Тарнорудер Анна
Три встречи с Польшей

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 4, последний от 23/01/2013.
  • © Copyright Тарнорудер Анна (atex1959@gmail.com)
  • Размещен: 25/06/2010, изменен: 01/03/2011. 41k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Скачать FB2
    • Оценка: 7.63*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда живешь за железным занавесом, то иногда кажется, что никаких других стран на самом деле не существует, а есть только бескрайний и безбрежный Советский Союз. Поэтому первая увиденная воочию чужая страна вызывает изумление, граничащее с восторгом. Возвращаясь в эту страну через годы, втайне ожидаешь повторения восторга. Но ты уже другой, и видишь все спокойными и трезвыми глазами.Рассказ Анны Тарнорудер.
    •   Для любого резидента, будь то опытный шпион или всего лишь начинающий конспиратор, правильный выбор пункта пересечения границы является вопросом жизни или смерти. Летом две тысячи девятого года мы с мужем совершали такой выбор, планируя поездку по приграничным районам Словакии и Польши. Конечно, мы знали, что обе эти страны недавно вошли в Евросоюз, и нам, как жителям Израиля, уже давно не нужна въездная виза, но понять, что происходит на границе между ними, не удалось даже после долгих поисков в Интернете. В районе предполагаемой дислокации мы обнаружили два типа контрольно-пропускных пунктов, расположенных в некотором отдалении друг от друга, и обозначенных в легенде на польском языке так:
      - Przejscie graniczne miedzynarodowe
      - Przejscie graniczne z obostrzeniami
      Вот этого самого "z obostrzeniami" нам совсем не хотелось, поэтому мы решили сделать небольшой крюк и пересечь границу по "Przejscie miedzynarodowe".
      Тут надо сказать, что мои отношения с Польшей имеют свою историю. "Мы связаны, Агнешка, с тобой одной судьбою...". Там жили не одно столетие многие поколения моих предков, о которых мне ничего не известно, помимо факта происхождения моих бабушек и дедушек из польско-литовско-украинских местечек черты оседлости, бежавших оттуда в послереволюционные годы, начисто обрубив корни, но передав мне по наследству пласты генетической памяти. Я родилась и выросла в Москве без какой бы то ни было связи со своей прародиной, но так случилось, что первой моей заграницей оказалась именно Польша, да и дальнейшие встречи с ней тоже были знаменательными каждая по-своему.
      Встреча первая: Заграничная
      Курица - не птица, Польша - не заграница.
      Советская народная мудрость.
      Может быть, для самих поляков и других народов Польша заграницей и не была, а для жителя СССР, привыкшего к подвоху в каждой советской мудрости, любая, даже самая отсталая соц. страна была еще какой заграницей. И если кто забыл, во времена пришедшего к полному застою социализма поездки за границу для рядовых советских граждан были чем-то почти недостижимым. Так что, когда мои родители объявили мне, юной девице 15 лет от роду, что летом мы отправляемся в автомобильное путешествие в Польшу, то речь шла о событии незаурядном. Ведь если и вырывались, так только с группой в братско-демократские страны, пройдя унизительный допрос в райкоме КПСС, как фамилия генерального секретаря местной компартии да чему равен совокупный валовый продукт тамошнего социалистического хозяйства.
      Присутствие Польши в советском массово-культурном пространстве тех лет было весьма значительным: и почти домашние паны и пани из телевизионного 'Кабачка 13 стульев', и польские фильмы с великолепными Барбарой Брыльской и Даниэлем Ольбрыхским, и трансляции ежегодных конкурсов в Сопоте, и любимое народом пение Анны Герман и Эдиты Пьехи с легким польским акцентом. В Москве открылся магазин одежды 'Польская Мода', появились польские журналы, по выкройкам из которых советские женщины, в том числе и мы с мамой, пытались шить себе одежду. Кстати, именно благодаря этим журналам я приобрела некоторое знакомство с польским языком. Вообще, 'польское' было в моде, ассоциировалось с изяществом, элегантностью, и имело некую западную коннотацию.
      К поездке готовились загодя. Сначала получали приглашение от практически незнакомого нам польского профессора математики пана Збигнева, с которым папу свел его университетский друг. Потом родители проходили пресловутые райкомы и оформляли загранпаспорта. Я, как несовершеннолетняя, была избавлена от этих испытаний, и просто вписана в мамин паспорт. Нас обеих втиснули в одну фотографию, где я, великовозрастный ребенок, нависаю над плечом сидящей мамы, которая выглядит скорее как моя старшая сестра.
      Надо ли говорить, как предвкушение поездки волновало меня все предшествовавшие ей месяцы! Тому была веская причина - ведь помимо собственно туристской, у этой поездки была еще более важная цель - купить приличной одежды, потому что в эпоху всеобщего дефицита носить юной девушке и ее молодым родителям было совершенно нечего. Эта проблема отравляла нам жизнь очень серьезно, так как мои родители не умели 'доставать' вещи. Последние полгода они уже и не пытались, а лишь говорили: "в Польше купим". Но на этом пути встало еще одно препятствие - даже при наличии денег, поменять на польские злотые можно было строго ограниченную сумму. Это означало только целевые траты, безо всяких туристских излишеств типа ресторанов или музеев, что, впрочем, для советского туриста было тогда совершенно в порядке вещей.
      Наконец, приходит долгожданный день отъезда! Забиваем багажник под завязку консервными банками с тушенкой, 'завтраком туриста' и паштетом, должными обеспечить наше пропитание в дружественной стране. Запасаемся растворимым кофе, предназначенным для натурального обмена с местными жителями, а также в качестве универсальной валюты. Решено ехать через Брест, потому что там, по слухам, таможня либеральнее.
      После двух дней пути через Смоленск и Минск достигаем западного рубежа нашей родины. К зданию брестской таможни тянется внушительная очередь из автомобилей - в основном 'Жигулей' и 'Москвичей', на фоне которых нежелательно выделяется наша темно-зеленая 'Волга'. Мы нервничаем, как Штирлиц и Кэт, пока таможенники просматривают наши документы, заглядывают в кабину и багажник - но наши товарные запасы их не волнуют, все обходится благополучно. Рубикон перейден, и мы торжественно въезжаем в свою первую заграницу.
      Когда всю жизнь живешь за железным занавесом, то иногда кажется, что никаких других стран на самом деле не существует, а есть только бескрайний и безбрежный Советский Союз. Поэтому первая увиденная воочию чужая страна вызывает изумление, граничащее с восторгом. Дороги и поля, деревни и города, автомобили, автобусы и даже вывески - все другое, яркое, привлекательное, замечательное. И люди на улицах не такие, как у нас - праздничные, беззаботные, элегантные.
      В Варшаве мы останавливаемся в доме очень милых и гостеприимных пана Збигнева и его жены пани Дануты. У них большая квартира на центральной улице Маршалковской, в которой они живут со старенькой бабушкой, матерью пани Дануты, и сыном Цезариком на пару лет моложе меня. Церемонно здороваемся и знакомимся со всеми. Пани Данута сразу же с гордостью сообщает, что Цезарик серьезно увлекается биологией и музыкой Бетховена. Я пожимаю руку толстенькому молчаливому очкарику и представляю, как над ним издеваются в школе.
      Окна квартиры выходят на высотку со шпилем сталинской архитектуры - Дворец Науки и Культуры, подарок-напоминание от Старшего Брата. От дома пешком недалеко до исторического центра Варшавы, куда пан Збигнев ведет нас на первую экскурсию. Названия улиц звучат завораживающе - Novy Svyat,Svietokrzyska, и особенно Aleje Jerosolimskije. Я не могу оторвать глаз от витрин магазинов, ломящихся от шикарных шмоток.
      Вскоре мы выходим на центральную площадь Stare Myasto, окруженную по периметру старинными домами пастельных тонов. На самом деле, как объяснил пан, эти дома новые - весь центр Варшавы, разрушенный во время войны, только недавно был отстроен заново. На видном месте стоит стеклянный прозрачный ящик для сбора пожертвований на восстановление еще лежащего в руинах Королевского замка. Прямо на площади расположились столики кафе под зонтиками, что нам в диковинку. Пан приглашает нас присесть и заказывает неописуемо вкусное итальянское мороженое, по-польски lody wloske, которое мгновенно разбивает вдребезги миф о самом лучшем в мире московском мороженом! Выясняется, что оно продается на каждом углу в автоматах, стоит недорого, и оказывается одной из немногих доступных нам радостей: бросаешь монетку, и разноцветная масса с фруктами и орехами наполняет с верхом вафельный факельчик. Уже на следующее утро родители втихаря ускользают из дома вроде бы прогуляться, а на самом деле побаловать себя мороженым, пока пани неторопливо готовит церемонный завтрак.
      Пан показывает нам все лучшее, что есть в Варшаве и окрестностях - очаровательный парк Лазенки в самом центре города, усадьбу в Желязовой Воле, где вырос Шопен. Но более достопримечательностей и исторических памятников нас интересуют магазины одежды.
      Целый квартал в начале улицы Маршалковской занимает торговый центр, стеклянные корпуса которого удивительно похожи на своих собратьев с Калининского проспекта в Москве - социалистическая интеграция в действии! Но в отличие от московских, варшавские магазины полны привлекательных вещей, которые мы бы вмиг смели с прилавков, когда б не ограниченность финансовых ресурсов. Мы покупаем тряпье 'числом поболее, ценою подешевле': элегантные, хоть и сшитые из дрянных тканей платья и рубашки с застежкой сверху донизу, и модные синтетические водолазки. Еще покупаем для меня босоножки, что очень кстати, поскольку старые мамины босоножки, которые я донашиваю, вот-вот развалятся.
      Пока мы в гостях, нас кормит пани Данута. Она вкусно готовит, да еще и печет пышные пироги в электрическом чуде. Правда, меня она почему-то сажает за стол не со всеми, а отдельно с бабушкой, с которой мы ведем натужные разговоры. Польский язык мне немного знаком, перед поездкой я выучила несколько выражений, и мне отчасти понятна речь наших гостеприимных хозяев, но говорить по-польски я стесняюсь. Впрочем, русский язык тут понятен всем. Бабушкина любимая тема - это 'Семнадцать мгновений весны', она так и говорит: 'Штирлиц - то моя любов'. Как видно, не только СССР, но и весь наш соцлагерь охвачен этим культовым сериалом.
      Утомившись от города, мы предлагаем нашим радушным хозяевам отправиться с нами на природу, на что откликается только пан Збигнев, большой любитель леса, а остальные вежливо отказываются. Прогулка была бы чудесной, не заблудись мы на обратном пути. Проплутав несколько часов, в конце концов мы вышли к машине,- наверное, нашли бы быстрее, если бы пан не постеснялся спросить дорогу. Он был поражен, как спокойно мы с мамой перенесли незапланированный поход, повторяя, что его жену и сына ему бы пришлось нести на руках. Живо представляю себе увесистого Цезарика на плечах седого и сухощавого пана Профессора. Пани Данута потом очень смеялась, говоря, что ее Збышек скорее застрелится, чем спросит дорогу.
      По прошествии недели мы освобождаем от своего присутствия эту милую семью, и отбываем в Краков. Через год мы встретимся с ними на нашей территории, и постараемся оказать гостеприимство на соответствующем уровне.
      Однорядная дорога, обсаженная по обочинам толстенными липами, кроны которых, смыкаясь, образуют зеленый туннель, идет через всю страну по равнинной сельской местности, изредка пересекая городки и деревушки. По сторонам мелькают поля, не бескрайние, как в России, а нарезанные разноцветными лоскутками причудливой формы: в Польше сохранилось частное земледелие, коллективизация их, по счастью, миновала.
      В Кракове с большим трудом находим 'отель ассистентский', расположенное на дальней окраине общежитие младших сотрудников университета, где пан Збигнев устроил нам номер. Не знаю, как бы мы вообще его нашли, если бы не прохожий, за банку кофе согласившийся быть нашим навигатором. Отель очень скромный, номер небольшой, минимально обставленный дешевой мебелью, но мы им вполне довольны. По утрам приезжаем со своей окраины в центр, ставим машину, благо проблема парковки в эти времена еще не актуальна, и идем грабить город.
      Исторический центр Кракова очень живописен. Особенно впечатляет огромная центральная площадь Rynek Glowny со стройным собором в углу и вытянутым, украшенным аркадами прямоугольником самого рынка по центру. Несметное количество голубей покрывает площадь, особенно памятник поэту Мицкевичу.
      Но теперь, без свидетелей, мы не преувеличиваем свой интерес к достопримечательностям. В Вавель, дворец польских королей, гордо возвышающийся на крутом берегу Вислы, не идем, попросту пожалев денег, ограничиваемся его наружным осмотром и покупкой в сувенирном магазине wawelska glowa, гипсовой головки в глубокой деревянной рамке.
      Мимо многочисленных симпатичных ресторанчиков и кафе мы проходим, гордо отвернув головы. Теперь мы на собственном обеспечении, "и одно наше спасенье - консервы", прямо по Галичу.
      Очень скоро от такого питания меня прошибает, извините, страшный понос. Родители идут в аптеку, где с грехом пополам объясняют, что с ребенком случился "rozstroj zelodku, duje!", и приносят нужное лекарство. Меня оставляют дома лечиться, а сами отправляются за покупками. Когда они возвращаются, купив шмотки только себе, понимаю, что болеть не время, и на следующий день, наглухо заперев полученным снадобьем кишки, возвращаюсь в строй.
      На следующий день в частном оптическом магазинчике безо всяких проблем заказываем маме и мне по паре больших и красивых очков с затемненными стеклами. Мы поражены тем, что заказ готов уже через пару часов - очередное свидетельство преимуществ частного предпринимательства над государственным. Новые очки сильно изменили мой облик, волшебным образом превратив меня из девочки-очкарика в интересную молодую девушку, пользующуюся повышенным вниманием мальчиков в классе.
      Очередная серьезная задача - это купить мне зимнее пальто. Лето для этого не самое подходящее время. Мы у всех спрашиваем: 'gdie tut sklep futrowy?', то есть меховой магазин. Наконец кто-то наводит нас на искомый магазин в Новой Гуте, рабочем пригороде Кракова. Пригородом нас не испугаешь, сели в машину и приехали. В магазине на наш бюджет есть два варианта: коротенькая замшевая курточка с натуральным меховым воротником, и полноразмерное пальто из кожзаменителя на искусственном меху. Хотя мои предпочтения на стороне курточки, выбираем как более практичный вариант пальто, у которого меньше шансов быть украденным с вешалки в школе.
      И все же наши головы заняты не только барахлом. Мы не можем не побывать в Казимеже, районе бывшего краковского гетто. Он разительно отличается от праздничного центра города - темные узкие улочки с раздолбанным асфальтом, мрачные, ободранные строения. Из окон высовываются грубые морды и с любопытством разглядывают редких прохожих. Папа говорит, что наверняка это та самая публика, занявшая еврейские дома, когда их обитателей вывезли в Освенцим...
      Мы выходим к невысокому красного кирпича зданию на центральной площади гетто. Это синагога, в которой располагается музей 'juda sztuka', то есть еврейского искусства. Синагога настежь закрыта, и только маленькая табличка на двери указывает часы работы: всего раз в неделю, с 6 до 8 вечера. Не густо.
      Прямо напротив - приземистый прямоугольный камень, на котором выбита надпись, что на этом месте в 1942 году было растреляно 30 поляков...
      До войны в Польше проживало около 3-х миллионов евреев, а теперь, после Катастрофы, и недавнего изгнания Гомулкой, их в Польше остались считанные единицы. Меня охватывает ощущение, что мне знакомы эти улицы, и я когда-то ходила по ним в стоптанных туфлях...Может быть, я жила здесь в прежней жизни?
      На следующий день уезжаем из Кракова в Закопане - знаменитый горнолыжный курорт в Татрах. Нам предстоит преодолеть километров двести извилистого шоссе, петляющего по холмистой местности. Вдоль дороги мелькают добротные частные виллы с крутыми крышами. Выглядит этот район заметно богаче тех мест, которые мы проезжали раньше.
      Хотя Закопане в основном лыжный курорт, летом там тоже полно народу. По главной пешеходной улице фланирует нарядная толпа, по обочинам стоят вереницы повозок, в которые запряжены разукрашенные лошадки. Местные жители в народных костюмах, гурали, зазывают туристов прокатиться, но это опять же не про нас, поскольку запасы валюты подходят к концу.
      На каждом углу продают потрясающего вида лакомство - 'гофры', огромные воздушные вафли, покрытые взбитыми сливками, и увенчанные горстью лесных ягод - малины, земляники, черники. Я с надеждой гляжу на родителей, но они авторитетно заявляют, что моему больному животу это противопоказано. Я чувствую такую обиду и разочарование, что дальнейшее пребывание в Закопане и вообще в Польше теряет для меня всякую привлекательность. Вся эта столь долгожданная поездка оказывается отравленной чувством горечи от прошедшего мимо недоступного праздника жизни.
      Последующие события теряются в памяти. Из обратного пути помню только, что на заправку машины в Польше злотых уже не было, но бензин кончился, к счастью, на советской стороне где-то в окрестностях Львова. Папа с канистрой ловил попутку до бензоколонки, оставив нас с мамой сторожить машину в уездном городишке под названием Городок. Прохожие останавливались, завидев машину с московскими номерами, и с любопытством расспрашивали, кто мы такие да куда путь держим:
      - Из Польши едете? В Москву?! И через Городок ?!!
      Заночевали в этом же Городке в недостроенном кафе-стекляшке, куда за бутылку нас пустил сторож, заперев дверь, но оставив ведро для отправления естественных надобностей. Мы всю ночь проворочались на надувных матрацах, противно скрипевших на сдвинутых скользких столах, и с рассветом двинулись в путь...Здравствуй, Родина!
      Встреча вторая: Ностальгическая
      Моя вторая встреча с Польшей состоялась через 18 лет, когда мы уже жили в Израиле.
      В 1994 году я начала работать в частной израильской фирме, производящей электронные системы сигнализации, и написала программу для управления одной такой системой. Эдди, торговый представитель нашей фирмы в Польше, решил продавать эту систему в тамошние охранные службы. Чтобы все прошло гладко, он потребовал, чтобы разработчики, то есть я и мой начальник Ноам сопровождали первые установки.
      В середине 90-х в Израиле заграничные командировки еще довольно редки и считаются чем-то вроде привилегии, поэтому кое-кто издает шипение по поводу моей персоны, которая в фирме без году неделя, а уже едет за границу. Но все знают, что никакой протекции у меня нет, а значит, посылают по делу. Чувствую по этому поводу законную гордость, а также некоторое волнение, и надеюсь оправдать доверие.
      Нам оформляют визы, заказывают билеты, выдают по 300 долларов командировочных и несколько сотен шекелей на приобретение одежды, что весьма кстати - в Европе зима, а теплой одежды у меня нет за ненадобностью. В приподнятом настроении отправляюсь тратить халявные деньги, покупаю сапоги и шерстяные свитера. Мама дополняет мою экипировку своей купленной когда-то в Праге беличьей шубкой, которую еще не доела моль. В коричневой шубке и новых в тон сапогах, дополненной еще московскими белым беретом и шарфом, я выгляжу очень даже ничего.
      Поскольку это мой первый выезд за пределы Израиля, мне все в новинку: аэропорт Бен-Гуриона, многоступенчатый паспортный контроль, дурацкие вопросы security, суета с лэптопом, который надо отдельно заявлять на таможне, чтобы не пришлось потом платить за него огромную пошлину.
      В Варшаве нас встречает Эдди и отвозит в гостиницу на все той же улице Маршалковской. Номер довольно простецкий, со староватой мебелью и узкой кроватью, потому что хозяин нашей фирмы, кстати, выходец из Польши, не одобряет лишних трат. Но я чувствую себя иностранкой и богачкой с выданными мне на неделю тремя сотнями баксов. Забавно, что ровно с такой же суммой пять лет назад мы уезжали из Советского Союза в Израиль самолетом польской авиакомпании с остановкой в Варшаве, и ночевали чуть ли не в этой или в точно такой же гостинице с видом на ту самую сталинскую высотку.
      Ноам с гордостью демонстрирует мне найденные им в номере открытки с рекламой сексуальных услуг - мол, какая забота об одиноком мужчине! Я вынуждена охладить его энтузиазм: в моем номере нашлись такие же открытки, уж не лесбиянки ли изображенные на них барышни?
      В первый же вечер Эдди ведет нас то ли в китайский, то ли вьетнамский ресторан, богато разукрашенный красным и золотым. Ресторанная челядь в полном недоумении относительно нашей пестрой компании: хорошо одетый, благородно седой пан средних лет с непонятной молодой особой в слегка потрепанной шубке в сопровождении странного типа в защитном комбинезоне. Неуклюжие попытки гардеробщика освободить Ноама от "хермонита" - утепленного комбинезона, предназначенного для защиты солдат израильской армии от холодов на горе Хермон - вызывают у меня неконтролируемый приступ смеха. Ноам мрачнеет, и я отчетливо чувствую, что непоправимо испортила отношения с начальством.
      За столом Эдди говорит не переставая, сыплет шутками и анекдотами, рассказывает нам историю своей жизни - оказывается, он из здешних мест, в 60-е годы был замешан в студенческих беспорядках, бежал в Израиль, окончил Технион, основал нашу фирму вместе с братьями Корецкими, и впоследствии вернулся в Варшаву как их торговый представитель. У него здесь квартира, офис и секретарша-любовница, а в Израиле вилла в престижном районе, жена и двое взрослых детей. Он то и дело летает туда-сюда, набирая frequent flyer points, и снабжая жену духами из дьюти-фри в качестве компенсации за моральный ущерб.
      Наутро мы едем в официальное представительство нашей фирмы в Польше, расположенное в пригороде на симпатичной, со вкусом обставленной вилле с камином. Там нас встречают несколько сотрудников, в том числе пара элегантных молоденьких дамочек-секретарш. Эдди с гордостью сообщает, что каждый год выделяет им определенную сумму денег на покупку одежды, чтобы выглядели как подобает.
      Подчиненные относятся к Эдди почтительно и обращаются к нему не иначе как "пан Эдуард". Впрочем, я вспоминаю, что это стандартная польская форма обращения, так же как в Израиле принято обращаться друг к другу просто по имени.
      В трудах день проходит незаметно, а вечером Эдди ведет нас в ресторан в старом городе. Маленький, уютный, французский ресторанчик с картинами на стенах, пианино, свечами, белыми скатертями, чуть ли не серебряными приборами, и кухней, соответствующей обстановке, нравится мне необычайно. Лихо выбираю, не глядя на цену, говяжье филе-миньон в винном соусе. Эдди одобрительно кивает и заказывает себе то же самое.
      На десерт спрашиваю гофру с ягодами, ну, как в Закопане. Официант, удивленно приподняв бровь, вежливо поясняет, что у них исключительно французская кухня, и почему бы пани не отведать crème-brulee или ile flottante.
      Следующие дни проходят довольно напряженно. В пятницу утром мы едем далеко за город в какую-то охранную контору устанавливать нашу систему. Поляки неохотно говорят по-русски, поэтому я обращаюсь к ним сначала по-английски, а когда возникают затруднения, то перехожу на русский.
      Коренной израильтянин восточного происхождения, Ноам в Европе почти не бывал, и в Польше явно чувствует себя не в своей тарелке. Он думает, что я здесь как у себя дома, что верно лишь отчасти. После целого дня заседаний, где разговор идет сплошь по-польски, а Эдди только изредка спохватывается и переводит ему на иврит, Ноам очень подавлен. Он говорит мне, что теперь понял, как мы (русские то есть) чувствуем себя в Израиле. Ну то-то же!
      Вечером Эдди отвозит нас в гостиницу и предоставляет самим себе. Ноам предлагает пойти в Макдональдс, то ли из экономии, то ли из-за трудностей коммуникации, против чего я решительно возражаю и обещаю, что польское меню я как-нибудь прочту. Мы находим симпатичный ресторан, где прекрасный ужин обходится в сущие гроши. За едой и милой беседой начальник слегка оттаивает, и я надеюсь, что мой бестактный смех прощен и отношения спасены.
      После этого Ноам отправляется рисковать сэкономленными деньгами в казино - для него это запретный плод, ведь официально казино в Израиле не существуют. В подпольные заведения среднестатистический израильтянин вряд ли пойдет тратить семейные деньги, а тут такая халява за казенный счет. Меня же казино совершенно не привлекает, видимо, я начисто лишена азарта.
      В субботу Эдди устраивает вечеринку в честь израильских гостей в загородном ресторане. Приглашены все сотрудники с супругами. Подходящей одежды у меня нет, поэтому с утра я отправляюсь в торговый центр на Маршалковской, знакомый по 1977 году. Но на этот раз я чувствую себя вполне состоятельной иностранкой, ведь моя пачка долларов почти не тронута. Хожу между рядов и никак не могу подобрать ничего подходящего - тряпья вроде бы полно, но все не в моем стиле. В конце концов покупаю длинную черную юбку, вещь по идее универсальную.
      Покончив со шоппингом, с упоением брожу по улицам, наслаждаясь атмосферой Европы, которой так не хватает на ярком и жарком Ближнем Востоке. Приглушенные краски заснеженной Варшавы до боли напоминают мне Москву, улица Маршалковска - Калининский проспект, да и красные чешские трамваи точь-в-точь такие же, как там. Мне почти понятны доносящиеся обрывки речи прохожих. Спохватываюсь, когда начинает смеркаться, и бегом бегу в гостиницу, где меня уже нетерпеливо ждут Эдди с Ноамом.
      Празднество за городом устроено с размахом, в отдельном зале накрыт роскошный стол. Видна широта натуры пана Эдуарда, не знаю, правда, за чей счет - подозреваю, что братьев Корецких. Гости все элегантно одеты, особенно дамы. На их фоне чувствую себя полной идиоткой в своей новой юбке (с тех пор не надевала ее ни разу, так и пылится в шкафу, а выбросить жалко). Ноам тоже приоделся в шерстяной ярко-зеленый пиджак с золотыми пуговицами.
      Поначалу щеголеватые поляки посматривают на нас искоса, как на дикарей, попавших на светский прием. Но постепенно выпивка и закуска делают свое дело, чопорная атмосфера разряжается и народ веселится и пляшет вовсю. Вечеринка заканчивается заполночь, а ночью мне становится нехорошо от обжорства и пьянства, так что за завтраком я едва осиливаю кофе и крохотный бутерброд.
      На следующий день, в воскресенье, Эдди везет нас через полстраны во Вроцлав. Монотонная однорядная дорога, обсаженная мелькающими толстоствольными деревьями, укачивает меня. Закрываю глаза и дремлю на заднем сиденье под болтовню Эдди и Ноама. Все равно смотреть не на что - за пределами Варшавы все очень ободранное и жалкое, чувствуется бедность. По стеклам лепит мокрый снег, скрывая бесконечные заснеженные поля и неприглядные городишки и деревушки. Сыро, серо и неуютно.
      Во Вроцлаве мы подъезжаем к современной гостинице из стекла и бетона, сверкающей огнями, как в Лас-Вегасе. В лобби нам навстречу поднимается высокий худощавый аристократического вида джентльмен во всем черном. Это Вольдемар, владелец местной охранной фирмы, в которую мы приехали устанавливать нашу систему. Эдди вполголоса говорит нам на иврите, что эта фирма по совместительству крышует почти весь бизнес в городе, а Вольдемар ни кто иной, как крестный отец местной мафии.
      Мы ужинаем вчетвером, после чего мои спутники направляются в казино, расположенное тут же в отеле. Я отклоняю предложение присоединиться и иду прожигать жизнь в баре, чувствуя себя в безопасности под защитой вроцлавской мафии. В баре заказываю dry martini с маслинкой и стреляю у бармена сигарету. Мартини оказывается порядочно гадким на вкус. Бармен, видевший меня в лобби в компании Вольдемара, проявляет внимание и заботу, пытаясь сосватать мне какого-то пожилого дядьку, которого я быстро разочаровываю несовпадением намерений. Чтобы прекратить эти поползновения, ретируюсь из бара и возвращаюсь к себе в номер. В качестве компенсации выпиваю весь найденный в мини-баре черносмородиновый сок, который гораздо вкуснее, чем мартини.
      Наутро мы прибываем в вольдемарову вотчину. Во дворе стоят несколько навороченных джипов, а помещение впечатляет размерами, интерьерами и обилием техники. Меня просят продемонстрировать программу щупленькому юноше, который отвечает там за все технические вопросы, а также парню из Праги, специально прибывшему ознакомиться с нашей системой. Проблему коммуникации решает славянское братство - хоть мы и говорим каждый на своем языке, но ухитряемся как-то друг друга понимать. Ноам смотрит исподлобья и говорит мне, что вот ради этого меня и послали.
      Рабочая программа настолько плотная, что город увидеть не удается, если не считать вечерней пробежки через центральную площадь от машины до ресторана.
      В обратный путь отправляемся в середине дня, и после долгой и нудной дороги добираемся до Варшавы поздно вечером. Назавтра остается несколько свободных часов до полета, которые я использую, чтобы побродить по старому городу в легком приступе ностальгии. Хочу глотнуть напоследок европейского воздуха, невзирая на мокрый снег с дождем и сырость в сапогах. Под серым небом пастельные тона Starego Myasta выглядят слегка выцветшими. Над Вислой возвышается восстановленный Королевский замок, на который тогда, в 77-м, собирали деньги на площади. У меня еще остается немного польских злотых, которые нужно потратить. Времени на поиски нет, да и особых нужд тоже, и после короткого раздумья я покупаю в ювелирной лавке янтарные бусы. Янтарь у меня ассоциируется с детскими воспоминаниями о Прибалтике, которая в те времена была тоже почти заграницей. Надо ли говорить, что эти бусы я ни разу не надела, так они и пролежали в ящике много лет как память об этой встрече с Польшей.
      Встреча третья: Туристическая
      С тех пор прошло еще полтора десятка лет. За эти годы мы немало поездили, компенсируя себе недостаток путешествий в советской жизни. Поначалу, жадные до зрелищ и туристских впечатлений, мы хотели посетить как можно больше городов, музеев, замков и других аттракций, но в последнее время стали все больше предпочитать природу: заповедники, горы, леса, озера, водопады. Служебные командировки тоже со временем стали в тягость - вроде бы едешь за границу, но при этом себе не принадлежишь, разве только урывками.
      В последние годы мы зачастили в страны восточной Европы, в большинстве своем вошедших в Евросоюз и стремительно повысивших уровень жизни, экономики и туристской индустрии. В то же время эта индустрия там пока еще сохранила разумный уровень цен и некоторую невинность по сравнению со своей донельзя циничной, коммерциализированной западной сестрой.
      Польша оставалась в стороне от наших маршрутов, пока наконец членство в свободной Европе не выдало ей некий сертификат надежности. И тогда мы решили осуществить давно задуманное путешествие в Татры. В этом горном районе на границе между Словакией и Польшей, где зимой катаются на горных лыжах, летом можно ходить в походы любой степени сложности по лесистым горам и долинам.
      В аэропорту происходит забавная встреча. Фигура мужчины у прилавка с косметикой в дьюти-фри кажется мне знакомой - широкие плечи, мощный затылок. Мужчина поворачивается - так и есть, Эдди. За эти годы я уже несколько раз встречала его в разных аэропортах, видимо, он все такой же frequent flyer. Эдди не сильно изменился, только покрасил свои благородные седины в рыжеватый цвет. Он радостно меня приветствует и тут же сообщает, что о-очень удачно продал свой польский бизнес Иосифу Корецкому, владельцу той фирмы. Ну, как же иначе! А я отвечаю, что мы едем как раз в Польшу.
      Первые несколько дней мы проводим в национальном парке Словенский Рай в Татрах, бродя по поросшим лесом невысоким горам и упиваясь роскошью зеленых просторов, сочного и буйного июньского разнотравья-разноцветья. Наша тяга к европейской природе с каждым годом становится все сильнее.
      Дальше маршрут ведет на польскую сторону. Как запланировано, подъезжаем к Przejscie graniczne miedzynarodowe и, покорно снизив скорость движения, как то предписывает проржавевший дорожный знак, обнаруживаем... Как и полагается в давно объединенной Европе, никаких признаков границы, помимо дежурного плаката "Добро пожаловать!..", а также давно заброшенного павильона таможни, мы не обнаруживаем, и безо всяких препятствий и шлагбаумов въезжаем на территорию Польской Народной Республики в районе озера с милым названием Чортово.
      Мы поселяемся в лучшем номере новенькой гостиницы с видом на это самое озеро, благо цены по нашим понятиям довольно смешные. В гостинице мы единственные гости, и многочисленные скучающие барышни готовы мгновенно исполнять любые наши прихоти, даже открывают персонально для нас ресторанную кухню, чтобы приготовить обозначенные в меню замысловатые блюда. Проблема коммуникации не встает, так как барышни сносно владеют английским, а русский они вряд ли знают, поскольку не учили его в школе, родившись уже в посткоммунистическую эпоху.
      Сюрпризы возобновляются с новой силой утром во время завтрака. Исключительно для нас двоих выставлено немыслимое количество разнообразных закусок банкетного уровня. Впрочем, неожиданности на этом не кончаются: намекая на какое-то важное событие, из-за которого отель на один день закрывается, нас вежливо просят завтра перебраться в другую гостиницу, расположенную через дорогу напротив. Что ж поделаешь, завтра и переберемся.
      А на сегодня у нас запланирован сплав на деревянных плотах по пограничной реке Дунаец. Этот бизнес у поляков налажен крепко - туристов пачками по двенадцать голов усаживают на скрепленные по пять узкие деревянные ящики-пироги, и мужички в национальных костюмах, по одному на носу и на корме, приводят их в движение, отталкиваясь от дна длинными шестами. Река прихотливо извивается между горами, открывая за каждым поворотом виды невероятной красоты. Вода то бурлит и переливается на солнце на перекатах, то затихает в местах пошире, где находит приют разная живность: стремительная форель, утки с выводками утят, водные звери типа бобров или нутрий. Плывем часа два ровнехонько по границе между двумя странами, слева Польша, справа Словакия. У плотоводов разделение труда - кормчий обеспечивает движение, а тот, что на носу, развлекает пассажиров шутками-прибаутками. По мимике и отдельным понятным словам догадываемся, что шутки, вызывающие дружный хохот пассажиров-поляков, в основном по адресу соседей-словаков. Как всегда и везде, соседствующие народы друг к другу неравнодушны. Вспоминаю анекдот, рассказанный в свое время паном Збигневом: 'Кого посылали в космос перед тем, как послать человека? Американцы - обезьяну, русские - собаку, а поляки...(многозначительная пауза) - чеха!' Это был отклик на полет в космос чешского космонавта в составе так называемого международного экипажа...
      В этот дивный солнечный день успеваем покататься на катамаране по Чортову озеру, и навестить гордо нависающий над ним одноименный замок. Назавтра мы направляемся в пеший поход по тем же местам. Тропа сначала полого идет вдоль реки, потом начинает забирать наверх. Вскарабкавшись метров двести по крутому склону, обнаруживаем в качестве вознаграждения старую вырубку с нетронутой земляничной поляной. Забыв обо всем на свете, рвем спелые душистые ягоды и горстями отправляем их в рот. Вкус нагретой солнцем лесной земляники так же прекрасен, как в детстве...
      Как говорится, усталые, но довольные, перемазанные земляникой, мы добираемся до гостиницы, той самой, что через дорогу. Она находится в процессе реконструкции, но одно крыло уже действует. В вестибюле нас встречает молодой индус и несколько обескураживающие сильные запахи индийских благовоний, но номер оказывается очень приличным и удобным, а главное, в нем ничем не пахнет. Индус сообщает нам, что в нашей прежней гостинице умер хозяин, потому они и закрылись. Теперь понятно, что разнообразие закусок, которыми нас потчевали на завтрак, взялось с поминального стола. Сразу вспоминается сцена из бунюэлевского абсурдного фильма "Скромное обаяние буржуазии", где компания друзей приходит в ресторан пообедать, а там в задней комнате лежит скоропостижно скончавшийся хозяин в окружении плачущего персонала.
      Несколько неожиданное индийское присутствие в южной Польше нам объясняет менеджер гостиницы, пожилой индус, который, опять же, за неимением других гостей сосредотачивает на нас все свое внимание. Оказывается, это индийская сеть спа-отелей решила освоить здешний рынок, предлагая экзотические техники массажа, прочистки чакр и наведения мантр. По словам менеджера, им осталось только научить поляков правильному обслуживанию и провести рекламную кампанию. Звучит довольно забавно - что-что, а обслуживать поляки умеют. Но мы без комментариев жмем ему на прощанье руку и желаем удачи.
      Сопутствовавшая нам чудесная июньская погода начинает портиться, поэтому мы оставляем ненадолго природу и на ближайшие пару дней перебираемся в Краков. Дорога на подъезде к городу пестрит рекламой магазинов кожаных и меховых изделий, которые мы с родителями так разыскивали в далеком 77-м... А теперь, в Израиле, шубы нам как-то ни к чему. Вдоль дороги тут и там раскинуты разноцветные шатры воскресных сельских ярмарок, совсем как в песне 'Kolorowe jarmarki' в исполнении Марыли Родович, во времена оные то и дело звучавшей по советскому телевидению и радио.
      В Кракове я то и дело вспоминаю ту давнюю поездку, узнаю некоторые фрагменты города, названия улиц - Dluga, Bashtova, Westerplatte... Дождь льет вовсю, небо обложено без просветов, и мы гуляем под зонтиками. Вавель снаружи все так же красив и внушителен, но внутрь заходить не хочется. Мы уже видели столько замковых интерьеров с весьма приблизительной меблировкой, что можем обойтись без еще одного. В сувенирном магазинчике большой выбор 'вавельских глов', при ближайшем рассмотрении оказавшихся грубыми поделками из гипса и фанеры.
      Наутро едем в бывшее гетто Казимеж, где меня снова охватывает чувство депрессии и дежа-вю, усугубляющееся мрачной погодой. Узнаю серые, обшарпанные с осыпающейся штукатуркой дома, обелиск с надписью о расстреле тридцати поляков. Синагога, она же музей еврейского искусства, на сей раз открыта, и мы бродим по ней, разглядывая небольшую коллекцию утвари, пережившей своих владельцев... Дальше, вдоль Шерокой, главной улицы гетто, расположились еврейские рестораны, на мой взгляд, совершенно здесь неуместные. К горлу подкатывает комок. Мне хочется поскорее покинуть это место.
      Мы возвращаемся в центр. На главной площади по случаю воскресенья раскинулся блошиный рынок. Мой взгляд, рассеянно скользящий по рядам, полным всякой ерунды, вдруг натыкается на прилавок, заставленный закопченными медными менорами и прочими предметами иудаики. При мысли о происхождении этих предметов и о судьбе их бывших хозяев мне становится не по себе, и я тороплю мужа уехать из Кракова.
      Далее маршрут, как и тогда, в 77-м, ведет нас в Закопане, где мы собирались провести пару дней и походить по Высоким Татрам. Но нахлобученные на горы низкие темно-серые тучи и безнадежный прогноз погоды ломают наши планы, так что придется там просто отдохнуть. Как следует покружив по Закопане, мы находим гостиницу с бассейном и джакузи, и расслабляемся там под аккомпанемент бьющего по стеклам дождя. Когда к середине следующего дня дождь слегка унимается, мы, совершенно расслабленные, отправляемся на главную пешеходную улицу обедать.
      Ввиду отсутствия других развлечений, промокшие туристы слоняются взад-вперед по улице. Повозки с разряженными лошадками сиротливо жмутся к домам, возницы в расшитых жилетках и тяжелых от воды войлочных шляпах тщетно зазывают публику - никому неохота трястись под дождем в пахнущей мокрой псиной коляске. Гораздо приятнее провести время в одном из многочисленных ресторанов, откуда аппетитно пахнет дымком и жареным мясом.
      Уплетая замечательно зажаренную на углях свинину под красное вино, я поглядываю в окно на улицу, которая начинает преображаться под светлеющим небом. Дождь окончательно стихает, и напротив ресторана распахивает ставни киоск, торгующий теми самыми гофрами, так поразившие мое воображение 30 лет назад - объемные вафлями типа бельгийских, покрытыми взбитыми сливками, а сверху свежими ягодами. До сих пор помню обиду на родителей, не купивших мне такую вафлю по причине нехватки валюты.
      Оставив мужа расплачиваться за мясо, вылетаю на улицу с твердым намерением компенсировать себе это упущение. Но, подойдя поближе, я вижу, как тетка в грязном халате вынимает подгоревшие вафли из посудины с бурым, давно перекипевшим маслом, намазывает на них белое вещество, по консистенции напоминающее оконную замазку, наваливает сверху неестественно ярко-красную субстанцию из замызганного, в потеках пластмассового ведра. Моя мечта лопается, как проколотый воздушный шарик.
      ***
      Так вот и замкнулась цепочка. Спрашивается, стоит ли пытаться воплотить давние мечты? Пусть они лучше остаются в своем недостижимом далеке, окутанные светлым туманом ностальгии...
      В андерсеновской сказке про снежную королеву мальчику Каю попадает в глаз осколок зеркала злого тролля, и он начинает видеть все в черном свете. Я думаю, что на самом деле происходит совершенно наоборот: в начале жизни нам попадают в глаза осколки розовых очков, которые с годами растворяются, и тогда мы видим все, как оно есть на самом деле. Очень немногие сохраняют в глазах эти розовые осколки до самой старости, и я им в чем-то завидую, но гораздо больше ценю приобретенную ясность собственного взгляда.
      
      А с Польшей будут еще встречи, без всякого сомнения.
  • Комментарии: 4, последний от 23/01/2013.
  • © Copyright Тарнорудер Анна (atex1959@gmail.com)
  • Обновлено: 01/03/2011. 41k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
    • Оценка: 7.63*8  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.