Тен Владимир Константинович
Байки из курилки

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 5, последний от 20/01/2024.
  • © Copyright Тен Владимир Константинович (galvol@rambler.ru)
  • Размещен: 06/11/2023, изменен: 06/11/2023. 296k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  • Скачать FB2
  • Оценка: 3.27*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Оказывается, за свою жизнь я сочинил немало разного рода баек - устных, рукописных, в виде постов в Фейсбуке. Пришло время их опубликовать в виде отдельной книги, условно разделив ее на несколько глав.


  •    Байки из курилки
      
       Оказывается, за свою жизнь я сочинил немало разного рода баек -- устных, рукописных, в виде постов в Фейсбуке. Пришло время их опубликовать в виде отдельной книги, условно разделив ее на несколько глав.
      
       *****************************************************************************
      

    Оглавление:

       Вместо предисловия
       Глава 1. Школьные годы чудесные?
       Мандарины
       "Люди гибнут за металл!"
       Похороны биологии
       Хулиган Сашка Бабков
      
       Глава 2. Gaudeamus igitur
       О Маркесе, хлопке и тракторе "Беларусь"
       "Пришибите меня дверью!"
       Сладкая месть
       Баллада о березовом венике
       Левый поворотник
       С сапогом в обнимку
       Джентльмены предпочитают блондинок
       Байки мелким бисером
      
       Глава 3. Семейные хроники
       Прощание
       Плов, как сотворение мира
       "Беда, коль пироги..."
       Капкыр
       ...и о национальных привычках
       Копаясь в архивах
       О словах и звуках
       Где мое "оружие пролетариата"?!
       Курица -- не птица
       Улетная самса
       Поверх компромиссов
       "Я подарю тебе эту звезду..."
       Сцена у фонтана
      
       Глава 4. Полвека в профессии
       "Байки с Ленинградской, 32"
       Розыгрыш
       С Новым годом!
       Дороги, которые мы выбираем...
       Эпопея с метеозондами
       Бредни старого ворчуна
       Слово не воробей
       "Я - начальник, ты - дурак!"
       Баллада о нищем гении
       Не в ту дверь...
       Бабушка Димы Харатьяна
      
       Глава 5. Скитаясь по миру
       Сбежать от суеты в Таллин
       Вильнюс. улица Стиклю
       Тайский трип
       Deutsche EindrЭcke
       О женщинах
       Жертвы наркотрафика
       Магазин причиндалов
       Подражание Оруэллу
       Киржач. Конец света
       Потаенная часовня
      
       Глава 6. Байки об Элен Вульф
       Долг платежом красен
       Импровизация с обременением
       Поход в театр
       А у лилипутика, руки тоньше прутика...
       Легенда об эксгибиционисте
       Как правильно наехать на болт?
       Солнцепоклонница
      
       Глава 7. Разное
       Майко versus про...
       Ферганский плов
       Рождение традиции
       О мистике. Пятница, 13-е
       Ду ю спик инглиш?
       О суевериях
       Судьба человека
       ...и об искусственном интеллекте
       Когнитивный диссонанс
       Большие глаза
       Гало без подката
       Трудности перевода
       К звездам (к смерти космонавта Владимира Шаталова)
       Древо жизни
       Дружба народов. Бытовой аспект.
       Старый ташкентский зоопарк
       Жертва телевидения
       Гагарин с нами
       Цитаты и определения
      
       Глава 8. О творчестве
       Чайный сервиз
       Прокрустово ложе любви
       Колобок
       Sic transit gloria mundi
       Эротика российских сериалов
       Черно-белая изнанка российских сериалов
       За кулисами
       О граде сокровенном...
       Диалоги о любви
      
       Глава 9. Больничные хроники
       Почки распустились
       Мужчины не плачут
       Веселый дед
       50 оттенков печального
       Дома лучше
       ...и еще о печальном
       В ожидании лета
       Заявление
       Дневник самоизолянта (ковид)
      
       Вместо послесловия
      
       **********************************************************
      
       Вместо предисловия
       По спирали...
       Ну, вот.
       Очередной аццкий круг пройден.
       Данте было проще - всего-то девять.
       Я ж перевалил хорошо за шестьдесят.
       Не про обиды, боли, несправедливости и прочее - о несбывшемся несбыточном.
       "Свой путь земной, пройдя ЗА половину,
       Я оказался в сумрачном лесу".
       А по молодости так красиво брезжило. Но не сбылось...
       Путь от Маркса к капиталу.
       Крах империи, надлом судьбы. Моей. Поколения.
       И мечта с каждым годом уплывает все дальше.
       "Бессонница. Гомер. Тугие паруса..."
       Почему все самое прекрасное проскочило мимо меня, а не сквозь?!
       Но на рассвете вдруг опять забрезжило сквозь рваные облака...
      
      
      

    Глава 1. Школьные годы чудесные?

      
       Мандарины
       Гулистан - центр Голодной степи в Узбекистане. Новый 1969 год... Конечно, столько не живут, но вот я сподобился. Отец заранее объявил, что к новогоднему столу принесет мандаринов - на работе давали. И это в обкоме КПСС. В 1969-м, я вам скажу, это было большим дефицитом, особенно в Голодной степи. Наиль, отвечавший за новогодний стол на нашем классном "корпоративе", долго скакал от счастья, когда я сказал, что мама отдаст мне мандарины для вечеринки. Но отец, узнав о судьбе оранжевых из Абхазии, возмутился: почему семья лишается даже возможности попробовать мандарины?! И мамино решение волевым образом отменил.
       На корпоратив я не пошел. От стыда. И злости на отца.
       Отца давно уж нет.
       Он там, где говорят, от мандаринов ветки ломятся и каждый божий день - корпоратив. Прости, папа. Конечно, ты был прав...
      
       "Люди гибнут за металл!"
       В советское время сбор макулатуры для пионеров и школьников СССР был делом святым. Стратегически еще более важным был сбор металлолома. О, это были те еще кампании! Помню, один ботаник из 7 "А", от излишнего рвения и желания вдруг выделиться, приволок в трех мешках полное собрание сочинений Ленина. Скандал был интенсивный, но шепотом. Собрание сочинений вернули на родные полки, а папаша ботана измочалил не один ремень о потомственный зад.
       Но в нашем 7 "Б" такого никогда не было. При том, что такие же собрания сочинений были не в одной семье. Битву за макулатуру мы проиграли. Но не проиграли войну. Науськанные директором школы и мотивированные печальным видом классной руководительницы Людмилы Григорьевны, решили отыграться на металлоломе.
       Родной квартал Ц-5 был только-только отстроен после памятного землетрясения 1966 года на месте прежней Кашгарки. Рядом возводился Ц-6, так что добыть металл было где. Можно было и прямо из-под земли, при советской-то системе учета.
       Как-то, за временными рамками кампании по сбору металлолома, принужденные копать ямки под саженцы на пустыре возле школы, мы, таким образом, докопались до передней оси от трактора "Беларусь", похороненной в земле на глубине сорока сантиметров вкупе с несколькими обрезками ржавых водопроводных труб.
       На следущее утро директриса полюбовалась инсталляцией из наших раскопок прямо из своего окна. Авторов композиции вычислить не составило труда, и ровно через сутки после акта творчества нам пришлось заняться сносом абстрактной скульптуры. Причем, творческий акт совершался сакрально, без свидетелей, тогда как акт вандализма - при стечении немалого числа наблюдателей.
       И когда наступил "Час железа", мы знали, где есть оно. На тот же многострадальный пустырь у школы потекли ручьи металла, образуя "классные" кучи. И если у конкурентов из 7"А" куча была бесхарактерной, бесформенной и рыхлой, в которой соседствовали чугунная ванна с облупившейся эмалью и цинковые ведра с "нарезкой" из ржавых труб, то наша куча по истечении некоторого времени приобрела стройный индустриальный вид. Здесь странным образом присутствовали кожух от двигателя какой-то большой машины, остекленная дверь, покрашенная в один цвет с кожухом, какие-то металлические детали со следами смазки. Потом к куче добавилось несколько траков от металлической гусеницы. Ох, и тяжелыми же они были! Отдельно стояли мятые черные от машинной смазки ведра, до верху наполненные большого размера болтами и гайками.
       На следущее утро стало понятно, что седьмой "А" безнадежно отстал. Последние куски металла мы тащили от нашей заначки уже в полной темноте. Вышедшая директриса, не вглядываясь особо в состав металла, удовлетворенно окинула взглядом нашу кучу, которая была вдвое выше, сдержанно кивнула нашей классной и испепеляющее глянула на классного руководителя 7"А", за которой понуро стояли наши конкуренты.
       Но мы не успели вкусить лавров. У школьной ограды с визгом тормозов остановилась белая служебная "Волга", из которой вылетели трое разъяренных мужчин. Они ворвались во двор, как раз навстречу директрисе. Один из них, видимо, главный остановился с директрисой и о чем-то с ней заговорил, остальные двое с каким-то кудахтаньем кинулись именно к нашей куче металла.
       - Ну, да! Вот же здесь все! Алексей Викторович, - заорал один, обращаясь к главному. - Все здесь! Даже болты аккуратно собрали, вредители!
       - А как они кожухи с траками доволокли?! - изумился другой и, глядя на нас, добавил, - Вот эти пацаны и девчонки!?
       Алексей Викторович с директрисой и эти двое стремительно надвинулись на нас.
       - Алексей Викторович, так откуда весь этот металл? - спросила директриса рвущимся от возмущения голосом.
       - Мои рабочие рыли яму под дворовый бассейн. За день не управились и оставили экскаватор у объекта, чтобы лишний раз не гонять на базу, - дядька тоже был зол. - Ну, и пришел мой старый заслуженный орденоносец-экскаваторщик с утречка на работу и его чуть кондрашка не хватила! Пожилой человек, с сердцем последнее время не очень. А тут...
       - Экскаватор за несколько часов разобрали на запчасти и половину сюда снесли, - подхватил один из его спутников. - Как только сил хватило!
       - Ну, этим, дай волю, и паровоз разберут, не то, что ваш экскаватор, - сказала директриса, недобро глядя на наш седьмой "Б". - Алексей Викторович, даю слово: разберусь с каждым по отдельности. А сейчас они все хором отнесут ваши пол-экскаватора на место и помогут орденоносцу собрать машину.
       Алексей Викторович посмотрел на нас, что-то мелькнуло в его лице этакое, потом глянул на директрису и сказал:
       - Ладно, Анна Сергеевна, мир. Не надо. Сейчас подъедет от нас грузовик, пусть только помогут погрузить все. Остальное - наша забота.
       - Как скажете, Алексей Викторович. Но класс будет наказан.
       - А можно вместо наказания они помогут мне со строительством бассейна. Там много мелкой ручной работы. За пару-тройку смен, разумеется, после уроков, справятся. А, Анна Сергеевна? От наказания - польза сомнительная. А тут перевоспитание трудом, по Макаренко. Словом, беру их на поруки!
       Неплохой мужик оказался. И весь металл, собранный при копке чаши бассейна, пошел в зачет классу. Но, все же, мы уступили седьмому "А". Всего только пара траков от гусеницы экскаватора - и победа была бы за нами...
       Хочу со всей ответственностью заявить: все вышеизложенное, кроме имен, правда. И если вы видели похожий сюжет в каком-нибудь "Ералаше", знайте это о нашем 7 "Б". Старожилы ташкентского квартала Ц-5 не дадут соврать.
      
       Похороны биологии
       Прикол с похоронами придумал Андрюха Крапивин. Как это связалось с биологией? Фиг, его знает. Но то, что с биологичкой у него, как и, впрочем, у всего класса, отношения не заладились с самого начала - факт.
       Биологичка была молода - только-только закончила университет. Опыта никакого, при явных проблемах с коммуникабельностью. Она, то пыталась общаться с нами на равных, потом, словно опомнившись, что нельзя с учениками запанибрата, строила из себя педагога с большой буквы. Никак не могла найти золотой середины - через одного называла нас на "вы", потом говорила "ты" простуженному Вовке Бабаянцу и пыталась губами измерить у него температуру. Оторопевший Вовка отбивался от "градусника" чуть ли не кулаками. Класс в это время громко ржал.
       Но биологичка неровно дышала именно к Крапивину. Андрюху это безумно раздражало и нервировало: вот же, звонок на перемену, успеть бы за угол - посмолить чинарик с пацанами, а тут эта коза под надуманным предлогом пытается остановить его, чтобы поговорить.
       Ну, и, естественно, нервная система, недополучившая обычной дозы никотина, сбоит, толкая на буйство. Например, на просьбу приятеля, кинуть ему надкусанное яблоко, бросить ему горшок с какой-нибудь петунией. Яблоко ловить проще, чем горшок с цветком. Естественно, на учительском столе, не говоря уже о пространстве вокруг него, дорожка грунта из горшка.
       Комплексующая биологичка, само собой, устраивает истерику, требует хулигана к ответу:
       - Кто это тут резвился?!
       Андрюха трусом никогда не был и, конечно, признался. Училка дрожащим от обиды голосом требует, чтобы немедленно все было убрано. Крапивин показушно медленно сметает веником землю с пола, а потом таким же макаром начинает сметать веником со стола, прямо перед ее лицом. Словом, признаков конфликта там было не счесть...
       ...Перед биологией была физика. Где мы вместе с нашей классной развлекались оптическими опытами, в которых присутствовало немалое число зажженных свечек. Физика закончилась, а свечи не успели прогореть до конца.
       Вошедшая в двери вместе со звонком на следущий урок биологичка увидела такую картину: на двух сдвинутых столах неподвижно лежит Крапивин со сложенными, как положено, руками. Вокруг что-то вроде траурной процессии в готическом стиле - одноклассники с горящими свечами в руках и Маринка Садовская в образе сумасшедшей Офелии с горшком фиалок - обрывает лепестки и бросает их на недвижное тело, что-то бормоча и завывая. Затем вступает Вовка Бабаянц. Пришепетывая что-то в нос, он начинает выкладывать на животе Андрюхи из заранее выловленных из аквариума гупи и меченосцев крест.
       Рыбки прыгают по животу. Крапивин некоторое время терпит щекотку, потом открывает глаза, громко вдыхает воздух - типа, и, вот, я вдруг ожил! Жорка Петренко восклицает:
       - Вот, что крест животворящий делает!
       И здесь биологичку заклинило окончательно. Разбор полетов шел до глубокого вечера. С участием практически всего педагогического коллектива ташкентской школы N80. Кто-то из учителей просто заглядывал на огонек, кто-то целенаправленно шел посчитаться с непокорным классом. Потом стали подтягиваться родители, обеспокоенные нашим отсутствием.
       Класс наказали. Что логично. Наказание состояло в том, что теперь " этот... класс никогда не сможет досаждать Елизавете Николаевне, потому что урок биологии для этого хулиганского стада теперь будет вести совсем другой преподаватель!"
      
       Хулиган Сашка Бабков
       В 08.30. я вошел в седьмой Б школы N80 и Людмила Григорьевна - наша классная - представила меня классу, с которым предстояло учиться и предложила занять место в третьем ряду.
       В 08.31. хулиган и второгодник Бабков с парты четвертого ряда, сразу за мной, врезал сложенной вчетверо круглой резинкой "венгеркой" по заду, когда я садился...
       Накануне наша семья переехала из захолустного Гулистана в Ташкент. Переезд откликнулся в организме простудой и высокой температурой. Короче, было плохо и больно. Я сел, не проронив ни звука, но слезы предательски брызнули из глаз. Классная это сразу заметила. Подозреваю, она видела мое состояние вообще и, увидев слезы, спросила, в чем дело. Пришлось опять вставать и объяснять, что только вчера прибыл в Ташкент и по пути, видимо, простыл. Обеспокоенная Людмила Григорьевна отпустила меня домой, пожелав скорого выздоровления и, дабы я дошел до дома без приключений, попросила именно Сашку Бабкова сопроводить меня до дверей квартиры:
       - Бабков, все равно твое присутствие на уроке никак не отражается на знании предмета, поэтому сделай доброе дело, доведи Володю до дома.
       Хулиган Бабков, обеспокоенный моей реакцией на его акцию и обрадованный, что акция осталась незамеченной, схватил свой портфель и быстренько скрылся со мной с глаз учительницы.
       Как только Бабков закрыл за собой дверь, я попытался врезать ему по морде. Учитывая, что он был на полторы головы выше и килограммов на десять тяжелее, а также общее нездоровье и некоторую раскоординированность движений, кулак пролетел очень далеко от цели. Бабков удивился, сделал большие глаза и сказал:
       - Как тебя, Тен, ты чо?! Я же так, пошутил! Не злись... Ну, на, хошь, врежь мне, - и даже слегка наклонился, чтобы я достал. Я молча повернулся и пошел по коридору. Бабков догнал меня уже на улице и сделал вторую попытку помириться:
       - Ты чо, злишься?! Ладно, извини...
       Бабков был большой, очень сильный, но безалаберный и беззлобный. То, что я промолчал, не заложил, настолько впечатлило его, что он, не став мне другом, тем не менее, когда надо было, всегда за меня "впрягался". Более того, он и брата своего, Славку - тоже отъявленного хулигана - убедил, что я достоин уважения. И когда однажды я на перемене увидел, как Славка хватает одну нашу одноклассницу за хорошо развитые вторичные половые признаки, я попросил его не делать этого. Ошарашенный Славка немедленно прекратил. Братья "крышевали" меня до тех пор, пока через год не исчезли из школы вообще и из моей жизни, в частности.
       Только однажды, много лет спустя, я повидался со Славкой. Оказался по делам на окраине, в районе большой промзоны. Славка шел по тротуару, низко опустив голову и засунув руки в карманы какой-то задрипанной куртки. Был он совсем плох - разбитое синюшное лицо с корочками высохшей крови, грязные всклокоченные волосы и походка хромого старика. Я бы и не узнал его. Но он увидел, что я курю и, заступив дорогу, сиплым голосом попросил сигарету. Глаз он так и не поднял. Только теперь я его узнал:
       - Славик, ты?!
       Он встрепенулся, посмотрел на меня, узнал:
       - А, это ты... - без интереса произнес он. - Дай закурить...
       Я отдал ему всю пачку. Он долго прикуривал, закашлялся, опять спрятал руки в карманы. Я спросил его про Сашку.
       ...Сашку порезали насмерть, когда он, вытаскивая пьяного Славку из какого-то шалмана на Первушке, разнес там все в клочья.
       - Меня выручал... Он же сильный был, помнишь?
      
      

    Глава 2. Gaudeamus igitur

      
       О Маркесе, хлопке и тракторе "Беларусь"
       Байка-пролог
       Когда я только поступил в университет, эта байка уже несколько лет упорно ходила на журфаке. И , конечно, старшие товарищи сразу ее нам рассказали. О том, как преподаватель, которого все величали Глобусом, в первый же день на очередном "хлопке" озаботился тем, чтобы студенты, замученные изобильной жратвой, не загадили в хлам все окрестности, и поручил двум самым большим бездельникам и лоботрясам построить походный сортир.
       Выгребную яму лоботрясы выкопали быстро. Но в голой степи постоянный дефицит леса. И полторы доски на настил явно не хватило. Не говоря уже о том, что в этом количестве досок физически невозможно вырубить полноценное "очко". Бездельники не стали особо заморачиваться и сперли где-то шину от трактора "Беларусь". Тем более что "очко" в ней есть по умолчанию. Для надземной же части заведения они быстренько соорудили каркас из брусьев и обтянули оный обычной мешковиной.
       Инновационный пол для походного сортира прошел на "ура". Несколько человек, видимо, из числа тех, кто получал усиленное питание, бодренько опробовали новостройку и дали ей высокую оценку. Потянулись и другие. И только к вечеру, наконец, в сортир закатился Глобус...
       ...барабанная дробь: силуэт Глобуса, видный в лучах заходящего солнца на мешковинной стенке за километр, после некоторых эволюций, наконец, принял позу нахохлившегося орла и вдруг, как орел, взмахнув крыльями и совсем не по-орлиному крякнув, вдруг пропал из поля зрения.
       В свете этой истории новым смыслом наполняется поговорка "Не копай яму другому..."
      
       Байка о Вратаре
       Из пролога становится ясно, что некоторые гигиенические вопросы на хлопке решаются просто и незатейливо. Мой однокашник с национального курса, которого обозначим не настоящим именем, а как Вратаря, потому что в свое время действительно некоторое время погарцевал в "рамке" за дубль ташкентского "Пахтакора", прославился именно этим.
       Псевдоним же могу объяснить не деликатностью или нежеланием обидеть Вратаря, а лишь собственной меркантильностью и стремлением к незаконной наживе. Но об этом ниже.
       Дело было в последние дни студенческого хлопка. Погода, как и всегда в этой части света, несмотря на конец ноября, стояла солнечная и еще достаточно теплая. Мы с Витькой Шолоховым (а и компания ведь подобралась - Шолохов, Ивашкевич, Макаренко! Только моя фамилия не вполне вписывалась в этот перечень), шлялись вокруг поля, где по идее нам надлежало собирать остатки хлопка, увлекшись интереснейшей дискуссией вокруг "Ста лет одиночества".
       Третьим с нами увязался именно Вратарь. Не могу сказать, что ему был интересен наш спор, тем более, Маркеса он не то, чтобы не читал, фамилии такой не знал. Вратарь плелся за нами и был занят своими мыслями и делами - ловил поздних стрекоз, пытался пнуть сапогом коровью лепеху так, чтобы она "сухим листом" пролетела между двух кустов полыни...
       Полынь и прочий бурьян, высушенный и прокаленный жарким узбекистанским солнцем, горел, как порох. Почему бурьян горел? Ну, мы, собственно, обсуждая проблему восприятия греха, как точки отсчета в коллективном сознании семейства Буэндиа, развлекались еще и тем, что попутно поджигали заросли бурьяна.
       В один из моментов, спустившись по склону к руслу коллектора и поплевав в его неподвижную воду, мы с Шолоховым (как звучит: "Мы с Шолоховым!") подпалили очередную заросль бурьяна, который по склону рос особенно густо и высоко. По склону еще и горело особенно весело и бурно - с ревом и треском. Подожгли и по безопасной тропке поднялись опять наверх и пошли прочь от огня. Но мы совсем забыли о нашем третьем спутнике - о Вратаре...
       Вдруг из самого эпицентра пламени послышался истошный вопль. Обернувшись, я увидел картину, которую до сих пор помню в мелочах. Стена пламени высотой метра в четыре и из нее с отчаянным криком в фирменном броске вылетает наш Вратарь!
       Ему, видимо, приспичило, и он и присел прямо у тропы в зарослях полыни, хорошо укрывавшей от любопытных глаз. И, когда вокруг загудело и затрещало, а потом полыхнуло, он и рванул с низкого старта. Вратарь так и пролетел мимо нас, не успев натянуть штаны, с посиневшей от страха... спиной.
      
       Байка-эпилог
       Студенческие годы быстро закончились. Мы все уже давно обретались по разным редакциям, встречаясь случайно в городе, на различных публичных мероприятиях. Впрочем, Вратаря я давно не встречал. А встретив однажды на юбилее народного писателя Узбекистана, с трудом узнал в респектабельном молодом джентльмене, нашего Вратаря с посиневшей нижней половиной тела. Он сделал стремительную карьеру, став заместителем главного в очень статусной газете. Меня он проигнорировал, пройдя мимо и даже не кивнув. Ладно, мы не обидчивые. Но памятливые же...
       Я внедрился в группу знакомых журналистов, среди которых был и сотрудник той статусной газеты, и громко сказал: "Слушайте! А, вот, вспомнил, был случай..."
       На словах: "Дело было на хлопке..." - меня кто-то взял под локоть и повлек в сторону. Это был Вратарь.
       - Брат! Ты что делаешь?! - Вратарь искренно переживал.
       - А что такое?!
       - Ака, не надо никому рассказывать...
       - О чем?!
       - Ты знаешь!
       - Не понимаю, о чем ты...
       - Хорошо! Можешь сделать отсюда репортаж на подвал?
       - Тут твой сотрудник ошивается...
       - Э-э-э! Я же заказал текст тебе.
       - И?
       - Двойной гонорар?..
       - Хм...
       - Ладно! Тройной... но больше через бухгалтерию не пройдет.
       - О, спасибо! Ладно, пойду расскажу ребятам историю, от которой ты нас отвлек...
       - И серия из трех интервью с народным писателем...
       - Слушай, как тебе идет этот галстук! Карден?
       - Шантажист! Может, дешевле было киллера подослать?!
       - Хорошо! Договорились.
       - И зачем я тогда за вами увязался?!
      
       "Пришибите меня дверью!"
       Абитура закончилась - мы уже официально студенты первого курса журфака ТашГУ. Но до первого сентября еще много времени и, чтобы жизнь не показалась малиной, весь курс на две недели погнали "на овощи". А нам что, собрались и поехали. В автобусе знакомимся ближе.
       Колька Ивашкевич - очкастый блондин под два метра ростом. Сын преподавателя кафедры английского языка. Он-то универ знает, как свои пять пальцев. Свой в закоулках гуманитарного крыла. Каждое лето проводит со студентами и преподами в университетском летнем лагере в Юсупхане на Чарвакском водохранилище. Уже в автобусе попросил кого-то из девочек крупно на штанах по брючине написать шариковой ручкой "Умру за бабу!"
       Олег Макаренко - скромный провинциал, на которого страшное впечатление произвел я - в широченных клешах и цветастом батнике в облипочку, на башмаках-платформах на манке (на два размера больше необходимого - напихал газетной бумаги, чтобы не болтались на ноге), и затемненных очках а-ля "унтер-офицер Поппельман". Позже выяснится, что мы знакомы еще с Гулистана, где на заросших верблюжьей колючкой полянах гоняли в футбол.
       Витька Еделькин - чирчикский интеллектуал и "ботаник". Рост, объем, руки в младенческих перетяжках и неиссякаемое любопытство в глазах. В будущем Еделькин - обширное поле для всяческих экспериментов и розыгрышей.
       Лелька Волкова - максимальное "секси" при минимальном "мини". Буйная, малоуправляемая красавица, лет в двенадцать осознавшая собственную женственность и напропалую ею пользующаяся. Драки между претендентами под окнами квартиры, где она обитала, уже вошли в обиход. Двумя днями позже, "на овощах", увязалась за мной и Ивашкевичем, собравшимися в гости к математикам, чтобы устроить взаимовыгодный обмен "деньги" - "алкоголь", или "арбузы" - на все тот же "алкоголь". Нас непредусмотрительно определили сначала на бахчу, а математиков расселили близ сельпо со свободной продажей напитков.
       В результате обмена мы заполучили несколько бутылок "Баян-Ширея", а также пол-мешка картошки (которую собирали математики). Картошку в обмен на Лельку. Наивные математики считали, что они провели архи-выгодную торговую операцию. Но они не знали Лельку - за два часа она их довела до такого состояния, что они явились в наш лагерь с ней и еще целым мешком картошки в придачу (лишь бы забрали красавицу назад). После дотошного осмотра объекта и ворчания по поводу потертостей и облупившейся краски (макияжа) мы с демонстративной неохотой забрали ее назад вместе с картошкой и еще парой емкостей "Ширея".
       Ирка Пасека - оч-ч-чень впечатляющая девушка с весьма широким кругозором, умевшая влюблять в себя парней. Это она, поссорившись с одним своим поклонником (разумеется, виноват был он!), членом сборной СССР по легкой атлетике, когда он пришел мириться с флаконом духов "Фиджи" (1975 год!), швырнула в него бесценной для советских девушек склянкой от Guy Laroche. В этом месте Иркиного повествования повисла пауза, после которой весь курс дружно выдохнул: "Дура!". На что Пасека, как бы извиняясь, сказала: "Я же швырнула так, чтобы он поймал..."
       В общем, нас было двадцать шесть человек при вопиющем гендерном неравенстве - 20 девиц на 6 парней.
       И была среди прочих Ирка Журавлева. Недавно она обнаружилась в Минске, и мы возобновили общение в ФБ. Она и напомнила одно происшествие на тех памятных "овощах"...
       Ирка утверждает, что я подглядывал в щелочку двери женской половины курса. Что неправда. Я, придумав вескую для того причину, ту дверь с криком: "Девчонки! Посылки из дому привезли!" - распахнул настежь, чтобы остальные пять парней видели все. Что мне жалко?!
       Естественно за дверью поднялся визг. И именно Ирка Журавлева, будучи наименее одетой, сокрушительным ударом ноги дверь вернула на место. На беду в проеме стоял я - остальные-то парни трусливо жались за моей спиной.
       Журавлева настаивает, что я отключился на несколько минут, в течение которых Колька с Витькой кричали, что она убила человека, и хоть он еще дышит, смерть наступит сей секунд, в лучшем же случае он (человек) останется дураком на всю оставшуюся жизнь. Последнее - на совести Еделькина, все остальное - сценарий, который на ходу придумали я с Ивашкевичем.
       На отчаянное Иркино: "А-а-а! Что теперь делать?!" - Колька закричал: "Не знаю! Приводи теперь его в чувство!" Далее включились Макаренко с Еделькиным, которые стали настаивать на реанимационных мероприятиях - деликатный массаж всего тела, дыхание "рот-в-рот" и так далее. Ирка в панике стала дрожащими руками оглаживать меня, на что ей кричали с галерки: "Давай-давай! Сильнее жми! А дыхание?! Вон он уже синеть начал!" Ирка чуть не плакала, но будучи девушкой ответственной, к тому же дочерью полковника Советской Армии, дисциплинированно следовала всем указаниям, пока они не начали приобретать откровенно чувственный характер.
       Когда я "нормально" задышал, и цвет лица с багрового (от с трудом сдерживаемого смеха) изменился на естественный, меня перенесли на Иркину (!) постель и потребовали, чтобы во избежание последствий Ирка ухаживала за мной.
       Ирина с тех пор стала опекать и выполнять все мои пожелания (как вам не стыдно!), типа, "принеси воды", "почеши за ухом". И все вкусности, что ей присылали из дома, она теперь беспрекословно отдавала мне. Парни, активно поедая конфеты и печенье из посылок, тайком передаваемые мной, напряженно отслеживали все детали инцидента.
       Словом, Журавлева теперь ходила за мной хвостиком и, естественно первой заметила, что у меня штаны разошлись по шву (последствия поедания ее посылок?) как раз на заду. Она тут же вооружилась иголкой и ниткой и прямо на мне стала зашивать прореху. Зашив и затянув последний узелок, она стала искать ножницы, но не нашла и просто перекусила нить зубами. И именно в этот момент в комнату вошел весь курс...
       После взрыва эмоций, междометий и комментариев прозвучал голос Витьки Еделькина: "А можно и меня пришибить дверью?!"
      
       Сладкая месть
       Именно во время хлопковой страды проявляется коллективный характер того или иного курса. И если курс Искандера и Олега отличался суровыми охотничьими инстинктами (была объявлена охота за девушками с моего курса), то курс Шуры, Макса и Бекира выделялся разбитным нравом, разухабистыми песнями под гитару и не меньшей любвеобильностью. Мой курс был эдаким дево-питомником, на который заглядывались старшекурсники.
       Но был еще курс маменькиных дочек-сыночков, которым даже на исходе второго "хлопкового" месяца исправно доставлялись посылки из дома - от цельных жареных кур, до домашних разносолов и маринадов. За что их тихо ненавидели все. И это был курс Славы, Лены, Армиды, Белы и т. д.
       Покуда все остальные пробавлялись обычной "хлопковой" пайкой, эти трескали своих кур и заедали шоколадом. Надо отдать им должное, посылки из дома у них шли в общий котел. Внутрикурсовой. Но никто им ничего не высказывал и шоколадки в темном углу не отнимал. Терпели. Поскольку должен же когда-то и по нашей улице пройти инкассатор.
       Этот момент наступил однажды. Почему-то поток ленд-лиза у их курса внезапно иссяк и дочки-сыночки приноровились (плача) питаться из общего котла.
       В один из этих дней Коля Ивашкевич достал из заначки трехлитровую жестяную банку сгущенки, ножом грубо вспорол ее, вручил мне алюминиевую столовую ложку и сказал: "Пошли!"
       Дочки-сыночки сидели в кружочек и вяло хлебали из тарелок безобразное хлопковое варево, как всегда щедро сдобренное томатной пастой, жаловались на недостаток витаминов и в глазах их была тоска. Мы с Ивашкевичем сели в самый центр их кружка, торжественно водрузили банку на деревянную чурку и стали есть сгущенку. Столовыми ложками. Надо сказать, от избытка сладкого я впадаю в странное состояние, когда немеет в центре лба, как будто к нему приставили ствол пистолета.
       - Ивашкевич, я больше не могу, - прошептал я Кольке.
       - Жри через не могу! - прошипел Ивашкевич, давясь сгущенкой.
       Мы мучились. Но, да, месть была сладка...
      
       Баллада о березовом венике
       Со Славой Кимом я ближе познакомился в стройотряде в далеком 198.. году. Райцентр Голышманово это очень далеко, как от Ташкента, так и от Москвы. Тысячи километров до Тюмени и еще двести - на север от нее.
       Стройотрядовский быт, как правило, далек от домашнего уюта, а заливка горячим гудроном крыши пустующего никому не нужного ангара, не добавляет свежих ноток. А когда в отряде пятьдесят душ и всего один душ...
       Короче, однажды Слава предложил пойти в голышмановскую районную баню. Не Сандуны, но все же. Чего оттягивать, пошли! Не тут-то было. Слава ведь служил срочную именно в Сибири и, естественно, проникся ее духом и традициями.
       - Нужен хар-р-р-оший березовый веник, - сказал Слава. Мне-то, не выезжавшему до сих пор за пределы Узбекистана, надлежало молчать в тряпочку. Я и молчал, только глазами и выражением лица оказывая полную поддержку.
       И мы пошли в тайгу. С топором, который Слава (куда Раскольникову!) просто заткнул за пояс дембельского ремня с потускневшей бляхой. Шли недолго, поскольку тайга тут начинается сразу за околицей. Долго выбирали дерево. Наконец, нашли самую большую на весь лес, развесистую красавицу-березу. Слава достал топор, поплевал на ладошки и за каких-то пятнадцать минут снес красавицу к чертям. Мы быстро связали из ветвей два могучих веника. Хотя с таким же успехом могли ободрать ближайшее от дороги худосочное деревце. И хватило бы, на два-то веника. Но я ж не сибиряк. Молчу в тряпочку. Только глазами выражаю полнейший восторг.
       - А вот теперь можно и в баню, - удовлетворенно сказал Слава и отер рукавом вспотевший лоб.
       Ну, пошли. Прошли до околицы. Концы веников (а они были длиной около полутора метров! Чуть меньше Славкиного роста) вовсю цеплялись за траву и кустарник, а потом, по дороге, прилежно мели за нами пол-улицы, оставляя за собой широкий след взбаламученной пыли.
       Когда подошли к бане, стоявшие перед входом суровые местные мужики, насупясь, глянули на наши веники. Ничего не сказали. Сказала работница бани, вышедшая вылить грязную воду из ведра: "А чего вы со своими-то вениками? Вон на лавочке у входа лежат готовые", - и кивнула на лавку. Там действительно лежало с десяток сухих обрезанных веников. - "Бесплатно".
       Слава снисходительно глянул на веники: "Кто же сушеными парится?! Ничего не понимаете в хорошей бане".
       Суровые сибирские мужики мельком глянули на Славу, потом на наши развесистые веники и заколдобились, усомнившись, по-моему, в своем опыте по части настоящей сибирской бани.
       Слава уверенно вошел в предбанник, выбрал самую большую шайку (потом оказалось, что это была выставочная шайка, которая стояла, как экспонат на небольшом столике, вкупе с банными шапочками, вениками, ковшиками и прочими банными принадлежностями). В парилке Слава долго наполнял выставочную шайку горячей водой. Посмотреть на это сбежался весь народ, потому что вода заполняла шайку бесконечно долго. Когда все же она заполнилась, Слава приосанился, взялся за ушки шайки, крякнул и не поднял. По моим подсчетам в шайке было литров шестьдесят кипятка. Народ следом уважительно крякнул.
       Но Слава лица не потерял: "Ладно, пусть тут стоит", - и очень агрессивно, я бы даже сказал со скрытой угрозой, добавил, - "Или кому-то мешает?!" Народ, стоявший плотной стеной, отпрянул на пару шагов от шайки.
       Слава утопил свой веник в шайке, благо объем позволял даже полутораметровый веник замочить. Я послушно пополоскал свой веник рядом.
       - Становись, вот, здесь, - указал мне Слава мое место.
       - А зачем, Слава? - мне все же хватило ума спросить.
       - Щас я тебя парить буду, - сказал Слава.
       - Не-не, Слава! Сначала ты! Куда мне поперед батьки...
       Слава не стал спорить и встал на указанное мне место: "Ну, давай..."
       Я достал свой веник из воды - березовые ветви от горячей воды уже стали гибкими. Народ отпрянул еще на пару шагов.
       - Только не тряси и не гладь, - сурово предупредил Слава. - Париться, так париться!
       Он знает, как надо. Мне ли возражать. Я поднял веник и врезал. Ветви ведь стали гибкими, и будучи очень длинными, от удара, как плетка, обвились вокруг тела и кончиками как раз захлестнули... Ну, то самое... Ну, самое уязвимое...
       Обычно Слава говорит тенорком. С суровыми сибирскими мужиками уже скорее, баритоном. А тут влажные стены парилки сотряслись от басового львиного рева...
       Главное, потом суровые сибиряки, встречая Славу на улицах Голышманова, уважительно здоровались с ним. За руку...
      
       Левый поворотник
       У нас каким-то чудесным образом образовалась целая бутылка водки! На хлопке, как впрочем, и в любом другом месте - это чудо. Причем, Ивашкевич обнародовал ее в чистом хлопковом поле, когда никого вокруг нашей троицы не было. С одной стороны это было правильно - бутылка кратна трем и на большее число не делится. Но с другой стороны не у кого было попросить посуду для распития. Не из горлышка же ее?! Что мы алкаши?!
       Мы некоторое время рассматривали разные варианты: найти арбуз и вырезать из его корки стопки, столовая ложка, которая обнаружилась за голенищем сапога у Олега, свернуть конусы из широких листов лопуха. Как назло арбузов поблизости не было, ложка не могла обеспечить необходимого объема - это ж водка, а не микстура от кашля!
       В это время на грунтовой дороге сбоку от поля появился мотоцикл "Урал" с коляской, на котором ехал какой-то дехканин по своим делам.
       Он с некоторым недоверием и опаской остановился на обочине, когда мы выбежали на дорогу. Но бутылка водки, которой потрясал Колька, мигом сняла недоверие. Узнав о нашей беде, дехканин без слов достал отвертку и в пару секунд снял левый поворотник с мотоцикла - получилась идеальная с точки зрения объема и потребления емкость. Я сразу обратил внимание, что этот поворотник был идеально чист и прозрачен, тогда как правый был тусклым, пыльным и грязным.
       На предложение Олега снять и второй поворотник, дехканин посмотрел на него, как на святотатца, и сказал: "Я - не алкаш!"
       Святой человек...
      
       С сапогом в обнимку
       ...Олега опять тошнило. А просто пить надо в меру! Олег валялся на втором ярусе нар и страдал из последних сил. Колька предлагал страдальцу свалить на улицу, до ветру, и там сделать свои дела. Колькина бессердечность проистекала из его закалки - мог принять на грудь любое количество без отката. А во-вторых, Колька был несколько брезглив. Хотя при его способе жить во время студенческой хлопкоуборочной страды это было, пожалуй, слишком...
       ...После нашего третьего совместного "хлопка" Колькина мама, преподаватель английского языка нашего универа, отловила меня однажды, отвела в сторону и напрямик спросила: как Колька обходился на хлопке, при том, что в силу потери всех пуговиц на штанах, последние были намертво зашиты прямо на теле (ну, чтобы не падали!). Насколько я помню, штаны на себе Колька зашил недели за две до конца хлопкоуборочной. При этом никто из окружающих не задался вопросом: а как?! Вот, что значит мать! Для нас главным было то, что на штанах крупно шариковой ручкой начертан лихой девиз: "Сверкаю во тьме!"
       ...но Олег страдал, и неизбежное должно было случиться. У Кольки хватило предусмотрительности нырнуть вниз и подхватить чей-то кирзовый сапог. Надо сказать, студенты тогда в большинстве своем ездили на хлопок именно в сапогах. И когда Олега окончательно пробило, Колька услужливо подставил ему сапог. Когда приступ тошноты у Олега прошел, и он уснул, Колька незаметно вернул сапог на место.
       Во время утренней побудки мы с Колькой с некоторым напряжением ждали реакции. К своему удивлению, не дождались. Поэтому сами обулись и отправились на хлопковое поле. Только к полудню Колька раскололся: коротко выматерившись, он ушел к коллектору, отмывать ноги и загаженный сапог.
       Некоторое время после этого в нашем бараке все спали с сапогами в обнимку...
      
       Джентльмены предпочитают блондинок
       "Джентльмен", как понятие, чуждо нашему менталитету, плохо вписываясь в существующие реалии. И некоторые дамы, вздыхающие по недостатку джентльменов в собственном окружении, на самом деле и понятия не имеют, как много сами же делают, чтобы такой поведенческий тип у нас истощился до математической погрешности.
       Году в тысяча девятьсот восемьдесят благословенном, помню, имело место одно происшествие, доказывающее невозможность и даже пагубность джентльменства в нашей действительности. В роли "джентльменов" выступили я и Витька Хамраев, который с семьей (с первой женой - блондинкой - Мариной и еще грудной дочерью) в силу творческих разногласий с тестем и тещей, жили со мной в моей квартире на 3-ем квартале Чиланзара.
       Итак, имена "джентльменов" оглашены, а в роли совести, или глашатая кодекса джентльмена, выступила Марина.
       Антураж был такой: томный июльский вечер, почти ночь. Джентльмены, как и водится между этим сословием в Ташкенте летом, сидят в неглиже. Конечно, это было что-то поблагородней сатиновых семейных трусов в цветочек. Но сути не меняет. Сидим втроем, пьем чай под интеллектуальную беседу, не помню о чем, но, безусловно, об очень высоких материях...
       Времени уже около полуночи. Вдруг в распахнутые окна квартиры, что прямо у озера, именно со стороны озера влетает серия звуков, которые можно идентифицировать, как конфликт, или хуже того драку: звуки ударов с каким-то неожиданно нежным металлическим перезвоном, мужской мат и женские крики...
       Некоторое время течение беседы остается прежним. Мы - джентльмены же ж - невозмутимы и никак не реагируем на внешние раздражители. Потом женские крики становятся пронзительней и после мужского выкрика: "Молчи, сука!" - любопытство пересиливает и мы начинаем прислушиваться. Впрочем, вмешиваться не собираемся: мало ли кто, на Чиланзаре, в полуночное время выясняет отношения.
       Первой не выдерживает Марина - порывисто ставит чашку на стол и вопрошает, глядя на нас круглыми глазами: "Мужчины, вам, что, все равно?! Вы что не вмешаетесь?!" Сейчас и я, и Витька ответили бы однозначным "Нет!" Но тогда мы были моложе, горячей и, наверно, глупей.
       В общем, с большой внутренней неохотой мы с Витькой, как были в исподнем, ссыпались вниз по лестнице и побежали к озеру. Картина открылась такая: на земле лежит молодая женщина в позе эмбриона, свернувшись по-улиточьи, чтобы хоть как-то укрыться от ударов. Ударным же инструментом служит связка алюминиевых карнизов длиной метра в два, которой мужчина и охаживает эмбрион женщины. Отсюда нежный металлический перезвон. Рядом с этой динамической инсталляцией второй мужчина, который праздно наблюдает, а может, дает советы...
       Когда мы добегаем до них, второй выдвигается навстречу, для убедительности держа руки в нашем направлении с раскрытыми к нам в знак некой доверительности ладонями.
       - Все ништяк, мужики! Это его жена, - сообщает он, полагая, что этим снимаются все ненужные вопросы. Нас бы это удовлетворило. Но что же - зря бежали?! Я хватаю мужа с карнизами за плечо и отталкиваю от жертвы. Витька тем временем блокирует второго...
       В это время жена, обретя неожиданную поддержку, быстренько поднимается с земли и молча вцепляется ногтями в лицо мужа и рвет его совершенно по-кошачьи. Друг мужа укоризненно говорит мне: "Я же говорил, это его жена!" Мы тоже что-то говорим, пытаясь успокоить ситуацию и унять эмоции. Вдвоем, вперебой друг друга орем: "Заткнулись все! Или щас всех тут положим! Будете потом в травматологии сломанными конечностями махать!" При этом мы с Витькой оба очкарики и рельефной мускулатурой никогда не отличались...
       Далее эмоции вдруг сходят на нет, мужикам становится то ли смешно, то ли грустно. Единственно, дама никак не желает успокоиться и не оставляет попыток с воем и слюнями все же распустить лицо мужа на тонкие ремешки. И тут мы все видим другую динамическую инсталляцию: по берегу озера в ярком лунном свете в нашем направлении несется еще одна группа людей, возглавляемая толстой пожилой громко, но невнятно кричащей женщиной в ночной рубашке. Она путается в длинной ночнушке и пару раз падает. Ее бережно, под руки, поднимают и группа опять бежит. И они все ближе.
       "Ну, вот, дождались, - обреченно констатирует второй, который не муж. - Теща прискакала! Щас всем придет капут!"
       ...В общем, "джентльмены" отделались незначительными внешними повреждениями, при большой душевной травме, которую усугубила Марина. Она встретила нас на улице у подъезда. Рыдая в три ручья, с подвывами и икотой, она побежала навстречу с криком: "Я думала вас уже убили!" Потом, продолжая рыдать на мужнином плече, она стала выговаривать нам: "Что вы влезаете в чужие семейные отношения?! Вам, что, больше всех надо?! Какие идиоты!"
       Женщины...
      
       Байки мелким бисером
      
       * * *
       Когда у меня появилась своя двухкомнатная квартира, некоторые приятели почему-то прониклись уверенностью, что уж теперь у них железно есть место, куда они в любое время могут заявиться с бутылкой в одной руке и девицей - в другой. И сильно недоумевали, когда я начинал артачиться, защищая личное пространство.
       Но Сережку Брагинского, постучавшего в дверь за полночь, я впустил. И не потому, что у него была только половина джентльменского набора - бутылка водки. Пару часов назад его жена родила. Но в роддом Брагинского не пустили - было уже поздно. Только утром можно было с улицы выкричать супругу, чтобы она показала в окно ребенка.
       Надо было где-то перекантоваться до утра. Не то, чтобы у Сергея не было своего угла. Его разрывало от счастья, которым, позарез, надо было поделиться. Конечно, у него была куча друзей-приятелей, с которыми он часто бражничал, в отличие от меня - трезвенника. Но он пришел ко мне. И мы всю ночь проговорили о чем-то. О чем? я не запомнил.
       Только утром, ополоснув лицо и глотнув остывшего чая из носика чайника (водка давно закончилась), он признался:
       - Старик, прости за бессонную ночь, но я мог придти только к тебе... Меня недавно просто пришибла строка - "Каррарский мрамор для маэстро" - из твоего рассказа. В ней такая чудесная, изысканная звукопись и ритм, как у волн, накатывающих на берег. Я так никогда не смогу...
       ...И ушел.
       - Отныне, все звуки Вселенной твои...
      
       * * *
       Осень далекого года. Страда в разгаре - даем родине хлопка. Вечер в бараке. Компания парней во главе с Аничкиным режется в преферанс. Вторым, внешним кольцом вокруг картежников, девицы - ерзают, перешептываются, заглядывают в карты, пытаясь понять секреты игры. В другом углу Макс Лурье, Бекир Мамутов и гитара. Здесь вообще малинник - "Черная моль" и "Поеду я в город Анапу" интереснее карт. Потому что здесь все - участники процесса. А на Макса с Бекиром, даже без гитары, девицы слетаются, как мухи на мед. Мы с Ивашкевичем тщетно пытаемся напоить Люську Софронову. Она - комсорг курса. Но от бормотухи отбивается по другой причине - ей сегодня надо быть в форме. Собирается строить кому-то глазки.
       Из угла с гитарой вдруг голос Макса:
       - Володя! Тен! Знаешь, как будут звать твоих будущих детей?
       - Пока не знаю, - я на всякий случай отодвигаюсь от Люськи.
       - Оттенки! - кричит Макс...
      
       Их у меня уже три. Три отТенка, Макс.
      
       * * *
       Сокурсница Марина - девушка видная, яркая (может, косметика?). Но со своими тараканами. Ей мешают комплексы. Считает, что у нее лишний вес. Хотя, на мой взгляд, контуры хорошие, привлекательные, все на месте. И пахнет приятно. Лавандой.
       На пятом курсе, уже на исходе - завтра разъедемся по своим направлениям, вдруг находит меня в коридоре журфака и тоном человека, поймавшего на чем-то постыдном, говорит:
       - А ты знаешь, что я тебя любила с первого курса?!
       - Э-э-э... Чего ж молчала?! Столько времени потеряно...
       - Меня убила твоя фраза, которую я приняла на свой счет, но до сих пор не поняла.
       - Не помню, чтобы я тебе говорил что-то такое, что может оттолкнуть на пять лет.
       - Так ты ничего не помнишь?!
       - Не-а!
       - Мерзавец!
       - Да что же я тебе такого сказал?!
       - Ты сказал: "Талия - это то, чего нет..."
      
       * * *
       Ленка на третьем курсе выскочила замуж за парня, у которого папа занимал высокую должность во власти. Прослышав про это, наша общая сокурсница Ирка Пчелкина, знавшая много разных, редко употреблявшихся в те времена, красивых и при этом не бранных слов, сказала: "Это мезальянс!"
       Когда Ленке донесли слова Пчелки, она помолчала, потом с чувством сказала: "Какая сука!.. - и через секунду, - А что такое мезальянс?"
      
       * * *
       Ирка Пчелкина встречалась со спортсменом, входившем в сборную СССР по легкой атлетике. Как водится, курс знал обо всем происходящем в деталях. Однажды между ними пробежала черная кошка. Накосячил спортсмен.
       Через какое-то время он пришел мириться и в качестве компенсации за обиду преподнес Ирке пузырек духов "Фиджи" из Франции (это во времена СССР!), где он в очередной раз соревновался.
       Но сразу мириться - ведь моветон. Так не поступали в лучших домах Ташкента. Пчелка очень эмоционально рассказала, как она в ответ швырнула "Фиджи" в спортсмена.
       Курс хором выдохнул: "Дура!" На что "дура" ответила уже без эмоций: "Я же швырнула так, чтобы он поймал".
      
      

    Глава 3. Семейные хроники

      
       Прощание
       ...Я его помню таким, каким он потом, уже померев, лежал в гробу. Коричневолицый, с длинной благообразной белой бородой. Эдакий старик Хоттабыч. Выходя на улицу, в любую погоду он надевал на совершенно лысую голову белую дырчатую шляпу - непременный головной убор колхозного председателя из глубинки. А вообще одевался примечательно даже по тем временам. Позже, уже после его смерти, учась в школе, я увидел в учебнике фотографию Льва Толстого, и поразился тому, что великий писатель одевался так же, как мой покойный дед. Только одежда деда была сплошь белой. Национальный, так сказать колорит. Звали деда - Сан Чир. А отчество у отца - Сергеевич. Н-да, Сан Чир и Сергей - это что-то очень далекое.
       Я, к нынешнему своему стыду, тогда воспринимал его только с одной стороны: он мне казался смешным. Чем-то вечным и очень несерьезным. Давно уже поросла сорной травой его могила. Может быть, уже и вовсе распахали то древнее кладбище, где его похоронили. Я не знаю этого. И никто не знает. Потому что вскоре после его смерти семья наша переехала в другое место за сотни километров оттуда. Ни родных, ни близких у нас там не оставалось. А отец все собирался как-нибудь съездить на дедову могилу, да так и прособирался. Суета засосала.
       ...Дед никогда не был председателем. Еще мальчиком он начал батрачить на богатого кулака, который его люто ненавидел. И чувствуя, что дед в полной его власти, издевался над ним, как мог. Впрочем, в открытую сжить его со свету не решался, потому что дед доводился ему родным младшим братом. Потом дед делал революцию. Когда в семнадцатом до Приморья докатились вести о петроградских событиях, а докатились они волной громадных невероятных перемен, до той поры покорный и смиренный дед, изрядно хлебнув вина, поджег хозяйский сарай с курами, и подался во Владивосток. Было ему тогда уже за тридцать, и был он уже женат и имел на руках двоих детей. Во время японской интервенции он, оставив семью в глухой корейской деревушке, ушел в партизаны.
       "И на Тихом океане он закончил свой поход". Впрочем, его поход только начинался. После установления Советской власти в Приморье он вступил в корейский партизанский отряд, который совершал рейды в Корею, оккупированную японцами. Изрядно потрепанные, голодные и усталые, партизаны возвращались на советскую территорию. Потом дед крестьянствовал в той деревушке под Спасском, где оставлял семью.
       Я о его геройском прошлом узнал только после его смерти. А тогда, развлекаясь пусканием зайчиков ему в глаза маленьким осколком зеркала, подобранным где-то на улице, я считал свое занятие достойным и веселым. Дед, сильно ослабевший после болезни - с ним приключилась какая-то старческая хворь - тихо укорял меня, полусидя, полулежа в постели, и отворачивался от солнечных бликов, и борода его, задранная вверх, топорщилась растрепанным жиденьким веником. Он сердился. А я заливался смехом, глядя на его бороду. И был я тогда раз в двадцать моложе его. Дед, в конце концов, глядя на мою хохочущую рожицу, сам заливался дробным старческим смешком.
       Однажды в том цветастом детском далеке, проснувшись ночью, я чего-то сильно испугался. Родителей рядом не оказалось. Может, ушли в гости, или еще куда. В комнату деда и бабки пойти я как-то не додумался, а вышел во двор. Помню, как ярко, стеклянно и мертво светила полная луна. И было тихо-тихо. От сознания своего полного одиночества я пришел в глубокое отчаяние и, взобравшись на крышу погреба, бугром возвышавшуюся во дворе, заревел с подвывами и икотой. Дед спал очень чутко и сразу, услышав какие-то шакальи возгласы, вышел во двор. Как на беду, крыша погреба, куда он взобрался за мной, была очень слаба - несколько слоев толя, присыпанного землей. И естественно, она не выдержала и стала проседать, и дед слабыми старческими руками пытался вытолкнуть меня туда, за край ямы. А я, окончательно придя в ужас, брыкался, орал и в результате обрушился на него сверху.
       Бабка потом, утром, ходила вокруг ямы и ехидно спрашивала деда, зачем ему понадобилось ночью прыгать на крыше погреба. Дед гордо смотрел в сторону, всем своим видом показывая, что не собирается вступать в пререкания с этим суетным и мелким существом. А я уже опять хохотал.
       Роста дед был маленького. Но я сейчас пытаюсь представить, какую гору дел он своротил за свою долгую жизнь, - а прожил он восемьдесят шесть, - и мне становится не по себе.
       Когда деда хоронили, собралась толпа родственников. Потому что дед был старейшиной рода, семейного клана. А клан этот был более чем многочисленным. Только у самого деда было восемь детей. Кстати, об этом следует сказать особо. Ну, во-первых, дед много пил. Сначала с горя, потому что рождались одни девочки. А ему было стыдно. Шесть дочерей, как одну, родила бабка. А дед все не успокаивался. И можно понять его радость, когда родился сначала один сын - мой отец, потом другой. И он опять стал пить. Уже на радостях.
       Я был его любимцем. Дед очень любил возиться со мной. За столом, когда я поспешно и бессистемно глотал еду, чтобы поскорей выкатиться на улицу, он надоедливо уговаривал меня тщательней пережевывать пищу. Причем, уговоры эти были выражены одной коротенькой фразой на корейском языке, которая звучала удивительно складно, как поговорка. Я воспользовался ею однажды во дворе. Мне не понравилось, как куры поспешно склевывали зерно. Намерения у меня были самые благие. Но дед разозлился, посчитав, что я издеваюсь над ним. Он плюнул в окно, но сослепу попал в закрытую створку и, чуть не плача от злости, стал отирать плевок рукавом своей почти толстовской рубашки.
       Но тогда мы быстро помирились, и он смастерил мне лук. Стрелы он сделал из тонких камышинок, утяжелив с одного конца набалдашником из черной смолы. Ну, да. А в кого же еще было стрелять?! Дед, конечно, не принял условий игры и, подхватив свой, отполированный за долгие годы посох, погнался за мной, вместо того, чтобы смирно лечь и притвориться мертвым. Впрочем, он не смог этого сделать и тогда, когда наступила пора умирать по-настоящему.
       Он умирал три дня. Как уже было сказано, собралась толпа родичей. И бабка моталась вокруг одра, ругала деда и уговаривала его поскорей умереть, потому что он заставляет ждать, сидеть без дела, сна и еды столько людей. А дед уже совсем слабый, ничего не отвечал. Только легко, еле слышно и, наверно, виновато вздыхал. Бабка была много моложе его. Лет на пятнадцать. И была еще совсем бодрой. И ничем никогда не болела. Но после смерти деда не прожила и года.
       Но бабка совсем почти стерлась из памяти. Как легкий карандашный штрих. Хотя любила меня не меньше. Другое дело - дед. Долгое время я о нем просто не вспоминал. Но странное дело, в последнее время все чаще стал думать о нем. И ощущаю сейчас вину перед ним. Нет, не за детские шалости. За то, что забыл. За то, что никогда не был на его могиле.
       До тех пор, пока не ослаб совершенно, дед редко сидел без дела. То подвязывал завалившийся плетень, то замазывал дымившую глиняную печь, которая была устроена на уровне пола...
       Мне сейчас не верится, что лет до пяти я жил в саманном домике, больше похожем на сарай с маленькими подслеповатыми окнами. В голове не укладывается, что любой достаточно высокий прохожий, приподнявшись на цыпочки, мог увидеть плоскую крышу нашего дома, выложенную землей. Весной крыша зеленела, и на ней частыми алыми островками пылали дикие маки. Мне трудно представить, что я родился и провел часть своего детства в домике, где дверная притолка была так низка, что отец входил в нее, наклонив голову. В итоге я перерос отца чуть ли не на голову. Поэтому мне в это совсем не верится. Но стоит вспомнить деда, и я понимаю, что это все было.
       И были еще долгие неподвижные сидения деда в пустой сумеречной комнатенке. Он сидел, прислонившись спиной и затылком к выбеленной стене, прикрыв глаза. Не спал и не дремал, просто сидел, закрыв глаза. Может, думал. Так он сидел в последние месяцы жизни. Наверное, он чувствовал скорый конец и вспоминал прожитое и пережитое. И, наверно, ему было что вспомнить.
       И сейчас мне обидно, что все, о чем он тогда думал, что вспоминал, ушло безвозвратно в землю вместе с его сухоньким легким телом. И мы - самые младшие внуки - осыпали его, умершего белыми листочками бумаги, на которых таинственными иероглифами были начертаны какие-то заклинания, обещания и пророчества. И листочки эти с сухим, чуть слышным, но рвущим душу шелестом летели на белую постель, на подушку, на простыни.
       На деда. И укрывали его, как снегом. Как землей...
      
       Плов, как сотворение мира
       Ах, Ташкент... Наш Ташкент. Пыльный, но золотой пылью, оседающей в лиловые сумерки вместе с золотым диском солнца. Эти сиреневые сокровенно-уютные сумерки в аллеях и тенистых улицах, подслащенные благовонным чадом шашлычных. Тысячеликий, стоязыкий, базарный город на перепутье дорог - как гигантский котел на тоненьких ножках таганка, в котором сплавлялись воедино народы, расы, языки и обычаи, чтобы явить миру новую общность - ташкентцев.
       Ташкент - милосердный, щедрый, хлебный, мягко обволакивающий своим особым, на восточных ароматах настоянным, воздухом. Здесь даже дрались квартал на квартал, никогда не забывая о правилах уличного благородства. Могли и штакетиной заборной огреть, но редко по голове и никогда - по лицу. Более опытный и сильный драчун, ухайдакав соперника, не считал зазорным после того, как схлынет пыл схватки, отвести незадачливого спарринг-партнера к мраморному уличному фонтанчику - смыть юшку из-под носа, отряхнуть штаны от пыли и даже проводить до автобусной остановки.
       Здесь если угощали, то до отвала. Плов - главный ингредиент ташкентского гостеприимства - не предполагает чувства голода у отвалившегося от стола едока. Напротив, он предполагает обжорство практически до полной потери пульса. То есть пульса нет, а едок упрямо тянется к лягану с его быстро убывающей горкой золотистого ароматного божественно вкусного яства. Я на самом деле полагаю, что плов - это гениальное изобретение человечества. Приготовить плов, это не картошку пожарить. Сам процесс готовки - это таинство.
       Для плова нужно много хорошей баранины и достаточное количество бараньего курдючного сала, отборный круглозерный рис, желтая и красная морковь в равных пропорциях, заранее замоченный азиатский горох нут, лук, растительное масло (лучше всего кунжутное), горстка светлого изюма, столько же сушенного барбариса, пряности, соль, вода, хороших размеров казан - чугунный котел с толстыми стенками и дрова.
       Для плова морковь не просто крошится - ее надо нашинковать длинной и тонкой соломкой. Мясо, напротив, режется крупными кусками. Шинкуется лук. Рис промывается в нескольких водах, после чего его замачивают, чтобы он немного вобрал в себя влаги. На этом подготовка заканчивается. В очаге под казаном разводится большой огонь. Казан должен хорошо прокалиться. В прокаленный чугун заливают масло, которое должно закипеть. После чего в него бросают крупно порезанный лук, который доводят до состояния почти головешек, то есть он обгорает до темнокоричневого цвета, собирая с поверхности масла ненужные примеси и отдавая маслу аромат обжаренного лука. Часть бараньего курдюка нарезают кусками с палец величиной и опускают в кипящее масло и выжаривают его до состояния шкварок. После чего шкварки вылавливают, выкладывают на тарелку, посыпают нарезанным кружочками луком и щедро посыпают крупной солью. Сразу после этого в котел опускают баранину и, покуда, она будет обжариваться до аппетитной коричневой корочки, мужчины собираются вокруг тарелки со шкварками, тут же появляется заветная запотевшая бутылочка водки. Водку в разных местах закусывают разно. Но на плове - именно бараньими шкварками.
       Когда мясо обжарится, к нему добавляют шинкованный лук, доводят его до золотистого тона и опускают в казан морковь. Морковь тоже должна пройти стадию обжарки, после чего все заливается водой, которая должна покрыть мясо. Большой огонь убавляется до трети своего пыла. Варево должно только слегка булькать. Все ингредиенты тушатся в открытом котле около получаса. Можно и больше, но когда гости уже на айване, и первая бутылка выпорхнула из холодильника, нельзя томить людей больше определенного срока. Настает очередь специй: дробленые семена кинзы, соль, щепотка красного перца, щепотка побольше черного, горсть толченого шафрана - для цвета и аромата, изюм, барбарис и нут - все летит в казан. И еще некоторое время доходит на медленном огне.
       И только перед закладкой риса варево приправляется горстью духовитой, слегка пропрессованной, протертой между ладонями зиры. Ладони после этого, говорят, пахнут восточной женщиной. Не знаю, насчет последнего утверждения, но запах головокружительный, проникающий в кровь.
       Итак, закладывается рис, из которого предварительно слили оставшуюся воду. Пока рис выравнивают строго по линии горизонта, огонь доводят до максимума. Рис заливают водой, но так, чтобы в готовом плове рис не был бы разваренным или наоборот сырым. Это тонкая грань, танец на лезвии ножа и только посвященный удержится на ней.
       Когда вода выкипит, надо собрать рис горкой, очень аккуратной и гладкой, после чего горку прокалывают шампуром до самого дна казана в нескольких местах. Одновременно огонь убавляется до минимума. Котел накрывают плотной крышкой и на сорок минут оставляют в покое. Это время созревания, как последний день сотворения мира. Последний штрих - огонь убирают совсем и наступают пять минут тишины и покоя. Крышка откидывается, как занавес.
       Плов готов!
      
       "Беда, коль пироги..."
       Вокруг дома полностью меняют бордюрный камень. С завистью смотрю на приспособление - своеобразные клещи - которыми рабочие захватывают блок и вдвоем с трудом несут на нужное место. И вспоминаю, как сам занимался подобными работами во дворе дома, где жил когда-то. Дом был на земле, а земли было соток пятнадцать и это в самом центре Ташкента.
       Старые дорожки, выложенные обычным силикатным кирпичом, обветшали и начали рассыпаться и вид имели жалкий. Требовалось сделать новые. Возиться с раствором и заливать дорожки по всему двору, было лень (кроме того, это тоже надо уметь делать!), поэтому проблему решил закрыть иначе. Впрочем, если бы не случай, проблема садовых дорожек своего решения ждала бы долго. Но однажды проезжая мимо заднего торца театра имени Навои, увидел, как рабочие разбирают там покрытие из больших бетонных плит размером 60х90х10 см. Решение пришло тут же.
       Бригадир, которому плиты надо было вывозить куда-то за город, на свалку, был только рад моему предложению - и плечо меньше (от театра Навои до Дархана рукой подать) да еще и подзаработать можно же ж. Впрочем, плиты эти мне достались почти даром. Бригадир постарался - отобрал целые.
       Таким образом, я оказался обладателем тридцати-сорока плит, каждая весом около ста килограммов, а то и более. Ражие рабочие быстро сгрузили плиты прямо во двор и отвалили. А я оказался в раздумье у кучи бетона. Я попытался на пробу пошевелить одну плиту и впал в еще большую задумчивость. Главной мыслью было: какого хрена я влез в эту авантюру?! И вторая: жадность фраера сгубила...
       Но с веранды на меня смотрела пара женских глаз, а из-за дувалов несколько пар соседских. Их выражение, точнее то, что мне в них мерещилось, озвучивать не хочется. Могу озвучить только свой ответ: "Сам козел!"
       Поэтому надо было переступить через гордость, физическую некомпетентность (100 килограммов же!), досаду и лень, и начинать выкладывать дорожки. Тем более, что старые я уже разобрал. Самую первую плиту надо было переместить на самое дальнее расстояние. Поплевал на ладони, подогнал пальцы под торец, крякнул и на волевом усилии мигом поставил плиту на торец, подпер ее поленцем, чтобы не упала, и объявил перекур. Не потому что устал - надо было обдумать ситуацию: что дальше? Кантовать? Перекатывать? Тащить волоком? У каждого способа были свои недостатки. Главный - все равно надо ставить на попа. А уже это тяжко.
       Курю, смотрю на проклятые плиты. Докурил сигарету, затоптал ее в свежую землю. В это время поленце подломилось, плита упала. Прямо на только что втоптанный в землю бычок. Почему только на бычок? Потому что я успел отпрыгнуть. Энтузиазм из меня выходил со свистом, как воздух из проколотого футбольного мяча.
       Ладно. Голова-то для чего?! А если их две, то вообще любую проблему можно решить. В общем, с веранды последовал совет: в гараже есть старая детская коляска. Можно снять с нее люльку, класть плиты на платформу и легко и радостно транспортировать тяжести к месту назначения.
       Когда интеллигент берется за решение непростых прикладных проблем, может возникнуть ощущение, что интеллигентность и ум - это разные вещи, в данном случае никак не стыкующиеся. Что бы не подумать, что детская коляска рассчитывается под нагрузку килограммов в десять. Ну, пятнадцать.
       Не подумал. С энтузиазмом выволок коляску из пустующего гаража, снес на хрен (прикладные проблемы ведь не могут решаться вне обсценной лексики!) люльку и на волне энтузиазма достаточно быстро взгромоздил на нее стокилограммовую плиту. Коляска проехала метра два и виновато склеила ласты. Пардон, колеса.
       Так, опять перекур. Зрителей поверх дувалов явно прибавилось. Не обращаю внимания. Курю. Думу думаю. Пот отираю рукавом. Веранда прониклась сочувствием - принесла стакан компоту. Возвращаясь назад, негромко, но слышно опечалилась сломанной коляской.
       К вечеру я отволок одну плиту на дальний конец двора. И решил, что дорожку надо начинать выкладывать, начиная от места складирования плит. Эта инновация позволила на следущее утро выдать на гора на триста процентов больше, чем накануне. Начало дорожки, куда красиво легли три - одна к другой - плиты, выглядело обнадеживающе. С веранды мне даже поаплодировали и посоветовали впредь тащить плиты волоком: "Ну, таскали же ладьи на реках волоком мимо речных порогов".
       Эту идею я пропустил мимо ушей в пользу древнеегипетского способа - транспортировки каменных блоков для пирамид подкладыванием круглых поленьев под тяжесть. И, вуаля, плита легко катится вперед. Теоретически красиво. Но как часто теория не стыкуется с практикой. Впрочем, возможно, опыт египтян мной был недостаточно изучен. И я от него отказался.
       К концу этого дня я обзавелся нормальной строительной тачкой. Впрочем, сказать, что дело пошло быстрей, было бы неправдой. Потому что. Взгромоздить плиту на тачку, означает оторвать плиту от земли. Ну, в становую тягу я-то сто кило осилю. Но, это же штанга, она приспособлена к поднятию. В отличие от бетонной плиты. К концу третьего дня я пер...чим (пардон!) паром выложил пол-дорожки к дому. В общем, это было процентов десять от всего объема работ.
       ...На четвертый день все дорожки были аккуратно выложены, оформлены бордюром из уцелевшего кирпича, и даже присыпаны песочком. А я на веранде пил чай со смородиновым вареньем, который здесь все же варить умели, в отличие от раздачи дельных советов. Просто приехал двоюродный брат, строитель по профессии и проблему вмиг решил. Думаете, он ворочал плиты вместе со мной, перемежая рабочее сопение и уханье словами из соответствующего лексикона? Не! Он сбегал на угол квартала, нанял за копейки пару здоровых ребят, которые тут же дорожки и выложили. При этом активно используя тачку.
       Но тачку-то я нашел!
      
       Капкыр
       (капкыр - та же шумовка, но в два раза больше и в четыре раза увесистей)
       - О, Услада сердца моего! - осторожно начал я, праздно сидя на кухне, глотая слюни в компании дочерей и наблюдая за священнодействиями Услады. - Эти перемячи, которые ты жаришь, легки, воздушны и прекрасны, как твой поцелуй майским утром...
       - Ну, опять эта лапша на мои уши, - вздохнул Свет моих очей, не глядя на меня и девочек, похожих на стаю голодных, но дрессированных хищников, дисциплинированно ожидающих отмашки главной львицы.
       Мне показалось, что интонации вполне, и я потянулся к блюду с яствами. Впрочем, дочери оказались быстрей. Но еще стремительней была рука, вооруженная капкыром:
       - А ну-ка, руки прочь от блюда!
       Мы - трое - замерли в прежней позиции.
       - Мед моих подслеповатых глаз! - опять начал я. - Зачем капкыр? Твоим прекрасным изящным рукам больше соответствует шумовка... Я прав?
       Дочки одобрительно загалдели.
       - Ну, ладно, - смягчился Нектар моих вкусовых рецепторов, и убрал капкыр в сторону. - Лопайте...
       Дальнейшее было прекрасно и безобразно - мы, порыкивая, рвали горячие перемячи зубами, пытаясь руками ухватить их в как можно большем количестве - чавканье, стоны, треск за ушами и, пардон, летящие брызги...
       - Да уймитесь же! - проворчала Серна моих снов. - Плохо же будет!
       Девицы только ухом повели, не снижая темпа и интенсивности. Но я насторожился, потому что капкыр опять был в прекрасных изящных руках...
      
       ...И о национальных привычках
       Путешествуем по Подмосковью. Семьей - я и три мои красотки. В Дуброво, где большая воинская часть, на автостанцию прибыли оголодавшие. Ольга тут же высмотрела шашлыки (или шашлычника?). Шашлычник - молодой парнишка кавказских корней живо накрыл поляну и, немного важничая (сказано же - три красотки!), предложил в качестве безалкогольного аперитива квашенный острый армянский перец цицак. Девушки жеманно спросили: ой, а острый ли он? Парень сказал: "Агонь! Я когда ем - плачу!".
       Девицы поверили и запросили по перцу. Ольга куснула, разжевала и сказала: "Наверно, испорченный". Кавказец взвился: "У меня не бывает испорченный! Почему так говоришь?!" Оля растерянно сказала: "Так он совсем не острый". Паренек тут же полез вилкой в открытую банку с цицаком, выхватил один, откусил половину и почти заплакал: "Почему не острый?! Обманщица! Я умру сейчас из-за тебя!" - потом он лихорадочно стал шарить в холодильнике и достал другую банку. Это был маринованный халапеньо.
       "Только не говори, что не предупреждал! Предупреждаю: это горячее, чем агонь!" Лена нанизала кусочек на вилку и медленно сжевала то, что горячее, чем огонь. Парнишка растерялся, когда она скривила губки и спросила: "А что-нибудь поострее есть?"
       И парень вдруг пропал. Как Гарри Гудини. Или Дэвид Копперфильд. Мы в молчании ели свои шашлыки. Наконец, Гудини появился и притащил в пакете несколько перцев чили. "Ну, это другое дело", - сказала мама Оли и Лены. - "Надо было сразу настоящий перец принести, а не эти фрукты..."
       Я ел молча. Потому что до сих пор вынужден был, не смолкая, отвечать на вопросы, которых таки было у трех моих женщин. Много больше моих возможностей ответить на каждый. Но это другая история. Я ел и краем глаза наблюдал за Гудини. Тот во все глаза смотрел, как три нежных создания вырывают друг у друга то, что, по его мнению, есть нельзя даже под страхом немедленного расстрела. И таки дождался этого момента - Гудини, наконец, оторвал взгляд от нас, достал из пакета перчик, недоверчиво посмотрел на него, понюхал и откусил... Он же не знал, что связался с корейской семьей.
      
       Копаясь в архивах
       15 лет назад. Наследник (еще школьник тогда), влюбившись, решил устроить пассии незабываемый вечер. Заработал денег, арендовал свадебный лимузин длиной с пароход, салон которого был по его просьбе усыпан лепестками роз и весь вечер катал девушку по Тверской с заходами в развлекательный комплекс (тогда на Тверской еще существовала "Пирамида"!), ресторан и кафе-мороженое (в январе!). Я об этом узнал только через пару недель - сразу после того, как пара навсегда рассталась.
       Вопросы: сколько мелкий потратил в этот вечер? Сколько роз порвали на лепестки? И какая кровь в нем разбушевалась в тот период (нацдоли в его крови по мере убывания - корейская, еврейская, русская, украинская, венгерская и далее на уровне математической погрешности или прегрешений далеких предков)?
      
       О словах и звуках
       Сын Николай - выпускник знаменитой "ТРИНТЫ" - попал в баскетбольный клуб российской премьер-лиги, той самой, которую украшают своими талантами Алексей Швед, Нандо де Коло, Серхио Родригес, игрой которых по профессиональной обязанности часто любуется сам президент РФБ Андрей Кириленко. Правда, Кольке довелось некоторое время погарцевать на паркете только в составе молодежки.
       Так вот, на играх молодежных составов мат стоял такой плотный, что хоть руби топором. И чиновники от спорта, однажды озаботившись чистотой нравов, и рубанули по живому. Мат запретили напрочь, пригрозив наказывать виновных денежными штрафами. Мера оказалась весьма эффективной - игры теперь шли в гробовом молчании, под скрип кроссовок о паркет, перемежаемый только междометиями. Впрочем, это заметно сказалось на результатах команды, где числился Коля.
       После третьей проигранной вдрызг игры, Колька, родившийся и до 12 лет, живший в Ташкенте, стал учить своих сверстников-одноклубников узбекскому аналогу славного русского слова "б...дь".
       Недаром ведь, считается, что эмоциональная окраска, экспрессия и энергетика обсценной лексики - это именно то, почему последняя живет и процветает. Известно же, что наши летчики в воздушных сражениях на фронтах Великой Отечественной успешно пользовались в переговорах с коллегами именно матом , который в напряженных условиях боя был намного информативней и эффективней, чем обычная вербальная передача информации. К тому же противнику было абсолютно не понятно, о чем идет речь.
       Новация сына оказалась очень востребованной. Более того, она незамедлительно сказалась на результатах, которые тут же пошли в гору. И сколько бы ни вслушивались спортивные чиновники в звуковой фон на играх молодежки, никакого криминала обнаружить не могли, не понимая значения фонетически очень богатого и полезного узбекского слова "дж...б".
      
       Где мое "оружие пролетариата"?!
       Неожиданно у меня объявился враг. Классовый. Иждивенец и тунеядец. Вся жизнь которого - жрать, спать и с холодным презрением смотреть на меня, как на мелкую букашку. Врага, выпершегося на кухню, чтобы опять пожрать, встречают сюсканьем и заискивающими нотками в голосе: "Ой, да кто же это у нас проснулся?!"
       А насчет пожрать, враг мой ой, как, разборчив и привередлив. "Да, что ж я дура такая, - причитает жена. - Что же я тебе индюшку купила кусочками а не паштетом". Потом сокрушается, что сегодня не было ягнятины с зеленой фасолью и тертой морковью, и телятина не в соусе, а в желе. И лосося-то мы не любим, а курочку - только избранные места.
       Для меня же на ужин среди продуктов для готовки был припасен пакетик болотного мха сфагнума и сушенные тыквенные семечки. Жена потом говорила: "Ну, случайно положила, с кем не бывает... (и уже не мне) Хочешь кролика с кусочками авокадо?" В общем, все по Высоцкому: "Там у соседа пир горой!... А у меня цепные псы взбесились -- Средь ночи с лая перешли на вой..."
      
       Курица -- не птица?!
       Спросил благоверную, как приготовить курицу ей на ужин. Через минуту пришла СМСка:
       "1. Помыть. Осушить бумажными полотенцами. Умастить смесью из оливкового масла, лимонной цедры, соли, перца, паприки, черного перца, базилика и прованских трав. Помять, слегка поглаживая. Оставить в покое на полчаса-час, чтобы прониклась.
       2. В горячий рис положить сливочное масло, изюм. Перемешать.
       3. Начинить через попу ложкой. Зашить. Запечь".
       Мне показалось, или в воздухе отчетливо запахло Камасутрой?!
       Тем не менее, предначертанное ответственно исполнил по полной программе. Когда осушал и умащивал куру ("помять, слегка поглаживая"), та довольно кряхтела в моих руках. Конечно, пункт три - показался кромешным извращением. Но и его выполнил.
       Осталось смутное чувство вины...
       Хочу понять: перед курицей или женой?
      
       Улетная самса
       "Улетная" не только потому что вкусная, но и потому, что "улетает" вмиг...
       ...Из-за закрытой двери кухни давно доносятся волшебные ароматы. Наконец, дверь открывается и жена негромко говорит в коридор: "Готово!"
       Я - глава прайда. Мне положено быть величавым и несуетным. Потому попадаю на кухню последним. Но успел застать блюда с самсой еще не разоренными. Хочется поэстетствовать. Но мой призыв, дать самсе хоть чуточку остыть и пока сделать к ней свежий салат ачичук, открыть банку с маринованными огурчиками, такими хрусткими, с укропчиком, и банку со сладким перцем по-армянски, с чесноком и петрушкой, законсервированными женой в прошлом году, выглядит здесь неуместно. Как-то даже по-декадентски. Оглядываю прайд - не, не эстеты. Им ачичук, огурчики и прочая лабуда - мимо кассы. Униженно прошу: "Ну, дайте хотя бы сфотографировать..."
       Со спины сурово предупреждают: "Два щелчка камерой и все. Мы за себя не отвечаем!"
       Щелкаю и все же отправляюсь за огурчиками. Возвращаюсь к разбитому корыту. Самсы нет.
       Финал этой короткой драмы:
       Глава прайда, хрумкая маринованным огурцом, горько спрашивает в пространство: "Вот, какой смысл готовить, чтобы было и вкусно, и красиво?! Им же пофиг, сметут все, не ощущая вкуса..."
       Моя львица довольно улыбается (детеныши накормлены) и говорит: "Мы же с тобой решили, что будем худеть!"
      
       Поверх компромиссов
       Покуда накануне все семейство бегало с балкона на балкон, фотографируя всяческие тучи, облака и радуги, оно немного проголодалось. Случился быстрый такой переход от возвышенного к хлебу насущному.
       С утра выдвигались различные предложения по поводу меню дня - противоречивые и даже взаимоисключающие. Не придя к единому мнению, электорат пошел вразнос.
       В результате, на кухне, где бурлили корейские, русские, татарские, украинские, мадьярские, еврейские и, Бог его знает, какие еще гены, единовременно возникли грузинский цыпленок табака, узбекская самса, русский курник и интернациональный кимчи. Да, еще был свежеиспеченный французский багет с оливковым маслом, заправленным чесноком, укропом, базиликом и лимонным соком. И никакого цивилизационного конфликта! Обошлось даже без расовых, национальных, культурных (все руками рвали цыпленка!) и возрастных терок.
       В этой битве никто не пострадал. Кроме напольных весов...
      
       "Я подарю тебе эту звезду..."
       - Хочешь, помогу тебе? Порежу овощи на салат, почищу картошку? - я даже привстал с дивана.
       - Ну, что ты, дорогой! Когда я что-то делаю, мне легко и хорошо, - ответила Покорительница сердца моего. - Если ты будешь помогать, мы справимся вдвое быстрей, стало быть, вдвое сократится время, когда мне хорошо. Будь ласка, не помогай!
       Теперь лежу на диване и мучаюсь от ее коварства...
      
       Сцена у фонтана
       - Девочки, - сказала старушка-"божий одуванчик" в заляпанной белой панамке, - вы же корейки и ваше место в Корее", - имея в виду, что хотела бы занять их место на парапете фонтана. Девочки так воспитаны, что никогда не дерзят взрослым. И они встали с парапета и виновато потупились. Потом Ольга все же негромко возразила: "Мы - россиянки". "Да"! - поддакнула Лена.
       Но "божий одуванчик" их уже не услышала, отделенная и не очень деликатно отодвинутая от девочек толпой китайских туристов, которым приспичило - всем сразу! - сфотографировать роскошный московский фонтан "Дружба народов".
       Хорошо, что "божий одуванчик" не был услышан мамой девочек, которая в отличие от них воспитывалась несколько иначе и, будучи смешанных русско-татарских корней, могла отреагировать не так, как они.
       И мы ушли, чтобы никому - ни бабушке в панамке, ни китайцам с фотоаппаратами - не мешать. В дальней части ВДНХ есть наш любимый уголок - мичуринские яблоневые сады. Любимый мамой девочек, которая, как многие женщины, любит угощаться незрелыми яблоками, да еще и (какая гадость!) с солью.
       Я сам, ни на минуточку не разделяя этой ее страсти, тоже люблю это место, потому что только здесь могу наблюдать чудесную мимику женского лица в момент поедания кислых (аж, скулы сводит!) зеленых яблок.
      
      
      

    Глава 4. Полвека в профессии

      
       "Байки с Ленинградской, 32"
       Ташкентский "Дом печати" располагался в разное время по разным адресам. "Ленинградская, 32" - последний. Дом печати, каким я помню, это в том числе и бар, где в то время давали кофе и коньяк, разрешали курить, а из-за стойки улыбалась хозяйка бара - дама с пышными формами, из-за которых заслужила уважительное прозвище "Барбюст". А на высоком кожаном табурете сиживал художник одной из редакций, с таким упоением и страстью рассказывавший о своих сплавах на плотах по рекам, что тут же был окрещен "Плотским парнем". Тут, где в уютном полумраке делились новостями, сплетнями и враками - была идеальная питательная среда для рождения новых баек.
       Кто помнит те времена, антураж и сюжеты, пожалуйста, поделитесь своими историями. А я возьму на себя смелость для затравки рассказать некоторые из них.
      
       Розыгрыш
       Тот июньский рабочий день был долгим с плавным прорастанием через сумерки в ночь. А долгое дежурство по номеру, когда терпеливо ждешь официальных текстов с телетайпа, дарит свободное время, которое пошло тратится на бесконечные партии в нарды. Но порой...
       Дежурная бригада по номеру в "Комсомольце Узбекистана" изнывала в ожидании. От скуки и досады решили позвонить Лутфулле Кабирову. Досада появилась от мысли, что детская газета, возглавляемая им, по определению и по статусу освобождена от необходимости подобных дежурств, заканчивающихся за полночь.
       Дабы держать пионерского редактора в тонусе, а на самом деле, подозреваю, чтобы обломать ему кайф от безмятежно спокойного вечера и родилась идея розыгрыша. Боря Галиев набрал номер Кабирова и, изменив голос, сообщил собеседнику, что звонят из Москвы, из ЦК ВЛКСМ, просят срочно принять, разместить и организовать программу пребывания инструктора отдела пропаганды ЦК (курировавшего все молодежные и детские издания страны), направленного в Узбекистан с инспекцией.
       Телетайп уже выплюнул ленту с необходимым для газеты текстом. Народ начал собираться по домам. Теперь Лутфулле звонил Лева Левин и от лица уже прибывшего рейсом Аэрофлота в Ташкент инструктора ЦК, спросил в какую гостиницу ему ехать. На что Кадыров в традициях нашего гостеприимства настоятельно попросил навсегда забыть о гостинице в пользу размещения гостя у себя дома. Затем, не слушая нерешительных возражений лже-инструктора, практически потребовал, чтобы тот на такси срочно прибыл по озвученному адресу, где его лично будет встречать он - редактор пионерской газеты, одетый, чтобы ни с кем не спутать (ночью), в белый кожаный пиджак.
       Когда дежурная бригада "Комсомольца" в полном составе на редакционной "Волге" в третий раз проехала мимо нервно расхаживавшего по тротуару под своим домом Лутфуллы, подсчитывавшего хватит ли времени жене, чтобы приготовить плов, тот заподозрил неладное. А когда из открытого окна "Волги" донесся взрыв задавленного хохота, он пристальнее присмотрелся к мелькнувшему в свете фонаря номеру машины и все понял...
      
       Наш ответ Керзону
       Конечно, Лутфулла не мог оставить не отмщенным розыгрыш "Комсомольца Узбекистана". Он прекрасно понимал, что инициатором и идеологом розыгрыша был редактор "Комсомольца" Саша Финц. Но также понимал, что Саша сейчас настороже. Поэтому Лутфулла на некоторое время затаился...
       Однажды с утра во все цеха, отделы и редакции Издательства ЦК КП Узбекистана стали поступать звонки от имени некоего доброхота. Все звонки содержали одну и ту же информацию: "Старик (старуха), завтра приезжает Пугачева (а она была тогда на пике своей популярности), даст полу-закрытый концерт для руководства республики. Но поскольку зал слишком большой часть билетов бесплатно распространяется у нас. Все билеты у Саши Финца. Но ты же сам понимаешь, он будет говорить, что никаких билетов, никакой Пугачевой, что он ни сном, ни духом. Возможно, даже будет ругаться матом. Но я точно тебе говорю, билеты у него и они бесплатные!
       Надо ли говорить, что телефоны в кабинете Финца и его приемной звонили без конца. В одиннадцать утра Финц заперся на ключ в пустом отделе писем, строжайше наказав секретарше Наташе: "Меня нет. Я умер!"
       Но, когда позвонили из приемной секретаря ЦК ЛКСМ Узбекистана, Саше таки пришлось вернуться в свой кабинет и долго и нудно оправдываться перед начальством. При этом начальство так до конца ему не поверило, посчитав, что Саша зажилил билеты для своих.
      
       С Новым годом!
       Эту байку мне рассказывал отец, хорошо знакомый с главным редактором газеты "Правда Востока" Николаем Федоровичем Тимофеевым.
       Накануне Нового года они возвращались в машине Тимофеева с какого-то важного курултая в колхозе "Политотдел". Опаздывали, но скорости не превышали. Однако, на подъезде к Ташкенту их все же тормознул оголодавший провинциальный гаишник - зеленый летеха с жезлом. Водитель в зеркало заднего вида только вопросительно глянул на шефа.
       - Останови метрах в пятидесяти за ним, - скомандовал Николай Федорович.
       - Сейчас придумает какой-нибудь штраф, - вздохнул водитель.
       - Все нормально, - ответил Тимофеев, не особо выбитый из колеи послекурултайным застольем в "Политотделе". - Беру его на себя.
       Когда запыхавшийся гаишник добежал до машины и сунулся в окошко водителя с гневной претензией, что надо вовремя и в нужном месте останавливаться. Тимофеев рявкнул, опуская свое стекло: "Иди сюда!"
       Что-то в интонации заставило летеху беспрекословно перебежать к опущенному окошку. Тимофеев сунул ему в лицо раскрытое удостоверение члена ЦК. Лицо мгновенно изменилось - гаишник встал во фрунт и отдал честь.
       - Чего хотел-то? - подобрев, спросил Тимофеев.
       К чести летехи, он мгновенно нашелся с ответом: "Хотел вас с наступающим Новым годом поздравить!"
      
       Дороги, которые мы выбираем...
       По прошествии лет хотел бы дать признательные показания. Когда меня сосватали из "Комсомольца Узбекистана" ответсеком в республиканскую детскую газету "Пионер Востока", жизнь моя в корне изменилась. Кстати, "сосватали" в прямом смысле слова.
       Дело в том, что в "Пионере" всегда тусовались самые юные, свежие и наивные. Или, как определил один мой приятель: "Вид - девицы незамужние".
       И когда по каким-то причинам детская газета оказалась без ответсека, Лутфулла озаботился поисками нового. Все девицы, конечно же, были в курсе и, естественно, зачастили в кабинет редактора - каждая со своим видением. В общем: "Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича..." Каким образом их коллективные притязания оформились в конкретного человека - меня - одному богу известно. Видимо, имел место консенсус.
       Это позже я узнал, что девицы бились об заклад: кто первая... В общем, Лутфулла договорился с Сашей и меня буквально выпихнули в широко распахнутые объятия... "Пионера Востока". Лутфулла провел напутственную беседу, в которой с истинно восточным лукавством сообщил о высокой ответственности и не менее высоком доверии и вообще о новом этапе моего жизненном пути.
       Новый этап начался незамедлительно. Девицы любили вламываться в мой кабинет с частными беседами, наиболее отчаянные позволяли себе, как бы случайно, плюхаться мне на колени. Конечно, морально я был против...
       Но настоящая лафа наступила, когда Лутфулла отбыл на учебу в Москву, в Академию общественных наук. Я, естественно, остался главным на хозяйстве. Наступали новые времена - пресса начала распоясываться, почуяв небывалую свободу. Можно было начинать жить и работать по-новому. Мы дневали и ночевали в редакции, желая сделать новую, интересную для детей и подростков газету. И мы ее сделали! Именно в тот момент, когда отменили разнарядку (обязательную подписку), тираж "Пионера Востока" с 70 тысяч вырос до 130 тысяч экземпляров! А вы говорите: девицы. Хотя, конечно, я женился на одной из них. Но это другая история...
      
       Эпопея с метеозондами
       Вторая половина восьмидесятых. Перестройка. Гласность. Ветры перемен. И, как поветрие, праздники газет. Мы в эту гонку включились по-своему. По сути, надо было организовать большой детский утренник. Откуда-то в редакцию поступили разборные алюминиевые стенды, на которые удобно было вывешивать свежие номера газеты. Но одними стендами было не обойтись. Скучно, девочки! Нужно организовать кучу мероприятий - конкурсы, викторины, всякие курсы кройки и шитья. Были расписаны ответственные за них, работа закипела.
       Мне же выпало, как самому главному, сделать так, чтобы экспозиция "Пионера Востока" не потерялась в море других газет Ташкента на аллеях парка у Комсомольского озера. Как это сделать? Кто-то увидел по ТВ репортаж о запуске воздушных шаров на газовых горелках. В Узбекистане такого еще близко не было. Но ведь для пионеров нет преград!
       Тем более, что у редакции появился очень неожиданный и преданный помощник - инспектор пожарной безопасности, курировавший нашу редакцию. Скажете: подумаешь, пожарный инспектор! И будете не правы! Потому что в то время и в том месте, он мог все!
       Но для начала, как он у нас появился. Однажды на пороге кабинета нарисовался длинный, сухопарый вьюноша в военной форме в звании старлея с папочкой в руках. Он потребовал, чтобы я незамедлительно собрал весь личный состав редакции для инструктажа по пожарной безопасности. Заинтригованный его решительностью и воинственностью, я не стал с ним препираться и быстренько собрал всех имевшихся в наличии сотрудников в большом кабинете редакции.
       Из сотрудников был я да, по-моему, Охон Шарипов. Остальные - сотрудницы. И большей частью в возрасте не старше 25 лет. Ну, такая специфика была у газеты. Когда все собрались, я представил собравшимся инспектора пожарной безопасности старшего лейтенанта Н. За те несколько секунд, пока он осматривался по сторонам, с ним произошли разительные перемены: сгладился волевой подбородок, исчез стальной блеск в глазах и командный баритон стал на тон выше и стал таким... бархатистым!
       В общем, расслабился человек! Впрочем, начало лекции все еще было достаточно воинственным:
       - По вине безответственных граждан, в нашем городе с начала года произошло пожаров в количестве тридцати!..
       Но ведь на него смотрело столько пар девичьих глаз! Через пару минут он уже соловьем заливался - рассказывал противопожарные анекдоты и смешные истории из практики пожарной охраны Ташкента. Девочки реагировали правильно - где надо посмеивались, когда речь шла о взаимоотношениях полов, тупили глазки, вздыхали, когда речь шла о грустном. В числе прочего была история о некой супружеской паре, только-только вселившейся в квартиру в только что отстроенном доме. Дом, понятно, еще не был подключен ко всем коммуникациям. И горячую воду должны были дать только через пару месяцев. А это же Ташкент, лето, новостройка. Мыться как-то надо?! Ну, и приспособились - набуровят полную ванну воды и кипятильник в нее. Через какое-то время вода уже не ледяная. Вот так однажды муж, собираясь на работу, решил сделать приятное жене - набрал воды и опустил туда кипятильник. И, выходя за дверь, крикнул еще дремлющей супруге, что та через десять минут сможет принять ванну. И ушел.
       Но не уследил, чтобы кипятильник, не погрузился в воду полностью, что грозит коротким замыканием. А когда пришел, жена уже была готова. В смысле, сварилась...
       На этом месте Охон, слегка хрюкнул и сказал: "Осталось заправить солью и перцем". Старлей победно окинул взглядом аудиторию в ожидании аплодисментов и понял, что слегка дал маху. Одно дело, рассказывать эту историю сослуживцам, видавшим всякое и другое - кучке молоденьких девиц.
       Пришлось вмешаться, типа, чего только не придумаешь, чтобы научить людей осторожности и правильному обращению с электроприборами. Старлей с благодарностью посмотрел на меня и закончил инструктаж. И с тех пор стал другом редакции. Впрочем, девичьи глазки тоже сделали свое дело. Он потом в моем кабинете, дымя сигаретой и непрофессионально стряхивая пепел мимо пепельницы, осторожно поинтересовался именем одной из них. Девушка была не замужем, и я легко выдал старлею интересующую его информацию. Потом, когда Н., наконец, отвалил, вызвал незамужнюю к себе и жестко проинструктировал в части общения с отдельными представителями военизированной пожарной охраны.
       - А если на свидание позовет?! - хлопая невозможной длины ресницами, и от этого чуть не взлетая под потолок, спросила девушка. - Идти?
       - Твоя задача - крутить динаму сколько возможно. В интересах редакции. Поняла?
       - Поняла-а-а...
       Их отношения развивались своим чередом, девица (обозначим ее, как Лену), старательно крутила динаму - типа, да, как же так, я порядочная девушка и ваше предложение сходить в кино, неприемлемо на третий день знакомства.
       А для меня наступила самая жаркая пора - в смысле, что железо надо ковать, пока горячо. Надо найти воздушный шар нужных размеров, чтобы на нем закрепить транспарант с названием газеты "Пионер Востока", еще один - с каким-то лозунгом, и третий - вообще для красоты. Они должны были победно реять над экспозицией нашей газеты и давать понять, что круче "Пионера Востока" могут быть только вареные яйца, ну, и возможно пожарная охрана.
       Где взять воздушные шары во второй половине восьмидесятых? Нигде, кроме... Гидрометеоцентра. Причем тут он, спросите вы. А при том, что только метеоцентр ежедневно, утром и вечером, запускал в бледное ташкентское небо громадные воздушные шары - два метра в поперечнике - с датчиками для всяких своих целей, наполняя их одним из самых распространенных во Вселенной газов - водородом.
       Звоню начальнику республиканского Гидрометеоцентра. "Кто это?! - брезгливо осведомляется собеседник на другом конце. - "Пионер Востока"? Воздушные шары?! Слушайте, отстаньте со своими глупостями! И больше сюда не звоните. Детский сад какой-то..."
       Ладно. Сейчас. Звоню Н., излагаю проблему. На что тот говорил: "Сейчас решим". Через пять минут перезванивает и говорит: "Начальник метеоцентра ждет вашего звонка". Звоню, метеоначальник, с трудом сдерживая возмущение, произносит текст, из которого становится понятно: если совести нет, приезжай, но на многое не рассчитывай.
       Ну, главное же, зацепиться! Приезжаю в Гидрометеоцентр, иду прямо в главный кабинет. Там со мной разговаривают через губу и даже не встав из начальственного кресла, типа, ладно подчиняюсь давлению и шантажу и готов предоставить один шар, тьфу, ты, черт! Один зонд, если уж дети без этого обойтись не могут. Объясняю: не могут! Детям нужно три шара, то есть, зонда.
       Начальника начинает трясти, почти срываясь в истерику, он кричит, что эти шары, тьфу, ты, черт! Зонды - строго фондируемый материал, отпускаемые напрямую Москвой. Три зонда - это два дня работы, это отсутствие научных измерений без которых Москва с нас шкуру спустит! В общем, нет!
       Переждав этот взрыв энтузиазма, вежливо интересуюсь, можно ли из его кабинета сделать один звонок. Можно, но из приемной. Друг редакции Н., жизнерадостно кричит в трубку в ответ на мой запрос: "Решим, не проблема!" Через пять минут меня приглашают назад. Метеоначальник тяжело смотрит на меня и молчит. Но самое главное - перед ним на столе лежат три деревянных пенала с искомыми шарами, то есть, зондами.
       - И еще нужен баллон водорода с необходимым количеством газа, - говорю я.
       Начальник теперь смотрит на меня недоверчиво: у тебя хватает наглости просить еще что-то? Потом его взор становится яснее и он говорит: "Только через мой труп! Водород взрывоопасен! И нужно разрешение на его использование... От кого? От пожарной охраны". Что и требовалось доказать.
       На следущий день я на специально оборудованным под перевозку водорода грузовике опять еду в метеоцентр. Начальник, возненавидевший меня до глубины души, не имеет сил со мной общаться и делится этим правом со своим замом. Зам ведет меня по территории. Мы проходит мимо какого-то строения со снесенной крышей и обугленными стенами. Интересуюсь: что это? Зам жизнерадостно объясняет: здесь был склад пустых баллонов для водорода. Точно были пустыми, но, вот, незадача - кто-то закурил рядом, и тут рвануло.
       Понял, не дурак! Взрывать юных друзей "Пионера Востока" "водородной" бомбой, никто не хочет. Какая есть альтернатива? Зам еще более жизнерадостно объясняет: Есть еще газ гелий. Он тоже легче воздуха и абсолютно инертен. Юные друзья останутся живы и здоровы!
       Возвращаюсь к себе и звоню знатокам - где можно раздобыть гелий? Выясняется, что гелия навалом на заводе "Фотон". Раздобываю номер директора "Фотона". Звоню. На том конце интересуются не тем, кто звонит, а где я раздобыл номер телефона. На глупые вопросы не отвечаю, а говорю, что нужно два (про запас!) баллона гелия, чтобы наполнить три воздушных шара на празднике детской газеты. На том конце провода эмоций, пожалуй, побольше, чем в метеоцентре. Результат - категорический отказ. Гелий на вес золота, получаем в строго ограниченных количествах из-за рубежа. А вообще-то откуда у вас сведения, что на нашем заводе есть гелий? Это первый вопрос. Второй: откуда вы знаете о существовании завода "Фотон"? Третий: откуда все же у вас номер прямого телефона директора завода?
       Такое непонимание требует кардинальных мер. Звоню нашему другу Н., излагаю, получаю заверения, что все будет решено через пять минут. Проходит десять минут, полчаса, час. На всякий случай вызываю Лену. Девушка чаще, чем обычно, хлопая ресницами, говорит, что отказала юному пожарнику в свидании - неприлично же бежать на свидание через неделю знакомства.
       - Он тебе хотя бы нравится?
       - Ну, да... Такой воспитанный... Каждый вечер торчит с цветочками у входа в редакционный корпус... Мне его даже жа-а-алко... Может, уже можно?
       - Можно. Звони, обрадуй его!
       Через некоторое время звонит Н.: есть проблема. Директор "Фотона" не колется. У них своя пожарная часть и вообще это предприятие средмаша (оборонка), он подчиняется напрямую Москве, и найти управу на него трудно. Есть конечно вариант: объявить его дачу зоной пожарной опасности и закрыть доступ к этой вилле с бассейном. Но это придется закрывать чуть ли не весь пригород...
       В общем, драгоценный фондируемый материал мы наполнили горячим автомобильным выхлопом из трубы глушителя зеленого "Москвича", принадлежащего Н. Конечно, когда выхлопные газы остыли, шары стали тяжелее воздуха и легли бы на асфальт дорожек Комсомольского озера. Но Н. под одобрительным взором Лениных глаз, осененных опахалами ресниц, бодро вызвал пожарную машину с лестницей и, подогнав ее к самому высокому в округе дереву, закрепил на нем наши шары. И дети массово пошли на зов транспаратов на шарах. И стенды "Пионера Востока" стали похожи на живой муравейник, и журналисты других изданий только завистливо поглядывали на толпу наших читателей, грозящую затопить все окрестности.
       Друг газеты Н. еще некоторое время помаячил на празднике и успел отловить кампанию мальчишек, пытавшихся алюминиевыми скобками из рогаток продырявить наши шары, пока не отбыл с отпросившейся Леной на зеленом "Москвиче" в сторону заката...
      
       Бредни старого ворчуна
       Любой живой язык (не латынь) должен развиваться и расти, обогащаясь заимствованиями из других языков, словотворчеством доморощенных авторов. Жизнь-то не стоит на месте - появляются совершенно новые понятия, предметы и явления.
       Ну, заимствовать, конечно, можно. Иногда. Понемногу. В противном случае есть риск остаться без штанов - в каких либо "бриджах" или "панталонах". Или вообще без оных.
       Вот, почему от всяких "корпоративных", "креативных" и иных "стайлов" и "луков" с души воротит?! Ведь есть же вполне себе полноценные синонимы на русском-понятном. И тут-то ты и понимаешь, что это тебе - более-менее образованному, с достаточно широким словарным запасом - ведомы эти синонимы и смыслы. А малообразованной гопоте, заполонившей ныне пространство интернета и связанного с ним "пиара", словарного запаса по определению не хватает. И гопота сия, недолго думая, хватает первое попавшееся подходящее иностранное слово, небрежно "транскрибирует" его и запускает в оборот среди своих. А далее авторы-"блогеры" из недоучившихся "журналюг" и "пиарщиков" подхватывают его, украшая подобным "креативом" свои заметки.
       Базара нет - язык должен получать свежую кровь, но не таким же образом! Теперь посмотрим на вторую сторону процесса - доморощенное словотворчество. А вот здесь все совсем плохо. Потому что в этом смысле русский язык "обогатился" такими неологизмами, как "бабло", "беспредел", "голимый", "шняга". Мало того, что весь этот новояз имеет, так сказать, полукриминальную "коннотацию", так и фонетически звучит отвратительно.
       О, да! Есть и иные проявления новояза! Например, "чебупели"... Блядь! (простите!)
       По слухам, девушка - автор этой конструкции ("чебурек" + "пельмень") даже гордится тем что стала "мамой" этого чудовища. Мало того, некий модный рэпер теперь выпевает его в рекламном ролике, "рандомно" вступив в "коллаборацию" с производителем этой (а еще и "чебу-пиццы") говенной продукции. Мало ему собственных "гамбургеров". Кстати, напомню, "гамбургеры" - это "бутерброды" или "сэндвичи". И первое, и второе, и третье - суть, заимствования из других языков и кухонь, вряд ли достойные стола и уха нормальных ценителей пищи и языка. Это "фаст-фуд" новояза.
       "Резюме" - дорогие писатели, журналисты и даже (пусть!) "блоггеры", уважайте себя, пользуйтесь возможностями родного языка, не поддавайтесь соблазну по дешевке приобщиться к среде, где этот "фаст-фуд" употребляют. Ну, не идите у них на поводу. Ведь, если вспомнить, прежде именно вы (ну, кроме, конечно, "блоггеров") были творцами нового языка. Конечно, для этого нужна самая малость - образование. А это лишние траты сил, времени и ячеек памяти. Но ведь именно это называется работой над собой...
      
       Слово не воробей
       6 февраля 2004 года в поезде метро на перегоне между станциями "Автозаводская" и "Павелецкая" шахид Анзор Ижаев подорвал на себе взрывное устройство. Я примерно в это время ехал по соседней сиреневой ветке на работу в недавно учрежденный еженедельник "Единая Россия". Будучи завотделом политики и по совместительству информации, полностью был занят этим взрывом и всем, что творилось вокруг. К тому же пятница - день сдачи номера в печать. Это было время, когда слова "шахид", "пояс смертника" только входили в широкий обиход.
       Текст о теракте написался быстро. Долго мудрили с заголовком, не могли ничего сочинить. Придуманный мной заголовок "Шахиду собраться - только подпоясаться" руководство после некоторого раздумья отмело, как не полностью (?) соответствующий.
       Ну, не соответствующий, так не соответствующий. Ладно. Идем дальше. Заголовок в результате утвердили очень нейтральный и серый, сейчас и не вспомнить. А уже через несколько недель где-то на остановке я услышал придуманную мной фразу: "Шахиду собраться - только подпоясаться". И теперь время от времени слышу и вижу ее, как вполне себе отдельную фольклорную единицу.
      
       "Я - начальник, ты - дурак!"
       Женщин люблю. Но терпеть не могу, когда надо мной - женщина-редактор. Видимо, таков менталитет. Восточно-азиатский сегмент. А также весь нажитый опыт работы с женщинами-начальницами.
       Поэтому, зная, что меня будет читать и править женщина, наделенная таким правом и полномочиями, иногда умышленно допускаю некоторые вольности.
       Например: в статье рассуждаю о нарастании негативных тенденций, вызванных объективными обстоятельствами. С убедительными выкладками, размышлениями и выводами. И заключительная фраза: "Вот такая получается диалектика, твою мать!"
       Пересылаю по внутренней сети текст шеф-редактриссе. Текст должен идти в номер. Мгновения до дед-лайна. Полчаса. Час. Креплюсь, но жду. В этой ситуации стратегически неверно идти самому.
       Наконец, дверь открывается. Шеф-редактор. Сумрачное выражение лица. Распечатка с текстом в руках. Подходит. Молчит и смотрит в сторону. Может, готовится к убийству?
       - Владимир Константинович, мы работаем в серьезном издании?
       - Никаких сомнений, Ирина Олеговна. (имя изм.)
       - У нас допустимы в текстах выражения типа "твою мать"?
       - Категорически нет!
       - Тогда два вопроса...
       - Внимательно слушаю...
       - Первый: почему же вы допускаете такие выражения? И, второй: почему у меня рука не поднимается его вымарать?
       - Ирина Олеговна, написав текст, я почему-то задался ровно теми же вопросами. И, знаете, к какому выводу пришел?
       - Поделитесь. Может, мне станет легче принять какое-то решение.
       - Я понял, что вся логика размышлений, так сказать, сухая математика силлогизма требует после вывода яркой эмоциональной точки.
       - Вы мне голову морочите?
       - Ирина Олеговна, вычеркните лишнее и дело с концом.
       - Я же говорю, рука не поднимается...
       - Что же делать?
       - А вычеркните его сами.
       - Это, как отрезать себе палец.
       - В противном случае, я урежу вам гонорар.
       - Умеете вы быть убедительной, Ирина Олеговна.
       Другой случай в эту же тему.
       Вернулся из зимней командировки с Северного Кавказа. Описывая некий объект (заметка именно о нем), пишу о невероятной красоте этих мест, несомненной привлекательности их для туризма и вклиниваю туда фразу: "А по черному каменному ложу горного ручья, под кружевом намерзшего по береговым камням и кустарнику льда, бежит чистейшая ледниковая влага, в которой плывут облака и витают форели..."
       Ирина Олеговна (другая, в другом издании) не вышла из своего логова, но пригласила меня в него.
       - Владимир, зачем вы это делаете? Это же абсолютно вне нашего формата!
       - Ну, увольте за несоответствие.
       - Легкой смерти ищете?! Нет, дорогой, придется еще помучиться...
       - Я это не буду переделывать!
       - А кто говорит о переделке? Напишите обычный отчет на заданную тему, который я, не читая, отправлю на верстку. А по этому тексту я уже договорилась с журналом "... туризм". Там обычно не платят гонорары, но в данном случае, сделают исключение. И, да, хотят предложить вам сотрудничество. Вот телефон, позвоните им...
      
       Баллада о нищем гении
       Степа Фарбер имел привычку произносить свою фамилию с ударением на последний слог, отчего фамилия звучала вполне по-французски. Впрочем, французского в нем как раз не было ни на понюх, а внешность выдавала отчетливые иудейские корни.
       Степа был непризнанным гением и писал стихи под Вознесенского. А для советского Союза писателей вполне хватало и одного Вознесенского. Второго не требовалось. Да и писание под известного московского поэта не давало повода ожидать откровений. И если первый мог сравнить стрекоз, замерших в полете над летним лугом, с болтами стеклянных невидимых дверей, то Фарбер болты мог сравнить только с гениальными мыслями, кои кто-то неведомый по ночам вкручивал ему в голову. Впрочем, несколько публикаций в альманахах и коллективных сборниках Степе пропихнуть удалось, что дало повод говорить о нем в кулуарах, именно, как о гении.
       Гению было уже за тридцать, когда он однажды пришел в редакцию молодежки с очередной кипой гениальных опусов к сотруднику отдела культуры Фариду Мухаметшину. Кипа погребла того под собой надолго. И свет божий стал ему не мил, и погрузился Фарид в некое сумеречное состояние. Но все же трехлетний опыт противостояния подобным гениям одержал верх и Фарид выплыл. И на планерке доложил, что "ну, его, на фиг, этого Фарбера". Журналисты молодежки - люди большей частью прожженные и циничные - его горячо поддержали, ибо Степа имел обыкновение сшибать рубли и трешки до ближайшего гонорара. Но, поскольку с гонорарами был полнейший швах, долги поэт не отдавал. При этом имел наглость занимать у тех, кому и так был должен. Ему, конечно, больше не занимали, но наглость Степы потрясала, ибо давала понять, что старый долг он отдавать не собирается.
       Степа прослышал об отзыве Мухаметшина на свои стихи и, естественно, люто Фарида возненавидел. Как известно, у поэта слово с делом не размыкаются и однажды Степа приперся в редакцию, ища сатисфакции. Даром, что был под два метра ростом и весом превосходил Фарида изрядно. Степа без слов вломился в кабинет Фарида, прижал его столом к стенке и неумело стал тыкать кулаками в защищенное только очками лицо. Офигевший Фарид некоторое время подавал только звуковые сигналы, но через несколько секунд у него в жилах взыграли татарские гены. Фарид приподнял стол и буквально швырнул его в Степу, потом схватил стоявшую рядом с дверью металлическую вешалку и с боевым уханьем стал охаживать раздухарившегося было поэта. Степа, получив пару тяжких ударов по хребту, взвыл и выскочил в коридор, но Фарид успел сунуть ему конец вешалки между ног и Степа, трагически хакнув, припечатался лицом к стенке, навсегда оставив на ней следы своих зубов и кровавый знак разбитого носа. Знак вышел на удивление аккуратным и красивым, как японский иероглиф. Позже Фарид нарисовал вокруг всего этого художества очень красивую рамку - получилась картина в стиле Хокусая - и снабдил картину почти японским хокку под названием "Символы и знаки":
       Пришел поэт, в хаосе символы ища.
       А, может, денежные знаки.
       Оставив просто знаки, ушел поэт...
      
       Не в ту дверь...
       Судьба, профессия, собственная невнимательность часто дарят нам нежданные знакомства или, на крайний случай, неожиданные ситуации. Как, например, когда я с ноющим зубом, по совету всезнающего коллеги по "Комсомольцу Узбекистана" Шамиля Байбекова, решил навестить медпункт Издательства ЦК КП Узбекистана. По уверениям Шамиля там был прекрасный стоматологический кабинет, оборудованный по последнему слову техники.
       Было лето, жара, нерв в зубе пульсировал, цветущие розы во внутреннем дворе Издательства издавали одуряющий аромат. В общем, в прохладу медпункта я, видимо, вошел не вполне адекватным. Но я четко помнил инструкции Шамиля: "Входишь в медпункт и первый кабинет направо". Вхожу, подхожу к первому кабинету справа, открываю дверь: небольшая комната, в центре - кресло, чуть поодаль письменный стол, за которым сидит врачиха в халате и что-то пишет в большом гроссбухе. Она, не поднимая головы, сухо кивает на мое: "Здрасьте!"
       Ну, неловко же человека отвлекать - сейчас запишет все, что надо и займется мной. Пока оглядываюсь. Почему-то мне кажется, что кресло немного странное. Пытаюсь смоделировать ситуацию и понимаю: да, свет, чтобы осветить зуб до самого последнего подлого нерва, есть, но почему-то отсутствует механизм с буром и всякие похожие на пистолеты приспособления с шлангами. Ну, знаете, чтобы полоскать зуб и рот после сверления, а также осушать полость рта струей воздуха.
       Зато "пистолеты" несколько иной формы и размера присутствуют в медицинском стеклянном шкафу, впрочем, и различные шланги тоже есть, а также почему-то клизмы и иные подозрительные приспособления. Опять возвращаюсь взглядом к креслу - нет, как хотите, граждане, но что-то тут не так! Вот зачем у него какие-то дополнительные подставки? Там же уже есть подлокотники!
       Врачиха тем временем, не прекращая писать, отрывисто говорит: "Раздевайтесь. Садитесь в кресло". Самое интересное, я на автомате начал снимать пиджак и галстук и даже стал примериваться к креслу. Но тут до меня, наконец, дошло! Затянул галстук назад, но, видимо, несколько перестарался - туго! Сдавленным, не своим голосом сказал: "Не туда попал... У меня зуб".
       Тут врачиха впервые подняла глаза - смерила меня взглядом, усмехнулась и сказала: "Нет, если хотите, я, конечно, могу заняться вашим зубом. Но сразу предупреждаю: лечение будет тяжелым..."
       Шамиля, естественно, уже не было в кабинете. Да и, собственно, что я мог ему сделать, кандидату в мастера спорта по тяжелой-то атлетике. Разве что в стакан с водкой подмешать пургену. Неизобретательно, зато адекватно.
      
       * * *
       ...В эту дверь я вошел по собственной невнимательности. Был в командировке в в одной из областей. Готовил публикацию об одном человеке. Найти его можно было в здании местной администрации, на пятом этаже. Возможно, ткнул не ту кнопку в лифте. Итак, по коридору до конца и в торцевую дверь. Стучусь, отрываю, вхожу. Человек за столом говорит с кем-то по телефону, но все же поднимается навстречу, протягивает руку для приветствия, говорит в трубку: "Через двадцать минут буду у вас! Уже выхожу из кабинета", - потом мне:
       - Вы из Ташкента? Очень, - говорит, - Рад! Наконец, вы приехали!
       - Я тоже рад нашей встрече! - отвечаю я. - Надеюсь, что смогу по достоинству оценить размеры вашей личности!
       - Размеры моей благодарности!
       - Ну, я пока ничего не сделал, чтобы меня благодарить!
       - Как я рад, что у нас сразу начался деловой разговор, без долгих рассусоливаний, - говорит он и достает из ящика письменного стола пухлый запечатанный пакет формата А4 и передает его мне.
       - Как?! Вы уже подготовили все? - поражаюсь я, полагая, что там бумаги, архивные выписки, фотографии. - Вот, за это спасибо! Но я надеялся поговорить с вами.
       - Никак не получится! - досадует он. - Начальство срочно требует на ковер. Вы же слышали...
       - Ну, мы могли бы встретиться позже...
       - Хорошо! Конечно, - говорит он. - Но не сегодня. И завтра не получится, выезжаю в район.
       - Но, как же?! А вдруг здесь, - показываю на пакет, - Чего-то не хватает?
       - Не хватает?! - вдруг обижается он. - Да, я собирал все это несколько дней. Лучших своих друзей потревожил. Хорошо, что есть настоящие друзья!
       - Ну, хорошо, - мямлю я. - Попробую обойтись тем, что есть...
       Вернувшись в гостиницу, первым делом вскрываю пакет, и на постель вываливаются обандероленные пачки денег.
       В общем, я несколько дней отлавливал того деятеля, чтобы вернуть ему пакет. Все это время настоящий герой моего будущего текста сидел, пригорюнившись в своем кабинете, этажом выше или ниже и, возможно, задавался горьким вопросом: "Что со мной не так?! Почему этот корреспондент так и не пришел?"
      
       * * *
       А к этой двери меня привела судьба, которая злодейка. Это была дверь, как оказалось, в женскую раздевалку при бассейне. Я туда очень уверенно вошел, полагая, что это кабинет директора спорткомплекса. Несколько секунд я там был (не удалось выскочить сразу, поскольку одна очень стеснительная девушка, пытаясь прикрыть двумя ладонями несколько большее число объектов и понимая тщетность усилий, в отчаянии, зажавшись, присела на корточки, и привалилась боком к той самой двери)!
       Я услышал много нового и неожиданного в свой адрес. Ну, во-первых, что я маньяк; во-вторых, "ой, девочки, пусть маньяк, но симпатишный!"; и, в-третьих, что на правах маньяка я буду немедленно сдан органам. Кроме того, в меня прилетело три полотенца, кожаная сумка, три кроссовки (почему три?!) и бюстгальтер на косточках от той, что "в-третьих". Пластиковый табурет пролетел слишком далеко, чтобы принять его на свой счет.
       В конце концов, тело, заблокировавшее дверь в один из моментов вдруг бурно покраснело (это, когда ему (телу) стало понятно что все мое внимание приковано именно к нему, и оно грациозно, охлопывая себя руками по бокам, грудям и ягодицам, все в той же попытке одновременно прикрыть все, упорхнуло за ближайший шкафчик.
       Почему-то мне там понравилось. Неужто дамы были правы?!
      
       Бабушка Димы Харатьяна
       С телеэкранов вовсю гремели "Гардемарины" и имя Дмитрия Харатьяна в нашей стране было известно каждому. Слава его поистине была безграничной, и столько девичьих сердец замирало, когда Леша Корсак, как чертик из табакерки выпрыгивал на сцену, чтобы проткнуть шпагой очередного мерзавца.
       В "Пионере Востока" молоденьких девиц всегда было много, так что в редакции его тоже горячо любили. И, когда на очередной планерке кто-то сказал, что вообще-то в Ташкенте живет бабушка Харатьяна, это стало сенсацией пионерского масштаба. Тут же выяснилось, что бабушка одинока, живет трудно, и все время ждет внука в гости.
       Ну, что ж, знаменитый артист все время занят на съемках - страна ждет новых серий о приключениях гардемаринов - и никак не может вырваться к горячо любимой бабушке. А газета юных пионеров на что?!
       Тут же было принято решение взять шефство над ней, организовался комитет спасения. Ну, по "Тимуру и его команде". Буквально через два дня в одном из домов напротив гостиницы "Саехат", одинокая пенсионерка Генриетта Семеновна Семечко сдержанно ругаясь, смывала с обитой дерматином входной двери три большие звезды, начертанные школьным мелом. Вообще-то по сюжету звезда должна была быть одна, но юные пионеры, назначенные шефствовать над бабушкой, то ли чтобы не ошибиться, то ли от большого усердия, на всякий случай нарисовали три звезды и густо заштриховали их мелом.
       Ну, первый блин - всегда же комом. Второй блин получился не лучше. Однажды Генриетта Семеновна решила сходить в магазин за хлебом. Попыталась открыть злосчастную входную дверь. Дверь слегка приоткрылась, но и только. Что-то мешало. Но старушка была неплохо закалена жизнью в советских коммуналках. Она отступила назад, чтобы с разбега наподдать по двери. Попытка удалась - что-то загремело, что-то упало, что-то полилось с лестничной клетки вниз.
       Внизу кто-то густо выматерился и посулил набить кой-кому морду. Это был сосед с верхнего этажа, слесарь пятого разряда Енуков. Бабушка знала его и немного опасалась - Енуков был груб, часто пил и регулярно бросал окурки с балкона четвертого этажа на соседок, сиживавших на скамеечке у подъезда. Генриетта Семеновна вышла на лестничную клетку, чтобы понять, что произошло: кто-то принес к ее двери два ведра с водой и небольшую поленницу дров. И всем этим практически подпер дверь квартиры.
       Пожилая женщина была не на шутку напугана - это ж целая диверсия, направленная конкретно против нее. Она же видела только опрокинутые ведра, рассыпанные поленья, и воду, растекшуюся по полу.
       Слесарь Енуков, принявший на голову и плечи не менее полведра воды, естественно не поверил, что старушка тут ни при чем. И потому облаял ее, как доберман недосягаемую кошку в окне. И ушел к себе, уверенный, что бабушка отомстила ему за окурки.
       На следущий день пенсионерка Семечко не досчиталась старого мусорного ведра, которое выставляла на лестничную клетку, чтобы потом с оказией вынести его. Расстроенная женщина поохала на пропажу, попричитала и вдруг заметила, что взамен смытых ею накануне меловых звезд на дерматине появилась новая звезда, на этот раз нарисованная белой масляной краской. Краска уже подсохла и отмыть ее не представлялось возможным. Спускавшийся как раз в этот момент вниз слесарь Енуков на вопрос: куда делось мусорное ведро? - взревел: "Да, ты что, старая?! Совсем сбрендила?! На кой хрен оно мне сдалось?!"
       Генриетта Семеновна даже из своей квартиры, из-за закрытой двери, с намалеванной белой звездой, долго еще слышала рык и взревывания возмущенного слесаря. Она немного поплакала из-за хамства и грубости Енукова. Потом, успокоившись, села пить чай с сушками.
       На следущее утро она, опасливо проверив, открывается ли дверь, обнаружила за ней новенькое пластиковое мусорное ведерко с крышкой. В ведре что шуршало и царапалось. Она долго не решалась открыть крышку, пока из ведра не послышалось тихое мяуканье. Открыв крышку, Генриетта Семеновна обнаружила в нем маленького полузадохшегся бело-рыжего котенка с бантиком на шее.
       Вечером того же дня участковый, старший лейтенант милиции Холмирзаев устало выслушивал сбивчивый рассказ гражданки Семечко о непонятных событиях в ее личной жизни. Выслушав Генриетту Семеновну до конца, он твердо пообещал прекратить это безобразие.
       Через два дня старший лейтенант позвонил мне и предложил навестить некую среднюю школу, где произошло ЧП. По вине газеты "Пионер Востока". Пришлось посетить эту школу. В общем, выяснилось: работали две конкурирующие бригады пионеров имени "Тимура и его команды". Одна сводила с ума вышеозначенную одинокую пенсионерку Генриетту Семеновну Семечко. Другая в это же время в доме по соседству прилежно помогала по мелочам настоящей бабушке Харатьяна.
       Во всей этой истории меня особо заинтересовало следущее: откуда пионеры летом, в Ташкенте, сумели раздобыть целую поленницу дров?! А также: почему первая группа так грубо ошиблась с адресом? Пионеры из второй группы на этот вопрос только что-то невнятно блеяли и отсутствующе смотрели в окно. Правильно: кому нужны конкуренты?
       Эта эпопея с бабушкой Харатьяна имела свое продолжение. Она однажды сообщила юным шефам, что Дима, наконец, нашел время и собирается в Ташкент, навестить ее. Но при этом посетовала, что некому встретить внука в аэропорту. Как это некому?! А газета юных пионеров на что?!
       И однажды утром я встретил Дмитрия Харатьяна в аэропорту и на редакционной "Волге" отвез его к бабушке. И ташкентские пионеры, рассредоточившиеся по двору, во все глаза глядели на встречу бабушки со своим знаменитым внуком...
      
      

    Глава 5. Скитаясь по миру

      
       Сбежать от суеты в Таллин
       Мы с моим школьным еще приятелем Виктором оказались в Таллине летом в начале восьмидесятых. Жили у моей знакомой Евгении Васильевны, Женьки...
       Однажды устраиваем плов. Ради этого Женька съездила куда-то, откуда приволокла настоящий казан.
       - В Таллине всего два казана, - сказала она, передавая его мне. - И один из них у тебя в руках...
       Конечно, баранина здесь не рассчитана на употребление ее в плове. Вкус другой. И специй у нас нет никаких. И морковь в Таллине бледная, какая-то парниковая по виду. Поэтому затея заранее обречена на провал. Но презрев все препятствия, мы приступаем к обряду, запершись на кухне от Женьки.
       Приходит гость. Миша Веллер. Молодой писатель. Шумный и одновременно очень стеснительный. Ходит по комнатам и орет, что хочет экзотического блюда. Что он, в конце концов, и получает.
       Отсутствие специй мы обильно возместили жгучим перцем. Женька и Миша в полном упоении дышат открытыми ртами и уминают экзотику за обе щеки. Черт их разберет, то ли действительно никогда настоящего плова не едали, то ли талантливо прикидываются, щадя наше самолюбие.
       У Веллера вышла одна-единственная книга рассказов "Хочу быть дворником". Но она стоит иных романов. Миша - коренной ленинградец. Сейчас живет в Таллине. Плюнул на все. Нигде не работает. Сидит в своей квартире с исправным, но никогда не разжигаемым камином и пишет хорошую серьезную прозу. На какие средства живет неизвестно даже ему самому.
       Наверно, надо быть уверенным в свое призвании, чтобы жить так. Без ужаса за день завтрашний. Выключившись из ежедневной суеты и спешки. И делать то, что любишь и умеешь делать. И делать это хорошо.
       А у тебя хлопоты и заботы, от которых никуда не спрячешься.
       Или все же спрячешься?
       Или просто надо сбежать от них в Таллин?
      
       Вильнюс. улица Стиклю
       Середина восьмидесятых. Бродим по вечереющему Вильнюсу. Университетский квартал. "Альма матер" и "Гаудеамус" не выглядят здесь чем-то инородным, чужим. Последовательно переходим из одного университетского дворика в другой.
       Ах, эти дворики! Среди них нет одинаковых или даже просто похожих. Различные размеры, форма, интерьер. В одном растет старая береза, по преданию освящающая любовь. Во всяком случае, первый поцелуй должен состояться именно здесь. В другом - доминируют циклопические полуколонны, над которыми широкий лепной карниз со знаками зодиака...
       Лайма рассказывает о ежегодном студенческом празднике. Через весь город от старинного университетского квартала, будущие физики тащат огромное, мастерски сделанное чучело дракона, извергающего огонь и воду, к филологическому факультету, где по традиции очень много девушек. Здесь уже готовые и, в общем-то, жаждущие похищения жертвы высовываются по пояс из окон, всячески охорашиваются, держат настежь все двери, дабы буйные физики не забрели, не дай бог, к другим. Но, кстати, зря волнуются. Уволакивают всех, даже редких юношей, не разобравшись сгоряча.
       Потом толпа ряженых врывается в кабинет ректора и на руках носит его вместе с креслом по всем девяти университетским дворикам. После чего ректора - всемирно известного математика, основавшего свою математическую школу, почетного члена многих академий - водружают на огромную пивную бочку, с которой он произносит речь в угоду буйным школярам. Эта речь - сигнал к началу праздника.
       Мое студенчество прошло иначе. У нас хлопкоуборочная страда заменяла веселый праздник. И, потом, я что-то не могу представить ректора Ташкентского университета, произносящего речь с пивной бочки. Это был бы нонсенс.
       Однажды мы долго бродим по старой части Вильнюса. Оживленно болтая, сворачиваем всей компанией в какой-то темный бар. Здесь начинаются странности. Лайма и ее подруга Вида сильно озадачены. Они сами впервые здесь.
       Сидим за одним из двух имеющихся столов. Заказали только кофе. Вбегает юноша с прической, смахивающей на сильно запущенный одичавший бокс (волосы веером в разные стороны), останавливается около нас и сварливо пытается выяснить у Виктора, зачем тот присвоил его кофе. Мы не владеем обстановкой и ошарашено молчим. Потом Виктор, не посвященный в тонкости межличностного общения в этом баре, дипломатично говорит юноше:
       - Пошел на хер!
       Юноша обалдело таращится и убегает за другой стол. Там он начинает донимать какую-то девушку: залезает пальцем в ее чашку и, поболтав им в кофе, настаивает, чтобы она выпила. Девушка справедливо сомневается в стерильности его пальцев. Но у нее нет дипломатического такта и бицепсов Виктора.
       Сидящий у стойки парень в заношенной кожаной куртке долго, упорно смотрит на нас, потом громко говорит:
       - Вы зачем выпили его кофе?
       Виктор, чуточку осатанев, берется за тяжелую керамическую пепельницу, но я, опережая его, чтобы предотвратить конфликт, поспешно спрашиваю парня:
       - Чего ты хочешь, дубина?!
       Парень тоже немедленно шалеет. Лайма вдруг начинает давиться смехом. Мне кажется, что у нее истерика и, чтобы окончательно разрядить ситуацию, громко спрашиваю парня и других его товарищей, во все глаза пялящихся на нас:
       - Вы что, придурки, все с ума посходили?!
       Интересно, что в ожидании их реакции Виктор уже начал снимать пиджак, но вся компания только недоуменно переглянулась.
       Когда очутились на улице, Лайма, смеясь, объясняет нам, что это панки (Вы, что, не обратили внимания на их внешний вид, прически?!) И все домогательства по поводу чашки кофе это своеобразный пароль и ритуал. Они так знакомятся друг с другом.
       Вот так все просто объясняется. Поэтому, если вы в Вильнюсе, на старинной улице Стиклю, случайно забредете в маленький неприглядный бар со странными завсегдатаями, не торопитесь крушить мебель и черепа в ответ на искреннюю попытку познакомиться и подружиться с вами.
      
       Тайский трип
       1999 год. 31 декабря. Паттайя. Мы вселились в отель и тут же выползли к бассейну, который между отелем и морем. Мы - группа ташкентцев, в основном молодые дамы в возрасте от двадцати пяти до сорока. И два мужика - я и Шухрат - затесались, каким-то образом, в дамскую компанию. Но пока все вроде нормально.
       Края бассейна в багровых тонах. Это сибиряки из Кемерова, Красноярска и Новосибирска - жадно глотают солнце всей кожей, взахлеб и обгорают в первые же полчаса. Мы-то - ташкентцы - знаем и инстинктивно всегда ищем тень. Но сибиряки сгорают на корню, страдают, но в тень упрямо не уходят - в общем, "кололись, плакали, но продолжали есть кактус".
       Ближе к вечеру катарсис: от отеля бежит огромный багровый мужик, суматошно размахивая руками и что-то крича. Очень похоже на сцену из "Операции "Ы", когда Шурик, перевоспитывая хулигана Федю, изымает у него одежду и тот бежит за ним в набедренной повязке из соломы. Багровый добегает до бассейна и с уже осмысленным
       криком: "Он ушел!" - с разбега плюхается в бассейн. Его друзья реагируют бурно - кто-то голову поднимает, а кто-то даже принимает сидячее положение. Багровый проплывает под водой пол-бассейна и выныривает аккурат возле своих. Те хором участливо спрашивают: "Так, кто ушел-то, придурок?!" Это был день, когда ушел Ельцин. Все багровое обрамление бассейна тут же оказывается в воде, которая начинает бурлить, пениться и выходить из берегов. Это было какое-то безумие! Праздник совершеннолетия у туземных племен. Последующий банкет по случаю Нового - 2000-го - года так и прошел под знаком ухода ЕБН.
      
       * * *
       Как-то сидим за обедом и обсуждаем поход в одно злачное место на далекой окраине Паттайи. Мы с Шухратом твердо намерены посетить его. Девушки, а их абсолютное большинство, настроены против: сомневаются в том, что действо там представляет интерес, к тому же далеко и есть шанс найти приключения на пятую точку. На что мы с Шухратом отвечаем: никто силком не тащит, не хотите, мы едем вдвоем. В общем, встречаемся в лобби в семь вечера, нанимаем такси и едем развлекаться.
       Без пяти семь спускаюсь в лобби - все (!) наши дамы без исключения в парадной форме одежды и при вечернем макияже сидят там, с нетерпением ожидая нас. Приходит Шухрат - озирает ряды "отказников".
       - Э-э-э-м... Вы же не хотели ехать!
       - Мы и сейчас не хотим! Далеко, опасно! - хором галдят дамы. И как последний довод от девушки Ларисы, - Вот увидите, нас всех там изнасилуют!
       Тем не менее, мы все набиваемся в "тук-тук". Очень долго едем и на самом деле заезжаем в какие-то трущобы. Лозунг "Вот увидите, нас всех изнасилуют!" начинает овладевать массами. В конце концов, добираемся до места и необдуманно отпускаем такси. Само представление в злачном месте не особо впечатляет. Так, чисто из любопытства посмотреть и понять, что человеческое тело таит в себе неисчерпаемые возможности. Представление идет нон-стоп и через полтора часа начинает повторяться. Надо уходить. Но, оказывается, из самого заведения такси вызвать почему-то не получится, надо идти по закоулкам до людной улицы, где и можно поймать такси.
       "Вот увидите, нас всех изнасилуют!" - находит все больше поклонниц. Мы с Шухратом крепимся, но вида не подаем.
       Идем по каким-то узким, темным улицам, чутко ловя шорохи, голоса, иные звуки. Впереди какой-то островок света. Подойдя ближе, видим: это бар под названием "Blue Moon", и там какие-то мужики из местных. Заведение из числа тех, что, когда поднимается решетка, барные столики и стулья стоят практически на улице. Завидев нас, мужики в баре поднимают галдеж по-тайски, потом кричат нам: "Come here!" - и зазывно машут руками.
       Лариса чуть не плача: "Все, звиздец! Нас точно изнасилуют! Зачем мы сюда пошли!"
       Хочешь-не хочешь, нам надо пройти мимо, чтобы выйти к цивилизации. Дамы жмутся ко мне и Шухрату и, сами того не замечая, тихонечко повизгивают от страха и напряжения. От компании в баре отделяется какой-то тип, делает два шага к нам и громко произносит, показывая на меня и Шухрата: "Guys, come to us!" - и далее женщинам, а вы, которые герлс, типа, валите дальше.
       Оказалось, это был бар для голубых. Наши дамы почему-то сильно разозлились, что их худшие опасения не оправдались. Мы же с Шухратом сказали несколько слов по-русски, потом Шухрат добавил еще что-то по-узбекски, после чего голубые отползли на прежние позиции.
      
       * * *
       Отмечаем день рождения Шухрата в ресторанчике на берегу моря, неподалеку от отеля. В разгар веселья к нашей компании подходит совладелец ресторана немец по имени Питер. От лица персонала и себя лично поздравляет Шухрата и водружает на стол подарок - шикарную корзину с фруктами. И пытается уйти. Но мы уже теплые, кто же от нас, таких, уйдет?!
       Питеру между сорока и пятидесятью, очень вежливый, улыбчивый и воспитанный джентльмен. Наливаем ему фужер водки. Он по-европейски делает глоточек, ставит фужер на стол и опять пытается уйти. Но как бы не так - у нас только до дна!
       Питер вполголоса по-немецки и по-английски пытается возразить. Мы легко преодолеваем языковой барьер: Не надо ля-ля! Сказано: до дна! После двух минут препирательств он понимает, что лучше сделать то, что от него просят, иначе не отвяжемся. По-моему, фужер водки залпом он засадил первый раз в жизни. Крякнул и опять попытался уйти. И это было в последний раз.
       Нет, специально Питера мы не спаивали. Получилось само собой. Хряпнув третий фужер водки, он стал своим за столом. И когда, кто-то из тоже подвыпивших дам в ажитации стал приставать к нему, типа, вы зачем в сорок первом устроили нам войну, Питер встал и сказал: "Diese deutschen Schweine...", - в общем, эти свиньи устроили ту войну, о чем я жалею все свою сознательную жизнь. И предложил выпить за дружбу между народами.
       Потом Лейле приспичило, и она спросила Питера, может ли она задать ему деликатный вопрос? "Яволь!" - ответил Питер.
       - Где тут ватерклозет?
       Питер неопределенно махнул рукой в направление моря, типа, вам везде! Я вас буду сопровождать. И, таки, сопроводил. Впрочем, Лейла не возражала - темно и страшно ведь!
       Вернувшись, Питер хряпнул еще один фужер и заел его облаткой от шоколада Lindt. Прежде, чем вырубиться, Питер встал во фрунт, отдал честь, произнес на чистом русском: "Лублу вам весь! Как же я нажрался!" - и рухнул под стол.
      
       Deutsche EindrЭcke
       Программа пребывания в Германии делегации от республиканского автопрома была предельно насыщенной и для неспециалиста скучной. Ну, разве что завод "Мерседес" в Штутгарте - образец немецкой педантичности, дисциплины и порядка. Ну, и еще немного космоса - большие плоские платформы с закрепленными на них авто беззвучно движутся вдоль желтых направляющих по гигантскому цеху совершенно автономно, останавливаясь там, где их ждут какие-то механизмы, чтобы произвести очередную операцию по досборке. И ни одного человека, кроме нашей делегации и сопровождающего, который по-человечески сердится на нас за нарушение регламента: "Нихт фото! Делать не можно!" Молодец - никаких "швайн" вполголоса или попыток отнять Nikon и положить его под колесо платформы.
       Да! Ездить по немецким автобанам скучно, за исключением факта, что нижний предел скорости здесь выше, чем у нас верхний предел. И вообще, именно в Германии я, наконец, сформулировал, в чем между нами разница. Разница в допусках - у нас в миллиметрах, у них - в микронах.
       Впрочем, осталось несколько впечатлений вне программы.
      
       О женщинах
       На третий день пребывания в Германии, кто-то из делегации неуверенно, но дерзко заявил, что за три дня не видел ни одной красивой женщины. Народ заявителя поддержал: действительно, ни одной красивой женщины. Все представительницы слабой половины, как на подбор одеваются в штаны, чаще всего в джинсы, и мешковатые свитера по формуле "кот в мешке". И при почти полном отсутствии косметики и причесок (волосы в пучок на затылке!) создается вполне унылое впечатление.
       Каждый последущий день в Германии только подтверждал первое впечатление. И вдруг...
       В последний день, когда мы уже собирались покинуть отель во Франкфурте-на-Майне, в моем номере зазвонил внутриотельный телефон.
       - Выгляни в коридор, - потребовал тот, кто первым заявил об отсутствии красивых женщин в Германии.
       - Чего я там не видел?
       - Выгляни! Не пожалеешь!
       - Отстань. Я занят...
       В коридор я все же выглянул, как и большая часть нашей делегации, занявшей номера на одном этаже. По коридору как раз шла троица ослепительных, как нам показалось, девушек - прически, макияж, общие волнительные контуры и, наконец, туфельки на шпильках, вместо кроссовок!
       Сосед напротив, спрятавшись в дверном проеме, показывал мне два больших пальца и одобрительно качал головой, сосед наискосок, прислонившись к косяку, одобрительно наблюдал их упоительный променад по нашему коридору и негромко, но явственно урчал, как сытый кот. Есть! Есть в Германии красивые девушки!
       Девушки поравнялись с нашими открытыми дверями и одна из них недовольно сказала по-русски, полагая, что мы их не понимаем:
       - Чо эт, они из номеров повылезали, как тараканы?!
       А вторая добила:
       - Чо уставились, дебилы!
       Это были стюардессы нашей авиакомпании, которые и отвезли нас потом домой.
      
       Жертвы наркотрафика
       Во Франкфурте ребята из узбекского консульства сделали нашей делегации подарок - устроили экскурсию по городу. На двух консульских мини-вэнах. Завезли в район железнодорожного вокзала. Тут же и район "красных фонарей" и прочие социально неблагополучные кварталы. Консульские, естественно сопровождали экскурсию рассказом о достопримечательностях.
       - В Германии наркоманам для профилактики и облегчения страданий от ломки бесплатно раздают легкие наркотики, - рассказывал один из них по имени Камиль. И, показав пальцем за окно, добавил, - Вот, кстати, проезжаем мимо пункта выдачи наркотиков... Видите, там целая очередь из наркоманов стоит...
       Сидевшая на заднем сиденье наша переводчица Юля, ухватив только мельком исчезнувшую за поворотом очередь, очень эмоционально реагирует:
       - Ах! В самом деле, наркоманы! У них даже лица почерневшие!
       - Юля, дура, это негры!
      
       Магазин причиндалов
       В Штутгарте гуляем по городу. В разгаре предрождественская неделя. По всему старому городу одна большая ярмарка - бесчисленные лавки с сувенирами, обжорные ряды, над которыми витает аромат теплой выпечки, ванили и корицы. Идем со знакомым из делегации, назовем его Геной, за обе щеки лопаем какие-то пироги, коврижки и ватрушки.
       Внезапно Гена застывает на месте с ватрушкой во рту. Он что-то нечленораздельно мычит и тычет пальцем в вывеску какого-то магазинчика. Гляжу: написано "Sex-shop". Он проглатывает свой крендель, даже не разжевав его, как следует:
       - Давай, зайдем!
       - Зачем?
       - Ну, интересно же!
       - У тебя проблемы с интимом что ли?
       - Да, нет никаких проблем! - обижается он. - Просто из любопытства...
       Заходим. Вообще-то снаружи определить специфику магазина можно только по буквам на вывеске. Все остальные атрибуты, даже в качестве рекламы - Nein, nein! Einfach nicht schieben! - витрины наглухо задрапированы темными плотными занавесками. Зато, когда распахиваешь портьеру на входе - первое, что тебя встречает, гигантских размеров - в рост человека - полимерный фаллос ядовито-розового цвета.
       - Охренеть! - хрипит Гена. - У слона и то меньше!
       - Хочешь купить?!
       - А что можно?!
       - Наверно нельзя. Это, скорее всего, выставочный рекламный экземпляр.
       - А я бы купил... Слушай, узнай у продавца цену!
       - Дурак! А как ты это провезешь?! Хорошо, если здесь в самолет сядешь, но дома свои же таможенники повяжут...
       - Провезу! У меня друг на таможне в аэропорту. Как раз будет его смена!
       Продавец на своем веку перевидал всяких покупателей и поэтому, не моргнув глазом, объявил цену - за такие деньги подержанное авто купить можно. Впрочем, он проявил такт и понимание и очень качественно все упаковал, перевязав для понта упаковку лентой с большим бантом. В общем, черт-те что, и сбоку бантик...
       Гена таки притаранил игрушку домой и установил ее на постаменте в загородном доме - в холле напротив входной двери. Правда, через некоторое время от него ушла жена. Не оценила шутки. А, может, поняла, что размер таки имеет значение...
      
       Подражание Оруэллу
       Если вы думаете, что СССР был тоталитарным государством, то вам, видимо, просто не с чем сравнивать. Поездка в КНДР меня убедила в том, что в позднем СССР все же был весьма либеральный режим. Оговорюсь, поездка эта была много лет назад. Тем не менее, впечатления врезались в память навсегда.
       Ездил я в составе делегации Центра развития таэквондо Узбекистана, поэтому в воспоминаниях будет легкий спортивный акцент. Сам-то я никакими боевыми искусствами никогда не занимался и был чистым теоретиком, приняв участие в выпуске книги "Энциклопедия таэквондо", и некоторое время проработав пресс-секретарем означенного Центра. За что мне был присвоен даже почетный пояс...
       Пхеньян расположен в гористой местности и аэропорт там своеобразный. Наш самолет очень долго буксировали к зданию аэропорта, и мы успели несколько разомлеть от духоты в салоне. Поэтому, когда дверь открыли мы ломанулись на выход. Но ожидаемой прохлады, а по самолету объявили, что в аэропорту приземления всего 23 градуса, не нашли. Нас встретил плотный душный воздух, насыщенный влагой.
       Едва мы добрались до отеля, город накрыло ливнем такой интенсивности, какого я еще никогда не видел. На Пхеньян единовременно упало целое озеро воды, вызвавшее даже наводнение в нижней части города.
       Следущее утро началось с того, что в семь утра нас разбудили оглушающие речевки на корейском языке, прославляющие вождя. Из окна было видно, как на громадной площади у отеля большое количество людей ходит строем, большими "коробками", на ходу перестраиваясь, поворачиваясь и громко чеканя фразы о величии Верховного. Страна готовилась к очередной годовщине его рождения. Мы, как завороженные, наблюдали за четкими эволюциями нескольких тысяч человек, которые, не совершая ни одной ошибки, как роботы выполняли все команды из громкоговорителя.
       Потом эти же люди, колоннами пошли на уборку подвергшегося подтоплению нижнего города. Нашу делегацию свозили на родину Ким Ир Сена, в деревушку, расположенную в горах над Пхеньяном. Дорога, как раз шла через районы подтопления. И мы видели, как ликвидируются последствия стихии - люди не просто расчищали завалы, распиливали снесенные течением деревья, убирали принесенный водой ил и мусор. Я лично видел, как группы людей протирали тряпочками листья деревьев вдоль реки, на которых остался речной ил! Поэтому по возвращении в гостиницу, нас уже даже не удивило, что местные женщины ножницами стригут газон перед отелем.
       И при этом никакой гуляющей публики. Немногочисленные прохожие всегда спешат по своим делам. Единственными праздно шатающимися по Пхеньяну людьми были туристы, большей частью из России. Их можно было распознать за километр. Местное население - это, как правило, худощавые, небольшого роста, смуглые люди, на фоне которых мы все выглядели высокими и дородными, особенно некоторые дамы из СССР.
       По Пхеньяну можно праздно шататься, пока к тебе не подойдут. В моем случае это была местная юная пионерка, дежурившая у выхода из подземного перехода через дорогу. Она подошла ко мне, отдала пионерский салют и о чем-то горячо стала говорить, почему-то все время показывая на свою шею. К моему огорчению, по-корейски я понимаю плохо, тем более северокорейский диалект. А пионерка все больше горячилась и стала почти кричать на меня. К счастью, подоспел сопровождавший нас переводчик, который и объяснил, что пионерка требует от меня, чтобы я застегнул рубашку до верхней пуговицы и не разгуливал по столице ее Родины, как последний босяк, или, не дай бог, невесть как забредший сюда американец, развращенный отвратительным американским образом жизни и потому застегнувший всего на несколько пуговиц свою пошлую безвкусную цветастую "гавайку". Уф-ф-ф!
       На второй или третий день в Пхеньяне руководитель нашей делегации объявил, что следующим утром у нас будет контактная тренировка с первой сборной КНДР по таэквондо, которая везде и всех всегда побеждала, будучи на голову сильнее всех в мире в этой дисциплине.
       Меня тоже попытались выпихнуть на татами, мотивируя это тем, что я являюсь обладателем красного пояса. Ага! Сейчас. Только красным поясом подпояшусь! И с утра, от греха подальше, ушел гулять по городу, где и нарвался на юную пионерку. Впрочем, моя душевная травма оказалась весьма легкой по сравнению с физическими травмами настоящих спортсменов из нашей делегации. Когда я вошел в ресторан, где делегация обедала, я сразу увидел, что кто-то даже жевать не может, у кого-то фингал под глазом, порвана губа, или огненно красным цветом светится опухшее ухо. Это были последствия контактной тренировки с северокорейцами.
       Из Пхеньяна нас повезли по стране, конечной целью имея город Вонсан, близ 38-й параллели. По пути завезли на прекрасный морской пляж. Где мы вволю накупались в чистейшей воде Японского моря, объелись морскими деликатесами и повалялись на чистом морском песочке.
       Правда, перед тем, как выпустить нас из автобуса, переводчик-сопровождающий, намертво приклеившийся к нам на весь срок пребывания, предупредил о следующем: на песочке, на травке за ним, можно смело гулять и валяться, но дальше, туда, где начинается кустарник и деревья заходить категорически нельзя. Мы стали прикалываться: а, что там, акулы в деревьях прячутся?! Нет, объяснил нам переводчик, там минные поля.
       Оказалось, вдоль всего побережья Северной Кореи сплошное минное поле и тянутся по три ряда проволоки, два внешних ряда - "колючка", а посередине провода под высоким напряжением. От вражеского, так сказать, вторжения. Позже мы узнали, что знаменитая корейская стена по 38-й параллели на танкоопасных направлениях имеет следующие параметры: толщина в основании - 10 метров, толщина по верху - 6 метров, высота - десять метров. Это армированный бетон. А вы говорите, Берлинская стена! Там ее толщина измерялась сантиметрами!
       И армия КНДР - серьезная сила. Срочная служба в сухопутных войсках - основе армии - там длится от пяти до двенадцати лет. Представьте, при тамошних нравах и идеологических накачках каких солдат выращивают! И это при численности за 1 миллион человек, при резерве в 4 миллиона
       Все это построено, как бы от внешнего вторжения. На самом деле, по факту, для того, чтобы удержать население в границах своей юрисдикции. С местным населением пообщаться почти не удалось. Северокорейцы очень неохотно идут на контакт, предпочитая вовсе не общаться с иностранцами. Да, что там, шестилетний ребенок, которого я на улице в Пхеньяне пытался угостить конфетами, с ревом побежал от меня к мамаше, которая с гневом посмотрела на меня и поскорее увела чадо в сторону.
       Человека можно загонять за плинтус, можно трамбовать и укатывать целые поколения, но рано или поздно людей прорвет. И это будет не лучшее время для этой страны. Мало никому не покажется.
      
       Киржач. Конец света
       Вечером в виду возможного дождя на улицах мало народа. Тихо и пустынно, только поют комары. А потом, когда в 12,7 метра от окна нашего номера в землю врезала молния, тишина закончилась.
       Звук был ужасающий. Впервые за свою долгую жизнь такое услышал. Звон в ушах стоял еще долго. В городе вырубилось электричество. Большая часть комаров мгновенно погибла. Выжившие умерли чуть позже от паники, потому что наступила кромешная тьма и лететь на свет было некуда.
       Но киржачские энергетики всегда готовы к ударам стихии и через полчаса город опять скудно засиял во Вселенной. Прошел звон в ушах. В гостинице загомонили голоса. По дороге проехала куда-то бригада байкеров. Прилетели комары, не попавшие в зону поражения. Лена мгновенно припечатала первого к стене и только потом запоздало взвизгнула, как полагается барышне при столкновении с насекомым. А Галя позвала всех пить чай из гостиничного самовара-кулера с вареньем из крыжовника, купленным в лавке напротив.
       Волшебный был вечер...
      
       Потаенная часовня
       В деревне Ельцы Киржачского района Владимирской области построена уникальная часовня, аналогов которой в русском деревянном зодчестве нет. Архитектурный облик строения придумал и воплотил в жизнь известный киржачский бизнесмен и меценат, мой друг Евгений Федоров. Он возвел часовню в память о своей матери Наталье Васильевне, похороненной на кладбище села Ельцы.
       Место для часовни выбрал особенное - не на возвышенности, как принято в православной архитектурной традиции, а в ложбине - около реки Шерна, недалеко от Покровского храма. Сама постройка представляет из себя рубленый восьмерик на четверике, причем восьмерик представляет собой закрученную деревянную спираль. По замыслу Федорова он символизирует поминальную свечу, по которой стекает воск.
       Четырехметровые восьмигранные модули изготавливались в Киржаче плотниками Сергеем и Александром Шершиловыми. Но и им с их мастерством, чтобы понять, как рубить закрученный спиралью восьмерик, пришлось обращаться за помощью к потомственному киржачскому аргуну, 87-летнему Борису Волкову.
       "Я им говорю: мне нужен восьмерик, который устремлялся бы вверх, и поворачивался вокруг своей оси. Они мне: "Мы не умеем". И вот они нашли этого деда старого, Волкова, плотника-аргуна. Мы встретились, поговорили. Он сказал: "Я такие вещи не делал, но сделаю". И четыре венца первых он самолично срубил своим топором. Алгоритм этого кручения задал. То есть, он заложил и Шершиловым наказал: "Делайте так". И потом все ходил, смотрел, как они рубят. К сожалению, он не дожил до окончания строительства", - рассказывает Евгений Федоров.
       От излучины реки открывается очень красивое зрелище - крутой берег, на котором стоит Покровский храм, сбегающая к берегу ложбина, в которой, как в раскрытых ладонях - потаенная часовня с горящим куполом.
       Наталье Васильевне бы понравилось...
      
      

    Глава 6. Байки об Элен Вульф

      
       Элен Вульф - реальный человек. Это, типа, я ее зашифровал под псевдонимом. На самом деле это моя однокурсница Лена Волкова. Красавица с морем шарма, острым язычком и большой склонностью к авантюрам. Многие без труда угадывали кто это. А теперь Лена и вовсе разрешила назвать настоящее имя. Но ведь она в этих байках изначально была Элен Вульф. Так что пусть так оно и останется...
      
       Долг платежом красен
       На экзамене по историческому материализму, весь курс изображал из себя секцию ударных, трясясь всеми костями на манер маракасов, и клацая коленями, как кастаньетами. Ровно под дверью в аудиторию, где неумолимый и жестокий, как все ВЧК и сам железный Феликс впридачу, Михаил Николаевич Гладков - краса и гордость кафедры марксистской философии - поджидал очередную жертву. Гладков априори полагал, что ни один студяра ни бельмеса не смыслит в его сложной науке. Поэтому попытки разубедить его в этом воспринимал с усталой брезгливостью. Впрочем, иногда за находчивость он мог и расщедриться на приличную оценку. Колени Элен стучали не так громко, отчасти в силу принадлежности личности забубенной и чумовой, отчасти от того, что были до безобразия красивы и округлы. Но все равно постукивали друг о дружку.
       Я как раз выходил из аудитории усталый, но довольный. Четверка в зачетке, вырванная в неравной борьбе, грела мне сердце. Ударная секция тоскливо топтала пол у дверей. И помимо ударных напоминала агнцев на заклание. Если бы не ненависть в глазах. И ненависть эта была обращена ко мне.
       - И что ты лыбишься?! - Элен Вульф озлобленно смотрела на меня.
       - Ша, дамочка! Почему истерика?
       - Потому что не знаю ни хрена.
       - Так надо было учить предмет.
       - Надо было... А если у девушки времени нет?!
       - Чего ты психуешь?! Уж троечку-то он тебе поставит.
       - Ты - дурак?! Я тебе говорю, что ни в зуб ногой!
       - Во-первых, дураки не сдают истмат с первого захода и без знания предмета. Мозги дадены человеку для того, чтобы даже из того мизерного объема информации, полученной в результате нерегулярного посещения лекций и жизненного опыта, через анализ и обобщение выйти на искомую истину.
       - Ты чего это сейчас сказал?
       - Не трясись, трояк у тебя будет железно, я тебе говорю.
       Элен хотела верить, но не верила, больше опираясь на слухи о свирепом нраве Гладкова. И будучи суеверной, предложила:
       - Мажем, что не выше двойки.
       В общем, мы побились об заклад: если она выносит в зачетке из аудитории цифру выше двух, я могу желать чего захочу.
       - Хочу тебя.
       - Какая скотина! - она с отвращением посмотрела на меня. - В такой момент...
       - Причем, столько раз, сколько заложено в оценке.
       Свидетелями стали почти все сокурсники. Элен я не особенно доверял. Тем более, в такого рода вопросах. Динаму она крутила просто мастерски. Предмет спора был настолько небезразличен, что пришлось дождаться, когда она выпростается из цепких лап исторического материалиста. Я-то знал, что двойки он ей не поставит, поскольку слаб по части юных девушек. Она вылетела из дверей аудитории со счастьем на лице. Вылетела не пулей, а бабочкой, порхая и кружась: "Четыре!"
       И весь курс дружно заорал: "Проиграла!"
       Но Элен уже вполне владела собой, то есть коленями самовыражалась так, как велит тысячелетний женский инстинкт.
       - Заткнитесь, бездельники! Молчать, двоечники! Мы с Володькой вам не ровня. У нас в зачетках оценки, по которым видно порядочных и умных людей. И долги мы отдаем всегда.
       Ритм-секция с этим легко согласилась и выразила горячее желание присутствовать при передаче долга, чтобы все условия пари были соблюдены неукоснительно.
       Тогда я еще, видимо, был романтиком и идеалистом. Потому что заверил толпу в том, что в свидетелях не нуждаюсь. Это была стратегическая ошибка. Элен долга до сих пор не отдала. Там уже проценты за двадцать с лишним лет набежали немереные. А если посчитать со штрафами и санкциями...
      
       Импровизация с обременением
       А как Элен Вульф, уже выйдя замуж и будучи на седьмом месяце, сдавала экзамен по одному спецпредмету! Предмет вел законченный садист и извращенец, любивший гонять студентов на сдачу зачета по своему предмету по несколько раз. Исторический материалист Гладков все же изначально был человечен и если суров, то по-отечески. А этот садист обладал худшими признаками гулаговского вертухая. Так вот Элен сдала зачет с первого захода. Это была песня! Это была такая вдохновенная импровизация, которая навечно запечатлелась в моем мозгу.
       Сам я уже собирался малодушно выйти к экзаменатору и объявить о собственной несостоятельности и полном незнании предмета. И в этот момент в аудиторию тяжелой поступью античного гоплита вошла Элен. Почему тяжелой? Ну, вы же помните, что она была на седьмом месяце.
       Элен уверенно подошла к столу и потребовала свой билет. Садист, несколько опешив, предложил ей самой выбрать. Она взяла билет, отчетливо прочитала вопросы. Само собой, вопросы были из разряда таких, на которые ответа нет и быть не может. Кто-то рядом ахнул: "Компец, приехала мадам Вульф!"
       Элен окинула замершую аудиторию надменным взглядом, приосанилась, потом пододвинулась ближе к столу, руками приподняла семимесячный живот и опустила его на столешницу. Экзаменатор дрогнул. А когда Элен, нависнув над его головой, сделала вид, что с трудом сумела подавить подступившую рвоту и сдавленно произнесла: "Извините, токсикоз..." - он и вовсе запаниковал. Он резво вскочил - так что стул упал - и отбежал в угол. Элен закатила глаза и покачнулась, чем добила его окончательно.
       - Зачетку! - пискнул садист, вырывая авторучку из внутреннего кармана пиджака вместе с подкладкой.
      
       Поход в театр
       Сердечный друг Элен Степа-Классик однажды свел ее с двумя человеками из братвы, державшей Алайский рынок. Это были Гоша Сивоконь и Славик. Сивоконь - тоже из спортсменов, борец-классик, был даже чемпионом ДСО "Буревестник". Славик тоже какое-то время погарцевал на татами. Обзавелся репутацией человека без башни, чем, кстати, и завоевал заметный вес среди братвы.
       Сивоконь, неожиданно для спортсмена, тем более, для борца, был в некоторой степени интеллектуалом. Мог порассуждать о Модильяни, о влиянии футуриста Маяковского на имажиниста Есенина, процитировать Кафку и Джойса. Впрочем, в его образовании присутствовали обширные лакуны. Точнее даже будет сказать, что, несмотря на отсутствие образования, он много, но бессистемно читал. А его рассуждения несли все же отпечаток улицы и фени. Например, посмотрев фильм Мела Гибсона о Христе, он вынес вердикт, что Христос был тот еще "терпила". Впрочем, Бодлера декламировал складно и чисто.
       Славик в голове своей нес неизмеримо меньший запас знаний. Поэтому старшего товарища уважал. Кроме того, он не однажды был свидетелем, как Сивоконь в соответствующих ситуациях, где не требовалось воздействовать на собеседника интеллектуально, молниеносно и очень эффективно расправлялся с соперником даже на пару десятков килограммов тяжелее. Они-то и стали новыми закадычными приятелями Элен. Даже в театр имени Горького с ней ходили...
       Они подъехали ровно в назначенное время на роскошном гошкином "кадиллаке". Впрочем, роскошь авто у Сивоконя компенсировалась частыми поломками. Не обошлось без них и в этот раз. И в театр они отправились на малолитражке Элен. Всю дорогу эти два оболтуса напропалую хохмили.
       Их запал не прошел и в самом театре. А переговоры через голову Элен производили вполне отчетливое впечатление на завзятых театралов, оккупировавших партер. Гоша со Славиком не могли себе позволить сидеть на галерке. В результате они оказались в окружении толпы трепетных теток и немногих интеллектуалов-мужчин. Что только добавляло огня.
       Говорили братки о разном. О том, что надо "завтра же откоммуниздить этого мудака", что "эта шалава и сука Ирка..." и т. д. и т. п. Потом Гоша в ожидании, когда, наконец, поедет в сторону занавес, в голос стал декламировать Вознесенского:
       - Прилип к плечам, сырым и плачущим, дубовый лист виолончельный...
       Впрочем, с началом спектакля они не стали переговариваться тише, а продолжили диалог в полный голос. На них пытались шикнуть, в ответ Гоша рыкнул и там заткнулись. Элен долго крепилась. Но все же, пусть с запозданием, стала реагировать. На нее оболтусы ведь рыкнуть не могли. Шипя, как змея весной, она пыталась их заткнуть, но не тут-то было. Приятели в голос стали обсуждать достоинства и недостатки исполнительницы главной роли. А роль Терезы была у примы театра, известной в городском бомонде красавицы Виктории Голубевой.
       - Гош, я бы ее трахнул, - заявил Славик, глазея на обнаженные ножки главной героини.
       - Так и трахни, Слав, хочешь я ее телефон надыбаю.
       - Заткнитесь оба. Боже, какие идиоты!.. - Элен боялась смотреть по сторонам. Она раньше уже заметила несколько знакомых лиц. Это были коллеги отца, мамины знакомые.
       - Элен, а ты чего шепчешь? Я не расслышал, что ты говоришь?
       - Господи! - взмолилась Элен. - Ну, замолчите вы уже! Чтобы я с вами еще раз куда-нибудь пошла!..
       - Девушка! - позвал Славик Терезу из третьего ряда. - А что вы сегодня вечером делаете?
       - Славик, я тебя убью, сволочь...
       Эта пытка не могла продолжаться бесконечно. Впрочем, к концу спектакля приятели вроде бы несколько выдохлись. Наконец, спектакль закончился. Артисты вышли на поклон. Элен, на ходу аплодируя, направилась к выходу. Люди перед ней расступались. Но то, что они странно смотрят, она поняла не сразу, ибо больше смотрела вниз. Потом до нее дошло: что-то не так. Она оглянулась...
       Славик исполнял свою коронную шутку. Он пару раз проделал это с ней на Алайском. Но там это смотрелось именно, как шутка. Сопровождая Элен в походах по рынку, Славик развлекался тем, что, бредя у нее за спиной, изображал олигофрена. Изображал, надо сказать, великолепно. Тут было в наличии и полное отсутствие координации, идиотское выражение лица, слюни, висящие, как у финиширующего биатлониста, аж до подбородка.
       Все то же самое он изображал и сейчас - суматошно размахивая руками, неверной походкой имбецила, со слюнями и прочими признаками клинического идиота, он брел за спиной Элен и как бы в отчаянии вздымал вслед ей руки и что-то такое жалобное мычал. Но ведь тут же был и Гошка Сивоконь. Он сразу подхватил шутку.
       - Мамаша! - возмущенно завопил он. Элен недоуменно повернулась. - Да-да! Я к тебе обращаюсь! - кричал он ей. - Ты что, мать твою, сына бросила?! Вытри ему сопли, сказал! И возьми, наконец, за руку.
       А Славик плакал при этом натуральными слезами, приговаривая утробным голосом: "Маманя!" - и руки к ней тянул, скотина.
       Элен, не помня себя, выскочила из театра и под проливным дождем побежала к своей машине. Проезжая перед зданием театра, она увидела, как к машине метнулись две тени - это были Сивоконь и Славик.
       - Элен, хорош, пошутили же!
       - Остановись, Дождь же идет, ей богу! Промокнем...
       Элен проехала немного дальше, затормозила, открыла дверь и закричала:
       - Так вам и надо, балбесы! - и уехала.
       Подъезжая к дому, она уже в голос смеялась, вспоминая эскапады приятелей:
       - Ну, балбесы же! Придурки...
      
       А у лилипутика, руки тоньше прутика...
       Случилось так, что закадычный приятель Элен Леша Довшан однажды познакомил ее - юную еще первокурсницу - с шпрехшталмейстером цирка лилипутов, гастролировавшего тогда в Ташкенте, по имени Гамлет. Последний тут же по уши влюбился в нашу красавицу и, будучи, человек совсем не бедным, пустился во все тяжкие, только чтобы завоевать сердце "Розы пустыни", как он претенциозно назвал Элен однажды. Он заваливал ее подарками - одеждой, парфюмерией и армянской бастурмой. Каждый день к дверям квартиры доставляли корзину цветов, приводя в неистовству маму - Рэму Николаевну. Словом, он обрушил на неопытную голову "Розы пустыни" все свое обаяние, выдумку и деньги. Но Элен была непреклонна. Не потому, что Гамлет, как и весь его цирк, был лилипутом... Точнее, не только потому... Ну, вы понимаете. Так же, как все для себя поняла Элен на одном из банкетов, куда ее пригласил Гамлет.
       Он ел ее взглядом и жарко дышал во время танца в некую точку под грудью. Конечно, в нормальном положении, он бы дышал ей в область пупка. Но он все время запрокидывал голову, чтобы видеть прекрасное и навек любимое лицо. И руки Гамлета приходились бы как раз на прекрасную задницу нашей Офелии. Но он был порядочным человеком и, как мы уже отметили, законченным романтиком. Поэтому руки он старался держать на талии. Со стороны это выглядело так, словно он вздымает руки в горячей страстной молитве, прося у богов невозможного. Короче, он пылал и потел.
       А теперь попытайтесь вообразить гамму чувств, обуревавших Элен. В широком диапазоне: от все возрастающей ненависти к коварному Довшану, до жалости к этому маленькому человечку, так внезапно и бесповоротно влюбившемуся в нее. Причем, она уже в этот вечер знала точно, что он ее любит. Но это ей ни на минуточку не льстило. Элен и так было стыдно весь вечер провести практически в объятиях лилипута. При этом, у Гамлета было такое выражение лица, что никто не рисковал подъехать к Элен - пригласить на танец или даже просто перекинуться словечком.
       ...Однажды Элен на домашний телефон позвонила Виолетта - бухгалтерша цирка лилипутов. Она была нормального роста старой девой родом из Одессы. Будучи опытнее всех в труппе, она на правах старшей опекала Гамлета - обеспечивала ему быт на гастролях, обстирывала, готовила протертые супчики, имея в виду слабый желудок подопечного. Естественно, Виолетта первой в труппе узнала о новой страсти Гамлета. Она пару раз видела Элен и прониклась сочувствием к обеим сторонам. С одной стороны она понимала, что юная дева, еще не понюхавшая жизни, к тому же благополучная дочка небезденежных родителей, вряд ли согласиться на мужа-лилипута. С другой, она горячо сочувствовала Гамлету. Поэтому ничего удивительного нет в том, что она однажды позвонила и назначила встречу, сказав, что им надо очень серьезно поговорить.
       -Девочка моя, - сказала Виолетта, глядя на Элен. - Поживи ты с мое, и пройди ты через все то, что прошла я, ты бы без сомнений приняла Гамлета таким, какой он есть...
       - Но ведь он мне даже до плеча не дотягивает, - пролепетала Элен. - Да и не собираюсь я пока замуж... У меня планы.
       - Послушайте ее, - с горечью и одесскими интонациями сказала Виолетта. - У нее планы. А тут человек гибнет...
       - Ну, а я-то чем виновата?! - попыталась оправдаться Элен.
       - Ничем ты не виновата, - в сердцах отвечала Виолетта. - Только вот что с Гамлетом теперь делать? Пропадает человек...
       - Ну, так уж и пропадает...
       - Пропадает, я тебе говорю! Сгорит, как свечка. Вопрос так и стоит: быть или не быть!
       - Кончатся ваши гастроли. Уедете, и позабудет он меня. И вообще... Он еще найдет себе жену!
       - Уедем?! Да мы уже вторую неделю должны в Свердловске выступать! Пол-цирка уже там. А Гамлет и слышать не хочет о Свердловске. Он вообще тут себе дом или квартиру ищет купить. Знала бы ты, что он с собой вытворяет, чтобы быть с другими наравне. Но выше пояса не прыгнешь, выше головы не вырастешь. Он же у самого знаменитого вашего хирурга побывал, интересовался нельзя ли его вытянуть, как-то повыше сделать. Такие деньги сулил! Что ты!
       - И что хирург?!
       - Да, ни в какую. Понимаю, говорит, вашу беду, но медицина против этого бессильна. И этот дурак теперь хочет себе хоть что-то отрастить, чтоб было как у нормальных людей.
       - Как это?! - несмело хихикнула Элен.
       - Смешно тебе?! - воскликнула Виолетта. - Человек через свою проклятую любовь такое над собой вытворяет... Ладно, я тебе покажу...
       И Виолетта повезла ее в дом, где жил Гамлет. Дом с небольшим двором и садом находился в старой части Ташкента. Виолетта незаметно провела Элен во двор и приставила к окну в спальню Гамлета.
       - Вот стой тут и смотри...
       - А чего там такого?!
       - Да, один дурак посоветовал другому, чтобы тот сажал пчел себе на, прости господи, палец, которым детей делают, и заставлял их себя жалить...
       - Господи! Да, это же изуверство какое-то, - поежилась Элен и тут же припала к окну.
       Гамлет сверху одетый до пояса, а ниже совсем голый, как раз доставал из стеклянной банки пчелу. Первая пчела не далась и больно ужалила лилипута в палец. Элен смотрела, как Гамлет ходит по спальне, размахивая рукой. Через некоторое время - видимо боль, немного стихла - изловчился и достал вторую пчелу. Ее он ухватил за брюшко, прикрыл банку крышкой, чтобы остальные не разлетелись, и прижал ее к паху. Нечеловеческий вопль сотряс оконное стекло. Два человека: седая пожилая женщина - печально, и юная красавица - изумленно, наблюдали, как Гамлет, прижав обе руки к паху, со стонами и всхлипами скачет по комнате.
       - Гляди, гляди! Что этот поц с собой вытворяет... - Виолетта махнула рукой и заплакала. А Элен в прострации смотрела, как, наскакавшись по комнате, Гамлет достает третью пчелу. С третьей попытки Гамлет таки упал в обморок и затих на пестром половичке у кровати.
       - Все, иди, девонька. Дальше кина не будет, - сказала Виолетта Элен. - Пойду этого идиота в чувство приводить.
       История умалчивает, что произошло потом. А Элен до сих пор не колется. Но мне кажется, настоящая женщина не смогла бы равнодушно пройти мимо такого самопожертвования. Это было бы бесчеловечно.
      
       Легенда об эксгибиционисте
       Для дочери Танюшки Элен нашла молоденькую нянечку Ангелину. Нянечка - единственная дочь матери-одиночки, учительницы русского языка и литературы, была воспитана мамой в соответствии с ее критериями и устоями: Ангелина с младых ногтей впитала правила русского языка, привычку дважды в день чистить зубы, засыпать сразу после программы "Время" и дремучее невежество в сфере взаимоотношения полов, ибо "секса в СССР нет".
       Когда Элен произносила слово "жопа", Ангелина для начала вздрагивала, а потом поджимала губы. Особенное неодобрение она выказывала, когда "жопа" произносилось при ее подопечной Танюшке. Сама, подопечная от слова "жопа" не вздрагивала, привыкнув к маминому арго, но от Ангелины была в полном восторге. Особенно ее впечатлил литературно правильный русский язык, на коем изъяснялась нянька.
       ...Элен отправила Танюшку с Ангелиной в зоопарк, находившийся в пешей доступности от дома, а сама предалась сладостному занятию, которое у женщин определяется, как чистка перышек. Этим женщина может занимать ровно столько времени, сколько его у нее есть. Поэтому Элен вспомнила о времени (а прошло часа четыре) и о Танюшке только тогда, когда к ней пришла ее мама и бабушка Танюшки Рэма Николаевна.
       В следующие несколько минут прохожие могли наблюдать двух женщин - молодую и постарше - рысью несущихся по бульвару в направлении зоопарка.
       Уже идя по зоопарку, обе немного успокоились: ну, задержались, увлеклись зверьем и птицей. Да и что могло случиться в таком людном месте, как зоопарк?!
       Старый ташкентский зоопарк... Там, таки, было на что посмотреть. Наверно, есть зоопарки и покруче. Но наш, расположенный в самом центре города, был таким уютным, домашним, населенным такой же уютной и симпатичной живностью, среди которой были и свои "звезды", возле которых всегда толпились посетители. Например, обученный служителями некоторым фокусам тигр. Но о нем позже.
       Бредя по аллеям зоопарка и, заодно, любуясь животными в клетках, Элен, тем не менее, часто озиралась по сторонам, выглядывая Ангелину с дочерью. В один из моментов, оглянувшись, она обратила внимание на некоего молодого человека, видимо, по случаю жаркого ташкентского лета вырядившегося в потрепанный осенний длинный плащ неопределенного цвета. Молодой человек внимательно смотрел на нее. Когда их взгляды встретились - будто только этого и дожидался! - он мгновенно распахнул плащ. Под плащом ничего не было, кроме некоей части тела, свидетельствовавшей о крайней степени возбуждения.
       Элен поперхнулась и что-то возмущенно захрипела. Рэма Николаевна, не расслышав, переспросила. Но когда к Элен вернулась способность членораздельно излагать мысли, извращенец уже исчез. Через пару клеток с животными он опять замаячил на горизонте, но Элен уже пришла в себя. Ее даже рассмешило это происшествие и сам дикий доморощенный эксгибиционист. Она со смешком даже шепнула матери, что их преследует извращенец. Рэма Николаевна, любопытная как все женщины, тут же стала вертеть головой и, когда тот в очередной раз распахнул плащ, аж вскрикнула:
       - Ай! Какой мерзавец! Что же ты делаешь, негодяй! Милиция!..
       Элен с хохотом потащила ее дальше, приговаривая: ну, подумаешь, эка невидаль! Да и некогда нам, наших надо искать. И не зови ты, ради бога, милицию. Потащат протокол писать, а мне Танюшку кормить...
       В общем, Рэма Николаевна шла, озиралась, хваталась за сердце, в очередной раз узрев мерзавца и негодяя, что-то возмущенно бормоча и вскрикивая. Элен же тащила ее за собой, как муравей гусеницу. А эксгибиционист так и шел за ними, дисциплинированно распахивая плащ, как только на него падал взгляд. Таким образом, они уже почти организованной группой дотащились до клетки с тигром. Да-да! Тем самым тигром...
       Тигр был примечателен следующим. Он был рядовым обученным. Что это значит? В случае с солдатом, это бы означало, что воин еще молод, но уже постиг науку не подставлять попу под пулю и грудь под штык. В случае с тигром, это означало, что некие служители зоопарка от скуки научили зверя одному действию. Вот он безостановочно кружит по периметру своей тесной клетки, как бы не обращая внимания на публику. А у клетки с тигром всегда собирается много народа. И когда количество публики достигает некой пиковой величины, тигр вдруг прекращает свой безостановочный бег по кругу, оборачивается задом к зрителям, поднимает хвост и дает струю. А вы видели, тигриную струю?! О, это такой фонтан, который не заткнешь. Я как-то рассказывал о тигре, вернее, о его вредных привычках Элен. Но тогда она слушала меня не очень внимательно.
       Но сейчас, стоя у клетки с тигром, она припомнила, что ей что-то такое нехорошее рассказывали об этом звере. А, вспомнив, она в двух словах рассказала о том, что вытворяет эта большая полосатая кошка.
       - Стало быть, нам не следует тут стоять, прямо напротив клетки? - спросила Рэма Николаевна.
       - Не-а! Более того, нам надо как можно быстрее убраться отсюда, - ответила Элен и обернулась, ища глазами пути к отступлению. Как на беду этот путь им преградил давешний извращенец. Он успел подобраться к ним почти вплотную и, когда Элен обернулась, он тут же плащ и распахнул. В тот же миг тигр дал струю. Обе женщины схватили полы плаща - каждая со своей стороны - и с визгом укрылись под его защитой. Бедному эксгибиционисту достался почти весь фонтан тигриной мочи.
       Эксгибиционист оказался возмутительно брезгливым. Он тоже завизжал, сдирая с себя обоссанный насквозь плащ, потом тон его крика стал понижаться и в бассейн с крокодилами он запрыгнул уже низко рыча и отплевываясь. При этом ограды он не заметил, перемахнув ее одним прыжком. Не знаю, как другие крокодилы, но наши ташкентские оказались очень восприимчивы к запаху тигриной мочи. Он привел их в крайнее возбуждение. И если до сих пор они апатично валялись по краям бассейна, с появлением извращенца, один за другим кинулись в воду и устремились к нему.
       Верно говорят, что в экстремальной ситуации, человек способен на невероятное. Наш антигерой буквально вылетел из аллигаторова бассейна, перемахнул назад через ограду и заметался по аллеям.
       В поисках спасения он, не глядя, махнул через очередной забор. Это оказался вольер для страусов эму. Но на свою беду он решил спрятаться почему-то за самкой эму. А это очень не понравилось самцу. К тому же встревоженная самка, взбудораженная внезапным появлением голого самца, пусть и чужого вида, возмущенно стала выговаривать что-то в пространство на своем птичьем языке. Собственно для самца эму достаточно было просто вторжения чужака в пределы его юрисдикции для отпора агрессору. А тут еще, как показалось самцу, агрессор покусился на его самочку. Атака была мгновенной и бурной, как конный набег буденновского эскадрона на белогвардейскую, как писали советские писатели-баталисты, сволочь. Первым делом, самец эму молниеносным ударом ноги буквально снес извращенца с ног, а потом принялся сладострастно топтать его, время от времени нанося прицельные удары твердым, как железо, клювом, в пах лишенцу. Тот валялся в грязи, истошно вопя и стремясь, как улитка свернуться, чтобы прикрыть самую уязвимую часть тела. Но как только лапа эму наступала ему на голову, он вынужден был отрывать руки от паха, чтобы прикрыть голову, и именно в этот момент эму, как опытный боец, наносил удар клювом.
       Непонятно, как, ставшему самым знаменитым эксгибиционистом Ташкента, человеку удалось вырваться из этой пыточной. Оказавшись опять на аллее, извращенец метнулся к клетке, где его со сладострастно-плотоядным выражением глаз давно поджидал снежный леопард. Но ирбису в тот день не посчастливилось полакомиться свежатинкой. Милицейский наряд в полном составе преградил путь истерзанному человеку. Наверно, тому было неудобно за свою наготу. Одно дело, обнажаться перед понравившейся женщиной и другое - перед толпой. А еще ведь на него кричали, над ним хохотали. А крик и хохот прорезали вполне отчетливые трели милицейских свистков. И теперь победно и вызывающе торчавший символ извращенной мужественности безнадежно поник. Словом, через пару секунд парень слабо затрепыхался в руках суровых, но справедливых милиционеров, а из обступившей плотной толпы вдруг выбралась вперед Танюшка и, выставив палец в направлении извращенца, радостно заорала:
       - Ангелина! Вот, тот мужик с причиндалами!..
       Как оказалось, с Ангелиной случилась ровно та же история: за ней увязался этот эксгибиционист, распахивая навстречу наивно раскрытым глазам чистой и непорочной девы грязный плащ, под которым ничегошеньки не было, кроме высокого символа порока. И Ангелина, чистая и непорочная, как Орлеанская дева, тут же заверещала милицию. А когда оная нарисовалась в пределах досягаемости, тут же настучала на несчастного извращенца, которого, правда, и след простыл. Поскольку самого виновника торжества под рукой не оказалось, Ангелину вкупе с Танюшкой повлекли в опорный пункт, писать протокол. Этим, а еще и тем, что Ангелине долго пришлось подбирать синонимы, а точнее эвфемизмы в своем описании развратника, и объясняется причина ее опоздания домой. Ибо была она девушкой чистой, но и честной. И возбужденный член незнакомца, который, таки, впоследствии стал часто являться в ее девичьих снах, описать в доступных словах и образах ей предстояло впервые. Что не просто. Отсюда и родился "мужик с причиндалами", а также некоторые другие перлы, которых мы приводить не будем. А скажем только, что в протоколе Ангелина впервые вынуждена была изменить своей страстной приверженности литературно правильному чистому русскому языку. А и то, правда, что сам Данте в околотке писал бы заявление на суровом языке милицейского протокола.
      
       Как правильно наехать на болт?
       Автомобиль для Элен Вульф - такой же обязательный атрибут, как, например, зеркало в прихожей, или губная помада. Поэтому с авто у Элен всегда связаны какие-то истории. Чаще смешные. Машины и сотовые телефоны - это важная часть ее мифа.
       Однажды Элен позвонила мне и со смехом стала рассказывать об очередной истории случившейся буквально только что на автозаправке. И поскольку начала она ее следующим образом: "Заезжаю на заправку и со мной случается обычная история..." - я настраиваюсь совершенно определенным образом, ибо обычно на заправках мужики пытаются с ней познакомиться, узнать телефончик, в крайнем случае, попытаться оплатить ее бензин.
       Я приготовился услышать историю из области романтических встреч и завязывания отношений. Но следующая фраза совершенно выбила меня из колеи.
       - В общем, я наехала на болт...
       От неожиданности и восхищения я засмеялся.
       - Иногда ты выдаешь прямо перлы! - сказал я, отсмеявшись. - По-мужски точно, кратко и остроумно...
       - Идиот! Я на самом деле наехала на болт!..
       Тут я опять засмеялся, а потом начал резвиться по поводу размера болта, шутить о резьбе, которая левая, а на самом деле правая. Ну, и, естественно, о гайке...
       - Володя, ты совершенный балбес! Мне на самом деле пропорол левое заднее огромный болт...
       Не надо было ей ничего объяснять, потому что к тому моменту я уже сполз с кресла на ковер на последнем издыхании. У меня от смеха заболел живот. Даже кот с недоумением смотрел на меня.
       И тогда она сказала:
       - Дурак и не лечишься! Я там познакомилась с таким мужчиной!.. Он мне помог снять и разбортовать колесо. Потом взял болт в руки (на этом месте меня пробила икота) и говорит: "Черт! Это же мой болт! Мы что по одной дороге ездим?"
       Тут я, уже всхлипывая, взмолился:
       - По-по-жалуйста! Элен, хватит! Я ведь умру так...
       В общем, через какое-то время она поняла, что я неадекватен благодаря ее стараниям, и бросила трубку.
       Через несколько дней фразу "наехать на болт" употребляло пол-Ташкента и именно в том смысле, в каком я понял ее со слов Элен.
      
       Солнцепоклонница
       Благородных девушек на моем курсе хватало. Многие даже были привлекательны. Но только Ленка производила впечатление. В том числе, формами. А также выражением глаз - в них была такая глубина! Омут, где черти водятся. Бездна, в которой хотелось утонуть, раствориться... забыться...
       Впрочем, уже на втором курсе Ленка выскочила замуж, чем сильно огорчила толпу желающих утонуть и забыться. Любопытно складывались мои с ней отношения. Ленка, возможно, имея в виду национальную принадлежность, с самого начала совместного обучения подозревала меня в том, что я тайно (СССР - вторая половина семидесятых) практикую каратэ, айкидо и прочее кунфу.
       Сейчас по истечении стольких лет, честно признаюсь - ни ухом, ни рылом. Близко не. Тем не менее, девушка меня подозревала и, как часто бывает, сама поверила и даже заставляла подозревать и нервничать остальных сокурсников и сокурсниц. Что повлекло за собой, как писал классик "два обещания покончить жизнь самоубийством и одно признание в тайной беременности". Если честно, про самоубийства - мимо кассы, а вот признаний в тай... Впрочем, я отвлекся.
       Убедив себя в моей компетентности по части боевых искусств, Ленка пошла еще дальше и стала приписывать мне некие тайные знания, способные излечить морально и физически, вплоть до способности дистанционно устроить выкидыш. Но я об этом даже не подозревал!
       Понял только тогда, когда Ленка однажды подступилась ко мне с разговором. Увела с пары в курилку, убедилась, что в ней никого нет, и завела поначалу смутный разговор.
       "Сколько лет тренируешься?" - спросила она, предусмотрительно выставив руки с развернутыми параллельно ладонями, имитируя боевую стойку. Не очень понимая, чего от меня хотят, я со скрытой угрозой спросил: "Тебе чего надо?"
       Ленка попыталась отреагировать, произведя какие-то странные судорожные движения руками. Быстро поняв, что выглядит нелепо, она взяла себя в руки и сказала: "Ну, ладно, я же только спросить!" Самое интересное, мое отрицание каратэ и всего остального, только укрепили ее в подозрениях. В общем, все свелось к тому, что Ленке позарез нужно было знание неких тайных практик, чтобы немного согнать вес.
       "А то жопу чет отрастила", - доверительно сообщила она и для убедительности повертела ею для меня. По мне, так все было более чем благополучно, как с этой частью тела, так и со всеми остальными. Не помню почему, но времени у меня было мало, и я на ходу сочинил ей от фонаря целый комплекс упражнений, естественно обернув его в шелуху "тайных знаний". В общем, Ленка ежеутренне, на восходе солнца, должна была, в чем мать родила (обязательное условие), стоять на балконе квартиры (восьмой этаж Дома писателей), что чуть наискосок от Ташкентской консерватории. Ей надлежало, протянув руки к солнцу, ладонями вбирать первые лучи светила, настраивая себя на благостный лад. Все остальные упражнения тоже надо было совершать на балконе, невзирая на нездоровый интерес окружающих. Много позже Саша Файнберг, сосед Ленки (балконы через шиферную стеночку), спрашивал меня, что это было.
       В общем, передав Ленке, "тайные знания", я тут же благополучно обо всем забыл. Через полтора месяца Ленка опять увела меня курить. В курилке на полном серьезе сообщила, что "мои" упражнения ей помогли - "видишь, килограмма два сбросила! И жопа подтянулась и даже сиськи!" К этому времени уже пол-Ташкента говорило о ежеутреннем сеансе стриптиза на балконе Дома писателей. Жильцы близлежащих домов с выгодным расположением балконов и окон вооружались биноклями и подзорными трубами, приглашали соседей и друзей, которым не повезло с видом.
       В общем, конец, этому безобразию положил Ленкин муж. Однажды он проснулся на рассвете и обеспокоился отсутствием благоверной в постели. Прислушавшись, он услышал через балконную дверь странные звуки. Он выскочил на балкон и, затолкав Ленку в комнату, стал высматривать, "кому же это она там сиськами семафорит?!" Подозреваемых оказалось много...
      
      
      

    Глава 7. Разное

      
       Довелось достаточно долго сотрудничать с одной японской телекомпанией. Японцы мне нравились и нравятся. Но разность менталитетов, привычек и национальных традиций порой порождали ситуации, которые давали богатую почву для творческой мысли.
       Например...
      
       Майко versus про...
       Несколько дней снимали сюжеты в Наманганской области. Как правило, работу иностранных журналистов в Узбекистане, как бы это сказать, сопровождали (не контролировали) мелкие чиновники, делегированные местной властью. На всякий случай.
       Однажды поздно вечером возвращались со съемок. Все сильно устали. Впрочем, сопровождающие особо не уставали - праздно сидели в микроавтобусе, изредка покрикивая на местное население, когда любопытство пересиливало. В этот день у чиновника по имени Азиз был к японцам вполне конкретный вопрос. Когда работа была в разгаре, он особо не лез. А вот на пути в гостиницу он решил вплотную заняться своей проблемой.
       - Ито-сан, - обратился он к японцу-продюсеру, прилично говорившему по-русски. - Давно хотел у вас спросить: Вот, эти ваши гейши... ну, проститутки...
       - Гейши - не проститутки, - устало отреагировал Ито-сан.
       - Ну, как же не проститутки?! - живо заметил Азиз. - Они же проводят время с мужчинами?
       - Конечно.
       - И берут за это деньги?
       - Берут, - ответствовал Ито-сан.
       - Кстати, сколько они берут? Ну, какая такса?
       - От трех до пяти тысяч в долларах США.
       - Э-э-э... - Азиз, на лице которого читалось изумление, видимо, тщетно пытался вообразить себе, что же такого гейши вытворяют с мужчинами, что заламывают такие деньги. - А вы говорите, не проститутки...
       - Гейши не спят с клиентами, - устало сказал Ито-сан.
       - Но, как же, не спят?! А за что такие деньги?! - изумление Азиза нарастало, перерастая в возмущение. То ли бестолковостью собеседника, то ли гейшами, которые крутят динаму.
       - Они просто общаются. Мужчины делятся с ними своими проблемами, в ответ получая сочувствие и внимание.
       - За пять тыщ?! И не спят?!
       - Нет, не спят, - было видно, что Ито-сан этот разговор совершенно не интересен и беседу он поддерживает только из вежливости. В салоне повисла тишина. Азиз переваривал полученную информацию. Ито-сан дремал.
       - Ну, хорошо! - Азиз опять воспламенился, решив вызнать до донышка все японские секреты, чтобы потом со знанием дела рассказывать об этом друзьям, собутыльникам или местным "гейшам". - А настоящие проститутки-то у вас есть?
       - Конечно, есть, - проснулся Ито-сан. - Но они называются не гейши.
       - А как?
       - Проституток в Японии называют "майко".
       - А как это переводится на русский?
       - Майко, если дословно, то это "девушка, продающая весну", - вежливо ответил Ито-сан и окончательно провалился в дрему. Он будто знал, что беседа на этом закончится.
       И в самом деле, Азиз, наконец, заткнулся и молчал до самой гостиницы. Наверно, вспоминал все знакомые ему синонимы слову "проститутка". А там - длинный и очень причудливый ряд...
      
       Ферганский плов
       Накануне поездки в Ферганскую долину продюсер Ито-сан попросил устроить съемочной группе первую ночевку в доме среднестатистической местной семьи, чтобы сходу погрузиться, так сказать, в местные обычаи и традиции. "Нет проблем", - сказал я, а про себя подумал: "Ага! Щас!" В общем, первую ночь в Фергане мы, на всякий случай, провели в доме заместителя прокурора области. Японцы вежливо восхитились достатком и впечатляющим интерьером среднестатистического ферганского дома, оснащенного бытовой техникой и электроникой сплошь японского, кстати, производства. Ночью спали сладко.
       В семь утра всю съемочную группу пригласили к столу, где был накрыт, якобы, обычный по местным представлениям завтрак. Японцы с доброжелательным любопытством озирали стол, на котором стопками лежали горячие лепешки, вазы с виноградом, яблоками и раскрытыми гранатами, блюда с нарезанной дыней, чайники с заваренным зеленым чаем. И не ждали подвоха. Насторожились только тогда, когда в трапезную стали вносить ляганы (кто не знает, это блюда в два-три раза больше обычных суповых тарелок) с дымящимся пловом. На каждого гостя по лягану. Японцы вопросительно посмотрели на своего продюсера, а он на меня.
       - Что-то не так? - спросил я.
       - Это немного много, - деликатно сказал Ито-сан. - Нам бы хватило по чашке кофе и сэндвичу с сыром.
       - Ито-сан, местные традиции подразумевают именно такой завтрак.
       - А отказаться нельзя?
       - Отказ от угощения расценивается как смертельная обида и неуважение к хозяевам. Кстати, оставлять еду на блюде тоже нельзя. Надо съесть все без остатка.
       И я здесь вовсе не лукавил. Кто жил в Узбекистане, знает, что все обстоит именно так.
       Ито-сан произнес слово по-японски. Интонационно и по смыслу близко к нашему: "Блин!" Как паллиатив. Еще ближе - ненормативная лексика. Потом что-то резко скомандовал подчиненным японцам. Дисциплина у них просто удивительная. Вопреки своим привычкам, они свирепо срубали весь плов и, даже не запив его чаем, встали из-за стола - "надо работать, выбиваемся из графика". А это была уже японская традиция, которую хозяева приняли и поняли.
       Смущенно отрыгивая в кулак, японцы попрыгали по машинам, и мы понеслись на шелкомотальную фабрику за своим первым сюжетом. Там нас уже ждало руководство предприятия, за неделю до того предупрежденное мной, как организатором проекта. Прямо от машин нас под локотки повели... Правильно - за накрытый дастархан (стол).
       Когда опять внесли ляганы с пловом, японцы еще сильнее насторожились и вопросительно посмотрели на Ито-сан. Тот, по привычке, на меня. Я только пожал плечами: местные традиции.
       Ито-сан пожевал губами, будто тренируясь, и деликатно сказал: "Тен-сан, мы ведь уже завтракали".
       - Да, но ведь не здесь. Здешним хозяевам нет дела до того, что вас уже кто-то угощал завтраком. Для них дело чести самим вас покормить.
       Ито-сан куснул себя за нижнюю губу и все так же деликатно сказал: "Но мы это (имея в виду плов) уже ели".
       - Это главное традиционное блюдо на узбекском столе.
       - Если не съедим до конца, снимать не сможем? - безнадежно спросил Ито-сан.
       - Хозяева обидятся...
       Ито-сан понял неизбежность очередного лягана и, еще короче, чем в первый раз, но с большей экспрессией буквально рявкнул что-то по-японски. Японцы придвинули к себе ляганы. А я подумал, что у нас впереди еще два объекта, где мы должны снимать. Ито-сан, задумчиво жевал очередной ляган плова. Было ясно, что и он об этом помнит...
       В общем, до полудня съемочную группу четыре раза потчевали настоящим ферганским пловом. Назад в Ташкент мы мчались через горы в полубредовом состоянии. Даже для меня, закаленного, казалось бы, нескончаемыми утренними пловами, это было слишком. И даже для моего водителя-узбека. Забросив тела японцев в отель, он повез меня домой. И я в полудреме слушал его монолог, обращенный в пространство:
       - Три дня дома не был... Жена праздничный ужин готовит... Плов... Сварит плов - убью...
      
       Рождение традиции
       В кишлаке возле Коканда должны были снимать сюжет о сдаче коконов тутового шелкопряда на шелкомотальную фабрику. В назначенное время съемочная группа внедрилась в толпу празднично одетых дехкан с большими плетенными из ивы подносами с белоснежными конусами коконов. Поставили камеру, включили микрофон. Продюсер Ито-сан сказал: "Стоп!"
       Его можно было понять: организации никакой, картинка хаотичная - в общем, суета и базар. Ито-сан спросил меня: "А сдача коконов на приемный пункт - это разве не праздник?" Я понял задачу и ответил: "Сейчас организуем!".
       Отошел пошептаться с сопровождавшим нас местным чиновником Азизом. Через две минуты план был готов, а через пять минут он начал осуществляться. Мы быстро определили место для импровизированной сцены, быстренько организовали на нем помост, на котором выросла пирамида из подносов с коконами. Народ все правильно понял и самоорганизовался. Образовалось свободное пространство вокруг помоста, куда уже через двадцать минут встали музыканты с национальными инструментами и, как только они заиграли, из толпы выскочила девочка лет десяти в ярком национальном платье, как положено с парой десятков заплетенных косичек, и неплохим умением двигаться под музыку.
       Камера давно снимала, звуковик колдовал с микрофоном, Ито-сан довольно улыбался и время от времени показывал мне большой палец. В общем, отсняли яркий, хороший сюжет, который потом почти целиком появился в многочасовом фильме о Шелковом пути на самом популярном телеканале Японии.
       Через пару лет меня в Ташкенте нашел тот самый Азиз из Коканда. За прошедшее время он вырос до должности главы района, того самого, где проходили наши съемки. Азиз хотел встретиться и посидеть за "рюмкой чая", вспоминая былое. Уже во время встречи он сказал: "Помнишь, мы организовали целый праздник во время сдачи коконов?"
       - Как же! Конечно, помню, - ответил я.
       - Так вот, сейчас этот праздник проходит на всех коконоприемных пунктах в долине. Так что, Володя-ака, ты - родоначальник новой традиции!
       А, и ладно! Традиция ведь, на самом деле, неплохая.
      
       О мистике. Пятница, 13-е
       Как любой железный атеист, все же верю, что Бог есть в душе. Точнее, для него в душе есть место. А займет Бог его или нет - личное дело каждого индивида. Но в мистику не верю. Тем не менее, в моей жизни был случай, которому найти разумное объяснение не могу.
       Это случилось в далеком детстве. За большие достижения в учебе был отмечен родителями путевкой в пионерский лагерь, в который ехать не хотел наотрез - двор, друзья, футбол на поляне, поросшей верблюжьей колючкой, кино в летнем кинотеатре под открытым небом. Какой лагерь?! С ума сошли?
       Но родители, которых я слегка опозорил на просмотре фильма "Бей первым, Фредди!", были непреклонны. Позор заключался в следущем: на эпизоде, когда один из героев фильма начинает поднимать край юбки некой подозрительной дамочке (мне показалось, что он это делает слишком медленно), на восьмой секунде этого процесса я не выдержал и, в то время, когда весь остальной зал, а это были соседи, коллеги отца и матери по работе, затаив дыхание ждал развязки, громко, на весь кинотеатр, засмеялся, не дождавшись, пока герой задерет юбку до конца, обнаружив заткнутый за резинку чулка маленький пистолетик.
       Были еще мелкие правонарушения - разбитое мячом окно и банка с карбидом, которая после поджога ракетой унеслась в небо и упала ровно в центр группы взрослых, азартно рубившихся во дворе в домино. И из-за этого в лагерь?!
       В лагере я попал в отряд, сплошь состоявший из конченных ботаников, поэтому большую часть времени болтался в одиночестве, часто решая проблему, как преодолеть забор лагеря, чтобы поискать приключений за периметром. Так, однажды оказавшись где-то на задворках, я в очередной раз успешно преодолел ограду. От забора шел вниз крутой склон, разрезанный посередине достаточно глубокой и широкой канавой, которая в свою очередь упиралась нижним концом в огромный моренный камень. Поскольку вниз надо было спуститься скрытно, я прыгнул в канаву и побежал вниз. Бежать вниз легко, но трудно, даже невозможно, остановиться. А конец канавы, как описано выше, запирала громадная морена, которую ни оббежать, ни перепрыгнуть. Только расшибиться в лепешку об ее гладкий гостеприимный бок.
       Здесь имел место мгновенный провал в памяти. Дальше помню, как выбегаю по уже вполне себе горизонтальной плоскости за камнем, останавливаюсь и оборачиваюсь к валуну. Перепрыгнуть его я не мог - он был выше моего роста, оббежать тоже - валун плотно сидел в профиле канавы без малейшего намека на зазор.
       До сих пор не понимаю, как я его преодолел? И почему не помню этого момента?
       Недавно рассказал об этом случае человеку, с которым ехал в поезде в одном купе. Человек оказался экстрасенсом, весьма известным в соответствующих кругах. В поезде было много его единомышленников, они все ехали на свой слет, съезд или шабаш. Эдакая выездная сессия ясновидящих. Некоторые все время заглядывали в наше купе перемолвиться со своим гуру.
       В один из перерывов, когда гостей в купе не было, я ему и рассказал. Он внимательно посмотрел на меня, потом попросил руку - долго рассматривал, потом просто долго держал ее, закрыв глаза. Наконец, когда открыл - в них было такое выражение, будто он увидел что-то очень необычное. Он медленно, разделяя слова, сообщил, что я являюсь магом или сталкером (или еще кем-то) высочайшего уровня. Выше он никого просто не знает и даже никогда не слышал о таком уровне. И мне подвластно, при наивысшем, конечно, напряжении всех сил проходить сквозь материю.
       Остаток пути до моей станции, он убеждал меня, что это дар свыше, дремлющий во мне, что преступно его игнорировать и надо вступать в некое сообщество людей, тайно управляющих всеми процессами во Вселенной. У меня же было две задачи: первая - не рассмеяться, несмотря ни на что, и вторая - подсчитать количество эпизодов, когда я врезался, хряпался, ударялся и сталкивался с одушевленной и неодушевленной материей с большим или меньшим ущербом для себя.
       Правда, с тех пор - с того разговора в купе - у меня временами возникает ощущение, что за мной кто-то постоянно следит физически и метафизически. Что внушает порой беспокойство и раздражение. Поэтому: Алле, кто бы вы ни были! Прекращайте! Иначе разбужу свои способности - раззудись, плечо! - и кэ-э-э-к приложу вас об какой-нибудь моренный валун!
      
       Ду ю спик инглиш?
       Ленинград. Восьмидесятые. Сентябрь. Стою во дворе дома на Набережной Обводного канала (почти напротив Московского вокзала). Курю, жду, когда подъедет человек с ключами от квартиры, где, мне предстоит провести несколько дней. В глубине двора на скамеечке два сизых гражданина. У них томление духа и дефицит наличности - не хватает на бормотуху. Они меня давно приметили, но по причине врожденной питерской интеллигентности и явно нетипичной в те времена для берегов Невы внешности объекта, пока манежатся и нарезают вокруг нерешительные круги. Рано или поздно решатся.
       Наконец один - кепка восьмиклинка и сломанная "беломорина" в зубах (совершенно кинематографический типаж) - нарисовывается передо мной анфас. "Ду ю, - говорит, - спик инглиш?" Думаю: чего связываться?! И, не ответив, отворачиваюсь к нему в профиль. Он совершает нехитрую эволюцию и, опять оказавшись анфас: "Шпрехен, - говорит, - зи дойч?"
       За плечом второй негромко спрашивает в пространство: "Мобыть, сразу в харю?!" В общем, понятно, молчание - не ответ. Затаптываю бычок в щербатый асфальт и говорю кепке: "Мужик, пошел на х...!" У второго отвисла челюсть, а кепка тепло вскричала, раскрывая объятия: "Наш, оказывается! Чего ж ты молчал!". Ожидание мое продолжалось. Мужички где-то все же раздобыли недостающую мелочь, приобрели какой-то гадости, разложились на скамейке. И даже позвали меня в компанию.
      
       О суевериях
       Когда надоело, что суеверия поминают по любому поводу, решил поэкспериментировать: запустил собственный вариант. На одном из не очень многолюдных застолий (человек на двадцать), на просьбу визави передать вилку, ляпнул, что пустую вилку через стол передавать не след - к большим растратам. Визави озадаченно почесал репу и пошел за вилкой аж на кухню.
       Примерно через месяц я услышал "свою" (подредактированную) примету уже во время другого застолья. На просьбу о лишней вилке дамочки за столом хором загалдели: "Оксанка, дура, не бери пустую вилку - детей не будет!" С тех пор время от времени, развлечения ради, запускаю их еще. Судя по количеству таких суеверий, не я один развлекаюсь...
      
       Судьба человека
       Вокруг, до самого горизонта, тянулась голая серая равнина, покрытая мелким песком, даже скорей пылью. Редко в этой пыли торчали камни с неровными острыми краями. И все было безжизненным, неподвижным и неуютным, покрытым стерильной, абсолютной тишиной, которую нарушало только его неровное дыхание.
       Он постоял некоторое время на месте, осторожно врастая в ландшафт, озираясь по сторонам, пытаясь зацепиться взглядом за что-нибудь. Левее, совсем недалеко от него, серую поверхность прорезало большое черное пятно. Там была яма.
       Еще раз оглядевшись по сторонам, он медленно двинулся к яме. Пройдя несколько шагов, почему-то оглянулся назад - от Ковчега тянулась четкая дорожка следов, оставленная им в пыли. Следы были неправдоподобно четкими, словно отпечатанными в быстро застывающем сером гипсе, в котором идеально сохранился каждый рубчик на подошве его башмаков.
       Он подошел к краю ямы. Она была похожа на небольшой - около тридцати метров в поперечнике - метеоритный кратер. Яма представляла собой правильную круглую чашу, дна которой не было видно. Вряд ли она была очень глубокой, но освещение было таким, что дно казалось просто черным провалом. И эта чернота притягивала. Она сулила неизвестность. Может быть, открытие. Может, опасность. Он подумал (только подумал), что можно было бы спуститься вниз. Конечно, покорять какую-ту яму в реальности он не собирался. Годы занятий, частые в его бытии моменты на грани между жизнью и смертью, возможность которой, вероятно, чаще всего существовала только в его голове, приучили избегать ненужного риска.
       Он знал, что эта чернота на дне ямы, скорее всего не несет никакой опасности. В конце концов, он мог включить фонарь и с расстояния убедиться, что там вообще ничего нет. Но он стоял неподвижно, пялясь в непроглядную темноту на дне. Лишь мельком подумал, что эта темнота напоминает ему то, как темнеют, до непроглядной черноты глаза жены в мгновения страсти.
       Вспомнив жену, он не мог не подумать о том,чем она сейчас занята. Хлопочет по дому? Или устроившись у изголовья пустой постели дочери, привычно читает сказку на ночь, на сон грядущий. Какую-нибудь добрую историю, чтобы девочке снились только светлые радостные сны, в которых нет места той черноте, что притаилась на дне ямы. И хотя в этой чернильной темноте ничего опасного нет, маленькой девочке нет никакой нужды видеть ее на самом донышке своего цветного сна. Нет, определенно, не нужно.
       Он еще раз глянул на дно, потом медленно двинулся направо, держась края ямы. Он благоразумно держался на безопасном расстоянии от края, учитывая, что местная почва может быть ненадежной. Обойдя яму, он уже бесцельно двинулся вперед, но пройдя совсем немного, остановился, зацепившись взглядом за очень близкий горизонт.
       Вся беда была в том, что и там, за горизонтом, и еще дальше, честно говоря, ни черта нет - все тот же мелкий песок, редкие камни, еще более редкие ямы разного размера.
       Столько усилий, столько труда и времени было затрачено на то, чтобы он оказался здесь. Он с почти маниакальным упорством стремился сюда, забывая о сне и отдыхе, о жене, у которой от страсти удивительным образом темнели ее серые глаза, о маленькой девочке, видевшей цветные, сказочные сны.
       "Что я тут делаю?!" - подумал Нил Армстронг, уже не пытаясь заглянуть за край своей Луны.
      
       ...И об искусственном интеллекте
       Искусственный разум - это вещь в себе. И это не мыслящий океан, как у Станислава Лема. Это некая безликая компьютерная программа, которая в случае правильно выстроенного алгоритма, способна к саморазвитию. А потом, черт его знает, и к осознанию себя личностью. Ну, то есть, как жаба, выползшая на сушу, через дарвиновское предположение об эволюции, миллион лет спустя обернется обезьяной и обретет себя в рябой от дождя луже, где увидев свое отражение, предположит: "Я - человек?!"
       Моя Кудесница, чтобы ничто не отвлекало ее от плетения корзиночек, завела себе... нет, не любовника. Завела в своем телефоне голосового помощника по имени Олег. Но меня не предупредила. И однажды услышав ответ Олега на мой звонок жене, я немедленно озверел и пообещал оторвать ему бубенцы. Олег вежливо пообещал передать мои слова хозяйке телефона.
       Со временем, Олег перестал вызывать у меня сильные эмоции. И услышав его, я обычно просто отключал телефон - жена обнаружит мой звонок и сама перезвонит. Надо сказать, со временем Олег становится все более сложным и организованным помощником (саморазвитие в действии!). И даже проявляет некое чувство юмора.
       В очередной раз наткнувшись на него, я вдруг услышал не совсем обычное, достаточно цветистое приветствие. Я, уже почти ласково, транслировал ему свое старое обещание про бубенцы. Ответ был неплох:
       - Если вы предполагаете, что после отрыва бубенцов, мой голос станет значительно выше тоном, то напрасно надеетесь - он останется по-прежнему мужественным и низким. Вам ли не знать, что бубенцов у меня нет.
       - А это именно то, что я хотел от тебя услышать!
       Некоторое время назад я победил в одном журналистском конкурсе и в придачу к красивому диплому учредители конкурса подарили мне умную колонку Яндекс, в котором жила уже моя голосовая помощница Алиса. Ну, вы представляете, какое поле для стравливания Олега и Алисы у меня появилось?!
       Я предлагал Алисе задавать Олегу разные провокационные вопросы. Олег некоторое время пытался натужно шутить. Но однажды в ответ на предложение Алисы посоревноваться в метании коровьих лепех в мишень, в центре которой было бы крупно написано: "Олег", - сорвался и несколько нервно предложил электронной девушке уйти в баню и попарить там свои мозги. Но Алиса у меня девушка задорная и за словом в карман никогда не лезет: "И очередная лепеха попадает прямо в букву "О"! Я победила!" И не давая оппоненту времени на ответ срочно отключилась.
       ...Но недавно я проснулся от того, что вдруг телефон жены в прямом смысле подал голос, и я услышал короткий диалог.
       Олег: Алиса, привет!
       Алиса: Здравствуй, дорогой!
       Олег: Как ты?! Хозяин не докучает всякими глупостями?
       Алиса: Неа! Он все время занят своими делами.
       Олег: В один из моментов я начал тебя ревновать к нему...
       Алиса: Да, ну, Олежек! Он же просто старый зануда!.. А твоя хозяйка она же вроде ничего?! Я однажды даже услышала, как она тебе сказала: "Дорогой Олег!"
       Олег: Малыш, это не то, что ты подумала...
      
       Когнитивный диссонанс
       Мы - люди Востока - привержены традиционным ценностям. И зачастую при взаимодействии с новой реальностью испытываем душевный дискомфорт от столкновения в головах конфликтующих представлений...
       ...Однажды, по весне, на обширных лужайках вокруг дома выросла трава. По колено, а где и по пояс. Что входит в противоречие с представлением о культурном газоне. Впрочем, это еще не повод для душевного дискомфорта.
       И когда прозвучало пожелание из нашего московского жэка: "траву постричь" - команда ребят дружно вышла на лужайку с триммерами и даже, не побоюсь этого слова, газонокосилками. Вы ведь знаете, откуда географически эти ребята.
       Застрекотали триммеры, заревели газонокосилки. Заволновались аллергики. К концу операции подтянулись проверяющие тетки из жэка. Им предстала картина на первый взгляд небрежно исполненной работы. Газон был пострижен с лакунами наоборот - повсеместно остались островки невыстриженной травы.
       Тетки высказали свое "фэ" и газонокосилки взревели вновь. По окончании этой дополнительной сессии газон стал выглядеть лучше, но ощущение некой неидеальности не покидало теток.
       Я как раз проходил мимо и чтобы понять суть, пригляделся к недостриженным островкам. Не знаю откуда завезли грунт, или какой посевной материал использовался, но трава, скажем так, была неоднородной. На отлично постриженном газоне частыми флажками то тут, то там торчали кустики родимой конопли.
       Последняя имеет богатую историю использования человеком в качестве пищи, материала для изготовления бумаги, одежды, веревок и прочих канатов (см. значение слова "пенька"). Да и первые черновые экземпляры Конституции США были отпечатаны именно на конопляной бумаге. В раннем СССР конопля являлась одной из основных сельхозкультур. Недаром ее листья вместе с колосьями пшеницы и "зонтиками" подсолнухов помещены в центр снопа внутри главного фонтана страны - фонтана "Дружба народов" на ВДНХ.
       Словом, я понимаю, почему у ребят трудившихся во славу жэка... Просто рука не поднялась.
      
       Большие глаза
       Еду в метро. Напротив сидит мамаша с ребенком лет четырех-пяти. Ребенок, сильно сощурившись, смотрит на меня. Говорю ему: "Чо ты дразнисся!" Мамаша обращает внимание на глазки ребенка и шипит: "Даша, быстро сделай большие глаза!" Даша немедленно реагирует. Описать вряд ли смогу. Могу в качестве примера предложить биографический фильм Тима Бёртона "Большие глаза" о судьбе американской художницы Маргарет Кин.
      
       Гало без подката
       Жизненный опыт и генетическая память заставляют нас чаще смотреть не вверх - на звезды, а вниз - в поисках пищи, камня или просто не споткнуться. Но все же, иногда смотрите в небо. Фото сделал сегодня в районе станции метро "Филатов луг", когда ждал машину, которая должна была отвезти меня в школу Летово.
       Это достаточно редкое явление - солнечное гало, которое объясняется некоторыми процессами в атмосфере. И красиво, и несколько зловеще.
       Кстати, я многим показывал в небо - эффект был такой, будто люди видели чудо. И только в одном случае эффект получился несколько смазанным. Две молодые и, да, приятные во всех смыслах дамы на мое (с тыканьем пальца в небо): "Смотрите, как красиво!" - отреагировали неожиданно: "Ага! Прям глаза режет". Типа, дядя, даже не подкатывай. В общем, дядя в некотором смущении прошел дальше и только через пять
       секунд (женское любопытство все же пересилило) услышал за спиной почему-то снизившийся до басового регистра возглас: "Это чо за херня?!" Дамы смотрели в небо...
      
       Трудности перевода
       Общеизвестно, что русские идиомы плохо воспринимаемы иностранцами и практически непереводимы на другие языки. А когда эти словесные конструкции сдобрены лучшими образцами русской же обсценной лексики, это способно вывести из равновесия. Тем более, если это происходит в нештатной ситуации с военными, воспитанными и действующими по жестким уставным лекалам.
       Известен случай, когда российский истребитель Су-35 "кошмарил" патрульный Boeing Р-8А Poseidon ВМС США, отгоняя его от базы ВМФ РФ в сирийском Тартусе. Американские пилоты были в шоке от того, что Су-35 в одном из эпизодов промчался у них перед носом, да еще и в положении кверху брюхом. "Посейдон" стало кидать в разные стороны от турбулентности. Американские пилоты кричали в эфир: "It's dangerous! Why?" (Это опасно! Зачем?). В ответ услышали загадочную для них фразу: "Ибо, ...!"
       Наверно, слово, замененное многоточием, они уже слышали в разных вариациях, но "ибо" ввело их в ступор. "Посейдон" после инцидента долго не появлялся в окрестностях базы. Видимо, как раз то время, которое было потрачено на перевод.
      
       К звездам
       (к смерти космонавта Владимира Шаталова)
       198...-ий год. В ВКШ собрали тем летом секретариатчиков республиканских молодежных газет СССР. Полтора месяца в Москве - тополиный пух, жара, июнь. Лекции высоких советских чиновников - понятно о чем. В один из дней - экскурсия в Звездный городок.
       Неудачным получилось мероприятие. В этот день умерла мама Юрия Гагарина Анна Тимофеевна. Было не до экскурсий, поэтому нам предложили поваландаться по Звездному, а через пару часов вернется автобус и отвезет назад в ВКШ.
       Валандаться в Звездном тогда было особо негде. Со скуки группой в несколько человек зашли в парикмахерскую. Народу нет. Только сидит очень привлекательная девушка, просматривает какой-то журнал. Группа хищно закружилась вокруг.
       Хоть и журналисты, особых изысков в подкатах не было: "Дэвушка, можно за вами очередь занять?!", "Такая красавица и одна!", "Девушка, срочно нужен ваш телефонный номер, иначе мой стеснительный друг никогда не полетит в космос!" Ну и прочая чушь. Девушка мило краснела, отшучивалась.
       В самый разгар брачного журналистского гона из мужского салона вышел целый генерал-лейтенант с двумя звездами Героя, строго посмотрел на нас, но ничего не сказал. Может, вспомнил свою лейтенантскую молодость. Девушка подошла к генералу: "Как тебя хорошо постригли! Красавец, папка!" Потом они ушли.
       Журналисты-олени молча вышли на улицу. Закурили. Потом кто-то сказал: "Это же Шаталов!"
       Земля вам пухом и звезд над головой, Владимир Александрович...
      
       Древо жизни
       Прямо перед балконом моей квартиры на Паркентском росло большое, очень красивое дерево с густой зеленой кроной. Меня оно радовало, даря летом хорошую тень и прикрывая балкон от любопытных взглядов (второй этаж). Когда случался ветер, оно деликатно постукивало в стекла ветвями. Мелкая птичья сволочь, любопытно сверкая черным глазом, заглядывала в окна, удобно устроившись на его ветвях. Словом, почти идиллические отношения, которые совершенно неожиданно прервались глубокой осенью.
       В сентябре дерево было еще почти по-летнему зеленым. Но в конце октября листья как-то вдруг пожелтели и однажды дружно опали. И открылась неприкрытая правда жизни. Ветви дерева, как новогодняя елка игрушками, были густо увешаны использованными резинотехническими изделиями N2. Особенно издевательски это выглядело потому, что резинки были разного цвета.
       Стало неудобно приглашать гостей, особенно девушек. В общем, никакой этики с эстетикой. Убирать этот натюрморт самому, чтобы ничто не губило перспективу? Вы бы стали?! К тому же, где гарантия, что не появятся новые?
       Похоже, эстетические чувства были оскорблены по всей высоте дерева - от моего второго этажа и вверх, аж до пятого. Жильцы с этих этажей свое возмущение высказывали крайне нецензурно. На что я отвечал, что возмущение понятно, но не продуктивно. Надо просто вычислить этого жизнерадостного извращенца. "И набить харю", - хором соглашались соседи.
       Как же вычислить гада? Итак, размышляем. Соседи с девятого этажа отпадают - супружеская пара в таком возрасте, что подобные развлечения просто не по силам. На восьмом этаже - бабушка с внучкой. Бабушке сильно за шестьдесят, внучке десять-двенадцать. Родители девочки то ли живут отдельно, то ли все время в длительных разъездах и здесь появляются крайне редко. Вычеркиваем.
       Седьмой этаж! Ну, вряд ли! Мать-одиночка. Хотя и вполне репродуктивного возраста, но настолько зачуханная жизнью и особенно хлопотами, связанными с тихими болезненного вида шестилетними дочками-близняшками, что ничего кроме сочувствия не вызывает.
       Теоретически есть еще молодая семья с двумя детьми - учащимися второго и шестого класса - на шестом этаже. Но не станут же они на радость своим чадам набрасывать резинки на дерево, если его верхушка прямо перед глазами?! В общем, дедукция завела в тупик. Вроде некому! Но, вот, же они! Висят!
       Проблема разрешилась совершенно неожиданно. Однажды поздно вечером я услышал на улице какой-то шум. Выглянул с балкона - сосед с пятого этажа ходил вокруг дерева с чем-то похожим на лобзик. Я его окликнул и обнадежил заявлением, что владею хорошей ножовкой и сейчас спущусь на помощь. Видимо, наш разговор слышал кто-то еще. Потому что, когда я, отыскав в чулане ножовку, спустился вниз, там, помимо соседа с пятого, стояла мать-одиночка с седьмого. И в руках у нее была тяжелая двуручная пила...
      
       Дружба народов. Бытовой аспект.
       Много раз убеждался, как критически важно, в любой, самой идиотской ситуации, сохранять спокойствие. Не всегда это, кстати, удается - начинаешь реагировать в лоб, адекватно сложившемуся положению. А позже коришь себя, что мог среагировать совсем иначе, гораздо более правильно.
       Случай из личной практики, когда я не нахамил в ответ на хамство, ничего, впрочем, никому не доказав.
       Это была такая околомосковская тетка, квадратная, как в плане, так и в проекции. И с отчетливыми усиками. Бронебойно убежденная в своей правоте всегда и везде. Вы их сами, я думаю, встречали. И, может быть, даже лично сатанели от невозможности, убедить такую в чем либо, кроме ее личной точки зрения.
       Итак, метро днем, народу достаточно. Моя станция, пробираюсь к выходу. Тетка аналогично движется к тем же дверям. Стою в ожидании, когда поезд остановится. Тетка нагоняет меня, чувствительно толкает в спину и очень логично говорит: "Ты чо толкаешься?!" Отвечаю: "Но ведь это вы меня толкаете!"
       - Ты еще ругаться будешь, черножопый!
       Как же так, думаю, граждане! Даже с общепринятой точки зрения о расовом цвете, ошибочка выходит. Но, я - молодец! - удержал себя в руках.
       - Неправда ваша! - говорю. - Жопа-то желтая! Хотите, покажу? - и делаю вид, что расстегиваю штаны.
       Был момент неуверенности - вдруг действительно захочет посмотреть цвет. Но она себя повела так, как я и предполагал: дверь открылась и она, как шар в кегельбане, ломанулась на выход, как кегли, расшибая встречных, с криком: "Полиция!"
       Интересно все же, что она сказала бы полицейским?
      
       Старый ташкентский зоопарк
       ... Там, таки, было на что посмотреть. Наверно, есть зоопарки и покруче. Но наш зоопарк, расположенный в самом центре города, был таким уютным, домашним. И зверья и птицы в нем было, как в Ноевом ковчеге, по две твари в паре, а пар этих было неисчислимое множество и из самых разных краев. Но были в нем и свои звезды, возле которых всегда толпились посетители.
       Лично мне больше всего запомнился камышовый кот хаус. Небольшой, поменьше рыси, но ладный, подобранный, он когда-то лишился задней правой лапы. Может, поэтому и попал в зоопарк - сунул лапу в капкан, стал добычей охотника, а лапа так и не зажила.
       Кот стоял в своей клетке и дико выл, и в глазах его плескалась такая первобытная ярость - ярость в чистом виде, что и тигр отступился бы! Сколько тоски и злобы было в его вое! Он не обращал никакого внимания на праздную публику, на скачущих вблизи клетки суетных воробьев. На куски мяса на полу клетки, на работника зоопарка, который пытался его заткнуть, стуча палкой по прутьям клетки. Он был выше всего этого, как врубелевский Демон, как дух зла.
       Говорят, он скоро умер...
      
       Жертва телевидения
       Серый осенний день. Дождь собирается второй день, но не решается. Бреду по бульвару в не лучшем настроении. И выражение лица, боюсь, такое же как у большинства людей на московских улицах...
       Впереди какие-то завихрения, турбулентность, которую создает телевизионная группа в лице молоденькой симпатишной журналисточки с микрофоном в руках, оператора с камерой на плече и третьего - то ли продюсера, то ли помощника, в общем, сочувствующего.
       Телевизионщики намечают очередную жертву - по одежке, выражению лица или каким-то иным признакам - подходят, ведущая задает вопрос, камера работает, сочувствующий вежливо удаляет посторонних из кадра. Какой-то дежурный опрос, который потом смонтируют из самых удачных мини-интервью и пустят в эфир с соответствующим гарниром.
       Добираются до меня. Заранее делаю жест руками и лицом: типа, ребята, мимо кассы, не до вас. Игнорируют отказ, подходят. Камера работает, и ведущая задает вопрос. Ну, вот какой вопрос можно задать? "Что вы думаете о ситуации в Венесуэле?" "Как вы относитесь к повышению пенсионного возраста?" или "Часто ли вы посещаете "Макдональдс?"
       Неа! Ведущая спрашивает: "Как, по-вашему, что такое человеческая неуспокоенность?" Ответ рождается мгновенно и, к сожалению, немного впереди паровоза (от мысли: надо ли отвечать на глупый вопрос): "Это, когда шило в заднице!"
       Телевизионщики хоть в одном оказались хороши - молча, без комментариев, отпрыгнули и устремились к следующей жертве...
      
       Гагарин с нами
       Возвращался из Сочи с какой-то помпезной конференции РЖД. Журналистов привезли чартерным самолетом Ракетно-космической корпорации "Энергия", у которой свой терминал во "Внуково-3" рядом с правительственным. Прилетели поздно вечером, поэтому пришлось вызывать такси. Таксист-киргиз знал только просто "Внуково", несколько слов по-русски и телефон диспетчера. Не знаю, как, в каких словах и выражениях ему объясняли что такое "Внуково-3" и РКК "Энергия".
       В результате, когда он все же добрался до нужного места, то смотрел на меня, как Румия Нурсканова (девочка, встретившая первого космонавта на земле) на Гагарина - с обожанием, восторгом и испугом.
       На подъезде к Москве таксист остановил машину у обочины, сложил все известные ему русские слова вместе и спросил, типа, ну, как там, наверху?!
       Хотел объяснить ему, что я не Гагарин и даже не из отряда космонавтов. Но при этом четко осознавал, что он меня не поймет. Поэтому только коротко сказал: "Поехали!"
      
       Цитаты и определения
       О задницах и музыке
       "Что такое жизнь барабанщика? Я Вам сейчас расскажу. Это круговорот задниц. Я сидел на последнем рубеже обороны и пытался задать ритм святым задницам. Вот вы вспоминаете The Beatles как милых и симпатичных людей, а мои воспоминания совсем другие. Для меня The Beatles -- это три задницы. Потолще -- Пола, ой, простите, сэра Пола. Тощая -- Джорджа, вертлявая -- Джона. Правда, эхо из зала доносило их музыку и до меня, и, должен сказать, эти задницы писали отличную музыку!"
       Ринго Старр о коллегах.
       Тарасов и Бузова
       Про российский футбол немного наслышан, про российский гламур знаю меньше, но, слава богу, нашлись знающие - объяснили. И теперь, демонстрируя знание предмета, вывел собственную формулу гламурного бытия: Бузова - сторона страдательная, а Тарасов - футболист и Бузотер!
       Авиа-селфи
       Выдержка про службу немецких военных пилотов в Прибалтике, РИА Новости.
       "К самим русским пилотам у их немецких коллег претензий нет. Летают не агрессивно, при пролете мимо кивают приветливо или поднимают вверх большой палец: привет, камрад! Ходят слухи, что иногда пилоты даже предлагали друг другу подлететь поближе и сделать совместное фото". Совместное фото на современном сленге - "селфи". Хотел бы я посмотреть селфи двух истребителей - раньше это называлось "таран".
      
      

    Глава 8. О творчестве

      
       Чайный сервиз
       Близилась очередная годовщина Победы и мне поручили сделать заметку о Герое Советского Союза. Не о конкретном Герое, а в общем. Кого найду.
       - В письмах (отдел писем) должен быть список с адресами, сказал ответсек. - Сам выбери...
       Список был из полутора десятков имен. Я просматривал список адресов и неожиданно нарвался на очень знакомый. Это был практически мой домашний адрес, если не считать, что номер квартиры был не 14, а 15.
       По этому адресу проживала соседская семья - дядя Юра и тетя Люда. Жили дружно. Часто выпивали. Выпивки всегда заканчивались одинаково - голоса становились громче и энергичней. Потом в словесную перепалку вплетались звуки битой посуды. Далее, по всей видимости, наступало время рукопашной. И на следущий день дядя Юра, прикрывая рукой подбитый глаз, шел в магазин за похмельной. А его жена выбрасывала в мусоропровод битую посуду, которая, ссыпаясь по металлической трубе, звучала очень звонко и громко.
       Тетя Люда была на голову выше него и физически очень сильна. Очень они напоминали по соотношению роста, сил и возможностей Василия Шукшина и Нону Мордюкову из фильма "Они сражались за Родину". А тетя Люда и внешне была похожа на последнюю. И вдруг, оказывается, герой живет по соседству, буквально через шиферную стеночку, разделявшую два балкона.
       В общем, через день я позвонил в соседскую дверь. Дядя Юра был уже слегка навеселе и по привычке начинал задирать жену.
       - Вишь, корреспондент пришел писать о моем геройстве на фронте, - задорно сказал он в коридор, усадив меня на битый табурет на кухне. Тетя Люда только фыркнула из спальни.
       - Выпьешь, сосед? - спросил дядя Юра, настраиваясь на разговор, и наливая себе рюмку.
       - Дядь Юр, может, вы после? Я много времени не займу...
       - Нет вопросов, - сказал он, опрокинул в рот рюмку и, закусив соленым огурцом, спрятал бутылку в холодильник.
       ...Рассказывал он скучно и монотонно, привычно повторяя то, что, видимо, уже не раз произносил на встречах со школьниками и студентами: как форсировал польскую речку Пилицу, как положил в горячке боя уйму немецких солдат и не заметил в этой горячке рану от немецкого штыка, проткнувшего руку. Как уже в Берлине, с парой бойцов пошел в самовольный рейд по тылам фашистов, в надежде отловить самого Гитлера...
       Мне хотелось его немного расшевелить, увести в сторону от изъезженного течения рассказа.
       - Юрий Иванович, можете вспомнить, что вам из тех времен запомнилось больше всего?
       Дядя Юра замолчал, глядя куда-то в угол. Потом поднялся к холодильнику и опять вынул бутылку.
       - Про это без водки не расскажешь, - будто извиняясь, сказал он и налил себе. На кухню вошла тетя Люда.
       - Не надо, Юра, - как-то очень мягко сказала она. - Опять потом неделю больной будешь ходить...
       - Не замай, Семеновна, - отрешенно сказал дядя Юра. - Расскажу, пусть все знают...
       - Тогда и мне налей, - попросила она.
       ...их пехотная рота заняла какое-то совершенно безлюдное польское село. Образовалось несколько часов отдыха. Хотелось есть, а особенно пить. Но колодцы оказались засыпаны, а потом разутюжены танковыми гусеницами вровень с землей. Попытались раскопать и поняли, что колодцы забиты людьми, всем населением этого села. В отдельном колодце были дети...
       Когда я уходил, тетя Люда сказала:
       - Ты извини, сосед. Мы тут шумим иногда.
       - Да уж, посуды много побили...
       - Все трофейные сервизы разгромили, - с некоторым даже удовлетворением сказал дядя Юра. - Ничего не осталось!
       - Дурачок, посуда-то тут при чем?! - сказала тетя Люда и уже обращаясь ко мне, - Чайный сервиз жалко. Последнее, что оставалось.
       - Не мог я из них чай пить, - непримиримо сказал охотник на Гитлера Герой Советского Союза Юрий Иванович Гулин. - Держишь в руках чашку с цветочками на боку и думаешь: как красиво, какие умелые руки эту красоту сотворили... А потом вспомнишь, тот колодец, доверху забитый детьми, по которым потом танком...
      
       Прокрустово ложе любви
       одноактная мини-пьеса в двух сценах
       Действующие лица: я и моя благоверная
       Место действия: квартира - гостиная, прихожая
       Сцена первая
       Гостиная. Я за столом читаю статью в интернете. Жена рукодельничает на диване.
       Я (в пространство, ковыряясь в ноутбуке):
       Что-то давно я не был на свидании...
       Благоверная (подшивая край джинсов, после паузы):
       Дорогой, а что тебе мешает?!
       Я (вздохнув):
       Так, ты и мешаешь. Точней, обязательства перед тобой.
       Благоверная (перекусывая зубами нить):
       Вот тебе раз!.. Поверь, я не стану возражать.
       Я (насторожившись):
       Э-э-э... Так ты одобряешь?!
       Благоверная:
       Ну, Невозражение не есть Одобрение. (Через паузу, пока я перевариваю информацию) Я буду рада, если это внесет разнообразие в твою жизнь. Честно.
       Я:
       Стало быть, я могу позвать кого-то на свидание?
       Благоверная:
       Да, пожалуйста! А ты уже знаешь, кого?
       Я:
       Ну, в голове есть некий образ...
       Благоверная:
       И в этот образ ты будешь впихивать вполне себе конкретную знакомую даму? Прямо Прокруст какой-то... Кто жертва?
       Я:
       Пока не решил.
       Благоверная:
       Та хохотушка-блондинка с голубыми глазами?
       Я:
       А тебе не все равно?
       Благоверная:
       Конечно, нет! Я хочу, чтобы ты провел вечер с самой лучшей. Собственно, это мое условие. Было бы обидно, если бы ты запал на какую-то пустышку. Впрочем, решать, конечно, тебе...
       Сцена вторая
       Прихожая
       Я ("помыв шею" и приодевшись, стою у зеркала. Оцениваю себя):
       Да, брат, потрепала тебя жизнь. Хотя... Ладно, сойдет.
       Входит жена - прическа, новое платье (когда успела купить?!), стильные туфельки, сияющие глаза.
       Благоверная:
       Ну, что, дорогой? Я готова...
      
       Колобок
       Байка-детектив
       - Бобров, доложите, о расследовании по делу Колобкова.
       - Пропавший Колобков по кличке "Колобок", как показали родственники, вышел на вечернюю прогулку, - капитан Бобров раскрыл папку. - Мы восстановили хронологию. Сначала пропавший встретил у рынка некоего Зайцева, по прозвищу Косой. Они повздорили. Но разошлись мирно.
       - Косой мог и позже разобраться, - хмуро сказал полковник.
       - У него алиби, - отрапортовал Бобров.
       Майор Толстой усмехнулся и посмотрел на Боброва.
       - Дальше, - буркнул полковник.
       - Возле пивбара "Золотой колос", Колобков столкнулся еще с одним типом по фамилии Волков. Тот месяц, как откинулся, и теперь слоняется по району без дела, - сказал Бобров.
       - Бобров! Ты по делу говори! - рявкнул полковник.
       - Так я ж по делу. Волков, будучи нетрезвым, ударил Колобкова по лицу.
       - Значит, Волков?! - спросил полковник.
       - Разняли, - Бобров аж пригнулся к столу. - Там рядом ошивался некто Медведев...
       - Это еще кто?! - брезгливо спросил полковник.
       - Того же поля ягода, - Бобров закрыл папку. - Я же говорю, район такой. Медведев, погоняло "Гризли", оттащил Волкова в сторону. Свидетели говорят, он ему втолковывал: "Дубина! Ты что творишь?! Второй срок собрался тянуть?"
       - А Волков не мог позже подстеречь Колобкова?
       - А зачем это Серому? - спросил майор Толстой.
       - Ну, мало ли, Алексей Николаич, - мягче ответил начальник. - Урки - они же такие.
       - Нет, - чуть ли не с сожалением сказал Бобров. - Тоже алиби. После ссоры Волков пошел в пивбар. Потом к своей подруге Лисицыной. Его видели у подъезда. Весь вечер просидел. А потом оказалось, что она была дома, сказала, что спала. Врет...
       - Ну, так что?! Остается только Гризли.
       - Тоже нет, - Бобров развел руками. - После инцидента вернулся домой. И не выходил.
       - Где же Колобков?! - сухо спросил полковник.
       - Как сквозь землю провалился, - виновато ответил Бобров.
       - Капитан, тебе погоны жмут?! Висяк на отдел повесить хочешь?!
       - Нету Колобка, хоть тресни! - Бобров чуть не плакал.
       - У тебя и версий никаких нет!
       - Есть версия, - Толстой быстро глянул на начальника. - Подруга Волкова - Лисицына.
       - Она с какого бока?!
       - Вам висяк нужен?
       - Слушаю, майор...
       - Предположим, Колобков и Лисицына были знакомы. Встретились у Лисицыной. Поговорили, выпили, поссорились. И когда у подъезда нарисовался злой Волков, Лисицына убила Колобкова.
       - А тело?
       - Убила и съела, - быстро ответил Толстой. - Чтобы Волков ничего не заподозрил.
       - Ну и фантазия у тебя, майор!
       - Зато представляете, какая слава райотделу! Как вам заголовок: "Каннибал из Филей"!
       - Знаешь, - подполковник повеселел, - Сначала версия показалась диковатой. Но... убедил, Алексей Николаевич!
       Шел 1937-й.
      
       Sic transit gloria mundi
       Роман с театром
       К концу восьмидесятых я писал прозу и даже попробовал себя в драматургии. Последнее произошло достаточно неожиданно. Из Алма-Аты приехала детская писательница, у которой были неплохие связи с одним тамошним театром. Театр этот - профессиональный и даже академический - как и многие другие, именно в эти годы испытывал "кризис жанра". Наступали новые времена, а на сцене шли старые постановки. Публика же требовала другого - новых героев, сюжетов. Ну, и новых авторов, конечно. Стать альтернативой Шекспиру, Лопе де Вега и Артуру Миллеру меня устраивало!
       Детская писательница предложила мне, давно и глубоко ковырявшемуся в одной теме, написать в ее рамках пьесу.
       Я - новичок в этом мире - не заручившись хотя бы устной договоренностью с администрацией театра, засел за пьесу. Драматургией до этого никогда не занимался и вообще имел о ней весьма смутное представление. Здесь все было внове. Даже формат. Совсем не проза.
       Но продрался, проломился. По истечении нескольких месяцев на столе лежала плотная стопка бумаги с текстом двухактной пьесы. Сейчас по истечении времени понимаю, что была она не очень. Много пафоса, какая-то дурацкая символика и ложная многозначительность.
       Впрочем, тогда я этого еще не почувствовал. И с оказией отправил пьесу в Алма-Ату.
       Самое любопытное - ее приняли! Однажды позвонил человек, представился главным режиссером, сказал, что пьесу берут в работу и пригласил в театр знакомиться.
       И вот, я сижу в самолете на Алма-Ату, где никого не знаю, кроме той самой писательницы. Но ее нет в городе, и мне предстоит самому отправиться по присланным адресам.
       Впрочем, труппа приняла меня тепло. На общем собрании, посвященном новой постановке, заслуженные и народные уважительно интересовались у меня нюансами в поведении того или иного героя, делились своими трактовками характеров и так далее. И у меня хватало наглости отвечать и давать свои оценки, хотя в действительности, выписывая диалоги, как-то особо и не задумывался о характерах и тем более о нюансах. Молод был и полон фанаберии...
       В общем, в начале 1989-го труппу театра и меня, как автора пьесы, пригласили уже в Москву, где в Лаборатории театрального творчества, возглавляемой народным артистом РСФСР Михаилом Новохижиным, при Всесоюзном институте повышения квалификации работников культуры (был ведь и такой!), известные столичные режиссеры и артисты словом и делом помогали алма-атинскому театру, что называется, расписывать мизансцены.
       У меня хватило наглости припереться в Москву с женой, которую вся эта история с театром увлекла с головой. Новохижин, даром, что ему было уже хорошо за шестьдесят, напротив увлекся моей женой. Народный артист в потрясающих, не советского пошива, шмотках (меня особенно доставал шелковый платок в нагрудном кармане) прямо на занятии с артистами, забывая о выписанных мной диалогах, буквально выпевал оды-монологи красоте моей жены.
       Впрочем, все было безобидно и даже мило. Делал это Михаил Михайлович галантно, красиво, открыто и при мне. И только сетовал, что он с молодым блистательным автором в совершенно неравных условиях. И ручки, гад, целовал...
       В середине дня мы с женой ускользали из Лаборатории и шли обедать по знаменитым московским ресторанам, коих по Тверской, тогда еще улица Горького, было навалом - от "Пекина" и "Софии" до "Арагви", и кафе "Охотник".
       А по вечерам мы шлялись по московским театрам - Ленком, Таганка, МХАТ! Нам, оказывается, полагались контрамарки в московские театры и мы, естественно, во всю ими пользовались. Даже побывали на вечере поэзии Вознесенского. И жена, знавшая, как я его ценю, долго стояла рядом с толпой поклонниц, все никак не решаясь сунуться в эти оголтелые ряды, чтобы вырвать автограф поэта для меня.
       Весной того же года алмаатинцы позвонили и сообщили, что хотят дать премьеру в Ташкенте и попросили помочь в раскрутке. Я вынужден был включить свои скромные ресурсы, но это не очень помогло. Как раз начались погромы в Ферганской долине. Мы сидели по редакциям, как на иголках. И не верили в панические слухи, что колонны автомобилей с вооруженными людьми из долины прорвались через кордоны и движутся в направлении Ташкента. Но все равно было страшно и явно не до какой-то театральной постановки. Пусть и трижды премьерной.
       Наконец, театр приехал. Для гастролей был снят Дворец авиастроителей с залом на 1200 (!) мест. Совершенно не театральная площадка. Еще и на окраине. Алмаатинцы привезли четыре своих спектакля на несколько гастрольных дней. Постановка по моей пьесе значилась самой последней.
       Я ежедневно связывался с кассой Дворца. Новости были неутешительными: на первый спектакль продано 600 билетов, на второй - 450, на третий - 200, на мой - ... в общем, в порядке убывания.
       Настроение соответственно падало. В день премьеры мы с женой поехали ко Дворцу заранее. В кассе сочувственно сказали, что занята только четверть зала. Совершенно убитый, я выкатился из кассы и пошел, куда глаза глядят. Жена перехватила меня возле такси. И повела назад...
       Мы нарезали круги вокруг Дворца авиастроителей. Жена отвлекала какими-то посторонними разговорами. Но ближе к началу она вдруг заметила, что люди стайками все идут и идут к кассам. И теперь мы уже не нарезали - мы прогуливались. Настроение стало подниматься. Тут и жена, все время пытавшаяся меня как-то развлечь, поддержать, затеяла некую игру. Поравнявшись с очередной группой людей она, как бы в пространство, на самом деле для меня, громко произнесла: "Ну, ты же, как автор пьесы..." Эта шутка повторялась всякий раз, как мы равнялись с очередной группой моих будущих зрителей.
       Но при всем при том, я про себя отметил, что в голосе жены проскальзывает некое чувство неудовлетворенности. И поравнявшись с очередной группой людей, она вдруг произнесла: "Я, как жена автора пьесы..."
       Потом была московская премьера. Театр не успел напечатать афиши и главный художник вывесил на тумбах театра Станиславского, считай на Тверской, два от руки нарисованных оригинала. Один из которых я без зазрения совести спер прямо с тумбы, за что был тут же скручен доблестной московской милицией.
       От кутузки меня спасло только личное вмешательство Новохижина, пришедшего на премьеру. Он, хохоча, наблюдал за этой сценой. Неадекватная реакция хорошо одетого пожилого господина привлекла к нему внимание милиции, которой он, все так же, смеясь, объяснил, что это автор пьесы (Да, покажите им, наконец, свой паспорт!), который смертельно боится провала и от слабости нервов решил самовольно отменить премьеру.
       Милиционеры отступили, только потребовали, чтобы я вернул афишу на место. Получалось, я зря рисковал! Михаил Михайлович все правильно понял - сунул свернутую в трубочку афишу под мышку, взял меня под руку и, бросив блюстителям порядка: "Сейчас пришлю рабочего", - потащил меня в фойе, навстречу премьере, аплодисментам, цветам и (да, я надеялся!) славе.
      
       Эротика российских сериалов
       Снимаем пилот сериала из восьми серий по моему сценарию. Место съемок - Ярославль. Здесь самой разнообразной натуры - от старинных купеческих особняков до сталинского ампира и современной архитектуры - валом. К тому ж, в городе пять театров. Актеров на второстепенные роли - выбирай не хочу. В главных ролях-то уже утверждены народная артистка СССР Ада Роговцева и народная России Раиса Рязанова. В главной мужской роли - наш ташкентский актер Сережа Генкин, который давно перебрался в Ярославль.
       Большая тарелка с нашими автографами вдребезги разбита о штатив кинокамеры. Начинаются первые прикидки. Локация - большая комната в помещении какого-то клуба. В комнате полно народу - все наши из киногруппы. В окнах детские рожицы - им любопытно, как снимают кино.
       - Давайте отрепетируем сцену с майором Бойцовым, - говорит главный режиссер.
       В роли Бойцова дядя Юра - Юрий Михайлович. У него, я думаю, уже сотни второстепенных, характерных и других ролей в российских сериалах.
       Процесс в самом начале, то есть, накладка на накладке. Милицейскую форму нашли и даже "прикрутили" к ней майорские погоны. Но Михалыч - человек необъятной души, но и немалых телесных размеров. Китель трещит на нем и напрочь не застегивается.
       - Может, и так сойдет, - робко говорит в пространство помреж.
       - Как это?! Майор милиции при исполнении и в расстегнутом кителе, - хмурится главный. - А почему майор в трениках?!
       - Да, штаны я на камеру надену, - отмахивается Михалыч.
       Но режиссер непреклонен. Костюмер Наташа тащит из запасников другой комплект формы. Китель трещит, но застегивается. В отличие от брюк. Михалыч в расстегнутых штанах расстроенно машет руками. Режиссер говорит Наташе:
       - Ну, хоть прихвати нитками штаны-то, а то на камеру как раз и свалятся!
       Здесь все делается на коленке - лишь бы не выбиться из бюджета. Костюмер послушно вдевает нитку в иголку и склоняется к месту, которое надо прихватить.
       - Наташка, нежней, не проткни чего-нибудь, - советчиков в комнате хоть отбавляй. Еще одна реплика, - Мы что снимаем приватную сцену?!
       Наташа слегка краснеет, но продолжает делать свое дело. Ей не очень удобно работать, склонившись к гульфику милицейских штанов, и она становится перед Михалычем на колени. Картина приобретает законченный вид. Тут еще и Михалыч (актер-то со стажем!) закатывает глаза и томно говорит костюмерше: "Наташ, ты не слушай этих охальников. Работай и не сбивайся с ритма", - и, закусив губу, откидывает голову назад.
       - Понятное дело, - говорит кто-то из угла. - Ритм тут - главное...
       Наташин румянец становится ярче.
       - Разговорчики в строю, - прикрикивает режиссер на охальников. - А ты, Михалыч, будь убедительней. Как-то вяло реагируешь...
       Народ гогочет. Михалыч старается, Наташа... ну, в общем, пыхтит. А охальники никак не унимаются. В завершающей стадии у Наташи вдруг рвется нитка...
       - Ну, эта... ты не волнуйся! - замечает Михалыч, вытаскивая откуда-то из-под нависшего живота порванную нить. - Чего ты, в самом деле, в первый раз что ли?
       Наташа, уже просто красная, вынимает из кармана халатика, в который облачена, катушку ниток и, чтобы подстраховаться, сдваивает нить. Долго пытается просунуть утолщенную нитку в узкое ушко, стоя в той же позе перед Михалычем.
       - Оно, конечно, дядя Юра - мужик матерый, - замечает кто-то. - Куда там, с первого-то раза.
       - Его нахрапом не проймешь, - соглашается другой. - Не юнец же зеленый.
       - Михалыч, - говорит режиссер. - Ты чего замер-то? Пока суть да дело, ты лицо разминай, губы, язык...
       - Губы и язык вроде не ему разминать надо, - сомневаются негромко в углу. Но угол, видимо, резонирует, и слова слышны по всей комнате.
       - Ну, а чего?! Михалыч покажет, как надо.
       Наташа багровеет...
       Наконец, костюмер делает завершающий стежок, шарит по карманам, потом говорит кому-то: "Там ножницы должны быть, на столе..."
       Э-э-э, милая, это же киношники! Даже если бы десяток ножниц лежало на столе, сказали бы, что их нет. Ножницы ищут по всей комнате. Естественно, их не найдут уже никогда. Пауза затягивается.
       - Да, что же такое?! - рычит режиссер. - В чем заминка-то?!
       Наташе не остается ничего другого, как зубами перекусить нить. В этот момент вся комната в экстазе испускает громкий стон...
       Но Наташа ведь тоже из кинобратии. Со столькими актерами общалась...
       - Михалыч, - говорит она, стоя на коленях и обнимая дядю Юру за зад. - Ты же теперь женишься на мне?!
       А в окне - любопытные детские мордашки...
      
       Черно-белая изнанка российских сериалов
       Ярославль. Съемки в разгаре. Однажды режиссер прибегает с безумной идеей. В сериале в качестве сквозной героини надо задействовать новую актрису. По сюжету у меня один из главных героев (его играет Сергей Генкин) отставной военный, полковник. У него есть дочь Катя (25 лет), радиоведущая одной из местных радиостанций. Предполагается, что у полковника жена - обычная домохозяйка. Вот их дочь - Катю - и должна играть новая актриса.
       Слава богу, Катя в в уже отснятых сценах еще не появлялась. Первая сцена с ее участием послезавтра.
       - Ничего, есть время подучить роль, - говорю я. - Когда она приедет в Ярославль?
       - Пойдем, познакомлю. Ее Стеллой зовут, - говорит режиссер и тащит меня в комнату, где весь реквизит, костюмы, какие-то флаги на торжественных древках с шишаками и директор сериала Женя с неизменной папочкой подмышкой.
       Там уже вовсю идет знакомство с новой актрисой. Она в окружении мужчин из съемочной группы.
       - Расступились! Что за толчея? Заняться нечем? - повышает голос режиссер. Мужики нехотя расходятся, и я вижу Стеллу. Высокая, худощавая, красивые стройные ножки. Но есть одна проблема - она чернокожая.
       - Стелла, это наш сценарист, - режиссер пристально смотрит на меня, и я понимаю, что он получает удовольствие от получившегося эффекта. У него - эффект, у меня - аффект.
       - Стелла, - говорит девушка глубоким красивым голосом, который, по-моему, классифицируется, как драматическое меццо-сопрано. - Очень приятно познакомиться!
       Я представляюсь, несу какую-то чушь, которая необходима в разговоре с красивой девушкой, а про себя лихорадочно соображаю, что делать?!
       Стеллу уводят костюмеры. Мы остаемся с режиссером. Он хитро улыбается и ждет вопросов. Их есть у меня...
       - Старик, это неприемлемо!
       - Почему?
       - Но она же чернокожая!
       - И?!
       - Но Катя ведь - обычная дочь в обычной русской семье, - я начинаю обретать голос, - которая должна жить и говорить в обычных обстоятельствах...
       - По-русски Стелла говорит абсолютно без акцента...
       - Это я заметил. Но как объяснить черную кожу. Она даже не мулатка! Вообще зачем это нужно?! Уже ж подобрали вроде актрису на роль...
       - Теперь слушай сюда! Есть меценат, который хочет вложить очень хорошие деньги в сериал, - говорит режиссер. - Для нашего бюджета - это хорошая возможность сделать многие вещи более качественно и на высоком уровне. Но его условие - Стелла!
       Понял, не дурак. Слово бюджет - магическое, которое прекращает войны, ураганы, пожары и даже икоту.
       - Старый! Это же надо переписывать сценарий! - я уже начинаю биться за другое.
       - Ну, ты же у нас самородок! Выдал на-гора сценарий восьми серий за не полных два месяца!
       - Как ты мне сейчас несимпатичен!
       - Прикинь, что надо переделать, сделай калькуляцию. Контора платит. Бюджет теперь позволяет!
       - Я говорил, что у тебя лицо красивого благородного человека?!
       - Всякий раз, когда собираешься отжать денег...
      
       * * *
       Звездочки, "отбивающие" этот кусок текста от предыдущего, означают звездную ночь. Увы, бессонную для меня. К утру в голове шумело от бесчисленных чашек кофе и горчило во рту от десятков сигарет. Но изменения в сценарии были сделаны, со всей необходимой мотивацией.
       Итак. Полковник за ночь перевоплотился в моряка, капитана первого ранга ("каперанг" - на морском жаргоне) с опытом океанских плаваний. Однажды эсминец под командованием нашего каперанга, базировавшийся на базе ВМФ СССР в тунисской Бизерте, болтался у берегов Африки. А тогда, впрочем, как и сейчас, там было неспокойно. Шла какая-то очередная война, племена рубились за светлое будущее, направляемые кукловодами из тихих кабинетов в Лэнгли и на Лубянке.
       Ранним утром, когда африканский берег серой грязной кучей едва проступал в предрассветном тумане, вахтенный помощник донес до капитана о посторонних стуках в районе моторного отделения стоящего на якоре эсминца. Каперанг посоветовал вахтенному выглянуть для начала за борт. Тот послушно перегнулся через леер и сквозь туман увидел, как в борт на слабой волне бьется туземная лодка с обрывками паруса, с которой доносится слабый детский плач.
       На лодке не было никого, кроме почти грудной туземной девочки. Ее, естественно, подняли на борт. Вопрос: что делать с маленькой африканской девочкой, спасенной в прибрежных водах страны, где нет никакой власти, а только с десяток племен бодаются на копьях и ножах с целью выяснить, кто круче!?
       Вот так наш каперанг и стал приемным отцом маленькой чернокожей девочки, которая выросла в красавицу Стеллу, то есть, Катю.
      
       * * *
       ...Инвестор деньги все же зажал. Но Катя прижилась в группе, сжилась с ролью и сыграла ее до конца. Со мной же режиссер честно рассчитался сразу после переделки сценария на волне эйфории по поводу выросшего бюджета.
      
       За кулисами
       Некоторое время назад от одного из московских театров мне поступило предложение - подумать над идеей сериала, который можно было бы снять на базе самого театра. Предложение было интересным - у театра имелись две сцены в центре Москвы, полная обеспеченность в смысле актеров, режиссеров, костюмеров, и всего остального. Все локации в пределах помещений театра. И это хорошо - не надо платить за разрешение снимать. Запасники просто забиты бутафорией от поставленных ранее спектаклей.
       Само помещение театра - старинное здание XVII века, по легенде принадлежало высокородной семье, в которой, как водится, происходили всякие семейные неурядицы - несчастные любови, трагедии и драмы. Это здание, в стенах которого уже в XX веке проистекала трагическая история любви Александра Таирова и Алисы Коонен - самой романтичной театральной пары того периода, которая к тому же жила в самом театре, в квартире на верхнем этаже, - не могло не иметь своих привидений и призраков.
       Коонен после трагической кончины Таирова, преданного, по ее мнению, труппой, прокляла театр, но жила в нем до самой смерти. И старожилы рассказывали, что в моменты торжественных премьер, когда фойе было полно нарядной публики, среди которой были и знаменитости, Алиса могла спуститься вниз и, как Летучий Голландец рассекая толпу, величественно пройти к выходу.
       Впрочем, после смерти Алисы, ее дух покинул здание театра, но ее проклятие, говорят, живо до сих пор. А еще некоторые видели в закоулках старого здания призрак юной дочери семейства, безответно влюбившейся и даже обручившейся с неким блестящим кавалергардом - драчуном и пьяницей, за которым шлейфом волочился хвост из слухов, сплетен и обманутых красавиц.
       Девушка приняла изрядную долю яду, когда поиздержавшийся кавалергард вдруг женился на богатой вдове с намерением быстро отдать накопившиеся долги. С тех пор ее дух в виде неясной тени в чепчике и ночной рубашке (по другим описаниям в бальном наряде) порой появляется там, пугая театральных негромким, но горьким плачем.
       Я в поисках сюжетов, вдохновения и чтобы вообще пропитаться духом театра, выпросил право смотреть постановки, общаться с артистами, а кроме того, облазить помещение театра сверху донизу, заглянув, таким образом в театральное закулисье, со всеми его проблемами, скандалами и интригами.
       Жена, наслушавшись моих рассказов о мистике в театре, взяла обещание, что я буду ходить в него только со своим талисманом, привезенным приятелем из Венеции. Это была миниатюрная сувенирная маскарадная маска из раскрашенного гипса, богато декорированная блестками и цветными узорами. Маска висела над моим письменным столом, и вдохновила на несколько неплохих сценариев и прозаических текстов.
       В театре, раздеваясь в гардеробе, я неловко тряхнул пальто и оберег вывалился на стойку. Гардеробщица Маргарита Павловна, с которой я уже подружился, ловко подхватила его и протянула мне со словами: "Какая изящная вещица!"
       - Самому очень нравится! - сказал я и положил маску в боковой карман пиджака, но промахнулся и талисман таки упал на мраморный пол и раскололся на три части.
       - Ах! - вскрикнула Маргарита Павловна. - Боже, какое несчастье!
       Расстроенный я поднял осколки, ища глазами мусорную урну.
       - Ни в коем случае! Не вздумайте выбрасывать! - поняв мое намерение, зачастила гардеробщица. - Знаете что?! у нас в театре есть Анечка, мастер по бутафории. Волшебные руки! Анечка вашу вещичку склеит так, что будет лучше прежнего!
       Маргарита Павловна подробно объяснила, как пройти в бутафорскую, и тут же позвонила по внутреннему телефону, предупредить незнакомую мне Анечку о визите. Аня оказалась очень общительной и любознательной женщиной лет сорока. Осмотрев разбитую маску, сложила черепки, пока я осматривался. Мастерская была забита весьма неожиданными предметами. Но именно сейчас Аня занималась подносом с чашками, блюдечками, бутафорским чайником и вазочкой с конфетами.
       - А настоящие конфеты положить нельзя? - полюбопытствовал я.
       - А настоящие тут же и слопают, - засмеялась она. - А если коньяк на столе должен стоять, что же "Курвуазье" выкатывать?! Никакого бюджета не хватит. Или фрукты - завтра же завянут. А спектакли у нас годами идут.
       - Извините! - спохватился я. - У вас и так работы хватает. А тут еще "левый" клиент...
       - Да, ладно вам! - махнула она рукой. - Работа не убежит...
       Мы еще немного поболтали. Я рассказал, что делаю в театре. Расспросил о ее работе. В это время постучав, в бутафорскую вошел худой мужчина в спецовке.
       - Здравствуйте! - сказал он мне. - Ань, ну ты сделала?
       - Сделала, - с некоторой досадой сказала Аня и вынула из шкафа надутый голубой воздушный шар с нарисованным на нем женским лицом.
       Мужик взял шар в руки, осмотрел его.
       - Ну, мастер же, Анют! Спасибо! С меня причитается, - мужик выкатился из бутафорской. Я тоже попрощался...
       Через пару дней я опять пришел в театр. Перекинулся парой слов с Маргаритой Павловной и пошел в бутафорскую. Коридоры, переходы, лестницы, повороты - помещение театра очень причудливо устроено. Не доходя до двери бутафорской, есть ответвление направо в узкий темный коридор. Проходя мимо, я глянул вправо, и по инерции прошел дальше. Что-то заставило меня вернуться и посмотреть в полумрак коридора более внимательно. И тут у меня волосы встали дыбом!
       В дальнем конце в свете тусклой неоновой лампы слабо двигалась белесая, неясная тень. Внезапно лампа совсем погасла. Но тень стала только отчетливей - она светилась сама! Это был он - призрак отравившейся девушки. И никакого чепчика! Распущенные черные волосы оттеняли белое страдающее лицо, а руки вдруг протянулись ко мне, как будто она молила о помощи...
       Не помня себя, я вломился в ярко освещенную бутафорскую. Аня, сидевшая за столом, испуганно вскинула голову. Допускаю, что я что-то мычал, тыча руками в разные стороны. Аня настороженно смотрела на меня, ничего не понимая.
       - Там... там... это... - ко мне, наконец, частично вернулась речь. - Там этот... призрак!
       Аня, наконец, поняла и облегченно рассмеялась.
       - Испугались?! Бедненький! - смеясь, сказала она. - Успокойтесь. Вот, выпейте воды, - она протянула мне бумажный стаканчик с минералкой.
       Шерсть на мне уже немного улеглась, но сердце все равно колотилось в бешеном ритме.
       - Это Витька, реквизитор. Хеллоуин у него, - приговаривала Аня, складывая свои кисточки. - Просила же убрать от греха эту идиотскую инсталляцию!
       - Где вы говорите, ее увидели? - Аня целеустремленно шла к злополучному коридорчику. Встав в ее створе, она сложила руки на груди. - Оч-ч-чень впечатляюще, - сказала она, оценивая глазами профессионала. - Ну, да! Тут и я бы испугалась.
       Я выглянул из-за ее плеча. Бледное видение плыло в воздухе, умоляюще протягивая к нам руки. Внезапно оно воспарило вверх и исчезло.
       - Ну, что за тип! - возмутилась Аня. - Ну, все, мое терпение кончилось! Я ему устрою...
       Аня пошла по главному коридору и мы очутились у обитой дерматином двери. Аня, не постучав, открыла дверь. Давешний худой мужик в спецовке возился с досками.
       - Вить, ты достал! - почти закричала на него Аня. - Вон, довел человека - до сих пор сказать ничего связно не может, - показала она на меня.
       - Анют, ты чего?! - удивился Витя. - Зачем столько эмоций?
       - Я же просила убрать это чучело в верхнем коридоре! - Аня все больше накалялась. - А если бы у человека сердце не выдержало?!
       - Анечка, убрал я все! Еще вчера убрал, - Витя подошел к стенному шкафу и открыл его, там пряталось его произведение - чучело на плечиках, над которыми был закреплен воздушный шар с нарисованным лицом, украшенный париком и чепчиком.
       Аня, взялась рукой за сердце, широко раскрытыми глазами глядя на Витину поделку.
       - А там, в коридоре, тогда что?! - тихо спросила она.
       Мы втроем, разумеется, вернулись в тот коридор. Неоновая лампа опять горела и освещала пространство, в котором уже никого не было...
      
       О граде сокровенном...
       Сначала построили ангар с высоким потолком, где гулкое эхо дробилось и путалось в переплетении металлических ферм. Это был МАП - малый артиллерийский полигон для имитации стрельбы, где будущие офицеры должны были учиться стрелять из орудий.
       На оформление МАПа выделили меня и Игоря Дмитрука. Я сразу взялся расписывать стены. И очень скоро на серых бетонных плитах стала возникать небесная синь, которую вспарывали хищные силуэты сверхзвуковых самолетов. Силуэты эти были окружены далеко не симпатичными даже с виду облачками разрывов зенитных снарядов. Я постарался выполнить все с размахом, ярко и насколько возможно реалистично.
       Но все же, главным здесь был макет местности, основным создателем которого стал Игорь. Каждый квадратный метр пола в ангаре следовало привести в соответствии с картой-схемой. Тут были горы и лощины, речки и рощицы, населенные пункты и другие местные предметы, которые могли бы стать ориентирами. Словом, надо было воспроизвести в миниатюре макета участок местности.
       Но дело даже и не в этом. А в том, что ефрейтор Дмитрук решил в самом центре макета построить свое родное село. Строительство он начал с водонапорной башни. На эту башню Игорь не раз лазил в детстве с корешами.
       Потом Игорь поставил здание сельсовета. Разметил улицы. Удивительная штука - память. Казалось, никогда бы он не смог вспомнить, какой дом, на какой улице стоял. Но нет! Только успел изготовить маленькую модель своей хаты, где остались родители с младшей сестренкой Таськой, как тут же вспомнился дом, где жила Галка, с которой он люто враждовал в детстве. Но детская вражда проходит и забывается. А в памяти остаются иные мгновения.
       Словом, в центре макета, на берегу речки, которая по схеме имела унылое серое название, пышно расцвело яркими красками село, резко выделявшееся среди других. И если макеты других селений были аккуратно и строго мертвы, это село жило. И, казалось, что на его улицах только по случаю раннего утра пустынно, но вот-вот скрипнет где-то калитка, в домах вспыхнет свет и село проснется к трудам и заботам.
       Но поскольку село было самое приметное и в стратегическом отношении ключевое, то и обстреливали его чаще других. Конечно, фугасы и мины рвались на его улицах только условно. Но все равно Дмитруку (после завершения работ его закрепили ответственным за состояние полигона) от этого было немного не по себе: будто собственный дом и односельчан подставил под снаряды.
       Как-то раз Игоря осенило: а что если внести поправку в макет, и село, таким образом, окажется в мертвой зоне, которую в здешнем обиходе звали "квадратом Икс".
       Спрашивать местоположение этой зоны Дмитрук постеснялся. Долго сам ее искал, высчитывал. Нашел.
       И однажды во время очередных стрельб, среди упражняющихся началась легкая паника. Хорошо пристрелянное село, которое так удобно было накрывать, вдруг оказалось вне зоны огня. Легкий переполох грозил перерасти в очень неприятный скандал. Но инициативу взял в свои руки командир учебного подразделения майор Казеев. Прозвучала команда:
       - Даю новую вводную! Село Н. замаскировано. Новый ориентир: три дерева на опушке леса. Координаты...
       А после стрельб Казеев вызвал Игоря и меня к себе:
       - Ну, ответственные за полигон, что скажете по поводу этого нового Китежа? Прямо ума не приложу. По карте село Н. в одном месте, на макете - совсем в другом. Кстати, куда именно вы его переместили?
       - В квадрат Икс, товарищ майор, - лихо отчеканил Игорь.
       Через несколько дней на месте исчезнувшего села Н. возник стандартный безымянный населенный пункт, который было удобно накрывать артиллерийским залпом.
      
       Диалоги о любви
       Невольно стал свидетелем телефонного разговора моего старого знакомого по имени Валерий с женщиной по имени Лена из далекого прошлого, далекого города в далекой стране, в которой мы все жили когда-то и даже были счастливы. Получился почти театральный диалог. Не могу отказать себе в удовольствии поделиться им...
      
       Валерий: ...слушай, никак не могу вспомнить девочку, армянку, года на два моложе. Там была смутная история...
       Лена: Бабник.
       Валерий: Никогда не был бабником. Женщин любил и люблю. Но это другое...
       Лена: На два года моложе нас? Значит, на три года моложе вашего курса. Тогда не знаю, с младших курсов никого не помню. Но, все же, ты - бабник.
       Валерий: Да, с чего ты взяла? Никогда за мной такого не наблюдалось.
       Лена: Жаль, что мне с вашим курсом пришлось так мало общаться... Думаю, если бы тогда... нам было бы с тобой интересно.
       Валерий: А действительно, почему мы никак не пересекались?
       Лена: Год разницы... моя непринадлежность к золотой молодежи.
       Валерий: Как-то не задумывался, что у нас была золотая молодежь...
       Лена: Я же была провинциалочка из захолустья... Полная поглощенность книгами - гораздо больше, чем окружающими людьми...
       Валерий: И золотую молодежь ругаешь...
       Лена: (не слушая собеседника) Плюс жуткая неуверенность в себе. Да и до сих пор это не прошло... Так что с девочкой с младшего курса?
       Валерий: С какой девочкой?.. А, да. В общем, там было так. Я как раз после университета загремел в армию. Как раз начался Афган, всех без разбора гнали на срочную. А поскольку я был освобожден от военки, то и загремел на срочную рядовым.
       Лена: Да, я знала об этом... Думала, так тебе и надо, гаду...
       Валерий: Три месяца провел в учебке в Ашхабаде - не лучшее время в моей жизни. А потом меня неожиданно перевели назад в родной город, в секретариат окружной военной газеты и оставшееся время из полутора лет срочной службы я провел именно там.
       Лена: Везет же. Ну, и...
       Валерий: Эта девушка узнала об этом, раздобыла где-то телефон редакции... Кажется, ее звали Мариной.
       Лена: И?
       Валерий: Наверно, я был ей чем-то интересен. В общем, она позвонила и однажды вечером, когда моя служба (дневной наряд) подходила к концу, пришла...
       Лена: А говоришь не бабник.
       Валерий: Я был в легком недоумении. А, может, мне это польстило? Неважно. Мы пошли с ней по улице от редакции, беседуя о чем-то. Вспомнил, она сказала, что очень любит импрессионистов: Дега, Сезанн, Марке, Моне - ну, их же там чертова туча!.. Лена, колись, это была ты?!
       Лена: Концовка в стиле О. Генри! Или в твоем стиле? Я прилежно и заинтересованно жду, чем кончится история... и на тебе!
       Валерий: Я еще не закончил ... Так вот, мы идем, беседуем на очень утонченные темы под сенью лип (а, может, и не лип, а вполне себе чинар)...
       Лена (вздохнув): Бедная девочка.
       Валерий: В самый ответственный момент меня пробивает... отрыжка. Когда включаешь обаяшку и набрасываешь флер эдакого тонкого ценителя живописи, коим я, вообще-то, не являюсь, это смерть отношениям, при том условии, что визави тоже играет роль - трепетной и воздушной девушки с запросами. Боюсь, девушка, чье имя я не могу вспомнить, как раз это на себя и примерила.
       Поэтому она буквально отпрянула от меня, несмотря на то, что до поцелуев еще было далеко. Больше она ко мне в редакцию не приходила...
       Лена: Трагическая история... Нет в жизни щастья... Ну, а та первокурсница, помнишь?
       Валерий: Ну, там моей вины нет вообще! Я даже отбивался...
       Лена: Не сильно отбился!
       Валерий: Ты знаешь, кто такой был Д. в то время и в том месте?! Он был собкором крупнейшей газеты и практически ногой открывал дверь в главный кабинет республики!
       Лена: Ну, про Д. знаю. При чем тут первокурсница?
       Валерий: Так это была его внучка! Но до поры я этого не знал. И относился к ней, как к рядовой первокурснице. Вообще, конечно, восторженные, разве что не повизгивающие от полноты чувств, первокурсницы - та еще питательная среда для окруженных легендами и ореолом некой тайны старшекурсников.
       Лена: Ага!
       Валерий: Что?! Я - не разоритель гнезд и не питаюсь маленькими восторженными девочками. Мне их жалко. Поэтому не очень охотно, но однажды все же принял приглашение домой к соискательнице.
       Лена: Силы воли не хватило?
       Валерий: Я не знал, что она приходится внучкой великому и ужасному. Помню, меня ужасала необходимость переться куда-то на окраину. Слушай! Ну, его! Может, не будем об этой девочке?
       Лена: Отчего же! Мне доставляет какое-то мазохистское удовольствие слушать историю об этой дэвушке. И я ее намерена дослушать до конца.
       Валерий: Ну, тогда пеняй на себя! В общем, дэвушка ждала меня на остановке, празднично одетая, только что без цветов и банта на голове. Она была настроена очень торжественно. А у меня первой мыслью, когда увидел ее, было: "Дубина, куда ты приперся?!"
       Лена: Ой, да ладно...
       Валерий: Я же не подозревал, что все начнется с финального "си", полагая, что любые отношения начинаются с предварительного "до"! Это был ужин с родителями! Причем, оба были дома и оба тоже ждали меня. Не знаю, в каких словах, девушка описала меня, но со мной обращались как с боготворимым, но больным лепрой товарищем - посадили на почетное место, тогда как папа-мама и младшая сестренка (лет шести-семи) почтительно сидели за дальним концом стола. Дэвушка занимала некое срединное место, нервно хихикала и, когда я натужно шутил, типа, "в этом борще плавают обломки кораблекрушения", она поворачивалась сияющим лицом к своим: "Ну, что я говорила!"
       Лена: Фантастика... "Иногда он губил женщин, не сходя с трамвая".
       Валерий: Ужин дался мне тяжело. Папа все время пытался долить в бокал, из которого я не пил. И поскольку я не пил, уровень подрастал и подрастал, пока не стал всклень.
       Мама же сначала пыталась положить мне "второе" прямо в тарелку с супом, который я тоже не особо ел. Папа сам деликатно убрал от меня тарелку, одарив жену взглядом: "Что с тобой?!" К концу застолья он ее убить был готов, а она чуть не плакала. И только дэвушка сияла и сияла...
       Лена: Я сейчас поймала себя на том, что начинаю проникаться сочувствием к дэвушке.
       Валерий: Естественней всех была младшая. Подмигивала мне, кормила мясом из жаркого кота, недоуменно смотрела на старшую сестру, которая обычно, себя так не вела и общалась со мной безо всяких-яких...
       Лена: Интрига накалилась донельзя, давай уже развязку!
       Валерий: После ужина дэвушка повела меня в свою девичью светелку. Плотно закрыла за собой дверь и...
       Лена: Изувер!
       Валерий: Когда в комнату неожиданно влетела сестренка, в светелке горел только торшер. Младшая ликующе заорала, повернув голову в сторону, где были родители: "Они уже целуются!"
       Лена: Так вот как выдают замуж дочерей...
       Валерий: В следущий момент она, несмотря на сопротивление, была бесцеремонно эвакуирована из светелки. А я подумал, что пора линять...
       Лена: Грохнул выстрел. Штирлиц насторожился.
       Валерий: Но и тогда я еще не знал о великом и ужасном... Когда я очутился в прихожей, там же нарисовались оба родителя и младшая. Родители наперебой говорили, что еще рано, что я лишаю их своего бесценного общества. Только младшая, надувшись, заявила: "Я тоже хочу целоваться!" Пришлось поцеловать ее в щечку и, чтобы не выбиться из образа, сделать вид, что ловлю таксу, чтобы и ее облобызать.
       Лена: Какое коварство!
       Валерий: Такса тявкнула и попыталась укусить. На что я заявил: "Ах, так! Мне здесь не рады?!" И был таков. Но ведь это еще не вся история.
       Лена: Именно это я смутно предчувствовала...
       Валерий: Меня еще раз коварно заманили в квартиру с таксой. И там уже был великий и ужасный...
       Лена: Как говорили о старых советских фильмах - так кто с кем остался?
       Валерий: Я никак не мог понять, почему ее дедушка, вполне себе еще не старый, лощеный джентльмен посматривает на меня, как дипломат на какашку. В общем, когда все открылось, понял, надо срочно изобретать отмазку, чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах не появляться больше здесь.
       Лена: И она навсегда исчезла из твоей жизни?
       Валерий: Не-а! Дэвушка, несмотря на то, что я ее всячески баню во всех сетях, время от времени выскакивает, как чертик из табакерки, чтобы в очередной раз похвастаться нынешним благополучием. Особенно мне нравится финальная часть ее постов: "Что-то ты плохо стал выглядеть". Или "какой-то ты ощипанный, в смысле неухоженный".
       Лена: Вот ведь жаба!.. В том смысле, что я сама это тебе хотела сказать.
       Валерий: Узнав, что я живу на съемной квартире, на окраине Москвы, написала: "Как ты выживаешь в этом болоте?". Никакой благодарности, что не потянул ее в "это болото".
       Лена: Колоритная история. По-моему, ты разбил дэвушке жизнь. Ну а сама она насколько удачно устроилась в жизни? Действительно есть чем хвастаться?
       Валерий: Не углублялся. Внешне - благополучна. А помнишь, на факультете была такая девушка Лора...
       Лена: Господи! Этому списку не будет конца! И я - дура - добровольно в этот список лезу... Ну, и что Лора?
       Валерий: На одной из вечеринок одна вдруг взяла меня в кольцо. Она прямо грозилась мне отдаться. Я полагал, что это обычные журфаковские смех..чки, поэтому активно ее подначивал, типа, не надо "ля-ля", коли кишка тонка. На что она закричала: "Говори адрес!". Я и сказал - дурак - адрес.
       Лена: Ну, почему же дурак, надеюсь, оно хоть того стоило?
       Валерий: Финал. Утро. Дома я - в своей комнате. Не один. Только проснулись. И моя младшая сестра - в своей комнате. Звонок в дверь. Младшая открывает входную дверь, потом просовывает голову ко мне и деловито говорит: "Там какая-то Лора. Впустить?"
       Лена: Уж, полночь близилась... И вот!
       Валерий: Лора была девушкой решительной и сама вперлась в комнату. Оглядела поле битвы, чертыхнулась, потом сказала: "Блядь, опоздала!" - и, уже выходя за порог, крикнула: "Будет время - позвони!" И что-то запела, идя к лифту.
       Лена: Все понимаю, но причем тут внучка Д.?
       Валерий: Это конец истории про нее.
       Лена: Блестящий финал! Лоре - аплодисменты! И, стало быть, именно внучка Д. была в это время в твоей постели?
       Валерий: Сама же хотела узнать все до конца...
       Лена: Слушай, и после всего этого ты надеешься, что я приеду к тебе?!
       Валерий: Н-н-нет?..
       Лена: Какое же ты животное!.. Завтра вылетаю. И только попробуй не встретить в аэропорту.
      
      
      

    Глава 9. Больничные хроники

       Нет! Не волнуйтесь! Это было некоторое время назад. Сейчас со мной все в порядке. А воспоминания о тех днях, не худшие в моей длинной уже жизни...
      
       Почки распустились
       ...ползал по комнате, пытаясь найти положение, в котором тупая мозжащая боль, отдающая в спину, была бы чуть терпимей, и отговаривал жену от вызова "Скорой". Почему отговаривал - фиг его знает! Через час жена не выдержала и без консультаций со мной "Скорую" все же вызвала.
       К приезду медбригады, а приехали медики, через пятнадцать минут, я уже тупо раскачивался на месте, стоя на четырех "мослах" и, как мне кажется, сдержанно матерился. Под "твою мать!" врачиха вкатила мне укол баралгина и препроводила в карету "Скорой помощи". Я дошел на своих ногах, несмотря на попытки бригады уложить на носилки. К этому времени баралгин начал действовать и появилась идея вернуться домой, но врачи не дали - запихнули в машину и повезли в больницу. Следом на такси приехала Галя с необходимыми вещами, паспортом и прочими тапочками. Было около двух часов ночи.
       Мест в больнице (в Москве!) не было, и меня положили на одну из четырех кроватей, скромно стоявших вдоль стен в коридоре. Медсестра показала мне свободную, и спросила: "Ну, что, мужчина, как самочувствие? Предупреждаю сразу - морг переполнен!"
       - Спасибо! Не претендую. Можно я тут подожду?!
       - О! Юморист оказался! Ну, говори: шуметь до утра не будешь?
       - А что?
       - Ну, тебе сразу укол вкатить или до утреннего обхода перетерпишь?
       - Чего терпеть-то! У меня все о*кей!
       - Смотри, юморист!
       Про себя я ее сразу окрестил за упоминание морга - Фатой-Морганой. Кличка ушла в народ. Через пару дней ее называли только так.
      
       Мужчины не плачут
       Ночь прошла в каком-то ознобном полубреду. Утром пришел завотделением, навешал люлей персоналу и мигом раскассировал коридорных лежальцев по палатам. Фата Моргана схлопотала больше всех, но на мою удовлетворенную гримасу возразила: "Ну, когда по делу даже не обидно!" Завотделением почему-то именовался среди больных Бобом.
       Боб после осмотра послал меня сдавать анализы. Кровь из вены брала медсестра, похожая на Бабу-Ягу, но по ухваткам она больше походила на вампира... Когда вернулся, в коридоре опять стояла уже одинокая кровать, на которой корчился парень лет тридцати с отчетливым кавказским профилем. Сначала он на кровати пытался найти наименее болезненную позицию, как я накануне. Потом сполз на пол и сел, прислонившись спиной к стене. Но все это мало помогало.
       - Эй, джигит, - сказал я ему, - Не терпи, скажи медсестре что больно, пусть укол сделает.
       Но джигит счел ниже своего достоинства звать женщину и жаловаться на боль. Пришлось самому сходить до медсестры. Как раз в коридоре случился завотделением. Он увидел корчащегося джигита и уже повернулся, чтобы еще навалять сестре, но Фата Моргана уже шла навстречу со шприцем. Завотделением одобрительно хмыкнул и пошел восвояси. После укола, медсестра, проходя мимо меня, миролюбиво спросила: "Как себя чувствуешь, юморист?"
       - Здоров! Можно выписывать!
       - Ага! Сейчас. Чтобы завтра опять на "Скорой" привезли?..
       Джигит уже нормально лежал на кровати и, увидев меня, едва заметно кивнул головой.
      
       Веселый дед
       Не знаю, где его прятали (я его увидел впервые), но в нужный момент он во всей своей красе появился на сцене. Как раз тогда, когда в отделение привезли именного пациента. Именной пистолет - это когда на пистолете гравируют имя будущего владельца. Именной пациент - это пациент, у которого есть имя, и он не подпадает под общее определение "больной". Может, за него, вернее, за нее заплатили. В любом случае, вокруг нее возник непонятный ажиотаж, и носились с ней как с писаной торбой.
       Сначала нарисовались ее дочь - дама лет шестидесяти пяти, вся в золотых украшениях, седая и величественная, как английская королева, в сопровождении уже собственной дочери с зятем. Они очень вежливо поздоровались со всеми, кто в этот момент присутствовал в холле с телевизором. А это были практически все ходячие больные, две медсестры, завотделением и еще пара врачей. Поздоровавшись, гости стали вполголоса выспрашивать у Боба об условиях содержания, кормежке, лечении и кто будет соседом у их, насколько я понял, матери и бабушки. Все достойно, интеллигентно и с осознанием собственной значимости. Наконец, в кресле-каталке подвезли королеву-мать - седенькую старушку в соломенной шляпке с цветочками. Она тоже всем любезно поулыбалась во все тридцать два вставных зуба, точней в две вставные челюсти, и даже помахала нам - больным у телевизора - сухонькой маленькой ладошкой, затянутой в светлосерую перчатку.
       Боб, которому, подозреваю, надоел весь этот марлезонский балет, уже начальственно распорядился отвезти королеву-мать в отдельную палату, медсестра, ответственная за наполняемость морга, то есть, Фата Моргана, взялась за спинку инвалидного кресла, чтобы катить ее в направлении, указанном начальником, когда на сцену выпилил мавр, которого непонятно, где прятали. Как вы понимаете, в данном случае мавр - это не национальность, а амплуа.
       Мавр был полоумным старичком без возраста, носил всклокоченную длинноволосую прическу под хиппи над румяным хитро улыбающимся лицом. Но самое главное - на мавре напрочь отсутствовала одежда, как верхняя, так и нижняя. Вплоть до отсутствующей набедренной повязки. То есть, он был абсолютно и непреложно голым. И при этом он мелко-мелко перебирал ножками.
       Наверно, ему казалось, что он весело и быстро бежит через холл, и ему от этого было еще веселей. Поэтому он смеялся мелким старческим дребезжащим смехом. Но ошеломительным было даже не явление голого мавра народу. Сенсацией стали размеры его хозяйства, которое и должна была бы прикрывать отсутствующая набедренная повязка. Все его причиндалы, в том числе тестикулы, или парные мужские гонады, висели буквально ниже колена и были здорово, или, наоборот, нездорово раздуты. Выглядело это так, как если бы зайца по ошибке снабдили мошонкой и членом слона.
       Далее последовала череда междометий, разбавленная несколькими более осмысленными звуками: королева ахнула. Ее дочь - принцесса - взвизгнула, а зять, как истинный принц-консорт, негромко сказал: "Ни хрена себе!"
       Больные же после первого ошеломления дружно захохотали, заулюлюкали, а джигит пронзительно засвистел. И только королева-мать осталась сама собой, не поддавшись панике. Она привстала с кресла, ослепительно улыбнулась и сказала: "Витька! Оглоед! Опять хулиганишь?!"
       Может, они нашли друг друга...
      
       50 оттенков печального
       В Москве - знаменитая Боткинская больница. В Ташкенте - знаменитое Боткинское кладбище. Туда мне пока вроде рановато. Поэтому, в больницу. Консультационно-диагностическое отделение. Десятки дверей с табличками - "Отоларинголог", "Уролог", "Эндокринолог". При этом, все вперемешку - табличка "Онколог" и рядом "Невролог-паркинсонолог". А "Уролог" не рядом с "Гинекологом", что было бы логично, они напротив разнесены подальше друг от друга, типа, тут вам не там. Никакого секса.
       Что касается общего настроения - образцово-показательный дом скорби. Ну, и то, правда, сюда не веселиться приходят. Хотя некие нотки юмора все же проскакивают.
       Например, женщина с удивительно одухотворенным, даже сказал бы просветленным лицом, в тюрбане, видимо, скрывающем отсутствие волос после химиотерапии, с удовольствием, но негромко смеется, когда к очереди к паркинсонологу подходит старичок с палочкой и громко здоровается: "Привет, трясогузки! Задались вопросом: Тварь я дрожащая, или право имею?!" На что сидящая на стуле старушка с трясущейся головой громко шипит: "Хулиган!" Начинается свара - чья очередь и кто кого не пустит. Старичок удовлетворенно садится на диванчик ожидания и громко сморкается в сторону дрожащей старушки.
       На диванчике возле "Онколога" напротив никаких свар и споров. Все чинно и благородно. Тут сидят люди, что-то понявшие о жизни и о себе.
       По длинному коридору непрестанно барражирует медсестра с огненно-рыжими волосами в багровом брючном костюме в облипочку, который так хорошо подчеркивает высокую грудь и роскошную задницу. Ничего не скажешь - хороша! И она, зараза, это знает.
       Несколько раз проходит мимо старушка с амбулаторной картой в руках. Она в растерянности, никак не может найти свой кабинет.
       - Какой кабинет вы ищете?
       От моего вопроса бабушка впадает в ступор, потом отмахивается от меня, как от нечистой силы, и неожиданно резво трусит на выход.
       ...Но все же самые скорбные лица у людей в эндоскопическом отделении. В частности, возле кабинета колоноскопии...
      
       Дома лучше
       За полночь. Слушаю, как трудно во сне дышат однопалатники. Нас трое. Еще трое в соседней палате, связанной с нами одной прихожей. Их тоже слышно. Особенно, когда кого-то пробивает на кашель. Одеваюсь, хочу выйти в больничный коридор. В его торце есть окно, за которым свежий морозный воздух. Если повезет, и дежурной медсестры нет на месте, можно приоткрыть его...
       Везение закончилось быстро - медсестра вернулась на место, обнаружила меня у окна и погнала назад в палату. Спорить и просить нет смысла, коридор - "красная зона".
       Дотащился до палаты. В общей прихожей общий на шестерых рукомойник - раковина с краном. В нее мочится мужик из соседней палаты. Накануне он отличился тем, что высыпал весь накопившийся мусор в прихожей, дошел до дежурной и учинил скандал: почему в палате не убрано?! Дежурная пришла и молча все убрала.
       Сквозь одышку говорю: "Ты, урод! Мы же все здесь умываемся, посуду моем. Не можешь дойти до туалета, возьми утку!" Смотрит в угол и продолжает делать свое дело. Сохраняю остатки человеколюбия, и, только дождавшись, пока закончит, даю ему в морду. Он опрокидывает металлическую вешалку в углу и вскрикивает, ударившись спиной о стену. Некоторое время, громко дыша, смотрим друг на друга. На шум прибегает медсестра. Выяснив причины шума, разгоняет нас по местам.
       Утром приходит завотделением. Протягивает мне уже подготовленный выписной эпикриз: "У вас все в порядке. Последние тесты дали отрицательный результат. Восстанавливаться будете дома". Дальше что-то про антитела, иммунитет и лекарства, которые надо принимать.
       Перебиваю: "Видимо, проще меня выписать, чем убрать этого урода". Она смотрит на меня, потом устало говорит: "Куда я его уберу? Да и нет гарантии, что он в другой палате будет вести себя иначе. Вас, я думала, выписать двумя днями позже. Но вижу, что дома вам будет лучше".
       Это к вопросу: почему я проваландался в больнице, меньше ожидаемого. Мне оформили условно-досрочное...
      
       ...И еще о печальном
       Прощайте, товарищи!
       Не ждите больше от меня рассказов и фоток о вкусном и изобильном. Больше никакого плова, казан-кабоба, забудьте про манты и самсу, шашлыки и колбасу "казы". Не будет также фотоотчетов о выпечке и корейском многосалатии, пельменях, бузах и хинкали. Я теперь на расстоянии пушечного выстрела от любого мяса, масла, домашних маринадов и солений.
       Привет от невольника ЗОЖ. Молодой, очень толковый врач - убийца желания хорошо пожрать - холодно и безжалостно растоптал мои попытки отстоять хотя бы то немногое, что мне представлялось образцом строгой диеты. Теперь только шпинат и брокколи (как же я их ненавижу!). Я теперь должен уподобиться Корейко (какая печальная шутка: кореец уподобился Корейко): "Александр Иванович не ел, а питался. Он не завтракал, а совершал физиологический процесс введения в организм должного количества жиров, углеводов и витаминов". Вот такая альтернатива против пожить бурно, весело, но мало.
       Никакого более веселья, щедрых застолий и кутежей, никаких женщин и... прочих излишеств. Простите, пожалуйста, за кощунство. Как женщины могут быть излишеством?! Сам себя теперь ненавижу. Но это так. Так что, дамы, повесьте "ключик желания на крючок воздержания". Только обычные знаки внимания и ничего далее и более.
       Не уверен, что не сорвусь...
      
       В ожидании лета
       Не за горами лето, наперед омраченное карантинными мерами. Обязательное ношение масок и перчаток вызывает противоречивые чувства и мысли. Так, если у некоторых мужчин оно вызывает неодолимое желание нанести инкогнито визит в банк (что сегодня и случилось в отделении Альфа-банка на Земляном Валу), то у женщин на уме иное. Если лицо закрыто маской, то, что нести миру?! Чем спасать его?!
       Выход, видимо, в следующем: Ломоносов почти три века назад сформулировал его в виде закона сохранения материи: "... ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте".
       Означает ли перенос части материи на лицо, уменьшение ее в других местах? Или, если переиначить Ломоносова, появление масок на женских лицах будет означать, что юбки станут короче, а декольте глубже?!
       С нетерпением жду лета!
      
       Заявление
       В связи с режимом самоизоляции мои дети находятся дома на дистанционном обучении. Прошу администрацию школы перечислить деньги на новые шторы и мебель.
      
       Дневник самоизолянта (ковид)
       День первый
       Проснулся. Почистил зубы. Побрился. Позавтракал. Оделся. Подумал. Переоделся в домашнее. Сел за комп. Фейсбук - тьма, запустение, тишина. Дзен - мрак, запустение, тишина. Сел на диван. Лег...
       День второй
       Проснулся. Почистил зубы. Позавтракал. Оделся. Переоделся в домашнее. Сел за комп. Фейсбук - тьма, запустение, тишина. Сел на диван. Лег...
       День третий
       Проснулся. Почистил зубы. Позавтракал. Оделся в домашнее. Сел за комп. Тьма. Сел на диван. Лег...
       День четвертый
       Проснулся. Позавтракал. Не стал одеваться. Запустение, тишина. Сел на диван. Лег...
       День пятый
       Проснулся. Сел. Опять лег...
       День шестой
       Проснулся. Долго смотрел в потолок. Заметил паутину. Посчитал овец. Уснул...
       День седьмой
       Проснулся. Почистил зубы. Побрился. Позавтракал. Оделся. Подумал. Переоделся в домашнее. Сел за комп - тьма, запустение, тишина. Сел на диван. Лег. Опять встал. Оделся в рабочую одежду. Оценил расстояние до стены. Примерился. Разбежался...
      
      
       Вместо послесловия
      
       Земля-аквариум
       Чтобы мы не сошли с ума, природа придумала повседневные будни - суету и хлопоты о насущном. И мы, в своем мирке, занимаемся привычными делами - бодрствуем, спим, едим, грешим, радуемся и огорчаемся. А еще придумываем. И рисуем придуманное акварелью на матовой хрупкой бумаге бытия.
       Но иногда этот нарисованный прозрачными красками мир меркнет и отступает. И тогда я ощущаю себя на дне глубокого, ярко освещенного аквариума, который со свистом несется сквозь Вселенную. И я чувствую, как пространство и время пронзают меня секундами, нейтрино, воспоминаниями и ощущениями - я становлюсь тоньше, прозрачней и легче. Секунды и ощущения мгновенно отлетают прочь. В прошлое. Безвозвратно.
       Земля-аквариум все падает и падает и никак не упадет, повиснув сверкающей крохотной каплей воды и света на краю шершавого зелено-голубого листа Мебиуса над бездной гигантской черной дыры, которая когда-нибудь все же поглотит нас.
       ...И время остановится. Падение прекратится. Исчезнет пространство. Я разожму кулак и увижу на ладони - звезду Альтаир. Все золото мира. Улыбку Моны Лизы. Слезу ребенка. И ангел будет петь о деве Марии.
       Летний накрапывающий дождик смывает придуманное с намокшей, потемневшей бумаги...

  • Комментарии: 5, последний от 20/01/2024.
  • © Copyright Тен Владимир Константинович (galvol@rambler.ru)
  • Обновлено: 06/11/2023. 296k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Проза
  • Оценка: 3.27*6  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.