - гыркнул башмачник.
      - Пусть поговорят, дело молодое, - сказал Кулик.
      
      - А вы не из наших, - продолжала стрекоза. - Путешественник?
      - Почему путешественник?
      - А вы на Марко Поло похожи.
      - А где вы его видели?
      - Мне дядя Николай портрет показывал. Он мне этим Маркой все уши прожужжал... Так вы путешественник?
      - Нет, не путешественник. По крайней мере, еще вчера путешественником не был. Думаю, поздно мне уже путешественником становиться.
      - Оседлый?
      - Оседлый, - улыбнулся я.
      - Хорошее слово. Вам понравилось.
      - Понравилось.
      - Много думаете, размышляете, оседлый?
      - Скорее напротив.
      - И мне думать особенно некогда, - сказала Лизонька. - Иногда, конечно, выдастся минутка. А так работы много. Мы с дядей Архипом работаем и работаем, работаем и работаем, работаем и работаем. А вы работаете?
      - Работаю.
      - Это конечно. Это как положено... А у вас есть дочка?
      - Нет.
      - А жена?
      - Уже нет. Наверное.
      - Правильно.
      - Что, правильно?
      - Вам еще рано иметь дочку.
      - Вы находите?
      - Конечно. Вы еще очень и очень молодой.
      - Спасибо.
      - И женились преждевременно.
      - Почему?
      - По тем временам не созрели еще.
      - Находите?
      - Уверена.
      - А почему?
      - Философская мысль. Философия - главная из всех наук. Мне философские мысли не чужды, не думайте.
      - Я и не думаю.
      - Посиди с мое на дереве. Невольно философские мысли на ум приходят. Редко конечно. Мы же все время работаем.
      - Да, вы говорили.
      - С дядей Архипом работаем.
      - Да, вы говорили.
      - А вам философские мысли чужды?
      - Скорее всего.
      - Ошибаетесь. Не чужды. Только вы об этом можете не догадываться.
      - Не исключено.
      - Это вы еще моих булавочек не видели. Я ведь еще булавочки собираю. Интересно вам?
      - Конечно.
      - Иной скажет, дурочка.
      - Почему?
      - Так и есть.
      - Никто вам такого не скажет.
      - Скажет, скажет.
      
      Лизонька неожиданно громко рассмеялась, да так, что едва удержалась на ветке:
      - Вообще, если честно, заблудились. Окончательно.
      - Кто? - спросил я.
      - Мы с вами. Я, во всяком случае... Все заблудились. Мне-то сверху видно. Заблудились в заколдованном лесу. С молочными реками и кисельными берегами. Думаем, это тот самый лес. А там, слышь, зайчики-то уже плесенью пошли. И глаза из пуговок. Так ведь?
      - Не знаю.
      - Так, так. Все вы знаете. Просто стесняетесь меня: молодая девушка, все такое.
      - Не стесняюсь.
      - Стесняетесь, стесняетесь: молодая девушка, все такое. Да еще на дереве с башмаками. Да?
      - Не знаю.
      - У меня, конечно, некрасивое лицо. Этот нос, уши, ямочка. Все вкривь да вкось. Угадала?
      - Ничего подобного.
      - А вместе - очень красиво. Очень. Согласитесь.
      - Соглашусь.
      - Конек-горбунок, да?
      - Кто вам сказал?
      - Никто. Дядя Николай. Да я и сама знаю.
      - Это он любя.
      - Я и атлас рассматриваю иногда. Даже часто. Как только выдастся минутка... Вы атлас обожаете?
      - Нет.
      - Обожаете, просто вы его никогда не рассматривали как следует.
      - Возможно.
      - Вот, например, Турция. Спросите меня, что такое Турция.
      - Что такое Турция?
      - Кулек со сладостями в сахарной пудре. Понравилось?
      - Очень
      - А Ватикан? Спросите.
      - А Ватикан?
      - Такое белое, рыхлое. С круглыми коленями и пушком. Обязательно с пушком. Теперь Абиссиния?
      - Абиссиния.
      - Желтое, плоское. В трещинах. Узоры из трещин. А Китай?
      - А Китай?
      - Золотые шары. Очень легкие. И два красных. Высоко-высоко. А Марокко?
      - А Марокко?
      - Юла. Морковного цвета с белыми прожилками. А Гренландия?
      - А Гренландия?
      - Синий куб с голубыми прожилками. Плачет.
      - Плачет?
      - Все время плачет. Светло так плачет. По-стариковски. А Чад?
      - А Чад?
      - Смерч. Весь в оспинках. Оспинки как звоночки. А Египет?
      - А Египет?
      - Ну, это совсем просто. Голубая лента на песке... Видите, сколько слов? Все новые слова. Для меня новые. Географические названия - это же слова?
      - Конечно.
      - Ну и вот. Понравилось?
      - Понравилось.
      - Утомилась немного... А вот интересно, какие мысли посещают мою золотую головку, когда я вижу вас? Заметьте, вижу первый раз в жизни. Интересно вам?
      - Интересно.
      - Вовсе не интересно. И напрасно. Может быть, таким способом удастся ключик ко мне подобрать?.. Нет?
      - Не знаю. Какой ключик? Золотой? - сморозил я глупость.
      - Вот, Лизонька, перед тобой человек мужчина во всей красе, говорю я себе. Создание, первым сделавшее шаг от солнца во мрак. Создание, утянувшее всех за собой в чудовищную бездну. Создание коварное, безнравственное, тяжелобольное, создание живущее инстинктом и единственно ради сомнительных удовольствий. Ради сомнительных грязных удовольствий человек мужчина способен на низость, подлость, преступление. Никто, в том числе он сам, не может предсказать, что он сделает уже через час. Всегда готов играть со смертью, даже если труслив. Впрочем, все мужчины трусливы. Смерть притягивает их. Можно сказать, смерть управляет ими. Практически они мертвы. Вот как ты, Лизонька - умна и бессмертна изначально, хоть и горбунок, он - глуп и мертв изначально, хоть и человек. Во всяком случае, выглядит как человек.
      - Это все обо мне?
      - Нет. А вы чувствуете себя мертвым?
      - Близко к тому.
      - А вы честный.
      - Вряд ли. Но стараюсь.
      - Я шутила.
      - Я тоже.
      - Представлялась. Люблю представляться. Артисткой могла бы стать.
      - Вполне.
      - Хорошей артисткой!
      - Не сомневаюсь.
      - Актриса же не обязательно должна быть красоткой?
      - Ни в коем случае.
      - Как это?
      - В смысле, вовсе не обязательно.
      - Мне кисейные барышни нравятся. А вам нравятся?
      - Не очень.
      - А почему она ушла от вас?
      - Кто?
      - Ваша жена.
      - А дело в том, что я - тряпка. Растворился в ней, как сливки растворяются в кофе. Я и предположить не мог, насколько кофе опасен. Смертельно опасен, Лизонька!.. Вы пьете кофе?
      - Нет. Мы с дядей Архипом не знаем, что такое кофе. Отшельники мы.
      - Никогда не пейте кофе. Это опасно.
      - Про кофе - это я опять пошутила. Вам сварить?
      - Я бы водки выпил. Нет у вас водки?
      - Мы не пьем водку.
      - Что же вы пьете? - отпустил я скерцо, да еще повторил сдуру. - Что же вы пьете в таком случае?
      - А вы не знаете?
      - У меня шутить не получается, да?
      - Не очень. Не смешно. Вы алкоголик?
      - Похоже на то. Некоторые говорят, умру под забором. Вот я, кажется, под забором, а умирать что-то не хочется.
      - Фу!
      - Юмор висельника.
      - Как?
      - Это называется "юмор висельника".
      - Грустная история... Оставайтесь у нас. Будете помогать нам.
      - Нет. Уж я Кулику обещал.
      - Обманываете. Ничего вы не обещали. Трудиться не любите.
      - Трудиться люблю. Но пойду с Куликом.
      - А я все равно буду с вами дружить.
      - Это как получится.
      - Получится, получится.
      - Кто знает, увидимся ли еще?
      - Я всю жизнь мечтала подружиться с путешественником. А мои мечты всегда сбываются.
      
      - Совсем взрослая стала, - заметил Кулик.
      - Не взрослее многих, - ответила Лизонька и показала знаменосцу язык.
      
      САКРАЛЬНЫЙ УЧЕТ
      
      Кулик сказал:
      - Знаю, церемония должна соблюдаться неукоснительно. При любых обстоятельствах. Даже когда ничего хорошего от нее не ждешь.
      - Прибыл в дурном настроении? - поинтересовался башмачник.
      - Напротив. Друга нашел, башмаки новые.
      - А ведь ты, Кулик, однако поторопился с обновой, - пробурчал башмачник.
      - Вот об этом я и говорил, - сказал знаменосец не без тени иронии. - Не бывает у тебя меда без дегтя, Архип. Так что настроение здесь ни при чем.
      - Я изучил твой график, - продолжил кондуктор, - только два года прошло после предыдущей пары. А надо четыре минимум. Не пройдут такие башмаки.
      - Да как же не пройдут?! Ты посмотри, какие дыры!
      - Это ты мог ножичком проковырять. Захотелось пофасонить, вот и...
      - Не сочиняй. У меня дорога прямая. Как луч солнца. Там знают.
      - Мое дело предупредить. График сбивать не позволю. Не положено. Да и опасно. Хочешь раньше срока предстать?
      - Я - особый случай.
      -Тю!
      - Забыл, кто я, Архип?
      - Да мало ли кто? Мое дело маленькое - блюсти и фиксировать.
      - Имей в виду, если случится, предположим, бессмертие, предположим, все твои графики полетят вверх тормашками.
      - Остынь, мечтатель, поешь яблочков.
      - Да, не видать мне верхних веточек, - сказал мне Кулик. - Хоть наизнанку вывернись. Надо было завтра приходить.
      - По-прежнему воспарить желаешь? - спросил кондуктор.
      - Желаю, - отвечал Кулик. - Но хотение мое значения не имеет. Надобно, можешь понять?
      - Мятежная душа.
      - Не мятежная - обширная.
      - Лизавета, а посмотри-ка, девятая и одиннадцатая свободны? - крикнул девочке башмачник.
      - Как "девятая и одиннадцатая"?! - возмутился знаменосец. - Что же ты меня ниже Мисюры поместишь?
      - А чем Мисюра тебе не угодил? - удивился Архип. - Вы, кажется, в друзьях числитесь?
      - Я против Мисюры ничего не имею, - сказал Кулик. - Но знаменосец все же я, а не он.
      - Не знаю, не знаю, - отвечал башмачник. - Я твоего знамени не видел. А когда бы и увидел, разрыва сердца не получил бы.
      - И ты туда же?
      - Туда, туда... Знаешь, Кулик, когда Мисюра в последний раз ко мне пришел, хороший чайник принес. Со свистком. Практически новый. Не скрою, мне было приятно.
      - И не стыдно тебе?
      - А что особенного я сказал? В моих словах намека нет. Сказал и сказал. Отчего не сказать? Мне было приятно, я запомнил, при случае поделился радостью. Я теперь всем Мисюру прославлять буду. Придет ко мне, к примеру, Витек или Цыган, я им прославлять Мисюру буду... А ты обзавидуйся... Я человек маленький...
      - Это ты маленький? - съязвил Кулик.
      - А над чужим горем смеяться грех, - сказал башмачник. - Еще неизвестно откуда моя полнота, и с какой целью моя полнота. Может быть, для того, чтобы оттуда лучше за мной наблюдать было. Поскольку до чрезвычайности важное дело делаю. Там, знаешь, тоже свой учет и контроль... Притом да, считаю себя человеком маленьким. Это, если тебе невдомек, скромностью называется. А скромность всегда в почете была. И впредь. А в тебе, Кулик, скромности - ни на грош... Мне многого для радости не нужно. Мне и ласковое слово сгодится. А ты с чем явился и как явился? Обнова! Орешь на всю Ивановскую. То есть собой гордишься и собой же хвастаешься!.. Великие деяния, Кулик, должны выглядеть неприметными. Спроси своего товарища, что он видит? Полный человек сидит под навесом, что-то записывает в тетрадке. Девочка залезла на яблоню, срезает башмаки. Больше ничего. Идет беспросветная будничная жизнь без восторгов и драм. А спроси меня твой товарищ, чем вы занимаетесь? Я ему отвечу: делаю разные пометки в тетрадке. Так, ничего особенного - циферки, буковки. Больше ничего не скажу... А чем занимается девочка на крестцовой яблоньке? спросит товарищ - отвечу: срезает или развешивает обувь... Как всякий, кого ни коснись. Обувь прохудилась, что с ней делать? Если есть яблоня - повесить на яблоню. Нет яблони - на клен повесить, на тополь. Все так поступают... А то, что я подвожу итог жизням, соответствующий отчет и представление готовлю - не скажу. И то, что составляю неукоснительные графики долголетия - не скажу. И то, что, в строгости себя соблюдая, стерегу и тебя, и твоего товарища заодно - не скажу. С одной стороны, из скромности, с другой стороны - церемония тишины требует... Почему я тебе должен простые вещи объяснять?.. И проследует твой товарищ своей дорогой без смятения, и знать не узнает, с кем ему довелось встретиться. И лишних вопросов у него не возникнет. И будет его житие гладким и пристойным... Если повезет, конечно... Левая нога эпизодически чешется. Острый такой зуд, как будто пчела укусила. Но укуса нет. Ни пчелы, ни укуса. А зудится. Вот что это?.. Твой товарищ, насколько я понял, врач?
      - А как вам удалось определить? - спросил я.
      - Я же вижу, - сказал башмачник.
      - У меня другая специальность, - сказал я.
      - Я просто так спросил. Из вежливости и познакомиться... Оно само пройдет. У меня все болезни сами проходят... Я ведь как рассуждаю? Главное - не упускать из виду цель. Как в футболе. Если играть на пустыре... Я ведь не всегда толстым был. В детстве, да и в юности обыкновенным был, даже, пожалуй, худым. В футбол играл с другими мальчишками. Не упускать цель, когда нос уже разбит, и кровь затекает тебе в рот. А если сплюнуть, она черная. А еще поднимается пыль и не видно ни зги, кроме собственных ног и мяча. Да и ног уже не видно, только мяч. Если это мяч... Играть в футбол можно чем угодно. Хоть банкой консервной. Это важно... Но, рано или поздно, задаешься вопросом, а что, собственно происходит? Этот и подобные вопросы по мере взросления - неимоверная опасность. Гул и жажда. Только задумался - тотчас упал... Это как на велосипеде: только задумался - тотчас упал... Я в детстве и на велосипеде гонял... Оно ведь как получается? Когда играешь в футбол на пустыре или гоняешь на велосипеде по пустырю, забываешь, что это пустырь. А этого забывать никак нельзя... Вот Лизавета просит купить ей велосипед. Чтобы гонять, как я в детстве. И каков мой ответ?.. Только через мой труп. Фигурально и фактически... Ведь это счастье, что я начал полнеть и вовремя остановился. А то бы до сих пор гонял. Мне нравилось... Теперь полнею. Полнею, но дело разумею... Но не кичусь.
      - До чего же вредный человек, - заключил Кулик.
      
      - Хотела бы я уйти в пену морскую, - сообщила нам с дерева Лизонька.
      - А такая твоя мечта, Лизонька - безусловная радость, - объявил башмачник. - Умница, девочка.
      
      - Все же я надеюсь на справедливое решение, - сказал Кулик, опуская изношенные ботинки на землю.
      - Высшая справедливость дольше, чем жизнь, - подвел черту беседе Архип. Отложил свой талмуд и приготовился спать.
      
      - Неожиданная девушка, - заметил я, когда мы покинули сакральный сад с башмаками.
      - Легкая, - сказал знаменосец. - Как электричество,
      
      ВО ВСЕМ МНОГООБРАЗИИ
      Кулик сказал:
      - Во всем многообразии.
      
      РАССУДОЧНОСТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Рассудочность - закавыка. Дам вам хороший совет - выключите ее. Лучше всего было бы, конечно, усилием воли избавиться от рассудка, но этого еще никому не удавалось. Даже безумцам не удавалось. Никому. Разве что на пару минут, не больше.
      
      ПОЛИНА
      
      Кулик сказал:
      - Сейчас вспомнил одну свою знакомую, и как будто гранат съел. Что-то меня сегодня вкус граната преследует. И снился гранат. А в четверг, напротив, тюлень приснился. Мокрый лиловый тюлень. Шепчет мне на ухо. И страшно, и смешно... К чему, интересно, тюлени снятся?.. Знаю, к дождю... Так вот: была у меня одна знакомая. Мне в ту пору было лет двадцать, не больше. Вагоновожатая. По тем временам вагоновожатые в красных беретах ходили, помните? Не помните, конечно. Неважно... Береты, шапочки, тюбетейки. Только что обсуждали. Обратили внимание, как все рифмуется? Просто поэма какая-то. Иногда задумаешься так-то, дух захватывает перед величием и непостижимостью замысла... Так вот, вагоновожатые, дежурные в метро, проводницы в ту пору красные береты носили... За стюардесс не могу сказать. Я тогда на самолетах не летал. Да и теперь не летаю. Не то что боюсь - средства не позволяют... А вы боитесь летать?
      - Боюсь.
      - А я не боюсь, но средства не позволяют. Да и негоже мне высоты бояться по уже известной вам причине... Хорош бы я был, когда бы высоты пугался. Курам на смех такой Икар!.. А вы, значит, боитесь?
      - Боюсь.
      - Ничего, что-нибудь придумаем. От страха будем избавляться. В горы пойдем.
      - Так нет у нас гор.
      - Не у нас, так на Алтай двинемся. Для вас теперь непреодолимых расстояний не существует... Не отвлекайте, иначе собьюсь... Итак, вагоновожатая. Назовем ее Полина. По-моему, ее так и звали. Не то, чтобы первая и не то, чтобы любовь, но все же... Когда она укладывалась своей головкой в красном берете мне на плечо, или запросто, не снимая берета, усаживалась мне на колени... Между прочим, берет она почему-то никогда не снимала. Так что я ни на минуту не забывал, что она вагоновожатая... У нее вообще все было запросто. Бывало, скажешь, послушай, Полина... Или, ну что, Полина, прокатимся с ветерком?.. Нахлынули воспоминания. Со мной случается... А как получилось? У нее был муж. Он тоже работал на железной дороге. Хромал и заикался. Калека, одним словом. Еще любовник был, боксер. От того драчуна отвязаться не было никакой возможности... Терпел. Куда деваться?.. И она терпела... Терпели. Ибо чувства... Вообще, наше поколение отличается необычайной терпимостью, обратили внимание?.. Носа у него совсем не было, у боксера этого. Так, пипка какая-то. Ха-ха!.. А глуп был до самозабвения!.. Чудные времена были. С удовольствием вспоминаю.
      - И что случилось?
      - С кем?
      - С Полиной.
      - Ничего не случилось. Живет себе как-нибудь... Или умерла. Не исключено. Давно это было.
      
      НЕРАЗЛУЧНЫ
      
      Кулик сказал:
      - Теперь-то уж я вас точно не брошу. Теперь мы с вами неразлучны.
      
      ОТОРОПЬ И ПЕНЗА
      
      Кулик сказал:
      - Обожаю мусорные свалки. Там всегда что-нибудь горит. Могу часами наблюдать, точно крыловская ворона, ибо в те мгновения преображаюсь. Как и сам Иван Андреевич преображался, и его животные преображались. Вам же известно, что великого баснописца, известного домоседа, вытянуть в люди можно было только в том случае, если где-нибудь случался пожар? Исключительно при виде пламени являлись ему сказки и морали. Словом, горим, Нелюбов, горим синим пламенем. Тихой сапой преимущественно. Случаются, однако, и масштабные бедствия. Войны, например. Представьте себе костер, грандиозный такой, обстоятельный костер с шутихами и угольной саранчой. Такой костер, что пылал всю ночь. И следующий день, и еще ночь. И еще день, и еще ночь. Наконец, пошел дождь и пламень погас. И вот вы подходите к кострищу и наблюдаете - среди выгоревших поленьев есть дровишки вовсе не тронутые, и даже хворост нисколько не тронутый. Как такое может быть? Оторопь и Пенза. Однако случается. Вот такими невыгоревшими до конца и нетронутыми дровишками представляются мне люди, уцелевшие в войне. Полешки. Куколки. Младенчики.
      
      КОСТРЫ
      
      Кулик сказал:
      - Наряду со знаменем я в себе детство со стрекозами и шалашами ношу. Хотя детство непростым выдалось. Так называемые взрослые завидовали рано проснувшимся во мне талантам, и всячески подавляли мою свободу. Уже в раннем возрасте испытал на себе слежку и побои. Вот вам в развитие темы пожарищ: не поверите, уже в три года мечтал сжечь их всех и даже разработал хитроумный план, как это совершить, оставшись незамеченным. Притом любил их беззаветно.
      - Кого?
      - Всех. Признаюсь, что и теперь мало, что изменилось. Дабы отвлечься от диких мыслей придумал жечь костры. Взвейтесь кострами синие ночи! Билеты, талоны, письма, рукописи, снимки из семейных альбомов, рентгеновские снимки, фотографии любимых артистов, конверты, мишура, сумки, сумочки, портмоне, мешочки из-под духов, санитарные пакеты, цветы, багеты, шкурки, шнурки, кобылки, калоши, кеды, газеты, вырезки из газет, обои, журналы, выкройки, игральные карты, контурные карты, паспорту, подушечки с валерианой, подушечки для иголок, перчатки, футляры. Словом, все, что под руки попадется - все в дело идет. Малые костры, большие костры. Уничтожаю улики очарований и разочарований. Если не сумею остановиться, однажды себя сожгу. И человечество вздохнет с облегчением. Ха-ха!.. В самом деле, многие будут рады от меня избавиться. Не все, конечно. Встречаются те, кто разделяет, сочувствует, стремится. Но в большинстве случаев перемен людям не хочется. Даже если жизнь их беспросветна... Люди сведущие сказывали: Джордано Бруно покрылся пламенем еще до того, как палач поднес факел. Позвольте прикурить... А вы куда направлялись-то, Нелюбов?
      - К вам и направлялся.
      - Врете, конечно, но мне приятно. Шли куда глаза глядят.
      - Возможно, что и так.
      - А со мной угадали. Единственно верное направление.
      - Не спорю.
      
      ТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Редко кому удается вырваться из лап обстоятельств. Такие случаи можно по пальцам пересчитать. Художник Гудзенко надул тысячу шариков и улетел в Париж. В блокадном Ленинграде осатаневший от страха подросток Дима Ветров среди окаменевших на своих койках домочадцев, дабы смерть не заметила его, читал "Путешествие к центру Земли". И не заметил, как сам оказался в компании героев романа.
      
      ПАУЛЬ УЛЬРИХ ПИЛЕНБУРГЕР
      
      Кулик сказал:
      - "Наши питомцы и неизлечимые болезни". Так называется работа неутомимого исследователя и гуманиста Пауля Ульриха Пиленбургера. Долго не мог запомнить его имя. Начинаю рассказывать интересующимся, а автора не могу вспомнить. Несколько раз со стыда горел... Пауль Ульрих Пиленбургер. Пауль Ульрих Пиленбургер... Попробуйте.
      - Пауль Ульрих Пиленбургер.
      - Вы помоложе, возможно, запомните. А знаете, как я справился с этой проблемой?.. Нашел аналог. Назвал его про себя "пыльная буря". Как вам это нравится? Пиленбургер - пыльная буря. Какие только фортели не откидывает наш мозг!.. Теперь - к делу. Вам, как врачу, будет чрезвычайно полезно. Мне было чуть за тридцать, когда, как сейчас помню, потрепанная невзрачная книжка совершенно случайно попала ко мне. Кто-то забыл ее на трамвайной остановке, а я подобрал. Уж не знаю, чем она привлекла меня. Возможно, мне было просто скучно. В то время я аккурат расстался с одной своей знакомой, но речь не об этом... Не знаю, может быть, меня привлекла картинка. На обложке была изображена лошадь на двух ногах. Не кентавр, а именно лошадь. И стояла она не на дыбах напоказ, а обыкновенно, как стоят лошади в конюшнях, на привязи, возможно, в ожидании своих хозяев, отправившихся за покупками или в гости. У лошади той были только передние ноги, и я никак не мог сообразить, почему же она не падает. Я и сейчас не очень понимаю, зачем ту лошадь лишили задних ног, и как при этом она умудрялась себя прекрасно чувствовать. А судя по выражению лица, чувствовала она себя превосходно, даже, кажется, слегка улыбалась. Так или иначе, книжицу ту я подобрал, и в тот же день принялся читать. Сначала хотел только пролистать, а подольше остаться наедине с обложкой, так как был почти уверен, что содержание не может быть столь же любопытным, и способным в той же мере побуждать к разного рода раздумьям и размышлениям. Не тут-то было. Буквально два-три предложения, и я уже не смог оторваться. А речь шла вот о чем. Большую часть своей жизни Пауль Ульрих Пиленбургер провел среди малайцев. Так уж сложилась его судьба. Это были не те малайцы, что ездят на велосипедах и работают на ткацких фабриках. Это были настоящие природные малайцы, многие из которых даже языка собственного не знали, так как жили в первобытных традициях, просто и здраво. Многие из них даже одежд не носили, так как не находили в этом никакой надобности. Возможно, они были и не малайцами вовсе. Мало ли кто еще может жить в Малайзии. Если пораскинуть мозгами в этом направлении, можно в такие дебри погрузиться! Но речь не об этом. Итак. В юном возрасте, вскоре после совершеннолетия... Александр Юрьевич, внимание... Пауль Ульрих Пиленбургер подхватил неизлечимую болезнь. Насколько я мог понять, нечто связанное с экзотическими паразитами, наподобие наших глистов, но болезнь неизлечимая и ведущая к скорой смерти. Разумеется, юноша впал в отчаяние, у него даже возникали мысли о самоубийстве, но, опять же, по воле судеб, один из тех природных малайцев, что, с грехом пополам, освоил-таки этот невозможный язык, вступил с ним в контакт. И сообщил, и это главный постулат трактата Пиленбургера, неизлечимых болезней в природе не существует, просто люди не знают, как лечить.
      - Логично.
      - Это теперь, когда Пиленбургер поведал человечеству, когда я вам рассказал, идея кажется простой и логичной. А первоначально она прозвучала подобно грому средь ясного неба, подобно извержению Везувия и падению Пизанской башни!.. И прошу не перебивать!
      - Молчу, молчу.
      - Как же следует лечить?.. А лечить следует так. Надобно подобрать безвредное животное, предпочтительно домашнее, так как с дикими животными подолгу находиться опасно... подобрать безвредное животное, которое бы не страдало той неизлечимой болезнью, что актуальна для пациента, и попытаться перенять его лик, повадки, вплоть до образа мысли. Предварительно долго наблюдать за ним, учиться манерам общения, движениям, ну и так далее. Пиленбургеру подошел уж, так как паразиты одновременно из страха и схожести в облике побаивались и не трогали змея... И что вы думаете? Уже через три года будущий ученый был совершенно здоров! При этом он освоил шипение, мог сгибаться пополам и в четыре раза, издал томик кулинарных рецептов по приготовлению лягушек, который немедленно стал бестселлером, а сам автор - одним из богатейших людей... К слову сказать, на фронтисписе располагалась фотография самого Пауля Ульриха Пиленбургера. Обращала на себя внимание его непропорционально маленькая голова и миндалевидный разрез глаз... Далее следовал список относительно безопасных животных, не страдающих теми или иными патологиями. В разделе онкология, к примеру, присутствовала черепаха. Болезни почек - птица-секретарь, психические расстройства, что по вашей части - муравьед, ну и так далее... Непременно найдите эту книгу и примите на вооружение.
      
      МУРАВЬЕДЫ
      
      Кулик сказал:
      - Муравьеды, аки мертвые у Иеримии: стыдиться не стыдятся и срама не имут. Таково наше убеждение... Или предубеждение? Никчемная фантазия? Себе поблажка, похвальба и оправдание? Что скажете?.. А вот родись вы муравьедом, что бы вы теперь делали, позвольте полюбопытствовать, Александр Юрьевич?
      - Да ничего бы не делал.
      - Разве такое возможно? А прана? Ее же питать надобно. Кормить, поить. Разве муравьеды не ищут пропитания? То есть, муравьев. Разве не ищут теплого места? Чуть было не сказал "доходного". Разве не ищут уютной норки с муравьедихой? Продолжение рода и прочее и прочее. Трудились бы во поте лица своего, Александр Юрьевич как миленький. Не покладая рук, то есть лап.
      - Пожалуй.
      - Это я вам точно говорю.
      - Я когда-то размышлял о муравьях...
      - Об этом не сейчас, пожалуйста. У меня вдохновение, боюсь растерять.
      - Простите.
      - А вот духовное, духовная пища? Как с этим у муравьедов? Что думаете на сей счет?
      - Осмелюсь предположить, что духовное в них отсутствует.
      - Э-э, не скажите. Что же вы, будучи муравьедом, о матери своей забудете, о детках своих?
      - Мурвьеды все же другие... другое.
      - Кто сказал?
      - Данность.
      - Это вы могли бы так-то рассуждать, когда сами муравьедом были бы, а коль скоро вы не муравьед, откуда вам знать?.. Вот я вам иносказание подброшу для гимнастики ума, так сказать. Итак, представьте, норка в земле. Другая норка, средних размеров. Поменьше той, что у муравьеда. И вот мышка, не муравьед, маленькая такая хорошенькая мышка. Совсем юная еще. Возвращается после прогулки в эту свою норку и видит перед собой физиономию крота. Мышь крохотная, потому морда кажется огромной. Хотя сами по себе кроты - средних размеров. Даже меньше, чем средних размеров... Крот спрашивает у мышки, не боишься меня? Та, конечно, напугана. Не исключено, что такую физиономию она видит впервые в жизни. Мышь еще очень и очень молода. Впрочем, я уже докладывал. Итак. Мышь напугана, но виду подать не хочет. Она знает, что выдавать свой страх в кругу зверей нельзя ни в коем случае. Вот она и отвечает, не боюсь. Нисколечко не боюсь. А почему, собственно я должна бояться, когда это мой дом? На что крот заявляет, а ну, как я тебя съем? Мышь, после непродолжительных раздумий: тогда ты станешь моим домом... Каков поворотец?.. А теперь ответьте - чего испугалась мышь? Напомню, прежде мышь крота никогда не видела. Морда его кажется грызуну огромной. Ну и что? Мало ли разнообразных мордоворотов встречалось ей на жизненном пути, хотя и коротком? Люди, коты, собаки, да мало ли с кем приходилось ей встречаться? К слову, она и тогда боялась, но не так сильно.
      - Испугалась того, что он оказался в норке.
      - Умница, Нелюбов. Конечно! По законам обожаемой вами и подобными вам физике, крот, большой в малом пространстве, в норке не должен был оказаться. Парадокс поразил ее... Но разве знакома она с законами физики? Разве она оканчивала школу или иное образовательное учреждение, дабы осознать данную нелепость?.. Маловероятно, согласитесь.
      - Невероятно.
      - Каким же образом этакая несуразица сделалась для нее очевидностью и ужасом?.. И потом. Вот вы говорите "страх смерти".
      - Я не говорил.
      - Не говорили, так думали. Страх смерти. Откуда, скажите, зверьку знать, что такое смерть? Выходит, это ее знание было произведено на свет прежде нее самой?
      - Так получается.
      - Следовательно, и душа наша, юдоль тревог и волнений, сад восторга и радости, океан смерти и бессмертия един для всех нас. И для мыши, и для крота, и для муравьеда. Стало быть, все мы единоутробные братья и сестры?.. Только на первый взгляд кажется глупостью. На самом деле, истина... Что же побуждает нас чувствовать и утверждать свое превосходство над прочими тварями?.. Разум? Рассудок?.. Черта с два! Рассудка в муравьеде много больше, если судить по осторожным и целесообразным деяниям его... Гордыня, вот что, Александр Юрьевич. Иными словами, грех. Величайший из грехов. Воплощенное зло... "Мальчик Федюшка выделывал с Каштанкой такие фокусы, что у нее зеленело в глазах и болело во всех суставах. Федюшка привязывал на ниточку кусочек мяса и давал его Каштанке, потом же, когда она проглатывала, он с громким смехом вытаскивал его обратно из ее желудка". Помните?.. Не Каштанка выделывала такие фокусы с Федюшкой, а наоборот. Читаем, негодуем, но не удивляемся. Ибо это, увы, не парадокс, наподобие крота в норке.
      
      СУИЦИДОЛОГИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Я вам все расскажу. Весь свой опыт передам. Вы забудете черствый мир, коему мы все принадлежим, как страшный сон. То, что придет на смену ему - неведомо и прекрасно.
      
      - Все же музыку человек сочиняет, - попытался я отстоять род людской, - а не муравьед.
      - О-о, дискуссия! Я люблю!.. Музыка говорите?
      - Да, вот именно музыка.
      - Музыка - прекрасно, конечно. А вот мальчик, как раз будущий музыкант, пианист, со слов педагогов вундеркинд взял, да и повесился. Его отец, несгибаемый аскет и спартанец, следуя правилам и традициям, немного побил его за преднамеренную провинность. Не до смерти побил, заметьте - слегка. С заботой и перспективой. А тот взял и повесился... Как вам это нравится?
      - Совсем не нравится.
      - Суицидология - ваша тема?
      - Не совсем.
      - А вы займитесь, исследуйте. И мои наблюдения примите во внимание... Александр Юрьевич, дорогой! Да если вы серьезно отнесетесь к моим постулатам и выводам, мы с вами переворот совершим в психиатрии вашей! И в юриспруденции заодно. А также в анатомии, антропологии, антропософии, диалектике и дидактике... Кстати, мальчика несчастного тоже Федором звали. Как вышеупомянутого пачкуна из "Каштанки".
      - А это к чему?
      - Говорили: "Ах, какой мальчик! Взрослый не по годам"!.. Скажите, если мальчик вешается после незначительной размолвки с отцом, можно ли назвать его взрослым?.. Взрослые люди не вешаются. Сами взрослые люди никогда не вешаются. Их вешают. Да, да. Сами - никогда.
      - Парадоксальная мысль.
      - Да их уж почти что не осталось, взрослых людей. Есть хмурые, сосредоточенные, злые... Злых все больше, а взрослых не осталось... Поведаю вам одну историю. Клинический случай, по-вашему. Знавал я некоего крепко пьющего человека, в прошлом учителя истории. У него на ушах кисточки были, как у какой-нибудь рыси. И близорукость. Нескладный, конечно, человек, но талантливый. Начнет рассказывать - заслушаешься. Женат не был ни разу. Женщин стеснялся как будто. Много знал, мыслил оригинально. Хорошим учителем был, пользовался уважением и прочее, только в один прекрасный момент преподавание бросил. Однажды не вышел на работу - и все. Без заявлений и объяснений. Разумеется, коллеги первое время приходили к нему выяснить, что случилось - он дверь не открывал. Выдумал, что ни в предмете, ни в жизни взаимности не добился, а потому преподавать не имеет права. Рассуждал так: "Люблю жизнь во всех ее проявлениях, а потому не хочу искажать ее своими трактовками". Это он позже делился, когда стал допускать людей, а сначала прятался. В общем, выбрал созерцание и прозябание. Но, вероятно, покой. Что сказать? Достойно уважения. Всякий осознанный выбор достоин уважения. Так бы и доживал себе мой герой, однако привязался к нему дружок из студенчества, стало быть, тоже учитель, который принялся беднягу регулярно посещать. Давай ночевать у него, уже с полотенцем на шее ходить и в шлепанцах. Одну ночь, другую, третью, так и остался. И стал тот дружок проповедовать, дескать, ты вернись, таких учителей как ты больше нет, мы без тебя не можем, дескать, без тебя все хужее и хужее, чуть ли не Россея гибнет!.. Ненормальный. Можно подумать, что Россея, огромная и богатая, сама прожить не может... Учитель как раз это понимал, и ложному дружку своему резонно заявлял: "Уж я ничего не исправлю. Не хочу и не могу идти поперек судьбы. Оставь, Христа ради, меня с моей пьянкой и тишиной". А тот - свое: "Ты - лучший. Таких, как ты, больше и нет". Короче говоря, вскружил голову несчастному. И вот. Проснулся дружок однажды - глядь, нет нигде хозяина. Зовет - не откликается. В уборную зашел - висит хозяин, язык тряпочкой. Такая симфония... И что вы на это скажете?.. Сам повесился?.. Замечу, жизнь несчастный любил необыкновенно. Знаю не понаслышке. Мы много на эту тему беседовали... Мое мнение - был повешен доброжелателем... И так всегда. Подайте мне любой пример самоубийства, и я докажу вам, что смерть была насильственной.
      - Это как посмотреть.
      - Так и только так.
      - По-моему, вы отклонились от темы.
      - Отклонился. И намеренно отклонился. Ибо не мы музыку создаем, и не нам она предназначена. Точнее, не только нам. Те же муравьеды музыку слышат не хуже нашего. И растения музыку слышат не хуже нашего. И по-своему ликуют и страдают. А то, что мы выдумали наносить ее на нотный стан, так этого никому кроме нас самих не надобно. И те звуки, что мы извлекаем посредством дудочек и скрипочек не имеет ни малейшего отношения к первоначальному замыслу. Система опознавательных знаков, не более того. У нас своя система, у муравьедов - своя. И, уверяю вас, ничуть не хуже нашей. Я уже не говорю о птицах и дельфинах. У нас своя музыка, у них - своя. И композиторы у них, поверьте, не хуже наших.
      - Да ну вас! Играете со мной.
      - Как знаете. Я вам транслировал свои умозаключения, с которыми вы можете соглашаться или же не соглашаться, которые вы можете презирать, хотя для того, чтобы презирать, нужно кое-какой опыт иметь. Вы свою жизнь в сумасшедшем доме провели, а я на воле среди тварей Божьих, рыб и деревьев... А скажите, Нелюбов, вы о бессмертии мечтаете?
      - Не приходило в голову.
      - Приходило, приходило. Всем приходит. Иногда сформулировать не умеем, но задним умом лелеем мыслишку, как бы такому случиться, чтобы жить вечно. А между тем, Александр Юрьевич, обретение бессмертия и будет настоящим суицидом. Это же мы лишим себя счастья возвращения.
      - Возвращения куда?
      - Домой. Куда же еще?.. Но что делать? Мы с вами обречены на бессмертие.
      
      СЛЕПОТА
      
      Кулик сказал:
      - Я так думаю, погубило нас то, что мы оказались не готовы к возвращению библейских времен. Мы, видите ли, волею судеб, однажды зажмурились крепко и надолго. Веру подрастеряли, но безбожниками не стали. Так - серединка на половинку. А тем временем сладкая вода бурлит, стремится. Стикс?.. Лета?.. Иордан?.. Какая из рек?.. Или все сразу? Лентами сплелись... Сверху люди - козявочки. А туда же!.. И я - туда же. И вы... Если иначе думаете - следовательно, не думаете вообще. А вам сейчас думать вредно. Ничего хорошего из этого не выйдет. С мыслеблудием повременить надобно, покуда не уляжется. Вон сколько всего на вас свалилось. Вы теперь как будто в Марианской впадине. Лучше зажмуриться, чтобы не свихнуться. Спите, почивайте... Не бойтесь, я с вами. Я теперь всегда с вами буду. Тоже часок сосну, пожалуй. Шутка. Когда мне спать?.. Если честно, нынче все как-то зажмурились. Чисто наваждение... В космос слетали - пора бы уже в Иерихон возвращаться, а у нас глаза не открываются. Поели, попили, отхлынули и... погрузились. Колокольчик прозвенит - не услышим. Паралич мечты. А была ли мечта?.. Это я - в подражание Горькому. У него мальчик - у меня мечта. Вроде бы ничего общего. Только на первый взгляд. Мальчики имеют обыкновение мечтать. Только мечты у них разные. И мальчики разные. Есть, например, гадкие мальчики... Не зря Алексей Максимович себе псевдоним такой подобрал: знал, что за ним валяные сапоги погонятся... Вот и получается: на дворе новое тысячелетие, уж новые огни на пороге, а мы в черноте кромешной. И космоса толком не видели, и Второе пришествие проспим... Как пробудить? Я знаю... У пруда постоим? Здесь пруд недалеко, правда, без русалок, ха-ха... Нужно нам у пруда постоять, понежиться, как думаете?..
      
      ИГРА В СНЕЖКИ
      
      Кулик сказал:
      - Однажды стоял на улице и молча наблюдал за тем, как дети играют в снежки, а играли они, следует заметить, с большим азартом. И вдруг один из мальчишек упал как подкошенный. Лицо в кровь разбили. Мальчишки продолжали играть, не замечая ранения товарища. Я вмешался, поднял мальчишку, утер ему нос своим платком, спросил: "Что, больно"? Мальчик посмотрел на меня с удивлением: "А вам в детстве не разбивали нос"?
      
      ПУТНИКИ
      
      Кулик сказал:
      - Неприятная история, когда ночью возвращаешься домой по пустынной улице. А сзади еще путник. Очень, очень неприятная история. Холодок по спине, ладошки влажные. Хоть и знаешь прекрасно, что этот нечаянный человек только и думает, как бы сам ты, не дай Бог, не остановился, да не оглянулся бы, да не достал бы из кармана нож. Или шило. Раньше хулиганы сапожные шила с собой носили. Так, стало быть, идет и думает: "Не разбойник ли впереди, и куда же он меня заведет, и что такое сделает? уж убьет - это точно". Разумеется, если у него не случилось какое нибудь несчастье. Если у человека несчастье или горе, его мысли далеко расположены. Еще не обратит на вас внимания тот, что пьян в стельку. В стельку пьяный человек тоже далеко... Эти мои "далеко" только название общее имеют, но окрашены по-разному. У несчастного человека "далеко" терракотовое, а у пьяного в стельку что нибудь изжелти... Глупости, конечно... Сесть в уголок тихонько и не выходить без особой надобности. Укромный уголок - предел мечтаний. "Укромный" - слово-то какое! Сесть на стульчик маленький и задремать. Когда такое было бы возможно... Брожу сутки напролет как пес шелудивый. Не самое обидное сравнение... Теперь вот вы со мной бродите... А тот путник шила сапожного отродясь не видывал. И другой, тот, что пьян, не видывал. И третий, горемыка. И четвертый, которого упомянуть не удосужился. Обыкновенные люди. Прохожие.
      
      МИЛКА
      
      Кулик сказал:
      - Вы уже могли заключить, любезный Александр Юрьевич, что я по призванию одиночка, и, по-хорошему давно должен был принять обет молчания. С радостью поступил бы так-то, но в таком случае исполнить миссию спасения затухающего человечества было бы мне весьма затруднительно. Потому от людей не бегу. Изволите видеть, именины собираю, где запросто с товарищами, а иногда и новыми людьми беседую. Кого-то просвещаю, а больше сам учусь. Всегда есть чему поучиться даже у ничтожного, казалось бы, человека. Иногда вместе жжем костры. Одним словом - компания, если можно так выразиться. Кто-то присоединяется к моим путешествиям. Правда, как правило, ненадолго. Утомляются скоро. С тем, чтобы выдержать мои многотрудные вояжи надобно полностью проникнуться моими убеждениями, от мелочей бытия отказаться, подчас голодать, не спать сутками и прочее. Не всякий готов переносить подобные тяготы... Прежде душой нашей компании была Милка Усик. Мы всегда ее приветствовали и привечали. Девушка удивительная. Решимости необыкновенной. По малолетству вместе со своим старшим братом, потомственным уголовником, в разбоях участвовала. Сложно в это поверить, потому что более сердечного человека, чем Милка представить трудно. Нежнейшая душа. Всегда поддержит, ласковым словом одарит. Но, так случается порой, тюремные воды вливаются в поток повседневности. Не думаю, что уголовные дела были ей по нраву, но ослушаться не могла: брата боготворила. За словом в карман не лезла, постоять за себя, да и за нас умела. В драках всегда первая. Одному назойливому душеприказчику нос откусила. Как-то обошлось. Пацанка, умница. Таких называют бедовыми. К нищете своей относилась лояльно, с пониманием. Всегда легка, весела, искрометна. Хохотушка. Не скажу, что была красавицей, но и уродом не назовешь. На большого поросенка, прошу прощения, похожа была. Глазки маленькие, верткие, но выразительные до чрезвычайности, вовсе без ресничек. Случались короткие романы, как правило, по пьянке, как правило, с дружками брата. Но ничего серьезного. Мы ее никогда не обижали... Пела. Голос у нее был выдающийся. Бас. Именно что не контральто, но бас. Бас-профундо. Как у Максима Дормидонтовича Михайлова. Когда говорила - голос обыкновенный, даже высокий, но стоило запеть... Закроешь, бывало, глаза - Максим Дормидонтович. Откуда? Быть того не может! Однако же Максим Дормидонтович. Мистификация, иного слова не подобрать. И во внешности у нее с Максимом Дормидонтовичем можно было обнаружить некоторое сходство. Иногда приходило на ум - уж не переселилась ли в нашу Милку по ошибке душа Максима Дормидонтовича? Он тоже случайным человеком был. Из казанских грузчиков. Феномены оба... Выпивала, конечно, чего греха таить?.. Голоса своего боялась, но восторгалась, не меньше нашего. Говорила: "Обязательно нужно, чтобы плакали, когда я пою". И мы плакали. И сама Милка плакала. Все плакали. Не так чтобы всякий раз, но частенько... Снами своими не делилась. Мы, как правило, своими снами охотно делимся, обмениваемся, так сказать, она же - никогда. Разум незамутненный чистоты несусветной... Хотя выпивала, конечно. Чего греха таить... Только однажды поведала, дескать, видела во сне маки с карими глазами. Как вы позже поймете - сон, вещий. Будто бы человекообразные цветы кивали головами и шептали ей "охлынь". Притом склонности к ужасам и мистификациям в ней не замечалось. Она макам тем не поверила, и должным образом осудила их... Однажды мы решили сделать Милке подарок - пригласить в ресторан. Подкопили деньжат. Для нашего брата событие исключительное, сродни поездке в Париж или на Луну. Но иногда случается... Подать себя соответствующим образом я умею. У меня и помочи есть, и бабочка. И товарищи мои прилично оделись. Я бы даже сказал изысканно. Милку в духе ретро нарядили: шляпка, перчатки, даже вуаль. Бровки, реснички, губки накрасили. У нас Матюша Ласкин по этой части мастер. Милка жеманницей не была, долго сопротивлялась, но, в конце концов, удалось ее уговорить, пробудить женское... Шествовали молча, церемонно, в предвкушении, так сказать. Взошли по мраморным ступеням. Вот и швейцар. Мне его обрюзглая физиономия сразу не понравилась. Оглядел нас с нескрываемым презрением и, надменно ткнув пальцем в нашу Милку, оглоушил: "Эта шалава с вами"?.. Точно нож в сердце воткнул и повернул... Почему? За что?.. Может быть, они прежде были знакомы? Не исключено, что он был наслышан о ее криминальных приключениях - слухами земля полнится. Сплетникам только попадись на зубок, тут же пустят по клочкам да закоулочкам со смыком и присвистом... Что же дальше? Видите ли, когда человек примеривает ту или иную одежду, он и сам как будто меняется. Стать, походка, чувства, даже образ мысли. Милка в тот момент была не оторвой Милкой, у которой и фикса, и заточка в сумочке, но матроной, если не королевой... Так что она растерялась. Да мы все как-то растерялись... При других обстоятельствах Милка тут же выцарапала бы ему глаза, или, как бывало, откусила нос, но теперь растерялась. Да мы все растерялись... Возникла гремучая пауза. А затем... А затем Милка едва слышно прошептала: "пуговица"... Что за пуговица? Откуда пуговица?.. Возможно, замечание ее было связано с тем, что одна пуговица на мундире швейцара болталась на ниточке... Помолчала еще немного, и вдруг отчаянно, во весь голос грянула Мефистофеля. Грянула так, что перебила оркестр, и посетители ресторана приникли к запотевшим окнам... Тут же милиция, откуда ни возьмись. Успели ретироваться. Мы народ тренированный. В минуту опасности быстрее ветра передвигаемся... Дабы окончательно не испортить вечер, накупив снеди и белого вина, затеяли пикник. Хотелось радость вернуть... Милка, всегда неистовая на таких мероприятиях, на этот раз сидела молча, съежившись, поджав колени. Все наши попытки как-то растормошить ее были обречены. Петь категорически отказалась. Не дождавшись окончания пиршества, не попрощавшись, встала, отряхнулась и ушла. Ушла домой... Там, не раздеваясь, легла на свою раскладушку, отвернулась к стене, уснула и умерла молодой... Надо бы нам с вами кладбище посетить. Что-то меня на кладбище потянуло.
      
      КРЕСТОНОСЕЦ И КНЯЖНА
      
      Кулик сказал:
      - Все пресытились, кроме избранных, и не заслуживают ни терпения, ни пощады. И мы с вами не заслуживаем ни пощады, ни терпения. Данность эту следует принять со смирением и благодарностью. Хотя бы оттого что живы еще покуда. И это после всех выкрутасов, что себе позволяем. Впрочем, избранные тоже проказничают. Но им позволено, ибо избранные.
      
      Стоило нам ступить за порог кладбищенских ворот, нас тотчас окутал бархатный еловый запах и, точно по мановению волшебника, выглянуло солнце. Казалось, что мириады зависших в воздухе капель росы, при нашем появлении, будто приветствуя нас, пришли в движение. Жирный кот, хмурившийся на пороге столь же неприветливой мастерской, встал и, ворча, отправился к ближайшему кустарнику.
      - Сказал, что у него с утра болит голова, и он не настроен на гостей, - прокомментировал ворчание кота знаменосец. - Еще добавил: "летают целый день". Кто летает? Кто летает? Кого он имеет в виду?
      Произнес и погрузился в задумчивость.
      - А кто добавил? - поинтересовался я.
      Знаменосец не слышал меня.
      - Кто сказал, что голова болит, что летают? - снова спросил я.
      - А кто летает? - вышел из оцепенения мой собеседник.
      - Не знаю.
      - Мошки?
      - Не знаю.
      - Вот и я не знаю... Не отвлекайтесь, Александр Юрьевич. Место торжественное, требует сосредоточения и ответственности... Ну что, пойдем, навестим?
      - Кого?
      - Так избранных же. Их тут видимо-невидимо. Правда, души их далеко, но, заметьте, живые. Не мертвые. В этой части я с Николаем Васильевичем спорю. Хотя и обожаю его, погорельца, однако негоже души мертвыми нарекать. Даже если и поэма. Душа - не тварная субстанция. Далеко - далече они, души-то. Так что побеседовать, откровенно говоря, вряд ли удастся. Но всякое бывает. Иногда выходят на прогулку. Вспомнить, сопоставить, хвоей подышать в укромном уголке... В тех угодьях, где все однажды окажемся тоже хлопотно, не думайте. Там свои дела, нам неведомые. А здесь покойно. Не тишина, но покой... Только здесь и покойно. Взгляните, какое солнце покойное. Покойное, влажное... Всяк в укромном уголке нуждается. И мы с вами утомились. Верно?
      - Есть немного.
      - Навестим, помянем ладом, кого и не знали. Хорошо. Всех, конечно, кого хотелось бы, не соберешь. А нам оно не обязательно. Так?
      - Наверное.
      - Ничего, настанет час - со всеми познакомимся. Это уж как повелось... Страждете?
      - Чего?
      - Таких-то знакомств.
      - Побаиваюсь немного.
      - Да разве не хочется вам всех-всех узнать? Тех, о ком и мечтать не смели? Да вот хоть с тем же Николаем Васильевичем побеседовать.
      - Разве он здесь похоронен?
      - Везде похоронен. И там, и здесь... Вы поймите, Александр Юрьевич, кладбище повсеместно и едино. Вот мы с вами на Воздвиженском, а, по сути, и на Булыгинском, и Новодевичьем, да хоть на Сент-Женевьев-де-Буа. Это как острова в океане... Вот Хэм улыбнулся... Или сам океан, который повсюду, если даже мы его и не видим. Так ведь?
      - Наверное.
      - Заладили одно и то ж. Скучный вы человек, если по совести... Ну так что? Хочется вам с Гоголем поговорить?
      - Да что же я у него спрошу?
      - Вот уж этого я не знаю. А вы, главное, не тушуйтесь, оно само и получится.
      - Да что Гоголь, я и перед родными сробею, если встречу. Не готов я Кулик, честное слово... Давайте отложим? честное слово...
      - Помянем - робость и уйдет.
      - Не знаю, не уверен.
      
      - Никого здесь нет, и быть не может, - изрек скрипучим голосом небывало маленький человек в телогрейке и ушанке, возникший в дверях мастерской с мутным графином и стопочкой в руках. - С именинами, Кулик. Кто сегодня?
      - Тихон... Виталик, душа моя, а я уж думал, нет тебя.
      - Куда же я денусь? - отвечал Виталик. - Здесь вечное мое поселение. Теперь как барин живу в хоромах. Гробовщики съехали, стало быть, мастерская в полном моем владении... Я, слушай, тещу сюда перетащил. На природу. Женушка-то моя бросила нас. Меня - ладно, слушай, мать свою бросила. Вот умора... Немудрено. Надоели мы ей. Я трудами своими беспримерными, теща - капризами. Теща моя - женщина вельможная, с фантазиями... Это она еще долго терпела, жена моя бывшая... А нам без нее лучше, без жены моей бывшей. Она, когда выпивала, или когда вместе пропускали по рюмочке, била меня... Сияние тьмы.
      - Да уж я знаю.
      - И тещеньке доставалось. Эльвире Леопольдовне... Она из княжеского рода Жижемских. Как ее занесло в наши края?.. Она забавная. Ребенок... Смешит меня, тем утешает... И меня, и себя... Живем дружно. Хорошо живем... Я ее теперь мамой зову. Не осудишь?
      - Твой выбор.
      - А что? Я свою мать не помню - в родах скончалась. В известной степени по моей вине, то есть... Вообще, я тещеньку полюбил. Люблю. Даже неловко признаться... Она забавная. Ребенок... Ну что же вы? угощайтесь.
      
      Виталик откупорил графинчик, и мы с Куликом попеременно выпили, как оказалось, самогона.
      
      - А теперь в дом, сделайте одолжение.
      - Да мы, в общем, прогуляться думали... - сказал Кулик.
      - С усопшими покалякать?
      - Если повезет.
      - Нет их сегодня. Я утром обход делал. Сыро... Да их и не бывает, сказки все...
      - Не заливай.
      - Положено так говорить... О товарище подумай... Природа здесь, больше ничего... Да и не о чем с ними разговаривать. Они молчат, как известно.
      - Не заливай.
      - Я товарища твоего первый раз вижу... Атеист с виду?
      - Другое. Врач. Начинающий писатель. Нелюбов Александр Юрьевич.
      - Так врач или писатель?
      - И врач, и писатель. Как Чехов.
      - Что же, случается... Беда, конечно. Как бы чахотку ни схватил... С другой стороны, кому сейчас легко?.. А вот интересно, может атеист в душе быть верующим человеком?.. Обязательно. Неверующих в природе не бывает. Хоть кого ни возьми.
      Человечек и протянул мне маленькую, как у ребенка руку:
      - Виталий... Ну вот, теперь друзья-товарищи. Будьте внимательны. Смотрите, чахотку не подхватите. Чахотки много, она за писателями наблюдает. За писателями, врачами. Берегите себя.
      - Постараюсь, - сказал я.
      - Ну что? В дом, в дом! Согреетесь, а там уже и на экскурсию, если не передумаете... А то и заночуем. У меня теперь хоромы. Места много. Да и гулять по кладбищу лучше ночью.
      - Это уж как повелось, - согласился знаменосец.
      
      В просторной мастерской царил полумрак. Деревянные кресты большие и маленькие - детские. Заготовки для гробов. Брус. Еловые и березовые ветки. Хромой верстак со столярным инструментом. Пара одутловатых бревен. Желтая в бурых подтеках раковина. Покрытое черными и золотистыми оспинами зеркало. Двухъярусные, наподобие тюремных, нары. Длиннющий стол с немытой посудой. Разномастные кресла и табуреты. Пара керосиновых ламп. Клейкая лента для ловли мух. Покрытое пухом тенет радио. Репродукция иконы Спасителя. "Мишки в лесу". Портрет Сталина.
      На столе трогательный букет полевых цветов в двухлитровой банке.
      За столом в облаке кружев старуха с живыми глазами и обильной пудрой на лице: слепое пятно в абрисе непроницаемого окна.
      
      Хозяин зажег большой свет, и очарование сумерек пропало, уступив место убогости запущенного быта. Мелькнула мысль в тему: вероятно, то же разочарование испытывают покойники, когда покидают лучший мир, дабы прогуляться по еще недавно милым сердцу местам.
      
      - Эльвира Леопольдовна, урожденная Жижемская, княгиня, - представил старуху Виталик.
      - Уж этого не отнять, - отозвалась Эльвира Леопольдовна. - Именно что княгиня... Или княжна. Скорее княжна... Не помню. Четыре брака. Но девственность удалось сохранить. Как будто удалось... Точно, княжна... Память фокусничает... В альков не приглашаю. Не скромно и не уместно. Там беспорядок, как и в моей голове... Напрасно ты, сын, подчеркнул мое происхождение. Твоим гостям, возможно, неприятно слышать подобные характеристики на фоне разбойницкого интерьера. Шокирующее зрелище. Долго не могла прийти в себя, но со временем как-то приспособилась. И даже испытываю некоторое блаженство, когда, к примеру, Виталик ушицу подаст или печку затопит... Виталик - мой приемный сын, если вы не знали. Гордость моя и предмет волнений... От еловых веток запах дивный. Будто не на кладбище, а где-нибудь в лесничестве живем. Волшебно!.. У меня лесник знакомый был, не любовник, просто приятель, так что я бывала в лесничестве... А вы, простите, с какой целью прибыли?
      - Прогуляться, навестить, - ответил Кулик.
      - Кого именно? Близких, дальних?
      - Избранных.
      - А это вы угадали, - объявила Эльвира Леопольдовна. - Это - к нам. Мы именно избранные, самые что ни на есть... Таких, как мы с Виталиком больше нет. Так что по адресу обратились... А вы с Виталиком давно знакомство водите? Что-то я вас не припомню... Впрочем, не утруждайте себя ответом. Я совсем ничего не помню и вашего ответа не запомню... Рассаживайтесь, занимайте места, кому где нравится. Будем пьянствовать... Будем пьянствовать, Виталик?
      - Поминать будем, - отозвался Виталик.
      - Можно и так сказать, - согласилась княжна. - Мы всякий раз, когда выпиваем, поминаем одновременно. У нас и разговоры-то в основном о покойниках... А как же? Уж и мне собираться пора. Годочков-то сколько?.. Я к кладбищу уже привыкла. Хорошо здесь... Позволяю себе рюмочку - другую. Живу долго, отчего не пропустить рюмочку?.. Что скажете, незнакомец? Осуждаете? - обратилась она к знаменосцу.
      - Отчего же? - сказал Кулик. - Милое дело.
      - А звать вас как?
      - Кулик.
      - Это что еще за Кулик? Зачем Кулик? Кулик не годится. У вас, батенька, настоящее имя должно быть.
      - Николай.
      - Другой коленкор.
      - Но мне больше нравится, когда меня Куликом зовут.
      - Причуды? Славно. Я тоже с причудами. А товарища вашего как звать?
      - Александр Юрьевич.
      - Офицер?
      - Врач.
      Жижемская строго посмотрела на меня:
      - Офицер?
      - Офицер, - не стал я перечить.
      - Вот славно. И сразу же вопрос вам, офицер. Признаюсь, некоторое время тому назад выжила из ума. Что с этим делать?
      - Ничего, - ответил я.
      - Прекрасный ответ! - захохотала старуха. - Не смела надеяться. Прекрасный ответ!.. Ну что же? Кулик, офицер, врач, княжна, старуха, невеста на выданье, крестоносец: прелестная компания.
      - А крестоносец, простите, кто? - поинтересовался я.
      - Эта она меня так называет, - сказал Виталик. - Видите ли, моя работа заключается в том, что я изготавливаю кресты и устанавливаю их на безликих могилках. Есть такие могилки, где по недомыслию или злому умыслу водрузили камень или обелиск, или Бог знает какой скворечник, а крест позабыли. Кощунственно. Вот - исправляю. Порой поругание испытываю, гнев. Много недовольных. Бесноватые преимущественно. Не ропщу. Изгонят - в склеп переберемся. Правда, мамочка?
      - Это, смотря какой склеп, - отвечала старуха. - А что? в склепе может быть очень даже хорошо.
      - Присмотрел парочку, - поддержал княжну крестоносец. - Достойные весьма.
      - Неустанно дни и ночи трудится, до полного изнеможения, - сокрушенно покачала головой Эльвира Леопольдовна. - Попьет, бывает недолго, два-три дня не больше и снова за работу. Настоящий мастеровой. Архитектор и смотритель. Божий человек!
      - Ну что вы, мама, зачем?.. - принялся было возражать архитектор.
      - Не перебивай! - осадила его старуха. - Тоже из ума выжил. Как и я... В точности так же... Ничего не поделаешь - судьба такая. Он ведь тоже немолод уже. Возможно, старше меня. Кто знает?.. Не ровен час, умрет, кто старухе тазик с горчицей подавать будет? Он мне перед сном тазик с горчицей готовит. Невыносимое блаженство. Изысканное счастье.
      И тотчас загрустила со слезой:
      - Да только я ему обуза.
      - Зачем вы, мамочка! - возразил названный сын.
      
      Сели за стол. Хозяин подал помидоры, лук, сало, что-то еще... редьку как будто. Выпили, не чокаясь, как положено. Закусили. Еще выпили. Закусили. Помолчали.
      
      Первым тишину нарушил Виталик:
      - Наньжун Гу сказал: "Когда в деревне заболевает один человек, его сосед расспрашивает его, и больной может рассказать о своей болезни. Но его рассказ о болезни - это еще не сама болезнь. Когда я спрашиваю вас о Великом Пути, я словно пью снадобье, от которого мой недуг только усиливается. Хотелось бы услышать о том, что есть главное для сбережения жизни?.. - Ты хочешь знать о том, как сберегать свою жизнь? - ответил Лао цзы. - Способен ли ты охватить единое и не терять его? Можешь ли ты, не прибегая к гаданию на панцирях черепах и стеблях трав, узнавать о будущем счастье или несчастье? Умеешь ли ты останавливаться? Способен ли все отринуть? Можешь ли оставить людей и искать самого себя? Можешь ли уйти от всего? Можешь ли быть совершенно непосредственным? Можешь ли стать младенцем? Ведь младенец кричит целыми днями и не хрипнет - таков предел гармонии. Он целыми днями сжимает кулачки - и ничего не хватает - такова всеобщая полнота жизненных свойств. Он целый день смотрит и не мигает - такова его несвязанность внешним. Он идет, сам не зная куда; останавливается, сам не зная почему. Он ускользает от всех вещей и плывет вместе с переменами. Таков путь сбережения жизни".*
      - Ах, как хорошо сказал, - закачала головой Эльвира Леопольдовна. - Я всегда выделяла его.
       - Кого, мамочка?
      - Этого китайца.
      
      Помянули Наньжун Гу, а также Лао-Цзы, разумеется.
      
      - А теперь ответь мне, Кулик, брат мой, что вы можете здесь найти, кроме ветхих жилищ тех, кто уже завершил свой земной путь, да нас со старухой, угасающих в сумраке безвременья?.. Прости, мамочка... Вы же не покойников - себя ищите. Разве себя можно здесь найти?
      - У каждого свой путь, - отвечал Кулик. - И путь этот не мы определяем. Разве можем мы предугадать, где будем призваны обернуться или поклониться, впасть в прелесть или воспарить?.. Я в себе знамя несу, стало быть, себе не принадлежу. И ты при исполнении, и ты в строю. Твой путь крестами помечен: уготовано, стало быть. Исполать!.. Кто знает, когда нам удастся выполнить свои миссии и освободиться? Впрочем, такую-то несвободу несвободой грех называть. Светлый путь!.. Кто знает, когда удастся дух перевести. Так лучше сказать... А безликих могил с каждым днем все больше. Так ли?
      - Не поспоришь, - вздохнул крестоносец.
      
      - Виталик, дружочек, а я ведь вчера была в Березках, - сообщила княжна.
      - Где вы были, мамочка? - спросил Виталик.
      - В Березках, дружочек.
      - Мамочка, вы вчера никуда не выходили из дома.
      - Виталик, дружочек, я вчера была в Березках. И мне там очень понравилось.
      - Что же вам понравилось в Березках, мамочка?
      - Все понравилось, дружочек. И на следующей неделе во вторник я переезжаю туда жить.
      - Мамочка, мне бы хотелось узнать подробнее о Березках, мамочка.
      - И я надеюсь, что ты не будешь возражать против моего переезда.
      - Мамочка, мне бы хотелось узнать подробнее о Березках, мамочка.
      - Тебе хотелось бы узнать подробнее о Березках, дружочек?
      - Мне бы очень хотелось узнать подробнее о Березках, мамочка.
      - Во-первых, там очень светлые комнаты. С высокими потолками, дорогими обоями, дорогой мебелью, такие очень высокие шкафы, под стать потолкам. Из орехового дерева, дружочек. Ты можешь мне не верить, но шкафы действительно из орехового дерева. В каждой комнате светлая уборная и светлая ванная. И прибрано чисто-чисто. Вообще, там можно ослепнуть от света. Откровенно говоря, я, за всю свою жизнь никогда не видела так много света... Даже в коридоре. Даже в коридоре, Виталик! Можешь верить, можешь не верить.
      - Я верю вам, мамочка.
      - Белье белоснежное. С легким радужным отливом.
      - Это она о Березках рассказывает, - шепнул нам крестоносец.
      - Не шепчись, я все слышу!.. И это - далеко не все чудеса.
      - Не все? - несколько наиграно изумился приемный сын.
      - Представь себе, там есть зимний сад. С бассейном. В зимнем саду я насчитала около ста разнообразных экзотических растений. Это и рододендроны, и кипарисы, о пальмах и говорить нечего... да, апельсиновые деревья. Можешь себе представить? Апельсиновые деревья!.. Кроме того, мною были обнаружены алоказия, бальзамин, бегония, глоксиния, драцена, кордилина, жасмин сомбак, зигокактус, калатея, колеус, кургулито, монстера, панкратиум, циперус, традесканция, фикус, хойя, эпифиллюм, эухарис, абутилон, амариллис, араукария, аспарагус, аспидистра, аукуба, белокрыльник, гибискус, гортензия, зефирантес, иглица, инжир, камелия, камнеломка, кливия, лавр, лигиструм, мирт, олеандр, пеларгония, плектрантус, хедера, примула, самшит, спармания, трахикарпус, туя, узамбарская фиалка, фатсия, фуксия, хамеропс, хлорофитум, циссус. Не стану перечислять всего. Одним словом, не менее ста растений. Можешь представить себе все это богатство?
      - Откровенно говоря, с трудом.
      - Я ахнула!
      - Ничего удивительного, - сказал Виталик.
      - Фатсия, фуксия, циссус!.. - воскликнул Кулик восторженно. - Аллилуйя!.. Твердить, перечислять, вот именно! Тем свидетельствуя и утверждая! Обожаю!.. Знаете, что это такое?.. Это причастность. Признак причастности. Следовательно - признак жизни!.. Вы никогда не умрете, княжна!
      - Спасибо, мой милый, - отвечала старуха. - Хотелось бы пожить еще немножко.
      - Друзья мои! Перечисляя, мы как будто беседуем с явлениями, тварями и предметами, вызывая их из сумеречного небытия, оживляя и обнадеживая их. И себя вместе с ними. При всех метафизических скитаниях и деяниях связь с деталями малого мироздания терять не моги, говорю я себе и всем! Ибо это мы сами повсюду и ежеминутно! Я таким-то образом жизнь прожил и еще много жизней проживу. И вы, Эльвира Леопольдовна, много жизней проживете. И все!.. Мы с вами родственные души, Эльвира Леопольдовна!.. Вот нашел еще одну родственную душу!.. Все мы, Эльвира Леопольдовна, братья и сестры, отцы и дети, племянники и внучатые племянники, кузены и кузины. И лютик, и лисица, и ветер, и волк... И хедера, и примула, вовсе не случайно вами упомянутая. Это все - одна сущность в широком смысле... И человек в известном смысле. А как же?.. Никогда не отказывайтесь от родных и деталей, говорю я себе и всем!
      - Благодарю вас, юноша, я это или нечто подобное держу в себе, - сказала Эльвира Леопольдовна и продолжила. - Столько трепета в вас! Невольно любовалась... Но я, с вашего позволения продолжу...
      - Сделайте одолжение, - сказал, немного успокоившись, знаменосец. - И простите, что перебил.
      - Теперь представьте себе, что все это зеленое великолепие наполнено звуками. Первоначально я не слышала ничего. Это естественно. Находилась под впечатлением. Но постепенно я стала различать, хотела сказать "звуки", нет, не звуки. Мелодии. Самые разнообразные мелодии. Как в раю. Представьте себе, если бы одновременно собрали сотню музыкантов с разных концов света, и каждый из них стал бы исполнять, каждый на своем инструменте свою мелодию... Представили?
      - Мамочка, вы же знаете, я, к сожалению, не обладаю таким слухом, как у вас, - сказал названный сын.
      - Да, тебе слон на ухо наступил. Это точно.
      - Иногда очень напоминает свою дочь, мою бывшую жену, Дину, - сообщил нам Виталик.
      - Бедная Диночка, что с ней теперь будет? - воскликнула Жижемская.
      - Все будет хорошо, мама.
      - Может быть, мне взять ее с собой? Ты знаешь, в Березках живут не только пожилые люди, там много молодых, и даже юных. Много людей, очень много. Даже чересчур, пожалуй.
      - Кому же не хочется попасть в рай?
      - Тебе смешно, а я тоскую... Только бы она не пошла по рукам... Отвлеклась... О чем я говорила?.. Знаете, офицер, в последнее время с моей памятью стало происходить небывалое, - обратилась ко мне княжна. - Я в буквальном смысле ничего не помню. Вот когда я просыпаюсь утром, вы можете мне не верить, первое, о чем я начинаю думать - как меня зовут. Честное слово. Почему-то последнее время мне являются невообразимые имена. Не то, чтобы имена родственников, совсем другие, даже чужеземные. Иногда мужские. Что делать?
      - Ничего, - ответил я.
      - Великолепный ответ, но вопрос, кажется, завис в воздухе.
      - Так бывает, - сказал я.
      - Правда?
      - Правда.
      - А с вами так бывает?
      - Иногда, после празднеств.
      - Как?
      - Порой веду праздный образ жизни.
      - Но вы еще совсем ребенок!
      - Возраст праздности не помеха.
      - Ну да, ну да... Офицер, врач. Обязывает... Да. Так на чем я остановилась?
      - На музыкантах, мамочка, - подсказал Виталик.
      - Ах да, музыканты. Так вот, это оказались вовсе не музыканты.
      - Правда?
      - Представь себе... Кстати, а сколько тебе теперь лет, Виталий, сынок?
      - Вы говорили, мне двадцать четыре. Я на два года младше своей дочки, которую Дина так и не решилась произвести на свет.
      - Да, да. Двадцать четыре, знаю... Так и не родила?
      - Нет, мамочка.
      - А я мечтала с внуками поиграть. Вот видишь? Ничего не помню... Видите, офицер, ничего не помню!
      - Мамочка, я старше, - сказал Виталик.
      - Старше?.. Когда это ты успел состариться?
      - Время быстро летит.
      - А зачем сказал, что тебе двадцать четыре?
      - Это вы мне назначили.
      - Я? Не может быть. Я же вижу - ты весь в морщинах.
      - Пошутил неудачно, прости.
      - Впредь не шути.
      - Не буду.
      - Балуй на здоровье, пока молод... Ну так с вашего позволения я продолжу свое повествование...
      - Вы рассказывали о музыке, - помог княжне сын.
      - Так вот, вся эта музыка исполнялась животными.
       - Должно быть, опасно было находиться там? - поинтересовался Кулик.
      - Где?
      - В зимнем саду.
      Эльвира Леопольдовна заливисто рассмеялась, демонстрируя беззубые десны и остренький язычок:
      - Послушайте-ка, вот забавно! Местные, местное население, называет его просто Зимний. Как тот дворец, откуда нас выселили в семнадцатом году. Помнишь, Виталик?.. Вряд ли помнишь, ты тогда был еще совсем маленьким. Ты вообще помнишь хоть что-нибудь?
      - Мало что. Так, отдельные фрагменты.
      - В сравнении с тобой у меня память хоть куда.
      - Несомненно.
      - Но все же что-то ты запомнил?
      - Кадку с кактусом.
      - Довольно странное воспоминание для дворца, не находишь?.. Тебе надо учить стихи. В день по стихотворению. Кажется, я тебе уже говорила... Начни с Северянина. Его стихи легко запоминаются. А Бальмонт - уже потом... А ты именно Бальмонта хотел?
      - Не обязательно.
      - Ну, да ладно... У нас, в конце концов, поминки, а не урок литературы... Поминки или именины?
      - Пока поминаем, - сообщил Кулик. - Именины позже. У меня будем справлять.
      - До утра гулять будем! - восхитилась Жижемская.
      - Так получается, - сказал знаменосец.
      - Я приглашена?
      - Как же без вас, мамочка, - сказал Виталик.
      - Славно, славно!.. Боже, как непочтительно они себя вели!
      - Кто, мамочка?
      - Да эти конные матросы. Послушай, что-то последнее время их не стало видно. Куда он пропали?
      - Вернулись на корабли и конюшни.
      - Кто же охраняет двор?
      - Клоуны, акробаты и танцоры.
      - Слава Богу, слава Богу! Хоть кто-то охраняет... Ну, так вот. Никакой опасности животные в Березках не представляют. Действительно, первоначально я испугалась, но, обратившись к сопровождению, а это были очень милые люди. Судя по светлым одеждам, индусы или алеуты, я тотчас получила успокоение. Оказалось, что все животные в Березках живут в полном согласии с собой и местным населением... Меня обманывают - мелькнуло у меня в голове, но через некоторое время из чащ стали появляться мордочки, одна другой милее. И вот они уже подходят ко мне, ластятся, лижут мне колени и щеки. И так щекотно и смешно мне сделалось! Нет, не щекотно, не смешно - радостно скорее... Человек от избытка радости, бывает, засмеется. Так и со мной случилось... Вам вообще интересно, друзья мои? - обратилась к нам княжна. - Если неинтересно, я могу замолчать. Я люблю молчать.
      - Что вы? Очень интересно, - сказал я.
      - Очень, - подтвердил Кулик.
      - А тебе интересно, Виталик?
      - Конечно. Я же никогда не был в Березках.
      - Ты не был в Березках?! Вот что, дружочек, завтра же утром отправляйся. Четырнадцатый трамвай, прямо без пересадок. Минут семь, от силы восемь - и ты на месте. Все поезжайте в обязательном порядке. Нечего по кладбищу рыскать... Итак. Кто же населяет березовский Зимний? Я насчитала около ста разновидностей животных и птиц.
      - С кем же вам довелось встретиться, мамочка?
      - Ко мне подходили крокодилы, кайманы, узконосые и широконосые обезьяны, ленивцы, дикобразы, малые и большие муравьеды, медвежата кинкажу, сумчатые опоссумы, тапиры, свиньи пекари, обычные броненосцы и броненосцы гиганты, ягуары, пумы, оцелоты, страусы эму и нанду, гигантские олени и олени, едва достигающие величины зайца, олени мунтжак и замбар, малый и большой оленьки, гривистые волки, жарараки, гремучники, боа, анаконды, черепахи, попугаи, туканы, гоацины, мириады колибри, парочка слонов, тигры, леопарды, белогрудый и малайский медведи, быки гаур и бантенг, буйволы, сероу, чепрачный тапир, белорукие гиббоны, макаки, орангутаны, лангуры, антилопы, кенгуру, валлаби, бандикуты, поссумы, вомбаты и коалы. Да разве всех упомнишь, с моей-то памятью?.. Но тасманийский дьявол запомнился. По неизвестной пока мне причине все в Зимнем относятся к нему с особенной почтительностью... Затем меня пригласили на обед... Рассказывать или замолчать? Дальше еще интереснее будет.
      - С нетерпение ждем продолжения истории! - воскликнул я немного фальшиво.
      - Лично я в восторге! - объявил Кулик.
      - Чем же вас угощали, мамочка? - спросил Виталик.
      - Винегретом, - рассмеялась старуха.
      - А если серьезно?
      - Вы все шутите, отчего бы и мне не пошутить? Имею право. У меня здесь больше всех прав... На закуску - икорка паюсная, икорка кетовая, редиска с маслицем, сливы, щечки сельди, салатики, зелень. Вторая перемена: лосиные губы, разварная лапа медведя, жареная рысь. Затем жареные в меду и масле кукушки, налимьи молоки, свежая печень палтуса. Третье: устрицы, дичь, начиненная орехами и свежими фигами, соленые персики, ананасы в соусе... что-то упустила, конечно...Но это - не главное. А главное - то, что я, похоже, выхожу замуж. Вот где кроется подлинная причина принятого мною решения отправиться в Березки.
      - Неожиданно, - сказал крестоносец.
      - Сама не ожидала.
      - Кто он?
      - Игорь Дмитриевич Строеросов. Маршал разведки в отставке. В годы той чудовищной войны я была его пианисткой. Последний раз мы виделись во время фейерверка по случаю Победы. Дым рассеялся, и он исчез. На пятьдесят лет с хвостиком... Как думаешь, по службе или встретил другую?
      - По службе, конечно, - сказал Кулик.
      - Мамочка, мне хочется как можно больше узнать о маршале, - попросил Виталик.
      - Да, сия персона волнует многих. Но он все еще засекречен... Ты же не выдашь меня, сын?
       - Как можно?! О чем вы говорите!
      - И вы ничего не слышали, - упредила нас княжна.
      - Разумеется, - пообещал я.
      - За минувшие годы он нисколько не изменился, - продолжила свое повествование Жижемская. - Когда я поняла, что он узнал меня, мгновенно прослезилась. И он прослезился. Все прослезились. Он подошел ко мне, преклонил колено, вынул саблю из ножен и склонил предо мной... Все прослезились. И осознали, и оценили. И он... хочет ребенка.
      - Кто? - изумился Виталик.
      - Маршал. О ком же я неустанно рассказываю тебе вот уже два часа кряду?
      - Мамочка, но в вашем возрасте...
      - Что в нашем возрасте? Что в нашем возрасте?!
      - Мамочка, рожать в вашем возрасте, мягко говоря, небезопасно.
      - А разве я сказала тебе, что собираюсь рожать? Вообще-то, у меня уже есть сын. И это - ты, Виталик.
      - Но мне показалось...
      - Я выразилась вполне определенно. Игорь Дмитриевич хочет ребенка. Это вовсе не значит, что я собралась рожать.
      - Это разумно.
      - Безусловно. Но что с этим делать?.. Скажите, офицер. Вы ведь тоже военный, должны знать.
      - Не знаю, - признался я.
      - Вот и я в растерянности. Вы же понимаете, если маршал разведки хочет, это практически приказ.
      - Не обсуждается, - подтвердил я.
      - Он в прекрасной форме. Выглядит лет на тридцать, не больше.
      - Разведчик, - сказал я. - Им положено.
      - Да, но его в любой момент могут послать в Японию.
      - Могут, - сказал Виталик. - И в Америку могут.
      - Не хочу в Америку, - закапризничала княжна. - Я бы хотела остаться в Березках.
      - Так оставайтесь, мамочка.
      - И в Японию не хочу. Там японцы.
      - Оставайтесь, мамочка!
      - Вот я и думаю, Виталий, что это ты сегодня этого китайца вспомнил?.. Догадывался?
      - Нет. Китай и Япония - разные страны, мамочка.
      - Это как посмотреть. По мне - невелика разница... А ты, сын, мог бы вместе со мной перебраться в Березки?
      - Я бы с радостью, только на кого я кладбище оставлю?
      - Я кладбище жалею, - сказала Эльвира Леопольдовна.
      - Мы в сорок пятом победили? Или в сорок четвертом?
      - В сорок пятом, мамочка.
      - Ну, что же, за Победу!
      
      Помянули Жукова, а также Рокоссовского, разумеется.
      
      - Мне страшно за вас, мамочка, - сказал Виталик.
      - Глупенький. Не бойся. Я у тебя мудрая мать. В крайнем случае, исчезну на время, а потом скажу, что за время отсутствия родила, и ребеночка предъявлю.
      - Все же вы не оставляете этой мысли?
      - Размышляю, как видишь.
      - Где же вы ребеночка возьмете?
      - Тебя предъявлю.
      - Мамочка, возникнет вопрос...
      - Ты о возрасте?
      - Именно. Староват я для такого предприятия.
      - Глупости какие! Впрочем, я и об этом подумала. И, кажется, нашла выход, друзья мои!.. Настанет час, когда мы с маршалом Игорем Дмитриевичем примемся строить планы на будущее. После той сцены с саблей, получившей, как я уже вам докладывала, высшую оценку присутствующих, иначе и быть не может... И знаете, что я предложу ему?.. Ни за что не догадаетесь... Разводить свиней... Каково?! Можете вы хотя бы на минуточку представить себе, какие в таком-то раю уродятся свиньи?.. Свиноводство - чрезвычайно ответственное, в известной степени, государственное дело. И когда Игорь Дмитриевич увлечется этим новым делом, он и думать забудет о детках. Чрезвычайно увлекающийся человек: вспомните хотя бы его исчезновение во время салюта, Свиньи станут его главными и любимейшими детками. Каково?!
      - Но мама!..
      Княжна захлопала в ладоши:
      - Разыграла! Я вас разыграла!
      - Что, мама, разве розыгрыш? - воскликнул Виталик.
      - Ничего не могу с собой поделать. Потянуло на розыгрыш. Обрадовалась гостям. Хочется валять дурака, болтать без умолку, смеяться!
      - Уф, от сердца отлегло. Как я люблю ваши розыгрыши, мамочка!
      - Докладываю: ни в какую Японию маршал Строеросов не едет. Какая Япония?! Из него песок уже сыплется. Маршал уже приступил к строительству свинарника. Ко вторнику на следующей неделе свинарник будет готов... Теперь ты понимаешь, Виталик, почему я переезжаю в Березки именно на следующей неделе и именно во вторник?.. Ты же отпустишь меня сын?
      - Не отпущу. Мама, простите.
      - А как же маршал?
      - А маршал будет разводить свиней.
      - Но ему будет одиноко.
      - Не думаю. Со свиньями много возни.
      - И он опять исчезнет на пятьдесят лет?
      - Не исключено.
      - Это не жестокость с твоей стороны, сын?
      - Нет, мама, это забота.
      - Смириться?
      - Смириться.
      - Ну что же, помянем Игоря Дмитриевича.
      - Нехорошо это, мамочка, живого человека поминать.
      - Так он умер. Еще в пятьдесят шестом. От грудной жабы.
      
      Помянули Строеросова, покойных мужей княгини, Уточкина, Нестерова, Можайского, Гагарина... Тут бы добавить "вечерело", но по воле знаменосца время оставалось без движения.
      
      И В ПЕЧАЛИ И В РАДОСТИ
      
      Кулик сказал:
      - И в печали и в радости... Судьба тоже свою систему имеет. Судьба, Нелюбов, знаете, как должна складываться? Петелька - крючочек, петелька - крючочек. Взять горемыку - все у него сикось-накось: заусенцы, огрехи, прогалины да провалы. У горемык и пальцы, и зубы желтые обыкновенно. И сами они желтушные, что твой Боткин. Однако все у них в гармонии: петелька - крючочек. Горемыка довольно скоро привыкает к своему незавидному положению. И положение его уже не кажется ему незавидным. И радости случаются, и минуты вдохновения. Люди с трудной, но гармоничной судьбой живут, как правило, долго. Вспомните хотя бы узников сталинских лагерей. По какой причине, спросите вы меня? А они уже не ждут подарков судьбы. Ожидание подарков, чем грешит большая часть человечества - первостепенное несчастье. С бесконечным и тягостным ожиданием этим связана и зависть, и злоба. И дурак, и рак. Рак - это уже по вашей части... И жуткие преступления совершаются по той же причине. Я бы назвал их преступлениями нетерпения... Вот за что бесы обожают нас.
      
      РОГ ИЗОБИЛИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Без меры ужасы плодить наловчились - гигантских крыс, пучеглазых пауков, задумчивых кровососов, беспокойных мертвецов, назойливые внутренности, всякое такое. Прежде ужасы аккуратными, теплыми были. Отдельные даже приятными. Я, к примеру, Роберта Дьявола жалел. И Синюю Бороду. А теперь что? Холят эти внутренности, приручают, выставляют напоказ. Этак они нас к мировому злу приучают... Оно, конечно, ненадолго. Следом Ренессанс, Аркадия, Амальтея, рог изобиля! Всеобщее благоденствие. Насытятся все: и пигмеи, и мореори, и алеуты, и телеуты, и семанги, и хадза! Вот только уцелеем ли, когда новый рог изобилия забурлит и лопнет тонными ошметками по городам и годам?
      
      ВОСКРЕСЕНЬЕ
      
      Кулик сказал:
      - Если все же придется умирать, не сочтите за труд, Нелюбов, заверните меня в воскресенье.
      
      МУТНЫЕ ВОДЫ
      
      Кулик сказал:
      - Мутные воды. Утопших видимо-невидимо. Кривизна. И в отражениях, и в глубине. Домик улитки - символ и предупреждение. Думаю, именно по причине кривизны Сочиницын стал Солженицыным. Отсюда вопрос: как теперь, при таком-то перекосе, любить человечество с его ямами и туманами? Не отдельных представителей, но все человечество целиком. И как, согласно завещанию Александра Исаевича, сберечь хотя бы то, что от него осталось? И есть ли в этом смысл с учетом того, кто именно остался? Вот задача, которую, если не помешают, нам с вами предстоит решить. Александр Исаевич не успел. Только мертвых пересчитал, да и то...
      
      ДРАКОНЫ
      
      Кулик сказал:
      - А теперь скажите, что стало бы с вами, Александр Юрьевич, когда бы вы, где-нибудь в лесу на полянке среди белого дня встретили, предположим, дракона? Из тех, что докучали бедному Ланцелоту и трогательному Беовульфу. Что бы вы подумали?.. Бьюсь о заклад, первая мысль, посетившая вас, выглядела бы так: "а в своем ли я уме"? Согласны?.. А между тем о драконах получено немало новых неожиданных сведений. Вполне доказан факт их существования... Итак, вы идете, и вдруг на солнышке, прямо перед вами греется эта землистого цвета дурно пахнущая гадина. Спит или готовится ко сну. Неважно. Огоньки в уголках рта. Струйки дыма. Храп. Храпит он своеобразно. Напоминает во сто крат усиленный храп мопса. Слышали, как храпят мопсы?
      - Нет.
      - А здесь свирепее во сто крат. Земля содрогается... Какие имеете соображения по этому поводу, Александр Юрьевич?
      - Действительно найдены доказательства?
      - Уже найдены окаменевшие трупики с огневыводящей системой. Кроме того, мне лично были представлены порядка ста достоверных, проверенных экспертизой, фотографий живых особей. Так что, дорогой мой, тему крылатых стражей Вальхаллы можно считать закрытой.
      - Кто же их фотографировал?
      - Вам хочется имен?
      - Да нет, это я так - к слову...
      - Все же вы дарвинист
      - Не то, чтобы...
      - Не стесняйтесь, говорите как есть.
      - Нас так учили.
      - А знаете ли вы, Нелюбов, что человек произошел не от обезьяны, а, напротив, является ее дальним прародителем?
      - Вот как?
      - Именно.
      САВЕЛИЙ
      
      Кулик сказал:
      - Знавал я одного фронтовика-погорельца. Савелием звали. Прежде часто встречал его на улице Геблера. Он там с необузданными ребятишками на санках катался. Точнее, они - на санках, а он на колясочке своей инвалидной. И сам необуздан: мчит с горки, подрагивая и улюлюкая, медаль на груди побрякивает. С виду городской дурачок. Культи-куколки вместо ног черными пищевыми пакетами спеленаты. Детки ему радость дарят, леденцы и неизменное любопытство к подвигу. Тысячу раз Савелий объяснял им, что не было подвига. А они свое: расскажи да расскажи. Он млел, ушанка набекрень, африканская физиономия. В сумерках Африка аспидная, местами розовая. Вот и у него физиономия аспидная, а местами розовая. Как немытая картошка. В каптерках да окопах прокоптился. Из преисподней живым вернулся... Без ног жить зябко. Однажды спросил его: как удалось тебе уцелеть, Аника? Приоткрой завесу тайны. Он ответил, не задумываясь: молился, конечно. Слава Богу, молитвы в детстве выучить заставили. Еще ритуалы соблюдаю и жертву принес. Пред таким раскладом смерть тушуется, куксится и отступает... А что за ритуалы? спрашиваю... Расческу всегда в правый карман кладу, говорит, хотя в левый прятать как будто удобнее. Если из дома выхожу, говорит, зеркало полотенцем завешиваю. Когда чаю попил, чашку переворачиваю. Да много их, ритуалов. А в жертву ноги принес. Но это уже после войны, на сестриной свадьбе по январю в сугробе. А не имеет значения, когда и где жертва принесена, главное, что принесена. Деревня Кружевино Кочевого района, говорит. Там же на сельском кладбище меня и похоронили... Его, то есть, Савелия.
      
      ПО ВЕЛЕНИЮ СЕРДЦА
      
      Кулик сказал:
      - Поцеловать руку первому встречному, ноги вымыть незнакомому человеку не зазорно, когда вы делаете это по велению сердца.
      
      БЕСЫ
      
      Кулик сказал:
      - Прежде всего, Нелюбов, нужно позор из себя вытравить... Каким образом? Обратить унижение в удовольствие. Поверьте, это не так сложно, ибо унижение и удовольствие - ближайшие родственники. Попробуйте милостыню просить. Для начала часа по два в день. Кстати, полезная штука для изгнания бесов, что живут в нас непременно, разговоры разговаривают, чай пьют. Иногда и более крепкие напитки употребляют. Если прислушаться, речи их можно распознать. Найдите какую-нибудь калеку убогую, полюбите всем сердцем. Вот я нашел и полюбил. Сам сладкоежка, но заставил себя корочкой плесневелой питаться. Бесам такое просто нож к горлу.
      
      КОТЫ
      
      Кулик сказал:
      - Мне собачки - братья и сестры, но и к котам с большим уважением отношусь. Независимы, ироничны, мыслят нестандартно. Стремительны и, вместе с тем, деликатны. Язык у них красивый, чем-то итальянский напоминает. Хотя среди них и французы, и англосаксы встречаются... И египтяне... Еще обратите внимание на усы. Непременно обратите внимание на усы.
      - А что в их усах?
      - То, что я предлагаю или провозглашаю, не обязательно требует пояснений. Порой имеет смысл просто принять как данность.
      
      ВЕЛИКИЙ ХАН ХУБИЛАЙ
      
      Кулик сказал:
      - Долгое время меня занимал Великий хан Хубилай. Храню великолепную открытку с его изображением. Известный портрет в фисташковой панаме. Хорошо, что напомнили, я его теперь, пожалуй, сожгу. Вместе с панамой. С прошлым надобно беспощадно расставаться. Иначе не вырвемся. Между тем Хубилай - любопытнейшая фигура одиночества. Тоже знаменосец. Хотя в этом ракурсе мы о нем, как правило, не думаем. Нас его косички занимают, да манера палочками ос гонять. Неосознанно многие ему подражают. Имени не слышали, а подражают... Невольное подражательство - любопытный феномен. Флюиды - что твой вирус. Объяснить пока не берусь, но попытаться составить гипотезу можно. Меня смело можно назвать гением гипотез. Теории рождаются во мне в немыслимом количестве. Думаю так: когда знаменосец исчезает, умирает, или просто так исчезает, след от него все равно остается. Как ладошка на стекле. След притягательный, волнующий, хотя неопознанный чаще всего. И вот уже пересмешники косички заплетают особым образом, походку вырабатывают, манеру сидеть особым образом, чай пить, оттопыривая мизинец, руки складывать на животе, молчать подолгу особым образом, как будто не слышат, хмуриться, щеки раздувать и прочее и прочее... В особенности, когда в должность входят. А откуда у них новые манеры и знать не знают. То есть копируют неведомо кого. А неведомо кто - предположим тот самый Великий хан. Хотя не исключено, что сам Хубилай пальцев не оттопыривал и рук на животе не складывал, и щек не надувал. И вообще, на поверку оказывается: вовсе мы не в Монголии, а на чаепитии. В Мытищах. То есть возвращаемся в матушку Россию, где чего только нет, иными словами, есть все. И былое, и думы, и прочее и прочее... Ровно за то нас Герцен и не жаловал. Забудьте это имя, если можете. Я о Герцене. Лишний он, поверьте... Вот мы с вами теперь беседуем, а Хубилай дремлет в своей мандариновой роще и павлины его в атласных жилетах путешествуют в нем. А в Герцене ни павлинов, ни даже голубей не встретишь: гонит ветер обрывки газет, больше ничего.
      
      МАРКО ПОЛО
      
      Кулик сказал:
      - "Великий хан, знайте, ради важности держит около себя охрану из двенадцати тысяч всадников; зовут этих всадников kezitam, что в переводе с французского значит всадник, верный государю. А держит их Великий хан не потому, что боится кого-нибудь; над ними четыре начальника, а под каждым начальником по три тысячи человек. Три дня и три ночи каждые три тысячи всадников живут во дворце великого хана; там они едят и пьют; а через трое суток они уходят; приходят другие и сторожат три дня и три ночи; и так меняются, пока все не отслужат, а тогда начинают сначала, и так во весь год. На пиру Великий хан за столом сидит вот как: его стол много выше других столов; садится он на северной стороне, лицом на юг; с левой стороны возле него сидит старшая жена, а по правую руку, много ниже, сыновья, племянники и родичи императорского роду; а головы их приходятся у ног великого хана; а прочие князья садятся за другие столы, еще ниже. Жены рассаживаются точно так же. Жены сыновей великого хана, его племянников и родичей с левой стороны, пониже, а за ними, еще ниже, садятся жены баронов и рыцарей. Всякий знает свое место, где он должен сидеть по порядку, установленному великим ханом. Столы расставлены так, что Великий хан может видеть всех, а столов многое множество. А вне этого покоя угощаются более сорока тысяч человек; приходят сюда с большими припасами, приходят из иноземных стран с диковинными вещами; тут и такие, у кого есть владения, да хотят побольше; приходят они в те дни, когда у великого хана большой выход и пир. В том покое, где Великий хан сидит, посредине стоит чаша из чистого золота; входит в нее бочка вина; кругом нее, по углам, чаши поменьше. Из большой чаши вино или другой напиток разливается по золотым сосудам; а в каждом из них вина хватит человек на восемь или десять; один такой сосуд ставится на стол между двух человек; а у каждого есть своя чарка с ручкой, ею он и черпает вино из золотого сосуда. Все равно так же между двух жен ставится по большому сосуду и по две чарки. Сосуды те и чарки, знайте, дорогие. Золотой и серебряной посуды у великого хана, знайте, много; кто не видел, тот и не поверит сколько. Еду и питье великому хану подают многие князья, а рты и носы у них, скажу вам, прикрыты прекрасными шелковыми да золотыми тканями, чтобы дух и запах не касались пищи и питья великого хана. Когда великому хану пить, инструменты играют, а их тут многое множество; а возьмет Великий хан чарку в руки, все князья и все, кто там, становятся на колени и низко кланяются. После того Великий хан пьет, и всякий раз, когда Великий хан пьет, повторяется то же самое. О еде ничего не скажу; что много ее тут, всякий поверит. Скажу вам, нет тут князя или рыцаря без жены, а жены их едят вместе"...** Вот что видел Марко Поло собственными глазами... Теперь вопрос: как нам этаких высот достичь?.. А надобно ли?.. А, может быть, и надобно. Величие, знаете, смысла придает. Долго жить без смысла тягостно. А мы, зачастую просто так живем... С умыслом, но без смысла.
      
      ПЕРВЫЙ СОН ЗНАМЕНОСЦА
      
      Кулик сказал:
      - Сны материальны. И я вам это сейчас докажу. Вот на прошлой неделе мне приснилось, будто бы я, молодой инженер, еду в командировку куда-то в Хабаровск. То есть дорога дальняя. Со мной в купе простая женщина лет пятидесяти везет гуся. Птица без малейших признаков воспитания то и дело норовит вырваться из сумки, гогочет, лезет к хозяйке целоваться, одним словом, ведет себя как малое дитя. А у меня жутко болит голова, и вся эта суета раздражает ужасно. Вы уже знаете мою необыкновенную привязанность к животным и птицам, однако, этого гуся я невзлюбил. И себя невзлюбил за то, что не умею справиться с раздражением, которое видят мои спутники, оттого испытывают неловкость и, вероятно, близки к отчаянию, так как изменить ничего невозможно, а ехать еще долго, и все мы, включая гуся, к концу путешествия, вероятно, сойдем с ума. Что делать? Надобно каким-то образом разрядить обстановку. Превозмогая себя, завожу разговор с хозяйкой: "А знаете, я бесконечно уважаю животных и птиц. И очень рад, что оказался в компании с таким очаровательным существом. По мне, уж лучше гусь, чем какой-нибудь неугомонный сосед со своими разговорами. Есть такая порода людей, которым непременно хочется выложить все первому встречному. И о детках своих расскажут, и о сварливых родственниках, и о вредоносных соседях, что, прокравшись ночью на участок, сожгли два ореховых куста, и семейный альбом с пояснениями представят, и прогнозы погоды прокомментируют, и последние сплетни о королевской семье. Хуже всего, когда речь зайдет о здоровье. Таким монологам конца и края нет. Все-то у них болит: здесь тянет, здесь стреляет. А уж насколько плохи дела в медицине! Врачи-вредители для того только и существуют, чтобы всех уморить, поскольку больные надоели им хуже горькой редьки, а все без исключения болезни неизлечимы, и от осознания этого им, врачам, делается совсем плохо, и всякое желание выслушивать жалобы и щупать пульс пропадает окончательно. И вообще, никаких перспектив на хотя бы сносную жизнь нет. И страшно подумать, в каких условиях будут жить наши внуки, и дети внуков, послушали бы вы музыку, какую они слушают, и ничего не читают, и лет через двадцать вообще разучатся читать и писать. И почему везде добавляют пальмовое масло в таком количестве? Из достоверных источников известно, что некоторые продукты делают исключительно из пальмового масла. Думаете, что это говядина или осетрина, или томат, а это пальмовое масло. А пальмовое масло - канцероген, и потому сегодня практически все больны раком, только данная информация по известным причинам тщательно скрывается, но шила в мешке не утаишь, и, дабы отвлечь внимание повсеместно затеваются войны. И что все эти тесты на внушаемость, когда нужно сплетать пальцы или падать по мановению гипнотизера - не что иное, как массовое колдовство. Вы и представить себе не можете сколько, среди нас заклятых, способных по указке выполнить любой смертельный приказ. И что этим заклятым может оказаться какой-нибудь чахоточный сосед с дрелью, тихий пьяница, на которого и не подумаешь ни за что. Но бдительность уже потеряна. А когда бы бдительность ни была потеряна, и когда бы мы хотя бы немного интересовались жизнью других людей, мы бы узнали, что сосед этот - бывший сиделец и именно в местах не столь отдаленных заработал свою чахотку... Кстати, чахоточные чрезвычайно любвеобильны. Обратили внимание?.. А в будущем вышеупомянутый сосед станет либо наемным убивцем, либо универсальным солдатом. И дрель его - не просто так. И когда бы мы были бдительны, мы бы знали, что глобальное потепление не просто так, и ранняя половая жизнь не просто так. И неполные семьи... А в воде содержатся не только яды и микробы, но и мутированные гены, которые, вонзаясь в самое ядро клетки, способны так изменить анатомию, что родная мать, Царствие ей небесное, когда бы вас встретила, когда такое было бы возможным, ни за что бы вас не узнала. Но мутированные гены действуют таким образом, что сами вы изменений в себе не чувствуете, и нисколько не заботитесь о том, что за какие-нибудь пару месяцев набрали шестнадцать килограмм лишнего веса"... На этом месте поезд совершает маневр, мне на ногу падает чемодан с верхней полки, и я просыпаюсь. Просыпаюсь от боли. Осматриваю ногу и обнаруживаю на колене огромный кровоподтек.
      
      СВЯТОЙ ХРИСТОФОР
      
      Кулик сказал:
      - Можете называть меня любым именем, если вам так будет удобнее. Не обязательно Куликом. В Святцах все имена присутствуют... А может, я вам кого-нибудь напоминаю из родственников или артистов? Поскольку я, как всякий из нас, непостижим, мне любое имя сгодится. Может быть, вам будет приятно называть меня именем какого-нибудь прославленного актера. Будете представлять, что приятельствуете с ним, а не со мной, замарашкой. Можете звать меня, например, Христофором. Например, мои собачки думают, что я Христофор, и зовут меня так меж собой. А во мне есть нечто собачье, обратили внимание? Так что смело зовите меня Христофором. Хоть вы и не собака. Не обижайтесь... Да помните ли вы Святого Христофора?.. Киноцефал. Святой с песьей головой. Вы же образованный человек, должны помнить.
      - Откровенно говоря, слышу впервые.
      - До крещения его звали Репрев. Человек огромный, отчаянный. Их не так много, великанов-то. Репрев ужасающего поведения при исключительном благородстве и чистоте помыслов был. Наводил страх и ужас на окружающих. Несказанно красив. Дабы избежать соблазнов и женщин, уговорил Господа обезобразить его внешность. Хотя, по мне, ничего безобразного в песьей голове нет. Даже напротив. Осмысленный взгляд, прямой нос и прочее. Отыскал святого отшельника, испросил, каким образом он может служить Христу. Тот отвёл его к опасному броду через реку и сказал, что большой его рост и сила позволят ему помогать людям пересекать воду. Ну и вот. Однажды маленький мальчик попросил Репрева перенести его через реку. Посреди бурного потока ребенок сделался настолько тяжёлым, что гигант испугался, как бы они оба ни утонули. Тогда мальчик объявил, что он Христос и несёт с собой все тяготы мира. Затем Иисус крестил Репрева в реке, и тот получил своё новое имя Христофор: "несущий Христа". Когда Христофора привели к императору Децию, тот, разумеется, решил заставить его отречься от Бога. Но не насилием, а хитростью. Призвал двух прекрасных блудниц Каллиникию и Акилину, и приказал им склонить святого отречься от Христа и принести жертвы римским богам. Но женщины, вернувшись к императору, объявили себя христианками, за что были подвергнуты жестоким истязаниям и скончались мученицами. Император приказал бросить великана в раскалённый медный ящик. Однако святой Христофор не испытывал страданий и остался невредим. После многих жестоких истязаний ему, наконец, отсекли голову мечом. Конец страданиям. Что скажете?
      - Ничего.
      - Вот именно. Что тут скажешь? Помолчим немного, пожалуй.
      
      О ГОСТЯХ
      
      Кулик сказал:
      - Мы же меняемся, Александр Юрьевич, постоянно меняемся. То стареем, то молодеем. Теперь вам, вероятно, захочется накупить мне всякой еды? Не утруждайтесь. У меня снеди вдоволь. Будете удивлены, но у нас с собачками и хоромы свои имеются. Настоящие хоромы, пусть и временные. Дворец. Но шанец. Именую шанцем. Редкое словцо. По сути - келья. Или котел. Котел тоже подходит. Ибо, несмотря на сирость и убогость, в жилище том жизнь кипит... Хоромы, шанец, келья, котел. Видите как?.. В словах утонуть легко. Проще, нежели в вышеупомянутой речке, где Христофор младенца несет. Шанец мой - строение на века. Но скоро и его снесут. Завтра. Может быть, послезавтра. Снесут - глазом не моргнут. Не пирамида, изволите видеть и не остров Британия. Но это не имеет значения... Среда обитания - не наш выбор. На том стоим, как говорится. Так чего же, слезы лить? Нет ни малейшего желания, ни возможности. Хотя шанец знаменитый. Убедитесь вскоре... Изволите видеть, вселенная окончательно во мрак погрузилось. Это я уже к астрономам обращаюсь. У меня диалог с ними. Кто сумеет из тьмы выбраться, в аккурат к торжеству прибудут, гости дорогие. Мужчины и женщины. Кстати, поздравьте меня, Нелюбов. Вы меня так и не поздравили.
      - Поздравляю.
      - Помните хотя бы, с чем поздравили?
      - С Днем ангела... Тихон.
      - Благодарю... Да, прибудут мужчины и женщины: глина да кости... А, может быть, никто не придет. Так тоже бывает... Справедливости ради монастыри и шанцы обыкновенно красивые, мой же - самый обыкновенный. Но это только на первый взгляд. Так что ваш покорный слуга - человек состоятельный, духовно богатый, трансцендентный, обескураживающий и независимый. Да еще знаменосец, не забывайте. Не таков, как Хубилай или Нерон, но, может статься, не менее значительный. Ибо неприметный. Видите, как можно повернуть... Напрасно мы от скромности, да робости отказываемся. За скромностью особое величие может скрываться. Так что я не тот, кто вам нужен. Облагодетельствовать меня, к сожалению, невозможно. Да уж теперь дело сделано, так что не расстраивайтесь. Я вам рад, человек из мрака. Вы как тот мотылек. К свету стремитесь. Не возбраняется. Милое дело. Правда, можете по неосторожности сгореть, но иначе не бывает... А вы, наверное, хотели пригласить меня к себе? Помыться, согреться, все такое. Облагодетельствовать, так сказать. Что ж, поступок запоминающийся, богоугодный. Но ваш дом, насколько я понял, уже разрушен, Нелюбов. Увы. Да и сами вы, похоже, начали разрушаться... Ничего, постранствуете с мое - восстановитесь беспримерно. Так что, не обессудьте, сегодня у меня теплее. А назавтра, быть может, и к вам направимся, к вашим руинам. Как знать?.. А может статься странствовать и не придется. В чем лично я, конечно, сомневаюсь. Видите ли, вселенское терпение кончилось. Да что об этом теперь говорить? Пусть идет как идет... Ничего, кто-нибудь да придет. Хорошие люди. Исключительно хорошие. Сядем ладком, все такое... Я хороших людей привечаю. И животных привечаю. Животных, разумеется, в первую очередь. Животные - все хорошие. Поедают друг друга не по злобе. Привечаю, дабы учить и самому учиться.
      
      Кулик задумался, тяжело вздохнул:
      - Только бы "иные" не пожаловали. Хотя бы в День ангела. Спаси, Господи!
      - Кто?
      - Иные, инакие. Приснопамятные душеприказчики, собачники. Тоже бродят, бывает, захаживают... Ближние, дальние, водители, производители, делопроизводители, корреспонденты, респонденты, сановники, жалобщики, добрые соседи, недобрые соседи, начетчики, менторы, плакальщицы, советники, советчики, риелторы, репетиторы, агенты, страховые агенты, разносчики, доносчики... Да разве всех упомнишь? Всякие случаются. Вот они-то день за днем и растаскивают жизнь по сусекам. Впрочем, и плохие, и хорошие... Всякий предмет можно распотрошить. По крайней мере, увидеть по-разному... Вот вы говорите, комары, клещи извели. О клопах не забывайте. Куда им, комарам да клещам до моих душеприказчиков! Клопа на стене завсегда обнаружить можно. На стене, на простыне ли. Те же - сокрыты, могут предстать в образе доброжелателя, или, хуже того, утраченного во времени близкого родственника. Порой сразу не угадаешь... Вот вы, к примеру, Нелюбов, прямо из тьмы пожаловать изволили. А кто вы такой, спрашивается? Да вы и сами не знаете. А ну как утраченный во времени и пространстве родственник? Россия-то безвременна и безмерна! Такое примечание. Так что простите и не обращайте внимания... Я не то имел в виду - совсем другое. Горько шучу таким образом. Скорее над собой. Не беспокойтесь, я вас распознал. Не сразу, правда, но распознал. И довольно скоро, следует заметить. Так что... Да я и себя могу допросить - кто я таков? Сам не знаю... Шучу таким образом. Люблю пошутить. Вы проницательный, уже наверняка заметили.
      
      О ЖИЗНИ
      
      Кулик сказал:
      - Мы, русские люди уже рождаемся с ощущением Христа в душе. Награждены свыше таким образом, уж не знаю за какие заслуги. Но по мере взросления отвлекаемся от этого чувства. Как будто слепнем. Блуждаем, ищем, грешим, философствуем. Нарезаем круги, точно испуганные птицы. И только в старости, если не погиб молодым, что не редкость, вновь зрение обретаем и ужасаемся тому, как беспощадно распорядились своей жизнью.
      
      О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ
      
      Кулик сказал:
      - Порой мизантропия случается. Тотальная. "Болезненно-горгонное состояние", как любил говорить один мой знакомый. Зимой и летом в валяных сапогах ходил. Он в этом состоянии жену убил. Была у него жена. Неприметная женщина. Вот пошла замуж за странного человека. Выходит, рассмотрела что-то в нем. Выгоды-то никакой. Видите, как бывает? И не сказал бы, что редкость. А когда выгода и денежки рекой? Это сплошь да рядом. А мало ли среди олигархов типов развращенных, извращенных, попросту сумасшедших? По определению. Посудите сами, может нормальный человек испытывать страсть к деньгам? Деньги же - предмет неодушевленный, плоский. Что скажете?
      - Ничего. Не задумывался. В голову не приходило.
      - А вы задумайтесь, непременно задумайтесь. От сумы сами знаете зарекаться не след... Так вот, тот мой знакомец в валенках женушку не просто убил - расчленил. Так что не только олигархи детонируют... На это мое примечание обратите внимание. Для понимания жизни важно... Смертоубийство - такая, знаете, заразная болезнь. Загадочная. Разгадать не пытались?
      - Одно время занимался экспертизой. Недолго. Не по мне.
      - Ну что же. Однако вывести для себя причины и первопричины таких и подобных парадоксов надобно. Сложить мозаику. Не ровен час, придется столкнуться. Вам еще долго жить, не одну мозаику сложить придется... Приходилось когда-нибудь складывать мозаику?
      - Может быть, в детстве.
      - А пациенты ваши складывают?.. Знаю, складывают. Рассыпают и снова складывают. Угадал?.. Мнимое равновесие наступает. Так?
      - Можно и так сказать.
      - Но муторное занятие, доложу я вам... Зачем мозаику вспомнил? Сам не знаю... Я Ломоносова Михаила Васильевича, мозаичных дел мастера, безмерно уважаю. А вы?
      - Как не уважать!
      - Вот именно... Наши над его париком да чулками посмеиваются, анекдоты травят. Грубые люди. Среди наших и грубые люди встречаются, не только мечтатели и путешественники... Он же помор. Рыбарь.
      - Кто?
      - Ломоносов. Самый что ни на есть. Архангельская губерния... Что побудило его убить? Это я снова о том моем знакомце. Ревность? Ревность, конечно... Наверняка оправданная. Жены сумасшедшим изменяют. Это я доподлинно знаю... Видите ли, если поднялся как бы уровнем выше, я имею в виду такой вот редкостный брак с безумцем или одержимым, если брак на грани самоистязания - обратной дороги нет. А, может, и нет никакого самоистязания: внутренняя запятая, соринка, дырочка... А, может статься, ложное стремление повелевать... Или ложное стремление унижаться... Мысли как блохи, честное слово. Всегда волнуюсь, когда вспоминаю такие вот истории... Но интересно... Интересно вам?
      - Трудно сказать.
      - Я вам еще расскажу... Вы копите, собирайте... Надумаете описать наши беседы - детектив получится. Самое то, что обывателю надобно. Теперь же исключительно для обывателей пишут. Только намекните - завалю вас грязными историями. А хотите - светлыми, чистыми, как родниковая вода. Для домохозяек и старушек. Прославитесь... Добрейший человек, этот мой знакомый в валяных сапогах. Кузькин его фамилия. Вспомнил: Кузькин. Мухи не обидит, а видишь, как оно получилось... По какой причине решился?.. Ну, так это только говорится, что он убил. А кто или что на самом деле, нам не дано знать. Он все о каком-то горгоне твердил. А я думаю - по причине страсти неземной убил. И все дела. То и дело повторял - обожаю голубушку свою, обожаю. Несчастный человек Кузькин. Страсть многих несчастными сделала.
      - Оправдываете его?
      - Кто я таков, чтобы судить или оправдывать? Я созерцаю. Хотя нет, вы правы, невольно ищу оправданий. Я же с ним кров одно время делил, ел, гулял. Мы с ним о литературе говорили. Он весьма образованным и неглупым человеком был. Что значит, был? Он и теперь бродит где-нибудь в поисках спасения. Правда, что-то я его давно не видел. Разве что до земли обетованной подался? Долго ли? Мы много ходим... А могут его там принять, если вдруг окажется, что он не еврей?
      - Не знаю.
      - Вот и я не знаю.
      - Выходит, его не посадили?
      - Ищут... Еще доказать нужно, что его рук дело. Это мы с товарищами знаем, а больше никто не знает. Нам доверился... Мы все друг дружке рассказываем. Какое-никакое общество... Будто бы горгон, этакое дивное существо с железным клювом наподобие дракона, но не дракон влетел к нему в окно и склевал голубушку... А, может быть, так оно и было. При нашей жизни допустить можно все что угодно. Я с каждым днем все больше убеждаюсь - то, где мы живем и как мы живем, к действительности не имеет никакого отношения... А вы в горгона не верите?
      - Нет.
      - Ну да, ну да. Вам категорически запрещено. Знаю... Ходики тикают, ноженьки шаркают, водичка журчит. Шепчут, шепчутся. Осень или весна. Вдруг - бац! Смертоубийство! Вот что это такое? скажите на милость! Говорят, мотивчик всегда прост. Ну, там, обида, зависть, измена, карточный долг. Так-то оно так, но не обязательно. А если этот обреченный всего лишь орудие в руках судьбы? Вот предписано ему злодеяние, хоть в омут... Вот вам еще сюжетец, еще детектив. Один знакомый керосинщик из прошлой жизни лавку свою взял, да и поджог. А она ему, лавка-то, доход приносила, деточек его, кукушат его кормила. Жена ему деточек шесть душ подбросила и была такова. Вот он деточек собрал, во двор вывел, а лавку подпалил... А, может быть, и правильно, что ушла. Так бы, не ровен час, и ее подпалил. Может быть, ушла оттого, что он керосином весь пропах. Не все, знаете, этот запах переносят. Детки-то с запахом керосина выросли, привычные, а она помнила те времена, когда без удушья жила, могла различать запах сирени, роз, других приятных растений и духов... Еще хорошо, что сам вместе с лавкой не сгорел. Тогда бы детки совсем сиротами остались... А кто даст гарантии, что они подрастут, и, в свою очередь, не пустят петуха? Видите как?.. Провизор знакомый Гольц ядовитых пилюль наглотался. Самостоятельным состоятельным человеком был. Гольц. Немец. Полный, веселый. У него еще родинка обширная на правой щеке была. Как неведомый намек. Если не считать родинки, ничто не предвещало. Впрочем, возможно, никаких пилюль он и не глотал, а просто так умер. Так тоже бывает... Гольц. Немец... Почил по истечении срока годности. Так, кажется, у них в лексиконе, у фармацевтов?.. Никто не видел, глотал он пилюли или нет. Но люди говорят. Ведь как рассуждают? Если вся жизнь среди пилюль, почему бы и не отравиться? Я людей знаю, они и не такое придумать могут. А я так думаю: если даже и не отравился фактически, мысли об отравлении все равно гуляли в его, Гольца, голове. Быть может, не себя, кого другого отравить хотел. Не то чтобы хотел, но допускал. А как иначе? Вся жизнь среди пилюль... А какая, в сущности, разница, хотел или сделал? Пред Высшим Судом все одно... Что Кальвин по этому поводу говорил? "Душа человека предопределена Богом к спасению или погибели"... Взять мерзавца Оглоблина, того я с детства знаю, как выпьет, давай топором размахивать. Он мерзавцем уже родился. Кстати, из потомственных революционеров, так что удивляться нечему. У него на темечке ямка, выбоина - всем потрогать дает. Взгляд отстраненный, как будто только что проснулся. Оглоблин. Взгляд отсутствует, но сам - яростный, убежденный. Требует перемен. Все время. В особенности, когда выпьет. Вот сколько я его знаю, подавай ему перемен и все тут. Вынь да положь. Человек пять родственников и соседей покалечил. Один из них, кажется, все-таки умер. Не знаю. Врать не буду. Сам же Оглоблин жив-здоров, чего и нам с вами желает... Знаете, Нелюбов, если честно, уже хочется умиротворения. Неизбывная мечта... А оно и в дальних странах не спокойнее. Там, например, забираются куда-нибудь на крышу, чтобы обзор хороший был, и палят во всех подряд. Только брызги по мостовой... А каков виноград во Франции? Вот вспомнил и слюнки потекли... Но мы от иноземцев выгодно отличаемся тем, что прегрешения свои замечаем, ими потрясаемся и впоследствии уничижаем себя безмерно. Вот и Оглоблин после каждого своего восстания в прострации пребывает. Плачет. Я первоначально думал - это у него с похмелья. Нет, говорит, похмелье ни при чем... Каемся. Всегда. Испокон века. Это и в хрониках, и в романах зафиксировано. Самобичевание, казни, все такое. Это уже как повелось. Вывод: не убить не умеем, но и простить себя толком не умеем... Виновны ли?.. Да ведь это крест наш, согласитесь, Нелюбов.
      
      РОКОВЫЕ СОБЫТИЯ
      
      Кулик сказал:
      - При мне младенчика мертвого вынимали их крапивы. Синюшный, наверное, только-только народился. Матери чем-то не угодил, в кусты и бросила. Но это домыслы: могли, конечно, и случайно выронить... В апреле женщина лет сорока - сорока пяти вышла в окно. Метрах в двухстах. Стук глухой, сравнить не с чем... Очкарика в спортивных штанах на Борзовой заимке машиной убило. Взвизгнул, точно животное или птица. Человек таких звуков не издает... Старичок на лавочку присел покурить, так и остался с сигаретой в руке. Сигарета тлела какое-то время. Старичка уже нет, а сигарета тлеет. Видите как?.. Собака большая, красивая, по-видимому, в родстве с водолазом состояла, переходила дорогу. Умница - в аккурат по пешеходной линии. Ни с того, ни с сего остановилась, будто вспомнила что-то. Глянула на меня виновато и рухнула замертво... Голубям мертвым уже и счет потерял. Как правило, мертвых голубей не находят. Бог знает, как они умирают, и умирают ли вообще. Мне же то и дело попадаются. Подбрасывает кто-то. Голубей, людей... В августе шел на встречу с одним бывшим капитаном дальнего плавания - надо же, похоронная процессия. Ни раньше, ни позже. С мальчонкой прощались лет четырнадцати от роду. Удавился по причине неуемных фантазий. Философией увлекался. Вынашивал идею, несовместимую с жизнью. Это мне позже рассказали. Лежит в гробу, улыбается. Идее своей дурацкой улыбается. Наверное, затевая страшное, думал, что как-нибудь спасут. А оно, видишь, как вышло?.. У почтальона на скаку сердце отказало. Обогнал меня, спешил очень. Вдруг развернулся, точно флюгер и хлопнулся, чуть не в ноги мне... На Промышленной, там исключительно деревянные дома, один синей краской выкрашен, прямо кричит, очень мне нравится: ворота разверзаются, и дебелая баба выносит на блюде сверкающую на солнце голову свиньи. Может быть, соседям на холодец понесла, не знаю. Поравнялась со мной, и вдруг голова глазки свои открывает и говорит: "приехали"... Отчетливо так: "приехали"... Кто приехал, куда приехал?.. По какой причине голова заговорила? Наверняка какой-нибудь знак. Если не знамение... Вот зачем мне, Нелюбов, все эти смерти демонстрируют? Скажите на милость... В наказание, или чтобы крылья подрезать... А. может быть, в утешение.
      
      ПРИМИРЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Да, иных много. Иных, инаких. Безобразничают, убивают. Глаза бы не видели, а их любить надобно. Все равно, все равно. Ибо не по своей воле. Они со злобой в сердце уже родились. Другие с Христом, а они - со злобой. Страшно им жить-то на свете белом. Ох, как страшно!.. Так бы усадил всех за один большой стол, принудил взяться за руки и прощения попросить друг у дружки. И живых, и мертвых, и душегубов, и убиенных - всех. С вином, песней и поцелуем. Так положено, так надобно. В дом пускать, угощать надобно. Целовать и нахваливать... А после почивать положил бы. И такая пролилась бы благость.
      
      ПОМОРЫ
      
      Кулик сказал:
      - А поморы со своей животиной тоже одним миром живут. У них и котики, и кабаны, и лисы, и змейки, и лошадки, и телеги их, и бабы, и шиши, и обезьянки - все родственники. Потому живут долго, что в содружестве.
      - Обезьяны-то откуда?
      - Из Африки. Откуда же еще?
      - А как они на Одре оказались?
      - Неведомо. Могли самолетом доставить, могли поездом... Да хоть на телеге... Не следовало, конечно, обезьянок упоминать, дабы вас не смущать, но без них не складывается. Сами видите.
      
      СЛАВИК И ЧЕРВЯКОВСКИЙ
      
      Кулик сказал:
      - Глупый человек из моих философствований выведет: чума и оторопь, ужас ужасный! А умный что скажет?.. И то возможно, и это. И так может быть, и этак... Мало ли какой в нем замысел сокрыт? Во мне, то есть.
      
      Мы неуклонно приближались к долговязому милиционеру, сложившемуся, ноги наружу, на заднем сиденье плохонького автомобиля и сосредоточенно изучающему окна в доме напротив.
      - Душеприказчик? - спросил я шепотом знаменосца, тем самым демонстрируя ему, что уже принял условия игры.
      - Свой, - отвечал Кулик, широко улыбаясь угловатому представителю власти. - Лейтенант Сутягин. Славик. Стоический мечтатель. Поверх системы. Симпатизирует нам как может. По обе стороны закона. И в мыслях, и на деле проверен многократно... Вы уже, наверное, обратили внимание - преступления чрезвычайно волнуют меня. Ибо они - крайность. К запредельному в нашей жизни можно отнести только открытия, чудеса и преступления. Поскольку открытия и чудеса случаются со мной регулярно и уже сделались обыденными, предметом живого интереса остаются боле всего преступления, и все, что с ними связано. Ибо до конца не усвоил, по полочкам не разложил, от изумления еще не избавился... Осуждаете?.. Не осуждайте.
      
      - Бликует? Не бликует? - то ли размышляя вслух, то ли обращаясь к нам, молвил Славик.
      - Бликует, - уверенно сказал Кулик. - Здравствуй, Славик.
      - Бликует, - вздохнув, согласился лейтенант. Извлек из кармана горсть семечек и принялся крошить, устраивая серебристый фейерверк из шелухи.
      - Что тебе блики? - поинтересовался мой поводырь.
      - Наблюдать? не наблюдать?
      - Это уж как повелось.
      - Но это же опять ловить, обвинять, оправдывать...
      - И то.
      - С другой стороны, без этого как?
      - Тоже верно.
      - Послушай, Славик, говорят, на твоем участке мальчонку убили?
      - Мальчонку?
      - Мальчонку, да. На твоем участке.
      - Не знаешь, Кулик, когда, наконец, закончатся эти дожди? Ты всегда точные прогнозы даешь. Я тебе доверяю больше чем метеостанции.
      - Говорят, зверским образом расправились?
      - С кем?
      - С малым этим.
      - Или расправился. Если убийца был один - значит, расправился. Если несколько - расправились.
      - Слышал?
      - Конечно.
      - Ищете супостата?
      - Как не искать?.. Хотя можно и не искать.
      - Поясни.
      - А они, супостаты, сами всплывают. Как поплавки... Бывает, ищешь, ищешь, уже, кажется, надежды нет, а он вдруг возьми да объявись. Но, что характерно, совсем в другом месте. В таком месте, что и не подумаешь никогда... Как поплавки... Они отчего всплывают-то? Ибо в растерянности пребывают, в недоумении. Помнится, мы с тобой эту тему как-то обсуждали... Я как рассуждаю? Самое большое наказание, что ниспослано нам свыше - право выбора.
      - Это за первородный грех, - заметил Кулик.
      - Тебе виднее... А выбирать, как правило, человек неспособен. То есть выбор-то он, конечно, делает, но в большинстве случайный и, как следствие, продолжает сомневаться. А, поскольку от смятения избавиться не в силах - замирает, раскрывается и всплывает. Как поплавок. Тут мы его и берем, что называется тепленьким... Вот когда клева нет, отдельные рыбаки начинают метаться по берегу: то в одном месте удочку закинут, то в другом. Рассчитывают, что наткнутся на рыбное место. Обыкновенно, ничего из этого не получается. Вывод: закинул удочку - стой, жди, наблюдай. Можно, опять же, блики отследить, можно просто подремать... А когда клева нет - можно и удочку не закидывать. В рыбалке улов не главное. Рыбалка - процесс, понимать нужно. По большому счету рыбачить и в лопухах можно. Хотя, конечно, на речке или озере лучше. Рябь умиротворяет, душевные раны лечит.
      - Все же мечтатель ты, Славик. Я, когда своему товарищу, Александру Юрьевичу Нелюбову о тебе рассказывал, так и охарактеризовал - мечтатель.
      - Какое там? Мечты легкими должны быть как облачки. Чтобы мечтать, в другом месте нужно родиться.
      - На Таити?
      - Почему на Таити?
      - Там Гоген.
      - Не знаю, кто таков. Может быть, и на Таити. Во всяком случае, не на земле. Мечтатель корни пускать не имеет права.
      - Золотые слова... Боюсь представить себе, как ты кого-либо влачишь или допрашиваешь - истязаешь, словом.
      - Не влачу, не истязаю.
      - Врешь?
      - Вру.
      - Вот я давно хотел тебя спросить: если не кривить душой... не говорю обо всех, но вот хотя бы лучшие из вас... скажи, вы на букву опираетесь?
      - Если не кривить - по обстоятельствам. Всегда у тебя, Кулик, вопросы с закавыкой.
      - Хочется понять.
      - Чего тут понимать?
      - Скажи: все же есть шанс опереться, в случае чего? Когда очевидные враги и кривда? Мне, например, опереться?
      - Ты снова о душеприказчиках?
      - О них. О собачниках еще.
      - Преследуют?
      - Да это точно. Так и есть.
      - Исключаешь, что они продукт сомнений, смятения, воображения? Может быть, ты на каком-то этапе оказался перед трудным выбором и... Ты не думай, я против продуктов воображения ничего не имею. Иногда они оказываются столь же реальными, а, иногда, и более реальными, чем сама реальность. Иногда воображаемый преступник может такого натворить, что какому-нибудь Потрошителю и не снилось. И что такое эта самая набившая оскомину реальность? Лично я не знаю, что это такое. Для меня реальность - одно, для тебя - другое.
      - Не увиливай, прямо скажи, опереться есть шанс?
      - То есть ты ищешь защиты?
      - Не то чтобы, но все же...
      - Можно, конечно, попытаться.
      - Но уверенности нет?
      - С уверенностью проблемы.
      - Зачем тогда всё? Зачем на чистую воду выводите, шило из мешка извлекаете? Зачем наблюдаете, хватаете и прочее?
      - Дабы стройность событий блюсти.
      - Притом уверенности нет?
      - Никакой. И быть не может. Разве можешь ты предугадать, даст ли, к примеру, в этом сезоне урожай малина?
      - Могу только предположить.
      - На основании чего?
      - На основании интуиции, а также особых примет из области движений природы.
      - Вот видишь? У нас то же самое - особые приметы, интуиция... А малина все равно, к примеру, не уродилась. Возможно такое?
      - Запросто.
      - Вот тебе и ответ на все твои вопросы... Отродясь такого дождя не было. Лично я не помню. Льет и льет. Чисто Боливия... Пишут в Мовшовичах уже наводнение. И к нам придет... Наши говорят - после того как вода отступила, возникли большие проблемы с опознанием тел. Вот откуда такие проблемы?..
      - В таких делах я не спец.
      - А что, если они превратились в вещи?
      - Кто?
      - Тела.
      - В какие вещи?
      - В самые обыкновенные - чемоданы там, мебель, утварь всевозможную... Стыдно, конечно, представителю власти так думать. Могут за умалишенного принять. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Это как раз к вопросу о реальности... Стихия, предположим, угомонилась, но вместо ожидаемых облаков, наполненных духом, душами, еще осмысленными взорами, волнуемыми ужасом или восторгом в небе скатерти летят. И на земле: ожидали Червяковского, а вместо Червяковского - набит шмотками чемодан. Понимаешь?.. Это же все меняет. Буквально все... Думаешь, глупость?
      - Лично я допускаю, - отвечал знаменосец.
      - А другие - нет... Только с тобой могу поделиться, с другими - ни за что. Ограниченность, косность, сам знаешь. Потому и топчемся на месте.
      - Придешь ко мне вечерком?
      - День ангела?
      - Вестимо...
      - Если не убьют кого-нибудь или не ограбят. Но шансов мало, откровенно говоря.
      - А кто это, Червяковский?
      - Есть такой. Я его сейчас анализу подвергаю.
      - Натворил?
      - Думаю, замыслил. Но виду не подает... Думаю, брать надо.
      - За что же брать, если не натворил?
      - Защитить. Его же защитить от его же мыслей вороных.
      - А ну, как это не он?
      - В каком смысле?
      - Сам же говоришь, с виду Червяковский, а на поверку чемодан со шмотками.
      - Или наоборот.
      - Или наоборот.
      - То-то и оно... Да, без следственного эксперимента не обойтись. А как следственный эксперимент провести, если его не взять?.. Как ни крути, брать придется.
      - А, может быть, выбросить его из головы, и дело с концом?
      - Жалеешь?
      - Кого?
      - Червяковского.
      - Есть немного.
      - Кто он тебе?
      - Никто.
      - Тогда можно и забыть, конечно.
      
      ГАЛО
      
      Кулик сказал:
      - Соблазны, соблазны. Сколько веревочке не виться, как говорится. Настанет час, и нас с вами спеленают, Нелюбов. За вольнодумство. Тогда и завершатся наши мучения. Но это еще когда!.. Грешим, грешим!.. А, кстати, вы уверены, что за Джордано или Жанной не водилось грешков?.. То-то и оно... Разве каннибал виноват, что ему хочется кушать, и пищей своей он нас с вами определил? Так поступали его родители и прародители. Если принять во внимание, что кролик или корова тоже по-своему разумные существа, с печалями и радостями, невзгодами и любовями, чем мы лучше того каннибала? А если принять во внимание, что и растения, все эти хвощи и плауны, и лук шалот и лук порей, и томаты, и бамбук по-своему разумные существа, способны ли мы остаться чистенькими, не рискуя попросту издохнуть с голоду?.. В конечном счете, все всех поедают. Пищевая цепочка. Ставим знак бесконечности и знак обреченности... Рано или поздно спеленают. Важно успеть сказать главное. Или совершить значительный поступок. Только бы без выгоды и во благо. А дальше - пусть пеленают. Не мы первые, не мы последние. Добрая традиция... А знаете ли вы, что я гало источаю?.. Когда-нибудь слышали как фимиам курят? Вот такой запах. Обыкновенно в солнечную погоду. Иногда спрашивают - какими духами пользуетесь? Дивно и забавно. Вроде замарашка, а такой запах!
      
      СЕМЕЙНЫЙ УЖИН
      
      Кулик сказал:
      - Что-то на вас лица нет, Александр Юрьевич. Это все ваши пьянки. Не умеете пить - не пейте. Разрушаетесь. Очень жаль. Мне вас будет не хватать.
      - Не думаю, что все так плохо... - принялся я протестовать.
      Кулик перебил:
      - И правильно, и не нужно так думать. Верить нужно. Всегда. И старайтесь не растрачиваться. О себе не забывайте... Вы на меня теперешнего не смотрите. Я другим был. Как музыкант. Или птица. Не Гоголь, конечно, но близко. Это теперь обмылок. А прежде!.. До женщин охоч был. Сами ко мне липли. Теперь уже меньше. Можно сказать, совсем не интересуются. Две голубки подле меня теперь - Фирс и Зинаида. Одна, та, которая Фирс, акробатка в прошлом, страстотерпица, живет на постоянной основе - ей некуда податься. И незачем. Она людей не понимает. Другая - Зинаида, в недавнем прошлом женщина фундаментальная как Великая Китайская стена, но разрушенная обстоятельствами. Такую на улице встретишь и тотчас подумаешь, только бы ее не встретить. Ла уж поздно. Приходит на судьбу пожаловаться, да оладушек испечь. Принесет, бывало, жаровню. Спрашиваю зачем? А она и знать не знает. Так с жаровней этой и уходит. Сколько раз так было. Какая-то важность для нее эта жаровня... Ревности меж Фирсом и Зинаидой не наблюдается. Ревность - это когда любовь. А тут не любовь, бери выше - сожаление. Сожаление - более сильное чувство... Их присутствие во мне восторга не вызывает, но и не очень тяготит. Они не мешают мне. Совсем не мешают. Мы с ними по вечерам открытки рассматриваем, любуемся. "Крещенское погружение в прорубь работниц фермы-сыроварни "Дары жизни", "Казнь Дантона", всякое такое, я уже вам докладывал. Дело приятное и полезное... Вам в окружении теперь такие женщины нужны. Для бесстрастного времяпровождения. Покуда душа не отдохнет.
      - Может быть.
      - Точно говорю. Слушайте меня. И слушайтесь. Покуда не угорели... Лица на вас нет. Честное слово, Александр Юрьевич, надо бы вам подсобраться!
      - К слову о женщинах. Дело в том, что буквально накануне от меня громко и болезненно ушла жена, - объявил я неожиданно для себя.
      - Как вы сказали?
      Сам не знаю, откуда нашел силы повторить фразу:
      - Дело в том, что буквально накануне от меня громко и болезненно ушла жена.
      - Вы не обманываете меня?.. Ушла?.. Ах, как хорошо! - воскликнул знаменосец. - Это, Александр Юрьевич, и есть нечаянная радость. Не каждому выпадает. Всякий уход или исход - исцеление. И никак иначе. Так что в настоящий момент вы очищаетесь и просветляетесь, сами того не подозревая. Поздравляю!.. А знаете, а я верил, что шанс вам выпадет. Так должно было случиться! Вы же хороший человек! Исключительно хороший человек! С червоточинкой, как положено. Себя не помните. Прекрасное качество!.. Это я вас напугал своими жуткими историями, вот вы о себе и вспомнили. А так бы и не вспомнили... У меня прежде более трех тысяч женщин было. До четырех тысяч немного осталось. Мне, откровенно говоря, брюнетки по душе. Искрят. Не всегда и не все, конечно. И шатенки. У них ложбинки сияют. Волшебство. Август. А блондинки голубой паутинкой пленены. Навсегда. Ваша жена какая была?.. Блондинка, шатенка?.. Вы правы, не имеет значения. И след ее простыл. Милые черты быстро стираются из памяти. Видите ли, наш мозг устроен таким образом, что от лишней информации стремится избавиться... Поверьте, сами того не подозревая, вы целенаправленно стремились к уходу супруги вашей. Как сомнамбула или неторопливый ленивец... Ох уж мне эти Марины с мальчишескими стрижками и Лилии в водорослях полупрозрачных!.. Волнуя свет и колдовство... Но разум! Вот где закавыка! Видите ли - они слишком разумны. Выше нашего понимания. К примеру, первоначально мало едят. Потом уже, ближе к старости, чревоугодничают, раскисают. В бочонки превращаются или в медуз... Марины, Лилии, крыжовник, вишня, алыча. А также дыни и арбузы... Тыквы еще. В китайских преданиях в тыквах нередко змеи заводятся. Не знаете, по какой причине?
      - Представления не имею.
      - Это я вас отвлекаю от грустных мыслей... Прячутся, когда курят, обратили внимание? Завлекают таким образом... Устрицы и раки. Устрицы - исключительно женского рода. А раки - мужского. Раков варят живыми. Вот и делайте выводы... Ведь что такое брак? Если вдуматься, все, что происходит между разнополыми особями - брак. Чуть задержал взгляд, за руку взял, вступил в беседу - уже брак. Зыбучие пески... А страсть, Нелюбов, всегда внезапна. Болезнь. Ну бы ее к чертям собачьим! Бежать немедленно! Иначе и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься на обеденном столе. В зелени, горчичной заливке и с яблоком в зубах... Да, да! Я однажды прямо со стола бежал. Как есть нагишом. Настоящая семейная жизнь - это ужин, Нелюбов: лимончик, зелень, брусничка, осетринка, пирожки с крольчатиной... супруг с яблоком в зубах здесь же представлен. Как вам натюрмортец, ха-ха?.. Фирс и Зинаида - это уже другое: старческое бдение. Либо отдохновение чувств... А всякий возраст хорош. Вы в этом убедитесь довольно скоро - время быстро летит... Да вы и теперь уже не так молоды. Поистрепались на жизненном пути... Ничего, поставлю вас на крыло.
      
      НУМЕРОЛОГИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Отвлеку вас от грустных мыслей, расскажу немного о нумерологии. Науку сию освоил не без труда, признаюсь. Наука сложная. А начал с того, что подробно изучал номера на грузовых машинах. Полюбите грузовые машины, Нелюбов. В них много простоты, скромности и труда. Если пересчитать номера грузовой машины, те, что на кузове, слева направо, и тут же справа налево, сложить и поделить на порядковое число дня, среда, к примеру - три, четверг - четыре и так далее, на многое глаза открываются. Раз уж пошел такой разговор, открою вам тайну. Все пронумеровано и предугадано. Выбор, что предоставляет нам судьба - иллюзия. Какой там выбор, я вас умоляю! Пронумеровано и предугадано. И рекомендации, и предуведомления, и точный прогноз. То есть, вообще все. Пересчитал так-то, поделил - и тут же получил ответ на свой вопрос. Лично во мне, благодаря познаниям в области нумерологии, ответов накопилось больше, чем вопросов. Я не упрощаю до простых чисел, как принято. То есть, пошел дальше. Числа рассматриваю в последовательности и совокупности. Шестерки бы поменять, хотя бы на пятерки: скажем, пятьдесят пять тысяч девятьсот семьдесят пять. Я уже не говорю о семьдесят семь тысяч девятьсот девяносто девять. Видите, совсем другая панорама! И как просто. Замысел мой понятен?
      - Искренне пытаюсь понять.
      - Конечно, выглядит как бред. Вы, вероятно, сразу распознали. Так оно и есть - настоящий бред. Ибо арифметика мне сызмальства с трудом давалась. Но, как видите, себя здраво оцениваю. Открыто объявляю, что это бред и галлюцинация. Хотя и не врач. Не врач, но объявляю и оцениваю. Критикую себя. Даже могу посмеяться над собой. Почему нет?.. Угадывается во мне цельный, не тронутый болезнью человек?
      - Угадывается.
      - Не утешаете меня по обыкновению?
      - Ни в коем случае.
      - Так и живу. Случается, посмеюсь или под настроение поплачу. Сам же, заметьте, пользу извлекаю.
      - Вы молодец!
      - Вообще-то, всякий бред и галлюцинация - знак и подсказка. Согласны со мной?.. Говорите как доктор. Правду говорите, дело серьезное.
      - Согласен.
      - А теперь и я, позвольте, немного доктором поработаю. Повторяйте про себя: пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три. Вообще, ваше число - шесть миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три. Но вы наперекор шестерочку-то на пятерку поменяйте. Поверьте, так нужно.
      - Сложно.
      - Что сложно?
      - Повторять сложно.
      - Что так?
      - Число замысловатое.
      - Конечно, первое время придется потрудиться, но когда постигнете - такое облегчение. Пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три... Как видите, и числа по кусочкам собираем... Как вам?
      - Что?
      - Полегче?
      - Да. Благодарю.
      - Легкость почувствовали? Прилив сил?
      - Да. Благодарю... Искренне. От всей души.
      - Врете.
      - Не вру. Искренне. От всей души.
      - А лучше начертайте где-нибудь на плече или под лопаткой. Труда не составит, а результат может оказаться просто оглушительным. И не потому даже, что это магическое число, а потому что ритуал... Вспомните Савелия... Ритуал - то, что отличает нас от животного мира. Не духовность как таковая, но ритуал. Ритуал - оружие и воплощенная мечта. Когда это понимаешь, пересчет номеров на грузовике уже не кажется такой нелепостью. Не правда ли?.. Теперь, что же касается галлюцинаций. А вы уверены в том, что наше бытие с женами и любовницами, детками и белками, поводырями и проходимцами, доцентами и агентами, вышибалами и нищими, педерастами и водолазами, торговцами и тунеядцами, старостами и почтальонами не галлюцинация?.. Вся эта причудливая толкотня?.. Вот и выходит: дурачки да математики ближе всего к реальности. Сами посудите, дурачки и математики, когда падают из окон, редко разбиваются, а умники и романтики - всегда... Нумерология - наука древняя. Слова сомнения порождают, числа - никогда. Хотя есть мнение, что слово от Бога, а число - от лукавого. А по мне, так все сущее, явное и мнимое от Бога... Верьте мне, Нелюбов, пять миллионов шестьсот сорок пять двести семьдесят три - хорошее число, счастливое число... Попробуйте повторить. Сосредоточьтесь, Нелюбов.
      
      Воистину, все в нас присутствует. Даже то, чего не бывает и быть не может.
      
      ЛАО ЦЗЫ
      
      Кулик сказал:
      - Невидимое оставляет много следов. Как говорится, смотри не споткнись. Как там у Лао Цзы?.. "Чтобы увидеть, как проявляется ежесекундно этот мир в твоем сознании, как он лепится мельчайшими единицами бытия, необходимо устремиться к отсутствию обыденности: постоянство твоего желания, влекущего в гущу этого мира, должно стираться устремлением в область, где Небо и Земля еще не начинают быть. Все сущее есть в каждом мгновении бытия этого мира. Нужно уметь расширять и сужать область своей осознанности, дабы увидеть обычным зрением, как происходит случайное, как проявляется невидимое"... Да, время неумолимо. Ускакал изумрудной лягушкой в торжественное болото будущего.
      - Кто?
      - Лао-Цзы.
      - Когда?
      - Да только что. На ваших глазах.
      
      КУЛИК-КУНИЦА
      
      Кулик сказал:
      - В куницу обратиться, что ли?
      
      СЛОВА
      
      Кулик сказал:
      - Уж вы простите мне мою скупость на слова. Слов у меня мало, преимущественно оболочки слов. Вы и представить себе не можете, как хочется просто молчать, ничего не говорить. Нельзя. Если бы замолчал, вы бы потерялись в догадках, чего это он молчит.
      
      МОРОКА
      
      Кулик сказал:
      - Моросит. Морока. Невольно тупеешь, если каждый день такое. Впрочем, повседневность - такая мелочевка. Кажется, вы уже начинаете это осознавать... Думаете, древний мир исчез навсегда? Ничего подобного. В Тудани, как и две тысячи лет назад невиданный улов, а в Потудани опять на дыбу тащат. Кимвалы да бубенцы. Улов да казнь. Прогалины да ямы. Влачат да тащат. Кряхтят да тащат. И всяк со своим колокольчиком. Кто - рыдать, кто - друзей зазывать.
      
      СТАНЦИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Вот и станция. Добрались, слава Богу.
      
      Перрон.
      Кулик наполняет легкие железнодорожным воздухом. Никак не может надышаться.
      Еще не вечер, но уже темно. Дождь перестал, но парит. Значит, будет еще.
      
      Верка, чертыхаясь, забирается в изумрудный вагон.
      Что за Верка?
      Верка как Верка. Верка и все.
      Веркины волосы пахнут персиком. Пчела сопровождает Верку.
      Прощай, пчела, Верка, прощай!
      Юбчонка короткая, ножки тоненькие. Сама пчела.
      С новым счастьем, Верка!
      
      Окошки мерцают, снуют тени пассажиров и провожающих. Тлеет душка-жизнь. "Стою на полустаночке". Давнее, далекое, пятнышко тепла, крохотное пятнышко, оспинка. Ничего не меняется. Столько лет прошло - ничего не изменилось. Шпалы, лужицы мазута. Чистое золото. Травка пробивается. Нашатырь. Моментальные коты, собакам не угнаться... Объявляют. Что-то объявляют чужим голосом. Что-то говорят, разобрать невозможно... Дух шашлыков, доски, жучки, проволока, повилика с поволокой. Сердцу милое, пригородное...
      
      КРАВЧУК
      
      Кулик сказал:
      - На знамя одна надежда. Не приведи, Господи, грянет большая война. Это будет такая война, что все погибнет. Однако, если знамя останется, уцелеет - считай, выстояли. Считай - победа.
      
      Мы с моим новым другом заглянули в привокзальную пивную из тех, что отличаются теснотой и скользким полом. Еще недавно таких заведений на необъятных просторах щемящего отечества можно было встретить во множестве. Теперь же сей уголок - редкостная достопримечательность, надежно спрятан от суеты и сглаза, точно медный пятачок в бездонном кармане тулупа.
      
      За стойкой священнодействовала выкрашенная в ядовито-красный цвет горластая барменша.
      - Ляля, - сообщил Кулик. - Стремительная женщина.
      
      - Богу в уши! - ковыляя и потрескивая в свете дневной лампы, к нам приближался грузный человек с рябым пунцовым лицом и свинцовым взглядом. Судя по кителю без погон - бывший военный.
      - Полковник Кравчук, - успел шепнуть мне Кулик. - Тот еще громовик. Настоящий груздь. Пьян уже.
      
      Полковник с тремя кружками пива буквально обрушился на наш столик и взревел сияя:
       - Кулик, дорогуша, тысячу лет тебя не видел! Соскучился смертельно! Веришь, нет, одни пустозвоны и христопродавцы вокруг, поговорить не с кем...
      - Куда же ты пропал? - спросил знаменосец.
      - Охранял дачу одного барыги на Штабке. Всю душу мне измотал барыга этот, мать его. Терпел сколько мог. В конце концов, морду ему начистил, сарай сжег, вот, вернулся... Теперь посадят... Не пропаду: в тюрьме тоже люди... Справедливость обязана торжествовать... Не посмеет посадить. Ибо тщедушен и труслив барыга... Хотел дом спалить, но ограничился сараем. Теперь жалею... А ты никак поправился?
      - С чего бы? - резонно отвечал знаменосец.
      - Или похудел, что ли? Не пойму.
      - И то, и это. Я постоянно меняюсь, ты же знаешь.
      - Хорошо ли это?
      - По обстоятельствам.
      - Да, те еще обстоятельства! Низость окрест.
      - А ты мимо проходи.
      - Да черт с ним! Как поживаешь, Кулик?
      - Живем, Слава Богу! Хлеб жуем.
      - Что говоришь?
      - Живем, хлеб жуем, - сказал Кулик громко.
      - А я вот молодую жену бросил, - сказал Кравчук, и, выдержав паузу, дабы насладиться произведенным впечатлением, добавил. - Сколь мог, терпел. Но всякому терпению предел настает... Совсем глупая... Интересно, все молодухи такие?.. Болтает без умолка. Ее и раньше, бывало, не заткнешь. А сейчас - хоть караул кричи!.. Прежде только днем болтала, а тут ночью проснулся как-то - она в койке сидит и мелет языком. Ладно бы по телефону, а то сама с собой. Разложила какие-то пуговки и рассуждает. О чем можно рассуждать над пуговками, да еще при муже, задремавшем по причине переутомления и недомогания?
      - Она хорошая у тебя, - заметил знаменосец. - И Терпеливая. Ведь терпеть тебя - труд великий.
      - И не отговаривай. Решение принято... А тюрьмы я не боюсь. В тюрьме жизнь цельная, упорядоченная. Тюрьма мной разбогатеет... Как же я рад тебя видеть! Пофилософствуем напоследок.
      - А разводу твоему значение придавать отказываюсь, - сказал мой товарищ, - ибо ты добрый человек есть. И объявил такое исключительно в качестве розыгрыша.
      - Не розыгрыш! На меня посмотри и все поймешь. Опустился на Штабке этой до неприличия. Смыслы растерял... И не отговаривай. Решение принято... Как же я рад тебе! Пофилософствуем напоследок хотя бы!.. Люблю... Именины по-прежнему справляешь?
      - Конечно. Приходи сегодня.
      - Как?
      - Приходи!
      - Если не заметут.
      - Выбрось это из головы.
      - А ты представь меня своему товарищу, а то он, небось, в загадках теряется: что за фигура значительная без опознавательных знаков и проблесковых маячков пожаловала?
      - Кравчук, - представил гостя Кулик.
      - Полковник Кравчук, - поправил его ратоборец и, обращаясь ко мне, спросил. - А вас как величать?
      - Нелюбов... Александр Юрьевич.
      - Как?
      - Александр Юрьевич.
      - Не помешаю, Александр Юрьевич?
      - Пожалуйста, пожалуйста.
      - Я недослышу иногда.
      - Пожалуйста, пожалуйста.
      - Решил развестись с молодой женой.
      - Да, я слышал.
      - А тут Кулик. Уж не знаю, на счастье или на беду.
      - На счастье, - сказал я предельно уверенно.
      - А, может быть, ты и прав Кулик, - помолчав немного, сказал полковник и осушил кружку. - Пусть поживет еще. Пусть с пуговками разговаривает. Мне какое дело?.. Молодость... Иные жены своим мужьям рога наставляют, крысином травят. Сколько таких историй!
      - Я о том же, - сказал Кулик.
      - Изгнать всегда успею... Ну что, поговорим, наконец?
      - Поговорим, - сказал знаменосец.
      - Вот ты, Кулик, сватаешь нам будущее...
      - Не совсем так.
      - А как?
      - Конструирую вечное.
      - Допустим. А каким образом, к примеру, планируешь его защищать? Какими средствами? И есть ли у тебя стратегический план?
      - Вечное не нуждается в защите.
      - Как такое может быть?
      - Вечное всепоглощающе. Все в нем и всё в нем. Вовне ничего и никого. Вбирает друзей и врагов. И бывших друзей, и бывших врагов. Так что нападать некому.
      Полковник схватил меня за рукав и захохотал:
      - Вот же потрох! Из любой фантасмагории вывернется! Чернокнижник, сука! Гений! Ваше здоровье!
      
      Одну за другой полковник опустошил оставшиеся кружки.
      
      - Лихо! - невольно вырвалось у меня.
      - Вы что-то сказали? - спросил Кравчук.
      - Лихо вы расправились с пивом. Никогда не видел, чтобы так, одним махом...
      - Говорите громче. Я недослышу. Контузия.
      Я прибавил громкости:
      - Лихо вы расправились с пивом.
      - Ах, это? Ненавижу пиво. Лет пятнадцать не прикасался. А сегодня прикоснулся. Дабы пожар души потушить... Водочка - для подвига, а пожар души лучше пивом тушить. От пива томление наступает... Вот теперь как будто восстанавливается.
      - Что восстанавливается?
      - Слух.
      
      Полковник на мгновение замер:
      - Слышите?
      - Нет, - сказал я.
      - А я уже слышу... А сами-то вы хорошо слышите?
      - Не жалуюсь.
      - А я жалуюсь. Временами недослышу. Временами слышу очень хорошо, а временами как в шлемофоне. Помехи. Как будто станцию глушат... Дело в том, что наши головы устроены наподобие радиостанций. Разница только в материале. Радиостанция, к примеру, на полупроводниках. А в голове черт знает что понамешано. Иногда задумаешься надо всем этим - волком выть хочется.
      
      Я подвинул ближе к полковнику тарелку с корюшкой:
      - Угощайтесь.
      - Ненавижу пиво, - повторил полковник.
      - Это рыбка. Замечательная рыбка. Угощайтесь.
      - Не встречал более отвратительного и вредного напитка! - твердил свое Кравчук. - Сие пойло - медленная смерть! Продукт гниения.
      - Может быть, тогда, не стоило его пить?.. Откушайте корюшки.
      - И рыба - продукт гниения. Как представишь себе, как они там, пиво и рыба, в желудке смешиваются, тошно делается.
      - Может быть, в таком случае не стоило?
      - Что, может быть, не стоило в таком случае?
      - Может быть, не стоило его пить в таком случае?!
      - Пиво?
      - Пиво.
      - Вы хотите сказать, что мне не стоило пить пива?
      - Да.
      - Отчего же? Решение принято осознанно. В здравом уме и твердой памяти... А что это значит в моем случае?
      - А что это значит в вашем случае?
      - Немедленно к исполнению!
      
      Кравчук снова замер:
      - Слышите?
      - Ничего не слышу.
      Лицо воина воссияло:
      - Двадцать седьмой. Пошел на посадку, мать его. Двадцать седьмой ни с чем не спутаешь. Симфония... Все. Сел, кажется... Точно сел... Простите, отвлекся. Вы что то спросили меня?.. Вы все время о чем-то спрашиваете. О чем вы спрашиваете все время? Что вам хочется узнать?.. Спрашивайте на здоровье. Имею ответ на большинство вопросов. На все вопросы ответить не могу, конечно, но большую часть покрою охотно.
      - Я спросил: если вы не любите пиво, зачем пьете?
      - Зачем пью пиво?
      - Да.
      - Я же объяснил: принял решение разомлеть, отдышаться... Гневаюсь. Боюсь совершить непредсказуемый поступок... А так - конечно. Полностью с вами согласен: пиво - медленная смерть. Притом смерть ужасающая! Перед тем как умереть, вы увидите, как округлится ваш живот, лицо станет бабьим, сделаются ленивыми мозги, слабыми руки. Затем вы забудете все, включая азбуку и таблицу умножения. От вас отвернутся все окружающие, потому что пребывание с вами в одном помещении будет вызывать только раздражение и отвращение. Один за другим с вами перестанут здороваться соседи. Погибнут цветы на окнах. Вы разучитесь различать день и ночь, весну и лето. А после долгожданная старуха с косой предстанет перед вами и спросит: как ты жил без меня все эти годы?.. Более чудовищного зрелища даже я, боевой офицер, вообразить себе не могу!.. Я видел все. Оторванные головы складывал в мешок как бахчу. Вы знаете, что такое бахча?
      - Нет.
      - А я знаю... Знаю, как жидкая слизь стекает по ногам во время атаки, помню гул в ушах за пятнадцать секунд до расстрела. Но все это бледнеет в сравнении со зрелищем пивной агонии.
      - Пугающая картина. За что же вы так себя наказываете?
      - Не сумел справиться с рутиной. Мне непростительно... Знаете, что такое рутина?.. Тенета и ветошь. Я в этом жить не умею... Был бы обыкновенным человеком - смирился бы. Но судьба выбросила меня из серой зоны по причине некоторых выдающихся особенностей, о которых не я - другие скажут. Те, кого я спасал и еще спасу. В том числе ценой собственной жизни... Так понятно?
      - Понятно, - соврал я.
      - В голове гул. Как после бомбежки... Служили в армии?
      - Нет.
      - На каком основании?
      - Институт. Военная кафедра.
      - Офицер?
      - В запасе.
      - Что же вы пиво-то пьете, офицер в запасе? Офицеры пьют шампанское. В отдельных случаях коньяк или спирт.
      - Будете удивлены: знакомый врач посоветовал.
      - Зрение?
      - Почки.
      - Передайте своему врачу, что он круглый дурак.
      - Передам.
      - Можете сослаться на меня.
      - Именно так я и сделаю.
      - Большинство врачей в этом городе - круглые идиоты.
      - Ясно.
      - Не обидел вас?.. Вы не врач?
      - Врач.
      - Не судите строго. Я бываю резок в оценках. Но, согласитесь, в наше время без этого нельзя. Жестокое время. Потерялись немного, огрубели, правду-матку режем налево и направо. Вообще, людям войны это свойственно... Извиняться не стану, не в моем характере. Не возражаете?
      - Не возражаю.
      - Слух как будто восстанавливается. Заметили?.. Как будто лучше слышать стал. Обратили внимание?
      - Обратил.
      - Пиво действовать начинает... Я слышал, перед смертью люди на какое-то время испытывают облегчение. Это так?
      - Случается.
      - Ничего, от пары кружек не умру.
      - Не умрете.
      - А вот зрение - ни к черту. Знаете, что означает для боевого офицера потеря зрения?
      - Могу вообразить.
      - Ни черта вы не можете! Для этого нужно повариться со мной в одном котле. Но, дело не в этом. Вот вы сейчас передо мной - в тумане. А доктора говорят: "У вас, полковник, стопроцентное зрение". Как прикажете их понимать?.. Молчите?.. Вообще, боевому офицеру в моем возрасте положено думать о самоубийстве. Можешь отказаться, воля твоя, но обдумать должен... Уходить из жизни нужно достойно. С пулей в голове. У меня для этого есть все необходимое. Наградной пистолет. Хорошая семья. Любимая и любящая жена. Двое детей. Мальчики. Иван и Марс.
      - Куда это тебя понесло? - спросил знаменосец.
      - Это я к слову произнес. Жить, к сожалению, долго буду, ибо жизнелюб! Радоваться умею как никто. Но это не мешает мне судить себя. Ибо человек строгих правил. И сужу строго. И себя, и других подлецов! Со всей строгостью... Я же задумал свою молодую жену оставить.
      - Вы говорили.
      
      Кравчук достал из кармана мятую фотографию, бережно разгладил и протянул мне:
      - Слева Иван, справа - Марс. Не путайте, Марс - справа.
      - Постараюсь.
      - Это не сложно. Марс - справа.
      - Я не спутаю.
      - Мальчики обижаются, когда их путают. Хотя между ними мало общего. Иван спокойнее и мягче. Добрее. Немного простоват. Больше походит на мать. Я вам сейчас и мать покажу.
      
      Так у меня в руках оказалась фотография матери мальчиков.
      
      - Что скажете? - спросил полковник.
      - По-моему, они оба похожи на мать.
      - Неудачный снимок... Видите, как он поставил свет?
      - Кто?
      - Фотограф. В нашем городе нет ни одного приличного фотографа.
      Кулик попытался возразить:
      - Неправда. Я знаю одного замечательного фотографа. Обычный мальчик из богадельни, но делает волшебные портреты. Мой названный племянник... В его произведениях есть одна особенность...
      - В нашем городе нет ни одного приличного фотографа! - оборвал его Кравчук. - И точка!.. Берут сумасшедшие деньги. За что?! Чтобы отец не мог узнать собственных детей?
      
      Кулик взял у меня карточки:
      - Не знаю, лично мне снимки нравятся. Угадывается равноденствие.
      - Знаешь, на что способен любящий отец, когда он не узнает своих детей? - зарычал полковник и вдруг как-то сник разом. - Устал. Может человек устать?
      - Несомненно, - поддержал я безутешного отца.
      - И портрет матери тебе нравится? - обратился Кравчук к Кулику.
      Кулик демонстративно приблизил снимки, как это делают близорукие люди, намеренно придирчиво рассмотрел:
      - По-моему, вполне приличные фотографии.
      - Фотографии, может быть, и приличные, да только это не моя жена.
      - Кто же это? - изумился мой товарищ.
      - Этой женщины я не знаю. Моя жена - молодая красивая женщина. А здесь?.. Я вообще не могу разобрать, женщина это или мужчина. Изображение размытое, темное... Да человек ли это вообще?.. Дай мне, я сейчас же уничтожу снимок.
      - Не делай этого, - воскликнул мой спутник.
      - Это еще почему?
      - Нельзя, ни в коем случае!
      - Почему?
      - Нехорошо это! Скверно! Дурной знак!
      - Малохольный... Тогда скажи, кто эта женщина? Ты ее знаешь?
      - По-видимому, твоя жена, - предположил Кулик. - Хоть ты и отрицаешь.
      - Если бы у меня была такая жена, я бы уже давно пустил пулю в лоб. Не тянул бы так долго, не терзался бы сомнениями... Да отдай же мне фотографии, наконец!
      - Пообещай, что не будешь рвать их, - сказал Кулик, возвращая карточки владельцу.
      - Малохольный! - еще раз засвидетельствовал Кравчук и вновь протянул мне снимки. - Он странный, этот Кулик. Очень странный. Но гений. Чернокнижник, сука. Я на него никогда не сержусь. И вы не сердитесь... Как вам мои мальчики?
      - Очень хорошие мальчики.
      - Марс - справа, а Иван - слева. Иван старше. Тихоня. Ему, так же как и всем нам, будет трудно в этом мире. Я сам виноват. Уделял ему мало внимания. Мальчик вырос без ремня. У мамки под юбкой... К слову сказать, Марсу я тоже не уделял должного внимания. Но он - другое. Дерется. Ловит жуков. Жука увидит - заходится весь. Сразу его на иглу - и в банку. У него уже с десяток банок с жуками. Инстинкт охотника. Чрезвычайно важный для будущего мужчины инстинкт... Я в детстве тоже охотился, но на белок. Обычными камнями. Ружья у меня по тем временам не было, естественно. Вот и приходилось самыми обыкновенными камнями. Берешь камень - и прямо в глаз. Ни одной шкурки не испортил. Шкурку - отцу, а мясо здесь же, на костре жарили и съедали с другими ребятишками... Вы когда-нибудь пробовали беличье мясо?
      - Нет, признаться.
      - Отвратительное мясо... Спрашиваю Марса: зачем тебе столько жуков? Молчит. Не хочется думать, что это неуважение. А может быть, у него тоже проблемы со слухом, как думаете?
      - Трудно сказать.
      - Надо бы показать его врачу, да у нас не одного приличного врача, как на грех.
      - Все равно надо показать, раз возникли сомнения.
      - Мне отец молчанки не прощал. Немедленно выписывалась затрещина. Кубарем летел... Один раз - с чердака. Восемь дней без сознания. Чудом не погиб... Но слух стал подводить меня значительно позже... Надо бы выбросить всех этих жуков к чертовой матери! Грязь в доме, и больше ничего... Ну что? Я могу забрать фотографии, или еще посмотрите?
      
      Я вернул фотографии.
      
      Полковник, вероятно, сочтя нашу беседу исчерпанной, принялся протяжно сверлить глазами Лялю. Та, не выдержав взыскующего взгляда, спросила:
      - Что-нибудь нужно?
      - Простите, а у вас есть дети?
      - Что?
      Кравчук крикнул, что было сил:
      - Я спрашиваю, дети у вас есть?
      - Зачем вы кричите? Есть.
      - Я вашими детьми интересуюсь. Кто они? Мальчики, девочки?
      - Два мальчика.
      Кравчук прошептал мне:
      - По-моему, она тоже недослышит. Говорит, что у нее есть дети.
      И вновь обратился к барменше:
      - А как их звать?
      - Зачем вам?
      Полковник уставился на меня:
      - Что она говорит?
      - Ничего.
      Ляля отозвалась:
      - Обычные имена.
      Полковник поведал мне тоном заговорщика:
      - Не хочет говорить. Деток своих защищает. Как всякая мать. Меня моя мать тоже защищала. Мать - защитница своим детям. Если отец - защитник отечества, мать - защитница своих детей. Так испокон века было... Между тем детей уже продавать начали, мать их так! Что-нибудь слышали об этом?
      - Об этом много говорят.
      - Говорят, говорят, говорят! Бесконечный треп! Слова потеряли всякий смысл и значение! Говорят много, а понять, что говорят совершенно невозможно... Даже молодые женщины! Молодые замужние женщины!.. Что скажешь, Кулик?
      Кулик тяжело вздохнул:
      - Что можно сказать при такой-то кривизне? Скажу так: надежду в себе береги, полковник...
      - Завел шарманку.
      - Береги, во что бы то ни стало. И так и этак. Случается - получается. Поиграл с костью - выплюни. Сор из избы - глаз береги... Все у тебя будет хорошо, Кравчук, если в прелесть не вляпаешься на старости лет.
      - Богу в уши! - сказал полковник. - Отец мой так говорил... Мой отец мало говорил. И не потому, что был не образован. Он был великолепно образован. Потомственный военный. Бог войны. Его так и называли - бог войны. Хотя сам был плюгавенький, рябой, заикался немного. Какой там бог войны?! Однако же умел внушить к себе уважение и даже страх. Так вот, он, мой отец, говорил очень мало. Бывало, за неделю произнесет не больше двух слов. Но, зато эти слова остались в моей памяти на всю жизнь!.. А в те времена вообще как-то не принято было говорить. Даже плакат такой наличествовал: "Не болтай"!.. Слышали о таком плакате, Александр Юрьевич?
      - Мне кажется, этот плакат содержал несколько иной смысл, - заметил я.
      - Никакого другого смысла этот плакат не содержал! Не болтай! И этим все сказано... Теперь все перевирают, переворачивают, мать их!.. Прежде слова имели вполне внятное и конкретное содержание. "Не болтай"! И все понимали: меньше слов, больше дела... Совсем вы потерялись, парни. Не сердитесь, но я вам вот что скажу: по справедливости - это не мне, а вам надо бы кончить жизнь самоубийством.
      
      Окончательно потеряв к нам интерес, Кравчук направился к барной стойке.
      - Бешеный, - сказал Кулик. - Но в свое время всех победил.
      - Кого? - спросил я.
      - Всех.
      
      Ляля протирала посуду и едва слышно мурлыкала себе под нос.
      - Напеваете? - поинтересовался Кравчук.
      - Напеваю, - ответила Ляля.
      - Как будто узнаю эту песню. Но не уверен... Недослышу немного... Еще три кружечки, пожалуйста.
      - Пожалуйста.
      - А что, бьет их отец?
      - Кого?
      - Деток ваших.
      - Нет, не бьет.
      - Захотелось с вами немного поговорить. Не возражаете?.. А дело в том, что вы очень похожи на мою жену. У нее тоже двое детей. Тоже мальчики. Иван и Марс. Сейчас покажу вам их фотографию...
      
      ФИКУС
      
      Кулик сказал:
      - Пьяному человеку все интересно, потому угодить в западню может в любую минуту.
      
      Ляля, на ходу вытирая руки полотенцем, подошла к нашему столику. Достав из передника сигарету, манерно пуская кольца, закурила.
      
      - А я твоего товарища что-то прежде не видела, Кулик, - обратилась она к знаменосцу.
      - Нелюбов Александр Юрьевич, сочинитель, - представил меня Кулик столь неожиданным образом. - В данный момент работает над воспоминаниями обо мне.
      - Давно сочиняете? - спросила Ляля и, не дождавшись ответа, одарила новым вопросом. - Интересуетесь растениями? Обратила внимание, вы всё на мой фикус поглядываете.
      На подоконнике действительно томился понурый фикус с желтыми листьями.
      - Удачный выбор, Александр Юрьевич. Сок фикуса содержит не менее пятнадцати процентов каучука. Дитя индийских тропиков, это растение в дикой природе достигает весьма внушительных размеров. Выпуская воздушные корни, на южном солнце фикус разрастается в тенистые рощи, способные покрыть сто и больше метров площади.
      С этими словами Ляля подошла к окну, взяла фикус на руки как ребенка и взгромоздила его на наш столик:
      - В домашних условиях это растение с плотными, кожистыми, приятными для глаза темно-зелеными или пестрыми листьями не вырастает до размеров дикого, - продолжала она в интонации станционного диктора. - Тем не менее, создает атмосферу радушия и взаимопонимания, характерную для стран его обитания. Если вы встревожены или рассержены, в комнате, где находится фикус, вы обретете долгожданный покой и умиротворение. Умные жены во время семейных ссор увлекают своих строптивых супругов в помещение, где растет фикус. В результате ссора оказывается исчерпанной в считаные минуты. Известны случаи, когда мужья пересматривали свое отношение к себе и окружающим вскоре после появления в доме каучукового дерева. Таким образом, фикус можно смело назвать деревом-педагогом. Фикус является добрым другом для исследователей, ученых, в особенности кибернетиков, художников-акварелистов, дирижеров и адвокатов - словом, для всех тех, кому свойственны приступы самоуничижения и самоуничтожения. Замечено, что в пьесах драматургов обладателей фикусов практически отсутствуют сцены насилия и кровопускания. Каучуковое дерево правит речь. Один двенадцатилетний мальчик, назовем его З., которого все считали безнадежно немым, заговорил, когда впервые увидел фикус. Другой его сверстник при похожей ситуации, напротив, забыл все бранные слова, коими прежде изобиловала его речь. Таким образом, удивительное растение контролирует наш язык, а, возможно, и мысли. Политики, в чьих домах произрастает фикус, отличаются умеренностью и взвешенностью принимаемых решений. Некоторые семьи, хорошо знакомые с волшебными свойствами растения, предпочитают проводить новогодние праздники, украшая его игрушками и шишками, устраивая вокруг него хороводы. Также хорош фикус и в постели больного. Памятуя, что сок фикуса ядовит, его не используют в виде капель или микстур. Однако в качестве предмета для накладывания на грудь, живот, в отдельных случаях на голову - он просто незаменим. Этот фикус для меня все равно, что ребенок. Хотела бы я иметь такого ребенка. Мои-то олухами растут. Безотцовщина... Хотите, я вам его подарю, Александр Юрьевич? В вашей работе он будет просто незаменим.
      
      МУХА
      
      Кулик сказал:
      - А хотите, Нелюбов, завалю вас светлыми, чистыми, как родниковая вода историями, историями от которых ни плохо, ни хорошо? Вам для романа понадобятся.
      
      К нам присоединился долговязый бледный человек с изрытым следами от фурункулов лицом. Плащ на нем был расстегнут, из-под плаща выглядывал неряшливо забинтованный живот.
      - Я Алекс, - назвался незнакомец. - Простите. Бога ради, простите за вмешательство. Но у вас здесь шла речь о целебном. Я случайно услышал. Меня целебное теперь очень интересует.
      - Что вас интересует? - переспросил Кулик.
      - Целебное.
      - Это что это за "целебное"? - возмутилась Ляля. - Не видите, мы разговариваем?
      - Я извинился. Я сейчас же уйду.
      - Вам что нужно, мужчина? - смягчившись, спросила барменша.
      - Насколько я мог разобрать, вы что-то о каучуковом дереве рассказывали...
      - У меня перерыв. Имею я право перевести дух?
      - Простите, Бога ради, - не унимался неожиданный гость. - Понимаю, мое вторжение требует пояснений. Но с тем, чтобы быть понятым, мне нужно поделиться своей бедой. И я прошу вашего разрешения поделиться своей бедой... Я не займу много времени. Постараюсь, во всяком случае... Откровенно говоря, боюсь, что, даже если мой рассказ будет последовательным и подробным, вы все равно можете меня не понять. Я и сам себя не до конца понимаю. Не до конца понимаю того, что со мной происходит. Но я готов рискнуть, ибо у меня нет другого выхода... Поверьте, мне очень неловко, но я подумал, а что, если вы сможете мне помочь?
      - Так что вам нужно? - спросила барменша.
      - Я как раз пытаюсь объяснить... Вообще, я ждал своего товарища, но товарищ не подошел. Испугался, наверное... Я, когда приглашал его, не удержал тревогу в голосе. Он, конечно, почуял неладное, потому не пришел.
      - Кто? - спросил Кулик.
      - Товарищ.
      - Кто он, ваш товарищ?
      - Просто товарищ.
      - Вот смотрю на вас и думаю, вы - похоже, опасный человек, - заметил знаменосец.
      - Я?! Опасный?!
      - Хотите сказать, что я ошибаюсь?
      - Возможно, вы не ошибаетесь, но во мне нет никакой опасности.
      - Сами пришли сюда или вас кто-нибудь послал? - спросил Кулик.
      - Исключительно сам... Нетрудно доказать, но, к сожалению, у меня нет с собой паспорта. Очень спешил...
      - Не собачник?
      - Кто?
      - Вы не собачник? - в голосе знаменосца звучал металл.
      - Нет... Почему собачник?.. А почему именно собачник?
      - Вам что нужно, мужчина? - снова спросила Ляля.
      - Мне трудно сформулировать...
      - Заслан, - объявил Кулик.
      - Кем заслан? Почему заслан? Вы, вероятно, путаете меня с кем-нибудь?
      - Собачник или душеприказчик. Меня интуиция редко подводит.
      - Боже! Да почему вы мне не верите?!
      - Не упоминайте имя Господа всуе! - окоротил незнакомца мой Вергилий.
      - Похоже, я погиб! - констатировал несчастный.
      - Говорите уже, - приказал Кулик. - Излагайте.
      
      Возникла пауза.
      
      - Скажите, а у вас есть салфетки? - прервав молчание, обратился Алекс к барменше.
      - Салфетки кончились.
      - Большое спасибо.
      
      И вновь наступила тишина.
      
      - Дать вам платок? - спросил я.
      - Зачем?
      - Вы же просили салфеток?
      - Я не просил салфеток.
      - Вот оно начинается, - констатировал Кулик. - Первые странности. Как бы странности. Дыма напускает. Аки осьминог. Ну что? Кажется, все ясно. Мне во всяком случае. Я их за версту чую.
      - Кого? - севшим голосом спросил наш новый знакомый.
      - Неважно, - отвечал знаменосец. - Мы оба знаем, о ком и о чем речь,
      - Нет! - чуть не плача вскричал Алекс.
      - Что "нет"? - продолжал Кулик. - Вы просили у Ляли салфеток?
      - Нет. Не знаю.
      - Что значит, вы не знаете?
      - Зачем салфетки? И что с ними делать, с салфетками?
      - Вам виднее, - сказал Кулик.
      - Я только поинтересовался. Всего лишь. Наперед... К сожалению, у меня нет с собой паспорта...
      - Довольно! - оборвал его Кулик. - Перестаньте нас дурачить! На хрена нам ваш паспорт? Что вы хотите доказать своим паспортом? Кого вы собрались дурачить своим паспортом?.. Похоже, это вы нас собираетесь дурачить своим паспортом?!
      - Нет!
      - Что, "нет"?!.. Выкладывайте, с чем пришли!
      - Боюсь, ошибся. Боюсь, вы сейчас в таком состоянии...
      - В каком состоянии?
      - Боюсь, вы не готовы...
      - Выкладывайте! - прогремел знаменосец.
      - Может, в следующий раз?
      - Другого раза может и не быть!
      - Только умоляю, не нужно на меня обижаться. Очень вас прошу, не нужно... Я сейчас в таком положении, когда обижаться на меня не нужно... Если можно, не обижайтесь на меня, пожалуйста... Если, конечно, можете. Я все же надеюсь, что вы меня поймете. Очень надеюсь на это... И надеюсь, вы не надумаете себе ничего лишнего, не примите за сумасшедшего. Надеюсь, хотя бы попытаетесь меня понять. Хотя это трудно... Заранее хочу вас предупредить, понять меня будет трудно... Такая история.
      - Всё? - спросил Кулик. - А может, послать вас к черту, и дело с концом?
      - Если не вы, никто не поймет меня, - вернулся к своей шарманке Алекс. - Вы, судя по всему, начитанные, грамотные, понятливые... такие симпатичные. Сейчас так трудно встретить симпатичных людей...
      - Да говорите уже!
      На этой фразе наш собеседник лишился чувств и рухнул на пол.
      - И умер! - объявил знаменосец.
      
      Ляля ринулась к Алексу и принялась хлестать его по щекам.
      Наконец, бедняга открыл глаза. Мы с Куликом совместными усилиями вернули его в исходное положение.
      
      - Вызвать "Скорую", что ли? - предложил Кулик.
      - Нет, нет, умоляю, никакой "Скорой"! - встрепенулся Алекс. - Ни в коем случае!.. Вы поймете, вы сейчас все поймете. Я вам сейчас все расскажу, и вы все поймете... Сегодня ночью... В общем, дело было так. Сегодня ночью мне приснился кошмар. Мне пригрезилось, будто бы на животе у меня - рана. Размером с ладонь. Вокруг красный волдырь. Воспаление. Красный волдырь с золотистыми тяжами. Внутри виден кишечник. Живой и дрожит. Розовый с голубыми прожилками... Нет. Голубой с розовыми прожилками... Дрожит... В испарине. И дрожит... Живой... Какая-то жидкость. Не знаю, что это такое, но выглядит как испарина. Кровь не кровь, не знаю... И рука тянется, как на грех, прямо туда, в рану. Сама тянется, представляете? Хочет потрогать. Прикоснуться. Рука... Зачем? Не знаю... Рефлекс. Павлов. Рефлекс... Словом, старик оказался прав.
      - Какой старик? - спросила хозяйка.
      - Павлов. Старик Павлов оказался прав. Рефлекс - это нечто выше нашего сознания. Удержаться невозможно, хоть тресни. Но как-то удалось, как-то справился... Если бы забрался в рану рукой - все, хана! Откуда-то сила воли взялась?.. Вообще, я человек слабовольный. Словом, не знаю, как удержался. Ангел удержал. Быстрее всего. Сам бы ни за что не справился бы... Представляете, что было бы, если бы я все же залез туда вовнутрь?.. Вы вообще видели, как хирурги руки обрабатывают? У них на это час, а то и два уходит. А здесь грязной рукой... Знаете, сколько на руках грязи? А он - живой, трепетный. Я о кишечнике. Трепещет. Трепетный.
      - Павлов, если я правильно помню, собак лампочки глотать заставлял, - заметила Ляля.
      - Не только, - уточнил Кулик. - Лампочки и мы глотаем время от времени. А у собачек Павлова они возгорались под действием слюны. То есть слюна вместо электричества. И другие открытия.
      - Вдруг новая беда, - продолжал Алекс. - Муха. Муха, как назло... Откуда? Представления не имею. Крупная такая... Я последний раз такую муху видел год... вру, полтора... Нет, в аккурат год назад. На Ивана Купала. Запоминающаяся муха была. Обыкновенных мух тьма, а такие крупные крайне редко встречаются. Очень крупная, глаза навыкат... Вообще, у всех мух глаза навыкат, но здесь, как-то особенно навыкат. Приметная муха... Я еще подумал, что-то с этой мухой не так. Слишком уж умна... Или глупа, напротив... Глупа, скорее... Или болеет. Если судить по глазам.
      - А это вы по адресу, - сказал знаменосец. - Мухи - моя тема... Возможно, речь идет о спиломии глазастой. Она должна была напомнить вам осу. Спиломия не только внешне напоминает осу, но и жужжит как оса. Ее невозможно спутать с другими мухами - с толкунчиками, например. Те больше похожи на комаров. К делу отношения не имеет, но раз уж вы заинтересовались мухами, вам будет интересно: в брачный период толкунчики пляшут в воздухе, выбирая пару. Отдельными группами танцуют самцы, отдельными группами - самки. К ним подлетают представители противоположного пола и приглядываются. Самка соглашается спариться только в обмен на подарок - мушку, завернутую в упаковку - шелковый шарик, который самец делает сам. Если подарок не понравится, самец рискует быть съеденным. Как видите, явление каннибализма не случайно и уходит корнями в вечность. Для фиксации самки в воздухе у самцов толкунчиков имеется сложный половой аппарат. Хотя внешне толкунчики похожи, их гениталии отличаются. Тоже своего рода личности. Так что скабрезные анекдоты и разного рода спекуляции на тему интимных размеров могут касаться не только людей. Совсем по-другому складываются брачные отношения у медетер. Среди извилин коры трудно разглядеть, самец это или самка. Но потребность в размножении безгранична, потому, завидев возвышающуюся над корой спинку, самец медетеры немедленно прыгает на нее. После чего вдруг обнаруживается, что объект вожделения тоже "мальчик". Приходится возобновлять поиск "невесты". Иногда любовные приключения занимают до нескольких суток. В свете новых веяний актуально было бы предположить, что самцам мух просто нравится приставать к другим самцам. Но ученым удалось подтвердить теорию "обмана зрения". Исследователи воткнули в щели коры маленькие бумажки, и любвеобильные самцы тотчас принялись прыгать и ощупывать их в надежде обнаружить даму. По-видимому, этот вид не использует в таких делах обоняние. В Европе личинки каллифорид развиваются на падали, иногда на живых лягушках и других мелких животных, а в тропиках встречаются виды, которые развиваются под кожей живых млекопитающих, например, слонов. Интересно, как зеленые падальные мухи из рода люцилия выбирают объекты для откладки яиц. Одни виды подобно каллифоридам вынюхивают мертвых животных и откладывают яйца только на них. Другие же откладывают яйца на всё пушистое - задремавших собак, кошек и даже на одуванчики. Конечно, потомство таких мух обречено. Пока самки люцилии мирно восседают на падали, на них прыгают самцы, привлеченные блеском спинки. В это время мимо летят другие самцы, причём иногда даже другого вида. В спешке они прыгают на спину первым попавшимся мухам, которые, как и в случае с медетерами, оказываются самцами. В результате возникают целые живые пирамиды, где каждый озабочен вопросом, кто же первый доберётся до самки. По личинкам протоформии можно установить, был ли человек при жизни наркоманом, так как наркотические вещества накапливаются в организме личинок. С помощью личинок каллифорид можно также определить, были ли трупы сразу сброшены, скажем, в овраг, или перед этим подверглись заморозке. В одном нашумевшем деле о пропаже двадцати шести женщин в Британской Колумбии личинки протоформий помогли таким образом найти преступника - хозяина свинофермы. Это был тихий невзрачный человек, примерный семьянин, отец семнадцати детей. Кстати, его супруга еще долго сохраняла детородную функцию. Уж и отца не стало, а она продолжала рожать. Кажется, ее включили в книгу рекордов. Надо бы уточнить. Вот что значит свежий воздух и натуральная пища. Что же касается оводов: помните роман "Овод" Этель Лилиан Войнич?.. Автор имела в виду историю Сократа. Властители Афин приговорили его к смертной казни за то, что он обличал их пороки. Защищаясь на суде против несправедливого приговора, Сократ сравнивал себя с оводом. Овод надоедает неторопливому коню, побуждая его бежать и действовать. Приговорённый к смерти, Сократ мог бы спастись, если бы пошёл на сделку с совестью. Ему нужно было всего лишь отречься от своих убеждений, но он предпочёл смерть. Наделяя своего героя прозвищем Овод, писательница напоминает нам о Сократе, подчёркивая тем самым основное его качество - верность своим убеждениям... Лично мне слепни кажутся симпатичнее оводов, так что, возможно, Сократ перепутал этих насекомых... Здесь уместно вспомнить письмо Овода к Джемме, которое заканчивается мудрыми строками из стихотворения Уильяма Блейка: "Счастливой мошкою летаю, живу ли я, иль умираю"...*********** Ну так, продолжайте. Интересно, чем дело кончилось.
       - После того случая остальные мухи куда-то пропали, - сказал Алекс. - Все до одной. Еще удивился: куда-то мухи пропали... Помню, в детстве, их столько было! Да и позже. Да вот хоть накануне: десять, двадцать - по-любому. На кухне, главным образом... Борюсь, как умею, не очень помогает... А тут вдруг не стало. То ли вымерли, то ли потравил кто. Не знаю...
      - Собственно, все вымираем, если смотреть правде в глаза, - сказал Кулик. - А знаете, я жалею вас.
      - Спасибо.
      - И, возможно, полюблю ваши страдания.
      - Спасибо. Тронут.
      - В мире так мало любви.
      - На чем я остановился?.. Ах да, явилась муха. Крупная. С глупыми вытаращенными глазами.
      - Плюшевого мишку напоминала?
      - Возможно. Но с уверенностью не могу сказать.
      - Скатофагида. Навозница.
      - Возможно. Словом, явилась. Вьется прямо над раной, норовит внутрь проскочить... Представляете сколько на ней грязи? Они же и на помойках, и на базарах... на помойках, в канализации, на базарах... в покойницких, не исключено. Жируют. И вот, со всем этим багажом - она ко мне. Прямо в рану, в кишечник... То рука, то муха. Чуть с ума не сошел!.. Кто меня ранил? Не знаю. Само разверзлось... Чуть с ума не сошел... А, не исключено, что и сошел... И муху гоню, и боюсь напрячься, чтобы кишки наружу не пустить... Доводилось вам видеть, как кишки вываливаются? В этом деле больших усилий не надо. Достаточно кашлянуть. И все. И они уже наружи. А их знаете сколько? До ста километров. Когда в рану смотришь, кажется, что их немного. А на самом деле, если по улице пустить, они от Старого базара до магазина со шпилем дотянутся. Если не дальше... Итак. Муха вьется, я пошевелиться боюсь. Что делать - ума не приложу. А решение нужно принимать молниеносно. В таких ситуациях решение нужно принимать молниеносно. Тянуть нельзя ни при каких обстоятельствах. Будь я врач, конечно, сразу же сориентировался бы. Но я не врач. Да оно и врач, еще неизвестно, сориентировался бы или не сор... сор... сориентировался бы. Трудное слово, черт... Что делать? Схватил простыню. Как мог, забинтовался. Конечно, если бы я был врачом, я бы не так забинтовался. А так-то, навыка нет. У врачей это целая наука, как правильно бинтовать. Это тебе не тяп-ляп! Они и час бинтуют и два могут бинтовать. Здесь, конечно, наспех получилось. Но, все же, получилось... Не я - ангел бинтовал, не иначе... Сейчас прислушиваюсь - кишки как будто на месте. И муха как будто не жужжит, но у меня нет полной уверенности в том, что она не залетела туда... Исчезла. Понимаете?.. Стоило забинтоваться - исчезла. Как будто и не было ее... Как будто сон. А если не сон?.. Утром просыпаюсь - простыня на мне. Прислушался - кишки как будто на месте. Муха как будто не жужжит. Ни боли, ни рези - щемящее ноющее чувство, как будто с похмелья или вот когда детство вспомнятся - душа будто чешется... Сон не сон, не знаю... Что делать? Вот что мне теперь делать?
      - Белочка, - резюмировал Кулик. - Белая горячка.
      - Не обязательно, - сказал я. - Похоже, но не обязательно... Вы накануне выпивали, Алекс?
      - Совсем немного. Это уже потом, но тоже немного.
      - Рак, - огорошила всех Ляля.
      - Что, рак? Какой рак? - удивился я.
      - Не знаю. Пришло в голову. Слово. Отчетливо прозвучало. В голове. Со мной бывает... Иногда будущее предсказываю. Друзья обращаются. Иногда предсказываю.
      - Болезнь или животное? - пробормотал горемыка, близок к тому, чтобы вновь лишиться чувств.
      - Морское животное, - сказала Ляля. - Это точно.
      - Э-э, так просто бросаться словами я бы не рекомендовал, - сказал Кулик. - Морские животные, равно как и смертельные болезни, требуют тщания при упоминании. В противном случае может получиться нечто наподобие истории с Грекой. Надеюсь, ты помнишь, Ляля, чем там дело кончилось у Греки? Уже не до смеха было. Вот он руку таки сунул... Вообще раки - моя тема... Раки ракам рознь. Если ты, Ляля, имела в виду хераксов - это одно, если подразумевала абрикосовых - совсем другой коленкор. Но ведь ты могла держать в уме тасманских? А тасманские, позволю тебе напомнить, живут по сорок лет. Почти что как люди. Имеют достаточно высокий интеллект. Так что здесь потребуется совсем иной подход... А, может быть, озвученный тобой образ всего лишь метафора или обобщение, и к собственно членистоногим не имеет никакого отношения?.. Что и кого конкретно ты имела в виду?
      - Я не знаю, - отвечала Ляля. - Я услышала слово. Не знаю, что это, метафора или не метафора. И я представления не имею, о каком именно раке шла речь.
      - Но ты с уверенностью сказала, что это морское животное.
      - Да. То, что это морское животное, я уверена.
      - Все же не хватает вам, женщинам, логики. Всякая логика строится на сходстве и либо его отсутствии. В данном случае сходство имеется. Так что не расстраивайся. Хоть тасманские, хоть абрикосовые, и те раки - и эти. Так что нить ты не потеряла, даже если это метафора... В тебе, Ляля, много мужского. И не спорь, это комплимент... Вот обрати, Ляля, внимание, все обратите внимание, как земля, укрываясь снегом, подражает небу. Другое дело, что ей никогда не стать небом. Хотя кто знает, какие мысли посещают землю, когда ее покрывает снег? Быть может, ей вовсе и не хочется этого сходства. Может быть, ей совсем ни к чему быть похожей на небо. Что скажете?.. Однако она не сопротивляется. Совсем. Выходит, что ей хорошо. Так, во всяком случае, выглядит со стороны. Гармония. Как если бы она вдруг обнаружила сходство с самой собой. Другое дело - возможно, ей не хватает средств сопротивляться. Или хватает? Вопрос без ответа... Каждый раз, когда где-нибудь случается землетрясение, ловлю себя на мысли, что это происходит неспроста. А здесь земля как будто уже сопротивляется. Негодует, спорит. С чем? Не знаю. Но можно предположить - с первозданным хаосом, например... А что такое есть землетрясение? Подражание падучей. Можем предположить?.. Почему нет? Выходит и человек что-нибудь, да значит? Даже вот Алекс с его мухой в животе что-нибудь да значит... Так-то оно так, но вот очередная закавыка, я бы даже сказал роковая ошибка. Не землетрясение - подражание падучей, напротив, падучая - подражание землетрясению. Следовательно, человек во всей этой круговерти - незначительная деталь. А коль скоро так, выходит, что все мы чрезвычайно зависимы. И Алекс с его мухой в животе, и мы с тобой, Ляля. Что и требовалось доказать, как обыкновенно восклицают, доказывая теоремы... Да, зависимы и непременно наказуемы. Вот откуда рана, и вот откуда муха... Слышите, Алекс? Наказание неизбежно. И смягчить наказание человек может только в том случае, если он честен. Только если он предельно честен. А честность, Алекс - единственное подлинное удовольствие. Все остальное - всего лишь иллюзии оного... Скажите, Алекс, можете вы констатировать в беседе с самим собой - я честный человек... А кто из нас может такое декларировать?.. Видите, как получается?.. Я бы, Алекс, на вашем месте смирился и жил так. Какое имеет значение, сон это или явь? Живет в вас муха или улетела? Жизнь всегда ставит нас перед фактом. В конце концов, муха не рак. Только представьте, тасманские раки достигают шести килограммов живого веса. Вряд ли бы у вас получилось выжить в таком случае, согласитесь.
      - Простите, но я, кажется, умираю, - закатывая глаза, прохрипел Алекс.
      - Ну, довольно! - сказала Ляля. - Сейчас я вас вылечу, молодой человек. - Давай-ка, Кулик, укладывай его.
      - На пол? - спросил я.
      - А куда же? Если вы не заметили, кроватей у меня нет.
      
      Мы со знаменосцем вновь устроили Алекса на полу.
      
      Барменша бережно опустила ему на живот фикус:
      - Так лежать два-три часа.
      - И что будет? - не без иронии спросил я целительницу.
      - Рана затянется.
      - А если это все же был сон? - поинтересовался я.
      - Не имеет значения.
      - А муха? - спросил пациент.
      - Что, муха? - переспросила Ляля.
      - Что будет с мухой?
      - А зачем вам муха? - поинтересовалась барменша. - Кто она вам?
      
      Не дожидаясь ответа, пивная владычица с гордо поднятой головой отправилась священнодействовать за стойку бара.
      
      ВОПРОСЫ ВРАСПЛОХ
      
      Кулик сказал:
      - Все относительно и бессмысленно. Один умный человек сказал... Знаете, кого я имею в виду?.. Эйнштейн. На портрете язык показывает, наверняка видели. Забавный. "Бессмысленно" - это уже я от себя добавил. Уточнил. Одной относительности для полного понимания и морали недостаточно.
      
      Кравчук довольно долго путешествовал от столика к столику, интригуя завсегдатаев загадочными портретами Ивана и Марса. Завершив, наконец, свой вояж, воитель вернулся к нам. На этот раз он держал в руках спичечный коробок.
      
      - Что это, по-вашему, Александр Юрьевич? - обратился он ко мне с лукавой улыбкой.
      - Спичечный коробок.
      - Да, спичечный коробок.
      Кравчук со значительным видом сунул коробок в карман брюк.
      - И в чем фокус? - спросил я.
      - Вы меня с кем-то путаете, голубчик. Я боевой офицер, а не иллюзионист.
      - Я выразился фигурально.
      - Не знаю такого слова. И не нахожу нужным знать его. И где вы их только берете, эти слова, мать их?
      Полковник снова достал из кармана спички.
      - Так что это, по-вашему?
      - Спичечный коробок.
      - Да. Спичечный коробок.
      Спички снова исчезли в кармане Кравчука.
      Боевой офицер принялся за пиво.
      
      - Так я и не узнаю? - поинтересовался я.
      - Чего вы так и не узнаете?
      - Зачем вы показывали мне коробок?
      - Показал и показал.
      - Но вы, по-видимому, хотели этим что-то сказать?
      - Нет уж, увольте! Я не из болтливых. Мне нужен был ваш ответ. И все.
      - Зачем?
      - Да что вы пристали ко мне?
      - Заинтриговали.
      - Мне нужно было удостовериться.
      - В чем?
      - В том, что когда вы держите в руках спичечный коробок, вы осознаете, что это спичечный коробок. И больше ничего... Откровенно говоря, ответ - так себе.
      - А как нужно было ответить?
      - А разве вам это интересно?
      - Это же, насколько я понимаю, головоломка?
      - А вы любите головоломки?
      - Раньше, когда был моложе, любил. Шарады, ребусы, все такое.
      - А вопросы врасплох?
      - Этого я не знаю.
      - Не знаете?
      - Нет.
      - О, это замечательная игра! Тренирует внимание и сообразительность. Меня генерал-майор Шмелев научил. Потрясающая игра!.. Вы думаете, почему наша армия непобедима? Только потому, что в ней живут такие традиции, как вопросы врасплох. Мы с генерал-майором Шмелевым частенько играли. Бывало, наберем коньяку и играем до зари... Где-то теперь товарищ мой боевой, генерал-майор Шмелев?
      - Так что же такое "вопросы врасплох"? - спросил я.
      Кравчук вновь извлек коробок и протянул его мне:
      - Спрашивайте.
      - Что спрашивать?
      - То же самое, что я спрашивал у вас... Подождите, закрою глаза... Все, закрыл... Теперь открываю... Все, открыл... Как будто не знаю, какой вопрос меня ждет... Можно спрашивать... Спрашивайте.
      
      Я взял в руки коробок:
      - Что это, по-вашему, полковник?
      - Объект... Улавливаете разницу? Спичечный коробок и объект... Когда бы речь шла о гранате, и вы, и я имели бы полное право так и сказать - граната! Так меня учили. И я так учил. И нещадно бил, если ответ оказывался обыденным и вялым, наподобие вашего коробка, который черт знает чем может оказаться при определенной обстановке... Такая вот игра. Тренирует бдительность и дисциплину ума. Решительность и сообразительность. Уловили?.. Всегда нужно быть наготове. Наготове и во всеоружии. Всегда! Понимаете, о чем речь?.. Недавно написал генерал-майору письмо с благодарностью и извинениями. Извинения за нерадивость и вольнодумство. Долго размышлял над тем, в какой конверт вложить это письмо. Согласитесь, то, в каком именно конверте отправляете вы письмо, имеет серьезное значение. Первое, что видит человек, когда получает письмо - это конверт... И какой же конверт я выбрал? Как вы думаете?
      - Сложно сказать.
      - Вопрос врасплох. Улавливаете?
      - Затрудняюсь с ответом.
      - А ты, Кулик, что думаешь по этому поводу?
      - Не могу знать!
      На глазах полковника выступили слезы.
      - Повтори, пожалуйста, - попросил он знаменосца, готов разрыдаться.
      - Не могу знать! - повторил Кулик.
      - Спасибо тебе за эти слова! Не ожидал, откровенно говоря! Ты же как будто в армии не служил?
      - Именно что "как будто". Но в боевых действиях участие принимать приходилось.
      Глаза Кравчука просияли:
      - Где?
      - Ты же понимаешь, о таких вещах не говорят, - отвечал знаменосец. - Не то что вслух, про себя не говорят. Одно могу сказать - практически везде... И в прошлом, и в будущем.
      - Могли встретиться.
      - Вполне.
      
      Кравчук заключил моего товарища в объятия и поцеловал в губы.
      И все же заплакал.
      Уронил голову на руки и заплакал:
      - Боже мой, во что я превратился!
      - Может быть, не стоит так отчаиваться? - сказал я.
      - Думаете?
      - Разумеется.
      - Да. Отчаяние - это не по мне!
      
      Полковник вытер слезы и вновь сосредоточился на пиве. Пил жадно и долго, после чего беседа возобновилась.
      
      - Так какой же конверт вы выбрали? - спросил я.
      - А я разве не сказал?
      - Нет.
      - О каком конверте толкуете?
      - Вы сказали, что отправили генерал-майору письмо в каком-то особенном конверте.
      - Какому генерал-майору?
      - Генерал-майору Шмелеву.
      - А вы знаете генерал-майора Шмелева?
      - Не имею чести.
      - Жаль, очень жаль. Исключительный человек... Где он теперь? Что с ним?.. Вот так разводит нас судьба... Ну да что об этом говорить!
      
      Полковник задумался, сделал пару больших глотков пива, после чего вынул из кармана на этот раз колоду карт:
      - Что это, по-вашему?
      - Осмелюсь предположить - объект, - отрапортовал я.
      Кравчук разразился смехом:
      - Ничего подобного. Это колода порнографических карт. Я купил их на вокзале у глухонемого. Спросите меня врасплох, зачем?
      - Зачем?
      - А вот на этот вопрос у меня нет ответа. Точнее, ответ таков: сам не знаю.
      
      ОЧЕНЬ МАЛЕНЬКАЯ СОБАЧКА
      
      Кулик сказал:
      - Прошлое опасно. Прожорливо. Разъедает как грибок. К слову, грибов с каждым годом все больше. Грибы, как-никак, деликатес. Так что деликатесами питаемся.
      
      Уступив место шумной компании молодых людей, за наш столик, спросив разрешения, перебрался грустный старичок в неожиданно яркой клетчатой кепке. Он положил на стол небольшой сверток. Долго стоял молча. К пиву не притрагивался, глаз не сводил со своего свертка.
      
      - У вас что-то случилось? - не выдержал я. - Можем мы чем-то помочь?
      - Не знаю, как это будет истолковано.
      - Кем истолковано?
      - Вами, мной. Какая, в конце концов, разница кем это будет истолковано?
      - В таком случае простите, - сказал я.
      - За что?
      - За назойливость. Вы, вероятно, не склонны к беседе.
      - Мне не привыкать... И спасибо вам. Судя по всему, вы замечательные люди.
      - Мы жалеем вас, - сказал знаменосец.
      - Спасибо.
      - И мы уже полюбили вас, - сказал знаменосец.
      - Хотелось бы мне отплатить вам той же монетой. Но как это сделать, когда волею обстоятельств, я оказался на грани духовной нищеты?.. А знаете, пожалуй, я знаю, как отблагодарить вас. Я не стану называть вам своего имени.
      - Что так? - спросил я.
      - Если я назову вам свое имя, вы немедленно вспомните меня и расстроитесь. Приметесь оплакивать мою судьбу. Не дай Бог! Тогда я окончательно впаду в отчаяние.
      - И все же нам хотелось бы как-то обращаться к вам, - сказал я.
      - Да, конечно. Прошу прощения. Проявил неучтивость. Раз уж вы не узнали меня, называйте просто Актером.
      - Вы актер? - удивился Кулик.
      - К сожалению.
      - Известный актер? - спросил я.
      - Еще недавно более известного актера было трудно найти.
      - А это не вы снимались в "Жертве воображения"? - осенило меня.
      - Нет. Это был другой актер, но мы, действительно очень и очень похожи. Нас всегда путали. Теперь его, к несчастью, нет с нами.
      - А что случилось? - спросил я.
      Гримаса страдания сковала лицо нашего собеседника:
      - Он уехал в другой город. Маленький город на юге Сибири. На самой границе с Монгольской народной республикой.
      - А зачем он уехал туда? - полюбопытствовал я.
      - Там нет кинотеатров и телевидения.
      - Вы из-за этого расстроены? - не унимался я.
      - Это мое привычное состояние. Нервы расшатаны. Бессонные ночи. Тонны кофе...
      Я протянул Актеру пачку сигарет:
      - Угощайтесь.
      - Благодарю, я бросил, - сказал старичок, однако сигарету взял, закурил и закашлялся. - Вот видите! Только испортил.
      - В таком случае позвольте угостить вас рыбкой, - предложил знаменосец.
      - А знаете, я не откажусь. Обожаю рыбу.
      Кулик подвинул к Актеру тарелку с корюшкой, и тот с жадностью набросился на нее:
      - Я, знаете ли, рыбу ем прямо с костями. В рыбьих костях, знаете ли, вся сила. Это фосфор, кальций, магний, йод. У меня до сих пор зубы целы. Всю жизнь подвергаюсь нападкам со стороны коллег, им, видите ли, неприятно наблюдать за тем, как я кушаю. Но только я не обращаю на них ни малейшего внимания. У них, у всех без исключения давно вставные челюсти... Объедение! Просто объедение!
      - А мы с вами похожи, - заметил знаменосец. - Меня тоже мало занимает мнение так называемых друзей.
      - Великолепная позиция! - поддержал Кулика Актер. - Беспроигрышная!.. Спасибо! Вы буквально спасли меня от голодной смерти. Я ведь две недели отказываюсь от пищи.
      - Что все же случилось с вами? - спросил я.
      - Две беды, одна за другой. Две, как полагается. Закон парности. Во-первых, искусство погибло. И я вместе с ним. Погребен, как говорится, заживо под руинами театра. То есть, когда все перевернулось с ног на голову, я оказался к этому совершенно не готов... Третьего дня сняли с репертуара последний спектакль, где я был занят, последний настоящий спектакль. Из жизни людей. Больше спектаклей о людях не будет. Хотя я людей, по правде, недолюбливаю, все же с ними было как-то веселее, что ли... А во-вторых вот, взгляните.
      
      Актер развернул свой сверток. В свертке находился крохотный клубок, напоминающий прядь волос или клочок шерсти.
      
      - Что это? - спросил Кулик.
      - Разве вы не видите?
      - Вижу, но не могу понять, что это.
      - Вы тоже не знаете, что это? - обратился ко мне старичок.
      - К сожалению.
      - Это собака. Собачка. Очень маленькая собачка. Мне подарили ее поклонники. В день рождения. Породу мне называли, но я, в силу возраста, тут же забыл. Впрочем, какое это имеет значение? Она могла быть и обыкновенной дворняжкой. Разве стал бы я любить ее от этого меньше?
      - А это вы по адресу, - сказал знаменосец. - Собачки - моя тема.
      - Она живая? - спросил я.
      - Этого я не знаю. Две недели назад она отказалась принимать пищу, резвиться. Замерла и все... Дыхание как будто есть, но едва-едва... А, может быть, мне только кажется, что она дышит.
      - Позвольте, - Кулик склонился над свертком. - Это не аффен, не бишон, не болоньез, точно не гриффон, не папильон... Я вообще не уверен, что это собачка. И не могу разобрать, дышит или нет.
      Следом и я попытался уловить дыхание клубка.
      - Ну что там? - спросил Актер.
      - Не пойму, - сказал я.
      - То-то и оно, - вздохнул хозяин собачки и снова завернул ее в бумагу.
      - Спит, наверное, - попытался я как-то утешить Актера. - Очень милая собачка. Собачки, когда болеют - спят. Подолгу спят. Сон для них - главное лекарство. Не переживайте, проснется как ни в чем не бывало.
      - Знали бы вы, как громко она лаяла!
      - Мне не доводилось встречать таких собачек, - сказал знаменосец.
      - Встретив где-нибудь на улице, вы вполне могли бы и не заметить ее, - молвил старичок. - Ну да что теперь об этом говорить? Что имеем - то имеем... Ничего личного, как говорится... Сейчас модно говорить "ничего личного", обратили внимание? Говорят, а смысла не понимают... Хотите знать, что это такое?.. Черная дыра. Та, что разверзлась над смертельно раненным князем Андреем, если, конечно, вы помните Толстого.
      - Жаль собачку, - сказал Кулик.
      - Как знать, может быть, там ей будет лучше, чем здесь, - отозвался Актер. - Все же она была слишком маленькой.
      
      ОСЕНЬ
      
      Кулик сказал:
      - Будем радоваться, Нелюбов. Поскольку округло все, бежать некуда и незачем. Разве что от себя? Единственно оправданное бегство... Говорят, от себя не убежишь. Как бы не так. Или вы разделяете подобное утверждение?.. Хочется поспорить? У нас на споры времени нет. Ибо мы с вами уже в пути. А вы и не заметили. А хочется поспорить - вот вам сарай, а вот солома. Прилягте, подумайте, остыньте... Метафора, конечно. Впрочем, сарай всегда найти можно. И в жизни, и после... Давно хотел спросить: вам, Нелюбов, жить хочется?
      - Временами.
      - Вот и хорошо. Не ошибся в вас. А то, знаете, всякое бывает. Того же Кравчука вспомните. Но вы другой... Другой?
      - Другой как будто.
      - Другой, конечно. Можно было и не спрашивать... Спросил и спросил. Что с меня взять?.. Не держите на меня зла. Не держите?
      - Нет.
      - Хорошо... Вот он стоит над обнесенным простудой прудом, наблюдает за неприглядными и хищными африканскими рыбами. Лето вспоминает. Слава Богу, кончилось - сам себе говорит. Кто да кто? Кто угодно. Всяк в нашем с вами возрасте и положении может в подобной ситуации оказаться. Не сегодня, так завтра... Уж осень, Нелюбов. За осенью - зима. Морозко. Морошка. Изморозью покроет. Свежестью подышим мало-мало... А в Эфиопии осени такой нет. И зимы со снегурками нет... Осенью портвейн хорошо пить. Сладенький, черный... Смесь. Взвесь. Тернистый скрип осин... Мускат, мадера, бастардо, кокур, кагор, пино-гри ай-даниль, санджовезе, лакрима, кефесия, семильон, пино-гри, сары пандас, алеатико, красностоп, санджовезе... Что предпочитаете?
      - Не люблю портвейн. В студенчестве любил, а теперь не люблю.
      - Вот и Пушкина убили осенью. Курок нажали зимой, а убили осенью. То есть, загодя. Чтобы наверняка... Да, Африка, Нелюбов - не тяп-ляп. Там брожение медленное... А ну, как все же бежать придется? Не приходило в голову?.. Не из прихоти, по необходимости.
      - От себя?
      - Если бы.
      - Куда бежать?
      - В Африку, куда еще? Думаете, я просто так Пушкина вспомнил? Он - к нам, мы - к нему... А вы, небось, в Америку намылились?
      - Никуда я не намылился.
      - Можно было и не спрашивать... Что, поостыл юности румянец?.. Вижу, поостыл... Осень, Нелюбов. Время печали и подвигов. До зимы рукой подать.
      
      ВИНО И ПИВО
      
      Кулик сказал:
      - Вино на пиво - сущее диво. Пиво на вино - сущее не то.
      
      САНЯ
      
      Кулик сказал:
      - "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда". Помните?
      - Конечно.
      - Вы находите эту и подобные фразы иносказанием. И не спорьте. А это не всегда так. Иногда поэт отражает объективную реальность. То есть сор - это сор, и больше ничего. Вы же не можете категорично отрицать, что в средневековье от грязного белья рождались мыши? Вы в те времена не жили, а потому всякое ваше суждение не более чем гипотеза. Согласны?
      - И да, и нет.
      - Увиливаете?
      - Увиливаю.
      - Ничего нового. Никак не желаете меняться. Ничего, это пройдет.
      
      Во что бы то ни стало, нужно было навестить Саню, непризнанного поэта, названного племянника знаменосца, проживающего в депо.
      
      - Поэты - существа ранимые и гонимые всегда, - принялся разъяснять свою новую затею знаменосец. - Ведь что такое поэт? Это такое Божественное недоразумение. С чем бы сравнить?.. Бывает - теленок родится без ушей, сова без глаз. А поэт рождается без признаков земной жизни. Не жильцы оне от рождения. Постоянно находятся в состоянии саморазрушения. Любой труд, кроме сочинительства, им категорически противопоказан. Они существуют исключительно в состоянии любви. Затаив дыхание. Фактически в безвоздушном пространстве. Вне любви чахнут и умирают. Надобно приложить немало усилий, чтобы хоть на время удержать их от гибели. Саня - один из них. Мой названый племянник. Выдающийся стихотворец, и это чувствует. Да что там? Знает. Потому страдает безмерно. Осознание собственной избранности - ни с чем не сравнимое мучение. Мне это хорошо знакомо. Потому я так нежно опекаю своего названого племянника. Я ведь тоже в известной степени поэт... Не знаю, как долго удастся мне удерживать нить, связующую его с жизнью. Боюсь, недолго... Будучи фактически небожителями, поэты, в том числе гениальные поэты тем не менее стремятся казаться обычными людьми - женятся, рожают детей, пытаются устроиться на работу и прочее в том же духе. То есть стараются, преодолевая себя, принимать участие в суете и толкотне, находя это полезным и важным. Всякая попытка вырвать их из геенны обыденности встречает неимоверное сопротивление вплоть до разрыва аорты. Упрямцы. И Саня упрям до самозабвения. Пришлось изобрести для него заделье, имитацию полезного действа. Будто бы некий железнодорожный начальник по фамилии Шаповалов нанял его охранником вагона. Это у меня в детстве был дружок по фамилии Шаповалов. Никакого начальника, разумеется, и в помине нет. И что тут охранять? Фактически спас Саню от прожорливого общества. Он охотно поверил, проникся. В качестве зарплаты приношу ему что Бог послал. Иногда деньги. Редко. В принципе деньги ему не нужны - он рабочее место крайне редко покидает... Стихи у него потрясающие, но он их не записывает и не читает. Никогда. Тут дело принципа. Находит, что чтение стихов - короткий путь к признанию и славе, а слава для подлинной поэзии губительна. Смертельна. Настоящая поэзия требует тишины.
      
      Преодолевая зыбкие поля гравия, шлагбаумы, платформы, пробираясь под составами, мы, наконец, добрались до места. Скользкий тупик. Тенета рельсов и проволок с выцветшим вагоном во чреве. Некогда зеленый, покрыт толстыми каплями ржавчины, железный увалень спал без задних ног или умер.
      
      Лесенки, конечно, не было. Знаменосец, насвистывая бравурно, взял высоту легко. Мне же, дабы забраться, потребовалось разбить колено в кровь.
      - В таких случаях подорожник хорош, - заметил Кулик, озаботившись моей травмой. - Можно поискать, конечно...
      Идея отправиться после преодоления полосы препятствий на поиски подорожника представлялась мне несовместимой с жизнью.
      - Обойдется, - сказал я подчеркнуто спокойно, на деле едва сдерживая стон.
      
      Терпкий коридор с желтушными занавесками навсегда пропах жареной рыбой. Пол был украшен остатками коврового покрытия, окурками, целлофановыми пакетами, трамвайными талонами, пустыми бутылками и капроновыми стаканчиками к ним, разорванными игральными картами, стеклянными бусами, клочками ваты, фольгой от эскимо. Среди хаоса напоминанием о лучших временах сияла лучезарная улыбка артиста Кирилла Столярова с удивительно хорошо сохранившейся фотографической карточки.
      
      - Саня! Ты где, Саня? - позвал Кулик.
      Из дальнего купе послышалось некое шевеление, шум падающей посуды, после чего воцарилась тишина.
      
      Саня лежал на верхней полке и сопел. Поскольку окно было занавешено клеенчатой шторкой, разглядеть его было решительно невозможно.
      
      - Здравствуй, Саня, это мы: твой дядя Николай и его новый друг Александр Юрьевич, - сказал Кулик. - Александр Юрьевич тоже писатель, Саня... Вот, встретились два писателя. Точнее - поэт и писатель. Могли бы поговорить, обсудить. Может быть, поспорить немного... Хотя я знаю, ты спорить не любишь. А меня медом не корми, дай поспорить. Слабость, конечно... А мы тебе, Саня принесли твоего любимого портвейна и покушать... Твой начальник Шаповалов передал в знак благодарности за службу... Очень хвалил тебя, сказал, что такого ответственного работника встретил, по-видимому, первый и последний раз в жизни... Ты голоден? Не голоден?.. Саня, скажи, ты когда последний раз ел?.. Работаешь?.. Написал что-нибудь новенькое? Человечество ждет твоих стихов. Ты это знай и помни.
      - Нет, - прозвучало из темноты.
      - Что значит "нет"? Что значит "нет", Саня?! Наверное, мне лучше знать? Я же извне наблюдаю... Знаешь, человечество так погрязло в суете и толкотне, что и не заметило, как лишилось самое себя. Его теперь спасать надо. Ему теперь лекарство требуется. А разве есть на свете лекарство лучше стихов?.. Твоих стихов, Саня?.. Разливайте, Александр Юрьевич.
      
      Я откупорил бутылку вина, наполнил два стакана и большую чашку с медведем для Сани. Сверху опустилась рука поэта. Чашка была мгновенно опустошена и вернулась на место.
      
      Мы тоже выпили, и знаменосец продолжил беседу с небожителем:
      - Я ведь, Саня, тоже в юности писал стихи. Кто в юности стихов не пишет? Плохие, конечно. В основном про птиц. Про ласточек, чаек, павлинов. Чем-то птицы меня привлекали. Знаю, чем: мне казалось, что они лучше людей. Чище, благороднее. Возвышенные создания. Крылья им дарованы просто так разве?.. Но позже, когда я постиг их язык и познакомился с некоторыми из них поближе, главным образом с голубями, воробьями, с теми, что живут среди нас, я с прискорбием осознал, что они немногим лучше нас. Выяснилось, что на головы они нам гадят вполне осознанно. Впрочем, чего греха таить, мы того заслужили. Но, не думай, я и теперь люблю птиц. А ты, Саня, любишь птиц?
      - Нет, - буркнул Саня.
      - Очень сложный характер, - сообщил мне Кулик. - Ну, так вот, недавно нашел тетрадку со своими виршами. Сжечь духу не хватило - старею, как ни крути. Но дело не в этом. В той тетрадке я обнаружил древнюю фотографию, где я в велюровом пальто стою вполоборота, облокотившись на карниз второго этажа. Можешь себе представить, какого роста я был в те времена? Этот снимок погрузил меня в состояние шока. Меня даже стошнило. Прошу прощения за скверную деталь. Благо другой мой племянник... есть у меня еще один названый племянник... Так вот, другой мой племянник, мальчонка-фотограф успокоил старика, сказал, что ничего удивительного в этом нет, поскольку, во-первых, в те времена все были значительно выше, а, во-вторых, только некоторые редкие снимки отражают подлинную суть вещей, но в большинстве случаев искажают действительность. И все же немного озадачил тем, что та фотография в велюровом пальто как раз представляет объективную реальность. И заверил в том, что я и теперь легко мог бы облокотиться на карниз второго этажа, когда бы не страх и отсутствие вышеупомянутого велюрового пальто... Вот я тебе, Саня, теперь скажу, а ты поймешь. В те времена, когда мы были большими, нам ужасно хотелось сломать стену. Стена - метафора ужасная... банальщина, гадость... газетчики, сволочь, все метафоры размыли. Ужасная метафора, но ты меня простишь. Представь, как будто это говорю не я, но средней руки писателишка, графоман, газетчик, сволочь, неважно... Итак, мечтали сломать стену, полагая, что там, за стеной разверзнется нечто такое, нечто наподобие страны грез... утопия, глупость... Однако некоторым это удалось. Оказалось, что там за стеной комната с многодетной семьей, пахнущая убежавшим молоком бесцветная комната с многодетной семьей, детским кашлем и ночной вазой. И больше ничего. Понимаешь?.. От чего я тебя уберег, понимаешь?.. Видишь ли, Саня, люди привыкли иметь дело только с тем, что находится на поверхности, а точнее, с тем, что судьба подбрасывает им. Вообще-то, иногда мне приходит в голову, что ничего она им не подбрасывает. Напротив, прячется от них, вот как ты прячешься на верхней полке. Как пустырь прячется под свалкой. Как свалка прячется под снегом. Прячется, потому что люди обладают удивительными и страшными свойствами множества... Когда свойства множества грубо заявляют о себе, и люди скопом меняют внешность, язык, убеждения, судьба как будто цепенеет. Это оцепенение не есть разочарование - скорее, недоумение... Как бы это внятно объяснить? Предположим, ты сообщаешь человеку, конкретному человеку, что ему нельзя в такой-то день и в такой-то час находиться в таком-то месте. Объясняешь ему, что произойдет, если он окажется там, потому что ты знаешь это наверняка. Объясняешь, что произойдет нечто непоправимое. И вот наступает тот день и тот час, и человек собирается, надевает рубашку, надевает свитер, обувается, причесывается, как будто пребывает в беспамятстве. И ты видишь все эти приготовления, и можешь еще раз напомнить ему, но чувствуешь, что онемел, и что у тебя нет сил говорить. И в тебе нет злости, мало того, тебе жаль этого человека, но нет сил предпринять что-либо еще. Вот это и называется недоумением... Видишь ли, Саня, запах волка гораздо опаснее самого волка... По-моему, получился хороший тост, Александр Юрьевич, что скажете?
      
      Ритуал с портвейном повторился.
      
      - Вот я расскажу тебе, Саня, историю, а ты, возможно, отразишь ее в стихотворении или поэме, - продолжил Кулик. - На Прудских есть улица Фигнер. Ты, может быть, знаешь или слышал. Я одно время часто там навещал своего знакомца. Улица эта - несколько развалюх, смотреть не на что. Правда, дворики покрыты потрясающей изумрудной травкой. На крышах тех развалюх отчего-то росли подсолнухи. Так дивно!.. Разумеется, я знал местных обитателей. Здоровался с ними... В одном из домов жила пара. Она была очень хороша собой. Рыжая. Такая молочная кожа. Глаза с лукавинкой. Очень, очень хороша собой. Очень молода. Может быть, лет девятнадцать. Возможно, ошибаюсь. Теперь думаю, в моем интересе к ней было большее, чем любование. Скорее всего, я был тайно влюблен в нее. Да, я был тайно влюблен в нее. На шее она носила украшение в виде колокольчика. Звали ее Валентина, кажется. Давно это было... Он был намного старше ее. Наверное, точно не знаю, можно только догадываться, наверное, она изменяла ему. Во всяком случае, они часто ругались. Она кричала на него, называла последними словами. Она любила выпить и все такое. Он был намного старше ее, и выглядел намного старше ее. Его можно было принять за ее дедушку или даже прадедушку... Зачем она вышла за него замуж? Детей у них не было. Не знаю... При встрече со мной неожиданно могла засмеяться. Ее задумчивое тенистое лицо в такие минуты менялось. Точно солнце проступало из облаков. У нее был такой солнечный смех. Никогда больше я не встречал такого смеха... Да, она наверняка изменяла ему. Сомнений быть не может... По-моему, она его била. Нередко я слышал какие-то глухие хлопки и его жалобные стоны: те звуки, что обыкновенно возникают, когда бьют человека... Я предполагал, что она злой и лживый человек, но ее внешность... Видишь ли, я хотел ее... Вожделение. Страсть. Хотя я боялся признаться себе в этом... Дело прошлое... Однажды вечером я в очередной раз проходил через их дворик. Был погружен в свои мысли. Вдруг вижу - Валентина в двух шагах от меня присаживается, чтобы справить нужду. Скорее всего, она была нетрезва. Определенно была нетрезва. Мне сделалось стыдно. Я прижался к забору, в расчете остаться незамеченным. Однако она заметила меня, но это обстоятельство, представь себе, нисколько не смутило ее. Она смотрела на меня и... улыбалась. Мало того, она задрала юбку высоко, так, что я видел... одним словом, я видел ее ноги и все такое. У меня закружилась голова. Итак, мы находились друг против друга и смотрели друг на друга... Теперь - главное... Я услышал какое-то копошение. И тут у нее изнутри одна за другой стали вылетать маленькие птички. Целая стая... Не знаю, что это были за птички. Пестрые с серебристым отливом. Не смог рассмотреть. Я был... нет, не испуган. Я был в шоке... Вылетали со старушечьим воркованием, точно жаловались... Одним словом, я потерял сознание. Пришел в себя только к утру. Замерз смертельно... Вот так, Саня проливается энергия лжи. Ты мог бы отразить это явление в стихотворении или поэме. Задача непростая, но тебе по плечу. Только тебе... Сегодня Тихон, Саня. Приходи на именины. Хоть отдохнешь немного.
      
      Сверху раздался храп.
      
      - Утомился, много работает, - прокомментировал Санино погружение в сон знаменосец. - Он и во сне работает. Пойдем, не будем ему мешать.
      
      На том визит к поэту был завершен.
      
      НАСЕКОМЫЕ
      
      Кулик сказал:
      - В одна тысяча четыреста семьдесят девятом году в Лозанне состоялся судебный процесс над майскими жуками, длившийся два года. Решением суда насекомым предписывалось незамедлительно покинуть страну. Там же в Лозанне, проходил суд над гусеницами: несчастных призвали на суд троекратным ударом колокола и, несмотря на то, что на суд они не явились, их интересы представлял специально назначенный адвокат. Согласно приговору гусеницы, ставшие прибежищем дьявола, были торжественно прокляты, и им было приказано удалиться со всех полей. *********** А между тем, Александр Юрьевич, насекомые: козявки да букашки, все эти малые твари легче и чище нас. Крылышки, пыльца, свет. Много света. Аркадия... Спрашиваете, по какой причине в идиллии живут? А они греха не ведают. Как просто, да?.. В отличие от нас соблюдают и следуют. Притом мозга у них нет. А легко ли без мозга соблюдать и следовать?.. А теперь спросите меня, как такое может быть? А я отвечу - вселенская душа, милостивый государь! Таков мой ответ и такова истина... Каллимы, ананасовый мучнистый червец, муравей-жнец, бахчевая коровка, родолия, бегунчик пестрый, атерики, селисия черная, священный скарабей, реликтовая эмбия, королевский голиаф, адмирал, красная лепутра, крушинница, сжатобрюх фонколома, сверлило камышовое, поперечнополосатый усач, мегистопус желторогий, мертвая голова, совка шпорниковая, стрелка-девушка, томаресы, нарывник Шеффера, муравьиный лев, грязный хищнец, многоцветница, могильщик-землекоп, тутовая щитовка, вольфартова муха, гроздевая листовертка, голубянка икар, бубопсис крючконосный, малыйогненный муравей, узкотелая златка, хараксы, орденская лента лесбия, жуки-носороги, жуки-голиафы, пердамутровка адиппа, зеринтия испанская, голубянка пирифой... Жизнь их полна опасностей. Любой оболтус может наступить или прихлопнуть всего лишь за то, что они иные. И та же отговорка: не ведаем, что творим.
      
      ПУШКИН
      
      Кулик сказал:
      - Мозг - существо самодостаточное и непостижимое. Нечто наподобие паразита. Или совы. Свернется клубочком и бубнит свое. Часто вредит нам, как всякое инородное тело. Вам это, должно быть, хорошо известно, с вашей-то специальностью.
      
      - Долго ли нам еще идти? - поинтересовался я.
      - В каком смысле, - изумился Кулик.
      - Далеко ваш дом? - поинтересовался я.
      - Никак устали? - изумился Кулик.
      - Откровенно говоря, тяжело с непривычки.
      - Шанец может возникнуть перед нами в любую минуту.
      - Мы сбились с пути?
      - Во-первых, дорогой Александр Юрьевич, я никогда не передвигаюсь, следуя какому-либо определенному маршруту. Иду, как говорится, куда глаза глядят. А во-вторых, моя хибара тоже не стоит на месте. В противном случае, от нее уже давно бы избавились. Снесли бы к чертовой матери, и дело с концом... Впрочем, и так и этак снесут... Быть может, удастся, как говорится, потянуть резину. Хотя бы немного еще. Так не хочется расставаться с лачужкой. Она, доложу я вам - живая. Да вы и сами вскоре убедитесь... Вы когда-нибудь бабу видели?
      - Какую бабу?
      - Которой стены разбивают?
      - Нет.
      - Считайте, что вам повезло. Трудно представить себе более изысканное и смертоносное орудие, когда-либо явленное обреченному миру. Так что наши маневры - соблюдение элементарной осторожности. Кроме того, не забывайте, мы с вами далеко не всем желанны. Скажу больше, за нами уже давно идет охота.
      - Кто за нами охотится?
      - Я бы сказал - многие. Я бы даже лучше сказал - кому не лень. Соглядатаи, душеприказчики, собачники, душегубы, волонтеры, христопродавцы и прочие, и прочие. Словом, человеконенавистники всех мастей, те, для кого мысль о светлом будущем невыносима. Я вам так скажу, в свете задач, которые нам с вами предстоит решить, друзей у нас с вами много меньше, чем врагов.
      - А какие задачи нам с вами предстоит решить?
      - Не разочаровывайте меня, Нелюбов. Я уже все вам рассказал. Вдохновенно и в деталях.
      - Простите.
      - Впредь не разочаровывайте меня, Нелюбов.
      
      Мы подошли к исполинскому дереву, своим видом побуждающего вспомнить Лаокоона с его сыновьями и змеями.
      - Мне кажется, я уже видел это дерево, - сказал я.
      - Да, это знаменитый трехсотлетний дуб. Ходит легенда, что именно это дерево имел в виду Александр Сергеевич, когда описывал свое Лукоморье.
      - Пушкин бывал здесь?
      - Не самый удачный вопрос. Что ему здесь делать?
      - Но как же в таком случае он мог его описать?
      - Да это же Пушкин, Нелюбов! Побойтесь Бога!
      
      МЕЧТА
      
      Кулик сказал:
      - Хочется, хочется человеком себя почувствовать. Не лучше других. Хрящиков свиных хочется, водки и непотребства.
      
      ПРЕСТИДИЖИТАТОРЫ
      
      Кулик сказал:
      - Мне ведь доводилось водить знакомство с престидижитаторами, и они объясняли мне, как устроены их трюки. Но всякий раз, когда я вновь видел тот или иной фокус, верил, что это чудо. Чудо и есть. Я и теперь верю. А все их разоблачения, вся их машинерия - показуха. Для отвода глаз. Вокруг пальца обвести... Познакомлю вас с одним. Он и вас вокруг пальца обведет... Или заболтает.
      
      ДУБ
      
      Кулик сказал:
      - Не выходит из головы пушкинский дуб, на котором вы заострили свое внимание. Подумалось: а как было бы хорошо, когда бы вы тоже посадили свой дуб. И вас могли бы похоронить под ним, когда бы вы завещали таким-то образом. Дуб взирал бы на вашу могилку с высоты высот, беседовал бы с вами. А вы бы с ним беседовали. К разговору вашему люди потянулись бы: можно и отобедать на травочке. Детки в свои дикие игры играли бы на солнышке, взрослые винцом наливались. И я к вам - куда же вы теперь без меня? Стало быть, образовалось бы еще одно духовное кольцо. Ибо где конец, там и начало, где печаль, там и радость. К пикнику нашему присоединились бы убиенные комары и собаки. Такая вот картина мироздания получается, дорогой Александр Юрьевич. А умирать надо внезапно, как будто сосулька по весне обрушилась.
      
      ДЕВИЗ
      
      Кулик сказал:
      - У всякого человека девиз имеется. Возьмите любого случайного прохожего. Хоть приличного человека, хоть самое что ни на есть ничтожество. Он может о том и не догадываться, но какое это имеет значение? И у меня свой девиз имеется, но произнести его не представляется возможным. Набор звуков, китайская грамота.
      
      БЛОХИ
      
      Кулик сказал:
      - Рано или поздно блохи у меня, Нелюбов, заведутся. Не сомневайтесь. И у вас заведутся. Какой же это путешественник, если на нем нет блох? Обязательно заведутся.
      
      ДЕТИ
      
      Кулик сказал:
      - Дети мудрее нас - за прошлое не цепляются.
      
      ПОКУПКИ
      
      Кулик сказал:
      - Вот что: надо бы купить мяса для моих собачек. Обрезков, хрящиков. Еще есть куриные лапки, головы. Объедение. Послушайте, Александр Юрьевич, ту сумму, что вы намеревались спустить на меня, не скупитесь, потратьте на моих собачек. Вам же водки хочется? Так что все равно идти в магазин.
      
      СТАНОВЛЮСЬ ПИСАТЕЛЕМ
      
       Кулик сказал:
      - Когда приступите к написанию эпоса обо мне, прошу принять во внимание следующее обстоятельство - главный герой, то есть я, постоянно менялся. И духовно, и физически. Мы все меняемся, но я - особый случай. Вне зависимости от того, как долго вы будете работать, к тому времени, когда вы приступите к финалу, я буду совсем другим человеком. И если нам будет суждено разлучиться на время составления рукописи, что весьма печально, ибо сроднились мы с вами необыкновенно, при встрече вы меня, скорее всего, не узнаете. Да что там, уже к концу нынешнего нашего путешествия я буду выглядеть иначе. Если, конечно, наше путешествие не приобретет характера бесконечности. Что не исключено, и к этому нужно быть готовым... Вы же понимаете, что ваша жизнь только сейчас стала приобретать черты осмысленности?.. Кем предстану - не знаю. Возможно, быстроногим кроликом или, наоборот, неспешным ламантином... Или облаком, что ближе к истине... Вы уже раздумываете над будущей книгой?
      - Над будущей книгой?
      - Ну да. Вы же планируете составить мое жизнеописание?
      - Не думал, откровенно говоря.
      - Думали, думали, только не осознаете покуда. Это покуда у вас в подсознании. Ну вот, теперь я сформулировал. Родилась идея. Вам осталось воплотить.
      - Как-то неожиданно.
      - Да как же "неожиданно"? С вашей проницательностью и склонностью к письму эта мысль должна была явиться к вам самому. Во всей красе и незамедлительно, стоило увидеть меня еще издалека... Что скажете?
      - Возможно, вы правы.
      - Вы же станете любимым писателем миллионов, Нелюбов!
      - В этом сомневаюсь.
      - А ваши сомнения никого не волнуют... Конечно, всякий творец сомневается, такова уж его участь. Сомневайтесь на здоровье, но держите это при себе. Вида не подавайте. Муки творчества в лучшем случае вызывают сочувствие, но не любовь. Любят сильных, уверенных.
      - Я не такой.
      - Были не таким. И многое потеряли. Будем исправлять ситуацию.
      - Я никогда не писал.
      - А дневники? Вы рассказывали.
      - Да какие там дневники? Так, впечатления в нескольких фразах, отдельные предложения...
      - А это - главное, дорогой мой. Открою вам секрет. Рукописи и составляются из фраз и предложений. Разве нет?
      - Так-то оно так...
      - Осталось придумать сюжет и разработать концепцию... Словом, за дело! При тех грандиозных целях и задачах, что предстоит нам с вами воплотить непременно, нам необходим трактат или роман. Лучше роман. Трактат единицы осилят, а роман, если написать в духе времени, прочтут миллионы.
      - Если честно...
      - Говорите без стеснения.
      - Мне кажется, что я сплю.
      - Только сейчас показалось?
      - Могу я подумать?
      - Разумеется, придется думать, но решение стать писателем обратного хода не имеет.
      - Я не принимал такого решения.
      - Ошибаетесь. Просто не осознали пока... Да не переживайте вы. Я вам помогу. Разве вы забыли, что я - прирожденный книжный червь? Разве забыли, с чего начинался мой путь? И где начинался мой путь... Библиотека! Забыли?
      - Помню.
      - Ну, хватит сантиментов! За дело!.. Итак, несколько примечаний по поводу будущего сочинения. Книга должна быть плохой. Тогда она понравится. Хороших книг в наше время не любят. Хорошие книги, как правило, скучны, побуждают к раздумьям, а читатель этого не переносит... Смерть моя, если в писании своем намеритесь меня умертвить, не должна вызвать у читателя скорби. Смерть героя должна быть легкой, даже легкомысленной. Предположим, друзья или недруги, знакомцы или непреднамеренные персоны, да хоть те же душеприказчики... да хоть сам полковник Кравчук, неожиданно потеряв меня, отправляются на поиски... Зачем? Пока не знаю... Давайте так: в связи с тем, что мертвецы всегда обожаемы. Таков закон бытия во всей его нелепости и неотвратимости... Итак, у меня под каждым кустом дом, потому розыски затруднены. Наконец, следопыты обнаруживают мое жилище. Здесь смело давайте волю своей фантазии. Я вам всецело доверяю. Думаю, не обидите старика... Единственное пожелание: хочется больших окон. Испытываю слабость к большим окнам. Особенно арочным. В арке самый обыкновенный человек выглядит героем-покорителем. Александром или Вильгельмом. Много легче умирать, осознавая, что у тебя арочное окно... Витражи - дело вкуса. Они зачастую бывают назойливыми. Вот если бы изображения на витражах менялись, как пейзажи и персонажи за окном трамвая, тогда другое дело. А так - одна и та же аонида или группа аонид каждодневно мозолит глаза. Даже если они и прекрасны. Так и рассудка лишиться недолго. Через неделю, глядь, это уже не аонида, а какое-нибудь растение, притом неприятное растение, репейник какой-нибудь или хвощ. Или моток колючей проволока. И никакой уже не дворец, а самый что ни на есть каземат. И ты в нем не властитель дум, но узник с проклятой судьбой. Морок, одним словом... Судьба то и дело подбрасывает нам испытания. Мы склонны думать, что испытания эти - путь к совершенству. Надобно потерпеть, смириться, проявить мужество, и однажды просыплется на нас манна небесная. Хорошая, благостная идея... А что, если вышеупомянутый морок не имеет к нам никакого отношения? Сам по себе морок... Да, незадача... Но мы не имеем права на отчаяние! Не устаю повторять: главное - не терять надежды. Думаете, Сизиф не надеялся?.. Вам Сизиф, наверное, представляется таким мускулистым гигантом? Думаю, он мог быть самым обыкновенным человечком, даже неприметного роста с залысинами и редкими зубами. Из породы прирожденных уголовников... Вот родится такой человек, вроде бы младенчик как младенчик, а присмотрись внимательнее - на нем печать неволи. Затылок торчком, личико взрослое, обреченное. Преступление само его найдет. Даже если он из дому не будет выходить по болезни или по какой другой причине. Судьба - злодейка... А случается, родился, глазки васильковые проклюнулись - чистый планерист. И так бывает. Смолоду мы как-то к темноте тянемся, ибо мрак и полумрак развивает воображение. А в преклонных летах люди свету радуются. У меня же настроение переменчиво, люблю и свет, и тень, и светотень, и радугу, и солнечное затмение. Вот, кстати, солнечное или лунное затмение было бы весьма уместным. Ну да Бог с ним... Зачем Сизифа-то вспомнил?.. Отвлекся немного, прошу простить... Ах, вот зачем: мы ведь тоже бесконечно влачим неизбывные думы свои. Я - в особенности. Это вам штрих к портрету главного героя... Что дальше?.. Итак, заинтересованные лица заглядывают в комнату, где я, предположим из ревности или в азарте розыгрыша, или, скорее всего, шутки ради спрятался накануне в платяном шкафу. Открывают створки. Ага, вот он, доморощенный хохмач, Вильгельм и Александр. Но, внимание - уже холодный, ха-ха... Читателю стрела в сердце. Читатель-то уже настроился на веселый лад, а тут вот оно что! Фокус-покус! Отелло задохнулся! Шут задохнулся! Ха-ха. Ха-ха. Так и в жизни: нередко незатейливая, казалось бы, шутка оборачиваются трагедией... Всякая шутка, Нелюбов, содержат в себе метафору и превращение. Когда видите муравейник, помните, муравьед где-то рядом. Или целое стадо муравьедов. Уж мы с вами этих изумительных животных подробно разобрали. Помните?
      - Как будто разобрали.
      - Вот почему люди, лишенные чувства юмора, живут дольше, хотя смеются меньше? Вопреки общепринятому утверждению, будто смех продлевает жизнь. Это мои личные наблюдения. Скольким хохмачам пришлось мне пятачки на веки класть!.. Но вернемся к фабуле. Итак, разверзаются створки - и вот он, ваш герой, то есть я. В качестве жмура, простите за вульгаризм... Возможно, с яблоком... Даже настаиваю на яблоке. Яблоко видится мне существенной деталью. Помните, я вам рассказывал о своем опыте семейной жизни, когда меня чудом не съели?.. Здесь другое, конечно... Объяснить читателю присутствие яблока легко. Он же, то есть я не знал, как долго продлится ожидание, вот и взял с собой яблоко, дабы не умереть с голода. В то же время яблоко - знак соблазна и смертельного выбора. Так китайцы нанизывают на Дао свои незатейливые сюжеты. Кроме того, с эстетической точки зрения яблоко - бесспорно, прекрасное дополнение к предполагаемому натюрморту. Это может быть антоновка: перед Иваном Алексеевичем Буниным снимаю шляпу. Но может быть и штрифель. Я в сортах яблок неплохо разбираюсь. Нельзя исключить также мельбу или лигол, саву или макинтош, бельфлер-китайку, амбасси или делькорф... Словом, на ваш вкус... Ранет, сами понимаете, не очень подходит, хотя все зависит от композиции и габаритов героя. Он может быть намного миниатюрнее меня. И даже хорошо, когда это будет маленький человек. Титан, а с виду маленький человек. Тот же парадокс, что и в случае Сизифа... Не позволяйте читателю расслабиться ни на минуту... Что дальше? Название? Пусть будет так: "Судьба настигает своего сына Иеремию, надкусившего сакральное яблоко в платяном шкафу". Пожалуй, назовите меня, то есть героя вашего Иеремией. Что-нибудь в этом роде. По-моему, хорошо... "Сакральное яблоко". По-моему, очень хорошо... Что скажете?.. Как вам мой замысел?.. Конечно, вы можете придумать что-нибудь свое. Почти уверен, что вы придумаете что-нибудь свое. Не возражаю... Только умоляю, смерть не должна встретить меня под колесами трамвая. Трамвайные происшествия - первое, что лезет в голову, когда придумывается финал. Смерть под колесами - это для престидижитаторов. Знаю одного. Впрочем, уже вам докладывал... Толстой все испортил, отправив Анну на рельсы. Вот если бы они с Карениным воспарили! Как у Шагала.
      
      ВЕРТИКАЛЬ
      
      Кулик сказал:
      - Что там они еще пишут: Чем хвалятся? Утопии? Антиутопии? Все одно и то же. Плоско, примитивно. Общество вообще примитива. Всякое общество. Горизонтальное мышление. Все эти войны, революции, эволюции - пузыри в луже. Вертикаль надобна! А мы глаз поднять не умеем. Или не умеем, или боимся. И то и другое.
      
      ОЧИЩЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Очищение все же происходит. И вы тому пример. Происходит, изволите видеть, само по себе. Немного медленнее, чем хотелось бы. Но это уж, знаете, не до жиру, как говорится... А когда бы все было иначе? Когда другая крайность? Когда бы, к примеру, солнце сияло круглые сутки, что бы это было? Или когда бы коньяку вовсе не было? Задумывались над этим?
      
      МИСЮРА
      
      Кулик сказал:
      - Поверьте, каждый из нас, Александр Юрьевич, может стать громовержцем, если захотеть. Другое дело, кому и зачем это нужно.
      
      К нам, ковыляя, приближался коротконогий человечек с венским стулом на спине и солдатским вещмешком на животе. Синеглазая улыбка его опережала его.
      
      - А вот и громовержец, - объявил Кулик. - На реплику, как заправский актер. Мисюра, прошу любить и жаловать. Следовало ожидать. Всегда рядом крутится, на то и Мисюра. Шумный. Слух как у летучей мыши, зрение как у кота. В большей степени в тягость, чем, нежели в радость. Хотя случаются дорогие минуты. Надоел хуже горькой редьки. Но без него никак. Я к нему уже привык. Предупреждаю, много с ним не пейте, у нас с вами еще много дел.
      - Душеприказчик? - поинтересовался я.
      - На душеприказчика не тянет. Оппонент. Мошенник и добряк. Подонок. Поперечный человек. Золотое сердце. Незваный друг, одним словом.
      
      Когда незваный друг приблизился, Кулик притворно выпустил жало:
      - Не мог бы ты, Мисюра, продолжить свой путь, нисколько не обращая на нас внимания? Сделать вид, что ты нас не заметил, несмотря на очевидное наше присутствие, тем проявив необыкновенный такт, удивительное чутье, выдержку и самообладание?
      - Рад бы, да не могу, - ответствовал оппонент. - Не могу, увы. А так, конечно, было бы хорошо вас не заметить. И даже очень хорошо. И наверное правильно. Ты как всегда прав, Кулик. Лучше не придумать. Но, если честно, я - против... Если честно... Здравствуйте, Александр Юрьевич. Я слышал ваше имя.
      - Здравствуйте.
      - А я - Мисюра. Так и кличьте меня... Останусь с вами, если не возражаете... Остануся... "Остануся" - более уместно в образовавшейся ситуации... Кругом чертополох. Черная вода. Комариный рай. Зуд повсеместно... Как бы ни чесотка... Сорняки, садовники и стукачи. На время попрятались. Дождик разогнал... Вообще, все прячемся, кто как умеет. А иного выхода нет. Так что я вам рад, и вы, Николай Кулик и Александр Юрьевич, уж, будьте любезны, радуйтесь мне. Что есть мочи. Прошу.
      - Более вредоносного человека не встречал, - прокомментировал слова гостя знаменосец.
      
      У Мисюры лицо счастливого человека и подвижные пальцы. Не только пальцы, но и мимика, и все его тело находится в постоянном движении. И речь его в постоянном движении. Подобие крапа, на первый взгляд заблудившиеся слова и фразы у него, очевидно, имеют свою логику, впрочем, неведомую окружающим.
      С Куликом та же история.
      
      А с нами?
      Когда мы беседуем или размышляем о чем-нибудь вполне определенном, наряду со стройными речами одновременно пара-тройка не имеющих отношения к диалогу мыслей бороздит наши извилины. Это пустяки какие-нибудь, или мечты, или сокровенные мысли, такие, что и признаться неловко. Иногда столь нелепые фантазии возникают, что невольно задумаешься, а все ли у меня с головой в порядке?
      
      Все же у них свой язык. Напоминает язык некоторых моих пациентов.
      Кто эти случайные люди, труженики пейзажа? И люди ли вообще?
      А, может быть, именно так выглядят гуманоиды?
      Это уже во мне профессия говорит.
      Нарождающаяся народность?
      Отвергнутые материальным миром, эти странные персоны стали приобретать общие черты, даже во внешности.
      
      Мы, если вдуматься, всю жизнь проводим в тревоге. Узники страха с младых ногтей. Вот говорят, "родился в рубашке". Думаю, подразумевается тюремная роба. А здесь все как-то иначе. Что же, мои новые друзья ничего не боятся? Боятся, конечно. Но они, похоже, приручили свой страх. Приручили, и, распахнув врата темниц, выпустили на волю свою особенную речь.
      
      Кулик сказал:
      - Бродяжничество - призвание.
      Возможно.
      
      Пыхтя, покрякивая и подмигивая никому, Мисюра принялся расплетать узлы и лямки крепления, дабы освободиться от ноши:
      - Давно наблюдаю за вами, дорогие мои. Сочувствую вашей дискуссии, мысленно рукоплещу... Давай намазывай погуще. Меду не жалей. Так и простимся с голодом однажды... Это я сам с собой. Но и с вами за компанию... Туда - обратно. Слово за слово. Жизнь - беседа... Случается, увлекусь, расчувствуюсь... Много ли мне надо?.. Но и немало... Так что со счетов списывать меня пока рановато, будьте уверены... Актуально. Чрезвычайно актуально, если не сказать больше, дорогие мои.
      - Вижу, ты все же намерен прибиться к нашему берегу? - прозорливо заметил Кулик.
      - Охотно. Как видишь, якорь уже брошен. Парашютист. Колода... И не ругайся. Не имей такой привычки. Ни впредь и никогда... Похоже, надорвался. Все там будем. Многие уже там. Уже месяца четыре, а то и пять, как отяжелел. С трудом на седьмой этаж поднимаюсь. С передышками. Седьмое мое небо... Кто там у меня? Кто-то, да имеется, будьте уверены. Или что-то. Лежбище, например. Или любимая женщина. Имею я право на любимую женщину? Пусть даже она об этом и не знает. А иначе, зачем бы мне на такую высоту взбираться?
      Мисюра закрыл глаза и замолчал.
      
      - Размечтался, уснул, - шепнул мне знаменосец. - Еще более сумасшедший, чем, нежели, ваш покорный слуга. Что скажете? Стремительно, да?
      - Стремительно.
      
      Кулик, полагая, что озвученная им характеристика - удачная шутка, раскатисто захохотал, нисколько не жалея спящего.
      Мисюра, разумеется, пробудился:
      - Не спал. Не имею такой привычки. Дремал немного. Возможно. Не более того... Как тут уснешь? Если только в карман положить?.. В такую погоду по солнцу особенно тоскую. Но мокрые фасады значительнее и роднее... Ну да этот фокус с зеркальцем всем известен. Можно любое стеклышко использовать... Лучом кокарду насквозь... Записка на седьмом этаже. Любовная. На трюмо оставлена. Вымокла, слов не разобрать. То ли от дождя, то ли от слез. Неважно. Хуже, когда текст разборчив... Кто знает, когда она прочитана будет? И кем?.. Слова портятся. Имеют обыкновение портиться. Скоропортящийся продукт. Как рыба или настроение... Женщина как женщина. Но таких больше нет, будьте уверены... Сам себе удивляюсь. Седьмое небо! Просто горец какой-то! Лезгинку сбацать. Нож к горлу. Но старость. Ноги побаливают. Болят. И спина болеть стала. Устает. Весь устаю. Мы все устаем... А у меня в юности бурка имелась. Один лезгин подарил. Кунак. Моль съела.
      
      Незваный друг приобнял меня:
      - Николай тоже устает, будьте уверены. Хотя вроде иначе устроен. Ходячая трансформаторная будка этот Кулик. Или, еще лучше: телетайп... К слову, что такое интернет? Кто бы мне рассказал.
      - Новая технология, - сказал я. - Пока не разобрался. По-моему, очередная игрушка. Ничего серьезного.
      - Гадость наверняка. Сдается мне, погубит нас всех. Нет?
      - Не думаю.
      - А я вам верю... Не буду больше думать об интернете... Слово запомнилось. Теперь крутится в голове. "Интернат" напоминает. Наверняка ничего общего с интернатом... Не буду больше думать. Лишнее знание. Мне излишние знания уже во вред... Не старость, не думайте. Что угодно, только не старость... Усталость? Да. Страсть немножко. Я еще способен кое на что. Но выгораю. Последние сполохи. Это точно... Цедра. Небо. Перекаты да ямы... Ничего, еще позабавимся. Как Нестеров или Уточкин... Уточкина обожаю. Да его все любят.
      - И Нестерова любят, - уточнил Кулик.
      - И Нестерова, и Уточкина... Однажды я на могилке Уточкина целый день провел. Выпивал немного. Тосковал. Там и заночевал. Иногда получается на кладбищах ночевать.
      
      Бродяга закашлялся, извлек из мешка желтый окурок, смачно закурил:
      - Ой, что это я? Не предложил! Угощайтесь. У меня чинарики знатные.
      Мы отказались.
      
      - Кулик на кладбище вас уже водил? - спросил меня Мисюра
      - Водил, - ответил я.
      - Там хорошо. Людей мало. Бывают дни, когда ни единого человека... Мне Господь крыльев не дал. Вот как Николаю или тому же Уточкину. Или пожалел, или не рассмотрел как следует. Так и живу без крыльев... Жаловался вам?
      - Кто?
      - Николай. На здоровье жаловался?
      - Не особо.
      - Не верьте ему. У него ничего не болит. Вот у меня действительно случается. А у него - нет... Начнет ныть - не верьте. Тот еще пройдоха.
      
      Кулик сказал:
      - Мы их поминали сегодня.
      - Кого? - спросил Мисюра.
      - И Уточкина, и Нестерова, и Можайского.
      - А Гагарина не забыли?
      - Не забыли.
      - Это хорошо. Это очень хорошо.
      
      ОРНИТОЛОГИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Я когда птицу слушаю, не обязательно соловья, пусть даже какого-никакого поползня - всегда маму вспоминаю, которую не видел никогда. Вот это и есть ностальгия.
      
      Мисюра уселся по-турецки, извлек из мешка новый бычок:
      - Побуду с вами.
      Снова протянул мне свой мешок:
      - Выберите чинарик, не стесняйтесь. Там дивные имеются. Угощайтесь.
      - Благодарю, пока не хочется.
      - Я хорошо просушил... Неужели брезгуете?
      - Благодарю. Попозже, если не возражаете.
      - Ну как знаете... Побуду с вами... На то есть несколько причин. По крайней мере, две. Первая - меня нужно подстричь... Неделю бегаю за тобой, Николай, никак не могу угнаться. Челка ниспадает, слепит, затрудняет ход... Я вашу беседу слышал. И негласно участвовал. Я негласное участие люблю... А оно невольно получается. У меня слух такой, что рад бы не слышать, а все равно слышу. В особенности Николая. Даже в берушах слышу. Беруши ношу. Хотя носить их опасно: можно под машину угодить... А вы беруши носите, Александр Юрьевич?
      - Нет, - ответил я.
      - Почему?
      - Как будто нет надобности.
      - Правильно делаете. Можно под машину угодить... Вы под машину уже попадали?
      - Нет.
      - А я попадал. Ужасная трагедия. Погиб... Но не до конца... Немедленно популярность, конечно. Столько народу набежало! Всяк хотел участие принять. Столько внимания к моей скромной персоне. Первый раз в жизни. Я ведь, в сущности, скромный человек в отличие от Николая. Робкий человек. И вдруг такая слава! Да только ну ее к черту, такую славу!.. Вообще, мог бы неплохим артистом стать. Новым Лоренсом Оливье. Что-нибудь в этом роде. Будьте уверены. Но как-то не сложилось... А некоторые под колесами окончательно погибают. И таких немало. Нет, ну ее к черту, такую популярность!.. Посмотрел бы я, что сталось бы с этим горе-водителем, когда бы он не на меня налетел, а, к примеру, на паровоз. Вряд ли от него что-нибудь осталось бы... Загнали паровозы в тупики. Но, заметьте, берегут. Берегут, стерегут... Вы у Сани уже были?
      - Были, - ответил я.
      - Большой поэт. В безвестности умрет, как большинство поэтов... Мы лучших поэтов-то не знаем. Они себя напоказ не выставляют. Робеют в точности как я. Тихо умирают в своих деревеньках и бойлерных. А бессметные сочинения их горят. Как листья в октябре... Будто бы рукописи не горят. Горят, еще как горят!.. Так что Саня правильно делает, что не записывает свои вирши. Целее будут... И сам Саня постепенно в пепел превращается. Что поделаешь? Поэты тоже горят. Отдельные тлеют долго. Но большинство быстро сгорают. Искрят, как селитра... Но больше всего на свете, больше жизни, для красного словца, люблю паровозы. Любуюсь ими. Бывает, приду на станцию, найду железного зверя, поклонюсь. Будущую войну вспоминаю, что твой Буденный. Но таких усов, как у него отрастить не представляется возможным. На мне растительность скудная... Полчаса, час могу подле паровоза стоять. Гудка жду. Нет гудка. Беда... Кулик тоже паровозы любит. Паровозы, станции. Да вы уже успели оценить... Мне паровоз живым представляется... А что? Я бы не отказался побыть паровозом. Пару дней хотя бы. Красавцы. Стоят в тупиках, терпят. Звезды, трубы, колеса красные, еще эти жердочки, не знаю, как называются... Крыльев, несомненно, не хватает... Вот любопытно, а пернатым, в свою очередь, рук не хватает. Согласитесь, с руками у птиц совсем другая жизнь была бы. И у нас другая жизнь была бы. Птицы могли бы с нами столоваться: ранние, как жаворонки - завтракать, поздние, как совы - ужинать. Это если приручить, конечно... Когда бы у них были руки, приручать было бы намного легче. Сами потянулись бы к нам как коты или лошади... И что у этих пернатых внутри? Солома? А иначе как в небо воспаришь?.. Вот ты, Николай, каким образом взлетаешь?.. Что у тебя внутри? Солома?.. Но ты не птица. И не мечтай. Из нас птица - скорее я. Или вот твой спутник. У него глаза птичьи. У вас глаза птичьи Александр Юрьевич. Вам прежде никто не говорил?
      
      БОДХИСАТВА
      
      Кулик сказал:
      - Напоминаю: людей не нужно бояться. Ни при каких обстоятельствах. Вы можете возразить - кого же бояться, если не людей? И будете правы. Каждый человек по-своему прав, и каждый заблуждается. На том стоим.
      
      Мисюра украдкой сунул мне бутылку водки:
      - Это вам. За терпение и впрок. Точнее, нам с вами. То есть, выпивать будем вместе. Немного. Исключительно для развития мысли и так... Понесли лошадки. Люблю, когда чинно, основательно. Когда у едока борода - хоть бульон, хоть борщ, хоть речь, все проливается. Всегда, заметьте. Неукоснительное правило... А в чистоте великий смысл. Теперь дождик. Утешение. Под дождем очищаемся. Народ не понимает. Думает, дождь и все. Я бы красочнее сказал, но эмоции дня четыре как погасли... В четверг... Или в пятницу. Не помню... Дня четыре как... Главное, беспричинно... Ничего, вернутся... Ночные огни волшебны. Неважно, есть там за окнами кто-то или нет никого. Сиди - любуйся. Лежи - любуйся. Хоть тысячу лет... Николая тоже угостим, Александр Юрьевич. Непременно. Но позже. Когда завершит. Стричь нужно на свежую голову... Николая угостим непременно. А как же? Хотя более неприятного человека лично мне встречать не доводилось... Но стрижет мастерски. Стриж фактически... Иногда так рассержусь на него - убил бы, честное слово... Скрывать не стану. Бьют. Случается. И мерзавцы, и так, не по злобе. Прямо везет мне на это дело... А за что меня бить? Знамо, за что. За радость. Радостных людей не любят... Посуды и металла нынче много. Урожай. А вот на хороших людей неурожай - все попрятались от дождя. А оно и негодяи попрятались. А я и рад. Без людей спокойнее... Что же касается Кулика, товарища моего по неизбывным думам и непременного друга - так он лучший из тех парикмахеров, что я знаю. А уж я-то парикмахеров знаю.
      
      Мисюра придал интонации галантерейный оттенок:
      - Обожаю цирюльни. Дворцы! Там и виноград из чистого золота, и зеркала торжественные. Пачулями пахнет. Лепнина на потолке - клумбы и херувимы. Крем... Прежде гамаши носили. Я бы и теперь не отказался. Ногам тепло... Ходить приходится. Волка ноги кормят. Это точное примечание. Хотя какой я волк? Редкозуб скорее... А в цирюльне раскинешься в кресле - кум королю. Сеточка для волос, все такое... Парики, косички, все такое. Денатурат синий в бутылочке на солнце играет. Красоты неземной. Жизнь! На стене барельеф - отряд пограничников с Джульбарсом. Мальчик им дорогу указывает. Местный мальчик. Лет четырнадцати. С веснушками. Такой барельеф - плакать хочется. И нос чешется... А когда Николай в настроении - то и побреет на славу. Я его берегу по мере сил. Он меня бережет - я его берегу. Бережем друг друга. Всегда меня стрижет, не отказывает... Ему бы еще фартук. Где бы ему фартук раздобыть? Что-то мне не попадался... А так - кому мы нужны?.. Да и вы никому не нужны, Александр Юрьевич, простите за откровенность. Нынче никто никому не нужен. Себя бы не забыть, и то... Но бывают и томные дни. Главным образом осенью. Ближе к зиме. Недельки через две наступят... Но опять же холодно. Ничего, всегда можно укрыться... Николай как Бодхисатва - всех стрижет, никому не отказывает. И богомольцев, и негодяев, и вольнодумцев, и охотников попутных, и нас убогих... А мы и рады. Много ли нам надо?.. Вот бы мне белый китель! Хотя бы раз пройтись по Московской. В белом кителе и уродец огромен... Откупоривайте бутылочку, Александр Юрьевич, пора принять понемногу за здравие.
      
      Я наполнил три явленных Мисюрой стаканчика.
      Выпили.
      И тут же по второй.
      Сделалось тепло.
      
      ИМПЕРИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Третьего дня наблюдал ЗИС. Помните ЗИС?.. Броненосец сей был явлен мне во всей своей красе. Кимвал меднолетия! Аспидный, непобедимый, радугой отливает. Наблюдал сей иллюзорный шедевр и рыдал как младенец. Ах, как он возносился с Любочкой Орловой в облака, чугунный шмель!.. Нет, заявляю я, империи не исчезают! Империя - это навсегда! И в испытанья час, и в годы сожалений. Империя с виду тяжеловата, кухни гулкие, громоздкие, цинковая ванна на стене, а уютно как в панцире. Ребенком себя чувствуешь. И оладушек испекут, и бодягу приложат... А к томатному соку стаканчик прилагался с солью и ложечкой. На край ложечки сольца возьмешь, опустишь и помешиваешь.
      
      ПОЛЕЗНОЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
      
      Кулик сказал:
      - Прояснилось. Надолго ли?
      
      Уже захмелевший Мисюра опрокинул еще стаканчик, - Кулик глубже всех нас погружается. Иногда чую, где-то рядом, а не разглядеть. Когда по сугробам идет - следов не оставляет. Синички оставляют, а он - нет. Шизофреник. Да уж вы-то знаете. Морок. Сновидец... А вы за ногами его понаблюдайте. За ногами, спиной. Где это видано, такие ноги иметь? Не бывает таких ног. Спина прямая, как у балетного. С какой стати? Выделиться хочет, пижон... Я, Александр Юрьевич, когда расслаблен, бурчу немного. Не обращайте внимания, скоро пройдет... Потом плакать начну. Тоже недолго... Знаменосец, мать его! Жертвенный пирог. С клюквой и псами. За ним всегда целая свита шелудивых шлейфом тянется. Не собаки - крокодилы... А пусть покажет свое знамя! И что это за знамя? И кому оно надобно это знамя?! Доиграется. Они его пожрут, будьте уверены. Так-то оно черт бы с ним, так они и нас вместе с ним пожрут.
      - Кто? - спросил я.
      - Полезное человечество.
      - А что это, "полезное человечество"?
      - Что есть полезное человечество?
      - Да, что это, "полезное человечество"?
      - Слышу. Хорошо слышу. Очень хорошо слышу вас, Александр Юрьевич... "Прием", как радисты и танкисты говорят. Прием. Не "привет", а "прием" - так говорят... Ответ обдумываю... С виду может показаться, что глуховат, а это я ответ обдумываю. Хотя можно и первое попавшееся, что на ум взбредет ляпнуть. Теперь можно не задумываться: говори что хочешь. Все дозволено. А слух у меня отменный. Все слышу. Даже чересчур. Даже голова побаливает иногда... А вот интересно, если не пить? Месяц не пить, полгода не пить, год не пить, можно ли другим человеком сделаться и обресть?.. На мерзости жизни внимания не обращать, не плакать втихомолку?.. Нет, наверное. Ростовое зеркало. Ходьба на цыпочках... Израстем, как думаете?.. Нет, однако, не израстем. Никогда... Камушек в ботинке. В носок закатился... Бесполезное человечество - это вот я и такие, как я. Созерцатели, ворчуны, пророки и прочие. Те, что своими идеями и деяниями вред наносят: пестуют блохастых собак, некоторые воспарить мечтают. На каком, интересно, основании? Все остальные - полезное человечество. Бодрые, светлые люди. Они бы и рады на нас не отвлекаться, но вынуждены себя защищать, мир свой теплый. А иначе, согласитесь, мы им все испачкаем и поломаем. Не по злобе, конечно, но какая разница?.. С нами будет покончено, будьте уверены. Но сначала флора и фауна, включая крокодилов Кулика, самого Кулика, птиц и рыб. А там уже и за нас, простых смертных примутся.
      - А куда тружеников отнесешь, Мисюра, к какому сословию? - поинтересовался Кулик. - Кто они по твоему разумению? Полезное человечество или бесполезное человечество?
      - Всяко бывает... А давно ли ты тружеников видел, Кулик? Только честно.
      - Давно.
      - А, может быть, их и нет больше? Может быть, они давно перевелись?
      - Исключено.
      - Верно... Под землей они. Под землю ушли. Там теперь города и фабрики свои строят. Под землей хорошо.
      - Думаешь?
      - А что тут думать? Спустись да понаблюдай. Я под землю часто спускаюсь, наблюдаю, умиляюсь. Я, может быть, вообще переселиться туда подумываю. Домны, трубы, самосвалы, за рекой - конюшни, скотные дворы. По субботам дымок - бани топятся, бабы снуют, беляшами торгуют с лучком зеленым. Запахи невероятные. По праздникам нейлоновые рубахи надевают, демонстрациями ходят, задушевные песни исполняют. Коммунизм. Здесь не сумели - там построили. Красота!.. Я, Николай, в отличие от тебя земной человек - в небесах не витаю. Порчи своей глупостью не наношу. Моя глупость на радость всем. Своеобразный луч света и глоток восторга. А ты? Что ты есть такое? Крашеная скамейка. Прости. Справедливости ради над горизонтом, но все одно - скамейка. Прости... Или чайник со свистком.
      - Болтун, - без тени зла заключил Кулик.
      
      ТАЙНА СЕЛЬДЯНОГО КОРОЛЯ
      
      Кулик сказал:
      - Намедни прочел в "Вечерке": в бухте Паллада недели две назад нашли ядовитого сельдяного короля. Я, конечно, сомневаюсь, что он ядовитый, но если им так хочется, пусть будет ядовитым. Вообще, они водятся у берегов Японии. Как он забрел в нашу бухту? Ученые голову сломали. Чудовище: страшные усы, глаза как у зверя, в воде блестит как зеркало. Статья называется "Они съели мою девушку". Трагедия молодых любовников. Смерть девушки, конечно, печальное событие, но сдается мне, за этим кроется что-то большее. Есть над чем поразмыслить. Весьма актуальная статья.
      
      ОТРИЦАНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Лично я отрицаю все. Отрицание - единственный способ не умереть от удовольствий и братств. Это, Мисюра, мой тебе укор. Ты - большой поклонник удовольствий и братств.
      
      Мисюра не замедлил с ответом:
      - Скрывать не стану, поклонник и даже своеобразный пропагандист, но не вижу в этом большого греха. Благодаря знакомству с тобой, Николай, смеяться стал реже, потому как мы с тобой вместе все время, а в тебе чувства юмора ни на грош. Потому шутки твои несмешные, и сам ты ни грамма не смешной, неопознанный скорее, что привносит печаль и тревогу. Во всем копаешься, ищешь червоточинку, невиданные смыслы. Усложнился до невозможности... Но соглашусь: пуще всего и быстрее всего русский человек устает от братств. Братств, братаний, братской любви. Но без братств не живет. Чахнет. Вот тебе мой сказ... А смог бы я, к примеру, послать тебя к черту? К черту или к чертовой матери? Нет. Кто в таком случае станет меня стричь и колыбельные петь?.. Я твои речи, Кулик, колыбельными нахожу. Под них засыпать хорошо... А в чем соглашусь с тобой - и, правда, мечтаем сумбурно, бестолково. Тоска обволакивает. В совокупности - дагерротип получается. Вам, Александр Юрьевич на память. Кстати, хочу предупредить - Кулик вас с одним мальчонком-фотографом знакомить станет непременно, так вы с мальчонком тем ухо востро. Не успеешь оглянуться - палец откусит.
      - Сколько в тебе дури, Мисюра? - рассмеялся Кулик.
      - Пятьдесят шесть килограммов... А над кем интересно ты смеешься, Николай? Не над собою ли смеешься?
      - Над собой.
      - И хорошо. И слава Богу.
      
      ТАТЛИН
      
      Кулик сказал:
      - Благие намерения - не всегда дорога в ад.
      
      А в раю насекомых не будет, - откликнулся Мисюра. - Вот радость-то! Комары да слепни одолели, проклятые. Как только лето - они тут как тут. Ждешь этого лета как манны небесной. До шести литров. А то и все восемь. Это уж будьте уверены... Опасная фраза, как и всякая другая. А они, эти фразы, льются бесконечным потоком. Как из водосточной трубы. А слова немедленно материализуются. Да что говорить?.. Эх! Один на правом плече сидит, другой - на левом. Помнить надобно! Да где там? Тотчас забываем... По сути, катимся как шарик в лузу. В несознанке и беспамятстве. А между тем мысль терять нельзя. Не дай Боже, мысль потерять при такой-то мельнице. Мысль потерял - считай уже в канаве. А здесь канавы глубокие, края скользкие. Вот и представьте себе, Александр Юрьевич... Как жить с этим? Опасно до чрезвычайности... Соглашусь, много лишнего говорю. Говорю, говорим, говорят... В особенности ты, Николай. А я за тобой следую. По принуждению. Ибо поражен и развращен твоими вольными замыслами и неосуществимыми планами. Даже если и умишком не вышел. Хотя умишком-то мы как раз богаты... Помни, гордыня - первейший грех, Николай. Ущипни себя, если не веришь. Или полезай на колокольню. С тебя станется. А меня с собой не зови. Делать мне больше нечего, кроме как валики по небу катать, что твой Илия. Хочешь - громыхай на здоровье. В охотку чего бы ни погромыхать? Исполать... Да только, скажи на милость, в чем твоя прибыль-то? Любопытство гложет. Зуд неприятный... Еще крапивницы не хватало. Крапивы и так пруд пруди. Так что ты бы угомонился, Николай. Хотя бы на время. Покуда затихнет.
      - Не затихнет, - рассмеялся Кулик.
      - Смейся, смейся. Поделом тебе. Оно, конечно, и у меня гордыня. Но я, в отличие от тебя, казню себя за то... Верите - нет, буквально извожу себя, Александр Юрьевич. Уж и огнями прижигал, и раны себе наносил. За воровство, предательство, нетерпение, алчность, зависть, отцеубийство, прелюбодеяния, поджоги, распущенность, беспробудное пьянство, чревоугодие, глупость, болтливость, лень, каннибализм, мракобесие, сквернословие. Истязаю себя. Бывало, весь в ранах просыпаюсь как Себастиан. Так-то... Слышишь, Николай, там этих столбов обугленных вдоль Чуйского тракта немерено. Ни конца, ни края. И все кренятся. Через одного, по крайней мере. Сразу башню Татлина вспомнил. Третий интернационал. Я башню эту хорошо помню - во сне показывали. Сам Татлин и показывал... Кренится... Обратно ты прав оказался. Все башни: и Пизанская, и водонапорная на Профинтерна, все кренятся рано или поздно. С Вавилонской пошло. Сикось-накось... Башни, башни... Еще дольмены. Их по сей день сооружают. Кто - не знаю. Никто не знает. Разве что ты знаешь, так не поделишься же. Вечно у тебя какие-то секреты. Я над Пизанской башней, почитай, лет пятнадцать размышляю... Он теперь седенький, Татлин-то. Хромает, не хуже моего. Они, покойники, оказывается, в той жизни тоже старятся, седеют. А, может быть, он старым умер, седым уже? Мне-то молодым привиделся. Молодым, но поседевшим... Лицо очень пьющего человека. Кривоват. И башня его кривовата. Какие сами - такие и сани... А там, во сне, все наклонное: домики, срубы, заборы, кресты на могилках. Наискось и ввысь... Мне-то все одно: хоть ты иудей, хоть мусульманин. Нас интернационалистами воспитывали. К кочевой жизни готовили.
      
      СТРИЖКА
      
      Кулик сказал:
      - Мы ведь дружно росли. Печеная картошка, все такое. А оно и сейчас. А если с маслицем сливочным? Что ты!
      
      Мисюра достал из мешка вафельное полотенце, ножницы, механическую машинку, плюхнулся на стул:
       - Для окончательного любования и восторга бутылочки с денатуратом, конечно, не хватает, но в целом великолепие. Стриги, Николай Кулик. Настал твой час.
      
      Кулик, тяжело вздохнув, повязал импровизированную салфетку на шее товарища и принялся за стрижку. На время воцарилась благословенная тишина. Я заворожено наблюдал, как черные клочья волос, кружа и мерцая, опускаются на белую рябь.
      Заметив мое оцепенение, Кулик принялся озвучивать нарождающийся шедевр:
      - И грачи, и хворост. Зима. Скорее, ранняя весна. Простенько, как на сельской свадьбе. Литва. Скорее всего, Литва.
      - Однако без мордобоя не обходится, - заерзав и нарушив узор на полотенце, невпопад брякнул Мисюра. - Особенно если свадьба. Я на свадьбах гулял четырнадцать раз, и только однажды остался небитым.
      - Не вертись, - скомандовал Кулик.
      - А когда стайка мерзавцев на Кулика напала? Нас, случается, не по причине свадьбы - просто так бьют. Иногда убивают. Удода убили, Пантелеймоныча убили, Болека убили. С Болека еще живого скальп сняли. Его душа от ужаса одиннадцать дней кричала. Не девять - одиннадцать.
      - За что его так? - полюбопытствовал я.
      - Что значит "за что"? - удивился Мисюра. - Судьба. Он художником был. Такие грезы и фантазии! Не жизнь - космический полет... Вот, кстати, мне сегодня солнце приснилось. Приснилось, каким образом оно на небосвод является. Будто бы этакая дверка округлая, как в печке... да точно печная дверка, тяжелая чугунная... Будто бы дверка эта разверзается, и чья-то рука кочергой этот шарик из глубин извлекает. Искры, пепел - как положено. Потом та же рука светило обратно закатывает. Дверка закрывается - ночь наступает. Вот ведь что... Предполагаю, с луной та же история. Но луна мне не являлась. Не успела - проснулся... И Николая чуть до смерти не забили... А знаете, что он, Кулик, заявил тем подонкам, что напали на него?.. Говорит: "Меня нельзя - я отдельный человек". Они его топчут, а он: "Нет-нет, вы ошиблись. Я отдельный человек. Меня трогать нельзя". Надо же такое придумать? Отдельный человек!
      - Не вертись, - повторил знаменосец.
      
      Мисюра закрыл глаза и погрузился в негу.
      - Когда стригут, сиротство меньше ощущается, - заурчал он.
      - Какова же вторая причина, что заставила тебя задержаться, Мисюра? - спросил Кулик. - Первая - стрижка. А вторая?
      - Лисам в их закутах тоже непросто.
      - Какова же вторая причина, что заставила тебя задержаться, Мисюра? - снова спросил Кулик.
      - Времена года - аттракционы. Много званых, мало избранных. Кстати, с Днем ангела, друг! Задержался поздравить тебя.
      - Спасибо.
      - День ангела не свадьба - большой праздник, друг! - развивал наступление Мисюра.
      - Не могу не согласиться.
      - Праздновать надо бы. И громко!
      - Согласен. Вместо этого видишь, чем приходится заниматься?
      - Уж ни по принуждению ли? Предупреждаю, вопрос-ловушка. Не соскользни, не ударь в грязь лицом, Кулик.
      - Не то, что бы по принуждению, хотя не без этого. Но, по совести, стрижку жалую - нервы успокаивает.
      - Увернулся. Молодец. Потому что я тебя предупредил. Ты, Николай, в своих действиях не сомневайся. Прямо сейчас на наших глазах совершаешь поступок благородный. Постричь лучшего друга, довести до совершенства его неказистую внешность - это ли не радость? Это тебе не языком чесать при полной луне, да убывающей луне. Это, брат, зачтется. И здесь, и там, не сомневайся... Я о луне много думаю. Она достойна того... В ресторан хочется. Что-нибудь из прошлой жизни. С пыльными люстрами, диванными львами, греческими узорами, туманными подносами, жуками-официантами. И чтобы осетр непременно хвостом по блюду ударил. Да так, чтобы брызги лимонные до кромешной слепоты... Мне все такое, имперское, нравится. Завернуться в простыню, руки о шторы вытереть, что-нибудь такое. Крикнуть: "Человек"! и пальцами этак щелкнуть. Неизбывное.
      - Вот скажи, Мисюра, зачем ты за мной ходишь? - поинтересовался знаменосец. - Ходишь и ходишь, ходишь и ходишь.
      - Обожаю твои именины, Николай! Я бы еще присовокупил Рождество и день зимнего солнцестояния.
      - Имей в виду, у нас времени немного, нам еще за мясами нужно успеть.
      - Кому мяса?
      - Друзьям.
      - Ага-га, вот оно, вскрылось, - Мисюра вновь принялся за меня. - Друзья - это его безродные псы. Не Мисюра ему друг, нет - его крокодилы ему друзья. Вишь, как?.. Мясами он их потчует. А хочется ли мяс Мисюре, его не заботит... Ничего удивительного. Он у них вожак стаи. Когда-нибудь пожрут его, не сомневайтесь. И я их понимаю... Как вы думаете, почему я никогда не переступаю порог его хибары?.. Спросите, спросите, мне хочется вас разговорить, Александр Юрьевич. Не отстану, пока не спросите.
      - Почему? - уступил я.
      - Потому что его крокодилы меня пожрут. Ну, ничего, скоро этому издевательству будет положен конец. Всяческая фауна, включая птиц и рыб, давно уже напрягает полезное человечество. Отвлекает, мешает. Борьба нешуточная разворачивается, нисколько не преувеличиваю. Справедливости ради деревья и мы, убогие, тоже напрягаем. Деревья свет застят. Мы - канючим и хлопочем по пустякам, чего греха таить... Хвощи да плауны. Война миров, не меньше. Но вы тоже не всегда правы, уж вы не обижайтесь. Обращаюсь к вам, как к представителю полезного человечества. У вас, обратите внимание, Пизанская башня пятьсот лет падает, однако же, вы ее не сносите. А под нею детишки играют: ваши уменьшенные копии и надежда.
      - Не знаю о чем и о ком вы... - принялся было я протестовать.
      - Могу, конечно, ошибаться. Трижды простите... Безусловно, рад, что ошибся. Теперь можете стать одним из нас. Да вы уже один из нас. Погружайтесь без сожаления. За быт не беспокойтесь. Мы ведь тоже не под открытым небом ночуем. Всякий раз новое место находим. В подъездах спим, в подвалах, сторожках. Под мостом, на чердаках. В парниках, на лесопилке, в гаражах, в трамвайном депо, железнодорожном депо, в планетарии, откуда, собственно, мои мысли о луне. В луна-парке, голубятнях, на скотобойне. Да хоть в дупле или скворечнике. В зоопарке, к примеру, можно неплохой закуток найти. Меня, к примеру, грифы к себе пускают. Вряд ли, конечно, за своего принимают, но относятся с любопытством и пониманием. О том, чтобы склевать речь пока не шла. Хотя в отличие от Кулика, их клекота я не разбираю. Но мы взглядами обмениваемся. По-видимому, есть во мне что-то от грифа. Ну не от грифа, так от другого пернатого хищника. Сапсана, например, или коршуна. Не находите?.. Я, откровенно говоря, тоже не нахожу пока. Но им, грифам виднее... Не думайте, и в роскоши нередко оказываемся, что твой принц и нищий... Городская свалка - вот где раздолье! Бутылки, жакеты, журналы, брюки, сапоги, игрушки, треноги, кувшины, рога, мангалы, помпы, эстампы, стулья, подковы, бюсты, сережки, кулоны, браслеты, самовары, светильники, утюги, бусы, керогазы, сандалии, чертежи, астролябии, зеркала, калоши, матрацы, стекла, золотые слитки, сети, сеточки, подтяжки, помаду, подрамники, рамы, счеты, корзины, лохани, алмазы, изумруды, черепа, черепки, черенки, саночки, свечи, валики, кушетки, ванны, ванночки, коврики, ковры, коврижки, горбушки, пастилу, чучела, баретки, барсетки, пушечки, шарики, стеклярус, флакончики, пассатижи, молотки, сверла, мешки, ящики, карты, карточки, часы и гаечки - чего там только нет... Денег немало найти можно... С виду - мусор, а на самом деле богатство. Люди все выбрасывают. Тут тебе и стол, и дом, как говорится. Вот я сегодня шикарный стул нашел, полюбуйтесь. Входишь нагим, а выходишь Ротшильдом, не меньше. И одет как денди, и аромат соответствующий... Не думайте, не просто так - посещая ту же свалку, вольно и глобально исследуя представленные там предметы и вещи, мы тем самым мироздание ощупываем... Зачем? Для понимания и выводов. Практическая духовность. Вот ведь что... Несовместимое совместил. Скоро и вы ощупывать научитесь, вот увидите. Николай просветит. А нет - ко мне смело обращайтесь. Однажды жить без этого не сможете - чего-то будет не хватать. Потом вспомните меня.
      
      СИЗИФ И ЧЕРЕПАХИ
      
      Кулик сказал:
      - Мудрый человек, уподобляя свой мир Небу и Земле, способен достигать предельной длительности во всем. Он всегда отодвигает себя, свою личность, находя себе место позади всего происходящего, сущего. Он никогда не пытается оказаться впереди, потому всегда оказывается впереди всего.**********
      
      В наше время, Александр Юрьевич, жить на виду как минимум глупо, а по сути - преступно, - заявил Мисюра. - У меня ведь и логовко имеется, но я туда заглядываю крайне редко. Могу провести час-другой, не больше. Подремать или покутить. Словом, перевести дух. Логовко, хоть дубравами сокрыто, все равно на всеобщем обозрении. Так или иначе, в наше время схорониться еще можно, было бы желание. Похоронить значительно труднее. Особенно если хочется, чтобы с могилкой, памятником, как полагается... Меня Виталик к себе заберет. И памятник поставит. Я договорился... Виталик дольше меня проживет - он богоугодным делом занят... Я могилки люблю. Беседую с покойными. Но в одностороннем порядке. Это Кулик, брадобрей и знаменосец, умеет с мертвыми разговаривать, а у меня, хоть и отменный слух - не получается. С живыми - пожалуйста, за милую душу, а с мертвыми - никак. Пробовал и не раз... А, может быть, и врет Николай. Никак не могу разобраться - безответственный лгун он или настоящий враг... Настоящего врага только среди близких друзей встретить можно. Ничего страшного в словах моих нет - надобно адекватно оценивать. Потом, откуда знать? А, может быть, это ирония. Я и сам порой распознать не могу... Скромности в Кулике ни на грош, а мы скромностью и смирением сильны... Страдаем? Не знаю, не уверен. Страдания - понятие весьма сумбурное и относительное. Я так думаю, чем больше мы здесь покуда страдаем, тем лучше там потом в радости приняты будем. А знающие люди сказывали, там очень хорошо.
      - Не вертись, - снова осадил Мисюру знаменосец и поправил ему голову.
      - А ты, Николай, слушай меня, дурного не посоветую. Сколько раз говорил тебе, съезжай. Уходи из своей кельи. В лес, на вокзал, в приют, куда угодно. Беги из этого сарая вместе со своими уродцами, гостями и случайными людьми... Всех собирает, Александр Юрьевич. Кого только не встретишь у него! Меня только не встретишь. Не хожу я к нему. А что причиной?.. Правильно - крокодилы твои, Николай. Я их боюсь, потому что они меня пожрут. Они и тебя пожрут, не сомневайся... У него, Александр Юрьевич псов безродных полон двор... А когда власти придут, Николай, меня рядом не окажется. Защитить будет некому. А они тебя накроют не сегодня - завтра. И раздавят как поганку бледную. Или ложного опенка. Твоя хибара - капкан... Как будто нарочно дразнишь их... Надо отдать должное, власти его многократно предупреждали, Александр Юрьевич. Он же их дразнит. Нарочно это делает. Супостат. Колода.
      - Дурак, - подытожил Кулик.
      - Не спорю. Но не круглый, как некоторые.
      - А потому подстригу я тебя наголо, Мисюра.
      - Стриги, что ж. Ты мастер, тебе виднее. Между прочим, у меня и одеколон имеется. Не прикасался, заметь.
      - Похвально.
      - Я человек умеренный, - сообщил мне Мисюра. - Проницательный, последовательный. Параллельный человек. А с цирюльником сим у нас сложные взаимоотношения - от любви до ненависти колеблются. Переменный ток. Гроза в начале мая... Разумеется, что-нибудь одно, или вешняя гроза или электричество. Одновременно - перебор. Никто не поверит. Хотя понятия родственные. Ток - общий знаменатель... Для нас, бесполезных людей, грозы не предмет любования - подлинная опасность. Грозы и волки. В особенности безродные собаки. Говорю с намеком и без. Впрочем, одно другого не исключает. Словом, сижу сейчас как на электрическом стуле. Такие впечатления. Но вида не подаю. Жизнь научила быть мужественным. Сам собой командую. Ать-два. Иногда получается. Как правило, получается... Надо было бы цирюльнику этому книжку подарить на день рождения - он известный книгочей. Но как-то не попалась сегодня... Я тоже книгочей, но в меньшей степени. Глаза устают. Прежде больше читал... Я же в прошлом астрономом был. За звездами и прочими небесными телами наблюдал. Там зрение и нарушил... Да, был всамделишным астрономом. А иначе откуда бы я Татлина знал? И других?.. Зато на металл и посуду урожай. И с закуской неплохо... Неделю назад подобрал дивный фолиант "Насекомые Галапагосских островов". С позолотой, картинками. Иллюстрации папиросной бумагой, как полагается, переложены. Такое теперь нередко выбрасывают. Загляденье... Посеял. Или увели... Увели, конечно... Сам хотел познакомиться, приобщиться. Не скажу, что давно мечтал, но картинки увлекательные. Прямо из-под носа увели. Я как раз приболел немного, лежал без чувств и памяти... Среди нашего брата книгочеев пруд пруди... Где-то лупа была, тоже потерял. Вот что такое "не везет"... Бывает... Жаль фолианта и лупу жаль. Вот был бы комплект - насекомые и лупа к ним... А мы с Николаем как близнецы, заметили? Вот сейчас подстрижет меня наголо, различить будет решительно невозможно... А мы, волхвы, все близнецы... А вы Галапогосские острова, небось, только по черепахам помните, Александр Юрьевич? Разумеется. Вы же врач - когда вам зоологией заниматься? Хотя медицина и зоология родственные науки. Нет?.. Нет, конечно. Ветеринария. Спутал. Ветеринария, конечно... Черепахи - создания особенные. Мета Господня, правду люди говорят... Представьте себе, этот ваш Кулик меня во лжи обвиняет!.. Да, да! Как говорится, с больной головы на здоровую. Ему кажется, что это не он, а я склонен приврать. Приврать, схитрить, умыкнуть, притаиться... Ну да, приходится иногда. Но это скорее от врожденной чрезмерной подвижности тела и ума. Предлагаемые обстоятельства, конечно, влияют, но в меньшей степени... И во взгляде у меня нечто такое читается... Видимость, уверяю вас. Исключительно видимость... Разве что иногда. Нечасто. В силу необходимости. На самом же деле к подобного рода деяниям испытываю болезненное отвращение... Но разве я виноват?.. А глубокомысленные черепахи виноваты? Так и норовит припечатать. "Кривое зеркало". "Тень на плетень". "Не нравится - не ешь". "Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж"... Обидно, конечно, но я рад. Ибо я рад всегда. На том стою... Как минимум странный человек, этот ваш Кулик... Вы уж меня простите, что я вас к полезному человечеству зачислил, Александр Юрьевич. Теперь переживаю... Так что, кто из нас лжет - это еще посмотреть нужно.
      - Я никогда не лгу, - сказал знаменосец.
      - Да, конечно, - саркастически ухмыльнулся Мисюра.
      - И впредь, пожалуйста...
      - Пусть не лжешь, но выдумываешь.
      - Никогда.
      - Как годовалый ребенок, честное слово.
      - Никогда.
      - Не смеши.
      - Ибо не живу здесь, и другими категориями мыслю.
      - Где же ты живешь?
      - Не здесь.
      - Да, конечно.
      - Не верти головой! Наскучило глупости твои слушать.
      - А ты не слушай!
      - А я и не слушаю.
      - Вот и не слушай... И где это видано, чтобы именины каждый день справляли? Не бывало такого в природе. И не должно быть. У человека день Ангела - раз, в особых случаях два раза в год бывает, но не триста шестьдесят пять раз... Или триста шестьдесят семь?.. Нет, триста шестьдесят пять. Точно... Вам не кажется эта история с именинами странной, Александр Юрьевич?.. Куратор ваш не кажется вам странным?.. Не опасаетесь иметь такого куратора?.. И не кажется ли вам странным куратор ваш?
      - Хороший, - ответил я.
      - Хороший, не спорю, но странный... Странный, странный... Вообще, мы все странные. Но тут вот какой фокус. Странными мы кажемся извне. А изнутри - вовсе не странные... Опять дождик собирается. Тучи сегодня прожорливы. Похоже, в небесной канцелярии очередная баталия. Спрятаться надо бы. Но уже не успеем... Ничего, не утонем... В наше время, Александр Юрьевич, жить на виду как минимум глупо... Теперь при новой-то прическе мне, вероятно, запонки понадобятся. Со львами или грифонами. Цирюльнику на зависть... Что-то притомился.
      Мисюра закрыл глаза.
      - Угомонился? - поинтересовался Кулик.
      - Не мешай. Я сплю. И давно уже сплю.
      - А я с нетерпением жду ответа на вопрос, какова же вторая причина, что заставила тебя задержаться.
      - Хочешь поскорее избавиться от меня?
      - Избавиться от тебя невозможно.
      - Это верно, но мне показалось, что в интонации твоей читается неприязнь.
      - Чего хотел-то?
      - Разве сказать?
      - Открой тайну, сделай одолжение.
      - Сизиф твой меня заинтриговал. Но тебе это не интересно.
      - Это как же долго ты нас слушал, Мисюра?
      - А я тебя всегда слышу. Даже когда ты находишься на расстоянии пушечного выстрела... А вам, Александр Юрьевич я так скажу. Навязываемый вам к написанию роман будет очень хорош. Идея хороша. Не отказывайтесь. В этом смысле Николай меня удивил. Прежде не замечал за ним литературных способностей... Примите куликову идею: ловец человеков сам оказывается в ловушке. То есть в платяном шкафу. Да еще с яблоком в зубах. Гениально!.. Я бы на вашем месте будущий эпос так и назвал: "Ловец человеков с яблоком в зубах попадает в ловушку"... Длинновато, конечно - на корешке не уместится... Можно короче: "Ревность". Тоже удачное название. Магистральная линия и мораль и от такого названия не пострадает. Тем более что всякий читатель видит свою магистральную линию и делает выводы, какие ему удобны, изобретает мораль, о которой автор и не догадывался. Так что роман можно назвать как угодно. Хоть "За чашкой чая в серебре". Серебро слух ласкает. А чай испокон веков на Руси ведрами кушали.
      - Пустозвон, - сказал знаменосец.
      - Никак нет, - ответил бывший астроном. - Очень по делу. Очень.
      - Чем же тебя заинтересовал мой Сизиф?
      - А тебе не интересно
      - Говори уже.
      - Охотно расскажу... Видишь ли, Николай, когда я прежде размышлял о Сизифе, а я, конечно же, тоже размышлял о Сизифе, как всякий из нас в тех или иных отчаянных ситуациях, отчего-то представлял его сидящим на корточках. И никак не мог взять в толк, что это он у меня расположился таким образом? В то время как более оправдано было бы вообразить его на четвереньках или ухватившимся за горный выступ. И вдруг слышу у тебя "печать неволи". Такое соцветие ты обронил. Печать неволи. И тотчас прояснение наступило: вот откуда корточки. Выходит, мы оба, каждый своим путем пришли к основополагающей мысли. Ты - посредством цепи логических умозаключений, я - через позитуру героя... Точно?
      - Допускаю, - сказал знаменосец.
      - Видишь, как я тебя уважаю и к тебе прислушиваюсь. А ты - зачем ходишь? Ходишь и ходишь, ходишь и ходишь. Обидно... А вот как ты думаешь, в те времена наколки уже существовали? Партаки, татуировки... Или это позже?.. Или не в тех местах?.. И как выглядели те наколки, если таковые имелась? Что было изображено?.. Сталина еще не было, куполов не было. Что изображали? Разве что черепах? Не знаю. Звезды? Позабыл - у воров в законе звезды на грудях или на плечах?.. Все же романтика неистребима... Могли быть у Сизифа звезды на плечах? Нет, конечно. Все же, по-видимому, черепахи или черепаха. Скорее всего, черепаха. Или несколько черепах... Это, согласись, особая жестокость - изобразить черепаху при таких обстоятельствах. Кроме того, слишком прямолинейно. В лоб, как говорится. Грубо. А в те времена люди изысканными были. Египтяне, греки, вавилоняне. Еще карфагеняне, не забыть... При титанических трудах его, думаю, все же душевные страдания он испытывал в большей степени, чем, нежели физические... Не хочешь говорить?.. Вот если бы он был обыкновенным человеком, пусть даже пострадавшим неважно по собственной вине или безвинно, возможно, ему было бы легче переносить страдания. Когда бы он был самым обыкновенным человеком. Как мы с тобой.
      - К сожалению, не могу отнести себя к обыкновенным людям, - парировал Кулик. - К сожалению.
      - Началось.
      
      Тем временем первые тяжелые капли возвестили о новом приступе ливня.
      
      ТОСТ
      
      Кулик сказал:
      - Память наша - чулан. Обитель призраков и рифм.
      
      Дождь на время перестал и мы, наконец, смогли покинуть импровизированную цирюльню, где, по мнению Кулика, и так непростительно долго мозолили глаза невидимым соглядатаям.
      
      - По крайней мере, космические спутники точно зафиксировали и опознали нас, - резонно заметил знаменосец.
      
      Водку допивали уже в логовке Мисюры.
      Логовко пряталось под брезентовым навесом в густом тугоухом кустарнике на берегу городской речки Караулки. В логовке находилась кровать с панцирной сеткой, буржуйка, больничная тумбочка, пара чемоданов с разномастной посудой, кипа пожелтевших газет, стопка книг, заботливо укрытых полиэтиленом и три венских стула из того же гарнитура, что на спине у хозяина.
      
      - В такой ситуации, да при такой-то компании требуется тост, - сказал Мисюра, наполняя стаканы. - Настоящий. Грузинский. Без тоста никак нельзя. Это только кажется, что Грузия ушла. Грузия осталась. Повсеместно и навсегда... Грузинский тост должен быть прочувствованным, запоминающимся. Как говорится, на века. По крайней мере, первый тост, ибо наши силы не безграничны, и может получиться так, что впоследствии сказать что-либо значительное уже не представится возможным... Грузинский тост не обязательно должен быть цветастым и велеречивым. То бишь не обязательно грузинским... Сплести и представить. Соткать и укрыться. Сложить и запечатлеть... Если вдуматься, любой персидский ковер тоже тост... И Стоунхендж - тост... И коврик из чулок... Тост может быть скупым на слова и кратким. Емкий тост - особое искусство. Спираль. Стрела. Капля. Алмаз. Звонок. Выстрел... Итак, грузинский тост. Каким я его себе представляю... От вас требуется внимание, ибо каждое слово такого тоста - на вес золота... Многое сегодня уже прозвучало, многое такое, благодаря чему можно обрести смысл и составить будущее. Можно сказать, вся наша сегодняшняя беседа - это один многоголосный тост... То, что я теперь провозглашу, может вызвать у вас улыбку, Александр Юрьевич. Не сдерживайтесь, улыбайтесь и даже смейтесь. Смех всегда прекрасен и нередко вызывает встречный смех... Умереть смеясь, это ли не мечта и абсолют?.. Итак, магистральная идея тоста. Внимание! Я утверждаю, что мы, бесполезные люди, наделены величием. Взирающим извне так не кажется, но сие неукоснительно. И это данность. Неспроста. Прошу заметить: сегодня только для нас, бесполезных людей, главным занятием и смыслом является созерцание, размышление, вникание, обдумывание и строительство концептов. Только мы сегодня тянем иррациональную лямку, наподобие неких проникновенных тяжеловозов и сверхчувственных бурлаков... Взирающие извне затрудняются оценить и принять наш выбор. Они находят нас, пребывающих в непроницаемом коконе самотворчества, обезличенными и отверженными. Взирающие, к сожалению, считывают исключительно первый план. То есть нашу сирость и убогость. Плюс склонность к криминалу. Не удивительно. Ныне полезное человечество сосредоточились на повседневности. "Все выше и выше" в прошлом, ибо достигло предела разумности. Головокружение от моральных высот и, как следствие, ментальный паралич сделал свое дело. Это еще не рак души, но уже ступор. А также неистребимый голод. Речь, как вы понимаете, о харчах и деньгах. Застольное и сквалыжное сиречь... Нам же кушать как раз не надо. И деньги мы не нахваливаем. Нужно, конечно, питаться, но не обязательно каждый день, да по нескольку раз в день. Мы Святым духом питаемся... Чистая правда. Нисколько не иронизирую... И, прошу обратить внимание, нисколько не похудели. Взгляните хотя бы на Николая... Не парадокс? Парадокс... Неужели духовная пища способна заменить говяды?.. Способна, еще как!.. Но этого не может быть, рассуждают люди живота! А человек, когда чего-то не знает, не понимает или не хочет понять - дюже сердится... И как же взирающим извне после этого понять, простить и пожалеть нас?.. Хочется стереть, вычеркнуть, истребить. Как Стеллерову корову... Жаль вам Стеллерову корову, Александр Юрьевич? Только честно.
      - Не знаю. И я не человек живота.
      - Простите.
      - Я другой.
      - Простите тысячекратно... Но я продолжу. Ночью разбуди кого-нибудь из полезных людей, да задай любой сущностный вопрос - в ответ недоумение и раздражение. Ибо сказать особенно нечего. То есть растерянность присутствует. А спроси бесполезного - меня, к примеру, или того же Николая - таких турусов наведем, таких гаубиц выкатим! Толстушку Берту, не меньше... В редкую минуту отдыха - Кант, Кьеркегор, максимы, трансцендентность, самоанализ, ренессанс, экзистенция, эйкуменистика, все такое. Этим живем... Думаю, кое кому, да вы знаете, кого я имею в виду, надобно, что бы мы жили. Может быть, Ему это даже больше, чем нам надобно... А вот революций не люблю. И смерть Марата не вызывает во мне ни малейшего сочувствия... Я почему Марата вспомнил? Во мне угадывается некоторое сходство с ним, люди сказывали. Не знаю, что такого они во мне рассмотрели. Разве что горб? Так это не горб, а венский стул. В путешествии незаменимая вещь. В особенности, когда больные ноги... У многих наших больные ноги. На непогоду гудят. Вот и теперь гудят. Много ходим, двигаемся, а ноги все равно подводят... А Николай - не что иное, как солнцедув. Ибо мне тоже разное в голову приходит, но я же не утверждаю, что все происходящее с нами происходит на самом деле. Нужно же как-то различать, где вымысел, а где - вымысел... Конечно, так жить трудно. А кто сказал, что жизнь должна быть легкой? Марат такого не говорил, хотя эвона какую кашу заварил. В той каше сам, кстати, и сварился заживо... Усталость. Вполне закономерно. Надо бы и нам, бесполезным людям учиться отдыхать... Сколько можно, честное слово!.. Справедливости ради и черепахи, и лемуры, и тропические острова с райскими птицами и медузами сами к нам тянутся. Скоро повсюду тропики будут. Вот и отдохнем. Кто же в такую жару работает? Сиеста... Или когда дождь, вот как сегодня - тоже отдыхать нужно... Возьмите хоть средние века. Бардак, бойня, грязь, хаос. Мученические войны непременно. А потом - тишина, томление. Тогда-то и крылья чертятся, и Вавилоны, и Давиды возводятся... Пятьдесят лет, сто лет, тысячелетие... Мы в силу скоротечности жизни представить себе летоисчисление во всей красе не умеем. Время в трубочку свернулось, потом в веревочку сплелось, затем ниточка, паутина. Сеть... Еще жучки да паучки. Так-то оно, с виду, конечно, перерождение. Если проявить нетерпимость, можно и бездной объявить... Ребятишки те же, но как будто новые. Да как будто и не ребятишки уже: на корточках сидят, пальцы растопырили. Говорят плохо. Совсем плохо. А все еще ребятня. Вот как их назвать?.. Дети обочины?.. А младенцы какие пошли? Вот, кстати, о младенцах. Недавно наблюдал такую картину. Мать пьянющая, упала прямо в лужу. Рядом годовалый младенец, вылез из коляски, кричит: мамка, вставай! Грудным голосом. И матерится почем зря. Я такого отборного мата давненько не слышал. А лицо у младенчика как у Ганимеда. Лицо взрослого, я бы даже сказал, пожилого человека.
      - Да, дети теперь быстро взрослеют, - заметил Кулик.
      - Так-то я бы и со свинками ужился, - продолжил Мисюра. - Я свинок обожаю. И они меня. Хоть я и не Кулик, который их язык знает как второй родной. Хрючет с ними за милую душу. Я свидетель.
      - Свинки - бесподобно умный народ, - подтвердил знаменосец.
      - Пообносились, конечно, но надежды не теряем, - продолжил тостующий. - К величию своему относимся спокойно... А по поводу мученических войн - вот что думаю: Гитлер, Гиммлер, Геббельс и Геринг, смертельная квадрига - кто это был? Смотри-ка, все на одну букву. Случайность?.. Прошу также обратить внимание на их мундиры. Люди так не одеваются... А если голубчиков на коней водрузить? Кого напомнят?.. Разве Карла Великого с пажами и оруженосцами? Нет... Пунцовых всадников Чапая? Нет... Червивых хазар? Нет... Четыре всадника Апокалипсиса явлены нам! Вот тебе подлинная история... Что же, будем и дальше наблюдать, как говорится... Это удача, Александр Юрьевич, что вы нас с Николаем выбрали. Мы вас не подведем... В связи с вышеизложенным выпить предлагаю за Тифлис. В Тифлисе нас не подвели бы. И в Тегеране не подвели бы, но выпить все же предлагаю за Тифлис. Там нас ждут и любят так, как только они да мы умеем... Лелеем и прощаем!
      - А здесь тебе любви не хватает? - спросил Кулик.
      - Там поют.
      - А здесь не поют?
      - Вот где мы ко двору пришлись бы.
      - А здесь дворов мало?
      - Помечтать не даешь!
      - Мечтай на здоровье.
      - Не хочешь пить за Тифлис, поперечный человек?
      - Хочу.
      
      Выпили, помолчали.
      
      Кулик взял слово:
      - Разбередил ты мне душу своим тостом, Мисюра. Буквально до слез. Уж не помню, где услышал или прочитал: "Когда будете умирать, вспоминайте мое лицо, это лицо любящего человека". Хотя случаются мгновения, скрывать не стану, когда я неприятен, даже отвратителен... Вот зачем связали вожделение и любовь, кто скажет?.. Представили, будто близость - апогей любви!.. Видели бы они свои пунцовые физиономии в момент соития!.. Охота! Жертвоприношение!.. Жертвоприношение - точнее... Казнь, где каждый и палач, и жертва. Понятно, нужно каким-то образом оправдать свою беззащитность. Вот создали ложную конструкцию. Человек ведь в любви беззащитен и, в сущности, обречен. Дабы уберечь себя требуются титанические усилия. И чтобы чувства уберечь требуются титанические усилия. Я, к примеру, живу в постоянном напряжении - в ожидании расплаты. За все нужно платить. И за любовь в первую очередь... Я дорого платил. Всегда... Что, разве родовые пятна, врожденные уродства, все такое - просто так? Я вас умоляю!.. Никто не виноват, конечно. Ни твоя черепаха, Мисюра, никто. У любви высокая цена, пожалуй, самая высокая цена. А во мне, кроме любви, еще долг и цель. Словом, запеленали. С ног до головы. До тошноты, до гула... Горн не умолкает ни на минуту... Человек - младенец. Всегда младенец. Беззащитен и, в сущности, обречен. Вот как тот, подле пьяной мамки своей, которого ты живописал... Простите, Александр Юрьевич. Дал волю чувствам...
      - Тяжесть провозгласил зачем-то, - заметил Мисюра.
      - Это ты тоску своим тостом нагнал. Вечно ты тоску нагоняешь. Так удачно все складывалось, пока ты не появился.
      - Я тут ни при чем. Погода. Дожди, дожди. Ни конца, ни края.
      
      - Как хорошо было бы жить просто так, плыть бревном по течению, - сказал знаменосец. - Вот как ты, Мисюра. Плыви себе лодочкой, свитком, пухом, бликом, мхом, листиком, плотиком, корабликом, паутинкой, тенью, чешуей... Кто тебя остановит? Никто.
      - Да разве во мне нет любви?! Вот откуда тебе знать, Кулик, сколько во мне любви, и какова моя любовь, и сколько весит моя любовь, и насколько она тяжела, моя любовь? И как это ночью где-нибудь в октябре спать под лавочкой в прохудившихся носках, в то время как тебя переполняют огненные чувства? А три часа ночи, замечу - самое время для сладостных сновидений. Притом ты прекрасно знаешь, кто ты есть на самом деле, сколько в тебе благородства и добрых побуждений, и сколько в тебе этой самой любви, и, при иных обстоятельствах не обязательно безответной, а даже напротив. При том обилии прекрасных и самоотверженных женщин коими славятся наши места.
      - Что же мы медлим? Новый тост прозвучал! За любовь! - воскликнул Кулик.
      - За любовь!
      - За любовь!
      
      Опорожнив свой стакан, Мисюра как подкошенный рухнул на кушетку.
      - Что это с ним? - спросил я Кулика.
      - Стрижка измотала. Он стричься боится. Всегда боялся.
      - Мужественный человек.
      - Невыносимо мужественный.
      
      ЛОЭРАНГРИН
      
      Кулик сказал:
      - Я уже, кажется, говорил, что прежде был выше ростом. Значительно выше. Блондином был с голубыми глазами. Лоэрангрином. А с Лоэрангрином дело обстояло так, позвольте напомнить: когда Персиваль стал Генералом Ордена Чаши Грааля Лоэрангрин и его старший брат Кардейс присоединились к своим родителям в Мунсальвеше. Кардейс позже наследовал земли их отца, и, стало быть, Лоэрангрин остался в Мунсальвеше как Рыцарь Чаши Грааля. Члены этого общества, как вы знаете, втайне обеспечивали безопасность королевствам, которые потеряли защитников, и Лоэрангрин в конечном счёте отправился в Брабант, где герцог в аккурат умер без наследника. Завладеть же герцогством обманным путем хотел граф Тельрамунд. Негодяй на мече утверждал, что герцог Брабанта перед смертью обещал ему руку его дочери Эльзы. Эльза, разумеется, отрицала это, и тогда король Генрих Птицелов объявил так называемый "Божий суд". Рыцари, конечно, отказались драться на божьем суде против Тельрамунда, но тут Лоэрангрин прибыл в лодке, которую тянул лебедь, и предложил защищать Эльзу. Вот этот эпизод с прибытием Лоэрангрина на лебеде особенно мне нравится. В схватке, чего следовало ожидать, он победил Тельрамунда, и тот вынужден был признаться в своей лжи. Итак. Тельрамунд изгнан, король Генрих Птицелов дает своё благословение на брак Лоэрангрина, который закономерно назвался Рыцарем Лебедя с Эльзой. Что же дальше? Лоэрангрин предупредил Эльзу - она никогда не должна спрашивать его имя. Эльза, разумеется, поклялась. Стало быть, он женился на ней, правил Брабантом в течение многих лет, у них родился сын, и все было бы ничего. Но однажды Эльза, по наущению Урсулы, супруги графа Тельрамунда, все же настояла на ответе на запрещённый вопрос. Что оставалось Лоэрангрину? Он рассказал при всех о своем происхождении, после чего сел в лодку и уплыл. Навсегда. Эльза, разумеется, умерла от тоски. По сути, слова его убили несчастную. Вот такая трагедия, и вот почему слов надобно опасаться. Да, вылитым Лоэрангрином был, и не только внешне. Люди, кто помнит, сказывали. Кажется, что было это только вчера... За Лоэрангрина!
      - За Лоэрангрина!
      - За Лоэрангрина!
      
      ТАЙНЫ
      
      Кулик сказал:
      - Я большой поклонник антропологии. И знаток, не скрою. Зря вы низложили Ломброзо. Низложили и попрали. Попадись он мне на жизненном пути, просто обнял и расцеловал бы такого мошенника. Ну что же, теперь выкручивайтесь без него. Между прочим, форма черепа меняется с каждым поколением. И не в лучшую сторону. И много быстрее, чем можно было бы ожидать. Почему так происходит? Дано ли нам узнать и проникнуться? Вряд ли. Ибо тайна. Ну что же? Жизнь без тайны пресна... Когда же вы научитесь понимать язык животных, птичек и собачек? Это же так просто... Ленитесь. Лень лоснится, пузырится, набухает. С каждым глотком, с каждой ложечкой. Все ленимся. Напрашивается мысль, когда же мы, наконец, полопаемся как мыльные пузыри? С детских лет люблю пускать мыльные пузыри. Думал, с возрастом пройдет. Как бы ни так... Слышал, эта ваша Хорни покончила с собой, Нелюбов? Следовало ожидать. Неустанно повторяю, нельзя проникать в чуланы сознания. Даже если ключи подобрали или отмычку изладили. Вообще, по отношению к чуланам и закутам надо быть крайне осторожным. Как говорится, вылетит, не поймаешь... Покончить с собой ни разу не пытался. Хотя советовали многие. Друзья. Такое посоветовать могут только настоящие друзья... Я часто вспоминаю ее, эту вашу Хорни. Сам не знаю почему. Возможно, для нее была бы более предпочтительной смерть от молнии?.. Электричество упомянул не случайно: заманчивая стихия. Если бы меня спросили, что такое магия в чистом виде, не задумываясь, назвал бы электричество... Вот откуда Ленин? Никогда не задавались вопросом? Откуда он взялся, выскочил как чертик из табакерки этот ваш Ленин?.. Оттуда и возник. Из грозового облака. Не Илия, конечно. Ему до Илии, как нам с вами до Луны. Если подобное сравнение уместно и возможно. Думаю, и неуместно, и невозможно. Хотя картав и рыжебород, как положено... Да, был человек и, вмиг не стало. Просто исчез. Это я уже о Рихмане. Ломоносов оторопел, конечно. Тоже мог бы разрыв сердца получить. Доигрались в физику... Физика и метафизика: никто не знает где грань. И не дано узнать. Еще тайна... Опасность смертельная. Всегда. Видите ли, оне думали, молния - физическое явление... Кто? Естествоиспытатели, язви их в душу... Самонадеянность, вот что нас губит... Вы моим зигзагам не удивляйтесь. Все в дело идет... Нам только кажется, что мы в своих рассуждениях следуем логике. Ничего подобного... Цепляемся за логику как утопающий за соломинку. Между тем утопленников с каждым годом все больше... Вы же понимаете, что соломинка восемьдесят килограмм живого веса удержать не может? Она и килограмма не вынесет... Параллельный мир. Вот где наши мечты и надежды хранятся... Схрон, если подобное сравнение уместно... Неуместно, согласен... При жизни Ленину и Рихману встретиться не довелось, а в параллельном мире - пожалуйста, будьте любезны. Но это лишь предположение... Имеем мы право на полет? Кто знает?.. Тайны, тайны... Невольно того охламона с улицы Бассейной вспомнишь: ушел и не вернулся. Куда ушел, куда не вернулся? Домов на Бассейной много... А что? Пусть на Бассейной ваш лирический герой, и проведет свои последние дни. Это я о будущем романе... Не забывайте, вы мне Петербург обещали.
      
      ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ГЕРОЯ
      
      Кулик сказал:
      - Как вы уже успели убедиться, ваш покорный слуга - благодатный материал для составления жизнеописания. Как видите, пестрая жизнь и не менее пестрая смерть в перспективе. Если таковая случится. Речь не только о горячих и холодных точках, участником которых я всегда был и остаюсь, не только о моей педагогической и попечительской деятельности, что охватывает и университет, где я софистику и тавтологию преподавал, и Кресты, и богоугодные заведения, но о тотальной моей неуемности и расторопности. На благо и процветание. Всегда на благо и процветание... А в дом престарелых теперь трудно попасть. Практически невозможно.
      
      ВТОРОЙ СОН ЗНАМЕНОСЦА
      
      Кулик сказал:
      - Вот уже несколько ночей кряду мне снится один и тот же волнующий воображение эпизод. Широкая река. Вода темная, почти что черная. Искрит. По течению неспешно проплывают лодчонки. Неспешно так. Большие и малые. Целый флот. В лодках мои собачки. Группами по двое, по трое. В одной - сразу пятеро. Я на берегу. Наблюдаю, считаю, снова пересчитываю. Будто бы это крайне важно сосчитать лодки и собачек в них. Сосчитать да пересчитать. Хотя сосредоточен, то и дело сбиваюсь. Собачки видят мое беспокойство, сидят в лодках, не шелохнутся. Напряженная тишина. Слышно только как шуршат водомерки. Если прислушаться как следует - они шуршат. Некий апогей. А что за апогей, ума не приложу.
      
      ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ
      
      Кулик сказал:
      - Изволите видеть, Александр Юрьевич, те пространства, куда мы с вами погружаемся, населяют значительные персоны: старые и молодые, больные и здоровые, нищие духом и мечтатели, прокаженные и лавочники, падальщики и оракулы, воры и попрошайки, аферисты и блаженные, и я. И вот вы теперь. Кого ни возьми - сплошь значительные персоны. И мысли, стало быть, у них значительные. И непризнанные художники, и признанные художники встречаются. Разницы меж ними никакой. Даже один настройщик имеется. И рояль имеется. Большеротые оба на коротких ножках. Близнецы.
      
      МЯСНИК МЯСНИК
      
      Кулик сказал:
      - Я за мясниками с детства люблю наблюдать. Они сонные и грудастые. Всегда сонные. Как будто их только что из койки вытащили. Чем-то сапожников напоминают. Фартуками или руками. Но неточно. Возможно что-то другое. Руки тяжелые, темные. Еще этот запах теплый... Мы теперь в мясную лавку к одному моему знакомому направляемся. Я вам его упоминал. Мясник Мясник. Сам забивает, разделывает, торгует. Готовит лучше любого кулинара. На все руки мастер. Словом, еще один значительный человек. Сложносочиненный, правда. Светлых и черных идей в нем поровну. Впрочем, как у всякого. Но возможностей, в силу профессии много больше. То есть, большой человек получается. Ждать от него чего угодно можно. Ибо непредсказуем. Но по факту творит добро... Преимущественно... Хочется верить... Если, конечно, не считать убиенных агнцев... Идем за обрезками для собачек... Я для себя никогда не прошу. Исключительно для собачек. Но, случается, и мне перепадает кусочек. Всегда пытается всучить грудинку, филей или копытце... Он многих наших подкармливает. Нежадный человек, добросердечный, хоть и неожиданный. Внешность зверская, а на деле видишь, как получается?.. Вы, Александр Юрьевич, внешности старайтесь не доверяться, хотя на лице все написано. И даже сверх того... Я первоначально отказываюсь для вида - дескать, исключительно для собачек. А у самого слюнки-то текут. Самому тоже хочется... Изумительно вкусно готовит... Но, думаю, просить не буду. Вдруг не попаду в настроение. И сам ничего не получу, и собачки голодными останутся... Робею перед ним... Мелкие мысли, конечно... Так что мелкое и возвышенное сочетается во мне чудесным образом... Такой вот мясник. И фамилия у него Мясник. Ударение на первом слоге. Нарочно не придумаешь... То и дело скатываюсь на второй слог. По привычке. Ничего, он не обижается. Или делает вид, что не обижается. Оттяпает голову когда-нибудь, и дело с концом, ха-ха! Примечательный человек.
      
      Вскоре мы оказались в горячем чертоге с завывающим очагом, пунцовыми горшками, колючими травами, черными снизками лука и жгучих перцев, взъерошенным мангалом, невпопад бледными рыбами, парой бронзовых туш на крюках, заплаканными бочками, рябыми скамьями и двумя нестерпимо тяжелыми столами. На одном из них туша бычка, на другом, по-видимому, обеденном, скатерть - мятая простыня в мясных пятнах.
      
      Сам Мясник, большой нескладный человек в клеенчатом фартуке и нарукавниках увлеченно рубил мясо. Дверь была не заперта, и, он не заметил или сделал вид, что не заметил, как мы вошли. Трудился увлеченно, со знанием дела. Мы довольно долго любовались им.
      
      Через некоторое время Голиаф остановился, чтобы перевести дух, вытер пот со лба и уж тогда одарил нас своей улыбкой, детской и свирепой одновременно.
      
      Мы поздоровались.
      - А вот я вас песенкой встречу, - грохнул он. - Вы от меня приветствия ждете, а я вас песенкой встречу.
      
      Жили-были три маленьких мальчика,
      Они ушли в поля собирать колосья.
      Однажды вечером пришли они к мяснику:
      
      - Мясник, можно у тебя переночевать?
      - Входите, входите, маленькие дети.
      - Мясник, можно у тебя переночевать?
      - Входите, входите, маленькие дети,
      
      Место, конечно, найдется.
      Едва они вошли,
      Как мясник их убил,
      Разрезал их на мелкие куски,
      Положил в бочку с солью, как поросят.
      Через семь лет Святой Николай
      Проходил вдоль полей;
      Он пошел к мяснику
      
      - Мясник, можно у тебя переночевать?
      - Входите, входите, Святой Николай.
      - Мясник, можно у тебя переночевать?
      - Входите, входите, Святой Николай,
      
      Место есть, места хватит.
      Как только он вошел,
      Спросил поужинать.
      
      - Хотите кусок телятины?
      - Не хочу: кусок скверный.
      - Хотите кусок ветчины?
      - Не хочу: ветчина плохая!
      
      - Хотел бы я солонины,
      Которая семь лет лежит в бочке!
      Как только услышал это мясник,
      Бросился бежать.
      
      - Мясник, мясник, не беги,
      Раскайся, Бог тебя простит.
      - Мясник, мясник, не беги,
      Раскайся, Бог тебя простит.
      
      Святой Николай пошел и сел
      На край бочки.
      - Маленькие дети, спящие здесь,
      Я - великий святой Николай.
      И святой протянул три пальца,
      Детишки все трое встали.
      
      Первый сказал: - Я хорошо выспался!
      - Я тоже, - сказал второй.
      Первый сказал: - Я хорошо выспался!
      - Я тоже, - сказал второй.
      
      А третий ответил:
      - Я думал, я в раю!..*********
      
      Песенка исполнялась речитативом, без намека на мелодию. В связи с этим обыкновенно сокрытое пением заикание исполнителя проявилось вполне.
      
      Засолил, стало быть, детишек, - разъяснил хозяин содержание песенки. - Как мой отец. Только отец сам себя засолил... Так-то я его не помню, отца своего. Пропал без вести. Буквально на ровном месте. Был человек, и не стало человека... Конечно, если принять во внимание тот факт, что человек - всего лишь наше впечатление о человеке, ничего удивительного в таком исчезновении нет... Я всем про своего отца рассказываю. Кто приходит - всем рассказываю. Его историю надо знать. Поучительная история... Вот кто был настоящим мясником!
      - А вы и похожи на него, - сказал Кулик.
      - Ты знал моего отца?
      - Нет. Но это не обязательно, чтобы составить представление.
      - Соглашусь... Ходят слухи, что он сам себя разделал и засолил в бочке. Так и пропал... Говорят... Уж не знаю, возможно ли такое?.. Это же какую силу в руках нужно иметь!.. Разве что рассол заранее приготовить?.. И какую силу духа нужно иметь!.. Да только я весьма сомневаюсь. Живет себе теперь где-нибудь на отшибе... Я бы тоже скрылся от всех, да как-то воли не хватает... Ты прав, Кулик, мы очень похожи. Яблочко от яблоньки недалеко падает. Хотя в данном случае речь должна идти не о фруктах, но о мясах. О сортах говядины, например. Но из говядины такую ловкую пословицу, пожалуй, не слепить.
      - Пожалуй, - согласился знаменосец.
      - И вновь ты пожаловал за кормом для своих собак? - спросил мясник Мясник?
      - Если есть такая возможность, конечно, - ответил знаменосец и добавил. - Отказ приму с пониманием.
      - Я всех прикармливаю. И голодранцев, и собак, и птичкам достается.
      - От всех нас большая вам благодарность.
      - Ты же вроде не птичка, - рассмеялся хозяин.
      - Не факт, - пошутил в ответ знаменосец, если пошутил, конечно. - Кроме того, у меня сегодня именины и я хотел бы пригласить вас к себе на торжество.
      - Кто ты на сей раз?
      - Тихон.
      - Хороший святой?
      - Очень... Однажды святой Тихон сидел на крыльце своей кельи и его одолели высокоумные помыслы. Мимо проходил юродивый Каменев, который, подбежав к святителю, вдруг ударил его по щеке, прошептав на ухо: "Не высокоумь"! И святитель сразу же почувствовал, что бес высокоумия оставил его.
      - Вот именно, - сказал Мясник. - Не высокоумь. А ты, случается очень даже высокоумишь, Кулик.
      - Случается, - согласился мой товарищ. - Пройдет.
      
      - Всякий раз приглашает меня, - обратился ко мне хозяин лавки. - Всякий раз обещаю и не прихожу. Почему так? Да потому что нахожу это чушью и беспокойством. Все эти празднества от праздности. Я же человек не праздный, но работящий. У меня празднества в будни вплетены. Вот я сейчас песенку вам спел, вы улыбнулись да призадумались, а для меня уже маленький праздник. Мне большего не надо. И того на неделю хватит... Я и сам по гостям не хожу, и гостей, откровенно говоря, не жалую. Уж говорил вам, скрыться мечтаю, но, во-первых, заработок - жить на что-то надо, а во-вторых, я мясник по призванию. То есть очень мне нравится всякое такое. Да вы, наверное, заметили, как самоотверженно и вдохновенно я работаю. У меня, простите за неприятную подробность, даже зубы немного поскрипывают. И во сне поскрипывают, если что-нибудь этакое снится. Хорошая вырезка, например. Что скажете, молодой человек?
      - Даже не знаю, что сказать.
      - Ходит слух, что мясники - народ сонный. Может быть. Да только это не про меня. Могу трудиться без сна и устали неделю. А по мне, наверное, видно?
      - Заметно, - согласился я.
      - А что вы заметили, если не секрет?
      - То, что вы энергичный человек.
      - Пассионарий. Встречали такое слово?
      - Встречал.
      - Это про меня.
      
      Мясник пристально посмотрел на меня и переключился на Кулика:
      - А твой спутник, Кулик, выглядит немного чуждым. Почему так? Кто он?
      - Доктор Нелюбов. Александр Юрьевич Нелюбов. Доктор. По случаю путешествует со мной. Возможно, составит жизнеописание.
      - Чье жизнеописание?
      - Случайных людей, а также их благодетелей... И вас опишет, Мясник.
      - Не нуждаюсь.
      - А нет, так и не станет описывать.
      - Хотя моя жизнь поучительна весьма.
      - Тогда непременно опишет. Вот выйдет из запоя - и тотчас за перо.
      
      - Ищите смысл жизни доктор Нелюбов? - обратился ко мне Мясник.
      - В какой-то мере, возможно, - пробормотал я, не имея представления, как вообще можно ответить на подобный вопрос.
      - Не имеете представления, как отвечать на этот и подобные вопросы? - точно прочитав мои мысли, спросил мясник.
      - В общем, да.
      - А вы не отвечайте. Если вопрос не нравится, не отвечайте и все. Становитесь независимым человеком - вот как я. Если вопрос мне не нравится, я на него и не отвечаю. Правда, не так много людей изъявляют желание задавать мне вопросы... Почему так? Побаиваются. Отчего-то люди меня побаиваются. Думаю, чувствуют в себе животное начало, а я скотинку-то забиваю. Вот и весь секрет.
      Сказал и вновь засмеялся. При этом суровое выражение лица его нисколько не переменилось, отчего по спине у меня пробежал холодок.
      
      - Скажите, Мясник, вы не помните, случайно, кто это ходил в бархатных таких шапочках? - спросил Кулик. - Не китайцы ли?.. Мы с Александром Юрьевичем вспоминали, так и не могли вспомнить. Голову сломали... Не китайцы?
      - Нет, - отрезал Мясник и продолжил беседу со мной. - Моя фамилия Мясник. Вы, наверное, заметили, как обратился ко мне ваш спутник? Так вот, Мясник - фамилия такая.
      - Да, Николай уже сообщил, - ответил я.
      - Ваш спутник - болтун. Будьте с ним осторожны.
      - Это вы напрасно... - пытался протестовать знаменосец.
      - Мы все чрезмерно болтливы. Так что ничего обидного в моих словах нет. И нечего обижаться... Руку дающего к сердцу прижми или поцелуй.
      - Это так, это я и сам так говорю, - согласился знаменосец.
      - Мясник Мясник. Видите как? Игра слов. Омшаник. Наподобие стишков. Стишки любите?
      - Нет, - сказал я отчего-то решительным тоном.
      - Предпочитаете сюжетцы?
      - Если честно, читать времени не хватает.
      - Упущение.
      - А так бы читал, конечно. С удовольствием читал бы. Наверное.
      - А оно, удовольствие-то не всегда знаете, получается. Всяко бывает. Случается, такая книжка попадет - сразу в печь. Чего только не пишут. Что за охота писать все без разбора. Вы осознанно пишите, если вздумаете. И с осторожностью. Помните, человека обидеть легко. Всякую тварь обидеть легко. А простить обиду не у всех получается... А я, грешным делом, стишки люблю. Полюбил с некоторых пор. Сравнительно недавно... Изменился, видите ли. Обратился. Так точнее. Другим стал... То есть совсем другим. Даже внешне. Сравнительно недавно. В этом месте ваш спутник прав. Меняемся. Постоянно что-то такое происходит... Так что перед вами своеобразный оборотень... Все время меняемся... Примерно раз в семь - десять лет.
      - Но это незначительные перемены, - вмешался Кулик. - Однажды, в обозримом будущем, мы все сделаемся по-настоящему новыми людьми. Для этого мне нужно...
      - Меняемся примерно раз в семь - десять лет, - оборвал знаменосца Мясник. - Не замечали, доктор Нелюбов?.. А вы понаблюдайте, если еще поживете сколько-нибудь. Если удастся. За собой понаблюдайте, за другими. Любопытное явление. Скажем так - чудо, которого мы не замечаем... Вы в чудеса верите, доктор Нелюбов? Нет?.. Вот я сравнительно недавно обратился и сразу же стишки полюбил. Стишки, песенки, всякое такое. Чудо? А что же еще?.. Удивил?
      - Ну почему же?
      - Теперь вот думаю, как это я прежде без стишков жил? Без стишков - удушье... А вот, скажите, много среди ваших знакомых мясников любителей стишков?
      - У меня нет знакомых мясников.
      - И много ли среди ваших знакомых мясников любителей песенок?
      - У меня нет знакомых мясников.
      - Ни одного знакомого мясника?
      - Так получается.
      - То есть, вы не знаете, что мы такое?
      - Так получается.
      - Но вы все равно могли сформировать некоторое представление. По рассказам, наблюдениям на рынке и прочее. Немолоды уже, должны были сформировать некоторое представление.
      - Лишь некоторое. Откровенно говоря, не задумывался.
      - Так что шли, шествовали, продвигались ко мне наугад?
      - Не знаю.
      - Вот именно. Не зная, вроде полезли в воду.
      - "Броду", - зачем-то поправил я мясника.
      - Как?
      - "Не зная броду, полезли в воду". Так, кажется.
      Мясник, пропустив мимо ушей мою глупость, продолжил допрос:
      - Так что же это такое, мясники?
      - Не знаю.
      - Честный ответ. Уважаю. А хочется постичь?
      - Буду признателен.
      - Страдаете любопытством?
      - Не особенно.
      - А постичь все одно надо. Так?.. Раз уж пришли. Так?
      - Наверное.
      - Требует ясности, четкости. Так, что ли?
      - Наверное.
      - А то явились, а к кому явились - и сами не знаете. Так?
      - Не совсем. Николай рассказывал о вас.
      - Что рассказывал?
      - Много хорошего.
      - Еще раз: ваш Николай - болтун. Мало ли что он там наговорил. Самому-то вам хочется знать или нет?.. Хотя бы как будущему писателю. Вы же будущий писатель?.. Или не будущий? Уже мараете? Бумагу мараете? Простите за грубость - я немного грубоват.
      - Так, записываю иногда. Какие-то пометки. Ничего серьезного.
      - А вы становитесь серьезным человеком. Хватит уже мотыльком порхать по-над пропастью чижи. Пора бы уж.
      - Пора, пора, - согласился я.
      - А знаете что? Оставайтесь у меня. Я из вас что-нибудь человекообразное сделаю. Ремеслу своему научу - хоть какая-то польза от вас будет. От мясников, согласитесь, ощутимой пользы больше, чем от врачей или писателей. Вот вы у меня покушаете и насытитесь, и запомните мое угощение. А я к вам пойду, вы меня полечите, конечно, как умеете. Но все равно умру. И вы умрете... И переделать меня никакая книженция не способна. Так?.. Так... Кроме того, у мясника и доход больше... Оставайтесь, попробуйте. А не станет получаться, так я вас засолю. Шучу.
      - Рад бы, но...
      - Пошутил.
      - Да, я понял.
      - Люблю крепкую шутку.
      - Действительно, удачная шутка.
      - Так хочется вам знать или нет, что мы такое - мясники?
      - Конечно.
      - Вот это хорошо. А то сплетники, штакетники, рекомендатели, доброжелатели, держатели, ссылки, посылки, сноски, поноски... Видите, сколько рифм?.. Воронка. Попробуй вырвись. Запутаться чрезвычайно легко. Сами-то не запутались?
      - Немного.
      - Сами запутались и меня запутали... От людей вообще лучше держаться подальше, мой вам совет.
      - Учту.
      
      Мясник задумался ненадолго, после чего продолжил:
      - Попробую сформулировать предельно просто и точно. Простые и точные формулировки - непростое дело. Тем не менее попытаюсь... Как бы лучше выразиться? самую суть ухватить? Формулировка должна быть простой и точной... Пожалуй, так: мясники - не поэты... Если не сказать, противоположность... То есть до полного отчаяния. Усвоили?
      - Усвоил.
      - И в то же время самые настоящие поэты. Вот ведь как. Усвоили?
      - Усвоил.
      - И осознали?
      - Не уверен.
      - И как же найти логику в моих словах?.. и в ваших ответах?
      - Не знаю.
      - Вот. Это и будет точная формулировка.
      - Приблизительно так я и представлял себе.
      - Ни черта вы не представляли... Такой же болтун, как и ваш товарищ по ненастью... Простите, немного грубоват, да уж таким родился... Весь в отца... Как-нибудь расскажу вам горестную историю моего отца. Если, конечно, вам понравятся мои котлеты, и мы сделаемся друзьями навек... Я вас котлетами угощать буду. Не песенки же вы послушать пришли.
      - Изумительный человек, - шепнул мне Кулик.
      
      ПОХОРОНЫ ПОЧТАЛЬОНА
      
      Кулик сказал:
      - Недавно был на похоронах у одного знакомого почтальона. Старенький старичок. Еще времен похоронок старичок. Немногочисленная семья. Мужчины и женщины. Прощались правильно. Что имеется в виду? На мужчинах - простые сорочки. Простая сорочка - важная деталь. И галстук. Не должно быть никаких излишеств, никакой пестроты. В простой сорочке человек ближе к себе, согласитесь. А на похоронах важно предъявить себя в образе себя самого. Ритуал... Конечно, стремления и устремления могут быть какими угодно. И непременно. В противном случае до космоса мы бы так никогда и не добрались. Уж вы мне простите эту банальность... Так что любое, даже немыслимое вольнодумство мною всячески приветствуется. Приветствуется где угодно, только не на прощании с покойным... Пара человек пришли в военных рубашках. Хорошо. Женщины в скромных темных платьях. Очень хорошо. Но вот одна деталь. На покойного зачем-то надели очки. Зачем? Не удержался, спросил: зачем же вы надели на покойного очки? В образе кого вы его хороните? Ответа не последовало... Между прочим, могли и побить. Такая атмосфера царила... Побили и побили, не беда. Не впервой, как говорится... Вообще, я ритуалам уделяю много внимания. Наблюдаю, анализирую, сам некоторые ритуалы исполняю в обязательном порядке... Ритуал! Вот где человек демонстрирует свою зависимость и созависимость! Обращали когда-нибудь внимание, как кланяются? Будь то в храме, или перед вышеупомянутым почтальоном? Изначально кланяются всяк по-своему. Так и есть. Однако в скором времени, понаблюдав друг за дружкой, принимаются друг за дружкой позитуры и фигуры повторять: на колени становиться, лбами пола касаться. Даже выражения лиц у всех постепенно становятся схожими... И тут же парадокс. Так уж устроено, обустроено. Сейчас произнесу слово, которое вам может не понравиться. Наверняка не понравится. "Мертвечина"... В однообразии содержится подлинная мертвечина, коей мы чураемся, и от которой бежим при первой возможности. Так что покойный-то как раз светел и благоухан, пусть и в очках. А, возможно, и по причине очков. А те, что пришли?.. Намеренно оставлю без завершения, чтобы было о чем на досуге подумать... То, что в одеждах благо - в поступках тлен и пустота. Проблема на первый взгляд кажется пустяковой, на самом же деле во многом ключевая. Из тех проблем, что предопределяют и определяют... Еще унылые догадки и домыслы: почему скончался? отчего скончался? мог ли не скончаться? что было бы, когда бы не скончался?.. Хотелось крикнуть: немедленно прекратите комментировать Божественное волеизъявление! Каким-то образом воздержался. Можете представить себе, чего мне это стоило!.. Могли и побить. Такая атмосфера царила... Горе-комментаторов и аналитиков, коммутаторов и паралитиков этих прощает только то, что пустословие их беспримерное не имеет отношения к их подлинным мыслям. В то время, когда они разглагольствуют о том как можно было бы иначе распорядиться судьбой покойного, в данном конкретном случае старинного почтальона, возлежащего зачем-то в очках на столе с холодными астрами, в их головах вертится: "Что это который день ноет в правом боку, уж не аппендицит ли"? Или "ужас как хочется спать, так бы лег прямо здесь и уснул". Или "соседям подбросили рыжего котенка, и он, окаянный, орал всю ночь". Или "вроде бы столица, а свернешь во двор, навозом пахнет". Или "бедный мальчик, ему уже восемь лет, а он все на цыпочках ходит". Или "когда закончатся эти бесконечные гости, сил нет напиваться каждый день". Или "все же любопытно, как он выглядит, конец света, наверное, как будто свет выключили, надо бы лампочку в коридоре ввернуть"... Просто беда!
      
      ТАВРО
      
      Кулик сказал:
      - Всякий предмет можно распотрошить. По крайней мере, увидеть по-разному. Кому кучер, кому - черт.
      
      Мясник продолжал:
      - На чем я остановился? о чем сказать хотел?.. Ах да, о силенках, о силе. Где их брать, силы-то? Интересно вам?.. А вот где. Дух питают мяса и кровь. Ну а если духом силен - оно и тело торжествует. Всегда. Неважно, живое или мертвое... Я всегда говорю "мяса". Не "мясо". На мой взгляд, "мяса" - правильнее. Мясо в единственном числе - от незнания. Баранина - все же не говядина, согласитесь, и уж тем более не свинина. Да и сами барашки все разные. То есть, нельзя лишать индивидуальности. Ни в коем случае. Ни человека, ни агнца. Никого... Я вам так скажу, разделывая туши, мы служим окончательному умиротворению. Окончательному. Так что мясник - тот же хирург, только лучше. Или даже священник. Правда, еретик немного, так мы все немного еретики. Кто бы что ни заявлял... Я скотину-то сам забиваю... А знаете, что причиняет животным боль? Задумывались когда-нибудь?.. Наверное, как и большинство, вы полагаете, будто их боль связана с бойней? Уверяю вас, ничего похожего. Они испытывают нестерпимую боль от нашего высокомерия. Они чувствуют наше высокомерие. Даже не чувствуют - знают... Если хотите, барашки испытывают облегчение, когда их лишают жизни: конец страданиям!.. Смахивает на правду, не находите?.. Да и кто мы, в самом деле, чтобы лишать их индивидуальности?.. Вот лежит бычок. Такого бычка в природе не было и никогда не будет. Я его запомню на всю жизнь... И он меня запомнил. Я его обожал и теперь уже мертвого обожаю... С людьми то же самое... В сущности, все равны. Но всегда кто-то хуже, кто-то лучше. Другое дело - нам не дано знать, кто хуже, а кто лучше. Хотя по отдельным приметам можно догадаться... Кто мы, чтобы лишать жизни кого бы то ни было? С другой стороны, кому, как не нам заниматься этим?.. Вообще-то, не мы лишаем жизни. Только выполняем черную работу. Решение принимается вне нашей воли. Ослушаться мы не в силах. Да и не желаем противиться. Не думаем обо всем таком. Для нас это озарение, стремление, жажда, если хотите. Себе не принадлежим. Тавро своему принадлежим. У каждого свое тавро... Те же чернорабочие! Зачарованные чернорабочие!.. Сами ничего не решаем...Может быть, потом, в глубокой старости, на смертном одре посетят сомнения... Может быть... В старости другая жизнь: душа слабнет. Слезы, все такое... А, может быть, напротив, выполняем самую что ни на есть светлую работу. Как знать? Нам истину познать не дано. И даже противопоказано... Что такое светлая работа? Как я это понимаю? Светлая работа - когда любовь. Никто скотинку так не любит как мясники. И живую, и мертвую... Мяса - они мяса и есть... Любовь - главное. Знак, мета. Но и приговор... Ненависть - та же любовь. Сильные чувства... Может быть, ошибаюсь. Имею право... Отец всякому такому верил. Спасался таким образом... Если веришь во что-нибудь - легче. Неважно во что. Здесь уже каждый свой выбор делает... Вот это я называю "тавро"... Живых бычков наблюдали, доктор?
      - Простите?
      - Бычков, быков доводилось наблюдать? Живых? Может быть, по дороге сюда посчастливилось встретить?
      - Да, конечно.
      - У них глаза такие, как будто они уже с появления на свет к бойне готовятся. Обратили внимание?.. Вот это и есть тавро... Свиньи - те другие. Свиней доводилось наблюдать?
      - Да.
      - А свиньи - как мы. В точности. С хитринкой. Говорят так: "Думкой богаты". И люди, и свиньи. Думкой богаты... Глазки с лукавинкой. Обратили внимание?.. Тоже тавро. Всё - тавро.
      
      С этими словами Мясник направился к туше, низко склонившись, тщательно изучил глаз бычка, прошептал ему:
      - Тихонечко лежи, видишь, у меня гости. Потерпи немного, нужно потерпеть.
      
      Вернулся к нам:
      - Ну что, заскучали?
      - Нет, нет, - успокоил его Кулик.
      - Возьмем, хотя бы зрение, - продолжил Мясник. - И у меня зрение ни к черту, и у бычка нашего близорукость была, как оказалось. Вишь, как?.. Не заскучали?
      - Нет, - сказал я. - Размышляем над вашими словами.
      - Тотчас мысль заработала?.. Так и бывает... И тотчас мысль заработала. Да. Хорошо... В раздумьях есть определенный смысл. Не всегда, конечно. Иногда раздумья губительны: можно не успеть, опоздать... Куда? Да куда угодно... А можно забрести в такие места, где Макара с его телятами отродясь не видывали... Знал я одного Макара, но это к делу отношения не имеет. Мало ли таких Макаров волки погрызли?.. Виноват: обрушил на вас свои умозаключения и выводы. Обыкновенно оторопь возникает, когда так-то атакуют. Лично у меня первоначально оторопь возникает, а мысли уже потом. А у вас, видите как? Вы - сразу, с места в карьер. Это редкость... И над чем размышляете, позвольте полюбопытствовать?
      - Я о вашей песенке думаю, - сказал я.
      - Вот как? Приятно... Жили-были три маленьких мальчика, они ушли в поля собирать колосья... Да, да. Знаменитая песенка! Я подозревал, что она произведет на вас впечатление. А смысл песенки таков - всегда можно поправить и утешиться. И так и будет. Со всеми нами. И встретимся все. Все из бочки-то однажды выйдем. Так что песенка праздничная... И вы со своими близкими встретитесь, и я папочку своего встречу. Когда-нибудь... По кругу ходим, сами того не подозревая... Я его люблю, папочку своего... А разве сын может не любить отца своего?.. Вот только узнаю ли? Я, вишь как, я его совсем не помню... Миной его звали. Мина Мясник... Мне наша фамилия нравится. Говорящая фамилия. Некоторые думают, что это прозвище. А многим кажется, мясник и мясник. Так без фамилии. Ударение неправильно ставят, вот оно и получается... Или думают - кличка. Да только я - не собака, если вы успели заметить, и в тюрьме никогда не содержался. Покуда судьба миловала... А в окончательной старости, может быть, мельницу построю, стану мельником. На мельнице плакать. И смеяться по пустякам. Но, по содержанию, в душе, так сказать, все равно останусь мясником... Весь в отца... И черные делишки, скрывать не стану. Отец не скрывал, и мне негоже... Ко мне и бандиты захаживают. Всегда с уважением. И бандиты меня побаиваются. Почему так?.. Человек с топором? Смешно. Нет, здесь что-то другое. Побаиваются, а идут. По делу, конечно... Все тянутся. Я никому не отказываю. Случайно никто не приходит. Случайностей вообще не бывает. Все предписано... Но зарубить себя не посмею. Даже если окончательно невтерпеж станет. Тавро не позволит. Другая биография начертана... Вы про меня не пишите. Всей правды я вам не скажу. Да я и не знаю правды... Забываю все. Забывчив... Я - скорее палач, чем, нежели жертва... Я, знаете, палачей не осуждаю. У них свое тавро. Они, может быть, и сами не рады своей судьбе, но против тавро не попрешь... Песенка-то про Чудотворца. Уловили?.. Для христиан песенка... А я думаю, какая разница? Какой бы ни была твоя вера, отрицать Николая не след. Уж если он ходит по свету. Его многие видели. Не обязательно христиане... Ко мне, правда, не заходил. Быть может, еще придет? Ко мне все приходят... Я христиан не отрицаю. Но верю в тавро. Что же меня теперь на кол за это?.. Моя жизнь расписана. Каждое мгновение. Любой поступок, что я совершаю, хороший ли, гадкий в вашем или моем понимании, предопределен и припечатан... Убивать приходилось, скрывать не стану. Но по делу. И по предписанию. Так что убийцей себя не считаю... Всякий тем является, кем себя считает. Если иначе думать, дело - швах. Петля раньше или позже... Можно слезы лить, каяться, да только это ничего не изменит. Все равно каждый из нас сделает то, что предписано. Зажмурится да сделает. Уж лучше, в таком разе, с охотой, с огоньком... Пассионарность - тот же пожар... Раньше или позже мясом стану. И вы, и Николай Кулик мясами станете. Разве не так?.. И придет уже другой мясник со своим тавро. Молодой, румяный... Такая вот вера... Но и Николая не отрицаю. Когда бы отрицал, зачем бы пел? Правильно?.. Кто-то молится, а я, вот, песенки пою... По-видимому, отцу его вера позволяла так поступить. Мы же не знаем его веры, правильно? У него своя вера была. Это точно. Иначе бы он себя не зарубил. Мина Мясник... А, может быть, не зарубил, может быть, легенда. С чего бы это он рубить себя стал?.. По-моему, нет такой веры, чтобы самоубийство поощряла... Хотя нет. Что-то такое у японцев как будто. Но он японцем не был. Это я доподлинно знаю... Я же на японца не похож?.. Ну и вот... Разве безысходность? Или помутнение души. Навроде помутнения хрусталика. Как у нас с бычком... Потемки. Так и есть... Или тавро, опять же... Тавро, конечно... Вот и убеждаешься... Его же не стереть, не смыть, тавро это...
      - Кто же его ставит, тавро ваше? - спросил Кулик. - Кто припечатывает?
      - Не могу сказать. Я так высоко не заглядываю. Не умею. И не хочу. Я, когда звезды-то вижу - глаза прячу. Сам не знаю, почему. Тяжело мне на небо смотреть. Муторно. Я человек земной. И мне этого достаточно... Засмотрюсь, задумаюсь - потрошить себя начну. Мне этого не надобно... Это уж ты себе оставь. Философствуй, именины справляй, все такое. А меня уволь... Никто не припечатывает. С тавро рождаются, и дело с концом... Кто нам ручки да ножки приделывает? Бычкам копытца да хвосты приделывает?.. Что там в небесах? Мастерская?.. Нет там никакой мастерской. Все само по себе... Я Бога не отрицаю, но прикоснуться к нему не в силах. К теленку прикоснуться в силах, а к Богу припасть - нет. Стало быть, так обо мне задумано.
      - Кем задумано?
      - Само по себе. Отстань!.. Вот откуда стишки берутся? Никто не знает. Стишки, песенки. Принято считать, что люди сами сочиняют. Сомневаюсь. Записывают, скорее. С песенкой в голове рождаются, а потом, по мере обретения грамотности, записывают... Потом давай петь, танцевать... Что такое танец? Зачем? Кто его знает?! С какой целью?.. Ушел куда глаза глядят. Это я к отцу возвращаюсь. Живет теперь где-нибудь на отшибе. То же, что и сын. Так тоже бывает. Оба мясники... Главное - соблазнам не поддаваться. А соблазнов много. Пруд пруди... О мельнице стал часто задумываться. Жажда света - так я это называю... А сам - как ветчина. Полосат. К примеру, позавчера медуза приснилась. А сам моря никогда не видел... Так, разные мысли блуждают... А, может быть, вы и не ошиблись, что ко мне пришли. Кто куда, а вы - к мяснику. Верно?.. С мясником надежно. Опасно, конечно, но надежно... Может, конечно, учудить мясник этот, какой-нибудь фортель выкинуть. Ухо в азарте отрежет или нос... А если пронесет, не учудит? А котлетки у него славные. Верно?.. Шучу... А в наше время к кому обращаться? Времена телесные, толстые, хотя и библейские, следует признать... Я Библию не отрицаю, но мысли разные блуждают. Блуждающий мясник вам попался.
      
      МИЛОСЕРДИЕ
      
      Кулик сказал:
      - В каждом из нас жестокость сокрыта. В особенности на примере детей это отчетливо видно. Не думайте, детки - народ жестокий. Но им силенок не хватает... Что же касается тавро: судьба судьбой, но все же человек иногда, пусть нечасто, может пытаться совершать выбор, принимать решения и совершать самостоятельные поступки. По крайней мере, пытаться.
      - Пытаться может, - ответил Мясник. - Почему нет? На здоровье, пусть пытается. Но если судьбе угодно, черта с два попадет.
      - Куда попадет?
      - Да хотя бы кончиком нити в игольное ушко.
      - Если не с похмелья, может и попасть, - вмешался я.
      - А это уже как судьбе будет угодно, - сказал мясник.
      - Мне кажется, ключиком от этого замочка служит бескорыстность, - продолжил я. - Правильность выбора предопределена степенью бескорыстности,
      - Да, но всякая бескорыстность содержит в себе долю корысти, - парировал Голиаф.
      - Не всегда, - возразил я.
      - Всегда, - сказал хозяин.
      - А порыв души? - не унимался я.
      - А что такое душа? - вопрошал хозяин. - Можно ли ее пощупать? Извлечь и представить, как субъект и объект?
      - Усыновление, например.
      - Как?
      - Усыновление, удочерение...
      - А вот я вам расскажу историю из жизни неких Жовчуков, - сказал Мясник. - Не анекдот, но случай из жизни. Была такая семья Жовчуков. У них дача здесь неподалеку располагалась... Шапочное знакомство. Так, пару раз на берегу озера встречались на рыбалке, здоровались, не более того. Мяса мои их не интересовали, так что шапочное знакомство... Итак, Жовчуки эти усыновили мальчика. Долго оформляли документы, история, как вы знаете, непростая. Те еще мытарства! Наконец, дело было сделано, и Егорка, так звали мальчика, обрел дом. Егорка был мальчиком неказистым. Горбатенький, с тиками. Заикался как я. Много хуже, чем я. Разобрать, что он там лепечет, можно было, только приложив значительные усилия... Жовчуков предупреждали - мальчик из проблемной семьи. Его настоящий отец был чем-то наподобие колдуна. Его приглашали в поля изгонять змей. Ясное дело, змеям не нравилось, что их изгоняют, колдуна они не любили, всячески стремились избавиться от него. Так он и погиб от укуса гюрзы. Но не о том речь... Хотя история любопытная. Вот как он их изгонял? Какие-то заклинания, наверное? Какие-то ритуалы? Один сведущий в таких делах человек говорил, достаточно такому колдуну справить малую нужду на подорожник и гадюк как не бывало. Но речь не об этом... Вернемся к Егорке и его новоиспеченным родителям, Жовчукам то есть. Как я уже говорил, оформление документов на усыновление - процедура невозможно хлопотная. Да вы и без меня знаете. Однако Жовчуки упорно занимались этим делом. Притом сами не то чтобы нищенствовали, но близко к тому. Впроголодь жили, можно и так сказать. По тем временам многие так жили... Такая деталь - у них на двоих одна лыжа была. Как они зимой в лесу с одной лыжей управлялись? Как-то управлялись. Не о том речь... Хотя деталь существенная... Так вот. Среди сирот встречались прекрасные дети, сущие ангелы. Однако Жовчуки выбрали, прямо скажем, уродца. Почему выбор пал именно на уродца? Разумеется, первая мысль, что приходит в голову - из жалости. Из жалости к кому? К Егорке как будто, то есть к тому безнадежно больному некрасивому мальчику... Бескорыстие? Что скажете, доктор?
      - Не знаю. Наверное.
      - То-то и оно. Замечательно похоже. На деле же выяснилось - не из жалости к Егорке вся эта катавасия была затеяна, но с тем, чтобы посредством Егорки к себе жалость вызывать. Не к мальчику, то есть, а к себе. Понятно теперь?.. Так на них, Жовчуков, никто внимания не обращал. Да они из дому-то не выходили, чтобы на них внимание обращать. А теперь, что же они сделали? Нарядили Егорку в матросский костюмчик. Известное дело, с тем чтобы подчеркнуть его убогость. Я понимаю, когда в матросский костюмчик одевают мальчика ладного, миловидного. А здесь? Согласись, можно было бы подобрать что-нибудь попроще, поскромнее. Но у Жовчуков были иные цели и задачи. И далеко идущие планы... Итак, нарядили Егорку в матросский костюмчик... Уж лучше бы они ему купили костюм пожарного с касочкой. Мальчик мог бы играть в пожарного. Но об этом позже... Итак, нарядили в матросский костюмчик. Явили контраст, так сказать. И принялись фланировать. Первоначально по соседям ходить как будто "на минуточку", а потом и вовсе по незнакомым людям. Как будто за солью, или, например, справиться, когда свет отключат, когда машина за мусором приедет или еще что-нибудь в этом роде. В те времена за мусором специальные машины приезжали. В кузове размещался специальный механизм, наподобие пресса, и мусор превращался в этакую разноцветную массу. Очень любопытно было наблюдать, как это происходит... Я любил наблюдать... Между делом об отце-колдуне рассказывали. Егорке с этой целью даже змейку деревянную купили. Понятно, с тем чтобы высветить его темное родство. А Егорка, надо сказать, отца своего совсем не помнил. Хотя и тянулся к нему изо всех сил... Ине знакомо... А такие змейки на черноморских курортах продавались. Курорты в те времена замечательные были. Фонтаны, сталинский ампир... А мороженое? Какое было мороженое!.. Не о том речь. Заставляли мальчика стихи читать. Преимущественно Агнию Барто. Нетрудно догадаться, какая там выходила мелодекламация. Невольные зрители рыдали. Не понаслышке знаю. Жовчуки с сынишкой и ко мне как-то раз заглянули. Мальчик, когда услышал, что я немного заикаюсь, ручками ко мне потянулся: вы мой папа? Вы мой папа?.. Во мне все оборвалось. Точно молния по мне прошлась... Следовательно, хотя и образовались в Егоркиной жизни Жовчуки, как родителей своих он их не опознал, и бессмысленный поиск отца в душе продолжал... Добрые люди стали Жовчукам давать деньги, провизию, одежонку, все такое. Аферисты, известное дело, округлились. И Егорка округлился... Кончилось все, конечно, печально. Такие истории непременно печально заканчиваются. Расплата не заставила себя долго ждать. Однажды ночью мальчонка добрался-таки до спичек, которые были ему категорически запрещены, и хату целенаправленно подпалил... Сгорели все. И Жовчуки, и сам Егорка. Как говорится, и белка, и свисток. И костюмчик, и змейка... Вот такая бескорыстность, и такое милосердие... Так что против судьбы не попрешь. Всяк свое тавро несет: и кобыла, и колдун. И змея, случись змею встретить.
      
      РОСИНАНТ
      
      Кулик сказал:
      - Смешалось все - добро и зло. Добро из зла произрастает, зло - из добра. Такие времена. Сам теряюсь порой. Бывает, осмотришься окрест и не знаешь, где находишься. Ты ли это или кто-нибудь еще? Живой или мертвый? Иду, идет или на месте стою, стоит?
      
      Мясник рассмеялся:
      - Немного разрядить обстановку. Со мной был такой случай. Принесли мне поросенка. Крохотного такого. И как-то мне не захотелось его убивать. Хотя обычно я свою работу выполняю, можно сказать, автоматически. Не позволяю себе эмоций... В нашем деле эмоции - беда. Мясник с эмоциями - тотчас жертва и мишень, расплата и торжество, словом, сбитый ястреб. Но здесь что-то невообразимое со мной произошло... По-моему, я тогда грипповал. Что-то такое. Расслабился, раскис. Может быть, в этом причина?.. Словом, решил, подсуну заказчику другого поросенка, намедни уже убиенного. У меня как раз была парочка уже убиенных поросят. А этого, думал, оставлю себе. Раз уж случилась со мной невиданная нежность. Думал, будет жить у меня как котенок или щенок. Даже имя ему придумал - Росинант. Рося. А он возьми, да умре... Самопроизвольно. Сам, то есть. Со страха. Сердечко не выдержало... Возьми, да и умре... Вот чем наша жалость порой оборачивается... Уж если что кому предписано - так тому и быть. Никогда не знаешь, что или кто тебя убьет. Идея не новая, но всегда к месту... С тех пор зарекся живую скотину в доме оставлять. Скотина, как и мы, доктор, не только что на жизнь имеет право, но и на смерть. Что, согласитесь, не менее почетно.
      
      ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
      
      Кулик сказал:
      - А не складывается у вас впечатления, уважаемый Александр Юрьевич, что нередко убийство есть акт подсознательный? Нечто наподобие пароксизма. Припадка, то есть. Даже если преступление и продумано предварительно, то есть, когда накануне составлен план, в момент собственно совершения преступления, человек отключается. Как будто рукой его водит некто другой. Не он сам... Вот вы, эксперты определяете: вменяем - невменяем. А каковы критерии? И возможно ли вообще их вывести и обозначить, когда мы не умеем с уверенностью сказать кто мы? Откуда? Куда?.. Идем или на месте стоим?.. Когда провозглашено: чему быть, того не миновать.
      - Есть такое суждение, что жизнь свою мы проживаем, себя не помня, - сказал я.
      - И не ведая. Я бы еще добавил "не ведая". Отсюда ошибки, которые коверкают судьбы осужденных, судей, а также впоследствии их семейств... Вот я вам приведу пример. Клинический случай, вызвавший множество споров в экспертном сообществе. Это - по вашей части... Удивлены?.. Для вас, Нелюбов, будет открытием, но я о медицине и судебной медицине некоторые представления имею. Так что могу говорить и на вашем языке. Нуте-с, к делу. Давняя история. Не менее пятнадцати лет. Некто М., мой хороший знакомый, имя известно, но я обозначу его М., так как, вероятнее всего, расследование еще не окончено. Так вот, этот самый М. убил. Не просто так убил - отрезал голову случайному человеку, оговорюсь, будто бы случайному человеку, который случайно заглянул к нему в гости, возможно, перепутав адрес. Людей М. недолюбливал. Воевал в горячих точках, сидел в тюрьме, лишился обеих ног и левой руки. Так что недолюбливать людей, согласитесь, основания имел. Однако гостя жизни лишил по причине неопознанной. Потерпевшего не звал, не ждал. Что произошло и каким образом М. не знает. Не помнит. Совсем не помнит тот ужасный день. Как и многие дни своей жизни, никчемной и легендарной одновременно... Страдает. От совершенного греха не отказывается, вину признает целиком... Наказание понес, как если бы целенаправленно убил. Говорит, что вину принял с радостью, ибо по воле провидения всевозможные преступления совершал регулярно. Ими не вдохновлялся, но и не противился им. Хотя в данном происшествии сомневается. В госте сомневается. И в себе сомневается. Временами. Порой прискорбное событие категорически отрицает, порой гордится собой. Как узником совести... Будучи заложником беспросветных будней, он как дикобраз среди свинок. Так думает о себе. Возможно, так оно и есть... Кто знает, кто мы, что мы?.. Однажды я рассказывал ему о пророчествах, где все мы превратимся в стадо свиней... Слышали о таком пророчестве?.. Речь о Промысле... Понимаете, о каком Промысле я говорю?.. Верите в Промысел?.. Впрочем, это не имеет значения. Оттого верите вы или нет, ничего не изменится. Ведь так?
      - Так, точно так! - воскликнул Мясник. - Это как будто не вы, а я раздобыл такую историю!
      - Для того, чтобы превратиться в свинью вовсе не обязательно жрать помои и валяться в грязи. Вот, уважаемый Мясник подтвердит.
      - Совершенно справедливо! - подтвердил Мясник. - Тавро!
      - Такие метаморфозы - процесс скорее нравственный, духовный, - продолжил знаменосец. - Порой от нашего М. можно услышать безнадежное "поделом". К чему и кому относится "поделом" не поясняет. Выяснить же, подразумевает болезный жертву или палача, не представляется возможным... Наш названный убийца всегда в движении. Мнения, суждения меняет на лету... Гермес... Шаровая молния... Колба алхимика... Чаще всего прискорбное происшествие относит к разряду мистики или фальсификаций. Иногда представляет галлюцинацией или провокацией. Дескать, голоса спровоцировали. Дескать, голоса слышит иногда... Иногда выдает за навет, или словоблудие, или вовсе пускание ветров. Но допускает, что подобное несчастье могло иметь место. С ним или с кем-либо другим... "Да ради Бога"! - так говорит. "Ибо головы отрезают сплошь да рядом. Так как это его, человечества, излюбленное занятие с незапамятных времен, с того момента, когда оно осознало свое превосходство и абсолютную власть над прочими тварями аккурат по причине владения этим органом, беспощадно изуродованным разумом". Так говорит... Вообще логично... Похоже на психическое заболевание, Александр Юрьевич?
      - Затрудняюсь сказать... Если бы я имел возможность побеседовать с ним...
      - А вы не затрудняйтесь. Беседовали. И многократно. Вопросов с каждой новой беседой только прибавлялось. Здесь не вопросы - ответы нужны. А где их взять?.. Декларирует, что многократно наблюдал лишение голов на войне, в тюрьме, на рынках, во время путешествий и загородных прогулок, в бане, на пикниках и на рыбалке... Признал вину, ибо "как не признать, когда на трупе попался"? А это уже сарказм... Стало быть, сохранил способность посмеяться над собой и своей трагедией... Милиция нагрянула к нему недели через две после совершенного преступления, когда следы, если таковые имелись, простыли навсегда... Через две, а то и через три недели нагрянула... Могу ошибаться, хотя в таких делах точность требуется. Но я - не следователь. Хотя в юриспруденции толк знаю. Но не следователь... Был бы следователем - другой коленкор, другой спрос... Голову отрубил лопатой. Труп выносил в большом мешке из-под муки. Голову - отдельно в авоське. При этом пел... Что именно исполнял - не помнит. И пел ли вообще, не помнит... Лично я ни разу не слышал, чтобы М. пел... Потом, у певцов совсем другой характер. И во внешности его нет ничего общего с любимцами муз... О том, что именно пел, сам он узнал от соседей. Будто бы звучало что-то легкомысленное. Что-то из оперетки... Почему пел? На мой взгляд, от страха... Что-либо анализировать, размышлять, вообще думать решительно отказывается. Порой наигрывает слабоумие. А, возможно, действительно сошел с ума. Вопрос: до преступления или вследствие преступления?.. Соседи наблюдали за его перемещениями с мешком и авоськой более часа. Непростое дело человеку без ног и руки избавляться от трупа. Это посложнее, чем, нежели проникнуть в приснопамятное игольное ушко, раковину или ушную раковину... Пожалуй, даже сложнее, чем покорить Монблан... Согласитесь, при современной технике и снаряжении покорение Монблана уже не выглядит диковиной... Да и выносить останки решился не сразу. Какое-то время голову в тумбочке держал. Возможно, беседовал с ней. Вот это на него похоже... Но чтобы пел? Навряд ли... Точно не пел. Так думаю. Больше, чем уверен... Хотя сомнения остаются, разумеется... Впрочем, ни тело, ни голова жертвы до сих пор не найдены. Что, безусловно, смущает и побуждает к разночтению... Быть может, в мешке и тумбочке, а позже в мешке и в авоське содержалось совсем не то. Арбузы, картофель, капуста, мусор - все что угодно... А, может быть, был спрятан другой человек. И необязательно мертвый. Предположим, пьяница или женщина. В порядке допущения. Почему нет?.. Или животное. Кабан или медведь... Или чучело кабана или медведя... Или крупная птица. Та же цапля, например... Или кабарга. Вот именно... Или пара-тройка росомах. Почему нет?.. В порядке допущения... Но, изволите видеть, мысли об убийствах и расчленениях с некоторых пор приобрели столь гремучую актуальность, что нетрудно догадаться, какая версия происшествия стала основной для соседей и следствия... Посадили его спешно. По-хорошему такой процесс должен лет на пять-семь затянуться... Это же нужно сопоставить существующие и вымышленные события, определить приоритеты, провести ряд экспериментов с тем же содержимым мешка и тумбочки, а, впоследствии, мешка и авоськи, назначить свидетелей как убийства, так и его отсутствия, свериться с законодательством, наконец... Сами посудите, когда и кому этим заниматься?.. Так что, все в мире относительно и неведомо одновременно. И влиять в особенности решительным образом на судьбы других людей мы права не имеем, ибо, как сказано, но не усвоено: не ведаем, что творим... Что скажете, Александр Юрьевич?
      Я не нашел что сказать.
      - А вы, уважаемый Мясник, что скажете?
      - Браво! Моя правота доказана!.. История хорошая, поучительная. Очень хорошая, очень поучительная!.. Бессмысленная как сама жизнь... Я такие жизненные истории люблю. У самого множество таких эпосов в запасниках имеется. Главным образом из собственного опыта... В чем суть поведанной тобой истории? Отвечу охотно. Начертан прямой путь к распаду. Как в геометрии: что и требовалось доказать... И как в жизни самой.
      - Путь к распаду чего? - спросил я.
      - К распаду всего, - резюмировал хозяин. - Что и требовалось доказать.
      
      УТЕШЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Конечно, добычей быть не хочется, ибо победа уже предопределена. Будет чертовски обидно оказаться в толстом кишечнике за несколько часов до светлого дня. Обидно и смешно... Да, победа предопределена, но повоевать еще придется... Настичь и взобраться. Не исключено, ценой жизни. Увы.
      
      Отведав котлет, накупив два мешка костей и обрезков для собачек, мы с моим новым наставником продолжали свой путь к неведомому дому Кулика.
      
      А вот теперь подумайте, куда бы вы, при таком-то раскладе с женой подались? - размышлял на ходу знаменосец. - Вдвоем прятаться трудно... Нет-нет, я никого не пугаю, ни себя, ни вас, но скажу без обиняков, дорогой Александр Юрьевич, это удача, что она вас оставила. Освободила, так сказать, для духовного строительства... Вы же сами не знаете, на что способны... Человечество тоже не догадывается. Человечество, как подсказывает жизнь, и как мы с Мясником продемонстрировали вам на примере поучительных историй, слепо и глухо... Не исключено, что от вас многое зависит. Как и от меня. А иначе бы мы с вами не встретились, не так ли? Мясник прав - случайных встреч, знаете ли, не бывает.
      - По-моему, он чудовище, этот ваш Мясник. До сих пор мороз по коже.
      - Ничего подобного. Нежнейший человек... Но и несчастный по-своему... А какие котлеты готовит? Согласитесь, счастливый человек таких котлет ни за что не изготовит... Счастье порой, что младенец, в несчастье завернуто. Не думали об этом?
      - Не знаю. Сомневаюсь.
      - Что же касается вашей супруги: не переживайте, она себе утешение найдет. У женщин так. Это только говорится, уберите ваши руки с наших колен! А на деле?.. А случись что?.. А когда предписано, как в случае с Мясником?.. Нет-нет, я никого не пугаю, скорее, подвигаю в нужном направлении... Мы с вами должны быть готовы ко всему. До такой степени, что хоть среди ночи нас разбуди, мы тотчас под козырек: всегда готов! Ибо пионерами были, а в контексте грядущих открытий и побед, таковыми и остались. Оттого и выпиваем порой, дабы бодрости не терять. То, что, согласно уставу, боевыми ста граммами называлось. На том стоим и так победим, милый Александр Юрьевич!.. Глубинная радость - вот как это называется. А, в известной степени, и голубиная. Ибо некая голубиная святость во всем том присутствует. Радость и воскресенье... Вижу, как вам теперь нелегко. А после моих слов и подавно. Но на слезы мои не рассчитывайте. Хотя я вам уже как брат. Почти что... Никогда не плачу. Знаменосцам не положено. Тут уж что-нибудь одно - либо знамя, либо слезы. Хотя всякое бывает... Отоспитесь у меня, и все пройдет, вот увидите... "Все проходит"... Цитата... Кажется, уже приводил. Нет?.. Я вас пригласил на именины?
      - Да, благодарю.
      - Так-то лучше. Я вас, наконец, со своими собачками познакомлю. Вы вот что, Александр Юрьевич, вы меня какое-то время не бросайте. А уж я вас не брошу, вот увидите. Увидите и удивитесь. Не тревожьтесь, у меня вас никто не найдет.
      - А меня кто-то ищет?
      - Обязательно. А чем им еще заниматься?
      - Кому?
      - Тем же душеприказчикам, например... Например, и главным образом... Я-то им уже порядком надоел. Видят мою несгибаемость... Думаете, легко лбом стену-то пробивать? А в моем монастыре стены крепкие... Душеприказчиков с каждым годом все больше становится. И собачников. Душеприказчики и собачники в моей классификации - категории бесов. Таким образом их трактую. И, следует заметить, от истины далеко не ушел... Ботинки прохудились, язви его в душу, пришлось новые покупать... Траты, траты. Вы так со мной разоритесь...
      - Не разорюсь.
      - Благодарю. Вы - хороший, щедрый человек. Невесть во что вляпались. Я имею в виду ваш неудачный брак... Сыро. А вы хотите, чтобы еще и я заплакал. Покорный слуга, ха-ха... Любите олигофренов?
      - Кого?
      - Олигофренов любите?.. Их с каждым годом все больше становится... Хорошие, очень хорошие. Ну да вы про них в силу профессии все знаете... Хорошие?
      - Хорошие.
      - Хорошие, улыбчивые... Как говорится, здравствуй, племя молодое, незнакомое!.. К слову, среди них встречаются очень-очень приличные юноши. И девушки. Сердечные, тонкие, талантливые... Ко мне ходит один мальчонка. Павлуша. Фотограф. Еще один названый племянник мой... У меня племянников много. К отцовству я пока не готов, а племянники - в самый раз... У него официальный диагноз, заключение на руках. В богадельне процветает, как и ваш покорный слуга в молодые годы. Умница! Родная душа. Я вас познакомлю. Я его тоже, разумеется, на торжество пригласил. Фотографироваться будем. На память и просто так, без умысла... Карточки долго могут храниться, если не намокнут и не сгорят... Любите сниматься?.. Не бойтесь, народу много не будет. Не те нынче времена... Открытки мои, наконец, рассмотрим. Разочаруемся - сожжем.
      
      ПОВЕЧЕРИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Много водки для торжества можно не покупать. Только чтобы вкус не забыть. А так в шанце наливочка имеется собственного производства. На полгода хватит. Это - если каждый день пить. А вот собачкам теперь усиленное питание требуется: холода приходят. Так что мы с вами ваши деньги с умом потратили, Нелюбов. Сомневаетесь?
      - Нет, ответил я без лукавства.
      
      Служба дождя принимала характер бесконечности. Нынче суточный круг был исполнен жаждой потопа. Неведомые шепотные молитвы сменяли одна другую, иногда повторяясь, иногда сбиваясь на тихую капель. Дремотные прямые струи неспешных молитв. Небо в темных кляксах не осуждало, не грозило, но величественной своей громадой утверждало неотвратимость небытия. Скромная базилика придорожных кустарников пряталась в тени и лишь изредка напоминала о себе влажным проблеском обретенных алмазов. Мы с Куликом, крохотные, брели в полном одиночестве, и мне казалось, что повечерия совершается исключительно для нас.
      
      - Ну что? Кажется, ваша жизнь приобретает смысл. Рады ли вы? Готовы ли? - спросил знаменосец.
      - Большая ответственность, - не придумал я лучшего ответа.
      - Как вы сказали? Ответственность?.. Кто это придумал? Сами или кто-нибудь еще?.. А вы оглянитесь. Кого видите? Нет никого. Одни лишь мы с вами. Пред кем же вы призываете нести ответственность? Кроме Всевышнего, разумеется... Свобода, мой друг! Мы с вами изумительно свободны! Ибо нет больше никого. Одесную и ошуюю. Разумеется, кроме соглядатаев, душеприказчиков и собачников. Но те снуют, оставаясь неприметными. Существа из параллельного мира. Сродни радиоволнам, электромагнитному излучению, радиации и галлюцинациям. Их невидимость - их оружие. Еще внезапность и коварство. Гремучие, но глупые. Невдомек им, что таким-то способом воскресение победить невозможно.
      Дабы быть услышанным сокрытыми от глаз преследователями Кулик прогремел:
      - Мы о них знаем, помним и не боимся!
      И, обращаясь ко мне, продолжил уже тихо, буднично:
      - Но покуда забудем о них, Александр Юрьевич. А вернемся к простым смертным. Куда же все подевались? Не знаете? Никого нет. И в данный момент, и присно. Хрупкие. Невыносимо хрупкие создания. Жертвы простуд и химер. Им дождя достаточно, чтобы задернуть шторы и похоронить вещие сны. Это притом, что я их люблю, как, пожалуй, никто не любит... Где же они, где?.. А я вам скажу. Они спрятались. Только ли от дождя и столько ли от дождя?.. Нет. От Бога они прячутся. От того Бога, что в них живет изначально. Не в силах сердцем принять, осмыслить, следовать за ним, не в силах вынести собственную совесть, бегут от Него. Не порицают, нет, и прославляют часто, но свершают самое чудовищное и унизительное - игнорируют. Силятся игнорировать. Что не так-то просто... Оправдывают себя тем, что, дескать, устали ждать и терпеть. Ждать обещанной сытости, терпеть смирение... Часто говорят себе: пусть уж лучше никого и ничего не будет. Вот ведь что... Их души остыли. А надо бы знать: когда остывает твоя душа, остывает весь мир... Узники. Их души однажды оказались в сырой темнице... Как? Почему? Кто провозгласил и претворил этакое зло?.. Набитый мышцами, точно кровяная колбаса, мужлан или женоподобный содомит? Так они сами и выдумали себе этих идолов на замену Тому, кого еще вчера боялись и стеснялись, чистотой кого оказались подавлены. И простить не сумели ни себе, ни Ему... Погоди, они еще с бесами игры затеют. По новому кругу. Да уж затеяли. Не это ли библейский Конец света?.. Не знаю, не спрашивайте меня... А теперь главное. Только не пугайтесь, Александр Юрьевич. Наша с вами задача попытаться освободить тех узников... Хотя бы попытаться... Каким образом? Того не знаю покамест... Предполагаю... Прав ли? Жизнь покажет... Чем все закончится? И этого не знаю. Да нам, наверное, и не нужно знать. Разве догадывается мотылек, что сгорит, когда устремляется к пламени? Но летит... Икар летит. По сей день... А, может статься, только готовится взлететь. И то, что произойдет с его восковыми крыльями - не знание, но допущение. Ибо, сдается мне, события разворачиваются не в прошлом, но в будущем... Можно представить себе этакую невозможность?.. Вот мы с вами уверены, что в Писании изложены события далекого прошлого. А что, если это потом, после нас будут произведены на свет Адам, Ева, Сим, Хам и прочие? А мы с вами, два иноходца - всего лишь увертюра к грандиозному действу?.. Всего лишь... Потому и костей прародителей наших до сих пор не нашли, и Ковчег под сомнением. Покамест только Благодатный огонь, что очень уместно в случае увертюры... Что, похоже на бред, доктор?.. Не напрягайтесь, не быть по-вашему. Не бред - упражнение в вольности. И только. То есть вполне отдаю себе отчет: помню и себя, и будущее свое... Так и пометьте в истории болезни. Шучу... Итак. Что предстоит нам с вами делать?.. Вопрос не праздный. Основополагающий вопрос... Ответ, вероятно, удивит вас... Просто жить. Да, да, просто жить, не упуская главного и не изменяя себе. Не упуская и не изменяя. А иначе, зачем и как?.. У дождя должны мы учиться, Александр Юрьевич. У дождя, у грозы, у ветра, у скотинок, братьев и сестер наших меньших. Дождь не кличет, не надзирает и не назидает... Трудно настроить себя на такой-то лад? Трудно, конечно. А в нашем с вами случае невозможно. Так что простая жизнь отменяется. Увы. Ибо великая цель пред нами. Не нами поставлена. Такова уж планида. Не мы ее выбирали, не нам сворачивать с пути!.. А как легка и вдохновенна была бы наша с вами жизнь, дорогой Александр Юрьевич, когда бы мы были, к примеру, сапожниками!.. Любите сапожников? Как человек творческий, должны обожать. Часами могу наблюдать их дремотный труд. Или были бы с вами мясниками, как наш знакомый Мясник. Мясники и сапожники. Вот компания какая!.. Помните песенку?.. Кстати, вы состоите в переписке с умалишенными?
      - Нет.
      - Напрасно. Хотя, наверное, можно и без переписки. В конце концов, у каждого свой метод... Да, когда бы мы с вами были сапожниками, когда бы нам с вами повезло, и мы были бы сапожниками, нам не пришлось бы, вгрызаясь в плоть мироздания, задумываться над всякими такими штуками, опережая время лететь на пламя вышеупомянутыми бабочками и прочее... А вот скажите, кто вам ближе, Икар или Сизиф? Не забыли еще моего уголовника? Ха-ха... Результат в сущности один. Ха-ха-ха... Не обращайте внимания на мои слова. Минутная слабость. Импульс самосожжения. Бывает... Но вы все равно полюбите сапожников, милый доктор. Себя в них полюбите. Перефразируя Станиславского, полюбите себя в сапожнике, а не сапожника в себе. Ха-ха... Еще за резчиками по дереву как-нибудь понаблюдайте. Полезно. Ха-ха-ха. Вот уж у кого голоса-то, в смысле, галлюцинации. У резчиков, краснодеревщиков. Я наблюдал за ними, знаю. Бывало, вздрогнет такой мастер и обернется, как будто некто по плечу его похлопал. Режет, режет, потом вдруг вздрогнет и обернется. Или зашепчет. Любопытно, правда?.. Вот что это такое, ваши голоса? Я имею в виду те голоса, что слышат ваши пациенты. Вы как-нибудь пробовали объяснить, хотя бы для себя? Откуда они происходят, и каково их высшее назначение?
      - Не знаю.
      - А что нас ждет впереди, как думаете?
      
       Я к тому времени уже едва волочил ноги от усталости, и мне было решительно все равно, что меня ждет впереди. Хотелось лечь под ближайшим кустом и уснуть на пару суток. Спасала водка, которую мы с Куликом пригубливали маленькими глоточками.
      
      - Собачки мои ждут нас, - продолжал мой поводырь. - У меня собачек много. Больше, чем вы можете себе представить. Если откровенно, все собаки - мои. По крайней мере, собаки нашего городка. Каждая, заметьте - личность. Попадаются с трудным характером. Но вы их не бойтесь. Ибо благородство у них в крови. И у собачек, и у старших братьев их - волков, лис и койотов. Не удивляйтесь койотам. И гиенам-хохотуньям не удивляйтесь. Вы их просто не знаете. Их никто кроме меня не знает... Собачек бояться нельзя. Они этого не любят. А вот покушать хорошо любят. В точности как люди. Вообще собачки - те же люди, только лучше. Мысль не моя, но, поскольку я ее всецело разделяю, имею право на соавторство. Не де-юре, но де-факто. Эрдман так говорил. Николай. Я его знал, но познакомиться не удалось. Он очень смешные истории придумывал. Немного грустные... С собачками дружил - потому немного грустные... Но смешные... Философские мысли, все такое... Он и сам смешным был. Как мы с вами. И смеяться любил... А все любят посмеяться - и волки, и лисы, и койоты, и гиены-хохотуньи. Потому и хохотуньи... Но живется четвероногим труднее, чем, нежели нам с вами. Много труднее. Преодоление, контрапункт, зов предков. Но это вам пока сложно понять. Пестрые мысли кружатся и в их песьих головах, но выразить их они не умеют. Точнее так - умеют и выражают, но мы не понимаем. Не слышим... Слышим, но не то, что надобно. Слышим только то, что хотим услышать. И так во всем. Потому остановились в развитии и лысеем... Я в кинологии разбираюсь. Немного. Не до конца, но все же... Софистика... Не желаем понимать братьев наших меньших. Будто бы времени не хватает. Все у нас важные неотложные дела. Какие такие дела? Нет никаких дел. Хворост и топот. Ловля собственного хвоста. Отговорки. На самом деле равнодушие и низость... Большое, доложу я вам, упущение для человечества. Даже в рациональном, чисто прагматическом ракурсе. Плюс цинизм. Я не против цинизма в известных пределах. Но это опасный путь... Кроме того, природа мстит за невнимательное к себе отношение. Не только испанка и землетрясения, войны тоже - не просто так. И в падении кирпича, и в протекающей крыше ищи высший замысел... Кирпич-то куда падает? На голову, именно, что на голову, понимаете? Разве даром?.. Гордыня, язви ее в душу... Потому из рая изгнаны были, потому и лысеем... Над этим много думать приходится. Хотя здоровья подобные размышления не прибавляют... Как я погляжу, вымокли вы совсем, Александр Юрьевич. Это хорошо. Воды не нужно бояться. Бояться нужно не воды... А вот скажите, хотелось бы вам, Александр Юрьевич, в раю оказаться?.. А вы и знать не знаете, что это такое... Со мной тоже случается, и нередко. Бывает, хочется чего-то этакого, а чего именно знать не знаю... А ведь мы с вами именно что в раю окажемся. Да хотя бы по причине любви к тем же собачкам. Сегодня человека, способного любить, днем с огнем не сыщешь. Разве не так?
      - Так.
      - Но главное - нам обещано. Тут уж ничего не поделать. Обещано!
      - Кем обещано?
      - Это каждый по-своему понимает. И вы трактуйте как вам удобнее. В раю-то окажемся - это даже не обсуждается. А вот что такое рай - вопрос вопросов. Каким вы его видите, Александр Юрьевич?
      - Не задумывался, откровенно говоря.
      - К примеру, копнешь землицу, в особенности сырую - там червячки. Катаются, ютятся, нежатся. Почему они там именно устроились? Почему не на солнышке?.. Змейки, ящерки - солнышко любят. А червячки - нет... А что, если это их рай? Уж больно вид у них холеный, когда копнешь. Что скажете?
      - Ничего. Сил нет.
      - Устали. Это - ничего. Это хорошая усталость... А вы и не говорите ничего. Мне и так все ваши мысли ведомы, точнее, их отсутствие на данный момент.
      - Долго еще нам идти?
      - Как знать? Возможно, что к утру доберемся. Если Бог даст... Именно в такие минуты, Александр Юрьевич, понимаешь - бескрайня матушка Россия. В особенности, когда слякоть... Шучу... Нам до утра нельзя - гости до утра ждать не станут. Ну так я время-то остановил. Забыли?.. Надоели эти гости, между нами. Но без них никак... В спешке особой нужды нет, но поспешать надо. Таким образом к приглашенным уважение проявляем... Так положено... А так бы пешочком в охотку не спеша - милое дело... Шучу... С доброй шуткой тяготы легче переносятся... А вы знаете что? вы смейтесь. Говорить ничего не говорите, но смейтесь. Даже если мои шутки вам кажутся несмешными, а вы все равно смейтесь. Кроме меня вас никто не видит, следовательно, и не осудит... Смех без причины - не признак дурачины, как говорят, но панацея от бед. Да вы это по своим пациентам знаете. Так что смейтесь на здоровье. Даже когда ситуация выглядит безвыходной... Вот еще рецепт: у меня, как только образуется безвыходная ситуация, я тотчас начинаю надеяться. Ведь что такое безвыходная ситуация? Нам проверка. Крепка ли в нас вера, отвага, мечта, надежда, совесть и любовь?.. И мать их Софья... Не картонные, не раскиснем... Были бы из картона, уже растеклись бы по луже и лежали себе, раззявив немые рты, важные и обреченные... Выше голову, товарищ!.. Я, признаться, думаю теперь о Суворове Александре Васильевиче. При такой стихии - самое время его вспомнить... Сколько ему годков-то было?.. Случалось, опустится на мягкое место и катится. В этом мы с ним очень похожи... Куда там Бонапарту, будь он неладен?! Но то, справедливости ради зима была, снег. В слякоти скольжение не то... Вот интересно как вода меняется в зависимости от времен. Я всегда говорил - вода живая. Потому дождь люблю беззаветно. Вы любите дождь?.. Молчите, молчите. Воды бояться не следует. Иначе что же это получается? Водобоязнь? Бешенство, то есть?.. Что-то вы совсем погрустнели. Сделайте глоточек, меня не стесняйтесь. И я с вами угощусь. Я же практически не выпиваю теперь. Так - иногда. Разве что в праздники и по случаю. В День ангела, например. Вот сегодня причащаюсь.
      - Вы каждый день отмечаете...
      - Это только так говорится. Но из песни слов не выбросишь. Случается, что и каждый день. А как иначе?.. Однако воздержанием не пренебрегаю. Воздержание для меня большая беда, но и радость, Нелюбов... Обратите внимание, всякое мгновение нашей жизни - беда и радость одновременно. В особенности, если сознание замутнено или отсутствует... Блаженное состояние... Вешнее. Со мной случается. И водки не надобно, когда человек без сознания отдыхает... Однако ждать милости от природы мы не в силах - надобно продвигаться к намеченной цели. Хотя и тщетно. Двигаться не спеша, но поспешая.
      
      ВРАЧИ
      
      Кулик сказал:
      - Все врачи - шарлатаны. Кроме волшебников. И не спорьте. И те и другие - весьма неприятные люди. И вы, Нелюбов - неприятный человек. Да вы и сами знаете... Ноете как баба, честное слово!.. Очень неприятный человек... Впрочем, не хуже прочих.
      
      
      ЦЮЙ БОЮЙ
      
      Кулик сказал:
      - Когда Янь Хэ назначили воспитателем наследника престола при дворе вэйского царя Лин-гуна, он спросил у Цюй Боюя: "Представим себе, что рядом с нами живет человек, которого Небо наделило страстью к убийству. Если я в его присутствии буду вести себя несдержанно, я подвергну опасности мое царство, а если я буду сдержан, то подвергну опасности самого себя. Ума у него хватает лишь на то, чтобы знать промахи других, но он не догадывается о настоящих причинах этих промахов. Как мне быть с таким человеком?" Цюй Боюй ответил: "Как хорошо ты спросил! Будь всегда осторожен, будь внимателен! Будь безупречен в своем поведении. В поступках наших главное - быть своевременным, в чувствах наших главное - пребывать в согласии. Правда, и то и другое создает свои трудности. Когда ты действуешь своевременно, ты все же не хочешь оказаться втянутым в мирские дела, а когда ты пребываешь в согласии, ты не хочешь, чтобы мир в твоем сердце выскользнул наружу. Если ты окажешься втянутым в мирские дела, тебя захлестнут раздоры и гибельные страсти. Если ты позволишь душевной гармонии выскользнуть наружу, она обернется пошлой славой и лукавством. Если он хочет поиграть с ребенком, играй вместе с ним. Если он хочет скакать по полям, скачи вместе с ним. Если он хочет плавать по глади вод, плыви вместе с ним. Постигай досконально его нрав и следуй в нем тому, что не несет в себе порчи. Разве не приходилось тебе видеть богомола? Яростно стучит он лапками перед приближающейся повозкой, не ведая о том, что не выдержать ему тяжести колес. А все потому, что у него слишком благородный характер. Будь же осторожен, будь внимателен! Если ты обнажишь перед ним те свои качества, которыми любой мог бы гордиться, ты не продержишься долго. Разве не знаешь ты, как поступают люди, укрощающие тигров? Они не дают тиграм живых животных, ибо тигры рассвирепеют, убивая их. Не дают тиграм и целые туши животных, ибо тигры рассвирепеют, раздирая эти туши на части. Зная, когда тигры голодны, а когда сыты, они умеют укрощать их ярость. Тигры - существа другого рода, нежели люди, но если они ласкаются к тому, кто кормит их, так получается потому, что человек следует их природным наклонностям. Если же они свирепы, то потому, что человек идет против их природы. Наездник, души не чающий в своем коне, будет смиренно собирать навоз и мочу своего любимца. Но если на коня усядется комар и хозяин невзначай прихлопнет его, конь взбрыкнет копытами и, глядишь, проломит своему хозяину голову. Намерения у хозяина коня были самые добрые, а исход этого происшествия был бы самый плачевный. Так можно ли не быть осторожным в этой жизни"? *
      
      ДОЛГОЛЕТИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Лично я жить буду долго. О вас ничего не могу сказать. Жить буду долго, хоть и грешил немало. И теперь грешу. Может быть, и преднамеренно. Мне, чтобы свою пьяную мечту реализовать много времени понадобится.
      - Но вы говорили о бессмертии, - заметил я.
      - Точно. Говорил. А теперь о долголетии говорю. И так, и этак можно... Да вы не сомневайтесь. Ни в чем не сомневайтесь.
      
      ПЕТУШОК
      
      Кулик сказал:
      - Утро, вечер. Завтрак, ужин. Не всегда получается, но, как видите, жив пока... Господь птичку всегда накормит... А, ну-ка, отними... Петушком воспарить, да так и остаться... Примите петушка, небесные хляби, будьте любезны... Какое там? Тут хотя бы одно крыло для начала вознести. Правое, например. Но правое болит и сохнет. Как у Сталина... Или у Сталина левое сохло? Не помните?.. Вообще, у нас с ним много общего - оба победители. Но усы у меня плохо растут, клочками какими-то.
      
      ФОМИЧ-БЕС
      
      Кулик сказал:
      - Все тлеет. Такое напряжение: вот-вот полыхнет. Какая-то Верхняя Вольта!.. Не к месту, но в рифму.
      
      Продвигались мы следующим образом: я, насколько хватало сил, волоком тащил мешки, останавливался и ждал Кулика. Затем наступала череда старика. Потом процедура повторялась.
      
      Знаменосец, несмотря на почтенный возраст, оказался выносливее меня. По крайней мере, признаков усталости не выказывал и даже порой мурлыкал себе под нос какую-то невозможную песенку.
      
      Трудно сказать, сколь долго продолжалось бы наше мучение. Но вот, счастье: беспросветную тьму прошила пара зияющих фар. К нам, ухая и дребезжа, стремительно приближался косматый грузовик.
      Особой надежды на спасение, конечно, не было. Невозможно представить себе водителя, который при виде двух бродяг с мешками возжелал бы остановиться в столь поздний час.
      Однако произошло сравнимое с подвигом событие, при воспоминании о котором и теперь, спустя время, у меня захватывает дух. В то мгновение, когда автомобиль предельно приблизилась к нам, Кулик совершил невероятный лягушачий прыжок и плюхнулся на живот прямо перед его колесами.
      Отчаянный визг тормозов.
      Шофер с монтировкой в руке выскочил из кабинки и, замахнувшись, произнес непродолжительную, но весьма убедительную тираду, таким образом выразив свой протест по поводу непредусмотренной остановки.
      
      Что же знаменосец? Скользя в жиже, упав еще пару раз, мой напарник с трудом принял, наконец, вертикальное положение, черный от грязи с горящим взором предстал перед дрожащим от гнева пожилым, но по-мальчишески округлым румяным водителем и неожиданно ласковым голосом пропел:
      - Ну, наконец-то. Дорогой мой человек, сколько же можно тебя ждать? Почему так долго? Что-то случилось? Только посмотри, на кого мы похожи! Прости, забыл твое имя.
      - Фомич, - растерянно пробормотал водитель.
      - А я и не знал. Сказано - прибудет в срок, а имени не назвали.
      - Кто?
      - Это уже тебе виднее. Кто тебя посылал?
      - А вы кто?
      - Ну что ты такое говоришь? - вполне искренне удивился Кулик. - Тебе разве не объяснили?
      - Нет.
      - Куда же ты ехал в таком случае?
      - В карьер.
      - А мы просто так, наугад, ждали тебя битый час и случайно оказались на твоем пути? Так, что ли?.. Как говорится, ждали у моря погоды? Так, что ли?.. Или мы похожи на сумасшедших?
      - Не знаю. Я ничего не понимаю.
      - Допускаю, что тебя не предупредили, допускаю, что ты не знал и не догадывался. Так бывает. Вижу, что ты честный и простодушный человек и лукавить не стал бы. Но что же нам теперь делать? Видишь, дождь не прекращается, перед тобой два утомленных путника. Вымокшие насквозь, с тяжелыми мешками. При этом у одного расползаются новые башмаки, другого бросила жена... Оставишь нас здесь погибать, или примешь другое решение?.. Что подсказывает тебе твое сердце?
      - Послушайте, я не знаю, кто вы. Я очень спешу.
      - А мне кажется, у тебя доброе сердце.
      - Я не знаю, кто вы.
      - Ну, хорошо, если ты настаиваешь. Я - знаменосец. Кулик Николай. Но лучше называть меня по фамилии. Мне так больше нравится. Ибо всегда подразумевается звание. Со званием ладно звучит. Предположим, полковник Кулик. Не скажешь же ты "полковник Николай"? Согласен? Полковник Кулик. Как Кравчук. Знаешь Кравчука?
      - Нет.
      - Его все знают. Не знаешь, и к лучшему. Просто имей в виду, на будущее, как говорится, этот Кравчук только кажется рубахой и выпивохой, на деле же - совсем другое. С ним ухо востро... И с нами ухо востро... На самом деле у меня другое звание, скажем так, повыше. Но оглашать его я не имею права, равно как и раскрывать детали задания, которое мы с моим товарищем Александром Юрьевичем Нелюбовым выполняем. Единственное, что могу сообщить: задание чрезвычайно важное и спешное. Насколько спешное? Чтобы было понятнее: что-то вроде стремительных родов в какой-нибудь деревеньке без врача. И если мы опоздаем - умрут и мать, и новорожденный. Или новорожденная, если быть девочке. Это - как пример. Можно придумать и другую ситуацию. Мне историю сочинить - раз плюнуть. А товарищ мой, Нелюбов Александр Юрьевич, так он вообще писатель. Доводилось тебе, Фомич, когда-нибудь встречать живых писателей?
      - Нет.
      - Ему, товарищу моему, историю сочинить - раз плюнуть. Да только надо ли оно нам?.. Да пусть хоть свинка Хавронья рожает. Какая разница? Разве животных не жалко?.. Вот ты, Фомич, животных жалеешь? Держишь дома скотину?
      - Нет.
      - А хоть бы и держал. Какая разница? Суть неизменна - от нашего своевременного прибытия в пункт назначения зависят жизни и судьбы. Возможно, и твоя, Фомич, жизнь и судьба. Я понятно излагаю?
      - Нет. И если честно, вы больше похожи на бродяг.
      - Это предусмотрено. Мы часто предстаем в неожиданном виде. Так что во избежание предъяви свои документы, малый. Наша внешность призвана обмануть всех. Тебя в первую очередь. Так что внимания не обращай, но документы прошу предъявить... Монтировку с какой целью достал? Сам-то как думаешь?
      
      Водитель бросил инструмент и понуро направился к кабинке.
      - Ты куда, голубок? - остановил его Кулик.
      - За документами. Вы же просили показать документы?
      - А это правильно. Но не нужно документов. Я тебя насквозь вижу без всяких документов. Ну что, будем продолжать пикироваться, или пригласим уже нас в кабину?
      - Куда вам?
      - К сожалению, этого не могу сказать.
      - Я еду в карьер.
      - Очень хорошо. Мы сойдем по дороге.
      - Кабина тесная.
      - Как-нибудь разместимся. Нам к трудностям не привыкать.
      - Черт с вами. Поехали.
      
      С помощью Фомича мы загрузили мешки в кузов, кое-как устроились в кабине.
      Грузовик фыркнул, и мы двинулись в путь.
      
      Какое-то время ехали молча. Первым тишину нарушил Кулик:
      - Поговорим-согреемся?
      - Что? - отозвался Фомич.
      - Поговорим-согреемся?
      - Что вы говорите, я не могу понять!
      - Чего ты не можешь понять?
      - О чем вы меня спрашиваете?
      - Ни о чем. Это не вопрос. Это мысли вслух. Размышляем, анализируем. Всегда... Ни минуты покоя. Работа такая. На износ... Можно и наоборот - согреемся-поговорим. Так даже точнее будет. Согласен?.. Ты, Фомич, молодец, что остановился. Интуитивный человек. Редкость в наше время. Как-то расслабились все. А ты - молодец, сориентировался на местности, как говорится. Подвезти согласился охотно. Охотно?
      - Я бы не сказал.
      - Однако согласился. То есть почувствовал, что так безопаснее. Ты же не мог знать, что у меня в кармане пистолет, и особые полномочия. Разговариваю сейчас с тобой, произношу эти суровые слова, а у самого озноб по спине. А как иначе? Критический реализм. И жанр, и приговор одновременно. Вот писатель Александр Юрьевич Нелюбов не даст соврать. Он толк в таких делах знает... Это только так говорится, что он писатель, а кто он на самом деле - неизвестно. Он и сам не знает. Нам о себе знать категорически запрещено... Ты хотя бы знаешь, сколько опасных преступников в наших местах? Маскируются под душеприказчиков, язви их в душу... Или собачников, язви их в душу... Смертей не счесть. Трупы на каждом шагу. До тысячи. И больше... Убивают и убивают. Каждый день убивают. По нескольку раз за день. И не только в наших местах - повсеместно... Не могу отделаться от мысли. Что-то мне личико твое знакомо, Фомич. У меня память фотографическая... Или показалось?.. Наверное, показалось... Так что бежать тебе, Фомич некуда. Разве за границу, но там еще хуже. Там уж точно никто не защитит... Думаешь, ты там нужен со своим грузовиком? Никому ты не нужен. Расходный материал. Видишь как?.. Так что мы с Александром Юрьевичем кем угодно могли предстать. Да хоть теми же бандитами. Утюг на живот, паяльник - сам знаешь... Ждем тебя, ждем. Темно, ни черта не видно. И вдруг - фарами по глазам. Ослепил. Это что за фары у тебя?.. Что молчишь? Похоже, влип ты, братишка... Что молчишь?.. Ты букой-то не смотри. Ты теперь радуйся - великому делу призван, ко спасению причастен. Может быть, теперь совершается лучшее событие в твоей жизни. Позже оценишь... Созидание. Слышал такое слово?.. Созидание, милосердие, гуманность, жертвенность, самопожертвование, наконец... Такие слова! И за каждым поступок. И какой поступок!.. Конечно, многое тебе сейчас непонятно. Недоумение, даже тщательно скрываемое раздражение, допускаю... Или страх?.. Страх, конечно... Не бойся, мы высоко духовные люди. Как видишь, еще встречаются отдельные экземпляры. Знаменосцы, писатели... Читать любишь? Времени не хватает?.. Не бойся. Я тебя склонен понять. Попытаться, по крайней мере. Сам не раз бывал в таких ситуациях. Но поверь, случаются мгновения, когда лучше всего расслабиться и довериться провидению... Просто так ничего не происходит. За каждым, даже самым простым событием, угадывается замысел. Крыша потекла, кирпич упал - самое малое... Помнишь, куда кирпич обыкновенно падает?.. Не находишь закономерным?.. Мы как раз в ожидании тебя на эту тему с писателем Александром Юрьевичем Нелюбовым размышляли. Вот кирпич на голову - действительно беда. Холера - беда. Или оспа. Или бубонная чума. Согласен со мной?.. Вижу, ты не из болтливых. Лично я молчунов люблю. Как-то больше доверяю, что ли. Хотя я никому не доверяю. Слишком большая ответственность... А есть люди, напротив, любят поговорить. Им так спокойнее, что ли... Я вот тоже все время болтаю, но по природе своей - молчун. Когда я говорю, на самом деле, там, внутри - молчу. Молчу и думаю. А болтаю - чтобы отвлечь внимание. От себя. Своего рода дымовая завеса, понимаешь?.. Не думай, что это просто. Такая привычка годами тренировок вырабатывается... А вот скажи по совести, Фомич, ты согласился отвезти нас из любви к нарождающимся детям или из страха?
      - Не знаю.
      - Из страха, конечно. Но ты теперь успокойся. Пытать тебя больше не буду... Видишь ли, мне нужно было узнать тебя поближе. Того дело требует. Наше общее с писателем Александром Юрьевичем Нелюбовым дело... Скажи, только честно, ты веришь, что Александр Юрьевич - писатель?.. Сомневаешься?.. Вот именно. А я - настоящий знаменосец. Во мне не сомневайся... Доводилось прежде встречать знаменосцев?
      - Вы меня, конечно, простите, но я простой человек...
      - А тебя видно. Можешь не объявлять. Простого человека за версту узнаешь. Но видишь ли, Фомич, тут вот какое дело, простота - явление многомерное. Может быть, обращал внимание? Простой человек молчит, молчит, а потом вдруг возьмет, да и заговорит. Вот как ты. Уж лучше бы, думаешь, молчал. А что случается, когда простой человек начинает говорить? Что его речь в масштабах вселенной?.. Событие?.. Землетрясение?.. Земля покидает свою ось?.. Может быть, ледники затевают свое смертельное движение?.. Мамонты выходят из своих ледяных нор?.. Так нет же. Ничего подобного не происходит. Произносится несколько несуразных, как правило, слов или предложений. А, возможно, напротив, очень даже связных, но мелких, скучных и грубых невыносимо... Напугать?.. Произвести впечатление?.. Развести и околпачит, как говорится?.. Но нет, Фомич, от таких слов молоко не скиснет, и Хавронья не произведет на свет одиннадцать пестрых поросят... Кто таков простой человек? Злой, в сущности, ребенок. Так и просится на улицу, чтобы в стаю сбиться. Готов на любое непотребство повестись. Куда все простые люди, туда и он, отдельный простой человек. Ладно бы плясать, да водкой наливаться, так нет же, непременно пакость какую-нибудь притом затеет... Справедливости ради на благое дело простого человека тоже подначить можно. Но трудно. Приходится ему, хитровану, либо денег пообещать, либо в свару вовлечь! Вот когда толпа на толпу - это для него страсть и мечта... До денег и пищи жаден. Вечно голоден и лукав. А Стоит его возвысить - тотчас душеприказчиком становится... А собачники кто? Главным образом те же в прошлом простые люди... Так что ты особо не кичись тем, что простой человек. Простые люди, знаешь, и белье воруют, и, случается, лыка не вяжут. У нас все тюрьмы простыми людьми забиты, один проще другого... Не веришь? Могу устроить экскурсию. Тебе, Фомич, в тюрьме обязательно нужно побывать. Просто непременно... Полна горница, как говорится... Кто глаз выколол, кто бабу в корыте утопил. Я все понимаю - бабы сами подчас выпрашивают. Но так ты терпение-то имей. Как без терпения-то? Дети голодные и те терпят... А собаки? Разве они виноваты в том, что простые люди их на мороз гонят?.. А с другой стороны - как без простых людей? К кому с сумой пойти - податься, коли оцепенеешь или ослепнешь? Кто защитит от саранчи и сарацинов? Кто в лапоточки обует и росой напоит? Кто все без разбора отдаст, когда и у самого нет ничего? И не было никогда... Когда говорю такое - слезы наворачиваются... Да разве все простые люди котят да щеночков топят?!.. А медведи! Им каково? В особенности зимой... Что молчишь? Стыдно тебе Фомич?.. Вижу, стыдно!.. А кого стыдишься? Только честно... Себя, медведя или, может быть, нас с Александром Юрьевичем Нелюбовым?.. Ты пойми, если что не так - непременно отправлю тебя в тюрьму. Из-под земли достану и отправлю... Пистолет показать?
      - Никак нет.
      - Но может быть, ты сомневаешься?
      - Никак нет.
      - Ты же пойми, мне человека посадить - раз плюнуть. И не в качестве наказания. Судя по всему, ты хороший малый, хоть и подлец несомненно. Но, видишь, как может получиться? Давай подумаем вместе, помечтаем... Любишь мечтать?.. Предположим, окажешься ты исключительно среди хороших простых людей. И будешь жить себе, горя не зная. Хорошо бы!.. Впроголодь не сомневаюсь, но в радости и покое. Очень хорошо! Счастливая судьба! С такой судьбой и помирать не страшно... Но такая судьба - редкость. Ибо, если внимательно меня слушал, наверняка убедился - простые люди разные. А вот тебе другой коленкор... Предположим, однажды встретился на твоем пути плохой простой человек или группа плохих простых людей. Как повести себя, дабы не потеряться? Ты и знать не знаешь. А ведь среди плохих простых людей встречаются и коварные плохие простые люди. Это уже предельно опасная ситуация. Фактически капкан. Только не на медведя, а на тебя, голубчик. Согласен?
      - Не могу знать.
      - Служил?
      - Так точно.
      - В каких войсках?
      - Стройбат.
      - Молодец. Честь сохранил. И совесть, надеюсь... Совесть сохранил?
      - Не могу знать.
      - Мы ведь, Фомич, обыкновенно как думаем? Уж если чему случиться, так это не со мной, с кем-нибудь другим. Ты так думаешь?
      - Не могу знать.
      - Вот видишь?.. Ладно. Ты меня не слушай, это я - в сердцах. Накопилось, видишь ли, за годы реформ и революций... Вообще, я народ люблю. Я и сам из народа... И писатель Нелюбов Александр Юрьевич - из народа. Даром что ли ты нас за бродяг принял?.. Я и песен народных много знаю. Сам, бывает, затяну. А когда выпивал крепко, и в пляс пускался, и за оглобли хватался, всякое бывало... И то сказать, где бы мы теперь были, когда бы не Сусанин с Ломоносовым? Любишь Ломоносова?
      - Не могу знать.
      - У меня есть знакомый парнишка-фотограф, он его портрет изготовил. Как умудрился, ума не приложу. Ломоносова портрет. Можешь себе представить?.. Ломоносова любишь?
      - Не могу знать.
      - У него, у Ломоносова, на глазах товарищ его погиб. От молнии. Рихман. Слыхал о таком?
      - Никак нет.
      - На все у тебя один ответ. А коль придется выбор осуществлять?.. Когда на самой развилке окажешься, что делать будешь? А жизнь то и дело развилки устраивает... А ну, как большая любовь грянет?
      - Я женат.
      - И дети есть?
      - Шестеро.
      - Рожают и рожают, рожают и рожают. А людишек все меньше. Убываем, стало быть. Вот и подумайте, и ты, Фомич, и вы, Александр Юрьевич подумайте, куда оне деваются, людишки-то?.. Разве черные дыры их поглощают? Или инопланетяне?.. А, может быть, собаки их едят? благороднейшие, умнейшие животные?.. Медведи?.. Нет... А дело в том, что фактическая жизнь и реальная жизнь - две большие разницы, как говорят в Одессе. И евреи здесь ни при чем. Ты евреев, Фомич, не осуждай! Не имей такой привычки. Я о них много думаю... Вот интересно получается - мне, в силу концепции, приходится о них думать, а они и знать не знают о моем существовании... То же самое и медведи... Да... А что, доводилось тебе, Фомич, на медведя ходить?.. Ничего. Грянет Судный день, по моим прогнозам очень скоро, и все встанет на свои места. Дотянуть бы... А ты в Париже так и не побывал. Ничего, если с Александром Юрьевичем подружитесь, он тебе и Париж покажет, и Колыму. Он у нас как раз за путешествия отвечает...
      
      Когда грузовик поравнялся с оврагом, вусмерть перепуганный Фомич резко затормозил, неловко вывалился из кабины и пустился наутек.
      
      - Как чувствовал, - заявил Кулик.
      - Что такое?
      - Проморгали.
      - Кого?
      - Фомича.
      - А что такое?
      - Не "что", а "кто"?
      - Душеприказчик?
      - А кто же?.. Не теперь, так в будущем... Я их за версту чую... А, может быть, собачник. Собачник, скорее всего... То-то он так спешил... Как он сказал? В карьер? Знаем мы эти карьеры. К нам он спешил, драгоценный Александр Юрьевич. Вот вам и первая встреча с бесом. Ну, ничего. Даже к лучшему. Теперь нескоро вернется.
      
      Водить машину ни я, ни, как оказалось, Кулик, не умели.
      Ну что? Извлекли мешки из кузова и продолжили путь. Продвигались следующим образом: я, насколько хватало сил, волоком тащил ношу, останавливался и ждал Кулика. Затем наступала череда старика. Потом процедура повторялась.
      
      У ВАЛЕНТИНА
      
      Кулик сказал:
      - Со временем надежда поглотит вас целиком, как коньяк поглощает солнце.
      
      - А вы знаете, где мы находимся? - спросил я знаменосца.
      - Все еще на грешной земле. Вот, видите, овраг, чуть дальше околочек со сквозняком. Еще дальше тайга начинается. И повсюду жизнь. Картина есть такая "Повсюду жизнь". У меня и открытка такая имеется, я вам уже докладывал. Ничего себе картинка. Название горчит немного. Тем привлекает и запоминается... Когда задумаешься, что она повсюду, жизнь-то - тоска охватывает. То есть дух перевести негде, получается. Иными словами, негде котику издохти.
      - Мы не заблудились?
      - Не боись, не расплескает. Ха-ха. Земля краев не имеет, так что заблудиться невозможно. Место знакомое, исхоженное. Здесь неподалеку один мой знакомый отшельник хоронится. Валентин. Вор. Всем ворам вор. Средь них главным был... Да и теперь... Я в их иерархии плохо разбираюсь... Фигура тяжелая. Опасность в нем. Вольтова дуга. Для всех опасность... Легко точку ставит. От настроения зависит... Отдыхает теперь. На заслуженном отдыхе, стало быть. В вязи с этим книгочеем стал. Читает, читает. Мне кажется, не очень понимает содержание. Текст пробегает глазами и все. Не может привыкнуть к новому своему положению... Болеет, конечно. Еще бы? Сколько душ загубил!.. Но, случалось, и спасал кого-нибудь. Меня спасал. И не раз. Получается, задолжал я ему... А ему все должны. А он долги помнит... Боятся его. Как не бояться, когда у него шесть пальцев на ноге?.. На нем такое изображено! Когда рубашку снимает, некоторые с непривычки в обморок падают. Я тоже его побаиваюсь. Но вида не подаю. Нельзя. Страх почует - тотчас спишет... Странное дело: тоже преображения ждет. Ему-то, казалось бы, зачем? Такая власть! Однако ждет... Быть может, думает, грехи таким образом спишутся?.. Наивный. Как все душегубы... Большинство... Сейчас к нему завалимся, отдохнем немного и дальше двинемся навстречу келье...
      - Не пойму.
      - Чего?
      - Зачем нам к нему, если он так опасен?..
      - А затем, дорогой Александр Юрьевич, что мы с вами простых дорог не выбираем. Это - во-первых. А во-вторых, думаете, можно противиться воле такого человека?.. Как ластиком сотрет, если что не так. А у нас с вами глобальная цель не достигнута. Хотите человечество без света светлого оставить?.. Велит заходить хотя бы раз в неделю. Беседовать. Любит беседовать со мной. Я же другой. От блатных отличаюсь... Что-то долгонько мы с вами в этот раз путешествуем. Нет?.. Наверное, гости уже собрались... Медленный вы, Александр Юрьевич. С тем же Мисюрой мы бы уже часа три как на месте были. Но я понимаю: на вас одновременно бремя бытия и небытия давит. Вы же к этому готовы не были. По привычке думали - как-нибудь само все устроится. Нет-нет, Нелюбов, так не бывает. Только через страдания и непредвиденные события. Как говорится, раз уж назвался груздем...
      - Я не назывался.
      - А кто же прервать мой сладкий сон да благодетельствовать придумал?.. Дальше, как повелось - череда событий, открытий, борьба, небо. В такой вот последовательности... Это же счастье, Нелюбов! Позже поймете и восхититесь. Еще внукам рассказывать будете.
      - А до вашей кельи далеко?
      - Я уже вам говорил, шанец мой в любое мгновение может вынырнуть. Как Китеж-град.
      - А к Валентину обязательно нужно зайти? Раз уж вы говорите, что гости ждут. Как бы не опоздать.
      - Не опоздаем. Ходики стоят. Забыли?.. Неправильно мыслите, Александр Юрьевич. Здесь другая логика требуется... Думаете, мы случайно здесь оказались?.. Выходит, надо, чтобы мы Валентина навестили.
      
       Валентин - кряжистый темный мужик с непокорными вихрами и тяжелыми пястями. Примечательны его глаза. Не глаза - две тлеющие топки, где непреклонно царит предчувствие беды. Такие глаза не способны смеяться и мечтать.
      
      Хозяин молча кивнув в ответ на приветствие Кулика, проводил нас в чахлую баньку неподалеку от увитой диким виноградом громоздкой избы.
      - В баньке безопаснее, - пояснил он свой выбор.
      - А где Пестеля? - поинтересовался знаменосец.
      - Нет Пестели, - ответил Валентин. - Сняли охрану.
      
      Расположились в крохотном мутном предбаннике. На сколоченном из нестроганых досок столике немедленно образовалась бутыль водки, краюха хлеба и краковская колбаса.
      - Вы люди светские, чифирю не предлагаю, а водочка в самый раз будет, - прокомментировал меню хозяин. - С утра напиться хочу, да все что-то отвлекает.
      
      Выпили, закусили.
      
      - Какими судьбами? - спросил Валентин.
      - А ты меня разве не звал? - вопросом на вопрос ответил знаменосец. - Мне показалось, я тебе зачем-то понадобился.
      - Понадобился?.. Да. Пожалуй. Есть мыслишка. Не вызрела до конца. Сомневаюсь покамест... Но, раз уж пришел, поделюсь с тобой. Чего тянуть-то, верно?.. А ты почувствовал, да?
      - Ноги сами принесли.
      - Пожалуй.
      - Что там у тебя? Выкладывай.
      - Да выкладывать-то особо нечего. Ты в курсе. Мы с тобой уже как-то говорили об этом.
      - Ты опять за свое? Я же просил тебя этой темы больше не касаться.
      - Ничего не могу с собой поделать.
      - Мой ответ - нет. Ты знаешь, я человек верующий - мне никак нельзя. И тебе нельзя.
      - Мне почему?
      - Ты тоже человек верующий, только не знаешь об этом. Это - во-первых. А, во-вторых, без тебя посыплется все. Порядка не будет. Твое дело порядка требует. Поболе, чем всякое другое.
      - Понимаешь, утомился, - обратился ко мне Валентин, точно мы были с ним сто лет знакомы. - От умственного труда и жажды деятельности утомился. Обиды терпеть устал. Годы не те, чтобы терпеть, и здоровья нет. Да и не был я терпилой никогда. Боюсь сорваться, накуролесить. Я из шестидесяти четырех лет жизни, считай, пятьдесят восемь на киче провел... Беспомощности грядущей боюсь. С думами сладу нет. Да думы-то все мирового значения... Куда меня понесло?.. Сутки напролет жужжат, проклятые, что твои шмели. Не сплю совсем... Становлюсь гражданским человеком. Сам собою изумлен... Вертится в голове - как лучше организовать, обустроить.
      - А что обустроить? - поинтересовался я.
      - Россию, конечно. Солженицын вот не смог. Я с его предложениями ознакомился. Глупости.
      - Сочиницын, - поправил Кулик.
      - Что?
      - Сочиницын его настоящее имя. Я расшифровал.
      - Нет, Солженицын больше подходит. По слогам разбери, и поймешь... Так вот, Солженицын не смог... И не мог... Но пытался, по крайней мере. А я чем хуже? Я - по всем статьям лучше. Я на зоне не в библиотеке торчал - дело делал. Зехер такие как я остановили. А Россия на тоненькой держалась... Какое там сбережение народа? Народ пороть надобно. Как деток малых. А по-другому быть не может. Плачь - не плачь: хочешь жить - ставь на горох, и сам становись, если надо... Самопроизвольно фундаментальным политиком становлюсь. Противно. Теперь все в политику лезут. И я туда же... Можно было бы смириться, когда бы помоложе был. А теперь что?.. Ассенизатором на старости лет сделался. Так получается?.. Тебе, Кулик, не обижайся, к нечистотам не привыкать, а мне в моем статусе не положено. Хотя я не брезглив, по жизни всяко приходилось... Но это же комедия в натуральном виде...
      
      Хозяин вновь обратился ко мне:
      - Вот, хочу, чтобы Кулик помог мне глазки закрыть. Самому как-то неловко. Да и братва что подумает?.. Слабак, скажут... Не скажут, так подумают. А так бы оно достойно получилось.
      - Да, на грани все буквально, - сказал Кулик. - Не иначе как от сытости. Нынче никто не голодает. Ни люди живота, ни бродяги... Сказываются голодными. Врут, все врут. Меня спросите, мне со дна все видно. Меня не проведешь... Но и страх, конечно. Чего-то боятся. Все. Причин вроде бы особых нет, а страх усилился. Самопроизвольно и повсеместно... Да, поспешать мне надобно. Но как?.. Что-нибудь придумается. Господь управит... Говорю тебе, Валентин, повремени немного. Вскоре преобразишься. Все преобразимся - дай срок.
      - Вот я знаю другую методу преображения. Проще и надежнее.
      - Так не преобразишься. Исчезнешь без следа, и все. Здесь исчезнешь, будто и не было тебя. А там один будешь. В пустоте. Я это знаю наверное. Моя хозяюшка и помощница Фирс побывала там, сказывала.
      - Врет.
      - Она не умеет. Скорее я совру, чем Фирс. Я же никогда не вру. Если и совру, бывает, только при особых обстоятельствах.
      - Сколько же тебя ждать можно?!
      - Недолго осталось.
      - А если ты все придумал? Не соврал, но придумал. Из добрых, скажем, побуждений?
      - Мог бы, но не в данном случае. Тема слишком серьезная. Я на это дело жизнь положил.
      - Я, грешным делом, думал, ты уже воспарил... А про меня забыл.
      - Не гневи Бога... Не получается пока, но некоторые успехи наблюдаются.
      - Точно взлетишь?
      - Точно.
      - Буду ждать.
      - Правильно.
      - Буду ждать. Услышал меня?
      - Как не услышать.
      
      Выпили, закусили.
      
      - Может быть, я сошел с ума? - продолжал Валентин. - А если так, беда ли это? Не знаю.
      - С нами как раз врач, - сказал знаменосец. - Мой товарищ - врач. Как раз по этой части.
      - Мозгоправ?
      - Мозгоправ, - подтвердил я.
      - Не нужен мне мозгоправ... Кстати, врач, можешь рассказать Кулику как твои пациенты расстаются со своим бредом. Это же для них пытка! Это - себя потерять... Нет уж, увольте. Останусь со своими тараканами. Мне они смертельно милы... Так-то на больничке хорошо, конечно... Хорошо у вас на больничке, врач?
      - Это с какой стороны посмотреть... - было принялся я рассуждать.
      Валентин перебил меня:
      - Я ведь свихнулся, когда разбогател. Вот как только озолотился - тотчас и свихнулся... Рыжье - навоз, говорили мне умные люди. И ты, Кулик говорил. Не раз говорил... На воле разбогател. Месяца не прошло... Нет, хронология нарушена, раньше пухнуть начал. Еще на киче... Когда ты богат и свободен, шансов сойти с ума больше. Я так думаю... Да это точно! Так что свобода - сомнительное счастье... Кто здесь говорит о счастье?.. Валентин говорит... А почему бы и нет?.. Молчать!.. Видишь, врач, сам с собой разговариваю... Но это не значит, что я сбрендил. Может, сбрендил, а, может - нет. Не факт, короче. Правильно, врач?.. Многие с собой разговаривают. Правильно?
      - Правильно.
      - Янус - вот кто. Каждый из нас Янус двуликий... Не задумывался, Кулик?.. Свихнулся, но сохранил здравомыслие... Впрочем, сколько уж я там бывал, на свободе-то? Недели две?.. По-разному. Один раз - два месяца. И то дело... Думаешь, в радости искупался? Нет, свобода - не для радости. Свобода - испытание. Или наказание. Это - кому что ближе... Знаешь, Кулик, я думаю, что в свободной, по-настоящему свободной стране свободы быть не может. Если это действительно свободная страна... Жаль, волчата не слышат. Детки. Шваль. Разжиревшие волчата. Жирные, но вечно голодные. Насильники и убийцы. Беспринципные, безголовые, грязные. Клыки желтые, языки - тряпочки... Вот он где, наш главный грех. Разве тому мы их учили?.. Нам выживать нужно было. Потому за флажки выходили. Выхода другого не было... Жадность потом появляется. Когда ты уже в системе, в жерновах... Но себя не забывали. Только в крайних случаях... Себя не забывали и других... Старших слушали. Кодекс чести не нарушали. А того, кто нарушал - карали. По понятиям, по совести... Да, и у нас кровь на руках, но бессмысленной крови нет... А эти волчата - что за морок? Скажи, Кулик, по какой причине они выродились?
      - Стареешь, - сказал Кулик. - Ворчишь... Что это ты деток вспомнил? Навещали?.. Ты же прежде этакую мелочь к себе на порог не пускал.
      - Один из них мой... Выяснилось... Лет пять как всплыл... Проверили - мой... Наследил я, напакостил. Уже не прибрать... Прибрать можно, конечно, не вопрос, но что-то во мне дрогнуло. Пустая история... Другим не прощал - себе простил. Так в сточную канаву и погрузился. В самую жижу... Братва приняла, конечно. Или вид сделали. Скорее - второе... Они меня пока уважают... Пока. По инерции... Они-то уважают - я себя уважать перестал... С этим не живут.
      - Живут, - возразил знаменосец. - Еще как живут!
      - Другие, но не я... Так он, змееныш, отказался от меня, можешь себе представить?.. Я грех прикормил, всему его обучил, а он от меня отказался. Можешь представить?.. Это же смелость какая!.. А я только руками развел. Губошлеп... Плюется, по матери лается, банду сколотил: грабежи, мокруха... Уже лет на тридцать накрутил... Все у него есть. Чего еще не хватает?.. Заявил, что его отец, то есть я, стал ничтожеством. Можешь себе представить?.. Тот самый отец, что принес ему, как говорится, на блюдечке жизнь и шоколад... Пожалуй, шоколадом все и испортил. Не удивлюсь, если окажется, что у него сахарный диабет. Это потому что он глотает все, не разжевывая. Все, что попадется. Отец попадется - отца сожрет за милую душу. Уже, считай, сожрал... Как-то не трогают его. Пока. Из уважения ко мне. Из жалости, скорее. Не дай Боже!.. Только он этого не понимает. Знает, на волоске висит - а не понимает... Сведу к Мяснику, и дело с концом!.. Не смогу... Мог бы - сразу свел бы. Как только он нарисовался первый раз. С ухмылочкой этой и с дружками пестрыми!.. Надо, надо избавляться, надо... Вот, Кулик, первое, что требуется для обустройства России: избавление. От многих избавиться надобно. Уже, как говорится, из идейных соображений. Оставить только правильных людей. Иначе все окончательно пропадет... Грибка, проказы, клопов много. Запустили болезнь... Сперва вину провозгласить. Громко. Затем простить, конечно, и - в расход... И меня туда же. Чтобы по совести.
      - Так уже было.
      - Потому и было, что по-другому никак... И сердце мое не дрогнет... Вру, дрогнет. Жаль гаденыша. Мог человеком стать... Улыбался хорошо. Нет-нет, да и промелькнет этакая улыбка... Значит, было в нем что-то изначально. Но не закрепилось... Хреновый из меня отец... Я ведь на самом деле не злой человек, ты знаешь.
      - Знаю.
      - Но не всесилен. А теперь и подавно... А жалость разрушает. Скользкое чувство жалость. Надо преодолевать. Как угодно... Может быть, ты успеешь что-то изменить?.. Я тебе верю-то не до конца, но все же какая-то надежда.
      
      Валентин придвинулся ко мне:
      - Слушай, врач, я намедни попробовал свою мочу на вкус - она сладкая. Как думаешь, не открылся ли у меня сахарный диабет? Или так всегда, если вдоволь есть шоколад?.. Я последнее время ем много шоколада. Очень много... Гаденыша кормил - и сам пристрастился.
      - Нужно обследоваться...
      - Да ну тебя! Какие-то обследования? Помирать надо. Пора... Не сплю много лет. Совсем не сплю... Знаешь, кем я чувствую себя, Кулик? Плюгавым лысеющим ленивцем, которого обесчестила стая циничных и жестоких молодых волков... А я взаправду ленивцем стал... Да, времена изменились. Теперь, брат, беспредел. Совсем другой коленкор. Опять война насмерть. Снова выживать. Лыко-мочало начинай сначала... А с печенью что? Как думаешь врач, печень от лени?
      - Не думаю.
      - Волнуется печень. Желчным стал до невозможности. Руки чешутся. К насилию потянуло.
      - Нужно обследоваться.
      - Да ну тебя!
      
      Выпили.
      
      - И забыли, - сказал Валентин. - Я вам ничего не рассказывал, вы меня не слышали. Ишь, нюни распустил... О чем говорили? Неважно... Я тебе, Кулик, так скажу: насилие - та же любовь. Даже не любовь - обожание. Обожание и труд... Ты же стремишься все смягчить, сгладить, оправдать. Считаешь людей в основе своей созданиями чистыми, и будто бы только обстоятельства принуждают их совершать неблаговидные поступки, малодушничать. Знаю, что ты даже соглядатаев и собачников своих готов простить и понять, памятуя, что они, дескать, хрупкая игрушка в руках судьбы... Говоришь, всякое преступление совершается не по нашей воле? Бесы путают, говоришь?
      - Не совсем так... - отвечал знаменосец. - А иногда совсем не так, но наведенное стечение обстоятельств - непременно.
      - Пошли тебе Бог здоровья за эти мысли. Ты - почти что святой, если не лукавишь... Знаешь, случается лукавство от трусости. Но это не про тебя.
      - Не про меня.
      - Я же берусь утверждать... сегодня, пока ты еще не воспарил, и я не преобразился... сегодня, здесь и сейчас я берусь утверждать, что всякое преступление, и убийство, в том числе и в первую очередь - акт осознанный. Высшая точка развития конкретного персонажа, и, вместе с тем - апогей его на протяжении всей жизни нарастающего напряжения и сосредоточения. Свойство врожденное, а также приобретенное по мере знакомства с себе подобными. То есть, мы сами звери, и живем среди зверей. Плюс, в отличие от оных, алчность и стремление к власти. От преступления удерживает только страх быть битым или униженным... Если бы не был вором, мог бы стать прекрасным и беспощадным прокурором... Будь моя воля, я бы вообще упразднил исправительные учреждения за их полную несостоятельность... Только смерть. Нагадил - умри!.. И вот когда бы так было принято, преображение, о котором ты мечтаешь, светлое будущее, о котором ты грезишь, наступило бы безо всякого твоего парения. И до изумления скоро... Формула такая: остановить насилие можно только насилием, убийство - только убийством. Попробуй возрази... Всякое мычание о гуманизме, милосердии и прочая дребедень - произнеси сейчас вслух, и сам почувствуешь, насколько безжизненным и слабым самому тебе покажется издаваемое тобой мычание... Что можешь противопоставить суровой правде?
      - Катастрофа, - сказал Кулик. - Быть беде.
      - А вот это и есть высшая справедливость.
      
      Выпили.
      
      - По-моему, ваши мысли ужасны, - сказал я Валентину, ибо захмелел и осмелел.
      - Конечно. Но это есть суровая правда. Суровая горькая правда... Вряд ли, врач, ты еще встретишь человека, который озвучит суровую горькую правду... Потому я всегда один. Потому сын от меня отказался... Я же подлая тварь, не иначе. Смерти боюсь... А все - подлые твари. Разве что Кулик - исключение. Да и то. Копни поглубже - такое откроется!.. Прости, Кулик!.. А справедливость рано или поздно восторжествует... Или нет... Страдаю, пить стал запоями... Волчат боюсь, людей боюсь, себя боюсь. Если честно. Особенно по утрам... Так что со страхом Кулик угадал. Никогда прежде со мной такого не было... И сынишка прав: превратился Валентин в ничтожество. Словом, все кончено. Себя не обманешь... Разве взять берданку, да пострелять всех? Уйти, как говорится, под звон оркестра!.. А что, мысль!
      - С кого начнешь? - съязвил Кулик.
      - Да кто первым под руку попадется... Вот с тебя, пожалуй, и начну. Почему нет?
      - Никогда не понимал, когда ты шутишь, когда взаправду говоришь.
      - Сам не знаю.
      
      - Быть может, на самом деле все не так уж плохо? - попытался я направить хозяина в мирное русло.
      - Не исключено, - сказал хозяин и зевнул.
      
      - Послушай, Валентин, может быть тебе собаку завести? - предложил Кулик. - Хочешь, я подарю тебе щенка?
      - Не смогу смотреть в его честные глаза. И ему будет плохо со мной. И однажды я его убью. И не прощу себе этого.
      - Со щенком, глядишь, сердце оттает, - будто не заметив аргументов Валентина, продолжал настаивать знаменосец.
      - Нет сердца. Давно нет... Ни сердца, ни печени, ни сна, ни покоя... Хотя бы на часок уснуть. Большего счастья не бывает.
      
      Выпили.
      Валентин начал клевать носом.
      
      - Пойдем в дом, - предложил Кулик Валентину.
      - Зачем?
      - Уложу. Попробую усыпить.
      - А ты умеешь?
      - Умею.
      - Что-то я захмелел... Уснуть не усну, конечно, просто полежу и то. Устал.
      
      Кулик, подхватив хозяина, поволок его в избу.
      На какое-то время воцарилась тишина. И вдруг из глубины дома донесся глухой хлопок. Выстрел.
      Сердце мое остановилось.
      
      Знаменосец вернулся. Он был бледен и прятал глаза.
      Кулик сказал тихо:
      - Никого не убьет.
      - Что?
      - Никого не убьет теперь.
      - Кто не убьет? Кого не убьет?
      - Он же собирался убивать?
      - Да кто же?
      - Валентин.
      - И?
      - Теперь не убьет... Я видел, как вы волновались, когда слушали его. Волновались, негодовали. Вот я вас хочу теперь успокоить. Больше ничего ужасного не произойдет.
      - Вы... вы застрелили его?!
      - Не говорите глупостей.
      - Да вы же застрелили его. Я слышал.
      - Пойдем поскорее, нам пора.
      - Прежде ответьте: вы застрелили его?
      - Что вы заладили? На вас лица нет. И губы дрожат. Выпейте срочно: не ровен час рехнетесь... В воздух выстрелил. Он сразу и уснул. Это как гипноз... Так-то вы о гипнозе все знаете. А этот способ, возможно, не знаете. Способ специфический. Для тех, кто постоянно с пальбой сталкивается: для бандитов, милиционеров, военных, спортсменов. Бегунам, например, подходит. Многие из них от бессонницы страдают... Выстрел над ухом - и сразу глубокий сон. Немедленно... Я его не первый раз так укладываю. Ему звук выстрела слух ласкает... От дел отошел - тоскует... Теперь долго спать будет.
      - Вы застрелили его, Кулик.
      - Чего вы испугались?
      - Вы застрелили его. Как вы могли?!
      - Страшно?
      - Страшно.
      - Не бойтесь - я с вами... Страх - смертельный яд. От страха избавляться надобно. Любыми способами... Во имя жизни на земле... И выше... Помечтайте о чем-нибудь, отвлекитесь... И выпейте уже.
      - Нет.
      - Отвлекитесь. Помечтайте... Помечтайте о том, что скоро мы доберемся до моего жилища. Отогреемся, покушаем. Пир гарантирую. Я вас с собачками познакомлю... Или лучше вспомните благоразумного Дисмаса. Того, что был справа на кресте, того, кому дорога в рай уготована.
      
      ПУТЬ
      
      Кулик сказал:
      - Если бы Путь можно было вручить как подношение, то не было бы на земле подданного, который не поднес бы его своему правителю. Если бы Путь можно было подарить, то не было бы на земле человека, который не подарил бы его своим родителям. Если бы о Пути можно было поведать, то не было бы на земле человека, который не поведал бы о нем своим братьям. А если бы Путь можно было передать, то не было бы на земле человека, который не передал бы его своим детям и внукам. Однако же сие невозможно, и тут уж ничего не поделаешь. Если в самом себе не обретешь Путь, то удержать его не сможешь. Если делами своими Путь не подтвердишь, он в мире не претворится. Что исходит изнутри, не примут вовне, а потому мудрый себя не раскрывает. Что входит извне, не найдет места внутри, а потому мудрый не таится.*
      
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
      
      ТРИ ИЗМЕРЕНИЯ
      
      Кулик сказал:
      - В нашем мире три измерения: люди, животные, птицы, собаки и коты.
      - Я насчитал пять, - заметил я.
      - Правильно, пять. А измерений - три.
      
      ФИРС
      
      Кулик сказал:
      - Не все ли равно - старуха или молодуха, хороша или уродец? Мне бы лошадку. Я бы ее Софьей назвал.
      
      Монастырем, шанцем, развалюхой, дворцом и котлом Кулика оказался приготовленный на снос, поросший бурьяном шероховатый двухэтажный барак с покрытым плесенью ветхим крыльцом, мутными окнами и невпопад веселым петушком на крыше. Прежде здание перекрашивалось много раз и теперь, перед смертью, шелушащиеся стены, пестротой напоминающие мольберт, как будто кричали: неправда, все только начинается!
      
      Такие ветхие дома сопровождают нас с детства. Терпкие и мудрые, победив все сроки и пределы, они со своими скрипами и домочадцами прочно поселяются в нашей памяти. В таких, кажется, вовсе не пригодных для жизни хибарах проживают и страсть, и смерть, и чудеса, встречи и проводы, ужас и утешение. Такие дома, как горы и долы, существовали всегда. И будут существовать всегда. До нас и после нас. А те, что снесены - это только кажется, что снесены.
      
      Едва отворив калитку, знаменосец зычно гаркнул:
      - Фирс, где ты там? Мы явились!
      
      В дверном проеме мелькнула укутанная в пуховый платок женская фигурка.
      
      - Накрывай, однако, стол, скоро гости прибывать начнут. Но сперва собачек покорми. Мы тут немного обрезей принесли, косточек. Прими, душа моя. Водочки к столу купили. И водочку прими.
      
      Белесая с невзрачным личиком Фирс, прихрамывая и покачивая в такт хромоте головой, подошла к хозяину, схватила мешки, авоську с бутылками и, на удивление легко, заспешила к дому.
      
      - Душа моя, хромоножка, - представил Фирса Кулик. - Труженица, голубка, хозяюшка. Маленькая хозяйка большого дома. Читали Лондона? Только там - Паола, а у меня - Фирс. Все же в России живем. Лично я этому рад и горжусь... Настоящего имени ее не знаю. А Фирс вот почему: когда жильцы съезжали, ее, болезную забыли. В точности как старичка Фирса. Помните у приснопамятного Антона Павловича? А забыли вот почему: она глухонемая. Когда объявили, что барак сносить будут, она оглохла, онемела и ослепла... Между нами, утопилась. Спасли, откачали, но оглохла, онемела и ослепла... Осталась. Ибо у нее здесь все, и сама она вся здесь... Осталась без надежды. Я ей надежду дал, частично излечил... По счастью греха своего не помнит. Хорошо. И не надо ей помнить. Ни к чему это. Так что предупреждаю: официальная версия - акробатка, эквилибристка, канатоходка, воздушная клоунесса. Служила в цирке, упала во время представления, разбилась. Как следствие, оглохла, онемела, ослепла. Я придумал такую версию. По-моему, удачно.
      - Почему цирк? - спросил я.
      - Как говорится, от обратного. Огни и трубы. Слоны, шутихи, всякое такое. Простому человеку праздник. Во всяком случае, ей моя версия нравится: приятно думать, что была циркачкой... Всеми брошенная лежала себе на крылечке как полено. Потом пила запоем. Смерти жаждала. А когда чудо почуяла, это мы с собачками приближались, как только осознала, что забрезжило светлое будущее, а, возможно, и бессмертие - мало-помалу восстанавливаться стала. Закладывать стала реже. Привыкла к нам, полюбила всем сердцем. Но имени своего так и не вспомнила. С памятью проблемы: путается иногда. Случается, смотрит, смотрит, да и вылепит: "А вы кто, батюшка? Не Мафусаил ли часом"?.. "Отчего же не Мафусаил? Очень даже Мафусаил", отвечаю. Отвечаю так, чтобы не расстраивать. Ей, бедненькой, и без того досталось... Мафусаилу радуется. Почему - не знаю. Чем уж ей Мафусаил этот так дорог?.. Смерть да Потоп молитвами отгонял, вот и дорог... Все чует, голубка. Свое новое имя приняла с радостью. Откликается и даже поет по вечерам иногда... И собачки мои ее полюбили... Оказалась отменным кулинаром. Сейчас обмоет, отделит косточки, нарежет помельче. Приготовит, словом. И нам приготовит. Да уже приготовила, небось... Вы таких кушаний, отродясь не видывали: ароматное сужило, воробьиные грудки, дождевичная затравка, мутиная заправка, вороньи лодыжки, паровые куколки, гороховая чревица, телячьи пяточки, лепешки из грызи, рыжики-менялы, морелевый паштет, заливное из хаулиода, тамовые куличики, свиная мыза, драчаны янтарные, квашенная лизунья, луковое вымечко, мучные тазики, кровяные рыльца, биточки из удильщика, пирог с лылой, турецкий хвост, тушеный балас, сырные мушки, птичьи гнезда, вяленый витус, ливерные пальчики, маринованные чушки и конечно, конечно, венец застолья - сестра-мозг... Слюнки потекли? То-то... Думаю, талант к кулинарии у нее после перенесенного удара проявился... Фирс, выпускай соколиков, детка! Слышишь?
      
      Тотчас с визгом и лаем в нас полетели косматые комья собачьего царства.
       Увесистые лапы большого кобеля уткнулись мне в плечи.
      Я упал навзничь, ударившись затылком, и на какое-то время отключился. Из разбитой головы хлынула кровь.
      
      МЕТЕОР И ФРАНЦУЗСКИЙ ЛЕТЧИК
      
      Кулик сказал:
      - А вообще, мы, Нелюбов, с первого крика унижены. Так что нам и без цирка хватает.
      
      В чувство меня привел тот же пес с детскими глазами, который принялся вылизывать мне лицо скорым горячим языком.
      - Гасконец, - представил пса знаменосец. - Оттого что не ходит пешком. Передвигается исключительно галопом. Полюбите его, Александр Юрьевич... Надеюсь, вы не ушиблись?.. Однако забавно вы спикировали. Как метеор. Невольно побудили меня вспомнить одного французского летчика, тоже писателя. Справедливости ради после пике он, в отличие от вас исчез бесследно, будто его и не было. По поводу чего меня сомнения одолевают: не покончил ли он с собой как Валентин?
      - Разве Валентин покончил с собой? - спросил я.
      - А кто его знает. Собирался, вы же слышали... А, может быть, его, летчика этого останки нашли, но держат в тайне. Хотят надежду во мне сохранить: вдруг жив? Уж очень я его любил. Почти что как вас... Сейчас вы на него очень похожи. Изумительное сходство, как это я ранее не подметил?.. На самом деле ничего общего, конечно. Случайный комплимент. Просто захотелось приободрить вас. От широты натуры... "Кланяюсь, кланяюсь". Как в том цирке. Ха-ха!.. На самом деле я цирк-то не люблю. Трудно распознать, где артисты, где животные. Много света и унижения. Когда слон на задние лапы встает, у меня лично ком в горле. Я бы его, слона то есть, в гости пригласил бы с удовольствием, согласно завету Ивана Андреевича Крылова. Да где его взять? Это в Новосибирск ехать надо. Или в Москву. Новосибирск ближе будет, но все равно далеко. А оно мне надо?.. А вот названый племянничек мой Павлуша, я вам о нем рассказывал, утверждает, что никуда за слоном ехать не надобно, так как слон давно у нас в доме живет, замурован... Это он о трубных звуках канализации. Павлуша. Названый племянничек. Малоумный, но смышленый. Фантазер. Мечтает, чтобы я его из богадельни забрал. Фантазер... Почуял, что я слонов обожаю, вот и придумал, чтобы угодить. Хитрован... Можно было бы, конечно, привезти из Новосибирска... Кого да кого? Слона. А оно мне надо?.. Может, и надо. Я тоже, бывало, размечтаюсь, как дитя малое!.. Вот если бы мы с вами грузовик водить умели! Стоит теперь бесхозный. Или уже умыкнули... А мог и Фомич вернуться. Хотя это навряд ли - побоится... А так, какая красота была бы: мы с вами в тюбетейках в кабине, слон с красной попоной в кузове - мчим с ветерком. Хобот исполина выписывает кренделя, уши трепещут на ветру. Зеваки приветствуют, веточками машут, воздушные шары, хлопушки, все такое. Мечты, мечты!.. Ничего, сам придет однажды. Слон и другие. Все придут спасаться. Вы же не думаете, что Ной по рощам, джунглям да саваннам ловил своих будущих пассажиров? Сами явились. Почуяли неладное и явились... Животные умные. Умнее людей... А Гасконца полюбите. Он добрый. Он вас, видите, сразу полюбил... Вы же в действительности неплохой... А я сразу это понял... А то, что я вас негодяем назвал, так это обязательно. Чтобы постичь человека, первоначально полезно его немножечко подразнить. Тогда он проявляется невольно. Да и пыл восторга немного притушить хотелось. Наша встреча - это же восторг! Не каждый день, как говорится. От такого восторга и воспламениться недолго.
      
      - Николай, - обратился я к Кулику слабеющим голосом.
      - Что, голубчик?
      - По-моему, у меня кровь.
      - А кто таков Николай? - изумился Кулик. - Не знаю никакого Николая...
      А шепотом добавил:
      - Я же вас просил при собачках называть меня Христофором. Они меня за Христофора держат. И пусть их.
      - Христофор!
      - Я и сам запутался в именах. Немудрено. Сами посудите: нынче Тихон, собачкам Христофора подавай, Фирсу - Мафусаила...
      - Мафусаил!
      - Какой же я Мафусаил?
      - Христофор!
      - Другое дело. Что случилось, голубчик?
      - По-моему, у меня кровь.
      - Так и есть. Притом крови много. Ничего удивительного, вы же упали. Да еще как!.. Как такое могло получиться? Разве вы не видели, что Гасконец к вам стремится? Нужно было как-нибудь вполоборота встать или как-нибудь ногу, что ли, отставить... Кровь остановится - не переживайте. Кровь всегда останавливается. Рано или поздно. Главное, что вы дар речи не потеряли. Говорить можете?
      - Да. Как будто.
      - Ну конечно. Дурацкий вопрос. Со мной бывает. Редко, но бывает. Не волнуйтесь: отчетливо слышу ваш голос. Вам сейчас волноваться не следует... Да, что не говори, рассудок тает, мысли истончаются, слабоумие торжествует. С одной стороны, возраст, конечно. А, с другой стороны, все мы путаемся. И вы, случается, путаетесь. Угадал?
      - Не знаю, наверное... Кровь еще бежит?
      - Утекает. А все мало-помалу утекает. Время, кровь, жизнь... Куда утекает? Вот тоже головоломка.
      
      Вновь зарядил переставший было дождик.
      Собачки заспешили прятаться. Все, кроме совестливого Гасконца, который, осознав свою вину, вытянулся подле меня.
      
      - Снова дождик, - констатировал Кулик. - Надо бы в дом пойти. Я, хоть и верю в грядущий Потоп, дождик все равно люблю. Еще мальчонком обожал по лужам бегать. Бывало, прутик возьмешь и хлещешь по лужам. Казалось бы, что особенного в брызгах тех? Ну да, красиво, конечно. Но подобной красотой минуту-две можно любоваться. Я же битый час мог посвятить этому занятию. Глупый ребенок - какой с меня спрос?.. А вы, я вижу, дождик не очень жалуете. Как-то как будто сморщились, Александр Юрьевич. Или мне показалось?.. Заметьте, стоило дождику вернуться, собачки мои тотчас попрятались, точно и не было их вовсе. Вам в вашем положении плохо видно. Но можете мне поверить - спрятались все. Кроме Гасконца, разумеется. Преданный пес. Выдающийся. Поближе познакомитесь - оцените. Он вас уже выбрал своим другом, товарищем по забавам. Уже немолод, но по-прежнему игрив наш Гасконец.
      
      Дождь затих и собачки, пестрое множество, одна за другой стали возвращаться из своих укрытий.
      
      - Ну что, пойдем в хату или желаете еще поиграть с собачками? Посмотрите, сколько их у меня. Тьма-тьмущая. Богатство.
      
      Собак действительно было много. Много - не то слово. Прежде мне не доводилось видеть ничего подобного.
      
      Меня бил озноб. Собрав оставшиеся силы, я умудрился приподняться на локтях.
      Кулик принялся мне помогать:
      - Что вы елозите? Елозите, елозите... Никуда не годится. А ну-ка, давайте-ка, будем вставать... С виду худой, а тяжесть какая! Это вам обиды весу придают.
      
       В конце концов, мне удалось принять вертикальное положение, и я повис на плече знаменосца.
      - Вот и хорошо, - сказал Кулик. - Постойте так немного. Двигаться не спешите. Сразу нельзя - может голова закружиться.
      - Что-то меня знобит, Христофор.
      - Думаю, у вас сотрясение мозга или, на худой конец, перелом основания черепа. Мозг - существо квелое. Я вообще удивляюсь тому, что Господь расположил этот существенный орган на видном месте. Разумно было бы спрятать его куда-нибудь под брыжейку. Хотя не мозг, но душа определяет и предопределяет. А она где, душа? Вот говорят, душа в пятки ушла. Чудовищная, тяжелая, набившая оскомину шутка. Изобретена, дабы подчеркнуть нашу крайнюю неосведомленность... А мозг атеисты возвысили, будь они неладны. Для них присутствие мозга в черепной коробке - прямая выгода... Голова болит?
      - Нет, - зачем-то соврал я.
      - Да как же не болит, когда у вас кровь хлещет как из брандспойта? Непорядок... Все же странную профессию вы себе выбрали, Александр Юрьевич, согласитесь. Но жертвенную. Вы ведь не только по причине перебоев в частной жизни, еще из-за профессии разрушаетесь... А вот интересно, что повлияло на ваш выбор?
      - Не знаю, - отвечал я, преодолевая подкатывающую тошноту.
      - Точный ответ. Не думал, что вы так запросто и откровенно признаетесь. Хмель-то ваш, наверное, весь вышел? Вам бы опохмелиться.
      - Не знаю. Чувствую себя скверно.
      - Разумеется. Было бы странно, когда было бы иначе... Не думайте, я вам искренне сочувствую. Я вообще сочувственный человек. Да вы, наверное, и сами заметили. Всех жалею. Но виду не подаю. Нельзя нам, знаменосцам. Сожрут и не подавятся... Надеюсь, когда спикировали, голова ваша не треснула? А то бечевкой надо бы скрепить. У меня добрая бечевка имеется... Фирс, неси, однако, бечевку, лечить доктора будем, будь он неладен!.. Шучу. Бинтом перевяжем как положено... Дайте-ка, посмотрю... И правда, кровь хлещет. Как из брандспойта. Но вскоре остановится. Точно так. Можете мне верить. Я в таких делах - дока. По жизни многих спас... Фирс, отбой!.. Кровь остановится, даже не сомневайтесь. Еще поживете на радость нам. Какое-то время. А так однажды все умрем, конечно. Хотя утверждение спорное. Умрем - не умрем, как знать? Обсудим, обязательно обсудим. Тема важная, если не сказать наиважнейшая. Вот гости придут и обсудим. В таких случаях Мао говаривал: "В определенных условиях плохое может привести к хорошему результату, а хорошее, в свою очередь, может привести к плохим результатам".
      
       Здесь я вновь осел и лишился чувств, изрядно испугав верного Гасконца.
      
      РАДУЙСЯ
      
      Кулик сказал:
      - В деталях теряемся как в лопухах, а суть так и сохнет чучелом напролет.
      
      Сердце мое взбесилось, ноги слушаться не желали, в голове кузнечики устроили свистопляску. Под ложечкой гудела жалость к себе пополам с предвкушением беды. Словом, я совсем расклеился и в шанец был доставлен Куликом и Фирсом практически в предсмертном состоянии.
      
      Гасконец сопровождал процессию, но в дом не зашел.
      
      Я бы нисколько не удивился, когда бы шагнул в пустоту или бездну. Дверь открывается - входишь, а там ничего нет. После полного погружения в маревый мир знаменосца, имеющий мало общего с так называемой объективной реальностью, это было бы вполне логичным. Тогда все сошлось бы - я в преисподней. Я бы заключил, что умер и на том успокоился. Точнее, будучи беспомощным, смирился бы в ожидании неведомого. Однако ничего подобного не произошло. Меня встретил самый обыкновенный барак со стенающими на все лады половицами, запахом укропа, компанией брызнувших по углам жирных котов, засаленной дверью и высохшим фикусом на шершавом подоконнике, даже в таком положении, не потерявшем домашности.
      
      Кажется, кровь перестала, но Фирс все равно забинтовала мне голову пестрой тряпкой. И так ловко, будто в прошлом была вовсе не акробаткой, но сестрой милосердия. Еще до перевязки она наполнила три граненых стаканчика водкой, не забыв про себя и хозяина, а, после того как лекарство было принято, добавила уже мне одному дозу, сопровождая процедуру урчанием, представляющим собой смесь речи и мурлыканья.
      
      - Чревовещание, - пояснил знаменосец. - Нечто подобное. А ручками, обратите внимание, как помогает себе. Выучила язык глухонемых. Умница. Невозможно успокаивает и умиротворяет. Бывало, настранствуешься в поисках истины и хлеба насущного, возвращаешься, ни жив ни мертв, думаешь - гори оно все синим пламенем, не пойду больше, не хочу больше ничего, а послушаешь эти звуки, эту мелодию несусветную, и сам себе вдруг покажешься таким милым и далеким, что забудешься, да и уснешь сном младенца. А что такое сон? То же посещение райских кущ - не иначе. Санаторий. Вы, как доктор, хорошо это знаете. Мы во сне спасаемся и сном спасаемся... Вам бы теперь поспать, доктор... Неповторимый человек, мой Фирс. Егозой была. Да и теперь случается, но значительно реже. Сама же вовсе не спит. Я ей говорю - спи. Меня слушаться надо. Спать надо. Ни в какую. Вот что это? Характер или шизофрения? Что-то по вашей части, Александр Юрьевич, несомненно... Опять же мудрыми мыслями так и сыплет. В ней мудрости кладезь. Когда бы научиться понимать до конца, что она говорит, да еще принять на вооружение ее слова - невзгоды оставили бы нас, а жизнь бы выпрямилась и озарилась... А, бывает, складно говорит. И нередко. Обыкновенно, когда в ней нежные чувства пробуждаются. Бывает, день-два складно говорит, а потом, будто волна ее накрывает, и снова не разберешь... И когда прогневается - тоже внятно получается. В особенности ругательства. Она такие ругательства знает, каких и в природе нет. Самую суть происходящего схватывает... А потом опять забормочет, забормочет... Таких, как Фирс, больше нет и не будет. А ей всего-то тридцать шесть - тридцать семь, не больше... Или больше. Не знаю. Но, думаю, что-нибудь до сорока, в крайнем случае - до пятидесяти. Хотя, возможно, и моложе. Была бы деревом, можно было бы по годичным кольцам посчитать. А так - кто его знает?
      
      Тепло поспешило по моим жилам в поисках души. Полегчало как будто.
      - Еще и наливочка будет, - улыбаясь, бормотала глухонемая. - Эвона как. К столу, к столу. Еще, еще... И наливочка, и другое, что ж. Еще, еще...
      - Любит ласковые слова повторять, - сказал Кулик. - Еще, Фирс?
      - Еще, еще...
      
      - Незаменимые есть, есть, кто бы что ни говорил, - продолжал Кулик, когда процесс лечения был завершен, и мы, не забыв универсальное лекарство, проследовали в залу, по всей видимости, ставшую залой после того, как были снесены несколько стен.
      
      Стол, составленный из нескольких разномастных столов, был покрыт простыней и сиял в сумерках.
      Как на сельской свадьбе, подумалось мне. Не хватает банки с ромашками.
      
      Определенно полегчало.
      
      - Ай да нектар! - восхитился я своим скорым воскрешением.
      - Спасительное, - подтвердил Кулик. - Всякий раз не перестаю удивляться чуду возвращения к жизни...
      - Еще, еще... - торжествовала хозяйка.
      - Накрывай, однако, стол, Фирс, скоро гости прибывать начнут! - распорядился знаменосец.
      
      Циркачка, вероятно, в суете позабыв о гостях, спохватилась и, причитая, умчала в соседнюю комнату. Вскоре вернулась с тарелкой соленых огурцов, водрузила закуску на стол, произнеся при этом шепотом нечто нечленораздельное, где можно было различить только первое слово "признайтесь" с протяжным шипением в окончании. Получалось "признайтеш-ш-ш". Мне представляется, что полный вариант фразы должен был бы звучать так: "Признайтесь, ничего подобного вы никогда не пробовали, да и не встречали никогда".
      - Предлагает, пока гости не пришли, поклевать огурчиков, - пояснил Кулик. - У нее знаменитые огурчики,
      
      Фирс приютилась в сторонке на табурете и, сложив руки на коленках, точно маленькая девочка, и впрямь сделавшаяся похожей на ребенка лет четырех-пяти, принялась рассматривать меня глазами-капельками, вероятно, ожидая, когда же я отведаю ее деликатес.
      
      - Что же вы не с нами? - обратился я к ней, и, не дождавшись ответа, переадресовал вопрос Кулику. - Что же Фирс не сядет с нами? Как-то нехорошо...
      - Не любит она за столом, - последовал ответ. - Не любит и не сядет ни за что. И не просите, это ее ранит... Хозяюшка. Скромница... Может, в ней восточная кровь течет? С виду не скажешь. А при такой внешности, если не лукавить, сказать особо нечего. Это пожить надо, привыкнуть, присмотреться, тогда только... Ждем - пождем... Что-то гости дорогие задерживаются. Как бы ни случилось чего... И собачки молчат... Не люблю, когда они молчат так-то. Обыкновенно играют или строжатся, а тут замолчали что-то... Котов моих видели? Знатные коты. Они придут позже. Оценят вас и придут. Советуются сейчас, принять вас или нет... Погода меняется. Когда бы ни вечер, солнышко выглянуло бы... Интересно, что теперь в Петербурге? Дождь, наверное.
      
      - Еще выпить не желаете? - поинтересовался Кулик, впрочем, уже наполняя стаканы, когда пауза стала окончательно нестерпимой.
      
      Фирс поднялась со своего места, подошла к нам, выпила с нами и тотчас вернулась в свой уголок.
      
      - За столом не любит, - повторился знаменосец. - Егоза. И минуты не усидит. Хотя любит покемарить в уголочке... Наблюдает, думу думает. А, может быть, ни о чем не думает - так просто сидит... А между тем силы уходят... Что-то тревожно. Расскажи нам, Фирс что-нибудь.
      - Сказывать? - на сей раз очень внятно произнесла Фирс.
      - Видите? - сказал Кулик. - Лучше всякого диктора. Вот что это такое?
      - Мерцание, - сморозил я.
      - Ну да, ну да. Именно что мерцание.
      - И что сказывать? - закрепила успех хозяйка.
      - Что да что? Да вот хотя бы о тамошнем мире расскажи... Она еще поет божественно. Но печально. Но песня покуда неуместна. Рано покуда. А вот занимательная история не помешает. Фирс все знает, о чем ни спроси. И о тамошнем мире знает. Интересно вам, Александр Юрьевич, было бы узнать о тамошнем мире? Фирс бывала там.
      - Интересно.
      - Расскажи, Фирс, голубушка, о райских кущах.
      
      Фирс встала, разгладила передник, поправила волосы, вытянулась вся и, набрав воздуха, принялась монотонно скороговоркой исполнять просьбу Кулика:
       - А вот те хучь бойся хучь не бойся но страха нет уже ни страха нет ужотко немае и нет ужо ни течь ужо ни голова ни тяж тяжи немае ужотко немае ужо такие все эти без бесплотные ужотко и ну обнимают конечно повсюду жуть шепелявы как я ваша верная шуга слуга ваша верная вынь да положь а те с другой стороны с той стороны будто как будто и нет вовсе но не думай вот они будьма все тута как один а ты пальчик-то протяни не бойся не укусят те не кусаются и любят сладкие и соловые себе лежишь немая не лги ласковое лежишь стоишь неважно нешто потому ужотко неважно но не веселие нет нет не веселие упаси Боже главное и ну мелочь разная те рыбы все так прозрачно прозрачное присно снуют газ материя и газ и фата не наволочка нет так глаза дух захватыват и птички божие сытые себе молчат сытые птички-бабочки булавочки блестит поблескиват ошень очень оченно очень давненько будто поют давненько поют эх-ма блошки брюшки светятся горлышки и горлышки светятся те свет светелка а ты не поддавайся не поддавайся на замай нет нельзя нельзя ну походи походи долго ль походи недолго погоди походи не бойся потом будешь помнить долго будешь думал зря думать зря долго а долго голов плеч нет головы да гули не видать плеч лун луна бледная хвать хватай хватай а еще а знаю ли я хороши ли теперь гробы а есть ли у них ручки а есть ли у них окошечки а хороши ли теперь еще гробовщики а не бледными ли стали носы их а не изогнулись ли крючьями у курносых а еще ловко ли сверху вниз а ловко ли снизу вверх и каково это дитя пустоглазое что будет не будет теперь уж не будет уж наверное никогда фата мечтальная немае а фотки кому спрашивается фотки кому теперь господин фотограф тоже теперь умре наверное за ненадобностью что делашь что делашь тута эх-ма полная луна пока полная за бок за бочок за бока полная луна полная луна ух не замай ужотко те смеются смеется смеются здесь обидно там обидно но не смеется не смеет солоно вкруг без звука без веселия однако самое вода воды водяница так-то прищуришься и свет не знаю капли капельки капель вещает те весна похоже похожие те знамо не узнать узнать бы лакомо что лакомо то лакомо поют поет те весна воды воды льется льется журчит весна рыбы словом и птички Божьи но нет не весна где кто все ужотко ну вопрошает что мать земля сыра мать обнимают солдатики другое дело и солдатки другое дело а нет ли у меня солдатика в отдалении в тоске печали радуйся...
      
      И завыла, и зарыдала Фирс.
      Села, голову на руки уронила и зарыдала Фирс.
      
      И у меня слезы градом. Мама говорила - водка плачет.
      
      - Посещает прошлое, настоящее и будущее одновременно, - объяснил Кулик. - Это как жертвоприношение. Некоторые люди рождены для жертвоприношения. Страшно подумать. Вот, цесаревич Алексей, например... Одним словом, готовиться надо... А главное уловили? Самое главное уловили, Александр Юрьевич?.. Радуйся. Вот ведь как... Ай да Фирс!.. Все верно... Мы же, Александр Юрьевич, в двух шагах, если правде в глаза смотреть, разве не так?.. Как будто приступ, да?.. Похоже. А приступы? У нас у всех приступы за редким исключением. Ноша тяжелая, вот и приступы. А мы легкой жизни не страждем.
      
      - Прянички прянички прянички прянички... - снова забормотала Фирс, на сей раз тихонько, точно боясь спугнуть зыбкую ткань озарения. - ...что кто Нина Лариса ты как здесь ты зачем здесь вопрошает без слов нет нельзя да нельзя тута не знат не знает то ли Нина то ли ищет Нину какую-то Ларису ищут кто да кто все ищут много много столько и не бывает а нет ничего слушай нет же ничего уловил обидно как не обидно так обидно же там обидно где там где здесь тормашками много всех и ничего о-о такое слушай слушай бояться не след нет бояться не след нет никому не нужные никому нет же ничего нет ничего вверх ни вверх ни вниз те слов без слов нет нетути вот дыши дыши дыши давай нет а ты дыши давай воды воды всегда на всю голова садовая радуйся и печалься печаль нельзя нельзя здесь там эхма играй ух играют играет куколкой грелкой куколкой играют а ты сиди ужотко на крыльце хучь на крылечке а хучь в рукомойнике сиди этот ваш знает он все знает не поспел маленько а в деревне гармонист а слыхала ль чтобы не замечать спокойно хочешь сиди хочешь ляг все одно все равно живы лопать живы чтобы лопать тело где тельце тело где жить как жить-то как жить жить пух жизнь пух к примеру птенчики птенчики к примеру разве виноваты оне виноваты разве ж разве ж те не думай пух ух ни вверх ни вниз звука нет упреждаю звуков совсем ни нисколько ну ниточки не знаю может и ниточки воды жить волнуется волнуется голова садовая полетели полетели долго задолго играют играются белье на веревочке ротик на веревочках те смирно внутри изнутри светится все светится те свет и волн не лужи нет ужотко поторопилась наперед батьки Нина Лариса Ларису ищет какую-то Ларису Нину и Нину все ищут придет придет прядет луна полная кто да кто больно поторопилась батька то не спит поди кручинится пальчик протяни не бойся белено все вот вот белено те плакать и плакать и ну плакать вот те птицы вот те рыбы гуляй гуляй те долой да долой ужотко обидно там прянички, прянички...
      
      Гипнотические причитания Фирса окутали меня сладкой истомой, и я погрузился в сон.
      
      ПЛАМЕНЬ
      
      Кулик сказал:
      - Терзая зажигалку со стершимся кремнем, вы должны быть готовы к тому, что пламень может вспыхнуть в любое мгновение. Даже когда вы его уже и не ждете.
      
      ПАВЛУША
      
      Кулик сказал:
      - В богадельнях света немного, но свет там необычайный - фиалковый.
      
      В углу комнаты худощавый нескладный шкет с оттопыренными ушами и длиннющими руками в большой не по размеру белой рубахе навыпуск, нашептывая самому себе, возился с допотопной фотографической машиной на треноге, какими-то винтиками, линзами, с бряцанием извлекаемыми из огромного косматого рюкзака.
      
      Вошла Фирс с банкой варенья, присела за стол.
      Павлуш, - тихонько позвала она мальчика. - Слышь?
      
      Фотограф, увлекшись своей головоломкой, не сразу услышал зов хозяйки. Наконец, когда в очередной раз попытка наладить механизм не удалась: тренога рухнула, а железки просыпались на пол, Фирс и ее варенье были обнаружены, и гнев на лице подростка сменился исполненной неземной радости улыбкой. Такие улыбки случаются только у годовалых детей, да еще у моих пациентов.
      
      Павлуша бросился к столу и с жадностью принялся за угощенье.
      - Кушай, кушай, воробуш, - забормотала Фирс.
      - А дядя Кулик? - спросил мальчик.
      - Дядя Кулик отдыхает там наверху... Видишь, какая тишина?.. Мерцает, да?.. Мерцает?
      - Мерцает, - отозвался шкет. - У вас марлями пахнет.
      - Мерцает, мерцает. Кушай, кушай.
      - Марлями, известкой, - не отрываясь от трапезы, уточнил мальчонка. - Это к ремонту. Ремонт делать пора, однако.
      - Надо бы.
      - А у нас в богадельне всегда ремонт. Вот сколько помню - всегда ремонт... А варенья много у вас?
      - Много, Павлуш.
      - Чудеса, да и только.
      - А ты не знал?
      - Предполагал, но уверенности не было. Благодарю покорно. Хотя голоден не бываю, однако не откажусь. Я до кормежки охоч. И, заметьте, не толстею. У нас в богадельне много толстых. Странно - питание скудное. Но я к их числу не отношусь. А съесть могу много. Вот сколько подадите - столько и съем... Когда явился, хотел сразу же к столу напроситься, но понимаю - ждете гостей. Покуда все не соберутся, за трапезу не приметесь... А сколько их соберется? В прежние времена, помнится, до тысячи сбиралось. Не считая собак. Фактически как мухи на мед.
      - Осы.
      - Осы, осыньки... Уж я ваши обычаи знаю.
      - Осы, осыньки, - забормотала Фирс, сияя радостью. - ...тута тута летай улетай скоренько им нет нет нет же ничего прятаться нет жужжит и солнышко всяк солнышком летай прилетай радуйся радуйся оса осынька осы осыньки по небу потолок ужотко как ну и ну и ну успеется...
      - Кроме того, Фирс, если вы не заметили, я необычайно застенчив, - продолжил шкет, терпеливо дождавшись окончания монолога. - Это все отмечают. Что, прошу заметить, редкость для фотографа.
      - Кушай, варенья много. Малинового и другого разного. Но тебе теперь именно что малиновое надобно. Надобно малинового. Надобно... Промок, продрог, продрог. Малиновое - в самый раз. Уж как полезно! Кушай, кушай. Уж. Ушат медвежат... А у меня на малину аллергия. Это несчастье, Павлуша. Уж. Я бы с удовольствием выкушала с тобой за компанию ложечку, другую. И три ложечки. И четыре ложечки. Ложечки. Шамова. Лакомо... А, глядишь, и на двух ложечках не остановилась бы. Аллергия, Павлуш. Почесуха, Павлуш... Что такое аллергия, знаешь, Павлуш?
      - Почесуха.
      - Верно... Да это уж ты у меня подслушал, Павлуш. И вот... С удовольствием откушала бы своего варенья. Хотя и не продрогла. А тебе, поскольку продрог - рекомендуется. От всей души и с любовью.
      - Я не продрог.
      - От всей души и с любовью.
      - Мне не холодно.
      - А малиновое варенье вообще полезно. Что полезно - то полезно... Не вырубишь топором... В небе журавль... При любых разнообразных обстоятельствах, а также в исключительных случаях. То есть всегда... Скачут, поскачут. Котится, котится... Вкусно, должно быть?
      - Пальчики оближешь.
      - И вот... Я ведь рукодельница, Павлуш... Хоть выговорюсь с тобой, пока никого нет. Мне иногда хочется поговорить. Я раньше болтушкой была, была, была... А теперь вот, видишь, совсем другая. То есть, не та, что прежде... Другая, видишь? Совсем другая. Не в пример... Тишину слушаю. Слушаю и слушаю, слушаю и слушаю... Целыми днями слушаю... Слушать тишину тоже полезно, воробуш... Раньше на тишину не обращала внимания. Даже не думала о том, что есть такие богоугодные места, где она царит и властвует. А теперь вот жить без нее не могу. Тишина здесь царит и властвует. Когда нет никого - сутками слушаю. Молодец! Фирс - молодец! Нашла, стало быть, себе применение. Слышь, Павлуш? Слышь, тишина кака? Шуршит, шуршит, не шуршит. Шу-у-у...
      - А ведь я мог бы зафотографировать ее для вас, Фирс.
      - Кого зафотографировать? Кого это? Это кого это?
      - Тишину. В таком случаев у вас образовалась бы ее фотокарточка! Вы могли бы не расставаться с ней никогда. И когда путешествуете, и когда гости, и когда гремят, и когда охотники палят, и когда уснуть не получается, могли бы брать ее с собой. На всю оставшуюся жизнь, до самой смерти и после.
      - Пошли тебе Бог здоровья, Павлуш.
      - Это вы немного опоздали.
      - Дядя твой тоже тишину обожает. Любишь дядю?
      - Больше жизни.
      - Любишь?
      - Больше жизни.
      - Вот как, вот как... А знаешь, тишине тоже нужно, чтобы ее кто-то ее выслушал. Она тоже живая, понимаешь?
      - Как не понять?
      - Если тебе покажется, что я непонятно изъясняюсь - ты меня останови, переспроси. Не стесняйся.
      - Хорошо.
      - Уж, конечно, хорошо. Уж как хорошо-то!.. И вот. Наготовила целую пропасть этого варенья. Какого черта готовила? Остановиться не могла. На века наготовила... Еще спрашивала себя: зачем мне столько? Спрашиваю, а сама остановиться не могу. Готовлю и готовлю, готовлю и готовлю... Зачем, когда аллергия?.. Для тебя готовила. Кушай, Павлуш. Полезно, Павлуш. Очень. Очень, очень. И, главное, вкусно, воробуш уж... задолго ой задолго играют играются белье на веревочке ротик на веревочках те смирно внутри изнутри светится все светится все... Вкусное варенье?
      - Вкусное.
      - Не зря, стало быть, готовила. Слава Богу! Спасибо Ему. Слава Богу! За все спасибо. За все, за все! Слышь, Павлуш? За все, за все... И не только за варенье, воробуш. За все, за все... Без Бога ничего бы не было. Знаешь, знаешь?
      - Знаю.
      - Так бы сама попробовала, но нельзя мне... Говорила уж? Ой, говорила! Все время говорю. Одно и то ж, одно и то ж. Вот тебе и осы, осыньки. Несчастье... Терпеть не могу, когда повторяют. Иные, бывает, застрянут на одном и том же: и талдычат, и талдычат, что твоя шарманка. Слыхал шарманку? Слыхал, слыхал?.. Не слыхал.
      - Не слыхал.
      - Повторяют и повторяют, повторяют и повторяют, повторяют и повторяют... Терпеть не могу. Не могу, не могу... Всяко слово смысл должно нести. Всяко, Павлуш!.. смысл особенно... Говори!
      - Что говорить?
      - Не говори... Ворчу вот, а сама: то да ладом, то да ладом... Волнуюсь. Это - от волнения, воробуш. Волнуюсь... А по какой причине волнуюсь?.. Запричитать могу. Тадысь хоть Святых выноси... Если запричитаю, останови, не бойся. Крикни, я и остановлюсь... По щеке хлоп, и остановлюсь... Не бойся. По щеке хлоп, и дело с концом... Если вдруг непонятно станет... Или неприятно станет... солнышко, солнышко, не бойся... Договорились?
      - Договорились.
      - Не стесняйся.
      - Договорились.
      - Редко, кстати, волнуюсь, а тут такое дело, разволновалась что-то. Прямо разволновалась, честное слово. Ни с того, ни с сего. Почему разволновалась? Море морское?.. сунется сунется сам не сам поспешай под лавку под лавку... Или беда какая спешит-поспешает? Да нет, все хорошо, как будто... Рада тебе, вот что! Радуюсь, вот и волнуюсь. Радуюсь, что ты пришел. Дождалась, стало быть. Радуюсь. И то, что варенье тебе нравится, радуюсь. И ты радуйся. Кушай на здоровье и радуйся. Радуйся. Радуюсь, и ты радуйся. Радуйся. Радешеньки все.
      
      Павлуша насытился, облизнул ложку, похлопал себя по животу:
      - Благодарствуйте.
      - На здоровье.
      - Я всегда благодарю.
      - Это хорошо, Павлуша, Так и должно. Молодец. На здоровье. Хорошо. Так - хорошо.
      - Да только сдается мне, болеете вы, Фирс
       - С чего это ты взял? Почему так решил, Павлуш? Кто тебе сказал? Тебе дядя Кулик сказал? Не иначе дядя тебе сказал... Погоди, ты его разве уже видел? Он спать к себе наверх отправился еще до твоего прихода. Так что не мог он такое сказать. Быть может, раньше, прежде сказал? А, может быть, кто-то другой сказал?.. на крыльце хучь на крылечке а хучь в рукомойнике а хоть под лавкой под лавкой крылечко крыльцо ох и ох сиди этот ваш этот наш знает он все знает шествует шествует не поспел маленько маленько самую малость... Нельзя мне болеть, Павлуш, никак нельзя. Больных в больницы увозят, укладывают.
      - Я знаю.
      - Если меня в больничку увезут - уже не вернусь.
      - Отчего же не вернетесь?
      - Уложат.
      - Очень даже вернетесь.
      - Нельзя, никак нельзя!.. А почему, Павлуша, ты решил, что я болею? Почему пришел к такому заключению? Почему? Вот почему, Павлуш?
      - Вы бледная.
      - Бледная?
      - Бледная.
      - Ну и что? Почему бы мне не быть бледной? Случаются бледные люди. Конечно, много румяных, краснощеких, но это не обязательно. Бывают и бледные.
      - Редко на воздухе бываете?
      - Только когда собачек кормлю. А так - совсем не бываю, Павлуша, совсем не бываю, воробуш... Почему бледная? Почему да почему? Конечно, оттого что на воздухе не бываю. Вот она и бледность... Ах, какой ты молодец! Сам все и объяснил. И правда, я, Павлуша, сутками не выхожу из комнаты. Все тишину слушаю. Знаешь, здесь удивительная тишина. И вот... Дядя Кулик отсутствует часто. А когда дома - больше в своей комнате пребывает. В кабинете. Там, наверху. Спускается редко. Он там тишину слушает, я - здесь. Мы тишину любим, Павлуша. Небо, понимаешь? Небо. Выше неба. Там такое, Павлуш! Такое!... А ты любишь?
      - Небо?
      - Так тишину же.
      - Теперь полюбил... Мы с вами оба больны, Фирс. Была бы моя воля, взял бы вас в охапку и унес к нам в богадельню. Больного человека может понять и поддержать только такой же больной, как и он сам. Больше никто, поверьте, кто бы что ни говорил. Я это знаю наверное.
      
      Сверху раздался скрип, кашель.
      - Это не коты, не думай, - сказала Фирс. - Коты так не шумят. Им не положено. Дядя Кулик проснулся. Сейчас спустится... Сейчас спустится, сейчас спустится... Ой... Он не любит, когда я причитаю... Он сильно изменился, твой дядя. Очень, очень изменился. Если честно, я уже и не помню его прежним. Я, вообще, потихоньку начинаю его забывать, так редко он спускается ко мне. Но уважение мое к нему, Павлуша, уважение мое к нему, что есть в моем понимании, Павлуша, любовь, Павлуша, достигло таких высот! Таких высот!.. А, бывает, он спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет. Негромко, но кашлянет. Испугать хочет или насмешить? Не знаю. Испугать или насмешить? Не знаешь, испугать хочет или насмешить?
      - Насмешить.
      - Слава Богу! Я тоже так думаю. Слава Богу!
      
      Сверху снова послышался кашель.
      - А у меня уже и сердце в пятки, - объявила Фирс. - Думаю, а ну, как незнакомый мужчина? С другой стороны, откуда здесь быть незнакомому мужчине?.. Кашель-то мужской, вот я и думаю. Подумаю так-то, а уж потом только вспомню - да это же дядя твой, дядя Кулик. Николай... Не любит, когда его Николаем зовут. Лютует. Лютует... Не причитаю?
      - Нет.
      - Лютует. Почему? Не знаю. От чужих мужчин добра не жди. От чужих... Хотя случаются хорошие. Случаются... Вот у нас теперь чужой мужчина на матрасе спит. Там, в углу, видишь?
      - Вижу.
      - Видишь?
      - Вижу.
      - Этот - хороший. Дядя привел. Будет жить с нами. Мне по хозяйству помогать. Хотя вряд ли. Скорее путешествовать с дядей отправится. А без путешествий никак. Без путешествий с голода помрем. Все. И собачки помрут, и я помру - все помрем.
      - А я?
      - А ты живи, Павлуш.
      - И вы не помрете. Рано помирать.
      - То лишь Богу ведомо... А ты нового жильца не бойся. Он - хороший.
      - Не буду.
      - Не бойся. Я вот не боюсь, и ты не бойся.
      - Не буду.
      - И вот.
      
      - Посмотрю так-то на дядю твоего, сколько седины новой! - Фирс покачала головой. - Курить бы ему бросить, да где там? А кашляет. Бывает, спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет... Видишь, повторяюсь? Но не причитаю пока. Не причитаю?
      - Нет.
      - Кашлянет, а я и рада - радешенька. Такой человек твой дядя Кулик. Уважаемый человек, любимый человек. Он теперь, мне кажется, и выше стал и солиднее. Люди обыкновенно в почтенном возрасте не растут, а дядя Кулик растет. Просто каланчей стал. Снизу смотришь: голова у него где-то там, далеко наверху, снизу крохотной кажется, лица не разобрать. Такая вот каланча! А может быть, потому и пугаюсь. В особенности когда, бывало, подойдет сзади...
      - И кашлянет.
      - И кашлянет... Я уже сказывала?
      - Сказывала.
      - Так стареть не хочется!.. Посмотрит так-то, на меня старую, подумает: что я с ней вожусь, да и бросит.
      - Кто?
      - Дядя твой. Нет?
      - Нет... Разве молоденька заманит? И то - вряд ли. Зачем ему молоденька? Что он с ней делать будет? Не нужна ему молоденька... А вы ему запретите, и дело с концом.
      - Смешной ты.
      - Не бойтесь, Фирс, дядя вас не бросит.
      - Нет?
      - Не бросит.
      - Почему так думаешь?
      - Рукодельница.
      - Разве что... Он всё хлопочет, дядя твой. Занят очень. Спасением человечества занят. Взлететь собирается. А что, могут люди летать, Павлуша?
      - Могут, конечно.
      - А ты можешь?
      - Я не могу. Я-то взаправду болею. Душевно и физически.
      - Ну да, ну да... Памятником стал твой дядя. Как есть, мраморной глыбой. Все гадаю, зачем ему таким большим быть? Уважаем и любим он и без того. Иногда делается страшно, Павлуша. Когда в тишине пребываю - не так страшно. Вот почему тишину обожаю, а не какой-нибудь лес. Лес - в трелях и васильках. В лесу тишины не бывает. Хотя в лесу тоже хорошо. Но волки. Боишься волков?
      - Не особо. Я животных люблю. Боюсь и люблю. В особенности гигантских. Даже экзотическое какое-нибудь животное, если доведется встретить, обязательно испугаюсь, но сразу же полюблю.
      - Молодец!
      - Не думайте, что гигантские животные только в Африке обитают. Они и здесь обитают. Живут среди нас. Только мы их не замечаем. Не умеем. Возможно как раз потому, что они гигантские.
      - Молодец! Молодец, Павлуш!.. ужотко немае ужо такие большие больше большого плотные бесплотные уши да уши ужотко и ну обнимают конечно повсюду жуть... Фантазер ты, воробуш.
      - Ничего не фантазер... У вас трубы поют?
      - Какие, Павлуша, трубы?
      - Всякие бывают: канализационные, водопроводные. Я в трубах плохо разбираюсь. Гудят?
      - Иногда.
      - А почему они гудят?
      - Думаю, так положено. На то они и трубы, чтобы гудеть.
      - А если это вовсе не трубы, а слон? Трубит - пить просит.
      - Откуда же здесь слону взяться?
      - Живет за стенкой... Звуки жалобные?
      - Можно так сказать.
      - Слон.
      - Озорничаешь?
      - Может, озорничаю, а, может, и нет. Вот когда явится - вспомните меня.
      
      ЦЫГАНЕ И МОЛОДЕНЬКА
      
      Кулик сказал:
      - Предугадать, кто тебя навещает в твое отсутствие невозможно. Не нашего ума это дело.
      
      - Я ведь главным образом одна, в одиночестве пребываю, - пожаловалась Фирс. - Сама себя одинокой женой называю, Павлуш. Но я не обижаюсь. Я, Павлуш, счастлива. Хорошо мне, очень хорошо! Ой, хорошо! Ну, да ну... Мы же теперь очень богато живем, воробуш. Ой, богато!.. Богатство, Павлуш! Веришь?
      - Верю.
      - Видишь?
      - Вижу.
      - И прежде богато жили, а теперь очень-очень богато живем!
      - А я не только про слонов и прочих животных знаю. Я и в истории силен. И в географии.
      - Молодец, Павлуш.
      - Видите, Фирс, сколько всякого я знаю?
      - Да уж вижу.
      - И что же со мной таким делать?.. Это намек.
      - На что намекаешь, воробуш?
      - Могли бы и сами давно догадаться.
      
      Новый приступ кашля и шаги наверху.
      
      - Как бы ни заболел твой дядя... Что-то все разболелись... Ты, Павлуша, кашель слышал?
      - Слышал.
      - А шаги?
      - И шаги.
      - Чьи же это шаги, Павлуша?
      - Слух у меня хороший. Но это, наверное, единственное, что у меня не страдает. Остальное все страдает. Все буквально. Несчастный я мальчик.
      - Мы тебя жалеем.
      - А вот слух отменный... Я дядины шаги наверху уже давно слышу. Вы еще за вареньем, ходили, отсутствовали, а я слышал. Прекрасно слышал. Сразу, как пришел - услышал. Только сначала подумал, быть может, не дядя? Быть может, у вас там, наверху, животное какое-нибудь?
      - Помилуй Бог, Павлуша, какое животное?
      - Не знаю, крупное какое-нибудь. Медведь, например.
      - Зачем же нам медведь?
      - А что? Медведи очень полезны. Я медведей люблю... Или экзотическое какое-нибудь животное. Может быть, такое животное, что я и не видел никогда прежде. Теперь много экзотических животных с целью охраны помещений и персон приобретать стали. Названия плохо знаю. Память оставляет желать лучшего. Мне ближе всех медведь. Медведя я у цыган видел. Медведица. Мадлен. Но близко сойтись мне с ней не дали. Вообще, по части женского пола мне не очень везет... А, в самом деле, кто там у вас, наверху? Давно слышу, как оно ходит там, дышит.
      - Так это же дядя твой, Павлуш. Ты это сказал.
      - Да? Скорее всего... Или другой кто?
      - Кто? Кто? Кто?
      - Сами навели меня: некоторый мужчина. Необязательно злодей, но всякое бывает.
      - Как же он там оказался?
      - Забрался по лестнице, когда все отвернулись или отсутствовали. Я так скажу - раз уж один чужой появился, там, глядишь, и другой явится, и третий. Тут вашей тишине сказочной конец.
      - Не бывать ой не бывать валики валики котится упаси Бог котится шествует ступает упаси Бог загремит чужак загремит да выскочит да как выскочит...
      - Не бойтесь, не выскочит.
      - Не знаю.
      - Не выскочит.
      - Ой, не знаю.
      - Я знаю... Покажите мне ее, пока не поздно.
      - Кого показать, Павлуш?
      - Тишину. Вы мне ее покажете, а я сфотографирую.
      - Павлуша, милый, видишь ли, ее невозможно показать.
      - Вы же говорите, что она живая.
      - Так-то оно так...
      - Я бы мог ее сфотографировать.
      - К сожалению...
      - К сожалению, к сожалению... Не доверяете мне - вот и весь разговор. Но я вас понимаю. Как можно больному человеку доверять?
      - Ну что ты такое говоришь?
      - А если цыгане заявятся?
      - Почему вдруг, Павлуш? Почему, почему, почему, вдруг?
      - А почему нет? Что же они ко всем являются, а вас обойдут стороной?
      - Цыгане, как же так? Нет, Павлуш, нет, конечно! Фантазия, фантазер, фантазер ты , воробуш. Надо же такое сочинить!
      - О цыганах забывать нельзя Фирс. Ни в коем случае... Вы послушайте меня, как будет. Раздастся стук в дверь, вы, разумеется, не будете знать, что это они, потому что вы о них забыли, а это они, поверьте... Удержать их не удастся. Никому еще не удавалось их удержать. И всё! Тишины как не бывало. Придут обязательно. Если уже не здесь.
      - Нет здесь никаких цыган.
      - Что ж, будь по-вашему. Нет, так нет.
      - Нет никаких цыган, Павлуш!
      - На нет и суда нет.
      - Нет никаких цыган!
      - Однако поверьте, Фирс, без них вряд ли обойдется. Раз чужие повадились - цыганам быть... Не верите?.. Просто не сталкивались. Я же сталкивался. Одно время - каждый день. У нас в богадельне во дворе целый табор стоял. Сам чуть цыганом не стал. А был соблазн.
      - Зачем ты меня пугаешь, Павлуш?
      - Может, и пугаю. А, может - нет. Вот чужие у вас.
      - Кто?
      - А в углу?
      - Нет.
      - Чужой. Как есть. Собственной персоной. Хорошо ли это?.. Плохо. Очень плохо. Быть беде, Фирс.
      -О-о, я поняла.
      - Да?
      - О-о, я... У меня вопрос. Вопрос... Скажи, воробуш, ты сердишься на меня таким образом?
      - Ничуть не бывало.
      - Сердишься?
      - Немного.
      - Почему?
      - Невдомек?
      - Невдомек.
      - Так и быть, скажу. Я бы хотел, чтобы вы забрали меня из богадельни. А вы никак не забираете меня. А я хочу. И жду. Давно жду. Хочу жить с вами. У вас.
      - Павлуша!..
      - В богадельне малинового варенья не бывает! - со слезами на глазах воскликнул мальчик. - Никогда! А я промерзаю и болею! Все время болею! Духовно и физически.
      - Павлуша, милый...
      - И как прикажете мне лечиться? Никак не лечиться? Умереть молодым? Вам хочется, чтобы я умер молодым?
      - Павлуша, милый, нас скоро выселят. Дом заберут, а нас выселят.
      - Со мной вам было бы намного веселее. Намного, поверьте.
      - Мы скоро на улице окажемся, Павлуша.
      - Чужого приютили, а меня?.. Даже не подумали... Конечно, кому больной человек нужен! Еще, не ровен час, за нож схватится.
      - Зачем ты так? Мы с дядей любим тебя.
      - И на том спасибо.
      - Пойми...
      - На нет и суда нет. И попрошу вас больше не возвращаться к этому вопросу.
      - И вот... ну что же что уловил не уловил удод и синички и поползень по травке по травке рыдыть да охать беда вверх тормашками обидно же там обидно понимаю где там где здесь тормашками много всех и ничего о-о...
      - Расстроилась, что ли? - спросил племянник.
      - Ой, расстроилась.
      - То-то же.
      
      Воцарилось молчание.
      
      - Павлуш, воробуш! - позвала Фирс.
      - Чего вам?
      - Уже не сердишься?
      - Не сержусь. Много чести на вас сердиться... А мне к вам и не надобно. Мне в богадельне хорошо. У нас там большой розовый сад. И фонтанчик. И я там не один, есть и другие племянники.
      - Еще племянники?
      - Да, имеются и другие племянники. В точности такие же, как и я. Пострадавшие. От инфекций, разрухи. Просто пострадавшие.
      - А чьи племянники, Павлуша?
      - Как бы ни дяди Кулика. Думаю, точно дяди Кулика. А, может, детки его незаконнорожденные.
      - Павлуша!
      - А что? Может быть, я все это время жил с родней и не знал об этом? А, может быть, и знал, да забыл. У меня памяти совсем нет. Я ведь, Фирс, погиб оттого, что мне кирпич на голову упал... Вы знали, по какой причине я погиб?
      - Нет, Павлуша, не знала. И ты не погиб. Ты не погиб, Павлуша! Ты не погиб, нет, Павлуша! Нет!
      - Погиб, еще как погиб! Многие погибают. Иные достойно: Помпеи, Титаник, русско-японская компания, конкистадоры, террористы, зыбучие пески, щитомордник, урочища, пожарища, другие разные катаклизмы... Кирпич на голову. Обидно! Какой-то Чарли Чаплин получается. Уж сколько анекдотов об этом!.. Но, представьте себе, я - не один таков. Средь нас, умалишенных, а нас в богадельне не так много по сравнению, к примеру, с населением столицы, города Москва... Так вот, среди нас четыре, вдумайтесь, Фирс, не два, не три, а сразу четыре племянника, кому на голову упали кирпичи.
      - Ой, ой, ой! Ой, ой, ой, ой!
      - Спроста ли?.. Так что я не удивлюсь, если окажется, что среди нас у дяди Кулика и более близкие, чем, нежели я родственники имеются. Вновь намекаю не незаконнорожденных детей... Вы уж меня простите, Фирс, но все же, думается мне, дядя Кулик до молоденьких охоч.
      - Ну зачем ты?
      - Седина в бороду - бес в ребро.
      - Зачем? Ты же, как будто уже перестал злиться.
      - Перестал. Но подкатывает иногда. Думаете легко мне, больному, да еще несомненно талантливому человеку с собой управляться?
      - Нет, наверное.
      - То-то и оно.
      - Ой, ой, правда твоя... голова садовая умом умишко не печалься радуйся не печался нет нет нельзя нельзя здесь там эхма играй уж лучше играй ух колечко серебро пластинки каточки лепота играй куколкой своею сиди укромно умный умишком умен лопочи радуйся солнышку хучь на крылечке хучь в рукомойнике сиди...
      
      - А не знаете, не было у дяди Кулика среди родственников цыган? - спросил Павлуша.
      - Опять ты за свое?
      - А вы постарайтесь вспомнить.
      - Нет. Точно знаю.
      - Ой! Я вас умоляю! Никто ничего не знает. Вы цыган давно встречали?
      - Уж не помню когда.
      - Может быть, вы их не узнали?
      - Разве можно их спутать?
      - Легче легкого. Совсем необязательно, чтобы они походили на цыган. Они могут походить на евреев, чухонцев, даже на китайцев. Довелось мне как-то встретить цыгана, похожего на зайца. Сначала мне показалось, что это старый лебедь, а когда пригляделся, как следует - заяц. Русак. К слову, среди русских цыган много. И наоборот, русских среди цыган. Но они могут выглядеть как украинцы или мулаты. Или алеуты. И русские, и цыгане... Утром, бывало, проснешься, выглянешь в окно, они тут как тут. Стоят. Костры жгут. Стоят - это только так говорится. На самом деле лежат, сидят, но очень громко, очень! Жгут костры. Ходят, тоже кашляют... Ходят, ходят... Смеются, строят планы на своем языке... Рано или поздно будут здесь, Фирс, не сомневайтесь. Придут. На кашель и придут. Приведут медведей. Шампанского и водки принесут. Кстати, медведи тоже любят водку. Как дядя Кулик.
      - Павлуша!
      - Их нужно приветствовать. Хоть от души, хоть обманным путем, но приветствовать. Прославить, одарить чем-нибудь. Глядишь, и отстанут. "Милости просим, звонкие люди"! Приблизительно так... "Милости просим, жаркие люди"!.. Мы в богадельне всегда так поступаем. Потому и живы еще. Хотя цыгане не палачи какие-нибудь. Не мародеры, не лесорубы какие-нибудь. Не бабуины, не собачники, не висельники какие-нибудь. С ними и лошадки, и дымок. Мы с ними дружим... А дружить с кем угодно можно, хоть даже с крысами. Крысы необыкновенно умные и собранные. Думаю, даже умней и собраннее некоторых людей. Я одно время увлекся их фотографированием. Позируют с удовольствием. Только прежде их покормить нужно, как следует и прославить. А всех нужно кормить и прославлять. Вот тогда миру-мир... А так - конечно. Ходят и ходят. Кому не лень... Никто не знает, когда дверь разверзнется. И не пытайтесь предугадать. Разверзнется... И молоденька придет, не ровен час. Румяная, красивая. Да не одна.
      - Павлуша, перестань! Прошу, не сердись больше.
      - У нас в богадельне как раз жила одна такая...
      - Остановись, прошу!
      - Про молоденьких всегда интересно рассказывать. Они такие забавные. Вот, к примеру, одна жила у нас в богадельне...
      
      Тут Павлуша закатился от смеха. Смех болезненный, порывистый, клочьями. Пытался продолжить но связная речь не получалась, выскакивали лишь отдельные слова и фразы: "...как собачка... птичка... совсем уже... посреди двора"...
      
      - Прекрати сейчас же! - закричала Фирс, и тут же осеклась, сообразив, что мальчик не в себе.
      
      Бормотание продолжалось какое-то время. Наконец, Павлуше вернулось сознание:
      - Плохо?
      - Нет.
      - Мне было плохо?
      - Нет, нет.
      - Было плохо?
      - Все позади.
      - Со мной бывает. Такое со мной бывает. Не сердитесь - я не специально.
      - Я не сержусь.
      - Я что-то говорил, рассказывал... О чем я говорил?.. Ах да. Молоденька. Грустная история. Очень. Тем более, она тоже в детстве перенесла инфекцию...
      - Ты напугал меня, Павлуш!
      - Та молоденька перенесла инфекционное заболевание.
      - Ты очень испугал меня, Павлуш!.. Ты не умрешь?.. Не умрешь?
      - Все когда-нибудь умрем. На радость окружающим.
      - Не умрем.
      - Умрем, еще как умрем!
      - Дядя твой не умрет.
      - И дядя умрет.
      - Да он же Мафусаил!
      - Кто?
      - Мафусаил!.. А ты разве не знал? Разве не узнал?
      
      - А знаете, Фирс, я вот что решил. Подумал и решил. Я, пожалуй, не стану больше называть Кулика дядей.
      - Почему, Павлуш?
      - Дело в том, что у той молоденьки тоже был дядя... И она называла его дядей... Она, хотя и не видела его никогда, любила всем сердцем. И ей, конечно, хотелось с ним встретиться. Она буквально была одержима этой идеей. Уж не знаю, почему так... К несчастью, дядя умер. Так что они так и не смогли увидеться... Казалось бы, ничего особенного в этой истории нет, кроме одной детали: при каких обстоятельствах умер дядя. А дело было так. Молоденька где-то раздобыла его телефон. Долго искала, нашла, наконец, позвонила. И он сразу же умер. Ей потом сказали: вот как только раздался звонок, дядя ваш чрезвычайно напугался и упал замертво. Упал и умер... Сердце разорвалось на кусочки, как лампа дневного освещения... Вам когда-нибудь приходилось видеть, как разрываются лампы дневного освещения, Фирс?.. На мелкие кусочки, на крошки... Она только что и успела спросить: "Дядю Николая можно к телефону"? И все... К слову, тот дядя тезкой Мафусаилу вашему был. Тоже Николай... Те, кто его знал, говорят, неплохим человеком был. Молоденьке разные истории про него рассказывали. В основном благоразумные. Жаль, не довелось им познакомиться - умер дядя Николай.
      
      Павлуша зашелся в рыданиях.
      
      - Да что с тобой сегодня, Павлуша, успокойся, - принялась утешать его Фирс.
      - А не позвони она, возможно, он и теперь был бы жив, - всхлипывая, продолжал мальчик.
      - Успокойся.
      - Я о своем рыдаю.
      - Тебе нельзя расстраиваться.
      - Ни в коем случае.
      - Вот видишь?
      - Сейчас пройдет... Всякий раз расстраиваюсь, когда вспоминаю того дядю Николая. Хотя кто он мне? И зачем он мне? У меня свой такой дядя есть... Как будто есть, на самом деле - не знаю. Сомневаюсь на всякий случай.
      - Успокойся, прошу. Иначе и я сейчас заплачу. Дядя не любит, когда я плачу.
      
      Павлуша неожиданно улыбнулся хитро:
      - Как видите, Фирс, придумывать истории у меня определенно не получается.
      - Так ты все придумал?
      - Да. Мне хотелось немного развлечь вас, отблагодарить.
      - Разве можно так? Я испугалась.
      - Плохой выдумщик?
      - Плохой.
      - На самом деле его звали дядя Сережа. Не был он дяде тезкой.
      - Значит, он все же был?
      - Именно что был, - сказал фотограф и вновь загрустил.
      
      - Все, не будем больше вспоминать, - сказала Фирс.
      - Не будем.
      - Божественное, но нет... не знаю
      - Что?
      - Это, это... не знаю... потерялась немного... устала.
      
      Павлуша вытер слезы и вернулся к своим железкам.
      
      МЕТАМОРФОЗЫ И НАКАЗАНИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Мы никогда не узнаем, кем или чем уже завтра предстанем пред пустотой - абсолютом постоянства.
      
      Отвлекшись от сборки сложносочиненного своего механизма, Павлуша, дабы перевести дух вновь вызвал Фирса на беседу:
      - А не жаль вам интерьерчика, Фирс? Ласковый, надо сказать, интерьерчик.
      - А что с ним? - спросила Фирс.
      - Да уж после того, как я примусь за фотографирование, он разительно переменится. Мне от дяди страсть к переменам передалась. Безоговорочное доказательство родства, кстати... Но, в отличие от дяди мне перемены удаются. Перемены, метаморфозы всякие... Так что, Фирс, готовьтесь; все здесь станет другим. Уж не знаю, каким именно, но другим. У меня, конечно, помыслы светлые, должно образоваться великолепие, на худой конец, что-нибудь романтическое, но как оно получится в действительности - не знаю. От меня не зависит.
      - Может быть, в таком случае оставить эту затею?
      - Не могу. Я же фотограф. Кроме того, мастер интерьеров. Съемки интерьеров - моя работа. Так что рад бы, но не могу. Долг...
      - Ну что же? Надо - так надо.
      - А знаете, Фирс, какое слово мне больше других нравится?.. "Вертиго"... Ах, какое прелестное слово! Редко кто теперь умеет употребить такое слово... А вам мое слово нравится, Фирс?
      - Что ж, хорошее слово. Что ж.
      - А почему это именно слово нравится мне пуще других? Не задумывались?.. А дело в том, Фирс, что вертиго возвышает человека над.
      - Как?
      - Вертиго, Фирс, возвышает человека над.
      - Человека над?
      - Именно что человека над.
      - А хорошо ли это, возвышаться над?
      - А вот этого я вам с уверенностью сказать не могу. Могу лишь передать свои ощущения. А мои, Фирс, ощущения таковы. Нынешнее наше с вами положение называется "вверх дном".
      - Как понять?
      - А я поясню. Фактически, Фирс, мы с вами находимся внизу, на первом этаже. Но, поскольку затеялись размышлять о превратностях бытия, наблюдать за суетой сует, и, вместе с тем, дыханием хаоса, тем самым погрузившись в марево философии, мы с вами, Фирс, как бы воспарили и, того не заметив, парадоксальным образом оказались персонами над. А вот дядя, фактически располагаясь наверху, этажом выше, тот самый дядя, который то и дело твердит о своем намерении воспарить, на самом деле сделался персоной под. Ибо не воспарил, а всего-то забрался по лестнице и теперь сидит там, и носа не кажет, и невесть чем занимается. И плевать хотел на то, что к нему прибыл племянник: фактически больной юноша. Не просто прибыл - приволок тяжеленную камеру для производства метаморфоз. Чуть не умер по дороге. Но дядя, повторяю, плевать хотел на племянника.
      - Опять сердишься, Павлуш?
      - Резюме. Назову вещи своими именами. Погряз дядя. Имея в недавнем прошлом возвышенные намерения, фактически погряз. А вам, Фирс, великая от меня благодарность. И не только за малиновое варенье. Мы с вами понимаем друг друга с полуслова. Я редко встречаю людей, с которыми нахожу понимание с полуслова... Сдается мне, Фирс, что из вас тоже мог бы получиться неплохой фотограф. Хотя мне это невыгодно. В таком случае вы сами смогли бы запечатлеть тишину, а я, получается, оказался бы вам не нужен... Шучу.
      - Павлуша, не сердись на дядю.
      - Я не сержусь. Как можно?
      - Нет, сердишься, а это - плохое. Ведь ты, воробуш, не знаешь, какой он трудолюб. Он от непосильных трудов даже высох. Совсем высох. Стал таким маленьким, ты и представить себе не можешь до какой степени. Стесняется находиться рядом со мной. Потому что люди могут подумать, что он мой ребенок. Если наблюдать издалека, складывается впечатление, что идет женщина, а с ней ребенок лет шести, не больше... лет шести, семи, не больше... Лет четырех-пяти. Пяти-шести. Лет шести, не больше. Четырех- пяти... четырех-пяти... четырех-пяти...
      - Фирс! - окликнул хозяйку Павлуша.
      Фирс тотчас пришла в себя:
      - Затевал ремонт, но остановился. Не смог закончить. А знаешь почему? Он уже не дотягивается и до середины стены. Даже когда подставляет табурет... А знаешь, какие чувства испытывает женщина при виде маленького?.. неважно, маленького ребенка или маленького Кулика?..
      - Выходит, невелик Кулик? Так получается?
      - Да, но это если не учитывать значительность, которую никуда не денешь. Если не учитывается его непомерную значительность... непомерную значительность... непомерную значительность... Ведь что такое шаги, Павлуша? Разве же только фигуры ног? Шаги - в известной степени, положение, статут. Прежде всего, положение, а уже потом фигуры ног. Лежащий человек, при соответствующем статуте, шагов вроде бы не производит, однако продолжает широко шагать. Уж если речь зашла о значительных людях, то есть о конкретном значительном человеке, коим, несомненно, является твой дядя... Уж если так...
      - Послушайте, Фирс, а вот карлики...
      - А что карлики?
      - Такие же люди как мы?
      - А как же?
      - Ой, не знаю. Сдается мне, что они - особенные.
      - Особенные, конечно... Зачем тебе?
      - Сдается мне - мы что-то не знаем.
      - Возможно... Ты, Павлуш, не сердись на дядю.
      - Я не сержусь.
      - Он не знает, что ты приехал.
      - Не сержусь. Хотя за вас, Фирс, все же обидно! За одиночество ваше... Дядя! Вот это дядя!.. У меня, к слову, нет ни одной его фотографии. Ничего. Зато племянников наснимал вволю. Там и кролики, и свиньи попадаются... Шучу. Нет там никаких кроликов, конечно. Только птицы. Наподобие голубей, но не голуби. Экзотические птицы. Обитают исключительно в нашей богадельне. Больше нигде. Их даже в Африке нет... Что же это за птички-то у меня в богадельне обитают? Откуда такие, что и в Африке не сыскать? Не додумались, Фирс?
      - Ума не приложу.
      - Это они у меня из камеры вылетают. Фотографические птички. Моя гордость. У иных фотографов птички вылетают по одной и мелкие, невзрачные, прямо скажу, птички. У меня же вылетают целыми стаями. Жирные, как голуби у церкви. Но не голуби. Экзотические птички. Жирные как голуби у церкви. Не страусы, конечно. Обожаю страусов. Я своими фотографическими птичками, Фирс, дорожу. Ох, как дорожу! В большей степени, нежели даже собой. Кормлю их, холю и лелею. Каждой дорожу. Не всеми сразу, как знаете, бывает, дорожат всеми сразу, а, значит, никем. У каждой есть имя и свой каприз. И свой испуг у каждой. Так что, прежде чем заняться съемкой, я их настраиваю: утешаю, нахваливаю, прославляю. Чтобы испуга не получилось. А как же?.. А не кажется вам, Фирс, что мы с вами похожи на удильщиков? Только прорубь не внизу, как обыкновенно бывает, а наверху. Ха-ха-ха! Но судя по звукам, рыба не мелкая. Ха-ха-ха! А вы говорите мелкая? С другой стороны, мелкая тоже может сильно шуметь. Дрянь рыбешка-то, Фирс.
      - Фу, как грубо! Опять ты за свое?.. Хорошо, я расскажу тебе кое-что про дядю, но это останется между нами, договорились?.. Тема интимная, но ты мальчик смышленый. Расскажу только потому, что ты единственный близкий родственник ему.
      - Не томите уже.
      - Твой дядя - девственник. Робеет перед женщинами. Большой поклонник красоты, галантный кавалер, все такое, но... робеет... Нет, не робеет, здесь требуется другое слово... Он, Павлуша, боготворит женщин. И меня, Павлуша, боготворит... Благороднейший человек... Именно по этой причине у нас нет детей... А знаешь, что он сказал мне однажды? Знаешь, что он сказал мне однажды, затащив в свою комнату, где темно?.. Он сказал: "Ты трогала мой ремень?.. Никогда не прикасайся к моему ремню! Это память о братьях-летчиках! Не смей трогать его, животное!"... А-а!.. А-а!.. погулили погулили так тебе так тебе выходи давай выходи давай...
      - Фирс!
      - Я очень испугалась! Кто знает, наверное, в тот момент я и вправду была похожа на животное!.. А потом последовал удар, и хлынула кровь. Комната наполнилась ярким светом, как будто кто-то направил в окно прожектор. И тогда твой дядя закричал. Это был рык раненого зверя. Такого крика я не слышала никогда... Вот и все... представьте себе представьте себе...
      
      - Это правда? - спросил фотограф. - То, что вы рассказали - правда, Фирс?!
      - Чистая правда, воробуш, - сказала Фирс, глотая слезы.
      - Вы до сих пор испуганы.
      - Нет. Не знаю. Да. Наверное. Нет.
      - Отпустите свой страх, Фирс. Пусть он сам по себе. Я свой страх давно отпустил, и вы свой отпустите.
      - Знаешь, я не уверена, что эта история с ремнем про дядю. Это могло быть в другой жизни. Еще до дяди. Я той жизни не помню... Не знаю, зачем я тебе рассказала.
      - Кто-то должен вас пожалеть.
      - Наверное.
      - Кто-нибудь непременно должен вас пожалеть.
      - Да, наверное.
      - А что это было, наваждение?
      - Не знаю. Наваждение.
      - Черта с два! Это было наказание, Фирс. Самое настоящее! Не сомневайтесь, уж я в наказаниях знаю толк. Наказания - это не плохо и не хорошо. Наказания - это наказания. А без них никак не обойтись. Что же это будет за жизнь, если их не станет? Куда бы, интересно знать, меня бы привела кривая дорожка, когда бы ни наказания. А я бы точно выбрал себе самую кривую из всех кривых дорожек. Не сомневайтесь... Не думайте, что наказания бывают напрасными. Даже если вы и не трогали ремень, наверняка что-нибудь другое трогали или разбили, или осудили, или взглядом обидели. Да мало ли чего?.. Мы ведь как устроены? Пакостим. Хоть каждый день нас лупи, мы, все одно, пакостить не перестаем. Это в нас заложено. И мысли мусорные, и поступки скользкие. И бранимся по матушке, и пух поджигаем, и плюнем, бывает, не там, где положено. Вот я своей фотографической машиной сколько хлопот людям доставляю? Мне высказывали. И ломали, и сломали, в конце концов, волшебный механизм, как видите. А мне все неймется... Однажды убьют меня. Не по злобе, конечно.
      - Нет, Павлуш!
      - Потом вспомните. Оно и теперь бьют, но не до смерти. В лицо харкают. Еще на колени, на горох ставят. Это обязательно. На коленках места живого нет, а они все равно ставят. Но я осознаю: за дело... Если бы вы знали, Фирс, какие гадкие мысли меня порой посещают?! Это же уму непостижимо!.. Поскулю маленько как собачка, и отпускает. И ну заново куролесить... Бесы душат, не иначе. Батюшка наш, отец Марк, так и говорит: "Бесы душат"... За ум бы взяться, да где его взять, умишко-то?.. Так что не расстраивайтесь, Фирс. Все проходит. И у меня коленки пройдут. И вы свою обиду забудете. Да вы бы и теперь не вспомнили, если бы я вас не разбередил... Вот видите? разбередил. Хорошо ли это? Отвратительно! Заслужил я наказания? Несомненно... Хотите, коленки покажу? Вам не так обидно будет.
      - Бедный мальчик!
      - Нисколько. Очень даже счастливый мальчик. Много потех и радостей во мне, глазенок золотых... А коленки пройдут. Рано или поздно придумают что-нибудь новенькое, позабористей гороха, вот коленки и отдохнут. И потом, я же вырасту когда-нибудь, даже состарюсь. Глядишь, сам наказывать стану... Нет, не стану. Не хочу... Зла во мне мало. Не задерживается во мне зло... Хотелось бы, конечно, вырасти поскорее.
      - Вырастешь обязательно, воробуш.
      - Что же касается вашей истории - думаю это все же про дядю, Фирс... Никто не знает, кто мы есть на самом деле. И сами мы не знаем... Может быть, дядя и самолета живого не видел, а на поверку - летчик.
      - Нет-нет, Павлуша, вот сейчас я даже уверена, что это был другой человек, другой мужчина... Из прежней жизни... Еще до дяди... Это, знаешь, как сон. Сон наяву, Павлуш. Со мной случается.
      - Со мной тоже случается, хотя прожил я мало... Что я там прожил? Совсем ничего. Но кое-что уже забыл. Многое забыл... Правда ваша, живем как во сне... Мухи сонные, глазенки золотые... Я ведь Фирс тоже девственник. Теперь хотя бы понятно почему. Наследственное.
      
      Фирс закрыла лицо руками и тихонько заплакала.
      
      Кулик, зевая, спустился по лестнице, сел за стол.
      
      НИКТО НЕ ВИНОВАТ
      
      Кулик сказал:
      - Самое интересное - то, что по большому счету никто ни в чем не виноват. Притом что вина каждого из нас безмерна.
      
      НЕВЕДЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Я не испытываю страха. Конечно же, я не испытываю страха. Я могу твердить себе тысячу раз в день: я не испытываю страха. И даже убедить кого-то в том, что не испытываю страха. Но перестану ли я при этом бояться? Бояться каждого и всего на свете? Испытывать страх на каждом шагу? Страх, неловкость за себя и других. Нет. На самом деле самые ничтожные людишки, обтяпывающие свои делишки, обладая волей и стремлением, но не ведающие греха больше и сильнее меня в обыденной жизни. Что стоит им одним неловким движением уничтожить меня? Пусть и непреднамеренно... Так, не заметив, мы давим растения и насекомых, каждое из которых есть предмет совершенства... Надеюсь, насекомые, в отличие от меня не ведают опасности. Надеюсь, им их смерть кажется естественной. Надеюсь, после смерти им не будет представлена подлинная причина их гибели: башмак лавочника или копыто свиньи. Хотя свиньи - весьма уважаемые мною животные. Имеют на то все основания... Надеюсь, после смерти нам не будет представлено истинное положение вещей. Надеюсь, мы не узнаем подлинных намерений и сокрытых поступков самых близких нам людей, собутыльников и домочадцев. В противном случае наступит вселенское торжество несправедливости. Что невозможно по определению. Иначе зачем в таком случае всё?
      
      ЗАПРИТЕ ДВЕРИ
      
      Кулик сказал:
      - По возвращении домой, Нелюбов, заприте все окна и двери, лягте на диван или где вы там любите лежать, закутайтесь в одеяло и никого к себе не пускайте... Вам ведь дурацкая мысль спасать человечество в голову не приходила? В таком случае вы свободны. Так что воспользуйтесь моим советом. То, что я предлагаю - лучший способ обустроить жизнь... Хотя лично я двери никогда не запираю. Но и жизнь моя не сказать, что обустроена.
      
      ЯВЛЕНИЕ БУБЛИХА
      Кулик сказал:
      - Все знают, как познавать непознанное, но никто не знает, как познавать уже известное. *
      
      Открыв глаза, я обнаружил, что на столе образовался гримасничающий паром котелок с отварной картошкой, нарезанное тонкими ломтиками сало, пучок зеленого лука, запотевший штоф с наливкой.
      Много лучше обещанных кулинарных диковин, само название которых вызывает оторопь, подумалось мне.
      
      За столом восседал Кулик и канцелярский человечек, весь гладкий как тюлень, в очках с толстыми линзами, губастый, с крикливым перстнем на левом безымянном пальце.
      - Николай... к сожалению, не знаю вашего отчества... - протяжно пел незнакомец.
      - Отчества не имею, - отвечал знаменосец. - Нужды, знаете ли, не испытываю. Ибо вольный человек есмь. Наверное, было отчество, да как-то позабылось в суете. Знаете, большую часть жизни прожил без оного, а теперь уж поздно вспоминать. Предпочитаю, чтобы меня называли Кулик. И вы, Виктор Борисович, если нетрудно, так меня называйте.
      - Кулик - ваша фамилия?
      - Будем считать, что фамилия. Вам же не обязательно?
      - Да, в общем, нет.
      - Тогда опустим, и дело с концом.
      
      Здесь Кулик обнаружил мое пробуждение, и, обрадовавшись этому обстоятельству, ожидая поддержки и защиты, принялся представлять меня своему собеседнику в бравурных интонациях:
      - А вот как раз Александр Юрьевич проснулся! Прошу любить и жаловать - Нелюбов Александр Юрьевич. В городе известный человек. Писатель, врач, гуманист. Водит нешуточные знакомства по обе стороны закона.
      Незнакомец посмотрел на меня с любопытством:
      - В самом деле?
      - Что? - спросил я.
      - Водите знакомства по обе стороны закона?
      - Преувеличение, - ответил я.
      - Я так и подумал, - сказал незнакомец. - Как же вы здесь? Отдыхаете?
      - Отдыхаю, да, - сказал я. - Задремал немного.
      - Здесь?- с неприятным удивлением поинтересовался гость.
      - Здесь, да, - ответил я, как будто твердо и немного с вызовом.
      - Виктор Борисович Бублих, - отрекомендовал мне гостя Кулик. - Мой душеприказчик.
      - Вот еще! - запротестовал Бублих. - Какой душеприказчик? Словцо-то какое выдумали, Николай,
      - Слово старинное, но часто уместное, если зрить в корень по совету Козьмы Степановича Пруткова, - сказал Кулик. - Любите Козьму Степановича, Виктор Борисович?
      - Нет, - отрезал душеприказчик. - Видите ли, Николай...
      - Кулик. Прошу называть меня Куликом.
      - Видите ли, Кулик, у меня не так много времени...
      - А за это не переживайте, я время остановил, - сообщил знаменосец.
      - Кроме того, - продолжил Виктор Борисович в несоответствующей внешности жесткой манере. - Уже сегодня сюда прибудут строители с техникой. Так что у вас времени тоже в обрез. Надо собираться, вещички складывать, если у вас, конечно, есть что складывать.
      
      И вновь залепетала Фирс в зловещем волнении:
      - А вот те хучь бойся хучь не бойся покой упокой баюшки носочки штопать верная шуга слуга ваша верная терпеть мочи нет шуршать и то лишь и то бишь носочки штопать кошачьи по-кошачьи тепленько тепленько сиднем сидеть уйди уйди шепелявить а глазищи-то не приведи что же это чужое уйди уйди заиньки заикою заикою станет заинькой клыки вижу клыки горе горюшко нет уж полно полночь ужотко лечь лежать тихо тихонько няня нянюшка гони прогони страшно страшненько мне мошки да мышки дом дым бедная бедная упокой няня нянюшка упокой носочки штопать мышкою тише мышкою шуршать над под на подоконничке клубочек на подоконничке шерстяной клубочек бедненька...
      - Тише Фирс, - сказал Кулик.
      Подошел к ней, приобнял, по головке погладил.
      Хозяйка замолчала.
      
      - Строители - это душегубы, - пояснил мне знаменосец. - А техника, так называемая "баба" - орудие невозможно разрушительной силы наподобие тарана. По сути, атомная бомба. То есть, готовится отдельно взятый Армагеддон. Что же, нам не привыкать. Давно ждем-с.
      - Чего ждете, простите? - спросил Бублих.
      - Конца света ждем-с.
      - Это, пожалуй, чересчур...
      - Ничего, ничего. И даже очень хорошо. Для кого-то конец света трагедия, мы же - радуемся. Преображению и воскрешению радуемся. Солнышку красному радуемся. Себе и людям радуемся. Всему радуемся. В радости проживаем. Вам, как человеку неверующему, человеку живота, так сказать, этого не понять. И душегубам вашим не понять.
      - Какие душегубы, Николай? Очнитесь! Вы меня совсем не знаете. Я человек мягкий, добрый, можно сказать, робкий. Мне здесь неловко. Торговаться с вами неловко. Упрашивать вас неловко...
      - А вы правы, Виктор Борисович! Не душегубы ваши наемники. Сами невинные жертвы. Дети дурных обстоятельств. Камикадзе своего рода. Мы таких жалеем.
      - Я в ваших речах утону, Кулик.
      - И вас, Виктор Борисович, жалеем. Это же какую инфернальную миссию затеяли! Но удивляться нечему. У нас - святые, у вас - космонавты. Однако поверьте, одно другому не мешает.
      - Что я здесь делаю? Сам себе удивляюсь.
      - Вот что я вам скажу: мы, белые и черные фигуры беспримерной партии, все будем сметены с доски, а затем сложены в коробку до лучших времен. Любите шахматы?
      - Послушайте, Кулик! Вот вы с виду обыкновенный человек...
      - К сожалению, не могу соотнести себя с обыкновенными людьми. Это мой крест и несчастье... Интересно, что вы скажете, когда я на ваших глазах воспарю.
      - Куда воспарите?
      - Ввысь, разумеется.
      - Зачем?
      - К сожалению, вы не поймете. К моему великому сожалению... Итак, я продолжаю. Фигуры, то есть, мы с вами, как повелось, займут свое место в коробке. Но, знайте, битва не будет проиграна, даже если будет проиграна. Изволите видеть - закон жизни. И смерти. Так что радуйтесь, Виктор Борисович, покуда есть такая возможность. Радость ваша обоснована и желанна.
      - Я не понимаю, что вы говорите, - сказал душеприказчик.
      - Это ничего.
      - Совсем не понимаю.
      - Это даже хорошо. Впрочем, если желаете, я помогу вам разобраться. Но, предупреждаю, требуется подробная беседа.
      - Как-нибудь в следующий раз, если можно.
      - То есть, будущее вас не занимает? Живете одним днем?
      - Именно.
      - Что же, отлично. Превосходная тактика. Лучше не придумать... Вот только что вы будете делать, когда истина разверзнется перед вами во всей своей красе - торжество и ужас?! Каким образом прятаться предполагаете? А прятаться придется, ибо вы не готовы к подобной встрече.
      - Не понимаю, угрожаете вы или бредите.
      - Угрожаю?! Упаси Бог, Виктор Борисович! Это же, как только язык повернулся? Уж не знаю, у вас или у меня. А, рано или поздно, не только что языки наши, и сами повернемся, как Николай Васильевич в гробу. Любите Николай Васильевича?
      - Отстаньте!.. Послушайте, Кулик, к чему вы клоните? Зачем запутываете меня? Какая-то бессмысленная игра слов. Я человек дела, и мне ваши туманности вредны. Я свою голову берегу, стараюсь беречь.
      - А вы мои слова не принимайте во внимание. Пропускайте мимо ушей. Это я так ворчу по-стариковски. Я, изволите видеть, вас полюбил. Можете мне не верить, но искренне заявляю - вот как только первый раз вас увидел, тотчас полюбил.
      - Вот не нужно этого.
      - Нужно, еще как нужно, Виктор Борисович! И непременно... А сколько их прибудет?
      - Кого?
      - Строителей ваших?
      - Сколько-нибудь, да прибудет. Не все ли равно?
      - И то верно... Ну, что же? Поскольку вы человек дела, позвольте сделать вам деловое предложение.
      - Какое еще предложение? Вы и деловое предложение. Смешно! Вы намерены затянуть время, понимаю, но это безрезультатная затея.
      - А дело вот в чем: у меня как раз сегодня день Ангела, потому был бы крайне признателен, когда бы вы могли задержаться.
      - Нечто подобное я и предполагал. Нет.
      - На стол пока внимания не обращайте. Стол еще не накрыт как подобает. Позже подадут тушеный балас, сырные мушки, птичьи гнезда, вяленый витус, ливерные пальчики, маринованные чушки... Пальчики оближете... Пока не готово еще.
      - Благодарю, но мне бы хотелось поскорее решить наш вопрос, у меня много дел.
      - Голубчик, ну что вам стоит? Какой-нибудь час. Больше рядимся, честное слово. Раз уж такое совпадение. Я вас прошу... Отзовите бандитов.
      - Да каких бандитов, Николай?
      - Кулик.
      - Каких бандитов, Кулик?!
      - Ну, или как вы их там называете? Строители? Отзовите строителей, Виктор Борисович, сделайте одолжение... Я, знаете, отношусь к породе тех людей, что трепетно относятся к своим именинам. Не хотите же вы меня обидеть?.. Оно, глядишь, и спор наш разрешится самым наилучшим образом.
      - Да не верю я вам.
      - Тихон сегодня.
      - Уж я и так с вами, и этак... Вы поймите, мне действительно ничего не стоит решить вопрос радикальным способом, но я не хочу применять насилие.
      И продолжил, уже обратившись ко мне:
      - Видите ли, Александр...
      - Юрьевич.
      - Видите ли, Александр Юрьевич, дельце мое заключается в следующем. Я предлагаю Николаю...
      - Кулику, - вновь поправил его знаменосец.
      - Я предлагаю Кулику с его домочадцами перебраться в другое помещение, тоже в центре города, которое, прошу заметить, отыскал не без труда. Ничуть не хуже этого. А эту хибару требуется снести. Земля мною уже куплена. Здесь будет воздвигнут парк развлечений и отдыха для маленьких горожан и их родителей. С парком, озером с водоплавающими, колесом обозрения и дворцом смеха. Хотелось бы также пингвинов, но это позже. Если получится условия создать. Они так людей напоминают.
      - Странно слышать, Виктор Борисович, - сказал знаменосец. - Какой дворец смеха? Какие водоплавающие?! Прошу отметить и учесть: в этой, по вашему едкому примечанию, хибаре, а, по сути, шанце хранится Божественная гармония. Занимаются смыслы, создаются новые идеи. В муках, как и положено, рождается будущее. И ваше, драгоценный Виктор Борисович, будущее, в том числе... И что вы хотите обозревать на своем колесе, позвольте полюбопытствовать? Что намереваетесь рассмотреть и чему обучить грядущее поколение?.. Быть может, вы думаете, что возноситься надобно таким-то образом?.. Разве случайно это колесо во все времена именовали чертовым? Изобретение лукавого. К слову, не у него ли самого вы земельку нашу прикупили?
      
      Кулик указал на Фирса:
      - Вот настоящая хозяйка, поруганная жизнь, в углу сидит, ни жива, ни мертва. Настоящий человек. Чем она хуже пингвина?
      - Ничего не желает слышать! - пожаловался мне Бублих. - Нет у этой хибары хозяев. У меня и документы имеются.
      - Кто же их составил эти документы? - вспыхнул Кулик. - Люди ли их составляли? Что, разве ваши делопроизводители хотя бы мало-мальски похожи на людей? Сами себя спросите, да себе же и ответьте, только честно... Документы, говорите? Пустые бумаги... Что делается, Матерь Божья?! Одни пустые бумаги на белом свете! Душат! Уже задушили!.. Ну, хорошо, предположим, мы съехали - вы заработали денег. И что станется с теми деньгами и с вами, Виктор Борисович?.. Разве вам не хочется счастья?.. Разве вы не стремитесь к счастью как всякий смертный? Да и бессмертный... Что, разве таким методом обретете вы счастье?.. И кто позаботится о вас после содеянного? На нас рассчитывать уже не приходится, ибо мы все умрем. Все умрут. Останетесь только вы и ваши деньги. Об этом вы подумали?.. А вы, Виктор Борисович, не обращали внимания, что все купюры до тошноты однообразны? К примеру, открытки - целый мир диковинный, а что ваши ассигнации?.. Те же пустые бумаги. Ими только печку топить, да и то проку мало... Задумались?.. А теперь снова взгляните на нас, пока имеется такая возможность. Разве вам нас не жалко? Да разве мы хуже ваших карбованцев?.. Разве хуже водоплавающих?.. Разве водоплавающие, при всем их разнообразии и неспешности, способны производить на свет философские мысли и радеть за все человечество?.. Хотя я, в отличие от Линнея, рассматриваю людей, зверей, водоплавающих, насекомых и растения в одной линейке. К слову, Линней и линейка - однокоренные слова в иррациональном звучании... По вашему мнению, бродяга где угодно обитать может? Перефразируя классика, под каждым под кустом, как говорится, и стол ему, и дом... нам, то есть. Этак вы рассуждаете?
      - Зачем же? - запротестовал Виктор Борисович. - Говорю вам, местечко неплохое, жилье сносное.
      - Заброшенный барак с дырами и сажей, кротами и крысами, осиными гнездами и гиблыми снами!
      - Напрасно. Хорошее помещение. Ничуть не хуже вашего, поверьте. Если крысы действительно имеют место - мы их вытравим. Это я беру на себя.
      - А собачек моих куда ж? Здесь у них угодья, а там что?
      - Построю для них отдельный вольер в приюте.
      - Где?
      - В приюте.
      - Ой-ой-ой! Живодерня! Инквизиция! Нет, Виктор Борисович, вы не понимаете, что такое говорите. И это не вы говорите. Вы, я вижу, человек образованный, благородный. Но бес попутал вас, и не спорьте. Вскоре сами поймете.
      - Я дам вам денег.
      - Вот и весь сказ! - рассмеялся Кулик.
      - Что же вы от денег откажетесь? От денег никто не отказывается.
      - Тривиальный вы человек, Виктор Борисович! Опять деньги. Я же вам только что рассказал: деньги до тошноты однообразны и скучны. Просто беда с вами. Чуть что - сразу деньги. Фантазировать разучились, мечтать! Вот ваши денежки вас и поработили. Душу вашу поработили. Денежки - сор, дорогой мой.
      - Это пока вы их в руках не держали. А вот когда я вам сумму представлю да выдам...
      
      Здесь хитрец Кулик, надев масленую улыбку, тон переменил:
       - Рано, рано об этом говорить, Виктор Борисович. Стол накрыт, гости прибывают. Посидим ладком, обсудим, а там, глядишь, как-нибудь договоримся.
      - Я уже вам докладывал, засиживаться не имею возможности - у меня встречи.
      - Уж мы вас гостеприимством покорим, Виктор Борисович.
      - Увы, безотлагательные встречи. Рад бы, но...
      - Встречи ваши состоятся вовремя. Я нисколько не придумал, что остановил время. И вы скоро сможете в этом убедиться... Ну что, по рюмочке наливки, пока гости собираются?
      - Ни в коем случае.
      - Пока гости собираются.
      - Я не пью... Послушайте, Николай, давайте не будем испытывать мое терпение...
      - Соглашайтесь, Виктор Борисович, дядя все равно не уступит, - подал голос мальчик-фотограф.
      - Павлуша! - оживился Кулик. - А я тебя, Павлуша, и не приметил. Что, налаживаешь свою адскую машинку?
      И повторил Бублиху:
      - Налаживает свою адскую машинку. Павлуша, названный мой племянник. Лучший фотограф в городе. Он ваш портрет изготовит. Желаете?.. Изготовишь, Павлуша?
      - Отчего же не изготовить? Охотно, - ответил Павлуша.
      - Не упрямьтесь. Представительная компания соберется, Виктор Борисович... Стаканчик с устатку... Один... Не пожалеете... Глядишь, подружимся с вами. Выпьем, подумаем, как уладить ваше дельце. А как иначе? Где же это видано, чтобы пакты и меморандумы на сухую составлялись? Что, разве я не прав?
      - Вот причина всех бед, - заметил Бублих.
      - Но и побед! - парировал знаменосец. - Одну рюмочку.
      - Не более одной, - сдался гость.
      
      Фирс наполнила стаканчики приговаривая:
      - В радости и печали - это уже непременно. Будешшшь помнить, будешшшь, будешшшь. Что ты, что ты, соколик?
      - Глухонемая? - поинтересовался гость у знаменосца.
      - Это уже непременно, - ответила Фирс.
      
      ИНТЕРЬЕРЫ
      
      Кулик сказал:
      - Кто же если не я укажет вам, как тропу найти в истоптанных ваших городах и судьбах?
      
      - Крепкая! - сморщившись, похвалил наливку Бублих.
      - Штошшш, - молвила Фирс.
      - А светло у вас, Кулик, - продолжил гость после того, как горячая волна, заполнив ниши сумрачной души, утолила и умиротворила его норов. - Не ожидал. Думал, будет как в склепе.
      - Раз уж зашла речь об освещении, можете полностью довериться мне, - вмешался Павлуша. - Я в освещении толк знаю поболе, чем кто угодно другой. Я знаю об освещении все или почти все. Секрет знаю. У меня много секретов. Только не знаю, можно ли ими делиться. Нельзя, конечно... И вот вам первый секрет. Как видите, я произвожу впечатление слабоумного мальчика. Я и есть он. Но, в то же время - настоящий фотограф, каких поискать. Так говорят, в случае восторга и восхищения: "каких поискать". Это как раз обо мне... Что, не похож я на фотографа?.. Просто мне не на что купить костюм фотографа с помочами, чернильным беретом и красным шарфом. Чернильный берет - главное. Как видите, я в курсе даже таких деталей... Удивлены?.. Мне удается делать снимки того, чего, как бы это лучше объяснить, чего вроде бы и нет на самом деле. То есть, настоящие снимки. Не те, что вам предложат в любом ателье... Понимаете?.. Это трудно понять, я сам многого не понимаю. Но, что имеем, как говорится, то и кушаем... Вот вам пример... Все же у меня никак не получается обойтись без той самой молоденьки из нашей богадельни. Уж вы простите меня, Фирс, я в последний раз упомяну о ней... Жила у нас в богадельне одна молоденька. Неважно, как ее звали. Про себя вы можете называть ее как угодно. Не убудет, как говорится. Разумеется, меня подмывало сфотографировать ее. Еще бы. Молоденькая женщина. А надобно сказать, что, невзирая на обилие лекарств, обеспечивающих мою жизнедеятельность, волнение при виде женщин, все же посещает меня. Я так думаю, что это связано с некоторой задержкой развития, подтверждаемой документально, а стало быть, хронической юношеской сексуальностью... Отвлекся... Так вот. Молоденькая женщина. Не урод. Не удод. Она исполняла всяческие вольности, вовсе не стесняясь нас, племянников... У нас в богадельне племянников пруд пруди...
      - Чьих племянников, дружок? - поинтересовался Кулик.
      - Ваших, дядя. Или не ваших. Все мы чьи-нибудь племянники в большинстве... Эта молоденька - капризная такая особа. Бывало: "не буду", "не буду", а сама такое вытворяла. Но не в этом суть. Так или иначе, я решился зафотографировать ее. На этот раз она что-то долго вертелась во дворе. Занята была, кажется, разглядыванием окон... Мы в богадельне любим разглядывать окна. Любимейшее занятие. И она любила разглядывать окна... Таким образом, представьте, обращена была прямо ко мне, в свою очередь, разглядывающему ее из окна... Заметила меня. Мы по-дружески, продемонстрировали друг другу языки. Затем еще раз, и еще раз. По счастью, обмен любезностями продолжался довольно долго, так что я умудрился установить фотографическую машину, что, как видите, процесс чрезвычайно сложный, не десятиминутное дело. Установил, стало быть, камеру и не спеша сделал несколько снимков. Размышляя о ней... Подчеркиваю, размышляя о ней... Это важно. Когда я делаю снимки, всегда размышляю, фантазирую. Иногда фантазия уводит меня так далеко!.. Но не буду утомлять вас деталями. Резюме... На проявленных мною особым, разумеется, составом пластинках оказалась, кто бы вы думали?.. Девочка лет пяти с леденцом в виде петушка. Теперь таких леденцов не продают, а прежде, когда я был маленьким, продавали и много... Девочка, лет пяти, в платьице, тоже из прошлых времен с леденцом... Теперь таких леденцов не делают... Да и девочек таких теперь нет.
      - А ты не показал ей снимки? - поинтересовался знаменосец.
      - Этого нельзя.
      - Почему?
      - Каждый человек видит себя по-своему. И не желает, чтобы кто-то видел его другим. Где гарантия, что она не представляла себе, будто бы она, скажем, сиамская кошка?.. Кстати, у нее голубые глаза. И кошачьи повадки. Шутка. Конечно, она себя видела взрослой женщиной. Пусть молоденькой, но все же взрослой женщиной... Еще расскажу о нашем докторе. Наш доктор получился на фотографии с мокрыми штанами... Простите, это было, наверное, лишним. Но как говорится, что имеем, тем и хвастаемся... Вообще, людей я снимаю редко. В основном по знакомству. Хотя всякое бывает. Вдруг вдохновение накатит, но это не часто... Как море: прилив - отлив, прилив - отлив... Хотелось бы мне побывать на море... Людей фотографировать опасно. Люди после того, как я их сфотографирую, меняются. Не сразу, постепенно становятся другими... Не знаю, лучше или хуже... Надеюсь, что лучше, но не факт. То, что другими - это можете мне поверить. Меняются люди... Не сразу. Постепенно... Например, вышеупомянутый доктор бросил пить. Этому никто, и сам он в том числе, не может дать сколько-нибудь вразумительного объяснения. Никаких оснований у него не было. Житие проистекало ровно, наипрекраснейшим образом: сопутствовала удача, запои сходили с рук, настроение, когда не похмелье - отменное. А он, похмельем, как правило, и не страдал: старался не допускать. Каким методом - сами знаете. Всегда бодр, лицеприятен, сон - на зависть. И вдруг этот счастливейший из смертных, как-то посерьезнел и Бахусу в дружбе отказал. Самым решительным образом. Некоторое время нервничал, конечно, гневался, а затем как-то успокоился... Сошел с ума, конечно, но сумасшествие у него тихое, приятное. Даже полезное в известной степени... Накануне я сфотографировал его. По собственной инициативе. Он и не знал... Доктор мой неожиданно увлекся астрономией. Я ему построил радиотелескоп из подручных материалов. Теперь он день за днем, и по ночам рассматривает звезды, угадывает их имена. Объявил, что научился путешествовать по Млечному пути... Бредит, конечно... А, может быть, в самом деле, путешествует. Я не исключаю... Так что съемки людей, как видите, накладывают на меня определенную ответственность. Но это не главное. Не так уж я, признаться, и боюсь ответственности. Тем более что вижу в людях, как правило, только хорошее. Во всем и всяком угадываю важность какую-нибудь... Но это не главное. А главное, вот что - чаще всего, когда я снимаю людей, у меня получаются интерьеры. Скажем, сидит себе человек в кресле, или за столом, вот как вы сейчас... Итак, сидит господин в кресле, а на фотографии получается только кресло. Да еще другого цвета: обивка другая. А, случается, что и вовсе без обивки. Грубая фанерная конструкция с клоками поролона, или перьями куриными... Порой неприятные снимки выходят. Очень. Но не всегда. Чаще радостные, даже смешные... Или вот еще - снимаю стены с новыми обоями, а получаются те, что были раньше. Или совсем уж газеты на стене. А то, бывало, надпись какая-нибудь нарисуется самопроизвольно, хорошо, если приличная... Почему так получается, спросите вы. Ответ прост. Обожаю интерьеры! Ха-ха-ха! Вот они выплывают, расписные Стеньки Разина челны. Ха-ха-ха! Снимаю Стеньку, а выплывают челны! Ха-ха-ха... Однажды в складском помещении мне удалось сфотографировать Михаила Васильевича Ломоносова. Только он вышел с бородой. Отчего-то на калмыка похож: бороденка жиденькая... Что, загадка? Волшебство? А попробуйте-ка угадать, в чем тут закавыка... Не знаете?.. А вы задайтесь вопросом - сколько времени он не имел возможности бриться?.. Вот вам и разгадка. И никакого волшебства. Ха-ха-ха...
      
      СТУПЕНЬКА ХРОМАЕТ
      
      Кулик сказал:
      - Погибель, равно как и возрождение, затевается исподволь: с рюмочки по случаю или с разговора ни о чем.
      
      - А я не исключаю, что мы как-нибудь однажды возродимся, - провозгласил Мисюра, выкладывая из вещмешка подарки. - Имеются возражения?
      - Живем в целом весело, - откликнулся Павлуша. - Смеемся, например.
      
      Подарки представляли собой вывеску "Монументальная" и кроличью лапку.
      - Кроличья лапка - особая гордость, - заметил гость. - Года два искал. Образ детства. Нежность. Живи всегда, Кулик!.. Теперь рояль в залу нужен... Теперь и выпить с дорожки не грех.
      - Благодарю, - заурчал довольный Кулик.
      
      Мисюра опрокинул стаканчик и уселся за стол, вытянув отяжелевшие от шествий ноги.
      
      Захмелевший знаменосец протяжно зевнул, скрестил руки на груди и погрузился в сон.
      
       - А вы, судя по всему, значительный человек, - обратился Мисюра к Бублиху. - Так и есть. Хотя я вас не знаю, но я вас вспомнил. Видел пару раз. Вас на большой машине возят. Величавой и представительной. На таких машинах только значительных людей возят. По-видимому, вы козырь. "Солнцеликий" говорят о таких, как вы. Исключительно респект и книксен. А нам кланяться не привыкать.
      - Персона над, - заметил Павлуша. - Я, как только увидел, сразу оценил по достоинству.
      - Только смотрите не сорвитесь: вторая ступенька сверху хромает, - не без лукавства продолжил Мисюра. - Это присказка. Доброжелательная присказка. Ступенька действительно хромает. Вторая сверху. Будьте внимательны.
      - Не понимаю, о чем вы, но благодарю, - пропустив шпильку, отвечал разомлевший Бублих.
      - Он хочет сказать, что нет ничего проще из персоны над сделаться персоной под, - сообщил Павлуша. - Этого сколько угодно. Это, чтобы вам понять - как на колесе обозрения. Хотел упредить вас.
      - Благодарю.
      - Чем занимаетесь, если не секрет? - спросил Бублиха Мисюра.
      
      Этот вопрос показался душеприказчику столь неучтивым, что побудил его на время вернуться из состояния блаженного созерцания в реальность.
      - А кто вы, молодой человек, и почему задаете мне вопросы? - раздраженно спросил он.
      - Простите, вы отдыхали. Наверное, действительно допрос мой не к месту, но поймите, мне это важно чрезвычайно...
      - Кто вы? - настаивал Виктор Борисович.
      - Мисюра. Коренной обитатель этих мест. Абориген и домочадец... И не сердитесь, пожалуйста. Я, видите ли, очень спешил, совсем загнал себя. От собачек местных едва ноги унес.
      - Не выдумывай, - запротестовал Кулик. - Не трогали тебя мои собачки. Мы бы их услышали.
      - То, что собачка не гавкает - еще ни о чем не говорит. И то, что ты, Кулик, понимаешь собачий язык и знаешь их намерения, еще не означает, что все должны знать собачий язык, и понимать их намерения... Оттаиваю помаленьку.
      
      Мисюра вновь обратился к Бублиху:
      - Видите ли, хозяин дома - мой большой друг и, в известной степени, учитель. Гуру, так сказать, а потому появление в его доме малознакомого человека, да еще первостатейной величины, вызывает во мне, вследствие особой привязанности и заботы к оному, не то чтобы тревогу, но некоторое волнение. Ибо хочется уже заведомо выработать, так сказать, стратегию защиты, или, напротив, праздничный прожект, если речь пойдет о приятной неожиданности или удовольствии.
      - Пустословие, - буркнул Бублих беззлобно, вновь погружаясь в безмятежность.
      - И нет ничего предосудительного в моем желании узнать визитера, то есть вас, поближе, - продолжал Мисюра. - Тем более, при вашем высоком положении, думается, вам даже приятно будет обозначить род своей деятельности, ибо уверен, деятельность ваша - самая что ни на есть, полезная и благородная.
      - Вы меня заговорили, честное слово. Бизнесмен я. Удовлетворены?
      - А внешне - служащий, сановник. По внешнему виду... Что же, бизнес - поприще благородное, урочище вольнодумцев, а вот слово само "бизнесмен" неприятное. Русскому человеку ухо режет, согласитесь.
      - Мне не режет.
      - Безмен - вот русское слово. Казалось бы, пару буковок поменяли, а звучание совсем другое. Тотчас предстает рынок, мясные туши, морозец, розовый пар, Москва... Отчего не назвали "безмен"? В сущности, и там крюк, и здесь крюк.
      - Болтовня, - констатировал Бублих и выпил.
      - Крюк, - не унимался оппонент. - Это же какой символ и напутствие!.. Кстати, каков ваш вес?
      - А это вам зачем?
      - Не знаете... Спроси меня, я бы тоже не ответил. А будь у нас с вами безмен, мы бы тотчас решили эту проблему. Видите как?.. А каков, позвольте полюбопытствовать, ваш бизнес?
      - Что вы пристали ко мне? Как осенняя муха, честное слово. Лучше выпейте да закусите. Так, знаете, тепло. Отдохните. И отстаньте, сделайте одолжение.
      - Напрасно вы отторгаете меня. Я тоже человек предприимчивый, подвижный, быть может, смогу быть вам полезным. А что, если встреча наша не случайна, а именно, что наудачу?
      - Сомневаюсь.
      - И все же, какова сфера ваших интересов?
      - Скажем, приобретательство. Удовлетворены?
      - А что приобретаете?
      - Все.
      - Обширно.
      - Обширно, да.
      - Весьма обширно.
      
      - Вот вы мне не предлагаете выпить и правильно делаете, - вмешался в разговор Павлуша. - Наверное, в будущем я не удержусь и сделаюсь пьяницей. Когда человек пьян, он видит мир прекрасным, мир же, в свою очередь, отвечает ему безнаказанностью. Никогда не задумывались, отчего Создатель хранит поэтов и пьяниц? По причине изумительного их благодушия и доброжелательности. Кроме того, Создателю тоже хочется улыбнуться. Хотя бы иногда.
      
      - А не хотелось вам созидать? - продолжил Мисюра атаку на Бублиха.
      - В каком смысле?
      - В самом прямом. Построить, к примеру, водонапорную башню.
      - Хотелось. И хочется. Я парк намерен строить.
      - Вы же сказали, что приобретаете?
      - Также торгую и строю.
      - Обширно.
      - Обширно.
      - Парк, говорите?
      - С дворцом смеха и озером с водоплавающими... Еще пингвинов хотелось бы.
      - Какая роскошь!.. А я знал, что вы светлый просветленный человек. Чувствовал. Внешне - совсем не то, даже наоборот, но источаете некую притягательную кондицию.
      - Это парфюм.
      - Вот-вот парфюм... А зовут вас Виктор Борисович. Не ошибаюсь? Угадал или знал?.. Знал... Неужели ошибся?
      - Не ошибся, - сказал Бублих.
      - Вот видите? Мы тоже кое-что видим и кое-что слышим. Мушиный глаз. Фасетчатое зрение. Кажется, в дверную щель таращимся, а весь мир впитываем. Амазонию и Египет. Метафора. Так выживаем. Фантастические возможности. С сумою бродим. А в суме вселенная вся. И ситец, и парча, и чинарики, и травки. К слову, чинарики королевские. Могу предложить.
      - В следующий раз, если можно.
      - Можно, конечно, и повременить. Отчего не повременить... Такие дела... Все видим, все слышим... Знаете, кто мы?
      - Бродяги, кто же еще?
      - Э-э, нет. Этак можно кого угодно походя бродягой наречь. Нет. Мы, Виктор Борисович - тот самый народ.
      - Какой народ?
      - Тот самый... Вы еще не депутат?
      - Нет.
      - Непременно станете депутатом. Последовательно и закономерно превратитесь. Вы человек обходительный, преимущественно благообразный, по вам видно. Хотя криминала не чураетесь. Но из песни слов не выбросишь. Таковы уж времена.
      - Слухи.
      - Не осуждаю. Ни в коей мере. А вы не стесняйтесь. Среди нашего брата тоже уголовников хватает. Ибо и сами целенаправленно вышеупомянутой мухи не обидим, но справедливости страждем. Иногда из последних сил. А теперь, когда головы с плеч на каждом шагу, и подавно... Ирония. Спасение нам.
      - Странные рассуждения у вас. Подобие бреда. Вы все здесь бредите, похоже.
      - Это вам кажется оттого, что вы мало выпили, - пояснил Мисюра.
      - Может быть, - сказал Бублих и выпил.
      - Вообще-то, откровенно говоря, вы отчасти правы: я голову не чувствую. И ноги у меня подморожены. Промерзал. Еще в юности... Да и прошлой зимой промерзал... Да только нет в моих рассуждениях, Виктор Борисович, ничего странного. Видите ли, понятие справедливости у каждого свое. Вы, коммерсанты, чувство юмора подрастеряли впопыхах. А мы подзадержались в стремлениях своих, и все шутим. Как понять, кто из нас прав? А все правы. Но как говорят? "Не спеши". Кто говорит? Волхвы, да бирюки. А нам с вами до них какое дело? И то верно... Откровенно говоря, не ожидал встретить вас здесь, представителя иных сфер, как говорится, спутника иных траекторий... Велеречивости моей не удивляйтесь - я известный ритор, и, даже ментор немного. С одной стороны, свойство врожденное, но и благоприобретенное, с другой стороны. Ученик и апологет Кулика. Уж я намекал... Степенный и внимательный образ жизни нашей предполагает не только пагубные пристрастия, но и начитанность. По нынешним временам, по причине окончательной победы материального над духовным на свалках шикарные библиотеки обнаруживаются во множестве: философская, эзотерическая литература, монографии, мемуары. Покуда вы превозносились, Виктор Борисович, не покладая, как говорится, крыл - небо, то ли от испуга, то ли из жалости к нам, убогим, напротив, опустилось к нам на землю. Дивными дарами своими одарило и просветило нас... Белый китель прошвырнуться... Ирония - защита наша. Не было у меня белого кителя никогда. А жаль. Хотелось бы. Очень... У вас есть белый китель, Виктор Борисович?
      - Нет.
      - Конечно. Зачем вам? Вы пешком не ходите... Но зла на вас не держим. И вас просим снизойти, рассмотреть и полюбить.
      
      - Я уже пробовал спиртное пару раз, - напомнил о себе Павлуша. - Кроме того, иногда впадаю в запои без водки. Могу не выходить из своей комнаты двое, трое суток, неделю. В это время лежу и смотрю в потолок. Больше ничего... Иногда сделаю глоток-другой воды - больше ничего... Ни пищи, ни умывания, ничего... В это время со мной весьма полезно поговорить. Это, если стану говорить. Чаще молчу, конечно... Почему полезно? А у меня в такие дни ясновидение открывается. Я, например, предсказал, что у цыганской медведицы Мадлен, к слову, страдавшей врожденным косоглазием, аккурат в день почитаемого у нас католического праздника святого Валентина родится медвежонок с пятью лапами, символизирующими пять континентов. Сами подумайте, разве подобное было бы возможным, когда бы я был клиническим идиотом?
      
      - Задержитесь в нашем стане? - поинтересовался у Бублиха Мисюра.
      - Да уж задержался.
      - Утомились?
      - Люди должны подойти, вот - жду.
      - Что за люди?
      - Строители.
      - Это по поводу дворца?
      - По поводу дворца.
      - Изысканная фантазия. Восхищен!.. Умница вы, Виктор Борисович! Мысли у вас светлые, как слеза... Намерены уже приступать?
      - Да, будем приступать.
      - Где закладывать фундамент планируете?
      - Вот здесь, на этом самом месте и планируем.
      - Что же хозяин? Молчит?
      - Обсуждаем.
      - Успешно?
      - Мне кажется, он не до конца осознает возможные перспективы и прочее. Я ведь хорошие деньги предлагаю.
      - Деньги - это напрасно.
      - Почему?
      - Деньги? Напрасно.
      - Это пока он их в руках не держал.
      - Держал, уверяю вас. И я держал... Не прогнал вас?
      - Кто?
      - Хозяин.
      - Напротив, уговорил побыть некоторое время.
      - Остались?
      - Как видите... Думаю, он теперь размышляет. Хозяин. Предложение мое хорошее. Очень хорошее.
      - Кулик, ты размышляешь? - спросил Мисюра.
      - Придремал немного, - сквозь сон откликнулся знаменосец.
      - Значит, уговорил вас побыть некоторое время? - вернулся к Бублиху Мисюра.
      - Уговорил. Теперь размышляет.
      - Он такой - мертвого уговорит. Кстати, вы знаете, что он разговаривает с мертвыми?
      - Зачем?
      - И вполне плодотворно. Если изволите задержаться подольше, не исключено, вам представится возможность убедиться в этом.
      - Откровенно говоря, особо задерживаться не имею возможности.
      - Это вы сами себя обманываете. Вам уже сделалось хорошо. Рассудок ваш велит вам бежать стремглав, но сердце зовет остаться. А когда Фирс окончательно накроет стол, вовсе забудете дорогу домой: таких яств вы в своих Бристолях и Асадорах не встретите.
      - Благодарю, конечно, но....
      - Не сопротивляйтесь, Виктор Борисович. А какая беседа ждет вас, какие открытия!
      - Благодарю, но...
      - Видели мои подарки?
      - Видел.
      - Каково?.. А давайте выпьем за знакомство, пора уж.
      - Благодарю. Я много не пью. Стараюсь совсем не пить. Но мне уже так надоела вся эта история с переселением...
      - С исходом, хотели сказать?
      - Сказал то, что хотел.
      - Не обижайтесь, Виктор Борисович, и нас не обижайте... За именинника, за хозяина дома! Пусть живет всегда!.. Живи всегда, Кулик! Вот уже и нас никого не останется, а ты живи, ибо тебе надобно!
      
      ТРЕТИЙ СОН ЗНАМЕНОСЦА
      
      Кулик сказал:
      - Приснился мне Гог. Я как-то сразу понял, что это Гог, хотя он не представился. Странным образом одет он был в такое же хламье, что и я. Внешне невзрачен, глаза бесцветные, пустые, голос тихий с сипотцой. То и дело подкашливал как чахоточный. Словом, трудно представить себе более кислого человечка... Располагались мы друг против друга в твердых креслах в покрытом сизо-лиловой дымкой вокзальном зале ожидания. Ни души, ни железнодорожных звуков, только толстый болезненный гул. Гог, судя по запаху, курил махорку, всякий раз опуская голову, чтобы пускать струйки дыма себе под ноги. Я спросил его:
      - Где мы? Где это мы? Что за пустошь такая?
      - Магога, - ответил он. - Райское местечко. Да оно, собственно, рай и есть. Видишь, людишек нет? И не будет. Наслаждайся. Без людишек хорошо, согласись.
      - Зачем мы здесь?
      - Перекур... Хочешь - навсегда оставайся.
      - А где люди? - спросил я.
      - А зачем тебе? Тебе от них одни неприятности. Смеются над тобой, презирают. Отпустил я их. Чтобы не мешали.
      - Они не мешают.
      - Мешают, еще как мешают.
      - Чем же?
      - Мешают тебе миссию выполнять.
      - Миссия - громко сказано, наверное. Это я так, иногда, к слову употребляю. А так: сомневаюсь на всякий случай.
      - А что же, как не миссия? Миссия и есть. Назови иначе - суть не поменяется.
      - Как же без людей? Для кого же тогда? Мне их первым делом спасти надобно.
      - От кого? От чего?.. А ты спросил, хочется ли им твоих хлопот?.. А ну, как, в самом деле, бессмертие грянет, да вселенское благоденствие? Что со всем этим делать прикажешь?.. Представь, к примеру, крысы дохнуть перестанут. Сколько их расплодится? Жировать примутся, порядки устанавливать.
      - Какие крысы? Почему, крысы?
      - Самый подходящий пример. Нет в природе твари ближе к homo sapiens. Разве что свиньи, но у тех копытца, а у крыс ручки, пальчики, обратил внимание?.. А ты свою миссию уже выполнил: обозначил мечту. Главное - мечту обозначить, иными словами, послать запрос. Должен понимать, не маленький уже.
      - Кому запрос?
      - А это уже без тебя разберутся... Скоро, конечно, не получится: там такая канцелярия! Но рассмотрено будет непременно. И результат - всем на удивление, чего ты, собственно, и хотел... А тебе отдохнуть надобно. Не надоело по помойкам скитаться? Пойми, порой излишнее усердие во вред. Что тебя ждет, когда не остановишься вовремя? Сумасшедший дом или тюрьма. Рано или поздно. Так что, закругляйся. Я тебя отловил, чтобы помочь. Жаль мне тебя стало... Сам-то чувствуешь, что силы на исходе?
      - Ничего, я потерплю.
      - А во имя чего? Людишек-то я отпустил.
      - Вернутся.
      - Нет, не вернутся. Им в небытие хорошо... Так что давай мне свой фетиш. Что там у тебя, знамя? Давай мне свое знамя, я его сложу аккуратно на верхней полочке: будет в целости, в сохранности.
      - Как же я тебе его дам, когда оно у меня в душе? Когда я сам и есть знамя? Этак тебе меня самого на полочку класть придется. Выдержит полочка-то?
      А надо сказать, хотя он и Гог, страха я перед ним во сне не испытывал ни малейшего. Как будто он мне ровня. Да и выглядел он как ровня. Пожалуй, даже еще более потрепанным.
      - Шутишь? - зло спросил Гог. - Не люблю шуток. Ты в сравнении со мной бесконечно малая величина. Это понимаешь?
      - Оцениваю.
      - Ну и дурак, - сказал Гог, поднялся, сплюнул и отправился к выходу.
      - Вот тебе и Гог! На урку похож, - подумал я.
      Притом ни малейшего страха.
      
      КАЛИФ И АЛАУ
      
      Кулик сказал:
      - Вот в 1255 г. великий царь татар, брат того хана, что ныне царствует, набрал большую рать, напал на Бодак, да и взял его силою. Великое то было дело. В Бодаке, не считая пеших, было сто тысяч одних конных. И когда Алау взял город, открыл он калифскую башню, и была она полна золотом, серебром и другими богатствами; никогда, нигде не видено было зараз столько богатства. Посмотрел Алау на эти богатства и подивился. Позвал он к себе калифа, да и говорит ему: Калиф, на что ты собрал столько богатства? Что ты задумал с ним делать? Или ты не знал, что я твой враг, и иду с большой ратью уничтожить тебя? Если же ты это знал, так почему не роздал ты этого богатства конной и пешей рати, чтобы они защищали и тебя, и твой город?.. Молчал калиф и не знал, что отвечать. Сказал тогда Алау опять: вижу я, калиф, что любишь ты свое богатство, отдаю его тебе, кормись им. Приказал Алау заключить калифа в ту самую башню с казною и запретил давать ему есть и пить... Калиф, - говорит он ему потом, - ешь свое богатство, сколько хочешь, полюбилось оно тебе сильно, и не будет тебе никогда другой еды!.. Умер калиф через четыре дня после того, как посадили его в башню. И было бы калифу лучше, если бы роздал свое богатство воинам, чтобы защитили они и страну, и народ, и не погиб бы он ограбленный, вместе со всеми своими. После него не было более калифа.**
      
      Так сказал Кулик.
      Вместо тоста сказал.
      Глядя Бублиху в глаза, сказал.
      
      И добавил, вздохнув:
      - Господь не попустительствует - испытывает.
      
      КОТЫ
      
      Кулик сказал:
      - Коты к людям тянутся. Зачем? Мы так рассуждаем: щуриться и повелевать. В известной степени, так оно и есть. Но часто забываем, что котики, вместе с тем, лекари наши и спасители наши.
      
      В залу как раз вошли коты. Неспешно пропутешествовали по комнате и с важным видом расположились на столе.
      
      - Вот, Виктор Борисович и Александр Юрьевич, коты уже привыкают к вам понемногу, - сказал Кулик. - Еще не приняли до конца, конечно, но потепление заметно. Притом что вид ваш, Александр Юрьевич, в повязках ужасен, а вы, Виктор Борисович - вылитая горячая голова... Ну-ну, знакомьтесь: Ней, Мюрат и Бенджамин Франклин. Серебристый с голубым отливом - Франклин, рыжий - Мюрат, в белых носочках - Ней. Вильсон позже подойдет. Вы его сразу узнаете: он - черный как смоль. Головешка. Удалец! Вы его сразу узнаете и полюбите. Так что, изволите видеть, я французов и американцев не только что по мундирам отличаю... Мундиры не главное. А что главное? спросите вы... Посадка головы, пожалуй... Я и в холодном оружии толк знаю, и в холодных блюдах... Я же зимовал. Не рассказывал?.. Одно время меня с Нансеном путали, Фритьофом Нансеном. Теперь уж я не тот... И Нансена теперь, уверен, не узнать. Мы, когда умираем, сильно меняемся. Кому я говорю, вы же в морге - свой человек, Александр Юрьевич... Я же зимовал. Не рассказывал?.. Расскажу непременно. Успеется: вечера длинными становятся. Только мне напомнить нужно будет... А Вильсон всегда запаздывает... Коты на столе - знак безмятежности, но и величия. Я, когда беседую с ними, точно в викторианскую эпоху погружаюсь. Хотя предупреждаю, моим котам пальца в рот не клади. С ними ухо востро. Всё подмечают. Любой изъян и фальшь... Что вы, коты - это лучшее из того, о чем мы представления не имеем... Это только кажется, что они коты. Так называем их, чтобы не путать с другими животными. А на самом деле одному Богу известно, что это за существа. Метафизические существа, уверяю вас... Кота со стола согнать не моги. Лучше сам уйди... Ну что же, коты на месте - стало быть, ничего не предвещает. Надеюсь, вечер пройдет гладко.
      - В прежние времена до тысячи сбиралось, не считая собак, - вспомнила Фирс.
      
      АРСЕНАЛ
      
      Кулик сказал:
      - А знаете, что у меня на чердаке, кроме полевого бинокля, еще и снайперская винтовка имеется?.. И гранатомет с гранатой. Котелок и каска, аркебуза и пищаль, дротик и гарпун, пара обрезов, зубчатый диск, метательный молот, сплетающая нить и самовыпрямляющаяся нить, капкан на медведя, берданы и стрелы, булла и захват-кольцо, шинель, моток колючей проволоки, плоскогубцы и четыре мешка с песком... Один, правда, с картошкой, так что три мешка с песком. А также шестнадцать канистр с керосином... Гайки, гвозди, вилы, четыре топора, две монтировки, шило и рогатина.
      - Богатство! - восхитился Павлуша.
      
      ЯВЛЕНИЕ СЛОНА
      
      Кулик сказал:
      - И петухи, и кальмары, и утконосы, и еноты, и енотовидные собаки, и дятлы, и удоды - все твари разумные. И майские жуки, и сороконожки. Многие умнее нас, чего греха таить. Разумные, но беззащитные. Нас любят беззаветно. По этой причине и страдают. И мы вместе с ними страдаем.
      
      Стараясь быть незамеченным, знаменосец склонился над Фирсом и шепнул ей на ухо:
      - Ступай голубка. Собери собачек и уходите на Борзовую заимку от греха подальше.
      
      Фирс покачала головой, поправила волосы и отправилась во двор.
      
      Вот ведь как бывает, - произнес Кулик, проводив взглядом хозяюшку и впав в сентиментальность. - Возникла невесть откуда. Можно сказать, материализовалась из небытия. А ушла в согласии, при полном понимании цели. Героически ушла. Так без страховки взбираются под купол цирка. Так идут на эшафот!
      
      Знаменосец смахнул наплывающую слезу и добавил:
      - Попомните мои слова, недалек тот день, поднимутся тучные стада и стаи, и покинут нас. А тогда ищи ветра в поле.
      
      Коты оживились. Мюрат отправился на подоконник, Вильсон прилег у двери. Ней и Франклин расселись по углам.
      
      Мюрат сказал:
      - Похоже, старуха повела своих выкормышей спасаться.
      - Далеко? - спросил Ней.
      - Известное дело, на заимку.
      - И нам бы не грех, - заметил Франклин.
      - Прятаться?! - вскипел Вильсон.
      - Прятаться, прятаться...
      - Еще не хватало! Не того сословия будем!
      - Между тем, похоже, хибаре конец пришел, - сказал Мюрат.
      - Не ворчите, мсье, раньше времени труса празднуете, - отрезал Вильсон.
      - Но этот губастый заявил...
      - Виктор Борисович. Так, кажется, его звать.
      - Виктор Борисович заявил...
      - Мало ли что он заявил? По-видимому, считает себя великим хитрецом.
      - Уж не лисом ли? - предположил Ней. - Рейнеке-лисом себя мнит?
      - А сам в словах тонет, - отметил Франклин.
      - А все тонут, - сказал Вильсон. - Считай, уже утонули. Слишком много слов: толку не будет.
      - Притом замыслы, умыслы, - сказал Мюрат. - Узелки вяжутся, тенета плетутся.
      - Запьют, - рассмеялся Ней.
      - Это уж как повелось, - сказал Вильсон. - Что за народ? Никак успокоиться не могут. Окончательно запутались в крючках и петлях, предуведомлениях и уведомлениях, похвалах и угрозах, доносах и сносах, рукавах и карманах. Сплошные ямы да ухабы. Башни да колодцы. Металл да бумаги. Слов много, а смысла с гулькин нос. Зацепить да спрятать, вот и весь смысл. По факту - сами себя замуровали.
      - Еще о телесности не забудьте, сэр, - поддержал его Ней. - В телесности погрязли. Вонища как в рыбной лавке. Им бы с каракатицами жить.
      - Зубы никуда не годятся, - заметил Мюрат.
      - Вода плохая, ржавая, - пояснил Франклин.
      - Вода ни при чем, - сказал Мюрат. - Мы ту же воду пьем. Это от безвкусия и глупости.
      - Позвольте навести резкость, - сказал Вильсон. - С кем мы имеем дело? Человек разумный. Тип - хордовые, подтип - позвоночные, класс - млекопитающие, отряд - приматы, семейство - гоминиды. Каковы же приметы человека разумного без прикрас? Дурные болезни? По перилам кататься, да в душевых подглядывать?
      - Мелко, конечно, - согласился Мюрат.
      - Нет, так называемые свершения никто не отменял: войны, революции то и дело. Волнообразно. Если из окна посмотреть: травку щиплют или в земле копошатся, или прохаживаются, или витрины рассматривают, или от дождя прячутся, или машины заправляют, или целуются, или мороженое едят, или пиво потягивают. А по сути - либо на построение спешат, либо уже маршируют. Либо убийство затевают, либо самоубийство вынашивают.
      - Крестом вышивают... - встрял Франклин.
      - Это - невпопад, - сказал Ней.
      - ...или гладью, - завершил фразу Франклин.
      - Это - невпопад, мсье! - возвысил голос Ней.
      - Простите. Вырвалось. Само.
      - Мне пейзажи часто снятся, - сказал Мюрат. - Не сами пейзажи, а именно вышивание. Это что-то женское в нас, несмотря на очевидную храбрость и строгость нрава... Или какая-нибудь ваза с фруктами. Что мне фрукты? На что мне фрукты?
      - Убийства затевают невольно, - продолжил Вильсон. - Они этого даже не понимают, ибо это в них заложено... Невольно затевают. Величайшее стремление к разрушению и саморазрушению... Спроси любого из них - что он делал в четверг или в пятницу? Редко кто вспомнит. Разве если юбилей или похороны. Ибо себя не знают. И подлинных деяний своих не ведают. Ему, например, кажется, что он целуется, а он из нее жизнь высасывает.
      - Кому? - спросил Ней.
      - Не имеет значения... А она - из него в свою очередь. Вот и вся любовь. Стремление к обладанию и порабощению... Лгут постоянно. Без лжи у них ни дня не проходит... Вот они революции готовят. Самозабвенно, вдохновенно. Какие у них идеи? идеи, смыслы? Что-то там про бедных и убогих, что-то там "равенство, братство"? Где они его в природе видели это равенство?.. Вернемся к Линнею. Млекопитающие? Я вас умоляю. Натуральные хищники.
      - Кровью младенчиков огороды поливают, - подтвердил Ней.
      - Младенцы - другое. Отдельная тема. О них позже или в другой раз. Теперь тему революций развиваем... Для чего им революции? Если не лукавить?.. Исключительно чтобы красть. Я не против кражи, но только по нужде, на предмет пропитания, не больше того. А грабеж вообще отрицаю.
      - Тысячу лет курочки не едал, - заурчал Франклин.
      - В ступе себя толкут, никак истолочь не могут, - продолжил Ней. - Да уж, наказал, так наказал Создатель. С юмором у него действительно все в порядке.
      - Хотя вроде бы и колокольни, и прочие страсти, - заметил Мюрат.
      - Однако громом небесным не давятся, - буркнул Франклин.
      - И часы заводят, - сообщил Мюрат.
      - По тюрьме тоскуют, - сказал Ней. - Извечная тоска. Нетерпение.
      - Потому и снуют, - загудел Франклин. - Приходят, уходят, топчутся, толкутся. Осточертела эта толкотня!
      - Крути, не крути: большая мясорубка, - сказал Мюрат.
      - Судорога мироздания, - добавил Ней. - А младенчики страдают. Уж они-то ни в чем не виноваты.
      - О младенчиках позже или в другой раз, - повторил Вильсон.
      - Хорошо бы также тему акушерства и невоздержанности поднять, - предложил Ней.
      - В другой раз. Давайте все же пытаться придерживаться повестки. Надобно как-то постараться избежать сумбура.
      - Это непросто, - заметил Мюрат.
      
      Возникла пауза.
      
      - Между прочим, они уверены, что зеркало плоское, - после паузы объявил Ней. - Можете себе такое представить?
      - Брюзжим, брюзжим, - довольно неожиданно заявил Вильсон. - Нехорошо это. Тоже мельчаем. Себя помнить надобно.
      - Вы абсолютно правы: негоже, - согласился Мюрат. - И потом, они, хотя и похожи отчаянно друг на дружку, все же разные.
      - Наш хозяин, например, заметно отличается от других особей, - сказал Ней. - Как-то пытается, стремится, привстает, тянется...
      - Но все равно не дотягивает, - заметил Вильсон. - Боюсь, сожрут. Рано или поздно. Близкие и дальние.
      
      - Подавятся, - вмешался в разговор знаменосец.
      - Простите, господин Кулик, - сказал Вильсон. - Мы думали, вы заняты гостями и не участвуете в нашей беседе. Но коль скоро вы согласились уделить нам внимание, позвольте обозначить нашу позицию. Возможно, что-то в наших речах может вызвать у вас неприятие, даже отторжение. Но это не так. Во-первых, ничего такого, чтобы вы сами не знали, вы не услышали. Мало того, мы, в известной степени транслируем ваши собственные мысли. Если вы не заметили, мы и себя критикуем. И охотно. Во-вторых, мы безмерно жалеем вас, господин Кулик. Насколько мы в состоянии оценить происходящее, судя по всему, образовалась опасность?
      - Обойдется, - ответил знаменосец.
      
      Мисюра окликнул друга:
      - Уже сам с собой разговариваешь?
      - С котами.
      - А-а, это другое дело.
      
      - Старушонка-то ушла, - заметил Франклин. - И псов увела. Судя по всему, исход намечается? Хотелось бы, как говорится, соломки подстелить.
      - Обойдется, - повторил Кулик. - У меня на чердаке...
      - Мы знаем, что у вас на чердаке, хозяин, - сказал Вильсон. - Нет там никакого оружия. Зато мышей в достатке. Но это не важно. Лишь бы этот ваш Виктор Борисович поверил вашим словам. Хотя бы обратил внимание. Он нехороший человек. Он, не ровен час, не приняв во внимание наш статут, отправит нас на живодерню. Простите за жестокую подробность. И вас может убить. Еще раз прошу прощения... Но знайте, мы гордимся вами. И верим вам. А вы на нас не отвлекайтесь - у вас важная партия... К слову, хорошо играете. Мы наблюдаем и одобряем. Не исключено, что в следующей жизни будете индийским шахматистом. Чемпионом мира. Мы в известной степени заинтересованы в вашей победе. Дело в том, что мы от хлопот, путешествий и преждевременных смертей болеем.
      - И мы уверены в вашей победе! - поддержал Вильсона Ней.
      - Обойдется, - повторил Кулик. - И вот еще: я знаю, что зеркало не плоское.
      - Еще раз великодушно простите нас, - сказал Мюрат. - Мы в вас нисколько не сомневаемся. И наше примечание насчет зеркала лично к вам отношения не имело.
      - Имело, но уж никак не к вам, - подтвердил Вильсон.
      - А не могли бы вы, господин Кулик, послать своих гостей к чертовой матери? - поинтересовался Франклин.
      - Увы, это не по правилам, - вместо знаменосца ответил Франклину Вильсон. - Сделайте одолжение, возвращайтесь к своим гостям, господин Кулик: по-моему, ваш душеприказчик уже косится на вас, мышь ему за пазуху.
      - Благодарю за беседу, господа, - откланялся Кулик. - И не тревожьтесь.
      - Ничуть не бывало, - успокоил хозяина Вильсон.
      
      За стеной раздался немыслимый грохот, звон разбитого стекла. Дом качнулся как при землетрясении. Все замерли.
      
      - Что там? - подал голос Мисюра. - Строители прибыли?
      - Исключено, - сказал Бублих. - Они прежде доложат о прибытии. Скорее всего, хибара, не дождавшись, сама сыпаться начала. Немудрено.
      - Это слон, - сообщил Мюрат с подоконника. - Пошел Фирса догонять.
      
      
      И ТОТ В ОЧКАХ, И ТОТ С ТРУБОЙ
      
      Кулик сказал:
      - Тот на берегу. И тот с котелком. И тот с пальцами, и тот без двух пальцев. И тот с языком, и тот с зеркальцем. И тот с удавкой, и тот, что обнял сзади. И тот с полотенцем; и тот с бритвой. И тот под ливнем, и тот с газетой. И тот в пальто, и тот на солнышке. И страждущий, и блюющий. И алчущий, и стерегущий. И тот с сумой, и тот без порток. И тот под столом, и тот на столе. И плачущий, и кормчий. И тот с кашлем, и тот с бельмом. И тот, кто прячет, и тот, кто прячется. И тот, кто Иов, и тот, кто воет. И тот глазастый, и тот слепой. И шершень, и голова. И кочан, и белена. И тот со свистком, и тот с белочкой. И тот с лямкой, и тот с клюкой. И тот с молитвой, и тот с молоком. И тот на полке, и тот в воронке. И тот убивец, и тот паинька. И тот, кому праздник, и тот, кому постный день. И тот с ложечкой, и тот с петлей. И тот, что болтает, и тот, кто нем есмь. И тот на суку, и тот на пригорке. И тот с щупальцами, и тот с клешней. И тот с рогами, и тот с розгами. И тот, кто умрет, и тот, кому жить еще. И тот с гармошкой, и тот с багром. И тот в окошке, и тот под мостом. И тот в стельку, и тот подо льдом. И тот на кухоньке, и тот в ступе. И тот с рыбой, и тот с топором. И тот с брюхом, и тот, что в брюхе. И тот с бляхой, и тот с гребешком. И тот, кому мать, и тот, кому дочь. И тот с самоваром, и тот в наваре. И тот в колоде, и тот в колодце. И тот в январе, и тот на улице. И странный тот, и мертвый тот. И тот в очках, и тот с трубой. И тот в муке, и тот в саже. И тот в углу, и тот на лесенке. И рыжий тот, и черный тот. И тот, кто бес, и тот, кто кот. И тот, и этот. Тот не тот. Тот предо мной - ни трезв, ни пьян, сей человек.
      
      БЕДЫ
      
      Кулик сказал:
      - Вот вы не верите в меня, совсем не верите, а напрасно. Добровольно от счастья своего отказываетесь. Пусть не от счастья, но от радости - точно. Более всего я жалею вас, ибо предвижу не только, что ваше будущее, но и прошлое. Вижу ваши души как через немытое стекло. Там за стеклом вы другие. Такими предстанете и на Суде Божьем. Вы хорошие, я знаю: многое в вас от младенчиков. Но гордецы и неумехи - вот беда. А еще беда - то, что я говорю вам об этом. Нельзя такое говорить. Даже думать о таком нельзя.
      
      ЧЕРНИЛЬНЫЙ БЕРЕТ
      
      Кулик сказал:
      - Когда бы мы знали, в чем наше счастье, мы бы тотчас все умерли. По крайней мере, состарились бы нешуточно.
      
      Подарок от Лизоньки получил не виновник торжества, а Павлуша. И был это, не поверите, тот самый желанный чернильный берет.
      Фотограф сделался белым как бумага. Казалось, еще немного, ноги его подкосятся, и мальчонка свалится в обморок. Единственное, что мог он вымолвить первое время, было "ах! Ах!". Более ничего. Но затем Павлуша пришел в себя и даже произнес пламенную речь:
      - Да знаете ли вы, да знаешь ли ты, Лизонька, что ты натворила и в кого меня произвела?! Да я же теперь стал другим человеком, совсем другим человеком! Это как если бы солдатик вдруг фельдмаршалом стал. Бери выше - генералиссимусом. С этим беретом теперь все сложится иначе. Теперь, когда настроение мое совершенно переменилось - и всё, всё переменится... И не только в моей жизни... То, о чем дядя Николай только мечтает, уже свершилось... И так просто, Лизонька!.. Вы пока не почувствовали. Нужно время. Наверное... Знали бы вы, какие мы выдающиеся люди! Ведь все мы не только что о себе - обо всех и обо всем думаем, всем счастия желаем, и счастие производим! Тихо, кротко, каждодневно. Разве не так? Именно так!.. Елизавета, ты прекрасна! Вы все, друзья мои, прекрасны! Вы добрые лучезарные люди!.. Я так думаю: этот Лизонькин подарок - знамение. Всем нам знак и утешение... Скажи, Елизавета, разве говорил я тебе о своей мечте? Нет, не говорил. Никому не сказывал, хранил в тайне. Разве только Фирсу и дяде, а больше никому. И вдруг!.. А вот и не вдруг... Эх, жаль, Фирс ушла. А я ее упреждал - сбудется... А она свое: "дядя, дядя"!.. А вот и не дядя! Лизонька и Павлуша! Лизонька и Павлуша!.. Простите, дядя... А вы думали - просто берет, самый обыкновенный, так себе подарочек?.. Ан нет. Эта шапочка не просто так. Берет сей был мне назначен, а, следовательно, всем нам назначен. Как спасение... Как чудодейственный, чудодейственное... В чем я убежден, и всех прошу убедиться.
      С этими словами Павлуша надел берет, и, приняв горделивый вид, продолжил:
      - Вот что я скажу: Елизавета не могла не подарить его мне, друзья мои. Скажи, Лизонька, это так?
      - Именно так, - улыбалась Лиза.
      - Слышите? Теперь мы спасены, ибо теперь у нас появился еще один невозможный защитник в виде обновленного фотографа Павла, прошу любить и жаловать! Был один защитник, дядя Кулик, а теперь еще один: обновленный Павел-фотограф. Вдвоем-то уж мы точно управимся. Теперь я не только что судьбоносные снимки смогу делать, я теперь сам смогу управлять судьбами. А вам будет казаться, что все, буквально все случается само собой. Какая-то вдруг счастливая жизнь наступила - будете удивляться. Не было, не было, и вдруг вот оно пролилось благоденствие!.. Лучше было бы, если бы я вам этого не говорил. В таком случае все оставшиеся годы вы провели бы в радостном изумлении!.. Вот вы сейчас увидите, как быстро я налажу свой аппарат, что есть чудо, поверьте мне. Ибо наладить его не смог бы и Ломоносов. У меня же теперь моментально все получится. Не успеете и глазом моргнуть, как говорится. Знаете, как это бывает, когда дело ладится? Уж если дело заладилось - все, буквально все складывается одно к другому, одно к другому, одно к другому. И механизмы, и события. Я, например, теперь свободно буду посещать итальянский дворик с фонтанчиком в своей богадельне. У нас в богадельне есть чудесный итальянский дворик с фонтанчиком. Фонтанчик без дна. Он нерукотворный этот дворик... Вот у вас, Виктор Борисович, озеро с водоплавающими рукотворное, а у нас дворик нерукотворный. Образовался однажды утром сам по себе. В таком неблагородном месте, прямо в лежбище идиотов. Нет для меня ничего милее этого дворика, и этого фонтанчика. Дивное местечко. Обожаю его. Там все прогуливаются. И местные, и гости. Все прогуливаются. Кроме меня. Птички мои туда летают, в фонтанчике купаются, только брызги летят. Там радуга. Я же никогда к фонтанчику не хожу. Только один раз сходил по глупости, ну и получил сполна упреков, усмешек и тумаков. Больше никогда не ходил, не посещал. Угадайте почему?.. Угадай, Елизавета, почему?
      - Не знаю, - сказала Лизонька. - Из-за упреков и тумаков?
      - Нет... Что, сложная задачка?.. Между тем ответ чрезвычайно прост: у меня не было чернильного берета... Ну ничего, теперь я им покажу, кто я есть на самом деле. И сожалению их, и раскаянию их не будет предела. Все, кроме них будут счастливы, вы, друзья, будете счастливы, а они, недруги и хулители, так и останутся несчастными... Скажите, Виктор Борисович, а вы нас на прогулку в свой парк пускать будете, на водоплавающих любоваться?
      - Обязательно, - откликнулся Бублих.
      - Пригласите?
      - Приглашу.
      - Но это в будущем. А я всех, и вас, Виктор Борисович, уже сейчас приглашаю на прогулку! В тот самый благословенный дворик с фонтанчиком и радугой. А Елизавету - так в первую очередь... А теперь скажи, Елизавета, не согласилась бы ты стать моей женой, раз уж такое дело?.. Ты же понимаешь, мне теперь надобно жениться, раз уж такое дело... А кроме тебя у меня быть никого не может. Как говорится, выбор сделал, избрал и был бы счастлив с тобой вполне.
      - Нет, к сожалению, - отвечала Елизавета.
      - Не торопись, прошу. Присмотрись ко мне. Вот прямо сейчас внимательно посмотри на меня. Рассмотри. Теперь меня можно рассматривать... Особенно обрати внимание на мой головной убор.
      - Моим мужем будет врач, неспешный доктор, - пояснила Елизавета.
      - Наш доктор? Из богадельни?
      - Другой, неспешный. Так дядя Архип сказал. Иначе, конечно, присмотрелась бы, не сомневайся, Павлуша. В чернильном берете ты неотразим. Уж я толк в этом знаю.
      - Благодарствуйте, - отвесил поклон Павлуша, сдерживая слезы. - А нельзя ли дядю Архипа уговорить переменить решение?
      - Боюсь, это будет нелегко. Он фундаментальный, дядя Архип. Даже передвигается с трудом.
      - Уж ты постарайся - мне обновленному оставаться без жены как-то неловко. Мы с тобой к фонтанчику ходить будем. Хочешь погулять подле моего фонтанчика?
      - Как не хотеть?
      - Так ты уж постарайся.
      
      Должен признаться, от слов о назначенном дядей Архипом женихе холодок пробежал по моей спине: не обо мне ли речь?
      
      ЧАПЧИК
      
      Кулик сказал:
      - Мысленно советуете мне: надобно что-то предпринять. Не дело сидеть, сложа руки. Всегда можно попытаться исправить положение. И так дальше. А теперь послушайте, что говорил Лао Цзы, странный странник, путник-тропа: "Основываясь на том, что все происходит само собой, мудрый человек не делает нарочитых усилий по осуществлению имеющихся замыслов, а всегда проводит свое внимание в область отсутствия происходящего, не думая, что имеющиеся представления и есть то, что должно быть. Потому все осуществляется без вовлеченности в происходящее". *
      
      Мало-помалу гости собирались.
      Прибыл полковник Кравчук с бутылкой коньяка и синяком под глазом.
      Едва живой каким-то образом добрался поэт Саня, выцветший весь с трауром под глазами. При прошлой встрече в вагончике он так и не покинул своей полки. Так что впервые увидел я этого нервного юношу с тонкими губами и обреченным взором, возложившего себя без остатка на алтарь муз и неизменного спутника их Бахуса.
      Пришел некто Варнак, то и дело прицыкивающий и подергивающий плечами невысокий кряж, судя по манерам и наколкам, уголовник.
      
      Прибрел напоминающий жирафа близорукий и меланхоличный нескладеха в бывшем костюме-тройке.
      - Рудольф, - шепотом представил мне человека-жирафа знаменосец. - Редко бывает здесь. Поперечный человек. Неприятный. С трудом преодолевает неприязнь ко мне. Отрицает меня. Все отрицает. Не то историк, не то биолог. В прошлом. Отовсюду отставлен, разумеется. Ворует книги, сдает бутылки. Книгочей. Чапчик. Городской сумасшедший. Ищет доказательства отсутствия Бога. Биолог, скорее всего. Обратили внимание на его шею? И слух как у летучей мыши.
      - Что вы там наговариваете, Кулик? - спросил чапчик. - Я все слышу. А мне все равно - я непроницаем. Вещь в себе. Вот принес вам, полюбуйтесь. За тем и пришел.
      
      Рудольф извлек из кармана мятую бумажку и принялся читать:
      - Пишет Аннушка Горбунова из Выздорова. "У меня живет самка брахипермы альбопилосум уже с сентября 2008 года, перелиняла у меня четыре раза, стала большой. После третьей по счету линьки сверху на брюшке появилось белое пятно, она у меня не счесывает волоски и вообще очень спокойная. После четвертой линьки пятно не пропало, а стало больше и немного сместилось. Моя брахиперма жила в контейнере для пищевых продуктов объемом один литр, в стенках и крышке поделаны дырочки. Я смачивала субстрат, на крышке был конденсат, заменила на поилку. Линька прошла нормально. После линьки кормлю сверчками и тараканами. Так как ей стало маловато места, приобрела контейнер на семь литров, дырки в стенках и крышке организовала, грунта три-четыре сантиметра, поилка чуть выступает над грунтом, под контейнером пластина для обогрева. Думала, ее все устроит, но, как оказалось, зря старалась. Она все время сидит в центре, немножко оплела грунт. На тараканов практически не реагирует и не ест. Так уже две недели. Линять не собирается, брюшко не темнеет. Вчера вечером приняла решение вернуть ее в старую коробку. При пересаживании замечено шаткая походка с покачиваниями завалами на бок, передние конечности подняты вверх, какая то напуганная, мне так показалось, субстрат смочила, поилку не ставила. На крышке снова образовался конденсат. Помогите мне понять, что с ней. Она по телу семь сантиметров, когда я ее забирала, по телу была два с половиной сантиметра. Может быть, она очень быстро растет? Умоляю, чем ей можно помочь?"... Быть может, вы знаете?
      - Что знаю? - спросил Кулик.
      - Чем можно помочь бедной Аннушке?
      - Представления не имею.
      - О том и речь... Вам, конечно, кажется, не к месту весточка моя из Выздорова. А оно - к месту, очень даже к месту, если вдуматься... Но это - если вдуматься.
      - Что-то не нравится мне ваше настроение, Рудольф. Будете скандалить?
      - Не более чем подвергать сомнению... Как всегда... Так уж сложен... Между тем, заметьте, Кулик - маленькая жизнь.
      - Вы о чем?
      - Брахиперма. Маленькая жизнь. Жизнь неведомая, но обоснованная. Важное звено в круговороте. Лишись мы этого звена - все посыплется... Надо, надо бы нащупать обоснование. Исследовать, препарировать, если угодно. Только мы обоснований не ищем. Ни в данном конкретном случае, ни вообще. Некогда нам: мудрствуем бесплодно. О полетах мечтаем... Вы же умный человек, Кулик, и в силах еще. На что тратите свою жизнь?
      - Вам, Рудольф, я не смогу объяснить.
      - О том и речь.
      
      Приковылял старик Артур Аркадьевич Затеев, в прошлом престидижитатор с потрепанным старым альбомом под мышкой.
      Явилась дебелая и шумная Зинаида с жаровней.
      Пришел Виталик с Эльвирой Леопольдовной и образком Святого Христофора.
      
      Гости деловито выкладывали принесенную в авоськах снедь и горячительные напитки, немедленно усаживались за стол, и без особых церемоний и тостов приступали к трапезе. Сей ритуал, вероятно, действительно нередкий, если не каждодневный, был доведен до автоматизма.
      
      - А вот, прошу любить и жаловать - Нелюбов Александр Юрьевич, - повторил заученную фразу знаменосец. - В городе известный человек. Писатель, врач, гуманист.
      - Очень приятно
      - Приятно.
      - Приятно.
      - Очень приятно.
      - Очень.
      
      - Вы, в самом деле, писатель? - обратился ко мне Рудольф.
      - Мой товарищ немного преувеличивает, - отвечал я.
      - Стало быть, такой же писатель, как ваш товарищ - знаменосец.
      - Мой товарищ действительно знаменосец, - сказал я, - и достоин романа. Что же касается моей скромной персоны, мой товарищ преувеличивает. Может быть, дневник заведу как-нибудь, не больше. Больше - вряд ли.
      - Только подписывать не забывайте.
      - Как?
      - Подписывайте каждую страницу. Не забывайте.
      - Зачем?
      - Ну, уж такие-то вещи не нужно, наверное, объяснять. Вы же не мальчик уже... А зачем вам дневник?
      - Много впечатлений. Хочется оставить. Исключительно для себя. Потом когда-нибудь, будет интересно вспомнить.
      - Вряд ли будет интересно.
      - Время покажет.
      - Протрезвеете, поймете: много пустого.
      - Время покажет.
      - Что такое дневник? Тот же донос. На себя.
      - Я так не думаю.
      - Уж лучше роман.
      - Время покажет.
      - Да вы не смущайтесь, - не унимался человек-жираф. - Это неплохо быть писателем. Только точность требуется... Я много читаю. Все, что под руки попадается. Временем располагаю, вот и читаю. Точности не хватает. Вот, случается, попадется незнакомый автор. С языком как будто дружит. Если автор с зыком не дружит - соскальзываю, уже со второй страницы с ним прощаюсь... Так вот, незнакомый автор, вроде бы неплохой. Только сколько ему лет определить решительно невозможно. И давно ли написан его роман или повесть - неизвестно. Эти и подобные вопросы, следствие авторской небрежности, обнажают следующую еще более существенную проблему: зачем это сочинение, кому предназначено и с какой целью?.. Мало ли какие я или другой читатель сделаю выводы? Автор-то чего хотел?.. Некоторые авторы, знаете, подлинную цель прячут. Вы, как писатель, это лучше меня знаете. Напоказ одно выставляют, а на самом деле в кармане фига обнаруживается. Потом осадок неприятный... Вроде бы роман про любовь, а на душе кошки скребут и мизантропия... Или, к примеру, детектив. Вроде бы очевидно: убил тот-то и таким-то образом, а закроешь последнюю страницу - сомнения остаются. Тот ли на самом деле и убивал ли вообще?.. В результате в голове туман, ощущение потерянного времени... И этот неразрешенный вопрос - сколько ему, этому автору, все же лет?.. Безусловно, вся эта катавасия затевается намеренно. Борзописец таким образом устраивает с читателем игру: дескать, вам и невдомек, что на самом деле лет мне столько-то и столько-то, а не столько-то и столько-то, как вам показалось. И дальше: "А вы, дескать, сколько дали мне"?.. Этакая жеманность... "А самому вам сколько, с позволения сказать"?.. То есть, вовлекает... "И как предложите оценивать вас? Фактически? По метрикам? Или соответственно тому, как выглядите"?.. Какое твое дело? - хочется ответить... "Или" развивает мысль мерзавец, - "соответственно тому, как сами вы осознаете себя, ощущаете"?.. Между тем, и первое, и второе, и третье есть ложь, ибо возраст каждого из нас, в конечном счете, нам самим неизвестен. Даже не спорьте, ибо это - непреложная данность... Он же, автор, в свою очередь: "Уж я-то знаю. Если не знаю - по крайней мере, догадываюсь"... То есть, выставляет себя демиургом, своеобразным оракулом. Сам, может быть, скареда или пьяница горький, а, подишь ты - оракул, властитель дум! Всех и все презирает!.. Пишет о любви, а сам представления не имеет, что это такое!.. Идет к соседу мелочь клянчить, чтобы опохмелиться. Соседа ненавидит, а идет, унижается... Жена, известное дело, бросила: как с таким слизняком жить?.. А как выпьет - чистый вольтерьянец, тиран и космополит! Всех бы извел - дай волю... Вы, писатели, нас, своих соседей и читателей, не обижайтесь и не спорьте, за дураков держите. И откуда в вас столько гонора? Ума не приложу! Странно и неприятно, согласитесь.
      
      - Когда-то, очень и очень давно я тоже интересовалась поэзией, - вступила в разговор Эльвира Леопольдовна. - Очень давно. Когда еще куколкой была.
      - Куколкой? - рассмеялся чапчик.
      - Да, куколкой.
      - Быть может, вы хотели сказать куклой, мамочка? - спросил Виталик.
      - Я сказала то, что хотела сказать, Виталик! - осадила сына княжна. - Может быть, и куклой. Не знаю, как это правильно называется.
      - И так и этак можно, - принялся ерничать Рудольф. - Все зависит от размера.
      - А не нужно смеяться, - сказал Виталик человеку-жирафу.
      - Я что? я - ничего, - пошел на попятную Рудольф.
      - Все равно не нужно.
      - Размер здесь ни при чем, - сказала Жижемская. - Кукла, куколка. Анатомия, биология. Один из вариантов правильный. Я помнила, но забыла... Если бы ты знал, как это все печально, Виталик. Помнила, но забыла. Интересовалась, но больше не интересуюсь... А знаете, как все вместе это называется, друзья?.. "Смеркалось"... Так или иначе, правильным является только один из предложенных вариантов. Но вот какой?.. Ты, Виталик, не помнишь? Мне думается, что ты непременно должен знать.
      - Но что вы имеете в виду, мамочка? - спросил Виталик.
      - Вариант.
      - Вариант чего?
      - Куклы, куколки, куклы, куколки, куклы, куколки, ку...
      - Какой куклы-куколки, мамочка?
      - Ну как же? Той, из чего получаются ласточки.
      - Может быть, бабочки? - вновь принялся фиглярствовать чапчик.
      - А не нужно смеяться, - повторил Виталик.
      - Бабочки? - переспросила Эльвира Леопольдовна. - Нет, ласточки. Он называл меня ласточкой.
      - Кто, мамочка? - спросил Виталик. - Маршал? Игорь Дмитриевич?
      - Нет. Какой маршал? Какое маршал имеет к этому отношение?! Разумеется, другой человек. Бутафор один. Стеклодув.
      - Бутафор или стеклодув, мамочка?
      - А, это - одно и то же. И вообще, не имеет значения... Кстати, я вспомнила. Определенно кукла, а уже из куклы - ласточка. Лично мне больше нравится кукла. Кукла, несомненно, привлекательнее... Ну вот, видишь, Виталик? Вспомнили, с горем пополам.
      
      - А где же Фирс? - поинтересовалась у знаменосца Зинаида.
      - Собак выгуливает, - ответил Кулик.
      - А у тебя, я вижу, новенькие? - спросила Зинаида.
      - Новенькие, да, - ответил Кулик.
      - Стало быть, приумножаете, - заметил старик Затеев.
      - Приумножаем, - ответил Кулик.
      
      - Как все здесь мило моему сердцу, - сказала Эльвира Леопольдовна. - Немного канареек не хватает. Знаете, канарейки создают необыкновенный уют. Хотя у вас и так довольно уютно. Беспорядок немного, как у меня в алькове. Но это лишь добавляет очарования. Мой вам совет - заведите канареек, последний штрих.
      - Здесь коты, мамочка, - сказал Виталик.
      - Вижу, вижу - потрясающие коты. Разговаривают?
      - Еще как, - улыбнулся знаменосец. - Обыкновенно коты аккуратные, ходят осторожно, а эти все роняют.
      - Обожаю котов. Они могли бы подружиться с канарейками.
      - Вряд ли, - сказал Виталик.
      - В следующий раз принесу вам занавески с незабудками, - пообещала Эльвира Леопольдовна. - Незабудки создают необыкновенный уют. Прекрасное дополнение к котам, канарейкам и карликовому ослику, который тоже мог бы поселиться здесь без труда. Впрочем, когда повесите мои занавески, можно будет обойтись и без канареек.
      - Буду признателен, княжна.
      - Княжна или княгиня, уж не помню, - сказала Жижемская. - А ведь мы с вами встречались.
      - Незабываемая встреча, - подтвердил знаменосец.
      - Какой вы умница! И друзья у вас в цвет. Преимущественно офицеры?
      - Так точно, - отозвался Кравчук.
      - Я офицеров безошибочно узнаю, - сказала княжна. - Теперь пулечку распишем, стало быть.
      - И коньяк имеется, непочатый еще, - сказал полковник.
      - Триумф! - воскликнула Жижемская.
      
      ДВЕРИ НАРАСПАШКУ
      
      Кулик сказал:
      - "Нагими рождаемся и нагими умираем". Так сказано. Я бы присовокупил: и живем нагими... Даже не так. Живем как погорельцы в автобусе: один повернется - всем больно. Ждем не дождемся, когда это мучение закончится и водитель, наконец, откроет двери.
      
      - Обратил внимание, у вас двери всегда нараспашку, - обратился к знаменосцу старик Затеев. - Дело, конечно, не мое, но...
      - Да у него псов голодных полон двор, - заметил Мисюра. - Зачем запираться?
      - Во-первых, собак я не видел. А во-вторых, собаки здесь ни при чем. Собаки, возможно, и не боятся, хотя не факт. Речь о Кулике и его домочадцах. Вот его-то, Кулика я и спрашиваю: двери настежь, не страшно ль?.. Хотя... Может быть, так и должно быть... Что ж, прежде так и было. Двери настежь. Так и люди другими были. А теперь что?.. Новые времена, говорите, перемены?.. Согласен, что-то нужно менять, но сперва надо было бы понять, какие именно перемены требуются. Нужны ли мутанты и уродцы в изобилии, к примеру? Мутанты и уродцы теперь на каждом шагу. Зачем они мне, пожилому человеку?.. Шум каждую неделю. И днем, и ночью. Может быть, вы и не слышите, Кулик. Наверное, у вас крепкий сон, но у меня сон не так крепок. Смех не смех, гогот, потом топот, звон, стрельба, взрывы...
      - Строители, - предположил Мисюра. - Сейчас много строят. Сносят и строят. Строят и снова сносят... Что скажете, Виктор Борисович?
      - Не знаю, - отмахнулся Бублих.
      - Скорее всего, - продолжал Мисюра, - Мы их как раз ждем, Артур Аркадьевич. Будут шанец куликов сносить. Вместе с домочадцами.
      - Зачем же так? - возмутился предприниматель. - Домочадцев переселим в приличное место.
      
      - А вот интересно, раньше, во времена царизма тоже по матушке ругались? - спросила княжна.
      - Риторический вопрос, - откликнулся Мисюра.
      - Как?
      - Риторический вопрос.
      - Непременно ругались, - сказал Кулик. - Ибо империя процветала.
      
      - Предполагаю, что это саперы или подрывники, - сказал Затеев. - За последнюю неделю у меня во дворе два раза взрывали. Что-то или кого-то. Не исключено, саперы отмечали свой праздник... Саперы или подрывники... А я не вижу большой разницы. А вы не знаете, в чем отличие?.. День сапера отмечали. Кстати, не знаете, когда день сапера?.. С другой стороны, взрывали два раза. Не может день сапера отмечаться два раза за одну неделю... С другой стороны, Кулик отмечает именины с завидным постоянством. Вот у кого-нибудь из них, саперов, тоже мог отмечаться День ангела... Предположим... То есть, первый раз, предположим, отмечали день сапера, а другой раз - именины кого-то из саперов. Тогда все складывается... Стараюсь от логики не отступать, хотя следовать логике с каждым днем становится все труднее. Всеобщая ветхость приближается, черт... Такие времена. Прямо скажем, тревожные времена... Простите... Виктор Борисович?
      - Виктор Борисович, - подтвердил Бублих.
      - А вы, извиняюсь, каким методом дом сносить намерены, Виктор Борисович?
      - Бабу пригонят, - сказал Кулик.
      - Лучше взорвать, - сказал старик. - Гуманнее.
      - Вы находите? - не без иронии в голосе поинтересовался Виктор Борисович.
      - Однозначно. Сносить бабой - это все равно, что собаке хвост по кусочкам отрезать. Пригласите подрывников, мой вам совет.
      - Благодарю.
      - Воспользуетесь?
      - Вряд ли. Времени нет. Такая волокита! Ворох бумаг, хождения по инстанциям. Кроме того, их еще найти нужно.
      - Подрывников-то?
      - Именно.
      - Да они нынче на каждом шагу. Подрывники да мутанты. Как вечер - полон двор собирается... И взрослые, и дети - все теперь подрывники. Обожаю... Шучу, конечно. Побаиваюсь немного... Ой, что же это я тут распоряжаюсь, а хозяина спросить забыл. Вы, Кулик, не против подрыва?
      - Какого ответа ждете, Артур Аркадьевич? - раздраженно спросил знаменосец.
      - Я не то сказал?.. Но согласитесь, баба - это ужасно! Просвещенный век и баба!
      - Глупости вы говорите, старик, - сказал Бублих.
      - Затеев Артур Аркадьевич, престидижитатор, - представился Затеев.
      - Глупости вы говорите, престидижитатор.
      - Ничего не глупости, - возразил Затеев. - А вы сами кто? Строитель или архитектор?
      - Предприниматель.
      - Это меняет дело. Насколько я знаю, подрывники предпринимателей, мягко говоря, недолюбливают. Да что я вам рассказываю? Вы и сами отлично знаете.
      - Ничего я не знаю, и знать не желаю, - отрезал Виктор Борисович. - Какие-то подрывники! Какие подрывники?! Что вы мне голову морочите?!
      - Как знаете. Мое дело предложить.
      
      - Много предметов, - заметил Виталик. - У тебя так много предметов, Кулик! В прошлый раз как будто меньше было. Прирастаешь?
      - Прирастаю.
      - Все хочется рассмотреть, потрогать.
      - А я уже все рассмотрел, - сказал Павлуша. - И сделал вывод.
      - И каков вывод? - не без иронии спросил Мисюра.
      - Будет толк.
      
      - А не подскажете, молодой человек, - потянув за рукав Бублиха, включилась в беседу Жижемская, - куда именно вы намерены переселить всех этих прекрасных людей?
      - Я нашел великолепное помещение, - отвечал предприниматель. - Нисколько не хуже.
      - Я бы посоветовала Березки. Вы бывали в Березках?
      - Нет, и не слышал.
      - Райское местечко. Я и сама намерена туда переселиться. Все вместе нам было бы там очень хорошо. Хотите, расскажу вам о Березках?
      - Нет.
      - Напрасно... А здесь что же будет?
      - Как я устал повторять одно и то же! Здесь будет парк развлечений для больших и маленьких горожан. Комната смеха, колесо обозрения и озерко с водоплавающими.
      - С водоплавающими?
      - Именно.
      - Какая красота! - восхитилась княжна. - Какой вы молодец!
      - К сожалению, не встречаю понимания у присутствующих.
      - Бедненький... Но я вам так скажу. Не отчаивайтесь. "Благие намерения" помните что?
      - Нет.
      - Благие намерения всегда торжествуют. Это я в противовес расхожему афоризму... Хорошо?
      - Не знаю.
      - Вам не понравилось?
      - Понравилось. Очень.
      - Хотите совет?
      - Нет.
      - А я все равно открою вам свой маленький секрет... Любите секреты?
      - Нет.
      - Вам очень повезло, что вы встретились со мной. Я к водоплавающим неровно дышу. Знаю и привечаю их. С тем, чтобы ваш парк превратился в настоящий оазис, рекомендую поселить в нем кроме лебедей хохлатых уток. А также пеганок, нильских гусей, патагонских гусей, уток-пароходов, нырков, бразильских чирков, савок, морянок, крохалей, турпанов, каменушек, гоголей, остеодонторниса, если найдете. Хотя бы парочку паламедей, казарок, гусей-сухоносов: они с легкостью могут заменить вам собак. Огарей, клуш, мандаринок, нырков, чернети, куриных гусей. Не пренебрегайте ими. А для разнообразия можно завести лягушку-голиафа, капибару, бурозубку, дюгоней, ихтиостегу, хохлача, гребенчатого тритона, нарвала, грифовую черепаху: ребятишки будут вспоминать "Золотой ключик". Также ко двору придется пипа и водяная крыса. Не пугайтесь названия: водяные крысы бесконечно обаятельны. Лысуху обязательно, чомгу, ламантина. И, гулять так гулять - карликового бегемота.
      
      САПЕРЫ И ШЕЛКОПРЯД
      
      Кулик сказал:
      - В то мгновение, когда устанавливается действительность, возможность отступает в сторону как ничто, привлекающее к себе всех безголовых людей. ****
      
      - Молодец, что двери не закрываешь, - похвалил Кулика Мисюра. - Никого не бойся. Всех пускай. И мужчин с их мужским, и женщин с их женским, и рыбарей, и рыб, и коровниц, и волхвов. А птица залетит, и птицу привечай, не бойся. Всяк в тепло стремится.
      - Ехали, ехали - приехали, - вставил Рудольф.
      - Это вы о чем? - спросил Кулик.
      - На паровозной тяге, - пояснил человек-жираф. - Горькая ирония.
      
      - Бестелесная жизнь - вот что занимает меня, - сказал Виталик. - Оглянувшись на себя, живущих без углов и окликов, мы не узнаем себя. А нам и не требуется способность узнавать. Однако же любопытство. Всюду хочется проникнуть. А что озираться, если вдуматься, когда каждую секунду вольное бытие будет награждать нас новыми образами и мечтами? Наподобие зарницы. Мы нечто подобное видим иногда во сне, но тут же забываем или не придаем значения. Изумление, холодная страсть, нежный гнев, прозрения вспыхивают и немедленно гаснут... Вот на могильных плитах любят наносить портреты. Часто покойный изображен юношей, хотя прожил долгую жизнь, а, бывает, используют более поздний образ, совсем уже перед смертью. И в том, и в другом случае хочется спросить, кто это?.. Разве таков теперь тот, кого вы любили и, возможно, любите по сей день?.. Разве может иметь нос или глаз субстанция абсолютная, бестелесная, несопоставимо и неизмеримо прекрасная, ибо соткана из чистой любви и непреходящего удивления? Попробуйте нарисовать, к примеру, восторг! Это - то, как мы выглядели бы в сновидении, когда бы могли посмотреть на себя бестелесных со стороны. Но сие исключено. Запрещено... Как говорится, руки прочь! Так уж все устроено.
      - Любопытной Варваре нос оторвали, - подытожил Мисюра.
      - Мракобесие, - заключил Рудольф.
      
      - Вот раньше были врачи так врачи, - сказал Затеев. - Сейчас таких не водится.
      - Логопеды, - завел свою шарманку Кулик, - окулисты, факультетские хирурги, госпитальные хирурги, торакальные хирурги, полостники, психиатры, фтизиатры, педиатры, невропатологи, эндокринологи, оториноларингологи, сурдологи, урологи, проктологи, орнитологи... Орнитологи из другой оперы... Дерматовенерологи, косметологи, фтизиатры... Фтизиатры уже было... Стоматологи, гинекологи, пульмонологи, кардиологи, вертебрологи...
      - Сколько же можно обсуждать? - возмутилась Эльвира Леопольдовна. - Доколе?.. Обсуждаем, обсуждаем, что обсуждаем? Давайте уже играть, что ли?
      - Нету карт, княжна, - вздохнул Кравчук. - Карт нету.
      - Как так? - изумилась Жижемская. - Не может того быть, чтобы карт не было.
      - Еще один реестр, изволите видеть, - улыбнулся знаменосец.
      - Вот сейчас у тебя улыбка младенца, - сказала Зинаида Кулику, и сама улыбнулась светло.
      - Прежде имелся один земский доктор, - продолжал престидижитатор. - Один на всех. Теперь врачи другие. Теперь все другое.
      - Может быть, конечно, врачи теперь другие, однако клопов не стало, - заметил Виталик.
      - Куда бы они делись? - пробурчал Варнак.
      - Ушли, - сказал Виталик.
      
      - А вот вы объявили себя предпринимателем, - обратилась к Бублиху Зинаида. - А позвольте полюбопытствовать, что именно и по какому поводу предпринимаете? Какая-то абракадабра: архитектор, приобретатель, подрывник. Невозможно разобраться.
      - А вам оно нужно? - спросил Виктор Борисович.
      - Непраздное любопытство. Сидим за одним столом - некоторая близость предполагается.
      - Смею заметить, милая женщина, я сегодня многократно отвечал на этот вопрос, - сказал Виктор Борисович. - Повторов и в людях не люблю, и себе не позволяю.
      - Мистер Никто получается? Или Некто?
      - Как вам будет угодно.
      - А вы, к примеру, женаты?
      - Это не имеет значения.
      - Нечто подобное я и ожидала услышать. "Не имеет значения". В точку... Все предприниматели - бесчувственные холодные люди. Меня предупреждали, но я не верила. Считала предубеждением. А со временем убедилась... Имела некоторый опыт... Бесчувственные и... деревянные. Рано или поздно погружаетесь в себя. Как подводные лодки. Вы - деревянные подводные лодки. Или фараоны в своих саркофагах. Не докричишься. Погружаетесь. Кто-то раньше, кто-то позже. Как минимум странные люди.
      - А чего кричите-то?
      - То есть?
      - Вы заявили, что докричаться не можете. А чего кричите-то? С какой целью?
      - От тоски по людям.
      - Понятно.
      - Ничего вам не понятно. Я - романтическая натура. Я покойного мужа за хромоту полюбила. Он мне Байрона напоминал. Для меня Байрон - не пустой звук. Представьте себе... Покойный муж мой, Лева тоже странным был. Тоже богатым и тоже странным.
      - Байрон собирал в специальных коробочках пряди волос своих любовниц, - заметила Эльвира Леопольдовна. - Из интимных мест, заметьте.
      - Апогей близости, - пояснил Затеев.
      - Умер шелкопряд мой, - сказала Зинаида.
      - Какой шелкопряд? - спросил Виктор Борисович.
      - Тутовый... Муж мой Лева превратил мою жизнь в шелк.
      - Ах, в этом смысле?
      - И в этом, и во всех прочих смыслах. Он был настоящим шелкопрядом. Я это не сразу, со временем поняла. Полистала литературу - все сходится. Небольшие крылышки, которые я первоначально приняла за лопатки. В аккурат четыре - шесть сантиметров в размахе. Недоразвитый ротовой аппарат. При мне он практически не ел. Схватит кусок со стола - и шасть к себе в норку. То есть в кабинет. Что уж он там с этим кусочком делал - не знаю... Шелкопряды не едят. Не исключено, что и Лева не ел. Шелкопряды не едят привычную для нас пищу. А вот бумажное дерево обожают. И Лева практически жил в бумагах. Не в том смысле, как окружают себя бумагами нормальные чиновники. Если открыть дверь в его комнату, вы ничего не увидите, кроме бумаг. Знаете, бывают такие забитые до отказа шкафы, боишься прикоснуться, чтобы содержимое на тебя не вывалилось? Вот в точности так и с его кабинетом дело обстояло. Как-то умудрялся проникать: чуть-чуть дверь приоткроет и - шасть... Убирать у себя категорически запрещал... У него были круглые такие розовые щечки, как у младенца. Это - коконы... Звуки особенные издавал, какой-то шелест... Когда я это осознала, во мне что-то такое произошло... Скрывал, естественно. Любой на его месте скрывал бы... Хотя с его деньгами можно было бы и не прятаться, будь он хоть тараканом... Люди в доме и крыс, и змей держат, любят их, а во мне что-то такое... сломалось, что ли... Охладела, вот что... Да, я к нему охладела... Он же так заботился обо мне. Любые желания, любые прихоти. Жадным никогда не был... Не знаю, что он нашел во мне. Я - простая женщина. В сравнении с ним примитивная, глупая баба. Правда, мечтательная. Этого у меня не отнять. Бывало, замечтаюсь, молоко и убежит. И котлетки подгорали сколько раз...У него было больное сердце. Приступы, задыхался... Вот, говорят, здоровье не купишь. В точку... Лучшие доктора, лучшие лекарства. Ничего не помогало... Естественно. Они же ему лекарства человеческие прописывали, а он - шелкопряд... В общем, у него случился очередной приступ. В ванной. А когда такие приступы случаются, ему немедленно нужно подать ингалятор, синенький такой, не помню, как называется. Вот он кричит из ванной: "Зина, скорее! Приступ, Зина"!.. Не знаю, что со мной произошло, не могу двинуться и все. Оцепенение. Сижу, не двигаюсь, а сама повторяю одно и то же: "Что ты там шелестишь? Я ничего не понимаю. Что ты там шелестишь? Я ничего не понимаю. Что ты там шелестишь? Я ничего не понимаю"... Он: "Зина, скорее, приступ, Зина"! А я: "Что ты там шелестишь? Я ничего не понимаю"... Наконец, замолчал... Не знаю, сколько я пробыла в оцепенении... Потом на меня страх напал, озноб. Все же набралась мужества, зашла в ванную. И что увидела?.. Мокрая бабочка. Невзрачная. Красавцем он никогда не был... Хотела умереть следом. От ужаса... И на следующий день хотела... Неделю или десять дней мысль эта не отпускала меня... Николай Кулик спас меня, открыв будущее.
      
      НАДЕЖДЫ И УВЕЧЬЯ
      
      Кулик сказал:
      - Не любой лекарь способен распознать надежды и увечья, из коих всяк слагает свой мир и гимн.
      
      - Нищие, нищие, - сказал Бублих. - А поверни иного вверх тормашками - мелочь просыплется... Откуда мелочь? У нищего карманы дырявыми должны быть.
      - Не мелочь - пуговицы, - возразил Мисюра. - На флоте служил.
      - Кто?
      - Никто.
      - Военно-морской флот - мечта! - произнес Затеев.
      
      - Вот когда я шла сюда, обратила внимание: по дороге одни мужчины попадались, - отметила Лизонька. - Странно. Женщин ведь больше? А попадались исключительно мужчины. И здесь большинство мужчин. И вообще.
      - Это для вас, милая дама, исключительно, - подал голос Бублих.
      - Какая я вам дама? - возмутилась Лизонька.
      - А это как желаете, - сказал Виктор Борисович. - Учтивость хотел проявить.
      
      - А вы, судя по всему, в армии не служили? - поинтересовался у Бублиха Кравчук.
      - Не служил, - буркнул Бублих.
      - Зрение? - спросил полковник.
      - Не зрение, - отрезал Виктор Борисович.
      - А это ты с ответами спешишь, - сказал Кравчук. - Наперед, с ответами никогда не спеши. И вообще, не спеши. Можно в лужу сесть. Легко. И в солнечный день.
      - Мы перешли на "ты"?
      - Да. И ни слова о политике: пулю схлопочешь. Осточертела политика. Нечисто играете... Какая политика?! Тут в себе бы разобраться!.. Дети есть?
      - Как?
      - Дети у тебя есть?
      - Нет.
      - Мальчики?
      - Нет детей.
      - А хотел мальчиков?
      - Никого не хотел.
      - А, может быть, ты и прав... как тебя?
      - Виктор Борисович.
      - Может быть, ты и прав, Борисыч... А в депутаты не ходи: пулю схлопочешь. Вообще, подальше от политики держись.
      - Я к политике не имею никакого отношения.
      - Не скажи.
      
      - Солнце исключительно высоко стоит, но изредка проявляется, - сказала Елизавета.
      - Дождь, - заметил Кулик. - С другой стороны - облегчение.
      - Между тем всяк к солнышку тянется, - отреагировал Виталик. - Даже водоросль всякая, хоть под водой живет. Чем там дышит, интересно? Или ей дыхание не надобно?
      - Если перекрыть, - авторитетно вставил Варнак.
      - Что перекрыть? - спросил Виталик.
      - Шланги.
      - Зачем? - пытался разобраться Виталик.
      - Ты не поймешь, - закрыл тему Варнак.
      
      - Дребезжание все, - сказал Рудольф. - Трепыхание и тлен. Осторожно, двери открываются. Осторожно, двери закрываются.
      - Слова, слова, - проворчал Виталик. - А где, Кулик, ты моего Христофора поставишь?
      - Надо подумать.
      - На видном месте должно.
      - Надо подумать.
      - Головою песьей непременно на восток должно.
      - Подумаю.
      
      - Прилетают, улетают, - продолжил Рудольф. - Улетают, прилетают.
      - Кто? - спросил Кравчук.
      - Что? - переспросил Рудольф.
      - Кто прилетает?.. и улетает?
      - Это я о времени, - громко, точно обращаясь к глухому, повторил человек-жираф.
      - Ах, это? Не исключено, - согласился полковник.
      - Время в бинокль не увидеть, сантиметровой лентой не измерить, - развивал мысль Рудольф. - Время - совсем другой коленкор. То есть, не вижу, не слышу, но ощущаю всем существом. С прискорбием и восторгом.
      - Пожалуй, - сказал Кравчук. - В окопе жизнь съеживается.
      - Умом Россию не понять... - подключился Затеев.
      - Россия здесь, конечно, ни при чем, но в целом тоже своего рода изнанка, - уточнил Рудольф. - Обратная сторона.
      - Обратная сторона чего? - нахмурился полковник.
      - Как овчина.
      - Как?!
      - Как овчина, говорю!.. Овчина, овчинка! Еще говорят, "небо в овчинку"... Ну, что вы смотрите на меня так? Не сам же я придумал.
      - Так это о времени или о небе?
      - А вам нужно все по полочкам разложить?
      - Руки по швам! - взорвался полковник. - Для меня, мил человек, небо - дом родной!
      - Я же не знал, - пояснил Рудольф. - Прошу прощения.
      - Небо слушать надо, - заключил Кравчук. - Там наши.
      
      - Chercher la Femme, - сказал Виталик. - "Ищите женщину"! Помните?
      - Это ты к чему? - спросил Кулик.
      - Фраза.
      
      - Какое-то щебетание, - сказал Рудольф. - Гул, а на фоне гула щебетание. Свербит. Птицы не птицы, не пойму.
      - Откуда здесь птицам быть? - спросил полковник.
      - Вот и я думаю откуда? Однако щебечут.
      - Это у вас в голове, молодой человек, - предположил Кравчук.
      - Может быть. Щебечут. Орут. Надрываются... Птицы - дуры. Круглый год орут. Им все одно - весна или зима. Круглые дуры... Что-то зябко. Озяб... Вот заходятся! Буквально закатываются! И никакого толку... А какой, собственно, ожидать от них толк? Бессмысленные существа. Все равно что... червяки. Абсурдные существа.
      - А не кажется вам, что птицы - не что иное, как напоминание об ангелах? - спросил Затеев.
      - А также собаки, - заметил Кулик.
      - Не знаю, не знаю, - сопротивлялся Рудольф. - Собак категорически исключаю... Птицы?.. Не знаю, не знаю. Все же у ангелов - лица. Должны быть лица. А здесь что? Черт знает что такое. Если увеличить до размеров человеческой физиономии - с ума можно сойти от страха. Представить страшно, что еще недавно водились птички величиной с пирамиду. И это при полной пустоголовости. И что они вытворяли? Они же могли склевать... страшно подумать, что и кого они могли склевать. И ведь склевывали. А как же? Безусловно, склевывали... Зачем-то они были созданы? А не затем ли как раз, чтобы склевывать? Именно чтобы склевывать, чтобы поддерживать, так сказать, равновесие и справедливость. Покуда склевывали - дураков было меньше. И негодяев, и родимчиков. Их склевывали. Естественный отбор. Жизнь была размеренной и осмысленной, когда столетия были эпохами!.. А в один прекрасный момент возьми да измельчай. И пошло все сикось-накось. В один прекрасный момент... А вам не зябко?
      - Выпейте, - посоветовал Артур Аркадьевич. - Если зябко, возьмите, да и выпейте.
      - Если вдуматься, с нынешними птицами не сопряжено никакое человеческое действо, - продолжал Рудольф. - Люди сами по себе, а птицы - сами по себе. Я не беру во внимание всех этих куриц, индюков, страусов, волнистых попугайчиков, крякв и прочих вальдшнепов. Это уже не птицы.
      - Кто же это, позвольте полюбопытствовать? - спросил Кулик.
      - Толпа... Слушать их пение? Увольте. Да и что это за пение, если вдуматься?.. Хотя кому-то, может быть, и эти звуки кажутся пением... Поэтам. Поэтам, например. Но поэтам все представляется в искаженном свете. Точнее, они намеренно все искажают. Чтобы казаться оригинальными. А в результате - как правило, пшик. Пшик потому, что по большому счету поэзия никому не нужна... Что такое поэзия? Азартная игра... Как сложение и вычитание, как крестики - нолики, как женитьба, покер или виселица... Или, вот еще - любовь... Червяков хотя бы уничтожают. Впрочем, птиц тоже уничтожают. Но не как червячков. Никакого сравнения. Просто никакого сравнения... Между прочим, еще неизвестно, какое напоминание в себе несет червь... Известно одно. Неугодное напоминание. Оттого их и истребляют... Нужно оставить эту тему, однако. Добром не кончится... Это извечное стремление к разрушению - бич Божий. Стремление к разрушению, саморазрушению. Вот откуда это в человеке? Глядишь - еще кроха совсем, еще ходить толком не научился, а уже отрывает мухе лапки или режет бритвой гардины. Люди ассоциируют счастье - с хаосом. Так получается... Вот ведь, что такое, если вдуматься, любовь? Смятение чувств. Полная взъерошенность, бессонница и отказ от пищи. Болезнь! Как есть болезнь! А людям этого хочется... Чего уж, казалось бы, хорошего? Ан, нет, хочется болеть. Ну что это, в самом деле?.. Черт, червяки в голову лезут. Дались мне эти червяки?.. Однако неспроста... Мысли нужно расшифровывать. Пытаться, по крайней мере. А ключа-то нет. Маета!.. Накапливается смертельная усталость... Как же я замерз!.. Безвременье, вот что.
      
      - Всё дурака валяли, в результате совесть растеряли! - провозгласила Зинаида.
      
      - Да, со временем что-то произошло, - после паузы заметил Виталик. - Сам не пойму: не то ускорилось, не то остановилось.
      - Есть такое наблюдение, - подтвердил Затеев.
      - Так ускорилось или остановилось? - спросил Кравчук. - Какая-то путаница. Вы уж как-нибудь определитесь - я точность люблю.
      - Одно из двух, - сказал Рудольф. - Хотя может и сосуществовать.
      - Время остановлено, - сказал Кулик. - Временно... Тавтология. Я люблю.
      - Кругом бардак! - вывел Кравчук.
      
      - А на стенах цинковые ванны висели, - сказал Затеев. - Цинковые ванны и велосипеды. Но сколько счастья!
      - Лучше иного афоризма, - сказал Кулик.
      - Что? - спросил Рудольф.
      - Тавтология лучше иного афоризма. Честнее, по крайней мере.
      - Гроша ломаного не стоит, - припечатал полковник.
      
      - Несмотря ни на что, просьба в уныние и ярость не впадать, - обратился к присутствующим Кулик. - Просьба и даже требование... Послушайте: снова дождь. Давайте просто доверимся дождю. Раз уж все складывается таким образом.
      - Каким образом? - спросил полковник.
      - Бессмертие проступает, - провозгласил знаменосец. - Потерпите: немного осталось.
      - Вот и дождались, - вздохнув, сказал Мисюра.
      - Чего дождались? - спросил Рудольф.
      - Бессмертия.
      - Ты, правда, так думаешь?
      - А как иначе? Кулик сказал. Я следую за его мыслью. Всегда.
      - Никогда не следуй за чужой мыслью, - сказал Рудольф. - Не успеешь оглянуться, как проживешь чужую жизнь.
      - Чужая жизнь всегда мачеха, - заметил Затеев.
      - Светская беседа, - провозгласила Эльвира Леопольдовна. - А карт нет.
      
      - Четыре виолончелиста, - сказал Виталик. - У меня на кладбище четыре виолончелиста. Много это или мало? Кладбище небольшое, но последнее время много хоронят.
      
      - Скоро зима, - сообщила Лизонька. - Скоро дождя уже не будет.
      - А однажды прямо в новогоднюю ночь дождь шел, - вспомнил Павлуша.
      - Я тоже помню, - поддержал его Виталик.
      - Потом придется весны ждать, чтобы дождик пошел, - сказала Елизавета. -Долгонько. Зимы длинные.
      
      - А я хотел бы я приобрести костюм морского офицера, - сказал Затеев, - чтобы чувствовать себя каким-нибудь контр-адмиралом или капитаном дальнего плавания.
      - Вам, молодой человек, очень пойдет, - заметила княжна.
      - За молодого человека спасибо, - откликнулся старик.
      
      - Все в подлунном мире - равновесие, - произнес Рудольф. - Было много - стало мало. Было очень много - стало совсем мало. Спираль завершила еще один виток, паровоз дал гудок и сошел с рельсов. Нормально... Конечно, было бы лучше, когда всё было бы наоборот, но такое случается редко... Если вдуматься - никогда. Потому что после того, как было совсем мало, а потом очень много, всё равно, рано или поздно, наступает совсем мало... Или вообще ничего... А самое паскудное во всей этой катавасии то, что так называемая жизнь с весной, леденцами, прогулами, проулками, простудами, танцульками, юбками, зверинцами, парками, водоплавающими, колесом обозрения и сопливыми детьми не учитывается... Совсем... Проносится со свистом... Дата смерти имеет ничтожное значение... Когда каюк? Сегодня... Или завтра... Или вчера. Всё равно. Всё - песок. Всё - космос. В этом смысле весна - та же осень. Ранняя весна - поздняя осень. Поздняя осень - ранняя весна. Если под этим углом посмотреть... По большому счёту - желанный покой. Покой и воля... Как у Александра Семеныча.
      - Александра Сергеевича, - поправил его Кулик.
      - Да знаю я... Горькая ирония... Но легче как-то не делается. Да что говорить? Погибла цивилизация!
      
      - Слушай, все же в Илье была еврейская кровь, как думаешь? - спросил Мисюра у Кулика.
      - Ты о ком?
      - О Муромце, о ком же еще?
      - Не исключено.
      - Думаешь?
      - Почему нет?
      - Нет, наверное, не было. Раззвонили бы уже. А так все сходится - борода и прочее... Сколько он спал, не помнишь?
      - По-моему, лет тридцать... Да, тридцать как будто.
      - Вот видишь?
      
      - Я слышал, планируют вернуть автоматы с газированной водой, - сказал Затеев. - Скажите, Виктор Борисович, в вашем парке будут автоматы с газированной водой?
      - Все будет, - отвечал Бублих.
      
      - Мы здесь как будто в деревеньке, - сказала Лизонька. - Двор, забор: как в деревеньке. А разговоры городские ведем.
      - Почему городские? - спросил Павлуша.
      - Не знаю.
      - В точности как в Березках, - сказала Эльвира Леопольдовна.
      
      И ВНОВЬ УРОБОРОС
      
      Кулик сказал:
       - Гегель изрек однажды: "Я видел Дух Мира, сидящего на лошади". А вот каким я вижу Гегеля? Отчего-то в женской кофте и за прялкой.
      
      - Люблю тебя, Кулик, до невозможности, - молвил Мисюра. - Аж дух перехватывает.
      - Празднества ты любишь, - пошутил знаменосец. - Празднества и праздность.
      - За что в немилость впал? Чем обидел?
      - Это я так, не придавай значения. Сам по беззаботной жизни тоскую немного.
      - Нынче все тоскуем, - объявил Рудольф. - Горький час, ложка дегтя. И вчера тосковали, и позавчера... И назавтра тосковать будем... Коленопреклоненные, но гордые. Взоры - уголья. Подишь ты?.. Нет справедливости, и не будет никогда, а мы ее жаждем. Жаждем, но недостойны. Вот в чем парадокс и драма.
      - Сколько помню тебя, Рудольф, вечно ты недоволен, - сказал Мисюра. - А вот интересно, случаются у тебя минуты просветления?
      - Преимущественно во сне. Но снов своих я не помню. Влажные следы, как от слез на щеке, не больше. Как будто что-то хорошее снилось, а что именно - не помню.
      - Колибри, - вступила в беседу княжна. - Раз уж сегодня так вышло, что речь о птицах зашла, докладываю - мне частенько снятся колибри. В окошко залетают, садятся на голову, на плечи. Крохотные, дивные. Что-то щебечут, рассказывают. Что-то великолепное... Еще сахарная вата на палочке снится. Но это к птицам не имеет отношения... Детство возвращается. Это хорошо. Это очень хорошо. Беспробудная молодость.
      - Я всех люблю, - сказал Мисюра. - И птиц люблю. И колибри, и марабу, и жуланчиков. У нас марабу, конечно, не встретишь.
      - А колибри сколько угодно, - заметила Эльвира Леопольдовна. - В Березках. По поводу марабу ничего не могу сказать. В следующий раз поеду, полюбопытствую. Должен быть. Хотя бы один.
      - У нас в богадельне марабу четыре штуки, - сказал Павлуша. - Дюже грустные птицы. И одна птица-секретарь. Секретаря не люблю - он щиплется. В точности как гусь.
      - Всех люблю, - продолжил Мисюра. - В горестях и в радостях. Кулик велит всех любить. Мне по душе... Слава Богу... Ножки покуда ходят - слава Богу. Глазки покуда видят - слава Богу. Говорю себе и всем: жизнь - сказка! И тебе, Рудольф, скажу.
      - Блаженного наигрываешь? - спросил Рудольф.
      - Наигрываю малеха, скрывать не стану. Но так легче, как будто. И ты пожалей себя: оставь брюзжание и брожения.
      - Я, Мисюра, легких путей не ищу. Не приучен.
      - Да и черт с тобой.
      - Со мной, со мной, - отмахнулся чапчик.
      
      - А позвольте полюбопытствовать, Виктор Борисович, - обратился Мисюра к Бублиху, - знакомы ли вы с олигархами?
      - Что за вопрос? - отозвался душеприказчик.
      - Сами вы на олигарха не похожи, но человек значительный, вполне можете иметь такие знакомства.
      - Зачем вам?
      - Хочу сверить свои наблюдения с действительностью. Они нарядные. Кажутся глуповатыми, но красивые, нарядные... Слушайте, я обратил внимание, у них рты как-то приоткрыты всё время. Как будто насморк или недоумение.
      - Вы их где видели-то?
      - Я же человек уличный, наблюдаю. Они не знают, что я их вижу, потому ведут себя естественно. Так вот, в естественном состоянии их открытые рты прямо-таки бросаются в глаза. Открытые или приоткрытые. Может быть, во время заключения сделок, приемов и бракоразводных процессов их рты закрываются, но в естественном состоянии, когда никто, как им кажется, за ними не подсматривает, их рты тотчас разверзаются. Зачем, ума не приложу... А, может быть, действительно, насморк. Простужаются. От кондиционеров. Столько кондиционеров развелось! Кондиционеры, котлы, вентили, вентиляторы, пылесосы... Эти механизмы погубят нас однажды... И щетина. Это я уже к олигархам вернулся. Не бреются. Я их понимаю: некогда. Торопятся, спешат. Ноги как у кузнечиков... Трудно, наверное, так жить, с открытым ртом... Простужаются, конечно... Как будто чего-то недопонимают... С удовольствием познакомился бы с кем-нибудь из них. Чисто из любопытства. Перекинуться парой слов. Просто убедиться, что они такие же, как мы... А больше мне от них ничего не нужно. На что они мне? Денег мне не нужно. Деньгами правильно пользоваться я не умею. Деньги не задерживаются у меня. Да и нет их, денег-то... Откровенно говоря, кроме вот такой унылой внешности, ничего особенного я в них не нахожу. Я об олигархах. В этом смысле даже падшие женщины кажутся более привлекательными. Я и за падшими женщинами наблюдаю. Любопытно, конечно, за ними наблюдать. Они, бесспорно, нарядные. Кажутся глуповатыми, но красивые, нарядные... Посмотреть, не больше. А так, на что они мне?.. Жаль их, конечно... Я их, бесспорно, жалею. А они - меня.
      - У женщин так, - заметила Зинаида.
      
      - Я бы хотела ездить туда на поезде, - сказала Эльвира Леопольдовна.
      - Куда, мамочка? - поинтересовался Виталик.
      - В Березки, куда же еще? Я в поезде чувствую себя как в колыбельке. Еще эти занавески в рюшах и голубые олешки на полотенцах. Но поезда до Березок не ходят. Или все же ходят?
      - Не ходят, мамочка. Сразу до Алтынова.
      - А в Алтынов мне не нужно. Что мне там делать?
      
      - С некоторыми из падших женщин я знаком, - продолжал Мисюра, - а с олигархами не довелось... А вы точно не олигарх, Виктор Борисович?
      - Нет.
      - И я так думаю.
      - Вы, судя по всему, пустозвон? - предположил Бублих.
      - Конечно. Вот если бы меня в свое время обучили нотной грамоте, был бы музыкантом... Так что, нет у вас знакомых среди олигархов?
      - Что вы ко мне пристали? Говорю же, нет.
      - А среди падших женщин?
      - Я не знаю, кого вы называете падшими женщинами.
      - Все вы знаете... Вы их не презирайте, заклинаю. Через "не хочу" жалейте. Не думайте, у них трудная судьба.
      - Вы об олигархах или падших женщинах? Что-то я уже запутался.
      - Обо всех.
      - Хорошо.
      - И нас жалейте.
      - Хорошо
      - Обещайте.
      - Обещаю.
      
      - Между тем черные дыры выращивать научились, - сказал Мисюра, уже обращаясь ко всем присутствующим. - Это же каких высот человечество достигло! Собственно, в городе кроме черных дыр нет ничего интересного. Разве что Голем.
      - Метафизическое, - определил Затеев.
      - Не только что Голем. Метафизического и прочих диковин хватает. По всему миру не счесть. Я уже о вселенной не говорю. Но наши, российские диковины особенные, теплые. Понимаете, что я имею в виду? Именно что теплые диковины... В прежние времена кизяками бани топили. Но жили дружно. Все. Люди, камни, рыбы, козы... У нас в пригороде и молочко козье, и сами козы не перевелись. Как у них там - не знаю, а у нас не перевелись. Козы, козлы... Вот хорошо, что козлов упомянуть не забыл. Я же всё забываю. Столько впечатлений - и всё прахом... Козы, люди, шерочка с машерочкой... А чем козлы плохи? Незаслуженно оболганное животное. На самом деле они умные, добрые. Я бы даже сказал, талантливые... Ну и что, бородки? Посмейся тихонечко про себя, но не унижай... Унижение всегда рядом. При знакомстве с курсом истории складывается такое впечатление... Еще тюрьма, не приведи, Господи!.. И чем им козлы не угодили? Это из-за сходства с чёртом. Прости, Господи... А кто его, чёрта-то видел?.. Опять же у нас никто не болеет. Категорически не болеем. Внезапно помираем. Как говорится, на взлете. Чаще всего, на взлете... Вроде был, был, а вот уже и нет его.
      - У меня товарищ мой, Спиридонов Иван, так умер, - заметил Артур Аркадьевич.
      - Видите, какая штука? Оказывается, смертны мы. Не всякий день об этом думаешь, но когда, случается, умирают, в особенности близкие, домашние и родные, сразу прозреваешь невольно... Оно, козёл-то умрёт, и то сердце заходится... Что же это за явление такое судьба? Вот, говорят, злодейка. А ведь не зря говорят. И что же она вытворяет? А что захочет, то и вытворяет. Предугадать, осмыслить - никакой возможности...
      - А я ведь тоже когда-то плясал, - сказал Затеев. - Вот вы не поверите, а я плясал. Еще как! Смолоду... Вижу, сомневаетесь. Я и сам уже сомневаюсь... И сейчас, случается, пляшу, но про себя.
      - Злая судьба, - продолжал Мисюра. - Всё же любви и там, наверху мало, вот что я вам скажу... Любви, сострадания... В нашей среде любви закономерно не хватает. Мы подпорчены событиями и надеждами. У нас с раннего детства, с первого подзатыльника, как говорится, обиды накапливаются. Выхода им в большинстве случаев не даем. Стесняемся. Потому толстеем, суровеем... Здесь - понятно. Совершенства покуда не достигли. Далеко нам до совершенства. Но там-то, наверху, где, казалось бы, покой и воля, вечность и бесконечность, шерочка и машерочка, и всё такое? Там, где все уже на одно лицо, там-то, отчего бы не любить?.. Это же милое дело - любить. Истома разливается, радость. Солнце, птички Божьи, ангелы и херувимы, всё такое! Ан, нет. Не получается. Что-то мешает. Соринка в глазу. Маета и колотье... А давайте-ка разберемся, что это за колотье и откуда в глазнице сор?.. Никогда не задумывались?.. А это - обиды и глупости. Вот что это такое. Стало быть, мы свои обиды и глупости с собой в последний путь забираем?.. Барахло, стало быть, бросаем, а с дуростью своей расстаться не можем? Так получается?.. Выходит, дурость наша - непременная наша примета, а, возможно, и суть... Но этого не может быть. Потому что, если так, тогда зачем?.. Обратно шарада!.. Нет, справедливости ради изредка судьба благоволит. Бывает, пряничек подсунет, напоит, бывает. Опять же в пляс пустит. А по сути - каприз, и только... Не любовь. Нет, не любовь. В том смысле, как мы ее понимаем, любовь... А вот какой любовь должна быть? Безбрежной, мечтательной... Невыносимой. Вот слово... А какова суровая действительность? Какова наша доподлинная жизнь и перспектива?.. Детский дом, тюрьма, дом престарелых, ансамбль "Веревка"...
      - "Березка", - поправил товарища Кулик.
      - "Веревка". Намеренно изрек. Тягостная ирония... Обратили внимание, как они струятся?
      - Кто? - спросил Виталик.
      - Женщины из "Веревки".
      - Имеешь в виду хоровод?
      - Не знаю, как называется. Живое кольцо образуют. Может быть, и хоровод... Наверное, хоровод. Струятся. Все на одно лицо. Точно отражения. Лентой проистекают... А ведь у каждой отдельной голубушки своя обида, возвращаюсь к обидам, своя обида, свой невысказанный вопрос. Без ответа... Нет ответа. И не будет ответа. Ни ответа, ни озарения... Они же как в тумане. Ничего не понимают.
      - Кто? - спросил Виталик.
      - Хоровод. Гиблое дело. Им страшно, и мне за них боязно... Обреченность... Это у них на личиках написано живописных.
      - Уроборос, - определил Затеев.
      - О Господи! - воскликнула Зинаида. - Что это?!
      - Змей, пожирающий собственный хвост, - пояснил престидижитатор. - Боюсь, все же вляпались мы.
      - И куда же? - поинтересовался Кулик.
      - В бесконечность. О чем вы нас и упреждали.
      - Вы, Артур Аркадьевич, с нектаром не частили бы, - сказал Мисюра.
      - Да, да, напиток богов! - тотчас пропустив стаканчик, воскликнул Затеев.
      - Этакой лентой выстраиваются, петлей, - продолжал Мисюра. - Эх, женщины, женщины!.. А ведь сказано - не стройте планов несть числа!
      - Кем сказано? - поинтересовался Рудольф.
      - Мною... Какая-то безответственность, честное слово. Вроде бы улыбаются. Щечки нарумянены...
      - У женщин так, - сказала Зинаида.
      
      - А я, знаете, друзья, о чем сейчас подумала? - вступила в разговор Эльвира Леопольдовна. - Женщины все русские. Даже, к примеру, датчанки. Самоотверженность, косы, блеск в глазах, преданность.
      - Как улитки, - заметил Рудольф. - Ничего не понимают. Хоть в полымя, хоть в огонь. Избы горят каждое лето.
      - Но мы их тушим, - сказала Жижемская, - и весьма удачно.
      - Кто тушит, женщины? - глумливо улыбнулся Рудольф.
      - Именно! - воскликнула княжна.
      - Хорошо настоящим улиткам, им о таких вещах не нужно думать, - вывел Мисюра.
      
      - Да, пригород - другое дело, - мечтательно вздохнул Виталик.
      - А что пригород? - поинтересовался Рудольф.
      - Не смогу объяснить. Другое дело - и все.
      
      РОМАНТИКА
      
      Кулик сказал:
      - Девственность - мои печаль и радость. Так говорила. При этом плакала и смеялась одновременно. Каждый день повторяла, плакала и смеялась.
      - Кто? - поинтересовался я.
      - Какое это имеет значение? Назову имя - вам захочется подробностей. С вами вместе в тех подробностях потеряемся, а главное упустим. Люди с их биографиями мешают целостному восприятию мира. В этом плане я солидаризируюсь с лягушками Аристофана. Любите Аристофана?
      - Нет.
      - Непременно полюбите. Он вам путь укажет. "Быть крылатым от рождения лучше всех на свете благ". *****
      
      - Меня и вагоновожатой работать звали, - размышляла Зинаида.
      
      - А скажите, Александр Юрьевич, с циником жить тяжело, наверное? - обратилась ко мне Лизонька.
      - Не знаю, - ответил я. - Наверное, непросто.
      - А скажите, Александр Юрьевич, все врачи - циники?
      - Нет, Лизонька.
      - Да как же нет? - вмешался Рудольф. - Вы мертвых и живых не отличаете. Путаетесь. В покойницких булочки кушаете. С младых ногтей вас к этому приучают.
      - Немного циники, конечно, - сказал Виталик. - А у них иначе не получается. Иначе - долой из профессии... Романтикам в медицине трудно. Невозможно. Вот Александр Юрьевич не даст соврать - романтики спиваются. Все как один. Кто-то раньше, кто-то позже. И не только врачи. Это, безусловно, беда, Лизонька.
      - Но и доблесть, заметьте! - бросился я в атаку, не замечая, что совершенно пьян. - А холерные бараки?! Да что там бараки? Однажды целый табор цыганский...
      - Я цыган знаю, - оживился Павлуша, - хорошо знаю! Я им друг!
      - Помнится, - продолжил я, - из юности, из практики: целый табор цыганский! Холера, пожар! Они не удерживаются - разбегаются, куда ни попади. Мужика в поле бык забодал. Возвращался с гулянки через поле. Температура - сорок шесть. Рука в рану по локоть входит. Утрирую немного. Намеренно. Осматриваю: глазные яблоки уже закипают, пузырятся!.. Вот, кстати, пузырчатка... А когда они рожать начинают? В особенности цыгане. Да по двое, по трое. Им же непременно рожать нужно... А холера? Шестьдесят семь часов на ногах! Бесперебойно. Плюс оспа. Шовного материала нет. Антибиотиков нет. Воды нет. Вши. Буйных каждый день поставляют. Один в ступоре. А на пороге ребятишки. Шесть душ. Малютки. Самый крохотка у Лексеича на руках. Лексеич - фельдшер мой. С катарактой. Ничего не видит уже. Я его спрашиваю: где же их мамка? А нет мамки, отвечает, преставилась. Точнее, я ее топором зарубил. А сам, ну совсем не видит. Она самогонку гнала, да мужиков в дом водила. А малютки целый день голодными сидели, говорит. Нужда страшная. Убил. Да. Убил. Непросто так или из корысти. Во благо. Вот - сострадание. Разве нет?.. Рассказывает, сам плачет... Лексеич... Видели когда-нибудь, как слепые плачут? Сердце на разрыв!.. А у крохотки, того, что у него на руках, цыганенка ухо на ниточке болтается. Посинел уже. И беженцы. Беженцы, беженцы. В струпьях, в зеленке, голодные, злые. Того и гляди зарежут... В палатах по пятьдесят человек. Только что на потолке не спят... Тут Лексеич и говорит, обухом по голове, снег на голову: малютки теперь у нас в госпитале жить будут. В кладовке с котятами вместе. Те воют, мамку зовут. Малютки, не котята. Котята как раз притихли. А где я им мамку возьму? Померла мамка... То ли, в самом деле, Лексеич убил, то ли от холеры померла. Оспы тысячу лет не было, а тут - на тебе... Бубонной чумы не встречал - врать не буду... Оно, может быть, и не оспа, конечно, но суть дела не меняет... Действительно, выть хочется... Вот, к слову, и Лексеич спивается. Да уже, почитай, спился. Как-то постарел разом... Сказать, что романтик? Да нет... Такие дела, Лизонька.
      - Обухом? - поинтересовался Варнак.
      - Что?
      - Обухом убил?
      - Не знаю.
      - Прав, тысячу раз прав ваш санитар, узел разрубивший, - сказал мне Рудольф. - Александр Македонский - вот он кто, ваш санитар.
      
      - Но я не такая, - продолжала размышлять Зинаида.
      
      - Что со мной? - точно молния поразило меня прозрение, от которого я даже немного протрезвел. - Куда меня понесло? Схожу с ума?!
      - Гегель утверждал: "Заштопанный чулок лучше разорванного, чего не скажешь о самосознании", - будто считав мой страх, провозгласил знаменосец и подмигнул мне.
      
      - Как лисонька, - рассмеялась Зинаида.
      - Кто? - спросил Мисюра.
      - Есть во мне что-то лисье, прямо чувствую.
      
      - А случись война, Лизавета? - молвил Мисюра. - Теперь, при нынешнем оружии, солдатики-то не особо понадобятся. Кому поле брани возделывать? Вот им с его Лексеичем и возделывать. И то не факт. Да и кого пользовать при нынешнем оружии? Благо спирт еще не отменили. И то, если по совести, не факт... Впрочем, вот вы чудеса прославляли, Артур Аркадьевич, так я с вами соглашусь. Чудеса случаются. Притом чудес даже больше, чем не чудес. Это если объективно подойти.
      - Валерий Щокин, к примеру, - поддержал Мисюру полковник. - Боевой летчик. Подполковник в отставке. Мой выученик. Храбрец и егоза. Половины головы нет. Титановая пластина. Обожает титан. За боевые заслуги командование подарило ему списанный истребитель. Герой самостоятельно ремонтировал его два месяца. За это время чуть не умер от тоски по небу. Он и дня без неба не может, а тут целых два месяца... Теперь все время летает. На землю спускается крайне редко. И ни капли спиртного. Чудо? Безусловно... Легенда? Возможно... Романтик? Еще какой! Так что напраслину вы на романтиков наводите... Как сейчас перед глазами стоит: торжественный, бледный. Валерий Щокин, шестнадцать пулевых ранений. Побледнеешь тут!.. И я пить брошу - дайте срок. По той причине, что сила воли у меня исключительная... Если не погибну, конечно.
      - А что, имеются предпосылки? - поинтересовался язва Рудольф.
      - Никак нет, - отрапортовал Кравчук.
      - Что же касается чудес - вот что я вам скажу, - обратился к присутствующим Рудольф. - С чудесами надобно уметь бороться. Если им подчиниться, то есть пустить это дело на самотек - легко прослыть странным человеком, сделаться притчей во языцех, стать городским сумасшедшим. Или сельским сумасшедшим, если события разворачиваются в сельской местности... Странности ведь откуда берутся? От неумения достойно встретить так называемое чудо, которое есть вред и блажь. Так называемое чудо рассчитано на внезапность, испуг. Если же его не бояться, оно не только что перестает быть чудом, но пожирает самое себя, а ты остаешься цел и невредим как приснопамятный Одиссей с его сиренами. Уж сколько так называемых чудес повидал я на своем веку больших и маленьких! И всякий раз говорил: "Стоп! Я ждал тебя, все про тебя знаю, уходи". Или так: "Хочешь, чтобы я поиграл с тобой? Изволь, я готов. Хоть в подкидного, хоть в прятки: и так умею, и этак". Вот и все. И мы расстаемся, каждый при своем интересе... Моя прежняя жена, Царствие ей небесное, никак, например, не могла рассчитывать на то, что я отправлюсь на охоту, я в те времена обожал охотиться. Все равно на кого... Никак не рассчитывала на то, что я отправлюсь охотиться, о чем, между прочим, была уведомлена заранее... что отправлюсь охотиться после того, как она сообщит мне через подставных лиц диковинную, по ее мнению, новость о том, что она залетела под машину. Рассчитывала, что я тут же сойду с ума от неожиданности... То есть что?.. То есть сделаюсь странным человеком. Не тут-то было. И что вы думаете?.. Свет не перевернулся вверх дном, небо не упало на землю. Вскоре она поправилась в точности так же, как поправилась бы, когда бы у нее был обыкновенный насморк или, что больше на нее похоже, когда бы она ударилась головой о косяк. Неловкой была - то и дело ударялась о косяк. Поправилась бы в точности так же, как если бы я не пошел ни на какую охоту, а остался дома, тем самым раздосадовав и себя, и своих друзей... Вскоре умерла, но совсем по другому поводу. Чем, кстати, тоже не смогла удивить меня, ибо по некоторым очевидным приметам все к тому и шло.
      
      - Семья всегда загадка, - заметил престидижитатор.
      - Мутная водица, - уточнил Рудольф.
      
      - Вот что я думаю, - обратилась к Лизоньке Зинаида. - Замуж нам пора. И мне, и тебе. Тебе - особенно. Смотрю на тебя и думаю: пора. Сейчас осенило.
      - Господь с тобою! - молвила Эльвира Леопольдовна, - Какое замуж? Это мне пора, тебе, Зинаида, возможно, пора, а девочке зачем? Она малютка совсем.
      - Пора, пора, - тяжело вздохнула Лизонька. - Спасибо, тетя Зинаида, вы мысли мои доподлинные прочитали. Действительно, настал час мне семьей обзаводиться. Тоскую я. Что же я так подле дяди Архипа и проведу остаток жизни? Он-то никогда не умрет, дядя Архип, башмачники не умирают, а мой век короток.
      - Зачем так говоришь, девочка? - сказала Зинаида.
      - Чувствую. Осень люблю, а это - примета.
      - Я тоже осень люблю, - сказала княжна, однако же мне в апреле сто четыре года будет, а я еще в Березки путешествую. Буду на танцы ходить. Вот Артур Аркадьевич танцы упомянул, и мне тотчас захотелось.
      - Да он и не возражает, дядя Архип, - продолжила Лизонька, - только выбор супруга - за ним. Он уже приметил, а мне такого не хочется. Мне самой выбрать хочется. Я бы своего мужа берегла...
      - Музыка в голове гремит, полька или полонез, а любви не было, и нет, - сказала Жижемская. - Хотя, например, дочку свою я люблю. Точнее, ее мужа Виталика. Он здесь, я вас познакомлю. Хороший человек. В данный момент холостой. Золотые руки - на могилках кресты устанавливает... Ты где, Виталик? Покажись... Стесняется или выпивает... Но он не запойный, не думай. Тебя постарше немного будет, но так и должно быть...
      - Девичьи мечты, - молвила Зинаида.
      - Девичьи мечты, ты сказала? - переспросила княжна.
      - Девичьи мечты... А вот послушайте, я расскажу вам, что такое девичьи мечты. После того как Петр, мой третий муж исчез, приблизительно через неделю ко мне вернулись девичьи мечты. Мечты или грезы. Не знаю, как лучше... Май, белая сирень, просто шелковая, я играю на белом рояле, пою. У меня белое шелковое платье в тон белому роялю и белой сирени. Пою... Что-то трогательное. Не помню. Не знаю. Первый раз исполняю. На английском языке... Или на французском. Что-то трогательное... Я же, на самом деле ни петь, ни играть не умею, но при грезах это не имеет значения. Когда грёзы - можно все что угодно вообразить... Или Шопен? Все же Шопен, наверное. Полька или полонез... Лучше, когда бы это была арфа, конечно, но рояль - тоже неплохо... Он срывает ветку сирени, подходит.
      - Кто? - спросила Лизонька. - Шопен?
      - Не Шопен, конечно, другой... Не помню, не знаю. Я его не знаю. Лица не запомнила. Первый раз видела... Что-то благородное. Костюм роскошный, старомодный. Белая тройка, бабочка. Весь в белом. Зонт. А вот зонт, кажется, черный. Или синий. Не помню... Мог быть и черным... Халиф, словом... Подошел и спрашивает по-английски или по-французски, не помню: "А что у вас там"?.. Ничего себе вопросик, да? "А что у вас там"? Черт знает что можно подумать... Отвечаю вопросом на вопрос: "Где, там"?.. Он, кажется, немного смущен... Как-то вспыхнул. Смутился или расстроился. Смятение, одним словом... И я вся смятение, дышу часто-часто, кажется, вот, сейчас сердце выскочит... Вот что это? Любовь с первого взгляда?.. Нет, страсть. Страсть и любовь - не одно и то же... Однако вся горю! Он горит, я горю! И вдруг он... просто ледяной водой окатил: "Да вы играете со мной"! Тихо так, почти шепотом, но с нотками металла. Уже по-немецки. При таких оборотах без немецкого не обойтись... Что происходит? думаю. Точку ставит? Прощается навсегда, безо всякой жалости?.. "Да вы играете со мной! Очень жаль"... Представляешь? "Очень жаль" присовокупил. Холодно, жестко. Не в том смысле, что очень жаль, а с подтекстом неведомым ввернул: "Очень жаль"... И уходит... Не уходит - удаляется... Спина прямая, затылок высокий. Шествует. Вылитый император. А я-то роялистка, поклонница монархии, следует заметить. Конечно, знать этого он не мог... Итак. Я практически в обмороке. Виду стараюсь не подать, но, чувствую, плыву. В душе - пчелиный гул. Мысли как блохи, одна другой дурнее: "Не та прическа, не то платье - какой-то балдахин с рюшами, а не платье, ног вообще не видно"... Понимаю: нужно каким-то образом его остановить, хочу крикнуть: "Я с вами не играю, я на рояле играю"... Что-нибудь такое, с иронией, дескать, плакать не будем, не надейтесь. И прибавить со значением: "Я, вообще-то, на рояле играю, вы же не рояль"?.. Что-нибудь в этом роде, с юморком, дескать, не очень-то и нужно. Дескать, я девушка лирического склада, не какая-нибудь фря... Дескать, проходили мимо - проходите. А слезы подкатывают. А крикнуть обязательно нужно. Вопрос жизни и смерти, можно сказать. А слова забыла... И вот уже мне видится, что я актриса, идет спектакль. Я - в заглавной роли. Моя реплика, а я ни слов не помню, ни языка, на котором нужно говорить, запуталась совсем. А он уже не халиф, внешне то же самое, но какой-то очень известный артист, от которого вообще жизнь зависит, потому что без него жить не имеет смысла. Удаляется, удаляется, тает, тает. И вот я уже рыдаю!.. Слезы светлые, девичьи. Тысячу лет таких слез не было. Думала, уже не будет никогда... И вот я уже молодая цыганка. Представляю себе, будто я хоть и молодая цыганка, но жду почему-то морского офицера. Жду в зарослях белой сирени. На ажурной такой лавочке. Май. И вот он идет. Не идет - шествует. В белом кителе. Напеваю что-то цыганское, легонько потрясаю бубном в такт...
      - Я цыган знаю, - сказал Павлуша. - Цыгане мне друзья. Да, у них бубны - это правда.
      - Дальше офицер говорит: "Да вы играете со мной"! - съязвил Рудольф.
      - Откуда знаете? - спросила Зинаида.
      - Что, угадал? - рассмеялась чапчик.
      - Почти что... Немного иначе. Офицер говорит: "Да вам, как я погляжу, смеяться хочется"?.. Это у того первого было "вы играете со мной"? А у моряка немного иначе: "Да вам, как я погляжу, смеяться хочется"?.. Ну да, истории, в общем, немного похожи...
      
       - С другой стороны, выйду замуж, и что будет? - рассуждала Лизонька. - На кого я дядю Архипа оставлю? Муж жить с ним не захочет. Попросту не сможет. Дядя Архип фундаментальный. А с фундаментальным человеком жить нелегко, точнее, невозможно... Хотя я и стараюсь, у нас с дядей Архипом, следует заметить, запустение. Рук не хватает - до позднего вечера башмаки развешиваю. Свиньи на заднем дворе дерутся, бегемот не кормлен, зевает...
      - У вас бегемот? - обрадовался Павлуша.
      - Матюша. Он всегда зевает. Еще ребенком был, все время зевал...
      - Докатились! - сказал Рудольф. - Бегемотов разводить стали. Погибла цивилизация - все в зверинец превратили!.. Пожрет ваших свиней, милая девушка. Пожрет раньше или позже. Потом вспомните меня.
      - Глупости, он милый, - улыбнулась Лизонька.
      - И вас с вашим бессмертным дядей пожрет. Бегемоты - такие. Не смотрите, что зевает. Не обольщайтесь. Послушайте меня, надо бы вам избавиться от него пока не поздно.
      - И слушать вас не желаю. Он милый. Когда брали, думали поросенок.
      
      - Замужества бояться не надо, - сказала княжна. - Муж - исключительно баловство. А побаловать себя иногда надо. Даже обязательно... А дети, дружочек, появляются сами по себе. Безусловно, не в том смысле, что их находят в капусте. В данном случае я намекаю на Промысел Божий. С годами ты это поймешь, Лизонька.
      
      - Вот как дядя Архип будет без меня?.. С другой стороны, люди нас часто навещают. Дяде Архипу не будет одиноко. Люди, эльфы...
      - Какие эльфы, девочка? - спросил Кулик.
      - Я пока только одного видела. Геннадия. Но их много.
      - Ты что-то путаешь, детка.
      - Ничего я не путаю. Настоящий эльф. С крылышками. Да он и сам сказал, что эльф.
      - Провокатор! - объявил Кравчук.
      - Какой вы все же грубый, полковник, - сказала Лизонька.
      - Да, созрела, девушка, - заключил Рудольф. - Как бы умом ни тронулась. На безрыбье-то.
      
      - Обратил внимание, он штаны все время подтягивает, - сказал Вильсон.
      - Кто? - спросил Мюрат.
      - Предприниматель этот. Сосредоточенный, трезвый, а штаны сползают.
      - Судя по всему, негодяй, - заметил Ней.
      - Похоже на то, - сказал Франклин. - Во всяком случае, под глазами мешки.
      - А при чем здесь?.. - поинтересовался Ней.
      - В качестве дополнения. Попользовался и бросил.
      - Кого бросил? - не унимался Ней.
      - Не все ли вам равно? Составляю портрет.
      
      - А помнишь, Кулик, одно время ты носил кожаный плащ с мохеровым шарфом? - спросила Зинаида. - Года три назад, помнишь, носил?
      - Ну да, был такой плащ.
      - Года три назад, помнишь?
      - Помню, и что?
      - А для кого ты его надевал?
      - Ни для кого. Просто так надевал.
      - С мохеровым шарфом.
      - Было такое. Мне этот плащ по случаю достался. На бутылку выменял.
      - А где теперь тот плащ?
      - Подарил кому-то, не помню. Он мне тесноват был.
      - А тогда, три года назад, для кого ты его надевал?
      - Чего ты хочешь, Зинуля?
      - Я просила тебя прийти, помочь наладить свет, помнишь?
      - Нет.
      - Просила тебя прийти, помочь наладить свет, и вдруг ты являешься в этом плаще, в мохеровом шарфе, с бутылкой коньяку и охапкой сухих листьев. Зачем?
      - Что, зачем?
      - Охапка сухих листьев зачем?
      - Собрал по дороге. Красивые листья. Я люблю.
      - А коньяк зачем принес?
      - Выпить.
      - Игрался?
      - Не имею такой привычки.
      - Ты, Николай, имей в виду, ты уже немолод, Николай. А при таком образе жизни до казенного дома недолго. Это если на мыло не пустят. Сейчас времена такие. Сам видишь. Рынок, всё такое. И шарф мохеровый не спасет. Нынче мыло в цене.
      - Мыло всегда в цене, - подтвердил Затеев.
      - Зиночка, будь другом, оставь меня в покое, - сказал Кулик. - Мне сосредоточение теперь надобно. Покой, понимаешь? Я готовлюсь.
      - Вот-вот.
      - Готовлюсь, понимаешь?
      - Ах, вот оно что! Покоя захотелось? Да только покой, Кулик, не всегда покой. Не думай, в мечтах от жизни не спрячешься. Жизнь, Николай, она и в мечтах достанет. Рухнешь со своих заоблачных высот-то... Думаешь, спланируешь?.. Нет, Кулик, ты - не дельтаплан. Ты уже старенький старичок, Кулик. Повидала я тех старичков-то, когда в казенном доме полы мыла. Ветошь. Без бульончика кукуют. А я-то, Николай, такой бульончик готовлю - пальчики оближешь... Хотелось бы тебе, Николай, моего бульончика откушать?.. Только честно. Попробуй хоть раз в жизни не соврать.
      - Честно?
      - А попытайся.
      - Не лисица ты, Зинуля. Пародия на лисицу.
      - Фи! Очень было нужно.
      - Вы, Зинаида, на него не сердитесь, - сказал Артур Аркадьевич. - Он не виноват. Точнее так, не совсем виноват. Это все информационное поле. Кванты. Себе не принадлежим. В особенности мужчины. Женщины тоже, но - в меньшей степени. Вот мы сейчас, Зинаида, к примеру, сидим здесь, разговариваем, а тем временем война с Наполеоном идет. Мы этого не видим, так как к времени привязаны, а информационное поле пределов не имеет... Ничего, научимся и мы пределы преодолевать. Первоначально в себе, а там уже и пространственные... Пока же вновь уроборос проклятый получается. Видишь как?.. С чего это его, как думаете, идея переделать мир вдруг так заинтересовала?.. Вынашивать идею, Зинаида - это ведь тяжелый труд. Невыносимый, можно сказать. Уж я-то знаю.
      - Болеет?
      - Можно и так сказать. Был бы врачом, именно так и сказал бы. На самом деле преодолевает. Да, скорее, преодолевает. Он бы, может быть, и рад по-другому, но уже не может... Воспарить задумал. Это же какой грех! Придумал, что носишь в себе знамя - на здоровье, но возноситься не моги!.. Это кого же он копировать вздумал? Подумать боязно!.. Аппетит не пропал - это уже хорошо. Справедливости ради иногда в себя приходит. Ненадолго. То есть, в глубине души пытается сопротивляться... Видите ли, он иногда как будто возвращается. Откуда-то издалека. Как будто прежним становится. Проглядывают знакомые черты, прежний голос. Но до конца не получается. Разумеется, поле сильнее... Где-то там, в складках подсознания, возможно и теплится в нем чувство к вам. Лично я бы не стал исключать... Но я с вами согласен - мохеровый шарф просто так не надевают. И кожаное пальто... Это было осенью?
      - В октябре. Семнадцатого числа, я помню.
      - Вот видите?
      - И что это значит? Что с ним?
      - Был бы врачом, сказал: метафизическая интоксикация, - Затеев повернулся ко мне. - Верно, доктор?
      - Не готов ответить, - ответил я.
      - Вот так. Это доктор объявил, профессионал!.. Сомнительно все, туманно... Понимаете, Зинаида, невозможно предугадать, кем он станет в конечном итоге. Это предмет научных гипотез, а также изысканий. В таком недуге множество парадоксов заложено. Цугцванг, одним словом... Не переживайте. Понять, вы, может быть, до конца и не поймете того, что я пытаюсь донести, но почувствуете обязательно. Раньше или позже обязательно почувствуете. И бояться этого не надо.
      - А как я почувствую?
      - А вас как будто пуховым платком накроет. Но это пройдет.
      - А надолго это у него?
       - По-разному бывает. Иногда и жизни мало.
      
      - Дядя Артур, если честно, я ничего не поняла, - сказала Елизавета.
      - Вижу - ты честная девочка, - сказал Артур Аркадьевич.
      - И я ничего не поняла.
      - Большая наука, дочка. Мир запредельный, густонаселенный. И рыбы, совершенно справедливо, и камни с нами. И ты не переживай, и ты однажды почувствуешь... А вы, Зинаида, не теряйте надежды.
      - А что такое "метафизическая интоксикация"? - спросила Лизонька.
      - Тот самый уроборос проклятый, - ответил престидижитатор.
      
      ТЯЖЕЛАЯ ВОДА
      
      Кулик сказал:
      - Чувствие - тяжелая вода.
      
      - Вообще, между лисицей и кошкой, на мой взгляд, много общего, - сказала Зинаида.
      - Отдельные животные, - поправил ее Виталик.
      - Разве?
      - В данном случае Виталий прав, - заявил Затеев. - Если сапожки красные - скорее кошка... Было время, от Марии Каллас все с ума сходили. А по мне, так ничего в ней выдающегося и не было... Не знаю.
      - Одно время Ворон по мне сох, ждал меня, - сказала Зинаида. - Ворон - это фамилия. Я еще маленькой была, когда он меня заметил и отметил. Терпел, молчал, думал: вот, подрастет немного... это - обо мне... говорить научится. Я говорить поздно начала. Ворон этот человек пожилой, но правильный и бережливый. Бывало, сядет на пенек, замечтается. Ждет... Меня ждет... Муравьи по нему ползают, а он и не замечает. Бывало, всего облепят, уж и не видно его. А он не шелохнется. Ждет... Где теперь тот Ворон?
      - А вот муравьи-то его и пожрали, - подпустил шпильку Рудольф.
      - От горя умер, - вздохнула Зинаида.
      - Эволюция, - заключил Мисюра. - А вот интересно, у ворон блохи водятся?
      
      - Прежде, говорят, в наших болотах бегемотов пруд пруди было, - сказал Артур Аркадьевич, - что твоих жаб.
      - Это - верно, - поддержал его Виталик. - Места у нас заповедные. Есть такие места, где нога человека не ступала. В таких-то местах не то что бегемота, и мамонта встретить можно. Но речь сегодня не о мамонтах, не о жабах, и не о Вороне. Ворона знать не довелось. Может быть, оно и к лучшему. О Николае Кулике хочу сказать. Именины все же... Вот человек, вроде бы ничего особенного не делает, вроде бы молчит, но провозглашает. И как провозглашает! И жить хочется, и умереть не страшно... В то же время говорит много, если говорит. Но говорит редко... Но подолгу... О чем - не всяк поймет. А оно и не обязательно. Слово не всегда пояснения требует, коль скоро душа оживает... Надеюсь ли? спросите вы меня. Еще как! Того и вам желаю!.. С Днем ангела, Кулик!
      - С Днем ангела! - поддержали Виталика присутствующие. - С днем ангела! С днем ангела!
      - А я видел, как он воспаряет, - опрокинув стакан, продолжил оратор. - Справедливости ради, во сне. Но то был вещий сон. Мне вещие сны нередко снятся... Вижу: вот он воспарил и наблюдает. Будто по лесенке наверх забирался... Чап-чап-чап по лесенке.
      - Как Якоб, - пояснил Затеев.
      - Как кто? - переспросил крестоносец.
      - Как Якоб.
      - Взобрался и наблюдает. Заметьте, не следит, не присматривает, а наблюдает.
      - Якоб не воспарял, только наблюдал, - неожиданно подал голос Бублих.
      - А Кулик и взобрался, и наблюдал! - сказал Виталик.
      - Левитация, - подал голос Мисюра. - Тяжелая вода.
      - А здесь все - тяжелая вода, - сказал Рудольф.
      - Скрепа, - продолжал крестоносец. - Своеобразная скрепа. Именно... Таким методом будущее приблизил. Сами того не замечая, сирые и убогие, мы людьми будущего сделались. Саня, поэт тому живой пример. И ваш покорный слуга в известной степени... Откровенно говоря, мысли космического масштаба являться стали, чего прежде не наблюдалось. Буквально погрузил нас в будущее.
      - Духовное! - восхитился Затеев.
      - Как есть... А я так думаю: сдается мне, Кулик выполняет задание свыше. Он там, наверху приближен. О чем, наверное, и не догадывается... Мы же как дети - забываем, что всякое наше побуждение и действо сверху отслеживается. Потому часто совершаем ошибки и подлости. Только когда гром грянет, вздрагиваем. Он же, воспаряя и созерцая, своими упражнениями воздушными как бы напоминает: Судья знает о вас всё. Знает, но, всё равно любит... Любит, но знает... Вообще, по моему разумению, мироздание распределилось следующим образом. Внизу мы. Над нами Кулик. Чуть выше - судьба. Субстанция переменчивая и неоднозначная. Да, злая порой. Дальше херувимы, а уже на самом верху - Судья. Вот Судья нас любит безусловной любовью. Так что Кулик и Судья - за нас. И светлое будущее нас ждет. Прошлое пестрое, но будущее - светлое. Что касается судьбы - здесь не все так просто. Не скрою, на судьбу иногда жалуюсь... За херувимов не скажу - не знаю. Но Кулик и Судья нас любят. Кто бы что ни говорил.
      - А никто и не говорит, - сказал Мисюра.
      - Скажут, не сомневайся, - подключился Варнак. - Обязательно скажут. Я людей знаю: шесть ходок, как-никак.
      
      - Спасибо, друзья, - со слезами на глазах молвил знаменосец. - Что-то не хочется сегодня говорить, но коль скоро такое прозвучало... Расчувствовался... Хочется обнять вас... Эмоции, эмоции, но не до эмоций сейчас... Видите, как угрожающе нависло вдруг. Теперь особенно, как никогда хочется счастливого разрешения. Ах, как было бы хорошо, когда бы в этот самый момент все и свершилось! Сразу после этой здравицы. Вот именно лопнуло бы и разверзлось. Сияние неземное... Честное слово, кажется, стоит немного напрячься, поднатужиться... Но тужиться по первому сигналу не следует. Всему свой час. И каждому, и всем вместе... Придут и уйдут. Не уйдут, так останутся, побудут немного, все равно уйдут... Все рано или поздно приходят. Каждому свой срок. Время являться - время прощаться. Главное - не тужиться. Один мудрый, очень мудрый человек мне сказал: "Главное - не тужиться"... Один человек... Кто знает, кем он был на самом деле? Никто из нас не знает, кто мы есть на самом деле... Это, между прочим, его последние слова были. Точно не скажу, не проверял, но, сдается мне - его последние слова были. Он уже болел к тому времени. Очень болел... Главное - не тужиться. Вот ведь как... Кладезем мудрости был, а умер как-то тихо. Зашли в палату, а его уже нет. Как будто и не было. Только подушка мокрая осталась... А, может статься, и не умер. Может быть, и сейчас сидит у себя на кухоньке, папироской чадит. Это же только говорится - умер. А на самом деле, кто его знает?
      
      - Конечно, хорошо, когда бы мамонты вернулись, - сказал Артур Аркадьевич. - Говорят, видели одного. Один видел. Я, конечно, не верю, но сомневаюсь.
      - Возможно, в Березках? - предположила княжна.
      - Палимпсест, - объявил Рудольф. - Симптом стертых письмен. Скудоумие!
      - Ничего, всё повернется и осядет как-нибудь, - заключил Виталик.
      
      - Либо голограмма, - сказал Мисюра.
      - Что такое голограмма? - поинтересовался Кравчук.
      - Свиная голова, - осклабился Рудольф.
      - Чужеродное, - пояснил Затеев. - Наподобие пульверизатора.
      - А что? - согласился Виталик. - Очень может быть. Исключать в такой ситуации ничего нельзя.
      
      - Тоска гложет, - сказала Елизавета. - Развеяться бы, в мячик поиграть. Дядя Кулик, у ваших котов нет мячика, случайно?
      - За кого она нас держит? - возмутился Франклин.
      - Где-то был, - сказал знаменосец. - Синий такой.
      - Уж давно Гасконец утащил, - сказал Ней. - Беспородный да наглый.
      - А ты помолись, Лизонька, - посоветовал Виталик. - Я в минуты томления всегда молюсь. А в тревожном ожидании и подавно.
      - А я что-то не тревожусь, - заметил Мисюра. - Хотя интуиция у меня на зависть.
      - В известной степени сама наша жизнь - нескончаемая молитва, - заметил Кулик. - Но молиться надобно. И хорошо молиться.
      - Я люблю молиться, - сказал Павлуша. - Потому Боженька и бережет меня. Хотя держит в строгости.
      
      - У Гегеля: "Нетрудно видеть, что наше время есть время рождения и перехода к новому периоду: дух порвал с существующим миром своего бытия и представления, намеревается погрузить его в прошлое, и занят его преобразованием", - молвил Кулик.*
      
      - Так и ходят как лошади по кругу один за другим, - заметил Затеев. - А чего ходят?.. А не могут иначе.
      - Кто ходит-то? - поинтересовался Мисюра.
      - Да, почитай, все, - ответил престидижитатор.
      - И в этом свой смысл имеется, - сказал Виталик. - Не сразу поймешь, А, возможно, никогда не поймешь. Но вот ритм, чередование, косая линейка...
      - Плац, - добавил Кравчук.
      - Плац, - согласился Виталик, - оградки. Это уж всяк заметит. Разве не намек? Не облегчение разве?
      - По любому кича, - определил Варнак.
      - Это с какой стороны посмотреть, - сказал Мисюра.
      - Но и воля, - продолжил Варнак. - Понимать нужно.
      - Сукно, - заключил Рудольф.
      
      - Кругом обман, - сказала Зинаида. - Вот сестричка моя двоюродная, Нюра, дочь дяди Семена рожала третьего. От кого - неведомо. Так бывает. Нечасто, но бывает. Роды тяжелыми были, затяжными. Что-то неделю, не меньше схватки продолжались. Я уж думала - всё, не выдюжит. Наконец, сообщают - всё в порядке. Родила девочку. Иришку. Она ее заблаговременно Иришкой назвала. Ириной... Я с акушерками, санитарочками, со всеми перезнакомилась. Бульончик им каждый день варила. Средь них своей стала. Ну, разумеется, мне пообещали новорожденную немедленно показать... Залетаю в приемный покой. Выносят, пеленки разворачивают. И что вы думаете?.. Мальчик. Лет шести. Ничего не понимаю, говорю, у нас девочка родилась. - Какая девочка? - Иришка. - А про Иришку ничего не знаем. Никакой Иришки у нас нет. Мальчика, если хотите, забирайте, а девочек у нас нет. Сегодня мужской день.
      - Равновесие, - пояснил Затеев. - Кукри, марчики...
      - Какое равновесие?! Ребенку шесть лет!
      - С точки зрения психологии уже взрослый человек. Гайдар в четырнадцать лет полком командовал, головы рубил.
      - Ужас какой!
      - Я вам так скажу, Зинаида, - поддержал беседу Рудольф. - Погрязли вы все в поисках закономерностей и причин. Никак не можете вырваться из тех тенет. А между тем поиск закономерностей и причин и приводит к эпидемиям, аномалиям и несчастьям. То, что с вами случилось, Зинаида, точнее, с сестрой вашей - неприглядное, но и наглядное тому подтверждение... Вы сейчас с сестрой общаетесь?
      - Нечасто. Она как-то замкнулась.
      - Здесь два варианта: либо дальше пробовать рожать, либо больше не рожать.
      - Большое вам спасибо! - не без сарказма изрекла Зинаида.
      - Не стоило труда.
      - Большое человеческое спасибо! Утешили!
      - А что вы хотели?
      - А ты, Зинаида, подари сестре кролика, - предложил Виталик. - Я как-то у себя на кладбище сценку наблюдал. У нас кладбище - что твой лес. И зверье, и кукушки, и брусника растет. Все - как положено. А сценка такая: незнакомый мне волк с кроликом. Прижал к себе ушастого и стоял так. Я долгонько за ними смотрел. Часов шесть, не меньше. Потом все же ушел, что-то мне надо было идти. Ушел, а они всё стояли... Потом дождь, кажется. Не знаю, что там дальше было... Ты мой наказ, Зинаида, исполни. Поймай в лесу кролика и принеси сестре. Подбери посмышленее. Если хочешь, я помогу... И себе кролика возьми. Будет у вас с сестрой по кролику. Великое дело!
      
      - Вот, лежит колесо, - сказал Кулик. - Колесо и колесо. Само по себе колесо. Предмет неподъемный и самодостаточный. Неподвижный, казалось бы. Год лежит, два лежит. Но, мы знаем, и колесо знает, настанет час, когда оно покатится. Почему, при каких обстоятельствах - мы не знаем. Нам того знать не дано. Но покатится непременно. И не лежать этому колесу на прежнем месте уже никогда.
      
      - Смотри, ноги тех, которые тебя вынесут, стоят уже за дверью, - сказал Варнак. ******
      - Вот не понимаю я таких высказываний, - воскликнула Зинаида.
      - Апостол Петр, - объявил Варнак. - И на киче главная книга, не только, что на воле. Но не перед всяким раскрывается.
      
      БЕНГАЛЬСКИЕ ОГНИ
      
      Кулик сказал:
      - "Тихо, тихо ползи, улитка, по склону Фудзи вверх, до самых высот". ******* То и дело повторяю. Так ноги меньше болят.
      
      - Высокопарный стиль, - оценила высказывание знаменосца княжна. - Здесь еще живет высокопарный стиль. Какая прелесть! "Ода Царскосельскому лицею" и прочее... А куда мы без Пушкина?
      - Никуда, - констатировал Мисюра. - Мы с Пушкиным и спать ложимся, и пробуждаемся.
      - Вот ведь человек, все предугадал, все предусмотрел, - продолжала Жижемская. - И нас предвидел. Заметьте, крепостных между тем держал. Об этом стесняются говорить. На мой взгляд, ложный стыд.
      - Да, и ложного стыда у нас хватает, - сказал Мисюра.
      - Хорошо у вас! - молвила Эльвира Леопольдовна. - Удивительно хорошо! Настоящая семья. Коты и люди за одним столом. Аркадия. Каковой она была и в древности, и до древности. С момента появления первых людей. Окажись среди нас сейчас Адам и Ева, они бы почувствовали себя как дома... Знаете, друзья мои, старость имеет свои преимущества. Много радости. В старости все вызывает удивление и восхищение. Заново открывается мир, полон грез и красот.
      
      - Я понимаю, мои планы вам не совсем по душе, - вдруг объявился Бублих. - Скорее, совсем не по душе. Уж так мы устроены, перемен не приемлем. Я и сам таков... Был... Но как говорится, обстоятельства выше нас.
      - Что это с вами? - удивился Мисюра. - Совесть взыграла?
      - Просто хотел сказать.
      - И очень хорошо, что сказали, - решил поддержать душеприказчика Затеев. - Вы не совсем потерянный человек, Прислушайтесь к моим словам: вы не до конца потерянный человек. Поверьте, многое можно исправить.
      - Увы, исправить ничего нельзя. Но мне захотелось сказать, то, что я сказал.
      - Захмелел, - объявил Рудольф.
      - Захмелел немного, - согласился предприниматель. - В ожидании, в ожидании... Словом, с переездом я помогу, транспортом обеспечу... Я вас потом навещать стану, небольшие подарки дарить...
      - На что мы вам сдались? - сказала Зинида. - Вы нас лучше помяните потом.
      - Да, как и предполагалось, разговор не клеится, - резюмировал Бублих.
      
      - Взять, к примеру, вышеупомянутую улитку, - сказал Мисюра. - С одной стороны - произведение искусства, а с другой стороны, у некоторых народов - деликатес.
      - А вот это - удачный пример! - засмеялся Рудольф.
      - Откровенно говоря, хочется еще немного пожить, - неожиданно сменил тему Мисюра.
      - Это еще что такое, Мисюра?! - возмутился Кулик. - Упаднические настроения накануне новой жизни?!
      - Да какая там новая жизнь! - сказал Мисюра. - Откуда бы ей взяться?.. Прости, Кулик! Это не я сказал. Это бес во мне сказал... Дожди. На меня влияет. Прежде не влияло, а теперь влияет... И ноги гудят... Старею... Что-то бенгальские огни вспомнил. Прежде любил... Нет у тебя, Кулик, бенгальских огней? Я бы сейчас с удовольствием на них посмотрел.
      
      ЭПОХА ПЕРЕМЕН
      
      Кулик сказал:
      - При долгом наблюдении себя потерять легко.
      
      - А помнишь Просвирю? - обратился к Кулику Варнак. - Еще бы, кто Просвирю не помнит?.. Это к разговору о мачехе, к тому, что чужая жизнь - мачеха. Так вот, у Просвири, к примеру сказать, была очень хорошая мачеха. Лучше иной матери. Она ему покупала всякое такое, что и в голову не придет. Блокноты, например, покупала... А кеды чистила зубным порошком... Блокноты-то зачем покупала? Обхохочешься. Она думала, что Просвиря будет вести дневник, вот как твой писатель... Просвиря, представь?.. Она ему велела вести дневник, дескать, чтобы в старости было что почитать... Просвире в старости почитать. Представь?.. А он те блокноты на папиросы выменивал... Верила, что Просвиря доживет до старости. Это я к разговору о бессмертии... Восемь лет до бессмертия не дожил. Восемь лет и шесть месяцев.
      - И Чубатый не дожил, - сказал Кулик.
      - Да ты что?! Чубатый?! Братва не в курсе... Откуда знаешь?
      - У Архипа был.
      - Достойные люди, - сказал Варнак. - Просвиря, Чубатый... Еще Цыпа. Тоже летом преставился. Не вышел из запоя.
      - Достойные, - подтвердил Кулик.
      - Но я-то не умру? - спросил Варнак.
      - Нет, конечно, - успокоил его знаменосец.
      
      - Озерко сверху льдом подернуто, корочкой голубой, - сказал Виталик. - Оне бояться перестают, подплывают близко и смотрят. Прямо глаза в глаза.
      - Кто? - спросил Павлик.
      - Рыбки золотые... Карасики не карасики... Карасики всё ж.
      - Не карасики, не упрощай, - возразил Павлик. - Именно что золотые. Карасики не золотые. Мне ведомо.
      - А что? - сказал Затеев. - Чем не житие?
      - Не житие, - пробурчал чапчик. - Озноб и проводы.
      - Не нравится мне ваше настроение, Рудольф - заметил Кулик.
      - Да нет, настроение хорошее, праздничное, - отвечал Рудольф.
      - Все вернулось на круги своя, - сказал знаменосец. - Встрепенулось, покружило и вернулось. Нет пути покуда, стало быть... Это ничего... Надо потерпеть, стало быть... Радости избегать не моги. Даже когда небо в овчинку.
      - Покружило, вернулось? - взорвался Варнак. - А жертвы в таком разе во имя чего? Сервантес, Цыпа, Сократ! Тот же Просвиря!.. Я на кладбище-то регулярно хожу, именно, что выпиваю и не прячусь. И сам, и угощаю. А как иначе? По-другому как, дорогие мои?.. Это вам всё некогда, а я захаживаю частенько... Память - это, знаете... Память не пропьешь. Нет, можно, конечно, и память пропить, но не такую, Кулик, как у нас с тобой память. Она, Кулик, всегда напомнит о себе... В особенности зимой... Или весной, пожалуйста!.. И там, на кладбище, знаешь, вполне реальный мир. Без дерьма этого, рыб, птиц всяких, дров и мирового океана! Тоже покой, но какой?! Торжественный покой! Со... сос... редоточие... сосредото"чение!..
      - Свидетельствую, - подтвердил Виталик.
      - Вы меня, конечно, простите, но, честное слово, хорошенько подумайте, прежде чем погружаться в свое эпическое, мать-ё, пространство! И знаете, вот как только раззудится в вас весь этот Рудиков бред - тотчас кладбище вспомните. Слова мои вспомните, пацанов вспомните.
      - Ты чего разошелся? - спросил Кулик.
      - А как?! Ты меня, конечно, прости, а как?! Может быть, очень может быть, что кладбище действительно сейчас немного не к месту, конечно. Но если вдуматься, очень даже к месту... А теперь решай, с ума сходить или накатить по сто - сто пятьдесят, как положено в предлагаемых обстоятельствах! Вот это реальный выбор!.. Либо вслед за птицами к охотникам, либо с охотниками на бережок, как говорится... А пацанов забывать - не след! Ни Цыпу, ни Сократа, ни Гитлера, ни того же Просвирю! Им там теперь тихо и приятно... А насчет бессмертия ты прав, конечно. Тысячу раз прав. Вообще, по моему разумению, бессмертие тоже наука. Но это с абхазами говорить нужно. Правда, у них горы и виноград, но и мы с тобой винограда в свое время накушались, в особенности на заре, как говорится... Да и потом... И этого не забывай, Кулик! По сих пор косточки отплевываются... Так что мы с тобой, Кулик, тоже своеобразные абхазы. Ты да я. Два долгожителя... И ты, Рудольф, не дрейфь, выживем! И не кисни! Я тебя всему обучу, если захочешь. Самому себе завидовать станешь! А на все твои туманные рассуждения я тебе так отвечу: во всяком всякое - всё!.. Бывает, да, но... было и будет!.. И не гоношись - еще не так куковали!.. И куковали, и на кукане сидели, и в кокон рядились... Еще вспомнишь меня!.. Вот Кулик меня никогда не бросал, даже когда у меня глаза от мороза лопались, не бросал. И я его не брошу! Знай!.. Хотя не так все однозначно. Тучи сгустились немного. Но это на потом оставим... Прости, Кулик, конечно, но иногда думается, лучше бы тебя закрыли, прости, Господи! И я бы с тобой посидел малёха! Оно, знаешь, как-то приличнее, чем с дровами плавать. В мировом океане.
      - Я только наблюдаю, - сказал Рудольф.
      - Это пока петух не пришел, - осадил его Варнак.
      
      ГДЕ СЛАДКО, ТАМ И ГОРЬКО
      
      Кулик сказал:
      - Это все выдумки, что люди взрослеют. Люди никогда не взрослеют.
      
      - Какой у вас замечательный альбом, Артур Аркадьевич! - сказал Затееву Павлуша.
      - Ты прав, Павлик! - отвечал старик. - Именно что замечательный.
      - А что в нем? Часом, не фотографии?
      - Нет, не фотографии.
      - Я еще гербарии люблю.
      - И не гербарий.
      - А что там?
      - Всему свое время. Позже представлю и поясню.
      - Интрига? - спросил парнишка.
      - Фокус. Я же фокусник, Павлуша.
      - Да уж знаю. Я фокусов боюсь немного.
      
      - Вот ты, Зинаида, опять жаровню принесла, - сказал Кулик. - С какой целью?
      
      - Говорят, что цель оправдывает средства, - сказал Мисюра. - Не знаю, может быть. Но что такое цель? Это сегодня цель, а назавтра шум в голове, не более того. Это если после вчерашнего голова еще цела... Что мы все празднуем? Не знаю... Уже забыл, когда последний раз исповедовался. Причащаюсь регулярно... А что? Тоже своего рода причастие, коль скоро слезы порой так и льются... Все страдаем за грехи свои постыдные и мимолетные. Каждый по-своему. Я не говорю о людях целомудренных, которых нет. Может быть и есть, но как их уловить, когда они точно дневные бабочки исчезают быстрее, чем появляются?.. Так бы, конечно, пообщаться, разузнать - как чистоту сберечь. А она была? - тотчас вопрос. Вот оно: теза - антитеза, ни свет ни заря. Жизнь - шарада, как ни крути... Нет, я - о простых людях. Я сам - простой человек, потому простые люди мне ближе. Но с простыми людьми не все так просто. Водочки выпьешь, бывает, опять же со слезой, такие мудрые мысли возникают. Знали бы вы!.. А откуда во мне или в другом простом человеке мудрые мысли? Разве сами по себе?.. Наверное... Думаешь - вот бы записать, но чем? Я же карандаш с собой не ношу. А, может быть, и зря... Вы, Александр Юрьевич карандаш с собой носите?
      - Нет, - ответил я.
      - Ну вот, даже писатели карандашей не носят. А почему? Да потому что в России-матушке мечтами живут. А для мечты слова губительны. Язык наш - враг наш... Тоже спорная мысль. Что мы без языка? подаяния попросит - и то... Я не стесняюсь, если припечет. И калекой представлюсь. В России калек любят. Калек и соловьев... Так вот и вязну ни за что ни про что. Ни рыба ни мясо. Ни жив ни мертв.
      
       - Позволь начистоту, Николай... пока Фирса нет, - обратилась к знаменосцу Зинаида. - Просто хочется снять любые и всяческие вопросы. Николай, я не прошу у тебя помощи. Я вообще ничего не прошу у тебя. Нахожу глубоко оскорбительным для себя просить что-либо у кого-либо... Просить?.. Нет. Это - не про меня... Нет... Во мне достаточно врожденной, а также приобретенной за годы безмолвного унижения гордости. Но, не стану от тебя скрывать, я в растерянности и отчаянии. Гордость и отчаяние. Гремучая смесь. В особенности отчаяние беспокоит меня во мне. Не случилось бы беды, Николай!.. Ну, и желания, разумеется. Еще тлеют желания, представь себе, разные желания, как у всякой женщины. А я - женщина, если кто-нибудь здесь позабыл. Или забылся. Вот почему жаровня... Наверное, в этом причина... Женщина с ее женским, как справедливо заметил Виталик. Спасибо тебе, Виталик, за эти слова!.. Не стану скрывать. Могла бы скрыть, конечно, но я - не из тех, что скрывают. Не стану скрывать, хотелось бы, как и всякой женщине, чтобы кто-нибудь, присутствующие не в счет, пусть кто-нибудь другой, неважно кто... тот, кто способен проявить хотя бы толику сострадания... чтобы этот незнакомый доселе, увы, человек, обратил внимание на эту несчастную и отчаявшуюся женщину, гордую, несчастную и отчаявшуюся женщину... С жаровней или без жаровни - не имеет значения... И сочувственно вздохнул бы... Вздохнул и протянул руку. Даже не с тем, чтобы помочь, а просто так, взял бы и протянул руку... Я в растерянности и отчаянии, Николай! Уже не могу понять, с чего начать, и чем кончить. Я уже не различаю тарелки и плафоны, смех и слёзы, жизнь и смерть, прости за высокопарность. Страстно желаю, но уже не понимаю чего... Зачем жаровня, спрашиваешь ты, а я не могу тебе ответить. И это не от любви, как прежде, но от ее отсутствия. Впрочем, любовь и ее отсутствие я тоже различаю уже с трудом!.. Я слепну и глохну, Николай!.. И все же позволь напомнить тебе: мы так не договаривались. Мы, Николай, так не договаривались.
      - Прости, Зинаида, - ответил Кулик. - Я искренне сожалею, что у тебя все так складывается. Еще раз прошу прощения, но, откровенно говоря, я не совсем понял, о чем мы договаривались, и чего ты хочешь от меня.
      - Просто протяни руку... Иногда хотя бы.
      - Вот тебе моя рука, - сказал знаменосец и протянул руку Зинаиде.
      - Не нужно смеяться над женщиной. Никогда! - воскликнула Зинаида и опустошила рюмку. - Ты прав: дурь, конечно.
      
      - Если можно, я прилягу, - сказал Саня. - С дороги сил совсем не осталось.
      Не дожидаясь ответа, поэт рухнул в углу, согнав с места Вильсона.
      
      - Не жилец, - оценил Санину выходку кот.
      
      - Кажется, я понял, в чем дело, - сказал Затеев. - То, что вы живете двери настежь - это своего рода протест... Протест, Кулик?.. Конечно, что же еще? Хотя я а пользу протестов не верю, но понять вас при такой постановке вопроса могу. И вы нисколько не виноваты. Всеобщая депрессия и умственное обнищание достигли того уровня, что протест самопроизвольно распространяется как чума. Двери сами открываются, подвергая нас опасности... К слову, о собаках: одна из них укусила меня прямо во сне. У телевизора. Телевизионная собака... А когда бы она была настоящей, живой? Вряд ли бы мы с вами сидели теперь рядком... Насколько я понимаю, ваши собаки отлучились на время? Будьте осторожны, когда вернутся. Время перемен. Опасное время. Все меняется молниеносно. И люди, и собаки...
      
      - Они же распродали всё! - загудел, указывая на Бублиха полковник. - Разводные ключи, ножовки, лерки, воротки, одноколонные и двухколонные трубные прижимы, чеки, зажимные призмы, колонны, скобы, винты, рычаги, плиты и рукоятки, ролики шаблоны, хомуты и трубы, фитинги, перчатки и горшки. Распродали все! А, как, позвольте вас спросить, без тех же горшков сохранить материнство и детство? Все на чудо надеетесь?
      - А откуда ему, позвольте полюбопытствовать, чуду взяться? - поддержал Кравчука старик, - когда престидижитаторы попраны и низложены?!
      - Кто такие? - спросил Кравчук.
      - Фокусники. Племя волшебников большой страны... Я пятьдесят лет производил чудеса. Меня сам Мессинг раскусить не смог. Так и умер в недоумении... Ничего, мы еще живы!.. Мы, да саперы!.. А больше и нет никого... Живы, невзирая на реституции и махинации! Да, нас осталось мало, многие замерзли, многие привыкли к алкоголю, но настанет час, полковник, и мы очнемся! Как древние!.. Как Владимир Ильич!.. Да вы, как военглав, и сами видите - час настает... Любите нас, полковник, мы стреляем мно о ого дальше вашего Макарова. Пусть метафора, но в самое яблочко.
      - Дай, расцелую тебя старик! - сказал полковник и погрузил Затеева в объятия.
      - Но более всего опасайтесь пришлых, - продолжил престидижитатор, вырвавшись из объятий. - Чужих и чуждых. Залетных много, близких и далеких... Теперь так: когда я размышлял о вашем поступке, Кулик, мне невольно вспомнился один афоризм: "Как оно было так оно и будет"... Почему вспомнился? Сам по себе или Варнак подсказал? Не суть... Какое отношение данная фраза имеет к ходу моих размышлений? Оказывается, самое прямое... А, может быть, не эпидемия бездуховности, и не протест, но наш фатализм стал причиной разверзшихся дверей?.. А я на это скажу: будет - не будет, с нас не убудет. Ха-ха-ха!.. Не самая удачная шутка, но свидетельство того, что я не потерял способности шутить, даже в нынешних обстоятельствах... И пусть фатализм, пусть!.. Имеем право... Но мы с вами не должны забывать и другой афоризм: "Где сладко, там и горько". Мудрость древних. Данное высказывание можно трактовать следующим образом: осмотрите того, кто пожимает вам руку - не нож ли у него за спиной. Я бы еще добавил: осмотритесь... Насколько я вас знаю, Кулик, вы всегда были человеком осторожным. И вдруг, что я вижу?.. Точнее, кого я вижу?.. В вашем доме... позвольте вольность - в нашем доме... в любимом нашем доме случайные люди... Случайные? Или я ошибаюсь?.. Можете не отвечать. Вам неловко - можете не отвечать... Знаете, какая у престидижитаторов интуиция?.. Кроме протеста и фатализма, есть и другие версии, но, если честно, устал я ломать голову. Тем более, мои умозаключения ничего не изменят: все происходит само собой... Прожитые годы берут свое. Уж не кручиниться - улыбаться нам с вами пора беззубыми своими улыбками. Так и поступим. Будем радоваться, веселиться, радоваться и все. Как-никак именины, если я не ошибаюсь... А давайте грянем "Шумел камыш"! Кто-нибудь знает слова?
      
      - Между тем продолжают рожать, - сказал Рудольф. - Рожают и рожают, рожают и рожают. А людишек все меньше.
      - То и дело подбрасывают младенчиков, - подтвердила Эльвира Леопольдовна.
      - Кому подбрасывают?
      - Всем. Крыльцо поприличнее выбирают и выкладывают на солнышко. Выложат и в дверь постучат. Иногда и постучать не утруждаются. Мне Виталика таким образом подбросили. Собственная дочь подбросила. А он заполошным оказался - дни напролет по могилкам бродит - меня одну оставляет. А мне одной тоскливо. Вот я и нацелилась на Березки... Скоро - скоро новая жизнь начнется. Меня там ждут... Там где-нибудь поблизости тоже кладбище должно быть. Я люблю, чтобы кладбище было. Меня Виталик приучил.
      - Мамочка, зачем вы такое говорите? - возмутился Виталик.
      - Так мы будем пулечку расписывать? - сменила тему княжна. - По копеечке.
      
      - Но ты должен знать, Николай... - продолжила рассуждать Зинаида. - Должен знать: дурь - это болезнь. Болезнь заразная, а, стало быть, всеобъемлющая. И ты, как избранный символ нашего прошлого и будущего должен быть к нам милостив... И должен помнить: если бы не мы, тебе не над кем было бы парить и властвовать... Неужели ты не видишь как мы страдаем и как стесняемся этого? Все без исключения!
      - Вижу. Как не видеть?! - отвечал Кулик.
      - Понимаю, тебе это кажется мелким...
      - Неправда.
      - Ты решаешь задачи космического масштаба. Но Николай, поверь, сегодня отсутствие любви - национальное бедствие! Не только что я - вся страна больна этим! Вся страна, Николай, стоя на коленях и высунув язык, ждет любви! Любви и жалости!.. Выгляни в окно!.. Я понимаю, ты не можешь признаться в любви всей стране, но отдельно взятую меня почему бы не пожалеть?
      - Я жалею тебя, Зинуля, поверь. И всех жалею. И я спасу тебя. Пока не очень получается, но я спасу... Тебя и всех.
      - Можно ли тебе верить?
      - Положа руку на сердце, не знаю, - немного подумав, сказал знаменосец. - Но я стараюсь. Видит Бог, стараюсь изо всех сил.
      - Могу ли я считать это утешением? - спросила Зинаида.
      - Конечно, - заверил ее Кулик.
      
      - А ведь у него может карт и не оказаться, - размышляла вслух Эльвира Леопольдовна. - Хозяин, кто бы что ни говорил, человек с большими странностями... Разве спросить?.. Еще не так поймет... Ну что? Будем без преферанса куковать.
      
      НЕСЧАСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
      
      Кулик сказал:
      - Трагедия, когда, отказавшись от души, ступенька за ступенькой спускаешься по ветхой лестнице в бездну. Точнее, думаешь, что спускаешься в бездну, а оказываешься всего-то в выгребной яме.
      
      - Наверное, я выгляжу в ваших глазах извергом, - произнес Бублих, - но, поверьте, я далеко не изверг. Просто другой. Вы - такие, а я другой. Вы для меня другие, а я для вас другой. И таких, как я много. Большинство. Живем и работаем. Преимущественно работаем. Жить не особенно получается. Это прошу отметить и учесть... Так что еще неизвестно, кто здесь нуждается в жалости. Отчего-то мне захотелось вам сказать вот именно теперь, вот именно после слов этой глубоко несчастной женщины-вдовы... Зинаиды?.. Да, Зинаиды... Не в качестве оправдания, мне не в чем оправдываться. Но сказать хочется. Что-то там внутри этакое, клубочек шерстяной провернулся... Я же своего рода невольник... Так, кажется, это называется?.. Вот именно - невольник... Мы все невольники. Разве нет?.. Думаете, я не вижу, что вы все - дети. Вот именно, что дети. Мал, мала, меньше. Но, видите ли, в чем дело? Я не чувствую детей... Виноват? Нет, не виноват. Так случилось, таким родился. И в детстве не чувствовал. Играл с другими ребятишками, но не испытывал по отношению к ним ни малейших эмоций... Хотя детство было хорошим. Меня не обижали, нет. Сейчас, знаете, модно на детство пенять. Чуть что, нагрешил - это по причине детской обиды. Меня в детстве никто не обижал. Любили. Может быть, делали вид, что любили, но получалось это у них очень искусно. Я - о родителях и прочих учителях... Не знаю, может быть, в самом деле нужно было страдать? Страдания в России - это же, как будто непременное условие?.. Нет, не обижали меня. Сыто ел, мягко спал. Разве я виновен в том, что меня не обижали?.. Я все понимаю, оцениваю, отмечаю, и жалость иногда испытываю, и прочие добрые чувства... Иногда... Но не чувствую. Я, признаться, и запахов не чувствую. Мне все равно: сырая рыба или жареная рыба, например. Это несчастье, наверное... Или счастье... Или не то и не другое... Словом, другой я - вот и весь сказ. У меня и правила свои. И менять их я не намерен, не обессудьте... А разве другие не имеют право на свою жизнь и свои правила? Вот у вас своя жизнь - свои правила, а у меня - своя жизнь и свои правила. Если мы все станем нарушать правила, что же это будет? Жизнь просто прекратится однажды, и все дела. Сначала, конечно, мы все погрязнем в содоме, а затем - все, финал. Крысы и головешки, больше ничего... Крысы при любом раскладе выживут. Так мне кажется... Вам бы, конечно, хотелось, чтобы я ушел или умер. Вот прямо здесь скончался бы. Но этого не случится. Вынужден вас огорчить... А давайте начистоту, без лицемерия. Дети глупы, эгоистичны и часто злы. Разве нет?.. Я знаю, что при внешней благости в глубине ваших душ кроется зависть и злоба... И вы это знаете... И сиростью своей пользуетесь. Нет?.. Радости в мире не так много. К сожалению, ее, радость, приходится распределять. А поскольку радости не так много, для того чтобы одному досталось, у другого приходится отнимать... Кому-то приходится этим заниматься. И вовсе не потому, что он страстно желает того, а просто потому, что так распорядилась судьба. Так уж все устроено... Я не смогу жить как вы, даже если очень захочу... Вот в вас радости больше, чем во мне, например. Быть может, кто-то и у меня отнял. Должен ли я его ненавидеть?.. Нет, конечно... Да я и не смогу, ибо не знаю, кто он... Вам со мной, в этом плане даже повезло. Обидчик, как говорится, на виду. Можно прихлопнуть, да и дело с концом... Только это не так просто, прихлопнуть-то. Мне это доподлинно известно... Возможно, я не прав. Допускаю. Но я так думаю. На том стою, как говорится... Пришло в голову, после слов этой глубоко несчастной женщины-вдовы.
      
      - А вы-то сами на службе у кого, дядечка? - спросил у Бублиха Рудольф.
      
      Ответа не последовало.
      
      - И черт ныне измельчал, - подытожил чапчик. - Скучная жизнь настает.
      - Не скажи, - возразил Мисюра. - В Мозамбике дворняжка Кики вынесла из горящего леса мартышку. Теперь друзья неразлучны. Кормятся из одной миски и спят обнявшись. Все меняется. Если и дальше так пойдет, тигры с козлами дружить станут. Глядишь, и у нас шансы появятся. Но это еще не скоро.
      - Знаете, мудрость приходит внезапно, - заметил Затеев, - и всегда неожиданно для окружающих. Окружающие, как правило, оказываются неготовыми и мудрость ближнего воспринимают как личное оскорбление.
      - Ложная многозначительность и бред величия, - сказал Рудольф.
      - А я помню, раньше в каждой школе был клуб интернациональной дружбы, - заметил Виталик. - Переписывались. У меня была подружка из Болгарии. Странное такое имя - Иванка... Братушки.
      - Кто? - спросил Рудольф.
      - Болгары... Раньше хотелось в Болгарию съездить. Теперь не хочется. Точнее, теперь ездить не нужно: достаточно глаза закрыть... У меня на кладбище живет один болгарин. Стоянов Мирко. Молчун. Придет, сядет в уголке, молчит. Если бы я его могилку не видел, так бы и не узнал, что болгарин... Буду лепить свою терракотовую армию. Глина замечательная у меня.
      - А вот это - удачная затея, - сказал Кулик.
      - Отвлекусь на время хотя бы.
      - Славная идея.
      
      Виталик наполнил стакан и закрыл глаза:
      - Господи Милостивый, в минуты безмерной радости, что прибудет каждодневно и еженощно с нами в сем благословенном уголке дикого мира, вдали от кощунствий и напастей, в отсутствие потерявших разум и разумом погрешивших, вне болезней духовных и чреволюбия благодарим тебя за трапезу, ниспосланную свыше.
      Выпил, открыл глаза, улыбнулся:
      - Благоденствие!
      - Снова плакать захотелось, - сказал Затеев. - Тепло. Разомлел.
      
      - А много у вас бандитов? - обратился к Бублиху Мисюра.
      - Каких бандитов?
      - Ну, или строителей, как вы их называете?
      - Отстаньте.
      
      - На моих глазах разбился один жокей, - сказал Мисюра. - Представьте себе, со сломанным в шести местах позвоночником умудрился выбраться из-под лошади, подняться, поприветствовать публику, и в довершение ко всему осушить банку пива.
      - В шести местах? - спросил Затеев.
      - В шести местах. Я специально интересовался у врачей. Полная парализация.
      - А я верю, - сказал фокусник. - Мы себя не знаем. Человек на все способен.
      
      - Оборону я организую, - сказал Кравчук. - Главное - сформировать мешок, а там уж набивайте его, чем хотите. Все подойдет: и берданы, и молот, и эхолот... Долетим, не сомневайтесь, и сверху крылышками им помашем. Если будет кому махать... А как иначе? Иначе не бывает, будьте уверены... Такое пережить довелось! Глядишь - и ручек нет, и ножек нет. Даже того самого предмета насмешек и мужской гордости нет - и такое приходилось, но покуда воля еще теплится - долетим, можете не сомневаться... И отбомбимся. И долетим, и отбомбимся! И плюнем, и поцелуем... Тут бы выругаться, да при дамах неловко. Хотя ругаться, люблю и умею. Ну, до дела дойдет, тогда уж отведу душу. Тогда уж не взыщите... Я говорить не мастер. Никогда не отличался болтливостью. Болтун - находка, помните?.. А я скажу иначе. Болтун - утрата. Быть может, непоправимая утрата... Уж я-то повидал, довелось... Это, знаете, как в сказке. Пока лев спит - мыши дергают его за усы, кто во что горазд... Но, согласитесь, так не может продолжаться до бесконечности... Однажды царь проснется, да и задаст трепки... Верно излагаю, Борисыч? Ха-ха... Помнишь? Помнишь эту сказочку?.. Я, может быть, не совсем ладно рассказал, уж прости - не мастер сказки сказывать, но самое главное ухватил. Успел. Наш пострел везде поспел. На лету, как говорится... Ну, что? Как вам сказочка?.. Непростая сказочка - со смыслом. Ха-ха... Мог бы еще сказочку со львом и саранчой рассказать, но она не совсем приличная - при дамах неловко... Взять ту же Африку хотя бы. Сахара. Казалось бы, пустыня, безжизненное пространство. А брось бомбу килограммов на пятьсот. Такое повылазит, такие... Что ты?.. Страха бояться нужно. Собственного страха. Больше ничего. Страх - единственная бесполезная эмоция... Но бояться нечего, друзья мои. Спешу вас утешить - бояться нечего. В природе и не только, в нас самих все надежно спрятано... Да и люди вокруг. Не в одиночку дерево точим... Не дрейфь, азимут рассчитаем, резкость наведем! Все в дело подойдет: и берданы, и молот, и эхолот!.. Что там еще у тебя, Кулик, имеется?.. Все в дело пойдет. Подпол здесь есть?
      - Есть, - ответил Кулик.
      - Это главное. В подполе всегда ночь. А нам ночь - союзник. И мать, и хозяйка... Сразу к делу. Оружие будешь раздавать по моему сигналу. Ни раньше. Раньше - ни в коем случае. Знамя при тебе?
      - Всегда.
      - Это главное.
      - Думаешь, справимся?
      - Со мной - непременно. Только нужно меня слушаться. Никакого своеволия!.. Приблизительно через час построение... Пленных не брать!
      - Что вы придумываете? - обратился Бублих к полковнику. - Вроде взрослый человек, боевой офицер...
      - Что, страх обуял?
      - Недоумение скорее.
      - Смирно! - скомандовал полковник.
      
      - А у меня в молодости на коленях были такие замечательные ямочки, - сказала княжна. - Вот интересно: меня уже нет, а ямочки остались... У меня никак не получается разлюбить людей. Вроде бы стараюсь, а ничего не получается.
      - Это - дар Божий, - сказал Артур Аркадьевич. - Берегите его.
      - Ведь я неглупая женщина, и все-все понимаю. Время неумолимо. Только все равно, иногда так хочется выкинуть какой-нибудь фортель. Вот, знаете, вытворить что-нибудь такое, чтобы все вздрогнули. И уже тогда умереть. Последний аккорд, понимаете?
      - Очень хорошо понимаю, - ответил Затеев.
      - Старость каштанами пахнет. От вас каштанами пахнет.
      - Вы же меня молодым человеком называли.
      - Я от своих слов не отказываюсь. Никогда, молодой человек.
      - Спасибо... А мы вот что: мы будем с вами играть. Я знаю жизнеутверждающие игры. Прелесть!.. Будете со мной играть?
      - Я же объявила вам - я женщина неглупая.
      - Как понять?
      - Я вас в Березки с собой возьму.
      
       - А ведь вы, Виктор Борисович, и сами глубоко несчастны, - сказала Зинаида Бублиху. - Несчастны и одиноки... И хотите знать, почему?.. Если хотите, я вам скажу, быть может, это вам поможет, во всяком случае, облегчит ваши страдания... Сказать?
      - Сделайте одолжение.
       - Вы погрузились в себя. Как подводная лодка. Деревянная подводная лодка. Как фараоны погружаются в свои саркофаги. Именно так обстоят ваши дела, Виктор Борисович... Вы сами-то, случайно, не вдовец?
      - Нет.
      - Это многое объясняет... Берегите себя.
      
      БЕСПОКОЙСТВО
      
      Кулик сказал:
      - Кто таков сокровенный человек? Это человек, которого как будто и нет, но он всегда рядом.
      
      - А ведь среди моих знакомцев был один настоящий подрывник по фамилии Крыжевич, - объявил Затеев, - Не чета нынешним. Служил в нашем цирке электриком. Лампочки зажигал... О, это был выдающийся человек! Без труда перегрызал зубами металлический кабель. Когда умер, у него не обнаружили ни одного больного зуба. Вот он исполнял "Шумел камыш..."! Это был настоящий протест!.. В те-то времена!.. Бывало, как затянет, все немедленно собирались и уходили. И друзья, и родственники, и соседи, весь дом уходил. Шли куда глаза глядят. Только бы подальше от этого чудного голоса. У него был чудный голос. Сирена! Боялись того голоса... Ареста боялись, вот что!.. А он ни черта не боялся. Стало быть, уже тогда предвидел, чувствовал приближение свободы. Кому, знаете, оттепель, а кому - знойный июль!.. Что-то во внешности его было от древних... Да, были времена! Сплошь выдающиеся люди!.. Теперь так привечаете меня только вы, друзья мои! А прежде?! Что вы?.. Меня после представления уносили на руках. Первоначально в зрительный зал, дальше - к страждущим на улице. С рук на руки, с рук на руки. И так дальше, и дальше. Цветы, цветы, овации!.. Доводилось видеть фотографии Чкалова после легендарного перелета? Приблизительно та же картина!.. Да что говорить? В прежние времена престидижитаторы были властителями дум! В прежние времена обманывать как-то не принято было, порицалось. А нам разрешалось: суть профессии. Фокусник был чем-то наподобие пророка, мессии! А я был лучшим! и не всегда обманывал, нужно сказать. Иногда свершались подлинные чудеса. У меня только в сорок шестом году во время исполнения номера "Переход Суворова через Альпы" бесследно исчезли четырнадцать человек... А в сорок седьмом?.. Не хочу больше! Расплачусь... Что же касается распределения радостей и прочих благ - это же какое беспокойство!
      - Беспокойство?! - закипел Кравчук. - Какое там беспокойство?! Вот когда лютая година, когда брожение или сама баталия уже - то беспокойство! Это же миллионы! Здесь тебе и кони, и повозки, живые и мертвые, все в одном хороводе. Кровохлебка, мельница кровавая! Не доводилось?.. До смешного: бывало, выйдешь до ветру, предположим, и тут же свинья под ноги... Визгу!.. Откуда приблудилась? Кто же ее знает? Однако имеется наблюдение: когда такая катавасия, свинья непременно рядом... Откуда? Кто его знает?! Вообще, вопросов особо не возникает, когда жизнь на волоске. Считай - оборвалась уже! Все как один безумны, все как один пьяны. Не от водки, нет. Тут тебе и штыки, и колеса, узлы, чемоданы. Младенцев тащат куда-то. Зачем? Прятать... От кого?.. Каким образом?.. Никто не знает... А спрятаться-то негде. И надеяться не на кого! Такие вдруг рожи, коих свет не видывал!.. Пушки, хоругви, флаги, кузова, тюки, телеги, откуда ни возьмись! Заики арии исполняют! Слепые костылями тычут! Вот оно тысячелетие! Дождались!.. Оно ведь обыкновенно разом происходит. Живешь себе тихо-тихо, пивко потягиваешь, парикмахерские посещаешь, фотографируешься на память. В парках на водоплавающих таращишься... это в твой огород, Борисыч... и вдруг, откуда ни возьмись!.. А оно закономерно!.. Чем жил? - главный вопрос... Зачем жил?.. Вот это - беспокойство!.. Ни на минуту расслабляться не моги! Руки по швам... А то, видите ли, ноги промочить боимся!
      
      В РАЮ
      
      Кулик сказал:
      - Вот, к примеру, воскрешение Лазаря. Мы рассматриваем этот сюжет как бы извне, исключительно в контексте Писания. А как хотелось бы увидеть чудо глазами самого Лазаря!
      
      - Знаете, во дворе один мальчишка, рыжий такой, все время корчит мне рожи, - обратился Затеев к Зинаиде. - Так хочется оттаскать его за вихры, но я уже не в силах. Обидно до слез... Нет, силы я в себе чувствую, но они спрятаны где-то глубоко внутри. Кажется, стоит совершить одно движение, прорвать некую оболочку и получится побежать и схватить подлеца за волосы, но вот этого единственного движения не хватает. Думаю, все дело в воле. Точнее, в ее отсутствии. Дело также, по-видимому, в том, что мы родились в такой местности, которая предполагает неподвижный образ жизни. Сами посудите, в мороз не особенно-то разбежишься. Жили бы мы где-нибудь у моря. Вот как Хемингуэй. Он до глубокой старости удил рыбу. Огромных рыб таскал. В свободное от рыб время бился с быками. Неугомонный. Сделал революцию между делом. Вообще, сросся с дикой природой. Да и внешний вид у него был соответствующий. Помните его? Настоящий тореадор и революционер. Дикарь в хорошем смысле... Потому что там тепло. Очень... Нет, кажется, Хемингуэй революции не делал. Другой бородач. Кастро. А они похожи. Хемингуэй постарше как будто...
      - Застрелился, - сказала Зинаида.
      - Кто?
      - Хэм.
      - Чего вдруг?.. Странно, рыб таскал, с быками бился...
      - Выпивал, говорят.
      - Так питие - напротив, жажда жизни, - сказал старик. - Нет, здесь что-нибудь другое. Переутомился. Думаю, переутомился. От солнца устал. Там очень жарко... В нашем климате до сих пор жил бы. С его-то здоровьем. По корриде скучал бы, конечно, но мог бы хоккеем увлечься вполне, снежные городки мог бы брать, драться стенка на стенку, голубей разводить. А рыбалка у нас всем на зависть. И водка наша не хуже ихней бурды... А Кастро - ничего, молодцом!.. У нас лучше, конечно. Но и у нас, бывает, стреляются. Еще как! Выйдите на балкон и послушайте. Бесконечная канонада... Еще подрывники шумят. У них бесконечные праздники. Можно и на балкон не выходить - такой грохот... Самоубийцы, саперы, диверсанты, пиротехники, пироманы, затейники - черт знает что. Все смешалось. Дом Облонских, не иначе. Что там, в доме Облонских смешалось, не помните?.. И я уже не помню, а ведь читал когда-то... Холодно. Замерзаем, ленимся... Вот я о себе размышляю, думаю, это я к старости ленивым стал? Нет, таким и был, всю жизнь ленился. И как будто работал много, можно сказать, на износ, а внутри все одно какая-то изморозь присутствовала, озноб духовный... Обманывали часто - потому, наверное. Меня обманывали, я обманывал. Но это уже профессия. Я по профессии престидижитатор, фокусник иными словами... Нет-нет, да заберется в голову поганая мыслишка, хорошо бы прислугу иметь. Если не лукавить, хочется, чтобы кто-нибудь тебе служил. Хоть кто-нибудь... А знаете, ведь настоящая профессиональная прислуга и удовольствие получает в услужении. Да-да, не удивляйтесь. Ну, разумеется, должно быть приличное жалование. Если приличное жалование, чего бы прислугой не работать?.. Да ведь если приличное жалование, прислуга могла бы и свою прислугу иметь. Почему нет? Вот и наступила бы всеобщая лыла... Глупости, конечно. А ведь я коммунистом был. Видите, что старость с человеком делает?.. А я так думаю, всеобщее счастье может быть построено только на всеобщем услужении. Не на уважении, хотя уважение никто не отменял, а именно на услужении. Можно и не уважать человека, ну там, если не совпадают принципы или он, предположим, вор и все такое прочее, но, перешагнув через себя, оказав ему услугу, ты, тем самым и сам лучше сделаешься, и он, в конце концов, просветлеет.
      - Или Сибирь, - невпопад заметил Мисюра.
      - А что, Сибирь? - спросил Кравчук.
      - Старик упомянул мороз, и мне тотчас Сибирь вспомнилась. Предстала, как говорится, во всей красе.
      - Сибирь как Сибирь, - сказал полковник. - Там тоже люди живут. Декабристы. Службу несут
      - А приходилось вам бывать в Сибири? - поинтересовался у полковника Мисюра.
      - Врать не буду, не случилось, - отвечал Кравчук.
      - Значит, вы не знаете, что такое мороз, и как это страшно, когда мороз! Когда настоящая стужа - градусов этак в пятьдесят. И не топят! В избе иней на потолке, и все плюют на пол. Вот где стоит, там и плюнет!.. Там стоит - там плюнет! Здесь стоит - здесь плюнет!.. Пьют исключительно водку. Все пьют, включая пингвинов и собак. Водка и пельмени. Пельмени, пельмени, пельмени, пельмени и водка! И мороз - пятьдесят градусов! Плевок в две секунды замерзает и делается звездой. Например, Полярной звездой. Или другой. Сириусом, например. Целые созвездия на полу, хоть астрономию изучай!.. И, что характерно, никто не спивается. Трудятся, трудятся. Если остановиться, прилечь - тотчас смерть... Минут через пять-семь... А дети играют. Бегают в основном. Догонялки, салочки. Или сядут на гопку и катятся с горочки. Не обязательно на санках. Прямо на гопку и катятся. Или картонку какую подстелят и катятся. Но больше бегают. Схватит калач и бежит - не угнаться. Дети бегают, а взрослые пьют и трудятся, трудятся и пьют. А дети бегают, стало быть... Живут в среднем сто восемнадцать - сто двадцать лет. Живых от мертвых отличить чрезвычайно сложно - у всех корки изо льда. Пять дырочек - для глаз, носа и рта. Изо рта парок. И все. Остальное - сплошной лед... Остановился предположим: парок изо рта не идет - возможно, умер. Хотя, может, и спит. Спят недолго, но крепко.
      - И воюют охотно. Прекрасные воины, - добавил Затеев. - Лучшие.
      - Выпивают побольше нашего, но никто не спивается, - продолжал Мисюра. - В такой мороз водка теряет пагубные свойства. Исключительно в роли лекарства выступает... А что означает это самое "спиться"?.. Вот, говорят, "он спивается". Как понять? Что с ним, спивающимся, происходит такое? И как отличить его, скажем, от просто-напросто крепко выпивающего человека? Или, скажем, просто выпившего человека, который обычно не пьет, а тут вот как раз взял, да и надрался, прилично надрался. И счастлив между прочим... Вот этот момент при воспитании и порицании часто не учитывают. Элемент счастья, так сказать... Вот, кстати, как отличить опьянение от счастья? Что скажете?.. Знамо, молчите. Нет ответа на этот вопрос... Ну отдам я вам водку, откажусь, а что вы мне взамен предложите? Чтобы мечталось и спалось как в раю?.. Да, Сибирь! Белый рай! Мороз пятьдесят градусов, а все равно рай. Для русского человека, конечно. Уже много времени прошло, многое забывается, а впечатление осталось - будто в раю побывал.
      Кулик сказал:
      - Мне близка теория, что в Сибирь ссылали не столько с тем, чтобы помучить, но дабы успокоить. Ибо Сибирь - край земли. За Сибирью уже ничего нет. Стало быть, определенность. А определенность и есть покой.
      - Что бы тебе туда не перебраться в таком случае? - предложил Мисюра.
      - Зачем?
      - Мечешься, мечешься...
      - Я человек городской, испорченный. Для тех мест опасен. От меня не только что жители - любой климат перемениться может. А что, к примеру, хорошего будет, если там начнутся дожди в декабре?
      
      - Территории переваривают нас, - вывел Рудольф.
      - Как это? - спросил полковник.
      - Как кролик, поедающий собственную голову.
      - Несвежая мысль, - заметил Кулик.
      - Не имеет значения, - сказал чапчик.
      - Как это он умудряется? - поинтересовался Кравчук.
      - Кто? - спросил Рудольф.
      - Кролик.
      - Очень просто.
      - Чушь городите, юноша. Такое невозможно.
      - А вот, представьте себе.
      - Я бы на вашем месте покончил с собой, - поразмыслив немного, заключил полковник. - Прямо сейчас. Немедленно.
      - Ну, уж этому не бывать, - отрезал Рудольф.
      - Это почему же?
      - Ужасно хочется узнать, чем все кончится.
      - На что-то надеетесь?
      - Надеждой живем.
      - На Кулика надеетесь?
      - Еще чего!
      - Или детей заведите. Заведите детей, а уж тогда в петлю... Пиво пьете?
      - Нет.
      - А вот это - молодец. Пиво - бездна. Молодец!
      - Знаю, что молодец.
      
      - А для меня рай - это детство, - сказала Зинаида. - Маленькой я каталась на пони. У этого пони в гриву были вплетены пестрые такие ленточки. И пахло от него, не поверите, земляничным мылом. Ах, как хотелось бы мне хотя бы разик еще прокатиться на пони! С пестрыми ленточками в гриве. Пусть даже и без ленточек. Просто прокатиться...
      - И там рай, и здесь рай, - объявил Виталик. - Всюду рай. В раю живем, хоть и на земле грешной. Точно говорю. Потом вспомните меня.
      
      - А вот скажи мне, Кулик, - сказал Мисюра, - с какой целью ты хочешь что-то поменять? Посмотри, люди в раю. Что может быть лучше рая? Им другая гармония, благоденствие или бессмертие не требуется. Это же представить себе невозможно, чтобы человеку к Эдему прибившемуся хотелось бы чего-нибудь еще!
      - Ты им веришь? - спросил знаменосец.
      - Кому?
      - Тем, кто заявляет, будто в раю живет, веришь?
      - Говорят же. Зачем-то говорят.
      - Страх свой кормят таким образом.
      - Да вроде нет особого страха. У меня лично не наблюдается.
      - А ты его в Сибири отморозил. Как ухо или нос.
      - Может быть. Может, ты и прав... Я ведь такой же, как и они. Мне рай знаком, если это можно назвать раем. Мы же на самом деле ничего не знаем.
      - В том-то и дело.
      - Иногда на душе так хорошо. Вроде бы никаких оснований... Бывало, слякоть, в кармане ни гроша, жрать хочется до невозможности. А до сухого закутка добрался, корочку в рот положил, рогожкой укрылся - и так хорошо.
      - Ты себя с кем-то путаешь.
      - Почему же?
      - Ворчишь всегда. Это сейчас во хмелю пластинку переменил: слезки на колесиках. А так все время ворчишь.
      - Что-то расстроился, прямо ком к горлу.
      - Ничего. Не переживай. Меня тоже одно время путали. С Фритьофом Нансеном.
      - А вы, и правда, как близнецы. Если бы тебя не знал, так и подумал бы - Нансен. Фритьоф... А правда, кто ты? Кулик или Нансен?.. Фритьоф.
      - Дурак ты.
      
      - Скорее бы уж снег, - сказал Виталик. - Когда снег ложится, как будто теплее делается.
      
      МОЛНИЯ
      
      Кулик сказал:
      - Или вот еще история. В 1935 американский турист Рандольф Истман во время грозы попросился переждать стихию в доме болгарской женщины Марты Маикии. Через неделю они поженились, но спустя 2 месяца его убила молния. Позднее Маикия повторно вышла замуж, теперь уже за француза по имени Шарль Морто. И во время путешествия по Испании второй муж также был поражен молнией наповал. Вдова вернулась в Софию, где ее начал лечить от депрессии один германский врач. Они поженились в Берлине, а во время поездки к французской границе. Обратите внимание, именно французской. В автомобиль врача ударила, как и следовало ожидать, молния. Третий муж был убит на месте... Что скажете? Молния слепа?.. Почему, например, в одном и том же случае одна и та же молния убивает одного всадника, не тронув лошадь, а другого всадника отбрасывает в сторону, испепелив под ним коня... "Слепая стихия" может убить в толпе представителей только одной профессии, например, только монахов, или только мужчин или только женщин. Предсказать заранее невозможно... И далеко не всегда жертвы отличаются чисто физически, например, носят металлические предметы. Иногда молния по одной ей видимой причине из группы людей выбирает самого счастливого или красивого, а, может, и самого греховного. В Японии учитель во время непогоды приказал школьному классу в походе взяться за веревку, и попавшая в веревку молния убила ровно половину всех подростков, аккуратно через одного, поразив всех четных в строю детей и не тронув нечетных. Так поступает только могучая, уверенная в себе осмысленная сила, действующая по определенным, к сожалению, совершенно неизвестным нам законам.
      
      НА КРЫЛЬЦЕ
      
      Кулик сказал:
      - Это только кажется, что сердце заходится, когда страсть обуревает. Сердце, знай себе, секунды отсчитывает и ничего боле. Душа заходится. А душа, изволите видеть, временный жилец - выпорхнет, не заметишь.
      
      Я заметил, что Лизонька подсела ко мне, только когда она, обдав горячим дыханием, зашептала мне на ухо:
      - Не замечаешь меня... Что съежился?
      - Щекотно.
      - Как это?
      - От шепота щекотно.
      - Делаешь вид, что не замечаешь меня?
      - Ну почему же?
      - Забыл меня? Совсем забыл меня. А, может быть, ты не узнал меня? Может быть, я постарела, подурнела?
      - Не пойму...
      - Путешествовали с тобой. Где только не были с тобой! В Турции, в Абиссинии. Принудил меня любовные стихи читать, а теперь не узнаешь?
      - Не пойму...
      - Бестолковым стал?
      - Но я действительно...
      - Дождь перестал. Пойдем гулять?
      - Зачем?
      - Просто так. Потому что дождь перестал... Ты что, боишься меня?
      - Не боюсь. Разомлел немного.
      - Взбодришься.
      
      Мы с Лизонькой вышли на крыльцо.
      С крыши падали и разбивались в крап тяжелые капли. Только эти звуки - в остальном большая тишина. Птицы куда-то пропали. Холодный и грустный узор коричневых и серебряных трав застыл, кажется, навсегда.
      Отчего-то подумалось, что мы в сравнении с этим узором?
      
      Елизавета неожиданно рассмеялась:
      - Зайчиков помнишь?
      - Помню, конечно, - соврал я.
      - Ничего ты не помнишь
      - Отчего же, все помню.
      - Ты бледненький. И в прошлый раз бледненьким мне показался. Болеешь?
      - Голова болит немного.
      
      - А тебе дядя Николай зачем?
      - В каком смысле?
      - Что ты к нему привязался?
      - Ничего не привязался. Ходим вместе.
      - Куда?
      - Никуда, просто ходим, навещаем знакомцев.
      - Чьих знакомцев?
      - Дяди Николая. Вот к вам заходили.
      - Зачем?
      - Башмаки принесли.
      - Ах да, башмаки, правда.
      - Сносились.
      
      - Вот смотрю на тебя и думаю: наверняка на уме у тебя что-то этакое.
      - Ничего там нет. Пустота там.
      - Наверняка что-то затеял, затаился.
      - Не затаился.
      - Думаешь, что желанный?
      - Ничего я не думаю.
      - Загордился, зазнался?
      - Не зазнался.
      - Вид надменный у тебя.
      - Тебе кажется.
      - Хвастался бы потом.
      - Нет.
      - Заманил бы меня, хвастался бы потом.
      - И в мыслях не было.
      - Врешь.
      - Не вру.
      
      - Жалеешь меня?
      - Не знаю, что сказать.
      - Дескать, загубила жизнь, на дереве с башмаками сидючи.
      - И в мыслях не было.
      - А сам не знаешь, что такое башмаки и кто такой башмачник.
      - Верно, не знаю.
      - Думаешь, глупости какие.
      - Ни о чем таком я не думаю.
      - Спасение твое, если не думаешь. Ты, я вижу, человек изначально простой, даже простодырый. Как Зинаида... Та хотя бы мечтает... И не надобно тебе думать лишнего. И вообще, думать забудь покамест. Дыши воздухом, мною любуйся. Или вот хоть травкой. Дивная травка... Не лезь туда, где тебя не хотят. Не приставай к дяде Николаю. Ему не до тебя сейчас.
      - Мне показалось, он принял меня.
      - Принял, конечно. Он всех принимает. Он старенький, и не в себе немного. А тебе он зачем?
      - Не знаю. Честно не знаю. Как-то само собой получилось. Встретились, бродить отправились. Я пьян был, когда мы встретились. Мы с моим коллегой отпуск отмечали...
      
      - Ты ему веришь?
      - Кому?
      - Дяде Николаю?
      - Что ты имеешь в виду?
      - То, что он воспарит, все переменит к лучшему, людей хорошими сделает?
      - Не знаю... Нет, наверное... Не знаю.
      - А так нельзя.
      - Скорее всего.
      
      - Руку потеряешь или обе сразу - как жить будешь? Без головы проживешь, а без рук каково?
      - Не знаю, что сказать.
      - Видишь, мы народец особенный. С младых ногтей к чудесам приучены. Для нас ничего невозможного нет, а тебе - сто верст до небес, да все лесом... Полюбил меня?
      - В каком смысле?.. Вообще, я людей люблю...
      - Со мной остерегись. Помыкать стану, капризы свои исполнять заставлю. Разве готов?
      - Не думал об этом.
      - А как ты мог думать, когда совсем меня не знаешь?
      - Верно.
      - А ты откажись от меня.
      - Как это?
      - Не ходи за мной, не ухаживай, цветов не носи.
      - Я не ношу.
      - Это плохо.
      - Наверное.
      - На что я тебе? Разве не видишь, что я дурочка?
      - Зачем ты так?
      - У меня своя дорожка. Тебя на той дорожке нет.
      - И ты не дурочка...
      - Откажись. Пойди к дяде Архипу, скажи, что у тебя жена есть, деток полон дом.
      - Зачем?
      - Дядя Архип тебя присмотрел. В мужья мне присмотрел. Как только увидел, сразу замлел. Только о тебе и разговоров. Сходи.
      - Да уж я дорогу теперь не найду.
      - Попроси дядю Николая отвести.
      - А, может, дядя Николай и поговорит с ним?
      - Дядю Николая он слушать не станет. Ты сам должен.
      - Хорошо... Тебе Павлик нравится, я заметил...
      - Зачем сказал?
      - Не знаю, как-то вырвалось.
      
      - Облегчение испытал?
      - В каком смысле?
      - Оттого что отказалась от тебя.
      - Ну почему же?
      - А ты не спеши, я еще ничего не решила.
      - Хорошо, не буду.
      - Покуда моложав, но все одно постареешь.
      - Конечно.
      - И вскоре.
      - Не исключено.
      
      - Так-то ты прав: дурачок и дурочка - хорошая компания, да? Это я про нас с Павликом.
      - Я не думаю так. И не понимаю...
      - Все ты понимаешь. Гордыня в тебе. Убьет рано или поздно... Что ж? Пей напивайся - дело твое. А я пойду к Павлику. Как детки малые играть будем, резвиться будем. А ты локти кусай... Шучу.
      Девочка захохотала и побежала в дом, подпрыгивая на ходу.
      
      Пошатываясь, на крыльцо вышел Бублих:
      - Не видать?
      - Кого?
      - Строителей.
      - Нет как будто.
      - Где их носит? Чертовщина какая-то! День потерян. Все планы рухнули.
      - Бывает.
      - Вообще, не бывает. Это сегодня... Чертовщина какая-то!.. А что там гремело? Я думал, дом сам по себе рушится начал... Что-то такое гремело...
      - Это слон.
      - Какой слон?
      - Слон и слон.
      - Слон?
      - Слон.
      - И что он, слон?
      - Пошел Фирса догонять.
      - Слон?
      - Слон.
      - Откуда здесь слон?
      - Не знаю.
      - И что он?
      - Пошел Фирса догонять.
      - Он жил в доме?
      - Кто?
      - Слон.
      - По-видимому.
      - Большой?
      - По-видимому.
      - Африканский, индийский?
      - Не знаю.
      - Хозяйка, говорят, циркачкой была?
      - Говорят.
      - Акробатка как будто?
      - Говорят.
      - А я не верю.
      - Воля ваша.
      - Опустившаяся женщина, больше ничего... Слабоумная, больше ничего.
      
      Виктор Борисович, сойдя с крыльца, осмотрел стены шанца:
      - Разрушений не видно.
      - Мог с той стороны выйти. Может, там посмотреть?
      - Делать мне больше нечего, грязь месить... А вы его видели?
      - Кого?
      - Слона.
      - Слышал.
      - Вы пьяны.
      - Да, я в запое.
      
      - И что делать?
      - В каком смысле?
      - Может быть, сначала вызвать полицию?
      - Не знаю.
      - Не люблю полицию. Не нужна полиция.
      - Вам виднее.
      - Они же сами не уйдут.
      - Боюсь, не уйдут.
      - Применять силу?
      - Может быть, стоит отказаться от сноса?
      - Как это?
      - Потом как-нибудь снесете. Другую хибару снесете. Здесь развалюх таких видимо-невидимо.
      - Знаете, сколько я денег потратил?.. Вы вообще понимаете, что говорите?
      - Отчасти.
      - С ума я тут сойду... В самом деле, напиться, что ли?
      - А напейтесь.
      
      АЛЬБОМ РАДОСТИ
      
      Кулик сказал:
      - Еще каких-нибудь четыреста лет назад чудеса, та самая манна небесная, были неотъемлемой частью бытия и встречались на каждом шагу. Терпеть и надеяться было проще. Но мы уверовали в избранность свою. Вот и остались голенькими в пустыне. А оно все пустыня - и города, и горы.
      
      - И вот, Павлуша, настал момент открыть тебе тайну моего альбома, - возвестил Затеев, - и всех порадовать немного, ибо это альбом радости! Такого альбома больше не встретишь: плод моих многолетних стараний. Здесь собраны вырезки из журналов - рецепты духоподъемных игр. В минуту хандры или отчаяния извлекаю своих товарищей из тенет свинцовых буден. Федора Пальцева, ветерана художественного свиста, буквально со смертного одра поднял. А врачи давали ему максимум неделю жизни. Одиннадцать операций, тонны лекарств! Никто не надеялся... кроме меня. Супруга Федора, когда я пришел со своим альбомом, гнать меня хотела. Ребятишки удержали. У него любознательные ребятишки. А Федор и теперь жив, шлет всем пламенный привет!.. Когда в первый раз увидел такой рецепт, подумал, Боже праведный, как это наивно, если не сказать, смешно! Подумал, что же это были за люди, что составляли эти рецепты? Какая-то буквально лыла, прости Господи! А потом, немножечко остыл и подумал, почему же лыла? Очень даже не лыла. Напротив, чистота и радость. Игры-то светлые!.. Послушайте, Кулик, вот вам, как поклоннику и предводителю собак будет интересно. Игра называется "Собачки"... Понимаете, почему вам адресовал, да?.. Итак, "Собачки". Все игроки, кроме ведущего, становятся в круг. Ведущий ходит снаружи круга и в какой-то момент дотрагивается до одного из стоящих в кругу. После этого ведущий бежит снаружи круга в одну сторону, а игрок, до которого дотронулись - в другую. Когда они встречаются, то должны встать напротив друг друга на колени и сказать "гав-гав" три раза. После этого они продолжают бежать. Тот игрок, который занимает пустое место раньше другого, остается на этом месте, а другой становится водящим... По-моему, очень современная и веселая игра. Игра эпохи перемен. Люди, собаки, всё в движении. Прелесть! Жизнь!
      - А я не живу - сплю, - сказал Рудольф, - днем и ночью. То и дело прикладываюсь. От мыслей очень устаю. Голова постоянно думает сама по себе, протестует преимущественно. Ложусь, закрываю глаза. Эпические картины. Светопреставление. Все чрезвычайно реально. Сон, явь - очень трудно отличить... Сегодня опять снился конь. Что-то в личности его отталкивающее. Наглость как будто... Откуда у коня может быть наглость? Однако же факт... Я и сейчас как будто вижу его рожу... Как его? Буцефал?.. Буцефал... Соответственно, спартанцы, героическая птица, забыл название, сцены охоты на гигантскую рысь, откуда ни возьмись, увитый лаврами корейский бронепоезд, незнакомая женщина в зарослях орешника вся дрожит... Потом пробуждаюсь, прихожу в себя: убогая комнатка с желтыми обоями как у Раскольникова Родиона Романовича, за окном моросит... Еще Цусима снилась, но давно.
      - Ну и забудьте. Вам делом каким-нибудь заняться надобно. Лично я в лес ухожу, и по банкам консервным стреляю. Хотите, возьму вас с собой как-нибудь?
      - Я не умею стрелять.
      - Это совсем необязательно. Да я вам первое время патронов и не выдам. Не ровен час, застрелитесь.
      
      - А вот исключительно для вас, Зинаида, - продолжал фокусник. - Поскольку Египтом интересуетесь. "Глаз фараона". Действующие лица: мумия Фараона - кто-нибудь из гостей мужского пола; Слепая - девушка, которая будет изображать незрячую, для этого ей завязывают глаза; Поводырь - он будет сопровождать слепую. Поводырь должен в точности знать весь сценарий. Суть розыгрыша: Фараон ложится на диван и неподвижно там лежит, изображая мумию. Но рядом с его головой на уровне глаз ставится небольшая емкость (розетка, стаканчик) с холодной и вязкой жидкостью. Сметана лучше всего подходит, ее проще отстирывать. После того как все приготовления сделаны, Поводырь вводит Слепую в комнату. Она не должна видеть приготовлений, не должна ничего знать, кроме своей части сценария - что она слепая девушка, которую привели на экскурсию в гробницу фараона. Задача Поводыря - создать атмосферу присутствия в гробнице. Он говорит Слепой: "Мы входим в гробницу фараона. Ты ощущаешь запах тысячелетий? Кругом на камнях вековая пыль, по всем углам древняя паутина..." Поводырь подводит Слепую к Фараону и начинает вещать дальше: "Мы подходим к гробу фараона, вот лежит его мумия, вот - его нога, а это его колено, а вот его бедро... При этом рука Слепой скользит по названным частям тела, все выше и ближе к голове. Руку, естественно, направляет поводырь. "А это - его голова, вот - его уши, лоб, губы, нос, а это - его глаз"... При этих словах палец Слепой резко окунается в емкость с вязкой жидкостью, но бедная девушка этого не знает! Ей кажется, что ее пальцем ткнули в живой человеческий глаз!.. Другой вариант концовки конкурса. Все, как и прежде, только в конце говорят: "Вот его голова, это фараон, вот его мозги"! С этими словами руки жертвы погружаются в кастрюлю с вареными холодными макаронами (рожками, ракушками) вперемежку с кетчупом.
      
      Зинаида, внимавшая Затееву с застывшей улыбкой на лице, к концу монолога неожиданно зашлась в рыданиях.
      - Это ничего, это хорошо, - утешал ее старик. - Федор Пальцев тоже плакал. Многие плачут. Тоска уходит. Тоска, хворь. На душе чисто, как в светелке делается.
      
      ШОПЕНГАУЭР И КАРАСИ
      
      Кулик сказал:
      - Случайных слов не бывает, как не бывает случайных людей.
      
      Шанец в кислом дыме папирос гудел. Шла оживленная беседа, слов не разобрать.
      Зинаида завывала, пыталась вспомнить грустную песню.
      Лизонька, изображая счастье, щебетала и пританцовывала подле Павлика.
      Бублих похрапывал, запрокинув голову.
      
      - Говорят, говорят, - молвил Вильсон. - Думают, что убивают время. На самом деле время убивает их.
      - Все же он постарел, - заметил Франклин.
      - Кто? - спросил Ней.
      - Хозяин, кто же еще?
      - Не слышит? - спросил Мюрат.
      - Погружен в раздумья, - отвечал Вильсон.
      - Все крылышками машет, - сказал Мюрат. - Ему бы к рыбалке пристраститься - совсем другой коленкор.
      - А что? Я ходил бы с ним на озеро, пожалуй, - заявил Франклин.
      - С вас станется, - сказал Вильсон.
      - Что в этом дурного?
      - А ваш ревматизм?
      - Только не о болячках, прошу, - заворчал Мюрат.
      - Да, болтают, - вздохнул Франклин. - Без умолку. И мы туда же. Стали болтливыми как люди, не находите?
      - Не нахожу, - отрезал Вильсон.
      - Вершим свой бессмысленный вояж, длиною в жизнь, - продолжал Франклин, - бессмысленный и бесконечный. Как жизнь сама.
      - О-о, заговорили стихами, - сказал Вильсон. - Похоже, у вас сплин, мистер.
      - Высокая проза, - парировал Франклин.
      - Нелепица, - констатировал Ней.
      - Высокая проза, - повторил Франклин.
      - Нелепица к нелепице лепится, - не унимался Ней.
      - Отчего же нелепица? - возмутился Франклин.
      - Извольте, - отвечал Ней. - Конечно, эмоциональная оценка допускает метафоры. Когда вы называете вояж бессмысленным, с вами трудно не согласиться. И ваш мыслеобраз был бы вполне уместен, когда бы вы на том и остановились. Но вы продолжаете и весьма фривольно вводите подвижную шкалу времени без каких-либо ограничений. Притом что в действительности никаких перемен не наблюдается, и, вероятнее всего, не предполагается, если принять во внимание вялотекущий характер наблюдаемого застолья. Вместе с тем, вы сравниваете вояж с жизнью, которая, согласитесь, чрезвычайно разнообразна: сегодня ты, а завтра - я... по волнам, по морям - сегодня здесь, а завтра - там... раз уж речь зашла о поэзии или высокой прозе - это как вам больше нравится. На мой взгляд, следовало бы остановиться на чем-нибудь одном: либо наша каторга рано или поздно закончится, либо "смерти нет, ребята". То есть опять скатываемся к набившей оскомину теме бессмертия, к которому, если быть откровенным, мы навряд ли готовы.
      - Скорее уже к самой встрече на небесах, - отвечал Франклин, - вероятность которой, если следовать вашей логике, стремительно приближается к нулю. Хотя надежда умирает последней. Хотя никто не знает, может быть, уготованные нам встречи будут куда как более радостными. Хотя радость мы уже испытали сполна, и сей вектор очевидно направлен в прошлое. Круг замкнулся.
      - Не кипятитесь, сэр, - сказал Ней. - Я пошутил. Вы же знаете, я люблю пошутить.
      - Нет-нет, не лукавьте, на этот раз вы говорили всерьез, - сказал Мюрат. - Это навевает.
      - Что навевает? - спросил Ней.
      - Не суть важно.
      - Глупости все, - парировал Ней.
      - Так или иначе, в один день умереть нам не суждено, - объявил Франклин.
      - Неожиданное примечание, - сказал Вильсон. - По всей видимости, плод тягостных раздумий. Напрасно распаляете себя. Мне представляется, в отличие от людей мы уже при рождении обладаем трансцендентными знаниями. В том числе вполне определенными представлениями о загробной жизни.
      - В известной степени, - сказал Франклин. - Жизненная сила, даже понимаемая в смысле силы природы, остается чуждой смене форм и состояний, которые приходят и уходят, влекомые цепью причин и действий, которые подвластны возникновению и уничтожению, как показывает опыт. Следовательно, в этих пределах нетленность нашего подлинного существа остается вне всяких сомнений. Конечно, это не удовлетворяет тем запросам, какие мы обыкновенно предъявляем в качестве доказательства в пользу нашего загробного существования, и не дает того утешения, какого мы ждем от них. Но все-таки и это уже есть нечто, и кто боится смерти как абсолютного уничтожения, не должен пренебрегать безусловной уверенностью, что сокровеннейшее начало его жизни этому уничтожению не подлежит. И можно даже высказать парадокс, что и то второе начало, которое, подобно силам природы, остается чуждо вечной смене состояний, протекающей по нити причинного сцепления. То есть материя сулит нам своей абсолютной устойчивостью такую неразрушимость, в силу которой кот, неспособный понять никакой иной вечности, все-таки может уповать на известного рода бессмертие...***
      - Шопенгауэр? - спросил Вильсон.
      - Да, в основном. Я немного подкорректировал, если вы не заметили. В том месте, где появляется кот.
      - Заметил.
      - Порой мне кажется, что не Артур, я имею в виду Шопенгауэра, не Артур... прошу прощения за некоторую фамильярность... в данном случае, в виду определенной духовной близости имею право... не Артур, но сам я породил некоторые приписываемые ему умозаключения. Ничего удивительного: положения и уложения теоретического характера бродят в небесах. Мы с ним их ловим. Тут уж кто первым ухватил... Разумеется, положения и уложения теоретического характера относятся ко всем без исключения. Мне можно и нужно довериться, ибо, во-первых, все вышеизложенное - неоспоримый факт, а во-вторых, себя самого я знаю несколько больше, нежели иных прочих котов. Вас в том числе, Вильсон. Хотя не скрою, вас я тоже достаточно изучил и могу ответственно заявить, по уровню осведомленности вы находитесь на втором месте. После меня, разумеется. Шопенгауэр - не в счет, ибо с нами он имеет только внешнее сходство, да и то с натяжкой... Не обижайтесь, Вильсон. Я люблю вас больше, чем Артура, если вообще, применительно к кошачьему племени, говорить о любви уместно. Прошу также учесть: задачи теоретического характера, которые я пытаюсь разрешить, впоследствии будут иметь колоссальное практическое значение.
      - Умопомрачение, - съязвил Вильсон. - Рифма.
      - Я сказал "практическое значение". И, пожалуйста, оставьте свои дурачества.
      - Умопомрачение, - не унимался Вильсон. - Очень точно. Плюс игра слов и смыслов.
      - Если вам хочется, Вильсон, как всегда, погрузиться в словоблудие, не советую этого делать, потому что довольно скоро сами запутаетесь в лексических лабиринтах, нас запутаете, и требуемых выводов сделано не будет.
      - Франклин окончательно сошел с ума, - объявил Вильсон. - Это беда.
      - Да он шутит, - сказал Ней. - Я, например, тоже люблю пошутить.
      - Ему просто-напросто хочется карасиков в сметане, - улыбнулся Мюрат.
      - Кстати, я бы тоже не отказался, - вторил ему Ней. - Все же нужно подбросить хозяину мысль о рыбалке. Как в той притче, помните?
      - В какой притче? - спросил Мюрат.
      - Ой, да их видимо-невидимо. Выбирай любую.
      
      О СПИРПДОНОВЕ ИВАНЕ
      
      Кулик сказал:
      - Стоит каждому из нас до конца проследить генеалогическую ветвь, теперь скорее напоминающую ветшающую лиану, нежели виноградную лозу, как тут же мы все и каждый из нас буквально столкнется нос к носу с прародителями нашими - праотцем и праматерью. Верующие - с Адамом и Евой, атеисты - с первобытными обезьянами.
      
      Или вот еще, - вновь взял слово старик Затеев. - Сиридонов Иван. Было, умер, а потом воскрес. Правда, без глаза. Один глаз у него теперь стеклянный, но издалека как настоящий... Спиридонов Иван. Надежный товарищ. Из целинников... Я ведь уже года два не сплю. Нервы. Предсмертной беседы жду. Торга, так сказать. А смерти без торга не бывает. Тоже рынок своего рода... Я почему Спиридонова Ивана-то вспомнил? Вот он как раз рассказал, поделился по секрету. Вот ему как-то удалось мену совершить. Жизнь на глаз поменял... А что, без глаза жить можно... Он, откровенно говоря, жуликоват немного, Спиридонов Иван. Это у него в крови. Не в осуждение - так человек хороший... Но тут, видишь, рецептов не бывает... Плюс смятение, это же тоже учитывать надо. Готовлюсь, одним словом... Что ей предложить - ума не приложу. Разве глаз? Так у нее уже есть глаз Спиридонова Ивана... А ея все ждут, ту самую барышню с литовкой. Не всякий признается, конечно, но ждут все... Со слов Спиридонова Ивана женщина привлекательная. Стройна, моложава... Тут главное при встрече страха не выказать. Она улыбается - и ты улыбайся. В этом плане американцы молодцы. И грузины тоже. А мы всё хмуримся. На самом деле, мечтаем много, потому выглядим хмурыми. Не хмурые - мечтательные мы. А мечты, сами знаете, всякими бывают. Не мы же их производим. Они как бы сами по себе. Иная мечта, думаешь, лучше бы и не являлась... Вот мне с раковыми больными дело иметь приходилось. Шефствовал, так сказать. По собственной инициативе. Фокусы в палатах показывал, те же игры. Отвлекал и утешал как мог... Они, раковые больные, все друг на дружку похожи, прямо как братья и сестры. Старички. Скорее дети. Личики детские, как у старичков... Они же никому не нужны... А сейчас никто никому не нужен... Первоначально к своей старинной приятельнице ходил, Шмаковой Анастасии, а потом её не стало, а я всё равно ходил... Они зрители благодарные. В особенности лежачие. Улыбались, смеялись даже... А в предсмертной беседе первое дело - аргумент. Но аргумент должен быть безоговорочным. Спиридонов Иван заявить рекомендует что-нибудь очевидное, например: "И лампочка горит, и солнце светит". Вот эта женщина с косой, предположим, спросит тебя: "Каков итог твоей жизни? Что такое главное ты постиг, утомленный путник"? Самый распространенный ответ: "Представления не имею". То есть смятение. А ты отвечай: "Много радости - и лампочка горит, и солнце светит"... Можно присовокупить: "Даже не ожидал такого великолепия". То есть счастливый человек. А если человек счастлив, какой смысл ему умирать? Понимаете, в чем фокус?.. Еще можно присовокупить: "Единственно не до конца разобрался, что такое электричество. Кто его, к примеру, запустил? Очень хочется понять и донести до других". То есть поделиться радостью открытия. Ну, это уже окончательная победа! Как такого человека жизни лишать?.. Я вам так скажу, жить играючи нужно. И умирать. Так что, в предсмертных беседах я, считай, уже дока. Спасибо Спиридонову Ивану... Но откровенно говоря, шансов, всё равно немного... Но всякое, знаете, случается... Думаю, живут на свете и бессмертные люди. Немного, конечно - два, пять, от силы семь, но мы о них ничего не знаем. И это правильно... Не знаю, я бы, наверное, согласился жить вечно. Без ложной скромности замечу - жизнь любуется мной... Я, видите ли, выпиваю. Регулярно. Теперь - регулярно. В голове такая путаница, а когда выпью, туман рассеивается, все вроде бы по полочкам раскладывается. И вышеупомянутое солнышко выглядывает. И синь окрест. Светло и ясно как в библиотеке... Или в морге. Доводилось в морге бывать?.. Но там - электричество. Дневное освещение... Но яркое... А добро всегда побеждает... Геологи, целинники. Да, было племя! Вот и теперь стоит глаза закрыть, как они тотчас восстают, друзья и товарищи мои, хлебопашцы и космонавты: Спиридонов Иван, Мотовилов Алексей, Зубов Алексей, Шмакова Антонина, Гагарин Юрий... Как живые. Так и хочется их за руки взять, обнять, быть может, спеть тихонько... А что думаете? Так, бывало, обнимаемся и поём. Славно получается... Я их и вблизи наблюдаю, и панорамно, как бы с высоты птичьего полета... Вообще, я пишу лучше, чем говорю. Мог бы большим писателем стать, певцом целинных и залежных земель. Или космос описывал бы. Я же наблюдателен до чрезвычайности. И большой фантазер. Предположим, единорога не видел никогда, но опишу так, что лучше настоящего будет. Красивое животное. Имперское. Вот только зачем нам единорог? Нам и без единорога, знаете, долго еще расхлебывать... Мотовилов, Зубов, Гагарин! Какие имена!.. А ведь мне довелось с ними крепко дружить. С Юрой в особенности. Переписывались... В Ялте его видел, но близко подойти не удалось. Дружба наша письмами ограничена. Моими. А ему когда отвечать было?.. Такие откровенные письма. Пропали, разумеется... Жаль, посыпалось всё... Я по Родине тоскую, по большой прекрасной своей Родине. Она у меня в душе так и застыла. Ласточкиным гнездом... В то же время, обратите внимание, в непрестанном движении всё. Движение не прекращается ни на минуту. И мы в движении, сами того не подозревая. Как говорится, в потугах и корчах, преодолевая гонения и болезни. Каждый день, каждый день. Движение трудное, но непрестанное. И радость впереди. Вышеупомянутое солнышко. Пусть электрический свет, неважно. Главное - свет!.. Так что надежды, друг, покуда терять не будем... Или взять вечность. Понять невозможно, но необходимо... А пота стесняться не нужно. Пот омывает... Млечный путь. Помните?.. Мы к вечности, если честно, пока не готовы. Пока не готовы. А вот хаос с превеликим удовольствием принимаем. Парадокс... А потуг стесняться не нужно... Вот вы, Кулик, я вижу, не из тех, что потуг стесняется. И мне это приятно. Сразу же захотелось дружить с вами... Я и сам всю жизнь путешествовал. Живого места не осталось... И не напрасно. Был замечен и обласкан. Да, да... А с виду, кажется - неприметный человечек. Верхонка, а не человек. А оно вишь как?.. Привечали, еще как привечали!.. Потом, когда всё рухнуло, вылетел, как говорится, в трубу... А все, такие как я, вылетели. К примеру, Спиридонов Иван вылетел. Хотя человеком цельным, основательным был. Хотя и без глаза. Но глаз - это позже. Обстоятельства. Борьба за жизнь. А сильным был! Физически. Жаботинским в прямом и переносном смысле... Умер... Потом, правда, воскрес. Но то, что воскресло - разве Иван? Так - подобие Ивана... Больше смахивает на диван, прошу прощения... Иногда меня тянет на каламбур. Пошлость, конечно... Язык мой - враг мой. Острослов... Я ведь тоже не тот, что прежде. Так что, можно сказать, над самим собой посмеялся. Люблю в охотку над собой посмеяться, что, согласитесь, характеризует... А так воспитали - смеешься над товарищем, так и над собой посмейся, чтобы он, товарищ, не пострадал... А было время, когда кизяками топили. Вот полковник вспомнил: стенка на стенку бились.
      - Да, - подтвердил Кравчук. - Золотые деньки!
      - Кизяков, к сожалению, не застал, врать не буду. Врать не люблю и не умею... Но ничего, всё вернется. Уже возвращается... Воскреснем, вот увидите. Кулик тысячу раз прав. Я уже чувствую, как воскресенье и во мне занимается, по жилам течет... Ну что? За Ивана, тезку моего беззаветного? Помянем, как говорится... Умер недавно товарищ мой терпкий Спиридонов Иван... Должен воскреснуть. Никто не верит, ни близкие, ни родные, а я жду.
      
      - А мне довелось единорога встретить, - сказал Виталик, - у нас на кладбище. Прежде никому не говорил. Да, встретил настоящего живого единорога. Он вышел из чащи и уставился на меня своими большими грустными глазами. У единорогов большие карие глаза. Я прочитал в его глазах укор... Допускаю, что галлюцинация. Скорее всего. Единорог не может смотреть укоризненно... От него пахло медом. Почему?.. Может быть, мне к врачу надобно?
      - Что это с тобой? - спросил Кулик.
      - Или снова жениться?.. Мамочка расстроится. Она от прежней моей женитьбы отойти еще не может... Народить деток. Мальчиков... Или врача хорошего найти?
      Виталик с надеждой посмотрел на меня:
      - А вы хороший врач?
      - Не мне судить.
      - Все не то. Не слушайте меня... Нам представляется, что мы, произнося ту или иную фразу, выражаем именно то, что нам хочется сказать. На деле все обстоит совсем иначе. На деле мы говорим совсем не то, что нам хочется сказать в данное мгновение, ибо за то время, пока мы проговаривали буквы, мысль наша ушла далеко вперед. Или назад. Или, если угодно, в сторону. Так или иначе, совсем в другую сторону... Тоскую иногда. Увядаю, если честно.
      - Прекрати сейчас же нюни распускать! - воскликнула Эльвира Леопольдовна. - Не время. Умрешь - что я без тебя делать буду?
      - Воскреснет, - утешил княгиню Затеев. - Спиридонов Иван воскрес, и сынуля ваш воскреснет. Все воскреснем. В писании так.
      
      ПОРТРЕТ
      
      Кулик сказал:
      - И очень просто: чего хочется - того нет покуда.
      
      Судя по торжествующей физиономии Павлика, аппарат, наконец, был смонтирован и готов к фотографированию.
      
      - Нуте-с, дамы и господа, - произнес Павлик. - Так всегда говорят фотографы и выдающиеся фотографы, когда техника собрана, и можно затевать портрет. А техника, спешу доложить, смонтирована, и я готов приступить к своим священным обязанностям... Я, конечно, люблю внезапные снимки. Это когда модель не подозревает, что ее фотографируют. В идеале и сам фотограф не должен догадываться, что снимает. Но с моей машиной провернуть этакое предприятие, увы, невозможно. Сами видите, как долго я настраиваюсь. С другой стороны, разве это не примета большого художника? Думаю, примета большого художника... Нуте-с. Теперь нужно выстроиться живописно и некоторое время помолчать. Улыбаться вовсе не обязательно. Плохие мастера те, что заставляют натурщиков и натурщиц в таких обстоятельствах кривить лицо. Таким образом изначально заявляется фальшь. С какой стати все одновременно должны улыбаться? У каждого своя жизнь. Кто-то, предположим, накануне упал с лестницы, и у него болит нога, кто-то поссорился с соседом по комнате, а у кого-то, извините, понос. Какие уж тут улыбки!.. Оно, откровенно говоря, и выстраиваться-то не следовало бы, но, поскольку, если вы останетесь в праздничном беспорядке, все в объективе не поместитесь, все же придется прибегнуть к этой художественной уловке. В конце концов, случаются такие случаи, когда люди оказываются рядом. В автобусах, например. Вот и выход... Представьте, что вы находитесь в автобусе. Следуете семнадцатым или тридцать восьмым маршрутом. А дело в том, что конечная остановка семнадцатого и тридцать восьмого маршрута - аккурат богадельня. То самое место, где проживает один выдающийся фотограф, обладатель чернильного берета. Так что вам, можно сказать, повезло. Но и мне, можно сказать, повезло, коль скоро представилась возможность запечатлеть собрание лучших, без ложной скромности, людей, собравшихся однажды по случаю Дня ангела столь значимого человека, коим, несомненно, является дядя Николай. Многие надежды связаны с ним, ибо справедливость и бессмертие - вот чего не хватает нам всем. Вот я сегодня слышал его шаги этажом выше, и некоторые сомнения, что еще роились во мне, окончательно улетучились. Как улетучивается запах, как растворяется сахар в чашке чая. Одним словом, Мафусаил! Фирс тысячу раз права... Даже если и не Мафусаил. Разве в этом соль?.. Прошу заметить, с нами образок святого Христофора, любезно предоставленный дядей Виталием, потому результат гарантирован... Конечно, жаль, что отсутствует Фирс, которая тем временем прогуливает собачек. Стало быть, жаль, что и собачек нет с нами. Мы могли бы представить и собачек, существ всецело преданных, умных и благородных, что делает им честь. По такому случаю, дядя Николай, думаю, разрешил бы им на короткое время войти в дом и расположиться в произвольных позах... Следует заметить, что животные понимают фотографирование. Я однажды убедился в этом, когда фотографировал одну знакомую медведицу. Я уже говорил вам, что мои портреты не слепо копируют объекты и субъекты, но отражают суть. Вы должны быть готовы к этому... Я приблизительно представляю себе, что получится. То есть, какого изображения следует ждать. Но только приблизительно. Ибо результат всегда превосходит ожидание... Акварель - вот что вертится у меня в голове сейчас. Почему акварель - не знаю, и не спрашивайте. Вам теперь тепло, и мне тепло - потому, быть может... Обожаю акварельные краски. Когда бы я ни стал выдающимся фотографом, возможно, был бы художником-акварелистом. Как знать, кем бы мы все были, когда бы ни стали тем, чем являемся на данный момент. Хотя по большому счету, мы и представления не имеем, кто мы есть на самом деле. Просто боимся задавать себе этот и подобные вопросы. А вот мой портрет и покажет... Даже дух захватывает, когда думаю об этом!.. Ах, как хотелось бы мне присоединиться к вам, но кто же, в таком случае нас запечатлеет?.. Итак, пожалуйста, дядя Николай, оставайтесь на месте, а всех попрошу подойти к дяде Николаю, и встать как-нибудь поудобнее, чтобы поза была естественной. Как будто вы в автобусе семнадцатого или тридцать восьмого маршрута. Думайте о том, что вскоре вы увидите нерукотворный фонтанчик, и много чего еще... Упреждаю: магния не будет и птичка не вылетит. Так что бояться не следует... Вспышка и птичка не главное, как принято думать. Можете мне поверить, уж я толк в этом знаю... Объявляю готовность номер один.
      
      Фотограф согнулся, расставив ноги, и нырнул под черную накидку.
      Лизонька подошла к Кулику и застыла позади.
      Мисюра пригладил волосы, подтянулся, даже привстал на цыпочках.
      Больше никто не шелохнулся.
      
      - Ну, что же вы, господа и дамы! - с укором молвил Павлуша.
      
      Никто не шелохнулся. Похоже, что присутствующие, увлеченные застольем, не очень-то обращали на мальчика внимание.
      
      - Это ничего, - сказал Павлуша. - Это даже хорошо. На удивление вы все уместились в кадре. Так обыкновенно не бывает, но в данном случае так случилось. Это очень хорошо... Всех нас поздравляю!.. Хорошие вы, хорошие!.. И знак хороший... Внимание!.. Готово!
      
      Раздался щелчок.
      Фотограф вынырнул из своего укрытия, извлек пластинку и принялся ее рассматривать. Тень ужаса постепенно набегала на его лицо.
      
      - Что случилось? - спросила Лизонька.
      - Сама посмотри, - сказал Павлуша, и протянул девушке снимок.
      - Здесь ничего нет, - объявила Лизонька.
      - Вот именно. Ничего и никого.
      - А дайте-ка мне посмотреть, - сказал Мисюра и взялся изучать портрет. - Это ты Павлуша, при сборке аппарата допустил ошибку.
      - Исключено, - пробормотал побледневший портретист.
      - Фокус, - вмешался в разговор Затеев, и пояснил. - Неудачная шутка.
      - Не до шуток, - сказал Мисюра. - Пацан расстроился.
      - Была бы причина расстраиваться, - продолжал престидижитатор. - А что вы хотели там увидеть, господин фотограф?
      - Дурацкий вопрос, - отреагировал Мисюра.
      - Нет-нет, правильный вопрос, - сказал Павлуша. - Теперь уж что скрывать? По моим расчетам, должны были получиться цыгане или гусары. Одно из двух. Я в таких случаях никогда не ошибаюсь. Цыгане или гусары - вот как высоко я вас ценил!
      - Может быть, попробовать еще раз? - спросила Лизонька.
      - Бесполезно, - сказал фотограф. - Дело сделано. Вердикт и приговор. Ни цыгане, ни гусары не появятся. И медведица не заглянет в гости. Суровая реальность. Следует признать, мы имеем дело с ее высочеством пустотой. Никого нет. И ничего нет. Очень похоже на смерть. Первый раз такое... Зачем только я пришел сюда? На горе пришел я сюда. А ведь не хотел идти. Как чувствовал.
      Слезы потекли по щекам мальчика:
      - А теперь позвольте обратиться к вам, Виктор Борисович!
      - Почему ко мне? - удивился Бублих.
      - К вам, к вам, именно. Что вы собрались сносить, Виктор Борисович?.. Кого хотите взрывать, Виктор Борисович?! Разве не видите - никого нет и ничего нет!.. Впрочем, вас тоже нет, Виктор Борисович... Фирс с собачками, возможно, проявилась бы в виде Артемиды с оленями, но Фирс с собачками заблаговременно ушла. А больше никого нет!.. То, что произошло - пострашнее сноса, взрыва. Как хотите, называйте. Страшнее Волопаса, Вельзевула и Везувия! Улетели ваши водоплавающие, кто смог, Виктор Борисович! Почернели и улетели... И вас нет, дядя Николай. Даже вас нет, дядя Николай!.. К слову, вас - в первую очередь. Знаменосцем себя провозгласили, а сами прячетесь. Вы, дядя Николай не персона над и даже не персона под. Вы, дядя Николай, никто... От кого прячетесь? От племянника своего прячетесь! Однако ловко прячетесь... Где прячетесь? Подайте знак. Прежде этажом выше прятались, а теперь где? Ха-ха!.. Нахваливаете свое болото, а болота никакого и нет. Ха-ха!.. Теперь уж я скажу. Прямо в лицо вам скажу, прямо в лицо, которого нет. Ха-ха!.. Нет, дядя Николай, вы не спрятались и не прятались. Вас просто-таки нет. Вот что получается, дядя Николай! Ха-ха!.. Вот что получается. Вот что получается...
      
      На этой фразе Павлуша рухнул на пол. Его сотрясали судороги. В уголках рта выступила пена.
      Лизонька завизжала от страха.
      Зинаида, схватив ложку со стола, большой птицей обрушилась на мальчонку, отхлестала его по щекам, затем принялась разжимать ему зубы.
      - Не делайте этого, - пытался я ее остановить. - Вы раните его, больше ничего! Раните и больше ничего!
      Зинаида продолжала с исступленным упорством.
      - Только и знаем, что мучить друг дружку, - сказал Затеев.
      - Вот видите, - сказал Кулик, - хотя Павлик - племянник мне названый, а болячка у нас с ним одинаковая. Как ни крути, все мы родня.
      - Только он, в отличие от вас, воспарил, - заметил Рудольф.
      - Все воспарим однажды, - сказал Затеев.
      
      Наконец, судороги прекратились, и в комнате установилась тишина.
      
      - Это ничего, это пройдет, - попытался утешить всех полковник. - Зато потом хорошо.
      - Что хорошо? - спросил Виталик.
      - После припадка бывает хорошо, я знаю. Контуженные сказывали.
      - Обморок? - тихо спросила Лизонька.
      - Не обморок, - сказал знаменосец. - Обмороки - другое. Однажды я наблюдал обморок у собаки. Это было в канун парада. За два или три дня, перед тем как проводить парад, обыкновенно устраивается репетиция. Я в то время ютился в полуподвале. Там, если подняться по лестнице, перед самым входом было окошечко, чуть над мостовой. Хорошо видны ноги. Я, когда был помоложе, признаться, интересовался женскими ножками... Итак, у пешеходов только ножки, ноги, а собак во весь рост видно... И вот, стою я у окошечка, наблюдаю, как маршируют как раз военные, полковник. Здесь же вертится пес. Его гонят, а он все одно возвращается. Любознательный, молодой. Кто-то у него в роду был из благородных. Это всегда чувствуется. Особая стать. И дурной кровью не перебьешь... Иному человеку надобно кашемировый костюм надеть, дабы барином предстать, а другого - и в драной кофте за версту видно... А на репетициях дело обстоит так. Сначала маршируют молча, тихо так маршируют, а потом, когда не ждешь, вступает полковой оркестр. Первым делом бьют в барабан. В большой такой барабан. Ударяют всегда неожиданно. И у человека-то испуг случается, чего уж там о собаке говорить! Вот, в барабан ударили и пес мой - брык наземь и повалился. Прямо перед окном. И потекло с него. Прямо как барышня лежал в обмороке. Дворянчик - душа нежная. Но судорог не наблюдалось. При обмороке судорог не наблюдается.
      - Парад! - расчувствовался Кравчук. - Ах, какое слово, Кулик! Спасибо, друг! Парад для меня все! Парад - сила, всем счастье! Плечо товарища! В ту минуту нет никого на свете роднее того товарища. Марш, марш! На всех одна пара ног. Пара ног и большое пылающее сердце. Зенит! Ярило!.. А мы с вами, друзья, как-нибудь устроим свой парад... А что, возьмем, да и пройдем по площади строем! Кто нас удержит?.. Что скажешь, Борисыч?
      - Пропади оно все пропадом! - пробурчал Бублих.
      
      ВНУТРЕННЯЯ БОЛЕЗНЬ
      
      Кулик сказал:
      - Нынче многие обращаются со своим телом и сердцем, как князь Чань-у обращался со своим полем: пренебрегают небесным в себе, отклоняются от своей природы, разрушают свои чувства, губят свой дух. У того, кто небрежно ухаживает за своей природой, в душе прорастают семена зла - похоть и ненависть. Эти пороки прорастают в нас, как сорняки заглушают посевы: поначалу они как будто и не искажают нашего облика, но потом прорываются наружу в самых разных видах, образуя нарывы и язвы, источая зловонный гной. Вот так становится явной внутренняя болезнь.*
      
      ФРАГМЕНТ
      
      Кулик сказал:
      - Если вы не видите своего отражения, значит, вы и есть отражение.
      
      Павлуша пришел в себя: сидел в углу притихший и улыбался.
      Лизонька с полковником разбирали волшебную машину, складывая детали в рюкзак.
      
      Павлуша, не переставая улыбаться, заговорил едва слышно:
      - Вы же видели это черное пятнышко, это окошко, этот свисток, линзу, объектив?.. Когда снимались, видели?.. С каждым днем окошечко делается все меньше. Когда окошко станет совсем крохотной дырочкой, оно засвистит. Такой свист бывает, когда закипает чайник или когда дух покидает бренное тело. Белое изжелти... Дух вон. Так говорят... Немного времени еще есть. Как будто есть еще немного времени... Есть немного... Немного, но есть... Когда повторишь эту фразу несколько раз, жизнь продлевается... Это у всех, у всех без исключения. И у старичков, и у дурачков... Взять хотя бы эту историю с цыганами. Да, вот показательная история. Ждали, а они не пришли. Обыкновенно их никто не ждет, обыкновенно их видеть не желают, а тут, напротив, ждали, я ждал, а они не пришли... Если фотография - это фрагмент, а фрагмент - это кусок жизни, который никогда не повторится, поскольку он и есть жизнь... а фотография - это фрагмент... и так далее... Мне-то до недавнего времени казалось... до недавнего времени казалось, что фотограф... или как правильно, господин фотограф... Слышите мою интонацию?.. Но речь не об этом. Можете представить себе снимки, живущие собственной жизнью? Равноценной, заметьте, равноценной. Волнует, не правда ли? Не по себе делается. Вот и мне дурно стало. Припадок. Прошу не судить строго... Вам неприятно, а уж как мне неприятно! Я же не специально. Пожалуйста, верьте мне... Попахивает исполнением желаний. Хуже нет ничего! Однако теплится... Вы же свободны. И представить себе не можете, насколько вы свободны!.. В отличие от меня, узника богадельни. Да, нас там кормят, конечно, фонтанчик, все такое. Конечно... Это заразительная штука, свобода. Вы можете всё! В отражениях жить можете, если захочется... Мало ли, о чем мечтаем. Это Конфуций, к вашему сведению... Что, Конфуций? А все. Он во всем и повсюду. Уж он-то знал толк... Слушаться надо. Слушать и слушаться. Не всегда получается. Отсюда и припадки. Наказание... Видите, какие крупные рыбы путешествуют в моей памяти?.. Я же читаю... Я вам не рассказывал? Читаю. Можете себе представить?.. Уже никто не читает, а я читаю. Все, что под руку попадется. Хоть Конфуция, хоть газетку какую-нибудь. Мне все интересно. Покуда молод - торопись. Опаздывать в старости будем... Был бы здоров, цены бы мне не было!.. А говорите - дурак!.. Многие говорят... И совсем необязательно, для того чтобы обозначиться, вешаться или бросаться с седьмого, восьмого, девятого этажа... с десятого... пятнадцатого. Совершенно необязательно... Или сжигать себя заживо... Я видел по телевизору. Совсем необязательно... А мне довелось снимать самосожжение... Снимал папашу одного из наших: он на свидание пришел. Подарочек принес: какое-то печенье, уже не помню. Пьющий человек. Очень. Пришел к своему сынишке. Плакал. Алкоголики часто плачут. Алкоголики и старички... Я, к слову, тоже, случается, плачу, но нечасто... Так вот, хотел снять папашку с подарочком, а получилось самосожжение... Не самосожжение, а самовозгорание. Так правильно... Такой запах! Это - доложу я вам... Сжигать покойников нельзя. Только хоронить. Как положено, в земле. Потому что горит не только тело, но и душа. Потому и запах такой специфический. Свежевымытым полом пахнет. Досками мокрыми. Только в тысячу раз сильнее... Жизнь не подиум. Это вам не подиум с длинноногими девицами... Нехорошо сказал! С красавицами! Да, вот именно и непременно здесь надобно потянуть - "с краса а авицами"... Я видел по телевизору... Так вот, это вам не показ мод... Ах, как мне хотелось бы каким-нибудь способом оказаться там, у подиума... А вам приходилось наблюдать за тем, как они ходят? Птицы эти. Цапли и фламинго.
      
      - Вот вам еще одна история самовозгорания, - обратился ко мне Кулик. - Никто же не верит. Оказывается, не редкость. Надо бы вам описать да изучить.
      
      ВАРНАК
      
      Кулик сказа:
      - Две составляющих: низость и святость. Мечемся между тем и этим, в глаза тычемся, галдим, лбы расшибаем, никак места себе не найдем. И невдомек нам: оно внутри нас - и то и это. В каждом из нас. Пойди - найди окончательно хорошего человека или совсем плохого человека. То и это. Да вы и сами про себя знаете. И я лгун и хитрец. И я выгоды ищу. Хотя ни за что не признаюсь. Даже себе. Так, где-то в глубине души, совсем глубоко, рад бы покаяться, да не имею права. Ибо цель высокую имею.
      
      Варнак подсел к Кулику, обнял его:
      - Ты мне надежду дал, Кулик, потому я тебя никогда не предам. Даже когда на куски меня резать будут.
      - Есть предпосылки? - поинтересовался знаменосец.
      - Сам посуди, если я тебя предам, как жить стану. Без надежды? Без надежды никак нельзя. Правильно говорю?
      - Правильно.
      - То-то и оно... Ты никого не бойся. Ни меня, никого.
      - Я не боюсь.
      - Боишься, еще как! Я же вижу. Варнака провести еще никому не удавалось. Хоть и вьешься высоко, какой-никакой, ты тоже человек. Из кожи и мяса.
      - Это так.
      - Воспаришь?
      - Воспарю.
      - А если нет?
      - Значит, не дано.
      - Не нравится мне твое настроение.
      - Если честно, скис немного.
      - А вот если воспаришь и всеобщая лыла, как фокусник говорит, настанет, что я конкретно с этим делать буду? - спросил Варнак. - Как жить? Понятий-то новых не знаю... Я, знаешь, пытался представить себе коммунизм. Честно пытался. На киче помечтать времени хватает. И так и этак представлял себе. Ничего не получилось... Чего говорить? Оно на волю-то выходишь - сердечко колотится, а тут такие перемены! Жуть!
      - Ты будешь другим, - отвечал знаменосец. - И мысли твои другими будут. Все другим станет. Гармония.
      - Гармония?.. Не понимаю. Честно... Но хочется... Не верю тебе - факт. Но, думаю, вдруг не врешь? Вдруг что-нибудь этакое выйдет?
      - Обязательно выйдет.
      - А если нет?
      - Значит, Богу не было угодно.
      - Значит, Богу все же?
      - Конечно.
      - А ты здесь при чем в таком разе?
      - Не знаю.
      - Молодец! Вот за то, что можешь такое сказать - уважаю.
      - Во мне знамя - вот ответ.
      - Кто тебе сказал?
      - Что?
      - Про знамя.
      - Никто не говорил. Оно само как-то. Я как будто с самого начала это знаю.
      - Бывает.
      - Бывает.
      - Со мной было. Точно.
      - Бывает.
      - Давай выпьем. За тебя.
      - Давай.
      
      Выпили.
      
      - А вообще, как поживаешь? - спросил Варнак.
      - Как видишь, - отвечал Кулик.
      - Да вроде ничего.
      - Ничего.
      - Хибару сносить будут?
      - Похоже на то.
      - Куда подашься?
      - Мест много.
      - Это - да... Разговор непростой. Надо настроиться... Давай еще выпьем.
      - Давай.
      
      Выпили.
      
      - Ты Валентина навещал? - спросил, посуровев Варнак. - Не торопись отвечать. Я тоже был у него. Вскоре после тебя. Следов твоих видимо-невидимо. Говори как есть.
      - Я не скрываю, - отвечал Кулик. - Я часто к нему захожу.
      - Заходил... Больше заходить не нужно. Он покойник... Не удивился?.. Ты убил его?.. Отвечать не нужно. Мне это не нужно. Я этого знать не хочу. Просто так сказал. Вырвалось.
      - Ну почему же? Я могу рассказать...
      - Мне этого не нужно.
      - Пожалел я его.
      - Знать не хочу... Варнак говорит или собака лает?.. Ты меня слушай... Валентин большим человеком был. Как гора. Бывал в Абхазии?
      - Физически нет. А так - бывал. Я всюду бывал.
      - Видишь, как ты отвечаешь?
      - Как?
      - Финты нарезаешь как будто. Извини... Я понимаю. Поймут ли другие? Не знаю. Я за других не в ответе... И за Валентина не в ответе... Я там почистил все, так что не волнуйся... Что мог - сделал, а как уж оно повернется - не знаю... Валентин большим человеком был. Как гора. Братва его чтит. Интересуются, что да как... Ты с братвой осторожен будь. Видишь, они на земле. У них все просто.
      - Я поясню...
      - Не говори об этом никогда больше... Ни с кем не говори... Не говори, что я был у тебя. То, что знаешь меня - не скрывай, а то, что я приходил - забудь... Гостей провожай. Засиделись... Ствол его у тебя?.. Ствол Валентинов у тебя?!
      - У меня.
      - Давай сюда.
      
      Кулик подошел к шкафчику, достал пистолет, отдал его Варнаку:
      - Забрал на всякий случай. У него мысли нехорошие были.
      - Не говори об этом.
      - Дурацкая ситуация, - сказал знаменосец.
      - Забудь все. А вот Валентина помянем. Помянем?
      - Помянем.
      - Еще один лег!.. Сервантес, Цыпа, Сократ!.. Тот же Просвиря! Чубатый! Сколько можно?! Ты уж прости, пойду. Сегодня взлета дожидаться не буду... Взлететь сегодня планируешь?
      - Не знаю, как сложится.
      - Дожидаться не буду.
      - Как знаешь.
      - Не хочу.
      - Как знаешь.
      
      Выпили.
      
      Варнак подошел к Бублиху, взял его за ворот.
      - Что такое? - встрепенулся предприниматель.
      - На выход!
      - Что? Что?
      - Уходим.
      - Куда?
      - Водоплавающих кормить.
      - Я жду людей.
      - Ждал, да не дождался. На выход!
      
      Преодолевая сопротивление, Варнак выволок Виктора Борисовича из-за стола, приставил пистолет к голове:
      - Уходим. Пора. И ты не вернешься сюда больше. Никогда. Уяснил?
      - Уяснил, - молвил ошарашенный Бублих.
      С этими словами бандит и душеприказчик покинули шанец.
      
      - Так просто? - изумился Затеев.
      - Марголин, - заметил Кравчук. - Вещь.
      
      АЛЛИЛУЙЯ
      
      Кулик сказал:
      - Изволите видеть, все разрешилось самым неожиданным образом. Не скрою, немного досадую по этому поводу. Вся эта история с осадой нашей крепости должна была выглядеть иначе. Разумеется, у меня был генеральный план, и вам не стоило отчаиваться. Не случайно озвучил я содержимое своего арсенала: мне хотелось передать вам свое ощущение безопасности и спокойствия. Хотя арсенал и не понадобился бы. Я не смог бы раздать оружие, не смог бы пожертвовать любым из вас, небывалыми и лучшими людьми. Впрочем, несмотря на бесстрашие, я все же немного волновался, но лишь в том, что касается деталей. В целом же был готов и к битве, и к триумфу. Не скрою, с нетерпением ждал прибытия душегубов. Согласитесь, преждевременное изгнание их главнокомандующего, суть, верховного беса, лишило финал торжественного аккорда. Но, поскольку так угодно Всевышнему, принимаю его со смирением и благодарностью. Я, вы знаете - некровожадный человек. Признаюсь, сердце заходится, когда картина замышленной мной победы восстает в моем воображении! В то время, когда враги окружили бы нас, в то самое мгновение на высоте невероятного напряжения мне надлежало, наконец, воспарить. Токи матушки земли и космические силы тотчас вместе со мной пришли бы в движение. Созвездия гончих псов сорвались бы с места. Тигр и Евфрат, и батюшка Амур слились бы в единый полноводный поток, смывая грязь и мерзости жизни. Рухнула бы небесная пелена, и Святые, улыбаясь, сошли бы к нам. Они заходили бы в наши дома, трапезничали бы с нами, играли бы с нашими детьми. Вот сомнения и развеялись бы. Всяк постиг бы замысел, содрогнулся бы себе и возрадовался. Слепые прозрели бы, колченогие пустились бы в пляс. Мы бы узнали всех без исключения и простили бы всех без исключения. А сколько радости испытали бы мы, когда бы наши покойники покинули свои убежища, вернулись и обняли нас?! А наши покойники покинули бы свои убежища, вернулись и обняли нас. Все и каждый познал бы язык птиц и зверей, и проникся тем, что братья наши меньшие вовсе не меньшие, но ровня нам, а мудрость их не знает границ. Так наступила бы вселенская гармония. И так будет. Только теперь придется подождать еще немного... Был удобный случай, но все случилось так, как случилось... Виктор Борисович больше не вернется - надо знать Варнака. Варнак - друг! Но вы не волнуйтесь, душеприказчиков и душегубов еще много...Чувствую, как наливаюсь силой! Стало быть, воспарить могу в любое мгновение. Аллилуйя!
      
      - Воспрянул, слава Богу! - сказал Мисюра.
      - Все же странности, - отметил полковник.
      - Я бы и с таким с ним жила, - заявила Зинаида. - Неведомый человек.
      
      ПРОВОДЫ
      
      Кулик сказал:
      - Каких бы высот мы ни достигали, все одно, возвращаемся на круги своя - в свои деревеньки и котельные.
      
      Первыми приют Кулика покинули Павлуша и Лизонька. Их вызвался проводить Кравчук.
      
      Рыдая, отправилась в путь Зинаида.
      - От радости, - объяснила она свои слезы.
      
      Поправив образок и перекрестившись, ушел Виталик.
      
      Рудольф задержался в дверях, вернулся, порывисто обнял знаменосца и уже тогда скрылся окончательно.
      
      Саня встал, пошатываясь, подошел к столу, выпил, взял бутылку и удалился молча.
      - Прячется от людей, от порицания, - сказал знаменосец. - А у поэтов на Руси легкой судьбы не бывает... Все же боюсь за него. Голова его никогда не отдыхает.
      
      - Я мог бы на пару дней оставить альбом, дабы вы могли подробнее ознакомиться, - предложил Затеев.
      - Я бы с радостью, - ответил Кулик, - но это опасно. Сами видите, на меня охотятся.
      - Ну что же? В следующий раз снова захвачу его с собой.
      - Буду признателен.
      
      Шанец опустел.
      Вильсон вздохнул с облегчением.
      
      ЗОРИ
      
      Кулик сказал:
      - Тут бы собраться, стиснув зубы исполнить долг, а вместо этого хочется глупость какую-нибудь сотворить: сделать мостик, например. Думаете, не получится? Еще как получится.
      
      Вошел круглолицый кудрявый мужчина в комбинезоне с надписью "Зори" и красной папкой в руках. Осмотрелся, улыбнулся.
      - А где? - спросил он.
      - Что? - спросил Кулик.
      - Виктор Борисович где? Надо бы ему сообщить, что мы прибыли.
      - Вы строители?
      - Можно и так сказать.
      - А нет Виктора Борисовича.
      - То есть как?
      - Нет и все.
      - Но вы его знаете?
      - Кто же его не знает?
      - И где он?
      - Представления не имею.
      - Баба за поворотом. Застряла маленько.
      - Да, слякоть.
      - Там еще собачники подъехали, а собак нет.
      - Собак действительно нет.
      - А как же?
      - Никак.
      
      - Отошел?
      - Кто?
      - Виктор Борисович.
      - Все может быть.
      - Но он здесь?
      - Нет.
      - А это тот самый дом?
      - Нет.
      - Дом под снос?
      - Нет. Видите - хороший дом. Крепкий.
      - Вроде крепкий.
      - Зачем сносить?
      - Странно. У меня этот адрес.
      - Ошибка.
      - Так не бывает ошибок.
      - Бывает.
      
      - Странно. И на телефон не отвечает... Но он, по крайней мере, был здесь?
      - Виктор Борисович?
      - Виктор Борисович.
      - Не знаю. Я спал. Мы выпивали, и я уснул. Крепко выпивали, крепко уснул. У меня, видите ли, сегодня День ангела... Голова что-то кружится.
      - Это погода.
      - Возможно.
      - Дожди.
      - Возможно.
      - Поздравляю.
      - Спасибо.
      
      - Что же нам делать? Ждать или уезжать?
      - Виктор Борисович не вернется. Даже если он и был здесь - уже не вернется.
      - Почему так думаете?
      - Интуиция.
      - Вы интуит?
      - Знаменосец.
      - В каком смысле?
      - В прямом.
      - Не знаете, когда дожди перестанут?
      - Через два дня.
      - Откуда знаете?.. Ах да - знаменосец.
      - Точно так.
      
      - Ну, что, уезжаем?.. Поедем, что делать... Виктор Борисович, если появится, скажите, приезжали "Зори"... Мы птахи ранние. И ложимся поздно. Бывает, неделями не спим... Мы еще и охранное предприятие. Всем поберечься надо. И вам, не думайте...
      - И от душеприказчиков оберегаете? - спросил Кулик.
      - В первую очередь.
      - А сами служите им.
      - Все служат: мы служим, вы служите. Как иначе?
      - Выгодная мысль.
      - Вы обращайтесь. Дорого не возьмем... Телефон оставить?
      - Нет.
      - "Зори".
      - Я запомнил.
      
      - Если все же надумаете сносить...
      - Позвоню.
      - Телефон найдете, это не трудно... Еще два дня, говорите?
      - Что, "два дня"?
      - Дождю быть?
      - Два дня. Три от силы.
      
      - Ну что, поедем, пожалуй.
      - В добрый путь.
      
      ВОЗВРАЩЕНИЕ
      
      Кулик сказал:
      - Печалит ли меня бессилие мое? Печалит, ибо я все же человек. Но и радует, ибо страстные чаяния мои никак не претворятся в действо. Ибо не дал мне знака Господь, угодно ли оно. Боюсь желания своего и, откровенно говоря, уповаю на болезнь. Как думаете, Александр Юрьевич, болен я?
      - Как все мы. Каждый по-своему.
      - Умру я, вот что.
      - Нельзя исключить.
      - Нельзя... А случаются дни, когда никто не приходит. У всех дела... Какие дела? Зачем дела?.. Пойду к себе наверх, посплю часок-другой. Отчаянно устал.
      
      Сутулясь и припадая на левую ногу, знаменосец, скрипя ступенями, отправился вверх по лестнице.
      
      Вновь застучал дождь.
      Я подошел к окну.
      Сквозь серую пелену бесшумно, точно в немом кино возвращались Фирс с собаками. Их сопровождали цыгане. Процессию возглавляли Гасконец и слон, судя по небольшим ушам индийский.
      
      Примечание
      
      Автор осуждает практику суицида, одного из самых чудовищных явлений в истории человечества.
      
      
      
      *Чжуан-Цзы
      ** Марко Поло
      *** А. Шопенгауэр
      **** С. Кьеркегор
      ***** Аристофан
      ****** Апостол Петр
      ******* Кобаяси Исса
      ******** Кальвин
      ********* А.М. Ремизов
      ********** Лао-Цзы *********** Материалы Интернета
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Строганов Александр Евгеньевич (jazz200261@mail.ru)
  • Обновлено: 03/10/2023. 1016k. Статистика.
  • Роман: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.