Тетка пришла к нам в гости. В платье новом. Ради него и приперлась, похвастать обновкой. Села на стул, полуразвалившись, - нога на ногу, руки на животе скрестила. Праздная такая, никакими заботами не обремененная, - и говорит матери.
- Я на прошлой неделе была, заметила - у тебя в вазе конфеты нетронутыми лежат. - Говорит и морщится, - мать не присела ее послушать, обновку не похвалила, а мельтешит перед глазами. - По-моему, еще с Нового года, да?
- Да, - подтверждает мать, ни на минуту не отвлекаясь от кухонной суеты.
Я никогда не видел ее сидящей "без дела". Шесть детей, мал мала меньше, всех накормить, обшить, обстирать... Свой дом и какое-никакое хозяйство. Куры там, поросенок. Ну и огород, само собой. Если она и присела когда отдохнуть, то отдых у нее на свой манер настроенный, - вяжет носки или штопает нашу одежку.
- И чего? И никто не таскает? - спрашивает через губу.
- Кто должен таскать?
- Так орава твоя, - так нас, многих, звали. Не дождалась скорого ответа, вздохнула обреченно. - У меня - куда ни спрячь, все найдут и вытаскают. И с другими не поделятся. А твои, значит, не таскают?
- Не таскают.
- Хорошо тебе...
У нас было не принято трогать что-то из вкусного самостоятельно. Даже стоит вазочка с конфетами на кухонном столе - пока мать не положит каждому его личную конфетку, ни-ни. А в вазе в серванте вообще святое, там для красоты, показатель семейного достатка. Если кто придет в гости, или учителка заглянет - посмотрят - ничего себе, у них конфеты запросто в вазе лежат!
А мы... я... не обращал на них внимания. Захотелось конфет или чего-то сладкого, а в чем проблема?
Мало кто лучше нас, пацанов, знал потаенные места, где можно пустые бутылки найти. Ну и... Кинет кто-нибудь клич:
- Пошли бутылки собирать!
Или гуляем, где черти носят, и попалась пустая бутылка. Все, старт дан. И план примерный завсегда негласно обозначен - по бутылке на нос. Разбредемся, рыщем. Кому повезет, и ни одну найдет. А кто-то пустой. Значит, мыть будет. И в сетке через весь поселок тащить в пункт приема стеклотары.
Найти это еще полбеды. Сдать бутылки - вот задача. У детей пустую посуду не принимают. Значит надо кого-то подговаривать. Хорошо, коли знакомого. Тогда за просто так помогут. Если чужого мужика попросишь, ну... ему на сигареты отвалить придется.
Некоторые хорошие - не возьмут даже на спички. А некоторые еще и дорогие курят.
Ну, слава богу, натуральный обмен произведен. Поделили деньги поровну, согласно голодных ртов или сверкающих пар глаз, и в магазин.
Пустые бутылки принимали по 12 копеек. Халва стоила 90 копеек, пряники 72... Самое сытое и вкусное - булка еще теплого хлеба и сто грамм халвы на пару с кем-нибудь. Я завсегда почти так брал.
А Сережка бестолковый, на свои копейки купит две шоколадные конфетки в красивой обертке, слопает их в полсекунды, еще у прилавка - аж давится, бедняга - не приведи господь, кто попросит. И ходит потом, канючит, - просит у всех, - дайте чего-нибудь куснуть, мол, жрать охота. А чего раньше думал? Зачем деньги за красивую обертку отдавал? Все равно фантик смял и выбросил.
Я голубей держал. На бане у меня голубятня была. Сам все построил, сам за ними следил, кормил. Денег ни копейки из дома не брал. Или копил из мелких карманных, которые иногда перепадали. А чаще вот так же, с пустых бутылок. Только дело это, - бутылки собирать, как бы немного и постыдное. Но...
Сосед наш, ну который дядя Коля. Он сторожем работал, а у него пять детей еще меньше нас по возрасту. Совсем маленьких по возрасту, некоторые только ходить начинают, некоторые титьку еще сосут. Он каждый день по два рюкзака бутылок собирал и сдавал. Возвращается утром со своей сторожительной работы уже затоваренный. А колонка как раз стояла между его и нашим забором. Я в школу иду, - он в ледяной воде бутылки моет. А кто-нибудь из его мелочи пузатой тут же вертится, помогает отцу деньги на семейное пропитание зарабатывать.
Иногда один, без пацанов, как будто просто так, похожу по лесу возле ремонтных мастерских. Там всегда после работы мужики сидят. Как накопится у меня бутылок пять, я с дядей Колей схожу в приемный пункт, помогу ему его бутылки нести, ну и свои заодно пристрою.
А про бутылки... он меня успокоил.
- Их, - говорит, - опорожнили и бросили. Каждый берет ему полезное. Одни - то, что внутри. Мне пустое оставили. Пустое для них. И полезное для меня. Некоторые, вон, воруют. Воровать уж точно плохо. А я зарабатываю. Зарабатывать не стыдно...
У меня всегда свои деньги были. Хоть рупь да заныкан. А то и больше. Поэтому голубей я дорогим пшеном кормил, по 28 копеек, а не ячменем с базара по рублю за ведро.
Мы с дядей Колей вроде как дружили даже, потому что у нас было одно общее дело. Только то и разницы, что он свою ораву кормил, а я своих голубей.
. . .
Я много стихов про них писал. Что-то до сих пор осталось. А еще хотел книгу написать. Как Марк Гроссман. "Веселое горе - любовь" - называется. Толстенная такая книжища, страниц пятьсот. И все про голубей, и про войну, а на войне опять про голубей. Как они людям помогали, и даже почтальонами служили. А еще мечтал - вот вырасту и обязательно напишу про дядю Колю, его житье-бытье. И про других людей с нашей улицы и с нашего поселка. Как жили они в то послевоенное время - полунищие, полуголодные. Но сильно богатые. Верою. И радостью, что живут, детей ростят, и страна им досталась такая хорошая.
Такая.
Хорошая.
Все так считали.
Потому что тех, которые так не считали, быстренько убирали.