Перед выходом из порта Кальяо в район промысла в южную часть Тихого океана, на БАТ "МАРШАЛ КРЫЛОВ" прибыл начальник экспедиции со своим помощником, только что прилетевший из Калининграда через Москву с опозданием почти на неделю. Оформив все документы и получив разрешение портовых властей, мы подняли якорь и полным ходом пошли на юг. Переход ожидался спокойный, погода хорошая и вечером я пригласил Виктора Владимировича ко мне в каюту на чашку чая. Он подробно рассказал мне о причине задержки.
В Москве, как обычно перед вылетом в дальний район промысла, начальник экспедициидолжен был зайти в министерство рыбного хозяйства на беседу к одному из замов министра. Там пришлось задержаться - они с помощником еле успели в Шереметьево на самолёт. Лето, жара, оба в форменных кителях, вспотевшие, забежав в салон самолёта, обратили внимание, что много свободных мест. Наметив себе три свободных кресла, устремились к ним, чтобы сидеть свободно вдвоём, положив на среднее кресло свои портфели с документами. Но, опередив их, на эти места сели двое негров. За ними через ряд были свободны ещё три кресла, которые они и заняли. Сразу сняли кители, положили их на среднее кресло на портфели, сняли с ног ботинки и тут же уснули. Стюардесса пыталась разбудить их, чтобы пристегнули ремни, но они проснулись только от толчка, когда самолёт ударился колёсами о бетон полосы в аэропорту Люксембурга, где делали промежуточную посадку. Началось торможение, но самолёт вдруг резко развернулся в сторону, сошёл с бетона, клюнул носом. Раздался жуткий треск, грохот. Двое негров, аккуратно пристёгнутые ремнями, вместе с креслами пропали в рваной дыре, образовавшейся в полу.
Нас обоих со страшной силой швырнуло вперёд - через все ряды кресел, через головы пассажиров долетели до бронированной двери в кабину пилотов. От удара чуть не потеряли сознание. Грохот, мощные удары по корпусу самолёта, треск рвущегося металла, крики людей. В иллюминатор увидели, что крыло самолёта ударило по водонапорной башне - как в замедленной киносъёмке башня упала, оторванное крыло пропало из поля зрения. Мимо иллюминатора замелькали стволы сосен. Самолёт, ломая деревья корпусом, громыхая, как телега по булыжной мостовой, наконец, остановился.
Из-под груды вещей, разного хлама послышались стоны, крики раненых и просто перепуганных людей. Дверь в кабину пилотов заклинило - оттуда слышны были громкие стуки чем-то тяжёлым. Старший стюард - молодой мужик с внешностью цивилизованной гориллы пытался открыть дверь наружного выхода, растрёпанная стюардесса пыталась изображать улыбку и уговаривать пассажиров, что ничего страшного не случилось и надо приготовиться покинуть салон самолёта через аварийный выход по надувным трапам. Наконец стюард-горилла с нашей помощью сумел открыть дверь наружу и выбросить надувной трап. Тут мы вспомнили о наших форменных кителях, ботинках и документах, которые остались в портфелях на среднем сидении. Но стюард, не обращая внимания на наши вопли, хватая нас за шиворот, как мелких щенков, вышвыривал одного за другим по надувному жёлобу с угрожающим рычанием:
--
Идиоты! Убегайте скорее и как можно дальше! Самолёт может взорваться!
Поднявшись на ноги на мокрой траве, мы действительно увидели, что из корпуса самолёта внизу выбиваются небольшие языки пламени. Самолёт остановился на самом краю какого-то оврага, кабина пилотов нависла над склоном, поросшим мелким кустарником. Из открытой двери по надувному жёлобу вылетали всё новые пассажиры, похожие больше на тюки ветоши, которые неустанно швырял гориллоподобный стюард. Тут нам стало действительно страшно. Забыв о наших вещах и документах, босиком мы рванули изо всех сил через редкие кустарники, мимо поломанных деревьев навстречу бегущим к нам от аэровокзала людям и завывающим пожарным машинам. Отбежав на приличное расстояние, я оглянулся и увидел цепочку людей, бегущих от горящего изуродованного самолёта. Видно было, как из кабины через выбитые стёкла вылезали пилоты и падали в овраг. Подбежавшие спасатели спрашивали каждого из нас, нужна ли нам помощь и указывали, в каком направлении следует бежать дальше. Подбегая к двери в аэровокзал, мы услышали сзади громкий взрыв и обернувшись, увидели огромный огненный шар на месте нашего самолёта - пропали наши документы и вещи...
У входа в аэровокзал меня окликнул на русском языке мужик в форме "Аэрофлота":
--
Прикройтесь чем-нибудь. Некрасиво входить в здание с голым брюхом.
Тут я впервые оглядел себя: босиком, вся одежда изорвана и торчит испачканный живот. Но меня словно прорвало:
--
Вы бы, сволочи, самолёты неисправные не выпускали на линию, а не замечания нам делали за внешний вид! У меня все документы и одежда, обувь остались там, а ты меня ещё в чём-то упрекаешь! - и таким отборным матом покрыл, каким раньше никогда в жизни не ругался.
Три дня нас продержали в госпитале, хотя мы оба чувствовали себя вполне нормально. Приходил посол СССР в Люксембурге, выслушал каждого из нас, поговорил минут двадцать, пообещал помощь. От него мы узнали, что в самолёте наших было всего четыре человека. Должны были лететь семьдесят спортсменов, но они опоздали и места остались свободными. Погибло шестнадцать человек - не успели выскочить из самолёта до взрыва. Да ещё повредил позвоночник командир самолёта, который выпрыгнул через выбитое окно кабины и неудачно упал спиной на какой-то пенёк. Кроме нас летели две русские женщины - научные работники на какой то симпозиум в Канаду. Они тоже не пострадали, если не считать того, что, пробегая между креслами к выходу, они обе упали и по ним пробежали ногами несколько человек.
Перед выпиской из госпиталя нам привезли по хорошей осенней куртке с капюшонами, так как была дождливая прохладная погода, из посольства привезли временные удостоверения личности и отправили самолётом в Москву. В "Шереметьево-2" нас встретили работники нашего министерства, поселили в гостиницу. За два дня сделали нам новые документы, выдали денег для приобретения одежды, обуви и снова отправили самолётом в Лиму. Домой в Калининград не отпустили даже на пару дней.
Хорошо, что мы не успели сесть на те места, которые вырвало вместе с шасси, когда самолёт сошёл с бетонки на мягкий грунт. Два негра, опередившие нас, - им не повезло.