(вступительная статья Всеволода Азарова к сборнику. "Подо мной -- океан")
Я никогда не видел Дмитрия Тихонова, не разговаривал с ним*. Но мне кажется, что я знал моряка-поэта всю его сознательную жизнь, от юношеских мечтаний и до последней вахты в Атлантике. Знал и знаю самое сокровенное, дорогое в его душе, чем делятся лишь с самыми близкими друзьями.
Потому что я прочитал его стихи.
Море всегда было купелью вдохновения для поэтов. Еще с тех времен, когда слепой грек воспел Одиссею своих героев, и до наших дней мореходы и поэты, воспевающие их, -- это братья. Байрон, Пушкин, Лермонтов, Маяковский оставили нам обращения к морю, оно было неотделимо в их восприятии от вольности, вечного торжества над косностью, гнетом, над всем, что сковывает мечту, не дает ей претвориться в действительность. "Свободной стихией" назвал море Пушкин. "Моей Революции старший брат", -- так обращался к Океану Маяковский. Волны, выносящие только смелого душой, воспевал Языков. А разве Виктор Гюго, Жюль Верн, Джозеф Конрад, Джек Лондон не были поэтами моря?! Кого из нас в детстве не волновала трагедия капитана Немо, кто не хотел вместе с героями Джека Лондона и Джозефа Конрада плыть к неведомым островам?! Добрый рассказчик Станюкович, волшебник из Зурбагана Александр Грин, Александр Блок, Эдуард Багрицкий, мы и вам благодарны за вашу любовь к морю, за ваши песни морю! Литература и жизнь! Их пути не всегда совпадают. Только та поэзия, которая основана на личном опыте, закалена испытаниями, надеждами и утратами, может влиять на другие характеры. Именно таких учителей в прозе, поэзии, музыке, живописи искал и находил себе Дмитрий Тихонов. Но кто такой Дмитрий Тихонов, чем интересна его судьба, почему мы говорим о нем?
Мне нет нужды останавливаться подробно на фактах его биографии. Это сделает с большим внутренним правом и знанием его сестра, Ирина Павловна Тихонова, организатор и составитель этой книги.
Представьте себе послевоенные годы, юношу, не успевшего по малолетству уйти на войну. Детство среди взгорий Кавказа, общение с талантливым педагогом, внушавшим своим питомцам любовь к живой и мертвой природе... А впрочем, ведь и камни, и горная речка, и движение облаков -- тоже не мертвы. Они как бы одушевлены нашей страстью к познанию. Один из любимых героев Дмитрия -- исследователь Арктики Амундсен, любимый писатель -- автор "Бегущей по волнам" и "Алых парусов" Александр Грин.
Семья переезжает на Балтику, в Кронштадт.
Позднее Дмитрий Тихонов так опишет свое знакомство с морской крепостью, городом молодых моряков и ушедших на покой капитанов, городом, где петровские традиции и романтические будни сегодняшних защитников морских рубежей, воинов и исследователей далеких морей живут в строгом единстве.
Корпуса боевых арсеналов,
Обмелевшие старые рвы,
Кружевные решетки каналов
И бойницы с пучками травы...
Мы знаем Кронштадт Станюковича и Гончарова, знаем описание крепости революции, оставленное Всеволодом Вишневским, помним Кронштадт самого начала сороковых годов в стихах Алексея Лебедева и Юрия Инге.
В стихах Тихонова, уловленный зорким взглядом молодого художника, мы принимаем его Кронштадт.
"Оружие страшной системы", "старинный, но грозный таран", "следы залеченных ран"... Да, таким был Кронштадт в конце пятидесятых, таким мы его воспринимаем и сейчас.
И в то же время в этих стихах есть нечто роднящее автора с теми, кто шел на фронты гражданской войны с возгласом "Мы из Кронштадта", и с теми, кто повторял эти слова как пароль в годы Отечественной войны.
Возвращаясь из дальних походов
По холодным огням маяков
Я узнаю в любую погоду
Очертанья твоих берегов.
Это трудно бывает сначала,
Но кому же их знать, как не мне,
Исходившему эти причалы
С карабином на узком ремне!
Это не поза и не рисовка, это часть подлинной биографии. Для того чтобы попять своеобразие поэзии Дмитрия Тихонова, необходимо помнить два обстоятельства: первое -- он с детства полюбил морс и мечтал связать с ним свою жизнь; второе -- почти с тех же лет Тихонов по состоянию здоровья не должен был посвящать себя морской службе.
И все же он шел к морю -- упорно, последовательно, вопреки затаившейся в его сердце болезни.
А теперь вернемся к стихам.
Все мы, обращаясь в юности к ярким краскам моря, предпочитаем пурпур, золото, киноварь краскам суровым и скромным -- шаровому цвету бронированных бортов, сумеречной серой и дымчатой пелене волн и морского тумана.
Посмотрите, как расцвечен мир Тихонова в начале его поэтического плавания**:
Я ушел, смеясь и балагуря,
Почернев на солнце, как индус,
Мне к ногам выбрасывала буря
Бахрому малиновых медуз.
В стихах борются суровая морская красота и "красивость".
Я тоже надеюсь отчасти,
Что, может, случится и мне
Скупое моряцкое счастье
Поймать в золоченой волне.
Позднее Тихонов, на боевой вахте на линкоре, в штормовом плавании на китобойном корабле, распознает истинный цвет моря. Характер поэта будет формировать суровая морская среда, верная матросская дружба.
Полосатый клинышек тельняшки --
Это пропуск в синюю страну,
Это пены белые барашки,
Это море в сильную волну.
Цвета еще не смешаны, неопытный художник кистью наносит их рядом, но каждый цвет чист, и в целом они создают нужную гамму.
После того, как Тихонов по болезни вынужден был демобилизоваться, он не покинул моря. Он поступил матросом на "Славу", совершил с китобоями три увлекательных, трудных рейса в Антарктику. Здесь он научился смешивать тона, сумел отдать предпочтение суровым сумрачным краскам.
Я пользуюсь терминами живописи, ибо Дмитрий Тихонов был одновременно поэтом, очеркистом и художником.
И во всех этих качествах в первую очередь он был моряком.
Его. путевые очерки, публиковавшиеся на страницах журнала "Вокруг света" и газеты "Советская Клайпеда" при жизни автора, его стихи, знакомые частично читателям по посмертным публикациям в ленинградском журнале "Нева", в ленинградских, калининградских, таллинской, кронштадтской газетах, свидетельствуют: перед нами поэт с волевым и мужественным, лирическим характером, художник со своей темой, завоеванной в трудных плаваниях и походах.
Где сейчас багряные рассветы
Алой кровью красят паруса,
Где в ночи горят, как самоцветы,
Маяков усталые глаза...
Я тебе по-прежнему не верю,
Знаю я, что можешь погубить,
Но такого ласкового "зверя"
Человек не может не любить.
Для того чтобы посвятить морю такие строки, Дмитрию Тихонову пришлось пройти много испытаний, отыскать свой путь!
Болезнь, так рано вырвавшая его из жизни, ни разу не сказалась в оптимистических мужественных строках.
В 1960 году Дмитрий Тихонов, закончив курсы штурманов дальнего плавания, перешел служить в Таллин сперва капитаном рыболовного траулера типа "Океан", а с 1962 года -- капитаном-директором плавбазы "Академик Павлов".
Вот выдержки из его писем к сестре во время походов.
"...Сегодня прочел о том, что в Планерском снимают "Алые паруса". Наконец-то догадались! Капитан учебного судна, которое будет играть "Секрет", сказал, что "Алые паруса" не менее важное пособие для моряка, чем морской устав. Я полностью согласен с этим незнакомым мне человеком". В этих строках весь характер Дмитрия Тихонова, порывистый, воодушевленный любовью к прекрасному, верностью морю.
С Ньюфаундленда, с Фарерских островов он присылал и стихи.
...Доверяясь стрелочке компасной,
Мы уходим очень далеко.
Кто сказал, что море не опасно?
Кто сказал, что на море легко?
...Ремесло моряцкое превратно,
Только ты об этом не грусти.
Все в порядке. Мы придем обратно.
Пожелай нам доброго пути.
Вчитайтесь в эти стихи. Места их написания -- Атлантика, Норвежское море, банка Викингов, Клайпеда, Фарерские острова. Такие стихи труднее пишутся, чем те, что сочиняются дома, за письменным столом. Но и в тех, что созданы Дмитрием Тихоновым во время коротких побывок на земле, одно стремление, одна страсть -- море!
Хочется отметить широту кругозора, большую внутреннюю культуру молодого поэта-моряка. Да, Дмитрий Тихонов был молодым поэтом и в то же время зрелым. Эта зрелость чувства и ума пришла к нему в испытаниях. Вот одно из его последних стихотворений, красноречиво говорящее о том, что ушел от нас поэт больших, не раскрытых до конца возможностей.
Ударом льдины погнуты винты,
Порывом ветра сорваны антенны.
Во тьме встают косматые хребты,
Подернутые полосами пены.
В такую ночь поймешь, как дважды два,
Что хлеб матроса -- не медовый пряник,
Какой ценой открыты острова
И почему пошел на дно "Титаник".
Острова открываются дорогой ценой. Так же дороги и истинные открытия в поэзии. Когда корабль, которым командовал Дмитрий Тихонов, весною 1963 года находился на промысле в Норвежском море, к северу от Шетландских островов, капитан-наставник Тихонов, проведя по радио совещание с капитанами траулеров, умер от разрыва сердца.
Ему было тогда тридцать пять лет.
Стихи Дмитрия Тихонова так же, как и его путевые очерки, издаются отдельной книгой впервые. Видно, есть в них нужда людям. По радио, по телевидению, в газетах нет-нет да промелькнет его имя.
Лауреат Ленинской премии Василий Песков в напечатанном в "Комсомольской правде" очерке "Весна света" привел строчки Тихонова, посвященные чудесному писателю Михаилу Пришвину:
Под сумрачным небом чужбины,
Пока мы не в нашем порту,
Земли нашей русской картины
Со мной, у меня на борту.
За силу великую эту,
Сокрытую в слове простом,
Вожу я по белому свету
Волшебника Пришвина том.
"Люди живут и умирают. Переживают людей, -- пишет в своем очерке Песков, -- хорошие дела, хорошие книги, хорошие песни". Книга Пришвина была для Дмитрия Тихонова верным другом в плаваниях. Пусть же для тех, кто мечтает о дальних походах, одним из спутников станет и эта книжечка. В ней -- любовь к неизведанному, стремление к далеким, трудным дорогам, влюбленность в море и в земную красоту!
Всеволод Азаров
1968
*...никогда... не разговаривал с ним... Азаров прошёл военным корреспондентом всю войну, участвовал в снятии блокады Ленинграда, освобождении Эстонии, в операциях Балтийского флота в Восточной Пруссии. В 1945 году Азаров был в Кенигсберге, в Пиллау (ныне Калининград и Балтийск). Редакция главной газеты КБФ "Страж Балтики" уже перекочевала туда, вслед за штабом флота. А Дмитрий Тихонов попал в Кронштадт в 1945 году. С Азаровым они разминулись самую малость...
**...как расцвечен мир Тихонова в начале его поэтического плавания... В то время яркие краски и все, ими окрашенное, считалось безвкусным, аляповатым. Это сейчас нас приучили к ярким, настырно бросающимся в глаза расцветкам одежды, машин, рекламы и прочим элементам долгожданной западной квазикультуры. А тогда красную рубаху в театре можно было увидеть не в партере, а на оперной сцене, ярко-желтый галстук -- в цирке на клоуне.