Городок наш совсем молодой. Его Берия за год до своей смерти успел основать. Когда ядерный щит Родины строил. Поговаривали, что самолично приезжал площадку выбирать. Так или нет, не знаю. Но место выбрано красивое. И город красоту эту не испортил. У нас, когда что-то строят, деревца лишнего не срубят. Так и стоят дома в девственном лесу, по соседству с соснами и елями, с березкой и черемухой. И ни кого не удивляют грибы - сыроежки, грузди, рыжики, выросшие на детской площадке или около тротуара. А земляничные кисти в десятке метров от дома алеют.
Зимой, чтобы на лыжах покататься, достаточно из подъезда выйти, и вот она, лыжня. Хочешь - вокруг дома катайся, есть силы - на освещенную десятикилометровую лыжню иди.
Почти у всех в семье кто-то работал на заводе. Правда, мы его, завода этого не видели в глаза. Во-первых, он был за колючей проволокой. Да-да, внутри нашей городской запретной зоны еще одна, еще более запретная. Во-вторых, его и не было вовсе, завода. На земле. А был он спрятан. Некоторые там работали токарями, фрезеровщиками. Тетка моя травильщицей в цехе гальваники, дядька платы для приборов паял в основном цеху. У Вовки отец раз в месяц возил на военной закрытой машине ЗИЛ-131 продукцию на военный аэродром, у Лешки батя в госприемке, ему сорока нет, а он уже полковник.
А еще был у нас в городе молчаливый бородатый дядька. Он иногда прогуливался со своей женой по тротуарам или по площади. Такой, помню, высокий, в кожаном плаще и огромной шляпе. Бородища до пупа. Рядом кукольная дамочка, за его локоть держится. А на голове у нее черная, мудреная шляпка, в кино еще такие иногда показывают. И не идет она, а плывет рядом с ним. И такие они отрешенные, и словно никого вокруг нет, ни одного человека. А только они, и эта площадь, им одним в этот час принадлежащая.
Я даже не помню, чтобы они ходили и разговаривали. Но им хорошо было рядом даже без слов. Я за ними немного наблюдал из кустов. Долго смотреть боялся, вдруг они заметят меня и мне будет стыдно за свое любопытство и подглядывание. А я еще тогда думал, а кем этот дядька работать может? Он не был похож ни на кого, - ни на токаря, ни на шофера, ни на других рабочих, кого я знал на нашей и соседней улицах.
Потом думал, а может он художник или артист какой? Только театра в нашем городе не было. И артистов, стало быть, тоже не было. А живого художника я еще не видел. Был в мастерской при кинотеатре, там у Наташки батя работал, афиши с картинок на большие щиты перерисовывал. Но он не художник был, он Наташкин отец был, как обычный дядька. Ничего в нем сверх такого, одевается как все, пьет как все. И дома у них никаких его картин не висит по стенам.
Один раз при мне Бородатого с работы привезли на волге, и шофер нес за ним в подъезд большую сумку.
К нам часто в школу приходили разные заслуженные люди - участники войны в кителях с погонами, увешанных наградами, герои трудового фронта, в простых пиджаках, но тоже со многими орденами и медалями. Дядька этот Бородатый никуда не приходил.
Я и сейчас не знаю его фамилии.
Знаю только, что у него было семь орденов Ленина и две звезды Героя...
В том году отмечали День рождения города. В апреле. Пятнадцать лет стукнуло. Большая дата. Юбилейная.
И в школе нашей тоже отмечали. Я даже как конферансье был, на концерте номера объявлял и про своих школьных товарищей-артистов гостям и родителям рассказывал. Мне листочки дали специальные, где про них учителя нужные слова прописали. Гостям было не очень интересно про чужих детей слушать. А родители, те прямо со стульев готовы были свалиться, когда я их детей расписывал.
Дядька один, первостроитель, рассказал, как они в лес наш первый раз приехали, как деревья первые срубили, как начали строить город с бараков на улице Строителей, конторы и магазина, а потом и кинотеатра имени 35-летия Октября. И еще много всего. А про завод, как и где его строили, ничего не говорил. Мы не спрашивали, запретная это тема. Что мы, маленькие, не понимаем, что ли.
А на площади гуляние было. Народу! Все-все вышли, никто дома оставаться не захотел. Продавали всякие вкусности, газировку стаканами по три копейки. И сладкие булочки. Тоже по три копейки. Нам всем мама дала по десятчику, чтобы мы купили себе, кто что хотел. Я все на газировку истратил. Красно-розовая такая, морс называлась. Раз в году можно.
В кинотеатре фильмы целый день крутили. С утра для детей бесплатно. Там в фойе оркестр играл, песни пели. И тоже буфет работает. А в городе на столбах радио не умолкает. Военных полно, все в парадной форме, с наградами.
Пацаны старшие по случаю праздника взяли два пузыря портвейна и бутылку водки. К нам пошли, домой. В палисаднике за столиком расположились. Женька сбегал, притащил картошки вареной и сала кусочек. Хлеба и пирожков там же, на площади купили, вместе с вином и водкой.
Расселись мы, Вовка разлил по граненым стаканам. Старшим что покрепче, нам вина красного. И говорит Колпаку.
- Ну, чего, давай, показывай.
А Толик поджался, стал еще меньше росточком и по сторонам смотрит - нет ли кого лишнего? Я аж загорелся, что он нам сейчас такого секретного покажет? Интересно и гордо, что меня в какую-то тайну посвятят.
- Давай-давай, рука устала стакан держать, - это уже братан мой подталкивает.
Колпак вздохнул, громко втянув воздух через ноздри, и достал из кармана бархатную коробочку. Уложил ее бережно на левую ладонь, правой рукой край приподнял.
А там на белой атласной подушечке орден. Трудового Красного Знамени.
Колпаку.
За трудовые успехи.
В его девятнадцать лет. Как на фронте. В разведке.
Потому что заслужил.
А носить его на груди, показывать...
. . .
Мне было тридцать восемь, я почти двадцать лет не был в городе. Не легко попасть туда, даже к родителям в гости. Только раз в десять лет пустят. Или на похороны.
Приехал. Случайно ящичек у трельяжа открыл. Там штук двадцать орденов и медалей. И наградные книжечки.
Моих отца и матери...
См. также
ПОТЕРЯВШАЯ ОРГАЗМ
Книга психологических ребусов "Семь невыученных уроков"
"Я - SOSка"
эротическая повесть, - исповедь 12-летней
"ЭРОТИЧЕСКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ БАБКИ - ЁЖКИ"
Триллер-пародия-фэнтэзи
"БАННЫЙ ДЕНЬ - СУББОТА",
исповедь 13-летнего, повесть, полный вариант на сайте