Стукалин Юрий
Быть зверем

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 08/12/2009.
  • © Copyright Стукалин Юрий (petanokona@mail.ru)
  • Размещен: 01/02/2007, изменен: 17/02/2009. 79k. Статистика.
  • Глава: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

    Быть зверем

    Стукалин Юрий

    Главы из книги: Стукалин Юрий "Быть зверем". М.: "Гелеос", 2005 г.

      
      

    Глава ...

       8 января 1904 года
       "К полудню сегодняшнего дня дорога вывела меня к подножию очень высокого холма. Крутой подъем оказался необычайно тяжел, и, очутившись на вершине, я нашел себя вконец обессиленным, а потому был вынужден устроить привал на несколько часов. Дорога, хорошо сохранившаяся на всем протяжении моего пути, на вершине холма оказалась совершенно разбитой, будто кто-то злонамеренно выкорчевал из нее тяжелые камни. Странный индеец, посетивший мой скромный бивуак три дня назад, более не появлялся, но ягуар упрямо не оставляет меня в покое. Вчерашним вечером он вновь осмелился появиться у моего лагеря, но только я схватил в руки ружье, как он мгновенно растворился во мгле. Этот неугомонный зверь пугает меня своей настойчивостью, постоянно держа в напряженном ожидании беды. Может быть, бежавшие от меня индейцы-носильщики были правы и он являет собой демоническое олицетворение преисподней, а не местной фауны. Слова странного индейца также не дают мне покоя".

    Январь 1530 года.
    Территория современного штата Чиапас

       Ах-Той бежал по сакбе впереди всех, сжимая в могучей руке тяжелое копье. Кин, Чимай и Чан-Пель следовали метрах в пятидесяти позади него, сопровождаемые отрядом из пятнадцати воинов. Это были все, кого молодой батаб смог собрать для погони, оставив два десятка бойцов охранять жителей сожженной деревни и помогать им отстраиваться заново. Жажда мести овладевала всеми его подданными, но он взял с собой лишь тех, кто был способен выдержать столь тяжелое путешествие. Если бы у него было хоть немного времени, он мог бы послать вестников в соседние селения и получить подкрепление, но времени не было.
       Они выступили еще до рассвета, сразу после того, как был совершен обряд жертвоприношения, во время которого жрец вырвал сердце из груди ненавистного белокожего врага. Если чонталям удастся добраться до Лакамтуна, Кин сам встанет рядом с ними, чтобы рассказать правителю о жестокости чужеземцев и убедить его присоединиться к союзу, предлагаемому Пачималахишом. Он засвидетельствует перед ним, что слова чонталей правдивы, и теперь новый, страшный враг подходит к границам майяских государств, и настало время забыть прежние распри и объединить усилия в борьбе с ним. Он сам испытал на себе мощь оружия чужеземцев и вправе говорить об этом. Всего несколько десятков белокожих, восседавших на необычайных зверях, смогли сокрушить его войско, смять его и разогнать, будто не воины вышли против них, а дряхлые старухи, вооруженные мотыгами. Кин был испуган, но боялся он не за себя, а за народ свой, сознавая, какая беда ожидает его, если враг не получит достойного отпора. Он понимал, что даже в случае объединения чонталей с лакамтунцами и присоединения к ним других государств война будет долгой и жестокой и многие погибнут в сражениях. Потоки крови зальют сельву.
       Когда спустя много часов они приблизились к высокому холму, вверх по которому уходила сакбе, Ах-Той резко остановился и жестом показал, что наткнулся на что-то. Индейцы, готовые в любой момент ввязаться в схватку, застыли в ожидании, пока разведчик осматривал окрестности, но вскоре он махнул рукой, давая знать, что все в порядке и можно без опаски приблизиться. У подножия холма, там, где дорога начинала резко подниматься к его вершине, валялись трупы трех чужеземцев, пробитые стрелами. Когда Кин и Чимай подошли ближе, Ах-Той, осматривавший одно из тел, поднялся и произнес:
       -- Двое погибли сразу, но раны третьего не смертельны. Он истек кровью после того, как его бросили здесь умирать.
       Чимай с омерзением взглянул на трупы своих врагов. Бросить умирать раненого товарища! Что же они за существа, если способны на такое бездушие к своим же бойцам? Их действия можно было бы понять, если бы они бежали, спасаясь от преследователей, но преследователями были они сами. Чонталь покачал головой, а стоявший рядом с ним Кин положил руку на его плечо:
       -- Они не боги, друг, но они и не люди.
       Дорога до вершины холма была усеяна стрелами и осколками камней, а на самой вершине виднелись остатки частокола. Не оставалось сомнений, что здесь гонцы-чонтали дали серьезный бой своим врагам и надолго задержали их, но победить не смогли. Земля вокруг разрушенного укрепления была покрыта кровью, и повсюду валялись тела защитников... Вернее, не тела, а куски тел. Сказать сразу, сколько человек погибло с их стороны, не представлялось возможным. Чужеземцы изрубили их на мелкие части. Кисти рук, стопы, размозженные головы, окровавленные куски костей и ребер были раскиданы во-круг частокола, в центре которого атакующим удалось прорубить большую брешь. Многие из растущих поблизости деревьев были увешаны кишками погибших людей, словно некто, чей разум забрали злые духи, старался украсить их ветви.
       Индейцы стояли, опустив руки, отрешенно разглядывая истерзанные останки соплеменников. Все они были закаленными бойцами, но никогда еще не сталкивались с такой звериной жестокостью. Ах-Той подошел к Чимаю, стараясь не смотреть на него. Краем глаза он видел, как по щекам того текут слезы. Чонталь стоял не двигаясь, словно каменное изваяние, его побелевшие губы были плотно сжаты, вены на висках набухли, а ноздри раздувались, словно у хищника, почувствовавшего жертву. Ах-Той знал, что Чимай мужественный воин. А слезы... Слезы порой посещают даже великих бойцов, но они не размягчают их сердца и не делают их трусами.
       -- Они были моими близкими друзьями, -- тихо произнес Чимай. Голос его был на удивление спокоен, только как-то неестественно сдавлен, будто доносился из глубокой пещеры.
       -- Иногда мы теряем друзей и не в силах предотвратить этого. Но когда Бог Смерти заберет нас в другой мир, мы снова увидим их всех. Теперь они ждут тебя там.
       Чимай кивнул, но ничего не ответил. Он начал ходить вокруг, то там, то здесь склоняясь над останками погибших и осматривая их. Через некоторое время он повернулся к Кину и сказал:
       -- Балума среди убитых нет. Он продолжает свой путь, и с ним еще несколько воинов. Судя по всему, бой произошел здесь совсем недавно и чужеземцы сразу же, не делая передышки, снова пустились в погоню. Они еле держатся на ногах от усталости, а их быстрые звери давно потеряли свои силы и не могут переносить их на своих спинах с такой же легкостью, как прежде. Если мы поторопимся, то сможем нагнать их до наступления темноты.
       Один из воинов вышел из зарослей, быстро подбежал к Кину и что-то тихо проговорил ему. Кин улыбнулся и направился за ним, жестом позвав за собой остальных краснокожих.
       Метрах в десяти от сакбе в густых зарослях лежали тела еще пятерых белокожих. Они были сложены рядом друг с другом и укрыты наброшенными сверху ветками. Ах-Той подошел к ним и ногой раскидал ветви. Судя по ранам на телах, эти люди погибли в рукопашной схватке. Теперь стало ясно, насколько яростным и жестоким был этот бой, если с обеих сторон погибло столько бойцов. Кин с отвращением плюнул в застывшее лицо одного из трупов. Они пришли на его землю, чтобы сеять смерть, и теперь валяются здесь, чтобы послужить кормом для падальщиков.
       Чимай отстранил Кина и занес испанский меч, захваченный в одной из предыдущих схваток с чужеземцами. Сперва он отсек голову одному трупу, потом другому, третьему. Когда все тела были обезглавлены, индеец собрал головы вместе, ухватил их за волосы и понес к частоколу. Воины расступились, пропуская его, а Кин молча посмотрел ему вслед. Он понимал безумную ярость, обуревавшую чонталя.
       Чимай подошел к частоколу и бросил головы белокожих вниз. Он долго стоял, глядя, как скатываются они по сакбе к подножию холма, подскакивая на выступающих камнях дороги, словно каучуковые мячи для игры в пок-та-пок1. Чимай улыбался, но глаза его горели ненавистью. Теперь души чужеземцев не найдут путь в мир иной, а будут вечно скитаться по земле, в поисках своих омерзительных голов.

    Январь 2004 года.
    Штат Чиапас

       Мы мчались по шоссе со скоростью сто километров в час, стараясь подальше убраться от этих негосте-приимных мест. Дорога была пустынна, и лишь один раз нам попались местные крестьяне, ехавшие на старом, полуразвалившемся автомобиле. Они проводили нас удивленными взглядами, и один из них даже высунулся из открытого окна и, улыбаясь во весь рот, вытянул руку с поднятым вверх большим пальцем, показывая нам свой восторг. И действительно, зрелище мы представляли собой весьма живописное -- два туриста с набитым рюкзаком, намотанными позади одеялами, явно отправившиеся куда-нибудь на пикник, но восседавшие верхом на полицейском мотоцикле, и в полицейских шлемах на головах. Догадаться о происхождении собственности стражей порядка, оказавшейся в руках простых обывателей, было несложно. Правда, в отличие от мексиканских крестьян, мы ничего забавного в нашем положении не видели. Не могу сказать, что нас гнал панический страх. Да, нам было страшно, но страх этот начинала затмевать нарастающая внутри дикая злость на людей, поставивших нас в столь плачевное положение.
       Километров через пятьдесят, решив, что далее рисковать, передвигаясь на таком приметном транспорте, не стоит, мы съехали с шоссе на проселочную дорогу и, углубившись в сельву, остановились и втащили мотоцикл в заросли, чтобы его не заметили случайные люди. Если после бегства из лагеря сапатистов мы вздохнули с облегчением и уже было начали расценивать произошедшее как замечательное приключение, которым не сможет похвастаться никто из наших московских знакомых, и даже как-то выросли в собственных глазах, то после стычки в полицейском участке осознание полной безнадежности положения достаточно быстро и основательно вселилось в наши сердца. Помощи искать нам было не у кого, поскольку теперь мы не могли доверять ни местному населению, ни представителям власти. За нами охотились бандиты, готовые убить нас без особых разглагольствований, а спустя некоторое время нас будет ловить вся полиция страны, встреча с представителями которой закончится, в лучшем случае долгими годами освоения порядков, принятых в здешних тюремных заведениях. События развивались с ужасающей быстротой, и следовало как можно скорее решить, что же нам следует делать дальше.
       Казалось, что мы должны были впасть в панику, забиться в истерике и клясть себя на чем свет стоит за то, что покинули пределы горячо любимой родины в поисках новых ощущений. Но, как ни странно, присутствие духа не покинуло нас и мы, сжав зубы, были настроены весьма решительно. Слишком много всяких перипетий выпало на нашу долю за послед-ние дни, и, по крайней мере пока, нам удавалось весьма успешно выпутываться из них. Возможно, именно сознание этого придавало нам сил, хотя стоит признать, что чем больше мы из них выпутывались, тем туже затягивалась смертоносная петля на наших тонких шеях. Но чем настойчивее превратности судьбы загоняли нас в угол, тем тверже мы становились в своем стремлении защищать себя всеми доступными средствами.
       Ник достал из рюкзака карту и расстелил ее на траве. Длинный действительно не обманул нас. Полицейский пост, куда он нас отправил, был единственным на сотню километров вокруг, и теперь стало ясно, почему он так поступил. Там находились его люди. Или люди, связанные с его братом. Кое-где на карте были обозначены мелкие деревушки, но и во-круг них простирались сплошные джунгли. Если еще вчера мы бы с горечью отнеслись к подобной информации, то теперь она играла нам на руку, потому что для начала нам следовало скрыться от всех, чтобы попытаться спокойно найти какое-то решение возникшей проблемы. Основная часть поселков располагалась вблизи шоссе, и до ближайшего города можно было добраться, только проделав длинный путь по нему, выводящий на одну из государственных трасс. Но путь туда нам был "заказан", потому что вскоре каждый полицейский будет иметь в своем распоряжении копии наших фотороботов в анфас и в профиль. Фотороботов двух отъявленных негодяев, совершивших дерзкое нападение на участок дорожной полиции, жестоко избивших ничего не подозревавших, готовых протянуть им руку помощи служителей закона и нагло завладевших их оружием и транспортным средством. Да после такой рекламы первый же встреченный полицейский с энтузиазмом всадит в нас всю обойму, а уже потом зачитает права нашим бездыханным телам.
       Мы долго спорили с Ником, решая, как же поступить дальше. Возможностей оказалось до противного мало. Мы сразу решили, что не будем пытаться просить помощи у Камилы или Родригесов, опасаясь, что таким образом навлечем на них беду. Можно было попытаться добраться до российского посольства в Мехико, но проделать такой путь и не попасть в лапы полиции было нереально. В крайнем случае можно было выбраться из Чиапаса в другой штат, например в Табаско или Кампече, и там явиться с повинной, но мы оба согласились, что скорее всего в результате столь опрометчивого шага мы геройски сгнием в мексиканских застенках. Немного подумав, Ник от безысходности предложил бежать в Штаты, после чего мне пришлось доходчиво объяснять ему, что они еще дальше, чем Мехико, а потому это вдвойне невозможно. Всплыла Гватемала, граница с которой находилась совсем рядом, но до российского посольства, находившегося в Гватемала-Сити, ее столице, было так же далеко, как и до Мехико. Ник возразил, что, по крайней мере, нас там никто не станет искать, но я бывал в Гватемале, а потому мог утверждать, что там мы найдем еще больше проблем, чем здесь. Страна эта самая агрессивная в Центральной Америке, и полиция вместе с эмиграционной службой лютуют на всех направлениях. Пройти до столицы, ни разу не нарвавшись на проверку военных или полицейских, практически невозможно, а без гватемальской визы в паспортах на нас сразу же наденут наручники. Наличие в паспортах мексиканской визы приведет к обвинению в незаконном пересечении границы, что везде карается весьма жестоко, а всего лишь один запрос к мексиканским коллегам добавит еще и информацию о нашем нападении на полицейский пост.
       -- Мне кажется, -- подытожил я, -- что нам пока следует просто отсидеться в сельве.
       -- Ты об этом так говоришь, будто отсидеться в сельве равнозначно отдыху в Канкуне, -- отрешенно проговорил Ник. -- А если и отсидимся и не одичаем, нам все равно надо будет потом ехать в аэропорт и садиться на самолет. Там нас и сцапают.
       -- Пока другого выхода я не вижу. Сейчас самое главное для нас -- скрыться в этих дебрях и пере-ждать, а там, может, и найдем какое-нибудь приемлемое решение. В конце концов, люди жили в джунглях в течение многих тысяч лет. Оружия у нас достаточно, боеприпасы есть. Охотиться будем, прокормимся.
       Мы снова вытащили мотоцикл из чащи на проселочную дорогу и поехали дальше. Дорога -- глинозем, утоптанный за долгие годы сотнями ног, -- была настолько узкой, что по ней могла проехать только одна машина, и ветви деревьев порой так низко нависали над ней, что нам приходилось пригибаться. Иногда на дороге можно было различить старые следы автомобильных шин и отпечатки подкованных копыт мулов и лошадей, но пока мы никого не встретили на своем пути. Дорога петляла, тут и там попадались поваленные ветви, и нам приходилось слезать с мотоцикла и расчищать себе путь. Судя по всему, пользовались ей редко. Мы не могли ехать по ней быстро, но все равно это было лучше, чем идти пешком.
       Часа через три после нашего бегства с полицей-ского поста до нас неожиданно донесся гул приближающегося мотора. Ник заглушил мотоцикл, чтобы мы смогли определить направление движения. Кто-то приближался к нам, но мы не могли понять, с какой стороны.
       -- Это вертолет! -- наконец выпалил я. -- Быстрее, надо спрятать мотоцикл.
       Соскочив на землю, мы загнали его в ближайший подлесок под густые кроны деревьев. Одно из них было низким, и его многочисленные ветви с огромными, широкими листьями торчали во все стороны, закрывая небо плотным занавесом. Мы успели во-время. Ник придерживал мотоцикл за руль спереди, а я толкал сзади. Едва мы очутились под защитой листвы, как вертолет пролетел совсем низко над нами. Его лопасти разрубали воздух, и листва на деревьях затрепетала, волнами расходясь под ними. Но нам повезло, потому что над деревьями, укрывавшими нас, возвышалось несколько огромных сейб, и именно они приняли на себя исходившие от лопастей воздушные потоки и не дали вертолету опуститься ниже.
       Нас не заметили, но в крохотные просветы между листвой мы ясно различили надпись на "пузе" вертолета -- "Полиция". Судя по всему, поиски двух российских разбойников, совершивших ничем не обоснованное нападение на служителей закона, начались.
       Когда вертолет скрылся, мы переждали некоторое время под защитой листвы, а потом снова продолжили путь. В некоторых местах дорога разветвлялась, и мы сворачивали туда, где было поуже, что свидетельствовало в пользу малопосещаемости ответвления и, соответственно, позволяло нам надеяться не наткнуться на людей, встреч с которыми мы разумно старались избежать. Если нам повезет и нас не схватят, сельва должна была стать нам родным домом, а любой встреченный человек -- потенциальным врагом. Нас больше не пугали дикие звери. Нас пугали люди.
       Еще несколько раз мы слышали отдаленный гул моторов проносящихся мимо вертолетов, но всегда успевали вовремя спрятаться. То, что искали нас, уже не вызывало сомнений.
       Очередная тропинка вывела нас к одной из старых индейских дорог, которые иногда попадаются в сельве. Их называют "сакбе". Древние майя так умело строили их, выкладывая камнями, а затем заливая каким-то раствором, что во многих местах они прекрасно сохранились до сих пор. Мы вытолкали на нее мотоцикл и поехали дальше. Трясло сильно, но продвигаться стало гораздо проще, чем по виляющим тропкам. В некоторых местах встречались выбоины, но Ник легко объезжал их. Иногда, как и на тропинках, дорогу преграждали поваленные деревья или заросли так низко склоняли свои ветви, что приходилось останавливаться и руками толкать мотоцикл под ними.
       Через некоторое время дорога подошла к высокому, пологому холму и повела вверх по нему, но мощный мотор мотоцикла легко справился с поставленной перед ним задачей, и вскоре мы оказались наверху. Здесь большое пространство дороги было разрушено, многие камни отсутствовали, но через несколько метров она начиналась вновь. Отсюда открывался прекрасный вид на простиравшуюся внизу сельву, но нас это уже не радовало, как прежде. Небо было чистым, без единого облачка и вертолета, и, осмотревшись, мы не заметили никаких признаков погони. Кое-где возвышались покрытые джунглями холмы. Сельва была повсюду, и нам предстояло научиться стать ее частью.
       Найдя небольшой просвет среди деревьев, мы втащили туда мотоцикл, чтобы передохнуть. Прошло уже часов шесть с тех пор, как мы сбежали из полицейского участка и по самым скромным подсчетам удалились от него километров на семьдесят. Расстояние было достаточным, чтобы немного расслабиться, а день близился к концу. Посовещавшись, мы приняли решение заночевать здесь, на вершине холма. Я прошел немного в глубь зарослей и нашел место, где мы могли бы расположиться. Оно находилось метрах в тридцати от сакбе, и если бы кто-то прошел по ней, то едва ли смог бы нас услышать, а уж тем более заметить. Оттащив туда мотоцикл, мы соорудили импровизированные веники из веток и листвы, вернулись к дороге и тщательно замели все следы. Насколько бы избитым и банальным ни казался сей метод сокрытия следов, на деле он весьма практичен и результативен. Конокрады пользовались им во все времена и на всех континентах. Вот и мы, два мотокрада, успешно испытали его на практике.
       Костер разводить мы не решились. Выложить его так, чтобы никто в чаще не смог разглядеть мерцающего огня, было не сложно. Для этого существует много разнообразных способов, но отделаться от запаха дыма невозможно, а рисковать мы не хотели. Вода у нас была, еда тоже. Пока Ник, расстелив под сенью деревьев одеяла, открывал перочинным ножиком консервную банку с бобами, я достал оружие и осмотрел его. Обоймы всех четырех захваченных пистолетов оказались полными. Один из них я отдал Нику, предварительно спросив, умеет ли он им пользоваться, в ответ на что он посмотрел на меня с укоризной и, ничего не сказав, принялся открывать банку с мясом. Чудесный запах, исходивший от него, оказался таким, что могли сбежаться все хищные обитатели сельвы, а потому я положил рядом с собой пистолет.
       Перочинные ножики имели в своем арсенале все, что могло потребоваться путнику, даже маленькую пилку, не говоря уже о вилке. Поэтому нам не пришлось есть руками, и мы с удовольствием поглощали консервы, запивая национализированной у слуг мексиканского закона кока-колой. Если бы мы ежесекундно не ожидали, что из кустов могут вынырнуть ненавистные сапатисты с автоматами или того ху-же -- полицейские, получился бы весьма миленький пикничок. Краем глаза я уловил движение в кустах и внутренне сжался, но это оказалась всего лишь маленькая лисичка, привлеченная запахом нашего ужина. Увидев нас, она быстро развернулась и неслышно скрылась в зарослях. Больше нас никто не побеспокоил, но мы с Ником все равно держали пистолеты под рукой. Чтобы больше никого не привлекал запах пищи, опустевшие банки мы поглубже закопали в землю на некотором расстоянии от своего лагеря. Довольно плотный ужин и навалившаяся усталость подействовали на нас расслабляюще.
       Солнце уже опускалось, и вскоре должно было начать смеркаться. Нам предстояло провести вторую ночь в джунглях. Сил сооружать хижину уже не было, о чем я не преминул сказать Нику, и он, соглашаясь, кивнул. Ночью в сельве становится сыро и холодно, поэтому, чтобы не спать на голой земле, мы нарезали побольше длинных, широких листьев и соорудили из них себе ложе. Мы уже начинали привыкать к тому, что за нами постоянно кто-то гонится, но прекрасно понимали, что следует соблюдать все меры предосторожности.
       -- Будем спать попеременно, -- сказал я. -- Сперва подежурю я, а потом разбужу тебя, и сторожить будешь ты. Поскольку часов у нас нет, я подниму тебя, когда почувствую, что засыпаю сам. Потом ты сделаешь то же самое. Так и будем меняться до утра.
       Долго уговаривать Ника не пришлось. Он сразу же устроился на импровизированном ложе из листьев, поплотнее завернулся в одеяло, чтобы не беспокоила мошкара, и спустя мгновение заснул.
       Пока еще не стемнело, я вытащил из рюкзака подаренную Мигелем тетрадь и, привалившись спиной к дереву, начал листать ее. С тех пор как я первый раз взял дневник Брэда Честера из рук Мигеля в Кампече, мне так ни разу и не представилась возможность просмотреть его. Почерк у Честера был великолепным, и разобрать выписанные им аккуратные, ровные буквы оказалось несложно. С первых же страниц история его путешествия захватила меня. За последние двое суток нам с Ником удалось пережить столько, что мозг, видимо, с радостью ухватился за возможность отключиться от пережитых нами злоключений, и лишь лежащий рядом пистолет иногда напоминал о серьезности нашего положения.
       Записки Честера читались как добротный приключенческий роман, но некоторые моменты все же оставались недосказанными. Он приехал на Юкатан, намереваясь нанять проводника и отправиться в сельву на поиски древних городов майя, чтобы найти какие-нибудь артефакты, которые впоследствии собирался с выгодой продать на аукционе собирателям разного рода древностей. Но неожиданная встреча со старым индейцем в Мериде несколько изменила его планы. Старинная рукопись, купленная им у старика, оказалась подробным рассказом о путешествии легендарных героев, несущих бесценную реликвию, и Честер, будучи по натуре авантюристом, не мог не заинтересоваться ею. Он нанял проводника, носильщиков и отправился в путь, влекомый же-ланием разбогатеть и азартом охотника.
       Мне хватило получаса, чтобы полностью прочитать дневник, и с каждой перевернутой страницей мое сердце начинало биться все сильнее и сильнее. И дело было не только в том, что легенда из старинной рукописи во многом совпадала с той, что рассказал нам старик Пабло по дороге из Мериды в Кампече, и несомненно являлась одной из ее версий, что довольно часто встречается в индейской мифологии. Тот же сын правителя чонталей по имени Балум, что на их языке означает "ягуар", священная реликвия, о которой Честер упоминал весьма расплывчато, видимо опасаясь, что его дневник может случайно попасть в чужие руки. Но мы с Ником знали от Пабло, что реликвией этой был резной череп Каб-Чанте. Некоторые детали совпадали, некоторые нет, но легенда, несомненно, была та же самая.
       По пути с Честером начали происходить странные вещи, которые он сперва отметал, потом начал приписывать всевозможным мистическим силам, а затем и вовсе, как мне показалось, постепенно сошел с ума. Даже почерк его изменился, к концу дневника став каким-то раздерганным и нервозным. Ровные, округлые и с изящными завитками буквы первых страниц превратились в корявые, наползающие друг на друга уродливые каракули.
       Но не новая версия известной легенды заставила учащенно биться мое сердце и еще раз внимательно перечитать дневник. Брэд Честер довольно точно описывал места, которые он проходил на своем пути, и некоторые из них показались мне очень знакомыми. Более того, отдельные детали повествования, замеченные мной при втором прочтении, и необъяснимые совпадения ввели меня в полнейшую растерянность. Я достал сигарету и закурил. Теперь сны Ника более не казались мне странными. Вернее, они казались настолько странными... Я просто перестал что-либо понимать и почувствовал, как волосы на голове начали медленно подниматься, будто кто-то неведомый из иного мира наблюдал за нами со стороны. Мне стало страшно. Складывалась весьма любопытная цепочка схожих событий, участниками которых были чонтали, Честер и... мы... Ожерелье из нефритовых бусин с выгравированными на них иероглифами на старике-лакандоне из Мериды, встреченном Честером, и ожерелье, подаренное Нику старым лакандоном Пабло из того же города, и слова Мигеля о том, что он видел его на шее шамана в Лакандонской сельве, куда направлялись гонцы-чонтали. Древняя пирамида с иероглифической лестницей у пересохшего озера и индейской деревушки, которую искал и нашел Честер, и слова Ника о том, что он видел во сне рядом с похожей пирамидой, у которой произошла наша драка с Длинным, деревушку и озеро. Сакбе, поднимающаяся на пологий холм, на вершине которого из дороги были выкорчеваны камни. Может быть, именно здесь, где мы устроили свой привал, стоял лагерем Честер в 1904 году... Да и сам дневник Честера, странным образом оказавшийся в наших руках, потом отобранный Длинным, и снова вернувшийся к нам...
      

    Глава ....

       15 января 1904 года
       "Сегодня я видел привидение. Еще месяц назад я бы рассмеялся над любым, кто посмел бы при мне рассказывать о таком явлении, но случай дал мне возможность убедиться в их существовании. Я сидел у костра, когда вдруг заметил в темноте какое-то движение. Белый, призрачный силуэт проскользнул в зарослях вблизи моего временного пристанища, но, когда в испуге я схватился за ружье, силуэт затрепетал и бесследно исчез. Все длилось не более пяти секунд, но я смог отчетливо разглядеть его. Может, это души убиенных конкистадорами индейцев неприкаянно бродят по сельве, пугая редких путников? Или я схожу с ума?"

    Январь 1530 года.
    Территория современного штата Чиапас

       Гарсия не раздумывая направил своего коня на четверку смельчаков, преградивших дорогу с натянутыми луками в руках. Его верный пес бежал вровень с ним, а несколько солдат скакали следом, обнажив мечи. Гарсия припал к холке коня, пропуская над собой рой смертоносных стрел, услышал позади сдавленный вскрик и краем глаза увидел, как один из солдат выпал из седла и растянулся на земле. Чонтали снова натянули тетивы, и одна из стрел вонзилась в шею его белого коня по самое оперение. Гарсия едва успел резким движением вытащить из стремян мыски сапог, как благородное животное рухнуло на каменную дорогу, увлекая его за собой.
       От сильного удара о сакбе Гарсия на мгновение потерял сознание, а когда вновь открыл глаза, то увидел проносящиеся мимо копыта лошадей. Он вскочил на ноги, схватил с земли выскользнувший при падении меч и бросился бегом догонять шестерых всадников. Остальные солдаты, безлошадные и те, чьи лошади совершенно вымотались за время путешествия, отстали настолько, что их еще даже не было видно в конце дороги.
       Когда стрелы в колчанах закончились, чонтали отбросили в сторону луки и, крепко сжимая в одной руке копье, а в другой палицу, стали молча ждать приближающихся врагов. Дорога была узкой и не позволяла атакующим сообща наброситься на своих противников. Гарсия видел, как всадники, шестеро солдат на покрытых лохмотьями пены лошадях, разбились на тройки и двумя плотными рядами, следующими друг за другом, врезались в стоящих на их пути индейских воинов. Первая тройка должна была смять, разметать краснокожих, а второй тройке предстояло изрубить их и истоптать копытами лошадей. Но в последнее мгновение, когда казалось, что столк-новение уже неминуемо, недвижимо стоящие доселе чонтали вдруг проворно отскочили в стороны и меткими ударами вонзили свои копья в незащищенные бока проносящихся мимо лошадей первой тройки. Ноги животных подкосились, они начали падать, когда вторая тройка всадников, следующая прямо за ними, налетела на них сзади. В создавшемся столпо-творении у ослабленных лошадей не хватило сил, чтобы перепрыгнуть через образовавшуюся груду тел, и они повалились на нее сверху, придавливая собой людей и животных. Лишь одному всаднику из первой тройки удалось удержаться в седле, поскольку удары копий приняли на себя скакавшие по бокам от него лошади. Пока он разворачивал своего коня, чонтали бросились на смешавшихся при падении солдат и животных. Из пятерых испанцев только двое подавали признаки жизни и пытались вы-свободиться из-под навалившихся на них лошадей. Двое других лежали неподвижно, а голова третьего была столь неестественно вывернута, что судьба его не вызывала сомнений. Тяжелые, утыканные острыми камнями дубинки чонталей быстро завершили дело, отправив четверых упавших чужеземцев к праотцам. Затем та же участь постигла и их лошадей.
       Все произошло настолько быстро, что ни оставшийся в живых солдат, ни бежавший к ним Гарсия со своим псом не смогли ничего поделать. Они опоздали буквально на несколько секунд.
       Чонтали соскочили с груды мертвых тел и встали на дороге, прижавшись спиной к спине. Воины сельвы, они представляли собой страшное зрелище. С ног до головы забрызганные чужой кровью, с растрепанными по плечам черными волосами, сжимая в уставших руках боевые дубинки, они застыли в ожидании новой схватки, глядя на приближавшихся врагов полными ненависти глазами. Они считались одними из лучших бойцов своего правителя и с честью выполнили свой долг. Теперь они готовились умереть.
       Одинокий всадник, видевший, что произошло с его соратниками, придержал коня, опасаясь приближаться к четверке индейцев, но отрезал им пути к отступлению. Гарсия с псом бежали к ним с другой стороны. В конце дороги появилось еще несколько всадников -- часть отставших солдат, чьи лошади еще были в силах везти их на своих спинах. Остальные плелись где-то далеко позади.
       Гарсия посмотрел на застывших в ожидании индейских воинов, затем на удалявшуюся спину краснокожего в шкуре ягуара и, яростно размахивая мечом, проскочил мимо дикарей к восседавшему на коне солдату. Он свистнул пса, злобно кидавшегося на отбивавшихся дубинками майя, без слов ухватил всадника за пояс и сбросил его с коня. Пока растерянный солдат поднимался с земли, испанец легко вскочил в седло, развернул коня и поскакал вслед за скрывшимся индейцем. Его не волновали четверо ожидавших боя чонталей, с ними разберутся спешащие на подмогу солдаты. Он наконец впервые увидел того, за кем так долго гнался. Сына правителя Акалана, несущего реликвию в Лакамтун. Именно его он должен перехватить и уничтожить.
       Индеец, услышав топот лошадиных копыт, оглянулся и, поняв, что от погони не уйти, метнулся в сельву, продираясь через густые заросли. Он наверняка смог бы скрыться там, если бы не пес, чей чуткий нюх вел Гарсию за собой. Быстро ехать на коне сквозь чащу оказалось трудно. Ветви деревьев в этом месте росли так низко, что всаднику приходилось постоянно прижиматься к шее своего скакуна, чтобы не пораниться о торчавшие сучья. Пес скрылся из виду, убежав вперед по свежему следу, и через некоторое время испанец услышал его утробное ворчание. Пес настиг беглеца! Гарсия соскочил с коня и побежал на шум начавшейся борьбы. Рык, лай, затем снова громкое рычание, разносившееся по сельве на многие лиги1 вокруг. Гарсия ускорил бег, мечом перерубая на ходу мешавшие заросли, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветви. К шуму борьбы примешался другой звук. Низкий, нескончаемый гул. Шум бегущей воды. Через минуту он выскочил на небольшую прогалину.
       Индеец стоял на краю обрыва, держа в левой руке большой сверток, а в правой копье с костяным наконечником. Он так ловко орудовал им, что беснующийся пес никак не мог приблизиться к нему. Зверь прыгал из стороны в сторону, рычал, скалил огромные клыки, но все же не решался кинуться на свою жертву. Пес был слишком опытен, чтобы понимать опасность, исходившую от копья этого человека, но все ближе и ближе прижимал его к краю обрыва, в то же время избегая острого наконечника.
       Гарсия свистнул пса, отзывая его от краснокожего, и присел на корточки, чтобы немного отдышаться. Бежать чонталю было некуда.
       -- Вот и пришло твое время, -- скривясь в ухмылке, произнес испанец. Убивать индейца сразу он не хотел. Надо было сперва побеседовать с ним, да и не заслужил он того, чтобы умереть легко. Слишком много хлопот доставил.
       Испанец внимательно рассмотрел своего противника. Ему было любопытно, кто же этот искусный враг, сумевший так долго и умело отбиваться от преследовавших его конкистадоров. Гарсия много сражался с дикарями, но так тяжело, как на этот раз, ему не приходилось никогда. Сильные противники всегда вызывали у него уважение, кем бы они ни были.
       Индеец был молодым, от силы лет двадцати пяти. Его мускулистое тело покрывала замысловатая татуировка, на шее висела нитка нефритовых бус, а на плечи была накинута шкура ягуара. Он был босым.
       Они некоторое время молча смотрели друг на друга, после чего индеец быстро что-то проговорил. Слов Гарсия не разобрал, но заметил сточенные в треугольную форму зубы дикаря, инкрустированные маленькими черными камнями.
       За спиной послышались шаги, тяжелое дыхание, и из кустов вышел запыхавшийся солдат, чьей лошадью Гарсия воспользовался чуть раньше. Теперь дикарю противостояли два чужеземца и огромная, кровожадная собака. Силы были явно неравны, и надежды вырваться у него не оставалось. Загнанный краснокожий бросил копье в сторону, крепче прижал к груди сверток и смело прыгнул с обрыва.
       Гарсия медленно подошел к тому месту, где только что стоял дикарь. Внизу, метрах в десяти бурлила широкая река, вспениваясь вокруг торчащих то там то здесь валунов, чьи стремительные воды уносили индейца вдаль, временами накрывая его волнами с головой.

    Январь 2004 года.
    Штат Чиапас

       Птичий гомон разбудил меня, заставив приоткрыть слипающиеся глаза. Ник сидел, завернувшись в одеяло, сторожа мой покой, а над его головой дралась стая маленьких попугаев. Чего не поделили между собой эти Божьи твари, так и осталось для меня загадкой, но орали они на всю округу громче любой сирены. Уже светало, и джунгли просыпались вместе со мной. Густой туман плотным покрывалом стелился по земле, а трава и листья блестели крохотными капельками росы. Прошедшая ночь оказалась настолько влажной, что наши одеяла отсырели. Солн-це еще не выглянуло, не прогрело сельву своими жаркими лучами, и мы с Ником дрожали от холода. Пытаясь согреться, я встал, несколько раз присел, а затем начал отжиматься, приглашая Ника последовать моему примеру, но он лишь покачал головой и продолжил дрожать, накрывшись с головой одеялом.
       Мы позавтракали, опустошив еще одну банку консервов, после чего собрались, вытащили мотоцикл на сакбе, снова замели следы и поехали дальше. О прочитанном в дневнике Брэда Честера я Нику рассказывать пока не стал. Слишком много было там странностей, чтобы отягощать ими его легко ранимую душу. Ему хватало постоянных ночных кошмаров, мучивших его еще с Кампече. Но теперь я знал, где мы сможем укрыться. Мы пойдем по пути Честера, благо, судя по его записям, для этого просто нужно было не сворачивать с сакбе, и она выведет нас к озеру Мирамар, посреди которого находится остров. Вот на нем, там, где много веков назад стоял город Лакамтун, мы и спрячемся. Едва ли кому-нибудь придет в голову искать нас в такой глуши. Главное добраться до острова незамеченными. Несмотря на удаленность от цивилизации, здесь можно наткнуться на людей, чего нам следовало всячески избегать.
       И для этого в первую очередь надо было избавиться от нашего железного коня. Рассекая на нем по сельве, мы создавали много шума, оставляли много следов и передвигались слишком быстро, чтобы избежать случайного столкновения с людьми, которые, как и мы, могли вдруг воспользоваться сакбе. Идти пешком было сложнее, но такой поход позволял двигаться без шума, практически не оставлять следов, а при малейшей опасности юркнуть в чащу и пере-ждать.
       Когда слева от дороги вдруг послышался отчетливый шум бегущей воды, я крикнул Нику, чтобы он остановился, слез с мотоцикла и, продираясь через густые заросли, пошел в сторону все нарастающего гула. Вскоре шум вывел меня на край обрыва. Внизу, метрах в десяти, бурлила быстрая глубокая река. Именно здесь нам и предстояло расстаться с нашим верным, экспроприированным у полицейских мотоциклом. Ник некоторое время пытался спорить, и понять его было можно, поскольку ехать лучше, чем идти, но мне удалось убедить его в разумности своего предложения.
       Нам потребовалось немало усилий, чтобы протащить огромный мотоцикл по чаще и буреломам до небольшой прогалины на самом краю обрыва и столкнуть его вниз. Тяжелая, блестящая в лучах солнца машина быстро пролетела в воздухе и с громким всплеском моментально ушла под воду. Ник склонился над краем и с сожалением посмотрел вслед исчезнувшему в реке мотоциклу.
       Дальнейший наш путь оказался нудным и однообразным. Живность, населяющая сельву, более не производила на нас особого впечатления. Видимо, мы инстинктивно начинали действовать по принципу, что объекты, не представляющие для нас опасности, не должны отвлекать нашего внимания от основной цели -- выжить.
       Сколько нам еще предстояло пройти до озера Мирамар, мы не знали. День, два, а может, неделю. Погода была жаркой, пот струился с нас градом, а рюкзак и два одеяла, которые мы теперь попеременно несли на своих плечах, казались неподъемными.
       К вечеру мы устали настолько, что сил сооружать временное жилище не осталось. Ноги гудели так, что, побросав вещи, я первым делом стянул с себя кроссовки и носки и лег на спину, задрав ноги на ствол дерева. Пока я таким образом отдыхал, Ник достал из рюкзака последнюю бутылку кока-колы и две оставшиеся банки консервов. Больше ни еды, ни воды у нас не было, но теперь нас это уже не беспокоило. Солнце быстро садилось, и мы поспешно отправились собирать листья, чтобы не спать не голой земле. Поблизости их было в достатке, но стоило нам удалиться всего на десяток шагов, как на землю неслышно спустились две обезьяны и осторожно направились к нашим вещам. Мы вовремя заметили непрошеных гостей и ринулись спасать свои вещи. Одна из обезьян сразу же забралась высоко на дерево, но вторая оказалась более смелой и настырной, схватила банку консервов и юркнула в густые заросли. Ник бросил ей вдогонку нож, но не попал. Поступок его был необдуманным, поскольку найти нож мы не смогли даже следующим утром.
       В этот вечер мы впервые развели небольшой костер. Нам казалось, что мы уже довольно далеко ушли от полицейского поста, людей ни разу не встретили, а потому могли теперь позволить себе эту маленькую роскошь. Кроме того, ночь спустилась такая темная, что складывалось впечатление, будто нам закрыли глаза и вдобавок на голову надели мешок из плотной ткани. Невозможно было разглядеть даже собственную ладонь, поднесенную к лицу почти вплотную. Мы еще никак не могли научиться улавливать момент, когда в сельве наступает ночь. Короткие сумерки неожиданно сменялись непроглядной мглой. Если луна была полной, она еще хоть как-то освещала окрест-ности, но молодой месяц с этой задачей не справлялся, а когда его скрывали облака, ночь становилась просто сплошной чернотой.
       Сидя поближе к костру в накинутых на плечи одеялах, мы доели последнюю банку консервов, допили кока-колу и закурили, когда Ник вдруг неожиданно вздрогнул, выронил сигарету и начал что-то мычать, указывая пальцем мне за спину. Я оглянулся, но не увидел ничего, кроме черной стены мрака.
       -- Там п-п-при-видение, -- заикаясь, наконец вымолвил он, шаря рукой рядом с собой в поисках пистолета. -- Б-б-белое...
       -- У-у-верен? -- передразнил его я, понимая, что парень переутомился до галлюцинаций, но на всякий случай оглянулся еще раз и положил руку на рукоять пистолета.
       -- Я что, дурак, по-твоему? -- настаивал он на своем. -- Приведения отличить не смогу?
       -- От кого? -- мой логичный вопрос поставил его в тупик.
       Ник замялся, после чего буркнул:
       -- От не приведения, конечно. А от кого же еще?
       И хотя я не сомневался в том, что Нику почудилось, его страх начал передаваться и мне. Я встал, достал из рюкзака фонарик и, немного отойдя в сторону от костра, посветил им в темноту. Луч фонарика выхватил из непроницаемой мглы причудливые хитросплетения ветвей и лиан и даже спугнул какого-то крохотного, но весьма любопытного зверька, наблюдавшего за нами из темноты. Ник стоял рядом, направляя пистолет вслед за движениями луча. Я осветил все вокруг, но ничего опасного не заметил. Мы снова сели к костру, Ник все никак не мог успокоиться, постоянно озираясь и высматривая во тьме причину своих переживаний.
       Спустя полчаса он наконец решился выпустить из руки пистолет, согласившись, что ему показалось. Мы сидели у костра напротив друг друга, размышляя о случившемся и выкуривая одну сигарету за другой. Надо было ложиться спать, но что-то удерживало нас. Оба мы сошлись на том, что бандиты и продажные полицейские, гонявшиеся за нами на протяжении нескольких суток, а также дремучие леса, кишащие диким зверьем и наполненные непонятными городскому человеку звуками, не лучшим образом подействовали на нашу нервную систему.
       Когда глаза уже начали слипаться, я вдруг заметил легкое движение во тьме. Огромное белое чудище медленно двигалось на нас из кустов, четко вырисовываясь на фоне кромешной черноты ночи. Я в ужасе не мог двинуться с места, видя, как оно все ближе и ближе подступает к нашему лагерю. Ник оказался прав. Это было настоящее привидение. Узрев мое вытянутое лицо, Ник повернул голову, и за-стыл, подобно мне, не в силах что-либо предпринять.
       -- Здравствуйте, сеньоры, -- раздался голос чудища, которое постепенно приобрело более четкие, человеческие очертания. -- Простите, я не желал вас пугать.
       Он стоял перед нами -- старик в просторном белом балахоне, доходившем ему практически до самых щиколоток. В ночи его длинные черные волосы и бронзовая кожа сливались с темнотой, и нет ничего удивительного в том, что мы видели лишь белый безголовый силуэт с оттопыренными рукавами-руками. Любой атеист принял бы его за привидение и впредь с пеной у рта доказывал бы другим существование потусторонних сил. Это был лакандон. В руке он держал длинную палку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся духовой трубкой. Я первым оправился от испуга и указал ему на место у костра.
       -- Только, к сожалению, нам нечем накормить вас. Да и воды у нас тоже нет.
       -- Ничего страшного, -- улыбнувшись, сказал старик. -- Я сыт, а водой могу с вами поделиться сам.
       Он скинул с плеча мешок, но огромный мачете, висевший в ножнах за спиной на широкой, проходящей через грудь перевязи, снимать не стал. Видимо, осторожничал и хотел, чтобы оружие было всегда под рукой. Из мешка индеец вытащил сосуд из тыквы-горлянки и поставил его поближе к нам.
       Мы угостили старика сигаретами. Индеец взял одну, размял над ладонью так, чтобы часть табака высыпалась на нее, и бросил образовавшуюся горстку в костер. Произнеся короткую молитву, он пояснил, что это жертва духам, а затем с удовольствием закурил, каждый раз задирая голову вверх, когда выпускал дым. Первое время разговор не получался. Нас не очень радовала встреча, потому что теперь о нашем местонахождении могло стать известно бандитам или полиции, а лакандон, судя по всему, привык к одиночеству и не стремился начинать беседу первым. Он просто сидел и курил, не обращая на нас никакого внимания, лишь изредка поглядывая в сторону Ника.
       -- Вы заметили наш костер в ночи? -- не выдержав затянувшейся паузы, спросил его Ник.
       -- Нет. -- Старик затянулся, после чего затушил о землю выкуренную до фильтра сигарету. -- Я увидел вас еще днем. -- Он улыбнулся, глядя на нас простодушными глазами, но увидев напряжение на наших лицах, добавил: -- Иногда устаешь от сельвы и хочется услышать человеческую речь, поговорить с кем-нибудь.
       -- Здесь, наверное, трудно жить? -- Я снова протянул ему пачку сигарет, положив ее рядом с ним.
       -- В городе труднее. -- Старик поблагодарил меня кивком, взял еще одну сигарету, затем вытащил из костра тонкую ветку и прикурил от нее. -- В городе надо много работать, чтобы жить, а здесь в достатке есть все, что надо человеку. Еда, вода, ночлег.
       -- Но здесь же опасно, -- вставил изумленный Ник. -- Хищники кругом, змеи разные.
       -- Если знать их повадки, они не страшны. А в городе много машин, которые могут тебя убить, если ты не будешь осторожен, и много хищных людей, которые могут убить тебя только потому, что им не понравится твой взгляд. А еще город убивает душу. Одно время я жил в городе. Мне не понравилось, и я вернулся домой, -- старик обвел руками окружавшие нас джунгли. -- В городе нет воздуха, и мне, индейцу, там нечем дышать, а тут его много.
       Мы еще некоторое время говорили, рассуждая о жизни в городе и дикой природе. К нашему облегчению, лишних вопросов индеец не задавал. Он даже не спросил, как нас зовут, откуда мы и что делаем здесь, но (и я не смог не обратить на это внимания) периодически весьма странно поглядывал в сторону Ника. Так продолжалось некоторое время, пока он, как бы невзначай, не спросил его:
       -- У тебя интересное ожерелье. Откуда оно?
       -- Мне подарил его один человек из Мериды, -- ответил Ник, подбрасывая в костер несколько сухих веток.
       -- Это очень ценная вещь, -- старик смотрел на него с явным недоверием, а голос прозвучал сухо, и не столь приветливо, как в начале нашей встречи. -- С такими вещами люди не расстаются просто так, и у того человека из Мериды, должно быть, имелись веские причины, чтобы преподнести тебе такой дар.
       -- Мы помогли ему. -- Ник почувствовал перемену в интонациях индейца и внимательно взглянул на него. -- Отмазали его от солдат по дороге в Кампече.
       -- Можешь рассказать мне об этом? -- лицо старика стало очень серьезным, и в слабых отблесках костра я увидел, как прищурились его глаза.
       Признаться, меня уже начинало настораживать постоянное внимание, которое уделяли встреченные нами люди к нефритовым бусам. Сперва Мигель, потом этот неожиданно появившийся из джунглей лакандон. Ник рассказал ему про старика-официанта в Мериде, о том, как мы вызвались подвести его к сыну в Кампече, и об офицере, который собирался обобрать его, лишив денег, необходимых для лечения сына. И о драке на кампечийской аллее, где мы выручили Мари, отбив ее от бандитов, и об ее отце, Мигеле Родригесе, который когда-то работал врачом среди лакандонов и видел это ожерелье на молодом шамане. Он не преминул добавить, что, по словам Мигеля, этот старик-официант из Мериды скорее всего и был тем самым шаманом. Индеец внимательно слушал Ника, устремив глаза в землю, иногда кивая головой, будто подбадривая его продолжать свой рассказ, а когда тот закончил, закрыл лицо ладонями и долго молчал. Ник удивленно смотрел на сгорбившегося старика, не понимая, чем так расстроил его.
       -- Я знал, что Хуан серьезно болен... Духи сказали мне об этом во сне. -- Лакандон поднял голову и с благодарностью посмотрел на нас. -- Спасибо вам за то, что помогли Пабло. Солдаты могли убить его, чтобы завладеть деньгами.
       Я хорошо помнил, что Ник ни разу за весь свой рассказ не упомянул, как звали Пабло, а имя его сына было нам неизвестно. Не сложно было догадаться, что этот человек лично знал их. Именно поэтому его так заинтересовало висевшее на шее моего друга ожерелье и он решил выйти к нашему костру. Теперь я уже не сомневался в своей догадке. Как не сомневался и в том, что, если бы мы не смогли объяснить ему происхождение нефритового ожерелья, нас ожидали серьезные неприятности.
       -- Пабло мой брат, -- будто уловив мои мысли, сказал старик. -- Меня зовут Руис. Мы вместе уехали в город, но я не смог там жить, а Пабло остался. Мы не видели друг друга уже много лет. И Мигеля Родригеса я тоже хорошо знал. Он вылечил многих наших людей. -- Индеец на мгновение задумался, а потом хитро ухмыльнулся: -- Мы иногда спорили с ним по поводу методов лечения.
       -- Так шаман -- это вы, а не Пабло, -- догадался я.
       -- Да, -- кивнул Руис. -- Уезжая, я подарил ему ожерелье, чтобы он не забывал о родной земле и обычаях нашего народа. Это старинная вещь, передававшаяся из поколения в поколение. Отец говорил, что когда-то она принадлежала великому герою, и наш род ведется от него.
       Видя, насколько опечалился старый индеец после его рассказа, Ник начал снимать с шеи ожерелье, чтобы вернуть ему, но тот жестом остановил его.
       -- Нет, оно должно остаться у тебя. Пабло отдал его тебе не только из-за того, что ты спас его. Значит, на то у него были и другие причины.
       -- Какие? -- Ник удивленно посмотрел на индейца.
       -- Я не знаю, -- он развел руками. -- Возможно, духи велели ему поступить так.
       -- Духи? -- Ник с сомнением посмотрел на старика.
       -- Иначе я не могу объяснить его поступка. Слишком дорога для нашего рода эта вещь, -- ответил Руис. -- Если вы расскажете мне все, что произошло с вами в Мексике, может быть, я смогу найти ответ на твой вопрос.
       Мы с Ником переглянулись. С одной стороны, было опасно говорить индейцу о наших проблемах, но в то же время, не зная о том, что нас преследует столько людей, он мог случайно рассказать о нас кому-нибудь. Старик казался хорошим человеком и явно был благодарен нам за спасение своего брата. Кроме того, он был дружен с Мигелем и знал, что мы спасли его дочь. Индеец вызывал доверие, а нам нужен был друг в этих диких краях, способный помочь выжить и выбраться отсюда. Поэтому мы решили рассказать ему все без утайки. О наших похождениях в Канкуне, о Камиле и панамке, о драке на кампечийской аллее и порезанном животе, о снах Ника и Длинном с его сапатистами, о бегстве из полицей-ского участка... Старик внимательно слушал, а когда мы закончили, некоторое время сидел в глубокой задумчивости, после чего сказал, что ему надо посоветоваться с духами.
       Руис достал из своего мешка какие-то травы, растер их ладонями в порошок и, бросая щепотки полученного зелья в костер, начал тихо петь. Его голос то затихал, то становился громче, тело ритмично покачивалось, а зрачки начали закатываться под веки. Я первый раз видел, как человек входил в транс, и зрелище это производило жуткое впечатление. Мы сидели с Ником, завороженно глядя на шаманский ритуал лакандона. Старик упал на землю возле костра, и его тело начало изгибаться так, что, казалось, сейчас переломается сразу же в нескольких местах. В какой-то момент я даже испугался, что он может убить себя. Пот градом струился по его лицу, а судорожно растопыренные пальцы цеплялись за мягкую землю, оставляя на ней глубокие, длинные следы, будто от когтей хищного зверя. Неожиданно его тело обмякло, и шаман начал что-то быстро говорить на непонятном нам языке. Губы его оставались неподвижными, но утробный голос, казалось, выходил из каких-то глубин... Через несколько минут старик затих, порядком перепугав нас. Ник даже спросил меня, не умер ли он, но вскоре шаман пришел в себя, поднялся и сел у костра, стирая с лица пот.
       -- В сельве происходит много событий, понять умом которые невозможно, -- устало начал говорить он. -- Сельва... она все такая же, как и тысячу лет назад. Здесь все иначе, чем в том мире, где господствует человек. Иначе, потому что здесь живут духи. Много разных духов. И зачастую они вершат человеческие судьбы. Они не могут напрямую говорить с людьми, но способны посылать им знаки, наставляя на истинный путь, или говорят с ними через избранных ими людей -- шаманов и тех, кто умеет слышать голоса. А иногда они приходят во сне, как это случилось с Ником. Духи бывают злыми, и они насылают всевозможные беды и болезни. Но есть еще добрые духи, которые помогают людям. Между добрыми и злыми духами идет постоянная борьба. Но даже добрый дух может разгневаться на человека, если тот поступает скверно. Вас ведет добрый, но очень разгневанный дух. Он защищает вас от беды, пока вы следуете по пути, указываемому им... Большего я вам сказать не могу.
      

    Глава ....

       19 января 1904 года
       "Я дошел! Наконец я достиг цели своего долгого и мучительного путешествия. Я стою на берегу огромного озера, в центре которого вижу искомый мной остров. Словно молчаливые стражи прошлых эпох, возвышаются на нем величественные пирамиды. Именно там, согласно легенде, сокрыта величайшая реликвия, способная даровать магическую силу страждущему. Мне же она дарует безбедную старость. Близится ночь, и сегодня уже не представляется возможным добраться до вожделенного острова, но завтра утром я построю плот и еще до полудня окажусь там".

    Январь 1530 года.
    Территория современного штата Чиапас

       -- Чужеземцы скоро нагонят Балума, -- сказал Чимаю подошедший Ах-Той. -- Мы можем опоздать.
       -- Тогда в путь. -- Чимай оторвал взгляд от катящихся вниз по сакбе голов.
       -- Неподалеку отсюда протекает быстрая река, -- раздался за их спиной голос Кина. -- Она течет вдоль сакбе, и если мы поплывем по ней, то сможем нагнать Балума раньше, чем его схватят белокожие.
       -- Мы потеряем время, строя плоты, -- Чимай повернулся к Кину. -- Лучше не рисковать.
       -- Нам не придется строить плоты. Там, -- он указал рукой на заросли сельвы, -- прямо у реки стоит маленькая деревушка, где мы сможем взять пирогу.
       Как и говорил Кин, деревушка оказалась совсем рядом. Хижины лепились друг подле друга, возвышаясь над землей на высоких, прочных сваях так, чтобы в сезон дождей выходящая из берегов река не затопила их. Жители ее были рыбаками, обменивавшими свежую и вяленую рыбу на маис и прочие товары у земледельцев. Несколько больших и малых пирог сиротливо притулились к хижинам своих хозяев, а на высоких распорках сушились плетеные сети. Мальчишка, охранявший от вороватых птиц и обезьян коптившуюся на слабом дыму рыбу, первым заметил вышедших из леса воинов и испуганно за-кричал. Как и повсюду, случалось, что и в эту глухую деревушку порой забредали вражеские отряды, грабившие, убивавшие и уводившие в рабство ее обитателей. Но возникший было переполох быстро прекратился, когда вышедший вперед Кин прокричал, кто он и зачем пришел. Его хорошо знали здесь, а потому гостей приняли радушно, сразу же предложив еду и питье. Но Кин покачал головой, поблагодарил за оказанное гостеприимство и объяснил цель своего визита.
       Столпившиеся вокруг жители деревушки с ужасом в глазах слушали его короткий рассказ о зверствах белых чужеземцев и мужественных гонцах-чонталях, направлявшихся в Лакамтун.
       Они будут рады помочь, сказал седовласый старец и указал на пироги, позволяя выбрать любую. Кин достал из висевшего на поясе мешочка горсть бобов какао1, желая расплатиться за лодку, но старец жестом показал, что платы он не возьмет.
       -- Прими лодку в дар от нас, -- сказал он. -- Негоже наживаться на помощи давним друзьям, оказавшимся в такой беде. Но будьте осторожны на нашей реке, она чрезвычайно опасна.
       Кин не стал терять времени. Еще раз сердечно поблагодарив жителей рыбацкой деревушки, он отобрал самую большую пирогу, способную вместить весь его отряд, и приказал воинам перетащить ее к воде. Когда все погрузились в нее, он еще раз вы-крикнул слова благодарности, призывая богов позаботиться об обитателях деревушки и даровать им благополучие и легкую жизнь.
       Длинная, выдолбленная из цельного ствола большого дерева пирога скользнула по воде от берега, и гребцы налегли на весла. Их сильные руки работали без устали, выводя тяжелую лодку на середину реки, где течение было наиболее быстрым, и вскоре деревушка скрылась из виду. Через некоторое время река стала уже, течение сильнее, а на поверхности неожиданно возникали огромные валуны, но гребцы ловко лавировали между ними, избегая опасных теснин. Сидевший на носу пироги индеец вдруг резко вскочил на ноги, едва не перевернув ее и что-то крича, -- из-за шума бурлящей реки разобрать его слова смогли только сидящие рядом -- начал показывать рукой вдаль.
       На берегу, наполовину в воде, лежал человек, в котором зоркие глаза Чимая сразу же признали своего предводителя. Он недвижимо лежал на спине, прижимая к груди какой-то сверток. Набегавшие волны раскидывали его длинные волосы, едва не заливая рот и нос, но несчастный, казалось, совсем не замечал этого. Издали было неясно, жив он или мертв, но, когда пирога пристала к берегу и выскочивший из нее Чимай склонился над телом, Балум с трудом приоткрыл глаза и посмотрел на него.
       -- Я думал, что ты уже мертв, -- едва размыкая губы, прошептал он и попытался улыбнуться.
       -- А я думал, что не успею к тебе. -- Чимай тяжело вздохнул и, осторожно приподняв Балума, перенес его подальше от набегавших волн.
       Положив обессиленного предводителя на мягкий песок, он начал осматривать его раны. Все тело Балума покрывали ссадины, синяки и порезы, правая сторона лица была изодрана, а почти оторванное ухо висело на тонкой полоске кожи.
       -- Камни, -- прошептал Балум, закрывая глаза. -- Я прыгнул вниз, и течение понесло меня, ударяя об острые камни. -- Он закашлялся, и струйка крови сбежала с уголка его губ. -- Внутри все разбито, кости переломаны.
       -- Мы понесем тебя на руках, -- попытался успокоить его Чимай, но Балум остановил его.
       -- Не перебивай, у меня осталось слишком мало времени... Возьми сверток, в нем священный череп Каб-Чанте. Отнеси его в Лакамтун и передай Кабналю... Сними с моей шеи нефритовое ожерелье, символ семьи владык Акалана. Теперь оно твое. За верность твою и бесстрашие я нарекаю тебя братом своим, а потому ты сможешь говорить с Кабналем как равный... А теперь уходи... тебе надо спешить... Бог Смерти Ум-Цек, Владыка Черепов, уже идет за мной...
       Балум закрыл глаза, показывая тем самым, что разговор закончен. Чимай снял с его шеи ожерелье из нефритовых бусин, надел на себя, после чего взял в руки сверток с черепом Каб-Чанте, встал и почтительно склонил голову:
       -- Прощай, Балум, сын правителя.
       -- Прощай, брат мой, -- прошептал Балум через некоторое время, глядя вслед уносящейся вниз по течению пироге.
       Чимай сидел в конце заполненной воинами лодки вместе с Кином и Ах-Тоем, аккуратно держа на коленях священную реликвию. Сердце его сжималось от сознания того, что ему пришлось покинуть Балума, оставив умирать на мокром песке в чужом краю, как никчемного, издыхающего раба. Он даже не заметил, как течение стало настолько быстрым, что пирога понеслась по пенящейся, захлестывающей через борта воде уже без помощи гребцов, а те лишь пытались удержать ее на плаву и не налететь на камни.
       Громкий крик Кина вернул его к действительности. Гребцы более не могли справиться с могучим течением, увлекавшим пирогу к внезапно появившейся поперек реки ровной линии, где вода вздымалась, будто натыкаясь на невидимое препятствие. Индейцы попытались направить лодку к берегу, но было уже поздно, и ее лишь закрутило в неумолимом потоке. Гребцы побросали весла, хватаясь руками за скользкие борта, но двое все же не удержались и вывалились наружу. Их тела скрылись под водой, затянутые в воронку ближайшего водоворота. Через несколько секунд пирога достигла края водопада, взметнулась вверх, и Чимай увидел разверзшуюся под ними бездну. Кричащие люди летели в воздухе рядом с ним, в ужасе размахивая руками и ногами, словно могли превратиться в птиц и удержаться над простиравшейся далеко внизу водной гладью. Но Чимай не выпустил сверток из рук.
       Ему повезло, он ровно вошел в воду ногами вперед, успев набрать полные легкие воздуха, но удар о водную поверхность оказался настолько сильным, что сознание на миг покинуло его. Многим его соратникам повезло меньше, и их тела плашмя бились о воду. Их кости ломались, рвались внутренности. Спустя мгновение большая, тяжелая лодка ударила сверху нескольких уцелевших людей, кроша их черепа, когда они уже всплывали на поверхность.
       Чимай вынырнул, жадно хватая ртом воздух, и медленно поплыл на боку к берегу, удерживая святыню одной рукой. Здесь, внизу -- под водопадом, -- река была на удивление спокойной.
       Он долго лежал на берегу, отдыхая и глядя вверх на стену воды, падающую вниз с огромной высоты. Солнце слепило глаза, и Чимай закрыл их, пытаясь справиться с головокружением. Казалось, будто неведомая сила раскручивает его, выворачивая наружу внутренности. Прошло некоторое время, и он услы-шал слабое шуршание, а потом почувствовал, что кто-то стоит над ним, загораживая собой слепящее солнце. Он разомкнул веки и увидел могучую фигуру Ах-Тоя, держащего на плече бездыханного Кина.
       -- Боги сохранили тебе жизнь, чонталь? -- он щурился от попадавшей в глаза воды, струящейся с волос по изуродованному шрамом лицу, но не мог стереть ее, двумя руками удерживая тело своего предводителя.
       -- Кин мертв? -- Чимай поднялся и помог Ах-Тою снять тело с плеча. Вместе они аккуратно положили его на горячий песок.
       -- Нет, -- покачал головой воин и присел рядом с бесчувственным Кином. -- У него сломано несколько ребер, но он будет жить. Скоро он придет в себя, но не сможет продолжить путь вместе с тобой. Прости, друг, я должен остаться вместе с ним.
       Чимай кивнул. Он понимал, что теперь ему придется продолжить опасный путь в одиночку.

    Январь 2004 года.
    Штат Чиапас, озеро Мирамар

       После того как старый лакандон закончил говорить, мы с Ником еще долго сидели молча, глядя на догорающие угли. Индейский шаман, впадающий в транс в отблесках мечущегося в небольшом костерке огня, горящего посреди бескрайних, диких джунглей, а потом, после "разговора с духами", предложивший нам свою помощь, произвел странное, пугающее впечатление и в то же время вселил в наши души нелепую надежду на спасение. Ник, замученный ночными кошмарами, задумчиво притих. Ответ старика был весьма расплывчат, но, по крайней мере, несколько успокоил его.
       Когда следующим утром мы проснулись, Руис уже успел развести потухший за ночь костер и жарил на нем общипанную тушку довольно крупной птицы. Он с улыбкой посмотрел на нас и жестом пригласил присоединиться к трапезе. Туман еще не рассеялся, и было довольно сыро. Поежившись, я подошел к костру и протянул руки к огню, чтобы согреться. Вскоре ко мне присоединился Ник.
       -- Вы скоро привыкнете, -- произнес старик, переворачивая тушку так, чтобы она прожарилась со всех сторон.
       Мы уже давно не ели горячей пищи, а запах от мяса исходил такой, что я готов был проглотить всю птицу целиком.
       Пока мы с Ником жадно вгрызались в куски вкуснейшего мяса, Руис с любопытством рассматривал нас -- двух еле державшихся на ногах, грязных, осунувшихся, бледных от усталости и недоедания беглецов.
       -- Что вы собираетесь делать? -- в итоге спросил он, и я, с трудом оторвавшись от еды, сказал, что мы намеревались пойти дальше по сакбе, полагая, что она выведет нас к озеру Мирамар, где мы предполагали спрятаться и провести там некоторое время, пока не найдем выход из сложившейся ситуации.
       -- Да, эта дорога выведет вас туда, -- Руис кивнул, соглашаясь, что на первое время нам было бы неплохо укрыться на острове. -- Люди редко появляются там, и, думаю, вы будете в безопасности. Да и искать вас вряд ли кто там станет. Я провожу вас к озеру и помогу переправиться на остров.
       Общение со стариком-лакандоном внесло некоторое разнообразие в нашу мрачную действительность. Пока мы шли по сакбе, он рассказывал нам о том, как жить в джунглях, показывал по пути растения и фрукты, которые можно употреблять в пищу, и, самое главное, как найти воду там, где поблизости нет рек. Например, говорил он, если срубить банановое дерево на высоте сантиметров тридцати от земли и вынуть сердцевину, то через пару часов очищенное пространство внутри пня наполнится водой. Этим источником можно пользоваться некоторое время, потому что пень еще несколько раз будет наполняться хорошей и довольно чистой водой. Главное -- не забывать накрывать пень широкими банановыми листьями, иначе вода может испариться, и, кроме того, ее заполонят всевозможные насекомые. Руис также указал нам на походивший на широкую бочку кактус высотой около метра. Надо срезать его верхушку и растолочь находившуюся внутри мякоть в пюре, которое потом следует выжать в какой-нибудь сосуд. По словам лакандона, полученная жидкость по цвету напоминает молоко, не очень приятна на вкус, но вполне пригодна для питья. Старик также рассказал, как охотиться и на кого охотиться. Как выслеживать ту или иную добычу. Когда мы проходили мимо термитника, он указал на него и подвел нас к нему поближе.
       -- Это тоже хорошая еда, -- сказал он, -- и если вы по каким-то причинам не сможете охотиться, то некоторое время вполне протянете на термитах.
       Ник судорожно поморщился, а Руис отломал длинную тонкую ветку, подошел к термитнику и всунул ее в одно из отверстий на его боковой поверхности. Буквально через несколько секунд он вытащил ее наружу и показал нам. Вся ветка оказалась усеяна напоминающими муравьев насекомыми, достигавшими в длину двух-трех сантиметров. Ник поглядел на них и сказал, что лучше помрет от голода, чем засунет себе в рот такую гадость. Увидев его реакцию, Руис рассмеялся, воткнул палочку в землю и снял с нее одного из термитов. Аккуратно оторвав ему голову и лапки, он отправил его себе в рот, раскусил зубами, и проглотил.
       -- Вкусно, -- улыбаясь, проговорил он, протягивая палочку с вцепившимися в нее насекомыми Нику, но тот отрицательно помотал головой. Я тоже отказался от экзотического блюда, упирая на то, что сегодня хорошо позавтракал, на что лакандон вновь весело рассмеялся, обнажив редкие зубы, но потом серьезно добавил: -- Ничего, зато, когда проголодаетесь, будете знать, где легко можно найти еду.
       Сколько времени нам предстояло провести в диком лесу, мы даже боялись загадывать. Многое мы узнали от нашего нового друга, и жизнь в джунглях уже не казалась нам такой безнадежной. Я шел рядом со старым лакандоном и внутренне восхищался этим маленьким, щуплым человеком, двигавшимся с мягкостью кошки. Казалось, само провидение послало нам его в минуту отчаяния, чтобы он передал нам необходимые знания, и старик использовал каждую возможность, чтобы научить нас различным тонкостям выживания в сельве.
       К берегу озера Мирамар мы вышли к полудню, и Руис, указав на находившийся вдали остров, сказал:
       -- Здесь вы сможете чувствовать себя в полной безопасности. В восьмидесятые годы археологи проводили здесь раскопки, но теперь сюда редко кто-либо забредает.
       -- Как нам перебраться туда? -- Ник сел на теплый песок, снял кроссовки и вытянул уставшие ноги.
       -- У меня здесь припрятана лодка, -- Руис опустился рядом с ним на корточки.
       Ник вопросительно взглянул на старика, и тот, отвечая на его немой вопрос, пояснил:
       -- Я живу сегодня здесь, завтра там. Иногда я пользуюсь этой лодкой, чтобы добраться по впадающей в озеро речке до ближайшего поселка, где закупаю разную мелочь.
       Мы посидели еще некоторое время на берегу, отдыхая, после чего старик предложил нам немного подождать его, а сам скрылся в зарослях. Минут через двадцать он появился на небольшой пироге, выдолбленной из цельного ствола дерева. Я засомневался, сможем ли мы уместиться в ней втроем, но старик успокоил меня, сказав, что индейские лодки довольно устойчивы и способны выдерживать грузы и побольше. Ника волновали аллигаторы, но Руис уверил его, что твари эти в здешних водах не водятся. Так это было на самом деле или нет, я не знаю, но Никита поверил ему сразу же. Забравшись в лодку, мы уселись на ее носу, а старик устроился позади и начал грести длинным веслом, опуская его то с одной, то с другой стороны пироги. От нашей помощи он отказался, пояснив, что управлять пирогой без должных навыков весьма непросто и неумелый человек может легко перевернуть ее.
       От острова нас отделяло не менее четырехсот метров, и все то время, что мы плыли к нему, я молча смотрел вдаль, стараясь свыкнуться с мыслью, что нам придется прожить здесь долгое время. Над прозрачной, голубой водой летали чайки, иногда ныряя в нее, чтобы потом взмыть с маленькой рыбешкой в клюве. Яркий солнечный свет бликами отражался от поверхности озера, создавая полную иллюзию безмятежности, но в душе я не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей тоски. Последние несколько дней оказались сплошным кошмаром, которому, казалось, теперь уже никогда не будет конца. Вместо занимательного путешествия мы впутались в отвратительную ситуацию, грозившую нам либо мучительной смертью, либо долгим заключением в мексиканской тюрьме. Ник сидел рядом со мной, понуро глядя на водную рябь, и я видел, что он готов взвыть. Мне хотелось как-то взбодрить его, но я не нашел нужных слов и промолчал. Только теперь, добравшись до нашего будущего убежища, мы полностью ощутили, насколько изменилась наша жизнь. Родной дом и люди, которых я искренне любил, остались далеко-далеко, и я уже не верил, что смогу их когда-нибудь увидеть. Впереди же нас ожидали только страдания, голод, боль и страх, который будет неотступно преследовать нас на каждом шагу. Страх оказаться замеченными случайными людьми, которые передадут нас в руки бандитов или полицейских, страх перед диким зверьем, перед возможными болезнями или несчастными случаями, ведь малейшая рана в этих влажных местах могла привести к заражению крови, а без лекарств даже такая мелочь, как зубная боль, способна свести человека с ума. Я почувствовал, как ледяные щупальца ужаса начали медленно сжимать мое сердце. Старый лакандон успел многое рассказать нам о способах выживания в джунглях, но он не в силах был вернуть нас к нормальной, привычной для нас жизни. Я знал, что сотни людей считают сельву своим домом, но, в отличие от нас, у них была возможность хотя бы иногда появляться в ближайших деревушках. Нам же теперь предстояло постоянно скрываться от людей. В чужой стране, в чуждых нам условиях и без единого шанса на спасение.
       Погруженный в раздумье, я и не заметил, как пирога пристала к острову. Он был сплошь покрыт лесом, и лишь кое-где различались развалины древнего города. Руис жестом показал, чтобы мы выбирались на берег, после чего втащил пирогу в ближайшие заросли, подальше от чужих глаз.
       Берег оказался заболоченным, и первыми звуками, приветствовавшими нас на острове, кроме плеска воды, стало громкое, не смолкающее ни на минуту кваканье лягушек. Не успели мы сделать и нескольких шагов, как со всех сторон налетела озверевшая мошкара, чьи укусы вызывали нестерпимый зуд. И здесь Руис пришел нам на помощь. Пока мы безрезультатно пытались расправиться с кровососущими гадами, старик сорвал несколько каких-то листьев, протянул нам и велел размять их, а сок втереть в кожу. Мошкара действительно отстала, сразу же потеряв к нам всякий интерес, и Руис порекомендовал хорошенько запомнить это растение на будущее.
       По совету старика для начала мы соорудили небольшую хижину, покрыв ее крышу большими пальмовыми листьями. Место для нее лакандон выбрал в чаще, чтобы никто, высадившийся на острове, не мог случайно заметить нас. Пока мы рубили стволы тонких деревьев, вкапывали их в землю и связывали гибкими лианами, индеец отправился на охоту, чтобы раздобыть нам еду на ужин. Он вернулся, когда мы уже почти закончили постройку, и бросил на землю небольшую мохнатую обезьянку. На ее шее виднелись следы крови и, присмотревшись, я заметил маленькое отверстие, свидетельствующее о том, что старик убил ее с помощью своей духовой трубки. Он с любопытством осмотрел творенье рук наших и нашел хижину несколько перекошенной, но вполне пригодной для жилья. На первое время, как сказал он.
       Взяв в руку нож, Руис распластал тело мертвой обезьянки на спине, сделал надрез и начал снимать с нее шкуру. Я заметил, как перекосилось лицо Ника, когда старик принялся разделывать тушку. Невольный позыв тошноты постиг и меня. Обезьянка видом своим слишком походила на смешного человечка, чтобы спокойно воспринимать открывавшиеся взору внутренности. Никита не выдержал первым. Он кинулся в кусты, и я услышал, как он начал давиться приступами рвоты. Руис поднял на меня глаза, в то же время окровавленными руками вытаскивая из обезьянки кишки и бросая их рядом с тушкой. Тут пришла моя очередь присоединиться к Нику, согнувшись в кустах пополам в безуспешной попытке перебороть тошноту.
       -- Я ее есть не буду, -- донесся до меня угрюмый голос Ника. -- Это все равно что человека сожрать.
       Я закивал, соглашаясь с ним, и попытался ответить, но снова согнулся в очередном приступе. Когда мы вернулись назад, то старались не смотреть на осве-жеванную тушку хвостатого зверька, рядом с которой валялись шкурка, внутренности и отрезанная обезьянья голова. Меньше всего нам в этот момент хотелось есть.
       Лакандон сидел в ожидании нас, хмуро глядя перед собой из-под густых темных бровей.
       -- Если вы хотите выжить, то должны перестать вести себя как пижоны, -- в итоге проговорил он, и в голосе его прозвучали нотки разочарования. -- Если вы хотите жить, то должны есть, а чтобы есть, вы должны научиться убивать. Здесь нет светящихся красивыми рекламами супермаркетов, как у вас в городе, и вы не можете пойти в магазин и купить консервы, на которых будет изображена счастливая корова. Почему вас не смущает кусок жареного бифштекса на вашей тарелке? Только потому, что вы не видели, как эту корову убили на бойне?
       -- Просто она очень похожа на человека, -- выдавил из себя Ник, показывая рукой на тушку обезьянки, не глядя в ее сторону.
       Руис кивнул, соглашаясь с ним, но не ответил. Он поднялся, собрал хвороста, срезал две палки с рогатинами на концах и воткнул их в землю на некотором расстоянии друг от друга. Затем индеец заточил еще одну палку, насадил на нее обезьянью тушку и положил этот импровизированный шампур на рогатины. Разведя костер, он молча сидел рядом с ним, периодически переворачивая тушку, чтобы она хорошо прожарилась со всех сторон. Когда мясо было готово, мы с Ником пересилили себя и поели. Обезьянье мясо оказалось очень вкусным.
       После ужина Руис попрощался с нами, сказав, что вернется через несколько дней, а сейчас ему следует переплыть озеро, пока не стемнело. Нам было жаль расставаться со стариком, но мы прекрасно понимали, что он не может постоянно оставаться вместе с нами.
       Мы провели первую ночь на острове, забившись в свое убогое пристанище, внутри которого развели небольшой костер, чтобы согреться. К полуночи начался дождь, сперва едва моросивший, а затем обрушившийся с неба сплошным, нескончаемым потоком. Крупные капли молотили по крыше, но благодаря советам Руиса мы смогли выложить ее так, что пальмовые листья не пропускали воду. Следуя указаниям старика, мы построили наше жилище на пригорке, и первые несколько часов внутри него было довольно сухо, но постепенно утрамбованный земляной пол все равно пропитался влагой, и на нем образовались лужицы. Листья, из которых были выложены наши "постели", намокли, и спать на них стало совершенно невозможно, а потому половину ночи мы просидели у костра, молча подбрасывая в него хворост и слушая мощные раскаты грома. Влажные сучья отказывались гореть, а лишь наполняли хижину едким дымом, и вскоре костер стал постепенно затухать. Заснуть в эту адскую ночь мы так и не смогли, проведя остаток ее, скрючившись на корточках около тлеющих углей. К утру вся наша одежда была сырой и мы дрожали от холода так, что стучали зубы.
       День выдался хмурым и промозглым, а с серого неба время от времени лил ледяной дождь. Когда он заканчивался, вода продолжала капать с листьев и веток. Угрюмые, мокрые насквозь джунгли доводили до исступления, но к полудню тучи рассеялись, и, к нашей бурной радости, наконец-то выглянуло солнце. Воздух прогрелся быстро, и уже через час мы с Ником смогли немного прийти в себя. Памятуя о бессонной ночи, мы решили исследовать находившиеся поблизости развалины древнего индейского города, чтобы найти в них более подходящее укрытие на случай нового ливня, но сперва нам следовало позаботиться о пропитании. Первым делом мы отправились к озеру в надежде, что во время бушевавшей грозы волны выбросили на берег хотя бы пару рыбешек. Ноги утопали в вязкой грязи, но после бессонной ночи это было меньшим из зол, и мы, пошатываясь, двигались к берегу, с трудом пробираясь по щиколотку в мокрой, засасывающей кроссовки жиже.
       С рыбой нам не повезло, но после долгих скитаний мы набрели на горку то ли черепашьих, то ли птичьих яиц и тут же набросились на них и съели сырыми, немного заглушив чувство голода. Когда мы уже хотели вернуться к хижине, наше внимание привлек тихий, нарастающий гул со стороны озера. Вскоре, к ужасу своему, мы увидели, как в нашу сторону стремительно движется большой, набитый людьми катер. Остров оказался не таким безлюдным, как нам того бы хотелось. Ник первым бросился в заросли, а я побежал за ним. Нам хватило самообладания не удариться в панику, и мы спрятались в чаще, чтобы, затаясь, сквозь густые, мокрые заросли посмотреть, кто же сюда пожаловал.
      
       Сакбе - мощеная дорога в джунглях
       Чонтали - народность индейцев майя в Мексике.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Комментарии: 4, последний от 08/12/2009.
  • © Copyright Стукалин Юрий (petanokona@mail.ru)
  • Обновлено: 17/02/2009. 79k. Статистика.
  • Глава: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.