Аннотация: Мир закрыт, для тех кто за бортом.
И жизнь начнётся вновь, только с приходом того, кого ты не ждёшь.
ОНА
Он её ждал, а она, всё никак не приходила. Ну, сколько можно ждать? Так ведь и
терпение может лопнуть и в сердцах, он Бог весть, что может натворить. Её он не знал,
не приходилось раньше встречаться. А сердце жалобно щемило, от предстоящей встречи.
Какая она будет? Радостная? Печальная? Трагическая? Принесёт ли эта встреча то, что он
давно потерял и наступит ли, наконец, долгожданное облегчение. Как трудно жить без
веры, любви и надежды. Человек теряется, когда перед ним нет конкретной цели, к которой нужно стремиться, преодолевать препятствия. Бороться и побеждать испытывать
наслаждение от чувства достигнутого
Голова болела, трещала, что-то в ней кружилось, а иногда, даже стреляло.
Вот сейчас её приход был желателен, как никогда. А какая она? Красивая или уродливая?
Люди рассказывали разное, кому верить? Говорят, что она заботливая, пригладит, обласкает, в постель уложит и ничего взамен, но он не верил и даже побаивался её. Но чему быть, того не миновать и он ждал, терпеливо, настойчиво; подходил к окну,
заглядывал в углы, слушал у дверей, а её всё не было - не показывалась ,проклятая. Вот и в этот раз, тоскливо бродя по комнате, он материл всех и вся, на чём свет стоит и странное дело, никто не отзывался, потому что жил он - один. Подойдя к холодильнику, матернулся ещё раз, от чистого сердца и в дверь позвонили.
- Ах, ах, ах! - забормотал он и шаркающей походкой, направился к двери.
- И явится она... и я влюблюсь - безумно. Безумный, безумный, безумный старик. Никто к тебе не явится и зря ты её ждёшь. Уж сколько лет один, пора привыкнуть. Один как перст. Былинка в поле, увядшая трава.
В дверь позвонили ещё раз и так нахально, настойчиво.
- Кто же это может быть? В такую рань? Неужто пионэры? Тимур и его команда, опохмелиться принесли.? - Иду, иду.
Дверь скрипнула, щёлкнула, напряглась и открылась. А старик, аж обомлел. Он стоял как болван перед иконой, не зная что делать и сказать. Перед ним был не Тимур с командой, а принцесса из сказки. - знойная Шахерезада! Тысяча и одна ночь и хмурое утро!
- Здравствуйте! - молвило чудо..
- Утро доброе. Вам кого?
- Дяденька, дай кусочек хлебушка. - Это чудо протянуло маленькую ручку и жалобно
посмотрела. А в глазах тоска и голодная смерть.
- Хлеба? - вот уж такого он не ожидал. - Деточка, ты храм Божий с квартирой перепутала, здесь не подают.- и он попытался закрыть дверь, но ему не дали.
- Ничего я не перепутала. Чего ты жмёшься? Я же Христа ради прошу. - уверенно и в тоже время с хитрецой, деточка тянула дрожащую руку к лицу старика.
- Забавно. Забавно.- вчерашний алкоголик явно растерялся. - Нету у меня хлебушка!
- Ну, так давай, схожу, куплю.
- Чего купишь?
- Дядя, ты что, тупой? Хлебушка куплю.
- Зачем?
- Ну, если у тебя хлебушка нет, значит его надо купить, правильно я говорю?
- Логично. А зачем? - совсем уж растерялся он.
- О, Господи! - теряла терпение леди. - Ну, так я же у тебя хлебушка прошу, дяденька.
А если у тебя его нет, ты же мне ничего не дашь? Выгонишь и всё. Ну, долго мы в дверях стоять будем? Хоть бы пригласил войти, не культурный какой.
- Проходи. А зачем собственно?
- Вежливость требует. - и она вошла, аккуратно отстранив хозяина рукою.- По этикету, даму всегда надо пригласить и предложить ей сесть. Вас что этому не учили?
Чему его учили он и сам уже не помнил, а чему её учили, он давно забыл. но сейчас это уже не имело значения.
- Деточка, вы адресом не ошиблись? - в горле вдруг запершило, захотелось чего-нибудь выпить и лучше бы водки.
- Какая я вам деточка? Впредь, прошу меня так не называть.
- А как?
- Муся.
- Понятно. Муся-пуся. А почему впредь? Вы что сюда надолго?
- Я ещё не решила. Думаю. Может, совсем останусь.
- А моего согласия не требуется?
-А ты что, папаша, возражаешь? Шучу. Не бойся, за хлебом схожу и уйду.
Происходящее никак не лезло в голову, не говоря о других частях тела. Теперь уже хотелось лечь и тихо лежать, спрятавшись под одеяло. Он не знал как себя вести, что говорить, о чём думать.
- Это уже обнадёживает. Муся, тебе в самом деле есть нечего?
Деточка, голодным взглядом, готовым съесть его самого, уничтожающе смотрела
прямо на него.
- А ты не видишь как припухла внучка?
- Вижу. Бедный ребёнок. Я дам тебе корочку хлеба.
- И всё? А сам то, чего хавать будешь?
А чего хавать? Он питался тем, что останется от мышей и тараканов. А вчера они
последнюю корочку загрызли. Ему государство такую пенсию судило, что много не похаваешь, не разжиреешь. Поэтому он ответил искренно и прямо.
- Не знаю. Не хочу.!
А её голодный взгляд продолжал рыскать по углам, по столу и даже под кроватью.
- Да, дядя, в античном мире достаток был больше. У тебя же моль, от голода в
истерике бъётся.
Ну, про моль он ничего не знал, женщины его не интересовали, а вот Греция
была его юношеской мечтой. Как он хотел взобраться на Олимп и плюнуть вниз, на всю эту суету и нищету. Сами то Боги, небось, жиреют, а он в забытьи.
- Вы изучали древнюю Грецию?
- И Турцию, и Грецию. Китай, Египет, Вьетнам, Лаос...
- Вы археолог?
Зачем он спросил? Девушка пришла в замешательство, её щёчки зарозовели и она стала похожа на цветок, брошенный в грязной комнате.
- В некотором роде. Вас вот откопала. Такой грязи давно я не видала. Сразу видно, одинокий, неустроенный. Эх, родственничек, родственничек!
Всех грехов молодости он , конечно, не помнил, но на такой был согласен.
- Я родственник? С чего бы это? Не помню я.
- Породы мы одной - двуногой. Человеки!
- Смешно.
Она ещё раз испытующе смерила его взглядом, прошлась по комнате, зачем-то пнула стул и немного задумалась.
- Извини, конечно, но придётся мне быть твоей девочкой.
- Девочкой? - Он обомлел. Эх, как жалко нету водки. Он бы ей объяснил, простым человеческим языком, о какой девочке он только что думал. Та девочка была не из мира сего, холодная, недоступная, а эта? Разве она с ней сравнится? - Зачем? Я не хочу. Мне не надо.
- Хочешь, просто ты об этом ещё не знаешь.
- Спасибо, что предупредила.
- Значит так! - теперь она вела себя уже по хозяйски. - Я буду Дульсинеей Тобольской, а ты рыцарем моего сердца. Согласен?
- Тобольской? Нет!
- Согласен, просто....
- Я ещё об этом не знаю.
- Верно.
- И что я должен делать?
- Как что? - удивилась Муся.- Меня защищать. Любить, восхвалять.
- Исключено.
- У тебя, что язык отвалиться? - недоумевала Муся - Сказать мне какая я хорошенькая, как ты счастлив лицезреть меня.?
Нет, язык у него , конечно, не отвалится. Но с какой стати он будет петь диферамбы сопливой девчонке? И ладно бы, действительно, родственнице, дочке к примеру, или на худой конец, племяннице, а внучка была бы, вообще, пределом счастья. Нет, это его не устраивало.
- Не отвалится.
- Вот и хорошо. Начинай.
И он начал.
- А тебя от кого защищать? У меня с этим плохо. Боюсь упаду не вовремя.
- Я сама тебя защитю, если потребуется. Это я так, образно. Или нет - от милиции, от чиновников, сможешь?
Вот с этого ей и надо было начинать. А то придумала, кусочек хлебушка, Дульсинею Тобольскую, Венеру Милославскую.
- Понял. Я всё понял. Тебя разыскивает милиция, правильно?
- Меня все разыскивают, но никто найти не может.
- Очень, очень интересно. Но, Муся, должен вам заметить, что я не очень счастлив вас видеть.
- Это временное, пройдёт.
- Вы просили корочку хлеба, я вам дам на хлеб.
- Эх, дядя! - прозвучало, как-" Твою мать!" - не в хлебе насущном.....в конце концов, жизнь одна и прожить её надо - не с протянутой рукой! Вот куда ты меня выгоняешь? - прямо и откровенно развивала наступление Муся. - На панель? Такую миленькую, хорошенькую. На панель?
- Боже сохрани! Никуда я тебя не выгоняю. Пожалуйста, оставайся.
- Значит, с вожделением мечтаешь обо мне как о женщине. Мечтаешь лишить меня невинности. И всё это за корочку хлеба. Тебе не стыдно, дядя?.
Обвинение в педофилии, в разврате несовершеннолетних, в насильственных действиях против человечества, звучало для него как смертный приговор. Он уже видел себя в застенках каземата, болтающимся на виселице, утопленным в проруби.
- Ни о чём я не мечтаю. - попробовал он оправдаться.- Я уже давно...и не думаю даже. - подведя итог он чуть не потерял сознание, но убеждённость в своей непричастности, сохранило силы.
- Вот видишь, как воздержание портит характер. Тебе обязательно нужна женщина.
-Не надо мне никого! - не на шутку испугался он.
- Надо. Надо, я же вижу. Иначе зачем бы ты меня сюда затащил?
- Кто, я?
- Ну, да! Взглядом, насильным, заволок. Я и пикнуть не успела. Развратник ты, дядя!
- Муся, что ты такое говоришь? - от бессилия, у него подкосились ноги и он по стеночке, сполз на пол. Как маленький ребёнок, сидел на полу и в ожидании наказания, виновато смотрел на маму.
А наказание было суровым.
- Правду! Защищать обещал. В любви клялся. Дамой сердца называл. А я то, дура, поверила. Ох, роди меня мама, обратно. Так лопухнулась!
Облизывая сухие губы, обливаясь липким потом и уже совсем безнадёжно, спросил.
- А жениться не обещал?
- Ишь ты какой прыткий, не всё сразу. А ты, случайно не алкоголик? Вид у тебя не важный.
Вот теперь его точно застукали. Вчера то он набрался, правда не помнил повод. Но раз в месяц он пил и без повода, это когда приносили пенсию. Смотрел на неё, плакал и пил. А теперь вот засмущался.
- Есть немножко. Но совсем чуть-чуть.
- Ну, вот и спиться успел. Нет женского участия, заботы и летит мужик в пропасть, имя которой алкоголь! А как тебя зовут? Ты мне говорил, а я забыла.
-Рыцарь.
- Ну, это понятно, а иначе как?
- А как иначе?
- У тебя мама была?
- Была. Давно.
- Вот и вспомни, как она тебя называла.
- Ёжик.
Муся презрительно скривила губки.
- Имя у тебя есть?
Странный вопрос. Ну разве ж он не человек? Даже у собаки имя есть. Вон сосед по утрам орёт: -" Дуся, Дуся, стерва! Пойдём домой, опять всю ночь болталась! Я тебя ей Богу, вздёрну!" - Это он так на кошку. А у него то имя звучное, гордое.
- А-а-а, ты вон про что! Гоша я.
- Гоша? Имя какое то странное. Не романтичное. Я буду называть тебя Альфред! - и она мечтательно потянулась, взвизгнула, обрадовалась и тут же передумала. - Нет, ты будешь Ричард! Ричард, львиное сердце! У тебя львиное сердце?
- Не знаю, обыкновенное.
- Львиное! Ты обуреваем страстями!... А ты вообще способен к любви?
- О-о-о, деточка! Моя любовь может быть лишь к Богу.
Муся подозрительно оглядела его, в уме прикинула возраст, получалось чёрт знает что.
- И ты не смог бы полюбить такую как я? Посмотри на меня. Какие ножки, грудь.
Гоша поглядел. Поглядел ещё раз и... отвернулся.
- Я старый, больной человек.
- Да, что ты? Вот никогда бы не подумала. Между прочим, любовь омолаживает. Через год тебе будет семнадцать.
- Через год меня не будет совсем. Мне осталось три понедельника и одно воскресение.
- Так мало?
Много это или мало, зависело от того как посмотреть. Это как стакан; или он наполовину полон, или он на половину пуст. Если ты кому то нужен,- стоит жить. А иначе смысла нет. У него смысла не было. И жить как он - не стоит. Вот так вот сдохнешь здесь, в пустой квартире и не хватится никто, пока не завоняешь. Господь говорил; " Если вы сумеете взрастить то, что в вас, то это и спасёт вас, а если вы оставите это в себе, то это и убъёт вас." Он не взрастил.
- К сожалению, женские соки, предназначенные мне, я выпил. И розы для меня давно уж не цветут.
- И тебя не привлекает аромат свежего цветка? Не хочется измять, истоптать душистый бутон?
Гоша вспомнил свою первую жену. Она была красавица! Таких теперь нет. Нежная, гибкая её стан он помнил до сих пор. Как он её желал, как он её любил! Чувствам не было предела, они его захватывали, будоражили, волновали. За один только её многообещающий взгляд, он был готов отдать всё. А её близость сводила его с ума. Как то, в аудитории, когда шёл дождь, он раскрыл окно и взяв её на руки, прыгнул на улицу, бегал с ней по по лужам, зачем то засунул её под водосточную трубу и восторженно кричал - люблю, люблю, люблю! А после этого она долго болела и он казнил себя за неосторожность своего поступка. И даже сейчас ему было приятно вспомнить о ней, единственной своей настоящей любви. Почему он её не сберёг? Не взрастил? Сколько было потом жён, но всё не то. Не прижились.
- Цветы мои канули в прошлое. Старость, как клетка, из неё не выбраться.- он глубоко вздохнул.- Пока вы молоды, вы свежи как роза. Вам кажется, что вы вечно будете красивы и обаятельны. Но проходит время и роза увядает, соловей оказывается в клетке. И песнь любви уж не звучит для розы.
- А если роза полюбит того соловья? Пускай он в клетке, но он ведь остаётся соловьём. И у розы есть надежда услышать песню вновь.
- Возможно, возможно.- Гоша поднялся с пола, подошёл к окну. Это утро было похоже на него и вглядываясь в него он узнавал себя. Вон туча нависла, как смерть над изголовьем, толпа людей ползёт, как раковые клетки, сжирая самоё себя. - Мир непредсказуем.- Может быть, наткнувшись на шипы и истекая кровью, соловей и запоёт, но это будет его последняя песня. - закончил он с грустью.
Его настроение передалось и Мусе
- А ты? Ты хотел бы её спеть? - спросила она осторожно.
- Я давно не соловей.
- Нет, ты скажи, хотел бы? Хотел?
- Детка, зачем ты дёргаешь оборванные струны?
Слово детка, Мусю просто взбесило. Нашёл детку, старый пердун.
- Я хочу что бы твои струны зазвучали с новой силой . - и уже совсем приказным тоном. - Я хочу слышать последнюю песнь соловья!
- Или старого ворона. - улыбнулся Гоша. - Я могу спеть только кар-р-р-р! Но на помойке таких песен и без моей полно.
А в маленькой, бестолковой головке Муси, уже родилась другая мысль. Что ей эта дискотека, с криками ворон?
- Неправда! Ты себя не ценишь, Ричард. Со стороны, мне гораздо видней, на что ты способен. - и так это ласково, вкрадчиво, как лиса, забравшаяся в курятник, подкралась сзади к Гоше. - Неужели Ричард, львиное сердце, не пригласит свою нежную даму в ресторан? - И не давая ему никаких шансов для возражения, шептала ему уже на ухо. - Молчи! Глядя на тебя, я вижу, сколько благородства, в твоей душе, величия и всё это в одном человеке. Согласись, в наше время это редкость.
Непонятно, что так тронуло Гошу, то ли вкрадчивый голос, то ли внимание к его персоне, ведь в последние годы, он ни с кем не общался, но он почти согласился.
- В ресторан? Но, говорят, сейчас это очень дорого.
- Неужели соловей, для своей розы, не споёт свою песню? Пускай она будет последней, но зато какая!
- Да, но....
- Не продолжай, я всё знаю. Ты хочешь сказать о деньгах. Это я беру на себя.- в голове у неё опять что-то шевельнулось и она тут же выложила свои соображения. - У тебя, наверняка есть накопления. Старики всегда на смерть себе откладывают.
- Откладывают.
- Вот видишь, я опять права.
- Муся, ты очень жестока. - напоминание о смерти, об этой гулящей девице, с которой он ждал встречи, оптимизма ему не прибавило.
А это бесшабашное чудо продолжало лепетать что-то о его неповторимости, о предначертании свыше, не понимая, что ему и так хорошо. Он был рад общению, хоть и глупому, но с живым человеком. Надоели эти стены, хождение из угла в угол и тоскливые взгляды на проходящую мимо жизнь.
- Я твоя роза. Я твоя Дульсинея. И ты как рыцарь, должен бросить всё к моим ногам. Иначе ты не рыцарь, простой холоп. Неужели ты позволишь увянуть розе, не посмотрев её красу? Распустившийся цветок - сладок.
- Ты и так прекрасна.
Она уже праздновала победу. И какое ей было дело до чувств старика, до его желаний, да пусть он хоть с ума сойдёт!
- Ах, Ричард, ты так любезен, что мне право неловко принимать твоё приглашение. Но я не могу тебе отказать. Ты так этого жаждешь. Я права?
- Даже если роза ошибается, то она всё равно права. У меня действительно есть кое-какие сбережения.
- И ты готов их потратить?
В такое утро он был готов потратить не только сбережения, но и выкинуть с балкона кровать, стол, дряхлый шкаф и самого себя в придачу, там ему это всё не пригодится.
- Что бы продлить жизнь розе и спеть свою последнюю песнь - я готов на всё! Я как Ричард, как Лир, отдам всё людям. Кровать и шкаф я сброшу с балкона, мне дерюги хватит укрываться от дождя. Я уйду в шалаш, поле станет моим домом!
Муся не скрывая восторга подпрыгнула, потом села на кровать, посмотрела на неё, представляя как она полетит с балкона, затем подошла к шкафу, потрогала, насколько он тяжёлый?
- Вот это, да! Здорово! Не ожидала. Но сбрасывать ничего не будем. В хозяйстве, оно как? Всё пригодится. Копеечка к копеечке и - есть, что промотать!
А Гоша уже, не узнавая сам себя, довольный, счастливый, широко улыбаясь, восхищённо любовался Мусей.
- Я не знаю откуда ты свалилась на мою голову, прекрасная Шахерезада, но что-то мне подсказывает, это неспроста.
- Я буду для тебя загадкой, а ты постарайся меня разгадать.
Гоша кивнул головой.
- Женщина всю жизнь загадка для мужчины и сие - есть тайна природы, за что она его к могиле ведёт? - И так же, по детски, ясными глазами вопрошал. - Итак, мы идём кутить в кабак?
- В кабак, Ричард! В кабак!
- В кабак, в кабак, в кабак! - Гоша засуетился, забегал по комнате. - Но вопрос в том, что мне одеть? - он оглядел себя с ног до головы и сморщился. - В таком виде, наверное, не прилично? Как ты считаешь?
- Не прилично? Это просто не респектабельно, мы ведь не бомжи какие.
- Правильно! Что о нас люди подумают? - Гоша вспомнил о своём концертном костюме, которым моль презрительно побрезговала и отлетая от него сплюнула через губу. - Есть у меня один костюм. Я его берегу в последний путь.
- А это и будет твой последний путь. - согласилась Муся.
- С присущим тебе юмором, ты продолжаешь издеваться. - обиделся, вдруг, Гоша.- Я же, как лучше.
- Прости, нечаянно сорвалось. - Мусе, почему то, стало жалко этого забавного, не молодого юношу. Но она отбросила в сторону, не нужные глупые мысли. - Я имела в виду, что когда ты ещё соберёшься в ресторан?
- Никогда! Но во что одеть тебя? Мои наряды тебе не в пору.
- Да уж, конечно. - Мусю всё грызла, противная, навязчивая мыслишка. Она её гнала, а та опять забиралась под череп и упорно долбила в висок;-"Оставь, оставь его в покое." - Ричард, я пошутила, мы никуда не пойдём.
- Ну, нет! - возмутился Гоша.- Я уже решил! Я спою эту песню!
- Ты многим рискуешь, дядя.
- Я Ричард!
- Ричард. Ричард. Ричард третий.- и уже совсем тихо.- Надо было назвать тебя Квазимодо, это ближе к сюжету.
А Гоша услышал.
- Квазимодо, между прочим, любил до безумия и был готов на всё!
- Опять обиделся?
- Нет. Ты всколыхнула во мне угасшие чувства. - Гоша опять занервничал.- Понимаешь, от одиночества, я перестал ощущать окружающий мир, я потерялся в пространстве. - он подошёл к ней и смущённо продолжил - Но тут появилась ты. И я опять ожил. Душа затрепетала и просится в полёт.
И Муся, кажется, поняла его. Она поняла его не только разумом, но и сердцем. Она по себе знала как накапливается всё не высказанное, наболевшее и просится наружу. Как этот груз давит изнутри, пьёт душевные соки, мучает терзаниями, и, ты начинаешь говорить сам с собою, рассуждать и постепенно сходить с ума.
- Это плохо, когда человек одинок. Осознавать свою ненужность, бессмысленность существования - горько. Я по себе знаю.
- Откуда ты можешь знать? Особенно одинок соловей, когда он в клетке. От тоски и неволи, он умирает.
- Но ведь роза появилась. Соловей теперь свободен. Я выпускаю тебя из клетки. Лети, пичуга, пой! - Взмахнув руками и как бы раскрывая клетку, она закружилась по комнате, тихо мурлыкая какую-то мелодию
- Ах, прекрасная роза, вам не хватает утренней росы! Сейчас мы пойдём в магазин и придадим цветку подобающий вид. - восхитился Гоша. - Прошу!
- Ричард, я горжусь тобой!
- Одну минуту! - и Ричард, словно иллюзионист, сделав торжественный поклон, гордо и невозмутимо открыл дверцу шкафа, прикрывая ею свой срам, и начал переодеваться. Через две минуты, он показался вновь, сияющий как солдатская бляха на ремне. Ослепительно белый костюм был сшит исключительно по его фигуре. А чёрную, шёлковую рубашку, оттенял белоснежный галстук - Ну, как? Впечатляет?
Муся просто ахнула!
- Ты, бесподобен!
- Как я выгляжу?
- Потрясающе!
Гоша громко захохотал.
- Надо же, сбылась мечта идиота! Теперь я знаю, как я буду выглядеть на смертном одре. Красивый и счастливый. Ещё бы речь услышать, может скажешь?
- Вот когда будешь в гробу, тогда и скажу. - рядом с таким франтом ей тоже захотелось выглядеть подобающе. - А мне прикажешь одеть твою майку?
Она могла это сказать своему мужу, брату, сыну наконец, но не Гоше.
- А теперь лучшие магазины этого города, пусть содрогнутся от нашего визита! Ибо к ним бредёт, сама Дульсинея Тобольская! - как будто со сцены, провозгласил он.
- И пусть все сойдут с ума! - подхватила Муся - Мы обескуражим этот мир!
- И да убоится нас прохожий!
- Зачем? - совсем просто, спросила Муся.
- А так, на всякий случай. Они же не знают кто перед ними. Пусть боятся. - так же просто ответил Гоша. - Пойдём, королева.
Они вышли на улицу. Погода, тем временем, не то чтобы ухудшилась, она вконец испортилась. Небо потемнело, налетел шквалистый ветер, сверкнула молния и на белый, нарядный костюм, Гоши полился поток воды. Другие бы на их месте вернулись, а они, словно бы, даже и не заметили дождя. Продвигаясь вперёд, в распахнутые сумерки, эти одинокие сердца стучали не в такт, в разнобой. Мокрые, голодные, а он ещё и с похмелья , рвались они, сквозь непогоду, в заманчивое никуда. Зачем? Какой злой рок навис над ними? Кто свёл их в этот день? Но на небесах свои законы и нам их не понять. Как часто, мы глядим на что-то повторяя - нет, не может быть! А приглядевшись видим - может! И не только может, но и приносит нам удовлетворение мыслей и желании. Вот и сейчас, сопя , кряхтя и охая, мокрый Гоша семенил за этим; "быть не может." не успевая обходить огромные лужи И время от времени, ему приходилось подпрыгивать опираясь на трость, которую он зачем -то прихватил с собою. Со стороны это было похоже на танцующую марионетку. А она шагала широко, размашисто, с твёрдой верой в светлое будущее, которое её ожидало, буквально за углом.
Но как бы там ни было, настал момент, как в песне поётся;-" В тёмном зале ресторана, ты сидишь...". После посещения какого-то шопинга, где они бросили оборванную одежду Муси, купив ей новую, они закатили в этот шикарный бордель, как прозвал его про себя Гоша. Теперь на Мусе сидело чёрное, вечернее платье, с большим разрезом на спине, подчёркивая её стройную фигуру. Правда, причёску вот сделать не пришлось. Гоша наотрез отказался ждать на улице, пока она будет сидеть в удобном кресле и выводить своих блох. Поэтому, голова её была в беспорядке, что нисколько её не смущало. В полутёмном зале и вши были не заметны. Был день и посетителей было не много. Они заняли столик недалеко от эстрады, где стоял белый концертный рояль.
Гоша вёл себя по барски, широким жестом подозвал официанта и заказал дичь, куропаток в белом вине с грибами, фрукты, ну и конечно, шампанское! Как без этого? Поводил пальце по меню, выискивая заморские блюда и попросил томатного сока. Официант оказался вежливым, и сделал вид, что не замечает лужицу вокруг Гоши и его не свежий костюм., зато то и дело бросал пытливый взор на Мусю, лохматая голова и шикарное платье его удивила. на проститутку не похожа, а на даму из света, не тянет? И разговаривает странно.
- Ричард, это так здорово! Ты такой бесшабашный. Рядом с тобой, я теряю голову.
- Немудрено! Бывало и не такие львицы падали замертво! Видела бы ты меня в молодости!
- Мой муж шутит, постоянно прибавляет себе годы. Он выглядит прекрасно! Как вы считаете?- поинтересовалась Муся, заметив пытливость официанта. - Он примерно, вашего возраста, не так ли?
- Да, в одном приюте содержались. - педерастическим тенорком согласился тот. - Больше заказов не будет?
- Мне коньячку, грамм двести, принесите.
- И Шотабриэль, конца 19 века.
- Есть Ркацители середина двадцатго, устроит?
- Мальчик, вам очевидно не нравится работа.- голосом строгого преподавателя спросила Муся. - Я могу устроить вас швейцаром.
- Извините. Заказ принят, ждите.
Не успели они разглядеть рыбок в аквариуме, как на столе стоял коньяк, вино и фрукты. И ласковый официант наполнил их фужеры.
- За тебя, Ричард!
- И за тебя, Шахерезада!
Муся взболтнула вино и глядя как оно оседает на стенки бокала поднесла его ко рту. Отпив несколько глоточков, почмокала язычком.
- Какое вино! Я не пила такого сто лет.
- Сто лет? Я не пил такого вообще никогда.
Муся загадочно улыбнулась.
- Мы сейчас напьёмся и начнём куражиться! Ты любишь куражиться?
Если б она только знала, какие чудеса он мог творить на голубом глазу, точнее,
выпивши изрядную долю креплёных напитков: он прыгал с моста, объясняясь в любви
проститутке, выбрасывал в окно быстро мчавшегося поезда нахальную собачку соседа по купе, писал на пол в милицейской машине, за то что его не справедливо забрали в
вытрезвитель, а потом за это получал по морде от стражей порядка. Нет, куражиться он не
любил, он любил играть в справедливость и правду.
- Как скажешь, о моя Шахерезада! Если бить посуду, только мигни и я начну
первым. - и он уже схватился за скатерть, чтобы разом сдёрнуть её со стола.
- Нет, нет. - переполошилась Муся. - Нас сразу заберут в милицию. А я не хочу портить такой дивный вечер.
- Вечер чудесный. - согласился Гоша. - Спасибо что подарила мне его.
- Если у тебя много денег, таких вечеров, я тебе хоть каждый день.
То ли Ричард, то ли Гоша, но кто-то из них задумался. Гоша выпил коньячку, а Ричард
спросил
- Значит ты помогаешь людям?
- Да!
- Избавиться от лишних накоплений?
Мусю поразила сообразительность Ричарда. Ну надо же какой догадливый! Сколько
времени прошло, а до него только что дошло.
- Верно. Ну вот скажи, зачем тебе деньги?
- Не знаю, пригодятся.
- Ты, что ими гроб оклеивать будешь? А так есть что вспомнить! Есть о чём рассказать на том свете. Там же вечность. Времени до фига! Сиди себе, вспоминай! - высказала свой взгляд на старость, молодая , но злобная стерва.
Гоша кивнул головой, выдавил из себя улыбку, поднял коньяк.