Аннотация: Они уже давно охладели друг к другу.
Книга психологических ребусов "Семь невыученных уроков"
УРОК 17
Н Е З Н А К О М К А
Н О В Е Л Л А
1
Они уже давно охладели друг к другу.
Валентину казалось, что отчуждение началось еще в первое после их свадьбы утро. Он проснулся и долго прислушивался к нарочито громкому шепоту за дверью молодых, к сальным шуткам и обидным смешкам.
- Хамы, - процедил он и, рывком откинув одеяло, сел. Ноги ощутили прохладу пола, но не остудили, обожгли. - Их пригласили к столу, а они с грязным рылом в постель залезть...
Он не успел закончить крамольную мысль; на плечо его тяжело опустилась рука любимой и сужен-ной.
- Куда? - спросила она резко и властно.
- Ты слышишь? - кивнул он на дверь.
- Завидуют, - успокоила Люся и повалила мужа. - Завидуют! - громко повторила она и, хихикнув от удовольствия, впилась в его сухие губы уверенно и надолго.
Это ее "куда?", прозвучавшее с явным собствен-ническим акцентом, заставило Валентина всерьез и крепко задуматься.
"Что я наделал? - спрашивал он себя, разгляды-вая узенькое колечко на безымянном пальце. - Те-перь на каждое мое движение, на любой мой шаг можно услышать это "куда"?
Четыре года знакомства неминуемо вели его к решающему моменту, казавшемуся обязательным и неизбежным. Он никогда не говорил о любви, нико-гда не спрашивал ее, однако их близость предпола-гала как само собой разумеющееся это кольцо на пальце. Такое маленькое, а так сжимает?! О чем бы не думал, оно постоянно напоминает: - Я здесь! Ме-ня легко надеть, но попробуй сними!
Что это? Любовь? Или привычка?
Мысли эти явились ему много позже и не все сра-зу. Они вспыхивали несвязно в минуты необъясни-мой тоски, наслаивались одна на другую, исчезали и появлялись вновь еще более длинные и безрадост-ные.
Прошли годы.
Время, когда можно было все начать сначала, казалось, безвозвратно ушло. Неуверенность в себе, неуверенность в переменах к лучшему и, наконец, боязнь остаться совсем одному, примирили его. Он успокоился, притих и мечтал лишь о двух вещах:
выиграть что-то большое по лотерее и разом изба-виться от всех материальных проблем, и познако-миться с родственной душой, которую смог бы полю-бить искренне и нежно.
У первого желания было мало шансов на осуще-ствление, так как билеты любой лотереи брал Вален-тин весьма неохотно. Почему-то всегда, когда попа-дались они на глаза, в кармане не оказывалось лиш-него тридцатчика или полтинника, покупка отклады-валась на потом, что, по русскому обычаю равно-значно слову никогда.
У второй его мечты шансов на успех было еще меньше. Ни за какие коврижки не решился бы он начать разговора первым. Да и внешность его... Женщинам нравятся не такие. Это он знает точно.
Когда у человека есть мечта, ему можно позави-довать. Когда у человека есть целых две мечты, ему тоже можно позавидовать. Но Валентин не считал свое положение завидным.
Прежняя Людочка стала для него Люськой. Он как-то подумал: - Зачем я женился на таком имени? Люська-Дуська... Даже произносить неприятно.
Дети были в соседних квартирах, в соседних подъездах, во всех соседних и несоседних домах. В их квартире таким богатством обзавестись не суме-ли. Грезы о какой-то особенно счастливой жизни растаяли, как тает весной казалось такой неруши-мый лед на городском пруду.
И они зажили "как все".
Он регулярно приносил домой зарплату, регуляр-но бывал у друзей, которые так и не стали их общи-ми друзьями, регулярно задерживался на работе - здесь было общение, его понимали и ценили, и регу-лярно исполнял свои супружеские обязанности - скупо, торопливо и молча.
Она регулярно готовила завтраки и ужины, регу-лярно меняла мужу носки и рубашки, и регулярно ворчала на него и на всё на белом свете.
Так и варились они в собственном семейном соку, пока Валентину не позвонила женщина.
По работе ему часто звонили женщины, но этот звонок к работе отношения не имел.
- Я вас давно знаю, - сообщила Незнакомка. - И понимаю. Я тоже одинока, - вздохнула она и поспе-шила уточнить, - нет-нет, не в том смысле... муж есть... - Она замялась, подбирая нужное слово. - Но... его нет.
- И у меня такое, - неожиданно признался он и от этого признания почувствовал необъяснимую симпа-тию к этому негромкому и усталому голосу, словно сокровенная мысль, случайно вырвавшаяся наружу, сблизила их.
- Вы такой надежный... Я бы хотела...- она не закончила.
- Что? - на лету подхватил он и сердце его заби-лось чаще.
- Звонить вам... иногда... Просто так...поговорить. - Она вновь помолчала и тихо-тихо спросила. - Вы не против?
- Я? - она еще спрашивает! - Нет, пожалуйста. Я не против! - бессвязно лепетал он, и холодный пот покрывал его спину. "О, Господи! Как я говорю? Что она обо мне подумает?!"
После этого разговора Незнакомка надолго за-молчала.
Первые дни он вздрагивал от каждого звонка, судорожно хватался за трубку. "Она" - надеялся он и, разочарованный, отвечал невпопад. Но через не-делю успокоился, а через две недели только усме-хался грустно. "Кому я нужен? Надежный!.. Даже не спросил, как зовут ее... Хорош, нечего сказать!"
Самые печальные мысли закрутились в голове, еще более подчеркивая его одиночество. "Пустая никчемная жизнь. И тянуться ей долго-долго..."
Но она позвонила.
И разговоры эти, ставшие неотъемлемой частью его жизни, изменили его.
- Я вижу вас, когда вы спешите на работу, - как-то обронила она.
И он вспомнил, что в молодости любил носить галстуки. И теперь вглядывался в лица всех женщин, встречающихся на его пути, гадая: которая?
- Как вас зовут? - однажды решился и спросил он.
- Это важно?
Он не ожидал такого ответа и растерялся.
Она словно угадала его смятение и поспешно исправила свою ошибку.
- Для самых добрых друзей я - Мила. Вы можете, если пожелаете, звать меня так.
Это позволение вселило в него радость чего-то большего, чем просто телефонные разговоры и, но-вое неожиданное теплое чувство поселилось в груди.
- А меня...
- Я знаю, - мягко остановила она. - Я многое о вас знаю.
Такие слова не могли не польстить ему.
С удивительной легкостью находили они темы для разговоров и, словно добрые подружки, довери-тельно рассказывали друг другу маленькие истории, происходящие с сослуживцами и знакомыми.
Он никогда не звонил ей - она не сообщила номе-ра своего телефона - может взять трубку другая. Всегда звонила сама.
- Когда мы встретимся? - однажды решился он.
- Вы непременно желаете этого?
- Я вас... - он чуть было не сказал то, чего еще никому никогда не говорил.
- Что же вы замолчали? - взволнованно спросила она.
- Я вас очень... очень... хочу видеть.
- А вы не боитесь разочарования? Вдруг я старая. Или некрасивая?
- Замолчите! - перебил он, перебил грубо, но и он не смутился этой грубости, и она не рассердилась на него. Напротив, грубость эта была ей дороже тысяч ласковых, нежный слов, она готова была слушать и слушать его в минуты такого естественного негодо-вания.
2
От жены можно скрыть часть зарплаты, неприят-ности на работе, тайное свидание, если оно не оста-вило на вашем лице или на рубашке следов помады. Некоторым удается скрыть детей и алименты. Но скрыть счастье не под силу самому талантливому артисту. Счастье непременно разгладит морщинки, поселит в глазах блеск, а в характере снисходитель-ность.
Валентин был счастлив и во всем ему хотелось видеть только красивое.
Жена раздражала его. Казалось, она разучилась нормально разговаривать, - только ворчала да по-крикивала. А внешний вид? И это женщина! Волосы не прибраны, старый, еще девчоночий халатик, ко-роткий до... неприличия и расползающийся на гру-дях.
Он сделал ей замечание.
Она поглядела на него, словно не узнавая.
- Я всегда так хожу, - бросила с усмешкой и ушла на кухню.
"И правда, - вынужден был признаться он. - Она всегда так ходит. Просто раньше я не замечал, а теперь замечаю. Почему?"
Он не стал искать разъяснений. Только еще дольше задерживался на работе и еще настойчивее просил о встрече.
- Где я увижу тебя?
Они незаметно перешли на "ты" и от этого стали еще ближе друг к другу.
- Ты понимаешь, - извинилась она. - Я не могу пригласить тебя к себе.
- Ко мне тоже нельзя, - сказал он, и ему сдела-лось нестерпимо грустно; как муха о стекло безыс-ходно стучало в висках: никогда, никогда, никогда... Чувство жалости, перемешанное с досадой, застила-ло глаза, а пальцы так сдавили трубку, словно хоте-ли заставить ее взять обратно эти жестокие слова или замолчать навек.
- Мы можем пойти в кино или...
- В этом городе? Где завтра об этом будет знать каждый телеграфный столб?
- Я хочу тебя видеть, - упрямо повторил он.
- А если мы встретимся... - предложила она и назвала соседний городок. - Там есть маленькая гос-тиница и нет любопытных глаз.
3
С вокзала он кинулся в гостиницу снимать номер.
В фойе никого не было. Валентин нервно мерил шагами небольшое пространство между окошечком дежурной, израненной, в фанерных заплатах, скри-пучей дверью и обшарпанным диваном.
"Пять минут, всего только пять минут! - подумал он, поглядывая на часы, - а длятся они не менее часа."
Любой скрип казался ему окликом. Он перебрал все возможные и невозможные варианты, десятки раз повторил слова, которые скажет ей и которыми ответит ему она. Сто раз посмотрел на себя в зерка-ло и столько же раз поправил галстук, одернул пид-жак и пригладил волосы.
Ее не было вечность, равную сорока минутам.
Встреча ошеломила его.
Не мог он поверить в такое. Никогда, никогда такая женщина даже рядом с ним находиться не сможет. Она из другого круга. Она выше его, недос-тупная. Какое к черту равенство? Это сказки для самовлюбленных кретинов, пытающихся за громкими словами скрыть свою никчемность. Она... я не знаю, кто она, но она всегда будет там, наверху, и, тяни меня самыми толстыми канатами, уши отрывай, я не смогу встать с ней на одну ступень, не смогу. Или я без глаз? Или я законченный эгоист? И она поймет это, рано или поздно поймет - зачем ей я, когда ря-дом есть другие.
Перед ним стояла женщина в пышном парике, деловом сиреневом костюме и в очках-стрекозах. Ему, не любившему косметики, впервые показалось уместным ее применение - все было на пользу: не броско, в меру, как и подобает женщине, которой не меньше тридцати и не больше... Впрочем, какое это имеет значение? Как она стояла перед ним, как во-шла в эту ободранную дверь! Уверенность, достоин-ство... А ноги!
Он зажмурился, не веря глазам, открыл их вновь, но видение не исчезло.
Женщина подошла к нему и протянула руку.
- Вот и я, - нежно и просто прозвучал ее голос. И сразу потерялись глупые мысли о ее недоступности, о его ущербности. Как потерялись и слова, которые он повторял, заучивал наизусть, чтобы сказать ей их сейчас, в минуту их первой встречи. Да они и не подошли бы, потому как любые заготовленные слова оказались бы сейчас не к месту. - Вы молчите? - спросила она.
- Я... - замялся он.
Она смутилась.
- Я вам... не нравлюсь? - спросила тихо.
- Нет! Что вы!? Ни в коем случае, - лепетал он.
Она разыграла непонимание.
- Да или нет? - переспросила настойчивым шепо-том.
- Да, да! - выпалил он.
Ей было мало такого ответа - женское самолюбие требовало большего.
- Что "да"? Не нравлюсь, да?
Он глубоко вздохнул и, глядя на свои ботинки, признался:
- Нравитесь...
До закрытия ресторана сидели они за шатким столиком, слушали искаженные плохой аппаратурой голоса Pop Star и пили какую-то фиолетовую гадость из длинной бутылки без наклейки. И даже такое вино отпивала она из бокала с мягкой улыбкой, словно это был "Мускат" из Венгрии или, в худшем случае, "Варна" из солнечной Болгарии.
"Неужели еще сегодня я..." - но даже про себя не смел он закончить мысль, боясь оскорбить и Милу, и то чувство, которое поселилось в нем.
Сонная дежурная равнодушно посмотрела на гостей, протянула ключ и уронила голову на стол.
Номер был удивительно прост. Две кровати из студенческого общежития - продавленная панцирная сетка и крашеные железные спинки; два непохожих один на другой стула; пара крашеных-перекрашеных фанерных тумбочек и шторы, закры-вающие окна наполовину.
- Вот такие хоромы нам достались, - извиняю-щимся голосом сказал он, словно его нерастороп-ность привела к тому, что им достались именно та-кие, бессовестно разворованные расторопными ком-мунальщиками гостиничные номера, в которых от гостиничности осталась лишь цена да "Правила" для проживающих со множеством "запрещается". Но это было там, в другой жизни, а здесь...
Сердце его билось так, что Валентину было стыд-но за себя. Он присел на кровать и, не в силах мол-чать и не зная, о чем говорить, сказал глупость:
- Вы где спать будете? Там?.. Хорошо, тогда я здесь.
И от этой глупости еще более растерялся.
Она ничего не ответила. Молча расправила по-стель, скинула туфли, повесила на спинку стула жи-лет и попросила, поворачиваясь к нему спиной:
- Помоги мне.
Валентин, до этого молча наблюдавший за каж-дым ее движением, не сразу понял смысл сказанно-го, а когда она повторила просьбу, резко поднялся и замер в нерешительности.
- Свет, - шепнула она.
Щелкнул выключатель.
Очки стукнули о тумбочку.
Рука ее, отыскав его руку, сжала пальцы и позва-ла.
4
Согревая дыханием ее плечо, он забылся.
Сердце его билось возле ее груди - она ощущала легкие толчки, считала их, сравнивала со стуком своего сердца и тихо плакала. Слезы сбегали по ще-кам, щекотали шею и расплывались пятном по по-душке.
"Как мы живем? - спрашивала она себя. - Неуже-ли для того, чтобы почувствовать себя счастливой, надо вот так прятаться, убегать ото всех и в первую очередь от себя? Жизнь пройдет и вспомнить нечего будет. Ни одного светлого дня. Только эта ночь."
5
Сон уходил.
Он потянулся и обнял рукою... пустоту.
Открыл глаза. Огляделся.
Ее не было.
За окном шелестел дождь. Небо, укрытое грязны-ми холодными облаками, низко висело над землей. Ни просвета.
Мрачный свод навевал щемящую грусть. "Один. На всей земле один. Усну здесь под заунывный лепет дождя и некому слезы пролить."
Ему понравилась эта мысль. Он попытался пред-ставить себя уснувшим навек и словно наблюдал за собой со стороны - что же из этого выйдет? Но даль-ше гостиничной кровати и себя на ней - улыбающе-гося и в ботинках на босу ногу - ничего вообразить не смог.
"А, - лениво пошевелил рукой, - лучше жить. По крайней мере остается надежда на встречу."
- Ушла, - вспомнил он. - Почему? - но сил думать и отвечать не было. - Ушла... - повторил он еще раз и приподнял голову. - И мне идти? А там дождь... Такой зарядит непременно на весь день и никуда от него не спрячешься... А и пусть идет, мне какое де-ло? Домой торопиться не надо. Что там нового? Толь-ко обругают за сегодняшнюю ночь и последнюю ра-дость отнимут. - Он вздохнул и повернулся к стене. - Лучше не думать об этом. И вообще ни о чем лучше не думать.
Мысли в голове потекли вялые, серые, как и сам день. Он прикрыл глаза и под шепот дождя незамет-но уснул.
6
Всю неделю он грезил прошедшим свиданием, с трепетом переживая его вновь и вновь. И то, что казалось ему врезавшимся в память до мельчайших подробностей, отдалилось. Стерлось не только вто-ростепенное, но и главное. Он не мог уже предста-вить ни ее походки, ни голоса, ни даже лица. Только парик и очки-стрекозы. Ужас обуял его. "Встречу сейчас и не узнаю!"
Он испугался. Испугался не своей плохой памяти, а того чувства, что нарастало в нем - чувства неуем-ного желания увидеть ее, разглядеть и запомнить.
Приближался выходной и с ним возможность сви-дания, но Мила не звонила.
"Дома неприятности? - предположил он. - Скан-дал, а может и что-то большее? Какой у нее муж?"
О муже Милы он подумал впервые. Но и сейчас он представлялся Валентину чем-то нереальным, неодушевленным, и уж по крайней мере не имею-щим никаких прав и притязаний на Милу. "Он есть, но его нет..." - вспомнил он ее слова и они вполне устраивали Валентина. "Хоть бы он узнал про нас и выгнал ее из дома! Я бы с радостью принял ее к се-бе." К себе? Куда? Что за черные мысли? А, может, она не хочет от него уходить? Может, ей сейчас очень больно? Какой я все-таки эгоист! Пелена сча-стья глаза и мозги затуманила, да?
Жену свою он перестал замечать. После неболь-шого шума по его возвращении, он не сказал ей и двух слов. И Люська молчала, только со зла еще больше гремела посудой да смотрела на него с ехид-ной усмешкой.
"Злорадствует, - говорил он себе. - Или подозре-вает? Еще чего доброго следить начнет, упрекать."
И от этой мысли он почувствовал себя много вы-ше ее. И приятно кольнула подленькая мыслишка: "Завидует!"
Но ни следить за ним, ни упрекать, ни тем боле завидовать жена не собиралась. Она на все махнула рукой.
Он получил зарплату и готовился идти домой - запираться на два выходных в скучной квартире - когда позвонила Мила.
- Завтра там же? - спросила она.
- Почему ты не звонила? - жаловался он. - Я так скучал по тебе.
- Болела, - сказала она. - Извини, я спешу. До завтра.
Он не успел сказать ей чего-то важного. В трубке раздались короткие гудки.
"Я угадал. Скандал, Потому и болела, потому и молчала. Как бы я поступил на месте ее мужа, если бы моя Люська не явилась один раз домой?"
Он шел по улице, размышлял и толкал прохожих. Занятые своими думами, они не оставались в долгу. "Эк они толкаются, - безобидно замечал он и воз-вращался к прежней мысли. - Не вернулась домой? Ну и что? Мне какое дело? Даже интересно, может она такое выкинуть? - Он усмехнулся. - Нет, это я фантазирую. Кто на нее посмотрит?"
Он еще раз усмехнулся, но тут же признался се-бе, что, случись такое до его знакомства с Милой, флирт жены задел бы его за живое. А сейчас... У него нет желания гадать, что бы он сделал. Пожалуй, ничего. Он встретил, почему бы и ей не встретить? Тоже человек, - снисходительно подумал он, - и о счастье еще не перестала мечтать. Годов-то? Едва за тридцать...
Сегодня во всем хотелось видеть только хорошее и делать только доброе. Дома впервые за многие годы взял в руки гитару. Пальцы, как ни странно, легко вспомнили аккорды, но ловкости былой в них не было.
Утром Люська собирала сумки, готовилась на ры-нок за продуктами. Валентин гладил рубашку.
- Опять собрался с ночевой? - спросила она.
Он не ответил. Только делано-равнодушно по-смотрел на жену и углубился в работу.
Ему стало жаль ее. Этим матюком, сорвавшимся с ее языка, она как бы обозначила пропасть между им - счастливым, и ею - несчастной, несчастной, может быть, и по его, Валентина, немалой вине. Ему под-фартило и он на коне? А она? Или у нее меньше прав?
Что-то между жалостью и совестью шевельнулось в сердце.
Время поджимало. Он торопливо оделся и взял ключи.
- Деньги! - уже от порога вспомнил он.
В столе было пусто. Он растерялся. Вчера всю зарплату оставил здесь. Обычно жена брала понем-ногу из его получки на их общее хозяйство. Свою зарплату она тратила только на свои нужды, так они еще давно порешили. Но сегодня в столе не осталось ни копейки. Он бросился искать, судорожно выдви-гая ящики в столе, в шкафу, рылся в карманах паль-то и брюк, под горками белья и в банках с крупой. Всей его добычей оказался железный рубль, остав-шийся от обеда.
- Вот змея, - понял он, и все прежние чувства и укоры совести улетучились в одно мгновение. - Ра-зорвал бы заразу!
Деньги он все же нашел. У соседа перехватил на пару дней и уехал, мысленно награждая жену самы-ми нелестными эпитетами.
7
Новое свидание было точной копией первого.
Так же сидели они в ресторане, так же стучало его сердце, когда она просила помочь, а утром он проснулся один и долго-долго смотрел невидящими глазами в потолок.
Валентин уже не скрывался от жены, уезжая в выходные. Не всегда встречались они в другой горо-де. Иногда было кино, театр, или прогулки по даль-ним тихим улочкам. Но всегда она исчезала в самое неожиданное время, а он долго еще бродил по горо-ду, отдавшись во власть светлых и немного грустных дум, и, только устав или продрогнув, возвращался в скучную пустую квартиру.
Жена находила тысячу способов оставить его перед выходными без денег. И Валентин начал при-рабатывать. Свободного времени стало меньше и жизнь потекла незаметнее. Уже не попадал он во власть скучных вечеров, когда и сон не берет, и де-лать ничего не хочется. Быстро пролетала неделя и дарила за труды свидание.
Изменилась и Люська. Или это только казалось? Но она пыталась следить за собой, одевалась лучше, перестала ворчать на мужа, словно не замечала его; часто сама задерживалась по вечерам у "подруги".
Валентин заметил эту перемену. Но, невольно сравнив, усмехнулся: - Как далеко ей до Милы! У той все просто и прекрасно. А у этой...
8
Жена уезжала на два дня на дачу к "подруге" и Валентин рискнул пригласить Милу домой.
Люська торопилась, и, то ли от спешки, то ли от подлости своей натуры, опустошила холодильник, вымела все деньги а мужу оставила неприбранную квартиру.
С необъяснимым удовольствием наводил он поря-док в доме; еще ни разу в жизни уборка не казалась ему таким веселым и приятным занятием. Оказыва-ется многое в их доме стоит не так и ни к месту, мно-го всяких ненужных вещей, само присутствие кото-рых создает ощущение постоянного беспорядка. Он без сожаления выносил на мусорку мешок за меш-ком. И с каждой новой ходкой воздух в квартире становился чище, а сама квартира уютней и просто-рнее.
Он принес цветы, накупил на рынке фруктов и попытался приготовить что-нибудь вкусное по домо-вой книге.
Ужинали при свечах, танцевали под Поля Мориа, пили шампанское из одного бокала. Он никогда не чувствовал себя таким вдохновленным: говорил мно-го красивых слов, кружился, держа ее на руках, сто-ял на коленях возле ее кресла.
Это было их лучшее свидание.
9
Он проснулся один.
На кухне гремела посудой жена.
Она пробегала в ванную, включала стиральную машинку и вновь шлепала босыми ногами на кухню.
"Когда она вернулась? А я хорош? Проспал как медведь и не проводил Милу. Встретились они или нет? Пожалуй, нет. Я бы услышал. Что-что, а шуметь моя умеет."
Он закрыл глаза, припоминая эпизод за эпизодом вчерашний вечер. Но стук кастрюль и шум машинки прерывали воспоминания. Валентин плотнее при-крывал веки. Пока дрема сковывала тело, удавалось выхватить из памяти ту или иную картинку. Но шум отогнал далеко и сон, и вечер.
Валентин приподнялся.
На столе стоял букет. Посуды не было.
В кресле, как он вчера сам укладывал, лежали его брюки, рубашка, а поверх его вещей платье Ми-лы, ее лифчик и парик.
- Как? - ужаснулся он и перевел взгляд на дверь.
Страшная догадка осенила его.
- О, Господи! - схватился он за голову и упал на подушку. - И это ей целовал я ноги и клялся в веч-ной любви?! И это у нее... - он хотел закончить фра-зу так же презрительно, но лицо его разгладилось, глаза открылись. Он вновь увидел ее платье, парик, в памяти замелькали вспышками картины их встреч, вспомнились ее поцелуи и сердце, бьющееся в его руке, и он прошептал с улыбкой, - ...такое нежное имя - Мила!