Разжился как-то Иван-Дурак деньгой немалой, со всех сторон халявной, и стал думу думать.
- Чё думать-то? - скажет иной, себя на месте Ивана видеть желающий. - Наливай и пей!
Вам легко так говорить. А Ивану? Деньга хоть и чужая, а отвечать за нее своёй башкой придется.
Сколь-то ночей не поспал, сердешный, с лица опал. Ничего сам не нашел. Не удержался, совет спрашивать пошел.
Один ему шепотком скользким говорит:
- Давай товар дешевый из разных стран возить да здесь на блошином рынке втридорога продавать.
Другой в ушко внимательное советует:
- Самое вкусное банк открыть и деньги под дурные проценты ссужать. Вон их скока развелось, как грибов после дожжа! Безопасное энто дело - собственный на-род обманывать. И прибыльное!
Третий свою песенку поет:
- Землю скупай, недвижимость всякую, как Жана столичного градоначальника. Никогда не пролетишь.
Набрал Иван-Дурак советов мешка два еще и с вер-хом, и ну думу думать: - куда силы свои дурацкие зна-ниями разными не обремененные приложить?
На самом дне мешка нашел советик завалящий, ма-ненький, ничем не примечательный. Пустячок такой, внимания не стоящий.
Про кину.
Антиресную!
С изюминкой.
И так запал советик энтот Ивану-Дураку в его дур-ную башку, что и топором не вырубишь, зубами не вы-грызешь.
Прям картинка живая перед глазами его.
Съемочная площадка...
Он, Иван-Дурак, самый важный и самый нужный... Перед ним шибко остепененный киношный люд на задних лапках ходит, в глаза его мутные заглядывает. Журналисты интервью запросто так берут. А молодые глянцевые артисточки в очередь стоят, пачками в по-стелю прыгают.
Никто и никогда еще так высоко Ивана-Дурака на небеса не возносил, как автор советика завалящего. Знал, хитрая рожа, на какие кнопки нажать, какого бальзама соблазнительного на душу его болезную на-капать. Даже сценарий ему загодя приготовил. С кар-тинками.
И решил Иван-Дурак стать Продюсером.
Раз решил, значит, стал.
А потом подумал: если я Продюсер, наверное, чтой-то и делать надо?
Пошел Иван-Дурак, Продюсер новоиспеченный, в бога душу мать, по миру счастья искать.
Счастье - оно где?
А там, где еще не ступала нога человеческая, где никто допрежь не был и ничего из земли не выковыри-вал. Все так и лежит, как тадысь положено, никем не раскушенное, никем не опробованное, никому на праве личной собственности не принадлежащее.
День искал.
Год искал.
Так, кажись, ничего и не нашел.
Совсем ничего?
Ну, считай что так. Счастья, уж точно не нашел. А нашел избушку баушкину.
Глядит и дивится.
На маленькой полянке в диком лесу стоит малень-кий, вросший по окна в землю, Бабы-Ёжкин домик.
Посмотрел Иван-Дурак на избушку древнюю хозяй-ским глазом, видит - непорядок! Не по-сказошному!
Почесал он макушку свою, а спрашивает уже у из-бушки.
- А чего это ты, Избушка, в землю по самые по окна вросла? - достал из-за пазухи толстую журналину, бы-стренько пролистал ее, нашел в рукописи нужное ме-сто. - Ты же у нас, по сценарию, на курьих ножках, вроде как?
Насторожилась, трухлявая. Так, на всякий случай. Отколь ей знать, что это за человече такой в глухом ле-су невесть откеда взявшийся? Спрашивает? Ну так что? Мож, право имеет!
- На курьих... вроде, - нехотя, но как бы соглашает-ся избушка.
- Али ноги твои курьи состарились, - пытает дальше Иван-Дурак, - ревматизьмом разбились, и держать тебя в рабочем состоянии не могут?
- Ой, и не могут! - выдавила скупую слезу Избушка.
- Али в лютый мороз шибко застудилась, и тебе их по самую по... ну, эту... - замялся Иван, слово ласковое к энтому месту подыскивая.
- Кунку? - подсказывает, и, чуется, антирес в ее го-лосе от таких тем разговорных пробуждается.
Иван-Дурак хоть и услыхал слово ему, неучу, не-знакомое, но враз смекнул его истинное значение.
- Ну да... - обрадовался подсказке и враз повеселел, - по ее, родимую... ампутировали?
- Чё я тебе, Дураку, сказать могу? - уважательно от-вечает Избушка Накуно. - Зазря ты в книгу свою под-глядываешь.
- Ну... - замялся Продюсер, - пока утвердили, пока средства выбили. Ты ж нашу бюрократию знаешь!
- Знаю, милой, знаю, - нараспев запела старая.
- Понимать должна!
- Ничего у вас не меняется, - подперла щеку Избуш-ка. - Я тебя, милок, понимаю. - Наприкинула чего-то в голове своей, соломой трухлявой крытой, и пошла в решительное наступление. - Но и ты тады меня пойми! - И даже грудю свою изжульканую колесом выгнула.
- Ты, старая, не крути, все как есть прямо и добро-вольно обсказывай.
Покраснела Избушка до самых корней своих, гла-зенки ясные в землю потупила, молвит покаянно.
- Беременная я, милок. - И ну давай глазки мокрые платочком вытирать, сопли взаправдашные на кулак наматывать.
- Как это беременная? - всплеснул руками Продю-сер. - Да ты, ш..., да ты, пр... - И еще слов несколько разных непечатных, ужо чисто по привычке, добавил.
- Заскучала я тута, вас дожидаючись. Одна-одинешенька на всем белом свете. К словам уговорным слабая, перед кем ни попадя беззащитная! Вот и согре-шила надыть с лешаком каким-то.
- Ты, Избушка Накуно?
- А чего, я тебе не женчина, по-твоему?
- Ну, как тебе сказать? - оторопел от такого поворо-та Иван-Дурак.
- А ты не хитри, прямо так и скажи?
- Ежли, значит, по правилам русского языка взять, то тут однозначно - ты женского роду-племени.
- Во-во! - повеселела Избушка. - Продолжай давай, мне твоя мысля такая правильная, дюже как ндравится.
- Но ежели на тебя мужским моим взглядом... тут уж, извини... в такую древнюю, да деревянную... я ж весь... в занозах...
- Ну, ты поглядь! Он ишшо и ковыряется!
- А ты как хотела? Вокруг нас, продюсеров, завсегда молодых полно, мхом как ты не шибко заросших... Прямо, скажу я тебе, отбою совсем нет!
- Ох, ну никакого уважения к нам, женчинам, не ос-талося. Особливо, к которым беременным.
- Да ты не дуришь ли меня, из-ба-бенка старая? - вдруг почти догадался Иван-Дурак. - Ты, никак, цену себе набиваешь? Гонорар, супротив оговоренного, вдвое выпрашиваешь, с учетом прыгающей инфляции, економической стагнации и рассовой дискриминации?
- Ничё я у тя не выпрашиваю. И не дурю такого уважаемого Дурака, - обскорбилась легко обидчивая Избушка. - На, смотри, Фома-неверующая!
Кряхтя и перекосоебы... бочиваясь, приподнялась старая на своих скрыпучих курьих ножках. Поверну-лась, как в сказке по сюжету положено: кой куды за-дом, а к остальным передом.
Глянул Иван, а промежду ног ее курьих, в смысле, что на земле, укрытой толстым слоем пуха и перьев, раскрывают голодные рты пять слепеньких, неоперив-шихся избушат, и все как есть на маненьких ножках, и тоже курьих.
- Вот видишь, скольких выродила.
- Дела-а! - только и вымолвил Иван-Дурак.
- И это еще не все, остатние трое во мне сидят, часа своёва ждут.
- А кто отец-то у них?
- А я почем знаю? - удивилась глупому вопросу Из-бушка. - Что я, кажный раз, кады кто-то сзаду подхо-дит, оглядываться должна?