Сычёв Сергей Федзерович
плачут головы по плахе

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сычёв Сергей Федзерович (serzh.sichyov@mail.ru)
  • Размещен: 09/09/2021, изменен: 09/09/2021. 290k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    История Вятки


  •   
       Плачут головы по плахе.
      
       Кто из нас не боролся с жизненной стихией, с неудачной судьбой? Не плыл по течению? Не тонул в омуте жизненных хитросплетений? Но редко кто успешно мог выплыть из водоворота тёмной глубины космической пучины, называемой - жизнь. Не предсказуем путь уготованный нам свыше. Так случилось и с Пореем. Смутное то было время, беспокойное, суровое. Жизнь человеческая ничего не стоила, да и коротка была, как зорька утренняя. Особенно это касалось мужского населения. Не успеет подросток мужчиной стать, как его на бойню отправляют, на битву за чужие интересы. На Руси шла борьба за власть между князьями. Велась она непрерывно. Люди, голубых кровей, ради престола, убивали друг друга, калечили, травили своих братьев, лишь бы только до Киева добраться, да доказать и показать всем, кто есть главный на Руси! Не стал исключением и прославленный князь Владимир Красно Солнышко. Захватив Полоцк, сначала изнасиловал будущую супругу Рогнеду на глазах родителей, а затем убил её отца и двух братьев, а в будущем святым прослыл. Нам этого не понять, да и стоит ли ворошить прошлое? Примеров коварства множество, но таковы уж были нравы, без жестокости нет власти! А вот простой народ, в рубахе и лаптях, за что жизни клал? Ему чужая власть без надобности. Мужику о семье заботиться надо: пахать, сеять, детей растить. Междоусобные войны вконец разорили Русь! То тут, то там возникали голод и мор.
       Последним сильным великим князем был Мстислав, сын Владимира Мономаха. При нем еще сохранялось единство Русской земли, а после него начался распад. Так, 28 мая 1136 года в Новгороде произошло восстание против князя Всеволода Мстиславича, внука Владимира Мономаха. Семь недель князь с женой, детьми и тещей отсидел под арестом, а потом был изгнан из города. Вот тут уже окончательно восторжествовал принцип "вольности в князьях" в Новгороде. Теперь они были вправе сами приглашать себе князя, впрочем, как и изгнать его. Так впервые возник принцип республиканского правления. Остальные земли распавшейся Киевской Руси стали княжествами-монархиями. В самом Новгороде Великом, князья менялись, один за другим. Никак не могли вече и бояре договориться, кто же им нужен? Одних не устраивали широкие полномочия князя, других - непосильная дань. Вече-то состояло из выборщиков, то есть представителей какого-то сословия, голос которых можно было легко купить. Дал поганцу рупь, так он не только проголосует, но и на площадь выйдет, ещё и в морду даст, если кому надо. Этим и пользовались купцы, да бояре. А крестьяне-общинники (смерды) гибли, отбывая воинскую повинность, в этих самых войнах, и не кому было хозяйство вести. Только в 1164 году, при княжении Святослава Ростиславовича, сколько полегло! Памятная то была битва! А дело было так, захотелось шведам откусить кусок чужого пирога, и стали они наглеть, набеги устраивать, дань требовать. Собрали флот и прибыли с не прошеным визитом к Новгородцам, чужие земли себе присвоить. Пришлось им вежливости дать урок. Мощный шведский флот, был уничтожен на реке Воронежце. Можно сказать, по-родственному расправились. Ведь когда-то, принцесса Ингигерда из Сигтуны, дочь шведского короля Олафа Шетконунга, вышла замуж за Ярослава Мудрого, приняв в крещении имя Ирина. Впоследствии её тоже святой нарекли! Святых так много развелось на Руси, что и сама Русь святой стала. Жить бы да жить себе дальше спокойно, но соседи не дают, то и дело беспокоят своим воинственным пылом.
       На этот раз пригласили Новгородцы Романа Мстиславовича, сына Киевского князя Мстислава Изяславича и польской княжны Агнешки. Так, ради приличия пригласили. Не надеялись на него. Думали слаб он, не пригоден к власти. Как ни как, двенадцать лет он жил при дворе Казимира Справедливого и не проявлял большого интереса к политической борьбе. Что с такого взять? А теперь вот возглавил Новгородцев. Они-то надеялись на слабого и безвольного князя, но тот, как ни странно, утвердил себя стратегом. Первый его поход был проведён против половцев, союзников Андрея Боголюбского, главного соперника отца Романа в борьбе за Киев. И не безуспешно, земля была разорена, а войска не дошли до Полоцка всего лишь 30 вёрст. Затем Роман атаковал Торопецкое княжество, смоленских Ростиславичей, также союзников Андрея и опять достойно. Но главная его заслуга заключалась в том, что он не только устоял перед войском Боголюбского, но и разгромил его! Четыре дня продолжалась осада Новгорода, предпринятый штурм удачи не принёс. А вот вылазка Новгородцев, принудила Боголюбского заключить позорный для него мир. Многих тогда пленил князь Роман, за две ногаты продавался в рабство воин. Правда после долгой осады Новгорода, голод начался, мор пошёл и косил население не хуже злого ворога. Отсюда и недовольство князем выросло, стали раздаваться призывы заменить его, на более достойного.
       Небо было хмурым, не ласковым. Тяжёлые, дождливые тучи занимали всё небо, они нависли над землёй, в желании раздавить, копошащихся в своей суете, мелких, трусливых людишек, убивающих друг друга ради денег и власти. А разве для этого Господь создавал их, трудился, творил, ломал рёбро Адаму, отсекал лишнее и, в конце концов, даровал жизнь целому поколению? Нет, другую цель преследовал Всевышний! Чтоб люди наслаждались красотой, совершенствовали себя, стремились к свету знаний, ан нет - вмешались дьявольские силы и губят создание творца! Вот поэтому и клокотало небо! Казалось, вот-вот громыхнёт гром и разразится ненастье.
       То же самое происходило и в душе Порея, она кипела и бурлила как вязкая смола, сковывая все мысли и чувства. Не привык он спокойной кротостью встречать свой крест, тяжёлый и кровавый. Не было желаний, не было стремлений, не было и цели, ради которой стоило бы жить. Перестал он ощущать покой, с тех пор как оказался здесь - в Великом Новгороде. Последнее время чувство неудовлетворённости собой преследовало его постоянно. Как он, искусный воин, мог в плен попасть? Конечно, удар шестопёром не повод для оправдания, но всё же,.. смерть была бы лучше, чем позорное рабство. Но с другой стороны, для Новгородцев он завоеватель, враг. И они вправе унижать его, храброго война, одного из тысяч войска князя Андрея, по прозванию Боголюбский! Вот ведь народ - думал он - окрестил постылого Боголюбовым. Дал прозвище, но не из-за любви к Богу, коварным и жестоким был Андрей, а за строительство церквей. Какие такие помыслы двигали им, при возведении храма, не понятно. Может, и в самом деле поверил во искупление грехов? Надеялся на всепрощение, на рай, после кончины. Так или иначе, но храмы стоят, и в куполах сияют слёзы.
       Среди сверстников Порей отличался своей сообразительностью и не терпимостью к несправедливости. За это его всегда выбирали атаманом шумной мальчишеской ватаги. С младенческих лет, он слушал и впитывал в себя как губка, рассказы соплеменников о деяниях подлого княжеского рода. Знал, что это отец Андрея, Юрий Долгорукий женатый на дочери половецкого хана Аепы, вероломно убил Вятического боярина Кучку, которому принадлежали многие земли, вдоль реки Москвы. Ещё с незапамятных времён племя Вятичей селилось здесь, расширяя свои владения от земли Рязанской. Вот и в жилах Порея текла Вятская кровь. Его отец, один из войнов Кучки, позаботился о сыне, обучил военному искусству и даже грамоту заставил одолеть. Обидно ему было, как расправилось с боярином войско князя. За ноги вытащили мёртвое тело во двор и отдали на растерзание собакам. Остановился князь погостить, а ночью учинил разгром, хозяина зарезал, а дочь его, красавицу Улиту насильно выдал замуж за Андрея, сына своего, потомка половецкой крови. Но и она в долгу не осталась, выждав момент, длиною в целую жизнь, организовав заговор, убила муженька. Но пока, боголюбивый князь бесчинства учинял, род Вятичей уничтожая. А ведь Вятичи немало сил вложили в строительство Москвы, основанной ещё князем Олегом. Как гласит летопись: "На пути изъ Ростова къ Юеву приеде же Олегь на ръку глаголемую Москву въ нея - же ту прилежать двъ рыцъ единой имя Неглиной, а другой Яуза и построй ту градъ малъ и прозвав его Москва и посади ту на княжеше Ростовского князя Поливуда". Но если уж быть честным до конца, то и не он облюбовал это место. Ещё в четвёртом веке нашей эры, воевода князя Буса Белояра, Егорий Хоробрый (храбрый), упоминаемый в книге Велеса, начал здесь строительство укреплений. И память об этом хранит герб Москвы, на котором изображён Георгий Победоносец! Надо сказать, что в русской истории князь Олег исключительная личность. Его можно назвать собирателем русской земли. Ведь будучи соправителем князя-младенца и сам, являясь представителем правящей династии, у него были все возможности для полного захвата власти с отстранением Игоря. Но Олег поступил иначе. Вырастил и посадил на великокняжеский престол Игоря, отдав ему значительную территорию Русского государства.
       Ох, уж эти князья! Ради собственной власти шли на подлость: и на коварность, и на предательство земли русской. Подобно своему отцу, кровожадным стал и князь Андрей, у которого пришлось служить и Порею. С ним он ходил и на усмирение Киева, и на Булгар. С горечью вспоминал он, какой в Киеве тогда стон стоял, тоска и плачь неутешный, скорбь непрестанная. Два дня было отдано на разграбление и насилие, а ведь до этого никто из князей не позволял себе такое по отношению к Киеву, но у Боголюбского были свои взгляды на матушку Русь! Жёг и грабил он её беспрестанно, играла половецкая кровь! Так было и с Вятичами. Кто-то из соплеменников бежал от него в дальние земли, на берега реки Нукрат. Там и ставили свои селения, среди Черемисов и Мари. А Порей, как и многие другие - остался, благо воевать умел не плохо. Благодаря воспитанию, дослужился до мечника. И даже послан был великим князем к Новгородцам, с условием о сдаче города своим дружинам. Переговоры были не успешны, как только он сказал, что Боголюбский милостив и обещает жизнь всем сохранить, раздался смех, потешил он совет. Великий князь Роман Мстиславович, в ответ спросил:
       - Скажи-ка, мечник, нам - кого помиловал твой князь? Поведай нам о Киеве многострадальном. Как только в город он войдёт, забудет всё что говорил и участь Киева нас ждёт: насилье, кровь, грабёж и рабство. Ты сам готов, за лживость обещаний, смерть принять?
       Порей тогда замялся, не сразу в голове ответ созрел.
       - Я передал вам волю князя, а не свою. Вы вправе миловать или казнить меня, но это не изменит ход событий.
       Тогда бояре долго совещались, вручили грамоту ему, в которой предложили войскам Андрея убираться прочь, а самому ему повеситься на колокольне им же возведённой.
       Теперь Порей и сам в плену у тех, кому князь милость обещал. В жестокой схватке схвачен был и полонён дружиной Новгородской. Пришёл в себя, когда его уже связали и волоком тащили к площади, на суд. Теперь вот раб у местного боярина Бориса. За две ногаты продали его. В залитом кровью, грязном рабе, Борис узнал того, кто уважительно и сдержанно, предложил мир, вольнолюбивым Новгородцам. Позорный, низкий, по сути, означавший рабство, для осаждённых и голодных горожан. Тогда, при разговоре, ему понравилось, как вёл себя посол. Грамотная речь, ни тени страха, что его убьют, только уважение и восхваление дружины Новгородской. Борис воздал ему за это, не унижал и даже позволял владения покидать. Поэтому Порей частенько бродил по городу, разыскивая тех, с кем воевал когда-то. Таких рабов как он, здесь было много. Кого-то знал давно, а с кем-то тут сошелся. И у всех зрело только одно желание - бежать! Бежать куда глаза глядят, только бы от рабства дальше. Были смельчаки - бежали. Прятались в лесах, разбоем промышляли. Но, как правило, ловили их, казнили принародно, вот и вся недолгая свобода. Такая перспектива не прельщала война! Порей рассматривал побег в ключе - масштабном. Не только убежать, но и волю настоящую всем дать! Чтоб не было князей, бояр над ними. Чтоб человек без принуждения своей судьбой распоряжаться мог.
       Вот и сейчас, ушёл он в сосновый бор, лёг на молодой, зеленеющий мох и смотрел на раскачивающиеся стройные сосны, навевающие мысли: о жизни, свободе, любви. Самой неприятной из них была мысль о необратимости, она жгла и мучила. Ведь, что за подлость? Существует только сегодня и завтра! Ни на один миг нельзя вернуться в прошлое, что бы что-то изменить к лучшему, нельзя изменить свою судьбу. Ошибки уже сделаны и живёшь ты так, как сам того хотел. А ведь могло быть всё иначе. Мог он и семью иметь, детишек кучу и своё хозяйство. Когда-то он безумно влюбился, ради неё был готов на всё! Жизнь свою не пожалел бы! Но пришлось идти в поход, а когда вернулся, она уже с другим была. Погоревал, да так и остался, дальше князю служить.
       Одет он был по-прежнему в куяк, кожаную рубаху, обшитую металлическими пластинами. Сверху, вместо плаща, была накинута волчья шкура. Её он добыл самолично, можно сказать, голыми руками. В схватке с диким зверем, разорвал ему пасть, когда тот неожиданно напал на него. От долгого ношения мех на ней местами вытерся и выглядел не совсем приглядно. Но другой одежды не было, да и где её было взять? Повсюду царил голод, не о нарядах были мысли, а о том, где и чего поесть? После долгой осады Новгорода Андреем Боголюбским, съедены были припасённые продукты, теперь даже у бояр стол не ломился от яств, питались овсом, да репой.
       Порей встал, поёжился, Смутное чувство тревоги зрело где-то глубоко внутри. Что-то должно было случиться, но что? Ветер продувал насквозь. Он усилился и дул с такой силой, что некоторые из сосен, не выдерживая напора, с треском подламывались и, оседая, припадали к стоявшим рядом сородичам. Некогда нарядные, зелёные шапки съехали набок, обнажая для решающего удара, тонкую шею. Совсем как в битве, на ратном поле. Вот также и он, подломился, упал, а дальше полон. Среди прошлогодней, пожухлой травы, уже пробивалась молодая зелень, в низинах ещё лежал снег, но воздух,
       просто пьянил ароматом весны. Природа вселяла в душу новые надежды, мечты и любовь. А небо призывало к бунту и манило в дальние края! Сколько ж можно унижаться? Терпеть обиды и побои? И главное от кого? Дочь боярская Улита, себе за правило взяла смеяться над Пореем! За что бы он ни взялся, всё не так! То ходит неуклюже, то недостаточно учтив, то пахнет очень дурно. Сама она была красавица, конечно! Чернява бровь, стройна и гордая осанка! Бывало по двору идёт, а кажется, что лебедь проплывает. Ходили слухи, воевода просил её руки. Но что-то не сложилось и она, пока на выданье
       девица. Но до чего же хороша-а! Порей украдкой любовался ею. Бывало, топит баню, и представляет, как она войдёт сюда и скинет одежонку! С ума сойти при виде этих линий, приподнятой груди, упругих, полных бёдер и тонкой талии, подчёркнутой таинственным лобком, с волосяным покровом. Кому она предстанет во всей своей красе? От такой картины, жар проберёт, испарина на лбу. Молодой организм требовал своего. Но слишком уж преграды велики, он раб, она же предназначена другому, которому пополнит знатный род, младыми войнами, или на худой конец, красивых девок нарожает. Мысли прервал хруст веток, тело само по себе сжалось, и было готово к прыжку, чтоб отразить удар.
       - Не дури! - подошёл Ноздря, такой же раб, полоненный как он. - Убьешь ведь!
       Здесь они договорились встретиться, чтоб обговорить детали предстоящего побега. Ноздря был храбрый воин, да и в плену уже бывал, у половцев. За непокорный нрав, те ноздри выдрали ему, вот потому и звался он Ноздрёй.
       - С чем пришёл? - не оборачиваясь, спросил Порей.
       - Готовы все! Но есть одна загвоздка. - Ноздря замялся, покрутил головой. - Нам нужен будет атаман, и выбрать надо прежде! Иначе как без головы идти?
       - Выбирайте! Я подчинюсь любому. - Порей всё ещё думал об Улите. За что она его так не возлюбила?
       - Ты знаешь Упыря?
       - Да, как не знать? Конечно, знаю!
       Упырь был из норманнов, два метра ростом, с кулаками, что ведро и челюстью собачей, эти наёмники составляли костяк княжеской дружины. Умели противостоять врагу. Бились хладнокровно, с жестокостью и беспощадностью. Упырь же отличался особой кровожадностью, бывало, возьмёт ребёнка за ноги и головой его о дерево, одним словом - нелюдь! Вот и относились к нему не то что бы с уважением, скорее с опаской. Не любит русский человек жестокости излишней.
       - Он уговаривает всех податься к эстам, - продолжал Ноздря. - Но что нам делать там? Бродить по побережью моря, ракушки собирать? Эти слова оторвали Порея от мечтательных грёз. По своей натуре он был воин, и перспектива собирать ракушки его не
       прельщала. Ведь когда-то, он обучался ратному труду, и мудрому безумию у старого берсерка. Тот и поведал ему о Волчьем хвосте. Этот берсерк служил воеводой у Владимира Святославовича. У реки Песчаной, он один заставил покориться радимичей. С самого детства Порей хотел быть похожим: и на него, и на таких берсерков как, Демьян Куденевич, Олбек Ратиборич, Евпатий Коловрат. Занятиям по владению оружием отдавался всецело. Урок "бой с бабочкой" запомнил на всю жизнь. Её полёт непредсказуем, то резко вверх, то вправо или влево, и насекомое убить мечом не просто. Всё лето сражался на поляне с красивым насекомым, но научился ловить момент смертельного удара. Ещё один урок, одним щитом сражаться, когда режущие удары наносятся его краями, это на случай выбитого или ломаного оружия. Но главный учитель будет впереди - это день, когда его захотят убить. Противник тогда оказался опытным, искусно владеющий клинком. Вот тут-то и сказался полёт бабочки. Отсёк он кисть руки врагу, а тот понять не мог, как так - он без оружия остался? Но не получился из него воевода, судьба распорядилась иначе - он раб!
       Скрывая свою неприязнь к этому норманну, плотно сжав зубы, Порей задумался. Затем проговорил не оборачиваясь.
       - Воин он хороший, но жестокости в нём много! Упырь не атаман, с ним животы положим! Побег загубит на корню! - в волнении, пройдясь по поляне, продолжил. - Двигаться нам надо на Югру! Там недовольных много, они поддержать нас. А этот с ними не договорится, будет в драку лезть. А стычки, значит чья-то смерть! Свои ряды кем будем пополнять?
       - Тогда тебя мы выбираем, больше некому возглавить бунт.
       - Хорошо! Как Фрол? Он в кузнице своей, по-моему, устроился не плохо? Уже и бабу присмотрел себе. Бежать не передумал?
       - Нет, он с нами. Оружие куёт и прячет где-то.
       - Передай ему, оружие пусть держит наготове. Сдаётся мне, что не сегодня, завтра оно понадобится может.
       На опушке леса показался всадник. Галопом промчался по направлению к городу, поднимая густую пыль. Лошадь была взмыленной, из чего Ноздря сделал заключение:
       - Не пожалел животное, значит что-то срочное везёт.
       - Известно что! Новгород на шведов войско собирает. С карелами ведут переговоры. Ижора с ними. А нам бы только в путь их проводить! - Глаза Порея загорелись. Он дружески похлопал по плечу Ноздрю. - Всем передай быть наготове. Будут новости, я сам тебя найду.
       С этими словами он быстрым шагом направился к городскому валу, за которым виднелись купола собора. Час был ранний, но народ уже вовсю занимался своими делами.
       Ремесленники и купцы готовились открывать свои лавки. Пастухи гнали скот на выпас. Жизнь текла по обычному руслу, и ничто не предвещало каких-то перемен, если не считать тяжёлые, хмурые тучи, ползущие как саранча и обещавшие грозу. В доме у боярина, жизнь тоже текла умиротворённо. Сам он был не воин, любил поесть, поспать,
       дворовых девок лапал тоже без стеснения, нет, нет, да и затащит красавицу, какую, в амбар или на сеновал. А ежели кто забрюхатит, отправлял куда подальше, с глаз долой, в дальнее селение. К рабам относился без презрения, спокойно, считал их своим имуществом, неотъемлемой частью своего хозяйства. Без нужды не наказывал, и по-своему любил. А Порея даже уважал, за его занятия воинским искусством с сыном. И иногда позволял ему некоторые вольности, покидать без разрешения двор, с детьми на равных быть, а ими он гордился! Улита хоть и любимица, но всё же девка! Через неё только выгодное родство приобрести возможно. А вот сын, Демьян, был на особом счету. Как же, прямой наследник, в будущем не малых успехов достичь может. С малолетства имеет тягу к военному ремеслу. Вот с похода на шведов вернётся, там зарекомендует себя войном умелым, не зря же его раб учит хитростям владения оружием, а это прямая дорога стать воеводой. Опять же добычу в дом принесёт, чем утвердит своё положение в обществе. Одним словом, рубежи обозначены, дело за малым, достичь их.
       Когда Порей вошёл в ограду, Демьян уже расхаживал по двору. Босой, в одной рубахе, он выглядел дворовым мальчуганом, если бы не властный взор. Увидев Порея остановился и недовольно крикнул:
       - Где тебя носит?
       - Так утро! Кому я нужен?
       - Ты обязан быть при хозяйстве! За скотиной смотреть!
       - А кто за мной присмотрит, я ведь тоже как скотина?
       На крыльце появилась Улита. Долгим взглядом посмотрела на Порея. Что-то особенное сквозило в этом пристальном внимании к рабу.
       - Братец, ты не прав! На рабов кричать нельзя. Убей его и всё!
       - Как? - оторопел Демьян.
       - Как, как? Хочешь, придуши, а хочешь, так и голову сруби. Она у него старая и глупая. К тому же и слепая! Возьмите сабли и покажите, кто на что способен. Тебе в поход идти, там убивать придётся, вот и начнёшь с раба кровавый путь.
       Демьян явно не ожидал такого предложения, задумался.
       - Ну, сестрица, ты даёшь! - Постоял минуту в размышлении. - Но здравый смысл в этом есть!
       Испытующе взглянул на Порея, тот в ответ заулыбался. Он тоже улыбнулся, приказал ему:
       - Иди и принеси две сабли, два щита.
       - А батюшка позволит вам, рабу оружие доверить?
       - Здесь я хозяин!
       Порей, пожав плечами, удалился. Такое бессердечное отношение к рабу, было в порядке вещей и не удивляло. Но занимал вопрос, за что она его так ненавидит? Что он плохого сделал ей? Улита, сделав два шашка, вперёд присела на ступень крыльца. Насмешливо прищурившись, оглядела братца, подметила:
       - А ты ведь слаб против него.
       - Меня убить он не посмеет. А я его прикончу! Ты ведь будешь рада?
       - Конечно! - Улита была невозмутима. - А если вдруг не справишься, то я собак дворовых на него спущу.
       Неся в руках щиты и сабли, подошёл Порей.
       - А не проще мне просто голову срубить, если я виновен в чём-то? Или плетьми избить? А ежели жестокости учиться, то можете и сердце вырвать или печень! Потом зажарить на костре и съесть!
       Демьян взял оружие, скинул с себя рубаху.
       - Не дерзи! Ты мне как друг! Я убивать тебя не буду, но всё должно быть честно. Я обнажён. Снимай и ты куяк.
       Послушно скинув одежду, Порей замер в ожидании. Голые торсы разительно отличались друг от друга. Одно тело молодое, совершенно белое, мускулистое, а другое, более смуглое, испещренное шрамами, но не менее обросшее мышцами. Молодость стояла против опыта и возраста.
       - Предупреждаю, если ты мне будешь поддаваться, пощады не жди! - предупредил Демьян. - Убью как собаку!
       Порей взял в руки саблю, ласково провёл ладонью по клинку, усмехнулся.
       - Собаку убить не сложно, ты заставь её команды выполнять. Вот тогда ты и хозяин!
       Звенящий свист рассекаемого саблей воздуха, прервал его реплику. Лезвие клинка прошло в сантиметре от головы. Едва успев пригнуться, Порей сделал шаг в сторону. Последовал второй удар, третий. Каскад колющих и рубящих ударов сыпался со скоростью полёта мухи. Но все они натыкались на искусную защиту соперника. Но в какой-то момент клинок Порея оказался на земле, и сам он выглядел растерянным. Стоял как баба над лоханью, с постиранным бельём. Казалось, бой проигран. Демьян праздновал победу! Его глаза светились от удовольствия и предвкушения, что сейчас, впервые, он услышит просьбу о пощаде. Но раб не сдавался! Уклонялся, кувыркался, падал и вставал. Владея одним щитом, сражаясь им как саблей, он заставил победителя отступать. Не понятно, каким образом, но Демьян вдруг почувствовал на своей шее острое ребро щита, упиравшееся прямо в кадык, а сам он был прижат к бревенчатой стене сарая. Руки были обездвижены, он почему-то не мог пошевелить и пальцем, что произошло? Как этот ничтожный раб сумел выйти из безвыходной ситуации? Он должен был давно умереть, истекая кровью? Валяться трупом возле его ног!
       Захлопав в ладоши, ни слова не сказав, Улита поднялась и скрылась за дверью. Что её так разочаровало - непонятно, то ли отсутствие смертной казни, то ли позорное поражение брата. Но это пришлось кстати. Так было проще и Демьяну и Порею.
       - Научишь! - пробормотал Демьян и, опустив голову, скрылся, вслед за сестрой, в боярских хоромах.
       Надев на себя сброшенную одежду, Порей, подобрав оружие, сел на сложенные во дворе брёвна и задумался. Вот таким же самоуверенным был когда-то и он. Хорошо, что
       нашлись люди - остановили, научили, предопределили судьбу. Хороша она или плоха, не ему судить - какая есть! Главное не пасть перед врагом на колени, не уронить
       достоинство своё! На душе было по-прежнему не спокойно. Что-то должно случиться! Но что? Всегда, когда наступало такое состояние, что-то обязательно происходило. Предчувствия не обманули и на этот раз, случилось!
       Всадник, которого они видели с Ноздрёй, оказался гонцом. Его загнанная лошадь, с пенным ртом, сдохла прямо у крыльца посадника. Упала на бегу, но долг свой выполнить успела. Хвала ей и вечная память! Вести пришли из Швеции. Русские купцы предупреждали, архиепископ Иона собирает войско для похода на Ладогу. Ижорцы стоят наготове и ждут Новгородцев. На подходе и Карелы. Срочно было созвано вече. На котором до одури спорили, собирать ли войско? Мнения разделились. Потому что война, это бремя расходов, а дальний поход - расходов вдвойне. И войска сбор мог выдержать не каждый. Были и другие пожелания. Кто-то предлагал ждать шведов здесь. Мол, родная земля поможет. Бурные дискуссии привели к жесточайшей драке, где были даже жертвы. Один из смердов, случайно челюсть выломал купцу, другой боярина забыл уважить и посохом огрел его. Несколько человек ушли домой искалеченными на всю жизнь. Но то были мелочи в сравнении с предстоящими событиями. Выборные представители не хотели прислушиваться к голосу торговцев и ремесленников, желавших мирной жизни и утверждавших, что нет средств на новую войну. А вот бояре уже давно решили опередить захватчиков и выслать сборную флотилию для решающей битвы и покорения столицы Швеции - Сигтуны. Так оно и случилось! Но это будет потом. Спустя некоторое время, многочисленное войско достигло берегов Швеции. Столица была покорена и разграблена!
       А пока, воевода набрал войско и выдвинулся для соединения с союзниками. С благословления родителей ушёл с ними и Демьян. Родные будут ждать его с добычей, ежели вообще когда-нибудь вернётся. Оно бывает, на войне и убивают! Защищать город от случайных лихих набегов, оставили лишь малую часть дружины. Знали, что некому, кроме шведов, собрать многочисленное войско, для покорения Новгорода. Владимирцы слабы, после походов и окончательного разгрома дружины Андрея Боголюбского, а до Киева далеко!
       Как это было вовремя! О таком счастье можно лишь мечтать! Ведь о рабах никто не вспомнил даже! Не считали их за силу, способную восстать и вольность запросить, а зря! Некоторые из них сразу в бега подались, в ближайшие леса. Округа заполнилась разбойными станами. Лихие люди грабили и жгли ненавистных новгородцев. Другие
       выжидали, работали покорно и молчали. Но лица их преобразились, что-то злое сверкало во взорах безумных и в улыбках застывшая месть. Порей сразу сообразил, что больше такого случая, для побега, может и не представится, разум бы не потерять! Поэтому, предупредил Ноздрю:
       - Пока сидеть всем тихо и не высовываться! А как дружина княжья отойдёт подальше, чтоб не успело вернуться, будем собираться в путь. Пока же захватить ушкуйки, что купцы попрятали и держать их наготове.
       За время своего существования в качестве раба, Порей давно усвоил истину одну, что только деньги правят миром. В великом Новгороде уже давно идёт разлад между боярами и князем, купцы с боярами не ладят. В целях личной наживы, каждый из них самостоятельно собирал свою ватагу. Снаряжал ушкуйников и отправлял их за добычей в дальнее плавание, по северным рекам, за пушниной и ценой рыбой. И каждая такая ватага, не подчинялась никому! Имела полное право вести разбой, в любом месте, где есть чем поживиться. Вот купцы и прятали свои ушкуйки в укромных заводях, чтоб не дай Бог, кто-то глаз на них не положил. По замыслу Порея, все они должны, в назначенное время, быть в городе. Здесь, на лодии, погрузят всё необходимое для похода и в путь, тогда их уже ни кто не остановит. Но как не планируй, всегда возникнут обстоятельства меняющие ход дальнейших событий.
       От раздумий Порея отвлекли шум и суета. На заднем дворе раздавались чьи-то истошные крики. По приказу главы дома пороли раба за то, что он посмел на кухне пробу снять с боярского стола. Подлец кусок осётра из ухи достал и уволок, в укромный уголок, сказав, что тоже хочет есть. Вот его и кормят досыта, до смерти! Собрались любопытные, пришли и дети. Улита наблюдала за происходящим без интереса, лишь изредка бросая взгляды на Порея, стараясь понять его реакцию на избиение. В городе стали остерегаться рабов, боялись как бы чего не вышло. Но он стоял спокойно, безучастно взирая на порку, пока за забором не раздался свист. Это был условный знак, свистел Ноздря. Мог он это делать только в крайнем случае. Чтоб не привлекать к себе внимания, Порей, не торопливым шагом, направился к воротам.
       - Куда? - перед ним, как из-под земли, вдруг возникла Улита. Смотрела вопрошающе и с интересом. - Не велено! Или хочешь с ним местами поменяться? - кивнув головой в сторону экзекуции, спросила она.
       Порей выдержал взгляд. И спокойно, не повышая голоса, проговорил:
       - Улита, отойди! Ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь, но смотри, как бы тебе самой не пришлось поменяться местами. В этих словах не было угрозы, но впечатление они произвели. Улита вздрогнула, в её светящихся глазах появился испуг, и она, молча, отошла в сторону. Порей двинулся дальше. Но сделав пару шагов, остановился. Не поворачивая головы, успокоил её.
       - Ничего не бойся, пока я с вами, всё будет хорошо, - сказав это, зашагал дальше.
       А она грустно смотрела ему вслед. В голове свербела мысль. Глупый ничтожный мужичонка! Откуда он здесь взялся? Так было весело и безмятежно без него, а вот поди ж ты, нарисовался не покорный раб! Не совсем осознавая, что делает, зачем-то, перекрестила его. Её девичье сердце, без всякого на то разрешения, колотилось от волнения так, что и слова застряли в горле. Хотела было нагрубить, сказать ему, что он противный, не послушный смерд, а наложила крест. Так бывает, когда сердце не слышит голос разума, внимает только зову крови, кипящей в лаве чувств. Когда любишь человека, не зная за что? Но ужас! Неужели она влюбилась? И в кого? Нет, нет! Это лишь минутная слабость! Она не имеет право на выбор суженого! Всё будет по воле отца! Только в его власти выбор жениха. По сути, и она - раба! Сначала слушаться во всём должна отца, потом в распоряжении мужа век свой доживать. И слова поперек сказать нельзя - она товар! Кто купит, тот хозяин! А сейчас, пока никто не видит, можно хоть минуту насладиться дурманящими чувствами любви. Пускай, несбыточны мечты, но сладок вкус надежды. Придётся ли ещё о ком погрезить? Ей казалось, что видит она его в последний раз.
       А за бревенчатой стеной, окружавшей владения боярина, творилось что-то не понятное. Люди бежали вдоль улицы, с перекошенными от страха лицами. Где-то светилось пламя пожара, пахло дымом и гарью. С торговой площади ремесленники и различные торговцы, тащили свой товар. Тут и там, массивные ворота скрипели и закрывались на запор. Паника царила повсюду. Создавалось впечатление, что Андрей Боголюбский, со своим войском, вновь приблизился к городу. И нужно срочно спасать своё имущество, организовывать отпор. Не скрывая своего волнения, озираясь по сторонам, Ноздря ждал Порея стоя у самых ворот. Держа в руках увесистый шестопёр, пыхтя разорванным носом, он выглядел как настоящий тать! Даже пробегающие мимо собаки испуганно шарахались в сторону. Как только появился Порей, сразу бросился к нему.
       - Началось! Что делать будем?
       Глядя на происходящее, не понимая в чём дело, волнение охватило и Порея. Риск и опасность он чувствовал нутром. Когда каждая клеточка была готова встать на защиту всего организма.
       - Ты почему с дубиной? Откуда все бегут?
       - Я говорил тебе, изменой пахнет! - тяжело дыша, Ноздря сопел прямо в лицо Порея. - Упырь собрал своих, подбил их на неповиновение и начал всё крушить. Насильничают, грабят, жгут! Дружину местную всю перебили, ушкуйки захватили. Ужас, что творится! Грузят в них добро и к эстам собираются отплыть.
       Порей недобро усмехнулся.
       - Пускай плывут, мешать не будем. Остальные как?
       - Кто к ним примкнул, а кто-то выжидает, как и я. - Ноздря задыхался от волнения, говорил быстро, стараясь ничего не упустить. - Только вот чего? Они разграбят всё и увезут, мы с чем останемся? Слово за тобой! Фрол им оружие пока не отдал, но боится, что его силком заставят тайный схрон открыть. Уж больно злобен норманн. Мы ждём тебя!
       - Пошли! Там разберёмся! - взмахнув рукой и резко повернувшись, Порей быстрым шагом направился к торговым рядам.
       За ним поспешил и Ноздря, только засопел ещё громче.
       - На вот, шестопёр возьми! - предложил он. - Ничего другого пока нет. Чтоб с ними говорить, ты должен довод привести, а эта штука убедительна, бывает! - покручивая увесистой дубинкой, он и сам вызывал невольное уважение к себе.
       На их пути, то и дело встречались неприглядные сцены насилия. Рабы, почувствовавшие внезапную свободу, насиловали девок прямо на улице. Один из них прижал к забору совсем ещё девчонку. Та, беспомощно отбиваясь, испуганно орала, что есть мочи, на всю улицу. Но помощи ждать было не откуда, повсюду творилось такое, что старожилы и припомнить не могли. Приблизившись к ним, Порей взял насильника за глотку и придушил его, ни слова, ни говоря. Отбросив труп, и даже не взглянув на ошалевшего ребёнка, побежал дальше, вперёд. Добавил и Ноздря, для верности дубинку применил, с размаху опустив её на голову покойного раба. Хаос и разгром стоял повсюду! Невольно вспомнилось, так было и в Москве, когда убили Кучку! Князь Долгорукий на растерзание отдал всех поданных, им убиенного, хозяина Москвы. Так было в Киеве, когда его сынок, боголюбивый князь, туда вошёл.
       Добравшись до площади, Порей заметил Упыря. Тот стоял, размахивая саблей, с налитыми кровью глазами, и что-то кричал своим сподручным. Которые, явно не хотели его слушать, и пили в своё удовольствие заморское вино, захваченное у купца. Расталкивая захмелевших бунтовщиков, Порей вплотную подошёл, к их вожаку, спросил:
       - Ты, что творишь, собака?
       - Не мешай мне, пёс! Убью! - оскалив челюсти, угрожающе прорычал норманн.
       И он бы это сделал. Остановить взбунтовавшуюся толпу было не в силах и самому всевышнему. Возражать Порей не стал, он просто выхватил из рук Ноздри дубину, и яблоко, с шестью клинками, едва не проломило голову разбойной шайки главарю, но тот успел отпрянуть. При этом его сабля сумела разрубить прилавок, рядом с которым стоял Порей. Ноздря мигом сообразил, что сейчас, два опытных война, прошедшие многие битвы, могли убить друг друга в самый не подходящий момент. Подобно рыси, в одном прыжке, он оказался на спине норманна и зубами впился в его загривок. Через долю секунды поднял лицо, и кто из них упырь, теперь уже не отличить! Оскалившийся рот Ноздри, измазан кровью, и два клыка торчат из пасти . От неожиданности, Упырь выронил саблю и, матерясь на всю округу, заорал:
       - Ах, псина! Урод! Да я ж тебя!...- крутясь волчком, пытаясь сбросить с себя противника, он упал на землю, спиной придавив затихшего Ноздрю.
       Собравшиеся на крик рабы, создавая круг, обступили Порея и двух лежащих упырей. Ноздря, казалось, не дышал, ещё бы, когда тебя придавят пять пудов, то не до вздохов будет. Но его окровавленная морда, странно и загадочно улыбалась или же от боли искривилась. Тяжело поднявшись, искусанный норманн занёс ногу над его телом, чтоб одним ударом раздавить поганца! Но насевшие сзади сотоварищи, оттащили его в сторону. Многие из них знали; и Ноздрю и Порея как славных воинов и относились к ним с уважением. Тут и там послышались возгласы:
       - Чего делить?
       - Добра всем хватит!
       - Не навоевались, суки! Самих себя решили гробить, - подметил, стоявший в стороне, старик. Наверное, он знал больше, чем другие. По всему было видно, что он здесь дольше всех. Его борода торчала клочьями, прикрывая беззубый рот, а глаза больны такой тоской, что впору удавиться! - Себя порешите и других с пути собьете.
       Стукнув шестопёром по торговому лотку и разнеся его в щепки, Порей выступил вперёд. Вокруг все замолчали. Обведя взглядом притихшую толпу, он неожиданно для всех опустился перед ними на одно колено.
       - Вы все мне братья! Ближе вас не знаю ни кого! И на поле брани и плену, мы были вместе. За вас готов принять любую смерть!
       Ожидая реакцию толпы, замолчал. Но стоявшие вокруг рабы, ещё не поняли, к чему он клонит, и потому недоумённо переглядывались между собой, ожидая разъяснений. Порей поднялся, распрямил плечи, взглядом обвёл собравшихся и голосом, не терпящим возражений, проговорил:
       - Мы не князья и не бояре, мы все равны! Добра всем хватит, берите, что хотите! - голос его был уверенный, и с каждым словом приобретал стальное звучание. - Но я не дам насиловать детей! А если кто ослушаться посмеет, лично голову срублю! Мы все славяне, что Суздальцы, что Киев, Новгородцы! Помилуйте невинных, не беснуйтесь! Ведь мы простой народ, нам нечего делить!
       - Ты кто такой? - раздался голос Упыря. - Священник? Так иди в свой храм и проповедуй там, а нам ты не указ!
       Порей поднялся на какую-то кучу мусора, что бы его мог разглядеть каждый.
       - Всем меня видно? Меня зовут Порей, я мечник Боголюбского Андрея. Если кто меня не знает, то узнает! Восстание готовилось давно! Оружие припасено! Я предлагаю, загрузить припасы и плыть на север, там будем мы свободны, дружины княжьи не достанут нас! Ежели иначе мы поступим, нас перебьют как глупых куриц, всех поодиночке.
       Толпа оживилась. Накал страстей поутих, но спор не прекратился.
       - Не перебьют! Уж некому!
       - На север плыть, какого чёрта! Ватага, вон какая, мы и до Киева дойдём!
       - Ага, пока дойдёшь сто раз подохнёшь! - раздались голоса. - Здесь будем промышлять!
       К этому моменту, пришёл в себя и Ноздря, но не совсем. Было видно, что глаза его ещё в мечтах блуждают и слегка подкашиваются ноги. Но, с трудом поднявшись и откашлявшись, подошёл и встал рядом с Пореем.
       - Други, нам нужен атаман, мы выбрали Порея! - засипел он. - Кто не согласен, тот не с нами. Идите к Упырю, плывите к эстам с ним, ракушки собирать!
       Раздался смех.
       - Смотрите-ка, очухался! Живучий, гад! - злобно пробормотал Упырь. И не сходя с места, обратился к собравшимся. - Послушайте меня! На севере нам делать нечего, зачем нам дикий край, а если к эстам двинуть, там есть, где разгуляться! Всем обещаю славную добычу, - и убеждённо крикнул, - всем! А этот для меня не атаман! Если кто со мной, ко мне! В обиду ни кого не дам!
       Большой, уверенный в своей правоте, Упырь повернулся и зашагал прочь. Его крупная фигура, на фоне остальных рабов, воплощала в себе надёжность и защиту от всяческих невзгод, с таким не пропадёшь! Вслед за ним потянулись и те, кто уверовал, что сила и отвага приведут их к какой-то конечной цели. Ведь никто не знал, что будет дальше? Как строить свою жизнь? Трудно что-то выбрать, когда знаешь, что конец один! Никто из них не собирался татем стать. Теперь куда ты не пойдёшь, дорога выведет на плаху, а в лучшем случае на поле брани.
       Порей оглядел оставшихся стоять в нерешительности кучку молодых и крепких парней.
       - А что же вы? Аль вам добыча не нужна? - с иронией спросил он.
       - А мы с тобой! - ответил за всех самый смелый из них, с виду неказистый, но с такой очаровательной лукавинкой в глазах, что сразу вызывал расположение к себе.
       - Как зовут?
       - Никита это! - ответил за него Ноздря. - Сообразительный малец! Ходил с ним как-то вражий стан смотреть. Узнать, где лучше подобраться к ним. Так он, в тряпьё одевшись, юродивым прикинулся и без труда весь лагерь обошёл.
       - Молодец! - оценивающе оглядел его Порей. - На первую ушкуйку дозорным сядешь! - Он явно попал под обаяние мальца, заулыбался даже. - Богатства вам не надо, так что ж вы ждёте от меня?
       Хитро прищурившись и поклонившись до земли, малец, развёл руками.
       - Ты, говорят, умён? Мы тоже не глупы. Уж больно любопытство разбирает, куда нас светлый разум заведёт?
       - Если бы я только знал! - рассмеялся Порей.
       Его мысли опять вернулись к задуманному походу. О тех краях он ведал, но только понаслышке. Новгородцы, что ходили туда за пушниной, говорили, что народ там дикий, но доброжелательный. Договориться можно обо всём. Но вот добраться к ним - не просто, места глухие, не известные. Если уж идти туда, то нужен проводник. Где взять его? Кто согласится путь им указать? И тут он вспомнил, отрок, что при Фроле, как-то хвастал знаньем языков. Что, дескать, выучил он их, когда ходил с отрядом на Югру. Взяли его с собой за способность к языкам, чужою речью быстро овладеть умел.
       - Никита, раз ты такой смышленый, идите по дворам, берите всё съестное, впрок запасаться будем! - ещё ни кем не выбранный атаман, начал приводить в действие задуманный план. - Ноздря, организуй погрузку и охрану. Я к Фролу, там оружие, Упырь не должен нас опередить!
       Спустя несколько минут, Порей уже подходил к кузнице. Раньше, здесь постоянно люд толпился, кому коня подковать, кому другую надобность исправить, а сейчас вокруг не было ни души. Сам Фрол сидел на пороге и что-то мычал, но ему казалось, что он пел. Мычал так чувственно и задушевно, что одна из бродячих собак настолько прониклась мелодией, что подбежав, уселась рядом и стала подпевать. Кузнец не возражал, он ожидал вестей от тех, с кем затевали рискованный побег. К нему уже приходили какие-то люди, требовали оружие, угрожали расправой, но он выстоял, не сказал, где находится схрон. В горне угли уже давно затухли, а он всё сидел и сидел. Слышал далёкие крики, вдыхал дым пожарищ и раздумывал, как быть с любимой? После всех побоищ, кои были на его веку, сердце его, вдруг, стало мягким. Он это почувствовал, когда встретил Бажену, законную жену хозяина кузницы. Коренастая, с сильными мужскими руками, вся в мужа, могла и лошадь подковать, могла подкову разогнуть. Вот такие женские чары и околдовали сердце Фрола. Не устояло оно перед хозяйкой дома. Захотелось ему иметь потомство своё, вырастить сына, передать ему: и знания, и опыт, умение клинком владеть. Ответила взаимностью и Бажена. Не по любви отдали её в жёны кузница. От того и детей не было. А тут, встречаясь тайком с Фролом, забрюхатела в момент. Обрадовалась, счастьем засияла, но не знала, как мужу сказать, чем объяснить такое чудо? Доволен был и Фрол, что наконец-то у него потомство есть! А тут восстание, придётся уходить.
       - Стою и плачу, какая песнь! Ты готов? - С шестопёром в руках, Порей подошёл не слышно, чем и привёл мычащего певца в некоторое замешательство.
       - Что ты крадучись, как вор? - недовольный тем, что его оторвали от мечтательного забытья, Фрол подобрал с земли полено. - А если б я тебя,.. вон...стукнул чем-нибудь!
       - Ну, убил бы! Горе не большое, плакать не кому! - присев рядом, Порей минуту помолчал. - Думаешь, не зря ли ты связался с нами? Думай, думай. Хочешь, оставайся!
       Фрол не ответил. Опять протяжно замычал, запел и пёс. К ним присоединилась ещё одна собака, пробегавшая мимо, и вот уж хор звучал в округе:
       - Тяф, тяф!
       - У-у-у!
       - Гав, гав!
       - У-у-у!
       Подобрав с земли кусочек ссохшейся глины, Порей запустил им в собак. Хор замолчал и разбежался. Но солист ещё тянул:
       - У-у-у,..Что мне тут? Ни дома, ни семьи! - наконец, окончив пение, задумчиво проговорил Фрол. - Нет уж, я как все!
       - Всё правильно решил! - одобрил такое решение Порей. - Чужие мы здесь. В неволе только сдохнуть можно, а я хочу свободы! Устал я видеть кровь. Хочу ходить по лесу, воздухом дышать, взять бредень, рыбы наловить.
       - Уйдём, а дальше что? Куда идти? - было видно, что сомнения всё же грызли душу кузнеца. Пойдёт ли с ним Бажена? Оставит ли семейное гнездо?
       - Не всё ль равно? - понимающе вздохнул Порей. - Земля большая, попробуем найти тот уголок, где места хватит всем!
       - О чём ты говоришь? - Поднявшись, Фрол взмахнул рукой. - Смотри, какой простор, что места не хватает? Живи и радуйся! Нет, всегда найдётся человек, которому и в небе тесновато.
       Отвечать Порей не стал, опершись на шестопёр, поднялся, зачем-то пнул ногой кусок земли и сухо приказал:
       - Иди к реке, Ноздря укажет, кому оружие раздать. Где отрок, что к языкам способен?
       - Зачем тебе?
       - Возьмёшь его с собой, он ой как нужен будет нам! - Ничего больше не объясняя, Порей решительно зашагал прочь.
       - Подожди! - закричал ему Фрол. - Малец-то болен малость.
       Но его крик растворился в воздухе, как и многие другие всхлипы, плачи, вздохи, издаваемые населением великого Новгорода. Хозяева рабов платили по счетам. Для города наступил чёрный день! Многодневную осаду он выдержал, а вот рабов сдержать не смог! Но таков кармический закон, рано или поздно, расплата наступает. Исключением не стал и двор боярина Бориса.
       Порей, непонятным образом, из каких побуждений, зачем-то шёл по направлению боярских палат. Туда где прожил последние годы. Не сказать, что счастливые, но и не тяжкие. Какая неведомая сила влекла его туда? Неизвестно. Он и сам не мог ответить на этот вопрос. Возможно, желание предотвратить насилие над теми, кто дал ему приют. Кто по-человечески его воспринял, а не как раба! Но скорее всего, хотел сдержать своё слово, данное Улите. Он ведь обещал, что их никто не тронет. Во дворе всё было удивительно как тихо, ни одной души не видно, не скулили даже собаки, разве только стоны раздавались там, где три часа назад жестоко был избит плетьми ухи любитель. Очевидно, выжил раб. Порей направился туда, чтоб расспросить его, куда все подевались?
       Но вместо тощего, худого тела увидел, залитою кровью, тучную фигуру хозяина двора. Распростёртый на земле, он лежал, в беспамятстве, стоная. Его кровавую спину облепили жужжащие мухи, с неё была снята вся кожа. Кто и зачем так жестоко обошёлся с ним? Так делали Хазары, когда снимали с пленных кожу для пергаментов своих. Но здесь не каганат! Порей хоть и привык к насилию, но даже его передёрнуло от этой жуткой картины. Стараясь привести израненного Бориса в чувство, он облил его водой из ведра, стоящего у колодца, но безрезультатно. Не приходя в себя, Борис скончался на глазах Порея.
       - Закопать бы тебя надо, - совсем просто, с жалостью проговорил Порей. - Полежи немного, я сейчас. Узнаю где Улита и вернусь!
       Спешно обойдя пустынные палаты, боярского двора, и не найдя Улиты, с тяжёлым чувством своей вины, что не уберёг семейство от погрома, вернулся к Борису. Тот по-прежнему лежал в объятии мух, закончив жизнь свою без покаянья. Да и какое покаяние? Не принял он новую веру, с её заповедями. Куда как ближе религия отцов и дедов! Не верил он ни в какого Христа! Как и многие другие Новгородцы, оставался верен предкам и их устоявшимся пониманиям об устройстве мироздания. Почему он, исконно русский человек, должен принимать и почитать какого-то еврейского великомученика? Пускай праведного, пускай не справедливо казнённого, но всё же чужого! Для виду, Борис показательно в церковь ходил, что бы избежать пересудов, и семейство своё заставлял, да вот видать, Бог и покарал его за дерзость мыслей. Не приветствует господь лживость, не терпит двуличия.
       Взяв лопату, Порей вырыл не глубокую яму возле самой стены сарая, и опустил в неё тело. Забросав хозяина землёй, сел рядом с насыпанным холмиком. Не весёлые мысли бродили в его голове. То чего он ожидал с таким нетерпением, не приносило радости. Правильно ли он всё делает? Восстание рабов прекращает насилие над ними! Но ведь и он пришёл сюда с намерением поработить невинных жителей чужого города. Кровь проливал за это! Теперь, его свобода отнимает жизнь других людей? В чём справедливость тут? Как разобраться в этом? В Христа он тоже не верил, а потому склонялся к мысли, что так устроен мир, сила не слушает голос разума. И противиться ей нет смысла. Его славянская вера говорила ему, что Златоокий Хорс, на своей колеснице, скрылся на склоне небес не замечая, что творится в мире. Так и Христианский Бог отвернулся от земли. Как бы то ни было, но нужно продолжать задуманное. Такие как Ноздря и Фрол доверились ему и он теперь за них в ответе.
       На пристани стоял шум и гам. Добравшись до хмельного, народ веселился! На радость всем, купцы расщедрились, заморское вино текло рекой. Это было лишь малой платой за то, чтоб не сжигали дом. Слышно было пение, среди собравшейся толпы, неожиданно, возникали драки. Повсюду лежал награбленный хлам и тела тех, кто уже не мог ходить, после алкогольного возлияния, состояние не позволяло. Поражало ещё и то, что среди подвыпивших рабов было полно женщин. Они дико озирались и послушно выполняли волю тех, кто их пригнал сюда. Кто-то из них сидел на коленях у нового мужа, а кто-то танцевал. Подойдя ближе, Порей стал глазами искать Ноздрю. Как тот мог, в такой ответственный момент, когда решается судьба каждого, когда на кон поставлено всё, допустить разгул? Как можно управлять, озверевшей от безумия, толпой? Или сам он разума лишился? Откуда-то, из глубины столпотворения, выплыл Никита, окружённый товарищами. Они, о чём-то оживлённо жестикулируя, говорили между собой, направляясь к Порею. Он же, наблюдая за происходящим, успел подметить, чеканы и совни в их руках. Совня - оружие, похожее на косу, могло и ласкать, и ударить, и порезать. Земледельцы часто ковали это оружие для себя, с целью самообороны. С помощью совни можно было легко и быстро превратить простого крестьянина в война. Значит, Фрол успел раздать оружие наиболее надёжным войнам, по приказу Ноздри. Подойдя ближе, Никита поднял руку вверх, призывая всех к вниманию.
       - Атаман, позволь мне слово молвить? - с уважением поклонился Никита, а в глазах лукавство. Явно, неспроста решил начать с поклона. Бесенята так и прыгают в зрачках.
       Порею стало любопытно, чего опять удумал этот рыжий бес?
       - Говори!
       - Мне меч достался по наследству, - скромно отводя взгляд в сторону, и пожимая плечами, начал он, - но не по чину мне его носить. Прими мой дар в знак уваженья к тебе!
       Один из его товарищей протянул Порею свёрток. Торопливо развернув его, в ожидании оценки замер. То, что это был предмет особой ценности, сомнений не вызывало. Одни только ножны, выложенные внутри мехом, с перевязью из кожи, составляли не малое состояние. Но когда взору всех предстал великолепный клинок, в рукоять которого был вставлен драгоценный камень, все просто обомлели. Такой меч мог позволить себе только князь или воевода. Затаив дыхание, Порей взял его в руки и щёлкнул пальцем по клинку, раздался чистый, долгий звук. Это говорило о высоком качестве ковки. Такое оружие было способно рассекать и панцири, и кольчуги. Уж он-то в этом разбирался хорошо.
       - Откуда такое сокровище? - в восторге спросил он.
       - Я же говорю, наследство! - видя эффект от подарка, заулыбался Никита. - Хозяин уехал куда-то,.. забыл спросить куда, а мне велел беречь! А разве ж я устерегу? Разбойников вон сколько, отберут! - для убедительности своих слов, рукой обвёл толпу. - Вот я и подумал, что только ты имеешь право им владеть, ты ведь атаман!
       Такого оружия у Порея никогда не было! Он простой воин, мог искусно владеть любым видом холодного оружия, но вот иметь у себя личный клинок такого качества - не приходилось! Слишком большая роскошь! Не по его чину и званию! И вот на тебе - подарок! За всю свою жизнь и верную службу, он никогда и ни от кого не получал подарков. А тут какой-то раб, как Византийский император, широким жестом произвёл его в князья! Расчувствовавшись, он обнял Никиту за плечи.
       - Будь братом мне!
       - И ты мне тоже, будь отцом и братом! С тобой иду я до конца! - глаза Никиты погрустнели. - А ежели живот свой положу, то буду знать, что за свободу!
       Подняв голову и отстранив от себя, вновь названного брата, Порей аккуратно пристегнул перевязь. Меч приятно благодарственно прильнул к ноге, будто почувствовал настоящего хозяина.
       - Где Фрол? Ноздря?
       - А ты не видишь что ли? Вон он, с женками сидит. - Никита пальцем указал на самый дальний угол пристани, где в окружении баб, в ушкуйке восседал Ноздря. Он уже успел заметно преобразиться. Плечи оттягивал боярский кафтан, на голове меховая шапка, во рту солёный огурец. - Хмельной уже! Ты бы как-то усмирил его, а то уже готовится отплыть! Баб учит парус ставить, вёслами грести.
       - С такой командой далеко не уплывёт! - не довольно пробурчал атаман.
       Порей сосредоточенно стал оглядывать пристань. Ситуация складывалась не в пользу дела. Редкие пьяные драки не прекращались. Шумели, кричали, что-то делили между собой. Но главное вино! Это зелье могло спутать все планы. Не специально ли купцы открыли погреба? В надежде, что напьются и уснут, а ночью перебить восставших! Пока что силы были не равны. Горожане мирный люд, а вот рабы - испытанные войны, встречали смерть не раз! С ними просто так не сладишь. Нужно было как-то прекратить веселье. Вседозволенность расслабляет, если дальше так пойдёт, то не с кем будет плыть.
       - Ты, пока, мне вот что сделай! Забери оружие у тех, кто спит. Снесите всё в ушкуйку, пусть там пока хранится. А многожёнца позови сюда, я говорить с ним буду.
       Но и это пришлось отложить, сюрпризами наполнен был весь день. На горизонте показался его друг и соратник верный Фрол. Рядом с ним мальчонка с узелком и женщина, размером с лошадь, а впереди корова. К земле рога склонила, не мычит, чувствует, придётся плыть, готовится к морской болезни. Подойдя к ним, женщина, обращаясь к Порею, заговорила первой.
       - Ты что ли главный будешь тать? - голос был удивительно мягким и ни как не сочетался с фигурой. - Вот, Фрол меня уговорил. Я не хотела было, а он избу поставим, детей родим! А их кормить ведь надо! Пришлось корову взять. Куда садиться нам? Командуй! Показывай, какое тут корыто без протечки?
       - Атаман, ты не серчай! Обузой мы не будем! - поспешил вмешаться Фрол. - Она и лук держать умеет и по хозяйству пригодится. - Кузнец почесал за ухом, и не уверенно добавил. - А корова что? Она корова! Молоко даёт и мясо!
       Несколько минут Порей стоял в замешательстве, представляя битву роковую. Как в бешенстве, врагов завидя, корова бьёт копытом, искры высекая из под ног. Хвостом натянет тетиву, и в прицел рогов, врагов разит стрелой! Даже в самых страшных снах, ватагу из животных он не видел.
       - А гуси где и утки? Хозяйство всё собрали? Не вижу поросёнка! - В растерянности, Порей развёл руками. - Вы, что? С ума сошли? С коровою в ушкуйку!
       - Я говорил ей. Не слушает она! Упёрлась как скотина! - ласково погладил Фрол корову. - Бажена, давай оставим её тут. Опять же, муж вернётся из похода, ему не шибко одиноко будет, животное родное рядом.
       - Ему я берестянку написала. Брюхата я,...
       Договорить не дал разбойный свист. К берегу реки причаливали три ушкуйки, с вооруженными людьми. Кто-то из горожан сумел оповестить княжескую дружину о восстании рабов. Всё войско разворачивать не стали, совет решил, что хватит сотни воинов, чтоб слишком дерзких усмирить. Посыпались стрелы, из лодий стали выпрыгивать обозлённые дружинники и рубить без всякого разбора всех подряд. Ярость за поруганье над семьёй слепила их. Жалость тут была не к месту. За свою честь и достоинство Новгородца они готовы были сами умереть. Из тех, кто во хмелю лежал, редко кто успел подняться, подкошенные саблей, падали с колен. Но те, кто в состоянии был сражаться, с такой же яростью вступили в бой, им было что терять. Но разве могли устоять разрозненные кучки рабов, против организованной дружины? Вынув меч, Порей бросился на помощь, уже значительно поредевшей ватаге. Над ним тут же просвистела стрела, затем другая, третья. Один из лучников, что в лодии сидел, заметил меч богатый, вот и решил, что перед ним главарь мятежной шайки. И он не промахнулся бы в четвёртый раз, если бы не сулица Никиты. Она вонзилась в грудь ему, когда уж тетива натянута была. Хрипя кровью, в предсмертных судорогах, тело лучника свалилось за борт. Порей и горстка друзей Никиты, в руках которых были совни, шестопёры, вонзились клином, в орущую толпу. Где свой, а где чужой - уже не разобрать. Решимость Новгородцев наказать рабов, была видна. Топор дружинника легко в соперника входил, разделывая тушу пополам. Сметая всё с пути, они почти уже достигли цели, вокруг воры и тати трупами лежали.
       Дубина против топора слаба, но и топор мечу не брат! Окружённый десятком княжеских воинов, Порей творил чудеса. Не зря берсерк учил его разумному безумью. В жестокой схватке, в него вселялся зверь, с его повадкой первым нападать. Кидаясь грудью на копьё, он падал, и в тот же миг мечом пронзал противника в живот. В прыжке, другому голову рубил. Семь тел уже лежали, навзничь! Остальные, пятясь, отступили.
       Стоя рядом с ушкуйками, бился и Ноздря. Он, с несколькими сотоварищами, успел неплохо вооружиться и теперь рубился с отчаянностью и бесстрашием! Отбивая щитом смертельные удары, сам наносил урон, кого-то ранил, кого-то оглушил. Но всё же перевес в численности был явно не на его стороне. Ещё чуть-чуть и он бы пал! Опять вмешался случай. Неизвестно откуда, подошла нежданная подмога. Это Упырь, рыская со своими людьми, обнаружил спрятанные лодии и гнал на пристань их, чтоб загрузить добром. Но подплывая к берегу, увидел, что кто-то хочет помешать, добычей овладеть. Наглым образом, размахивая топорами, напал на безобидных татей. Такого потерпеть норманн не мог! Как только нос ушкуйки ткнулся в берег, он с диким криком бросился на них. И через пять минут, его рёв уже раздавался в самой гуще дружинников. С пеной у рта, крутясь волчком, как взбесившийся зверь метался он среди сыпавшихся на него ударов. Заметив, что дружинники дрогнули, Ноздря вздохнул свободно, знал, такого кровопийцу не остановить и дюжине крепчайших мужиков. А тут ещё и Фрол спешит ему на помощь, да не один, нашёл себе оруженосца! Бажена, баба-гром, привязав корову к дереву неподалёку, шла рядом с ним. Спокойно, рассудительно, боясь кого обидеть, одним ударом кулака валила с ног того, кто не уважил Фрола. Ей сызмальства внушили, что мужик в семье глава, и потому он требует заботы и ухода. По-своему, по-бабьи она и проявляла преданность главе. Не выдержав такого натиска, остатки дружины отступили к воде, пытаясь на лодиях уйти от преследования. Но теперь перевес уже был на стороне бунтовщиков. И отважных Новгородцев добивали просто - копьями и сулицами.
       За всем этим наблюдала Улита. Она находилась в ушкуйке Ноздри среди таких же как и она женщин, похищенных и приведенных сюда насильно. Видела, как жестко расправлялся Порей с нападавшими на него дружинниками, переживала за него, ему кричала что-то, но в этой свистопляске слов не разобрать. Так заканчивался первый день бунта и начинался великий поход к берегам реки Нукрат-суы!
       После окончания побоища, на берегу лежала куча тел. И все русские люди, братья-славяне, одной веры, одного роду племени. Им и делить-то было нечего, за что жизнь отдали? Перешагивая через них, к Порею подошли Ноздря и Фрол.
       - Уходить надо, атаман! - вытирая с лица кровь и выплёвывая выбитый зуб, озабоченно проговорил Ноздря. - Не равён час, ещё кого-то принесёт!
       - С кем уходить? Вот с ними? - Порей кивнул головой в сторону ушкуйки, где ещё продолжали сидеть, в ожидании своей дальнейшей участи, чьи-то жёнки. - Ты сначала с ними разберись.
       - Так, я то что? Они решили так, - Ноздря махнул рукой в сторону хмельных мужей, которые после резни опять обнимали и целовали чужих баб. - Не хотят с ними расставаться и всё, хоть тресни!
       Стоявший рядом Фрол покрутил головой, посмотрел на корову, на Бажену и цокнув языком, подметил.
       - Так мы ведь в чужедальни города плывём! Там земли новые, одно зверьё кругом, с кем будем жить? Я думаю, тут по согласию надо. Хотят, пускай с собой берут к кому душа лежит. Я тоже не один, Бажену я не брошу.
       Подошёл Никита с сотоварищами.
       - Атаман, смотри, ещё подходят люди. Всех с собой берём?
       К пристани подтягивались всё новые беглецы. Они уже успели принарядиться и выглядели разношёрстно. На ком-то была одежда из боярских палат, а те, кто грабили купцов, надели на себя заморские наряды. Но были и в кольчугах, в ратном одеянии.
       - Раздай оружие, грузитесь в лодии, уходим!
       Порей принял это решение, потому что понимал, если бражничество продолжится, люди перестанут реально оценивать обстановку. К чему это приведёт неизвестно. Ещё не сложилось единство, нет ясного понимания, что делать дальше и кто тут атаман? Упырь своих людей собрал, ещё найдётся тот, кто власти жаждет. Не хватало только между собой ещё резню устроить.
       - А что с коровой делать? - озабоченно спросил Фрол.
       - Отобедай ей! - недовольный происходящим грубо ответил Порей и направился в сторону Упыря.
       - Когда я буду ей обедать? Некогда. Ты ведь собираться повелел. - Вслед ему прокричал Фрол. Не получив ответа, почесал затылок. - Да! Никто ничего не знает. Всё сам, всё сам. Когда ж я буду тушу свежевать? Чего стоишь? Иди корову забивай! Слышал ведь, обедать будем! - обращаясь уже к Никите, еле слышно буркнул он.
       - Нет уж! Видел я, как голубка эта, за тебя стояла, - кивнул он в сторону Бажены. - А за любимицу свою она и мне башку свернёт. Ты сам об этом с ней поговори, - засмеялся Никита и отвернувшись от него громко добавил, - и ужин побыстрей готовь, слышал ведь, уходим!
       Потоптавшись на месте, Фрол с отчаянной решимостью в глазах, вынув кинжал, пошёл на корову, жующую траву. Животное, не ожидая ни какой подлости, со стороны вооруженных людей, мирно махало хвостом и внимательно слушало свою хозяйку. Та, наклонившись к ней, стояла рядом, гладила её по холке и что-то говорила в ухо ей. Но почувствовав неладное, корова, вдруг взбрыкнула и промычав какой-то свой животный гимн, помчалась к пристани, огромными рогами расчищая путь. С криками:
       - Куд-а-а! Стоять!
       За ней бежали Фрол и отрок! Бажена следом припустилась! Среди собравшихся возникла сумятица, никто не понимал, откуда здесь взялось, юродивых семейство? Бегут, кричат чего-то! А если ко всему вдобавок ещё и прокажённые они? Добежав до ушкуйки, боднув рогами глазевшего на неё раба, корова шагнула на борт лодии, встала у кормы и замерла, как капитан.
       - Ты что творишь, скотина? - закричал на неё запыхавшийся Фрол. - А ну иди сюда! - едва переводя дыхание, скомандовал он.
       - Умница моя! - отодвигая его в сторону, ласково проговорила Бажена и переступила борт. - Не кричите на неё, она со мной!
       Из воды показалась не чёсаная шевелюра, выброшенного за борт невольника. Выплёвывая изо рта воду, вытаращив глаза, воин кричал:
       - Куда ты прёшь, дурная голова! Я плавать не умею. Чуть не убила, сволочь! Не корова, а хазар какой-то!
       На берегу засмеялись. Кто-то пошутил:
       - Прибыл атаман и занял своё место!
       Корова, словно услышав комплимент в свой адрес, подняла к верху рога, прожевала застрявшую в зубах траву и громогласно промычала что-то всем.
       - Вы посмотрите на неё, отменный тать! И голос как у воеводы.
       - Чего оскалились? Заняться больше не чем? - прервала их смех Бажена. - Она кормилица моя и с нами поплывёт!
       - Не место здесь скотине! - возразил ей утопленник, выбираясь из воды.
       - Кому здесь место разберёмся без тебя! - возразила Бажена. - А ты пока не атаман! Фрол, а ты чего молчишь? Меня насильник этот забижает, а ты как в рот воды набрал!
       - Так, я уже сказал. Она и молоко и мясо.
       Подошёл Порей. Его нахмуренный лоб не предвещал добра. Видимо, разговор с Упырём не сложился, да и общая картина не радовала глаз атамана. Сурово посмотрев на Фрола, спросил:
       - Ты живность всю забрал или ещё кто будет?
       - Нет, больше никого! Живность-то, она уходу требует к себе, - стараясь перевести разговор на другую тему, Фрол оглянулся и подозвал к себе молодого отрока. - Вот, Илья, смышлёный малый! Голова! Толмачить тебе будет.
       Порей взглянул на паренька, потрепал его по голове, повернулся к стоявшим на берегу людям и махнув рукой с безнадёжностью сказал.
       - Берите что хотите, коров, гусей, кто хочет жёнок, поросят! Ждать некогда! Грузите всё в ушкуйки и, да Перун поможет нам!
       Уже через час флотилия, из десяти лодий, отчалила от проклятого, негостеприимного берега. Не полюбилась Новгородская земля тем, кто оказался здесь в плену. Без всякого сожаления покидали они вольнолюбивый город, в душе зрела только одна надежда, что всё лучшее ещё впереди. Не всё ещё потеряно, встретится и на их пути удача. Познают они и другую долю - счастливую. Бытие переменчиво как погода, рано или поздно, тёмные тучи исчезнут, и солнца лучи засияют. Ушкуйка с атаманом шла первой. На ней расположились Порей и Никита со своими людьми, а за ними, выстроившись в цепочку, плыли остальные. Упырь и ещё несколько десятков человек продолжали оставаться на месте. Сбившись в кучу, о чём-то кричали и спорили. Наконец, придя к согласию, сев в лодии, дружно замахали вёслами, догоняя основную часть восставших. Никита, как опытный мореплаватель, быстро наладил парус, и ушкуйка, подгоняемая ветром, устремилась туда, где горизонт манил мечтой о бесконечном несбыточном счастье.
       Вглядываясь в излучину реки, Порей вспоминал Улиту, что с ней сталось? Куда она пропала? Может, спряталась где? Переждать волнения решила? Он и подумать не мог, что Улита совсем рядом, в ушкуйке Ноздри. А если бы и знал, то смог ли он, наперекор ватаги, освободить её от рук сподвижника и друга? Вряд ли! Он ещё не признанный главарь мятежной шайки. И идти против воли всех, значит противопоставить себя другим. Вызвать у них злобу и недоверие. Но к счастью, или же к несчастью, не ведал он об участи Улиты, а потому и мысли его перекинулись на то, как грамотно и без потерь пройти весь путь до точки не возврата. Подозвав к себе отрока, которого привёл Фрол, посадил его рядом и велел рассказывать о том, где тот бывал? Что видел там? Сколько дней пути займёт их переход? Так, за беседой, и заканчивался день, рыжие всполохи уже расчерчивали небо, когда команда, причалив к берегу, расположилась на ночь. Жгли костры, допивали, прихваченное с собой вино и развлекались с не покорными жёнками, грустившими о родном очаге.
       Но не по душе была Порею такая обстановка. Не хотел он видеть; ни своих товарищей, ни их жёнок. Уйдя в ночную темноту, уединился на берегу реки. Сев на огромный валун, смотрел как ветер гонит волны, как звёзды падают с небес, прочерчивая бездну. Как необъятен мир, подумал он. Вот так и мы, сверкнув на миг, исчезнем без следа. Блеснувшая звезда на небосклоне сгорает навсегда. Послышался хруст веток, тяжёлые шаги, Порей напрягся в ожидании. Из кустов, весь растрёпанный, вышел Ноздря.
       - А я тебя ищу! Чего сбежал? Сидишь один, как сыч на ветке!
       - Ты дело говори, зачем искал?
       - Да я подумал тут, не справедливо это. Мы жён себе поворовали, балуем с ними, а ты как не мужик! - даже в темноте было видно, как его рот расползся в широкой улыбке. - Прими подарок от меня, возьми мою бабёнку. Боярска дочь, умна, красива, во всём согласная.
       - Ты знаешь, почему тебя терплю я? - как-то уж очень спокойно, в ответ, спросил его Порей.
       - Нет!
       - Ты хоть и дурень, но дело знаешь - не предашь! Поэтому и баб твоих терплю,...пока! Поутру всех отправите обратно! Куда нам с ними?
       - Атаман! Ты прав, я верный пёс! - присев рядом, Ноздря почему-то зашептал. - Тогда мне объясни, ну почему мне с бабами нельзя, а Фролу, с дойною коровой, можно? Различье в чём?
       - Да Фрол другое дело! Во-первых, он кузнец! Оружие кто будет править? А во-вторых, любовь у них! Ребёнка ждут!
       - И у меня любовь! Я тоже буду ждать! Я жду уже! Я тут подумал и решил, наследник нужен мне! - категорично заявил Ноздря.
       Такой наивности и простоты, от бывалого война, Порей не ожидал. Чтобы Ноздря ребёнка ждал? Да он скорее крысу съест. Болотную лягушку сделает вдовой, но не обременит себя потомством. Посмеявшись от всей души, Порей спросил:
       - И что ему в наследство передашь, вонючие портки?
       - Найду чего! - недовольно буркнул Ноздря. - И почему портки? Что у меня другого нет? Наследство я найду! Время ещё есть, не завтра мне рожать. Так, я пойду, но ты ещё с подарком не знаком! Вот выбросишь его, тогда поговорим!
       Многообещающе погрозив пальчиком, он медленно поднялся и скрылся в темноте. И буквально через минуту оттуда раздался другой голос, до боли знакомый и ласкающий слух.
       - Каков подарок, атаман?
       Всё что угодно мог ожидать Порей, но только не это! Не опуская взор, прямо на него шла Улита. В голове мелькнуло, что за наваждение, откуда она здесь? Неужели Ноздря? Только он мог знать, о его чувствах к боярской дочери. В минутном порыве откровений, Порей как-то поведал ему, что не равнодушен к молодой красавице Улите. Но для чего он её украл? Хотел ему доставить радость?
       - Тебе чего здесь? - только и смог произнести он, от неожиданности встречи.
       - Я твой подарок! Случайно тут я проходила и слышала, как отдали меня. Я ведь ни кто! Я вещь, раба насилья. Теперь тебе принадлежу. Аль ты не рад? - вызывающе спросила Улита.
       - Мне не нужна рабыня, - смутился атаман. - Чужие жёны тоже не нужны.
       - Суров ты, атаман! - подойдя ближе к воде, Улита приподняла подол сарафана и вошла по колено в прохладную струю потока. - А ты меня спроси, быть может, я и рада, что отдана тебе?
       - Не дури! Я завтра же тебя домой отправлю, только вот не знаю как! - Порею явно не нравился этот разговор, он не знал как себя вести дальше. От этих баб одна сумятица в мозгах! Не знаешь, что им нужно? Он нервно ходил по берегу, искоса бросая взгляды на Улиту. Не приводилось ему бывать в такой ситуации. - Ты бы это,.. вышла из воды, простынешь ведь!
       Но Улита продолжала оставаться на месте.
       - Как ты воняешь мерзко. Бельё стирать ведь надо. Снимай одёжку атаман.
       - А ты дерзка! - совсем растерялся Порей. - А я и наказать могу!
       - Вернёшь меня домой? Так там ещё твои друзья остались, ты хочешь им меня отдать? - Улита повернулась лицом к Порею, даже в отсвете воды было видно, как она разрумянилась. Задумавшись на какую-то долю секунды, с решимостью Клеопатры, она сама ответила на свой вопрос. - Коль я теперь тебе жена, то слушай! Ты атаман над мужиками, я ж баб возглавлю, только прикажи.
       - Два войска в одном стане не бывает, - оторопел от такого наглого предложения Порей. - Запомни, атаман всегда един. И толку что от баб, одна обуза.
       - Ну, ты ведь знаешь, ради баловства, я с братом занималась иногда, стрельбой из лука. И не хвалясь, скажу, стрелою зайца догоню. Могу и жёнок обучить, куда стрелу пустить, куда бежать, где спрятаться, где скрыться. Тебе нужна надёжная опора, так это я! Решайся, атаман.
       Улита была права. В Новгороде защиты нет. Сейчас там хозяйничают те, кто не примкнул к нему. Кто встанет за неё стеной, не даст её в обиду? Да и как вернуть её? Ушкуйку в зад не повернёшь! А вот насчёт стрелы и лука следует подумать. Лучники всегда нужны. Если уж пришлось ярмо на шею вешать, то с пользой хоть пускай! Какая ни какая, будет всё же рать!
       - Улита, я с твоим отцом и братом мирно жил. За то, что не унизили меня, а приютили как родного, я благодарен буду до скончания дней своих. - Тяжело вздохнув, Порей подошёл вплотную к Улите, немного помолчав, продолжил. - Родитель твой погиб от рук, таких как я, разбойников и татей. Они со мной,.. товарищи мои! Смиришься ль с этим ты?
       - А разве выбор есть? - Улита как-то совсем по-детски шмыгнула носом и прильнула к плечу Порея. Запах пота и крови её не смущал, он стал для неё родным и привычным. За один день она столько успела пережить, что и решение было принято уже. - Судьба решила так, что быть нам вместе!
       И это тоже была правда. В который раз судьба решает за него и за неё как быть и делать что! Разве думал он когда-нибудь, что может быть пленён? Что влюбится в неволе? И что она окажется в его руках похищенным подарком? Не решаясь её обнять, он зашептал ей в ухо.
       - Трудно будет тебе с нами. Но обещаю, тебя в обиду я не дам! Уговорила ты меня, бери бабёнок и командуй!
       Не ведал он тогда, какую решающую роль, сыграет в его судьбе боярская дочь Улита! Эта ночь и разговор стали только одной из ступенек для их полного взаимопонимания. А сколько таких разговоров и ступенек будет ещё впереди? Подняться до вершины чувств, не поскользнуться, не упасть не каждый может. А пока, слегка обняв Улиту за плечи, Порей нежно поцеловал её в холодный нос.
       - Не по-людски выходит!
       Улита прижалась к нему сильнее. Задышала чаще и взволнованней.
       - Так ты меня берёшь?
       Её волнение передалось и ему. Лёгкий озноб пробежал по телу как сотня муравьёв. От прикосновения женского тела взыграла и мужская плоть. Порей сдерживал свои чувства, от её доверчивости, на душе потеплело. Вспомнилось детство, добрые руки матери. Вспомнились и деяния князя, разорившего его сородичей.
       - В лихое время выпало мне счастье! Вот если бы иначе как-то всё сложилось! - с досадой проговорил он. - Детей бы нарожали, построили бы дом, а так не знаешь даже, доживёшь до завтра или нет?
       Порей боролся с собой. Не хотелось ему, завоёвывать женское сердце насилием. Пользоваться её положением пленницы. С одной стороны понимал всю ответственность за судьбу Улиты, хотелось ему расцеловать её в уста, прижать к себе и умереть в её объятьях. А с другой - ватага! Очаг тепла и поле брани, несовместимые две вещи
       - Доживём. А дети дело наживное. - Для себя Улита уже поняла, быть им вместе! Не смотря ни на какие преграды. - Поцелуй меня.
       Небо на востоке стало высветляться, на траве появилась роса. От реки шла утренняя прохлада, стало зябко.
       - Иди, погрейся у костра, - отстранив от себя Улиту, предложил Порей. - Скоро в путь, а ты не отдохнула. Командовать как будешь? Бабы разорвут тебя на части.
       - А ты?
       - Я подойду, мне надо одному побыть немного. Мысли выстроить свои.
       Улита возражать не стала, она и сама чувствовала, что силы её на исходе, напряжение прошедшего дня вымотало её окончательно, хотелось спать и ни о чём не думать. У костра она уснула сразу. После многочисленных тревог наступило умиротворение. Приятные сновидения сменялись одно за другим: вот мать, брат, отец. Она не услышала общее пробуждение, шумный говор, торопливый сбор, не открыла даже глаз, когда чьи-то сильные руки, бережно подняли её, и нежно поцеловав в лоб, перенесли в лодию. Дружно гребя вёслами, ватага направилась в сторону Ладоги
      
       Глава вторая
      
       Дым от костров стелется низко, шипит и слезит глаза, а студеный ветер пронизывает насквозь. Падает снег на чёрные пепелища костров. Языки пламени, потрескивая, рвутся к небу, согревая промёрзших людей. Кругом хрустальная тайга, конца которой нет! Скрепят столетние сосны. Где-то ухает филин. Чудится царство волшебных сказок, кажется, что именно где-то здесь сидят на ветках птицы: Сирин, Алконост и Гамаюн. Заливаясь, поют свою бесконечную песнь и предвещают не весёлую судьбу разбойному люду. Над болотом кружится стая воронья, подыскивая себе добычу. Ждут, что волки, рвущие на части голову и потроха сохатого, недавно убитого кем-то из ватаги, для пропитания, оставят и им какие-то крохи. Но хищник не привык делиться, он с молоком от матери всосал, что добыл, то моё! Вот и в стане ушкуйников, добыча есть, а что с ней дальше делать? Куда её девать? Продать некому, что бы богатым стать, а иначе, зачем она нужна? Не за такой долей плыли они за тридевять земель. Не такое будущее грезилось в снах, сидеть в глухой тайге и ненасытных вшей кормить, для счастья маловато! Они уже успели переснарядиться по-зимнему. И сейчас были одеты, кто во что горазд, разнородно, но тепло. Впору было возвращаться на торжище в Новгород, предлагать меха в обмен на свободу. Всё богатство дикого севера проявилось в нарядах: шкуры медведя и волка, оленя и сохатого, соболя и песца, были представлены в костюмах воров и их жёнок. Грабили редкие селения, что встречались на пути. Сколько ни в чём неповинных местных жителей было убито, никто и не считал. Главная задача была выжить! И пока это удавалось.
       Практически без приключений прошли Ладогу. Седовласый отшельник Стрибог, весело играя волнами, наполнял паруса ветром, и подгонял ушкуйки вперёд. Но когда ему это надоело, он незаметно исчез, оставив после себя ужасный туман, который накрыл всех плотным одеялом, укутав как малых детей. Он был такой густой, что его можно было есть как сметану - ложкой. Беглецы даже стали подсмеиваться над дьяком, что, дескать, это он выпросил у Бога манны небесной. Но опасность заключалась в том, что среди бескрайней морской глади, ушкуйки могли растеряться, рассеяться горохом в поле. Судёнышки, хоть и не крошки хлеба на столе, но в этой мгле держаться рядом было трудно. Поэтому, связь друг с другом, поддерживали криком. Но это ещё полбеды, озеро, вдруг, стало закипать, как вода в кастрюле! Сначала медленно, как бы нехотя, но потом разразилось таким негодованием, что стало не до шуток. Оно бурлило и дышало как живое, перекликаясь с небом громогласным рёвом. Казалось, что оно вот-вот проглотить татей! Женщины, мокрые и напуганные, сидели тихо и ждали своей участи. Вода хотела наказать рабов за их бесчинства в городе великом. Дьячок, встав на колени, стал истово молиться и призывать других, просить о милости у Бога! Но не могли они последовать его примеру, боясь перевернутся, гребли, что мочи есть, стараясь удержаться на волнах. Бог, видя их упорство, желание выжить, во что бы то ни стало, казнь отменил на время, туман рассеялся, шторм прекратился. Воздав всевышнему хвалу и паруса подняв, разбойнички поплыли дальше.
       Онегу уже прошли спокойно и встали перед выбором, куда же плыть? Продолжать путь на Югру, значит подписать себе смертный приговор. Новгород никогда не простит разграбление города и похищения жёнок. Снарядит дружину и отправит на поиск дерзновенных рабов. И они их обязательно найдут. Так как всё вокруг подчинялось Новгороду, то обнаружить след им не составит особого труда, особенно после разбойных нападений на городища и сёла. Рыбаки и охотники с радостью укажут, куда проследовала шайка.
       Порей решил ватагу сохранить, уйдя с привычного маршрута. Собрав совет из тех, кто предан был, он предложил свернуть на юг, где правили Булгары. В глухих местах остановиться и поселенье заложить. Князь, воевать Булгар дружину не отправит, а они с татарами язык найдут. Обложат данью их торговый путь на север по реке Нукрат и обоснуют город-крепость, тогда уже никто не страшен будет им. Никита, Фрол, Ноздря с ним согласились, а вот Упырь был против, он убеждал, что двигаться им надо на Югру! Там, подчинив себе всё население, они и сами будут выдвигать свои условия купцам, ушкуйникам, дружине! Но доводам его не вняв, достигнув Устюга, разбойники на юг свернули, и вот теперь препятствие возникло. Ватага встала перед Кокшаровым, крупным селением на берегу Нукрат. Расположившись рядом, в небольшой деревеньке, выжидали удобного момента для нападения. Жители, в страхе, её давно покинули не оставив ни продуктов, ни запасов дров. Лёд ещё не покрыл студеные воды, но опасение, что такая напасть может застать их в безлюдной тайге - было. Решили здесь остановиться на зимовку, иначе им не выжить. Но Черемисы, вот вражины, были почему-то против? Завидное упорство проявили, на уговоры и угрозы спокойно отвечали, плывите себе дальше, а это их земля. Боялись разорения домов, уклада жизни векового, потери прибыли с торгового пути. Упёрлись и ни с места! Ну, ни в какую не хотели, найти решение вопроса без применения силы. А это было крайне нежелательно, ушкуйники изнурены походом; голод, холод вши - ослабили ватагу. В пути, как ни плакала Бажена, и не просил Фрол, корову пришлось съесть. Пригодилась-таки скотина, помычала, помычала, да и пошла таки на пользу обществу воров.
       Сейчас атаман, в одиночестве, стоял не крутом склоне обрывистого берега. Почёсывая кудри, размышлял, как покорить это дикое племя? Не мытое тело зудило от укусов насекомых. Хотелось в печь залезть и хорошенько пропотеть. К нему, продираясь сквозь валежник, подошёл Ноздря.
       - Красотой любуешься? - издевательски спросил он.
       - Устал я от неё. Эти нехристи, упрямы как собаки!
       - Нехристи? А ты давно ли окрестился?
       - Давно! - Порей, прижав ко лбу два пальца, перекрестил себя. - У князя Боголюбского порядок был такой. Плетьми всех в реку загоняли и разом веру новую все принимали! Так что хочешь иль не хочешь, но ты уже крещёный. Ты мне скажи, что дальше делать будем?
       - Не одного тебя тут вошики загрызли, - глядя, как атаман скребёт спутанные кудри,
       почесал свою голову и Ноздря. - Не чуешь, в стане смрад стоит. Мыться людям надо.
       - Знаю! Кокшаров вот пограбим, тогда и баня будет! - недовольный упоминанием о насущной проблеме прервал его на полуслове Порей.
       Спорить Ноздря не стал, поскольку знал, себе дороже обойдётся, но на всякий случай добавил:
       - Оно, конечно, верно, да сколько мы уже народу положили. Боюсь, к весне, останемся с тобой одни. Построим баньку здесь и будем мыться вволю, - мечтательно закатив глаза к небу, проговорил он. - Вверх по реке бы двинуться.
       - И спину им подставить? Пихтовый веник в руки дать, - шуткой на шутку ответил Порей. - Тогда уж точно, животы положим! Поганцы эти чуют слабость нашу. Разбоем
       ночью промышляют.
       - Это точно! Опять сегодня двух поймали. - Ноздря оживился. - Лопочут что-то, хрен поймёшь! Я им, чего хотите? Они руками машут мне - ну, дикари и дикари! Видал, какие у землянок идолы стоят?
       - На кол их!
       - Уже, но всех не пересадишь. И в стане недовольных много,.. говорят, что атаман ошибся, надо было на Югру идти.
       - Упырь опять тут смуту сеет? Вот куёлда, пятигуз! - заскрипел зубами Порей. - Башку снесу ему! И ты запомни, путь наш верный! Я ведаю куда веду!
       - А ведаешь, веди! Разбой нам нужен, люди сохнут! - уже с какой-то враждебностью в голосе, возразил Ноздря.
       Порей это заметил и, желая осадить не в меру осмелевшего раба, прикрикнул:
       - Ты смерд! И место знай! И мною боле не командуй!
       То ли окрик подействовал, то ли нежелание раздувать скандал, но Ноздря, потупив взор, напомнил:
       - Я смерд. Но атамана тоже - выбирают. И беглые рабы тебя не очень почитают. Не ты ли обещал всем вольную и равный голос? Тебе поверили.
       - И будет так! - понимая, что своими словами обидел друга, примирительно провозгласил Порей. - Новгородцев распри уж привели к расколу вече. Теперь мы вольный люд! И Новгороду кланяться не станем! Край этот будет наш. И чудь, и мари мы разобьём.
       - Как бы ни так! - с сомнением поглядел вдаль Ноздря. - Тут рать нужна. Вон, черемисы сдаваться не хотят. Мы тут гниём в болотах, а ночью? Просто страх! Того гляди, загнёшься в одночасье.
       - А всё твоя затея. Ты главный курощуп! Набрали баб, обуза полная! Вот оттого и движется не можем! - укорил его атаман.
       - Ну, не скажи. Стрелять из лука мы их научили. Сколь раз они нам в битве
       помогали. Черемисы их, как идолов боятся. Стеною встанут, к ним не подойти.
       - Знаю, знаю. Всё, хватит! Кокшаров будем брать! Где тот дьячок, что с нами подвязался? - придя к какому-то решению, спросил Порей.
       - Тебе зачем? Забавный малый, я тебе скажу. Поймал отячку и с ней не расстается. О церкви говорит, креститься заставляет.
       - Зови его сюда!
       Дьячок этот был вообще, тёмной и не понятной личностью для всех! Появился он, когда они уже собирались отплывать от Новгорода. Едва лодии успели отчалить от берега, как раздался крик. Размахивая большим крестом, к восставшим рабам бежал человек и вовсю мощь своих лёгких орал:
       - Стой безбожники! Куда? Я прокляну! Заплачут ваши головы по плахе!
       Уцепившись за края последней ушкуйки, он едва успел взобраться в лодию, и запыхавшись, всё твердил:
       - Я с вами! С вами я! Разве ж можно в путь без Бога?
       Так священнослужитель и остался среди разбойного люда. Относились к нему спокойно, с безразличием. В набегах он участия не принимал, старался всех увещевать, что убивать, мол, плохо! Что покарает их Господь за это. Но карал-то не Господь, а стрелы, топоры и копья. Другое дело кто их направлял.
       - Уж этот прибежит, спокоен будь! - не понимая для чего понадобился распутный дьяк, Ноздря пожал плечами. - Да толку что? Его бы на верёвку, ноздрю порвать иль на кол посадить. Заел молитвами, зараза! Гундит, гундит, а то завоет, словно, пёс паршивый.
       - Он нужен мне!
       - Иду, иду! - недовольный состоявшимся разговором и слегка обидевшись на атамана, Ноздря досадливо махнул рукой и скрылся в глубине леса.
       Не успел он уйти, как сзади подошла Улита. Она уже давно искала уединённой встречи с атаманом, следила за каждым его шагом, вот и сейчас, стоя за деревом, слышала весь разговор. Она тоже заметно преобразилась, изнеженная боярская дочь стала выглядеть как амазонка. На шее висела шкура лисы, а на ногах сапоги из оленьих шкур. Но трудный поход всё же наложил свой отпечаток на первую красавицу Новгорода. Взгляд стал более суровый, а в речах мудрая сдержанность.
       - А я тебя ищу?
       - Зачем?
       С той ночи у реки, Порей стал сторониться Улиты. Боялся, что вспыхнувшие чувства будут мешать приводить задуманный план в действие. Появится жалость, желание обрести семью, иметь детей, а в условиях близких к неожиданной смерти в какой-нибудь стычке, это было неоправданным безумием.
       - Себя убереги. Без атамана нам конец! - Улита словно знала что-то такое, о чём не хотела говорить. Она подошла совсем близко и положила руки ему на плечи. - Думаешь, что сдохнем тут? Хочу сказать тебе, в твоей ватаге, одни головорезы. И каждый первым хочет быть. Краем уха слышала я ропот.
       - Знаю!
       Порею было приятно от её близости, от её переживаний, от её заботы о его жизни. Он откровенно любовался ею! Какая ж всё-таки судьба-злодейка, в такую пору наслала любовь. Но чувствам здесь не место. И он неожиданно, совсем как мальчишка, по-юношески, резко и неловко поцеловал её в щёку. Смутился, но тут же сделал вид суровый.
       - Кокшаров видишь? Будем брать. Готовь бабёнок. Со всех сторон вы город
       подожжёте, пылать он должен, так я велю! Иди, а подведёшь, я сам расправу учиню.
       Совсем не испугавшись, Улита благодарно заулыбалась. Нежный поцелуй она расценила по-своему. Её щёчки зарозовели, а в глазах заблестел задорный огонёк лукавства.
       - Я повинуюсь. Ведь я твоя жена? Ты люб мне, сердцу не прикажешь. Но помни, атаман, Улита баба не простая. Цени меня, и ты не пожалеешь.
       Резко повернувшись, она хотела было идти, но лоб в лоб, столкнулась с дьяком. Тот, по не понятной причине, до поры до времени скрывался в зарослях молодого ивняка. Понимая, что обнаружен, дьяк перекрестился, отбил поклон Улите, атаману, сделав шаг вперёд, робко спросил:
       - Звал, атаман?
       - Явился? А ты чего крадучись, словно вор?
       - Привычка, - воровато, опустив свой взор, промолвил дьяк. - Осторожность оно как, оно нигде не помешает.
       - Да ты не бойся, ближе подойди!
       - А можно тут я постою? - заискивающе улыбаясь, проговорил дьяк. И тут же поспешил заверить. - Я слышу, хорошо, ты говори.
       - Пуглив, однако. А как же до сих пор ты уцелел? - усмехнулся и Порей.
       - Господь хранит и вера! - видя, что угрозы нет, дьяк осмелел. - На лбу не светится, чего задумал ты. А мне отсюда убежать сподручней будет.
       - Куда ты побежишь? Кругом одна тайга. Звать как?
       - Онуфрий я.
       - Скажи-ка мне, Онуфрий, что на побег тебя сподвигло?
       Рухнув на колени, дьячок, неистово крестясь, забил поклоны. На этот вопрос он и сам не мог себе ответить. Давно искал ответ, за что Господь обрёк его, среди лихих людей остаток жизни провести? Его спутанные длинные волосы закрывали лицо, и было не видно, как глубоко он опечален. Искренние страдания и переживания, слышались только в голосе.
       - Грех большой! Батюшка, прости! Проворовался малость. Казна церковная смутила. А взад отдать уж неча было... Бес попутал, окаянный!
       Такая сцена позабавила Порея. Не верил он ни в Бога, ни в раскаяния. Но чтобы знать о дьяке больше, нужно знать его дела.
       - А разве вера разрешает с нечестивой спать тебе?
       Не зная, что ответить, Онуфрий на минуту задумался. Но потом лицо его просветлело и он, нагрудный крест взяв в руки, торжественно провозгласил:
       - Так я не сплю, я просвещаю! - и уже спокойно добавил. - По мере сил своих, конечно.
       - Ладно, ладно просвещай! Моё какое дело. - Порей подошёл к нему вплотную. - Поди, и грамоту ты разумеешь?
       - Да как не разуметь? - дьячок поднялся, отряхнул с колен прилипший снег. - Заветы божии, псалмы читал и даже знаю наизусть.
       - Ну, хорошо, я в вере не знаток. Могу я положиться на тебя?
       Дьяк тут же сообразил, его жизни угрожает опасность. Какая - неизвестно, но просто так к нему ещё не обращались. И он на всякий случай, вновь рухнул на колени.
       - Великий атаман! Я в ратном деле не разумен. И потому, с прискорбьем сообщаю, от брани рвота нападает, тошнит и всякое такое.
       - Не скули! - прикрикнул на него Порей. - Кокшаров видишь?
       - Нет! - упрямо замотал головой дьяк. - И не хочу смотреть! Уж лучше здесь убей, но проповедовать туда я не пойду!
       - Его мы взять должны!
       - Берите, он не мой! - приободрился Онуфрий. - Я тут ни при чём. Вот в божьем деле, на разбой благословить могу! Идите, режьте и громите! Но без меня.
       Порей взялся за рукоять меча. Дьяк закрыл глаза, ожидая, когда уж, наконец, его дурная голова покинет плечи и взглянет на себя со стороны. Наполовину достав его из ножен, Порей, с досадой, вложил его обратно. Сделав несколько шагов прочь от дьяка, обернулся:
       - Поставь всех на колени, каких-нибудь святых придумай и молись!
       - О чём? - радуясь, что остался жив, покорно спросил дьяк. - О душах ваших... загублённых?
       - О победе!
       Поблагодарив, в душе, Бога за спасение и подаренную жизнь, Онуфрий вновь поднялся. Преодолев робость, тихим голосом заговорил:
       - Я помолюсь. Я попрошу святых угодников о всепрощении грехов. Бог милостив, простит! Но атаман, сдаётся мне, молитвами тут делу не поможешь
       - Ты ж в ратном деле не разумен? А тут вдруг просветление наступило? Странно это очень! - раздражённо, внимательно вглядываясь в священнослужителя, с подозрением воскликнул атаман.
       Боясь, что он опять за меч схватиться может, Онуфрий предупредительно сложил ладони и поднял их к небу.
       - Видит Бог, святые помыслы мои! - обращаясь к святым ангелам, кружащим над ним, продолжил дьяк. - Тебе же есть о чём подумать. Людишек сохранить желаешь?
       - Ох, и псина ж ты, ох, и псина! - заинтересованно проговорил Порей и подошёл ближе. - Ну, вразуми, послушаю, авось и дело скажешь.
       - Онуфрий долгим, испытующим взглядом оценил желание атамана выслушать его. Не врёт ли тать? От этих душегубцев, всё что угодно можно ожидать.
       - Учить не смею. Ты - атаман! А я лишь глупый дьякон. Ещё и сабелькой головку мне порубишь.
       - Если есть соображенья, не лукавь! - Терял терпение Порей. - Я всё приму. Кокшаров нужен мне.
       - Помилосердствуй перед Богом! - доверительно, почти шепотом попросил дьяк. Для убедительности, что никто не слышит, воровато огляделся и провёл рукой вдоль горизонта. - Кругом колы, на них ведь люди, пусть нехристи, но люди! Не у себя ты в огороде, жестокость сеешь, что пожнёшь?
       - Хватит! Надоел! - резко прервал его Порей, - ему и самому не нравилась жестокость, но как ещё принудить к миру? Издревле уж так пошло, что только силой решается любой вопрос.
       - Я правду молвлю, атаман. Сила в уме да в добре, в насилии же - слабость, да смерть! Разорение.
       - Если б мудрости со слов учились, давно б все мудрые ходили! - не такого совета ждал атаман, но что возьмёшь от дьяка, он только языком болтать способен. - Давно пора им покориться, тогда б и я их пожалел. Так нет, сидят в своём болоте.
       - Люд вольный, что ты хочешь? - развёл руками дьяк. - Места гнилые, без Бога тут никак.
       То ли слова дьяка возымели своё действие, то ли запросилось наружу наболевшее, но атаман вдруг сник.
       - Признаюсь дьяк, виденье было мне, - ещё раз оглядывая с высоты простирающийся под ногами лес, задумчиво проговорил Порей. - Отсюда нам уже не выйти!
       - Что за видение такое? - сразу заинтересовался Онуфрий. - Может, это бесы говорят в тебе? Вижу! Один вон, за спиной твоей стоит! Вижу, вижу сатану! Ишь, как улыбается, скотина ! - убедительно воскликнул дьяк и на всякий случай сплюнул. Растёр слюну ногой, перекрестился сам и наложил крест на Порея. - Изиды вон, бесовское отродье! Ушёл. Ушёл, подлюка! - радостно воскликнул он. - Испугался! Но ты смотри, остерегайся! Может и вернуться! Я не всегда с тобою рядом! - и вдруг засомневался сам. - Прогнать-то я прогнал, а может быть послание с небес, тебе какое было? Ты не спросил, откуда мол, явилось ты, видение такое? - Дьяк, неожиданно, испуганно присел, потом прилёг и замер. - Слышу! Слышу тебя нечисть! - зашептал он.
       По всей округе, вдруг, раздался страшный рёв! Пыхтя, кряхтя к ним в гору, лез Упырь. Его вид не предвещал ничего хорошего. С саблей в руках, оскалив зубы и нахмурив брови, он рычал, как разъярённый лев.
       - Убью, гад! Где он?
       Стараясь не шуметь и не хрустеть ветвями, дьячок ужом скользнул в кусты. Но был замечен Упырём.
       - Куда? Ах, ты сучёнок, а ну иди сюда!
       - Не виноватый я! - испуганно заорал дьяк. - Господи, вразуми окаянного, сволоту недорезанную! Убьёт, невинного погубит!
       - Упырь, ты саблю убери. Оружием напрасно не бряцают? - вступился за дьяка Порей.
       - Атаман, уйди с дороги! А то ведь и тебя, я порешить могу!
       - Перечить атаману?
       - Какой ты атаман? - презрительно возразил Упырь. - Куда завёл нас? Себе погибель ищешь и нас туда же тянешь?
       В чём-то он был прав. Но только атаман решающий имеет голос. И ватага должна беспрекословно подчиняться предводителю, иначе для чего главенство? Порей понимал, что Упырь стремиться занять его место, но большинство рабов было не на его стороне.
       - Ты знаешь наперёд всё? Ну, так возглавь ватагу!
       - А вот тебе башку снесу, там видно будет! - немного успокоившись, пригрозил воинственный норманн.
       - Довольно! В чём виноват он?
       - Вредит паршивец мне!
       Из-за пеньков показалась голова дьяка.
       - Она лишь покаяние принесла!
       - И что ты сделал с ней? - вновь закричал Упырь.
       - К Богу тянется она, а ты как призрак на дороге! Мешаешь ей! - выглядывая из кустов, поучительно заявил дьяк.
       - Так не к тебе ведь тянется, а к Богу!
       - А я что говорю?
       Тут уже не выдержал Порей. С присущим ему спокойствием вмешался в диалог.
       - Ты толком объясни, что сделал он?
       - Со мною спать он ей не разрешает! - возмущённо воскликнул Упырь.
       - Так пост большой! - непреклонно заявил дьяк. - А при посте нельзя! Плоть ублажать, во грех войти! - для убедительности он стал креститься и что-то нашёптывать себе под нос.
       Такое оправдание рассмешило Порея.
       - А сам-то ты с отячкой как?
       - Мы молимся, мы душу очищаем, - наивно и искренне развёл руками Онуфрий. - А грех, ни-ни! Как можно? Тем более пред битвой!
       - Не по годам разумен ты, Онуфрий. - Для себя Порей уже принял какое-то решение. -Иди, вели собраться всем, скажи вопрос касается меня. Тут объявился новый атаман, - Порей кивнул головой в сторону Упыря. - И требует согласия вече.
       - Ты это, не дури! - потупил взор Упырь. - Я только говорю, что двигаться нам надо далее. И так народу много полегло.
       Порей подошёл к краю обрыва, задумчиво вглядываясь вдаль, заметил.
       - Упырь, тебя не узнаю. Не ты ли в брани первый? Кто в битве жалости не знает? Татар рубил, как поросят, они визжать не успевали.
       Такой отзыв атамана, польстил самолюбию Упыря.
       - Так, то татар, и в поле чистом. А тут? Шарайся по кустам, ищи, кто в задницу стрелу
       воткнул?
       Видя, что норманн успокоился, Порей подошёл к нему вплотную и, глядя прямо в глаза, миролюбиво предложил.
       - Завтра день покажет. Коли живот свой положу, совет решит, возглавит кто ватагу.
       Такое дружеское предложение смутило Упыря.
       - Я не стремлюсь к главенству. Ты рассудителен, тебе и первым быть! - словно в подтверждения его слов, с карканьем взлетела стая ворон и скрылась в направлении Кокшарова. - Ах, вороньё! Как разлеталось, добычу чует.
       - Добыча будет наша! - уверенно заявил Порей. - А ты пока спокойней будь, и буйство в стане поубавь. Побереги себя для черемисов. Они тебя ещё во гневе не
       видали. Пойдём, нас ждут уже наверно?
       Примирительно хлопнув по плечу заклятого друга, Порей двинулся в сторону стана. Там уже собралась толпа нарядных разбойников. Ну, прямо как на торжище в Новгороде. В богатых мехах были все. Для жёнок лиходеи не жалели шкур. Но и не только шкур и меха, но и своей любви. Почти все они были брюхаты, что не мешало им оставаться грозной силой. Суровые не в меру, нахмуренные брови, за спиной колчан, в руках увесистая палка, на случай если дикий зверь приблизиться посмеет. Между ними то и дело вспыхивала перебранка.
       - Как разнесло тебя, Аксинья! Так пятерых родить возможно.
       - Ой,ой! Сама-то, выпиндрюхалась в какой-то сарафан, поди, с юродивой сняла?
       - Да замолчите вы, брюханки! На шею нашу навязались! - вмешался в перебранку, один из стоявших невдалеке, ушкуйник.
       - Вот, гад! Вот сволочь! А кто меня уворовал? Кто обрюхатил? - возмутилась Аксинья, и пошла размахивая кулаками на оскорбившего её наглого мужа.
       - Не знаю я! - отступая, оправдывался рябой мужик, уворовавший эту жёнку. - Народу много, в темноте не разберёшь. На ощупь, одинаковые все.
       - Ах, вот как! Он теперь и знать меня не хочет! Люди! Бабы! - закричала брюхатая Аксинья. - Скажите, как пред Богом. Кто меня несчастную, девицу невинную, солнце красное, силком позорил? Кто честь мою поганил?
       - Да ты сама на шее висла. - выпятив губу, ответила ей такая же брюхатая девка.
       - А потому как люб!
       - А люб, так и остынь.
       - К молитве все готовимся, к молитве! - Послышался издалека голос дьяка. - Стадней, стадней вставайте! - подходя ближе, громко призывал он.
       - Твоя-то где? - насмешливо спросила его Улита. - Аль не приучил ещё креститься?
       Немного смутившись, но на голубом глазу, не желая обманывать сестру во Христе, дьяк всё же нашёл что ответить.
       - Со мною, во Христе она! К истине стремится!
       - Ну, ну! Пусть молится, чтоб родичам её, не всем головки порубали.
       Из толпы раздался крик.
       - Атаман идёт.
       Так, чтоб его услышал атаман, один из ушкуйников смешавшись с толпой, выкрикнул:
       - Спросить бы его надо, к черемисам на поклон, когда сбираться?
       - Спроси, спроси.
       Быстрым шагом подошёл Порей. Очевидно, он услышал последнюю реплику, брошенную в его адрес. Потому что сразу заговорил о главном.
       - Знаю! Знаю, чего вы ждёте от меня. Но ведь не я, а вы рожать собрались.
       - А в повитухи мы тебя не ждём, - ответили ему.
       - Напрасно! Я бы вам устроил праздник! Не завидую я жёнкам. Как завтра будете?
       - А так же как сегодня! Накормим вшей и ляжем спать!
       Неожиданно к атаману приблизилась молодая девка, совсем не похожая на Новгородских жёнок. Одета просто, если не сказать что скудно, бедно. В подпоясанной, длиной конопляной рубахе, прикрытой сверху душегреей, а на ногах поршни из сыромятной кожи. Подбоченись, девка нагловато спросила.
       - А цё, ли ты командавуешь тут? А ты ни цё. А хочешь, я тебе ребёночка родю?
       В толпе засмеялись. Эту наглую жёнку знали как возлюбленную дьяка.
       - Заткнись, чумичка дохлая! - оборвала её Улита. - Я тебе родю! Я так тебе родю, что мамка не узнает!
       - Да не цюмицька я - отяцька! - возмутилась девка. - А ты с ним спишь ли, цё ли? Ну, так спи, не против я, мешать не буду.
       Растолкав собравшихся, вперёд вышел Упырь. Вид его был благодушный, словно после молитвы.
       - А ну, иди ко мне! - ласковым голосом позвал он отячку.
       - Не-е, не хоцю я к тебе, - испугано мотая головой и пятясь назад, виновато забормотала молодушка. - Я цё? Я ни цё!
       - Ты где была сегодня утром? - переменив тон, угрожающе спросил Упырь. - Откуда шла?
       - А цё ты меня лапами хватал? - немного осмелев, отячка перешла в наступление. - Я тебе цё? Я тебе ни цё! У меня есть дьяк, а у него есть Бог! Он тебе как даст!
       - Ты, что к своим ходила? - вмешался в разговор Порей.
       - Скуцьно тут у вас, - простодушно, вытаращив глаза, ответила отячка. - Этот всё руками машет, - указала она на дьячка. - Бормочет что-то, креститься заставляет. Хворый он, башка-то не в порядке!
       Как зовут тебя? - спросил атаман.
       - Оприна.
       - Ты что, Оприна, на кол захотела?
       Не понимая, в чём она провинилась, девица съежилась и как-то неуверенно, быстро, быстро заговорила на не понятном языке. Её руки пришли в движение, она что-то показывала, доказывала, убеждала не понятно в чём и что. Глядя на это перевоплощение, Порей велел позвать отрока, которого привёл Фрол. Тот подошёл, встал рядом и начал толковать произнесённую речь.
       - Она говорит, что ходила к мамке. Она у неё сильно болеет и ей нужна помощь. Что там во всём винят тебя. И во спасение своё, на капище ходили, просили Бога своего, чтоб ты сгорел во огне!
       - А что она сказала им?
       - Ни цё. Цё топоры тоцитё, стрелы стругаетё, поджигать хотитё их! - уже сама ответила отячка, она опять перешла на всем понятный язык, желая, чтоб её правильно поняли.
       - Так говоришь, отяцька ты? - Порею было не понятно, откуда среди черемисов, взялись люди другого роду племени? Быть может это, как и он, выходцы из древнего рода вятичей? Что покинули свои края, не желая жить по новой вере и под началом чуждого им князя? Название звучит уж больно схоже. - И давно ты здесь живёшь?
       - Так я тут родилась.
       - А мастеровые есть средь вас?
       - А как? Всё есть! Тебе зачем? Избу срубить, иль лодию исправить?
       - Это хорошо! - о чём-то задумавшись, атаман лишь бросил Упырю. - Бери её, и растолкуй захухре этой, негоже языком болтать его и вырвать могут!
       Порей уже было хотел обратиться к сподвижникам с речью, но Упырь остановил его.
       - Атаман, да тут изменой пахнет! А не с согласья ль дьяка она туда ходила?
       Толпа заволновалась, послышались возгласы:
       - Так вот откуда ветер дует!
       - Дьяка на дыбу!
       - Пусть признается во всём!
       Такого дьяк не ожидал и от испуга аж присел. Если его заподозрят в измене, то кол грозит уже ему! От страха зачесался сразу зад, будто почувствовал в себе заострённый длинный шест. Упав перед Пореем на колени, дьяк, упершись в землю лбом, пощады запросил.
       - Помилуй, атаман! Она овца паршивая! Не разумеет, что творит!
       - Верёвку им на шею и кончен разговор! - послышалось в толпе.
       Кто-то даже уже успел перекинуть петлю через толстый сук сосны и с нетерпением ожидал забавного зрелища. Приятно посмотреть, как в судорогах изменник дёргаться начнёт. Но атаман не поддержал суровый приговор, жестом руки остановил двинувшуюся к дьяку толпу.
       - Дьяка не трогать! - громко приказал он.
       - Не пожалеешь, атаман? - злобно бросил Упырь.
       - Я сказал, её бери, дьяка не тронь!
       - Да вы цё? Я ведь ни цё. Дома была, мамку видела. Плачет она, кушать нецего! - затрепетав от волнения и предстоящей встречи с Упырём, дрожащим голосом проговорила осужденная.
       - А кто здесь сытый? - не унимался Упырь. - Вот тебя и сварим на обед!
       Уразумев, что смерть откладывается, дьяк решился заступиться за отячку. Сложив ладони на груди, покорно, опираясь на колени, сделал шаг вперёд. С отчаянной решимостью изменить свою судьбу, стать наконец-то войном, обратился к главарю.
       - Не согреши, великий атаман! Невинных не губи! Она мне люба! Я за неё готов на брань пойти. Вели оружие мне дать. Она бабёнка глупая, злобы не таит. Сколько раз я говорил ей, не шастай ты туда, а если уж пошла, то расскажи про Бога! Что мы не убивать пришли! Что, мол, переночуем и далее пойдём.
       - Я так и говорила! - закивала головой отячка. - Что ночевать вам негде и потому зарезать всех хотитё.
       - Живи, пока! - задумчиво произнёс атаман. В его воспаленном мозгу возникла, пока ещё не совсем ясная, идея, отячка может пригодиться! Она из местных, знает тропы, значит, незаметно может ближе татей к дому провести. - Уразумей, дьячок, ежели не мы их - они нас изведут.
       Возрадовшись помилованию, дьяк, бодро вскочив, взял за руку отячку, и быстро отвёл её в сторону, подальше от Упыря. Ушкуйники неохотно раздвинулись, давая им дорогу, но продолжали не приветливо коситься на счастливого богомольца.
       Порей, взглядом окинув притихшую толпу. Мужики стояли злобные, нахмуренные лица выражали недовольство. Перетаптываясь с места на место, понурив головы ожидали, слова атамана, чего ради их сюда собрали?
       - Хочу спросить вас, братья! Кто мы?
       - Тебе видней, ты атаман! - ответили ему. - И под твоим началом мы бежим!
       Глазами не найдя того кто это крикнул, Порей ответил сразу всем:
       - Мы не бежим! Осваиваем земли! И провидение нас ведёт! Но впереди Булгары, и мы для них бельмо. Кокшаров надо брать, иначе Новгородцы нас настигнут! Иль черемисы потихоньку перебьют.
       - Атаман, ты посмотри какая хмарь! Повязнем мы в болоте, - раздалось из толпы.
       - А ты молись усердней, Бог милостив - спасёт! - посоветовал Порей. - Если не крещёный кто, пред бранью окреститься! Скажи-ка дьяк, кому молиться будем?
       - На матерь Божию надежду возложим! И судьбы вверим мы тому, кто создал нас на свет!
       - Вверяй! - похлопал по плечу дьяка атаман. - И хорошо вверяй! А то судьба имеет свойство изменяться.
       Отойдя в сторону, Порей подозвал к себе Ноздрю и Упыря. Между ними завязался не громкий разговор, но обрывки фраз всё же долетали до дьяка.
       - Кокшаров обойдёшь, а поутру пожар, как только вспыхнет, врывайся и руби!
       - Не заблудиться б только.
       - Возьмёшь с собой отячку, она из этих мест, а если что,..
       - Я понял.
       Как только дьяк услышал про отячку, его тело напряглось, даже уши покраснели от напряжения, Он старался не пропустить ни одного слова. Необходимо было знать, чего опять удумали головорезы! В его глазах все тати были кровожадными зверьми, поэтому от них одна защита, всегда быть начеку.
       - Упырь, мы в лоб с тобой ударим! Как только вылезут они - отпрянем!
       - Другие пусть бегут, а я останусь. Они меня полонить захотят, вот тут-то вы не оплошайте.
       - Упырь не побежит, - подметил Ноздря. - Он в раж войдёт, его не остановишь!
       Дальнейший план был прост, и как казалось дьяку - дикий! Его тоже решили вовлечь в эту авантюру.
       - Когда пожар возникнет, мы пустим баб вперёд. Дадим им колья в руки, и пусть орут, что мочи есть. От дикости такой они на вал повылезают. Для виду мы побьёмся малость, потом отпрянем, они пойдут за нами. А там Ноздря ударит.
       - А бабы как? Они ведь животы порастрясут! - с несвойственной ему жалостью, спросил Упырь.
       - Приставим к ним дьяка, пусть роды принимает.
       - Не верю я ему, он шаврик, сбежит и не поймать! Чремис, он хитрый, сволочь! Пойдёт ли он на баб?
       - На Бога положись!
       - Да я то что? Ватага б не легла!
       - Пройдём. Хотят того иль нет чремисы, но мы их покорим!
       Дальнейший разговор дьяк уже не слушал. То, что ему предстояло стать повитухой, привело его в состояние крайнего смущения. Он никогда не присутствовал при рождении ребёнка. Не знал, как это делается! С какой стороны подходить! Да ещё на поле брани, рядом с Упырём! Тут впору самому бы схорониться, а не щупать баб. Через некоторое время, посовещавшись, троица разошлась. И дьяк, уж было, чуть не упустил момент, когда можно было спокойно подойти и поговорить с атаманом. Торопливо засеменив кривенькими ножками, он его догнал аж только перед низенькой избёнкой, вросшей в землю. Когда-то в ней чремисы жили, а вот теперь остановился Фрол, с украденною жёнкой.
       - Порей! Порей! - опасаясь, что его услышат, осторожно окликнул он.
       - Опять ты здесь? Чего тебе?
       - Судьба меня гнетёт,.. хоть я молюсь, но всё в твоих руках! С отячкою, что будет?
       - Ничего! - спокойно ответил атаман. - Наставь её и в веру обрати.
       - Я краем уха слышал, что ты её с Ноздрёй отправить хочешь?
       Порей, резко повернувшись, подошёл ближе и, взяв дьяка за грудки, слегка встрянул, от чего у последнего перехватило дыхание.
       - Ты нос не суй, куда не надо! Смотри, терпенье кончится моё! Поможет нам, останется жива. Ну, а если что не так пойдёт, вас вместе закопают. Уразумел?
       - Всего делов-то? Да я ей, курице такой... она не побежит, она поскачет, полетит. Я сам за нею присмотрю, - испугано заверил дьяк.
       - Ты здесь останешься и Упырю во всём поможешь, - оттолкнув от себя дьяка, раздраженный атаман вошёл внутрь избы.
       Онуфрий озадачено почесал затылок, сморщил лоб, но успел вдогонку крикнуть:
       - Да это ж душегуб первейший. Коль не враги, так он мне голову снесёт! - и уже вполголоса добавил. - Всё сделаю, как ты велишь. А за неё не беспокойся. Наставлю, прутиной высеку, все космы оборву.
       Сам дьяк жил в землянке, тоже оставленной местными жителями. Сверху был настил из брёвен, глиняная печь внутри и хорошо отесанная лавка, для ночного сна. Когда он вернулся, чтобы выполнить своё обещание, нехристь, в виде молодой девицы, была готова уходить.
       - И куда ты собралась? - ехидно спросил дьяк.
       - Домой пойду! - спокойно, но уж как-то обречёно, заявила Оприна. - Страшно тут у вас. Ишь, чего удумали, не убили чуть. Я вон обмочилась вся.
       - Ничего, просохнешь! Сядь! - прикрикнул на неё дьяк и сам тяжело опустился на лавку. - А обмочилась потому, как в господа не веруешь! А в ём вся жизнь! Он силу нам даёт!
       Покорно присев рядышком, не венчанная, не сватанная, но так полюбившаяся ему жёнка, взяв его под руку, кротко прижалась и тихонько спросила.
       - Ты вот всё - Господь! Господь! А кто это такой?
       - Всевышний! - тяжело вздохнул дьяк и приготовился к долгой проповеди. Начал издалека. - Сын был у него. Иисусом звали. Так вот, его к кресту прибили.
       - Цё натворил-то? Разбойник значит? Тоже тать? - участливо спросила отячка.
       - Не-е-ет! Наоборот, убийство запрещает он. А вот людской весь грех, как наш с тобой, Порея, Упыря, он принял на себя! И тяжкий крест понёс за это.
       - Куда?
       - На Голгофу!
       Отячка задумалась, вспоминая окрестности. Ничего подобного в округе не было, да и от своих родных, такого названия не слыхала. Что-то странное было в звучании этого слова, острое, будто протыкали тебя чем-то.
       - Не слыхала. И где такое место будет?
       - В Иерусалиме! Там гора такая есть. Вот за наши он грехи и нёс свой крест.
       - Зачем?
       - Чтоб смерть принять!
       - Чудно! А ты откуда знаешь?
       - Были у него ученики: Матвей, Иуда, Пётр. Они нам и поведали об этой страшной казни! - поучающее, повествовал дьяк.
       - Други твои значит? А чего они там делали-то, в Иерусалиме этом?
       Видя заинтересованность собеседницы в его вероисповедании. Он даже встал, что бы его слова звучали более убедительно и даже торжественно. -
       - Но предали они его! Вот, как и ты нас предала!
       - Я? - удивилась отячка.
       - Зачем ты всё своим сказала?
       - Так вы же их поубивать хотитё! Мамка плакать будет.
       - Вот если сделаешь, всё как я велю, народ твой будет счастлив! - с долей сомнения проговорил дьяк. - А значит, и ты с мамкой своей.
       - А крест-то он, зачем на гору поволок? Ему что, места было мало? Повеситься ума не надо, любое дерево сгодится.
       - Ух, чумичка, твердолобая! Значит, мало было! - топнув ногой, раздражённо прикрикнул на неё дьяк.
       - Да не чумицька я! Отяцька!
       - Отяцька ты, отяцька! - передразнил её Онуфрий. - Что, в общем, всё равно. Так вот, ты слушай дальше. На гору он не сам пошёл, заставили его. Там место казни было. И нёс
       он крест свой тяжеленный, а солнце так палило,.. жара, вспотел он, ноги не идут. В него плевали, камнями бросали...
       - За что?
       - А просто так, веселья ради. Кричали: - " Если ты сын Божий, то сам себя спаси!" - голос Онуфрия дрогнул, глаза покраснели и прослезились. Перекрестившись, он взял себя в руки и продолжил. - А он, сердешный, всё терпел,.. и за всех прощения просил. Мол, ты их, Господи, прости! Они ни в чём не виноваты. Вот как сородичи твои. Чего бы им не покориться?
       - Страсти-то какие. Камнем по башке, а он прощение,...
       - Вот такой был человек. А после смерти вознёсся он.
       - Это ещё как? У него что, крылья выросли?
       - Ожил он и вознёсся. Во славу Бога нашего! Вот потому и говорю, крестись и веруй.
       - Я верую, - покорно, тихонько шепнула отячка, рисуя у себя в голове картину, как плавно махая крыльями, Господь летит на небо. Кругом чирикают птички и он средь них, раскинув крылья, парит, благословляя дьяка. - Тебе верую!
       - Бестолочь ты дикая, прости меня Господи! - глядя на её беззащитную фигурку, ласково проговорил дьяк. - Крестись и повторяй за мной. Прости меня, Господи, грешного!
       Предано и верно, новоиспеченная христианка, перекрестилась и громко, чтоб её услышал сам господь, сказала:
       - Прости его, Господи, грешного!
       - Да не меня, прости - тебя!
       - А я сказала цё? Тебя прости.
       - Если я тебя сейчас убью, то он меня простит, - безнадёжно, махнул рукой Онуфрий. - Господи, прости ты дуру королюбую, и дай смиренье мне не оторвать ей голову, да не
       повыдергать ей ноги.
       Бодро вскочив, Оприна достала маленький кинжал, спрятанный где-то глубоко в одежде, и угрожающе выставила его впереди себя.
       - И я тебя убью. Мне дома так сказали и даже ножик дали. Не подходи ко мне, отцьяная я.
       - Нечестивая, на кого ты руку поднимаешь? - ничуть не испугавшись, дьяк подошёл к ней и перекрестил. - Изыди, бес, из тела! Ложись, чумичка подлая!
       - Да не чумицька я - отяцька! - такой приказ Оприна растолковала по-своему, даже обрадовалась ему, скинув с себя верхнюю одежду, бросила её на землю и легла, широко раскинув ноги. - Легла, иди ко мне.
       - Не на спину, на брюхо повернись! - теряя терпение, закричал на неё дьяк.
       - Ой-и-и, и как же это?
       - Сечь тебя я буду, а ты ори и громко так ори!
       - И цё такой ты дикий? Не надо сечь меня, иди ко мне, - Оприна подняла руки, призывая в свои объятья дорогого ей человека. - Любить тебя я стану.
       Не понимала отячка, что жива она лишь потому, что завтра ей придётся родных своих предать. И главное, без умысла какого, ради любви к нему. Схватить бы на руки её, да убежать куда подальше! А куда? Везде вражда, не могут люди мирно жить, пока у них разнятся интересы.
       - Тебе одно. Ты хоть соображение имеешь, что завтра сотворится? - глядя на простодушную, наивную, чужого роду-племени, но такую близкую и дорогую женщину, спросил её Онуфрий.
       - Ты убивать пойдёшь.
       - И ты пойдёшь, но без меня. Сегодня в ночь, отправишься с Ноздрёю. И лесом к городищу проведёшь
       - А как же ты?
       - Сбежишь, иль заплутаешь, знай - это мой конец! - стараясь как можно доходчивей объяснить всю сложность положения, горестно сокрушался дьяк. - Не пощадят меня разбойнички лихие.
       - Я не сбегу. В тебя я верую, ты мой Господь. Иди ко мне.
       - Лучину запали. Сей день в письме отметить должен! - С самого начала пути, Онуфрий взял себе за правило описывать все события, которые происходили с тех пор, как они бежали из Новгорода. Брал бересту и ножиком царапал письмена. - Могу и не успеть. Быть может, завтра смерть встречать придётся.
       - А ты в пекло-то не суйся, с краешку ходи! - неохотно поднявшись с холодного, земляного пола, посоветовала Оприна. - Хочешь, я тебе поворожу?
       - Бесовское это. Не велю
       - Да цё у тебя всё бесы-то кругом? Где? Не вижу.
       - Бес в тебе сидит!
       - Вот скажет тоже. Никого во мне нету. Одна я тут.
       - Нашепчет чего в ухо чего и в преисподнюю унесёт.
       - Ты мне скажи, зачем с тобой я тута? Меня ты не цалуешь, к себе не допускаешь?
       - Год ныне?
       - Пошёл ты в жопу, вместе с годом!
       - Неразумно.
       Но творчеством заняться в эту ночь дьяку не удалось. Пришёл Ноздря, забрал Оприну, Онуфрий даже слова не успел сказать. Тот грубо оттолкнув его, велел отячке быстро собираться и через минуту, за шиворот, её схватив, силком на свежий воздух поволок. Мгла тут же скрыла их, и только слякоть мерзкая шагов звук отдавала. Поглядев на осиротевшие стены, и ощутив в себе душевную пустоту, дьячок решил немного прогуляться. Мириться с одиночеством, лишь только кажется, что просто. Оно тебя съедает изнутри. Накинув на себя шубёнку, он вышел в ночь, и тут же, на фоне мрачного неба, заметил крадущуюся фигуру Упыря. Стало любопытно. Решил последовать за ним.
       Зайдя в избу кузнеца, Порей сразу отметил, чистоту. Даже в суровом походе, Бажена всюду старалась соблюдать порядок. В отличии от других ушкуйников, Фрол всегда выглядел ухоженным и чистым. Даже назойливые вши обходили его стороной, боясь деревянного гребня. А отроку Ивашке, она, каким-то образом, умудрилась смастерить тёплую одежду, под стать его размеру. Сейчас он сидел в углу и старательно что-то выстругивал ножичком, только оглянулся на вошедшего гостя. Разрешения войти, Порей спрашивать не стал, сразу прошёл и сел на лавку, рядом с хозяином. Тот, в это время, пытался освоить музыкальный инструмент - козицу, созданный своими руками из пузыря убитой коровы. Но звук пока не получался, мелодия не шла. Отложив инструмент в сторону, не приветливо взглянул на незваного гостя.
       - Если вечерять пришёл, то нечего у нас. Или дело какое?
       - Дело. Я просил собраться всех, ты не пришёл. Вот я и подумал, захворал кузнец, не надо ли чего, чтоб на ноги подняться?
       - Что надо мне, ты всё равно не дашь. Нет у тебя, да и не будет видно. И собираться некуда уж мне, уже пришли.
       Бажена, стоявшая у печи, поинтересовалась.
       - Атаман, как думаешь, мы до весны протянем? Бабы на сносях, а ты всё к битве призываешь. Хозяйство б завести, детишкам есть ведь надо.
       - Будет! Будет вам хозяйство! - Порей досадливо поморщился. - Завтра день покажет. Или животы положим, или же детей начнём рожать. Я собственно к тебе, Бажена. Ты в таких делах имеешь опыт, на поле, завтра присмотри за жёнками, если кто-то вдруг надумает,.. так ты, да что тебе я объясняю! - Порей, досадливо хлопнув себя по коленям, поднялся. - Гостеприимные вы люди. Я пойду!
       И только он направился к выходу, как перед ним возник образ дьяка. Бородёнка спуталась, глаза вытаращены, еле дышит. Переведя дыхание, торопливо и сбивчиво заговорил:
       - Атаман, беда! Там,.. быстрее надо! Вот зараза!
       - Кто зараза? Ты толком говори!
       - Так я ему и говорил, куда, кричал, зараза! Так разве он послушает меня! - судорожно взмахивая руками суетился дьяк.
       - Кто он? - теряя терпение, прикрикнул на него Порей.
       - Упырь! А кто ж ещё? - пеняя на тугодумство атамана, пояснил дьячок, и сокрушённо развёл руками - Конец ему! Сгинул, заживо, не помолившись! Съел Василиск его! Сожрал со всеми потрохами!
       Схватив дьяка за грудки, Порей силой усадил его на лавку. - Толком говори! Кто съел его? Когда?
       Перепуганный Онуфрий, ещё больше вытаращил глаза, облизывая пересохшие губы, взволнованно начал Преданными собачьими глазами, смотря прямо перед собой, поведал.
       - Значит так! Идём мы,..
       - Кто мы? Куда идём?
       - Они и я! Он впереди! Вдруг этот выплывает,.. морда страсть! Глазищи во! Клыки такие,..Я от него, он на меня! Хватает Упыря и,...
       - И-и-и? - не выдержав паузы, хором спросили слушатели. - Кто схватил его?
       - Так я же говорю, что Василиск! Выпрыгнул, схватил и убежал. Теперь Упырь в болоте! Одна башка торчит, уже и не кричит! Знать думает, как вылезти оттуда? Знать так угодно Богу!
       - Быстрей! - схватив за шиворот дьячка, Порей толкнул его к двери. - Веди!
       Вскочил и Фрол. Втроём они выбежали из избы на улицу и устремились к лесу, где, по словам дьяка, утонул Упырь. Волнуясь, дьячок бежал впереди, успевая при этом дополнить рассказ. Речь была несвязанная, но понятная.
       - Я за Ноздрёй пошёл, вдруг этот! Смотрю, следит за ними. Я и решил, убить хотят! А я во гневе сам могу,.. кого угодно порешить! - Онуфрий обернулся, что бы наглядно показать какой он страшный, но ему не дал Порей, с силой подтолкнув вперёд.
       - Иди уже, убивец!
       - Я глазом не успел моргнуть, смотрю, тут Василиск, ему ведь бабу надо, ну жертву знгачит? Местные теперь его не кормят! Голодный он, серчает сильно. Вот и попутал что-то с голодухи, меня грозился съесть. Но первым Упыря! Он уже в болоте! Трясина там! Он бултыхался, бултыхался, плевался, матерился и всякое такое! Потом конец! Увяз по плечи! Я за вами!
       - А что же не помог? - подталкивая его в спину, торопил Порей.
       - Так я же маленький, худой! Как я помогу? Тогда бы вместе мы лягушек тут кормили.
       - Лягушки падаль не едят!
       - Ну, значит он живой ещё! А если б я погиб? Об этом ты подумал, атаман? Тут впереди дела великие нам предстоят, город новый надо освятить, детишек окрестить, куда вы без меня?
       Добежав до места, где по рассказу дьяка, утоп Упырь, стали пристально вглядываться в чёрную лужу на белом снегу. Она была неподвижна. Очевидно, что припорошенную снегом топь, в темноте Упырь принял за поляну и смело ступил в гибельную трясину. Надежда кого-то спасти, растаяла, застыла на месте.
       - Сволочь, ты дьячок! - проговорил Фрол. - Мог бы и помочь!
       - Помя-я-нем раба Божье-е-го! - крестясь, печально и протяжно затянул тот. - Хоть и не-е-христь, но всё же свой был человек!
       Неожиданно из мутной жижи показалась голова, жадно хватая ртом воздух, прохрипела:
       - По-по-по,..
       Порей и Фрол, тут же бросились искать какую-нибудь валежину, что бы кинуть её утопающему. Но под рукой ничего не оказалось. Напрасно они кружились на одном месте. Кругом рос только кустарник. Лишь одинокая берёзка, печально опустив ветви, склонилась над когда-то буйной головой Упыря, смотрела, сколько ей осталось жить. Что в эту минуту двигало дьяком, он и сам объяснить потом не смог. Быстро скинув с себя верхнюю одежду, он взобрался на дерево и повис на его верхушке. Берёза нехотя наклонилась, и его ноги оказались как раз над головой нормана. Судорожно схватив их руками, как своё последнее спасение, утопленник медленно стал освобождаться от затягивающей, ненасытной трясины. Но хилый дьячок такой тяжести вынести не мог. Из последних сил, вцепившись в хрупкие ветви, он заорал как блаженный.
       - Бля-я-я! Отпусти!
       Ещё мгновение и он бы рухнул на голову ненавистного утопленника. Но к большому счастью и удивлению окружающих, Упырь почувствовал под ногами твёрдую почву, и с трудом передвигая ногами, смог выбраться на спасительную сушу. От изнеможения, тяжело дыша, сразу рухнул на землю, рядом с ним приземлился и дьяк. Держа в руках отломленную ветку, он свалился с берёзы, как груша в саду, успев произнести:
       - Ой-й! Больно, бля-я-я! Ну, надо же летаю.
       Подошли и Фрол с Пореем.
       - Какого хрена ты полез сюда? - заинтересованно спросил атаман.
       - Значит, надо было! - не стал ничего объяснять Упырь.
       - Ты у дьячка теперь должник, если бы не он,...- Фрол продолжать не стал, махнул рукой, - да что тут говорить, мы все повязли тут!
       - Хватит смуту сеять! - оборвал его Порей. - Все живы и здоровы, идите и готовьтесь к завтрашнему дню.
       Не желая дальнейшего обсуждения события, он резко повернулся и зашагал прочь.
       За ним ушёл и Фрол. Оставшись с дьяком наедине, Упырь благодарить его не стал, похлопав по плечу, сказал:
       - Держись меня! Глядишь, молиться стану! - улыбнувшись чему-то своему, сквозь зубы замычал мелодию, известную только где-то далеко на севере.
       Онуфрий не ответил. Молча поднявшись, уныло побрёл к себе в землянку. Где не ждала его уже Оприна, твердолобая отяцька. Ушла она, быть может, навсегда. Не ведомы пути Господни! А с ней его последняя любовь, надежда матушку приобрести. Не выжить ей средь сечи звёздной. Где угасает жизнь, едва блеснув на небосклоне. В одиночестве и молитве провёл он эту ночь.
       Но пришёл день, и настал час, когда судьбой представлен выбор, героем умереть в бою, иль трусость проявив, за спинами других, жизнь сохранить себе. В то утро, разбойники встали рано. Хоть и не впервой им приходилось участвовать в кровавых столкновениях, но привыкнуть к тому, что сегодняшний день может стать последним, человеческий организм не научился. Каждый готовился к этому по-своему. Кто-то, вспоминая прошлое, молился за грехи свои, кто-то проверял оружия готовность, а кто-то с безразличием взирал на тщетность их усилий. Словно почувствовав не ладное, погода плакала, шёл снег с дождём, и ветер завывал, как стая загнанных волков. Тати стояли с нахмуренными лицами, готовыми идти на всё и даже смерть принять, лишь бы поменялось что-то. Устали, измотались в дальних переходах. Живот свой положить, ума не надо много, а вот в живых остаться, тут нужен опыт война. Топоры, заткнутые за пояс, сверкали остро заточенными лезвиями, копья уперлись в суровое небо. Фрол и Бажена работали всю ночь, заботились о войске, старались привести оружие в порядок. Впервые, за весь поход, татям предстояло битву выдержать с организованным врагом. А силы уж не те, кто-то умер сам, кого-то черемисы подло подловили на охоте и за ноги подвесили к сосне. Словом, ряды поредели, а места для зимовки нет. Кокшаров был для них спасеньем. Там продовольствия запасы, опять же безопасность, за высоким валом. Порей понимал это лучше других, не зря его берсерк учил. Сейчас он стоял на не большом пригорке и пристально вглядывался вдаль, пытаясь ещё раз определить слабое место в укреплении городка. К нему подошла Улита.
       - Непогодь гуляет. Когда начнём? Готовы все.
       - Давай сюда своих бабёнок! - указывая на крыши деревянных строений, покрытых соломой, приказал. - Поджечь их надо! Со всех сторон их город должен воспылать!
       - Боюсь, не выйдет - сыро очень!
       - Делай то, что я сказал, там видно будет, что и как!
       Улита отошла в сторонку и, подозвав к себе лучников, состоявших из женского пола, объяснила задачу. Выстроившись в ряд, послушные жёнки приготовили луки и стрелы. Улита, первой натянула тетиву и пустила стрелу, не долетев, она упала в поле.
       - Чего ты медлишь? - раздражённо спросил её Порей.
       - Ветер! Ближе надо подойти!
       - Атаман ещё раз оглядел укрепления и громко прокричал:
       - Ну, черемис, встречай гостей! - потом подошёл к своим соратникам, и уже спокойным, доверительным голосом, обратился к немногочисленной рати. - С Богом, мужики, пошли!
       И только они хотели двинуться вперёд, как на валу показался черемис. Под звук шаманского бубна, издевательски, потанцевал немного, затем, спустив портки, наглядно показал им голый зад! Красуясь перед зрителями, повертел им из стороны в сторону и замер. Улита тут же натянула лук и в белую мишень стрела вошла, как в масло!
       - А-а-а! - истошный крик раздался на валу, скривив гримасу, зад исчез. И там, где только что белела пышность тела, вдруг, появилась голова, но удивительно похожая на то, что так внезапно скрылось. - Не взять тебе черемиса, всех буду убивать! - кричал, размахивая кулаком, суровый, гордый воин.
       - Не нравится, смотри, как завизжал! - довольная собой, Улита подбодрила баб. - Пора брюхатые! А ну-ка, запаляй! Сейчас мы им подбросим жару!
       Огненным дождём, десятки стрел обрушились на город. Сначала показался дым, затем и пламя разгорелось. Жители в волнении засуетились, началась пустая и бесполезная беготня. Пожар тушить было нечем! Река хоть и рядом, но к ней не подойти. Глядя на зарево, Порей скомандовал Улите:
       - Опомниться им не давай! Засранцы чуют, жареным запахло!
       - Да не мешай ты атаман, не видишь, бабы в раж вошли!
       И действительно, уже без всякой команды, горящие стрелы, одна за другой летели в направлении города - он уже просто пылал! Со стороны крепостного вала, в ответ, тоже посыпался град полыхающих стрел! Загорелся сушняк, едкий дым стал разъедать глаза. Видимость ухудшилась, до такой степени, что уже плохо различались очертания городка. Пора было переходить и к активным действиям. Знак подан, и Ноздря вот-вот ворвётся в город. Необходимо было отвлечь главные силы противника на себя.
       - А ну-ка, милые, теперь хватай дубины! На ворога, вперёд! - скомандовал Порей, и вынув меч из ножен, возглавил бабье войско. - Орите громче! Чтоб сам Господь услышал!
       И заорали бабы, завизжали! Звериный взгляд, оскал зубов, распущенные космы, в руках тяжёлые дубины, как будто черти вылезли из преисподнии! Иль ведьмы собрались на шабаш к дьяволу, и жаждут крови! От такого неожиданного нападения, черемисы все на вал повылезали, смотрели, широко раскрыв глаза. Им было любопытно, что за войско из диких кабанов, собралось в стаю и движется на них?
       - Ай, баба ходит воевать!
       - А мужиков куда девали? - неслось с крутого вала.
       - А мы не воевать! Мы к вам с любовью! - услышав крик, ответила Улита.
       Видя, что нападающих не много, и можно перебить их в чистом поле, защитники городка, осмелев, спустились с вала. По приказу Порея, жёнки бросились бежать, за ними черемисы, но тут Упырь их с дьяком встретил. Дьячок молитвой, норманн саблей. И закружилась в танце битва. Рубили, жалости не зная. И падали, и поднимались, и всё кружилось, выло и орало. И непонятно, кто верх тут одержал.
       - Ты саблею так сильно не маши! И не спеши, не поспеваю за тобой! - крестясь и бормоча молитву, дьяк еле успевал за рослым Упырём.
       А тот рубил, направо и налево! Весь в крови, он был похож на зверя, поймавшего желанную добычу. Рыча, он жертву с удовольствием терзал.
       - Бей вожака!
       Принимая, здорового война за атамана, несколько черемисов, набросились на него, словно шакалы, стараясь свалить его с ног. Они ещё не знали о буйном нраве Упыря. Совсем озверев, уже себя не помня, тот их одной рукою брал за глотку, другою отбивал удар.
       - Ноздря, ну где же ты? - в запале кричал он. - Ужели заблудился? Эх, вашу мать!
       Сеча продолжалась, а подмога, всё не подходила. Напрасно и Порей высматривал Ноздрю, пора ему быть здесь, знать не предвиденное что-то задержало. А пока, как истинный берсерк, безумство проявляя, он возникал то тут, то там, ходил по острию ножа, один он сотни стоил. Вокруг него уже десятки пали. Но увлечённый битвой, краем глаза всё же он заметил, что ещё не много и Упырю придёт конец.
       - Упырь, держись! Иду к тебе!
       Спеша он не заметил, как подкравшийся сзади черемис, исподтишка, сумел копьём пробить ему кольчугу.
       - Иди, иди! Башка тебе рубить буду!
       Ноги Порея тут же подкосились, удивлённый, с широко раскрытыми глазами, он медленно сползал на землю. Улита, старавшаяся держаться рядом, первой заметила беду. В одном прыжке настигла черемиса, и её кинжал насквозь проткнул убийцу мужа.
       - Добегался, ублюдок!
       С безумными от ярости зрачками, выставив вперёд кинжал, готовая всех на куски порвать, Улита встала на пути у черемисов. Тигрица так детёнышей своих оберегает, когда опасность им грозит. Но битва продолжалась в стороне. Ушкуйники пока ещё держались, но исход всей сечи, уже был ясен всем. Дьячок, суетившийся возле Упыря, увидел, как упал Порей. Инстинкт самосохранения продиктовал ему, что надобно спасаться, иначе и ему грозит такая участь. Метнувшись быстро к бабам, заорал:
       - Убили атамана! Бежим к реке, там лодии стоят!
       Среди жёнок сразу же возник переполох. Атаман убит, из мужиков остались единицы. С кем дальше в чистом поле оставаться? Гурьбой они пустились вниз, к реке. Но на их пути Бажена встала. Ещё ночью, когда Фрол ушёл с Ноздрёй, она решила, будет лучницей пока. Вместе со всеми поджигала город, и когда схлестнулись в поле, помогала татям кулаками. Её удар смертельным был. Рука, привыкшая к кувалде, разила наповал.
       - Куда! Назад! Эх, бабы чёртовы, назад! - широко раскинув руки, она ловила перепуганных бабёнок, пытаясь остановить бегство. Но лучше бы она сама бежала, потому что чья-то сабля ей вскоре голову снесла. С раскрытыми глазами, со спутанными волосами, она скатилась с плеч, не осознав, что это смерть пришла. И не родившийся ребёнок, потомок Новгородский, так и не успел увидеть земли новые свои.
       А Улита, склонившись над атаманом, пыталась помочь ему встать. Не сдерживая слёз, покрывала поцелуями лицо Порея, рыдая, просила:
       - Порей, вставай! Порей, вставай! Живым тебя должны мы видеть!
       Но на его боку зияла рана, из которой шла густая кровь. Оторвав от своей одежды лоскут ткани, Улита как могла, перевязала рану. Порей был больше не жилец, но всё же он нашёл в себе силы, что б встать и возродиться вновь.
       - Не плачь, сейчас, я поднимусь, меня слегка задело, - из последних сил крепился атаман. Хрипя, опираясь на руки, Порей с трудом поднялся, осмотрелся. - Ноздря пропал. А без него мы слабы очень. Спасайтесь в лодиях! - глядя на поле, усеянное трупами, тихо приказал он.
       - Ну, нет. Нам, бабам, мужики нужны! Что мы без них? Уж, коль погибнуть - вместе!
       На меч свой обопрись и стой, пусть видят все - ты жив! И ты готов сражаться!
       - Я не могу вести ватагу. И отступать нельзя - вперёд! Возглавит только кто?
       - Да разве ж мы не ваши жёны? - подобрав, кем-то выроненную саблю, Улита подняла её вверх. - Вперёд! Бей черемисов!
       Этот крик безумия остановил бежавших жёнок. Опомнились они, достали луки, стрелы. Да и ватага, живым увидев атамана, откуда только взялись силы, приободрилась вновь и за Улитой бросились вперёд. Она, уже и смерти не страшась, шла на врага, махая саблей лихо!
       - Куда ты прёшь, урод? Не понял, с кем имеешь? - воткнув в кого-то саблю, Улита успела пояснить врагу значение Новгородца.
       Но не успели ушкуйники забраться на вал, как на нём появились Никита и Фрол. Раздался новый крик.
       - Порей, я здесь!
       Обойдя лесом обороняющихся черемисов, Ноздря зашёл с тыла и с не большими потерями, занял обезлюдившее селение. Рядом с ним, победно махали топорами, стояли Никита и Фрол. Кровавая бойня была закончена.
       - Ноздря пришёл, - облегчённо вздохнула Улита, и уставшая побрела обратно к Порею. - Ну, жёнушки, пришла пора рожать!
       - Слава тебе Господи! Слава тебе Господи! - забормотал неизвестно откуда здесь взявшийся дьяк.
       - Не стони, дьячок! Не стони! - взмыленный как загнанная лошадь, к нему подошёл Упырь. - Кажись, окончен праздник. Кокшаров наш! Ты слышишь, атаман?
       Крикнул он в сторону, всё ещё стоявшего Порея. Но, не дождавшись ответа, направился прямо к нему. Подойдя ближе, с укором спросил:
       - Чего молчишь? Смотри на пепелище это! - он обвёл рукой пространство, где всё ещё раздавались стоны и крики о помощи раненых и покалеченных. Тут и там пылал огонь. - И на ушкуйников смотри, сколь покалечил ты ради костра большого.
       В отдалении, обхватив окровавленную голову Бажены руками, сидел Фрол. Её глаза по-прежнему были широко раскрыты. А он, молча смотрел в её безжизненные очи и плакал. Слёзы текли по грязным щекам, оставляя за собой извилистую борозду рек. Не в силах что-то говорить, он просто мычал, бессмысленно и протяжно. Но не слышала и не видела этого горя Бажена, душа её уже была где-то далеко, возможно, на подлёте к раю или к аду. Больно было Порею смотреть на тех, кто пошёл за ним, кто поверил ему. А вот теперь лежать остался здесь. Но он так же понимал, что иначе поступить не мог. Оставшимся в живых был нужен провиант, тепло и безопасность. Здесь, за укреплённым валом, могли рожать их жёнки, не боясь ни черемисов, ни булгар. Собрав последние силы, брызгая кровавой слюной, он сделал шаг, но тут же замер.
       - Братья! Жёнки славные! Склоняюсь перед вами. Вы доказали всем, на что способен вольный люд. Всем вам моё признанье!
       Договорить ему не дал внезапный детский крик. Кто-то из бабёнок, на радостях, успел родить. Вокруг неё тут же засуетились остальные роженицы, и стало всем не до речей. Лишь дьяк не преминул заметить:
       - О-о-о! То знаменье свыше! Нас сам Господь благословил на поселение! Позволил род продолжить наш! - Я предлагаю Кукшею его назвать! В честь победы нашей славной!
       - Ну, вот и славно! - согласился обессиливший Порей и обратился к Упырю. - Упырь, прошу тебя, захорони полегших, распорядись добычей, твои владенья эти. Ты настоящий воин, награду заслужил.
       - О-о-й! О-о-ой! - расталкивая собравшуюся толпу, с криком и плачем, к атаману продиралась отячка. - Дети сукины-ы-ы-ы! Вы почто же всех пожгли-и-и-и?
       - Моя отячка! Видит Бог - моя отячка! - Обрадовался неожиданной встречи дьячок. Поймал её за подол, и крепко держа, всем объяснил. - Жива, здорова, слава Богу! Благодарить пришла!
       - Чего орёшь? - грубо оборвал её вопли Ноздря. - Мамка ведь твоя жива?
       - Жива, жива. Напугана, трясётся вся.
       - Сдержал я слово?
       - А не сдержал, зачем тогда разбойник?
       - Вот и молитесь за меня с дьячком.
       - А я цё делаю? Кабы не я, так и заблудилися бы вы.
       Неизвестно сколько могла продолжаться эта перепалка, если б не Порей, покачнувшись на ногах, он стал медленно оседать на землю. Видя, что атаману совсем плохо, к нему поспешили Ноздря и Никита. Но чем они могли помочь? Разве только добрым словом. Все понимали, что атаман уж не жилец. Удивительно другое, как он мог с такою раной на ногах ещё стоять? Очевидно, что в запале битвы, сразу не почувствовал потерю крови. Улита ещё раз поправила повязку, наложенную на рану, и уже командным тоном приказала.
       - Не бабы мы! Вздыхать не будем! Никита, помоги перенести его куда-нибудь в тепло.
       - Знаю место! - Никита с товарищами быстро соорудили из веток волокушу и бережно перенесли на неё атамана. - Видел я одну землянку, дым шёл из неё.
       Порей благодарно взял его за руку и крепко сжал её.
       - Ты береги себя, умру - меня заменишь.
       - Ты умирать-то подожди! - остановил волокушу Ноздря. - Тут дел невпроворот! - и озабоченно почесал затылок. Не очень-то ему нравилось прозябать в глухой тайге. - Что дальше делать будем? Баб обрюхатили, корову съели, тебя сегодня похороним.
       Задыхаясь, но всё ещё находясь в сознании, Порей шептал.
       - Перезимуем здесь, подлечим раны, жёнки пусть детей рожают, а дальше,... дальше видно будет. Совет решит, здесь оставаться или далее идти.
       Но Упырь уже решил за всех. Ватагу он теперь возглавит, кто ж ещё? А значит, и решать ему. У него уже давно созрела мысль уговорить ушкуйников вспять повернуть, и на Югру уйти.
       - Набеги будем делать. Селенья рядом есть, а значит, есть чем поживиться! - весело засмеялся. - Есть на ком жениться.
       - А кем ватагу будешь пополнять? - спросил атаман и сам себе ответил. - Из местных мужиков нам надо войнов набирать.
       - Чтоб животы во сне вспороли? - недобро ухмыльнулся Упырь. - Нет уж, лучше я их сам на кол пересажаю.
       - А ты уговори, пообещай защиту, добро делить... И не свирепствуй много, - уже совсем теряя сознание, хрипя, закончил мысль Порей.
       Решив, что атаман уже отходит, Ноздря печально покачал головой.
       - Зовите сюда дьяка, пусть душу ему отпоёт, - перекрестив себя и атамана, в полголоса добавил, обращаясь к Никите. - Знахарка ему не поможет. Не сберегли мы голову.
       - Я вылечу его! - перебила его Улита. - Никита, где землянка?
       Она была настроена решительно и в душе не теряла надежду поднять на ноги своего когда-то не послушного раба, теперь защитника и мужа. Если он умрёт, тогда зачем ей жить? Ведь только ради него, ради своего возлюбленного, она оставила и отчий дом, и Новгород великий.
       Никита встрепенулся, ухватив волокушу за комель, аккуратно сдёрнул её с места.
       - Не волнуйся, матушка, доставим в лучшем виде.
       Улита аж подпрыгнула на месте.
       - Вот баламошка, полоумный! - возмутилась она. - Матушку нашёл! Какая мамка я тебе? Нашёл старушку, дурень! Давай, веди в свою землянку!
       - Ты разрешения спроси! - путь ей преградил Ноздря. После потери атамана, он был не прочь вернуть себе Улиту. Как ни как, уворовал-то он её. - Слишком много воли ты себе взяла!
       - У кого ещё и что, я спрашивать должна? - снисходительно улыбнулась Улита.
       - Хотя бы у меня!
       Но презрительный взгляд, брошенный на него, умерил аппетит Ноздри. Небрежно оттолкнув его в сторону, Улита процедила сквозь зубы.
       - Тобой подаренная я, теперь он муж мой, а я его жена!
       Такого напора, со стороны, теперь уже вдовы, Ноздря не ожидал. Опять же, как воспримут люди то, что он не дал добро, чтоб выходить Порея?
       - Лечи, коли сумеешь, - покорно согласился он. Но для острастки пальцем пригрозил. - Смотри, с тебя спрошу!
       Улита остановилась, медленно повернула к нему голову и с интересом спросила:
       - А ты-то, что так суетишься? Мне он нужней. Хоть ты меня уворовал, а люб мне атаман! - вынув кинжал, угрожающе приставила ему ниже пояса. - И ни когда не смей вставать меж нами, не то я без детей тебя оставлю! - Пойдём Никита, нужно поспешать.
       Никита, усмехнувшись на выходку Улиты, плавно, стараясь не потревожить раненого, начал движение. В вечернем полумраке фигуры стали удаляться и вскоре исчезли совсем. А Ноздря всё стоял и задумчиво смотрел, как увозят вожака. Стая раненых волков опасна. Другого мнения была Улита всю дорогу она шла рядом с Пореем, и тихо, вполголоса ему говорила.
       - Я травы знаю, знаю заговоры, ты только потерпи немного, всё будет хорошо.
       Дойдя до возвышавшейся над землёй печной трубы, Никита, бережно подняв атамана на руки, занёс его в тёплую, натопленную землянку. Уложив его на дубовую скамью, участливо спросил:
       - Выходишь? Может, помощь нужна?
       - Посмотрим. Сейчас воды мне вскипяти.
       На улице не по-зимнему холодно. Морозы в этих краях наступают рано. И если у человека нет надёжного крова, то дни его считай, что сочтены. Сколько беглых здесь лежать осталось, а переселенцев сколько? В таких лесах заблудишься, не выйдешь. Но в землянке, где расположилась Улита и Порей тепло. Мирно потрескивают дрова, на столе, в глиняных горшках, стоят настои и отвары. Ими хозяйка лечит раненого мужа. Прибежит из леса с охапкой валежника, растопит печь и начинает колдовать: варить настой, готовить мазь. Словно ведьма, шепчет что-то над отваром, кружит по земляному полу. Повсюду развешаны длинные лоскуты ткани, после каждой перевязки их приходится стирать. Уже прошла неделя, как Порей лежит без сознания, жар одолевает его, он тяжело дышит и бредит. Ищет руками свой меч, что-то кричит, пытаясь подняться, но обессиленный, постепенно затихает. Вот и сейчас, он что-то не громко сказал. Что именно Улита не расслышала, но это уже была, как ей показалось, ясная речь. Но на всякий случай спросила:
       - Ты спишь?
       - Кто здесь? - едва раскрывая пересохшие от жажды губы и чуть приоткрыв глаза, спросил Порей.
       - Слава, Господи! Очнулся! - обрадовалась Улита и облегчённо вздохнула. Как долго ждала она этого часа. Были моменты, когда силы покидали её, покидала вера в себя, в своё умение лечить, и тогда она начинала плакать. Сядет напротив, глядит на него и плачет. А сегодня, надо же, такая радость!
       - Улита, ты? - ещё не совсем осознавая, где он и что с ним, слабым голосом попросил больной. - Воды мне дай.
       - Я, атаман. С глазами что случилось? Или знать меня не хочешь?
       Улита так обрадовалась, что наконец-то дело пошло на поправку, что даже растерялась и не сразу сообразила, о чём её просят. Поняла одно, если бывший покойник заговорил, значит, будет жить.
       - Где я? Где все?
       - Ты ранен был, не помнишь разве? - Улита подошла к его лежанке и присела рядом. Бранницей убрала у него пот со лба, ласково поцеловала в губы. - В беспамятстве ты был. Я никого к тебе не допускала. Всё бредил, тятьку звал.
       От такой нежности Порею стало неловко, как маленький ребёнок, он засмущался, заворочался, опять прикрыл глаза.
       - Как долго я валялся?
       - Семь дён! Я со смеху каталась, - стараясь его приободрить, Улита весело стала рассказывать о его бреднях. - Отяков, чудь и мари таким ты матом покрывал, что если б слышали они, то все в лесах попрятались от страха.
       - Ватага как?
       - Гуляют тати! - грустно пожала плечами Улита. - Местные-то мёд в Югру частенько
       продавали. Запасы разные у них. Нашли, чего искали. Словом, бражничают, пьют твои мужи. Подняться бы тебе. Те, кто недобиты, вокруг селища бродят, боюсь, каб не случилось что.
       - Я поднимусь, ты только помоги! - Опираясь на руки, Порей попытался присесть, но от боли, громко заскрипел зубами.
       - Не сей момент. - Улита участливо улыбнулась и стараясь не причинять лишнюю боль, аккуратно придерживая его за спину, уложила обратно. Затем подошла к столу, налила в чашу настоя, и протянула Порею. - Что бы подняться на ноги, здоровым надо быть! Вот что я хочу сказать. Пока лежи, рану я перевязала, травы положила, отвар вот выпей на.
       - А что, я сильно ранен?
       - Копьё глубоко влезло. Молитвой ты спасён. Я за тебя молилась сильно. И дьяк молился. Бог милостив, надежду дал поправиться тебе.
       Улита тяжело вздохнула, подбросила в огонь не много сушняка, он разгорелся с новой силой и она, глядя на весёлые языки пламени, на минуту задумалась.
       - А вот черемисы не молились, ругают нас. Мы идолов у них пожгли, другого Бога у них нет. Упырь жесток уж слишком. Совсем их не считает за людей. А с ними надо мирно жить.
       Но Порею сейчас было не до черемисов. Ему необходимо было увидеться с Ноздрёй или Фролом, что бы узнать подробнее о том, что происходит в стане. Сколько убитых, раненых сколько, и сколько осталось в живых? Что мыслят ушкуйники, планы какие? Все ли поддерживают власть Упыря? А ещё терзала мысль, как получилось так, его копьём пырнули? Стареет, значит, он. Былую ловкость потерял. Не смог опасность отразить. Но главное, что по его вине народу много полегло.
       - Молилась за меня? Кто я тебе? Молись за тех, кто пал! За мёртвых, за живых. А я лишь беглый атаман разбойной шайки. По мне давно уж плаха плачет иль виселица в день базарный.
       - Молиться за рабов? - Улита пытливо взглянула на атамана и как отрезала, сказала. - Молиться это дело дьяка. Я не способна! Я дочь боярска! К тому ж горда! Пускай, подарена тебе, но гордость-то осталась!
       Порей понимал, что Улита права. Не ровня она не ему, не другим. Ей замуж бы за воеводу выйти, но так сложилось, получилось, она попала под его защиту. Хоть и полюбил её он всей душой, но стар для девицы жених. И неизвестно выживет ли тать? Вон как ноет рана. Зачем калека ей? Хоть и больно было это произносить, но он выдавил из себя.
       - Улита, я не варвар. Тебя не неволю. Ступай к хозяину, поклон отдай. Скажи,
       подарок слишком дорог, его принять я не могу. Да и не время мне любовью заниматься. Забот - гора. Как дальше быть? Вот что меня тревожит.
       Как она удержалась и не опустила ему на голову ухват, горшок или кулак, она сама не поняла. Как горько было это слышать ей! Заботилась, ухаживала, выхаживала, смерть прогнала - и на тебе! Иди, другому поклонись! Уж сколько времени прошло, как рядом она с ним! Невзгоды, тягости похода переживала молча, не кляня судьбу, себя всю отдавая любви своей и что взамен? Её, как будто собачонку, из дома выгоняют. Сердце учащённо заколотилось от такой не справедливости, неужели она ошиблась в своём выборе? Неужели это не тот человек, каким себе она представила его? Напрасно чувству отдалась? Доверилась не разуму - любви!
       - Идти к Ноздре? И быть одной из тех, кто ложе разделяет? Ох, атаман, не ценишь
       ты меня!
       Улита поднялась и стала собираться. Ни слёз, ни слов упрёка. Сложила в узелок не хитрый скарб, присела на дорожку. Порей, всё это время, с прощальной грустью смотрел на неё такими влюблёнными глазами, что она не выдержала первой.
       - Глаза раскрой! По ком я сохну? Ночьми не сплю, всё на тебя смотрю, не хуже ли тебе, не загноилась рана? А он - иди к Ноздре! - С досадой, хлопнув себя по коленям, добавила. - Да чем плоха я баба?
       - Прости, - смутился атаман. - Хотел как лучше для тебя. Ты оставайся! Я ведь так,..
       не знаю почему,...подумал,.. вдруг умру.
       - Какая милость! Оставайся! - Улита встала, подобрала свой узелок и направилась к выходу. На какое-то мгновение остановилась, обернулась и с иронией, глядя в глаза Порея, бросила ему. - Сейчас я на колени упаду. Дай ножки вымою и онучи вонючие твои прополоскаю. Нет, не унижусь я, и слёз моих ты не увидишь.
       - Чего ты разошлась? - попытался остановить её Порей.
       - Я разошлась? Пока ещё я с лаской говорю. Коль разойдусь, меня не остановишь! - в доказательство своих слов, она стала хватать со стола горшки с настоем, и кидать их на пол. Сразу запахло ароматом трав. Но этого ей показалось мало. Она обвела глазами землянку, выискивала, что-нибудь подходящее для продолжения разговора? Но ничего, заслуживающего её внимания, не нашлось! Наконец, схватив подвернувшийся под руку ухват, так шарахнула им по столу, что он переломился пополам. - И ласка моя беспредельна!
       Гнев стал утихать. Ей не хотелось уходить, не закончив разговор. Обида засела где-то глубоко под сердцем, но в тоже время она понимала, без её заботы и лечения ему не выжить. Желание высказаться, остановило её. А Порей, видя, что накал страстей стал ослабевать, попробовал шутить.
       - Грозна боярска дочь!
       То ли его шутливый тон подействовал на неё, то ли собственная нерешительность, но Улита, по-бабьи, смиренно подошла к лежанке и присела. Она не хотела о чём-то просить, или искать оправдания, постаралась объяснить ситуацию доходчиво, как могла.
       - Я молода, любви хочу, а снисхожденья мне не надо. Ты люб мне, атаман. И я прошу в ответ хоть чуточку признанья, хоть капельку огня. Ты улыбнёшься мне, а я уж рада,
       внутри трясётся всё - он любит, любит, любит. Рукой коснёшься, я уж обмираю. Пока ты бредил, сколь раз тебя я целовала, о детях думала, что вот я забрюхатю. А ты... Иди к Ноздре! Вот вся твоя любовь.
       Порей хотел её обнять, но не смог. Чуть приподнявшись, положил руку на её колени, погладил и доверительно признался.
       - Улита, ты лучше всех, кого я знаю. Да где ж ещё найдёшь прекраснее тебя? Червлёна бровь, жемчужины глаза, а стать, какая! Ну, просто лебедь! Красота!
       Уж чего-чего, а таких слов Улита от атамана ни как не ожидала. Она и подумать не могла, что он так может выражать свои чувства! И где успел он только научиться вот так в любви признаться ей? Хотя, тут баб полно!
       - Да что ты, атаман! Какая лебедь? Ну, не дурна собою. Нравлюсь?
       - Очень!
       - Так не гони меня.
       - А я и не гоню.
       - Так поцелуй меня!
       - Так я целую.
       Обнявшись, они слились и замерли в едином целом. Каким-то десятым чувством понимали, что друг без друга им не жить. Потому что каждый из них составлял частицу другого. Приподняв голову, Улита поспешила заверить.
       - Детьми клянусь, которых у нас будет много, коль ты погибнешь, дня не проживу.
       С тобою праздник и кончина!
       - Ну вот, и сразу плакаться! - В душе Порея пели соловьи. Ему и самому хотелось присоединиться к ним, да голос что-то вдруг просел. - То буйствует не в меру, а то слезу пустить готова.
       - Таков характер у меня. Ты уж терпи! - в шутливой форме, Улита пригрозила ему пальцем. - А то уйду, заплачешь! Ой, где Улита дорогая? Отдайте жёнушку мою! Что нет?
       - Конечно же, заплачу! - Порей ещё крепче прижал её к себе. - Я просто зарыдаю!
       - Я знаю, потому не ухожу.
       - А вот детей рожать не время! - приложив ладони к её горячим щекам, Порей пояснил. - Нам надо новый город заложить. Вот кто бы место указал?
       - А здесь чем плохо?
       - Здесь хорошо! - на минуту задумался он. - Только вот не укрепить его. Со всех сторон подходы есть.
       - Тебе святые помогают, и провидение ведёт. - Улита нежно провела рукой по его кудрям. - Найдёшь, что ищешь, надежду не теряй, ну и меня, конечно. Вот только я боюсь, что Новгород тебя в покое не оставит. Дружину пустит по следам.
       - Что Новгород? Ни под кого не ляжем, отобьёмся! Вольный край и, значит, все тут вольны. Править будет вече.
       - Подожди, ты посмотри, что мне отячка подарила.
       Улита встала и развернув свой узелок, достала из него небольшую, вылитую из бронзы фигурку. Повертела её в руках и протянула Порею.
       - Что это? - спросил он.
       - Бронзовый болванчик. Наш с тобою талисман. Он из Булгарии, а это значит что? Они ведут торговлю с ними. Подумай, как нам это в пользу обратить? - Улита опять присела рядом. - Сама судьба нам кажет путь. От города того, что ты построишь, мы поведём торговлю с ними.
       - Ну, для начала надо мне подняться, - Порей опять закряхтел и заворочался. - А пока набегами мы можем только жить. Оружие нам надобно и мужиков поболе.
       - Как скажешь, атаман. В набег - пойдём, в набег!
       От слов атамана, у Улиты поднялось настроение, дело явно пошло на поправку, если он опять в набег собрался. Она достала из печи горшок и налила ему в чашу отвар.
       - Выпей! А по мне так лучше торговать!
       - Из чего ты делаешь отвар? Не чувствую я боли. В глазах светлей и ум ясней.
       - То сурица! Ты пей, я знаю, что готовлю. Сейчас забудешься, а утром сможешь встать,
       пройтись по пепелищу.
       Выпив отвара, Порей стал быстро засыпать.
       - Туманятся глаза. Быть может, умираю?
       - Ты будешь жить, - улыбнулась Улита. - Поспи чуть-чуть, а я побуду рядом. Хоть ты герой! Мужик! А всё ж подвластен бабе. Из Новгородских мы и цену себе знаем.
       Затух костёр, и смолкла суета. А день грядущий уже не за горами.
      
       Глава третья
      
       Время неумолимо. Оно неизвестно откуда берётся и неизвестно куда исчезает. Почему оно может ускоряться и может замедляться, а может и совсем остановиться? И существует ли оно вообще? К чему эта условность, принятая за аксиому? Если существует вечность, значит - времени нет. Как нет и у научного сообщества единого мнения в этом вопросе. Никто не смог нам что-то доказать!
       Зиму ушкуйники провели с пользой для общего дела. Подружились с местным населением, от которого узнали много нового и интересного о диком крае. Особенно в этом преуспел Ивашка, он запросто болтал с чудью на их же языке, учился вырезать из капа корня разные поделки, познал мастерство выделки шкур. И сам понемногу учил детей письму на бересте, как правильно использовать черты и резы, что их чрезвычайно увлекало. Ведь в Новгороде, даже шестилетний ребёнок знал письменность и мог запросто записать свою умную мысль, в назидание потомкам. Только вот местные духи не жаловали пришельцев. Почерневшие от пожара идолы, то и дело насылали на ушкуйников разные неприятности; то стаю волков, то неизвестную хворь. Постигла она и Улиту. Началось всё с лёгкого недомогания; кружилась голова. Затем наступала слабость в теле, упадок сил. Спустя некоторое время она совсем слегла. Поднималась с постели только по необходимости.
       А вот залечивший свою рану Порей, вскоре стал ходить. Сначала, опираясь на палку, доходил только до берега реки, подолгу там стоял, вглядываясь вдаль, о чём-то думал, разговаривал сам с собой. Потом, стал живо интересоваться, как устроились люди, много ли родилось детей? В расспросах и разговорах узнал, что его соплеменники вятичи, когда-то покинувшие родные места, обживались здесь и ставили свои селения на берегу реки, вперемежку с местной чудью. Постепенно жизнь в стане налаживалась. Ушкуйники, во главе с атаманом, шаг за шагом, тщательно обследовали близлежащую местность, и нашли прекрасное место, как им показалось, для строительства града. Но для того чтобы детинец возвести, нужны мастеровые люди. А где их взять? Собрав совет, Порей всем объявил, что едет к вятичам, будет договариваться с ними о совместной торговли с Югрой и Булгарами, а также просить о помощи в возведении укрепления. И что поедет он один, дабы не вызывать опасений у местных вождей. Ноздря не одобрил такое решение и настоял на том, что б он с собою взял Никиту. Мол, сопровождает пусть, ну так, на всякий случай. Мало ли, вдруг лошадь ногу подвернёт?
       Не откладывая своё решение в долгий ящик, на следующий день, они с Никитой были уже в сёдлах. Селение, куда они приехали, было добротным. Искусно срубленные избы, с резными наличниками, говорили о том, что здесь живут мастеровые люди. Но ров и частокол, вокруг городища, предупреждал охотников за дармовщиной, чтоб не ходили сюда понапрасну, тут войны есть! Найдутся те, кто даст ворам отпор. Недаром, всю дорогу, Никиту не покидало чувство, что за ними кто-то наблюдает. Но сколько он не всматривался, никого не заметил. Правда, возле капища мелькнула чья-то тень, но не более того. Выпучив глазницы, идолы стояли неподвижно.
       Удивило другое, их приезд не стал неожиданностью - их уже ждали. Кто-то сумел оповестить местных жителей о визите воров раньше, чем они туда прибыли. На краю городища уже их поджидали. Двое парней, стояли прямо на тропе. С наигранным безразличием поприветствовали седоков, спросили кто они, и получив ответ, взяв под уздцы лошадей повели их прямо в село. Там встретили их без особой радости, танцы не намечались, песни не пели, но и враждебности своей не проявляли. По улицам спокойно бегали дети, мужчины деловито занимались хозяйством, лишь изредка бросая исподлобья, любопытные взгляды на приезжих. Их дружелюбно проводили в просторную избу, быстро накрыли стол, где в изобилии была: копчёная стерлядка, глухарь украшенный грибами, жареный кабанчик с хреном и медвежатина под маринадом с клюквой и брусникой. Словом, с уважением к приезжим отнеслись. Порей это оценил, но садиться за стол пока не стал, ждал приглашения. Через минуту, в сопровождении нескольких своих соплеменников, вошёл Веденит - глава племени. Это был крепкий, седой мужчина, лет пятидесяти, с окладистой, густой бородой. По-хозяйски расположившись за столом, жестом пригласил сесть и гостей.
       - С чем пожаловали к нам, новугородцы? - спокойно спросил он. Голос хоть и не выдавал его волнения, но взгляд был настороженным.
       - Я вятич! - так же спокойно ответил Порей. - И Новгород мне не родня. Мы тут все рабы, бежавшие из плена. К вам не со злом пришли. Нам нужен мир.
       Веденит оценивающе прищурился.
       - А мы на вас не нападали!
       - Боитесь потому что! - опыт мечника, в переговорах, Порею говорил, что здесь играть в открытую придётся. - Не мне, не вам раздоры не нужны. Ну, перебьём друг друга, дальше что? К тебе я с просьбой прибыл.
       - Говори! - вождю понравилась открытость новгородца.
       - Мастеровые мне нужны, хочу детинец заложить.
       Венедит задумался. Брови сошлись к переносице, губы сложились в трубочку. В задумчивости, он недоумённо покачал головой. Потом лицо прояснилось и он, выдержав паузу, стукнув кулаком по столу, крикнул:
       - Гуляйка!
       Послы переглянулись.
       - Нет повода гулять, ещё вопрос мы не решили! - удивлённый и озадаченный пожал плечами Порей. Опасаясь подсыпанной отравы, он к еде не прикасался.
       В горницу вошла молоденькая девушка, как лань стройна, горда, красива! Первым это оценил Никита. Он сразу раскраснелся, засуетился, сидя на лавке, заёрзал задом, воткнув в неё занозу, и никак не мог отвести взгляда от юной красавицы.
       - Дочь моя - Гуляйка! - представил её Венедит. - Дура она у меня, таких теперь нет! и уже обращаясь к ней, добавил. - Принеси нам мёду. За хорошим обедом, мы обсудим вопрос.
       А надо пояснить, что слово дура или дурак, совсем не означало глупость. Ду - это дуга, полуокружность, а Ра - это божественное присутствие в человеке (бог солнца Ра). Дураками называли человека с мышлением запредельным, расширенным. Это были очень уважаемые люди Ведуны и Ведуньи с огромной, могущественной силой. Природа к ним благоволила, они могли защищать или созидать в планетарном масштабе. Они могли легко общаться со зверьми и стихиями. В их присутствии, мрачная среда обитания моментально превращалась в цветущее и благоуханное миротворение.
       Как только дочь ушла, хозяин спросил у Никиты.
       - Гляжу, понравилась девица? Глаза повылезали, смотри не потеряй!
       - Понравилась, - ничуть не смущаясь, ответил он. - За такой и свет без края, пойдёшь и голову положишь.
       - А ты и так её положишь, больно дерзок будешь! Как же так, разбойный люд и вдруг детинец? - Уже обращаясь к Порею, продолжил Венедит.
       Для себя он решал не простой вопрос. То, что это были, хорошо обученные войны, стало понятно сразу после покорения Кокшарова. Сориться с ними не имело смысла. С другой стороны - булгары! С ними существует мирный договор. Вятичи им платят с дыма дань и ведут спокойную торговлю с ними
       - А зачем тебе детинец? Своё награбил и плыви!
       - Мы вольный люд, не тати! Хотим здесь жить и будем! - Порей давал понять, что независимо от решения Венедита, он с ушкуйниками отсюда не уйдёт. В свою очередь не преминул, и уколоть хозяина ответом. - Булгарам кланяться не надоело? Смотри, надломишь спину. Людьми поможешь, будешь под защитой нашей.
       Сидевший рядом с Венедитом бородатый блондин, лет тридцати, наклонился и что-то зашептал на ухо вождю. Вошла Гуляйка, держа в руках большой глиняный кувшин. Обходя каждого, аккуратно наливала в деревянные кубки хмельную брагу. Дойдя до Никиты, чуточку замешкалась, и как бы невзначай, на какое-то мгновение, прильнула к нему. Сердце Никиты остановилось, теперь он мог бы изложить в трактате о любви, что чувствует покойник перед смертью. Шум в голове, в глазах сплошная муть и лишь одно желанье, мгновенье это пусть продлится! Ему показалось, что сейчас он упадёт без чувств. А Гуляйка только улыбнулась, наполнила вином его чашу и отошла. Придя в себя, Никита оглянулся, не заметил ли кто его временного помутнения? Но никто не обратил на него ни какого внимания. Только хозяин, скрипнув лавкой, поднялся и предложил гостям поднять кубки и выпить.
       - То, что с миром вы пришли, знак добрый нам! - подняв свой кубок, выпил. - Людьми я помогу, и платы не возьму.
       Выпили и Порей с Никитой. Дальше завязался разговор о том, где строить будут, о том, что хорошо бы обучить военному искусству молодых парней. Вспомнили былое. О том, как вятичи ушли с родных земель от новой веры, княжеского гнёта и поселились здесь, на берегах Нукрат. Порей поведал Венедиту, как с Кучкой, хозяином Москвы, князь Долгорукий поступил. Что лично он за вольность и свободу! И не разбойники они, а войны, бежавшие от рабства. Что здесь он хочет город основать!
       А Никита, пользуясь моментом, встал, и глазами поискал Гуляйку. Её нигде не было. Спросив у одного из сидевших за столом, где тут у них непотребное место, вышел во двор. Его тут же встретил воинственный петух, окрашенный в боевой наряд. Красные перья в чёрном хвосте, вздёрнутый, огненный гребень, всё говорило о его принадлежности к великому княжескому роду. Он ревниво и гордо охранял своих куриц, клюющих щедро рассыпанное зерно. Что-то не понравилось ему в поведении Никиты. Возможно, он решил, что этот молодой петушок нацелился на его личный гарем, на прекрасных, нежных кур, и хочет чести их лишить. Грозно скосив свой взгляд в сторону чужака, он воинственно тряхнул гребнем, лапой поскрёб землю и, распушив перья, отважно бросился на своего противника. Такого напора от птицы Никита никак не ожидал, но приняв оборонительную позу, встав на колени, прокукарекал так, что у петуха вдруг слабость проявилась, он обмарал себе все шпоры, а куры разом потеряли аппетит. Присела даже кошка, выпучив глаза. И только звонкий смех Гуляйки прозвучал как колокол в ночи. Она вышла из какого-то строения, напоминающего не то амбар, не то сеновал и с любопытством наблюдала представшую взору картину. Два петуха не поделили куриц.
       - Теперь тебе придётся в наш курятник поселиться! Боюсь, что без такого жениха несушки, без яиц оставят нас.
       Засмеялся и Никита. Он встал, приободрился, игриво подошёл к ней, но так близко, что его взволнованное дыхание невольно передалось и ей.
       - Могу в курятнике пожить, но только если ты не против?
       Но не только его дыхание заставило учащённо биться сердце Гуляйки. Он ей понравился сразу, как только увидела его, въезжающего во двор. Внутренний голос воскликнул, это же он! Смотри не упусти! И даже какое-то доверие возникло, будто знала его сто лет. Но сейчас, сделав шаг назад, осторожно спросила.
       - Мне сказали, что ты тать. Тебя остерегаться надо?
       - Я не страшней других, не бойся! - лицо Никиты сделалось серьёзным. - Просто, понимаешь - жизнь повернулась так.
       - А я и не боюсь! - откровенно, без лишнего кокетства, ответила Гуляйка. - Я знаю, что есть круг, по которому мы движемся. И надо просто чувствовать его. В нём важно всё! Шум ветра, шелест листьев, платья, встреча, разговор. Всё это - наша жизнь! Есть дух, живущий где-то рядом. Он может в нас вселяться и помогать во всём, а может и невзгоды принести, обречь на счастье или смерть. Случайностей здесь нет! Главное не ошибиться! Ведь круг прерваться может. И мой петух набросился не зря! Беду он отгоняет.
       Гуляйка говорила спокойно, со знанием дела. И при этом выглядела так, будто этот дух уже вселился в неё, потому что светилась вся каким-то небесным светом. Никита заворожено смотрел на неё и слушал.
       - Какая может быть беда? - он недоумённо пожал плечами. - Поверь, тебя я не обижу.
       Гуляйка оглянулась, не заметив ничего подозрительного, приглушив голос, загадочно пояснила.
       - У нас на капище есть дух!
       - Я знаю, видел, - вспомнил Никита мелькнувшую тень.
       - Я с ним встречаюсь иногда. И он мне в трудную минуту говорит, что делать, как мне поступить.
       - И он тебе сказал дурное про меня? Где он? Убью!
       - Нет! Он говорит мне, что слабы мы умом. Стоит только напустить туман-дурман на голову любому, и человек уже не волен над собой. Пойти и на убийство может, и жизни сам себя лишить. Вот, например, сейчас уедешь ты, а голова твоя осталась здесь! Она уже моя и разум твой в моих руках. Ты мыслить будешь только обо мне! Ты береги себя! - она быстро и неумело поцеловала его в щёку и скрылась в проёме двери.
       Никита ещё некоторое время постоял, приходя в себя, и тоже вошёл в избу. За время его отсутствия ничего значимого не произошло. За столом пили мёд, вели деловой разговор, о том: где будут строить, сколько Венедит людей пошлёт. И вскоре, договорившись обо всём, они с Пореем вернулись домой. Но слова Гуляйки крепко засели в голове у Никиты. Долго он над ними размышлял, и в скором времени стал исчезать ночами, неведомо куда? Как только всходила луна, и злые духи безраздельно овладевали пространством, он пропадал! Ходили даже слухи, что он с нечистою связался! С вечера ложился спать, а утром не было его. Куда он исчезал, про то не знал никто! Заметили волков у дома, придут, повоют и уходят, а с ними тень, похожая на человека. Люди, присланные Венедитом, говорили, что это всё проделки ведьмы. А именно Гуляйки. Славилась она как ворожея. Могла и вылечить и зло наслать. Бывали случаи, что дом сгорал сам по себе и скот весь вымирал. Но как бы там ни было, Никита молчал. На все расспросы только пожимал плечами.
       Со строительством детинца тоже не всё шло гладко. Для подвозки леса не хватало лошадей, да и в зодчестве слабы мастеровые были. Избу срубить - одно, а укрепление возвести - другое. Хотя, само по себе место было выбрано исключительно удачно. Со стороны реки крутой обрыв, по сторонам глубокие овраги. Если это укрепить, то
       неприступным будет городище. Работали все: и ушкуйники, и вятичи, и чуди. Торопились до нового снега основательно обосноваться здесь. Порею нравилось, что не было пока раздора, но воздух напоён уж был грозой. А день сегодня выдался как по заказу! Солнечные лучи, блестя и играя, отражались, в ещё мутных водах реки, создавая праздничное настроение. Душа Порея витала где-то в облаках. Подойдя к краю обрыва, он залюбовался простором, открывающимся с высоты птичьего полёта. Широкая река, заливные луга и песня, что раздавалась за спиной. Её, в перерыве между работой, пели женщины. Полноводные воды реки Нукрат, местные жители, давно уже стали прозывать Вяткой. То ли в память о своём племени, то ли для удобства общения. Но такое имя нравилось всем, звучало мягко и певуче.
       Подошёл дьячок. Он заметно подобрел, от бездомного козла осталась только бородёнка, но и она уже не выглядела выщипанной, стала окладистой, солидной. Животик выступил вперёд, а вот нерешительность осталась та же, даже с Пореем, старался держаться на расстоянии. Со стороны, казалось, что он боится сам себя.
       - Что скажешь, дьяк? Нравится? Смотри какая широта, простор!
       В знак согласия, Онуфрий кивнул головой и боязливо взглянул вниз. Справа от обрыва, в Вятку впадала не большая, но глубоководная речушка, в устье которой была устроена пристань для ушкуек.
       - Да! Место лучше выбрать трудно. И главное, удобно как! Вниз головой кого пустил,.. - у-у-у, костей не соберёшь. А кто и сам вон в той речушке сгинет.
       - Не узнаю тебя, дьячок! То о любви толкуешь всем, то мысль паскудную несёшь. - Порею явно не понравилось упадническое настроение дьячка. - Взгляни на всё иначе! Отсюда к нам не подобраться, уж больно берег крут, а мы отпор дадим любому. Построим церковь тут, тебя в святые возведём и в ней тебя же похороним. Согласен?
       - Ещё бы! Честь, какая! Цветы, святой, поклоны! Мечта! - восторгу дьяка не было предела. - Град возвести! Да это нам, как до ветру сходить!...Да только кто из нас не скудный? По мне, так лучше бы обратно! - мечтательно закончил он. - Суровый край, кругом одни болота. Скитанья эти так уж надоели.
       - Терпи! Тебя с собою я не звал, ты сам прибился к нам. И не ропщи! Нам ныне
       плакати не подобает. Подумай, поразмысли, сколь дел нам предстоит. Ко мне, зачем явился? - Порей видел, что дьяк чего-то не договаривает, мнётся, глазёнки бегают по сторонам. Если что замыслил, хорошо бы упредить. - Чего замыслил, говори!
       Онуфрий смиренно, перебирая в руках чётки, с грустью поведал заботы свои.
       - Житейские заботы привели, - осенив себя двуперстием, низко поклонился. - Господь сказал: " Ищи де и обрящешь". Детишек наплодили, пора и к берегу прибиться.
       Порей наморщил лоб, загадками стал изъясняться дьяк.
       - Тебя не понимаю, прибивайся! Место освяти, прибей себя, жену, детишек и строиться начнём! - Он хотел уже было идти, но что-то вспомнив, остановился. - Какой год ныне?
       - Так это,..лето!.. - дьячок задумался, потеребил бородку. - Шесть тысяч,.. кто уже упомнит, столько бродим.
       - Запишешь: основанием селения считать... а впрочем, значенья не имеет! - махнул рукой Порей. - Успеть бы, возвести.
       - То город, то селенье, а звать-то будем как?
       - Кого?
       - Ну вот, опять я бестолковый! - заволновался Онуфрий. - Или не я? Кто головою болен? Ну, стойбище сие! Как будем звать? Олений гон?
       - А почему олений? - оторопел от такого предложения Порей.
       - Ну, потому что расплодились здесь! - убеждённо вытаращил глаза дьяк. - Скажу тебе, что плодородная тут почва. Опять же не для всех! К примеру, ты не плодородный!
       - Тогда уж назови кошачий яр! Приплод как раз кошачий! Бестолочь ты, дьяк! - укоризненно подметил Порей. Звать будем,... как люди назовут! Чего скривился, пёс смердящий?
       - От радости меня перекосило. Наконец-то место мы нашли, где о душе подумать
       можно.
       - Вот и подумай. Так ты ко мне зачем пришёл?
       - Ноги принесли! - отряхивая колени, замялся Онуфрий. Подыскивая подходящие слова, взглянул на небо и решительно изрёк. - Я, батюшка, благословления хотел просить.
       - Я батюшка? - в свою очередь удивился Порей. - Ты, дьяк, в своём уме?
       - И в здравом я рассудке! Ты наш отец! - окончательно утвердил дьяк, упав перед атаманом на колени, как молитву, певуче произнёс. - Оте-е-ц роди-и-мый! Тятя! Родитель мой! Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, мы в бесчестии. Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим.
       Такое поведение дьяка, могло означать только одно - умственное помешательство! Неизвестно, что ожидать от него дальше. Юродивых Порей встречал уже не раз. В Новгороде таких; и любили и ненавидели одновременно. Они старались подражать святому Андрею, когда-то обитавшему на улицах Константинополя. Сейчас и этот упадёт как Симеон Эмесский, задрыгает ногами, предсказывать начнёт и пустит пену изо рта. Площадные представления Порей не любил, не жаловал шутов. Поэтому сразу отвернулся от дьяка и с досадой плюнул. А тот и не собирался заходиться в безумной истерике, наоборот, протянул к нему руки и жалостливо попросил.
       - Родитель мой, благослови!
       - На что тебя благословить? - с недоверием спросил Порей.
       - Который год с отячкой я живу, - с прискорбием сообщил дьяк. Его лицо сморщилось, по щекам потекли слёзы. - Детей - немерян-н-о-о! - плаксиво тянул он. - Которые мои, какие приблудились, уже не разберу, - и уже совсем печально добавил. - А узами семьи не скован. Потому как родительского благословления нет. А без него - судьба не та, сам понимаешь. Сделай милость, будь отцом!
       . Разобравшись в чём дело, Порей расхохотался.
       - Ах, вот как... Но помнится, на днях тебя в лесу я встретил. С другою жёнкой ты что-то делал там, без всякого на то благословенья.
       - О-о-о, то просветлял я! - смутился дьяк. - Учил молиться, ближнего любить. Уж как она была-то рада! С Христом в душе домой пошла.
       - Ой-лй? Смотрю к молитвам рьяный ты.
       - Богоугодное то дело! - спешно и убедительно, словно избавляясь от дьявольского наваждения, сложив двуперстие, Онуфрий несколько раз осенил себя крестом.
       - А если не поймёт кто, небесного знаменья и пришибёт тебя в порыве гнева? - поинтересовался Порей.
       - За что? - искренне удивился дьяк и убедительно добавил. - Всевышний не позволит!
       - Смотри, Онуфрий, я больше за тебя и слова не скажу.
       - Так ты благословенье дашь?
       - Живите с миром! - перекрестил его Порей. - Церквушку строй, чтоб было, где молиться.
       - Премного благодарен, тятя. Отец родной! - дьяк поднялся с колен, стряхнул налипшую землю, вытер рукавом глаза. - Ты видишь плачу я. Слеза святая та! Сколь тронут добротой твоей.
       Но на атамана его слёзы не действовали, других забот хватало.
       - Ты мне мордву, отяков, мари, - всех в христианство обрати! Чай хватит идолам молиться. Тебе поверят, к нам придут. Сей город вместе строить надо.
       - За это ты не беспокойся! - замахал руками дьяк. - Они послушные, как дети. Рвы роют и вал, какой вон навалили. Понятно им, что мы здесь навсегда. Тебя боятся, но больше Упыря, тот их пинает шибко. Чуть что, за сабельку, того гляди, головку срубит.
       - Не вижу в том греха большого, - взглянув ещё раз на простор, Порей направился к строителям. - Нам торопиться надо, пусть подгоняет нерадивых.
       - Всё так. Всё так, - поспевая за ним, соглашался Онуфрий. - Мы все под Богом ходим. Иные, кои посмышлей, уже креститься начинают, а значит, веру нашу признают.
       Неожиданно Порей остановился. Повернувшись к дьяку, пронзительным взглядом упёрся ему в переносицу. В голосе появилась хрипота.
       - У меня к тебе есть просьба, дьяк, - Ты ближе к Господу,...уж и не знаю как там у вас,...к кому мне обращаться? Прошу тебя, воздай молитву во искупление грехов и за спасение души,... Улиты.
       - Всё мается, бедняжка? - сочувственно закачал головой Онуфрий.
       - Какое там, совсем уж не встаёт. - Порей с печалью взглянул на небо. - Не жалует её господь! - Чувствовалось, как не просто ему говорить. По всему было видно, как дорога и близка ему Улита. Переживал он за неё всем сердцем. - Не знаю, что случилось, то ли эта хмарь, болота,...гнус? А может кто проклятье наложил? Сыпь идёт по телу, лихорадит. Что сделать можно, ума не приложу.
       - Оно, конечно, молитву я воздам. Отвар попробую сварить и освящу его молитвой.
       Бог милостив, авось поможет. Но вот беда, не пьёт она его. Уж ты воздействуй, заставь иль упроси.
       А дело было так. Улита как-то позвала дьяка к себе, зачем и для чего Порею объяснять не стала, сказала только, что отвары надо освятить. Но цель её была другая, покаяться хотела. Что отчий дом оставила ради любви к рабу, отца не предала земле, о брате ничего не знает. Словно чувствовала, что жить осталось ей не много. Вот тогда-то Онуфрий и предложил ей свои настои, но она ему в ответ лишь усмехнулась, да ещё сказала; что его отваром, покойных только можно на ноги поднять.
       - Неси свою отраву, попробую уговорить. Сейчас иди, мне поразмыслить надо.
       У Порея в голове давно засела мысль, что как-то тихо всё вокруг. Упрёки кончились, и возгласов о том, что не туда зашли - не слышно. Ужели мир царит средь татей? Надолго ли? Откуда ждать удар?
       - Я исчезаю, тятя! - ласковым голосом проговорил дьяк. И как послушный сын, ещё раз перекрестившись, опираясь на посох, засеменил прочь. - Отвар я принесу! - уже откуда-то издалека донёсся его голос.
       Но как только он забежал за пригорок, оглядевшись по сторонам, облегчённо вздохнув, присел. Усталость в теле чувствовал такую, как будто целый день он лес валил, не зная передышки. Здесь уже можно было не опасаться чужих ушей. И высказать Богу всё; что наболело! Что тяжким грузом на сердце лежит.
       - Господи, прости! Эх, судьбина горькая моя. Зачем проворовался только я? Кого я батюшкой назвал? Большого вора! Убийцу! Кровопийцу! За что? Отец родной! Как бы ни так, отец родной в такую глухомань собачку бы не отпустил. А этот - эвон, жить надумал тут. Градишко де, постройте мне, а кукиш с маслом не желаешь? Сложив из трёх пальцев комбинацию, он повертел ею у себя перед глазами. Оставшись довольным увиденным, рассмеялся и пропел:
       Я за родину за Русь,
       не борюсь и не дерусь.
       Я за всех за вас молюсь.
       Мне не нужны города,
       чуди, мари и Югра!
       - Что? Не нравится? Небось, выкукиш - не кукиш! За кукиш не купишь! Это мы к вам с почтением, княже, дорогой!
       Так, превратившись на минуту в скомороха, он исполнил настоящий Новгородский глум - сатиру на власть, не хватало только гуслей. Низко поклонившись, кукиш вновь ожил и запел, пританцовывая на двух пальцах и выкидывая различные коленца.
       Черти заменили правду,
       поменяли свет на тьму.
       Если песня не по нраву, -
       плюну я на всё, уйду!
       Увлечённый площадным представлением, дьячок не услышал, как сзади к нему подошла любимая отячка, и встала за его спиной.
       - А цем тебе тутоцьки не ндравится?
       - Фу ты, помесь дикая! - от неожиданности, вскочил он. - Напужала как! Чуть башку тебе не отрубил! - Это её дурацкое произношение вместо твёрдого "ч" говорить мягкое "це", давно раздражало Онуфрия. - Нравится мне здесь! Всё нравится! Ты нравишься! Он нравится! Они нравятся! Красота вокруг нравится! Поняла?
       - Поняла. А только сабельки-то нету у тебя! Цем рубить собрался? Ежли принести, так я сбегаю? Я мигом!
       Чёртова баба своим неожиданным появлением испортила ему всё настроение. Так было хорошо, он и кукиш. Выкукиш и он. Как бы спохватившись, дьячок похлопал себя по бёдрам, ища оружие, но его там ни когда и не было. Воин-то он был никудышный. Кроме посоха нет ничего. Но баба место знать должна! Поддёрнув рукава рубахи, набычившись коровой, грозно так, предупредил.
       - У меня и руки мощь имеют! Слона свалю! - Видел он на картинке такое заморское животное. Сжав кулак и выпятив вперёд грудь, дьяк широко размахнулся, да так, что кости захрустели. И надо же случиться, заклинило ключицу, рука как плеть повисла. Пронзительная боль и вскрик лишь, - Ой-и-и! - не рассчитал Онуфрий силы, но знать должна жена каков он есть на самом деле. - Порою так ударю, дуб не устоит! - с трудом договорил он.
       - Не-е-ет, ты попик гнилостный! - не поверила ему Оприна. - Видала я, как при Кокшарове ты ручками махал. Так махал, так махал... всё думала, когда устанешь? Не то, что дуб, осинка не упала.
       - Молчи, неверная! Что понимаешь в ратном деле ты? - Онуфрия задело за живое, что о нём так неуважительно отозвались. И кто? Жена! Пусть не законная ещё, но всё ж! Она должна гордиться им, поддерживать во всём! Он для неё Христос! А раз Христос, то где псалом? Где пение хвалебное ему? Нет! Нет разуменья у неё! Что с курицы возьмёшь? Но ссориться сейчас не время. - В битве главное рассудок здравый и разум иметь надо.
       - А с бабами чужими по лесу шастать, чего надо? - наивно спросила отячка.
       Дьяк оторопел. Ну, надо же! И это знает! Следит за ним зараза! А где-то в подсознании мысль свербит, а может, проверяет просто? Благочестивый сделав вид, Онуфрий пояснил.
       - То просветляю я! Знай, не ты одна в темноте пребываешь! - перекрестив Оприну, поучительно добавил. - Я людям свет несу. Из тёмных углов подземелья, путь к солнцу указую. Просветлять и наставлять - сие есть служба моя Господу! - подняв с земли аккуратно обструганную палку, служившую посохом, Онуфрий подметил. - То труд непомерный! И глаз чужой вредит! А ты почто следишь за мною?
       - Я то?
       - Ты то! Твоё место где? - грозно стукнул посохом о землю дьяк.
       - А я цё? А я ни цё! - присмирела Оприна. Её хитрые глазёнки, вновь, по-собачьи преданно уставились на дьяка. Весь её облик выражал готовность выполнить любой приказ хозяина, скажет в омут с головой, прыгнет хоть сейчас! Но лучше с веничком, да в баню, грешны косточки, слуге Христа пропарить. - Я мыться звать тебя пришла!
       - Мой с атаманом разговор весь слышала?
       - А как же? Чай не глуха кака! - искренне удивилась отячка.
       . - Придётся мне тебя утопить!
       - За что?
       - Из бесовского ты племя! - в праведном гневе заключил дьяк. - Свой нос суёшь в дела господни! За что гореть тебе в огне!
       - В огне не тонут люди! Ты вот всё просветляшь, просветляшь,.. а нет, чтобы зверушку какую убить. - Голос Оприны задрожал, появились слезливые нотки. - Робёнки есть хочут. Я чем кормить должна?
       Онуфрий задумался. Права была отячка, он и сам есть хотел. Намедни, даже украсть пришлось у Фрола, вшивое ухо от кабана. Вот построит церковь, народ дары к нему и понесёт, вот тогда и сыты будут! А пока терпеть придётся.
       - Ты местная, лес знаешь хорошо, сама за мясом сбегай, не трудно ведь! - поправив нагрудный крест, добавил. - А мне мой сан не позволяет. Вас - стадо дикое - мне к Богу надо привести. Не то подрастеряю, то-то наказанье!
       Оно и, правда, охотник Онуфрий был так себе! Как ни приучали его в детстве силки ставить, петли вязать, всё впустую. Не шла наука впрок. Единственное, что он одолел легко, так это грамоту, на бересте старался записать всё, что велел господь. Потом другим передавал, какой великий грех убить, иль своровать! Но Бог-то далеко, а деньги рядом! Вот и попутал бес, и он вошёл во грех! Теперь же миссия его предупредить, искоренить бесовские соблазны.
       - И я видала стадо! Кабанчики, хорошие такие! - понизив голос, зашептала Оприна. - Пойдём, завалим одного и всю семью накормим.
       Нет, языческий не внемлет разум, что завещал Господь, в сердцах подумал дьяк, но проповедь продолжил.
       - Всему живому Бог дал жизнь! И только он, забрать её, имеет право.
       - Ребёнки плачут, жалко. Ты атамана батюшкой назвал, так попроси тогда его, пускай накормит нас, - пытаясь разжалобить дьяка, слезливо предложила отячка.
       Вот кто бы это говорил? Привыкли дикари жить по законам леса, не ведают, что есть культура! Правила! Их надо соблюдать!
       - Того обычай требует! У каждого родитель должен быть! А ты ещё умом не доросла, чтобы понять, где батюшка, а где отец! Возьми меня,...
       - На кой ты мне? Не хоцю!
       - Запомни, что я говорю! - уверенный в своей непоколебимой вере, Онуфрий продолжал наставлять. - Кто соблюдёт слово моё, тот не умрёт вовек! Я потому и просвещаю! Ты в дом чужих детей понатаскала, а я кормить их должен?
       - Так вы же мамок их поубивали! А малым им, куда идти? Ты сам сказал, хочу, мол, мужем быть, отцом родным детишкам называться.
       - А кто я им? Отец и есть!
       Дьячок вдруг сник, взгляд потускнел, исчезла праведность, уверенность в себе. В каком-то внутреннем бессилии, с дрожью в коленях, он опустился на землю. Вспомнилось ему как он, семи лет отроду, в стогу сена замерзал. Шведы тогда внезапно напали. Всю семью вырезали, а он сумел убежать. Сначала скрывался в лесу, потом скитался где попало, подаяние просил. Пока его монашеская братия не подобрала. Сколько он тогда натерпелся, настрадался! Бывало, что по три дня, крошки хлеба во рту не было. И всё из-за того, что кто-то лёгкой добычи жаждал, за счёт других хотел жить. Напали, убили, добычу забрали, ушли, а ты живи себе дальше, гуляй!
       - Ну, виноватый я. Так оно и жизнь виноватая! - с неподдельной горечью и состраданием воскликнул дьяк. Вспомнилось ему детство, и давно забытая жалость ко всему живому проснулась. - Вона как мотает! Тут кровь, там любовь!
       - Да ты про кабана не думай, я и сама его добуду, чай не впервой! - заметив перемену в настроении дьяка, пожалела его Оприна. Присела рядом, взяв его под руку, прижалась, всё-таки любимый и родной. - Прости тебе Христос!
       - Ты думаешь мне по нутру, что столько жизней загубили? Я вон и к пиву пристрастился, - почувствовав её тепло, горестно продолжил дьяк. - Оно бы бросить, ан не могу, сил нет! Куда гребу, супротив волны не вижу. А детишки хороши! С Божьей помощью прокормим! Такая жёнка Богом мне дана! - он потянулся к ней поцеловать, но помешал не ясный чей-то говор и шаги. - Чу! Там кто-то есть. Слышишь, разговор ведут?
       - Упыря это! Драпать надо! - голос ненавистного норманна, Оприна узнала сразу. - Вот он бес-то твой! Лихо замышляет! - зашептала она в ухо дьяка. - Бежим.
       - Поздно уж, заметят! - Онуфрий осторожно выглянул из-за пригорка. - Тревожно что-то мне. Ругаются-то как!
       - Он завсегда кричит! Потому как мамка в детстве титьку не давала. Без молока мальчонка рос. - Оприна приподнялась и тоже стала выглядывать говоривших. - Послушаем, а вдруг про нас?
       - Тише, веткой не хрусти! - пригнул ей голову дьячок и приложил палец к губам. - Приметят, убьют!
       Затаив дыхание, прислушались. Невдалеке от них остановились трое. Украдкой выглянув из-за пригорка, Онуфрий успел хорошо разглядеть Упыря. Тот был явно чем-то недоволен и постоянно перебивал, возбуждённо говорившего Фрола.
       - Ты толком говори, что видел!
       - Войско - огромадное! - вселяя в души собеседников страх, таинственно зашептал Фрол. - И прямо на меня! А я лежу. Меня не видно. Ну, думаю, растопчут. А они - топ-топ, топ-топ, как будто не идут, по воздуху плывут. Я им кричу: - "Куда вы прёте, черти?" Молчат. Ну и дал я дёру.
       - Сомневаюсь я. Откуда чужакам здесь взяться? - не доверчиво спросил Ноздря. Он внимательно слушал Фрола, не забывая при этом озираться, опасаясь чужих ушей. - Может, атаман готовит что?
       - Привидения это. Говорю вам, убиенные нам мстят! - После потери Бажены, Фрол стал сам не свой. С виду, вроде бы нормальный, рассуждает здраво, а иногда как полоумный, быстро, быстро что-то говорит, потом вдруг захохочет и уйдёт.
       - Да какие, к чёрту, привидения? - раздражённо прервал его Упырь. - Пугает тебя кто-то! Или сам умом рехнулся. Ты о другом ответ держи, ты с нами, али как?
       - Боязно. А если вдруг,...оно как выйдет всё иначе? - Фрол пытливо взглянул на Ноздрю. - Тогда куда?
       - Боязно и нам! - презрительно отвернулся от него Ноздря. - На такое решиться не просто, да и плата немалая.
       - Что вы всё кругами? Всё около, да как-то! - терял терпение Упырь. - Ноздря, ты не
       крути, не выворачивай. Говори прямо, что животы положить можем! А можем так всё повернуть, что каждый князем станет, боярином или купцом!
       - Да ты себя уже назначил князем! - загадочно заулыбался Фрол. Было видно, как в его голове что-то созрело. Он неожиданно, хлопнул в ладоши, и весело притопывая, громко пропел;
       Дело было в давню пору,
       Еще не было простору
       Ни Порея, ни Ноздря,
       Только хрена Упыря.
       Эта несуразица, в устах танцующего Фрола ошеломила заговорщиков так, что они просто замерли в оцепенении. Не могли взять в толк, причём тут хрен, причём Порей?
       - Что ты воду мне тут мутишь? - опомнился Упырь. - За мною вся ватага встанет! - схватив танцора за шкирку, слегка его приподнял. - Не смей шутить со мною! Яйца оторву!
       Скривившись от неудобного положения тела, дрыгая ножками, Фрол согласно закивал головой, но всё-таки допел:
       Так бы деды и чудили,
       Возле идолов кружа
       Да какому-то мудиле
       В жопу въехала вожжа!
       - Что? - в бешенстве зарычал Упырь. - Я тебе въеду! Я так тебе въеду!
       - Оставь его! Не видишь, он опять не в себе! - заступился за друга Ноздря. - Подумай лучше, остальные как? А если вятичи поднимутся супротив нас?
       - Как поднимутся, так и полягут! - сжав, свои собачьи челюсти, сурово пригрозил Упырь. - Куда им без оружия? - небрежно оттолкнув от себя Фрола, добавил. - Кишки атаману размотаем, все к нам примкнут. Деваться боле не куда.
       Притаившийся дьяк, скорчив не довольную гримасу, с интересом слушал и наблюдал за странной компанией. Но как только он понял, о чём идёт речь, разволновался не в меру. Если Порею, не приведи Господь, вспорют живот, то его божественные внутренности, на деревенском торжище, обязательно окажутся рядом, продадут не задумываясь. Упырь его не пощадит! Рисковать своей требухой, пусть даже и святой, не входило в планы дьяка. И утроба услышала его. Почувствовав неладное, тут же заурчала и выдала шипящий тихий звук.
       - Ой, мати моя, чем это запахло? - принюхиваясь, прошептала отячка.
       - Изменой пахнет тут! Не чуешь что ли? - так же шепотом ответил дьяк.
       - Чую! Дышать аж невозможно. - Оприна зажала пальцами нос. - Вонят-то как измена эта!
       - Пресвятая Богородица, чего удумали, отродье! - Онуфрий сжал кулак. - Ну, я вам покажу! Да я вам,...я вас,.. - но через мгновение его кулак разжался, и он застыл с раскрытым ртом.
       Что-то показать помешал Фрол. Его дар видеть привидения как наяву, теперь позволил слышать голоса. Он весь напрягся, поднял палец вверх.
       - Чу, слышите? Опять они! Пришли и затаились, ждут!
       - Я ничего не слышу, - насторожился Ноздря.
       - Чудится ему, - неуверенно закрутил головой Упырь, и потыкал пальцем в висок. - Сам говорил, что у него с башкой того,.. иди в кустах проверь, а я бугор тот осмотрю.
       - Ну, Фрол! Ну, ворожей! - подозрительно вглядываясь в заросли кустарника, Ноздря направился в самую его гущу. - Нашлёшь на нас беду. Если нас услышал кто, конец!
       - Тикай! - только и успел сказать Онуфрий.
       Изворачиваясь ужом, скользя по земле как по маслу, он быстро скрылся из виду. А перепуганная отячка, хлопая ресницами, только успела икнуть. Его призыв тикать, возымел обратное действие. Заметив приближающегося Упыря, страх сковал движения Оприны.
       - Сейчас он нас зарубит! - испуганно зашептала она. Тело не слушалось, зубы стучали, как молоток по наковальни.
       - Ко мне, ко мне ползи! - с широко раскрытыми глазами, выглядывая, словно перепёлка из травы, позвал её дьячок.
       Спохватившись, что время уходит, и она может безвременно скончаться, как и её любимая тётушка, поевшая грибов. Оприна, взяв себя в руки, бросилась на землю. Распластавшись словно ящерица, упираясь ногами, гребя, как вёслами, руками, она животом почувствовала, могильный запах тлена, но спасение было близко. Ещё два взмаха, ещё рывок и она в объятьях дьяка. Ещё пуще заработав конечностями, вгрызаясь ногтями в траву, раздирая до крови колени, она как огромный, раненый кузнечик, прыгая на животе, наконец, добралась до любимого мужа.
       - Страшён-то как! Зверюга, да и только! - радостно улыбнулась она, увидев счастливое лицо дьяка. - А я какая, а? Умная и хитрая лиса!
       - Какая? Какого лешего тебе тут надо было? Чего сюда проперлась? Спасай тебя теперь! - Не разделил её радости дьяк. - Зри в корень! Мы тут с тобой на поле брани! Один не верный шаг и всё,.. считай того.
       Подойдя к тому месту, где только что сидели невольные слушатели, и никого не обнаружив, Упырь вернулся обратно. С таким же успехом, чуть не выколов себе глаза, громко вспоминая чью-то мать, шарил по кустам Ноздря.
       - Нет тут никого! - громко заявил он.
       Но указующий перст Фрола, по-прежнему предупреждал о нависшей угрозе. Он его держал как свечку, прямо перед собой, не шелохнувшись, не обращая внимания на подошедших сотоварищей.
       - Сам поразмысли, - обращаясь к Ноздре, продолжил свою мысль Упырь. - Зачем нам это надо? Град надумал ставить он! Неча из нас зодчих устраивать! Мы зачем сюда шли?
       - Бежали! - всё ещё глядя на свою свечку, с безразличным спокойствием ответил ему Фрол.
       - Плыли! - поправил его Упырь. - Волю искали! А он нам - детинец строить! А воля набегами сильна! Уж я-то знаю, верьте! И ты, убогий, муть не поднимай! Иль выдать нас решил? Ох, зря связались мы с тобой! - с не доброй интонацией угрожающе закончил он.
       - Фрол не из тех, кто продаёт! - успокоил его Ноздря. - Кузнец, ты не молчи, скажи нам своё слово.
       - Что говорить? Могилу, так и так мы не минуем, вопрос один - как нам туда удобнее попасть? В набеге, в брани, аль от своих конец принять? Дьячка спросить бы надо.
       Фрол говорил правду. Ему было действительно всё равно. Жизнь для него потеряла всякий смысл. Нет жены, от которой он так ждал ребёнка, нет семьи, нет ничего; ни радости, ни горя. И в этом он винил Порея. Считал, что если бы не он, с его затеей брать Кокшаров, то нянчил бы сейчас он сына. Зная его настроение, Ноздря и подъехал к нему с предложением сменить атамана.
       - С дьячка особый спрос! - Упыря сейчас волновало другое, не побежит ли Фрол к Порею? Уж больно с головой не дружит он. - Ты мне яснее разъясняй, на бунт согласен или нет?
       - Ноздря сказал, что атамана ты порубишь сам. - Оторвавшись, наконец, взглядом от своего пальца, Фрол перевёл его на Упыря. - Зачем тебе моё согласие?
       - Да зарубить-то не проблема. Ватага как воспримет? - всё ещё сомневаясь в решении кузнеца подержать их заговор, задал вопрос он. И сам же на него ответил. - У людей доверие есть к тебе. За тобой потянутся другие. Иначе искромсать на мясо могут нас.
       - Могут! - согласился с ним Ноздря. - Чуди как раз мясо сейчас вялят.
       - Ноздря, ты на язык толковый, смекай, как бунт нам выставить? - не одобрил его шутку Упырь. - Чтоб правы были мы! Фрол, ты тоже думай!
       Сделав умное лицо и хлопнув себя по заднему месту, Фрол подпрыгнул и пропел:
       - Если нету головы, думай жопой, как и ты!
       На эту выходку кузнеца Упырь реагировать не стал, что с больного взять? Высоко в небе показалась стая уток. Впереди летел вожак, широко раскинув крылья, уверенно вёл за собой доверившихся ему птиц. Уставшие за длинный перелёт, они искали место для отдыха, и знали, что каждый взмах крыла приближает их к счастью. Совсем скоро доберутся они до конечного пункта, выведут птенцов, вырастят их, воспитают и опять в дорогу. Залюбовавшись свободным полётом птиц, Ноздря вспомнил, как и они с Пореем, глядя в бескрайнюю синеву, мечтали: о свободе, вольности, о том, что бы вернуться в родные края. Мечта сбылась наполовину, свобода есть и воли вволю! Сидят они в тайге и ждут дружину княжью, когда придут сюда мужи и уничтожат их. Подбили вожака, и без него распалась стая, Порей стал слаб, руководить не может. Теперь и сам он друга предаёт! Но так велит судьба, чтоб выжить остальным, вожак другой им нужен.
       - Тут хитрость нужно применить, - задумчиво проговорил он. - К примеру, так: пойдём осматривать мы местность, уйдём подалее, в болота,...Упырь, ты помнишь, как тонул? Как Василиск тащил тебя в трясину? Вот, и поведаем толпе, как чудище на нас напало. Скажем, что утоп Порей! Атаманом выберем тебя, а я - сподручный твой.
       Кивнув головой, в знак согласия, Упырь довольно усмехнулся. Про Василиска тогда складно вышло. Дьячок болтал, а он молчал, пусть думают, что тварь болотная живёт и здравствует, так больше страха будет! Разубеждать не стал, негоже выглядеть беспомощным глупцом. План с чудищем понравился ему, вот только надо бы предлог найти, чтоб вытащить Порея на болото. А с этим справится Ноздря.
       - Ты друг его, тебе он верит, вот и найди причину в лес уйти.
       Молчавший до этого Фрол, опять проявил не нужную активность. Тихонько, но язвительно пропел:
       - Кол, верёвка и сосна,
       будут с вами навсегда!
       Если нету головы,
       Знает зад, что впереди!
       - Что ты заладил одно и то же кол, верёвка! Никто тебя на кол не посадит! - Нервы у Ноздри были уже на пределе. И так на душе тяжело, и этот ещё своими глупыми припевками страсти накаляет! - Всё будет хорошо!
       - Хорошо, это когда всем хорошо! - Фрол опять, назидательно, ткнул пальцем в небо. На кольях нам сидеть! - и уверенно предостерёг. - Ты, как сподручный, первый сядешь. Упыря рядышком пристроим. Ватага атамана признаёт! Другого им не надо. Без полного согласья вече, не справиться нам будет.
       - Ежели, кто против будет, поломаем! - уверенно заявил Упырь и взял за горло Фрола. - А ты дурачиться мне брось! Не в кости мы играем!
       - Какие игры? - спокойно возразил Фрол. - Порея уберёте, и сразу же в набег идите! К булгарам там,..или ещё куда,..народ за это вам спасибо скажет и дьяк благословит.
       - Чуть не забыл про дьяка! - хлопнул себя по лбу Ноздря. Он всё ещё был в волнении, настороженно оглядывался и прислушивался. - Дьячок с нечистой связан, всё бесов вспоминает, куда-то призывает их! Проклятие может наложить! С ним надо что-то делать!
       - Уж этого я первым вздёрну! - успокоил его Упырь.
       Онуфрий, лёжа в траве и слышавший весь разговор, скривился.
       - Меня? За что? Я спас его, а он!
       - За просветление твоё, однако! - предположила, лежавшая рядом, отячка. - Ишь, тебя боятся как!
       - Я Божий человек! И тронуть меня не моги! - слегка повысил голос дьяк.
       - Тебя не трогать будут, весить! - глядя на то, как испугался дьяк, участливо посочувствовала ему Оприна.
       А Фрол опять насторожился. Приложил ладонь к одному уху, к другому, но вокруг было тихо, только щебет птиц и ветра шум. Толкнув локтём в бок Ноздрю, прошептал.
       - И я о том же говорю! С нечистой связан он! Я явно слышал голос дьяка, а привидения не видно! - и уже отойдя немного в сторону, засомневался. - Неужто заболел? Иль в самом деле с головою что-то? Пойду, прилягу, полежу.
       - Куда? - остановил его Упырь. - Уже сбежать надумал?
       - А Фрол ведь прав! - вмешался Ноздря. - Ватага атамана признаёт. Вот если слух пустить, что нами баба правит, что всем руководит Улита, тогда мы без труда народ поднимем.
       - Да так оно и есть! - вспомнил про свою Бажену Фрол. Она тоже любила командовать, однажды, даже корову заставила взять с собой. - Улита всем руководит! - убеждённо заявил он. - Надумала купальню строить, и мужикам команды раздаёт, а где настил, где сход поставить. И бабы за неё горой! А мужики - за баб! Правда нездоровится сейчас ей, захворала.
       - Так может, отравить её? - подхватил его мысль Ноздря. - Ей всё одно - в могилу. Дьячок, он травки знает, подсунет ей...какую,...
       - Вот и займись дьячком! - потёр руки Упырь. - Ну что, Ноздря, разбередим ватагу?
       - А ты помягче будь, тебя боятся все.
       - И правильно! Не жёнка я, какая!
       С этими словами, огромная фигура Упыря, тяжёлой походкой, направилась к строящемуся детинцу.
       - Пойду и я! Дьячка искать! - глядя ему вслед, проговорил Ноздря. Потом перевёл взгляд на Фрола. - А ты смотри, не вздумай что-то сообщить Порею.
       - Я слово не меняю!
       На этом разговор закончился и заговорщики разошлись. А дьячок, ошарашенный услышанным, сидел и тёр руками виски.
       - Ну-у-у, дела-а-а! Слыхала?
       - Слыхала, только вот не поняла, тебя когда повесят, после или до?
       - Чумичка дохлая! - стукнул её по затылку Онуфрий. - Язык бы тебе оторвать! Травить я должен!
       - Отяцька я! - отмахнулась от него Оприна. - Так и чего сидим? Пойдём, отравим!
       - Ай-и-и, лихоманец какой! Чего удумали! - качая головой, продолжал сокрушаться дьячок. - Но они ещё не знают кто такой Онуфрий!
       - Так и никто тебя не знает, даже я! - развела руками Оприна. - Хоть бы меня когда просветил, а то ить скуцьно мне без мужика-то!
       - Година ныне суровая! - прикрикнул на неё дьячок. - В живых остаться бы! Пойдём, заварим зелье, да и заглянем к атаману.
       Хоронясь от чужих глаз, они, наконец-то, выбрались из своего укрытия и молчком, полусогнувшись, не большими перебежками, направились домой. День уже не казался таким хорошим и светлым. С самого утра, одни неприятности. Сначала солнце припозднилось, взошло не там и как-то криво! Потом Порей с его благословлением, теперь Упырь, с верёвкой и отравой. Ну почему, в который раз, ему приходится решать дальнейшую судьбу под лезвием меча? Сначала Новгород, с его законом о ворах и испытанием железом, потом ватага, где насилье и убийства! Теперь вот выбрать надо, залезть в петлю иль отравить кого! Нигде спасенья нет! Знал бы наперёд, так лучше б в Киев убежал.
       - От кого так прячешься, Онуфрий?
       Прямо перед ними, как из-под земли, вырос Никита. Добродушно улыбаясь, зажав в зубах листик щавеля, он весело смотрел на странную парочку, присевшую от неожиданного приветствия. А ведь ночью он опять исчез, дьяк специально проверял. С осиновым крестом в руках всю ночь провёл в засаде, возле дома. И ждал, когда нечистая с Никитой выйдет на разгул! Но тот перехитрил, удрал в окно или в трубу! И вот он здесь! Ну как такое может быть, без помощи бесят?
       - Ты тут один? - крестясь и высматривая по сторонам нечистую силу, осторожно спросил дьяк.
       - А с кем я должен быть?
       - Ну, мало ли?... Свет ещё блуждает во тьме, но тьма не одолеет его! - на всякий случай, дьяк наложил крест и на Никиту. - Тебе чего?
       - Помочь хотел. Думал, гонится за вами кто! Карачун не праздник! Вдруг волк или медведь! Дай, думаю, спасу, авось зачтётся мне! - с любопытством взирая на растерянного дьяка, продолжал улыбаться Никита.
       - Да, нет! Иди своей дорогой, Мы травы собираем тут! - со знанием дела, Онуфрий выдернул из земли пучок осоки, попробовал на вкус и с отвращением сплюнул. - Слышал ведь, Улита помирает. Порей просил меня отвар ей приготовить.
       О болезни Улиты знали все. Но то, что она помирает, Никита услышал впервые. В последнее время он мало интересовался жизнью ватаги, на то были свои причины. Но атамана и Улиту почитал, считал своей семьёй. И что бы с ними не случилось, горе будет и его! Благостное настроение исчезло мгновенно.
       - Не знал, что ты теперь ещё и знахарь! - вырвав из рук дьяка осоку, Никита со злостью отшвырнул её в сторону. - Не смей давать ей ничего! Порею передай, пусть ждёт меня! Ты слышал дьяк! Пусть ждёт меня, я скоро! - с этими словами он исчез, так же не заметно, как и появился.
       - Видала, как он беса оседлал? - неприязненно подметил Онуфрий. - А тот под ним не пикнул даже! Взлетел и был таков! - указывая рукой на небо, добавил он уныло. - Ужо и днём Аидовы врата открыты!
       Дьяк был убеждён, что Никита, если не сам бес, то прямой потомок его. Как и всякая подобная сволочь, умеет перевоплощаться в гада или человека! Ушёл ведь ночью невидимкой! Не зря в народе говорили, что оборотень он. Даже после брани, царапин нет на нём. А это явный признак колдовства!
       - Опять у тебя бесы кругом! И почему, я их не вижу? Пошли уж, просветимся что ли! - потянула его за рукав Оприна. - А то тебя ведь скоро весить будут, не успеем.
       На её слова, дьячок не отреагировал, только безнадёжно махнул рукой и тяжело вздохнув, зашагал к дому, готовить отвар.
       А в это время, взмыленная лошадь уже остановилась прямо у крыльца бревенчатой избы. Соскочив с неё, Никита торопливо вбежал в горницу, стукнувшись о притолок так, что мигом засияли звёзды в голове. И впереди, лишь млечный путь лежал.
       - Ой, бля! - только и успел сказать он. - Дома есть кто или нет?
       Не дождавшись ответа, шатаясь, дошёл до середины комнаты и огляделся - никого, будто вымерли все! Про себя успел подметить, хозяева где-то рядом, были здесь недавно. В печи ещё дымились угли, и воздух напоён ореховым ароматом полбенной каши. Сообразив, что искать нужно на заднем дворе, бросился туда, но и там никого не обнаружил. Вернувшись в горницу сел на лавку, с мыслями, что делать дальше? Как быть? Что предпринять? Но думать не мог, мешала боль в мозгах, после такого сотрясения, им нужен был покой.
       Его размышления прервал Венедит. Он вошёл как грозовая туча, хмурый и ненастный! В глазах уж молния сверкала, в руках кистень зажат. Если таким приложиться, о здоровье можно и не вспоминать.
       - Ну? - пробасил он. - Животное, зачем загнал?
       Поднялся и Никита. С опаской поглядывая не кистень, ответил.
       - Гуляйка мне нужна!
       - Ах, вот как! И по какому же обряду, на дохлой лошади к невесте приезжают? - не скрывая гнева, спросил Венедит. - Ты думаешь, не знаю я, что ты давно уж поселился у меня на сеновале?
       Глубоко внутри у него уже закипала чаша гнева, готовая вот-вот вырваться наружу. Глава племени во всём старался чтить и соблюдать традиции отцов. Считал, что только так род может сохраниться. Всё новое губительно для молодых умов! Как чуждая им вера, пришедшая из-за морей. Но вот за дочерью не усмотрел. Любил её безумно и доверял всецело, и выбор жениха, как прочие отцы, не стал брать на себя! А как открылась связь её с Никитой, в такую ярость впал, что был готов убить её на месте! Такой позор смывает только кровь! Но у Гуляйки в жилах тоже тёк не квас ячневый! В выборе своего избранника она была непреклонна, после долгих пререканий, слёз, угроз и ласки, убедила отца ждать сватов. И вот дождался! Только не сватов, а гостя, посмевшего сложившийся устой нарушить! Примчался, как к себе домой, вошёл без приглашенья, ещё и дочь потребовать посмел. Не знает пришлый новгородец, горе тому, кто обиду нанес! Перун и Велес охраняют род старинный! Они помогут, встанут на защиту! Так было всегда! Так будет и впредь!
       Припухший глаз прикрыв, другим слегка кося, куда-то на восток, Никита низко поклонился.
       - Я виноват! Прости! Будут и сваты! - и в оправдание, молвил. - Я ждал, когда оправится Улита, она мне мать, Порей отец! Я праздника хотел, - в горле у него запершило, он закашлялся и, хватая ртом воздух, закончил. - Гуляйка мне нужна! Улита умирает.
       Очевидно, его слова произвели впечатление на Венедита. Взгляд его заметно подобрел и в голосе пропала сталь. Отложив кистень в сторону, подошёл к Никите и участливо спросил:
       - Что с ней?
       - Не знаю, - пожал плечами он. - Гуляйка может ей помочь! Она и травы, духов местных знает! Ваши люди говорят, что заговор её любой недуг снимает.
       - Что есть, то есть! Ей чары мать передала, - вспомнив прошлое, как он сам когда-то умирал от загадочной болезни, задумчиво проговорил Венедит. - Меня спасла. Ворожея та ещё была! Улиту я не знаю, но горю помогу! - вернувшись к дверному проёму, крикнул куда-то во двор. - Гуляйка!
       На его зов тут же откликнулись.
       - Иду! Чего тебе?
       Спустя минуту, с лукошком в руках, в горницу вошла Гуляйка. Увидев Никиту, замерла от неожиданности. Ещё и полдня не прошло, как они расстались. Рано утром, с первым петухом, нацеловавшись вдосталь, он ей сказал: - "Горлица моя! Краса небесных звёзд! Нет ничего дороже любви твоей! Сегодня же поговорю с Пореем и жди сватов!" И на тебе, вдруг, взору предстаёт любимый с синяком. Лежит кистень, стоит отец и в воздухе витает призрак карачуна. Когда кулак успел он приложить, избраннику на глаз, она лишь на минуту вышла? Первое, что ей пришло в голову, встать между ними. И не допустить смертоубийства! Бросив лукошко на пол, с решимостью умереть вместе со своим ненаглядным, она шагнула вперёд и дерзко бросила отцу.
       - Ты хуже тати! За что его? Бей и меня! Мой выбор сделан! Я с ним умру!
       - Умирай, кто против? - спокойно ответил Венедит. - К тебе жених приехал! - Горе у него.
       Гуляйка перевела взгляд на Никиту. Тот, не скрывая своего восхищения поведением любимой, моргал подбитым глазом и восторженно наблюдал за нею. Заметив, его влюблённый взгляд, она тут же смутилась, подошла к нему ближе спросила:
       - Что случилось?
       Ответил Венедит.
       - Коня я дам, езжайте! И с доброй вестью возвращайтесь.
       Растроганный таким к себе отношением, Никита вскочил и в порыве чувств обнял грузного Венедита. Выражая признательность, прильнул к нему, как листик к дубу.
       - Не враг я, друг!
       - Ну, полно рюмиться! - аккуратно отстранил его от себя Венедит. - Дочь поможет, если сможет.
       - Да что случилось? - совсем растерялась Гуляйка. - Куда должны мы ехать?
       - Пойдём, я по дороге объясню, - заторопился Никита, и взяв её за руку, вышел во двор. А торопиться надо было им, события происходили стремительно.
       Когда Порей, стараясь не нарушить тишину, тихонько отворил дверь, его тут же остановил оклик.
       - Порей.
       - Я здесь! - поспешил ответить он и, стараясь ступать бесшумно, приблизился к деревянному топчану, на котором лежала Улита. - Разбудил?
       - Я не спала, - поправив укрывавшую её овчину, успокоила она его. - Уж ты меня прости, совсем плоха я стала.
       - Ну, что ты! Что ты! Лежи! - аккуратно присев к изголовью, Порей погладил её по голове и склонившись поцеловал в губы. - Рано суетиться. Как чувствуешь себя?
       - Да я совсем здорова, - улыбнувшись, слабым голосом ответила она. - Подняться только не могу! А так, совсем молодка.
       - Сегодня дьяк настой тебе сготовит, прошу тебя, не выливай его! - умоляюще попросил Порей. - Кто знает, может быть поможет! Бывает, выпил - и здоров! Знаешь,..
       - Знаю! Не забывай кто я. Тебя вот выходила,.. - взяв его руку, Улита с нежностью погладила её. - Какой ты у меня красивый! Расскажи, что делается в поле? Как рать твоя? Я ничего не знаю уж, сколько дней в неведенье лежу.
       - Да неча и рассказывать! - пожал плечами он. Не хотелось ему понапрасну волновать и без того слабую, дорогую его сердцу возлюбленную. Уж если слово молвить, то радость принести. Поэтому старался говорить неопределённо. - У нас затишье, никто не прекословит, поём, работаем, смеёмся.
       - А что же у меня тогда так сердце ноет? Тревожно на душе,.. - крепко сжав его руку, Улита на минуту затихла. Тревога эта была не напрасной, зрело что-то и она это чувствовала, каким-то внутренним взором видела грозные тени, слышала голоса. - Ты береги себя, умру - кто выходит тебя?
       - Пустое! Болезнь и хворь тебя тревожит, - старался успокоить её Порей. - Знаешь, иногда мне тоже тяжело дышать. Как будто зверь, какой внутри сидит. Когтями вцепится и просится наружу. И я его боюсь, когда-нибудь он разорвёт меня. А ты поправишься, всё будет хорошо. И не волнуйся понапрасну, остановить меня никто не в силах!
       - Скажи, тебе ещё я нравлюсь?
       - Ты свет мой и помощница моя.
       Улита радостно заулыбалась, её глаза засветились счастьем, какое человек может испытывать, только находясь рядом с любимым. Знать, что ты ещё кому-то нужен, уже есть великая радость, ниспосланная нам свыше! Но понять и осознать это сердцем и умом, можно только в трудные минуты жизни. Вот и она, постигла истину любви, когда уж выразить её не в силах. Вытянув руки вперёд и глубоко вздохнув, прошептала.
       - Так поцелуй меня! Деньки мои последние, люби меня, люби. Твой поцелуй горячий
       мне силы придаёт. Молиться буду за дела твои, чтоб всё, что ты задумал, воплотилось.
       - Люблю! Люблю тебя! - страстно покрывая её лицо горячими поцелуями, зашептал в ответ Порей. - А град мы вместе возведём. Ты только потерпи. Я верю, дьяк поможет.
       - Нет, атаман, пробил мой час! - наслаждаясь нахлынувшей любовью, Улита впилась последний раз зубами в губы атамана и резко отстранила его от себя. - Ты схорони меня, где берег крут. Тогда парить я стану над простором, придёшь ко мне, я птицей вольною с небес к тебе спущусь.
       - Не плачь! Не плачь! Скажи, что сделать мне? Я жизнь готов отдать! - дрожавшим от отчаяния голосом спрашивал Порей.
       - Любовь моя, дай слово мне, что ты один не будешь. Была тебе опорой крепкой я.
       Всегда плечо подставлю. И в радости, в печали - вместе были мы. Теперь же обещай, что жёнку верную найдёшь взамен меня. Хочу, чтоб кто-то рядом был с тобой. Печаль и скорбь они ведь вместе ходят.
       - Ты вся горишь! - целуя её лоб, встревожился Порей.
       - Любовь во мне пылает, - опираясь на руки, приподнялась Улита. - Задыхаюсь. Ты выведи меня на свежий воздух. С ватагой дай проститься. Чтоб имя, злом не поминали и на могилу плюнуть не смогли.
       - Слова твои, как нож! - замотал головой Порей. - Смотреть тебе в глаза и видеть, как ты умираешь... Я не могу! Прошу ещё немного потерпи, отступит смерть!
       - Бог свёл нас, рать венчала,... - окончательно поднявшись, Улита перекрестилась. - Теперь же грех я понесу на всепрощенье.
       Она совсем уж было поднялась, что бы идти, как к ним вошли дьячок с отячкой. С красным от волнения лицом, Онуфрий отчего-то трясся, бережно прижимая к груди осиновый сосуд. Только в таком сохранялся целебный отвар. Остановившись у самого порога, не свойственным ему голосом прокричал:
       - Молись и кайся, атаман! Господь наш милостив!
       - Чего орёшь? Отвар принёс?
       - Я приготовил всё, как обещал! - задрав голову к верху и закатив глаза, перекрестился. - Не обессудь, всевышний! - после этого протянул сосуд Порею. - Возьми. Пришёл вас отравить. Испить напиток вы должны и оба враз предстать пред Богом!
       - Да ты никак совсем рехнулся? - оторопел от предложения атаман. - Я самого тебя щас вздёрну!
       Схватив его за воротник, Порей потащил его на улицу. Но тут за мужа вступилась отячка. Скороговоркой, нервно взмахивая руками, пояснила:
       - Правду, правду говорит дьячонок мой. Как есть, травить пришли. Сначала, думали, Улиту, а потом решили, что тянуть? Мол, вместе вас схоронят и почесть воздадут.
       - Кто порешил? - остановился Порей. Повернув к себе лицом перепуганного Онуфрия, прижал к себе. - Дьяк, ты божий человек! Грех на душу решился взять? Не страшно?
       - Травить пришёл, - болезненно поморщилась Улита. - Ты видишь, горю я вся. И без тебя близка кончина.
       - Тебя травить? Как можно, матушка, да что ты говоришь? - выглядывая из-за плеча атамана, в отчаянии прокричал дьяк. - Да я за вас!.. Я душу!...Да отпусти ты, дай сказать! - вырываясь из крепких мужских объятий, Онуфрий умудрился укусить Порея за палец, за что тут же получил по зубам. Оттолкнул от себя своего названного отца, сплёвывая кровь, укорил его. - Ведь ты теперь мой тятя! Отец родной! Ты выслушай сперва, потом и в зубы лезь!
       - Какой он душегубец? - увидев кровь, заверещала отячка. - Вы сами супостаты! Он как Христос, на той горе! А вы его по голове! За что?
       - Беда подкралась, атаман! - исподлобья глядя на Порея, вытирая рукавом рот, предупредил Онуфрий. - Сидишь ты на измене! Кто чаял, что всё так обернётся?
       - Не понял я. О чём ты, дьяк?
       - Я шёл к тебе и шёл...- начал свой рассказ Онуфрий.
       - Мы шли! - поправила его отячка.
       - Ну, да! Мы шли и шли,... вдруг голоса,... и тут такое услыхали!... - добавляя интриги, дьячок для острастки выпучил глаза и таинственно замолчал.
       - На мне шерстюга даже дыбом встала! - желая показать и своё участие в недавнем событии, зябко поёжилась Оприна. - А он,... так вонько было...
       - Не перебивай! - грозно топнув ногой, прикрикнул на неё дьяк
       - А цё я? Я ни цё!
       - Что дальше было? - не скрывая своего любопытства, заинтересованно спросил Порей.
       - Други твои! Беседу ведут! - сокрушёно помотал головой из стороны в сторону, дьяк. Наконец, выдавил из себя. - Как извести тебя удобней им? Упыря желают видеть атаманом, ватагу повернуть назад. Ноздря велел отраву приготовить, вот и пришли тебя травить.
       - Как есть, всё так и было! - опять не удержалась Оприна. Добавляя в сказанное дьяком как можно больше страсти, продолжила без остановки. - А Фрол им песни пел, какого-то мудилу вспоминал и танцевал к тому же! Я дьяку говорю, чего они? Рехнулись, что ли? А он - бежим, бежим! Они сейчас ватагу баламутят. Тебя ругают, Улиту - за ноги грозят подвесить. Меня не тронут, а его, - ткнула в мужа пальцем, - на крест! За то, что просвещал! И бесов там,... невидимо сидит! Все по кустам, в засаде! Сама я не видала, но он то, зрит их! - опять указывая на мужа, убеждала Оприна. - А раз они сидят, то значит ждут чего-то!
       - Да замолчи ты! - остановил её Онуфрий. - Упырь взбесился, это правда!
       - И что народ? - Порей задумался. Понимал он, что чужая земля не всем по нраву. Кого-то, как и его, тянуло домой, где он родился, вырос. Зов предков в крови у каждого заложен. О них всегда мы помнить будем. Хотелось и ему над бугорком земли склониться, где мать лежит, отец. Взгрустнуть, прощения попросить и новых сил набраться. Но сейчас есть то, что есть! И надо продолжать задуманное дело.
       - А кто их разберёт! Всем в душу не залезешь! - нерешительно переминался с ноги на ногу дьячок. - Знаю только не спокойно в стане.
       Молчавшая до этого Улита, с трудом встала. Обвела жилище долгим взглядом, тяжело вздохнув, перевела его на Порея. Их мысли о родной земле совпали, вспомнила она о брате, об отце. Как безрассудно и безвольно оказалась в шайке татей. Сроднилась с ними, тяготы перенесла. Встречала смерть, лечила. Взглянув на дьяка, подошла к двери, открыла. Глядя куда-то вдаль, произнесла.
       - Вот видишь, атаман, из-за меня забросил ты дела. Негоже из-за бабы смуту
       допускать. Остановить их надо. Иди, а будешь здесь, Упырь расправится с тобою.
       - Со всеми! - тут же подержала её Оприна. - Ужели нам конец?
       - Не приведи Господь! Не приведи Господь! - суеверно перекрестился дьяк. - Беда вся в том, что вы лихие люди! Не разум правит вами - страсть! Убийцы и головорезы всё могут сотворить!
       - Действуй, атаман! - повернувшись лицом к Порею, с поддержкой и одобрением обратилась к нему Улита.
       - Тебе все уповаем. Спасай меня, Улиту, дьяка! - в сложившейся ситуации, образ Христа, для Оприны, чудным образом переселился из тела дьяка в тело Порея. Ему теперь на Голгофу идти. Просвещение даром не прошло.
       - Чем недовольны новгородцы? - оторвавшись от своих размышлений, поинтересовался у дьяка Порей.
       - Что хлеба нет. Что жить в земле, накрывшись сверху веткой, им надоело. Что сабли затупили, разбоя нет! Ждут крови и добычи!
       - Так, значит, брани захотели? Будет брань! - приняв для себя какое-то решение, Порей преобразился. Уснувший зверь проснулся в нём. Вновь мышцы налились упругой мощью, готовностью к прыжку, в глазах не добрый свет зажёгся. - Онуфрий, прошу тебя как брат, иди всё разузнай толково, кто против атамана выступает, а кто и далее со мной идти готов? Те, кто со мною, пусть сюда подходят.
       - С оружием, иль как?
       - Скажи, что быть готовым надо ко всему.
       - Попробую. А ну, Ноздря или Упырь меня поймают?
       - Хоронись! А если что, беги сюда! - уверенный в себе, Порей похлопал дьяка по плечу. - Ведь с нами Бог, не так ли?
       - Я обращусь к нему, - не весело улыбнулся Онуфрий. - А если не успею, то помяни дьячка-вора в молитве, скажи, что грех он искупил.
       Шагнув за порог, постоял не много, бормоча молитву и опираясь на посох, чуть сгорбившись от навалившегося груза, засеменил по тропке выполнять данное ему поручение.
       - А я то, что стою? - спохватилась, вдруг, отячка. - Пойду к своим, они Упыря люто ненавидят, а ты им люб, тебе помогут, - суетливо подбежав к порогу, наметила маршрут и, подобрав подол, так лихо припустилась вслед за дьяком, что через минуту её и след простыл.
       Порей снял со стены подаренный Никитой меч, достал его из ножен. Клинок сверкнул призывно. Погладил змеевик, служивший оберегом. Змею - как символ Матушки-земли, оружейники всегда изображали на рукояти меча. Взимать меч против, означало начинать войну. Вложив его обратно в ножны, надел перевязь и подошёл к Улите. Она по-прежнему, с грустью на лице, стояла и вглядывалась вдаль.
       - Меня ты выведи, я слово буду говорить, - прислонив голову к плечу Порея, промолвила она.
       - Но ты больна! - ласково возразил он.
       - Для дела я здорова!
       - О чём ты можешь им сказать? Воры кругом, они изменой дышат! - нежно поцеловав её в лоб, Порей ожесточился. Скрипнув зубами, продолжил. - Ужель ты думаешь, что нас они не тронут? Слыхала ведь, на что решились тати. Здесь нужно действовать жестоко! И если миром не поладим, я кровью всё залью.
       Улита повернулась к нему и прижалась.
       - Противник я убийства, но в этом я с тобой. И коль погибель суждена, умрём достойно - в брани!
       Тяжело вздохнув, Порей прижал её к себе. В порыве чувств, зашептал ей на ухо.
       - Улита, милая! О том ли мы мечтали? Ноздря не знал и не гадал, какой он мне
       подарок сделал. За то его благодарю. Я полюбил тебя, как это только может зверь, привыкший к крови, смерти. И ты всегда мне лаской отвечала.
       - Не надо, атаман! Давай судьбу открыто встретим и покоримся воле Божьей.
       Обнимемся. И крепко-крепко, поцелуй меня.
       - Нет, не поможет нам Господь, аки, я грешен много. Коль в чём не прав, за всё прости Улита! - покрывая её лицо поцелуями, Порей всё же надеялся, что и на этот раз, всё обойдётся миром, без бряцанья клинков. Но где-то нарастал уж гул толпы, ветер стал доносить отдельные возгласы, крики. - Чу, слышишь? Ушкуйники шумят, а позабавиться, они горазды. Ну, что ж! Я вызов принимаю. Иду на вы!
       В центр поля, между двумя оврагами, стали стягиваться ушкуйники. С топорами в руках, так как строительство оборонительных укреплений только-только набирало силу. Где-то стену возвели наполовину, а где-то красовались недостроенные сторожевые башни. Со стороны леса был выкопан глубокий ров, с частоколом. Строилось всё с учётом боевого опыта и знаний фортификации. Ведь большинство бежавших из Новгорода рабов, были когда-то не плохими войнами, и хорошо разбирались в сильных и слабых местах любого сооружения. Люди шли не спеша, успевая переговариваться между собой, а кто-то торопился, успевая забежать к себе в землянку и прихватить копьё иль шестопёр, ну так, на всякий случай. Среди собравшейся разнородной толпы, были здесь и посланные Венедитом мастеровые люди, мелькал и Фрол. Он переходил от одной кучки собравшихся мятежников к другой, и выкрикивал:
       - Братия! Настал наш час! Обман терпеть мы более не можем!
       Хоть и замечали за ним, после гибели Бажены, некоторые странности, но кузнецов на Руси всегда ценили и относились к ним с уважением, поэтому к его призывам стали прислушиваться, интересоваться, в чём обман? На что Фрол незамедлительно ответил вопросом на вопрос.
       - Доколь судьбу испытывать мы будем? - и тут же запел: -
       Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
       Во глазах, мужик, да насмехаешься,...
       Ен тетивочку шелковенку натягивал,
       А он стрелочку каленую накладывал...
       Он подъехал на кобыле соловенькой...
       А ко этой ко сошке кленовенькой... - и уже искренне, сетуя на судьбу, разорвав на вороте рубаху, воскликнул. - Я был рабом! И Новгород Великий меня б сгноил! Для них я есмь раб! И я сюда не для того бежал, что бы рабом в болоте сгнить! Где воля? Где набеги? Мы стали бабами! И первый - атаман!
       - И чем тебе он не хорош? - с любопытством спросил его, поигрывая топором, бородатый ушкуйник.
       - А тем, что нами правит баба! Известно ль вам, что он отравлен? Его Улита опоила ядом, теперь не воин он. Строительство задумал, а зачем? Чтоб княжить среди нас? Другой нам нужен атаман!
       - Кто? Не ты ли?
       - Упырь! - уверенно заявил Фрол. - На поле брани - первым выступает. И наделён умом. Он знает, где добычу взять.
       - Вот с ним мы точно сгинем! - подметила чья-то жёнка, решительно настроенная ни чего не менять, пусть остаётся всё по-прежнему. Ни к чему ей призрачное счастье, надоело плыть, ползти, идти куда-то. Вся жизнь проходит на карачках. Как только появилась надежда спокойно вырастить детей, как тут же смута назревает!
       Но были те, кто явно поддерживал затею Фрола. Особенно среди молодых, тех, кто ещё не насытился жаждой добычи и лелеял в сердце надежду когда-нибудь разбогатеть, пусть даже и ценой своей жизни. Когда, сладкой мечтой о счастье, разгорячённый рассудок не в состоянии анализировать реальность и собственные поступки. Но вот спроси его, зачем ему богатство? Подняться над другими? Стать купцом? Ответить толком вряд ли кто-то смог.
       - Я с Упырём в огонь и в воду! Он дело знает!
       - Бабы! Вы слышите, что Фрол нам предлагает? - не унималась бойкая бабёнка. - Мужиков в набег отправить! Детей пусть бросят, ради грабежа, а сеять будет кто, кто избы возводить? Булгары нам одним тут быстро бошки отсекут!
       С ней согласились, но не все.
       - А здесь сидеть и Новгородскую дружину дожидаться тоже карачун!
       Ропот разрастался. Толпа вот-вот могла превратиться в неуправляемый мятеж. Уже и слух прошёл, что атаман Улитою отравлен, лежит бездвижен, а она над зелием ворожит, беду на всех желает навести. За то, что силою её уворовали, и дочь боярскую на растерзанье смерду мужику отдали. И ненависти яд стал закипать в мозгах толпы, против Улиты. Уже призыв раздался тащить её сюда, на суд! Кричали:
       - Ворожею нужно извести! Она бывает в царстве Ирий! Проклятье ждёт нас! Смерть ей! Смерть!
       Волну негодования остановил дьячок. Его появление стало неожиданностью, настолько все были заняты обсуждением смерти атамана. А он, откуда только смелости набрался, задрав бородку к верху, плыл сквозь толпу, как парус, в море штормовом. Сопротивляясь волнам, шуму ветра, махая посохом, кричал:
       - Кто смуту здесь разводит?
       - А вот и прихвостень, явился! - недобро поприветствовали окружившие его мужики.
       - Развратник он, изменщик и паскуда! - послышался чей-то голос. - Не раз его я с жёнкой заставал!
       - Да и мою он ублажал не мало! - подхватили в толпе. - Давайте корешок ему подрубим, посмотрим, что за святость у него такая!
       - Люд, слушай! Слово я имею! - старался перекричать гомон, Онуфрий.
       Но его не слушали, грубо схватили и потащили в центр поля, к небольшому возвышению из брёвен. Здесь дьяк собрался строить церковь, и это было её основание. А где ему ещё принять уготованное Богом, как не в своём храме? Вот и тянули овцу на жертвенник. Отчаянно сопротивляясь, дьяк осип и уже, разбрызгивая слюну, хрипел в лица безбожников.
       - Стой! Я божий человек! Я Господу служу! Коль тронете меня, вам всем гореть в аду! В грехе вы заплутались! Измена тут! Ноздря, Упырь и этот, - повиснув на руках тянувших его ушкуйников, Онуфрий изловчился, и с силой пнул под зад, оказавшегося рядом Фрола. - Они решили атамана погубить! Ко мне Ноздрю прислали. Сготовь, де, зелие - отраву, чтоб пили все, кто не угоден.
       - Всё клевета! А дьяк - предатель первый! - среди толпы выросла огромная фигура Упыря, нависла, словно грозовая туча. Закрыв собою небо, она ненастье предвещала, и разразился гром. - Спознался он с врагами, и каждый день у них бывает. Кому ты служишь, дьяк? Булгарам? Черемисам? Известно всем, давно болеет уж Улита! Признайся! Ответь как на духу! Кто зелье ей подсунул? И атаман умом рехнулся, почему?
       - Порей нас затащил в глухие чащи! Как черви роем землю! А зачем? - поддержал его стоявший рядом Ноздря. - Он хочет править нами! И наши дети будут у него рабы! Вот, правда! Кругом измена!
       - Я поведу вас дальше! - провозгласил во всеуслышание Упырь. - Кто с нами, тех не тронем!
       - Если атамана больше нет, совет решит, кому ватагой править! - исподлобья взглянув на Упыря, буркнул бородатый мужик, пробуя ногтём острие топора.
       - Всё это сопли! Решать тут буду я! - не обращая не него внимания, обращаясь уже ко всем, твёрдо заявил Упырь.
       - Что с дьяком будем делать? - полюбопытствовал Ноздря. Он уже признал нового атамана и был готов служить ему верой и правдой, как это любят делать тати.
       - Вздёрнуть! Он сразу будет ближе к Богу!
       - Где атаман? Пусть скажет своё слово! - подняв топор, не унимался бородатый.
       - Я твой атаман!
       - А кто же я тогда? - раздался чей-то голос.
       В окружении преданных ушкуйников, их набралось не более пяти, подошёл Порей и остановился в нескольких метрах от толпы. Рядом, как ни в чём не бывало, стояла Улита, ворожея и виновница всей смуты. Появление настоящего атамана в полном здравии, несколько отрезвило, буйны головы, толпа притихла. В любую минуту ситуация могла измениться, обвинить в измене могли и Упыря. Не желая упускать бразды правления, он двинулся вперёд, на атамана, и, тыча в него пальцем, крикнул:
       - Ты? Пёс! Не нашего ты роду! Ты сын боярский, а мы лишь смерды для тебя! Рабы! - причисляя себя к угнетённому и обиженному большинству, он обвёл рукой окружающих его ушкуйников, ища у них поддержки. - Ты о себе заботу проявляешь. Чертог себе построить жаждешь. Мы спину гнём, а ты жируешь! А я за волей шёл сюда! Скажите, братья, за что живот мы клали?
       - Я скажу! - ответила бледная от болезни, едва стоявшая на ногах, Улита. - Собачье ты дерьмо! - хоть голос её был слаб, но такое оскорбление услышали все. - Вы нас поворовали. Из дома силой увезли. Да, я не чета тебе, Упырь! Я - дочь боярска! Однако, в брани ты не чурался помощи моей. Мы, бабы, были с вами вровень!
       - Без вас бы обошлись!
       - Смотри какой! - взвизгнула одна из бабёнок. - А ночью, кто вас ублажал?
       - Им ласка наша не по нраву! - тут же поддержали её другие. - Детишек настрогали и в кусты!
       - Тихо! Дайте мне договорить, - улыбнувшись, попросила Улита. - А то не успею! - переведя дыхание, стараясь, чтоб её услышали, громко спросила. - Скажите, разве не ваш атаман был с вами во всём? Не спал на земле вместе с вами? Живот не щадил он и в брани. А для чего детинец нужен? Так я скажу! Чтоб дети были вольными людьми! Главу свою держали гордо! Чтоб враг нас никакой не одолел! Как шли сюда мы, без боязни, напором, так жить здесь будем - не таясь, не прячась, без раздора!
       - Ты, баба, глупая! И без мозгов! - оборвал её Упырь. - Сообразить не можешь, добыча нам нужна!
       - Но и твоих мозгов не много. Булгары нас пленят, как только сунемся чуть далее! - вступил в разговор Порей. - А ты чего молчишь, Ноздря? Ты тоже власти хочешь? Смотри, изменой промышлять - себе в убыток встанет.
       С появлением Порея пыл у Ноздри поутих. А тут ещё Улита напомнила тот день, когда он силой утащил её из дома. Тогда они втроём в боярские хоромы ворвались, её отец схватился за топор и стал обороняться. И даже ранил одного, но шестопёр Ноздри, как раз в хребет ему вонзился. Он дальше двинулся искать, чем поживиться, а два других остались. Озверевшие, они и стали вымещать свои обиды, за годы рабства, на Борисе. Улиту обнаружил он в одной из комнат, забавы ради, схватил её за косу и выволок на двор. Потом уже, в ушкуйке сидя, вспомнил, Порей всегда дышал не ровно, как только речь о дочери боярской заходила, вот и решил ему её отдать. С другими жёнками, что окружали, тоже как-то не сложилось. То ли нрав дурной мешал, то ли красотой для них не вышел, но только он, да Упырь не завели себе семью. Так и бродили одинокими волками по селу. Это обстоятельство, наверное, и сблизило их. Вспомнил и о дружбе, и как побег готовили, и как мечтали вместе.
       - Я тебе не враг! - только и смог произнести он.
       - Кто в Бога верует, в меня и атамана, раздора не допустят, ибо с нами Бог! - обрадованный появлением Порея, закричал дьячок. - И я за атамана первым лягу!
       - Ну и ложись! - замахнулся на него саблей Упырь.
      - Не трожь его! Он божий человек! - повиснув на его руке, неожиданно, заступился за дьяка Фрол. - Нельзя кровь проливать того, кто спас тебя, ты вспомни!
    - Ты что, собака, лезешь мне под ноги! - со злостью ударил его по голове норманн, и отшвырнув от себя, указал на Улиту. - Вот кто смутьянка в нашем стане! Пока она жива, не будет мира! Я власть беру себе! - Саблей оттесняя Порея в сторону, он подошёл ближе к Улите и, выхватив кинжал вонзил его ей в грудь. - А ты же, по заслугам получай!
       Колени Улиты подогнулись, и она стала медленно оседать. Из раны, под лезвием клинка, тонкой струйкой, засочилась кровь. Бросившийся к ней Порей едва успел подхватить её на руки.
       - Вот и конец. Какой хотела. Чтобы не просто сгнить, за дело постоять! - едва слышно прошептала она ему. - Всё что могла, тебе я отдала. Теперь прощай... я ухожу.
       Ёе тело обмякло и безжизненно повисло на руках Порея. Застыв в оцепенении, он смотрел на неё, не понимая, как это могло случиться? Что произошло? Его любовь, его жизнь и счастье, его ненаглядная Улита лежит, недвижима, глаза открыты, а сама молчит.
       - Улита! Улита! Улита! - вглядываясь в черты дорогого лица, бессмысленно твердил Порей. Так долго искать своё счастье и в одну минуту потерять его, к такой утрате он был не готов. В этом светлом образе заключался смысл его дальнейшей жизни. С ней он обрёл душевный покой и надеялся на продолжение рода.
       - Ты что наделал? - обречённо бросил Упырю Ноздря. - Теперь нас разорвут.
       Придя, наконец, в себя, Порей обвёл взглядом толпу и остановил его на Упыре. Все замерли, ожидая, чем ответит атаман? Долго вглядывался Порей в улыбающегося Упыря.
       Безграничная ненависть сквозила сквозь прищуренные веки. Сдерживая себя, от нахлынувшего безумия, скорее выдавил, чем приказал:
       - На кол его!
       Но никто не шелохнулся. Ватага перестала подчиняться атаману. Стоит как частокол во рву, с пустыми черепами. Ни одного движения, ни одной потуги лишь головы торчат с глазницами пустыми. Заметив, что ушкуйники в нерешительности, Упырь расхохотался.
       - Меня ты в поле одолей! Всем докажи, что ты здесь лучший и вправе мной распоряжаться.
       Видя, что его слова не возымели действия на татей, Порей ещё раз обвёл взглядом притихших соплеменников. Бережно положил тело Улиты на землю и достал из ножен меч. Образовав круг, толпа отхлынула назад.
       - Я вызов принимаю! Кто с ним ещё? - выступив вперёд, атаман гордо вскинул голову. - Ну, выходи! Я жду!
       Желающих присоединиться к Упырю, среди собравшихся мужей, пока не нашлось. Знали - атаман берсерк! Сразиться с ним - узнать дорогу в царство мёртвых. Да и вся эта затея с мятежом и гибелью Улиты выглядела как недоразумение, нелепость! Никто толком ничего не понял.
       - Ноздря, тебя считал я братом! Теперь ты рядом с ним! - с горечью обратился к другу Порей. - Не думал я, что ты с оружием придёшь, а мне придётся меч поднять на брата. Вставай, с двоими буду биться я!
       - Не враг тебе я. Биться я не буду! А виноват - казни! - не хотелось Ноздре перед толпой изворачивать себя наизнанку, и в чём-то каяться. Пускай свершится то, что на роду бог Велес написал.
       Выступил вперёд и Упырь. Уж он-то понимал, убийство жёнки атамана, бесследно не пройдёт! Ватага верит в силу. И для кого из них последним поединок будет, решит судьба.
       - Давно я жажду этой встречи! - предвкушая сладостную победу, над изрядно надоевшим атаманом, норманн поднял саблю и со свистом рассек воздух, показывая свою готовность, напрочь, снести голову тому, кто встанет на пути.  Скользящий удар сабли со смещенным к острию центром тяжести, нанесенный умелой рукой вперед и вниз, был страшнее удара мечом.- Конец тебе Порей!
       - Смотрите! Смотрите! - раздалось в толпе.
       На холм, покрытый лесными зарослями, выехал всадник. Остановив лошадь, у самого обрыва, нависавшего над озером, он с подозрительностью стал присматриваться к собравшимся на поляне вооружённым людям, очевидно принимая их за врагов, занявших недостроенное укрепление. Ему оставалось преодолеть глубокий овраг, выходивший к реке, и он бы благополучно добрался до примолкнувшей толпы, но он, повернув коня, опять скрылся в лесу.
       - Да это же Никита! - узнал его молодой отрок. Прижавшись к Фролу, как к родному отцу, он не понимал, из-за чего такая смута? Почему так ругают Порея, убили Улиту? Ещё совсем недавно, всем народом, так весело праздновали Комоедицу. Что за славный праздник! Люди катаются на лошадях, соревнуются в лазании на столб, рядятся в личины, водят хороводы, пекут солнышки-блины - круглые, золотистые, да горячие. С утра, на перекрёстке дорог, рассыпают зерно, чтобы навьи (нечистая сила) поедала его и не мешала празднику. А потом, до завтрака, торжественной процессией с песнями, плясками и прибаутками шли в лес, где жил великий Ком, так называли медведя. Несли Медовому зверю "блинные требы", первые выпекаемые праздничные блины и раскладывали их на пеньках. Так завещали предки - первый блин комам, медведям! Слава им премудрым предкам! А теперь стоят все злые, неприветливые. - Он не один, с ним ещё есть кто-то! - робко добавил Ивашка..
       Но появление всадника не могло остановить неизбежное противостояние двух противников. Они уже стояли друг против друга готовые сразиться насмерть! Не было щита, чтоб отвести удар, ни шлема, ни кольчуги. Спасти одного из них могло только: умение владеть собой в бою, оружием и мастерством защиты. И вот уже богатыри сходиться стали в центр поля, клинки блестят, глаза горят, вдруг сулица вонзилась в землю, между ними. Завороженная предстоящим поединком, оцепеневшая толпа не слышала как, преодолев частокол, на коне подъехал всадник. Не терпеливо перебирая копытами, молодой жеребец, грудью расталкивая толпу, стремился в центр поля. Увидев лежащую, с кинжалом в груди Улиту, громко заржал и встал на дыбы. Никита придержал коня.
       - Не успели мы, Гуляйка! - злобно поглядывая на стоявших рядом мужиков, горестно подметил он. - Опередил нас кто-то. - Повернув голову к сидевшей сзади молодой наезднице, предупредил. - Готова будь к своим вернуться!
       И спрыгнув с коня, подошёл к, казалось, уснувшей Улите. Преклонив колено, склонился над этой потрясающей, как он считал, богиней! Её лицо не выражало тени страха, она была по-прежнему прекрасна. Он восхищался ей всегда! Как предана она была Порею! Какая внутренняя страсть кипела в ней? Молвы не побоялась дочь боярина Бориса, вручила жизнь свою рабу! Рядом с ним она была в часы, когда ватагу всю, разбойных, закалённых татей, надежда выжить покидала! Так было в волнах Ладоги суровой, в заснеженных лесах, когда от голода и холода гибли даже звери. Она всегда была ему женой, звездой и солнцем!
       Следом за ним, спрыгнула на землю и Гуляйка. Понимая, что помощь её уже не нужна, та ради которой Никита сам чуть не лишился жизни, убита, она, взяв за повод коня, подвела его к Никите.
       - Вот конь! Найди того кто это сделал и убей!
       - Кто её? - спросил он, у стоявшего рядом бородатого ушкуйника.
       - Упырь!
       Поднявшись с колена, Никита, молча, вырвал у него из рук топор и пошёл прямо на Упыря, с намерением большую тушу на мясо порубить. Поравнявшись с Пореем, отодвинул его в сторону.
       - Позволь мне, атаман!
       - Побереги себя, Никита! Тебя Гуляйка ждёт, - остановил его Порей. - Я должен сам ответ держать пред Богом! И бешеного пса на привязь посадить!
       - Ещё один ублюдок смерти ищет! - презрительно скривил губы Упырь, глядя на Никиту. - С тобой и дьяком, я позже разберусь! А пока иди и подыщи себе хорошую осину, где вздёрну я тебя.
       Послышались далёкие раскаты грома. То Перун, сын Сварога, покинул свой дворец алмазный изукрашенный красным золотом и камнями драгоценными, на высочайшей горе, в светлом царстве Ирий. Где течёт молочная река с кисельными берегами. Поднялся ветер, и небо стало быстро затягиваться тучами. И уже совсем скоро, полумрак накрыл толпу плотным сумрачным туманом. Ливень обрушился внезапно, да такой сильный, что кругом мгновенно образовались огромные лужи.
       Атаман, задрав голову, стал жадно глотать живительную влагу, наслаждаясь непогодой. Как он любил эти буйные краски, за грозный и неповторимый нрав. Душа ликовала при встрече с грозой! Умывшись струями дождя, прокричал сквозь ветер, обращаясь к чёрным тучам.
       - Славься Перун - бог огнекудрый!
       Ты посылаешь стрелы во врагов наших,
       А верных тебе ведёшь по стезе Прави.
       Ты - войнам храбрым честь и суд.
       Праведен ты, златорун и милосерд! Прояви себя и пусть падёт виновный!
       С этими словами, завершив свой обряд, Порей принял стойку быка. Рукоять его меча оказалась над головой, а острие клинка смотрело в грудь врага, готовое к удару. Ступая мягко, шаг за шагом, он приближался к жертве крадучись, как зверь. Внезапно, описав петлю, в одно мгновение меч зазвенел над головой норманна. Приёмы боя на мечах Упырь, конечно, знал. Как отвести удар от головы, и что грозит его бокам, как голени не дать подрезать? Удар рубящий, с какой бы силой он не падал, не часто бывает смертельным, так как жизненно важные части тела защищены и оружием и костями, а вот при колющем ударе, достаточно вонзить меч в противника на ширину ладони и рана будет смертельной. Не знал он одного, Порей мог одинаково владеть обеими руками. В любой момент оружие перехватить и нанести удар, - на ужин, удар смертельный и последний! Так говорил берсерк - его учитель.
       - Есть Бог один! И это - Один! - отражая атаку, и так же обращаясь к небесам, ответил Упырь.
       И закружился танец поединка. Под молний блеск и шум дождя, сошлись два война в поле. На правды суд, суд Божий и людской - так завещали предки! Скрипели сосны в такт ударам, звенела сталь, летела грязь, и кровь на лицах озверевших. На равных бились войны. Утопая в лужах, матерясь, месили глину, вязнув по колено. Уж в ногу ранен был Порей, рука отсечена у Упыря, но битва продолжалась! Ревели и стонали оба! Разбрызгивая кровь, удары наносили яростно, со злостью! Порой казалось, сил уж нет, что упадут сейчас два трупа бездыханных. Но Порей уже вошёл в то состояние, когда безумство битвы, разумом застилает. Всё происходит машинально: голова и мышцы сливаются в одно и знают без него, что делать им, и как им выжить. И вот, в момент атаки, при выпаде вперёд, рука сама перехватила меч, и в голень нанесла удар - на ужин,.. без ног остался норманн, и пошатнувшись, сел. Под напряжённое молчание толпы, атаман выбил у него из рук саблю, но убивать не стал. Приставив к шее меч, с ненавистью выдавил из себя:
       - Позорную заслуживаешь смерть! Я на кол посажу тебя, пусть вороньё живому выклюет глаза, с живого звери снимут шкуру.
       - И будет с каждым так, кто против воли Бога встанет! - победоносно выкрикнул из толпы дьячок.
       - Я умер в битве, не на сеновале! - теряя последние силы, прохрипел Упырь. - А ты не радуйся, Онуфрий, и для тебя подарок есть! И прежде чем идти сюда, тебя я наказал, - и самодовольная улыбка скривила пересохшие губы, лежащего на земле, норманна.
       Страшный вопль раздался неожиданно. Рождённый сердцем, он летел откуда-то издалека, и в воздухе звенел невыносимой болью. Такие крики издают при пытках или истязаньях. Вцепившись руками в перепутанные на голове космы, разбрызгивая босыми ногами огромные лужи, бежала по направлению к обрыву, обезумевшая от горя Оприна. С лаем и тявканьем, за ней гнались собаки, стараясь клыками вцепиться, в выглядывающие из-под подола, голые икры ног. За сворою собак, что-то громко причитая и охая, спешила ещё одна сумасшедшая бабёнка, но поскользнулась и упала, в грязь лицом. Кавалькада сразу привлекла внимание к себе, особенно отячка. Её выпученные, остекленевшие глаза пугали, никто не посмел приблизиться к ней или подойти, что бы спросить, о причине такого отчаянного крика? Она орала истошно, с надрывом. Проследовав мимо толпы, не замечая собравшихся здесь людей, не видя ничего перед собой, она как птица, с переломанным крылом, скатилась вниз, с обрыва. И уже где-то там внизу, у самой воды, смолк крик, и наступила тишина. Притихли и собаки, жертву не решаясь догонять. У кромки пропасти остановившись, поджавши хвост молчали, вглядываясь вниз. Обескураженный увиденным Онуфрий, стоял с открытым ртом, стараясь, наконец, понять, что здесь произошло? Шагнул вперёд, шагнул назад, остановился.
       - Вот, бля! Господи прости! Вот, бля! - придя в себя, перекрестился он. И с несвойственной ему поспешностью, запрыгал по откосу вниз, вслед за своей отячкой.
       - Погоди! Куда? Убьешься! - прокричал ему Никита, и побежал за ним, на помощь.
       Поднявшись из лужи, подошла к краю обрыва и женщина, бежавшая последней. По её щекам текли слёзы, прокладывая путь через кусочки грязи, на лице.
       - Несчастная! Упырь её детишек порубил, - только и промолвила она.
       Среди ушкуйников сразу же возник недовольный ропот, продолжавшийся не долго. Кто-то, с остервенением, схватил Упыря за отрубленные култышки, и обмотав их верёвкой, привязал к двум берёзам. Через мгновение, разорванное тело болталось на ветру.
       Порей смотрел на это с каким-то безразличием, стоял молча, не шелохнувшись. Взгляд исподлобья, хмурый. Только крепко стиснутые зубы могли выдать его душевное волнение. Вложив меч в ножны, подошёл к Улите и замер в неподвижности, глядя на безжизненное тело. Его тут же окружили те, кто ещё совсем недавно были готовы предать его идею: о вольности, о новом граде, о тихой и счастливой жизни. Опустившись на колени, Порей, с нежностью, поцеловал в губы свою невольную жену, бережно поднял её на руки и зашагал прочь.
       Склонив головы, толпа перед ним расступилась, пропуская вперёд своего предводителя, разбойной шайки. Ни слова, ни звука, всё в молчаливой тишине. Кто-то из ушкуйников не выдержал и обратился к Порею с вопросом:
       - Хоронить её где будем, атаман?
       Порей остановился. Не поворачивая головы, ответил.
       - Я больше вам не атаман! Вы сами видели всё, слышали. Кто люб вам - выбирайте сами, перечить я не буду.
       Слово своё он сдержал. Схоронив Улиту на высоком берегу Вятки, над откосом, где жизнь покончила отячка, ушёл он к Венедиту. Вятичи ему родное племя, приняли его как своего. И дело для него нашлось, воеводою его признали. Ушёл с ним и Никита. Порея почитал он за отца и потому предать его не мог. Да и Гуляйке свадьбу обещал, к тому и дело шло. Её пока на осень отложили, решили после всех работ, пир закатить на всю округу! Порей же весь в себе замкнулся. Не мог простить себе, что допустил утрату. Сделай он тогда один лишь взмах мечом, всё было бы иначе. И опять в голове засвербела мысль о необратимости. Ничего нельзя повернуть вспять, за всё приходится платить. Как-то вечером, он ставил сети на реке, и вдруг услышал голос, знакомый, с хрипотцой.
       - Порей! - позвали из кустов.
       Он оглянулся и увидел Фрола. В засаленной, не стираной рубахе, заросший бородой, кузнец стоял пред ним, не пряча взгляд, не чувствуя вины.
       - Ну, здравствуй, атаман! - поприветствовал он друга.
       - Не атаман я вам! Запомни это! Не атаман! Пожаловал зачем?
       - Напрасно затаил обиду ты! Напрасно! - сокрушённо покачал головой Фрол. - С тобой пришли, с тобой и будем далее! Но не об этом я. Охотники вернулись.
       - А мне-то, что с того? Добычи мне не надо.
       - Стан, брошенный, они видали, следы копыт. Похоже, войско было.
       - Весть скорбная! И что за звитяжцы пожаловали к нам? - насторожился Порей. - Куда направились они?
       - Да кто их разберёт? Но, думаю, что к поселению. Если это Новгородцы, дружину выслали супротив нас, то нам конец! - обречённо подытожил Фрол.
       - Авось и пронесёт! - выйдя на берег, Порей вновь преобразился. Так было всегда, как только ему угрожала опасность. Сосредоточенный, полный решимости, он заспешил к Венедиту, предупредить его о надвигающейся угрозе, на ходу отдавая распоряжения Фролу. - Беги назад, готовьте луки, стрелы. Рвы вырыты и частокол поставлен. Все к валу, быть настороже. Внезапности не должно быть. Кто ж рыщет там? Ужель булгар мы прозевали? Я скоро буду с вами и племя Вятичей со мной! Не хватит сил у них по нам ударить.
       - А захотят они за нас с тобою биться?
       - Коль град падёт, пограбят их, в полон возьмут людей. И разорение в земле наступит. Так уж лучше с нами им участь разделить. - Порей спешил, нужно было успеть оповестить всех мужиков, что в поле. Вооружить и оборону подготовить. - Давай-ка поспешай! Давно мы брани не видали.
       Вбежав во двор Венедита, и кликнув его, Порей подошёл к колодцу и зачерпнул ковшом воды, из стоявшего на нём ведра. Утолив жажду, едва справляясь с учащённым дыханием, поведал всё подошедшему к нему главе племени. Объяснил, что если они не помогут, то не помилуют и их. Выслушав его, Венедит, с присущей ему мудростью ответил, что непокорным вятичам не привыкать сражаться. Уж если Святослав не смог их покорить, то Новгород едва ли сможет! Сошлись на том, что воинов часть останется оборонять селение, другие же придут на помощь им! И, оседлав коня, Порей галопом поскакал к своим, его предавшим татям.
       Но, уже подъезжая, со стороны оврага, к ещё не возведённой крепостной стене, понял, здесь ему к своим не пробраться. Перед ним находилась спешившаяся новгородская дружина. Она стояла в нерешительности, при виде укрепления, возведённого беглыми рабами. Задача перед ними стояла не простая, как пробраться в стан врага? Понимали, штурмом тут не взять, просто так рабов не одолеть, потери будут не малые.
       Порей, развернув коня, спустился к реке. Вплавь добравшись до обрывистого берега,
       с трудом вскарабкался по отвесному обрыву вверх и оказался возле тёсаных брёвен
       строившейся церквушки. Оглядевшись, приметил дьяка. Тот стоял на коленях перед образом, старательно вырезанным Ивашкой, на берёзовой дощечке, и усердно молился.
       - Онуфрий! - окликнул его Порей.
       Вздрогнув от неожиданного окрика, дьячок вскочил и, увидев перед собой атамана, с нескрываемой радостью бросился к нему на шею, твердя..
       - Родной ты мой! Родной! Ты здесь! А я уж думал, не свидимся мы боле.
       - Ну, полно, полно! Здесь я, здесь! - отстраняя от себя столь рьяного родственника, успокоил его Порей. - Пойдём со мной, ты нужен мне.
       И не спрашивая согласия оного, подтолкнул его вперёд.
       - Я знал, я чувствовал, придут они! - оглядываясь на атамана, пытался что-то пояснить Онуфрий.
       - Потом, потом всё объяснишь! Сейчас пойдёшь к новгородцам,..
       - Боже упаси!
       - Тебя они не тронут! Не посмеют церковного слугу на дереве повесить! - непреклонно и уверенно заявил Порей. И положив руку на плечо дьяка, повернул его лицом к себе. - Предложишь мир им и согласье, понял?
       - Как не понять? - с какой-то внутренней решимостью, дьячок неожиданно взглянул прямо в глаза Порею. В нём, наконец, проснулась та ответственность за тех, с кем превозмог невзгоды. С кем разделил все горести и радости похода. За них и умереть не стыдно! - Всё сделаю как надо! Уверен будь! А если что,... прости меня. Хлебал лихо вместе, вместе и умрём!
       Подойдя ко рву, утыканному частоколом, Онуфрий спустился вниз и перебрался в лес, где стояли новгородцы. Вокруг Порея стали собираться ушкуйники, вооружённые копьями и топорами. Подошли их жёны, державшие в руках тугие луки. Прежние обиды, распри были позабыты. Тати поднялись и встали на защиту вольности, свободы. Но что бы отстоять её, атаману предстояло только грамотно расположить ватагу. Жёнкам он велел за валом спрятаться, и если через ров пойдёт дружина, то стрелами остановить гостей. Но хватит ли решимости у них? Среди дружинников могли быть те, с кем раньше они жили, поэтому предупредил:
       - Измены я не потерплю! Вы, жёнки дорогие, вольны вернуться к тем, кто хочет снова в рабство нас вернуть, кто жаждет наказать вас за измену, расправиться с детьми. Вы можете идти и рядом с ними встать. Держать насильно я не стану!
       - Вот сразу видно, атаман, не новгородский ты мужик! - ответила ему, одна из жёнок. - Они-то знают, нет преданней жены, чем баба из посада. Коли случилось так, что новая семья, так на защиту встанем.
       Словом, не нашлось таких, кто был бы рад вернуться. У двух оврагов встали мужики, готовые с пришельцами сразиться. Уж приготовились к набегу, как неожиданно, с той стороны, куда ушёл дьячок, раздался громкий свист. К Порею подошёл Ноздря.
       - Свистят!
       - Я слышу!
       На окраине леса показался человек, в кольчуге, шлеме. Посмотрел на ров, на колья и прокричал:
       - Порей!
       - Тебя зовут. Ты слышишь? Пореем кличут! - удивился Ноздря. - Откуда знает он тебя? Знакомый твой?
       - Имя им дьячок сказал! - невозмутимо ответил Порей. - А ты, на всякий случай, держись подальше от меня, - атаман брезгливо посторонился, сделав шаг в сторону. - Прочь уйди и не введи во грех!
       - Куда идти? Я атаман с тобой!
       И всё же голос атаману показался знакомым, где-то слышал он его. Приблизившись к валу, внимательно всмотрелся в дружинника. Но тот стоял на приличном расстоянии, и разглядеть черты лица было невозможно.
       - Кто кличет там меня? - отозвался Порей.
       - Предводитель я дружины Новгородской! С тобой желаю говорить.
       - Как звать тебя?
       - Демьян! Ужель хозяина не помнишь, ведь ты мой раб иль позабыл?
       - Да нет, в уме я здравом и память не терял! - Только сейчас вспомнил этот голос Порей. Улиты брат и сын боярина Бориса пришёл возмездие воздать. - Далече ты забрёл, Демьян. Что ищешь тут? Рабов средь нас не может быть, и Новгород об этом знает! Мы вольный люд и доказали это! Ты к нам пожаловал зачем?
       - А я не в гости к вам! Я земли новые воюю. Вот заберу у вас добычу, рабов казню, и место это заселят Новгородцы!
       - Суровый план! Однако ж, какая участь ждёт меня? А-а, знаю, знаю. Ты руки свяжешь мне и, к сбруе привязав, в Великий Новгород доставишь.
       - Могу и здесь тебя казнить!
       - Премного благодарен. Но вот согласны ль жёнки? Уговори!
       Порей поднял вверх руку. И как из-под земли, над валом появились луки, и тетива у них натянута была, один лишь миг и стрелы бы в дружинников вонзились, и кровь бы пролилась!
       - Ты что, сопротивляться будешь? - оторопел Демьян. - Да я землянки ваши с землёй сравняю, конями вытопчу.
       - Тогда приступим. Начни с меня! Ты ведь не трус! Выходи с мечом и докажи каков ты воин! - Порей, вынул из ножен хорошо заточенный клинок, поцеловал его и вышел на открытое пространство перед валом.
       - Стой! Что делаешь? Смирись! Дружина у меня!
       - А у меня - ватага! Мы всякое видали! Чтоб я своих предал? Ты это хочешь? Нет, так не пойдёт! Ну, а с тобою, как нам не сразиться? Ведь мы славяне! За княжью власть, друг друга убивать нам не впервой!
       - Ты про кого? Уж, не за выблядков ли племя ты вздумал заступаться? - с иронией подметили на опушке леса.
       - Они теперь мне братья! Тут град заложен наш. И за него мы животы положим. Ты брани хочешь, а я торговлю предлагаю. Ты с миром приходи, тогда и потолкуем.
       Несколько минут стояла тишина. Очевидно, новгородцы находились в раздумье, как отнестись к предложению о мире, о торговле? Наконец, из зарослей вышел Демьян и, широко раскинув руки, обратился к Порею.
       - А кто же я тогда тебе? Порей иди сюда, обнимемся как братья! - неожиданно, в голосе Демьяна зазвучали доброжелательные нотки. Ведь они никогда не были врагами, их связывала только дружба, какая только может существовать между двумя не равными прослойками общества.
       - Боюсь!
       - Чего бояться?
       - Пугливый я, а ну кто сзади ножиком ударит?
       В лесу прозвучал смех. Смеялся не только Демьян, но и его дружина, принимая всерьёз трусость атамана.
       - Порей, меня ты знаешь не по слухам, тебя никто не тронет!
       - Верю! Но если хочешь говорить, то обратись к моим собратьям, жёнкам, детям. Поведай княжью волю.
       Класть головы, терять дружину, понапрасну, в планы новгородцев не входило. С чем они домой вернуться? С вестью о потерях? Какую принесут победу? А вот если здесь детинец будет, то от нашествия булгар на север, они избавят новгородцев. В голове у Демьяна созрело неординарное решение. Мирным путём подчинить себе разбойную ватагу.
       - Хорошо! Я без оружия иду! Надеюсь, что живым останусь?
       - Это уж как Бог тебе судил! Бывает, что и в луже тонут! Моё слово крепко! И дьяка не забудь, верни!
       Демонстративно, сняв с себя доспехи, Демьян подозвал к себе дьячка, и оба они спустились в ров. Преодолев частокол, лицом к лицу встретились с Пореем. Наступила пауза. Противники стояли, молча, разглядывая друг друга. За то время, что они не виделись, многое изменилось в их внешности. Демьян повзрослел, возмужал и выглядел как истинный русский богатырь. А Порей ещё больше состарился. Смерть Улиты, измена товарищей, привели к душевным страданиям, что неизменно сказалось на его лице, в виде множества морщин. Оценив происшедшие перемены, искренне обнялись!
       - Улита где? - отстранив от себя Порея, первым задал вопрос Демьян.
       Его давно тревожила судьба сестры. После победы над Швецией и взятия её столицы
       Сигстуны, вернувшись домой, узнал он о восстании рабов. О многих бесчинствах творившихся на улицах Новгорода. В этих кровавых событиях, куда-то пропал отец, исчезла сестра. И вот теперь он попытался выяснить хоть какие-то обстоятельства исчезновения близких ему людей. Сомнения были и насчёт Порея, его причастности к трагедии постигшей род боярский.
       - Что с отцом?
       - Пойдём!
       Отвечать Порей не стал, только нахмурился и зашагал к могиле Улиты. Проследовал за ним и Демьян, ощущая на себе ненавистные взгляды ушкуйников. Помнили рабы все издевательства над ними новгородцев. И растерзать насильника для них, что братину опустошить. Подойдя к заветному месту, остановились. Холмик, на крутом обрыве, был весь усыпан полевыми цветами, а свежевыструганный крест у изголовья, казалось, парит над рекой. На его поперечине, кто-то старательно вырезал, "Мать всех татей, святая Улита". Прочитав это, Демьян, склонил голову и преклонил колено.
       - Расскажи! - попросил он.
       - Не уберёг я её!
       И Порей поведал ему: как схоронил боярина Бориса, как привели ему Улиту, как отговаривал её продолжить путь, как полюбил её, как дорожил святыней, как жизнь спасла она ему, как умерла достойно! Выслушав до конца рассказ, Демьян поцеловал крест, собрал в кулак горсть земли и низко, низко поклонился. Тяжкий груз упал с его души. Порей к расправе не причастен, и значит можно доверять ему.
       - Ты счастлив был с сестрой? - рассеянно спросил Демьян, вспоминая детские годы. Как они с Улитой бегали по двору, водили хоровод, играли в бирульки.
       - Не знаю, что ответить! - пожал плечами Порей. - Да, был! Но для полного счастья, человеку необходимо иметь славное отечество! А я всю жизнь, мечом прокладываю путь другим, к захвату и порабощенью. Кто я? Росток в земле чужой, увядший не прижившись.
       - Не хорони себя, ты славный воин! - оторвался от своих воспоминаний Демьян. - И
       мечник славный! Ты должен понимать, здесь земли Новгорода и самовластью - не бывать!
       - Не так уж Новгород велик. Хазарский каганат величин был, поболей. Однако ж, князь Святослав, с булгарами в союзе, покончил с ним! Где каганат? Не подчинимся мы. Под Новгород не ляжем! Так вече порешило! И можешь передать, что мы здесь навсегда!
       - С булгарами объединиться хочешь? Но ты не князь! Кого ты представляешь?
       - Народ, что поселился здесь и жить желает в мире! - подумав, Порей, вдруг, предложил. - А хочешь, я пойду с тобой, как пленник?
       - Дурак! - с сожалением произнёс Демьян. - Зачем ты мне? Живи. Не я - придут другие! И дань возьмут и вас порубят.
       - Когда-то это ещё будет!
       - И что ты так печёшься о рабах?
       - Ты не поймёшь! - склонился над могилой Порей. - Я здесь любовь похоронил,... другую жизнь обрёл. С народом этим подружился. Здесь волей пахнет, али ты не чуешь?
       - Чую! Давай договоримся так, я здесь людей своих оставлю, под твоим присмотром, а княжу, доложу, что вы оберегаете границу от набегов. Детинец возвели и входите в дружину новгородцев. - Демьян явно был доволен своей придумкой. Такое решение устраивало всех, спасало жизни многих. - Слово остаётся за тобой! Брань не нужна сейчас?
       - Ты прав, насилье не приводит к миру. - Порей вплотную подошёл к Демьяну и положил ему на плечи руки. - Согласен я! Ты мудрым стал Демьян! Наверно воеводой скоро будешь?
       - Там без меня желающих хоть отбавляй! А это ещё кто? - зрачки Демьяна с удивлением расширились, и он стал пристально вглядываться вдаль.
       По реке скользили маленькие рыбацкие лодки, наполненные вооружёнными людьми. Их было так много, что они занимали всё русло. Это старый Венедит выслал подмогу, обратившись к соседним селениям, где проживали чуди и мари, он уговорил их встать на защиту от супостатов. Отказать они не могли, иначе и самим пришлось бы горе мыкать. Вот и собралось войско не малое. По мере приближения странной флотилии, Порей узнал стоявшего, в одной из лодок, Никиту, с неизменной сулицей в руках.
       - Теперь уже дружина! - с улыбкой ответил Порей. - Войско новгородское плывёт!
       - Останови! Не дай-то бог завяжется резня! - Демьян сразу оценил обстановку, силы были не равные.
       - Иди за мной!
       Быстрым шагом Порей дошёл до оврага и спустился вниз к устью маленькой речке. Оттуда помахав Никите руками, велел причаливать сюда. Одна за другой лодки стали тыкаться носами в песок и здоровые, бородатые мужики заполнили весь берег. Никита выпрыгнул первым и сразу направился к атаману.
       - Ты звал, мы здесь!
       - Брань отменяется, Никита! - кивнув головой в сторону Демьяна, Порей пояснил. - Ко мне мой старый друг пришёл, и мир нам предлагает. Ты собери припасов им в дорогу, чтоб грабежей поменьше было, они уходят вскоре.
       - Как скажешь, атаман!
       Никита вошёл в круг прибывших защитников и стал им что-то объяснять. Некоторые из них тут же садились обратно в лодки и отплывали. Суеты не было, и если бы не оружие, то со стороны могло показаться, что ведётся крупный торг. Дьяк, неотступно следовавший за атаманом, и видя, что войны не будет, приблизился к нему и попросил.
       - Атаман, пусти меня.
       - О чём ты?
       - Да так, мыслишка есть одна! - Онуфрий хитро прищурился. - Раз вы о всём договорились, позволь мне в Новгород вернуться? Хочу уйти.
       - А как же мы? Ты что, покинешь нас?
       - Я всё продумал! - поспешно заверил дьячок. - Так будет лучше. Всё опишу подробно я, что здесь происходило, и церкви передам.
       - Продумал он! Когда успел? Нет, нет. Я не могу! - отмахнулся от него Порей. - Детей крестить, кто будет? Церковь строить?
       - Деяние сие оставить надо для потомства! - продолжал убеждать Онуфрий. - Мы не рабы и это знать должны!
       - Демьян убьёт тебя! - не сдавался Порей. - Скажи ему Демьян! Ведь ты казнишь его?
       Демьян оценивающе поглядел на дьячка и произнёс.
       - Вот в божьих промыслах я не судья.
       - Ну, коли так, держать насильно, я не буду! - безнадёжно махнул рукой атаман. - Иди себе, дьячок.
       - Тебя я помнить буду атаман! - благодарно склонился Онуфрий. - Тебя, Бажену, Оприну и Улиту, всех кто с нами был.
       - Иди быстрей, пока не передумал!
       - Прощай! - ещё раз поклонился дьячок и повернувшись, сгорбленной походкой зашагал вверх по оврагу.
       - Хороший был дьячок, - с сожалением проговорил Порей. - Креститься всех нас
       заставлял и над могилой плакать не велел.
       - Прощай, Порей! - раскинув руки, Демьян в последний раз доброжелательно обнял атамана за плечи и пожелал. - Добра тебе! И град твой пусть пока цветёт!
       Ушли Новгородцы, ушёл вместе с ними дьячок. Сыграл Никита свадьбу! Порей же в лес ушёл. Выкопал себе землянку и дней остаток провёл в молитвах о прощении грехов!
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       .
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       34
      
      
      
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Сычёв Сергей Федзерович (serzh.sichyov@mail.ru)
  • Обновлено: 09/09/2021. 290k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.